Повинуюсь и слушаю бесплатное чтение

Алексей Калинин
Добрые черти 2
Повинуюсь и слушаю

История первая,
в которой мы с Масудом отправились в волшебное путешествие

В воздухе витала любовь. Она блуждала в загогулинах чугунной ограды, которая поясом верности окольцовывала мохнатый островок парка в центре бесстыже-голых улиц города. Черные прутья арматуры переплетались друг с другом в страстной феерии арабского танца.

Острые пики на прутьях имитировали фаллические символы, а черные кольца на секционных трубах напоминали вагинальные. Создавалось ощущение, что пяток заостренных членов выстроились в ряд к одному большому женскому…

И так секция за секцией.

Любовь светилась в глазах сизого голубя, который выпячивал грудь и курлыкал громче трактора «Беларус». Он вытанцовывал перед гладенькой самкой, которая от пуза наклевалась рассыпанных семечек и сейчас находилась в хорошем расположении духа. Голубь ещё не догадывался, сегодня ему не удастся взгромоздить пернатое тело на не менее пернатую плоть.

Любовь также кружилась по пруду в виде маленьких пескарей. Темно-серые торпеды гонялись в прозрачной воде и игриво задевали друг друга пятнистыми плавниками. Их выпустили в пруд недавно, но уже появлялись по вечерам усатые рыбаки, которые старались наловить котам халявной рыбехи. Пока жителей водоема не поймали, они резвились и стремились воспроизвести себя в тысячах мелких икринок.

Любовь виднелась в каждом порыве ветра, когда кряжистый дуб пытался толстыми сучьями навалиться на тонкую рябинку. Та пока ещё не налилась от смущения красными ягодами, но пыталась отбиться от нахала и отчаянно трепетала вытянутыми листочками. Рябина боялась того, что о них подумает старая береза, которая на другом берегу пруда возмущенно шевелила полуоблетевшими сережками-бруньками? Дуб-стервец и ей давно подмигивал желудями.

Любовь витала в воздухе…

Больше всего она воплощалась в нас, когда мы сидели на полускрытой от посторонних глаз скамеечке. Масуд увлеченно шарил под розовым топиком, а я запрокинула голову назад и подставляла шею жарким поцелуям. Мои чуть тронутые загаром руки поглаживали мускулистую спину парня.

У нас была ролевая игра — мы играли влюбленную пару. А что? Мы вырвались на свободу и теперь нас ничего не могло остановить…

По крайней мере, я так думала. Но как же я ошибалась…

— Масуд, не надо, увидят же, — сорвалось с моих губ, когда я в очередной раз отодвинула настойчивую руку от коленок.

Масуд не сдавался (любовь же витала в воздухе) и время от времени вытаскивал руку из-под розовой ткани топика, чтобы вновь попытаться запустить под черную ткань юбки. Опыт ему подсказывал, что рано или поздно, но мне надоест отталкивать ищущие пальцы.

Надо быть настойчивей. Не отступать и не сдаваться! Щупать и целовать!

— Постыдились бы! Посреди бела дня такими делами заниматься, — послышался пронзительный женский голос.

— Стыдно, мать, очень стыдно, — Масуд даже не обернулся на голос. — Но знала бы ты — как сладко-о-о.

Я чуть приподняла ресницы и сквозь тонкую щель посмотрела на возмущенную пару. Застыли, как памятник рабочему и колхознице… Благообразная матрона, из тех, кого боятся обвешивать на рынке даже бесстрашные армяне, и сухонький мужичок, из тех, кто трется возле метро и сшибает мелочь «на проезд». Сейчас лицо дамы покраснело запрещающим сигналом светофора, и она набрала в мощную грудь воздуха, чтобы разразиться гневной тирадой.

Надо срочно что-то предпринимать, а то сбежится на ор народ, и мы будем с позором изгнаны из-под сени деревьев. Может, заколдовать её и пусть молчит до скончания веков? Или попытаться уболтать? Вон как её муж пялится на мои коленки.

— Тетенька, вы не ругайтесь. Хотите, мы поменяемся с вами местами. Вы постоите с Масудом, а ваш муж займет его место, — я продемонстрировала, что будет, если вовремя посещать стоматолога и отбеливать зубы.

— Да я… Да ты… — набранный воздух мешал даме правильно сформулировать мысли.

Могучую грудь распирало, ещё чуть-чуть и произойдет взрыв. Чтобы этого не случилось, она выпустила воздух прочь. Он вышел с таким громким рычанием-курлыканием, что голубь недоуменно оглянулся — кто ещё претендует на его даму сердца?

— Жозефина, а что? Девчонка дело говорит — пусть парнишка постоит, ноги разомнет. Они у него затекли, наверное, — тонким голоском согласился спутник матроны.

— Карл, ты что? Неужели ты хочешь на место этого нахального сопляка? Чего ты так радостно киваешь, Карл? — последнее предложение женщина говорит замогильным голосом.

— Ой, ты не то подумала, Жозефиночка. Это у меня от негодования приступ Паркинсона случился. Сейчас должен прекратиться. Вот, видишь, уже не киваю. Главное — глубоко дышать. А тебе тоже не надо волноваться, Жозефиночка, у тебя же давление, — залепетал порядком струхнувший мужичок.

Глаза Масуда осмотрели стоящих, не нашли ничего интересного и вернулись к более интересному зрелищу, где под топиком вызывающе торчали возбужденные бугорки.

— О моем давлении он вспомнил… Так и скажи, что хотел бы оказаться на месте этого бесстыжего мальчишки и пошарить под розовой тряпочкой. Что ты снова киваешь?! — повысила голос матрона.

— Да нет, моё солнышко. Я же опять от негодования, — бормотал мужичок, подобострастно поглядывая на свою благоверную.

— Да? Ну, смотри у меня! — хмурит брови «Жозефиночка».

— Точно, Карл, посмотри у неё, а то туда походу давно никто не заглядывал, — вырвалось у Масуда. — Наверняка всё уже мхом поросло и ржавчиной покрылось.

Пескари в пруду застыли от такой наглости. Дуб забыл о домогательствах к рябине и вытаращил в ужасе желуди. Береза сочувственно поскрипывала. Лишь бесчувственный голубь продолжал попытки соблазнить самочку. А Масуд легонько ущипнул меня за сосок, отчего я притворно ойкнула и ударила его по плечу.

— Ну знаете ли, молодой человек… Я так это дело не оставлю… Мало того, что совокупляются здесь посреди бела дня, так ещё и оскорбляют… Нет! Я сейчас полицию вызову! Я за оскорбление привлеку! Я…

— Значит, будем драться! — угрожающе сдвинул брови Масуд. — До первой смерти. Кто выжил, тот и победил!

— Пойдем, Жозефиночка! Не обращай внимания на этих наглецов. Я уже так унизил взглядом этого хама, что он теперь не скоро опомнится, — подтолкнул под пухлый локоток здравомыслящий Карл. — А вам, молодой человек, должно быть стыдно за свое поведение. Нет-нет, не вставайте — сидите и думайте о своём скверном поведении. Пойдем, Жозефиночка от этих нехороших людей. Ну, не мешкай же.

Ну да, сейчас молодежь такая пошла, что не только обругать могут, но ещё и поколотить. И почему-то бить всегда предпочитают мужчин, хотя Карл здесь совершенно не причем. Ему явно понравилось мое предложение. Правда, он даже под пытками в этом не признается — ему ещё жить с Жозефиной, жить долго и счастливо.

Жена продолжала что-то высказывать мужу, тот снова словил приступ Паркинсона и начал кивать в такт раздраженным словам. Они удалялись, причем мужчина торопился покинуть это прибежище греха гораздо быстрее своей супруги.

Голубь хмыкнул в сторону уходящих людей и снова вернулся к ухаживанию. Его спутница явно намекала, что не прочь прижаться к земле. Мы тоже решили не терять времени. Снова увлажнилась моя шея, снова обнялись его плечи. Дыхание у нас вырывалось шумное, словно в кустах не влюбленная парочка ласкала друг друга, а раздували огонь кузнечные меха.

— А ну пошли отсюдава! Вот я вас! — раздался скрипучий голос, и я вздрогнула от неожиданности.

Такая власть слышалась в этом голосе, что даже я, бывшая всемогущая джинния из лампы, чуть не описалась.

Голубь и голубка много повидали в своей короткой жизни, поэтому сразу же сорвались с места. Удар суковатой трости пришелся по асфальту и оставил на горячем покрытии хорошую такую ямку.

Голубь сглотнул, когда представил на месте асфальта свою маленькую головку. Увы, испуганная подруга стартовала с такой скоростью, что угнаться за ней не представлялось возможным. Романтическое настроение выветрилось вместе со свистящим в ушах ветром. Но голубь решил вернуться назад, чтобы отомстить обидчику за разрушенную ячейку голубиного сообщества.

— Вот же поганцы какие, а? Ить прямо на дорожке тыры-пыриться удумали! Эх, ни стыда, ни совести! Начистил бы им клювы, да где теперь споймать-то? О, молодежь, а вы чего в кустиках притаилися? Деньги штоль считаете?

Если вы видели фильм «Старик Хоттабыч», то сможете представить себе сморщенного старичка, который нелепо размахивает руками при ходьбе и иногда трясет лысой головой. Однако есть одно маленькое «но» — если вы представили себе старичка в светлом парусиновом костюме и в штиблетах на босу ногу, то вы глубоко заблуждаетесь. Куцая бороденка воинственно вздернута, на тощих плечах красовалась новенькая «косуха», заклепки на кожаных штанах пускали зайчиков при ходьбе. Берцы увешаны цепями и позвякивали при ходьбе. Этакий престарелый байкер, только шлема с рогами не хватает.

— Дед, а у тебя ничего не потеет в кожанах-то? — спросил Масуд, пока я снова отстранила наглую руку.

— Дык а чему у меня потеть-то? Одна кожа да кости. А вот подруга, знать, здорово вспотела, пот вон аж по ляжкам течет, — хитро сощурился дед.

— Уважаемый, а не пойти ли тебе на… — от моего тычка под ребра Масуд проглотил окончание. Я сдвинула брови, мол, старость надо уважать. Мой чернокожий спутник покачал кучерявой башкой и продолжил. — Чо вы до нас доебались-то, а? Мы с Гулькой сидим, ни к кому не пристаем, а к нам словно магнитом всех тянет.

— Дык тут дети малые по дорожкам бегают, а у тебя словно банан в штанину засунут. И у неё вон титьченки скоро совсем выскользнут. Не по-людски поступаете, срамно. Ты хоть любишь её?

Вот это вопрос. Мы с Масудом больше тысячи лет в одной лампе ютились — если это не любовь, то тогда непонятно что.

— Люблю, конечно!

— И что же, так при всех свою любимую и разложишь на скамеечке? Как голубь будешь?

— Не доставай, дед, иди своей дорогой. И что же вам таким дома-то не сидится? — рявкнул Масуд.

— Каким это «таким»? — недобро прищурился дед.

— Таким правильным. Этого нельзя, того нельзя. Так не ходи, сяк не ходи. Надоело! Вот раньше было хорошо — захотел бабу трахнуть, схватил, оттащил подальше от дороги, чтобы лошади не затоптали и понеслась. А теперь что?

— Что? — мы с дедом спросили хором.

— Нигде нельзя укрыться, чтобы потом носом не ткнули. В кафе на столе нельзя, под столом нельзя, в туалете и то нельзя — говорят, что негигиенично! Вот и приходится в где попало ютиться. Вон в книжках что пишут — встала пипирка, тут же в гарем сходил и осчастливил одну из тысячи жен. А тут одну осчастливить не можешь — всем себя правильными показать хочется. Заебали! — в сердцах выкрикнул Масуд.

Старик хмыкнул, раздвинул тростью кусты и присел на облюбованную нами деревянную скамейку. С важным видом достал из кармана пачку странных сигарет. Черные стержни торчали из коробки фантастическими пулями из обоймы. Он вытащил одну, поднес палец, на котором тут же вспыхнул огонек, и глубоко затянулся.

У меня холодок пробежался по коже. Кажется, что я начала понимать — кто перед нами. Но моего спутника уже было не остановить…

— Дед, да ты никак решил нам фокусы показать? — поднял бровь Масуд. — Прикольно, конечно, но на фига нам это нужно? Мы и не такое можем сделать, так что дай нам хотя бы чуть-чуть побыть одним?

— Значит, ты думаешь, что раньше с трах-тибидохом было легче? — дед выпустил огромное кольцо. — И вы уже не можете ничего…

Вот надо было бежать… Надо было, но почему-то в тот момент я отнеслась к его словам с недостаточным пониманием.

Кольцо переплыло через кусты и подлетело к березовому суку, чтобы надеться на него, как в игре серсо. Увы, ему это было не суждено сделать — сквозь дымный обруч пролетел сизый крылатый снаряд и с самым мрачным видом уселся на ветку липы над головой старика.

Раздраженный голубь приготовился свершить страшную месть.

— Да, думаю, что легче. Да и интереснее было! Вот поймал какую-нибудь эльфийку в лесу и хлоп — через девять месяцев у неё уже младенчик с острыми ушками. Или при королевском дворе какую-нибудь фрейлину в углу прижал, задрал юбку и почесал её мохнатенький бугорок своим мечом, — улыбнулся Масуд.

Язык его — враг его. Всегда так было и сейчас пришло очередное подтверждение этому факту.

— Ну, судя по тому, что у тебя меч-от до сих пор не опадает, ты бы всех фрейлин перезажимал, — хмыкнул дед и показал на ширинку Масуда.

— Да уж, двадцать пять сантиметров мясной стали так просто не спрячешь.

Я же поглядывала вверх. Голубю был неинтересен размер органа молодого человека — он занимал наиболее удобную позицию для бомбометания.

— Двадцать пять, гришь? Такой дубинкой орехи колоть можно, — покачал головой старик.

— Да уж, дед, можно. Колоть не пробовал, но вот полведра с водой поднимал. А ты, наверное, позабыл, каково это — запускать во влажный тоннель своего путешественника? — спросил молодой наглец.

Голубь выбрал позицию. Теперь он отомстит этому хрычу и пусть тот бестолково размахивает своей тростью — птица будет уже далеко.

— Что же, так тому и быть. Ежели вам нравится число двадцать пять, то есть у меня такая вещица мудреная, — дед достал из-за пазухи плоские песочные часы. — Вот, как раз двадцать пять сантиметров. Видите деления?

— Ну, ты реально фокусник. Или у тебя в косухе целых склад всяких штуковин? — восхищенно присвистнул Масуд, когда увидел, как плоские часы становятся объемными и выпуклыми. Черные полоски чередовались отметинами, как на тельняшке матроса.

Холодок ещё раз пробежал по моей спине. Я узнала часы царя Соломона… Я узнала того, кто перед нами…

Я хотела убежать, закричать, хотя бы моргнуть в ужасе, но ничего не могла сделать. Сидела, как колода, полная меда… А между тем, мой спутник вообще не понимал всего ужаса происходящего.

Вот же шайтан, а ведь мы только-только вырвались из тысячелетней передряги!

— И я любил и был любим. Любил бы и сейчас, если бы не один мелкий мерзавец, который разрушил нашу семью. Ладно, обо мне неинтересно, было и было. А вот за вашими приключениями я понаблюдаю… Значитца так, вот по этим делениям вы и будете жить. Моя фантазия будет вас забрасывать туда, куда пожелаю…

— Дед, завязывай придуриваться, а то я тебя сейчас самого в пруд заброшу, — прерывал его Масуд.

— У вас будет двадцать пять дней, чтобы спариться. Неважно где, неважно как, но проникновение должно состояться и тогда вы вернетесь. Каждый раз вы будете незнакомы друг с другом. Каждый раз вы будете забывать прошлое. Потянет вас друг к дружке также, как сейчас. А в последние двадцать пять секунд каждого двадцать пятого дня вы сможете всё вспомнить. Я же останусь смотреть на часы и каждый раз, когда песок будет переваливать через определенную черту, буду горестно вздыхать. Если весь песок пересыплется вниз, и вам не удастся вернуться, то что ж… Значит, не судьба. И будете вечно скитаться по мирам и временам. Вот, как-то так.

Мои волосы встали дыбом. Властитель всех джиннов разгневался на нас, а глупый Масуд ещё и подливал горючего в огонь гнева:

— Дед, да тебе бы романы писать, с такой фантазией. Или в дурке Наполеонам сказки рассказывать. Ты чего плетешь? Какие двадцать пять…

Масуд не успел договорить — старик выпустил в нашу сторону клуб сизого дыма. Густой туман обволок нас. В синеватой дымке не проступали даже очертания скамейки. Солнечные лучи стремились пронизать завесу, но неудачно. Ни писка, ни крика. Тишина.

— Вот и посмотрим — так ли хорошо было раньше? И ведь ещё книжки вспомнили. Хорошо, устрою вам путешествие и по книжкам, — пробормотал старик.

Я пыталась закричать, но не смогла. Пыталась вырваться, но не получалось. Моё волшебство словно замерзло и даже самое маленький фокус с исчезновением монетки вряд ли был мне под силу.

Нас засасывало в неизвестность. И это было неприятно. Было больно, страшно и тошно. Царь Соломон, непонятно как оказавшийся в парке, отправил нас в большое путешествие по мирам. А виной всему наша легкая шалость… Мы испарялись…

Надо же такому случиться, что как раз в это время голубь всё-таки осуществил свою месть…

Старик провел рукой по испачканной лысой голове и поднял глаза вверх. Если голуби умели улыбаться, то сейчас с ветки сверкала самая ехидная улыбка.

Вот тебе за обломанный вечер!

— Ах ты, засранец! Ну что же и ты отправляйся вместе с ними — третьим будешь! — старик взмахнул рукой, неведомая сила подняла истошно курлыкающего голубя вверх и швырнула прямо в клубок дыма.

Только орущий голубь скрылся за сизой пеленой, как дым начал исчезать. Лишь тонкая струйка осталась на том месте, где мы сидели. Вскоре растворилась и она. Я видела это краешком меркнущего сознания.

— Ну что же, начнем наш отсчет, — сказал старик и перевернул чашу весов.

История вторая,
в которой появились эльфы и даже один реальный орк

— Траргок победить!!! Нгра-а-а!!! — зеленокожий орк исполинского роста вознес огромную секиру над поверженным эльфом.

Светловолосый мужчина с удлиненными ушами пытался приподняться, но шлепнулся обратно в ковыль. Чуть поодаль в ужасе застыла тонкая фигурка подруги лежащего мужчины. Она сжалась под кустом вереска и огромными глазищами наблюдала за схваткой.

— Траргок скоро тыр-пыр эльфийка! — прорычал орк.

Маленькие глазки монстра торжествующе смотрели на добычу. Мускулы вздувались замшелыми валунами под зеленой кожей, которая цветом напоминала болотный мох. Огромные желтые зубы щерились в злорадной усмешке — он уже предвкушал, как будет развлекаться с боевым трофеем. Он даже сделал пару раз недвусмысленное движение бедрами вперед, намекая на то, что это движение в скором времени повторится… и не раз.

— Не-е-ет!!! — звонко прокричала прекрасная эльфийка.

Ее легкое воздушное платье было порвано и испачкано, над левым глазом наливалась сливовым цветом большая шишка. Орку пришлось разок шлепнуть девушку, чтобы она не убежала. Сама эльфийка едва не сходила с ума от страха. Волосы топорщились во все стороны, как будто её недавно шарахнуло не ладонью по лбу, а молнией по загривку.

В ответ на крик грохнул гром с вершины горы. Огромный орк застыл, услышав звук. Он обернулся на гору Падающих слез. Светловолосый эльф начал понемногу подтягивать ноги к животу.

Вершина горы вздрогнула, и почти с самого верха сорвался огромный валун. По воле судеб его путь пролег по направлению к замершей троице.

Орк быстро развернулся и протянул руку к эльфийке:

— Траргок уходить и забирать Джулайли. Она стирать мои вещи… А-а-аргн!!!

Эльф выстрелил вверх ногами и попал орку по мужской гордости, скрывающейся за меховой юбкой. Словно выпрямилась сжатая пружина в руках неумелого часовщика. Зеленокожего подбросило в воздух, так велика оказалась сила удара. После головоломного кульбита орк рухнул в пыль с грацией мешка, наполненного дерьмом.

— Никогда Джулайли не будет тебе стирать!!! Да и по женской части тебя уже не заинтересует!!! Прощай, ублюдок! — эльф вскочил на ноги и ударил орка всей мощью своего презрения, то есть взял… и повернулся к нему спиной.

Упавший орк рычал что-то нечленораздельное, кривился и зажимал пах. Ногами он сучил по земле, поднимал клубы пыли, но не мог подняться. Осока колола глаза и орку приходилось щуриться.

Теперь уже пришла очередь светловолосого протягивать руку к подруге:

— Бежим, Джулайли, пока тот огромный валун не стер нас в порошок!

Та бодро вскочила и пронеслась легконогой ланью мимо стоящего эльфа, мимо лежащего и старательно пыхтящего орка.

— Конечно же бежим, Мирралат! Нас ждет наш дивный лес и чистые озера! Нас ждут друзья, поляны и озера! Нет, про озера я уже говорила! — она ещё продолжала кричать, уносясь все дальше и дальше от места схватки. — Тру-ля-ля, трям-ромашка…

Эльф озадаченно посмотрел ей вслед. Преследовать не имеет смысла — уж очень велика скорость у самой быстрой девушки Призрачных лесов. Поэтому Мирралат горестно вздохнул и сделал то, за что эльфийка вряд ли бы его похвалила — схватил орка подмышки и потащил прочь с пути валуна. В последнюю секунду все-таки выдернул Траргока из-под жуткой смерти.

Здоровенный валун умчался вдаль, оставляя за собой прочерченную неглубокую канаву. Вскоре камень докатился до верескового поля и остановился в ложбине, будто раздумывая — и какого демона он сорвался с привычного места?

— Слышь, Траргок, а ты не сильно её ударил? — поинтересовался эльф, пока орк пытался отряхнуться.

— Нет, не сильно, как договаривались! Через час придет в себя. А ты бы мог и потише лупануть… Гхарр! Как мне теперь в глаза смотреть Мокорре, если ей ночью вдруг приспичит мужниных ласк? Минимум месяц теперь придется гугул в холодной воде отмачивать, — проворчал орк. — Одолел, Мирралат, ты со своими геройскими придумками! С чего ты взял, что эльфиек нужно именно так охмурять? «Напади, а я защищу, и она в благодарность…» Вот не буду больше тебе подыгрывать и всё! Лови их и вырубай сам.

— Да ладно тебе, Траргок, не ворчи! Возьму тебя в месячную вылазку, так что найдем оправдание для Мокорры. Сам у нее про тебя спрошу. Не благодари — друзья для того и нужны, чтобы выручать друг друга, — белозубо улыбнулся эльф.

Орк мрачно посмотрел на него. С таким другом и врагов не надо. Сколько раз Траргок вытаскивал эльфийские острые уши из пикантных ситуаций, когда тому собирались отрубить часть тела, и не всегда этой частью была голова? Орк попытался сосчитать, но пальцев на руках и ногах не хватило.

Взять хотя бы тот случай, когда он вытащил эльфа из публичного дома, где его собирались использовать вместо…

Мирралат продолжил улыбаться:

— Считаешь, сколько раз спасал меня изо всяких передряг?

— С чего ты взял?

— А у тебя всегда при этом такая глупая рожа. Готов свой лук прозакладывать, что ты сейчас тот случай из публичного дома вспоминаешь.

— Что, тоже на роже написано? — нахмурился орк. — Надо было тебя там оставить, сейчас бы не зубоскалил.

— Нет, не на роже — ты рукой всегда делаешь знак страсти, который был нарисован над дверьми того проклятого места.

Орк недоуменно взглянул на свой кулак — из него оттопыривался средний палец, а безымянный и указательный согнуты в нижних фалангах. Чтобы выйти из этого дурацкого положения, орк начал ковыряться средним пальцем в ухе. Как будто так и задумывалось.

— Ладно, сделаем вид, что ничего этого не было. У меня есть новая задумка.

— Нет, хватит с меня твоих задумок. Я домой хочу. Я к жене хочу! — прорычал орк.

— Да ты только послушай. Путешествующий менестрель Василёк спел недавно балладу в корчме «Три петуха». И в этой балладе говорилось о прекрасной Эслиолине, которая томится в плену дракона. А у дракона много чеканных монет…

— Дракона? Сразу нет! Я боюсь ящериц! — заявил орк. — У меня даже мурашки от них по коже бегают.

— Да послушай ты, чудак-орк! У этого дракона гора несметных сокровищ. Да, многие паладины сложили головы на подступах к его замку, но мы же не паладины. Мы же лучше них, — убеждал эльф. — Мы сходим до замка, потом вернемся обратно с добычей. Мокорра будет только рада. Представь, как ты подаришь её изысканные гномьи украшения, как на её шее будут сверкать рубины и изумруды. Да тебе с такой добычей больше не придется ходить в наемниках. Представь себе, Траргок, всего месяц и ты станешь богаче многих королей!

Орк с понятной нежностью смотрел на эльфа и сжимал кулаки. Как бы объяснить этому эльфу, что его острые уши давно просят хорошей трепки? Как бы не задеть чувственной и ранимой души? Может, двинуть по зубам, чтобы среди частокола перламутрового гороха образовалась мужественная черная прореха?

— Эй, Траргок, не вздумай! — горным козлом отскочил эльф от сумрачного орка.

— Что, тоже всё на роже написано? — буркнул орк.

— Ага, ты вообще не годишься в разведчики. Тебя даже пытать не надо — спросишь о чем-либо и ответ сразу на зеленой харе вырисовывается. Эй постой! Не надо меня бить, ведь я путь к обогащению предлагаю. И план у меня уже есть шикарный!

Изящество, с которым эльф увернулся от мощной плюхи, говорило об изрядном опыте. Орк поднял другую руку, чтобы попасть по белым, как снега скалистых взгорий Панадора, волосам.

Сейчас прольется эльфья кровь…

— Да превосходный план, вот если не получится, то я… То я побреюсь налысо! — выкрикнул Мирралат в надежде сохранить красоту своего лица.

Он с облегчением заметил, как дымка мысли омрачила низкий лоб орка. Словно в полную кружку зеленого эля добавили каплю чернил. Оставалось огласить великолепный план и крупное сердце Траргока забьется от жажды наживы.

— Я сам тебя побрею, вот этим рубилом, — кровожадно оскалился орк и похлопал по верной секире. — Рассказывай.

Мирралат сглотнул неизвестно откуда взявшуюся волну слюны. Воображение живо подкидывало картинки экзотической цирюльни, где огромный орк прядь за прядью срезает шелковистые волосы эльфа.

Но дело того стоило!

— Слушай же, мой друг с неизмеримой силой в руках и огромной мудростью между ушей, — этой незамысловатой лестью эльф пытался настроить орка на более благодушный лад. — Замок дракона находится недалеко отсюда, всего в паре сотен перелетов стрелы. Под замком есть город Буанахист. Дракон каждый месяц прилетает туда и закусывает самой симпатичной девственницей. Как раз подходит время очередной кормежки — мы можем воспользоваться тем, что дракон отвлекся на жратву и убьем ящера во время трапезы. Легко и непринужденно. За несколько дней обернемся, а потом три недели сможем не выходить из корчмы. А я ещё и принцессу Эслиолине завоюю. Отдохнем, наберемся сил, искупаемся в лучах славы, и ты вернешься к своей благоверной.

Мрачный взгляд орка говорил о том, что он не в восторге от подобной перспективы. Очень не в восторге. Ну совсем. До такой степени против, что вот сейчас возьмет, развернется и уйдет. Оставались считанные мгновения до поворота.

— А вы с Мокоррой сможете уехать на морское побережье и поселиться там. Заведете деток и будете принимать одного очаровательного эльфа-короля вместе с женой Эслиолине. А ещё мы своих детей отдадим в школу магов, чтобы они ни в чем не нуждались, и не слонялись по пустошам Эвекисила, как их отцы. Отличный же план, Траргок! Соглашайся! Ну? Натяни же на свою зеленую рожу довольную улыбку и кивни.

Словно огромные валуны переваливались под черепной коробкой орка. Эльф почти явственно слышал скрежет — это мысли Траргока старались выстроиться в одну линию и по ним, как по камушкам в ручейке, к языку прыгнул согласный рык.

Если бы Мирралат мог, то рассказал бы ещё о райских кущах меж ног завлекательных женщин в публичных домах Буанахиста. Тамошние соблазнительницы славны тем, что не позволяют острому металлу касаться волос внизу тела. Они даже на ногах не сбривают ни волоска и порой, по мохнатости, превосходят пресловутых хоббитов. Если бы Мирралат мог, то поведал бы о винах, которые пьются легче воды, а пьянят сильнее удара по затылку. И просыпаешься не с полным ртом кошачьих отходов, а с лепестками розы за щекой. Он мог ещё много чего рассказать, но тогда орк застыл бы с разинутым ртом и неизвестно, когда эльфу удалось привести своего друга в порядок.

— Ладно! Но это в последний раз. Если нам ничего не удастся, то я просто тебя убью и буду жить спокойно, — сплюнул орк.

Не такого согласия ожидал эльф, но это лучше, чем ничего. Да и до дракона надо ещё добраться. А там всякие увертки появятся…

Мирралат кивнул:

— Хорошо, друг мой. Отправимся же в путь далекий, и не поссорят нас проблемы на дороге. Чтобы путешествие стало короче, я спою тебе несколько эльфийских песен. Они усладят твой слух, ведь пою я громко…

— И противно, — вновь сплюнул орк. — А как же зайти к Мокорре?

Эльф представил, что ещё придется умолять жену орка, а эта горячая особа будет всеми руками и ногами против их затеи. Она даже может пустить слезу и дрогнет жестокое сердце Траргока…

— Мы ей посыльного отправим. Сейчас каждая секунда дорога, ведь мы можем не успеть! — взволнованно ответил белобрысый хитрец. — Отправляемся же, дружище! И пусть Боги благословят наш путь!

Орк крякнул от огорчения, но делать нечего — сам такого друга ещё не убил. А надо бы… И давно…

Путь длинный бывает только у хоббитов, которые тащат кольцо Всевластия к горе Ородруин (хотя, могли бы за полдня долететь на орлах). Орк и эльф, переругиваясь по пути, за два дня всё-таки дошли до высоких стен Буанахиста. Причем Траргок несколько раз пытался вернуться обратно, последний раз эльф едва догнал его, когда орк слинял на утренней заре, оставив остроухого посапывать возле потухшего костра.

Стены города были покрыты трещинами, словно лицо древнего старика. Огромные ворота распахнуты по случаю дневного времени. Вялые стражники приняли четыре медяка от странной пары и тут же забыли о них, любуясь на приближающийся караван. Вот сейчас будет нажива так нажива.

— Скажите, многоуважаемый страж, — обратился Мирралат к толстенькому стражнику. — А дракон кушать ещё не прилетал?

— Нет, — ответил стражник, не отрывая взгляда от начальника каравана, который по дороге сцеживал в кошелек монетку за монеткой.

— А где та самая прелестница, которая обещана дракону? — не отставал назойливый проходимец с острыми ушами.

— Мил человек, отстань ты от меня, а? Вон на центральной площади домина стоит, туды и шуруй. Не мешай мне нести службу, — стражник вытер о тусклые латы вспотевшие ладони, не отрывая глаз от рук начальника каравана.

— Пойдем, он уже неполученные деньги делит, так что ему не до нас, — буркнул орк.

Серые коробки зданий щурились подслеповатыми окнами на солнце. Такие же серые лица были у горожан, которые старались прошмыгнуть и постоянно втягивали голову в плечи, словно опасались удара.

Благоухания сточных канав вызывали слезы у чувствительной натуры эльфа. Пару раз пара путников успешно отпрыгивала от водопадов помоев, которые изредка выливались из верхних окон. Третий раз не успели…

Те выражения, которыми орк поносил невидимого самоубийцу, заставили солнце стыдливо спрятаться за облаком.

Центр города напоминал пустырь, на котором кто-то забыл огромный ночной горшок с выбитым дном. Дома окружали этот «горшок» ровным кругом, словно древние астрологи очерчивали площадь под стать луне. На площади никого не было. В «горшке» одна приоткрытая дверь, и в щель виднелась фигура сидящей девушки со скованными руками.

Орк заметил какое-то движение за створом окна соседнего дома. Его прыжок сделал бы честь любой пантере. Раздался треск, сломанная ставня полетела на грязную мостовую. Жертва, лопоухий и давно не мытый мужичок, нервно сучила ногами и дурно пахла.

— Слышь, вонючка, не дергайся! Или я откушу тебе сопливый нос! — рыкнул орк, мужичок начал пахнуть сильнее, но вырываться перестал. Лишь дрожал, как осиновый лист на ветру.

— Дурнопахнущий друг наш, скажи-ка нам одну вещь — почему на площади не видно людей? Из-за дракона? — эльф встал с подветренной стороны.

— Дда, ми-милсдари. Скоро ящер крылатый при-прилетит и схрямкает Параську. Потому все и попрятались по домам, — ответил лопоухий мужичок.

— А что же вы не грохните его? Собрались бы городом и завалили зверюгу, — спросил орк.

— Я-ящер сильный. А так… он жрет двенадцать девок в год и защищает город от набегов разных и разбойников лютых.

— Когда он должен прилететь? — поинтересовался эльф.

— На за-закате, — промямлил мужчина.

Эльф поднял глаза. Солнце только-только начало клониться к закату, поэтому у них было ещё достаточно времени, чтобы подготовиться.

— Траргок брось бяку, пока не измазался. Пойдем, осмотримся, да узнаем у девчонки — что и как.

Орк кивнул и зашвырнул мужичка обратно в окно. Там послышался звон, сдавленная ругань и хруст сломанной мебели. Запах исчез вместе с мужчиной.

Шаг за шагом орк и эльф приблизились к странному зданию без крыши. Траргок и Мирралат протиснулись в щель, которую сделали чуть больше. Когда орк открывал дверь, то что-то захрустело на петлях, а после жалобно блюмкнуло. Орк пожал плечами и не придал значения этому звуку. Блюмкнуло и блюмкнуло.

Внутри была утоптанная земля, круглые стены и миловидная девушка, чьи руки скованы тяжелой цепью. Эльф подошел к девушке и тронул её плечо.

Темнорусые волосы падали на плечи, простое серое платье не скрывало, а подчеркивало ладную фигурку. Из-под подола высовывались небритые ноги. Красавица, да и только.

Девушка вскинула на эльфа огромные голубые глазищи, посмотрела за его спину и поморщилась:

— Дверь! Держите дверь, иноземцы!

Орк и эльф обернулись одновременно. Дверь из огромных бревен скользнула в пазах, как легкая калитка и преградила выход. Увы, ни бешенная ругань, ни удары могучей секиры не помогали — дверь словно была сделана из стали и не поддавалась даже отточенному металлу.

— Глупцы, — прошептала девушка. — Теперь дракон заберет нас всех. Он забирает всех девственниц, кто окажется в жертвеннике…

Орк продолжал бить в дверь. Он воин и не может просто так сдаться. Он должен победить эти тупые бревна. Эльф же на десяток стуков сердца застыл и потом поднял вверх указательный палец, словно проверял направление ветра. Знающие его спутники после такого знака всегда стремились оказаться подальше от эльфа — это значит, что он задумал какую-то пакость. На счастье эльфа орк этого жеста не видел.

— Помоги-ка, — окрикнул эльф бушующего орка, подошел к девушке и поднял чугунную цепь.

Один удар и чугунные змеи упали к босым ногам пленницы.

— Как зовут тебя, прелестница? — спросил эльф.

— Парася. Дочь сапожника Мухарта Лысого, — ответила девушка.

— Раздевайся, Парася, спасать тебя буду! — после небольшой паузы сказал эльф и раскинул перед девушкой плащ.

— Чего-о? — в один голос протянули девушка, и орк.

— Ребята, ну что тут непонятного? — нахмурился эльф. — Дракон же прилетает за красивой девственницей, так?

— Так, — кивнули двое других пленников.

— Значит, у девушки есть небольшой недостаток, который запросто может быть исправлен мужским достоинством. Так что… раздевайся! — эльф расстегнул ремень. — Когда дракон прилетит, то найдет тебя недевственницей, обидится и улетит прочь. Девственницы не будет, так что ужина тоже. Ты спасешься, нам откроют утром дверь. Многоходовочка… Причем логичная и самая легко осуществимая.

— А по-другому нельзя? — с сомнением спросила девушка.

— Можно, — буркнул орк, — можно тебе нос сломать и уши оборвать, тогда ты будешь не самой красивой девственницей этого города.

— Да?

— Да! — хмыкнул орк и улыбнулся одной из своих фирменных улыбок, от которых у людей стыла кровь, а у коров сворачивалось в вымени молоко.

Девушка вздохнула и начала развязывать поясок на платье…

История третья,
в которой не все эльфы оказываются одинаково полезны

Парася чуть подтянула подол, поднимая его до коленей, но в следующий момент передумала. Конечно, умирать тоже не хочется, но и отдаваться первому встречному? Даже без песни под окном? И без жарких перешептываний на сеновале?

— Может, вы споете серенаду или балладу какую? У меня всё же это первый раз…

— Милая, у нас мало времени. Я спою… потом… если захочешь… а сейчас ложись и получай удовольствие.

Девушка опустила подол и отвернулась, демонстрируя полную готовность плюнуть на всю выпирающую страсть эльфа. Похоже, что она предпочла его огненную похоть смерти.

Эльф поднял глаза к безоблачному небу, как будто задал вопрос древним богам. Кто их разберет — этих девушек? Ей выход предложили, а она…

— Похоже, что твоя услуга пришлась не ко двору. А дай я ей нос сломаю! — подскочил орк.

— Не надо, Траргок, я справлюсь сам. Нет такой девушки, которая не раздвинула бы ноги перед Мирралатом, — хвастливо заявил эльф и продолжил раздеваться.

— А те семеро красавиц из Новарута?

— Не считается! Они любят только женский пол.

— А те двое из Стоунтауна?

— Тоже не считается — они дали обет воздержания, и я не мог преступить через истинную веру.

— А старуха из Тропотану?

— Отвернись, мой друг, и не смущай своим присутствием юную деву! — не выдержал эльф.

Девушка всё так же стояла, повернувшись к стене, когда сильные мужские руки обхватили её и твердые ладони легли точно на сочные возвышенности, предназначенные для кормления детей. Она попыталась вырваться, но не тут-то было. Эльф двинул коленями под её коленные чашечки, и Парася потеряла равновесие. И надо же было тому статься, что шлепнулась как раз на расстеленный плащ.

— Вот, половина дела сделана, а дальше — дело эльфийской техники, — хохотнул эльф.

Девушка попыталась вырваться, убежать прочь, сорваться с места…

И в то же время ощутила, как ей хочется поддаться этому сильному телу, перевернуться на спину и сжать в объятиях красивого остроухого мужчину, как хочется впустить его в себя…

Мужской смех превратился в подрыкивание, когда он вытянулся на ней. Его природное оружие, будто копье из мифрила, толкнулось в неё сзади через ткань платья. Парася поползла прочь, потеряв голову от ощущения того, какое эльфийское копье огромное — как оглобля от хорошей телеги. Да разве уползешь из-под двухсот фунтов эльфийского обаяния…

Мирралат не щадил нежные девичьи чувства — окольцевал мускулистыми руками, прижимая её слабые руки к бокам. Он двигался взад-вперёд, тёрся о расселину между половинок её зада и рычал на языке, который Парася не могла понять. То ли ругался, то ли шептал страстные непристойности. В какой-то момент девушке даже показалось, что на ней ерзал орк, но нет, зеленый воин отвернулся к двери и внимательно изучал механизм. А она…

— Отпусти меня! Пусть лучше сожрет дракон, чем трахнет какой-то вонючий эльф! — сорвалось с женских губ.

— Ну да, не помылся! — пыхтел эльф на ней. — Но я же не знал, что придется спасать невинную девицу.

Эльф скользнул рукой между жарким телом и землёй, просунул ладонь между волосатых ног. Парася вскрикнула от такого сокрушительного интимного прикосновения. Каждая частичка в её теле пробудилась от резкой, жаждущей опустошенности. Разгоряченные мускулы внутри неё сжали пустоту и отчаянно потребовали стать наполненными.

— Пусти!

— Нет. Дракону не достанется такая прелестница! — воскликнул эльф.

Его вес столь тяжел, что Парася едва могла дышать. Мужские губы скользили влажными пиявками по легким волоскам на шее. Когда его зубы сомкнулись на гладкой коже в маленьком любовном укусе, Парася снова закричала от страсти.

Она почувствовала себя предельно возбуждённой, обжигающей, испытывающей боль и нужду. Его ладонь коснулась её лица. Средний палец скользнул между мягких губ, и она всосала его, как всосала бы что-нибудь другое, не менее твердое. Огурец, например, или баклажан…

Другой рукой эльф задрал подол платья, а твердые пальцы безжалостно принялись исследовать беззащитные нежные складки, плавно скользя по влажной коже и поглаживая подающееся навстречу жаркое тело. Буйная растительность не смущала эльфа — он ночевал на сеновалах хоббитиц. В то время, как его каменная мужественность толкалась в женский зад, он ввел палец во влажную ложбину и глубоко вонзил его.

Парася вскрикнула и надавила на его руку. Да, о, да — это то, в чём она нуждается! Слабые, прерывистые звуки слетели с её губ, когда он умело проскользнул в неё вторым пальцем, и достиг девственного барьера.

Нежно, но твердо, он пробился сквозь тонкую пленку, одновременно покрыл женскую шею и плечи обжигающими, жадными поцелуями, мешая их с маленькими укусами. Он порвал ту преграду, благодаря которой девушка оказывается здесь.

Боль была вовсе не мимолетна, как о ней рассказывали более взрослые и опытные подружки. Это было не «чик! и всё». Боль обжигала, она раскаленным металлом заливала полость внизу живота.

— Пусти меня! Как же больно! Ой, мама, роди меня обратно!

— Тихо-тихо, милая, сейчас все пройдет.

Эльф снова зашептал что-то на незнакомом языке, и от звуков ласкового голоса раскаленный свинец внизу моментально остыл. Боль сменилась на сладкое наслаждение от пальцев, двигающихся внутри неё. Горячий рот обжигал её кожу, мощное тело двигалось сверху взад-вперед. Остроухий оказался той самой сокровенной фантазией, превратившейся в реальность. Парася боялась признаться даже самой себе, что мечтала об этом моменте, о мужчине, овладевающим ею так, словно нет на земле той силы, которая может это предотвратить.

«Ничто не может!» — возник проблеск мысли. — «Ничто, кроме дракона!»

С того момента, как она заметила эльфа в приоткрытую дверь, она знала, что это случится. Возможно, это от многочасового нахождения под солнцем, но она почему-то знала, что он будет её первым мужчиной. Она много слышала от подруг о том единственном проникновении, которое переводит из девушки в женщину. И жаждала этого… Думала об этом… Жаждала этого.

Эльф прижался, толстый и твёрдый, к мягким, нежным складкам, и с губ Параси слетел беспомощный звук. Она знала, что приближается тот самый, заветный миг, но боялась, что не сможет его принять.

— Кричи, милая, так будет легче, — напевал Мирралат на ухо, пробиваясь дальше.

— Я не могу, — всхлипнула Парася, когда он начал проталкиваться внутрь неё.

Его давление слишком сильное. Нет-нет, он разорвет её пополам…

— Тогда пой, — эльф отступил на тот маленький дюйм, что отвоевал у неё, обхватил талию рукой и попытался снова, медленно.

Хотя она отчаянно хотела заполучить его внутрь себя, тело противилось вторжению. Он слишком большой, а она слишком маленькая.

С едва сдерживаемыми проклятьями он остановился, потом сгреб плотные складки платья в кучу под её тазом и приподнял женскую попу выше и как раз под нужным углом. Затем мужское тело снова навалилось на неё. Правой рукой эльф обнимал её плечи, другой — бёдра.

Он терся взад-вперёд между влажных волос до тех пор, пока она не начала подаваться навстречу. В новой позе она чувствовала себя беззащитной и уязвимой, но откуда-то знала, что так легче будет войти в неё.

Когда она уже кричала что-то бессвязное, он втиснулся внутрь неё, чувствуя, как накатывает облегчение. Мужское дыхание с шипением вырвалось сквозь стиснутые зубы. Парася задыхалась, старалась изо всех сил вместить пронизывающую толщину его плоти.

Каждый малый дюйм вопил от наслаждения, когда он продвигался всё глубже. И когда она уже точно уверена, что он вонзился до упора, что она заполучила его всего, эльф с грубым рыком сделал последний рывок, ещё глубже, и Парася почувствовала себя кабаном, надетым на огромный трактирный вертел.

— А ты боялась, милая, — рокотал голос возле её уха. — Теперь я часть тебя.

Древние боги, он был в ней с того момента, как она впервые увидела его во сне. Правда, тогда он был мускулистым варваром, а не изящным эльфом, но это точно был ОН. Негодный вор, он взломал и проник в неё, взял право бесчинствовать под её кожей. Как она жила без этого? Без этой яростной, неистовой близости, без этого большого, сильного мужчины внутри неё?

Нормально вроде жила… Пока её не отдали на съедение дракону. Вот и храни после этого верность. Цена девственности — быть съеденной на ужин с горошком и баклажанами…

— Я буду овладевать тобой медленно и нежно, но когда вознесешься на небеса, я буду насаживать тебя так, как надо мне. Так, как я мечтал об этом с того момента, когда впервые моё копье поднялось к кронам вековых дубов! — шелестел эльф на ухо и продолжал, продолжал двигаться внутри.

Она хныкала в ответ, полыхая изнутри, отчаянно нуждаясь в том, чтобы он двигался, делал то, что обещал. Она хотела всего и сразу: нежности и дикости, мужчину и зверя.

— Когда я увидел тебя, беспомощную и в цепях, я хотел задрать твою юбку и заполнить тебя собой. Я хотел отнести тебя в дикие леса моего родного Эусвиля, держать тебя в моей постели и никогда, никогда не отпускать, — эльф урчал грубым рокочущим звуком.

Он переключился на язык, которого она не могла понять, но экзотический говор его хриплого голоса ткал чувственные чары вокруг. Он медленно выходил, заполняет её снова, пронзал длинными ударами, мягко пробиваясь вглубь. Его огромный размер будил нервные окончания в таких местах, о существовании которых она даже не знала. Парася ощутила, как новое неизведанное, но такое чудесное, чувство нарастало с каждым уверенным толчком. Однако в миг, когда она уже почти достигла пика острого наслаждения, он вышел, оставив её почти рыдающей от неудовлетворённого желания.

Мирралат вошел в неё снова, почти лениво, урча на незнакомом языке. Он выходил дюйм за дюймом, с мучительной неторопливостью до тех пор, пока она не начала хватать землю полными пригоршнями и пытаться раздавить камни. До тех пор, пока с каждым нежным толчком она не начала стараться изо всех сил выгнуться к нему под большим углом и удержать его внутри себя, так, чтобы, наконец, достигнуть высвобождения новых сумасшедших ощущений.

Какое-то время она думала, что эльф продолжает ускользать от неё, потому что он чересчур большой. Потом она поняла, что он намеренно сдерживал её разрядку. Положив руки на её бёдра, Мирралат прижимал её к земле всякий раз, когда она стремилась выгнуться вверх, не позволял ей контролировать темп или взять то, в чём она нуждалась.

— Мирралат…пожалуйста!

— Пожалуйста, что? — урчал он ей в ухо, облизывая мочку.

— Дай мне взлететь под небеса! — захныкала она.

Он хрипло хохотнул, рука проскальзнула между её тазом и скомканной тканью под ним, проникла в волосатые складочки и дотронулась до напряжённого бугорка. Мирралат легонько стукнул по нему пальцем, и Парасю словно ударило молнией. С губ сорвался стон. Удар сердца, ещё два удара. Он нежно прикоонулся снова.

— Это то, чего ты хочешь? — спросил он бархатистым голосом.

Его прикосновение искусно, мучительно, настоящая пытка.

— Да, — задыхалась Парася.

— Тебе это необходимо? — легкое поглаживание.

— Да!

— Еще чуть-чуть, потерпи, милая, — эльф нежно коснулся подушечкой большого пальца её твёрдого бутона.

Парася хлопнула по земле ладонями и плотно закрыла глаза. Эти простые слова почти — но недостаточно, проклятье! — подталкнули её к вожделенному краю.

Он прижал губы к её уху и прошептал страстным, чувственным голосом:

— Если я ещё раз выйду из тебя, то ты умрешь?

— Да, — сорвался стон с её губ.

— Это то, что я хотел услышать. Я — твой, и всё, что ты пожелаешь от меня, тоже твоё.

Мирралат повернул её голову в сторону и поймал ртом её губы в жарком поцелуе. Одновременно вонзился глубоко и продолжил вбивать свою плоть. Когда она выгнулась к нему, то его язык ворвался в ритме с нижней частью тела, проникающей в волосатый овражек наслаждения.

Напряжение, бурлящее в теле, неожиданно взорвалось, затопило её самым великолепным ощущением, какое доводилось когда-либо чувствовать. Возникла глубокая дрожь в самой её сердцевине, мышцы живота завибрировали короткими судорогами. Она выкрикнула его имя, пока взлетала на вершину блаженства.

Мирралат продолжил равномерно вонзаться, пока она не ослабела под ним и пока стиснутые кулаки не превратились в расслабленные ладони. Эльф потянул её бёдра вверх и на себя, поднял на колени, и снова вонзил в неё свою плоть. Тяжесть шариков в кожаном мешочке с силой ударилась о горячую, ноющую кожу. С каждым пронизывающим ударом она всхлипывала, неспособная сдержать надсадные звуки, слетавшие с её губ.

— Ах, боги, — простонал эльф.

Перекатившись на бок, он обхватил талию Параси и сжал так сильно, что она едва могла дышать. И вонзался, вонзался. Его бёдра мощно выгибались под ней. Он двигался всё быстрее и быстрее. Парася почувствовала, что уже знакомое сладкое чувство снова начало накрывать её с головой, растворяя в страсти и чувственном огне.

Он выдохнул её имя, когда начал извергаться, и надрывная нота в голосе, на пару с рукой, так ласково двигающейся между ног, ввергнула её в ещё один стремительный полет к небесам. Когда она достигла мягких облаков, то края тьмы нежно сомкнулись и швырнули девушку в пучину сладостной бури. Судороги мужчины и женщины слились в один мощный танец желания и сладострастия. Сдвоенный стон разорвал голубое небо.

От взора городских жителей была скрыта причина криков, но вряд ли нашелся бы в городе глупец, который не понял, что за толстыми стенами жертвенника творилось что-то не то.

Когда же Парася отходила от мечтательной полудрёмы, эльф находился всё ещё в ней. И всё ещё твёрдый.

— Кхм-кхм, — кашлянул орк. — Я понимаю, что вы оба настрадались и наконец-то дорвались до вожделенного занятия. Однако, мне только что пришла в голову одна очень нехорошая мысль. И теперь я её думаю…

— Траргок, меня всегда пугает эта фраза, когда она исходит из твоих уст. Не томи, выплесни мысль, как я только что выплеснул напряжение в сладкое лоно этой юной девы.

— Да вот в чем дело-то. Дракон должен прилететь за прекрасной девственницей, так?

— Да, но он в этот раз улетит ни с чем. Девственницы-то и нет.

— Нет, обнаженный друг мой, сверкающий голым задом. Дракон прилетит за обещанной добычей и сейчас под определение прекрасной девственницы попадаешь именно ты.

— Что? — икает эльф.

— Ну да, я мало подхожу на роль прелестницы, а вот ты можешь проклясть свою смазливость. Твой зад же девственен? За свой я поручусь головой. Так что сейчас мы тут единственные девственницы в жертвенном доме… И мы в ловушке.

Парася почувствовала, как эльфийская решимость внутри неё становится мягкой и, в конце концов, выскользнула с тем самым звуком, какой возникает, когда выдергивают плотную пробку из кувшина. Она с трудом повернулась, её тело всё ещё содрогалось от редких сладких судорог.

Мирралат уже не казался таким мужественным. У него жалко обвисли не только волосы на потном лбу. Он натянул штаны с самым задумчивым видом, на который способен только что удовлетворившийся эльф.

— И что же нам делать, Траргок? Само собой, что я никому не позволю лишать меня девственности… Но и помирать не хочется.

Орк отвернулся от стены, на которой сам с собой играл в крестики-нолики, и пожал плечами. Парася тут же одернула платье, когда сальный взгляд зеленокожего скользнул по волосатым ногам.

— А ведь всё моя доброта. Эх, знал бы заранее… — с тоской промолвил эльф и в этот момент небо потемнело.

В воздухе раздался шум, как будто паруса захлопали под порывами ветра. Вот только откуда парусам взяться на суше?

История четвертая,
в которой разочарование сменилось ещё большим разочарованием

— Эй, бабочка-переросток! Куда ты нас несёшь? — крикнул эльф после того, как сплюнул очередного залетевшего в рот комара.

Дракон не ответил. Его зеленые кожистые крылья величаво вздымались и опадали, толкая огромное тело вперед. В чешуйчатых лапах были зажаты двое. Вряд ли стоит уточнять — кто именно?

Орк, в соседней драконовской лапе, сложил руки на груди и теперь молчаливо наблюдал за проплывающими верхушками деревьев и голубоватыми кляксами озер. Он молчал, как отросток вереска в темную ночь на склоне оврага. Он был крайне оскорблен и раздосадован тем, что дракон даже внимания не обратил на его потуги в городской ловушке.

А ведь Траргок старался! Ещё как старался!

Он просто превратился в берсерка и мог гордиться собой, если бы не тщетность всех усилий. Когда дракон спустился в их странное пристанище, то орк успел три раза ударить по изумрудной лапе, прежде чем секира сломалась. Потом Траргок попытался отгрызть средний коготь, но это все равно, что кусать щит у грязного гоблина — негигиенично и невкусно.

Зеленокожий воин попытался пнуть уток, когда дракон пролетал мимо стаи, но утки оказались умнее орка. Они отлетели на недоступное расстояние, показывали крыльями оттопыренные средние перья и хором крякали над неудачниками. Орк ещё успел удивиться — откуда эти летающие твари узнали знак публичного дома, где эльфа постарались…

— Эй, а ты знаешь — кто такие драконы? Это те же петухи, только гребень во всю спину! — закричал эльф, но безуспешно — дракон не обернулся на его оскорбления.

А ведь Мирралат так хорошо спрятался за Парасей и успешно попал пару раз камнями в левое крыло кошмарной зеленой твари.

Нет, он попал не в руку орка, а в крыло дракона — если кто не понял. Не в орка — в дракона.

Увы, его прятки ни к чему хорошему не привели. Дракон вытащил истошно орущего эльфа из-за спины девушки, отвесил щелбан и сграбастал бессознательное тело железной лапой. Орку пришлось дать три щелбана и один пендель, чтобы тот успокоился и сделал вид, что расслабился. Потом дракон взмахнул крыльями и поднялся в воздух, оставив ошеломленную Парасю на земле.

— Траргок, чего ты молчишь? Плюнь ему хотя бы на хвост, а то чего я один стараюсь?

— Я не хочу. Я силы берегу.

— Для чего? Всё равно с ним не справишься. Вон, даже секиру сломал о чешую.

— Да я для тебя берегу. Прежде, чем эта ящерица с крыльями нас сожрет, я постараюсь отвесить пару оплеух между острыми ушами.

— А я-то тут причем?

— А при том! При всём при том. Надо было к жене идти, так нет же — опять поддался на уговоры придурковатого эльфа. И что? Где я сейчас?

— В лапе дракона? — подсказал «придурковатый эльф».

— Это пока я в лапе, а потом буду в полной заднице. Сожрет он нас и не закашляется. Пройду через желудок и окажусь в чешуйчатой жопе… Глянь на его клыки — это же мечи, а не зубы. И почему я снова тебя послушался?

Ветер задорно свистел в ушах. Крылья мерно работали, морда дракона не поворачивалась к добыче — дракон летел к замку.

— Ох, оставь свое нытье. Орк ты, или не орк? Соберись, тряпка зеленая. Умри, как подобает представителю твоего племени. Вспомни, что орки — гордый и непокорный народ! Ты сможешь ещё совершить геройский поступок. Слушай сюда, — эльф перешел на еле слышный шепот. — Пока ты его будешь отвлекать, я смогу убежать и всем рассказать о твоем великом подвиге. Ты будешь воспет в веках, твоим именем будут называть сыновей королей!

— Подожди-подожди, то есть как ты сможешь убежать? А я? А как же я?

— А что ты? Тебя высекут! На центральной площади.

— Как высекут? Да я никому не позволю себя сечь!

— Да из мрамора тебя высекут, зеленая пустая голова. Из мрамора!

— Нет, если мы начали с тобой это дело вместе, то и доведем его до конца. Умрем вместе и я даже поделюсь с тобой кусочком мрамора. Небольшим, как раз, чтобы обрисовать твое участие в нашем походе. Пусть тебя посадят ко мне на плечо, как блоху.

— Как блоху? Меня? Эй, курица в немодных чешуйках, сбрось комок этой зеленой слизи вниз. Пусть подумает над своим поведением, пока не грохнется со всей дури, и клыкастая башка не провалится в задницу.

— Слышь, сюда иди, дохляк остроухий. Да я тебя сейчас…

Страсти разгорались не на шутку. Сейчас, перед лицом смерти, друзья решили высказать друг другу всё, что накипело на душе за время их знакомства. Когда слова кончились, то они перешли на плевки. Увы, ветер относил капли влаги, и они в основной своей массе ложились на хвост дракона.

Когда и слюна закончилась, то друзья начали показывать друг другу знаки, по которым можно было понять, что они думают о родственниках, ориентации и половой принадлежности оппонента.

— Милостивые господа, успокойтесь, пожалуйста. Нам немного осталось до моих апартаментов. Когда долетим, то я дам вам возможность сойтись в философском диспуте, если уровень агрессии у вас продолжит превышать допустимую норму, — к паре повернулась голова дракона.

Морда дракона была усеяна небольшими бугорками, рожками и изумрудной чешуей. Голубые глаза с продольным зрачком взглянули сперва на одного, потом на другого дебошира.

Орк и эльф настолько поразились голосу, а главное — разговорной речи рептилии, что совершенно забыли о тех знаках, которые только что с охотой демонстрировали друг другу. Причем, орк намекал, что в роду эльфа был не один десяток гоблинов, а эльф откровенно заявлял, что тролли протоптали широкую дорожку к ложу мамаши Траргока.

— Так чего ты раньше молчал, когда я тебя звал-то? — не выдержал Мирралат.

— А раньше вы мне не мешали. Теперь же вы начали двигаться и щекотать внутренние подушечки лап. Если вы не перестанете, то я не сдержу смех, и вы можете упасть.

Ни у орка, ни у эльфа не возникло желания навернуться с сотни футов на голые скалы, которые тянули изломанные края вверх, словно приглашали шлепнуться в их каменные объятия и забыться. Эльф крепче схватился за чешуйчатый палец лапы, чтобы иметь возможность ещё на чуть-чуть продлить жизнь, если вдруг дракон надумает сбросить балласт.

На горизонте вынырнули острые шпили замка. Черные и неприступные, подобные женщинам-дикаркам из пустынь Джаранта. Вокруг замка красовались неприступные рвы и бездонные пропасти. Только птицы смогли бы попасть в этот замок, люди же будут вынуждены вернуться обратно, если вдруг кому пришла бы в голову сумасшедшая мысль прийти сюда по собственной воле.

Орк мрачно посмотрел на эльфа — и как у этого ушастого получилось уболтать его?

С каждой секундой вырастала громада из камня. Дракон взмыл влюбленным голубем над замком и пикирующим соколом упал на гранитные плиты. Эльф зажмурился от ужаса, а орк, наоборот, выпучил глаза, чтобы встретить смерть с достоинством.

Орки никогда не страшатся смерти! А кто страшится, тот не орк!

В племени Трагарока даже специальное упражнение было на развитие бесстрашия, когда всё племя выходило на площадку перед взором старейшин, начинало прыгать и в один голос орать: «Кто страшится — тот не орк!!!»

Дракон в последнюю минуту вышел из пике и разжал лапы. Мирралат и Траргок покатились по брусчатке внутреннего дворика, а дракон взмыл вверх и уселся вороной на серую стену. Из-под могучего тела вырвалась и разбилась о камни скорлупка черепицы. Рыжие крошки брызнули в лицо эльфа.

— Вот же ящерица с крылышками… Чтобы тебя приподняло и прихлопнуло. А ну, спускайся, и я тебе морду выправлю! — завопил орк, когда пришел в себя после падения.

Дракон фыркнул, отчего из его пасти вырвался небольшой огонек. Впрочем, огонек потух, даже не долетев до земли.

Эльф вскочил на ноги и оглянулся по сторонам. Во дворе разбросаны щепки от разбитых телег, несколько коровьих черепов, кости, над которыми вились мухи. В стене каменной стены была коричневая дверь, и она открылась. На воздух вышел небольшой гном с длинной бородой, которая волочилась за ним и отчаянно цеплялась за всевозможный мусор.

— Кого ты притащил, Саругас? — скрипучим голосом спросил гном, когда подслеповато сощурился на пару.

— Многоуважаемый маг Дристанал, я принес двух девственных двуногих. Ты обычно просишь одного, а тут сразу две особи будет. И тебе в помощь пойдут и нам больше золота за них заплатят. В интеллектуальном плане их развитие далеко до совершенства, но осмелюсь предположить, что ты сможешь воспитать из них прекрасных представительниц человечества, — пророкотал дракон со стены.

— Эй, недоростыш, а ну-ка скажи своей дуре чешуйчатокрылой, чтобы она освободила принцессу Эслиолине, дала нам по мешку золота и тогда мы вас помилуем, — выступил вперед эльф.

Орк в очередной раз настолько поразился наглости друга, даже забыл о том, что недавно хотел поколотить его.

— Это же… это… МУЖЧИНЫ! — завопил гном, когда ему удалось разглядеть физиологические особенности пришельцев.

— А мне-то что? — возразил дракон. — Они были в той чаше, они были девственны. Вот я и захватил обоих.

— Неси их обратно! Нам нужны женщины! — ещё громче завопил гном в сиреневом фартуке.

Отнести обратно? И топать собственными ногами?

Ну уж нет!

Эльф сделал кошачий прыжок и оказался возле мелкого бородача. Мастерски произвел захват бороды. Сморщенное личико задралось вверх, а в горло уперлось лезвие засапожного ножа. Гном испуганно икнул и не менее испуганно пукнул.

— Ты меня плохо слышишь? Я могу повторить громче: скажи своей ящерице, чтобы она освободила принцессу Эслиолине, дала нам по мешку золота и только тогда отнесла обратно. Что непонятного? Или я многого прошу?

На фоне овсяных облаков дракон застыл зеленой уродливой кляксой, будто в тарелке с кашей завелась плесень. Он смотрел на своего хозяина, которого держало за бороду непокорное существо. Такое впервые на его памяти. Обычно двуногие с длинными волосами долго и упорно плакали, потом начинали прибираться во дворе, а затем его хозяин с выгодой продавал этих двуногих как послушных жен. Теперь что-то явно пошло не так.

Но что?

В том месте, где дракон обычно забирал девственных существ на сей раз было трое. Одна особь недавно лишилась девственности, а вот две других…

— Подожди, о каком золоте ты говоришь? — проскрипел гном.

— Как о каком? О золотых горах дракона. Так поют барды в тавернах. Тут ещё должна быть красавица Эслиолине, так что давай-ка поторапливайся, — прикрикнул эльф на него.

— Дурни! Ох, какие же вы дурни. Я сам и придумал эту легенду, чтобы приманивать легкомысленных рыцарей, у которых под шлемом пустота между ушей. Сказать, сколько доспехов я снял с неудачников, которые пытались карабкаться по моим скалам? Доспехи всегда в цене… Но никакой принцессы и в помине нет. Так что зря вы тут появились.

— А золото? — рыкнул орк. — Золото-то есть? Или ты тоже скажешь, что это всё легенды?

— Какое золото? Ты что? Мы с Саругасом концы с концами еле сводим. Вот он забирает девственниц, чтобы я их обучил домашним делам, подготовил и потом продал… то есть выдал замуж за шейхов пустынных песков. Тем и перебиваемся. И девчонки рады, что живут во дворцах, а не в своих клоповниках, и нам на хлеб с мясом хватает. А вы… Кому я вас отдам? Нет пока таких извращенцев. И золота тоже нет.

Орк со зловещей улыбкой посмотрел на эльфа и медленно потянул из своего сапога широкий нож. Лезвие плюнуло солнечным зайчиком в глаза Мирралата, и тот вздрогнул. Он вспомнил — о чем был договор и почувствовал шевеление волос на голове. Возможно, они шевелились в последний раз. Гном понемногу отодвинул руку от своего горла и вырвался из крепкой хватки.

— Глупцы! А теперь Саругасу снова придется лететь за девственницей в Буанахист. Мы теряем время, каждая секунда равна песчинке золота. Саругас, отнеси этих бугаев обратно и принеси девственницу. Женщину! Запомнил? Женщину-девственницу! — с этими словами гном отвернулся и направился обратно в замок.

— Ты врешь! Гном, ты нас обманываешь! Трагарок, ну видно же — он нас обманывает, а на самом деле скрывает сокровищницу! — воскликнул эльф, когда вновь наткнулся на зловещую ухмылку орка.

— Нет, не вру. Вы можете облазить все подвалы и все башни замка. Давайте, я подожду, но постарайтесь недолго, — пожал плечами гном.

С быстротой равнинной лани эльф влетел в дверь. Следом за ним прогрохотал орк. Кровожадная ухмылка так и не покинула его клыкастую рожу. Острый нож поблескивал в лапище.

— Скажите, хозяин, я правильно понимаю, что их половая принадлежность делает их непригодными для наших мероприятий? — на дворик спустился зеленый змей.

— Да, Саругас. В следующий раз постарайся не ошибаться… хотя бы проверяй на наличие сисек.

— У того, зеленого, тоже большие грудные мышцы, их вполне можно принять за развитые молочные железы.

— В общем, приноси женщин и всё тут. Не будет девственниц — сожги пару домов, и они найдутся. Что там за крики?

Издалека донесся дикий визг, как будто кто-то снимал шкуру с живого кабана. Визг был настолько громкий, что даже дракон не смог удержаться от вздрагивания. Гном побледнел и отшатнулся.

— Что это, Саругас? — прошептал гном, вглядываясь в темноту дверного проема.

— Может, гости привидения испугались?

— Так нет у нас привидений.

— Многоуважаемый маг Дристанал, пока я летел сюда, то заметил, что эти двое хотели убить друг друга. Не исключаю вероятность, что теперь у нас появилось привидение.

— Вот только этого нам не хватало. Я же боюсь мертвяков. Зачем ты их сюда притащил? — простонал гном, когда темную суровость замка сотряс очередной визг.

Дракон предпочел промолчать. С тех пор, как гном отбил полумертвого юнца с крыльями у стаи волков, он дал клятву вечно служить этому бородатому. И это была его первая неудача. Или даже две неудачи. Пара закадычных друзей вскоре показались во внутреннем дворике, причем эльф сверкал обритой, с порезами, головой, а орк вытирал пучком белых волос слегка окровавленный нож.

— Можем отправляться, — пробурчал орк.

— Поехали, — сказал эльф и махнул рукой.

— Запомни, Саругас, женщину! Ты должен принести женщину! — заорал вдогонку гном, когда дракон взлетел с двумя пассажирами в лапах.

Дальнейший путь проходил в полном молчании, лишь эльф иногда трогал лысую голову и морщился, когда касался порезов. Возле города Буанахиста дракон швырнул их на землю и унесся наводить страх и ужас на горожан.

Эльф и орк брели обратно в полной тишине. Прошел день, а настроение не улучшалось. Мрачное небо отражало настроение обоих. Орк предвкушал возвращение к жене и возможные побои, а эльф думал о насмешках со стороны своих сородичей. Они почти подошли к тому месту, где остроухий и зеленокожий изображали бой не на жизнь, а насмерть.

— Мирра-а-алат!!! — пролетел над степным ковылем девический голос. — Тьфу, то есть Масу-у-у-уд!!!

Эльф вздрогнул и обернулся. К нему летела, расставив в стороны руки и растопырив пальцы, эльфийка, которую все соплеменники знали под именем Джулайли.

И только он знал её под именем Гуля!

И он знал, что нужно делать! Что необходимо сделать!

Эльф бросился к ней навстречу, на ходу срывая с себя одежду. Неужели так всё просто и они сейчас вернутся обратно? Вернутся в парк? Они должны успеть!

Вот только провидение думало иначе и ещё один валун, сорвавшийся от звонкого голоса эльфийки с горы, сшиб эльфа, словно кеглю в боулинге. Легкое тело отлетело на стоящий невдалеке вяз и запуталось в ветвях. Тело материлось, брыкалось, но не могло спуститься.

— Да как так-то? — повернулась к орку эльфийка.

— Курлык, — развел тот руками прежде, чем исчезнуть в слепящей вспышке.

История пятая,
в которой напарник может стать помехой

Чертов мегаполис словно был создан для продажных полицейских и беспринципных шлюх. Он кишел ворами и убийцами, как лежбище бездомного — клопами. Обычному человеку, который хочет прожить спокойную и тихую жизнь, нечего делать в этом издыхающем городе.

Коффин-сити огромным спрутом раскинул щупальца ужаса в разные стороны и проникал своей гнилью в отдаленные уголки сознания людей, заставляя каждый прожитый день принимать как подарок на Рождество. Сын боялся отца, отец опасался сына и при его появлении хватался за пистолет. Мать сменяла дочь на захламленной «панели», полной похоти и боли.

Детектив Джулиан Лав уже седьмой день подряд приезжала и занимала пост напротив старого особняка, где возле чугунной решетки недавно нашли рыжеволосую девушку без сознания. В больнице девушка что-то лепетала про страшного вампира, который трахает всех без разбора, да и на шее у неё краснели два отверстия. Правда, гораздо больше дырочек у неё было на локтевом сгибе, поэтому ей не очень-то и поверили.

Кто в наше время верит обдолбышам-наркоманам?

Старший инспектор Джувс четко сказал, что молодой наркоманке всё привиделось и не стоит отнимать время у полиции. Сказал, что у полиции и так много дел без поисков какого-то мифического вампира.

Много дел…

Пончики жрать у них время есть, обсуждать измены с молодыми любовницами, курить вонючие сигары до тех пор, пока дым из задниц не пойдет — время есть, а найти нападавшего — на это как раз времени не хватает.

Старый забор своими дырами напоминал платье бездомной бродяжки. Именно возле этих полуупавших ворот двадцать лет назад нашли девочку по имени Джулиан. Будущий детектив Лав пыталась разбудить пару, уснувшую вечным сном. У её отца и матери тоже нашли дырочки на шее. Кто-то выпил их, как пакетики с томатным соком, и выбросил оболочки на улицу. Тогда тоже у полицейских не нашлось времени…

Детектив Лав чуть опустила стекло и сплюнула горькую слюну. Следом полетел окурок, обгоревший почти до фильтра.

Сколько ей ещё придется морозить зад?

Как сейчас было бы хорошо очутиться в баре у старого Майкла, пропустить пару рюмок виски и кому-нибудь навешать от души добрых плюх.

Чем хорош тот бар — всегда найдутся громилы, которым захочется отыметь худенькую и беззащитную на вид блондинку. Вот только не всегда их успевают предупредить, что у девушки есть черные унты по борьбе нанайских мальчиков. Инспектор Джувс с укоризной посматривал на сотрудницу, когда в последствии читал доклады о разбитых мордах, сломанных руках и раздавленных яичках. Она же в такие моменты скользила взглядом по трещинам на потолке его кабинета.

— Детектив, я принес ваше эспрессо, — на соседнее сиденье плюхнулся Том Бэйб.

Джулиан Лав сначала отнекивалась, когда в напарники ей выделили этого жирного недотепу. Потом начала ругаться и уже в тот момент, когда она была готова перейти к рукопашной, инспектор стукнул ладонью по столу и сказал, что ему надоели женские прихоти. Или она кладет значок на стол, или обучает пухлого мерзавца. Отец этого жирного недоразумения был отличным полицейским, жаль, что не дожил всего пару дней до пенсии — подавился пончиком, когда соревновался в поедании на скорость со своим напарником. Из-за заслуг отца приняли на работу и сына…

— Скажи-ка, Том, тебе нравится работать в полиции? — спросила детектив, когда отхлебнула обжигающую приторно-горькую дрянь из стаканчика.

— Да, детектив. Я хочу быть таким же, как и мой отец, — ответил Том и развернул тройной гамбургер.

Он как можно шире открыл огромную пасть, похожую на Тугарский тоннель, и до половины запихал туда безобразно-калорийное сооружение.

Девушка едва не захлебнулась кофе, когда увидела, как из гамбургера выполз соус, напоминающий по цвету «детскую неожиданность». Если раньше желудок просил чем-нибудь его наполнить, то сейчас он вдруг резко захотел выплеснуть кофейную бурду наружу. Детектив с трудом справилась с желудком и отвела взгляд обратно на особняк.

Если можно представить более мрачное здание, чем заброшенный склеп на проклятом кладбище, то это будет именно особняк Попеску. Фасад его настолько отчаянно требовал ремонта, что рассыпался и обнажал кладку, отплевываясь ошметками штукатурки. Словно дряхлый старик вытащил вставную челюсть, бросил её в стакан с отбеливателем и теперь подставлял свету луны беззубые десны. Хищные плети плюща карабкались вверх, стремились погрести под собой старинную громаду. В крыше виднелись огромные прорехи, будто над особняком прошел метеоритный дождь.

Полуразбитые витражи блестками отражали свет уличной рекламы, аркбутаны напоминали удивленно вскинутые брови. Декоративные башенки угрожали в любой момент накрениться и рухнуть на головы глупцов, которым придет в тупые головы намерение зайти в дом.

— А пошему мы ждешь шидим? — прошамкал Том, заплевывая крошками торпеду старого «Бьюика». — Пошему не идем в ошобняк?

Как объяснить в двух словах тупому куску сала, что они не могут пробраться туда без ордера?

Хоть особняк и выглядел заброшенным, но в нем иногда сверкали огоньки свеч и виднелись скользящие тени. Да и налоговые отчисления, которые регулярно поступали в казну, не давали детективам права влезть в дом без позволения хозяев. Должен быть веский аргумент и наличие преступления, чтобы развязать им руки и преступить закон о неприкосновенности частной жизни.

Детектив Джулиан вместила всё это в два слова:

— Том, отъебись!

Напарник пожал плечами и продолжил наполнять бездонный желудок жрачкой из дешевой забегаловки. Мрачное настроение Джулиан почернело ещё больше, когда начался дождь. Крупные капли дождя стучали по крыше «Бьюика», как по шкуре дохлого добермана.

Особняк размывался в потеках, но не становился красивее. Скорее наоборот, более чудовищное здание трудно себе было представить. Будто из земли вылез огромный черный опарыш и сейчас он дышал, растекаясь в каплях на лобовом стекле.

— Давай всё-таки зайдем? Скажем, что проезжали мимо и у нас сломалась машина, — проговорил толстяк, когда вытер жирные от соуса пальцы и выкинул остатки «легкого перекуса» на улицу. — Ты знаешь, что-то меня тянет в этот дом. Вот не знаю, как будто кто-то зовет туда.

— Заткнись. Смотри, кто-то идет!

По улице кралась фигура в серо-грязном плаще. Широкополая шляпа напоминала торшер для лампы и прекрасно скрывала лицо человека в тени. Он застыл на мгновение возле ворот, а потом…

— Черт бы меня побрал, Джули, ты это видела? — вырвалось у толстого Тома.

Видела ли она?

Конечно видела, как неизвестный оглянулся по сторонам, чуть присел и сиганул через забор, как долбанный кузнечик. Это явно было не просто так.

Детектив выхватила верную «Беретту» и выскочила на улицу. Кто же знал, что жирный Том тоже вытащит свое тельце наружу?

— Стоять! Полиция! — крикнула девушка, у неё не получалось поймать в прицел спокойно уходящую фигуру — мешал бритый затылок с тремя складками. — Том, чтобы тебя одним сельдереем кормили, а ну убери свою пустую тыкву, пока не нашпиговала её свинцом!

Толстяк тут же присел, словно тройной гамбургер резко начал выходить наружу. Фигура безмятежно удалялась, не обернулась даже на выстрел в воздух. Похоже, что она плыла по воздуху и почти не касалась луж.

— Твою же мать! — сорвалось с губ детектива. — А ну стой, ублюдок.

Фигура подняла вверх правую руку и показала всем известный жест. Блестящей плетью сверкнула молния и жест стал виден более отчетливо.

— Джули, похоже, что он откуда-то знает, что у тебя давно не было бойфренда, — хихикнул присевший Том.

Если бы недотепа знал, насколько он близок ко встрече со своим отцом, то заткнул бы жирную пасть. Подумаешь — давно не было секса. «Не в сексе счастье», как говорил инспектор Джувс, — «а в его качестве и количестве!»

Но сейчас нельзя отвлекаться!

Надо преследовать хама, который позволил себе оскорбить сотрудника полиции!

Капли дождя намочили челку и теперь волосы полезли в глаза. Джулиан откинула непослушную прядь назад и бросилась к дому. Высокие военные ботинки разбили рябь лужи, и целая волна грязной воды окатила сидящего Тома. На его несчастье он повернул лицо. Грязь из лужи легла на его лицо раскраской дикого папуаса.

— За мной! — крикнула детектив Лав.

Раздалось грузное топанье за спиной.

Старые ворота впереди чуть скрипнули.

Рыжая от ржавчины цепь на створках покачнулась.

Джулиан ударила в правый створ и цепь порвалась, как колготки на заскорузлых коленях проститутки. Фигура не повернулась. Она была уже у двери. С пронзительным скрипом деревянная плоскость отошла в сторону, и неизвестный скрылся в темноте.

— Джулиан, дай передохнуть. Я никогда столько не бегал, — послышался свистящий голос Тома Бэйба.

— Мы пробежали всего двадцать ярдов. Как тебя вообще взяли в полицию? — прошипела детектив, когда увидела красную рожу напарника.

— Папа протащил, сказал, что бегать не придется. Только деньги снимать с проституток и брать свою долю с воров. Говорил, что так поступают настоящие хорошие полицейские.

— Заткнись, Том. Доставай свое оружие, мы сейчас пойдем внутрь.

— А как же ордер?

— Никак! Но выставленные средние пальцы в свою сторону я терпеть не намерена! Это оскорбление полицейского значка!

Дождь низвергался на полицейских с такой мощью, словно ангелы на небесах решили одновременно отлить и теперь старались попасть на двоих букашек внизу. Пальцы Джулиан крепче сжали рукоять «Беретты».

Очередная вспышка молнии осветила худенькое лицо детектива. Следом спешила круглая тарелка Тома. Лицо мужчины мокрое и не понять — от пота или от дождя.

Вблизи особняк выглядел ещё отвратительнее. Хмурые стены сверлили парочку мрачными провалами окон. В темноте проемов виднелись красные точки — словно лазерные указки… или глаза демонов из преисподней. Деревья оголились и красовались тощими проститутками из борделя, когда перед ними вышагивал разборчивый клиент. Зеленые кляксы слизи поблескивали на ступенях, словно тут прошла рота больных насморком солдат.

— Я… сейчас сдохну, — выдавил Том, когда пара застыла у двери. — Похорони меня… возле булочной на Бигили-стрит. Там самые лучшие пончики…

— Соберись, толстяк! Мы возьмем этого ублюдка, и тогда ты затмишь даже своего прославленного папашу.

— Захожу, милая, — неожиданно выпрямился Том.

Струи чертового дождя хлестали по его лицу, но он словно их не замечал. Мужчина, который только что подыхал от нехватки воздуха, теперь улыбался и даже пытался втянуть толстое брюхо.

— Ты чего делаешь? — прошипела Джулиан, когда Том бесстрашно схватился за ручку старой двери. — А ну отпусти сейчас же! Я войду первая!

— Ты не слышишь, Джули? Этот голос, похожий на райскую музыку, зовет меня. Она зовет меня…

На лице мужчины появилась улыбка блаженства, словно семь тайских массажисток одновременно делали ему минет. Детектив еле сдержала руку, чтобы не залепить напарнику хорошую оплеуху.

— Возьми себя в руки, Том! Нет никакого голоса.

— Есть, ты просто не слышишь. Ты слишком напряжена, Джули. Голос говорит, что я создан для любви и… она зовет меня. Я иду… пока, Джули.

Увы, как не пыталась худенькая девушка отцепить руки своего непутевого напарника, этот мешок сала оказался сильнее. Он с неожиданным проворством проскользнул внутрь дома, при этом оттолкнул Джулиан так, что та перелетела через ступени и шлепнулась в лужу и без того промокшей задницей.

Дверь с грохотом захлопнулась и изнутри послышался зловещий смех.

Этот смех преследовал Джулиан на протяжении последних двадцати лет. Он ей снился в кошмарных снах, когда она просыпалась от собственного крика, или оттого, что постель была мокрой. Это был смех гиены, которой наступили на яйца. Это был скрип ножа по стеклу, когда маньяк подходил к своей жертве.

Это был смех убийцы её родителей…

Забыта боль в пятой точке — её вытеснила ярость. Траурной вуалью злость закрыла глаза.

Убийца там!

И Том там. А она снаружи.

— Держись, жирдяй! — крикнула детектив Джулиан.

Поскользнулась на слизи и разбила нос о ступеньку. Яркая вспышка перед глазами.

Боль?

Молния?

К черту всё. Сейчас нужно попасть внутрь и настигнуть хохотунчика. Арестовать этого смешливого мерзавца!

Дверь оказалась закрыта. Ручка настолько склизкая, словно её только что вытащили из болотного ила. Кулаки ударили в дверь. Капли дождя ударили по макушке. Сердце ударило в грудную клетку.

Дорога каждая секунда!

Неужели она потеряет и этого неуклюжего недотепу? Хоть он и толстый и крови в нем много, но долго он не продержится.

Раздался пронзительный крик! Такой можно услышать, когда кастрируют кота без наркоза. Неужели Тома тоже лишали мужской гордости?

Детектив Джулиан Лав недаром имела черные унты по борьбе нанайских мальчиков: бедра напружинились, икры превратились в камень. Толчок носками, и она взмыла свечкой над ненавистной дверью. Череда быстрых ударов сделала бы честь безумному барабанщику, а ведь она ударила ногами.

«По перрону рассыпали горох» — так она называла свой коронный удар. Ни один мясной шкаф, полный дерьма и перегара, не мог устоять перед бешеным вихрем. Не смогла этого сделать и дверь. Дверь взорвалась, как от динамитной шашки. Щепки разлетелись в стороны, а черный проем двери посмотрел на детектива беспросветной темнотой.

Верный фонарик на мобильном телефоне чуть отодвинул непроглядный мрак. Детектив Джулиан набрала в грудь воздуха и шагнула навстречу неизвестности.

Неизвестность пахнула сырым деревом и ладаном. Темнота старалась окутать шелковым покрывалом, увлечь, усыпить и успокоить навеки…

Снова раздался зловещий смех, а следом послышалось женское пение:

— Милый малыш, глазки закрой. Ну что ж ты не спишь, ведь я рядом с тобой. Вытяни шейку, открой кадык. Гроб нам с тобою будет впритык. Сделаем в нем мы тык-тык…

Звуки раздавались откуда-то сверху. Глаза детектива начали привыкать к темноте, и она рассмотрела старинную лестницу с широкими ступенями. На ступенях темнел старинный ковер. Он стал ещё темнее, когда на него наступил военный ботинок Джулиан.

Яркая вспышка сначала ослепила, и под сомкнутыми веками вспыхнули обжигающие круги. Как от световой гранаты. Девушка отпрыгнула назад и выставила перед собой пистолет. Если вам приходилось выходить из темного подвала на яркое солнышко, то вы поймете состояние детектива в этот момент.

Ничего не происходило. Девушка часто-часто моргала, чтобы глаза привыкли к яркому свету. Сверху слышался веселый женский смех. С таким звоном хрустальные бусы могут рассыпаться по мрачному надгробию.

Глаза привыкли к яркому свету, и проклятье срывалось с губ детектива. Насколько отвратен и кошмарен дом показался снаружи, настолько же прекрасен он был изнутри. Джулиан словно попала в гребаную сказку про Золушку.

Огромная люстра под расписным потолком светила ярче тысяч солнц. Лучи плескались в декоративном фонтане слева от величественной лестницы с рельефными перилами. Красная ковровая дорожка скользила по мраморным ступеням, золоченые статуи ангелочков по бокам заставляли забыть о непогоде за спиной.

На полу раскинулась причудливая мозаика, изображающая огромную розу, стебель которой начинается в фонтане, а сам бутон раскинулся в центре. По задрапированным алой тканью стенами расположились картины незнакомых красивых женщин и смазливых мужчин.

— Я ждал тебя, дитя мое, — раздался сверху голос и детектив инстинктивно выставила «Беретту» по направлению голоса.

— Не двигаться, еб твою мать! Иначе мозги вышибу! — рявкнула она и замерла.

Такого красивого мужчину она не видела даже по зомбоящику, а там каких только мучачо не показывали. Высокий, худощавый, кожа слегка отдавала болезненной белизной, словно он только что вылез из мешка с мукой. Черные волосы зачесаны назад, и спускались толстой косой на белоснежную рубашку с оборками. О высокие скулы можно порезаться, кроваво-красные губы изогнуты в снисходительной улыбке.

Но самым поразительным на его лице были глаза — черные как первородный грех и завлекающие, как мираж оазиса в жаркой пустыне.

Тонкие пальцы легли на перила, и он начал спускаться.

Где же он делает маникюр?

Ногти длинные, словно только что сделал «френч». От него прямо-таки веяло аристократизмом и властностью. Словно этот мужчина был рожден для того, чтобы повелевать армиями и разбивать женские сердца.

— Я знал, что ты придешь. Ты не можешь удержаться от моего зова, малышка, — довольно улыбнулся мужчина и девушка увидела, что два верхних клыка стали гораздо длиннее остальных зубов.

История шестая,
в которой обольстительный вампир обольщает

Легким прыжком хозяин особняка оказался внизу, рядом с декоративным фонтаном. Ого, это же метра три, не меньше. А хозяин спрыгнул с той же легкостью, с какой спустился бы на ступеньку лестницы. Он присел на бордюр фонтанчика и опустил ладонь в прозрачную воду, холодную даже на вид. С загадочным выражением лица уставился на детектива.

Джулиан перевела ствол пистолета следом и почувствовала, что это действие дается ей с трудом. Словно она находится по шею в озере и сейчас преодолевает сопротивление воды. Мужчина улыбнулся и снова среди белых зубов показались два длинных клыка.

— Стой на месте, ублюдок, — скомандовала девушка твердым голосом, но из груди вырвался цыплячий писк.

Что с её голосом? Почему она не может скомандовать? Почему не может рявкнуть, как на преступников, которые порой мочились от звуков её рева?

— Стою на месте. Только я не ублюдок, а чистокровный граф и мой род уходит вглубь веков. Я потомок румынских королей, — мужчина говорил мягким, убаюкивающим голосом.

Он словно завораживал, заставлял кровь течь медленнее и снимал яростную пелену с глаз детектива. Джулиан поймала себя на том, что пистолет смотрел в центр розы на полу, а вовсе не в напомаженную черепушку этого типа.

Когда она успела опустить ствол?

Что, черт возьми, происходит?

Какого дьявола тут творится?

— Твой долбанный род пойдет на члены демонов, а ты побежишь впереди и будешь показывать дорогу, если не прекратишь свои гипнотизерские штучки! — пистолет занял первоначальное положение. — Где мой напарник? Где Том?

— А ты про этого пухлого шалуна? Он наверху. Тычет стволом своего оружия в одну из моих жен. Если тебя это возбуждает, то мы можем присоединиться, — мужчина сделал приглашающий жест в сторону лестницы.

Откуда он догадался о возбуждении?

Судя по нервно подрагивающим ноздрям, он сумел его почуять. Да, у детектива Джулиан давно не было сексуального партнера. Однако вряд ли это повод так намокать тем лоскутам ткани, которые прикрывали низ живота. Хоть выжимай. И это не от дождя снаружи…

— Иди вперед и не вздумай шутить, кузнечик. Стреляю без предупреждения, — девушка махнула пистолетом в сторону лестницы.

Как же легко и пластично двигался этот мерзавец. Он словно специально напрягал ягодичные мышцы, четко обрисованные бархатистой тканью. Белая рубашка, черные брюки, белое лицо, черные глаза и единственной красной кляксой выделялись губы, искривленные в сардонической усмешке. Он поднимался по лестнице, а Джулиан шла за ним.

Золоченые ангелочки кривили злобные мордочки за её спиной, но она этого не видела. Люди с портретов тоже следили за идущей парой. Мозаика на полу поблекла, словно роза засохла и потеряла свою кровавую красноту.

Детектив поднялся на второй этаж и резко кивнула, когда мужчина остановился у резной двери. Золоченые вензеля скользили по черному полю и тянули тонкие щупальца к мастерски вырезанной розе. Цвет лепестков очень напоминал цвет губ мужчины, таких желанных, таких обольстительных.

Нет!

Джулиан стиснула рукоять, и небольшая боль отрезвила её. Хозяин дома вновь ухмыльнулся и толкнул дверь. С мягким шорохом та распахнулась и на несколько секунд детектив забыла как нужно дышать. Она помнила, что нужно втягивать этот грязный воздух, пахнущий потом и ладаном, но не могла себя заставить. То, чем занимался напарник, выходил за все рамки приличия.

Да, в полицейском участке не скрывали того, что иногда бесплатно пользовались услугами шлюх, рекомендовали друг другу. Передавали, как эстафетную палочку… вместе с сифилисом и гонореей. Да, были и такие кадры, которые рассказывали, как «утешили» молодую вдову и оттрахали её во все дырочки…

Однако, чтобы так…

— Том, мать твою, ты что делаешь? — взвизгнула девушка.

Увы, её визг пропал в шуме стонов и страстного дыхания.

Картина оргии развернулась во всей своей омерзительной сексуальности. Такого жесткого порно Джулиан вряд ли когда видела.

Рыхлые белые ягодицы Тома приподнимались и опускались между точеных ног обнаженной темноволосой красавицы. Он старался работать как поршень в двигателе, который загонял округлую головку в хорошо смазанный канал. Пузо хлопалось на плоский живот, приподнималось, чтобы через мгновение упасть обратно.

Скорость и громкость хлопков напоминала бурные аплодисменты, когда президент выступал с хорошими новостями. Если бы жирный недотепа с таким же рвением приступил к работе, то через месяц смог бы возглавить полицейский участок.

Красавица вопила под ним громче заводского гудка. Её острые когти царапали спину любовника. Из-под коготков возникали мелкие бисеринки крови, которую тут же слизывали ещё две обнаженные девушки.

Блондинка и шатенка.

Всю троицу красавиц можно выставлять на подиумах страны — успех моделям будет обеспечен. Тугие тела словно созданы для позирования художникам. Высокие груди заставили сглотнуть даже Джулиан. Упругие попки манят шлепнуть по ним. Джулиан ни разу не подозревала себя в лесбийских наклонностях, но сейчас ей мучительно захотелось оказаться наедине с этими обнаженными красавицами.

Но среди восхитительных тел шевелилась толстая личинка по имени Том.

Обстановка в комнате была слизана из исторических фильмов. Кровать размером с аэродром, над ней балдахин с тяжелыми золочеными кистями. Цветастые ковры на полу с таким высоким ворсом, что по нему можно пускаться вплавь. На стенах всё та же красная шелковая ткань. За витражными стеклами виднелись редкие всполохи молний. Редкие свечи в комнате добавляли сексуальности действию на кровати.

— Ты можешь присоединиться, малышка. По крайней мере, твой напарник сейчас счастлив. Неужели ты хочешь обломать самый восхитительный секс в его жизни. Эй, молодой человек, вам хорошо? — спросил хозяин дома у пыхтящего Тома.

— О-о-о, да-а-а, — сорвался стон с губ напарника, когда он продолжил шлепать пузом по животику лежащей темноволосой девушки.

Жирный зад методично поднимался и опускался. Теперь его оплетали ноги, и девушка пятками заставила Тома проникать ещё глубже. Стоны усиливались. Струйка слюны протянулась от обвислых губ Тома к щеке девушки.

Джулиан смотрела как загипнотизированная. Внизу живота стало так жарко, будто села на головню. Продолжительный период без секса дал о себе знать и ей захотелось…

Захотелось оказаться на месте красавицы?

Она еле сдержала руку, чтобы не залезть в брюки и не заняться самоудовлетворением. Бюстгальтер стал слишком тесным для разбухших сосков. Нежная ткань показалась брезентом.

И этот напомаженный мерзавец улыбался…

Он сделал шаг по направлению к детективу и оказался рядом. Ствол пистолета уперся в твердую грудь. Его глаза пронизывали девушку почти так же, как жирный похотливый Том — одну из спутниц хозяина особняка.

— Позволь я представлюсь и назову своих милых женушек. Мое имя Милош. Милош Попеску. Та, которая находится под твоим напарником, Дэкиена. Беленькую зовут Ленута, а рыженькую бестию — Злата. Они очень рады вас видеть. Правда, мои хорошие? — повысил голос хозяин дома.

— Да-а-а, мы очень любим гостей, — промурлыкала блондинка и шатенка, продолжая слизывать мелкие бисеринки алой влаги с царапин на теле Тома.

— А о-особенно та-аких стра-астныхго-остей, — между толчками произнесла Дэкиена.

— Том, твою мать! Перестань трахать эту курицу и вспомни — зачем мы здесь! — вырвался у детектива тонкий вопль.

Том удивленно оглянулся. Заметил детектива Джулиан и на миг застыл. Всего лишь на миг, потому что Дэкиена толкнула его зад розовыми пяточками, и он вернулся к фрикциям. Его огромное хозяйство входило в блестящую щель почти полностью, а яички… если можно назвать яичками два помидора сорта «Бычье сердце» помещенные в резиновый мешочек… его яички шлепали чуть ниже.

«Он же ей синяк там наколотит» — почему-то вертелось в голове Джулиан.

— Я ве… веду допрос с при… с пристрастием, — ответил Том, продолжая «допрашивать» подозреваемую.

«Подозреваемая» стонала под тяжелой тушкой и продолжала царапать пухлую спину. Блондинка и шатенка скользили грудями третьего размера по коже Тома и по-кошачьи слизывали мелкие капельки. Все заняты делом, лишь детектив еле держался на подгибающихся ногах, да мужчина рядом с ней продолжал загадочно улыбаться.

— Не хочешь присоединиться к допросу? Или давай я тебя допрошу? — бархатным голосом проговорил мужчина и отодвинул в сторону руку, держащую пистолет. — Или можешь ты меня допросить… С пристрастием…

Когда он подошел вплотную?

Это осталось загадкой. Только что он был на расстоянии метра и вот уже нависал над ней. Глаза…

Они заставили Джулиан сдать все позиции. Они завораживали и обещали скорое счастье. Что-то с глухим стуком упало на ковер.

Пистолет?

Да, её руки свободны, и они произвольно поднялись к плечам Попеску. Детектив попыталась притянуть его к себе, чтобы впиться в ярко-красные губы, но легче сдвинуть фонарный столб, чем подчинить этого мужчину.

Милош не торопился, наслаждался её беспомощностью и покорностью. Легонько коснулся подбородка и приподнял симпатичное личико к себе. Медленно, ужасно медленно этот садист приблизился к её губам. Другая рука легла на талию и чуть притиснула к железному телу. В низ живота детектива уперся твердый предмет, напоминающий черенок от зимней лопаты.

— Не бойся, я буду ласков, — на миг оторвался от губ напомаженный тип.

— Ты… ты убил… моих родителей, — прошептала Джулиан, потому что сказать громко у неё не получалось, голос куда-то пропал.

— Ах, вот откуда мне знаком твой запах. Твоя мать пахла полынью и цветущим каштаном. Да-а-а, помню, как она извивалась на мне, как просила ещё и ещё… А твой отец оттрахал моих жен почти до бессознательного состояния…

Мужчина говорил, а его руки расстегивали куртку Джулиан. Кожаная оболочка упала к ногам девушки. Рука мужчины, словно невзначай, коснулась правой груди детектива, и девушка подалась чуть вперед, чтобы прикосновение стало более ощутимым, чтобы он смог оценить её размер, форму и упругость.

— Ты мразь, — сорвалось с губ Джулиан.

Губы Милоша искривились в презрительной улыбке. Одну за другой он расстегнул пуговки на бежевой блузке девушки.

Шлепки, хлюпание и стоны продолжили раздаваться со стороны жирного Тома и обольстительниц. И это возбуждало Джулиан ещё больше. Ей казалось, что штаны намокли до колена, колени дрожали, а соски так набухли и окаменели, что ими можно резать стекло.

— Я знаю, — прошептал мужчина. — Именно так и говорила твоя мать, когда полностью принимала меня.

Он резким движением сорвал блузку с плеч девушки и на свет появился сплошной черный лифчик. По всем канонам на девушке должно было надето кружевное сексуальное белье, обтягивающее и дразнящее, но, как назло, вчера у неё была большая стирка. Джулиан успела ещё подумать о трусах-боксерах, которые намокли настолько, что натирали нежные складки.

Как она их покажет обольстительному ублюдку?

Свечи моргнули, и в их неровном свете показалась сначала одна, затем вторая грудь Джулиан. Девушка трепетала в его руках, но не от холода, наоборот — жар заполнял тело и, казалось, что ещё чуть-чуть и появится запах горелых волос.

— Какое чудесное зрелище. Так бы всю жизнь не отрывался от него, — мужчина наклонился и поцеловал ложбинку между двух полусфер. — Будто крышечки на небольших блюдцах, а ручки ещё и увеличиваются в размерах, чтобы удобнее было брать.

Он сжал левый сосок и словно разряд тока сотряс тело девушки. Волна мучительного блаженства, сопровождаемая мурашками, пронеслась от копчика до легкого пушка на шее.

Легкий стон слетел с губ Джулиан. Мужчина улыбнулся и сжал второй сосок, мягко, но твердо. Словно накинул клеммы для «прикуривания» аккумулятора. Джулиан почувствовала вторую волну блаженной неги. Она гораздо мощнее первой. Ещё чуть-чуть и она зайдется в пароксизме оргазма. В эту самую секунду она пожалела, что у неё нет третьего соска, а у него третьей руки.

Однако, Милош лишь чуть больше растянул губы в улыбке, чуть присел и прижался к горячему телу детектива. У девушки возникло ощущение, что она уселась на перила — настолько твердым и большим показался тот черенок, который протиснулся между её ослабленных бедер. И да — он нажал на тот самый сосок, которого так не хватало девушке.

— А-а-а, — сорвался с её губ звук из порнофильма.

Она выгнулась назад, словно попыталась встать на мостик, но железные пальцы держали крепко, и девушка вернулась обратно.

Конвульсии… Судороги, словно она находилась в центре эпилептического припадка, били её полуобнаженное тело. Она впилась когтями в рубашку своего сладостного мучителя и, сотрясалась в затухающих подергиваниях, и в этот момент ей хотелось только одного — сигаретку с ментолом и сто граммов виски.

У мужчины же на этот счет были другие планы. Он терпеливо ждал, пока Джулиан перестанет содрогаться и её дыхание чуть выровняется. Потом чуть подцепил пальцами кожаный ремень на джинсах детектива и легко, словно ниточку, разорвал его.

Ковер притушил звон упавшей бляхи, а также кнопки-пуговицы, которая шлепнулась следом. Одним ловким движением, словно снимал кожуру с банана, Милош опустил её джинсы вместе с намокшими трусами-боксерами. Джулиан инстинктивно прикрыла пах. Если бы знала, что сегодня будет секс…

— Обожаю кудреватый мох на тайных местечках, — улыбнулся снизу вверх напомаженный мерзавец. — А уж как пахнет, когда подступает возбуждение.

Шлепки, стоны, аханье и урчание продолжали доноситься с кровати. Том работал так, словно он никогда не собирался испытать оргазм. Теперь под ним колыхалась рыженькая женщина.

Когда только успели поменяться?

Меж тем его спина начинала напоминать спину йога, который не очень удачно повернулся во сне на кровати из гвоздей.

Милош поднялся с корточек и потянул Джулиан за собой:

— Пойдем, в кресле нам будет удобнее. Твоей маме очень нравилось там. А папа тоже, как и твой напарник, был в восторге от моих жен. А они были в восторге от него.

Джулиан переступила через джинсы и пошла за ним, всё также целомудренно прикрывая паховую область ладошкой. Кресло-качалка было сделано в том же стиле, что и остальная мебель. Вензеля на подлокотниках, расшитая золотом спинка, ткань сиденья словно взята из камзола какого-нибудь из Людовиков.

Хозяин дома подхватил с пола раскиданные плюшевые подушечки и положил их стопкой на сиденье. Затем мягко усадил Джулиан на получившееся возвышение, а её ноги развел в стороны и положил их на подлокотники. Детектив почему-то вспомнила гинекологическое кресло — там так же бесстыдно раскрывалось самое сокровенное.

Мужчина не отводил от неё пронзительных будоражащих глаз. Он медленно расстегивал рубашку. Мускулистое тело напоминало старинную булыжную мостовую — кругом одни красиво очерченные мышцы и ни капли жира. Не то, что рыхлое тело Тома, которое продолжало подпрыгивать на шатенке. Две другие жены слизывали кровь с располосованной спины напарника…

Джулиан забыла, зачем она пришла сюда, что ей было нужно. Вся её сущность пылала и хотела уже не ментоловую сигаретку и виски, а этого соблазнительного мерзавца. Хотела, чтобы он взял её. Взял всю-всю-всю, без остатка. Чтобы вознестись на небеса блаженства и сладострастия.

Милош потеребил ремень брюк:

— Теперь мне пора познать тебя, малышка. А ты испытаешь то, чего не испытывала ни с одним мужчиной. Жаль, что это будут твои последние оргазмы. Но ты не беспокойся об этом — ты уйдешь на пике счастья.

История седьмая,
в которой открывается истина и звучит знакомый «Курлык»

Под мерцающие проблески свечей наружу выскользнул…

О, дьявол!

Если бы Джулиан увидела такой огурец на рынке, то сразу бы прошла мимо — явно без китайской подкормки здесь не обошлось. Когда детектив ещё патрулировала улицы, то у неё была черная резиновая дубинка, но сейчас дубинка показалась в три раза меньше по объему и на пять дюймов короче вампирского органа. Милош улыбался. Он наслаждался произведенным эффектом.

— Теперь же настала пора пронзить тебя и доставить неземное блаженство. Не бойся, всё будет хорошо. Тебе понравится.

Милош чуть наступил на напольную дугу и кресло качнулось в его сторону. Джулиан вздрогнула, когда своим естеством коснулась напряженной плоти. Милош отступил и кресло ушло назад.

Нажатие чуть сильнее и Джулиан не смогла сдержать стона от сладостного погружения в неё твердого предмета. Она не сводила глаз с огромного монстра, которого напомаженный мерзавец держал в руке. Кажется, будто розовый любопытный удавчик засунул головку в пустую норку мышки-полевки и выполз обратно, когда Милош отпустил дугу.

— О-о-о, да. Ещё глубже, ублюдок, — простонала Джулиан, когда увидела, что «удавчик» снова вознамерился нырнуть в неё.

Мужчина не торопился. Он размеренно покачивал кресло, и Джулиан то наполнялась твердым мясом, то вновь пустела. Она уже была готова спрыгнуть с этого долбанного кресла, повалить мерзавца на пол и скакать, скакать, скакать на нем, как ковбои на родео. Джулиан легко бы установила рекорд по удержанию на бешенном животном.

— Ты такая же нетерпеливая, как и твоя мать. Она была ещё той шлюшкой. Ты тоже шлюшка, Джули? — мерзавец явно издевался, когда на миг останавливался.

Детектив ощущала себя люля-кебабом, насаженным на деревянную палочку. Но ей хотелось ещё и ещё. Она готова сказать всё, что угодно, лишь бы это покачивание продолжалось.

Готова предать память матери, готова простить этого соблазнительного урода за смерть отца…

Она готова принять его всего…

А ведь в ней всего лишь половина…

— Да, я… я такая же шлюшка… — прошептала Джулиан и получила награду — проникновение чуть глубже.

— А скажи ещё…

И Джулиан сказала. Она говорила и с каждым словом наполнялась всё больше и больше. Ещё чуть-чуть и её кудрявые волосы на лобке сплетутся с его шерстью.

Милош наслаждался женской беспомощностью. Он ласкал твердые полушария, сжимал соски и с удовлетворением наблюдал, как волны блаженства сотрясали женское тело.

Сколько раз она испытала оргазм? Пять? Десять? Её тело одна сплошная точка Джи и любое прикосновение приносило мучительную сладость. Её оргазмы были долгожданной дозой для исстрадавшегося наркомана. Она хотела ещё и ещё…

— Ещё немного и ты взлетишь с кресла. Я вижу, как бьется жилка на твоей шее. Позволь, я чуть прокушу твою шейку и слизну каплю крови? — мурлыкнул Милош, продолжая покачивать кресло.

— Не-е-ет, — какая-то отдаленная часть сознания пыталась сопротивляться.

— Нет? Ты не хочешь ещё раз испытать вот это? — Милош с силой нажал на дугу и тело Джулиан подалось навстречу.

О, черт!

Он полностью в ней. Влажными складками она прижималась к его мокрым волосам. Обхватила мускулистое тело руками и ногами. В этот момент она очень напоминала ленивца на стволе эвкалипта. Плевать. Главное, что его сучок полностью в зверьке. Милош пытался снять её, но не тут-то было. Переплетение рук и ног настолько сильное, что без домкрата не обойтись.

— Инспектор, сдается мне, что в этот момент он массирует ей гланды, — раздался спокойный голос от дверей.

Кто? Кто посмел помешать в этот сладостный миг?

Джулиан не узнала голос Френка Уиллиса, который в полицейском отделении постоянно сшибал мелочь на кофе. Лишь спустя два стука сердца она повернула голову и обнаружила пятерых полицейских с упавшими на ковер челюстями.

Ну да, картинка та ещё. А Том-то, Том…

Он так и продолжил прыгать на шатенке, хотя остальные две дамочки успели соскользнуть с него и теперь чуть слышно шипели, стоя у витражного окна по другую сторону кровати.

— Детектив Джулиан, будьте любезны слезть с подозреваемого и принять более приличествующий вид, — прохрипел инспектор Джувс, наблюдая, как девушка содрогается на Милоше.

— Как же вы не вовремя, джентльмены, — досадливо проговорил хозяин особняка и выпутался из объятий девушки. Он вышел из неё со звуком выдергиваемой пробки из бутылки шампанского.

Обнаженный, мускулистый, похожий на Давида работы Микеланджело, только не с тем пупырышком, который покоится на яичках статуи, а с огромной… Ну, вы помните рассказ о полицейской дубинке. И этот ствол был сейчас наставлен на полицейских, словно Милош собирался их расстрелять из природного оружия.

— Мы всегда вовремя. Если бы мы не появились, то ты выпил бы нашего ценного сотрудника, как и её мать. Джулиан, ну не тряси своей небритостью. Оденься же, — инспектор толкнул ногой джинсы детектива. — Ого, да ты носишь «боксеры»?

— У меня вчера была большая стирка, — пробурчала Джулиан, пока пыталась попасть ногой в одно из отделений джинсов.

Её коллеги даже не смотрели на неё — гораздо интереснее созерцать прелести обнаженных красоток, которые перестали шипеть и теперь принимали различные соблазнительные позы. Демонстрация проходила успешно, раз полицейские начали шумно дышать.

— Джентльмены, вы позволите мне одеться? — спокойно спросил Милош, когда всё внимание приковалось к его женам.

— Да-да, можете одеваться, — рассеянно проговорил инспектор Джувс, который тоже с вожделением рассматривал красоток из порнофильмов.

Улыбающийся Милош надел штаны. Ему пришлось заправить в брючину свой не желающий опадать предмет удовлетворения Джулиан. Та облизнулась.

Том не обращал ни на что внимания и продолжил пыхтеть над шатенкой. Джулиан стало обидно — почему её согнали с мужчины, а напарника нет?

— Инспектор, вы что-то говорили о подозреваемом… — напомнила она о цели визита полицейских.

Инспектор Джувс, чье красное лицо пародировало помидор, а ширинка начала топорщиться вовсе не от пистолета, вздрогнул и перевел на неё взгляд.

— Ты прекрасно справилась, девочка. Хорошо ещё, что мы установили на тебя микрофон.

— Вы… да я… Да вы что? Я была приманкой? Вы занимались ловлей на живца? — Джулиан почувствовала, как задыхается.

— Да-да, конечно. И тебя неплохо наживили, как я посмотрю. Не стоит благодарности, это наша работа. Милош, вам предъявлено обвинение в многочисленных нападениях на людей. Зафиксировано пятнадцать случаев смерти, семнадцать раз удалось спасти жизни людей и имели место четыре случая схождения с ума. Во всем чувствуется ваша рука, господин Милош Попеску. Вы имеете право на адвоката…

— Мне плевать на то, на что я имею право. Вас слишком мало, чтобы поймать меня, — оскалился напомаженный мерзавец.

— Зато нас достаточно, — раздалось из-за спин полицейских и под мерцающий свет вышли три человека в кожаных плащах.

— Охотники на вампиров, — ощерился Милош. — Вам так просто не взять меня.

— Не смотрите на них, отвернитесь и постарайтесь занять себя разговорами, — скомандовал один из вошедших, обращаясь к полицейским.

Нагие красавицы зашипели на новых людей. Шатенка выскользнула из-под дергающегося Тома и присоединилась к сестрам. Жирный напарник недоуменно оглянулся по сторонам и скривился, когда почувствовал боль на располосованной спине:

— Что здесь происходит и где мои вещи?

Женщины шипели громче разъяренных кошек. Из-под алых губ вырвались острые клыки. Рыжевласка легко взбежала по стене, оседлала люстру и оттуда скалилась на группу людей. Женские лица изменились и приняли маски летучих мышей. Полные груди похудели и обвисли сморщенными мешочками. Под руками выросли перепончатые крылья. Вместо трех очаровательниц на людей шипели три кошмарные демоницы. Милош остался в человеческом обличье.

— Разговаривайте же! Или они вас окончательно зачаруют! — рявкнул охотник на вампиров, который походил лицом на Джерарда Батлера.

— Две недели лупил кота за лужу в туалете, а оказалось бачок протекает… — неуверенно сказал один полицейский другому.

— Правильно лупил, какого хрена он его не починил за две недели-то? — так же неуверенно ответил ему второй.

Оцепенение спало с присутствующих, и они начали громко обмениваться мнениями. Лишь один Том испуганно смотрел на происходящее и пытался укрыть тело простыней. На белой ткани тут же проявились красные пятна.

— Ну что же, потанцуем, — ухмыльнулся Милош, взмахнул руками и превратился в огромное подобие летучей мыши с руками и ногами человека.

И этот ублюдок засовывал в неё свой… Джулиан почувствовала, что сейчас потеряет сознание.

Дальнейшее действие напоминало эпицентр урагана. Охотники на вампиров прыгнули к своим врагам, а те бросились врассыпную… Стоны, крики, удары, хруст сломанной мебели заполнили комнату. Полицейские жались к стенам, выставляли пистолеты и, судя по губам, молились пресвятой Богородице.

Четыре тела на полу ещё шевелились, когда охотники на вампиров вытащили из-за наплечных рюкзаков остро заточенные колья. Несколькими ударами каждый из кровососов был пригвожден к полу. Они ещё были живые, если можно называть упырей живыми. Неожиданно блондинка вскинулась и попыталась соскочить с кола. Однако, сильный удар не дал этого сделать.

— Масуд! Масуд, тебе надо было меня первую раскладывать, а не с этими курицами кувыркаться! — крикнула блондинка.

Жирный Том попытался броситься к ней, но руки полицейских удержали его от этого шага.

— Да отстаньте вы, дайте ей вдуть! Блин, нет времени объяснять. Да пусти ты мой конец, ебанашка в кожанке! — кричал Том-Масуд, но двое охотников схватили его за руки и не отпускали.

— Он очарован ею, не давайте ему подойти! — бросил охотник, похожий на Джерарда Батлера.

Масуда повалили на пол и не давали вырваться. Блондинка протягивала к нему руки, но была не в силах соскочить с пронзившего кола.

Джулиан не отрывала взгляда от лежащего Милоша. Он снова принял форму мускулистого мужчины. Его пальцы сложились в фигуру из трех пальцев и перед ослепительной вспышкой, в которой пропали Том, блондинка и Милош, в комнате раздалось громкое:

— Курлык!

История восьмая,
в которой бревном могут быть не только женщины

— Чуфырь-чуфырь! — охала Баба-Яга.

Ржавая пила вгрызалась в крепкое дерево, отплевывалась реденькими золотистыми опилками. Старые козлы жалобно скрипели под тяжелым бревном.

— Гы-гы! — нетерпеливо гудел гоблин, в чьих руках блестела огромная секира. Он хмуро покачивал оружием, осматривал небольшую полянку с аккуратным хозяйством.

— Да сейчас, окаянный, будет тебе баня! Не мешай! — скрипучий, под стать выцветшим лохмотьям, голос составлял компанию взвизгам пилы, хриплому дыханью гоблина и натужному карканью старого ворона.

— Гы-гы! — гоблин провел ногтем по краю лезвия.

Тонкая стружка упала на широкий лист лопуха.

* * *

Пять лет юного гоблина Гыгыка обучали мастерству шпионажа и убийства мудрые преподаватели. В Академию боевой магии единственного из гоблинов приняли только за заслуги отца в Великом противостоянии. Во всем Средиземье к гоблинам относились как к низшему сословию, ровней им считали тупых орков и зловонных троллей.

На отделении разведчиков были зачислены сплошь большеногие хоббиты и высокомерные эльфы. Каждый держался за сородича и с презрением взирал на других. И только на гоблина с чрезмерным уничижением смотрела вся группа. Отщепенец, он долго продирался сквозь насмешки, давал зуботычины в ответ, нередко сплевывал кровь от накинувшихся скопом сокурсников.

Но чем больше его презирали, тем больше Гыгык стремился выбиться в лидеры, утереть нос этим высокородным выскочкам. Шаг за шагом, год за годом успехи росли соразмерно развивающейся мускулатуре. На четвертый год обучения редко кто осмеливался бросить заносчивый взгляд на высокую, мощную фигуру. Академия знала, что он ходит с орками на тренировки по борьбе и может встретить после занятий в окружении вонючих детин.

А гоблин тем временем постигал науку маскировки, скрытого шпионажа. Боевые искусства — на первом месте из любимых предметов. Никто не мог ладонью с одного удара расколоть толстенную мраморную плиту — кроме него. Никто не мог висеть над пропастью часами на тоненькой веточке — кроме него. Никто не мог бежать неделю без сна и отдыха — кроме него.

На экзамене по маскировке всех отыскали — кроме него. Долго высматривали, тщательно, но так и не нашли, плюнули и из-под плевка вылез он — лучший ученик Академии.

Контрольные экзамены остались позади — впереди дипломная работа. Каждый сокурсник подходит к гранитному пьедесталу и берет плоский камень. На обратной стороне высечено рунами задание, каждому свое и без подсказок. Срок — неделя.

Молодой гоблин представил: как пройдет последнюю проверку и возьмет под начало тысячу отборных воинов, как будут лебезить пронырливые хоббиты, как острые уши эльфов склонятся перед его величием. Он перевернул камень и прочел: «Гы-гы-гы», что означало: «Принести перо Жар-птицы!»

Аудитория ахнула, маги-экзаменаторы суетливо предложили выбрать другой камень, вместо запрещенного.

Запрещенное задание, которое, за столетия существования Академии, смог выполнить только один маг. Он вернулся спустя неделю, исхудавший, седой как лунь и беспрестанно шамкающий беззубым ртом: «Добро, добро, попарь-накорми-напои! Твори добро! На всей земле!»

Из лохмотьев человек достал горящее перо, полыхающее пламя в костлявой руке вызвало слезы на глазах. Это перо и по сей день ослепляло посетителей в кабинете Верховного магистра. Маг сдал дипломную работу, но повредился умом, постоянно твердил одно и то же, учил летать бабочек, показывал, как правильно расти и распускаться садовым цветам.

Верховный магистр сжалился над бедолагой, и пронзил сумасшедшего мечом Черной Ярости. Весь магистрат смотрел, как умирал единственный прошедший испытание, как трепетали руки, словно крылья мотылька, пришпиленного булавкой к листу картона.

После невозвращения с испытания сотни других выпускников камень повелели убрать, но волею судеб он каким-то образом вновь возник в общей груде булыжников. И сейчас он достался лучшему ученику.

Гоблин сжимал твердый камень, в голове билась мысль о великом предначертании. Какая тысяча? После исполнения дипломной работы под могучей рукой встанут миллионы!!!

Нет, он ни за что не откажется от такого задания — всего лишь перо какой-то горящей курицы. Смех, да и только.

Из предложенного оружия выбрал надежную Югламидаль — Варварскую Смерть. Не пересчитать сколько раз безукоризненная секира сокрушала врагов, служила щитом от отравленных стрел. Даже в короткие минуты сна гоблин сжимал в руке теплую рукоять, готовый в любое мгновение вскочить и драться.

В предвкушении битвы топорище легонько трепетало в мощных лапах, на остро заточенном лезвии играли кровожадные зайчики.

До сих пор приятно грело в груди, когда вспоминал завистливые взгляды, какими провожали соплеменники и сокурсники при выходе из каменных чертогов Академии. Еще бы — такое важное задание.

Пренебрежительно отказался от предложенного коня и легким галопом помчался в сторону вражеской территории. Жар-птица развлекала пением царство Кощея, как раз за Дремучим лесом. Ни усталости, ни страха, только желание узнать, выдернуть и принести. А потом сильнейшие маги разноцветными фейерверками отпразднуют возвращение героя. Толпы различных существ будут превозносить его имя в веках, как самого удачливого и изворотливого разведчика и шпиона.

* * *

Аккуратно пробирался Гыгык по Дремучему лесу, шел звериными тропами, прятался от любого движения веток. Высунувшись из засады, гоблин ошалел, когда по плечу похлопала чья-то рука. Секира со свистом рассекла влажный воздух, в мозгу вспыхнула картина, как распадается на две половинки тело могучего северного варвара.

Никогда не подводившая секира просвистела над выцветшим платком, заточенное лезвие слизало седую прядку. Острые глаза взглянули на разведчика с укором. Согнутая, как эльфийский лук, старушка покачала головой, обветшалые концы платка колыхнулись в такт.

Гоблин растерянно посмотрел на секиру, по траектории удара голова старухи должна разлететься как спелая тыква, но в последний миг верную руку словно бы пнула неведомая сила. Старушка погрозила суковатой клюкой, в другой руке из плетеного лукошка выглядывали свежесрезанные травы. На три головы ниже, бабка без страха смотрела снизу вверх на мускулистого гоблина.

— Ты почто Лешего обидел, окаянный? — блеснул торчащий клык из морщинистых губ.

— Гы? — спросил гоблин, озираясь по сторонам.

За поросшими мхом, широкими, в десять человеческих обхватов, стволами, за огромными валежинами с развесистыми корнями, за чахлыми кустами — никакого движения. Легкий ветерок не может пробиться через густые шапки вековых деревьев.

Даже птиц не слышно под обширными кронами, лишь надсадно каркнул невидимый ворон. Старушенция, в порванной безрукавке и невообразимом количестве юбок под грязным платьем, невозмутимо взирала блестящими глазами.

— Что значит «кого»? Сам недавно своей железякой отлупцевал, а теперь удивляется! — большая бородавка на носу еще раз укоризненно качнулась.

В голове Гыгыка всплыло воспоминание, как на входе в Дремучий лес распластал человечка, смахивающего на маленького энта. Тот встретил гоблина протянутым алым цветком, приветливо улыбнулся изъеденными жучком зубами. Вместо кожи — жесткая кора, на руках и ногах то тут, то там выглядывали зелененькие листочки.

Без сожаления гоблин отсек конечности пискнувшему человечку, аленький цветочек плавно опустился на ровный срез плеча. И наотмашь снес поросшую осокой голову, на срубе в луче солнца блеснула капля прозрачного сока. Тогда в кронах деревьев тоже прокаркал ворон.

Гоблин помчался дальше и не увидел, как отрубленная корявая рука поползла к деревянному туловищу.

— Гы-гы! — развел руками воин в шипастых доспехах.

— Какой «ком алягер»? Мы ни с кем не воюем. Вот я вообще никому ничего плохого не делаю. Чуфырь-чуфырь. Если к нам по-хорошему, то и мы в ответ также. А ты зачем приперся? — сучковатая клюка еще раз погрозила вздымающейся гоблинской груди.

Гоблин вспомнил слова вернувшегося из этих мест седого мага. Говорил, что нужно идти с добром, тогда и помоют, и накормят, но кто же поверит спятившему чудаку. Всегда добрый меч и волшебное слово делали больше, чем просто доброе слово. Но чем подземные боги не шутят.

— Гы-гы-гы! — рявкнул воин, с верхушки высоченного дерева, плавно кружась, спланировал дубовый лист.

— Кто тебе сказал? Помой-накорми-напои! Ух, ты словно витязь какой, грязюка зеленокожая! Еще и перо Жар-птицы подавай! — возмущенно проскрипела старушенция.

— Гы-гы! — оскалился гоблин и мотнул головой, приказывая старушке идти.

— Убью, да убью! Эх ты, чурка стоеросовая! — старушка укоризненно глянула и, прихрамывая, поковыляла вперед, разведчик шел следом, постоянно держа ушки на макушке.

Обтянутые мягкими тряпками ноги приминали нежный мох, ни одна веточка не хрустнула под легкой поступью. Бабка даже обернулась — не пропал ли. Гоблин почесал заросшую жесткими волосами макушку, тонкие губы расплылись в довольной улыбке, больше похожей на оскал мантикоры.

Раздвинулись могучие дубы. На полянке покачивалась избушка на курьих ножках, рядом расположилось небольшое хозяйство, обветшалые сарайчики-пристроечки. Низенький забор опирался шершавым боком на большую треснутую ступу. Чуть поодаль от грубо сколоченных козел, на куче золотых опилок приютилась метла с изогнутым древком.

Как там говорил свихнувшийся маг? Добром? Да тут только рыкни и все будет исполнено. Гнилые существа, как таким жить на жестокой земле? Завтра Гыгык выйдет к царству Кощея и одним лишь жутким видом напугает так, что ему вынесут подушку, набитую перьями Жар-птицы.

* * *

— Вот ведь взялись же на мою голову! Наслушались россказней, теперь заставляют пожилую женщину каждый раз топить баню. Чуфырь-чуфырь! — проворчала старушка с костяной ногой.

Пила в очередной раз застряла в древесине.

— Гы-гы! — почесался гоблин, и отодвинул бабку, корпящую над здоровенным бревном.

На землю шлепнулась обхватистая колода, в три удара мощный ствол распался на ровные кругляши. Еще несколько ударов и свежий запах осиновых поленьев залез в вывернутые ноздри крючковатого носа.

— Ну, спасибо, что ль! Покуда распрягайся, а я подкину еще, да можешь идти париться! Вернешься как раз к столу! Дубовые венички запарены, — морщинистая рука похлопала по стальным мышцам гоблинского плеча.

— Гы-гы! — согласно ответил гоблин, и ременная упряжь шлепнулась в пожухлую траву.

Сгорбленная старушка с кряхтением собрала небольшую охапку и побрела к дымящейся бане. Наполовину ушедшая в землю, банька вглядывалась в лес маленьким оконцем. Неподалеку переминалась с ноги на ногу замшелая избушка, куриные лапы иногда почесывались друг о друга.

Раздевшийся гоблин огляделся по сторонам, на ржавом гвозде над банной дверью прикорнуло шипастое облачение. Облачко пара вынесло Бабу-Ягу.

— Заходи, да парься! Потом за стол! Чуфырь-чуфырь, — командирским голосом проскрипела старушка.

Не выпуская огромной секиры из рук, гоблин окунулся в обжигающий пар. В баньке захлестал влажный веник, по-змеиному зашипела вода на раскаленной каменке.

Шипение и шлепки продолжались долгое время. Уже и солнышко покатилось на покой, а верхушки древних дубов окрасились теплым красным цветом.

Когда зашел гоблин, довольный как нажравшийся хоббит, старушка хлопотала за колченогим столом. Смахнула широким жестом в подол муку, своей белизной напоминающую праздничную одежду высших эльфов. На блюдечке с голубой каемочкой радостно улыбались румяными боками овальные конвертики. Похожий на утку ковш дымился душистым отваром.

— Вот чай отведай, Леший делает, из лесных трав да корешков! И пироги лопай, когда еще такой вкуснятины поешь-то, — угощала распаренного детину ворчливая Яга.

— Гы-гы! — довольно осклабился гнилыми зубами потеющий гоблин.

Такой пищи богов прежде не приходилось пробовать даже на пиру у Верховного магистра, где самым изысканным блюдом считался подгорелый бараний бок с гречневой кашей. Кто бы мог подумать, что ягоды и грибы, завернутые в конверты из теста, окажутся такими чудесными на вкус. Нужно рассказать о них главному повару, чтобы приготовил на «Выпускной», а если откажется готовить, то откусить оставшееся ухо.

— Вот-вот, а ты все силой пытаешься! С нами мирно соседствовать надо. Чуфырь-чуфырь, — улыбающаяся старушка подливала чай в глубокий ковш.

С шестка большой печки настороженно наблюдал черный кот, янтарные глаза неотрывно оглядывали крупного гоблина, сидящего за ветхим столом. Пучки высушенных трав свисали с почерневших стен, выцветшие половицы дрожали от переступающих куриных ног. Помятый самовар беспрестанно шипел под кирзовым сапогом.

Довольный жизнью гоблин сыто рыгнул. Он по-хозяйски огляделся по сторонам, небольшая с виду избушка оказалась просторной изнутри. Даже выходил на улицу, чтобы проверить — нет ли сзади пристройки. Но нет, в крохотной избе разместилась гигантская комната, легкие сквозняки облизывали ровный пол, в центре горделиво подбоченилась огромная белая печь. Из широкого зева выглядывали разномастные горшки, в горловинах торчали расписные черенки деревянных ложек.

В закутке за печкой притаилась небольшая лежанка, сшитое из разных лоскутков одеяло опускалось до пола. На ней-то гоблин и предполагал расположиться на ночь, вот только выбросит старую каргу, чтобы не портила нафталиновым запахом спокойный сон. Свернуть цыплячью шею, чтобы не испачкать грязной кровью благородную секиру, да и вышвырнуть вон, как мешок с ненужным тряпьем.

Приятная тяжесть налила выносливые ноги, по телу прошелестела волна сладкой истомы. Черный кот немигающим взглядом смотрел сквозь гоблина — его тоже выкинуть вслед за старушенцией! Хотя нет, этого упитанного зверя можно оставить на завтрак. В ответ на мысли гоблина с шестка утробно мявкнул котяра — чует зверюга, что доживет только до утра.

— Напарился, наелся, напился? Может, домой пойдешь? А? — подперла рукой морщинистую щечку старушка.

Глаза над большим горбатым носом смотрели ласково, по-доброму. Даже не отпила дымящегося отвара, отдав все лучшее гостю.

Что же за рабская натура? Надеется сохранить поганенькую жизнь, наивная.

И чего все так боятся этого леса?

Ему говорили: Дремучий лес — сила, а здесь слабые все. Завтра с утречка перекусит кошатиной, добежит до Кощеева царства, выдернет быстренько перо и домой. Все же просто — как два пальца обглодать!

— Гы-гы! — помотал головой гоблин, черный пучок жестких волос похлестал по вытянутым ушам.

— То бишь, всё-таки убивать будешь? — со вздохом поинтересовалась Баба-Яга.

— Гы-гы! — со вздохом рыкнул гоблин, и перевитая выпуклыми венами рука крепко сжала блестящее от частого использования топорище.

— Опять «не мы такие — жизнь такая»? Что ж вы за существа-то такие? К вам по-хорошему, а в ответ неблагодарность черная. Эх, пенек ты стоеросовый, такой же, как и прежние. Кукиш тебе, а не перо Жар-птицы! — старуха сделала колдовской знак, зажав большой палец между указательным и средним, и резво подалась к дверям.

Гоблин вскочил, чтобы броситься вдогонку. Раздался глухой стук о половицу и Гыгык едва не упал. Разведчик метнул взгляд вниз и оторопел — вместо крепких мускулистых ног к полу прижимался тяжелый комель каменного дуба.

Шершавая кора стремительно струилась по туловищу, захватывались участки распаренной кожи, все тело немело, он в ужасе посмотрел на Бабу-Ягу. Верная секира поднялась над головой, если не дойти, так хотя бы швырнуть во вредную старуху, но поджарую плоть сковала странная немощь.

— Гы? — спертым голосом спросил гоблин, из уха вылез зелененький листочек.

— Я же говорила, что Леший травы собирал на чай? И он ведь тебе противоядие подсовывал. По-доброму. Эх, как бы тебе сейчас помог цветочек аленький, — Баба-Яга открыла обветшалую дверь и шагнула на улицу.

Позади зазвенела упавшая секира. Черный кот мягко спрыгнул на пол, урча от натуги, потащил оружие под лежанку. Под цветастым пологом одеяла оказалась куча сваленного оружия, тяжелые дубины, молоты, луки, мечи.

— Эй, мудрый! Есть, кто еще? — окликнула старушка старого ворона на дубе, тот каркнул в ответ.

— Гном без цветка? Опять за пером? Ну, этим много воды не надо. Ох и одолели же эти дипломники! Каждый год не из одной, так из другой Академии, и что им тут, медом намазано? Давай, моя хорошая! — ворчливая старушка обернулась к избушке на курьих ножках.

Избушка пару раз качнулась вперед-назад и выплюнула здоровенный чурбан. Он прокатился по влажной земле и уперся в метлу. Старушка заковыляла следом. На верхушке бревна вместо конского хвоста зеленел раскидистый куст крапивы. Ниже жгучего растения, как два небольших дупла, бешено вращались черные глаза, полные безысходного ужаса.

Жучком-древоточцем царапала мысль: «Не так зашел в Дремучий лес! Если бы можно начать сначала! Эх!»

— Чего гляделки вылупил, сухостоина неадекватная? Говорил же вам нормальный человек — с добром к нам нужно, с добром! Видать, забыли Верховные магистры — у кого сами обучались! А ты все «я да я». Гы-гы да гы-гы, — обиженно проскрипела старая воительница.

Блестящие глаза последний раз моргнули, и их место тут же заняла коричневая кора. Среди желтеющей травы в предзакатных сумерках покачивалась огромная дубовая колода. Старушка слегка согнула ржавенькую пилу с блестящими зубьями.

Черный кот спрыгнул с крыльца, мягкой лапой сбил шипастые наплечники с крючка бани, глухо тренькнули медные кистевые обхваты. Удрученно вздохнув, усатый зверь потащил тяжелую ношу в кусты за поляной, раздалось молодецкое хеканье и несколько секунд спустя — звяканье железа, составившего компанию другим доспехам на дне глубокой ямы.

— А ты думаешь мне легко?

Кот пожал мохнатыми плечами в ответ. Вновь жалобно заскрипели старенькие козлы.

В один миг, когда колода была перепилена почти пополам, старуха выпрямилась. Баба-Яга озадаченно посмотрела на бревно и почесала макушку:

— А сейчас-то как с ним сексом заниматься? Вот чуть пораньше бы, когда он был после баньки и распаренный, а так… На сучок, что ли садиться?

Кот снова пожал мохнатыми плечами в ответ и курлыкнул, прежде чем исчезнуть в уже привычной вспышке.

История девятая,
в которой всё сразу пошло не так как надо

Сегодня у Элмер даже утро началось паршиво. Вместо приятного пробуждения от запаха кофе и сладкого аромата свежих булочек, на голову вылился целый водопад холодной воды.

— Бамбарбия! Кергуду! — крикнула она любимое ругательство ректора Рубатина и выскользнула из болота, в которое превратилась её кровать.

Ага! Подлые соседки потихоньку смылись и даже не удосужились разбудить её. Неужели они обиделись за то, что Элмер переспала с их парнями? Причем сразу с двумя за один раз.

Эх, эти зануды не понимали, что в Боевой Академии Магии, или в БАМе, нужно наслаждаться каждым мгновением жизни.

Кто знал, когда придется выступить по вызову короля и принять смерть за очередную глупую монаршескую прихоть?

И эти стервы свои «будилки» (облачка с небольшим количеством воды) разместили над Элмер. Ладно, зато сэкономилось время на душ.

Элмер хлопнула в ладоши и прошипела:

— Сушина-камышина.

Вода испарилась с розовой пижамы моментально, лишь волосы встали дыбом после экстрасушки. Девушка увидела в зеркале белобрысый одуванчик с задорно поднятым носом. Она чуть приподняла пышную грудь — если кто-то наверху решил, что у неё будет красивое тело, то этот кто-то явно решил посмотреть хорошую порнушку с её участием. И пока она не разочаровывала того, кто наверху.

Однако, надо торопиться!

Ещё десять минут и начнется зачет по выживанию. Опаздывать нельзя, иначе пойдут прахом пять лет обучения. Хмурые коридоры общежития были пусты так же, как желудок Элмер. Призрак общежития Голобуста Великолепный с воем кинулся к одинокой фигуре, но девушка досадливо отмахнулась и выкрикнула заклинание: «Пшлнах!» От этого грозного выкрика призрака унесло в правую стену коридора. Высунулась обиженная дымчатая рожица и показала дымчатый язык вслед улепетывающей фигуре.

Вахтерша-паучиха Тронда ловко поймала брошенный ключ и повесила на крючок с номером комнаты.

— На зачет?

— Да, бабушка Тронда, на него. Пожелайте мне удачи, — улыбнулась Элмер и помчалась к входной двери.

— Удачи тебе, деточка, — улыбнулась в ответ восьминогая вахтерша, а когда адептка скрылась за дверью, добавила. — Чтобы ты завалила всё на свете и уехала в свою деревню коровам хвосты крутить, шлюха!

Расстояние до БАМа составляло пять километров, но студентки пятых курсов всегда выходили из общежития последними, а успевали ровно за десять минут до начала занятий. Телепортация у Элмер сдана на «хорошо» ещё в прошлом семестре. И возникала она всегда в одном и том же месте — на нижней ступеньке широкой лестницы, ведущей в академию. Вот и сейчас Элмер застыла на ступеньках общежития, чтобы перенестись к БАМу.

Сосредоточение на месте выныривания, глубокий вдох, и мысленный приказ переместиться. Всё как всегда…

ТВОЮ ЖЕ МАТЬ!!!

Какому мерзавцу пришло в голову поставить на ступеньку ведро с грязной водой?

Розовый сапожок Элмер скрылся в нем наполовину. Рядом раздалось хихиканье. Элмер грозно оглянулась на посмевшего выразить неучтивость и заметила черноволосого первокурсника. Цвет кожи кофе с молоком кричал о том, что мальчишка приехал из Индии, а красная точка на лбу светилась, будто след от лазерного прицела. Вот эту точку Элмер и захотела поскрести, чтобы узнать — что под ней.

Вдруг будет приз, как в моментальной лотерее? А заодно и накажет дерзкого первокурсника.

Она выхватила магический нож и дернулась поймать индуса. Но не тут-то было — сапожок накрепко застрял в каком-то вязком веществе и вытащить его не было никакой возможности. А ведро оказалось намертво приклеено к ступени. Мальчишка же мигом убежал вверх по лестнице. Не, он не такой дурак, чтобы ждать, пока пятикурсница освободится.

Ловушка!

Неужели зачет начался?

— Вляпалась, подружка. А ведь это эксклюзивные сапожки из шкуры бронтоежика. Черт, ну почему именно сейчас? — пробормотала про себя Элмер, пока взрезала ножом мягкую кожу сапога.

Магическое лезвие не оставил и следа на хозяйке, недаром же в рукоять влита капля крови Элмер. Этот нож знал свою хозяйку и никогда не доставил бы ей неудобства. Зато никому другому он не дастся в руки — просто распадется на осколки и постарается поранить как можно больше других людей.

Вещество радостно хлюпнуло, когда Элмер выдернула ногу из сапога. Оно нашло добычу и теперь порезанный сапожок медленно скрывался под слоем грязной воды. Скорее всего в глубину ведра положили медузотявку, магически измененную медузу, созданную перерабатывать разнообразный мусор. Попавшие в неё предметы обратно не возвращались. Эта тварь сжирала всё, что не намазано отвращающей мазью.

В розовом сапожке на одной ноге и зеленом носочке на другом, Элмер легкой тенью подлетела к дверям академии. Но сегодня очевидно, что не её день. В последнюю секунду двери академии захлопнулись, и она осталась на улице. Лезть в узкую щель было подобно смерти — дверям наплевать на то, кто между ними, они закрывались ровно в девять часов и открывались в три.

— Бамбарбия? Кергуду? — участливо спросила горгулья над створкой двери.

Каменное изваяние знало Элмер и запомнило любимое ругательство ректора Рубатина.

— Именно. Но я так это дело не оставлю, — нахмурилась девушка.

Она выдохнула, сосредоточилась, представила место, где хочет очутиться и…

Такого изощренного мата стены академии не слышали давненько, а уж они-то наслушались всякого. Элмер проявилась на подоконнике своей аудитории, и вторая нога у неё оказалась…

Угадайте — где? Если вы думаете, что в птичьем гуано, то вы не угадали.

А вот кто-то сказал про ведро с медузотявкой? Вот это умный читатель — сразу видно, что предугадывает перипетии судьбы пятикурсницы на раз-два.

Молодчинка!

Когда носокрылы, которые резвились на площадке неподалеку, окончательно покраснели от словесных излияний Элмер, девушка выпрямилась. Уже без сапог, зато на лице была нарисована полная решимость выяснить — какому шутнику так сильно жмут зубы?

За кованой решеткой виднелись лица однокурсников. Скалились. Ну ничего, надо выпрямиться, одернуть форму-мантию с серебряными галунами и постараться войти. Увы, стены академии были зачарованы от телепортации, поэтому в них приходилось заходить только ногами.

Решетка поддалась не сразу, но тем не менее, магический нож отогнул твердый металл, и девушка спрыгнула на пол в аудиторию.

— Спасибо, милый, — улыбнулась она Фреду Митропу, который поймал её в прыжке.

Молодой человек влюблен в неё с первого курса, но максимум, что ему досталось — подержаться за левую грудь, когда Элмер набралась волшебного пунша на праздновании Хэллоуина. Девушка почему-то предпочитала держать его на расстоянии, хотя он совсем недурно сложен… как раз в её вкусе.

— Почему ты в одних носках, Элмер? — спросил Фред, когда они сели на длинную скамью.

— Покормила медузотявок. Ведь они такие милые… Я не могла удержаться, — сказала Элмер, а сама осматривала аудиторию в поисках ехидных улыбок.

Ага! Вот и улыбки.

Джинни и Миранда. Её соседки. И ведь как всё рассчитали, всё до последней секундочки. Ну ничего, она им сегодня устроит. Недаром же сегодня будет зачет по выживанию, где половина класса просто обязана взять верх над другой половиной. И Элмер постарается оказаться в другой половине!

Аудитория напоминала зал рыцарской славы — по каменистым стенам развешаны портреты ректоров академии, ниже и выше их располагалось оружие упомянутых ректоров. Макеты, потому что оригиналы рассыпались вместе со смертью хозяев. На кафедре возвышался огромный стол, поверхность которого сегодня красовалась пустотой. А за ним висела доска, накрытая черной тканью с эмблемой академии — скорпионом, нападающим на орла.

— Фред, ты будешь в моей группе? — спросила Элмер у соседа, который не отрывал от неё восхищенных глаз.

— Я не смею о таком и мечтать. Слушай, а можно тебя пригласить на выпускной после зачета? — молодой человек едва не пускал слюни, когда разговаривал с Элмер.

— Посмотрим! Если всё пройдет как надо, то… не исключено, — мило улыбнулась девушка, которая уже пообещала свою руку Джону Смиту с соседнего курса.

По сплетням девчонок этот самый Джон может заниматься сексом всю ночь напролет, поэтому Элмер и оставила его на сладкое — на выпускной бал. А Фред… А Фреду будет лучше с другой девушкой. Он слишком домашний мальчик, тихий и спокойный. Элмер же нужен огненный мужчина, такой, который навсегда растопит её сердце и прикует к себе надежной цепью. Вроде ректора Рубатина, но помоложе.

А вот и сам ректор Рубатин. Влетел воробьиной походкой и тут же устремился к черной ткани на доске. Остановился возле неё и окинул аудиторию мрачным взглядом. Воцарилась такая тишина, что стало слышно, как сопели носокрылы за окном.

— Изначально вас набрали пятьсот человек. Пятьсот молодых людей с горящими сердцами и жаждой познаний. По истечении пяти лет вас осталось всего сорок. Сорок претендентов на звание боевого мага. Вы все знаете — кто такой боевой маг? — хрипло спросил ректор.

— Боевой маг — это главная сила армии! Это генерал для воинов, это советник короля, это защита и опора всего королевства! — хором ответила аудитория заветные слова.

— Да, именно так. Но из сорока выпускников лишь двадцать будут удостоены алмазного знака Нвахра! Те, кто выживет, но не получат знака, лишатся памяти, как и остальные студенты, выбывшие из академии. Такова воля нашего короля, а мы все исполнители великой воли!

— Хрум! Хрум! Хру-у-у-ум! — крикнули студенты, которые верили, что именно они станут выпускниками.

Ректор прошел мимо стола, вытащил свой волшебный топор и обухом постукивал по столешнице.

Тук-тук.

Тук-тук.

Тук-тук.

Мерные удары имитировали биение сердца и на тех местах, куда падал обух, возникало лицо одного из Великих Боевых магов. Проявлялось из поднявшейся белой пыли.

— Ренунг Яростный, Торвальд Могучий, Инесса Неистовая, Джим Дерзкий, — перечислял ректор возникающие лица. — Том Сойер, Евпатий Невозмутимый, Тробус Гневный, Милена Отчаянная… Всех этих славных Боевых магов выпустила именно наша академия. Я не буду перечислять всех их заслуг, они и так известны, но знайте, что сегодня у вас есть шанс встать среди них. Среди великих героев, которые покрыли себя оглушающей славой! Бамбарбия! Кергуду! Вы готовы к этому?

— Хрум! Хрум!! Хру-у-у-ум!!! — Эмлер показалось, что стены сейчас рухнут от вопящих студентов.

— Тогда слушайте условия. Две группы зайдут в Великий лабиринт, наполненный ловушками и зеброящерами. Мы будем смотреть на вас волшебным зрением. Не скрою, что преподаватели и другие учащиеся сделали ставки на тех, или иных студентов, поэтому интересно будет всем. Не подведите и покажите всё, на что вы способны. Когда последний из группы коснется заколдованного шара в центре Великого лабиринта, то именно в этот момент испытание прекратится. Вы готовы?

— Да!!! — вопль заставил картины всколыхнуться.

— Хорошо, — голос ректора понизился до таинственного шепота, но его было слышно даже на последних рядах. — Пришло время узнать — кто будет в группе Северного входа, а кто зайдет с Южного.

Ректор легким движением волшебного топора сорвал ткань с доски и на черной плоскости загорелись имена. Справа и слева. Энтони Флеминг, а напротив Джордж Коллинз. Два вздоха и молодые люди, которые на протяжении пяти лет были не разлей вода, отодвинулись друг от друга.

Джон Хьюстон и Джинни Скиннер. Рыжий парень бросил взгляд на соседку Элмер. Та нахмурилась в ответ.

Дальше больше. Появлялись имена и люди смотрели на тех, с кем прожили пять лет бок о бок. Былые друзья разбегались по разным сторонам. В аудитории ощутимо становилось холоднее.

— Элмер, я молюсь, чтобы мы были в одной группе, — прошептал Фред, когда на доске сверкнули двадцать имен.

— Я тоже, — загадочно улыбнулась девушка. Помощь Фреда будет не лишней.

Миранда Уилер и Роберт Харрисон. Вот и пришел конец сладкой парочке. Она успела простить ему измену с Элмер, но вот свое будущее вряд ли сможет уступить.

Имена загорались. Люди отодвигались друг от друга. Теперь их ничего не связывало. Теперь они чужие люди.

Элмер Монтгомери и Фред Митроп…

Фред, влюбленный мальчишка, которому на днях исполнилось двадцать два года, издал приглушенный стон. Он вовсе не желал такого, но судьба-проказница вынесла свой приговор. Вот только лицо Элмер осталось таким же каменным.

Неужели ей не жаль того, что они оказались по разные стороны баррикад?

— Ну, не повезло, — ответила девушка и пожала плечиками. — Значит, будем бороться друг против друга.

Её глаза уже высматривали Харрисона. Не сказать, что секс с ним был выше всяких похвал, но в соревновании он очень может пригодиться. Нужно будет отвесить ему пару комплиментов, ведь мужчины такие глупые и заносчивые — скажешь, что они боги секса и всё, можешь крутить ими как захочешь.

Фред фыркнул в сторону вероломной девушки. А ведь он любил её всё это время. Ведь он вспоминал тот момент, когда коснулся её груди, как самый светлый в жизни. А она…

— Да начнется зачет по выживанию! — прогремел под сводами аудитории громкий голос ректора.

История десятая,
в которой проход по магическому лабиринту оказался не таким простым, каким его рисовало воображение

Каменный лабиринт изнутри напоминал кишки минотавра. Кто в них побывал, тот, несомненно, узнает эти извилистые закоулки и мрачные ниши. Две группы разделились ещё на главном входе. Профессор Флаффикус повел группу Элмер в другую сторону от группы, куда входили Миранда, Джинни и Фред. Напоследок все обменялись мрачными взглядами.

— Дети, будьте аккуратны и осторожны. Помните, чему я вас учил… Как я вас не учил? Вы не из моей группы? А-а-а, тогда мне по большому счету наплевать, что с вами будет. Заходите и постарайтесь не попасться в ловушки хотя бы первые пять минут. Всем хорошего зачета, — последние слова профессора перешли в едва слышное бормотание, и он поспешил к себе в ложу.

Великий лабиринт окружала огромная стена, сплошь состоящая из ячеек-сот. В шестиугольных кабинках виднелись любопытные рожицы студентов, улыбчивые рожи преподавателей и даже каких-то горожан пустили, чтобы посмотреть на магический зачет по выживанию.

В небо взмыл волшебный фейерверк, отличный от обычного тем, что при взрыве он разражался страшной бранью. Спустя миг кованые двери лабиринта распахнулись перед студентами.

Как живительная влага в кишки минотавра, в Великий лабиринт заструился поток из пятикурсников. Элмер старалась оказаться рядом с Робертом. Нет, конечно же не для занятий сексом, но для того, чтобы он вспомнил о прошедшей ночи, снова её возжелал и стал верным защитником и союзником.

Харрисон почему-то тупил и не очень стремился стать её рыцарем. Он даже пару раз отталкивал Элмер, когда та повисала на нем огромной пиявкой.

— Не мешай. Хочешь выжить? Так не трись об меня титьками, а гляди по сторонам. То, что мы переспали, ещё ни о чем не говорит, — пробурчал Роберт, когда они свернули в один из многочисленных каменных коридоров.

— Грубиян, — игриво шлепнула его по плечу Элмер. — Твоё счастье, что я люблю грубость. А то размазала бы по каменным стенам.

Почему каменным? Ведь они напоминали кишки минотавра?

Если покажете эти органы мифического зверя из дерева, то можете бросить в меня камень. Да-да-да, поднимите булыжник и фигакните в монитор — я буду очень огорчен.

Нет, не хотите? Тогда продолжим дальше за развитием событий.

Первая жертва изощренной фантазии преподавателей запуталась во вьюнке крапивовидном. Томми Джинкс наступил на ничем не выделяющийся булыжник, и из стен тут же вылетели плети вьюнка. В один момент молодой человек стал напоминать зеленую мумию, которую утаскивает в стену злой колдун. Только расширившиеся от боли глаза говорили о том, что внутри кокона находится живой человек.

— Ничего себе, — выдохнула ошалевшая Элмер. — Не хотела бы я оказаться на его месте. Ведь это же надо — после вьюнка крапивовидного остаются красные волдыри и постоянное жжение. Уж я-то знаю — как-то не оказалось под рукой туалетной бумаги, и в темноте сорвала пучок этого вьюнка.

— И что? — Роберт даже остановился.

— Ну… я только руку себе ошпарила. Больше ничего не успела подтереть. Честно-честно, — Элмер почувствовала, как кровь прилила к щекам.

Зря она расхвасталась своими познаниями в ботанике. Остальные студенты тихо посмеивались над ней. Эх, вот у генералов такие грозные прозвища. Могучий, Дерзкий, Невозмутимый.

А у неё что будет? Элмер Краснозадая?

Ладно, до конца испытания ещё дойти надо. Она сделала вид, что ничего не случилось и пошла след в след за Робертом. Огромная крокозявка подлетела с севера и в её когтистых копытах оказался Том Рольфсон. В чем коварность крокозявок — они всегда подлетают неслышно и не успеваешь ничего сделать, как теряешь почву под ногами.

— Ох, вот ещё один, а мы только на десять метров от входа отошли, — вздохнула Милисса Браун.

Её тощий хвостик укоризненно покачивался над худенькой шеей. Бедная, даже не подозревала, что именно она окажется схваченной лапищами диносуслика.

По мере продвижения по коридорам лабиринта их группа мельчала. Нет, магическое оружие помогало, но на место одного противника тут же набегал десяток других и справиться было гораздо труднее. Бирюзовые карганоды, которые водились только в Великом лабиринте, уже утащили вопящего Джона Хьюстона. Мощная каменная гряда, выросшая между группой и пятью человеками, не дала рассмотреть почему за ней раздались истошные крики. Но и без того было понятно, что козлоногие пародии на человека с огромными членами вряд ли будут заниматься чем-то особенным с пойманной жертвой.

— Что происходит, Роберт? Мы же должны были дойти до волшебного шара все вместе, а теперь нас осталось меньше половины. Вон и Билла только что заглотил гладырь пузереватый. Это что же, ректор нас обманул? — Элмер старательно прижималась грудью к хмурому Роберту.

Как-то так получилось, что именно его негласно выбрали в лидеры — он уже три раза успел отразить вылетающие канаты вьюнка. Даже изюбр крылаточешуйчатый остался без добычи, когда Роберт умелым движением кортика срезал хищнику отросток рога. Тот самый отросток, которым изюбр свистел, парализуя жертву.

— Нет, мне кажется, что ректор просто утаил часть правды. Смотри — на нас нападают те, кто при всем желании не может принести вреда. Так, покусают, пожалят, оторвут ногу-руку и всё. Но мы уменьшаемся. Значит, до волшебного шара должен дойти только один. Самый уверенный, сильный и могучий. Поэтому, милая, пройди вперед три шага, а мы посмотрим — годишься ли ты на роль уверенной, сильной и могучей? — коварная улыбка Роберта подошла бы Сатане.

Элмер вспыхнула от такого предложения. Она не хочет быть приманкой. Но всегда среди людей находится глупец, который не понимает сарказма, а принимает чужую подначку как руководство к действию.

— Я буду тем, кто первым коснется шара! — выкрикнул толстяк Сэм Поткинс и растолкал ребят, чтобы ринуться вперед.

— Безумству храбрых мы крутим пальцем у виска, — задумчиво проговорил Роберт, глядя, как сиреневое щупальце цыпловолка утаскивало орущего Сэма.

Толстяк не успел сделать и двух шагов, как оказался опоясан хлестким ремнем.

Элмер хмыкнула, мол, Роберт хотел её пустить впереди. Нет уж, она будет хитрее и останется по центру группы. Пусть спереди и сзади нападают звери, растения и ловушки — в центре не так уж сильно дует. Шаг за шагом они продвигались по Великому лабиринту.

В ячейках стен виднелись маленькие человечки — они-то радовались, когда кто-нибудь из студентов оказывался в ловушке. Элмер вздохнула. Когда-то и она была на их месте. Тоже прыгала и радовалась, а теперь вынуждена приседать и чуть ли не ползком пробираться под хищной зубастой пастью ромашковасилька.

Поворот, поворот, поворот.

Казалось, что каменные тоннели никогда не закончатся. Вот в стене скрылся Энтони Чпокс, захваченный врасплох шаромышью, которая выскочила из-под земли и втянула в свой прозрачный живот пятикурсника. Элмер ещё видела, как он пытался выбраться наружу, но желейное тело крепко держало свою добычу.

— Роберт, похоже, что мы с тобой остались одни, — проговорила Элмер.

— Если ты считаешь меня за идиота, который не умеет считать, то ты ошибаешься, — огрызнулся молодой человек.

— Чего ты такой грубый? Что я плохого сделала? — недоумевала девушка.

— Капаешь на мозги. А сейчас нужно сосредоточиться как никогда. Если мы не дойдем, то выиграет другая группа. Поэтому заткнись и смотри под ноги. Кстати, почему ты без обуви?

— Её сожрали медузотявки. Кто-то подстроил ловушку.

— Понятно. Ладно, пошли вон в тот проход, — Роберт показал на правое ответвление коридора.

Легкой походкой они добрались до прохода и…

О чудо!

На прямоугольном постаменте красовался волшебный шар. Серебристый и блестящий, словно зеркальный светоотражатель с дискотечного танцпола. Он находился в центре круглой площадки. Элмер даже на миг показалось, что сейчас заиграет музыка и возле шара появятся одногруппники со стаканами волшебного пунша в руках.

К подножьям стен примыкали черные плиты, чистые, совершенно без каких-либо насечек. А дальше на земле лежали белые мраморные плиты со странными рунами и знаками. Элмер вспомнила про эти закорючки и штришки — вроде бы они изучали руны на первом курсе.

Но вот что именно они означают?

Нет, как ни старалась, вспомнить не могла, кроме одной.

На стенах гнездились различные выступы и ржавые крючки. Даже с расстояния они смотрелись угрожающе.

— Аккуратно! Идем по стенке и держимся рядом. Не отставай. Если увидишь что-нибудь подозрительное, то сразу же кричи, — сказал Роберт и сделал первый шаг.

— Вообще-то мы с тобой с самого начала находимся в подозрительном месте. Давай бросимся к шару, коснемся его и выиграем? Тут всего несколько метров, — почему-то прошептала Элмер, не отрывая взгляда от шара.

— Нет, самые последние метры должны быть самыми сложными. Иначе я плохо знаю этих пройдох, — Роберт кивнул на высокие стены.

Кивнул туда, где располагались ложи преподавателей. Ректор, наверное, уже потирает руки, предвкушая отличное зрелище.

— Пойдем тогда по рунам счастья. Видишь, они клетками шахмат ведут прямо к шару, — вот эту-то руну Элмер и вспомнила. Другие растворились в тумане памяти.

— Это будет самое простое. Надо сначала всё обойти, а уже потом…

Что «потом» Элмер так и не успела узнать. С другого входа раздался окрик. Он настолько громко звучала, что девушка вздрогнула и впилась коготками в руку Роберта.

Миранда и Фред вывалились на площадку с другой стороны и застыли, оглядывая всё вокруг. Без сомнения они увидели Элмер и Роберта. Вот только радости на лицах почему-то не было. Сейчас решалось — кто из них останется без памяти и будет прислуживать при академии, а кто обретет славу и чудесную жизнь, полную сражений и великих побед.

— Роберт, я могла предположить, что ты доберешься до шара, но, чтобы рядом с тобой оказалась эта шлюшка… — язвительность Миранды можно было резать волшебным кинжалом.

— Я тоже рада тебя видеть, милая соседка с вонючими ногами. Неужели на твое тощее тело ни один зеброзавр не позарился. Скорее всего эти кошмары приняли тебя за свою, — не осталась в долгу Элмер.

Пять лет под одной крышей и пару раз под одним парнем были забыты — теперь они соперницы. Вот Фреда жалко. Молодой человек всё ещё смотрел влюбленными глазами на Элмер. Хотя он и пытался себя убедить в обратном, но…

Увы, любовь сильнее ненависти.

Элмер собиралась шагнуть вперед, на Дробату — руну счастья, но остановилась, когда слышит окрик Фреда.

— Стой, Элмер! Пусть мы по разные стороны баррикад, но я не могу позволить тебе пропасть. Все белые плиты заряжены черной магией. Если ты шагнешь вперед, то мигом исчезнешь. Тут должно быть что-то другое…

— То есть как? Если я наступлю на белое…

— Это будет последнее твое действие, — закончил за неё Фред.

— Миранда, милая! Я знал, что ты тоже дойдешь до конца. В тебе чувствуется дух бесстрашного воина и великого полководца. Жаль, что мы оказались по разные стороны шара, — сказал Роберт, вздохнул и сделал маленький шажок вправо. На черную плиту.

Ничего не произошло. Он сделал ещё шажок и снова тишина.

— Да как ты можешь такое говорить… Жаль ему… А как же я? Ведь я же лучше этого супового набора! — Элмер огладила себя по груди.

Соски под тканью начали выделяться двумя круглыми орешками. Девушка обладала способностью быстро возбуждаться.

С её движением серебряный шар начал светить ярче. Он даже приподнялся на постаменте.

— Элмер, ты видишь? — Роберт застыл на месте.

— Вижу, что ты хуже близканутого худряка, тот хотя бы в лицо плюет, а не бьет в спину. Не лезь ко мне со своими лапами, — обиженная девушка ударила по рукам Роберта, которые протянулись к её груди.

Шар тут же померк и принял первоначальный цвет.

— Да подожди ты. Неужели не заметила?

— Заметила, что ты тот ещё засранец, — девушка раздраженно фыркнула.

Роберт глубоко вздохнул. Вот же дернул черт связаться с этой тупоголовой. Объясняй ей теперь то, что другая пара и так уже поняла! Иначе ничем не объяснить того, что Миранда впилась крепким поцелуем в губы Фреда.

Серебряный шар посветлел и… чуть качнулся над квадратным постаментом в сторону Миранды и Фреда.

— Теперь видишь, глупая брабурица, что шар реагирует на сексуальную энергию? — проворчал Роберт и показал на шар. — Похоже, что нам придется заняться сексом, чтобы шар подлетел к нам.

Элмер вспыхнула от радости. Неужели последнее испытание — это то, в чем она была главным специалистом академии?

Куда там фригидной Миранде и девственному Фреду. Сейчас она устроит настоящее шоу!

— Да, называй меня так. Я люблю грубость, — жарко прошептала Элмер и прижалась грудью к плечу Роберта.

Молодой человек положил руку на соблазнительную попу. Её не видно под тканью, но она там точно есть. Роберт же помнит. И Элмер помнит его горячую руку. Она мурлыкнула и языком пощекотала ухо молодого человека.

— Смотри! — вскрикнул Роберт.

Шар уверенно покатился в их сторону и замер на самом краешке. Ещё чуть-чуть и он сорвется вниз. Фред с Мирандой тоже это видели. Соседка Элмер тут же положила руку на выпирающий пах Фреда и начала поглаживать.

— Не… Не так сильно, — выдохнул Фред, когда шар стремительно покатился к ним и завис на краешке уже с другой стороны.

— Ты и в самом деле девственник? — спросила Миранда, когда он поймал и чуть притормозил её руку.

— Ну… у меня уже был опыт… — замялся молодой человек.

— Так ты вдул кому-нибудь или нет?

— Нет, — Фред опустил глаза.

— Вот же угораздило попасть с таким в одну группу. Ладно, я буду нежной, ты только доверься мне и откройся новым ощущениям.

Шар уже помчался в обратную сторону, когда Роберт запустил руку под мантию Элмер. Под мантией, кроме зеленых носочков нет ничего. Девушка любила, когда шаловливый ветерок залетал под ткань и приятно холодил между ногами. Шар ускорился, когда средний палец Роберта коснулся её интимной стрижки…

История одиннадцатая,
в которой счастье было так возможно… и так возможно… и вот так…

Стоит ли описывать словами то, что происходило дальше?

Хм, глупый вопрос, ведь мы не сомневаемся, что вы ради этого и читаете. Будь тут социальная сеть, то я бы поставил улыбающийся смайлик, но не буду, так как законы литературы не предусматривают подобные вольности. Хотя…

😊

На чем я остановился? Ах да!

Палец Роберта коснулся интимной стрижки Элмер и девушка почувствовала, как по телу пробежал табун мурашек. Сначала они промчались по плоскому животу, потом забрались на холмы грудей, подскочили к подбородку и, как малыши с горки, полетели обратно.

Легкий стон сорвался с пухлых губ Элмер. Шар тоже сорвался с постамента и… завис в воздухе. Всего каких-то четыре метра до блестящей поверхности.

— Ещё, — прошептала девушка и палец молодого человека продвинулся дальше. Коснулся заветного пупырышка, его ещё в эротической литературе ласково называют «бугорок». — Ещё немного и мы коснемся шара.

Но шар замер. И причина вовсе не в том, что Элмер «остыла» или Роберт прекратил движение.

Нет!

Причина была в том, что Миранда сбросила с себя мантию и ткань осенним листком упала к тощим ногам девушки. Черное кружевное белье подчеркивало белизну гладкой кожи. Роберт на несколько мгновений застыл, глядя на другую сторону поля. И Фред, тот самый девственник, который бегал за Элмер и чуть ли не спускал в штаны от вида обнаженной женской груди, смело взялся за резинку бюстгальтера, чтобы высвободить на волю небольшие яблочки. Миранда же продолжала гладить его сквозь ткань.

— Давай поднажмем! — сказал Роберт и стянул мантию с Элмер, как обертку с сосиски. Девушка едва успелаподнять руки.

Она оказалась голышом под прицелом сотен глаз.

Да плевать!

Если это нужно для будущего, то можно потерпеть и оценивающие взгляды. Она даже повернулась вокруг своей оси, чтобы зрителям было удобнее оценивать её формы. Тяжелая грудь словно не слышала ни о каком земном притяжении и задорно воздела соски к голубому небу. Интимная стрижка копировала герб академии — скорпиона, нападающего на орла. Вот только изображенный мастером Рукоблудиусом орел нес в лапах тот самый пупырышек, который в эротических романах именуют «бугорком».

Фред тоже освободил Миранду от двух лоскутков ткани. Однако, тощая соседка не могла тягаться с Элмер по округлости форм и изгибу линий тела. Несмотря на это — шар вернулся обратно на постамент. Рука Фреда тоже нырнула между ног Миранды и девушка изогнулась от прикосновений.

— Роберт, нам нужно больше. Раздевайся! — скомандовала Элмер и с удовольствием понаблюдала за сеансом небольшого стриптиза.

Роберт был подтянут, мускулист, в меру жилист. Белоснежные «боксеры» оттеняли смуглую кожу. Вздутие на паху утверждало, что он готов и к более изощренным показам.

Фред же оказался в желтых панталонах до колен. Черный горошек на ткани смотрелся так мило, но так невозбуждающе. Бледное тело, чуть выпирающий животик и впадинки на ребрах �

История первая, в которой мы с Масудом отправились в волшебное путешествие

В воздухе витала любовь. Она блуждала в загогулинах чугунной ограды, которая поясом верности окольцовывала мохнатый островок парка в центре бесстыже-голых улиц города. Черные прутья арматуры переплетались друг с другом в страстной феерии арабского танца.

Острые пики на прутьях имитировали фаллические символы, а черные кольца на секционных трубах напоминали вагинальные. Создавалось ощущение, что пяток заостренных членов выстроились в ряд к одному большому женскому…

И так секция за секцией.

Любовь светилась в глазах сизого голубя, который выпячивал грудь и курлыкал громче трактора «Беларус». Он вытанцовывал перед гладенькой самкой, которая от пуза наклевалась рассыпанных семечек и сейчас находилась в хорошем расположении духа. Голубь ещё не догадывался, сегодня ему не удастся взгромоздить пернатое тело на не менее пернатую плоть.

Любовь также кружилась по пруду в виде маленьких пескарей. Темно-серые торпеды гонялись в прозрачной воде и игриво задевали друг друга пятнистыми плавниками. Их выпустили в пруд недавно, но уже появлялись по вечерам усатые рыбаки, которые старались наловить котам халявной рыбехи. Пока жителей водоема не поймали, они резвились и стремились воспроизвести себя в тысячах мелких икринок.

Любовь виднелась в каждом порыве ветра, когда кряжистый дуб пытался толстыми сучьями навалиться на тонкую рябинку. Та пока ещё не налилась от смущения красными ягодами, но пыталась отбиться от нахала и отчаянно трепетала вытянутыми листочками. Рябина боялась того, что о них подумает старая береза, которая на другом берегу пруда возмущенно шевелила полуоблетевшими сережками-бруньками? Дуб-стервец и ей давно подмигивал желудями.

Любовь витала в воздухе…

Больше всего она воплощалась в нас, когда мы сидели на полускрытой от посторонних глаз скамеечке. Масуд увлеченно шарил под розовым топиком, а я запрокинула голову назад и подставляла шею жарким поцелуям. Мои чуть тронутые загаром руки поглаживали мускулистую спину парня.

У нас была ролевая игра – мы играли влюбленную пару. А что? Мы вырвались на свободу и теперь нас ничего не могло остановить…

По крайней мере, я так думала. Но как же я ошибалась…

– Масуд, не надо, увидят же, – сорвалось с моих губ, когда я в очередной раз отодвинула настойчивую руку от коленок.

Масуд не сдавался (любовь же витала в воздухе) и время от времени вытаскивал руку из-под розовой ткани топика, чтобы вновь попытаться запустить под черную ткань юбки. Опыт ему подсказывал, что рано или поздно, но мне надоест отталкивать ищущие пальцы.

Надо быть настойчивей. Не отступать и не сдаваться! Щупать и целовать!

– Постыдились бы! Посреди бела дня такими делами заниматься, – послышался пронзительный женский голос.

– Стыдно, мать, очень стыдно, – Масуд даже не обернулся на голос. – Но знала бы ты – как сладко-о-о.

Я чуть приподняла ресницы и сквозь тонкую щель посмотрела на возмущенную пару. Застыли, как памятник рабочему и колхознице…  Благообразная матрона, из тех, кого боятся обвешивать на рынке даже бесстрашные армяне, и сухонький мужичок, из тех, кто трется возле метро и сшибает мелочь «на проезд». Сейчас лицо дамы покраснело запрещающим сигналом светофора, и она набрала в мощную грудь воздуха, чтобы разразиться гневной тирадой.

Надо срочно что-то предпринимать, а то сбежится на ор народ, и мы будем с позором изгнаны из-под сени деревьев. Может, заколдовать её и пусть молчит до скончания веков? Или попытаться уболтать? Вон как её муж пялится на мои коленки.

– Тетенька, вы не ругайтесь. Хотите, мы поменяемся с вами местами. Вы постоите с Масудом, а ваш муж займет его место, – я продемонстрировала, что будет, если вовремя посещать стоматолога и отбеливать зубы.

– Да я… Да ты… – набранный воздух мешал даме правильно сформулировать мысли.

Могучую грудь распирало, ещё чуть-чуть и произойдет взрыв. Чтобы этого не случилось, она выпустила воздух прочь. Он вышел с таким громким рычанием-курлыканием, что голубь недоуменно оглянулся – кто ещё претендует на его даму сердца?

– Жозефина, а что? Девчонка дело говорит – пусть парнишка постоит, ноги разомнет. Они у него затекли, наверное, – тонким голоском согласился спутник матроны.

– Карл, ты что? Неужели ты хочешь на место этого нахального сопляка? Чего ты так радостно киваешь, Карл? – последнее предложение женщина говорит замогильным голосом.

– Ой, ты не то подумала, Жозефиночка. Это у меня от негодования приступ Паркинсона случился. Сейчас должен прекратиться. Вот, видишь, уже не киваю. Главное – глубоко дышать. А тебе тоже не надо волноваться, Жозефиночка, у тебя же давление, – залепетал порядком струхнувший мужичок.

Глаза Масуда осмотрели стоящих, не нашли ничего интересного и вернулись к более интересному зрелищу, где под топиком вызывающе торчали возбужденные бугорки.

– О моем давлении он вспомнил… Так и скажи, что хотел бы оказаться на месте этого бесстыжего мальчишки и пошарить под розовой тряпочкой. Что ты снова киваешь?! – повысила голос матрона.

– Да нет, моё солнышко. Я же опять от негодования, – бормотал мужичок, подобострастно поглядывая на свою благоверную.

– Да? Ну, смотри у меня! – хмурит брови «Жозефиночка».

– Точно, Карл, посмотри у неё, а то туда походу давно никто не заглядывал, – вырвалось у Масуда. – Наверняка всё уже мхом поросло и ржавчиной покрылось.

Пескари в пруду застыли от такой наглости. Дуб забыл о домогательствах к рябине и вытаращил в ужасе желуди. Береза сочувственно поскрипывала. Лишь бесчувственный голубь продолжал попытки соблазнить самочку. А Масуд легонько ущипнул меня за сосок, отчего я притворно ойкнула и ударила его по плечу.

– Ну знаете ли, молодой человек… Я так это дело не оставлю… Мало того, что совокупляются здесь посреди бела дня, так ещё и оскорбляют… Нет! Я сейчас полицию вызову! Я за оскорбление привлеку! Я…

– Значит, будем драться! – угрожающе сдвинул брови Масуд. – До первой смерти. Кто выжил, тот и победил!

– Пойдем, Жозефиночка! Не обращай внимания на этих наглецов. Я уже так унизил взглядом этого хама, что он теперь не скоро опомнится, – подтолкнул под пухлый локоток здравомыслящий Карл. – А вам, молодой человек, должно быть стыдно за свое поведение. Нет-нет, не вставайте – сидите и думайте о своём скверном поведении. Пойдем, Жозефиночка от этих нехороших людей. Ну, не мешкай же.

Ну да, сейчас молодежь такая пошла, что не только обругать могут, но ещё и поколотить. И почему-то бить всегда предпочитают мужчин, хотя Карл здесь совершенно не причем. Ему явно понравилось мое предложение. Правда, он даже под пытками в этом не признается – ему ещё жить с Жозефиной, жить долго и счастливо.

Жена продолжала что-то высказывать мужу, тот снова словил приступ Паркинсона и начал кивать в такт раздраженным словам. Они удалялись, причем мужчина торопился покинуть это прибежище греха гораздо быстрее своей супруги.

Голубь хмыкнул в сторону уходящих людей и снова вернулся к ухаживанию. Его спутница явно намекала, что не прочь прижаться к земле. Мы тоже решили не терять времени. Снова увлажнилась моя шея, снова обнялись его плечи. Дыхание у нас вырывалось шумное, словно в кустах не влюбленная парочка ласкала друг друга, а раздували огонь кузнечные меха.

– А ну пошли отсюдава! Вот я вас! – раздался скрипучий голос, и я вздрогнула от неожиданности.

Такая власть слышалась в этом голосе, что даже я, бывшая всемогущая джинния из лампы, чуть не описалась.

Голубь и голубка много повидали в своей короткой жизни, поэтому сразу же сорвались с места. Удар суковатой трости пришелся по асфальту и оставил на горячем покрытии хорошую такую ямку.

Голубь сглотнул, когда представил на месте асфальта свою маленькую головку. Увы, испуганная подруга стартовала с такой скоростью, что угнаться за ней не представлялось возможным. Романтическое настроение выветрилось вместе со свистящим в ушах ветром. Но голубь решил вернуться назад, чтобы отомстить обидчику за разрушенную ячейку голубиного сообщества.

– Вот же поганцы какие, а? Ить прямо на дорожке тыры-пыриться удумали! Эх, ни стыда, ни совести! Начистил бы им клювы, да где теперь споймать-то? О, молодежь, а вы чего в кустиках притаилися? Деньги штоль считаете?

Если вы видели фильм «Старик Хоттабыч», то сможете представить себе сморщенного старичка, который нелепо размахивает руками при ходьбе и иногда трясет лысой головой. Однако есть одно маленькое «но» – если вы представили себе старичка в светлом парусиновом костюме и в штиблетах на босу ногу, то вы глубоко заблуждаетесь. Куцая бороденка воинственно вздернута, на тощих плечах красовалась новенькая «косуха», заклепки на кожаных штанах пускали зайчиков при ходьбе. Берцы увешаны цепями и позвякивали при ходьбе. Этакий престарелый байкер, только шлема с рогами не хватает.

– Дед, а у тебя ничего не потеет в кожанах-то? – спросил Масуд, пока я снова отстранила наглую руку.

– Дык а чему у меня потеть-то? Одна кожа да кости. А вот подруга, знать, здорово вспотела, пот вон аж по ляжкам течет, – хитро сощурился дед.

– Уважаемый, а не пойти ли тебе на… – от моего тычка под ребра Масуд проглотил окончание. Я сдвинула брови, мол, старость надо уважать. Мой чернокожий спутник покачал кучерявой башкой и продолжил. – Чо вы до нас доебались-то, а? Мы с Гулькой сидим, ни к кому не пристаем, а к нам словно магнитом всех тянет.

– Дык тут дети малые по дорожкам бегают, а у тебя словно банан в штанину засунут. И у неё вон титьченки скоро совсем выскользнут. Не по-людски поступаете, срамно. Ты хоть любишь её?

Вот это вопрос. Мы с Масудом больше тысячи лет в одной лампе ютились – если это не любовь, то тогда непонятно что.

– Люблю, конечно!

– И что же, так при всех свою любимую и разложишь на скамеечке? Как голубь будешь?

– Не доставай, дед, иди своей дорогой. И что же вам таким дома-то не сидится? – рявкнул Масуд.

– Каким это «таким»? – недобро прищурился дед.

– Таким правильным. Этого нельзя, того нельзя. Так не ходи, сяк не ходи. Надоело! Вот раньше было хорошо – захотел бабу трахнуть, схватил, оттащил подальше от дороги, чтобы лошади не затоптали и понеслась. А теперь что?

– Что? – мы с дедом спросили хором.

– Нигде нельзя укрыться, чтобы потом носом не ткнули. В кафе на столе нельзя, под столом нельзя, в туалете и то нельзя – говорят, что негигиенично! Вот и приходится в где попало ютиться. Вон в книжках что пишут – встала пипирка, тут же в гарем сходил и осчастливил одну из тысячи жен. А тут одну осчастливить не можешь – всем себя правильными показать хочется. Заебали! – в сердцах выкрикнул Масуд.

Старик хмыкнул, раздвинул тростью кусты и присел на облюбованную нами деревянную скамейку. С важным видом достал из кармана пачку странных сигарет. Черные стержни торчали из коробки фантастическими пулями из обоймы. Он вытащил одну, поднес палец, на котором тут же вспыхнул огонек, и глубоко затянулся.

У меня холодок пробежался по коже. Кажется, что я начала понимать – кто перед нами. Но моего спутника уже было не остановить…

– Дед, да ты никак решил нам фокусы показать? – поднял бровь Масуд. – Прикольно, конечно, но на фига нам это нужно? Мы и не такое можем сделать, так что дай нам хотя бы чуть-чуть побыть одним?

– Значит, ты думаешь, что раньше с трах-тибидохом было легче? – дед выпустил огромное кольцо. – И вы уже не можете ничего…

Вот надо было бежать… Надо было, но почему-то в тот момент я отнеслась к его словам с недостаточным пониманием.

Кольцо переплыло через кусты и подлетело к березовому суку, чтобы надеться на него, как в игре серсо. Увы, ему это было не суждено сделать – сквозь дымный обруч пролетел сизый крылатый снаряд и с самым мрачным видом уселся на ветку липы над головой старика.

Раздраженный голубь приготовился свершить страшную месть.

– Да, думаю, что легче. Да и интереснее было! Вот поймал какую-нибудь эльфийку в лесу и хлоп – через девять месяцев у неё уже младенчик с острыми ушками. Или при королевском дворе какую-нибудь фрейлину в углу прижал, задрал юбку и почесал её мохнатенький бугорок своим мечом, – улыбнулся Масуд.

Язык его – враг его. Всегда так было и сейчас пришло очередное подтверждение этому факту.

– Ну, судя по тому, что у тебя меч-от до сих пор не опадает, ты бы всех фрейлин перезажимал, – хмыкнул дед и показал на ширинку Масуда.

– Да уж, двадцать пять сантиметров мясной стали так просто не спрячешь.

Я же поглядывала вверх. Голубю был неинтересен размер органа молодого человека – он занимал наиболее удобную позицию для бомбометания.

– Двадцать пять, гришь? Такой дубинкой орехи колоть можно, – покачал головой старик.

– Да уж, дед, можно. Колоть не пробовал, но вот полведра с водой поднимал. А ты, наверное, позабыл, каково это – запускать во влажный тоннель своего путешественника? – спросил молодой наглец.

Голубь выбрал позицию. Теперь он отомстит этому хрычу и пусть тот бестолково размахивает своей тростью – птица будет уже далеко.

– Что же, так тому и быть. Ежели вам нравится число двадцать пять, то есть у меня такая вещица мудреная, – дед достал из-за пазухи плоские песочные часы. – Вот, как раз двадцать пять сантиметров. Видите деления?

– Ну, ты реально фокусник. Или у тебя в косухе целых склад всяких штуковин? – восхищенно присвистнул Масуд, когда увидел, как плоские часы становятся объемными и выпуклыми. Черные полоски чередовались отметинами, как на тельняшке матроса.

Холодок ещё раз пробежал по моей спине. Я узнала часы царя Соломона… Я узнала того, кто перед нами…

 Я хотела убежать, закричать, хотя бы моргнуть в ужасе, но ничего не могла сделать. Сидела, как колода, полная меда… А между тем, мой спутник вообще не понимал всего ужаса происходящего.

Вот же шайтан, а ведь мы только-только вырвались из тысячелетней передряги!

– И я любил и был любим. Любил бы и сейчас, если бы не один мелкий мерзавец, который разрушил нашу семью. Ладно, обо мне неинтересно, было и было. А вот за вашими приключениями я понаблюдаю… Значитца так, вот по этим делениям вы и будете жить. Моя фантазия будет вас забрасывать туда, куда пожелаю…

– Дед, завязывай придуриваться, а то я тебя сейчас самого в пруд заброшу, – прерывал его Масуд.

– У вас будет двадцать пять дней, чтобы спариться. Неважно где, неважно как, но проникновение должно состояться и тогда вы вернетесь. Каждый раз вы будете незнакомы друг с другом. Каждый раз вы будете забывать прошлое. Потянет вас друг к дружке также, как сейчас. А в последние двадцать пять секунд каждого двадцать пятого дня вы сможете всё вспомнить. Я же останусь смотреть на часы и каждый раз, когда песок будет переваливать через определенную черту, буду горестно вздыхать. Если весь песок пересыплется вниз, и вам не удастся вернуться, то что ж… Значит, не судьба. И будете вечно скитаться по мирам и временам. Вот, как-то так.

Мои волосы встали дыбом. Властитель всех джиннов разгневался на нас, а глупый Масуд ещё и подливал горючего в огонь гнева:

– Дед, да тебе бы романы писать, с такой фантазией. Или в дурке Наполеонам сказки рассказывать. Ты чего плетешь? Какие двадцать пять…

Масуд не успел договорить – старик выпустил в нашу сторону клуб сизого дыма. Густой туман обволок нас. В синеватой дымке не проступали даже очертания скамейки. Солнечные лучи стремились пронизать завесу, но неудачно. Ни писка, ни крика. Тишина.

– Вот и посмотрим – так ли хорошо было раньше? И ведь ещё книжки вспомнили. Хорошо, устрою вам путешествие и по книжкам, – пробормотал старик.

Я пыталась закричать, но не смогла. Пыталась вырваться, но не получалось. Моё волшебство словно замерзло и даже самое маленький фокус с исчезновением монетки вряд ли был мне под силу.

Нас засасывало в неизвестность. И это было неприятно. Было больно, страшно и тошно. Царь Соломон, непонятно как оказавшийся в парке, отправил нас в большое путешествие по мирам. А виной всему наша легкая шалость… Мы испарялись…

Надо же такому случиться, что как раз в это время голубь всё-таки осуществил свою месть…

Старик провел рукой по испачканной лысой голове и поднял глаза вверх. Если голуби умели улыбаться, то сейчас с ветки сверкала самая ехидная улыбка.

Вот тебе за обломанный вечер!

– Ах ты, засранец! Ну что же и ты отправляйся вместе с ними – третьим будешь! – старик взмахнул рукой, неведомая сила подняла истошно курлыкающего голубя вверх и швырнула прямо в клубок дыма.

Только орущий голубь скрылся за сизой пеленой, как дым начал исчезать. Лишь тонкая струйка осталась на том месте, где мы сидели. Вскоре растворилась и она. Я видела это краешком меркнущего сознания.

– Ну что же, начнем наш отсчет, – сказал старик и перевернул чашу весов.

История вторая, в которой появились эльфы и даже один реальный орк

– Траргок победить!!! Нгра-а-а!!! – зеленокожий орк исполинского роста вознес огромную секиру над поверженным эльфом.

Светловолосый мужчина с удлиненными ушами пытался приподняться, но шлепнулся обратно в ковыль. Чуть поодаль в ужасе застыла тонкая фигурка подруги лежащего мужчины. Она сжалась под кустом вереска и огромными глазищами наблюдала за схваткой.

– Траргок скоро тыр-пыр эльфийка! – прорычал орк.

 Маленькие глазки монстра торжествующе смотрели на добычу. Мускулы вздувались замшелыми валунами под зеленой кожей, которая цветом напоминала болотный мох. Огромные желтые зубы щерились в злорадной усмешке – он уже предвкушал, как будет развлекаться с боевым трофеем. Он даже сделал пару раз недвусмысленное движение бедрами вперед, намекая на то, что это движение в скором времени повторится… и не раз.

–Не-е-ет!!! – звонко прокричала прекрасная эльфийка.

Ее легкое воздушное платье было порвано и испачкано, над левым глазом наливалась сливовым цветом большая шишка. Орку пришлось разок шлепнуть девушку, чтобы она не убежала. Сама эльфийка едва не сходила с ума от страха. Волосы топорщились во все стороны, как будто её недавно шарахнуло не ладонью по лбу, а молнией по загривку.

В ответ на крик грохнул гром с вершины горы. Огромный орк застыл, услышав звук. Он обернулся на гору Падающих слез. Светловолосый эльф начал понемногу подтягивать ноги к животу.

Вершина горы вздрогнула, и почти с самого верха сорвался огромный валун. По воле судеб его путь пролег по направлению к замершей троице.

Орк быстро развернулся и протянул руку к эльфийке:

– Траргок уходить и забирать Джулайли. Она стирать мои вещи… А-а-аргн!!!

Эльф выстрелил вверх ногами и попал орку по мужской гордости, скрывающейся за меховой юбкой. Словно выпрямилась сжатая пружина в руках неумелого часовщика. Зеленокожего подбросило в воздух, так велика оказалась сила удара. После головоломного кульбита орк рухнул в пыль с грацией мешка, наполненного дерьмом.

– Никогда Джулайли не будет тебе стирать!!! Да и по женской части тебя уже не заинтересует!!! Прощай, ублюдок! – эльф вскочил на ноги и ударил орка всей мощью своего презрения, то есть взял… и повернулся к нему спиной.

Упавший орк рычал что-то нечленораздельное, кривился и зажимал пах. Ногами он сучил по земле, поднимал клубы пыли, но не мог подняться. Осока колола глаза и орку приходилось щуриться.

Теперь уже пришла очередь светловолосого протягивать руку к подруге:

– Бежим, Джулайли, пока тот огромный валун не стер нас в порошок!

Та бодро вскочила и пронеслась легконогой ланью мимо стоящего эльфа, мимо лежащего и старательно пыхтящего орка.

– Конечно же бежим, Мирралат! Нас ждет наш дивный лес и чистые озера! Нас ждут друзья, поляны и озера! Нет, про озера я уже говорила! – она ещё продолжала кричать, уносясь все дальше и дальше от места схватки. – Тру-ля-ля, трям-ромашка…

Эльф озадаченно посмотрел ей вслед. Преследовать не имеет смысла – уж очень велика скорость у самой быстрой девушки Призрачных лесов. Поэтому Мирралат горестно вздохнул и сделал то, за что эльфийка вряд ли бы его похвалила – схватил орка подмышки и потащил прочь с пути валуна. В последнюю секунду все-таки выдернул Траргока из-под жуткой смерти.

Здоровенный валун умчался вдаль, оставляя за собой прочерченную неглубокую канаву. Вскоре камень докатился до верескового поля и остановился в ложбине, будто раздумывая – и какого демона он сорвался с привычного места?

– Слышь, Траргок, а ты не сильно её ударил? – поинтересовался эльф, пока орк пытался отряхнуться.

– Нет, не сильно, как договаривались! Через час придет в себя. А ты бы мог и потише лупануть… Гхарр! Как мне теперь в глаза смотреть Мокорре, если ей ночью вдруг приспичит мужниных ласк? Минимум месяц теперь придется гугул в холодной воде отмачивать, – проворчал орк. – Одолел, Мирралат, ты со своими геройскими придумками! С чего ты взял, что эльфиек нужно именно так охмурять? «Напади, а я защищу, и она в благодарность…» Вот не буду больше тебе подыгрывать и всё! Лови их и вырубай сам.

– Да ладно тебе, Траргок, не ворчи! Возьму тебя в месячную вылазку, так что найдем оправдание для Мокорры. Сам у нее про тебя спрошу. Не благодари – друзья для того и нужны, чтобы выручать друг друга, – белозубо улыбнулся эльф.

Орк мрачно посмотрел на него. С таким другом и врагов не надо. Сколько раз Траргок вытаскивал эльфийские острые уши из пикантных ситуаций, когда тому собирались отрубить часть тела, и не всегда этой частью была голова? Орк попытался сосчитать, но пальцев на руках и ногах не хватило.

Взять хотя бы тот случай, когда он вытащил эльфа из публичного дома, где его собирались использовать вместо…

Мирралат продолжил улыбаться:

– Считаешь, сколько раз спасал меня изо всяких передряг?

– С чего ты взял?

– А у тебя всегда при этом такая глупая рожа. Готов свой лук прозакладывать, что ты сейчас тот случай из публичного дома вспоминаешь.

– Что, тоже на роже написано? – нахмурился орк. – Надо было тебя там оставить, сейчас бы не зубоскалил.

– Нет, не на роже – ты рукой всегда делаешь знак страсти, который был нарисован над дверьми того проклятого места.

Орк недоуменно взглянул на свой кулак – из него оттопыривался средний палец, а безымянный и указательный согнуты в нижних фалангах. Чтобы выйти из этого дурацкого положения, орк начал ковыряться средним пальцем в ухе. Как будто так и задумывалось.

– Ладно, сделаем вид, что ничего этого не было. У меня есть новая задумка.

– Нет, хватит с меня твоих задумок. Я домой хочу. Я к жене хочу! – прорычал орк.

– Да ты только послушай. Путешествующий менестрель Василёк спел недавно балладу в корчме «Три петуха». И в этой балладе говорилось о прекрасной Эслиолине, которая томится в плену дракона. А у дракона много чеканных монет…

– Дракона? Сразу нет! Я боюсь ящериц! – заявил орк. – У меня даже мурашки от них по коже бегают.

– Да послушай ты, чудак-орк! У этого дракона гора несметных сокровищ. Да, многие паладины сложили головы на подступах к его замку, но мы же не паладины. Мы же лучше них, – убеждал эльф. – Мы сходим до замка, потом вернемся обратно с добычей. Мокорра будет только рада. Представь, как ты подаришь её изысканные гномьи украшения, как на её шее будут сверкать рубины и изумруды. Да тебе с такой добычей больше не придется ходить в наемниках. Представь себе, Траргок, всего месяц и ты станешь богаче многих королей!

Орк с понятной нежностью смотрел на эльфа и сжимал кулаки. Как бы объяснить этому эльфу, что его острые уши давно просят хорошей трепки? Как бы не задеть чувственной и ранимой души? Может, двинуть по зубам, чтобы среди частокола перламутрового гороха образовалась мужественная черная прореха?

– Эй, Траргок, не вздумай! – горным козлом отскочил эльф от сумрачного орка.

– Что, тоже всё на роже написано? – буркнул орк.

– Ага, ты вообще не годишься в разведчики. Тебя даже пытать не надо – спросишь о чем-либо и ответ сразу на зеленой харе вырисовывается. Эй постой! Не надо меня бить, ведь я путь к обогащению предлагаю. И план у меня уже есть шикарный!

Изящество, с которым эльф увернулся от мощной плюхи, говорило об изрядном опыте. Орк поднял другую руку, чтобы попасть по белым, как снега скалистых взгорий Панадора, волосам.

Сейчас прольется эльфья кровь…

– Да превосходный план, вот если не получится, то я… То я побреюсь налысо! – выкрикнул Мирралат в надежде сохранить красоту своего лица.

Он с облегчением заметил, как дымка мысли омрачила низкий лоб орка. Словно в полную кружку зеленого эля добавили каплю чернил. Оставалось огласить великолепный план и крупное сердце Траргока забьется от жажды наживы.

– Я сам тебя побрею, вот этим рубилом, – кровожадно оскалился орк и похлопал по верной секире. – Рассказывай.

Мирралат сглотнул неизвестно откуда взявшуюся волну слюны. Воображение живо подкидывало картинки экзотической цирюльни, где огромный орк прядь за прядью срезает шелковистые волосы эльфа.

Но дело того стоило!

– Слушай же, мой друг с неизмеримой силой в руках и огромной мудростью между ушей, – этой незамысловатой лестью эльф пытался настроить орка на более благодушный лад. – Замок дракона находится недалеко отсюда, всего в паре сотен перелетов стрелы. Под замком есть город Буанахист. Дракон каждый месяц прилетает туда и закусывает самой симпатичной девственницей. Как раз подходит время очередной кормежки – мы можем воспользоваться тем, что дракон отвлекся на жратву и убьем ящера во время трапезы. Легко и непринужденно. За несколько дней обернемся, а потом три недели сможем не выходить из корчмы. А я ещё и принцессу Эслиолине завоюю. Отдохнем, наберемся сил, искупаемся в лучах славы, и ты вернешься к своей благоверной.

Мрачный взгляд орка говорил о том, что он не в восторге от подобной перспективы. Очень не в восторге. Ну совсем. До такой степени против, что вот сейчас возьмет, развернется и уйдет. Оставались считанные мгновения до поворота.

– А вы с Мокоррой сможете уехать на морское побережье и поселиться там. Заведете деток и будете принимать одного очаровательного эльфа-короля вместе с женой Эслиолине. А ещё мы своих детей отдадим в школу магов, чтобы они ни в чем не нуждались, и не слонялись по пустошам Эвекисила, как их отцы. Отличный же план, Траргок! Соглашайся! Ну? Натяни же на свою зеленую рожу довольную улыбку и кивни.

Словно огромные валуны переваливались под черепной коробкой орка. Эльф почти явственно слышал скрежет – это мысли Траргока старались выстроиться в одну линию и по ним, как по камушкам в ручейке, к языку прыгнул согласный рык.

Если бы Мирралат мог, то рассказал бы ещё о райских кущах меж ног завлекательных женщин в публичных домах Буанахиста. Тамошние соблазнительницы славны тем, что не позволяют острому металлу касаться волос внизу тела. Они даже на ногах не сбривают ни волоска и порой, по мохнатости, превосходят пресловутых хоббитов. Если бы Мирралат мог, то поведал бы о винах, которые пьются легче воды, а пьянят сильнее удара по затылку. И просыпаешься не с полным ртом кошачьих отходов, а с лепестками розы за щекой. Он мог ещё много чего рассказать, но тогда орк застыл бы с разинутым ртом и неизвестно, когда эльфу удалось привести своего друга в порядок.

– Ладно! Но это в последний раз. Если нам ничего не удастся, то я просто тебя убью и буду жить спокойно, – сплюнул орк.

Не такого согласия ожидал эльф, но это лучше, чем ничего. Да и до дракона надо ещё добраться. А там всякие увертки появятся…

Мирралат кивнул:

– Хорошо, друг мой. Отправимся же в путь далекий, и не поссорят нас проблемы на дороге. Чтобы путешествие стало короче, я спою тебе несколько эльфийских песен. Они усладят твой слух, ведь пою я громко…

– И противно, – вновь сплюнул орк. – А как же зайти к Мокорре?

Эльф представил, что ещё придется умолять жену орка, а эта горячая особа будет всеми руками и ногами против их затеи. Она даже может пустить слезу и дрогнет жестокое сердце Траргока…

– Мы ей посыльного отправим. Сейчас каждая секунда дорога, ведь мы можем не успеть! – взволнованно ответил белобрысый хитрец. – Отправляемся же, дружище! И пусть Боги благословят наш путь!

Орк крякнул от огорчения, но делать нечего – сам такого друга ещё не убил. А надо бы… И давно…

Путь длинный бывает только у хоббитов, которые тащат кольцо Всевластия к горе Ородруин (хотя, могли бы за полдня долететь на орлах). Орк и эльф, переругиваясь по пути, за два дня всё-таки дошли до высоких стен Буанахиста. Причем Траргок несколько раз пытался вернуться обратно, последний раз эльф едва догнал его, когда орк слинял на утренней заре, оставив остроухого посапывать возле потухшего костра.

Стены города были покрыты трещинами, словно лицо древнего старика. Огромные ворота распахнуты по случаю дневного времени. Вялые стражники приняли четыре медяка от странной пары и тут же забыли о них, любуясь на приближающийся караван. Вот сейчас будет нажива так нажива.

– Скажите, многоуважаемый страж, – обратился Мирралат к толстенькому стражнику. – А дракон кушать ещё не прилетал?

– Нет, – ответил стражник, не отрывая взгляда от начальника каравана, который по дороге сцеживал в кошелек монетку за монеткой.

– А где та самая прелестница, которая обещана дракону? – не отставал назойливый проходимец с острыми ушами.

– Мил человек, отстань ты от меня, а? Вон на центральной площади домина стоит, туды и шуруй. Не мешай мне нести службу, – стражник вытер о тусклые латы вспотевшие ладони, не отрывая глаз от рук начальника каравана.

– Пойдем, он уже неполученные деньги делит, так что ему не до нас, – буркнул орк.

Серые коробки зданий щурились подслеповатыми окнами на солнце. Такие же серые лица были у горожан, которые старались прошмыгнуть и постоянно втягивали голову в плечи, словно опасались удара.

Благоухания сточных канав вызывали слезы у чувствительной натуры эльфа. Пару раз пара путников успешно отпрыгивала от водопадов помоев, которые изредка выливались из верхних окон. Третий раз не успели…

Те выражения, которыми орк поносил невидимого самоубийцу, заставили солнце стыдливо спрятаться за облаком.

Центр города напоминал пустырь, на котором кто-то забыл огромный ночной горшок с выбитым дном. Дома окружали этот «горшок» ровным кругом, словно древние астрологи очерчивали площадь под стать луне. На площади никого не было. В «горшке» одна приоткрытая дверь, и в щель виднелась фигура сидящей девушки со скованными руками.

Орк заметил какое-то движение за створом окна соседнего дома. Его прыжок сделал бы честь любой пантере. Раздался треск, сломанная ставня полетела на грязную мостовую. Жертва, лопоухий и давно не мытый мужичок, нервно сучила ногами и дурно пахла.

– Слышь, вонючка, не дергайся! Или я откушу тебе сопливый нос! – рыкнул орк, мужичок начал пахнуть сильнее, но вырываться перестал. Лишь дрожал, как осиновый лист на ветру.

– Дурнопахнущий друг наш, скажи-ка нам одну вещь – почему на площади не видно людей? Из-за дракона? – эльф встал с подветренной стороны.

– Дда, ми-милсдари. Скоро ящер крылатый при-прилетит и схрямкает Параську. Потому все и попрятались по домам, – ответил лопоухий мужичок.

– А что же вы не грохните его? Собрались бы городом и завалили зверюгу, – спросил орк.

– Я-ящер сильный. А так… он жрет двенадцать девок в год и защищает город от набегов разных и разбойников лютых.

– Когда он должен прилететь? – поинтересовался эльф.

– На за-закате, – промямлил мужчина.

Эльф поднял глаза. Солнце только-только начало клониться к закату, поэтому у них было ещё достаточно времени, чтобы подготовиться.

– Траргок брось бяку, пока не измазался. Пойдем, осмотримся, да узнаем у девчонки – что и как.

Орк кивнул и зашвырнул мужичка обратно в окно. Там послышался звон, сдавленная ругань и хруст сломанной мебели. Запах исчез вместе с мужчиной.

Шаг за шагом орк и эльф приблизились к странному зданию без крыши. Траргок и Мирралат протиснулись в щель, которую сделали чуть больше. Когда орк открывал дверь, то что-то захрустело на петлях, а после жалобно блюмкнуло. Орк пожал плечами и не придал значения этому звуку. Блюмкнуло и блюмкнуло.

Внутри была утоптанная земля, круглые стены и миловидная девушка, чьи руки скованы тяжелой цепью. Эльф подошел к девушке и тронул её плечо.

Темнорусые волосы падали на плечи, простое серое платье не скрывало, а подчеркивало ладную фигурку. Из-под подола высовывались небритые ноги. Красавица, да и только.

Девушка вскинула на эльфа огромные голубые глазищи, посмотрела за его спину и поморщилась:

– Дверь! Держите дверь, иноземцы!

Орк и эльф обернулись одновременно. Дверь из огромных бревен скользнула в пазах, как легкая калитка и преградила выход. Увы, ни бешенная ругань, ни удары могучей секиры не помогали – дверь словно была сделана из стали и не поддавалась даже отточенному металлу.

– Глупцы, – прошептала девушка. – Теперь дракон заберет нас всех. Он забирает всех девственниц, кто окажется в жертвеннике…

Орк продолжал бить в дверь. Он воин и не может просто так сдаться. Он должен победить эти тупые бревна. Эльф же на десяток стуков сердца застыл и потом поднял вверх указательный палец, словно проверял направление ветра. Знающие его спутники после такого знака всегда стремились оказаться подальше от эльфа – это значит, что он задумал какую-то пакость. На счастье эльфа орк этого жеста не видел.

– Помоги-ка, – окрикнул эльф бушующего орка, подошел к девушке и поднял чугунную цепь.

Один удар и чугунные змеи упали к босым ногам пленницы.

– Как зовут тебя, прелестница? – спросил эльф.

– Парася. Дочь сапожника Мухарта Лысого, – ответила девушка.

– Раздевайся, Парася, спасать тебя буду! – после небольшой паузы сказал эльф и раскинул перед девушкой плащ.

– Чего-о? – в один голос протянули девушка, и орк.

– Ребята, ну что тут непонятного? – нахмурился эльф. – Дракон же прилетает за красивой девственницей, так?

– Так, – кивнули двое других пленников.

– Значит, у девушки есть небольшой недостаток, который запросто может быть исправлен мужским достоинством. Так что… раздевайся! – эльф расстегнул ремень. – Когда дракон прилетит, то найдет тебя недевственницей, обидится и улетит прочь. Девственницы не будет, так что ужина тоже. Ты спасешься, нам откроют утром дверь. Многоходовочка… Причем логичная и самая легко осуществимая.

– А по-другому нельзя? – с сомнением спросила девушка.

– Можно, – буркнул орк, – можно тебе нос сломать и уши оборвать, тогда ты будешь не самой красивой девственницей этого города.

– Да?

– Да! – хмыкнул орк и улыбнулся одной из своих фирменных улыбок, от которых у людей стыла кровь, а у коров сворачивалось в вымени молоко.

Девушка вздохнула и начала развязывать поясок на платье…

История третья, в которой не все эльфы оказываются одинаково полезны

Парася чуть подтянула подол, поднимая его до коленей, но в следующий момент передумала. Конечно, умирать тоже не хочется, но и отдаваться первому встречному? Даже без песни под окном? И без жарких перешептываний на сеновале?

– Может, вы споете серенаду или балладу какую? У меня всё же это первый раз…

– Милая, у нас мало времени. Я спою… потом… если захочешь… а сейчас ложись и получай удовольствие.

Девушка опустила подол и отвернулась, демонстрируя полную готовность плюнуть на всю выпирающую страсть эльфа. Похоже, что она предпочла его огненную похоть смерти.

Эльф поднял глаза к безоблачному небу, как будто задал вопрос древним богам. Кто их разберет – этих девушек? Ей выход предложили, а она…

– Похоже, что твоя услуга пришлась не ко двору. А дай я ей нос сломаю! – подскочил орк.

– Не надо, Траргок, я справлюсь сам. Нет такой девушки, которая не раздвинула бы ноги перед Мирралатом, – хвастливо заявил эльф и продолжил раздеваться.

– А те семеро красавиц из Новарута?

– Не считается! Они любят только женский пол.

– А те двое из Стоунтауна?

– Тоже не считается – они дали обет воздержания, и я не мог преступить через истинную веру.

– А старуха из Тропотану?

– Отвернись, мой друг, и не смущай своим присутствием юную деву! – не выдержал эльф.

Девушка всё так же стояла, повернувшись к стене, когда сильные мужские руки обхватили её и твердые ладони легли точно на сочные возвышенности, предназначенные для кормления детей. Она попыталась вырваться, но не тут-то было. Эльф двинул коленями под её коленные чашечки, и Парася потеряла равновесие. И надо же было тому статься, что шлепнулась как раз на расстеленный плащ.

– Вот, половина дела сделана, а дальше – дело эльфийской техники, – хохотнул эльф.

Девушка попыталась вырваться, убежать прочь, сорваться с места…

И в то же время ощутила, как ей хочется поддаться этому сильному телу, перевернуться на спину и сжать в объятиях красивого остроухого мужчину, как хочется впустить его в себя…

Мужской смех превратился в подрыкивание, когда он вытянулся на ней. Его природное оружие, будто копье из мифрила, толкнулось в неё сзади через ткань платья. Парася поползла прочь, потеряв голову от ощущения того, какое эльфийское копье огромное – как оглобля от хорошей телеги. Да разве уползешь из-под двухсот фунтов эльфийского обаяния…

Мирралат не щадил нежные девичьи чувства – окольцевал мускулистыми руками, прижимая её слабые руки к бокам. Он двигался взад-вперёд, тёрся о расселину между половинок её зада и рычал на языке, который Парася не могла понять. То ли ругался, то ли шептал страстные непристойности. В какой-то момент девушке даже показалось, что на ней ерзал орк, но нет, зеленый воин отвернулся к двери и внимательно изучал механизм. А она…

– Отпусти меня! Пусть лучше сожрет дракон, чем трахнет какой-то вонючий эльф! – сорвалось с женских губ.

– Ну да, не помылся! – пыхтел эльф на ней. – Но я же не знал, что придется спасать невинную девицу.

Эльф скользнул рукой между жарким телом и землёй, просунул ладонь между волосатых ног. Парася вскрикнула от такого сокрушительного интимного прикосновения. Каждая частичка в её теле пробудилась от резкой, жаждущей опустошенности. Разгоряченные мускулы внутри неё сжали пустоту и отчаянно потребовали стать наполненными.

– Пусти!

– Нет. Дракону не достанется такая прелестница! – воскликнул эльф.

Его вес столь тяжел, что Парася едва могла дышать. Мужские губы скользили влажными пиявками по легким волоскам на шее. Когда его зубы сомкнулись на гладкой коже в маленьком любовном укусе, Парася снова закричала от страсти.

Она почувствовала себя предельно возбуждённой, обжигающей, испытывающей боль и нужду. Его ладонь коснулась её лица. Средний палец скользнул между мягких губ, и она всосала его, как всосала бы что-нибудь другое, не менее твердое. Огурец, например, или баклажан…

Другой рукой эльф задрал подол платья, а твердые пальцы безжалостно принялись исследовать беззащитные нежные складки, плавно скользя по влажной коже и поглаживая подающееся навстречу жаркое тело. Буйная растительность не смущала эльфа – он ночевал на сеновалах хоббитиц. В то время, как его каменная мужественность толкалась в женский зад, он ввел палец во влажную ложбину и глубоко вонзил его.

Парася вскрикнула и надавила на его руку. Да, о, да – это то, в чём она нуждается! Слабые, прерывистые звуки слетели с её губ, когда он умело проскользнул в неё вторым пальцем, и достиг девственного барьера.

Нежно, но твердо, он пробился сквозь тонкую пленку, одновременно покрыл женскую шею и плечи обжигающими, жадными поцелуями, мешая их с маленькими укусами. Он порвал ту преграду, благодаря которой девушка оказывается здесь.

Боль была вовсе не мимолетна, как о ней рассказывали более взрослые и опытные подружки. Это было не "чик! и всё". Боль обжигала, она раскаленным металлом заливала полость внизу живота.

– Пусти меня! Как же больно! Ой, мама, роди меня обратно!

– Тихо-тихо, милая, сейчас все пройдет.

Эльф снова зашептал что-то на незнакомом языке, и от звуков ласкового голоса раскаленный свинец внизу моментально остыл. Боль сменилась на сладкое наслаждение от пальцев, двигающихся внутри неё. Горячий рот обжигал её кожу, мощное тело двигалось сверху взад-вперед. Остроухий оказался той самой сокровенной фантазией, превратившейся в реальность. Парася боялась признаться даже самой себе, что мечтала об этом моменте, о мужчине, овладевающим ею так, словно нет на земле той силы, которая может это предотвратить.

«Ничто не может!» – возник проблеск мысли. – «Ничто, кроме дракона!»

С того момента, как она заметила эльфа в приоткрытую дверь, она знала, что это случится. Возможно, это от многочасового нахождения под солнцем, но она почему-то знала, что он будет её первым мужчиной. Она много слышала от подруг о том единственном проникновении, которое переводит из девушки в женщину. И жаждала этого… Думала об этом… Жаждала этого.

Эльф прижался, толстый и твёрдый, к мягким, нежным складкам, и с губ Параси слетел беспомощный звук. Она знала, что приближается тот самый, заветный миг, но боялась, что не сможет его принять.

– Кричи, милая, так будет легче, – напевал Мирралат на ухо, пробиваясь дальше.

– Я не могу, – всхлипнула Парася, когда он начал проталкиваться внутрь неё.

Его давление слишком сильное. Нет-нет, он разорвет её пополам…

– Тогда пой, –  эльф отступил на тот маленький дюйм, что отвоевал у неё, обхватил талию рукой и попытался снова, медленно.

Хотя она отчаянно хотела заполучить его внутрь себя, тело противилось вторжению. Он слишком большой, а она слишком маленькая.

С едва сдерживаемыми проклятьями он остановился, потом сгреб плотные складки платья в кучу под её тазом и приподнял женскую попу выше и как раз под нужным углом. Затем мужское тело снова навалилось на неё. Правой рукой эльф обнимал её плечи, другой – бёдра.

Он терся взад-вперёд между влажных волос до тех пор, пока она не начала подаваться навстречу. В новой позе она чувствовала себя беззащитной и уязвимой, но откуда-то знала, что так легче будет войти в неё.

Когда она уже кричала что-то бессвязное, он втиснулся внутрь неё, чувствуя, как накатывает облегчение. Мужское дыхание с шипением вырвалось сквозь стиснутые зубы. Парася задыхалась, старалась изо всех сил вместить пронизывающую толщину его плоти.

Каждый малый дюйм вопил от наслаждения, когда он продвигался всё глубже. И когда она уже точно уверена, что он вонзился до упора, что она заполучила его всего, эльф с грубым рыком сделал последний рывок, ещё глубже, и Парася почувствовала себя кабаном, надетым на огромный трактирный вертел.

– А ты боялась, милая, – рокотал голос возле её уха. – Теперь я часть тебя.

Древние боги, он был в ней с того момента, как она впервые увидела его во сне. Правда, тогда он был мускулистым варваром, а не изящным эльфом, но это точно был ОН. Негодный вор, он взломал и проник в неё, взял право бесчинствовать под её кожей. Как она жила без этого? Без этой яростной, неистовой близости, без этого большого, сильного мужчины внутри неё?

Нормально вроде жила… Пока её не отдали на съедение дракону. Вот и храни после этого верность. Цена девственности – быть съеденной на ужин с горошком и баклажанами…

– Я буду овладевать тобой медленно и нежно, но когда вознесешься на небеса, я буду насаживать тебя так, как надо мне. Так, как я мечтал об этом с того момента, когда впервые моё копье поднялось к кронам вековых дубов! – шелестел эльф на ухо и продолжал, продолжал двигаться внутри.

Она хныкала в ответ, полыхая изнутри, отчаянно нуждаясь в том, чтобы он двигался, делал то, что обещал. Она хотела всего и сразу: нежности и дикости, мужчину и зверя.

– Когда я увидел тебя, беспомощную и в цепях, я хотел задрать твою юбку и заполнить тебя собой. Я хотел отнести тебя в дикие леса моего родного Эусвиля, держать тебя в моей постели и никогда, никогда не отпускать, – эльф урчал грубым рокочущим звуком.

Он переключился на язык, которого она не могла понять, но экзотический говор его хриплого голоса ткал чувственные чары вокруг. Он медленно выходил, заполняет её снова, пронзал длинными ударами, мягко пробиваясь вглубь. Его огромный размер будил нервные окончания в таких местах, о существовании которых она даже не знала. Парася ощутила, как новое неизведанное, но такое чудесное, чувство нарастало с каждым уверенным толчком. Однако в миг, когда она уже почти достигла пика острого наслаждения, он вышел, оставив её почти рыдающей от неудовлетворённого желания.

Мирралат вошел в неё снова, почти лениво, урча на незнакомом языке. Он выходил дюйм за дюймом, с мучительной неторопливостью до тех пор, пока она не начала хватать землю полными пригоршнями и пытаться раздавить камни. До тех пор, пока с каждым нежным толчком она не начала стараться изо всех сил выгнуться к нему под большим углом и удержать его внутри себя, так, чтобы, наконец, достигнуть высвобождения новых сумасшедших ощущений.

Какое-то время она думала, что эльф продолжает ускользать от неё, потому что он чересчур большой. Потом она поняла, что он намеренно сдерживал её разрядку. Положив руки на её бёдра, Мирралат прижимал её к земле всякий раз, когда она стремилась выгнуться вверх, не позволял ей контролировать темп или взять то, в чём она нуждалась.

– Мирралат…пожалуйста!

– Пожалуйста, что? –  урчал он ей в ухо, облизывая мочку.

– Дай мне взлететь под небеса! – захныкала она.

Он хрипло хохотнул, рука проскальзнула между её тазом и скомканной тканью под ним, проникла в волосатые складочки и дотронулась до напряжённого бугорка. Мирралат легонько стукнул по нему пальцем, и Парасю словно ударило молнией. С губ сорвался стон. Удар сердца, ещё два удара. Он нежно прикоонулся снова.

– Это то, чего ты хочешь? – спросил он бархатистым голосом.

Его прикосновение искусно, мучительно, настоящая пытка.

– Да, – задыхалась Парася.

– Тебе это необходимо? – легкое поглаживание.

– Да!

– Еще чуть-чуть, потерпи, милая, – эльф нежно коснулся подушечкой большого пальца её твёрдого бутона.

Парася хлопнула по земле ладонями и плотно закрыла глаза. Эти простые слова почти – но недостаточно, проклятье! – подталкнули её к вожделенному краю.

Он прижал губы к её уху и прошептал страстным, чувственным голосом:

– Если я ещё раз выйду из тебя, то ты умрешь?

– Да, – сорвался стон с её губ.

– Это то, что я хотел услышать. Я – твой, и всё, что ты пожелаешь от меня, тоже твоё.

Мирралат повернул её голову в сторону и поймал ртом её губы в жарком поцелуе. Одновременно вонзился глубоко и продолжил вбивать свою плоть. Когда она выгнулась к нему, то его язык ворвался в ритме с нижней частью тела, проникающей в волосатый овражек наслаждения.

Напряжение, бурлящее в теле, неожиданно взорвалось, затопило её самым великолепным ощущением, какое доводилось когда-либо чувствовать. Возникла глубокая дрожь в самой её сердцевине, мышцы живота завибрировали короткими судорогами. Она выкрикнула его имя, пока взлетала на вершину блаженства.

Мирралат продолжил равномерно вонзаться, пока она не ослабела под ним и пока стиснутые кулаки не превратились в расслабленные ладони. Эльф потянул её бёдра вверх и на себя, поднял на колени, и снова вонзил в неё свою плоть. Тяжесть шариков в кожаном мешочке с силой ударилась о горячую, ноющую кожу. С каждым пронизывающим ударом она всхлипывала, неспособная сдержать надсадные звуки, слетавшие с её губ.

– Ах, боги, – простонал эльф.

Перекатившись на бок, он обхватил талию Параси и сжал так сильно, что она едва могла дышать. И вонзался, вонзался. Его бёдра мощно выгибались под ней. Он двигался всё быстрее и быстрее. Парася почувствовала, что уже знакомое сладкое чувство снова начало накрывать её с головой, растворяя в страсти и чувственном огне.

Он выдохнул её имя, когда начал извергаться, и надрывная нота в голосе, на пару с рукой, так ласково двигающейся между ног, ввергнула её в ещё один стремительный полет к небесам. Когда она достигла мягких облаков, то края тьмы нежно сомкнулись и швырнули девушку в пучину сладостной бури. Судороги мужчины и женщины слились в один мощный танец желания и сладострастия. Сдвоенный стон разорвал голубое небо.

От взора городских жителей была скрыта причина криков, но вряд ли нашелся бы в городе глупец, который не понял, что за толстыми стенами жертвенника творилось что-то не то.

Когда же Парася отходила от мечтательной полудрёмы, эльф находился всё ещё в ней. И всё ещё твёрдый.

– Кхм-кхм, – кашлянул орк. – Я понимаю, что вы оба настрадались и наконец-то дорвались до вожделенного занятия. Однако, мне только что пришла в голову одна очень нехорошая мысль. И теперь я её думаю…

– Траргок, меня всегда пугает эта фраза, когда она исходит из твоих уст. Не томи, выплесни мысль, как я только что выплеснул напряжение в сладкое лоно этой юной девы.

– Да вот в чем дело-то. Дракон должен прилететь за прекрасной девственницей, так?

– Да, но он в этот раз улетит ни с чем. Девственницы-то и нет.

– Нет, обнаженный друг мой, сверкающий голым задом. Дракон прилетит за обещанной добычей и сейчас под определение прекрасной девственницы попадаешь именно ты.

– Что? – икает эльф.

– Ну да, я мало подхожу на роль прелестницы, а вот ты можешь проклясть свою смазливость. Твой зад же девственен? За свой я поручусь головой. Так что сейчас мы тут единственные девственницы в жертвенном доме… И мы в ловушке.

Парася почувствовала, как эльфийская решимость внутри неё становится мягкой и, в конце концов, выскользнула с тем самым звуком, какой возникает, когда выдергивают плотную пробку из кувшина. Она с трудом повернулась, её тело всё ещё содрогалось от редких сладких судорог.

Мирралат уже не казался таким мужественным. У него жалко обвисли не только волосы на потном лбу. Он натянул штаны с самым задумчивым видом, на который способен только что удовлетворившийся эльф.

– И что же нам делать, Траргок? Само собой, что я никому не позволю лишать меня девственности… Но и помирать не хочется.

Орк отвернулся от стены, на которой сам с собой играл в крестики-нолики, и пожал плечами. Парася тут же одернула платье, когда сальный взгляд зеленокожего скользнул по волосатым ногам.

– А ведь всё моя доброта. Эх, знал бы заранее… – с тоской промолвил эльф и в этот момент небо потемнело.

В воздухе раздался шум, как будто паруса захлопали под порывами ветра. Вот только откуда парусам взяться на суше?

История четвертая, в которой разочарование сменилось ещё большим разочарованием

– Эй, бабочка-переросток! Куда ты нас несёшь? – крикнул эльф после того, как сплюнул очередного залетевшего в рот комара.

Дракон не ответил. Его зеленые кожистые крылья величаво вздымались и опадали, толкая огромное тело вперед. В чешуйчатых лапах были зажаты двое. Вряд ли стоит уточнять – кто именно?

Орк, в соседней драконовской лапе, сложил руки на груди и теперь молчаливо наблюдал за проплывающими верхушками деревьев и голубоватыми кляксами озер. Он молчал, как отросток вереска в темную ночь на склоне оврага. Он был крайне оскорблен и раздосадован тем, что дракон даже внимания не обратил на его потуги в городской ловушке.

А ведь Траргок старался! Ещё как старался!

Он просто превратился в берсерка и мог гордиться собой, если бы не тщетность всех усилий. Когда дракон спустился в их странное пристанище, то орк успел три раза ударить по изумрудной лапе, прежде чем секира сломалась. Потом Траргок попытался отгрызть средний коготь, но это все равно, что кусать щит у грязного гоблина – негигиенично и невкусно.

Зеленокожий воин попытался пнуть уток, когда дракон пролетал мимо стаи, но утки оказались умнее орка. Они отлетели на недоступное расстояние, показывали крыльями оттопыренные средние перья и хором крякали над неудачниками. Орк ещё успел удивиться – откуда эти летающие твари узнали знак публичного дома, где эльфа постарались…

– Эй, а ты знаешь – кто такие драконы? Это те же петухи, только гребень во всю спину! – закричал эльф, но безуспешно – дракон не обернулся на его оскорбления.

А ведь Мирралат так хорошо спрятался за Парасей и успешно попал пару раз камнями в левое крыло кошмарной зеленой твари.

Нет, он попал не в руку орка, а в крыло дракона – если кто не понял. Не в орка – в дракона.

Увы, его прятки ни к чему хорошему не привели. Дракон вытащил истошно орущего эльфа из-за спины девушки, отвесил щелбан и сграбастал бессознательное тело железной лапой. Орку пришлось дать три щелбана и один пендель, чтобы тот успокоился и сделал вид, что расслабился. Потом дракон взмахнул крыльями и поднялся в воздух, оставив ошеломленную Парасю на земле.

– Траргок, чего ты молчишь? Плюнь ему хотя бы на хвост, а то чего я один стараюсь?

– Я не хочу. Я силы берегу.

– Для чего? Всё равно с ним не справишься. Вон, даже секиру сломал о чешую.

– Да я для тебя берегу. Прежде, чем эта ящерица с крыльями нас сожрет, я постараюсь отвесить пару оплеух между острыми ушами.

– А я-то тут причем?

– А при том! При всём при том. Надо было к жене идти, так нет же – опять поддался на уговоры придурковатого эльфа. И что? Где я сейчас?

– В лапе дракона? – подсказал «придурковатый эльф».

– Это пока я в лапе, а потом буду в полной заднице. Сожрет он нас и не закашляется. Пройду через желудок и окажусь в чешуйчатой жопе… Глянь на его клыки – это же мечи, а не зубы. И почему я снова тебя послушался?

Ветер задорно свистел в ушах. Крылья мерно работали, морда дракона не поворачивалась к добыче – дракон летел к замку.

– Ох, оставь свое нытье. Орк ты, или не орк? Соберись, тряпка зеленая. Умри, как подобает представителю твоего племени. Вспомни, что орки – гордый и непокорный народ! Ты сможешь ещё совершить геройский поступок. Слушай сюда, – эльф перешел на еле слышный шепот. – Пока ты его будешь отвлекать, я смогу убежать и всем рассказать о твоем великом подвиге. Ты будешь воспет в веках, твоим именем будут называть сыновей королей!

– Подожди-подожди, то есть как ты сможешь убежать? А я? А как же я?

– А что ты? Тебя высекут! На центральной площади.

– Как высекут? Да я никому не позволю себя сечь!

– Да из мрамора тебя высекут, зеленая пустая голова. Из мрамора!

– Нет, если мы начали с тобой это дело вместе, то и доведем его до конца. Умрем вместе и я даже поделюсь с тобой кусочком мрамора. Небольшим, как раз, чтобы обрисовать твое участие в нашем походе. Пусть тебя посадят ко мне на плечо, как блоху.

– Как блоху? Меня? Эй, курица в немодных чешуйках, сбрось комок этой зеленой слизи вниз. Пусть подумает над своим поведением, пока не грохнется со всей дури, и клыкастая башка не провалится в задницу.

– Слышь, сюда иди, дохляк остроухий. Да я тебя сейчас…

Страсти разгорались не на шутку. Сейчас, перед лицом смерти, друзья решили высказать друг другу всё, что накипело на душе за время их знакомства. Когда слова кончились, то они перешли на плевки. Увы, ветер относил капли влаги, и они в основной своей массе ложились на хвост дракона.

Когда и слюна закончилась, то друзья начали показывать друг другу знаки, по которым можно было понять, что они думают о родственниках, ориентации и половой принадлежности оппонента.

– Милостивые господа, успокойтесь, пожалуйста. Нам немного осталось до моих апартаментов. Когда долетим, то я дам вам возможность сойтись в философском диспуте, если уровень агрессии у вас продолжит превышать допустимую норму, – к паре повернулась голова дракона.

Морда дракона была усеяна небольшими бугорками, рожками и изумрудной чешуей. Голубые глаза с продольным зрачком взглянули сперва на одного, потом на другого дебошира.

Орк и эльф настолько поразились голосу, а главное – разговорной речи рептилии, что совершенно забыли о тех знаках, которые только что с охотой демонстрировали друг другу. Причем, орк намекал, что в роду эльфа был не один десяток гоблинов, а эльф откровенно заявлял, что тролли протоптали широкую дорожку к ложу мамаши Траргока.

– Так чего ты раньше молчал, когда я тебя звал-то? – не выдержал Мирралат

– А раньше вы мне не мешали. Теперь же вы начали двигаться и щекотать внутренние подушечки лап. Если вы не перестанете, то я не сдержу смех, и вы можете упасть.

Ни у орка, ни у эльфа не возникло желания навернуться с сотни футов на голые скалы, которые тянули изломанные края вверх, словно приглашали шлепнуться в их каменные объятия и забыться. Эльф крепче схватился за чешуйчатый палец лапы, чтобы иметь возможность ещё на чуть-чуть продлить жизнь, если вдруг дракон надумает сбросить балласт.

На горизонте вынырнули острые шпили замка. Черные и неприступные, подобные женщинам-дикаркам из пустынь Джаранта. Вокруг замка красовались неприступные рвы и бездонные пропасти. Только птицы смогли бы попасть в этот замок, люди же будут вынуждены вернуться обратно, если вдруг кому пришла бы в голову сумасшедшая мысль прийти сюда по собственной воле.

Орк мрачно посмотрел на эльфа – и как у этого ушастого получилось уболтать его?

С каждой секундой вырастала громада из камня. Дракон взмыл влюбленным голубем над замком и пикирующим соколом упал на гранитные плиты. Эльф зажмурился от ужаса, а орк, наоборот, выпучил глаза, чтобы встретить смерть с достоинством.

Орки никогда не страшатся смерти! А кто страшится, тот не орк!

В племени Трагарока даже специальное упражнение было на развитие бесстрашия, когда всё племя выходило на площадку перед взором старейшин, начинало прыгать и в один голос орать: «Кто страшится – тот не орк!!!»

Дракон в последнюю минуту вышел из пике и разжал лапы. Мирралат и Траргок покатились по брусчатке внутреннего дворика, а дракон взмыл вверх и уселся вороной на серую стену. Из-под могучего тела вырвалась и разбилась о камни скорлупка черепицы. Рыжие крошки брызнули в лицо эльфа.

– Вот же ящерица с крылышками… Чтобы тебя приподняло и прихлопнуло. А ну, спускайся, и я тебе морду выправлю! – завопил орк, когда пришел в себя после падения.

Дракон фыркнул, отчего из его пасти вырвался небольшой огонек. Впрочем, огонек потух, даже не долетев до земли.

Эльф вскочил на ноги и оглянулся по сторонам. Во дворе разбросаны щепки от разбитых телег, несколько коровьих черепов, кости, над которыми вились мухи. В стене каменной стены была коричневая дверь, и она открылась. На воздух вышел небольшой гном с длинной бородой, которая волочилась за ним и отчаянно цеплялась за всевозможный мусор.

– Кого ты притащил, Саругас? – скрипучим голосом спросил гном, когда подслеповато сощурился на пару.

– Многоуважаемый маг Дристанал, я принес двух девственных двуногих. Ты обычно просишь одного, а тут сразу две особи будет. И тебе в помощь пойдут и нам больше золота за них заплатят. В интеллектуальном плане их развитие далеко до совершенства, но осмелюсь предположить, что ты сможешь воспитать из них прекрасных представительниц человечества, – пророкотал дракон со стены.

– Эй, недоростыш, а ну-ка скажи своей дуре чешуйчатокрылой, чтобы она освободила принцессу Эслиолине, дала нам по мешку золота и тогда мы вас помилуем, – выступил вперед эльф.

Орк в очередной раз настолько поразился наглости друга, даже забыл о том, что недавно хотел поколотить его.

– Это же… это… МУЖЧИНЫ! – завопил гном, когда ему удалось разглядеть физиологические особенности пришельцев.

– А мне-то что? – возразил дракон. – Они были в той чаше, они были девственны. Вот я и захватил обоих.

– Неси их обратно! Нам нужны женщины! – ещё громче завопил гном в сиреневом фартуке.

Отнести обратно? И топать собственными ногами?

Ну уж нет!

Эльф сделал кошачий прыжок и оказался возле мелкого бородача. Мастерски произвел захват бороды. Сморщенное личико задралось вверх, а в горло уперлось лезвие засапожного ножа. Гном испуганно икнул и не менее испуганно пукнул.

– Ты меня плохо слышишь? Я могу повторить громче: скажи своей ящерице, чтобы она освободила принцессу Эслиолине, дала нам по мешку золота и только тогда отнесла обратно. Что непонятного? Или я многого прошу?

На фоне овсяных облаков дракон застыл зеленой уродливой кляксой, будто в тарелке с кашей завелась плесень. Он смотрел на своего хозяина, которого держало за бороду непокорное существо. Такое впервые на его памяти. Обычно двуногие с длинными волосами долго и упорно плакали, потом начинали прибираться во дворе, а затем его хозяин с выгодой продавал этих двуногих как послушных жен. Теперь что-то явно пошло не так.

Но что?

В том месте, где дракон обычно забирал девственных существ на сей раз было трое. Одна особь недавно лишилась девственности, а вот две других…

– Подожди, о каком золоте ты говоришь? – проскрипел гном.

– Как о каком? О золотых горах дракона. Так поют барды в тавернах. Тут ещё должна быть красавица Эслиолине, так что давай-ка поторапливайся, – прикрикнул эльф на него.

– Дурни! Ох, какие же вы дурни. Я сам и придумал эту легенду, чтобы приманивать легкомысленных рыцарей, у которых под шлемом пустота между ушей. Сказать, сколько доспехов я снял с неудачников, которые пытались карабкаться по моим скалам? Доспехи всегда в цене… Но никакой принцессы и в помине нет. Так что зря вы тут появились.

– А золото? – рыкнул орк. – Золото-то есть? Или ты тоже скажешь, что это всё легенды?

– Какое золото? Ты что? Мы с Саругасом концы с концами еле сводим. Вот он забирает девственниц, чтобы я их обучил домашним делам, подготовил и потом продал… то есть выдал замуж за шейхов пустынных песков. Тем и перебиваемся. И девчонки рады, что живут во дворцах, а не в своих клоповниках, и нам на хлеб с мясом хватает. А вы… Кому я вас отдам? Нет пока таких извращенцев. И золота тоже нет.

Орк со зловещей улыбкой посмотрел на эльфа и медленно потянул из своего сапога широкий нож. Лезвие плюнуло солнечным зайчиком в глаза Мирралата, и тот вздрогнул. Он вспомнил – о чем был договор и почувствовал шевеление волос на голове. Возможно, они шевелились в последний раз. Гном понемногу отодвинул руку от своего горла и вырвался из крепкой хватки.

– Глупцы! А теперь Саругасу снова придется лететь за девственницей в Буанахист. Мы теряем время, каждая секунда равна песчинке золота. Саругас, отнеси этих бугаев обратно и принеси девственницу. Женщину! Запомнил? Женщину-девственницу! – с этими словами гном отвернулся и направился обратно в замок.

– Ты врешь! Гном, ты нас обманываешь! Трагарок, ну видно же – он нас обманывает, а на самом деле скрывает сокровищницу! – воскликнул эльф, когда вновь наткнулся на зловещую ухмылку орка.

– Нет, не вру. Вы можете облазить все подвалы и все башни замка. Давайте, я подожду, но постарайтесь недолго, – пожал плечами гном.

С быстротой равнинной лани эльф влетел в дверь. Следом за ним прогрохотал орк. Кровожадная ухмылка так и не покинула его клыкастую рожу. Острый нож поблескивал в лапище.

– Скажите, хозяин, я правильно понимаю, что их половая принадлежность делает их непригодными для наших мероприятий? – на дворик спустился зеленый змей.

– Да, Саругас. В следующий раз постарайся не ошибаться… хотя бы проверяй на наличие сисек.

– У того, зеленого, тоже большие грудные мышцы, их вполне можно принять за развитые молочные железы.

– В общем, приноси женщин и всё тут. Не будет девственниц – сожги пару домов, и они найдутся. Что там за крики?

Издалека донесся дикий визг, как будто кто-то снимал шкуру c живого кабана. Визг был настолько громкий, что даже дракон не смог удержаться от вздрагивания. Гном побледнел и отшатнулся.

– Что это, Саругас? – прошептал гном, вглядываясь в темноту дверного проема.

– Может, гости привидения испугались?

– Так нет у нас привидений.

– Многоуважаемый маг Дристанал, пока я летел сюда, то заметил, что эти двое хотели убить друг друга. Не исключаю вероятность, что теперь у нас появилось привидение.

– Вот только этого нам не хватало. Я же боюсь мертвяков. Зачем ты их сюда притащил? – простонал гном, когда темную суровость замка сотряс очередной визг.

Дракон предпочел промолчать. С тех пор, как гном отбил полумертвого юнца с крыльями у стаи волков, он дал клятву вечно служить этому бородатому. И это была его первая неудача. Или даже две неудачи. Пара закадычных друзей вскоре показались во внутреннем дворике, причем эльф сверкал обритой, с порезами, головой, а орк вытирал пучком белых волос слегка окровавленный нож.

– Можем отправляться, – пробурчал орк.

– Поехали, – сказал эльф и махнул рукой.

– Запомни, Саругас, женщину! Ты должен принести женщину! – заорал вдогонку гном, когда дракон взлетел с двумя пассажирами в лапах.

Дальнейший путь проходил в полном молчании, лишь эльф иногда трогал лысую голову и морщился, когда касался порезов. Возле города Буанахиста дракон швырнул их на землю и унесся наводить страх и ужас на горожан.

Эльф и орк брели обратно в полной тишине. Прошел день, а настроение не улучшалось. Мрачное небо отражало настроение обоих. Орк предвкушал возвращение к жене и возможные побои, а эльф думал о насмешках со стороны своих сородичей. Они почти подошли к тому месту, где остроухий и зеленокожий изображали бой не на жизнь, а насмерть.

– Мирра-а-алат!!! – пролетел над степным ковылем девический голос. – Тьфу, то есть Масу-у-у-уд!!!

Эльф вздрогнул и обернулся. К нему летела, расставив в стороны руки и растопырив пальцы, эльфийка, которую все соплеменники знали под именем Джулайли.

И только он знал её под именем Гуля!

И он знал, что нужно делать! Что необходимо сделать!

Эльф бросился к ней навстречу, на ходу срывая с себя одежду. Неужели так всё просто и они сейчас вернутся обратно? Вернутся в парк? Они должны успеть!

Вот только провидение думало иначе и ещё один валун, сорвавшийся от звонкого голоса эльфийки с горы, сшиб эльфа, словно кеглю в боулинге. Легкое тело отлетело на стоящий невдалеке вяз и запуталось в ветвях. Тело материлось, брыкалось, но не могло спуститься.

– Да как так-то? – повернулась к орку эльфийка.

– Курлык, – развел тот руками прежде, чем исчезнуть в слепящей вспышке.

История пятая, в которой напарник может стать помехой

Чертов мегаполис словно был создан для продажных полицейских и беспринципных шлюх. Он кишел ворами и убийцами, как лежбище бездомного – клопами. Обычному человеку, который хочет прожить спокойную и тихую жизнь, нечего делать в этом издыхающем городе.

Коффин-сити огромным спрутом раскинул щупальца ужаса в разные стороны и проникал своей гнилью в отдаленные уголки сознания людей, заставляя каждый прожитый день принимать как подарок на Рождество. Сын боялся отца, отец опасался сына и при его появлении хватался за пистолет. Мать сменяла дочь на захламленной «панели», полной похоти и боли.

Детектив Джулиан Лав уже седьмой день подряд приезжала и занимала пост напротив старого особняка, где возле чугунной решетки недавно нашли рыжеволосую девушку без сознания. В больнице девушка что-то лепетала про страшного вампира, который трахает всех без разбора, да и на шее у неё краснели два отверстия. Правда, гораздо больше дырочек у неё было на локтевом сгибе, поэтому ей не очень-то и поверили.

Кто в наше время верит обдолбышам-наркоманам?

Старший инспектор Джувс четко сказал, что молодой наркоманке всё привиделось и не стоит отнимать время у полиции. Сказал, что у полиции и так много дел без поисков какого-то мифического вампира.

Много дел…

Пончики жрать у них время есть, обсуждать измены с молодыми любовницами, курить вонючие сигары до тех пор, пока дым из задниц не пойдет – время есть, а найти нападавшего – на это как раз времени не хватает.

Старый забор своими дырами напоминал платье бездомной бродяжки. Именно возле этих полуупавших ворот двадцать лет назад нашли девочку по имени Джулиан. Будущий детектив Лав пыталась разбудить пару, уснувшую вечным сном. У её отца и матери тоже нашли дырочки на шее. Кто-то выпил их, как пакетики с томатным соком, и выбросил оболочки на улицу. Тогда тоже у полицейских не нашлось времени…

Детектив Лав чуть опустила стекло и сплюнула горькую слюну. Следом полетел окурок, обгоревший почти до фильтра.

Сколько ей ещё придется морозить зад?

Как сейчас было бы хорошо очутиться в баре у старого Майкла, пропустить пару рюмок виски и кому-нибудь навешать от души добрых плюх.

Чем хорош тот бар – всегда найдутся громилы, которым захочется отыметь худенькую и беззащитную на вид блондинку. Вот только не всегда их успевают предупредить, что у девушки есть черные унты по борьбе нанайских мальчиков. Инспектор Джувс с укоризной посматривал на сотрудницу, когда в последствии читал доклады о разбитых мордах, сломанных руках и раздавленных яичках. Она же в такие моменты скользила взглядом по трещинам на потолке его кабинета.

– Детектив, я принес ваше эспрессо, – на соседнее сиденье плюхнулся Том Бэйб.

Джулиан Лав сначала отнекивалась, когда в напарники ей выделили этого жирного недотепу. Потом начала ругаться и уже в тот момент, когда она была готова перейти к рукопашной, инспектор стукнул ладонью по столу и сказал, что ему надоели женские прихоти. Или она кладет значок на стол, или обучает пухлого мерзавца. Отец этого жирного недоразумения был отличным полицейским, жаль, что не дожил всего пару дней до пенсии – подавился пончиком, когда соревновался в поедании на скорость со своим напарником. Из-за заслуг отца приняли на работу и сына…

– Скажи-ка, Том, тебе нравится работать в полиции? – спросила детектив, когда отхлебнула обжигающую приторно-горькую дрянь из стаканчика.

– Да, детектив. Я хочу быть таким же, как и мой отец, – ответил Том и развернул тройной гамбургер.

Он как можно шире открыл огромную пасть, похожую на Тугарский тоннель, и до половины запихал туда безобразно-калорийное сооружение.

Девушка едва не захлебнулась кофе, когда увидела, как из гамбургера выполз соус, напоминающий по цвету «детскую неожиданность». Если раньше желудок просил чем-нибудь его наполнить, то сейчас он вдруг резко захотел выплеснуть кофейную бурду наружу. Детектив с трудом справилась с желудком и отвела взгляд обратно на особняк.

Если можно представить более мрачное здание, чем заброшенный склеп на проклятом кладбище, то это будет именно особняк Попеску. Фасад его настолько отчаянно требовал ремонта, что рассыпался и обнажал кладку, отплевываясь ошметками штукатурки. Словно дряхлый старик вытащил вставную челюсть, бросил её в стакан с отбеливателем и теперь подставлял свету луны беззубые десны. Хищные плети плюща карабкались вверх, стремились погрести под собой старинную громаду. В крыше виднелись огромные прорехи, будто над особняком прошел метеоритный дождь.

Полуразбитые витражи блестками отражали свет уличной рекламы, аркбутаны напоминали удивленно вскинутые брови. Декоративные башенки угрожали в любой момент накрениться и рухнуть на головы глупцов, которым придет в тупые головы намерение зайти в дом.

– А пошему мы ждешь шидим? – прошамкал Том, заплевывая крошками торпеду старого «Бьюика». – Пошему не идем в ошобняк?

Как объяснить в двух словах тупому куску сала, что они не могут пробраться туда без ордера?

Хоть особняк и выглядел заброшенным, но в нем иногда сверкали огоньки свеч и виднелись скользящие тени. Да и налоговые отчисления, которые регулярно поступали в казну, не давали детективам права влезть в дом без позволения хозяев. Должен быть веский аргумент и наличие преступления, чтобы развязать им руки и преступить закон о неприкосновенности частной жизни.

Детектив Джулиан вместила всё это в два слова:

– Том, отъебись!

Напарник пожал плечами и продолжил наполнять бездонный желудок жрачкой из дешевой забегаловки. Мрачное настроение Джулиан почернело ещё больше, когда начался дождь. Крупные капли дождя стучали по крыше «Бьюика», как по шкуре дохлого добермана.

Особняк размывался в потеках, но не становился красивее. Скорее наоборот, более чудовищное здание трудно себе было представить. Будто из земли вылез огромный черный опарыш и сейчас он дышал, растекаясь в каплях на лобовом стекле.

– Давай всё-таки зайдем? Скажем, что проезжали мимо и у нас сломалась машина, – проговорил толстяк, когда вытер жирные от соуса пальцы и выкинул остатки «легкого перекуса» на улицу. – Ты знаешь, что-то меня тянет в этот дом. Вот не знаю, как будто кто-то зовет туда.

– Заткнись. Смотри, кто-то идет!

По улице кралась фигура в серо-грязном плаще. Широкополая шляпа напоминала торшер для лампы и прекрасно скрывала лицо человека в тени. Он застыл на мгновение возле ворот, а потом…

– Черт бы меня побрал, Джули, ты это видела? – вырвалось у толстого Тома.

Видела ли она?

Конечно видела, как неизвестный оглянулся по сторонам, чуть присел и сиганул через забор, как долбанный кузнечик. Это явно было не просто так.

Детектив выхватила верную «Беретту» и выскочила на улицу. Кто же знал, что жирный Том тоже вытащит свое тельце наружу?

– Стоять! Полиция! – крикнула девушка, у неё не получалось поймать в прицел спокойно уходящую фигуру – мешал бритый затылок с тремя складками. – Том, чтобы тебя одним сельдереем кормили, а ну убери свою пустую тыкву, пока не нашпиговала её свинцом!

Толстяк тут же присел, словно тройной гамбургер резко начал выходить наружу. Фигура безмятежно удалялась, не обернулась даже на выстрел в воздух. Похоже, что она плыла по воздуху и почти не касалась луж.

– Твою же мать! – сорвалось с губ детектива. – А ну стой, ублюдок.

Фигура подняла вверх правую руку и показала всем известный жест. Блестящей плетью сверкнула молния и жест стал виден более отчетливо.

– Джули, похоже, что он откуда-то знает, что у тебя давно не было бойфренда, – хихикнул присевший Том.

Если бы недотепа знал, насколько он близок ко встрече со своим отцом, то заткнул бы жирную пасть. Подумаешь – давно не было секса. «Не в сексе счастье», как говорил инспектор Джувс, – «а в его качестве и количестве!»

Но сейчас нельзя отвлекаться!

Надо преследовать хама, который позволил себе оскорбить сотрудника полиции!

Капли дождя намочили челку и теперь волосы полезли в глаза. Джулиан откинула непослушную прядь назад и бросилась к дому. Высокие военные ботинки разбили рябь лужи, и целая волна грязной воды окатила сидящего Тома. На его несчастье он повернул лицо. Грязь из лужи легла на его лицо раскраской дикого папуаса.

– За мной! – крикнула детектив Лав.

Раздалось грузное топанье за спиной.

Старые ворота впереди чуть скрипнули.

Рыжая от ржавчины цепь на створках покачнулась.

Джулиан ударила в правый створ и цепь порвалась, как колготки на заскорузлых коленях проститутки. Фигура не повернулась. Она была уже у двери. С пронзительным скрипом деревянная плоскость отошла в сторону, и неизвестный скрылся в темноте.

– Джулиан, дай передохнуть. Я никогда столько не бегал, – послышался свистящий голос Тома Бэйба.

– Мы пробежали всего двадцать ярдов. Как тебя вообще взяли в полицию? – прошипела детектив, когда увидела красную рожу напарника.

– Папа протащил, сказал, что бегать не придется. Только деньги снимать с проституток и брать свою долю с воров. Говорил, что так поступают настоящие хорошие полицейские.

– Заткнись, Том. Доставай свое оружие, мы сейчас пойдем внутрь.

– А как же ордер?

– Никак! Но выставленные средние пальцы в свою сторону я терпеть не намерена! Это оскорбление полицейского значка!

Дождь низвергался на полицейских с такой мощью, словно ангелы на небесах решили одновременно отлить и теперь старались попасть на двоих букашек внизу. Пальцы Джулиан крепче сжали рукоять «Беретты».

Очередная вспышка молнии осветила худенькое лицо детектива. Следом спешила круглая тарелка Тома. Лицо мужчины мокрое и не понять – от пота или от дождя.

Вблизи особняк выглядел ещё отвратительнее. Хмурые стены сверлили парочку мрачными провалами окон. В темноте проемов виднелись красные точки – словно лазерные указки… или глаза демонов из преисподней. Деревья оголились и красовались тощими проститутками из борделя, когда перед ними вышагивал разборчивый клиент. Зеленые кляксы слизи поблескивали на ступенях, словно тут прошла рота больных насморком солдат.

– Я… сейчас сдохну, – выдавил Том, когда пара застыла у двери. – Похорони меня… возле булочной на Бигили-стрит. Там самые лучшие пончики…

– Соберись, толстяк! Мы возьмем этого ублюдка, и тогда ты затмишь даже своего прославленного папашу.

– Захожу, милая, – неожиданно выпрямился Том.

Струи чертового дождя хлестали по его лицу, но он словно их не замечал. Мужчина, который только что подыхал от нехватки воздуха, теперь улыбался и даже пытался втянуть толстое брюхо.

– Ты чего делаешь? – прошипела Джулиан, когда Том бесстрашно схватился за ручку старой двери. – А ну отпусти сейчас же! Я войду первая!

– Ты не слышишь, Джули? Этот голос, похожий на райскую музыку, зовет меня. Она зовет меня…

На лице мужчины появилась улыбка блаженства, словно семь тайских массажисток одновременно делали ему минет. Детектив еле сдержала руку, чтобы не залепить напарнику хорошую оплеуху.

– Возьми себя в руки, Том! Нет никакого голоса.

– Есть, ты просто не слышишь. Ты слишком напряжена, Джули. Голос говорит, что я создан для любви и… она зовет меня. Я иду… пока, Джули.

Увы, как не пыталась худенькая девушка отцепить руки своего непутевого напарника, этот мешок сала оказался сильнее. Он с неожиданным проворством проскользнул внутрь дома, при этом оттолкнул Джулиан так, что та перелетела через ступени и шлепнулась в лужу и без того промокшей задницей.

Дверь с грохотом захлопнулась и изнутри послышался зловещий смех.

Этот смех преследовал Джулиан на протяжении последних двадцати лет. Он ей снился в кошмарных снах, когда она просыпалась от собственного крика, или оттого, что постель была мокрой. Это был смех гиены, которой наступили на яйца. Это был скрип ножа по стеклу, когда маньяк подходил к своей жертве.

Это был смех убийцы её родителей…

Забыта боль в пятой точке – её вытеснила ярость. Траурной вуалью злость закрыла глаза.

Убийца там!

И Том там. А она снаружи.

– Держись, жирдяй! – крикнула детектив Джулиан.

Поскользнулась на слизи и разбила нос о ступеньку. Яркая вспышка перед глазами.

Боль?

Молния?

К черту всё. Сейчас нужно попасть внутрь и настигнуть хохотунчика. Арестовать этого смешливого мерзавца!

Дверь оказалась закрыта. Ручка настолько склизкая, словно её только что вытащили из болотного ила. Кулаки ударили в дверь. Капли дождя ударили по макушке. Сердце ударило в грудную клетку.

Дорога каждая секунда!

Неужели она потеряет и этого неуклюжего недотепу? Хоть он и толстый и крови в нем много, но долго он не продержится.

Раздался пронзительный крик! Такой можно услышать, когда кастрируют кота без наркоза. Неужели Тома тоже лишали мужской гордости?

Детектив Джулиан Лав недаром имела черные унты по борьбе нанайских мальчиков: бедра напружинились, икры превратились в камень. Толчок носками, и она взмыла свечкой над ненавистной дверью. Череда быстрых ударов сделала бы честь безумному барабанщику, а ведь она ударила ногами.

«По перрону рассыпали горох» – так она называла свой коронный удар. Ни один мясной шкаф, полный дерьма и перегара, не мог устоять перед бешеным вихрем. Не смогла этого сделать и дверь. Дверь взорвалась, как от динамитной шашки. Щепки разлетелись в стороны, а черный проем двери посмотрел на детектива беспросветной темнотой.

Верный фонарик на мобильном телефоне чуть отодвинул непроглядный мрак. Детектив Джулиан набрала в грудь воздуха и шагнула навстречу неизвестности.

Неизвестность пахнула сырым деревом и ладаном. Темнота старалась окутать шелковым покрывалом, увлечь, усыпить и успокоить навеки…

Снова раздался зловещий смех, а следом послышалось женское пение:

– Милый малыш, глазки закрой. Ну что ж ты не спишь, ведь я рядом с тобой. Вытяни шейку, открой кадык. Гроб нам с тобою будет впритык. Сделаем в нем мы тык-тык…

Звуки раздавались откуда-то сверху. Глаза детектива начали привыкать к темноте, и она рассмотрела старинную лестницу с широкими ступенями. На ступенях темнел старинный ковер. Он стал ещё темнее, когда на него наступил военный ботинок Джулиан.

Яркая вспышка сначала ослепила, и под сомкнутыми веками вспыхнули обжигающие круги. Как от световой гранаты. Девушка отпрыгнула назад и выставила перед собой пистолет. Если вам приходилось выходить из темного подвала на яркое солнышко, то вы поймете состояние детектива в этот момент.

Ничего не происходило. Девушка часто-часто моргала, чтобы глаза привыкли к яркому свету. Сверху слышался веселый женский смех. С таким звоном хрустальные бусы могут рассыпаться по мрачному надгробию.

Глаза привыкли к яркому свету, и проклятье срывалось с губ детектива. Насколько отвратен и кошмарен дом показался снаружи, настолько же прекрасен он был изнутри. Джулиан словно попала в гребаную сказку про Золушку.

Огромная люстра под расписным потолком светила ярче тысяч солнц. Лучи плескались в декоративном фонтане слева от величественной лестницы с рельефными перилами. Красная ковровая дорожка скользила по мраморным ступеням, золоченые статуи ангелочков по бокам заставляли забыть о непогоде за спиной.

На полу раскинулась причудливая мозаика, изображающая огромную розу, стебель которой начинается в фонтане, а сам бутон раскинулся в центре. По задрапированным алой тканью стенами расположились картины незнакомых красивых женщин и смазливых мужчин.

– Я ждал тебя, дитя мое, – раздался сверху голос и детектив инстинктивно выставила «Беретту» по направлению голоса.

– Не двигаться, еб твою мать! Иначе мозги вышибу! – рявкнула она и замерла.

Такого красивого мужчину она не видела даже по зомбоящику, а там каких только мучачо не показывали. Высокий, худощавый, кожа слегка отдавала болезненной белизной, словно он только что вылез из мешка с мукой. Черные волосы зачесаны назад,  и спускались толстой косой на белоснежную рубашку с оборками. О высокие скулы можно порезаться, кроваво-красные губы изогнуты в снисходительной улыбке.

Но самым поразительным на его лице были глаза – черные как первородный грех и завлекающие, как мираж оазиса в жаркой пустыне.

Тонкие пальцы легли на перила, и он начал спускаться.

Где же он делает маникюр?

Ногти длинные, словно только что сделал «френч». От него прямо-таки веяло аристократизмом и властностью. Словно этот мужчина был рожден для того, чтобы повелевать армиями и разбивать женские сердца.

– Я знал, что ты придешь. Ты не можешь удержаться от моего зова, малышка, – довольно улыбнулся мужчина и девушка увидела, что два верхних клыка стали гораздо длиннее остальных зубов.

История шестая, в которой обольстительный вампир обольщает

Легким прыжком хозяин особняка оказался внизу, рядом с декоративным фонтаном. Ого, это же метра три, не меньше. А хозяин спрыгнул с той же легкостью, с какой спустился бы на ступеньку лестницы. Он присел на бордюр фонтанчика и опустил ладонь в прозрачную воду, холодную даже на вид. С загадочным выражением лица уставился на детектива.

Джулиан перевела ствол пистолета следом и почувствовала, что это действие дается ей с трудом. Словно она находится по шею в озере и сейчас преодолевает сопротивление воды. Мужчина улыбнулся и снова среди белых зубов показались два длинных клыка.

– Стой на месте, ублюдок, – скомандовала девушка твердым голосом, но из груди вырвался цыплячий писк.

Что с её голосом? Почему она не может скомандовать? Почему не может рявкнуть, как на преступников, которые порой мочились от звуков её рева?

– Стою на месте. Только я не ублюдок, а чистокровный граф и мой род уходит вглубь веков. Я потомок румынских королей, – мужчина говорил мягким, убаюкивающим голосом.

Он словно завораживал, заставлял кровь течь медленнее и снимал яростную пелену с глаз детектива. Джулиан поймала себя на том, что пистолет смотрел в центр розы на полу, а вовсе не в напомаженную черепушку этого типа.

Когда она успела опустить ствол?

Что, черт возьми, происходит?

Какого дьявола тут творится?

– Твой долбанный род пойдет на члены демонов, а ты побежишь впереди и будешь показывать дорогу, если не прекратишь свои гипнотизерские штучки! – пистолет занял первоначальное положение. – Где мой напарник? Где Том?

– А ты про этого пухлого шалуна? Он наверху. Тычет стволом своего оружия в одну из моих жен. Если тебя это возбуждает, то мы можем присоединиться, – мужчина сделал приглашающий жест в сторону лестницы.

Откуда он догадался о возбуждении?

Судя по нервно подрагивающим ноздрям, он сумел его почуять. Да, у детектива Джулиан давно не было сексуального партнера. Однако вряд ли это повод так намокать тем лоскутам ткани, которые прикрывали низ живота. Хоть выжимай. И это не от дождя снаружи…

– Иди вперед и не вздумай шутить, кузнечик. Стреляю без предупреждения, – девушка махнула пистолетом в сторону лестницы.

Как же легко и пластично двигался этот мерзавец. Он словно специально напрягал ягодичные мышцы, четко обрисованные бархатистой тканью. Белая рубашка, черные брюки, белое лицо, черные глаза и единственной красной кляксой выделялись губы, искривленные в сардонической усмешке. Он поднимался по лестнице, а Джулиан шла за ним.

Золоченые ангелочки кривили злобные мордочки за её спиной, но она этого не видела. Люди с портретов тоже следили за идущей парой. Мозаика на полу поблекла, словно роза засохла и потеряла свою кровавую красноту.

Детектив поднялся на второй этаж и резко кивнула, когда мужчина остановился у резной двери. Золоченые вензеля скользили по черному полю и тянули тонкие щупальца к мастерски вырезанной розе. Цвет лепестков очень напоминал цвет губ мужчины, таких желанных, таких обольстительных.

Нет!

Джулиан стиснула рукоять, и небольшая боль отрезвила её. Хозяин дома вновь ухмыльнулся и толкнул дверь. С мягким шорохом та распахнулась и на несколько секунд детектив забыла как нужно дышать. Она помнила, что нужно втягивать этот грязный воздух, пахнущий потом и ладаном, но не могла себя заставить. То, чем занимался напарник, выходил за все рамки приличия.

Да, в полицейском участке не скрывали того, что иногда бесплатно пользовались услугами шлюх, рекомендовали друг другу. Передавали, как эстафетную палочку… вместе с сифилисом и гонореей. Да, были и такие кадры, которые рассказывали, как «утешили» молодую вдову и оттрахали её во все дырочки…

Однако, чтобы так…

– Том, мать твою, ты что делаешь? – взвизгнула девушка.

Увы, её визг пропал в шуме стонов и страстного дыхания.

Картина оргии развернулась во всей своей омерзительной сексуальности. Такого жесткого порно Джулиан вряд ли когда видела.

Рыхлые белые ягодицы Тома приподнимались и опускались между точеных ног обнаженной темноволосой красавицы. Он старался работать как поршень в двигателе, который загонял округлую головку в хорошо смазанный канал. Пузо хлопалось на плоский живот, приподнималось, чтобы через мгновение упасть обратно.

Скорость и громкость хлопков напоминала бурные аплодисменты, когда президент выступал с хорошими новостями. Если бы жирный недотепа с таким же рвением приступил к работе, то через месяц смог бы возглавить полицейский участок.

Красавица вопила под ним громче заводского гудка. Её острые когти царапали спину любовника. Из-под коготков возникали мелкие бисеринки крови, которую тут же слизывали ещё две обнаженные девушки.

Блондинка и шатенка.

Всю троицу красавиц можно выставлять на подиумах страны – успех моделям будет обеспечен. Тугие тела словно созданы для позирования художникам. Высокие груди заставили сглотнуть даже Джулиан. Упругие попки манят шлепнуть по ним. Джулиан ни разу не подозревала себя в лесбийских наклонностях, но сейчас ей мучительно захотелось оказаться наедине с этими обнаженными красавицами.

Но среди восхитительных тел шевелилась толстая личинка по имени Том.

Обстановка в комнате была слизана из исторических фильмов. Кровать размером с аэродром, над ней балдахин с тяжелыми золочеными кистями. Цветастые ковры на полу с таким высоким ворсом, что по нему можно пускаться вплавь. На стенах всё та же красная шелковая ткань. За витражными стеклами виднелись редкие всполохи молний. Редкие свечи в комнате добавляли сексуальности действию на кровати.

– Ты можешь присоединиться, малышка. По крайней мере, твой напарник сейчас счастлив. Неужели ты хочешь обломать самый восхитительный секс в его жизни. Эй, молодой человек, вам хорошо? – спросил хозяин дома у пыхтящего Тома.

– О-о-о, да-а-а, – сорвался стон с губ напарника, когда он продолжил шлепать пузом по животику лежащей темноволосой девушки.

Жирный зад методично поднимался и опускался. Теперь его оплетали ноги, и девушка пятками заставила Тома проникать ещё глубже. Стоны усиливались. Струйка слюны протянулась от обвислых губ Тома к щеке девушки.

Джулиан смотрела как загипнотизированная. Внизу живота стало так жарко, будто села на головню. Продолжительный период без секса дал о себе знать и ей захотелось…

Захотелось оказаться на месте красавицы?

Она еле сдержала руку, чтобы не залезть в брюки и не заняться самоудовлетворением. Бюстгальтер стал слишком тесным для разбухших сосков. Нежная ткань показалась брезентом.

И этот напомаженный мерзавец улыбался…

Он сделал шаг по направлению к детективу и оказался рядом. Ствол пистолета уперся в твердую грудь. Его глаза пронизывали девушку почти так же, как жирный похотливый Том – одну из спутниц хозяина особняка.

– Позволь я представлюсь и назову своих милых женушек. Мое имя Милош. Милош Попеску. Та, которая находится под твоим напарником, Дэкиена. Беленькую зовут Ленута, а рыженькую бестию – Злата. Они очень рады вас видеть. Правда, мои хорошие? – повысил голос хозяин дома.

– Да-а-а, мы очень любим гостей, – промурлыкала блондинка и шатенка, продолжая слизывать мелкие бисеринки алой влаги с царапин на теле Тома.

– А о-особенно та-аких стра-астныхго-остей, – между толчками произнесла Дэкиена.

– Том, твою мать! Перестань трахать эту курицу и вспомни – зачем мы здесь! – вырвался у детектива тонкий вопль.

Том удивленно оглянулся. Заметил детектива Джулиан и на миг застыл. Всего лишь на миг, потому что Дэкиена толкнула его зад розовыми пяточками, и он вернулся к фрикциям. Его огромное хозяйство входило в блестящую щель почти полностью, а яички… если можно назвать яичками два помидора сорта «Бычье сердце» помещенные в резиновый мешочек… его яички шлепали чуть ниже.

«Он же ей синяк там наколотит» – почему-то вертелось в голове Джулиан.

– Я ве… веду допрос с при… с пристрастием, – ответил Том, продолжая «допрашивать» подозреваемую.

«Подозреваемая» стонала под тяжелой тушкой и продолжала царапать пухлую спину. Блондинка и шатенка скользили грудями третьего размера по коже Тома и по-кошачьи слизывали мелкие капельки. Все заняты делом, лишь детектив еле держался на подгибающихся ногах, да мужчина рядом с ней продолжал загадочно улыбаться.