Хромой. Империя рабства бесплатное чтение

© Белобородов В. М., 2017

© Художественное оформление, «Издательство АЛЬФА-КНИГА», 2017

Глава 1

Я ненавижу орков! Я ненавижу степь! Я ненавижу проклятую жизнь! Но больше всего я ненавижу людей! Нет, правда. Нет сволочнее создания, чем человек. Мы сами своей разобщенностью, жадностью, глупостью и, как ни парадоксально это слышать от ненавидящего, ненавистью опускаем себя в испражнения. Орки логичны и, несмотря на свою кажущуюся дикость, более сплочены, чем люди. Орк никогда не будет держать в рабах орка, он лучше убьет его – это достойнее. Я ненавижу людей даже больше, чем орков и все остальное. У меня были в этом хорошие учителя. Если бы моя воля, я бы уничтожил всех людей, а потом – орков. Пусть живут какие-нибудь инфантильные эльфы.

Наверное, нужно объяснить. Я – раб. Нет, не у людей. Я раб орков. Вот уже восемь местных лет я раб. Почему так ненавижу людей? Ну вы даете! Настолько невыносимые условия создают не орки и не проклятая степь, орки не могут такое создать. Настолько невыносимые условия создают люди! Вы думаете, оркам интересно, кто из нас пойдет сегодня пасти хрумзов, а кто – будет унижаться, убирая фекалии? Нет. Им совершенно по колено. Это решаем мы. Вернее, не так, это решают те, кто умело смог облизать зеленомордых выше пяток, конечно, в переносном смысле, но поверьте мне – это недалеко от истины.

У тех, кто решает, привилегии. Они едят, выбирая из котла лучшее. Да о чем я! Они зачастую заставляют готовить для себя. Конечно, не мясо, хотя, бывает, его кусочки даже у нас попадаются. Они имеют рабынь раз в руки. Руки – это местная неделя, которая длится, как ни удивительно, десять дней. Но я отвлекся… Итак, о них. Это наиболее физически сильные из нас, которые смогли взять главенство в торбе. Они наблюдают за нами. Они решают за нас. Они пересчитывают нас утром и вечером. Они наказывают нас, если этого не сделали орки. Они пытаются убить, если что-то грозит их иллюзорной и смешной власти. Они твари, хотя зовутся кормами. Можно подумать, что я завидую им. Но это не так. И я и они – рабы! Ни более ни менее.

Позвольте представиться – Хромой. Почему? Догадайтесь с трех раз. Конечно! Потому что хромаю. Я попал в рабство в двенадцать лет. Нет, не к оркам – к людям. Но через два года был продан за постоянные попытки бегства. У орков, в этой безжизненной высохшей степи, я не оставил своих попыток. Сначала получал наказания от кормов. Надо признать, жестокие наказания. Но после очередного побега меня решили наказать орки. И пригласили для этого… шамана.

Я думал, он наложит на меня заклятие верности, как на хрумзов. В страхе перед порабощением разума, безумно извиваясь, я старался вывернуться из веревок, сдерживающих меня. Но старый орк, несмотря на свой неряшливый вид и наряд из шкур местных сусликов, который в другое время показался бы смешным, был мудр и не настолько бесчеловечен. Нет, действительно мудр. Я бы не додумался до такого. Он молча и равнодушно нанес мне своим гротескным и неимоверно увесистым жезлом удар по ноге. И все… Дал указания сместить мне кость и так наложить шину. Итак, теперь я – Хромой. Теперь сбежать практически невозможно. Моя скорость неимоверно низка. Трудоспособность, конечно, тоже пострадала, но меня можно использовать на работах, не требующих подвижности. Я выбрал уборку за хрумзами. Почему выбрал? А вы попробуйте переубедить упертого барана, который ненавидит всех вокруг, не боится смерти и, как кажется окружающим, кайфует от боли, при этом готов убить. У вас созрел следующий вопрос? Почему такой? Потому что я не отсюда. Когда я попал сюда, я хотел сдохнуть, и постепенно это стало моей натурой. Я – попаданец!

– Хромой, тебя сегодня Корявый к дикому хрумзу хочет направить. – Клоп присел рядом со мной.

– Да и… духи им сзади.

Вообще Клоп был интересным парнем, наивным донельзя и очень здоровым. Его привели месяц назад. Изначально его притянули к себе кормы из-за его внушительных размеров, но после того, как они ловко облапошили его на потрепанную кожаную куртку, он, мягко говоря, ушел от них. Правда, перед этим знатно разбил одному рожу. Сейчас шел период выжидания, кормы так просто не оставят такого, но и убить в открытую не могут – орки не поймут, имущество все-таки, – поэтому кормы будут искать удобного случая. Клоп знал это, но, по-моему, не очень переживал.

– А тебя куда? – спросил я, полулежа на бревне и нежась в лучах весеннего солнца.

– На землянки.

– Могут попробовать.

– Да знаю я.

Через пару рук настанет Праздник тепла, день главного духа орков – духа войны Карлана, неважнецкий для рабов праздник. Будем биться друг с другом на потеху оркам и пытаться оседлать дикого хрумза. Гладиаторов среди нас нет, поэтому, наверное, действительно смешно смотреть со стороны. Но сейчас не об этом. На праздник приезжает множество представителей племен, они привозят с собой множество рабов для развлечения и жертвы, а последним надо где-то жить. Вот и приходится обновлять прошлогодние осыпавшиеся землянки. А там всякое бывает, может и бревно с потолка упасть… как бы.

– Я думаю, они тебя до праздника додержат.

– Не знаю, на праздник рабов поплоше выставляют. Да и решать это не кормам. За себя не боишься?

– Да я уже устал бояться, Клоп. Выставят, значит, судьба такая.

Я действительно имел все шансы сдохнуть на празднике. Орки не люди, они не бахвалились друг перед другом, и так знали цену силе кланов, поэтому выставляли на побоище и потеху рабов поплоше, поскольку те, кто выживет, пойдут в жертву духам, то есть все равно умрут, а терять ценное имущество не хочется никому.

– Неохота, в духа-то.

– Знаешь, на моей родине к этому относились иначе, – попытался я поддержать парня. – После смерти ты уходишь в чертоги к духам, которые и определяют, отправить тебя на вечные муки или на вечные радости, в зависимости от того, как ты себя вел на земле.

– Лучше бы еще пожить давали.

– А ты себя хорошо вел?

Клоп пожал плечами:

– Так, всяко бывало, но подлостей не делал, если уж убивал, то глядя в глаза.

Разговор сам собой затух.

– Хочешь? – Клоп достал маленький грибок из-за пазухи.

– Ого! Где взял?

– Так я тебе и рассказал.

– Конечно хочу, а сам чего ж?

– Кормы. А до вечера испортится.

– А-а, ну да, тебе сейчас нужна реакция. – Я взял у Клопа наркотик.

Можете осуждать, но в том «мягком месте», куда я попал, это радость – забыть на час о реальности и уйти в туман небытия. Хотя «небытия» – это громко и пафосно сказано, мелкие грибы, растущие в степи, давали эффект чуть посильнее алкоголя.

– Держи, потом отдашь. – Я вынул из-под подкладки вышлифованный и заточенный кусок металла.

Клоп тут же спрятал его в штанину.

– Спасибо. Откуда?

– Ты же мне не говоришь, откуда гриб.

– Так Свайла подкинула.

– Клоп, ты находка для корма. Пошли на построение.

Вообще построения раньше не было, это была моя идея, ну вот такой я прогрессор. До этого нас считали на выходе из землянок, которые тут называются ямами. Как-то пару лет назад я, выходя из землянки, пробубнил:

– Еще бы построение устроили и пятерками считали, как в зоне.

На мою беду, сзади шел шептун – думаю, значение этого слова объяснять не надо, – он и преподнес идею кормам.

Построение прошло обыденно, как, впрочем, проходит и все существование здесь. После построения все направились на завтрак, он же и обед. Кстати, очень удобно, не надо собирать рабов и тратить драгоценное время лишний раз.

Наверное, стоит рассказать, как я сюда попал. Это довольно нудноватая история, случающаяся в России на каждом шагу, не совсем, правда, в такой интерпретации и с такой концовкой… Может, слышал кто-нибудь, как незадачливые ловеласы после знакомства с сексапильными блондинками-брюнетками очухивались в ванне с вырезанной почкой? Не слышали? Рассказываю.

Мы с Мишкой родом из небольшого уральского города. В какой-то момент решили поехать в Питер на заработки. Вернее, не так, мы поехали покорять северную столицу. До города Петра добрались поездом, изрядно поскучав в дороге. Понятно, что по приезде мы решили это дело отметить и выбрали довольно интересное заведение, клуб «Мани-Хани». Заведение было стилизовано под рок-н-ролльное и разительно – для нас, провинциалов, – отличалось от других.

Пройдя досмотр, выражавшийся в похлопывании рукавов и штанин охранниками, а также проверку металлоискателем, мы погрузились в ночной мир Питера. Гуляли не очень широко ввиду отсутствия лишних денег, но и на пиво не скупились. Обстановка для нас казалась нереальной, живой рок-н-ролл, байкеры все в коже. В какой-то момент к нам подсели две довольно милые девахи – Света и Марина, хотя, я так понимаю, с тем же успехом их можно было называть Катя и Изольда или еще как-нибудь. Девчонки оказались очень обаятельными и общительными, не суть важно сколько мы посидели… Угадайте, что было дальше? Ну конечно – девчонки позвали в гости. Ну а наш размягченный алкоголем разум… Кобели, в общем.

Очнулся я в каком-то закрытом помещении, лежа на матрасе. Под потолком светила тусклая лампочка. Около железной двери стояло ведро и две бутылки с водой. Кирпичных стен никогда не касалась штукатурка, поэтому дизайн комнаты можно было назвать индустриальным. Голова болела от стандартного похмелья, а вот во рту ощущалась непривычная приторная сладость. Я встал и подошел к двери, постучал в нее кулаком.

– Эй, есть кто?

Я не знаток тюремного быта, но почему-то комната, в которой я находился, не ассоциировалась с камерой какого-нибудь правоохранительного учреждения.

– Эй! Кто-нибудь! – постучал я еще раз.

А в ответ, как говорится, тишина. Попытался что-нибудь вспомнить из вчерашнего вечера. Неву помню. Свету помню. Целовались с ней на мосту. Васильевский остров помню. Парк. Дальше не помню.

– Эй! Да кто-нибудь!.. – Голос сорвался.

Отвернув пробку бутылки с надписью «Каргазы», с невероятным удовольствием отпил почти половину – мужики поймут. Дыхание слегка перехватило от газов. Тут же надавило на мочевой пузырь. Ведро явно предназначалось для этого.

Я уже полчаса долбил в дверь ногой и орал. Металл толстый, не гнется. Результатов ноль. Наконец кто-то хриплым голосом приглушенно спросил:

– Леха, ты?

– Мишка!

– Лех, а где мы?

– Да кто его знает. Сам понять не могу.

– Мы что, вчера накуролесили?

– После Васильевского не помню.

Даже через дверь были слышны гулкие звуки глотков, которыми Мишка сопровождал утоление жажды.

– А-а-а! Как хорошо, – вздохнул он. – Ты вырубился в парке от вина, мы с девчонками еще потом сидели, а потом… Вот твари!

До меня тоже стала доходить ситуация, в которой мы оказались.

– Есть идеи, куда мы попали?

– Надеюсь, не в сексуальное рабство.

Мишка было засмеялся, но тут же осекся:

– Ну у тебя, Леха, и фантазии.

– Да какие фантазии, рабочая версия. Могу предложить еще парочку. На органы, например, или…

– Что «или»?

– Да не лезет больше в голову ничего. Могут еще в рабство куда-нибудь в ближнее зарубежье отправить.

– Может, пошутил кто?

– Да я смотрю, у тебя тут куча друзей-шутников.

– Может, те байкеры? С которыми мы немного поругались.

– Может…

Мы замолчали. Слышно было, как Мишка приложился к бутылке с водой, я последовал его примеру.

Через час за дверью послышались шаги.

– Эй! – крикнул Мишка. – Кто-нибудь! Откройте!

За дверью раздался какой-то грохот.

– Отойди от двери к противоположной стене, – произнес мужской голос.

– Выпустите! – крикнул Мишка.

Была слышна какая-то возня, закончившаяся щелчком замка и криками Мишки:

– Тварь! Выпусти нас!

Дверь в мою комнату приоткрылась со скрежетом, образовав небольшую щель, через которую была видна цепь, ограничивающая дальнейшее открытие створки, и лицо в строительном респираторе.

– Отойди к противоположной от двери стене.

Я решил не повторять ошибок Мишки и проверить, что произойдет, если послушаться незнакомца.

– Отвернись лицом к стене.

Я выполнил распоряжение.

Было слышно, как убрали ведро и поставили, видимо, новое. Следом дверь захлопнулась, и шаги стали удаляться.

– Нет, ну вы хоть объясните, где мы? – бросился я к двери.

Топот поднимающихся по лестнице ног был мне ответом. У двери кроме ведра стоял пакет с едой и двумя бутылками воды.

– Твою мать!

– Что там, Леха?

– Еду принесли и воду.

Мишка в этот день остался голодным и до наступления ночи досаждал мне расспросами о том, что было в пакете. На следующее утро Мишка был сговорчивее. Я, наученный его примером, тоже предпочел не выступать.

На третье утро я очнулся привязанным к какому-то столу, а может, и не столу. Видимо, в воде или еде было снотворное. Иначе я просто не мог объяснить, как здесь оказался. В глаза бил свет лампы, в вене торчала игла капельницы.

– Очнулся. Молодец, – раздалось за изголовьем.

– Где это я?

– Послушай меня, не перебивай, – произнес все тот же мужской голос, – тебе это пригодится. Понимаю, что сразу не поверишь, но потом это поможет тебе сориентироваться и не паниковать.

Надо мной наклонилось лицо в респираторе.

– Сейчас ты окажешься в другом теле, в другом мире. В том мире ты тоже кем-то был, советую не говорить по-русски, а изобразить амнезию и попытаться найти ближайшие поселения. Может, тебя кто-то узнает и тебе будет проще.

Пока он говорил, успел проверить реакцию моих зрачков на свет и добавил скорость капельницы.

– Зачем мне туда? – Я решил втянуть сумасшедшего в разговор.

– Тебе незачем. Мне нужны знания оттуда, знания о магии. Да, тот мир с магией, и мне нужны люди оттуда. А твое тело – просто сосуд для разума. Так что…

Его голос постепенно стал отдаляться, и о дальнейшем пребывании в своем мире я ничего не помню.

Глава 2

– …Хромой – к дикому хрумзу. – Монотонный голос корма вывел меня из задумчивости. – Маркон, Заурик, Мелкий, Слоп – на строительство арены. Клоп, Блоха, ну и для полного комплекта насекомых Жук – строить ямы.

Видимо, кормы посчитали это смешным. Первое время все действительно смеялись над этим назначением, но за последний месяц приелось.

– Остальные едут за бревнами. Едете на два дня, поэтому одеяла и горшки с собой.

Орк, наблюдавший за распределением, рыкнул что-то удовлетворенно на своем языке и ушел.

Как и сказал Клоп, меня распределили на работы к дикому хрумзу. В пару мне поставили Ларка. Я чуть не застонал от обиды. Видимо, кормы действительно решили меня угробить. Хуже напарника даже представить сложно. Забитый, мелкий, слабый, но, главное, трусливый пентюх – это, наверное, самая верная, хотя применительно к нему мягкая характеристика тщедушного помощника. Ларка пинали все и всегда, в первую очередь за кривые руки. Дня три назад попросил его горшок с кашей передать, так он на меня его же и вывалил. Весь! Как можно из горшка вывалить всю кашу?! Даже если специально – надо постараться. Мало того что я на стирку попал, так еще и каши лишился. Только я хотел попытаться забрать его горшок, как он, догадавшись о моих намерениях, смачно плюнул в него. После ужина я, конечно, отблагодарил его и заставил стирать, благо кормы чистоплотность поощряли и позволяли набирать сколько угодно воды, но голодным я в тот раз все равно остался.

– Коряк, дай кого другого в помощь. К дикому же иду.

– Нет больше никого, не видишь, к празднику подготовка идет. А этого все равно некуда пристроить, так что забирай.

– Блин, ну дай вон Старого хотя бы, а этот пусть вместо него идет.

– Старый за бревнами поедет. Там орки в сопровождении. А этот снова чего нагадит, или уснет, или под бревно попадет, мне потом отвечай за то, что его послал. Нету никого, я сказал!

Хрумзы довольно интересные животные. Этакая смесь яка и льва. От яка был рост, выносливость и лохматость, от льва – лапы и нос. Рогов у хрумзов не было, но были небольшие клыки. Я уж не знаю, как так на них извратилась эволюция, при всем своем виде они должны были быть хищниками, хотя ели траву, вернее, листву, правда, мясом тоже не гнушались, однако сами, со слов Толикама, не охотились. Характер у этих тварей был мерзопакостным. В клетки они пускали, но вот там могли и прикусить или, что еще страшнее, ударить лапами, если им что-то не понравится. А не нравилось им все, в особенности расчесывание задней части. Толикам, довольно знающий и образованный по местным меркам мужик, рассказывал, что сейчас диких хрумзов не бывает. Те, которых так называют, родились от обычных домашних хрумзов, но их не смогли привязать к хозяину.

Процесс привязки проходил каждый хрумз, иначе с ним сладить было невозможно. Привязывал их шаман к определенному орку, после чего хрумз позволял садиться на себя только ему. В случае смерти хозяина убивали и хрумза, так как толку от него было ноль – он все равно вскорости умирал. Нет, не от тоски – было у меня подозрение, что хрумзы, мягко говоря, не очень любят своих хозяев, – они умирали от магии привязки. Хрумзы были у орков вроде смеси «мерседеса» и бронетранспортера, элитные скакуны для боевых действий. На черной же работе использовали лошадей. Пород этих безобидных животных в этом мире было множество – маги постарались, но сейчас не о них.

Дикий хрумз. Это отдельная песня. От него можно было ожидать чего угодно. Домашние после привязки хоть и имели скверный характер, но убить не пытались. Дикий – мог. Не знаю, стал бы он охотиться на воле, но на рабов… Думаю, все-таки Толикам ошибается насчет того, что они не охотились. Я видел на прошлой неделе руку одного бедолаги, не помню, как зовут, он прибыл недавно вместе с Клопом. Так вот, мне кажется, несмотря на не очень убедительные потуги шамана, он уже не сможет ею полноценно владеть.

К загону с диким я подходил с опаской. Что бы я ни говорил Клопу, а от этого зверя можно было и кусками выйти. Ларк, сжавшись, шел следом, помнил еще кашу, сволочь.

Сам загон представлял собой крытый бревенчатый сарай с шлюзовым входом – как на родео. Собственно, это практически оно и было. Крытый загон делали только для диких хрумзов, так как они могли и перелезть через ограду в случае необходимости. В нашу задачу входило накормить, напоить, выгрести навоз и самое опасное – вычесать животное. С учетом того что два дня назад его пытались в третий раз привязать, а процедура, видимо, для них не самая приятная, думаю, травмы нам, вернее мне, обеспечены. Удобно быть Ларком – бейте меня, ругайте меня… я все равно ничего не умею.

В нос пахнуло прелой листвой и навозом. Не самый приятный, но терпимый запах. Мне иногда он даже нравился больше, чем амбре в наших землянках.

– Чего встал, – рыкнул я на напарника, – иди воду носи.

Ларк, взяв деревянное ведро, поплелся в сторону колодца. Хоть какая-то от него польза, до колодца далековато ходить. Я пошел таскать свежесрезанные ветки.

Хрумз медленно подошел к кормушке, понюхал листву и, фыркнув, отошел.

– Чего, не нравится? Ну, брат, уж что есть. Ты молодец, устоял перед орками.

Ну надо же как-то контакт устанавливать со зверем. Я понимаю, что он меня не понимает. Может, хоть тон успокоит, поласковей будет, не съест сразу…

– А я вот не смог. Сломался. Пашу на них. Но и ты не радуйся – придет день Карлана, это праздник такой, они тебя на арену выпустят. Одно точно, – я присел у изгороди шлюза, разделяющей нас, – если ты и умрешь, то умрешь героем. Наверное, другие хрумзы будут о тебе легенды слагать. А вот обо мне вряд ли.

Хрумз подошел к изгороди и издалека понюхал мое плечо, потом, осмелев, подошел ближе, принюхиваясь. Я протянул ему ладонь, готовый в любой момент отдернуть руку. Теплый большой нос коснулся пальцев. Фыркнув, хрумз отошел, оставив на ладони влажный след.

– О, вон наш водонос идет. Ты, наверное, пить хочешь, брат? – В поилке вода была на самом дне. – Сейчас налью. Потом схожу, может, каши тебе выпрошу.

К хрумзам, в отличие от нас, относились по-особому. Если они отказывались есть листву, что случалось регулярно, им выдавали по полведра каши из смеси местных злаковых. Дабы у рабов не было соблазна съесть ее, каждый раз, когда наступала надобность, нас сопровождали кормы.

В землянке кормов был лишь Старис. Между собой мы называли его одноглазым, ну, собственно, он и был такой. Но в глаза, вернее, глаз этой потрепанной рабством горе мышц никто не смел такого сказать.

– Стар, – произнес я, когда глаза привыкли к темноте, – дай каши хрумзам.

– Кто опять не ест?

– Дикий.

– Так ему все равно скоро на арену, пусть поголодает, злее будет.

– Мне его расчесать надо.

– Хо-хо. Эк тебя сегодня сунули. Нечего зубы скалить, чего тебе не живется, как всем?

– Дашь?

– Ну пойдем.

Старис был бы, наверное, неплохим парнем, если бы он не был кормом. Мы дошли до сарая, служившего кладовой припасов для рабов и хрумзов, а заодно и кухней. Корм открыл замысловатый с виду замок ключом. Я не являюсь великим специалистом по взлому, но однажды, когда ключ теряли, а наш ужин находился внутри, вскрывал его щепкой, больно уж топорно сделан. Хотя с другой стороны – там только крупы, на которые могут позариться лишь рабы. А рабам к этому строению без сопровождения кормов подходить было нельзя.

– Держи! – Старис вытащил ведро.

– Она же вчерашняя!

– А ты что думал, я готовить брошусь? Бери и хромай отсель, пока пинков не надавал.

Я исподлобья глянул на него. И я и он понимали, что пинать меня он не будет. Я уже раз втыкал найденный гвоздь в корма за подобное. Потом, конечно, выхватил палок, но и корма тогда шаману лечить пришлось.

– Ну! – рыкнул он. – Я с тобой не пойду. Доверяю.

Еще бы не доверял, на второй день каша на запах, как и на вкус, была хуже содержимого нужника, поэтому есть ее не то что рабы, хрумзы не хотели. Поняв, что другой каши он мне не даст, я, слегка перекосившись от тяжести ведра, побрел к загону.

Кашу хрумз есть отказался. Ларк тоже. Была мысль вывалить это ведро на уши последнему, но как-то я поостыл. Мы с Ларком сели в шлюзе так, чтобы было видно выход. Рвать жилы ради работы у рабов в этом мире было как-то не принято.

Я же недорассказал, что было со мной дальше, после того как я попал сюда. Очнулся по всем канонам жанра в лесу, с дикой головной болью. По тем же канонам – в теле парня лет двенадцати. На этом совпадения с попаданческими романами заканчивались. Не маг, не воин, не княжеский сын. Судя по одежде – деревенский парень. Часа четыре я прыгал и матерился. Злоба, сука, была дикая. В выражениях я не стеснялся, благо зрителей не было. Кулаки, ну как кулаки – кулачки молотили в бессилии воздух. Потом успокоился. Вспомнил слова этого придурка. В моем положении его совет показался дельным. Так и решил действовать. Пошел по еле заметной тропинке. Вскоре стало темнеть. Увидел огни костров, ну нет бы присмотреться, хотя в том моем положении… Я шел-то как во сне.

Они улыбались, что-то спрашивали, я мычал в ответ, мол, говорить не умею. Они накормили меня, осмотрели. Один с ехидной рожей все щупал мои руки. Даже в рот пытался заглянуть. У меня тогда закрались какие-то недобрые предчувствия. Идиот, не прислушался – оказалось, караван работорговцев. Не знаю, может, подзаработать решили, может, подох один из рабов и заменить надо было, но только связали меня утром, сунули кляп в рот, зарыли в тряпки на телеге и увезли. Потом, перед рабским рынком, пришел маг и ткнул мне печать на висок. Вот и все.

Сначала был рабом у хозяина корчмы. Чего дураку не жилось? Почти не били. Жрать вволю. Работа хоть и грязная, но не слишком тяжелая. Нет же, все убежать пытался. А куда бежать, если у тебя на роже штамп магический поставлен? И вывести это украшение не представляется возможным, потому как магия. Побегав несколько дней в лесу, выходил к людям. Конечно, не все так поступали, но всегда находился «доброжелатель», который вылавливал меня и сдавал в местную полицию, за местные тридцать сребреников, а то и меньше. А стража помещала в центральный загон. Где я с восторгом дожидался, пока меня не выкупит хозяин.

После третьего побега корчмарь продал меня. Дальше был хозяин сапожной мастерской, потом местный полумаг с извращенными желаниями, которому я воткнул вилку в ногу в первый же день. Тот меня и продал оркам. Вот как-то так сложилась моя судьба в этом гребаном мире.

– Корм, – прошептал Ларк.

Мы встали и начали делать вид, что работаем. Одноглазый постоял в воротах, наблюдая, как Ларк выливает воду в поилку, а я подкладываю ветки.

– Если не ест, чего листву переводишь?

– Я к голодному не полезу. А эту кашу есть он не станет.

Ларк проскользнул с ведром мимо корма и почти побежал к колодцу.

– Ну-ну. Сами бы хоть поели. – Он явно стебался. – Когда еще столько перепадет.

Я отвечать не стал, разругаться с ним плевое дело, а новую кашу он все равно не даст. Молча перекрыл внешние ворота шлюза и открыл внутренние, проковыляв к кормушке, вылез через нее. Одноглазый, видя отсутствие реакции на его искрометный юмор, потоптался еще у ворот и ушел. Хрумз в шлюз идти не хотел, а нам надо было вычистить загон. Ни свежие ветки, ни попытки постучать по стенам в надежде, что он испугается, не принесли результата. Попрыгав вокруг загона, мы присели у ворот.

– Может, ветки не в сам загон надо было? – высказался Ларк.

Советчик, мать твою! Ларк раздражал своей проницательностью.

– А то я не догадался! Где ты раньше был?

– За водой ходил.

– Вот… – И сказать-то ему было нечего.

– Хрумз, – прошептал Ларк.

Я осторожно оглянулся, дикий принюхивался, стоя в шлюзе. Поднявшись без резких движений, я доковылял до боковой калитки и протиснулся в загон. Стараясь не шуметь, потихоньку дошел до внутренних ворот и резко попытался их закрыть. Хрумз прыжком развернулся и, встав лапами на жерди ворот, остановил их в десяти сантиметрах от столба. С одной стороны, было страшно, с другой – во мне проснулся некий азарт. Я всем телом навалился на ворота, но они не поддавались – тяжелая туша зверя, перекосив, прижала их к земле. Я резко выкинул руку между жердей и шлепнул его ладонью по носу. Хрумз отпрыгнул, едва не уронив меня вместе с хлипкой конструкцией. Быстро накинув веревочную петлю, я вздохнул с облегчением: попался.

У дикого не чистили очень давно, поэтому работы нам с Ларком хватало как раз до ужина, учитывая отсутствие рвения. Пару раз появлялся Одноглазый, проверяя, чтобы мы не бездельничали. Оба раза его вовремя замечал Ларк, он безумно боялся гнева кормов, и мы успевали изобразить видимость работы. Хоть какая-то польза. Кстати, боялся он небезосновательно. Кормы частенько над ним измывались за какие-нибудь мелкие провинности. Поймали уснувшим днем – ночью заставили стиркой заниматься, отдохнул ведь. Заметили, что из котла кашу с боков после ужина соскребает, – он полночи один их чистил. В общем, его взаимоотношения с кормами чем-то напоминали дедовщину в армии. Только для Ларка это была вечная дедовщина. С одной стороны, его было жалко, с другой – сам виноват.

Если честно, минуты безделья радовали, но в то же время это были самые долгие минуты, по крайней мере, для меня. Я вспоминал дом, маму, отца. Тоска накатывала волной. Знаете, что самое поганое в рабстве? Что отличает его от тюрем нашего мира? Нет, не жестокость, и не свинское отношение, и даже не постоянная угроза наказания, а то и смерти. Безысходность. Ты начинаешь понимать, что это навсегда. Выхода нет. Когда приходят такие мысли, самое главное – не сломаться. Не превратиться в подобие живого существа. Такие люди умирают быстро. Их можно определить по взгляду, шаркающей походке, хотя здесь все так ходят, но они особенно сильно шаркают. Ближайшая вспышка болезни их выкашивает в первую очередь. Они не хотят жить. Их так и называют – сломленные.

– Ну как ты так-то?

Безрукость раба вылезла вновь. Он умудрился сломать скребок.

– Так он уперся, а я посильнее… – Ларк вжал голову в плечи.

Наверное, его вид должен был вызвать жалость, но не вызывал. Вечно грязный, в замызганном рубище, со слипшимися волосами, он вызывал лишь отвращение, когда вот так сжимался. Я сплюнул от досады. Работы оставалось как раз до ужина, если не успеем – придется все равно доделывать. А это остывшая каша и меньше времени для самого святого – сна. Да и корм уже на нас косо посмотрел в последний раз. Встанет ведь над душой и будет указывать. Вообще это балансирование между работой и бездельем проходило каждый день: сделаешь быстро – еще найдут работу, медленно – не выспишься.

– Держи мой, я пойду расчесать попробую. Ты бы постирался и умылся, что ли.

– Тогда заберет кто-нибудь.

– Да кому твое тряпье нужно, хуже, чем у тебя, ни у кого нет.

Вот если бы не шаманские штучки, из-за таких точно передохли бы все. Шаман давал кормам какие-то порошки, которыми кормы окуривали наши землянки. Воняло жутко, но ни насекомых, ни эпидемий у нас не было. Бывало, конечно, но в основном, если двое-трое одновременно заразятся какой-либо пакостью, кормы начинают бить тревогу. Шаман на них смотрит зло, но нас лечит, а чтоб неповадно было болеть, после выздоровления кормы палок прописывают. Палки упругие, костей не ломают, но больно настолько, что желание симулировать на раз проходит, да и просто болеть тоже. Так что лучше, чуть что, на ногах переносить, вот если уже встать не можешь…

Хрумз не приближался к стенке шлюза. Только я подходил с той стороны изгороди, где он находился, он переходил на другую, и я вновь терял возможность до него дотянуться. Соответственно мне приходилось хромать в обход. Поиграв в кошки-мышки с животным и поняв, что «мышка» хоть и взаперти, но находится в более выгодном положении, я осторожно высунулся между жердями и потянулся расческой, напоминающей скорее частые грабли, к его боку. Хрумз очень грациозное и ловкое животное. Понял я это практически сразу, даже толком не успев отдернуть руку, а не то что выскользнуть обратно. Он извернулся и совершил прыжок в мою сторону. Я просто влетел в шлюз под воздействием тяжелой лапы, оснащенной такими нехилыми коготками. Рубаха на ребрах стала намокать от крови. О штанах я не думал, но, возможно, тоже намокли. Я не дышал. Во-первых, со страху, во-вторых, по причине наличия лапы на груди, которая меня вдавила в землю. Хрумз обнюхивал мою грудь. Видимо сочтя блюдо годным к употреблению, он слегка провел лапой по моей груди несколько раз, словно пытался выцарапать из меня что-то. Действительно слегка, а то от меня бы ленточки остались. Потом принюхался к тому месту, где царапал, и повторил массажные движения лапой. Гриб! Не, ну точно, там гриб! Я осторожно залез за пазуху и достал раздавленные остатки того, что раньше называлось грибом. Хрумз слизнул с ладони кашицу, при этом я очень боялся, что он может и с рукой отхватить. Он обнюхал мою грудь еще раз и, потеряв ко мне интерес, отпустил меня. Я осторожно встал. Хрумз не обращал на меня внимания, явно измельчая в пасти мой гриб.

– Да ты наркоман, хрумзик. Можно я тебя расчешу?

Я подобрал выроненные грабли и потихоньку, еле касаясь, провел по шерсти. Хрумз передернул шкурой. Я, задрав рубаху, взглянул на свой бок. Глубоко, конечно, зацепил, но не смертельно. Я продолжал легонько расчесывать его, неся елейным голосом какую-то ахинею про то, какой он красивый и спокойный хрумз. Нормально. Когда под кайфом, даже лучше чем привязанный ведет себя.

В проеме ворот показалась чья-то фигура. Выглянув из-за хрумза, я увидел орка. Хотел наклонить вперед голову и выпрямиться, опустив руки по швам, как положено, но орк показал жестом, что не надо, мол, работай. Хрумз, похоже, даже получал удовольствие от расчесывания, единственное – не дал прикасаться к голове. Ну еще бы, ему на нее три раза привязку пытались поставить. Увлекшись расчесыванием, я не заметил, когда ушел орк. В общем, через пару часов хрумз был как домашний. Шелковая шерсть ниспадала легкими волнами, даже хвост был вычесан. На прощанье я похлопал его по боку и тут же вылетел сквозь жерди, так как он вздрогнул и резко повернулся. Кто его знает, вдруг он тоже меня по боку похлопает? Одного раза хватило.

Убраться у дикого мы успели. Принимать пришел Коряк, он же Корявый, он же сволочь несусветная. Вообще к имени этого корма я бы мог придумать с сотню эпитетов точно. И он это знал, поэтому меня не любил. Ну понятно, что нелюбовь была взаимной. Наверное, это было единственное, что объединяло наши разумы. Кривой, стоя в шлюзе, нашел к чему придраться, глупо было бы… Но мы уже выпустили хрумза в загон.

– Плохо убрали, вон, по центру дерьмо и в углах тоже.

– Коряк, он больше сегодня не войдет сюда…

– Да знаешь, что я делал на твои оправдания?

Внутри стала вскипать злоба, не знаю, что на меня нашло.

– Как, собственно, и я на твои приемки, – выпалил я. – Что, мы сейчас будем всю ночь за ним бегать? У него дней сорок не прибирались, мы чуть не вылизали. Пошел ты знаешь куда…

По опыту я знал, лучше было бы промолчать, так как словесная перепалка быстро переходит в драку, но не удержался. Справиться с Коряком я вряд ли смогу, а вот палок отхватить теперь уже точно отхвачу. Да еще, как назло, заточку отдал. Вообще я старался не конфликтовать с кормами по мелочам – себе дороже выходит. Вот если что-то серьезное начиналось, например, месяца два назад пытались меня в яму с орочьими фекалиями загнать, типа вычистить надо, или одному тут приглянулась моя обувь, которую я неделю вечерами шил жилами из старой куртки, тут да… я тупо без объяснений вставал в позу. Оба раза дело закончилось без явных последствий для меня, так как до драки не доходило, но кормы нет-нет да провоцировали. Конечно, они бы и так могли… Но были прецеденты, когда особо зарвавшийся корм погибал, отравившись грибами, которые есть не хотел. А орки не любили терять собственность и наказывали за это всех без разбора, корм ты или нет. Да и когда рабы знали, что палок могут прописать и без провинности, многие становились ожесточенными. Поэтому, как ни крути, им нужен был мотив, чтобы наказать меня и преподать урок другим. А тут я сам повод дал. Решив, что я так и так отхвачу, я взял в руки черенок от сломанного Ларком скребка.

Корм вместо того, чтобы попытаться ударить или орать, вдруг ехидно улыбнулся. Я не сразу понял, в чем подвох. Орк вышел через пару секунд из-за угла. Я не знаю, может, кормы как-то мягким местом чувствуют зеленых… но в преддверии Праздника тепла это был залет. Орк просверлил меня взглядом и молча пошел дальше. Вашу маму…

– Можешь идти в загон, Хромой, – скаля зубы, произнес Кривой.

– С-с-с… тварь.

– Я ведь могу и палок прописать напоследок, учись давай мечом махать.

По дороге я обдумывал свои шансы попасть в праздничную команду смертников. Неполноценный, да еще и агрессивный, получалось девяносто девять из ста. Процент на то, что кто-то сильней накосячит. Со злобы хотел пнуть Ларка, идущего впереди. Просто так. Сдержался только по причине и так жалкого его вида и обвисших рваных штанов.

Глава 3

До ужина оставалось еще с полчаса, я спустился в яму, проверить нары. По-местному, конечно, это слово звучало как «деревянный настил», но я привык называть вещи своими именами. Хотя… Кто его знает, вечерами я любил философствовать, погрузившись в себя, в частности, обыгрывал и это слово. Нары – это деревянный настил или кровать для заключенных? А что такое «шконка»? Это то же самое, что «нары»? Или это железная кровать? Жаль, Гугла нет.

Проверять в землянке-яме было что. Шмон проходил регулярно, уж не знаю, что ищут в тюрьмах нашего мира, но тут искали «лепешки» и «заточки». С последним все понятно, а про «лепешку» объясню.

В принципе, рабы почти свободно перемещаются в пределах глиняного селения орков. Нам запрещено лишь входить в дома без ведома кормов, причем строго-настрого, вплоть до угрозы смерти. Доступ в жилища имеют только рабыни, и то не все. И еще запрещено приближаться к лошадям. Но сейчас не об этом. Иллюзия вольницы порождает соблазн сбежать как минимум у половины рабов. Останавливают два фактора. Первый – степь. Степь кругом. А псы орков большие и быстрые, причем не всегда просто останавливают тебя – могут и кусками принести. И второй – каша. В нее шаман добавляет порошок. Кайфа никакого, а вот ломка безумная. Я видел, некоторые пытались попробовать голодать. Так вот, каша вызывает такое привыкание, что беглец через два дня возвращается. Поэтому те, кто собирается удрать, заготавливают «лепешки» – бесформенные куски или порошок из сушеной каши. Говорят, они помогают пережить ломку или как минимум отсрочивают ее. Почему «говорят»? Потому что я еще ни разу не общался со сбежавшим рабом. Но существует теория, что бежать нужно вдвоем. Первый после благополучного побега привязывает второго к дереву и дожидается, поедая «лепешку», пока не пройдет ломка у второго. После чего второй привязывает первого, ну и аналогично, только без поедания. В общем, у половины рабов такие «лепешки» были. Прятали кто как может. Я взглянул на бревенчатый потолок – моя была на месте, я даже проверять не стал, так видно, что метку никто не тронул. Взяв горшок, пошел на улицу. На выходе столкнулся с Клопом, у того красовался бланш вполлица.

– О, красавец. Кормы?

– Не-э. Потом расскажу. Что?

– Похоже, сегодня не обыскивали, но проверь.

Клоп кивнул и, проходя мимо, сунул мне заточку.

– Держи. Спасибо.

Я встал в очередь к котлу, вскоре за мной пристроился и Клоп. В середину очереди попытался воткнуться Ряха, оттолкнув Толикама. Так бы я промолчал, но Толикам был нормальным рабом, хотя и не мог постоять за себя, да и настроение у меня было мерзопакостное.

– Ряха, ты, может, в конец встанешь, а не будешь наглеть?

Ряха взглянул на Толикама, потом на меня:

– Тебе-то чего? Или лобызаетесь?

– Ты меня сдвинул на один горшок назад. А про лобызаетесь, может, расскажешь? Мне даже интересно стало.

– Ладно, – многозначительно произнес раб и, посмотрев на Клопа, возвышающегося позади меня, отошел в конец очереди.

– Чего, рассказывай? – обернулся я к Клопу.

– Неймется же тебе. Чего задираешь? Он же из прикормленных, того и гляди в кормы. Уж как минимум нашепчет.

– Чего шептать, вон Одноглазый зыркает. Да и было бы кого задирать. Рассказывай, что у тебя?

– Бревно орку на ногу уронил.

Я некоторое время обдумывал его слова.

– Это как?

Он пожал плечами.

– Я смотрю, ты Ларка по криворукости опередить хочешь?

– Похоже, уже.

Я посмотрел на него. Он правильно понял мой взгляд.

– Ну я не очень по-оркски понимаю, но «Карлан» и «биться» разобрал, думаю, праздник в этом году мой.

– Значит, вместе пойдем. – Я рассказал Клопу о своей неудаче.

– Так я ладно, нечаянно. Ты-то чего опять? – резюмировал мой рассказ Клоп.

– Да надоело все.

– Смотри, сломишься. Первый знак. А я думаю, чего он сегодня завелся…

Клоп трындел, а я не перебивал его, понимал, ему сейчас тоже не по себе, и эта бесполезная болтовня о моих ошибках хоть отчасти отвлекает от его собственной судьбы. Вот такой я раб – Сократ.

– …помирился бы с кормами, может, что посоветуют.

– Ага, сейчас, только все закладки с «лепешками» сдам.

Подошла наша очередь. Одноглазый кинул в мой горшок треть от нормы.

– Старис, ты чего?

– Тебя потом накормят. Можешь идти.

– Ну положено же…

– Иди. А то я тебе наложу чего позапашистей и жрать заставлю.

Тварь. Я отошел от котла и уселся рядом с Толикамом на бревно. Бревна лежали в два ряда. Со стороны рабы напоминали нахохлившихся осенних воробьев, сидящих на ЛЭП. Рабы, уткнувшись носами в горшки, с жадностью поедали несуразное варево деревянными лопатками. Между бревнами ходил корм, это чтобы мы не откладывали кашу на «лепешки». Сегодня это был Жирный, но я его всегда называл уважительно, полным именем – Пидрот, ну нравилось оно мне.

На выходе с площадки после кормежки еще и досмотр устроить могут. Понятно, что кому надо может обойти эти запреты. Если очень захотеть, то можно вообще выменять дополнительную кашу у самих же кормов. Но и они должны показывать оркам свое рвение. Рядом уселся Клоп. Процесс поглощения пищи – святое. В это время на разговоры не тянуло. Слюна не давала.

– Держи, – вдруг протянул мне свой горшок с недоеденной кашей Клоп, вырывая из рук мой пустой.

Отказываться я не стал, но спросить, отчего благородство в нем проснулось, между махами лопаткой спросил.

– Все равно сейчас выйдет наружу. С тебя четверть пайки, когда встану. – Он кивнул в сторону котла.

Орки! Орки на ужине – к экзекуции. Стопятидесятипроцентная примета. А присутствие в их делегации шамана – трехсотпроцентная, что накажут до полусмерти.

– Клоп! – заорал Одноглазый. – Сюда!

– Чего сидишь? – подошел Жирный. – Здесь он!

– Тащи его, Пидрот.

Наказание орков не то что наказание кормов. Бил прихрамывающий орк. Видимо, тот, которому Клоп ногу отдавил. Эх, как он бил. С оттяжкой, с душой. Я прижмуривался во время удара. «Девяносто восемь, девяносто девять, – считал я количество палок, понимая, что Клоп труп, – сто».

Уф. Остановился. Шаман подошел к лежащему на столе раздачи рабу. Прижал палец к затылку. У меня внутри все сжалось. Смерть раба вообще обычное дело. Но Клоп!.. Постояв секунд пять, шаман отдал какой-то глиняный сосудик корму. Мать моя женщина! Жив, паскуда! Жив! Иначе бы мазь не выдали. Ну Клоп, напугал! Живучий гад.

Клопа утащили к кормам. Это нормально. Там есть лазарет. Кормят опять же лучше.

Вечер был тоскливым. Не из-за того, что произошло сегодня. Здесь все вечера были тоскливыми. В углу резались в «интеллектуальные» экскременты, в реальности игра называется грубее, но пусть так. Суть игры почти как в монетки, а проигравший и есть самый настоящий экскремент, ввиду отсутствия оного у него какое-то время, так как останется без определенного количества каши, по полпорции которой он должен будет отсыпать выигравшим утром и вечером.

Толикам, как обычно, рассказывал что-то. Рядом с его нарами собралась кучка рабов, в полутьме напоминавшая картину: казаки пишут чего-то там. Толикам был образованный раб, из бывших голубых. Не-э, не подумайте ничего плохого, здесь этот цвет носит другой смысл. Я же еще не рассказывал о цветовой дифференциации рабов. О-о-о. Это целая отрасль местной экономики. И наплюйте на тех, кто говорит, что рабство это экономически неэффективный строй, очень даже эффективный. Правда, это воспринимается только у людей. Начну снизу.

Низ – это я. В смысле мы – черные рабы. Черными называемся по причине наличия черного тату на виске, вообще оно называется печатью, но выглядит как незамысловатое тату. Печати, кстати, не имеют никакого магического воздействия, но и вывести их невозможно. Черные – самые распространенные, самые бесправные и самые дешевые животные. В черное рабство попадают за долги, во время войн, во время грабежей, ну, в общем, всяко-разно.

Средний статус рабов – голубые рабы. Они не имеют ничего общего с черными. Вообще ничего. Это добровольное рабство, в редких случаях – купленные у родителей перспективные дети. Наименование происходит так же, как у черных, по цвету печати. Суть голубых – любой достаточно умный (надо выдержать экзамен) и свободный человек, испытывающий недостаток в средствах, может продать себя. Продать в академию, где его обучают в зависимости от талантов (таланты определяют магически). После процедуры усовершенствования, то бишь обучения, раба продают за бешеные деньги. Голубой раб получает небольшое жалованье и один выходной в местный месяц, то есть луну. Но есть и ограничения: ни женитьбы, ни детей, если его владелец, конечно, не захочет новых рабов (корова, которая дает молоко, и ее телята, ну вы помните). Зато защитой раба, в том числе и от хозяина, служит определенный совет при дворе местного царька. И в случае жестокого обращения – а-та-та. Понятно, что при желании… да о чем я, почти всегда хозяин раба может обойти закон, но это не очень выгодно.

Третий и последний статус рабов – серебряные рабы. Их тату выглядит довольно гламурно, и они могут даже указать обычным гражданам место, это рабы империи. Через десять местных лет службы в голубом статусе раба с вероятностью девяносто процентов выкупит государство по остаточной стоимости, которая тоже не очень низка. То есть империя получает готового, не слишком старого специалиста с опытом работы за сравнительно небольшие деньги. Практически такой раб почти не раб. Нет, конечно, работать придется куда пошлют, но и зарабатывать он будет больше, чем зажиточный крестьянин. Он может купить дом, завести семью, его дети не будут считаться рабами, в общем, там куча привилегий. И все счастливы. У государства образованный персонал за невысокую цену и низкую зарплату. Прежний хозяин получает на десять лет хорошего специалиста или художника за еще меньшую стоимость (с учетом выкупа империей). Школа просто стрижет деньги за обучение, ну а сам раб помимо первоначальных денег, уплаченных ему и потраченных обычно на погашение долгов, имеет хоть и не слишком высокий, но заработок и полную гарантию трудоустройства. Конечно, здесь не слышали о восьмичасовом рабочем дне, пятидневной неделе, отпусках, поэтому уж извини, раб, – солнце еще не взорвалось. Но нормальные управляющие знают, когда устает мозг или легкие. Там еще много заморочек, но я не углублялся – мне серебро не светит.

Наш голубой Толикам провыеживал свое счастье юбкой. Другими словами, музыкант спалился на дочке хозяина. Отец был далеко не дурак и наказал его по полной, продав в качестве черного оркам. При этом я так понимаю, что в империи он вообще считается беглым, а это точно смерть.

В общем, это был обычный рабский вечер, я уже почти заснул, когда ко мне подошел Ряха.

– Чего, говоришь, торопишься?

Я нащупал заточку.

– Нет. Но и когда двигают, не люблю, – ответил я, садясь на нарах.

– Ты знаешь мое отличие от кормов?

– Да никакого. Две руки, две ноги.

– Скалишься, значит. Смотрю, выбитые зубы ничему не научили.

– Ну… так и не ты же их выбил. Ты чего, Ряха, хочешь? Повеселить рабов? Так давай.

Я встал с облегчением – успел. Ряха дал встать. Я бы на его месте сразу ударил. Лежачего. Были бы возмущения, конечно, но рабы по природе своей жизни асоциальны. Самое тупое – это начинать разговор с жертвой, как, например, Ряха сейчас. Я говорить не стал. Два коротких удара заточкой в бедро, прежде чем у Ряхи сработали инстинкты самосохранения. От его удара я ушел, есть школа, потом расскажу. Ряха отпрыгнул от меня.

– Ты че, тварь?

Тут к нему подскочил один из холуев и прошептал что-то на ухо. Я догадывался что.

– Ну? – спросил я, не побоюсь этого слова, у оппонента, когда от него отбежал шнырь. – Хочешь дальше? Как раз мое место освободится на празднике.

– Живи, дерьмоскреб. А твоего голубого я потом прижму.

– А ты доживешь до утра? Землянка одна.

Ряха молча развернулся и захромал к своей яме. За Толикама я не волновался – пофиг, мне бы со своими бы проблемами разобраться. А вот Ряха, гарантирую, спать не будет, пока меня не отправят на праздник.

Кстати, насчет неизведанности возможностей человеческого мозга могу авторитетно заявить, что человек может спать и одновременно сканировать звуки вокруг. За шесть лет у орков ни одна сволочь не смогла ко мне подойти так, чтобы я не проснулся.

Утро началось с заунывного голоса одного из прихвостней кормов:

– Вста-а-али.

– Я те в глотку фекалий насую, – раздалось из темноты.

Нормальное утро с нормальным звонком будильника. Быстро встать и на построение, последнему – одна палка.

Умывшись в одной из бочек и порадовавшись с десяток минут восходу местного светила, я пошел отстаивать очередь за завтрокообедом. Не дай бог опять обделят – я дней через пять тогда сам на арену проситься буду. В этот раз у котла стоял Пидрот. В его смену ввиду, видимо, определенных страданий толстяка в прошлые, до кормовой жизни годы порции бывали в полтора раза больше, чем обычно.

После насыщения данной богами пищей – распределение на работы. Нудно и долго, но иногда бодрило. Меня, например, второй раз за неделю назначение заставляло волноваться.

– Хромой – на тренировку, потом, если сможешь, к хрумзам.

Лучше уж к дикому. Тренировка! Мерзопакостное занятие. Хотя кому-то нравится. Суть – ты груша для битья. Бить будут подростки орков. Те еще твари. Орки воспитывали своих отпрысков в воинском духе, и рабы покрепче постоянно страдали в мечном бою с орчатами. Рабам, конечно, тоже позволялось наносить удары, но все понимали – не дай бог травма… Ладно, если семилетка достанется, а вот если лет пятнадцати… Орчата к этому возрасту килограмм восемьдесят весили, отсюда выводы. Но меня выбор не касался. Отцы остальных выродков старались выбирать чадам соперников посильнее. Клоп, например, за месяц уже дважды попадал. Но не отец этой несуразности. Он лелеял свой кактус и позволял ему самостоятельно выбирать спарринг-партнера. Да, я знал своего «соперника» – Хырганос. Звали его немного по-другому, но я не мог воспроизвести рычащее наречие зеленых. Эта интерпретация ближайшая к оригиналу. Итак, Хырганос. Четырнадцатилетний ушлепок, не умеющий постоять за себя. Вот его неумение и стало моей голгофой. Этой зеленой жабе с отвисшими боками не нравилось сражаться с равными или хотя бы немного уступающими по силе. Не-э-эт. Ему нужна была жертва, а что может быть безопасней хромого дрища. Кстати, вот именно благодаря тренировкам с этой тварью я обладаю совсем даже неплохой реакцией.

Тренировка. На поле моего избиения я обязан прийти первым. Это единственный плюс экзекуции, так как Хыргонос ленив и явиться может даже к вечеру. Однажды он меня безумно порадовал, не придя совсем. Я тогда джигу танцевал. Зато в прошлый раз вынес мне два зуба, и это к четырем уже отсутствующим. Не, ну один-то так и так надо было. Но второй! Хороший крепкий желтый зуб! Был…

До обеда, в смысле полудня, я вялился. Переживать из-за ожидания какой-нибудь пакости я отучился года четыре назад. Пакость все равно придет, и зачастую совсем с другой стороны. Поэтому гонять себя напрасными терзаниями не стал. Я мечтал. Мечтал нормально поесть. Мечтал о сексе с восемнадцатилетней моделью, имеющей бюст не больше второго размера. Ну не нравится мне большая грудь. Даже возбудиться успел. Тут еще и три рабыни мимо прошли. Чумазенькие, и на вид каждой не больше сорока. Эх! Как они стрельнули в меня глазками. Нет, я знаю, что не красавец, но плечи распрямил. Девчонки тоже страдают от отсутствия мужской ласки. Мм… Одну бы, пусть вон ту, пострашнее, да в загон к хрумзам. Мм… У меня здесь аж два раза было. Раз у корчмаря с четырнадцатилетней рабыней, а второй здесь, года три назад, в честь праздника один из орков разрешил девчонкам прийти к нам, не буду рассказывать, с кем я был. Насчет четырнадцатилетней – здесь девушка ребенком считается до первой крови, а там может все – если, конечно, хочет. Правда, кроме этого женскому полу данного мира больше стремиться было не к чему, так как невозможно. Наших феминисток бы сюда – пыл сбить.

– Хрра!

Твою мать. Он, наверное, мнит себя Робокопом, выходя на поле против меня. Меч – в смысле палку, обмотанную кожей, он выбирал подлиннее. Я же выбирал полегче. В легкости мое, нет, не преимущество – спасение. Тяжелой, даже если она длинная, я не успевал. А вот облегченной – были шансы, что уйду без травм. Ни разу не получилось, но я знал – шансы были.

– Хрра!

«Свинья», – хотелось ответить, ну или еще чего в рифму.

Палка прошла мимо. Я разорвал дистанцию суперджампом – это когда, опираясь на больную ногу, я быстро перехожу на здоровую и прыгаю назад, слегка касаясь земли больной, оказываюсь снова на здоровой. Школа Хромого Шаолиня. Вы бы видели кульбит через врага в моем исполнении. Шучу.

Ш-ш-иу – пропела оглобля этого придурка над головой.

Как там, если слышишь пулю – она не твоя? От следующего удара уйти не удалось. Морду Хырганоса осветила радость. Ему нравилось, когда было больно, разумеется, не ему.

И тут взыграла злоба. Твари зеленые! Уклонившись от очередного удара, я, превозмогая боль, метнулся к нему с колющим ударом в ребра.

На! На!! На!!! Я видел его обиженную, обескураженную морду и яростно бил, ликуя. В конце метелил уже кулаком по голове.

Беспамятство наступило внезапно.

Глава 4

– Мм…

– О, очнулся, герой.

Голос знакомый. Ба! Клоп! Я открыл глаза. Яма лазарета, в смысле лекарская по-местному. Я уже пару раз просыпался здесь после палок.

– Вонючий, я жив? – Память обрисовала последние слайды.

– Да как сказать. Пока – да. Но это ненадолго.

– Я его убил?

– Нет. Ты же еще жив.

– Ну да. А чего не убили?

– Так кормы сказали, что отец зелени не хочет скандал развивать. Это же позор, побил самый слабый раб.

– Ты это, за языком-то следи…

– Ну почти самый слабый.

– Вот, другое дело. Я же все-таки третий. С конца.

– Я рад, что ты шутишь, только…

– Чего? – Голова болела ужасно, и тошнота прямо накатывала, похоже, сотрясение.

– Ну…

– Смертник ты, – раздался незнакомый голос.

Я повернул голову. На соседних нарах лежал здоровенный незнакомый мужик.

– Да он уже знает, – поддержал незнакомца Клоп, совсем не обнадеживая и не щадя моих нежных чувств.

– А ты кто? – спросил я мужика, хотя по отсутствию волос на голове и лице уже догадывался.

– Это корм, из пришлых, – пояснил Клоп. – Ты уже третий день отдыхаешь. Вчера полсотни новых привели. Их кормы с нашими встретились.

– Кто кого?

– Ваши нас, – ответил мужик. – Но одного я отправил к богам.

– Шикарно. Кого?

– Кривого, – ответил вместо мужика Клоп.

– О-о-о. – Я хотел посмеяться, но вырвался только вздох, отдавшийся в ребра. – Я бы тебе руку пожал, если бы ты не был кормом. Так понимаю, ты тоже праздничный пирог?

Мужик промолчал.

– Клоп, чем он меня так? – Я ощупывал голову.

Такой шишки не бывает. Она выпирала, казалось, еще на размер моей головы вбок.

– Не знаю. Думал, ты расскажешь.

– Бревном, – ответил корм. – Ты прямо легенда у рабов. Говорят, так ребенка уделал.

Я засмеялся, Клоп поддержал.

– Че хмыритесь, я бы на месте отца убил сразу, а не к лекарям.

– Так это не он меня, а отец. Клоп, а чего с этим? – Я повел глазами в сторону корма.

– Легонько помяли, – понял меня раб.

– Что, так обгадишься? – спросил корм, поняв мой намек.

– Да нет, почему, только встать бы…

– Вы это, мужики, прекращайте, – вмешался Клоп. – Нам сдыхать вместе… похоже.

Особо артачиться я не стал, но и с кормом не разговаривал больше. Клопа увели в этот же день. Корма на следующий. Меня еще раз посещал шаман. Я так понял, сотрясение и трещина ребра. Шаман поднял меня на ноги за два дня, и я тоже оказался в загоне, впрочем, ненадолго.

– Клоп, Чустам, Ларк, Хромой, Толикам, собирайте вещи, пойдете со мной, – произнес Жирный.

Я, конечно, ждал этого момента, но сердце все равно ушло в пятки. Внутренности тоскливо сжались: «За что, боже? Ну за что ты так!»

Через десять минут, отведенных на сборы, нас, опустивших головы, вели в кузню. Там во избежание попыток побега на ноги наденут кандалы, которые снимут лишь перед ареной. Руки. Десять дней жизни. Десять последних дней жизни. Орки уважали воинов, поэтому в эти руки мы не будем работать. Нас будут обхаживать, разумеется, в рамках нашего статуса. Мы будем есть сколько хотим, нам разрешат один раз воспользоваться рабыней, вот, собственно, и все обхаживание.

Строй рабов равнодушно смотрел на нас. Каждый в этот момент думал: «Как хорошо, что не я». Я их понимал, конечно, но легче от этого не становилось.

Отдельная яма-землянка на пятерых в отдельной же локации, в смысле загоне, огороженном жердями. В загон выходить можно, за него – нет. Через трехметровый проход – следующий загон, туда скоро прибудут наши соперники из других кланов. Выход за пределы огороженной территории запрещен. Если заметят вне загона, можно остаток недолгих дней не только в кандалах провести, но еще и прикованным к здоровенной чушке, а то и в рабском ошейнике на цепи. Ну и палок, несмотря на свой статус смертника, напоследок получить.

Все попавшие, в принципе, были своими, кроме Чустама. Чустам – это давешний помятый корм не из наших.

– Толикам, а тебя за что? – спросил я безобиднейшего мужика.

– За надежду.

– Понятно, что ничего не понятно. Ты не мудри, прямо скажи.

– Историю рассказывал, как рабы победили хозяев, – объяснил Клоп.

– А-а-а, политический.

– Ты ведь не в деревне вырос, Хромой? – посмотрел на меня Толикам.

– Че ито?

– Знаешь много, думаешь не так, как селяне.

– Так по акценту-то не понятно, что я не местный? А у нас деревенские образованные.

– Рассказал бы, а то всегда любопытно было, что за страна такая – Замухрынск? Недолго нам осталось, к чему теперь тайны?

– Не-э, Толикам, пусть я останусь самым загадочным рабом, хоть в чем-то впереди всех.

– Эй! Воины! – раздалось с улицы. – Держите.

Клоп, гремя цепью, мелкими шажками вышел из землянки. Вернулся он со средних размеров котелком в одной руке и пятью лепешками в другой.

– Пидрот сказал, что мы можем костер на улице развести. Представляете? Даже травы на отвар дал.

– О-о-о, даже мясо есть, – произнес Чустам, заглядывая в котелок.

Рассматривать кашу мы не стали и, выйдя из ямы, уселись с котелками по привычке на бревне.

– Ларк!

Раб вздрогнул и инстинктивно сжал двумя руками горшок.

– Ты не торопись. Наслаждайся. Тут никто не отберет. Мало будет – еще наложишь. Сам. Сколько хочешь.

Наелись мы до состояния тюленей на лежбище.

– Хо-о-о, – вздохнул Клоп, – сейчас бы еще отварчику.

– Да можно, но лень, – отозвался Толикам. – Ларк, не разведешь огонь?

– Я разведу, – неожиданно предложил Чустам.

Никто не стал возражать. От сладкой истомы и сытости клонило в сон.

– Как свиньи перед забоем, – решил пофилософствовать я. – Чтоб жирок нагуляли.

– Отстань, Хромой, – ответил Клоп. – Дай насладиться.

– И ведем себя так же, – подержал меня Толикам. – Наелись и поспать.

– А-а-а, ну так давайте, предлагайте выход, – лениво произнес Клоп.

– Вон, корм его уже ищет.

Чустам разжег огнивом огонь под котелком с водой и теперь отжимался.

– Тебе, Клоп, тоже не помешало бы, – предложил я.

– Почему только мне?

– А нас хоть затренируй, все равно толку не будет.

– Ну почему? – возразил Толикам. – Меня, например, когда танцам учили, преподавали и боевой.

– Это как?

– Изображать бой в танце. Там движения, конечно, артистичные и меч бутафорский, но очень с боем схоже.

– То-то орки удивятся, когда ты танцевать на арене начнешь.

Мы засмеялись, даже Ларк тайком улыбнулся, отвернувшись от Толикама.

– Чего это вы ржете, – подошел Чустам, успокаивая дыхание.

– Да Толикам решил на арене станцевать, – просветил его Клоп, рассказав о боевом танце.

– Хорошее дело, – вполне серьезно ответил бывший корм, присаживаясь рядом, – видел я как-то раз. Не каждому воину под силу то, что они вытворяют на сцене. Вода закипела. Ларк, заварил бы?

Раб нехотя встал и пошел к костру.

– Ты ведь уже не корм, – высказал я свое недовольство Чустаму, – и распоряжаться не можешь.

– Так я и попросил его, а не заставил. Может, хватит на меня порыкивать? А то прикрываешься рабами, а сам ни на что, кроме как поскуливать, не способен. Насмотрелся я таких умных, только людей своей злобой баламутишь. А как до дела…

Договорить он не успел, так как отвлекся на перехватывание руки. Поймав мою кисть, нанес по ней удар, выбивая заточку. Следом его кулак успел побывать в области моего солнечного сплетения.

– Я не хотел так резко с тобой разговаривать, – продолжил он, остановив жестом вскочившего Клопа. – Только знаю, что с такими, как ты, упертыми, по-другому нельзя – не понимаете вы. Нам остались одни руки, а ты сейчас будешь дней пять злобу на кормов выказывать, прежде чем гордость сменит понимание приближающегося конца. Если сможем выйти живыми, там и разберемся, а нет – духами встретимся и поговорим. Знаю ведь, что бежать задумал, так поделись со всеми умом.

– Чтобы ты про это оркам выложил? – восстанавливая дыхание, прошипел я.

– Хотел бы, уже и про железку твою, – он ногой подтолкнул ко мне заточку, – и про зубильце, что в кузне спер, рассказал бы. Только ведь мне легче умирать от этого не будет, все равно на арену. Подумай, потом поговорим.

Корм, клацая цепью, пошел к дровам, где, выбрав полено потолще, стал поднимать над головой.

– Я не успел… – начал было Клоп.

– Нормально все. Есть о чем подумать, – успокоил я приятеля.

Отвар пили в молчании. Я пытался успокоить вулкан злобы внутри, остальные после нашей с Чустамом стычки тоже не были расположены к разговорам. Корм, позанимавшись, ушел в яму.

– И вправду надеешься? – спросил Толикам.

Я покосился на Ларка. Он, конечно, забитый, но в наушничестве замечен не был. Да и кому ему стучать. Кормов он еще больше, чем я, ненавидит, а орков боится как огня.

– Так подыхать или иначе, тут хоть какой-никакой шанс.

– И как?

– Осмотреться надо. Кандалы снять попробовать.

– У меня снимаются, – вдруг подал голос Ларк.

Он приподнял штанину, оголив ноги-спички, и, выгнув ступню, почти выскользнул из кандалов. Затем вернул ногу обратно.

– У тебя шанс уже есть.

Ларк отрицательно мотнул головой:

– А вдруг поймают?

– Поймают, значит, поймают.

– Бить будут. Да и страшно одному, не был я никогда там. Говорят, там волки есть.

– Где там? – поинтересовался я.

– На свободе.

– А как в рабство попал?

– Родился рабом. В клане Древнего Топора. Там иногда рабыням разрешают иметь детей.

Я никогда не интересовался судьбой Ларка. Где-то в глубине души мелькнула жалость к нему. Я вон уже два мира видел, а он кроме орочьего рабства ничего. Видимо, у Ларка редко бывают собеседники, поскольку обычно молчаливого раба понесло:

– Я много раз у кормов за бревнами просился, лес посмотреть, но они не берут меня. А в клане Древних Топоров я однажды скалы видел. Это такие огромные камни из земли торчат.

Ларк замолчал, видимо поняв, что мы-то их тоже видели и объяснять не нужно.

– Не переживай, – хлопнул парня по плечу Клоп. – Насмотришься еще.

– А вы возьмете меня?

Кот из «Шрека» мог отдыхать после слов Ларка, такая детская надежда и непосредственность в них была.

– Конечно, возьмем, если соберемся, – уверил Клоп.

– Я еще отвара принесу. – Ларк, смешно передвигая ноги, заковылял к котлу.

– Зря вы так обнадеживаете, – раздался из дверей голос корма.

– Ну так сходи, вдарь ему разок, – ответил Толикам, – чтобы образумить парня.

Из ямы послышался звон цепей. Чустам вышел и присел рядом.

– Ты прости меня, Хромой. Я правда не хотел обидеть. Просто у самого пока в голове все не укладывается. А тут ты смотришь на меня словно дикий хрумз, ну я и не вытерпел, высказался. Ну а уж на удар ты сам напросился.

– Так с вами, кормами, по-другому нельзя. Вам же раз уступишь, вы и на шею сядете…

– Достало это – корм, корм. А ты побудь им, думаешь, легко?

– Никогда не собирался и не стану. Вот сейчас предложат вместо арены, не пойду.

– Ладно, если так, – усмехнулся Чустам. – Обычно за меньшее, чем жизнь, шли.

– Как ты?

– Как я.

Корм на некоторое время замолк, потом продолжил:

– Лет пять назад у нас место корма освободилось. Прежний неправильно понял орка и в дом к нему зашел. А там то ли дочь голая была, то ли еще что, да и не важно… забили его до смерти. Ну и парни из моего отряда, с которыми мы в плен попали, предложили кому-то из нас пойти, мол, остальных подкармливать будет. Кинули жребий – выпало мне. Я сначала не хотел, а потом подумал: стану кормом, буду нормально распределять работы, опять же прикрыть остальных рабов смогу, каши той же побольше сыпануть в котел. В общем, согласился. Ну вроде как такой корм-защитник, – криво усмехнулся Чустам. – Первые руки так и было, а потом… Началось все с работ. Я, как и хотел, закрывал глаза на то, что не выполнено, и спать разрешал днем, но рабы есть рабы, почувствовали вольницу и совсем перестали работать. День, два так. Орки потребовали ответа от нашего старшего, а тот не стал покрывать. Вкатили мне первоначально пятьдесят палок, да старшему десяток и заставили доделывать то, что не доделали рабы, и через двое рук я ничем не отличался от остальных кормов.

Перевели потом на кухню. Я как увидел богатство такое, сыпанул каши в котел побольше. Остальные кормы посмеивались про себя. Оказалось, крупа рассчитана ровно на руки, а мне хватало только на восемь дней. Рабы заволновались, поголодав раз, и опять дошло до орков. Опять мне палок выдали. Да еще орки заинтересовались, что это за корм такой второй раз под палками, и решили проучить меня. Нашли недостатки в работе моих парней и привели троих на палки. А бить, значит, поставили меня. Прописали-то по пятьдесят всего. Ну вот, бью я, а второй корм считает. Понятно, вполсилы бью, но палка есть палка. После того как закончил, орк прогырчал по-своему, мол, из пятидесяти палок засчитываются только три, остальные повторно – слабо бил. А чтоб я понял, то столько же и мне, в науку всем кормам. После сорока семи парень еле живой был. Ну и мне сорок семь, понятно. А орк снова, мол, еще тридцать не засчитаны, но наказывать будем не сегодня, а когда раб на ноги встанет. С остальными парнями так же. Мне в тот день больше палок не досталось. На пятый раз парни умоляли меня бить со всей силы, а сам я еле держался от палок.

– Этакий корм поневоле, – подытожил я.

– Нет. Шел сам, – спокойно ответил Чустам. – Чего это я, в самом деле, выворачиваюсь? Объяснить хотел… Да ладно…

Бывший корм встал и ушел обратно в яму.

– Чего ты на него взъелся, Хромой? – спросил Толикам. – Как бы ты поступил? Он ведь тоже раб.

– Не знаю, Толикам, может быть, так же поступил бы, а может, и нет. Что его теперь жалеть? За то, что палкой махал? Ларка жалко, хоть и пентюх, а его – нет.

Вечером нас вновь заперли в яме.

Глава 5

Утро, спокойное утро. Первый раз за много лет здесь. Просто лежу. Повернув голову, встретился взглядом с Клопом. Он хотел что-то сказать, но я приложил палец к губам. Как прекрасно. Если бы не кандалы, под которыми зудела сбитая кожа, вообще было бы счастье.

– Эй, вояки, – раздалось с улицы одновременно с лязгом снимаемого запора.

– Тьфу, кор-р-рм, – прорычал Клоп, вставая. – Все испортил.

– Согласен, – подключился Толикам. – Надо будет сказать, чтоб позже приходил.

– Нарочно раньше появляться будет, – пробурчал Клоп.

– Выходите. Считать будем.

– Пусть сам идет, – произнес из угла Чустам.

– Иди считай! – крикнул Клоп.

– Если зайду, то не один. Думаете, вы первые такие наглые?! – крикнул в ответ Одноглазый. – Палки никто не отменял. Много вам нельзя, конечно, но по пятерочке каждое утро и вечер могу организовать!

Завтракали в тишине. После завтрака не спеша пили отвар. Мимо прошли знакомые рабы в сторону строящихся ям-землянок.

– Бедолаги, – равнодушно произнес Клоп.

– Ты о нас? – спросил Толикам.

– Нет. О них. Сколько им еще так корячиться. А тут скоро свобода.

– Ты так уверен? – с сарказмом произнес Чустам.

– Да. На арену или нет, но больше не увижу эту вонючую степь с зелеными мразями.

Мы немного помолчали.

– Не знал, что ты философ. – Я встал и пошел к бочке с водой.

– Просто надоело.

После завтрака Чустам и Клоп пошли тренироваться, мы с Толикамом вернулись в яму – пытаться снять кандалы. Толикам держал на здоровенной клепке кандалов зубило, а я бил по нему поленом. На каждую ногу приходилось по два расплющенных стержня толщиной миллиметров двенадцать. Ларк то выходил, то заходил обратно.

– Чего ходишь? – не вытерпел я.

– Цепью гремлю. Знаете, как вас там слышно?

– А-а-а, извини. Продолжай.

Минут через пятнадцать Ларк вновь вбежал:

– Кормы!

Мы, спрятав инструмент, вышли наружу.

– Считать пришли, – оповестил Пидрот. – Показывайте кандалы.

Как хорошо, что мы не успели особо повредить клепки.

– Чего-то вы часто? – спросил Чустам.

– Так вас раз по пять, а то и десять в день проверять положено. Еще не было такого, чтобы кто-то сбежать не попытался.

– И что, убегали?

– Нет. Всех в версте от деревни ловили. Бывало, правда, убивали тех, кто сопротивлялся. Да чего рассказываю, ты у наших-то спроси, они расскажут. Не первый день Карлана встречают. Конечно, своими глазами посмотрят первый раз. – Жирный противно улыбнулся. – Может, кто поведает потом – как оно там?

– А что с победителем происходит?

– Не знаю. При мне никто из наших не побеждал. Но из соседних кланов, слыхал, однажды даже отпустили на свободу.

– Расскажете? – спросил бывший корм, когда ушли проверяющие.

– А что тут рассказывать? – пожал плечами Толикам. – Правду Жирный сказал. Бытует легенда среди рабов, что победителя отпускают. Выводят его действительно живым, а что дальше, только духи знают. Орки не особо с нами беседы ведут. А сбежавших всех ловят, я не слышал о таких, чтобы убежали. Опять же знаю, что троих как-то не привели обратно. То ли убили, то ли не нашли, никому не ведомо. Ты как будто первый день в рабах!

– Не первый, но клан Кизана, откуда привели наш торб, в такой глуши находится, что у нас даже если кто сбежит, точно без запасов не выйдет из степи. У нас до леса руки идти. А о празднике мы и не слышали никогда.

– Лошади нужны, – произнес я.

– Ну ты мечтатель, – хмыкнул Клоп. – К ним рабынь-то не всех допускают.

– Твоя Свайла ведь бывает на чистке? И вызовется пойти к нам, когда предложат?

– Наверное, – не очень уверенно произнес Клоп.

– Вы чем-нибудь кроме утех занимались? – У меня начали закрадываться смутные подозрения в излишнем бахвальстве друга.

– Да какие утехи. Так, перемигивались да подарки друг другу делали.

– Ты же рассказывал!

– Ну а что я скажу? Что за ручку иногда держимся? Вы же засмеете…

На некоторое время все замолчали. Мы так и не отошли от забора, у которого нас проверяли кормы, и теперь все стояли, опершись на него.

– А что, рука-то мягкая? – спросил я.

– Иди ты. – Клоп развернулся и мелкими шажками, чтобы кандалы не врезались в ноги, побрел к яме.

– Подожди, – окликнул я друга, так же смешно преследуя его. – Ну а запах-то хоть приятный?

– Иди ты, Хромой.

– Так я и иду, подожди!

Ближе к полудню мы все собрались на бревне около ямы. После утренней внеплановой проверки кормы приходили еще дважды.

– Ну что, вождь, какие планы? – спросил Чустам.

– Это когда я себя кормом провозгласить успел?

– Почему кормом? Вождем. Тебе все так или иначе в глаза заглядывают.

– Не-э-э, не пойдет.

– Что, не по лошади груз? Ты же всем надежду дал?

Ловко меня бывший корм подловил. Можно было, конечно, сказать, что никому и ничего я не обещал, но настроение у парней и так тухлое, а если еще я начну отпираться… Жалко их, а еще больше себя. В чем-то этот холуй прав, рабы смотрят на меня, и пусть уж лучше умрут, злясь на кого-то, чем тоскуя последние дни.

– Ты-то сам что предлагаешь?

– Было бы что предложить, предложил бы.

– Дня через два девчонок приведут, – подумав, сказал я. – Надо у них узнать, где лошади. Кандалы снять с такими проверками только разве что ночью, но тоже не выйдет, шуму много. «Лепешек» надо наготовить, – я напропалую нес чушь, – а там видно будет. В праздник суета, рабов много бегает, опять же шумно будет. Да и должны же снять их с нас когда-нибудь.

– В последний день поздно будет, – включился Толикам, – нас под усиленной охраной будут держать. Все время рядом орк будет.

– Пятеро мужиков – один орк.

Гробовое молчание повисло после этих слов – орков боялись. Орк воин, это не корм, это вообще не человек, это страшная сила. Да и не привыкли уши рабов к столь открытому высказыванию против хозяев.

– Что замолчали? Орк это не дух. Рассказал бы, Толикам, лучше что-нибудь о празднике. Может, и мысли какие появятся.

– Я же только с чужих слов.

– А мы ни с каких. Рассказывай.

Толикам вздохнул, он все время вздыхал, когда вел рассказ через силу. Я уже давно заметил эту его особенность.

– Ну праздник проходит раз в лето. Собираются все орочьи кланы. Испокон веков повелось, что это время самое лучшее для торговли в приграничье, потому как орки ни на кого не нападают. Первый день отведен разнообразным орочьим забавам типа скачек на хрумзах и стрельбы из лука. Наша очередь на второй день. Рабов выставляют на бои для веселья перед борьбой орков. Поскольку кровь оркам проливать нельзя, а оросить степь она обязательно должна, рабов заставляют биться насмерть. Лучший воин этого дня удостаивается особых почестей, каких – не знаю. Рабов обычно заковывают в кандалы и только в ночь перед праздником кандалы снимают и уводят в клетки на арене. Есть в этот день не дают, мол, воин должен быть голодным, чтобы раны были легче, и злым. Перед выходом дают выпить какую-то гадость, после которой люди звереют. Бьются кто чем может. Оружие выбирать будем сами. Того, кто отказывается биться, убивает специальный орк, но убивает не просто так, а вспарывая живот, что символизирует смерть не воина, а животного. Ну вот в общем-то и все.

– Ты, Толикам, конечно, извини, но ты не рассказчик, а даже не знаю кто, – произнес Чустам, нарушив общее молчание. – Хромой вон и то красивей говорит.

– Вам легенды нужны или правда? Могу рассказать, как победителю вожди кланов дают по капле крови, и шаман его превращает в орка. Поверите?

– Да он не хотел обидеть, – сам не знаю почему заступился я за корма. – Просто прям вообще безвыходно.

– А вы ожидали, что я вам расскажу, как уйти от орков?

– Ну хотя бы, а лучше как стать потом богатыми и счастливыми.

– Да не вопрос, идете в академию, становитесь голубыми рабами, а потом попадаете в рабство к оркам. Богатство не знаю, а впечатлений на всю короткую жизнь.

– Лучше бы про горы рассказал, – вздохнул Ларк.

– Говорят, – Клоп вытянул ноги, – на севере, где в холода замерзает вода и снег лежит по полгода, не имеет значения, с татуировкой ты или нет.

Вообще в этом мире, по крайней мере в той части, где я бывал, снег скорее редкость, как и нормальные морозы. Правда, рабам, поскольку изобилия одежды у нас не могло быть априори, даже местные зимы были в тягость. Я в зимнее время часто вспоминал фильмы про войну, где пленные немцы кутались в самое разнообразное тряпье. Рабы очень на них походили.

– Есть такие земли, – подтвердил Чустам. – Мы как-то раз туда купца сопровождали. Я тогда себе куртку меховую купил. Рабов не видел, нет вроде как у них этого. Так что про беглых не скажу. Но тоже слышал, что бегут туда. Только далеко это очень, и не все доходят.

– Вот бы туда, – вспомнил я родной Урал, там в лесах и вправду целой деревней затеряться можно.

– Пошли, – съерничал Чустам.

– Давай после праздника, а то хозяева обидятся.

– Договорились.

– А что, Клоп, там нет власти империи? – желая как-то поддержать разговор, спросил я.

– Да земли-то имперские, – вместо Клопа ответил Чустам, – только там народу почти нет, и поэтому отряды империи небольшие. Да и воинов туда обычно вместо каторги отправляют, за прегрешения. Поэтому не больно-то они свой зад будут отрывать ради поисков беглых. Разве что сам к ним придешь.

– Ну что, пойдем тренироваться?

– О, наконец за ум решил взяться?

– Не-э-э. Просто скучно. Столько лет изо дня в день работал, а тут раз, и нечего делать. Ну и, может, еще день себе выиграю. На большее-то куда рассчитывать. Поставят против тебя или Клопа, и все.

– Сила, конечно, много значит, но встречал я хороших бойцов и мелкого телосложения.

– Да ладно? – подковырнул я бывшего корма.

– Ну пожилистей тебя, конечно, – поправился он.

Надолго меня не хватило. Я, конечно, привык к работе, но делал ее всегда не спеша. А тут нагрузки. Через полчаса я вновь сидел на бревне, утирая рукавом струящийся пот.

– Ты не бревна поднимай! – крикнул мне Чустам. – Силу все равно не успеешь развить. Двигайся, чтобы как можно дольше не выдохнуться.

Сон после таких нагрузок на рабский организм был мертвым.

Третий день уже не особо радовал освобождением от работ. Я, да и не только я один, тоскливо проводил взглядом рабов, идущих после распределения на работы. Хорошо им, жизнь еще немного продлится. Я помнил о том, что лучше раз поклевать мясо, но в нашей ситуации ни мяса, ни падали, лишь смерть на потеху зеленым ящерицам. Хотя нет, падаль была…

– Показывайте кандалы.

И это второй раз за утро. День прошел в истоме после жратвы и тоскливых мыслей. Вялые разговоры быстро затухали. До нас начинало доходить истинное положение вещей.

– Завтра вам девок приведем, – сообщил Пидрот. – Так что мойте свои стручки.

Это несколько оживило вечер. Когда нас заперли в яме, мы принялись гадать, кто завтра придет к нам.

– Вот бы светленькую, – мечтательно произнес Клоп.

Все сразу поняли, о ком он. Светленькая прибыла с месяц назад и числилась в королевах красоты местного рейтинга.

– Не надейся, – обломал его Толикам, – она кормам тоже нравится, ей ласки и так хватает.

– Да знаю, но хочется…

– А мне Курточка нравится, – присоединился я к одному из любимых занятий мужиков всех времен – обсуждению женского пола.

Курточка, а по данному родителями имени – Ивика, была миниатюрной девчушкой, наверное, моего возраста. Хотя, может, и постарше. Прозвище ее происходило от мехового предмета одежды, который и курткой-то назвать сложно. Дыра на дыре и облезлым мехом погоняет. Но тем не менее она года три не снимала ее даже летом. Потом с дизайнерским чудом, видимо, что-то произошло, и она сменила стиль, а вот прозвище осталось.

– Так она же плоская?

– Ну и что, а мне нравятся такие, да и миленькая она. Она как стрельнет глазками, так мм…

– Ты что? Уже все?

Рабы засмеялись.

Глава 6

После таких разговоров засыпалось тяжело. Мысли крутились вокруг юбок. Рабыни были, конечно, не порнозвездами, ну так и мы смотрелись далеко не как мачо. Самые здоровые из нас, Клоп и Чустам, тянули внешне на крепких стариков. Загар на лицах и шеях был темно-коричневым и создавал резкий контраст белоснежному телу – рубахи, ну а уж тем более штаны дозволялось снимать только на помывке или в яме.

Все тело, а в моем и Чустама случаях и лицо были испещрены шрамами, мелкими и не очень. У меня самый заметный был на верхней губе – орченыш как-то заехал мне так, что треть губы о зуб почти полностью срезало. Поскольку рана не угрожала жизни, пришлось заниматься самолечением, то есть ходить пару дней, прижимая оборвыш к месту, на котором он раньше рос. Это украшение мужчины не скрывал даже пушок над губой. Мелкие ссадины я вообще в расчет не беру. И упоминать о мозолях и загрубевшей коже не буду. Апогей нашей красоты – прическа, причем как на голове, так и… не угадали, на бороде. И там и там стрижку делали раз в два месяца, вне зависимости от желания. Стригли либо здоровенными ножницами – в нашем мире подобными, наверное, овец стригли, либо просто срезая ножом. Нет, ну конечно, можно было и заточкой побриться, но это значило выдать ее наличие. Самым радикальным способом было подпаливание, соответственно не начисто. Мне в связи с наличием всего лишь нескольких жидких волосков на подбородке и верхней губе бритье было не нужно. И данный факт не мог не радовать, когда я наблюдал за рабами, приводящими горящей палочкой растительность на своем лице хоть в какую-то форму после стрижки.

– Толикам, – раздался в тишине шепот Ларка. – Толикам…

– Мм?

– А как это… Ну, с женщинами. Я это… Я не знаю. Куда там надо пихать?

Шепот Ларка в оглушающей тишине был что крик. Первым не выдержал Клоп. Спустя пять секунд хохотали все. Не буду пересказывать тот инструктаж, что получил в этот вечер наш девственник. Уснули уже далеко за полночь.

Надо сказать, рабы с большим пиететом относились к женскому полу. Такую нежность, какую испытывали мы, я точно знаю, ни в одном фильме не увидишь, вот прямо нежность-нежность, на грани щенячьего восторга.

У бочки с утра было не протолкнуться. Хотя, казалось бы, нас всего пятеро. Помывка по пояс много времени не заняла. А вот ниже, да еще и при наличии кандалов и отсутствии нормальной купальни… Была мысль мыться в яме, но если наплескать там воды, то потом дня три воздух становился тяжелым. Поэтому победила мужская взаимовыручка. Мы вчетвером обступали пятого, который осуществлял приведение в должный вид своей нижней части. Штаны у всех были мокрыми, но это только поднимало настроение, так как давало некий простор для тупых шуток.

– Кто хоть знает, надолго их приведут? – Обычно уравновешенный Чустам сегодня явно волновался.

– Осьмушки на три, – ответил Толикам. – Ну а если что кормам дать… Хотя кому я объясняю.

Осьмушка – это восьмая часть дня, собственно, и из названия ясно. Я иногда переиначивал в час – уж очень на местном «осьмушка» похоже звучит, а рабы списывали на мой акцент. Точно соотнести с часом данную единицу времени я не мог, так как измерительный эталон из моего индустриального прошлого захватить не успел. Пытался одно время соотнести с пульсом, но, к своему стыду, не мог вспомнить, какая частота пульса у человека. К тому же он, как и сила тяжести этого мира, могли отличаться.

К подготовке встречи с женским коллективом подошли серьезно. Навели как могли порядок в яме. С осьмушку только территорию делили одеялами, обустраивая каждый свое гнездо. Кашу, выданную с утра кормом, даже есть не стали – оставили рабыням, они наверняка голодные. Хотя если честно – не лезло ничего в глотку.

Девчонок привели ближе к полудню. Духи, наверное, услышали меня, потому что среди рабынь была Курточка. Клоп зря сомневался в Свайле, статная женщина с грудью немалого размера игриво смотрела на него. Удивительно, как годы в рабстве не согнули ее спину. Партнершу каждый из нас выбирал сам. Таковы уж реалии этого мира – мужчина занимает главенствующее положение. Чустам шагнул к объекту моего вожделения первым, Толикам шепнул ему:

– Курточка.

Бывший корм повернулся ко мне и подмигнул, выбрав стоящую рядом с Курточкой женщину.

Вы можете осуждать их, можете – нас. Наверное, с точки зрения нашего цивилизованного мира безнравственно заниматься сексом с почти незнакомым человеком, при этом зная, что это только секс. Но как же хотелось женской ласки, и я знал, что рабыням этого хочется не меньше.

Последним выбирал Ларк. Понятно, что его выбор был номинальным и ограничен одной рабыней, кстати, совсем даже не страшной, разумеется, по меркам рабства. Но парень замер, опустив глаза. Клоп подтолкнул его. Ларк сделал шажок и снова застыл.

– Ну раз не хочешь… – начал Жирный.

– Как не хочет? – чуть ли не прорычал Чустам и, схватив за руку, практически перекинул Ларка на несколько шагов, отделявших того от рабыни. Потом взял ее руку и вложил в ладонь Ларка. – Еще как хочет!

– Ну ладно, давайте, к вечеру подойду.

– Это, Пидрот, подожди.

Мы отошли от забора к яме. Чустам о чем-то шептался с кормом минут десять. После чего вернулся к нам с сияющим лицом:

– До утра.

– Это как ты его? – спросил Клоп. – Он вроде злым должен быть на тебя? За Коряка.

– Да у меня остались кое-какие вещи в общей яме. А злиться ему не за что. Раньше Коряк был старшим кормом, а теперь он. Так что он мне еще и благодарен должен быть.

– Кто ж их сейчас отдаст, вещи?

– Отдадут. Там мой друг.

Как бы объяснить те чувства, с которым рабы относились к прекрасному полу, ту детскую и наивную нежность, направленную на получение недетского наслаждения.

– Так это… Чустам, – представился своей избраннице бывший корм.

– Экна, – улыбнулась она, почти не размыкая губ.

Но этого хватило, чтобы заметить отсутствие одного зуба. Наверняка она стеснялась этого, как и шрама, спускающегося по скуле, который был частично прикрыт подобием платка.

– Хромой, – назвался и я.

– Да это-то мы знаем. – Свайла, с которой мы с Клопом не раз перекидывались шутливыми фразами, была на положении старой знакомой. – А как по имени? А то у нас даже ставки делали, гадая.

– Алексей.

– Ну хоть что-то узнали, – вступил в разговор Толикам.

– А чего это вдруг такое пристальное внимание к моей персоне?

– О как, он может говорить, оказывается, – усмехнулся Клоп.

Разговор был, в принципе, ни о чем, но этот треп потихоньку рассасывал неловкое напряжение между нами.

– Тем не менее?

– Ну да ты такой милашка, хотя и худоват, – вступила в разговор девушка Ларка, хотя девушкой она была годков этак двадцать назад, что при не очень продолжительной жизни рабов вводило ее в статус скорее близкий к пожилому возрасту. – Так и хочется за щечку потрепать. Правда, Ива?

– Ну да, – скромно ответила моя избранница тонким и нежным голосом.

Хотя, возможно, таким его в моем восприятии делали бушующие гормоны.

– Чего это ты оробела? – удивленно произнесла Свайла.

– Да как-то…

Я, повинуясь мужскому инстинкту защитить девушку не важно от чего, сам не ожидая от себя, приобнял Курточку и прижал к себе. Она уткнулась в мою грудь лицом.

– О-о-о, да у вас тут любовь, оказывается, – ухмыльнулся Чустам. – То-то ты нам про нее заливал вчера. Ну что, дамы, приглашаем на обед, а то чего это мы стоим.

Дам приглашать дважды не пришлось. Еда – это святое.

– Хороша каша. А вы чего ж? – спросила Свайла, заметив, что мы не прикоснулись к котлу.

– Растолстеть боимся, – ответил Чустам. – Вы не переживайте. Нас и так три раза кормят. Сейчас Жирный еще принесет.

Хотя мне кажется, что если девчонки и переживали, то где-то очень глубоко, но фраза бывшего корма тем не менее помогла рабыням оправдать перед собой свою страсть к еде. Иными словами, чувство вины от объедания нас, смертников, и так-то было мизерным, а теперь вообще исчезло. Только поели, как появился корм с очередным котелком, в этот раз почему-то был не Жирный.

– На ужин принесу на всех, а теперь только ваши порции, на них не положено.

– Спасибо, Ролт, – улыбаясь, забрал котелок Чустам.

– Развлекайтесь.

Видно было, что рабыни рады бы и этот котелок оприходовать, но привыкший к полуголодному состоянию в это время дня желудок уже не принимал. Пиалита по прозвищу Палка, девушка на сегодняшний вечер Толикама, попыталась, но очень быстро сдалась:

– Никогда бы не подумала, что скажу это, но – не могу.

– Ну вот теперь и нам можно. – Толикам взял свой горшок у Пиалиты.

Пока мы ели, рабыни успели оценить нашу обитель с развешанными внутри шторками. Свайла разок выбежала, забрав оставленный около бревен маленький горшочек.

– Готовятся, – сладострастно произнес Чустам.

Хотя все это и так поняли, за исключением, наверное, Ларка. В горшочке было зелье, выдаваемое шаманом. Эта зеленоватая мазь служила противозачаточным и обеззараживающим средством одновременно.

О том, чтобы не залететь, ну, и понятно, не подхватить чего, рабыни пеклись особо. Если последнее само по себе неприятно и нежелательно, то беременность могла стоить рабыням жизни. Поскольку рабсилу орки даже на время терять не хотели, то прерывание беременности проводилось сразу, как только заподозрят. Каким способом, не знаю, но после этой операции рабыни переставали получать удовольствие от секса и больше никогда не беременели. Кроме того, существовала высокая вероятность смертельного исхода.

– Клоп, иди сюда, – позвала Свайла из землянки.

– Спрашивают, где чья кровать, – объяснил нам вернувшийся через минуту Клоп.

– Эх, – многозначительно вздохнул Чустам.

Я краем глаза глянул на Ларка, тот находился если не в прострации, то уж точно не с нами.

– Ларк, ты чего?

– Я не буду.

– Почему? – удивился Клоп.

– Не хочу.

– Не понял? Что за ерунда?

– Не хочу, чтоб у орков появились новые рабы.

С одной стороны, фраза парня была смешной ввиду его неосведомленности о противозачаточной мази. По той же причине его фраза совсем даже не вызывала смеха. На его месте я, наверное, наплевал бы на возможную беременность. Вкратце мы провели еще одну воспитательную беседу с Ларком.

– Боюсь, – ответил он нам.

Чустаму надоело убеждать его:

– Клоп, попроси Свайлу, чтобы с… не знаю, как ее зовут, поговорила.

– Линака, – понял, о ком идет речь, Клоп.

– А мы этого силой, если надо, доставим.

– Хорошо, – поднялся Клоп.

– Не надо, – испуганно произнес Ларк.

– Переговори, – повторил Чустам. – Ничего в этом постыдного нет, а умереть, так и не познав женской ласки, я тебе не дам. Это… это… Потом сам расскажешь. Еще благодарить будешь.

– Вы смеяться будете.

– Конечно, будем. Тебе-то вот не побоку?

В итоге Ларка почти волоком затащили в яму, когда рабыни разрешили нам войти.

Я с замиранием сердца проник в свой уголок. В яме было темно, но за годы в рабстве я научился видеть почти как кошка. Ива лежала уже раздетой. Поскольку все тряпье, включая сменные штаны, ушло на создание видимости перегородки, то прикрыться ей было нечем. Ее платье тоже висело подвязанное к одеялу и стенке в качестве занавеси. Я прилег рядом и прикоснулся пальцами к обнаженному животу. Слова в нашей ситуации были излишни.

– А что ты рассказывал обо мне? – Мы уже минут пятнадцать просто лежали.

– Когда? – Я не сразу понял, о чем она.

– Ну, Чустам говорил…

– Что ты мне нравишься.

Ива явно напрашивалась на комплимент, а я не сразу вспомнил, что любой девушке, независимо от положения, надо говорить о ее красоте.

– Мечтал, чтобы именно ты пришла.

– Врешь.

– Нет. Ты мне действительно очень нравишься.

Очень мешали кандалы и спущенные штаны, но не настолько, чтобы не ответить на нежности девушки еще раз.

Из ямы мы начали выползать уже ближе к ужину. Рабыням для их потребностей отнесли ведро воды в землянку.

– Пусть плескаются, потерпим как-нибудь, – сказал Толикам, относивший ведро.

– Да пусть хоть все там зальют, – согласился Клоп.

– Ну как? – спросил Ларка Чустам.

Парень не ответил, но густо покраснел. Поскольку у него, как и у меня, еще не было бороды, это было очень заметно даже на коричневой от весеннего загара коже.

– Ну вот, а ты не хотел, – хмыкнул бывший корм. – Клоп, а ты поговорил о деле?

– Конечно. Вы, значит, нежились, а я языком чесал. Успею еще.

Демоны. Как же это прекрасно… Конечно, был безудержный секс, с крайне обостренными впечатлениями, подчеркнутыми длительным воздержанием. Были признания в любви, было много чего. Но основное наслаждение было не в этом. Нет, телесная близость это вещь, но как бы объяснить… Смех. Радость. Невинные шутки. В эти моменты я забывал, что раб. Пусть на короткое время, но забывал.

Все будто бы во сне. И, как любой сон, закончился и этот. Практически сразу после ухода девчонок в яме словно вакуум образовался. Гнетущая и пустая тишина. Следующие сутки тоска, словно вампир, высасывала из нас соки.

– Как хреново-то… – Чустам потирал затылок.

– Да ладно тебе, нормально было, – лежа на бревне и равнодушно рассматривая проплывающие по небу облака, произнес Клоп.

– Я и не говорю, что было плохо. Только мутно теперь как-то.

– Согласен, – поддержал я корма, поднимаясь из лежачего положения. От созерцания кучерявых облаков, которому мы с Клопом предавались последний час, начала кружиться голова. – Только думаю, нам не светит больше такого.

– Ты опять? – Чустам гневно посмотрел на меня.

– Больше не буду. Клоп, расскажи еще раз.

Он уже рассказывал вчера об их со Свайлой разговоре, но лучше выслушать на трезвую, не затуманенную воспоминаниями о женском поле голову.

– Основной табун пасется примерно в осьмушке пути от поселения. Охраняют обычно пять-шесть орчат. Точное положение табуна сложно определить – все время кочуют. Лошадей подгоняют для конкретных задач. Скажем, надо за бревнами ехать – подгоняют сколько надо. Но на время праздника обычно есть временный табун – принять лошадей приезжающих, да и так вдруг понадобится. Пасется рядом, но где – тоже неизвестно.

– М-да. Никак.

– О, соседей пригнали. – Толикам кивнул головой в сторону противоположной локации.

– Привет, мужики! – прихрамывая на обе ноги – вторая затекла, подошел я к забору.

– Иди ты… Мы вас, свиней, на палке вертеть будем.

Моя ответная речь была с тем же смыслом, но немного резче, да и слово «свиньи» я поменял на более подходящее, ассоциирующееся в нашем мире с цветом татуировки Толикама, так что в целом соседи смысл поняли.

– Ты че, сука, давно фекалий не жрал? – продолжил я.

– Я тебя сам ими накормлю, – раздалось в ответ.

– Чего это они? – спросил я у своих. – Вроде слова плохого не сказал.

– Да правильно делают, – ответил мне Чустам, – нам через несколько дней пластать друг друга. Злобу нагоняют.

– Ну мне-то точно нагнали.

– Дурак. Хочешь победить – оставайся спокоен. Лучше даже от орочьего зелья отказаться.

– А как же злость перед боем?

– Тоже неплохо, только не для тебя, а для сотника. Один под зельем ярости пятерых стоит. Только обычно гибнет.

– Тут-то один на один.

– Не знаю. Может, здесь и хорошо. Но мне привычней, когда в бой идешь спокойным и разумно осмысливаешь происходящее.

До полудня думать ни о чем не хотелось. После обеда мы стали мыслить более конструктивно.

– Предлагаю ночью попытаться сорвать оковы, а утром затянуть в яму кормов и бежать, – сказал Клоп. – Там найти табун и стырить лошадей.

– Почему не вечером? – спросил Чустам.

– Ночью бежать удобней. Да и уверен, орочьи выкормыши ночью спят.

– Вечером запирать приходят попарно, один у ворот дежурит. Да и неожиданней утром.

– Еще идеи есть?

– Ослабить днем петли и выбить ночью дверь, – попивая отвар, предложил я. – Оковы срывать, укутав одеялами, чтоб шума не было. Только все равно под утро управимся.

– А вместо молота использовать котелок, надетый на бревно, – дополнил Толикам. – Так удар жестче.

– Ну все какие-то мысли, – подытожил бывший корм. – Давайте попытаемся. Успеем до утра – дверь вынесем, нет – корма к нам затащим.

То, что мы не успеваем до утра, стало понятно часа за два до рассвета. Не успевали расковать меня и Толикама. На меня, как самого тихоходного, было наплевать. Нет, звучало, конечно, как «не успеваем», но я-то понимал подоплеку того, что оказался последним в очереди. Обиды не было – своя шкура всяко любому дороже. С Толикама решили все же успеть сбить оковы и действовать по плану Клопа.

Я оставшихся три дня потешался над неудачливыми бегунами. Оказалось, что по причине прибытия рабов из еще трех кланов, а соответственно незнания их мыслей и способностей, кормы договорились проводить утреннюю побудку аж втроем. Своего рода усиление в честь праздника. Ну и куда четверке рабов против троих раскормленных кормов, вооруженных палками? И им было все равно, что наши тоже были с досками от нар в руках. Кормы избили ринувшегося напролом Чустама и вновь заперли дверь. Понятно, что в следующий раз ее открывали практически со спецподразделением, то бишь полным составом кормов в количестве девяти человек. Десятого – Корявого – еще не успели заменить. Отхватила наша троица – потому как Ларк впрыгнул обратно в свои оковы – по полной. Мало того, им еще и палок по пятерке прописали. И это было не финальной точкой. К вечеру передвижение троицы было ограничено цепью с ошейником. Мы с Ларком отделались просто палками. Ну так, за компанию.

Смеяться над ними было, конечно, жестоко и неразумно (сам мог попасть), но уж больно хотелось:

– Клоп! Ко мне! Ко мне! Кому я сказал?

– Хромой, не боишься, что будешь прихрамывать на обе?

– Не-э, тебе до меня не дотянуться.

– В яме поймаю.

– К вечеру отойдешь. Да и будешь ерепениться – каши не дам.

Паек нам, кстати, урезали до положенных двух раз. Пострадали не мы одни. Через день во второй загон от нас прибыли новые рабы из родного клана Ларка, которых не успели заковать в ночь. Парни быстро сориентировались и дали деру. Поймали четверых. Пятый не вернулся, но, по слухам, по причине смерти. В какой-то мере наши отделались легким испугом.

– Отвар будете? – Я принес котелок с кипятком и вымытые горшки прикованным, так как они даже до бочки теперь не доставали.

Самое плохое, что они и до выгребной ямы, огороженной типа маскирующими присевшего жердями, тоже не дотягивались. Но почетную обязанность убирать за ними я взвалил на Ларка.

– А меня еще упрекал, что я отношусь к нему как корм, – выразил мне недовольство Чустам после очередного похода Ларка с помойным ведром.

– Тебе хочется, чтобы я за тобой убирал? Или здесь будете нюхать?

– Нет.

– Да ладно вам злиться. Я тоже с вами мог попасть. Вот если бы не попытались – обидно было бы. Или как соседи. А так пяток палок да ошейник.

– Ну да, – вздохнул Клоп, потирая отекшую половину лица. Ему первому досталось при штурме кормами нашей обители.

Мы некоторое время посидели молча.

– Что, бегуны? – раздался голос Ролта от забора. – Веселитесь? Я вот тут что подумал. Помню, вы с девками так тепло прощались, прямо на слезу пробило. Так вот, очередь ваших соседей настала их попользовать. Сегодня их к ним поведем.

– Червь ты, Ролт, – огрызнулся я. – Фекалии-то на зубах не скрипят?

Парни тоже добавили от себя комплиментов корму. Он только усмехнулся. К обеду девчонок провели мимо нас к соседям. Корм что-то сказал рабам, и те, покосившись на нас, заулыбались.

Иву тащили к яме за волосы. Свайле перепало сразу по лицу. Вечером к душевным терзаниям добавились телесные – по пять палок всем нам за острый язык и ошейники мне и Ларку.

Глава 7

День Карлана наступил внезапно, в смысле как зима для наших коммунальщиков – вроде ждали, но не надеялись. Мысли в голове были мутными и вялыми. Нет, ну реально – я понимал, что смерть рядом, но вот когда уже идти к ней надо, ноги становятся ватными.

Само утро не предвещало ничего хорошего. Хотя какое утро. Практически ночью нас начали выволакивать и расковывать прямо во дворе по одному. Само избавление от оков – кайф, чего не скажешь о последующем помещении в клетку. Умыться нам не дали, поесть тоже. Единственное, выделили новую одежду, серую и мешковатую – понятно, что не на подиум ведут. В клетке мы постепенно оказались все пятеро. Перед клеткой была арена – поле с жухлой травой. Справа от нас стоял ряд таких же клетей, в одной я заметил наших будущих противников из соседнего загона. Хотя логику зеленомордых тварей было иногда сложно понять, могли и рабов одного клана друг с другом заставить биться. По краям поля не было ничего, это мы уже потом поняли, что границы арены есть, но они условны. Вскоре начали собираться орки. Они важно шествовали на, по всей видимости, отведенные им места, и перед каждой из компаний кормы выкладывали заточенные палки и камни, назначение которых выяснилось позже.

Толикам ошибся, предполагая, что мы не будем веселить орков в первый день. Главным цирковым номером сегодня были скачки рабов на диком хрумзе. Орки встали и взяли палки в руки. После чего на поле был выпущен мой бедолага. Хрумз метался по площадке, а орки с хохотом били его кольями. Каждый пытался ударить посильнее, когда зверь приближался. С задних рядов кто-то даже метнул пару кольев словно копья, попав ему в нос. Животное постепенно начинало злиться. Мохнатый хвост нет-нет да и бил по боку. Поняв, что вырваться из этого круга не получится, хрумз вышел на середину арены и встал, тяжело дыша и оглядываясь. В этот момент из дальней клетки орк вытащил раба.

Вытащил – это я уже додумал сам, так как все происходящее с того края нам не было видно, а добровольно к этому зверю я бы, допустим, сейчас не вышел. Хрумз не сразу бросился на раба. Заметив человека, он приподнял морду и несколько раз втянул ноздрями воздух. Сначала он шел шагом, потом скачками… Раб побежал. Последние метры хрумз пролетел в прыжке.

Взбешенный зверь просто разорвал ничем не вооруженного раба. Насмерть. На поле валялся кусок мяса, слабо напоминавший человека. Если бы я находился ближе – меня бы наверняка вырвало. А так словно фильм ужасов посмотрел. И каждой клеточкой прочувствовал, что нам предстоит.

– Да чтоб я духом стал, – произнес сзади Толикам. – Пусть лучше меня здесь убьют.

Десяток орков, держа перед собой копья, подошли к телу раба. Один из них ткнул в него копьем. Раб не шелохнулся.

– Идиоты, – почему-то прошептал Чустам.

Орк воткнул в раба боковой луч наконечника копья, загнутый назад, и потащил тело. Остальные прикрывали его.

То ли зверь спустил на первом пар, то ли ему самому не понравилось то, что он сделал, но на следующих рабов он не реагировал, а они не торопились к нему подходить. Из орочьей толпы в раба летели камни, если это не помогало, выходил орк с мечом и показывал, как будет вспарывать рабу живот.

Второй раб после такого показательного выступления нехотя пошел к хрумзу. На определенном расстоянии зверь, стоящий к рабу боком, начал коситься на приближающегося глупого человека. Когда их разделяло метров десять, хрумз развернулся и побежал навстречу. Раб бросился наутек. Удар лап в спину, и зверь с кошачьей грацией перепрыгнул через лежащего человека. Раб не шевелился. Хрумз, понюхав его, отбежал метров на пять-шесть ближе к середине арены, так как из толпы зеленомордых в него долетел камень.

Раб шевельнулся и ползком, на боку, не теряя из виду хрумза, стал отдаляться. Через несколько метров вскочил и побежал, придерживая одну руку. Из круга его не выпускали, тыкая кольями, как до этого хрумза. Раб отбежал от орков и встал, не зная, как дальше поступить. Он забыл про камни, и буквально второй булыжник попал ему в голову. Раб упал. Минут пять ничего не происходило. Потом оркам надоело, и к человеку выдвинулась похоронная процессия десятка орков с копьями. Один ткнул, зацепил копьем-крюком и потащил труп по полю.

Третий раб почти скопировал судьбу второго. Подошел. Побежал. Умер от удара зверя.

Судя по количеству рабов, выводимых на поле, кланов на празднике было одиннадцать, так как только что вывели уже десятого раба, и он был из соседней с нашей клетки. Выводили, тыкая кольями через решетку, того, на кого показывал пальцем старший орк. Из всех предыдущих не выжил ни один.

Несколько выходили с мечами, наверное, это разрешалось. Из этих отчаянных вступить в схватку с хрумзом решился только один, с довольно длинными волосами, завязанными в хвост.

– О, смотрите, лафот, – произнес Клоп, когда он вышел.

– У этого может получиться. – Чустам, уже потерявший интерес к зрелищу и сидевший в углу клетки, вернулся обратно.

– Что за лафот?

– Лафоты – народ с одного острова, где-то по пути в Паренские земли. Их с детства учат воевать, – просветил меня Толикам.

Вопреки надеждам Чустама, островитянин был убит с той же легкостью, что и его безоружные предшественники, хотя, надо отдать ему должное, он не побежал. Остальные вооружившиеся рабы бросали железо и делали ноги. Пятого или шестого убили, вспоров живот, так как он выбрал безопасное расстояние, где хрумз не реагировал, а от камней орков он мог уворачиваться. Покидав минут двадцать камни, орки выслали к рабу ту самую похоронную, а теперь уже карательную группу. Удар древком копья по голове, взмах мечом снизу вверх, и еще кричащего раба тащили, как и трупы, на крюке. Показательная акция отбила всякое желание повторять фортель раба.

Орк, оскалившись, ткнул пальцем в меня. Надо же, запомнил. Это был тот самый орк, наблюдавший за мной в загоне. Зеленомордый что-то прорычал.

– Залезешь на спину хрумзу или убьешь его, сможешь вернуться в клетку живым, – перевел мне единственный корм в их команде.

Орк прогырчал что-то еще, вопросительно глядя на меня.

– Что-то нужно? – равнодушно спросил переводчик.

– Гриб, – ухватился я за единственный шанс. – Нужен гриб радости. Такой маленький, в степи растет.

Корм хотел перевести мою просьбу орку, тот остановил его взмахом руки.

– Могу воду воинов дать. Злее будешь, – коверкая слова, но тем не менее понятно произнес орк басом.

Я отрицательно помотал головой:

– Нужен именно гриб. Я не буду его убивать. Я сяду на него.

– Хорошо. Сядешь на хрумза – награжу. Нет – живым не иди, будет долгая смерть.

Даже ради поисков гриба стоило его попросить, так как искали его около получаса. Хрумз стал за это время явно спокойнее, в отличие от орков. Они уже что-то выкрикивали с мест. Мне было видно, как орк, говоривший со мной, подошел к сидящему с другой стороны поля вождю нашего клана и что-то сказал. Вождь, выслушав его, кивнул и, встав, вышел из толпы. Орки сразу замолчали.

Тут надо сказать, что клан, в котором я был рабом, – главенствующий в степи, ну или в части степи, точно не знаю. Соответственно вождь нашего клана – глава степи. Собственно, поэтому Праздник тепла и проводился у нас.

Вождь толкнул довольно длинную речь. Орки отреагировали неоднозначно, но в общем гуле явно слышался смех.

– Варт, что он сказал? – спросил я корма-переводчика.

– Что Хырзамхур – орк, который с тобой говорил, поставил весь свой табун лошадей на то, что ты сядешь на хрумза. Поэтому ради такого зрелища можно немного подождать.

Грибы принес Жирный. Именно грибы, а не гриб, потому как их было целых два. Я, взяв их, закинул один в рот. Если ничего не получится, будет проще умирать. Но, помусолив, вытащил, решив последовать совету Чустама и остаться с холодной головой. А то хромой, да безголовый… Еще немного потянул время, пока один из орков не буркнул недовольно.

– Иди, – перевел корм. – Удачи.

– Спасибо.

Только я сделал несколько шагов, по рядам орков прокатился сдержанный смех. Эх, сейчас бы вискарика грамм этак сто, а не эту горькую гадость. Я инстинктивно сжал в кулаках грибы. А еще бы сигарету. Ну, в старых фильмах всегда разрешали покурить перед смертью.

Я, замечтавшись, чуть не перешел границу, на которой хрумз начинал реагировать. Остановился. Страха не было. Вру. Боялся до жути. Вот пока шел, думая о вискаре, не было. А сейчас впору в туалет проситься. Кстати, почему говорят, что, когда боишься, хочется в туалет? Мне вот не хочется. Значит, я не боюсь? Поднимающийся шумок на «трибунах» вернул меня в реальность. Я начал маленькими шагами поход к смерти, сжимая во враз вспотевших ладонях грибы. Шажок. Еще один. Споткнулся об один из камней. Зверь повернул ко мне голову. После некоторого раздумья я сделал еще шаг. Хрумз развернулся ко мне. Вокруг мертвая тишина. Слышно даже, как ветер треплет шерсть хрумза. Как же страшно ее было расчесывать. А он ведь так-то неплохой зверь. Еще шаг. Он пошел в мою сторону. Стой. Стой, Леха. Ни шагу назад. Позади… Хрен его знает что позади. Главное, стой. А почему Леха? Я ведь Хромой. Или Леха?

Хрумз перешел на легкий бег, но, видя, что я не убегаю и вообще не предпринимаю никаких действий, вдруг остановился в паре метров от меня, фыркнув при этом. Я с замирающим сердцем и, по-моему, не дыша смотрел на него. Наконец вспомнил про гриб и медленно протянул раскрытую ладонь.

– Ну, давай. Не бойся, бродяга. Я сам до жути боюсь. Но ведь если не смогу посидеть на тебе – умру. Мне очень надо. Я понимаю, что нормальный зверь не должен такого допускать. Но я очень тебя прошу. Очень. Возьми гриб.

Не знаю, что подействовало, запах гриба или чушь, которую я нес успокаивающим голосом, но он вытянул шею, принюхиваясь к тому, что лежало на моей ладони. На передачу первого гриба ушло минуты три, а может, десять или двадцать. Время понятие субъективное. Очень субъективное. Черт. Хрумз отошел.

– А у меня еще есть. Хочешь? – Я надеялся, что хрумз скопытится от такой дозы, ну или что там у него на лапах – скогтится.

Хрумз не отреагировал. Я медленно стал подходить к нему. Зверь мусолил в пасти первый гриб. Я попытался подойти к нему сбоку, но он резко отпрянул, развернувшись ко мне мордой. В огромных глазах с рыжей радужкой был немой вопрос: ты что, очумел, сморчок? Я протянул вторую ладонь. Хрумз отвернул голову. Не хочет. Ладно. Нет так нет. Второй гриб в руке мешался. Выбросить было жалко – вдруг еще пригодится, и я не придумал ничего лучше, ввиду отсутствия карманов, как засунуть его в рот. Похоже, хрумз, хоть и отвернул морду, все-таки следил за мной, поскольку тут же резко повернулся и не моргая уставился мне в лицо, вернее, в рот.

Я вытолкнул гриб языком на ладонь и протянул ему. Зверь подошел ко мне практически вплотную. Слизнув гриб слюнявым языком, он начал смаковать его. Я, не убирая руку, осторожно провел ею по морде хрумза, заодно вытерев липкую ладонь. Так, теперь сбоку надо зайти. Еле передвигая ноги, я стал заходить справа. Медленно пальцами, словно гребнем, провел по шерсти, шкура животного упруго дернулась. Не переставая изображать расчесывание, я приблизился к предполагаемому месту своего самоубийства. Все мысли из головы вымело клокочущим адреналином. Последний раз я запрыгивал так на лошадь. В детстве. Стоя при этом на перекладине забора, так как роста не хватало. И лошадь не имела клыков и когтей. Поставив руки на спину хрумза, я мысленно перекрестился. Иллюзий не было. Запрыгнуть я, может, и успею, но скинет он меня практически сразу, а вот что будет потом…

– Только не убей меня, бродяга, – пересохшими губами прошептал я.

Оттолкнулся от земли здоровой ногой. Стараясь плавно нагружать руки своим весом, я в прыжке закинул ногу. Сел криво, скатываясь вбок. Хрумз от такой наглости слегка вздрогнул и замер на мгновение, которого мне хватило, чтобы выровняться, и которое показалось мне вечностью. Я не знал, что дальше делать, хрумз, похоже, тоже. Прыжок животного был великолепен. Я рефлекторно сжал ноги и вцепился в гриву, но при приземлении зверя с одновременным разворотом на сто восемьдесят градусов это не помогло. Я слетел с хрумза, словно мешок с картошкой. Слегка ударившись при падении, покатился кубарем по полю. Хрумз отбежал от меня. Да я в рубашке родился! Причем сегодня. Медленно встав и не выпуская из виду хрумза, я захромал к клетке. Вокруг орали орки, среди их басовитых голосов были слышны и человеческие – рабы тоже ликовали. Лучше бы они молчали, так как хрумз вновь занервничал и принялся озираться. Не бежать, только не бежать… Хотя куда уж мне, с моей-то ногой…

Ха-а-а. Я в безопасности. Орк открыл передо мной клетку и хлопнул по спине, когда я входил.

– Хромой, сволочь, ты смог! – орал Клоп, обнимая меня.

Остальные тоже что-то говорили, но я не особо вникал. Ноги вдруг стали ватными, и я присел на толстенные жерди, из которых был сделан пол клетки.

Орк пришел минут через тридцать. На «трибунах» шла ругань. Наверное, зрители пытались опротестовать ставки.

– Воин! – Видимо, это была похвала. – Чего хочешь? Свободу дать не могу. От завтрашней встречи с Карланом тоже не отказывайся. Ты хорун – это почет. Да и многие захотят посмотреть тебя в бою.

Выяснять, кто такой хорун, я не стал. А вот «не отказывайся» прозвучало обнадеживающе.

– А я могу отказаться?

– Да. – Орк многозначительно провел рукой вдоль своего живота, изображая, по всей видимости, вспарывание моего.

– А биться будем завтра?

Орк кивнул.

– А что можно попросить?

– Умный, – ухмыльнулся орк, – и наглый. Женщин можешь, еду, но я бы не советовал, силу забирает. Оружие для завтрашней битвы можешь.

– Женщин и еду, всем, – обвел я рукой клетку. – Желательно тех же, что были у нас.

– Харр. – Орк засмеялся и перевел стоявшим рядом зеленомордым мои слова.

Они заулыбались. Один из них прогырчал что-то, ткнув в мою сторону пальцем.

– А еще я хочу убить светловолосого через клетку от нас.

Именно этот ублюдок тащил Иву, к тому же он не казался мне опасным противником.

Орк вновь перевел мои слова. Зеленые одобрительно зарыкали.

– Похвально, что ты не забыл воинов рядом и врага себе попросил.

Орк развернулся и пошел от нас, остальные направились за ним. Спрашивать, какое решение он принял, я не стал – похвалил, значит, не все потеряно. А если кричать вслед, могут за слабость или оскорбление принять. Кто их знает.

Глава 8

Поощрение было двояким. С одной стороны, мы получили то, что хотели. С другой…

С едой все нормально, а вот девчонок нам привели, когда начало смеркаться, прямо в клетку. Уж не знаю, то ли орки изуверски пошутили, то ли кормы дословно выполнили команду, а возможно, и то и другое. Услышав просьбу переместить нас на ночь в яму, Пидрот только рассмеялся.

Из тех, кто был с нами в прошлый раз, пришли только Свайла, Ива и, на удивление, Линака – та, что была с Ларком. Еще две рабыни были знакомы нам внешне, но не по именам.

– А что ж Палка и Экна? – спросил Чустам.

– Побоялись, – одним словом разъяснила все Свайла.

– А что, мы хуже? – обиделась одна из «новых» рабынь.

– Нет, лучше, – улыбнулся бывший корм, – особенно ты. Меня Чустам зовут, а тебя Оника. Да?

Девчушка кивнула. Ее глаза лукаво и задорно сузились. Удивительно, но я раньше не видел такого задора в глазах девушки… Да что там, я вообще в этом мире не видел такого веселого взгляда. Ямочки на щеках девчонки вспыхнули от улыбки.

– А мне так больше Толикам нравится.

– Ну… – Чустам не нашел что ответить.

Новенькие засмеялись. Они были чем-то неуловимо похожи.

– Да ты не переживай, мы с сестрой не жадные – потом поменяемся, – сказала вторая, и они снова засмеялись.

Рабы в соседних клетках аж привстали, наблюдая за нами, вернее, за ними. Ладно рабы, даже орк-охранник заинтересовался царившим у нас весельем. Все было бы вообще хорошо, если бы не то светловолосое чмо, которое сидело через клетку от нас. Он, прижавшись к решетке, заорал в нашу сторону:

– Слышь, кривоногий, а я ее куда только можно имел, всяко-разно!

Я хотел встать, но меня опередил Чустам:

– Ты это, сморчок, не бахвалься. Мы видели, как ты вылизывал, потому как промеж ног у тебя, как у воробья, ничего нету! Девчонки рассказывали!

– Сядь, – резко сказал Толикам. – Вон орк идет. Сейчас и тебе и ему попадет. И девчонок уведут. Он нас специально злит, а ты ему помогаешь. Пусть слюной захлебнется.

Только Чустам сел, встала Оника. Она оголила грудь и очень эротично провела по ней ладонью, а затем ткнула пальцем в светлого и изобразила жестом мужской онанизм. В соседней с нашей клетке захохотали.

– Молодец девка, – крикнул какой-то парень. – Я только из-за тебя теперь выиграю и жить буду. Замуж за меня пойдешь?

– Ты приходи свататься, только учти, я разборчивая, за кого попало не пойду, так что выкуп готовь.

Они еще перекинулись парой шутливых фраз, и Оника села рядом с Толикамом.

– Зря, – осудил он ее.

– Ага, орков бояться – любви не видать, – ответила она и провела пальцем по его носу.

Ну, может, я озабоченный, но это было так возбуждающе…

Дикого и безрассудного секса не получилось, но, несмотря на крайне неблагоприятные условия, он был у каждого из нас. Пусть прикрытый юбками и застенчиво замаскированный равнодушием, но был. Ива была прекрасна и чудесна…

Идиллию рабских утех прервал Жирный в самый сонный час, когда даже орк где-то затерялся:

– Все выходим.

– Пидрот, но ведь до утра… – попытался возразить Чустам.

– Тихо, – цыкнул корм. – Одну можете оставить. Хромой, накинь.

Жирный швырнул мне одеяло. Рабство приучило всех не задавать лишних вопросов. Это впитывалось с первой лопаткой каши. Сказали «тихо», значит, тихо. Вместо меня осталась Свайла.

Мы с девчонками дошли до их ям, где их кормиха приняла подопечных. Меня же повели обратно.

– Пидрот, мы…

Довольно увесистый кулак перед лицом прервал мое излишнее любопытство. Остановились мы перед неказистым домом одного из низших орков. В домике даже дверей не было, лишь шкура, как в пещере. Корм подтолкнул меня в спину:

– Иди.

– Ага, щас. К оркам в дом?

– Иди. – Пидрот сгреб меня и просто забросил в проем.

Ненавижу толстых. Несмотря на рыхлые мышцы, они обладают такой силой…

В домике были Хырзамхур, наградивший меня, и самый страшный на свете орк – шаман.

– Садись. – Хырзамхур указал на коврик в углу.

Перечить я не стал. То, что зеленомордые не замыслили ничего хорошего для меня, и так было понятно. Непонятна была их перепалка, длившаяся минут десять. В смысл разговора посвятить меня никто не удосужился, а я орочьего языка не понимал. Единственное, что было ясно: я очкую, боюсь… Но самое страшное было впереди – эта магическая тварь подошла ко мне и протянула руки к голове. Я дернулся. Тут же на меня было послано какое-то не то заклятие, не то плетение, которое меня обездвижило. Дальнейшее я помнил, но так, словно это происходило не со мной. Шаман покрутил какой-то палкой вокруг головы, потом затолкал мне в горло три шарика, по виду из каких-то трав, явно скрепленных жиром. Я послушно глотал, хотя категорически не хотел этого. Дальше провал.

Очнулся я, уже подходя к своей клетке, где меня поменяли на Свайлу. Меня о чем-то спрашивали, первую половину дня я отвечал тупо – да, нет. Сознание вернулось, когда я в одиночестве сидел в дальнем углу клетки. Остальные сгрудились у решетки, выходящей на арену, где, судя по доносившимся до меня звукам, шел поединок.

– Клоп.

Тот не отреагировал, зато обернулся Ларк. Подскочив ко мне, он помог подняться. Тело предательски дрожало.

– Ты пока посиди. – Ларк усадил меня обратно. – Там мечи…

– Как будто нас спрашивать будут, – отвлекся Чустам.

Может, конечно, это психология… По какому-нибудь местному Фрейду. Но мне очень захотелось врезать корму, так как я услышал в его фразе – а не пустить ли его первым? Я был зол. Беспомощен, но зол.

Первым выгнали не меня. Первым был Толикам. Ткнув в него мечом, орк вальяжно удалился. Раба увели. Минут через пятнадцать послышался удар в полубубен-полубарабан, используемый орками. Я подозвал Ларка и, опершись на его руку, встал. Ларк помог мне подойти к передней решетке клетки.

Толикам вышел с коротким копьем. Впрочем, оно было явно длиннее меча противника. Они долго, по крайней мере, мне так показалось, ходили по кругу. Мечник регулярно проверял Толикама. Тот реагировал на его попытки атаковать шагом назад. И вот в очередной раз Толикам вдруг шагнул в сторону и нанес удар. Попал он всего лишь по руке, но морально все были уже на его стороне. Взрыв криков орков был подхвачен и нами.

– Не торопись, голубой, не торопись, – шептал рядом со мной Чустам.

Укол, отбитый мечом, еще один… и Толикам просто бросил свое оружие в лицо сопернику. Пока мечник пытался отбить летящее в него копье, Толикам нанес ему удар ногой в грудь. Встать тот уже не смог, поскольку Толикам, подхватив с земли копье, пробил ему ногу, а затем методично стал колоть лежачего врага…

– Клоп, а каково это, убивать? – когда все расселись по периметру клетки, спросил я.

– Ну-у-у… не знаю. Обычно… – Раб явно был обескуражен вопросом.

– А ты чего же, ни разу?.. – спросил Чустам.

– Нет.

– А чего же ножичек таскаешь?

Я даже оборачиваться не стал. Тут привели нашего голубого, и все внимание переключилось на него. Встречали мы Толикама как героя, да он и был в наших глазах героем. Я решил тоже взять копье…

Следующими бились неизвестный мне раб и лафот. Лафот был вооружен цепью, на конце которой был камень, а его противник – длинным мечом. С одной стороны, хотелось крикнуть лафоту: придурок, возьми кистень, с другой… тот, что с мечом, не мог приблизиться к парню с раскрученной цепью. В конце концов мечник, кинувшись вперед и сосредоточившись на отбивании цепи рукой, был повержен ударом изменившего направление камня, ну и впоследствии просто забит ногами. Зрелище довольно жуткое, когда один человек убивает другого, и даже не оружием…

– Хрру! – Орк ткнул пальцем в меня.

А я ведь только и мог, что встать. На вялых ногах я вышел из клетки. Корм не из наших сунул мне в руки кружку воды. Я с жадностью выпил. Не глядя на меня, орк пошел вперед. Корм толкнул меня в спину, задавая направление. Из клетки тварей, насиловавших наших девчонок, мне что-то орали. Их лица то расплывались, то вновь становились резкими. Насколько смешны они были. Они пытались оскорбить меня! Да кто они такие?! Мрази! Черви, достойные лишь ползать у моих ног! Я гордо шел за зеленым чудовищем, расчищающим для меня дорогу от низших созданий.

Передо мной на ристалище стоял этот мелкий белесый червяк. Дальнейшее помню урывками. У меня в руках оружие рыцарей – меч, ничто другое не достойно меня. Раздается удар в орочий барабан, и я просто иду вперед. Тварь что-то кричит, пытаясь запугать меня, но по мере моего приближения его голос становится менее уверенным. Я шагаю, пристально глядя в его мерзкие глаза лягушки. Он в смятении, хотя ничем этого не выдает. Когда нас разделяет метров пять, он кидается на меня…

Не помню. Очнулся я над трупом, у которого было вскрыто горло. Вокруг орали мерзкие клыкастые собаки. Твари. Я направился к ближайшей, стоящей перед клетками с мерзким отребьем. Диапазон звуков за моей спиной сменился. Обернувшись, я увидел, как зеленомордые режут зеленомордых. Краем глаза я заметил, что одна из этих тварей бежит мимо меня. Наверняка хочет смочить свои клыки в крови этих низших. Я кинул в нее меч, тварь увернулась, изменив направление бега. Она замахнулась на меня своей мерзкой лапой. Думает, что сможет противиться богу…

Разум вернулся внезапно. Несколько секунд ушло на восприятие действительности и понимание происходящего. Половина лица, подправленного орочьим кулаком, горела адским пламенем. Кровь с рассеченной скулы все еще стекала по щеке. Я встал и поковылял к клеткам. Мельком брошенного взгляда на «трибуны» хватило, чтобы оценить степень заинтересованности моей персоной. Орки пластали друг друга с дикой яростью. По пути я машинально поднял брошенный меч – вот это заточка!

Дойдя до своей клетки, я напряг вялые мышцы и попытался разрубить одну из жердин. Чустам, понаблюдав за этими жалкими потугами, вырвал у меня клинок и, взмахнув им десяток раз, снес преграду. Парни, протиснувшись в образовавшийся проем, бросились бежать. Клоп, приостановившись, обернулся ко мне, и взгляд у него был как у провинившегося щенка. Я махнул рукой. Конечно, я все понимал, но все же… обидно.

Мышцы ног предательски дрожали. Прихрамывая, я вяло брел вдоль клеток, пока меня не остановила чья-то рука. Волосатый лафот жалобно произнес: «Помочь». Лафотов в клетке было двое, двое других были обычными рабами. Я, оглядевшись, подтащил толстую палку, при помощи которой мы попытались сломать их клетку. У нас ничего не получилось, и тогда я поковылял к оружейной площадке, где мне перед поединком выдали меч. Сейчас, когда разборки орочьих кланов были в разгаре, оружейная никем не охранялась. Взяв в одной из упорядоченных кучек топор, я направился обратно.

Волосатые справились гораздо быстрее, чем мои приятели, и также исчезли в темноте. Почему-то я вспомнил о хрумзе и, игнорируя тянущиеся ко мне из клеток руки, направился к загонам.

Справившись с первыми воротами, я остановился перед внутренними.

– Ну… ты тоже беги. – Я скинул петлю.

Зверь отчего-то замешкался, и за те мгновения, пока он стоял напротив меня, я принял и, самое главное, реализовал спасшее меня решение. Оттолкнувшись здоровой ногой, я прыгнул на хрумза. Толком сесть на него я не смог, просто вцепился в его шерсть.

Скорость животного была поразительной, и селение орков быстро удалялось в опускающемся на степь мраке. Вскоре мои пальцы перестали повиноваться, и я почувствовал, что скатываюсь со спины хрумза. Несколько минут я пытался подгибать колени, но в какой-то момент они коснулись земли, и шерсть зверя выскользнула из моих рук. Я мешком упал на скудный ковер степных трав.

Не знаю, куда я шел. Раза два-три за ночь я ложился отдохнуть, несмотря на мое дикое желание уйти подальше. Меня лихорадило. Понимая, что состояние далеко не нормальное, я винил во всем шамана. Злоба на него была дикая. Даже не злоба – ненависть, временами накатывающая на разум.

Утром я проснулся и, с трудом заставив себя встать, поковылял дальше. Не понимаю, как я не услышал их. Обернувшись в какой-то момент, я заметил вдалеке двух всадников, которые быстро приближались. Осознавая, что уже обнаружен, я повалился в одну из впадин – а вдруг?

Это только кажется, что степь абсолютно ровная. Нет, она имеет пусть и не явные, но довольно пологие и невысокие холмы, и этого оказалось мало…

Незнакомый говор, раздавшийся надо мной, известил, что я пойман. Я готов был умереть, но не возвращаться в рабство. Сложность была в одном – умереть просто по желанию я не мог.

– Жив?

Услышав этот голос с акцентом, я возликовал. Не орки! Не орки! Внутри уже все ликовало. Повернул голову. Лафоты! Сволочи, как же напугали…

– Жив.

– Тавай лошад ссаду.

Усилием воли я заставил себя встать. На круп меня подсадили. Не скажу, что скачка на лошади чем-то особо отличалась от езды на хрумзе. Я постоянно съезжал вбок, и мне приходилось собирать все оставшиеся силы, чтобы не упасть и вернуться в вертикальное положение. Вцепившись в спину незнакомого мужика и борясь с накатывавшей тошнотой, я ликовал: «Дважды! Дважды за сутки мне повезло».

Остановились мы только к вечеру. Руки мои одеревенели, пятую точку я вообще не ощущал, но самое мерзкое это тошнота. Лафот помог мне спуститься и усадил у дерева, напоминающего березу, разве что ствол был более темным.

– Ранан?

Я помотал головой:

– Нет, шаман чем-то накормил. Шарики такие темно-зеленые.

Лафоты обменялись несколькими фразами друг с другом. Через пару минут меня снова подвели к лошади.

– Может, отдохнем? – Тело протестовало против скачки.

– Нет. Тебе вода надо. Много вода. Может не смерт. Мы здесь трава не знат, помоч не помоч.

Знаете притчу о недовольном жизнью еврее, которому раввин посоветовал держать в доме козла? Так вот, в обратную сторону этот принцип тоже работает. Если тебе долгое время отбивали седалище, а потом дали отдохнуть, то снова ехать становится в два раза больнее. Очень помогала терпеть мысль о «может не смерт». Долго ли, больно ли, но мы нашли реку.

– Пей вода, потом обратно пей, потом опять пей, – инструктировал меня лафот, подведя к реке.

Мне, если честно, было не до шуток:

– Как обратно пей?

Лафот сунул три пальца в рот и наклонился. Я изначально его слова интерпретировал немного по-другому, и больной разум предполагал что-то вроде клизмы. Наверное, в моем положении она пришлась бы кстати, но не было ни возможности ее сделать, ни желания этим заниматься при зрителях, поэтому, отойдя на пару шагов от берега, я упал на колени и стал всасывать воду. Когда желудок отяжелел, я попытался выйти из воды, но, сделав несколько движений, понял, что не успеваю. Оценив направление течения, вывалил все из себя прямо в реку. Течение около берега было не очень быстрым, в смысле отсутствовало. Лафот, зайдя в воду, отогнал ногами то, что вышло из меня, и помог мне развернуться обратно к реке, сказав:

– Пей вода, много пей.

С каждым разом мне становилось все хуже. После того как меня вывернуло в пятый или шестой раз, я упал лицом в спасительную своей свежестью воду. Все остальное происходило как во сне. Меня вытащили и уложили на бок. Еще несколько раз меня рвало, пока в желудке не остался лишь желудок, извергающий тягучую желчь, или что там в нем. Земля дарила приятную прохладу голове. Через какое-то время я понял, что засыпаю.

Глава 9

Очнулся я на рассвете. Один из лафотов спал, вытянувшись на земле, второй сидел ко мне спиной. Я тяжело вздохнул.

– Жит? – Он с улыбкой повернулся ко мне.

– Пока да.

С трудом встав, я направился к реке, выполоскать разъедающую остатки зубов кислотную субстанцию желудка. Тот, кстати, радостно болел. Берег небольшой речушки, как и часть поляны, на которой мы остановились, была покрыта следами моего вчерашнего разгула. Я, зайдя по колено в воду – естественно, выше по течению от вчерашнего места, – вяло умылся. Тяжело дыша, доковылял обратно. Болело все. Желудок, колени, голова, руки, заднее место… За последние сутки я куда только не принимал удары жизни. Не болел, наверное, только детородный орган, но сейчас мне было не до него.

– Вода обратно не хотет? – спросил мой спаситель.

– Нет.

– Жит хорошо, – философски отметил лафот. – Ты будеш жит.

– Согласен. Чертов шаман.

– Если шаман не дат тебе… – Он не сразу смог подобрать слово. – Травы «глупый воин», ты бы смерт в бой. У нас колдун тоже дават травы «глупый воин», когда надо бой идти. Когда бой смерт. – Лафот поглядел на меня вопросительно, понял ли я.

Я кивнул. Что тут непонятного, когда идут в последний бой, все средства хороши.

– Почему глупый воин?

– Жит – да, глупый – тоже да. Если смерт, то не глупый.

Зашибись, похоже, шаман меня еще и придурком сделал. Убью тварь. Вот убегу подальше и решу как. Особо словам лафота я, правда, не поверил, возможно, у них и у орков это разные штуки, по крайней мере, умственных отклонений я не ощущал. Тут проснулся второй лафот и молча направился к реке.

– Хромой. – Я протянул руку лафоту.

– Лоикун.

Мы обменялись рукопожатием.

Вот удивительно, миры разные, а процедура знакомства почти одинакова. Единственное, здесь при пожатии смещали руку несколько ближе к запястью и большим пальцем не захватывали ладонь.

– А он?

– Оссурин.

Мы некоторое время молчали. Вернулся второй лафот.

– Спасибо, – запоздало решил я поблагодарить их.

– Ты спасат нас, мы тоже спасат, – встал Лоикун. – Надо ехат.

М-да, в дорогу они собирались не по-русски. Даже не присели. Лафоты накинули почти одновременно седла на лошадей.

– А где вы их взяли? – провел я ладонью по морде белоснежного жеребца.

– У орка, – равнодушно объяснил Лоикун.

Ну да. Чего это я? Про мечи даже спрашивать не стал, предвидя такой же развернутый ответ. Когда лафоты сели на лошадей, я растерянно посмотрел на них. Разговорчивый Лоикун вынул ногу из кожаного стремени, приглашая меня на круп. Этого, правда, оказалось мало, и он подтянул меня, как котенка, за шкирку. Ехали мы в этот раз не до сумерек. Остановились, когда солнце перешагнуло две трети своего дневного пути. Всю дорогу мне чудился запах каши – наверное, заработал желудок. Лафоты не произнесли больше ни слова. Встали вновь у реки. Пока я растирал перенапрягшиеся после постоянного сжимания крупа ноги, мои спутники расседлали и стреножили лошадей. Оссурин при этом выглядел ненамного лучше меня. На его лице выступили мелкие капельки пота.

– Садис дерево, рука назад делай, – указал мне на местную березу Лоикун.

– Зачем?

– Каша ел – плохо будет.

Мамочка. Милая мамочка. Забери меня обратно. Тоска была такая, что слезы наворачивались. Я от шаманского зелья не отошел, а еще и ломку от орочьей стряпни переносить.

– Я не переживу, – простонал я.

Оссурин послушно сел на землю и завернул за дерево руки. Лоикун ловко стянул их уздечкой.

– Садис. – Он повторно указал мне на дерево.

Я послушно сел. После того как мои руки были связаны, я наконец понял, откуда шел тревожащий меня аромат – изо рта Лоикуна. Собственно поэтому он и выглядел лучше нас. Меня прямо затрясло от такого коварства. У него, значит, «лепешка» есть… Но разум совладал с эмоциями. Вернее, не разум, а желание стать свободным.

Лоикун, пока не стемнело, сходил к реке и принес оттуда охапку каких-то растений. Сев перед нами, он извлекал из их корней белые стержни и кормил нас ими. Вкус был горьким, и я попытался отказаться, тем более что желудок после вчерашних процедур все еще болел, но лафот убедил:

– Еш. Завтра еш не моч. Нет еш – можно не жит.

Выполнив свою миссию по кормежке, он, нарезав ветвей ивы, сел напротив нас на седло и стал их сплетать.

Ночью у меня поднялась температура, пусть и невысокая, но нудная, мешающая спать. Оба лафота дрыхли. Я попытался освободить руки – безрезультатно, Лоикун умел связывать. Сон сморил меня лишь под утро. И то не сон – полудрема, постоянно прерываемая шорохами леса. Само положение связанного вызывало чувство беспомощности.

Проснулся я от холода, когда только забрезжил рассвет. Температуры вроде не было, Лоикуна тоже. Я попытался сменить положение, чтобы хоть немного размять затекшее тело, и наткнулся на безумный взгляд Оссурина.

– Goleb stekan zaga, – угрожающе произнес лафот.

– Оссурин, ты перейди на имперский, я не понимаю.

Он в ответ зарычал. Со стороны реки появился Лоикун со сплетенной вчера корзиной, или, вернее, мордушкой, в которой трепыхалось несколько довольно увесистых рыбин. Оссурин оживился и вывалил на своего соплеменника поток слов. Я ни одного не понял, но по экспрессии речи можно было с полной уверенностью сказать, что каждое слово было матерным. Лоикун молча разрезал рыбину вдоль хребта и ловко снял с нее кожу вместе с чешуей. Потом старательно вытащил все кости, складывая кусочки мяса на лист лопухообразного растения, и принялся за вторую. Когда он закончил чистить рыбу, то, отправив несколько кусочков прямо в сыром виде себе в рот, подошел сначала к Оссурину. Тот попытался укусить соплеменника, а рыбу, которую Лоикун засунул в него насильно, разжав его челюсти, выплюнул. Лафот вздохнул и подошел ко мне.

– Еш.

Я послушно открыл рот. Пока ел, наблюдал за лицом кормящего, его лоб был покрыт капельками пота.

– Давно каша орка ел? – спросил он меня после завтрака.

– У орков.

– Лепешка нет?

– Нет, лепешек не было.

Он отвязал мои руки.

– Может, трава «глупый воин» лечит каша орка. Будешь рыба ловит, трава из река тоже рват, лошад смотри. Оссурин не ругатса – ты кормит. Я не ругатса – меня кормит. – Лоикун сел на мое место. – Если тебе плохо – класть меч к нам на нога, мы потом свобода. Если я или Оссурин кричат – класт нам трава в рот. Тихо надо.

С первого раза связать ему руки не получилось. Пришлось мне пройти мастер-класс у связываемого. Когда дело было сделано, я, оглядевшись, поднял мордушку:

– А внутрь что класть?

– Рыба кишок ложит. Каша больше нет.

– Ты что, туда орочью кашу клал?!

– Да. Мало была. Вам ест надо. Мне ест надо. Рыба не ловит, если нет ничего.

Понятно. Я поднял камень, служащий для утяжеления и вытряхнутый вместе с рыбой, и засунул его обратно. Затем собрал всю рыбью требуху и стянул лыком прутья горловины мордушки, или верши, не знаю их отличий.

К обеду Лоикун впал в забытье, а Оссурин по-прежнему был безумен. Забыл спросить у лафотов, когда это вообще проходит. А вдруг они знают? Раза три за день доставал рыболовную корзину – пуста. Последний раз я запаниковал – в ней почти не осталось приманки, решил в следующий раз достать утром. Ужасно хотелось есть. Мысли регулярно возвращались к каше, я даже осмотрел берег и поляну, где мы остановились, на предмет нечаянно выроненного Лоикуном кусочка. Походив по округе, увидел на мелководье замершую рыбину. Не каша, конечно, но сойдет. Пока выстругал острогу, рыбина исчезла. Съел пару корней камышеподобного растения, которым нас кормил Лоикун, – лишь раздразнил голод. Вечером все мысли были о каше. Паника постепенно овладевала мной: а вдруг эта орочья гадость, которую я выблевал, не помогает пережить последствия кормления кашей, а лишь отсрочивает их? Но в конце концов под оркестр урчащего желудка мне удалось уснуть.

Утром Оссурин сидел с опущенной головой, а Лоикун смотрел на меня со злобой. Его пламенную речь ввиду слишком большой громкости пришлось прервать. Обтерев с рук слюни Лоикуна, которыми он обильно испачкал меня, пока я вставлял кляп, я направился к реке.

В верше что-то было, но я забыл о ней, вновь увидев рядом рыбину. Острога в этот раз была со мной. Медленно, не спеша, я приблизился к объекту охоты так, чтобы моя тень не спугнула добычу. Удар… и острога, лишь слегка коснувшись рыбины, вошла в ил, взбаламучивая воду.

– Мало того что хромой, так еще и косой… – Бубня себе под нос, я стал вытаскивать корзину.

В ней была рыбина с хищным оскалом, очень похожая на упущенную мной, и два рака! Уж не знаю, кто за кем из них тут охотился, но я, припрыгивая на здоровой ноге, поспешил к месту стоянки.

Проглотив кусочек, я принес от реки в огромном лопухе немного воды и напоил Оссурина. Потом скормил ему часть рыбины. Он хоть и вяло, но ел. Далее пришла очередь Лоикуна. Воду, опустив лицо прямо в импровизированную чашу, он выпивал всю. Трижды! А вот рыбу есть отказался. Я грешным делом даже обрадовался такому повороту и, поделив его порцию с Оссурином, с удовольствием съел перепавшую добавку. И вскоре сытость приятно растеклась по телу.

Оссурина я развязал уже перед обедом, состоявшим из мяса раков и корней камышовых растений. Помог ему дойти до кровати, сооруженной мной из ветвей и травы.

Лоикуна мы развязали лишь на следующий день.

С лафотами я провел еще два дня. За это время мы все трое если и не поправились, то немного окрепли. Они показали мне пару растений, которые были съедобны, и одну рыбину, которая, наоборот, была несъедобна. Вернее, есть можно, но, судя по их корявым объяснениям, туалет на некоторый период лучше не терять из поля зрения. Хорошо, что я не поймал такую, когда они были связаны.

На третье утро лафоты стали седлать лошадей.

– Нам ехат далеко. Ехат три на два лошад плохо, – подошел ко мне Лоикун. – Ты жит, мы ехат.

М-да. Так меня еще никто не кидал. Понятно, что я обуза… Не скажу, что был рад такому повороту событий, но и особо не расстроился. Хотя нет, расстроился, но скорее из-за того, что передвигаться мне теперь придется пешком. Все-таки транспортное средство – это вещь. Речей на прощанье мы не говорили. Просто пожали друг другу руки. Когда они уже сидели в седлах, Оссурин, отстегнув с пояса кинжал в ножнах, кинул его мне. Я поймал и кивнул в благодарность. Они тронули своих животных, которые не спеша стали углубляться в лес.

Это пришло не сразу. Лафотов не было уже примерно час, и вдруг я понял: я – один! Именно осознание этого факта принесло мне ощущение свободы. Столько лет рядом со мной все время кто-то был. Рабы, хозяева, орки – годы я не мог остаться один. Те мгновения, когда чистил загон или ждал на ристалище орочьих выкормышей, не в счет – кто-то все равно придет. Это ощущение, когда кроме тебя вокруг только деревья да ветер, баламутящий их ветви и создающий ощущение величественности природы, не объяснить, как и не объяснить радость одиночества человеку, который никогда не испытал неволи. Сейчас здесь кроме меня был я, и только я. Только я был волен идти куда мне угодно. Посмаковав эту мысль, я задрал голову к небу и закричал:

– Я свободе-э-э-эн!

После эйфории быстро пришла мысль, что не стоило так уж громко выплескивать свои эмоции. Я не спеша, но тем не менее быстро собрал свой нехитрый скарб в виде кинжала и неудобного для переноски орудия ловли рыбы и отправился в путь, взяв несколько правее от направления, куда уехали лафоты. По дороге начал обдумывать свое положение, но через пару минут мысли снова вернулись к прекрасному ощущению независимости, и я, напевая про себя кипеловскую «Я свободен», глазея на нежную листву леса, просто шел…

Около полудня я вышел к полосе двухметрового кустарника, напоминавшего боярышник. Во всяком случае, иглы на ветках были точно как у земного растения. Ни справа, ни слева обходных путей не было видно, ну и я не стал заморачиваться и просто шагнул вперед. После того как я продрался сквозь довольно-таки колючие кусты, лес неожиданно кончился и я чуть не вышел на дорогу. Применив метод дедукции и учитывая отсутствие в этом мире автомобилей и травы в колее, я сделал вывод, что это очень оживленная дорога. И не важно, что сейчас на ней никого нет. Постояв некоторое время под прикрытием зелени, я вернулся обратно. Найдя местечко в кустах, снял с головы вершу и присел. Как-то неудачно я отдалился от реки. Прямо скажем, не подумав. Как, кстати, и не задумался о приманке, тупо оставив все рыбьи внутренности на поляне. Ну да это ладно. Дорога – это разумные. А разумные – это рабство. Логика Винни Пуха подсказывала изменение маршрута.

Передохнув минуты три, я собрался уходить, когда со стороны дороги послышался равномерный глухой стук копыт. Я замер словно заяц, боясь не то что шевелиться, а дышать. Когда в редких и маленьких просветах что-то мелькнуло, я, встав на четвереньки, подполз ближе. Рассмотреть, кто ехал, я не успел, так как взгляд уперся в огромного серого пса, настороженно рассматривающего кусты, в которых я засел. Статуя! Иначе мое состояние не охарактеризовать. В голове промелькнули картинки рабства, потом еще раз, потом еще…

Пес, постояв секунд тридцать, побежал за хозяином. Пошевелился я, только когда звуки отъезжающей телеги заглохли совсем. Бежал с максимально возможной для хромого спринтера скоростью, отталкиваясь как можно дальше здоровой ногой. Мордушка, казавшаяся раньше неудобной для переноски, теперь с легкостью влезла под мышку.

Вернувшись к реке, я нашел самый, на мой взгляд, глухой угол, где почти упал на свое мягкое место. Воспоминания вновь переносили меня к дороге. При этом сердце начинало биться так, что в ушах отдавало. Решив, что больше в сторону людей ни ногой, я огляделся. Ивовые заросли, в которых я расположился, вполне совпадали с моим представлением о временном тайном убежище. По мере отступления страха начал просыпаться голод. Успокоившись, я взял плетеное орудие моего пропитания и пошел искать, где бы его установить. Вернувшись в свое убежище, прилег, и под аккомпанемент ворчащего на нерадивого хозяина желудка сон сморил меня почти сразу. Сказались усталость и нервное перенапряжение.

Утром меня ждали водные процедуры – мордушка умудрилась переместиться глубже. Как и предполагалось, она была пуста. Рыбы глупые, но, похоже, не настолько. Позавтракав камышовыми корешками, я присел на один из наклонившихся над водой стволов ивы и задумался о делах своих скорбных.

К людям, как и другим разумным, меня ни капли не тянуло, опять же… на сырой рыбе, которую еще надо поймать, и корешках, без огня и под открытым небом… Спать, кстати, в начале лета на земле, вернее, ветках то еще удовольствие. Утром начинаешь ворочаться от прохлады и сворачиваться в клубок, вспоминая воспаление легких. К тому же, по рассказам рабов, в лесах этого мира водилось довольно опасное зверье. Уже не помню, кто из рабов рассказывал, что когда-то на территории Руизанской империи была масса враждующих между собой государств, в каждом из которых были маги. Так вот эти маги были основными создателями разнообразного оружия, в том числе и биологического. Отголоски тех давних войн встречались и сейчас в виде всяких не очень приятных зверей, нацеленных на уничтожение разумных. Помнится, мне рассказывали о волках, и о кошачьем семействе, и даже о грызунах, после укуса которых человек начинал заживо гнить. И в этой местности, собственно, бои не шли. Западнее были леса, где растения стреляли ядовитыми иглами или усыпляли своим ароматом.

Однако я отвлекся. Так вот, к людям меня не тянуло, но мысль о том, чтобы стибрить топор, скажем, или огниво (желательно не магическое, так как им я не умел пользоваться), ну а в идеале какой-нибудь завалящий лук, меня посещала. Правда… как посетила, так и ушла. По крайней мере, временно. Я не строил иллюзий и понимал, что в лесу одному выжить нереально. Нужна соль, нужны инструменты, да много чего нужно. Да и общение…

С такими грустными мыслями, но упоенный свободой, я провел два дня на берегу речушки, благо, что нашел применение своей рыболовной снасти, поставив ее на течение. Не скажу, что был сыт, но и с голоду не умер. Рыба осточертела-а-а. Заняться было нечем, и я попытался добыть огонь известными мне способами. Палочкой я чуть всю кожу от старания не содрал. Что только я с ней ни делал – и крутил, и тер о кинжал и о дерево. Нагрелась, конечно, но не загорелась. Эксперимент с выбиванием искры камнями затянулся часа на два. В основном ввиду отсутствия оных в округе. С большим трудом отыскал два голыша и временно достал камень из верши. Какая там искра! Я даже о кинжал попробовал.

Вечером второго дня, занимаясь от безделья практическим древолазаньем, то бишь покоряя вершину самой большой в моих владениях ивы, я заметил дымок костра в стороне дороги. Вряд ли это за мной, но все же не стоит забывать, что я не Робинзон Крузо и нахожусь не на необитаемом острове.

Человеческое любопытство – страшная вещь. До наступления ночи я затих, а вот когда мгла окутала лес…

Сначала было немного боязно – вдруг нарвусь на зверей, но постепенно страх отступил, зато пришло отчаяние – я, похоже, заблудился. Луна изредка выглядывала из-за туч, слегка разгоняя тьму, но легче мне от этого не становилось. Я уже начал понимать, что могу не найти дорогу обратно. Поплутав часа четыре, я, проходя мимо кажущегося зловещим в темноте дерева, зацепился за него. Кустарник тут же отомстил мне, впившись своим когтем в плечо. Боярышник! Сориентировавшись, я решил идти направо. Собственно, налево тоже можно, но почему-то казалось правильным направо.

Костер я увидел издалека. Передвигаясь очень осторожно, застывая у каждого дерева на две-три минуты, я стал приближаться. Только бы не было собак. Когда подошел довольно близко, минут пятнадцать разглядывал сидевшего у костра и клевавшего носом крепкого мужика в простой одежде. На противоположной стороне поляны, ближе к дороге стояли телега с бортами из жердин и крытый фургон. Три стреноженные лошади мерно жевали траву. Лохматых сторожей нигде видно не было. Свет костра не давал рассмотреть наверняка, но к гадалке не ходи – мужик не один, и остальные спят в фургоне. Памятуя о своем появлении в этом мире, когда я тоже вышел на костер, здороваться я не собирался. Стараясь ступать бесшумно, я стал обходить поляну, чтобы незаметно подобраться к телеге, на которой что-то темнело.

Мне мнились горы мяса, хлебов, соли, которые я смогу утащить на своих крепких плечах. Понимаю, что это нечестно, нехорошо, неправильно и унизительно, в конце концов, но жизнь в этом мире меня немного изменила. Логика оправдания – мне сейчас нужнее. Урви, если сможешь. Но эти слабые и абсолютно ничего не значащие отголоски совести были потом.

Зайдя со стороны дороги, я некоторое время выжидал. Мужик не шевелился, в фургоне тоже было тихо. Пригнувшись, я медленно стал подходить к телеге. Ошибиться нельзя – я не самый скоростной бегун этого мира. Наконец я оказался у цели. Расстраиваться было некогда – в телеге лежала сбруя, то есть два хомута, седло и пара седельных сумок. Последние я аккуратно пододвинул к борту. Не знаю зачем, но накинул на шею какой-то кожаный ремень от упряжи. Перевесившись через край, попытался вытянуть из-под седла попону, ну или как там называется то, что кладется под седло, но не получилось. Седло сдвинулось вместе с ней, одновременно раздался деревянный стук. Я замер. Оказалось, это упал топор, который был прислонен к седлу. Выждав минуту и убедившись, что сторож по-прежнему дремлет, я дотянулся кончиками пальцев до рукояти и стал медленно придвигать топор к себе. Миллиметр, еще один, еще. Теперь уже можно взяться получше. Теперь по сантиметрику, помаленечку… Уф! В лесу было не жарко, но лицо у меня горело. Так. Теперь поднимаем сумки и не спеша назад.

А-а-а! Получилось! Я, отойдя на приличное расстояние, побежал. Не знаю зачем, но сделал пару небольших кругов – следы запутывал. Адреналин вкупе с гормоном счастья разгонял кровь, и сердце, казалось, было готово вырваться из груди. Губы сами собой временами растягивались в улыбке. Я смог! Остановился, когда уже стало светать, оттого что в боку кололо и воздух обжигал легкие. Первым делом, присев, раскрыл сумки. Соль! Да я богач! Маленький полотняный мешочек соли! Кусочки кожи, тряпка, небольшой ножичек, моток дратвы, медная монетка, шило… А с виду такие большие сумки. Огнива нет.

Но я не тот человек, чтобы расстраиваться. Я оптимист. Вечером у меня и этого не было. Сложив все обратно, я направился в сторону реки.

Найти место моего обитания было не так просто. Я минут двадцать шагал в другую сторону, потом пришлось возвращаться. Я поощрил себя подсоленной рыбой на завтрак. Даже корни водного растения, если на них уронить несколько крупинок соли, – божественная пища. Ох, чувствую, после такой диеты заведутся у меня черви в животе, как говорила мама. Мама… Как же я скучаю…

У меня появилось новое занятие – рыбалка. Отломав от одной из медных пряжек сумки «язычок», я изогнул его и заточил на камне. Даже бороздку, чтобы рыба не срывалась, на жале ножичком сделал. Конечно, не шедевр, и металл мягкий… Леску заменила дратва.

Рыбалка не задалась, прямо скажем. «Наверное, время неудачное выбрал», – успокоил я себя. Когда я засыпал, мне чудился запах дыма и жареной рыбы…

Глава 10

Следующий день я занимался хозяйством, косясь на ненавистную реку, – завтрак в вершу не пришел. Перво-наперво сделал «петлю» на зайца из дратвы. Зайцев, правда, я не видел в округе, но, побродив по лесу, особо не надеясь, поставил в приглянувшемся мне месте. Далее, прижав лезвие к земле, чтобы не шуметь, принялся точить или, наверное, правильнее сказать, править топор. Паранойя, конечно, бояться шуметь – вряд ли здесь кто бродит, но лучше уж она, чем беспечность. Вечером я вновь, словно ниндзя, запрыгнул на иву – а вдруг? Дыма видно не было, но я его чувствовал! Оказывается, вчера была не галлюцинация. Я оценил направление ветра – запах шел из-за реки. Постарался найти источник – безрезультатно. Но тревога в сознании поселилась. Да оно и понятно – рядом кто-то разумный. Может, опасный, а может, и огниво мне подарить хочет. В любом случае надо узнать. Когда стемнело, я вновь забрался на вершину ивы. Насчет вершины я немного загнул, лес с высоты птичьего полета не видел, но после пятнадцати минут разглядывания черноты на мгновение мне показалось, что я увидел отблеск пламени на верхушке дерева.

И вновь я – ночной воин. Сняв одежду, я зашел в реку. Так как она была не слишком широкой, то, проплыв метров пять «по-чапаевски», я нащупал ногами дно, и тут что-то холодное и упругое коснулось щиколотки.

– Ох ты!

Сказать, что я выпрыгнул, значит, ничего не сказать. Я вообще не из пугливых, но кто был на водоеме ночью один, меня поймут. Когда кто-то неведомый кружит поблизости в темной массе воды… А если хватает тебя за ногу?! Уняв испуг, я быстро оделся. Первые дни лета это далеко не пляжный сезон, даже в этом мире. Вода колется. Накинув рубаху, я поднял кинжал.

Я еще в детстве замечал, как влияет на человека оружие. Только тогда я думал, что это просто ребячество. Не-э-эт. Не зря в книгах воодушевляют мечи. Вот секунду назад я был продрогшей на ветру лягушкой, а стоило мне коснуться рукояти – я рысь, я пантера, я ужас, летящий за новой партией дратвы и топоров. Разумеется, шел на разведку – кому нужны неизвестные соседи, но вдруг придется вступить в боевые действия.

Примерно определив направление, я, стараясь не шуметь, поковылял. Шел всего минут тридцать, когда заметил свет, отражающийся от листвы. Самого костра видно не было. Я смело направился туда и чуть было не опростоволосился. Поляна, вернее, закуток среди деревьев вынырнул неожиданно. Причина моей глупости была проста – костер был скрыт чем-то огораживающим его, и поэтому пламя освещало лишь ветки деревьев. Постояв минуту, я стал медленно пятиться. Отойдя в темноту подальше – присел.

Зачем они мне! Я один, и это меня вполне устраивает. Я вполне счастлив. Я никому ничего не должен. Будет, конечно, тяжело, знаю, но я выдержу. Найду какую-нибудь деревеньку, сопру лопату – выкопаю землянку и буду жить. Ну рассказывают же о детях, которые выжили в лесу! А я взрослый здоровый мужик. Почти здоровый.

А с другой стороны, как бы я поступил на их месте? Тащил бы меня с собой? Да ну! Кинул бы точно так же. Да и люди! Вместе-то все равно оно легче. Перебрав возможные варианты, я направился к кострищу.

– А я вас ищу, ищу!

Толикам, подкладывающий ветки в колодец костра, подпрыгнул и теперь испуганно смотрел на меня. Из шалаша показалась голова Клопа:

– Хромой! Орк мне в дышло! Хромой! Жив, собака!

– Тише ты! – раздалось из темноты шипение Чустама, и он вышел из-за ближайшего дерева, держа в руках прутик с нанизанной через жабры рыбой. – И вправду Хромой. Выбрался? – В голосе бывшего корма хоть и сдержанно, но тоже слышалось тепло. – Молодец. Присаживайся. Голодный небось?

– Не откажусь.

Клоп выскочил ко мне и сжал своими лапищами в объятиях.

– Жив!

– Ладно вам, все вроде живы. А где криворукий?

– Сейчас придет. – Толикам тоже раскинул руки для объятия. – За дровами пошел. Мы здесь уже пару дней, поэтому весь ближайший валежник выжгли.

Минут через пятнадцать появился Ларк с охапкой веток. Казалось, что он даже не удивился, но в полумраке было видно, что его глаза расширились. Он споткнулся и чуть не упал, рассыпав все ветки.

– Ну если Ларк сделает что-то нормально… – Я встал и протянул руку.

Ларк подбежал и схватился за нее. Глаза у него в свете костра заблестели от влаги. У меня даже комок в горле встал от такой нежности. Как же все-таки я рад их видеть.

Через полчаса я ел жареную рыбу. Слегка суховатой получилась, но я ел ее словно заправский гурман – смакуя.

– Соли бы… – мечтательно произнес Чустам.

– У меня есть. Только на том берегу.

– Живем, парни! – Клоп явно был в приподнятом настроении. – Ты как выбрался-то?

– Взял меч и давай всех крошить без разбора…

Рабы, хотя нет, какие рабы – свободные люди внимательно и серьезно смотрели на меня, ожидая продолжения. Я, если честно, думал, что на этом месте засмеются.

– Затем заставил орков встать на колени, а один закричал: бери что хочешь, только не убивай.

– Тьфу ты. – Толикам встал подкинуть веток. – Как обычно.

Около костра, пусть и огороженного камнями, было тепло и уютно. Я вздохнул:

– Я думал, вы еще на «крошить» поймете.

– Так ты того светленького и взаправду чуть на куски не нарезал, – возразил Клоп.

– А, ну да… забыл. В общем, когда вы убежали, я еще лафотов освободил, а потом к хрумзу пошел. Он меня и вывез от орков. Потом лафоты подобрали…

– Заканчивай, Хромой. Не хочешь говорить – не говори. – Клоп сердито смотрел на меня.

Блин, ну прямо обидно стало – за что ж такое недоверие?

– Да я серьезно. Лафоты подобрали. Они двух лошадей у орков увели. Ну а в лесу уже помогли очухаться от орочьего зелья.

– Связывали?

– Да, только мне не от каши плохо было, а от той дряни, что шаман в меня ночью напихал. А от каши не плющило. Лафоты сказали: трава глупого воина.

– Может, зелье «дурной воин»? – переспросил Чустам.

– Они сказали: глупый. Может, и дурной, они не ахти как владеют имперским.

Корм взглянул исподлобья на меня:

– Что?

– Да так, ничего. Вряд ли это оно.

– Почему?

– Я сам не видел тех, кто принимал, но говорят, что после него либо дохнут, либо безумными становятся. Это зелье маги для армии придумали. Ну а вы-то как выбрались? – сменил я тему.

Рабы некоторое время молчали. Толикам и Ларк зыркали то на Чустама, то на Клопа.

– Ты как нас освободил, – начал Клоп, – мы потихоньку смогли из деревни выбраться. Орки-то внимания на нас не обращали. Только отбежали, нам навстречу орченыш на жеребце. Я увернулся от копыт и за удила поймал…

– А я сдернул его и убил! – довольно громко закончил Чустам.

Все-таки сказывалось различие наших менталитетов. Для меня, пришельца, орки это что-то типа чужих, иных тварей, даже, можно сказать, зверей. Ну вот не отождествлял я их с людьми. А для местных они… как бы объяснить… просто другая раса. Соответственно реакция была разной. Вот вы бы как отреагировали на убийство, допустим, китайчонка у вас на глазах? Понятно, что здесь другие нравы, более жестокие, и само убийство не выходит за рамки чего-то особо необычного, но убийство детей…

– И что дальше? – Я не стал заострять внимание на данном эпизоде.

– Ну а дальше мы на его жеребце и сбежали.

– Вчетвером?

Клоп кивнул.

– Ну вы даете. И где он?

– Так издох, – продолжил Клоп. – Издох бы, если б не добили. Мы мяса нарезали – у орка меч был, да и твой… Шкуру на веревки, узду сняли и дальше пешком пошли. Когда плохо стало, оказалось, что у Ларка, – Клоп хмуро взглянул на него, – «лепешка» за пазухой была.

– Ага, – подключился Толикам, – он ее втихую жрал по дороге.

Криворукий потупил взгляд.

– Ну вот он и ждал, пока мы отойдем. А потом мы его…

– А фингал откуда? – кивнул я на Ларка.

Все улыбнулись, кроме нашего образованного.

– Толикам, когда был связан, пообещал, что ему причиндалы оторвет и есть заставит, если он его не отвяжет, – объяснил Клоп.

– Он же никогда не ругался… – опустил взгляд Ларк.

– Ну а как он Толикама отвязал, тот ему и ткнул в глаз. Только далеко уйти не успел. Ларк его догнал, палкой отоварил по затылку и снова связал. Ну а потом мы его ждали.

– Вы меня не ждали, – подал голос Ларк.

– Ну несли же, – возразил Чустам. – Мы его на ветки положили и до острова на себе тащили. А недоволен, так сильно ребра отбили. Он сполз, а мы не заметили, ну и об корни…

– До какого острова?

– До этого… – удивился корм. – Кстати, а как ты нас нашел?

– На дерево залез и отблески костра увидел.

– А остров?

Я пожал плечами:

– Просто неподалеку встал. Я даже и не знал, что это остров.

– Я говорил тебе, видно, – злобно сказал Толикаму корм, – а ты: да кто нас в такой глуши… Вон… и тот нашел.

Я промолчал, но сделал заметку о мнении Чустама касательно моих способностей.

– Уходить отсюда надо, – хмуро произнес корм.

Все молчаливо одобрили слова Чустама. Я так понимаю, главным после освобождения стал он. Этакий негласный лидер. И вот как-то не очень мне хотелось, вырвавшись из рабства, попасть под чье бы то ни было влияние.

– А ты что думаешь, Толикам? – спросил я.

Понимаю, что провоцирую, но и рабом, даже совсем чуточку, быть не хочу. Да еще и характер такой поперечный…

– А мне и здесь нравится, – ответил вместо голубого Клоп. – Соль вот только ты обещал.

Я пожал плечами. Обещал, мол, сделаю.

Чустам недобро зыркнул на меня:

– Поймают здесь.

– Кто? Орки? Да им, судя по всему, не до нас. Кстати, никто не знает, что там произошло?

– Да ясно все, власть делят, – хмыкнул Толикам.

– Что там делить-то? Былинки да степь?

– У них там свое. Власть у орков – это ведь необязательно степь, борются за влияние. Орочьи кланы – это сила. Было время, они половину локотств под себя подмяли, тогда и объединились люди.

– Перерезали бы они все друг друга.

– Не перережут. А вот война с империей, наверное, будет. Уже более десяти зим перемирие с орками держится. А с приходом нового клана во главу походом пойдут, наверное.

– Да какое ж перемирие? Вон, у Клопа спроси, орки постоянно в рабство забирают.

– Империи на мелкие стычки плевать. А вот когда начнут селеньями уводить да земли захватывать…

На полянке повисло молчание. У меня мелькнула мысль, что, может, напрасно я хотел остаться в этой местности и не поддержал решения корма. После полуночи мои глаза стали слипаться. А вот бывшие рабы даже не думали ложиться спать. Спрашивать почему я как-то стеснялся – мы же все-таки свободны и во сколько хотим… Когда сон, навеянный теплом костра, стал одолевать аж сил нет, я все-таки спросил:

– А вы спать когда ложитесь?

– Да мы днем высыпаемся, – ответил Толикам.

– Зачем?

– Ночью меньше шансов, что кто-то найдет, – пояснил Чустам.

– Я же нашел, – зевнул я. – А если днем кто придет?

Взгляды скрестились на корме. Похоже, я подрываю его авторитет, и это ему очень не нравится. Но если в рабстве нас сдерживало наказание орков, то теперь…

– Я и говорю, уходить надо, – гнул свою линию Чустам.

– Это… я, наверное, к себе пойду… – В этот момент я остро почувствовал, что одному все-таки лучше. – Я ночью сплю.

– Можно я с тобой? – вдруг наивно спросил Ларк.

Не, ну вот чего он! Ведь получал от меня пару раз. За дело, конечно, но получал…

– Ты соль обещал. – Клоп мягко намекнул на то, что он пойдет с нами, похоже, сегодня сорваться не получится.

– Конечно, сходите, – произнес Чустам теплым голосом.

Только вот тепла в нем было… Ну вот на кой оно мне? В особенности криворукий. Я уже сильно пожалел, что подошел к ним.

– Пойдемте. – Меня взбесило, что он дает разрешение парням. – Только возьмите огниво – у меня нечем огонь разжечь.

– А у нас нет, – прохлопал глазами Ларк.

– А как огонь развели?

– Чустам палочки потер.

– Возьмите угольки, – предложил Чустам.

– Да ладно, не надо, – вежливо отказался я.

– Бери, бери, – усмехнулся корм, – замерзнете же. Пойдем поговорим, Хромой?

– Чего вам тут не говорится? – Клоп косо посмотрел на Чустама. – Видим же, что крыситесь, мы тоже хотим послушать.

– Ну здесь так здесь. Чего ты опять свой норов показываешь? Что я тебе плохого сделал? Что бы я ни предложил, ты поперек лезешь.

– Да ты ничего и не предлагал, кроме как уйти отсюда. Уйти куда? Где нам рады? Да и предложение, если честно, попахивает твоим желанием, а не общим.

– Ну так вы предложите хоть что-то сами! Мы ведь теперь не рабы, и решать вместо нас некому! А жить как-то надо. Здесь действительно опасно. Ну предлагайте!

На некоторое время повисло молчание.

– Я ведь, Хромой, много повидал в жизни. И понимаю, как называется то место, куда мы встряли. А ты, похоже, не совсем. У нас у всех печати рабов, и стоит нам показаться кому-то, как тут же охотники за печатями появятся, а дальше центральный загон, и если никто не купит, то по распределению. Даже мне, казалось бы попавшему в плен к зеленым, в той сотне, где я служил, вряд ли кто поверит. Да если и поверят, все равно отдадут страже, как положено… Еще и опозорюсь. Да и навоевался я… К чему я это тебе все рассказываю. Есть предложения – говори. Нет – так чего ершишься? Хочешь парней против меня настроить? Зачем? Сейчас нам вместе надо держаться – по одному переловят, да и проще вместе выжить. А то, что гонор иногда у меня проскальзывает, так извините. Я и в сотне десятником был, и в рабстве… Отложилось как-то на характере… Ты ведь тоже не всегда, как Толикам, говорить можешь.

Треск огня, поедающего сучья, подброшенные Ларком, только усугублял тишину ночи.

– Не знаю, Чустам, мне надо все обдумать.

Корм пожал плечами:

– Если уходить будете, сообщите – мы же не орки все-таки… И соли захватите. Правда как-то соскучился. – Чустам встал, поднял большой кусок коры и голыми руками выдернул на него из костра несколько горящих сучьев. – Держите, раздуете.

– Не надо, на том берегу дорога близко, а такой «печи», как у вас, у меня нет – заметить могут.

После света костра несколько минут пришлось привыкать к темноте. Но постепенно глаза освоились, к тому же луна, или, как ее тут называют, ночной лик выглянул из-за очередного облака.

– Чустам неплохой парень, – сказал Клоп, шедший за мной.

– Я и не говорю, что плохой. Только какой-то он слишком уж хороший. И к оркам-то он не рабом попал, а пленен был, и в кормы-то чуть не силой затолкали, и знает, как лучше поступить… Только вот печать рабскую зеленые не ставят – ее в империи получают. И рабов, что без печати, сам знаешь, долго в нашем клане не держали.

Клоп промолчал.

Мы вышли на берег.

– Ну что, раздеваемся?

– А тут змеерыб нет?

– Откуда я знаю? Что за змеерыбы?

– Ну… такие извилистые, здоровые, молнией бить могут, как маги.

– Умеешь ты настроение испортить, – вспомнил я прикосновение к ноге. – Они спят, наверное.

– Так они как раз ночью охотятся. Ударят и на дно тянут.

– Да ну тебя… Пошли давай. – Я начал раздеваться.

Клоп вздохнул и последовал моему примеру.

– А ты что, с настоящими магами встречался?

– Был у нас в деревне отставной.

– Ого! – удивился я.

Маги этого мира, я имею в виду человеческих, делились на магов и алтырей, то есть полумагов, по крайней мере, я их для себя так назвал. В простонародье их всех, конечно, величали магами, но по своим способностям алтыри были гораздо слабее. Их удел был ставить рабам печати, лечить народ да разные снадобья готовить, типа приворотных, даже скорее афродизиаков, поскольку время действия было ограничено. Конечно, список их профессиональных возможностей был более обширен. В общем, алтыри это что-то вроде наших колдунов, только без шарлатанства. А вот настоящие маги… Говорят, они действительно могут и влюбить одного в другого, и перемещаться моментально, и молнии кидать… Если хотя бы десятая часть того, что я слышал от рабов, правда, то серьезные люди. Но Толикам говорил, что половина этих слухов вранье.

Однако суть не в этом. Все маги работали на империю. Их еще в детстве забирали из семей и увозили на обучение. Семья, в которой родился настоящий маг, становилась зажиточной, так как империя не просто забирала ребенка, а выкупала его, в принудительном порядке, конечно, но выкупала. Только вот рождались такие дети, как я понял, не часто.

К чему я это все. Встретить настоящего мага для людей простого сословия, не говоря уж о нас, рабах, практически нереально. А Клоп, оказывается, общался с таким.

– И что, он молнии кидал?

– Да не-э, обычный мужик, разве что без ноги. Лечил очень хорошо. Мор живности останавливал. – Клоп замолчал, видимо вспоминая.

– Дождь мог вызвать? – Я уже заходил в воду. – Или исчезнуть и появиться в другом месте?

– Не знаю. Может, и мог. Только не вызывал. Да и боялись его.

– А чего боялись-то? Мертвяков поднимал?

– Не, поднять не мог, угрюмый просто был.

Я уже зашел почти по шею, и стало не до разговоров, а вот Клоп, во-первых, еще не вошел толком, а во-вторых, был повыше меня, поэтому продолжал:

– А вот в глазах мертвого он раз пытался разглядеть, кто убил. Только не смог. Потом узнали, мертвяка того жена отравила и на улицу вытащила.

– Какой-то недомаг. – Я почувствовал дно и встал. – Что ж он яд найти в крови не мог.

– Какая ж кровь у мертвяка? Да и как ты яд найдешь?

Я не стал спорить.

– А где Ларк? Ларк! – позвал я громким шепотом.

– Я тут, – ответил раб с берега.

– Ты чего медлишь? Давай сюда.

– Я здесь подожду.

– Тьфу, – сплюнул Клоп. – Он плавать не умеет. Как реку увидел, так боялся вообще к ней подойти. Ты бы видел, как мы его искупали первый раз. Подержи, – протянул он мне свою одежду. – Ты чего там молчишь-то?! Напомнить не мог?

– Я думал, вы меня бросили и вдвоем решили уйти.

Клоп развернулся и поплыл обратно. Ну как поплыл. Два раза развел руками и тут же снова дотянулся до дна. Через некоторое время раздался вновь плеск воды, и в свете луны побежали волны. Парней из-за того, что они находились в тени ивы, видно толком не было, разве что круги от них расходились. Вскоре Клоп показался на глади, держа под мышки Ларка, который сжимал в руках одежду. Зайдя по грудь, Клоп развернулся и поплыл на спине, поддерживая Ларка.

– Все, вставай. – Когда до берега оставалось совсем немного, Клоп бросил Ларка в воду. Тот от неожиданности хлебнул воды и закашлялся. Клоп дал Ларку легкий подзатыльник. – Выходи давай.

Я, пока ждал, пару раз присел, чтобы согреться. А вот у Ларка даже стук зубов было слышно.

– Ну и где расположился? – одевшись, спросил Клоп.

– Пошли. У меня, правда, такого, как у вас, комфорта нет…

– М-да, скромно, – оценил Клоп мою чудесную полянку.

– Ну так одному-то страшно, – не стал я юлить по поводу своего аскетизма. – Сырую рыбу будете?

– Ну ты, Хромой, горазд…

Ларк вежливо промолчал. Мы, рассевшись на моей «кровати», некоторое время помолчали.

– Отсюда нас увидел? – Клоп указал на верхушку наклонной ивы.

Я кивнул, потом сообразил, что в темноте меня не видно, но Клоп каким-то образом рассмотрел жест и, встав, полез на дерево.

– Так и вправду видно, – прошептал он сверху.

Ну и какой сон, когда гости засиделись?

Клоп спустился обратно:

– И что думаешь делать?

Вопрос был совсем не риторическим. Разницу одинокой и, как бы смешно это ни звучало – совместной жизни я уже ощутил как в плане комфорта, так и в плане психологической несовместимости личностей. Если первое радовало, то второе… Да еще и паниковал – а выживу ли один?

– Не знаю. Один я свободней как-то.

– Если решишь уйти, то я с тобой. Толикам, да и Ларк, думаю, тоже. Чустам, конечно, знающий мужик, но ты уже проверен.

– Не забывай, что я хромой, в смысле хромаю.

– Мы уже раз оставили тебя. Ты прости нас. Больше не повторится.

– Да ладно, все понимаю, – ответил я, хотя и был немного зол на них.

Насчет «больше не повторится» я сильно сомневался. Вот выйдет сейчас орк из темноты – даже сверкание пяток не успею рассмотреть. Я осознаю, что выхода у них в тот момент не было. Ну какой идиот будет ждать обузу в побеге. Я бы тоже на их месте не стал. Да и хорошо, что они меня оставили. Лафоты вон от шаманской гадости помогли избавиться, эти бы примочки на лоб в лучшем случае делали, и то если бы догадались.

– Мы хотели вернуться, – подал голос Ларк, – только Чустам сказал нельзя.

Если бы хотели – вернулись бы. Я погасил в душе костер злобы. Одному, конечно, хорошо, но много ли я знаю об этом мире? Наступал на грабли «одинокого бега» уже не раз. Так что компания нужна. Другой вопрос – бросить ли Чустама? Тип он мутный и непонятный, но, судя по тому, как он сумел наладить быт, нужный. Да и само расставание как-то не особо радовало. Вернее, реакция корма.

– Ладно, – я вытащил из-под веток сумки и топор, – пойдемте обратно.

– О, где взял? – забрал у меня сумки Клоп.

– Да тут проезжие подарили.

– Стибрил?

– Говорю же, подарили.

– Это ты Ларку рассказывай.

Обратно перебирались в том же порядке. Я и Клоп вплавь, а Ларк, словно ежик из мультфильма, – кверху брюхом, сжимая узелок.

Ночное купание в третий раз смыло сон прохладной водой. На обратном пути луна спряталась за очередное облако, и мы с Ларком шли «по приборам», то есть за Клопом. Уж не знаю, как он умудрялся что-то видеть, но шел уверенно, в отличие от спотыкающегося Ларка. Похоже, кроме криворукости у него еще и «куриная слепота».

Глава 11

На наше возвращение Чустам не отреагировал, пока Клоп не отыскал в сумке мешочек с солью. Тут же корм достал из каких-то лопухов еще две рыбины и собрался чистить их мечом.

– Там в сумке ножик есть, – подсказал я ему.

– Ты где так разжился? И топор, гляжу, и нож, и соль?

– Спер, – ответил вместо меня Клоп.

– А что, деревня рядом?

– Нет. На ночлег две телеги вставали, – пояснил я.

– На ночлег, говоришь… Значит, селений близко нет… Так бы наверняка где поближе к людям встали.

Вот вроде одна и та же информация, я даже не задумался, а он выводы сделал. Я промолчал.

– А дорога далеко?

– С четверть ночи идти. Может, чуть меньше.

– Много народу ездит?

– Я только двоих видел, в смысле вот этот обоз и еще кого-то на телеге. Но колея накатана.

– Разбойничать надумал? – спросил Толикам.

– Нет. Какие из нас разбойники. Разве что у крестьян краюху хлеба забрать сможем. По-тихому взять что-то. А лучше лошадь бы увести…

– Тогда уж пять, – поддержал Клоп.

– Пять не сможем. Пять – значит, и людей там будет куча. Могут и нашими жизнями за такое расчет взять. А вот одну надо, если удастся какого мелкого купца встретить, а то Хромой уж больно медленно ходит.

– Все-таки думаешь уходить? – спросил я.

– Да пока ничего не думаю. Но вдруг нас искать кто начнет? Мы убежим, а они потом снова на меня рычать будут, мол, тебя оставили. Хотя спины первыми покажут.

Рыбу поджарили быстро. Разделили на всех поровну.

– Сейчас бы хлеба… – мечтательно произнес Клоп, – да из печи… мм…

– А мне больше каша нравилась, – отозвался Ларк.

– Ты просто хлеба нормального не пробовал.

Я то же самое мог сказать Клопу. Местный хлеб мне не очень нравился. Нет, он вкусный и, наверное, полезный, так как и мука грубого помола, и экология опять же, но… он другой. Хотя сейчас я был согласен с Клопом – краюшку бы, пусть и местного. Кроме того, подумал о Ларке. Всю жизнь, всю… рабом. Ведь он вообще ничего, кроме каши да хрумзов, не видел. Вина не пил, меда не ел, за девками не бегал… Хотелось взять его в охапку и в кабак, во все тяжкие. Жизнь, так сказать, показать с самой «худшей» стороны. Видимо, похожая идея появилась не только у меня, так как после минутного общего молчания корм спросил:

– Ты ведь, Ларк, даже в городе ни разу не был?

Тот помотал головой, после чего задал вопрос:

– А правда, что там дома друг на друге стоят? Жирный как-то рассказывал. Только я не понял, шутит он или нет.

– Правда, – грустно ответил Чустам.

– И что, прямо по три дома?!

– Бывает и больше.

– А как тогда на верхние залазят? Лестницу, наверное, длинную надо?

– Нет, там внутри лестницы построены.

Через некоторое время, видимо нарисовав картинку в голове, Ларк уточнил:

– Так ведь в дыру, куда лестницу ставят, упасть можно, да и каждый раз лезть неудобно.

– Там, Ларк, ступени, как в яму, только из дерева и огорожены.

От тепла костра клонило в сон, да и в глазах уже словно песка насыпали.

– Я вздремну у вас в шалаше?

– Конечно, – кивнул Клоп, – можешь не спрашивать.

Засыпал я с меркантильной и не очень красивой мыслью: «Вот проснусь, а они ушли и все вещи мои утащили…»

Утром меня разбудила какая-то пичуга. Я потихоньку стал выбираться из стиснувших меня с боков тел Клопа и Ларка. На полянке, оказавшейся при солнечном свете довольно живописной, сидел Чустам.

– Тебе чего не спится? – шепотом спросил он.

– Не знаю. Выспался.

– Тогда вот хворост, увидишь, что огонь совсем затухает, кинешь одну, маленькую. Вон веник из зелени, сразу начинай махать сверху – дым разгоняй. Днем ветерок поднимется, незаметно будет, а сейчас нас издалека видно. Если палка вся не загорится, а угли продолжат затухать, снова ветками маши.

– Хорошо. – Я заглянул в колодец кострища, там плясали мелкие огоньки на головешках. – Только схожу умоюсь.

– Пить захочешь – сходишь. Попусту на берегу не показывайся. Пойдем, место покажу.

– А чего шепотом?

– Остальные спят. Да и утром в тишине голос далеко слышно.

Река оказалась в минуте ходьбы. Вышли мы на излучину, по которой видно было, что мы действительно на острове. Но на сам берег показываться не стали.

– Вот тут по следам спустишься и в камыши попадешь. Только перед тем как идти, внимательно противоположный берег осмотри – вдруг кто есть.

Я кивнул. Оказывается, не у одного меня паранойя. Когда вернулись к костру, Чустам продемонстрировал процесс подкладки хвороста. Сразу действительно появлялся маленький дымок, но через две-три минуты огонь начинал медленно поглощать ветки, и дым становился почти незаметен.

– Кто проснется – усадишь вместо себя. Сам выспись. Вечером сходим, покажешь, где дорога.

Я снова кивнул. Все же странные мы создания. В рабстве только скажи, что можно спать, тут же глаза закрыл, и сон видишь. Сейчас, казалось бы, спи… ан нет – как будто кто спички в глаза вставил.

Через час проснулся Толикам.

– Доброе утро, – поприветствовал я его.

Он махнул мне рукой в знак того, что слышал, и исчез в кустах. Минуты через две вернулся, завязывая пояс.

– О-о-о… – Он передернулся и подошел к «печке».

Нагнулся над ней, улавливая телом тепло. Я тоже, когда проснулся, замерз. Но после ночей под открытым небом особо не рассматривал это как неудобство.

– Давно не спишь?

– Не очень.

– Чустам опять до утра сидел?

Я кивнул.

– Что думаешь?

– Насчет чего?

– Да насчет всего. И насчет уходить, и насчет воровать.

– Эк у тебя мысли какие глобальные с утра. Не знаю. Место бы какое найти, где спокойно. Ну а воровать… Купить мы ничего не можем, а просто так нам никто ничего не даст. Тут ведь не ради наживы, а ради выживания.

– Знаешь, когда я молодой был, недалеко от нашей деревни вот такая же шайка беглых поселилась. Сначала тоже по дворам вещи исчезали. Потом обнаглели и на дороге наших останавливать стали. Ну мужики собрались и выловили их. Так у них там в яме столько всего было, что не в каждом хозяйстве наберется.

– Предлагаешь так, как сейчас, жить?

– Нет, конечно. И есть что-то надо – рыба сейчас уже поднадоела, а что будет через луну? Да и к зиме приодеться не мешает. Просто я тогда, помню, сам камни в них кидал…

– Вы их камнями забили?

– Зачем? Нет. Так, кости помяли да в загон сдали.

– Ну вот, а сейчас нас сдадут, – раздался из шалаша недовольный шепот Клопа.

– Да чтоб у тебя маги язык на зелья забрали, – поддержал ворчание проснувшийся Чустам.

– А что, из языка зелья делают? – заинтересовался я.

– Из обычного – нет, а из его – сделают. Яда больно много. Не спится же вам, – ответил корм.

День прошел тускло. В том смысле, что все были вялыми, и, несмотря на прекрасную погоду, настроение было так себе, но к вечеру…

– А если вдруг лошадь уведем, то как мы ее сюда переправим? – Ларк был слегка возбужден.

– Они, в отличие от тебя, плавать могут, – просветил его Клоп.

– Вы сначала уведите ее, – осадил их Толикам.

– Или найдите, – поддержал его Чустам. – Ларк, ты останешься здесь.

Тот кивнул.

– Может, пойдем? – спросил Клоп.

Я понимал его нетерпение. После целого дня ничегонеделания появилась какая-то цель. Да, противозаконная, как и само наше существование, особенно мое, в этом мире. Да, опасная. Но – цель!

– Светло еще.

– Я в прошлый раз в темноте заплутал. – Я протирал травой кинжал.

– Потом сухой оботри, – кивнул на нож Чустам. – Раз так, то пойдемте, пока светло. Посидим, понаблюдаем.

В общем, ожидание настроило нас на боевой лад. Наверное, каждый из нас чувствовал себя этаким крутым разбойником, ну кроме меня, я – одноногим пиратом. Ну а чего? По кораблю бегать не надо. Наш сверхсуперсекретный отряд вышел на тропу войны. Водную преграду преодолели бодро, а вот час спустя в душу пирата закралась тревога. Ну они-то, чуть что, убегут, как обычно. Только волновался я зря. Дорога, сколько бы мы ни ходили, была пустынна. Как стемнело, стали залезать на деревья, чтобы рассмотреть отблески костра, но и это не принесло результатов. После полуночи отправились обратно. В целях конспирации решили переплыть реку в другом месте.

Когда судорожно одевались на берегу нашего «пиратского» острова, Клоп вдруг спросил:

– Чустам, а откуда у тебя печать?

– Орки поставили. А чего спрашиваешь?

Клоп взглянул на меня, но не выдал.

– Да так. Я думал, что орки не ставят их.

Корм сел на траву. Мы уже накинули наши рубища, а он все сидел и смотрел на рябь реки.

– Это было уже после заключения мира. Я тогда еще был новик в той тысяче – недавно перевели, но выделялся из толпы, поэтому вместе с шестью такими же и попал в лучшую сотню. Хотя сотней она только называлась. В действительности всего пять десятков, да и те не полные. Воины все матерые, прошли не одну битву. Я ни на мечах, ни в стрельбе из лука ни одного не смог одолеть, хотя раньше десятником был.

– Лучники вроде отдельные отряды? – робко спросил Толикам.

– Это обычные. А в нашей сотне и то и другое.

– Черная сотня?

Корм кивнул и продолжил:

– Обычно мы были на охране кого важного или штаба в случае боя, ну еще когда безвыходная ситуация, то в самое пекло. Только я в боях не в этой сотне был. Ну вот, когда война кончилась, начали отдавать пленных друг другу. Понятно, что большинство из тех, кто попадал к оркам или нам, были мертвы. Но особо важных держали для показательной казни. Орки как-то узнали о том, что сын вождя одного из кланов жив. Не знаю уж чем там, в столице, думали, может, действительно кто важный у зеленых был, но решили этого орка и еще пяток отдать в обмен на наших. А этот орк к тому времени уже лишился глаз, да и, подозреваю, еще некоторых частей тела. В том состоянии, в каком он был, долго не живут. Парни говорили, что у зеленых в таком случае убивал сам отец, но в ритуальной битве. Они немощных не держат. Да и не о нем сейчас. В общем, чтобы не расстроить перемирие, отправили нас в засаду. Когда обмен бы прошел, мы должны были всех их перебить.

Корм помолчал. Мы не торопили его.

– По дороге к месту засады наткнулись на зеленомордых. Восемь тварей. Среди них орчанка и два орчонка. Не знаю уж, какого ляда они делали в лесу… Понятно, в живых мы их оставить не могли. Старшие решили первую кровь на наши мечи положить и дали команду моему десятку. Мы их словно котят… Я, как назло, оказался рядом с одним из орченышей. Он, наверное, зим десять всего пережил… Убить жалко – ребенок. Не убить – считай, из черной вылетел, все-таки десятник уже. Ну я его за ворот взял и шепчу: упадешь и не вставай. Сам легонько его кромкой меча по горлу – чик. Думал, не поймет. Встанет, а я его тут и порешу. Ну для очистки совести, что ли, сказал… А он понял. Лежит и не вздохнет. Только своими зенками на меня зырк-зырк. Я его орчанкой прикрыл, будто украшение с нее сдергивал, да так оставил.

Чустам кинул камешек в воду. Круги от него быстро поглотили волны.

– Встали мы в схрон. Стоять надо было сутки – нас заранее послали, орки ведь не дураки. Ну а под утро пришла сотня зеленомордых и с ходу на нас.

Корм опять помолчал.

– В живых осталось нас пятеро, четверо новиков – поскольку их поставили чуть дальше, чтобы первыми в битву не бросать, и один матерый воин. Сначала и нас хотели порешить, только орченыш тот вступился. Я сейчас, конечно, понимаю, что он за нами проследить умудрился. Их главный о чем-то погырчал с орченышем, а потом и говорит нам: за то, что не убили ребенка, дарую вам жизнь. Притащили нас на место обмена и добавили к тем, кого отдавали, а младший император и говорит: это не наши. Это враги, люди, которые хотят сорвать договор. Ну главный орк и говорит: раз не ваши и нарушили мирный договор, мы готовы забрать их, только по договору не можем трогать свободных людей. Младший император кивнул магу, тот и нарисовал нам завитушки.

Мы молчали. Сказать было просто нечего. Таких рассказов каждый из нас слышал сотни. Ну, может, не таких откровенных, обычно свои косяки прикрывают… У каждого своя судьба, своя печаль. И кстати, мало кто из рабов был ангелом. Понятно, не заслуживали рабства… хотя всякие встречались. Чустам, например, похоронил полсотни людей.

– Пойдемте. Нам еще верши проверить надо, – встал корм.

– Забыл, – прошептал я. – У меня тут тоже верша стоит, достать бы… Клоп, поможешь?

На следующий вечер уже пошли без меня. Мы с Ларком медитировали на отблески пламени. Скукотища. К приходу наших нажарили рыбы. Вернулись они вновь пустыми. Ужинали молча. Единственное, Клоп задал вопрос корму:

– Чустам, а правда, что воины черной сотни могут выше себя прыгать?

– Нет. Обычные воины. Просто более опытные, ну и гоняли нас соответственно.

– Говорят, маги вас привязывают к тысячнику? – продолжил тему Толикам.

– Меня точно не привязывали. Только я отслужил-то семь лун, поэтому не знаю. Возможно, и привязывают, только никто об этом не говорил. Вот зелья различные магические выдавали.

– А что за зелья?

– Смотря куда посылали. Мазь, которая кровь сразу останавливает, у всех была. А дальше по обстоятельствам. Вот когда на орков шли, мне выдали для отбивания запаха, для ночного зрения – жидкость такая, мажешь глаза и можешь ночью как днем ходить…

– Тебе-то зачем? – встрял Клоп. – Ты и так видишь…

– Тсс, – осадил остряка Толикам.

– Еще не помню, как называется, но после него боли не чувствуешь, – продолжил Чустам. – Для реакции давали. Потом… воду воина, как у орков, и вместо яда – зелье «дурной воин». Все вроде.

– И что, сильно реакцию повышает?

– Не знаю, не пробовал.

Спрашивать, что такое черная сотня, я не стал, и так понятно, что местный спецназ. А вот само название…

– А почему черная?

– Не знаю. Кто-то говорит, потому что из нее только в землю, кто-то – потому что после воды воина кровь становится черной, а кто-то, что по цвету одежды – нам для ночных боев черную выдавали.

Лишь на третий день фортуна нам улыбнулась. Нам, потому как я тоже увязался – не хотелось встать в один ряд с Ларком, хотя, может, и по причине скуки – кто бы мог подумать, что свобода тоже может быть тоскливой. Выдвинулись мы нашим спецотрядом заблаговременно. Сравнение с силовым подразделением возникало не из-за нашей отличной боевой подготовки, а благодаря одинаковым серым рубищам и кожаным мокасинам, напоминающим, на мой взгляд, скорее толстые носки. И то, и другое выдали нам перед «фееричным» выступлением на гладиаторской арене.

Затихла наша группа черных беретов, вернее, мокасин в местном боярышнике еще засветло. Когда стало смеркаться, услышали постукивание колес на кочках. Вскоре мимо нас медленно прокатились три деревенские телеги с бортами из жердин и заезженными клячами. Мы, отпустив их подальше, скрываясь за кустарником, пошли следом. Через полчаса обоз остановился почти в том же месте, что и тот, с которого я скоммуниздил сумки. Мужики, их было пятеро, разожгли с помощью магического амулета костер и сели ужинать. Знаете, вообще специализация вора-обозника не столь романтична. Это тяжкий труд, в смысле тупое и нудное ожидание, пока все уснут. Соответственно сложность была в том, что ожидать нужно подальше и тихо, то есть почти неподвижно. Ждали мы долго, часа, наверное, три. Селяне не были беспечны и выставили охрану, основными объектами наблюдения которой были лошади. Когда мужики легли на телегах спать, а страж начал клевать носом у костра, Чустам, словно кошка, пошел вперед, показав нам рукой, чтобы мы оставались на месте. В этот момент я понял, насколько я неуклюж…

Возвращались мы в эйфории от победы. У нас была сумка, вернее, мешок, от которого неимоверно пахло съестным, – корм вытащил его практически из-под головы спящего селянина. Лошадей увести даже не стали пытаться – опасно. Не знаю, как Толикам с Клопом, а я чувствовал себя пятым колесом, поэтому гордости за себя особо не испытывал. Зато испытывал маниакальное желание разорвать содержимое сводящего с ума своим запахом мешка.

Пир! Иначе это не назвать! Сало! Хлеб! Что-то свеклоподобное, называемое местными кротокой и по вкусу напоминающее скорее редьку. Крупа. И… первая посуда. Котелок и шесть деревянных ложек в нем. Его корм увел практически из-под носа охранника.

– Живем! – воскликнул я, когда мы разложили все это богатство.

Сметелили мы это все за два дня, и обвинить нас в беспечности не смог бы никто. А вы попитайтесь-ка несколько лет кашей.

Последующие десять дней были без улова. Нет, конечно, проезжающие были, но никто из них не останавливался на ночлег. Хотя вру, одни остановились. Но кожаные безрукавки и висящие на луке седла мечи отбивали всякое желание брать у них что-то. Но ждущий дождется, а жаждущий – обретет. На одиннадцатый день в поле зрения нашей гоп-команды оказались купцы с товаром, ну или купец. Так или иначе, это были три телеги со скарбом и важный тип с мозолью в районе живота, который раздавал команды. Охраняли обоз далеко не мальчики для битья, но… основной ценностью они воспринимали именно телеги!

Я согласно выработанной стратегии находился метрах в тридцати сзади наших, которые вели слежку за охранниками, рьяно исполняющими свои обязанности. В принципе, нам ничего не светило, если бы я не решил погеройствовать. Обойдя потихоньку обоз с другой стороны, я притаился за деревом и стал наблюдать за стреноженными лошадьми. Они мерно жевали травку, постепенно приближаясь ко мне.

Судя по слегка посветлевшему небу и затиханию голосов ночных птиц, скоро рассвет. Ноги у меня затекли, к тому же появилась ноющая и зудящая боль в месте перелома, обычно извещающая о непогоде, но я терпел. Поскольку своих я не предупредил, а теперь уже возвращаться было поздно, долго и глупо, я осознавал, вернее, надеялся, что они в панике. Лошади упорно не хотели заходить в лес, полагаю, по причине отсутствия в нем сочной травы, и продолжали жрать свою зелень на поляне. Нет, ну уже это бесило! Мне нужна лошадь! Я не вытерпел. Наглость – второе счастье. Не знаю, чем я руководствовался, но не разумом точно. Мне показалось, что охрана заснула, – издалека мне было не очень хорошо видно, и я вышел на поляну. Здоровая нога онемела и плохо слушалась. Я усилием воли заставил себя сделать несколько шагов до гнедого жеребца со звездочкой на лбу. Будто тысячи иголок впились в ногу, и онемение понемногу отступало. Жеребец встрепенулся, подняв голову. Я, подойдя, погладил его по влажному носу и взялся за… не знаю, как это называется, наверное, тоже узда, но без повода, зато с кольцами для вожжей. Конь безропотно стал прыгать за мной, после того как я его потянул.

Сердце дико стучало. Стоит сейчас охране только приоткрыть веки… Иллюзий я не строил. Небо уже посветлело, и видно было шагов на двадцать… Отойдя не очень далеко, я присел и одеревеневшими вдруг пальцами попытался освободить ноги лошади от пут. Не сразу, но у меня получилось. «Уходим, уходим», – отдавались в висках удары сердца. Я уже не думал о своих, я просто шел, и конь покорно следовал за мной.

– Хромой! – услышал я громкий шепот Чустама и остановился. Только теперь я понял, что означает выражение «поджилки трясутся».

– Ну ты наглец! Давай на лошадь! – Первым меня догнал корм. Остальные пыхтели шагах в сорока.

Я поставил ногу на сомкнутые в замок ладони Чустама, и он помог мне взобраться на жеребца. Корм, схватив узду, побежал…

Жеребца в воду еле затащили.

– Собираемся! – приказал Чустам, когда добрались до шалаша.

– Куда? – спросил я.

– Ты что думаешь, они не пройдут по следам? Ты только что лошадь увел! Он копытами пласты земли выворачивает. Самого здорового выбрал! Молодец!

– А зачем сюда его затащили?

Корм обескураженно посмотрел на меня:

– Да кто его знает… Обратно переведем.

– А я думал, мы на тот берег. – Клоп складывал в сумку нехитрый скарб.

– Тоже верно – следы запутаем.

– А может, они потеряют след? – Мне не хотелось покидать насиженное место.

– Этот жеребец однозначно стоит дороже тебя. Ты бы на месте его хозяев потерял его след?

Через час мы были уже далеко от ставшего почти родным лагеря.

– Красавец! – похлопывал жеребца по шее Чустам.

– Звезданутый, – произнес я.

– Что?

– Звезданутый он, как и нынешний хозяин.

– Хозяин это да! А конь-то при чем?

– А у него во лбу звезда. Куда хоть идем-то?

– К обеду встанем и решим.

– Верши не взяли. Что есть будем?

– А я рыбу достал и даже пожарил. – Ларк шел с другого бока жеребца. – А мне можно будет на нем?

– Потом, – ответил Толикам. – Вот подальше отойдем…

– Чего вы боитесь? Ушли же уже? – Я в очередной раз поправил сползающие седельные сумки.

Заодно и сам выправился. Езда на лошади без седла то еще удовольствие, постоянно скатываешься вбок. Место, которое призвано предупреждать о приключениях, в данном случае подвергалось тщательному и уже надоевшему массажу. Небо начали затягивать тучи – не зря нога болела.

– Вот если бы у тебя увели лошадь, ты бы когда поиски прекратил? – спросил Чустам.

– Не знаю.

– Считай, что они тоже не знают.

К дождю мы спрятались под деревом, спутав ноги жеребца. Тот явно был недоволен погодой и встал под соседнее дерево. Клоп достал из сумки рыбу, завернутую в листья.

– Так все-таки куда пойдем? – еще раз спросил я.

– Ну чего ты такой нудный, Хромой? – Клоп отбросил высосанную рыбью голову. – Какая нам разница? Вот кто-нибудь знает эти места?

Все промолчали.

– То есть так и так мы не знаем, куда идти.

– Я не об этом. Вообще куда пойдем? – Если честно, я довольно слабо представлял местную географию, и скажи мне, что идем в Кермское королевство или Иритское, я бы только кивнул.

Кстати, королевствами я их называл для себя, местные же их величали локотствами, ну и правили ими соответственно локоты. Всего в Руизанской империи, которой правил император с детьми – младшими императорами, насчитывалось четырнадцать локотств самого разного размера. Локоты на своей территории управляли всем, ну или почти всем – судами, налоговой, то есть местными мытарями, рабской составляющей экономики, принимали какие-то законы, не противоречащие имперским, не было у них лишь армий, за исключением небольшого количества стражи. Как я понимаю, это чтобы не возникло соблазна устроить государственный переворот.

Очень туманна магическая составляющая этого мира. Толком я так и не понял влияние и назначение магов. Некоторые уверяли, что все короли магически привязаны к императору, кто-то рассказывал, что сам император – маг, что звучит довольно убедительно. Опять же свое представление я почерпнул от низшего слоя местной иерархии – рабов, что может очень исказить достоверность информации. Единственное, в чем не расходились рассказчики и даже Толикам, это что при каждом короле были маги империи.

Подвожу итог вышесказанному: мне было по барабану куда идти, но сама бесцельность…

– Давайте хоть план какой составим.

– Да какой тут план? – отмахнулся Чустам. – Идем как можно дальше от степи, куда-нибудь в глушь.

– Только надо, чтобы рядом была дорога и река, – добавил Толикам.

– Замечательно. – Я встал, дабы отойти по естественной надобности. – Мы только что ушли из подобного места.

– Ну а ты что хотел? – Чустам доел свою рыбу и вытер руки о траву. – Построить замок и спокойно жить в нем? Мы теперь вынуждены скитаться.

– А есть место, где теплое море рядом? – спросил я, когда вернулся.

– Есть, – ответил Толикам. – А зачем тебе море?

– Не видел ни разу.

– Так ты же говорил, что Замухрынск за семью морями?

– Меня маги из него перенесли, – сказал я правду.

– Зачем? – после некоторой паузы спросил Клоп.

– Кого слушаешь? – опередил меня Толикам.

– Не хотите, не верьте. – Я присел на свое место.

– Можно и к морю, – Чустам, похоже, обдумывал направление движения, – только людно там.

– А где не людно?

– В эльфийских лесах, – чуть ли не хором ответили Чустам и Толикам.

– Только там опасно, – добавил Толикам.

– А вот ты рассказывал про северные земли…

– Ну и туда можно, но там холодно. Одежда теплая нужна. Да и пешком мы до зимы туда не дойдем.

– Давайте так. Нам надо сначала переодеться, – предложил корм, – а то мы больно приметные. Возможно, раздобыть немного денег – инструмент прикупить. Мы сейчас даже яму построить не сможем, лопаты нет. Поэтому идем к дороге, только в другое место. А там посмотрим.

Возражений не последовало. Я тоже промолчал, хотя меня терзали сомнения насчет заработка воровством, как-то до сих пор мы не слишком в этом преуспели. Если бы мы грабили… но на это у нас, как минимум у меня точно, кишка тонка.

Дождь расходился все сильнее. На ночь мы остались все под тем же деревом, выставив котелок для сбора воды. Лошадь на всякий случай привязали к дереву ремнем от упряжи, который мне «подарили» местные вместе с солью и седельными сумками. Он, конечно, был коротковат, но уж очень мы боялись потерять нового члена нашей команды.

Утро было холодным, но без дождя, что уже радовало. Мы, позавтракав водицей, выдвинулись в сторону реки, но несколько выше по течению. Я, привязав ремень вместо повода, ехал самостоятельно. До нас не сразу дошло, что лес становится реже. Когда стали возникать смутные подозрения, верить им не хотелось. Через час все оторопело встали.

– Ниче себе подальше от степи, – произнес я.

Перед нами простиралась во всем своем великолепии… степь.

Глава 12

Мы, практически не сговариваясь, повернули обратно. Ассоциативный ряд прост: степь – это орки, орки – это рабство. Мы против насилия над личностью! Как уж мы так плутанули, что вышли к степи, я не понимал. Может, лес выдавался в равнинную территорию, а может, действовало правило правой ноги… Главное – не понять, главное – уйти. Отойдя на некоторое расстояние от опушки, мы вновь сменили направление и к обеду все-таки вышли к реке. Всю дорогу молчали, боясь шуметь.

– То есть, – резюмировал Клоп, – мы все это время были в дне пути от степей?

Вопрос не требовал ответа. Река в том месте, где мы вышли, была несколько шире, чем у острова, но нас это не остановило. Мы с ходу начали раздеваться.

– Ларк, ты в этот раз будешь за Звезданутого держаться. – Клоп сворачивал свои вещи в узел. – Я буду рядом плыть.

Клоп зря переживал, река в этом месте была хоть и широкой, но неглубокой. Мы практически перешли ее. Лишь в одном месте пришлось проплыть метра три, и снова можно было чапать по илистому дну. Выдохнули мы, лишь когда углубились в лес на противоположном берегу. Мысли о дороге и голод отступили на второй план. Передохнув и посовещавшись, решили идти вдоль реки дальше, а там по обстоятельствам. Спать легли уже в сумерках, перекусив корнями камышовых. Понятно, что о костре речи не было – и разводить нечем, и страшно. Боялись все. Об этом даже спрашивать не надо было, за годы рабства у каждого из нас разум пропитался страхом, и теперь он гнал нас словно зайцев. Поэтому на следующий день мы продолжали бегство, остановиться смогли лишь на третий день, когда уперлись в дорогу. Кроме дороги наше внимание привлек мост. Старенький деревянный мост.

– Что будем делать? – спросил Толикам.

Единственный, кому, наверное, было побоку, был Ларк. Ему сейчас было не до нас. Я дал ему возможность покататься на Звезданутом, и теперь отсутствующий взгляд раба вкупе с отрешенно-нежными поглаживаниями шеи животного говорили о том, что он не с нами, а где-то очень-очень далеко.

– Предлагаю встать лагерем, – сказал я. – Уже порядком отошли от степи. Корни в глотке стоят. Рыба все лучше.

– Согласен. – Корм продолжал разглядывать мост. – Только давайте с той стороны дороги поищем место.

Мне было в принципе все равно, но вдруг это предложение имело какое-то основание.

– Почему там?

Корм разочаровал меня, пожав плечами.

– Ну тогда пойдемте искать место, еще надо будет верши делать…

Место нашли только к вечеру. В глубине леса, на довольно приличном расстоянии от реки и минимум часах в двух ходьбы от дороги нашли пригорок, заросший кустарником. Вот в этом кустарнике мы и вырубили топором себе лежбище. Срубленные ветки использовали для строительства двух шалашей. Пока не стемнело окончательно, Чустам, взяв с собой Клопа, пошел на берег нарубить прутьев для верш и надергать ненавистных корней. Ларка отправили следить за животиной – конь тоже должен питаться. Мы с Толикамом были заняты выкапыванием ямы для костра при помощи варварского использования холодного оружия – местность не позволяла найти камней для создания закрытого кострища. К тому времени как стемнело, у нас получился этакий кратер небольшого вулкана, так как выкапываемую землю мы укладывали вокруг ямы. Правда, схожесть с вулканом была только внешняя, так как жерло его было потухшим. Но наш «повелитель огня» не заставил себя долго ждать.

– Ну, мужики, как-то слишком уж основательно, – оглядел наше творение корм. – Вы что, здесь надолго собираетесь остаться?

– Да, – недоуменно ответил я.

– Я против.

– Почему?

– Дорога слишком близко. Костер может быть видно, да и река недалеко – вдруг кто из ближайших сел поплывет?

– Думаешь, рядом есть деревни?

– А вы вон Клопа понюхайте. От него совсем не клопом пахнет.

– Да вымыл я уже.

Оказалось, он умудрился в темноте вступить в коровью мину. Ну а где коровы, там и люди. А раз «лепешка» еще и свежая… Аргументы были железными, то есть густыми, конечно, но с запахом и неоспоримые, поэтому нам оставалось только вздохнуть.

– Вы же за прутьями ходили?

– После того как Клоп вляпался, мы решили, что незачем в темноте плетением заниматься.

И опять корни. У меня желудок от этой диеты побаливать стал и оставшиеся зубы шатались. Как бы какой-нибудь гастрит не заработать.

Почти весь следующий день мы шли. Но наши скитания были вознаграждены. Рай! Ну, может, я немного перегибаю палку, слишком уж идеализируя место. Но оно реально хорошее. Холм, изгибающийся подковой, прикрывал нас с трех сторон. Причем две из этих сторон были стратегически важными для наблюдения – дорога, хотя с нее теперь даже в бинокль нас не рассмотреть, и река. Высота этого холма позволяла скрыть и Звезданутого. На саму реку можно было не выходить – рядом был омут. Внутренняя часть холма была выложена камнем – развалины стены какого-то древнего сооружения.

– Капище колдунов, – задумчиво произнес Толикам.

– Или гробница, – предположил Чустам.

Я не археолог, поэтому поверил им на слово, но склонялся больше к версии корма. Этот холм явно когда-то был не подковообразным, и его центральная часть, скрытая под землей, представляла какой-то зал. До сих пор были видны торчащие из земли обломки колонн-подпорок. С течением времени крыша, свод, или что там было, рухнуло, и получилось то, что получилось.

Из камней подходящего размера мы выложили небольшой очаг с подобием дымовой трубы. Клоп сказал, что потом наберет глины и замажет все щели и вокруг можно построить хижину. Толикам вообще предложил вырыть пещеру. Но самое интересное мы, вернее, я обнаружил на следующий день.

Собственно, с утра и до полудня мы были заняты плетением верш. Плели Чустам и Клоп, мы с Ларком подавали прутья, предварительно очищаемые Толикамом от листвы. Когда были готовы первые две верши, Клоп и Толикам пошли ставить их, а Чустам уселся колдовать над извлечением огня путем трения, Ларка отправили найти Звезданутого, который умудрился стреноженным исчезнуть из поля зрения. А я полез на верхушку холма – ну, очень интересно было. Осторожно оглядев окрестности, я пошел по гребню, разглядывая лес. Увидел Ларка, тянущего жеребца стреноженным, – он боялся наклоняться к ногам и снимать путы, а вдруг ударит? Засмотревшись на них, я чуть не шагнул в темный зев ямы диаметром около метра. Осторожно пробуя ногой землю на прочность, я по кругу обошел провал, края которого поросли травой. В том, что это провал, сомневаться не приходилось. Глубина явно была приличной. Близко подходить я боялся, а наклонившись и вытянув шею на максимальную телескопически возможную длину, рассмотреть, что там внутри, не смог. Сделав еще круг, я встал на четвереньки и подполз к краю. Темно. Хотя мне показалось, что я вижу дно.

– Чустам! – крикнул я, встав.

Корм провел рукой по шее, показывая с помощью этого интернационального жеста, что со мной будет за нарушение меморандума о тишине, и этим заставил меня заткнуться и спуститься вниз.

– Чустам, там яма.

– Сей-час ра-зо-тру и пос-мот-рим. – Корм с бешеной скоростью тер в желобке одной палки второй палкой.

Перечить я не стал.

– Под-кинь.

Я взял щепотку стружки, наструганной кормом перед действом по добыче огня, и аккуратно положил в конец желобка. Прошло еще минут двадцать. Рука Чустама с намотанным на нее рукавом рубахи – чтобы мозолей не было, мелькала словно игла швейной машинки.

– Дуй по-ти-хонь-ку.

Я уже видел, что стружка начинает дымиться. Наклонившись, осторожно стал дуть. Минута, две… и язычки пламени лизнули кучку деревянных волосков. Корм тут же откинул свой инструмент и стал подкладывать стружку. Я осторожно положил первую палочку. Через пять минут костер уверенно пожирал уже более крупную добычу.

– Что там? – переведя дыхание, спросил корм.

– Похоже, провал в какую-то комнату.

– Ларк, присмотришь за огнем?

Раб кивнул.

– М-да… – протянул корм, лежа на земле. – Жди здесь, сейчас огонь туда забросим.

Обернулся он быстро, с учетом того что ветки еще надо было зажечь. Вместе с ним пришла вся наша команда, за исключением Звезданутого. Веник, брошенный в проем, не прояснил практически ничего, кроме наличия внизу пола и скелета животного на нем. Но это только подогрело интерес. Пол – это комната! Не знаю, как у остальных, а у меня бешено заработала фантазия, нарисовав кучу картин, от подземного дворца до гор драгоценностей.

– Хромой, а ты везунчик. – Клоп встал с колен и отряхнул их.

– Это почему?

– Да с тобой куда ни пойдешь, все что-то находишь. То жеребца, то подземелье.

– Согласен, – поддержал его Толикам, – даже с дня Карлана улизнули.

Дерево, из-за желания обладать которым даже подняли шум в лесу, покинуло свою корневую систему буквально за пятнадцать минут, в следующие десять лишившись веток. Затащив его на холм, мы сообща принялись устанавливать «лестницу». С горем пополам – свежесрубленная береза это вам не жердинка, мы опустили ствол вниз. Обрубили, почти угадав по длине – над поверхностью остался всего метр.

– Ну что, кто первый? – спросил Чустам.

Я молча ступил на первый сук. Конечно, не лестница. Местами я, просто обхватив ствол ногами, скатывался по нему.

Спустившись, я сгреб валявшиеся на полу ветки в кучку, чтобы огонь хоть немного продержался. Не очень большое помещение, примерно шесть на четыре. Стены выложены из того же камня, что и внутренность «подковы». Свод тоже был каменным, что с учетом дыры в потолке не внушало доверия. Предназначение комнаты сложно угадать. Когда-то тут явно была масса кувшинов, осколками и обломками которых был усеян пол. Наверняка прежний попаданец сюда порезвился. Его скелет, кстати, очень даже навевал уважение. Не хотел бы я встретиться с таким вживую. В одной из стен находилась низенькая дверь.

Вторым спустился Чустам и сразу подкинул в огонь охапку сухих веточек. Еще через десять минут наша компания была в полном составе.

– Вот это берлога! – восторженно произнес Клоп.

– Ага. – Толикам разглядывал череп зверя. – Берлога земляного дракона.

– Да ну? – Чустам склонился над костями. – А не медведь?

Толикам подобрал какой-то обломок горшка с ладонь величиной и протянул корму.

– Орочий выкормыш… – Чустам вертел осколок в руках.

– А что, драконы есть? – Я по-другому посмотрел на останки.

– Никто не знает, – ответил Толикам. – А это просто зверь, похожий на медведя. Вернее, маги сделали его из бурого. Просто называют его так.

– Ну да, просто, – поддакнул Чустам. – Просто вот десяток этих чешуек стоит… империал, наверное.

Местных денег у меня не было, но я знал, что за три медяка можно купить каравай хлеба. Сто медяков – башка, поскольку на ней был напечатан портрет локота – собственно, это хорошая рубаха или штаны. Далее я изучить не успел, угодив к оркам.

– Империал – это сотня бошок?

– Башок, – поправил меня Толикам.

– Ого! – Я присел и начал собирать пластины.

Увы, почти все они были треснутыми.

– Дорого не возьмут, – вздохнул Толикам, вертя в руках чешую с трещиной, – старые.

– Нам хватит. – Клоп собирал сокровища в снятую и завязанную мешком рубаху.

– А ты куда их нести-то собрался? – спросил корм, разглядывая дверь.

– Так… – Клоп завис.

– Вон туда вываливай, – махнул рукой Чустам, – потом придумаем.

И вдруг из угла, на который указал корм, донеслось шипение. Все резко повернулись в ту сторону. Ларк, фигура которого слабо угадывалась в полумраке, сидя на полу, сжимал между ногами целый кувшинчик, а в руках у него была выковырянная затычка.

– Ты это, – очнулся Толикам, – вставь обратно и ничего не открывай.

– Почему? – спросил Ларк, вставляя обратно пробку.

– Потому что ты не знаешь, что там. А если яд какой?

Уже в следующее мгновение мы убедились в правоте Толикама – Ларк обмяк и распростерся на полу, а я… Очнулся я на свежем воздухе, в темноте. Голова болела жутко. Рядом лежал Ларк.

– Ну вот, говорил же, очнутся, – услышал я голос Чустама, когда сел.

Ужасно горел бок. Я, задрав окровавленную рубаху, посмотрел на огромную ссадину.

– Ну уж извини, как могли, так и вытаскивали.

– Что это было?

– Сонное зелье, наверное.

– Руки бы ему оборвать, – покосился я на Ларка.

– Да ладно, он же не знал, – заступился Клоп.

Парни рассказали мне, что произошло. Когда Ларк обмяк, Толикам, Клоп и Чустам сообразили задержать дыхание и рвануть наверх, при этом Толикам чуть не сорвался, уснув, корм его дотаскивал последний метр. Затем Чустам и Клоп, обвязав голову рубахой и задерживая дыхание, вытащили меня и Ларка.

– Утром за горшком тем готовимся спуститься, – закончил Толикам.

– Зачем?

– Ну, во-первых, надо же новое жилье от этой гадости освободить, а во-вторых, представь, если его где по ветру у обоза уронить?

Парни мыслили конструктивно. Практически мы получили мощнейшее химическое оружие.

– Надо часть в отдельный кувшин перелить. – Я встал и размял шею.

– Зачем? – в свою очередь спросил Толикам.

– А вдруг орки?

Парни промолчали, но в тишине читалось, что они согласны со мной.

Кувшин достал утром Клоп, которому мы намотали на голову мокрую рубаху.

– А зачем мочить? – поинтересовался Толикам.

– Через воду газы плохо проходят, – объяснил я.

Зря я это сделал. После того как достали отраву, пришлось объяснять теорию о газах и молекулах. Так-то по барабану… просто я ее объяснить мог на примере шариков, а Толикам оказался очень настырным. В итоге мы даже краем зацепили молекулярную массу, на которой я, собственно, и поплыл. К чести данного мира надо сказать, что ничего нового я Толикаму не открыл, за исключением того, что воздух тоже состоит из молекул и газ это физическое состояние вещества, но мне кажется, он мне не совсем поверил. Тем не менее они тут и сами догадывались о мелких частицах, которые переносят запах и яд, как в нашем случае.

Ларк очнулся к обеду. На него было больно смотреть. Не удивлюсь, что если вдохнуть эту штуку в нормальной пропорции, то можно и совсем не проснуться.

В капище (теория Толикама в связи с найденным кувшинчиком более подходила) мы спустились на следующий день. Лакмусовой бумажкой, определяющей наличие сонного зелья, служил я. Никакой дискриминации инвалидов – короткая палочка досталась мне.

– Спускайтесь! – через десять минут прокричал я.

Дверь не хотела поддаваться, может, ввиду старости и заклиненности, а может, какого-либо хитрого замка с той стороны, а то и вообще обвала. Мы даже бревно вырубили для тарана – никаких эмоций от бездушной деревяшки. Деревянность двери и отсутствие реакции на наше воздействие вновь подтверждали предположение нашего знатока о магической составляющей этого убежища. Ну не могло без магии дерево выдержать долгий период времени и остаться настолько крепким. Комната однозначно была расценена обществом как место нового обитания. И в первую ночь меня одолевали забавные мысли: а что было бы, если бы я не вышел к ним? Они, конечно, не идеал дружбы, но полез бы я ради Чустама в эту яму? Да и само понятие дружбы, если честно, подверглось в моем мировоззрении корректировке. Я уж точно не рассматривал ее как безоговорочную помощь в сложной ситуации – своя шкура завсегда дороже. Еще я думал о Звезданутом. Как он там, привязанный к дереву? Поймав себя на глупости размышлений, захотелось крикнуть: лоша-ад-ка-а!

Глава 13

Утро началось, несмотря на новое место, с созерцания Чустама у очага.

– Ты вообще спишь когда-нибудь? – спросил я шепотом.

Он кивнул на костер. Я встал, а он завалился на мое место. Теплее, конечно, было значительно, только вот камни пола, на которые мы накидали травы, все равно отдавали холодом.

Днем мы занимались хозяйственными делами. Плели новые верши, выкладывали дымоход повыше. Несмотря на выложенный камин, задымленность в подземном помещении очень сказывалась. Обрубали лестницу, чтобы она не торчала над поверхностью, демаскируя нас. Дорубили до такой степени, что смогли ее спускать внутрь.

– Вот упадет на нас такая зверюга, – прокомментировал Клоп возможность убирать дерево внутрь, при этом собирая кости полумедведя, – и будем по стенам когтями скрести.

– Если такая зверюга упадет, то даже Хромой так выскочит. Да и не станет она нас есть, – принял охапку останков наверху корм.

– Почему?

– Представляешь, какой запах будет от наших штанов в этот момент? Я бы побрезговал. А криворукий где?

– Он уже штаны стирает.

Я собирал кости внизу. Из разговоров парней понял, что сегодня придется любоваться еще одной голой мужской задницей – сменки у нас не было. Стирали рабы часто, в том числе и я. Чистота – залог здоровья. В нашем случае в связи с отсутствием должного витаминизированного питания данная пословица была ой как актуальна, поэтому кто-нибудь из нас регулярно дефилировал в стиле ню.

На следующий день было принято решение еще отдохнуть, но потом идти в рейд. Поскольку дорога была далеко, а мы ощущали недостаток в очень многих вещах, в первую голову одежде и мало-мальских одеялах, то воровское занятие было означено перспективным. Но с некоторыми дополнениями – около дома не шалить. Ворами были признаны Чустам, Клоп и я, ну то есть самые достойные и авторитетные паханы. Ну а если серьезно, то большое количество народа не значило успех. Опять же Ларка (а он в связи с природной застенчивостью не годился в воры) было просто боязно оставлять одного. Всем идти тоже не вариант – толку мало, а голодать по возвращении и, самое главное, снова разводить огонь никому не хотелось. А меня причислили к этой братии из-за удачи, ну или наглости, ну и возможности быстро передвигаться. Хотя уж настолько эксклюзивные права на Звезданутого я не предъявлял. Еще одним аргументом в пользу компактности группы было то, что троих Звезданутый минут двадцать на себе вынесет, то есть – от пешей погони уйдем свободно. Рейд же на несколько дней потому, что только путь до дороги занимал почти день. То есть если ехать, то уж не на одну ночь, а до победного… или нескольких победных. Мечи Чустама и Клопа привязали к сумкам. Вообще у Чустама меч был с ножнами, в отличие от клинка Клопа, то есть того, что я дал им на арене, но таскать на поясе эту железяку…

– Может, чешую возьмем? – спросил Клоп.

– Зачем? – Чустам распределял груз так, чтобы седельные сумки не съезжали вбок, и подвязывал две специально изготовленные для похода верши – пусть уж сырая рыба, чем голод.

– Ну вдруг какому купцу продадим?

– Ага. Вот он обрадуется-то подарку. Даже четырем – мы тоже как товар пойдем. Нет, с учетом Звезданутого – пяти.

– Что уж, мы с купцом не справимся?

– С купцом-то справимся, а вот где ты их видел без охраны?

Клоп спорить больше не стал.

– Хромой, я прокачусь?

Я пожал плечами – мол, если хочешь…

Корм легко запрыгнул на жеребца и сначала рысью, а потом галопом исчез среди деревьев. Прошло минут десять, в душе стала подниматься тревога.

– Думаешь, вернется? – равнодушно спросил Клоп.

Не одного меня посетили нехорошие мысли.

– Если бы хотел, ночью бы уехал и мечи прихватил.

– Так они и сейчас у него. – Клоп, сорвав травинку, сунул ее в рот.

Его спокойствие передалось и мне.

– Значит, вдвоем пойдем.

Наши опасения оказались напрасны, Чустам появился на разгоряченном коне спустя пару минут. Не знаю, как он умудрился на галопе не потерять седельные сумки, перекинутые через круп…

– Держите. – К нам подошел Ларк с перевязанным травой пакетом из небольших листьев – местная вакуумная упаковка для жареной рыбы. – Толикам сказал, что кувшин под елочкой.

Елочка в округе была одна, так что мы поняли.

– А сам он чего не пошел провожать?

– Сказал, что вы не девки и ему есть чем заняться.

Толикам маниакально пытался проделать топором дыру в двери.

– Ну да, в роли жен у нас вы. Давай, Хромой. – Корм сцепил пальцы в замок.

Я, опираясь ногой на эту импровизированную ступеньку, довольно грациозно, в смысле не брюхом на широкую спину, залез на Звезданутого.

– Передай умнице, мужики скоро вернутся, и в щечку чмокни. – Чустам, взяв под уздцы жеребца, пошел в сторону дороги.

– Какие у вас нежности, – подначил Клоп.

Я повернулся и помахал рукой Ларку.

Мы уже отошли метров на сто, когда Клоп остановился:

– Кувшин!

Пришлось разворачиваться.

Гадость эту сложили в седельные, нарушив все равновесие, созданное кормом. Меня близость кувшина особо не радовала – не факт, что мы смогли плотно заколотить обратно пробку.

Шли вдоль реки. Поскольку фляг у нас не было, а солнце припекало, было принято решение от воды пока не отдаляться. Лето! Запах зелени. Игривое солнце изредка бросало слепящий луч сквозь облака еще нежно-зеленых листьев. Сказка, а не дорога.

Целый день стучать мягким местом о позвоночник жеребца занятие не самое приятное, я это понял еще в прошлый раз. Изредка я менялся то с кормом, то с Клопом, разминая потянутые мышцы. А тянулись они неслабо. Я уже и ноги поджимал, и на спину Звезданутому ложился… Чустам с Клопом только ухмылялись. Когда я спешивался, скорость передвижения, конечно, падала. Но мы, собственно, и не торопились особо. Раза три останавливались отдохнуть. Блаженство-о-о. Кайф – просто растянуться на земле и дать отдохнуть мышцам спины. Вот никогда бы не подумал, что при езде на лошади спина тоже устает. Не сильно, но, когда ложишься на землю, чувствуешь, что спина была в напряжении.

Где-то посередине дороги посетило смутное беспокойство. Вот бывает, сидишь где-нибудь в кафе и затылком ощущаешь, что тебя изучают. Сейчас я чувствовал нечто подобное, только в кафе это были обычно девушки, и самое страшное, что меня могло ожидать, – девушка окажется не в моем вкусе. А здесь…

– Ты чего вертишься? – спросил Клоп.

– Да так. – Ну не признаваться же в непонятном страхе.

Спустя минут пятнадцать ощущение исчезло. К мосту подъехали в сумерках. В кусты поставили верши и, отдохнув, двинулись вдоль дороги в поисках уставших путников.

Два дня! Два дня псу под хвост! Ни один крестьянин, ни один обоз на ночь не останавливались. Причину мы выяснили только на второй день, тайно проехав за парой телег прямо при свете солнца – в шести часах ходьбы от моста было огромное село. Покрутившись на опушке леса, решили пробраться в него ночью и хоть лопату какую да одежки стибрить. Опять же веревки нужны были и обувь – Ларк свои «мокасины» почти до дыр сносил, да и у остальных было немногим лучше. А если честно, то просто стыдно было возвращаться с пустыми руками.

Сразу, как стемнеет, решили не ходить – подождать, пока село уснет.

– Ну что, идем? – наконец решился Чустам.

– Ну пошли.

Оба еще минуту после этого лежали.

– Мужики, – не вытерпел я, – либо пойдемте, либо поехали домой.

– Да боязно как-то. – Клоп наконец сел.

– Тогда пошли обратно. Чего здесь околачиваться?

Парни встали и, потянувшись, пошли в сторону дороги. Я, подпрыгнув, завалился на жеребца и, закинув ногу, сел.

– Стойте, – шепотом окликнул парней.

– Что еще? Залезть не можешь? – обернулся Чустам.

– Там, кажись, костер.

Поскольку наше временное убежище находилось в небольшом овраге с пологими и заросшими краями, то стоя огонь не видно было, а вот со Звезданутого открывался прекрасный вид на пляшущее между деревьев пламя. Не близко, правда, к нам – с километр, хотя в темноте навскидку определить расстояние до костра в лесу проблематично.

Парни, взбежав на пригорок, замерли.

– Ну вот, – прошептал Клоп, – а то в деревню, в деревню…

Обоз, остановившийся, судя по всему, не так давно, состоял из пяти крытых телег. Мужиков в нем было предостаточно, я насчитал одиннадцать. Лошадей – восемь, наверное, часть принадлежала охране, а может, в некоторые телеги по две впрягали, но сомневаюсь. Пока мы производили разведку, мужики снарядили гонца в деревню. Тот вернулся почти через час. Измерение времени здесь для меня довольно субъективное понятие. Я никак не мог соотнести земной час с местными единицами времени, даже пытался секундами считать. В смысле раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, как в школе учили. Но мне так и не удалось вычислить точную продолжительность дня. А вскоре я стал терять и ощущение часа, причем чем дальше, тем ситуация становилась печальней.

Местные вообще не заморачивались и делили день на половину, четверть и осьмушку, причем понятия эти в зависимости от времени года могли разниться очень сильно. Сутки здесь однозначно длиннее, хотя и ненамного, месяцев, в смысле лун, четырнадцать, а дней в луне – тридцать три. В общем, трава зеленее и небо глубже. С расстоянием, кстати, та же фигня. Местный километр, или верста, кому как удобнее, равнялась тысяче шагов и в дословном переводе на русский звучала бы как «тыча», то есть тысяча с убранными из середины буквами. Вроде все аналогично, но… я не уверен, что средний рост местных, а соответственно и длина шага, совпадали с нашими.

Гонец даже лошадь расседлывать не стал, сразу потащил привезенный баул к костру. Из мешка начали появляться деликатесы: хлеб, колбаса, что-то завернутое в тряпочку, наверняка вкусное. Судя по гаму, поднявшемуся после того, как он достал бутыль, к продуктам прилагался дезинфицирующий раствор. Ну не могли мужики так радоваться молоку или там подсолнечному маслу. Хотя мы бы, пожалуй, порадовались.

– Эх, оставили бы чуток, – прошептал Клоп.

– Ничего, мы их скоро нашей настоечкой угостим, – отозвался корм.

– Думаешь, стоит? – Я побаивался этой магической или химической жидкости.

– Да ты смотри, тут и лошади, и лук со стрелами, и одежда, готов на сотню палок поспорить, найдется.

Так-то Чустам был прав. И прибарахлиться можно, и не последнее у селян тащим – эти еще наживут.

– Когда начнем?

– Вот утихомирятся немного…

– Мне кажется, лучше сейчас, пока они все вместе сидят, – предложил Клоп.

Мужики действительно расположились кругом, потеснившись для самого важного. Наверняка купца. Почему я решил, что он самый важный? Не знаю. С виду крепкий парень, постарше меня годков на восемь-десять, да и одет неброско, но… чувствовалось что-то в отношении обозников к нему. Двое из обозников то ли в круг не вошли, то ли не по чину, но ужинать сели отдельно.

– Давай сейчас, – согласился Чустам.

– Что, прям так кидать будем?

– Орочьей каши переел, что ли? Разлить надо по ветру, да и все. Кинешь – они разбежаться успеют.

– А вдруг не подействует? – усомнился я.

– Тогда давайте половину выльем, а половину оставим. Не подействует – кинем.

– Треть. Мы еще на случай орков или еще кого оставить хотели.

– Давай треть.

Ветерок хоть и небольшой, но был, зайдя с наветренной стороны, мы плеснули в несколько мест снотворного. Меня одолели сомнения – жидкость впитывалась в почву. Отойдя назад, мы учли свою ошибку и раздели Клопа – у него рубаха была самая рваная. Вымочив рубаху, Чустам, заткнув рукавом нос, подкрался практически на расстояние метров пяти к заканчивающим ужин мужикам и повесил тряпку на ветку.

– Что-то не очень действует, – сказал я. Мы уже десять минут с отдаленного расстояния наблюдали за обозом.

– Согласен, – вздохнул корм. – Может, на Клопе проверим?

– Сам нюхни, – огрызнулся Клоп. – Надо было, пока они едят, подкрасться к телегам, да и все.

– Лошади на виду. – Чустам, похоже, настроился на плотную наживу.

Один из мужиков встал и потянулся.

– Ладно, вы как хотите, а я спать.

– Вроде действует, – прошептал Клоп.

Мужики и вправду в течение десяти минут рассосались кто куда. Кто в фургоны, кто, вытащив какую-то дерюгу, под них. У костра остался лишь один, да и тот прилег, подложив под голову седло. Мы выждали четверть часа.

– Думаете, уснули? – спросил Клоп.

Вопрос отнюдь не был риторическим и будоражил наши умы не меньше Клоповьего.

– Сходи проверь, – предложил Чустам.

– Не-э, боязно. Давайте еще подождем.

Большой соблазн вызывала лошадь гонца. Она прямо терлась около кромки леса, правда, хозяин ее все-таки расседлал и спутал. Даже узду снял. Но все эти причиндалы были рядом – на оглобле одного из фургонов. Еще через четверть часа распределились так: я подъезжаю к краю поляны и жду. Клоп пока держится подальше, а Чустам подходит и уводит лошадь. Если что-то пойдет не так, то Клоп сразу бежит в лес, а я дожидаюсь корма, и мы вдвоем на Звезданутом уходим от погони. В случае же успеха, то есть воздействия гадости из кувшина, Клоп и Чустам по очереди, чтобы вне зоны действия снотворного все время находились двое из нас, начинают стаскивать мне вещи, а я уже приторачивать их к лошадям. Ну а если совсем все гладко, то апофеозом должно было стать конокрадство еще троих копытных. Мы оставили их напоследок, потому что как раз в их сторону было повернуто лицо охранника у костра и мы не знали точно, спит ли он.

Перед вылазкой Чустам нацепил меч и, сняв рубаху, соорудил «противогаз», ну то есть повязал ее на лицо. Осторожно, пригнувшись и укрываясь от возможного взгляда охранника, корм вышел на поляну и остановился. Никто не отреагировал. Он, по-кошачьи плавно ступая, дошел до фургона со сбруей. Взяв седло и узду, направился к лошади. Когда закидывал седло, на сбруе что-то металлически звякнуло. Мы все замерли. Сердце даже у меня бешено стучало, представляю, как страшно было главному действующему лицу этой сцены. Опять никакой реакции со стороны обозников. Корм осторожно надел узду и снял путы с фыркнувшей лошади. Когда он подвел ее ко мне, у меня в душе все прямо пело: «А-а-а, получилось!» Корм сразу пошел обратно, а подскочивший Клоп стал затягивать подпругу. Во второй заход корм притащил какую-то палку, длиной метра полтора, какую-то непонятную коробку, обтянутую кожей, и сумку. Вопреки плану стал сам все навьючивать на приобретенную кобылу, кивнув Клопу. Поскольку тому не из чего было делать «намордник», я снял рубаху и отдал ему. Он, повязав, помахал рукой у носа, мол, ну и запах. Я, подергав ткань штанов, предложил ему их. По глазам Клопа было понятно, что он улыбается. Напряжение выливалось в тупые шутки. Из третьего рейса Клоп притащил еще одно седло. Я спрыгнул, а он стал седлать Звезданутого. Не успел он затянуть подпругу, как корм уже припер еще две седельные сумки на круп кобыле, ну и кроме того вожжи. Как я понял, парни тащили все подряд. Ан нет, Клоп направился к сумке с продуктами, которую взял практически в метре от головы лежащего у костра охранника. Я от греха подальше залез в седло. Уже на обратном пути под ногой у Клопа хрустнуло.

Ну вот как, скажите, в самопошивных «мокасинах», подошва которых это три, а то и всего два слоя кожи, можно не почувствовать ветку? Клоп замер.

– Орик! Ты чего как конь туда-сюда бродишь? Сядь и сиди! Спать мешаешь.

– Да я и не хожу, вы сами… Э! Ты кто?! Грабят!

Чустам через секунду был в седле. Клоп замер в самом центре поляны секунды на полторы, затем, спохватившись, побежал, но сумку при этом не бросил!

– Стой! – Наперерез ему из-под телеги выпрыгнул обозник.

Клоп, словно в американском футболе сжимая под мышкой сумку, постарался обогнуть опасность, но был остановлен дискриминирующим противника ударом в челюсть. Мы с Чустамом не знали, что делать. Пока раздумывали, Клоп успел отхватить еще два удара сапогом. Дальше у меня случился короткий провал в памяти. Когда пришел в себя, я скакал во весь опор к Клопу, поскольку расстояние до него уже составляло метры, то я буквально через два прыжка лошади вынужден был натянуть поводья, на другой маневр ума не хватило. Звезданутый встал в «свечку» прямо над Клопом. Пинавший его мужик щучкой отпрыгнул в сторону. Я это улавливал лишь боковым зрением, поскольку был сосредоточен на том, чтобы удержаться на лошади и при этом не натягивать повод – боялся, что жеребец перевернется на спину. Я не знаю, могут ли они так, но инстинкты страшная штука.

Обозники, бежавшие к Клопу, ошеломленно встали. Память запечатлела их главного в выпущенной поверх штанов рубашке с рюшечками, растерянно глядящего на меня, рядом с ним стоял мужик с черной вязью печати на виске. Я обхватил шею животного руками, бросив поводья. Когда тело Звезданутого пошло вниз, причем, слава богу, вперед, я догадался начать выравниваться. Только копыта коснулись земли, я вновь пришпорил жеребца, искренне надеясь, что этого времени хватило Клопу для того, чтобы убежать или хотя бы попытаться сделать это. Кто-то схватил меня за ногу, вернее, почти за причинное место. Через доли секунды жеребец рванул вперед. А я от испуга наклонился от схватившего меня в противоположную сторону, едва не выпрыгнув из седла. В следующее мгновение между мной и обозниками галопом пролетела еще одна лошадь, ее всадник размахивал мечом.

Схватившим меня был Клоп. Все происходило настолько быстро, что я не успевал ничего понять и гнал жеребца в лес следом за Чустамом. Клоп что-то орал, но я не мог разобрать. От страха дикий стук сердца отдавался в ушах. Ветки хлестали по лицу, царапая в кровь щеки. Чего хочет Клоп, я понял лишь метров через сто, с трудом остановив Звезданутого. Клоп выдернул мою ногу из стремени, вставил свою и запрыгнул на круп, я тут же вновь пришпорил жеребца, на ходу пытаясь поймать кожаную петлю стремени.

– А ты чего сумку-то не бросил?

Мы уже минут пять хохотали над ночными похождениями.

– Так растерялся, – простодушно ответил Клоп. – А чего? Они спать должны были, а тут чуть не в ухо… мм…

Клоп поморщился от боли. Досталось ему знатно – у обозника крепкий кулак был. Глаз заплыл, отливая даже не синим, а красноватым. Губы разбиты сапогом. Хотя, может, наоборот, глаз сапогом, а губы кулаком.

– Да я не об этом. – Чустам ехал рядом с нами. – Когда Хромого по мужской части инвалидом хотел сделать, чего не бросил?

– Так рука в лямке запуталась. И ничего я ему там не хватал. Я думал, там лука есть.

У меня уже слезы текли из глаз от смеха. Это со стороны не смешно, а когда ты пережил все это…

– Этот тоже хорош, – Чустам перекинулся на меня, – Звезданутого в свечу, а сам руками машет, не знает, за что схватиться.

– Да он сам, я просто испугался.

– А чего вообще хотел сделать?

– Их напугать, там, может, и Клоп бы убежал.

– А у воина клинок не видел?

– Нет.

– Я думал, он успеет по тебе садануть.

Только затихли, как Клоп продолжил:

– Я ему ору – стой! А он пригнулся на ту сторону лошади и не слышит.

– Так у тебя рубаха на голове была.

– Я сильно орал!

Клоп кроме того, что огреб от обозников, еще и ногой обо что-то ударился, пока я его почти волоком тащил на Звезданутом. Теперь у нас было двое хромых.

Слава богам, что кончилось все хорошо. За исключением подорванного здоровья Клопа и того, что я во время вольтижировки потерял наши седельные сумки, но там, кроме меча, ничего ценного не было. Еще рубаху Клопа и зелье тоже там оставили. На тему невезучей ночи для Клопа мы с Чустамом уже успели поиздеваться, так как меч в утерянных сумках был тоже его…

Размен вещами с обозниками прошел в нашу пользу. За наши убытки мы получили лук со стрелами – это как раз та палка, которую притащил корм, а непонятная коробка оказалась колчаном, седло для меня, лошадь для Чустама, седельные сумки, в которых было все, что может пригодиться путнику, от иголки с ниткой и мыла до магического огнива и соли. Кружка, ложка, нож, фляжка с настойкой… Хозяйственный прежний владелец был. Кроме того, получили большое одеяло – это то, что я принял за сумку, и, самое приятное, мешок с едой. Но снова не повезло Клопу. Если мы в полной мере насладились хлебушком, салом и колбаской, то ему приходилось для того, чтобы откусить, вытягивать разбитые губы, словно лошади.

– Да-а, подвело нас зелье… – когда мы отсмеялись, резюмировал Чустам.

– Не скажи, зато как смело работали, – попытался я найти хоть что-то хорошее. – Так бы струхнули, наверное.

– Ну да. Только вот могли и оставить там кого.

Мы замолчали, обдумывая слова корма. Так-то оставить жизнь за тряпки или кусок сала… Опять же, кто заставляет?

На лошадях, изредка переходя на рысь, мы около полудня были на полпути домой. И это с учетом того, что мы поплутали по лесу, пару раз выезжая на дорогу, чтобы запутать следы, и заехали за вершами. Езда на лошади с седлом и без отличалась как… мм… даже сравнить не знаю с чем, но кардинально. В этот раз отбивать мягкое место приходилось Клопу. Ну не его сегодня день. Впрочем, он не жаловался, только постанывал.

На том же месте, где и в прошлый раз, я вновь ощутил чужой взгляд. Оглядел окрестности. Вроде никого.

– Что, тоже неуютно? – спросил корм.

– Ага. Словно смотрит кто.

– Странное место. Я еще в ту дорогу все осмотрел. Тут даже спрятаться-то толком негде.

– Согласен.

Вокруг был довольно редкий «березовый» лес. Спрятаться, если захотеть, можно было, но вести поиски, полагаясь только на непонятные ощущения… Да и неизвестно что найдешь. Клоп, видимо, тоже хотел поучаствовать в беседе, но Чустам махнул на него рукой:

– Молчи. Опять губы разбередишь.

На всякий случай минут через пятнадцать остановились около кустов и затихли. Убедившись, что за нами никто не едет и не идет, направились дальше, перейдя на рысь.

– Тава… – все-таки решил нас оповестить Клоп.

– Что? – переспросил корм.

Клоп облизнул губы:

– Трава за нами не примята.

Мы развернулись и подъехали к кустам. И вправду, за нами не было следов. А лошади это вам не люди – вес-то у них хороший, да и толклись мы тут достаточно долго… Чустам, спешившись, прошелся назад. Потом вернулся к нам. Стебельки стали выпрямляться через минуту!

– Нехорошее место. Едем отсюда. – Корм ловко запрыгнул в седло.

Заметили нас издалека. Ларк чуть ли не кубарем скатился с холма и побежал навстречу.

– Ого! Вы еще одну лошадь увели? А рубаха где? А с лицом что?

Похоже, у Ларка от переживаний прорезалась почемучкина болезнь. Вечер провели словно в семье. Мы рассказали, как съездили. Толикам осудил нас за безрассудство:

– А что, не догадались камешек в кого кинуть перед тем, как лезть?

Потом в восемь глаз умилялись, как Ларк первый раз в жизни пробовал колбасу. В мешке была крупа, но ее Толикам убрал на будущее. Под конец выпили почти всю настойку из фляги. Почти, потому что наш голубопечатный хозяйственник не дал выпить полностью, оставив на случай дезинфекции загноившихся ран – шамана здесь не было. Ларк со второго глотка закосел. Опять же посмеялись. Осмотрели новую лошадь. Не арабский скакун, но и не старая кляча. Назвали Серебряная Рабыня. Серебряная – потому что шкура серая, ну а Рабыня – потому что освободили из-под злого ига корыстолюбивых купцов.

«Один из лучших вечеров в этом мире», – посетила меня мысль, когда засыпал. Кстати, Клопу хоть в чем-то повезло. Поскольку рубахи у него не было, ему досталось одеяло.

Глава 14

Мы решили сделать передышку и повременить с рейдами. Если честно, то где-то очень глубоко меня глодала мысль о неправильности воровства. И тут дело не в моральных принципах и воспитании. Слово «выжить» глушило мораль, не полностью, но глушило. Ну а рабство меня давно перевоспитало, и отнюдь не в лучшую сторону. Терзало другое. Во-первых, с аналитической точки зрения уверен, что много мы наворовать не сможем – мы же не местные чиновники, которых допустили к казне. А вот рано или поздно попасть в переплет – попадем, только уже с другими последствиями, и ладно, если просто убьют, а если обратно в неволю… А во-вторых, воровали-то ведь мы не у самых богатых людей, а как следствие, могли и довести кого-нибудь до рабства. Вообще, испытав тяготы, по-другому смотришь на некоторые вещи. Нет, правда. Может, конечно, это когда-нибудь сгладится и порастет быльем, но сейчас…

– Я свободе-э-эн… – Напевая, я направился к омуту – искупаться.

– Хромой, – окликнул Чустам, отдыхающий в теньке.

– А?

– Правда, откуда ты? Я много разных языков слышал, а вот тот, на котором ты поешь, – никогда.

– Из Замухрынска, – привычно ответил я.

– Не хочешь – не говори. А как тебя до рабства звали?

– Алексей.

– Ну да… ты же говорил. А как в рабство попал?

– Да я потерялся лет в двенадцать в лесу и вышел к работорговцам. По-местному говорить не умел, они меня и прибрали в рабский торб. Потом годик поскитался у людей, и к оркам продали. А что?

– Да так. Просто вместе уже сколько, а друг о друге мало знаем.

– Ну это ты с нами недолго, мы-то уже более-менее.

– Клоп, а тебя как звали?

– Колопот. – Смахнув предплечьем пот, Клоп продолжил чистить рыбу.

– А в рабы как?

– Сам продался.

– Это как?

Я, хоть и знал историю Клопа, задержался – посмотреть на реакцию Чустама, так как попадание Колопота в рабство было довольно глупое, собственно, как и мое в этот мир. И там и там воздействовали на слабости. Только в моем случае низменные – желание спариться, а в его – нормальные человеческие.

– Ну к нам в деревню, – начал Колопот, – пришли пятеро в латах и сказали, что набор в армию ведут, бумаги показали. С ними уже трое парней были. Отступные семье дают хорошие, и потом пока на обучении – пять башок в месяц плюс оденут. Ну а после обучения по пятнадцать башок платить будут. А у нас семья бедная. Я, как подходящий по возрасту, и согласился. Я да еще два парня из нашей деревни. Ходили мы с ними три дня, еще народ собирали. Десять человек набралось. А потом усыпили нас, а проснулись мы уже с печатями и связанные. На следующий день приехали орки и забрали нас. Сначала в один клан, потом в другой продали… Через год вот с вами оказался.

– Рекрутеры в броне не ходят.

– Да знаю я уже, – мрачно ответил Клоп.

– Понятно. Много родителям дали?

– Десять башок.

– А продали за сколько?

– Не знаю.

Я уже собрался идти по своим делам, как вдруг корм поднял голову:

– А покажи печать?

– Что, печатей не видел?

– Видел. – Чустам встал и сам подошел к неудачливому вояке. Взял его за голову и повернул правым виском к солнцу. – А ты чего ж, даже вывести не пробовал?

– Нет, а зачем?

– Ну да, от орков не сорвешься.

Дело в том, что хоть и понятно, что печать не свести, но больше половины рабов, гораздо больше, не верят и пробуют это сделать. Я пробовал. Трижды. Первый раз ткнул горящей веткой в край татуировки, чтобы сапожник, у которого я тогда был, не заметил. Через неделю волдырь спал, а тату снова проступила. Потом еще дважды – сомневался в первом разе. Ну а когда попал к оркам, это потеряло актуальность – так просто не сбежишь, свел ты печать или нет, уже не важно. Чустам, судя по ожогу, ткнул как минимум утюгом. Ну или с десяток раз пытался вывести. Толикам понятно, что не пытался – он заранее знал, что она невыводима, тем более что у него их две. На печать Ларка я как-то не обращал внимания.

Чустам, посмотрев, отошел от Клопа.

– Ну что? – спросил новоявленный для всех, кроме меня, Колопот.

– Нет, ничего. Я так.

– А что смотрел?

– Ну а вдруг ненастоящая. Давай прижжем?

Клоп посмотрел на Чустама, а вернее, на его ожог, потом, видимо, образумился или изначально не предполагал такого развития событий.

– Не-э, себя изуродовал, хочешь всех такими сделать?

– Да ладно, я только предложил.

Чустам вернулся к дереву.

Представление развернулось через час. Я как раз искупался, выстирал шмотки и развесил их на местной березе. Хотя чем больше расцветало лето, тем меньше это дерево напоминало березу. Вообще я как-то в лесу видел хоть и не пальму, но тем не менее, на мой взгляд, дерево совсем не средней полосы. Такой вроде нормальный серый ствол, из которого торчат лопухи. Может, магия…

Чустам вылез из нашей берлоги и направился к Клопу. Из-за его спины предательски шел дымок, но никто, кроме меня, этого не видел. Я присел, готовясь к развлечению. Клоп зашивал дыру в своем «мокасине», полностью сосредоточившись на этом действе. Чустам, идя как бы мимо, зашел сзади и, с завидной сноровкой зажав голову Клопа в захвате на удушающий, ткнул головешкой ему в висок, прижав ее секунды на две.

То, что кричал Колопот, пытаясь, прихрамывая, догнать корма, воспроизводить не буду. Непереводимая игра слов, из которых понятными были два – «Чустам» и «догоню». А кто такой Чустам и что с ним будет, когда Клоп его догонит, было высказано с такой экспрессией… Верю, сказал бы Станиславский.

– Ладно, ладно. Не прав. – Чустам стоял в отдалении. – Ну теперь-то ведь ничего не изменишь. Дай посмотрю?

– Конечно, посмотри, – злобно зыркнул Клоп.

– Да ладно тебе. Не бузи. Я ж чуть-чуть.

– Ну так пойдем, смотри.

Чустам медленно стал приближаться к сидящему все за тем же делом Клопу. Воистину деревенские парни – настоящие мужики. Причем не важно, в каком мире они родились. Я после легкого ожога, помню, скакал по своей каморке словно кенгуру. Ох, зря Чустам так близко…

– А ведь она у тебя, похоже…

Клоп, рывком преодолев расстояние, схватил Чустама за ногу. Тот, дернувшись назад, не удержался и упал. Клоп по-тараканьи пополз к голове корма. Чустам, упираясь руками и ногами в землю, елозил на спине, пытаясь вырваться. Я, Толикам и Ларк внимательно наблюдали, не ввязываясь. Еще бы фисташек!

– Стой, тебе говорю! – заорал корм на всю округу, одновременно ударив Клопа ладонью. – Она не настоящая!

Корм не шутил, судя по крику – так не сыграть. На поляне повисла пауза. Мы с Толикамом чуть не одновременно встали и пошли к Клопу. Тот не знал, что делать, но рук с шеи корма, до которой уже успел дотянуться, не убирал.

– Слышь, Клоп, – первым высказался Толикам. – А ведь, похоже, Чустам прав.

– Ты маг?! Или печать уже исчезла?!

– Нет. Но когда жгут печать, рисунок на коже остается – магии все равно. А у тебя рисунок не на волдыре, он под ним.

– Согласен с Толикамом, – поддержал я.

Восемь лет рабства и ожоги, которые наблюдаешь на висках то у одного, то у другого, делали спецом в данном вопросе любого.

– Конечно, надо подождать, пока сойдет, – продолжил я, – но я такого не видел.

– А ты как догадался? – спросил Толикам корма.

– Да отпусти ты! – Чустам оторвал от себя руки слегка ошалевшего Клопа и встал. – Сколько стоит обычный раб? Четыре-пять империалов, если, конечно, не калека. – Чустам покосился на меня. – Я не тебя имел в виду.

– Да я понял.

– За Клопа, может, шесть заплатят – здоровый, крепкий парень. Орки больше двух не дают. Поэтому к ним и свозят все отребье или кого нигде не продать. Вы себя-то вспомните. Допустим, на рынок его не могли выставить, поэтому к оркам. Но сколько возьмет маг, пусть даже алтырь, за незаконную печать? Да империал точно, это если без документов и медальона. Выгода сомнительная. Ткнули ему амулетом каким фальшивую и продали за тот же империал куда-нибудь в дальний клан. Да?! – обратился корм к Клопу.

Тот только пожал плечами. Похоже, он был в прострации.

– А я вот что подумал… – осмысливая произошедшее, высказался я. – Все знают, что шаманы печать не ставят. А откуда у Ларка печать? Он ведь у орков родился.

Взгляды обратились к будущей жертве. Сейчас бы даже Чустам на его месте не смог бы остановить проснувшийся энтузиазм рабов. Ларк не сопротивлялся, он обреченно ждал, глядя на нас расширившимися глазами. Может, конечно, он хотел проверить… но я сильно сомневаюсь. Экзекуция ничего особенного не выявила – волдырь был обычным, то есть печать осталась. Несколько поудивлялись тому, откуда у него настоящая, но факт есть факт.

Окончательный вердикт решили вынести, когда спадет волдырь у Клопа. Хватило нас до следующего утра. Снятие кожи с ожога подтвердило отсутствие печати на мясе, пардон, тканях испытуемого.

– Слышь, Клоп, – разглядывая висок, спросил Чустам, – я ведь только половину печати прижег. Давай сразу вторую выжжем?

– Давай, – выдавил раб, вернее, свободный человек, но уж очень потухшим голосом.

– Ты чего ж, не рад? Вернешься домой. Родителей увидишь, братьев. У тебя братья или сестры?

– Пять братьев и три сестры.

Чустам присвистнул:

– Батя у тебя молодец, вообще вы, деревенские, насчет детей молодцы.

– А ты откуда, Чустам? – спросил я.

Ну просто интересно стало – у нас все деревенские, кроме Ларка, он по рождению степной. Сам я тоже родился в деревне, это уже позже родители переехали в мелкий провинциальный городок.

– Из Жиконского локотства.

– А именно? – поддержал мое любопытство Толикам.

– Из самого Жикона.

– Грандзон? – подковырнул Толикам.

– Ага, императорский, – ответил Чустам, – только вот печать сведу.

Местная иерархия не особо замысловатая, но тем не менее путаная штука. Вообще ее можно описать всего двумя словами – грандзон и балзон. Грандзоны – это придворные, принятые локотом или императором на эту должность, номинально считались выше балзонов, особенно если назначены императором. А балзоны – это землевладельцы. У тех и у других дети по-особому называются, система наследственности, выдачи земли во временное пользование и остальные заморочки, в которые я особо не вникал, но различия поверхностно на ус намотал. Для моего сословия все они назывались одним словом – если по-русски, то господа. Кто из них важнее по факту, никто толком из рабов не знал, но, собственно, как я понял, ничего нового – по наличию денежных средств и связей была и важность.

Весь день мы радовались за Клопа. Логика, разумеется, выла – теряем сильного крепкого бойца, – но радость тоже присутствовала. Настоящая, неподдельная. Радость, что хоть одному из нас можно не бегать по лесам, озираясь по сторонам и шарахаясь от каждого куста. К вечеру мы конкретно достали Клопа вопросами о его планах.

– Женишься, наверное, по весне? – Толикам очищал котел песком после похлебки.

Собственно, радости желудка, как бы их ни растягивали, сегодня закончились. Был сварен вместе с последней крупой последний кусочек сала. Если честно, он уже припахивал.

– Не надо, – Чустам имел свое мнение, – лучше погуляй еще по чужим.

– У нас в деревне нельзя. – Клоп, кажется, начал потихоньку приходить в себя. – Потом мужики скопом бить будут. Вот только если в соседнюю…

– А тебе куда идти-то?

– В Ививиатское.

– Не сильно далеко.

Клоп не ответил.

Остаток вечера Толикам и корм обсуждали, кто из них что бы сделал, будучи свободен. Клоп был погружен в себя, а мы с Ларком просто молчали. Ну а чего нам говорить, если ни тот ни другой пороха, в смысле жизни в этом мире, не нюхали. Я чувствовал себя не в своей тарелке, чего со мной давненько не было.

Утро преподнесло очередной сюрприз.

– Я останусь с вами, – заявил за камышово-корневым завтраком, так как в верши ничего не пришло, Клоп.

– Придурок, – прокомментировал корм.

– Согласен, – поддержал я.

И лишь мудрый Толикам спросил:

– Почему?

Клоп ответил не сразу, выдержав театральную паузу, благодаря которой его внимательно слушали уже все.

– Я вот как покажусь родителям, братьям… ушел в воины, вернулся рабом? Ну и вернусь. И что? Всю жизнь горбатиться на старосту и налоги? Да я раньше-то на месте не сидел. И обозы охранял, и в бучах всех…

Клоп некоторое время помолчал, никто не торопился ерничать. Видимо ощутив нашу молчаливую поддержку, он продолжил:

– Ну и вернусь я. Управляющий балзона узнает – выплату семье назначит. Мы ведь, получается, сами ушли, без бумаг – те, что увели, сказали, что империя потом пришлет. Да и что я там…

– Дурак, – осадил его Чустам. – Там ты вольный человек, назначат штраф – выплатишь. Бумаги выправишь. И можешь действительно в армию идти. А с нами чего достигнешь? Виселицы? А вернее всего – меча в брюхо. Долго ли мы такой славной командой продержимся? Корни-то с рыбой не надоели?

– Тебе, городскому, не понять. Думаешь, в деревне мясо едят?! Да когда голодный год или балзон налог повысит – на реке даже тычинки не найдешь, все вырвут и в муку перемелют, – повысил голос Клоп. – Да и не в этом дело. Вы ради меня вон жизни чуть не отдали, а я сейчас, когда нужен, уйду? Понимаю ведь, что вам не выжить так. Сейчас вот шрам сойдет, и могу сходить чешую продать или там просто у проезжего что узнать…

– Мы так и так сдохнем, – прервал его Чустам. – Только не знаем когда. А у тебя может все получиться по-другому.

– Я не девка, чтоб уламывать. Не такой тупой, как ты считаешь. Понимаю, что ради меня говоришь. Все я понимаю. Сказал, не уйду. – Клоп встал и пошел к реке.

– Клоп! – окликнул я.

Он обернулся. Я, подумав, махнул рукой:

– Все равно придурок.

Когда Клоп ушел, я продолжил:

– А я согласен с Клопом. Пусть остается. Оформим себя ему в рабство.

– Это как? – заинтересовался Толикам.

– Да откуда я знаю?! Тебе виднее. Выкупит нас, скажем, из загона или еще как.

– Это же сколько денег надо? Да и у него самого документов нет.

– Сколько стоит лошадь?

– Империала три-четыре. Твоего и за пять, а в городе и за шесть можно попытаться.

Я пожал плечами. Остальное объяснять не требовалось. Понятно, что лошадей не хватит и нужны деньги – на взятки, на выкуп, нужны связи, но… просвет-то есть, пусть слабый, но есть.

– Дело говоришь, Хромой, – задумчиво покивал Чустам. – Не особо надежно, но попытаться можно. А там и вольную нам даст.

– Я вот одного не пойму, если алтыри так просто могут печати ставить, так уже почти вся империя в рабстве должна быть?

– Ты не забывай, – ответил мне Толикам, – что кроме печатей надо еще и документы на тебя, а в них такая же печать и имя алтыря, поставившего ее. А без документов тебя только в загон башок за двадцать возьмут.

– Ну и что? Что, сложно документы сделать?

– А документы выдаются только алтырем при загонах, где он дополнительно свою печать ставит. А там незаконно бумагу рабскую сложно получить, их имперские маги проверяют.

– Мне же без загона поставили.

– Бывает, конечно, но за незаконное рабство имперские могут и сжечь показательно, если вскроется.

– А что нужно, чтобы доказать, что незаконно?

– Да они сами проверят. Пошлют в балзонство, где ты родился, запрос, печать твою сверят со своим списком тех, кому разрешено их ставить. Разберутся, в общем.

– Не верь, Хромой, – вклинился Чустам. – Ничего они там разбираться не будут. Возникнут сомнения – пошлют тебя руду в имперские каменоломни добывать, и все, очень им надо своих подставлять ради раба.

Искра надежды потухла, не успев разгореться.

– А вот с рабством у Клопа это хорошая идея, – продолжил корм. – Надо его в деревню отправить, где он родился, там и документы восстановят.

Чустам после завтрака пошел на первую охоту, а мы с Ларком – резать прутья на новые верши, раз уж рыба наше основное блюдо, надо увеличивать отлов. Толикам остался присматривать за лошадьми – утром еле нашли Серебрушку – ускакала версты на три.

Ужинали ежами. Серьезно. Чустам притащил птицу, похожую на голубя, и двух живых ежей. Понятно, что огреб свою порцию шуток на тему охоты с луком за колючими, но гордо выдержал. Вкусная штука – еж, скажу я вам.

Лежа вечером в берлоге, обмусолили план по превращению Клопа в вольного гражданина. Толком не сошлись ни на чем, кроме необходимости денежных средств. Как продать чешую, тоже не решили. Мне импонировал план по выходу Клопа в саму деревню – так как на дороге реально есть риск, что кинут. Чустам предлагал продавать проезжим по две-три штуки. Толикам робко предложил дойти до города – там цена раза в два превысит ту, за которую сможем продать здесь. Но отпускать Клопа без документов в город было безумием. Вообще такое возможно – не столь уж строгий здесь паспортно-визовый режим, но несуразный вид Клопа, вернее, его одежды мог вызвать у стражи подозрения. Договорились, что, когда спадет короста с ожога Клопа, будем действовать по плану Чустама, то есть продавать чешую на дороге, а лучше выменивать на одежду, ну а там уже видно будет.

Глава 15

Пока заживала рана, вернее, раны Клопа, мы практически бездельничали. Интересно, но нудно. Чустам ударился в охоту. Клоп и Толикам открыли школу по воспитанию воинов – пытались научить меня и Ларка держать меч в руках. Я послушно выполнял прихоти недовоинов, хотя в их способностях на данной стезе сомневался. В конце концов все попаданцы становятся или магами, или ниндзями, чем я хуже?

Как оказалось, хуже я – выносливостью. Через двадцать минут интенсивных тренировок пот с меня прямо-таки водопадом лил. Собственно, Ларк тоже был в мыле, но скромнее, хотя махал дубиной в руке, заменяющей меч, гораздо активней, чем я. Сказывалась моя хромота – я ведь меньше двигался.

– Там пацан! – прибежал из леса Чустам.

Мы недоуменно уставились на него.

– Пацан, говорю вам, за нами подглядывает! Я там косулю подстрелил. Иду, несу. Смотрю, а он из-за куста за вами подглядывает. Я, значит, к нему, а он заметил и как сиганет.

– И что, не догнал? – нахмурился я.

– Да словно магия какая-то! Вот прям по пятам бежал, а тут раз – и потерял его.

Мы с Толикамом высказались нецензурно, он на имперском, а я по-русски.

– Пошли искать, – предложил Толикам.

– Да где ж его сейчас найдешь?

– Тогда вещи собирать. Вряд ли он один тут шастает. А даже если один, то до той деревни полтора дня пути. За мостом, может, ближе есть. Самое большое, через три дня здесь будут.

Мы выбрали вариант поисков. Хотя корм предлагал сразу съехать, так как даже если поймаем парня, его хватятся и начнут искать. Меня очень интересовало, что мы сделаем с ребенком, когда поймаем. В смысле если поймаем. То есть что сможем сделать.

Чустама и Клопа посадили на лошадей и послали наперерез, а мы трое пошли по следам. Толикам позиционировал себя следопытом, если дословно, то «можно попытаться найти следы».

Следы действительно были. Толикам показал целую кучу! Пока мы не дошли до заколдованного участка с распрямляющейся травой. Все. Аллес капут. Тем не менее продолжили поиски методом прочесывания. Наверное, мы бы прошли мимо, если бы не успевшая въесться в мозг привычка искать укромные места.

Можете верить, можете не верить, но мировоззрение очень зависит от потребностей. То есть если ты ежедневно просто гуляешь по местности, то рассматриваешь окружающий мир в определенной плоскости, скажем эстетической составляющей, но если ты по той же местности будешь идти и думать о том, где бы заныкаться на время от вездесущего ока кормов или орков, то смотришь на некоторые вещи совсем по-другому. Причем чем дольше ты вынашиваешь определенную мысль, тем больше вырабатывается способность находить то, что тебе нужно в настоящий момент.

На слишком уж приметное для нашего взгляда скопление кустов мы с Толикамом обратили внимание одновременно. Всего по пояс, но такое обширное скопление…

– Хромой, – прошептал Толикам, стоя ровно по центру подозрительных зарослей.

Мы с Ларком поспешили к нему. Вход в землянку, то есть яму, был заросшим. Заросло все, включая земляные ступеньки, покрытые неестественно свежей травой. Наше вооружение составляла лишь дубина Толикама. Дверь открыл я, приглашая «вооруженного» приятеля внутрь. Он, гневно глянув, не стал спорить и вошел первым. У меня же в это время крутились мысли о слишком уж мастерски замаскированном месте. Да и трава эта поднимающаяся…

– Входи! – раздался голос Толикама.

Яма была шикарна, разумеется, для землянки. Я бы хотел жить в такой. Стол, чурбан вместо стула, полки с разной кухонной утварью и печь. Настоящая грамотно сложенная печь. В голове закрутились мысли о переезде. Хозяев не было, но о том, что они вообще существовали, говорил полный порядок в яме. Толикам поднял горшочек с медом, взглянув на меня.

– Сам вижу, что кто-то живет, – ответил я на его немой вопрос. – Наверное, тот пацан. Ты давай иди с Ларком дальше, а я останусь, подожду хозяина.

– А если кто посерьезней будет?

– Да ну. – Я приподнял пару сапог, стоявших у стены, размер был явно детский.

Толикам кивнул и вышел. Мед, зараза голубопечатная, забрал с собой.

Как только я остался один, сразу появилось ощущение взгляда. Довольно нехорошее ощущение. Попахивало мистикой. Причем меня, как и любого нормального человека, пугало все необъяснимое. Конечно, поджилки не тряслись и паники не было, но неприятно. У одной земляной стены ямы были расперты между потолком и полом три жердины с сучками, на которых висели вещи. Грамотно сделано. Вещи не касаются почвы и соответственно не напитываются влагой. Я подошел, потрогал плащ или что-то на него похожее. Пальцы прикоснулись к кому-то под плащом… Я отпрянул. Однозначно кто-то живой. Не могу объяснить как, но прикосновение, пусть даже через ткань, к живому существу определяется на подсознательном уровне. Может, не знаю, алгоритм определения, какой-то в голове забит. Отойдя на пару метров, я присел на корточки и заглянул под плащ. Нога ребенка, обутая в мягкий кожаный сапог-чулок, стояла на сучке.

– Выходи.

Ноль эмоций.

– Выходи, я твою ногу вижу!

Плащ колыхнулся, и вниз опустилась сначала одна нога, затем вторая. Немного погодя из-под плаща вышел и сам обладатель ног – щупленький, белобрысый, со слегка растрепанными волосами парень. Одежда простая – деревенская серая рубаха и такие же штаны. С виду зим десять, ну или лет, тут говорили как кому удобно.

– Ты кто?

Парень, опустив голову, молчал.

– Ну хоть как зовут-то?

Не очень разговорчивый малец. Я вышел из ямы и свистнул, парни не должны были далеко уйти. В ответ услышал свист Толикама. Минут через пять показался и он сам вместе с Ларком.

– Что будоражишь?

– Нашел. Он в яме спрятался.

– Там вроде негде.

– В вещах.

Толикам повернулся в сторону, откуда они пришли, и залихватски, причем довольно художественно свистнул.

– Пойдем смотреть. Ты, Ларк, наших подожди.

Когда мы спустились, мальчонка стоял на том же месте. Попытки Толикама переговорить с пацаном закончились ровно с тем же результатом, что и мои. Аналогично и Чустам с Клопом, когда появились, не получили сколько-либо значащего ответа.

– Ты, парень, не бойся, – Чустам присел перед мальчуганом на корточки, – мы тебе ничего плохого не сделаем.

Корм приподнял за подбородок голову парня. Тот от прикосновения вздрогнул.

– Может, он глухой? – предположил Толикам.

– А может, выпороть его розгами? – спросил Клоп. – Не, не глухой. Ишь как зыркнул. И по-имперски понимает.

– Может, немой?

– Да пороть начнем и узнаем.

– Чего ты затеял, – заступился я, – пороть, пороть. Не видишь, он и так нас боится.

– Ну а ты что предлагаешь? – спросил корм. – Говорить не хочет, так тоже оставить ни то ни се.

– Что, не видишь, он тоже прячется. Сосед, так сказать. – Я, пока мы переговаривались, прошелся по яме. В мешочках, подвешенных к потолку, было небольшое количество круп и в одном полуредька-полусвекла. На полке соль и какие-то травы в баночках. – Давайте-ка пока его к себе заберем и хоть рыбой накормим. Тут он, я смотрю, не особо избалован. Там и разберемся.

– Давай, – согласился корм. – Пошли.

Чустам взял паренька за руку и потянул.

– Не надо, – пропищал тот.

– О, уже и говорить может. Как зовут-то?

Парень вновь насупился. Я, подойдя к ним, присел на корточки:

– Ты пойми нас. Мы тут прячемся, ты, похоже, тоже. Прячешься ведь?

Парень кивнул.

– Ну вот. Ты за нами наблюдал и все о нас знаешь. А мы о тебе ничего. Нам тоже страшно. Вдруг ты побежишь и вызовешь стражу?

– Не вызову. Мне нельзя в деревню.

– Почему?

Парень замкнулся вновь. Больше мы от него ничего добиться не могли.

– Ладно, пусть остается, – махнул рукой я. – Ты, парень, когда старшие придут, попроси к нам подойти. Мы ничего им не сделаем. Просто поговорим. Хорошо?

Мальчонка кивнул.

– Ты чего, Хромой? Какие старшие? – заинтересовался Клоп.

– Видишь, не отрицает, значит, есть. Да и не сам же он выживает здесь. Мед вон, крупы…

– Так, а если старшие кого из деревни приведут?

– Твои предложения?

– Пусть с нами идет. Придут отец там или кто, и поговорим.

– Ну тогда пошли. Мы тут как в западне.

Только вышли, мальчонка ловко вывернулся из руки Чустама и растворился в кустах. Мы скопом рванули за ним, ну в смысле парни рванули, а я заковылял, но тот нырнул между ветвями, несколько раз мелькнула его спина, и он почти растворился бы, если бы не Ларк.

Ларк вообще довольно медлителен. Причем от природы. Все его движения, если обратить внимание, немножко заторможены, но тут он оказался, как говорится, в нужное время. Мальчонка резко повернул направо, уходя от Чустама, а Ларк просто прыгнул на него, схватив за руку.

– Ух, пострел. – Толикам тяжело дышал. – Давай его с двух сторон держать.

Так, за две руки, и довели паренька до нашей берлоги. Дабы больше не носиться за ним по лесу, спустили вниз и, оставив с ним Толикама и Ларка, принялись за повседневные дела, а именно за разделку косули, которую подстрелил Чустам.

– Несколько раз стрелял? – спросил я корма, вырезая наконечник.

– Да. С первой стрелой она смылась. Потом я промазал, вторую стрелу так и потерял в лесу. Пришлось за добычей бежать. На поляне я еще одну успел выпустить. Ну а потом уже просто шел по следам – далеко смогла убежать.

– Со шкурой что делать будем?

– А что мы с ней сделаем? Выбросим.

– Выделывают же?

– Не-э, – ответил вместо Чустама Клоп, – там соли много надо, да еще кучу всего… Не сможем.

Мясо жарили наверху. Внутри подземелья после топки было невыносимо душно спать, да и дым плохо уходил. То, что влезло в котелок, засолили, подло использовав соль мальчонки, а ночью решили закоптить. Именно ночное копчение было выбрано из-за необходимости использования в технологии дыма. Проще говоря, мы боялись рассекретить наше место. К тому же родные парнишки могли появиться и ночью, поэтому кто-то должен был стоять на страже.

Клоп и Чустам из соображений безопасности ели наверху. Я, сложив шикарные куски мяса на лист лопуха, спустился к нашим.

– Налетай, голытьба!

Наши, понятно, беззастенчиво схватили по куску. А гостя пришлось уговаривать.

– Ты бери, бери. Сытому все лучше, – протянул ему кусок Толикам.

Мальчонка взял и даже кивнул в знак благодарности. Пусть и застенчиво, но принялся есть. Видно было, что он не избалован деликатесами.

– На кашах жил? – спросил я скорее в целях налаживания хоть какого-то контакта, чем из интереса.

Паренек неопределенно пожал плечами.

– Ты это… мы у тебя там соль взяли, ну и мед. Мы при первой возможности вернем.

– Вы бандиты? – вдруг спросил парень.

Я не ожидал такого вопроса.

– Н-у-у, нет. Просто нам нельзя в деревню.

Паренек, искоса глянув, продолжил есть мясо. У меня же завертелись мысли: «Вот и какое нам доверие? Он ведь наверняка не первый раз за нами наблюдал, может, что и слышал. С другой стороны, что ему ответить?»

– Бери еще, – предложил Толикам.

Паренек помотал головой.

– Бери, бери. Все равно то, что не съедим, выбросить придется, надо побольше съесть, пока свежее.

Мальчонка робко протянул руку. Больше, сколько бы я ни заходил с разных сторон, выдавить из него хоть слово не получилось. Партизан…

Когда стало темнеть, а в подземелье это особо ощущается, возникла проблема вывода пленного по нужде.

– Слушай, тебе в кусты надо, вижу. Сейчас пойдем, только надо тебе к ноге веревку привязать. – Я снял с воткнутой между камнями щепки вожжи. – Больно уж ты шустро бегаешь.

Мальчонка кивнул. В местный туалет его сопровождали Чустам и Клоп.

– Ты прямо как лигранд, – прокомментировал Чустам на обратном пути.

Паренек даже не улыбнулся.

– Я, наверное, с вами останусь, помогу, – предложил я Чустаму у спуска.

– Оставайся. Толикам! Ствол сдвинь!

– Ага!

Импровизированная лестница медленно пошла вниз. Подземелье, освещаемое лучиной, сверху выглядело мистически.

– Вы там много не колдуйте.

– Не понял? – переспросил Толикам.

– Да вы сверху выглядите как маги во время каких-нибудь ритуалов, и место подходящее.

– А-а-а. Много магов видел?

– Вы первые.

– Понятно.

Развесив мясо на прутьях сверху дымохода, мы отошли под дерево и сели, привалившись к стволу.

– Хорошо, – прошептал я.

– Ага, – тоже шепотом ответил Клоп. – Вот через месяц комары пойдут…

– Умеешь же ты настроение испортить.

– Тихо! – шикнул Чустам, все-таки мы в дозоре.

Еще пару раз за ночь мы вывешивали новые партии мяса и клали в тот же рассол новые. Понятно, что они не успевали толком просолиться, но у нас не было выбора. К утру я отключился. Снилась невероятной красоты девушка, возжелавшая меня прямо в лесу, пока мои товарищи по несчастью гонялись за косулей. Вообще переживать второй раз возраст, когда тебя возбуждает все что движется, не самое приятное, скажу я вам. Само по себе, конечно, приятно, но ввиду отсутствия женского контингента… Проснулся от запаха. Открыв глаза, увидел довольную физиономию Клопа, водившего у моего носа куском мяса.

– Изверг же ты, такой сон испортил.

– Курточку видел?

– Не ее, но тоже ничего такую.

Утренний туалет мальца происходил все по той же схеме. Было решено выставить пост у землянки парня. Отвечать на вопросы тот не собирался, поэтому предложение о порке приобретало актуальность. Останавливало лишь нежелание конфликта с соседями. Хотя это тоже вопрос. Ну, предположим, что мы нашли общий язык с его родителями, или кто там придет. Как мы проверим, не приведут ли они стражу? Я, да и, как понимаю, Чустам, склонялся к мысли о дезактивации соседей. Полной. Да, нехорошо, да, мерзко. Но гарантированно! Разве что будут искать тех, кого мы… Да и само по себе убийство, притом что это подземелье рано или поздно придется покинуть…

Родители, вернее, родитель появился у нас к обеду.

– Здоровья вам, добрые люди. – Он возник на склоне холма словно из воздуха. Нет, никакой мистики, просто мы, похоже, расслабились и не ожидали. Ларк чуть котелок с жареным мясом не уронил.

Довольно крепкий невысокий мужик, хотя, наверное, ближе к старику, особенно этому впечатлению способствовала борода лопатой и массивный посох в его руках. Простые холщовые штаны и рубаха, подвязанная поясом. Типичный селянин.

– И вам здоровья. Присядете с нами – отварчика выпить? – Я, если честно, растерялся.

– Да некогда мне. Не видали ли вы мальца тут?

И что ответить? Мол, видали, мы его в плену держим, на вожжах в туалет выводим. Чувствую, испробую я этого посоха. Тут как нельзя вовремя вернулся проверявший верши Клоп, который встал напротив нас и молча переводил взгляд с меня на мужика и обратно. Я, чувствуя поддержку, несколько осмелел.

– У нас он. Ларк, скажи Толикаму, что за парнем пришли.

Мужичок проследил взглядом за Ларком.

– Алексей, – протянул я руку.

– Мирант. – Его рукопожатие было крепким.

– Вы присаживайтесь, пока вашего сына приведут, – указал я на камень.

– Ну чего ж не присесть. – Сев, он положил посох на колено.

Клоп подошел к нам поближе.

Я помолчал, раздумывая, с чего бы начать разговор.

– Мы тут немного посвоевольничали…

Мужик невозмутимо смотрел на меня, лишь глаза немного сузились. Казалось, прожжет сейчас взглядом. Я кашлянул, прочищая горло.

– Так вот. Парня вашего в гости, значит, пригласили…

Тут из подземелья выскочил малец и прямиком рванул к мужику. Подбежав, он обхватил его за шею. Мужик шикнул на него и усадил себе на колено. Что-то спросил. Хоть я и находился от них в трех шагах, а разобрать не смог ни слова. Парень помотал головой.

– Ну все, – поглядел на меня мужик, – погостили, и хватит.

– Нам бы поговорить с вами.

– Так говори.

К нам подошел Толикам и поздоровался кивком. Мужик не отреагировал.

– Тут, видите ли, так получилось…

– Ты, парень, не кружи, я не девица на выданье, вдруг да пойму, ну а не пойму так не пойму.

Может, мне и показалось, но в глазах мужика промелькнул смех, что еще больше обескуражило.

– Да мы как бы соседи, ну и испугались вот…

– Неужто мой внук такой страшный?

– Беглые мы. – Я наконец решился.

Ну а что? То, что рабы, он и так видит. Что я действительно хожу вокруг да около? Да – да, нет – тогда и думать будем.

– Ну и испугались, что внук ваш в деревню побежит. Вот и взяли его к себе на ночь. Пока вы не придете.

– Что ты все вы да вы? Меня что, много? Ну а если б я не пришел?

Я пожал плечами:

– Все равно бы пришли… пришел.

– Так сейчас-то чего хочешь?

– Мы подумали и решили, что он тоже прячется, поэтому как бы выдавать нас тебе не с руки. Вот и хотим узнать ответ на наш вопрос.

– Так ты же не задал вопрос.

Старик стебался. Голову даю на отсечение. И ведь не боится, что нас много. А может, он не один? Я осмотрел округу.

– Вы расскажете о нас? Я имею в виду, в деревне?

– Опять вы. А ты поверишь мне? Ну, если по-твоему, то нам?

– Не знаю, тогда и думать буду.

– Так думай.

Разговор зашел в тупик.

– Хорошо, идите.

Может, я был излишне резок, но и его манера разговора мне не нравилась.

– А что ж делать будешь?

– Думать. Ты же дал совет?

– Резок, значит. – Дед огладил бороду. – Ну ладно, пойдем.

Он взял пацана за руку и встал, но, сделав пару шагов, остановился.

– Мальчонку моего не трогайте. Не стоит. – Было его в интонации что-то угрожающее.

– Дед, а это бандиты? – когда они отошли чуть дальше, спросил парень.

– Нет, внучек, судьбой битые просто, вот и оширшевели. Может, и станут когда…

Вот сто процентов, специально громко ответил. Мы так и стояли, пока они не скрылись за склоном холма.

– А где Чустам? – спросил Толикам.

– Да, мне тоже интересно. Клоп, ты бы взял Звезданутого да вдоль реки сгонял? Чтобы с этими не пересекаться.

Два раза повторять не требовалось. Клоп даже седло брать не стал.

– И что? – Чустама Клоп успел предупредить, и теперь тот расспрашивал нас. – Деда испугались?

– Да не в том дело… – начал было я.

– Серьезный он, – перебил меня Толикам. – Не селянин. Не знаю. Правильно все Хромой сделал.

– Старика испугались? – повторил корм.

– Да при чем тут испугались. А что с ними делать? Убивать ребенка? У меня, например, рука не поднялась бы.

– Ага, – ухмыльнулся Клоп, – если бы, конечно, он нам руки-то не поотрывал.

Чустам проигнорировал слова Клопа, зато зацепился за Толикама.

– Ты что думаешь, у меня поднялась бы? – прищурился Чустам.

Толикам промолчал, видимо подразумевая, что и Чустам бы не смог. Наверное, Толикаму надо было ответить, чтобы успокоить корма.

– Считаешь, если я тогда орчонка… То есть вы такие хорошие, – Чустам встал, – а я детоубийца?

– Остынь, – заступился я за Толикама. – Ничего он такого не имел в виду.

– Да?! – Чустам сделал шаг к Толикаму.

Я сидел рядом, поэтому преградил корму дорогу:

– Чустам, не заводись.

Тот хотел отодвинуть меня, но я перехватил руку. Тут же левая корма схватила меня за ворот. Некоторое время Чустам с отвращением или омерзением смотрел мне в глаза… и, оттолкнув, отпустил. Отошел, сел на прежнее место. Но теперь уже успокоиться не мог я. И это было не нервное. Меня захлестывала ненависть. Ладонь сжимала рукоять кинжала все сильнее.

– В смысле ты самый здоровый? Или право какое возымел?

Чустам поднял на меня взгляд.

– Ты… – Договорить корм не успел.

Поймать меня смог Клоп. В себя я пришел только минут через пять, хотя точно не знаю… не помню.

– Ноги держите. А-а-а! Тварь, пинает же!

– Вы что делаете?!

Они меня втроем пеленали, то есть связывали.

– Ниче, ниче, – шептал Клоп, навалившись на меня всем телом. – Потом спасибо скажешь.

Спасибо я говорить не стал, а вот интересного мои пленители о себе узнали много. Но все меня игнорировали, что бесило еще больше. В какой-то момент я понял бессмысленность происходящего и уснул.

Глава 16

– А зачем вы его связали? – разбудил меня мальчишечий голос.

Лежал я, судя по «мягкости», на земле, то есть не в подземелье – там пол каменный.

– Да так, в разбойников играли, – ответил Толикам. – А ты что здесь делаешь?

– Дед сказал, что я могу, когда захочу, приходить к вам.

– Понятно. Зовут-то как?

– Огарик.

– Как?

– Огорлон, но дед завет Огарик.

– Огарик, пни этого дядю за меня, – попросил я, не открывая глаз, так как даже сквозь веки слепило солнце.

– Отошел? Сейчас развяжу.

Вскоре я разминал покалывающие онемевшие кисти. Малец смотрел на меня с любопытством.

– Дед не с тобой живет, что ли?

– Нет. Ему нельзя. Ему в деревне надо быть.

– А ты чего ж?

– А мне нельзя там.

– Почему?

Парень пожал плечами. Толикам отдал мне кинжал. Огарик со свойственной детям непосредственностью проводил загоревшимся взглядом оружие. Я протянул ему ножны:

– Не насовсем. Поиграть.

– Ага. – Мальчонка схватил ножны.

Вынув клинок, полюбовался. Затем начал прыгать по поляне с криками: «Ха, ха!» – поражать невидимых врагов. Мы с Толикамом переглянулись.

– Значит, вроде как остаемся, – прошептал он.

– Наверное, – так же тихо ответил я.

– Дядь Хромой, а вы на войне ногу изломали?

– Нет. Упал неудачно. А ты откуда знаешь, как меня зовут?

– Я слышал, когда вы меня искали. Ну, недавно. Вы из рейда шли. А что такое рейд?

Толикам, ухмыльнувшись, развел руками и приподнял бровь – вопрос-то, мол, тебе задан, ты и отвечай.

– Это когда мы за едой ходим, – выкрутился я и тут же постарался сменить тему, обратившись к Толикаму: – А где остальные?

– Дядь Клоп и дядь Ларк на реке верши смотрят, а дядь Чустам траву собирает, – проинформировал меня Огарик.

– Тебе бы в разведку.

– В разведку уже неинтересно играть. А вы мне дадите Звезданутого покормить?

– Звезданутого? Так он вроде сам ест?

– А я ему сочнее травы нарву.

– Да корми, не жалко.

– А можно сейчас?

– Конечно. Дяде Клопу привет от дяди Хромого передай. Скажи, что он палку потолще и покрепче ищет для чего-то.

– Ага. – Малец вернул кинжал и упорхнул.

– Вот тебе и неразговорчивый, – задумчиво сказал Толикам. – Есть будешь?

– Буду. Мелкого надо было накормить.

– Клоп и Ларк еще не завтракали, с ними поест.

– Вы что, снова решили?.. – Чустам мрачно кивнул на парня, уплетающего за обе щеки мясо.

– Нет, в гости пришел, – ответил Толикам. – Говорит, дед разрешил.

– Это хорошо. Что, отошел? – переключился корм на меня.

– Ну да. – Я исподлобья взглянул на него.

По-хорошему стоило бы извиниться. Только вот вина Чустама тоже была, да и годы в рабстве отучили от привычки извиняться. Нет, извиняться-то я извинялся, в основном перед друзьями, только не принято было это часто делать – могли за слабость принять. Корм, похоже, придерживался того же мнения. Поэтому мы сделали вид, что все по-прежнему. Хотя у меня, да и у него наверняка осадочек-то остался. Чустам бросил в котелок, висевший над огнем, собранную траву.

– Вкусно? – спросил он паренька.

– Угу. – Тот быстро прожевал, торопясь ответить. – Я мясо редко ем, только когда дед приходит.

– А часто приходит? – спросил я.

Огарик пожал плечами:

– Когда раз в руку, когда раз в луну, а бывает, придет и целую руку живет!

Последняя часть фразы была произнесена с таким восторгом, что сразу становилось понятно – ему очень нравилось это время.

– И давно ты так живешь?

– Лето и зиму. Летом хорошо, зимой скучно. Хотя летом тоже бывает скучно.

– А родители твои где? – спросил Клоп.

Огарик промолчал, впившись зубами в мясо. Интересная реакция, когда не хочет что-то рассказывать – просто игнорирует вопрос.

– А что ж в первый раз с нами не разговаривал? – решил проверить я свою теорию.

– Дед не велит с чужими болтать.

– А теперь мы не чужие? – усмехнулся Толикам.

– Теперь дед разрешил с вами.

– А чего штаны мокрые? – спросил Чустам.

– Он нам верши помогал смотреть, – ответил вместо паренька Клоп.

– Снял бы, – пожал плечами корм.

– Дядь Клоп, а почему ты без рубахи? – Паренек успевал и есть, и разговор поддерживать.

– Лето же, жарко.

– У вас нету?

– Нету.

– Я могу дедову дать. Он оставил как-то.

– Не откажусь, на время.

Мальчонка вскочил.

– Да ты сиди пока, ешь. Потом принесешь.

– Браслет у тебя, Огарик, интересный, – заметил Чустам.

На предплечье парня, примерно посередине был привязан кожаными ремешками кругляш из металла очень уж характерного желтого оттенка. Пока Огарик ел, рукав рубахи сполз на локоть и оголил украшение. Паренек тут же одернул рукав.

– Повернись, Клоп, – попросил корм.

Колопот понял и повернул голову, показав висок.

– Что-то у тебя не торопится заживать.

– Ты бы еще топором прорубил, – огрызнулся Клоп.

– А у меня мазь есть – завтра уже все заживет, – проинформировал нас Огарик.

Похоже, парень тут так извелся от скуки, что готов был нам все отдать. Хотя, может, сам по себе человек растет щедрый.

– А вот за этим, как поешь, съездим, – кивнул Чустам.

– На Звезданутом?

– Если хочешь, на нем.

– А можно я сам?

– Можно и сам.

Надо ли говорить, что мальчишка оказался вдруг уже сыт.

– Хромой, мы возьмем коня?

– Конечно, чего спрашиваешь.

– Ну вдруг опять ножичком меня…

Я только было набрал воздуха для ответа, как корм поднял обе ладони:

– Ладно-ладно. Я пошутил. Это у тебя после орочьего зелья, наверное, ну или врожденное…

Я промолчал, стерпел подкол.

– А вы орков видели? – Огарик стоял уже на пути к лошадям.

– Даже жили у них. – Чустам пошел в его сторону.

– А они правда зеленые?

– Скорее зеленоватые…

Дальше я прислушиваться не стал. Как только всадники отъехали, наступила тишина. Только листва деревьев в такт легким волнам ветра шепталась меж собой, набрасывая на нас величие природы. Оказывается, так прекрасно, когда никто ничего не говорит. Нет, Огарик не напрягал своим щебетом, наоборот, своим присутствием он за час умудрился… сделать нас немного лучше, что ли. Клоп вон ножом что-то выстрагивал, судя по форме – птичка какая-то.

– Свисток не вздумай вырезать, – проследив за моим взглядом, предупредил Клопа Толикам.

– Почему? – недоуменно спросил Клоп, так как он именно его и вырезал.

Толикам вздохнул:

– Потому что громко.

– А я бы хотел так жить – один, – произнес Ларк.

– Так в чем заковырка? – ухмыльнулся Клоп. – Айда. Вон лес, вот ты.

– Не сумею я ни рыбу поймать, ни косулю убить.

– А мы-то чем тебе плохи? – спросил я.

Ларк неопределенно качнул головой:

– Вы хорошие. Без вас никак. Но не знаю… просто хотел бы быть один.

– Хорошие, – усмехнулся Клоп.

Чустам с Огариком вернулись часа через три. Уж точно не шагом ехали. Мазь оказалась, судя по реакции Клопа, очень жгучей.

– Хорошая мазь, – понюхав глиняную посудинку, напоминающую бильярдный шар, оповестил Толикам, – дорогая.

– А-а, дед еще сделает, – вертя игрушку, сделанную Клопом, не задумываясь ответил Огарик.

– Он что, алтырь? – осторожно спросил Толикам.

Паренек кивнул. Мы переглянулись.

– Я-то гадаю, как он нашел нас, не заходя в твою яму. Наверное, амулет поисковый на тебе?

– Нет. Он меня так чувствует, мы же кровь от крови.

– И нас не боялся поэтому, и трава не приминается… – пробубнил Толикам и вдруг поменялся в лице. – Так ты тоже?

Огарик промолчал, делая вид, что увлечен игрушкой.

– Ладно, чего вы до парня докопались, – заступился я за ребенка. – Огарик, пойдешь с Ларком лошадей купать?

– Да!

– Дети, – слушая, как Огарик и Ларк спорили, кто какую лошадь будет купать, покачал головой Клоп.

– Сто палок мне трижды, он же маг! – едва они отошли подальше, взорвался Толикам.

– Не маг, чего уж ты, – спокойно ответил Чустам, – алтырь.

– Я про парня.

– Магов еще в детстве на Гнутую гору забирают.

– Вот именно. Как думаешь, почему же он тогда в лесу прячется?

Корм пару секунд смотрел на Толикама:

– Хочешь сказать… дед отдавать не захотел?

Толикам даже отвечать не стал, и так все становилось на свои места.

– Представляете, сколько за него маги денег отвалят? – задумчиво произнес Чустам.

– Даже не думай, – резко бросил Клоп. – Если он настоящий маг, то и ложь чувствовать может, и тебя в пепел.

– Ну не в пепел, – поправил Толикам, – но кровь вскипятит, хотя… Хорошо, что мы тогда пороть его не стали.

Клоп хохотнул, но смешок вышел немного нервным, он явно с пиететом относился к магам.

Я внимательно слушал их, но, похоже, никто толком не знал, на что способен парень.

– Я и не думаю, – продолжил корм тему денег. – На Гнутой нас самих на эликсиры пустят. Я о том, от чего дед, получается, отказывается.

– А он сможет наши печати снять? – перебил я их.

Все уставились на меня.

Деда мы ждали пять дней. Даже про продажу чешуи забыли. Но появился он внезапно и со стороны реки.

– Здоровья тебе, Алексей.

Я чуть не подпрыгнул, услышав его голос сзади, и выронил рыбину, которой вспарывал брюхо.

– И тебе, Мирант, не болеть, – обернулся я.

– Мой постреленок у вас?

– Да. Они с Ларком за яйцами пошли. Огарик сказал, знает, где гнезда уток.

– Понятно.

– Отвару? Или пообедать не побрезгуешь?

– Странный у тебя говор. Коли угостите, не откажусь.

– Сейчас скажу нашим. – Я встал и поковылял к входу в подземелье.

Там Чустам, Клоп и Толикам долбили дверь. Дня два назад удалось сделать дырку, в которую рассмотрели коридор, и мы все эти дни расширяли отверстие. Уже почти можно было просунуть голову. Сегодня надеялись зайти, в смысле пролезть.

– Мужики! Там от завтрака глухарь оставался, и котелок верните.

– Котелок за камнем у печи. А с обедом подождешь, сейчас закончим, – ответил Клоп.

– Гость у нас.

Вскоре раздалось сопение поднимающегося наверх человека и показалась голова Чустама.

– Что, пришел?

Я кивнул. Парни по очереди вылезли. Все в мелких щепках и по пояс голые – во-первых, вымыться проще, чем стирать, во-вторых, если махать топором, быстро становится жарко. В особенности если топор тупой и точить его часто нет смысла – пять минут по этой двери, и снова тупой. Мирант с прищуром рассматривал троицу. Те смущенно поздоровались. Дед кивнул каждому. Клоп развернул сверток из местных лопухов, в котором была половина зажаренного утром глухаря. Чустам таки смог подкрасться к ним.

– Чем бог послал, как говорится, – пригласил я Миранта.

– Поклоняешься?

– Нет, просто верю, – осознав оплошность, ответил я.

Дед одобрительно качнул головой. Первое время проблем религиозного характера у меня не было, но когда я освоил чужой язык настолько, что стал думать на нем, то пару раз попадал в нелепые ситуации. Религия здесь многоконфессиональная. Была когда-то. До империи. Империя же (все-таки император мудрый мужик, не удивлюсь, если из наших) установила одну, запретив остальные. И единственной разрешенной религией считалась вера в круг великих магов, живших на огромном острове, который нельзя найти, потому как маги отводят все корабли в стороны, а особо ретивых – топят. Так вот, любое упоминание бога подразумевало отличное от имперского вероисповедание, так как эти боги звались великими магами, а не богами. Но на мысли рабов всем, а в особенности оркам, было плевать. Зеленые вообще поклоняются духам. Поэтому я нет-нет да и позволял себе родные высказывания в вольном переводе на местный язык. Но знал, что в империи за это можно и головы лишиться или сгореть. Методы казни, на удивление, в этом мире мало чем отличались от наших средневековых.

– В какого же бога? – спросил дед.

– Посвящен в детстве Христосу, – ответил я.

«Посвящение» заменяло на местном языке «крещение», но… «посвящен в детстве» считалось низшим уровнем веры, так как посвящали еще неразумного. Там сложная система градаций. Я одно время пытался вникнуть, но, поскольку религий много, а я не теолог, забил на это дело. Хотя знал, допустим, что локотство Клопа раньше поклонялось духам земли, которые регулярно это локотство трясли, и, несмотря на запрет, Колопот, как, собственно, и половина жителей локотства, продолжал верить в этих духов.

– Не слышал о таком. А сам-то веришь?

– Когда плохо, верю, когда хорошо, не вспоминаю, – почти честно ответил я.

Почти – потому как после появления в этом мире я вообще готов поверить во что угодно. Меня до сих пор иногда гложут сомнения насчет всего происходящего, бывало, откроешь глаза, и кажется, что все это сон, пока крик корма не развеет сомнения. В смысле не нашего корма… Ну то есть когда я был в рабстве… Короче, плевать.

Мирант улыбнулся:

– А что, мой постреленок каждый день у вас?

– Ну мы его два дня отвозили обратно в яму, – ответил Толикам, – он к утру снова у нас. Поэтому последние три ночи, чтобы ноги не топтал, у нас ночует.

Выражение лица деда вроде не изменилось, однако было понятно, что он не в восторге. Мирант склонился над полутушкой птицы и отломил ногу. Местный обычай – трапезу начинает самый уважаемый гость, ну а поскольку он у нас один…

– Мирант, – начал я, когда с глухарем было покончено и остались только доли Ларка и Огарика.

– Зови Миром, так проще будет.

– Мир, у нас к тебе просьба, ну или вопрос… Мы тут узнали, что ты алтырь…

Дед не отреагировал, но я продолжил:

– Не мог бы ты снять наши печати?

Мы вчетвером уставились на него. Видя такое внимание, дед насмехаться над нами, как в прошлый раз, не стал. Он встал, взял нож, которым я чистил рыбу, и, подойдя к ближайшему дереву, с усилием провел лезвием по нему.

– Видите, рана?

Клоп кивнул.

– Вот сделать ее просто, а убрать… Понимаю, вам это очень важно, но не могу, не сумею. Печати можно свести только амулетом истинных магов. Обычно при загонах такие. А я… не смогу, и ни один алтырь не сможет. Ваши печати – это изменение самой сути, словно родимое пятно, но глубже. Сейчас надо восстановить первоначальное состояние тканей, это сложно.

– А твой внук? – спросил Чустам.

Дед присел:

– Догадались, гляжу. Он не вошел в силу полностью, но даже если войдет, то надо уметь, а его некому учить.

На поляне вновь повисло молчание.

– От орков сбегли? – спросил Мирант.

– Да, – ответил я. – Как узнал?

– Одежа у вас… такую даже дурак из соседней деревни не наденет. Да и одинаковая. Так что… либо с рудников, либо от орков. Рудников у нас близко нет. А вы чего там долбите? – спросил дед.

– Дверь там, а за ней коридор, – ответил Толикам.

– Можно глянуть?

– Пошли. – Толикам встал.

Мы потянулись за ними.

– Это, – остановился вдруг дед, – вот ты, здоровый, – ткнул он пальцем в Клопа, – там в лодке продукты, а она подтекает – сбегай, прихвати мешок-то…

Мирант, даже не проверив, пойдет ли Клоп, направился вслед за Чустамом.

– Забавно… – Мирант заглядывал в прорубленное окошечко. – Мне дед рассказывал, что раньше наше локотство лесным магам поклонялось. Могет и их храмом быть.

Лесные маги, как я понял из рассказов рабов, это местная легенда о живших в гармонии с природой колдунах. Эти ребята жили вечно, ну или очень долго, и могли в лесу практически все. Проведя аналогию с нашим миром, я решил, что это друиды, тем более что на местном их называли драгами – очень созвучно. Многое из того, что я здесь встречал, ассоциировалось с нашим миром. Взять тех же орков. Конечно, у нас их нет и, если верить археологам, не было, но сказки-то есть!

– Не долбитесь пока. Сейчас зельице сварим и ослабим дерево.

Дед, как только мы вылезли, надавал нам заданий. Чустама поставил вырубать из бревна корыто, наказав:

– Красоту не делай – на один раз, главное, чтобы туда воды вошло столько же, что и в ваш котелок. Ты, калечный, – ткнул он в меня пальцем, – наберешь мне сон-травы побольше.

– Как хоть она выглядит?

Дед, не говоря ни слова, направился с холма вниз, я поковылял за ним. Внизу, походив, он сорвал темно-зеленый резной лист.

– Вот таких полсотни наберешь. Считать-то умеешь?

Я кивнул. Последний вопрос отнюдь не был ерничеством. Здесь действительно многие были неграмотными. Да что далеко ходить – я на местном ни читать, ни писать толком не умею. Нет, буквы и цифры я знал, озадачился этим в свое время, просто скорочтение и чистописание в связи с отсутствием практики было на уровне первого класса церковно-приходской школы.

Когда я сорвал последний листок не особо часто встречающегося растения, солнце уже завалило за третью четверть дня. Обойдя склон, так как подниматься на холм уже не было сил, я застал забавную картину. Дед, скинув рубаху, колдовал над котелком, висящим в уличном очаге, а остальные, включая Огарика и Ларка, расселись на земле полукругом метрах в пяти от него. Ни дать ни взять темный маг и его адепты. Я присоединился к шабашу, присев рядом с Огариком. Клоп подтолкнул мне полено с выемкой и прошептал:

– Дед сказал, когда придешь, измельчи траву.

– А чего шепотом? – также тихо спросил я.

Он кивнул в сторону Миранта:

– На котелок смотри.

Я, пересев так, чтобы было видно посудину, секунд тридцать разглядывал ее. Ничего особенного не происходило. Вдруг дед обеими руками сделал какой-то пасс над котелком. В нем что-то словно вспыхнуло, отразившись на внутренних стенках очага ярко-голубым всполохом. У меня, повидавшего неоновый свет, киношные спецэффекты и компьютерную графику, рот открылся сам собой. Этот всполох не был похож ни на что. Мягкий неоднородный свет словно вырисовал в воздухе аморфные фигуры. Да и сам цвет был необычным. Представляю, каково местным смотреть на такое чудо.

Дед повернул ко мне голову и указал пальцем на произведение искусства Чустама, в смысле полено с выемкой. Я, сложив туда листья сон-травы, стараясь не шуметь, стал измельчать их топором. Минут через пятнадцать на дне была зеленая кашица.

– Все снимайте и в бревно лейте, – хрипло произнес дед, отойдя от печки.

Чустам взял рогатину, заменявшую нам ухват, поддел ручку котелка и перенес его к полену. Внутри была какая-то бурая жидкость.

– Клоп, выливай. – Корм подставил котелок к бревну.

Пока Колопот думал, какой бы стороной рубахи взяться за закопченную стенку, Огарик, подойдя, взялся голыми руками за край и медленно наклонил котелок, вылив всю жидкость в выемку. Мне показалось, даже горелым мясом запахло. Я, вскочив, схватил парня за руки и стал разглядывать ладони.

– Да я не обжегся. – Огарик, стесняясь, потянул от меня свои руки.

Я удивленно осмотрел их – действительно, грязные от копоти, но ожогов не видно. На всякий случай стер с одной ладони копоть.

– Предупреждать надо, – отпустил я мальчонку.

Дед хитро щурился на меня, улыбаясь:

– Тебе уж своих надо.

– Ага, сразу с узором на виске и пушистым хвостом.

– Ек, – крякнул дед, – а хвост-то откель?

– Так в округе, кроме белок, никого.

– А-а-а. – Лицо деда расплылось в улыбке еще шире. – Огарик!

Тот подошел и поводил руками над бревном с зельем. Никаких спецэффектов при этом не наблюдалось.

– Ну, осьмушку подождите, – начал нас инструктировать дед, – потом дверь смажете, руками не трогайте, а еще через осьмушку вырубите. А мы, наверное, пойдем, дела у нас. – Дед хмуро посмотрел на Огарика, тот опустил взгляд. – Здоровый, где мешок?

Клоп, словно только этого и ждал, рванул к березке, под которой мы складировали то, что за день вытаскивали из пещеры. Правило такое было заведено после того, как мы полдня искали топор, положенный кем-то из нас, так и не сознавшимся, на печь. Дед, открыв мешок, стал доставать оттуда вещи.

– Тут рубахи да штаны мои старые, мож, кому подойдут. Ты, здоровый, можешь ту, что на тебе, оставить.

– Спасибо.

Кстати, рубаха была неплоха, даже с вышивкой на одном плече. У меня такой за все проведенные в этом мире годы не было.

– Крупы и кротока. – Дед стал доставать свертки. – Мешки потом вернете! Тут соль, а вот здесь жир, – вынул он горшок. – Пара хлебов… И это… коли моего харчуете, то и в яме можете брать продукты. Токмо чтоб он не голодал!

– Спасибо тебе, Мир. – Чустам встал и поклонился, Клоп и Толикам последовали его примеру.

Я, не зная данного обычая, собезьянничал. А кто его знает? Вдруг оскорбишь? Тут есть заморочки в поведении, за которые и по лицу схлопотать можно даже от селянина. Например, тут сморкнуться при ком-то на землю не отвернувшись, вот почти как у нас плюнуть в лицо. Вообще, все, что делалось лицом к лицу, имело непосредственное отношение к стоящему перед тобой.

– Ну спасибо, уважили, – расцвел дед. – Коль так, лошадь доверите? А я лодку взамен. – Мирант по своей привычке сощурил глаза.

Я в местных обычаях не очень, поэтому промолчал, Чустам явно замялся.

– Вернешь завтра? – спросил Толикам.

– Утром у вас будет.

– Бери, раз так.

– Спасибо. Можете моей лодкой попользоваться. Там бредень лежит, так возьмите пока себе. Только просушивайте!

– Ты чего это, Толикам? – спросил Клоп, когда дед и внук отъехали на Серебрушке.

– А что? Сначала кланяемся чуть ли не как отцу, а потом лошадь зажали?

– Да ладно вам, вернет, – уверенно заступился за Толикама корм. – Нормальный мужик, даже вон с нами за стол сел.

Рабство наложило на обычаи этого мира свой отпечаток, уж не знаю, как было у нас во времена рабовладельческого строя, только здесь есть за одним столом с рабом, мягко говоря, не комильфо. Кто-то рассказывал, что в одном из локотств раньше за это могли вольного человека и в рабы определить – мол, раз тебе так хочется…

Дверь мы намазали варевом, как и сказал дед. Но то ли дед опять чувство юмора проявил, то ли просто не подумал, только посудину вырубленную из бревна мы спускали вниз около часа. Мало того что само полено имело вес, так ведь и содержимое, наверное, опасное, раз дед наказал руками не трогать. В общем, спустили на вожжах, привязав за два конца. Ларк умудрился все-таки залезть в варево большим пальцем. Не знаю, что за химию там дед наготовил, только вот кожа словно после кислоты покраснела, а через полчаса волдырями пошла. Ладно, хоть чудо-мазь соседи забыли забрать. Рубить сегодня не стали. Чустам предложил поневодить и покататься на лодке, раз уж есть возможность. Можете считать нас детьми, но прикольно… Если, конечно, не на веслах, хотя в этом тоже свой кайф есть – как бы управляешь плавсредством. Мы, кроме Толикама и Ларка, даже поныряли из лодки на середине реки.

Утром разнесли дверь за несколько десятков ударов тупого топора – прямо эликсир взломщика. Бревно, в котором мы заваривали зелье, кстати, рассыпалось в труху после того, как его пнул Ларк. Серебрушка, как и обещал дед, была с утра внутри «подковы». Напрягло лишь то, что она была оседлана и не стреножена – могла и вообще уйти. Мы обычно для уверенности их со Звезданутым связывали за уздечки вожжами. Ну а утром распутывали привязи между деревьями. Зато гарантия – далеко не сбегут, запутаются о первый ствол. Но я отвлекся… дверь!

Перед нами открылся коридорчик, который мы уже видели сквозь прорубленный зазор. Длина коридора метров десять. В конце был земляной обвал. По бокам две двери, по одной с каждой стороны. И все бы ничего, но двери не уступали по твердости внешней.

– Что, рубить будем? – спросил Толикам, нанесший пару ударов по двери и теперь на ощупь пытаясь определить результат. – Или Мира подождем?

– Думаешь, он станет тратить на нас время? – Чустам взял из его рук топор, и я готов был дать голову на отсечение – лезвие уменьшилось в размерах.

– А вдруг поможет? – встрял Ларк.

Чустам пару раз нанес по двери удары, потрогал небольшие оставшиеся вмятины и поправил вконец разболтавшееся топорище.

Дед с Огариком появились через два дня, проведенных нами в чистке, солении и сушке рыбы. Мы уже собирались ехать на продажу чешуи, не дождавшись их, только тайна закрытых дверей и останавливала. Мирант внимательно выслушал нашу просьбу о вскрытии двух дверей, вернее, о новом эликсире.

– Вы чего это, взаправду думаете, что мне не любопытно, что там? – обескуражил нас дед. – Езжайте к яме, там кувшин с готовым зельем стоит.

Надо ли говорить, что Чустам слетал на Звезданутом за два с копейками часа.

Мазать двери спустились все. Хотя зачем, спрашивается? Все равно потом выжидать пару часов пришлось. Клоп все это время точил о камень топор – результат был не идеален, то есть с зазубринами, но сносен – рубить можно.

Первую дверь вынесли за час. Расчистив от щепок получившийся проем, осторожно вошли, освещая лучинами пространство. Келья! Мелкая комнатушка с топчаном, столом и шкафом. Причем топчан и стол были трухлявыми, а вот шкаф… будто пару лет назад сделан. В нем хранились полуистлевшие вещи и меч. Последний был довольно ржавым и в свете этого выглядел непрезентабельно.

Через еще час вошли во вторую комнату… Не знаю, у кого какие возникли ассоциации, а мне на ум пришло сравнение с залом для жертвоприношений. Круглое помещение, метров десяти в диаметре, увешанное по стенам шарами в железной оправе. Сверху угадывался каменный купол. По центру камень – алтарь, где вырезали сердца девственницам. Не знаю, во всяком случае, в полумраке все выглядело зловеще. Чустам отправился еще за лучинами. Пока он бегал, дед прикоснулся к одному из шаров… и тот стал светиться! Дед обошел помещение. Из семи светильников загорелись три. В магическом свете помещение не стало выглядеть веселее. Особенно когда мы заметили скелет у стены. Я не часто видел… хотя о чем я, это первый в моей жизни скелет, который я вижу вживую, то есть не вживую, конечно, – скелет был мертвее не бывает, а в том смысле, что я не видел раньше человеческих скелетов. Мирант присел перед ним и снял с пальца перстень. Вранье все, когда в кино показывают, как обламывают пальцы останкам, чтобы снять украшения, – нормально сходит. С шеи скелета Клоп снял цепочку с медальоном. В общем, обобрали мертвеца. В остальном же комната была пуста, за исключением трех копий с вычурными наконечниками до середины древка, прислоненных к стене. Копья были, возможно, для метания, поскольку были они все мне по плечо. Вид имели добротный, даже древко как будто вчера сделанное, наверное, магические! Все равно осталось ощущение обмана. Ну вот как так? Подземелье магическое есть, а сокровищ в нем нет?

– Странное место. – Толикам рассматривал свод.

– Адепты смерти. – Дед рассматривал перстень.

– Это кто такие? – Я вертел на удивление легкое копье.

– Были такие в древности, считали, что существует магия смерти. Да и сейчас, бывает, какой-нибудь лиграндишка с ума спятит и давай жертвы приносить.

– Они, наверное, здесь кучу народу сгубили.

Дед пожал плечами:

– Мож, оно и так, только мой дед сказывал, что никого они не убивали насильно. Верой заманивали, а потом человек, поверив, что духом гораздо лучше жить, шел на алтарь сам. Я у вас перстенек этот да и амулетик заберу.

– Это почему это? – возмутился Клоп, успевший напялить на себя медальон.

– Да потому как это не игрушки – магия в них налита, аж жжется. Такие только сильному магу носить можно.

– Ничего не жжется. – Клоп потрогал амулет.

– Так ты магию не чувствуешь, потому и не жжется. Сними побрякушку – кто его знает, что там.

Клоп нехотя снял.

– Пусть мы носить и не можем, – заступился за Клопа Чустам, – а вот деньги нам нужны. Наверняка дорогие украшения.

– Не дешевые. Только продать не смогете. На них вон змей адептовский везде, вмиг вас на костер отправят. Покупать уж точно никто не станет.

– Значит, камень из перстня вынем, а остальное в золото сплавим.

– Эк ты упертый. Магия в них, говорю же! Начнешь сейчас ковырять и выпустишь что? На, поковыряй. – Мирант протянул корму перстень. – Ток подале от нас уйди. В лес куда-нибудь. А мы потом тебя схороним. А лучше сожжем на всяк случай.

Чустам брать перстень не стал, хотя по взгляду было видно, что такой поворот его не устраивает.

– А копья тоже магические? – спросил я.

Мирант подошел и потрогал наконечник.

– Нет. Магией пропитаны, конечно, для сохранности и облегчения, как двери, но в себе ничего такого не держат.

– И что, – Чустам не хотел мириться с пропажей ценностей, – ты вот как с дверью не можешь?

– Даже пытаться не буду. Я же алтырь! Зельице какое сделать или амулетик простецкий куда ни шло, а тут серьезная магия. Копья, кстати, тоже не продадите, – добил нас дед, – ну коли аспида с узоров не выведете.

На металлической части копья действительно была изображена змея с шариком в пасти.

– А как выведете, то рисунок будет попорчен, опять же цена мала, да и выводить его хлопотно будет. И казать их никому не надобно. А вот светильники можно и пристроить. Я даже одного покупателя знаю – староста наш давно мечтает.

– Что стоить будут? – спросил Толикам.

– За полста башок, может, и уйдет.

Клоп стал изучать крепление витиеватой оправы к стене.

– У нас там еще чешуя земляного дракона есть, не посодействуешь?

– Попробовать можно. В селе-то вряд ли кто возьмет, а вот купцы проезжающие…

Дед уплыл где-то через час, оставив нам Огарика и сомнения.

– Сдается мне, надул нас дед. – Корм с хмурым видом сидел на камне, наблюдая, как Ларк и Огарик пытаются метать копья.

– Может, и надул, – согласился Толикам, – только, если он прав…

– Если сможет документы выправить, то пусть будет платой, – подключился я к разговору.

Мы рассказали Миранту, что хотим легализовать Клопа, и он пообещал переговорить со старостой. Кстати, пока обсуждали, как сделать документы Клопу, я понял структуру привязки местных к балзонству. Все документы селян хранились у старосты, а в случае необходимости уехать староста мог написать подорожную на десять дней. Все отлучки на более длительный срок нужно визировать у балзона или его людей. Ну а если вообще вольную печать, дающую право передвижения по локотству, в документ поставить, то надо было выплатить пошлину. В каждом селе пошлина была разной, варьируясь от пятидесяти башок до нескольких империалов. Ну или поставить печать у каких-либо имперских структур, например, при желании идти в имперскую армию рекрутеры ставили печать в документе и выдавали старосте расписку о том, что забрали человека. Собственно, такой же принцип и в загоне, только там еще печатью на виске подкрепляли и медальоном раба.

В городе, со слов Чустама, была несколько другая структура. Там вольная печать в документ ставилась всем. Ставилась она алтырями в канцелярии и разрешала передвигаться по территории балзонства или локотства, печать которого стоит в документе. Хочешь ехать дальше – опять плати. Щедро такими печатями награждали военных, давая право проживать в городах. Но главное отличие не в этом, а в самой печати. Сельская вольная – это обычная печать, городская – магическая: если владелец документа нажимал на нее пальцем, она меняла цвет. Остальные различия меня мало интересовали. Например, горожанин мог заниматься торговлей или покупать себе недвижимость в городе, селянин – нет. Нам по определенным причинам документы с городской печатью не светили, наверняка много мороки с получением, а вот сельская…

Глава 17

Мирант появился через десять дней. Поскольку мы его ожидали и даже знали, с какой стороны приплывет, Ларк заметил лодку издали, и к тому времени, как дед причалил, мы все, включая Огарика, были на берегу. Лодка стараниями Клопа и Чустама чуть ли не наполовину влетела на берег.

– О-о-о, как балзона встречаете, – ухмыльнулся дед, обнимая Огарика. – Здоровый, мешок захвати.

Он вальяжно вышел на берег.

– Да не томи ты… – не выдержал Чустам.

– Что не томи-то? – наигранно удивился дед. – А где Лакуз?

– Какой Лакуз?

– Лакуз, сын Ганги и Дората из Приречного? – повернулся дед к Клопу.

– Получилось?! – первым догадался Толикам.

– А то! Только оба ваших светильника пришлось старосте отдать.

Один из трех светильников мы продавать пока не стали – самим пригодится.

– Да ладно, показывай!

Дед достал из-за пазухи трубочку, замотанную кожей. Медленно потянул тесемки и осторожно вынул бумагу.

– Держите.

Мы сгрудились около Толикама.

– Ха-ныр-к-ск… – начал по слогам читать нелепые завитушки Клоп.

Если честно, то я думал, что он не обучен грамоте.

– Ханыркское локотство, – перебил его Толикам. – Не туда смотришь. Видишь, две печати? Одна из них и есть вольная.

– Как удалось-то? – спросил Чустам.

– Да в соседнем селе прошлый год этот самый Лакуз решил на заработки податься. Нашел чем откупные выплатить, ну и загулял на радостях. В подпитии его гордость разобрала, что он такой вольный, и он давай парней задирать. А парни крепкие – помяли немного, да перестарались. Из родных у него лишь сестра была, и с той они словно бараны бодались. Староста села и предложил ей умолчать – жалко парней, ладно, если в рабы не впечатают. Она девка ушлая, согласилась. Токмо одного из парней в мужья взяла, так ее никто не брал – толста да страшна. Ну а Лакуза схоронили по-тихому. Балзонским отчитались, что ушел. А документы староста прибрал. Вот и пригодились.

– А ты чего ему сказал?

– Сказал, что внучатый племяш свои бумаги потерял, а восстанавливать далеко ехать, да и хлопотно.

– И что, поверил?

– Да какая разница-то?

– Ну да, действительно.

– Стой, здоровый. – Дед перехватил Клопа с мешком. Пошарив внутри, вынул большую бутыль. – Новорожденного обмыть.

Утром голова у меня вроде как особо не болела, но определенная вялость была. Дед с Огариком исчезли раньше, чем мы проснулись. Жаль, как-то я уже привык к нему. Парень вносил в наше существование некоторое разнообразие и дисциплину – хочешь не хочешь, а ребенка кормить надо. Мирант вчера угостил нас настоящей самогонкой с магической очисткой, к тому же настоянной на травах. Это скажу вам… не химическая бормотуха из магазинов нашего мира. Мягкая, но с ног вали-и-ит. Кроме настойки дед привез нам деньги за чешую, целых три империала и двадцать башок! Вообще-то мы раскатывали губу на большее… Дед, вернее всего, себе немного взял, хотя с учетом документов для нас и этого было с лихвой.

– А где Огарик? – едва показав голову из ямы, спросил Чустам.

– Уехали, наверное. Серебрушки нет.

– А-а-а. – Корм явно был разочарован.

Следующим из ямы вылез Толикам. Он молча взял котелок и пошел к реке.

Первое время меня коробили некоторые привычки местных, в частности, вот эта – пить воду из реки, но восемь лет рабства… Приходилось и из поилок хрумзов пить.

– Хромой, – остановился Толикам, – сходи верши проверь.

– Ага. – Я встал, размышляя о том, что ополоснуться бы тоже не мешало.

Наверное, корму пришла та же мысль, поскольку он тоже встал:

– Я с тобой.

Верш у нас стояло всего три, остальные при наличии бредня не требовались, и мы спрятали их в прибрежных камышах.

– Уф, хорошо! – Чустам вошел, вернее, упал в воду первым.

Я так радикально настроен не был, поэтому входил медленно, не более шага в пять секунд.

– Как я уже отвык от похмелья! – вынырнул корм.

А я так вообще его в этом мире не испытывал. Вот найду проход через миры, открою наркологическую клинику. А что? Закинул кого сюда рабом, там бабла стриганул, да и здесь полста башок. Интересно, сколько это на наши? Довольно сложный вопрос – идентичных товаров не было, да и в ценах я плохо ориентировался.

Вытащив две крупные рыбины и отпустив мелочь – заелись, мы с Чустамом отправились обратно. Все уже были на поляне.

– Что, помельче не было? – спросил Толикам.

– Была, выпустили, – развел руками корм.

– Я вообще суп хотел…

– Как-то не подумали.

– Ладно. Ларк, почистишь?

Тот медленно кивнул.

– А что, ничего не осталось? – Клоп тоже выглядел помято.

– Там вон, в кустах, – ответил Толикам.

Мы с кормом уставились на него.

– А что раньше молчал? – первым очухался Чустам.

– Вы и не спрашивали.

Жизнь начинала налаживаться…

– А когда Огарик к нам вернется? – Клоп, вернее, новоиспеченный Лакуз, или как мы его окрестили вчера – Лак, оживился, поправившись.

Странная тенденция – все интересуются мальцом.

– Давайте лучше о нас поговорим, – предложил Чустам. – Денег пока немного есть, чуть что, лошадь продадим. Вольный у нас тоже присутствует, даже одетый…

– Что тут думать, надо в город идти – связи искать.

– Ну да. Выйдем на площадь и будем зазывалами кричать: кто поможет рабу документы сделать?

– Ну не так глупо, конечно, – возразил Толикам. – Надо на рабском рынке потереться, загонных осторожно расспросить.

Чустам промолчал. Действительно, если ничего не делать, то ничего и не выйдет.

– Может, у деда спросим? – предложил Клоп.

Наверное, мы должны были почувствовать себя неудобно перед дедом, но… где неудобство, а где рабы. Предложение Клопа было принято единогласно. Тем более что даже если самим идти, то мы не знали куда идти. Нет, направление знали и как город называется – Лотукк, собственно, в Лотуккском балзонстве мы и находились. Даже расстояние до города знали – всего три дня пешего пути от моста, но точное местонахождение… Вообще-то к центральному городу балзонства ведут самые большие дороги, то есть найти-то можно было. Только соблазн все сделать чужими руками, не напрягаясь… как говорят в этом мире: корову доят, пока вымя не пусто.

Деда решено было не ждать, а ехать самим к нему в землянку. Ну а чего, в самом деле? Во-первых, по пути в город, во-вторых, припасы в виде соленой рыбы есть. Да и уже свербело кое-где. Денег, конечно, было мало, но мы, как истинные джентльмены, были согласны на гастроли. Наглеть начали… Лодку деда загнали в камыш и замаскировали. Если знать, что она здесь есть, найти можно, ну а если не догадываться – мимо пройдешь.

– Экие вы шустрые. Там у меня связей нет, – огорчил нас дед.

– А может, с нами пойдешь? – сделал попытку Клоп.

Мы-то уже знали, что Клоп побаивается города, так как был в нем всего два раза. Смешно? А представьте себя на его месте. Ну ладно, такое представить сложно. Тогда представьте, что вам, провинциалу, нужно ехать на машине в крупный город. А?! Я, если честно, тоже испытывал мандраж.

– Тут я вам не помощник, ребята, нельзя мне.

– Почему? – не отставал Клоп.

– Локот меч взял, помогающий голову потерял, – ответил дед.

Местная поговорка, типа любопытной Варваре… Если дословно, то все, кто знает, как правитель получил символ своей власти – особый меч (корон здесь не было – только меч и локотский медальон), почему-то умирают.

Отъехали мы от их ямы, мягко говоря, расстроенными. По какой-то причине мы вдруг решили, что Мирант решит и эту проблему.

– Ну что, – спросил Клоп, – все пойдем?

– Да все, наверное, – ответил Толикам.

– Вроде как все не нужны, – неуверенно заметил Чустам.

– Мы же сразу были все вместе? – удивил своим мнением Ларк.

– Сейчас? – задал я закономерный вопрос.

– Давайте завтра с утра, – предложил Чустам.

Мы еще немного постояли. Как-то никто не был готов ехать вот прямо сейчас. Первым в обратную дорогу пошел Толикам.

На следующее утро мы не очень охотно собрались. Все понимали, что нужно, но покидать уютное и, что самое забавное, казавшееся безопасным место не хотелось. Все вещи, даже светильник, решили взять с собой – а вдруг не вернемся, – благо их было немного. Также приторочили к седлу Звезданутого одну вершу. Со стороны мы, наверное, были похожи на индейцев из фильма. Копья в руках, лук торчит у седельной сумки Серебрушки, волосы опять же довольно длинные, у Толикама даже в хвостик завязаны. Не хватало только перьев в прическе. Невод сложили в лодку, которую решили перегнать поближе к яме Огарика, но не пришлось – дед с внуком появились сами.

– Никак в город? – догадался Мирант.

– Ага, – ответил Клоп.

– Жаль.

– Чего жалеть-то? – не понял Клоп. – Соседи мы не самые лучшие.

– Так Огарику все компания. Он один-то тут вообще одичал.

– Это да. Но нам надо идти. Ты ж понимаешь.

– Понимаю, конечно. Вернетесь?

– Должны, – вместо Клопа ответил Чустам. – Место-то хорошее. Но там видно будет.

– Ну, смотрю, вы уже ноги в дорожной пыли замарали, добра вам да погоды.

– И тебе, Мир, здоровья, – ответил Чустам. – Спасибо, что помог.

– Увидимся еще.

Могу поклясться, что дед ухмыльнулся в бороду. Оставаться дальше после такого прощания было неудобно, и мы, пожав руки Миранту и Огарику, тронулись в путь. Все ничего, но так тоскливо было от прощания с ребенком. Никогда не считал себя сентиментальным, но тут прямо сердце разрывалось.

Еще засветло подъехали к мосту. Первым пустили Клопа на Серебрушке – дорога за мостом поворачивала, и не хотелось бы столкнуться с кем-либо. Тот было возмутился в шутку, мол, вольным положены лучшие лошади, и сразу узнал, что у селян мягкое место под то седло не приспособлено, может и пешком пойти, ну и в конце от Толикама, что конь не может быть благороднее седока.

Дождавшись, когда Клоп махнул нам рукой с пригорка, мы перешли мост. Сразу углубились в лес, но так, чтобы видеть дорогу.

– А кого выкупать будем? – спросил Ларк.

– На кого денег хватит. Хромого вон, – ответил Чустам.

– Чего это Хромого, может, я дороже вас стою, – возмутился я.

– Ага, – подковырнул Клоп, – да если ему вторую ногу сломать, то цена только поднимется.

– Чего только ногу, – подхватил Толикам, – можно и остаток зубов выбить.

– Не-э, лучше я за такого полста башок получу и там оставлю, – рассмеялся Клоп.

Ночью мне приснилось, что Клоп меня действительно оставил и я вновь попал к оркам. От ужаса я проснулся и сел.

– Ты чего? – тихо спросил Клоп, которого я, видимо, разбудил – рабы спят чутко.

– Так, кошмары мучают.

– Ага, Курточка не дала?

Заснуть я больше не смог. А правда, как там Ивика? Все же насколько быстро человек привыкает к хорошему. Времени прошло всего ничего, а я уже думаю не о том, как бы сбежать, а о том, как классно было бы и Курточку прихватить с собой. Я даже прокрутил то, что помнил из той ночи, пытаясь хотя бы в фантазиях спасти ее. Уже когда встало солнце, вспомнился Огарик. Интересно, как долго дед собирается держать его в лесу? И что, собственно, такого страшного в том, чтобы отдать его магам? Да и сам дед, если честно, странный. Алтырь ведь! Деньги должны быть. Да и не в селе жить…

На следующий день лес перешел в лесостепь. Предохранялись мы от злых людей, наверное, самым безопасным способом – отсутствием даже визуального контакта, то есть отошли подальше от дороги. Однажды столкнулись с селянином, не вовремя потерявшим что-то в лесу, но он был достаточно далеко, чтобы разглядеть, кто именно едет, и, судя по тому, как быстро он растворился среди зарослей, тоже не жаждал встречи.

До города, вернее, до оживленного тракта перед ним мы добрались только на пятый день. Может, дед ошибся в расстоянии, а вернее всего путешествие затянулось из-за того, что мы вынуждены были передвигаться скрытно и регулярно кружили, чтобы обойти свободные от спасительных деревьев пространства.

– Дальше все не пойдем. – Чустам разглядывал проезжавшие метрах в ста от нас повозки обоза. – Уже пятый за осьмушку.

– Что, я и Хромой? – спросил Клоп.

– Почему сразу Хромой? Вон Ларка возьми, – отреагировал я.

Свободы, вернее, рабства у Клопа очень хотелось, но в город почему-то не очень.

– Ты давай, Клоп, один сходи сначала, – предложил я, – узнай все. Может, и не надо будет идти, узнают, что у тебя не твои документы, и отправят в рабство, а мы обратно спокойно пойдем.

– Чтоб тебя орки оскопили, – произнес Клоп, наверное, самое страшное пожелание из имевшихся у него в лексиконе.

– Что прекословишь? Ты и рабом, как оказалось, настоящим не был. Смотри, намнем бока.

– Я серьезно!

– Да и я серьезно. Прав Хромой, – поддержал меня корм. – Надо тебя в загон отдать, пусть печать поставят, документы сделают, тут все и узнаешь, и цены, и связи заведешь.

– А ты что, по-другому как-то хотел узнать? – подначил Толикам.

– Балаганщики, – беззлобно огрызнулся Клоп.

Донимали его не просто так – на нем лица не было. Даже руки тряслись. Понятно, что боялся. Документы не свои, сам недавно из рабства. Но… смешно было на него смотреть.

Когда отходили подальше от дороги, чтобы встать на ночь – Клопа решили в таком виде не посылать, пусть успокоится, – меня посетило ощущение дежавю, на нас кто-то смотрел.

– Чустам, ты ничего не чувствуешь?

– Нет.

Шагов через двадцать он изменил свое мнение:

– Как у ямы Огарика.

– Не дай боги, он.

– И они еще надо мной смеются, – пробубнил Клоп.

Спать легли на берегу реки под ивой, отведя в лес и спутав лошадей. Чуть подальше от берега нашли овраг, где развели огонь. Магическое огниво все-таки вещь! Выглядело оно как два полукруглых камня, плоских с одной стороны. Чустам чиркнул этими плоскостями друг о друга, и сноп искр попал на наструганные щепки. После второго чирканья щепки занялись. Ужинали кашей с добавлением соленой рыбы. Довольно вкусно получилось.

На следующий день, пока не было Клопа, отправленного в город чуть ли не пинками, причем пешком, чтобы не привлекать внимания – одежонка-то на нем так себе, мы маялись бездельем. Поставили вершу, покидали копье в дерево, даже я дважды вогнал его в ствол – острая штука. Чустам безрезультатно походил по округе с луком. Ну как безрезультатно – еж и змея. Не знаю, как они уживаются в природе, но в супе – мм, объеденье.

Когда солнце перевалило за полдень, снова стал ощущаться взгляд. Мы с Чустамом переглянулись и пошли искать источник нашей тревоги. Сам-то источник не нашли, а вот место, откуда велось наблюдение, обнаружили. В кустах была характерно примята трава. Причем лежал кто-то мелкий, эту версию подтверждал и слегка содранный дерн в одном месте – след был детским.

– Огарик! – негромко окликнул Чустам. – Выходи давай. Выходи, мы знаем, что ты здесь.

Лишь шум ветвей в ответ.

– Не выйдешь, мы сейчас на лодке уплывем, – пошел на хитрость корм, – а ты нас не сможешь догнать.

– Врешь, нет у вас лодки, – раздался голос в трех шагах от меня.

Я чуть не подпрыгнул. Клянусь, минуту назад осмотрел этот куст и там никого не было.

– Магический зверек! Ты зачем пошел за нами?

– А вдруг вы уйдете?

– И что?

– Я с вами хочу.

– Ну ты даешь. А деда тебе не жалко?

– Я письмо написал. Похожу с вами, а потом вернусь.

– А если он сейчас сюда бежит?

– Не-э, ему нельзя. Маги его тогда накажут.

Мы с Чустамом переглянулись.

– За что? – спросил я.

– Ему дальше чем на три дня от деревни отходить нельзя.

– Да почему нельзя-то?

– Не знаю. Там один большой был, он сказал, что, пока меня не найдут, нельзя ему уходить от деревни, и печать, как у вас, только красную, на руку поставили.

– А я уж думал, пятно какое родимое, – задумчиво сказал Чустам. – Он когда у котла магичил, я видел.

– А ты что, магов видел, которые тебя искали? – сформулировал я странность в рассказе Огарика.

– Да, я в одежде спрятался.

– А зачем тебя…

– Ладно, – перебил Чустам, – потом расскажет. И что ты ел? – перевел он взгляд на мелкого.

– Я с собой брал и корни искал, – опустил взгляд Огарик.

– Голодный?

Он кивнул.

– Ну… пошли.

– О-о-о, – рассмеялся Толикам. – А я уж думал, вы с ума сходите. Как вы вообще узнали, что это он?

Огарик покосился на нас.

– Не знаю, а вы не чувствуете, что за нами кто-то следит? – в свою очередь спросил я.

– Нет, – удивился Толикам.

– Я взгляд не научился еще прятать, – объяснил нам парень.

– В смысле? – посмотрел я на него.

– Ну у магов зрение такое, что другие чувствуют. Его прятать надо. Я не умею.

К вечеру стало не до Огарика – Клопа все еще не было. Ларк даже не присаживался – постоит, посмотрит в сторону, откуда должен прийти Клоп, сядет. Не пройдет минуты, снова вскакивает. Мы с Толикамом сходили проверили лошадей, вернее, перевязали, а то мы для перестраховки привязали их вожжами к дереву, а они обожрали редкую лесную траву по кругу. Наконец Ларк закричал:

– Идет!

За что тут же получил легонько от Чустама древком копья по голени:

– Не ори ты!

– Да чтоб я еще раз пошел туда пешком? Всю обувь стер! – Клоп показал недавно залатанную подошву, сквозь которую просвечивала грязная пятка.

– Фу, Клоп, убери. На день отправили тебя в город, а ты уже плохому научился, – скривился я.

Огарик засмеялся.

– Все-таки это он был? Привет! – Клоп пожал мальчишке руку, после чего с легкостью поднял его вверх.

Интересно, кто из них сильнее, Клоп или Чустам. Надо стравить их в армрестлинге.

– Рассказывай! – потребовал Чустам.

Клоп расплылся в улыбке:

– Нашел! Я нашел парней, которые нам помогут. За два империала готовы сделать документы Хромому.

– Кто такие?

– Обслуга загона. Я им объяснил, что потерял документы на раба. Они сказали, что можно сделать, просили три империала, но я договорился на два.

Судя по всему, торговля для Клопа не является коньком. Я иллюзий не строил, но я в своем нынешнем виде стоил максимум два империала. С учетом башок вознаграждения за мою поимку еще дешевле получится, если сдать меня официально. Правда, в этом случае надо хозяина дней десять ждать, вдруг найдется, а потом на аукцион выходить… А если кто на меня позарится?

– Откуда такая цена? – спросил я.

– Говорю ж, договорился. На меньшее не соглашаются. Надо, говорят, и алтырю денег дать, и писарю.

– Почему я?

– Так… они вначале стали говорить, смотря какой раб, я и решил тебя – дешевле-то среди нас никого нету.

Пахло от этой затеи плохо, очень плохо.

– Ну да, – произнес Чустам.

Хреновина получается, право слово. Теперь еще и все считают, что Клоп меня по дружбе проталкивает.

– Я не пойду, – заявил я. – Пусть вон Ларк или Толикам хромают.

– А чего не я? – съехидничал Чустам.

– Ты дорогой.

– Толикам тоже.

Сквозь черную печать Толикама просвечивала, как ни крути, голубизна прежней.

– Тогда Ларк. Если надо, я ему ногу сломаю.

– Догонять умаешься, – фыркнул Ларк.

Я улыбнулся – чувство юмора у затюканного судьбой раба это, знаете ли…

– Дорого, конечно, очень дорого, – хмуро взглянув на меня, сказал корм, – но идти придется тебе. Толикама нельзя. Ларка… так двоих с ветром в голове…

– Умники нашлись, – огрызнулся Клоп.

– Клоп, сколько осьмушек в дне?

– Восемь.

– А в дне и ночи?

Клоп завис.

– Вот и ответ.

– Так… Десять и шесть! – Процессор бывшего раба наконец справился с задачей, при этом Клоп помогал себе, сгибая пальцы за спиной.

Корм покачал головой:

– Молодец. Что скажешь, Хромой?

– Понял я.

Клоп насупился.

– Возьмете Серебрушку. Тебе, Хромой, пешком придется.

– Не нравится мне все это.

– Мне тоже, Хромой. – От слов Чустама легче не становилось, но хоть с душой сказаны.

Отправились мы утром. До дороги доехали втроем, мы с Клопом на Серебрушке и Чустам на Звезданутом. Мне пришлось слезть, не может раб ехать с хозяином на одной лошади, даже если он инвалид.

– Ну давайте. Пусть у вас все получится! – слез с жеребца Чустам.

– Ладно. Ты не светись здесь, езжай. И за Огариком присмотри, а то может и город захотеть посмотреть.

Чустам кивнул:

– Кинжальчик-то сними.

Я, отвязав самодельный пояс из ремней сбруи, снял ножны и хотел положить в седельную сумку.

– Давай сюда, – вздохнул корм. – Клоп – селянин. Остановят, найдут в сумке, к страже попадет.

– Он же короткий! – возмутился Клоп.

– Ты знаешь разрешенную длину в этом балзонстве?

Колопот промолчал.

Ношение оружия, кстати, строго регламентировано местными законами. Селянам разрешена одна длина, городским – другая, знати – третья, но… никто кроме войск и стражи не имел права носить иного оружия, кроме кинжалов и мечей. Копья, алебарды, кистени и прочее – строго при поступлении на службу. Исключение составлял лук за пределами городских стен – его могли носить все, получив разрешение в канцелярии.

– И помни, он, – ткнул в Клопа корм, – хозяин.

– Да понял я, понял. – Мне уже четвертый раз за утро проводили этот инструктаж. – Потопали, хозяин! – Я хлопнул себя по рукаву, проверив привязанную туда вчера заточку – вооружился, так сказать, как мог.

Минут через десять после того, как выдвинулись, мы с Клопом сообразили свернуть с дороги и поехать по лесу. Как назло, лес здесь был довольно частый, и постоянно приходилось пригибаться, чтобы не задело веткой, но получалось значительно быстрее, чем если бы я шел пешком. Город появился в нашем поле зрения через час. Лес перед ним был вырублен, поэтому последних два километра мне пришлось ковылять на своих полутора.

Поскольку город находился на пологом холме, часть его прекрасно просматривалась с дороги. Когда-то Лотукк, судя по остаткам каменных стен, был крепостью, потом значительно расширился и был обнесен еще одной крепостной стеной. Сейчас же он вновь вырос из стесняющих его рамок, и теперь внешняя, наверняка нищая, часть города оккупировала подходы к нему, становясь совершенно не защищенной от нападения врагов. Исключение составляло пространство русла полноводной реки, не очень удобное для застройки. Река дугообразно подкралась справа к серокаменному второму кругу крепости и словно вытянула из стен три деревянных причала.

– У тебя деньги где? – спросил я Клопа, как только мимо нас проехала очередная телега.

– Два за поясом и один в сапоге.

Про мелочь я спрашивать не стал.

– А где рынок?

– Сразу за первой стеной.

Мандраж охватывал меня все больше. Казалось, что кто-нибудь вдруг подойдет к Клопу и спросит: «А ну-ка, сударь, покажите-ка медальончик вашего раба!»

Медальон – это медная круглая бляха, прилагавшаяся к документам на раба. Сами документы никто при себе не носил. Сословие купцов, да и местная знать не брезговала цеплять эти медальоны в качестве украшений. Кто на пояс, как висюльки, кто на специальную декоративную плеть, мол, смотрите, какой я богатый и сколько у меня рабов. Многие даже мертвые души использовали – раба уже нет, а медальончик-то, вот он. Понятно, что сопоставление соответствия раба медальону проходило через идентичность рисунка. Но некоторые, у кого рабов много, могли по ошибке взять с собой медальон другого раба. Поэтому стража особо не сверялась, хотя какого-нибудь незнатного могли и промурыжить, чтобы откупился. Только вот у нас никакого медальона не было. На входе в город рабов редко проверяли на причастность к хозяину, а вот на выходе… вероятность зашкаливала за девять из десяти. Если, конечно, раб с хозяином. Без хозяина можно вообще не пытаться выйти. Я, сбежав от сапожника и поплутав по городу пару дней, попался именно на выходе.

– Да не верти ты головой, – шикнул на меня Клоп. – Под ноги смотри.

Раб, смотрящий нагло в глаза, – нонсенс. За это можно и палкой получить. Хотя «золотая молодежь» этого мира, бывает, развлекается так. Оденут своего раба похуже и заставляют разглядывать купца или его спутницу. Мужик соответственно не выдерживает и отвешивает люлей, тут и появляются лигранды или либалзоны кучкой и предъявляют счет за порчу имущества.

Перед воротами повернули к навесу слева, под которым стояли лошади.

– Сколько? – спросил Клоп.

– Два медяка – осьмушка, десять – день, пятнадцать до утра. Если надо кормить и поить, то еще пять медяков, – несколько высокомерно взглянул на него мужик у навеса.

– А через ворота проехать?

– Двадцать медяков возьмут.

– Давай на две осьмушки. – Клоп достал из тряпичного пояса башку. – Если что, доплачу.

– Расседлывать будешь?

– Нет.

– Жди, сейчас сдачу принесу. – Мужик взял под уздцы Серебрушку и повел под навес.

Пока ждали сдачу, я оглядывался. Домики с этой стороны стены основной своей массой были построены из прутьев, обмазанных глиной, напротив как раз такой строился. Вернее, верхняя часть домиков была построена таким образом, так как, судя по их высоте, часть помещения этих строений уходила вниз. В общем, строения нищих.

Ворота мы миновали беспрепятственно. Я прохромал вслед за моим хозяином, пока стража взимала с какого-то купца за проезд. Как только я оказался в черте города, во мне все завопило: «Назад, Хромой! Назад!» Я с трудом переборол свою фобию. Лотукк напоминал тот городок, в котором я первое время провел рабом.

Двухэтажные дощатые дома с балкончиками были точь-в-точь как в кинофильмах про Дикий Запад. Редко, но попадались и каменные дома, вычурно смотревшиеся на фоне своих деревянных соседей. Рубленых домов в этом мире я не видел, оно и немудрено, когда даже в самые холодные дни зимы часть растений даже листву сбросить не успевает, ну или не хочет.

– Стой тут. – Клоп, явно переигрывая, указал мне пальцем на крепостную стену, сам же он направился к воротам в частоколе метров четырех в высоту.

У частокола стояла, привалившись к бревнам, довольно мутная троица. Как только Клоп отошел, один из хмырей направился ко мне. Я нащупал в рукаве заточку.

– Здоровья и хлеба, бедолага.

– Тебе не иметь нужды.

– Как припечатался?

– Детством.

– Девок хоть тискал?

– Было пару раз.

– Держи. – Хмырь достал из-за пазухи замызганный и явно не первой свежести пирожок.

Судя по виду – из камышовой муки. То есть из тех же корней, которые уже стояли мне поперек горла, только высушенных и размолотых. Наверное, если бы я был у орков, я бы съел угощение, даже с удовольствием. Но за время в статусе вольного лесного я успел избаловаться пищей, и непрезентабельный вид пирожка вызывал отторжение.

– Спасибо. – Я спрятал пирожок за пазуху.

– Боишься, твой увидит?

Я кивнул.

– Смотрю, гнобит?

Петь дифирамбы хозяину было не принято, положено было костерить, но… я-то уже знал, к чему идет разговор.

– Бывают и хуже. Сыт, одет.

– Я вижу, – усмехнулся хмырь, поглядев на мою одежду.

– На селе идет и такая.

Он одобрительно кивнул.

– Слышь, малец, – наконец перешел он к делу, – может, давай накажем пентюха? Ты скажешь, где башки упали, а мы прирастим их к жизни.

Всегда удивляла в подобных людях уверенность, что их слушают с раскрытым ртом. Дело не в низком происхождении или выпячивании преступной сущности. Приходилось повидать всяких, как в этом, так и в своем мире. Были у нас «на районе» и вполне авторитетные личности, но они обходились без понтов, жаргона или пренебрежительного тона. Убивал именно этот типаж – четочный. В этом мире четок не было, вместо этого игрались гвоздем – как бы намекая, мол, я настолько крут, что даже этой тычкой могу решить вопрос. Бесила такая уверенность в своем всесилии и разуме. С такими либо заточкой – выводя во враги, что, собственно, я обычно и делал, когда был в рабстве, либо переходить на их логику и язык.

В связи с тем, что местный уголовный жаргон имеет специфику – даю вольный перевод в скобках.

– Ты не осьмушничай (не тяни базар), хочешь голов насобирать (бабок настричь, башок нарубить), а мне на скалы (каменоломни)? Мне печать не смыть (из рабства не уйти). Он хоть и гаркий (понтовитый), а палку не вымачивает (не издевается). Закресалюсь (захочу, придет мысль, вспыхнет искра), сам головы прокачу (денег настригу), а ты сейчас мне пыль сзади поднять (стражу по свежим следам навести) хочешь? Мне в вершу, ты стороной?

Хмырь сощурился, его явно не устраивал ответ, но и сделать он мне ничего не мог – я чужая собственность, да и не в чести у их брата рабов обижать.

– Гарычишь (говоришь) много, корявый (неполноценный, инвалид).

– Я у зеленых семь солнц печать носил (у орков семь лет в рабстве был), ты мне трястись предлагаешь?

– Как хочешь, черный (раб – унизительно).

– И тебе, башковый (ищущий денег незаконно), удачи.

Тут из ворот вышел Клоп с двумя типами, хоть и отличающимися, но не кардинально от того, с кем я разговаривал. По одежде, конечно, они нас делали, как и хмыря, но, если честно, то по одежде нас не делал только, пожалуй, средний нищий этого города.

– Ширк, Попон идет! – шикнул на хмыря его соратник, тершийся рядом, что только уверило меня, что с обслугой загона дел точно иметь не стоит.

С другой стороны, надеяться на то, что в загоне работают интеллигентные люди в камзолах, было глупо.

– Этот? – спросил один из типов.

Клоп кивнул. Причем кивнул так, как будто перед ним благодетели и святые.

– Ну нормально, пойдет, бодрый, – включился в разговор второй. – Но он дороже стоит, молодой ведь – три империала.

– Мы же на два договаривались?

– Ты же возраст не сказал. Мы думали, старый, а так – три.

Хотелось отвесить затрещину Клопу. Нельзя! Нельзя быть таким наивным! Я пытался поймать его взгляд, но безуспешно, он погрузился в себя.

– Хорошо, – наконец сказал он.

Идиот! Ну реально идиот! Разводят ведь! Но произнести даже слово без разрешения хозяина, значит, порушить всю маскировку.

– Давай деньги, мы пойдем договариваться.

– Что, прямо сразу?

– Конечно, а ты думаешь, мы алтырю скажем: ставь печать, а мы потом принесем?

– Хозяин, может, документ еще найдется? – жалким голосом попытался я остановить Клопа, но только вызвал удивленные взгляды загонщиков.

Клоп… достал два империала из пояса и один из сапога!

– Ну все, приходи завтра.

– Как завтра?

– Ты чего, селянин? Думаешь, сейчас алтырь и писарь кинутся подписывать бумагу? Перебьется твой раб в загоне. Завтра приходи, говорю тебе.

Колопот только хлопал глазами. Я, если честно, тоже был в прострации. Поймав взгляд Клопа, я моргнул. А что оставалось делать? Не губить же всю операцию? И у меня возникло стойкое впечатление, что это не те ребята, которые могут выпустить из своих рук деньги.

– Так это, когда? – спросил Клоп.

– Во второй половине дня, – ответил второй.

Загонщики, больше не обращая внимания на Клопа, повели меня к воротам. Сразу за воротами мы свернули с площадки продаж в калитку, попав в закулисье рабского рынка. Меня вели по неширокому коридору, образованному рядами клеток, большинство их пустовало, лишь в самом конце кто-то был. Один из типов спросил другого:

– Че, так уверен?

– Ты его видел? Селянин! Три империала! Да за такие деньги можно двух хромых купить. Если бы действительно это был его раб, то подал бы заявку, за двадцать башок ему бы восстановили документы. А он потерял медальон и документы… Врет как сорока. Говорю тебе, друг, наверное, детства, да? – повернулся ко мне второй тип. – Сбег от хозяина? И решил красиво в селе прожить?

Нас кидали! Конкретно кидали на бабки и мою жизнь! Дальше можно было не слушать. Я, набрав побольше воздуха в легкие, заорал:

– Кло-о-о…

Тут же мой крик был оборван ударом в кадык. Пока я откашливался, огреб и в солнечное сплетение.

– Заткнись, чернь!

– Попон, а если вправду хозяин?

– Боишься, что ли? Ты видел, как он одет? У тебя есть раб? А у него вдруг появился. Не смеши меня. Он даже имен наших не знает. Придет завтра, потопчется и уйдет. Сколько таких было? Сейчас оформим этого на Жмыху, как будто он его поймал, да и все. А этого хоть накормим нормально. Ну придет этот селянин завтра. Что он скажет? Сдавал раба? Где расписка? Успокойся! – Он втолкнул меня в клетку. – Да и селянам разрешение специальное дается на приобретение рабов. А он нам его не показал.

– Ну а вдруг? – все еще сомневался собеседник Попона.

– Конечно, всяко бывает. Завтра в каменоломни поведут торб. У нас там один есть, за которым не пришли и никто не купил. Попросим Прока, пусть оформит этого как того. Утром уведут, а тот останется…

Дальше мне расслышать не удалось, так как загонщики вышли за калитку.

– Свежачок? – спросили сзади.

– Да щас! Черный с детства, по печати не видно? – ответил я, зная местные традиции.

– Давай поменяемся рубахами? И тебе обнова, и мне.

– Мне моя вполне нравится. – Я незаметно сжал заточку и развернулся.

Бурно реагировать было не принято. Ну объяснился с местными, кто такой, и все нормально. Проверили на чепуховость и проверили. Просто я был реально на взводе.

– Успокойся, малец, – раздался тихий голос из соседней клетки. – Ты, Гнобой, тоже не бузи, не видишь, голову ветрит у парня. Отойдет, потом поговоришь.

Я посмотрел на говорящего. Невзрачный, спокойный мужичок с умными глазами. Такие у рабов в авторитете. Наверняка из наказанных – уголовных, по-местному, точно не из долговых и пленных. Куртка на нем явно была с чужого плеча – узковата, да и не самая дешевая, вряд ли он ее купил. Гнобой скорее всего из той же партии. Только им приходило на ум поживиться за счет вновь прибывших. Кроме меня и Гнобоя в клетке было еще трое рабов. У спокойного был всего один сокамерник. На всех, кроме спокойного, одежонка была довольно потрепанной.

– Чего кричал-то? – спросил спокойный.

– Медальонного на меня развели только что.

Говорить слово «хозяин» при этом контингенте не стоило, лучше заменять на жаргонное «медальонный». Принципиальная позиция большинства наказанных – не признавать над собой хозяина. Таких, как этот мужичок, обычно отправляли именно в каменоломни. За каменоломный торб говорило также то, что в разгар торгового дня мы не находились на всеобщем обозрении. «В каменоломни», кстати, совсем не означает, что ты увидишь горы. Это скорее общее название рабства у империи, а не у конкретного хозяина. Это могло означать строительство дорог и крепостных стен, вырубку леса, в общем, любую тяжелую работу, не требующую особых знаний или умения. Рабский стройбат, так сказать. Это несколько получше орочьего рабства, хотя и ненамного, поскольку продолжительность жизни у имперских рабов могла быть очень низкой – смотря куда попадешь.

– Тебе-то что? – ухмыльнулся Гнобой. – Зад полизать не дали?

– Ты видел, как я это делал, чтобы говорить? – шагнул я к нему.

Тот встал от дальней стены и вразвалочку пошел ко мне, гремя кандалами на ногах. Руки тоже были скованы, но кандалы на руках тоже могут быть оружием при определенной сноровке.

– Гнобой! – вскрикнул спокойный, но было поздно.

Заточка упруго вошла в бедро и тут же мелькнула у головы. Обычно такие типы ожидают удар в голову, поэтому старая проверенная тактика – бьешь куда не ожидает, а потом в голову. К стыду своему должен сказать, что в голову за все время использования этого приема я попал лишь раз, и то легонько по щеке. Гнобой отпрыгнул.

– Вы что, твари?! – раздался крик снаружи. – Попон!

Обслуга ворвалась с палками, пока мы, как два весенних кота, ширшивели друг против друга. Перепало и мне, и Гнобою, и, по-моему, еще кому-то – некогда было особо рассматривать, занят был, люли по карманам раскладывал. Меня вытащили из клетки.

– Рот открой!

Я сжимал челюсти, как мог, но нажатие на правильные точки и залитая прямо в глотку вода заставили засунутый перед этим шарик пройти через горло.

– Проглотил, – констатировал факт безымянный из обслуги, проверив мой рот.

То, что проглотил, я уже начинал ощущать по некоторой ватности рук и ног. Местный транквилизатор – зверская штука. Все соображаешь, правда, медленно, а говорить ничего не хочется, как и двигаться.

– Наклони ему голову.

Неприятный тип, хотя они все были неприятными, держал трубку. Один из обслуги сжал мой ватный черепок, наклонив. Алтырь прижал трубку к виску, жжение на мгновение вернуло разум, я поперхнулся криком, потому что у меня был зажат рот. Эта же трубка коснулась бумаги и медальона, оставляя одинаковые отпечатки.

– Все!

Деньги перекочевали от обслуги в руки алтырю. Обратная дорога дарила неприятные колебания картинки в глазах, вызывающие тошноту.

Потом меня повели в филиал местной кузни – надеть украшения на ноги и руки. Кузней этот навес со стоящей прямо на земле наковаленкой называть нельзя, тут делали всего две операции – заковывали и расковывали, ну еще изредка наказывали, судя по лавке и палкам в углу.

– Попон, – раздался голос спокойного, когда меня привели обратно, – заводи к нам.

– Липкий, он же страшный, – ухмыльнулся Попон.

– Ты поговори давай еще.

– К тебе так к тебе.

Вечер был мрачным. Хотелось выдать содержимое желудка на обозрение соседям. На мое положение, как и на все вокруг, было по барабану, совсем по барабану. Какие-то люди принесли еду и вино. Причем в качестве еды была жареная курица. В соседнюю клетку закинули котелок, мерзкий запах варева из которого ощущался даже здесь. Я ел курицу, но совершенно не чувствовал ее вкуса.

Глава 18

Утро принесло головную боль. Сознание прояснилось, но не полностью. Я лежал на полу клетки. Практически сразу, как я проснулся, скрипнули петли двери.

– Давай, Липкий, поднимай своих.

– Что так рано?

– У имперских спросишь.

Надо мной склонилось лицо спокойного:

– Вставай.

Идти в кандалах очень неудобно, прямо очень. Благо, что идти было недалеко. Мы встали в затылок друг другу там, где указала обслуга, после чего усталый воин продернул между нашими ногами, поверх кандалов, цепь. Эту же цепь протащили меж рук, и местный кузнец соединил друг с другом конечные звенья цепи. Последним был Липкий, я был перед ним.

К воину подошел Попон. Жаль, что раритетную заточку, которую я делал еще у орков, забрали, можно было пырнуть, хотя за это показательная смерть. Причем не факт, что просто отрубят голову. Могли и сжечь, и лошадьми порвать, и на площади подвесить, разрешив всем кидать камни. Думаете, не найдется желающих? Да как же!

Попон что-то втирал воину, сунув мелкий предмет в руку, тот кивнул. После сковывания нас усадили на телегу. На другой телеге, впереди, ехала охрана – четверо воинов не первой свежести, в кожаной броне. Правил нашей телегой возница – деревенский парень без оружия, а вот телега охраны ехала под управлением одного из воинов. Вообще-то по инструкции воины должны были идти сбоку от нашей телеги, охраняя наш покой и здоровье. Так что наверняка телега, на которой ехали стражи, либо одного из воинов, либо куплена в складчину. Хотя второй вариант вряд ли, лишний империал не у каждого есть.

Может быть, еще действовало успокоительное, данное обслугой, но я не переживал. Вот, помню, первые разы, когда я попадал в загон, – да, нервничал. А сейчас… Просто начал осмысливать свое положение и размышлять о побеге. Судьба, видимо, у меня такая – украл, выпил…

Только выехали из загона – телеги встали. Воины спрыгнули с телеги и, как будто для совещания, отошли к первой лошади, тут же к нам подошли два мужика.

– Привет, Липкий.

– Привет, – ответил мой сосед.

– Ты уж извиняй, что могли.

– То есть? Покормили руки, и все? Что, вытянуть из загона – вода не потекла?

– Прекрати, Липкий. Ты уже с печатью. Сам все знаешь. Тем более тебя по суду… Ссориться с имперскими себе дороже.

– Двуглавый так решил?

Один из мужиков кивнул. Липкий замолчал.

Пока они разговаривали, я рассеянно оглядывал улицу и вдруг увидел… Клопа! Тот стоял у одного из домов и наивными глазами смотрел на меня.

– Липкий, можно мой тоже подойдет? – обратился я к соседу мерзким хриплым голосом, понимая, что его встреча с приятелями не случайна.

– Тот, что ль? – Липкий кивнул на Клопа.

– Да.

– Пусть идет. Ладно, срезы (воры), – переключился Липкий с меня на собеседников, – будете в каменоломнях – встретимся.

– Плохо расстаемся, Липкий, – ответил один из них.

Я замахал руками Клопу. Тот не сразу, но понял, что я от него хочу, и медленно, с опаской поглядывая на воинов, стал приближаться к нам.

– Да как тут хорошо-то расстаться? Что, не могли перекупить?

– Суд поставил тебя на каменоломни – алтырь не пошел навстречу…

Тут мне стало не до разговоров Липкого.

– Клоп! Давай быстрее.

Тот спешно подошел вплотную.

– Клоп, нас кинули. На рынок больше не ходи. Меня не ждите, думайте дальше. Я в каменоломни. Получится, приду к яме. Если пойдете куда, оставьте записку.

– Ты это, Хромой, – покосился на моих соседей Клоп, – мы тебя не оставим, я точно пойду следом, так что не вертись. Держи. – Клоп сунул мне в руку горсть башок.

– На оглоблю тебя! – Я сунул деньги ему за пояс. – У меня их заберут, а у вас последние. Иди. И за мной не вздумай ходить – держись парней…

– Эй! – раздался голос одного из воинов, будто невзначай заметившего посторонних у телеги с рабами. – Вы чего там? Отходите!

– Видели, как надо? – кивнул на отходящего от нас Клопа Липкий. – Готов идти за обозом, а с тем правом, что сейчас ведете вы, все скоро рядом со мной будете.

– Не бузи, Липкий. На вот, держи. И не смотри на нас хмуро.

Говоривший сунул Липкому монету, ее достоинство я не успел рассмотреть, и мужики быстро пошли прочь.

Подошедшие охранники быстро обыскали меня и Липкого. Мне прятать было нечего, а вот Липкий заныкал деньги так, что не нашли.

Уже у городских ворот к воинам подбежал полноватый мужик:

– Служивые, вы же через Бретенное едете?

– Ну да.

– Захватите моего раба, там у вас его примут.

– С какой стати?

Мужик отвел старшего охранника в сторонку.

У городских ворот, причем совсем не тех, через которые мы с Клопом вошли, к нам на телегу посадили восьмым, если не считать возницу, здорового, нет, очень здорового мужика, ростом выше двух метров и шире меня раза в четыре! Кандалы, используя переносную наковаленку, быстро приклепал к нашей цепи, со стороны Липкого, какой-то молодой парнишка, тем самым лишив наказанного привилегии идти замыкающим. Когда выехали за ворота, мне в голову пришла смешная, если бы не была грустной, мысль о том, что зря я переживал о том, как покину город, – даже документы не попросили.

Ехали мы уже три дня, на ночь останавливались в селах, где стояли специальные клетки – похоже, маршрут был тщательно спланирован. Кормили ужасно, даже по сравнению с сырой рыбой. Готовил все тот же парень-возничий, замещающий, судя по всему, всю обслугу. В туалет ходили по расписанию, ну или пока кто-нибудь не изноется. В этом случае мы тоже ходили, но нывший получал по заду мечом, разумеется, плашмя. Больно – я испытал.

Здоровый раб оказался немым. Липкий долго пытался достучаться до него, пока тот не раскрыл рот и не показал пальцем на обрубок языка. Оставалось только догадываться, за что его так. Также Липкий пытался ненавязчиво узнать, кто такой Клоп, но поскольку я уходил от ответа, а среди рабов не принято выпытывать чужие секреты, Липкий отстал. Гнобой смотрел на меня волком, но нас разделяло пятеро рабов, поэтому выяснять отношения он не спешил. Хотя и я и он понимали, что рано или поздно встретимся тет-а-тет.

Волноваться я начал на четвертый день, ближе к полудню – я ощущал чей-то взгляд. Огарик! С одной стороны, безумно хотелось на свободу, с другой… а что они могут? Желание свободы в моих мечтах и чаяниях побеждало, наделяя друзей сверхъестественными способностями.

– Что это ты такой счастливый? – подозрительно спросил Липкий.

– Погода хорошая.

– Если действительно хорошая, сотри хмыру. – Он исподлобья осматривал окрестности.

Я убрал улыбку – воины тоже не дураки, тем более что всем им, кроме одного, было уже, наверное, к пятидесяти, то есть опытные. Липкий больше ни о чем не спрашивал.

Охрана ехала на первой телеге, не особо наблюдая за нами. А куда мы денемся скованные? Наше место по существующим меркам, благодаря авторитету Липкого, было козырным, то есть сзади, а не сбоку телеги.

Огарик появился словно мираж. Вот только не было, и вдруг посреди дороги из воздуха материализовался мальчонка. Понятно, что он не трансформировался, а просто мы каким-то образом не видели его. Огарик быстро догонял нас, держа в руках кинжал. Кто-то из рабов заметил его и хотел обнародовать свое наблюдение:

– Смо… – но тут же его горло сжали пальцы Липкого.

Он бесшумно и быстро опрокинулся на спину и, дернув особо внимательного за шкирку одной рукой, второй схватился за кадык. Кандалы даже не звякнули. Секунды через три он отпустил его. Все сразу поняли, что надо молчать.

Огарик, догнав телегу, сунул мне в руку кинжал.

– Жди, – шепнул он.

– Еще есть? – слегка наклонившись к Огарику, спросил Липкий.

– Топор.

– Сможешь?

Мальчишка кивнул. Пригнувшись, Огарик в определенный момент рванул в сторону. Седьмой зуб на выбив даю, по дороге его фигурка слегка смазалась.

– Много красных? – тихо спросил Липкий, подразумевая количество убитых мной.

– Один.

– Сможешь?

Я пожал плечами.

Здоровый похлопал меня по плечу. Я посмотрел на него. Тот, указав на кинжал, хлопнул себя ладонью по груди. Особого, да и не особого желания убивать охрану у меня не было, поэтому я с облегчением протянул ему рукоять. Спустя минут сорок Огарик появился вновь, но уже с топором. Сунув его мне, он прошептал:

– На развилке остановите.

Вместо меня ответил Липкий:

– Сделаем, – и потянул у меня из рук топор.

Когда Огарик вновь исчез, Липкий прошептал:

– Слышь, гигант, помнешь меня на развилке, ток не сильно.

Немой кивнул.

Развилка была через километр. Немой вдруг гортанно зарычал, схватил Липкого за грудки и, тряся словно куклу, завалил раба на спину и стал мутузить. У Липкого в глазах был неподдельный страх. Мне бы на его месте тоже было страшно – мало того что сам нападавший огромен, так еще и издаваемые им звуки были нечеловеческими – голос у гиганта был о-го-го, а отсутствие языка непривычно искажало его. Натянувшаяся от телодвижений рабов цепь врезалась в ногу.

– Свара! – заорал возничий.

Воины не торопясь спрыгнули с первой телеги и, разобрав крепкие палки, приготовленные для такого случая, направились к нам. Рабы от страха, ну и чтобы не попасть под раздачу, отклонились от дерущихся. Лишь бы шептуна не было! Сдаст нас – и весь спектакль псу под хвост. Хотя среди сосланных в каменоломни шептуны скорее редкость. Все знали, что там такие долго не живут.

– Эй, разбежались! – замахнулся палкой воин.

Гигант, резко сев, принял нешуточный удар палки на руку и, спрыгнув, схватил лежащий в телеге кинжал, с замаха воткнув почти наполовину в шею воину. Тот захрипел. Вояки побросали палки и стали доставать мечи. В этот момент одному из них в шею прилетела стрела. Человек – удивительно живучее существо. Воин не упал, не схватился за шею, он развернулся навстречу опасности. Из леса вышли Клоп, Толикам и Ларк с копьями.

– Среднего бей, чтоб не убежали! – заорал старший охраны.

Один из стражей стал обходить гиганта и Липкого, так как те были вооружены и очень опасны, по крайней мере, выглядели так. Особенно гигант, держащий мой кинжал, словно Гарри Поттер – волшебную палочку – пропорции кинжала и руки были один в один как в фильме.

– Тока попробуй, воевый, – рыкнул на воина Липкий.

Но мужика его слова не испугали. Его рука с мечом, словно в замедленной съемке, наносила колотый удар, причем выбранной жертвой был я. Напрягая все тело, я пытался уйти с траектории удара. Вдруг воина словно ударило током. Меч, продолжая свое движение, вскользь коснулся рубахи на моей груди. Буквально на долю секунды воин замер, после чего стал оседать вниз. Я перехватил его руку и вывернул клинок из кисти, знатно порезавшись при этом. Когда тело упало, моему взору предстал Огарик, стоявший за спиной воина с распростертой пятерней. Не знаю, что он там сделал, но как минимум здоровье, а возможно, и жизнь я ему должен.

– Бросайте мечи, – произнес вооруженный луком Чустам, выходя из леса. – Вы уже проиграли. Бросите – убивать не будем.

Старший, оглянувшись и поняв, что их всего двое, не считая возницы, который уже улепетывал в лес, не мог принять решения. Тот, что со стрелой в шее, пошатнулся.

– Думай быстрее, ты еще можешь помочь ему.

– Ему уже не поможешь. – Старший бросил меч.

– Я остановлю кровь, если вытащишь стрелу. – Огарик несколько равнодушно для ребенка наблюдал эту сцену.

– Да, конечно. – Старший, усадив ничего не понимающего воина на землю, стал пытаться обломить наконечник стрелы.

Его руки скользили по стреле, измазанной в еще сильнее начавшей течь крови. Гигант сделал к ним пару шагов, прежде чем цепь натянулась, останавливая его. Он, повернувшись, махнул нам рукой. Липкий нехотя сделал шаг. Но тормозили не мы, а последний.

– Что непонятно было сказано? – повернулся я.

– Так он не говорил, – произнес один из рабов.

– Быстро подошли! Человек умирает.

– Да он как бы не человек для нас…

– Огарик, тронь там говорливого.

– Да ладно, идем мы.

Когда гигант смог приблизиться к старшему охраннику, то первым делом откинул мечи обоих воинов к нашим. Клопу даже пришлось отпрыгнуть, чтобы клинок не ударил его по ноге. Потом, схватив за плечи, отодвинул старшего от уже начавшего закатывать глаза раненого. Взявшись пальцами, он с легкостью отломил оперение и продернул стрелу дальше. Кровь толчками стала вырываться наружу. Если Огарик сумеет его спасти, то на него можно будет молиться как на святого, наверняка кровь внутрь тоже била. Гигант быстро зажал оба отверстия, оставшиеся после стрелы. Мальчонка, подойдя, убрал его руки и наложил свои. Шея раненого словно осветилась изнутри, став на мгновение прозрачной. Секунд тридцать ничего не происходило, но затем воин конвульсивно задергался. Огарик убрал руки от его шеи и отошел, растерянно смотря на воина. Слова были излишни.

– Ладно, Ларк, Огарика уведи. – Первым отошел Чустам. – Тот второй тоже мертв? – спросил он мальчишку.

Огарик отрицательно помотал головой. Я бы, наверное, на его месте вообще вопрос не понял. У парня прямо великое самообладание.

– Клоп, лошади! – крикнул я, понимая, что уходить надо будет быстро, а кандалы мы точно здесь не снимем. – Липкий, закидывай цепь на телегу – рубить будем.

Толикам копьем указал старшему охраны отойти. Перерубить цепь на телеге не получилось, несмотря на то что по обуху долбили бревном сантиметров пятнадцать диаметром и метра два длиной. Телега играла под ударами, сводя на нет все усилия. Гигант остановил уже вспотевшего Чустама и указал на лес.

– Что? – спросил корм.

– У него языка нет, – объяснил я Чустаму.

– Так нас поймают, – ответил гиганту корм, замахиваясь в очередной раз.

Гигант перехватил бревно и, поставив его на землю, приложил к нему цепь.

– Он хочет сказать, что на дереве быстрее будет, – догадался я.

– Да понял я уже. Давайте к лесу!

Минут через двадцать Гигант, махая бревном, смог перерубить звено цепи. За это время и бревно стало похоже на мочалку, и дерево, на котором рубили, покрылось вкруговую отпечатками цепи. После разгибания звена рабы наконец смогли покинуть единую связку.

– Чустам, медальоны! – крикнул я корму.

– Где? – спросил Чустам у старшего.

– Их потом привозят. Мы по общей бумаге едем.

– А где бумага?

Старший открыл сумку, висевшую через плечо.

– Ты лучше всю сумку давай, – предложил корм.

– Там наши документы. Я заберу?

Корм кивнул.

– Ну все, уходим! – Чустам закинул меня, словно мешок, на трофейную лошадь, сесть на нее я не мог из-за кандалов на ногах. Гремя цепями, ко мне подошел гигант. Показав себе на грудь пальцем, ткнул в меня. Смотреть на него лежа на животе было неудобно.

– Хромой, – Липкий тоже смотрел на меня, – я тебе помогал.

– То есть ты тоже хочешь с нами?

– Ну, своих у меня не осталось. А с украшениями мы одни далеко не уйдем.

– Чустам! Давай большого и Липкого возьмем – просятся.

– Пусть на вторую залазят, а там видно будет. – Корм снимал с убитого броню.

– А мы? – спросил один из рабов.

Чустам взглянул на меня. Всех брать равносильно самоубийству – скорость потеряем дико. Нас к утру найдут, поскольку кузни для расковки или табуна лошадей у нас не было.

– Я только этих двоих знаю. – Я попытался развести свисающие руки. – Пока есть шанс, могут бежать. А не-э-эт. Там такой гнусный, с язвочками на роже, я бы ему ногу сломал.

– Тот убежал в лес, как только цепь разрубили, – засмеялся Клоп.

– Так вы хоть топор оставьте! – крикнул раб.

– А то у нас топоров склады. Беги! – Чустам подошел к старшему охраны и бросил перед ним меч. – Ты свободен.

– Вы чего?! – заорал еще один. – Он же нас перережет!

– Я ему обещал и слово держу. Беги, тебе говорят, у него вон раненый. – Чустам присел перед воином, поверженным Огариком, и, приложив пальцы к его шее, одобрительно кивнул. – Ему не до вас!

Наверное, если бы освобождали рабов из обычного торба какого-нибудь балзона, то больше половины рабов просто остались бы на месте, поскольку среди рабов огромное количество людей, которые боятся. Боятся бежать, боятся говорить, да и жить боятся. Но это имперский торб. А имперские черные рабы долго не живут. Нет, конечно, тут тоже такие были. Например, вон тот мужичок с испуганными глазами наверняка никуда не побежит.

– То есть вы нас бросаете? – возмутился все тот же раб.

– Слышь, разговорчивый! – взорвался вдруг Клоп. – Пока ты тут трезвонишь, парни-то уже разбредаются. Тебя в любом случае не возьмем. Много говоришь – мало делаешь! Повидал я таких, которые только на чужом горбу.

Еще один раб и вправду ковылял в лес, и на развилке остались только этот орущий, мужичок с испуганными глазами и старик, непонятно как попавший в рабы. Почему непонятно как? Потому что пожилых людей редко загоняют за долги в рабство, а дожить рабом до такого возраста тоже нереально.

– У них есть хоть какой-то шанс, – закончил Чустам мысль Клопа.

– Телята недоделанные, твари!.. – неслось нам вслед.

Вернее всего, этот оракул останется в рабстве. Собственно, шансов у тех, кто побежал в лес, тоже мало, поскольку без инструмента освободиться от кандалов невозможно.

Я понимал, что мы могли увести с собой еще пару рабов, но сами еле выживаем и брать незнакомых людей… Муки совести были, однозначно. Оправдывался перед собой только тем, что действительно глупо тащить всех.

– Не думал, что вы на такое решитесь. – Говорить лежа на лошади вниз головой было неудобно, но переполняла радость, что я вновь на свободе, и безумно хотелось ею поделиться. – Спасибо, мужики. Правда, спасибо, я уж думал, все…

– Да это Клоп, – ответил Чустам. – Никак не хотел терять своего раба. Как, говорит, они посмели забрать мою собственность!

– Не говорил я такого! Смотри-ка, дедок-то все еще плетется. – Клоп обернулся.

Мне тоже было видно мелькавшего среди деревьев старика, когда я приподнимал голову. Обзору мешали сумки, взятые с телеги охраны. Мы шли уже второй час, и такой темп, да еще в кандалах мог выдержать не каждый. Через час фигура старика пропала из виду. Огарик не щебетал как обычно и явно был чем-то расстроен, но старался этого не показывать. Просто молча ехал на Серебрушке, разглядывая окрестности и новеньких, которых везли в той же позе, что и меня, Звезданутый и трофейная лошадь. На отдых мы остановились только вечером. Именно на отдых, поскольку ночью надо было тоже идти – мы ведь не просто кражу совершили, мы убили имперских солдат, похитили имущество империи.

Большой минут за пятнадцать срубил дерево и избавил его от ветвей – и все это он проделал тупым топором. Потом все тем же топором и получившимся бревном принялся сбивать кандалы. Я был первым. Чтобы не так отдавалось, запихали между кандалами и ногой рубаху. Били на пеньке, оставшемся от срубленного дерева. Минут сорок ушло только на две заклепки на одной ноге, вторую решили оставить на потом. К концу привала на нас вышел дедок. Вышел и молча сел у дерева, как будто так и должно быть. Никто не сказал ни слова, хотя все косились на него. Дедок одергивал штанины. Ноги под кандалами были сбиты даже не в кровь – в мясо. Прежде чем тронуться в путь, Чустам молча поднял деда и положил на круп Серебрушки.

Пока ехали, я камнем шоркал лезвие топора, напоминающее из-за вмятин неправильную пилу, одновременно слушая рассказ Клопа.

– Когда тебя увели, я решил не уходить и переночевал в нижнем городе…

– Придурок, – прокомментировал его слова Чустам, подгоняя кожаную броню под себя. – Мог и без лошади остаться. Лучше бы в конюшне.

– Утром сразу к рынку, – игнорировал корма Клоп, – а там смотрю, ты на телеге. Я и делать не знаю что, имперские же. Ну а как ты меня подозвал и все разъяснил, я к нашим. Порешили, что надо тебя вытягивать – на твоем месте ведь любой мог оказаться. Когда догнали, стали думать, как тебя вызволить. Огарик сказал, что может незаметно к тебе подойти и попытаться снять кандалы. Попробовали, он даже ветку магией сломать не может…

– Огарик! Ты вообще как? – перебил я Клопа.

– Нормально. – Собственно, по парню не было видно, что он переживает.

Воистину дети жестокие существа.

– Слушай, а вот зелье, что твой дед готовил тогда для двери…

– Не получится. То зелье магию снимает с вещей. Могу попробовать размягчить клепки.

Встали на ночлег. Без сна долго нельзя, да и месяц был уж очень жидким, поэтому лошади в темноте спотыкались. Утром Толикам раздал всем по горсточке крупы и сушеной рыбине, предупредив, что воды нет и тот, кто будет что одно, что другое есть, будет страдать. Новенькие, даже Липкий, молчали, присматриваясь, хотя Большой, подозреваю, даже когда присмотрится, останется немногословным. Ноги деду намазали мазью, вернее, ее остатками.

– Давайте хоть познакомимся, – пока рассаживались, вернее, частично развешивались по лошадям, предложил Чустам.

– Липкий, срез, наказанный, – представился всеми регалиями Липкий.

– Чустам, воевый, бывший корм, – протянул руку Чустам.

Все замерли, смотря на них. Более враждебных званий рабства сложно придумать. Липкий ухмыльнулся и пожал руку корму.

– Тебя как зовут? – спросил Клоп деда.

– Шваний, был горном.

Все, кроме меня и Ларка, повернулись к нему. Понятно, что мы с криворуким тоже навострили уши.

– Чей горн? – спросил Чустам.

– Грандзона Кавара Ханыркского.

– Рабом? – Толикам взглянул на висок деда.

– Нет, вольным.

– Это как же тебя угораздило?

– В горны или рабство? – улыбнулся дед.

– Да и в то и в другое.

– Мой отец был другом его отца. Так и вышло, что его отец взял меня, а потом передал все сыну, когда в немилость впал. Тот начал свою игру вести, и я неугоден стал – знал много.

– Чего ж не траванули?

– Отец его жив, только от дел отошел, не понял бы.

– А в рабы понял?

– Тут основание – мол, крал, суд сказал.

– Все равно, почему жив?

– За вами увязался, вот и жив. Такие, наверное, страже дали указания.

– Так вот ты чего так ноги сбил… – Чустам по-другому взглянул на деда.

– Жить хочу.

– Вы хоть мне расскажите! – возмутился я.

– Он управлял всеми делами грандзона и перегнул с империалами, – одной фразой обрисовал все Липкий.

– Можно и так сказать, – ухмыльнулся дед.

– Империалы-то есть? – спросил вор.

– Есть. Только не взять.

– Много?

– Десятка два, чуть больше.

– Если мы возьмем, то наши?

– Ты, молодой человек, пытаешься с меня денег взять, еще не родившись?

– Да как не родившись?

– Да так. Ты прихлебатель, и я прихлебатель. Пока мы с тобой сами от милости этих людей зависим. Бросят здесь, и мы помрем вместе.

– А вообще такое возможно? Насчет денег? – спросил я.

– Конечно, но риск большой.

– Чего слушаете? – вклинился Чустам. – Ты, дед, пока молчал, лучше выглядел. Видите, вас кашей кормит, чтобы выжить.

– Да ладно, воевый, то же просто разговор, проверить все можно, – возразил Липкий.

– Вот когда проверишь, тогда и разговор будет.

– Идет, воевый. Ты не прими за грубость мои слова, правду ведь величаю.

– Да я как бы не в обиде, но и сказками не питаюсь.

Хотелось дать обоим по сусалам… развели тут, служил… воровал…

– Поехали, бедовые, – перешел на рабский сленг Толикам.

– Хромой, – подошел Липкий, пока я засовывал ногу в кожаную петлю стремени.

– Что?

– Я вообще в богов не очень верю, но и в чужие дела не лезу. – Липкий как-то странно смотрел на меня.

– Ты к чему это?

– Вы мертвякам поклоняетесь?

Я ухмыльнулся:

– Это как?

– Я не знаю как, по-вашему, может, что-то неправильно говорю…

– Объясни толком, я пока тебя не понимаю.

Звезданутый переступил, и мне пришлось подпрыгнуть на одной ноге за ним, так как вторая была уже в стремени.

– Ну, адепты смерти там…

Тут до меня дошло:

– Ты о змеях на копьях?

Хоть мы говорили негромко, но, смотрю, дедок тоже ухо закинул, а Большой так вообще не таясь смотрел на нас.

– Да, – неуверенно ответил Липкий.

– Не совсем. Есть да – едим, а поклоняться мертвым глупо. – Пока взгляд Липкого менялся, но, надо отдать должное, страха в нем не проскользнуло, я поспешил успокоить: – Шучу я. Копья нам по случаю достались. – Я запрыгнул на Звезданутого. – Просто они качественные, да и других нет. Никому мы не поклоняемся, только госпоже свободе.

Липкий качнул головой в знак того, что понял меня:

– Хорошо сказал.

Все клепки при помощи Огарика, который действительно несколько смягчил железо, мы сняли вечером на очередной стоянке.

– А малец что, тебя слушает? – Вор присел рядом, пока сбивали клепки с кандалов Большого.

Голос у него был заговорщицкий – наверняка вынашивает планы найти Огарику применение.

– Не мути воду, Липкий, будь собой. Не тяни из раба жилы, и будет тебе счастье, – ответил я. – Огарик имеет покровителя, не суйся. Да и будь проще.

– Да я просто спросил…

Глава 19

Мы старательно запутывали следы, поэтому реки, за которой было наше логово, достигли только через семь дней. За это время узнали имя Большого: мы называли буквы, а он кивал или мотал головой – да, нет. Звали его Нумон. Мы даже начали с ним разрабатывать версию языка жестов, чему, кстати, Нумон был очень рад. Понятно, причину, по которой он лишился возможности говорить, я не выяснил, но на пальцах элементарное он, вернее я, понимал.

К реке вышли километра за два до моста. Чустам сказал, что наше бегство наверняка наделало много шума, как-никак империю обворовали, а это серьезно, поэтому мосты могут взять под охрану – чтобы нас поймать. Я, если честно, сомневался, что из-за четырех рабов поднимется суета, хотя убийство представителей власти… Но буквально через несколько часов я узнал, насколько был не прав.

Корм пошел на разведку к мосту. Большой играл с Огариком в ножички. Игру я показал им минут тридцать назад, но, несмотря на травянистую почву, Огарику она очень понравилась. И он с детской непосредственностью быстро нашел напарника, так как у меня дико заныла нога – судя по боли, грядет буря, не меньше, – и я предпочел сесть. Бури, кстати, здесь бывали. Не такие, конечно, как в кино показывают, но вот чтоб видимость всего метров десять и ветер, ломающий ветви и выворачивающий старые деревья, – запросто.

– Дед плывет, – вдруг встрепенулся Огарик.

– О, готовь мягкое место, – прокомментировал Клоп.

– Далеко? – спросил я.

– Меньше осьмушки, – ответил Огарик.

– Нас найдет?

– Да. Дядь Хромой, заступишься?

Похоже, парню светили серьезные неприятности.

– Попытаюсь.

– А мы ведь на его лодке можем переплыть. – Клоп улегся на землю, жуя травинку.

– А лошадей?

– Твой точно переплывет. Да и эти должны.

Вернулся Чустам.

– Ну что?

– Близко подходить не стал. Вроде все спокойно, но нутро прямо воет. Надо ждать, чтобы кто-нибудь проехал, так непонятно.

– Дед плывет, Клоп предлагает переправиться на его лодке.

– Огарик, – отреагировал корм, – а мазь-то ведь лечебная закончилась.

– Не трави ты ему душу. И так защиты уже просит.

– Что значит защиты? Я бы на месте деда выпорол его. Ой как выпорол!

– Ну да. И был бы я сейчас в рабстве или с дыркой в животе.

– Тоже верно, но ты со стороны деда глянь…

Дед появился через час. Чустам и Клоп подхватили лодку и втащили через камыши на берег. Огарик спрятался за моей спиной. Дед с хмурым видом вышел и остановился шагах в пяти от меня.

– Мир, тут такая история…

Дед махнул рукой, прерывая меня:

– Нашел заступника? Это хорошо. Давайте ладони.

– Зачем?

– Давайте, говорю!

Я протянул руку.

– Ты тоже!

Огарик протянул свою ручонку. Дед, вынув нож, резко чиркнул по рукам, умудрившись одним движением разрезать обе. Я было дернулся, но меня словно током ударило, на время обездвижив. Огарик не отреагировал никак.

– Сжимайте ладони.

Огарик положил свою руку сверху моей.

– Лей! – Мирант хмуро глянул на внука. – Лей, говорю!

Руку обожгло. Через несколько секунд дед отпустил мою руку.

– И что это было? – потребовал я объяснений.

– Отныне он будет знать, где ты.

– Зачем?

– Потому что ты теперь за него в ответе. Ну рассказывайте, а потом я расскажу.

Я минут за пятнадцать рассказал историю наших злоключений, утаив роль Огарика.

– Это все? – Дед пристально посмотрел на Огарика.

– Я одного силой слегка приложил, – опустив голову, признался тот. – И спасти раненого не смог.

– То есть показал себя люду?

Огарик кивнул.

– А теперь я вам расскажу, что молва несет. Вели себе имперские воины спокойно рабов, а тут вышли на них адепты смерти с юным магом. Первого воина убили сразу, из второго маг высосал всю жизнь, из третьего только наполовину – насытился, значит. Далее он спросил, согласен ли кто служить ему. Трое рабов согласились, а остальных он приказал своим адептам взять для жертвоприношения. Жертвы, даже не сопротивляясь, последовали за адептами. Тут они четверым этим рабам головы-то и снесли и выложили, значит, из них крест для таинства какого-то. А чтобы ни у кого не возникло сомнения, что черный круг магов смерти жив, воткнули они посередине того креста копье со своим символом.

– Да не было такого! Где копья?! – повернулся я к своим.

– Мое – вот, – показал Клоп.

– Вон, у дерева стоит, – указал рукой Толикам.

Взгляды скрестились на Ларке. Тот потупил взор:

– Я оставил нечаянно.

– Зашибись! – Я кинул палочку, которую вертел в пальцах, в Ларка, тот сжался.

– А почему трое? – Клоп встал с земли, отряхивая штаны. – Четверых же увели?

– Да какая разница, – ответил ему Чустам. – Дед вон, посчитали, что убежал.

– Нет. – Липкий, опершись о дерево, наблюдал за всем со стороны. – Большой не числился по бумагам.

– Что же они всех рабов… – Я вспомнил отчаявшегося.

– Старший прикрылся, – уверенно произнес Чустам. – Его бы по голове не погладили, если б узнали, что оружие сдал. Рабы правду могли рассказать, а так… Вроде бы он и сделать ничего не мог. Магия!

– Потом погадаете, – прервал разговор Мирант, – а теперича бежать вам надо. Пошли, Хромой, посекретничаем.

– То, что поведал, это не все. – Дед задрал рукав, когда мы отошли.

Кожа на предплечье, около красного круга с узором, была воспалена.

– Одаренных детей, утерянных в этой местности в последние годы, немного, а таких, как он, вообще десятилетиями ждут. Коли метка жечь начинает, значит, проверяют, где я. С самого утра болеть начала, можно ждать не сегодня завтра в гости.

– Маги?

– Да. Огарика искать будут. Но если уж в селе болтают, то эти уж точно в курсе ваших веселий. А теперь слушай…

Рассказ деда длился минут двадцать.

– …Вот как-то так. Теперь бери своих и улепетывайте из этого локотства, и чем далее, тем лучшее будет.

– Куда, не посоветуешь?

– Ты, Хромой, как дите. Мне ведь магов надо будет обманывать. А смогу ли я то или нет… Лучше я не буду знать, куда пойдете. И помни, случится что с ним, я остаток жизни отдам, чтобы найти тебя.

– Почему я?

– Сам гадаю. Есть что-то в тебе… может, потому, что не врал ты ни разу. А я чувствам доверяю, еще ни разу не ошибся. Руку дай. – Мирант, задрав рукав на левом предплечье, снял кожаный браслет с золотым кругляшом, один в один как у Огарика, и стал завязывать его на моей руке. – У Огарика такой же, и ежели он снимет или там кто недобрый на золото позарится, то твой жечь будет, ну а если ты – так наоборот. Денег вот немного. – Мирант снял с пояса кошелек и протянул мне.

Отказываться я не стал – не в том сейчас положении.

– Чуть не забыл… – Дед резко махнул рукой, отвесив мне смачный подзатыльник. – Третий день хочу это сделать.

После меня дед инструктировал Огарика, это заняло еще минут двадцать. Что рассказывал дед, слышно не было, но паренек регулярно кивал головой.

– Ну? – спросил меня Чустам.

– К морю хочу.

Корм усмехнулся:

– Понятно.

– Вы это, – обратился я к новеньким, – с нами опасно, похоже, маги заинтересовались, так что…

– Если мешаем, ты так и скажи, – откликнулся Липкий, – а пугать не надо. Я с детства вдоль меча хожу. Набоялся уже.

Троица внимательно смотрела на меня, ожидая ответа.

– Мешать вроде не мешаете… – Я в уме прокручивал все «за» и «против».

Гигант – это, конечно, сила! За таким и спрятаться, чуть что, можно. Липкий – мутный и опасный тип, может ночью и прирезать за башок. Дедок – вообще балласт из балластов. И самое главное это то, что лошадей-то у нас четыре. То есть своей компашкой мы худо-бедно поместимся, а вот с ними… Да, собственно, чего я менжуюсь…

– Ты, мил-человек, не гони нас раньше времени. – Старик словно прочитал мои мысли. – Как будем обузой, – он взглянул на Большого и Липкого, – ну или буду, так скажешь, и я отойду. Может, что и решится за это время. Пользы большой от меня не жди, но кашеварить могу, да и знаю много. Если и вправду сможете деньги мои забрать, то отдам все. Просто пойми меня – куда я один…

И что на это сказать? Без нас старик точно долго не протянет. Один, в лесу… Можно, правда, всех троих… И наши, и новенькие пристально смотрели на меня, ожидая ответа. Тут еще Огарик с дедом подошли. Причем последний очень уж внимательно изучал меня взглядом. Понятно, что можно было устроить голосование, сняв с себя ответственность, но вопрос задавался конкретному человеку – мне. И этот конкретный человек, дело прошлое, нисколько не нужнее нашей команде, чем, скажем, тот же старик. М-да… дилемма… Пауза затягивалась.

– Вы попрощались? – спросил я Миранта, выигрывая время на раздумье.

Тот кивнул. Я еще раз взглянул на троицу:

– Тогда выходим. Чустам, дашь Серебрушку Шванию?

– Хорошо.

В принципе, не дал конкретного ответа. Может, это и подло, но, так сказать, взял тайм-аут на раздумье, оставив пути отхода. Не знаю я, что с ними делать. Я как мог искал разумное объяснение своего поступка, вернее… успокаивал сам себя, так как знал, что потом точно не прогоню их, и именно это злило, поскольку противоречило логике выживания.

Собираться особо было нечего – не раскладывались. Единственное, пристроили мешок с продуктами, привезенный дедом. От него же мне досталась довольно приличная сумка. И я, и он знали, что там.

– Амулет с его шеи не снимай. Он хоть немного, но сдерживает силу, – шепотом напутствовал меня в дорогу дед.

Мирант обнял внука. У Огарика глаза были на мокром месте. Я, пожав руку деду, закинул парня на Звезданутого.

– Спасибо, Мир.

– Спасибом не отделаешься. Смотри за ним! Езжайте! – Мирант хлопнул по крупу Звезданутого.

Огарик еще долго пытался выглянуть из-за меня, выискивая глазами деда. Я же рассматривал холм, видневшийся на том берегу. Это место хоть и ненадолго, но подарило ощущение дома. Да, приходилось уживаться не с самыми приятными людьми, но и они уже начинали казаться родными. Да, может, не хватало еды или одежды, но мне там было комфортно…

– Куда идем-то? – спросил Клоп.

– Вдоль реки, – ответил я. – Только от берега надо отъехать.

Через полчаса меня догнал Липкий и пристроился рядом со Звезданутым.

– Спасибо, Хромой, я бы на твоем месте, если честно, не взял нас.

Хотелось ответить ему: еще не поздно передумать, но сейчас было не до него. Мысли занимала дорога, вернее, наш пункт назначения, а если быть совсем точным – его отсутствие.

– Если чего надо, ты говори, – не отставал вор, – может, что посоветую.

– Где ближайшая граница локотства?

– Ближайшая недалеко, но туда нельзя, орки не любят гостей.

– Поверь мне, это мы знаем, локотство соседнее где?

– Да одинаково. Вон туда, – он показал чуть ли не в обратную сторону, – Верхундское. А вот туда, – указал он по ходу нашего движения, – Слопотское, за ним Халайское.

– Халайское это же северное?

– Да.

– Толикам!

– Ау.

– Ты же говорил, что северные земли далеко?

– Ты просто размер Слопотского не знаешь, да и Халайское довольно вытянутое и размером с четверть империи будет, а может, и больше. Орки там.

– Как орки? Степи вон там!

– Рисовать надо. Халайское огибает орочьи степи и уходит за них.

– Там есть участок, между степью и морем, – включился в разговор Шваний, – который лишь на бумаге принадлежит империи, а в действительности там орки ходят к морю. А вот за этим участком уже идет север. Его бы, может, уже давно прибрали к рукам, только вот большая часть товаров оттуда не доходит – орки забирают.

– Так мир же с ними?

– Не остается в живых тех, кто видел грабителей. Все понимают, что зеленые, только доказать некому. А обозы не доходят – вот такая сказка. Зеленые на лафотов ссылаются. Империя бы готова морем возить, все-таки самый короткий путь, а земли там богатые, только все равно далеко, да и действительно в море лафоты шалят. Локот Халайский раз в год собирает войско, прося сил у империи, и посылает туда дань собирать. Народ там темный и считает земли своими, а локотских сборщиков – разбойниками.

– Ну так они разбойники и есть, получается, – произнес Толикам, – защиту обеспечить не могут, а налоги собирают.

– Суровые там земли, звери магические бродят…

– То есть? – заинтересовался я. – Они же вроде на западе?

– Там тоже есть, но основные сражения между магами были именно на севере.

Невеселая картинка северных земель вырисовывалась. Желание идти туда несколько поутихло.

– Пройтись не желаешь? – подошел с противоположной стороны Чустам.

– Давай. – Я оглянулся, ища, кому бы предложить лошадь на время.

Из наших пешим был только Ларк, чужакам Звезданутого с Огариком я не хотел доверять. Хоть и все равно догоним, но не хотел.

Я махнул рукой Ларку, он скачками подбежал и даже помог мне спуститься – адъютант, блин.

– Я с вами, – попытался слезть Огарик.

– Сиди, – остановил его корм, – мы о неинтересном.

Огарик хмуро посмотрел на него – не поверил. Мы с Чустамом остановились, пропуская остальных вперед. Клоп оглянулся на нас, но остался около Толикама, слушая рассказ о севере. Ларк и Огарик тут же затеяли спор шепотом – кто из них в седле, а кто на крупе.

– Куда идем?

– Пока из балзонства, потом из локотства.

– Еще скажи, к морю.

– Ну а почему бы и нет – нас никто не держит.

– Ну что ж, верно. – Чустам замолчал.

– Ты меня за этим позвал?

– И за этим. Севером чего интересуешься?

– Тоже вариант.

– Туда луны четыре, если не пять добираться, и это если каждый день идти.

– Мы никуда не торопимся.

– Там холодно, сам говорил, что нужна одежда, деньги.

– Заработаем.

– Хотел сказать, награбим?

– Тоже работа.

– Какой-то ты спокойный.

– Наверное, начинаю привыкать к свободной жизни. А вообще просто хорошо.

– Конечно. По следам имперская стража и, как я понимаю, маги, а ему хорошо.

– Так поэтому и радуюсь, завтра может быть по-другому. Знаешь, Чустам, я вот когда попал в загон, вернее, после этого… не важно, так вот, только тогда понял, насколько прекрасно быть свободным. Нет, и раньше понятно, что нравилось, а вот насколько… Я сейчас день свободы готов отдать за остаток жизни в рабстве. – Я вобрал носом ароматы леса и выдохнул. – Мы ведь сейчас самые свободные люди. Думаю, что и Клоп не хочет домой именно потому, что там тоже рабство. Да, более уютное, да – можешь к девкам хоть каждый день, но… Не знаю, как объяснить.

Корм внимательно меня слушал.

– Вон дед, – продолжил я. – Он думает, что недавно попал в рабы. А ведь он всю жизнь был рабом. Делал то, что ему скажут, ходил туда, куда пошлют… А быть свободным, это значит делать то, что тебе нравится, а не другим.

– Тебя Толикам не кусал?

– Смейся, смейся.

– Тебя послушать, так все рабы.

– Ну почему, мы свободные.

– Не-э-эт. Ты вон пообещал Миру за внуком смотреть, так что… ты раб – у тебя обязанность.

– Если бы я не хотел, то не пообещал бы, значит, я не чужое пожелание выполнил, а свое.

– Куда бы ты делся?

– Умеешь же ты все испортить – такую теорию разрушил.

– Ничего я не рушил. Просто, по твоим словам, ты у нас и есть единственный раб, – усмехнулся Чустам. – А теория, как ты говоришь, верная.

– Ничего не верная. Если по ней я раб – значит, неверная.

Корм засмеялся:

– Тебе бы в грандзоны. Те тоже слова кладут так, как им удобно.

– Может, когда и стану. Наши уже далеко, Ларка пришлешь?

– Ладно. – Чустам зашагал быстрее, догоняя наш отряд. – И это, – вдруг остановился он, – спасибо, что старика не прогнал.

Пока корм догнал наших, пока Огарик, ссадив Ларка, ехал обратно, я пытался вспомнить, когда это умудрился проморгать момент, в который вдруг стал ответственным за принятие решений? Если честно, то последние слова Чустама меня не вдохновляли. Понятно, что я оставил новеньких – так получилось… само… непонятно – почему вдруг благодарность? Если бы, значит, я прогнал, то корм и это бы просто принял? Вроде как я против, но раз Хромой сказал…

– Большой, а тебе зачем кандалы? – спросил я, когда мы с Огариком нагнали всех.

Гигант и вправду нес свои кандалы на плече с тех пор, как их сняли. Он сбросил цепь с плеча и крутанул восьмеркой – не желал бы я попасть под этот удар.

– Серьезно… Утяжелить бы конец, и рукоять какую.

Большой кивнул два раза, улыбнувшись, показал толстый сук, который он использовал как посох, и, проходя мимо ближайшего дерева, ребрами ладоней показал, что вырубит кусок для утяжеления, но потом, ткнув пальцем в пустые отверстия для заклепок, пожал плечами – нечем крепить. По сути, для него идеальное оружие – и дальность о-го-го, и удар будет посерьезней, чем у меча.

– Ты канавку выруби и перевяжи чем-нибудь, – посоветовал Толикам. – Клоп вон все обрезки с упряжи собрал.

Большой вопросительно мыкнул.

– Ну вот так. – Толикам попытался подъехать к дереву, но кобыла под ним воспротивилась из-за обилия веток. Тогда он спрыгнул и, подойдя к стволу, показал гантелеобразную фигуру на нем. – А рукоять к звену цепи примотай.

В общем, через десять минут пришлось прикрикнуть на Большого, чтобы он прекратил точить лезвие топора. Оказалось, его мысли не далеко расходятся с делом. Возникло впечатление такого… немножко дурачка – большой, немой, глупый.

– Чустам, буря будет. – Нога ныла все сильнее, да и ветер нехорошо стал шерстить листву крон.

– Вижу.

– Давай к реке.

– У реки сильнее будет, овраг бы.

Минут через двадцать небо потемнело и стали падать крупные капли дождя.

– Встаем! – крикнул я.

– Клоп, расседлывай и вяжи лошадей вон к тому дереву, – словно ждал сигнала, крикнул Чустам. – Большой рубит ветки, Ларк и Липкий строят шалаш, Толикам и Шваний…

– Можно Шван, – крикнул старик, поскольку к этому моменту шум леса уже заглушал голоса.

– Прикрываете вещи от дождя.

– Чем?

– Ветками! Шевелитесь!

Я чуть не спрыгнул с лошади. Наверное, даже спрыгнул бы, если бы Чустам сказал мне, что делать. А так слез и, спустив Огарика, тупо встал. Даже ребенок кинулся помогать деду и Толикаму. Я, взяв Звезданутого в повод, повел к Клопу, который, продергивая сквозь узды вожжи, привязывал лошадей к дереву. Вспыхнула молния, и через пять секунд прогремел гром – Звезданутый вдруг дернулся и стал вырываться, я еле удерживал его. Ко мне подскочил Большой и мощным ударом ладони по морде привел коня в чувство. Звезданутый, явно побаиваясь Большого, побрел за ним в поводу.

Я не видел ураганов, собственно, и это не ураган. Я даже не знаю, чем отличается буря от урагана, но природа это сила! Страшно не было. Даже раскаты грома, предугадываемые по вспышкам, был ожидаемы. Но какая мощь!

Вымокли до нитки все. Не помогло ни укрытие, сделанное под деревом, ни рабская дерюга, захваченная из обоза хозяйственным Толикамом. Клоп пару раз выскакивал наружу, переживая за лошадей.

– Да прекрати ты, убегут так убегут, ты не остановишь! – в конце концов прикрикнул я на него.

– Он не за лошадей боится, – громко произнес мне в ухо Чустам, когда Клоп в очередной раз отлучился, – а за то, что плохо дело сделал.

– Дед, так что там насчет империалов? – спросил Липкий.

– Когда я у старого грандзона служил, то часто в его балзонстве бывал – там у меня своя комната. А в ней тайник.

– Какое балзонство?

– Нуренское.

– Не слышал о таком.

– Оно называется балзонством, а так кусок земли на границе локотства, который по краю за день пешком обойти можно, причем половину земли озеро занимает.

– То есть крепости нет?

– Есть. Только небольшая.

– Со стеной?

– Да.

– Хлопотно. – Чустам да и остальные прислушивались к разговору.

Хотя как прислушивались, Швану и вору приходилось перекрикивать ветер.

– Двадцать империалов, – парировал Липкий.

Корм промолчал, схватив рукой ветку, которую уже пятый раз пыталось вырвать из стены шалаша.

– Надо хоть посмотреть, – продолжил вор. – Где именно балзонство?

– На границе со Слопотским, – ответил Шван.

– Так нам еще и по пути.

– Немного правее надо бы.

У меня создалось стойкое ощущение, что дед не хотел туда идти. Может, конечно, денег жалел, но сомнительно…

– Хромой, – спросил Липкий, – а что у тебя в сумке?

Я, чтобы не замочить драгоценную поклажу, прижал сумку к груди.

– Книги.

Липкий ухмыльнулся, но ничего больше не сказал.

Буря затихла так же, как началась, – резко. Не за минуту, конечно, но довольно быстро шквалы ветра сменились полным штилем. Лошади не разбежались.

– Чустам, – отозвал я корма в сторонку, пока наши собирались. – Это как понимать?

– Что именно?

– Ты меня в кормы толкаешь?

– Не понял?

– Только не надо…

– Давай отойдем еще, – предложил корм.

Мы отдалились метров на тридцать.

– Знаешь, Хромой, как определяют десятников в имперских войсках?

– Да откуда мне?

– Ну хотя бы предположи. – Корм не шутил.

– Те, кто более умелые, в смысле лучше всех занимаются?

– Нас поселили в одном доме и руки давали задания. Задания давались не кому-то конкретно, а всем. Мы сами не торопились, и за это нас наказывали. Когда оставляли без еды, а когда и лишним кругом пробежки. Постепенно вышли вперед кто не очень хотел наказаний, но за кем шли люди. И это были зачастую далеко не те, кто лучше бился или был сильнее. Тут другая сила – та сила, когда слушают, та сила, когда уважают. Потом, понятно, проверяли и будущих десятников, и кто-то не смог… Так вот, за тобой идут охотнее, чем за мной, и надо быть совсем дураком, чтобы не признавать это. Возможно, ты и не вытянешь, но тогда этот десяток придется разделить между другими, потому как если не самый сильный, то никто. Народ не может без того, кто ведет. Так положено, так правильно, так делают все. Любое твое слово, заметь, воспринимается без возражений. Даже когда ты не прав или сомневаешься. Вспомни хоть остров – тебе было достаточно высказать сомнение, и все встали на твою сторону. Это сродни магии. Эти вон, которых освободили, даже не задумывались, когда обращались к тебе. И не вздумай их переубеждать, а то они почувствуют слабину и потянутся сами верховодить. Вот тот мутный – так точно, только повод дай. Остальное я тебе объяснять не буду – сам не дурень. От меня подлости не жди, мне ведь так же, как тебе, – выжить и быть свободным. По себе знаю, тяжело, но чем могу помогу. И это… забудь про корма. Прошу. Тупость это рабская. Кстати, будь готов, что тебя будут ненавидеть, – ухмыльнулся Чустам.

– Я подумаю над твоими словами.

– Ну давай, думай… только у тебя особо выбора нет. – Чустам развернулся и пошел помогать Клопу вязать вещи на лошадей – две все-таки без седел.

Глава 20

Мы промокли насквозь, но сушиться не было возможности, так как вымокло вообще все вокруг и даже с помощью наполненного магией искровысекателя не удалось развести огонь. Пока ехали, заняться было нечем, и я решил хоть немного прояснить для себя составляющие магии, а то это для меня на уровне необъяснимых фокусов.

– Огарик, ты, случайно, не знаешь, как… вернее, почему магическое огниво высекает такой сноп искр?

– Потому что оно магическое, – удивленно ответил он.

– Да я не об этом. В нем содержится какая-то сила?

– А-а-а. Нет. Алтыри меняют суть камней, и они делаются… ну… другими.

– А ты тоже можешь?

– Дед показывал, но это долго, и я сам не пробовал.

– Долго? – удивился я. Магическое огниво было довольно распространенным, то есть априори не могло быть очень дорогим или трудноизготавливаемым.

– Надо найти хорошие камни, которые искрят, если по ним бить, потом положить их в горшок и сделать так, чтобы эти камни растворились, а во втором растворить железо – чем больше, тем лучше. Потом надо приготовить камни. Быстрее всего наколоть голышей из моря, как у Чустама, и одну половину сложить в один горшок, а вторую в другой. Ну и вымачивать, иногда наполняя силой. Они тогда впитают сущность камней и железа и станут огнивом.

– Долго, это сколько?

– Можно руки, но самые хорошие получаются, если три луны.

– А у Чустама какой? Хороший?

– Не знаю.

– А как…

Тут Огарик ткнул пальцем в Чустама. Корм, согнав минут десять назад Толикама с лошади, поехал чуть вперед, а теперь стоял, подняв руку.

– Тсс! – шикнул я на Швана и голубопечатного, которые шепотом о чем-то разговаривали.

Чустам махнул мне рукой, но я уже и так слышал далекие удары топора. Я подъехал к нему.

– Двое рубят, – прошептал он, как будто они были рядом. – Переждем? Или в сторону?

– А может, узнаем кто?

Корм помолчал пару секунд.

– Можно и проверить. – Он хотел спешиться, но я остановил его.

– Сиди. Проверим твою теорию.

Я повернулся и ткнул пальцем в Липкого, потом указал в ту сторону, откуда доносился стук. Тот, помешкав, подошел к нам:

– Посмотреть?

Я кивнул. Тот без возражений и препираний пошел вперед.

– Думает, его проверяем, – прошептал Чустам, когда вор отошел достаточно далеко.

– Ну и пусть. Собственно, так и есть.

– Может, лучше я? – спросил Огарик.

– Сиди, разведчик нашелся.

– Вы меня бы не нашли, если бы Чустам не наткнулся, – обиделся парень.

– Отпусти его, – вступился Чустам. – Когда тебя готовились освобождать, мы проверяли его. Я отворачивался, а он прятался в двадцати шагах сзади. Я один раз из пяти его нашел, и то по следам – глаза отводить умеет.

– Конечно. Только взгляд прятать не может. Посмотрит, а лесорубы занервничают.

– Ну это да. – Корм подмигнул насупившемуся Огарику.

Липкий вернулся через полчаса с горящими глазами.

– Там дорога, на ней карета, и всего трое стражей, – явно подразумевая добычу, скороговоркой выпалил вор.

– Стучат чего? – спросил Чустам.

– Дерево бурей свалило – проехать не могут.

– В карете кто?

– Не знаю, дверцы закрыты.

Корм посмотрел на меня. По сути, толковых воинов всего пятеро – Чустам, Большой, Клоп, Липкий и, возможно, Толикам. Большой идет за полтора, Толикам за половину. Остальных, в том числе и себя, я за великих мечников не держал, но с учетом пары копий… я и Ларк могли послужить устрашением. Разбой, это вам не воровство. Поскольку данных было все равно мало – не сам ведь смотрел, может, там трое таких, как Большой, я торопиться не стал.

– Огарик, остаешься со Шваном. Слушайся его. – Я привстал в стременах, чтобы слезть.

– Тебе лучше на лошади, они уже дорубают, – опередил меня Липкий.

– Слазь. – Я попытался согнать мелкого.

– Я тебе помог в прошлый раз.

– Тогда было спасение, а сейчас… Слазь!

Огарик нехотя спустился на землю.

– Ларк, берешь копье, Чустам – лук, Толикам, мне тоже дашь копье, ты вроде хвастался, что мечом в танце муху рубишь.

– Очень остроумно, – огрызнулся Толикам, так как все расплылись в улыбке. – Ты тогда на арене светлого вообще чуть на куски не разрубил.

Надо не забыть прояснить как-то этот момент – что я там все-таки такого сделал, что все еще помнят?

Толикам протянул мне копье.

Я не видел кареты ни в этом, ни в своем мире, ну за исключением бутафорских в Питере. Если честно, вот так встретив на дороге, я бы усомнился, можно ли назвать эту коробку на колесах каретой. Этакий тарантас. Но местные сказали – карета, значит, карета. Возможно, это слово по-русски звучит как «карета», а в действительности – тарантас. Единственное, что указывало на высший класс транспортного средства, это двигатель в два раза сильнее обычного. Ну то есть две запряженные лошади вместо одной.

– Это что, арбалет? – шепотом спросил я, указав корму на колесо телеги, у которого стоял взведенный механизм.

Мы прятались в кустах буквально в двадцати метрах от дороги. Звезданутого привязали к дереву, как только стали видны просветы. Двое охранников действительно уже добивали повисший поперек ствол исполина, поверженного бурей. Причем рубили прямо в кольчугах, не обращая внимания на неудобство, – в карете явно персона.

– Не знаю, что такое арпулет, – ответил Чустам (я, забывшись, произнес это слово по-русски), – но это самострел.

– Хочу, – прошептал я.

Корм улыбнулся.

Воины рубили дерево огромными топорами. Шикарными. Напоминали колуны, но со слегка удлиненным лезвием, испещренным узорами. Третий охранник стоял у кареты и наблюдал за работой коллег, наверное, самый умный.

– Когда оттаскивать будут, ты отсекаешь того, кто кинется к самострелу.

– Хорошо.

Подошли мы очень даже вовремя – минут через десять дерево было перерублено, и троица начала оттаскивать его, позабыв про топоры и арбалет.

– Чувствуешь? – спросил Чустам.

– Смылся от дедка.

Я оглянулся и махнул рукой. Огарик не появился.

– Закончим – высеку. По возможности без крови. Я о жертвах, – поняв двусмысленность сказанного, уточнил я.

Сделав знак своим, я шагнул вперед. Воины, увлекшись работой, не заметили нас даже тогда, когда мы вышли на дорогу. Я указал Ларку на топоры. Тот, опять бросив копье, подбежал и, схватив оба, оттащил в сторону. Этот момент был замечен воинами. Один из них выпустил бревно, двое других, насторожившись, последовали его примеру. Наверное, устав службы не позволял парням отстегивать ножны, поскольку у двоих в руках появились мечи.

– Бросьте, воевые, жизнь одна. – Липкий оглянулся на меня.

– Если сможем, живыми.

Он кивнул в ответ. Воины не спешили нападать, но и мечи не бросали.

– Клоп, Большой, проверьте карету.

Наш единственный вольный грамотно дернул дверцу, пытаясь сразу отойти в сторону, – она была заперта. Зато с другой стороны скрипнули петли. Конечно, можно и отпустить дворян, купцов, ну или кто там, но ведь они уносят самое ценное. Я бы унес. Но и разбивать наш отряд это не лучшая идея…

– Парень с девкой, – прокомментировал Клоп, увидев убегающую пару.

– Вижу, далеко не уйдут. Чустам, одного!

Стрела просвистела из-за моей спины. Один из стражников попытался увернуться, и стрела лишь шаркнула по кольчуге.

– Бьем как выйдет! – крикнул я, понимая, что эти ребята не зря едят свой хлеб.

Плевать на психику Огарика – жизнь дороже, а тут не мальчики для битья.

– Большой, разгони их немного, как скажу. Чустам, как отвлекутся, мы с Липким оттесним двух справа, остальные бейте третьего. Пошли! – И я, выставив копье, шагнул первым.

Из двоих правых один, видимо возничий, был без оружия. Почему-то я решил, что мы с Липким удержим эту пару, пока ребята сократят численность врага. Как бы не так. Меченосец был виртуоз – Липкий за несколько секунд боя чуть не лишился пальцев на правой руке. Меч воина немного не достал. Предполагаю, что тот, который с мечом, даже если добавить еще одного, такого, как я, и еще одного, как вор, запросто бы нас раскидал, ну или расчленил. Расчленил бы… Если бы не Чустам. Болт просвистел недалеко от моего уха и вонзился сквозь кольчугу в грудь – корм бил из трофейного оружия. Я не раздумывая ударил копьем в грудь, броню не пробил, но зато сбил воина с ног. Липкий клинком, словно топором, ударил по руке с мечом. Вот как в кино, такого не было – хрясь, и нет кисти. Кровь была. Рана была. Рука осталась на месте. В следующую минуту Липкий чуть не лишился головы – безоружный тоже был не лыком шит и реально попытался свернуть вору черепушку. Я вбил этому ненавистнику ночной гильдии копье в плечо, тем самым дав Липкому шанс.

Большой и Клоп за это время разделались со своим подопечным. Нумон просто огрел его бревном, то есть будущим черенком кистеня, чем ввел в легкое, ну или нелегкое беспамятство.

Ларк. Ларк стоял на прежнем месте, при этом копье его тряслось, воспроизводя эффект визуального изгиба.

– Клоп, Чустам, Большой, за сбежавшими. Ларк догонит вас с лошадьми.

– Справишься? – спросил Клоп.

– Да орк его знает.

– Я помогу. – Огарик вышел из-за дерева.

Клоп мечом перерубил гужи, удерживающие оглобли на хомутах, и кивнул Большому, жеребец под которым разве что не крякнул.

Оглобель, кстати, было три. На двух лошадей вроде как пропорционально. Со мной, получалось, остался Липкий. Чустам убежал еще раньше.

– Лошадей-то надо? – раздался голос Швана.

Когда все закончится, проведу разбор полетов. Клянусь. Даже этот здесь.

– Липкий, Толикам, вяжем быстро.

– Может…

– Вяжем!

Все складывалось не самым худшим образом. Единственное, разум, памятуя о прошлом приключении, вопил о том, что надо бы обнулить потерпевших, но… Огарик, палок бы ему, да и не готов я на убийство. Липкого разве что попросить… Нет. Пусть живут.

Вязать пленных, это тоже, как оказалось, задача, требующая как минимум веревок. Ну или в нашем случае вожжей. Благо дед вовремя привел наших лошадей, а необходимый инвентарь был в сумках. Вожжи с каретных уехали вместе с лошадьми. Я, помня урок лафотов, хоть и не мастерски, но при помощи Толикама справился с задачей. Липкий тоже умел связывать, подозреваю, изучил на собственном опыте. После того как обездвижили пленных, я отправил вора на Серебрушке, выделив ему одну из наших безымянных, вслед за Чустамом с парнями.

Огарик рвался попрактиковаться во врачевании, но я его остановил:

– Ни к чему им знать, что ты маг.

– Так я… А вдруг умрут?

Положение парней действительно было не ахти. По рубахе возницы расплывалось кровавое пятно – мое копье вошло довольно глубоко. Один из воинов так и сидел с арбалетным болтом в груди, хотя выглядел сносно. Легче всех, возможно, отделался оглушенный, он все еще не пришел в сознание. Мне было все равно, но вот парень:

– Я сейчас повязку наложу.

Огарик смотрел на меня не моргая. Как ему отказать, я не знал, но и возиться с этими воинами очень не хотелось.

– Нельзя, понимаешь, нельзя.

– А я как будто перевязываю, они даже не почувствуют.

– Почувствуют, – подключился к разговору Шван. – Я знаю, меня лечили алтыри. Надо мазью какой-нибудь мазать. Будет казаться, что от нее эффект.

– Поищи в карете, – попросил я старика.

– А почему ты тогда ожог Клопу мазью предложил лечить, а не сам стал? – спросил я Огарика, пока мы ждали Ларка и Швана, изучавших в карете трофеи.

– Если просто магией лечить, то неправильно кровь потом идет по телу и шрамы остаются, лучше мазью.

Ларка я зарекся брать даже в качестве устрашения противника – эффект обратный.

– Либалзон Борокугонский! – крикнул из дверей повозки дед.

– Шван, я ведь не его родословную послал изучать!

– Тут костюмов много женских и мужских, а больше ничего. На облучке немного продуктов, но… наверное, на самый крайний случай, слишком уж незамысловатые… О-о-о! Пирожные будешь?

– Спрашиваешь!

– Тут два, можно одно?

Я сглотнул слюну. Вообще-то надо бы наказать Ларка.

– С Огариком своим поделишься! – крикнул я. – Нашел?

– Не совсем, но подойдет.

Через пару минут дед вылез из кареты, держа в руках горшочек.

– Что это? – тихо спросил я, когда он подошел.

– Крем женский, – так же тихо ответил дед.

Я удивленно взглянул на него.

– Больше ничего нет.

– Ладно, пойдет. Пошли, лекарь. Я буду перевязывать, а ты мазать, – повернулся я к Огарику.

Дед потянулся за нами.

– Куда?! Ищите в карете все самое нужное! Мы ведь не на пляже. Сейчас кто появится, и считай без голов остались.

С тем воином, которого ранил я, разобрались быстро. Мы распластали кинжалом его кафтан и рубаху, последнюю использовали в качестве перевязочного материала, заодно завязав ему рот – не кляп, конечно, но особо громко не закричит. Толикам в это время страховал, держа копье у шеи пациента. А вот со вторым…

Болт вошел хорошо, и только я за него взялся, воин, стиснув зубы, застонал. Благо, что ранение в правую сторону груди, а не в левую – тогда уже было бы некому помогать. Хотя не благо, лучше бы уж… Осмотреть рану мешала кольчуга.

– Намотай тряпку на руку и рви, – посоветовал воин.

Сходив за обрывками кафтана, я прихватил по дороге ветку.

– Держи, – сунул я палку в рот мужику, тот покорно сжал зубы.

Первый рывок сорвался – рука соскользнула по крови. В глазах воина я прочитал очень нелестное мнение о моих способностях. Обтерев болт и сжав как можно сильнее, я дернул… болт остался в руке.

– Кольчугу бы снять… – предложил Толикам.

– Дернешься, убью, – глядя в глаза мужику, произнес я. – Толикам, развяжи его.

Во время перевязки я не выпускал из рук копье. Надо было зарядить арбалет – на мой взгляд, выстрел несколько отдаляет от психологии убийства, иными словами, мне проще всадить болт, чем, если что, пустить в ход копье.

Развязав его и сняв кольчугу, мы снова связали его, несмотря на порывы Огарика перевязывать прямо сейчас. Мужик себя вел примерно. Единственное, спросил перед тем, как мы завязали ему рот, кто мы такие.

– Загнанные звери, – ответил я.

Только закончили перевязку, вернулись Чустам и Липкий.

– Вам что, заняться нечем?! – возмутился Чустам, глядя на наш лазарет.

Я хмуро взглянул на него:

– Сам знаю. Догнали?

– Да, Клоп и Большой ведут. Там такая ягодка… мм… Я чуть там… – Корм покосился на Огарика.

– Не упустят?

– Большой? Не-э-эт. С третьего кольчугу надо снять. – Он по-хозяйски посмотрел на воинов.

– Займись. Хотя нет, я сам. Перебери что нам надо, а что нет, – кивнул я на кучу вываленных Ларком и Шваном вещей. – Потом уходим. Толикам, поможешь?

Пока мы освобождали третьего воина от кольчуги и вновь связывали, ко мне сзади подошел Огарик и прикоснулся к спине.

– Подходит! – крикнул он.

– Тише вы, – шикнул я на них, повернувшись.

Все, включая Огарика и Швана, улыбались. Огарик примерял к моей спине довольно вычурный по покрою кафтан темно-зеленого цвета, со светлыми вставками и кружавчиками.

– Очень смешно, – завязывая узел, отреагировал я.

Огарик, улыбаясь, пошел обратно к карете.

– А брюки такие же? – спросил я.

Огарик обернулся и кивнул.

– Возьмите с собой.

– Ты что, это наденешь? – спросил Липкий.

– В этом вы меня в лесу умаетесь искать, – парировал я. – Да и в любом случае лучше, чем мой.

Парни по-другому посмотрели на кафтан.

– А голубенький тоже брать? – ехидно спросил Чустам.

– Толикаму предложи, – ответил я, – ему больше пойдет.

Привели беглецов – молодого мужчину лет тридцати и девушку с голубой печатью на виске. У обоих были связаны за спиной руки. Парень был крепкого телосложения, а она если не богиня, то уж точно чудо. Фея! Русые волосы чуть ниже плеч спадали длинными локонами, темно-карие глаза, окаймленные довольно длинными и пушистыми ресницами, смотрели испуганно. Нежно-розовые губы были не полными, но и не тонкими. Сквозь бледноватую кожу просвечивали капилляры, но это только придавало очарования. Фигурка… Это отдельная песня. Ее словно лепили для эталона – абсолютно ничего лишнего. Ни один мужчина не способен устоять перед такой красотой. Серенькое платье до пят, слегка облегающее тело там, где надо, только усиливало эффект, производимый девушкой.

– Хромой, мальца надо бы увести, – сказал Липкий.

Я против насилия, но я бы хотел такую, поэтому понимал Липкого.

Я подошел к ней поближе. Запах… Нет, это не ландыши, но он будоражил. Хотелось впиться в эти губы ну или хотя бы нежно прикоснуться к ним. Она действительно была невероятно красива.

– Хромой! – окликнул Шван. – Можно тебя? Поговорить надо.

– Может, потом, дел и так куча.

– Я об этом как раз.

Я нехотя подошел к деду.

– Она кукла.

– Не понял.

– Рабыня для балов ну или утех. Их магически делают. Раз попробуешь, потом не отпустишь. Не захочешь.

– Да я не собирался…

– Я просто предупредил. Большинство дуэлей в империи из-за них. Даже поговорка есть: хочешь с другом разругаться – подари ему свою балессу.

– Магически это как? – Слова деда меня не убедили.

– Потом расскажу. Не надо с ней…

– Ладно.

Я вернулся обратно. Мужская часть, то есть в нашем случае все, фигурально выражаясь, да и не фигурально, пускали слюни. Мне тоже очень хотелось посмотреть, что у нее под юбками, – наверняка точеные ножки.

Я заглянул в карету – все самое ценное из нее было вытащено.

– Большой, давай ее сюда.

– Хромой, ты прямо мудрец, – ухмыльнулся вор.

Я промолчал.

Рабыня уже занесла ножку на ступеньку, когда я образумился.

– Стой. Можно твою руку?

– Да. – Плавным и несколько театральным движением она протянула мне руку.

Именно это движение полностью вернуло мне разум. Она играла! Она знала о силе воздействия своей внешности и играла, пытаясь свести нас с ума. Такой нежный-нежный голосок… Меня охватила беспричинная злоба.

Я попытался снять кольцо – не проходит через фалангу.

– Сними кольца.

– Но они не снимаются. – Реснички хлопнули несколько раз.

– Клади руку на ступеньку. – Я вынул кинжал.

– Я… я попытаюсь. – Лоск слетел с нее в секунду.

И куда только делись манеры. Она послюнявила пальцы и потянула жемчужными зубками украшения, при этом нервно поглядывая на меня, что вконец превратило ее из принцессы в Золушку. Прекрасную Золушку. Вскоре пять колец с обеих рук были у меня.

– Повернись, – попросил я ее.

Застежка на тоненькой цепочке была не особо замысловатой. Пока снимал, погладил белоснежную шейку девицы. Ее попка как бы невзначай оттопырилась, прижавшись ко мне. А-а-а! Да ну этого Швана с советами… Огарик взял меня за руку. Я ощутил легкое покалывание от запястья до плеча. Разум вроде стал возвращаться. Каюсь, я не удержался и помог даме залезть в карету, но слегка по-варварски, то есть поддерживая сзади, чем вызвал гневный взгляд ее спутника и ласково-недоуменный взгляд с полуулыбкой самого объекта помощи.

Теперь надо как-то остановить парней. И это, полагаю, будет нелегко.

– Я за Хромым, – занял очередь вор.

– Никто не будет. – Я решил действовать без объяснений, грубо и нагло. – Не за тем здесь. Нашли что у них? – Я попытался увести разговор в сторону.

– Да. – Клоп показал кошелек. – Пара империалов, наверное, не пересчитывал.

– Хромой, ты чего?! – возмутился Липкий. – У меня такой крали никогда не было! Не хочешь сам, дай другим!

Помог Большой, вставший напротив дверцы кареты и не пустивший вора.

– Если ты, то и остальные, – ответил я Липкому. – А нас девять. – Я взглянул на Огарика. – Восемь. Давай тут на дороге осьмушку подождем стражу?

– С собой возьмем!

– Ты за юбку наши жизни готов отдать? – Как жизни связаны с рабыней, я еще не придумал, но, уверен, смог бы. – Чустам, перебрали? – Я попытался еще раз увести разговор с опасной темы, так как не был уверен, что смогу остановить Липкого.

– Не полностью.

– Грузи, и уходим.

– Я сапоги сниму? – спросил Клоп.

– Молодец, – похвалил я его. – Со всех.

После того как меня вызволили из рабства, мы очень сожалели, что не сняли обувь со стражи – ходили практически босиком.

– Хромой! – вскликнул вор, все еще не теряя надежды.

– Ты можешь остаться, – ответил я. – Ты ведь не был по-настоящему в рабстве? Ты не знаешь, что такое вкалывать с утра до вечера за плошку каши? Тебе можно. Нас можешь не догонять. Уходим! Ряженый, упал на зад! – сменил я объект внимания.

Пленник злобно смотрел на меня. Я толкнул его рукой, и он оказался на земле.

– Ларк! Сними сапоги!

Собственно, я хотел сам… Но, во-первых, был зол на Ларка, а во-вторых… да какая разница? Пусть снимает. Ларк, принявшись за дело, чуть не получил по лицу второй ногой.

– Еще раз, и я вместо сапог заберу твои ноги… и твою девочку, – прошипел я на пленника.

Это возымело действие. Пока Ларк возился, я снял с богатея перевязь с ножнами.

– А где меч?!

– Вон, у кареты, – ответил Клоп.

И клинок и ножны выглядели роскошно. Меч мне не особо был нужен, но такой шикарный. Витиеватая гарда закрывала руку, обоюдоострое лезвие было тонким, как у шпаги, а может, это и была именно шпага. Я не смог устоять перед соблазном и нагло забрал клинок себе. Раз на меня свалили руководство, должен я иметь хоть какую-то выгоду.

– Не удивлюсь, если магически укреплен, – завистливо вздохнул Чустам, но претендовать не стал.

Через пару часов мы были уже далеко. Все это время ехали рысью на лошадях, вымотав животин. Все-таки девять всадников на шесть лошадей, да еще куча оружия и вещи.

– Остановимся? – скорее предложил, чем спросил Чустам.

– Да.

Пока рассаживались на полянке, Шван достал два пирожных.

Дабы Ларк знал, чего лишился, я отломил ему кусочек, остальное отдал Огарику.

– В следующий раз останутся штаны сухими, получишь все, – резюмировал я.

– Я не…

– А я о смысле. Чего дрожал? Они чуть со смеху не умерли.

– Я боялся.

– Ну и что?

– Я не знаю.

Сейчас, сжавшись в комок, он вновь был тем самым рабом, которого хотелось пнуть, когда он жил в торбе.

– От тебя могла зависеть наша жизнь, – попробовал пристыдить его я.

– Да от него как раз ничего не зависело, – недовольно пробурчал Липкий, ломая весь педагогический эффект.

– Чего злишься? И так лошади еле бредут, а если бы еще и ее взяли?

– Да она тут ни при чем. Ты прав, дело – это дело, а бабы – это бабы. Только как-то глупо, словно дети неразумные: ограбили, по лесу побегали, потом полечили – надо же оставить тех, кто покажет, куда мы пошли, и опознает потом, – ерничал вор.

– А ты что предложил бы? Убить?

– Можно и так. А можно было оттащить карету в лес и их вместе с ней, а там уже не спеша и теребить. Оставили бы потом привязанными.

– И куклу потискали бы, – насмешливо добавил Шван.

Липкий зло зыркнул в его сторону.

– Давай я тебе расскажу про них. Растят таких девиц сызмальства, отбирая из девочек-рабынь наиболее смазливых. По всей империи всего три дома занимаются этим, и, что они там с ними делают, толком никто не знает, так как они свои секреты оберегают. Выходят оттуда такие вот красавицы без изъяна. После одной ночи с этакой красавицей многие знатные господа, кто послабее, в тряпок превращаются. Только разве что на цыпочках перед ними не ходят. Точно не знаю, но слышал, что им их орхидею, ту, что снизу, магией делают, – дед покосился на Огарика, – чтобы мужики млели от запаха и еще хотели.

Клоп, внимательно слушая, вдруг изрек:

– А нюхать-то зачем?

Все, кроме Огарика и самого Колопота, заулыбались.

– Клоп, это образно, – просветил я его. – Смажешь корень, и еще хотеться будет.

Тот заулыбался.

– Чего ты? – спросил Толикам.

– Да представил, как мы за ней по лесу все ходим, ну если б там ее… и нюхаем.

Тут уже удержаться от смеха не смог никто.

– Тьфу на вас. Ладно, поехали дальше, – стал поднимать я мужиков после того, как они обыграли эту тему на языках. Дошло до откровенной пошлости. И это при ребенке.

– Молчал бы, – ответил, вставая, Клоп. – Видели мы, как ты ее подсаживал.

– Липкий, – окликнул я вора, – если у тебя в следующий раз мысли дельные появятся, ты делись, только вовремя.

– Есть одна. На дорогу нам надо в ночь выйти.

– Зачем?

– След сбить. Да и по дороге дальше уйдем.

– Верно говоришь. Ищем дорогу.

В этот раз передвигались частично перебежками – чтобы поберечь лошадей. Бежали все, кроме меня, Огарика и Швана, и поочередно: двое постоянно на своих двоих, но при усталости менялись с кем-либо ехавшим на лошади.

Глава 21

К вечеру нашли дорогу. Совершенно пустынную. Мы с Чустамом сходили на разведку. Нашим критериям по запутыванию следов она не соответствовала, скорее наоборот, поскольку была превращена прошедшей бурей в контрольно-следовую полосу. Знаете, когда распаханная такая полоса вдоль границы. Мы, например, четко видели следы недавно проехавшей повозки. И самое плохое, что они были единственными.

– Что делать будем? – Чустам разглядывал следы.

– Пустим впереди нашего вольного, а сами следом поедем. Преследование все равно только через несколько осьмушек начнется, если вообще сегодня, там, может, и затопчут наши следы.

– Ты про имперцев не забывай, те должны уже идти по следам.

– Магов еще вспомни.

– И вспомню. Воду надо – лошади пить хотят.

– Тогда туда, – ткнул я пальцем в сторону, где теоретически должна быть река.

По крайней мере, я предполагал, что она там.

– Телега туда же поехала.

– Да и орки с ней. Клоп предупредит – объедем.

– Тоже верно.

Я поймал себя на мысли, что после моего повторного освобождения из рабства Чустам стал мне даже роднее, чем Клоп. Может, конечно, влияние присутствия новеньких, на фоне которых корм как-то ближе. Но вернее всего просто притираемся. Липкий, кстати, довольно коммуникабельный тип. Настолько быстро адаптироваться в чужом коллективе не каждый сможет. Шутки, прибаутки, он даже сленг наказанных почти не употребляет. Тот еще жук, похоже.

– Ладно, давай отдохнем, перекусим и отправимся дальше. – Я развернул Звезданутого.

В отряде и без нас сообразили, что пора бы подкрепиться. Из мешка Миранта был выужен хлеб и копченая рыба, то есть то, что не надо готовить. Клоп нарезал какой-то забавный по форме корень. Оказалось, приправа, взятая из кареты, похожа на имбирь, но с мятным привкусом. Я взял ломтик, попробовал.

– Мм… Клоп, да ты… ценитель вкуса. – Я не сразу подыскал в местном языке аналог слова «гурман». – К рыбке самое то.

– Шван подсказал. Я выбросить хотел.

– Понятно. Смотрю, сапоги подошли?

– Знаешь как удобно?

– Пока не знаю. Но сейчас попробую. Ларк, а ты куда сапоги дел?

Тот растерянно смотрел на меня. Сапоги были уже на нем. Как говорится, в большой семье…

– Ладно, тебе больше ногами двигать, – смирился я с потерей.

Еще две пары разобрали Чустам и Толикам. У остальных обувь была не рабско-орочьего производства, то есть получше.

– Ты костюмчик примерь, – посоветовал Клоп.

– И вправду, чего это я.

Размерчик был мой. Почти. Прежний хозяин был, мягко говоря, поупитаннее. Поверх кафтана я надел перевязь с клинком.

– А неплохо, – резюмировал Липкий. – Это тоже надень.

Вор протянул мне шапку. В нашем мире я бы такую не надел. Этакий немножко женский покрой. По форме напоминала обычную вязаную шапку, то есть без полей, козырьков и чего бы то ни было, но изготовленная из плотной ткани, и по краю шла кружевная оборка.

– Ларк, снимай сапоги, – потребовал вор.

– Пусть носит, – заступился я.

– Ты просто себя не видел. Сейчас побреем, волосы подрежем, чтоб из-под шапки не торчали, и вылитый либалзон. Документы тоже есть. Жеребец под стать. Печать под шапкой не видно.

– Липкий прав. Рот только не открывай. Я не встречал знать без двух зубов, – сказал Чустам.

– Шести, – поправил я его.

– Остальные незаметно, – возразил корм.

– Огарик, вставишь?

– Если выточишь.

Я повернулся к парню:

– Ты что, правда можешь вставить зубы?

– Там ничего сложного. Только вытачивать из кости надо и выглаживать потом.

– Хромой, ты не отвлекайся, мастера замучаешься искать, чтобы выточил, – вернул меня к примерке Липкий.

– Да я сам выточу.

– Видел я людей с такими зубами – лучше уж совсем не приращивать. Сапоги надевай.

– Зачем все это?

– Документы у знати спрашивает только стража, и то по отдельному приказу. Ну а уж чтобы палец к печати приложить… Я вообще о таком не слышал.

– У знати свита.

– Вон два твоих стража стоят, – кивнул Липкий на Чустама и Клопа. – Шлем нахлобучим на воевого, и печати не видно будет, хотя тому тоже надо что-то на голову подыскать, больно взгляд глупый.

– Ты это… – подал голос Клоп.

– Да шучу я. Вы чего, парни?

– Кто же поверит, что стража в шлемах едет? Да еще и в таких штанах?

– Я и не таких причудливых знатных видел. Один еще и со щитами заставлял ходить, и его, чуть что, прикрывать. Штаны, конечно, не воевые, но никто особо присматриваться не будет. Толикам, пробуй синий кафтан.

– Мне-то зачем?

– Твое лицо внушает доверие. Будешь горном. Ну или вон Швану дайте кафтан. Он и говорить умеет как надо.

– Дело говорит, – подтвердил Шван, – в городах только при въезде во второй, а то и третий круг стен документы у знатных спрашивают. А палец приложить просят только на въезде в замки локота или грандзона какого щепетильного. Можно только на имперских наткнуться… Тем все равно, кто перед ними.

– Ты хочешь сказать, что мы вот прямо по дороге можем ехать? – дошло до Чустама.

– Если остальных приодеть. В особенности Большого и мелкого.

– Рабами и будут.

– Не бывает такой одежды у рабов либалзона.

В итоге стражем вместо Клопа поставили Липкого. Колопот расстроился, так как с него вознамерились снять кольчугу и сапоги. Было принято решение в ближайшее время разжиться еще лошадьми и одеждой, а пока маскарад свернули, поскольку раздобыть лошадей мы могли всего двумя способами – украсть и отобрать, а костюмчики раньше времени светить не хотелось.

– Ну что, тронулись, фантазеры? – предложил Чустам. – Лошади пить хотят, да и темнеет уже.

Через час достигли реки и небольшого мостика. Только река была не та, вдоль которой мы должны были ехать. Так, мелкая речушка с заросшими берегами, вернее всего приток большой. Лошади жадно стали пить. Да что лошади! Мы сами пустили котелок по кругу, звучно глотая спасительную влагу – после копченой рыбы пить ужас как хотелось. У водоема почувствовали первых комаров. Пока еще мелких. Не удивлюсь, если эти твари выведены магами в качестве оружия. Такие… даже не здоровые, а огромные жужжащие вертолеты, вмещающие, казалось, литр крови. По крайней мере, если убьешь напившегося, создавалось такое впечатление. Нос этих монстров напоминал скорее донорскую иглу.

– Флягу надо добыть, – вытер губы рукавом Клоп.

Единственная емкость – котелок – не годилась для перевозки воды.

– Бутылки есть, только в них вино, – приняв от Колопота котелок, сообщил Шван.

В темноте особо видно не было, неполная луна лишь слегка освещала нас, но все взгляды скрестились на нем.

– А чего молчал? – Первым пришел в себя Липкий.

Шван, напившись и громко дыша, выпалил:

– Вино не настойка. Там всего три бутылки.

– Свой человек, – усмехнулся вор. – Но одну надо выпить – ребенку воды набрать.

Сказано – сделано. Благо, что местным пробкам штопор не нужен – они торчали из горлышка.

– Хорошо! – Чустам сделал пару глотков и передал мне сосуд.

– Ну так, – принял после меня бутылку Шван, – дуваракское, по пол-империала за бутыль. – Он сделал глоток, протянул бутыль Клопу. – Я такое, будучи горном, всего раза три пробовал – алтыри имперские делают.

Шван второй раз за вечер привлек к себе общее внимание.

– Ты хоть бы сказал… – Клоп так и не успел глотнуть.

– Мужики, – вступился я за старика, – мы свободны, можем мы, в конце концов, почувствовать себя грандзонами? Когда еще удастся выпить вина стоимостью в четверть себя самого.

Хотел добавить, что только что отказались от самой красивой на свете девушки, так хоть вином компенсировать, но вовремя опомнился.

– Мм… – потребовал передать ему бутыль Большой.

– Этому ведро надо, – заметил Чустам.

Большой замотал головой, после того как глотнул, и показал два пальца. Все засмеялись. Тут со стороны дороги послышался скрип колес. Мы повернулись в ту сторону. Вскоре на мост въехала одинокая телега, на которой угадывались три фигуры.

– Пусть едут, – прошептал я.

Мы подождали, когда они отъедут.

– Может, еще одну? – предложил Клоп.

На некоторое время повисла тишина. Я прямо нутром ощущал, что ждут моего ответа, причем желательно положительного.

– Один раз живем, – тихо произнес я.

– Шван, где лежат? – спросил Клоп.

– Там у каурой справа в узле, – ответил бывший горн.

– Обе брать? – Вопрос адресовался мне.

– Разумеется.

– Дядь Клоп, я принесу, – подскочил Огарик.

Когда мальчонка принес бутылки, одна была распечатана.

– Это что? – строго спросил я.

– Я тоже хочу попробовать такое дорогое вино. А вы же не дадите.

Все заулыбались.

– Наш парень, – похвалил Чустам.

Вторую бутылку распивали медленно (договорились по полглотка), растягивая удовольствие.

– Как-то с пары бутылок хорошо стало, – почувствовал я неладное.

– С него так и есть, – ответил Шван. – Пройдет через осьмушку, даже похмелья не будет.

Распечатывать после этого третью как-то расхотелось, ну или наоборот…

– Я никогда больше не пойду в рабство, – вдруг высказался Ларк.

Я бы напомнил о его недавней трусости, но… вечер был прекрасным, и обижать никого не хотелось.

– Согласен, – протянул руку Ларку Чустам.

Все по-детски стали класть руки сверху, я тоже положил. Да, наивно для нашего циничного мира, но для этого… а может именно для нас, сейчас было ощущение какой-то общей близости, пусть и детской… или пьяной. Последним положил руку Огарик. Чустам, улыбнувшись, потрепал его по волосам. Действительно славный паренек. Мотнула только вот его жизнь… Хотелось сжать его, как щенка, и растрепать ему еще больше вихры. Надо, кстати, подстричь.

Третью бутылку все-таки распечатали. Только дали первый круг, как на мост с той стороны, откуда мы приехали, вылетела кавалькада вооруженных всадников. Мы равнодушно проводили ее взглядом.

– Двенадцать, – раздался голос Чустама. – За нами.

– Почему? – Я отпил из бутылки и передал Швану.

– Первым точно тот хмырь из кареты был.

– Не должны успеть, – усомнился я.

– Нет. Как раз, – возразил Липкий. – Пока сигнальный предупредил, собрали отряд, выслали.

– Какой сигнальный?

– У всех знатных есть такой амулет. Пуговица там, на которую нажать надо, или кольцо снять.

– Я с него перстень снял. – Клоп достал из-за пояса кольцо.

– Может, и оно, – пожал плечами Липкий.

– В нем нет магии, – успокоил нас Огарик.

– Что сидим? Поехали, сейчас увидят, что следов наших нет, и вернутся – края дороги осмотреть. Хотя они сами сейчас там натоптали.

Спокойствие было полное. Никаких лишних мыслей или движений. Надо сказать, что и не лишние не хотелось делать. Три бутылки вина уделали восьмерых взрослых человек! Вина!

– Встали. Едем. – Мой разум наконец подавил воздействие алкоголя.

Я даже догадался показать драгоценности феи Огарику. Тот выцепил одно кольцо:

– В этом есть.

Я с размаха выкинул его в реку.

– Была бы свежая основа – развеяли бы, – вздохнул парень.

– Что такое основа? – спросил я, подсаживая его на Звезданутого.

– То, что дед делал, когда дверь пробивали.

– А ты умеешь такую?

– Умею. Только она всего полдня в себя магию впитывает сама. Потом день в нее можно вливать. А следом уже она начинает отдавать.

– И что отдает?

– Что вложишь. Укрепление или здоровье. Можно веселье или… – Огарик на секунду замешкался. – Чтоб нравиться кому-нибудь.

Последнее слово он произнес со стеснением.

Отрезвление наступило где-то ближе к полуночи, за это время мы прилично отмотали вдоль берега и даже переправились вброд через речушку. Ужасно хотелось спать, но те воины с моста все еще стояли в глазах. Ближе к утру мы, проехав по проселочной дороге, выехали к деревне. Поскольку час был очень ранний, то внаглую проехали через нее. Ну а так как деревня раскинулась на двух берегах той же реки, у которой мы жили, то, переправившись через деревянный мост, мы оказались на другом берегу почти незамеченными. Нас видели только двое пострелят возраста Огарика, которым приспичило пойти к реке. В руках у мальчишек были остроги – наверняка рыбу долбить, пока не проснулась. Будем надеяться, что преследователи не устроят опрос жителей деревни. Сразу вдоль реки, русла которого мы старались временно держаться, поворачивать не стали. Пошептавшись, решили отъехать чуть подальше от берега. Все-таки за нами не идиоты едут и если смогут проследить хотя бы до села, то поймут направление, в котором мы движемся. Да и глубже в лес – меньше народу. Огарик, откинувшись на меня, дремал. Едва начало светать, сделали привал. Только привязали лошадей, как все попадали спать.

Примерно через час, не больше, нас разбудил Чустам.

– Уходить надо.

Перечить никто не стал. Все молча стали грузить свои «подушки», то есть то, что вместо них использовали, на лошадей.

Десять дней – десять! – мы добирались до этого балзонства Швана, которое оказалось мало того, что в заднем месте балзонства, так еще и в довольно болотистом заднем месте, где комарье водилось тучами и однозначно входило в местную ОПГ по сбору крови, ну или работали на станции переливания. В течение десяти дней мое мягкое место превратилось в жесткое, как, собственно, и кожа от укусов насекомых, зато у некоторых на ногах мышцы, как я заметил, стали бугриться. Особенно вымотали первые три дня, пока темп держали, стараясь уйти как можно дальше от мест, где набедокурили. Все это время постарались не влипать в истории, чтобы не наводить на наш след. Хотя пару раз хотелось пошерстить встающие на ночь купеческие обозы. Особенно насчет лошадей. Останавливали картинки трех разъездов воинов, которые нам встретились по пути, всплывающие перед глазами, – в балзонстве явно объявили план-перехват. Два отряда были балзонскими или локотскими, как охарактеризовал их Чустам, а вот третий – имперский.

– Как определяешь? – спросил я его, когда мы смогли выдохнуть – стук копыт десятка уже затих.

Мы чуть не выехали на дорогу, когда Клоп услышал бряканье сбруи. Убежать далеко не смогли, поэтому имели возможность воочию рассмотреть каждого проехавшего. Благо ни один из них не повернул голову в нашу сторону.

– У имперских оружие одинаковое и обычно два самострела на десяток есть – на случай стычки с латниками. У местных редко такую роскошь встретишь.

– А не по гербу? – явно съерничал Толикам.

– Ну и по этому тоже.

Герб империи представлял собой кулак на фоне какой-то загогулины. Кто-то из рабов рассказывал, что кулак значит единение всех локотств, а загогулина и не загогулина вовсе, а Гнутая гора, где обитали маги. Не помню, чтобы видел этот герб воочию, только схематически нарисованным палочкой на земле. Сначала как-то не обращал внимания, у орков ему негде взяться, ну а сейчас просто проморгал.

– Ну ладно, поехали, – прервал я спор.

Выезд на дорогу был у нас отработан до автоматизма. Сначала галопом и из разных мест выезжали всадники, разворачиваясь на дороге в разные стороны, проехав метров тридцать-сорок (если не было предусмотрено другое), они съезжали на противоположную сторону, опять же в разных местах. В это время Липкий, Чустам и Большой старательно заметали следы на обочинах. Выглядело, конечно, как шизофрения под кисло-сладким соусом паранойи, но… так постановил совет.

Ужасно добивала воцарившаяся жара. Причем для этого времени года это еще не так и жарко. В степи этот засушливый промежуток выдерживался легче, уж не знаю почему, может, из-за ветра. Тут же духота прямо давила…

Замок, крепость, обитель, не знаю, как назвать то место, которого мы наконец достигли и которое являлось промежуточной целью нашего путешествия, выплыл где-то в первой осьмушке десятого дня. Предстал он перед нами приземистой крепостью на противоположном берегу двухкилометрового блюдца озера. У меня к этому времени дико разболелся зуб и бесило буквально все.

– И что, вот это штурмовать? – в пространство, ни кому не обращаясь, произнес Чустам.

– Ну не штурмовать… – ответил Шван. – Я смогу пройти туда, но… мне нужен помощник.

– Зачем? – спросил я.

– Одному мне не пройти, – неопределенно ответил Шван. – Там магические предупреждающие амулеты есть…

Похоже, дедок имел в виду Огарика.

– Ты, Шван, не обижайся, но никто из нас в неизвестность не пойдет, – мягко возмутился я.

Старик на некоторое время задумался, но потом, видимо, решился:

– Есть подземный ход, но мне одному его не открыть. Нужен помощник.

– А почему не все? – спросил Чустам.

Старик опять ненадолго замолчал.

– Давайте встанем где-нибудь неподалеку, а я обдумаю свой ответ.

– Не находишь, как-то подозрительно все это?

– Я объясню.

Мы действительно нуждались в отдыхе. Шван показал, с его точки зрения, стоящее место – за холмом, скрывающим от нас имение или крепость. Я все еще не знал, как назвать это место, поскольку внутри небольшой каменной стены, окружающей некую территорию, было всего одно двухэтажное строение с покатой черепичной крышей.

Костер разводить не стали в целях конспирации. Мне вообще вся эта затея с проникновением перестала нравиться – слишком угрюмо и опасно выглядело имение. Так вроде ничего особенного, но некто внутри меня твердил, что сооружение не так просто и, несмотря на свой довольно неказистый для этого мира вид, готово встретить любых гостей. И это только ощущения от созерцания сердца этого балзонства.

– Я не держу зла на старого грандзона, – как только мы уселись на довольно мшистой поляне, начал свою речь бывший горн. – Он и не знает о том, что творится в столице локотства, а уж тем более о действиях своего сына. Он хороший человек, который не позволял себе… ну разве что изредка, повышать на меня голос. И в связи с этим я бы не хотел лишний раз тревожить его.

– Надо же, мы тоже, – подковырнул Липкий.

– Не злословь, юноша! – В голосе Швана прорезались нотки, заставившие Липкого замолчать. – Я не о том, что возжелал проникнуть в его дом и взять свое. Я о том, что некоторые секреты грандзона я бы не хотел обнародовать. И это не от неуважения к вам, это свидетельство моего достойного отношения к нему. Я осознаю свою зависимость от вас и готов в меру своих возможностей… не возместить, а помогать вам, так как вы были ко мне бескорыстны. Но это не говорит о том, что я не ценю и те десятилетия, которые прожил с ним.

Шван замолчал.

– Я ничего не понял, ты сходишь сам? – спросил Клоп.

– Сам не могу.

– Я все равно не понял. Мы идем все? Или кто? Ты скажи нормально.

– Твоя непонятливость… – От тона старика снова повеяло раздраженностью и некоторым высокомерием.

– А я бы на твоем месте обдумал его слова, – осадил я старика, так как стало обидно за друга – тот к нему всей душой, а этот сморчок… – Мы ведь, как ты сказал, ничего не просили у тебя, ты сам предложил. А теперь, когда отмотали десяток дней, ты вдруг решил проявить характер? Если тебе так дорог твой грандзон, ты так и скажи. Намнем тебе бока, да и ладно. Ну а выматывать людей, которые проделали нелегкий и немалый путь с риском для своих жизней… повторюсь, жизней!.. ты не имеешь никакого права. И это, как ты понимаешь, я мягко выразился. Похоже, Чустам правильно сказал, не позорился бы ты, дед… – Я схватился за щеку.

– Ты чего? – Клоп удивленно смотрел на меня.

– Зуб болит.

Огарик, сидевший у дерева, встал и подошел ко мне.

– Наклонись.

Я присел на корточки. Он большими пальцами провел по моим щекам, точно определив больной зуб, и подержал на нем палец секунд десять, при этом глядя мне в глаза. По щеке растеклось тепло, и стук кувалды в зубе стал стихать.

– Прошло? – отпустил он мою голову, все еще вопросительно глядя в глаза.

«А симпатичный будет парень, если не изменится с возрастом. Сколько девчонок попортит», – пронеслось в голове, пока я разглядывал лицо мальчонки.

– Почти. Спасибо.

Огарик вернулся на место, где сидел.

– Извини, Шван. – Мне стало неудобно за то, что вспылил.

– Это вы меня простите, – произнес дед.

– Да тебе не за что…

Старик вдруг вскочил и довольно резво побежал в лес. Я удивленно проводил его взглядом, даже не пытаясь встать, пока не наткнулся глазами на воинов, окружающих нас. Шван, как я понял, тоже был очень-очень удивлен, когда получил латной перчаткой по зубам от воина, к которому бежал. Я, схватив Огарика за ворот, дернул его себе за спину и схватил арбалет, судорожно взводя.

Понятно, что к тому времени, как воины подошли метров на двадцать, мы были уже во всеоружии. Ребята окружили нас серьезные, примерно человек пятнадцать, из которых четверо были лучниками. Тягаться с ними было бессмысленно, но и сдаваться никто не собирался. Клоп и корм успели даже шлемы надеть.

– Кладите оружие и на колени!

– А меч средь расщелины не хочешь? – огрызнулся Чустам, целясь из лука.

Я старался охватить взглядом двоих лучников, от еще двух меня закрывал Звезданутый. Рука на палке приклада арбалета стала слегка вялой. Я, перестав метаться, выбрал ближнего, в конце концов, я не снайпер, хотя и тренировался – аж целых два раза выстрелил.

– Стоять! – раздался голос поправившего челюсть Швану воина, приказывал он явно не нам. – Мы стражи балзонства, в котором вы находитесь, и требуем подчинения.

– Мы ошиблись в границах и хотели бы покинуть ваши земли! – ответил ему Чустам. – Большой, меж лошадей, в тебя целят.

Гигант не стал испытывать судьбу и скрылся между лошадьми, вражеские лучники тут же перераспределили цели.

– Мы не можем вас выпустить без разрешения балзона!

– А мы не можем отдать гордость!

– Лошадей в хвост!

– Предлагают с ними пойти, – пояснил мне корм, хотя и так все было понятно.

Я осознавал, что если мы пойдем с ними в крепость, то нам каюк, но… был шанс придумать что-либо по дороге, ну и Огарика, скажем, можно было спровадить. Хотя о чем я? Самому себе можно признаться – просто оттягивал время.

– Хорошо.

– Сними стрелы! – крикнул Чустам.

– Лук – сняли!

Воины были вымуштрованы отлично, поскольку они тут же опустили луки, но стрелы с тетивы не убрали.

– Хромой, опусти! – крикнул Чустам, опуская лук.

Причем кричал скорее по привычке, поскольку я был в пяти шагах от него.

– Выньте из самострела! – раздался голос с той стороны.

Чустам покосился на меня, я снял болт, хотя это было нечестно. Они за доли секунды перейдут в готовность, а я – нет.

– Большой, Ларк, – Чустам не сводил с противников глаз, – вы ведете лошадей сзади нас шагах в пятидесяти. Остальные идем за десятником.

Двигались мы очень медленно. В душе царила пустота, но не та, когда тебя ведут словно теленка на убой, а та, когда костлявая неумолимо приближается, касаясь своим саваном, а ты не согласен. Воины шли впереди нас и по бокам. Сзади вели лошадей Нумон и Ларк, которые стали первоочередными целями для лучников противника. Радовал вид плетущегося впереди Швана, которого подталкивал один из воинов, когда тот замедлялся, – похоже, дед попал из огня да в полымя. Но и для нас ситуация была не лучше. Через полчаса вышли на дорогу, ведущую вдоль озера к крепости.

– Огарик, – прошептал я, – сумка на Звезданутом. Я знаю, ты сможешь. Там есть деньги, разберешься. Сумку обязательно забери и возвращайся к деду.

Он помотал головой.

– Уходи.

– Я с тобой.

– Так бывает, иногда надо просто уйти, я не могу сейчас объяснить.

Огарик потянул амулет с шеи.

– Значит, не сможешь?

Он еще раз помотал отрицательно головой. Но меня смущал его взгляд. Ведь не уйдет! Фигура мальчишки смазалась…

– Стой! – вскрикнул воин сбоку. – Где ребенок?!

– Тай! – крикнул десятник, но тут же замолчал.

Перед ним стоял мальчишка, между ладоней которого змеились молнии. Пусть маленькие и не казавшиеся опасными, но для этого мира нереальное зрелище… Я потихоньку снова вложил болт в арбалет.

– Большой, левых, – услышал я шепот Чустама. – Хромой, лучники, Липкий…

Молодец Чустам, я хоть и вложил болт, но не охватил всей картины, а он успел. Сигнал к началу подал лучник врага, первым поднявший свое оружие, через доли секунды он принял в голову мой болт. События разворачивались очень быстро, но я помню только первые мгновения, дальше обрывками… Мой клинок входит под доспех воина, который смотрит на меня удивленно сверху вниз, поскольку я, упав на колени перед ним и таким макаром прокатившись, вогнал под кольчугу свой клинок. Краем глаза вижу молнии… Нутром чую Огарика в той стороне. Отбиваю удар воина, который быстро возвращает меч в боевое положение, но тут же падает. Память полностью вернулась в объятиях Чустама, тянущего меня прочь от трупа в смятом шлеме.

– Хромой, все! Он мертв! – ворвались в сознание слова корма.

Нас уже окружали кроме тех, что выжили, еще десяток всадников, среди которых была пара арбалетчиков. Мы сбились в кучку по центру. На поле боя лежали семь тел, из наших там был Большой с тремя стрелами и Ларк – они оказались отсечены от нас. Но это я осознал потом, а теперь я только вырвался из рук корма и начал воспринимать информацию, которая доходила до меня словно сквозь вату, то есть приглушенно и не совсем адекватно, как будто это все не со мной происходит. Помню, в детстве делали операцию под общим наркозом, так очень похоже на состояние после него, когда не совсем отделяешь реальность и сны, которые видел. Огарик, слава богу, исчез.

– Балзон, у них маг. Мальчишка! – доложил старший.

– Круг, – спрыгнул с лошади тот, к кому был обращен доклад.

Тут же шесть воинов встали спиной к балзону, не оставляя сколь-либо значащего расстояния между ними и постоянно водя клинками по округе. Этот маневр невольно слегка ослабил нашу осаду.

– Я не трону твоих людей! Не спеши! – крикнул балзон, оглядываясь. – Отойти от них! – приказал он воинам.

– Балзон, он мальчишка, просто не ожидали… – виновато продолжил десятник.

– Не хватало мне только убитых магов на моей земле, любой алтырь потом почувствует это место. Отойти от них!

Воины послушно стали снимать окружение, отходя поближе к своему господину.

– Грандзон, если взять того хромого, то мальчишка сам появится! – крикнул Шван.

Похоже, он во время нашего товарищеского матча огреб еще, так как лежал на земле и из его носа текли явно не сопли.

– Не появляйся! – крикнул я, пытаясь вырваться из рук Чустама.

Для меня Огарик сейчас был в шапке-невидимке, которая как раз дарила нам шанс на спасение, и мое предупреждение было совсем не лишним.

– Значит, вы и есть те самые адепты смерти, о которых гудит локотство? – По тону грандзона, ну или балзона, как его называли воины, было непонятно, издевается он или нет. – Неплохо нашумели. Что он вам пообещал? – спросил он меня, кивком указав на Швана.

– Двадцать империалов.

Он улыбнулся.

– Выверял. Меньше – вы бы не пошли, больше – подозрительно. Я дам тебе империал, но мои воины проводят тебя за границу локотства.

Спрашивать, для чего ему это, мне было не с руки, но и его воины рядом с нами были не в жилу – как я понимаю, верить тут особо никому нельзя, могут и в ловушку завести. Торговаться? Это было бы верхом глупости, я не понял, зачем он и этот-то империал предложил.

– Мы сами уйдем.

– Сами вы не сможете – у нас непростые отношения со Слопотским локотством, есть риск, что вас задержат. А мой человек проведет вас через границу. Вам здесь находиться опасно – империя ищет. Мне ваше присутствие на моей земле тоже не нужно.

– Мне не очень нравится соглядатай среди нас.

– Честность? Похвально. Ты еще молод и глуп. Я тебе предлагаю помощь.

– Один уже предложил. – Я взглянул на лежащего Швания.

– Хорошо. Убедил. Мои люди проведут вас до границы и расскажут, что знают. Далее ты примешь решение, отпустить их и идти самостоятельно или воспользоваться моим предложением.

– Согласен, – ответил я после паузы секунд в пять.

В конце концов, нам сейчас лишь бы они все скрылись, а уж одного, двух, трех…

– Поймайте их лошадей, – небрежно бросил балзон старшему стражи.

Наши четвероногие друзья, хоть и не все, умудрились дать деру, оказавшись без присмотра рядом с местом боя. Десятник поднял два пальца. Пара воинов безропотно перешли на рысь и разъехались в разные стороны.

– Мы можем забрать наших? – спросил Чустам.

Балзон хмуро глянул на поле боя:

– Лирт?

– Их живы. Из наших Белый и новенький ушли в круг, – ответил десятник, к этому времени один из его людей осмотрел лежащих на земле.

– Забирайте.

Чустам позвал Клопа, и они подошли к телам. Трое воинов врага забирали своих.

– Отдайте им, и пусть идут, – скомандовал балзон. – Тай, Олк, поведете их к границе. Пойдете на сто шагов впереди. Около границы покажете восточную тропу. Попросят о помощи – переведете, хотя вряд ли попросят, – ухмыльнулся он и поставил ногу в стремя.

Империал, сволочь, зажал! После того как парни оттащили наших раненых в сторону, вражеский отряд забрал своих и направился в сторону крепости, оставив с нами двоих воинов. Швания погнали впереди удаляющейся кавалькады – похоже, зря старик спешил к своему хозяину.

Грешным делом мелькнула мысль убрать тех, что остались, но… это мы на их землю пришли, да и угрозы они не представляли. Собственно логики в их смерти не было никакой.

Ларк оказался просто оглушенным, он, кстати, по рассказу Чустама, бросился в этот раз в бой, только вот первого удара ему хватило. Ладно хоть не насмерть приложили. Интересно, чем это его так? Правая сторона лица была знатно отредактирована.

– У тебя кровь на виске, – сказал Клоп.

– Ударился, наверное. – Я ощупал голову и с ужасом понял, что часть скальпа держится на честном слове.

Но сейчас меня волновало не это. Меня начинал колотить озноб. Тошнота накатывала волнами, к тому же я, видимо, потянул связки плеча.

– Ага, – усмехнулся Клоп, – я даже видел как.

С Большим дело обстояло намного хуже. Он один из немногих, кто не имел никакой брони – попросту не налезала. А одна из стрел вошла чуть левее центра грудины. Насколько мне было известно, где-то там находится сердце.

В суматохе я не заметил, как материализовался наш маленький герой.

– Дядь Чустам, дергай по одной.

Корм вытаскивал стрелу – кстати, звук был довольно неприятным, – и Огарик сразу накладывал руки. Я ощущал силу, и это вызывало некоторый страх. Какая-то необъяснимая волна, от которой учащался пульс и веяло мощью. Непонятной мощью, с которой мне не справиться, и я это понимал. Я словно стоял в поле, а вокруг бушевал ураган. Или нырнул в глубь водоема, и тут меня подхватило течение, которому я не в силах сопротивляться.

Вокруг Большого стала наливаться ярко-зеленым цветом трава.

– Огарик, где амулет? – спросил я, когда вторая, на мой взгляд, самая опасная стрела была вытащена.

– Дядь Хромой, я вот еще эту залечу и надену.

– Амулет!

Дед предупредил, что парень еще не совсем может справляться с магией, а сейчас у него полопались все капилляры на глазах и руки дрожали.

– Я его выронил на дороге.

Пока шел к месту, где отправил Огарика в сторону, боролся со своей слабостью. Ватная вялость на грани дрожи мышц вкупе с тошнотой нехило штормили меня. Дорога не была таковой в полном смысле этого слова, так, слегка примятая трава, может, более жухлая. На том месте стояли наши провожатые.

– Мне бы осмотреть, потерял кое-что, – довольно вежливо намекнул я им, чтобы отошли.

– Ищи, – пожал плечами один из них.

– Тай! – одернул его второй. – Нас проводить попросили.

– Попросили? – ухмыльнулся Тай, но все-таки отошел в сторону.

Зря я их сгонял, амулет нашелся метрах в пяти от того места. Я бегом, ну то есть вприпрыжку похромал обратно. Магические манипуляции над ранами Большого к этому времени были закончены. Я накинул веревочку на шею Огарику. Большой хрипел. Его стеклянные глаза смотрели в небо.

– Так должно быть? – спросил я, хотя ответ знал.

– Его сейчас нельзя везти. – Чустам рукавом стер кровавые слюни с губ и щеки гиганта.

– Значит, остаемся.

– А эти? – Корм кивнул в сторону провожатых.

– Да побоку.

– А если снова все вернутся? – предположил Липкий.

– Значит, все умрем, – резюмировал Клоп. – Но я согласен с Хромым.

– Мы сегодня не можем отправиться в путь! – крикнул я воинам. – Так что завтра приходите!

Второй воин, которого балзон называл Олком, направился к нам.

– Почему?

Я кивнул на Большого.

Воин развернулся и пошел к своей лошади. Вернулся он минуты через три.

– Держи, – кинул мне стеклянный бутылек. – Дайте выпить, через осьмушку уснет, и кровь внутрь перестанет идти.

Перед тем как дать неизвестное снадобье Большому, я показал его Огарику. Тот пожал плечами:

– Магическое, не алтырское.

– Дай, – попросил Чустам.

Я протянул склянку. Он выдернул пробку, понюхал, приложил горлышко к языку и наклонил пузырек.

– Похоже, лечебное.

Специалисты, блин!

– Приподними ему голову, – попросил я Клопа.

Вот если яд – убью! То есть убьем! Пока поил Большого, краем глаза наблюдал за Огариком.

Тому, похоже, было не очень хорошо, так как он сел на землю и глубоко дышал.

– Огарика посмотрите. – Я по капельке вливал неизвестную жидкость в рот гиганту.

Большому стало лучше уже минут через десять. Он действительно уснул здоровым – в этом даже сомнения не было – сном. Я, поняв это, направился к воинам, спокойно рассевшимся невдалеке и игравшим в «три». Это похоже на кости. Три палочки выбрасывают из ладоней, выигрывает тот, у кого вторая палочка легла на первую, а третья – на вторую. Ну или две палочки, если у соперника все рассыпались. В общем, очень интеллектуальная игра.

– Что я должен? – спросил я Олка.

– Империал, – усмехнулся он.

Я отправился обратно.

– Клоп, там у знатного империал наберется? – Я имел в виду кошелек, реквизированный нами у ехавшего в карете знатного.

– Да. – Клоп отвязал мешочек от своего пояса и протянул мне.

Я отсчитал империал.

– Зачем? – спросил Липкий, когда я пошел вновь к воинам.

Я остановился:

– Если скажу, что любое добро должно быть вознаграждено, то не поверишь?

Липкий ухмыльнулся.

Если честно, то жаба давила. Этакий порыв благородства уже не казался правильным. Да и, наверное, надо было подождать, убедиться в действии эликсира, ну или что там было. Да и цена завышена. Но если уж сделал шаг вперед, то надо идти, перед своими же неудобно будет. Подойдя к Олку, протянул ему монеты:

– Империал.

Он посмотрел на меня и взял деньги.

– Через осьмушку надо идти.

– Хорошо, – согласился я, хотя понимал, что все зависит от состояния Большого.

Нумону стало лучше. Он реально спал. Вчетвером мы втащили его на Звезданутого и на всякий случай привязали вожжами к шее. Правда, потом он все равно регулярно сползал в сторону. К тому времени как мы тронулись в путь, отошел лишь Ларк. Судя по описанию его ощущений – легкое сотрясение у него в наличии. Огарик, откинувшись на меня, уснул. Минут через тридцать я остановил лошадь и попросил Клопа придержать ребенка, но тот сразу проснулся. Я, спешившись, подошел к кустам, где меня знатно вывернуло наизнанку. Зато в голове слегка прояснилось. «Зеленорожая тварь! Всю жизнь мне испоганил. Встречу – убью!» – вспомнился мне виновник периодических провалов в моей памяти.

Огарика пересадил к себе Толикам.

– Интересно, как Шван предупредил их? – Клоп ехал слева от меня. Провожатые метрах в ста – ста пятидесяти впереди. Как я понимаю, неприцельное расстояние для лука или арбалета.

– Воротный амулет, наверное, – ответил Липкий.

– Это что такое?

– Его ставят на дороге тайно, ну и в зависимости от того, какой заказали, он реагирует на двух, трех и так далее путников, если рядом проедут.

– Зачем?

– Вдруг кто-то напасть хочет. А так успевают приготовиться. Опять же гостей заранее встречают.

– Если знал, чего не сказал?

– Да откуда я знал? Предположил.

– Огарик бы почувствовал. Правда, Хромой?

Я просто посмотрел на Клопа. Тот понял, что мне не до разговоров. Мутило жутко. В прошлый раз так не было. Хотя тогда я, наверное, все проспал, когда меня спеленали.

Почти полдня воины вели нас обратно практически по нашим же следам. Уже начинало смеркаться, когда они наконец остановились.

– Дальше мы вас не поведем, – объявил Тай. – Вам туда, – ткнул он в видневшуюся в низине речушку, почти полностью заросшую камышом.

– Переправитесь через реку, и вы в Слопотском, – объяснил Олк.

Тай, пришпорив свою лошадь, перешел на рысь и поскакал в обратную сторону, Олк замешкался на секунду. Я посмотрел на него. Он еле заметно повел головой из стороны в сторону и последовал за Таем.

– А вы говорите, империал жалко, – позлорадствовал я. – Едем вон в тот лесок, – указал я в противоположную сторону.

– Чего это? – спросил Чустам.

– Тот второй воевый взглядку дал, – ответил ему Липкий, видимо тоже заметивший знак воина. – Стану знатным, с меня империал, – пошутил вор.

– Провозглашаю тебя на правах горна грандзоном рабов по каше, – подхватил Толикам. – Гони империал.

– Это кто тебя горном назначил?

– Ты в прошлый раз. Сам же сказал, что я подойду, когда камзолы мерили.

– Да у вас тут локотство, смотрю. – Чустам направил лошадь к лесу.

– А чего? Ты будешь грандзоном по войскам. – Клоп тронулся за ним. – Только локоту зубы надо вставить.

Все вновь заулыбались.

– Грандзона по войскам не бывает, – просветил нас корм. – Его правым плечом называют.

– А левое кто?

– Левое казначей.

– Я левым буду, – вклинился Липкий.

– Я-то думаю, отчего в нашем локотстве деньги не водятся, – подключился Толикам. – О, и имперский маг проснулся.

– Все хорошо? – спросил я Огарика.

Тот хмуро кивнул. Забираем детство у пацана.

– Мне бы в туалет, – несколько хрипло произнес он.

– Ну давай, – остановил свою лошадь Толикам.

– До леса потерплю, – оглянувшись, ответил мальчонка.

Ехали мы посередине поля.

– Здесь все свои, можешь не стесняться, – приостановил лошадь Клоп. – Мы подождем.

– Здесь вытереть нечем, и дед говорил нечего попусту… – Огарик замялся.

– Мечом трясти, – улыбнулся Чустам. – Меч нужно в теплых ножнах и смазанным держать. Мне отец тоже так говорил, правда, когда я постарше был и по девкам ходить начал.

– А почему смазанным?

– Это тебе рано знать.

В лесу мы нашли довольно неплохое место и, выставив стражу, встали на стоянку. Стражу теперь было принято выставлять всегда, даже ночью. Пока стояли, Чустам успел приготовить кашу, прокипятив воду из небольшого болотца неподалеку.

– Что думаешь? – спросил я Чустама, когда все разбрелись отдохнуть под деревьями.

– Думаю, балзон решил нас убить чужими руками.

– Ему вроде невыгодно на его земле?

– Да скорее всего мы не на его земле… Помнишь, Шван говорил, что балзонство-то маленькое. А так и нас под мечи положил, и соседу, наверняка не самому лучшему другу, под главные ворота навоза подложил. Я тоже слышал, что если мага убивают, то потом это место самый слабый алтырь чувствует. Ну а в этом случае с Гнутой горы нужно ребят ждать. Они не любят, когда их братию обижают.

– Магов? – уточнил я, хотя и так понятно, что их.

– Приедут не просто маги, а из черной сотни, только магической. А те, им только волю дай, найдут причину. Говорят, ни один из их визитов без наказания не остается – не по причине, так другое найдут.

– Между локотствами границу хорошо охраняют?

– Да смотря какие локотства. Но со Слопотским хорошо должны. Амулеты могут быть развешаны. Слопотское за счет товаров живет. Пошлину за провоз товара берут хоть и не очень большую, но со всех. Ну а для этого надо, чтобы ничего мимо не вывезли или не ввезли. У них с орками самая длинная граница.

– Какие от них товары?

– Да хоть те же грибы. В империи их очень ценят. Но в основном через это локотство рабов гонят к зеленым. С севера опять же идут шкуры, золото, хоть тот недоделанный горн и говорил, что не идут товары, только есть лихие купцы, что ходят туда и неплохо живут. Разве что недолго. С моря опять же иногда гурдонские к ним приплывают.

Гурдон, это восточный материк, по слухам, нисколько не меньше, чем тот, на который я попал, только порядки насчет рабства там были другие, то есть своих в рабство брать нельзя, только из чужих земель, поэтому империя была основным поставщиком рабов туда. Причем, судя по всему, не только туда, а везде: от орков до иностранцев получается.

– В основном все корабли в Луиланское приплывают, – продолжил Чустам, – у тех залив удобный – Сапожным называют, потому как в форме сапога. Только зачастую, чтоб на налоге сэкономить, все равно через Слопотское локотство везут.

– Амулеты по границе это как?

– Да вот Липкий рассказывал, так примерно то же, точнее не знаю. Что о нем, кстати, думаешь?

– Да вроде нормальный, только… не знаю, себе на уме, что ли. И иногда слишком липкий.

Корм ухмыльнулся.

– Точно подметил. Сварилась, – попробовал кашу Чустам.

Костер сразу потушили, а перед сном еще раз передислоцировались, найдя сухой пятак на перешейке между двух болотин. Место так себе, сырое и неуютное, да и полянка была выше остальной местности, то есть видно нас. Но перешеек трехметровой длины позволил бы нам сдерживать превосходящего нас по численности противника, это и стало основным критерием выбора – потихоньку становились стратегами. Вернее, Чустам прививал нам это. Извечный вопрос «что делать?» оставили на утро.

Ночью попарно стояли на страже – по одному в каждую сторону. Вместе со мной был Толикам. Мое место было с той стороны, откуда мы пришли, его – с противоположной. Огарик словно ждал, сразу проснулся и потянулся за мной. Стража предстояла мутная – утренняя. Я присел на землю у дерева.

– Давай полечу? – прошептал он, при этом уселся ко мне на колени.

– Сам-то как себя чувствуешь?

– Нормально уже, я быстро восстанавливаюсь.

«Надо как-то объяснять парню, – думал я, подставив голову под его руки, – что он уже большой и нельзя вот так усаживаться на колени». Или для его возраста это нормально? Как назло, себя в его возрасте я не помнил. А нынешний… так я уже нож, будучи чуть постарше, в бедро первый раз засандалил. Я усмехнулся своим мыслям: «Нож в бедро! Да он сегодня к духам двоих отправил». Я потрепал вихры парня, когда он закончил лечение. Тот, свернувшись калачиком, уткнулся мне в грудь и стал засыпать. Ну… какой он большой? Вот сложно вдруг стать… А кто я ему? Ладно, пусть крокодительница. Сложно стать родителем взрослого парня, ну то есть большого, когда сам не имел детей. Из моей прежней жизни мне вспомнился один знакомый, сошедшийся с женщиной, имевшей сына-первоклассника. Смешно и больно было слушать за стопкой, как этот ушлепок «делает из парня настоящего мужика», то есть заставляет мальчишку против его согласия отжиматься, бороться и «держать удар». Мы со знакомым тогда здорово на эту тему поспорили. Мишка, по природе своей невозмутимый, помню, тогда вспылил. Через пару месяцев девчонка ушла от этого типа без объяснения причин.

Мишка. Где ж ты сейчас? Ладно, если, как я, попал в тело ребенка… Не-э, не в рабство, конечно! Тьфу-тьфу… Огарик шевельнулся и начал сползать с колен. Я поправил его. Ладно, если в ребенка, а если во взрослого селянина или мастерового из города? Вот что потом делать? У тебя, скажем, семеро по лавкам, а ты сапожник, который сапог только носить умеет, и то без портянок? М-да, я еще хорошо попал. Плохо, конечно, но хорошо.

Вскоре утренние лучи стали осветлять небо. Меня за плечо тронул Чустам, которого я заметил шагов за двадцать, вернее, сначала услышал, а потом, извернув шею словно гусь, заметил.

– Чего не будишь? – прошептал он. – Твоя смена закончилась.

Я кивнул на мальчишку. Чустам сел рядом. Мы помолчали несколько минут.

– Хорошо, – вдруг прошептал он. – А помнишь, как у орков?

– Сейчас бы считали…

Мы, посмотрев друг на друга, улыбнулись. А жизнь-то чудесна!

Сзади вновь послышались вкрадчивые шаги. Чустам глянул и прошептал мне:

– Липкий.

– Ну вы чего? – вполголоса произнес вор, тем самым разбудив Огарика. – Мы там уже с копьями сидим. Один ушел, другой… и никто обратно. Думали вас уже с отрезанными головами найти.

Огарик, проснувшись и увидев Чустама с Липким, сразу слез с коленей. Знает! Знает, что некрасиво уже в его возрасте! Хоть это объяснять не надо.

Глава 22

Утром сначала скопом ощупали и опросили Большого. Тот был вялым и на удивление молчаливым, но зато живым. Потом было совещание. Настоящее. Говорили больше часа. Изначально перемыли кости Швану, да воткнут ему боги кол, затем перешли к более конструктивным вещам.

– Я так и не понял, куда идем? – спросил Клоп.

– Да… – Чустам покосился на Огарика, планируя высказаться по-мужски, но сдержался, – кто его знает куда идти.

Вариантов было несколько. Чустам предлагал «зарабатывать» по прежней схеме: Клоп – хозяин, потом рабы Клопа, потом рабы на свободу. Я ратовал за север. Ну-у-у, допустим, что я стал свободным. Куда? Кому я нужен? Да тут еще и Огарик… вот уж кому нельзя в социум. А его бросить я тоже не могу – пусть будет, привязался, хотя если честно, то как его бросишь? Ребенка? Неожиданное предложение внес Липкий. Оказывается, портовые города – это достаточно вольные средоточия преступности (где деньги, там, понятно, и желающие их украсть), и он предложил продать в портах всех лошадей и последовать плану Чустама. Итог совещания был для меня неутешительным, хотя как неутешительным… особо я и не расстроился – мой план был основан просто на хотелках и фантазиях.

Итог – решили идти все равно в Слопотское локотство, чтобы попасть в Луиланское. Короче, север контролировал и так и так слопотский локот – сволочь он, не мог рабам лазейку оставить.

Вторым вопросом на повестке дня был процесс перехода из этого локотства, причем скорейшего перехода – балзон однозначно не должен забыть про нас. Через границу в неположенном месте после предупреждения воина идти не хотелось, хотя возникло некое сомнение – а не привиделось ли нам, что он предостерегающе покачал головой? Если бы я был один, то сейчас, возможно, засомневался бы под напором друзей, но ведь и Липкий видел… Да и Чустам с аргументом про амулеты…

– А сколько человек подъедет, если нас обнаружат? – спросил я Чустама.

– Не знаю, не служил в страже, но, думаю, не менее десятка.

Затянувшуюся паузу прервал Толикам:

– На обычном проезде тоже десяток.

– Это будет нахально, – прочитал меж строк предложение голубопечатного Клоп.

– Ничего ты какие слова знаешь, – не удержался я от подкола.

– Не смешно.

– Не, мужики. Если тайно, то будет ли погоня, нет ли – неизвестно, а так нагло… однозначно натравим на себя хвост. Предлагаю перейти ту же самую реку, только в самом неудобном месте, чтобы свести к минимуму угрозу преследования.

Как назло, мы не нашли такого места, хотя и проехали вдоль реки около десятка километров. Самое плохое, что с этой стороны леса не было, а с той стоял плотный сосновый бор. Толикам предположил, что это не просто так, Огарик согласился, сославшись на слабые отголоски магии в земле.

– Жаль, что не через стражу, – высказал свое видение Клоп, пока ехали вдоль реки.

– Почему? – удивился Толикам.

– Так интересней было бы.

– Алтырей в роду не было? – спросил Чустам.

– Нет.

– Притянул беду. Давайте к реке!

Мы дружно посмотрели туда, куда смотрел корм. Вдали, на расстоянии в пару километров, в нашу сторону неслось полтора десятка всадников. Выяснять дружественность намерений явно вооруженных людей мы не стали. Как оказалось, даже Ларк при случае может не бояться воды. Переправа была моментальной, лошади просто вынесли нас на противоположный берег. Искупались в мерзкого вида воде всего трое – Толикам, Большой и я. Толикам в этот момент был пехом, Большой – побоялся потопить лошадь, я – аналогично, хотя потом уже осознал, что, скажем, Чустам тяжелее меня и Огарика вместе взятых, а мой Звезданутый посерьезней кобылы корма. Ну хоть искупался. Ожидать и выяснять принадлежность воинов мы не стали, дали деру, не жалея лошадей. Через час остановились и организовали круговую оборону, которую не снимали минут тридцать. Я был в качестве снайпера. Не верьте, что у киллеров простая работа, за первые пятнадцать минут у меня глаза начали слезиться от пристального разглядывания зарослей. Преследователи так и не появились.

До вечера мы старались идти наиболее эффективно: пока лес – кто-то один идет пешком, как только поле – скачем галопом. Чустам, кстати, был против такого передвижения, мол, излишне привлекаем внимание, но кто бы его послушал, страх в голове – ужасная вещь.

Ночью остановились на отдых, хотя лошади были против – воды в округе мы не нашли. Огарик походил вокруг них, гладя руками морды.

– Пить не будут хотеть? – спросил я его.

– Нет, я так не умею. Просто успокоил.

Пока выдалась свободная минутка, я размышлял о сволочности людей, в частности Швания. Ведь мог бы, не подставляя нас, провернуть все? Или ему именно Огарик нужен был? Подкинул же Мирант проблему. Каждый блюдет только свои интересы. Гадко, но реалистично… Пожалуй, только Клоп вон бессребреник. Просто ради дружбы идет с нами… Или нет?

– Клоп! А почему ты по правде не хочешь возвращаться в свою деревню?

Колопот, занятый срезанием ветвей для «постели», исподлобья глянул на меня. Отвечать не стал. Надо было наедине спросить. Не хорошо я как-то с другом…

– Те, что продавали нас оркам, – потухшим голосом вдруг произнес Колопот, – сказали, что отец знал о том, куда меня ведут.

Вот это поворот!

– Наврали! – попытался поддержать Клопа корм.

– Нет. – Клоп присел, опершись о ствол. – Отец никогда меня не любил. Не знаю почему. Может, потому, что я не похож на него… В деревне говорили, что я не от него. А последних года три пить он взялся крепко. Как выпьет, так все норовил меня задеть. Ну и десятин за пять до того, как эти… которые в рабство увели, появились, люлей я ему крепких дал.

Мы помолчали.

– Ну и вернулся бы, спросил у него, – предложил Чустам.

– Пусть живут как живется. – Клоп встал и продолжил свое занятие.

Такая вот грустная история на ночь…

Проснулся я от чувства тревоги. Не знаю почему, но в душе прямо что-то саднило. Брезжил рассвет. Лес молчал утренним затишьем. Но что-то было не так. Чустам бдел, вернее, почти засыпал у дерева.

– Ты чего? – прошептал он.

Я пожал плечами. Сон, несмотря на то что организм вопил об усталости, как рукой сняло.

– Не знаю, – также шепотом ответил я. – Все тихо?

Он пожал плечами, мол, как видишь.

– Ложись теперь ты, – предложил я и аккуратно переложил голову Огарика на сумку, которую использовал вместо подушки.

Корм даже отвечать не стал, как сидел, так и лег на бок. Прошло минут двадцать, прежде чем я понял, что меня тревожило.

– Чустам, – растолкал я корма.

Он открыл глаза.

– Слышишь?

Тот сел:

– Нет.

– Цепи звенят.

Чустам прислушался:

– Там?

Я кивнул.

– Ну и пусть.

– Я схожу посмотрю.

Корм пожал плечами и толкнул Клопа.

– Мм…

– Сядь на стражу, – прошептал корм.

Клоп сел, не открывая глаз. Чустам лег обратно. Я дожидаться, пока они разберутся между собой, не стал и, взяв арбалет, взвел его и пошел на звук. Чем ближе я подходил, тем отчетливей были слышны глухие голоса и побрякивание цепей. Минут через пятнадцать в кронах деревьев появился просвет, а между ветвями и стволами стали заметны фигуры людей. Я, сделав небольшой крюк, подошел к ним со стороны развесистого куста метров на шестьдесят. Осторожно выглянул через его ветви.

Торб рабов – человек пятнадцать – завтракал на краю дороги. Спешно доставая прямо руками из глиняного горшка кашу – кто медленнее, тот голоднее. Сразу за ними у двуколки, оглобли которой лежали на земле, сидели пятеро работорговцев, занятых тем же процессом, только при помощи деревянных лопаток и каждый из своей чашки. То, что это не стражники, не имперцы, а именно работорговцы, я знал точно. Не знаю почему, но я был уверен в этом. Может, повадки или еще что-то, так как по одежде отличить обычных перегонщиков рабов от самих работорговцев было сложно. Но я каким-то внутренним чутьем понимал, что это именно продавцы людей. Сразу за дорогой распростерлось огромное поле, на котором паслись две лошади. И тут меня словно током ударило. Я, посетовав про себя, что не взял еще болтов, стал поднимать арбалет. Расстояние, конечно, великовато, а я не снайпер, но попытка стоила того, ближе подбираться было опасно. Сзади зашелестела трава под чьими-то ногами, я резко развернулся и присел, перенаправив самострел.

Липкий открытыми ладонями призвал к спокойствию. Я кивнул и стал снова выцеливать жертву.

– Ты чего? – даже не прошептал, а выдохнул вор.

Я на время убрал самострел от плеча, чтобы надавить на глаза. Мушки как таковой на данном приспособлении не было, и, пока я целился, в глазах то ли от усталости, то ли от напряжения картинка теряла резкость.

– Вон тот, третий, взял меня в рабство.

Липкий, выглянув из-за куста, хмыкнул одобряюще:

– Жди, я наших подниму. Только жди – не глупи.

Вор почти бесшумно стал отдаляться.

Ждать это долго. Очень долго. Считаешь секунды и беспрестанно оглядываешься. Вот рабы все доели, вот у них забрали горшок, вот работорговцы стали запрягать двуколку и седлать лошадей, я вновь поднял арбалет, поскольку, похоже, именно тот, кто мне нужен, поедет верхом, а значит, есть шанс упустить его. Сзади вновь зашелестела трава. Ко мне, пригнувшись, подошли Липкий и Клоп.

– Воевый, Толикам и Большой с той стороны заходят. – Липкий махнул рукой влево. – Как ты выстрелишь, они поддержат.

– А остальные?

– Ларк вещи собирает и лошадей отвязывает, твой спит.

Я кивнул. Моя цель стояла ко мне спиной. Я в третий раз прицелился и взял упреждение немного вверх. Щелчок тетивы был заглушен звоном цепей рабов. Болт ушел выше головы твари. Тот, видимо, услышал свист болта, поскольку огляделся вокруг и стал подтягивать подпругу. Липкий сунул мне еще один болт. Молодец, озаботился. Я медленно стал натягивать рычаг – тугой, зараза. Клоп не вытерпел и помог. Чик! Тетива на месте, я вложил болт.

– Может, я? – прошептал Липкий.

Я отвечать не стал и вновь поднял самострел. На этот раз целился ниже. Щелчок… и я судорожно стал натягивать тетиву. Нет, цель выполнена, но ведь есть еще четверо! Клоп быстро помог мне и, схватив топор, пошел вместе с Липким вперед. Я, вложив болт, попрыгал-похромал за ними. За это время ситуация на фронте изменилась, до боев местного значения не дошло, но противник понес потери, так как из еще одного лежащего за земле тела торчала стрела. С другой стороны бежала вторая рабская «группа быстрого реагирования». Трое на шестерых – несерьезно, я даже выстрелить еще раз не успел, как еще один был повержен топором Большого, а двое упали на колени в знак того, что сдаются. Липкий ловко ногой откинул от них мечи.

– Хромой, ты можешь без приключений?! – крикнул Чустам. – Или хотя бы выспаться дать. Что с этими?

– Чего орешь? Ребенка разбудишь.

Корм развернулся в сторону леса и свистнул. Наверняка сигнал Ларку.

– Эти не знаю. Вообще они работорговцы.

– Торговали? – спросил Клоп.

– Нет, мы перегонщики.

– Врут! – выкрикнул кто-то из рабов. – Скупили всех кто подешевле и к оркам вели.

Чустам крутанул в руке меч, направляясь к стоявшим на коленях.

– А можно мне? – раздался все тот же голос от скованных.

Говорил мужик, у которого кисть правой руки отсутствовала. К общей сцепке он был прикован только левой.

– Да не жалко. – Клоп поднял меч торговцев и подкинул рабу. Тот, прижав культей цепь, которой он был прикован, к животу, не дал упасть клинку, ловко подхватив его за рукоять.

– Давайте за мной, – рыкнул он на остальных и пошел к озирающимся на него бывшим хозяевам. – Слабину на цепь дайте.

Часть рабов дружно ринулась за одноруким. Оказывается, они в двух сцепках шли – по восемь человек в каждой.

– Прошу тебя, не надо, – заголосил один из работорговцев, обращаясь ко мне. – Мы можем дать выкуп.

– Встань. – Однорукий смотрел на вопившего с ненавистью. – Встать, сволочь!

Надо отдать должное работорговцу, он не стал умирать как баран, а сделал попытку к бегству, то есть с колен пошел в перекат. Скорость клинка однорукого поражала. С цепью на руке, которую он все еще прижимал культей к животу, он успел нанести рубящий удар по ноге, не дав уйти наказуемому и перерубив сухожилия ноги.

Рабовладелец вскочил на ноги, но тут же упал. Он попробовал еще раз, но вновь нога подвела. Он завалился и пополз на четвереньках.

– За мной, – обернулся однорукий к бедолагам, находившимся с ним в одной связке.

Зрелище было жутковатым – десяток скованных людей догоняют ползущего на четвереньках, причем не ради забавы.

– Наин, дай и нам! – крикнул кто-то.

Сцепка рабов окружала полумесяцем ползущего.

– Толикам, перехвати наших и выведи их чуть дальше по дороге, ни к чему Огарику видеть, – попросил я, направляясь к тому, что с болтом в спине.

Подойдя, положил самострел и проверил пульс – мертв как труп. Уцепившись двумя руками за конец болта, выдернул его – нечего разбазаривать имущество. Перевернув убитого, убедился в своей правоте. То же самое лицо, пусть и постаревшее, которое улыбалось мне, когда он встречал вышедшего из леса маленького мальчика, что-то лопоча на местном.

– Земля круглая, – произнес я по-русски.

– Хромой, – окликнул меня Чустам. – А ты знаешь, что существует закон, предписывающий подданным империи говорить на имперском.

– А я не подданный этой империи.

– Тоже верно.

– Ага, не подданный – вещь, – усмехнулся Клоп одиноко.

Упрекать его в неуместной шутке я не стал, тем более что он сам это понял. Рабы тем временем возвращались на прежнее место. Проверять пульс у их жертвы не было смысла.

– Ты тоже можешь побежать, – предложил я второму работорговцу, держа арбалет.

Тот лишь хмуро посмотрел на меня.

– Встань, – прорычал однорукий, подойдя к нему.

Тот не шелохнулся.

– Вставай, тварь, и прими клинок как человек.

Похоже, работорговец, в отличие от своего напарника, выбрал иной путь попытки спасения своей жизни – играть на жалости. В этом мире, когда сдавались в плен, вместо того чтобы поднимать руки, становились на колени, но признавших поражение, так же как и у нас, не принято было убивать.

– Первый раз вижу благородного раба, – прокомментировал Липкий. – Хотя нет, второй. Горна тут еще видел.

Однорукий взглянул на Липкого и вдруг очень артистично крутанул клинок, разгоняя, и нанес режуще-рубящий удар по шее рабовладельца, тем самым почти снеся ему голову. И это левой рукой! Тело повалилось набок, и в этот момент клинок вышел из разреза. Труп мягко опустился на дорогу. Голова слегка ушла в сторону от тела, противно оголив кровоточащий разрез. У меня пошли рвотные позывы.

– Красивый мах. Воевал? – поинтересовался Чустам.

– Показушник.

Чустам одобрительно кивнул.

– Клоп, распрягай двуколку. Чустам, дай мужикам топор, пусть сами освобождаются. – Мне хотелось побыстрей уехать.

– Там на двуколке инструмент для расковки, – сказал однорукий.

– Липкий.

– Сделаем. – Вор вальяжно, вразвалочку пошел к арбе.

Я бы ухмыльнулся, но меня все еще мутило.

– Большой, осмотри, что на двуколке, часть продуктов оставь им.

– Могу спросить, кто вы? – поинтересовался однорукий.

– Освободители рабов, – усмехнулся Чустам.

– Рабы мы, – ответил я однорукому, – такие же рабы, как и вы. С собой не берем, и так запаздываем, – памятуя прошлое освобождение, собственно мое, предупредил я порывы идти с нами. – Но предупреждаю, мы тут одного либалзона потрепали неподалеку, да и имперским на хвост наступили, так что бегите как можно дальше отсюда.

– А что, неплохая бы команда вышла. – Липкий, улыбаясь, подвел мне кобылу и кинул кувалдочку и две заостренные пластины рабам. – Однорукий, хромой и немой.

Я закинул ногу в железное стремя. Железное! Однозначно перевяжу на Звезданутого.

– Ну вот если догонит, то с нами будет, – опять не вовремя сострил Клоп, имея в виду полный комплект лошадей, то есть резко возросший скоростной потенциал нашей команды.

– Большой?! – крикнул я.

Тот поднял руку, мол, все хорошо – телегу осмотрел.

Во второй руке у него поместилась целая связка мешков.

– Осмотреть бы. – Липкий кивнул на трупы.

– Согласен. Клоп, Чустам, прощупаем? – Ну не царское дело лазать по карманам, вернее, поясам.

Если честно, то боялся, что вырвет. Как-то уж очень подействовала на меня почти отрубленная голова.

– Оставьте пару мечей бедолагам, – попросил я.

– Да тут всего три, – ответил Клоп.

– У нас хватает.

Никто возражать не стал.

– Мм… – замычал немой, тряся какой-то сумкой в руках.

– Что?

Гигант подбежал ко мне, показывая содержимое. В сумке были аккуратно свернутые в трубочки свитки – документы на рабов. Запустив руку в сумку, я нащупал и медальоны.

– Чустам, надо найти и на этих, – я кивнул на трупы, – документы.

– Сделаем.

Работали наши быстро – понимали, что мы на дороге, вскоре все наиболее ценное было собрано. Я не знал, что делать с документами на рабов. Вроде бы как отдать бедолагам – с нашими печатями все равно не совпадают, с другой стороны – кто присматриваться будет? То есть самим пригодятся. В итоге я отобрал шесть бумаг – по количеству черных печатей у нас. К бумагам подобрал парные медальоны, а остальное кинул Клопу:

– Отдай рабам.

– Что значит «показушник»? – спросил я Чустама, когда мы направлялись к Ларку и Огарику.

– В круг выходил с мечом – знать развлекать.

– Понятно. – Аналог нашему слову «гладиатор» я знал, на местном это «раб для боев», а вот с гладиаторским сленгом я еще не сталкивался. – Туда рабов выводят или кто захочет? – на всякий случай решил прояснить для себя определение.

– Я добровольцев не встречал.

Наши оказались метрах в ста, если двигаться вдоль опушки. У Огарика были сонные глаза – замучили ребенка. Быстро перераспределили груз и лошадей, выделив парню на его радость, прогнавшую сон, кобылу.

– Что, куда едем? – спросил корм.

– Липкий, в какой стороне залив? – переадресовал я вопрос.

– Там. – Вор махнул рукой через поле по диагонали.

– Тогда туда. – Я подкорректировал немного курс в сторону синевшей вдалеке полоски леса, так как там, куда показал Липкий, вообще кроме поля ничего видно не было.

– Боязно в поле-то, – прокомментировал Клоп. – Нас далеко видно будет.

Нашелся тут Капитан Очевидность.

– Так и нам всех видно, – успокоил Толикам.

Сначала пошли рысью, а потом перешли на галоп, чтобы как можно быстрее достичь леса. Насколько проще, когда все верхом. Мало того что верхом, так еще и вьючная появилась.

Лес был смешанным, но хвойные деревья были с мягкими-мягкими иголочками. Запах здесь был совершенно другим. Чустам предложил встать на отдых, пока так далеко просматривается наш след. Предложение, конечно, было разумным – один кто-то смотрит с дерева, а остальные готовят. Как только увидели преследование, то сразу снялись и в кусты. Только вот не хотелось допускать такого, кроме того, выпили воду из последней бутылки. На месте освобождения рабов пополнить запасы из небольшой бочки, стоявшей в двуколке, не догадались. Да и лошадям нужно пить. В общем, сделали пятиминутный привал, во время которого произвели замысловатый обмен сапогами (добыли еще три пары) с целью подыскать подходящий размер. По итогу с плохонькой обувкой остался только Большой. Если честно, то я бы не хотел встретить такого противника, с ноги которого ему бы что-то подошло.

Поплутав по лесу до полудня, мы выехали на лужок, поросший довольно высокой травой. Место было изумительно красивым, словно сине-желтая река полевых цветов пробила себе русло среди гигантских богатырей-деревьев. Некоторые из них были действительно исполинами, обхватить ствол которых из нас смог бы только немой. Если сам луг скрывал ноги лошадей по колено травой, то под деревьями казалось просторно и тихо. Солнце к этому времени стало припекать действительно по-летнему. Ну а когда мы обнаружили родник… Радости не было. У меня было изумление, а вот на лицах Чустама и Толикама я заметил напряженное выражение. У весело выбивающегося из-под земли ручейка лежала мохнатая туша зверя. Мех был коричневый, с легким зеленоватым отливом. Зверь довольно резво вскочил и уставился на нас, буравя своими глазищами. Рука сама потянулась к оружию, а мысли к бегству. Чем-то зверь напоминал медведя, по крайней мере, он был такого же размера, но с низко посаженной головой и еще более косолапый. И тут я понял, что придает шкуре зеленый оттенок – чешуйки под шерстью. Зверь рыкнул, отчего лошади встрепенулись, и, развернувшись, вальяжно пошел в чащу.

– Земляной дракон, – прошептал Толикам.

Зверь уже ушел, а мы все еще стояли.

– Что, отдохнем здесь? – спросил я.

– Может, не стоит? – усомнился Чустам. – Вдруг вернется?

– Хотел бы пообедать, сейчас бы мы уже улепетывали. – Клоп спустился с лошади. – Сытый зверь, да и много нас.

Потихоньку все последовали примеру Клопа. Чуть ниже по руслу ручейка находилась небольшая впадина, возможно искусственного происхождения, поскольку ее края были вытоптаны лапами, думаю, как раз того животного, которое мы встретили. Впадина как нельзя лучше подошла для того, чтобы напоить лошадей.

– Предлагаю отдохнуть осьмушку. – Липкий сел у валуна.

Интересно, как вот такие камни появляются в лесу?

– Вот если бы не эта гора мяса, которая здесь была, то я бы даже спорить не стал, – сел рядом с ним Чустам. – Толикам, у нас там есть чего перекусить?

– Рыба есть и сушеная и копченая, крупы, кротока.

– Мм… – Большой подошел к своей лошади и достал из мешка каравай хлеба, затем еще один, потом, порывшись, выудил что-то завернутое в лопухи, оказалось – вареная полуредька, то есть кротока, следом вынырнула знатная бутыль. Похоже, Нумон не зря осматривал двуколку.

– О-о-о, давайте пообедаем, – оживился Липкий.

Настойку пить не стали, а в бутыли была именно она, но остальное сметелили подчистую.

От сытости нас настолько разморило, что решение об отдыхе уже не оспаривалось. Но мы все же отошли чуть глубже в лес, где была небольшая ложбинка, скрывающая нас со стороны луга, и выставили двоих стражей. Одного – смотреть на луг, а второго в остальные стороны. Неизвестно что страшнее, преследователи или этот дракон. Сон, поскольку половину ночи я бодрствовал, сладко стянул веки. Я даже не понял, как провалился в царство Морфея.

Растолкал меня через час Липкий, приложив ладонь к губам, чтобы я молчал, и указал в сторону луга. Я осторожно встал, убрав с затекшего плеча голову Огарика. Этот-то вроде должен выспаться? Парень, словно услышав мои мысли, тут же открыл глаза.

Большой приоткрыл глаза, проводил нас взглядом и, поправив топор, лежащий под рукой, снова сомкнул веки. К лугу мы подходили пригнувшись, как и Липкий. Там, спрятавшись за деревом, уже стояли Чустам и Толикам.

– Что думаешь? – прошептал Чустам, когда мы оценили картину: по лугу, ровно по следу, оставленному нами, шла цепочка из четырнадцати рабов.

– Думаю, уходить надо, – ответил я, развернувшись к стоянке, но, сделав пару шагов, остановился, подумал и пошел обратно.

– Чего? – спросил Чустам, когда я проходил мимо него.

– Да что мы, мыши, что ли?

Выйдя на луг, я остановился. Рабы заметили меня и, перекинувшись парой слов, направились в мою сторону. Вел рабов однорукий. Парни не теряли время зря – у каждого кроме поклажи в руках был неказистый деревянный кол.

– Привет, – остановился он в двух шагах от меня.

За спиной встали наши.

– Привет, – ответил я, глядя ему в глаза.

Возникла неловкая пауза.

– Мы не знаем, куда идти. – Однорукий не отвел взгляда.

– Мы тоже.

– У вас есть цель. Возможно, мы поможем.

– Вы будете обузой. Там, куда мы идем, нужны деньги, у вас их нет.

Однорукий не знал, что ответить.

– Вас было больше, – констатировал я факт.

– Двое ушли в круг духов.

– Почему?

– Личные счеты.

Я продолжал смотреть на однорукого.

– Один из них бывший корм, а второй остаться хотел.

– Он и остался. – Мужик сзади однорукого криво улыбнулся и провел ребром ладони по шее.

– Что, так кормов не любите? – спросил Чустам.

– Да не то чтобы… Просто он одного из наших насмерть забил, когда палки выдавал.

Сурово, но справедливо наказали. Да и второго… Учиться нам еще и учиться.

– На том месте мы все убрали и замели следы, – продолжил гладиатор. – Твой человек обещал, что если догоним…

– Если бы мы не захотели, вы бы не догнали.

– Наин, не стоит… – обратился к однорукому раб, который изобразил пантомиму ладонь – шея, но замолк, когда тот поднял руку.

– Два десятка – это не один.

– Ну да, в два раза больше тех, кто может подвести.

Переговоры зашли в тупик. Я осознавал, что они не нужны нам, но это были люди. Нет, даже не так, это были рабы! И они были в том же положении, что и мы когда-то. Да и так ли уж не нужны? В чем-то однорукий прав, один десяток – не два. Если, к примеру, взять тот отряд, проскакавший по мосту… или любой из разъездов, встреченных нами, то я бы сейчас задумался, прежде чем ставить на них.

– Толикам, выдели им вьючную.

Почти каждый из освобожденных рабов тащил что-то на себе, они даже котел с собой прихватили.

– Сколько у тебя реальных воинов? – Я продолжал рассматривать рабов.

– Еще за двоих ручаюсь, остальных не знаю, – ответил однорукий.

– Еще один меч им дай, – продолжил я, обращаясь к голубопечатному. – Остальное решим на следующей стоянке. Это не да. Вы нам не нужны, скажу честно. Мы уйдем вперед, догоняйте. Если уйдете в сторону… в обиде не будем.

– Зачем они тебе? – спросил Чустам, когда мы седлали лошадей.

– А зачем тебе нужен был Шван?

Чустам замолчал.

– Не нужны они мне, только все вспоминаю того вопившего, когда меня освобождали, и себя, когда только ушли от орков.

Большой хлопнул меня по плечу, меня чуть не впечатало в Звезданутого. Немой поднял кулак вверх в знак одобрения, ну вот такая тут альтернатива поднятому большому пальцу. Еще бы второй рукой по сгибу ударил.

– А по мне, так пусть идут с нами, – подключился Клоп.

– Ага, а на какие деньги документы делать будем? – возразил Липкий.

– Да он себе продолжает торб собирать. – Толикам улыбнулся, глядя на Клопа. – Считай, столько собственности на халяву.

– Уже не смешно, – огрызнулся Клоп.

– Ладно, поехали, – прервал я спор. – Видно будет. Мы им пока ничего не обещали.

– Лишь бы они нас за добро ночью не порезали, – резюмировал Липкий.

А вот об этом я не подумал, ведь действительно, чего стоит… Может, они и за нами шли с этой целью! Благими намерениями, как говорится… Тем паче что я заявил о наличии денег, воистину находка для шпиона. Я уже очень пожалел, что оставил им мечи. Очень!

Под вечер мы встали на берегу лесной речушки, хотя мое благоразумие после замечания Липкого вопило о дальнейшем продвижении, но спутники были спокойны.

– Огарик, ты как насчет попутешествовать в ночь?

– Пошли. Правда, я хотел эликсир от комаров сделать.

– А можешь? – Я хлопнул себя по затылку, убивая очередного кровососа.

– Да там даже варить не надо.

– А что надо?

– Травы набрать.

– Ты скажи какой, а мы насобираем.

Обязанности распределили быстро. Липкий выбрал самую интересную работу. Он сказал, что может острогой надолбить свежей рыбы ночью, и, взяв в напарники Ларка, поплелся к реке готовить острогу. Хотя чего там готовить? Толикам был приставлен к кухне, я попросил его готовить на две компании, он возразил – одного котелка на нас хватает с учетом остатка на легкий завтрак, а на такую команду – голодать будем. Чустам и Клоп ушли на стражу. В итоге травки собирали я и Огарик. Большой, хоть и хорохорился, но выглядел не самым лучшим образом. Огарик сказал, что действие эликсира, данного Олком, заканчивается. Поэтому гиганта заставили просто лежать. Процесс приготовления зелья от насекомых оказался будничным и банальным. Если бы, конечно, Огарик не комментировал, то я бы воспринял это за волшебство, но мальчишка объяснил, что нужно собрать травы, которые не любят комары, в нашем случае это были лаванда и дикий чеснок. После сбора необходимо просто растереть это все, а он магией несколько замедлит выброс запаха от этих растений. Эффект был, если честно, так себе. Кровососов, конечно, стало меньше, но они не исчезли полностью. Делает наша химия их магию в два счета.

– Твои пришли, – появился со своего поста Клоп, когда стемнело.

– Сам встречу, ты не вздумай расслабиться. – Я как раз перекусил кашей и готов был на подвиги.

– Да я их уже остановил.

Огарик и Клоп увязались за мной.

– Спасибо за лошадь, – встретил меня однорукий.

– Не за что.

– Огня не дадите?

– Хворост собирайте, сейчас Клоп принесет.

Тот хмуро взглянул на меня. Видно было, что ему очень интересно, а мне вот он под рукой совсем ни к чему. Огарика вполне достаточно. Как бы глупо это ни звучало, но я поймал себя на мысли о том, что под его защитой гораздо спокойней, чем если бы меня окружали все наши.

– Надумал? – задал вопрос однорукий, когда я присел напротив.

– Нет. Я не знаю, как к вам относиться, – не стал я играть словами. – Вы в тягость. Предлагаю вам идти своим путем.

– Я знаю, что мы сможем выжить и без вас, но в то же время понимаю, что вместе будет проще, – попытался мне объяснить принцип веника раб.

Иногда вот просто по ощущениям понимаешь, что человек перед тобой честен. Разумеется, что парни действовали во имя своей цели – выжить, но, по крайней мере, она была понятна. Чушь, что говорил Липкий. Глупо им идти за более сильным (а оно так и было ввиду нашей вооруженности) противником, чтобы поиметь с него что-то. Да и слабо верится, что это сплоченная команда. Обыкновенный сброд. Судя по их виду, даже я могу пару отправить в дали закулисья этого мира по причине их физической никчемности.

– Насколько готовы биться?

– Я могу неплохо мечом, но только одним. Торик тоже может, – кивнул на крепкого мужика однорукий, – но тоже только мечом, он дальше десяти шагов не видит. Солк может пару обычных воинов, но ему жить осталось луну-две. Мы трое из одного торба. Остальные не воины.

– Откуда известно про луну-две?

– Его на арене мечом с ядом шаркнули. Чтобы он бой закончил, его алтырь зельем напоил, потому все еще жив. Но вон лекарь среди нас есть, он и говорит, что недолго осталось.

Один из рабов, старик, поднял руку, словно в школе.

– Травы разные знает, да и как без магии срастить кости, – рекламировал деда однорукий.

– Вас вроде к оркам вели? Туда лекарей не отправляют.

Это я точно знал. Поскольку за годы, проведенные у зеленых, не встречал там представителей этой специальности, хотя иногда очень нуждался.

– Так он сотню зим пережил.

Я удивленно посмотрел на старика, больше шестидесяти и не дал бы.

– Остальные?

– Не знаю. Говорите!

– Что мы, на рынке? – возмутился один.

– Ты можешь идти, – сказал я ему. – Вся жизнь рынок, либо тебя покупают, либо ты платишь.

– Ремесленный. На тканях работал.

– Чего к оркам?

– Хозяин кормить стал реже, я партию ткани испортил.

– Молодец, – одобрил я. – Остальные?

– А что говорить, просто рабы, – ответил мужик лет пятидесяти, то есть на излете жизни по местным рабским меркам.

– Я ведь не уговариваю вас, а знакомлюсь, – объяснил я. – Меч, копье, ткач, может, голубопечатный?

При свете костра, разведенного, кстати, ткачом от углей, принесенных Клопом, было видно, что все заулыбались.

– И не смешно, – вступил в разговор Толикам. – Бывает и такое.

Оказывается, все наши уже стояли полукругом и слушали разговор.

– Низкий. Изработал, – ответил мужик.

Низкий значит – самая что ни на есть простая работа: двор вымести, конюшню убрать, полы вымыть. Я сам таким был в трактире. Изработал – значит, хозяин стал недоволен работой. Это как машина лохматого года, когда проще новую купить, чем ремонтировать. Еще двое ответили примерно аналогично, но тут встрял Липкий:

– Наказанные?

Один кивнул. Остальные ответили в том же духе – низкий, ремесленный. Заинтересовал лишь один – корабельник.

– А тебя за что? – Я смотрел на мужика средних лет.

– Торб не выполнил работу, а я… корм был.

– Твоего полку прибыло, – прошептал я Чустаму, стоявшему рядом.

– Не твоего, а нашего, – отозвался он. – Сам-то…

– Мужики, – когда ознакомился с «родословными», продолжил я, – мы сами выживаем. Сейчас едем по своим делам. Рассказывать вам о себе, понятно, пока не будем…

– А чего бы и нет, – довольно вызывающе возбухнул мим.

– А потому как по фигу, – ответил я ему – бесячий тип такой… – Ты тут, смотрю, грамотный, так назови мне причину, по которой я должен рассказать тебе о своей жизни? – Я выдержал паузу.

– Ты, ретивый, убавь пыл, – посоветовал Чустам. – Не корму зубы выставляешь, с тобой по-хорошему говорят.

– Давайте, мужики, так, – предложил я. – Идем рядом. Случится что, мы поможем. Попросим – вы. Но подскажу верное дело: идите на дорогу и определяйте сами свою жизнь, там вы и не обязаны никому, и делаете что хотите.

– А вы нас тут же и клиночком чик, – выложил свое видение ситуации мим. – Наин, на кой они нам? Нас больше… – Намек был далеко не прозрачным, мол, может, мы их здесь…

Определенная логика была – их больше, правда, мы лучше вооружены. Так что один – один.

– А зачем мне это? В смысле клиночком? – спросил я раба.

– Возьмем что доброе, а тебе понравится.

Похоже, у всех наказанных мысли работали в одном направлении – как бы кого ножичком… Липкий ведь тоже первым делом это предположил.

– Ты тоже так думаешь? – спросил я второго наказанного.

– Всяко может быть, – уклончиво ответил тот.

– У кого еще есть опасения?

Остальные промолчали. Я посмотрел на однорукого. Тот левой, так, чтобы видно было только нашим, показал два пальца, потом резко согнул их. Даже не надо было знать язык жестов, чтобы понять смысл.

Думаете, легко решить, жить человеку или нет? Но эти двое явно не наши люди. Раз мыслят такое, то и сами могут. Отпускать… Наверное, вариант. Но ведь наших же лошадей и увести попытаются. А если их поймают, они точно на след наведут. Я еле заметно кивнул.

– Пошли все обратно, – обратился я к своим. – Наин, подходи через пол-осьмушки, поговорим.

Пройдя метров десять, я остановился:

– Наин!

Тот обернулся. Я показал ему один палец.

По пути назад я обдумывал создавшуюся ситуацию. Вроде я и прав… Но не так давно я обвинял Чустама, что он корм, а сам… Кормы на смерть никого не определяли, если только сами от старания убивали. Может, все-таки развернуться и, пока не поздно, отпустить наказанного на все четыре стороны? Ерунда. Первым делом начнет вокруг нас кружить. Опять же однорукий этот… Так вот просто крошить людей, скажу я вам… Как бы боком нам не вышло его соседство, ведь, по сути, я сейчас разрешил им присоединиться. Как теперь им откажешь? Только как крысам бежать. А я ведь только что дал понять своим, что мы не такие.

Все остальные молчали, осознавая серьезность происходящего.

Оставлять этого наказанного – не только подвергать опасности нас, но еще и потерять уважение новеньких, мол, кишка тонка… Я как мог искал оправдание своему кивку, но сомнение, словно взбесившийся пес, вцепилось в разум, опровергая все доводы. В конце концов я не выдержал и развернулся обратно – выпнем этого наказанного и скажем ему, что пошли на север – и дезу сольем, и человек жив.

Но как бы я ни скакал на хромой ноге, я не успел…

Однорукий пришел через час. Молча сел рядом со мной. Все делали вид, что ничего не происходит. Мы посидели несколько минут.

– Берешь? – спросил Наин.

Я, выждав пару секунд, ответил:

– Сегодня ночуйте где стоите, завтра – прибивайтесь к нам. Как пойдем, не знаю, возможно, двумя группами, слабые на лошадях, сильные – пешком.

– Да у нас только лекарь не очень хорошо ходит.

– Вы нас быстро догнали.

– Бежали как могли.

– Наказанного к духам? – спросил я, хотя и видел его смерть.

Однорукий кивнул:

– Мудрое решение. Второй теперь даже двинуться боится.

– Загнанная в угол кошка превращается в земляного дракона, – перефразировал я нашу поговорку, про львов мне здесь не доводилось слышать.

– Мои присмотрят, – успокоил однорукий.

– Руку в бою оттяпали?

– У нас говорят – на арене, – поправил меня гладиатор.

– Был такой гладиатор… Спартак звали. Однажды на арене он смог одолеть семерых воинов, за что ему подарили свободу. Но его сестра тоже была рабыней…

От столь вольного пересказа «Спартака» Джованьоли, наверное, в гробу перевернулся. Рассказ уместился минут в двадцать и слабо напоминал оригинал (ну как уж помнил), не говоря уж об именах героев, тут моя фантазия была безгранична настолько, насколько и подтерта память о той истории. Мало-помалу все расселись вокруг, и, когда я закончил рассказывать о последней битве, гибели Спартака и самоубийстве его сестры, над поляной ненадолго воцарилась тишина.

– Дура сестра, – прокомментировал Клоп. – Жить надо. – Его, видимо, зацепила любовная линия.

– А в каком локотстве это было? – спросил Липкий.

Вот нудный тип.

– Это очень давно было, и локотства тогда по-другому назывались, – объяснил я.

– Сам придумал?

– Так не придумаешь, – ответил вместо меня Наин. – И знатные все такие, лишь бы себе, и рабы между собой грызутся… Похоже на правду, приукрашенную, конечно, – семерых на арене невозможно убить.

– А вот ящики из щитов, это как? – спросил Чустам.

Я, когда описывал дисциплину в армии, обмолвился о прикрытии щитами со всех сторон, а поскольку, как называется «черепаха» на местном, я не знал (и вообще не уверен, что такой зверь тут водится), то назвал ящиком. Пришлось объяснить принцип римской «черепахи» и ее достоинства в защите от стрел и камнеметов.

Вообще, я рассказал эту историю из-за сцены, когда Спартак убил зачинщика морального разложения своей армии. Я надеялся хоть немного смягчить мнение о моем поступке, ведь, наверное, только Огарик не понял, что произошло. Но, судя по вопросам, которые они задавали, отчего-то именно этой частью истории рабы не прониклись.

Глава 23

На третий день мы ночевали в одном лагере. Подвигло меня на слияние наших групп одно интересное открытие, сделанное за день до этого.

На обед в тот день мы остановились в небольшом лесочке. Поскольку есть-то, собственно, кроме сваренной вечером каши, было нечего, то мужики выпросили по пятьдесят настойки – для аппетита, так сказать.

– Я сбегаю, – сорвался Огарик.

Только он отбежал к лошадям, я встал с земли и пошел следом.

– Чего ты? – спросил Клоп.

– Да он в прошлый раз приложился к бутылке, а тут не вино…

Клоп ухмыльнулся. Когда я преодолел пятнадцать метров до «припаркованного» транспорта, то был уже на все сто уверен, что Огарик пытается отпить из бутылки. Он стоял за лошадью, но поскольку росточку он был небольшого, то я прекрасно видел его практически по грудь, а также дно кувшина, пляшущее под грудью лошади Большого. Но то, что я увидел, когда нырком проскользнул под брюхо лошади (боюсь ужасно этого маневра – вдруг лягнет, но очень хотелось поймать на месте преступления шельмеца) и оказался рядом с Огариком, несколько обескуражило, как и мое появление – пацана. Огарик одной рукой прижал к себе откупоренную бутыль, пробка была в зубах, а в другой руке он держал стеклянный пузырек с ярко-зеленой жидкостью.

– Что это? – Я осторожно изъял незнакомую жидкость из руки Огарика.

Тот вынул пробку изо рта и растерянно ответил:

– Зелье.

– Понятно, что не сок.

Парень молчал.

– Что за зелье?

– Ну… чтоб меня не обижали…

Кроме мата в голову ничего не лезло. Понятно, что это идея не Огарика, но насколько хитро продвинутый дед… Смотрю, с местными алтырями-магами ухо востро держать надо!

– Пей, – показал я ему на настойку, так как он успел плеснуть туда магической гадости.

То, что в пузырьке, давать побоялся, интуиция подсказывала мне, что эта штука – концентрат. Нет, ну как не проснуться паранойе после такой картины и объяснения – вдруг отравить хочет?

Огарик глотнул и тут же закашлялся, выплевывая. Сзади вывернул Чустам:

– Ну что? Поймал?

– Есть такое. – Я незаметно сунул пузырек за пояс. – Пей так, чтобы глотнул.

– Да ты чего? – стал заступаться корм.

– Пить отучаю.

Огарик, понимая всю серьезность ситуации, глотнул еще раз и отрывисто задышал. Я забрал у него бутыль.

– Ну разбирайтесь тут. – Чустам неожиданно вынул у меня из рук настойку и ушел.

– Точно не яд? – прошипел я.

Огарик закивал, говорить он не мог. Объявлять о том, что Огарик что-то подмешал в настойку, не хотелось.

– Смотри, чтоб не вырвало, – сжалился я над парнем, но тут же сопоставил свои слова и эффект зелья – неужели я жалею его из-за этой дряни?

– Рассказывай!

– Там зелье, чтобы я всем нравился… ну то есть не нравился, но меня бы уважали, в смысле любили.

– Я тебя понял.

Понятие «симпатия» тут, да как, собственно, и в нашем мире, могло расцениваться в разных социальных кругах неодинаково. Среди нас, может, только Толикам бы понял его адекватно, остальные – как минимум поглумились бы, а как максимум сделали бы нелицеприятные выводы.

Своим о тайне Огарика я не рассказал. Хотя сначала и хотел, но предположил, что они тоже под воздействием зелья и как бы мне не перепало.

Когда тронулись, дождавшись пешее войско, я с Огариком отстал немного.

– Давай объясняй.

Хмеля в парне не ощущалось, что только подстегнуло подозрения – маг, мог и вывести, как, собственно, и яд.

– Это зелье, чтобы… не обижали меня, уважали, прислушивались…

– Как называется?

– Зелье… вождя, – понурившись, ответил парень.

– Почему так?

– Ну-у… оно для подчинения.

– То есть? Тебе все подчиняются?

– Нет, оно обостряет внимание людей к тебе, твоим словам. Ну-у… при решении какого-либо вопроса к тебе прислушиваются. Но оно слабое! Оно только чуть-чуть помогает!

– То есть я к тебе отношусь хорошо только из-за этого зелья?

– Ты и раньше хорошо относился. Мы с тобой кровь смешали и теперь как родня. На тебя это зелье не действует, оно чтобы другие относились хорошо ко мне. А когда мы смешали, то часть моей магии попала к тебе, и теперь на тебя зелья на моей крови не действуют.

– А оно на твоей крови?

– Да.

Минут пять мы ехали молча. За это время я успел подумать и сопоставить некоторые факты. Вдруг все стали хорошо относиться ко мне, прислушиваться к моему мнению…

– Огарик, а вот если мы смешали кровь и часть твоей магии, как ты говоришь, вошла в меня – я маг?

– Нет, – растерянно ответил парень. – Магом нельзя стать, им только рождаются.

– А если часть твоей крови во мне, то ко мне тоже будут хорошо относиться?

Мальчишка задумался и наконец ответил:

– Не знаю.

А вот до меня, кажется, стала доходить подоплека моего негласного выдвижения в лидеры. Даже корм вдруг стал таким лояльным и послушным, прямо жуть – мальчик-паинька. И началось ведь это все после появления Огарика. Дед ведь наверняка нам… О чем я? Мы же даже пили вместе!

Пока я размышлял, Огарик вообще потух, это было видно по опустившейся головенке – лица я не видел, так как парень сидел впереди меня.

– По деду скучаешь, – потрепал я его вихры.

В конце концов, мальчишка не виноват – дед велел, он и сделал.

– Скучаю немного. Я привык к нему за год.

– То есть за год? А раньше ты не с ним жил?

– Нет.

– А с кем?

На этом мои успехи по раскрытию темных пятен биографии мальца закончились, тот опять ушел в глухую, молчаливую оборону.

Когда к вечеру никто не умер и не забился в конвульсиях, я решил угостить остатками настойки новеньких – на всякий случай, вдруг наши загнутся, так и эти пусть… Шучу, конечно… наверное. На тот же всякий я выждал день, и… вот мы в одном лагере. Однако паранойя не давала успокоиться, и мы с Чустамом договорились, что ночью тот из нас, кто встает на стражу, будет делать вид, что спит, а второй будет страховать его лежа.

Лежать с закрытыми глазами и не спать, когда очень хочется… надо местной инквизиции предложить такую пытку. Происшествие случилось за полночь. Один из гладиаторов, тот, которому осталось жить недолго, Солк, встал и направился к Чустаму. Я напрягся. Но гладиатор потрепал Чустама за плечо и что-то прошептал, после чего вернулся на свое место. Утром ко мне подошел Наин:

– Не подумай, что клевещу или разлад внести хочу, но ночью твой человек на страже спал.

Я не знал, что ответить. Рассказать, что проверяли их, неловко, не рассказать – Чустама очернить.

– Я поговорю с ним.

– Не хотелось бы, чтобы он о нас плохо подумал, – замялся гладиатор.

– Чустам нормальный мужик, поймет.

Однорукий кивнул.

– На тебя жалоба поступила, – когда Чустам вернулся от реки, неподалеку от которой мы встали, сообщил я.

– Вот ведь! Теперь и на посту не поспишь, – ухмыльнулся он.

– Дядь Хромой, – подошел Огарик, – а можно я того с больными глазами посмотрю?

Парень имел в виду третьего гладиатора, насчет зрения которого Наин, похоже, преувеличил – вот уж на двадцать шагов он точно не видел.

– Позже, Огарик, давай еще на них посмотрим.

– Я не чувствую, что обманывают.

– А ты всегда наверняка знаешь?

Мальчишка помотал головой. Я развел руками – мол, сам понимаешь.

– Давай подождем. А ты сможешь вылечить его?

– Не знаю.

Правильность моего решения насчет принятия новеньких никто не оспаривал, но после событий, произошедших через два дня…

Встали мы вечером на границе Луиланского локотства, о чудесных жителях которого пел нам дифирамбы Липкий – мол, и документы сделают, и печати снимут, воровские портовые города! Если честно, после каждого такого рассказа Липкого почему-то все меньше хотелось идти туда – слишком уж сладко, но… документы оформить хотелось. Очень хотелось. А если можно печать снять…

Ночью меня толкнул Ларк. Кто его поставил в стражу, не знаю, но парень честно выполнил свои обязанности.

– Там воины, по-моему, окружают, – прошептал он.

Я, вырвав руку из-под головы Огарика, толкнул соседа, которым оказался Большой. Наверное, он прочитал все по моим глазам, хотя в безлунную ночь не очень-то рассмотришь. Для того чтобы поднять весь лагерь, понадобилось минуты три. Уж не знаю, насколько подействовала рабская сущность, но подъем прошел без звука.

– Откуда? – прошептал Чустам.

– Они на нас смотрят, – тихо ответил ему Огарик.

Дальнейшие вопросы были ни к чему – мальчишка неотрывно смотрел в сторону, откуда мы пришли.

– Дуга, центр я! – громко сказал Чустам.

Вряд ли люди поняли его команду, но интуитивно сгрудились около корма.

– Уходят! – крикнул Наин.

Кто это был, мы так и не узнали, но более двух десятков мужиков оказались им не по зубам – не зря мы новеньких приняли. Пока мы раскачались на поиск, таинственных незнакомцев и след простыл. Порыскав по округе, мы собрались и снялись в сторону границы.

Это было не последнее испытание в эту ночь. С перепугу мы позабыли об осторожности и, вернее всего, нарушили границу локотств, где явно были установлены сигнальные амулеты, так как утром нас настигли воины Луиланского локотства.

То ли амулеты были не на количество народа, то ли луиланцы привыкли, что через их границу переправляют рабов, но настигли нас всего десять улюлюкающих всадников.

Встретили мы их заранее выстрелами из лука и арбалета. Чустам промазал, я вроде попал, но, наверное, вскользь, поскольку воин, размахивая мечом, продолжал лететь на меня, пока не получил топором Большого в бок. Ребята, похоже, приняли нас за контрабандистов, ведущих через границу рабов, и пеших за воинов не посчитали, а зря…

Наин снял с седел двоих, я это видел, поскольку сам не успел даже вступить в бой. Его умирающий друг – еще одного. Ларк метнул свое копье, воин попытался уклониться, но угодил подбородком на кол одного из новеньких. Большой, дождавшись скачущего на него, махнул топором – жуткое зрелище, всадник без головы. Почти без головы. Поразил Слепой – гладиатор, который плохо видел. Он просто метнул меч! В цель! И даже попал! Ну и что, что клинок вошел не лезвием? Зато рукоятью в лоб! То есть в шлем. Воин слетел с седла и волочился за лошадью – ногой в стремени запутался. Ехал он так, пока не встретился с колом наказанного, Лиимуила, если не ошибаюсь.

Не все было гладко. Одному из новеньких разнесли голову, причем тот же нападавший попытался рассмотреть внутренности головы Ларка, так как в руках у него был кистень. Я успел рубануть со всей силы по ноге воина, и тот промахнулся. Но зато успел улететь в рассветный лес.

Итог битвы был семь – два в нашу пользу. Не очень веселый счет. Двое новеньких были мертвы. Раненых было тоже двое – Ларк, в первый раз получивший достойный мужчины шрам, то есть от скулы до виска практически, и Большой, прижимающий рану на руке.

Трое нападавших ушли. Точно приграничная стража – был ровно десяток, да и буква «Л», выжженная на правом плече лошадей, как объяснил Чустам, свидетельствовала о принадлежности к луиланским войскам. Кстати, именно из-за этой буквы они теряли коммерческую ценность. Коммерческую, но не практическую! Мы с перегрузом, бросив своих убитых, рванули как можно дальше. Но трофеи мы, конечно, собрали. Из-за ненавистной «Л» они были бессмысленными в качестве товара, но оружие лишним не бывает. А те четыре лошади, что удалось поймать, так вообще были на вес золота. Нет, мы бы с радостью поменяли их на желтый металл, так как были близки к своей цели, только кто бы предложил.

Из трофеев меня удивила броня воинов – деревянная. Я поскреб кинжалом одну из пластин.

– Магией укреплена, – просветил меня Чустам. – Можешь не проверять.

– А почему у тех либалзонских железо? – кивнул я на кольчугу Чустама. – Такая же легче получается и дешевле, наверное?

– Деревянная хуже удар держит, да и стрела меж пластин, бывает, проходит. Но ты прав, она легче. Поэтому у воинов приморских локотств именно такие – если вдруг на корабле биться, то в случае падения за борт не тонешь. Из магических мне больше кожаная нравится. Правда, она гнется плохо.

Остановились мы только через двое суток. То есть остановки делали, но не более трех часов – далеко не факт, что выигравший сражение выиграет войну (звучало, знаю, иначе, но я преподнес это так). Благо, что лошадей у нас прибавилось, а людей, как это бы цинично ни звучало, убавилось. За это время мы испытали все способы передвижения – и по двое на лошади, и бежать, держась за стремя, и поочередный бег… Скорость была максимальной для нашего состава, то есть восемнадцать с половиной (половина – Огарик) человек на двенадцать лошадей.

По истечении этих двух дней я увидел… море. Не само море, конечно, Сапожный залив, но по сравнению с Невой – а это самая большая река, которую я видел ранее, – красота… Прозрачные, но тем не менее несущие внутреннюю силу волны шлюпали о камни: шлюпп, шлюпп. Осознание силы этой безмятежной массы пропитывало практически сразу. Шлюмм… Только попробуй остановить их… Вялые и послушные подводной силе водоросли колыхались в притягательной глубине. Никакой живности в воде видно не было. Странно, даже в Неве мелькали спинки мелких рыбешек. Питер! Как-то въелся он мне в сердце. Спокойный, безмятежный…

– Хромой! – раздалось сверху.

Я принципиально спустился с кручи, к которой мы подъехали. Первая встреча с большой водой все-таки! Я обернулся. Ко мне, соскальзывая на камнях, спускался Огарик. Пусть тоже впитает мощь стихии. Я помахал рукой. За Огариком скакали по склону еще четверо рабов. Берега напротив видно не было. Чаек, кстати, тоже. Просто тишина, и это равномерный набег волн на камни: шлюмм, шлюмм.

Я, видимо, настроился на романтичную волну, поскольку лес на берегу мне казался настолько красивым… Великолепные сосны, ну или не сосны, но очень похожие деревья, летящие вверх. Среди их ровных стволов я ощущал себя карликом.

– Хромой, ну что дальше? – прервала созерцание прекрасного мира эта сволочь – Липкий.

– Тебя хочу спросить, – как мог сдержал я раздражение.

Глаз от наказанного я не отводил. Нет, он, конечно, нормальный парень, но так обломать настроение…

– Надо к городу выдвигаться. – Липкий тоже не отвел взгляд.

– Где он?

– Тут их несколько. На этом берегу залива должно быть два, а на том, наверное, больше…

– Хоть кто-нибудь знает, где мы?

– На носке «сапога», – ответил один из новеньких, тот, что корабельный корм.

– Нарисуй, – попросил я.

Тот, оглядевшись вокруг, подошел к ближайшему камню и, сорвав сосновую ветку, попытался что-то нарисовать. Огарик исчез и через минуту вернулся.

– Попробуй этой, – подсунул он ему ветку.

Корм провел по камню, удовлетворенно кивнув. Я хмуро посмотрел на мальчишку – палится, ветка рисовала почти как кисточка.

– Вот здесь, – ткнул веточкой по рисунку корабельный с передней стороны «сапога», – города Охарикас и Тикогнур, а с той стороны, – он ткнул еще три раза веткой, – Пакр, Стологин и Тизнаур.

– А мы где? – спросил я.

– А мы здесь, – ткнул веточкой в носок «сапога» раб.

– Липкий! Ты куда предлагаешь? – подозвал я вора.

– Думаю, надо идти сюда, – указал тот пальцем на город, который был не ближним, но и находился не особо далеко.

– Почему?

– Там есть рынок рабов и проще получить документы.

– Да, – согласился корабельный, звали его, по-моему, Древ, не настоящее имя, конечно, производное от Деревянный (собственно, на руизанском языке имя звучало как Tirk, а Деревянный – Tirken), – та сторона ближе к империи, но в тех городах точно есть маги.

Будь мы без Огарика, я бы пропустил эти слова мимо ушей.

– Они проверяют входящих?

– Не встречал портовых городов с воротами, разве что сам порт обнесен забором, – ответил Древ.

– А что, в других городах нет? – спросил я Липкого, подразумевая невольничьи рынки.

– Тут скорее деревни, чем города, сложно будет сделать.

– А по-моему, в мелких проще.

– Что хотите-то? – спросил Наин.

– Да у нас вон, вольный есть, – кивнул я на Клопа, – хотим к нему в рабство уйти.

Гладиатор мельком взглянул на Клопа.

– Не переживай, – успокоил я его, – он нормальный парень.

– Да я не сомневаюсь. А есть связи?

– Нет, – вздохнул я.

– Обмануть могут.

– Знаю. Уже один раз обманули. Спасибо парням, вытянули меня. Но Липкий утверждает, что можно попытаться.

– Есть деньги?

– Мелочь. Хотим лошадей продать.

– Не знаю, как насчет рынков, но я согласен с Липким, лучше к дальним. Мы локотских воинов все-таки потрепали. В ближних городах могут встречать.

– Согласен, – поддержал Чустам. – Да и в больших городах меньше внимания к незнакомым.

– Ну тогда тронулись, – не стал я откладывать в долгий ящик решение и поставил ногу в стремя Звезданутого.

Поехали мы вдоль «подошвы» Сапожного залива. На ночь встали на берегу. Кто-то занялся хозяйственными делами, а я пошел купаться. Через минуту ко мне присоединился Огарик. Я хотел ему крикнуть, чтобы он снял штаны, но парень с разбега прямо в них ушел под воду. Да и боги с ним. Минут через десять толпа здоровых и не очень мужиков плескалась в море словно дети, позабывшие про все на свете. Я по-быстрому организовал «догонялки», в которых не участвовал только лекарь в силу своего возраста. Блин! Зря я это сделал! Крику было! Да и треть времени «водящим» пришлось мне. Это потом уже сообразили, что не дай боги кто появился бы на берегу, нас взяли бы голыми руками – оружия ни у одного, по понятным причинам, не было.

– За один такой вечер уже можно жизнь отдать, – философски изрек Солк, когда два десятка голых тел разлеглись на берегу.

Слышать такое из уст умирающего… было по барабану. Я просто наслаждался видом уплывающего за горизонт солнца.

В ночь выставили усиленную стражу – троих, благо численный состав позволял сделать это. Моя смена выпала с наказанным из новеньких и Слепым. Последнего отговаривали, но он настоял, аргументировав очень хорошим слухом, прорезавшимся после того, как стал плохо видеть. Хочется человеку потерять час-два сна – не жалко.

– Хромой, – подсел рядом Лиимуил, – отпусти меня.

Этак довольно неожиданно и интригующе.

– Иди.

Наказанный помолчал.

– Я имею в виду совсем…

– Да орк тебе в печень – иди.

– А не убьешь?

То есть мужик осознавал, что с такой просьбой рискует отправиться к духам, как и то, что в смерти его товарища виновен я. Как бы он меня режиком не поножил.

– С чего вдруг такое решение?

– Не хочу быть сломанным колесом.

– Можно поподробней?

– Я же вижу, что недолюбливаете наказанных.

– Что ж вы за люди-то. Наказанный, воевый… Какая разница? Липкий вон тоже наказанный. Ходят с Чустамом косятся на друг друга. С чего решил-то?

– Так Лохматого…

– Его не за принадлежность, а за смуту. Погорячились мы тогда. – Ужас как не хотелось признавать себя неправым, однако парня надо было успокоить.

Он, может, и не понимал, но я точно знал, что вот как раз ему сейчас не уйти – слишком много знает.

– Я не думал, что Липкий наказанный, – спустя пару минут произнес Лиимуил.

– А как тебя среди своих звали? – Я предпринял попытку сменить тему.

– Не хочу рассказывать.

– Лиимуил, давай так. Ты все еще раз обдумаешь, поговоришь с Липким. Одному очень тяжело выжить, я пробовал. Но если решишь, то уйдешь, только не сейчас. Обещаю, что как можно будет – отпущу. Идет?

– Хорошо.

– Откуда сам-то?

– Из деревни…

– Хромой! – раздался голос Чустама. – Прекращайте, вас за версту слышно!

Утром, наскоро позавтракав, поехали искать воду. Удивительно, но в этом мире море тоже было соленым. Собственно, нам-то хватало жидкости – мы за час перед тем, как остановиться на ночь, наткнулись на мелкую речушку и наполнили всю тару. Только вот идти обратно не хотелось, а табун поить надо. В процессе сборов я попросил Липкого переговорить с Лиимуилом.

Ближе к обеду мы нашли воду. Это была широкая, даже широченная река, противоположный берег которой слабо угадывался.

– Ничего себе попили водички, – задумчиво произнес Клоп.

– Ладно, давайте напоим живность и вверх по реке пойдем, – предложил Толикам.

Спорить никто не стал – все равно других вариантов нет.

– Древ, а тут есть мосты? – спросил я.

– Не знаю, я не бывал в этих местах.

– А откуда про города знаешь?

– Самые известные порты, как не знать. Да и залив самый оживленный. Мостов, наверное, нет – переправы.

Вот уж не обрадовал так не обрадовал. Переправа, то есть паром, как я понимаю, не самый лучший для нас выход. Тем не менее тронулись вверх по реке – был еще путь обратно, но… наследили мы там.

Паром предстал перед нами к вечеру. Здоровая лоханка подбирала с причала народ и увозила на тот берег. От противоположного в это время шла такая же конструкция на весельном ходу. Движитель лоханок однозначно был наш, то есть рабский.

– Что думаешь? – спросил Чустам.

Мы вчетвером – с нами были Толикам и Наин – лежали на пригорке, наблюдая эту картину.

– Не знаю, что и думать. Может, к другим городам?

На этом и, подозреваю, на том берегу были воины. Немного, всего пять, но на нашем кроме них торчала еще пара обозов с охраной. Возможно, мы и с этими справимся, но какой-то уж очень мудреный и кровавый переход получится.

– Надо Клопа послать. Пусть цены узнает, да и присмотрится. Если проверяют документы, то это одно…

– Что, и вправду хочешь рискнуть? – спросил Наин.

– Храбрость города берет, а тут пара лодок.

Лодками эти чудовища, на которые входило по четыре телеги, я не подумав назвал, но парусов-то нет, значит, лодки.

На ночь решили встать подальше от берега – очень не хотелось светиться. Причем значительно подальше – не меньше часа ехали. Клопа отправили на разведку. Он пробубнил о нас что-то не совсем адекватное, но поехал. Благо вид у него к этому времени был справный. Не воин, конечно, но и не деревенщина. Этакий сплав горожанина и селянина. Пригородный, так сказать. Слово, кстати, очень понравилось рабам. Как бы новая кличка не приросла. Хотя «Клоп» переплюнуть это еще постараться надо.

– Так это, – начал Клоп, когда вернулся, – башок за пешего и два за конного. Но там очередь надо занимать сегодня – еще два обоза подъехали. Без очереди только знатные едут. При мне один в карете проскочил. Документы ни у кого не проверяли. – Клоп хитро прищурился и посмотрел на меня.

– Что?

– Знатным будешь. А что? – ответил вместо Клопа Чустам. – Там и в город сможем заехать, если что.

В ночь, понятно, никто со мной возиться не стал. Но утром…

Преображать надо было не только меня. План на ходу обрастал дополнениями. Решение было дерзким и гениальным. У нас были документы на рабов, были документы хозяев рабов. Были документы либалзона. Короче, мы уже заросли в бумагах. Не было кандалов для достоверности, но не всегда рабов водили скованными, в основном это на продажу или перегон. Бывало, они и без кандалов ходили.

Быстро распределили пару воинов моей охраны, Толикам превращался в горна. А вот с Большим и, главное, Огариком не знали, что делать. Большой ладно, после недолгих споров подобрали ему медальон и документы одного из покинувших этот мир рабов. А вот Огарик? В мою свиту он при его внешнем виде не очень подходил. В рабы – печати не было.

– Пусть он идет с Клопом, – предложил Толикам. – Тот скажет, что сын его. Насколько знаю, на мелких, кроме рабов, документы не подаются. Заодно и часть поклажи на них сгрузим.

Вопросов было много, очень много. Первый – лошади: куда такой табун? Ну тех, что отбили у стражи локотства, было решено отпустить – палево. Четыре лошади забирали я и моя свита. Четыре было принято передать временному рабовладельцу Клопу, который теперь числился Миодуном по документам. Бумаги, конечно, были городские – селяне не имеют возможности покупать рабов, но вряд ли чуть что заставят палец к печати прикладывать. Очень подозрительно было то, что Клоп ведет рабов в одиночку. Тут по-быстрому и сварганили легенду, что Большой, Липкий и Наин – кормы. Ну а чего? Заодно и палки в руки им выдали. Не клинки, конечно, но, допустим, Большой и так пятерых положит палкой. Дабы прогнать рабский торб без заминок, решили, что я, в смысле либалзон, купил их и веду в свое имение.

Короче, липа была полная. Оружие упаковали в сумки, и одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять, что лежит внутри. Сумки эти приторочили к лошадям, сопровождающим торб, дабы в случае чего мужики не остались безоружными. Моей охраной выступали Чустам и… Ларк, прям вот страж из стражей.

Но самое интересное было не в этом, а в превращении меня в балзона, а Толикама в горна. Стричь нас вызвался один из новеньких, Опус, как выяснилось, когда-то был на подготовке рабов к продаже, то есть стриг, брил, мазал кремами. А вы что думали, раба продать так просто? Тоже искусство. Ножницы и сомнительного вида бритва обнаружились у Большого, он экспроприировал инструмент у работорговцев, когда освобождали новеньких. Вообще чем дальше, тем больше я убеждался, что гигант тот еще хомяк.

– Ну как? – спросил я Чустама.

– Шапочку посильней натягивай, – хмуро ответил он. – На Толикама глянь.

Прическа хоть и не фонтан, но была, а вот загар… Так-то мы были довольно патлатыми, и теперь граница по стрижке сильно выделялась. У меня, так понимаю, хоть с бородой все было хорошо, поскольку ее почти не было. А вот у Толикама… Впрочем, он тоже смотрел на меня с улыбкой.

– Балаган, – резюмировал я.

– Есть лучшее решение? – осведомился Чустам.

– Нет, даже интересно. – Мне на глаза попался Лиимуил. – Как настроение?

– Да мне бы поговорить…

– Чустам!

– Как скажете, либалзон, – поклонился он мне.

– Можете идти, – величественно произнес я.

И задумался. Мирант, помнится, попенял мне, что говорю ему «вы». А знать тут на «вы» или на «ты»? Опыт тех лет, когда я был в рабстве у людей, был бесполезен – я тогда и язык плохо знал, да и знать не видел.

– Слушай, – окликнул я Чустама, – а знать между собой на «вы»?

– Толикам! Не вздумай ему давать рот открывать, – как-то нервно произнес корм.

– Не gory, – («вы» на местном), – а Gyrro, – просветил меня Толикам. – Первое значит, что ты обращаешься ко многим, а второе – к уважаемому человеку.

– А то я по балам ходил, – нашел я оправдание своему невежеству.

Вообще нет-нет да и случались такие вот сбои в знании местного языка.

– Потому и говорю, чтобы ты рот не открывал, – еще раз предупредил меня корм.

– Да понял я. Ладно, дай поговорить с подданным.

Чустам поклонился мне. Выглядело это несколько… непривычно и довольно изысканно, даже в исполнении солдафона. Этакий полупоклон с раскачиванием. Пожалуй, Боярский с его подметанием пола шляпой рядом не стоял.

– Говори. – Я еще не до конца вышел из образа – приятно, черт возьми, когда перед тобой метут бородой пол.

Не понимаю Петра, пусть бы ходили, и дворец был бы чище…

– Могу просить, чтобы о том разговоре никто не знал?

– Просить можешь. Что, передумал?

Лиимуил исподлобья взглянул на меня.

– Пообещай, что не убьешь.

Похоже, мужика конкретно задела смерть его соратника по ремеслу.

– Не могу. Ты решаешь свою жизнь, не я. Хочешь жить – живи. Могу обещать, что если ты не предашь меня, то и я не предам тебя.

Тогда эта фраза мне показалась не смешной, но освобождающей меня от каких бы то ни было обязательств.

– Я могу остаться?

– Почему, если не секрет?

– Мне некуда идти.

– Спасибо за честность. Конечно, можешь.

Вот такой я великодушный либалзон. Сначала разрешил уйти, потом разрешил остаться, а подумал, что надо бы избавиться от сомневающихся. Если и не убрать, то хотя бы выгнать при удобном случае.

Приведение наших маскарадных костюмов в должный вид производилось одновременно. Идеала, конечно, не достигли – мой болтался на мне мешком, но более или менее приличный вид организовали.

Я был в зеленом камзоле и, разумеется, смешной шапочке. У Толикама шапочка была поинтересней, но тоже из области клоунады. А вот наша охрана блистала «чешуей», в смысле кольчугами – красавцы, даже Ларк казался воином. Клоп выудил из седельных своей лошади перстень и протянул мне:

– Поносить!

– Не знаю, Клоп, я не смогу расстаться… – когда перстень перешел ко мне в руки, ответил я.

– С пальцем оторву.

– Пятьдесят палок ему, – величественно указал я Чустаму на Клопа.

– Либалзон, ты бы перстень на средний палец надел, – посоветовал Толикам.

Я отчего-то решил, что надо на безымянный, – «оговорка» по Фрейду, наверное. Эх, Фрейдочку бы какую… Я даже жениться готов. Несмотря на сторонние мысли, я надел перстень как сказали. Хотя как перстень? Печатка.

– А что, это имеет значение?

– Либалзоны и лигранды носят на среднем, а балзоны и грандзоны на указательном. В чем смысл, не знаю.

Огарик. Парень ошарашенно трогал свои ставшие неимоверно короткими волосы. Наш цирюльник хотя бы привел его в должный вид, а то я уж сомневаться начал… Ну а что? Чуть ли не косы. Опус, тот раб, что взялся за стрижку, явно был мастером своего дела. Пока он приводил в порядок остальных, я заметил у него на пальцах водянистые нарывы – местные ножницы это, скажу я вам, чуть ли не садовые. И терпит ведь.

Снялись мы со стоянки, попрощавшись с клеймеными лошадьми (благо хоть седла были без знака), уже далеко за полдень, и, как оказалось, весьма вовремя. По дороге нас догнали два десятка воинов в деревянной броне.

– Горн, могу переговорить с тобой? – отозвал Толикама старший.

Хорошо, что вопрос был адресован не мне, я бы даже говорить не стал, сразу бы вынул клинок.

– Разумеется, – спокойно ответил мой горн, останавливая лошадь.

Мы останавливаться не стали, лишь слегка снизили темп. Сердце билось в пятках, уверен, что не только у меня, так как ребята, догнавшие нас, выглядели серьезно. Жизнь, конечно, не пролетела перед глазами, но рука на эфес легла автоматически.

– Спросили, не видели ли мы банду разбойников, – нервно произнес Толикам, когда нагнал нас минут через десять. – Нашли рядом стоянку.

– А ты что?

– Сказал, что если бы видели, то обязательно поработили бы.

– Не слишком ретиво?

– Ты просто знать плохо знаешь.

– Хорошо, что на дороге встретились, а не в лесу, – прокомментировал корм.

Вскоре нас обогнали два десятка воинов. Я даже вздохнуть в это время боялся.

– Уходим! – только они проехали, крикнул я.

– Куда?! – возразил Чустам. – Эти найдут, если поймут, что мы ушли в сторону. Они сейчас возвращаться будут. Едем дальше!

Если честно, то плевал я уже на всю эту переправу вместе с долбаной затеей легализации. В голове стучало одно – бежать! Воины проскакали обратно через полчаса. Наверное, узнали, что никто похожий не переправлялся, и рванули искать бандитов. Минут через десять показалась и сама переправа…

Толикам, махнув рукой Чустаму, поехал вперед. Мой самый серьезный телохранитель за ним. От Ларка ждать самоотверженности и геройства глупо, а сам я, дело прошлое, разве что стирать портки пока еще не ринулся.

– У меня со вчера застолбились! – возражал воин у парома, когда мы подъехали.

– Всыпать ему! – крикнул я.

Мне вот очень-очень надо было на тот берег. Вот прямо очень! Ребята в деревянных бронежилетах до сих пор стояли перед глазами.

– Что? – переспросил недоумевающее Толикам.

– Я хочу, чтобы ему всыпали палок, – вальяжно подняв палец, указал я на воина, с которым говорил Толикам.

– Либалзон, понимаете, он не житель балзонства вашего отца…

– Мы это… – вдруг промямлил воин, – отправим вас на первом же пароме, уважаемый либалзон. Не извольте гневаться.

Я невозмутимо проехал к краю причала. Так называемый паром только отходил от противоположного берега. Ждать точно не менее часа, но я вполне мог созерцать водную гладь это время. Прошло минут двадцать, как нарисовалась вторая неприятность.

– Там сзади карета балзона, – прошептал Толикам. – Я не могу с ним говорить.

– Как хоть меня зовут по документам? – запоздало спросил я.

– Либалзон Борокугонский Элидар Младший, – уведомил меня горн.

– Где это?

– Якальское локотство.

Если честно, то мне это совершенно ни о чем не говорило, но приготовиться к возможной встрече стоило.

– А как зовут его?

– Да откуда я знаю! – Толикам явно тоже нервничал. – Ты должен знать геральдику.

– Горн, боги тебя побери. Тебя что, геральдике не учили?

– Учили, по локотствам. Я же артист, а не придворный. Точно из Луиланского локотства. Слазь, он из кареты выходит.

Я спешился и, оглянувшись, увидел сухонького старичка. Тот явно ждал чего-то и пристально смотрел на меня. Я, понимая, что надо что-то делать, направился к нему. Сзади раздался стон Толикама. Карету сопровождал, по всей видимости, горн и десяток воинов, шлемы которых висели на луках седел. Моя охрана с ведрами на головах под испепеляющим солнцем выглядела очень нелепо на их фоне.

Знаете, что такое голливудская улыбка? Грязь это, а не выказывание всенепременного удовольствия от встречи. То ли дело моя, причем, улыбаясь, я не разомкнул губ… Наверное, смотрелся этаким американским клоуном из фильма ужасов, поскольку ни один лучик дневного света не проскользнул сквозь мои отсутствующие зубы.

– Уважаемый… – изобразил я поклон, недавно виденный мной в исполнении Чустама.

Толикам это сделал гораздо элегантнее, за что получил от меня гневный взгляд.

– О-о-о, либалзон! Как давно я не встречал почтения к старшим. К сожалению, современная молодежь совсем не помнит традиций, но это ни в коей мере не касается вас.

Похоже, старичок совсем не страдал излишней молчаливостью. Воины у причала разве что наизнанку не вывернулись. Купцы, которые терлись вокруг, вдруг просто исчезли.

Я не знал, как вести себя с местной знатью, тем более что уже, похоже, переборщил.

– Либалзон Якальского локотства Элидар Младший, – название балзонства, как назло, вылетело из головы, вернее, и не влетало туда.

– Ты меня поразил, Элидар. Представлюсь и я – балзон земель, на которых вы находитесь, – старичок с изяществом выполнил эту раскачивающуюся фигуру высшего пилотажа, – Лопунт Долионгокский.

– В жизни есть много вещей, которые следует делать, но уважение к более опытным превыше всего, – ответил я, хотя понимал – Остапа уже заносит.

Дедок на некоторое время замер, переваривая мои слова, потом вдруг расплылся в улыбке:

– Надеюсь, Элидар, вы не очень спешите?

А вот тут уже я завис, понятно же, что дед не просто так спрашивает.

– Хотелось бы успеть на корабль в империю, – ляпнул я и тут же сообразил, что мы уже в империи.

– О-о-о, не переживай, он отправится только через пять дней, поэтому… Я приглашаю тебя посетить скромную обитель старца на дни ожидания. От моего замка до Пакра всего полдня пути.

Вот это попал! Я покосился на Толикама, судя по размеру его глаз, ожидать помощи не стоило… Рабы в гостях у балзона! В нелепых шапочках, скрывающих печать!

– Дело в том, что у меня тут некоторый… некоторые вещи… – махнул я рукой на торб.

– Приобрел или на продажу?

– Купил не так давно.

– Это ничего, у меня есть загон. Заодно и скуют.

– Я был бы рад принять приглашение, но перед отплытием мне необходимо найти… мага. – Я не знаю, почему произнес эту фразу.

– Да ты шутник… – после паузы произнес балзон, но тут же понял, что я совсем даже не шучу. – Могу поинтересоваться, зачем он тебе?

– Видите ли… у меня проблема лекарского характера.

– Я не слышал, что морские маги оказывают услуги кому-либо, кроме людей императора. А уж тем более лекарского характера. Мне кажется, вы зря надеетесь.

– Возможно, но у меня нет другого выхода.

Рот у деда не закрывался, я же старался фильтровать все издаваемые звуки, благо, что первый мандраж от встречи стал проходить. Скрип уключин только усугублял гнетущую атмосферу.

– Представляете, либалзон, тут неподалеку разбойники напали на локотских воинов.

– Вы шутите?

– Да какие шутки. Эти недалекие даже не догадались прирезать лошадей, а просто распустили их. Сегодня локотским воинам будет не до сна. Во всей округе траву выщиплют, пока ищут банду.

Знал бы ты, с кем едешь, «недалекие», блин.

Я искренне надеялся, что, пока плывем, что-то изменится. Но все осталось на своих местах – вот он, балзон, вот я. Вот пятеро воинов, сопровождающих балзона, – остальные не влезли, как и мой торб рабов. Вот моя пара вояк плюс недоделанный горн, который к тому же изрек:

– Уважаемый Элидар, вы позволите мне дождаться торб?

Похоже, и Толикам не особо верил в мой талант актера.

– Да, – сглотнув слюну, соизволил ответить я.

Особо, кстати, Толикаму тоже ничего не светило, поскольку на этом берегу десяток воинов проверял у всех документы и досматривал груз. По крайней мере, у переправы стояла телега, на которой купец распечатывал каждый мешок, предоставляя содержимое осмотру десятника.

– Приходится быть осмотрительным, – прокомментировал Лопунт. – Так и норовят груз без налога провезти.

Я даже вспотел.

– Следующей лодкой идет груз либалзона Элидара, – зычно и твердо произнес дедок. – Не задерживайте их надолго, его горн покажет людей, и передайте Орику, чтобы обеспечил охрану до Трутова трактира, мы там подождем.

Эх, ребята, никуда вы без меня. Злорадство было грустным, лучше бы уж им было куда.

Наверное, только разговорчивость дедка спасала меня от разоблачения. Он без умолку рассказывал различные истории из своей жизни. Мне же оставалось лишь восторгаться, возмущаться… то есть проявлять хоть какие-то эмоции. Я бы предпочел ехать отдельно от него, верхом, но старик имел некую харизму вкупе с талантом убеждать, и я сам не знаю как, но попал в его карету, где мы распечатали бутылочку великолепного, со слов деда, вина. Мне сейчас хоть портвейн – не брало ничего. Да и слава богам, так как играть либалзона приходилось для двоих – старший охраны ни на шаг не отходил от своего господина, а вот он-то как раз не пил.

Оказалось, трактир находится на приличном расстоянии, и мы, по плану балзона, должны были переночевать в нем, после чего вместе весело провести остаток дороги практически до Пакра.

В трактире я бывал, даже работал, но об этом эпизоде моей трудовой деятельности в данном мире я почему-то предпочел умолчать. А вот с этого места я выработал тактику действия. То есть пациент должен быть все время пьян. Все время! Благо, что балзон любил это дело. Нафигачились мы с ним… я даже к своим не сумел сходить. Самое интересное, что мне-то ведь много не надо, мой местный организм полностью противился, то есть поддавался алкоголю, в смысле не имел опыта и закалки.

Ночь я бы провел в ауте с тазом, если бы не Толикам, который единственный имел доступ к моему телу – поскольку я был гостем балзона, то охрана моей тушки, как оказалось, целиком легла на плечи стражей балзонства.

Однако проснулся я с ясной головой и в обнимку с Огариком. Быстро сориентировавшись, я потребовал своего горна, который был ну пусть не доставлен, но предъявлен пред мои очи. Причем охрана у комнаты смотрела на меня с каким-то омерзением.

– Очухался, – прошипел Толикам.

Мы находились в комнате трактира, а слышимость здесь была…

– Да я вроде как не болею.

– Еще бы, я Огарика вчера в комнату притащил, чтобы он тебя подлечил.

– Кстати, как умудрился? – Точно знаю, что вчера к моей тушке стража балзона никого не подпускала.

– Сказал, что ты любишь мальчиков.

– О-о-о. – Я осознал взгляды стражи.

– А что значит, любит мальчиков? – встрял Огарик.

– Значит, я тебя люблю, – ответил я пространно. – То есть в смысле… я потом тебе объясню.

– Что делать будем? – спросил Толикам. – Стража локотства на уши поставлена – ищут, кто убил семерых воинов. Вчера они здесь тоже были, документы на рабов проверяли.

– То есть?

– Вот так. Пока либалзон изволили вино вкушать, Клопа вместе с торбом чуть не забрали.

– Зачем?

– Под шумок розыска хотели с него башок поиметь. Ладно, горн балзона вступился, сказал, что Клоп твой человек, поэтому надо твоего разрешения спрашивать. На это у них смелости не хватило.

– Наши как?

– Хорошо хоть кузнеца вчера не нашлось, а то либалзон Элидар велел заковать всех.

– Ну видишь, как все хорошо. – У меня в памяти всплыл этот неприятный момент – мы с балзоном, обсудив новости о сбежавших рабах, решили подстраховаться.

– Тебя, может, в торб вернуть? – Толикам прищурился.

– Чего ты рычишь? Мы в безопасности. Что еще надо?

– Ты мужикам сходи объясни.

– И схожу. Седлай лошадей, и в путь, пока этот не проснулся.

– Не получится. Вы вчера договорились вместе ехать. Его стража нас не выпустит. Его горну дано указание в крайнем случае будить хозяина.

– Тогда бутылку самого крепкого и не очень дорогого вина мне.

– Ты вроде не болеешь?

– Вот если балзон болеть перестанет… тогда да!

– Как скажете, либалзон, – проскрипел Толикам.

– И это, узнай, где балзон спит, я не помню, – проигнорировал я ерничество горна.

Так как к правителю местных земель меня не допустили – тот, видите ли, почивать изволят, я успел проверить свою собственность. К сараю, где расположились наши, меня сопровождал Чустам и воин балзона.

– Парней угостить не забудь, – протянул я монету Чустаму и кивнул на балзонского воина.

– Как скажешь, либалзон, – ответил мне Чустам, криво улыбнувшись.

У балзонского тоже, смотрю, улыбка поползла. Монету я сунул всего в пять башок, как-то не озадачились распределением средств, и так-то хозяин рабов был более нищий, чем сами рабы, но пять башок, если перевести на настойку… это о-го-го.

Рабы глядели на меня с подозрением.

– Успокой парней, – выходя, попросил я Клопа, отведя в сторонку.

– Сделаем, – бодро ответил тот. – Интересно, как Чустам умудрится с балзонскими выпить и при этом в шлеме остаться?

У меня вырвался стон.

– Чустам! Проверишь груз и за этими проследи, – ткнул я в Наина пальцем. – Кормили хоть?

– Да, либалзон.

– Я имею в виду, утром?

– Нет.

– То есть?! Я что, потом буду ждать, пока эти свиньи будут есть? Или слушать их стоны всю дорогу?! Проследишь! – Надо было избавить корма от необходимости пьянства с балзонскими. – Потом придешь ко мне!

Я направился в трактир. Трактирщик был душка, как и его подавальщицы, я даже хотел хлопнуть одну из них, настолько уж она вертела попкой, но рядом был Огарик, и я как-то смутился, хотя точно помню, что вчера девчушкам очень даже нравилось такое грубое внимание и они даже глазками стреляли. Хотя, может, просто вид делали.

– Хозяин, а что у нас на завтрак?

– Жареные яйца с салом маруска и вчерашняя каша с кабанятиной. Еще травяной отвар, молоко, ну и конечно лучшее вино.

«Пробовал я твое «лучшее» вчера», – пронеслась мысль.

– Что хочешь, Огарик? – раз уж нас вчера объявили любовниками, то надо хоть компенсировать моральное падение в чужих глазах.

– Яйца.

– Яйца и два бокала вина. – Я готовился к засаде на балзона – трезвым его оставлять нельзя.

Балзон спустился совсем даже не помятым. То есть опухшим, но тяжких признаков «болезни» я у него не наблюдал. Причина бодрости балзона раскрылась, когда он сел за стол и отхлебнул из бокала. Сморщившись, он подозвал разносчицу:

– Принеси-ка мне то, что утром в номер подавали, – попросил… хотя нет, приказал он ей.

Похоже, балзон очень облегчал мне задачу по приведению его в пьяный вид. Осчастливил меня факт оплаты вчерашнего банкета балзоном, хотя за свою комнату и комнаты спутников, в том числе сарай для рабов, пришлось выложить почти пятнадцать башок. В общем, утро удалось. Мы с Лопунтом славно прокатились в его карете почти до Пакра, вернее, до границы земель балзонства, где наши пути расходились. Дальше шла «свободная» от балзонов земля, на которой правил сам локот. Мотив такого расположения, как объяснил мне Лопунт, забрать налоговое обложение побережья, а раньше эти земли также были в его балзонстве. Вообще, Лопунт провел мне неплохой экскурс в экономическую составляющую локотства. Политика локота в данном регионе настроила негативно всех балзонов, так как значительно снизила их доходы.

– Вы очень интересный собеседник, либалзон, а самое главное, смелый и находчивый, – тихо произнес балзон, когда я уже почти вышел из кареты. – Давно я так не веселился. Только смените свой нелепый наряд – это все-таки бальный костюм, а не дорожный, как, собственно, и у твоего горна. И не хочу наносить оскорбления, но вам бы манерам несколько подучиться. Никогда не здоровайтесь с более знатным первым, да и… много чего другого. А вот болезнь ваша, от которой выпали зубы и волосы, интересна, я посмеялся. Надеюсь, в свободной полосе вы повеселитесь не хуже, чем на том берегу. Не обманите моих надежд. – Балзон закрыл дверцу, и карета стала набирать скорость.

Десятник стражи балзона тоже покинул карету, но, прежде чем сесть на своего скакуна, остановился рядом со мной:

– Вон по тем деревьям граница балзонства. Больше на этой территории не появляйтесь. – И, впрыгнув в седло, пришпорил своего жеребца, поспешив вслед за балзоном.

– Чего это он? – спросил Толикам.

– Актер из тебя никудышный, как оказалось, – ответил я ему. – Как и из меня.

Глава 24

Города, вернее, холма, с которого был виден Пакр, мы достигли к вечеру. Всю дорогу рабы хохотали над рассказом Толикама о нашем пьяном спектакле, зрители которого могли закидать нас помидорами, вернее, арбалетными болтами в любой момент. Смех был местами нервным. Оружие разобрали из связок сразу, как только отъехал балзон, – просто ради благоразумия.

Портовый город с холма, на котором мы стояли, предстал словно игрушечный макет – можно было рассмотреть все. Городок был не очень большим. Сам порт, вместе с темными от времени складами, был отделен от города частоколом. Ближе к ограждению портовой зоны здания были двух- и даже трехэтажными. Стены домов разнились от каменных до глиняных и дощатых, особенно на вторых этажах.

– А где загон? – спросил я у остановившего свою лошадь рядом Чустама.

– Вернее всего в портовой зоне, – ответил вместо него Наин.

– Как думаете, много стражи в городе?

– Локотских десятка три-четыре, хотя может и восемь быть, но они по сменам делятся, – на этот раз ответил Чустам.

– То есть, – прикинув размытость города, сделал я выводы, – полста воинов могут его захватить?

– Эк тебя занесло. Я сказал, локотских! Не забывай про охрану кораблей, моряков, да и сами жители тут через одного оружие вертят не хуже гладиаторов.

– Не преувеличивай, – пробурчал Наин, – тебе-то бока намну.

Чустам ухмыльнулся. Похоже, уже спелись, раз поддевают друг друга.

У причалов стоял десяток кораблей.

– А я-то думаю, чего это с нас даже за переправу не взяли. – Клоп пытался продолжить разговор о нашем маленьком и, с его точки зрения, забавном приключении.

Никогда с первого раза не понимает.

– Ладно вам, – пресек я глумление над собой красивым. – Что дальше?!

Вопрос адресовался Липкому.

– Надо в город сходить, – ответил он.

– Кто пойдет?

Взгляды скрестились на Клопе.

– Я больше договариваться не буду, – стал отнекиваться тот.

– Да я сам схожу, – успокоил его Липкий.

– Может, Клоп с тобой на всякий случай? – спросил я.

– Не надо. Подворотни везде одинаковые, найду местных, что связаны с загоном, там и договорюсь. Денег надо.

– Ну у нас немного. Клоп, пока ты завтра ходишь, пойдет на рынок и насчет продажи лошадей переговорит, – предложил я.

– Я сегодня пойду, – ответил Липкий. – Что я там днем забыл?

– А кого сейчас найдешь?

– Вот как раз сейчас я всех кого надо найду, – уверенно ответил наказанный. – Давайте хоть сколько есть.

Мы тряхнули мошной и насобирали четыре империала. Почти четыре. Ну и у меня в загашнике еще один был, плюс кольца, но чего-то вот мне не совсем нравилась идея отдать Липкому очень большую сумму – был определенный риск, что он не вернется. Поэтому я отсчитал ему один империал, остальные ссыпал обратно в кошелек.

– И что я с ним делать буду?! – возмутился он.

– Ты ведь идешь пока только узнать. Империал – очень хорошие деньги. Даже, думаю, слишком хорошие, давай ополовиним?

– Ладно, я пошел.

Мне на секунду показалось, что вор взял урок умения исчезать у Огарика, настолько быстро он попытался раствориться в кустах.

– Липкий, ты нас не теряй! – крикнул я вслед.

– То есть? – Через минуту вор появился вновь.

– Мы наблюдателя оставим и в сторону отойдем.

– Зачем?

– Не хочу тебя расстраивать, но вдруг что случится, лучше будет, чтобы ты не знал, где мы. И нам спокойней, и тебе врать не придется.

– Хитро. Лады корявы… не обижайся, Хромой, – поправился Липкий.

Как быстро он стал перестраиваться, даже походка изменилась. Ладно, для дела же…

– Думаешь, вернется? – тихо спросил Чустам, когда Липкий окончательно исчез.

Меня тоже терзали сомнения, но… надо уметь доверять… наверное.

– Поехали место искать. Кого оставим?

– Давай я останусь, – вызвался Наин.

Одноруким его, кстати, если и называли, то только за глаза. Он внушал уважение.

– Хорошо. Мы пойдем в ту сторону, сменит тебя…

Большой ткнул себя в грудь.

– Ты кричишь тихо.

Тот уже набрал в легкие воздуха, чтобы доказать обратное – дело прошлое, басок у него такой… разве что не звонкий.

– Верю, пусть ты. – В конце концов, первые стражи ничего не должно произойти, вот под утро – может быть.

Найдя тихое местечко в получасе ходьбы, мы разожгли костерок, чтобы приготовить скромный ужин. Крупа и та подходила к концу. Пару неделек бы отдыха – рыбки наловить, поохотиться. Готовил Слепой.

– Торик! – окликнул я его, глядя, как он тщательно собирает крупинки с вывернутого наизнанку мешка. – Ты вроде раньше ночью вообще не видел?

Глаза слепого метнулись на Огарика. На мгновение, но я заметил. Огарик под моим взором опустил голову. Слепой, поняв, что попалились, мелкими шажками пошел ко мне:

– Хромой, это, мне бы поговорить?

– Ну пойдем. – Я, перевалившись на здоровую ногу, встал с земли.

О чем будет разговор, даже угадывать не надо.

– Хромой… это… я никому не расскажу, – слепо смотрел на меня Слепой.

Тавтология, конечно, но Торик смотрел не на меня, хотя я находился в шаге. Они с Ларком теперь братья – оба курослепые. Умилительно было смотреть, как этот здоровый мужик, а в плечах он если не в два, то в полтора раза точно шире меня, словно нашкодивший пацан, мнется передо мной.

– Надеюсь. Только теперь охрана Огарика за тобой. Идет?

Торик расплылся в улыбке. Торик, кстати, не имя – прозвище. Наин говорил, что Слепой мастерски втыкал топорики в бревна и его часто выводили перед боями на «разогрев». Ну и как-то «топорик» переросло в Торик. А вот как его зовут по-настоящему, никто не знает, так как он найденыш. Так его раньше и звали – Найд. Не так, конечно, это уже я на русский переложил, но суть одна. Огарик порцию люлей в сторонке потом получил. Но, по-моему, с него как с гуся вода, местные гуси, кстати, это такие коровы… Отвлекся. Мне кажется, Огарик хоть и делает вид, что раскаивается, но… тот еще шельмец растет. Пора телесные наказания вводить.

Зря мы думали плохо о Липком. Он вернулся даже раньше, чем мы успели Клопа на разведку вытолкать, – тот сопротивлялся.

– Все башково, бедовые! – Вор пришел в приподнятом настроении, как только солнце начало всходить.

Вернее, его привел Толикам, дежуривший на поляне, где мы расстались.

– За империал выдадут любые документы. Я и о лошадях успел перегырчать, по два империала минимум отдадим. Так что на всех хватит, бедовые!

У меня быстро сработал калькулятор: восемь лошадей – шестнадцать империалов. Плюс три есть и мой из загашника, итого двадцать. У нас девятнадцать рабов. Все сходится!

– Есть будешь? – спросил Чустам.

– Не-э-э. Я уже перекусил.

Судя по стойкому запаху и блестящим глазам Липкого – не только перекусил.

– Ну тогда давайте вон с Чустамом и… – я оглянулся, – Наином сходите, документы получите, а потом продадим лошадей и двумя партиями пойдем.

– Ты чего, Хромой, свобода же!

– Да я, Липкий, уже раз слышал эти слова. И ты видел, что произошло потом.

– Хромой, не доверяешь?

А вот тут с наказанными надо было осторожней, они, как и наши «зауральские комсомольцы», не очень любили, когда их слова ставят под сомнение.

– Не бузи, Липкий. Твоим словам вера есть. Мне нужны люди без печатей, чтобы башково лошадей отдать и бок прикрыть, прежде чем вести такую ораву черных в город. Или ты думаешь, что там нет желающих сдать нас в загон? Тебе ли не знать, отдернут кого в сторону и вперед хозяина отдадут. Глядишь, пару десятков башок на руки получат.

– Да мы же вместе…

– Липкий! Будет именно так! За Огариком и вещами кому-то присматривать надо. Не бросать же все здесь? А с собой брать, так мы замучаемся потом это на себе тащить обратно.

– Вещи спрячем, Огарик пусть с нами идет.

– Нельзя ему. Вдруг алтырь какой?

– Я на всех договорился! Так дороже будет.

– Пусть дороже! – Я, вынув кошелек, протянул его вору.

– Как бы потом дороже не стало. – Липкий затронул нить угрозы, чем только уверил меня в правильности действий.

Черта характера такая – твердолобая. Вроде разумом понимаю, что надо взвешивать и анализировать, но когда начинают угрожать… Я даже в детстве не играл с теми, кто говорил: «Либо с ним, либо со мной!»

– А почему мы? – На этот раз «выступил» Чустам.

– Я уже ходил. Вы самые сильные воины. К тому же вы из разных торбов, что будет по-честному.

«И с головой нормально все у обоих», – добавил я про себя.

Слова о торбах были совсем даже не лишними. Если сейчас пошлю только «своих», остальные начнут косо смотреть. А это, когда пойдем в город все вместе, может и до беды, с нервов-то, довести. Может, мы и шли вместе, но незримая граница между нами была, была, родимая. А так – все по чести.

– Чтобы подстраховать, поедет Клоп с одной вьючной – если что, уйдете вчетвером на двух лошадях. На него и бумаги рабские оформите. Мы тут будем, наготове. Клоп, четыре меча в тряпки заверни и к седлу привяжи.

– Не стоит, – хмуро прокомментировал мое последнее распоряжение Липкий. – Там стража по улицам ходит. Они тоже не дураки. Проверят – замаемся Клопа выцарапывать.

– Хорошо. – Доводы Липкого показались мне вескими. – Когда надо идти?

– Сейчас.

Сейчас не получилось. Главные действующие лица, даже Наин, трусили, хоть и скрывали это постыдное чувство. Отправили мы их, благословив по-местному, то есть пожелав благодушия магов, только через час. Сразу после этого я велел сменить место дислокации рабского подразделения. Сам же, запрыгнув на Звезданутого, поехал на холм, с которого мы впервые увидели городок. Огарик увязался за мной, только пешком – надоело парню трястись в седле.

Как ни странно, яркое дневное солнце мешало рассмотреть людей, а вот корабли было видно. Штук пять были одномачтовыми и наверняка не мореходные, судя по размеру. Издалека, конечно, оценить размер сложно… Остальные были разномастными, в основном трехмачтовые «бочонки». Выделялись всего два четырехмачтовых. Один просто пузатый монстр, а второй прямо строгость стиля. Никаких плавностей, все резко, стремительно.

– Огарик, слетай за корабельным. – Я решил просветиться на морскую тематику – все равно делать нечего.

– А ты мне обещал рассказать, что значит любить мальчиков.

О-о-о, блин. Странные какие у него интересы. С одной стороны, обещал, а с другой…

– Потом расскажу.

– Ты всегда говоришь «потом». Расскажи сейчас.

Да почему бы, в конце концов, и нет. Надо просвещать парня в сексуальном плане.

– Между мужчиной и женщиной есть различия…

Я минут десять подходил к вопросу секса, пока Огарик меня не прервал:

– Я знаю, как мужчина с женщиной, при чем тут любовь с мальчиком?

– Откуда знаешь?

– Видел, как лошади, коровы там…

Я тут распинаюсь!

– Тогда свободен.

– Ты обещал о мальчиках!

– Это тебе еще рано знать, да и плохо это.

– Ты же обещал!

– Обещал – расскажу. Позже. Когда вырастешь.

Огарик ушел явно недовольным. Ну не рассказывать же ему об извращениях.

Древ пришел с Толикамом.

– Звал?

– Расскажи о кораблях, что стоят в порту, – попросил я.

– Зачем тебе?

– Нам идти скоро туда. Хочу знать, чего ожидать.

– Вот те мелкие, это рыбацкие, – стал рассказывать корабельщик, – внимания не заслуживают – так, по проливу да вдоль берега поплавать. Команды простые мужики, ввязываться в свару вряд ли будут. Четыре средних судна – «купцы», здоровый этот богатый, но тоже торговый. На средних человек по двадцать вольных и столько же рабов. Если затронуть их имущество – встанут горой. Ну кроме рабов. Так просто не пойдут в конфликт. А вот с большого, там человек сто, наверное, могут и помочь страже – команда большая, порезвиться любят.

– А тот вон, «резкий»?

– Это воевый. Возможно, порт охраняет. Только стража свистнет – с него обязаны помочь. Там может и три сотни быть. Только он отплывать готовится.

– Почему так решил?

– Так вон уже по вантам полезли.

Минут через двадцать воевый действительно стал отчаливать. Вычурный и довольно длинный, напоминающий акулу корабль с четырьмя мачтами и довольно раскидистыми по сравнению с остальными реями. Такая не совсем прочная конструкция, по крайней мере с виду.

– Имперский, – произнес Древ.

– Почему так решил? – спросил Толикам.

– Магией укреплен – вон какие реи длинные. Да и сам приличной длины, если без магии, такой, даже через пролив пока идет, может переломиться. Быстрые лодочки. Один недостаток – такелаж удобно сбивать, паруса большие.

«Ничего себе лодочка», – промелькнуло в голове, корабль был почти в три раза длиннее остальных кораблей.

– Опасное будет путешествие у нас. Ладно хоть этот уплыл. Пойдемте-ка готовиться.

Дважды уже лопухнулись, пора и честь знать, то есть ум включать. К этому визиту я решил подойти серьезно.

– Большой, возьмешь пару новеньких и топоры. Надо пару вязанок веток нарубить длиной раза в полтора больше мечей.

– Э-э?

– Значит, клинок и еще половину. Толикам, перебирай вещи. Самое ценное, но легкое возьмем с собой, остальное надо спрятать. Возьмешь в помощь, – я огляделся, – Ларка, Древа и… Опуса вон.

– Что это у нас легкое, но ценное?

– Огниво, например, соли немного. Сам разберешься. Кинжалы и ножи складываем отдельно. Тряпье тоже отдельно. Стоп, вместо Опуса возьмешь Лиимуила. Опус, ты с ножницами вроде умеешь обращаться, надо с моего камзола, да и с одежды Толикама срезать все рюшечки.

– Сделаю.

– Так, вы трое, – ткнул я в первых попавшихся новеньких, среди которых был дед-лекарь, Гогох, кажется, – готовите обед. Солк, ты остаешься наших ждать.

Гладиатор молча встал и пошел к холму.

Еще двоих поставил выдирать репьи из хвостов лошадей – тоже нужная работа, привести их в товарный вид. В общем, расшевелил нашу сонную стоянку. Тех, кого не загрузил работой, выставил на страже. Без дела остались я и Огарик. Ну то есть я осуществлял общее руководство и контроль, а Огарик хвостиком ходил рядом.

– А я знаю, что значит любить мальчиков, – заявил он мне.

– Вот уж никчемное знание. И что значит?

– Значит, корнем…

– Верю-верю, – перебил я его, судя по используемой терминологии, парня кто-то из рабов (собственно, больше-то и некому) все-таки просветил, причем точно не Толикам. – Ты бы так к книжкам тянулся или к тренировкам. Ну и как, приятно знать?

– Не знаю.

Я демонстративно сплюнул.

– Значит, ты не любишь мальчиков? – осторожно спросил парень.

Не, ну вот… Стоп! Может, вот так и появляются извращенцы? Один не объяснил, второй понял по-своему. Пришлось заняться сексуальным воспитанием, в смысле образованием ребенка.

– Огарик. Это, то есть вот именно то, что тебе рассказали, противоестественно. Противно. Мерзко. И просто… Еще один вопрос об этой гадости, и я буду бояться спать рядом с тобой. А если ты будешь об этом всех расспрашивать, то о тебе, ну и обо мне, будут думать плохо. Понимаешь? Людская молва зла. Один раз коричневое пятно заметят, всю жизнь потом обгаженным ходить будешь.

– А меня?

О-о-о! Боги! Вот как сказать, что к нему отношусь хорошо, без этих соплей – нравишься, любишь?

– Уважаю я тебя. Как мужика уважаю.

Может, и резко, но доходчиво. Все-таки не готов я к воспитанию детей. Нет чтобы самому объяснить все сразу.

– А с девочками?

– С девочками можно, но тебе надо все-таки постарше стать, а то от этого дети бывают.

– А тебе с девочками нравится?

– С девочками, да. – Я вздохнул. – Были бы они еще…

Мне показалось, что Огарик ушел от меня удовлетворенным нашим с ним разговором. Вот вдруг стану когда-нибудь свободным, что с ним делать будем? Я старался гнать от себя мысли о свободе. Но когда чего-то желаешь всей душой и вот оно рядом, мысли раз за разом возвращаются к желаемому. И все бы ничего, но время начинает тянуться долго-долго. Сейчас, конечно, вопрос был не о статусе свободного, но об очередном шаге к нему.

Наши появились ближе к третьей осьмушке дня. К этому времени мы уже были готовы к завтрашнему выходу. Все лишнее – посуда, шлемы, доспехи – было спрятано. Перед нами лежало четыре вязанки хвороста и стоял котелок с горячей кашей. Легенду насчет самих вязанок я не придумал, но внутри трех находились мечи. То есть мы кропотливо создали что-то типа бочек из палок с дном и крышкой из маленьких обрубышей, причем крышка вырывалась одним движением. Ножнами клинков для облегчения веса пришлось пожертвовать. В четвертой – длинной – были вплетены копья, топоры и лук Чустама со снятой тетивой. Понятно, что и стрелы были тоже там. Дополнял это все тюк ветхих шмоток, в которых таился взведенный арбалет. Достаточно только просунуть руку и… Пусть всего один болт можно выпустить, но и то дело. У десятка наиболее умелых рабов за пазухой были кинжалы и ножи. А я так вообще был при полной амуниции. То есть в подвергнутом апгрейду камзоле без кружавчиков, при клинке и кинжале. Ну и куда без смешной шапочки. Толикама заставил одеться вновь горном, соответственно вооруженным горном. Если честно, то я готов был разнести этот городок, но уж точно не попадать в очередной раз в загон.

– Ну что? – спросил Толикам.

Чустам в прострации повернул висок. У него не было печати! У него! Не было! Печати!

– Это как? – первым очнулся Солк.

– Не знаю. Липкий договорился.

– А мне документы на Клопа не переделали, – пожаловался Наин. – Говорят, на деревенские документы нельзя рабов покупать. Нужно специальное разрешение.

– Да там за десяток империалов можно и грандзоном стать. – Прихрамывая, вор подошел к дереву и присел. – А уж разрешение сделать… Башок побольше, и все будет.

– Что с ногой? – спросил я.

– В порту подвернул, пока бегал. Надо было народ нужный найти. Собирайтесь, пока рынок не закрылся. Нужно еще лошадей продать.

– Что? Сегодня?! – Вообще, я предполагал, что идти придется сегодня, но слишком уж поздно пришла первая партия.

– Сколько можно тут сидеть?

– Да вроде как…

– Воины! – К нам бежал один из новеньких, стоявших на страже. – Там шестнадцать конных на дороге остановились, обочину разглядывают.

– Солк, снимай остальных, уходим.

Гладиатор побежал к постам, выставленным в другие стороны. Буквально через десять минут мы уже спускались с холма. Сейчас наше спасение было в городе. Там наши следы точно затеряются.

Перед городом мы разбились на две группы. Первыми послал Чустама и Липкого продать наших лошадей, для удобства перегона товара выделил им двоих из новеньких. Вторыми шли ряженые я и Толикам с вереницей рабов в хвосте, таранящих вязанки хвороста.

Не знаю, как наши «купцы» с табуном, а мы внимание привлекали изрядное. Пошептавшись, мы с Толикамом решили отделиться от рабской составляющей нашего балагана и, предупредив Клопа, выступавшего в качестве рабовладельца, пошли слегка вперед. Хорошо, что идти было не очень далеко, так как мы договорились встретиться сразу за рынком, раскинувшим свои пестрые крылья лотков вдоль портовой стены.

Проходя мимо первых рядов, заметили наших, вокруг которых уже образовалась кучка желающих приобрести товар подешевле. Чустам спорил с толстопузым мужиком, утверждая, что цена кобылы была без седла. Тот требовал в таком случае деньги обратно. Особым вниманием пользовался Звезданутый. Прям вот хотелось броситься и, растолкав всех, увести жеребца. Сколько мы с ним пережили… Останавливаться не стали. После рядов с разнообразной животиной пошли лотки с тканями, платками, коврами и разной утварью.

Торговый люд – это какая-то инопланетная раса, закинутая, похоже, во все миры. От наших продавцы отличались языком и одеждой. Все. Больше ничем. Тот же смысл слов, тот же изучающий твою реакцию взгляд, те же ужимки.

– На мальчика одежда есть, под стать вашей будет, господин, – привязался щупленький старичок. – Отдам почти даром, всего пять башок. За четыре уступлю. Ай! За три забирай. Даром почти!

– Покажи, – остановился я.

– Ты чего? – Как только живенький продавец погрузился в свои тюки, толкнул меня в бок голубопечатный, поправляя сумку с драгоценными книгами, которую я на него взвалил.

Ну я что? Мне не по чину таскать тяжести согласно занимаемой роли, а оставить в тайнике именно эту сумку я побоялся. Заодно и стимул был выйти живым. Если кто увидит содержимое сумки, то гореть нам всем, нет, не в аду – на местной площади.

– Стража вон навстречу идет.

Двое воинов в кожаных безрукавках вальяжно шествовали по ряду, разглядывая лотки и телеги, использующиеся под оные.

Костюмчик, предлагаемый торговцем, был не под стать нашим, но… точно уж лучше, чем на Огарике.

– Возьму за три, но в довесок сапоги, – не удержался я, видя, как заблестели глаза мальчишки.

– Нельзя так. Сапоги дорогие, двое башок стоят.

Я пожал плечами и стал разворачиваться.

– Ладно-ладно. Вижу, знающий человек. Забирай все за четыре с половиной!

– За четыре!

– Бери, – расстроенно произнес продавец.

Пока мы рассчитывались, стражники прошли мимо. А вот мимо Колопота не прошли…

– Так вот же бляхи на всех! – показывал Клоп палку, на которой были привязаны рабские медальоны.

– Ты бумаги покажи, – требовал один из воинов. – Видели мы, как проводят рабов. Да и на твои документы посмотреть бы.

– Уважаемый! Это торб либалзона, – вступил в разговор Толикам, как только мы подошли.

– Да? А вот этот человек говорит, что его, – повернулся воин. – При всем уважении к вашему хозяину, я должен проверить документы.

Кончилось бы, наверное, мечным боем, точнее, убийством стражи, учитывая наш количественный состав, так как Клоп предъявил свои подлинные документы, ну в смысле фальшивые, конечно, но деревенские. А все рабы были оформлены во владение человеку с другим именем. Кончилось бы, кабы не Липкий.

– Уважаемый страж позволит переговорить с ним наедине? – Голос вора был хоть и несколько слащавым, но отнюдь не заискивающим.

– С твоим хозяином еще бы поговорил, может быть. Брысь, крыса.

– Может быть, уважаемому стражу что-то скажет имя Нолетт? И он все-таки сможет переговорить с рабом?

Страж молча отошел в сторонку, гневно взглянув на купца, «греющего уши» у своего прилавка. Купец тут же растворился. О чем шел разговор, мы не слышали, но по итогу в руку стража перекочевал некий мелкий предмет и он, кивнув напарнику, хмуро направился дальше.

– Кто такой Нолетт? – спросил я Липкого.

– Начальник стражи. Тебе недостойно разговаривать с черным, со мной то есть. Идите к портовым воротам. Мы догоним, – сухо проговорил Липкий.

Таким я его видел только в день нашего знакомства. Все-таки насколько человек умеет приспосабливаться к ситуации. Раз – и это уже совсем не тот воришка, к которому мы привыкли, а действительно уверенный человек, умеющий решать проблемы. Здесь Липкий был в своей тарелке.

Пройдя через овощные, а следом и через рыбные ряды, мы вышли к воротам. Их охраняли трое воинов, на которых я не сразу обратил внимание, так как разглядывал дары моря. А посмотреть было на что. Рыбы как таковой было не очень много, и выглядела она довольно обычно. Не копии наших, но схоже. А вот остальное… Змеи по три метра длиной, имеющие присоски вместо пасти. Огромные, с футбольный мяч, улитки. Некая аморфная и прозрачная тушка размером с поросенка, в желеобразном теле которой можно было рассмотреть органы. В общем, морская живность этого мира была весьма разнообразна. Особенно поразил полукрокодил-полуящерица с огромным гребнем и лезвиеподобными зубами, выставленными напоказ – палка удерживала пасть широко открытой.

Стражи делали вид, что не замечают нас, однако я понимал, что нас изучают.

– Ну что, вроде все в сборе, – раздался сзади голос Чустама.

Я вздрогнул.

– Сколько выручили?

– Шестнадцать. За твоего четыре дали.

– Где Липкий?

– Сказал, сейчас подойдет.

– Вы тоже туда проходили?

– Да. Липкий исчез, потом появился с бородатым типом, и тот нас провел. Стража вообще сделала вид, что нас нет.

– По-моему, они и сейчас делают вид.

– Вон, идут.

Липкий шел чуть сзади тощего бородатого мужика, которого можно было принять за грузчика, уж больно неопрятно одет. А вот глаза… Его вроде бы вскользь брошенный взгляд чуть ли не рентгеном просветил каждого из нас. Вот именно с этого момента та часть моего тела, что отвечает за предчувствие, зачесалась. Очень знакомый взгляд. Липкий подбежал к нам:

– Бросайте свои дрова, и за мной.

– Это не дрова, – ответил я. – Там клинки.

В глазах вора что-то проскользнуло, но я не придал этому должного значения. Это уже потом я сообразил, что еще в этот момент можно было все понять.

Мы, то есть сначала рабский торб, а следом «знатные» и «купцы», потянулись за Липким. Я слегка подталкивал Огарика, сжимавшего в охапке купленную одежду. Ворота мы миновали без приключений. За воротами открывалась свободная площадка, этак сто на сто, окаймленная с двух сторон высоченными амбарами, наверное склады. Противоположная от ворот сторона площадки упиралась в море, заканчиваясь деревянным причалом, убегавшим, словно дорога, метров на пятьдесят от берега, – пирс. У причала стоял один из «бочкообразных» кораблей. Остальные судна угадывались лишь по верхушкам мачт, торчащим из-за крыши правого амбара.

Площадка была свободной лишь от строений, но не от людей. Оба амбара были открыты, и от них то и дело кто-то что-то оттаскивал. А у левого под погрузкой вообще стояла тележка, запряженная неким подобием мула или осла-переростка.

– Стойте здесь, – скороговоркой произнес Липкий, торопясь за даже не приостановившимся бородатым, который повернул направо перед складами.

Мы минут пять стояли озираясь.

– Давайте подальше отойдем, – предложил я.

Очень нервировало наличие стражи неподалеку.

– Липкий вроде здесь ждать сказал? – отозвался Клоп.

– Мне тоже неуютно, – поддержал меня Наин. – Давайте подойдем ближе к причалу.

Я не знаю, что заставило заскрипеть шестеренки в моей голове, когда мы прошли мимо открытых ворот амбара. Может, взгляд бородатого, может, испуг Липкого, когда он понял, что мы вооружены… Может, все это время я подспудно анализировал поведение вора, торопливость эта никчемная… Опять же отряд воинов, от которого пришлось спешно уходить из леса… Словно они загонщики. Я обернулся и схватил за рукав пробегающего мимо раба.

– Стой!

У того коленки от страха подогнулись, я все-таки был в камзоле.

– Часто ворота днем закрывают?

Тот посмотрел на стражей, сводящих створки ворот:

– Только на ночь, господин.

Этот взгляд бородатого! Я понял! Это взгляд хищника! Такой взгляд я видел не раз, когда в качестве раба попадал в новое место. Так осматривают вновь прибывших кормы, так смотрят стражники, когда хотят что-то отнять.

– Иди, – отпустил я его и еще пару секунд соображал под пристальными взглядами нашего «торба». – Это ловушка!

– Хромой, – попытался возразить Чустам, – мы сегодня так же заходили.

– Мне тоже что-то не нравится. – Солк перешел поближе к Большому, на спине которого была одна из вязанок с мечами.

– Если бы нас хотели поймать, то в лесу бы взяли, – уже менее уверенно произнес Чустам.

– Бежим! – крикнул я, переходя на скачки бешеной хромоножки, направленные в сторону моря.

Бежать в другом направлении не было смысла, впрочем, как и в этом, но тут хоть противника не видно. Через десяток метров я уже не скакал, я летел, схваченный за руку немым гигантом. Мои ноги изредка касались скалистой площадки. Дробный стук по дощатому настилу известил, что мы достигли пирса. Площадка между складами вмиг опустела, а из-за углов и ворот стали выходить стражники.

– Вовремя. – Наин дернул крышку вязанки Большого.

Выдернув клинок, он рубанул по веревкам самой длинной связки. Большой выудил оттуда топор. Я, выхватив у Ларка тюк, нервно разматывал арбалет – один выстрел хорошо, но больше – лучше. Из амбаров выходили латные воины со щитами и оголенными мечами.

– Славно побьемся, – улыбнулся Солк, напомнив мне Каа из «Маугли», причем даже интонация была та же, с хрипотцой. – А я уж было решил, что так и сдохну рабом.

Клинок в его руках пропел, разрезая воздух. Остальные гладиаторы тоже крутанули «восьмерки», разминаясь. Причал был метров пяти в ширину, что в принципе позволяло нам продержаться минут десять. На площадке находилось уже не менее сорока воинов, десяток из них был с копьями.

– С дуба рухнули?! – заорал я. – На корабль!

Толстобокая лоханка покачивалась в паре метров от причала. Молодой парнишка, стоявший на вахте, пробурчал в ответ на требование бросить трап что-то невнятное, типа «капитан и хозяин в порту».

– Большой, подкинь! – крикнул Солк.

Гигант, уронив топор, сложил кисти замком. Солк бросил меч и выхватил у лекаря из рук кинжал. Сжал его зубами и, едва ступив на руки Большого, ушел в полет. Можно было только позавидовать цепкости и храбрости гладиатора. Он, знатно припечатавшись о борт возвышающегося над причалом судна, уцепился и умудрился влезть до момента приближения к месту его «высадки» вахтенного. Жить матросу оставалось ровно две секунды. Следом за Солком трюк выполнил и Слепой. Пока спускался трап, Большой, Чустам и однорукий приняли первый, а потому не очень слаженный удар воинов. Концы копий были отбиты в сторону, а, к примеру, Большой просто выдернул копье из рук противника. Мало того что выдернул, так еще он практически сразу заехал древком в шлем воина, имевшего несчастье оказаться вблизи от обезоруженного копейщика, тем самым создав затор среди нападавших. Я отправил болт в полет. Попал, правда, не в того, в кого целился, а куда-то во второй ряд. Но при плотности атакующих промазал бы только Слепой, хотя… сомнительно.

Вроде бы недолго бросить трап и взобраться по нему двум десяткам людей. Но казалось, что прошла целая вечность. Реальность разделила нас на две группы. Первая, слегка обезумевшая, ринулась на трап, столкнув одного из новеньких в воду. Вторая сдерживала стражей. Наверное, нам бы пришлось расстаться с Чустамом, Большим и одноруким, так как они прикрывали нас. Когда на корабле уже были все, кроме них, в самой гуще боя полыхнула молния. Не знаю, как я не усмотрел за ним. Это были не те мелкие разряды, виденные мной раньше. Это были молнии, разившие врага и искажавшие их лица ужасом. Он выиграл всего тридцать секунд. Тридцать спасительных секунд, за которые Чустам и Большой затащили Наина на борт, а Солк, спрыгнув на причал, перекинул мне вялое тело Огарика. За это время еще с десяток членов экипажа покинули борт судна. Примерно половина добровольно, что, по сути, спасло им жизнь.

На тот момент мне достаточно было убедиться, что парень жив и не навредит себе:

– Где амулет?

Огарик молча потянул веревочку, висевшую у меня на поясе. И когда только успел? Я, выцепив взглядом в толпе Гогоха, дотащил к нему еле державшегося на ногах мальчишку и, поручив того заботам лекаря, стал взводить арбалет.

– …аги, – прошептал Огарик.

– Что? – Я наклонился к нему.

– Там маги.

– Хромой, надо отплыть! – крикнул Чустам.

– Руби канаты! – приказал я ближайшему рабу.

Оказывается, Ларк иногда может шевелиться. Но просто обрубить веревки – это полдела, надо ведь и отчалить. Воины на причале делали слабые попытки установить трап обратно. Наиболее умные пытались копьями зацепить борт, чтобы подтянуть корабль к пирсу. Мы, рассредоточившись вдоль борта, с легкостью отбивали эти нелепые потуги.

– Как эта бадья управляется?! – Чустам нашел Древа.

– В порту обычно рабы отгребают, паруса поставить не успеем, – ответил корабельный. – Гребцы над трюмом впереди должны быть, вон там вход.

Мы с кормом подбежали к низкой двери одновременно. За дверью был узкий проход в темное нутро корабля.

– Прикрывай. – Чустам кивнул на взведенный арбалет в моих руках.

Слегка поплутав по трюму, мы наконец нашли нужное помещение, закрытое на засов. В довольно просторной комнате (наверняка она здесь по-другому называется – судно ведь) находилось два десятка рабов. Часть из них была прикована цепью за ногу, но человек десять были без кандалов и стояли у узких проемов для весел, наблюдая за происходящим снаружи.

– Отчаливай! – крикнул корм.

– Без распоряжения хозяина не можем, – хмуро ответил кто-то.

Вот ведь глупые создания – видели ведь все наверняка. Я поднял арбалет, взяв прицел чуть выше головы ответившего, пытаясь напугать, но тут, как назло, сзади появился Большой и ненароком легонько толкнул меня в плечо. Вид болта в глазу говорливого отрезвил рабов. Они бросились к веслам, брякая и стуча ими, стали заталкивать в проемы, то и дело попадая рукоятью по соседям.

С палубы раздался душераздирающий крик. Такой можно издать только раз в жизни.

– Бегом! – заорал я.

– Кто командовать-то будет? – робко спросил один.

– Я буду! – вызвался кто-то из прикованных. – Левый – вверх! На счет два – один раз назад! Правый от причала веслом на три. Раз! Два! Три! Левый повтор! Раз! Два! Три!

Судно слегка качнулось, поворачивая. Я выглянул в ближайший ко мне проем. С причала пытались отбивать весла, которыми рабы отталкивались, но несмотря на это, пусть и нерезво, кораблик стал отдаляться.

– Оба борта вперед! Раз! Два! Три! Четыре!

– Командуй дальше! – крикнул я прикованному, ну и сразу обратился к остальным: – Кто его тронет, голову оторву! Как и тому, кто не выполнит распоряжений!

– Там труба сверху, – ответил мне прикованный. – Пусть в нее кто-нибудь кричит, правее надо или левее!

– Понял! Кто паруса умеет распускать?

– Вон тот рыжий! – сдал товарища прикованный. – Три! Четыре! Хо! Хо! – Прикованный перешел, видимо, на стандартный ход, объявляя каждое движение весла, будь то подъем или опускание.

– Чустам, останься на всякий случай.

– Если Рыжего заберете, никто не тронет! Хо! Хо!..

Рыжий раб, на поверку оказавшийся кормом, согласился помогать не сразу, но и долго не ломался – один подзатыльник от Большого (я думал, рыжая головенка отпадет), и извилины раба начали выпрямляться в нужном направлении. Когда мы вышли на палубу, то уже были в полусотне метров от причала, и судно медленно продолжало набирать ход. Отчалили мы как нельзя вовремя, поскольку на причал прибежали двое воинов с крюками. Вот если бы чуть раньше, и кто его знает, как бы все повернулось…

На причале я заметил двух типов в камзолах. Наверное, те самые маги, о которых говорил Огарик. Они, кстати, умудрились достать двоих наших, пока мы уговаривали весельных поработать. Тогда мы и слышали крик.

Стража вылавливала из воды уцелевших членов команды, а вместе с ними и упавшего с трапа нашего новенького. Считай, о нас сейчас все узнают: пароли, явки, кто, зачем, куда… Хотя Липкий все равно расскажет.

В борт ударили два камня. Доски выдержали, но даже я понимал по треску, что еще раз в это место… Гребцы практически моментально повысили скорость, весла начали мелькать в два раза чаще.

Чустам и Большой быстро организовали наших на поднятие парусов, и вскоре после того, как еще пара булыжников сыграла по борту, весельный движитель стал не нужен. Спасительная тьма, опустившаяся на залив, спрятала нас, подарив спокойствие. Хотя с близкого расстояния нас все равно можно было рассмотреть, так как луна приняла вахту от дневного светила.

Глава 25

– Хромой! – окликнул Чустам. – Пойдем с рабами поговорим.

– Пойдем. – Я поднялся со скамьи, на которой отдыхал.

Вечерок выдался лихой. Мы только что закончили полностью распускать паруса. Тяжкая и трудоемкая работа, надо сказать, особенно учитывая, что мы и узлы вязать толком не умели и не знали, куда нужно вязать это многочисленное количество узлов. Рыжий, правда, предупредил нас, что опасно в проливе идти с такой скоростью, можно с другим кораблем столкнуться. Но чхали мы на его мнение. Утром за нами точно корабль отправят, если, конечно, уже не выслали. Как бы тот военный не развернули. Толикам когда-то рассказывал, что существуют магические амулеты, способные передавать голос на небольшое расстояние. Местная рация, так сказать. Надо уточнить у него возможности таких конструкций.

– Большого возьмем? – пока мы шли к трюму, спросил я корма.

– Он у руля, оторвать никто не может.

– Ничего себе! Мы тут корячимся, а самый сильный себе работенку полегче выбрал?

– Да я бы не сказал, что полегче. Да и видел бы ты его выражение лица, словно ребенку в горшок с медом пятерней разрешили залезть. Пусть балуется. Ему тем более снова по руке резанули – одной рулит.

– Свет бы какой…

– Рыжий! А как со светильниками?

– В конце лестницы справа шар висит, надо его тронуть.

Магический светильник это хорошо. Прикоснувшись к шару, я снял с крюка светильник и направился к помещению с гребцами. Рабы занимались излюбленным занятием нашего сословия – дремали, полулежа на скамьях, нисколько не волнуясь о своем будущем. Даже не прикованные не задумались о том, чтобы выйти, хотя мы дверь не закрывали. Как только мы вошли, они стали присаживаться, щурясь на свет. Вонь в помещении, несмотря на проемы для весел, стояла дикая.

– Кто командовал?

– Я, – раздался голос из глубины.

Приподняв светильник, я пошел меж рядами, выискивая ответившего. Тот сидел почти в самом конце. Заросший худощавый мужичок в рваном рубище. Я протянул ему руку:

– Хромой.

– Прикованный.

Я улыбнулся шутке.

– Зовут так, – видя мой скепсис, уточнил раб.

– Чустам, – протянул руку корм. – Кто знает, где инструмент для расковки?

– Я знаю, – ответил тот раб, что спрашивал о командовании, когда удирали.

– Неси.

– А что, выходить можно?

– Можно. Хотя нет, пойдем вместе. Вдруг кто из наших неправильно поймет.

Я присел напротив Прикованного.

– Расскажешь, что произошло? – спросил тот.

В помещении и так-то было тихо, а после его вопроса все даже шевелиться перестали.

– Мы беглые рабы, все из разных мест. Так уж вышло, что оказались в порту и попали в ловушку. Пришлось захватить корабль. Подробнее потом расскажу, когда с вами определимся, да и сами решим, что делать.

– А у того печати не было. Да и ты не похож на раба.

То-то они тут притихли. А правда, что тут подумать, если к ним ввалился знатный и воин? Я стянул шапочку, оголяя печать:

– У Чустама сегодня свели, чтобы нас заманить.

– Что ж вы такие неуловимые, что так поймать не могли? – не поверил Прикованный.

А неглупый мужик. Я, пока паруса распускали, пришел к такому же выводу, а объяснение было одно – ловили не нас, а одного мелкого мага, который очень хорошо умел прятаться в лесу. Отсюда и маги на пирсе, и площадка, на которую нас заманили. В лесу или городе им бы Огарика ловить и ловить. А о том, что мальчонка умел прятаться, знало не очень много народу. Интересно, что Липкому пообещали, вернее, что он попросил?

– Была у них причина так поступить, – ответил я Прикованному и сразу постарался увести разговор от щекотливой темы. – А почему Прикованный? Вас вроде здесь, – я огляделся, – семеро в кандалах? И все прикованы.

– Я здесь уже три года прикован. А их изредка расковывают – пересаживают на другие места.

– За что ж такая любовь?

– Бегал часто.

Ну вот. Родственная душа появилась.

– Мне за это ногу сломали.

Прикованный улыбнулся. И почти сразу у него по щеке покатилась слеза.

– Я думал, что уже никогда отсюда живым не выйду, – объяснил он, проведя рваным рукавом по лицу.

Вернулись Чустам и тот раб, который знал, где инструменты. Рабы быстро организовали расковку. Первым, понятно, освободили Прикованного.

– Ну ладно, вы тут дальше сами, потом поднимайтесь на палубу. – Сидеть в этом пропахшем потом, испражнениями и болью рабов помещении становилось невозможно.

Когда мы поднялись на посеребренную луной палубу, Прикованный вздохнул полной грудью. Его взгляд наткнулся на корабельного корма.

– Рыжий! – Прикованный захохотал.

Корм вдруг рванул к борту и не задумываясь прыгнул за него.

– Ушел, гнида! Жаль…

– Эх! Блин! Кому теперь показывать, какие канаты куда?

– Не переживай, Хромой. Такого люда у нас тьма. А вот то, что он сбежал от наказания, жалко.

– Ларк! А где Огарик? – Я поднял узел с купленными мальчишке вещами, он лежал на том же месте, у мачты, куда я его положил, когда мы распускали паруса.

– Он в комнате капитана.

Хотелось поправить: в каюте, но как на руизанском каюта, да и собственно есть ли профессиональный сленг у моряков этого мира, я не знал.

– Где это?

– Вон маленькая дверь справа, – указал раб на корму.

Замок на двери каюты капитана был выдран вместе с петлями. Помещение заливал мягкий свет магического светильника. Убранство было небогатым, но со вкусом. Стол, два стула, пара шкафов, две кровати по бокам и полка с книгами. Кроме Огарика в каюте был дед-лекарь, честно выполнявший мою просьбу присмотреть за пацаном. Я первым делом для соблюдения световой маскировки задернул шторы на окне и перевесил светильник в угол. Гогох, дремавший на стуле, кряхтя встал и пошел к двери.

– Сиди, отдыхай, – попытался я его остановить.

– Остальных раненых проверить надо, – отказался старик.

Огарик, когда я входил, как раз запрыгнул на кровать с книженцией. Ну не может нормальная книга называться «Лилия любви». Капитан или хозяин судна, похоже, был очень романтичным человеком.

– Как себя чувствуешь?

– Хорошо.

– Зачем опять сунулся? Самый сильный?

– Да, – улыбнулся он, поняв, что моя сердитость напускная.

– Ладно. Молодец, конечно, но больше не надо. – Я присел рядом и потрепал его вихры. – Держи. Переоденься.

– Да я потом…

– Иди давай! – столкнул я мальчишку с кровати. – Штаны вон по шву пошли. Рукав на локте рваный.

Я положил на кровать его вещи и подошел к шкафу. Внутри висел серый костюмчик, напоминавший скорее робу, но на дне валялась пара плечиков, извещая меня о том, что тут уже кто-то побывал. Собственно кто, я уже знал, так как Клоп и Ларк щеголяли в камзолах. Мне, в принципе, было все равно, я заглянул скорее из любопытства, чем из практических соображений. Хотя вру, что-то поиметь на халяву хотелось. Я направился ко второму шкафу, мельком взглянув на Огарика. Ухмыльнулся про себя стеснительности мальчишки – тот, стоя босыми ногами на полу, первым делом стягивал штаны, отвернувшись к стене и оставив рубаху навыпуск, трусов в этом мире не было. Богатые люди носили подштанники.

– Стой! – Я замер, глядя на парня.

Тот, выпрямившись, превратился в статую, уронив штаны на пол.

– Повернись.

Огарик медленно повернулся, испуганно моргая и прикрывая причинное место ладошками, вернее, прикрывая место, где должна была быть причина, указывающая на его принадлежность к мужскому полу. Я быстрыми шагами прохромал к двери и задвинул защелку.

– Одевайся. Да не старые, новые бери.

Ребенок суетливо потянулся за новыми брюками, позволив стопроцентно убедиться в невозможном.

– И когда ты собирался… собралась мне все рассказать?

Девчонка потупила взор и пожала плечами.

– Ладно, переодевай рубаху.

Веселый у меня денек выдался. Сюрпризный. А если рабы узнают? В наших-то я уверен… Но на борту куча голодных мужиков.

– Теперь садись.

Девчонка уже застегнула последнюю пуговку простенького камзола.

– Давай начнем с простого. Как тебя зовут?

– Алия.

– Это полное имя?

– Алиана.

– Теперь рассказывай.

– Что?

– Все. Начни с родителей.

– Маму звали Рота, папу – Такул. Мы жили в деревне, – начала девчушка, и тут же по ее щекам потекли слезы.

Вот вы сможете терпеть, когда ребенок плачет? Тоскливо, тихо, без всхлипываний. Просто плачет. Я тоже не вытерпел. Прижал девчонку к груди и стал гладить по голове.

– Все. Все. Я не хотел тебя пугать. Никто тебя не тронет. Все будет хорошо. Потом поговорим. Успокойся…

– Я не боюсь, – шмыгая носом, ответила она. – Это не из-за тебя. Я знаю, что ты хороший. Просто маму вспомнил.

Непривычно было слушать повествование в мужском роде, зная, что он – это она. Вернее, непривычно было знать, что это она, так как я уже привык к тому, что это парень.

– Я лучше сейчас расскажу, – она прижалась ко мне сильнее. – Когда у меня пошла первая кровь, во мне проснулась магия. А в деревне все говорили, что надо обязательно меня к магам везти – магичка. Они и денег много дадут, и меня всему научат. Мама и отец сначала не хотели, но когда мне несколько раз стало плохо и я обжигала всех, они решили увезти меня в город. По дороге на нас напали бандиты и убили маму и папу. Я ничего не смогла сделать – магия тогда ушла. Но я узнал одного по голосу, это был дядя Рутан – наш сосед. Они стали спорить, что со мной делать. Дядя Рутан требовал убить меня, остальные говорили, что я стою слишком дорого. Потом они убили дядю Рутана. А меня связали и повезли в лес. А в лесу им встретился дед Мир. Я крикнул: помогите! Дед Мир их тоже убил, а меня привел к себе.

– То есть Мир тебе не родной дед?

– Нет. Но он очень хороший. Он мне рассказал, что если меня увезут на Гнутую гору, то могут убить. Магичек убивают. Поэтому их не бывает.

Вот ведь… Дед какой умный. Теперь пазл начинал складываться. А я-то переживал! Как, думаю, дед смог родную кровинку с беглыми рабами… А оно-то! И проблему скинул, и ребенка вроде как пристроил. Зелье дал, чтобы мы его… ее…

– А зелье точно, чтобы ты нам нравилась? Не наоборот?

Девчонка пожала плечами. Дед! Оглоблю тебе поперек! Чтобы нравиться зелье… То-то последнее время мне женщины не снятся! Тогда как же внимание и то, что рабы прислушиваются ко мне? Ладно, на досуге подумаю.

– Я два дня у деда жила, а потом пришли маги. Они ругались на деда. Требовали все рассказать. Но он сказал, что ничего не знает. А я в одежде спрятался и глаза зажмурил, как дед сказал. Но все слышно было. Они поругались, а потом один и говорит: вроде не врет. Но второй ответил, что надо бы его на привязку поставить, мало ли что. Они тогда деду печать на руку и сделали и предупредили, что если он на три дня от дома своего отойдет, то наказан будет. Печать эта поисковая, так что найдут, если что.

Потом дед меня в лес увел и мальчишечью одежду дал. Яму выкопал. Сказал называться Огариком, если вдруг кто встретится. Магией пользоваться немного научил… А потом вы пришли…

– Сколько зим пережила?

– Двенадцать, – шмыгнула носом девчонка.

– Ладно, слезы вытирай и пойдем корабль посмотрим. Там у нас пополнение. И никому больше не говори, что ты девчонка.

– Я девушка.

– Извини, девушка. Оставайся пока Огариком, пожалуйста.

Думаете, это просто взбрык – девчонка или девушка? Ан не-э-эт, это серьезное различие, означающее половое созревание, то бишь первую кровь, то бишь вхождение женщины в возраст замужества! И молодые девушки этого мира гордились этим.

– Подожди. – У меня пока не все сложилось. – Пока не вышли, скажи-ка. Раз у тебя кровь иногда идет, то… ну… Мы ведь пока ходили – не шла?

– А я зелье пил, чтобы не взрослеть. Мы с дедом в магической книге нашли.

– Это та, что с кракозябрами?

– Я же говорил, их можно только магическим зрением в буквы рассмотреть, – насупилась… насупился Огарик.

Мы действительно пару раз листали с ним в сторонке эту книгу. Про кракозябры у меня автоматически вырвалось. Мне нравилось, когда Огарик превращался вот в такого рассудительного, как будто взрослого, объясняющего мне прописную истину.

– То есть у тебя поэтому… – Я изобразил рукой женскую грудь на себе.

О задней части я такого сказать не мог, так как именно по ней понял, что Огарик не парень. Топорщилась она. Луковка, конечно, но топорщилась. Девчонка надулась:

– Подожди полгода.

– Не понял. А ты что, зелье не пьешь?

– Я выбросил. – Ребенок опустил глаза.

Стон вырвался неосознанно.

– Его все равно только два года можно пить.

– То есть, – прокрутил я в голове его, то есть ее рассказ, – еще год можно было пить?

Молчание было мне ответом. Ребенок! Ей-богу, дитя! Взрослой жизни ей захотелось!

Палуба под ногами зыбко качалась – неприятная штука, надо сказать, поташнивало. Корабль представлял собой посудину размером шагов двадцать пять, ну, может, несколько больше в длину и шесть в ширину. На палубе торчали две полноценные мачты и недомачта всего с одним парусом, расположенная на корме. Руль представлял собой длинную палку, уходящую за корму. Я-то думал, штурвал! Теперь стали понятны слова корма о том, что рулить не самая легкая работа. Гигант улыбнулся нам. Сзади, то есть на корме, стояла камнеметная машина типа баллисты. Впереди, то есть на носу, – стреломет, очень похожий на кормовую машину, то есть тоже баллиста. На ее лафете сидел Прикованный.

– Знакомьтесь, Огарик, – представил я ребенка.

– Прик… Оруз, – протянул руку раб, улыбнувшись.

– А где все?

– Места пошли выбирать.

– Какие места?

– Где жить будут. Да остальных найти.

– Каких остальных?

– Я при погрузке и разгрузке считаю – делоть-то нечего. Где-то на корабле десяток рабов должны были остаться, не за борт же их выкинули.

– Делать, – поправил Огарик.

– Ты не обращай внимания. Я издалека, из Колского локотства. У нас другой говор. Иногда не так что говорю.

Я едва прислушивался к разговору, переваривая новости дня, вернее, последнюю новость. В свете всего того, что я узнал, совсем по-другому виделся наш разговор про любовь к мальчикам и девочкам! Кровь невольно прихлынула к лицу. Только этого не хватало…

– А ты чего здесь? – спросил я раба.

– Дышу. Ну и впередсмотрящего надо было – я вызвался.

– Место получше не хочешь занять?

Раб подмигнул Огарику.

– Баловство это. После весельной комнаты мне и на палубе хорошо. Приткнусь где-нибудь.

– Поговори со своими. Может, кто на землю захочет?

– Поговорю. А вы куда собрались?

– Лучше бы лишних сначала ссадить…

– Я не буду никому рассказывать. Но люди спрашивать будут, когда говорить стану. Хоть знать, о чем разговор вести.

– Твердая цель сейчас одна – выжить. А так… я на север хотел, там, говорят, имперские не во власти. Наши тоже не против были. Но окончательного решения никто не принимал.

– Север это хорошо.

В трюме действительно находились рабы. Только не десять, а семнадцать – четырнадцать рабов и три рабыни. Не то чтобы красивые… но не старые – лет по тридцать с копейками. Я имею в виду рабынь. В третьей четверти ночи весь рабский состав собрался на палубе. Из девятнадцати наших осталось всего пятнадцать, включая Огарика. Семнадцать человек были от гребцов, ну и семнадцать же – трюмных. Итого почти пять десятков человек. К этому времени судно подверглось тщательнейшему досмотру на предмет чего бы то ни было, если по-рабскому, то прошел полный шмон. Итог был неутешительным. Продуктов очень мало, воды тоже. Корабль только вернулся из рейса, во время которого прожорливые моряки подчистили запасы. А новые погрузить не успели. Лентяи. Клоп шепнул мне на ухо, что нашел шестнадцать империалов в комнате купца (была, оказывается, и такая через стенку с каютой капитана). Остальные благоразумно промолчали, хотя, как я понимаю, даже у простых моряков хоть башок-два, но должны были быть в личных вещах.

Импровизированный совет взялся вести корм. Предлагали мне, но я отказался, поскольку, как оказалось, я не очень хорошо переношу морские прогулки – мутило слегка.

Зря я остерегался рассказать Прикованному о цели нашего путешествия – при мне один из весельных в красках расписывал прелести северных земель. Кое-кому нужно укоротить язык, желательно так же, как Большому. И судя по тому, как увлеченно что-то рассказывает рабам Клоп, я даже знаю будущего немого-два.

– Есть желающие сойти с судна? – спросил Чустам.

А в ответ тишина…

– Это что, за борт? – раздался после паузы закономерный вопрос из толпы.

– Нет. Как рассветет, подойдем к берегу и переправим.

– Я хочу, – наконец решился один из трюмных.

– Я тоже…

Набралось пятеро, из них двое гребцов. Причины никто спрашивать не стал. Женская часть молча хлопала глазами, прижавшись к мачте.

– А вы чего? – тихо спросил я.

– А мы тоже можем? – так же тихо спросила меня одна из них.

Рабыня застала меня своим вопросом врасплох. По-моему, они на корабле ни к чему, и дело не в суеверии – женщина на судне к беде (я вообще сомневался, что здесь есть эта примета), дело в том, что их мало. То есть либо больше, либо никаких. Во-первых, будут конфликты из-за их внимания. Во-вторых, у нас сорок мужиков. Голодных мужиков. Это на каждую больше дюжины – не выдержат. Насколько я знаю, рабыни уже успели сегодня испытать радость утех. Причем не с одним. И хотя мне говорили, что они добровольно… Подозреваю, что девчонки были просто напуганы и только по этой причине не смогли устоять перед обаянием небритых кавалеров. Была еще одна веская причина – венерические заболевания. Иллюзий я не строил – считай хоть у одного, но есть, и этот гипотетический «один» поделится по дружбе со всеми. Ну а с учетом того, что однозначно не у одного и однозначно болезни разнообразны… Букет обеспечен почти всем. С другой стороны, естественные ликвидаторы сексуального напряжения несколько облегчали процесс раскрытия тайны Огарика в будущем, да и злить толпу мужиков не очень хотелось, хотя рабынь было, конечно, жаль. Гадать я не стал. Просто спросил окружающих, обозначив свое мнение, то есть обнародовал теорию о конфликтах, и если дословно: как бы не стерли до ушей.

Первую часть моего выступления встретили легким гулом, вторую – гордыми смешками. Было бы чем гордиться…

– Пусть сами решают, – предложил Прикованный, – а если останутся, то пообещаем силой не брать.

Я хотел добавить: и менять ухажеров раз в неделю, но сдержался, не желая оскорблять рабынь. Цель Прикованного я понимал, точнее, читал в глазах и по стекающей с бороды слюне. Оруз, пока болтал с нами, умудрился проморгать праздник жизни, развернувшийся на нижней палубе. Как уж он так считал груз через проем, что не видел рабынь, когда грузили, я не знаю. Короче, я был не уверен в обещаниях Прикованного.

– Я останусь, – произнесла одна.

Товарки потянулись за ней. Спорить я не стал – не девочки, их выбор.

По итогу один из собравшихся сойти на берег рабов тоже передумал.

– Огонек, – потрепал меня за рукав Ларк.

Я обернулся туда, куда показывал криворукий, хотя давно за ним недостатков, ну, с косым уклоном, не наблюдалось. Там, куда показал Ларк, виднелось мерцающее созвездие огоньков, зависшее в темноте на не очень большой высоте.

– Прикованный, – почему-то прошептал я, как будто там меня могут услышать, поднимая в ту сторону руку.

Поскольку к тому времени я уже был в пленуме рабского заседания, то туда, куда я указал, повернули головы все.

– Большой! Право руль! – не слишком громко закричал Прикованный. – Весельные, спустить верхние и средние паруса! Хромой, проверь, чтобы все огни по кораблю были потушены.

– Клоп, Ларк, Лиимуил, – быстро переложил я задачу.

– Все лишние на нижнюю палубу…

Далее пошла череда команд гребцам. Морской сленг здесь есть. Еще как есть! Но касался он только специфических частей корабля, например, парусной оснастки. Наш кораблик медленно стал поворачивать влево.

– Что это? – спросил я Прикованного, когда суматоха стала затихать и он расставил своих на авральный подъем парусов.

– Большой, руль прямо. Воевый корабль. Здесь, наверное, самое узкое место залива – контрабанду ловят.

– А не могут им из Пакра сообщить о нас?

– Это как? Птицами? Так они только с корабля на берег. Да и ночь…

– Я слышал, амулеты магические есть. Голос передавать.

– Не слышал о таких.

– А зачем они вообще с огнями идут?

– Столкнуться боятся, да и бывали случаи, когда по кораблю без огней камни метать начинали. А так, если бы мы не спустили вовремя паруса, проверили бы.

– По-моему, глупо. Они же понимают, что контрабандисты их видят.

– Нет. Они же вдоль берега идут. Нам просто повезло, что не заметили, – луна вовремя спряталась. Большой, руль влево. Поднять кливер!

Огоньки прошли мимо. Только уж слишком долго они плыли. Я вздохнул с облегчением только тогда, когда, вглядываясь в темноту, не смог найти последний. Хотя уже минут тридцать было понятно, что нас не заметили. Простояв некоторое время, мы вновь подняли паруса.

Рассвет мы встречали в океане. Ну я так назвал для себя ту водную гладь, что рисовал мне когда-то Толикам палочкой на земле и которая распростерлась сейчас передо мной. Как таковая разбивка на моря и океаны в этом мире отсутствовала. Вся эта вода вокруг континентов называлась, если дословно перевести: соленая вода. С левого борта торчала синева контура гор. По плану мы должны были обогнуть небольшой кряж и во второй половине дня подойти к берегу – ссадить желающих и набрать питьевой воды, так как при ревизии содержимого корабля обнаружилось, что именно ее запасы критически малы.

Как только полностью рассвело, я направился в свою каюту – все-таки сутки на ногах. Бывшую каюту капитана я за собой не столбил, но, как оказалось, после выступления Огарика на пирсе каюта закрепилась за ним автоматически, ну и автоматически в число ее обитателей попал и я, плюс Клоп. Каким макаром он влез в наше жилище, я не знаю, но лучше уж он, чем кто-то посторонний. Через минуту после того, как я развалился на кровати, ко мне под бок залез Огарик. Этакие двойственные ощущения в связи с его новым статусом. С одной стороны, ребенок, с другой… этот ребенок позиционирует себя как половозрелая девушка. Было бы, конечно, неплохо, если бы я родился в этом мире, здесь рано вступают в половую связь, но мешал психологический барьер – двенадцать лет! Ребенок! И все бы, наверное, хорошо… если бы она не уперлась своей «луковкой» туда, куда совсем не надо. Я не возбудился, но кровь пошла к нему. Именно этот факт меня и образумил. Еще я боялся. Боялся ее реакции. А вот если она запустит руку…

В общем, уснуть я не смог и аккуратно перелез через спящую Алию. Минут пятнадцать я, стараясь не шуметь, изучал содержимое второго шкафа капитана. Первым делом я откупорил стеклянную бутыль с прозрачной жидкостью коричневатого оттенка. Бутылка была аккуратно задвинута за книжечки типа той, что читала Алия. Не коньяк, но и не настойка. Терпкий вкус. Градусов сорок, если не больше. Я, плеснув себе в стакан, задвинул обратно находку и продолжил изучение содержимого шкафа. Приятно выпить цивилизованно, право слово. Карты, свернутые в трубочки, я оставил на потом. Капитан был тем еще пижоном. Несколько видов духов, кремы… Одна из баночек с кремом очень заинтересовала меня, она пахла сексом… Не знаю почему, но ассоциация возникла именно такая. Я долго разглядывал розовое содержимое. Ткнул пальцем. Понюхал еще. Обеззараживающая орочья зеленая субстанция! Один в один по запаху! Дальнейший логический ряд прост – есть противозачаточно-обеззараживающая мазь, есть женщины на корабле, есть голодный раб! Самец выходит на охоту! Крем и духи в минуту оказались на мне (за исключением контрацептивного). Из зеркала, вернее, его подобия на меня глядел интересный тип. Вообще вид был на троечку, поскольку все портила небольшая и отнюдь не брутальная щетинка. Бриться опасной бритвой (а таковая в туалете капитана имелась), да еще и без распаривания… нет, лень. Покосился на ребенка. Через пять минут я был на палубе, подальше от педофильских фантазий – ну а вдруг! И совсем не смешно!

Палуба встретила солоноватым ветерком и жарящим солнцем. На палубе меня ждали одни… сюрпризы. Во-первых, гребцы, это очень крепкие ребята с накачанными бицепсами. Данный факт я установил первым делом, поскольку все они были без рубах. Ночью, в темноте это не очень бросалось в глаза. Особенно выделялся Прикованный, так как его правая была массивней, чем левая.

– Не спится? – спросил он.

– Да. А ты чего не идешь?

– Дела еще есть.

– Что там увидел?

Оруз всматривался в даль.

– Видишь еле заметные круги вокруг солнца?

– Вижу.

Вокруг местного светила действительно видно было слабенькое кольцо.

– Как бы шторма не было.

– У меня тоже перелом ноет.

Вторым сюрпризом была усилившаяся морская болезнь, в каюте она как-то не так ощущалась. Судя по двум фигурам у борта – данная беда затронула не только меня. Даже не так – я еще легко отделался.

Третий сюрприз ждал меня в диалоге.

– Плохо? – Я подошел к Толикаму.

– Не то слово. Вынул из желудка уже все, что было.

– Толикам, а магички бывают? – Я осознавал, что ему не до меня, но мозг требовал информации.

– Что, все-таки девчонка? – ухмыльнулся Толикам, но тут же его вновь скрутили рвотные позывы.

– То есть ты знал?! – возмутился я.

– Хромой, давай потом. Не знал я, но догадывался. С тех пор как он на поле в туалет не пошел, стал наблюдать.

Толикама вывернуло, вернее, он попытался исторгнуть из желудка то, чего там уже не было.

– Магички бывают? – настойчиво повторил я вопрос.

– Дети бывают, но их маги к себе забирают. Не знаю я. Никто ни одну магичку не видел. В магические войны были… Шел бы ты…

– Еще кто знает?

– Чустам подозревает…

Донимать Толикама я больше не стал, тем более что в поле зрения появился Чустам.

– Хромой! – окликнул Толикам.

Я обернулся.

– Если маги узнают, что он – это она, нас найдут.

Предпоследний сюрприз вывалил мне Чустам.

– Поговорим? – предложил он, отведя меня в сторонку, подальше от любопытных ушей. – Хромой, я хочу тоже сойти на берег.

Обескуражил, что тут сказать.

– Я все понимаю, но я не Клоп, не могу я скитаться, когда есть возможность жить нормально.

Говорил он долго и большей частью для себя. Основная мысль сводилась к тому, что он, конечно, благодарен нам, но дальше так не хочет жить. Была некая обида, но я согласился с мнением корма. Незачем нам человек, который не хочет быть рабом, то есть не хочет быть с нами. Насильно мил не будешь.

Последний сюрприз был самым приятным и затмил все остальные. Ожидал он меня на нижней палубе, которую я, привыкнув к полумраку, пошел осматривать – первый раз на паруснике, да и вообще на корабле, любопытно все-таки. В тесном коридорчике я столкнулся с одной из спасенных рабынь, как раз той, которая спросила, могут ли они тоже сойти. Как говорится, зверь на ловца… Довольно высокая и очень худая… девушка. В любом случае, изначально я ошибся с ее возрастом, она была достаточно молода. Думаете, молодость невозможно испортить? Еще как можно! Я сам выглядел гораздо старше своих лет. У нее, как и у меня, отсутствовал один из передних зубов. Кожа на руках и лице была коричнево-морщинистой. Сухие пепельные волосы неаккуратно подрезаны под каре, ну или подобие этой стрижки.

Мы уже почти разминулись, когда она, слегка качнувшись от наклона корабля, оперлась о мою мужественную грудь руками. Я непроизвольно взялся за ее талию. Мы замерли. Мне достаточно было такой прелюдии, чтобы поймать волну жара по телу. Она, изучив мою реакцию на ее близость, улыбнулась, взяла меня за руку и повела в глубь коридора. Вот и кто из нас дичь после этого? Я бы отказался, но понимал, что это несколько поможет не реагировать на Алию… Вру. Ни черта бы я не отказался! Я шел за этим! Дичь, то есть я, уже в силках!

Нежная грудь с маленькими и светлыми сосками заставляла вновь и вновь гладить ее. Под ладонью волнами пробегали нежные девичьи ребрышки. Лобок, на котором только-только стал пробиваться пушок… Сладкая нега щекотала по самому сокровенному и заставляла двигаться все быстрее. Она была чудом, сном наяву. Резкая граница загорелой и обветренной кожи с этим белым и нежным совершенством несколько портила картину… но все равно сладкое и не очень опытное (а может, и наоборот) чудо уносило в сказку!

Девочки, как оказалось, довольно умны. Тот самый «сюрприз» закончился довольно нежными и трепетными словами о любви. Я не циник, но настолько театрально все было выполнено, что пришлось рассказать о любви к Курточке, с которой нас раскидала судьба. Ну а что? Не говорить же ей, что мне очень хотелось? Тем более что она действительно хороша. Суть женского коварства, ну как коварства, нелепой попытки выжить крылась в совокуп… то есть в охмурении лидирующих мужских особей, в число коих попал и я. Удалось это, кстати, всего одной, причем, на мой взгляд, самой непрезентабельной. Хотя грудь у нее, да и не старуха… Гормоны, орки их. Если кратко, то она выбрала в качестве объекта вожделения Большого и попала в десятку. Во-первых, он глядел на нее влюбленными глазами, а во-вторых, посмотрел бы я на человека, попытавшегося отбить у него хоть что-то. Ну, в смысле на то, что осталось вместо того человека. Прикованный свою пассию отшил. То есть отшил, а потом отшил – разумный парень, все понимает.

Глава 26

После неких расшаркиваний с дамой я смог вернуться в каюту и мертвым сном завалился на кровать Клопа – тот где-то пропадал. Проснулся я от того, что кто-то на меня дышал. Я вздрогнул. На меня смотрели ярко-голубые глаза Огарика, то есть Алии.

– От тебя странно пахнет.

Нюхачка, елки-палки!

– От тебя тоже. Как мыться будешь?

Девчонка, насупившись, слезла с кровати. А не фиг принюхиваться – не жена!

– Там одного гребца потеряли. – Девчонка явно обиделась.

Потеряли не одного – двоих. Пропал еще один освобожденный из трюма. В отправке оного в свободное плавание созналась некая группировка из трюмных, имеющая к безвременно покинувшему судно конкретные претензии, а вот куда пропал второй, причем человек Прикованного… так и осталось загадкой. Оруз аж зубами скрежетал. Не очень хорошо, конечно, такие взаимоотношения… Но если кто-то думает, что плавание с группой рабов – это круиз с отдыхающими, то сразу говорю: это не так.

После обеда повернули корабль к берегу – на поиски воды. Удивительно, но за нами все еще не было погони. Сидевший на вантах с неким подобием подзорной трубы (по-другому это чудо оптики не назвать) раб не наблюдал на горизонте каких-либо кораблей. На предполагаемое место нахождения пресного водоема мы наткнулись практически сразу. С вантов, только стали приближаться к берегу, раздалось:

– Равита!

– Что он крикнул? – переспросил я стоящего рядом раба из гребцов.

– Такие кусты обычно рядом с пресной водой растут, – объяснил он. – Ручей или речушка должны быть.

Только бросили веревки якорей (а тут они не на цепях, а на магически укрепленных канатах), сразу началась подготовка за походом по воду. То есть подъем пустых бочек из трюма и спуск на воду одной из двух наличествующих лодок. Уже почти все было готово, как амулет на предплечье стал неистово жечь кожу. Поскольку Алию я чувствовал, то найти ее не составило труда. Благоразумно я прихватил с собой Солка. Успели мы вовремя. Двое типов из трюмных, заманив Огарика в одну из кают нижней палубы, отжали золотой амулет, и я даже боюсь представить, что они собирались сделать дальше, так как у одного из них в руке был кинжал, а у второго дубинка. Разум начал тонуть в ярости…

Остальное мне рассказали через полчаса. Я в приступе рванул на них и… через мгновение отдыхал у стенки, отправленный в беспамятство упомянутым деревянным изделием для нанесения повреждений таким, как я. А вот Солк оказался им не по зубам. Один по окончании дружеской встречи был мертв стараниями гладиатора. Судьба второго, который отправил меня в беспамятство, решилась, когда я уже пришел в себя.

После того как был обнародован факт нападения, раб лишился головы по распоряжению Прикованного – в назидание потомкам, так сказать. Рубил, собственно, тот же, кто и огласил приговор. Я предлагал для исполнения наказания свои услуги – пусть помучается, я-то раза с третьего только перерублю, но мне в данном удовольствии отказали, видя, как я трясусь после припадка и некоего физического воздействия на мою голову. Выяснилась и судьба пропавшего гребца. Как оказалось, эти два хмыря таким образом решили подготовиться к вольной жизни. То есть перед отправкой на сушу (а они были как раз из желающих) ребята решили «подзаработать». Гребец погиб за сумму, чуть превышающую двадцать башок, найденных им в одной из кают, ну а Огарик едва не погиб за медальон. Знание о том, что парень маг, каким-то образом прошло мимо грабителей, поэтому они, дабы не поднимать панику раньше времени, разработали хитроумный, как им показалось, план – забрать медальон перед самым отплытием. Также ребята успели навести шороху в паре кают, хозяева которых готовили для них лодку. Вот такие пироги…

Огарик на вопрос о том, чего же сразу не «поджарил», ответил, что не мог. Пришлось пытать подробней, и оказалось, что у нашего недомага бывают провалы в магии. То есть относительно редко его способности пропадают. Уходят на фиг! Пришлось к девчушке-мальчишке применить меры безопасности для исключения таких сюрпризов в дальнейшем. Безопасность обеспечивалась путем запрета появляться на палубе без сопровождения старших, круг которых был четко очерчен. Благо, что были люди, которым можно доверять. Слепой теперь был официально назначен телохранителем ребенка.

– Ну бывай, Чустам. – Мы стояли на палубе, прощаясь.

Мне места в лодке не нашлось, хотя я очень хотел постоять на земле, а не на этом плавающем куске дерева, вызывающем тошноту. Только вот там нужны были люди, способные таскать ведра.

– Бед вам не видать, бедовые, – криво улыбнулся корм.

Мы, то есть команда орочьих, по очереди обнялись с воином. Уходил он налегке. Практически одежда и меч. Даже свой лук оставил нам. Я выделил из сбережений Клопа пол-империала – не самого плохого человека провожаем. Мало, конечно, но самим нужно. Лодка на два десятка человек отчалила от корабля. Вернется только дюжина.

Набор воды, мягко говоря, безумно нудное занятие. На лодку сгружались бочки, которые впоследствии наполнялись питьевой водой из пресного источника при помощи ведер. Побегать, как я понял, там приходилось о-го-го. Ладно хоть погрузка этих бочек производилась при помощи доисторической лебедки, как и дальнейшая транспортировка в трюм… А вот там бочки надо было переставлять. Короче, даже я постиг все прелести средневекового плавания. Однозначно «изобрету» насос. Собственно, элементарные водокачающие конструкции тут были, но не на этом судне.

Погода радовала – полный штиль и палящее солнце. Для парусника ничего хорошего – если плыть надо, а вот для лодки, которой пришлось сплавать трижды, благодать. Была мысль произвести набор воды на двух лодках, но больно уж мало людей на судне – кому-то и тут бочки поднимать надо.

К вечеру, когда была разгружена последняя лодка, стал подниматься нехороший ветерок. Буря, от которой уже несколько дней у меня ломило кости, наконец подала визуальные признаки. На верхушках волн появился белый налет пены. Прикованный тоже обеспокоенно смотрел на небо.

– Давайте-ка крепить все на палубах. Все тяжелое в трюм!

– Может, к берегу ближе? – спросил Клоп.

– Нет, здесь и так мелко. Как бы судно на берег не выкинуло.

– Так, может, в океан?

– Самоубийца.

– Не, ну я просто спросил…

На судне начался аврал. Общая численность команды была всего тридцать девять человек, что уже есть не полный состав. Из них тридцать пять – мужики, а не инвалидов – тридцать один, а не инвалидов репродуктивного возраста, в смысле крепких мужиков – двадцать девять, ну и если исключить криворуких… Короче, в этой суете не принимали участия только девчонки, к коим я себя не причисляю. От горизонта в нашу сторону шла темно-синяя полоска стихии. Мы вытравили веревки якорей и приготовили дополнительный.

– Давайте на лодки и к берегу, – скомандовал Прикованный. – Со мной останутся Трын, Сухой…

Оруз назвал еще троих. Гигант потрепал гребца по плечу.

– Нет, Большой. Ты кричишь не очень. Случится с тобой что, а мы не услышим. Да и не корабельный ты, ни ходить во время шторма по палубе, ни объяснить тебе, что делать. Успеешь еще. Вон, лучше за Шарлой присматривай, а то мужиков вокруг…

– Так, может, все на берег? – Клоп был взволнован.

– Должен кто-то остаться. Вдруг якорь оборвет или борт порвет. Давайте в лодки, если сейчас не отплывете, то останетесь с нами.

Когда мы отплывали, стена бури уже размылась по темному небу. Волны болтали шлюпки словно перышки, а крупные капли нет-нет да и падали на дерево лодки, оставляя темные пятна. К берегу мы подплывали в кромешной тьме под шум порывистого ветра с периодическими вкраплениями ливня. Лодки уткнулись в гальку чуть ли не одновременно. Мы тут же всей ватагой стали вытягивать на каменистый пляж сначала одну, а затем и вторую. Причем один из гребцов заставил нас довольно прилично оттащить их, а затем перевернуть.

– Может, под них залезем? – спросил кто-то.

– Нет. На берегу шторм сильнее, надо в глубь леса идти. Лодки и унести может или бревном раздавить.

Кто-то из рабов уже раскидывал веревки от лодок и растягивал их к деревьям.

Удобное место для пережидания непогоды мы искать не стали – ночь, буря, ни зги не видно… Практически на ощупь углубились в лес, где предусмотрительные гребцы расстелили старую парусину, на которую рассадили нас, после чего накинули второй край сверху и заставили крайних подтягивать его под себя. Палатка не палатка, но когда один из них еще и магический фонарь зажег, стало несколько веселее. У кого были мечи (ну или топор, если говорить о Большом), те поставили их в качестве распорок. Капли дождя противно били сквозь парусину по спине. Мокрая одежда прилипла к телу, радостно отбирая тепло. Я не дрожал – меня подбрасывало. Алию не меньше. Я посадил девчонку между ног и, стянув свою рубаху, прижал ее к себе, стараясь согреть, она улыбнулась.

– Зря, – прокомментировал Лан, один из гребцов, снятие мной рубахи, – на тебе быстрее высохнет.

Я промолчал. Тут от девчонки стало вдруг тепло-тепло. Я прижал ладонь к ее лбу, проверяя температуру. Она, откинув голову на мое плечо, прошептала в ухо:

– Я магией.

Я машинально огляделся. Тайной ее магия уже не была, но… привычка. Справа сидел Слепой. Он подмигнул мне. Алия взялась за мои коленки, и по телу стала растекаться приятная нега. Хорошо-таки иметь собственного мага. Еду догадались прихватить лишь с десяток человек. Самым запасливым оказался Большой, он достал круглую голову сыра из огроменной сумки, добытой на судне. Полагаю, судя по размеру сумки, Большой вообще много чего прихватил с собой.

Ночь провели в таком вот неловком положении. Сквозь дрему (сколько уже без нормального сна) накатили невеселые мысли: а что дальше? Я не задумывался обо всех, меня волновала дальнейшая судьба ребенка, оказавшегося у меня на руках, и собственная. Что дальше делать? План по легализации с треском магических разрядов провалился во второй раз. На третью попытку я не решусь, по крайней мере, в ближайшее время. Да и шанса такого не предвидится.

Итак. Рассмотрим реально, что имеем. Имеем хилого раба и ребенка-магичку без должного образования. Обоим нельзя показываться в населенных пунктах, да и вообще вольным людям на территории империи, ну или той части, где есть имперские, локотские или иные войска. Эта проблема решаема – «а мы идем на север». Там сможем затеряться в какой-нибудь деревеньке.

Пункт два. Если смотреть реально, то хилый раб вряд ли сможет обеспечить себя и ребенка защитой и должным пропитанием, не говоря уж о каких-либо иных прелестях жизни. Друзья, как оказалось, имеют свойство строить свои планы. Значит… необходимо паразитировать. Грубо, цинично, мерзко, но надо смотреть правде в глаза. Для парази… выживания нужен социум. Он у нас есть, только расхлябанный – рабский, каждый тащит в свою сторону. Собственно, я тоже, но у меня есть причины – ребенок на руках. Отмазка, конечно… Так и что же делать? Понятно, что некий коллектив у нас сложился, а люди, пережившие вместе невзгоды, ближе, чем кровная родня. Но как показала практика, и они могут уходить или притворяться. Идеал – стать крутым перцем в этой общине, а…

– Малой, уступи место, – прервал мои размышления грудной голос.

Ларк тихой сапой сумел найти подход к Нирке – той самой девчушке, с которой мы кувыркались утром. Ничего предосудительного они не делали, просто перешептывались, но у одного из рабов это вызвало зависть, похоже. Физически мужик, если честно, так себе. Когда-то на нем бугрились мышцы – отсюда и гонор, но сейчас остался лишь спортивный остов, то есть широкий скелет, обтянутый сомнительной оболочкой. Но меня он уделает. Кто б ему дал еще…

– Вроде договорились девчонок не трогать? – вступил я в разговор, поскольку Ларк хлопал глазами.

– Так я и не трогаю, прошу местами поменяться.

Сейчас все зависело от Ларка. Если олух промолчит, считай и себя и меня в грязь окунет. Только кажется, что это просто разговор. Это прощупывание. Это рабы…

– Я не хочу.

У меня гора с плеч свалилась.

– Малой…

– Тебе вроде ответили, – раздался голос Наина.

Мужик, покосившись на гладиаторов, сел обратно. Я прямо ощущал, что меня ощупывают взглядом, – может, от Огарика магия передалась.

– Как-то нехорошо выходит, – произнес сухонький мужичок, рядом с которым присел бывший здоровый.

Упрек адресовался мне. Вот и центр прощупывания.

– Чем же?

– Да вашим все – девки, комнаты получше. А парень только спросил, а ему уже и в грубость. Как-то не по-рабски выходит.

Я ответить не успел.

– Ты бы, Разим, не мутил, – заговорил Солк, – никто твоему человеку не грубил. А регалии вам еще и не положены. Может, ты под мечами и магами стоял, когда судно захватывали? Или сам себе оковы снял? По сути, мы ведь могли и продать вас. Так нет, свободу дали. Мало? Лакомств захотел? – Голос гладиатора звучал спокойно, но угрожающе.

– Какие лакомства? Мы всего лишь равными хотим быть. Или за слово уже заточки достают? Не бились – так не могли, железо на руках держало. А если уж так, то продали бы лучше – там бы знали, чего ждать.

Ну вот нельзя с такими грубостью. Таких или заточкой, или умом.

– Так ты свободен, – вновь подключился я к разговору. – Буря кончится, и именно ты можешь идти. Предлагали всем. Да и парня своего забирай. Ну и седого вон того, что к тебе жмется.

Последняя фраза была завуалированным оскорблением. Раб не ожидал такого поворота – привык к тому, что его некуда девать, ведь из торба не уйдешь.

– Вам одним со снастями не справиться, – попытался ухватиться за соломинку раб.

– Справимся, не переживай, – заверил один из гребцов.

Ответить ему было нечего. Гладиаторы и гребцы заулыбались. Мои слова вкупе с оскорблением были проглочены.

Итак, заканчивая размышления, задача номер один – выявить и убрать лишних. Двоих уже выявили – любым образом убрать. Задача номер два – напугать рабов Огариком, все равно все знают, что он маг. Задача номер три – сделать из Огарика мага.

Утром шторм полностью не стих, но ливень перешел в разряд обычного дождя. Половину дня строили из той же парусины палатку модели вигвам. Один из трюмных оказался спецом в этом деле. Не скажу, что жить можно, но после того, как разожгли костер, стало несколько веселее.

Продукты кончились. Воды на всех было девять фляжек, зато в паре сотен метров была та речушка, из которой набирали воду в бочки, и периодически кто-нибудь ходил туда, чтобы наполнить наши емкости. Вода была мутной, но если дать ей отстояться, чтобы песок на зубах не скрипел, то вполне. А вот голод… По рассказам тех, кто бывал в таких переплетах, шторм мог затянуться и на неделю. Но счастье пришло сразу после того, как разожгли костер в палатке. Буря настолько же резко, как началась, стала затихать. Мы принялись разбирать сооружение. Хотя те, кто встречался со штормами, говорили, что рано – волны еще долго на море будут, не отплыть.

Лодки, слава богам, не пострадали, хотя узнать в этих кучах морского мусора наши плавсредства было затруднительно. Весь каменистый пляж был усыпан палками, тиной, обломками корабля… Нет, наш был на месте, хотя и развернут не так, как стоял, но на пляже валялся даже кусок мачты и обрывки паруса – кому-то крупно не повезло. Надеюсь, это наши преследователи. В том, что они должны быть, никто не сомневался.

Кроме всего прочего, нас ждала на берегу, который степенно разравнивали нехилые такие волны, забавная картина. Пять человек стояли лицом к нашему судну и размахивали руками. Некоторые из них даже пытались что-то кричать охрипшими голосами. Наин хмыкнул:

– Давно, наверное, кричат. Чего кричите?! Мы тут!

Мужики обернулись. Пятеро из пожелавших сойти на берег, пережив бурю в лесу, вдруг почему-то решили вернуться обратно. Чустама среди них не было.

Отплыть смогли только к вечеру, когда волны слегка поутихли. Смутьянам предложили остаться, но они, проигнорировав, молча полезли на шлюпки. Мы с Наином переглянулись. Наверное, надо было применить более веские, чем слова, аргументы к этой парочке. Будем считать, что постеснялись. Тем более что они не реагировали на довольно резкий тон – опять же будем считать, что они все поняли. Лишняя грызня на фоне отсутствия сплоченности коллектива сейчас ни к чему хорошему не приведет.

Еще на подходе к «Свободе» – так было решено переименовать судно – мы почувствовали запах каши, принесенный из дымохода камбуза. Мм…

За ужином Оруз рассказал, как они пережили шторм. Надо сказать, у них было весело. Сначала оборвало якорь, они сбросили запасной. Потом обнаружилась течь в трюме, пока заделывали ее, корабль мотнуло так, что балластные мешки сползли на одну сторону. Не критично, но судно слегка наклонилось, и им пришлось перебрасывать их на другой борт. Как я понял, это такие мешки с песком в трюме. Их загружают одновременно с выгрузкой товара. Есть там и невыгружаемый балласт – огромные камни… Вообще очень интересно, но… я так хотел спать. Попытавшись некоторое время из вежливости послушать рассказ Прикованного и поняв, что веки сейчас сомкнутся сами собой, я под благовидным предлогом – в гальюн, выскользнул из переполненной кладовой камбуза, которую временно превратили в кают-компанию.

Глава 27

– Там корабль! – Алия запрыгнула на кровать.

Вот ведь! Поспать не даст!

До меня медленно стал доходить смысл слов магички. Я соскочил и похромал к выходу, благо одеваться не надо было – уснул я вчера прямо в камзоле и штанах. Но тут же развернулся – сапоги я ночью, помню, все-таки стянул.

– А ты откуда знаешь? Тебе же нельзя без сопровождения выходить.

– А я с дядь Ториком была.

– Врешь. – Я махнул рукой, пытаясь отвесить подзатыльник, однако Огарик-Алия ловко увернулась, смеясь. – Что за корабль?

– Без мачт. Наверное, тот, с которого обломки на берегу были.

– Предупреждать надо, – напряжение стало отпускать, – я уж думал, нас догоняют. А ты, кстати, садись-ка за книги и найди ингредиенты для зелья, что пил, чтобы не взрослеть.

– Пила.

– Нет пил! Будешь пока дальше Огариком. И не дай боги кто уз… Кому рассказала?

– Дядь Толикаму и дядь Торику, – опустила глаза девчонка.

– Пока больше не вздумай никому! Я серьезно!

– Я не хочу быть мальчиком. Я – девушка!

Переходный возраст, наверное.

– Давай так. Ты пока никому не говоришь, но мы с тобой найдем время и обсудим это. Хорошо? Я прошу.

– Ладно. Можно, я потом почитаю?

– Пошли, – вздохнул я, как ты удержишь ребенка от чего-то нового.

На выходе столкнулся с Наином.

– Вы в своей комнате потише говорите – тут стенки тонкие. И полы, кстати, тоже.

– Наин…

– Да понял я.

– Что там?

– Смотрящий из гнезда корабль после крушения рассмотрел. Говорит, купеческий, четырехмачтовый. Двух мачт нет, и наклон имеет.

– К нему идем?

– Да. Оруз говорит, поживимся.

По-шакальи, конечно, но я одобряю. У нас продуктов… я слышал, что мало, Оруз вчера жаловался.

– Далеко?

– Через осьмушку подойдем.

Скорость парусника, скажу я вам, сродни велосипедной. Хотя вот когда смотришь вниз, на волны, то кажется – летим.

Корабль, потрепанный бурей, был больше «Свободы» раза в два. С учетом того что наш метров двадцать пять в длину, тот был исполином. И оставшиеся две мачты были выше, и борта… И вообще мы смотрелись на его фоне так себе. Мы медленно подходили к нему на частично повернутых парусах. Оруз даже команду спускать их не дал. Просто распорядился развернуть реи, после чего паруса практически повисли и мы встали бортом к судну метрах в шестидесяти. Стояли мы с той стороны, в которую был наклон гиганта. На наше судно были направлены три камнеметных и четыре аркбаллисты – собственно не представлявших тонувшим, кроме психологической, никакой поддержки – я так понимал, что это не век пушек и основной ударной силой был абордаж. А эти вот выпендрежи считались лишь экспозицией.

– Что, вплотную нельзя? – спросил я Сухого. Прикованного отвлекать сейчас было нельзя, он и так метался.

– Можно и вплотную, но опасно. Они прыгнут на палубу и захватят нас. У них, наверное, десятков восемь команды. К тому же борт можем повредить, да и снасти зацепятся.

Пираты, блин, – боимся жертвы!

На палубе потерпевшего крушение корабля стояло человек десять. Покричав друг другу, договорились о встрече на нашей палубе, но лодку пришлось посылать нам, так как у них лодок не было.

На борт по веревочной лестнице поднялись пятеро. Все были без серьезного оружия, но у каждого висел то ли кинжал, то ли короткий меч. Старшим был господин в черном камзоле.

– Могу ли я поговорить с капитаном или владельцем «Морского змея»?

Название «Свобода» было пока только на словах. В действительности же на борту красовалась резная табличка со старым названием. Мы с Прикованным переглянулись.

– Да оба здесь, – ответил весельный. – Вот владелец, – указал он на меня, – а я, выходит, капитан.

Честно. Я не против вести переговоры там или разговаривать о конструктивных вещах… Вы просто не представляете взгляды моих спутников на этих разряженных павлинов. Не буду категоричен, я таких тоже не совсем люблю… Но мне кажется, достаточно было сказать: фас…

– Вы не поняли меня…

– Да все мы вас поняли, – бесцеремонно прервал я его. – Если вам будет угодно, то либалзон Борокру… – Я принципиально исказил титул и взглянул на Толикама.

– Борокугонский, твое балзонство.

– Борокугонский.

– Я не ярмарочный завлекала, раб! – гордо ответил мне туземец.

Ну а кто он мне? Корчит из себя… А я Колумб! Я вас, индейцев, выведу за бусы на чистую во… землю.

– Я понимаю, что вам не позволяет гордость, – начал я, – но у вас нет другого выхода, кроме как сдать нам оружие. Мы гарантируем вам жизнь и даже доставку на сушу. Но в обмен вы сдаете все ценности и оружие. Груз, разумеется, наш. Мы позволим вам и вашей команде перейти на наше судно только на таких условиях.

По мере того как до знати доходило, в какое место они угодили, – я имею в виду переносный, да собственно и прямой смысл, – переговоры стали затухать.

– Мы можем вернуться обратно?

– Частич… – попытался вклиниться наш капитан.

– Можете! – перебил я Прикованного. – Оруз, зацепи крюки к их снастям и приподними паруса – чтобы гостям быстрее думалось.

Делегация оценила, вздрогнув, мой, вернее, наш жест. Если мы наклоним их судно – финита ля комедия! Долго им тоже не протянуть, как я понял из слов, процеженных сквозь зубы, – к вечеру эта лоханка уйдет ко дну.

– Как скажете, либалзон, – ухмыльнулся Прикованный. – Сухой!

Рабы рванули на ванты.

Делегацию мы честь по чести проводили. Через полчаса, когда уже прозвучала команда Прикованного поднять паруса, которые все-таки пришлось спустить, нам замахали круговыми движениями с призового корабля. В том, что он будет призовым, сомнений не было.

Да, некрасиво пользоваться положением людей, попавших в беду. Ну а что делать? Благотворительно отвезти их на берег? Или оставить на тонущем корабле? Прикованный вообще предложил их пустить на дно, после того как сдадут оружие. И это предложение не лишено смысла. Я попросил его не торопиться – всегда успеем.

Выбор у них был – либо отдаться в руки рабам, либо умереть. Они выбрали первое, правда, не все. Выживших, вернее, тех, кто решил, что он достоин спасения, оказалось всего два десятка с копейками. Из них трое ряженных в кружевные камзолы и двадцать пять матросов. Перевезли их за два рейса. Оружие было только у «ряженых». Двое беспрекословно сдали, а вот третий… Он, вынув клинок, такой, кстати, нехилый клинок, с резной гардой, утонченный… Так вот, вынув клинок, он демонстративно выбросил его за борт. Глупец! Играть с пленив… освободившими тебя рабами… Хотя, может, не глупец, а просто храбрец. Глупый храбрец.

Ценностей у сдавшихся не было – спрятали сволочи. Ничего, поищем. После того как мы заперли в весельной спасенных, на тонущее судно выдвинулись две призовые команды. Мы уже знали, что на борту остались люди. Ну а как не рассказать было об этом, если спасенных напрямую спросили. Они же понимают, что если соврут, то за их головы и башок не дадут.

По ходу движения лодок команды оставили у якорных цепей, а на этом корабле это были именно цепи, по паре человек. Пока оставшиеся на лодках отвлекали внимание (дело прошлое, опасное занятие – около моей головы с шелестом пролетел арбалетный болт), рабы, ссаженные на цепи, успели подняться. Сопротивлявшихся было всего двое. Один из них умудрился влепить болт в плечо Большого. Вот такой гигант невезучий. А ведь ему только-только руку Огарик залечил… Хотя невезением тут не пахло, я бы первым делом тоже пытался вывести из строя самого опасного противника, тем более что он без брони. Пару сопротивляющихся знатных отправили к духам, то есть рыбам. Причины, побудившие их на столь глупые поступки, мы узнавать не стали. Они выплыли потом.

Весельной на этом корабле не было. Соответственно и гребцов тоже. А вот рабы были. Десяток человек покорно ждали нас, сидя на бочках в одном из помещений жилой палубы. Рабы как ни в чем не бывало пускали по кругу бутылку настойки. Ну и вправду, чего суетиться? Бросят здесь или возьмут в качестве товара – то не им решать. А тут развлекуха!

Пришлось минут пять потратить на разъяснения. Мол, мы их не собираемся бросать или порабощать. Мы не такие. Мы хорошие. Мы дарим им всем свободу.

– Всех освободите? – усмехнулся раб, чья полностью выбритая голова формой напоминала яйцо.

– Всех, – пожал плечами я, хотя чувствовал подвох в его словах.

Хотите знать, какой груз? Да-а-а! Да-да! Я был в шоке! Рабы! Много рабов! Очень, очень много рабов! Грузовая палуба – это между трюмом и жилой палубой – устало глядела на нас сотнями глаз. Слышны были стоны людей. Запах испражнений и болезни ударил волной в открытый нами люк. Оказывается, те двое знатных были владельцами груза.

– Хромой, – прошептал Оруз, – что делать-то?

– Сможем корабли вплотную подвести?

– Если реи с этого срубить.

– Руби.

Оруз тут же исчез.

– Серьезно будете пересаживать? – спросил яйцеголовый.

– А что делать? Ты бы помог лучше. У нас с продуктами беда. Да и что-то заработать хотелось бы.

– Поможем ради такого-то. Точно освободите?

Я ткнул в свою печать пальцем.

– А хозяин?

Я вздохнул:

– Еще раз говорю, я сам себе хозяин. Он, – указал я на Ларка, – тоже.

– Что делать-то?

– Останови у своих пьянство. Пусть показывают, где продукты лежат. Каюты тех, что побогаче. Инструмент для расковки надо. Кто покрепче – сюда – похоже, тут махать и махать кувалдой придется.

– Да вы нам инструмент киньте, мы тут сами… – раздался голос снизу.

Я опустил светильник, чтобы рассмотреть говорившего. На меня смотрел средних лет мужичок, среднего телосложения, средней небритости… Стандартный серый раб. Тут вдруг из глубины темного помещения послышался детский плач.

– У вас что там – дети?

– Это за стенкой, там рабыни.

– Это ж сколько вас?

– Было около тысячи, но трюм уже затоплен, вода к нам пошла. Наверное, около шестисот. Может, меньше, только у нас пять десятков мертвых есть. Тут в шторм такое творилось…

– Инструмент не скину, всех расковать все равно не успеем.

Иллюзий у меня не было никаких – расковывать всех нельзя. Это рабы. И мы, то есть я выпускал из бутылки неконтролируемого джинна. Джинна свободы, джинна злобы, джинна ярости…

– Нужно два десятка крепких людей. Надо будет продукты перенести, а то с голоду сдохнем, да и воду откачивать надо. Опять же женщин поднимать кому-то надо. Есть ребята, что порядок смогут образовать?

Раб смотрел на меня вопросительно.

– Сейчас как только скинем трап, у вас там такой бедлам начнется! Давить ведь друг друга будете! Да и на палубе толпа безумцев ни к чему, половина за борт уйдет.

– Ну-у…

– Сделаем! – крикнул еще один. – Палки только скинь. Рупос, Рваный, Долт! Давайте своих поднимайте и сюда!

Я посмотрел на второго говорившего. Чем-то он напоминал Чустама – крепкий парень.

– Из воевых?

– Да! – вызывающе произнес раб.

– Сейчас будут палки. Тебя как зовут? – спросил я яйцеголового.

– Шпун.

– Задачу понял?

– Сейчас все будет. – Раб встал с корточек и… не то чтобы побежал… скорее спешно пошел.

– Воевый!

– Ау.

Изначально я хотел предупредить, чтобы не смели даже думать о захвате нашего корабля. Но, поразмыслив, я решил не говорить ему ничего. Словами сейчас я вряд ли чего-то добьюсь, а вот идейку подкину, к тому же сразу раскрою, что нас немного. А вот пока они в шоке, возможно, никто и не додумается, а там уж видно будет.

– Тебя как звать?

– Санит.

– Санит, не подведи. Вода быстро прибывает?

– Осьмушку назад у нас еще не было. Сейчас по колено.

– Так, сейчас, кто считает себя способным работать, подходят на расковку, кто нет – поступят в распоряжение моих людей. На нашем корабле, возможно, некоторым придется спуститься снова в трюм – это временно, корабль у нас не очень большой.

Внизу прошел легкий гул. Понятно, что играю с огнем, но не предупредить тоже нельзя – подумают, что вновь в рабство перегоняем хитростью, взбунтуются.

– А все влезут?

– Влезут, – уверенно ответил я, хотя слабо представлял грузоподъемность нашего корабля. Как-то незачем было. Надо и вправду узнать.

Подбежали ребята Шпуна. Двое тащили инструменты, а один охапку палок. Тех самых палок, которые не раз хаживали по моей спине.

– Расходитесь снизу!

Рабы, гремя кандалами, расползлись в стороны, освобождая площадку. Я уже понимал, что давки не избежать, поскольку в спину образовывавшим круг напирал народ.

– Санит, удачи. Сначала палки кидаю, твои готовы?

– Не тяни.

Сухой стук брошенных палок, крепкие ребята быстро разобрали их и развернулись лицом к толпе. Десяток против сотен, во благо этим же сотням.

– Если с ними что-то случится, я закрываю люк и ухожу! – как можно громче крикнул я. – Мне на судне толпа безумцев ни к чему! Давайте двух первых без трапа – так поднимем на расковку. Трап скину, как только наш корабль подойдет к борту.

Первых двоих подняли ребята Шпуна, пока они начали расковывать, появился Оруз. Я выложил ему план прямо около люка, дабы освобождаемые прониклись ситуацией.

– Раскованные будут поднимать продукты на верхнюю палубу. Лебедка есть? – тронул я за плечо шпуновского.

– Есть.

– Те, кто переходит на наш корабль, захватывают сколько могут. Грузить начинай с трюма. Потом разберемся. Женщин, детей на нижнюю палубу. Расковывать тоже потом будем.

– Мы уже открыли, – уведомил меня Прикованный. – Там… Жуть.

– Могу я на подъем женщин? – спросил только что раскованный раб.

– Сейчас ты здесь нужен.

Раб недобро взглянул на меня.

– Родные? – догадался я.

– Жена, дети.

– Вытаскивай еще одного и можешь идти. – Что-то мне говорило, что я его здесь не удержу.

– Ага, я сейчас. – Мужик при помощи шпуновского за руки поднял еще одного раба и собрался уже убегать.

– Стой! – окликнул я его. – Ты не только жену и детей спасать идешь. И главное, не допусти паники внизу, а то, не ровен час, и твоих подавят. Лучше по очереди доставайте. А своим крикни, чтобы подождали где в стороне. Поверь, больше шансов, что живыми будут.

Мужик кивнул в знак того, что понял. Надеюсь – проникся.

По борту раздался скрежет – наш к борту пристал. Если честно, то осознание того, что находишься на тонущем корабле, не самое лучшее чувство, даже у меня, знающего, что в любой момент покину это корыто, а уж у тех, кто не уверен… Внизу стал нарастать гул. Началось!

– Ну что там? Где трап?

– Сейчас будет. Наши скажут, что готовы принять вас, и сброшу.

Думаете, приготовления помогли? Нет, совсем нет. Первый десяток поднялся нормально, но потом… Толпа потихоньку стала напирать. В какой-то момент ребятам, следившим за порядком внизу, пришлось применить палки, и вот именно это стало спусковым крючком. Стадо безумцев рвалось наверх! Те парни, что вызвались контролировать порядок, а не бросились спасать свои жизни, пострадали первыми. Скидывать обратно трап – это породить бурю снизу. Оставить все так – на моем корабле близкие люди. Я запомнил тех, кто с упоением долбил парней внизу! Не всех, всех невозможно было, но я постарался… Когда первый из них достиг люка, я с удовольствием прошелся по его голове клинком… У меня не было другого выхода. Перед ним наверх выпрыгнул как раз тот воевый, который пытался организовать порядок – Санит. Вылезающие раньше них даже не обратили внимания на смерть раба. Кроме одного – здоровый тип кинулся на меня. Санит несколькими выверенными ударами палки образумил его, то есть отправил в беспамятство.

– Закрывай! – крикнул я мужикам, которые прижались к перегородке, спасаясь от хлынувшей толпы.

Они даже не двинулись. Санит, кинувшись к люку, стал пытаться поднять его. Я, столкнув труп ногой на людей, ползущих по набитым на доску рейкам, сбивал трап. Наверное, мы бы не смогли, если бы не Наин и Солк, успевшие вовремя и поддержавшие нас. Внизу безумно кричали люди. Надеюсь, кто умнее отошли в сторону. Вскоре раздались таранные удары трапа по люку.

Первыми было решено переводить женщин и детей. С ними проблемы тоже были, но они разрешились при появлении вынутой из ножен стали. Две с половиной сотни! Мы уже перевели две с половиной сотни детей и женщин. Я просто уверен был в смерти той знати, что сидела в весельной – столько мы насмотрелись. На нашем суденышке, а оно уже казалось именно суденышком, несмотря на то что на него перешла всего лишь часть рабов, развернулся целый лазарет. Алия, не скрывая своей магической сущности, Гогох и четыре женщины в кандалах метались среди вновь прибывших. Серьезных ран было мало, но тем не менее таковые были. Одна из женщин просто не приходила в себя. Вникать в суть я не стал, без меня хватает сведущих. Отца семейства, рвущегося к спасению женского отделения, я поймал кудахчущего около родных – довольно плотной женщины, парнишки лет двенадцати и девчонки еще младше.

– Своих спас, и все! – гаркнул я на него. – Им завтра есть нечего будет! У нас нет продуктов. Все кто могут – на перегрузку!

Собственно, на наше судно я заскочил лишь из-за Алии. Назначив Торика ответственным за безопасность «красного креста», я спокойно вернулся обратно. Уж не знаю, мой окрик подействовал или еще что, но по мосткам, переброшенным с борта на борт, бегала кучка рабов, перетаскивая мешки и бочонки. Многие из них были в кандалах. Рядом устанавливался второй «мост» для двухстороннего движения. Если вы думаете, что «борт к борту» это вплотную, то ошибаетесь, между кораблями было полтора шага, изогнутые борта «бочонков» не позволяли встать впритык. Помост без перил, естественно. Глянув вниз, я обнаружил два мертвых тела и одного живого, цепляющегося за борт и испуганно озиравшегося на второй, готовый вот-вот раздавить его.

– Плыви к якорю! – крикнул я.

Он не слышал. Похоже, в шоке. Боги с ним, получится – вытащим.

Мужики на грузовой палубе ко времени второй попытки их освобождения выдохлись, и удары в люк прекратились, зато слышны были стоны и рыдания. Почему-то считается, что мужики не ревут. Еще как ревут!

Ко второй попытке освобождения мужской части подошли более обстоятельно. По всему пути следования стоял «эскорт». Частично вооруженный мечами, частично – палками (это были новенькие). К тому времени как мы открыли люк во второй раз, рабы были уже по пояс в воде.

– Только еще раз столпотворение – снова закрываем люк, на этот раз навсегда. Сначала пропустите тех, кто пытался вас остановить, живых или мертвых, кто будет подниматься кроме них – умрет. – Не знаю, почему так сказал, может, хотел внести порядок и послушание в ряды рабов. Может, загладить свою вину перед погибшими, а может, просто из уважения к мужикам – не каждый встанет вот так перед толпой. Рядом со мной стояли Санит и Рваный, двое из тех, кто смог выйти в прошлый раз живыми. Они проводили идентификацию поднимающихся.

После того как брякнул трап о палубу, восхождение начали трое, вернее, двое тащили третьего, голова которого представляла собой красноватое пятно.

– Мои, – твердо произнес Рваный, как оказалось, центровой наказанной группировки данного торба.

– Несете на наш корабль, там покажут, – напутствовал я мужиков. – Там мальчонка бегает в камзоле, скажете, Хромой просил в первую очередь посмотреть. Тронете пацана – умрете.

Далее взошли еще пятеро самостоятельно. И вновь двое поднимают раненого.

– Долт посередине и его люди, – произнес Рваный, – кормы.

– Поднимайтесь, – поторопил я замерших после слов Рваного рабов. – То же самое. Найдите пацана. Еще!

Больше снизу никто не торопился.

– Еще кто был? – спросил я рабов.

– Рупоса и его людей нет, – ответил Санит.

– Мы потом выйдем, – раздался голос снизу.

– Тогда остальные! – крикнул я. – По десять около трапа. Потом только подниматься. Увижу больше – закрываю люк.

Сколько косых взглядов я получил. И это несмотря на то, что их спасаю. Разумеется, ненавистью веяло не от каждого, у большинства был испуганный вид, но и тех, от кого веяло злобой, хватало. Я старался запоминать их лица, не из мести, просто чтобы знать.

После того как все вышли, мы, бродя по пояс в воде, попытались выискивать живых. Глупо, знаю, но это было не только мое желание. И не только я спустился в это царство смерти. Жутко, очень жутко проверять, живое ли вон-то плывущее к тебе тело. Большую часть даже не проверяли – они плыли вниз лицом. Все проверить мы не успели.

– Паруса! На горизонте паруса! – заорал Ларк.

– Имперский, – прошептал Оруз.

Мы с ним сидели в гнезде – подобии марсовой площадки на самой высокой мачте.

Почему подобии? Потому что из веревок.

Мы понимали, что это за нами. Наш бег затруднялся перегруженностью судна, хотя даже не так – корабль можно было еще грузить и грузить, но слишком уж высоко был вес – в трюм лезть никто не хотел. Спасением было одно – ночь. Тьма опускалась на океан. Сколько всего мы не успели взять с тонущего корабля, одним только богам известно. Но и перенесенного было очень много. Наши «призеры» добавляли в груз не только продукты, но и оружие, ценности, одежду, уток и гусей, что служили провиантом, десяток коров и пяток породистых лошадей, эти вернее всего на продажу. Все понимали, что в создавшейся ситуации пригодится все. Места не хватало. Оруз сильно переживал за центр тяжести, поскольку все, включая лошадей и коров, отказались спускаться в трюм. Нет, так-то нормально… если нас шторм не застанет, ну или имперский парусник магически укрепленным носом в борт не даст…

Только опустилась тьма, как мы повернули практически на сорок пять градусов в сторону океана. Всю ночь команда была занята. Мало того что пытались освободить как можно большее количество мужчин, надо было спасать умирающих, надо было спустить за борт тела умерших, надо было выжить…

Эпилог

– Думаешь, стоит? – спросил Оруз.

Наш Совет значительно разросся. Кроме меня, Прикованного, Наина, Толикама и Клопа на корме стояли Разим, Шпун, Санит, Рваный и Рупос, на поверку оказавшийся идейным борцом за справедливость среди рабов, привлекший некую секту под свое крыло. Ну это не учитывая Большого, который, несмотря на ранение, снова стоял рулевым. Оторваться от воевого нам не очень удалось. Когда солнце, спрятавшееся всего на несколько часов, начало свое восхождение, выяснилось, что преследователи все еще на хвосте. Более того, они стали ближе.

Великолепный четырехмачтовый галеон, ну или его аналог в этом мире, неумолимо приближался.

Час назад мы спустили на воду шлюпку со знатью и моряками «призового» корабля. Пару знатных казнили. Конечно, в угоду жаждущей справедливости богине моря, как, кстати, и десяток тех, кто убил парней, пытавшихся утихомирить толпу при высадке, не зря я запоминал их лица. Но это было сделано, сугубо чтобы утешить богов морей, дабы они встали на нашу сторону – ничего личного. Шлюпка с людьми, которую мы сбросили, причем буквально, была частью маневра задержки преследователей – ну вдруг остановятся, подберут. А казни прошли сразу после этого – ну вдруг умрем, так хоть врагам отомстим… богов моря утешим. Это не я, чес-слово, это Совет – стихийно возникший орган управления, одобренный мной. Не было другого выхода – надо было привлечь как можно больше уважаемых людей для усмирения толпы. В общем, ночка была та еще. Надо будет, кстати, отдать должное… ну или оторвать голову Толикаму, который все решения Совета согласовал со мной. И ладно бы согласовал, он обнародовал это на «площади» от моего имени. На «площади» – это значит на верхней палубе корабля, где на тот момент находилась вся «знать» рабства.

Военные, конечно, красавцы, они даже не притормозили у шлюпки, проносясь мимо, в небезосновательной надежде нагнать нас, тем самым лишив себя информации о численности людей на «Свободе».

Но вернемся к вопросу Оруза. Суть в том, что мы не могли уйти от преследователей, и мною был нечаянно, поверьте, это так, озвучен план выхода из создавшейся ситуации. Ну, сколько человек на воевом корабле? Сто пятьдесят, триста, пусть четыреста. У нас – шесть сотен только мужиков. Женщин не считаем, хотя десяток из них сами просились в бой. Шесть сотен рабов, которые будут биться за свою свободу, жизнь. Сарафанная агитация уже пошла по лабиринтам нашего корабля. Пусть попробуют взять, сволочи! Именно эти слова я в запале выкрикнул после того, как отчалили от тонувшего корабля. Если коротко, то сейчас уже шла раздача оружия раскованным рабам. Оружием считалась любая палка. Тех, кого не расковали, – расковывали, хотя были и те, кто отказывался. Таких прямиком отправляли в трюм – в тот момент, когда сотни рабов окажутся на верхней палубе, балласт снизу само то, так что тоже польза. Таковых рабов, надо сказать, после затопления в трюме осталось не очень много. Все слышали крики и бульки тонувших.

К подходу военного судна у нас уже были оборудованы трапами грузовые люки, что обеспечивало дополнительные выходы на верхнюю палубу – одновременно с двух пешеходных не было шанса выйти шести сотням рабов, чтобы навалять противнику.

Схватка началась еще на подходе военного корабля. Пушечный выстрел – пушечный! – прогремел в нашу сторону. Дырявя паруса и снося снасти, пролетело ядро.

– Это пушки? – недоуменно крикнул я.

– Там однозначно маги, – произнес Толикам.

– Я тебя спрашиваю! Что это было?

– Это имперский корабль. – Лицо Толикама побледнело.

– Да мне все равно! – Я от всей души залепил ему пощечину. – Что это?

– Амулеты магов, – растерянно и сидя на пятой точке ответил мне голубопечатный.

– Спустить паруса! – заорал я, повернувшись к Орузу.

У меня было полчаса, чтобы образумить рабов и объяснить им, что это не конец. Я не знаю, магия ли на меня действовала или я сам рвался, но что я отлично понимал, так это то, что корабль идет не за нами, корабль идет за ним, вернее, за ней…

Повезло в том, что основная масса рабов заполняла нижнюю палубу и не осознавала всей опасности мероприятия. Тот «пук», что прозвучал из преследующего корабля, они не восприняли как устрашение. Но я-то знал всю опасность «огнестрела».

– Не дай боги, кто выйдет раньше команды! Мы должны дождаться, пока они зайдут на наш борт! Они лишь твари, надевшие богатые одежды. Они никто… – Слышали бы вы то, что я нес на нижней палубе, поднимая воинский дух.

Как ни оттягивай час икс, он настал. Все прекрасно понимали, что нам суждено сразиться.

Ко времени подхода врага на палубе никого не было. Как оказалось, среди рабов была пиратская команда, встречавшаяся раньше с воевыми в море. Именно пираты и объяснили, что надстройки на носу и на корме военных – это своеобразные «башни» для арбалетчиков. И перед высадкой абордажной команды будет произведен залп.

Имперские крюки взмыли в воздух и словно когти хищника вцепились в наши снасти, несколько даже креня корабль. Их люки-подмостки упали на наш борт, открывая черные зевы с одной из внутренних палуб. Толпа бронированных воинов хлынула на наш и так груженый корабль. В тот же момент прозвучал и условный свист. Это была первая в моей жизни великая битва. Нет никаких правил, нет ничего. Есть противник и ты… Каюсь, я вновь потерял чувство реальности, но впервые я все помнил, А-а-а, как сладка кровь врага, забрызгивающая лицо. Она действительно сладкая! Я не выбирал схватки один на один, таковых практически и не было. Это эйфория, которая захлестывает тебя с головой. Вот они, чувствующие себя бессмертными… На! Мах клинком сзади по шее, прикрытой спадающим кружевом кольчуги. Может, я и не достал, но топор отца семейства тут же довершил начатое. Ха-а-а! – Я ухожу от взмаха меча, приклоняя голову, и тут же та часть тела, что предназначена думать, входит в брюхо мечнику. Я кидаюсь на упавшего, и мои кривоватые зубы смыкаются на его шее. Меня поднимает за шкирку кто-то очень сильный. Я, желая нанести удар, узнаю Клопа, а за ним Алию. Но некогда отвлекаться на них. Р-р-раз! И тот балабол, что пытался предъявить Ларку тогда в «палатке» нелепые претензии, падает с рассеченным горлом, по-детски недоуменно глядя на меня. Я не задумывался. Не знаю… счел за противника, может… ошибся. Вперед и только вперед! На! Тварь! Мой клинок отрубает пальцы нападающему. Нравится! А-а-а! Сладкое упоение битвы, я пробиваю глазницу врагу. Вот он, разбрызгивающий молнии вокруг себя! Я толкаю какого-то раба под его заряд и тут же кидаюсь вперед. Удивленный маг вынужден сосредоточиться на мне. Тело становится немым, но я пытаюсь достать его! Обе руки этой мерзости обращены на меня… Я вижу, как его начинает трясти! А-а-а! Пытаюсь сделать шаг, чтобы вонзить меч. Через силу, через не могу! Мой клинок касается его груди, и тут же картинка начинает гаснуть…

Очнулся я в великолепной каюте, блистающей пафосным средневековым убранством. Даже ковры на стенах…

«Это была славная битва», – это сказал не Каа, это сказал умирающий Солк. Я не слышал этих слов, но я решил, что они должны звучать именно так. И именно так я произнес их на следующий день. Мы потеряли многих, более двухсот сорока человек, но имперцам оказалось нечего нам противопоставить. Четыре сотни врагов, из которых почти три сотни обученные воины, умерли прошлым вечером. Великолепный четырехмачтовый корабль в полной амуниции был наш. Маг! Маг погиб под натиском Огарика!

Изначально хотели приписать эту победу мне, но я в этот раз все помнил и понимал, что это не моя заслуга, тем более что мне нужно было показать девчонку как очень опасного человека, все равно ее магическая сущность при лечении рабов выползла наружу.

«Огнестрел» на корабле оказался магической штуковиной, даже тремя штуковинами, заряжающимися некими «овсяными хлопьями» вместо пороха. Засыпка проводилась через ствол. Только вот эти пресловутые «хлопья» не поддавались ни огню, ни магии Огарика. Фитиля как такового не было вообще. Как управлять этой деревянной пушкой, укрепленной магически, знал только безвременно покинувший нас маг. Рисковать Огариком я не стал и оставил исследование этой деревянной конструкции на потом. Хотя хомяк внутри хотел такую.

Перераспределение экипажей корабля произошло волей Совета, не надо искать аналогий – как смог связал верхушки рабских «группировок». Иного пути для удержания этого торба у меня не было. Председателем Совета, или по-местному – Верховным, назначен был я, хотя я являлся скорее знаменем, чем реальным руководителем. Назначение произошло помимо моей воли – тупо уведомили, жуть как приятно, и, так понимаю, геморройно, в переносном смысле. Но сейчас…

Мы уже заканчивали второй месяц плавания под поднятым имперским флагом на великолепном флагмане нашей маленькой флотилии. И ни одна сволочь, как бы нам ни хотелось немножко попиратствовать – а иногда возникали такие мысли, – не совалась к нам. Хотя и барки лафотов пару раз встречались, и однажды на горизонте появились даже два судна орков, по крайней мере, Оруз был уверен в этом, но и те предпочли свернуть – мало желающих потягаться с имперским четырехмачтовым кораблем, имеющим только длину более пятидесяти метров. Галеон был действительно хорош. Пятьдесят семь шагов магически укрепленного дерева – это вам не тонкая сталь нашего мира!

Наличие нескольких сотен рабов ставило крест на предыдущих планах затеряться в какой-нибудь деревушке. Ну да. Пришли так почти шесть сотен рабов и затерялись на севере. Были и еще дополнительные пункты против этого. Не очень значительные, конечно… Ну подумаешь, угнали имперский галеон… Ну мага убили… Ну наверняка объявлены сектой адептов смерти… Ну нас всего-то несколько сотен, что составляет по местным меркам маленькую армию… В общем, незначительные поводы навестить нас у имперских войск были. Но мы не особо переживали… Просто объявили всем на корабле, что они смертники в любом случае и поэтому, чтобы выжить, им придется жить бок о бок. Ну а кто захочет подло спастись… того держать не будем – пусть сам выкарабкивается.

У человека есть странная особенность – перевирать то, что он слышит, причем порой – кардинально. Вот именно слова «пусть сам выкарабкивается» были восприняты двояко. Да ладно бы так! А то после того, что мне порассказали, я без охраны побаивался соваться на палубу – не уверен был в том, что меня на костре не сожгут. Тут, конечно, и моя вина есть… Если дословно и кратко пересказать слухи, то: «Кто откажется, из того Хромой душу выпьет». Подоплекой данных слухов послужило то, что я вцепился зубами в горло одному из нападавших, но… вместо нападавшего людская молва поставила Разима, тело которого так и не нашли. Разим, это тот хмырь, что качал права во время бури. Да – кусал за шею, да – убил Разима, но эти два факта не взаимосвязаны. Рабы же воспроизвели все по-своему – пошел поперек слова Хромого, позарился на его женщину, Хромой и съел его… Я сначала бесился и пытался опровергнуть, а потом… Единственное, что вылил в одну из бочек вина галеона весь пузырек со снадобьем Огарика. Зачем оно, я так и не понял, но посчитал, что лишним не будет. В самом плохом случае все перемрут, а мы с магичкой затеряемся на севере.

За время нашего путешествия я попытался реализовать два пункта своего плана – стал вновь поить Огарика эликсиром против взросления и продолжил делать из него мага. Причем в первом, судя по вдруг начавшей подниматься груди парня (а Алия специально при мне выпячивала свои фигушки, в смысле не раздетая, а через рубаху), я очень сомневался – врет подлец, а проверить никак. Хотя как – всего два месяца, а у нее вдруг что-то расти начало! Насчет второго пункта вроде все хорошо. По крайней мере, я не отступал от советов Миранта, ну тех, что помнил.

– То, что поведал, это не все. – Дед задрал рукав, когда мы отошли.

Красный круг с узором на предплечье был воспален.

– Одаренных детей, утерянных в этой местности в последние годы, немного, а таких, как он, вообще десятилетия ждут. Коли метка жечь начинает, значит, проверяют, где я. С самого утра болеть начала, можно ждать не сегодня завтра в гости.

– Маги?

– Да. Огарика искать будут. Но если уж в селе говорят, то они точно в курсе ваших веселий. А теперь слушай. Это маг. Сильный маг. Если его найдут с Гнутой, то ему светит только одно – смерть, маги не любят тех, кто сильнее их. Придет время, и ты это поймешь. Сейчас это мальчишка, не понимающий своей силы. Я не знаю, что необходимо для его взросления, но он сам поймет – или умрет. В этой сумке три книги. Первая – обычная алтырская, там больше рецепты разные. Вторая – ее только маг может прочитать. У них особое зрение, даже я только половину понимаю. Там про становление многое, заставляй его читать эту книгу, я и сам не знаю полностью, что нужно, чтобы удержать его силу. Последнюю – никому не показывай, сам разберешься. Но только за эту книгу, вернее, за то, что ты ее видел, тебя на костре сожгут. Это очень старая книга, книга еще моего деда – не потеряй.

На книге мерцал все тот же символ – змеи.

– Змея?

– Это лишь блажь, там общая магия. Теперь о парне. Он очень многое пережил, не пытай его, захочет говорить – сам расскажет. И не вздумай предать его – умрешь. Не думай снимать с него амулет. Снимешь – он умрет, как и все, кто рядом с ним. Этот медальон рассеивает его силу, которую он не может контролировать. Регулярно занимайся с ним по второй книге – это элементарное, что должен знать любой маг. Не будешь заниматься…

– Он умрет, – догадался я. Слишком уж часто мелькало это слово в нашем диалоге, вернее, монологе Миранта.

– Не злословь, раб! – высокомерно взбрыкнул дед. – Будет время, ты меня вспомнишь – это твоя судьба! Не он твоя, и не ты его, это ваша судьба! Запомни! Твоя жизнь – это его жизнь! Он тебя выбрал, и от этого тебе не уйти! Придет время, и ты меня поймешь, хотя, судя по твоему разуму, это произойдет еще не скоро.

В свете женского начала Огарика и того, что я прочитал в «змеиной» книге, слова Миранта звучали совсем по-другому. Мое впечатление о Миранте, мягко говоря, приобрело мрачноватый оттенок. Может, он, конечно, и не хотел…

Знаете про что книга? Блажь там, как же, общая магия… Ни за что не догадаетесь. Это сектантская литература. Ну по крайней мере, я ее так определил. Только секта адептов смерти, описываемая в ней, не такая пустая, как в нашем мире, а настоящая – магическая. Оказывается, обычный человек тоже может управлять магией. Да! Да! Магом как таковым он не становится, но управлять потоками может. Это даже не алтырь, а некое подобие. Причем для этого есть несколько вариантов. Первый – это смерть другого человека. Добровольная смерть. Смерть с отдачей своей силы убивающему. И тут были изложены несколько вариантов того, как получить желание человека умереть. И даже амулетик, нужный для принятия силы от умирающего, в сумке валялся. Так понимаю, это тот, что мы в подземном капище нашли. Я точно вспомнить не могу, но очень похоже.

Второй способ – хлопотный. Наверное, так тибетские монахи взлетать могли. Ассоциации, по крайней мере, с ними возникали – надо долго, очень долго медитировать. Годами. И ты сможешь потом почувствовать силу вокруг.

Третий способ самый приятный и самый легкий. Это секс. Да, секс. Забыл упомянуть: секс с магичкой. Попыхтел пять минут, и ты алтырь на луну, а может, и больше. Если, конечно, она не захочет забрать твою силу, а то можно и умереть. Понятно, там некие условия. Ну добровольно, разумеется, потом чем сильнее магичка и чем больше силы она тебе даст, тем дольше ты будешь в состоянии адепта. Собственно адепт – это и есть маг на месяц, и вообще не суть важно, каким способом ты получил магию, – это ненадолго.

Самое интересное. Книга эта предназначалась не для простого человека, а конкретно для магички и представляла собой пособие по созданию маленькой послушной армии полумагов. Вот так-то!

Если бы дед положил только книги, то я бы еще сомневался в нем, ну скидал что негоже в сумку, с кем не бывает. Но амулетик и перстень… Мне даже почудилось, что Мирант шепчет мне в ухо: «Да! Стань магом! Будь сильным! Подчинись ей!»

Извращенец! А книжица занятная. Я только треть прочитал, а уже столько нового узнал.

Пока я лениво листал страницы и предавался нелицеприятным размышлениям о предыдущем учителе магички, Алия, сидя напротив, пыталась сдерживать силу. Мы в этом уже достигли некоторых результатов. Девочка уже час могла сидеть без сдерживающего амулета. Сидеть – это потому, что если начинала двигаться, то теряла концентрацию, и уже минут через двадцать на нее было страшно смотреть. Пальцы скрючивались, ногти медленно удлинялись. Показывались клыки, и глаза становились красными. В углу проявлялась метла… Шучу, конечно. Девчонку начинало потряхивать, и глаза действительно становились розовыми от полопавшихся капилляров.

– Ну все! Хватит! – оповестил я магичку об окончании концентрирующих занятий.

Она встала и, надев амулет, направилась к выходу. И так уже второй день. Принцесса уже два дня со мной не разговаривает. Причем без объяснения причин.

Лукавлю. Причину я знаю – запах. Да, всего лишь запах. Два дня назад я имел очумительный секс с одной из рабынь. Мм! Ласковая, нежная, симпатичненькая, почти замужем. Ну то есть за ней ухлестывают трое. Безрезультатно. А мне вот повезло. Ну как повезло. Стараниями физических занятий и Алии, а она уже месяц надо мной колдует в прямом смысле слова, я стал более презентабельно выглядеть. Я поправился слегка, стричься стал регулярно, когти обрубил, мышцы забугрились, последнее под одеждой видно не было, но я исправно занимался собой – делать все равно нечего. Передний зуб даже вставили – нашелся среди рабов умелец по изготовлению, а моя магичка срастила его с двумя соседними. Мост, конечно, ну и пусть. Вот и клюнула на меня рабыня. А я, придурок, заявился сразу после секса в свои великолепные апартаменты. Знаете у магичек какое обоняние? Ух! С порога унюхала. Я прекрасно понимал, что обязан ей не единожды жизнью. Более того, все мы обязаны ей жизнью, ну и частично теми приключениями, что нашли на наше не самое лучшее место, но… Бесед мы на эту тему не вели. Во-первых, она мне не жена, во-вторых, я взрослый мужчина, которому требуется женская ласка, а в-третьих, она со мной не разговаривает. Ночевать даже уходит в каюту семьи Михота, того мужика, что рвался рабынь освобождать. Правда, он сам сошел на берег – отправился искать младшую дочь. Их за долги в рабство забрали и почти всех продали тому купцу – владельцу «Сиятельного», с которого мы их освободили. Всех продали, кроме младшей дочери, ее до этого купил какой-то городской лигранд. Поскольку имя лигранда было известно, отец пошел вызволять дочь. Денег, амуницию, продукты мы, разумеется, ему выделили на святое дело. Семью тоже пообещали охранять. С Михотом сошел и еще десяток человек, которым по тем или иным веским причинам нужно было. Те, кто просто хотел сойти без объяснений, игнорировались и оставлялись на судне, хотя пяток сошли в океан. Не по своей воле, правда, либо за предыдущие заслуги, либо за деяния, совершенные уже после освобождения.

Но я отвлекся. Ночевала Алия в каюте Михота, и это нервировало – у него там двенадцатилетний сын. Я не ревную! Тем более что Охра, жена Михота, не позволит им баловать. Но тем не менее – вдруг спортит девку. Я как отец переживаю! Не хотите верить – не верьте!

– Земля! – раздался крик. – Горы!

Собственно, землю мы ждали уже пару дней и даже пару раз выходили в видимость, а вот горы… Толикам сказал, что нам нужны именно северные скалы. Судя по карте, других в этой местности и не должно быть.

Карта континента была забавной – этакий поросенок, стоящий на двух ногах. Орочьи земли, например, имели округлую границу. Я, как шесть лет живший у зеленых, знал эту легенду – пришел великий шаман на берег и воткнул свой шест, произнеся: «И будет на две луны пути вокруг земля благословенна духами. И не будет на ней ничего выше орка…» Там пафосно, глупо и не очень хорошо для людей дальше заканчивается.

– Ну что там? – выйдя на палубу, спросил я Толикама.

– Пока непонятно. С вантов кричат – скалы, я не вижу. – Голубопечатный держал в руках оптику.

– Ты куда?! Слазь быстро! – Я увидел, что Алия ползет по вантам к впередсмотрящему в «гнездо». – Вот блин. Не слышит.

– Да все он слышит. Он деда-то не слушал, а ты хочешь, чтобы тебя.

– Не повезет же парню, которому она достанется.

– Ну или на которого она глаз положит, – ухмыльнулся Толикам, знавший о возникших между нами разногласиях.

– Она ребенок.

– Да ну?

Толикам искренне недоумевал по поводу того, что я не соглашаюсь спать с ребенком. Реально недоумевал. По местным меркам пошла кровь – пора. Вроде как с точки физиологии они правы, я и возразить на это ничего не мог. Но ведь она ребенок! Какой секс? Ей в куколки играть надо, ну или вон как обезьяне по вантам прыгать. Я даже физически не представлял, как это можно с ней делать.

Толикам, глянув в трубу, передал ее мне.

Я, забрав у него прибор, посмотрел, куда указывал его палец, – действительно горы. Маленькие пока еще, еле видно белоснежные вершины, но горы! Это означало одно – мы прибыли в Северные земли.