Ратники преисподней бесплатное чтение

Часть первая

АДВОКАТ ДЬЯВОЛА

(Рассказано директором информационного агентства «Убойные новости»

Григорием Кирилловым)

Глава первая

Ходят тут всякие

Эта странная история началась в одно далеко не прекрасное январское утро.

И с чего ему, спрашивается, быть прекрасным? Я только что вернулся из отпуска и сразу понял, что лучше бы не уезжал. Без меня всё пошло наперекосяк. Доклад референта Наташи неопровержимо свидетельствовал: пока я плескался в Красном море и грел кости на пляже пятизвёздочного отеля в Шарм-Эль-Шейхе, народ разболтался.

Фотокор Сизокрылов разбил оглушительно дорогую камеру и в ожидании административно-финансового возмездия дрожал, как заячий хвост. Спецкор Маняшин по прозвищу Маня никак не мог прийти в себя после Нового года и Рождества. Обозреватель Кукуев, разводившийся с женой, пребывал в агрессивно-истерическом состоянии…

И так далее, и тому подобное. Такое ощущение, что ни одной боеспособной единицы в агентстве не осталось. Чёрт бы их всех побрал! Чудный заказ, давшийся мне потом и кровью, горел синим пламенем.

Вызванный на ковёр заместитель Юра Денисов в предчувствии выволочки неестественно радовался моему возвращению.

− Юра, − ласково сказал я ему, − ты видишь этот большой красивый кальян, который я, как дурак, тащил из Египта тебе в подарок?

Вот тут Юра обрадовался абсолютно искренне. Любит человек презенты, ох любит.

− Спасибо, шеф, − растроганно сказал он. − Отслужу ударным трудом. Какая прелесть!

И тянется к кальяну с таким видом, словно не терпится курнуть гашиша.

− Руки! − гаркнул я, убирая кальян на стеллаж. − Не заслужил. Я тебя зачем на хозяйстве оставил? Чтобы тут всё прахом пошло? (Я виртуозно выругался.) Заказано десять статей, а написано три. Иллюстраций вообще ноль. (Я выругался ещё лучше.) Через неделю сдавать пакет материалов, а он ещё и вполовину не готов. Ты хоть понимаешь, каким убытком пахнет? (Тут я загнул такое, что оробевший Юра восхитился и, схватив блокнот, попросил разрешения законспектировать.) Ну, что скажешь?

Оправдываясь и невольно поглядывая на кальян (сувенир временно недоступен!), Денисов ссылался на охвативший коллектив постпраздничный ступор (Маня), форс-мажорные обстоятельства (Сизокрылов) и судьбу-индейку (Кукуев). Закончил он признанием, что и сам пребывает в прострации: издательство только что завернуло ему рукопись детективного романа. «Волки позорные, − горько сказал он, поникнув головой. − Два года писал…» «Надеюсь, не в служебное время?» − бестактно уточнил я.

В общем, работай после этого с творческими людьми. Я сам творческий, но не до такой же степени!

Последний штрих в картину тотального разброда и шатания внесла главный бухгалтер Лена. Зайдя в кабинет, она приветливо поздоровалась, поздравила с выходом на работу и спросила, есть ли в нашем налаженном хозяйстве мыло, верёвка и крюк. Это у неё любимая шутка такая. Значит, контора стоит на пороге финансового кризиса. От такого юмора аж холодок по спине… Выяснилось, что скоро платить налоги, денег не хватает, а я ещё на новогоднем банкете в предвкушении отпуска размяк и пообещал коллективу двадцатипроцентную прибавку к жалованью. Так сказать, сорвал аплодисменты. Тоже, народолюбец…

«Что будем делать, Григорий Александрович?» «Повесимся вместе», − утешил я Лену и, сунув статуэтку Нефертити, от греха подальше выпроводил из кабинета. Для начала первого рабочего дня было достаточно.

Тут-то по внутренней связи позвонил дежурный «чопик» Вениамин.

Агентство у нас довольно специфическое, народ ходит разный, и на первых порах, когда дело только разворачивалось, была пара-тройка нежелательных инцидентов с некоторыми посетителями. Поэтому, как только позволили финансы, я заключил договор с частным охранным предприятием. Сокращённо − ЧОП. Охранники, стало быть, − чопики.

Так вот, звонит мне Вениамин и докладывает:

− Григорий Александрович, тут посетитель с какой-то информацией.

− Отправь к Денисову. Или к Кукуеву, − распорядился я.

− Говорит, информация такая, что может сообщить только директору.

Директор − это я. Только посетителя мне сейчас не хватало…

− Занят директор, − сказал я. − Совещание проводит.

− Тогда, говорит, пропустите к главному редактору.

Главный редактор − это тоже я.

− Занят главный редактор, − отбился я. − На том же совещании парится.

− Ну, говорит, в таком случае хочу сообщить информацию хозяину агентства. Его наверняка заинтересует.

Хозяин, как вы уже догадались… м-да. Сосредоточил, понимаешь, в своих руках необъятную власть. Между прочим, для относительно небольшой частной структуры − самый рабочий вариант…

− Ладно, − сдался я. − Проводи его ко мне. Он как, вообще, адекватный?

− Навскидку − да…

Посетитель и впрямь производил неплохое впечатление. Это был высокий, тощий, прилично одетый человек лет шестидесяти без особых примет, если не считать обширной, образцово-показательной лысины. Замечательными в его внешности были, пожалуй, только маленькие умные глазки с внимательным цепким взглядом. Из врученной мне визитной карточки я уяснил, что имею дело с врачом-психиатром, кандидатом медицинских наук, завотделением городской психиатрической больницы номер один Павлом Петровичем Бормоталовым.

Павел Петрович заметно нервничал, и я не стал его торопить: пусть успокоится, оглядится. Я вообще люблю, когда посетители знакомятся с моим кабинетом. Мебель − только морёный дуб, кресла и стулья − сплошная кожа, оргтехника − хакер не постыдился бы, плоский телевизор − на полстены… Про невидимый миру бар я вообще молчу. Главбух Лена рыдала, оплачивая всю эту роскошь. Кажется, я так и не сумел втолковать ей, что на имидже не экономят…

− Ну, Павел Петрович, слушаю вас внимательно, − сказал я, сочтя, что посетитель освоился. − Рассказывайте, что за информация такая.

Бормоталов поспешно закивал головой:

− Да-да, конечно… Только вот не знаю, с чего начать…

− Начните с начала. Или с самого главного. Как говорят газетчики, с анонса, − терпеливо посоветовал я.

− Тогда уж лучше с анонса, − решился Бормоталов.

Он выдержал паузу, потом наклонился ко мне, словно хотел перескочить через стол, и негромко сказал:

− У нас в Нижневолжске действует нелегальная община черных вудуистов.

Глава вторая

Агентство «Убойные новости»

Вудуисты в Нижневолжске? Да еще черные? Ни себе чего…

− Вы уверены, что информация объективная? − на всякий случай уточнил я.

Бормоталов развёл руками:

− Куда уж объективнее… Из первых уст…

Вот это новость! И как раз для моего агентства…

Но прежде чем продолжить рассказ об этой странной истории, надо бы коротко пояснить, что собой представляет мое агентство.

Зарю перестройки я встретил двадцатипятилетним, уже довольно известным в городе журналистом, и быстро оценил возможности, которые она предоставила энергичным людям. Вместе с тремя друзьями-коллегами мы начали издавать межрегиональную демократическую газету «Нижневолжские новости». Некоторое время все шло прекрасно. Тираж рос, читатели заваливали письмами, первые городские рекламодатели робко переступали редакционный порог. Мы наслаждались популярностью и гигантскими по советским меркам доходами. Слухи о баснословных зарплатах бросали в наши объятья лучших нижневолжских журналистов. Без дураков, мы делали хорошую, острую, интересную газету. Яркую! Казалось, что будущее обеспечено и определено на десятилетия вперед. Но, увы… На политике мы поднялись, она же и погубила.

Когда осенью 91-го Союз рушился, выяснилось, что четверка хозяев и руководителей «Нижневолжских новостей» разделилась пополам из-за идейных разногласий: двое были сторонниками Горбачева, а двое поддерживали Ельцина. Начались споры, переросшие в склоку, дрязги и взаимную неприязнь. Междоусобица самым пагубным образом сказалось на содержании газеты. Еженедельник забуксовал, утратил остроту и позицию; полосы все чаще забивались проходными материалами, потому что мы никак не могли согласовать между собой принципиальные вещи. Не знаю, кому раньше все это надоело − нам самим или читателям… В конце концов, газета развалилась. К тому времени от былого тиража мало что осталось.

Из этой локальной гражданской войны я сделал для себя три вывода. Первое: в коллективе должно быть жесткое единоначалие. Второе: с политикой больше не связываться. Третье: популярность газеты, которую мы сами же угробили, показала: информация становится самым ходовым товаром, и работать надо именно с ней. Дальнейшие планы я строил, исходя из этих тезисов.

Информационный рынок рос, как на дрожжах. Что ни день, появлялись новые газеты, журналы, телерадиокомпании − и в Москве, и в регионах. Всем требовались новости, и не какие-нибудь «вести с полей», а такие, чтобы читатель дрожал от интереса. Или хотя бы просто дрожал… Именно такие новости поставляло мое информационное агентство.

Я долго думал, как его назвать. Перебрал десятки вариантов, выкурил сотни сигарет, напился кофе на год вперед. Заголовки для меня вообще − мука мученическая. Наконец родилось название «Убойные новости». А что? Как говаривал старик Мюллер, категорично, скромно и со вкусом. Во всяком случае, в работе агентства криминальная тематика и журналистские расследования были главным направлением.

Второе направление было связано с богемой, тусовкой, жизнью звезд и знаменитостей. Вы спросите, какие такие знаменитости и тусовка могут быть в провинциальном Нижневолжске. Ну, не скажите… Во-первых, у нас миллионный город, и недостатка в известных гостях − от политиков до артистов − сроду не бывало. А главное, Нижневолжск дал миру олимпийских чемпионов, академиков, шоуменов, олигархов, прославленных писателей и актеров. Да что там академики или чемпионы! Выпускница «Фабрики снов» Жанна Несчастных с нашумевшим клипом «Я конкретно твоя» − и та наша… Знаменитые выходцы из Нижневолжска основали в Москве своеобразную диаспору. Мне пришла в голову счастливая мысль установить с нею связь. Играя на патриотических чувствах земляков, я добился, чтобы «Убойные новости» постоянно освещали их звездную жизнь. Свадьбы, разводы, премьеры, поездки, рекорды, сделки, доходы знаменитостей… Все это становилось добычей «Убойных новостей». И никакой политики!

Чтобы создать агентство, я взял крупный банковский кредит под залог квартиры, дачи и гаража. Жена была в панике, я и сам внутренне вибрировал. Для поднятия духа я перечитывал биографию Наполеона с его знаменитым: «Надо ввязаться в драку, а там будет видно». Ввязался я по полной программе. Снял офис, закупил компьютеры, нанял трех молодых журналистов и вместе с ними работал, как проклятый. Сам висел на телефоне, сам бегал за информацией, сам писал… Мы делали ежедневную новостную ленту, которую рассылали в десятки московских, питерских, региональных изданий. Причем сначала рассылка шла по факсу (электронная почта появилась потом), и шутка бухгалтера Лены насчет мыла и веревки родилась именно тогда, когда мы получили первый счет за междугородную связь…

Несколько месяцев мы работали в презентационном режиме, лишь бы наши информации публиковали со ссылкой на «Убойные новости». Затем я начал предлагать подписку на материалы агентства за весьма небольшие деньги. Желающие нашлись, и было их не так уж мало. Расширяя круг подписчиков за счет деловых структур, я постепенно увеличивал расценки. Потом в новостных лентах стали появляться рекламные врезки, поначалу стоившие рекламодателям сущие копейки. Потом появилось самостоятельное рекламное направление, работа с Интернетом и соцсетями…

Не буду описывать финансовые перипетии, скажу только, что мои тезисы себя оправдали. Спустя два года после начала работы я прочно стал на ноги, расплатился с банком и начал работать на себя. Правда, за год до этого жена развелась со мной, забрав дочку. Это было в самый трудный период, когда все висело на волоске, и я ощущал себя без пяти минут банкротом… Впоследствии она жалела о своем решении и даже намекала, что хорошо бы снова сойтись. Пришлось объяснить, что зла на нее не держу, но предательство есть предательство…

Итак, я начал работать на себя. Прошу понять правильно. Говоря так, я вовсе не имею в виду, что мало плачу своим сотрудникам (а их уже около тридцати) или беспощадно эксплуатирую их. Ничего подобного. У нас превосходные отношения. Да и как можно обидеть Юру Денисова или Ваню Кукуева? И начинали плечом к плечу, и столько вместе сделали… Но хозяин в доме должен быть лишь один. А если кто-то об этом забыл, могу и напомнить. Как вот сегодня утром…

Однако вернемся к моему посетителю и его сногсшибательной информации.

Глава третья

Везучий Колбасьев

Как уже упоминалось, Нижневолжск город миллионный, и с конфессиями у нас все в порядке. Есть православные, католики, протестанты, мусульмане, иудеи. Наличествуют баптисты, иеговисты адвентисты. Время от времени по улицам с песнями и плясками шествуют кришнаиты. Я не специалист и, наверное, кого-то пропустил… Но вудуисты?! Откуда они взялись в российской провинции и какого черта им здесь надо? Во мне проснулся репортер.

− Рассказывайте! − велел я, придвигая стопку бумаги и ручку.

Вот что я услышал.

Как человек холостой, одинокий и располагающий избытком свободного времени, Бормоталов не только работал в больнице, но и вел частную практику. Пациентов он принимал у себя дома, оборудовав одну из комнат под врачебный кабинет. «Хорошее дело, знаете ли. И квалификацию поддерживает, и деньги не лишние…» И вот недавно к нему на прием пришел молодой человек лет около тридцати, назвавший себя Максимом Криволаповым.

Наметанным взглядом Бормоталов определил, что у парня депрессия на грани острого психического расстройства. Дрожащие, словно с перепоя, руки, нервическое подергивание лицевых мускулов, рассеянное внимание, неадекватные реакции. Сломленный человек с потухшим взглядом… Максим пожаловался, что замучила бессонница, и вообще жизнь для него утратила интерес.

Ежу ясно, не говоря про опытнейшего психолога и психиатра, что молодого пациента до такого состояния довело нечто гораздо более серьезное, нежели банальные семейно-служебные неурядицы, о которых он что-то лепетал. Однако Павел Петрович оставил эту мысль при себе. Он дал Максиму несколько рекомендаций, выписал рецепт и предложил снова прийти через неделю.

Повторный визит, а точнее, вид пациента ужаснул Бормоталова. Максим двигался с трудом, страшно осунулся и начал седеть. Складывалось впечатление, что он угасает. Павел Петрович вновь, на этот раз настойчиво спросил парня, что у него происходит. «Поймите, голубчик, чтобы лечить следствия, надобно знать причину…» Максим еле слышным голосом повторил версию о конфликте с директором и неладах с любимой женщиной. Терпение Бормоталова лопнуло. Он совершил то, что выходит за рамки врачебной этики − не спросив согласия, загипнотизировал пациента. «Конечно, с моей стороны это нехорошо. Но что прикажете делать? Я должен был понять, что с ним творится. Иначе все мои советы и рецепты гроша ломаного не стоят…» В состоянии транса Максим начал отвечать на вопросы Бормоталова.

Максим Криволапов угодил в опасную и темную историю.

Несколько месяцев назад, сидя за рулем своей «десятки», Максим увидел посреди дороги «тойоту» с пробитым колесом, возле которой растерянно суетился солидный, хорошо одетый человек. Есть такие автолюбители, которые сроду не держали в руках ничего, кроме баранки, про двигатель знают лишь то, что он существует, а слово «домкрат» считают изощренным ругательством. Из чувства сострадания Максим притормозил, вылез из машины и быстро установил «запаску». От предложенных с благодарностью десяти долларов наотрез отказался, но взамен удостоился роскошной визитки. Выяснилось, что техническое содействие было оказано некому адвокату Колбасьеву. «Если понадобится юридический совет или консультация, обращайтесь, милости просим…»

Вскоре у Максима началась тяжба с верхними соседями, устроившими форменный потоп. Дело тянулось долго, вяло; Максим позвонил Колбасьеву. Тот охотно проконсультировал парня и заодно сделал пару звонков в районный суд, после чего дело мигом решилось в пользу Криволапова. Максим приехал в адвокатский офис с бутылкой хорошего виски; распили, естественно, тут же, и с этого момента началось их приятельство. Вместе ездили на охоту и рыбалку, иногда выпивали и вообще, несмотря на разницу в возрасте, с удовольствием общались.

Адвокат Колбасьев оказался очень любопытным дядей. Кстати, по ходу выяснилось, что он не только адвокатствует, но и, прежде всего, занимает важный юридический пост в крупном промышленном холдинге. За вальяжной внешностью и неторопливыми манерами скрывалась колоссальная внутренняя энергия, позволявшая всюду поспевать, быть в курсе событий и успешно чередовать работу с развлечениями. Он был нарасхват и, располагая обширными связями, без видимых усилий мог решить любую проблему. Он много поездил, и его большая холостяцкая квартира была битком набита иноземными сувенирами. Красочные фотографии на стенах фиксировали этапы большого пути. Колбасьев возле Триумфальной арки. Колбасьев подпирает Пизанскую башню. Белый дом на фоне Колбасьева. В окружении кокосовых пальм Колбасьев жмет руку негру преклонных годов. И даже Колбасьев, с улыбкой выглядывающий из сумки кенгуру. Последнее, впрочем, было явным фотомонтажом.

Во время очередных посиделок подвыпивший Максим откровенно сказал Колбасьеву, что завидует ему, − разумеется, по белому.

− Отчего же, друг мой? − благодушно осведомился тот.

Максим обвел взглядом богатую обстановку адвокатских апартаментов, разожженный камин. Нет, не этому завидовал он. И не деньгам, которых у Колбасьева было много. И не трем иномаркам, по очереди возившим упитанное юридическое тело. Все это здорово, но − не главное. Главным было то, чем в избытке располагал Колбасьев, и чего так не хватало ему, Максиму Криволапову. Но как это объяснить?

− Не трудитесь, − негромко сказал Колбасьев, словно читая мысли Максима. − Я все прекрасно понимаю. Вы завидуете моему везению. У меня все получается. Я живу и работаю в свое удовольствие, в полной гармонии с миром и окружающими. А вот вы, мой молодой друг, собой часто недовольны и даже порой считаете себя неудачником. Не так ли?

Максим кивнул, удивленный проницательностью адвоката.

− И вы наверняка задумывались, не могли не задуматься об истоках моего, так сказать, везения, − продолжал адвокат.

Максим только развел руками:

− Что тут думать, Зураб Матвеевич… Энергия ваша, ум − это от природы. Как говорится, спасибо матери с отцом… Образование получили в МГУ, опять же, за границей стажировались. Ну, может, на первых порах была какая-нибудь протекция. Одно к одному, вот все и получается.

− И да, и нет, − с улыбкой возразил Колбасьев. − Умных, энергичных, образованных людей предостаточно, однако далеко не каждый процветает. Возьмем хоть вас. Смею судить, что вы не ленивее и не глупее меня, да и на образование грех жаловаться. Но чтобы преуспеть, чего-то не хватает, верно? А вот у меня это «что-то» есть, и потому все складывается. Хотя еще несколько лет назад и у меня проблем хватало. Да что там: прозябал!

− Слово заветное узнали? − пошутил Максим, разливая коньяк.

− Можно и так сказать…

− Поделились бы…

Колбасьев с минуту молчал.

− А вы этого действительно хотите? − негромко спросил он, искоса взглянув на Максима. − Заветное слово, знаете ли, многое дает, но многое и требует взамен. Не каждый к этому готов, далеко не каждый…

− Да я уже на все готов, − в сердцах сказал Максим. − Вы поймите правильно, Зураб Матвеевич. Жить можно, кто спорит, но как? Три года работаю, и все простой менеджер. Зарплата не ахти: ни жениться, ни машину поменять, ни в Париж на Рождество махнуть. Про собственную квартиру уже молчу, а так хочется от стариков съехать… Тускло все как-то! Беспросветно! А ведь уже под тридцать…

Он махнул рукой и в полном расстройстве опрокинул рюмку не чокаясь.

Колбасьев долго, пристально смотрел на Максима. Что-то обдумывал, пожевывая губами. Его добродушное лицо, выдававшее гедонизм хозяина, стало непривычно жестким и даже суровым.

− Ну что ж, − наконец сказал он. − Если вы так хотите… Я помогу вам. Но вы должны дать слово: все, что услышите, останется между нами. Это секрет и, смею сказать, весьма серьезный. Разглашать его нельзя, − прежде всего в ваших собственных интересах. Обещаете?

− Даю слово! − быстро сказал заинтригованный Максим.

− Ну, хорошо. Помните свое обещание.

Колбасьев медленно выпил коньяк. Аккуратно поставил хрустальную рюмку на столик. Наклонился к Максиму и негромко заговорил…

Глава четвертая

«Что с вами делать?»

− Постойте, − перебил я Бормоталова, чувствуя, что мы подошли к главному. − Давайте уточним. Насколько полно вы воспроизводите слова Максима? Или под гипнозом он произносил какие-то обрывочные фразы, а общую картину вы уже домысливаете? Например, в части адвоката?

− Воспроизвожу точно, − несколько удивленно сказал Бормоталов. − У меня, знаете ли, прекрасная память. Ну, не дословно, конечно…

− Продолжайте, − попросил я. Ни к чему было объяснять Бормоталову, что при упоминании адвоката Колбасьева я внутренне ощетинился. Тесен мир, ох тесен. Я знаю этого человека. А хотел бы не знать.

… Адвокат говорил об одной из древнейших и загадочных магий − вуду.

Этот культ зародилась невообразимо давно, в сердце черной Африки, и через много веков проник в Америку и Европу вместе с неграми-рабами. Здесь магические практики вуду соединились с христианскими обрядами и традициями, создав мощную, в сущности, новую религию. Точнее, взрывоопасную смесь религии и колдовства. При этом вуду во все времена оставалось тайной для общества. Секты и школы, практикующие афро-карибскую магию, существуют на всех континентах, но абсолютно закрыты и никак себя не афишируют. Обрывки информации, проникавшие в мир, говорили о колдовских ритуалах, о кровавых жертвоприношениях, о зловещей силе, которой наделены адепты вуду. Им приписывали возможность влиять на людей, события и стихии.

Проникло вуду и в Россию. Общины созданы в разных концах страны; одна из них тайно, вот уже несколько лет, существует в Нижневолжске. Он, Колбасьев, с первых же дней стал ее участником. «И это − величайшая удача всей моей жизни! Я принял посвящение, прошел обряд инициации, под руководством хунгана все эти годы совершенствуюсь в магических практиках… Кем я был до этого? Средним юристом, едва сводившим концы с концами. А теперь я владею силой. Я могу перестраивать мир под себя, под свои желания и стремления. Наверное, в это трудно поверить, но это правда. В моих возможностях вы сами отчасти могли убедиться… Вы мне нравитесь, Максим. Я предлагаю вам пройти тот же путь. Мы давно уже никого не берем, но за вас я готов поручиться, и будет сделано исключение… Что скажете?»

Максим слушал Колбасьева с легким обалдением, быстро переходящим в тяжелое. Сначала он испытывал жгучий интерес. Потом нарастающее недоумение. Наконец возникло чувство, что одним пальцем (пока только одним!) он пробует на ощупь нечто липкое, темное, вызывающее брезгливость. И в довершение всего почему-то охватило смутное ощущение опасности.

Несмотря на бредовый смысл адвокатских откровений, Максим поверил Колбасьеву сразу и безоговорочно. Когда-то парень запоем читал оккультные книги, общее представление о вуду имел и знал, что эта магия считается одной из древнейших и могущественных. Но дело не в этом. За время знакомства Максим достаточно хорошо изучил Колбасьева. Ни шутником, ни маньяком тот не был. Если такой человек говорит, что буквально под боком действует общество вудуистов, и приглашает вступить в его ряды, то это как минимум серьезное предложение, каким бы неправдоподобным оно ни казалось…

Молчание затягивалось, и Колбасьев прервал его легким вопросительным кашлем.

− Ошарашили вы меня, Зураб Матвеевич, − промямлил Максим, лихорадочно соображая, что сказать.

− Естественно, − спокойно согласился адвокат. − Но давайте не будем преувеличивать степень вашей, так сказать, ошарашенности. В конце концов, вы современный молодой человек с гибкой реакцией и широким кругозором. Что вас смущает? Или вы не знаете, что сегодня самые серьезные ученые признают реальность и возможности древних магий? Да и я вроде бы не похож на мистификатора…

Максим замахал руками:

− Да нет, я вам, конечно, верю. Просто неожиданно это все. Вот так, одним махом, взять и перевернуть всю жизнь… Я правильно понял ваше предложение?

− Абсолютно правильно, − подтвердил Колбасьев. − Но о какой жизни вы говорите? О той, в которой вы существуете от зарплаты до зарплаты? Друг мой, это не жизнь, это, знаете ли, тараканьи бега. Такую и надо менять − чем быстрее, тем лучше. Да и вы только что сами назвали ее беспросветной… В сущности, я предлагаю вам судьбоносный выбор. На одной чаше весов прозябание. На другой − тайное могущество, сказочные возможности и перспективы. Я не говорю, что все это упадет с неба уже завтра. Отнюдь! Но через пять-семь лет упорного труда под руководством опытного наставника (возможно, это буду я) вы достигнете ослепительных вершин. Вот это я вам обещаю.

Колбасьев был одновременно убедителен, мягок и настойчив. Он приводил все новые и новые аргументы, он по-отечески призывал Максима задуматься о будущем и даже цитировал роман «Как закалялась сталь»: «Жизнь дается человеку один раз…» Но чем дольше адвокат убеждал, тем неуютнее становилось протрезвевшему Максиму. Он вдруг заметил, что час уже поздний, в квартире царит полумрак, а висящая напротив африканская маска в отсветах каминного пламени гадко скалится и даже вроде бы гримасничает…

В конце концов, Максим свернул разговор, сославшись на то, что полон информацией по самое некуда. Надо все обдумать, взвесить; и вообще, такие решения с кондачка не принимаются… Колбасьев, так и не получивший ответа, отпустил гостя с явной неохотой. Договорились встретиться снова через три дня.

Эти дни Максим провисел в Интернете, изучая всю доступную информацию о вуду. Он окончательно понял, что странное предложение Колбасьева для него неприемлемо. Описание вудуистских ритуалов и церемоний вызывало омерзение, при мысли о жертвоприношениях тошнило, язык заклинаний звучал враждебно и угрожающе. Эта магия была не для Максима. Она и он были органически несовместимы. Конечно, где-то в подсознании тлела мысль о сверхвозможностях, а значит, о деньгах, женщинах, роскоши, карьере, о многом другом, на что не хватает фантазии… Но такую цену Максим платить не хотел даже за все это вместе взятое. И еще вчера глубоко симпатичный ему Колбасьев начинал казаться дьяволом-искусителем со стандартным предложением: бесчисленные блага в обмен на душу человеческую…

При следующей встрече Максим вежливо, но категорически отказался.

Колбасьев выслушал отказ спокойно, даже с легкой улыбкой, но за внешней корректностью Максим ощутил напряженность.

− Вы делаете колоссальную ошибку, − негромко заметил адвокат. − Вы даже не подозреваете, от чего отказываетесь.

− Может быть, − покладисто сказал Максим. − Каждому, как говорится, свое. Видать, невысокого полета я птица.

− Высоту полета, мой друг, каждый выбирает сам для себя… Для очистки совести не могу не задать вопрос: вы хорошо все обдумали? Это окончательное решение?

Максим кивнул. Разговор тяготил его, очень хотелось встать и уйти.

− Ну, стало быть, и говорить больше не о чем. Забавно, давно я так не ошибался в людях… Но вот какая штука: что прикажете с вами теперь делать?

Максиму очень не понравилась формулировка. И уж вовсе не понравилось ему в этот момент лицо Колбасьева: обычно моложавое, гладкое, оно вдруг заострилось, осунулось и пошло морщинами. Максим начал закипать.

− А что вы можете со мной сделать? − вызывающе спросил он. − И, главное, с какой стати? Вы сделали мне предложение, я его отклонил. Точка! Никто никому ничего не должен.

− Вы так думаете? Инициатива разговора была ваша. Вы чрезвычайно трогательно жаловались на жизнь, не так ли? Вы просили меня поделиться рецептом успеха. И вот я из симпатии и жалости открыл вам величайший секрет. Я надеялся, что вы разделите его со мной и моими единоверцами. Но вы отказались. − Колбасьев подался вперед и буквально вцепился взглядом в Максима. − Никто… понимаете ли вы это слово?.. никто не знает о нас и нашем обществе. Полная тайна есть залог и условие нашего существования. Получается, что отныне я, мы все зависим от вашей скромности и умения держать слово. Хранить секрет вы обещали, но человек-то, по определению, болтлив и слаб… И я снова задаю вопрос: что с вами делать? − закончил он со странной улыбкой.

− Попробуйте убить, − посоветовал Максим. Сдерживая охватившее бешенство, он поднялся, сунул руки в карманы и посмотрел на Колбасьева сверху вниз. − Вы мне надоели со своим вуду, ясно? Что касается моей скромности, то на нее вполне можете положиться. Да и секрет ваш не из тех, что разглашают. Ну, шел человек по улице, чуть не вляпался в кучу собачьего дерьма, − о чем тут говорить? О таком молчать надо…

Вспылив, Максим уже не выбирал выражения. Но Колбасьев, как это ни странно, не обиделся. Напротив, он заметно расслабился и даже улыбнулся, словно грубость Максима развеселила его.

− Ну и ладно, − мирно сказал он, поднимаясь в свою очередь. − Как говорится, насильно мил не будешь. Не сердитесь, Максим, я погорячился. Безусловно, я вам верю и вообще предлагаю закрыть тему.

− Принимается, − буркнул парень. Ему уже было неловко за свою резкость.

− А чтобы не держать друг на друга зла, − продолжал Колбасьев, − не соблаговолить ли нам по стопке коньяка? Так сказать, в знак согласия и примирения?

Не дожидаясь ответа, он увлек Максима на кухню, сам полез в бар за бутылкой и рюмками, а Максиму дал в руки нож и распорядился нарезать лимон. На третьем ломтике лезвие соскользнуло с твердой кожуры и глубоко врезалось в большой палец.

− Ексель-моксель, − растерянно выругался Максим. − Извините, Зураб Матвеевич, я вам тут стол кровью залил.

Колбасьев заахал, принес пластырь и быстро залепил рану. Они выпили, с полчаса потрепались о разной ерунде, после чего Максим с чувством облегчения откланялся.

Ночью Криволапов проснулся от собственного крика. Ему приснился здоровенный полуголый негр в шаманской маске с большим закопченным ножом в руке. Негр склоняется над Максимом, привязанным к жертвенному столу, с явным намерением перерезать горло. При этом он нараспев бормочет заклинание, от звуков которого в жилах леденеет кровь. И почему-то в безобразных чертах маски проступает знакомый лик адвоката Колбасьева…

Этот сон преследовал Максима целую неделю, и всякий раз он просыпался в холодном поту. Но и тогда в ночной темноте продолжал мерещиться черный колдун, в шорохах за окном чудилось зловещее бормотание, в ушах звучал бой магических барабанов… За эту неделю он осунулся, измучился и начал бояться собственной тени. В довершение всего возникло стойкое ощущение, что за ним следят. Несколько раз, проезжая по городу, он замечал идущую следом «семерку» с номером 558, за рулем которой сидел неприметный человек среднего возраста в темных очках. Максим стал раздражительным и рассеянным, ежедневные служебные отчеты запестрили ошибками, и ему намекнули, что с такой работой о карьерном росте можно забыть.

Родители, встревоженные болезненным состоянием сына, буквально за руку отвели его на прием к Бормоталову, который был хорошо известен в городе как искусный, опытный психотерапевт. Но беда в том, что на естественный вопрос о причинах такого состояния Максим ответить не мог. Да и как объяснить, что его пытались утянуть в колдовскую секту. Что он решительно отказался. Что кошмары, бессонница, нервный срыв, скорее всего, не случайны − инициированы мстительным Колбасьевым, который за многие годы наверняка овладел магическими навыками. Разве такое расскажешь?.. Максим сбивчиво говорил о семейных и служебных проблемах, прекрасно понимая, что опытный врач ему не верит. Тем не менее, Бормоталов назначил ему лечение и велел повторно явиться на прием через неделю.

По пути домой Максим вновь обнаружил, что у него на хвосте висит заляпанная грязью «семерка» с номером 558. Нервы не выдержали. Подпустив преследователя поближе, Максим резко затормозил. «Семерка» остановилась буквально в десяти сантиметрах, чудом не врезавшись в него…

Глава пятая

Маски сброшены

− Занят! − рявкнул я по селектору, отвечая на робкие домогательства референта Наташи. − И Денисову скажи, чтобы планерку провел сам, без меня.

Вообще-то первая планерка после возвращения руководителя без руководителя − это нонсенс. Но я был слишком увлечен историей Бормоталова, которая ощутимо близилась к кульминации.

В одной из конан-дойлевских новелл о Холмсе есть персонаж − солидный, положительный, образцово-показательный британец, существо настолько респектабельное, что полиция на веру принимает все его показания, хотя свидетельствовать ему приходится совершенно невероятные дела… Бормоталов напоминал мне этого британца. Более чем странные вещи, о которых он повествовал, в его устах звучали правдоподобно, почти естественно.

…Выскочив из машины, Максим подбежал к «семерке», рванул переднюю дверцу и буквально выволок водителя за шиворот. В крови бушевал адреналин, взгляд туманила злость, хотелось бить, крушить и топтать. От сильного рывка с носа преследователя упали темные очки. Яростно уставившись прямо в глаза, Максим приготовился учинить ему матерный блиц-допрос, как вдруг…

Как вдруг он увидел, что глаз-то, собственно, и нет.

Вместо них матово блестели белесые буркалы, напрочь лишенные зрачков и какого-либо выражения. Это было так неожиданно и страшно, что Максим отшатнулся. Водитель равнодушно и слепо таращился на обидчика, не делая попыток вырваться. В молочно-белых шариках квази-глаз, точно в крохотных зеркалах, Максим увидел собственное отражение: перекошенное лицо, растрепанные волосы… Потом отражение исчезло, а вместо него из белесой глубины выплыла физиономия Колбасьева, расцвеченная добродушной улыбкой.

Максим закричал и прикрылся рукой, как от удара. Давясь ужасом, спотыкаясь, он кинулся в машину и газанул так, словно спасался от киллера. Он летел, нарушая правила движения. Окружающий мир терял привычные очертания, грань между явью и фантастикой расплывалась, и парень чувствовал себя на пороге безумия.

Вечером того же дня Максим впервые ощутил боль.

Это была странная боль. Она приходила неожиданно, из ниоткуда, и короткими импульсами била в голову, сердце, печень, доводя до стона. Потом так же внезапно исчезала. Врачи вызываемой «неотложки» разводили руками и делали обезболивающие уколы. Но что уколы? Несколько дней назад, роясь в интернет-материалах о вуду, Максим наткнулся на целый раздел, посвященный магическим обрядам и заклинаниям. Среди описанных ритуалов был и такой: инвольтация. Колдун из воска лепит человеческую фигурку, добавляет в нее волосы, ногти или кровь своего недруга и после длительного чтения сложных заклинаний начинает колоть куклу раскаленной иглой. При этом человек-прототип, независимо от того, где он находится, испытывает сильную боль именно в тех местах, которые поражает колдовская игла.

Максим невольно вспомнил, как во время последней встречи с Колбасьевым, нарезая лимон, поранил палец и залил кровью кухонный стол. Высохшие кровяные чешуйки − прекрасный материал для инвольтации. И эти невесть откуда свалившиеся на него изнурительные приступы колющей боли… Неужели ему суждено испытать на себе черную силу?

Стыдясь собственной слабости, Максим позвонил Колбасьеву.

− Все, что происходит, ваша работа? − спросил он без предисловий.

− А что, собственно, происходит, мой друг? − благодушно ответил Колбасьев вопросом на вопрос.

− Бросьте прикидываться! − закричал Максим. − Меня мучают кошмары, за мной следит какой-то слепошарый зомби, от приступов боли не сплю, не ем… И все это началось после нашей последней встречи. Хотите сказать, что вы здесь ни при чем? Простое совпадение?

Колбасьев долго молчал. Потом он вдруг расхохотался. От звуков хриплого, скрежещущего, нечестивого смеха Максим покрылся холодным потом.

− Ну что ж, − сказал наконец адвокат, − маски долой, не так ли? Вы все правильно поняли, Максим. Вы неглупый человек, но поступили, как последний болван. Вам сделали предложение, от которого нельзя отказаться. А вы все-таки отказались. Вот и пеняйте на себя.

Теперь замолчал Максим. Ему было страшно, как никогда в жизни.

− А если я все-таки соглашусь? − упавшим голосом спросил он.

− Поздно, − отрезал Колбасьев. − В наше общество вступают лишь добровольно. Вы упустили свой шанс, ясно? Прощайте.

− Подождите! − закричал Максим. − Перестаньте мучить меня! Оставьте меня в покое! Или я выведу вашу банду на чистую воду! Я сделаю заявление для прессы, пойду в прокуратуру…

− Лучше сразу к президенту Российской Федерации, − посоветовал адвокат, звучно зевая. − Вот только дойдешь ли? Что-то мне подсказывает, что нет… Ты и жив-то, пока молчишь. Понял, щенок?

С этими словами Колбасьев положил трубку.

Максим лег спать и проснулся с чувством обреченности. Равнодушно съел завтрак и равнодушно поехал на работу. Было совершенно непонятно, что делать и как жить дальше. Он скоротал день на автопилоте и вечером, по инерции же, отправился на повторный прием к Бормоталову. Надо же было хоть куда-то пойти. В помощь врача Максим уже не верил, хотя очень хотелось, в ответ на тревожные вопросы, откровенно рассказать, что с ним действительно происходит. Выговориться…

− Ну, а дальше, как вы знаете, я его загипнотизировал, и в трансе Максим все это мне рассказал, − закончил Бормоталов.

− Что было потом? − быстро спросил я.

− Потом я вывел его из гипноза. Сказал, что теперь все знаю и попытаюсь ему помочь. Я позвонил своему приятелю, главврачу госпиталя при мужском монастыре. Я попросил срочно госпитализировать моего пациента, провести комплексное обследование и, главное, совершить над ним христианские обряды. Окропить святой водой, прочитать молитвы против нечистой силы… Подробности пообещал потом. Я сам отвез Максима в госпиталь. Сам позвонил его родителям. Практически уже ночью…

Впервые за время разговора Бормоталов поднялся и сделал несколько шагов по кабинету. Уставился в окно, за которым валил мокрый снег.

− Это все? − спросил я, нахмурившись.

− Почти, − сказал Бормоталов, не оборачиваясь. − Через три часа после госпитализации Максим умер. Обширный инфаркт миокарда. Проще говоря, разрыв сердца. Вот теперь все…

Глава шестая

Могучая кучка

− Умеют же некоторые директора нагрузить подчиненных на ночь глядя, − кротко сказал Марк Наумович, поглаживая седую бородку.

− Это упрек или комплимент? − осведомился я.

− Это констатация, − невозмутимо ответил Марк Наумович.

Действительно, совещание в узком кругу я назначил поздно, когда почти весь народ уже разбежался по домам. Раньше не получилось. Проводив Бормоталова, я долго обдумывал его историю. Единственное, до чего додумался, это собрать самых близких и доверенных сотрудников, чтобы поделиться информацией и решить, что с ней делать. И теперь самые близкие и доверенные, числом три, сидели у меня в кабинете, запивали рассказ кофе с коньяком и вид при этом имели озадаченный. Понятно, что не коньяк с кофе были тому причиной… В ожидании конструктивных мыслей и предложений я курил, со скрытой симпатией разглядывая свою гвардию.

Вот Юра Денисов, заместитель. Старый товарищ. Умница. Великолепное перо. И, увы, весьма посредственный менеджер. К сожалению, это выяснилось лишь тогда, когда агентство стало на ноги, хозяйство разрослось, и у заместителя наряду с творческими функциями появились также административные. Тут-то и обнаружилось, что в качестве зама Юра не тянет… И что прикажете делать? Увольнять? Понижать? Мало того, что друг, так еще отец двух детей и муж тяжело больной жены. В общем, рука не поднялась. Взамен, внутренне ругаясь последними словами, перераспределил часть его обязанностей между собой и референтом Наташей. Нет, не выйдет из меня капиталиста…

Вот Марк Наумович Лейкин, редактор-консультант. Умом − компьютер, знаниями − живой Интернет, внешностью − вылитый Лев Давыдович Троцкий… В редакции, где он трудился до перехода в агентство, его деликатно, хотя и упорно, пытались отправить на пенсию. А он вежливо и настойчиво сопротивлялся. Я согласился взять его к себе, дал хороший оклад и потребовал, чтобы он работал в «Убойных новостях» до гробовой доски. Никакого альтруизма! Другого такого опытного редактора, мудрого советчика и превосходного человека еще поискать…

И, наконец, Наташа Житина, референт. Себя она, впрочем, называет прислугой за все. Это потому, что кроме основной работы ей приходится делать вещи, до которых не доходят руки у меня или у Денисова. Упорная, методичная, привыкшая работать много и системно, очень хороший менеджер с мужской хваткой. Что, впрочем, не мешает ей оставаться весьма привлекательной девушкой неполных тридцати лет. Блондинка с короткой стрижкой «каре», большие темно-медовые глаза, безупречная фигура… А глубокий голос-контральто! А теплый грудной смех! Диво ли, что мои журналисты штабелями валятся к ее ногам в надежде, что сжалится, подберет… Однако Наташа любит только меня.

Это выяснилось полгода назад, во время корпоративной вечеринки. Выпитое ли шампанское тому виной, полумрак ли ресторанного зала, только привычная сдержанность изменила Наташе. Пригласив меня на белый танец, она с каждой минутой прижималась все крепче, а потом вдруг выдохнула в ухо: «Григорий Александрович… а знаете, я вас люблю!..» Видит Бог, ответ мне дался тяжело: «Наташа, девочка моя… красивая, умная, славная… ну зачем тебе старый чемодан вроде меня?..» Словом, девушка раскрыла сердце и получила отказ.

Самое смешное, что никаких видимых причин для отказа не было. К тому времени я уже развелся, постоянной пассии не имел, а незамужняя Наташа была способна вскружить голову кому угодно, включая директора. Но по возрасту я годился ей в отцы. И потом, служебные романы хорошо заканчиваются только в кино. К тому же бывшая жена с ее фотомодельной внешностью напрочь отбила у меня тягу к эффектным женщинам… Близость молодой красивой помощницы приятно волновала кровь; на этом платоническом уровне я и хотел сохранить наши отношения. Хотя тот же Денисов на правах друга не раз удивлялся моему идиотизму.

После того вечера мы оба делали вид, что ничего не случилось. Но влюбленность Наташи постоянно прорывалась во взглядах украдкой, во вздохах, в стремлении как бы невзначай остаться вдвоем. С этим я ничего не мог поделать. Да и не хотел, честно говоря. Нерастраченную нежность Наташа отдавала работе. У нее все спорилось, я был за ней, как за каменной стеной, и это меня вполне устраивало. Боюсь, в таком отношении присутствовал элемент цинизма, но что взять с эксплуататора…

Однако вернемся к делу.

− Ну-с, господа могучая кучка, излагайте. Мысли, мнения, комментарии, − приветствуется все, не стесняйтесь, − произнес я, открывая дискуссию.

− Полный бред, − с ходу заявил Юра.

− А может, и не полный, − задумчиво сказал Марк Наумович.

− А если не бред? − негромко спросила Наташа.

Помолчали. Я окинул свою гвардию поощрительным взглядом.

− Продолжайте, продолжайте. Давайте обмениваться. Чтобы, значит, процесс пошел.

− Куда? − риторически вопросил Денисов. ─ По словам Бормоталова, в Нижневолжске действует подпольный кружок вудуистов. «Умелые зомби», понимаешь. И широкие (ну, может, узкие) массы трудящихся в свободное от работы время настойчиво овладевают основами черной магии. Причем небезуспешно… И ты предлагаешь во все это поверить? На основании одного лишь рассказа врача-психиатра? Чтобы ты знал: есть масса примеров, когда психиатры, наобщавшись с пациентами, сами получают сдвиг по фазе. Тебе не кажется, что это как раз наш случай? По крайней мере, в это проще поверить, чем в африканское колдовство на берегах Волги.

− Ну что ж… Позиция скептика ясна, ─ подытожил я. ─ Другие мнения будут?

Марк Наумович кашлянул.

− Ну, не то чтобы другие… Информации почти нет, судить очень трудно. Но, понимаете ли, на седьмом десятке приходишь к мысли, что в жизни бывает абсолютно все. И ничего отметать с порога нельзя. Ты вот говоришь, что бред, − продолжал он, повернувшись к Денисову. − А кто в прошлом году писал про верхнереченского волхва?

Ничего не скажешь, уел… Действительно, с год назад по заказу толстого оккультного журнала «Вихри враждебные» наше агентство подготовило большой иллюстрированный материал про потомственного волхва, проживающего в одном из районов Нижневолжской области. Писал как раз Денисов, и статья получилась захватывающая. Сам-то старик Ратибор (одно имя чего стоит!) отмалчивался, да и соседи-хуторяне не слишком откровенничали. Но в свой покосившийся дом Юру с фотокором Сизокрыловым Ратибор все-таки пустил. И ребята своими глазами увидели во дворе капище с разожженным огнем, которое окружали врытые в землю деревянные, грубо тесаные фигуры языческих богов. Как удалось узнать, старик лечит от любой хвори что людей, что скотину. А председатель поселковой администрации подтвердил: случись засуха, бегут к Ратибору, и он всякий раз помогает − высвистывает дождевые тучи… Тот же председатель не для печати сообщил, что как-то раз, навещая старика, застал его в компании двух здоровых волков. Зверюги, потупившись, сидели на задних лапах, внимали тихой, строгой речи волхва и, судя по выражению серых морд, в чем-то каялись…

Надо признать, что материал о Ратиборе стал настоящей сенсацией. Со ссылкой на «Убойные новости» его процитировали несколько изданий, хорошо прозвучал он и в Интернете. Магическая тема в славянском контексте выглядела интересно, свежо, в какой-то мере ─ патриотично. «Пора, пора уже вернуться к духовным истокам и показать миру глубины исконно русского ведовства, ─ взволнованно писал мне по электронной почте известный литератор-почвенник Иван Гнедых. ─ Сколько можно пичкать читателей баснями об эльфах, гоблинах, гномах и прочей западной нежити! Не вампир, а упырь, не ведьма, а Баба-Яга, не полтергейст, а проделки домового, не кельтский друид, а славянский волхв… Вот это ─ свое, корневое, не заемное!» Смеялись, помню, всем агентством …

В общем, прославили мы Ратибора. Уж не знаю, нужна ли была ему такая реклама или нет, только повел он себя самым благодарным образом. Как-то поутру, приехавши в город, ввалился он в агентство, да не с пустыми руками. Меда привез с собственной пасеки, грибов сушеных, рыбы вяленой и брякнул все это богатство прямо мне на стол. Тут-то мы с ним и познакомились. Старик мне понравился, и я ему, чувствую, тоже пришелся по душе.

С тех пор он изредка заезжал ко мне в агентство или звонил по мобильному телефону, поздравляя с праздниками. Чудный был дед, хотя и с большими странностями. Одевался крайне старомодно, из карманов постоянно торчали пучки пряно пахнущих трав, а перед тем, как переступить порог кабинета, озирался по сторонам и что-то бубнил под нос, делая замысловатые движения руками. И почему-то всегда глядел на меня слегка настороженно…

− Ну, писал, − буркнул Юра. − Мало ли о чем я писал за четверть века беспорочной творческой службы. Сам-то я этих чудес не видел…

− Не оправдывайся, обскурант, − безжалостно перебил я. − Один-ноль в пользу Марка Наумовича. − Я перевел взгляд на девушку. − Твое слово, Наталья.

− У меня пока что одни вопросы, − заявила Наташа, морща высокий чистый лоб.

− Ну, так задавай.

− Вопрос первый: какими доказательствами того, что Бормоталов не врет, мы располагаем?

Наташа, как всегда, зрила в корень. Лейкин одобрительно закивал головой. Я развел руками.

− Прямых доказательств нет. Но есть некоторые косвенные. Я успел сделать кое-какие звонки, навел справки. Максим Иванович Криволапов, двадцати восьми лет от роду, менеджер торговой фирмы «Престиж», действительно скончался нынешней ночью в монастырском госпитале от инфаркта. Что, кстати, само по себе довольно странно. Инфаркты, конечно, молодеют, но не до такой же степени…

Далее. Не знаю, как насчет прочих психиатров, − я кольнул взглядом Юру, − но Бормоталов характеризуется как опытный, уважаемый, вполне адекватный член медицинского сообщества. Масса публикаций, успешная практика, безупречная репутация. Спрашивается: с какого перепуга почтенный доктор будет вешать лапшу на уши? Да еще такую лапшу?

И, наконец, Колбасьев…

Я замолчал.

− Ну, ну? Чего остановился? − нетерпеливо спросил Денисов.

− Марк Наумович, что у нас есть на этого деятеля? − негромко спросил я.

Лейкин, человек невероятно информированный, с первых же дней в агентстве по собственной инициативе принялся составлять досье на нижневолжский истеблишмент, который представляет или может представить интерес для «Убойных новостей». В архиве Марка Наумовича фигурируют политики, бизнесмены, силовики, юристы, криминальные авторитеты… После одного случая старик по моей просьбе завел файл и на Колбасьева.

− Кое-что есть, − скромно произнес аксакал. − Вообще, фигура любопытная… Недавно, кстати, отметил пятидесятилетие. Уроженец Нижневолжска, школу закончил с золотой медалью. Поступил в МГУ и вышел оттуда с юридическим дипломом. Пока все складывалось отлично, а вот дальше − скука зеленая. По распределению вернулся домой, стал работать юристом в Облсовпрофе и застрял там на двенадцать лет. Должность средняя, заработок тоже. Зато с перестройкой он встрепенулся. В тысяча девятьсот восемьдесят девятом году открывает юридический кооператив и переквалифицируется в адвоката. Чуть веселее, однако звезд с неба по-прежнему не хватает. Звезды начнутся потом…

Старый интриган сделал паузу (так и тянет сказать: скушал «Твикс») и окинул аудиторию пытливым взглядом.

− Но с тысяча девятьсот девяносто шестого года все меняется, − продолжал он. − Именно в этом году олигарх Петровский скупил в Нижневолжске более десяти крупных пищевых предприятий, причем чуть ли не одномоментно. На пресс-конференции он сообщил, что как уроженец и патриот Нижневолжска принял решение инвестировать в промышленность региона до четверти миллиарда долларов. И вообще подумывает, не перебраться ли на старости лет в родные палестины. Во всяком случае, участок земли под Нижневолжском, в местечке Лягушкино, уже куплен…

Казалось бы, при чем тут Колбасьев? А притом, что, создавая нижневолжский холдинг, Петровский, естественно, первым делом озаботился формированием менеджмента. Кадры, в основном, подбирались на месте. Каким-то образом в поле зрения олигарха оказался Колбасьев. Он удостоился длительной аудиенции у Петровского и, к общему удивлению, вышел от него вице-президентом «Петрохолдинга» по правовым вопросам.

Теперь он величина. С ним считаются в администрациях, банках, судах. Время от времени он все еще выступает как независимый адвокат, но в целом полностью сосредоточился на делах холдинга. А дел хватает с избытком. Спустя два-три года выяснилось, что обещанные олигархом инвестиции остались, главным образом, на бумаге, зато нареканий в его адрес все больше и больше. Здесь и налоговые недоимки, и нарушения экологического законодательства, и конфликты в связи с задержкой выплат работникам предприятий… Возбуждаются иски, появляются критические публикации.

Вот здесь-то Колбасьев и развернулся во всем блеске. Юридическую оборону холдинга он выстроил великолепно. Судебные разбирательства заканчиваются пшиком, пресса через какое-то время умолкает. Колбасьев − замечательный переговорщик: знает, кому и что пообещать, кого припугнуть, а кому дать взятку. Словом, умеет виртуозно заминать скандалы.

Его труды замечены и вознаграждены. Сегодня он уже старший вице-президент холдинга, и Петровский приблизил его к себе. Во всяком случае, Колбасьев запросто приезжает к олигарху и в Москву, и в Лондон, и в Лягушкино. Петровский, действительно, построил там себе особняк, и в последнее время проводит на малой родине по несколько месяцев в году…

− Все ясно с Колбасьевым, − пробормотал Юра, сжимая виски. − Характер стойкий, нордический. Истинный крутой ариец… Но что это доказывает?

Я колебался. Рассказать ребятам о том случае или нет?

Глава седьмая

Портрет законченной сволочи

Года полтора назад в Нижневолжске случилось массовое отравление молочными продуктами. Делом занялась прокуратура. Выяснилось, что ядовитый кефир гнало одно из предприятий «Петрохолдинга», и на молокозавод с проверкой нагрянули силовики. Вскрылись грубейшие нарушения технологии. Колоссальный износ оборудования просто не позволял выпускать качественную продукцию. И хотя директор завода божился, что модернизация производства начнется со дня на день, было ясно: обещанные Петровским инвестиции в очередной раз остались на бумаге. Вообще складывалось впечатление, что олигарх скупил региональные предприятия с единственной целью − выжать их досуха. Знаете, как в том анекдоте: «Котик, ну еще пару капель…»

Отравление такого масштаба для Нижневолжска − случай беспрецедентный. Однако местная пресса как в рот воды набрала. Появилось несколько вяло написанных заметок, вот и все. Зато делом живо заинтересовались два федеральных еженедельника, и оба заказали «Убойным новостям» материалы.

Для подготовки материалов я сформировал журналистскую бригаду во главе с Денисовым. Ребята поработали на славу. Собранной фактуры хватило бы не только на серию публикаций, но и на пару судебных дел. И вот когда готовые статьи уже легли мне на стол, позвонил вице-президент «Петрохолдинга» Колбасьев. После дежурных приветствий последовала вежливая просьба о встрече, отказать в которой не было никаких причин.

Колбасьев оказался холеным, чрезвычайно представительным человеком с обаятельной улыбкой. Едва усевшись напротив и отказавшись от кофе, он сразу взял быка за рога. По его, Колбасьева, информации, агентство «Убойные новости» подготовило ряд материалов, бросающих густую тень на репутацию «Петрохолдинга». Он, Колбасьев, считает своим долгом предостеречь руководителя агентства от поспешных и неразумных шагов в виде передачи указанных материалов в такие-то масс-медиа. Для него, Колбасьева, очевидно, что публикация тенденциозно подготовленных статей создаст проблемы не столько для холдинга (да и что слону дробина?), сколько уважаемому агентству и не менее уважаемым редакциям… И тэ дэ, и тэ пэ.

Юрист журчал, как неисправный сливной бачок, а мне было скучно. За двадцать пять лет журналистской работы подобных разговоров довелось наслушаться по самое некуда. И угрозы, и попытки всучить взятку − все было. Оставалось выяснить, что воспоследует на сей раз.

Отжурчав, Колбасьев поправил роскошный галстук и сделал, наконец, чисто конкретное предложение. Как и следовало ожидать, финансовое. «Я в курсе той суммы, которая вам положена за эти материалы. Я мог бы заплатить вдвое больше, если вы обязуетесь выбросить их в корзину. Заплатить здесь же, наличными. А если вы готовы сделать серию материалов − положительных, разумеется, − о предприятиях холдинга, то и втрое. Можем обсудить и другие варианты. Как вам такая мысль?»

Хорошее было предложение. В рыночной ситуации такими не бросаются. И если бы мой интерес ограничивался лишь деньгами, мы могли тут же ударить по рукам. Премировал бы ребят, часть суммы положил на счет, ну, и себе в карман… Прелесть! Да и что скрывать: разоблачение олигарха − дело хлопотливое. А то и небезопасное…

В общем, рад бы согласиться. Но не могу.

Я до смешного дорожу репутацией своего детища. Своего агентства. Срыв контрактов с федеральными изданиями серьезно подорвал бы образ надежного партнера, который я так упорно лепил с первого дня работы. Тем более, что причины срыва легко просматриваются: либо запугали, либо купили. И то и другое мне не в плюс. И в конечном счете моральный убыток будет несопоставим с мгновенно полученной выгодой…

Все это я объяснил Колбасьеву открытым текстом.

Что могло последовать за отказом?

Дальнейшие уговоры с увеличением отступной суммы. Или переход к прямым угрозам. Или хлопанье дверью с неизбежным: «Вы еще пожалеете…»

Ничего этого не произошло.

Колбасьев повел себя странно. Выслушав отказ, он пару секунд сидел с непроницаемым лицом, словно обдумывал мои слова. Затем он привстал, медленно перегнулся через стол и уставился на меня. При этом глаза его непонятным образом тускло, гнилушечно засветились. Я невольно вжался в спинку кресла.

− Что вы делаете? − спросил я, сам себя не слыша.

Вопрос остался без ответа. Взгляд Колбасьева сверлил, гипнотизировал, пытался достать из меня душу и вывернуть наизнанку. Неожиданно стало зябко (это в разгар лета!), в кабинете словно потемнело, нахлынуло ощущение жути. А лицо Колбасьева все приближалось, и благообразные черты постепенно трансформировались в уродливую маску с беззвучно шевелящимися губами. Адвокат протянул руку и коснулся моего лба длинным кривым пальцем…

Я сидел, будто скованный, не в силах пошевелиться. Голова, однако, оставалась ясной, отстраненно фиксируя ирреальность происходящего. И прежде чем окончательно захлебнуться в мутной волне ужаса, я сделал единственное, на что еще был способен: мысленно засветил адвокату в глаз…

Колбасьев резко отпрянул, словно получил настоящий удар. В тот же миг я почувствовал, что липкое наваждение исчезло, и вскочил на ноги. Побледневший Колбасьев смотрел на меня с безмерным изумлением. Спустя секунду он повис в моих руках, не делая даже попытки вырваться.

− Тебя из какого дурдома выпустили, сукин ты сын? − прошипел я, тряся его за грудки. − Это что за номера с гипнозом?

Колбасьев что-то сбивчиво лепетал, не переставая смотреть на меня так, словно перед ним привидение. Вид у него был совершенно невменяемый. В конце концов, я вышвырнул его из кабинета. Перед этим я предупредил, что вся сцена записана видеокамерой, которой оснащен мой кабинет (еще одна рутинная мера безопасности!). «Любые действия против агентства, любые попытки оспорить материалы через суд − и я прокручу пленку на пресс-конференции с участием психиатров! Пусть разберутся, что за тараканы в голове у вице-президента «Петрохолдинга…» Не говоря уже о попытке подкупа!» Не знаю, понял он меня или нет, но после выхода материалов о кефирном отравлении акций против «Убойных новостей» не было. Последствий для «Петрохолдинга», впрочем, тоже.

Тогда я никому не рассказал об этом случае. Во-первых, он был слишком странным… нет, не то… скорее, диким, и я испугался не на шутку, о чем вспоминать решительно не хотелось. Во-вторых, я так и не понял, что, собственно, произошло. Просмотр видеозаписи подтверждал, мягко говоря, неадекватное поведение Колбасьева, ничего при этом не объясняя.

Однако теперь я решил, что, раз уж мы обсуждаем ситуацию, в которой замешан адвокат, могучая кучка должна знать и про жутковатую сцену с его участием.

На протяжении рассказа Наташа смотрела на меня с нежностью и запоздалым беспокойством, Юра кривил губы и несколько раз выругался, а Марк Наумович озадаченно хмурился.

− Ну, и как вы трактуете сей эпизод? − спросил он.

− Такого наезда в моей практике еще не было, − признался я, пожимая плечами. − Все, до чего я тогда додумался, сводилось к простой мысли: похоже, что Колбасьев по жизни балуется гипнозом. И не убедив меня с помощью денег, решил сломать психологически. Хотя все равно странно… Однако теперь, после истории с Максимом Криволаповым, ситуация выглядит иначе.

Предположим… только предположим, Юра… что Бормоталов не врет. Тогда речь уже не о гипнозе. Речь о внушении с помощью магии. Я же говорю: глаза у него при этом светились так, что мороз по коже. И шипел что-то еле слышно. Слов не разобрать, но фонетика не наша, не русская… Кстати, попутно объясняется, почему Колбасьев такой искусный переговорщик. Он просто зомбирует собеседника, и тот вынужден подчиниться.

− Ну, тебя-то он ведь не сломал, − заметил Юра.

− Да, что-то у него не вышло. Я ведь гипнозу вообще не поддаюсь. Какие-то особенности нервной системы… Он, между прочим, этого не ожидал. Во всяком случае, вид у него был такой, словно целуется с Фредди Крюгером.

− Я все-таки не понимаю, − сказала Наташа. − Если он решил избавиться от Максима, то почему не сделал этого сразу? Зачем было мучить, устраивать за ним слежку, запугивать? Водитель этот слепошарый, жуткие сны…

Я покачал головой.

− Тут как раз все понятно. Колбасьев, сдается мне, личность с психическим изъяном. Ты вспомни: золотая медаль в школе, учеба в МГУ − многие ли так здорово стартуют? А потом двадцать лет прозябания… Стало быть, наверняка закомплексованность, неудовлетворенность, озлобление. Да, с «Петрохолдингом» ему круто повезло. Но комплекс неудачника никуда не делся − просто ушел вглубь, в подкорку. Теперь Колбасьев до конца жизни будет самоутверждаться и подсознательно мстить окружающим. А тут Максим с его обидным отказом… Ну, как не продемонстрировать мощь, не унизить, не причинить боль беззащитному человеку? Он просто издевался над парнем, прежде чем решил уничтожить…

− Ясно. Широкими, смелыми мазками художник рисует портрет законченной сволочи, − подытожил Юра.

С этими словами он потребовал еще кофе, а я разлил коньяк. Коллектив не возражал. Я выключил верхний плафон, и теперь в кабинете горела только настольная лампа, распространяя несильный, теплый свет. От коньяка и общества друзей стало вдруг так уютно, что я с невольной горечью подумал: все же нехороший человек этот Бормоталов! Приперся вот со своей абракадаброй и смутил покой наших творческих грез…

− Но почему с этой историей он пришел именно к нам? − спросила Наташа.

Видимо, любовь наделяет женщину телепатическим даром. Во всяком случае, реплика Наташи вполне ложилась в контекст моих размышлений.

− А куда ему еще идти? − хмыкнул Юра, поудобнее вытягивая ноги. − В прокуратуру, что ли? В милицию? В ФСБ? Может быть, в администрацию президента? Ни фактов, ни доказательств… «Мне тут один пациент − кстати, покойный − такие страсти рассказал…» Да в лучшем случае его сочли бы ненормальным. − Юра вызывающе оглядел нас. − Я и теперь от этой версии не отказываюсь.

− Он вообще мог никуда не ходить, − заметил Марк Наумович. − Почему пришел именно к нам, это второй вопрос. Почему вообще куда-то пошел и рассказал? А главное, зачем?

− Я спрашивал…

− И что он сказал?

…Сообщив о смерти Максима, психиатр замолчал − надолго. При этом его маленькие глазки смотрели на меня грустно и вопросительно. Я и сам хотел задать ему вопросов пятьдесят, но ограничился одним:

− Зачем вы мне все это рассказали?

Бормоталов явно растерялся.

− Ну, как зачем? Даже странно… Вы журналист, ваше агентство занимается расследованиями…

− Криминальными! − перебил я, подняв палец. − Криминальными, а не оккультными. Вам скорее уж не в «Убойные новости» надо… хотя информация, конечно, убойная… а в церковь, что ли. Но вы же не исповедоваться пришли, вы ждете от меня каких-то конкретных действий. Хотелось бы знать, каких.

− Вы мне, кажется, не верите, − произнес Бормоталов упавшим голосом.

− Вы будете смеяться, но верю, − возразил я. − Во всяком случае, склонен верить, хотя и сам не пойму, почему. Ваши научные регалии здесь ни при чем. В этом кресле сиживали персоны и поважнее… Но вы так и не ответили: чего вы от меня, собственно, ждете?

− А черт его знает, − искренне сказал Бормоталов. − Вы же понимаете, что с такой информацией я в правоохранительные органы не ходок. Бессмысленно! Поднимут на смех, а то и к собственным коллегам наладят. − Его лицо скривилось в болезненной гримасе, и вдруг, хватив кулаком по столу, он выкрикнул: − Поймите, эта секта опасна! Чрезвычайно опасна! С ней надо что-то делать! Ну, не знаю… разоблачить, вывести на чистую воду… чтобы все знали об этой угрозе.

Я изумился.

− А не сгущаете ли вы краски, уважаемый Павел Петрович? Сколько тех вудуистов? Двадцать, тридцать, пятьдесят? Что они могут? Согласен: смерть Максима − это серьезно, это беда, но случай-то единичный. Какую глобальную угрозу представляет кучка черных колдунов?

Бормоталов покачал головой.

− Что Максим? Его смерть лишь трагический эпизод. Но он показывает и возможности вудуистов, и решимость идти, если надо, по трупам.

− Идти − куда?

− Я не специалист по тайным сообществам. Но не для того же они во все времена создавались, чтобы решать бытовые проблемы своих адептов. Возьмите масонов, розенкрейцеров, иллюминатов. Главной целью всегда было завоевание максимальной власти и влияния. И, соответственно, переделка мира под свои представления о добре и зле. Что мы знаем о вудуистах? Только то, что они существуют, что способны, судя по Колбасьеву, к активным, жестоким действиям, а их понятия о добре и зле явно отличаются от общепринятых. Конечно, информация скудная, но разве этого мало, чтобы осознать меру опасности?

− Замечательно, − саркастически сказал я. − Считайте, что осознал. И теперь, по вашей логике, мне со товарищи надлежит разобраться с этими милыми людьми… К тому же, я так понимаю, на благотворительной основе. Вы же услуги агентства оплатить не в состоянии?

− Скорее всего, нет, − пробормотал психиатр. − Разве что частично… Однако термин «благотворительность» здесь неуместен. То, о чем я рассказал, касается не только меня, поймите это!

Я почувствовал, что начинаю злиться.

− Только не надо взывать к моей гражданской совести и чувству общественного долга! С меня, знаете ли, вполне достаточно ответственности перед родными, близкими и коллегами, для которых я работодатель. Во всем прочем я исправно плачу налоги и предпочитаю спать спокойно. Хотя, после нашей беседы, это проблематично… Да если ситуация именно такова, от Колбасьева с его гоп-компанией вообще надо держаться подальше. Лезть в эту историю? Только при наличии сверхмотивации! Покажите мне ее. Деньги? Здесь я их не заработаю. Сенсация, слава? Дело хорошее, но не любой ценой. Один труп уже есть…

Бормоталов медленно поднялся.

− Ну что ж, − тускло произнес он, застегивая пиджак. − Выслушали, не сочли сумасшедшим, − и на том спасибо. Но в одном вы все-таки ошибаетесь. Сверхмотивация есть, просто она не очевидна.

Волей случая мне, а теперь и вам, стало известно, что под боком действует колдовское сообщество, практикующее самую гнусную из магий и озабоченное расширением своих рядов. Вы же не считаете, что Колбасьев звал Максима приобщиться к вуду из одной лишь симпатии к молодому человеку. Это была вульгарная вербовка. И далеко не каждый, как несчастный юноша, устоит перед соблазном.

Опухоль уже существует, она способна метастазировать и, стало быть, подлежит уничтожению. Мы с вами хотя бы можем сделать попытку уничтожить ее и тем самым уберечь общество от еще не ясной, однако, реальной угрозы. И не надо при этом думать обо всем человечестве. Пафос тут вообще неуместен. Думайте о себе, родных и близких. Какая сверхмотивация вам еще нужна?

− Опять вы меня за советскую власть агитируете, − устало сказал я. − Да вы сядьте, сядьте. Коньяку хотите? (Бормоталов мотнул головой.) Ну, как угодно… Так вот: некая логика в ваших словах есть. Предположим, я готов − естественно, в порядке бреда − пофантазировать о своем участии в расследовании этой истории. Но при непременном условии!

− Каком? − быстро спросил Бормоталов.

Я встал, обогнул стол и уселся напротив собеседника − глаза в глаза.

− Вы слишком встревожены, − сказал я негромко. − Одно из двух: или знаете нечто сверх того, что сказали, или до чего-то успели додуматься. Во всяком случае, говоря об угрозе вудуистов, вы имеете в виду что-то конкретное, но не договариваете. Если вы меня убедите в реальности угрозы, считайте, я уже почти ваш союзник.

Кажется, Бормоталов смутился. Опустив глаза и слегка прикусив губу, он что-то обдумывал. Видимо, я угадал: гость явно знал больше, чем сообщил. «Не темни, дядя, − мысленно посоветовал я. − Раз уж втягиваешь в такую авантюру, карты на стол!»

Наконец Бормоталов решился.

− Хорошо, давайте начистоту. Но пусть вас не смущает, что из малого объема информации я делаю глобальный вывод. Поверьте, у меня для этого есть основания, хотя и не все могу объяснить.

− Вы меня интригуете, − хмуро бросил я. − Рассказывайте.

Бормоталов усмехнулся.

− Что ж рассказывать? Слов и так уже достаточно. Я вам лучше покажу.

− Это как? Нарисуете, что ли?

− Нет, рисовать не обучен. Я буду использовать мыслеобразы.

С этими словами Бормоталов придвинулся ко мне и уставился прямо в глаза.

− Гипнотизировать меня бесполезно, − предупредил я. − Не поддаюсь.

− Знаю, знаю, − рассеянно сказал Бормоталов («Интересно, откуда?» − мелькнуло в голове). − Это не гипноз вовсе. Скорее, ближе к телепатии. Передача информации на расстояние.

Я поднял брови.

− Вы и это умеете?

− Вы даже не представляете, сколько чего умеет опытный, высококвалифицированный психиатр, − туманно ответил Бормоталов. − Да вы расслабьтесь. Закройте глаза…

От всего услышанного я, должно быть, очумел настолько, что беззвучно выполнил команду Бормоталова. Правда, мелькнула ехидная мыслишка: ну-ну, посмотрим, как ты мне передашь свои мыслеобразы… И вообще, с чем их едят…

Но тут же в сознании, сменяя друг друга, начали возникать картины и сцены, окрашенные в темно-серые тона. Смысл того, что вижу, я понял не сразу. Но как только начал понимать, то ощутил, что покрываюсь потом от неожиданности и страха.

− … Так что он сказал? − терпеливо повторил вопрос Марк Наумович.

Тщательно подбирая слова, я произнес:

− Бормоталов пришел к нам, потому что надеется: здесь ему поверят. По его мнению, вуду − огромная опасность и угроза, и молчать об этом он не будет. А в журналистах он видит возможных союзников.

− Да в чем угроза-то? − гаркнул Денисов.

Я еще раз вспомнил то, что увидел с закрытыми глазами, и медленно сказал:

− Бормоталов чего-то не договаривает, но главное выразил совершенно ясно. Он убежден, что вудуисты намерены установить собственный мировой порядок. Альтернативный и враждебный существующему в человеческом обществе. В каком-то смысле речь идет вообще о создании другой цивилизации…

Глава восьмая

«Си тенер, Аше!..»

Следующим утром у входа в свой кабинет я столкнулся со спецкором Славой Маняшиным. Спецкор выглядел плохо. Красные глаза, неуверенная походка и запах перегара неопровержимо свидетельствовали: он так и не сошел со стези порока, на которую ступил во время затянувшихся новогодне-рождественских праздников.

− Заходи, − сухо сказал я, распахивая дверь в кабинет.

Спецкор замялся.

− Да я, собственно… − с тоской во взоре он кивнул в сторону туалета.

− Успеешь, − безжалостно сказал я. − Садись, разговор есть.

Как говорится, все мы не монахи. Однако трехнедельное веселье − это уже запой. А от него подать рукой до семейно-служебных неприятностей и проблем со здоровьем. Все это я изложил Мане простыми, доступными для затуманенных мозгов словами. Кроме того, я перечислил имена нескольких журналистов. Все они когда-то были хорошими ребятами и классными, талантливыми профессионалами. Пока не спились…

− Запомни, Маня, − сурово сказал я напоследок. − Ты крепкий репортер, но я с тобой возиться не буду. У меня других дел выше крыши. Хочешь нажить цирроз печени или вступить в клуб вокзальных бомжей − твое дело. Только заруби на носу: еще раз явишься на работу «после вчерашнего», уволю по статье. А перед этим своей рукой заставлю выпить египетского виски. Чтоб долго не мучился…

Шепча: «Только не это!» − Маня выскочил за дверь. А я, в общем, не шутил. Кто пробовал, тот знает: виски, произведенный в Египте, ─ пойло не для слабонервных. В один из приездов в Шарм-Эль-Шейх купил я фляжку экзотики ради и отпил граммов двадцать. И так мне после этого стало скверно, что запечатал я фляжку, словно царь Соломон бутылку с джином, и поставил в бар на вечное хранение. Чтобы пьющих сотрудников пугать и воспитывать…

С докладом о текущих делах рука об руку явились Денисов с Наташей. Выслушав и сделав распоряжения, которые Наташа прилежно запротоколировала, я вызвал Марка Наумовича. Накануне мы расстались, так ничего и не решив. Хотя, понятно, в первую очередь решение было за мной. Остальные могли присоединиться, а могли и нет.

Во мне, как, наверное, во многих, уживаются два человека. Один из них сухарь, прагматик, рационалист. Другой − рубаха-парень с ярко выраженными задатками авантюриста. Такие, знаете ли, доктор Джекил и мистер Хайд. В обычное время, когда жизнь плавно течет своим чередом, эти субъекты, в общем, ладят. Но какая внутренняя междоусобица разгорается, если надо принять серьезное решение!

Допустим, речь идет о скандальном расследовании. «Слышь, брат, не лез бы ты в это дело, − озабоченно советует прагматик. − Заработаешь ли, не факт, а неприятностей можно огрести по самое некуда. Это ж придется зацепить самого такого-то! А он злопа-а-мятный…» «Да пошел ты! − заводится авантюрист. − Не все измеряется деньгами. А реноме? А кураж? Наконец, адреналин?! Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет! Не догоню, так согреюсь! Расследовать, непременно расследовать…»

Сейчас победу за явным преимуществом одерживал авантюрист Хайд. Прагматик Джекил даже не пробовал сопротивляться. Он был в ужасе. Он затыкал уши руками и отказывался говорить на эту тему. Я и сам чувствовал всеми инстинктами, что лезу черт знает куда. В голове звенела фраза из «Трех мушкетеров»: «Господа, вы ввязываетесь в скверную историю и будете изрешечены…»

Но я уже знал, что ввяжусь. Проклятый Бормоталов, в сущности, не оставил мне выбора. Точнее, выбора не оставили картины, которые он каким-то образом транслировал мне прямо в мозг. Эти картины…

Я увидел площадь с трибуной, на которой стоял высокий, мощного сложения человек в черном широком одеянии. Он громко выкрикивал фразы на непонятном языке, и туполицая толпа у подножия трибуны прилежно повторяла их. При этом многие собравшиеся рыдали, рвали на себе одежду, содрогались в конвульсиях.

Увидел странное сооружение, чем-то напоминающее храм. Внутри, прямо на алтаре, был распростерт привязанный обнаженный человек. Люди в разрисованных масках со свечами в руках стояли вокруг и нараспев читали какую-то молитву или заклинание все на том же непонятном языке. Но вот они замолчали, разом погасили свечи, и один из них приблизился к алтарю. В руках у него был бритвенно острый нож. Не обращая внимания на истошный вой жертвы и фонтанирующую кровь, человек медленными, торжественно-плавными движениями отрезал ей гениталии, нос, уши и, наконец, перерезал горло.

Увидел стол, на котором лежат пять восковых фигурок: мужская, женская и три детских. Чьи-то руки по очереди пронзают кукольные тельца длинной, докрасна раскаленной иглой. И − встык: маленькая кухня, где ужинает семья. Все мирно и тихо… но вдруг отец хватается за грудь и падает со стула. Мгновение спустя то же самое происходит с матерью. Следом за родителями, словно сбитые кегли, один за другим падают и застывают на полу два мальчика и девочка. В чашках дымится так и не выпитый чай.

Многое, многое показал мне Бормоталов. И бесконечные колонны вооруженных людей, размеренно марширующих к горизонту. И красивую маленькую деревню, мгновенно стертую с лица земли ураганом, ─ заклинаниями и магическими пассами его наслал уродливый полуголый колдун. И безучастные, тусклые глаза людей, бредущих по улицам незнакомого города, среди обшарпанных домов с узкими окнами-прорезями. И воздетые, унизанные браслетами руки чернокожего гиганта с лицом в ритуальных шрамах, яростно вопящего: «Си тенер, Аше!»…

Сознание пыталось сложить мозаику сцен в единую внятную картину − и не могло. Но все, что я видел, рождало тяжкое ощущение тоски, страха и безнадежности, от которого впору было задохнуться. Я рванул узел галстука и сдавленно произнес:

− Довольно!..

Внутренний телеэкран тут же погас, и я открыл глаза. Сидевший напротив Бормоталов был бледен, вытирал лицо платком и вообще напоминал грузчика после сверхурочной смены. Должно быть, это чертовски тяжело − создавать и транслировать мыслеобразы в чужую голову…

− Что это было? − хрипло спросил я.

− Это было то, к чему стремятся вудуисты, − ответил Бормоталов, пряча платок. − Свои правила. Свои порядки. Свои законы. Своя Земля, на которой они станут править. Если угодно − создадут общепланетное теократическое государство, где общество разделено на сравнительно малочисленную касту шаманов с приближенными − и всех прочих в роли рабочего стада.

К этой цели они идут исподволь и предельно осторожно, однако системно, постоянно расширяя свои ряды. Если даже в нашей провинции уже несколько лет существует секта вуду, то можно представить общий размах их сети. Сцены, которые вы наблюдали, − это так, отдельные штрихи, фантазия на тему, какой станет жизнь под колдунами.

− Фантазия? − с невольным облегчением переспросил я.

Бормоталов покачал головой.

− Фантазия в том смысле, что я не могу предугадать конкретные детали… В главном же, приди они к власти, все так и будет. Массовое промывание мозгов. Ритуально-магические расправы над недовольными и бунтующими. Война с территориями, которые не удалось захватить с помощью магии. Беспросветная жизнь подавляющего большинства населения…

− И вы считаете, что люди такое допустят?

− Люди могут спохватиться слишком поздно…

− Что значит «Си тенер, Аше»? − почему-то спросил я.

− Это ритуальный возглас, которым колдун вуду выражает свою волю, мощь и непреклонность, − негромко сказал Бормоталов.

Январский серый день и стучащая в окно вьюга. Едва знакомый человек в интерьере моего кабинета. Неправдоподобные, дикие вещи, о которых он говорит. Так почему же я ему верю? Ведь верю…

− В общем, так, ребята, − сказал я, кладя руки на стол. − Бормоталов меня убедил. Все это очень серьезно и очень опасно. Масштаб общественной опасности пока представить трудно, однако ясно, что есть гнойник и его надо вскрыть. Поэтому я решил ввязаться. Проведу расследование, накопаю фактов, сколько смогу, и обнародую любыми доступными способами. Дальше будет видно.

− А мы? − вскинулась Наташа.

Я посмотрел на нее с благодарностью и, боюсь, с плохо скрытой нежностью.

− Дело может оказаться небезопасным, Наташа. Этот случай в должностные обязанности не укладывается, приказывать не могу. Поэтому я принял решение для себя, а что решите вы… думайте, господа. Пойдете со мной − рад и счастлив. Откажетесь − не обижусь и на отношениях это не отразится. Честно.

− Я с вами! − выпалила Наташа.

Честно говоря, иной реакции я от не нее и не ждал.

− Таких расследований в нашей практике еще не было, − заметил Марк Наумович. − Даже интересно… Я тоже с вами.

Денисов злобно засопел.

− Авантюристы вы, вот что я вам скажу, − заявил он. − Ну, с шефом все ясно: психиатр каким-то образом забил ему баки. Наталья, понятно, как боевой референт следует за шефом. А вы-то куда, Марк Наумович? В ваши-то годы и с вашей мудростью?

− В мои годы многие вещи уже в принципе не пугают, − кротко ответил Марк Наумович.

− Так что ты решил? − спросил я Денисова.

− Что, что… − раздраженно сказал Юра. − Бред собачий все это… С вами, конечно.

Коротко, без патетики, я поблагодарил друзей и собрался было изложить план действий, который за ночь созрел в голове.

Но тут зазвонил телефон.

Глава девятая

Пришелец Бормоталов

Это был не просто один из моих телефонов. Его номер не значился в справочниках и вообще был известен пяти или шести людям, трое из которых теперь сидели рядом. Поэтому трубку я снял с некоторым удивлением.

− Слушаю вас.

− Добрый день, Григорий Александрович, − произнес незнакомый мужской голос. Густой, мягкий, очень сильный голос. − Звоню по поводу вчерашнего визита к вам так называемого Бормоталова…

− Что значит «так называемого»? И с кем я говорю?

− Называйте меня Олегом Вадимовичем. Мы не знакомы, но это не важно. Что касается Бормоталова, то выражение «так называемый» здесь наиболее точное. Дело в том, что ни Бормоталовым, ни вообще человеком он не является…

Мне показалось, что я ослышался.

− А кто же он в таком случае? − раздраженно переспросил я.

− Бормоталов, Григорий Александрович, − пришелец, инопланетянин. Если позволите, я расскажу о нем подробнее и поясню ситуацию в целом…

Наташа потом рассказывала, что в этот момент вид у меня сделался глуповатый, и челюсть непроизвольно задвигалась самым нелепым образом.

Скорее машинально, чем обдуманно, я включил громкую связь, и дальнейший разговор шел с пассивным участием Наташи, Юры и Марка Наумовича.

Незнакомец сообщил, что Бормоталов является региональным эмиссаром инопланетного центра, давно и прочно обосновавшегося на Земле. Конечной целью пришельцев является ее колонизация. Дело в том, что наш мир по экологическим параметрам почти идеально соответствует их миру, который страдает от перенаселения и нехватки ресурсов. Инопланетяне в глубокой тайне сконцентрировали на Земле значительные силы и готовы от наблюдений перейти к активным действиям. Имеется в виду скрытый захват власти путем внедрения в правительства, парламенты и силовые структуры ключевых стран мира, в том числе России. В зависимости от хода событий не исключены и акции с применением оружия…

− И на кой черт в этом случае Бормоталов приперся ко мне? − невежливо перебил я собеседника. − Хочет, чтобы я обеспечивал пиар-сопровождение?

− Я все объясню, Григорий Александрович, не надо торопиться…

В целях конспирации Бормоталов работает врачом-психиатром, что при инопланетно-экстрасенсорных возможностях вполне естественно. И вот один из его пациентов, Максим Криволапов, стал случайным свидетелем неких запредельных, невозможных для человека манипуляций и начал о чем-то догадываться. Бормоталов был вынужден ликвидировать Максима. Однако его изворотливый ум придумал, как из опасной ситуации извлечь выгоду.

Он явился в агентство «Убойные новости», рассказал о смерти Максима и представил его жертвой неких черных вудуистов, якобы окопавшихся в Нижневолжске. При этом Бормоталов напирал на глобальную опасность, которую представляют указанные вудуисты, и умолял журналистов разоблачить их. «По нашей информации, он практически убедил вас заняться расследованием. Во всяком случае, внушил определенную точку зрения, используя свои возможности влиять на сознание и психику…»

Тут я вспомнил мыслеобразы Бормоталова, и мне стало как-то не по себе.

− А вы откуда знаете про визит и о чем тут беседовали? − неприязненно спросил я .

− Мы всегда узнаем то, что нам необходимо, − спокойно ответил невидимый Олег Вадимович. − Каким образом, с помощью чего или кого − сейчас не суть важно. Важно, что Бормоталов пытается натравить ваше агентство на нас.

− А кто это «вы»? Может, объясните, наконец?

− Конечно. Мы, Григорий Александрович, и есть та самая организация, которую Бормоталов обозвал обществом черных вудуистов, стремящихся к мировому господству. Это, разумеется, ложь и бред. А правда в том, что мы пытаемся противостоять скрытой экспансии пришельцев, мешаем им, и пока мы существуем, власть они не захватят…

По словам Олега Вадимовича, филиалы организации действуют во многих странах. Ее создали вскоре после Второй мировой войны, и среди отцов-основателей оказались известные, крупные ученые. Они-то, в отличие от обывателей, чиновников и военных, были в состоянии проанализировать и правильно оценить информацию о многочисленных вторжениях НЛО.

Один из них, биолог, был членом научной комиссии, которая в 1947 году исследовала обломки летающей тарелки и трупы пришельцев, по сей день хранящиеся на базе ВВС США в штате Нью-Мексико. Другой, физик, консультировал военных в связи с массовым появлением дискообразных объектов над горным массивом Маунт-Рейнер. Третий, психолог, много работал с калифорнийцем Джорджем Адамски, который объявил о своих многочисленных контактах с пришельцами. Над ним издевались, но психолог пришел к выводу, что контакты действительно были, хотя инопланетяне, конечно, прилетели не с Венеры… И так далее.

В итоге как-то сам собой сложился неформальный комитет ученых, включая двух нобелевских лауреатов, который подготовил секретный доклад, направленный правительствам крупнейших стран мира. Квинтэссенция доклада была такова: судя по многочисленным фактам, Земля стала объектом экспансии со стороны инопланетной, технологически высокоразвитой цивилизации. Цели, формы и методы экспансии подлежат тщательному изучению, однако уже сейчас надо принять серьезные меры, чтобы подготовиться к противодействию пришельцам. Напрашивается создание специальной службы, которая сочетала бы как силовую, так и научную составляющие. Из масштаба задачи вытекает, что для ее решения требуются усилия на государственном, а лучше на межгосударственном уровне…

Ученым даже не ответили. Ни одно из правительств. Между тем НЛО все чаще штурмовали земную атмосферу, все больше людей заявляли о встречах и контактах с пришельцами. Пытаясь привлечь внимание к этим фактам, комитет создал движение уфологов, которые стали своеобразным рупором ученых. Однако, словно по команде, правительственные круги Америки, Англии, Франции и многих других стран приложили недюжинные усилия, чтобы скомпрометировать исследователей НЛО. Их объявляли шарлатанами, невеждами, ловцами дешевых сенсаций. В Советском Союзе и прочих социалистических странах тему НЛО вообще не обсуждали. Время шло, и ничего не предпринималось…

Тогда комитет взял дело в свои руки. Как уже говорилось, в его составе были известные, авторитетные ученые. Им удалось привлечь пожертвования нескольких крупных бизнесменов, которые, к счастью, оказались умнее чиновников и сделали из того же доклада совершенно другие выводы. На их деньги была создана законспирированная организация, просто и без затей названная «Защита». И вот уже в течение полувека «защитники» собирают и анализируют информацию о пришельцах, следят за их действиями по всему миру, посильно противодействуют им…

Я слушал Олега Вадимовича с нарастающим чувством протеста. Вот уже второй раз за два дня мне компостировали мозги беседами на паранормальные темы и предлагали во все это поверить. Вудуисты, инопланетяне… Я в очередной раз перебил собеседника.

− Послушайте… э-э… Олег Вадимович… Даже если принять на веру то, что вы мне здесь толкуете… Словом, все равно не пойму, зачем явился Бормоталов. Ну, стану я копать информацию… Но вы же не вудуисты на самом деле! Чего вам бояться? Материала по теме нет, говорить и писать не о чем…

Собеседник кашлянул.

− Видите ли, Григорий Александрович… Я уже упоминал, что пришельцы − существа могущественные. Они намного превосходят нас и технологически, и с точки зрения личных возможностей. Бороться с ними чрезвычайно трудно, обычное оружие почти не действует…

− Что, и пули не берут? − поинтересовался я.

− Отчего же, берут. Но не всегда и не всякие… Так вот. Примерно тридцать лет назад, можно сказать, от полного отчаяния, организация привлекла специалистов по древним культам и магиям. Логика была простая: если не действуют традиционные методы борьбы, надо искать нетрадиционные. И знаете, все так и вышло. Выяснилось… м-м, опытным путем… что против инопланетян довольно эффективно работает колдовство черных вудуистов. Мы взяли на вооружение эту магию, и наконец-то в борьбе наступил перелом. Правда, со временем пришельцы в какой-то мере научились обороняться, но, во всяком случае, ситуация изменилась. Раньше-то мы вообще, можно сказать, с вилами на паровоз…

В общем, если бы вы с помощью Бормоталова проникли в нашу резиденцию, вы бы действительно обнаружили, что мы активно практикуем вуду. Конечно, с абсолютно другими целями по сравнению с версией Бормоталова, но ведь практикуем… На это, собственно, и расчет. Предположим, вы делаете сенсационный материал, разоблачаете заговор вудуистов и так далее. Для нас это провал. Мы скомпрометированы и становимся мишенью для властей, силовых структур, наконец, общественного мнения. Кому и что мы сможем доказать, учитывая ситуацию? Благородные вудуисты сражаются с коварными инопланетянами? Ведь бред же…

− Бред, − охотно согласился я.

− Вот видите… В сущности, борьба с пришельцами накануне решающих событий будет парализована. Вот чего добивается Бормоталов. С его стороны сделан совершенно великолепный ход… Разумеется, этого допустить нельзя. Мы все земляне, и вы не имеете права быть слепым орудием нашего общего врага.

− Полегче! − осадил я собеседника. − Меньше пафоса… И вообще, теперь скажу я. Слушал я вас долго, внимательно − и что? Уж не думаете ли вы, что я вам верю? Инопланетная экспансия, надо же… Проще предположить, что некий пациент Бормоталова, обиженный на врача, хочет ему напакостить и плетет всякие небылицы. Угадал?

Олег Вадимович засмеялся.

− Не угадали, − сказал он. − Во-первых, никакой пациент не раскопает номер телефона, по которому я звоню. Вы же его засекретили, ни в одной базе данных он не значится. Во-вторых, откуда пациенту знать, что его врач-мучитель побывал у вас, и, главное, о чем рассказывал? А в-третьих, я и не жду, что одним телефонным разговором сумею вас убедить. По телефону такие вопросы не решаются. Я уполномочен предложить вам встречу. Это будет встреча со статусным членом «Защиты». Он подробнее объяснит ситуацию и ответит на любые вопросы.

− Ну, зачем же так напрягаться…

− Зря шутите, Григорий Александрович. Мы хотим, чтобы вы стали нашим союзником. Вы можете серьезно помочь общему делу.

− Да неужто? Вы меня заинтриговали в корень. И каким образом, если не секрет?

− Это и будет главной темой встречи с нашим представителем.

− Я, кажется, догадываюсь, о ком идет речь. Не Колбасьев ли часом имеется в виду?

Олег Вадимович помолчал.

− Вы проницательны, − наконец произнес он. − Речь именно о Колбасьеве.

− Кандидатура отклоняется, − сказал я. − Мы уже встречались, и вел он себя при этом самым похабным образом. Я не буду с ним разговаривать.

─ Я знаю об этом инциденте. Сожалею. Наш коллега был неправ. Но дело в том, что Колбасьев ─ один из руководителей региональной «Защиты» и основной переговорщик в подобных случаях…

─ Не агитируйте. Я буду говорить с вашим главным лицом. Или не буду говорить вовсе. Точка.

─ Боюсь, это не так-то просто…

─ Отчего же? Насколько я знаю, Петровский сейчас в Лягушкино, у себя на фазенде…

Петровского я назвал по какому-то наитию, и лишь потом сообразил, почему. Ну конечно! Петровский − олигарх и, вполне возможно, один из спонсоров «Защиты». Петровский, неожиданно сделавший Колбасьева ближайшим сотрудником, но, главное, подручным в негласных делах. Петровский, из, якобы, ностальгических мотивов построивший в Лягушкино фазенду, которая может служить региональной штаб-квартирой «Защиты»…

Олег Вадимович отчетливо крякнул.

─ С вами страшно общаться, Григорий Александрович, ─ молвил он то ли с упреком, то ли с уважением. ─ Давайте сделаем так. Я доложу о нашем разговоре, узнаю решение и перезвоню… скажем, завтра в это же время. Договорились?

─ Время пошло, ─ сказал я и бросил трубку.

Денисов шумно поднялся.

─ А послать бы это все к чертовой матери! ─ произнес он фразу, которая, похоже, давно уже вертелась на языке.

Я был полностью с ним согласен.

─ Как-то все это выглядит не очень серьезно, ─ сказала Наташа с сомнением в голосе.

─ Но именно поэтому вполне может оказаться делом нешуточным, ─ глубокомысленно заметил Марк Наумович. Старик в своем амплуа: нашел время философствовать…

Я подошел к бару, открыл инкрустированную дверцу и, махнув рукой, налил себе египетского виски. Коллеги с опаской наблюдали за моими манипуляциями.

─ Что будем делать, шеф? ─ осторожно спросил Юра.

Я поставил рюмку на стол и шумно выдохнул.

─ Что, что… Будем разбираться. Похоже, ребята, попали мы в эпицентр каких-то событий и кому-то очень понадобились. А кому-то, напротив, сильно мешаем. Можно, конечно, всех послать и жить, как жили. Только оставят ли нас в покое? И потом, больше всех рискует страус… В конце концов, журналисты мы или где?

− Журналисты, − подтвердил Марк Наумович. − С большой буквы «Ж».

− А коли так, вперед и с песнями. В общем, объявляю оккультную тревогу и перевожу заведение на авральный режим.

─ Может быть, есть смысл посоветоваться с Серегиным? ─ негромко предположил Денисов.

─ Ты не поверишь, старик, но я его уже накручиваю по мобильному…

Часть вторая

ОККУЛЬТНАЯ ТРЕВОГА

(Рассказано хозяином сыскного агентства «Детектив» Игорем Серегиным)

Глава десятая

Друг седовласый

С Гришей Кирилловым мы познакомились лет двадцать пять назад при довольно любопытных обстоятельствах.

Дернул же его черт написать репортаж с похорон одного из крестных отцов Нижневолжска! Сегодня этим никого не удивишь, но в конце 80-х, при советской-то власти, такие вещи были в диковинку. Наша провинциальная мафия уже вовсю играла мускулами и, пользуясь случаем (разборки со стрельбой, пять трупов, один из них авторитет), решила высунуться из подполья и себя показать.

Вагинака провожали красиво. За катафалком с баснословно дорогим гробом, утопавшим в цветах и венках, шли рыдающие родные, удрученные близкие, хмурые товарищи по оружию − сплошь в черных костюмах. Следом тащилась колонна непрерывно гудящих автомобилей, среди которых были даже старые иномарки. Шествие на какое-то время парализовало центр города. В сущности, это была демонстрация, смотр криминальных сил.

Вот об этом и написал в своем репортаже молодой журналист Кириллов, который затесался в процессию и много чего наслушался. Конечно, получилась бомба, сенсация. Горожане рвали газету из рук. Гриша в одночасье стал знаменитым. Но поскольку за все надо платить, уже на следующий день ему от лица нижневолжской мафии позвонил незнакомый человек и в грубых выражениях пообещал искалечить за неуемное любопытство и бойкое перо. При этом аноним продемонстрировал хорошее знание Гришиных обстоятельств (место проживания, распорядок дня, имена родственников)…

Понятно, что Гриша сообщил об этом редактору. Тот позвонил начальнику городского управления милиции, а полковник поручил заняться этим делом мне, в ту пору капитану-оперативнику. Так мы с Григорием встретились и познакомились.

Нельзя сказать, что он был уж так сильно перепуган. Как я потом не раз убеждался, он вообще не из пугливых. Однако был напряжен − да и кто в такой ситуации не напрягся бы? Но вот что меня поразило: журналист, которому нет и тридцати, был абсолютно седым. Как будто ему на голову опрокинули чан с белой краской, а промыть волосы не удосужились. Во всем прочем (лицо без морщин, сверкающая улыбка, здоровый румянец, энергичные правильные черты и цепкий взгляд с хитринкой) парень вполне соответствовал возрасту. Вообще, седина ему шла, и был он, пожалуй, красив неброской мужской красотой.

− Не обращайте внимания, − сказал Гриша, заметив мое удивление. − Это не от переживаний. Это у меня физическая и нервная конституция такая. В шестнадцать лет поседел в одночасье.

− А я уж подумал, что это звонок мафии на вас так подействовал, − неуклюже сострил я, присаживаясь.

− Может, лучше на «ты»? Это я с виду такой преклонный, − он пригладил шевелюру, − но душой очень даже молод…

− Годится…

На «ты» беседовалось проще. Я объяснил Григорию, что сильно переживать не стоит: хотели бы действительно убить или искалечить − сделали без всяких предварительных звонков. Целью звонившего было явно другое: напугать. «У нас журналистов не убивают», − веско сказал я (и ведь не соврал: убивать их начали года через три-четыре…). Однако не расслабляться! В темное время суток из дома не выходить! Безлюдных мест избегать! Завести овчарку! И так далее! И тому подобное! И поменьше проявлять здоровое журналистское любопытство!!

По-моему, воспитательная беседа удалась. Во всяком случае, месяца два Гриша пробавлялся репортажами с культурно-массовых мероприятий, очерками о передовиках производства да отчетами с партийно-комсомольских пленумов. В оперативно-розыскной круговерти я уже начал про него забывать, как вдруг журналист Кириллов выдал еще одну сенсацию − большой материал о подростковых бандах, которые терроризировали Краснозаводской район Нижневолжска. Конкретный такой материал с именами, фактами, статистикой…

Я позвонил ему сам.

− Тебе что, жить надоело? − спросил я с большевистской прямотой.

− Ты же сам говорил, что у нас журналистов не убивают, − бодро сказал он.

− Так с тебя и начнут! − заорал я. − Ты кого зацепил? Это же кодла малолеток, банда несовершеннолетних! (Таких слов, как «отморозки» и «беспредельщики», тогда еще не знали). У них же немотивированная жестокость! Сила уже есть, а мозгов ни на грош! Дадут по голове и не задумаются. Лучше бы ты взрослой оргпреступностью занялся. Те, по крайней мере, десять раз прикинут, прежде чем с газетчиком связываться…

Он всполошился и принялся меня утешать. (Он! Меня!)

− Да брось ты, Игорь, не переживай. Лучше подумай, сколько я вам усилий сэкономил, сколько всего накопал… Создадите группу, проверите факты и вырубите эту бандитскую поросль к чертовой матери! И вообще, не посидеть ли нам нынче в «Нептуне»? У меня там бармен знакомый. Пива попьем, поговорим…

Я шел на встречу, до глубины души потрясенный его наивностью. Неужели он в самом деле думал, что если бы не эта публикация, мы бы так и не узнали, что в Краснозаводском районе творится неладное? Или он полагал, что у милиции, как у Шивы, сто рук, и она до чего-то не дотягивается исключительно из-за лени?

В баре мы переругались. Я пытался ему втолковать, что в милиции служат не такие уж валенки, и мы вполне в состоянии выполнять свои обязанности без газетно-публицистических понуканий. («Не учи меня жить, лучше помоги материально!») Григорий возражал. К органам внутренних дел он относится с пиететом, но у них есть свои недостатки, и об этом надо говорить вслух. Разве не известно, что на счету у краснозаводской шпаны грабежи, кражи, нападения, угоны машин? А если известно, почему не реагируете? Почему эти босяки на свободе и фактически безнаказанно терроризируют целый район?..

Защищая честь своих мундиров, мы оба погорячились. Расстались у дверей «Нептуна» холодно, без рукопожатия, и каждый двинул в свою сторону.

Не знаю, что меня толкнуло, но через пару минут я развернулся и пошел следом за ним, убыстряя шаг. То ли интуиция оперативника что-то шепнула, то ли не понравилась стая подростков, куривших у входа в бар и разглядывавших тех, кто выходил. Как будто поджидали кого-то… Свернув за угол, я увидел, что впереди, метрах в пятидесяти, семь или восемь пацанов догнали Гришу и, словно волчата, кинулись на него.

Рукопашных навыков у журналиста, конечно, не было. Однако Григорий мгновенно сориентировался и, заорав во весь голос: «Милиция!», принял неравный бой. Хорошие физические данные позволили ему уложить пару нападавших, но остальные общими усилиями свалили его и принялись избивать. Его затоптали бы, если бы не подоспел я и не отвлек внимание.

Прямо скажу: нечасто мне приходилось в драках настолько туго. Юркие, сильные пацаны дрались озверело, подбадривая друг друга дикими криками. Чужие жизни были им до фонаря. Я получил сильный удар обрезком трубы по ребрам и понял, что нас обоих сейчас убьют. И как только я это понял, мне стало плевать на их подростковый возраст. Я начал бить, как учили: на поражение. Тому, с трубой, я раздробил нос. Другому, который пытался ткнуть ножом, вывихнул руку. Инструктор мной гордился бы. Я перестал уворачиваться, я шел напролом, я рычал, как танк на подъеме.

Немногочисленные прохожие в драку благоразумно не лезли, но кто-то позвонил в милицию из телефона-автомата, и подъехал наряд. Один из восьмерых убежал, троих поймали, а четверо были не в состоянии передвигаться без посторонней помощи. В милицейских руках детки быстро присмирели и стали давить на жалость. «Ой, дяденька, больно-то как!» − в голос рыдал тот, кто чуть не зарезал меня. Гриша лежал без сознания. Мне досталось меньше, но главное было впереди. Вы, наверное, поняли, о чем я… Да! Банда юных отморозков со мной не справилась. Это сделала общественность.

Уже через несколько дней после побоища группа родителей, педагогов и ветеранов труда завалила петициями райком, горком и обком, городское и областное управления УВД, министерство внутренних дел и ЦК КПСС. Надо ли говорить, что речь шла про царя Ирода в капитанском звании (обо мне, то есть), который при поддержке беспринципного репортера (то есть, Гриши) учинил зверское избиение несовершеннолетних подростков. (Очевидно, из педагогических соображений я должен был позволить, чтобы меня забили ногами.)

В связи с этим общественность требовала: исключить из партии, сорвать погоны, устроить показательный суд, приговорить к длительному сроку заключения. Что касается Гриши, то для начала предлагалось выгнать его из редакции и Союза журналистов, а также лишить права работать по профессии. Что-то там еще предлагалось, уже не помню.

Закончилось все это невесело. Начальник горотдела полковник Власов молча пожал мне руку и вслух предложил написать рапорт об увольнении из органов по состоянию здоровья. Так сказать, во избежание худшего. В общем-то, он был прав; я и сам понимал, что после такого скандала на службе и карьере можно ставить крест. Рапорт я написал прямо у него в кабинете, после обстоятельной беседы. Потом я поехал навестить Гришу в больницу. Я смотрел на седую забинтованную голову и почему-то испытывал симпатию к парню, который стремительно ворвался в мою жизнь и невольно ее деформировал…

Впрочем, увольнение из органов не стало катастрофой. В конце восьмидесятых годов воздух был наэлектризован ожиданием перемен, и наиболее энергичных сограждан уже охватила предпринимательская лихорадка. Быстро сориентировавшись, я всего через два месяца создал первое в городе кооперативное охранное предприятие «Детектив». Из названия видно, что это было, главным образом, сыскное агентство (на что учился и что неплохо умел), хотя услуги мы оказывали самые разные, включая адвокатскую помощь и юридические консультации.

Говоря «мы», я имею в виду костяк предприятия − милицейских офицеров-отставников, бежавших из органов либо из-за нищенских зарплат, либо из-за пережитой несправедливости. Коллектив я сколотил крепкий, а спрос на детективно-юридические услуги, как я и предполагал, оказался велик. Это при советской власти «моя милиция меня бережет», но стремительно растущая буржуазная прослойка для охраны жизни и собственности выбирала профессиональные частные структуры. Там, знаете ли, клиент всегда прав, да и вообще толку больше.

К распаду Советского Союза я отнесся с сожалением, но понимал: нельзя сохранить то, что сохранить уже нельзя… Я делал свое дело и был хозяином серьезной фирмы, которая, прочно заняв свою нишу, уверенно ее расширяла. Слово «процветание» я из легкого суеверия не произносил, но, в общем, все складывалось очень прилично. И надо признать, что существенную лепту в неназываемое процветание внес Гриша Кириллов, с которым к тому времени мы стали большими друзьями.

Выйдя из больницы и лишь тогда узнав о моем увольнении, Гриша опубликовал разъяренную статью в виде открытого письма на имя начальника областного УВД. По-моему, это лучшее из того, что он когда-либо писал. Во-первых, Гриша объективно изложил ситуацию и прямо заявил, что я спас ему жизнь. Во-вторых, он буквально сравнял с землей защитников бандитствующих несовершеннолеток. В-третьих, он спрашивал генерала, почему вместо борьбы с подростковой преступностью из органов пинком ноги выгнали офицера, который этой преступности дал бой − в прямом смысле?

Потом Гриша признался, что никогда его публикации не имели такого резонанса. Он подтвердил свою репутацию одного из ведущих журналистов Нижневолжска. Редакцию завалили письмами, из которых примерно пятьсот были адресованы лично мне, причем почти во всех выражались поддержка и сочувствие. Генерал получил на бюро обкома партии строгача, после чего был вынужден серьезно заняться краснозаводскими бандами, и на какое-то время обстановка там улучшилась. Апофеозом стал звонок моего бывшего начальника с предложением восстановиться на службе… Но к тому времени я уже сдал устав «Детектива» на регистрацию и решил, что в одну воду дважды не входят.

Статья Гриши не только реабилитировала меня, но и стала превосходной рекламой. В сущности, какое-то время обо мне говорил весь город. Узнав, что звонит или подписывает письмо с предложениями не просто директор кооператива «Детектив», а «тот самый Серегин», заказчики чаще всего с удовольствием шли на деловой контакт. Да и потом, став совладельцем «Нижневолжских новостей», Гриша периодически делал мне скрытую рекламу − публиковал материалы о буднях сыскного агентства.

Реклама есть реклама, и поначалу я порывался платить за нее. Но Гриша пару раз меня послал, так что денежную тему из наших отношений мы исключили. «Натурой отдашь при случае», − туманно сформулировал мой седовласый друг. И ведь как в воду смотрел! Когда он основал «Убойные новости», мы стали дружить агентствами.

В новостных лентах и эксклюзивных материалах на криминальную тему он постоянно ссылался на «Детектив» и меня лично. Он разрабатывал планы моих рекламных кампаний и сам их вел, экономя мне приличные деньги. В свою очередь я помогал в журналистских расследованиях, добывал информацию по своим, прямо скажу, отлично работающим каналам, а несколько раз мои парни подстраховали его ребят, которые в творческом азарте лезли туда, откуда можно вылезти без головы…

Так мы и жили, поддерживая друг друга, хотя виделись не слишком часто. Конечно, случались у нас и посиделки, и выезды на природу, и шашлыки под коньяк, и банные походы… Но не это главное. Просто он знал, что, если надо, я все брошу и приеду. А я был уверен, что всегда могу положиться на него в любом деле. Взаимных услуг не считали и обходились без длинных благодарностей: хлопнул по плечу, заглянул в глаза, и все. Может, это и есть суровая мужская дружба?!

Глава одиннадцатая

Привет из Шамбалы

Когда Григорий позвонил и попросил приехать, я вскорости был у него. Не скрою, с некоторых пор я навещаю «Убойные новости» с особенным удовольствием. Референт Наташа Житина − это моя большая платоническая любовь. Ей-богу, приударил бы, но угораздило же такую очаровательную девушку запасть на сухаря-шефа, по совместительству моего друга. Вообще-то, Гриша не такой уж сухарь и вовсе не монах (есть информация!), да и просто не женат, но у него, видите ли, табу на служебные романы. Плюс комплекс мужчины, которому прелестница в дочери годится. Ну и что, что тебе под пятьдесят? Самый расцвет, радуйся жизни и радуй женщину! Однако никак я ему это не втолкую…

Мы коротко обнялись (ритуал!), уселись на диван и обменялись расспросами. Я спросил, как поживает Маришка-мартышка. Я прозвал ее так потому, что совсем еще маленькой Гришина дочка любила карабкаться на меня, как обезьянка на пальму. Лет прошло много, ребенок превратился в чертовски симпатичную студентку-третьекурсницу университета, и я не теряю надежды женить на ней своего старшего парня, Сашку. Ребят у меня двое, а вот Гриша подкачал − всего одно чадо… Хотя вопрос не к нему. Если бы Нина не бросила его, когда агентство было на грани банкротства, Кирилловых на свете, наверно, прибавилось бы. Так он больше и не женился. И ее обратно не принял, когда дела поправились, и она предложила сойтись вновь…

− Маришка-то? В порядке Маришка. Сессию сдает, − рассеянно сказал Григорий.

− Как Нина?

− Все нормально. Вроде бы снова замуж собралась. У жениха поэтичная фамилия Завгородкин, − так же рассеянно сказал Гриша.

− Маришка донесла?

− Да уж не сам выследил…

Повисла пауза. Слепой заметил бы, что Гриша не знает, с чего начать. Интересная картинка: профессиональный журналист не может подобрать слов. Я удивился и даже слегка встревожился. Что ж там за дело такое, коли Григорий Александрович мнется, как нотариус перед заключением сомнительной сделки? Хотя по пустякам он ко мне вообще никогда не обращался…

− Странная история, Игорь. И странная ситуация, − негромко сказал наконец мой друг. − Нужен совет.

− Докладывай голосом, − распорядился я, доставая сигареты и устраиваясь поудобнее. − Со всеми подробностями.

И Гриша стал докладывать.

Он рассказал про Бормоталова с его вудуистами. Про вудуистов с их Бормоталовым. Про несчастного Максима и агрессивных пришельцев. Про намеченный визит к олигарху Петровскому, по совместительству главе регионального центра по борьбе с коварными инопланетянами… В заключение мой друг попросил не считать его человеком, у которого едет крыша, хотя тут же признался, что крыша к отъезду готова.

Во время рассказа Гриша ерошил седую шевелюру и настороженно поглядывал на меня, проверяя реакцию. А реакция была сложная. Прежде всего, как я отметил, Гриша на грани того, чтобы поверить во всю эту галиматью. Или уже поверил. От этого сказанное звучало довольно убедительно. Во-вторых, по ходу монолога я поймал себя на мысли, что, пожалуй, слушаю почти спокойно, без внутреннего вопля: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда».

Все же крах атеистической идеологии, пережитый нашим поколением, сделал свое дело. Мы уже не встаем на дыбы, когда сталкиваемся с непознанным. НЛО, древние магии, Шамбала, оккультные разработки Третьего Рейха и ВЧК-КГБ, запредельные способности отдельных личностей − все это и многое другое имеет под собой какую-то фактическую основу. С этим сегодня, в общем-то, и не спорят. К счастью, тайны и мистика всегда живу где-то далеко, потому и читать про них так интересно. Однако если нечто подобное оказалось под боком, мы тут же начинаем искать простые, бытовые объяснения. И ничего не поделаешь: инстинкт самосохранения велит отвернуться и пройти мимо. (Дескать, мы не тронем, нас не тронут. А что было? Да ничего не было!..) В этом смысле я очень хорошо понимал Юру Денисова, мнение которого Гриша изложил. Но по жизни я вполне солидарен с Гришиным тезисом насчет страуса, рискующего больше всех. Может, оттого мы, журналист и сыщик, так и сдружились, что вечно лезем в ситуации, которые нормальный человек обходит за версту…

− Это все? − спросил я, гася очередную сигарету.

− А тебе мало?

− Гриша, − ласково сказал я, − мне уже достаточно. Твой рассказ вполне тянет на палату номер шесть. Попроси Бормоталова, пусть по знакомству обеспечит пару коек.

− Зачем пару?

− А ты без меня заскучаешь…

− Договорились. И что ты об этом думаешь?

Я пожал плечами.

− Что тут думать, трясти надо…

− А если серьезно?

− Ну, если серьезно, то к Петровскому поедем вместе. А потом в связи с вновь открывшимися обстоятельствами возьмем в оборот Бормоталова. Пусть доказывает, что не пришелец.

В кабинет заглянула Наташа.

− Кофе будете? − спросила она с улыбкой, от которой у меня перехватило дыхание. Какая девушка! Болван Гриша, как есть болван…

− Из ваших рук, Наташенька, хоть синильную кислоту, − галантно сказал я, отдышавшись.

Григорий вызвал Юру и Марка Наумовича, и вместе мы принялись вырабатывать план действий. Всех, конечно, интересовало, какое впечатление произвела эта история на свежего человека (на меня, то есть). Все ждали, что прямой наследник Шерлока Холмса Игорь Серегин разложит ситуацию по полочкам. Но раскладывать пока что было нечего.

− Информации прискорбно мало, − заявил я, глядя на сосредоточенного Гришу, хмурого Денисова, задумчивую Наташу и невозмутимого Марка Наумовича. − Ясно только, что речь может идти лишь о двух вариантах. Возможно, вас пытаются разыграть. Но версия слабовата. Очень уж изощренный получается розыгрыш… а если вспомнить про смерть Максима, то просто изуверский. Трудно даже представить, кому и зачем понадобились такие шутки.

− Ничего себе шутки, − подал голос Гриша. − А мыслеобразы Бормоталова − это как? А откуда эти борцы с пришельцами узнали про его визит к нам, и о чем он со мной разговаривал?

− Тем более, − сказал я, кивнув. − А вот вторая версия выглядит абсолютно фантастической, но логически не противоречива. Предположим, все так и есть. Существуют две противоборствующие стороны, каждая из которых действует в строго законспирированном режиме. Каждая мечтает «засветить» противника и тем самым его скомпрометировать, ослабить. Вот тут обращение в журналистское агентство вполне оправданно. Равно как и попытки склонить вас на ту или иную сторону. Правда, не ясно, почему пришли именно к вам. Есть куча желтых газет, журналов, сайтов, которые с удовольствием опубликуют такую информацию, и достаточно популярны, чтобы публикацию заметили.

− Ну, мы тоже не из последних, − заметил Марк Наумович.

− У нас хорошая репутация, − вяло поддержал Юра. − И потом… Ну, тиснул какой-нибудь «Москвич-комсомолец» заметку «Вуду − НЛО: кто кого?» Таких микросенсаций выше крыши, чертовщиной народ уже объелся, никто и не заметит. И совсем другое дело, когда солидное информационное агентство провело собственное расследование, подготовило развернутый материал и разослало его по редакциям ведущих СМИ. Вот здесь может быть резонанс! Да мы, если уж на то пошло…

− Достаточно. Не надо переоценивать свой вклад в трагедию русского либерализма, − предостерег я.

− А мне кажется, Игорь Иванович прав, − неожиданно сказала Наташа. − Да, мы хорошие, солидные, объективные, мы не впадаем в желтизну и способны выдать сенсацию, но Бормоталов пришел к нам не только из-за этого. Да и вообще пришел не к нам.

− Здрасьте! А к кому же?

− А вот к Григорию Александровичу. Персонально.

С этими словами Наташа как бы невзначай опустила изящную руку на плечо шефа.

− Мысль, конечно, интересная, − оценил Марк Наумович, потирая ладошки. − А почему вы так решили, дитя мое?

− Мы, бабы, сердцем чуем, − ответила Наташа, не моргнув.

Слово «бабы» в устах гламурной девушки звучало экзотично, однако тезис в целом я разделял. В моей практике случалось, что женщины на уровне интуиции выдавали решения, которые были не по зубам аналитикам в штанах. Я посмотрел на Григория.

− Откровенно говоря, мне тоже так показалось, − негромко произнес тот. − Ощущение такое, что в разговорах обе стороны пытались привлечь в союзники не столько агентство с его информационными ресурсами, сколько лично меня.

− Оч-чень интересно, − сказал я с чувством. − И чем же твоя скромная персона заинтересовала пришельцев с колдунами?

Гриша только пожал плечами.

− Я всегда чувствовал в нем что-то демоническое, − пробормотал Юра, иронически кривя губы.

− Ладно, − сказал я, поднимая руку. − Будем считать, что одной загадкой больше. Их и так уже выше крыши. А фактов пока нет, если не считать установленной смерти Максима Криволапова. Все остальное нам известно лишь с чужих слов. Посмотрим, что даст поход к Петровскому.

− Ты тоже пойдешь? − спросил Денисов, глядя исподлобья.

− Обязательно. Буду осуществлять силовое прикрытие и сбор информации.

«За каким чертом тебе лезть в эту кашу?» − хотел, судя по взгляду, спросить меня Юра. Скептик, он и в Африке скептик. Где ему понять высокие отношения, связавшие нас с Григорием после той давней драки…

− Ладно, − сказал Денисов, поднимаясь. − Раз пока все решено, пойду-ка я для разнообразия поработаю. Материал дописать, звонки сделать…

Он удалился, доставая на ходу мобильник. Марк Наумович озабоченно посмотрел вслед.

− Сдается мне, он сегодня-таки не в своей тарелке…

− Наверно, Зое опять хуже, − грустно сказала Наташа.

Юра не распространяется, но его жена Зоя больна. По-женски и очень тяжело. Ей уже сделали сложную, чертовски дорогую операцию (три четверти стоимости оплатил Гриша через агентство, а на остальную часть выписал Юрке годовую премию), но, похоже, не очень-то она помогла. Будешь тут не в своей тарелке…

Вслед за Денисовым удалились Марк Наумович с Наташей. Какое-то время Гриша и я неторопливо разговаривали на оккультные темы, причем он доказывал, что вуду − самая мерзкая из всех известных магий. То ли дело славянское волхвование! Чистое, светлое волшебство, родившееся из единения с природой и глубокого проникновения в ее тайны… «Да вы, батенька, расист, − уличил я его. − И Африку, небось, не любите». «Люблю. Особенно северную, где Шарм-Эль-Шейх… Но родина дороже». «Да ладно! Скажи уж прямо, что своего любимого Ратибора лоббируешь… Он тебе, кстати, какие-нибудь чудеса предъявлял?» «Да просил я его, но бесполезно. Говорит, мол, чудеса ─ не баловство, с ними лучше не связываться. И смотрит как-то странно…»

В этот момент Гришин мобильник слабо вякнул, сообщая о приеме эсэмэски.

Читая сообщение, мой друг, видимо, испытывал чувства сильные и разнообразные. Сначала его брови поползли вверх, а лицо выразило недоумение. Потом брови сошлись на переносице, щеки покрыл злой румянец, и тихо, но отчетливо Григорий Александрович выдал виртуозную матерную тираду.

− На вот, почитай, − он сунул мне трубку.

Первым делом я посмотрел, с какого номера отправлено сообщение. Номер не определился. Понятно. Есть такая услуга у всех мобильных операторов. Затем я прочитал текст. Полагаю, что по прочтении мои эмоции вполне могла конкурировать с Гришиными.

Сообщение гласило: «К Петровскому ехать нельзя. Там смерть. Серегин вас не защитит. Не лезьте в эту историю. Берегите себя, заклинаю Шамбалой пресветлой. Друг».

− При чем тут Шамбала? − спросил я в пространство.

− Без понятия, − хмуро ответил Гриша. − Но чую, на очереди «вацапка» от доброжелателей из града Китежа.

− Ты еще скажи, е-мэйл из Лемурии…

Глава двенадцатая

Нападение

Покинув Гришу, я сел в свою «японку» и покатил в контору. Тридцатилетний навык управления позволял рулить на автопилоте, оставляя голову свободной для размышлений. Сейчас в ней бурлил поток сознания. А поскольку сознание многомерно, то и поток складывался из нескольких одновременно и параллельно журчащих ручейков.

Ручеек первый. Какого черта эти ребята с двух сторон вцепились в Гришу? Как вообще на него вышли? Что в нем такого особенного? Ну, умен, энергичен. Бесспорно, талантлив. Отличный парень и надежный друг… Ну и что? Людей с подобными качествами немало. Может быть, в Грише есть нечто такое, чего мы, его близкие люди, не замечаем, а контрагенты разглядели и поняли, что именно этот человек позарез нужен для их планов? Но сколько я ни размышлял, ничего особенного в Грише не находил. Разве что его ранняя, чуть ли не с подростковых лет, снежная седина…

Ручеек второй. Рассказ Бормоталова, подкрепленный фактом внезапной смерти Максима, звучал драматически. А вот организация «Защита», занятая борьбой с инопланетянами, в первом приближении выглядела несерьезно. Если угодно, по-голливудски. Коварные, агрессивные пришельцы и противостоящие им земляне, взявшие на вооружение колдовские методы… блокбастер какой-то. Выглядело так, словно в попытке скомпрометировать Бормоталова с его историей какие-то люди наспех, на живую нитку, скроили сюжет, ставящий ситуацию с ног на голову.

Ручеек третий. Как они вышли на Бормоталова? Допустим, не получив от Максима согласия войти в их ряды, они начали за ним наблюдать (жигули-«семерка» номер 558 с водителем-зомби). Засекли визит парня к врачу. Взяли под наблюдение и Бормоталова. Засекли визит Бормоталова в «Убойные новости». Заинтересовались личностью хозяина агентства и пытаются установить с ним контакт…

При этом демонстрируют свою сверхинформированность: звонят по закрытому телефонному номеру, сообщают о содержании беседы врача с Кирилловым. Опять же, дешевка. О чем Бормоталов мог рассказать Грише, догадаться нетрудно, исходя из ситуации. А узнать номер и вовсе не проблема, были бы деньги и желание. Телефонных станций в Нижневолжске по пальцам пересчитать, зато неимущих телефонистов хватает с избытком…

Из этих рассуждений вывод получался один: какая-то организация все-таки существует. Вудуисты они или борцы за освобождение Земли от инопланетного ига, или общество по разведению породистых вуалехвостов… пока не ясно. Ясно только, что в этом смысле Бормоталов не врет. А вдруг не врет и в остальном? Тогда история приобретает по-настоящему темную окраску. Впрочем, если звонивший Грише Олег Вадимович не соврал, ситуация не намного светлее…

Ручеек четвертый. Откуда свалился на голову неизвестный друг, приславший паническое послание Грише? Почему у Петровского ждет смерть? И почему это «Серегин не поможет»? Во-первых, Серегин всегда поможет, работа такая. Во-вторых, Серегин занялся этим делом каких-нибудь полтора-два часа назад, и знает об этом предельно узкий круг абсолютно доверенных людей. Прослушка, что ли, в кабинете у Гриши? Так или иначе, утечка информации налицо. Час от часу не легче…

Размышляя на оперативно-оккультные темы, я не забывал посматривать в зеркало заднего обзора. Привычка, знаете ли, чтобы враг не подкрался. И вдруг показалось мне, что неприметная бежевая «семерка» едет за мной, повторяя все повороты, что-то уж очень долго. Четверть часа, не меньше.

Мне стало интересно. Я слегка притормозил, подпуская машину ближе, и как следует разглядел. За рулем сидел мужчина в темных очках, с ним еще двое. А номер у «семерки»… оп-па… 558. Та самая машина, которая преследовала несчастного Максима незадолго до смерти!

Чтобы отсечь возможность совпадения, еще минут двадцать я петлял по родному городу. Номер 558 неназойливо тянулся следом, как подхалим за начальством. Ошибка исключалась: за мной действительно следили.

Я припарковался возле первого попавшегося кафе и неторопливо направился внутрь. Обнаружив «хвост», не следует суетиться, нельзя показывать, что заметил слежку. Надо спокойно обдумать ситуацию и понять мотивы преследователей. Заказав длинноногой официантке в дивно короткой юбке чашку «капучино», я посмотрел в окно. «Семерка» припарковалась неподалеку. Чего, собственно, этой троице от меня надо?

В контексте событий машина может принадлежать как пришельцам-«бормоталовцам», так и «защитникам»-вудуистам (пока будем пользоваться этими терминами). Ведь о том, что «семерка» села на хвост Максиму после конфликта с Колбасьевым, известно лишь со слов Бормоталова, а он ‒ лицо заинтересованное… Так или иначе, одна из сторон узнала, что журналист Кириллов, коего тянут в противоположные лагеря, пригласил для совета и помощи старого друга, по совместительству профессионала-оперативника Серегина. Кому-то сей факт очень против шерсти: ломает планы или что-то в этом роде.

И вот за мной мгновенно устанавливается наблюдение с неясной конечной целью. Хорошо, коли просто хотят собрать рутинную информацию вроде адреса офиса, места жительства и маршрута передвижения. Но может быть и по-другому. Допустим, своим появлением на сцене событий я настолько могу помешать, что тройка преследователей колесит за мной, чтобы прижать в первом же укромном углу и… что? Ликвидировать? Искалечить до состояния недееспособности? Припугнуть, чтобы я вышел из игры, только-только войдя в нее?

Силовой вариант я счел вполне возможным. Во всяком случае, глупо и непрофессионально было бы не позаботиться о подстраховке. Допивая кофе, я вытащил мобильник и позвонил боевому заместителю Володе Мартынову. Коротко обсудив ситуацию, мы наметили план совместных действий. Теперь можно было отчаливать. Я расплатился, добавил очаровашке в символической юбке хорошие чаевые (такие ноги надо поощрять!), после чего размеренным шагом покинул заведение.

Короткий зимний день угасал, на улице заметно похолодало. Я поежился, поднял воротник дубленки и, сев в машину, завел мотор. Дальнейший путь лежал на речной вокзал Нижневолжска. Может, я квасной патриот, но наш речвокзал впечатляет. Огромное красивое здание на набережной вместило множество офисов, бутиков, кафе, ресторанов − в сущности, настоящий деловой центр. А с тыльной части расположились причалы, такие оживленные летом и словно уснувшие зимой. Люблю я это место, приезжаю сюда в любое время года: пообедать, купить безделушку или просто посидеть, любуясь Волгой…

Вот здесь мы и выясним, что к чему. Если ребята просто отслеживают мои перемещения, то они останутся в «семерке» и будут терпеливо ждать, пока я, нагулявшись по вокзалу, вернусь в машину. А если имеют в виду некий силовой вариант, то, скорее всего, увяжутся следом. Вокзал велик, зимой здесь малолюдно, а вот укромных уголков предостаточно. Есть шанс…

Открывая высокую зеркальную дверь, я со вздохом убедился, что все трое вылезли из машины и топают следом. Выглядели они, надо сказать, колоритно. Невысокий водитель в темных очках шел посередине, а с боков его подпирали два коротко стриженных качка в черных кожаных куртках. От них за версту разило стрелками и разборками девяностых годов… Впрочем, далеко ли мы ушли от тех времен, кол им в глотку?

Я потолкался по бутикам, в одном из них примерил несколько пальто и громко посетовал, что нет подходящего размера. В офисе туристического агентства «Мир на ладони» я долго изучал варианты отдыха на майские праздники и согрел душу менеджера предварительным заказом на поездку в Турцию. Разбитной парикмахер, подтверждая высокую репутацию салона «Дикобраз», привел в божеский вид мою шевелюру. Потом я менял валюту в отделении «Гусар-банка»… Надо полагать, со стороны я производил впечатления мирного человека, накопившего мелкие семейно-бытовые проблемы и целеустремленно решающего их, не выходя за пределы здания.

На все телодвижения ушло больше часа, и все это время грешная троица, рассредоточившись, ненавязчиво следовала за мной. Работали парни, надо признать, аккуратно. Они делали мелкие покупки, листали книги и журналы на стендах магазинчика прессы, изучали цены на витринах ─ словом, ничем не выделялись. Праздные люди, желающие потолкаться в красивом теплом месте, и только. Однако я кожей чувствовал на себе их взгляды, и, судя по всему, ребят распирало нарастающее нетерпение. Стало быть, пора переходить к решающей фазе моего плана.

Доставая на ходу сигареты, я поднялся на второй этаж. Офисы фирм уже закрылись, в кафе сидели человек семь-восемь, а ресторан только готовился к вечернему наплыву посетителей. На втором этаже был выход на просторную террасу, который не закрывали даже зимой. Всегда находились желающие выкурить сигарету на свежем воздухе и полюбоваться на Волгу, прекрасную независимо от времени года. Сейчас на террасе было безлюдно. Я закурил и, опершись на ограждение, стал прислушиваться.

Напрасно прислушивался: они подкрались без единого шороха… да нет, какое там «подкрались»! Троица неведомым способом просто-напросто материализовалась у меня под носом. Я, оперативник без ложной скромности опытный и бывалый, глазом не успел моргнуть, как руки и ноги оказались точно в смирительной рубашке. Двое качков сработали на диво ловко и профессионально, зажав меня с боков, словно цыпленка, хоть я далеко не цыпленок…

Между тем третий из группы захвата, водитель, неторопливо приблизил свое лицо к моему и снял темные очки. Терраса была слабо освещена двумя фонарями, но даже сквозь полутьму зимнего вечера я разглядел белые, неживые глаза. Если до этого я был ошеломлен быстротой и неожиданностью нападения, то теперь я просто испугался. Слепой взгляд глаз, лишенных зрачков, непостижимым образом гипнотизировал, туманил сознание, ломал волю. Я хотел крикнуть ─ и не смог: немота парализовала рот, звук так и не вырвался из груди.

Водитель усмехнулся и ленивым движением положил мне руку на затылок, погладил. Голову мгновенно сковало смертельным холодом. Мертвые, стылые глаза выдвинулись из орбит, как на кронштейнах, и в них отразилось мое лицо: багровое, перекошенное, с беззвучно шевелящимися губами… Я понял, что еще несколько секунд этого ужаса ─ и я сойду с ума или умру. «Нежить!» − мелькнуло в угасающем сознании. Тело обмякло, и если бы не державшие меня качки, я упал бы.

В этот момент на террасу один за другим выскочили четверо крепких парней, только что мирно прожигавших жизнь в кафе по соседству. Это была моя гордость, силовая группа агентства «Детектив» во главе с Володей Мартыновым. Мгновенно оценив ситуацию, ребята рассредоточились. Каждому из качков достались двое моих парней и серия гулких ударов в жизненно важные органы. А я, освободившись и стряхнув с себя морок, бросился на слепошарого водителя.

Он не сопротивлялся. Он лишь слегка пошатывался под моими ударами. Даже когда я врезал коленом в пах, странная улыбка не покинула его синих губ. И чем больше я бил, тем сильнее казалось, что бой идет не с человеком, а с большой каучуковой куклой. Во всяком случае, кулаки отлетали от врага, не нанося ему видимого урона. Казалось, он просто ждет, пока мне надоест махать руками.

Мои ребята, уже повязавшие избитых качков, с изумлением наблюдали за односторонним поединком, не зная, вмешиваться ли. Приходилось ли вам в разгар драки чувствовать себя полным идиотом?.. Совершенно рассвирепев, я намертво зажал горло противника сгибом локтя.

─ Наручники! ─ прохрипел я. ─ И вызывайте милицию!.. По факту нападения!..

При слове «милиция» водитель подал признаки жизни. Он задергался. Тело его, черт знает каким образом, с отчетливым хрустом вдруг прокрутилось вокруг своей оси на сто восемьдесят градусов, и вот уже вместо спины передо мной оказалась грудь противника. Голова при этом осталась на прежнем месте и продолжала смотреть в сторону Волги. Ледяные руки вцепились мне в горло. Это было так мерзко и страшно, что я с криком отшвырнул тело с вывернутой головой.

Издав легкий смешок, слепошарый неприятель быстро сделал несколько шагов спиной вперед и с неожиданной ловкостью вспорхнул на парапет террасы. Прежде чем прыгнуть со второго этажа, он воздел руки к темному небу и что-то выкрикнул на неизвестном языке. Миг ─ и черный силуэт ринулся вниз.

Мы подбежали к парапету. Володя Мартынов с риском для жизни перегнулся через ограждение и долго шарил взглядом по залитому огнями речвокзала заснеженному асфальту.