Дар древних бесплатное чтение

"Ошибок не бывает. События, которые вторгаются в нашу жизнь, какими бы неприятными для нас они ни были, необходимы для того, чтобы мы научились тому, чему должны научиться" (Р. Бах).

Глава 1

Мне снились глаза. Огромные, неподвижные глаза. Они завораживали меня и затягивали в свою глубину, и я точно знала, что уже не выберусь, если попаду в их трясину.

Резко проснувшись, я села на постели, вытаращила глаза и пыталась понять сон это или нет. Лоб покрылся противным липким потом. Колотившееся о ребра сердце никак не успокаивалось и восстановить дыхание было трудно.

– Твою мать! – мне бы еще понять, где я нахожусь и сколько сейчас времени? Так, глубокий вдох и медленный выдох. Я дома! У себя дома. Голова свинцовая. Вчера, с перепугу, нажралась как свинья. Хотела только успокоиться и уснуть. Но почему-то не пьянела и не успокаивалась. В какой момент я легла спать и сколько было времени? Вообще ничего не помню. Точно, время… На часах три. Да уж. Ну, судя по всему, уснуть уже не получится. Кое как вытащив себя из нагретой постели в ночную прохладу комнаты и нащупав ногой тапки я медленно побрела в ванную, чтобы смыть с себя остатки кошмара. Воду погорячее. Может это поможет прекратить бьющий меня озноб? Теперь попрохладнее, чтобы прогнать остатки сна. Не скажу, чтоб сильно помогло, но чувствовать себя стала получше. Почистив зубы и накрутив чалму вокруг головы, чтоб с волос не капало, я завернулась в огромное банное полотенце и пошла в кухню.

– Фу, ну и вонь. Я что еще и курила? – возмущалась я, открывая окно, чтобы избавиться от этого отвратительного запаха.

Прибрала на столе, тщательно его вытерла, налила в чайник свежей воды и дожидаясь, когда он закипит, забралась с ногами на уютный кожаный диванчик, мысленно возвращаясь во вчерашний день.

Все случилось неожиданно. Для меня так уж и вовсе. Дело в том, что я самый удачливый человек из всех, кого знаю. Нет, я не сорвала джек-пот в Вегасе, но вся моя жизнь была будто с выигрышным билетом в руках. И даже истории, в которые я с завидной регулярностью влипаю, в конечном счете оборачиваются для меня очередным плюсом. В школе меня никогда не спрашивали на уроке, когда я не была готова. Если опаздывала, то учитель в класс всегда заходил позже меня. На экзаменах я вытягивала только тот билет, который знала безупречно, или, как однажды было, единственный, который выучила. Я легко поступила в МГУ на бюджет. По окончанию учебы устроилась в довольно известное издание. Из пишущего мелкие статейки стажера быстро переросла в репортера, работающего в «поле». Потом спецкор и собственная колонка. Многие интервью у меня были довольно скандальными, потому что мне «опять-таки» везло, и мои респонденты были со мной очень откровенны. Не знаю, что было тому причиной. Как-то располагала я их к откровенности. Да, частенько они одумывались и на согласовании текста просили удалить некоторые подробности. Но ведь мы журналисты. Информация наше все. А эксклюзивная информация, из первых уст, это самое ценное, так что на уступки шли далеко не всем и не всегда. У меня хорошие отношения в коллективе и с руководством. Огромное количество знакомых и приятелей. Правда у меня нет друзей, в моем понимании этого слова, но с моим образом жизни, это было бы практически невозможно. Постоянное общение, перемещение, командировки, звонки, соцсети… В те моменты, когда у меня была возможность отдохнуть, я наслаждалась тишиной и одиночеством. Нет, однозначно, общение, пусть и с близким человеком отняло бы у меня и эти счастливые моменты. Но отчего-то все больше и больше, в последнее время, я стала задумываться, что это не совсем то, чего я бы хотела. Мне хотелось сделать паузу. У меня было ощущение, что это все так незначительно. Что мне нужно что-то большее, масштабнее. Что у меня есть свой путь, который только нужно нащупать. Мне нужна была пауза, чтобы остановить гонку, что была вокруг меня, и остановиться самой, чтобы понять что-же дальше. И видимо этот день наступил, но это было совсем не то, чего я ожидала.

Мне предстоял ранний подъем и поездка за город, в поселок, где жила тетя Маша. Тетя Маша – это лучшая мамина подруга еще со времен детского дома. Родни у них не было вообще, и они всю жизнь считали друг друга сестрами. Даже после того, как мои родители переехали из области в Москву, они старались все праздники отмечать вместе. Ездили друг к другу в гости, созванивались. Каждый год, почти до старших классов, на все лето мы с Мишкой, моим старшим братом, уезжали к тете Маше. Это было счастливое и беззаботное время. Как и все дети мы умели ценить маленькие радости и воспринимать их как большое счастье. Да и тетя Маша всегда радовалась нашим приездам. Своих детей у нее не было, муж умер рано, а больше она замуж не выходила и вела свое маленькое хозяйство в одиночку, как умела.

Кроме тети Маши, в маленьком домике жила ее свекровь, маленькая, чуть полноватая старушка, бабушка Таня. Она была добрейшим человеком на свете. До последнего помогала тете Маше с хозяйством, а та вечно на нее бурчала, чтобы она не наклонялась, не понимала тяжести и так без остановки. Всю жизнь тетя Маша называла ее мамой, любила и относилась к ней с большим уважением.

Во вторник мне позвонила мама и захлебываясь слезами сказала, что бабушка Таня умерла. Прилегла отдохнуть в обед, да так и не проснулась. Для меня это был удар под дых. Мама и папа выезжали этим же вечером, утром выезжал мой брат Мишка, а я сразу уехать не смогла. У меня было запланировано интервью, которое переносилось уже трижды, так что выезжала я в четверг, рано утром, чтобы приехать до похорон и успеть попрощаться и помочь с готовкой.

В девять часов утра я уже была у теть Машиного дома. Обнявшись с мамой и тетей Машей, я разрыдалась. Я так остро почувствовала эту тоску по ушедшему человеку. Это точка невозврата. Никогда я уже не смогу прислониться к уютному бабушкиному боку. Никогда эти руки не перекрестят меня, перед выходом из дома. Никогда уже не сказать самых главных и нужных слов, тех, что мы так редко говорим своим близким, и о чем так жалеем, когда сказать их становится уже некому.

Похоронив бабушку Таню на маленьком местном кладбище и вернувшись в дом, я была очень удивлена. Казалось, все соседи пришли, чтоб помянуть старушку добрым словом. За столом велись тихие беседы. Вспоминали разные истории, связанные с бабушкой Таней. Говорили, что и сейчас о ней есть кому позаботиться, ведь сынок и муж давно уже ее там дожидаются.

После поминок родители решили пожить с тетей Машей до девяти дней, поддержать ее. Мишка решил переночевать, так как поминал не только блинами и кутьей, но и беленькой, а я заявила, что поеду домой. Не знаю почему я так решила. Родители и тетя Маша уговаривали меня остаться, но меня прямо тянуло в дорогу, и я настояла на том, что дома мне будет лучше, а на девять дней я все равно приеду, так что скоро увидимся. Время было около пяти, так что домой я планировала попасть еще засветло. Расцеловав тетю Машу, я села в машину, помахала всем на прощание и поехала домой.

Солнце ярко светило, утверждая, что жизнь продолжается, но мне было грустно. Смерть, конечно же, это всегда невесело, но, когда это далеко, не особенно задумываешься, что все мы смертны, и что для каждого такой исход неизбежен. Смерть бабушки Тани, напомнила мне, что родители тоже совсем не молодые люди. Мама в последнее время стала жаловаться на высокое давление, у папы схватывает спину… Пытаясь избавиться от грустных мыслей и упаднического настроения, включила радио, но кроме хрипов и пробивающегося голоса диктора ничего не услышала. Проверила сеть на телефоне, да, так и есть, тоже отсутствует. Я ехала, подпевая плейлисту в телефоне и поглядывая по сторонам, чтоб хоть немного отвлечься. Буйная зелень деревьев купалась в солнечных лучах. На ярком небе ни облачка. Лента дороги была пуста и тянулась до самого горизонта.

Неожиданно резко потемнело. Небо налилось густой синевой. Тяжелая лохматая туча разрасталась все больше, закрыв собой солнце и бо́льшую часть неба. Поднялся ветер. Впереди, то и дело вспыхивали молнии и, будто издалека, накатывая волнами, стали слышны раскаты грома, с каждым разом усиливающиеся и сотрясающие все вокруг. Деревья согнулись, размахивая ветвями и осыпая дорогу листьями и мелкими веточками. У меня мелькнула мысль вернуться обратно, хотя, может, я успею проехать? Синоптики не обещали изменения погоды. Они, конечно, часто ошибаются, но небо-то все время было чистое, ни облачка, может пронесет и это просто непогода на небольшом участке дороги? Прибавив скорость, я внимательно следила за дорогой и за приближающимися ко мне молниями. Если честно, мне было страшно. Нет, я уже не хотела повернуть обратно, но очень хотела остановить машину, сжаться в комочек и пересидеть эту жуть в тепле и уюте салона, подождать, когда все пройдет мимо и только потом ехать дальше. Я начала высматривать, где бы мне остановиться, как вдруг, перед колесами мелькнула черная тень. Животное! Кажется, кошка. Я испугалась, дернула руль в сторону, юзом проехала пару метров и съехала в кювет. Неудачно попав в какую-то ямку, я заглохла. Сняв побелевшие руки с руля и отдышавшись с минуту-другую, я медленно вышла из машины. Никакого животного я не увидела, значит оно благополучно убежало или привиделось мне, чего совсем не хотелось. Я никогда не была истеричкой и паникершей, хотелось бы и дальше оставаться в здравом уме. Осмотрела машину. Да уж… Села я не удачно, сама выехать не смогу, надо кого-то искать, чтоб выдернул меня из этой ямы. Дело осложнялось тем, что за все время пути, мне не встретилось ни одной машины. Удивительно, но небо начало светлеть, до меня дошло, что все время, пока я осматривала машину и обочину на предмет животных-камикадзе, а это уже минут десять, я не слышала грома, а значит гроза прошла стороной, как я и ожидала. Все же попробовав выехать самостоятельно и убедившись, что у меня ничего не получится я решила идти за помощью. Покрутив по сторонам головой, вдалеке, сквозь жиденький и не стройный ряд деревьев, я рассмотрела крыши домов. Заметила и вьющийся вверх дымок. Действительно вверх, значит и ветра тоже как будто и не было. Красота! Идти, конечно-же, не хотелось, к тому же я совершенно не видела дороги, по которой можно было бы пройти, а если идти прямо по курсу, то придется пересечь довольно большое и все в колдобинах поле, хорошо хоть не засеянное, а просто заросшее травой, но других вариантов нет. Сунув в карман телефон, проверив окна и закрыв машину я пошла в направлении деревушки, то и дело оступаясь и пару раз чуть не упав. Если не обращать внимание на ужасную дорогу, точнее на ее отсутствие, то здесь было очень здорово. Воздух, пахнущий пряными травами и сладостью цветов. Разноцветные бабочки, взлетающие с потревоженного цветка и тут же садящиеся на другой. Безмятежность и покой. Огромный простор и уютно темнеющие вдалеке крыши домов. Будто в детство попала. Я даже пару фоток на телефон сделала. Красота!

–Черт, да тут можно все ноги себе переломать. Ну вот, насладилась пейзажем, лучше бы под ноги смотрела, – так, чертыхаясь, периодически отмахиваясь от мошек и постоянно спотыкаясь, я почти добрела до деревушки. Уже можно было рассмотреть небольшие ухоженные домики, с огородами и пристройками. Людей видно не было, так как домики были повернуты фасадами к центру деревни, а я стояла с тыла. Да и до домов еще нужно было дойти, с такой «прекрасной» дорогой и моими гудящими от усталости ногами.

Чуть в стороне от уютно выглядящих домов и совсем близко ко мне, практически скрытый от деревеньки близко к нему посаженными высоченными неохватными дубами, из-за чего я его сразу и не заметила, стоял большой деревянный дом. Он был добротный, из массивных бревен, темный, почти черный. Окна в красивейших, тонкой резьбы наличниках. Со стороны он выглядел как музей деревянного зодчества. Дом стоял ко мне торцом, поэтому я могла рассмотреть часть крыльца. Все столбцы и балясины были резными, навес над крыльцом был по краю обрамлен деревянным кружевом. Покатая крыша тоже по всему периметру была украшена деревянной резьбой, а на ее вершине был резной конек. Недалеко от дома бродило несколько кур и черный величавый петух. На веревке, недалеко от крылечка, сох фартук и пара полотенец. Через несколько минут я уже была рядом и медленно обходила дом, разглядывая его со всех сторон и остановилась у крыльца. Я решила, что нужно спросить к кому из местных жителей можно обратиться за помощью, хоть немного отдохнуть и попросить воды. Пока я бороздила просторы деревенского поля, то вся взмокла и умирала от жажды, а бутылочку с водой, естественно, я оставила в машине. Поднявшись, я несмело постучала. На мой стук никто не ответил и не вышел, но мне показалось, что в окне дернулась занавеска, будто за мной наблюдали. Время приближалось в восьми. Хотя до темноты еще далеко, в деревнях ложились рано, нужно поторопиться, а то ведь можно и без помощи остаться до самого утра. Меня аж передернуло от этой мысли. Вздохнув, я постучала снова, на этот раз достаточно сильно. Услышав какой-то звук, идущий из дома, то ли стон, то ли зов, я решительно открыла дверь.

Попав в темные сени, полностью завешанные пучками трав и какими-то мешочками, я зажмурила глаза, чтоб привыкнуть к полумраку, после яркого солнца. Запах тут стоял такой, что у меня резко закружилась голова и я еле удержалась на ногах, так как они начали подкашиваться от слабости. Кое как дойдя до второй двери я повисла на ручке, и с огромным трудом смогла ее открыть. В комнату я прямо ввалилась, так как пригибаясь под низкой притолокой не заметила порожек и споткнулась. Перед ногами у меня прошмыгнула и куда-то скрылась черная кошка. Краем глаза заметив, что в комнате кто-то есть, я подняла голову.

– Здравствуйте, хозяева! Извините, что без приглашения.

В этот момент я увидела стоящую около стола женщину. Длинные, вьющиеся, темно-русые волосы были распущены. Худощавая, но крепкая фигура. Ростом, наверное, с меня, метр шестьдесят пять-шестьдесят семь. Красивый, коричневый, расшитый крупными черными цветами и замысловатыми завитками сарафан. Она стояла ко мне спиной, и я не могла рассмотреть ее как следует.

– Извините… – снова обратилась я к хозяйке. Женщина повернулась. Я увидела сложенные на груди руки и опешила. Это была старуха, хоть по фигуре и наряду невозможно было бы догадаться. Руки были покрыты сплошной паутинкой мелких морщинок, к запястьям морщины становились все глубже, а кисти покрывали огромные складки обвисшей кожи. Я даже представить себе не могла, что бывают такие старые руки. Ногти были не длинные, но изогнутые, будто бы тоже все испещрены морщинами и желтого оттенка. Спереди локоны переходили в серебристые, с прожилками русых, но постепенно, цвет будто впитывался в соседствующее с ним серебро и медленно в него вплавлялся. Темно-русые пряди на несколько секунд становились темно серыми, потом цвета пыли, а затем становились серебряными нитями, переливающимися на свету. Лицо старухи сплошь было покрыто морщинками, рытвинами и бугорками. Губы были настолько тонкие и белые, что, если бы они не шевелились непрерывно, будто бы шепча молитву, я бы и не увидела где у нее рот. Глаза у старухи были закрыты. Глазные яблоки ввалились, вокруг век кожа была коричневого оттенка и истончена, словно пергамент. На моих глазах фигура ее тоже меняла свои очертания, она постепенно усыхала, от чего обвисшей кожи с каждой секундой становилось все больше. Я, не смея пошевелиться, со страхом наблюдала за происходящими метаморфозами несколько минут, а потом она распахнула глаза. Что произошло дальше, я помню, как сквозь туман. Отчетливо помню только сами глаза. Они были яркие и огромные, будто бы зрачок заполнил всю радужку, такие глубокие, что казалось там, внутри, в глубине ущелья, теплится чья-то жизнь, и нужно нырнуть туда, к этой жизни, спасти ее, или присосаться и выпить. Миллионы мыслей водили хоровод в моей голове, только одна была отчетливой. Глаза со временем выцветают, становятся мутными, будто поддернутыми туманом воспоминаний, но совершенно точно, у такой дряхлой старухи они не могут быть настолько ясными и яркими. Я же не могла отвести от них взгляд. Напрягала каждую мышцу, старалась зажмуриться, повернуть голову, сделать хоть что-нибудь, но все мои усилия были бесполезны. Меня обволакивал этот взгляд, он обжигал и замораживал. Я теряла силы, ноги мои, и без того трясущиеся от усталости, подкосились, и я рухнула на пол. Одновременно с этим, старуха оказалась рядом со мной. Не подошла, а именно оказалась. Только что стояла у стола и через мгновение нависала надо мной. Глаза ее, вблизи выглядели еще более страшными. Мне казалось, что в глубине зрачка что-то шевелится, будто копошатся толстые, черные, с лоснящейся спинкой, черви. Меня замутило. Старуха же обеими руками вцепилась мне в плечи, да так, что у меня отнялись руки. Она приподняла меня. Несмотря на внешнюю дряхлость, старуха оказалась очень сильной, было видно, что держать меня на вытянутых руках не составляет для нее никакого труда. Отпустив одно мое плечо, она что-то вытащила из кармана своего фартука и сунула мне это в поясную сумку. Снова схватила меня двумя руками и подтянула к себе практически вплотную. Я уже думала, что она сейчас высосет из меня всю кровь. Но она резко выдохнула прямо мне в лицо, еле слышным скрипучим голосом, – Наконец-то! – от чего мое тело содрогнулось, будто от удара током. Последнее что я запомнила, перед тем как потерять сознание, это сильный запах гниения, стоялой воды, запревшей травы и тлеющей ветоши. И взгляд. Полный страдания, боли и облегчения одновременно.

Очнулась я ровно на том месте, с которого рассматривала старинный дом и сразу же почувствовала запах гари. Кое как поднявшись я увидела яркое пламя, охватившее весь дом. Черный дым столбом поднимался ввысь и, хотя я находилась достаточно далеко, чувствовала жар, исходящий от дома, а внутри у меня все леденело от ужаса. От страха и растерянности я впала в какой-то ступор, и стояла, глазея на горящий, разрушающийся дом, не в силах пошевелиться и отвести взгляд.

Через несколько минут послышались крики со стороны домов. Только когда крики стали приближаться ко мне, я смогла повернуть голову и увидеть людей, бегущих в мою сторону. Размахивая руками, они пытались докричаться до меня и что-то сказать. Подбежавших было много. Они хватали меня, тянули в разные стороны. Глаза у них были размером с блюдца. Они что-то говорили, кричали, но я никак не могла уловить смысл их слов. Медленно сознание возвращалось ко мне. Я начала разбирать речь. Но так как галдели они все вместе, сделать это оказалось не так уж и просто. Когда все немного успокоились у меня получилось задать им несколько вопросов и пришлось отвечать на их. Из сбивчивого рассказа я поняла, что дом этот стоял на этом месте много веков. Легенд, связанных с ним и его хозяйкой огромное количество. Старушку эту вроде звали Анной, как и меня. Ее мельком видели все жители деревушки, но в дом к ней никто и никогда не заходил. А те, кто пытались не смогли. Хотя старожилы говаривали, что их родители раньше часто обращались к Анне за помощью. Менялись хозяева домов в деревеньке, менялась власть и хозяева жизни, только дом стоял не тронутый и хозяйка жила по своим законам. Когда я рассказала, что была в доме и видела хозяйку, то все расступились и отодвинулись от меня как от прокаженной. Я стояла, ничего не понимая и только одна женщина, лет пятидесяти, рассказала, что хозяйку этого дома все считали ведьмой. А раз я последняя кто ее видел, то, стало быть, она мне свою силу и передала. Непонятно, то ли я стала местной звездой, то ли изгоем, но рассказав о причине моего здесь появления и обрисовав суть проблемы, жители деревеньки пообещали мне сейчас же помочь. Уж не знаю страх ими руководил или они просто хотели избавиться от меня побыстрее, но та самая женщина повела меня по дорожке в сторону деревни, а остальные остались обсуждать увиденное и услышанное. Никто из них даже не подумал начать тушить загоревшийся дом или вызвать пожарную команду.

Меня вели к дому Павлухи, который, по словам местных жителей, вмиг мою ласточку выдернет из ямы. Павлухой оказался тридцати – тридцатипятилетний, почесывающий пивное брюхо детина, с недельной щетиной, в майке алкоголичке, растянутых на коленях трениках, носках и резиновых китайских сланцах. Несло от него закисшим потом и свежим луком. На голове реденькие сальные волосы, почти такие же сальные, как и его взгляд. Тетя Шура, которая вызвалась меня сопроводить и договориться, пересказала ему все произошедшее, приукрашивая события так, что не только у Павлухи челюсть отвисла, но и у меня. Павлуха, проникнувшись, стал выглядеть чуть менее придурковатым, но, правда, не менее неряшливым. Он махнул рукой на стоящий во дворе небольшой трактор и сказал мне залезать в кабину. Пока я карабкалась на этот «Эверест», Павлуха уже сбегал в дом и обратно и теперь терпеливо ждал, когда же я устроюсь в крошечной кабине. А умудриться сделать это, был тот еще фокус. Кабина была рассчитана на одного человека – водителя. Рядом с водительским сиденьем лежала небольшая сидушка, я ее подергала, вроде закреплена нормально, и села. Сказать, что неудобно, ничего не сказать. Перед ногами и сбоку куча длинных, торчащих из пола кабины рычагов, да уж, приятная поездка мне предстоит, хорошо, что не долгая. Павлуха резво запрыгнул на водительское место, и мы поехали. Оказалось, что я вполне себе могла дойти до деревушки и по нормальной дороге, если бы не поперла напролом, как лось сквозь чащу, а прошла бы вперед метров триста. Там была вполне себе цивилизованная асфальтированная дорога. И пришла бы я как раз в саму деревню, а не к тому дому, от воспоминаний о котором пробирает до костей. Машину мы нашли тут же, Павлуха, воспользовавшись моим же тросом легонько ее вытянул. Пятисотрублевую купюру брать застенчиво отказался, повторяя, что «делов-то тут на пять минут, больше разговоров», хотя его пристальный взгляд, прикованный к купюре, говорил об обратном, и, чуть ли не кланяясь, запрыгнул в кабину и отбыл восвояси.

Остальной путь был спокоен. По дороге ехало достаточно много машин, где они все до этого были, вообще не понятно. И только пару раз мне показалось, что в зеркале заднего вида я видела мелькающую черную тень. Списав эти видения на свои расшатанные нервы и пережитый стресс, я, постояв немного в пробке, достаточно быстро добралась до дома. И когда я уже закрыла за собой входную дверь, видимо шоковое состояние, которое поначалу не давало мне впасть в истерику, меня догнало. Накрыло с головой. Да так, что я не знала, что мне делать и куда деться. Меня трясло, было очень страшно, я включила во всех комнатах свет, закрыла во всей квартире окна и двери, заперлась в кухне и припала к единственному успокоительному, которое было у меня дома, к алкоголю.

Интерлюдия

Федор медленно подъезжал к своему дому, когда заметил стоящего на крылечке и нетерпеливо переминающегося с ноги на ногу четырехлетнего сына. Тимошка озябшими ручонками стискивал на груди материн платок, накинутый на голову поверх шапки. Когда наконец-то отец открыл ворота и въехал во двор, он кинулся к нему, оставляя на свежевыпавшем снегу отпечатки маленьких валенок. Гулко залаял сидевший в конуре пес, кошка, сидевшая недалеко от Тимошки и размеренно вылизывающая вытянутую заднюю лапку, шарахнулась в сторону и брезгливо отряхнув налипший снег юркнула в клеть.

– Папка! – дрогнувшим и слегка осипшим голосом позвал он и несмело потянул отца в сторону дома за рукав тулупа.

– Сейчас, сейчас! – улыбнулся, глядя на сына Федор. Ярко голубые глаза и маленький носик пуговкой, это от Вареньки. Густые, слегка вьющиеся волосы цвета спелой пшеницы, как у самого Федора. Ростом выше своих сверстников, а щечки и губы еще сохранили детскую припухлость. Упрямства хватит на троих, но добрый и ласкучий, как теленок, мимо не пройдет, голову под руку сунет, чтоб погладили. Федор, засунул руку за пазуху и вытащил ароматный кулек пряников.

– На вот, гостинец тебе привез!

Но Тимошка, слегка боднув его в ногу головой, как молодой козлик, продолжал упрямо тянуть отца за рукав и на любимое лакомство даже не взглянул. Федор замер.

– С мамкой что-то? – испуганно спросил он. Тимошка кивнул. Федор сгреб сына в охапку и широкими шагами пересек двор.

Чуть больше пяти лет назад привез Федор свою Варю хозяйничать. Она жила в соседней деревеньке, куда Федор часто наведывался к своему старшему брату Ивану. Долго приглядывался он к юркой, розовощекой и русоволосой девчонке. Она была четвертой в семье, а после нее еще трое ребятишек. Варенька успевала и с малышами потетешкаться, и белье на речке выстирать, и воды натаскать, кружилась как волчок. А как увидит, что Федор за ней наблюдает, так вспыхивала как маков цвет, да из рук все роняла. Когда ее мать умерла в родах, Федор обезумел от горя. Знал он, что добросердечная Варя не бросит малышей без присмотра, пока младшему не исполнится хотя-бы лет пять. Но, через восемь месяцев, ее отец привел в дом новую хозяйку, вдовицу с четырьмя детьми. Та, хоть и была бабой сварливой, но хозяйство держала в руках крепко. Все у нее были чистые, ухоженные, сытые. Дела спорились. И Федор с чистым сердцем послал ко двору сватов. С той поры Федор Варю свою только что на руках по двору не носил, налюбоваться на нее не мог. И уж как мужики подшучивали над ним, ему было все нипочем.

Ворвавшись в дом, на ходу опуская Тимошку на пол и стаскивая с себя тулуп он кинулся к печи. Отдернув занавеску, он облегченно вздохнул и присел на краешек скамьи.

Варя лежала на боку, поджав ноги и закусив нижнюю губу. Глаза напряженно зажмурены. Простыня под ней сбилась, край ее она так крепко сжала, что побелели костяшки пальцев. Федор осторожно погладил ее густые, темно-русые волосы. Через несколько секунд напряжение в ее лице спало, руки разжались, дыхание стало ровным. Она повернулась к мужу. От ее улыбки у Федора перехватило дыхание. Каждый раз, когда она пристально на него смотрит или улыбается, его сердце проваливается куда-то в живот и гулко там ухает. Пять лет прошло со свадьбы, а он до сих пор как влюбленный вьюнош.

– Ты сегодня рано. Сейчас я встану, на стол накрою, – Варя приподнялась на постели.

Федор остановил ее. Взял ее руку в свою и приложил ладошкой к сильно раздавшемуся животу.

– Ты лежи. У нас с Иваном торговец все скопом забрал, не пришлось долго торчать. Есть не хочу, мы с ним отобедали. Я сейчас до бабки Марьи поеду, привезу ее на подмогу. Есть же еще время?

Варя кивнула:

– Да, думаю до ночи не начнется. Не волнуйся ты так! – слегка толкнув его ладошкой в лоб и улыбнувшись, сказала она. – Все хорошо.

Федор притянул ее к себе, порывисто обнял, поцеловал в макушку и резко встал.

– Тимоха! – закричал он зычным голосом. – Беги сюда!

Подбежавший Тимошка выглядел настороженно.

– Тимофей, ты остаешься за старшего. Присматривай за мамкой. Если надо ей чего, воды там принесть, или еще чего, чтоб мигом. Гляди в оба! Скоро у тебя будет братик или сестрица! Ну, рад ты, Тимошка?

Тимошкины губы расползлись в довольной улыбке. Хоть и не совсем понятно, что же сулит ему это прибавление в семье, но Тимошке уже не терпится посмотреть на малыша. А от того, что отец назначил его старшим братом и велел смотреть за мамой, он не знал куда бежать и чего принести, чтоб маме было хорошо и его похвалили. Видя усердия маленького помощника, Федор потрепал его по макушке, накинул тулуп и выскочил во двор.

Пегая лошадка послушно стояла на месте и Федор, наскоро обтерев ее соломой, усевшись поехал в сторону синеющего вдалеке леса.

Солнце уже потихоньку ползло к земле, цепляясь за макушки заснеженных деревьев. Сизые сугробы сливались с набрякшим зимним небом. Тишину то и дело прорезал резкий вороний крик. Еле слышно скрипели по снегу полозья саней да пофыркивала лошадь. Из ноздрей ее валил пар. Продираясь по снежному настилу, Федор спешил добраться до стоящего в стороне ото-всех дома, в котором живет бабка Марья, травница да ведунья.

Глава 2

Очнувшись от вновь пережитых воспоминаний, я снова щелкнула чайником, который уже успел изрядно остыть, быстро насыпала молотый кофе в кружку и залила его кипятком. Как объяснить себе произошедшие события я не знала. Как вообще можно объяснить то, что произойти не могло? Единственный способ привести нервы в порядок, это убедить себя, что мне все это приснилось. Вот доехала я до дома, помянула баб Таню, немного переборщила, и мне все это привиделось. Ну не могло же такое реально быть? А спьяну и не то померещится. Надо попозже позвонить родителям узнать, как они там. Допив кофе, я пошла прибрать наведенный вчера беспорядок. Вещи мои были брошены кучей на кресло, я их собрала и отнесла в стирку.

– Ну ты мать вчера дала! – это же надо так нажраться, что на утро не помнить, как разделась, как выключала свет, по всей квартире, между прочим, как ложилась спать… На кресле осталась лежать поясная сумка, которая почему-то сильно топорщилась. Я вспомнила, как старуха что-то сунула мне, там, в том доме. Я вчера была в таком шоке, что даже не обратила на сумку внимание. Я брезгливо взяла ее в руки, будто в ней мог сидеть огромный паук и оттянув не застегнутый край осторожно заглянула внутрь. Так, соберись, тряпка! Ничего толком не рассмотрев, я все-таки, пересилив свой страх, запустила туда руку. Нащупала, что-то достаточно твердое, похожее на вытянутую коробочку, ну, кажется, коробочка не откусит мне руку, и достала из сумки маленький лапоть. Даже можно сказать лапоточек. Размером он был чуть больше моей ладошки. Я в легком недоумении положила лапоть на столик и опустилась в кресло. Значит не привиделось. Не получится у меня списать все на стресс, нервный срыв и алкоголь. Жаль. У меня в голове уже такая ровная версия выстроилась. Но что же тогда это было. Не к ведьме же я попала, в самом деле?! Двадцать первый век на дворе, да и живем мы не в сказке. Да уж задача. Жаль, что сегодня только пятница. На работе я бы смогла хоть немного отвлечься. Ладно, зайдем с другой стороны, займемся домашними делами. Музыку погромче! Прогенералю квартиру. Потом можно в спортзал сходить, а вечером я уже без ног приползу и лягу пораньше спать. А завтра глядишь и попроще будет. У меня, кстати, еще статья не написана. Воткнув наушники и нажав воспроизведение, я принялась за уборку. Джеймс Браун пел для меня «I feel good», а я с остервенением вытаскивала все из шкафов, перемывала все полки, двигала мебель и мыла везде пол. Терла, таскала, вытрясала и подпевала, лишь бы заглушить собственные мысли. Интересно, соседи слышат мой концерт? Посмотрю при встрече на их реакцию, если будут улыбаться и отводить глаза, то точно слышали. Да и ладно, пусть слушают, мне не жалко. Голос у меня может и не самый лучший, но слух есть и в ноты попадаю, значит концерт переживут без потерь и крови из ушей. Когда я закончила, то чувствовала напряжение во всем теле из-за усталости. Уборка моя длилась довольно долго, время почти час. Ладно, сейчас пообедаю, позвоню родителям, потом в спортзал, а после занятий заеду в магазин за продуктами.

Поговорив с родителями, я немного успокоилась. У них все нормально. Тетю Машу, отвлекают разными способами. Мишка уехал домой, уже позвонил им, спросил там ли его зарядка. Пока папа там, решили кое-чем помочь. Навес над входом подновить, да и вообще в доме всегда нужны мужские руки. В общем все при деле. Я, конечно же, не стала говорить им о своих приключениях, тем более я и сама не понимала толком, что со мной было. Немного поболтав, мы попрощались, и я, наскоро перекусив, пошла собираться. Быстренько покидала в спортивную сумку одежду, полотенце и поильник, нацепила любимую футболку, джинсы, темные очки, хорошо хоть красится не надо, взяла поясную сумку, в которой всегда ношу документы, покосилась на лежащий на столике лапоть, который я там оставила так и не решившись ничего с ним сделать, хотя, по-хорошему, его надо бы выбросить, обулась и окинув взглядом общий вид пошла следовать своему расписанию.

***

Теперь я понимаю, как глаза могут смотреть прямо в душу, видеть твои мысли и даже выворачивать наизнанку. Мне снились огромные глаза, в которых отражалось зарево пожара. Мне снилось, что это мои глаза…

– Да твою ж мать!

Резко проснувшись, я еще пару минут пыталась восстановить дыхание и ритм сердца. Вот ведь блин, это что теперь, еже-ночная экзекуция? А можно отменить просмотр этого сна, я не хочу продлять подписку, демо версия мне не зашла… Немного успокоившись, я встала и поплелась в кухню. Налив в чайник свежей воды и насыпав в кружку кофе, я удобно устроилась под пледом на диване и уставилась в раковину. Она была абсолютно чистой и пустой. Кажется, я схожу с ума. И то, что со мной произошло, это просто картинки, подкинутые моим больным воображением. Итак, вернемся во вчерашний день. После тренировки, я пришла домой, точнее будет приползла, так как я вчера изнуряла себя на тренажерах часа два с половиной, а потом еще и в бассейне пару километров проплыла. Разложила по местам покупки. Нарезала себе овощной салат. Потом с этим салатником я пошла в зал смотреть телевизор, и, когда поняла, что засыпаю, отнесла его в кухню, поставила в раковину, и пошла спать. Все! Я его не мыла! Сто процентов! Да, видимо я все же головушкой где-то приложилась. Наверное, на дороге, когда уворачивалась, чтобы не сбить животное, ударилась о руль, да мне все это и привиделось. А потом, как в себя пришла, я поехала домой. Вот! Версия не плоха, но получается, что у меня проблемы, глюки, это не есть хорошо. Надо к врачу записаться. Да еще сны эти. Пустырника что ли попить… Сегодня суббота, а значит к врачу я смогу попасть не раньше понедельника. Вот ведь засада. Обидно же, честное слово. Так рассуждая о своей тяжкой доле, прохаживалась я по квартире, с кружкой кофе в руке, рассматривая все вокруг, чтобы найти еще доказательства того, что мне нужна помощь специалиста, или найти себе оправдание. Может я просто забыла, как вымыла эту гадскую миску? Походив по всем комнатам, их правда не так уж и много, зал да спальня, не считая, конечно, кухни, коридора и санузла, я понимала, что что-то ускользает, вроде что-то не так, но что, я никак не могу понять. После пятого круга по квартире, я поставила кружку на столик в спальне и опустилась в кресло и тут же снова вскочила. – Черт! Да вот же в чем дело! Лапоть пропал!

Нет, сам факт исчезновения лаптя из моей квартиры и жизни не так плох, но он же был, а теперь куда-то делся. Я посмотрела под столиком, в кресле, и во всех углах, но безуспешно. Вот же засада. Если и лапоть мне только привиделся, то это действительно все галлюцинации и ничего более, но это меня совсем не успокаивает.

– Может ко мне в квартиру кто-то заходил, лапоть вот убрал, миску за мной помыл? Да, смешно. Новый вид квартирных мошенников, ходят по домам и моют за жильцами посуду, чтоб им стыдно стало, что они такие свиньи.

Ну почему сегодня только суббота, да к тому же еще раннее утро, в жизни не могла бы подумать, что так буду рваться на работу. Так, надо срочно придумать чем заняться, желательно на целый день, и совсем хорошо, если я устану, тогда и проблема со сном решится, а с пробуждением придется идти к врачу, долго я, боюсь, не выдержу. Точно! Мне же статью нужно написать. Со всеми этими приключениями я совсем о ней забыла. Вот и нашла чем заняться. Нужно прослушать записи, продумать текст, написать, отредактировать. В общем, до завтра точно продержусь, а там уж и до понедельника как-нибудь.

Интерлюдия

Федор подъехал к добротному деревянному срубу, стоящему посреди леса, в стороне от любопытных глаз. Кинул поводья на колышек, поднялся на крыльцо, на минуту замерев, прочитал про себя короткую молитву и перекрестясь, распахнул дверь. В сенях его чуть не сбил с ног запах трав и цветов, висевших тут в связках и холщовых мешочках повсюду. Кое как добравшись до второй двери, Федор с трудом открыл ее и не глядя в глаза хозяйке – поклонился:

– Здравствуй тетка Марья!

Глядя на моложавую, полную сил женщину, у Федора язык не повернулся бы назвать ее бабкой. Пересилив себя, Федор взглянул ей в лицо и снова, как и прошлые их встречи, не смог отвести взгляд. Глаза ее будто брали в плен. Сворачивали вокруг липкую темную паутину и не давали двинуться без ее разрешения. Но на паучиху она похожа не была. Марья была статной, красивой, с роскошной копной черных волос, которые она не прятала под платком, как было заведено. Глаза ее, два зеленых омута с огоньками, пугали и завораживали. И глядя в них, создавалось ощущение, что она смотрит в саму твою суть, видит душу и мысли, и пока не прочтет не отпустит.

Марья жестом пригласила его в избу и повернулась к свернувшейся возле печки кошке, черного окраса. Федор глубоко вздохнул, почувствовав свободу от ее пристального взгляда.

– Здравствуй Федор, только какая же я тебе тетка? Я твоего деда еще босоногим мальцом помню.

Федор помнил рассказ деда о той встрече. Бабка Марья поймала его за рубаху, около речки, когда он шел на рыбалку с соседскими ребятами, отвела его в сторонку и велела в воду не лезть. Сказала, что вода не только дает жизнь, но и забирает, и судьба его, свою жизнь в уплату воде отдать. А вот когда это случится, зависит только от него. Побережет себя, послушает бабку Марью, до старости доживет и только тогда вода заберет его себе, а забудет ее наказ, то и век его будет недолог. Дед Федор хорошо запомнил ее слова и с тех пор к воде относился со всем уважением. Похоронили его пару лет назад. Утоп. Но не по своей вине. Стоял он на берегу речушки, метрах в пяти от небольшого обрыва, поучал соседского выпаска, а по дороге, вдоль реки, ехал царев гонец, налетел на него, хватил кистенем, да столкнул вниз, чтоб не мешал ему проехать. Мальчишка успел отскочить и спрятаться в кустах, а дед Федор упал в воду. А когда всадник отъехал, и мальчишка кинулся к обрыву, тело деда уже плавало в воде, медленно покачиваясь на волнах.

Немного смутившись, Федор поздоровался снова:

– Здравствуй, бабка Марья! Уж прости, что беспокою тебя на ночь глядя. Варенька моя на сносях, дитя на свет просится. Ты б подмогнула? А то бабка Аглая третьего дня как к сестре в город уехала, заболела та вроде, – Федор стоял навытяжку, боясь лишний раз шелохнуться.

– Знаю, Аглая ко мне наведывалась, – кивнула Марья. – Настоечку взяла. Если не перепутает ничего, выходит сестру, еще годов пять болезнь ее не побеспокоит. А Варя что-то рано в этот раз, малышу еще недели четыре сидеть надобно. Ну едем тогда, чего уж. Обожди пять минут, я соберу, кое-что.

Федор отвесил короткий поклон и выскочил во двор дожидаться ведунью. Через несколько минут Марья вышла, неся небольшую корзинку, прикрытую шерстяным платком. И усевшись на волокуши велела ехать побыстрее.

– Ты сразу, как приедем, баньку затопи, в дом не суйся, а то знаю я тебя Федор, носишься со своей Варенькой как с торбой писаной, не смогу тебя отогнать от нее, а время не ждет и дитя ждать не будет, – шутливо выговаривала ему она. Федор, чувствуя веселый настрой ведуньи, успокоился и подгоняя лошадь рассказывал ей, как Тимошка горд и рад, что станет старшим братом.

Глава 3

Снова эти глаза! Они живые и они мертвы. Они огромные бездны и ущелья. Они утягивают меня на глубину. Обволакивают густым варевом. Они разрывают меня изнутри, а сверху налипает все больше и больше этой гущи, чтобы тело не разорвало. Чтобы оно смогло переварить само себя и переродить. Чтобы у него было время. Чтобы оно могло умереть и жить дальше.

Просыпаюсь и распахиваю глаза. Это как глоток воздуха после того, как долго плыл под водой. Не чувствую, что могу дышать, чувствую воздух глазами. Медленно обвожу взглядом всю комнату, вижу удивительно четко. Никаких сглаженных углов. На будильнике три. Шторы не задернуты. Делаю глубокий вдох. Тело внутри болит и обжигает, будто я вдохнула кипящей лавы. Второй вдох, третий. Огонь остывает, но ощущения ветра на свежей ране еще есть. Осторожно приподнимаюсь на подушках и сажусь, прислонившись к стене. Чувствую, что от неловкого движения могу разойтись по швам, но в то же время ощущаю огромную мощь. Силу, которая может меня разорвать как перекачанный воздушный шарик и может спасти. Меня и весь мир. Ощущаю, что нужно немного «стравить газ», использовать эту силу, но пока не совсем понимаю как.

Полулежа на кровати снова закрываю глаза. Наверное, все это мне снится, потому что я невероятно спокойна. Я понимаю, что со мной происходит, различаю каждую деталь, но не чувствую волнения и страха. Пытаюсь прислушаться к своему новому Я. Странное чувство умиротворения и ощущение того, что все так, как и должно быть. Чувствую, что живу уже тысячи лет, чувствую, что я только родилась и мне предстоит открыть для себя целый мир. Прислушиваюсь к организму, вижу себя со стороны, сидящую в темноте, прислонившись спиной к подушкам. Перевожу взгляд. Окно. С легкостью оказываюсь снаружи. Глядя внутрь окна с уличной стороны, вижу белеющую в темноте постель и себя, сидящую с закрытыми глазами. Чуть отдаляюсь. Теперь могу видеть весь дом. Почти все окна темные, но есть и те, кто не спит. На втором этаже горит в спальне ночник. Этажом выше моего, в квартире напротив, горит свет во всех окнах. И в соседнем подъезде, на третьем этаже горит свет в кухне. Надо посмотреть.

На пятом этаже живет алкоголик – Толик. Не старый еще мужик, чуть за сорок. Но закладывает за воротник очень часто. Постоянно вижу его спешащим из магазина, после заводской смены, в пакете деликатно позвякивает. Тихий, спивающийся и никому не нужный.

На втором – молодая семья. Насте около тридцати лет, ее мужу Олегу, на пару – тройку лет больше. Они въехали в эту квартиру года три назад, после того как умерла бабушка Олега. Хорошие молодые ребята. Не конфликтные. Даже когда ремонт делали оббегали всех соседей, узнавали кому в какое время нежелательно шуметь, вдруг дети маленькие, или старики днем отдыхают. График шумных работ корректировали. Сделали все быстро. И подъезд за собой отмыли. Я с ними сразу подружилась, так как мы ровесники. Единственные ровесники во всем подъезде.

На третьем этаже в соседнем подъезде, живет тетя Армине. Шестидесятилетняя армянка. Она каждый день готовит обеды и разносит их по рынку и ближайшим магазинам. Семья у нее небольшая и небогатая. Сын и дочь уже взрослые. Сын женился и взял двушку в этом же районе, в ипотеку, конечно. Дочь замужем. У мужа была однокомнатная квартира, доставшаяся ему в наследство, но Аника беременна вторым, и они решили расширить жилплощадь, и тоже взяли ипотеку. А тетя Армине им всем помогает как может. Говорит, что ей пенсии хватает на жизнь, а молодым, детей на ноги поднимать нужно. Откуда я все это знаю? Наш дом старой постройки. Всего три подъезда, пять этажей. Все довольно дружные. Новых жильцов практически нет. Вот и живем как в большой коммуне. Но мне нравится. Сейчас все везде изменилось. Соседи между собой редко общаются и поддерживают хорошие отношения. Даже в маленьких домах как у нас, я уже не говорю о многоэтажках и новостройках. Так что мы исключение. Приятное исключение.

Так, ну раз я вижу зажженные окна, может смогу заглянуть?

У тети Армине, как я и думала, готовка полным ходом. Она месит тесто. По маленькому телевизору, стоящему на холодильнике, идет фильм про Ивана Бровкина. Люблю старые фильмы. Почему их показывают в такое время? Тетя Армине иногда кидает взгляд в экран, улыбаясь и налегая на тесто. Я так отчетливо вижу ее лицо, что могу рассмотреть морщинки вокруг глаз и припорошенные мукой маленькие, почти не заметные усики, над верхней губой. Поднимая голову, она задержала взгляд на окне, как будто почувствовала мое присутствие. Мне стало не по себе, вроде меня застукали за неприличным занятием, и я поспешила отдалиться, перейдя к другому окошку.

Толик сидел на расправленной кровати, в своей единственной комнате, в семейных трусах и носках, натянутых почти до коленей. Перед кроватью – табуретка со сколотым уголком. На табуретке начатая полторашка пива, чашка, с надписью «кофе» на разных языках и с отколотой ручкой, маленькая пластиковая баночка кильки и кусок газеты, сложенной в несколько раз, на которой небольшой горкой лежали кости, головы и хвосты. Телевизор включен, но звука почти не слышно, зато Толик комментирует все, что видит на экране.

На втором этаже, У Насти и Олега, тихо. Видимо спят, просто забыли выключить ночник. Я уже хотела вернуться к себе, в себя, как услышала тихий, еле различимый шепот.

– Может подумаем на счет усыновления? – это Олег. Он повернулся к Насте и нежно вытирает слезы с ее щек.

– Может и подумаем, – ответила она, глубоко вздохнув. – Столько денег на это ЭКО грохнули, я так надеялась. Уже пять лет…, наверное, это все… Надо действительно успокоиться и подумать об усыновлении. Хотя бы условия подачи заявления изучить.

– Давай завтра инфу поищем, чтобы хоть примерно понимать, что нам для этого нужно, – Олег с нежностью и сочувствием смотрел на Настю.

– Да, давай! А теперь спи, я уже успокоилась. Разбудила тебя, а тебе на смену.

Настя потянулась к мужу, чмокнула его и прижалась всем телом. Олег накрыл ее рукой, дотянулся до ночника и погасил свет. Странно, но я и без света видела, как он обнял ее покрепче, зарылся носом в ее волосы и закрыл глаза. Я слышала их тихое размеренное дыхание и понимала, что могу услышать весь дом. Отчего-то мне сделалось страшно, и я открыла глаза.

Чтобы проверить свою догадку, я медленно встала с постели, босиком вышла в зал, включила телевизор, нашла от него пульт и стала переключать каналы до тех пор, пока не наткнулась на заканчивающийся фильм «Солдат Иван Бровкин».

Интерлюдия

Никто не знает сколько на самом деле лет бабке Марье. Дед, рассказывая историю своего детства, говорил, что выглядела бабка Марья так же, как и сейчас. Красотой она пленила. Было в ней что-то, из-за чего, не смотря на свой страх и робость, мужички готовы были приказания ее выполнять по одному только движению бровей, да только ей это было без надобности. Вся деревня, да и соседние, часто ходили к ней за помощью. Хоть и побаивались ее, но крепко знали, что того, кто нуждается в помощи, она в беде не оставляет. Девок, кто рискнул с глупостями к ней сунуться она сразу отвадила и больше не пускала. Остальные, чтоб не остаться без помощи в нужную минуту, по пустякам ее никогда не беспокоили. Одно время зачастили к ней из города просители ездить. Сначала из Твери и Клина ехали, потом молва и до Москвы дошла. Шли по делу и по пустякам, кружили, галдели, сулили денег, суеты навели на всю деревню, да так эта толчея ей надоела, что она перестала их пускать. Кому действительно нужна помощь, конечно, приходили, и она помогала. А кто без особой нужды к ней ехал, не могли дом найти. Даже если раньше бывали у нее, теперь бестолково метались, кружили по лесу, все тропинки исходят, а дома как будто и не было. Оставались в деревеньке на постой и выспрашивали дорогу, но никто их не вел, знали, что если дорогу сами не нашли, то нечего им у бабки Марьи делать. И деньги, предложенные за то, чтоб их до дома Марьиного проводить никто не брал, знали, что после этого сами могут остаться без ее поддержки.

Подъехав к дому, Федор кинулся выполнять поручение, хотя больше всего ему хотелось подойти к своей Вареньке, посмотреть, как она, поддержать ее ласковым словом. Затопив баню, Федор наконец-то поднялся на крыльцо, услышав громкие стоны разволновался, и несмотря на запрет зашел в избу.

– Федор! – тут же скомандовала Марья. – Воды побольше нагрей, полотенец принеси. Тимофея успокой и отведи к соседям. Тяжко сегодня Вареньке придется.

Федор, сам не свой от переживаний, быстро выполнял ее поручения, все принес и кинул взгляд на лежащую на скамье жену. Варя как-то вся осунулась, побледнела, на щеках проступили алые лихорадочные пятна. Синяя жилка на виске билась неровными толчками. Глаза были обведены темными кругами. Лоб покрылся испариной и к нему прилипли кудряшки волос. Рубаха пропиталась потом и сбилась на теле от постоянных метаний. Бабка Марья поила ее из кружки резко пахнущим отваром в перерывах между схватками. Федор отшатнулся, схватился за край стола и с мертвенно бледным лицом с силой опустился на лавку.

– Федя, ничего-ничего, она сдюжит, – ласково глянув на него сказала Марья. – Собери Тимошку и отведи к соседям, нечего мальцу на материны муки смотреть, ему сестрицу любить надо, а не виноватить.

– Сестрицу? – растерянным голосом переспросил Федор.

– Да, сестрицу! Дочка у вас будет! Красавица! Уж я вам точно говорю. А сейчас отведи Тимошу и поможешь Вареньке до баньки добраться.

Федор быстро собрал сынишку, сунул ему так и не початый кулек пряников и подхватив его на руки пошел к соседям, там своих ребятишек трое, так что Тимошка быстро отвлечется. Тихонечко постучав в соседское окно и дождавшись, когда хозяйка ему махнет рукой, Федор зашел в сени, поставил Тимошку на пол и велел ему ложиться спать спокойно, а назавтра он уже станет взрослым старшим братом. Тимошка быстро кивнул, обнял сидящего перед ним на корточках отца за шею, стиснув ее своими маленькими, неловкими ручонками, забрал кулек с пряниками и потопал угощать своих друзей гостинцем.

Глава 4

Сказать, что я была в шоке или удивлена, это не высказать и сотой доли раздираемых меня чувств. Пережив сегодняшнюю ночь, я будто переродилась. Спала пелена. Пришло понимание, что все не так поверхностно, не так как мы думаем. Ведьмы, нежить – это не сказки! Точнее сказки – это то, что рассказывают нам о них, или показывают по телевизору. Постановочное шоу. Все куда глубже. Время будто река. Течение есть, медленнее, быстрее, но вода все та же. Все не так как я себе представляла. И я не та, кем хотела бы быть, но получается, что теперь я и есть ведьма. Это для меня не награда и не дар, но и не проклятие. Это про жизнь, про знания, про всех и про все. От края до края, во всем своем многообразии. Это, говоря проще, про мозг, его потенциал и развитие. Про память предков и расширение функционала. Я на данном этапе получила ключ-карту, доступ ко всем этим данным. Теперь мне предстоит разобраться что к чему, как действуют все эти рычаги и что это за кнопочки. Мне предстоит колоссальная работа, чтобы разобраться во всем, чтобы понять, чтобы начать применять эти знания. Что-то приходит на интуитивном уровне, как, например, мое путешествие вне тела. Но это произошло, от того, что во мне что-то уже было заложено. Несмотря на это мне понадобится очень много времени. Гораздо больше, чем отмерено обычному человеку, но, кажется с этим, проблем у меня не возникнет. Моя предшественница жила более пятисот лет. Даже не предшественница, нет не так! Я это – Я, и еще множество тех, кто жил до меня. Они моя история и моя часть, а я их продолжение.

«Помудрев» на несколько тысячелетий, я совершенно не собиралась отказываться от своих привычек. А так как уже утро, если можно четыре часа и серую хмарь вместо рассвета назвать утром, то самое время выпить кофе. Надо подумать, как мне жить дальше и что делать с этими знаниями.

Поднявшись с дивана, я рассмеялась, поняв причину волнений предыдущих дней, благодаря которой я чуть не поседела и не отправилась на прием к психиатру. Для начала попробую вспомнить. Закрыв глаза и сосредоточившись на воспоминаниях о сгоревшем доме, я будто бы сквозь туман увидела картинку, на которой рядом с хозяйкой, которую я уже видела, стоял небольшого роста мужичок. Хозяйка, Анна, выглядела зрелой, но не старой, и полной сил. Думаю, все эти метаморфозы с ее внешностью начались из-за моего появления, так вот, Анна обращается к этому мужичку называя его Тит.

– Так вот кто таскает мои плюшки… – хмыкнула я. Ну что ж, попробуем. – Тит, выходи, будем знакомиться!

Тихий осторожный шорох, но никого не появилось.

– Тит! – крикнула я чуть громче.

– Да тут я, с первого раза слышу, – недовольно пробурчал появившийся из-за моей спины человечек, – Смотреть нужно внимательнее.

Человечек, или существо, а скорее всего нечто среднее, ростом был мне чуть выше колена. Огненно-рыжий, коренастый, весь заросший волосом, с длиннющей всклокоченной бородой. Одет он был в обычную холщовую рубаху, перепоясанную темно-синим с замысловатыми узорами пояском, в темно-синих же шароварах и в лаптях.

– Так это твой лапоть был? – спросила я с интересом разглядывала домового, даже не испытывая шока от самого факта его существования.

– Глаза-то разуй, разве тот лапоток налез бы мне на ногу? – не очень вежливо ответил мне домовой, так же внимательно разглядывая меня, будто примериваясь. Хотя почему будто, жить-то нам теперь предстоит под одной крышей.

– А зачем тогда…?

– Декоративные это лапти, но необходимые, – перебил меня Тит. – Я без лаптя не смог бы переместиться, а в твой карман на пузе разве что комар уместится.

– Не слишком-то ты любезный, – вздохнула я, – Как же мы с тобой уживаться будем?

– А чего мне любезничать, – насупился мужичок, – Ты теперь знаешь, что в твоем доме радость, хозяин появился – домовой. А вместо того, чтоб приветить его, накормить да задобрить, про ерунду всякую спрашиваешь.

Тит недружелюбно смотрел на меня из-под густых взлохмаченных бровей, слегка выставив одну ногу вперед. Учитывая его невеликий рост, выглядело это довольно комично.

– Так ты голодный?! Ну идем, хозяин и радость, кормиться. Но если ты хозяин, то я-то, кто?

– Я по дому хозяин, а ты просто хозяйка. – проворчал Тит.

Что-то тут не сходится. Надо будет прояснить вопрос иерархии. Что-то мутит он воду. Но ладно, займусь пока едой.

– Ты уж извиняй, Тит, разносолов у меня особо нет. По-простому все, – я достала из холодильника отварной рис, сосиски, свежие овощи. И пока сосиски варились, а рис разогревался в микроволновке, я нарезала салат. Быстро накрыв на стол, мы сели, и в полной тишине позавтракали. Тит ел сосредоточено, изредка тяжело вздыхая и бросая на меня короткие виноватые взгляды. Ложку он держал над кусочком хлеба, потом откусывал от него небольшие кусочки и на лету ловя в ладонь крошки, отправлял их тоже в рот. Наевшись, он откинулся на спинку стула. С удовольствием отхлебывая из чашки чай, придвинул поближе к себе розеточку с вареньем и посмотрев на меня внимательным взглядом, сказал:

– Ну спрашивай теперь, а то ведь разорвет тебя от любопытства.

Настроение у него явно улучшилось. Видимо он из тех, к кому опасно подходить пока они не поедят. Голодные, равно злые!

– Хорошо, давай с самого начала. Ты домовой, который жил у Анны, а теперь будешь жить у меня. Как ты живешь, чем занимаешься, где спишь, что ешь? Я ведь о вашем брате только в сказках читала, да мультфильмы смотрела.

– Ну с начала, так с начала. Родился я почти восемьсот лет назад. По вашим меркам считаюсь долгожителем, но это только по тому, что люди верить перестали, дома старые свои забросили, или снесли, а домового не забрали. Жить буду у тебя, это верно. Занимаюсь домом, на то я и домовой. Я охрана и хозяин жилища. По дому хлопочу, все делаю, но только если хозяйка такова. У ленивых хозяев и домовой лентяй. Да еще и вредный становится. Вещи по дому прячет. Пакостит по мелочи. Ты, я вижу хозяйка хорошая, потому уживемся мы легко. Ты только кормить меня не забывай, – он посмотрел на меня виноватым взглядом. – Я, переезжая, уж очень сильно нервничал, потому и голодный такой был, а так не боись, я тебе хлопот особо не доставлю. Сплю я в кладовой, или в антресоли. Мешать не буду. – Говорил он, немного растягивая слова и окая, но слушать его было приятно.

– Про еду можешь не беспокоиться и чувствовать себя полноправным хозяином, ешь, когда и сколько хочешь, – успокоила я домового отчего он засветился словно новогодняя елка. – Только напоминай мне запасы пополнять, по мере необходимости.

– Кстати, это ты свет выключал и миску мыл? – решила уточнить я, а то вдруг это все-таки была я, и помощь врача мне не помешает.

– Нет, это новый вид квартирных мошенников! – захохотал Тит.

Смех у него и не смех вовсе, а какие-то всхлипывания с похрюкиваниями, я не удержалась и тоже рассмеялась.

– Конечно я, но объяснить-то не мог, – развел он руками успокаиваясь. – А если бы сказал, то к врачу не записываться пришлось, а сразу вызывать.

– С чувством юмора у тебя я смотрю все в порядке, – подначила его я.

Тит посмотрел на меня настороженно, пытаясь понять шучу я или сержусь, но, видимо увидев в моих глазах ответ, он облегченно выдохнул.

– Да, тут еще такое дело… – начал он несмело. – Я гляжу у тебя животных домашних нет. А это очень плохо для ведьмы. Очень плохо! Совсем скверно! Нельзя так! Надо бы кошечку завести. Ты еще много не знаешь, я тебе подсказывать буду. Так вот, первая тебе подсказка! Кошка обязательно должна жить в доме ведьмы, это негласный закон. Даже в сказках твоих и то про это сказано.

Так он распинается, взгляд блуждает, даже голос изменился, неспроста это. Врать он не умеет совершенно, но это даже плюс, я это сразу поняла, но решила виду пока не показывать.

– Так я же, Тит, все время на работе, а животному внимание нужно, уход, – возразила я ему.

– Так, а я на что? Теперь я смогу присматривать. Да и кошка, это не собака ведь. Во дворе ее на цепь не надо сажать, выгуливать тоже не нужно. Поест и спит, – уговаривал меня Тит. – А встречать тебя будет с работы, об ноги тереться, сразу усталость вся пройдет, точно тебе говорю.

– А шерсть, Тит? А запах? Не знаю даже, надо подумать. Может и решусь, присмотрю себе какую-нибудь кошечку, породистую, мне всегда бенгалы нравились, – внимательно наблюдала я за реакцией домового.

Тит только что волосы на себе рвать не начал.

– Ну почему сразу породистую? А что обычным уже и дом не нужен? – кинул он на меня взгляд полный отчаянья, отчего я сразу решила прекратить его мучения.

– Давай договоримся так. Если тебе что-то нужно, ты не будешь пытаться меня обмануть или заставить, – как можно более деликатно сказала я Титу. – Ты не будешь пытаться мной манипулировать и тем более врать на счет того, что я знаю о своей новой жизни или не знаю. Ты просто мне об этом скажешь, а я подумаю. Если это действительно для тебя важно, ты мне тоже так и говори, прямо, что ты чувствуешь и какое значение это для тебя имеет. Договорились?

– Догадалась значит? – смущенно спросил Тит. – Ну да, мне это очень важно, это же кошка Анны, она за тобой всю дорогу бежала. Теперь трется в подъезде уже третий день. Хорошо хоть жильцы у вас добрые. Не пинали, не гнали. Даже молоко ей вынесли и корма насыпали.

– Ну давай, зови ее сюда, -ободряюще улыбнулась я.

Тит исчез. Только что сидел передо мной, и пропал. Я недоуменно сморгнула и покрутила головой по сторонам. Через несколько секунд Тит снова оказался стоящим в кухне. На его руках сидела, и настороженно меня разглядывая, абсолютно черная кошка, с ярко зелеными глазами.

– Ну здравствуй! – ласково глядя на кошку сказала я. – Как тебя зовут? – я протянула руку, чтоб почесать ее за ушком, но она ловко спрыгнула на пол и пристально смотрела на меня снизу-вверх.

Машка! – Пронеслось у меня в голове. Голосок был тихим и, как будто, журчащим.

– Это что? Я слышу голос, это ее, да?

– Да! – одновременно пронеслось в моей голове и вслух ответил Тит.

– Ну и дела! Это она умеет разговаривать с людьми или я начала животных слышать? – обалдев спросила я, глядя то на Тита, то на кошку.

– Ты! Животные всегда с людьми разговаривают, но только их никто не слышит, – деловито ответил Тит. – Но остальных животных ты не будешь слышать именно так, как человеческую речь. Ну по крайней мере не сразу. Ты будешь чувствовать их намерения и сможешь управлять ими. Ты и мысли людей слышать сможешь, но это еще не скоро. До этого тебе еще много лет учиться нужно, а может даже десятилетий.

– Тит, я как-то на удивление спокойно все воспринимаю, – растерянно плюхнулась на диван я. – Тебя, Машку. Не так должен реагировать человек, увидев домового и разговаривая с кошками

– Ну, допустим, не с кошками, а с одной кошкой, – улыбнулся он, присаживаясь рядом со мной. – Ты так спокойно реагируешь, потому что и сама непроста. Ты только сегодня узнала, что жизнь устроена по-другому, что в мире всем есть место и ведьмам, и ведьмакам, и колдунам, и прочим, но часть этих знаний была в тебе, точнее в тебе есть ведьмачья жилка.

– А чем отличаются ведьмы, ведьмаки, колдуны и прочие? – заинтересовалась я.

– Ведьмы и ведьмаки, это не разница между мужчиной и женщиной. Точнее разница не только в этом, – степенно оглаживая бороду объяснял Тит. – Ведьмак, он, как бы это сказать, двудушник. Одна душа у него та, что дана при рождении, вторая приобретенная. И та душа, что они вместе с даром получают, служит какой-то стихии, а стихия эта, значится, силу ему дает. Еще тебе следует знать, что между ведьмами и ведьмаками давняя вражда. Особенно ведьмаки не любят тех ведьм, что злыми делами промышляют. А таких много. Тебе еще предстоит с этим столкнуться. Ну это если в двух словах, – сделал многозначительную паузу Тит. – Колдун, это заговоры и ворожба. – подливая себе чай продолжил он. – Это сила, даденная на время. У каждого это время по-разному отмеряно, но этот дар он может и потерять. А ведьма, например, это – знания. Веками кропотливо собранные и они не могут уже исчезнуть. Сила может передаваться по родству, от матери к дочери, или через поколение, от бабушки к внучке, – Тит поглаживал Машку, уютно свернувшуюся у него на коленях. – Бывает и как у тебя. Конечно, Анна не передала бы знания кому попало. Силу она в тебе почувствовала. Да и ты должна была знать, что у тебя в роду ведьмы были. Я сразу силу почувствовал, еще там, в доме. Но если знаниями не пользоваться да умения не развивать, то они засыпают. Не умирают, а спят, не путай. Но память предков в тебе жива. А с переданными знаниями ты должна стать очень сильной. Гораздо сильнее Анны. Так как ей знания достались совсем по другой причине. Не было в ней ведьмачьей крови, – горько вздохнул Тит, видимо вспоминая смерть своей предыдущей хозяйки. – Вот и получается, что ведьмы они гораздо могущественнее тех же колдунов, но не всегда сильнее. Ведь если у ведьмы забрать умение ворожить, то знания-то никуда не денутся, а колдун только на этих заговорах и промышляет.

– Ну может и были в роду ведьмы, просто я не знаю, – задумалась я.

– Ты бы точно знала. И если бы ты с родовой ведьмой общалась, то и сила бы твоя давно откликнулась, – отмахнулся домовой.

– Нет, Тит, ты не понимаешь, может и были в роду ведьмы, только мама у меня без родни выросла. Брошенный ребенок, от которого отказались еще в роддоме. Вот и не знаю я есть ли такие, или нет. Да и как их найти. Хотя, если честно, мне никогда и не хотелось найти свою бабку. Мама, конечно, хотела найти родителей, но ей это сделать не удалось, а я не хочу, – резко ответила я. – Не могу понять, как женщина может бросить своего ребенка. Даже если так сложились обстоятельства, она бы позже могла найти свою дочь, могла, но не захотела. Для меня бабушкой была баб Таня, теть Машина свекровь. Папа тоже сирота, так что это единственная моя бабушка, хоть и не родная, – теперь и я не смогла сдержать горестный вздох.

– Ну хорошо, родню ты свою не знаешь. Но я тебе точно говорю, что скорее всего бабка, та, что родная по крови, и была ведьмой. Да сама-то неужто не чувствовала силу в себе, – недоверчиво посмотрел на меня Тит.

– Ты знаешь, я никогда не думала об этом в таком ключе. Мама моя, например, на даче может палку в землю воткнуть, и она осенью урожай принесет. Она как будто чувствует, что и куда нужно посадить, а растения прут как на дрожжах. А я всю жизнь была невероятно везучей и эмпатом к тому же. Я всегда думала, что у меня просто хорошо развита интуиция, – а ведь и правда, сколько было таких ситуаций, когда я списывала все на везение, задумалась я.

– Не знаю, что за эмпаты такие, но интуиция, это даже не смешно! – смешно вытаращил на меня глаза Тит. – Ты девка хоть знаешь, как в дом-то наш попала? Анна тебя за много километров почуяла. Кошку послала, чтоб она проводила тебя до дома, чтоб ты где нужно остановилась значит, да грозу призвала.

– Ах вот оно что!? – я от понимания того, как попала в дом Анны вскочила, и не успела даже моргнуть, как кошка молнией выбежала из кухни, а через пару секунд раздался звон битого стекла.

– Не надо, хозяйка, не бей ее! Я отработаю, – вскочив со стула и растопырив руки, не давая мне пройти в зал зачастил Тит. – Не виноватая она. Не могла она ослушаться приказа. А сейчас спужалась просто, – смотря на меня умоляющими глазами полными слез уговаривал меня он.

– Тит, ты за кого меня принимаешь? Я что, на живодерку похожа? Ну разбила она там что-то, да и ладно, на счастье! – отмахнулась я.

– Так я не про кружку, я про то, как ты к Анне попала, – неуверенно пробормотал Тит.

– Да черт с ним, попала, значит так надо было, все равно ничего уже не изменишь, – приободряюще хлопнула я его по плечу.

– Ну ты с выражениями-то полегче. Не надо тут рогатого поминать, вредный он, – смущенно смотрел на меня Тит. – Только ты все равно уж на кошку-то не серчай. Кабы не она, у тебя и дара бы не было.

– Я пока не могу понять зачем мне этот дар, и что с ним делать? – дернула я плечами. – Как он мне в жизни поможет, или я теперь кому-то помогать должна?

– Не торопи себя. Ты пока только начнешь принимать то, что в тебе есть. Это дело не быстрое. Да кроме этих знаний на тебя сейчас так сыпаться начнет, что только успевай отмахиваться, – Тит встал и начал взволнованно ходить по кухне. – А если серьезно хочешь советы мои получить, то я помогу. Для начала, не пускай никого в дом. Не зови. Даже если будут напрашиваться, придумай что-то и не пускай. –на последней фразе Тит, ударил кулаком по столу, я аж вздрогнула от неожиданности, но он, даже не заметив продолжал – Сначала тебе разобраться нужно кто есть кто. Конечно, я всегда дома, защитить тебя смогу, только это тебя пока сбивать будет. Чаще прислушивайся к себе. Дай возможность силе самой показать тебе путь и правильный ответ. Доверяй своим ощущениям. Не дай себя обманывать. Если тебе кажется, что что-то не так, а человеку ты всегда верила, может даже дружила, верь не ему, а себе. Если тебя попросят о помощи, загляни в себя. Представь эту просьбу и помощь. Ты увидишь и почувствуешь надо ли тебе это делать. Ты поймешь. Не торопись, делай маленькие шажочки и тогда не ошибешься. Если без разбору бежать, ничего хорошего не выйдет.

Я слушала, затаив дыхание. Все, что он говорил было очень ценно. И хорошо, что Тит теперь со мной. Мне очень пригодятся его опыт и советы.

– И, конечно, не забывай, что ты не одна обладаешь силой, – наставлял меня домовой прекратив нарезать круги по кухне и подтащив табуретку к раковине начал машинально разворачивать чашки ручками в одну сторону. – Тебя почувствуют, – Тит остался доволен своим результатом и плавно, вместе с табуретом, перешел к ревизии баночек со специями. – Была бы ты слабенькой, может и пронесло бы, а с тобой так не получится. Вот тут точно надо держать ухо востро. И опять-таки главный совет. Никого не приглашай, никому ничего не обещай. Жизнь твоя будет меняться и быстро, только успевай подстраиваться. Мы с Анной-то спокойно жили. В последние сто лет, она так вообще считай обычной крестьянкой была. Еще в начале прошлого века помогала понемногу жителям деревеньки, кому со скотиной, кого подлечить, а как жизнь начала меняться, власть другая стала, люди и сами бояться начали, Анна-то и сидела на одном месте, все ждала, когда век свой закончит. Спокойная она была. Не ее это дар был. Не по силам. Она была как сосуд, сохраняющий драгоценную ношу, – Тит замер с открытой баночкой в руках погрузившись в свои воспоминания. Очнувшись, он сунул нос в банку, понюхал специю и тут же громко чихнул несколько раз подряд. – Вот Марья была сильна. Огонь была! – Он захлопнул крышку, неодобрительно покачал головой внимательно читая этикетку и взял следующую баночку. – Эта та, кто Анне силу передал. Ты потом вспомнишь. Но пока не торопись. Жестокие времена были, не всякий это выдержит. А тебе пока научиться нужно то, что ты чувствуешь, вспоминаешь, пропускать через себя правильно. Вроде и усвоила, поняла, выводы сделала, знания получила, но боль и переживания не взяла себе, а оставила там, где им место. Пока не научишься отделять одно от другого, будь аккуратна в своих воспоминаниях, иначе можешь не вынести этого. – Тит решительно захлопнул дверцу шкафа, быстро взглянул на меня, извиняющимся взглядом, и снова закрыл дверцу уже тихонько, придерживая ее обеими руками.

– Что же мне сейчас делать, Тит? Как развиваться, если я не могу к знаниям, которые мне даны, обращаться?

– Почему не можешь? Еще как можешь, только для этого тебе пока не нужно в глубину нырять, сначала просто научись плавать. Можно с самого простого начать. Попробуй свои силы, найди их границы. Когда в освоении знаний продвинешься, будет с чем сравнить. Попробуй слушать и слышать, смотреть и видеть, – ответил Тит, возвращая табурет на место.

– Что ты имеешь ввиду?

– Ты сейчас что слышишь? Только мой голос и свой. Если отвлечься от разговора, то услышишь то, что за окном делается. Если постараешься, услышишь соседей. Когда в силу войдешь, сможешь мышей в подвале соседнего дома расслышать. И со зрением так же. И с запахами. Начни с этого. По шажочку. А я пока за Машкой приберу, – смущенно сказал Тит.

– Я сначала в магазин сбегаю, надо же для Машки лоток купить и корм.

– Да она к корму-то не приучена, какой корм в деревне? – неодобрительно проворчал домовой.

– Ну тут с этим вроде проблем нет, так что лучше корм, он полезнее, чем еда со стола, если она, конечно, не одним мясом питалась все это время.

– Чаще кашей с мясом, – улыбнулся Тит. – Но если тебе так удобнее, то и корм подойдет.

В магазин я поехала на машине, решив, что кроме корма и лотка Машке нужно еще целую кучу всего. А учитывая, что и едоков теперь двое, то и продуктов прикупить не мешает. Кое-как затащив все покупки в подъезд и собираясь с упорством танка тащить объемные и довольно тяжелые пакеты на четвертый этаж, я чуть не свалилась с лестницы из-за того, что неожиданно передо мной появился Тит, схватил пакеты и исчез в ту же секунду. Вот это круто. Зачем нужны парни, когда есть домовой! Только я зашла в квартиру, как услышала недовольный голос Тита.

– Вот как такое возможно, у нее домовой есть, а она тащит, значит, как ломовая лошадь, это же стыд какой! Если кто узнает, мне от позора некуда будет деться, – бурчал он. Через пару минут, когда он вроде уже угомонился, я снова услышала его восклицания:

– Вот ведь дурында, это же сколько денег вбухала, транжира. Зачем столько всего для Машки-то накупила? Чай не барыня. В туалет она и на улицу сбегать может, не заплутает ведь. Лежанки какие-то, ей что места мало где прилечь? Вон тряпицу в уголок кинул, чтоб значит понимала, что здесь ее место, да и делов-то. А это вообще, что такое, не могу понять? – посмотрел он на меня строгим взглядом.

– Это когтеточка. Чтоб диваны не драла, – еле сдерживая улыбку ответила я. Мне было даже интересно наблюдать за домовым. Ведь он действительно печется о том, что я деньги трачу на то, что, по его мнению, совершенно не нужно.

– Да ты что, Аннушка, да ты зачем? – у Тита аж дыхание перехватило от возмущения. – Да Машка приличная, воспитанная кошка. Не знал я что буду жить в доме у мота.

– У кого? – нет, это не парень, это моя мама, только она меня так отчитывала за траты. Хотя, даже, наверное, мама так не усердствовала.

– Мот! Тот, кто деньги транжирит направо и налево! Мы так по миру пойдем! – от возмущения у домового даже борода подергиваться начала.

– Нет, Тит, не пойдем. Все нормально. Ты лучше скажи, может и тебе что-нибудь нужно? А то Машка у нас теперь как королева, а ты, хозяин и радость, как бедный родственник, -с серьезным видом спросила я.

– Нет, у меня все есть. Ты, хозяйка, за меня не переживай. Если что нужно будет я скажу. А пока иди тренируйся, – недовольно пробурчал Тит.

Интерлюдия

Федор, передав Тимошку на попечение соседей, бегом вернулся в дом. Подхватил стонущую Варю на руки, бабка Марья ловко закутала ее шерстяным одеялом, и аккуратно понес в натопленную баньку. В бане было тепло, но не душно, было приготовлено в кадушках горячей и ледяной воды. Сверкали белизной простыни и полотенца, лежала старая, чисто выстиранная рубаха Федора. Бабка Марья ловко расстелила простыню на широкой удобной лавке, Федор держал, убаюкивая стонущую от боли жену.

– Клади потихонечку. Ей бы походить нужно, но не знаю сможет ли, совсем ослабла Варюша, – сочувственно покачала головой Марья.

– Ничего, я смогу, – голос Вари было еле слышно, дыхание ее прерывалось тихими всхлипами, будто ей не хватает воздуха, и она старается сделать вздох поглубже. Федор обхватил ее двумя руками, потихоньку поставил на ноги и крепко придерживая повел к выходу и обратно. Еле успели добрести они до лавки, как Варя снова согнулась от боли. Пальцы ног подогнулись, руки сжались в кулачки, тело бил озноб. Кое как уложив Варю на скамью, Федор замер, держа ее за руки и не зная, чем помочь.

– Плохо дело, Федя. Мне придется сильно помогать Варюше, – бабка Марья аккуратно и быстро ощупывала ее живот. – Ребеночек еще не повернулся так как нужно. Больно ей будет очень. Держи ее крепко за руки и постарайся успокоить. Мне нужно перевернуть малышку, а это ох как не просто.

Федор обхватил своими руками руки жены, они были такие маленькие, по сравнению с его огромными ладонями, прижал их к ее лицу и зашептал, повторяя как молитву, что нужно потерпеть, что скоро все закончится, что он ее сильно любит. Ее, малышку и Тимошку. Варя кричала так, что Федор не слышал собственного голоса, но он только ближе придвинулся к ее лицу и шептал ей, шептал не прекращая. На то, что делает с его женой ведунья он смотреть не мог. Каждый крик и каждая слезинка Вари, были и его тоже. Ему было больно смотреть на ее мучения. И по щекам крепкого и сильного мужчины, стоящего около жены на коленях, текли слезы.

Федор не понял в какой момент Варя замолчала, в его ушах до сих пор стоял крик, и это ее молчание, еще больше напугало его. Но, все обошлось. Варя лежала без сил, но дышала ровно, и Федор решился взглянуть на бабку Марью.

На лице ее проступили морщины, будто бы она постарела сразу на двадцать лет. Волосы, перехваченные лентой, выбились и сейчас свисали мокрыми прядями. Беспрерывно что-то нашептывая Марья глазами показала Федору продолжать.

– Ну, Варенька, начнем. Выпей, чтоб сил у тебя хватило, – протягивая кружку и отводя Варины волосы с лица сказала Марья.

Варя жадно глотала отвар, часть его стекала по подбородку оставляя желтые, резко пахнущие, мокрые следы. Недопив пару глотков, она снова сжалась от начавшейся схватки.

– А теперь давай девка, толкай его сюда! Федор, приподними ее маленько! – Марья отдавала распоряжения и успевала шептать не то наговоры, не то молитвы. И общими усилиями, через двадцать минут, она уже растирала маленький красный комочек. Но крика новорожденной так и не было. Застыв с малышкой на руках, Марья закрыла глаза. На лбу ее проступили вены, пот стекал по вискам неровными дорожками, лицо покраснело от напряжения. Через минуту ее начало мелко трясти, ощущение было такое, что она сейчас упадет без сил. Федор шагнул ей навстречу, чтоб успеть подхватить в случае необходимости. Марья начала что-то тихо нашептывать, распахнула глаза и резко опустила малышку в кадку с ледяной водой. Наконец-то они услышали недовольный, еле слышный писк. Выдохнув от облегчения, Марья закутала ее в отцову исподнюю рубаху и закрыв глаза на минуту замерла. Федор взволновано всматривался в ее выражение лица, знал, что Марья читает судьбы, вот и сейчас ждал, что же она им скажет. С нетерпением завозилась Варя, ожидая ответа. Бабка Марья, вздрогнув и открыв глаза, аккуратно положила малышку к Варе, и устало опустилась на край скамьи.

Глава 5

По совету Тита, я начала упражняться. Сначала слышала только его, гремящего чем-то в кухне, и гул машин за окном. Потом услышала голоса за стенкой, и тиканье часов. У меня в квартире таких часов не было, и я поняла, что это тоже у соседей. К гулу машин добавились голоса пешеходов, цоканье каблуков, шорох листвы, шаги на лестничной площадке, при том, что я находилась в дальней от подъезда комнате, за закрытой дверью, мне показалось это маленьким шажочком к расширению моих возможностей. Я поупражнялась еще немного и поняла, что могу оставлять все звуки и слышать их скопом, а могу разделять и слушать каждый звук отдельно. Вот это уже было интересно. По началу мне было тяжело определить, что и откуда я слышу, именно из-за того, что все сливалось в один сплошной поток, вычленить оттуда и понять, что есть что, было не легко. Научившись разделять, я поняла, что слышать можно намного дальше, когда это один звук. Так я слушала идущего от соседнего дома старичка, до магазина, который находился через три дома от моего. Почему старичка? Шаркающая походка, Тяжелое дыхание, покряхтывание и покашливание. Когда он дошел до магазинчика, гордо именуемого себя супермаркетом, и вошел внутрь, я его как-бы отпустила и услышала остальные звуки. У магазина раздавала листовки, судя по голосу, молодая девушка, говорила заученные слова, раздавался бумажный шорох, и фраза «возьмите пожалуйста». Малыш, выпрашивал у мамы вкусняшку. Скрипело колесо чьей-то сумки-тележки. Шуршали шинами проезжающие мимо магазина машины. Тявкала собачка мелкой породы. Звук сигнала автомобиля меня немного оглушил и вернул обратно в спальню.

Это что сейчас было? Это я сейчас слышала людей на таком расстоянии? Если сначала одного, то потом-то и всех остальных смогла. Вот это дела! Узнать, что получила какие-то знания, и начать осознавать, что вот они, реальны, это конечно удивительно. Представляю сколько мне еще придется удивляться. Что там еще говорил Тит? Видеть и слышать запахи? Ну что ж, начнем. Надо попробовать и то и другое.

До самого вечера не выходила я из спальни. На деликатные постукивания Тита в дверь, я только отмахивалась, а когда вышла «на свет божий» никак не могла прийти в себя. Тит усадил меня за стол и поставил передо мной тарелку. На мой восторженный рассказ он только одобрительно ухмылялся, а когда я взахлеб начала рассказывать уже по второму кругу, велел мне замолчать и поесть спокойно. Уткнувшись в тарелку и съев уже половину, я заметила, наконец-то, что ем великолепно приготовленное жаркое, коего в моем хозяйстве не было.

– Прости, что тебе готовить пришлось, – устыдилась я.

– А что, хозяйка, не угодил? Не понравилась моя стряпня? – Тит выглядел расстроенным и даже слегка отодвинул от себя тарелку.

– Да ты что, вкуснятина необыкновенная. Просто мне стыдно стало, что просидела весь день в спальне и поесть приготовить забыла, – успокоила я домового.

– А, так ты об этом? Так я ж теперь на хозяйстве. Мне это только в радость. Чего ж тебе стыдно-то должно быть. Ты своим делом занимаешься, я своим. А вечерком вместе почаевничаем, поделимся мыслями да делами. Так уж у нас заведено было. Если ты не против, конечно? – тут же придвинул он свою тарелку обратно и принялся уплетать жаркое с большим рвением, даже глаза зажмуривал от удовольствия.

– Да я только за! Мне теперь столько сделать нужно. А с таким помощником и советчиком, вообще не жизнь, а сказка! – обрадовалась я.

Я действительно была очень рада, что Тит не только мой советчик, но и кашевар. Не то чтобы я готовить не умела или не любила, скорее было просто лень. Да и много ли мне одной было нужно. Перекус бутербродами, салатик на скорую руку. Иногда, конечно, я готовила что-то посерьезнее, но редко, чаще просто неохота заморачиваться, да и кафешки никто не отменял. Кафешки – это наше все! Когда я жила с молодым человеком, вот тогда готовила часто и разнообразно. Несмотря на то, что времени на это уходило довольно много мне, в тот момент, это действительно доставляло удовольствие. А когда мы с ним разбежались надобность в кулинарных изысках отпала, и я довольствовалась, зачастую, «подножным кормом». Теперь у меня вместо парня – домовой, или я у него. Ведь это он обо мне заботится.

Тит налил чаю и подвинул ко мне чашку:

– Ну что, Аннушка, результаты действительно поразительные. Еще раз убедился, что ты куда сильнее Анны будешь, – довольно крякнул он. – В первый день добиться такого успеха, просто невероятно. Молодец! Ты теперь все свободное время тренируйся, а еще попробуй не только слушать человека, но и как-бы внутрь к нему залезть, послушать изнутри. Так мысли читать научишься. Это, конечно не скоро получится, но тренироваться надо постоянно. – Я тут же закрыла глаза и попыталась «залезть» в Тита, но услышала только его похрюкивающий смех.

– Ты, Анютка, шутница! Я же тебе сказал, слушай человеков, а ты ко мне в голову собралась залезть. На мне твои тренировки не сработают, не сможешь ты, да и никто не сможет. Так что не занимайся глупостями. Ты ведь на работу завтра идешь? Вот и попробуй там, – хохотал домовой.

После моего, так сказать посвящения, или принятия силы, что ли, я перестала видеть жуткие сны и просыпаться от гулко бьющегося сердца. Пропало ощущение близости темноты и страха. Встала я неожиданно легко, хотя всю жизнь была совой. Я бы даже сказала, что королевой сов. Каждое утро я лежала до последнего а потом еще чуть-чуть, как следствие собиралась в спешке, не успевала позавтракать, только обязательную кружку кофе выпивала. Хорошо работа журналистом позволяет не приходить в редакцию с утра, как у многих заведено. Наша братия подтягивается в редакцию не раньше двенадцати, а то и часам к трем, так что работа для меня просто идеальна. А сегодня самостоятельно проснулась еще до будильника и чувствовала себя при этом отдохнувшей и полной сил. Пока я плескалась в ванной, Тит приготовил шикарный и обильный завтрак.

– Ого, вот это да! Тит, ты уверен, что в меня это влезет? – раздумывая с чего бы начать спросила я.

– Конечно влезет. Ты теперь тратишь куда больше энергии, а восполнять ее пока не умеешь. Ты вчера не обратила внимания на то, сколько съела за ужином, потому как тебе не до этого было, – с явным удовольствием наблюдал как я уплетаю еще теплую запеканку Тит. – Ты была переполнена впечатлениями, вот и накинулась на еду. А сегодня собралась на работе продолжить, ресурсы откуда возьмешь?

Я ошарашено посмотрела на домового.

– Вот то-то же! – добродушно проворчал он.

– Действительно, я сейчас только поняла, – сказала я, едва проглотив первый кусок, – Ты ж мне добавки подкладывал, хотя и в первый раз тарелка была верхом. Я еще хотела возмутиться, но все так восхитительно пахло, и обед я пропустила. Это что я теперь все время так есть буду, это же ужасно? – расстроилась я. – Так меня разнесет, надо будет не только тренировки для развития, а еще и физические нагрузки, и когда мне все успеть?

– Да нет, балда! – шутливо обругал меня домовой. – Говорю же, это временно, ты научишься получать энергию другими способами. Но пока придется немного потерпеть. И, это… – Тит смущенно посмотрел на холодильник. – Надо-бы продуктов закупить. Пока что, есть ты будешь больше. Да и вообще, как ты раньше жила, у тебя же запасов никаких нет? – его прорвало. – У тебя в шкафах две пачки макарон, одна, начатая, риса, стакан гречи и пакет картошки. В морозилке тоже шаром покати, два кулечка. Чем ты питаешься-то? – округлил и без того большие глаза домовой.

– А зачем мне запасы, магазин же рядом? Закончилось – сходил, да купил, – недоуменно уставилась я на Тита.

– Эх, городские… – махнул он рукой.

– Ладно-ладно, я поняла. Напиши, что нужно купить, после работы заеду.

Ох как я не любила эти походы в магазин после работы. Там же полно народу, очереди в кассу, а как обычно открыто всего несколько касс, вместо десяти, жуть, одним словом.

Быстренько собравшись и забрав список продуктов, я выехала на работу, пока Тит не придумал мне еще что-нибудь. Пока я собиралась, он трижды дописывал в свой списочек, я его не читала, но судя по количеству строк мне велено скупить половину магазина.

В редакции я появилась в непривычно раннее для меня время, чем очень удивила своих коллег, знающих о том, что я паталогический опоздун. Несмотря на то, что и так график не нормированный, я умудряюсь прос… пропустить все, что только можно. Но, ввиду паталогического же везения, мне это всегда сходит с рук. Тем более, что хоть я и не выдающийся журналист, но все-таки не плохой. Со всех сторон посыпались шуточки, что теперь точно ждать снегопада или землетрясения, раз я, в кой-то веки, пришла рано. Даже на утреннюю планерку попала, что уж совсем немыслимо. Думала, что это никогда не закончится, но слава богу все успокоились и, наконец-то, занялись своими делами, а я смогла заняться своими.

Закончив печатать обзор, и решив, что пока есть время и все заняты делами, надо попробовать вчерашние тренировки на своих коллегах, я выбрала себе «жертву». Спрятавшись за монитором, я закрыла глаза и сосредоточилась. Вместо того, чтобы попасть в Надю, сидевшую за соседним столом, я увидела весь наш кабинет и даже себя, сидящую с закрытыми глазами. Нет, это не то! Я пробовала несколько раз, но так и не смогла добиться успеха. Зато я смогла услышать голоса коллег в соседних кабинетах, разговор начальника по телефону и заразительный смех в курилке. Попробовала еще раз «отключив» все остальные раздражители. Я представляла себе Надю, сидящую напротив, печатающую, уткнувшись носом в монитор. Видела, как двигаются ее пальцы. Как бегают по строчкам глаза, как она замирает на секунду и снова быстро мелькающие по клавиатуре пальцы. Я мысленно приблизилась к ней вплотную и шагнула внутрь. Мне на секунду показалось, что я увидела свечение монитора, и это точно был не мой, потому что на моем уже был открыт рабочий стол, с синей заставкой, а я увидела белый лист. В этот момент дверь в кабинет распахнулась и на меня обрушился голос:

– Ань, ты что медитируешь? Или ты так рано сегодня пришла, не выспалась, и решила до-дремать на работе? – засмеявшись своей собственной шутке, Димка Абрамов подмигнул Наде. Надя фыркнула, поддерживая его. – Привет девчонки, мне в курилке уже рассказали, что благодаря Свиридовой нас ждет метеоритный дождь. Я-то, в отличии от некоторых, пришел на работу как обычно, забочусь, так сказать, о безопасности окружающих, – Димка снова заржал и подошел к моему столу. Я открыла глаза, и он как-то неестественно замер под моим взглядом. Я, если честно, сама испугалась. Димка выглядел растерянным, но в то же время, как будто остекленевшим. К сожалению, это заметила и Надежда. Она подскочила к Димке и вцепившись в него руками, крепко тряхнула, при этом преданно заглядывая ему в глаза и зовя его по имени. Все знают, что Надя неровно дышит в сторону нашего главного клоуна и балагура, Димки, который, к тому же сидит за соседним столом. И сейчас она явно испугалась такой его реакции. Она трясла его, и звала, но Димка не реагировал, он так же пристально и безвольно смотрел на меня.

– Ань, что происходит? Почему он на тебя так смотрит? Почему ты на него пялишься? У вас что, что-то было? Ань, ну ты-то не молчи! – подскочила ко мне Надька с выпученными глазами.

– Надежда, успокойся. Что у меня с ним могло быть? Не знаю я что с ним происходит. Может он понял, что его шутки не смешные и впал в ступор от собственной несостоятельности? – отмахнулась от нее я.

– Ань, хорош! Ты же видишь, что что-то не так, – снова вглядываясь в Димку сказала Надя.

– Сейчас разберемся. Может ему водички? Надь, сбегай, принеси, может ему легче станет, – мне кажется я догадываюсь в чем причина такого поведения.

Надя схватила со стола кружку и кинулась к кулеру, стоящему в коридоре. Я встала, и глядя на Димку пошла в сторону Надиного стола. Он медленно поворачивался за мной и не сводил с меня взгляда. Тогда я отвернулась, крепко зажмурившись, попыталась сбросить с себя пристальный Димкин взгляд, и снова повернулась к нему. Димка смотрел на меня широко распахнутыми глазами, но взгляд его стал осмысленным, хоть в нем и сквозил страх. В этот момент в дверях появилась Надя и глядя на то, что с Димкой уже все в порядке, облегченно выдохнула.

– На, выпей, полегчает, – с мрачным взглядом протянула она Димке кружку.

Димка наконец перестал на меня таращится и перевел недоумевающий взгляд на Надю.

– А что это было сейчас? – Димка переводил ошарашенный взгляд с Нади на меня и обратно и силился понять то, что никак не укладывалось в его голове.

– Это мы тебя хотели спросить, Димочка, что сейчас было! Застыл, как соляной столб, таращился на Аньку как ненормальный. Ты что, ушел в себя, забыл попрощаться? – прошипела Надя, стоя перед ним, сжав одну руку в кулак и до сих пор держа кружку с водой в другой.

– Да я и сам не понял. Правда, как будто ушел в себя. Что-то меня накрыло. Может переутомился? – жалобно глянул на Надю Димка.

– С чего это ты переутомился? – разошлась не на шутку она. – Ты что в две смены пашешь? Из редакции по бабам?

– Да какие бабы, при чем вообще здесь бабы? Я на даче, с родителями был, – сказал покрасневший, почему-то, Димка. – Помочь нужно было, вот и помогал. Все выходные как папа Карло. Может из-за этого и накрыло. Да и жарко сегодня, а кондей сломался, – смущенный Димка, наконец забрал кружку из рук успокоившейся Нади и сел за свой стол.

– Давайте поработаем, для разнообразия, раз уж все мы здесь сегодня собрались, – пропел последнюю фразу Димка, но видя, что шутка не зашла, уставился в монитор.

Мне нужно было подумать и поговорить с Титом обо всем произошедшем. Может он сможет мне объяснить, что это было.

На сегодняшний день у меня планов особых не было, так что я быстренько дописала статью, на которую уже был собран материал, отправила ее на согласование, и сославшись на интервью, которое уже брала на прошлой неделе, но еще не доложилась, я со всеми попрощалась. Собравшись уже рвануть домой, я вспомнила о списке продуктов. Черт, это что вообще такое? Он действительно решил сделать запасы на зиму что ли? Нет, надо этот список подкорректировать. Я заехала в магазин и накидала в тележку то, что, по моему мнению, из этого списка купить необходимо. И этого тоже оказалось довольно много, о чем мне сразу и сказала моя соседка, с которой я столкнулась в подъезде. Милая старушка, увидев количество и объем пакетов у меня в руках, категорично заявила: – Замуж тебе надо, Анюта! Муж помогал бы, что же ты такие тяжести таскаешь, тебе же еще рожать.

– Не, теть Шур, замуж мне пока рано. А пакеты, это ерунда, я же на машине, не в руках тащила.

Тетя Шура покачала головой и медленно вышла из подъезда. Не успела щелкнуть дверь за ее спиной, как перед моим носом появился Тит, смотря на меня таким взглядом, будто я только что, на его глазах убила младенца, молча забрал у меня пакеты и исчез. Так и не хлопнувшая дверь снова открылась. Тетя Шура придерживала ее рукой, пока Аленка, наша соседка со второго этажа вкатывала в подъезд коляску. Тетя Шура с приоткрытым ртом и округлившимися глазами смотрела на мои пустые руки, а я мечтала провалиться, или как Тит, уметь телепортироваться домой в одну секунду.

Дома Тит, обиженный моими попытками дотащить все и сразу, разбирал покупки молча. Хотя я видела по нервно вздрагивающей бороде, его желание высказаться. Я переобулась и сразу пошла принимать душ, улыбаясь на доносящиеся до меня бурчания домового.

Переодевшись и зайдя в кухню, я застала немую сцену. Тит сидел за столом, заваленным покупками, держа в руке написанный им список, который я бросила в один из пакетов, и нервно барабанил пальцами по столешнице.

– Ты мне хочешь что-то сказать? – я приподняла одну бровь и грозно посмотрела на домового.

– Анна, но ты же и половины из списка не купила, – немного смутившись от моего вида промямлил Тит.

– Тит, ну ты сам посмотри, что написал. Куда нужна такая прорва? Мы с тобой что, переезжаем в бункер в лесу? Все магазины поблизости закрывают? Мы ждем роту голодных солдат в гости? Зачем мне покупать по пять килограмм разных круп? Куда нам столько овощей? Картошку, морковку и лук мы с тобой в диван будем засыпать, вместо погреба? – спросила я.

– Да как же? Ну ведь всегда запас должон быть! – голос Тита, растерянный и чуть не плачущий, меня растрогал. Я присела рядом с домовым, приобняла его за плечи и решила, что нужно с этим что-то делать.

– Тит, ты хороший учитель и помощник. И ты самый замечательный домовой, хотя других я не видела. Ты мне очень помогаешь, но хозяйство в деревне и в большом городе, это огромная разница. В деревне ведь как? Что на огороде выросло, то собрали и едят весь год. Магазинчик один, в котором толком и купить нечего. Привозят товары редко, а самим ехать не всегда сподручно, да и далеко, не наездишься. Я знаю, потому что у меня тетя Маша в поселке живет. И мы, когда к ней едем, по ее заказу целую кучу всего ей из города везем. А тут у нас все есть. На каждом углу. У нас даже в доме есть магазинчик, только я его не люблю и хожу в тот, что подальше, через три дома от нашего, то есть, пять минут до него. И их целая куча вокруг. Я тебе сейчас покажу, – я поднялась и пошла за ноутбуком. Вернувшись в кухню, открыла карту и сказала:

– Вот, смотри. Вот дом, в котором мы живем, а вот магазины вокруг. Это маленькие, а это огромные. Там все можно купить. И продукты, и мебель, и одежду, и технику. А смотри сколько их по городу, таких больших, – я водила пальцем по экрану, потому что на курсор Тит смотрел как на муху, перестав замечать все остальное. Тит заметно успокоился и с интересом наблюдал за моими действиями.

– А это что за странный телевизор такой? – озадачено почесал макушку Тит.

– Этот компьютер. Это лучше всякого телевизора. Это целый мир. Тут можно столько всего найти. Хочешь, я тебя научу им пользоваться и тебе будет веселее, пока я на работе? – спросила я у удивленного домового.

– Научи, мне полезно будет. Ведь я тоже, это, знания-то коплю. А вот компьютера у нас с Анной не было, не обучен я. По телевизору я их видел, конечно, но вроде те по-другому выглядели, – сказал Тит глядя на меня глазами ребенка, нашедшего подарок под елкой. Он мечтательно разглядывал картинки на экране, а я принялась потихоньку распихивать покупки по местам. Тит, оторвавшись от экрана подскочил как ужаленный:

– Ой, хозяйка, я сейчас.

Через две минуты стол был абсолютно чистый, покупки убраны. А Тит, наливал в тарелки ароматно пахнущее харчо.

Медленно и со вкусом попивая свежезаваренный чай, я коротко пересказала Титу странную Димкину реакцию.

– Аннушка, а ты знаешь, что сделала? Во-первых, ты, как я понял, смогла-таки залезть в эту самую Надю. Да не просто залезть, а, как бы тебе это объяснить, подселиться. Слышать мысли ты не начала, а намерения ее уловить должна была. И ты, возможно, действительно видела ее глазами. Пока рано об этом говорить, но если это так, то это значит… – Тит замолчал не договорив, и как я его не дергала, он только отмахивался, отвечая, что объяснит потом. Ну вот, а я так про Димку и не узнала.

Весь вечер Тит ходил в своих мыслях, я не смогла его отвлечь даже компьютером, который так ему понравился. На мои вопросы отвечал односложно, на автопилоте прибирал какие-то вещи, вытирал невидимую моему глазу пыль, отчего я поняла, что ему так легче думается. Ну, у каждого свои методы. Отчаявшись добиться от него сегодня хоть каких-то ответов, я взяла на руки Машку и удобно расположившись в кресле, и легонечко ее почесывая, задала ей давно интересовавшие меня вопросы.

– Расскажи мне как вы жили с Анной. Чем занимались? Сколько тебе лет? Ведь мы с тобой толком и не познакомились.

Машка, тихонечко тарахтя, рассказывала мне про свою жизнь. Как она охотилась на мышей, что жили под полом, как с интересом наблюдала за Анной, варящей зелья и делающей настойки. Как любила она валяться в теплой пыли, под ярким солнышком, и зажмурив один глаз наблюдать за бегающими по двору курами. Ее голос, журчащий у меня в голове и теплый меховой бок, сделали свое дело, и я задремала.

Интерлюдия

Федор был вымотан, словно это он несколько часов мучился от боли, под глазами залегли тени, весь покрытый потом, но счастливый и спокойный.

– Благодарю тебя, бабка Марья, – отвешивая ей земной поклон, сказал Федор. – Век мне в должниках перед тобой ходить. Спасла ты нас всех. Варю с Аннушкой от смерти, а меня с Тимошкой от одиночества. Никогда я этого не забуду. Последнюю рубаху отдам, голову на плаху сложу, коль прикажешь. Спасибо тебе, бабка Марья, – снова кланяясь повторил Федор.

Марья внимательно посмотрела на Федора. Теперь он глаз не отводил. Смотрел смело. В глазах ее он видел только огромную боль и усталость старой женщины.

– Дайте мне ваши руки, – с трудом произнесла она.

Федор и Варя испуганно переглянувшись протянули ей руки. Марья, крепко схватилась одной рукой за Федора, второй за Варю, и снова замерла столбом. С трудом открыв глаза и долго, словно пустым взглядом сквозь них смотрела она на обоих. Собравшись и с трудом пересилив боль и ужас от увиденной только что картины Марья обратилась к ним дрогнувшим голосом:

– Отдайте Аннушку мне!

У Федора потемнело в глазах, Варя смотрела на Марью не веря услышанному.

– Да не волнуйтесь вы, бестолочи! – вымученно улыбнувшись сказала Марья, решив оставить серьезный разговор на потом. – Слаба больно малышка, не доносила ее Варя, еле трепыхается, может не справиться сама, не выкарабкаться. Ты Федор, с Варей сейчас быть должен. Ей пока вставать нельзя. Я заберу малышку к себе и сутки буду отмаливать, за это время окрепнет она, там травы у меня, да и дом помогает. Но без вашего дозволенья нельзя мне дитя увозить.

Федор, хоть и не желая расставаться с новорожденной дочерью ни на секунду, согласно кивнул, понимая, что без Марьиной помощи малышка может и не выжить. Варя, со слезами благодарности, кивнула тоже. Обняв и расцеловав малышку, она протянула ее Марье.

– На вашей лошадке доберусь, если позволишь. Когда вернусь, тогда и поговорим, чем отплатить мне сможете.

Закутав Анюту в теплый платок, обернув несколько раз шерстяным одеялом и накинув сверху пуховую шаль, Федор еще раз взглянул на свою малышку, положил ее в сани, и еще раз поклонился бабке Марье. Марья встала перед воротами, широко перекрестила Федора, и его подворье и тронулась в путь. Выехав на лесную дорогу, она остановилась на обочине, повернулась к уютно пускающим дымок домам ярко залитым лунным светом, снова перекрестила, теперь уже всю деревеньку, и поехала к своему дому. По щекам у нее текли слезы.

Глава 6

Проснулась я рано утром, в своей постели, от громкого звонка мобильника. Не разобрав толком кто звонит, схватила трубку и услышала голос нашего редактора, Андрея:

– Ань, срочно собирайся, твое интервью со Звягинцевым перенесли, – как всегда без приветствия затараторил он. – Сегодня в девять, будет брифинг, на котором должен быть Пашка Мухортов, но он вчера в больницу попал, так что главный решил, раз все равно ты у него интервью должна будешь брать, то ты и поедешь. И он договорился, что интервью будет сразу после пресс-конференции, надеюсь ты к нему готова?

– Андрюш, интервью должно было быть через неделю, это раз, я еще сплю, это два… – лениво промямлила я.

– Ты сейчас встаешь, просыпаешься, составляешь список вопросов, едешь на брифинг, потом берешь интервью, после этого едешь в редакцию, это и три, и четыре, и десять. Давай, Свиридова, труба зовет! – недовольно рявкнул редактор.

Трубка резко замолчала, а значит Андрюшка разговор закончил. Надо встать и выпить кофе, чтоб проснуться, это раз! А дальше, как там Андрей сказал, труба зовет, надо шевелиться.

– Тит! – закричала я на всю квартиру, и развернувшись к двери практически носом впечаталась в домового.

– Тит, ты меня до инфаркта доведешь, не подкрадывайся так, – шутливо схватилась я за сердце.

– Ты ж сама меня звала, – невозмутимо парировал домовой.

– Это да, но ты как-то не так резко появляйся, что ли, а то я с перепугу чуть коньки не отбросила.

Тит медленно обходил меня по часовой стрелке, внимательно смотря на мои ноги и на пол вокруг.

– Ты чего? – удивилась я.

– Коньки ищу, -на полном серьезе заявил мне Тит и прищурив глаза снова начал рыскать взглядом по полу.

– Да это выражение просто такое, значит, что я чуть не померла, – улыбнулась я его непонятливости.

– Это ты-то? С перепугу? Ага, скажешь тоже, – непочтительно фыркнул домовой. – Тебя теперь даже при большом желании убить сложно будет.

– Это ты о чем? – заинтересовалась я.

– Ты чего звала-то? – отмахнулся Тит.

– Да, точно, Тит, сделай мне, пожалуйста, кофе, – попросила я с трудом подавив зевоту. – Мне на работу срочно нужно. Чтобы время не тратить. Если тебе не сложно, конечно.

– Ну сложного точно ничего нет, – уже направляясь в кухню ответил Тит. – Иди умывайся, я сделаю.

Еще тысячу раз поблагодарив вселенную за посланного мне Тита, я отправилась в душ, на ходу обдумывая и формулируя интересующие меня вопросы.

За завтраком он меня снова удивил. На огромном блюде лежали небольшие лепешечки, украшенные мелко рубленной зеленью и политые белым соусом. Откусив кусочек, я чуть язык не проглотила. Это были картофельные зразы, только по какому-то необычному рецепту. Кроме картофеля там еще был сыр, помидор, грибы, что-то еще, что я не распознала по вкусу, но в сочетании это было божественно. Наелась так, что казалось еще чуть-чуть, и я лопну. Составив план интервью и поглядывая на время, я быстренько собралась и выдвинулась, мне предстояло ехать в центр, а значит, я могу собрать кучу пробок, надо поторапливаться.

Что удивительно, в дороге мне тоже пригодились мои новоприобретенные способности. Я не сразу поняла, что это не просто совпадение, когда едущие впереди меня машины вдруг перестраиваются, как только я подъезжаю к ним достаточно близко. Я легко перестраивалась, мысленно, а иногда и вслух, отдавая команды окружающим меня водителям. В приличном обществе так разговаривать я себе не позволяю, но за рулем это общепринятая норма, тем более что меня никто не слышит. Не слышал, раньше. Теперь, как только мне нужно было перестроится, и я говорила, что всем нужно срочно свалить с моего пути, в общем-то так и происходило. Машины разъезжались, освобождая мне дорогу, и я с легкостью доехала до нужного мне адреса задолго до времени начала пресс-конференции. Мне это было только на руку. Спокойно получила пропуск, поговорила со знакомыми журналистами, заняла выгодное место в конференц-зале и даже успела выпить невкусный, растворимый кофе, который тут наливают для прибывающих журналистов и операторов. Мне еще хватило времени, чтобы пробежаться и подкорректировать подготовленные к интервью вопросы. Ай да я, ай да молодец!

Брифинг был коротким, дольше была подготовка. Я, еще немного пошатавшись среди многочисленных коллег по цеху потихоньку пошла к кабинету Звягинцева. Надо предупредить его секретаря, что я тут, я жду, чтобы про меня не забыли, а то знаем мы этих начальников.

Кабинет замминистра по труду и социальной защите Виктора Павловича Звягинцева, был не просто роскошный. Он был фундаментальный. Я даже немного стушевалась от внешнего лоска и кричащего пафоса. Увидев мое замешательство, Виктор Павлович, как-то по-свойски махнул мне присаживаться в удобно расположенное кресло, около маленького журнального столика и сам сел во второе такое же.

– Вы не обращайте внимание на кабинет, – после приветствия сказал он, – я в него только заехал, это мне от предшественника подарок, а он, по всей видимости любил шик.

Виктор Павлович мне подмигнул и повернувшись в сторону двери громко крикнул:

– Сергей!

Через несколько секунд в дверном проеме показалась голова секретаря.

– Сергей, будь добр, сделай нам чаю, или вы кофе предпочитаете? – обратился он ко мне слегка наклонив голову. На мое невнятное мычание он внимания не обратил. – Значит чаю. И к чаю что-нибудь принеси, а то я сегодня столько времени потерял, пообедать не успею уже.

– Анна Михайловна, извините за откровенный вопрос, но какие же у вас глаза, это ведь не линзы? – спросил Виктор Павлович, слегка наклонившись ко мне, чтобы лучше рассмотреть мои зрачки и виновато улыбнувшись за свою бестактность.

– Нет, не линзы, – улыбнулась я в ответ. – Да и извиняться не за что, я уже привыкла, что все на это обращают внимание.

Глаза у меня и правда были необычные. На зеленой радужке в каждом глазу было по небольшому, но достаточно яркому желтому пятнышку. Необычность заключалась в том, что пятнышки эти были абсолютно симметричны. Будто каждый глаз, зеркальное отражение другого.

Это интервью было просто противоположностью большинству проводимых мною ранее. Этот человек действительно сумел меня приятно удивить. Не было заносчивости, на меня не смотрели с высока, на вопросы он отвечал подробно и доступным языком, в нужных местах пояснял, без всякого недовольства, да и в целом беседа была интересной. Это самое легкое и приятное интервью за много лет. Искренне поблагодарив Виктора Павловича и пообещав прислать ему готовую версию на согласование, я уже собиралась уйти, как он протянул мне руку для прощания. Мне! Мелкой сошке, по сравнению с замминистра! Как доброму приятелю! Ответив на его рукопожатие, я чуть не свалилась от сильнейшей волны ощущений, накрывшей меня с головой. Это была как яркая вспышка, как электрический разряд. Как шар света, внутри которого я увидела угрозу. Как я это поняла я не знаю, но точно пришло осознание того, что жене Звягинцева сейчас, вот прям в ближайшие минуты, грозит опасность. Я не очень поняла, что именно ей угрожает, но я кожей чувствовала беду. Что мне делать? Как быть в этой ситуации? Тит мне говорил пока не высовываться, но как я могу промолчать, когда знаю, что могу предупредить человека и тем самым, возможно, помочь? Тем более этого человека. Он ведь действительно искренен. Возможно он, занимая эту должность сможет держать оборону, не прогнется и не прогниет, а горе может его сломать. Да дело даже не в нем. Там живой человек, а я тут теряю время.

– Виктор Павлович, у меня к вам еще один небольшой разговор. Пожалуйста, выслушайте меня, – после некоторых сомнений и раздумий обратилась я к нему.

– Да, Анна Михайловна, конечно. Вам нужна моя помощь? – снова опускаясь в кресло спросил замминистра.

– Нет, но вам нужна моя, – я старалась подобрать слова, которыми смогу убедить, что говорю правду.

– Простите? – удивленно переспросил Виктор Павлович.

– Видите ли в чем дело, вам нужно срочно связаться со своей женой. Ей угрожает опасность, – как можно увереннее сказала я.

– Что? Кто вы такая? Что вам нужно? Вас кто прислал? Сергей! – Виктор Павлович вскочил и навис надо мной. Услышав шаги и открывающуюся дверь, он спросил: – Сергей, вы проверяли документы у Анны Михайловны?

– Конечно! И с редакцией созванивался, они мне данные сбрасывали, с фото, – отрапортовал секретарь.

– Хорошо, спасибо, – снова перевел на меня взгляд замминистра.

– Я еще нужен? – секретарь удивленно меня рассматривал стоя в дверях. Наверное, думал, чем я могла довести его шефа до бешенства. Вряд ли он видел его раньше в таком состоянии.

– Пока нет, – бросил Виктор Павлович и секретарь тут же исчез за дверью. – Анна Михална, кто вас нанял?

– Вы не понимаете, – тяжело вздохнула я, собираясь с мыслями. – Я знаю, что это звучит как бред, но меня никто не нанимал, не подсылал и мне от вас ничего не нужно. Я просто журналист, делающий свою работу. Но я чувствую, что с ней, с вашей женой, что-то не так. Это просто интуиция такая. Это не в первый раз со мной, просто поверьте. Я не прошу ничего сверхъестественного, пожалуйста, просто позвоните ей прямо сейчас и узнайте все ли в порядке.

– Анна Михайловна, моя жена дома, где есть охрана. Дом на частной территории, на которую не так просто попасть, – окончательно вышел из себя замминистра. – Если вы хотите оказать на меня давление с помощью моей жены…

– Да ничего я от вас не хочу! – закричала я. – Услышьте меня, пожалуйста! – я постаралась говорить спокойнее. Меня вывело из себя его упорство. Нет, я понимаю его реакцию, я бы еще и в глаза рассмеялась. Но как же это бесит! Это что теперь всегда так будет? И как же я смогу хоть кому-то помочь? Или я не буду помогать? Но как же тогда жить с тем, что ты можешь помочь, но не делаешь этого?

– Сергей! – секретарь появился мгновенно, неверное он так и стоял под дверью и ждал, когда его позовут. – Сергей, – пристально глядя на меня повторил Виктор Павлович. – Проводите Анну Михайловну, и проследите, чтобы она добралась до выхода из здания.

Понятно, что я стала персоной нон грата. Хорошо, что интервью я записала и мне не придется краснеть в редакции. Хотя если он позвонит и передаст подробности моего посещения… Нет, я уверена, что он этого делать не будет.

***

Виктор мерил шагами кабинет. У него из головы не шла эта наглая девица. Ему нужно работать, а он только и думает о ее вопиющем поступке.

– Нет, но чего она хотела добиться? Я ведь сам предложил помощь, она ничего не просила, сразу стала говорить какую-то чушь. А ведь выглядела вполне прилично. Вопросы у нее были интересные. Вроде все одно и то же все спрашивают, а она как-то по-другому формулирует. Да и слушала с интересом, обычно на меня смотрят стеклянные глаза и ноль понимания в них. Жаль, я давно так не ошибался в людях, – Виктор сел, попробовал разобраться в документах, внушительной стопкой возвышающихся на столе. Несколько раз перечитывал абзац, силясь уловить смысл того, что прочитал. Но мыслями все время возвращался к странному разговору и идиотской просьбе позвонить жене.

– Да надо просто позвонить, узнать, что все в порядке и успокоиться. Что за странные дела творятся, чего я так дергаюсь. Если меня так легко стало вывести из себя, то надо было на пенсию выходить, а не пост принимать.

Виктор вылил себе в чашку остатки остывшего чая из неубранного до сих пор чайничка и набрал номер жены. Трубка уныло гудела, но Света, его жена, на звонок не отвечала. Набрав еще раз и не услышав ничего нового, он, проклиная жену, которая не берет телефон, хотя круглыми сутками с ним не расстается, журналистку, взбаламутившую его, гору документов и весь этот треклятый день, набрал охраннику, постоянно дежурившему у него в доме. Трубку сняли быстро, и Виктор немного успокоился.

– Дмитрий Васильевич, приветствую, а Светлана Львовна никуда не выезжала? – прижав трубку к уху плечом спросил Виктор Павлович.

– Никак нет! Дома! С полчаса назад спускалась. Что делала не знаю, могу Раю позвать, спросить, – отчеканил охранник.

– Не надо Раю. Поднимись, будь добр, дай ей телефон, не могу дозвониться до нее. Свой дай, мне пару слов сказать, некогда по пять раз перезванивать, – снова начиная раздражаться попросил замминистра.

– Минуту.

Виктор услышал быстрые шаги. Дмитрий Васильевич, бывший военный, не задавая лишних вопросов, быстро выполнял поставленные задачи. В трубке послышался стук и его голос, зовущий через дверь Светлану.

– Виктор Павлович, тут это, не откликается она. Может в наушниках, не слышит, что делать? – встревожено спросил охранник.

Виктор, не выдержав закричал в трубку:

– Выломай к чертям эту долбанную дверь. Как вы меня все достали. Что за день-то сегодня такой.

Настороженно вслушиваясь в гулкие удары, Виктор услышал голос Раисы, их поварихи, горничной и экономки по совместительству.

– Стой, стой, ирод, что ж ты имущество портишь, ключ же есть запасной, – звякнуло железом, послышался тихий щелчок и громкий крик Раисы:

– Боже мой, звони в скорую, скорее.

В трубке затихло. Шея и лоб Виктора покрылись липким потом. Нащупав сзади себя кресло, он медленно в него опустился и схватился за горло. Ему казалось, что шея распухла и горло стало пропускать мало воздуха. Он пытался вдохнуть поглубже, но у него это плохо получалось. Наконец справившись с узлом галстука и расстегнув верхнюю пуговицу ему стало чуть легче. Он снова взял в руки телефон и набрал охраннику.

– Можете вы мне объяснить, что там происходит? Дмитрий Васильич, зачем скорая, что со Светой? – замученным голосом спросил Виктор.

– Таблеток она наглоталась, вся тумбочка в пузырьках, – ответил охранник извиняющимся тоном, – Рая сказала, что там успокоительное и снотворное. Она позвонила, скорая едет. Рая с ней. Я проверил, дышит, пульс есть. Не так много времени прошло, врачи помогут. Виктор Палыч, с вами все в порядке?

– В порядке, в порядке! Я сейчас приеду, – нервничая и соображая на ходу, что ему нужно сделать, ответил замминистра.

Виктор быстро кинул в портфель документы, которые читал, из разряда срочных, сунул телефон в карман и быстрым, тяжелым шагом вышел из кабинета, громко хлопнув дверью и кинув на ходу секретарю, что его сегодня не будет.

Интерлюдия

Тихо опускалась ночь на спящую деревушку. Посылала людям сны, успокаивала, разглаживала суровые морщинки, отгоняла беспокойства прожитого дня, прогоняла усталость. Федор, завернув Вареньку в одеяло, словно закутав в кокон, положил ее голову на свою руку и уткнувшись носом ей в макушку, наконец-то задремал. Спал на печке Тимошка, прислонившись боком к своему другу Андрейке. Уснули собаки, долго переговаривающиеся друг с другом о спокойствие и тишине во дворах, и о нелегкой собачьей службе. Уснула деревушка, чтобы с рассвета начать жить новым днем.

В этом ночном безмолвии надвигается на деревушку беда, тишину наполняет тревога, пока еще очень далекая, еле ощутимая, но неизбежная.

Держит Марья кроху на своих руках. Вглядывается в нее, читает как книгу, бережно перелистывая года. Девочка не причастна к тому, что должно произойти, но она имеет отношение к жизни самой Марьи и к ее смерти.

Глава 7

Виктор потер слипающиеся глаза. Сколько литров кофе он выпил сегодня? Ничего уже не помогает. – Почему все так? Чего ей не хватало? Неужели так плохо жилось? Она же знала, что работа занимает практически все его время. Жила же она так много лет. Почему сейчас? Почему все валится на голову именно тогда, когда пост принят, и нужно столько всего сделать. А еще быть предельно осторожным. Ведь это не просто пост и не просто место. Это чье-то место. И этот кто-то теперь будет следить за каждым шагом и уж тем более за каждым промахом. А тут только начал и уже такое происходит. Не дай бог еще в СМИ просочится. И журналистка эта еще. Кто она вообще такая? Откуда она могла знать, что со Светкой что-то происходит? Они что, знакомы? Бред! Но почему она сказала позвонить домой? Откуда узнала, что дома беда? Почему сказала, что мне нужна ее помощь? Откуда, черт побери, она вообще взялась и почему все это знала? Как она сказала, интуиция? Надо разобраться, что это за интуиция такая. Может она к этому как-то причастна?

– Виктор Палыч, к вам главврач, – отвлек его от назойливых мыслей подошедший охранник.

– Как его зовут? – уточнил Виктор.

– Дмитрий Сергеевич Александров, – быстро ответил охранник и сделал шаг в сторону.

– Спасибо, – кивнул ему замминистра и устало поднялся. Врач, зашедший в палату, коротко, по-деловому, поздоровался.

– Здравствуйте. Как ее состояние? – ответил на приветствие вопросом Виктор.

– Все нормально, – уверенно заявил врач. – Мы ее промыли, капаем. Она стабильна.

– Но она так долго без сознания, разве это нормально? – Виктор почувствовал, что напряжение его понемногу отпускает.

– Она не без сознания, просто спит. Вам лучше завтра ее навестить, она все равно до утра не проснется, – успокаивающе сказал врач. – И, да, не волнуйтесь, никто не узнает причину обращения.

– Да, спасибо. Мне сейчас очень не хочется скандалов, – вымученно улыбнулся Виктор.

– Их никогда не хочется. Кстати, поздравляю с назначением! – искренне произнес Дмитрий Сергеевич.

– Спасибо. Могу я вам чем-то помочь? – гладя в упор на врача, спросил Виктор. Тот чуть заметно сморщился.

– Вы не поняли меня. Я не вам на лапу хочу дать, хотя мне лично не жалко. Я спрашиваю, как официальное лицо, могу я чем-то помочь вашей больнице? – усмехнулся Виктор.

– Даже не знаю. Ну, есть одно дело, – задумчиво почесав затылок, сказал Александров, – Мы очень давно ждем один дорогостоящий, но очень нужный нам аппарат. Пока нам его только обещают. Давно уже обещают, если честно. Запросы официально мы писали и заявки делали, но нам говорят, что денег нет. А в сто пятьдесят шестую, например, этот аппарат, и еще несколько не менее дорогих, уже привезли. Причину того, почему именно в сто пятьдесят шестую, мы все конечно знаем, и не возражаем сильно. Да и за коллег рады. Но нам он и правда необходим.

– Я вас понял. Напишите мне название аппарата и номер заявки. Я пока ничего не обещаю, но попробую ускорить ее рассмотрение, – пожимая руку врачу сказал Виктор.

***

Твою ж мать! Нет, ну каков! «Вы документы проверили?» Вот что он теперь обо мне думает? Да, на самом деле, как я выглядела в его глазах? Городской сумасшедшей? Как же мне быть? С одной стороны, все верно, я должна была помочь. Я делаю что могу. Но как мне убедить кого-то в своей адекватности, если я говорю такие вещи, о которых только в битве экстрасенсов можно услышать, ну и от неадекватов всяких, к которым меня теперь благополучно причислили. А собственно, чего я так переполошилась? Скандал никто не видел. Ну не буду я у него больше интервью брать. Да и кто мне говорил, что буду? Рассказывать об этом он точно никому не станет. Очень жаль, что он мне так и не поверил и я не знаю, что с его женой. И еще очень жаль этого человеческого отношения. От большой шишки как он я в жизни не видела такого. Он человечище, а теперь думает, что я чокнутая. Наверное, именно поэтому я так и психую. Жаль, действительно жаль, что все так.

Заехав ненадолго в редакцию, я решила, что на сегодня с меня хватит. Надо ехать домой и поговорить, наконец с Титом. Еще один жук. «Потом расскажу, все потом», и молчит как партизан. Ну сегодня я ему устрою допрос с пристрастием, если он на мои вопросы не ответит.

***

Подъехав на следующий день к зданию больницы, Виктор Павлович Звягинцев был готов к появлению журналистов, к скандалу, но не к уборщице тете Клаве. Встав намертво, смелая женщина не сдавалась под натиском его охранника, и ни в какую не хотела их пропускать. Хотя они успешно преодолели будку охраны на въезде, дежурного, в приемном покое, но обстоятельства непреодолимой силы, в виде хрупкой старушки, обойти не смогли. Виктор с веселым интересом наблюдал за баталиями. Это буквально вернуло его в детство, когда он пытался прошмыгнуть в школу без сменной обуви. Отошли на второй план переживания и немного выдохнув он, наконец, решил взять инициативу в свои руки. Но не успел он сделать и пары шагов, как увидел выходящего из лифта вчерашнего врача, имя которого он не помнил.

– Клавдия Петровна, вы что тут устроили? Ну-ка, немедленно пропустите замминистра! – вытаращив глаза громко приказал доктор. Старушка в ужасе попятилась.

– Все нормально! – успокоил ее Виктор Павлович. А вот охранника нужно уволить, откуда он вообще взялся такой? Недосмотр.

– Виктор Павлович, могу я отвлечь вас на минутку? – спросил подошедший Александров.

– Да, сейчас жену проведаю и зайду к вам в кабинет, – кивнул, соглашаясь замминистра.

Света лежала под капельницей, но выглядела неплохо. Гораздо лучше вчерашнего. Увидев входящего в палату мужа, она испуганно приподнялась и попыталась сесть.

– Лежи-лежи! – Виктор подвинул к кровати стул и сел рядом с ней. – Можешь мне объяснить, что это вчера было? – спросил он после долгой паузы, во время которой он внимательно разглядывал смущенную и напуганную жену, – В чем причина? И почему, если было что-то не так, ты не сказала об этом мне?

– Вить, я хочу развестись, – Светлана поджала губы и опустила глаза, не в силах выдержать пристальный взгляд Виктора.

– Здрасте, приехали! Интересное начало разговора. Но ты мне не ответила, в чем причина? – откидываясь на спинку кресла переспросил Виктор.

– Вить, я влюбилась, – зажмурившись выпалила Света, – Не хотела, чтобы ты узнал. Не хотела тебя подставлять. И обижать не хотела. Но ты все время на работе. Мы с тобой друзья, живущие в одном доме. А я… Мне любви хочется, внимания, – чуть ли не кричала разошедшаяся Светлана, в глазах у нее заблестели слезы.

– Это я понять могу, – изо всех сил сдерживая закипающий гнев, сказал Виктор, – Но, во-первых, почему именно сейчас, ведь ты же знаешь, что для меня значит этот пост, и во-вторых, зачем так-то? Можно же просто поговорить. Я что, тиран какой? – Виктор был оглушен такой новостью. Как это он ничего не видел? Конечно, она молодая женщина, а он воспринимал как должное, что она смирилась с его ненормированным графиком. Он, в общем-то тоже не старый, чуть за сорок, а домой приезжал выжатым и все чего он хотел, это принять душ, почистить зубы, чтобы избавиться от опостылевшего за день привкуса кофе и лечь спать. А ведь Света гораздо моложе, да и не устает так как он, так какого же черта это не пришло в его голову раньше, до того, как ситуация вышла из-под контроля?

– Да нет. Ты не понял. Я не хотела от тебя уходить именно потому, что ты только пост принял, и это может стать для тебя проблемой. Но Вадик, он решил, что я не ухожу от тебя из-за того, что ты замминистра стал. И бросил меня. У меня и так нервы на пределе были. Ну я и не выдержала. Я не хотела. Сначала просто успокоительное приняла, а потом как-то все так безразлично стало. И мне так захотелось, чтоб меня пожалели. Что я стала глотать их и глотать. Просто вовремя не остановилась. А потом у меня голова закружилась, я почувствовала слабость и захотела спать. А проснулась тут. Кстати, а как я тут оказалась? Нет, ты не подумай, я очень рада, что со мной все в порядке. Мне как будто не только желудок промыли, но и мозги, – Света выглядела потерянной.

– Знаешь, ты оказалась здесь совершенно случайно. Это чудо, что я после брифинга и интервью, решил позвонить и узнать как дела, – Виктор решил не посвящать ее в детали этого маленького чуда. – Вадик значит… Свет, мне пора. К врачу еще зайти нужно. Тебя выписать когда обещали?

– Сегодня, после обеда, – еле слышно ответила Светлана.

– Я отправлю водителя. И Рая тебя встретит. Поговорим дома. Мне нужно подумать, а у меня столько дел, что не знаю, когда домой попаду. Ты тоже подумай пока, как нам быть дальше, – Виктор поднялся и не глядя на жену поспешил выйти.

Главврач встретил его около кабинета и пригласил внутрь. В кабинете пахло кофе, на столе лежал ворох документов.

– Очень похоже на мой кабинет – усмехнулся Виктор.

– Присаживайтесь, я сейчас кофе организую, – перекладывая какие-то папки предложил Александров.

– Давайте лучше чай, у меня кофе уже в ушах плещется. – сказал Виктор, садясь в предложенное врачом кресло.

– А давайте. У меня как-раз вкусный чай есть. И булочки жена положила. Только они вчерашние. Я на дежурстве, поесть толком некогда было, – по-свойски сказал Александров.

– Я как-раз люблю вчерашние, – пошутил Виктор.

– Я хотел вас поблагодарить… – начал врач.

– Дмитрий Сергеич, не нужно этого, – перебил его замминистра. – Каждый занимается тем, чем может. Вы спасаете жизни, я смог помочь продвинуть заявку на нужный вам аппарат. Все так, как должно быть.

– Вы удивительный человек, Виктор Павлович, – с благодарностью сказал Александров. – Я очень рад, что знаком с вами. Жаль, что при таких обстоятельствах.

– Все обошлось и слава богу. Света сказала, что сегодня можно домой? – спросил Виктор, откусывая румяную булочку и с наслаждением делая большой глоток сладкого чая. – Никаких последствий не ждать?

– Нет! Все действительно очень неплохо. Вы быстро среагировали. Таблетки только начали всасываться, так что все обойдется без последствий. Если решите обратиться к специалисту, то я могу порекомендовать отличного психолога. Он сможет проконсультировать вашу жену и вас, чтобы вы знали на что реагировать. Вот его визитка, – доктор положил белый прямоугольник на стол.

– Спасибо, Дмитрий Сергеевич, – сказал Виктор, поднимаясь и протягивая врачу руку, – Мне пора, дел много, – не глядя забрал со стола визитку, – Спасибо за чай.

– Рад, что вы зашли, – ответил на рукопожатие Александров.

Этим вечером Виктор напился, как не позволял себе напиваться с юности. Не сказать, что он был раздавлен или сильно огорчен. Скорее больше пострадало его самолюбие. Была некая уверенность, что он из тех мужчин, которых не бросают, и дело не только в деньгах.

– Как же я проморгал Светку? И почему я ничего не чувствую кроме досады? Неужели мы действительно были только соседями, которые иногда спали в одной постели? Черт, как же я это допустил, правда что ли старею и теряю хватку? Так и до депрессии недалеко. Нужно мирно разрешить эту ситуацию. У Светки еще все может получится, я буду рад за нее. Но почему же тогда так тошно?! – проорал он, швыряя пузатый бокал в стену номера в отеле, в котором он напивался. Он резко поднялся и зайдя в ванную сунул голову под струю холодной воды. Когда его немного отпустило, он стянул через голову мокрую рубашку, вытерся пушистым полотенцем, висящим в кольце рядом с раковиной и вернулся в комнату, ища глазами свой телефон. Виктор сомневался правильно ли он делает, но решил, что ему нужно выяснить всю правду, иначе он так и будет возвращаться к этой истории. Не обращая внимания на позднее время, он позвонил секретарю и велел выяснить в редакции телефон журналистки, которая брала у него интервью.