Дэйра. Книга 2. Искупление бесплатное чтение

Глава 1. Смерть, которая рядом

Над восточными землями стонали черные бури, проливаясь с небес дождем, снегом и градом. Белопутье то размягчалось, как масло на жаровне, превращаясь в непроходимую грязевую ленту, то покрывалось глубоким рыхлым снегом, по которому с трудом катились сани. Для осени такая погода была привычной, но накануне нового года в головы путников закрадывались нехорошие мысли о разгневанных богах и неизбежном зле, наступающем на пятки.

Между тем, зло приближалось. До церемонии, на которой должны были выбрать супругу принца, оставалось меньше недели. Дэйра была девятой невестой, приглашенной самим Амрэлем Лорном, братом короля, что заставляло нервничать других кандидаток и их родственников. Герцог Бардуага даже заключил с ней сделку, чтобы увеличить шансы своей любовнице, участвующей в конкурсе, и Дэйра честно собиралась выполнить обещание – проиграть. Будь ее воля, она развернула бы коней и ускакала домой, в Эйдерледж, ведь Сангассия стояла на пороге войны. Герцог Фредерик Зорт, ее отец, пытался договориться с чагарским ханом, отправившись в рискованное путешествие в столицу чагаров, город Армурат. Она же, Дэйра, участвовала в сомнительном мероприятии на потеху столичной знати, тогда как должна была быть дома, рядом с родными. Правда, из родных в замке Эйдерледжа осталась лишь мать, которая не обратилась бы к ней за помощью и на смертном ложе, но Дэйре было все равно – ей до ужаса и коликов в животе не хотелось ехать в столицу.

Но ослушаться прямого приказа Лорна не мог позволить себе ни один вабар, если он не собирался окончить свои дни на виселице. Дэйра не собиралась. Однако виселица ей снилась. С тех пор как она со своими людьми напала на грузовые кареты Амрэля Лорна, освободила донзарских детей-калек, которых везли в столицу для экспериментов князя, бросила в заснеженном лесу графа Георга Эстрела со сломанной ногой и рассталась с капелланом, Нильсом и Лорой, прошла неделя. Капеллан собирался пристроить детей в монастыре у знакомого настоятеля и сразу вернуться. За минувший срок можно было съездить в монастырь в Мволу туда и обратно, но ни капеллан, ни Нильс, ни Лора не нагнали карету Дэйры.

Но если отсутствие Лоры, служанки погибшей подруги, и капеллана Карлуса Рейнгольда не сильно беспокоило Дэйру, то вот по Нильсу она скучала. Оруженосец брата, которого она выловила из мрачных вод Марены Пармы, после того как Амрэль приказал утопить мальчишку за дерзость, натоптал в ее душе, наломал цветов в саду девичьего сердца, разбередил мысли, заставляя вспоминать себя чаще, чем полагалось девушке из знатного рода думать о каком-то донзаре. Но какой-то донзар выбрал Лору, а не ее, и возможно, его отсутствие сейчас было осознанным. Нильс был первым, который заставил сердце Дэйры волноваться, и она хотела, чтобы он стал последним.

Вторым человеком, о котором Дэйра думала и днем, и ночью, был Амрэль Лорн. Знал ли он, что она сделала? И если да, как сильно злился? И если злился очень сильно, что собирался предпринять в ответ? А еще в столице ее ждал Феликс Бардуаг, жених погубленной им Ирэн Карлсбири, за смерть которой он еще не заплатил. Дэйра собиралась потребовать с него долг.

О чем она совершенно запрещала себе думать, так это о древних, которые по словам Уила Рокера, ползли за ней следом, творя чудеса и волшебство – исключительно злое. Например, превратили в лед поместье барона Панфира из Копры, растопили снег в Бардуаге, позволив уйти каретам графа Эстрела, внушили Дэйре и ее людям, что они всесильны, окутав их и солдат графа общими видениями. Не было никаких медведей. Была злость и обостренное чувство справедливости, требующее освободить похищенных детей. На следующую ночь Томас так ей и сказал:

– Видеть мираж – это нормально. Мы с Белиорским тут потолковали и решили, что во всем виновато вино, которое взяли в дорогу. Оно из Горана, туда иногда журавис подмешивают. Поэтому, если ты мучаешься догадками, были ли у тебя медвежьи лапы вместо рук, не терзай себя – все привиделось.

Бабуля молчала. Старая герцогиня не разговаривала с тех пор, как они забрали детей у Эстрела, оставив его умирать в лесу. Было ли молчание бабки наказанием за проступок, Дэйра не знала. Уже неделю ее голова принадлежала только ей, и от этого было не по себе.

Слухи тревожили. Люди болтали о лютом мороке, который полз с Севера, о красных цветах, распускающихся под снегом, о чагарской армии, прячущейся в туманах Небесной Щели, о летающих всадниках смерти, посланных богами наказать человечество за грехи. Солдаты из Майбрака рассказали о том, что земля в столице тряслась еще раз, и памятник королю, восстановленный после первых толчков, снова упал. Агода, могучая держава, пристально наблюдавшая за Сангассией с соседнего материка, снарядила флотилию, якобы для обороны от пиратов из Архипелага Бэтельрэй, но военные корабли все чаще нарушали морские границы Сангассии, отчего Сандро Десятый подписал приказ о мобилизации королевской армады. В войну на два фронта никто не верил, но днем люди ломились в храмы Амирона, стараясь задобрить нового бога, а по ночам тайно несли подношения жрецам Ганзуры и другим запрещенным божествам древности. Самые храбрые шли в леса, чтобы оставить кровавую жертву Белым Господам, последней надежде отчаявшихся душ, но таких чокнутых было немного.

Через неделю в Сангассии начинался новый год, а за ним месяц Снежный Лют, который не обещал ничего хорошего и в добрые времена, а в нынешние, неспокойные, грозился стать самым трудным за долгие годы.

И тем не менее королевский двор готовился выбирать невесту для наследника, потому что проблемы в мире и в стране будут всегда, но династию Лорнов ничто не должно прервать. Срочно требовалась жена и мать будущих лорнов, и Дэйра вместе с еще восемью претендентками должна была завоевать сердце принца Эруанда, о котором мало что можно было сказать хорошего, поэтому чаще всего о нем не говорили ничего – как о покойнике.

Карета в последний раз подпрыгнула, наехав на выбоину в мощенном камне тракте, и остановилась. Марго, горничная Дэйры, тут же принялась выглядывать во все окна, пытаясь разглядеть хоть что-либо в кромешной тьме. Дэйре приклеиваться носом к стеклу окна не требовалось – зрение не подводило ее ни во мраке ночного Белопутья, ни сейчас, когда они стояли у ворот Дэспиона, последнего города на их пути в Майбрак. В Дэспионе они переночуют, и завтра снова отправятся в путь, чтобы за день преодолеть последний участок пути и успеть в столицу до нового года и церемонии.

Дэспион входил в пятерку крупнейших городов Сангассии, и то, что они стояли у закрытых ворот, которые не освещались и не охранялись, было тем еще недоразумением. Если бы не вывеска: «Добро пожаловать в солнечный Дэспион», которую они проехали час назад, когда еще было светло, то она решила бы, что капитан Белиорский ошибся и сейчас ломился не в ту дверь. Впрочем, ворота соответствовали ситуации. Высокие, резные, украшенные снегирями и дятлами – гербовыми птицами Дэспиона, они были наглухо закрыты и не отзывались ни на удары рукой, ни ногой. Все это было странно. Дэспион был торговым городом, а торговля, как известно, не знала разницы между днем и ночью. Может, в городе случился мор и ввели карантин? В таком случае, их предупредили бы на почтовой станции, где они ночевали в последний раз.

Белиорский подозвал Кора и вместе с ним принялся ломать ворота Дэспиона. Если бы они стучали в три пары кулаков, грохот стоял бы еще больше, но Цирвис, второй стражник, отправившийся с Дэйрой в столицу, погиб на одной из ночных стоянок в лесу. Облокотился о дерево и скончался, не проронив ни слова. Когда его оттащили от ствола, рука несчастного была изъедена до кости едким веществом, сочившимся из мха. Мох покрывал не северную, а южную сторону кедра, имел яркий голубой окрас и пах розами. Цирвиса закопали у дороги, а когда Дэйра на следующую ночь тайком вернулась к стоянке, то мох на стволе кедра был уже мертвым и засохшим. Она собрала его остатки в пузырек из-под снотворного, но не почувствовала силы, которую источали алые цветы, прозванные донзарами «цветами смерти». Однако жидкость, которая убила Цирвиса, была очень похожа на ту, что сочилась из бутонов красных цветов, и Дэйра решила, что растения связаны друг с другом. В том, что они имели отношения к древним, она не сомневалась. Было ли это знаком того, что древние шли за ней следом, не имело значения. Она потеряла еще одного человека, и, хотя в его смерти было некого винить, разве что мох, ставший мифом через пару часов, Дэйре казалось, что Цирвис мог бы жить, если бы она делала все правильно.

Итак, к воротам Дэспиона они подкатили в сильно укороченном составе. Пока Белиорский с Кором пытались разбудить спящих мертвым сном стражей – а разве могло быть иначе при таком шуме, Дэйра мрачно разглядывала Томаса, мирно посапывающего напротив. Везунчик. Он мог спать хоть лежа, хоть сидя, она же за последнюю неделю спала едва ли больше пяти часов. Словно наказывая ее за Эстрела, замерзшего в лесу, сон витал рядом, убаюкивая Марго, брата, охрану, и ловко уклоняясь от ее попыток его поймать.

– Приехали? – сонно спросил Томас, когда Дэйра, не выдержав, потрясла его за плечо. – Или у ворот торчим? Совесть имей, сестра, это же твой праздник, а не мой. До гостиницы еще час, разбуди, когда распрягут лошадей.

Не видя причин сдерживать злость, Дэйра пнула брата по ноге и поспешно отодвинулась, чтобы не получить сдачи.

– Так не пойдет, – фыркнула она. – Тащи наружу свой зад и помоги капитану.

Выражаться подобным образом вабарке не полагалось, и Марго бросила на Дэйру осуждающий взгляд, но маркиза отмахнулась. Ей хотелось спать, растянуться на ровной поверхности и забыть о тревожных мыслях, роившихся в голове. Даже такая незначительная задержка раздражала и вызывала желание поскандалить. Дэйру с детства учили, что выплескивать злость на окружающих – признак слабости, но сдерживаться было трудно, поэтому она еще раз попыталась пнуть брата. Однако Томас уже проснулся и, перехватив ее ногу, перебрался на сторону сестры. Марго недовольно глядела на их возню, но мудро не вмешивалась. Победа досталась Томасу. Открыв дверь кареты, он принялся выталкивать сестру наружу.

– В следующий раз будешь думать, как будить брата, – приговаривал он, отдирая пальцы Дэйры от дверцы. – Ты у нас тоже девушка не тихая, лучше сама покричи.

– Томас! – крикнула Дэйра с ужасом глядя на Белиорского, медленно заваливающегося у городской стены. Из груди капитана торчала стрела. Кор виднелся неподалеку, лежал у ворот кулем. Стрел видно не было, но неестественно вывернутая шея говорила о том, что ее последний охранник был мертв.

– Нужно кричать громче, – наставительно произнес Томас, окончательно выталкивая ее из кареты. – Если уж ты не справишься, то так и быть, зови на подмогу, а я пока вздремну.

Слишком темно, он ничего не видит, дошло до Дэйры, но было поздно. Грубая ладонь закрыла ей рот, а карета быстро оказалась в стороне. Ее оттащили так ловко, что к тому моменту, когда Дэйре на голову натянули мешок, сомнений не было – на них напали разбойники. Крикнуть ей не дали. Удар был сильный и умелый. Так отправляют людей спать насильно, и Дэйра, не спавшая много дней, погрузилась в небытие.

***

Было холодно. Впервые в жизни Дэйре искренне хотелось проснуться, но что-то мешало. Тяжелые веки не поднимались, в голове гудело, тело не слушалось. Изредка слышался скрип саней по снегу, приглушенные голоса, тяжелое фырканье уставших коней. Повсюду витал запах – сладкий, даже приторный, и именно в нем была проблема. Этот запах не давал проснуться, погружая ее в сон тогда, когда она уже была уверена, что вернулась из забытья. Дэйре было хорошо известно название этого растения, она совсем недавно про него говорила, но стоило ей подумать о нем, как сладкий аромат накрывал с головой, словно теплое одеяло в холодное зимнее утро, погружая в такой же сладкий сон, с которым не хотелось расставаться. Во сне Дэйра что-то пила и куда-то летела, но вкус забывался также быстро, как и полет. Однажды она открыла глаза, но увидела лишь дым, изящными клубами окутывающий ее тело. Дэйра легко растворилась в нем, став еще одним завитком в воздухе.

Ей показалось, что прошло много лет, она минула свой третий десяток, потом четвертый, наконец, состарилась и начала умирать. Смерть не приходила долго, мучила ее бесконечным ожиданием, наказывая за грехи, которых накопилось много. Наконец, устав сама, Смерть распахнула двери, позволив ей открыть глаза в новом мире. Здесь, в царстве мрака, духоты и боли, Дэйра была одна, потому что еще не родилось других таких грешников, как она.

– Нечем дышать, – прошептала Дэйра, силясь вздохнуть. Ее трясло, но не от холода, а от того, что то, на чем она сидела, подпрыгивало и качалось из стороны в сторону. Если бы не веревки, которые были привязаны к ее горлу, рукам и ногам, наверное, она бы давно съехала со своего «трона», и сейчас каталась бы по дну этой кареты смерти.

– Не гони так! – послышался недовольный окрик, и Дэйра поняла, что сознание впервые за долгое время принадлежит ей, а не сладкому дыму, нотки которого еще витали в спертом воздухе. Голос был знаком настолько, что по одному слову она догадалась, что произошло. Наверное, ей положено было испугаться, потому что говорившим был Феликс Бардуаг, с которым она обошлась не лучшим образом в замке его отца, заставив выполнить свою волю, но который впоследствии вернул ей ответную пощечину в виде смерти Ирэн Карлсбири.

Вонючий мешок с ее головы потянули вверх, вернув в мир свет. Качество воздуха не изменилось, но его стало больше. Перед связанной Дэйрой сидел Феликс Бардуаг, вернее, пытался удержаться, хватаясь то за стенки, то за потолок, а то и за Дэйру.

Феликс выглядел плохо. Небритый, худой, в черном потрепанном дорожном костюме, он представлял разительный контраст с наследником герцога Бардуага, который встретился ей однажды на Белопутье.

– Очнулась? Ну, и черт с тобой, – буркнул он, бросив на нее странный взгляд. Дэйра не решилась бы определить, чего в нем было больше – усталости, ненависти или страха.

– Понравилась травка? Была бы ты ведьмой, журавис бы тебя не взял, – сказал Феликс и снова забарабанил по дверце кареты, высунув наружу руку. – Хватит гнать, Чак, уже почти на месте! Ну, и от какого проезжего циркача ты нахваталась этих дешевых трюков с огнем? Надеюсь, ты не станешь рыдать, потому что мне до ужаса хочется тебя побить. А женские слезы меня бесят, – это предназначалось уже ей.

Боится трогать, заключила Дэйра, с трудом борясь с желанием разрыдаться и проверить предел терпения маркиза. Впрочем, она не смогла бы расплакаться, даже если очень бы захотела. В глазах было сухо, как и во рту. Тело отяжелело, словно его выпотрошили и набили камнями, особенно сложно было держать прямо голову, хотелось повесить ее на грудь и оставить в таком положении навсегда. Связанные за спиной руки затекли и потеряли чувствительность, пальцы ног двигались, но колени отчаянно болели, подсказывая, что провели слишком много времени в согнутом состоянии. В спину словно забили кол – ее было не распрямить, ни согнуть. Но хуже всего была пустота в мыслях, Дэйрину голову будто вымыли изнутри, вынесли все и забыли вернуть на место после.

– Открой окно, – сказала она. Звук собственного голоса поразил – тусклый, хриплый, какой-то потертый.

– Раскомандовалась, – фыркнул Феликс. – Что чувствуешь? Страх? Панику?

– Злость, – Дэйра выплюнула слово, будто оно было ядовитым, и решив не экспериментировать больше с голосом, прошептала. – Ты даже представить не можешь всю мою злость, Феликс Бардуажский.

Получилось тревожно, ей даже самой не по себе стало.

Маркиз заерзал, но быстро взял себя в руки.

– Больше никаких трюков, – фыркнул он. – Ты не ведьма, а я не тот, кому можно навязывать свою волю. Мою месть ты запомнишь.

Неправильно все получалось. Вообще-то мстить Феликсу должна была Дэйра, а не наоборот.

– Где мои люди? – снова прошептала она, удивляясь своему спокойствию. Ей бы сейчас всерьез встревожиться, ведь Бардуаг младший был безумцем, в руках которого она оказалась, но нет. Сердце постепенно наполнялось разными чувствами, однако страха среди них не было.

– Все гадал, когда ты спросишь, – Феликс нехорошо улыбнулся, а Дэйре дышать стало еще сложнее. Зря спросила. Нехорошее предчувствие, терзавшее душу, было верным.

– Ты преступник. Я девятая невеста принца Эруанда, приглашенная самим светлым князем Амрэлем Лорном. Согласно пятой статье о престолонаследии, невесты монарших лиц являются неприкосновенными, как и их слуги.

– Вот только давай не будем о законах, – сморщился Феликс. – Согласно третьей поправке десятой статьи о единобожии и святой вере, ты еретичка и должна быть повешена.

– Сам же сейчас сказал, что я не ведьма, – фыркнула в ответ Дэйра. – Отпусти моих людей. Они не причем в нашей нелюбви друг к другу. Ты меня на виселицу везешь?

Прикосновение шершавой веревки к горлу вспыхнуло в голове ярким и болезненным воспоминанием. Нет, веревку она уже пробовала. Пусть на этот раз будет что-то другое. В то, что Феликс сдал ее Амрэлю и сам вез на казнь, верилось плохо. Но звучало логично.

– И что там насчет слуг? – нетерпение было плохим качеством в переговорах с психом, но молчание и странные взгляды Феликса настораживали.

– Твой брат убежал, – вдруг сказал он. – Но и в Дэспионе его мои люди не видели. Думаю, он вернулся домой. Впрочем, дорога до Эйдерледжа дальняя, а я послал по его следу своих лучших ищеек, которым хорошо заплатили, а пообещали еще больше. К новому году я привезу тебе в подарок его голову.

Выудить что-то из мутного потока речи Феликса было сложно, но главное Дэйра уловила. Убежал только Томас. Значит, он пока жив, хоть и неизвестно где. Осталось выяснить, куда увезли Марго, ведь она своими глазами видела, как убили Белиорского и охранника. Гнев плеснул ядом в душу, но она заставила себя выровнять дыхание, чтобы не дарить наслаждение Феликсу, который внимательно следил за ее выражением. Ему будет приятен, как ее страх, так и ее гнев.

– Троих убили на месте, – смакуя каждое слово, произнес он. – И служанку тоже. А твой брат умеет быстро бегать. Что еще не рассказал? Ты стоила мне огромных денег, только представь, сколько монет ушло, чтобы подкупить охрану на воротах Дэспиона. А если подумать о том, сколько еще предстоит на тебя потратить золота, так страшно становится. Впрочем, деньги все равно не мои. Герцог Морт Бардуагский не бедствует и щедро утешает сына, оставшегося без невесты. Все усилия того стоят. Потому что твоя смерть не доставит мне никакого удовольствия.

– Ты ничего не слышишь? – перебила его Дэйра, прикрыв глаза и сделав вид, что прислушивается. На самом деле, она не знала, как еще сдержать слезы, когда Феликс сказал про Марго. Жаль, что она не ценила время, которое эта женщина подарила некрасивой дочери герцога. И из-за которой погибла. Все они умирают, вспомнились Дэйре слова старой маркизы, когда-то звучавшие в ее голове. Все, кто касаются твоей судьбы.

– А что такое? – насторожился Феликс, тоже прислушиваясь. Кучер пустил коней спокойнее, слышался хруст снежного наста под копытами, да легкий скрип саней по укатанному тракту.

– Шаги, – сказала Дэйра, наклонив голову к окну. – Это они идут. Всегда за мной шли, от самого Эйдерледжа.

– Кто они? – не понял маркиз, невольно выглядывая в окно.

– Древние, – ответила Дэйра, глядя на него с укоризной. – Белые Господа, ведь я одна из них.

Тут Феликс не выдержал. Сорвавшись с места, она схватил Дэйру за горло.

– Ненавижу таких, как ты! Высокомерных, гордых шлюшек, которые думают, что считают себя единственными и неповторимыми на свете. Я тебе проучу, еще как проучу. Знаешь, куда мы едем? В Королевский приют для душевнобольных в Нербуде. Я еще там, с тобой на кровати, понял, куда тебя надо отправить. К психам – туда, где тебе место. И не надо мне угрожать никакими статьями. Девятая невеста ехала по Белопутью в самое опасное время года – в декабре. Тебя и твоих людей разбойники выпотрошили наизнанку, а кости собакам скормили. Потом в Дэспионе пустят кое-какие слухи, затем появится донзар, видевший обглоданную девицу со шрамами на лице, и все – плачь, матушка, рви волосы на голове, батюшка. А с Томасом мы разберемся. Белопутье замело так, что он не то что до Эйдерледжа, и до Бардуага не доедет.

– Какой сейчас день? – спросила Дэйра и едва не улыбнулась от досады, отразившейся на лице Феликса. Наверное, он собирался услышать другое.

– Два дня до нового года, – буркнул он и отвернулся к окну. – Я на тебя не только деньги, но и кучу времени потратил. Уже неделю в этой карете трясусь. Но к счастью, через час приедем. Можешь, сколько угодно кричать о своем родстве, статусе, принце, князе, похищении и прочем. В Нербуде работает мой хороший знакомый, он доктор. У него очень интересная методика излечения людей, который считают себя кем-то иным. Йорвик сильно обрадовался моему письму, ведь не каждый день привозят таких интересных пациентов. Для меня это, конечно, трагедия. Моя супруга, Ирэн, сошла с ума, решив, что она – Дэйра, невеста принца.

– Ты уже написал завещание? Так, на всякий случай…

Нить терпения Феликса на этих словах лопнула. Она даже решила, что маркиз бросился ее убивать, но нет, все лишь прижал к ее лицу платок, пахнущий знакомо сладко.

– Замолчи! Навсегда замолчи!

Дэйра выполнила его просьбу и, хотя бы временно, смолкла. Сон встретил ее недружелюбно и обещал кошмары.

Глава 2. Больница

Очнулась Дэйра, лежа на кушетке и даже не связанная. Кабинет с тяжелыми дубовыми панелями на стенах, массивными шкафами и высокими окнами с плотно задернутыми гардинами напоминал рабочую комнату ее отца, и девушку захлестнули болезненные воспоминания. Отец остался далеко, в прошлом, и возможно, его неприятности были куда серьезнее, чем ее, ведь он отправился в тыл к чагарам договариваться с ханом Айбаком о перемирии, в которое никто не верил. Сколько его уже не было? Месяц? Два?

Голова была легкой и слегка кружилась. Она поднесла руку к лицу и долго разглядывала свои мелко дрожащие пальцы. Такая же дрожь была у Ирэн после долгого курения журависа. Сколько ее везли в карете под дурманом? Неделю? Неудивительно, если Дэйра последует примеру своей покойной подруги, она уже чувствовала острое желание снова ощутить приятный аромат, сладко-тягостный, с легкой горчинкой.

Блуждающий бездумный взгляд упал на покрытую лаком дверцу шкафа напротив. Поверхность ярко блестела в свете большой настольной лампы на письменном столе и охотно отражала девушку, лежащую на кушетке. Дэйра не была красавицей, но так дурно она еще никогда не выглядела. Переведя взгляд с отражения снова на руки, она проследила глазами линию до локтя, затем до плеча, посмотрела себе на живот и ноги. Руки и ноги уменьшились в объеме едва ли не наполовину. Плечи торчали из рукавов незнакомого серого платья, словно булавки, воткнутые в подушечку для шитья. На ногах каким-то чудом держались грубые башмаки, не по ее размеру. Они наверняка слетят с первого шага. Взгляд вернулся в отражение на шкафу. Впалые щеки, темные круги под глазами, огромные потухшие глаза – лицо казалось чужим. Зато шрамы были на месте, значит, это все-таки была она. Красные вспухшие линии беспрепятственно вились по голове, спускались на виски и лоб. На гладком, лысом черепе играли блики от лампы. Было похоже, будто ее не только обрили, но и наполировали голову масляной тряпочкой. Лысое, худое создание в мешковатом сером платье глядело на мир загнанно и злобно. Если Дэйра сейчас находилась в той самой клинике для душевнобольных, куда вез ее Феликс, то, похоже, здесь ей было самое место.

Дверь за ее спиной скрипнула, впустив в комнату приглушенные голоса, незнакомые запахи и отдаленный гул, который ничего не напоминал, но вызывал тревогу.

– Лапуля, ты очнулась? – перед глазами появилось любопытное лицо моложавого на вид мужчины с черными усиками на незакрывающейся верхней губе. – Я доктор Йорвик, ваш лечащий врач.

– Как ты, дорогая? – руки Феликса ласково погладили Дэйру по плечам и, приподняв, поместили пока еще чужое ей тело в сидячее положение. – Она сильно исхудала в дороге, отказывалась есть, я с трудом вливал в нее воду.

– Ничего, ничего, – бодро произнес доктор. – У нас все кушают. А после операции вопрос аппетита вообще не встает. Там другая проблема – люди сильно поправляются.

– Всегда любил полных женщин, – проникновенно сказал Феликс. – У меня глаза болят смотреть на этот скелет.

– Все поправим, – решительно произнес доктор Йорвик. – Лапуля, вы меня слышите? Как мне вас называть – Дэйрой или лучше Ирэн?

Дэйра перевела взгляд со своих рук на правое ухо слишком близко склонившегося над ней мужчины. Доктор резко выпрямился, увеличив дистанцию. Правильно, подумала Дэйра, ухо тебе еще пригодится.

– Она проявляла агрессию?

– Если считать агрессией постоянное избиение служанок, домашних собак, котов, то да, – печально склонил голову Феликс. – Что и говорить, она и на меня руку поднимала. Какая-то неземная злоба течет в ее жилах. Вам, наверное, удивительно это слышать, но я все равно люблю ее.

Доктор скептически посмотрел на Дэйру, лысую, с красными шрамами, сползающими на глаза, и страшно худую, потом взглянул на Феликса, что-то для себя решил и, сев за письменный стол, принялся строчить в бумагах.

– Что ж, вы молодец, что доставили ее к нам так вовремя. Еще немного, и ничего бы не помогло. Операцию откладывать не будем, на Новый Год я уеду к родным, но завтра у меня полный рабочий день.

– То есть, завтра мою жену можно будет прооперировать? – с надеждой спросил Феликс.

– Не вижу для этого препятствий, – кивнул Йорвик. – Санитары ее уже подготовили, она переночует в палате, а завтра с утра приступим. Насчет волос не волнуйтесь, они отрастут быстро. Меня немного смущают ее шрамы, вы уверены, что она сама их себе нанесла?

– Все абсолютно так, доктор! – с горечью в голосе ответил Феликс. – Пять лет назад, незадолго после помолвки. До того хотела быть похожа на эту Дэйру, что разорвала себе голову кошачьей лапой. Отрезала ее у кошки, представляете? Такая жуть…

Йорвик зыркнул глазами на Дэйру, будто ожидая, что она скажет в свою защиту, но девушка молчала. Она еще узнала недостаточно, чтобы выбираться из своего кокона и снова общаться с миром. Правда, один вопрос ее все-таки волновал.

– Что за операцию вы планируете, доктор? – спросила она, стараясь звучать вежливо. Глупо злить врага на его территории. – Не будете ли так любезны, рассказать, какой результат ожидаете?

Слова забрали слишком много сил, и Дэйра задохнулась, чувствуя, с каким трудом воздух попадает в грудь. Поистине, журавис – опасная штука. Хотя, если начистоту, сейчас она не отказалась бы ни от журависа, ни от табака, ни от донзарской водки.

– О! – доктор Йорвик казался удивленным, а Феликс встревоженным.

– Будьте осторожны, – прошептал маркиз доктору. – Она всегда так ведет себя перед кризисом. А потом нападает. Может, позвать санитаров? Не нужно было ее развязывать.

– Да, пожалуй, вы правы, – Йорвик взял колокольчик со стола и встряхнул его несколько раз, издав мелодичный, но громкий звук.

– Что касается вашего вопроса, лапуля, – сказал он, обращаясь к Дэйре, – вам не о чем беспокоиться.

В коридоре послышались тяжелые шаги, и доктор с Феликсом приободрились.

– Вам сделают укол, – ответил, наконец, Йорвик на ее вопрос. – В вену на виске. Затем я введу вам через глазницу инструмент и произведу некоторые манипуляция внутри вашей головы. Раньше мы вскрывали черепную коробку, но наука не стоит не месте. Это новейшее исследование врачей из Агоды. У нас оно пока не получило широкой практики, однако за ним будущее. После операции вы сможете вернуться к вашему мужу нормальным человеком. Уйдут злоба, тревоги, обиды, ненависть, агрессия, желание убивать, а также приписывать себе другую личность. Возможно, вы немного поправитесь в весе, но я уверен, ваш муж будет любить вас с прежней, а то и с большей силой.

– Да, да! – поспешно вставил Феликс. – А это не больно? Протыкать глазницу?

– Совсем чуть-чуть, да вы не волнуйтесь, эту операцию даже детям делают, – пояснил доктор.

Теперь Дэйра не сомневалась, что попала в больницу с психами. Правда, душевнобольными здесь были не только пациенты, но и врачи тоже. Впрочем, если самое меньшее, что ей грозит после операции – это ожирение, то она не против. Хуже выглядеть вряд ли получится, а вот перспектива избавиться от злости, которая после новой встречи с Феликсом потекла в ее венах вместо крови, была заманчива.

***

Феликс прощался с ней так нежно и трогательно, что она едва ли не поверила, будто они любящие друг друга супруги, и что у ее мужа разрывается сердце от того, что придется оставить жену в больнице одну накануне праздника. И хотя доктор отказывался, маркиз Бардуажский настоял, что он должен присутствовать при операции. Еще бы, Феликс хотел лично убедиться, что с ведьмой покончено навсегда.

В том, что с ней будет покончено, Дэйра перестала сомневаться после того, как санитар, который провожал ее в палату, показал людей, перенесших оперативное лечение доктора Йорвика. Больные, действительно, выглядели счастливыми, не злобными и вполне спокойными личностями. Санитар подвел ее к окну галереи и позволил разглядеть пациентов, гуляющих по вечернему саду.

Недавно выпал снег. Ветер еще не успел отряхнуть с веток пушистые наносы, сгладившие резкость древесных линий и превратившие сад в сказочную аллею, отливавшую в закатных лучах золотыми, синими, зелеными и красными красками. Цветов добавляли фонарики, которыми была украшена территория больницы накануне праздника. Люди медленно бродили по очищенным дорожкам, внимательно глядя себе под ноги. Некоторых заботливо поддерживали санитары. Одна женщина сошла с тропы и, дойдя до ближайшего дерева, уперлась в замшелый ствол, не зная, как его обойти. Ей помогли, и упорядоченное движение пациентов в саду восстановилось. Солнце почти село, фонарики заблестели ярче.

А ведь скоро новый год, подумала Дэйра, чувствуя, как санитар опустил руку на ее задницу и деловито ощупал поверх больничного платья.

– Ты знаешь, кем я себя считаю, по версии доктора Йорвика? – спросила она негромко. Мужчина хмыкнул, но руку не убрал.

– Дэйрой Безумной, дочерью герцога Зорта из Эйдерледжа. Меня еще иногда называют ведьмой. И совсем редко – Белой Госпожой. Знаешь, что случилось с Феликсом, типом, который меня привез, когда он попытался потрогать меня, как ты сейчас? У него загорелись ноги. Представляешь?

Санитар дернул ее за руку и, оттащив от окна, снова повел по коридору.

– Мне спешить ни к чему, – осклабился он. – Ты, конечно, страшная, но у меня слабость на новеньких. Завтра после операции тебе будет все равно, детка.

– Хорошо, – согласилась Дэйра. После операции ей точно будет все равно.

– Ты кажешься умным, – сказала она, когда они подошли к камере, которую доктор Йорвик назвал больничной палатой. – Не многовато ли охраны для дурдома? В саду, в коридорах, едва ли не у каждой палаты. Если операции доктора Йорвика так хороши, зачем вам столько вооруженных людей в стенах больницы? Боитесь побегов? Или это нужно, чтобы отбиваться от родственников, которые желают забрать больных обратно? Дурдом так богат, что может содержать маленькую армию?

Стражу она приметила еще на выходе из кабинета Йорвика. Молчаливые люди с лицами и повадками наемников были знакомы ей по Эйдерледжу, куда вольные солдаты приходили наниматься к отцу на службу в пограничные войска. Соседство с воинственными чагарами требовало постоянной боевой готовности таких окраинных земель, как Эйсиль.

– Ишь, глазастая, – хмыкнул санитар, запирая за ней решетку. Но, видимо, лести в своей жизни он слышал мало, потому что, подумав, ответил:

– Это не наши люди. Больница занимает только часть здания, остальные помещения сдаются то ли купцам, то ли перекупщикам. Нербуд – портовый город, детка. Здесь каждый второй норовит уйти в торговлю, и склад где-нибудь подешевле найти. И чем дальше от города, тем дешевле. У нас подвал большой, чем не склад? Эх, говорила мне мама, иди в коммерцию, а я, дурак, медицину учил. С моей зарплатой только и остается, что таких страшных девок, как ты, лапать. Тебе точно лечиться надо. Обычно перед операцией люди спрашивают: будет ли больно, что они будут чувствовать до и после, а тебе охрана интересует. Если о побеге думаешь, то брось это дело. Гляди, какие толстые стены! Между камерами метр каменной кладки, а внешняя стена вообще чудовище! Ее и за год киркой не пробьешь, а у тебя даже ложки нет. Решетки на окнах можешь и не трогать, их до тебя и верзилы ломать пытались, да без толку. Ладно, бывай. Завтра тебя переведут в комнату с нормальной постелью, там и увидимся. Я, знаешь ли, удобства люблю.

И санитар ушел, забрав с собой масляную лампу и свет.

В коридоре остался чадящий факел, дым от которого уходил в решетку над ним, такую же крепкую, основательную и мрачную, как и все в больнице доктора Йорвика.

В тусклом свете коридорного огня стены камеры едва виднелись. Дэйра разглядела сочащуюся влагой каменную кладку, тюфяк с соломой, вонючее ведро и небольшое окно, в которое, наверное, мог пролезть человек, если бы не толстые прутья толщиной с мужскую руку.

С потолка у решетки на нее смотрел таракан. Здоровой, усатый, величиной с ладонь, он молча таращился на новую соседку, решая, насколько она опасна.

Дэйра подошла к решетке и, особо не надеясь, подергала прутья. Один из них слабо зашатался. Следующий час она провела в попытках выдернуть прут, который, видимо, все-таки расшатался под весом верзил, о которых рассказывал санитар. Но тщетно. Металлическая палка шаталась, дергалась, гремела, но оставалась на месте. Повиснув на ней всем телом, Дэйра провела в таком положении еще около часа – пока не заныли руки. Краешек луны, который виднелся в окно, когда ее привели, давно уполз за пределы видимости. От ее дыхания в воздух взвивались облачка пара, и до Дэйры дошло, что в камере должно было быть холодно.

– Я ведьма, я Белая Госпожа, я не чувствую ни зноя, ни холода, – с чувством прошептала она в темноту. – Я могу сделать так, чтобы эта решетка сломалась. Лопнула, разлетелась в пыль. Давай. Исчезни с моих глаз.

Темно-серое небо оставалось в полоску. Черную, как злость в ее сердце.

Вспомнив, что покойный Уил Рокер, помощник графа Эстрела, верил в то, что за Дэйрой по пятам следовали древние, которые и были истиной причиной тех случаев волшебства в ее жизни, девушка прислонила лицо к решетке и прокричала в ночь:

– Эй, там, Белые Господа! Древние! Я здесь! Помогите!

На миг Дэйре показалось, что ей ответили. Слабые, искаженные ночью и стенами больницы голоса раздавались со всех сторон. Только теперь она поняла, что эти голоса звучали все время, пока она пыталась сломать решетку, но они не были похожи на те, чье пение ей слышалось с детства.

– Помогите! Умираю! Вытащите меня! – кричали голоса тех, кто, как и она, ждал в камерах операции и еще находился в своем уме.

Навалилось. Дэйра сползла по стене и, спрятав лицо в коленях, обхватила себя руками. Лица верной Марго, капитана Белиорского, стражников, Томаса расплывались в тумане, она никак не могла их вспомнить.

Подняв глаза к потолку, Дэйра встретилась с тараканьим взглядом. Насекомое зависло прямо над ее головой, шевеля усищами и не двигаясь с места.

– Может, ты древний? – спросила она его. – Кто знает, какая у вас личина? Хочешь заключим сделку? Я добуду тебе еды, а ты поможешь мне сбежать?

Искать острые предметы было бесполезно, поэтому Дэйра разорвала зубами кожу на ладони и от души размазала кровь по стене.

– Говорят, вы все едите, не побрезгуй и этим, – сказала она, чувствуя, что каменные стены больницы способны искалечить любой рассудок.

Таракан покосился на кровавый отпечаток ее ладони, и в его глазах вспыхнуло осуждение. В камере и так было полно грязи.

Дэйра махнула на него рукой и заставила себя подняться на ноги. Многодневное голодание давало о себе знать. Двигаться становилось труднее, но она еще не осмотрела решетку, которая служила входной дверью. Ни один шанс не должен был быть упущен.

Зрение ослабло, но темнота коридора по-прежнему не была помехой. Так же, как и мрак соседней через коридор камеры. Внимательно изучив толстые прутья своей решетки, Дэйра перевела взгляд на дверь напротив.

В камере стоял человек. Такой же лысый и худой, как и она, в бесформенной больничной робе. На этом сходство заканчивалось. Лицо соседа по несчастью было искажено гаммой эмоций. Злость, страх, радость, ярость сменялись с бешеной скоростью. На месте он не простоял и секунды. Подняв руки над головой и скрючив пальцы наподобие когтей зверя, узник медленно пошел на Дэйру, пока не уперся в прутья решетки. Просунув руки в коридор, он принялся хватать воздух, рассекая его пальцами, словно когтями. Из его горла вырывались хрипы, перемешанные с рычанием, человеческие слова он, видимо, забыл.

Он стоял у решетки, сколько мог, но штанина на раненой ноге уже вовсю кровоточила, поэтому узнику пришлось опуститься на четвереньки.

– Как нога? – спросила Дэйра графа, ведь ее соседом был никто иной как Георг Эстрел, друг светлого князя и его верный помощник в темных делишках королевской династии. Она оставила его много дней назад в Вырьем Лесу. Одного. Ночью. Раненого. Шансы на выживание в обычном лесу были мизерные даже у бывалого охотника, а нежный граф, да еще в ведьмовских угодьях, должен был сдохнуть за секунды. Но Эстрел не только чудом выжил, но и снова пересек дорогу Дэйры.

Когда она видела его в последний раз, у него была повреждена только нога. Сейчас же у графа появились куда более серьезные проблемы со здоровьем.

Задумавшись, успел ли Эстрел побывать на хирургическом столе Йорвика, Дэйра внимательно его оглядела. Когда-то один из красивейших людей страны стоял на коленях и слизывал со стен разбегающихся в стороны тараканов. До этого он отчаянно царапал ногтями каменную кладку, пытаясь достать из-под нее насекомых, отчего вывернул себе несколько ногтей и даже не заметил этого. Нет, голова графа Эстрела сломалась сама, без чьей-либо помощи.

Почувствовав на затылке укоризненный взгляд, Дэйра обернулась и посмотрела на своего таракана, который сидел на стене и задумчиво пробовал ее угощение. Упрек был безмолвным, но она его поняла. К поломке графской головы Дэйра имела самое прямое отношение, однако чувство жалости с некоторых пор ей было недоступно. Да и кем она была, чтобы судить, что лучше: холодная смерть в лесу или гниение заживо в больничной палате.

***

Дэйре казалось, что она задремала ненадолго, хотя вообще спать не собиралась. Так, прикрыла глаза, чтобы не видеть безумный взгляд Георга Эстрела, устремленный на нее через коридор и двойную решетку. Ее пробирал озноб, хотя она слышала треск огня в камине и свечей где-то поблизости. Руки и ноги не ощущались, голова отяжелела и не поднималась, нужно было открыть глаза, но было страшно.

– Почему она до сих пор не пришла в себя? – спрашивал недовольный голос Феликса. – Я не собирался ее убивать. То есть, вы не так поняли, ее смерть будет на ваших руках! Вы заверили, что операция безопасна!

– Я вас совершенно правильно понял, маркиз, – сухо отвечал доктор. – Ваша супруга жива и проживет столько, сколько небесами отведено. Все показатели в норме, она скоро очнется.

– А почему она так кричала? Вы говорили, что пациенты не чувствуют боли.

– Есть исключения, – отрезал доктор. Его голос приблизился, и Дэйра почувствовала, что ей оттянули веко. Впрочем, поднять руку, чтобы оттолкнуть эскулапа не получилось. Либо настолько не было сил, либо она была связана.

– Ну вот, а вы переживали! – протянул Йорвик. – Ирэн, вы меня слышите? Как себя чувствуете? Сколько пальцев?

Перед глазами расплылось розовое пятно, которое, очевидно, было лицом доктора. Впрочем, зрение восстанавливалось быстро, и скоро Дэйра смогла разглядеть три толстых пальца у себя перед глазами.

Очевидное было невероятным. Она лежала на столе, накрытая простынями со следами крови. Темные брызги покрывали фартук доктора Йорвика, руки он, похоже, вымыл, но переодеться не успел. Задумка Феликса удалась. Сам маркиз Бардуажский стоял рядом, с тревогой заглядывая ей в лицо. Понятно, Феликса волновало одно: сохранила ли Дэйра разум. Она бы тоже не отказалась узнать ответ.

Поморгав, Дэйра попыталась повернуть голову, чтобы рассмотреть кабинет, но доктор осторожно придержал ее, не позволяя шевелиться.

– Не так быстро, лапуля. У тебя дыра в голове, осторожнее. Ты вообще меня слышишь?

Дэйра прикрыла глаза, покопалась в мыслях, пытаясь обнаружить пропажу чего-либо, но содержимое было на месте: злость, ярость и жгучее желание мести. Ей срочно требовалось остыть, иначе яд грозил выплеснуться наружу раньше времени. Она улыбнулась.

– Видите, – заулыбался в ответ доктор. – А вы волновались. Все с вашей супругой хорошо. Итак, лапуля, повтори, как тебя зовут.

– Как тебя зовут, – повторила Дэйра. Теперь заулыбался и Феликс, хмурое выражение с его лица исчезло, а губы маркиза растянулись в искренней улыбке. У маркиза на душа явно похорошело.

Зато доктор Йорвик засуетился.

– Ничего-ничего, – забормотал он, – после операции такое бывает. Путанность сознания может сохраняться несколько недель, но…

– Спасибо вам, доктор! – перебил его Феликс. – Вы сделали, что могли. Теперь душа и разум этой несчастной женщины в руках Господа. Я буду молиться. Скажите, вы можете присмотреть за ней до лета? Меня отправляют в Агоду по службе, но сердце мое будет здесь, в Нербуде, с моей ненаглядной.

– До лета? – удивленно переспросил Йорвик. – Если так пожелаете, то, конечно. Однако практика показывает, что гораздо быстрее к пациентам возвращается разум дома, в привычной обстановке.

– Да, я так желаю, – отрезал Феликс. – О расходах не беспокойтесь, все будет оплачено должным образом.

Сухие губы маркиза коснулись щеки Дэйры.

– Прощай, дорогая, – он снова улыбнулся. – С новым годом и… с новой жизнью.

Последние слова Феликс прошептал, но Йорвик его все равно бы не услышал. Доктор удивленно смотрел на людей, ввалившихся в кабинет.

– Кто вы такие? Сюда нельзя посторонним! – запротестовал он.

Дэйра тоже посмотрела бы на вошедших, но, во-первых, господин Йорвик рекомендовал ей не двигаться, а во-вторых, ее куда больше интересовал таракан, сидящий на потолке прямо над операционным столом. Таракан казался смутно знакомым. У него были синие глаза и огромные черные усы, которыми он умудрился погладить ее по второй щеке – там, где не было следов предательского поцелуя Феликса.

– Мне пора, – послышался обеспокоенный голос маркиза, но тут заговорила незнакомая женщина, и все примолкли. Она явно знала вкус власти и умела пользоваться ее преимуществами.

– Маркус, – сказала она, обращаясь к кому-то в палате. – Это та девушка, о которой ты говорил?

В поле зрения Дэйры попал санитар, который обещал ей свою любовь после операции. Очевидно, что и в его планах что-то пошло не так.

– Да, она самая, только, кажется, мы опоздали. Ее прооперировали. Но, клянусь, операция была назначена на утро! Я думал, еще есть время.

– Доктор Йорвик, это правда? – спросила женщина возмущенного доктора. Йорвика Дэйра видела – он стоял у ее ног, в отличие от незнакомки, которая находилась где-то у двери, за головой.

– По настоянию мужа пациентки операция была проведена ночью, – от гнева доктор заикался. – А теперь объясните, кто вы, черт возьми, такая?

– Нетэра, – просто представилась дама. – Мы с вами еще не встречались, но вы обо мне наверняка слышали.

По выражению лица доктора имя женщины ему что-то говорило. И говорило так, что доктор затрясся снова, но уже от страха.

– Премного обязан… ваше присутствие… большая честь, – Йорвик запутался окончательно и замолк, глядя на женщину округлившимися глазами.

– Меня все это не касается, до свидания, – деловито произнес Феликс, но звуки борьбы за головой Дэйры подсказали, что уйти ему не дали.

– Вы прооперировали девушку? – спросила Нетэра Йорвика. – Успешно?

– Да… Успешно, – пролепетал доктор. – Это супруга маркиза Феликса Бардуажского, ее зовут Ирэн, хотя она…

– Я прекрасно знаю, кто эта девушка, – перебила его незнакомка. – А вот вы, Йорвик, даже не представляете, во что влипли. Ваша медицинская лицензия будет аннулирована, вас же…

– Пожалуйста, я ничего не знал! Госпожа Нетэра, помилуйте, мне показали документы, девушка была явно больна.

– И вы ничего странного в ней не заметили? Я говорю не про шрамы.

В кабинете воцарилось молчание, прерываемое сопение Феликса и стуком зубов доктора.

– Нннет, – выдавил из себя Йорвик. – Разве что, не удалось провести операцию через глазницу. Не получилось ее проткнуть, это впервые в моей практике, возможно, у девушки какой-то дефект черепа. Пришлось делать трепанацию.

– Иными словами, вы проделали дыру в черепе у нашей надежды, а потом поковырялись в ее мозгах, – вздохнула Нетэра, и Дэйра услышала приближающиеся шаги.

Таракана, все так же сидящего на потолке заслонило лицо. Дэйре оно не понравилось. Она была в таком состоянии, что могла позволить себе судить о людях в черно-белых красках. Нравится или не нравится, никаких компромиссов. Дама была исключительно неприятна. Узкое лицо, пронзительные черные глаза, сухая, выжатая временем кожа. От нее даже пахло старостью – травами и лекарствами. На голове у нее был намотан черный платок наподобие тюрбана, его скрепляла брошь, изображающая жука с раскрытыми крыльями. Обилие бриллиантов на украшении бросалось в глаза. Слишком смелая темно-красная помада резко контрастировала с белой кожей, правда, ее почти не было видно, так как госпожа Нетэра постоянно поджимала губы. От того, как она это делала, Дэйре стало смешно. А так как ни границ, ни рамок поведения у нее не осталось, то сдерживать улыбку, а потом смех она не стала. Лежала и хихикала, разглядывая то даму, то таракана на потолке. Лицо у Феликса тоже было забавным. Ему только что сообщили, что он влип в неприятности.

– Дэйра, ты меня понимаешь? – спросила Нетэра, склоняясь над девушкой. Дэйру накрыло облаком удушающих травяных запахов, а лицо дамы оказалось покрыто сетью мелких морщин, густо замазанных кремом и пудрой. Вблизи смотрелось ужасно.

«Да!», – хотела сказать Дэйра, но изо рта вырвалось карканье.

– Кар! – повторила она, удивляясь себе больше, чем таракану, который, поджав лапки, спикировал с потолка на тюрбан Нетэры. Оттуда он наставительно произнес:

– Надо поспать! Завтра много дел!

Дэйра не стала с ним спорить, тем более, что в сон ее клонило давно. Поискав глазами Феликса, она перехватила его взгляд. Потом кивнула. Так прощаются с малознакомыми людьми, которые, тем не менее, успели натоптать в твоей жизни. Засыпала она спокойно. Маркиз Бардуажский был прав. Скоро новый год. Скоро начало новой жизни.

Глава 3. Секта Новых Кульджитов

Таракан еще во сне сказал ей, чтобы она не открывала глаза, когда проснется. С некоторых пор Дэйра слушала его советы, поэтому сдержалась и лишь слегка приподняла ресницы, разглядывая что творилось вокруг в последний день уходящего года.

Она лежала не на тюфяке соломы в мрачной камере, а на мягких перинах, устланных белоснежным бельем. Голова утопала в огромной подушке, руки лежали поверх расшитого позолотой одеяла. Ее постель, наконец-то, соответствовала ее статусу, вот только тонкие исхудавшие руки с костлявыми пальцами никак не могли принадлежать бывшей Дэйре.

Обилие подсвечников со свечами освещали празднично наряженную палату. В углу даже примостилась кадка со свежими хвойными лапами. Именно их запах и разбудил Дэйру. Одна створка двери была приоткрыта. Из нее виднелась залитая светом зала с огромной наряженной елью и людьми, одетыми в белое. То были не санитары и сиделки. Движения будто во сне, странные лица и пустые взгляды выдавали пациентов доктора Йорвика. Некоторые еще ходили с повязками на головах и лицах. Многие расположились на стульях вокруг ели и таращились на гирлянду с цветными огнями. Ближе всех к палате Дэйры сидел молодой человек с повязкой на глазу. Он раскачивал стул и норовил ухватить за ухо сидящего рядом соседа – толстого мужчину в очках. Иногда к ним подходил санитар, поправлял стул и поднимал молодого человека, который, не дотянувшись до толстяка, падал на пол. Несмотря на повязку на глазу и искаженное улыбкой-гримасой лицо, Дэйра его узнала. Феликс Бардуажский тоже встречал новый год в новом обличье.

Сердце уколола досада. Незнакомцы, так странно появившиеся в ее жизни, украли у нее право мести. К неприятному обличию Нетэры добавилась неприязнь посильнее. Феликс был мразью, и Дэйра собиралась убить его лично. Какое удовольствие от убийства того, кто стал овощем?

– Ты уверена, что ничего нельзя сделать? – раздался рядом голос Нетэры, и Дэйра едва не распахнула глаза. Но таракан, сидящий на ее щеке, вовремя постучал лапкой ей по носу – мол, ты не среди друзей.

Однако, когда с другой стороны прозвучал голос Поппи, кормилицы и самого любимого человека после отца, сдерживаться стало труднее.

– Если бы у тебя, Нета, в мозгах поковырялись, как думаешь, смогла бы ты дурачить Лорнов, Агоду и чагаров? – бурчала Поппи. – Да ты бы и ложку до рта не донесла. Это конец. Девчонка закончилась, а я потратила на нее лучшие годы! Дурацкая была затея с ее рождением!

– Побойся Древнего! – повысила голос Нетэра. – Все шло бы по плану, если бы ты отправилась с Дэйрой в Майбрак. Нет же, послали эту дуру, Марго. Никогда мне она не нравилась.

– О мертвых не говорим, – вмешался третий голос, и Дэйра едва не поперхнулась. В горле было сухо, и ее давно душил кашель. По другую сторону изголовья стояла Маисия, лекарка из замка Эйдерледж. Правда, после того, как Поппи назвала свою воспитанницу «девчонкой, на которую она потратила лучшие годы», Дэйра ни в чем теперь уверена не была.

– Марго не проходила боевую подготовку, с этой задачей должен был справиться Белиорский, – сухо сказала Маисия. – А он позволил себя убить каким-то бандитам. Хороших же наемников выбрал комитет для такой важной цели.

– То были не просто бандиты, – вмешалась Нетэра. – Перед операцией маркиз признался, что очень боялся Дэйру, так как считал ее ведьмой. Соответственно, постарался. И судя по результату, куда лучше, чем мы, когда выбирали для нее охрану. Он каким-то образом нашел в Дэспионе етобаров, которым заплатил за ее поимку. Что делали южане в Сангассии – это отдельный вопрос, но факт в том, что подготовка Белиорского не могла сравниться с лучшими наемниками мира.

– Но братец-то сбежал, – вставила Поппи. Вероятно, она имела отношение к подбору охраны Дэйры, потому что голос у нее был уязвленный. – Хороши же эти етобары, раз смогли упустить сопливого мальчишку.

– Если бы это были настоящие етобары, то вопрос с Томасом Зортом был бы уже решен, – сказала Маисия. – Другое дело, что это сейчас не важно. Дэйра не в состоянии справиться с задачей, которую мы не нее возлагали.

– Все из-за твоего доктора, – в сердцах хлопнула по постели Поппи. – Если бы не он со своими дурацкими операциями…

– То о нас давно бы узнали, – перебила ее Нетэра. – Благодаря доктору Йорвику мы избавились от многих противников. Какая-то их часть бродит сейчас вокруг той елки, – она указала на залитый светом зал, видневшийся из открытой двери, – а какая-то вернулась туда, откуда их похитили, но уже не в состоянии вредить нашему делу.

– Как я говорила, что это лишняя трата денег и неоправданный риск, так и буду говорить, – пробурчала Поппи. – Какой толк, что вон тот тип в очках – она ткнула пальцем на толстого мужчину, сидящего рядом с Феликсом, – бывший главный палач Сангассии? Этот человек замучил до смерти всех наших братьев и сестер, которых Лорн поймал в прошлом году в Майбраке. Я бы с удовольствием напилась крови из его горла.

Нет, это не Поппи, почти обрадованно подумала Дэйра, вспоминая ласковый голос кормилицы, ее наставления о любви к ближнему и добрые сказки, в которых не было ни жестоких убийств, ни страшных злодеев. Но тут перед полуприкрытыми глазами появилась старческая рука, которая деловито поправила одеяло. На большом пальце сверкнуло знакомое кольцо с гербом Зортов – Поппи получила его от отца вместе с должностью кормилицы.

– А меня возбуждает его беспомощность, и мы уже это обсуждали, – отрезала Нетэра. – Пока я возглавляю кульджитов, доктор Йорвик продолжит операции. После того как Амрэль раскрыл нас в Майбраке, мне пришлось искать выживших, уговаривать трусливых герцогов и графов, успокаивать Древнего, заново собирать армию… Перед тобой же, Поппи, всегда была только одна задача: охранять девчонку.

Странно, что женщина, которая обманом проникла в семью Зортов, сохранила свое настоящее имя.

Я тебе верила, попыталась заныть еще не до конца умершая прежняя Дэйра, но та Дэйра, которой просверлили дыру в черепе, грубо ее заткнула.

– В том, что она осталась без мозгов, виноваты все, – заявила Поппи. – Я с самого начала была против ее путешествия в Майбрак. Рано, она не была готова. Да, в замке и в окрестных лесах временами появлялись цветы смерти, да, они не трогали Дэйру, но на этом ее взаимодействие с древним миром заканчивалось. Она была, как слепая, не видела очевидного. Поездку в Майбрак готовила не только я. Маисия должна была отправить с ней цветы смерти, чтобы они защитили ее в дороге.

– А ты вообще девчонку чуть не угробила, когда кошку к ней пустила, – огрызнулась Маисия. – О чем только думала! Я ее тогда еле выходила. И ради чего?

– Во-первых, это было давно. Во-вторых, появились сомнения и нужно было убедиться, что Дэйра развивается правильно. Та кошка была самой мирной и доброй тварью во всем замке, даже мышей ловить не умела. Дэйру же она сразу захотела убить. Это была необходимая проверка.

– Эти дурацкие шрамы сделали ее слишком приметной, нам стоило больших хлопот, чтобы замять ту историю. Ты бы еще свору собак догадалась к ней пустить.

– Хватит! – рявкнула на них Нетэра, и на некоторое время в палате воцарилось молчание.

Слышно было, как больные из зала затянули популярную среди донзаров новогоднюю песню, им помогали санитары. Дэйра различила голос Феликса, который старательно тянул припев, и подумала, что столько лжи она осознать не в состоянии. Друзья становились врагами, враги… Враги пока оставались на прежней позиции, но неутоленная местью ненависть к Феликсу притихла, как перестают гнуться деревья и ломаться ветви, когда буря уходит. Они еще помнят дыхание урагана, боятся возвращения свирепого ветра, но живут дальше.

– Как же мы теперь найдем это захоронение? – упавшим голосом спросила Маисия. – Ведь все затевалось только ради него. Господин долго ждать не сможет. Его состояние ухудшается с каждым днем, силы на исходе.

– Будем искать могильник сами, – решительно сказала Нетэра. Видимо, недаром она возглавляла новых кульджитов, а в том, что это были именно они, сектанты, о которых рассказывал Амрэль в Пещере Радости, Дэйра не сомневалась. Эх, знала бы она будущее, слушала бы внимательнее.

– Если подумать, то от самой Дэйры всегда мало что зависело. Да мы и не знаем, стала бы она сотрудничать с нами. Судя по твоим рассказам, Поппи, из девки та еще стерва выросла. Главное, что она жива. Маисия, у вас с доктором Йорвиком два дня, чтобы поставить ее на ноги.

– Одного дня будет достаточно, – сказала Маисия, поправляя повязку на голове Дэйры. – Рана заживает на удивление быстро. Думаю, на нее влияют растения из нашей лаборатории. А может, даже и сам Древний. Дэйра всегда хорошо реагировала на близость первоисточника.

– Отлично, – кивнула Нетэра. – Ее тело само подскажет нам, где могильник. Привезем девчонку в столицу, поводим по улицам в районе старого города, будем внимательно смотреть – знаки обязательно появятся.

– Не знаю, – недоверчиво протянула Поппи, – мы ведь так уже не раз делали. Даже Древнего в повозке по Майбраку катали. Если и он могильник не пробудил, то как сможет Дэйра, у которой и сил-то никаких нет?

– Как раз у нее силы и есть, в отличие от Господина, – вставила Маисия. – В пророчестве сказано, что не Древний найдет хранилище, а его слуги, связанные с ним кровью. И если мы не поторопимся, Господин снова заснет. Дэйра – самый удачный результат скрещивания, ни один ребенок не доживал до ее возраста. И я, и Поппи видели цветы смерти у нее в спальной, значит, первофлора к ней тянется. Я поддерживаю идею Нетэры. Возможно, не с первого раза, но знаки появятся.

– Дэйра – девятая невеста, пусть для всех и мертвая, – вставила Поппи. – О ее шрамах ходят легенды. Посмотри, во что превратил ее Феликс. Древний и то лучше выглядит. Как думаете, сможем ли мы беспрепятственно водить ее по старому городу?

– Вечно тебя волнуют мелочи, – досадливо сказала Нетэра. – Старая часть Майбрака – это трущобы, да храмы. Там полно больных, калек и попрошаек. Как раз в таком виде, Дэйра не будет выделяться. Да и кто ее там узнает?

– Даже не придется маскировать шрамы, – произнесла Маисия и отодвинула часть бинтов со лба Дэйры. – Видите? Они побледнели, их почти не видно. Не знаю, что сделал доктор Йорвик с ее головой, но пока что все его действия несут нам только выгоду. Думаю, его надо поощрить.

– Как только девчонка найдет могильник, придется убить и ее тоже, – задумчиво произнесла Нетэра, разглядывая Дэйру. – Мне она кажется опасной.

– Думаешь, ее способности больше не пригодятся? – поинтересовалась Маисия. – Ведь другие скрещенные не выжили. Она уникальна в своем роде.

– У нас будет Древний, – отрезала Нетэра. – Зачем нам божьи слуги, когда с нами будет сам бог? Ну все, хватит болтать, у нас много работы. А ты, Поппи, позаботься, чтобы Дэйру не беспокоили, и приходи к нам. Впереди Майбрак, к нему нужно хорошо подготовиться.

Нетэра с Маисией ушли, а кормилица – или подобие того человека, которого когда-то знала Дэйра, стала поправлять ее одеяла и подушки. В какой-то миг она мелькнула рядом, и девушка ее разглядела. Поппи была и не была той старушкой, которая вскормила дочь герцога Зорта. Исчез горб, пропала дрожь в пальцах и то мягкое, любящее выражение лица, которое всегда смотрело на Дэйру с обожанием. Поппи по-прежнему была стара, но ее старость чудесным образом потеряла дряхлость, словно в кормилицу влили чужие жизненные силы, запас которых пока еще не исчерпался. На Дэйру же она смотрела с жалостью и досадой. Так глядят на щенка, который обещал вырасти первоклассной охотничьей гончей, но вдруг сломал шею.

Дэйра поняла, что еще минута, и Поппи уйдет, а она снова останется одна – с тараканом, сидящем на подушке, и с новым грузом страхов, обид и злости. Момент упускать было нельзя. Похоже, в ее голове, действительно, кто-то поковырялся, потому что она выдала такой безумный план, что Дэйре он сразу понравился.

– Поппи, это правда ты? – слабо произнесла она, моргая глазами, будто только что очнулась. Притворяться сильно не пришлось. Казалось, что слабость останется с ней навсегда. Даже губы с трудом шевелились.

– Не верю своим глазам, – говорила Дэйра, внимательно наблюдая за вытянувшимся от изумления лицом старушки. – Как ты очутилась в этой больнице? Мерзавец Феликс меня похитил, хотел, чтобы доктор сделал меня дурой, но Йорвик – хороший человек, он сжалился и притворился, что разрезал мне голову. На самом деле, меня никто не трогал. Надо найти Феликса, он не мог далеко уйти. Этот гад убил Марго, и Белиорского, и других…

Слезы тоже упрашивать не пришлось. Они вдруг покатились градом.

– Мне так страшно, – и это тоже было правдой, потому что она ожидала, что Поппи оденет свою прежнюю маску. Но старая женщина быстро пришла в себя и, сложив руки на груди, поцокала языком:

– Ай-ай, какая хитрая девочка. Ты ведь все слышала, верно?

– О чем ты, Поппи? – раз кормилица не хотела играть в маскарад прошлой жизни, Дэйра решила вернуться туда первой.

– Думаешь, хирургия доктора Йорвика на тебя не действует? – протянула Поппи. Она никогда так с ней не разговаривала, и Дэйре стало совсем не по себе. Да и в голове вдруг появились странные ощущения. Будто внутри ее черепа началась зима – холодило, морозило, подвывало.

– Не тешь себя иллюзиями, детка, Йорвик проковырял в твоей голове дыру, да еще какую, – продолжила бывшая кормилица. – Перед тем как ты очнулась, Маисия сделала перевязку, и мы все видели следы его надругательств над нашим трудом.

– Вашим трудом? – не поняла Дэйра. Возможно, Поппи была права, а ясность сознания была временной, прощальной. Соображать, действительно, становилось труднее. Эмоции, которые она еще контролировала, начинали скапливаться в ледяные вихри и ураганчики, и, если не бы не успокоительное мурлыканье таракана над ухом, Дэйра бы за себя уже не отвечала.

– Жаль, что Нетэра ушла, она бы лучше объяснила, – вздохнула Поппи и присела на кровать. – Пить хочешь?

Дэйра хотела пить, но сейчас Поппи была последним человеком в мире, из рук которого она взяла бы стакан с водой.

– У некоторых пациентов доктора после операции случаются проблески самостоятельного мышления, – подтвердила ее догадки старушка. – Мне жаль, но после того как ты заснешь, сознание покинет тебя навсегда. Так со всеми бывает. Станешь послушной и равнодушной, а няньки будут вытирать тебе слюни и кормить с ложечки. Я бы задушила этого Феликса, но Нета хочет вернуть его отцу без шумихи. Пусть герцог сам разбирается, почему вдруг его сын стал идиотом. С другой стороны, хорошо, что сейчас у нас есть время попрощаться. Столько вместе пережили.

«Ничего общего у меня с тобой нет, предательница», – хотела сказать Дэйра, но прикусила язык. Ей нужна была информация, а Поппи, похоже, была в разговорчивом настроении.

– Понимаешь, детка, рано или поздно, ты все равно встретилась бы с Нетэрой, узнала о своей миссии и той роли, к которой тебя готовили. Но получилось по худшему сценарию. Мы собирались рассказать тебе все в Майбраке. Ты бы жутко разозлилась на нас с Маисией, прямо как сейчас, но потом сделала бы все, что от тебя ждали. Я уверена, что останься ты в сознании, ты бы помогала нам добровольно, но увы, придется следовать плану Нетэры. Когда мы приедем в Майбрак, ты вряд ли будешь что-либо понимать. А когда сделаешь то, что мы хотим, скорее всего, тебя убьют. Ходить под себя до старости, есть с ложки, пускать слюни – это не для моей Дэйры. Клянусь, ты умрешь смертью, достойной вабара.

Слова Поппи породили много вопросов, но один показался Дэйре самым важным:

– А если я не стану дурой, а сохраню ясность мысли, вы тоже меня убьете?

– Я молюсь всем богам, чтобы с тобой не случилось того, что с Феликсом, – ответила Поппи, и ее голос прозвучал искренне. – Но боги меня вряд ли послушают, ведь я еретичка. Странно, что ты спросила меня об этом, а не о своей миссии. Разве тебе не интересно, ради чего мы тебя вырастили?

Из слов бывшей кормилицы Дэйра давно поняла, что ей предстоит услышать откровения, к которым она не была готова. Однако таракан рядом с ее головой заверил, что все будет хорошо. Приходилось ему доверять, других союзников не было.

– Девочка моя, – Поппи протянула руку и погладила Дэйру по щеке. – Ты никогда никому не верила на слово, но мне лгать нужды нет. Мы ведь с тобой прощаемся, а перед смертью говорят правду. Ты не дочь герцога Зорта. Твоя мать – Ингара Кульджитская – чертовка, которую мы воспитывали в нашем ордене с младенчества. Она из Эйсиля, деревенская. В тебе нет ни капли вабарской крови, ты наполовину донзар, поэтому тебя так всю жизнь к ним и тянуло. Ингара, мерзавка, предала нас, после того как родилась ты. Она была обязана оставить ребенка ордену, но сбежала с тобой в утробе в Эйдерледж, где обманом вышла замуж за барона Кульджитского, а после его смерти – за твоего отца.

Никто не говорил Дэйре, что ее мать была беременна еще до свадьбы. Старшая дочь герцога родилась, как и положено, через девять месяцев после бракосочетания, иначе толки и слухи начались бы задолго до того, как голову юной маркизы украсили шрамы от кошачьей лапы, появившиеся, как оказалось, не без помощи Поппи.

– Что, совсем нечего спросить? – не выдержав ее молчания, спросила кормилица. – Твой отец никогда не сомневался в том, что ты его дочь, потому что ты, действительно, родилась через девять месяцев после свадьбы. Но и я не солгала, что Ингара носила тебя в утробе, когда убежала из ордена, и потом, когда стала женой барона Кульджитского. Она вынашивала тебя полтора года. Не как человеческое дитя. А здесь ты должна была спросить о своем настоящем отце.

Холод в голове поутих, но звук ветра по-прежнему мерещился то в одном ухе, то в другом. Нет, Поппи не лгала ей. С некоторых пор Дэйра чувствовала ложь, как нечто вполне ощутимое вокруг себя. Но воздух в палате был кристально чист и прозрачен. Он дышал правдой – горькой, злой и несправедливой.

– Подозреваю, что мой отец – какой-то мутант, которого вы нашли в пещерах, назвали Древним и с которым совокупляете глупых девчонок, купленных у бедняков для опытов. И чем же вы отличаетесь от Лорнов, которые занимаются тем же?

Последний вопрос Поппи не поняла, но слова Дэйры были явно не те, которые она собиралась услышать. Однако по выражению ее лица девушка поняла, что угадала.

– Древний – не мутант! – Поппи схватила Дэйру за подбородок цепкими пальцами и отвернула ее голову в сторону. – Не смей на меня так смотреть. Ты всем обязана мне и Нетэре, без нас тебя бы не было. Новые Кульджиты – это будущее Сангассии, но я не собираюсь тратить нашу последнюю встречу на религиозные споры. Не хочешь – не верь. Древний здесь, с нами, он последний, это не безликий Амирон, а настоящий бог, во плоти и крови, просто очень слабый, потому что его время еще не настало. Мы с огромным трудом уберегли его от Амрэля Лорна, когда тот захватил нас в Майбраке. Многие братья и сестры пожертвовали своими жизнями, чтобы единицы преданных смогли вывести Древнего сюда, в Нербуд. Но информация все равно просочилась. Лорнам стало известно о тебе, с тех пор они ищут возрожденного, не жалея ни денег, ни людей. Представляю, что бы стало, если бы они узнали о Древнем.

– Расскажи мне о нем, – попросила Дэйра, стараясь звучать миролюбиво. – Если он бог, во мне течет божественная кровь? В этом моя миссия? Стать вашим личным магом и волшебником?

– Во-первых, у Древнего сотни детей, – усмехнулась Поппи. – Ты не первая и не последняя. Ингара была одной из многих женщин, которая смогла зачать от Древнего. Но, увы, не все дети сохранили разум. Почти все рождались с дефектами умственного плана. Парадокс судьбы, что и тебя, в конце концов, постигнет та же участь. Во-вторых, Древний – бог лишь в том смысле, в каком все люди его времени являются для нас божествами. Кульджиты, населявшие Сангассию, тысячи лет назад, обладали знаниями, которое греховное человечество не смогло перенять. Мы собираемся возродить древних людей, чтобы они научили нас тому, что сделало их богами. Наше счастье и великое везение в том, что не все древние погибли в результате изменения мира, которое обрушило их царствование. Некоторые выжили, заснули и сейчас готовы проснуться. Древний бодрствует не всегда, но то, что мы узнали от него, иначе как чудотворной магией не назовешь.

– Скрещивая его с человеческими женщинами, вы преследовали чисто научный интерес? – не удержалась от вопроса Дэйра.

– Не тешь себя иллюзиями, в тебе нет ни капли божественной силы, – вернула колкость Поппи. – Мы с Маисией наблюдаем за тобой с детства. Да, были надежды, что дети Древнего станут возрожденными магами, о которых ходят легенды. Но сказки есть сказки. Ты единственное его дитя, которое родилось «нормальным», если так про тебя можно сказать. Остальные – уродцы, которые рождаются пачками по всей Сангассии, так как зачатие от Древнего может произойти и через год после соития. Мы стараемся таких деток отлавливать и уничтожать, но Лорны частенько нас опережают. Охотятся за уродцами, а потом пытаются вытащить из них волшебную силу с помощью науки. Глупцы!

Значит, вот что это были за детки, подумала Дэйра, вспомнив черные кареты с донзарскими детьми, которые граф Эстрел сопровождал в Майбрак. Ее братья и сестры. По правде, она не чувствовала к ним любви ни тогда, ни сейчас. Желание освободить их было вызвано иными чувствами, среди которых затесалось, в том числе, и удовольствие мелкой мести лично Амрэлю, гнев на которого стихал по мере того, как Дэйра погружалась в пучину кульджитского заговора. Кем бы ни была она по крови, но воспитывали ее в традициях вабарской доблести и преданности трону Лорнов.

– Чтобы мы не забрали тебя, Ингара согласилась на наши условия, – продолжала Поппи. – Она умная женщина и понимала, что мы найдем ее и на краю света. Ты всегда считала, что твоя мать – холодна и равнодушна к тебе, но это не так. Нет человека, кто любил бы тебя сильнее. Но между ней и тобой всегда стояли мы, и она об этом не забывала. Наверное, догадывалась, что когда-то мы вернемся, поэтому старалась не привязывать тебя к себе любовью. Когда я уезжала из Эйдерледжа, она написала тебе трогательное письмо. Прощалась, просила прощения. Знала, что вы больше не увидитесь. Но я его не взяла. Ингара выпила у меня немало крови за те годы, что я жила с ней в Эйдерледже, теперь пусть расплачивается. Впрочем, не думаю, что ты станешь переживать, не получив материнского письма. Чувств у тебя нет, детка, и ни к кому никогда не было. Тебе на человеческие эмоции плевать, здесь ты пошла в отца. В настоящего.

– Что там случилось, в Эйдерледже? – похолодев еще больше, спросила Дэйра. Погрузившись в собственные горести, она совсем забыла о доме, о тяжелых переговорах отца с чагарами, о том, что мать осталась в замке совсем одна, а Гарон Шонди хоть и был хорошим управляющим, но всегда оставался мерзавцем, ищущим собственную выгоду. Образ матери всплыл с привкусом страха и неприязни. Дэйра вспомнила их последнюю встречу, угрозы заточить ее в клинике для сумасшедших, резкий, неприязненный тон родительницы, которая, казалось, была рада, что сплавляет обузу-дочь в столицу. Если все это было маской во имя любви, что осталось от настоящей Ингары? Человек, загнанный в угол и живущий во лжи, когда-нибудь обманет самого себя.

– Мама жива? – выдавила она, чувствуя непрошенные слезы. Что бы там ни сделал в ее голове доктор Йорвик, одно было точно – Дэйра стала сентиментальной.

– Ингара переживет нас всех, – усмехнулась Поппи. – Такая хитрая, изворотливая змея, как она, спасется в любой ситуации. В этом ты на нее похожа. Скрывать не буду. Дома все плохо. В Эйдерледже со дня на день ждут нападения чагаров. Под ударом окажется Эйсиль, но все знают, что Стена Зорта, которую возвел твой отец, не продержится и суток. За Эйсилем падет Эйдерледж, затем чагары обрушатся на Бардуаг, где их будут ждать укрепления и королевская армия. Эйдерледж предоставлен самому себе. Из герцогства бегут все, кто могут. А так как твоя мать никого из донзаров не отпускала, они пополняют ряды беглых и сбиваются в разбойничьи отряды. Новый год будет страшным. Если Сангассию не разорят чагары, то страна задохнется от восстаний. Ингара решила защищать замок своими силами. С ней остался Гарон Шонди, который набрал человек сто из донзаров и наемников. Ингара поступает глупо, но храбро. Это ее выбор.

– А что слышно от папы? – совсем упавшим голосом спросила Дэйра.

– Ничего, – сказала Поппи. Лучше бы она не отвечала.

– В Эйдерледже было пять сотен воинов, – вспомнила Дэйра. – Куда все делись?

– Ну, как сказать, – замялась было Поппи. – Две сотни человек были нашими. Держать такое количество вооруженных людей в столице и не вызывать подозрение Лорнов было трудно, поэтому их распределили среди наемных сил твоего отца. К тому же, кто-то должен был охранять ребенка Древнего. Одних попыток тебя похитить было столько, что и не перечислить. Ты об этом и не знала.

– Кому я была нужна? Лорнам?

– Нет, – отмахнулась Поппи. – Лорны подобны слепцам, которые не знают, что ищут. Когда Амрэль забрал тебя в Пещеру Радости и просил оживить рыбу, которую он украл из нашей лаборатории, за вами следили. Если бы он был чуть более внимателен, то догадался бы, что это ты своим присутствием оживила и рыбного монстра из источника, и ту ледяную рыбешку, что он с собой притащил. Но Амрэль остался слепцом и сохранил себе жизнь. Если бы он догадался, кто ты, из Эйдерледжа живым бы не уехал. Эх, моя вина, что я собрала тебе плохую команду в дорогу. Надо было отправлять с тобой больше людей, и тогда Феликса Бардуажского, может быть, не случилось. Впрочем, я отвлеклась. Кому ты была нужна? Агоде, конечно. От этого хищника сложно что-то скрыть. Что не смогли узнать Лорны, то давно пронюхали шпионы Агоды. И не раз пытались вывести тебя из страны. Нетэра считает, что Нильс – это человек Лорна, но Марго в дороге заподозрила, что Нильс работает на Агоду. Мы думали устроить разбойничий набег на вашу карету и тихонько зарезать его в драке, но карты опять спутались. Мы до сих пор не можем понять, как Марго и Белиорский, у которых был четкий приказ доставить тебя в Дэспион без задержек, повелись на твою авантюру со спасением наших уродцев, который насобирал Амрэль по стране.

– Значит, вся охрана и Марго принадлежали ордену? – зачем-то уточнила Дэйра. Наверное, ей нравилось бередить рану, которая от этого кровоточила лишь сильнее.

– Ирэн, Лора, капеллан, Томас и этот странный Нильс – вот чужие люди, против присутствия которых я с самого начала возражала. Но Ингара заупрямилась. Она о чем-то шепталась с Ирэн накануне отъезда, я подозреваю, та должна была тебе что-то рассказать, но журавис ее сгубил. Лора была темной лошадкой, она служила Ирэн всего пару месяцев и вполне могла быть шпионкой. Если она не была заодно с Нильсом, то слуга твоего брата расправился с ней и капелланом в Мволе. Подозреваю, что Карлус Рейнгольд работал на твою мать. Он регулярно отправлял сообщения с почтовых станций в Эйдерледж. Письма мы перехватывали, но они были зашифрованы. Мы не знаем, что случилось в Мволе, однако догадываемся, что там произошло крупное столкновение интересов. Если никто не догнал тебя по дороге в Дэспион, значит, это столкновение закончилось смертью всех участников. Я на это очень надеюсь.

– Не убивайте Томаса, – Дэйра вдруг поняла, что должна была сказать с самого начала. – Он ведь ничего не знает и думает, что его сестру убили разбойники. Он не станет докапываться до правды, ведь все было очевидно, Феликс постарался. Домой Томас тоже не вернется, Эйдерледж он всегда ненавидел. Уверена, что он захочет бежать из страны, скорее всего, в Согдиану, брат давно о ней мечтал. Не трогайте его, пусть бежит. Зачем тебе его кровь на руках, Поппи? Достаточно будет моей.

– Это решать Нетэре, – отмахнулась Поппи. – Мне на Томаса плевать.

– А разве тебе не хочется, чтобы я отправилась с вами добровольно? Нашла вам этот, как его, могильник? Кстати, как я должна искать то, о чем не имею ни малейшего понятия?

– Спустись за землю, девочка, ты уже не дочь Зорта, а я не твоя кормилица-служанка, – фыркнула Поппи. – У меня нет ни малейших сомнений, что, если бы ты сохранила мозги, ты бы стала сотрудничать добровольно без всяких условий. Знаешь, почему?

Дэйра, насупившись, молчала, но Поппи не нужен был ее ответ:

– Эйдерледж, – торжественно произнесла она. – Там твоя мать, покинутая королем и народом, в одиночку собирается сражаться с чагарским воинством. Там твой отец, который, возможно, жив и пленен. Там твоя земля, ради которой ты ляжешь костьми, потому что считаешь себя вабаркой. Ты предана кодексу, а если ты что-то себе возомнила, то тебя ничто не переубедит, уж я тебя знаю. Даже Лорны понимают, что дела Сангассии плохи и пытаются найти волшебную палочку в виде возрожденного мага. Неужели ты откажешься от единственного шанса спасти то, что тебе дорого?

Это был грубый, ничем не прикрытый шантаж, но Дэйру проняло. Поппи, действительно, хорошо ее знала.

– Что изменится, когда я найду этот ваш могильник? Что в нем?

– Сокровище, – сказала Поппи. – Хранилище семян и зародышей всех растений и животных, которые жили во времена Древних. Это не замерзшие трупы и останки травы, которые мы нашли в ледниках Бардуага. Это зачатки будущей жизни и корни великой магии. Белые Господа черпали силу из окружающего их мира. Когда он погиб, исчезло и их могущество, но этот могильник – залог их возвращения. Древний проснулся сто лет назад и все время искал хранилище, которое должно было вернуть ему божественную силу. Когда это случится, стереть войско чагаров с лица земли не составит ему труда. Древний не заинтересован в политике. После обретения магии, он уйдет из Сангассии на север, где разбудит свой народ, спящий в ледниках. Это займет многие годы. Мы же, его слуги, возродим новое царство кульджитов. И начнем с Сангассии, с исторической родины древних.

– А с людьми что сделаете? – не удержалась от вопроса Дэйра. – В жертву принесете?

– Мы будем сосуществовать с великой древней расой и учиться у нее. Человечество сделает шаг вперед. Нас ждет невероятное развитие.

– Корону Нетэра на себя наденет?

– Ты мелко плаваешь, Дэйра. Разумеется, пока раса кульджитов будет просыпаться, Сангассией должен кто-то править. Нет, мы с Нетэрой предпочитаем оставаться в тени. Корона достанется одному из герцогов, которого выберет Древний. Это решено.

Дэйра подняла руку и пощупала бинты на голове. Они ужасно мешали, кожа под ними зудела, и хотелось немедленно их снять. Мозаика, которую она отчаянно складывала с того момента, как очнулась среди кульджитских сектантов, вдруг собралась сама собой. Дэйра поглядела на нее, нашла безупречной и поняла, что пора с Поппи прощаться. Отец был прав. Тяжелее всего казнить тех, кого ты считал другом.

Остался последний вопрос.

– Хорошо, – кивнула она, переглянувшись с тараканом. – А что же мешает Древнему самому отыскать могильник? Если он настолько слаб, что может только брюхатить человеческих женщин, почему не послал за сокровищами одну из вас? Ты вон какая бойкая оказалась.

– Не знаю, зачем я вообще трачу на тебя время, – Поппи поднялась. – Наверное, достаточно было сказать прощай. С другой стороны, хочется поставить точку пожирнее. Древний потратил все свои силы на пробуждение и поддержание жизни. Он может почувствовать могильник, но наш воздух его убьет. Мы пытались строить для него специальные камеры, крытые повозки, но ничего не помогает. Только в глубинных пещерах или в подземельях, как в этой больнице, сохраняются условия, в которых он может жить. Тот случай, когда шпионы Амрэля едва не нашли его в Майбраке, был не единственным. Каждый раз, когда мы перевозим Древнего на новое место, то всегда рискуем, что он не проснется. Идею с детьми подсказал он. Речь не идет о наследниках или о детях в прямом смысле слова. Нам был нужен всего лишь проводник, который смог бы перенять основную способность кульджитов – чувствовать связь с природным миром. И таким проводником стала ты. Когда ты окажешься рядом с могильником, то почувствуешь его, хранилище само подаст тебе знак, укажет на себя. Нам остается только внимательно смотреть. После того как могильник будет найдет, твоя миссия не закончится. Ты поможешь Древнему возродить семена, заставишь их расти в нашем мире. И для этого тоже не требуется твой разум. Как только растения окрепнут, окрепнет и сила Древнего. В твоих же интересах, чтобы это случилось как можно быстрее. По словам Древнего, растения с твоей помощью вырастут быстро – за дни. С животными будет сложнее, но на первом этапе будет достаточно флоры. Красные цветы, которые мы извлекли из ледников Бардуага, мгновенно расцветают, стоит тебе оказаться поблизости. Но они не выросли в этом мире, их корни извлекли из ледников, и они быстро умирают. Я тайком приносила тебе разных животных и растения из нашей лаборатории. Амрэль был не оригинален в своей попытке проверить тебя с помощью той рыбешки. Ты пробуждала всех, сама того не ведя, но жили они недолго.

«Поппи, глупая ты старуха, чучело древней птицы из Бардуажского замка дало мне силы, чтобы превратить моих людей в медведей и захватить кареты Лорна, – хотела сказать Дэйра, – я не проводник, я источник».

Но кормилица будто прочитала ее мысли.

– Я слышала о странных случаях во время твоего путешествия. Мы с Нетэрой даже подумали, что в тебе чудесным образом проявились волшебные способности Древнего. Ведь у тебя с собой был красный цветок. Если бы ты была возрожденным магом, то могла получить от него силу и наколдовать разных чудес, о которых до сих пор болтают донзары. Но потом Древний признался, что это он помогал тебе. Правда, мы так и не поняли, зачем он помог освободить карету с детьми. Ранее Древний не питал теплых чувств к своим получеловеческим отпрыскам. Он с тех пор спит, набирается сил, и мы еще ждем ответа.

«Нет, ты все-таки глупая старуха, – снова подумала Дэйра. – И Нетэра твоя тоже без ума. Красные цветы вырастают по всей Сангассии без моего участия. Похоже, Древний с вами не до конца откровенен».

– Хорошо поговорили, – сказала она. – Давай что ли обнимемся на прощание. У меня глаза слипаются.

Поппи молча наклонилась к ней и обняла. Мягко так, почти нежно. Прямо как детстве. Дэйра тоже обняла ее за пухлую спину.

– С новым годом, детка.

– С новым счастьем, кормилица.

На том и расстались.

Когда ты умрешь, я не пролью не слезинки, пообещала себе Дэйра, глядя вслед уходящей старухе.

***

Проем в двери пустовал недолго. Здоровый детина с мечом на поясе прислонился к косяку и, сложив руки на груди, принялся глядеть на елку. Поппи слишком хорошо знала Дэйру, чтобы оставлять ее без присмотра.

Как же тяжело было двигаться. Руки и ноги выглядели тонкими, словно солома на крыше бедняка. Да и весь ее вид, который Дэйра уловила в отражении металлической пряжки на рукаве стража, был скверным. Голова в бинтах, темные провалы под глазами, красный воспаленный рот, бесцветная кожа, по белизне соперничающая с кожей трупа, ручки-палочки, торчащие из мешковатого больничного платья. Чем не дочь мертвеца?

Она все-таки села. Охранник беспокойно зашевелился, но Дэйра потянулась к стакану с водой, стоявшему на прикроватной тумбочке, и человек успокоился. Мазнул по ней взглядом, в котором плескалось ничем не прикрытое отвращение, и отвернулся. В лучшие свои дни Дэйра бы кинула стаканом ему в голову, но сейчас поднять емкость с водой было настоящим вызовом. Впрочем, все усилия того стоили. Глоток взбодрил, и Дэйра принялась, не спеша, цедить воду, лязгая зубами о стекло и нервируя стража. По-другому не получалось – у нее дрожали руки.

Половина воды вылилась на платье и ноги, но ей было все равно, она смотрела на насекомое, которое, не мигая, пялилось на нее. Таракан был странным. Он то раздувался, то съеживался до таких крохотных размеров, что даже она со своим измененным зрением не могла разглядеть его. Что-то происходило. Менялось в ее голове и в мире. Дэйре казалось, что она, наконец, поняла, разобралась, почувствовала, как темнота наваливалась снова, изредка пропуская из себя лица прошлого. Дьявол из бездны подмигивал и ждал, у него было невероятное терпение.

Ирэн не была ее подругой, но выросла с Дэйрой под одной крышей, по-своему любила, понимала и принимала ее. Марго была хорошей женщиной и доброй служанкой. Жаль, что они не успели подружиться. Капитан Белиорский служил ей мало, но покорил отвагой, тактом и уважением. Дэйру знали многие, но уважали единицы. Уила Рокера она не знала, но запомнила, как умного и проницательного человека, у которого можно было поучиться многому.

Дальше стали вспоминаться живые, время которых было на исходе. Граф Эстрел был красив, труслив и жесток. Она вспомнила, как дрожали от страха его губы, когда она хотела поцеловать его на балконе на своем дне рождении. Эстрел потерял разум, а в глазах таракана она видела его смерть. Феликс Белиорский тоже держался за руку дьявола, одной ногой балансируя на краю пропасти. Дэйра стала его личной черной кошкой, которая однажды перешла дорогу, поплатилась за это, но все равно накликала несчастье. Доктор Йорвик глядел из темноты печально. Он только начал делать медицинскую карьеру, когда случайно прооперировал не ту пациентку. Маисия помогла Дэйре явиться на свет, латала ее раны и лечила ее болезни. Лекарка возбуждала в юной маркизе тягу к знаниям и породила мечту Дэйры о медицинском образовании в Хальмоне. Мечта обернулась мыльным пузырем, который блестит красиво, летает высоко, но в результате лопается.

Маисия не причинила ей зла, смерть лекарки станет еще одним шрамом на ее сердце. Теперь Дэйра не желала смерти и Поппи, но кормилица шла к дьяволу с распростертыми объятиями. Поппи заменила ей мать, ее гибель нанесет глубокую кровоточащую рану, которая затянется не скоро. В глазах таракана были и другие люди. Капеллан, который никогда не мог утолить свой голод и распухал с каждым месяцем, поглощая непомерное количество еды. Его молитвы и нравоучения были нудны, бесполезны и скучны, но он никогда не обижал Дэйру, не смеялся над ней и не называл ее сумасшедшей даже за самые странные поступки. С Лорой у нее не заладилось, но служанка Ирэн была веселой, честной и открытой девушкой, таких людей мало, их надо беречь.

Был еще один человек, которого Дэйра тщетно искала в огромных глазах-зеркалах, заполнивших комнату. Нильс казался призраком, который никогда не был настоящим человеком во плоти и крови. Одно время она даже думала, что влюбилась в него, но мальчишка-донзар сделал все, чтобы росток чувства был затоптан. Дэйра желала ему исчезнуть и никогда не появляться на горизонте ее жизни. Не видно было в сияющих глазницах и Томаса. Брат был настоящим другом, ценить которого она стала, увы, слишком поздно. Ему Дэйра желала найти свое счастье в другой стране и никогда не возвращаться в Эйдерледж.

Она очнулась от смеха – живого, человеческого, теплого и настоящего. Долго моргала, приходя в себя, еще дольше разминала затекшие ноги и руки. Оказывается, она повалилась на кровать и так неподвижно лежала какое-то время. Сколько минут или часов прошло, Дэйра не помнила. Лица прошлого уходили, прощаясь с чужачкой, которую на миг впустили в свои человеческие жизни.

У двери охранник болтал с девушкой в белом фартуке и таком же белоснежном чепчике. Они обсуждали пир, который обещало начальство после полуночи и сговаривались вместе встречать рассвет нового года.

Дэйре скоро наскучило наблюдать за ними, и она перевела взгляд в зал. Больничное руководство постаралось на славу. Не поскупилось на дорогие стеклянные украшения, свечи и курильницы, которые наполняли помещение ароматом хвои, усиливая естественные запахи умирающей ели в центре комнаты. Чем сильнее в доме пахнет хвоей в канун нового года, тем богаче будет наступающий год, считалось в Сангассии. В Эйдерледже сосновыми и кедровыми ветками завешивали лестницы, из них плели гирлянды на окна и устилали ими пол вдоль стен в коридорах. Ароматические масла и благовония добавляли в лампы, курильницы и букеты из сухостоев столь обильно, что обычно Дэйра с трудом дожидалась первого дня нового года, чтобы скорее избавиться от хвойного запаха, который к тому времени надоедал.

Она потянула носом, но аромат хвои, который влетал и в распахнутые дверные створки ее палаты, не вызвал приятных воспоминаний. А вот яркие огни праздничных гирлянд, свечей и разноцветных ламп привлекали взгляд, словно свет мотылька.

Больные сидели на стульях, расставленных вокруг ели и рядом с окнами, и в полном молчании созерцали мерцающие фонарики, украшения на еловых ветках и груду коробок с бантами, которые изображали подарки. Для настоящих даров короба были слишком громоздкими. На некоторых порвалась праздничная обертка (хотя ее могли и порвать нарочно), из-под которой выглядывали грубо струганые доски. Очевидно, ящики колотили наспех.

Тишина настораживала. Двое нянечек и один санитар были заняты в углу помещения и на психов внимания не обращали. Они тайком распивали бутылку коньяка, которую кто-то из них спер из кабинета доктора Йорвика.

С тишиной определенно нужно было что-то делать. Дэйра посмотрела на таракана, сидящего на притолоке над головой охранника, перевела взгляд на психов и вдруг вспомнила, чем собиралась заняться, прежде чем дотянулась до стакана с водой. Вода окунула ее в омут прошлого, выбраться из которого с первого раза не получилось.

Покинуть это чертово место – вот, что ей было нужно.

Дэйра в последний раз с сомнением поглядела на насекомое, но ничего необычного в нем не нашла. Даже если это и был представитель древней фауны, случайно сбежавший из лаборатории сектантов, никаких знаков, отличающих его от домашних тараканов, у него не имелось. В Эйдерледже по осени часто заводились тараканы, приползающие с улицы на зимовку, и Дэйре не раз приходилось их давить. Этого она раздавила бы, не думая, но в отличие от тараканов Эйдерледжа, насекомое не убегало от одного ее вида. Что-то оно задумало там, на потолке, и Дэйра не хотела ему мешать. У нее имелось свое дело.

Ближе всех к двери ее палаты сидел Феликс Бардуажский. Маркиз вывалил язык и шевелил им из стороны в сторону, веселя соседей. Щуплый псих и толстяк, которого Нетэра назвала бывшим палачом Сангассии, Дэйру не заинтересовали, а вот верзила напротив вполне подходил для ее задумки. У человека было широкое мужественное лицо, руки-молоты и такие огромные плечи, что больничный халат натягивался по швам. Забинтованная голова не вызывала сомнений, что мужчина перешел дорогу очень влиятельному врагу, раз с ним расправились таким образом. Он был похож на наемника, и Дэйра задумалась, почему его не убили, как воина, а лишили разума, оставив влачить дни со слюнями на подбородке.

Ей пришлось пристально глядеть на него около минуты, прежде чем человек повернул к ней голову. И когда он это сделал, страх ошибки и неуверенность окончательно испарились. Может, доктор Йорвик и повредил головы людей, сидящих у елки, но ее мозгам от его манипуляций стало явно лучше. Таракан на потолке комнаты ощущался настолько четко, что Дэйра едва успевала впитывать волны симпатии, которые распространяло от себя насекомое. Оно ее подбадривало и любило. Она хотела бы ответить тем же, но не могла. Тараканья любовь была невзаимной.

С трудом оторвавшись от насекомого, Дэйра снова перевела взгляд на верзилу. Тот уже стоял у двери в ее комнату и тоже разглядывал таракана. Другие психи, сидящие у елки, заметно оживились и махали руками, пытаясь привлечь ее внимание. Персонал уже не пил коньяк, а бегал между больными с тревожными лицами.

Охранник у ее двери тоже занервничал. Он был один, так как нянечка, которая собиралась встречать с ним рассвет, суетилась между пациентами, пытаясь усадить их обратно на стулья. Между тем, человек с руками молотами подошел к охраннику на нужное Дэйре расстояние.

Увидев, что один из санитаров, не справившись с больными, направился к двери за подмогой, Дэйра поняла, что медлить нельзя. Она растягивала этот момент до последнего, потому что было страшно. Страшно, что откровение, которое она получила, слушая Поппи и Нетэру, останется лишь фантазией воспаленного мозга.

– Теперь можно, – прошептала Дэйра, и верзила с улыбкой на слюнявом лице набросился на охранника. Феликс и другие психи с такой же радостью навалились на санитара. Смерть сегодня носила маску веселья.

То, что удалось легко провернуть с психами, даже близко не получилось со здоровыми людьми. Они свои головы охраняли хорошо, и проникнуть в них не вышло.

– Бегите! – велела им Дэйра, но персонал больницы оказался не робкого десятка. Охранник, хоть и был ростом ниже верзилы, смело сцепился с ним врукопашную, а санитары вместо того, чтобы бежать, попытались успокоить психов песней, затянув смешную мелодию. Наверное, раньше она помогала, но Дэйра сейчас не была настроена на музыку, соответственно, не понравилась песня и психам. Их пустые головы больше им не принадлежали. В них жила Дэйра, с каждой секундой глубже пуская корни в остатки их разума.

– Не убивать, – приказала она, когда верзила подмял под себя наемника и повалил на пол.

– Хорошо! – расплылся в улыбке громила и, запустив пальцы в глазницу бедняге, принялся вытаскивать глаз, который напоминал бусину. Убивать его он не собирался, но бусина должна была принадлежать ему.

Дэйра заметалась, чувствуя, что теряет контроль, и что магия выплескивается из нее рвано, то гигантской струей сметая все вокруг, то выдавливаясь скудной каплей. Таракан заметался на потолке, повторяя ее движения. Забегали и психи, сбивая друг друга, срывая занавески, открывая окна и выпрыгивая в ночь.

Запахло дымом – то загорелась ель в центре зала. Пламя с опрокинутой свечи коснулось бумажной гирлянды и превратилось в монстра. Несчастное дерево не должно было задержать его надолго, в планах новогоднего огня были ковровая дорожка, уже начавшая тлеть, и нежная тюль на окнах, развевающаяся в опасной близости от бушующего пламени. Не став дожидаться, когда занавеси, раздуваемые ветром, окажутся достаточно близко, огонь захватил в плен двух психов, вспыхнувших мгновенно. Больничная одежда хорошо горела. Еще трое сумасшедших, взявшись за руки, взгромоздились на подоконник и дружно прыгнули с третьего этажа. К тому времени, Дэйра разглядела кроны деревьев, печально кивающие в такт ее мыслям на уровне окон. Прыжок с такой высоты обещал быть смертельным. Горевшие психи побежали к толпе других несчастных, ломившихся в узкие двери. Задние ряды людей начали вспыхивать, передние тоже падали, потому что в зал из коридора пыталась пробиться охрана, колотя без разбора.

– Мне нужно больше! – сказала Дэйра, оглядываясь на таракана. Тот понял ее сразу и поспешно засеменил по потолку. Двигаться ему было трудно, но он старался. Дэйра чувствовала, что тараканьих сил осталось немного,

Она медленно двинулась вдоль стенки, чувствуя зверский голод. С трудом подавив желание утолить его хоть чем-либо – например, кровью, размазанной по стене, Дэйра добрела до первого разбитого окна и выглянула вниз. Человек восемь лежало на снегу в позах, людям несвойственных. Вокруг них суетились другие люди, еще живые. Охрана, санитары, какие-то ряженые. Наверное, в иной раз она бы их пожалела, может, крикнула бы, чтобы бежали, но сейчас просто молча смотрела и ждала. Клубы дыма и искр вырывались из-за ее спины, вздымаясь в небо гротескным салютом в честь приближающегося года. В зале торжествовал огонь. Он, наконец, справился с беспорядками и собирался выйти в коридор.

Дэйра умерила его пыл, потому что таракан добрался до цели, и в коридор собиралась выйти она.

– Останешься здесь, – велела она огню, и тот, расстроившись, принялся грустно лизать паркет, но от двери отступил.

– А вы пойдете со мной, – обратилась Дэйра к дымившимся трупам, заполонившим проход. Позвала она и тех, кто выпал из окна. Первым откликнулся Феликс, вскочивший с такой энергией, словно его окатили живой водой. Наверное, связь с ним была сильнее, чем с другими, которые вставали неохотно и норовили прилечь обратно. Но Дэйра была непоколебима, и ее воля, в конце концов, переборола их, мертвых. Подняв всех, кто смог держаться на ногах, она выбралась в коридор, опираясь о ветку ели, которую забрала у огня. Сила, которую дарил ей таракан, с легкостью заставляла мертвых психов бросаться на охрану и санитаров, но, увы, не могла укрепить ее тело, которое гнулось от слабости и страдало от неутолимого голода.

Случайно наткнувшись на нишу с ведрами и швабрами, Дэйра забилась в нее, ожидая, когда мертвецы расчистят дорогу. О том, что они творят, она не думала, но знала, что голод, терзавший ее, мучает каждое мертвое тело, поднятое ее волей. Случайно отыскав среди тряпок и веников пакет с хлебом и яблоком – очевидно, обед уборщицы, Дэйра съела все без остатка, включая бумагу. Поймав в блестящем ведре свое отражение, она с трудом удержала съеденное в желудке. На нее глядел дьявол – тот самый, из бездны.

Кожа под бинтами на голове давно зудела и чесалась. Увидев, что повязка все равно растрепалась, Дэйра содрала окровавленные тряпки и ощупала лысую кожу головы. К шрамам на лбу прибавился рубец на затылке величиной с палец. Будто ей на голову прилепили обтянутого ниткой червя. Должно было выглядеть отвратительно. Впрочем, как и все сейчас вокруг нее.

Звуки из коридора переместились дальше и глубже – в недра больницы. Ряды мертвых психов пополнили наемники, охранники, санитары и нянечки, которых смяла ее армия. Все они разбрелись по зданию, ведомые зовом – голодом. Потому что хлеб и яблоко Дэйру не насытили.

Посидев еще немного и убедившись, что физических сил не прибавится, а ожившие трупы не всегда будут на ее стороне, Дэйра заставила себя подняться, и не глядя на останки кровавого пира под ногами, зашагала туда, где, по ее мнению, находился выход. Раскрытые окна с выбитыми стеклами манили свободой, но Дэйра была уверена, что умение летать таракан ей не подарил.

Коридор закончился узкой лестницей, ведущей вниз. Все правильно, сообразила Дэйра. Я наверху, надо спуститься, найти конюшню, взять лошадей и… Направление побега скрылось во мраке неверия и страха. Она не была уверена, что сможет одолеть чертову лестницу, не то чтобы скакать на лошади.

Для начала спущусь, решила она, осторожно поставив ногу на залитую кровью ступеньку. И едва не упала, когда тело, лежащее у стены, вдруг заботливо отодвинулось, уступая ей дорогу. У трупа были отгрызены ноги, но мертвое лицо улыбалось ей дружелюбно и даже любяще. Зачем-то кивнув ему, Дэйра обхватила перила и медленно поползла вниз.

Спуск закончился очередным пожаром. Коридор, видимо, горел давно, так как пламя успело сожрать все до каменной кладки. Разозлившись, Дэйра загнала огонь в ближайшую камеру и уставилась на длинный ряд решеток, уходящих в темноту. Ноги привели ее в очередную тюрьму.

Тебе не нужно наверх, неожиданно сказала она самой себе. Наверху живет свобода с фальшивым лицом, она носит маску девятой невесты принца, страшной дочери герцога Зорта, чье будущее шито гнилыми нитками. От слов Поппи о ее настоящем происхождении получилось отмахнуться на удивление легко. Какая бы кровь ни текла в ее жилах, Дэйра чувствовала себя вабаркой до кончиков ногтей и не собиралась позволять сектантке-предательнице рушить ее мир. Что же до нового титула – Белая Госпожа, который было трудно отрицать, глядя на то, как обгорелый труп заботливо открывал перед ней двери, то с ним, похоже, предстояло жить. Она пробовала найти объяснение той непонятной силе, которая переполняла ее, заставляя творить кошмар наяву, но сила была необъяснимой. Дэйра дышала ею, как воздухом, чувствовала ее, как тепло от пламени, плавала в ней, как в воде. Одно было ясно – чудеса стали возможны, с тех пор как в ее камере появился синеглазый таракан.

А еще Дэйра знала, что таракана надолго не хватит. Она выпьет его до дна, иссушит в прах, убьет, как ту птицу, что ожила из чучела в замке герцога Бардуага и погибла в снегах Вырьего Леса. Знал это и таракан, но по-прежнему любил ее – жертвенно, без остатка.

По словам Поппи, там внизу прятался Древний, тот самый, которого ей пророчили в отцы, и который был настоящим виновником всех злоключений, свалившихся на ее голову. Дэйра не хотела быть ни дочерью мутанта из прошлого, ни невестой принца без будущего. Ни тем более Белой Госпожой, ступавшей по дороге смерти. Она хотела вернуться к той Дэйре из Эйдерледжа, которая присягала на верность Лорнам, уважала свой род, любила свою землю. С верностью Лорнам и любовью к семье у нее сейчас было не все гладко. Амрэля она предала, когда украла его собственность, угнав кареты с детьми, что же касалось семьи, то после услышанного отношение к матери превратилось из сложного в очень запутанное. Поэтому Дэйра решила начать свое возвращение с любви к родине. По крайней мере, тут она знала, что нужно делать.

Идея сектантов использовать силу Древнего, чтобы защитить Сангассию, была великолепна. Дэйра собиралась воспользоваться ею, но с оговоркой – собственно, сами сектанты для этой цели были ей не нужны, она и без них справится. Чувство всемогущества настолько ударило Дэйре в голову, что мысль похитить Древнего, найти хранилище и с его помощью раздавить чагаров, показалась здравой и логичной.

Дэйра решительно направилась к винтовой лестнице, уплывающий в темноту вниз. Мрак был ей не помехой, но пламя, запертое в решетке, не могло этого знать и услужливо отправилось с ней огненной дорожкой, освещая путь. Откуда-то появились психи – живые и мертвые, и собравшись в человеческую массу с безумными глазами, искорёженными лицами и окровавленными телами, изъявили желание пойти первыми. Она возражать не стала, и прижавшись к огню на стене, пропустила мертвецов вперед. Шлейф вони, волочащийся за толпой, был таким сильным, что на миг перекрыл даже запах дыма, преследующий ее повсюду.

Какое-то время она бездумно брела вслед за толпой из живых и мертвых людей, которые прочищали ей путь. Иногда мертвецы и безумцы останавливались, наваливаясь друг на друга из-за столкновений, возникающих впереди. Дэйра тоже замирала, слушала крики боли и предсмертные хрипы, которые, к счастью, быстро заканчивались. Вмешиваться она уже не решалась – толку не было. Оживленное ею чудовище с сотней рук и ног вдохновлялось кровью, и ее не слышало. Большинство людей, которых поглощал монстр, тут же вставало и становилось новыми руками и ногами, но некоторые поднимались не сразу и оставались лежать, пока до них не доходила Дэйра. Иногда она протягивала к ним руку, и тогда вставали все – даже те, у кого не было ног.

Из-под бредущей впереди толпы показалось очередное лежащее на полу тело. Дэйра не сразу поняла, что заставило ее остановиться и разглядеть труп. Маленькая женщина в белом медицинском платье была уже стара, но при жизни выглядела хорошо. Маисия всегда заботилась о себе и гордилась, что в шестьдесят ее принимали за сорокалетнюю. Монстр не пожалел ее лицо, разорвав щеки и забрав себе один глаз. Ноги были заломлены под неестественным углом, в груди зияла дыра. Нет, не такой смерти желала Дэйра той, которую считала своей наставницей.

При ее приближении то, что осталось от Маисии, зашевелилось и уставилось на нее единственным глазом. Подумав, Дэйра протянула ей руку. Женщина задвигалась активней, подтянула к себе ноги, и держась за стенку, медленно поднялась, покачиваясь и привыкая к странной позе. Стоять на ногах, из которых торчали кости, было, наверное, неудобно.

– Приведи меня к Древнему, – сказала ей Дэйра, и Маисия закивала, брызгая кровью в стороны.

– И ты тоже иди за нами, – велела Дэйра огню, который в нерешительности топтался сзади. Стихия обрадовалась и подползла ближе. Как и Маисия на сломанных ногах, так и огонь на каменной кладке стен держался неуверенно, но каким-то чудом находил для себя опору.

Так они и шли по мрачным коридорам нербудской психбольницы – армия мертвецов впереди, одинокая фигура хромающей Маисии следом, за ней на некотором расстоянии Дэйра и совсем позади – огонь, зачищающий следы. Он забирал тех, кто остался лежать.