КОСТИ бесплатное чтение

251 миллион лет назад, во времена единого континента Пангея, на земле произошло Великое Пермское вымирание. Достоверные причины случившейся биологической катастрофы до сих пор не известны. В пермском периоде состав атмосферы приблизился к привычным нам значениям, расцвет травянистой растительности создал условия для возникновения и развития травоядных форм животных. Климат характеризовался выраженной зональностью и возрастающей засушливостью и имел наибольшее сходство с современным, чем предыдущие и последовавшие периоды. Вымирание подвело границу палеозойской эры – эры древней жизни. Учёные не предполагают возможность существования в пермском периоде форм жизни идентичных Homo sapiens. Но история не раз доказывала, что учёные могут ошибаться.

Пролог

«Дорогой муж, прошу меня простить, я не могу с этим жить и ему не позволю. Юлиана Лаврентия-Монтесс, 69 день 82 года со дня Воскрешения».

Сделав эту запись, она закрыла чужой дневник и, оставив его на столе, вышла из кабинета. В пустынных ночных коридорах замка Монтесс не мог встретиться никто, кому под силу было её остановить. Роберт со своей матерью Элизабет два дня как отбыли в Периней для согласования политического устройства с новым Великим князем. Рерик, её свёкор, болен и прикован к кровати. Одной ей пришлось снести эту ношу, принять тяжелое решение и воплотить его в жизнь. Очевидно, только так и должно было быть. Будь рядом Роберт, это бы всё усложнило.

Держа в руках подсвечник, она вошла в детскую. Обе няни вскочили со своих кресел, но не успели ещё поклониться, как княжна велела им уйти. В кроватке мирно посапывал Роберт младший. Юлиана склонилась над сыном. Бо, унаследовавший черты лица по материнской линии, был копией младшего братика Юлианы. Мать пугающей тенью зависла над кроваткой, внимательно вглядываясь в своё дитя. Малыш неспокойно перевернулся и зашевелил губками во сне. Из-под пижамы показался медальон – объемное дерево в стеклянном круге. Символ рода его отца, слишком увесистый для ребёнка, но уже принадлежавший ему по наследству вместе с короной До́риана. Юлиана поставила подсвечник на одеялко, взяла с тумбы масляную лампу, сняла крышку и вылила её содержимое на кровать. Глубоко и медленно вздохнув, накрыла рукой нос и ротик Роберта младшего.

Проснувшись, малыш начал дёргаться. Свеча упала на одеяло, и облитое горючим маслом оно вспыхнуло. Сверкавшее подростковым очарованием лицо княжны залилось жарким потом, по комнате распространился запах жжёных волос. Бо уже не дышал. Огонь сантиметр за сантиметром поглощал его тело и поднимался по руке матери. Юлиана не убрала руки до самой своей смерти, когда ноги уже не держали её, и она рухнула на горящие останки сына. Такими их и нашли среди груды пепла, обволокшей всю комнату. Сильнейший пожар длился достаточно долго и не оставил после себя ничего кроме безжизненных костей и каменных стен. По крайней мере, так значится в летописях.

1. Кремация всегда бесплатно

Шестьдесят восемь пронумерованных кушеток-каталок, заполненных человеческими телами, выстроились вдоль серых глянцевых стен в прямоугольном хранилище. По периметру расставлены датчики движения. На металлической двери электронное табло зелёным показывало температуру воздуха 1 °C, содержание кислорода 2 %. Надпись сменилась на красное «Разгерметизация».

В помещение вошли двое: светловолосый мускулистый мужчина лет сорока с плоским компьютером в руке и смуглый кучерявый парень лет двадцати. Дверь за ними закрылась, и зашумел вентиляционный гул. Электронное табло засияло синим: «восстанавливаются заданные значения».

– 56-ой, закончился оплаченный период, – на ходу произнёс светловолосый, на белом халате которого вышито «Уильям Морок». У молодого парня на голубом халате нашивок не имелось.

– Этот? – Розе выдвинул в проход кушетку с пожилым мужчиной. – Его же только позавчера привезли.

Билл оторвал взгляд полусинтетических глаз от экрана и направил на труп.

– Ну, хоть пожил своё, – констатировал он.

– За два дня никто не пробуждается, на что только рассчитывали родственники… – бурчал Розе, снимая с трупа бирки. – А если они забыли? Может, стоит позвонить им?

– Им уже звонили.

– И? – с надеждой внимал парень каждому слову шефа.

– Не отвечают, – безучастно отчитался Билл, снова уткнувшись в экран. – И восьмой номер. Обоих в крематорий. И не смотри так, будешь принимать всех близко к сердцу – недолго тут проработаешь.

Мужчины покинули отделение хранения, прихватив две кушетки. Темнокожий парнишка, в первый рабочий день, молча выполнял свои обязанности по подготовке процедуры сожжения, а начальник надзирательно контролировал его до самого крематория. Тестирование при приёме новый санитар откровенно завалил, и Уильям был против такого сотрудника в морге, но благодаря хорошим знакомствам его родителей, парня всё же протащили. Сегодня всего два тела, так что можно сказать, что ему повезло. Он почти было справился, но стоило за телом деда закрыться люку, Розе оцепенел, и Биллу пришлось включать режим кремации за санитара. Молодой добрый парень, случайная жертва счастливого случая, никогда ещё никого не убивал.

– Почему они просто не забрали его… – бормотал он себе под нос, чуть не плача, на фоне размеренного механического звука развернувшейся трагедии. – Он же всё чувствует… непременно должен чувствовать… Помню, как я лежал неделю, всё видел и слышал, а шевельнуться и пальцем не мог. Почему… почему не забрали?..

Билл сам открыл люк второй камеры. Патологоанатом с восьмидесятилетним стажем, он уже понял, что парнишка, несмотря на связи, не задержится.

– Потому что тогда бы он стал для них посмертной обузой, – решил Билл дать парню последнее напутствие. – А кремация у нас всегда бесплатно. Я заметил ещё во время твоего тестирования, как привлёк твоё внимание его привоз, и сегодня весь день ты вокруг него ходишь. Но файл его ты, конечно, не читал, а у старика, между прочим, перелом бедра, и где ему прикажешь работать?

Розе смущенно опустил голову. Если б только умел он краснеть, как раньше, то в секунду залился бы краской весь. Знал ведь, как трудно сейчас работу найти простому человеку из бедных. А мёртвое тело хоть кушать не просит, но ухода дорогого требует.

– Молчишь… – попрекал Билл, – то-то же. Это тебя по чужой страховке как новенького склеили, и повезло старость не познать, поэтому и суждения о ней романтически наивны. Восторженный молодой человек, растроганный неправедными делами людскими! В родне, небось, дольше сорока пяти и не жил никто, все, кому средств да ума хватает, сейчас так делают, отсюда и благоговение твоё перед дедом. Больше чем девку молодую, что под восьмым номером идёт, тебе его жалко. А тем временем, старые кости – есть старые кости: хрупкие, не гнущиеся, ломкие по каждой ерунде, и формалином-то такое не исправить. Тебе за век не заработать, сколько стоит повернуть время вспять.

Билл опустил недоверчивый взгляд на свою сильную мускулистую руку, сжал ладонью ручку кушетки сильнее, чтобы толкнуть в печь, но в то же мгновение мёртвая девушка схватила его за предплечье. Глаза её были закрыты, дыхание отсутствовало, рот чуть шевелился.

– Да нам пора уже вводить новую услугу: «пугание крематорием»! – воскликнул Билл и начал тыкать что-то в компьютере. – Миссис Линда Майлс Кросс, вы 402-ая особа, пробудившаяся в нашем морге непосредственно перед кремацией. Поздравляем!

Переодевшись в сарафан, в котором её доставили, Линда сидела напротив Билла, оформлявшего выписные бумаги. Она уже освоила основные движения, но сидела неподвижно, отсутствующим взглядом просверливая дырку в стене. Даже закрутившийся чёрный локон, прилипший ко лбу и свисавший посередине глаза, совершенно не беспокоил её.

– Миссис Кросс, – обратился к ней патологоанатом, – при вас не было ни элчека, ни коммуникатора, только гражданская книжка. Нам позвонить вашему мужу?

– Н-нет, – еле выговорила она, не отрывая взгляда от стены.

– Может позвонить кому-то ещё?

Линда отрицательно помотала головой.

– Набирайте воздух в ваши лёгкие, как если бы вы дышали – так вы сможете говорить. Ваши органы, отвечающие за речевые функции, полностью сохранились. Но в кратчайшие сроки надо сделать бальзамирование. В двух домах отсюда хороший центр изменения с демократическими ценами, сразу как выйдите – налево. Настоятельно советую как можно скорее сыскать средства на операцию.

– Кажется, вам нужен санитар, – почти отчётливо выговорила Линда, взглянув, наконец, на собеседника.

– А вы внимательная и исполнительная – это хорошо. А образование какое?

– Никакого, – снова отвела она глаза в полюбившуюся точку.

– Опыт?

– Последние три года я с ребёнком была. До этого кассиром в магазине работала.

– К сожалению, большинство торговых точек в последнее время попереходили на кассы самообслуживания. Да вы и сами это знаете, что я вам рассказываю. Но я поговорю с несколькими знакомыми, у которых возможно будет для вас работа. – Билл вырвал листок из блокнота и заполнил цифрами. – Это мой номер. Наберите завтра вечером, думаю, уже будет информация. Хорошо?

Линда кивнула и взяла листок.

– Ну, вот и всё, – закончил Билл с оформлением. – Я поставил отметку об изменении в вашей книжке, но вам надо заменить её на новый документ в течение месяца.

Линда раскрыла отданную ей книжку на первой странице. Статус гражданина – «первичный» стало перечёркнуто, в отведённой справа графе записано «изменённый от 46.2001», штамп: морг 626, Нимиссау, АНК.

Оказавшись на столичной улице, Линда повернула налево и побрела к расхваленному патологоанатомом центру изменения, неуверенно передвигая ноги. Проспект переполняли идущие и едущие прохожие, как и всегда в час пик. Плотный поток замыливал обзор, что она не заметила, как её правая нога споткнулась обо что-то и, пытаясь удержать равновесие, Линда перешагнула через препятствие.

– Эй, это электродорожка! – чуть не сбил её мальчишка на роликах, увешанный большим рюкзаком «экспресс почты». Линда отшатнулась влево, вернувшись за невысокий бордюр, разграничивающий зоны. Она была как не в себе, словно приезжая впервые в большом городе.

– Свежая пресса! – кричал продавец возле газетного стенда на углу. Когда Линду привозили, его тут не было. – Совет одобрил кельгенский закон! Разбирайте «Парламентские новости».

– Всё-таки одобрили? – остановился возле него массивный мужчина лет сорока в очках.

– Как видите! Можете прочитать весь текст окончательной редакции в «Парламентских новостях», – ответил предприимчивый газетчик, протянув ему бесплатную макулатуру.

– Давайте.

Мужчина в очках принял из рук газету, и проходившей вплотную Линде бросился в глаза огромный заголовок на лицевой странице: «У ПЕРВИЧНЫХ ОТНЯЛИ ПРАВО НА ЖИЗНЬ».

– Это всё из-за плотности населения, – спокойно произнёс «покупатель». – Давно бы стёрли с земли эту раковую опухоль, именуемую До́рианом, а они только своих граждан ущемляют.

– И не говорите! – вторил «продавец». – А в До́риане тем временем закрепили за каждым гражданином право на десять соток земли в собственность!

– Да вы что, правда?! А у нас такими темпами скоро автотрассы обратно на землю положат, чтобы побольше аварий было! Вот тебе и содружество. Ну, ничего, никто, вот увидите, никто этой нормой не воспользуется! Они нас за животных считают? Мы им ещё покажем, какие мы животные!

– Да, нас так просто не взять! Покажем! И не так… (дальнейшего разговора Линда уже не слышала).

Два дома кончились – впереди был перекрёсток. Справа через шесть полос дороги для индивидуального электротранспорта раскинулся сад фонтанов. Это был зелёный многоярусный парк, возвышавшийся до линии автострады и имевший с ней пешеходное сообщение от остановки. Цель Линды навряд ли была там, но одна любопытная сцена приковала её взгляд, заставив задуматься о новой форме существования, к которой она теперь принадлежала. Слащаво красивый юноша, по всем признакам из первичных, позировал у цветов изменённой художнице. Девушка в болотном комбинезоне с кистью у мольберта отнюдь не вызывала отвращение своим неестественным для здорового человека видом. Её бледная, натянутая на одни кости, без намёка на жировую или мышечную прослойку, кожа изысканно сочеталась с большими глазами мягкой треугольной формы. Рыжие сухие волосы забраны в небрежный пучок, заколотый деревянной палочкой. Она увлечённо срисовывала парня, то и дело дирижируя его взглядом, словно учила живого быть ещё живее.

Линду что-то тронуло за ногу – она в испуге обернулась. На тротуаре сидели трое мужчин в лохмотьях, с обезображенными разложением лицами. Один из них – без ног от основания, протягивал ей пустую руку. За их спинами высилось многоэтажное здание, отделанное чёрным мрамором. Заслышав сигнал полицейского экипажа, двое схватили безногого и понесли в переулок. Сирена пронеслась над головой и постепенно затихла в неизменном направлении. Линда вошла в стеклянные двери здания под неброской вывеской «Центр изменения».

У входа её встретил стенд с рекламными брошюрами тренировочного зала: «телекинетические практики: каждый вторник, первый этаж, кабинет групповых занятий № 2», «погружение в летаргический сон: индивидуально и в группе», «искусственная кома», «контролируемая остановка сердца» и т. д. Непосредственно клиника располагалась на третьем этаже. Линда вызвала лифт.

Войдя в приёмную клиники, Линда подошла к ресепшену. За стойкой стояла девушка в бело-бирюзовом халате с табличкой «Администратор Катерина Маленка».

– Добрый… – «час» не смогла договорить Линда, снова забыв набрать воздуха с непривычки. – По какой цене бальзамирование?

– Ваше тело уже подвергалось каким-либо изменениям? – мило спросила стройная молодая блондинка.

– Нет.

– Сколько времени прошло с момента смерти?

– Девять дней. Но я только что из холодильника. 626-ой морг.

– Это очень хорошо, скорее всего, разрушающие процессы ещё не начались. Я бы порекомендовала вам пластинацию, она имеет очень долговременный эффект вне зависимости от атмосферы, к тому же вы сохраните свои мягкие ткани в том виде, как сейчас.

– Сколько стоит простое бальзамирование?

Администратор окинула клиентку кротким взглядом профессионально оценивающих глаз.

– Я так понимаю, срочное? – безобидно уточнила она.

– Да.

– Сто пятьдесят руинов. В стоимость входит сосудистое бальзамирование, обработка поверхности кожи, слизистых, всех внутренних органов, и роговицы глаз.

– И на сколько хватит?

– Гарантийный срок – один месяц, но при отсутствии неблагоприятных факторов, выполнении поддерживающих процедур и соблюдения послеоперационных рекомендаций, реальный срок может быть значительно больше.

– Можно позвонить? – указала Линда на стационарный аппарат связи на стойке.

– Да, конечно, – Катерина развернула к ней дисплей.

– Это междугородний звонок.

– Ну, не международный же, – улыбнулась девушка.

Линда набрала номер, который помнила наизусть. Смутившись прямого великодушного взгляда блондинки, она повернулась в полный оборот. Но и тут огромный плакат, висевший на стене, словно пытался добить её: «Добровольная эвтаназия для лиц до 35 лет, не имеющих детей, обеспечивает сохранность тела по государственной страховке на 100 следующих лет. Добровольная эвтаназия – это выбор умных».

– Мам, привет, это Линда, – заговорила она, услышав знакомое монотонное «Майлс» в трубке.

– Ооо! Привет, дорогая, как ты? Как маленькая Рут? – смягчился голос миссис Майлс, заслышав дочь.

– Прекрасно. Мам, мне срочно нужно сто пятьдесят руинов. Переведёшь в клинику прямо сейчас, у меня нет с собой ничего. Они скажут реквизиты, да? – она вопросительно повернулась к администратору – та утвердительно кивнула.

– Милая, что случилось? Ты же сказала, что в порядке…

– Мам, некогда рассказывать. Я звоню с чужого коммуникатора, ты вышлешь денег?

– Но на что тебе деньги?

– На консервирование. Я изменилась, только давай без паники.

– Какая паника, ну изменилась и изменилась! Все когда-то меняются. Но дорогая, у нас с твоим отцом вскоре у самих запланирована процедура. Деньги нужны на неё, сама понимаешь.

– Понимаю. Я вышла на работу и всё отдам тебе к дате вашей процедуры, просто сообщи мне, когда нужно.

– Да? Ну, хорошо. Только отцу не говори, что я одолжила. Нам нужно к шестьдесят второму край. Запиши, а то забудешь.

– Хорошо. Мам, я сейчас дам трубку администратору, она продиктует тебе, куда отправить деньги.

Маленка взяла трубку и любезно продиктовала реквизиты.

– Можете пока присесть на диванчик, я сообщу вам, как только оплата пройдёт.

Линда послушалась её совета. На журнальном столике были разложены каталоги с разными видами консервации. Цены здесь, конечно, не приводились – только достоинства. Ещё была одна книжка Рэя Маккьюри «После смерти жизнь только начинается: удивительные судьбы великих людей, раскрывших свои таланты после изменения».

– Извините, – обратилась Линда к доброжелательной блондинке, – а у вас в центре есть работа?

– А какое у вас образование?

– Профобразования нет.

– Тогда только на моё место, но я пока никуда уходить не собираюсь. Оплата ваша прошла, сейчас оформлю карточку и провожу вас в процедурный. Давайте книжку гражданина и справку с морга.

Линда протянула ей документы. Девушка расторопно защелкала по клавиатуре.

– Простите, у вас указана причина смерти – отравление, но не указано чем, – снова обратилась она к клиентке через минуту.

– А это важно?

– К сожалению, да.

– Животным. Некачественным мясом животного. Надо писать какого?

– Я напишу альтрициала, – заговорщически прищурила глаза блондинка. – В этих домашних фермах сейчас столько их разводят, не прививают, не следят, вечно отравления с ними. Кстати, забыла спросить, вам цвет кожи подвести под натуральный?

– Это ещё дополнительных денег стоит?

– Совсем не много.

– Ну и что мне ещё раз маме звонить?

Администратор виновато улыбнулась и пригласила клиентку последовать за ней в операционную.

Линда вышла из центра, когда уже стемнело. Под ногами красными диодами светился разделительный бордюр, над головой горели огни автострады, грыжей заруливающей на второй этаж здания, где расположилась, по-видимому, автостоянка.

Из колонок парка доносилась флейта, фонтаны переливались разными цветам в такт музыке, вокруг сновали люди с фотоаппаратами и коммуникаторами, на волнистых скамейках лежали другие. Изменённая художница со своим натурщиком, что работали здесь днём, конечно, уже закончили и ушли.

Тротуар ощутимо поредел, и Линда быстрым осмелевшим шагом дошла до входа в ближайшую станцию подземной железной дороги. Она с размаху распахнула дверь по привычке, но замерла на пороге. Линда кое-что вспомнила. Страх неизвестности начал давить на неё, и она сделала два шага назад. Изменённые не пользуются подземкой. По возможности, они обходят стороной все объекты, находящиеся под землёй. То ли там им плохо, то ли поверье какое, но так заведено. Вот только ей надо попасть домой, а в столь поздний час это реально сделать только по подземке. Вот ведь досада, у неё и проездного-то нет. Заметив у входа ещё одного нищего, на которого не обратила внимания при первой попытке войти, она решила, что рядом с ним на проезд просить прохожих даже неудобно, и вбежала обратно в вестибюль. На ходу перепрыгнув турникет (привет, бесшабашная юность!), она стремительно помчалась по эскалатору. Охранник даже с места вставать не стал.

Когда она, наконец, перестала бежать по эскалатору, уяснив, что никто за ней не гонится, давление подземелья будто обрушилось на неё. Это было странное ощущение, похожее на усиленную гравитацию. Но не такое уж страшное, как ей представлялось. Сойдя с эскалатора, Линда заскочила в последний вагон прямо перед отправлением.

В поезде, несмотря на ночь, народу хватало. Все сиденья были заняты, группа молодых ребят в шесть человек толпилась у дверей, на последних сиденьях спал мужчина. Она протиснулась через ребят и встала в более свободное место посередине вагона. Все присутствующие, кроме спящего, откровенно глазели на неё. У дверей начали громко перешёптываться. Сидел только один мужчина лет сорока пяти, в очках, читавший книгу и не обращавший, казалось, на неё никакого внимания. Зато она обратила на него. Он слился с их массой, они признавали его своим, его розоватый цвет кожи, очки и дыхание сбило их с толку. Но дышал он неровно, делая большие перерывы, как будто забываясь в процессе чтения. Заметив, что она разглядывает его, он тоже поднял сквозь очки на неё свой словно вопрошающий взгляд: «Ну а что ты хотела? Это их территория, не хочешь стать объектом внимания – учись быть как они».

Две женщины напротив пожирали её взором полным злобы и ненависти, другие пассажиры демонстрировали презрение или отвращение, некоторые просто любопытство, казалось, сейчас и бездомный проснётся, чтобы «высказать» своё мнение о нахождении изменённой под землёй. Да что она им всем сделала-то? Она закрыла глаза, но картинка, только потеряв в резкости, осталась на месте. Ей некуда было спрятаться от них.

– А что, может, похороним её здесь? Вдруг она неприкаянная! – слышала Линда голоса из толпы молодёжи.

– Неее, наоборот, если она здесь, значит точно прикаянная! Ах-ха-ха!

«Только доехать, только доехать» – повторяла Линда, пытаясь собственным голосом заглушить их шутки. Они не тронут её, не посмеют. Не на глазах у всех же. Здесь же полно людей… таких же, как они: первичных, бедных, вынужденных перебиваться подачками с барского стола, обременённых, голодающих, ненавидящих изменённых. Таких же, какой она была ещё вчера. Или это было целых девять дней назад?

В ночное время суток можно было долго стоять у подъезда в надежде, что кто-нибудь выйдет. Но Линде повезло: она простояла каких-то десять минут, прежде чем соседка со второго этажа вышла выгуливать свою невоспитанную собаку.

Артур Кросс в состоянии полного опьянения спал на кровати в одежде. Он относился к числу молодых людей, которые под воздействием алкоголя сохраняли рассудок, но напрочь теряли координацию. Рут плакала в своей самодельной деревянной кроватке, стоящей всего в двух метрах, но папа не просыпался. Дверь не была заперта, поэтому Линда смогла войти без ключа. Первым делом она взяла Рут на руки, успокоила и полезла в холодильник… где её ожидало только очередное разочарование.

– Как давно ты ела, девочка? – спрашивала она дочку, обшаривая верхнюю полку настенного шкафа в поисках заначинной банки детского питания. Рут ничего не отвечала, не прекращая реветь. Холодные руки и незнакомый химический запах матери пугали её, но получив порцию овощного пюре она успокоилась.

Уложив Рут спать, Линда нависла над Артуром. Вот бы перерезать ему глотку кухонным ножом, пока он так самозабвенно спит, высказать всё наболевшее его протрезвевшему духу, а потом сдать в крематорий. Кажется, новый закон ей это позволит. Хотя при убийстве… маловероятно. Может, «самоубийство»? При самоубийстве, наверное, кремируют только по завещанию. Надо было тоже взять «Парламентские новости».

Будто почуяв зависшую над ним угрозу, Артур проснулся. Или на него так подействовала наступившая тишина.

– Линда… ты…

– Пробудилась, – облегчила она задачу его пьяному мозгу. – Вопреки твоим стараниям.

– Что ты, глупая? Я не… я оплатил содержание в морге. Но деньги кончились, мне не давали лишнюю смену в такси, а ты всё никак не пробуждалась.

– На спиритс «сон» деньги не кончились? – прочитала Линда этикетку с бутылки дешёвого поила, стоящей на прикроватной тумбе.

– Я э… оплакивал тебя.

– Ты убил меня.

– Нет! – закричал он, оторвав руку поддерживающую его присевшую позу, но чуть не свалившись на кровать, вернул руку обратно. – Тебя убила псина! Чёртова шавка. Если бы ты не была такой слабой…

– Лучше бы она убила тебя.

– Но не убила. Если… – он наигранно засмеялся. – И на что бы ты жила? Ты – безработная, с Рут на руках. Да ты и дня бы не протянула без меня! Скажи «спасибо», что я оплачивал твоё содержание в морге, сколько мог, и тебе, заметь, этих дней хватило.

– Мне даже страшно подумать, что бы ты сделал с Рут, если бы этих дней мне не хватило. – Линда собрала с тумбочки пустые бутылку, стакан и тарелку, и понесла на кухню.

– С Рут?! – кричал Артур из комнаты, не в силах идти за ней. – А что с Рут? Причём тут вообще наша дочь?!

– Ты вообще кормил её сегодня? – вернулась Линда. – Когда я вошла, она была вся красная от крика. У тебя в холодильники даже нет её питания! Да тебе плевать на неё, на меня. Мы – обуза для тебя. Да если бы я не забеременела тогда, ты бы пошёл на добровольную эвтаназию перед тридцатипятилетием.

– Чушь! – словно окончательно протрезвел Артур. – Никогда, слышишь, никогда бы я на неё не пошёл! Хотел бы измениться по страховке – вступил бы армию. Но я люблю жизнь! И я любил тебя. Тебя и дочку… до сих пор люблю. Но ты умерла. Мне было плохо, больно, я страдал без тебя, не мог смириться … и много думал. Вот ты пришла, такая бледная и с этим запахом, как в моих кошмарах за эти девять дней. И я представлял, как лягу с тобой… как… ну в общем… ты такая холодная и ничего не чувствуешь… Мёртвая ты. В общем, прости, – он сделал паузу и поднял до этого опущенную голову, решительно глядя ей прямо в глаза, – я больше не могу быть твоим мужем.

– Это я больше не могу быть твоей женой, – заключила Линда на его тираду.

Билл Морок жил один в апартаментах площадью семьдесят метров на десятом этаже. После работы он любил развалиться перед телеэкраном на трёхметровой кровати, на которой никогда не спал, и просматривать всё подряд, предлагаемое старым и современным кинематографом в сетекинотеатрах по подписке. Окна его классически обставленной квартирки выходили на нефтеперерабатывающий завод и потому всегда были закрыты и занавешены. В свежем воздухе Билл не нуждался, к отсутствию дневного света привык за десятилетия работы, а вскоре обнаружил, крайне низкое образование пыли, как ещё один неоспоримый плюс такого положения вещей. В гости он никого не приглашал, да и вообще вёл достаточно затворнический образ жизни, хотя и имел немало знакомых на профессиональной почве.

Привычно устроившись на кровати и включив шестидесятидюймовый экран, он уже приготовился включить первый фильм из списка рекомендованных, как его второй коммуникатор с отсутствующей сеть-картой оповестил о голосовом вызове в зимке.[1] (Прим.: Зимкор, сокр. от «Защищённый Мирсетевый Коммуникатор» – программа-приложение, завоевавшая всемирную популярность. В пользовательской среде прозвана «зимка».) Код вызываемого абонента хорошо был ему знаком, да собственно и эта зимка заводилась им только в общих целях.

– Привет, Докер, а Рауна дома? Я не могу до неё дозвониться, – сообщил нежный женский голос.

– Рауна, вчера купила себе живой кишечник и, с тех пор не выходила из туалета, но можешь поговорить со мной, – монотонно отозвался Билл. Любой ответ кроме «вы ошиблись номером, тут таких нет» означал, что ему сейчас удобно говорить, но Билл любил придумывать байки о «своей» несуществующей жене.

– В чём дело, Докер? Кельгенский закон в действии, у тебя сети от свежака рваться должны, а от тебя в последний месяц поставок, как от рыбака с удочкой.

– Да у меня санитары в последнее время меняются, один другого краше, и начальство зверем воет, каждый шаг контролирует. Не могу я пока больше. Не в милости я у них сейчас – вот уж не знаю, подозревают чего или по другим причинам.

– Если под тебя копают, надо было сразу мне сообщить и вообще поставки прекратить.

– Да не уверен я пока, что копают. Дай время разобраться, я всё контролирую.

– Хорошо, но канал твой закрываю до тех пор, пока не прояснишь ситуацию.

– Как скажешь.

– До связи, буду ждать звонка.

– Постой. Слушай, у тебя место администратора не освободилось нигде, случайно?

– Как раз открываю новый филиал в центре города, вакансия ещё не закрыта, но желающих очередь, сразу скажу.

– Рассмотри девочку от меня – пробудилась недавно прямо перед кремацией. За девять дней всего, без подготовки. Давно такого не было. Мне всё больше кажется, что с каждым поколением они всё слабее и глупее становятся. Но эта схватывает на лету, и не болтливая вроде. Ребёнок у неё что-то около трёх лет, до этого кассиром работала. Муж помирать оставил, а больше у неё, кажись, и нет никого. Жалко девку, умная, пропадёт коли не поможем.

– Присылай ко мне, рассмотрю, но ничего не обещаю.

– Само собой. Спасибо, теперь до связи.

Завершив сессию, миниатюрная светловолосая женщина приоткрыла окно пассажирского сиденья и зажгла сигарету зажигалкой с гравировкой «Бросай, ты – будущая мать моих детей. А.У.»[2] (Прим.: Надпись выполнена на дорианском – самом изучаемом иностранном языке на территории современного АНК). Пока еле заметные веснушки играли на сочившемся через щель свете, её томные глаза задумчиво вглядывались на пролетавшее шоссе с небоскрёбами.

– Госпожа Вега, извините за нескромность, но зачем вы курите? – обратился к ней голос с водительского сиденья.

– Потому что могу, – медленно отозвалась она на раздражитель.

– А они, правда, действуют на вас?

– Не помню, чтобы я нанимала водителя с функцией неинтересного собеседника.

Оставшуюся дорогу ехали молча. Водитель усвоил урок, что о ней как минимум говорили одну правду – стерва. Хотя до этой поездки он уже почти убедил себя в обратном. За девять месяцев безупречной работы, он не позволил себе лишнего слова, напуганный коллегами о строгости этой персоны. Но она, напротив, показалась ему справедливой, рассудительной и даже милой. Так что он, посчитавши, что они уже достаточно близки, осмелился задать интересовавший его всё время, пока она бесконечно дымила в машине, вопрос. Второй приготовленный вопрос, о гравировке на зажигалке, он решил так и оставить при себе.

Представительский седан съехал с шоссе на пустую гостевую парковку и остановился у высокого забора. Дюймовочка с грузным дипломатом в руках вышла из машины и проследовала к воротам, где гостью встретили охранники. Через пять минут унизительного досмотра её проводили в дом. В трёхэтажном особняке, отделанном в высокотехнологичном стиле, насчитывалось как минимум четыре внушительных размеров зала: виртуальная игровая, кинотеатр, гостиная и библиотека. Спальни также присутствовали. Вегу попросили ожидать в библиотеке, с порога поразившей её размахом и широким кругозором хозяина. Журчание фонтана в виде медленного водопада на стене располагало к приятному чтению, и девушка без застенчивости взяла с полки «Историю Дориана: с нулевых до второй войны с АНК» и присела в мягком нубуковом кресле.

«Первые годы по новому летоисчислению ознаменовали конец многолетнего кровопролитного противостояния окончательной капитуляцией Дориана, установлением вассального режима под Перинеем и воцарением династии Монтесс. Итог этой войны оказался противоположен ожидаемой победе Дориана, имевшего преимущество по численности и оснащенности армии, благодаря полководцу Максимилиану Монтесс, стремительно захватывавшему участок за участком поля битвы, прокладывая путь к столице. В скором времени с окраинных земель до Розаллеи стали доходить слухи, что армия, собранная полководцем – мертвее мёртвого, боли не чувствует, не устает, не ест, никогда не спит, никого не щадит, оставляя за собой пеплы пожаров. Страхи расползлись по всему государству как тараканы, в армии начались дезертирства. Церковь и правящий царь Анатолий Правда тщетно пытались остановить панику призывами к здравомыслию и дварианской вере, основанной на догме о царстве божьем для душ всех умерших. И когда на пороге столицы появилась армия мёртвых, конница развернулась и бежала в рассыпную, их примеру последовали мечники, штурмовавшие свои же стены. Лучники, получившие приказ стрелять по дезертирам, также покинули свои позиции, и город был сдан без единого выстрела. Большинство горожан сбежало в тот же день, мёртвые вошли и остались в практически опустевших стенах, лишь царь встретил захватчика, не вставая со своего трона, с победным выражением лица. За такую дерзость Анатолий Правда был публично казнён, а Максимилиан Монтесс, получил от перинейского князя Нилла Виларонесс (с этих пор именуемого Великим князем) в качестве награды за военные успехи титул князя и наместника покорённого Дориана. Могущественную армию, ставшую причиной окончания войны, Великий князь приказал оставить подле наместника, как гарант повиновения. При этом семьи воинов, желавшие воссоединиться, могли переселиться в Дорианское княжество, для чего им должна была оказываться всякая поддержка государя, но о возврате мёртвой армии на территорию Перинея и речи быть не могло.

Сам Максимилиан Монтесс, получивший прозвище «король падали», оказался самым что ни есть живым и плодовитым, и в первый же год своего правления заставил дварианского епископа связать себя священными узами брака с дочерью казнённого им царя – Марией Правдой, которая вскоре родила ему законного наследника – Рерика Монтесс. Но первым сыном Максимилиана он не был. В тот же год родилось ещё как минимум четыре известных ребёнка от изнасилованных им знатных особ. К моменту скоропостижной смерти Марии, у него насчитывалось шестнадцать детей, но только один законнорождённый.

По дварианскому вероисповеданию мёртвых хоронили под землей до истечения семи дней после смерти, поэтому прошло достаточно времени, прежде чем появились случайные пробуждения среди дорианского населения. Такие случаи дварианская церковь нарекла принесённой из Перинея демонической заразной болезнью. «Заразившиеся» отлучались от церкви, и «судьба их вечно бродить изгоями по земле и никогда не войти им во врата Божьи». Даже по просьбам отказывались хоронить их по канонам, максимум, на что соглашались для них священники – это изгнать демонов испепеляющим божественным огнём. Остальных же «чистых» подданных княжества продолжали хоронить глубоко под землей до истечения семи дней со смерти.

Максимилиан правил захваченным государством сорок девять лет, но личность его и причины бессмертия его армии долгое время оставались загадкой. Родился он в 37 году до эры воскрешения в Перинее, но происхождения был смешанного, более чем неблагородного и достоверно неизвестного. По его собственным заявлениям, мать его – честную перинейскую подданную изнасиловал дорианский наместник в период ига. Такое сомнительное происхождение, вероятно, не позволило ему в своё время жениться на убитой во время войны Перинейской княжне Элизе Виларонесс, в полку которой он изначально служил, и с которой, по свидетельствам, состоял в тайной любовной связи.

Мёртвым и их семьям в период правления Максимилиана оказывались всевозможные почести. Среди своих командиров он распределил высшие государственные посты, приказы они в основном отдавали письменные, так как большинство из них уже не могли говорить. Им также полагалось право изъять из собственности коренного населения любые дома и земли для своих нужд.

Рерик Монтесс, рано оставшийся без матери и воспитанный авторитарным отцом, вырос кротким и добрым безвольным юношей, во всём беспрекословно послушным и не имеющим личных амбиций. С детства он был приучен уважать своих незаконнорожденных братьев и сестёр и относится к ним как к равным. Нередко даже поддавался влиянию своего старшего брата, если оно не шло в разрез с велениями их отца.

В 27 году, в возрасте двадцати пяти лет, по настоянию отца, Рерик женился на младшей дочери Великого князя, названной в честь его погибшей сестры – Элизабет. В тот момент девочке только исполнилось двенадцать лет, и она стала любимым «ребёнком» свёкра. Но сколько не баловали её и не окружали любовью и заботой, холодный замок Монтесс и мёртвый город Роззалея изнеженной перинейской принцессе были ненавистны. С годами она передала своё отношение мужу, узревшему в ней новый идол поклонения на фоне спадающего влияния всё более стареющего отца. Пренебрежение к мёртвым вошло в свою предельную стадию, когда чума, случившаяся в 50-ом году, унесла жизнь их первенца.

Максимилиан также не пережил чуму, оставив завещание, которое дварианская церковь и Великий князь сочли безумным. Собственное тело он завещал кремировать, а княжество Дорианское должно по наследству перейти к первому родившемуся после его смерти мальчику. Завещание это было воспринято с шумом и двояко: Рерик и Элизабет, ставшие регентами, поддерживаемые церковью и Великим князем, заявили, что в завещании речь идёт только о законнорожденных детях. Но второму и единственно выжившему после эпидемии законнорожденному внуку Максимилиана исполнилось тогда всего два года, а последние роды Элизабет были крайне тяжёлыми и по настоянию лекаря детей они больше иметь не должны.

Мёртвое войско, считавшееся разносчиком болезни, регенты не жаловали, всех ставленников Максимилиана отстранили от своих постов, знатным дорианским семьям были возвращены отобранные земли и дома. Свою власть Рерик и Элизабет решили посеять на хороших отношениях со знатью и церковью, возвращении столице прежнего облика и кровных правах Рерика на Дорианский престол. Из переписки Элизабет с отцом можно также узнать, что дварианская церковь предлагала помазать Рерика на престол, если тот примет фамилию по матери, на что Нилл также давал своё согласие. Но видимо ещё опасаясь гнева армии мёртвых, от вопиющего нарушения завещания «короля падали» решили отказаться. В свет же всем мёртвым дорога стала заказана, и, претерпевая временные трудности и затаившись на подмостках столицы, они ожидали рождения своего нового истинного короля. Во избежание двоякого смысла завещания, по сговору с новой дворцовой стражей и наёмниками, в течение первых четырех месяцев правления регентов были тайно убиты все незаконнорождённые дети и внуки Максимилиана, а также женщины, имевшие с ним связь когда-либо. Трудно правильно вычислить точную цифру жертв этой кровавой расправы, но по разным источникам приводятся цифры от 75 до 260 человек.

В целом регентство Рерика (а фактически Элизабет) положительно сказалось на Дориане и его столице. Экономика пошла в рост, военному делу с позволения сюзерена стали снова обучать мальчиков, а отношения двух враждующих когда-то государств стали делами семейными.

В 70-м году подросший Роберт Монтесс сочетался браком на кроткой деве перинейского дворянского рода, но, когда по истечении шести лет у них так и не было детей, брак был расторгнут. Второй и последней женой его стала дорианка Юлиана Лаврентия, буквально околдовавшая княжича красотой своих души и тела, о которых слагали легенды. От этого брака родился Роберт младший – истинный наследник по завещанию и князь Дорианский. Рождению малыша радовались все: регенты вздохнули с облегчением, что власть их теперь окончательно закреплена; отстранённая армия, претерпевавшая тогда не лучшие времена и обращение, наконец, дождавшись рождения своего нового истинного короля, предвкушала возвращение старых порядков и почестей.

Но вопреки восторженным ожиданиям, во время отлучки Роберта старшего и Элизабет в Периней, в замке Монтесс случился страшный пожар, унесший жизнь мальчика и матери. Во многих источниках говорится, что поджог устроила сама Юлиана, преисполненная патриотическими чувствами и желанием отомстить и прекратить династию короля падали и сюзеренитет Перинейского Великого князя. Тут же ей приписывается сумасшествие, ведь в здравом уме ни одна мать не убьёт своего сына из каких бы то ни было патриотических побуждений. Но автор сего трактата, как и многие историки-современники, склонен не согласиться с этой гипотезой, так как не нашлось ни одного документа, свидетельствовавшего о том, чтобы Юлиана обладала каким-либо расстройством психики. Более того, отношения её со своим мужем Робертом славились как хорошие и полюбовные.

Рерик и Элизабет ещё полагали, что им удастся удержать власть в ожидании следующего наследника. Но после гибели маленького истинного короля в пожаре, мёртвая армия покинула свою обитель, рассыпавшись по всей стране, Рерик был предсмертно стар, а новый епископ отказался помазать его или Роберта на царство. Оплота, гарантировавшего власть Перинейского Великого князя, не стало, и вскоре дварианская церковь тайно призвала к власти потомка прежней царской династии по мужской линии. Помазавшись, Иоанн Правда, обладавший недюжинной поддержкой уставшего пресмыкаться перед мёртвыми захватчиками населения, направил Великому князю письмо о более неповиновении воли Перинея и независимости государства Дориан. Он собрал армию, готовую противостоять перинейской угрозе как внутри, так и снаружи. Эта армия больше не боялась мёртвых. Они слишком долго наблюдали их рядом. Они знали, как их можно окончательно убить и питали к ним врождённые ненависть и гнев. Под авторитетным командованием Иоанна она могла бы противостоят всему Перинейскому княжеству, если бы осмелился «Великий князь» вторгнуться. Бывшие регенты, оставшись совсем без поддержки, присягнули на верность новому царю, опасаясь его мощи и влияния. Великого князя же к этому времени слишком заботили собственные проблемы, к тому же Периней никогда не стремился поработить Дориан, скорее их целью изначально было освободиться от ига последнего, так что на письмо нового царя не последовало никаких реакций.

Следующим своим шагом на троне Иоанн подписал указ о священной инквизиции. Во имя освобождения от заразной демонической болезни, принесённой из Перинея, все восставшие мёртвые подлежали преследованию и сожжению. Разграничений между коренными Доринами или переселенцами с Перинея не проводилось. Собранная новая армия обрела цель – искоренение зла внутри государства.»

Сердце читательницы предательски забилось быстрее, то ли от слов на бумаге, то ли от открывшейся двери.

– Вы можете забрать её себе. Я помню её почти наизусть, – раздался гортанный голос за спиной девушки, и вздрогнув, она обернулась. Перед ней стоял высокий статный мужчина лет сорока пяти на вид, с короткой бородой и хищными глазами.

– Нет, спасибо, я тоже знаю её наизусть, хоть и не читала ни разу, – ответила девушка, убирая книгу на журнальный столик и протягивая руку для пожатия. – Антония Вега, президент и научный руководитель сети клиник «ВегаЛайв».

– Рекаро Ли Коми, оплот демократии, – улыбнулся мужчина, пожимая протянутую руку. – Рад наконец-то познакомиться с вами лично. Вы ещё прекраснее, чем вас описывали. Приношу извинение за обыск, но протокол безопасности советника обязывает.

– Я понимаю, не стоит беспокоиться. Приступим к делу. – Она достала из дипломата толстый договор и протянула Рекаро. – У вас остались какие-то вопросы по договору?

– По договору – нет, мои юристы дали по нему однозначное заключение, что я сошёл с ума. Так что вам придётся ещё раз лично прорекламировать мне услуги, оказываемые вашей клиникой. Я хотел бы точнее понять, что я получу в результате, если всё пройдёт успешно.

Вега отклонилась на спинку кресла, сладострастно изучая волевое лицо собеседника.

– У вас стоят синтетические импланты, – заявила она. – Скорее всего – везде.

– Верно.

– Я могла бы напомнить вам о вкусе большого куска жирного ангейского мяса средней прожарки, но не уверена, пробовали ли вы его когда-нибудь.

– Не пробовал.

– Да, к еде вы равнодушны, хотя незаслуженно. Но я хотела спросить о другом. – Она сделала паузу, слегка поджав под зубы нижнюю губу. – Как давно вы занимались сексом? Настоящим сексом, доставлявшим вам удовольствие?

Рекаро съежился от такого вопроса, вызывающе произнесённого, сексуальной женщиной с оголёнными ногами. Она достаточно точно угадала страсть его души. Он всегда был охотником за красивыми дамами и продолжал им оставаться и после изменения, бесконечно меняя подруг – исключительно первичных, получая только эстетическое и моральное наслаждение их телами и стонами.

– Вот что вы получите в результате, – снова заговорила Вега, увидев, что попала в яблочко. – Более того, бонусом, если вам захочется, вы можете поиметь меня. Только после операции – я не трахаюсь с синтетиками.

– Я тоже, – ответил опешивший Коми.

– Мне бы сейчас отметить, как мы похожи для успеха продажи, но не могу. Мы – не похожи. Вы просто синтетик, который замещает свои чувства чужими, я же – воссозданный первичный человек и бесчувственные синтетики, а тем более пластинированные трупы мне откровенно противны.

– Можно нескромный вопрос, раз мы так откровенны? Сколько вам лет? Нет, я знаю, что вам что-то около двух тысяч, но, сколько вам было, когда вы изменились?

Антония опустила глаза, изобразив свой самый нежный невинный образ.

– Тринадцать, – медленно проговорила она. – У вас отпало желание трахнуть меня?

– Скорее, появилось.

– Тогда нам осталось только определиться с источником материала, – резко перешла на деловой тон Вега. – Это может быть донорское тело, или мы можем взять образец ДНК из ваших костей и воссоздать тело из неё. На это уйдёт больше времени, и могут возникнуть пробелы в цепочке, которые придётся добивать из других источников, но зато точно не возникнет проблем с совместимостью.

– А откуда берутся доноры?

– Мы предлагаем различные программы добровольцам. Банк пока невеликий, но мы над этим работаем.

– Скажите, Антония, получается, я и детей иметь смогу?

– Тут есть сложности. Хоть мы и научились воссоздавать человеческий мозг, но он по-прежнему остается для нас загадкой. Большинство теорий сводится к тому, что он является только переходником от духа к физическому воплощению, но вот является ли это воплощение проекцией духа или дух проекция физического тела в другом измерении – остаётся вопросом. Если предположить, что духовная проекция вторична, то достаточно клонировать все биологические элементы физического тела для воспроизводства. Мне понадобилось тысяча лет, чтобы к этому прийти, но мы это делаем. Но, несмотря на физическую полноценность и выработку необходимых гормонов – дети пока в наших экспериментах не рождались. Кто знает, может, вы станете первым.

– А если будут пробелы и соответственно проблемы с совместимостью, чем это грозит?

– Проблемами в ощущениях. Неподконтрольными физическими реакциями. Если совсем откажет какой-то орган, то в течение гарантийного срока мы произведём пересадку или, при необходимости, даже заменим всё тело. Поймите, вы не первый наш опыт и у нас достаточно положительной практики, чтобы предлагать такую услугу. Но то, что мы делаем, не обычная имплантация и ещё находится в экспериментальном статусе, поэтому всегда нужно быть готовым к любому исходу. Но в самом крайнем случае вы просто получите неэффективное тело, которое с лёгкостью можете заменить на привычное вам синтетическое. По сути, вы ничем не рискуете.

– Кроме одного миллиона руинов, который плачу за этот эксперимент.

– Согласитесь, не самая высокая цена за возможность снова стать живым?

– Согласен. Особенно учитывая, что это единственный шанс трахнуть тринадцатилетнюю девочку с двухтысячелетним разумом. Кажется, у меня нет выбора, – усмехнулся советник. – Последний вопрос: а вы могли бы встроить в воссозданное тело что-то дополнительное, к примеру, иммунитет к какому-то новому вирусу?

– Мы делаем из мёртвого живого и молимся Неприкаянному, чтобы всё прошло гладко, а вы хотите ещё встроить сторонний иммунитет? Я так понимаю, речь идёт об иммунитете к вирусу против человека, который разработало правительство?

– Не понимаю, о чём вы.

– Очень жаль. Если бы у меня были образцы этого вируса, я думаю, что смогла бы привить иммунитет своим моделям. Учитывая обстоятельства, очевидно, что система содружества рухнет, и против первичных будет применено это оружие. Это лишь вопрос времени. Жаль, если вместе с ними будут отравлены тела наших почётных граждан стоимостью миллион руинов.

– То, что вы говорите ужасно. Хорошо, что у нас не ведётся разработок никакого вируса, по крайней мере, не с одобрения Совета.

Закончив обсуждение деталей, они подписали соглашение. Ли Коми выбрал длинный путь из собственного ДНК. Извлечения материала обговорили произвести через день, а после изготовления пробных органов Рекаро следовало выбрать время, чтобы лечь в клинику для обследования на совместимость. Он лично проводил Антонию до автомобиля, где она закурила очередную сигарету.

Через четыре часа Антония Вега спала на широкой постели, стоящей по центру просторных апартаментов. Одна. Её духовная проекция бродила по нейронам физического мозга перебирая сны, как ребёнок леденцы разного цвета. А на следующей неделе в центральный офис «ВегаЛайв» на её имя был доставлен контейнер с образцом какого-то вируса от неизвестного Роналдо Лорефилда.

2. Восстание

Линде очень шёл новый «бронзовый загар» – подарок работодателя, не из щедрости, конечно, а ради презентабельного вида своих сотрудников. Да и в целом на новую работу было грех жаловаться: обязанности не сложные, местоположение удобное – несколько линий подземки рядом, а благодаря выданному авансу, Рут удалось устроить в детский садик. Окна с приёмной выходили прямо на центральную площадь и парламентский двор. Только смотреть в них сейчас с удовольствием не получалось. Со вчерашнего дня площадь заполонила всё прибывающая толпа митингующих. Их решимость за ночь не ослабла и только прибавила сторонников. Многие из них рискуют остаться без работы, стоя напротив Дворца Совета, о чём они только думают и чего добиваются, недоумевала Линда.

На телеэкране, висевшем напротив диванчика для ожидающих клиентов, крутили утреннее шоу «Интервью с экспертом». Животрепещущую тему кельгенского закона сегодня разбирали с доктором юридических наук – профессором АГН Рубеном Правитагитсюном.

– Рубен, – обращался диктор к гостю, – насколько мне известно, вы запросили из осстовского суда документы перед этим выпуском. Успели ли вы получить ответ и оправдал ли он надежды ваши и наших телезрителей?

– Всё зависит от того какие надежды были у ваших телезрителей, Говард, – отвечал профессор. – Документы я получил. И как я и предполагал, по делу не проходит ни одного доказательства, что совершённое убийство хоть как-то связано с принятым законом. Безусловно, это кошмарное преступление – хладнокровное убийство отцом собственного сына, но не менее кошмарным представляется мне паразитировать на нём, провоцируя граждан, чем по каким-то только им известным причинным, занялись многие СМИ.

– Это всё от желания быть в тренде, Рубен, я их понимаю. К счастью, ни одна серьезная газета не перепечатала эту «новость», взорвавшую мирсеть, как непросветную истину на своих полосах. Это оставляет мне надежду на честность и здравомыслие моих коллег. Так, что вы нашли в материалах дела, Рубен? Мне, и я думаю, всем телезрителям не терпится узнать, каковы же истинные причины кровавого сыноубийства в Осстое.

– Видите ли, Говард, дело ещё не закрыто, и я не могу в подробностях разглашать полученную информацию и тем более выносить вердикт. Скажу лишь то, в чём каждый страждущий при желании может убедиться из открытых источников информации. Отношения между отцом и сыном оставляли желать лучшего. Жили они вдвоем в однокомнатной квартире, оба были любители спиртного и имели приводы в полицию. Такие убийства на бытовой почве совершались, совершаются и будут совершаться, и уникальность этого случая в том, что неочевидность мотива позволила спекулировать дозированной информацией и разжечь провокацию вокруг кельгенского закона.

– Хорошо, с трагедией в Осстое разобрались. В конце концов, она только катализатор, а люди всё прибывают на улицы с лозунгами об отмене кельгенского закона. Я знаю, что ваша академия, предварительно одобрила его, но не находите ли вы его противоречащим декларации прав народов и бесчеловечным по отношению к первичным, ведь когда вы и я умирали, никто не мог лишить нас права пробудиться?

– Отнюдь. Все так всполошились из-за этой утки из Осстои, но закон, в сущности, не принёс ничего нового. И до этого у семьи была возможность кремировать родственников, неспособных себя содержать. При оформлении тела в морг, договор заключается минимум на две недели, но вы не обязаны вносить всю сумму сразу, а можете платить ежедневно за фактически проведённое умершим время. И если платежи прекращаются до пробуждения, и ни у заказчика, ни у клиента нет средств на счетах, с которых можно снять оплату, заказчику направляется уведомление о необходимости забрать тело клиента. Если в течение суток тело никто не забирает, то оно подлежит кремации досрочно. Насколько мне известно, бедные семьи пользовались этой лазейкой законодательства, потому что знали, чем грозит жизнь с умершим родственником, который не в состоянии позаботиться о себе. Сейчас же у малоимущих семей появилась возможность, даже при наличии средств на счетах, сразу сдавать умершего родственника в крематорий, при этом право такое получили не все, а только первичные члена семьи усопшего и при условии отказа других родственников от покрытия расходов на изменение. Эта мера не ущемляет права, а облегчает жизнь и без того не богатых первичных, не вынуждая их больше платить из своего кармана за других и терпеть их паразитирующее существование. Многие считают, что кельгенский закон принят в целях сокращения населения, но в реальности он призван побудить граждан подходить ответственно к своему изменению. Никто по-прежнему не может лишить жизни человека, оставившего завещательное обеспечение на своё изменение. Посмотрите сколько смрада породила людская безответственность – улицы Нимиссау переполнены попрошайками с разложившимися телами, в некоторых районах невозможно пройти без противогаза! С преступностью в таких местах не справляется полиция – у большинства подозреваемых нет опознавательных отличий. А на юге?! Вы знаете, что на юге страны распространилось движение «Детей Солнца», которые отрицают все блага цивилизации? Они не хотят работать, не хотят выглядеть как люди, им ничего не нужно от этого мира, и они считают, что они ничего ему не должны. Целыми днями лежать голыми костями на песке в гармонии с природой – их выбор. Некоторые пляжи в Син-Эсмери стали исключительно «солнечными» и нормальные люди туда не суются. И ведь они занимают всё большие и большие территории, ничего не создают, ни к чему не стремятся, выгнать их с улиц не представляется возможным – они даже не попрошайничают. Наша страна всегда была идеалом рыночной экономики и цивилизации, но сейчас мне за неё страшно. И дело не в набившем оскомину перенаселении, наша проблема в качестве нынешнего населения.

– Что ж, это очень занятное мнение, но если безответственные граждане так опасны для общества, может, стоило сделать их «вне закона» вместо ухищрений с кремацией, которая всё равно зависит от воли первичных родственников? – спросил диктор, уставший от столь долгого монолога эксперта.

– А вот тогда мы нарушим великую декларацию прав народов! Ведь до смерти гражданин – первичный, а после пробуждения – изменённый, и только в период между этими понятиями мы может юридически чисто затронуть закрёплённые ей права граждан…

Из внутренних помещений вышла медсестра и обратилась к Линде:

– Что, никого не было?

– Никого. Наверное, митинг на площади отпугивает, – предположила Линда.

– Да, верно он. В 14–00 по записи процедурка должна быть, может, хоть он придёт. Кельгенский закон, что ли, обсуждают? – спросила медсестра, указывая на телеэкран.

– Ага. Я вот к своему сожалению узнала, что не могу кремировать мужа, – без намёка на улыбку пошутила Линда.

– Можешь! Ты же законный представитель дочки! Кто знает, вдруг он уже затрясся от страха и пришёл на эту площадь? Их стало больше… – заметила медсестра, подойдя к окну.

Площадь была вся усеяна редкой россыпью. Плакаты «ДОЛОЙ КЕЛЬГЕНСКИЙ ЗАКОН», уставшие держать люди, повесили уже на импровизированные стенды. Те, что остались со вчерашнего дня, устроили что-то вроде лежаков и обедали из консервных банок. Вид у них был жалкий, как у бездомных. По периметру площади стояло несколько нарядов полиции. Митинг проходил тихо, мирно.

По записи никто не пришёл и к обеду почти весь коллектив Центра бездельничал в приёмной, листая каналы в телеэкране и посматривая в окно. Люди теперь плотно заполонили площадь, хором скандировали лозунги, требовали провести экстренное собрание Совета и немедленно отменить закон. Полицейские старались держать их в границах, не подпуская к парламентскому дворцу. На требование разойтись и угрозы применения оружия никто не реагировал. Напротив, народ всё прибывал, словно площадь стала резиновой, у некоторых вновь прибывших в руках были кувалды и биты. Полицейские пытались реквизировать предметы, но столкнулись с единым сопротивлением толпы. Людей были тысячи.

Под удар кувалд попала статуя председателя первого Совета АНК. Зачинщики погрома находились в самом центре площади, окружённые плотным муравейником. Попытка полицейских прорваться не увенчалась успехом, и они, не вмешиваясь, оцепляли периметр, докладывая по рации.

– Не будет у нас сегодня работы, лучше по домам разойтись от греха подальше, – заметила медсестра.

– Уйдёте домой – тогда у вас точно работы больше не будет, – возразила ей заведующая отделением.

Через полчаса подъехали военные машины. Боевая техника произвела должное впечатление, заставив людей прекратить агрессию. Но площадь никто не покинул, а через час, видимо уверовав в свою неприкосновенность, люди штурмом пошли на Дворец. Правоохранительные структуры натиск удержали и отбросили протестующих дальше. В ход пошёл слезоточивый газ. Плотным оцеплением толпу стали выдавливать с площади в переулки. Действие переносилось всё ближе к наблюдающим сотрудникам «ВегаЛайв».

Было видно, как несколько военных одновременно достали коммуникаторы. С минуту ничего не происходило. Затем раздалась стрельба. Звуки разрывных снарядов и тяжёлой дроби. Такие патроны использовались против изменённых. Вскоре стало очевидным, что стреляли не в толпу.

За считанные минуты хаос охватил площадь. Военные стреляли друг в друга, к ним присоединилась полиция. Как факелы загорались люди с офицерскими погонами, становясь мишенью для подавляющего большинства. Митинговавшая толпа с криками «Революция!» принялась громить всё подряд.

Опомнившись от увиденного, коллектив «ВегаЛайв» устремился к выходу. Но в дверях они встретили группу революционеров, вооруженных ножами и арматурами.

– Стойте, – крикнул кто-то из группы, – «врачи» из центра изменения! Позор профессии! Они хоть знают, чем должны заниматься настоящие врачи?

– И куда же вы? – сказал другой мерзким голосом. – А мы как раз к вам! Ваше время на этой земле вышло.

Заведующая отделением достала спрятанный под халатом маленький пистолет и пустила одну пулю в воздух.

– С дороги! – сказала она, направив ствол на мерзкого типа. – Не то сейчас ваше время выйдет.

Мужчины недовольно начали пятиться, как вдруг танковый снаряд влетел в центр изменения. Часть стены рухнула, подняв столб пыли. Послышались женские крики и два выстрела.

Линда вбежала обратно в коридор и добралась до холодильного отделения, предварительно включив нулевое значение кислорода. Но через пять минут свет в холодильнике погас, температура стала повышаться и, скорее всего, кислород тоже. Линда забилась в угол, задвинувшись кушетками, с которых спустила в пол простыни. Дверь отворилась, и кто-то вошел. По выверенным шагам можно было узнать походку военного. Линца услышала, как опрокинулась пластиковая канистра, и жидкость полилась на пол. Формалин, – догадалась она, – они здесь всё подожгут!

– Пожалуйста, – Линда вышла с поднятыми руками, солдат моментально наставил на неё дробовик. – Я не против умереть, но у меня маленькая дочь. Ей ещё трёх нет, и никто кроме меня о ней не позаботится. Вы же сами знаете, нашей системе не нужны дети.

– Системе конец, – ответил молодой рядовой, стараясь прикрыть нос воротом кителя, не опуская оружия. Жидкость продолжала литься на пол.

– Пусть так. Но вы возьмёте на себя заботу о моём ребёнке? Пообещайте мне это, если собираетесь меня убить.

Молодой человек кивнул на выход. Линда быстро зашагала к двери.

– Эй, мать! – окрикнул он её. Линда обернулась. – Военным не попадайся.

Линда кивнула и вышла. Она прошла по опустевшему коридору, переступая через расчленённые тела своих коллег. Под ноги то и дело попадались раздробленные частицы костей. Наконец, она пробралась к выходу из помещения и вышла в дверной проём с выбитой дверью.

Оказавшись на улице, она побежала в сторону подземки. Снаружи ещё шумели выстрелы, доносившиеся как со стороны площади, так и откуда-то издалека. Прямой проход к станции был заблокирован кордоном. Она свернула в переулок и сразу из-за угла встретила массивную фигуру в форме. Два выстрела в грудную клетку. Что-то горячее растеклось по всему телу. Зрение потеряло фокусировку, странное ощущение, похожее на ожоговую боль, в костях. Она сделала пару шагов к своему убийце и упала на колени.

– Формальдегидная… тварь, – сказал он, доставая мачете.

Старпом ступил в отсек центрального поста. Капитан не обернулся, загородив своей мощной спиной вид на панель управления. Он был одет по уставу, хоть это не было очень удобным в условиях подлодки. Справа к армейскому ремню крепилась пистолетная кобура, довольно внушительного размера, а с левой стороны прицеплялись длинные ножны. Каждый офицер флота награждался контарой – прочным и острым мечом, с прямой полутораручной рукоятью и заточенным с двух сторон лезвием из особого сплава. Матросам ношение подобного холодного оружия не полагалось.

Левую руку он держал на кнопке удаления. Старпом подошёл вплотную. Капитан выжал кнопку.

– Все личные коммуникаторы по вашему приказанию собраны, – отчитался старпом, выставив вперёд себя полную коробку.

– Оставь тут и давай команду на всплытие.

– Дифферент пять, средний ход?

– Сам, Тебунон, всё сам.

– Есть, сэр.

Пока старпом руководил всплытием и выполнял по сути капитанскую работу, Сэм не спускал глаз с коробки коммуникаторов. Он ждал. Сам ещё не зная чего и от кого, но по системе глубоководной связи с центром управления пришло предупреждение. Оружейная опечатана, код на замке поменян лично. У старпома на руках только наградное, огнестрельный пистолет греет лишь капитанскую кобуру. Враг теперь внутри, а не снаружи, и им может оказаться кто угодно.

Стоило выйти на перископную глубину, как коробка запиликала разнобойными тонами и вибрациями. Ничего удивительного в этом не было, личные коммы подводников всегда при всплытиях в зоне вышек, получают кучу сообщений одновременно, но никогда это не было так резонансно, как когда они собраны в одной коробке.

Капитан велел собрать всех на верхней палубе. Он без зазрения совести уже просмотрел входящие на двух коммах, что не имели никакой защиты. На одном из них не было ничего криминального.

– Соколаки, это кажется ваш аппарат?

– Всё верно, – отозвался сухой пожилой инженер, с редкими седыми волосами.

– Можете забрать. Этот чей? – поднял он второй незаблокированный коммуникатор.

– Мой, – отозвался один из матросов. Молодой помощник механика, горячий и не самый благонадёжный тип. Но ожидай он сигнала к диверсии – комм бы запаролил.

Капитан отложил в сторону его коммуникатор и достал из коробки следующий.

– Этот?

– Мой, – шагнул вперёд акустик. Небесталанный матрос второго ранга, он считал себя умнее других, что имел глупость нередко демонстрировать.

– Разблокируй, – приказал капитан.

– Прошу прощения, но это вмешательство в частную жизнь экипажа.

– Ждёшь важного сообщения, Майлс?

– Нет, сэр, – ответил акустик после секундного замешательства. – Но мы имеем право на частную жизнь, вы не можете просто…

– Мне нет дела до твоей частной жизни, Эхо, разблокируй комм, это приказ.

Матрос не посмел ослушаться. Сэм открыл только одно сообщение, от того же отправителя, что и на незаблокированном коммуникаторе помощника механика. Отправитель называл себя «центром управления», и в списке контактов ни у того ни у другого не состоял. Текст был идентичным.

Майлса и Стимперка связывало только одно. Это же разделяло их с Соколаки. Просмотрев ещё пару коммов, капитан в этом окончательно убедился.

– Который аппарат ваш, Тебунон? – обратился он к старпому.

– Вот, – достал старпом свой коммуникатор из нагрудного кармана и протянул капитану.

– То есть вы себя членом экипажа не считаете?

– Я… просто не думал, что это и нас касается, – запинаясь, оправдывался Тебунон.

Капитан развернул ему коммуникатор заблокированным экраном.

– Ах, да, – нервно набил тот цифры. – А можно всё-таки узнать, в чём дело?

– Да, – ответил капитан и убедившись, что на коммуникаторе старпома чисто, вернул ему аппарат.

– На континенте восстание первичных, – обратился капитан ко всему экипажу. – В деле замешаны военные, и как не прискорбно это осознавать, судя по всему, людям хватило дешёвой провокации, чтобы предать свой долг. Можете разбирать свои коммуникаторы.

Подводники стали по очереди подходить к коробке, а капитан достал из кармана свой коммуникатор и отошёл к борту.

– Я правильно понимаю, что АНК сейчас в состоянии гражданской войны? Это сообщение вы получили от центра управления? – преследовал его старпом.

– Майлс, – окрикнул капитан, – перешли старпому сообщение.

Акустик, без лишних вопросов о каком именно сообщении речь, послушался, и через пару секунд Тебунон читал на своём комме следующий текст:

«Сколько можно это терпеть? Мы столетия находимся в рабстве у трупов! За то, чтобы мы просто жили, нам приходится платить непомерную цену. Но сегодня они перешли черту. Вы – те, у кого сейчас в руках оружие Альянса, только вы можете положить этому конец. Оглянитесь на свой взвод. Сколько вас, а сколько их? Они не хотят марать руки, они все в офицерских погонах, это нашего брата специально набирают на пушечное мясо. Они обещают пенсию, кров и хлеб, но дают только смерть. Прозрейте. Постоянные мелкие войны, смысл которых уже перестали трудиться оправдывать. Нас набирают в армию, чтобы убить, потому что нас, по их мнению, слишком много, хотя очевидно, что лишком много на планете стало их. Но пока они не перебили нас всех, и по их глупости у нас в руках оружие. Так направьте свои стволы на истинных врагов, на тех, кому давно пора было сгнить в земле. Они думают, что изменили природу, но они всего лишь её ошибки, которые пришла пора исправить. Давайте вернём себе нашу Землю. Да начнётся Великое Восстание!»

Моряки в это время разговаривали или пытались дозвониться до своих родных. Старпом снова подошёл к капитану. Тот, молча, прижимал экран к уху.

– Сэр, могу я узнать текст сообщения, что вы получили через маяк?

– Сообщение адресовано капитану, – не оборачиваясь, бросил Сэм.

– Должен вам напомнить, что по чрезвычайному протоколу номер восемнадцать, в случае объявления гражданской войны с первичными, я вынужден отстранить вас от командования, по причинам личной заинтересованности, и принять его на себя.

– Забыли добавить «не без удовольствия».

– Что?

– Я сообщу вам первым, когда будет объявлена война.

– Да, конечно, я не сомневаюсь, что вы это сделаете… Но в такое тяжёлое время вам нужна моя помощь, и располагай я полной информацией, я бы мог содействовать… Нам нужно держаться вместе, вы же понимаете?

Старпом помявшись немного подле капитана, но так и не встретив какого-либо отношения к своим словам как и к своему присутствию, был вынужден оставить того в покое. Но словно ему на смену подошёл старик Соколаки. Капитан нервно убрал от уха коммуникатор.

– Алекстар не отвечает? – аккуратно спросил инженер.

– Нет, – сухо ответил Сэм, и снова набрал номер.

– На посту значит. Всё будет хорошо, – старик коснулся своей худощавой кистью мускулистого предплечья капитана. – Я знаю Бенджамина Райта много лет. Он – мудрый командир, и не позволит случиться бунту на корабле.

– Я знаю. И всё же они не в подлодке.

– Это да, – старик обернулся на палубу. Все моряки звонили родным или были заняты делом. Ни о каком восстании тут и не помышляли. О диверсии они узнали уже от капитана, да и оружия на руках у них не было. – На подлодках всегда спокойней. Но и то не панацея.

– Господин Председатель, – окрикнул Иосифа с конца длинного коридора бегущий мужчина в генеральском мундире. – Погодите.

– Да, генерал Табаско, – остановился Иосиф.

– Когда собирается Совет по вопросу применения директивы 112?

– Через шесть часов, – сказал председатель, сверившись с часами.

– Почему только через шесть? Наши люди гибнут каждую минуту.

– Их тоже, генерал. Но решение, которое мы собираемся принять или не принять – крайняя мера, к которой стоит подойти основательно.

– А не связано ли случайно отложение заседания с нахождением господина Антарио в отпуске?

– Зюдо уже вылетел на Совет из Ноа-Бо. Почему вы об этом спрашиваете?

– Я сейчас всё объясню. Уделите мне время. Это вопрос национальной безопасности.

– Хорошо, пройдёмте в мой кабинет.

Пройдя в просторный рабочий кабинет председателя, они расположились напротив друг друга на кожаных коричневых креслах. Табаско выложил на покрытый стеклом стол заготовленную папку, но открывать пока не спешил.

– Почему Зюдо Антарио не принимает участие в Совете посредством голограммы? – спросил генерал.

– Это директива 112, а Зюдо – единственный первичный в Совете. Было бы правильным, чтобы он участвовал лично.

– Полагаю, это его слова?

– И его тоже. Но я с ним абсолютно солидарен.

– А жена и дочь Зюдо тоже отдыхали с ним на Ноа-Бо?

– Кажется, да. Давайте уже ближе к делу, генерал?

– Хорошо. Я считаю, что Совет нужно созывать немедленно, без господина Антарио, и рассмотреть вопрос о немедленном ядерном ударе по северо-восточным округам Альянса.

– Что?! Вы с ума сошли Роберт? Ещё не хватало сбрасывать атомные бомбы на своих же людей. И что привело вас к таким безумным идеям, тем более, что как раз в северо-восточных регионах всё уже спокойно?

– Вы своими глазами видели, что восстание там подавлено или верите электронным донесениям? Безусловно, внешне там отлично реализована иллюзия контроля. Но только предположите что то, что происходит здесь, лишь отвлекающий манёвр от чего-то, происходящего там.

– Что вы нарыли, Роберт. Давайте уже открывайте свою папку.

– Вы же знаете, что Зюдо потомственный военный.

– Конечно.

– Более того, его жена тоже из семьи военных, её родной дядя, по сути, второе лицо в Виринийском округе. И именно там сейчас реально находится его дочь.

– Продолжайте.

– Моё расследование началось с кражи образца вируса из лаборатории. Доступом такого уровня обладает только Советник. Но мне не удалось установить, кто открыл доступ в лабораторию. И тогда я начал подозревать самое очевидное – первичный Советник, которого непосредственно может коснуться вирус, выкрал его для создания вакцины. Я стал копать на Антарио. Тут началось восстание, и картина представилась мне иначе.

– Но разве за такой короткий срок, что прошёл с момента кражи до восстания, можно создать вакцину?

– Полагаю, что нет. Но моё расследование привело меня к другому. До Виринийского и Швайкцарного округов ещё не доведена система автоматического распыления вируса. Я запросил записи с камер наблюдения, не сильно надеясь, что он попадётся, но на одной из камер в Виринии засветилась его дочь.

Он достал из папки распечатанную фотографию и протянул Иосифу.

– А тем временем эти два округа, граничащие с Дорианом, представляют собой передовые военные базы и располагают ракетными комплексами. И тогда я запустил тест систем раннего ракетного оповещения и обнаружил… что вся наша система ПРО неисправна. Заражена каким-то компьютерным вирусом.

– Вы хотите сказать, что в данную минуту…

– Да. Именно. Мы абсолютно беззащитны. И ПРО, размещённые в северо-восточных округах, тоже не действуют. По крайней мере, пока они в общей системе. И именно используя общую систему изнутри можно было заселить туда вирус. Тут мне стал ясен весь план. Зюдо Антарио якобы летит прямым рейсом Нао-Бо – Нимиссау, но в самолётах нет сканеров штрих-кодов, а значит, он может использовать двойника, чтобы оттянуть заседание Совета на определённое время. Как вы знаете, новые коды к ракетам отправляются на каждую базу раз в сутки. Ровно через пять часов новые коды можно будет перехватить на месте в момент передачи. Учитывая увиденные возможности вируса по заражению ПРО, у меня не остаётся сомнений, что вирус, перехватывающий коды, уже разработан и ждёт своего часа.

– Но ведь все военные базы полностью подконтрольны центру через маяк сопряжения.

– Пока он работает – да. И он до сих пор работает, чтобы никто не подозревал о происходящем. Зюдо тянет время до заседания Совета, но сам он давно в Виринии или Швайкцарне. И если мы не ударим превентивной мерой, пока включён маяк сопряжения, мы потеряем власть над страной.

– Ушам своим не верю. Вы предлагаете скинуть атомную бомбу на ничего не подозревающее население Альянса? Я никогда на это не пойду. Ещё убийством своих граждан не занимался Совет!

– Боюсь, что там нет ваших граждан. Власть там давно захватили предатели и опасные преступники. И мне страшно предположить, что готовит нам Зюдо, через пять часов. Я понимаю, как ужасно это звучит, но вы не один должны это решать. Я представлю на Совет все собранные мной доказательства. Но мы должны собраться сейчас, пока повстанцы тянут время и ни о чём не подозревают. Маяк может отключиться в любую минуту. Через шесть часов, вот увидите, Зюдо появится только голограммой и будет диктовать нам свои условия. Мы останемся беззащитны. А перед лицом граждан, в случае обнародования директивы 112, он будет героем, а не террористом.

– Насколько вы уверены в своих обвинениях?

– Иначе меня бы тут не было. И я собрал достаточно доказательств, чтобы поделится своей уверенностью с Советом.

– Генерал… Роберт, вы осознаёте хоть малую часть последствий того, что предлагаете в качестве решения?

– Признаюсь, что нет, сэр. Я не политик. Но как военный, я осознаю последствие бездействия. Мы не на пороге войны, мы на пороге гибели.

Иосиф всматривался в собеседника пытаясь найти любую соломинку, намёк на фальшь, какую-либо возможность оставить всё как есть. Но тщетно. Более того, во взгляде Роберта было ясно как день, что откажи он ему, тот найдёт способ собрать Совет сам, да ещё и поднимет вопрос о недоверии.

– С тяжёлым сердцем, – наконец сказал Председатель, – но я соберу Совет. В конце концов, это мой долг.

«Черная акула», отозванная с Дорианских границ с началом восстания, уже несколько дней как бессмысленно болталась у берегов Альянса. На экипаж это подействовало расхолаживающее, и подлодка всё чаще находилась над водой или на перископной глубине. А в свете последних событий новости из мирсети стали занимать моряков куда больше, чем потенциальная угроза со стороны Дориана. Так и сейчас в кают-компании сформировалась группа лиц вокруг одного большого экрана. На вошедшего капитана отреагировали паузой.

– Ну что, ваш отчаянный сеткор уже поехал в Виринию? – простодушно спросил капитан.

– Нет, – ответил матрос из рулевых. – И не поедет.

– Что так?

– Его убили.

– Это не доказано, – поправил его боцман, – но он исчез.

– Ясно. Либо убили, либо купили.

– Вы как всегда точны в выражениях, капитан! – вклинился Майлс.

В кают-компанию вошёл старпом.

– О-о, здесь почти все, как я вижу. А тем временем у нас есть работа, – с порога заявил он.

– Разве? – без должной субординации спросил Майлс. Все знали, что работы у них не было. По стандартному расписанию через неделю они должны были вернуться в порт на обслуживание, а экипаж на два дня получил бы увольнительные. Но их отозвали с места патрулирования раньше, а делать подлодке у своих же берегов совершенно нечего. Одиночными тренировочными манёврами надолго такой пробел не закрыть, и экипаж ожидал увольнительных.

– Нам поступил приказ, – сообщил капитан.

Все затихли внимательно слушая. Приказ. Это не увольнительные и не отпуск. О таком капитан бы сказал сразу.

– Велено прибыть к Касатам. Не спешите мечтать об увольнительных, в сам порт мы, скорее всего, не войдём. Кроме нас туда вызывают ещё порядка ста судов. А остальные к другим портам. Так или иначе, весь флот вызвали к берегам.

– Интересно зачем? – спросил боцман. – Подписать петицию верности фиолетовому флагу?

– Якобы им нужна помощь в подавлении восстания.

– А мы-то что там будем делать?

– Пускать торпеды по кораблям, которые откажутся подчиняться.

Сэм внимательно всматривался в их лица. Как он и ожидал, восторг такой приказ не вызвал. Только штурман Мириди, засидевшийся без работы воспарял духом.

– Значит, берём курс на Касаты? – поднялся Мириди.

– Конечно, – сказал капитан. – Это же наш приказ.

Но никто кроме штурмана не вставал с места.

Старпом отвёл капитана чуть в сторону и шепнул под ухо:

– Сэр, вам не кажется, что мне и господину Мириди пора выдать оружие?

– Зачем? – ответил капитан в нормальный голос. – Вы боитесь не справиться с кучкой безоружных первичных?

Двадцать пар глаз устремились в старпома так, что он съежился и даже стал ещё ниже ростом, а был он и так невысок. Набравшись духа, он выпрямился перед капитаном и с лицом, изображающим притворную отвагу, произнёс:

– Согласно чрезвычайного протокола номер восемнадцать, я отстраняю вас от командования кораблём! В период гражданской войны с первичными вы не можете занимать капитанскую должность по семейному состоянию. Прошу незамедлительно сдать мне ключи центрального поста и пройти в свою каюту.

– Каюту капитана… Всёго-то?

– Коды. Доступа, – злился старпом.

– Как скажете, – Сэм стал медленно отстёгивать с пояса ключи. – И всё-таки странный вы человек, Тебунон. Оружие ещё у меня, а вы ведёте себя так, словно оно у вас.

– Я человек чести и долга. Как и вы, полагаю. Ныне ваш долг сложить с себя полномочия, а мой – принять обязанности капи…

Договорить ему помешала контара, застрявшая в гортани. Одно лёгкое нажатие и голова Тебунона упала с шеи и откатилась к переборке, радом с которой стояло его тело.

– Не стать тебе капитаном «Чёрной акулы», Тебунон. Уже никогда.

Экипаж замер в аффекте от происходящего. Только Мириди как ошпаренный метнулся к противоположной переборке.

– Задержите его! – приказал капитан и команда, не раздумывая, кинулась за штурманом. Один боцман остался с капитаном.

– Что будем с ним делать? – спросил он, указывая на тело старпома.

– В море частями.

– А с остальными?

– Если честно, Леон, не знаю. Мириди подобной участи не заслужил, а Сокол и подавно. Но если мы обернёмся против Альянса, им это может не понравиться. Надо их схватить, пока они не навредили своему положению.

– Понял. Возьму пару надёжных и спущусь к Соколу. Кстати, Эхо сможет вывести из строя маяк сопряжения, ну… если понадобится.

– Я знаю. Спасибо.

Вега открыла дверь в продуктовый магазин. Кроме неё в магазине был ещё один человек. Она слышала, как он поднялся с места своей ночлежки, только она вошла. На холодильниках красным горели акции. Через разбитое окно виднелось опустевшая летняя веранда ресторана напротив, и люди, лежащие у дороги. Телами уже никого не удивить. Через час, максимум два тут проедет катафалк и уберётся. Сколько же ценного биоматериала перевели.

Антония плотнее затянула респиратор, взяла ягодный морс из холодильника, пачку сигарет с полки, и пошла к кассам. Нарочно не оборачиваясь на крадущиеся шаги за спиной, она достала у кассового автомата из кармашка брюк элчек и пробила покупки. За спиной послышался взвод курка.

– Оставь это на полке, девочка, – нервно прохрипел мужчина.

Антония не глядя в его сторону, положила элчек на линию касс. Взяв в руки бутылку и пачку, повернулась к выходу из магазина.

– Не так быстро, – сказал мужчина. – Пароль.

– Свободный неименной доступ, – ответила Вега, не обернувшись.

– Погодь, – мужчина взял с полки шоколадку и поднёс к кассовому аппарату. Затем провёл элчеком и беззубо улыбнулся. – Сколько на нём?

– Вам хватит.

– Отвечай!

– Я не знаю.

– Что ещё есть? Кредитка, наличные?

– Больше ничего, – Антония поставила морс и вывернула карманы брюк наизнанку. В них оказалась только зажигалка.

– Вот будешь курить, так и не вырастишь. Хотя в такое время… а-ха-ха…и так не вырастешь! Ладно, иди. Погодь, стой. Обернись-ка.

– Зачем?

– Посмотреть на тебя хочу.

– Тогда и я вас увижу.

– Да плевать мне! Оборачивайся, я сказал.

Вега медленно повернулась к нему лицом.

– О-о-о, а я и думаю, что-то ты странно говоришь. Снимай это.

– Он вам не поможет. Уже.

– Тебе что ли знать, что мне поможет, а что нет. Снимай! – он снова махнул пистолетом.

– Если я отдам вам респиратор, вы всё равно умрёте.

– Я-то? Да я здоров как сто быков, мне и масочка твоя не сдалась. А помрут все, но лучше ж при денюшках, а твою приблуду дуракам хорошо толкнуть можно.

– Что, совсем никаких симптомов?

– Ты мне зубы не заговаривай, у меня их один фиг нет. Снимай, давай свою штуковину!

Вега расстегнула застёжку респиратора и глубоко вдохнула полный поток воздуха. Лёгкие до головокружения наполнились кислородом. Свобода. Она и в последних вздохах так хороша.

Девочка протянула грабителю тоненькую ручку, держащую респиратор. Грабитель одобрительно кивнул и сжал в своих крупных сине-красных пальцах маску. Слегка потянул на себя. Но девочка не отпускала её. Сильнее дёрнул маску на себя, но девочка вцепилась намертво. Тут мужчина почувствовал, как его запястье вывернуло в другую сторону, и подозрительно хрустнула кость.

Вскричав от боли, грабитель одёрнул травмированную руку. Прицелив пистолет в правой руке на грудь девочки, он не мешкая выжал спуск.

На светло-голубой блузке Антонии нарисовалось красное пятно. Эта блуза ей очень нравилась, но ещё больше ей нравилось это тело, лёгкое которого сейчас заполнялось кровью. Она расслабила пальцы, держащие респиратор, и тот упал на пол. Невезучий грабитель к своему несчастью истолковал такое поведение неверно. Ему бы стрелять без остановки, мог бы выиграть себе хоть какой-то шанс убежать. Но он встал как истукан, испуганно уставившись на застреленного им подростка. Впрочем, долго ему так стоять не пришлось.

Первым ударом она переломала кости предплечья его правой руки, вторым выбила её из плечевого сустава. Пистолет безвольно громко рухнул, Вега отбросила его ногой. Следом выбила коленные чашечки, нанесла пару аккуратных рубящих ударов по рёбрам, сломала ключицу. Смотря на обезумевшие глаза своего обидчика уже сверху вниз, она попыталась вздохнуть. Во рту появился привкус крови. Мужчина был ещё жив, но по-видимому испытывал болевой шок и вот-вот мог отключиться. Не дожидаясь этого момента, Вега наклонилась и свернула ему шею. Это было лишним, но она не смогла удержаться.

В магазин влетел ожидавший снаружи водитель.

– Госпожа Вега, вы в поряд… – он застыл с отрытым ртом, обнаружив работодательницу возле касс. Всю в крови. Но совершенно не похоже, чтобы ей нужна была помощь. Вега открыла бутылку морса и опрокинула содержимое в горло.

– Всё, – сказала она, – умерла. Чёрт!

Она сжала полную пачку сигарет и бросила за кассу.

– Я услышал выстрел и сразу… вы точно не пострадали? – водитель подозрительно посмотрел на искалеченный труп. – В смысле, вы же такая хрупкая…

– Брось, я его даже не коснулась, – сморщилась Антония, – Тебе совсем мало лет?

– Девятьсот первого я, – ответил детина, – тысяча девятисот первого.

– Ясно. Грузи этого, – кивнула Вега на тело, – с нами поедет.

3. Новая надежда

– Остров Новая Надежда был обнаружен в 1542 году океанской экспедицией Альянса Народов Континента абсолютно незаселенным.

– Наций, – поправил мальчишка, не вставая из-за задней парты.

– Что? – молодая преподавательница жестом подсказала ему подняться.

– Альянса Наций Континент. Вы оговорились, – смущаясь, уточнил семиклассник.

– Да что вы, молодой человек? А какую оценку по истории вы имели в прошлом году?

Одноклассники развернули к отвечающему свои улыбки.

– Три, – наконец ответил он.

– Я бы два постеснялась поставить за такое незнание истории АНК, – возмутилась новая учительница истории второй школы города Южного, ещё вчерашняя студентка. – Так вот, молодой человек, в то время, когда Новая Надежда ещё входила в состав Альянса, последний имел расшифровку «Альянс Народов Континента». Надеюсь, другие в классе знают почему?

Темноволосая девчонка с двумя косичками активно затрясла рукой:

– Можно мне, можно я, мисс Мириам, – просила она. Учительница разрешила ей ответить.

– Страны, отбившие Дорианский Мёртвый Поход[3] образовали Альянс. Под «Народом» не понимались нации, населявшие континент, а подразумевались живые и мёртвые граждане, наделённые равными правами в Альянсе, – отчеканила отличница.

– Совершенно верно, – похвалила Мириам, – только не живые и мёртвые, а первичные и изменённые, от первого и второго рождения соответственно. Именно такая политкорректная терминология была введена основным законом образованного государства. И раз мы выяснили обстоятельства моей «оговорки», – она улыбнулась мальчишке за задней партой, – то позвольте я расскажу вам уже о нашем родном государстве – Независимой Новой Надежде.

Миловидная девушка самозабвенно рассказывала старшеклассникам историю обнаружения дикого острова, в основном состоящего из горных хребтов. В приоткрытое окно медленно сочился чистый морской бриз без примесей порта, хозяйствовавшего в низине.

– …Образовав колонию, Альянс организовал добычу на острове полезных ископаемых, полагаясь на многообещающие данные геологической разведки. Так как на работу под землёй соглашались только живые, то в шахтеры привлекали первичных, создавая для них все условия для проживания на острове. В числе прочего завезли сельскохозяйственных животных и зерновые культуры. Но очень отдаленное от материка географическое расположение, наличие активных вулканов и малоплодородная почва не привлекали новых поселенцев. А ближайший сосед – рабовладельческий остров Тастран, не гнушался покупать у пиратов захваченных мертвых и превращал их в своих рабов, к чьему бы подданству до этого те не относились. Поэтому измененных ни за какие пряники переплывать океан к Новой Надежде было не заставить, а первичных привлекали щедрыми дотациями и пенсиями на столетия после смерти. То есть изменения, – быстро поправилась учитель. – В основном это были необразованные бедные люди, не устроившиеся на родной земле. На острове сформировалась закрытая экосистема, отличная от царившей тогда на континенте. Чистый воздух без зловонного гниения, зелёные просторы без фабрик, фермерство и сельское хозяйство, спокойные жители, купающиеся в достатке и уверенные в своей вечности. А когда вопреки прогнозам залежи оказались поверхностными и быстро истощились, поддерживать уже ненужный далёкий остров стало невыгодно. Спустя несколько лет, утвердившись в бесполезности колонии, правительство АНК предложили властям на местах независимость. Людей, привыкших к обеспеченной жизни, бывает очень легко убедить, что они её заработали, а получив свободу, смогут заработать ещё больше. Я думаю, вам всем известен этот великий день, ведь теперь это наш национальный праздник. Но я скажу вам то, что как госслужащий не имею права, но как учитель просто обязана: согласиться на этот подарок – было огромной, тщедушной и алчной ошибкой. Мы столетиями после разгребали плоды этой «независимости»: отрезанные от мира, от достижений цивилизации, без ресурсов. Мы пребывали в стагнации, в то время как весь мир двигался дальше. Наш чистый рай быстро превратился в ад с первой волной естественной смертности. Мы не знали, как заботиться о своих мёртвых, у нас не было ни образца, ни технологий как с ними обращаться. Единственный на острове Центр Изменения представлял собой музей останков прошлых цивилизаций, с тех пор как его главврач совершила самосожжение, а лаборанты опустошили все запасы спирта. Мы даже спирт не могли произвести в достаточных количествах, а технологий производства формальдегида не удосужились узнать заблаговременно нашей «независимости». Опомнились, когда целое поколение умерло от старости, а запасы его, казавшиеся достаточными новым царям, оказались достаточными только на них. Тогда снарядили экспедицию из лучших ученых мужей на континент для обмена опытом, или попросту за умом. Она не вернулась. Может потому что у нас никто не знал кораблестроения, а может, потому что ученым умам слишком понравилось гостить на территории АНК. Нашей стране пришлось откатиться в развитии и заново изобретать велосипеды, которые когда-то видели наши предки.

Вам повезло родиться в это время, когда в ННН наладили экспорт сельскохозяйственной продукции и торговлю с другими странами. И да, нас называют развивающимися, но и сейчас, общаясь со своими сверстниками с континента, вы наверняка понимаете, как долго нам ещё догонять их. И недаром мы продолжаем терять граждан, которые эмигрируют в АНК, особенно после смерти. Потому что нам нечего им предложить. Кроме качественного питания, которое им уже не нужно. И за это мы благодарны первому Президенту, Квенсису Джерби, провозгласившему независимость.

Я рассказываю вам это не для того чтобы породить ненависть к нынешней власти, у неё уже не было выбора, и уж тем более не для того, чтобы снизить ваш патриотизм. Как историк, я хочу, что вы не совершили ошибок прошлого, чтобы вы учились на них. Кто-то из вас возможно будет…

– Ой, смотрите что это?! – защеготали все, устремившись в окно.

Повинуясь стадному инстинкту, разгорячённая учительница прервалась и подошла к окну. К острову приближался огромный корабль, внешне отличавшийся от транспортников прибывавших обычно. Более того, южным портом редко пользуются иностранные суда.

– Это военный, да это точно военный! – галдели ученики.

Президент Дэвид как обычно раскладывал пасьянс в своем кабинете, негодуя над котировками цен на судовое топливо.

– К вам можно? – постучал старший советник.

– Да, Том, заходи. Эта соляра опять подорожала! Скоро будет выгоднее переправлять зерно по воздуху. Или вообще его не грузить.

– А зерно едят животные?

– Ну конечно едят, Том! Не все и не всякое. А с чего такой интерес?

– Это хорошо. – Том выложил перед Дэвидом лист бумаги. – Вот.

Дэвид бегло прочитал уведомление об отказе от пролонгации договора поставки молока в сеть супермаркетов «Брист». Президент поднял озадаченный взгляд на советника.

– Им звонили? Они дали какое-то пояснение этой писанине? – он брезгливо отбросил бумажку.

– Да. Не переживайте, качество нашей продукции их по-прежнему устраивает. Просто у них ещё много запасов с прошлых партий, а реализации не предвидится.

– Совсем что ли не предвидится? Ну, понятно у них гражданская война там, ну отложили бы пару поставок, мы же всё понимаем. Зачем же контракт разрывать?!

– Их представитель сообщил, что в странах Альянса не осталось первичных людей, поэтому «Брист» переориентирует продуктовые отделы под товары для животных. Если мы начнём производить молочную продукцию для домашних животных, они готовы рассмотреть новое сотрудничество.

Дэвид откинулся в кресле и, запрокинув голову, уставился в потолок. Тому показалось, что он видел, как в этот момент голова немолодого президента стала ещё более белой. В последние годы им везло: предприятия пищевой промышленности закрывались на континенте, создавая дефицит и рост цен на товары выпускаемые ННН. Вспыхнувшее в странах-партнёрах восстание правителя Новой Надежды определённо беспокоило, но к тому, что дело дойдёт до такого, Дэвид совсем не готовился.

– Молочную продукцию для животных значит… Это каким животным нужно коровье молоко? И сколько же они будут за него платить?

– Я не знаю господин Президент.

– И я не знаю, Том. А что у них там, правда, совсем не осталось живых?

Том молча пожал плечами. Дэвид встал и направился к барному шкафчику. Он ещё не до конца осознавал последствия полученной информации, а ещё больше он не до конца ей верил, но выпить коньяка показалось ему очень уместным. Том деликатно направился к выходу, но резко остановился в дверях.

– Ох, чуть не забыл: что ответить на просьбу с эсминца о заправке?

– Какого эсминца?

– Того что стоит в южном порту на якоре. Я полагал, вы в курсе.

– У нас в порту чей-то эсминец?! – Президент закрыл шкафчик, так и не взяв рюмку. Початая бутылка коньяка же уже лежала в его правой руке.

– Кажется, да. Я видел фотографии в соцпабликах, сначала подумал – подделка. Но из порта прислали запрос на недокументированную заправку.

– И чей же это эсминец, Том? – протянул Дэвид.

– Это корабль Альянса, сэр.

– Слава Неприкаянному! – Девид сделал глоток из горла, и затараторил быстрее обычного: – Чуть сердце не разорвалось. Хорошо. Очень хорошо. Плохо, что меня заранее не оповестили. А так очень хорошо. Но мазута нет, дизеля впритирку, пусть плывут до ТАСа. Чего только не увидишь с этой войной: эсминец Альянса в наших водах, на континенте некому пить молоко…

– Значит в заправке отказать?

– Да. Хотя нет. Дай подумать. Если они готовы оплатить нам стоимость транспортировки топлива с ТАС по двойному тарифу, можем заправить. Нет, лучше по тройному.

Ракетный военный корабль под фиолетовым флагом с трудом пришвартовался в небольшом торговом порту. В основном сюда прибывали местные рыболовные судна или танкеры, импортирующие судовое топливо с соседнего острова. Место, предназначавшееся танкеру, наконец, разрешили занять эсминцу. Моряки суетливо блуждали по палубе. Все молоды как на подбор. Ни одного старшего офицера не видно. Вопрос о возможности заправки как раз разрешался администрацией порта, и им оставалось только ждать. Летний день был в разгаре, и стояла изнурительная жара. Двое военнослужащих флота АНК, по погонам – мичман и младший лейтенант – у борта нервно вглядывались в пирс. Мундир младшего офицера надет нараспашку, пуговицы рубашки застёгнуты до половины. На груди сверкнул от солнца стеклянный кулон с изображением дерева.

– Двигать надо. Спалимся мы здесь, – констатировал мичман.

– Сейчас топливо отпустят, и двинем, – ответил офицер.

– Ты только посмотри на этих дикарей: они фотографируются на нашем фоне! Мы что, чудо света, какое? Или дорианская спящая красавица? [4] (Прим.: в наше время известна как «Тисульская принцесса»)

– Мы для них и есть дорианская непробудившаяся царевна, только приплывшая прямо к их берегам. Они миноносец до этого только в мирсети видели.

Он задумался над собственными словами. Чёртова мирсеть и соцпаблик…

– Спалимся, – не унимался мичман.

– Ты прав. Но до ТАСа мы не дотянем. Выбор не велик.

Офицер застегнул все пуговицы тужурки, спустился по трапу и направился к стоянке таксистов. Одна машина выделялась открытым верхом и огромными колесами, если придётся ехать по горам – в самый раз. За рулём сидел мужчина лет пятидесяти.

– Хорошего дня! До резервации президента долго ехать? – оговорился офицер, но поправляться не стал, так как по сути противоречий не видел.

– Тридцать минут, тридцать руинов.

– Идёт.

– АНК, – пояснил таксист.

– Других не держим. Дай две минуты.

Вернувшись на корабль, он прихватил дальнобойную рацию и отдал распоряжения всем системам прийти в полную боевую готовность. Кейтер на корабле исполняет функции капитана, связь по личному каналу, Дик и Сноут едут с ним.

Офицер сел спереди, а его спутники сзади. Внутри машины оказалось гораздо мягче, чем представлялось снаружи. За минуту покинув небольшой порт, машина поехала вверх по холмистой местности, открывая взору пассажиров поистине живописный край. Всё вокруг утопало в природной зелени, царствовавшей здесь круглогодично. От этой зелени у гостей острова с непривычки рябило в глазах.

Преодолев горный хребет, дальше ехали по равнине. Дорога вела их через поля. Множество полей. И это был не тимьян.

– Это картофель растёт? – беззаботно спросил Дик.

Водитель с недоумением обернулся.

– Это помидоры, – пояснил он.

– Тоже неплохо. И почём у вас килограмм торгуют?

– Руин, полтора – в зависимости от сорта.

– Один руин за килограмм помидор?!

– Ты верно расслышал.

– Чума! Я хочу здесь остаться. А мясо тогда почём? – не унимался моряк. – Ну, в смысле коровки там, а не…

– У тебя интересная машина, – вмешался офицер, пока Дик не наговорил лишнего. – Местное производство?

– Импорт, – хитро сказал таксист.

– Вам что АНК в импорт поставляет то, что у них в помойку не поместилось? – Дик, как и всегда, изобиловал своей прямолинейностью и жёсткими шуточками. Но кто не рискнул бы брать такого человека с собой, потерял бы больше. Мастером переговоров корабельный старшина, конечно, не был, но зато был мастером других решений, когда переговоры не помогали. Даже один его внешний вид часто был продуктивным аргументов в ходе встречи. А уж способность закаленного вояки пронести оружие через любой пост охраны, трудно переоценить.

Сноут хоть и толкнул в бок Дика, но смеха сдерживать не стал. Они не пытались нравиться таксисту. Они чувствовали себя божками на чужой земле, готовыми перерезать глотку любому сопротивляющемуся «индейцу». Пока стояли на якоре, среди матросов уже заводились разговоры заправиться, применив немного оружия и много угрозы. Все они видели достаточно крови и смертей. Всем им нечего было терять.

– Не обижайся на них, – спокойно обратился к молчавшему водителю офицер. – Машина у тебя добротная, но на континенте сейчас таких моделей уже нет. Или даже никогда не было.

– Это самопал, – признался таксист. – Из того, что у АНК в помойку не поместилось.

– А я и думаю, аппарат странный: колеса как у грузовика, кузов вроде старые внедорожники напоминает, но верх срезан, вроде самопал, но собрано не хуже чем на континентальном заводе.

– Хммм… не хуже, да у них там роботы всё собирают, где ж там зазору лишнему спрятаться!

– Вообще там и люди работают, но твой экземпляр превосходен в любых сравнениях.

– Это ты про трупы, что веками на одних вакансиях места занимают? Те же роботы, вид в три дэ.

– А ты не поклонник АНК, да? – с любопытством спросил офицер.

– А за что я должен вам поклоняться? – Таксист так вывернул его вопрос, что тот на пару секунд подвис, подумав, что особенности современного речевого оборота на континенте могут быть не ясны старой колонии.

– Ну вот! А нам рассказывали, что с вами у нас мир, дружба, жвачка, – встрял снова Дик.

– Жвачка у нас с вами. Одна большая жвачка. Вопрос времени только когда вы нас пережуёте. – Таксист замолчал и продолжил: – Так же как самих себя пережевали.

– Чуется мне неприязнь твоя личная, и рана та глубокая, – процитировал офицер старого персонажа из популярного фильма. В понимании таксистом языка уже можно было не сомневаться.

– Давно уж не кровоточит, – спокойно пояснил таксист. – Дочь у меня к вам эмигрировала. За лучшей жизнью, есессно. Здесь-то никаких перспектив, так всю жизнь огород и будешь полоть, а там у вас – Цивилизааация! Прямо после школы и отправилась. Мы с матерью удержать не смогли, да и не сильно старались, думали, правда лучше жить ей там будет. Куда уж… жить.

Даже на заднем ряду сочувственно притихли, понимая, к чему дело клонится. Мужик продолжил.

– Жилье и еда втридорога, образование и медицина платные, а на приличную работу чтобы устроиться, нужен стаж исчисляемый десятилетиями. Там, оказывается, просто невозможно выжить! Мы надеялись, она вернётся. Но куда ж ей, такой амбициозной!

– Эвтаназия?

– Чтоб её! – выругался таксист. – Когда мы узнали – уже поздно было. Ни детей, ни внуков, ни жизни… настоящей, человеческой; зато страховка. Да что у вас за мир-то такой перевернутый?! Ничего живым, всё – мёртвым?!

– Изменённым, мужик, изменённым, – сочувственно поправил Сноут.

– А это ещё не все после эвтаназии пробуждаются, – вставил свою ценную монету Дик.

– Приехали, – водитель остановил машину. На парковке у здания стояли вполне современные седаны, пригнанные с континента. Оказывается, кто-то здесь знаком с поздними дарами цивилизации.

– Вы-то, моряки, сами живые хоть? – поинтересовался мужик.

– Живые, – отозвался Сноут.

– Повстанцы, что ль?

Сноут и Дик переглянулись и удивленно уставились на командира.

– А если бы и были? – спросил последний.

– А если бы и были, я бы с вас оплату не взял, – заключил таксист.

– Спасибо, отец, – Офицер отсчитал ему тридцать руинов без сдачи и чаевых.

– Вас обратно подождать, может?

– Было бы неплохо, – кивнул тот. Он понимал, что цену как для редких гостей ему сразу назвали завышенную, и таксист будет ждать их, сколько потребуется, чтобы заработать ещё столько же.

На встречу к ним уже выходил охранник. Офицер достал удостоверяющую карточку.

– Лейтенант ВМС АНК Алекстар Уайт, чрезвычайное сообщение. Проводите к президенту.

Когда Алекстар с командой вошли в кабинет президента, последний был занят важным международным звонком, настолько напряженным, что отключил все линии внутренней связи. Ему только что сообщили, что прикрывая в своём порту военное повстанческое судно, он оказывает пособничество преступникам и объявляет тем самым войну Альянсу. В ответ он пытался оправдаться тем, что всегда был верен партнёрству и не намеревался оказывать никому никакого пособничества, что очень боится повстанцев и сделает что угодно, лишь бы АНК спасли их от захватчиков.

– Задержите преступников, не дайте им получить желаемое. Помощь скоро будет, – последнее, что раздалось в динамике на столе президента, когда открылась дверь, и показался секретарь с толпившимися в проходе охранниками и людьми в форме армии АНК.

– Почему? Почему вы вламываетесь без предупреждения?! – кипятился Дэвид. Пот предательски обволок его с ног до головы.

– Так… чрезвычайное сообщение сэр, а у вас линия занята.

– Кто такие? Какое сообщение?

– Эти господа… – начал секретарь, но Алекстар перебил его, взяв инициативу в свои руки.

– Нам нужно только заправиться, и мы уйдём. Мы не хотим причинять вред вашему острову. Но можем. И вашим охранникам лучше не напрягаться, я на прямой связи с эсминцем, – он указал на включенную рацию, – который уже навёл орудия по приоритетным целям. Включая эту.

Шестой Президент Независимой Новой Надежды Дэвид Гамильон медленно сглотнул слюну. Да, день у Дэвида как-то с утра не задался. Казалось, вчера ещё у него было всё и перспективное будущее, а с минуты на минуту у него может не стать жизни. Причём окончательно. Он даже не верил, что такое возможно. Но знал, что современное ракетное вооружение не оставляет костей, способных к передвижению. Он слышал, что об островах, на которых АНК проводило испытания, больше никто не слышал. А ведь он полагал, что никогда не умрёт. Что построит империю на эффективном земледелии и прогрессивном фермерстве. Что именно он пришёл спасти остров, а не погубить его. Он вспомнил себя двадцатишестилетним бесстрашным героем фермеров с пламенными речами и бескрайними амбициями, каким он впервые сел на это кресло, победив, несмотря на молодость (а может и благодаря ей), всех своих консервативных конкурентов. Теперь от того парня в напоминание осталось несколько не до конца поседевших волос. Да и был бы он здесь, смог бы что-либо сделать? Предать АНК – смерть, отказать повстанцам – смерть. Может хотя бы он войдёт в историю как правитель хоть и последнего, но золотого века Новой Надежды. Оставалось выбрать момент смерти… или всё-таки попытаться её избежать?

– Коньяк будете? – спросил Дэвид.

Реакция офицера на вежливое предложение «гостеприимного хозяина» была молниеносной.

– Вы, правда, думаете, что сможете потянуть время до подлёта авиации? Что вас это не заденет? Что мой ракетчик не успеет нажать на кнопку? Или что три сотни человек экипажа, вооруженные до зубов, прямо сейчас не ставят к стенке ваших рыбаков в порту и не заливают нам солярку? В этом даже я не уверен, ведь я еле сдерживал их порывы, находясь на судне. А теперь я здесь, веду тупиковые переговоры, наверное, стоит коньяку выпить? За пять секунд успеем? Больше я ждать не намерен. Кейтер, ракету на северный порт, запуск через пять секунд, без моей команды, – приказал он в рацию.

– Есть запуск через пять секунд, – отозвалось из динамика. Было почти чётко слышно, как отдавались распоряжения на том конце. Дэвид мотал головой и приговаривал «не надо, я согласен». – Отсчёт пошел, – уверенно прозвучал динамик голосом Кейтера.

Дэвид, со скоростью не свойственной его почтенному возрасту, нажал на кнопку связи со старшим советников.

– Том, заправить эсминца, срочно заправить эсминца. – Том только начал что-то вопросительно мычать, как Дэвид перешёл на крик: – Немедленно лично звони в порт!

– Отставить ракету на северный порт через пять секунд, – сообщил в рацию лейтенант. – Ракеты на северный порт и Маори. Это, кажется, ваша центральная провинция? – обратился он к побелевшему с головы до пят Дэвиду, прикрыв динамик. – Запуск через пять минут, если не начнётся заправка.

Дэвид, казалось, окаменел, но этот камень ровным тоном произнёс приказ секретарю лично связать его с начальником южного порта. Рация повстанцев ещё шумела на громкой связи.

– Принял, запуск… – Кейтер внезапно оборвался, на заднем фоне слышался сигнал тревоги и неразборчивые голоса. – Лекс… – запнулся Кейтер, – сэр, у нас тревожные данные со спутника: из атмосферы вышла ракета с ядерным зарядом. Запуск произведён с территории АНК… вероятно по нашу душу. Разрешите перехват.

– Перехват разрешаю. Готовьтесь отражать множественную атаку. Помощь ваша подлетает, – обратился Алекстар уже к Дэвиду, – дождались всё же.

– Вам надо уплывать, – взмолил Президент. – Вы не сможете…

– Да вы с ума тут посходили что ли на свой картошке?! – взорвался Алекстар.[5] (Прим.: Удивительный факт, что жители континента часто называли ННН картофельной республикой, хотя именно картофель никогда не был объектом экспорта сельскохозяйственной державы.) – Вы что думаете, они ядерными ракетами стреляют по нашему эсминцу?! Они стреляют по вашему острову, отсталый ты придурок. А если хочешь узнать, что останется от тебя и твоего острова после взрыва их М567, то посеть фотографии Даунтстана и северо-восточных округов АНК. А лучше созвонись с начальником порта, как и хотел.

Дэвид сделал как велено хоть и пребывал в замешательстве. До него понемногу начало доходить, что если запущена ядерная, то никакой авиации не будет. Но если это атака на остров, а повстанцы заправятся и уплывут, то кто будет сбивать ракеты? И будут ли ещё ракеты? А может их просто разводят, и нет никакой опасности? В любом случае он понял одно: главному террористу коньяка лучше не предлагать.

– Лекс, нам надо на корабль… поторопиться, – сказал Дик.

– Да, – поддержал его Сноут. – Обнаружив, что наши системы ПРО работают, они не остановятся, пока у нас не закончатся противоракеты.

– Множественный залп, – донеслось из рации, – восемь ракет с разных точек, время подлета… с разницей секунд десять. Сейчас перехватим траектории.

Алекстар, находившийся в своих мыслях, казался окружающим безучастным. Он и сам не полагал, что Альянс примет такие меры. Хотя по последним событиям можно было догадаться, что они вошли во вкус. Но ННН – независимое государство-партёр, а значит Альянсу уже плевать на международную политику. Это просто истребление насекомых. Самым очевидным было уплывать. Причём, не дожидаясь их возращения на борт. Заправятся, отразят крайний залп и на полный ход. Не замедляясь, постараются отразить следующие волны. Возможно получится, но вероятно изменятся от смертельных доз радиации. За что боролись…

– Лейтенант Уайт! Лекс, мать твою! – теребил его во всю силу Сноут. Дик уже был в дверях, на полу лежало двое охранников. Один истекал кровью. – Идём!

– Вы можете отключить центральную станцию связи отсюда? – обратился Алекстар к Дэвиду.

– Да, но тогда мы останемся без сотовых, мирсети…

– Без какой-либо связи с внешним миром. Именно это нужно. – Лекс, поднял с пола коммуникатор охранника, которому он пока был не нужен. – Кейтер, последнюю, или если сможешь, две ракеты сбей после входа в атмосферу, настолько низко, насколько вообще возможно.

– Мы можем схватить осадки, про скорость я уже и не говорю.

– Учитывай ветер, благо сейчас не штиль. Я не даю тебе самоубийственного приказа. Использую все данные и сделай максимально низкий безопасный для нас взрыв над островом.

– Риск всё равно будет. Но я тебя понял.

– Риск есть всегда.

– Какого хрена ты творишь? – обеспокоился Дик.

– Я мог бы задать тебе тот же вопрос. Дэвид, ваш выход. Как вы уже должно быть поняли, нам нужно, чтобы в момент взрыва Кейтером последней ракеты из волны, ваша связь со спутником АНК оборвалась. Будет даже лучше, если вы совсем обесточите остров – кто знает, какие системы успели прикупить ваши частные компании.

Дэвид был послушен. Он попрощался с жизнью минут пятнадцать назад, и уже перешёл ту грань стресса, когда уже не до стресса. Когда ты пишешь смски жене и детям (а в его случае и внукам) как много они значили для тебя. Почему-то именно в этот момент ты только это и осознаёшь. А пока Дэвид просветлялся и рос духовно, всё мирское его волновало мало. Единственная мечта его – чтобы эти твари, наконец, покинули его кабинет, и он мог созвониться с родными – только что развеялась прахом. Но и это он принял как должное. Чистой души человек!

Пока связь ещё существовала, Алекстар отправил сообщение с чужого залогиненного зимкора на подобранном коммуникаторе: «Белый свет – это новая надежда для людей». Шифр, который без проблем бы понял адресат.

– Дорогие зрители, выходите на улицу и любуйтесь. Нас только что накрыло облако ядерного взрыва, в первых рядах спутник РС5 засёк картинку катастрофы, комар носа не подточит. Осадки по всем прогнозам минуют Новую Надежду.

– Узел связи отключён, остров обесточен, – в противовес лаконично сообщил Том. Нервы были на пределе у всех, но это не мешало спокойно выполнять свою задачу. Тишина обволакивала кабинет президента. Рация на громкой связи вторила ей. Только через минуту все снова услышали голос Кейтера и замерли в оцепенении.

– Новых атак нет. Кажется, прокатило.

Гул облегчения донёсся из коридора, где толпились работники аппарата президента.

– Ждать и приготовиться, – ответил Алекстар. – Я еду к вам. Дэвид, Том, никаких систем не включать. Дик и Сноут – охраняете.

– Да ты рехнулся, мы не хотим здесь подыхать.

– Никто сегодня не умрёт: у меня есть хороший план, объяснять некогда, – соврал Лекс.

Выйдя на улицу, он прыгнул к ожидавшему таксисту, скомандовав обратно к порту. Солнца, ещё недавно так любившего остров, не было и следа.

– Долго что-то вы. Ждали когда «распогодится»? – улыбнулся таксист, указывая на небо.

– Помнишь, ты говорил про жвачку? – не торопясь, отреагировал офицер. – Ты был прав.

– А вы, стало быть, повстанцы?

– И в этом тоже.

Таксист достал из бардачка тридцатку и протянул офицеру, но тот, отмахнувшись от свёртка, отвернулся к окну и заговорил в рацию.

– Кейтер, ты можешь восстановить маяк сопряжения?

– В теории да, но…

– Отлично. Подготовь мне прямой канал с центром управления, и чтобы ни одой молекулы больше на нём не было.

– По нам больше не стреляют. Вероятно, они поверили, что попали.

– Вероятно. Но это ненадолго.

– Нам хватит времени уйти, нас сейчас заправляют.

– Кейт, открой карту, нам некуда больше идти. Ты не сможешь вечно убегать от их спутников и беспилотников, у тебя банально соляры не хватит! Только на это раз заправляться будет уже негде.

– Я так понимаю это приказ, «капитан»?

– Если у тебя сложности с экипажем, то да, а если ты лично с ним не согласен, то лучше тебе уплывать до моего возвращения на корабль.

– Вас понял, капитан Райт, конец связи.

Кейтер оговорился не случайно. Матросы, бывало, оговаривались по привычке, но не мичман, прослуживший с ним бок о бок три года.

– Я могу вас отвезти в порт более короткой дорогой, – показал своё участие таксист, – можно срезать через холмы, так не самое безопасное…

– Не надо, – перебил его пассажир. – Спасибо, я всё понимаю, но не надо. Мне нужно это время, чтобы подумать. За своё недолгое командование, я понял, что самое сложное в трудном выборе – взять ответственность на себя. На это способны только безумцы и попавшие в безвыходное положение. Ни тем, ни другим Кейтер не является.

Конечно, Лекс судил по себе. Со дня восстания ещё не было ночи, чтобы ему не снились кошмары с капитаном Райтом. Кошмары, в которых горит Райт, взрывается Райт, и тонут останки Райта. Сегодня под утро, как раз Райта разрезали на десять частей и по отдельности скормили акулам. Ничего более жестокого Алекстар и представить себе не мог. Если бы они убили его так на самом деле, он бы никогда не стал их командиром. Но там, во сне… он поступил так же, как и в жизни.

Нам всем пришли сообщения. Мы знали, что творится на площади. Но мы – флот – морской щит страны, мы подолгу плавали вместе вдалеке от дома, вместе претерпевали одни лишения, и были наименее агрессивно настроены к нашим изменённым. Мы просто хотели, чтобы это всё закончилось. Мы были преданы правительству, но до боли в подложке боялись, что нас заставят участвовать. И вот Райту поступил приказ. Мы должны были приплыть к Касатам и принять участие в подавлении восстания. Он сообщил мне об этом лично. Этим он хотел показать, что ему не всё равно, и он понимает, как непросто нам будет исполнить этот приказ. Но я должен думать о своей карьере и не впутаться в глупости, особенно там, на земле, что бы я не увидел. И я, как исполнительный военный, прямо повинуюсь приказу старшего – думать.

Моя карьера. Я во многом благодарен Райту её наличием. Мало кто в моём возрасте, да ещё в первичном теле, становится офицером. Да почти никто. На нашем судне, я был такой один. Конечно, не без влияния имени моего деда, но именно Райт продвинул меня до таких высот, а исполнение его последнего приказа спасло мне жизнь, когда мою карьеру в вооруженных силах АНК было, очевидно, уже не спасти. И я любил его.

А потом они резали его и других изменённых на части, а мне удалось занять место капитана, как единственному оставшемуся офицеру. Так же, как и во всех предыдущих снах.

– Межгосударственный Совет Альнса Наций Континента на прямой связи. Представьтесь, пожалуйста.

– Я, младший лейтенант, Алекстар Уайт, главнокомандующий армией сопротивления, заявляю, что мы проиграли эту войну. Наши попытки отразить ваши ракеты силами одного краденого эсминца ничтожны, и результат скоро станет очевиден. Вы мощнее и умнее нас. И запустив этот диалог, я открыл вам доступ в систему управления кораблем. Вы можете прекратить наше существование в эту же секунду. Но я прошу вас не торопиться. И я даже не о том, что мы оказались втянуты в эту войну не по своей воли, а население острова и вовсе невинные люди. Я только хочу напомнить, что мы последние живые люди на этой планете, такие, какими вы когда-то были, и сбросив очередную бомбу, вы потеряете связь со своим рождением навсегда. Вечная жизнь, что ждёт вас – непредсказуема, и невозможно предугадать, когда и для чего вам понадобится первичный материал. Также как и нельзя быть уверенным, что он никогда вам не понадобится. Но уничтожив нас, вы навсегда его лишитесь. Напротив бессмысленных безответственных жертв, я предлагаю решение, которое устроит всех – Новая Надежда. Совершенно бесполезный для вас остров станет нашей резервацией. ННН разорвёт все контакты с внешним миром, никакого притока населения на континент. Если мы нарушим оговорённые условия, вы сможете уничтожить нас в тот же момент. У меня всё.

Последовала двадцатисекундная пауза. Она показалась Уайту двадцатиминутной. Затем прозвучал ответ.

– Ждите вызова в рубке, лейтенант. Не отключайте маяк сопряжения, иное поведение будет расценено как отказ от переговоров.

Лейтенант вытер пот со лба и медленно положил трубку. На другом конце уже завершили линию связи. У двери зашуршало. Уайт разрешил Кейтеру войти.

– Как прошло?

– Лучше чем могло. Сейчас, без шума и паники, спокойно высаживай команду на берег. Все контакты с местными запретить до моего возвращения.

– Ты плывешь куда-то один?

– Можно и так сказать.

– С включенным маяком?

Уайт молча встал и протянул Кейтеру руку.

– Я думаю, тебе не нужно объяснять.

– Ты оставляешь нас без защиты.

– Сейчас вам нужна не защита этого корабля, а защита от этого корабля.

Кейтер пожал руку тридцатилетнему капитану и, замешкав секунду, крепко обнял его.

– Если что… я был рад служить с тобой и не о чем не жалею, – прошептал Кейт.

– Они примут верное решение. – Лекс высвободился из объятий. – Увидимся на берегу. До этого момента, на тебе точное выполнение моих указаний.

– Так точно, – мичман протёр рукавом один глаз, глубоко вздохнул и вышел уверенным шагом из рубки. За дверью раздался его ровный командный бас.

Середину зала совета занимал вытянутый овальный стол, к которому было приставлено одиннадцать стульев. Каждый стул поименован, десять оборудованы встроенным транслятором трехмерных голограмм и аудиовыходом, которые включались удаленным доступом с использованием шифрования. Но заседания проводились посредством личного присутствия, за исключением экстренных совещаний вне рабочего графика. Одиннадцатый стул предназначался Председателю Совета, без личного участия которого заседания не состоялись. Вход в зал преграждала вольфрамовая дверь с электронными часами и детектором штрих-кодов. Каждому члену совета наносилась лазерная штрих-код гравировка личности на плечевую кость правой руки. Госбланки для принятия решений Советом АНК, подписывать которые надлежало именно правой рукой, хранились в самом зале. Напротив каждого стула – встроенный в стол экран формата бумажного листа копирует изображение с бланка и записывает сделанную подпись в момент её нанесения в базу данных документов, подписанных в зале Совета.

Сегодняшнее заседание, будучи экстренным, охватывало рабочие графики почти всех членов совета, поэтому люди постепенно наполняли гробный зал. Включились только голограммы Рекаро Ли Коми, находящегося на медицинском обследовании, и Роберта Табаско, непосредственно руководящего военно-морской операцией по обнаружению и ликвидации оставшихся сил повстанцев. Стул, на котором активировалась голограмма Роберта, ещё был поименован Зюдо Антарио. Поводом для экстренного заседания стала необходимость срочных внешнеполитических решений. Сохранявшее до текущего момента нейтралитет островное государство ННН, теперь уже по подтвержденным источникам, стало базой повстанцев, находится под их управлением и охраной.

Несколько минут назад, лидер повстанцев, объявил о прекращении военных действий и безоговорочной сдачи на милость победителю. Обменявшись данными с центром управления, желтокожий мужчина лет пятидесяти, настолько невысокого роста, что это было заметно даже сиди он за столом, поднялся с центрального стула и стал расхаживать взад-вперёд. Взгляд его замер на плакате «МЫ РОЖДАЕМСЯ, ЧТОБЫ МЕНЯТЬСЯ» изображавшем новорожденного, затем ребёнка-подростка, взрослого человека, сгорбившегося старика и выпрямившегося изменённого. У всех изображённых в основе было одно лицо и изменённый отличался от взрослого человека бледным оттенком кожи и редкими седыми волосами. Плакат задумывался как демонстрация естественности процесса изменения, но последний на нём выглядел чуждым не только плавному циклу изображения, но и образу большинства современных измененных. Приказав уборочной группе свесить плакат, Иосиф вернулся на своё место.

– Итак, господа, связь с судном установлена и, как мне только что подтвердили, система самоуничтожения исправна, нам остаётся решить, примем ли мы капитуляцию врага. Как председатель Совета, я беру на себя полномочия открыть обсуждение с предложения рассмотреть просьбу повстанцев положительно.

– Вы серьезно? – вспыхнул лощеный белокожий парень, лет двадцати на вид, со смолистыми черными волосами и длинными ресницами. – Иосиф Романович, при всём уважении, вы серьезно верите в бредни этого самозванца? Является совершенно очевидным, что это не более чем предсмертные конвульсии побежденного животного, который любыми способами пытается сохранить себе жизнь. Как медведь, попавший в капкан, отгрызает себе лапу, а потом умирает от потери крови, так этот горе-лейтенант, видимо уже растративший весь запас противоракет, включает маяк, пытаясь продать нам свой никому здесь не нужный биологический материал. Ужаснее всего, что он держит нас за идиотов.

– Ваше мнение принято, советник Ленн. Неприятно, конечно, осознавать, что вы считаете меня идиотом, раз я серьезно отнесся к словам этого молодого человека, но вы, молодежь, такая непостоянная, что ж с вас взять.

Ленн хотел было что-то возразить, но председатель остановил его жестом.

– Имеются иные мнения?

– Когда ты совершаешь беспрецедентное действие на этой земле, то природа совершает беспрецедентный ответ. – медленно начал старик, сидящий в самом дальнем углу. – Когда эксгумировали мощи Неприкаянного – появились мы. Когда на острове Хельсон потравили жуков – через двести лет там вымерли все животные, кроме водоплавающих. И мы понятия не имеем, каким будет ответ природы, если мы уничтожим человечество.

– Первичное человечество, – посмею вас поправить, уважаемый Лорд Пратер.

– Да назовите его как хотите, оно не станет от этого менее естественным, а мы не станем принадлежать к их экосистеме. Это геноцид целого вида! – возмутился старый Лорд.

– Странно слышать про геноцид от человека, голосовавшего за войну в Лемеране, – как бы про себя, но весьма громко заметил Ленн.

– Утверждение, что они последние живые люди на земле весьма спорно, – вмешался шатен средних лет с короткостриженной седой бородкой. – Мы ещё могли бы пощадить ННН, но оставлять повстанцев укравших наш флот, охранять их – уже слишком.

– Генерал Табаско, – призвал Иосиф электронную голограмму на центр стола, – какая численная разница между судами, с которыми потеряна связь и судами, по которым у нас есть точные данные об уничтожении?

Мужчина в погонах, защелкал руками по клавиатуре.

– Три, господин Председатель.

– А на скольких из них есть системы ПРО?

– Только на одном, сэр. Эскадренный миноносец класса УРО, модели Д9 инвентаризационный номер Д9167…

– Спасибо, Боб, – перебил его Иосиф. – Мы это знаем. Ответь ещё на один вопрос, не по протоколу: какова вероятность незафиксированного уничтожения других судов?

Боб ответил только спустя секунд пять.

– Высокая. Даже когда мы найдём и поднимем со дна все потонувшие корабли близь Касат и Тора, это всё равно не даст гарантий, что мы найдём всех. Территория боевых действий слишком расползлась в океане.

– Ещё раз спасибо, генерал. Это всё, что я хотел услышать, – закончил председатель. И обратился к Совету. – Как вы все слышали, вероятность того, что на Новой Надежде сейчас находятся последние первичные люди на земле, имеет место быть. Никто и речи не ведёт, чтобы сохранить им краденый эсминец. Разговор только о том, чтобы позволить этим диким животным жить в своем заповеднике.

– Они не дикие животные, – звонко прозвучал голос из аудиовыхода под голограммой Рекаро Ли Коми, до этой минуты хранившего задумчивое молчание. – Дикие животные не переплывают океан кроме как в загоне. Люди же, как крысы. Их весьма трудно истребить. Побитые, измененные, они ещё повылазят из своих нор и на нашем континенте, даже в северо-восточных округах. Но несмотря на то, что я не разделяю религиозной паранойи Лорда Пратера, я вижу смысл в существовании уникального восполняемого биологического материала. И наша первостепенная задача прочистить свои ряды, чтобы появление на континенте выживших первичных не привело к необоснованному обострению конфликта с ННН. По крайней мере, до тех пор, пока мы не потеряем в них смысл. Я сейчас как раз пребывают в частной клинике ученого, специализирующегося на первичной человеческой ткани тысячелетие. Думаю, ей не составит труда сделать доклад Совету по вопросу пригодности их биоматериала для нашего развития. По всему континенту давно пора внедрять систему учета граждан по типу кодирования членов Совета. Это оградит нас от незаконных миграций, и защитит наших граждан, особенно предпочитающих имплантацию живых тканей. Имею основания полагать, что это направление в ближайшем будущем будет развиваться. Также нужна новая миграционная и внешняя политика, отвечающая современным потребностям Альянса. ТАС в зоне риска. Пограничный контроль ужесточить, в первую очередь береговой. При попытке въезда иностранца по документам, выданным после сегодняшнего числа – задержание до выяснения. По возможности подписать со всеми независимыми государствами соглашение. Лейтенанту… как там его? Спасибо. Алекстару Уайту объявить, что его капитуляция принята, эсминец подлежит самоуничтожению, ННН отныне в изоляции, и если хоть одна живая или мертвая душа выйдет с острова, то всё оставшееся человечество будет уничтожено без предупреждения.

– Весьма конструктивное предложение. Спасибо, советник Коми. Предлагаю приступить к голосованию по выдвинутому плану, – довольно заключил Председатель.

– Подождите! Объясните мне, пожалуйста, – перебил председателя советник Ленн. – Мы час назад уже приняли решение об уничтожении врага, и нам плевать было на эту картофельную республику. Что изменилось?

– Враг поднял белый флаг, – ответил Пратер.

– И что? Можно подумать, у него был выбор, или он перестал от этого быть врагом? Или вас всех просто мучает советь за северо-восточные округа?

– А меня мучает, – признался Исаил Руденштерн, теребя душку очков, что стал носить совсем недавно и всё больше в руках, нежели на лице. – Жена с дочерью повесили фотографии по всей квартире, чтобы не забывал, что я – убийца. Даже очки подарили «чтобы лучше видел». Хотя со зрением у меня… – он сымитировал тяжелый вздох и надел, наконец, очки на глаза. – Да, мучает, хотя бы за то, что мы так легко приняли тяжёлое решение.

– А меня нет, – заявил Аслах Ими. – Мы обеспечивали безопасность государства, и сожалеть о уже принятом решении не достойно Совета. Предлагаю взорвать повстанцев, а ННН пусть дальше картошку выращивает и биоматериал сохраняет.

– Повстанцев давно нет на корабле. Не надо быть семь пядей во лбу, чтобы это понимать, – вмешался Председатель. – Придётся отправлять людей на остров на их поимку. Много мороки, и к тому времени они могут скрыться.

– Да зачем вообще кого-то ловить? Без эсминца они не представляют угрозу, – сказал Лорд Пратер.

– А в будущем, если они создадут ядерное оружие и ещё какой-нибудь вирус? – не унимался Аслах.

– Если у них не будет поставки ресурсов, они ничего опасного для нас не создадут никогда. Если мы хотим сохранить им жизнь, то наша первостепенная задача проконтролировать отсутствие с островом какой-либо внешней торговли, – высказался советник Стив Рон, возглавлявший по совместительству департамент научного развития.

– Вас послушать, кажется что повстанцы – порождение дьявола, а не нашей же несовершенной системы.

Зал, наконец, притих.

– Спасибо, лорд Пратер, за своевременное напоминание, – прервал тишину Ли Коми. – Я предложил именно такой план, так как считаю, что правильно замотивированный повстанец, видевший, на что мы способны, лучше любого на картофельном острове обеспечит выполнение наших требований.

– Закончили обсуждение, – приказал Председатель, прервав снова было начавшийся гул. – Объявляю голосование по предложению Коми.

[1] Священная инквизиция в Дориане обернулась походом мёртвых против всех живых. Избавив от бренности биологической жизни всё население внутри дорианских границ, мёртвый поход распространился на Периней, а затем пошёл на запад. Технологически ещё слабо развитому обществу трудно было что-то противопоставить мёртвой силе, надвигавшейся с востока. И только благодаря такой же мёртвой силе, добровольно вставшей на защиту живых, удалось остановить мёртвый поход у границ Виринии.

[2] В наше время известна как «Тисульская принцесса» – загадочная легенда о находке дамы, которой несколько сот миллионов лет. Достоверно неизвестно скрывается ли правительством подлинность находки или является выдумкой журналистов и местных жителей.

[3] Удивительный факт, что жители континента часто называли ННН картофельной республикой, хотя именно картофель никогда не был объектом экспорта сельскохозяйственной державы.

4. Антиквариат

…пять лет спустя

В предбаннике цеха Мириам Томас собрала длинные волосы цвета горького шоколада под шапочку и надела респиратор. Поздоровавшись с мужиками, она прошла очистную и подошла к цистернам. Помимо спирта и старомодных духов в нос ударил гнилостный запах. Её коллега Карен, отсутствовавшая две недели, уже со всем энтузиазмом отделяла глицерин и биодизель с остывшей установки.

– Как ты? – спросила Мира.

– Да, хорошо! Вот только выздоровела, наконец. А ты чего опаздываешь? – нервно защебетала Кара. Её руки были в печатках, а из-под респиратора выглядывал для любой женщины заметный слой румян. Раньше Кара не красилась на работу.

– Я слышала, эта эпидемия гриппа унесла несколько жизней. Хорошо, что ты поправилась.

– Да, обошлось. Но мама, конечно, испереживалась, меня выхаживая, – нарочито небрежно отозвалась Кара.

Мириам камнем замерла перед подругой, преграждая той ход с образцом получившегося дизеля к контролю качества.

– Даже щедрая порция духов твоей мамы не перебьет характерный запах, исходящий от тебя, – заявила она.

– Отнесёшь? – тихо спросила Карен, подавая Мире банку.

– Тебе нужно в центр изменения, чем быстрее, тем лучше. Почему ты себя так запустила?

– Мне нельзя в центр изменения. Тогда они узнают.

– А зачем вообще скрывать?

– Мирка, ты не понимаешь, моя мама заразилась. Если она… – Кара поставила до сих пор остававшийся в руке образец на стол и отвернулась.

– Я надеюсь, она в больнице?

– Да. Но если она не выживет… да и если выживет, она уже в возрасте, а у меня нет детей.

– Вас отправят на ТАС. Понимаю, – задумалась Мириам.

– Да если бы отправили, ещё куда ни шло.

– Отправят, что ещё делать.

– Нет! Не верю я этому. Сама посуди – никто из отправленных на ТАС оттуда ни разу не возвращался.

– Конечно! Потому что на территории Новой Надежды запрещено находиться мёртвым, не имеющим живых родственников. Только не говори, что ты веришь в бредни этих, как они там себя называют – «Свидетелей крематория».

– Я не уверена, Мир, но не хочу испытывать судьбу. Когда мама выйдет из больницы, мы попытаемся бежать. До тех пор, пожалуйста, не говори никому про меня, хорошо?

– Да ты с ума сошла, если я не ослышалась! Бежать? Куда? Как?

– На тот же ТАС. Мы купим небольшую лодку у рыбаков. Признаюсь, я хотела занять у тебя денег, но теперь, когда ты всё знаешь, ты же мне уже не одолжишь. Но я всё равно уйду. Хоть вброд. Я не позволю им сжечь себя заживо. Ты только молчи, умоляю…

– Послушай только, что ты несёшь! Зачем, по-твоему, мы производим топливо в таких количествах, если людей не отвозят на ТАС?

– Ты поймешь меня только когда сама встанешь перед таким выбором, – парировала Карен. И увидев расширенные глаза подруги, быстро поправилась: – Прости, я не это хотела сказать, я надеюсь, ты скоро забеременеешь.

– Я поговорю с Риконом насчёт денег. А ещё куплю формалина в центре (найду что соврать, не волнуйся!), и мы сегодня же попробуем на дому тебя как-то обработать. А то ты сгниешь раньше, чем тебя «сожгут».

– А вы разве не устраиваете сегодня праздник?

– Чёрт, день шахтера, совсем забыла. Деду надо ещё подарок купить.

– Девочки, хватит трепаться, работать будем? – раздался бас Боба, подвезшего канистры.

Карен приняла тару и установила на разлив новой партии. Мира взяла со стола образец для теста и пошла в отдел контроля.

По случаю праздника на всём острове был сокращенный день, только ярмарка в Маори не собиралась закрываться до полуночи и с каждым часом наполнялась пребывающей толпой. На площади музыканты наигрывали песни шахтерского времени, а вокруг них вытанцовывали перебинтованные мумии в почётных робовских лохмотьях. Каски, надетые на голые пустые черепа, как короны выделяли привилегированное сословие первых поселенцев. Их осталось на острове совсем немного, и сегодня был их день. Остальное пространство площади и ярмарку оккупировали многочисленные родственники юбиляров, как живые, так и в разной степени разложившееся. В нескольких местах, по старым обычаям массовых гуляний, жгли благовонии, хотя и без них жители старались за собой следить и не смердели без веских причин. В принципе, для управления биологически мертвым телом, достаточно чтобы кости скелета были хоть чем соединены между собой, чтобы задействовать психокинетические механизмы. Но чем дольше сохраняются родные ткани, тем больше возможностей оставаться полноценным человеком. Пластинация и имплантация, семимильными шагами покорившие континент, ещё не были доступны острову, где обходились только методами бальзамической консервации. Следовательно, перейдя какую-то черту, возврата назад уже не было.

Минуя бал разноликих монстров, Мира пробралась к прилавку с антикварными сувенирами. Торговец обещал эксклюзивный товар, закупленный с музеев АНК ещё до закрытия международной торговли. По сути, у него на полках и в коробках образовалась свалка никому не нужного хлама.

– Добрый вечер, очаровательная леди, чего желаете? Может, кирку? Смотрите – вот декоративные, ручная роспись, – показал он на узорчатую рукоятку.

– Нет, спасибо. Кирка у нас своя есть, настоящая.

– Не продаёте? Я выкупаю сохранившийся инструмент шахтёрской эпохи в любом состоянии.

– Нет, – ответила Мира, еле сдержавшись от «не существует такой эпохи». Уровень образования, и так низкий на острове, с закрытием сообщения с континентом стал вопиюще безобразным. Мира уже усвоила, что спорить с массами только себе во вред, а без мирсети, как некогда убедительного для многих последнего аргумента, ещё и бесполезно. – Есть у вас какие-то символы Альянса именно Народов Континента? Или колониальные гербы?

– Тут можете поискать все нестандартные предметы из АНК, – он указал на коробку с железками неясной функциональности, обломками поржавевших ножей и крючками, напоминавшими вешалки.

– Мне нужны вполне конкретные предметы: символы колониальной эпохи. Может флаг какой у вас есть?

Торговец непонимающе покачал головой, потеряв интерес. Мира обреченно решила покопаться в коробке «сокровищ» с АНК. В процессе перебора её резко ударило, словно током. Медленно перекладывая хлам в обратном порядке, она снова почувствовала слабый токовый импульс, а в следующее мгновение перед глазами исчезла эта лавка, весь этот базар и площадь. На их место пришло огромное пустынное поле. Виднелись горы вдалеке. И запах. Запах пота.

Мириам бросила длинную рукоять ржавого останка чего-то, возможно когда-то бывшего мечом или саблей, и видение прекратилось.

– Что это?! – спросила она торговца, уже не обращавшего на неё никакого внимания.

– Очень древнее оружие перинейцев. Ещё до времён Воскрешения. Лезвие, конечно, сильно поело время, но рукоять сделана из слоновой кости, и ей хоть бы что. Ценнейший экземпляр!

– Что с ним? – Мира не трогая продолжала указывать пальцем.

– Проржавел, что вы хотели! За десять руинов отдам.

– Я не про состояние! С ним что-то происходит. Потрогайте.

Раздраженный купец взял в руки указанный Мирой недомеч, попытался протереть его тряпочкой, от чего металлическая часть стала осыпаться по и без того неровным краям. Тогда он отложил «предпродажную подготовку» и заявил:

– С ним всё в порядке. Брать будете?

– Если завернёте в эту тряпку и положите в какую-то коробку, то да, – опешив от увиденного, ответила она.

Принимая от продавца запакованный товар у Миры тряслись руки, но ничего не произошло. Выдохнув с облегчением, она направилась на автобусную остановку. Дома разберусь с этим предметом, думала она. И тут вспомнила, что не купила то, зачем, собственно, приехала. Вернувшись к тому же торговцу и бестактно вытеснив двух покупателей, которых он в тот момент развлекал, тыкнула пальцем в декоративную кирку.

– И эту тоже, – сказала Мира. А обернувшись к ошарашенным покупателям, заявила: – Я занимала.

Погруженная мыслями только в один предмет Мириам не заметила, как подошла к дому. Возможно, она даже прошла бы мимо, если бы её не осигналил гудок только что припарковавшейся машины. Это был джигруз. Новый, насколько можно было судить о транспорте, собиравшемся из старого металла. И как единственный автомобиль, производящийся в ННН единичными экземплярами, бесспорно дорогой. Из машины, сверкая зубами, вышел Рикон.

– Ну как тебе? Правда, хорош?! – показал он на джигруз.

– Ты что, купил его? – совсем не обрадовано отозвалась девушка.

– Да. По работе теперь удобнее ездить будет. А вот и на праздничный стол, – он достал большую сумку с морепродуктами и самогоном. – Заодно и обмоем. Мои родители передают поздравления, но сами сегодня приехать не смогут. Эта эпидемия ходит, они боятся лишний раз из дома выйти. Ты уж прости, но ты знаешь мою маму.

– Мы же собирались открыть центр имплантации…

Отсутствие родителей мужа совсем не волновало Миру. Покупка джигруза куда больше повергла её в шок.

– Брось, ну какой центр имплантации, в самом деле?! Ты же не всерьез рассматривала вложить в такое наши накопления? – Он осторожно приобнял жену. Она не отвечала и не сопротивлялась. – Я понимаю, как ты его любишь. Мне жаль, что мы не сможем заказать операцию твоему деду на континенте, но надо продолжать жить дальше. Реальностью.

– Как удобно, – её глаза холодно заблестели. Она отстранилась.

– Это была утопическая идея, – серьезно сказал Рикон. – Никто на всём острове не обладает должной квалификацией. С чего ты взяла, что у тебя бы получилось! Может у тебя есть медицинское образование, о котором мне не известно?

– Я учитель истории, у меня широкий кругозор, – Мире стоило усилий не добавить «в отличие от тебя», но уже в следующую секунду она пожалела об этом.

– Бывший учитель истории. Может лучше бы твой кругозор был поменьше?

Услышавший шум на пороге Лилендау поспешил открыть дверь. Звуки, происходящие за тонкой стеной, были вполне различимы для многих, но слух его не обладал фокусировкой, поэтому он не мог определить даже их авторство. Чудом казалось, что существо, состоящее из надетого на покрытый лаком скелет парадного костюма, вообще могло что-то видеть и слышать. Но к подобным «чудесам», как и к высшей нервной деятельности без мозга, за две тысячи лет человечество уже привыкло.

– Как поживает мой любимый трупик? – Мира быстро проморгалась и поцеловала деда в скулу. Лилендау жестом позвал их в дом, где, как и всегда к их приходу, был готов ужин. Пожал руку Рикону своими перевязанными костяшками, поинтересовался, почему так долго не заходили. Рикон втихаря изобразил плохое настроение у Миры, хотя та, разуваясь в прихожей салютировала счастьем.

– А чем это так пахнет?! – говорила она. – Неужели мой любимый грибной суп? Деда – ты самый лучший предок в мире. А я плохой потомок, но не настолько, чтобы забыть какой сегодня день! – Она достала из сумки кирку и торжественно протянула ему. – Понимаю подарок не самый оригинальный, но твоя совсем проржавела, а это смотри какая красивая, можно её на стену повесить.

Он улыбнулся. Мириам давно научилась определять улыбку по положению его челюсти. В детстве она мечтала вырасти, заработать денег и установить деду речевой имплант в одной из лучших клиник АНК. Зато теперь она знает язык жестов.

– Мальчики, накрывайте на стол, Рикон включай проигрыватель, я сейчас спущусь, – кричала Мира, поднимаясь по лестнице.

В комнате она сунула коробку с перинейским оружием поглубже под кровать. Переоделась в крестьянский сарафан и взяла свечи с ароматом кофе, так обожаемым Лилендау. Ко времени, когда она спустилась в гостиную, всё уже было готово к торжеству.

Лилендау всегда был очень семейным человеком, массовым гуляниям своих бывших коллег предпочитавшим домашние посиделки. Щебетание родственников было для него лучшей песней, заменявшей давно забытые вкус еды и вина. Когда-то этот дом был полон людей, но с первыми кораблями его многочисленные комнаты опустели. Многие эмигрировали из ННН, но Лилендау, воспитавший не одно поколение внуков в своём доме никуда не собирался. И отсутствие речевых функций его не беспокоило. Скорее он даже обрадовался случившемуся пять лет назад, предвкушая восстановление семейных традиций.

– Дорогой дедушка, – подняла бокал Мира. – Единственное, о чём я жалею – это что так мало людей за этим столом скажут тебе сегодня прекрасные слова. Нам с Риконом придётся за всех отдуваться. – Рикон коснулся двумя пальцами губ, Лилендау сказал «я в вас верю». – Но я уверена, что многие из нашей семьи, как минимум мои родители точно, прямо сейчас в АНК вспоминают и поднимают за тебя бокалы. И если бы у них была хоть какая-то надежда, что мы выжили, они бы нашли способ сегодня постучаться в эту дверь. Потому что ты – самый лучший дед на всем белом свете, и просто лишний раз сказать тебе об этом стоит любого риска. За тебя!

– С профессиональным праздником! – добавил Рикон.

«У меня кости не покраснели?» – спросил Лилендау, вызвав у собравшихся нежную улыбку. – «Поиграем в Королей?»

– Да, конечно, – отозвалась Мира. – Рикон принеси карты, попробуем с тобой доказать мастеру, что мы чему-то научились.

Свежий дождевой запах мгновенно развеялся резким одеколонным, стоило Каре открыть дверь. Ей становилось хуже с каждым часом, а из-за праздника пришлось отложить на целый день.

– Купила? – спросила Карен с порога.

– Да, всё тут, – указала Мира на большую сумку, которую еле донесла.

– Что сказала?

– Чтобы было дома на всякий случай. От центра мы живём не близко, а мы граждане ответственные. Не переживай, поверили.

– Сколько я тебе должна?

– Нисколько. Но это всё, что я могу сделать. Рикон потратил наши накопления на машину.

– Охх… мне жаль. В смысле, что вы вроде хотели свою клинику открыть.

– Не хотели, как выяснилось. Это всё мои детские мечты, что ж хоть на тебе попрактикуюсь в чём-то. Где у тебя удобнее расположить капельницу? Не аппарат с давлением, конечно, но у меня же руки есть.

Кара стояла как парализованная с широко открытыми веками, только одним пальцем указывая на свободный угол кровати.

– Да не бойся ты! – подбодрила подруга. – Кстати, а это же у тебя не непроизвольные реакции?

– Какие? – Кара слегка подняла брови.

– Да вот прямо эти! – некультурно показала пальцем Мира. – Вы же сами управляете своим телом, не рефлекторно.

– Да, пожалуй…

– А фантомную боль ты чувствуешь? – Мириам со знанием дела вешала капельницу на вешалку для одежды. Кара пожала плечами. – Ну, ничего, сейчас узнаем.

Она, зловеще улыбаясь, медленно подкрадывалась с иглой к подруге, а та пятилась в сторону. Сделав быстрые два шага, Мира сильно ущипнула Карен за руку.

– Ааа!! – закричала та.

– Значит, чувствуешь, – заключила Мира.

– Не уверена, – сказала Кара, потрагивая руку в месте щипка.

– А что орёшь тогда? Ложись, давай, на кровать, будем оперировать. – Она снова пугающе улыбалась.

– Томас, замужняя дама, двадцать шесть уже миновало, а ведёшь себя как ребёнок! – возмутилась Кара, выполняя указание.

– Начнём с живота, – Мириам прицелилась здоровенной полой иглой сантиметров на пять ниже и правее пупка.

– Стой! – закричала Кара, закрывая руками живот. – Что ты собираешься делать?

– Проколю переднюю брюшную стенку, затем поступательными движениями сделаю многочисленные проколы петель кишечника, – повторила Мира зазубренную фразу из учебника, предварительно найденного в библиотеке.

– Может, я лучше его выпью? – взмолила Кара.

– Нет, наверное, он так не попадёт в кишечник. К тому же лишние газы надо вывести.

– У меня там уже не осталось лишних газов. А как ты зашивать будешь?

– Я взяла клейкопластыль! – всё так же беззаботно улыбающаяся Мира подняла приготовленную на столе пачку пластырей для микронадрезов. – Радуйся, что я не решилась тебя резать и доставать органы.

– Ладно… Всё, давай, я готова, – закрыла глаза Кара.

Мира с размахом всадила иглу, отпустила руки и радостно посмотрела на Кару.

– У меня получилось! Кар, смотри, как глубоко она вош… – тут рвотный рефлекс заставил её резко подскочить и убежать в ванную комнату. Газы всё же были.

Мира вернулась из туалета только минут через пять. Кара ждала её в том же положении с воткнутой в живот иглой, на другом конце которой проступило пару капель чего-то зелёного. Мира снова сорвалась в туалет. Когда она вернулась на этот раз, Кара уже вытащила игру и налепила клейкопластырь.

– Прости, я… – медленно начала Мира.

– Нормально, я всё понимаю. Если бы я могла блевать, то тоже бы не удержалась. Что у нас там следующим этапом?

– Может, ты его, правда, выпьешь?

– Наливай. Стаканы на кухне. Там ещё чуть вина осталось, можешь себе налить.

Мира достала из серванта два стакана и опустошенный наполовину графин вина. Налила себе красного и вернулась к подруге.

– Ты глотать-то сможешь? – спросила она, распаковывая закупленный раствор.

– Неа. Может и могу, но не знаю как. Но куда-то оно точно прольется. Я маленькими дозами уже на одеколоне практиковалась.

– Давай тогда по чуть-чуть, а я тебя пока мазью натру.

– И на этом всё? Сдаешься?

– Да за кого ты меня принимаешь?! Сейчас будем артериальное делать. Есть у тебя ведро какое ненужное кровь сливать?

– У меня уже нет крови.

– Ты говорила, что газов у тебя тоже нет.

Кара приподняла плечи, опустив уголки губ. Мира смотрела на неё, задержав воздух во рту. Если бы Кара умела естественно смеяться, то именно это бы они сейчас вдвоем сделали. Но она не могла, или не знала, как показать эту эмоцию физически. Так что они просто чокнулись бокалами.

Лёгкий токовый импульс и прежнее поле, запах пота – всё как в тот раз. Только теперь Мира была готова смотреть, что будет дальше.

С ней поравнялись несколько воинов. Они были одеты в кольчугу и простой шлем с наносником, вооружены мечами и топорами. На щитах можно было различить перинейский герб. В монотонном позвякивании металла различался еле заметный стук копыт. Она обернулась – их были тысячи. И все шли пешком. Тогда она вернула обзор вперёд, где из-за холма разрасталось сплошное чёрное пятно. Будто кто-то пролил чернила на землю, оно растекалось струйками, окружая их и прорываясь по центру. Сама она что-то кричала на непонятном языке. Или это была не она. Обнажённое лезвие проплыло перед глазами. Конница приближалась так молниеносно, что, казалось, земля дребезжала от страха. Сейчас бы бросить чёртов обрубок и вернуться в свою комнату, думала Мириам. Но любопытство было сильнее. Уже можно было различить старые дорианские доспехи у приближающихся. Да, этому мечу, вероятно, действительно больше двух тысяч лет. В несколько секунд они оказались рядом, проносились мимо, сбивая с ног и топчась по перинейским воинам. Длинными палашами протыкали их шеи, не спешиваясь. Рядом замертво упала лошадь, затем другая, придавив своего наездника. Перед глазами Миры представлялся весьма реалистичный исторический фильм, который она наблюдала то ли от первого лица, то ли со стороны. Хоть сердце и колотилось в испуге, но понимание нереальности происходящего оставалось при ней. До тех пор, пока её грудную клетку не рассёк огромный клинок, и боль, настоящая боль, пронзила всё тело на мгновение. Она попыталась разжать пальцы на рукоятке своего приобретения, но они не поддавались ей. Вместо этого она безвольно наблюдала, как ещё сильнее сжимает в руке окровавленный меч, рукоятью напоминающий находку. Один из «своих» воинов подбежал к ней и подхватил тело. Боли уже не было. Она, наконец, разжала пальцы.

В доме Мира была одна и если и кричала, то никто не мог её слышать. По субботам Лилендау помогал Рикону на ферме, хотя тот прекрасно справлялся сам с наёмными рабочими. Но худшим делом было дать старому деду почувствовать свою ненужность. Девушка просидела в полной тишине минут двадцать, отходя от ощущения разорванной грудины, прежде чем предпринять новую попытку туда вернуться. Но больше ничего не происходило: ни удара током, ни галлюцинаций. Её не покидало ощущение, что она забыла там что-то важное. Какую-то деталь. Что-то показалось ей необычным, слишком знакомым для истории того времени. Как актёр, которого точно видел в другом фильме, но никак не можешь вспомнить в каком, или очень узнаваемая мелодия, из которой играется только несколько нот. С упрямством, свойственным многим людям, когда они не могут вспомнить какую-то совершенно незначительную деталь, она перебирала всё снова и снова, в подробностях прокручивая каждое увиденное мгновение, насколько позволяла её память, и наконец, совершенно очевидно поняла. Лицо мужчины, подхватившего «её» перед смертью – один в один лицо Алекстара Уайта – всеми известно героя-спасителя и ныне верховного главнокомандующего ННН.

– Я запишу вас в лист ожидания, но обнадёживать не стану – генерал лично принимает только высокопоставленных лиц по вопросам государственной безопасности.

– Мой вопрос как раз из таких, пометьте, – просила Мира.

– Обязательно, – равнодушно ответила секретарь.

Кто бы думал, что добиться аудиенции главнокомандующего стало так невозможно. Раньше он был более открыт окружающим. А теперь даже передвигается на закрытом тонированном джигрузе и принимает только «высокопоставленных лиц». Может, он просто умер, и это тщательно скрывают? – думала Мира. Только она-то знала, что если он и умер, то две тысячи лет назад, а сейчас разве что разгребает последствие изменения внешности без технологий АНК. Но как всё-таки он мог сохраниться в том же виде в те времена? Определённо не мог. Значит, воссоздал своё тело. Из сентиментальности? Мира даже не была уверена, что это возможно, да и должны были для такого сохраниться портреты. Возможно, тут что-то другое, но она обязательно выяснит что, и какое она имеет к этому отношение. Всё расскажет, никуда не денется, раз меч ей «рассказал», то и Алекстар расскажет.

С такими мыслями она отправилась из администрации прямиком к дому Кары, которая сегодня не вышла на работу. Не самое удачное у них в тот вечер получилось бальзамирование, возможно, ей стало совсем плохо, что она предпочла не светиться.

Дверь открыла Элен Ротсман, почти однотонная со своими седыми волосами.

– Добрый вечер, миссис Ротсман, а Кара дом?

Она пригласила Миру войти. Видимо, дочь поведала ей круг осведомленных. В доме были вывернуты шкафы и царил бардак. Кара в своей комнате паковала большой чемодан.

– Когда вы уходите? – спросила Мира.

– Сегодня ночью. Нам очень повезло, что мама быстро пробудилась. Впрочем, у нас в семье так у всех было.

– Так вы всё-таки бежите?

– Да. Я уже договорилась с Борисом насчёт лодки. Мы оставляем ему дом. Чёрт, как же сложно выбрать самые нужные вещи, – сказала она, вытаскивая из полного чемодана аромалампу. – Ты пришла попрощаться или отговаривать будешь?

– Не буду. Ты имеешь право на свой выбор. К тому же наш главнокомандующий оказался не тем, за кого себя выдаёт.

– О чём ты? – отставила Кара упаковку вещей, предвкушая что-то интересное.

Мира выложила на кровать коробку и начала разворачивать тряпки. Всё это время её съедало изнутри желание с кем-то поделиться открывшейся тайной, но такая информация, будучи доступной жителям острова сродни бомбе замедленно действия, а Кара так удачно перестанет быть частью острова уже через считанные часы.

– Возьмись за рукоятку, – предложила Мира. Карен без лишних вопросов тронула своей бледной кистью полуразрушенный эрозией меч и вопросительно глядела на подругу. Ничего явно не происходило. Либо эта штука одноразовая, либо надо быть живым, чтобы что-то почувствовать. Ну или быть Мирой. На торговца тоже не действовало, хотя по всем внешним признакам, он был жив. Вот бы попробовать на Риконе, но она с ним не разговаривает со дня шахтёра.

– Ну, что там дальше? Я взялась, – требовала Кара.

– Ничего, – резко засобирала Мира меч обратно в тряпки, подумав каким бредом, это будет выглядеть, если она просто всё расскажет. Да и Кара наверняка собирается ещё встретиться с Борисом, проболтается, чего не хватало. Глупая была идея. Минутная слабость.

– Мир, ты чего? Что это за хрень вообще?

– Неудачная шутка. Прости, хотела над тобой пошутить напоследок, да передумала. Что будешь говорить о себе… о нас, когда доплывёте?

– Ещё не знаю. Придумаю что-нибудь, по обстоятельствам. По идее, там же должно быть много наших граждан.

– Ты же в это не веришь.

Кара молчала.

– В любом случае, ты же не скажешь, откуда ты? – с надеждой уточнила Мира.

– Они нам вроде не враги.

– Но и покрывать нас не обязаны.

– Ничего я не скажу. Я уже была на ТАСе, в детстве с мамой. У них миграционная политика никакая. Если ты готов работать по шестнадцать часов в сутки на благо государства – то будь хоть с другой планеты, никто и документов не спросит, завтра получишь номер резидента ТАС.

– Бывший рабовладельческий строй сказался…

– Наверное. Но у них как бы наоборот, слишком много свободы для всех. Если ничего не изменилось за пять последних лет, то их президент Сантьяго Розенте – бывший раб, кстати.

– Я это знаю, Кара, – добродушно улыбнулась Мириам, – я об этом и говорила. Ладно, тебе надо собираться, а мне ещё успеть на последний автобус. Вы, кстати, как до берега?

– Борис заедет за нами.

– Я так и подумала.

Кара проводила подругу до порога. Крепко сжав друг друга в объятиях, они попрощались. Только у Миры стекла слезинка.

– До свидания, миссис Ротсман, – крикнула она, выходя за дверь.

Мисс и миссис Ротсман исчезли на следующий день, будто их и не было. Никто их не разыскивал, на предприятии к ней приставили новую напарницу и объяснили, что Кара по полицейским данным посещала собрания общества «Свидетелей крематория» и вероятно спланировала свой побег сразу после смерти матери. Борис получил дом по договору мены и уже повесил объявление «продается». Мира как-то попыталась вывести его на разговор, но Борис только ответил, что уже всё рассказал полиции, а больше он никому отчитываться не обязан. Она всего лишь хотела убедиться, что они благополучно уплыли, но и его настороженность можно понять.

С администрации так и не позвонили, а Мириам, помирившаяся с Риконом, решила рассказать и показать ему всё. Он хоть и вряд ли тянул на высокопоставленного, но фермером уже был крупным и кое-какие связи в администрации заимел. Но антиквариат на Рикона никак не подействовал, а жену он обвинил в больном воображении. Решив, что причина её паранойи – профессиональная нереализованность, пообещал, что вскоре решит вопрос её восстановления в школе.

Следующим человеком, которого Мира решила посвятить в «тайну» стал, конечно, Лилендау. Он тоже ничего не почувствовал от прикосновения к обрубку, но хотя бы не стал вешать на неё ярлык сумасшедшей. Хотя может только оттого, что на языке жестов непросто было сказать «разыгравшееся воображение» и «профессиональная нереализованность» будучи уверенным, что это не прозвучит обидно для собеседника.

В конце концов Мира зашла в кабинет секретаря и, выложив на стол проклятое орудие, заявила:

– Передайте это лично, господину неприкасаемому главнокомандующему. Но учтите: ни в коем случае не трогайте, это очень опасное оружие!

Секретарь деловито послушно запаковала при посетительнице вскрытую коробку и поставила необходимые пометки.

Наверное, одиночество в своих подозрениях толкнуло Мириам посетить собрание людей, которые до этого она считала полоумной сектой. В почтовый ящик последние два года регулярно поступали записки от «Свидетелей крематория». Записки приходили именно на её имя, хотя дома жили ещё Лилендау и Рикон. Помнится, вначале бумаги кричали обвинениями в адрес правительства и призывами его остановить. Затем просто большими буквами приписывали «МЫ ЗНАЕМ». А теперь лаконично: только дата и место следующего «тайного» собрания. На этот раз это был гостиный дом Биггеля, что немало удивило Мириам.

– Миссис Томас, вот уж кого не ожидал увидеть, – произнёс мистер Биггель с порога. – Проходите, можете не разуваться. А мистер Томас не разделяет ваших взглядов?

– Мистер Томас в последнее время очень занят, – соврала Мира. Она предлагала Рикону сходить вместе, но он запретил ей всяческие контакты с этой сектой, и они снова поссорились. – А ведь я в жизни бы не подумала, что вы, мистер Биггель…

– Ох нет, нет. Я – сторонний наблюдатель, ну и предоставляю свои хоромы. Не бесплатно, кстати, – подмигнул он.

– Ах вот оно что. А я вот… – заколебалась Мира, придумывая, чем бы оправдать своё присутствие.

– Вам не надо мне ничего объяснять, дорогая. Это же не общество анонимных алкоголиков, в самом деле. Проходите в зал, пока ещё есть свободные места, прошу вас, – указал он на широкий диван.

И всё же, это всё больше напоминало общество анонимных алкоголиков из старых континентальных фильмов. Люди собирались в круг, ерзали, и казалось вот сейчас ведущий объявит с кого начнём, а дальше пойдёт по часовой. Только на многих из них алкоголь действовал исключительно как антисептик.

– По традиции, я бы хотел открыть сегодняшнее собрание минутой молчания в память о незаконно сожженных гражданах ННН, – заговорил обтянутый тонкой кожей блондин. Если бы не его прекрасная дикция, Мира приняла бы его за старого трупа.

– Как все мы знаем, – продолжил он после минуты тишины, – наше правительство обманывает нас, уверяя, что после вымирания рода, людей ждёт жизнь за пределами острова. Обычно, на каждом собрании я зачитываю списки новых погибших, но сегодня хотел бы начать с одной спасённой семьи. Две недели назад остров навсегда покинули, ПО-НАСТОЯЩЕМУ покинули Карен и Элена Ротсман. Бывший муж и родители Элен эмигрировали на континент ещё до двухтысячных, она растила дочь в одиночестве, в идеях любви к родине. И за эти идеи она поплатилась бы костями, когда эпидемия унесла их жизни. Если бы мы не доносили людям правду. Дорогие друзья, мы сделали это, у нас получилось! Пока мы спасли всего двух людей от верной гибели, но вскоре мы спасём тысячи, когда они доплывут до ТАСа и освободят нас.

– Подождите, кто нас освободит, ТАС? – не сдержалась от услышанного Мира.

– Другие люди, – надрывно ответила женщина, державшая наготове платок. – Когда узнают, что у нас творится.

– А что у нас творится? – продолжила Мира – Простите, я тут впервые, не могли бы мне объяснить, с чего вы взяли, что людей не переправляют, а сжигают?

– В Челинской впадине есть крематорий, – ответил блондин.

– Так он всегда там был, – парировала Мира. – Ещё до запрета нахождения на острове мёртвых, не имеющих живых потомков.

– Он работает. Есть свидетели.

– Так до сих пор есть люди, завещающие подвергнуть себя кремации после смерти. Я полагала, у вас есть какие-то доказательства…

– Люди исчезают бесследно, – заговорили почти хором мужики. Один мёртвый старик еле выговаривал: – Никто не возвращается. Какие ещё тебе нужны доказательства?

– Обыкновенные. Желательно прямые.

– Девочка, я знаю людей, которых «увезли» силой. Они бы предприняли попытку вернуться, несмотря на все запреты, – говорил один мужчина.

– Да никто их близко к острову не подпустит, – отвечал ему другой.

– Да и чета Ротсман вряд ли куда-то уплыла, остров патрулируется по периметру, рыбаки всё знают и в сговоре давно, – твердил третий.

Собрание превратилось в большой спор о заговоре и необходимости свержения власти. Все сходились только в том, что забрать власть у военных сейчас не представляется возможным. В конце Миру попросили дать контакты людей, которые по её мнению, могли быть стать новыми членами общества. Она ничего не предоставила.

– Господин Президент, к вам поднимается мистер Уайт, – прозвучало предупреждение секретаря в динамике, и через несколько секунд дверь бесцеремонно распахнулась.

– Привет, Дэвид, сильно занят? – риторически спросил Алекстар, присаживаясь на стол.

– Так… работаю, – теперь он был полностью седой и походил, наконец, на свой возраст. Ему пора бы измениться, но жизнь всё била в нём ключом, изнашивая тело.

– Успел закрыть игру? – Лекс перевалился через стол, проглядывая за монитор. Дэвид не выказал никакой реакции на эту выходку. На мониторе был открыт отчёт по трудоустройству безработных, подавших заявки в центр обеспечения занятости населения за прошлый месяц.

– Это очень хорошо, что вас волнуют безработные, – без помпезности перешёл Алекстар на «вы». – Нужно повысить ваш рейтинг среди населения. Можете выделить из бюджета необходимые суммы для этой компании. А то складывается впечатление, что жители забыли, кто их избранный Президент.

– Вы всё для этого сделали, Алекстар, – спокойно парировал старик.

– Я не хотел этого, Дэвид. Мои единственные задачи – обеспечить безопасность острову и выживание человечеству. Но моя секретарь завалена прошениями, не имеющими отношения к моему посту. Доходит до того, что через меня требуют справедливости граждане, у которых соседская собака гадит в огороде, а полиция не принимает меры!

Дэвид подавил смешок в зачатке, но глаза его сладострастно ухмылялись.

– Это не смешно, Дэвид. Если для вас, «Президентов», обычное дело разбираться с такими случаями, то пора вам вернуться к своим прямым обязанностям. У вас три дня, чтобы предоставить план кампании, через месяц после начала которой, о вас вспомнят и заговорят с благоговением.

– А если я не сделаю, – Дэвид остановил Уайта уже в дверях. – Если я больше не хочу быть вашей марионеткой и вообще сложу с себя полномочия.

– Вы не марионетка, господин Президент. Просто у вас своя территория, у нас своя. Мне казалось, мы прекрасно сработались. И мне не хотелось бы искать замену избранному представителю народа, после всего, через что мы прошли вместе. Это не в наших, общих, интересах. Вам ведь тоже есть, что терять. – Убедившись по выражению лица, что Дэвид его вполне понял, Алекстар закрыл за собой дверь.

Покинув кабинет президента, генерал направился в импровизированную исследовательскую. От входа справа на большой открытой территории тестировали очередную смесь для огнемёта. Дальнобойностью огня были довольны, а вот скорость превращения костей каких-то животных в тлен оставляла желать лучшего. Слева в закрытых лабораториях ставились бесконечные опыты со всеми имеющимися материалами. Исследовались не только смеси для огнемёта, но и составы патронов для огнестрельного оружия. Им удалось многое вынести с уничтоженного эсминца, что послужила основой для вооружения новой армии ННН. Уайт прошел прямо до кабинета с табличкой «С. Ропторн. Заведующий исследовательским центром». Сэмюэл был у себя.

– Дэвид выходит из-под контроля, – заявил Лекс без прелюдий, только захлопнув дверь кабинета. – Это сейчас совсем некстати. Он может поставить под удар операцию.

– Ничего он не может, Лекс, успокойся, – Сэм не открывался от монитора. Высокий накаченный брюнет без очков, внешне он совсем не соответствовал своему посту в исследовательском центре. Капитанская должность на «Чёрной акуле» шла ему больше. – Кейт с ним справится, а если потребуется сам займёт место президента, не стоит его недооценивать.

– Этого я и боюсь…

– Недооценить Кейтера? – улыбнулся Сэм одной половиной лица, всё также не открываясь от монитора. – Помнишь я взял на исследование «очень опасное оружие», которому предположительно две тысячи лет? Так вот, оно производит электромагнитное гамма-излучение, гораздо большей мощности, чем может соответствовать его размеру. Сказать, когда я ещё сталкивался с подобным явлением?

– Это имеет какое-то отношение к Кейтеру и Дэвиду, или мы уже закрыли ту тему?

– Твой кулон показывал такие же результаты, когда ещё был у твоего отца. Потом излучение уменьшилось.

Теперь Уайту стало понятно, что занимало всё внимание Сэмюэла.

– Ты рассказывал, что кулон вообще очень странно на него действовал, – напрягся Лекс.

– Да уж сказать странно, ничего не сказать. Притом ни я, ни кто-либо другой, ничего не испытывали.

– Девушка, что передала его, сообщила, что оно очень опасно, ведь так?

– Ага. А ещё она отстранена от преподавательской деятельности за антинациональную пропаганду. Три года назад. Посещала собрание «Свидетелей». Один раз, правда. Недавно.

– Пожалуй, назначу ей свидание.

– Ты для неё слишком старый, – пошутил Сэм.

Этот высокий пригорок и большие колонны. В прошлый раз, когда она была здесь, в ней было больше смелости и энтузиазма. Тогда она пришла с одним наивным желанием – требовать ответы. С тех пор она много думала. О бесславном побеге семьи Ротсман, о гробовом молчании Бориса, о дурацких новых правилах и обществе «Свидетелей крематория». Теперь её привели на допрос. Формально – «сопроводили». Непосредственно к генералу.

Дверь за ней закрылась. На столе перед главнокомандующим лежал знакомый огрызок меча с длинной рукоятью из слонового бивня. К горлу подступил огромный ком. К ней надвигалась фигура Уайта, казавшаяся сейчас величественной и зловещей, хотя по факту в нём было сто восемьдесят пять сантиметров роста, короткие русые волосы и миловидные серые глаза. Но всё это, как сухая газетная сводка, сейчас не имело значение. Он мёртв. Он точно мёртв, и уже давно. Тело, наверняка, синтетическое, а ведь выглядит как настоящее, с ума сойти.

– Давайте сразу к делу, мисс…

– Миссис. Мириам Томас… сэр.

– Можно просто Лекс.

– Нет, нельзя, – неожиданно для самой себя сорвалось у Мириам. – Ой. Извините. Я хотела сказать, что не смогу побороть своё почтение к столь великому человеку.

Алекстар подавил смешок.

– Ясно. Нельзя, так нельзя.

– Я совершенно не хотела обидеть вас, сэр.

– А можно уже я буду говорить? – не выдержал главнокомандующий. Девушке хватило ума молча опустить подбородок. – Так почему вы хотели, чтобы этот предмет (он указал на перинейское оружие) передали лично мне?

– Я не хотела, чтобы он попал не в те руки.

– Что вы хотите этим сказать? Что в нём особенного?

– Я думаю, вы и сами уже знаете, иначе бы меня не вызвали.

– Допустим. Но то, что знаю я, может отличаться от того, что знаете вы, миссис Томас.

– Я ничего не знаю. У меня только возникают видения, когда прикасаюсь к нему, и я не хотела, чтобы их увидел кто-то ещё кроме вас.

– Почему?

– Ради сохранения мира и политического спокойствия на острове.

На самом деле причиной было желание разобраться в произошедшем с ней, но в эту минуту, она уже начала верить в свою только что придуманную легенду. Страх, что её убьют ради сохранения тайны, взял верх над любопытством.

– И что же такого опасного вы видели?

Мириам медленно дышала и смотрела ему прямо в глаза, пытаясь определить его намерения. Может, стоит что-то утаить или начать осторожно, или он уже всё знает, и ложь только выдаст её страх?

– Вы же сами отлично знаете. Вы проверяете меня?

– Да что же мне всё из тебя вытаскивать надо!!! – взорвался Уайт. – Ты просто тратишь моё время, а ещё недавно добивалась аудиенции! Для того чтобы в глаза мне посмотреть?

– Я всего лишь хотела понять, почему я это вижу, мне совершенно плевать, сколько вам лет, и если бы я хотела кому-то рассказать об этом, то давно бы уже это сделала, – оттараторила Мира как скороговорку. Наезд генерала взбодрил её как чан холодной воды на голову.

– А сколько мне лет? – прищурил взгляд вполне молодой генерал. Для «генерала», так даже чрезвычайно молодой. Но стремительная карьерная лестница его всем известна.

– Я в школе плохо училась, не знаю когда была дориано-перинейская война, может лет десять назад? Но вы неплохо сохранились! Наверное, это хвалёный крем от загара Эйбин лимитед анк, – театрально приставила она палец к носу, совсем распоясавшись.

– Так ты думаешь, я – изменённый.

– При всём уважении к вашему возрасту и военным заслугам перед ННН, здесь таких называют «трупами». И лучше не испытывать благоразумие народа такой пикантной информацией, после того как ваши друзья из АНК нас всех пять лет назад чуть не «изменили», – продемонстрировала она кавычки руками.

– Давай начнём с начала, – Лекс присел на стол, – как к тебе попало это орудие?

– Купила на рынке. В свободной продаже. Как хлам, за копейки.

– Что именно ты видела?

– Вас. В нулевом году или минус первом. В перинейской форме. Вы сражались с дорианцами.

– Ты уверена, что достаточно хорошо разглядела, что это был именно я, а не похожий на меня воин? Тогда носили крупные доспехи, шлемы.

– Если нужно ответить на этот вопрос отрицательно – сопротивления не окажу.

– Больше ничего интересного? Ты была сторонним зрителем сражения?

– Меня в нём закололи. На этом видения и обрываются.

– Наконец, хоть что-то. Умеешь обращаться с холодным оружием?

Миру передернуло от вопроса, но она постаралась сохранить внешнее хладнокровие. Ей казалось, что от того, насколько глубоко она спрячет свой страх, зависит её дальнейшая судьба.

– Огурцы кухонным ножом феноменально режу, считается?

– Прекрасно, – улыбнулся Лекс. Снял с трофейной стены блестящий длинный меч и указал Мире на ржавый клинок на столе. – Защищайся.

– Это не смешно, – стараясь улыбаться, отстранилась Мира.

– Это приказ.

Ага, а потом её обвинят в терроризме и нападении на главнокомандующего… посмертно. «Хрен ему, не клюну на эту подставу» – соображала Мира.

– Нет. Вам придётся убить безоружного! – максимально громко, но не переходя на а крик, сказала она.

– Как скажешь, но шанс у тебя был, – на этих словах он завёл контару назад и шагнул на неё.

Инстинкт выживания приказал всё-таки схватиться за останки некогда «меча», чтобы отгородиться чем-то от удара. Ухватившись за рукоять, Мира подалась навстречу противнику, молнией прогнулась на коленях от предполагаемого удара и полоснула лезвием сзади в районе ахилловых сухожилий.

В следующую секунду, будто опомнившись, она с испуганным криком выкинула меч в другой конец комнаты. На крик ворвалась охрана. Верховный главнокомандующий на корточках заливал пол алой и жидкой кровью, в углу забилась девушка с перепуганными глазами. Один из охранников направился к ней, второй попытался помочь генералу подняться, но тот остановил его жестом.

– Нормально всё. Готовьте машину в больницу. Девушку не трогать и не выпускать.

Он попытался подняться сам, но повалился набок. Охранник подхватил его, и они вышли за дверь.

Когда Мира вошла в зал суда, он уже был полон народа, количество которого превышало его вместимость в два раза. Публичное слушание, суд присяжных – всё представлялось как справедливейшее дело над чрезвычайным преступлением. Вот только адвоката ей не предоставили, да и вообще никого не впускали к ней в камеру за все три недели, что она в ней провела.

Итак, все сели. «Слушается дело Мириам Томас, уроженки ННН, обвиняемой в терроризме и покушении на верховного главнокомандующего…» – начала судья. Самого пострадавшего в зале видно не было.

– Признаёте ли вы себя виновной в указанном преступлении?

– Нет, – естественно ответила Мириам.

– Слово предоставляется обвинению.

Алекстар не вышел. Обвинителем выступал начальник полиции Кристофер Брукс. Он объяснил суду, что господин Уайт всё ещё находится в больнице, после покушения на его жизнь, преднамеренно спланированного и организованного госпожой Томас. Миссис Томас, по словам Брукса, заблаговременно добивалась аудиенции главнокомандующего под предлогом обнаруженной ей находки, которая, якобы, несёт в себе ей только ведомую опасность, и посредством которой и планировалось убийство. От верной гибели генерала спасли только быстро организованная медицинская помощь и висевшее на стене наградное холодное оружие, о наличии которого миссис Томас, вероятно, не подозревала. В качестве свидетелей были вызваны пара охранников главнокомандующего и секретарша, принявшая у Мириам орудие несостоявшегося убийства.

– Что же касается мотивов преступления, – продолжал обвинитель, – то их у гражданки Томас предостаточно, особенно учитывая её бунтарские наклонности.

Она видела, как округлились глаза Рикона при этих словах, и как Лилендау, который тоже находился в зале, прикрыл челюсть кистью.

– Да будет известно справедливому суду, что миссис Томас, будучи дипломированным преподавателем истории, работает в распределительном цехе топливного завода, так как лишена права преподавательской деятельности за антинациональную пропаганду. Ещё будучи учителем, она настраивала школьников против режима изоляции, законного правления и независимости ННН, всячески покровительствуя нашим континентальным врагам.

По залу прокатился гул неодобрения. Друзей у Миры становилось всё меньше. Некоторые из людей, с которыми она познакомилась на собрании «Свидетелей» были здесь. Хотя бы они стояли молча.

– Коллега по цеху и близкая подруги обвиняемой, – продолжил Брукс, – была участницей всем известной пропагандисткой антиправительственной секты, называющей себя «Свидетелями крематория», а затем покинула остров, бежав со своей не пережившей грипп матерью. После побега подруги миссис Томас также стала активным участником этого общества.

– Это неправда! – вскочила Мира. – Это всё неправда. Вы ловко связываете несвязанные между собой вещи, чтобы испортить мою репутацию. Но спросите моего мужа, моего деда, да любого, кто хоть как-то знает меня, имела ли я хоть какие-то претензии к нашему правительству или главнокомандующему?! Да, моя подруга сбежала. Но я отговаривала её от этого поступка! Да я же работаю на производстве биодизеля, который тоннами жрёт ваша подлодка, чтобы отвозить умерших к Тастрану! Мне и в голову бы не пришло думать иначе!

– Ваша подруга тоже там работала, но она ведь думала иначе? – вклинился Брукс.

– Верно. Но она и не дипломированный учитель истории, ей простительно.

– Согласны ли вы, что вели антинациональную пропаганду среди детей, когда работали учителем в школе? – спросила судья.

– Определённо нет. Я пыталась дать знание, которое считала правильным, не более того. Я никогда не высказывалась против правительства или… идей независимости.

– Но именно такие формулировки значатся в вашем деле о лишении, как вы это объясните? – настаивала судья, пролистывая предоставленные обвинением бумаги.

– Меня неверно поняли.

– А против режима изоляции?

– Высказывалась. Это и послужило основанием. Я считала, что не может такая передовая держава как АНК годами не замечать нашего существования, что изоляция существует только в наших головах.

– Вы говорите «считали», стало быть, теперь вы так уже не считаете?

– Абсолютно верно. Я ошибалась.

– Почему?

– Потому что наш чахлый остров, как не был нужен континенту, так и не стал. – Отвечала обвиняемая, но стоило стать убедительнее, так чтобы самой поверить в свои доводы. – Их спутник не обладает достаточным разрешением, чтобы нас обнаружить, а разведку они не посылали. Я поздно получила информацию о системах спутника РС5, без мирсети это, знаете ли, стало не так просто, поэтому и основывала своё мнение на неверных данных.

– Хорошо, – сказала судья. – Расскажите о покушении на главнокомандующего.

– Не было никакого покушения. Это был несчастный случай. Меч сделал это за меня. Сначала, он давал мне ложные образы, а потом… словно управлял мной.

Мире пришлось подробно рассказать, как она добивалась аудиенции генерала предполагая, что он давно мёртвый, и обо всём происшедшем на приёме.

– Это недоразумение какое-то, – убеждала она. – Если бы генерал не приказал защищаться, я бы и не схватилась за этот проклятый меч вовсе! Да я ведь совершенно не умею обращаться с оружием. Но это… это был необычный клинок. Я схватилась за него только чтобы загородиться, но в результате… Я не знаю, как это вышло, я бы очень хотела поговорить с господином Уайтом, к счастью, он жив, но ведь он сам же первым наставил на меня своё оружие!

Казалось, на какой-то момент зал принадлежал ей. Но потом вынесли орудие преступления и провели следственный эксперимент. Двадцать пять случайно выбранных человек из зала касались меча и с ними ничего не происходило. Судья продолжила дело с кислым выражением лица, будто всех только что лишили чуда, и всё опять обернулось банальным фокусом, как всегда.

Следующим вызвали Рикона. Он полностью подтвердил версию жены, уверяя суд в её благоразумии и добрых намерениях.

– Считаете ли вы свою жену помешавшейся, вследствие покупки известного предмета? – спросили под конец допроса Рикона. Он вопрошающе посмотрел на Миру, она ответила ему ясным ответным взглядом.

– Нет.

– То есть вы верите, что всё описываемое миссис Томас, происходило с ней на самом деле?

– Раз она так говорит, значит, так и было, – отвечал он.

– Чувствовали ли вы какое-то воздействие меча, когда прикасались к нему?

– Нет. Скорее всего, это по каким-то неизвестным нам причинам действует только на Мириам.

– Спасибо, можете возвращаться на своё место.

Затем представитель обвинения принялся за допрос Мириам.

– Значит, вы утверждаете, что защищались и не желали вреда главнокомандующему, так?

– Именно так.

– И пропагандой вы не занимаетесь, и правительством довольны?

– Да.

– Вы являетесь участником общества «Свидетелей крематория»?

– Нет.

– Ваша справедливость, я прошу вызвать свидетеля, который, может подтвердить обратное.

Из зала вышел мистер Биггель и предстал перед судом.

– Господин Биггель, поясните суду, какое отношение вы имеете к обществу «Свидетелей крематория», – начал обвинитель.

– За некоторое денежное вознаграждение, я предоставлял помещение для мирных собраний. Насколько мне известно, такие собрания не запрещены законом. Сам же я в них не участвовал.

– Видели ли вы обвиняемую на собрании, проводимом у вас в доме?

– Да.

Зал снова ахнул. Обвиняемая продолжала сидеть тихо. Рикон и Лилендау переговаривались жестами. Никто из них не знал о том посещении.

– У меня больше нет вопросов к свидетелю, ваша справедливость. Но как мне только что сообщили, господин Уайт приехал прямо из больницы, чтобы лично дать показания.

Объявили перерыв.

– Ваша справедливость, я почти не стою на ногах, поэтому с вашего позволения, буду давать показания сидя, – начал Уайт. Судья кивнула в знак согласия. – Как вы знаете, у меня в последнее время много дел, и я не могу видеться с каждым желающим. Миссис Мириам записывалась на аудиенцию заранее, но, не дождавшись вызова, передала известный предмет секретарю с угрожающими словами. Это возымело должный эффект, и я вскоре назначил ей встречу. Таким образом, оружие, послужившее поводом для аудиенции, уже находилось в приёмной. Я начал расспрашивать миссис Томас о предмете её визита, но она ничего определённо не могла мне сказать. От прямых вопросов уклонялась, сама ничего не рассказывала. В какой-то момент мне даже показалась, что она попросту пудрит мне мозги и тянет время. В этот-то момент я и обернулся к стене, где на стенде висела контара, и спросил миссис Мириам, предполагает ли она, что купленный ей артефакт ранее был подобным оружием. Тогда она и перешла к активным действиям, резко схватив со стола меч. Услышав за спиной подозрительное движение, я снял со стены контару и не успел ещё до конца обернуться, как перестал чувствовать ноги. Я упал, а она закричала, словно испугавшись саму себя. На крик вошли охранники и застали всю эту сцену. Ваша справедливость, если покушение и было преднамеренно ей спланировано, я не думаю, что она вполне осознавала свои действия в этот момент. Вместо того чтобы добить меня, пока у неё ещё была возможность, она отбросила своё оружие и закричала. Я полагаю, это важной деталью для разрешения дальнейшей судьбы госпожи Мириам. Вероятно, она нуждается в медицинском лечении и присмотре, но жестокого наказания не заслуживает.

– При всём уважении, господин верховный главнокомандующий, суд сам компетентен решить, что заслуживает обвиняемая, – ответила ему судья. – Если у вас всё, вы можете быть свободны. Мы все желаем вам скорейшего выздоровления.

Алекстар откланялся. За всё время своей недолгой речи, он поглядывал на Мириам таким чистым негодующим взглядом, что она сама готова была поверить ему, вместо своей памяти. Помешательство. Что если она действительно больна. Ведь он – живой человек, из плоти и крови, и не мог жить две тысячи лет назад. Что если всё, что она видела, только её галлюцинации, и в кабинете у него тоже были галлюцинации. Но ведь она здорова, даже Рикон, что сам обвинял её в помешательстве, теперь говорит, что она здорова. Невозможно же так помешаться, чтобы не отличать реальные действия от выдуманных подсознанием. Да и не могла она изобразить этот фокус с мечом сама, не умеет просто. А если всё было, как он говорит… Если он просто стоял спиной, а она сзади, то могла…

Присяжные и судья удалились в совещательную комнату для принятия решения. Мира сидела на своей скамье, как оплёванная, под осуждающими взглядами толпы. Можно было не сомневаться, что её признают виновной. Оставалось гадать, какой же будет приговор. До Мириам доносились разговоры из зала про смертную казнь и кремацию. Только Рикон и Лилендау сидели молча, не переговариваясь даже жестами друг с другом. Генерал уехал сразу после дачи показаний. Прислушаются ли к его словам о необходимости медицинской помощи?

Решение подготовили только через час. Судья огласила со своего места:

– Гражданка Мириам Томас в умышленном покушении на жизнь верховного главнокомандующего ННН Алекстара Уайта признаётся виновной и приговаривается к высылке за границы государства пожизненно и посмертно. В виду высокой опасности осуждённой, Мириам Томас одиночным рейсом будет доставлена на один из незаселённых островов дикого архипелага вблизи острова Тастран. Возвращение гражданки Мириам Томас возможно лишь при пересмотре дела по вновь открывшимся обстоятельствам, в случае признания приговора ошибочным и полного опровержения её виновности.

– Что будет с моим дедом? – встала со скамьи Мириам.

– Мы также уже рассмотрели этот вопрос. Так как господин Лилендау является почётным первым поселенцем острова, ему предоставлено право продолжить своё пребывание на острове. В указанном решении суд руководствовался также тем, что Мириам Томас покидает границы живой, и её дети при желании и возможности могут беспрепятственно вернуться на родину. Таким образом, формально гражданин Лилендау Мэй не подпадает под действие закона о запрете нахождения на острове мёртвых, не имеющих живых потомков.

– Дети? – вспыхнула Мира. – Я не ослышалась? Даже если каким-то неведомым чудом я живой доберусь до самого Тастрана, от кого мне там рожать детей?

– А это уже ваше дело, госпожа Томас.

– Это шутка такая остроумная? Там с падения рабовладельческого строя живых не осталось, или мёртвые научились детей заделывать? Вы бы ещё в Дориане мне предложили отца ребёнку поискать.

– Напрасно ёрничаете, миссис Томас. Как показывается практика, живые иногда находятся в самых неожиданных для них местах. К тому же вы замужем, не исключено, что вы в данный момент можете быть беременна.

Мириам только улыбнулась. Абсурдность приговора в этом смысле представлялась ей очевидна. Умертвить её, и уже изменённую выслать было гуманнее, чем перспектива недели две неподвижно лежать и разлагаться на необитаемом хребте, после чего пойти по морю до цивилизации. Но хотя бы не казнь. ТАС, милый страшный ТАС, вот, наконец, она его и увидит. Может и Кара уже заскучала на той стороне. Если это всё, конечно, не фарс, призванный прикрыть её кремацию.

– Я могу уплыть с ней! – не понятно спрашивая или утверждая, вскочил Рикон.

– Мистер Томас, мне кажется, вы путаете высылку с курортом, – закончила судья.

На этом заседание было окончено и дело о покушении закрыто. Мириам проводили обратно в камеру, где ей предстояло пробыть до исполнения приговора.

И Рикону и Лилендау официально отказали в прошении покинуть остров с Мириам, напомнив о необходимости сохранения режима изоляции, и что высылки к ТАСу относятся исключительно к крайним мерам во избежание принудительной кремации.

В назначенный день они пришли попрощаться. Глубокий грот под Истинским утёсом превратился в мини-порт. Подлодка, с опознавательными знаками Альянса, пряталась в этом таинственном месте и никогда не всплывала в открытом пространстве. Под командованием капитана Сэмюэла Ропторна она приплыла к берегам Новой Надежды вскоре после уничтожения эсминца и сразу встала под этот утёс. Она всегда ходила в свои рейды так, что никто этого не видел. Среди несведущих лиц даже ходили слухи, что её не существует вовсе. Но сейчас Мира, Рикон и Лилендау наблюдали её собственными глазами. Маленькая черная китообразная подлодка. Всё было готово к отплытию.

– Постарайся выжить, любимая, – шептал на ухо Рикон. – Я буду добиваться твоего оправдания и обязательно вернусь за тобой. Слышишь?

«Мы будем добиваться», – добавил Лилендау.

– Не надо. Не обнадёживайте себя… и меня. Мне кажется, я виновата.

«Нет» – твёрдо показал Лилендау. – «Кто угодно может быть виноват, но не моя внучка!»

«Я люблю тебя» – ответила она жестом и поцеловала деда в костлявую скулу. «Я люблю вас обоих» – повторила Мира перед прощальным поцелуем с Риконом.

5. На глубине

Мира спрыгнула с крайней ступени, не заметив поданную ей снизу руку. Несколько матросов спустились следом и тут же растворились по отсекам. Светловолосый мужчина, лет тридцати на вид, отставивший свою руку за ненадобностью, представился Сноутом.

– Позвольте проводить вас к вашей опочивальне, – предложил он. – Как девочке, вам выделена отдельная каюта, и я бы настоятельно не советовал вам её покидать во время погружения, во избежание… опасных ситуаций, – сконфуженно заключил Сноут.

– «Как девочке»? – повторила Мира, послушно ныряя за провожатым в узкий проход. – Вы так говорите, словно это не я покушалась на жизнь главнокомандующего.

– Расслабьтесь, миссис Томас. Никто на этой субмарине не желает вам зла. Даже если вам вдруг станет казаться иначе – помните мои слова.

– Вы все тоже покушались на генерала?

– А мне нравится ваше смелое чувство юмора. Обратите внимание, справа туалет, он вам ещё понадобится. К сожалению, для девочек отдельного нет.

– Через какое примерно время мы доплывём до архипелага?

– Не скоро, – он остановился и открыл дверь каюты, приглашая войти, – так что можете прилечь отдохнуть. Полагаю, в камере была не самая мягкая постель.

Мире хватило пол секунды, чтобы окинуть все свои хоромы взглядом.

– По крайней мере, в ней было просторней, – правдиво подметила заключённая.

Сноут ответил обезоруживающей улыбкой и вышел, закрыв за собой дверь. Прозвучал звук двух поворотов замка. «Ага, советует он не выходить…» – подумала пленница.

Лодку начало легонько покачивать. По всей видимости, отшвартовались, – предположила Мира. Из коридора доносились шаги и голоса. Мира различимо услышала команду «заполнить цистерны главного балласта». Вроде, это связано с погружением. Но зачем им погружаться? – задалась она вопросами, на которые ей не у кого было получить ответов. – Тем более, не выплыв из грота, это как минимум опасно. А зачем парковаться в таком странном месте, при полупустых портах, как будто прячась от кого-то? Например, от спутника АНК или атмосферных беспилотников. Но если бы вражеские системы распознавали наши движения на острове, то давно бы обнаружили рыбацкие суда. Такая перестраховка именно для подлодки логична, только если АНК совсем не считает нас мёртвыми, но о наличии субмарины им неизвестно.

Мимо ураганом пронёсся знакомый голос. Почти месяц она сидела в полной тишине камеры и как заезженную пластинку слышала его в своей голове. Она резко вскочила и, в два шага преодолев расстояние до двери, приложилась к холодному металлу ухом. Звуки исходили далеко и неразборчиво. Она взяла пустой стакан с миниатюрного столика и приставила к двери. Слышимость не особо улучшился. Кажется, среди отдалённых голосов она снова уловила его. Попробовала наудачу дёрнуть ручку – та, естественно, не отворилась. Устав прислушиваться, Мира поставила стакан и прилегла на койку. У неё точно паранойя. То она видит его в дориано-перинейском сражении, то слышит под водой. Как же хочется удалить из головы эти не дающие покоя воспоминания, терзаемые сомнениями, догадками и подозрениями в собственной шизофрении. Как раковую опухоль – взять и удалить. И наступит покой. Никакой невинно обвинённой Миры, оказавшейся в центре вселенского заговора. И пусть везут хоть на архипелаг, хоть в сердце океана, да хоть в крематорий, главное – душа покойна, сон крепкий. А не как сейчас: ложишься на кушетку, и изводишь себя мыслекопанием до изнеможения, пока под утро этого или следующего дня не устанешь окончательно и не вырубишься случайно на самом интересном доводе, с которого и начнёшь следующую бессонную эпопею. И так по кругу, об одном и том же, об одном и том же, и не до чего ведь нового додуматься и не можешь.

Мира относилась к числу людей, как правило, неглупых, но совершенно не обладающих способностью остановить бесполезный поток собственных мыслей и переживаний о волнующей ситуации, в которой они уже ничего не могут изменить.

Прошло несколько часов, прежде чем дверь каюты снова отперли, и в просвете показался Сноут.

– Соизволите пройти со мной на обед? – обратился он к ней. Мира не двинулась с койки и распиливала его молчаливым взглядом. – Извини, что запер тебя, но это для твоего же блага.

– Благими намерениями дорога в ад устелена, знаешь? – сказала она, вставая.

– Хороший афоризм. Жаль ни ада, ни рая для нас нет.

– Может, после кремации?

– Если подружишься с капитаном, поговори с ним как-нибудь об этом.

– Оу, то есть путь действительно предстоит не короткий? Идём в объезд, вокруг земли? Кстати, а почему под водой?

Не реагируя на её вопросы, Сноут прошёл по узкому коридору к кают-компании, где в этот момент обедали ещё шесть человек. Судя по содержимому их тарелок, на поваре сэкономили. Сноут достал из шкафчика чистые блюда и приборы.

– Это Саймон Лодс – наш главный механик, – представлял он гостье присутствующих, которые добродушно кивали в ответ. – Кэрри Стимперк – его помощник, Лоренцо Майлс – акустик, но он предпочитает, чтобы его называли Эхо, Эндрю Милкс – электрик, Джеймс Курман – рулевой, Николай Тиско – дизелист, не советую здороваться с ним за руку, – Сноут продемонстрировал подмигивающий жест. – А это, господа, – Мириам Томас.

– На смерть осуждённая, – добавила Мира. Обедавшие в недоумении смотрели то на Сноута, то на Миру. Милкс даже вилку остановил у раскрытого рта.

– Не надо шокировать экипаж, Мириам, – прервал молчание Сноут. – Большинство из них не знают, зачем вы здесь, да вы и сами не знаете.

– О чём вы?

Сноут наполнил свою и её тарелки отварным мясом со стола и яйцами, и присел рядом, подав Мире в руки вилку, неприкрыто намекая, что ей нужно занять рот. Только дождавшись, когда она, наконец, начнёт прожевывать первый кусок, ответил на вопрос.

– Депортация вас к Тастрану – это неправда, придуманная для прикрытия другой миссии. Вы кушайте, кушайте, – остановил он быстро возросшее в Мире возмущение, – пока у нас свежее мясо и яйца, потом только консервы будут. Дорога предстоит неблизкая. Обо всём подробнее вам расскажет капитан или старший помощник. Как будет время, да и вы готовы. Вы спали? Мне рассказывали, что в камере вы почти не спали.

– А кто капитан? – спросила Мира, поминая свои недавние «глюки».

– Сэмюэл Ропторн. Редкой доброты человек! Если вам вдруг так не покажется – помните мои слова. Уверяю, вам не о чем беспокоится. Это куда лучше, чем в один конец на ТАС.

Мира догребла остатки небольшого куска мяса с тарелки и, отказавшись от добавки, встала из-за стола. Сноут приподнялся за ней.

– А вы приставлены охранять меня? – с вызовом спросила она его.

– Вы знаете, я не подводник, и видимо кто-то решил, что это всё, на что я гожусь на субмарине. Но я нисколько не расстроен – быть вашим проводником куда приятнее остальной работы на судне. Прошу, – он указал ей на выход.

Пройдя по узкому коридору, они снова оказались в её каюте.

– Вы снова закроете меня?

Сноут тяжело вздохнул. По всему видно было, что он не испытывал к ней никаких негативных эмоций, но сама обязанность его службы раздражала его неимоверно. Навряд ли в обычных условиях свойственно ему такое вычурное обращение, какое он иногда применял к её персоне, и которым, по-видимому, давал выплеск своему протесту.

– Это ненадолго. Пока вас не введут в курс дела.

– Так введите же.

– На это у меня нет полномочий.

Сноут заходил ещё пару раз, чтобы проводить её к туалету, и каждый раз снова запирал дверь. Прошел, кажется, целый день, что подтвердилось, когда он принёс ужин. Теперь ей и есть со всеми нельзя, опять её язык навредил её положению. По разговорам, услышанным во время вечернего туалета, они уже всплыли и теперь идут на глубине шноркеля. Значит уже ночь и, судя по всему, туалет был последним, и ей надо постараться уснуть, чтобы не долбиться в дверь по нужде, которая обязательно придёт, не засни она в ближайшие часы.

Мира устроилась на койке, впрочем, достаточно мягкой, но одного этого недостаточно, чтобы отправить её в мир Морфея. Хотя бы книжку какую заблаговременно положили в «камеру». Должны же соблюдаться какие-то права заключённых!

Замок дважды повернулся и в каюту вошел призрак всех её мучений.

– Почему я не удивлена? – только сказала она.

– Не было такой цели, – ответил генерал.

– А какая была?

– Покончить с этим дерьмом, – он закрыл за собой дверь каюты, и облокотился на неё, вложив руки в карманы.

– С каким именно, господин лживый главнокомандующий?

– Понимаю. У тебя есть причины меня ненавидеть.

– Более чем.

– Просто выслушай меня.

– Да вас весь суд накануне слушал! А вы никак не наговоритесь?

– Всё те же пререкания, ты не меняешься. Помнишь, чем это кончилось в прошлый раз? А могли бы просто поговорить…

– До или после того, как вы предложили защищаться?

– Я должен был проверить, как действует на тебя перинейский меч.

– Ну и как? Удачно?

– Превзошло все мои ожидания, – честно ответил он.

– Ещё бы, хромаешь, небось, до сих пор.

– Не без этого. Но я вижу, ты на разговор не настроена, пожалуй, я позже зайду, – он повернулся к двери, доставая из кармана ключ.

– Стой! – окликнула его пленница. – Стойте, то есть.

– Я давно с тобой на «ты», пора отбросить эти проформы. Я больше не главнокомандующий, а ты не заключённая. Мы просто два живых человека в одной лодке.

– Что я тут делаю тогда?

– Ответ на поверхности – перинейский меч. Изначально, ни он ни ты, естественно, в операции не планировались. Но исследовав его, и испытав на себе то влияние, которое он на тебя имеет, мне пришлось рассмотреть ваше совместное участие. Операция эта планировалась давно и совершенно тайно, поэтому то, что ты поранила меня, подвернулось очень кстати, и мне без лишних подозрений удалось не только посадить тебя на борт, но и всю команду.

– Да? И под каким же предлогом вы со мной поплыли? Чтобы я ещё раз могла на вас покуситься?

– Опять ты выкаешь! Чёрт, с тобой. Нет меня здесь, никто не видел, как я сюда спускался. Тонированный джигруз, по-прежнему, по делам бороздит остров «со мной» на борту, лично я принимаю только по крайней необходимости и важных людей, а после случившегося (как же опять это было кстати) вообще не принимаю никого кроме доверенных лиц.

– Так вот к чему была вся эта недосягаемость.

– Да. К тому, чтобы я мог незаметно исчезнуть на длительный срок.

– Ну что плавание предстоит долгим, мне уже Сноут говорил. Так куда мы плывём? Захватывать АНК? – с иронией уточнила Мириам.

– В Периней.

– У них полно незаселённых земель, – задумалась Мира, – но все они контролируется Дорианом. Даже АНК не смогла оторвать себе кусочка во второй войне.

– Мы плывём туда не в поисках новой обители.

– И зачем же тогда?

– На территории Перинея находится Храм Хранителей. Бывшая гробница Неприкаянного. Священное место, с которого всё началось, и которым всё может закончиться.

– Ага, а Неприкаянный сидит там и ждёт, когда его снова запакуют в гробик во имя смертности человечества!

– Я не такой идиот. Но этот храм все лета поддерживался древними монахами-хранителями. Если где на земле и можно получить ответы нашей бесконечной жизни, то это именно то место.

– Допустим. Но неужели ты думаешь, что за две тысячи лет никто не пытался их там найти?

– Конечно, пытались. Но у них не было этого. – Алекстар снял со своей шеи кулон и положил перед Мирой. Она внимательно смотрела на него, ничего не произнося и не трогая. – Ну, давай, не разочаровывай меня, ты же учитель истории, или в ННН со всеми науками туго?

– Я знаю, на что это похоже, – ответила Мира. – Но он сгорел.

– Калёное стекло не горит.

– Значит, летописи намерено врут?

– Не обязательно. Его просто не нашли.

– Хорошо, даже если это тот самый кулон Максимилиана, ты же не веришь в те байки, что корона давала ему власть над живыми, а кулон над мёртвыми?

– Нет, не верю. Но давай обратимся к документированным фактам. Изготовление этого кулона было им заказано сразу после завоевания Дориана. Ювелир, исполнявший заказ, как и вся его семья, сразу после исполнения погибли в «случайном» пожаре, запертые в собственном доме. И, наконец, Максимилиану действительно подчинялась армия мёртвых.

– И как же столь ценный экземпляр попал к тебе?

– Законно. Пока это всё, что тебе нужно знать.

– Ты мне не доверяешь…

– А ты пока не давала повода тебе доверять.

– Так зачем мы плывём в Периней? Историческая экскурсия или планы мирового господства распухшего от тщеславия героя ННН?

– Ты не понимаешь. Ты не жила на континенте. Новая Надежда… ей очень повезло. Но это только передышка, АНК уже не остановится.

– Знаешь, что я думаю? Ты сам не знаешь, зачем идёшь в тот храм.

– Ошибаешься. Я как раз знаю. Спокойной ночи.

В замке снова два раза повернулся ключ.

В коридоре Уайт пересёкся со Сноутом, который, судя по взволнованному виду, только его и дожидался.

– Лекс, я могу завтра заступить на вахту. Курман провёл мне инструктаж по особенностям подлодки. Сэм не против, – сказал Сноут, останавливая на ходу Алекстара.

– Нет, завтра присмотришь на Мириам, в том же режиме, – Уайт протянул ему ключи от каюты.

– Так она всё ещё заперта? Сколько ты будешь держать её пленницей?

– Сколько потребуется для нашей безопасности. Попробуй разговориться с ней завтра, как ты умеешь. Мне нужно убедиться, что она на нашей стороне.

– А на чьей стороне ей ещё быть?!

– Охх, мало ты общался с надежанами. Это дикое племя, от него чего угодно можно ожидать.

– Она показалась мне вполне здравомыслящей и даже неглупой особой.

– Мне тоже. Поэтому представляет ещё большую угрозу. Сэм у себя?

– В рубке. Только что был.

Лекс кивнул и направился к центральному посту.

Капитан неустанно смотрел в оба глаза, но присутствие Алекстара заметил.

– Тихо? – спросил Уайт.

– Абсолютно. Будто весь мир вымер, – отшутился Сэмюэл, отодвигаясь от трубы. – Как прошло с девушкой?

– Также. Решил пока не открывать её.

– Не нужно было её брать. Говорил, одни проблемы будут. Сноут тебя возненавидит.

– Нужно или не нужно было, выясним на месте. Никаких радиовещаний не поступало?

– Говорю же – тихо, будто все вымерли. Кажется, мы выбрали правильный маршрут.

– Всю ночь тут будешь?

– Да. А ты иди спать.

– Так и собирался.

Почти весь следующий день Мира провела там же, где и предыдущий. К ней по-прежнему был приставлен Сноут, он один с ней ел, ходил в туалет и разговаривал. Она спросила про его странное имя, на что он ответил, что это она ещё фамилии не слышала. Пирокаратти. Он родом из Лемерана. Благо эмигрировал раньше, чем АНК разрушили его дом.

– И всё-таки, ради какой такой великой цели вы покинули пригревший вас остров и рискнули собой и его жителями? – спросила Мира пережёвывая чёрствый кусок хлеба.

– Вернуть себе свою землю, – отвечал Сноут.

– Каким способом? Убив всех, кто построил ваш мир? Ну найдёте вы в Перинее способ вернуть в могилы мёртвых. А будет ли эта та же ваша земля?

– Та же не будет. Но та же и не нужна. Все наши принципы извращены до омерзения. И всем кажется, что это нормально. Потому что привыкли и не представляем, что возможно иное. Это всё альянс. У вас в ННН не дошли до такого, потому что у вас изменённых был кот наплакал. А знала бы ты, как жили первичные в Альянсе. Как им негде было жить, нечего есть, и никому не нужны они на работе. Как почти каждая девушка делала аборт, а кто не успевал бросали новорождённых в роддоме. Потому что самим не выжить, а с ребёнком можно и не пытаться. Государство должно охранять детство, а не охраняться от детства.

– Ты ещё скажи, что оно должно обеспечивать стариков и инвалидов.

– Мне однажды приснился сон, что так и было.

– Да ну?

– Да. Такое прекрасный, кстати, вышел сон. Дети беззаботно гуляют в парках, у них всё игрушки, их бесплатно кормят, за ними следят мамы. Они не работают, потому что их тоже кормят бесплатно. Чтобы были с детьми. И стариков кормят, просто по наступлению неработоспособного возраста. Государство кормит, понимаешь?! Не дети, не внуки, а само государство! И ничего ему взамен этого не нужно.

– Бред какой-то. Такое государство не выживет само.

– Наверное. Может там налоги больше были с другого населения я не узнавал.

– Вот именно Сноут! Если государство тратиться на одних, значит других обирает. Причём более сильных. А это против природы. Выживать должен сильнейший. Даже если мы не прочищаем свои ряды, то природа делает эту грязную работу сама. Цунами, землетрясения и другие катастрофы уносят жизни слабых. А ты хочешь, чтобы государство слабых защищало.

– Тогда представь, что вся наша миссия – очередная грязная работа. Только мы сами хотим решать, кто более силен и должен выжить. Если у нас получится, значит первичные сильнее, а изменённые пусть по законам природы сгинут с лица земли.

– Не буду малодушно врать, что желаю вам победы.

– Понимаю, у тебя много изменённых родственников.

– Да.

Через два часа после ужина Сноут повёл Миру по коридору. Она слышала, как капитан прокричал, что желающие подышать свежим воздухом могут подняться и матросы заполнили коридор. У лестницы её уже ожидал Уайт. В руках у Алекстара было две контары, рукоятка одной из которых была один в один как от купленного Мирой перинейского меча.

– Привет, – начал Лекс. – Предлагаю потренироваться, только не заколи меня сразу, как я выдам тебе оружие.

– Знакомая рукоять, – ответила Мира.

– Это твой бывший меч, мы сделала на его основе новую контару. Прошу, – указал он на лестницу.

– А я уж было надеялась, что просто подышу воздухом, – сказала она, забираясь вверх.

На палубе уже гуляли матросы. Стояла ночь. Мира с Уайтом отошли в сторону. Он протянул ей контару с её старой рукоятью. Вначале, казалось, она ничего не почувствовала. Но как только начался спарринг, она отбивала удар за ударом. Тело словно знало, как обращаться с оружием, а голова просто не мешала его слушать. Было ещё какое-то странное чувство – она больше совсем не боялась Алекстара, не вела активного нападения, и в конечном итоге его контара остановилась у её шеи.

– На земле мы можем встретиться с изменёнными, вовсе не настроенными к нам доброжелательно, – сказал Лекс, убирая лезвие от её шеи. – Если понадобится твоя помощь, ты должна знать, как с ними поступать. Колоть в грудь – не эффективно. Голова – хорошо, но тебе может не хватить сил, поэтому лучше ориентируйся на конечности. Попробуй атаковать меня.

– Тебе прошлого раза не хватило?

– В прошлый раз я тебя недооценил. Думаю, в этот я буду лучше.

Они продолжили спарринг. Мира старалась пробить его защиту, но тщетно. Матросы наблюдали за ними, обступив с обеих сторон.

– Вполне не плохо, на самом деле. Теперь давай махнёмся оружием, – он протянул ей свою контару. – Постарайся вспомнить, что ты только что делала и повторить.

Но повторить у Миры не получалась. Такой же по размеру меч казался гораздо тяжелее и неуверенно лежал в руке. Её движения стали нелепыми и удары слабыми. Уже через несколько секунд Алекстар, отбив очередную неуклюжую атаку, выбил контару из её слабой руки. Ударившись один раз о край палубы, она упала в воду.

– Сэм! – крикнул Уайт. Матросы расступились, и показался капитан. – Контара утонула, в метре от начала торпедного отсека.

Выругавшись и не снимая ботинок и одежды, Сэмюэл в мгновение прыгнул в воду и исчез с поверхности. Прошло минуты четыре, но ничего не происходило. Все взгляды были устремлены в одну точку.

– Он там не слишком долго? – повернулась Мира к слишком спокойному генералу.

– Нет, – ответил он.

– Я смотрю, ты совсем не беспокоишься за подчинённых, которых отправляешь исправлять свои косяки и рисковать вместо себя.

Уайт расхохотался.

– Сэм мне не подчинённый. Я тут не главнокомандующий. Это субмарина Сэмюэла Ропторна и он капитан. Прошу любить, жаловать и не забывать об этом. А ещё он мой опекун. Это, к слову, о беспокойствах, – чуть заметно подмигнул он Мире.

– Поэтому ты решил пустить его в расход, – начала язвить та, но резко осеклась, приложила руку ко рту и удивлённо расширила глаза. – О боже! Он – изменённый!

– Если честно, я ставил, что ты догадаешься раньше.

Мира открыла было рот в очередной тираде, но тут показался Сэм с контарой в руках и Алекстар помог ему забраться.

– Твою мать, – выругался Ропторн, поднявшись на палубу. – Эта же самая обычная контара! Я думал, вы утопили её меч!

– Это моя контара. И у нас на корабле не так много контар, чтобы ими разбрасываться, – возразил Лекс.

– Ты разучился держать в руке оружие?

– Мы поменялись.

– Детский сад. Прогулка закончилась! – закричал он. – По каютам, живо, – обратился он к Алекстару с Мирой, и они послушно пошагали к спуску с другими моряками.

– Теперь верю, что он тебе как отец, – Мира остановилась у трапа.

– Дамы вперёд, – сказал Уайт.

– Меня снова запрут? – донёсся её голос из шахты.

– Думаю, в этом больше нет необходимости, – ответил, спускаясь, Уайт.

Спрыгнув с последней ступени и повернувшись от лестницы, он увидел её словно призрака, молчаливую, прижавшуюся к стене и ожидающую его.

– Раз ты стал больше доверять мне, может, уже расскажешь, что тут происходит? – произнесла она, не шевелясь, как-то не по-своему мягко, даже нежно.

– Ко мне или к тебе?

– К тебе.

– Хмм… вполне по-женски, – не сдержал своего удивления Уайт.

– У тебя наверняка каюта больше, – вернулись к Мире прежние тона.

Мира оказалась права. Такой маленькой каюты как у неё, наверное, на судне больше и не было. Алекстар предложил ей присесть на кушетку, а сам сел на стул напротив.

– Я, по правде сказать, не знаю с чего начать, и что именно ты хочешь услышать. Давай так, ты задаёшь три вопроса, затем я три, и если пойдёт, продолжим дальше по кругу.

– Устраивает. Вопрос первый: кто ты такой?

– Я так понимаю, ответ «человек» не прокатит?

– Нет.

– Что ж, тогда, вероятно, потомок Максимилиана Монтесс. Незаконнорождённый.

– Как ты… то есть твой предок выжил в кровавой расправе?

– Когда Максимилиану было уже за восемьдесят, в замке прислуживала одна молодая горничная. Она была замужем, за конюхом или вроде того. И поэтому, когда после смерти Максимилиана она ходила беременная, ни у кого и мысли не возникло, что её положение имеет к похотливому старику отношение.

– С ума сойти, вот плодовитый был засранец.

– Не то слово. Видя, что стало со всеми незаконными детьми, прапрапрабабка моя само собой решила права на престол не предъявлять. А когда Роберт младший погиб, она ещё служила в замке, и не посчитала кощунством снять с его обгоревшего трупа медальон, который по завещанию принадлежал её ребёнку.

– И где сейчас эта бабка?

– Священная инквизиция забрала большинство моих предков из Дориана. Теперь моя очередь. В твоём видении, ты уверена, что видела именно меня? Всё-таки воины носили шлемы или твоё видение было без них?

– Нет, всё было достоверно. Глаза. Когда я умирала, он был совсем близко, чтобы их рассмотреть. У того воина были один в один твои глаза.

– Это я, то есть он, убил тебя?

– Нет. Он сражался на моей стороне. Воинов было очень много, тысячи… они все шли за мной. А этот был из тех, что шли рядом. Он подхватил меня, когда я уже была ранена. Смотрел так… странно…

– Влюбленными глазами?

– Похоже, – покраснела Мира.

– А было это на холме, по правую руку текла река, вдалеке виднелись горы?

– Ты видел то же самое?

– Нет. Просто знаю историю моего предка чуть подробней, чем ты. Теперь всё ясно. Ну или почти всё. И наше сходство только подтверждает родство. Ты видела Максимилиана. А единственная девушка, со смертью которой он так и не смог смириться – ЭлизаВиларонесс. Возглавившая войска южного пешего похода и погибшая в бою под Гродесскими холмами. Видимо её глазами ты и смотрела своё видение. И техника боя у тебя несколько старомодная. А княжна была опытной воительницей, но уж очень давно.

– Ты полагаешь, что меч, который я откопала на блошиной шахтёрской ярмарке, принадлежал Великой Перинейской княжне? – она помотала головой, как бы не веря в сказанное. – И эти навыки и воспоминания тоже?

– А как ты ещё это объяснишь?

– Ладно. Допустим. Её меч, она умерла с ним в руке, сильные переживания – пограничное состояние, частица её души привязалась к этому обрубку? Ты же так думаешь? Но ведь в те времена, души забирал Неприкаянный. И почему только я это чувствую? Как вообще…

– Да чёрт его знает как, – перебил Лекс. – Мы мало знаем о душах в те времена. Мы о своих-то только думаем, что знаем. В Перинее. Только там можно найти ответы. А ты, я думаю, имеешь с Элизой каких-то общих предков. У моего отца была схожая связь с кулоном Максимилиана.

– Не помню, чтобы у моей семьи были предки перинейцы. Но надо будет расспросить деда. Да и у Элизы не было детей, откуда предки?

– Я не оракул и даже не Хранитель. Не знаю, что тебе сказать.

– Ты сказал, что кулон подобным образом действовал на твоего отца. А на тебя нет?

– На меня нет. Но в отличие от него, я носил его с рождения.

– И что стало с твоими родителями?

– Отец исчез, когда узнал, что мать беременна, а мама оставила меня в роддоме, когда узнала, что отец исчез.

– Семья века. А Сэм?

– Что-то вроде друга «семьи века». Он служил ещё с моим дедом, который, кстати говоря, так и не пробудился после смерти. Изменился во время второй войны с Дорианом. Потом учился с моим отцом на физмате. А когда пришлось взять всеми брошенного меня под опеку, ему пришлось вернуться на службу. Собственно всё, что я знаю о себе и своей семье – с его слов. Никого из своей родни я в глаза не видел.

– Странные порядки у вас в АНК: первичные не хотят своих детей, а изменённые воспитывают чужих.

– Родственные связи переоценивают. Может когда люди умирали, они считали своих детей единственным продолжением себя в этом мире, и были к ним более привязаны, а сейчас – все вечны, и хоть каждый день могут начинать новую жизнь, сменить кучу профессий, реализоваться в любой сфере. А дети, хоть и дорого обходятся, но всё-таки чрезвычайно милы и прекрасны, пока они дети. Но вот твоим выводкам уже за восемьдесят, их выводкам за пятьдесят, следующим за тридцать и с каждым поколением становится всё больше претендентом на твою жилплощадь и место под солнцем. Я ответил на все твои вопросы?

– Вроде бы, но не уверена. Прости, я ещё не пришла в себя. Не просто, знаешь ли, переварить, что своими глазами видела самого короля падали, а перинейская княжна даёт тебе уроки фехтования.

– Это не фехтование. Ну да бог с ним. Значит, спать?

– Да. Я найду свою каюту сама. Надеюсь, меня больше никто не запрёт?

– Надеюсь, ты не дашь к этому повода.

– Последний вопрос, – остановилась Мира в дверях. – Как вы узнали, что дело в рукоятке, а не в лезвии?

– Никак. Лезвие мы тоже захватили, на всякий случай.

Она свободно перемещалась по лодке, главная её ответственность была – не мешать экипажу. Время от времени, по ночам, они тренировались на палубе, но ей так и не удалось научиться у самой себя более-менее прилично орудовать контарой. Странные ощущения навязчивой тенью плетутся за Мириам теперь, когда она знает, кому принадлежал перинейский меч, и кто управляет им в её руках, а может и ей самой. Во время тренировок сердце бьётся будто чаще. Это не похоже на волнение, да и повода для него нет. Она просто учится у Лекса современной технике, или не она учится, а Элиза, ведь стоит ей только взять в руки другую контару, как все навыки пропадают.

Сегодняшний день норовил стать таким же скучным, как и предыдущие, пока не прозвучал голос Лоренцо Майлса в интеркоме:

– По курсу атомная подлодка.

Через двадцать пять секунд капитан, старпом и все кто не нёс вахту, были у центрального поста.

– Не наши, – сказал Эхо, вслушиваясь в наушник, – то есть не АНК.

На дисплее приемника шумопеленгатора стали прорисовываться параметры корабля.

– Дорианская, – распознал Сэм. – В южных водах… не к добру.

– Сменить курс? – спросил Бейлс, следящий за положением рулей.

– Она услышит нас раньше, чем мы успеем уйти.

– Можем просто мимо проплыть, – предложил Сноут. – Мы же «субмарина АНК», недалеко от своих границ ведём патрулирование, что такого-то?

– Слишком большой риск, – отрицательно помотал головой Ропторн. – Будем ложиться на дно. Бейлс, выполнить маневровую подкладку на твердый грунт без хода.

– Как же давно это было… – вздохнул Бейлс. – Если память не изменяет: интенсивная, с выключенным эхолокатором?

Капитан только молча смотрел на штурмана, но этого взгляда было достаточно, чтобы почувствовать какие вопросы тот не имел права задавать, даже если с их последнего похода прошло почти пять лет. Даже если до этих пяти лет штурман занимал только место боцмана.

– На дно вслепую? Ничего себе – не рисковать, – как бы между делом заметил Лоренцо, почёсывая затылок.

– После истребления первичных, АНК и Дориану делить нечего, вряд ли у них перешло в открытую войну, – встрял Уайт. – Да и тихо больно было всю дорогу, сам говорил. Попытаться пройти мимо – неплохая идея, а вот садиться на брюхо хрен знает где дно… Сэм, подумай.

– Тебя ещё твоя тупая мамаша из утробы не выкинула, когда я здесь ходил, – заткнул капитан новоиспечённого старпома субмарины, больше не возразившего ни слова. Наступила гробовая тишина. – Я, кажется, отдал приказ, – обратился он снова к штурману.

Бейлс поднёс к губам микрофон.

– Отключить электромоторы, заполнить цистерну быстрого погружения, носовые рули положить на полный угол, кормовыми поддерживать дифферент…

– Десять – подсказал Сэм замешкавшему штурману дифферент на нос, недопустимый при подкладке на грунт вслепую. – Не бойся. До двухсот-двухсот пятидесяти метров можно десять, потом поднимешь до двух градусов.

Уайт заметил в коридоре Миру и, подтянув к себе Сноута, шепнул тому на ухо:

– Проводи свою бывшую подопечную в каюту и проконтролируй, пока всё не закончится. Пожалуйста.

Пирокаратти кивнул и молча покинул отсек, уведя с собой девушку.

Приказ капитана был выполнен безукоризненно. После прохождения отметки в двести метров, дифферент постепенно выровняли до уровня двух градусов. Но ожидание дна становилось всё напряжённее и мучительнее. Только Ропторна не покидала уверенность, словно он точно знал их местонахождение и удалённость от твёрдой поверхности. К моменту, когда глубометр показал 350, уже во всю играл кузов. Под его давлением лопнула одна из труб в дизельном отсеке. Механиков отправили в срочном порядке решить проблему.

На отметке 370 каждый член экипажа и пассажир субмарины буквально почувствовали дно под ногами. Леон Бейлс объявил успешное завершение покладки и наступление режима тишины.

– Мы понятие не имеем, что творилось в мире за эти пять лет, – шепнул Сэм Алекстару. – Может Дориан и АНК теперь одно счастливое государство, а наша рыбка в списке разыскиваемых особо опасных преступников. Стихия надёжнее людей.

Стали доносится тихие пингующие сигналы эхолокатора.

– А они совсем не скрываются, – заметил Дик. – Эсминцем себя возомнили?

– Рыщут что-то или кого-то… – сказал Эхо.

– Нас заметили?

– Не должны были, – ответил Ропторн.

Все напряжённо вслушивались в звуки сонара, боясь пошевелиться. Казалось, это продолжалось бесконечно долго, пока он не начал утихать.

– Ну вот и пронесло, – сказал Сэм. – Посидим ещё минут двадцать и будем всплывать.

– Матерь божья, вы это видите? – показал Эхо на экран включившегося эхолокатора. Активный сонар фиксировал вокруг множество статичных объектов, горизонтальных и вертикальных блоков стен, коробок.

– Что это, Майлс? – спросил Сэм.

– Я не знаю. Похоже… на подводный город. Движения нет.

– Любопытно, – сказал Алекстар.

– Может какие-то изменённые строили убежище в пик перенаселения, а теперь вернулись на сушу? – предположил Бейлс.

– Не важно, – отрезал капитан. – Нас это не интересует. Всплываем.

Загудели системы. Прозвучали команды на всплытие. Глухой удар.

Сноут выскочил из каюты Миры, не тратя время на то чтобы объясниться или закрыть дверь. По его испуганному лицу ей стало очевидно, что это не по плану.

«Пожар в машинном отделение, отсек пять заблокирован» – прозвучало автоматическое оповещение. На центральном посту стало жарче от накаливающейся обстановки.

– Есть сейчас кто в дизельном отсеке? – спросил Ропторн.

– Тиско и Девис, сэр, – ответил штурман.

– С ними связь есть?

– Никак нет.

– Почему до сих пор не включается автоматическая система пожаротушения?

– Какая-то неисправность, – неуверенным голосом ответил Милкс.

– Какая-то?!

– По пожарке Сокол был спец, знаете, он все походы не давал никому к ней прикоснуться.

– Стимперк! – скомандовал капитан топчущемуся в коридоре младшему механику. – Надеваешь защитный костюм и шагаешь в машинное отделение включать вручную. Бейлс, обеспечь разблокировку переборки.

– Почему я? – возразил Кэрри, опешив от приказа.

– Ты ведь убил Сокола. Кажется, это справедливо.

– Сокол, уже был мёртв. Кстати, как и вы, капитан, а вот я, вероятно, погибну, если войду в дизельный отсек.

– У меня нет времени на пререкания, – Сэм достал из кобуры пистолет и направил на Кэрри. – Ты погибнешь гораздо раньше, если сию минуту не побежишь исполнять приказ.

Парнишка проглотил слюну, наблюдая, как капитан взводит курок. Это был фарс, но можно было не сомневаться, что этот фарс закончится выстрелом ему в череп, если он не исполнит предназначенную ему роль. Ропторн не из тех людей, что достают оружие и просто убирают его обратно. Для этого должна была быть веская причина, особый довод, которого у Кэрри не было. Если бы Бейлс или Уайт вмешались бы… но Бейлс также ненавидит его за Сокола, а Уайт расчётливая сволочь, что предпочтёт чтобы кто-то сделал опасную работу, только не он сам и не его «папаша». Или если бы кто-то вызвался добровольцем…

Но никто не вызвался. Поэтому через семь минут Кэрри Стимперк, уничтожитель изменённых и герой-жертвенник – надежда всей команды, экипированный с ног до головы, стоял у входа в дизельный отсек. Черты лица его почерствели, он мгновенно стал старше. Когда откроют дверь переборки, он быстро проскользнёт внутрь, и дверь за ним закроют. Задачу свою он уяснил отлично. Открыть ближайший кран по правой стене, затем следующий, и если он всё ещё будет в состоянии ходить, вернуться ко входу и постучать два раза. Если увидит Тиско и Девиса, вытащить их тела. Не слишком много задач, для одного первичного человека? Зависит от того, насколько обширен пожар.

Кэрри был готов. Он смотрел на капитана снисходительным взглядом уборщика на собачье дерьмо. В этот момент включилась система автоматического пожаротушения.

– Да! – закричал Леон так, что слышно было во всех концах субмарины. – Аллилуйя!

Стимперк стоял, не шелохнувшись, в ожидании приказа. Будто Сэм вот-вот скажет «пошёл», несмотря на включившуюся систему. Но Сэм сказал только: «На всякий случай будь наготове, не раздевайся».

Когда пожар был потушен, техники осмотрели машинное отделение и пришли к заключению, что им не удастся восстановить работу ни одного из дизельных двигателей. Это означало, что их поход окончен, и они застряли посреди недружественного океана. Обугленные тела дизелистов решили оставить в закрытом отсеке, чтобы не наводить ещё больший ужас на выживших членов экипажа. После оглашения злополучного вердикта в центральном посту режим тишины включился без приказа. Все ждали, что капитан произнесёт какую-то речь, от которой повеет надеждой. Но Сэм продолжал хранить молчание с видом человека, который только что пришёл в себя после аффекта.

– Стихия, говоришь, надежнее людей? – первый нарушил тишину Уайт, обратившись к «отцу». К человеку, заменившему ему обоих родителей, но резко отозвавшемуся о его матери, когда тот пытался отговорить его от принятого решения. От того самого решения, из-за которого весь их план пошёл к чертям собачьим, и они все теперь ходячие трупы. Никогда раньше Лекс не видел такого Сэма по отношению к себе, как в ту минуту.

– Не повезло, – наконец, сказал Сэм, после долгого обдумывания. – Но не всё потеряно – электромоторы работают. Мы недалеко от континента, не там, где хотели бы, но сможем дотянуть до южных округов Альянса на оставшемся заряде. Будем выгружаться у Син-Эсмери, я знаю каждый метр этих мест. Там сможем незаметно высадиться на берег. Дальше пойдём по земле, – сказал Сэм.

– Я ещё молчу, что придётся как-то пересечь границу АНК, что само по себе представляется нереальным, но пройти в Периней через Дориан? Это чистой воды самоубийство, – сказал Сноут.

– Хорошо, что у нас нет выбора, – улыбнулся Алекстар и похлопал опекуна по плечу.

– Постойте! А что делать с Тиско и Девисом? Они сейчас как бы не готовы к перемещениям ни по суши, ни по морю, – спросил Бейлс.

– Вряд ли они вообще будут когда-то готовы к какому-либо перемещению, – сказал Сноут.

– Что было у них в завещании? – Алекстар посмотрел на Леона. Тот, ещё будучи боцманом, знал все завещания членов команды. Он уже, к сожалению, понял, к чему прозвучал вопрос старпома.

– Кремация.

– Исполнено.

Подлодка остановилась на глубине одиннадцать метров в Южно-восточном море, в четырёх километрах от берега. Заряд электросистем был на исходе, поэтому времени на сборы почти не было. В рюкзаки упаковывали только провизию, оружие и медикаменты. Разрешалось взять один комплект гражданской одежды, кусок универсального мыла, тюбик концентрированной жевательной зубной пены.

Вся команда, что собиралась и не собиралась на берег теперь одевалась в изолирующее снаряжение. Кроме капитала. Костюм и дыхательный аппарат ему были не нужны и он, как и положено, планировал покинуть корабль последним.

– Лекс, компас у тебя и у замыкающего, ещё один оставляю себе, – сказал Сэм.

– Хорошо.

– Ещё раз повтори.

– Ты серьезно?

– Да, повтори.

– Плывём всё время на северо-запад, когда проявится дно идти в самое илистое место без подъема, пока тень не закроет солнце, не всплывать. Далее ждать тебя в пещере.

– В двух километрах от берега патрулирует беспилотник, поэтому не всплывать на поверхность ни в коем случае! Это все слышали?! – закричал Ропторн. – Судов в это время быть не должно, так что под водой вам ничего не угрожает.

– А кислорода-то хватит? ССП на такие заплывы не рассчитано, – скептически заметил Лодс.

– Должно хватить. Но на всякий экономьте кислород. Я погружу подлодку и присоединюсь к вам.

Экипаж покинул субмарину через отсек эвакуации в центральном посту, а Сэм начал закачку балласта. Группа обвязалась верёвкой соединяющей всех членов. Также каждому были выданы ножи на критический случай. Все кроме Миры были нагружены рюкзаками.

Плыли строем в линию, первым шел Уайт, замыкал Дик. Мира плыла в середине. Ей показалось это невыносимо долгим переходом, руки и ноги уже отказывались слушаться, только нагруз на ноги не позволял всплыть, а верёвка иногда подталкивала вперёд. От усталости она дышала всё чаще. Прошло уже, наверное, часа два как она непрерывно дрыгала ногами и руками. Вода становилась мутнее, стало тяжело разглядеть ближнего человека в строю. Верёвка у Миры сильно натянулась на талии и стала тащить назад. Она не могла увидеть, что там происходит. Попыталась дёрнуть её на себя, но безуспешно. Следом другой конец верёвки дёрнул её вперёд. Она хотела податься на него, но уже плотно удерживаемая обратным движением, не могла пошевелиться. Её талию сильно стянуло, но это беспокоило её сейчас в последнюю очередь. Она всё чаще дышала и всё больше думала о кислороде. Закрепленный на бедре нож маячил перед глазами. Ведь для таких случаев он, вероятно, и существует? И прямо в эту секунду человек впереди неё можем им воспользоваться, и она останется одна с тем, что тянет других назад. Как только такая мысль пришла к ней в голову – она достала тесак и перерезала верёвку сзади себя. Парой быстрых движений из последних адреналиновых сил нагнала впереди плывущего. Благо вскоре они уже заплыли в пещеру.

Повинуясь направлению верёвки Мира вышла на пологий берег. Когда после неё никто не вышел, недоумевающие взгляды устремились в её сторону. Она сняла маску и нагнулась, опустив руки на колени. Она смертельно устала, была напугана и готова свалиться в обморок, но вопросительные взгляды не удалось оставить без внимания.

– Я не знаю. Я ничего не видела, – выговорила она. Маленький обрубок верёвки свисал с её талии.

– Она перерезала канат, – возмутился кто-то из темноты, она не видела кто и не узнала голоса. Но он был прав, зрячий ублюдок.

Алекстар подошел к ней вплотную и взял конец каната.

– Ты ничего не видела, но перерезала канат, – то ли спрашивая, то ли констатируя, сказал он.

Она только покачала головой в знак утверждения. «А что было у них в завещании?» – хотела переслать она ему услышанный на судне вопрос, но сил язвить не было.

– Леон, Сноут, в воду, – скомандовал он. И пока мужчины надевали костюмы обратно, Уайт схватил Мириам за горло и, протащив по берегу, опрокинул в мелководье. Она пыталась вырываться, но без толку, никто из стоявших на берегу не проявил ни малейшего участия. Вскоре Мира начала захлёбываться грязной глиняной водой.

Она уже перестала сопротивляться, когда Уайт поднял за шею её ослабшую голову и резко наклонил к коленям. Пирокаратти и Бейлс по-прежнему стояли на берегу. По воде слышались шлёпанье шагов.

– Почему так долго? – спросил Сноут.

– Канат за корягу зацепился, – ответил Дик. – А головной поезд уехал, пришлось вести состав за собой.

Вся потерявшаяся группа вышла на берег. Мира продолжала откашливаться водой, к ней подбежал Нолл. Фельдшер. Это его голос она слышала из темноты. На судне она почти не пересекалась с ним. Сейчас она узнала этот голос. Вскоре в пещере показался и Сэм.

6. Убийцы

Они распаковывали вещи. Нолл заканчивал осматривать Мириам, Уайт проверял оружие, Бейлс считал припасы, Дик копал яму. Все были заняты делом, когда увидели, что за ними наблюдают. У начала скалы стоял мальчик лет четырёх. Кожа обескровленная, но не гнилая. Он смотрел с детским любопытством на диковинных людей в странных костюмах.

Когда его присутствие обнаружили и встретили неодобрительными взглядами, он рванул в другую сторону, но Эхо находившийся ближе всех успел схватить его и вернуть обратно. «Не хорошо тайком следить за секретной военной операцией» – причитал он мальчику.

– А я думала, в таком возрасте не пробуждаются, – сказала Мира, как бы самой себе.

– Крайне редко, но бывает, – ответил ей Нолл.

– Ну, докладывай, – начал Ропторн, выпрямившись перед мальчиком по военной форме. – Кто такой, и что здесь делаешь?

– Джон. Я тут часто гуляю, – отвечал малолетний голос, вполне внятно отчеканивая слова.

– А родители где?

– На работе.

– Когда изменился?

– Пять лет назад. Во время эпидемии гриппа человека.

– Ясно, ясно. Вижу, ты мальчик уже взрослый, и можешь даже оказать содействие в военной операции. Наша группа ведёт поиск скрывающихся первичных на границах страны. Скажи, первичных в городе видел?

Мальчик отрицательно помотал головой.

– А если бы были, где они могли бы скрываться?

– Здесь, – недолго думая, ответил Джон. – И в подземке. Но там опасно.

– Подземка ещё работает?

– Нет. Там живут монстры.

– Хм-м… – задумался Сэм.

– А Вы из ТАСа? – неожиданно спросил ребёнок. Большинство моряков замедлили свои дела, удивлённо переглядываясь и внимательно прислушиваясь.

– С чего ты взял? – как ни в чём не бывало, спросил Сэмюэл.

– Тасовцам нельзя на континент. Мой дядя приплыл с ТАСа. Он был незаконный эмигрант.

Мира зажглась этой информацией, словно дядя Джона был Карой, и вскоре она встретит здесь подругу.

– И где сейчас твой дядя?

– Полиция арестовала его. У него не было штрих-кода… потому, что он был незаконный эмигрант, – опять повторил мальчишка то, что, по-видимому, не раз слышал от взрослых. – Мама говорит, что его отправили обратно на ТАС. А папа говорит, что его кремировали. Моего дядю зовут Дукан Новарро, вы знаете его?

– Нет, дружок. Мы отлавливаем только первичных, а не незаконных эмигрантов, – сказал Сэм. – А у тебя-то есть штрих-код?

– Конечно, – Джон закатил правый рукав футболки, оголив чистое предплечье, – сканируйте.

– Хорошо, мы тебе верим и так, – отмахнулся Сэм. Вот только не было похоже, что мальчик верил им. Слишком смышленый был карапуз.

Ропторн, Уайт и Бейлс отошли подальше и перешёптывались с минуту. Потом троица подозвала к себе Дика. Выслушав, он молча кивнул и отошёл к своей сумке.

– Диксон проводит тебя домой, – снова обратился Сэмюэл к ребёнку.

– Я сам могу дойти до дома! – возразил тот. – Я уже взрослый, я сам сюда хожу.

– Можешь, но раз ты нам попался, теперь мы за тебя отвечаем. Возражения не принимаются. Это приказ, – обратился Сэм к Джону, словно к младшему по званию.

Мальчишка тут же одобрительно кивнул и неуклюже отдал честь. Подошёл Дик и они направились к выхожу из пещеры. Большой дядя и маленький ребёнок, гордо шагающий самостоятельно у его ног.

– Я тоже любил ходить сюда, когда был мелким, – внезапно заговорил Сэм, когда их уже не стало видно. – Представлял себя древним воином, в поисках дракона, прячущегося в пещере. Пещера тогда была больше.

Никто не отреагировал на его слова. Скрипнула открывающаяся крышка консервной банки.

– Не время есть запасы Милкс, – скомандовал Ропторн. – Мы у воды, тут полно рыбы, а консервы нам ещё пригодятся, если ты, конечно, не собираешься умирать сегодня.

– И чем же нам ловить рыбу, капитан? – спросил Стимперк.

– Костёр хоть найдите чем развести до моего возвращения, – ответил Сэм и нырнул в море.

– Ну, конечно, это же элементарно в сраной пещере, где нет ни хрена кроме прогнившего мусора! – крикнул Кэрри в сторону водяных пузырей, где только что исчез капитан.

– Я на поверхность за горючим для костра. Леон, составишь компанию? – сказал Лекс, не обращая на Стимперка внимание. Бейлс утвердительно кивнул.

Как и всем остальным Мириам надлежало переодеться в свою гражданскую одежду. Маленькая пещера еле вмещала такое количество народа, а свет с выхода отлично пробивался в неё. Мира отошла в тень насколько могла и отвернулась. Она даже спиной чувствовала наглые взгляды и шептания, даже различив чьё-то «не, слишком плоская». «Мозги у вас слишком плоские», – подумала Мира. Да, грудь её с горем пополам дотягивала до второго размера, а живот уже прилип к спине, но что ещё было ожидать: питание подводников не вызывало аппетита у девочки, привыкшей к фермерской пище.

Сэм вынырнул на берег спустя полчаса с огромной рыбиной проткнутой контарой и устрицами, завёрнутыми в куртку. Костёр уже горел, а Дик вернулся. Изолирующие костюмы было решено сжечь, а то, что не горит закопать. Никаких остатков их пребывания в пещере быть не должно. Таскать с собой лишнее тоже бессмысленно.

Ни за время отсутствия Диксона, ни когда он вернулся, о мальчике больше не говорили. С первой минуты появления кроткого карапуза каждому было очевидно, что даже четырёхлетний ребёнок, умеющий говорить, представлял для них реальную опасность. Но мало кто был готов, не то чтобы решить этот вопрос самостоятельно, но даже поставить его в своей голове. «Дик проводил пацана к дому» – такая формулировка удачно вставляется в мозг и не подвергается никакой критике. Ведь как только ты допустишь в свой ум подозрение, что было не так, ты станешь соучастником преступления. Совсем другое дело, когда ты «не знаешь» и добропорядочно «веришь» всем словам капитана.

Когда Дик вернулся, он первым делом подошёл к Уайту. Мире казалось, что она читает по губам Лекса вопрос «ты избавился от тела?», но ведь она не умеет читать по губам. Это всё россказни подсознания, нет никакого тела, не было никакого ребёнка, только изменённый, которого Дик проводил до куда-то, зачем-то…

Ночью они вышли из пещеры и направились в сторону ближайшей станции подземки. Быстро преодолев пустынный участок, они рассыпались на малые группы и затерялись меж домов. До входа в станцию было всего три тысячи шагов. Сэм заранее прописал траекторию каждому отряду. Несмотря на группы по три человека и гражданскую одежду, вальяжно гулять по городу они всё равно не могли себе позволить. Большие рюкзаки привлекали внимание, а любое столкновение с полицейским отрядом стало бы фатальным. Поэтому крадясь безлюдными неосвещёнными улочками они медленно пробирались к станции «Пляжная».

Как и сказал мальчик, подземная железная дорога не работала, но вход был открыт. Группа Мира, Нолл и Сноут вошли в вестибюль вторыми.

– За вами не было преследования? – спросил Бейлз.

– Никаких хвостов, прошли идеально, – ответил Сноут.

Бейлз одобрительно кивнул. Вскоре добрались все остальные группы. Все девятнадцать человек в полном здравии спустились на линию «Флюментейская».

Тёмная заброшенная подземка казалась совсем безлюдной. Не задерживаясь на конечной станции, они направились по туннелю.

С момента как все группы снова соединились, Мира оказалась одна. Никто с ней не разговаривал, никто не шёл рядом, ускоряя или замедляя шаг, если она ровнялась. Лекс возглавлял колонну и, казалось, вообще забыл о её существовании с тех пор, как чуть не утопил. Даже Сноут, с которым она подружилась на подлодке, игнорировал её. Оставив попытки примкнуть к какой-либо группе, она плелась сзади в гордом одиночестве. На неё навесили рюкзак с самым ненужным хламом из каких-то вещей и даже не выдали её же меч, не говоря уже об огнестрельном оружии, которое было у каждого.

Они миновали одну станцию, почти ничем не отличавшуюся от той, на которой они спустились. Такая же тёмная и такая же заброшенная. Любопытно, думала Мира, если подземка перестала функционировать, то куда они дели все поезда? Наверное, пустили в надземное сообщение. Её мысли прервал, неожиданно поравнявшийся с ней Ропторн.

– Проблемы с коллективом?

– С чего вы взяли, капитан? – натянуто улыбнулась Мира.

– Знаете, Мириам, я был против того, чтобы брать вас на борт и я рад, что Лекс так быстро и такой малой кровью убедился, что я был прав.

– Как это мило с вашей стороны, сообщить мне об этом.

– Да, я вообще очень милый, если вы не заметили, – улыбнулся Сэм. – Так вот, был против того, чтобы рушить вашу жизнь и брать гражданскую в военную операцию, но вы уже здесь, и я не поддерживаю всеобщего ополчения на вас. Мне рассказали, что явилось причиной, но на мой взгляд вы поступили так, как большинство гражданских поступило бы на вашем месте, и завышенное ожидание моих людей, и в первую очередь моего сына, не должно быть причиной бессмысленных конфликтов.

– Вы сейчас так деликатно унизили меня, Сэмюэл, что я даже не знаю, как дальше реагировать на ваши речи.

– Спокойно реагировать. Мы теперь в одной связке, нравится нам это или нет. И поскольку у вас нет оружия, я бы попросил вас идти в середине колонны. Поверье, это просьба друга. Так для всех будет безопаснее, и в первую очередь для вас. И ещё: если заметите одиноко шагающего Стимперка, не составляйте ему компанию – это не улучшит ваши отношения с коллективом.

«Будто мне не всё равно» – прорычала про себя Мира. В бутылке, выданной ей, вода закончилась, к тому же она уже часа два как хочет есть, но в её рюкзаке еды нет. Какое дело ей до «любви» коллектива, если этот Стимперк будет достаточно гостеприимен и щедр. Конечно, она могла бы сказать о своей проблеме капитану, который, разумеется, «великодушно» поймёт неподготовленную гражданскую, но не пошёл бы он на хрен. Лучше сдохнуть от жажды, чем просить этих чванских бывших анкаровцев о глотке воды.

Они прошли ещё одну ничем не примечательную станцию. Сэм сказал, что на следующей будет переход на кольцевую линию без выхода на поверхность, там можно будет устроить привал.

– А куда мы вообще прёмся? – спросила Мира Ропторна. – Вряд ли эти подземные линии выведут нас к Перинею, – ухмыльнувшись, добавила она.

– Какая великолепная дедукция! – закричал Кэрри Стимперк. Нет, у него она воды тоже не попросит.

– Мы просто решили скормить вас монстрам, – добавил Лодс.

– Девушка, как пассажирке, вам совсем не обязательно знать дорогу, когда её знает водитель, – ответил Сэм.

– Помнится, когда вы в последний раз утверждали, что знаете дорогу, мы …

Гудок. Длинный пронзительный гудок, доносящийся сзади, прервал её. Все обернулись на звук.

– Это что, поезд?! – удивился Бейлз.

Вдалеке стали проглядываться мерцающие лучи света. Раздался ещё один гудок. Сомнений не было – оно приближалось.

– Бегом!!! – закричал Сэм. Но все и так уже бежали.

Шпала за шпалой пролетали под ногами. Мира смотрела вниз, чтобы не споткнуться. Смотреть вперёд было бессмысленно – она снова была позади всех, как бы быстро она не старалась бежать. Свет от фар уже подсвечивал ей под ноги. Или ей так казалось. Она ничего и никого не слышала, кроме отстукивания собственной крови в ушах. Всё бежала и бежала, перед глазами только нога, рука, шпала, нога, рука, шпала. Каким образом она должна была увидеть, что добежала, она не знала, только нога, рука, шпала чередовались всё медленнее…

Рука вне очереди… чужая рука… спина… большая мужская спина… и шпалы. Она осознала, что больше не бежит и попыталась задрать голову. Поезд был совсем близко. Но мужчина бежал очень быстро. Тут её голова отвернулась к стене, затем к потолку. Так она оказалась спиной на платформе.

– Вставай, ещё ничего не закончено! – прокричал Сэм и поднял за руку, словно она ничего не весила. Только плечо очень заболело. Снова закинув её на плечо, они побежали к лестнице перехода. Поезд в этот момент на тормозах подъезжал к платформе. Не завершив остановку, он проехал дальше, набирая скорость. Уайт, прижавшись к стене на лестнице, провожал взглядом поезд. Сэм посадил ношу на ступеньки.

– Заметил кого-нибудь? – спросил он Лекса.

– Никого, а ты?

– Аналогично. Но им явно управляли.

– Возможно, дистанционно.

– В любом случае, идти дальше по этой ветке небезопасно.

– Согласен. Но стоит приготовиться к тому, что по другим тоже могут ходить поезда.

Группа перешла на кольцевую линию. Прямо возле платформы в переходе разбили лагерь. Двое постовых охраняли подходы с перехода, двое следили за тем, что творится на платформе. Остальным разрешалось поесть и поспать. Если за время привала по кольцу не пройдёт ни одного поезда, то дальнейший путь было решено продолжить по нему.

– В переходе есть санузел, – объявил Ропторн. – Прошу всех по нужде ходить по двое.

Дважды Мире повторять не надо было. Конечно, просьбу ходить по двое она проигнорировала, но дорогу к туалету одинокой назвать было трудно. Ворвавшись в туалет после десятиминутного ожидания в очереди, она приятно удивилась рабочему сливному бачку и терпимому запаху после десятка солдат. Закончив непосредственно с туалетом, она подошла к рукомойнику и открыла кран. Вода полилась на руки. Не прозрачная, но вода… лилась. Она смотрела на её ржавый оттенок, с каждой секундой казавшийся ей всё более светлым. Стук в дверь вырвал её из раздумий.

– Эй, ты там красишься что ли?! Потом будешь делать свои бабские дела, ещё не все мужики сходили!

Ну точно, блин, крашусь! Хорошо хоть месячные не идут, а то бы проще было повеситься с этими мужланами.

Мира набрала в сложенные ладошки воду и принялась жадно пить порцию за порцией. Она не вышла из туалета, пока вода не стала снова казаться ржавой и противной.

Вернувшись, она села у своего рюкзака, тот был достаточно мягким, чтобы облокотиться на него и попробовать поспать. Пока она примерялась к своей «подушке», подошёл Сэм с пакетом в руках.

– Вода и тушёнка, – продекларировал он, протягивая ей пакет. – У тебя пустая бутылка?

Мира кивнула.

– Давай сюда.

Мира достала пустую баклажку и протянула Сэму.

– Давно? – спросил он, потрясся бутылку.

– Кажется, что в другой жизни.

– В пакете вода, – ещё раз повторил он, если она вдруг не расслышала вначале.

– Я уже попила в туалете.

– Ааа, ну ничего, скоро мы все будем оттуда пить. Или думаешь, для чего я собираю пустые бутылки?

Она никак не отреагировала, он присел рядом.

– Твоя гордость неуместна, – сказал он. – Если тебе что-то нужно, просто скажи мне.

– Мне нужно домой. На Новую Надежду. Поможешь? – саркастично процедила Мира.

Сэм вздохнул. Мира продолжила уже растеряно:

– Я этого всего не хотела. Мне плевать на вашу войну или что вы там не поделили с АНК. Меня не должно тут быть.

– С последним я согласен. Но это куда более твоя война, чем моя, например. Мир принадлежит изменённым: сначала Дориан, Периней, потом ТАС, затем другие острова и вот, наконец, АНК – оплот содружества. Новая Надежда просто доживает свой век. Если не изменить направление ветра, живых сдует с лица земли окончательно. Разве ты хочешь этого? Хочешь стать как я? Не желать еды и воды… близости… не иметь детей и внуков. Не иметь возможности когда-либо умереть.

– Кремируйся, в чём проблема, – беззаботно сказала Мира.

– А с чего ты взяла, что кремация – это смерть?

– Эээ… даже не знаю, что сказать. В школе проходили?

– Доказано только то, что после кремации прах не ходит и не говорит, за ним не замечено каких-либо движений. А вот то, что во время кремации душа, наконец, покидает кости – уже домыслы веры. Если бы ты работала в домах реабилитации жертв пожаров, то обратила бы внимание, что люди, ожоги которых повредили кости, тоже не могут говорить и двигаться годами, а то и столетиями. Их самосознание подверглось большим травмам, и они словно не могут собраться заново. Но они есть. Их души точно на месте. Иногда они реагируют на голоса, иногда на лица любимых. Так вот, если такими растениями становятся всего лишь летальные жертвы сильных пожаров, то чего ожидать от жертв кремации? В топку аргументов можно закинуть ещё метод дробление костей, который также считается весьма эффективным в обездвиживании, но почему-то никому не приходит в голову предполагать, что это влечёт смерть духа.

– Ты работал в доме реабилитации жертв пожаров?

– Нет. Если быть совсем откровенным, то это даже не моё мнение. Но это мнение учёного с огромным жизненным опытом, которому я склонен верить.

– Ясно, – без интереса констатировала Мира, доставая из пакета банку тушенки и вилку.

– Давай помогу, – предложил Сэм. Мира протянула ему закупоренную банку, которую он с лёгкостью открыл.

– Почему вы проиграли в восстании?

– А почему мы должны были в нём выиграть?

Мира только пожала плечами.

– Войны зачастую выигрываются или проигрываются ещё до их начала.

– А восстание начали вы?

– Нет, – ответил Сэм. – Более того, никому неизвестно, кто его начал, это мог быть вообще не наш.

– То есть?

– Нас намеренно провоцировали. Закон о кремации родственников был омерзительно безнравственным, но человек так уже привык глотать, и каждый раз, чем больший член ему впихивали в рот, тем шире становился рот. Мы бы схавали и это дерьмо. Больше бы любили своих детей и чаще платили за эвтаназию. Но тут прошел слух, желтуха страшная, что мол где-то отец зарезал сына, и всё из-за этого закона. И случай вроде как не единичный. Народ всколыхнулся. Пошли митинги против отмены закона. Демонстрации у дворцов заседаний. Кого послали их угомонить? Солдат, низший эшелон, живых людей. Тех, кто мог считать своим человеческим долгом встать по ту сторону толпы, если бы хватило смелости и веры, послали эту толпу усмирять. Огонь в крайнем случае. Стрелять никто не хотел. Пытались убедить разойтись миром. Но без пулевого гнёта народ не двигался с места и только прибавлялся. Тут всем солдатам одновременно пришло сообщение с неизвестного номера. Сейчас покажу, мне его потом переслали.

Он достал коммуникатор и открыл Мире сообщение.

– Самое интересное, – продолжил Сэм, когда она дочитала, – что рассылка была очень адресной. Только живым, числящимся на военной службе Альянса. Слова возымели действие. Всё вокруг превратилось в хаос. Оказаться в форме в этот день – значило принять ту или иную сторону, причем форма, как правило, сама определяла это за тебя. Мы ввязались в эту войну не по своей воле. Но попытались её выиграть.

– А как тебе тогда удалось занять другую сторону в офицерском мундире?

– Снёс башку старпому на глазах у команды. – Сэм убрал свой коммуникатор. – Рыбка была погружена, когда прошла рассылка, поэтому о восстании мой экипаж узнал по передаче Альянса. Мы получили приказ передислоцироваться к базе флота АНК. Тогда я и сделал выбор и приказал вывести из строя маяк сопряжения с центром управления.

– Но почему?

– А мой сын, по-твоему, недостаточная причина?

– Приёмный сын. По-моему, нет.

– Ну, это уже твои проблемы. Хотя, может ты и права, и сработала просто капитанская чуйка. Ведь не поступи я так изначально, в итоге вместе с остальным старшим составом изменённых, пошёл бы на корм акулам.

– Любопытно, а это означало бы смерть?

– Вот уж не хотел бы это проверять.

Мира улыбнулась и начала есть тушенку. Ароматные мягкие волокна жилистого мяса с застывавшим на губах сытным жирком. Проголодавшейся Мире даже холодная тушенка показалась лучшей пищей на земле и начала наполнять добром и счастьем.

– Спасибо тебе, – неожиданно сказала Мириам.

– Да за что же?

– За то, что спас меня от поезда и, вообще, за доброту.

– Не надо навешивать на меня лишнего. Если обнаружат тебя, поймут, что ты с Новой Надежды – это провал всей нашей операции. А если все будут тебя ненавидеть и игнорировать – рано или поздно ты можешь сбежать или выкинуть какой-нибудь фокус. Так что, прости, никакой доброты – только бизнес.

– Было бы убедительнее, если бы ты мне этого не сказал. Но договорились, никакого тебе тогда спасибо, – подмигнула Мира.

Сэм подмигнул в ответ и откланялся. Мира за минуту переместила содержимое консервы в желудок и уснула на рюкзаке как младенец.

По кольцевой ветке за время привала так и не прошло ни одного поезда, так что путь продолжили вниз по кольцу. Но далеко продвинуться не успели, как впереди раздался взрыв дымовой гранаты, и загорелись яркие огни фар. Это был не поезд – что-то намного меньше, но явно управляемое. Оно начало двигаться на них. Уайт скомандовал вернуться к переходу и занять оборонительные позиции на платформе. Все снова бежали.

Вернувшись на станцию, моряки быстро расчехлили оружие и разошлись по платформе. Машина остановилась, не доехав до станции, и начала сдавать назад. Неизвестный противник удалялся, пока не исчез совсем в темноте туннеля. То ли он испугался, что его могут хорошо «встретить», то ли просто охранял подступ к своей территории.

– Ушли, – констатировал Лекс.

– Это была дрезина, – сказал Сэм, чьё внесетчатное зрение могло различать силуэты в независимости от освещения. – С закрытым передним бортом. Внутри стояли люди. Всего трое.

– Вооружены?

– Не смог разглядеть.

– Ну, дымы у них как минимум есть, – сказал Эхо. – На той ветке поезд-призрак, на этой дымящая дрезина, а ещё пацан говорил про каких-то монстров. Весёленькая подземка!

– Да, не стоит тут задерживаться, – согласился Сэм. – Следующая станция вверх по этой линии выходит в торговый центр. Это конечно совсем не то место, где я планировал выйти из подземки, но там хотя бы можно затеряться.

– А у нас уже привычка сходить с пути не там, где ты запланировал, – сказал Лекс. – Ладно, не будем тут задерживаться, пока ещё что-то не приехало. Двигаем вверх по правому туннелю. На случай если эти черти захотят догнать, им придётся перекидывать дрезину.

Они двинулись вверх по кольцу. Дик и Сноут с оружием наизготове замыкали колонну, Сэм и Лекс шли впереди. Двигались тихо, фонарями не светили. Путь до станции «Калейдоскоп» прошли спокойно. Сэм и Сноут поднялись по отключенному эскалатору проверить, чист ли выход. Очень скоро они вернулись.

– Выхода нет, – сообщил Пирокаратти.

Повисло недоумённое молчание.

– Гермоворота закрыты, – уточнил Сэм.

– Значит, идём до следующей станции? Не будем останавливаться, – предложил перепуганным голосом Лодс.

– Что там будет, Сэм? – спросил Лекс.

– Вроде ничего особенного. Негусто населённый спальный район.

Путь до следующей станции тоже прошел без приключений. В этой подземке это казалось уже удивительным. Лекс решил проверить выход сам, один. Сэм не стал оспаривать, а больше было и некому.

Уайт подобно хищнику на охоте медленно крался по лестнице эскалатора, пока не стал виден вестибюль. Гермоворота были открыты. Он не пошёл дальше и начал спускаться к остальным.

– Ну что там? – в нетерпении спросил Сноут, когда Лекс ещё не успел до конца взойти на платформу.

– То же самое.

– Хлак! – выругался Сноут по-лемерански.

– Может, повезёт на следующей. Строй не ослаблять. Быть готовыми к бою в любой момент.

Они пошли дальше. Сэм и Лекс по-прежнему возглавляли колонну.

– Как тебе управляется с дробовиком в подземке? – тихо спросил отца Алекстар.

– Это я стал тяжелее, другие предметы остались такими же. Нормально.

– Значит, твоя боеспособность не снижена?

– Не значительно. Ты бы лучше беспокоился об остальных. У подводников не такая боевая подготовка как у ваших, к тому же они измотаны. Не говоря уже о гражданской.

– Мне плевать на неё. Всё, что она знала, она уже рассказала, да и прямым потомком Элизы она никак быть не может.

– Лекс, тебе надо научиться прощать людей.

– Я её уже простил. Просто на следующей станции нас поджидают. Надо дать бой. И тех, кто испугается и побежит назад придётся пристрелить самим.

– Почему так уверен, что нас поджидают?

Лекс обернулся назад. Убедившись, что их никто не слышит, ответил:

– Гермоворота были открыты. Не останавливайся.

– Почему ты сразу мне не сказал? Я ещё могу понять, почему не сказал остальным, но мне?

– А зачем? Сейчас же говорю.

– Затем, что одна голова хорошо, а две лучше.

– Не беспокойся, я думаю за пять.

– Ты слишком много о себе думаешь, это меня беспокоит. Так и что ты там надумал?

– Мы нужны им живыми – это может сыграть нам на руку в бою. Не стоит конечно надеяться, что наши жизни они ценят выше своих, но до первой жертвы с их стороны у нас преимущество. Поезд ехал медленно, дрезина преследовала только до нашей остановке на платформе. Дальше всё стало спокойно. Нас пугали, но не пытались убить. По их расчётам мы должны были выйти на предыдущей станции. Туда нас снова и попытаются вернуть. Но мы по их плану больше двигаться не будем.

– Чёрт…

Сэм резко остановился, притормозив колонну, и открыл дверь слева. Её легко было вообще не заметить, идя в темноте, даже с его зрением. Своё присутствие здесь они уже явно обнаружили, поэтому, не мешкая, он вошёл внутрь, пропуская вперёд только дробовик. Быстро осмотревшись и не выявив признаков жизни или нежити, он включил фонарь. За ним, включив свой фонарик, вошёл и Лекс.

Это был технический проход, с комнатой отдыха и отхожих дел для персонала. С другой стороны прохода тоже была дверь.

– Сквозной, – сказал Лекс, направив фонарь на противоположную дверь. – Это хорошо. Они не знают, с каких путей нас ждать, но они точно не будут ждать нас с обоих. Станция совсем близко.

Остальных завели в проход.

Правую группу составили Уайт, Диксон, Пирокаратти, Стимперк, Майлс, Курман, Хипстоун, Сандерс и Хендерсон, с левой стороны вышли Ропторн, Бейлс, Милкс, Лодс, Миллер, Берроуз, Мун и Харрис. Мира с Ноллом остались в проходе.

Двигались неспешно, с оружием на изготовку. Все автоматы были заряжены разрывными и зажигательными, дробовики крупной дробью, ранцевые огнемёты добивали до пятидесяти метров. Впереди правого отряда загорелись те же слепящие огни дрезины…

– У нас контакт, – тихо передал в скрытую гарнитуру рации Лекс, зажав кнопку на указательном пальце.

– Понял, у нас чисто, продвигаемся к станции, – ответил Сэм.

Группа Уайта замерла на месте. Противник тоже не предпринимал активных действий.

– Дик, – еле слышно шептал Лекс, стараясь не шевелить губами, – через пять секунд бери выше фар по росту человека, остальные открывайте огонь по фарам и расходитесь к стенке и на пол. Отсчёт пошёл.

Он медленно подкорректировал свой прицел выше фар там, где у дрезины должен был быть водитель и, досчитав до пяти, нажал на спуск. Раздалось много выстрелов одновременно. Фары дрезины погасли, но Лекс вслепую продолжал раздавать очереди по намеченным в памяти местам. В ответ приходил только звук пуль врезавшихся в металл. Ослепления от яркого света ещё не прошло, но больше не давало преимущества противнику.

– Кто открыл огонь?! – кричал Сэм. – Мы ещё не обошли их, ускоряемся.

Противник открыл огонь в ответ. Как и предполагал Лекс, стреляли под ноги.

– Отступаем! – скомандовал Уайт. Группа предварительно была проинструктирована, что отступать следует в сквозной проход.

По плану они должны были двигаться назад медленно, чтобы вторая группа успела зайти противнику сзади, но люди под обстрелом паниковали и стали бежать.

Когда наши подводники стали исчезать в проходе, враг принялся стрелять выше пола. Было слышно, что на дрезине переговариваются, но не разобрать о чём. Несколько человек слегли наземь. Лекс, прикрывшись одним из них, подобрался ближе и открыл огонь из огнемёта убитого в сторону дрезины.

– Вижу их, – сообщил Сэм, прибежавший раньше своей группы. – Три людских силуэта. Ни трупов, ни раненных. Вероятно какая-то броня. Кидаю гранату.

Лекс и Дик упали на землю закрыв голову. Остальные уже либо зашли в проход, либо лежали замертво. Раздался взрыв.

Сэм видел, как все трое повалились, выронив из рук оружие. Но через несколько секунд один начал подниматься.

– Они поднимаются, – отчитался об увиденном он, – я вперёд, должно же у них быть уязвимое место.

С этими словами он достал гасило[1] и раскручивая побежал на самого быстро очухавшегося. Заехав с размаху тому в голову, сбил его на пол. На противнике были очки на плотном ремешке, которые сдвинулись от удара и он первым делом поспешил их поправить. Уже в следующем размахе враг рукой остановил гасило в воздухе, второй рукой потянувшись к лежавшему рядом автомату. Нога Сэма оказалась у автомата на долю секунды быстрее. А в следующее мгновение ему удалось обволочь шею противника металлической цепью гасила. В борьбе они свалились с дрезины. Сэм пытался положить его шею на рельсу и переломить позвонки, но враг отчаянно сопротивлялся. Второй человеческий силуэт тем временем схватил один из дробовиков, пристёгнутых к дрезине и направил на борющихся.

Алекстар, включив фонарик на плече, бежал к дрезине, выстреливая очередь в дробовик, находившийся в руках у абсолютно лысого и серокожего подобия человека. Дробовик отлетел. Запрыгнув на дрезину Лекс заехал с ноги серому по лицу, и когда у того от удара приоткрылся рот, воткнул ему кинжал в пасть по самые шейные позвонки и провернул для надежности. Враг не шевелился. Зато третий уже стоял перед Уайтом, а из сжавшегося кулака у него вылезло лезвие размером с кость до локтя. Его очки были разбиты и он явно осторожничал. Дик запускал в него дробь за дробью, отвлекая, пока не пришлось заряжать патроны. Лекс высадил остаток магазина своего автомата в лицо серому, но почти нисколько не отбросил его назад и только слегка подпортил улыбку. Было совершенно очевидно, что их серая кожа непроницаема ни для огня, ни для взрыва, ни для других колющих и режущих предметов. Но вот в районе губ она разрывалась на тонкую полоску. Видимо очень хотелось этим тварям общаться, как люди.

– Дик! – прокричал Лекс, выставив открытую левую ладонь в его сторону. Дик, успев зарядить только два патрона, кинул дробовик Алекстару, и тот выстрелил врагу крупной дробью прямо промеж зубов. И второй раз вплотную, для надёжности. Серый обездвижено упал.

Сэм, которому к этому моменту удалось сломать своему противнику только руку и запрокинуть голову, запихнул мини-гранату своему серокожему в рот и плотно прикрыл челюсть и его губы своими руками. Раздался тихий взрыв. Стёкла на очках врага разбились и вылетели. Рука Сэма слегка пострадала, но тварь он всё-таки прикончил.

– Это было лишней тратой гранаты, – сказал Лекс, когда всё кончилось. – К тому же, судя по всему, ты попортил классные очки.

Он стянул единственные уцелевшие очки с трупа с ножом в горле и надел на себя.

– Ночное видение? – спросил Сэм.

– Не только. Ещё тепловизор. Им нужны были живые.

– Абсолютно верно подмечено, – сказал Дик, доставая из одного валявшегося ружья странного вида инъекционный дротик.

– Осмотрите раненных, – приказал Лекс.

После осмотра бездвижно лежавших людей Нолл заключил вполне утешительные выводы. Упавшие моряки, были всего лишь накачены сильным транквилизатором. Но одного человека всё-таки они потеряли. Сандерс оказался слишком близко к взрыву и к тому же получил целых три дозы транквилизатора. Сердце его не выдержало.

Сандерс был почти у входа в проход, пока Уайт не протащил его, пользуя как прикрытие. И сколько было в нём тогда транквилизаторных пуль? К счастью, вряд ли кто-то кроме самого Алекстара это заметил. К сожалению, никто не знает, изменилось бы что-либо, если бы Алекстар тогда знал, что Сандерс жив.

– Никаких документов, но это военные люди, – заключил Сэм после обыска трупов. – Или натасканные военными. Специализированные убийцы.

– Скорее загонщики, – сказал Лекс. – Надо быстрее избавиться от останков и двигаться дальше, пока те, на кого они работают сверху, не поняли, что произошло.

– Довольно тяжело избавляться от таких тел.

– Да, огонь их кожу не берёт, мечи не режут. Предлагаю похоронить как в старые добрые времена, – предложил Лодс.

– Когда-то на Дориане похоронили заживо десятки тысяч человек. По религиозным соображениям, – сказала Мира. – Почему-то мне кажется, что этим людям не привыкать лежать в земле.

– Ты думаешь это дориане? – удивлённо спросил Лодс.

– В других странах не пользуются популярностью модифицированные тела. Под ближние бои, по крайней мере, точно.

– Мы пять лет были отрезаны от мира, что мы знаем теперь о других странах-то? – сказал Уайт.

– И то верно, – пожала плечами Мира.

– Но хоронить мы их не будем. Ещё голой земли мы в бетонных туннелях не искали ради этих тварей. Огнемётом в открытый рот с минуту поработать и они никому ничего не расскажут в ближайшие столетия. А скрывать их смерть смысла нет – на связь не выйдут и всё ясно.

– Кстати, о связи, – вклинился Говард Мун, изучавший коммуникаторы и передатчики убитых. – Как я и думал – всё зашифровано. Интересно, что они успели доложить о нас, но даже если мы сможем что-то дешифровать, то не сейчас, а брать их с собой опасно, там может быть встроен пеленгатор.

– Верно, – согласился Сэм. – Нолл, сколько будет действовать транквилизатор?

– Не знаю. Понятия не имею, что они использовали.

– Значит, понесём раненых по очереди. Отсюда надо уходить, и чем быстрее, тем лучше.

«Зачистив» тела и прихватив уцелевшие очки и оружие поверженных, они прошли дальше по кольцевой ветке. С кольца сошли через станцию, потом ещё через две станции планировали вернуться на флюментейскую линию. Происшествий больше не было. Двигались в темпе, не останавливаясь без необходимости. Мира снова устала, как если бы она опять бежала от опасности. Но ведь она и бежала от опасности, хоть не такой очевидной, как было вначале. Но опасность по-прежнему ждала впереди. И имя её «неизвестность».

К переходу на флюментейскую ветку подходили как мышки. И не зря. Он оказался оккупирован. Но это не было похоже на засаду. Скорее он был более или менее жилым. Прогнившие тела в грязном тряпье ютились на станции и прижимались к стене по мере приближения гостей. Они не производили впечатления людей, способных дать отпор тем троим, что гоняли моряков по подземке. Не было похоже, что они вообще кому-то смогут дать отпор. Даже переход, скорее всего, был выбран, чтобы было больше вариантов бежать. Но группу, приблизившуюся столь тихо, не успели во время заметить. К тому же, судя по степени разложения, мало кто из обитавших тут ещё обладал фокусировкой слуха и зрения. Местные бродяги жались друг к другу как напуганные щенята, но бежать от вооруженных людей уже не решались. Оставалось вступить в контакт и надеяться, что они с вновь прибывшими на одной стороне.

Наша группа спокойно приближалась, не отставляя оружия. Лекс шёл первым. Он достаточно хорошо уже рассмотрел местных обитателей. Тринадцать человек. Среди них были женщины и подростки (или те, кто были подростками, когда умерли). Но в основном мужчины. Оружия не видно, не считая ножей в руках у пары человек. И те положили на пол по указывающему жесту одного из них, по-видимому, старшего. Он же осторожно подался вперёд на встречу Лексу.

– Огонь, – скомандовал Уайт, и из всех орудий и огнемёта в хозяев станции полилось смертоносное приветствие. Только Мира стояла остолбеневшая, наблюдая как корёжатся в пламени и пытаются убежать ничего не сделавшие им плохого люди. Женщины. Дети. Она сама не осознавала, что кричала в этот момент: «Нет! Там же дети».

– Изменённые, – услышала она над ухом голос Нолла. Он тряс её за руку и пытался отвести назад. Её онемевшие ноги не слушались, и, поджав колени, она упала на пятки. – Это не дети, Мириам! Это изменённые!

Через несколько минут всё закончилось. Сопротивление хозяев станции печальной участи иссякло. Последний труп упал и больше не зашевелился. Мира смотрела на это пепелище и не верила своим глазам.

– Они ничего нам не сделали. За что? – она обратила свой вопрос к Лексу.

– Они живут в подземке, где катаются профессиональные убийцы. Может им удавалось скрываться всё это время, а может они работают на них? Пока бы я стал проверять, что они могли нам сделать, могли начать гибнуть наши люди. Живые, заметь, люди. Эти – уже были мертвы.

– Мой дед был мёртв задолго до моего рождения, но это не помешало ему стать моим дедом.

– И только благодаря этому он ещё существует, но даже твой дед представляет угрозу. Это только вопрос времени, когда изменённые становятся врагами первичным. Но они всегда ими становятся. История, дорогая Мириам, твоя любимая история.

– Никого никогда не увозили на ТАС, верно? – сказала Мириам с ненавистью в голосе.

– Никого и никогда, – ответил Уайт равнодушно.

– Боже мой, как же хорошо, что Кара сбежала…

Лекс только ухмыльнулся и пошел осматривать место обитания убитых.

Сноут положил руку Мире на плечо. Она всё поняла. И где-то в подсознании она поняла это давно. Примерно, когда отплыла эта чёртова подлодка. Глаза увлажнились. Не в силах сдержать потёкший ручеёк, она опустила голову.

– Мне жаль, – сказал Сноут. – Но у нас никогда не было никакого выбора.

Мира со злостью отбросила его руку и крикнула, прерывая надрывные слёзы, уже не обращавшему на неё внимание Уайту:

– Неужели на нас всех места на Новой Надежде не хватило?!

– Хватило бы. На наш век точно. Но куда раньше нас бы стёрли с земли АНК, потому что изменённого, решившего, что ему стало тесно и скучно в ННН не остановит океан. А им непременно станет скучно. Сколько ваших эмигрировало, побросав своих детей и стариков, за настоящей жизнью после смерти? Например, твои же собственные родители. Сколько тебе было?

Мира молчала. Он подошел близко и поднял за подбородок её зарёванное лицо.

– Отвечай на вопрос.

Мира продолжала молчать. Ей было всего девять, когда родители предпочти континентальную жизнь радостям материнства, оставив её на попечение деда. Но она уверена, Лекс и так это знал. А родителей она искренне любила и не предавала их поступку негативного значения. Многие, кто был способен, ехали в АНК на заработки. Её родители хотя бы навещали родной дом до событий пятилетней давности.

– Будь моя воля, я бы не ограничился кремацией на острове только изменённых, у которых нет живых детей, – презрительно заключил Лекс на её многословное молчание и оставил в покое.

– Тогда тебе пришлось бы начать с Сэма, – проговорила Мира, уже обращаясь к его отвернувшейся спине. Он оставил этот выпад без внимания.

Маски сняты, ширма упала, и театр закончил спектакль. Убийцы. Она в компании убийц, которые ценят только своё существование. Главнокомандующий был готов убить её за то, что она, испугавшись за свою жизнь, перерезала верёвку. Ещё бы, ведь это угрожало жизни его людям. Капитан Сэм отправлял Стимперка на гибель ради спасения остальных. Ведь по каким-то причинам Кэрри уже не часть команды. Его, как и её, всегда можно пустить в расход. Всё пошло не по плану. Прибудут ли они в Периней уже не ясно, и её роль здесь маленькая. А точнее конкретная – обуза. И как бы не росла её ненависть к этому анкаровскому сброду, жить всё же хотелось. А значит, нарисовывался пока единственный вариант – стать полезным членом группы, пока эта группа не кинула её прикормкой врагу при подвернувшемся случае.

[1] Гаси́ло – холодное оружие ударно-раздробляющего действия, представляющее собой ударный груз, закреплённый на верёвке, ремне или цепи. Обычно называется разновидностью кистеня, однако из-за отсутствия рукояти представляет собой отдельный вид оружия.

7. Знакомый враг

Мириам повернула кран, и из душа потекла ржавая холодная вода. Голое тело вздрогнуло, отшатнувшись назад. Она смотрела на льющуюся воду и не понимала, что она здесь делает. В подземке холодно, одежда грязная, ради чего принимать такой ужасный душ? Разве что только местно…

Очереди за ней не было – душ она принимала последней. Рассматривая своё тело, она обратила внимание, как сильно стали выпирать рёбра. Ноги стёрты в мозолях. Вот им точно без разницы, какая вода, они и в лужу рады. А через неделю, видимо, она будет прыгать от счастья с мысли искупаться в болоте. Если доживёт. Если доживёт…

Обтеревшись какими-то тряпками, найденными в технических помещениях, она натянула посеревшие чёрные брюки, что держались уже только благодаря поясу, и потную синюю рубашку. Заколотив в дальний ящик случайно влетевшую в голову мысль «зачем вообще нужна такая жизнь», она проследовала к своему рюкзаку, давно служившему ей стулом, кроватью и приятным собеседником.

Паёк принёс Сноут.

– А где Сэм? – спросила Мира.

– Я тебе больше не нравлюсь? – улыбнулся Пирокаратти.

– Если честно, ты никогда не был в моём вкусе, – ехидно улыбнулась Мира в ответ.

– Ясно, ясно, любите постарше и похолоднее.

– Да, прям от холодца бы сейчас не отказалась. Его хоть положено есть холодным, – сказала Мира, принимая в руки холодную банку консервы.

– Боюсь, в том холодце больше привкуса химии, чем мяса. Но если это не пугает, то он в ПТО.

– Спасибо.

Отложив обед, Мира сразу направилась в пункт технического обслуживания. Из станции «Индустриальная», что явилась их последней остановкой в подземке, выходило множество технических помещений и небольшой гараж. Поездов в нём, кстати, не было.

Сэм сидел за аптечкой и зашивал себе руку, когда тихо приоткрылась дверь.

– Давай помогу, – предложила Мира с порога.

– Вы, кажется, учитель истории, а не медицины изменённых, миссис Томас, – ответил Сэм, не отвлекаясь от руки.

– Бывший учитель истории… как однажды сказал мой муж.

– Наверное, это тебя сильно ранило.

– Наверное, это уже не важно. Давай руку, мне как минимум будет удобнее это делать.

Сэм снисходительно посмотрел на Мириам.

– Тебе знакома анатомия пластинатов?

– А большая разница с обычными консерватами?

– Существенная, я бы сказал. Но можешь попробовать.

Мира сделала первый стяжёк. Это оказалось не так уж трудно.

– Я думала вы твёрже, – заключила она.

– Я думал, вы тоже, Мириам.

Мира недоумённо посмотрела в его голубые глаза, и только сейчас заметила, какие они стеклянные. Словно смазочный материал вместо слёз застыл на них плёнкой.

– Что тебе нужно, Мириам?

– Выжить. Если уж начистоту.

– Так выживай. Кто тебе помеха?

– Я бы хотела свой меч. Я умею с ним обращаться и смогла бы стать полезной…

– О, нет-нет-нет. Ты и твой меч – горючее сочетание. А пользы от тебя будет куда больше, начни ты стирать, готовить, улыбаться кому-нибудь, в конце концов.

Мира положила иглу закончив шов, но не закрепив его как следует.

– Я могла бы оказывать медицинскую помощь, – с энтузиазмом сказала она.

– Это вряд ли, – посмотрел Сэм на руку, – к тому же на это у нас есть Нолл.

– Тогда почему ты не попросил его?

– Я и тебя-то не просил. А ему лучше не видеть, что тут творится. Кстати, подай мне чашку.

Мира посмотрела в сторону, куда указывал его палец. Под огнём горелки стояла обугленная железная кружка. Она огляделась в поисках чего-то, чем можно было воспользоваться как прихваткой.

– Прости, совсем забыл, ты же не можешь, – издевательски сказал Сэм, поднялся и снял чашку с огня голой рукой. Затем насыпал порошка из аптечки на руку и начал капать шипящую жидкость из стакана на зашитый порез.

– Что это? – из любопытства спросила Мира.

– Медь.

– А разве она идёт в составе полимера пластинатов?

– Нет.

– У тех, кого вы победили, она была в составе?

– Понятия не имею. Я впервые видел такую кожу, хотя синтетиков перевидал немало. Боюсь, мы фатально отстали от своего противника за эти годы.

– Тогда тем более вам нужна любая боевая единица.

– Да-да, особенно трусливая надежанка с ножом за спиной.

Мира хотела возразить, но подумала, что спорить и вспоминать причины такого отношения не в её пользу. Она согласно тяжело вздохнула.

– Мы едим одни консервы, что мне готовить?

– А стирку типа не заметили, да? Да и консервы могли быть вкуснее, если бы их кто-то разогревал, хотя бы.

– Вот это я только – за! – активировалась Мира. – Только разве мне кто-то подсказал, чем да как их греть можно.

– Когда хочешь полезное сделать, можно и спросить, пришла же ты сейчас ко мне, не обломилась. А если живыми отсюда выберемся да до реки доберёмся, то и ассортимент еды прибавится. Будет у тебя работа.

– А если не живыми? Я умру без оружия в руках?

– Без, – отрезал он, не оставляя шанса для дискуссии. Затем поднёс фитиль горелки к руке и начал плавить шов. Мира внимательно наблюдала весь процесс.

– А почему все так ненавидят Стимперка? – спросила она, когда он закончил.

– Из-за Сокола. Был у нас один такой изменённый в экипаже. Был у нас на судне такой главный инженер из изменённых. Кэрри прикончил старика.

– Но ведь ты, кажется, тоже убил своего старпома. Или только изменённым разрешено убивать изменённых?

– Убил. И не я один тогда кого-то убил. Но понимаешь, люди, как изменённые, так и первичные, бывают хорошие и плохие. Нет, не верно. Хорошими или плохими люди не бывают – это относительные категории. Просто бывают люди, которые всем нравятся. А бывают те, которые не нравятся никому. Так вот: Сокол всем нравился, а мой старпом не нравился даже мне. И ведь Кэрри сделал это не из злости, не из ненависти к изменённым, а по глупости. Все были удивлены, как вообще у кого-то поднялась рука на этого добрейшего занудливого старикашку. А парнишка хлопал ничего невтупляющими глазами – революция же! Эх, и каково же было его удивление, когда я остался капитаном.

– Учебники истории склоняли меня думать, что большинство военных слепы в своём служении чему-либо. Будь то человек, государство или бравое дело вроде революции. Но тебе повезло с командой. Не считая Кэрри, конечно.

– Может твои учебники увели тебя не так далеко от истины, – задумался Ропторн. – А вообще, иди-ка ты спать, рыбка-прилипала. Скоро поднимаемся, а там неизвестно когда ещё поспасть удастся.

Мира улыбнулась и молча послушалась. Хотя она и не получила оружия, а перспектива стирать и готовить не радовали её совершенно, она чувствовала, что движется в верном направлении. Важные решения в отряде принимают только двое, это она уже поняла. Расположение Алекстара изменчиво как настроение ребёнка и зависит исключительно из видимой ему рациональной выгоды. А рациональных доводов в свою пользу у Миры пока не было. В Ропторне, напротив, она почувствовала сентиментальность, которую тот безуспешно старается скрыть. Недаром он взял под опеку чужого ребёнка. Довольно нетипичный поступок для гражданина АНК.

Сломать замок на решётке вентиляционной шахты трудов не составило. Первым по лестнице полез Сэм. Вентиляционный киоск представлял собой соосную крышу домика с переплётёнными металлическими прутьями. Добравшись до верха, он огляделся сквозь прутья вокруг и, не обнаружив никого поблизости, выломал крышу с оси. Оказавшись над уровнем земли, он блаженно лёг, глазея на ночные звёзды. Наконец, в теле появилась прежняя лёгкость. Но не время чтобы расслабляться. Он осмотрелся по сторонам и достал бинокль. Станция подземки находилась в полукилометре. У выхода никакой охраны не видно. А вот над входом в здание напротив он заметил камеру, смотрящую в сторону подземки. Видимо, такая же была и на Пляжной. То и верно. Зачем закрывать нефункционирующую подземку, когда из него можно сделать прекрасное место для отлова нелегалов? А мы-то тоже идиоты, повелись и не смутились, что неработающая подземка открыта и не охраняется, заходи не хочу. Пацан этот ещё сказал, что там первичные и монстры. Выживших первичных не испугают монстры, когда на родной земле их истребляло правительство. А пацан мог специально вести их в ловушку. А мог просто транслировать распространявшиеся специально слухи. Ладно, что сейчас уже об этом. Всё равно бы они попытались пройти через подземку, и неизвестно что бы вышло, пойди они сразу по верху. Но есть во всём этом деле один неоспоримый плюс – если идёт охота на первичных, значит они не единственные первичные на континенте, что хорошо, как и само по себе, так и как фактор, маскирующий их прибытие с Новой Надежды.

– Что там? – беспокоил в ухе голос Лекса.

– Тихо. Можете подниматься.

Промышленный район словно засыпал по ночам. Прохожих встретить было почти невозможно. За входом в подземку проходила дорога, по которой могли редко проезжать машины, подсвечивая себя фарами издалека. Первым поднимался Лекс, за ним по лестнице шли Хипстоун и Милкс. Сэм смотрел вниз, когда к нему незаметно сзади что-то подъехало.

– Нарушение общественного порядка, – произнёс металлический голос. – Предъявите правую руку для сканирования.

Сэм обернулся. На него в упор смотрел глазами-камерами полицейский робот- досмотрщик. Вместо ног у него были колёса, а четыре руки оснащены разным оружием. Модель была старая, хорошо знакомая, но видимо с доработками, так как не помнил Сэм, чтобы раньше они могли сканировать какие-то штрих-коды.

– Освободите шахту немедленно, – быстро проговорил Сэм в рацию.

– Чего? Что значит освободить? Туда или сюда? – закричал Хипстоун.

Ответа не было. Уайт ускорился наверх, Милкс стал спускаться, а Хипстоун, находившийся посередине вжался к лестнице и замер. Внизу расступились.

– Да, конечно, – отвечал Сэм и, снимая куртку, подходил к роботу сбоку. Робот прокрутился половиной туловища. Его колёсная часть оставалась ровно направлена по оси к шахте. Сэм начал закатывать рукав рубашки. Робот стоял, не поднимая оружий, по протоколу, где ему не оказывают сопротивления. Резко поменяв направление движения, Сэм толкнул со всех сил машину на венткиоск. Перевалившись через небольшой барьер, досмотрщик полетел вниз.

– Нет, Милкс, наверх, – кричал Лекс в рацию, когда мимо него пролетала железная махина.

Ударившись несколько раз о края шахты, робот чуть не задел Хипстоуна, которого спасли только дуги вокруг лестницы. Ускоряясь в свободном падении, махина летела прямо на Милкса, что уже вышел из ободов лестницы и почти ступал на пол.

Эндрю поднял голову и как ужаленный запрыгал в направлении наверх. Мимо него молниеносно пролетел робот, с грохотом упал на пол и отключился.

– Быстро понимайтесь все, у нас мало времени, – закричал сверху Ропторн.

Подъем многократно ускорился. Все восемнадцать человек одновременно друг за другом входили на лестницу.

Дик, поднявшийся последним, схватил лежавшую рядом выломанную крышу и потянул на образовавшуюся над шахтой дыру.

– Да забей ты, один фиг, спалились. Пошли отсюда, – сказал ему Сэм.

Они побежали в сторону от дороги.

– Хватит, остановись. Мы привлечём внимание, – сказал Курман и притормозил между домами.

– Мы должны добраться до места встречи раньше остальных при том, что у нас самые длинный путь, – ответил Сэм.

– Я… больше… не могу, – выговорила Мира, отдышавшись.

– Крепитесь, миссис Томас, осталось чуть-чуть.

Мириам наклонила туловище к коленам, облокотившись о стену. Открылась внешняя дверь подъезда.

– Встань немедленно, – тихо и быстро прошептал Ропторн.

Мира как смогла быстро вернула туловище в ровное положение, всё ещё подпирая спиной дом. На улицу вышел бледный лысый мужчина в резиновых сапогах. Мельком оглядев троих неизвестных мнущихся у подъезда, он направился к припаркованной машине.

– Группа «А», вы уже на месте? – раздался у Сэма в ухе голос Сноута. – Группа «А», приём.

– Нет, – ответил Сэм, зажав кнопку на пальце в кармане.

– Твоя схема по речной улице не верна, – говорил Сноут. – После большого перекрёстка справа огромный забор. Проход вдоль реки невозможен.

Лысый завёл машину и продолжал смотреть на троицу. Сэм сделал вид, что смотрит на часы и обратился к Джеймсу Курману:

– Стив, сколько можно его ждать, может, пойдём уже?

– Давай дадим ему ещё пять минут. Пять минут и не минутой больше!

Маловероятно, что человек в автомобиле мог слышать их разговор, но предусмотрительность не помешает, думал Сэм. Вдруг незнакомец, не глуша машину, открыл дверь и вышел.

– Извините, – прокричал он в их сторону. – Вам нужна какая-то помощь?

– Нет, спасибо, – прокричал ему в ответ Сэмюэл.

Мужчина, удовлетворительно кивнув, сел обратно и тронулся в сторону дороги.

– Повторяю: проход вдоль реки невозможен, – не унимался в ухе Сноут. – Сэм, куда нам идти?

– Группа «С», продолжайте путь с левой стороны дороги до свалки. Мы скоро будем. У остальных маршрут без изменений?

– Ну, почти, – ответил Бейлс.

– Без существенных, – отчиталась группа «Б».

– «Д» и «К» соединились в намеченной точке, держим максимальную дистанцию при видимости друг друга, – сообщил Дик.

Дальше последовало радиомолчание.

– Группа «Е», вы одни не дали о себе знать, – сказал Сэм. – Группа «Е», как слышите меня?

Ответа не было. Ропторн заметно напрягся и снова зажал тангетку на пальце.

– Группа «Б», вы ближе всех…

– Можешь не продолжать, – перебил Уайт. – Мы возвращаемся к точке пересечения с маршрутом «Е».

– Будьте крайне осторожны. Что бы ни случилось, вы только сторонние наблюдатели, не приближайтесь.

– Конечно, конечно, – саркастично подтвердил Лекс.

– До прояснения ситуации радиомолчание, – объявил Сэм. – Без необходимости не нарушать.

– Таким ты представлял себе возврат на родину, да, Миллер? – подначивал Кэрри.

– Это место – не моя родина. Возле моего дома в Дикене зелёный парк и секвойя высотой как эти бетонные коробки.

– Ха, может, нет там уже никакой секвойи. Деревья производят кислород, а на фига им кислород? Снесли твой парк, поставили телебашню или центр изменения.

– Неа, никуда не снесли мой парк. Деревья – это ещё красиво! Красоту все ценят.

– Да уж, здесь о-о-о-чень красиво!

– А ещё деревья – это способ скрыться. Помните лес на Новой Надежде? Там днём с огнём никого не найдёшь, – вклинился Лодс.

– Да… лес это вообще что-то. Когда я впервые его увидел, то решил, что там не так уж и плохо, – сказал Миллер.

– И поэтому ты сейчас здесь, да? – не унимался Кэрри.

– Все могут ошибаться.

– А некоторые просто не могут не ошибаться.

– Стимперк, отставить обсуждение действий капитана, – приказал Лодс.

– А я что? Я вообще ничего о нём не говорил.

– Ты меня понял.

– Ну, кроме того, что он один из этих тварей, поработивших человеческую расу и устроивших геноцид…

– Кэрри…

– Которых мы вроде как хотим уничтожить. Только что-то высадились не там. И загеноцидимся скоро, судя по всему. Да и командует нашим революционным движением…

– Стимперк! – закричал Лодс. – Из-за тебя я прослушал радиопереговоры!

– Не парься, шеф, там наверняка папик с сыночкой обмениваются воздушными поцелуйчиками.

Саймон остановился и закрыл ухо рукой. Тишина.

– Слушай, секвойя, а в Дикене были патрульные беспилотники?

– Нет. И не называй меня секвойя, – ответил Миллер.

– А в Нимиссау были. И вроде как они умели фиксировать и достраивать траектории движения всех объектов. Типа, чтобы прогнозировать и предотвращать будущие аварии. Так вот, я это к чему? Один такой беспилотник, если он тут летает, легко снимет всю нашу группу и вычислит, что идём мы к одному направлению, и толку от нашего разделения?

Миллер и Лодс подняли головы на пустое ночное небо.

– И хрен вы его увидите, тем более, ночью! Он с двух километром имеет чёткую картинку. А что нам делать, если он спустится прям перед нашим…

– Ё-е-е, – прокричал Лодс вперемешку с металлическим звоном, провалившись под землю.

– Шеф, вы живы? – спрашивал Кэрри в открытый канализационный люк.

Миллер включил фонарь и посвятил вниз. Лодс неподвижно лежал на бетонному полу тремя метрами ниже. В ухе Саймона попусту разорялся наушник: «Повторяю: проход вдоль реки невозможен. Сэм, куда нам идти? – Группа «С» продолжайте путь с левой стороны дороги до свалки. Мы скоро будем. У остальных маршрут без изменений? – Ну, почти. – Без существенных. – «Д» и «К» соединились в намеченной точке, держим максимальную дистанцию при видимости друг друга…»

Из-за поворота появился свет автомобильных фар.

Миллер и Стимперк быстро укрылись за ближайшим зданием. Судя по свечению, машина повернула и приближалась в их сторону. Остановилась. Хлопнула дверь.

– Прикинь, точно, открыт, – донёсся громкий мужской голос. – Позвони в коммунальную службу, пусть пришлют человека с ключами.

– Давай прикроем пока, а то провалится ещё кто, – крикнул второй мужской голос, находившийся чуть дальше. Второй раз хлопнула дверь.

– Походу уже… – ближний включил фонарь и посвятил внутрь.

Стимперк выглянул одним глазом и тут же спрятался обратно.

– Что там? – спросил Миллер.

– Жопа. Полная, – шептал Кэрри. – Это полицейские и они сейчас достанут шефа.

– Валим отсюда?

– Ты рехнулся или плохо расслышал? Отрывай рюкзак.

– Ты что, собираешься напасть на них? Кто ещё рехнулся.

– Секвойя, если ты сейчас дашь дёру, я тебя лично пристрелю. Открывай рюкзак, говорю.

– А что ты к моему рюкзаку привязался? У тебя самого огнемёт есть.

– Секвойя, ты совсем одеревенел или хочешь Саймона поджарить?

– А если они как эти… в подземке… непробиваемые?

– Вот и проверим.

– А если я не хочу… проверять, – бурчал Миллер, но Стимперк уже доставал дробовик. И когда выглянул в следующий раз, один полицейский снизу подавал другому обмякшее тело Лодса.

– Тяжёлый какой, – удивился принимающий. – Уверен, что первичный?

– А ты сам не видишь? Он же в отключке полной.

– Может кости повреждены.

– Да цел он. Рюкзак возьми ещё.

– А это что такое? – вытащил полицейский тянущийся из уха Саймона прозрачный провод. За ним вышел маленький наушник.

– Он не один, Тор, подай мне мой автомат, – крикнул ещё не полностью выползший первый, оглядываясь по сторонам.

Медлить и ждать было больше нечего и Стимперк выпустил первую дробь в того, что отвернулся к машине за автоматом. Выстрел угодил ему в руку и проник к кости, в чём Кэрри был уверен. Второй раз Кэрри выстрелить уже не успел – второй полицейский сидящий на асфальте, резко достал пистолет и Кэрри почувствовал как его больно тряхнуло внутри. Спрятав туловище обратно за дом, он взглянул на свою грудь. Кровавое пятно безапелляционно говорило о проделанной в животе дырке.

– Нужно подкрепление на Хаморскую улицу. Вооружённое сопротивление первичных, – сообщил полицейский в манипулятор автомобильной радиостанции.

Сидя на земле, Стипмерк протянул дробовик Миллеру, стоявшему рядом, со словами:

– Твоя очередь.

– Прости, чувак, – не принимая дробовик, ответил Миллер, – я рулевой субмарины, а на такое я не подписывался.

Миллер побежал вглубь домов. Стимперк, помнивший своё обещание, наставил дробовик на убегающего Миллера. Он водил вокруг всё отдаляющейся фигуры дрожащий прицел, лицо его морщилось в борющейся гримасе, но палец так и не нажал на спуск. Тогда он перенаправил дробовик на угол дома, облокотил его на одно колено и приготовился стрелять во всё, что оттуда выйдет.

Но вылетела оттуда дымовая граната. Затем что-то мгновенно, словно кувырком промчалось мимо. Он выстрелил два раза. Но даже ничего не видя и с трудом дыша, догадался, что ни в кого не попал. Затем чьи-то сильные руки потянули на себя его дробовик, и он получил по голове удар прикладом. Голова поплыла, но Кэрри не отключился полностью.

– Ты что делаешь, их же просили брать живыми.

– Плевать мне, кому они там нужны живые. Двоих хватит. Кто сказал, что их вообще было трое?

Раздался выстрел. Кэрри понял, что карма сама догнала Миллера.

Схватив за подмышки, его протащили до полицейской машины и, предварительно хорошенько облапав, загрузили на заднее сиденье. Он уже полностью пришёл в себя, но продолжал делать вид, что в отключке. Кэрри слегка приоткрыл глаз – рядом сидел Лодс, всё ещё без сознания. Двое полицейских сели спереди.

Один вставил в ухо рацию Саймона и слушал несколько минут.

– Ничего, – заключил он.

– Но у этого рации не было, значит, он общался с кем-то другим, – сказал второй.

– Может с тем, третьим? Кстати, будем забирать его?

– Надо бы забрать, конечно.

– А что начальству скажем?

– Что мы, дрядь, плясать должны, когда в нас стреляют? Этот хрен мне вон полруки повредил, сука.

– Ладно, не кипятись, надо отменять подкрепление и забрать тело.

– Да, – согласился полицейский с водительского места и потянулся к тангетке.

В этот момент в его голову прилетело несколько точных выстрелов, и последовал шквальных огонь на поражение по всему первому ряду сидений.

«Нет, нет, нет!» – закричал про себя Стимперк. – «Кретины»! Хотя, конечно, он понимал что, наблюдая картину издалека, на их месте, поступил бы также.

Кэрри вытащил наушник Саймона из тлеющего уха полицейского и связался со своими:

– Подкрепление. В любую минуту приедет подкрепление, – сообщил он.

– Понял, – отреагировал Уайт, – вы как?

– Я ранен, Лодс ударился головой и без сознания, Миллер убит за домами.

– Принял, сидите там.

Кэрри хотел было дотянуться до автомобильного манипулятора, но его моложавый голос слишком отличался от баса полицейского, который он слышал.

– Подвинься, – дверь машины открылась, и на заднее сиденье рухнул Нолл.

Уайт и Хендерсон вытаскивали тела полицейских. Обчистив их от оружия и документов, закинули в багажник и сели спереди.

– Хенд, твой голос мог бы сойти за полицейского. Попробуй отменить подкрепление, – сказал с заднего сиденья Стимперк.

Хендерсон обернулся уточнить, что от него требуется, а на горизонте появился авто с проблесковыми маячками.

– Поздно, – констатировал Уайт.

– Надо забрать тело Миллера, иначе они найдут его, – сказал Кэрри.

– Пока они будут гоняться за нами, не найдут. Сэм надо отправить группу за телом Миллера, – передал Лекс в рацию и стал сдавать назад для разворота.

– Пятнадцатый, видим вас, как обстановка? – донеслось из приёмника автомобильной радиостанции.

– Справились сами, едем в участок, – быстро среагировал Хендерсон, схватив тангетку. – Простите, что сразу не отменили…

– Тор? Пятнадцатый, повторите, куда вы едите?

Хендерсон обернулась на Стимперка, ожидая подсказки. Тот покачал головой.

– Можешь не напрягаться, Хенд, тебя уже раскусили, – сказал Лекс и выжал педаль газа в пол.

Вторая полицейская машина, включив гирлянду, отправилась вдогонку.

– База, это шестёрка. Пятнадцатый в угоне, разрешите переход на резервную частоту, – раздалось в автомобильном приёмнике.

– Шестёрка, приняли вас. Внимание, всем патрулям с шестого по тринадцатый надлежит перейти на резервную частоту через пять, четыре, три, два, один. Переход.

Приёмник стих. Нолл проворно достал из рюкзака аптечку и принялся за Стимперка. Хендерсон копался в рюкзаках, перебирая имеющееся вооружение.

На перекрёстке, что они проехали на перманентно горящий красный, с правой стороны к погоне присоседился ещё один патруль. Уайт выжимал максимум, патрульная машина обладала хорошей скоростью и маневренностью, но противник не отставал. Нагруженность замедляла их скорость по сравнению с преследователями. В боковых зеркалах уже можно было разглядеть автомат, высовывающийся с пассажирского окна. Дистанция сокращалась.

– Нам не оторваться, – сказал Нолл, вертя головой, – сейчас начнут стрелять.

– Оторвёмся, – успокоил Уайт, резко сворачивая в узкий переулок. – Мой прапрадед был чемпионом мира по кагтуру в 1890-ом.

– Чудно, но ты-то тут причём? – сказал Хендерсон.

– Да сам не знаю… Хенд, в моём рюкзаке должны быть гранаты, в скрытом кармане со стороны спины.

– В 1890-ом скорости кагтур автомобилей достигали только ста тридцати километров в час, – сказал Нолл.

– О-о-о, какие познания, док! Так, побольше оптимизма. Стим, ты как?

– Лучше… всех, – выговорил Кэрри.

Раздались выстрелы сзади. Метили, судя по целым стёклам, в колёса. Хендерсон достал из рюкзака Уайта две гранаты и посмотрел на него.

– Одну, пока одну, – сказал Лекс. – Сейчас я резко дам по тормозам, активируй и брось под колёса первой машины. Не промахнись. Готов?

Хендерсон опустил стекло и утвердительно кивнул. Уайт выжал тормоз и чуть дёрнул руль. Машину сразу занесло пассажирским боком, и она почти встала поперёк дороги. Во избежание столкновения, преследователи резко оттормазились, чуть не въехав друг в дружку. Выждав несколько секунд после активации, Хендерсон запустил гранату под колёса первой машины. Уайт тут же выровнял корпус машины и вдарил по газам, прежде чем полицейские успели что-то сообразить.

Позади раздался взрыв. Нолл и Хендерсон напряжённо смотрели назад. Из огненно-дымовой завесы так никто и не показался. А вот с левой стороны стал слышен звук сирены. Уайт свернул вправо, по квадрату возвращаясь к их исходному положению.

– Так, Инцесно Уайт был твоим прадедом? – спросил Нолл.

– А вы не перестаёте удивлять меня своими познаниями, док.

– Ну, что ж, врач не может быть фанатом автоспорта?

– Конечно, может. Но далеко не все фанаты автоспорта так хорошо знают его историю.

– А я думал, вы просто однофамильцы. Будем надеяться, талант штука наследственная.

– А как же иначе, – бодро подытожил Уайт.

И Алекстар и Нолл знали, что Инцесно погиб на трассе, переоценив свои способности в экстремальном манёвре, но для спокойствия остальных, оба решили умолчать об этом.

Ещё раз повернув вправо, Уайт вывел «пятнашку» на дорогу, ведущую к месту встречи всех групп. Новый преследователь не отставал, но ещё не появился на горизонте. Воспользовавшись моментом, Лекс остановился.

– Все вон из машины, быстро! И вещички прихватите! Рация у вас есть, связывайтесь с Сэмом и валите к остальным. Свалка в том направлении.

– А ты? – спросил Хендерсон.

– Отгоню машину подальше от вас и присоединюсь.

Хендерсон кивнул, положил одну гранату в карман водительского сиденья и вышел помочь Ноллу вытащить раненых. Когда все спешно покинули тачку Уайт двинулся вперёд. Сзади как раз появились маяки преследователя.

– Вижу торговый центр, – говорил Алекстар по рации.

– Отлично, за ним налево, – отвечал Сэм.

За центром слева дорогу перекрывали две патрульные машины. После того как мимо пролетела «пятнашка», они развернулись и присоединились к преследованию.

– Не получилось, еду прямо. Куда дальше?

– Ээ-э, видишь телебашню с левой стороны?

– Она справа.

– Нет. Дол. а быть сл..а. Другая, ищи др…

– Колесо. Слева только колесо обозрения, впереди двухярусная развилка, куда?

– Направо, нет, стой, а про…ув …рава есть?

– Связь пропадает, я отдалюсь, куда на развилке?

– Подо…и, ска… … бя …ава?

– Иди в жопу, отвлекаешь только, – Уайт выкрутил звук на рации до положения «выкл».

Теперь он слушал только свои инстинкты. Любая автострада в АНК была, по сути, ему знакома – все они строились по одному принципу. Однотипные развязки, все перекрёстки можно предугадать. Ему только нужно найти одно, одно единственное подходящее место. Звук сирен не в унисон всё увеличивался и шёл уже со всех сторон – снизу, сверху, сзади, сбоку, иногда спереди, так что траекторию приходилось срочно менять по обстоятельствам. Очень скоро он может встретить впереди блокаду и уже некуда будет уйти. Отключившись от Сэма, он едет слишком хаотично. Это может быть в плюс. Избегать длинных прямых. Не дать им предсказать своё движение. Выбирать неочевидные повороты. Упорядоченный хаос. Слева только что промелькнула широкая река, значит прямо когда-нибудь появится море. Надо спускаться ближе к земле или его закономерно начнёт разворачивать вправо. Где, наверняка, уже ждут. Интересно, сколько машин сейчас на охоте? Поворот ещё, поворот. Земля. Милая земля под ногами… то есть колёсами. Впереди раскинулась необъятная синева на горизонте. Вот и оно. Ещё чуть-чуть, топить со всех колёс, хвост должен потеряться. Выход на прямую. Видно плавный поворот с ограждением. За ним только море на горизонте. Значит обрыв. Подойдёт. Скорость в набор. Он посмотрел в зеркала – никто не дышал прямо в спину. Он активировал гранату и кинул под заднее сиденье.

Влетевшую в ограждение по касательной машину крутануло. Алекстар не столько выпрыгнул, как планировал, из машины, сколько его вышвырнуло из открытой двери летящей центрифуги. Кое-как сгруппировавшись при ударе оземь, он кубарем прокатился по земле ещё метров двадцать. Как раз рухнув на землю, «пятнашка» разнеслась взрывом огромной мощности, затем несколько раз перевернулась, ещё прыгая в сторону обрыва к морю. Собственно до самого моря она так и не «доехала», что в данном случае только играет на руку. Дым поднялся высоко, привлекая внимание, но разыгравшееся из-за взорванного бензобака пламя в ближайшее время не подпустит к машине никого, кроме пожарных.

Алекстар из последних сил тащил своё тело по кустам в сторону от трагедии. Доносился рёв подъехавших полицейских сирен. В основном всё это оставалось уже позади. Вдруг, прямо перед собой он увидел полицейского, перешагнувшего за дорожное ограждение. Он сделал пару вялых шагов на спуске и посмотрел в сторону горящей «пятнашки». Лекс замер в кустах. Если этому полицейскому приспичит пройти в его сторону ещё несколько метров, незамеченным Лекс не останется. Он зажал в руке висевший на шее кулон, хотя сам не знал, верит ли он в сказки. Скорее он верил, что в кулоне, словно в микрокомпьютере неизвестного происхождения, умещаются огромные пласты информации, которой он делится при запрограммированных обстоятельствах с ограниченным кругом пользователей. Но чтобы он реально имел воздействие на посторонних людей по желанию «пользователя», Лекс не верил и, тем более, понятия не имел, как это могло «запускаться». Но, тем не менее, он сжал в руке кулон сильно, как мог, и повторял про себя монотонно: возвращайся, разворачивайся, поднимайся, не иди сюда, назад, назад, назад…

Полицейский, мельком посмотрев вниз и по сторонам, развернулся и стал подниматься наверх. Уайт перевёл дыхание и пополз дальше, как только полицейский скрылся обратно за ограду. На всякий случай приговаривая «вали подальше отсюда, тебе срочно надо в отпуск», он полз, уже не помня себя. Потом был резкий спуск, и он скатился к реке. Да, это точно не море, это уже река. Он поднял голову и увидел впереди мальчика. Того самого мальчика, лет четырёх, что они встретили в пещере. Он достал рацию, поменял все цифры заданного канала на первые попавшиеся, и вырубил. Затем уронил голову на землю и отключился.

Вдоль реки за большой городской свалкой, по словам Ропторна, когда-то располагался скотный двор. Сейчас эта территория была огорожена решётчатым забором, более высоким и основательным чем раньше, здания приобрели более крепкий и суровый вид. У реки виднелись высокие колосья пшеницы, а некоторые небольшие помещения напоминали старые загоны для свиней. Достаточно значительная территория вроде как ничем не была занята. Казалось, это всё ещё был скотный двор. Не заброшенный, но и не функционирующий как прежде. К тому же он находился под солидной охраной, периодически обходившей периметр. Это всё, что можно было рассмотреть в бинокль с городской свалки, но этого было достаточно, чтобы понять, что это не подходящее место для остановки. Да и Сэму было уже не до привала.

Когда связь с Уайтом стала прерываться, он не дожидаясь остальных, побежал к ближайшему месту, имеющему возвышение. Сноут, раньше других прибывший со своей группой к свалке, сообщил что завод, какие-то гигантские цилиндры и вышки которого видны вдоль левой стороны дороги, не производит впечатления охраняемого или работающего. Добежав до ворот Сэму, как и другим после, не составило труда перебраться через забор. Бывший маслоэкстракционный завод был закрыт не на ночь, он не работал уже несколько лет, но видимо переоборудовать его под другие нужды оказалось слишком дорого, и в данный момент он стоял совершенно заброшенным. Огромный кусок земли, клочок которой ещё пять лет назад казался бесценным, простаивал, никому не нужный и никем не охраняемый. А ведь первичное население составляло не больше пяти процентов от всех жителей континента. Неужели обслуживание этих пяти процентов действительно давалось такими земельными жертвами, что всего лишь сделав всех мертвыми, территория Альянса вздохнула свободной грудью? Или на первичном населении не остановились, и была более глобальная зачистка?

Сэм забрался на самую высокую вышку и установил усилитель радиосвязи. Но Уайт в эфире так и не появился.

– Второй приём, – повторял Сэм как мантру, – говорит первый. Я в заданном квадрате. Напротив предполагаемого места. Если ты меня слышишь, направляйся сюда.

Нолл и Хендерсон уже донесли раненых до места, и им помогли переправиться через забор. Лодс, наконец, пришел в себя. Нолл заключил, что у него было лёгкое сотрясения мозга, но опасности для жизни нет. Куда хуже чувствует себя Стимперк, которому во время не была оказана должная медицинская помощь и не предоставлен покой. Нолл всецело теперь окружал его заботой, оборудовав в одном из подсобных помещений свой медицинский кабинет.

– Мы заберём тело Миллера, – доложил Диксон Сэму, сидевшему на полу посередине верхнего этажа с рацией в обнимку.

– «Мы» – это кто? – машинально ответил Сэм.

– Я, Сноут и Бейлс.

– Нет. Вместо одного из троих возьмите Стимперка, он один знает, где оно лежит.

– Стимперк тяжело ранен.

Сэм, не реагируя на Дика, повторил свою мантру в рацию.

– Нам придётся нести его, это только вторая обуза, – не уходил Дик.

– Хорошо, но втроём не идите. Пусть Бейлс или Сноут останется. Возьми вместо кого-то другого.

– Принял.

Через пять минут полностью готовые Дик, Сноут и Хендерсон зашли в комнату, в которой Нолл устроил своих пациентов. Надо отдать должное врачу, он довольно ловко применил бытовые принадлежности в обустройстве своего медицинского кабинета.

– Как он? – спросил Хендерсон с порога.

– В сознании, но тяжело. У него очень высокая температура.

– Вы за телом Миллера? – прохрипел Кэрри, завидев делегацию. – Я пойду с вами, я один…

Он попытался встать, но только свалился на пол, окончательно обессилев. Нолл подскочил к нему, причитая медицинскими ругательствами. Хендерсон подошёл к настилу, с которого упал Кэрри, и помог устроить его обратно. Стимперк хотел что-то сказать, но Хендерсон опередил его.

– Знаю, знаю… – сказал Хенд, – потом ещё повоюешь. Сейчас тебе надо лежать. Я был в этом квадрате, попробуй объяснить на ориентирах, где искать.

– Да я… если честно… – Кэрри еле выговаривал слова, – точно не видел. Мы были… за домом… от люка влево… или вправо… сейчас… мы шли…да, вправо, от люка.

– Он вам ничем не поможет, и вы только гробите мне пациента, – вмешался Нолл.

– Оставьте мне… рацию… – кряхтел Кэрри. – Я… поведу.

Рацию Кэрри оставили, но скорее для его спокойствия и умиротворения. Говорить он в неё так ничего и не смог. Как только делегация ушла на поиски тела Миллера, Стимперк провалился в исцеляющий сон, для своего же блага.

Вскоре рассвело. Сэм, так и не двигаясь с места, охранял рацию, всё реже повторяя свою мантру, но всё же мешая спать Мире, устроившей неподалёку свой ночлег. Солнце пролило свет на бывший скотный двор напротив. Территория, которая ночью казалась пустой и ничем не занятой, стала наводняться человеческими фигурами. Эхо, в силу профессии склонный к большей наблюдательности, заметил это первым. Он схватил бинокль и стал рассматривать то, что творится за забором подробнее.

За решёткой медленно по всей открытой территории расходились люди, выходившие из основного здания. Вдоль заборов за ними наблюдали охранники в чёрной форме. Люди, одинаково одетые в серые комбинезоны, вели себя хаотично и нецеленаправленно, словно находясь наполовину во сне. Эхо поискал биноклем ворота и прочитал вывеску у входа: «Клиника А. Веги».

– Странная клиника, – сказал он вслух, – какого-то А. Веги. Может здесь держат психов?

Бейлс тоже взял бинокль и стал рассматривать пациентов клиники.

– Похоже на то, – заключил Леон. – И не жалко же кому-то бабок содержать психбольницы.

Сэм достал из своего рюкзака единственные уцелевшие очки тех типов из подземки и пустил по полу к окнам, где стояли Эхо и Бейлс.

– Вряд ли это изменённые, – пробурчал он. – Вега специализируется на другом.

– Ты его знаешь? – спросил Бейлс, поднимая очки.

– Её. Имел несчастье.

Леон надел очки и посмотрел на «больных». Все кроме охраны по периметру подавали явные признаки тепла живого человека.

– Чтоб меня… – сказал он и протянул очки Лоренцо.

– Из плоти и крови, прям как мы, – заключил Эхо, примерив очки и поводив головой, в том числе вокруг отдыхавших рядом членов отряда.

Те, кому удалось вздремнуть, уже проснулись и стали проявлять вялый интерес к тому, что творится за окном.

– И зачем эта Вега держит в клетке живых людей? И почему они такие странные? – обратился к Сэму Бейлс.

– Видимо, в качестве биологического материала. Для своих бесконечных опытов и экспериментов, – безучастно сказал Сэм.

– Они под чем-то психотропным, – сделал вывод Майлс, продолжая рассматривать людей в бинокль. – Ещё до службы я слышал об опытах пересадки изменённым живых органов и тканей. Не видел таких изменённых, но рассказывали, что при удачном эксперименте к ним возвращаются ощущения. Все эти люди – инкубатор для будущих органов изменённым, верно? Сэм?

– Хуже, – отозвался Ропторн, не отрываясь от рации. – Они временный носитель будущих тел изменённых.

Эхо покачал головой в изумлении и вернулся к биноклю.

– Натуральный скотный двор, как есть, – констатировал Бейлс.

Наблюдавший за «скотом» в бинокль Эхо заметил в стаде одну паршивую овцу. Девочка, лет девяти с чёрными кудряшками скакала между сомнамбулами и тыкала в них разными предметами. Она была очень активна и словно играла с ними. Да, в руках у неё был медицинский шланг с наушником, которым доктора прослушивают дыхание пациентов. Лоренцо не знал, как он называется, но точно узнал его. Девочка играла в доктора и не было похоже, что она под такими же препаратами, как остальные. Хотя одета она была также, и на груди её было также нашито имя. Просто имя. Но когда Лоренцо, поддавшийся любопытству тайного наблюдателя, сумел всё же прочитать его у вечно ёрзающей девчонки, он потерял дар речи на несколько секунд. «Р. Майлс Кросс».

– Это моя племянница, – объявил Эхо, как только к нему вернулся навык говорить.

– Которая? – спросил Леон.

– Та девчонка, смотри, сейчас у главного входа, подходит к охраннику.

– Мелкая. Почему решил?

– Её нашивка. «Р. Майлс Кросс». Моя сестра вышла замуж и взяла фамилию мужа второй. Её дочери сейчас должно быть восемь лет. И её зовут Рут.

– И всё же может совпадение, ты же не видел девочку раньше.

– Ребёнком совсем один раз видел, когда сестра только родила. Но не бывает таких совпадений. Ладно, Майлсов много, но Майлс Кросс, да ещё «Р.» и возраст совпадает. Это точно она. Да она похожа на мою сестру в детстве!

– Что ж, вероятно ты прав. Значит, она хотя бы жива, в отличие от близких многих из нас. Да и чувствует себя вроде неплохо, – Леон положил руку Майлсу на плечо.

Лоренцо убрал руку и обернулся ко всем.

– Жива, но надолго ли? Вы все слышали капитана. Эти люди обречены на скотскую жизнь и такую же смерть. Эксперименты над живыми людьми, выращивание тел и органов – это уже за гранью. И неужели мы просто пройдём мимо? Оставим этих людей с их участью? Они такие же, как и мы. Да нас живых-то на планете осталось всего ничего, и чем мы отличается от трупов, если готовы пройти мимо своих в такой беде? Если нам наплевать! Мы должны вытащить их оттуда. Если мы не сделаем это сегодня, завтра кого-то из них заберут на операционный стол. Вы слышите меня? Скажите, что мы не такие! Что мы не безразличные ублюдки, которым дорога только своя шкура! Ведь, мы вытащим их, так?!

Все молчали. Кто-то брал бинокль и смотрел в окно, видимо рассчитывая увидеть и своих родственников. Никто не высказал ни поддержки, ни возражения на зажигательную речь Майлса. Общая усталость и напряженность ещё слишком концентрировано наполняли воздух, так что не было даже переглядываний с попыткой узнать реакцию соседа.

Сэм, видимо не дождавшись, что Эхо заткнёт кто-то другой, взял эту миссию на себя:

– Кем вы себя возомнили? Великой силой? Супер командой мечты? Трое человек с армейским вооружением не смогли справиться с двумя полицейскими.

– Лодс провалился, – сказал Нолл, пришедший на шум из своего «медкабинета».

– На ровном месте в люк провалиться! Это как идти надо? Куда смотреть вообще? Вам надо было так идти, чтобы камеры, свет фар, звуки шагов заранее подмечать и уходить от контакта, а не то, что под ноги смотреть! Саймон, ты был главным группы, ты не знал этого?

Саймон молчал, но по выражению лица очень сожалел, что пришёл в себя и что Нолл зачем-то упомянул сейчас его имя. Сэм отвернулся от Саймона.

– Вы все знали, где находитесь, да, вы не пехота, но вы – военные! И вы не можете нормально пройти по территории врага? Не провалившись в люк, мать твою! Да вас самих спасать надо. Какие люди за забором, Эхо? Эти люди в большей безопасности, чем вы. И мне почему-то кажется, что у них больше шансов спасти вас, чем наоборот!

Он переключил канал одной рации и поставил на пол, а на своей сделал две частоты.

– Всем перейти на новый канал, на старом только я останусь. Я иду за Лексом. И если он жив, я найду его, и мы вернемся сюда. Надеюсь, вы будете ещё здесь, а не по ту сторону забора.

– Я иду с тобой, – сказал Бейлс.

– Нет, я иду один.

Он закинул в рюкзак пару стволов, вытащил ненужное, в том числе контару с древней рукоятью и кинул к стене, где молча, как и все, сидела Мириам.

– Единственный тут человек с нормальным инстинктом самосохранения, – сказал Сэм, закидывая рюкзак себе на плечи. – Научите стрелять, ещё жизнь вам спасет, когда на ровном месте споткнетесь.

– Скорее добьет, чтоб под ногами не мешались, – сказал Мун.

– И будет права.

Сэм развернулся и вышел. Харрис, сидевший рядом с Мириам, потянулся за лежащей контарой, но Мира, резко наклонившись, дотянулась до неё первой и, вернувшись в свою позу, хищно посмотрела на него. От этого взгляда, которого за прежней Мириам никто не замечал, у него пробежали мурашки.

8. Зажигай

Когда Алекстар проснулся, то не сразу увидел прозрачное небо над головой. Скинув с себя наброшенные на тело ветки, он оглянулся. Никого не было видно. Последние, что он помнил – это мальчика, которого здесь никак не должно было быть. Не могло быть. Возможно, он словил галлюцинации, а прежде чем отключиться успел накрыть себя ветками для маскировки от случайных глаз. Но этого он не помнил.

Руки, ноги, рёбра, да почти всё тело жутко болело и приобрело синий оттенок, но хотя бы переломов удалось избежать. Ещё два диких желания терзали плоть, борясь за пальму первенства. Он поднялся, посмотрел на реку и ещё раз внимательно огляделся вокруг. Затем расстегнул ремень и отвернулся к обрыву. Это было долго. Очень долго. Когда вся переработанная вода вышла наружу, Уайт бросился к реке, где упав на колени, тут же жадно наполнил себя новой, черпая невымытыми руками.

Закончив с необходимым утренним туалетом, Алекстар включил рацию, перевёл канал и принялся внимательно слушать тишину в эфире. Затем осторожно произнёс: «Первый, это второй, приём». Ответа не последовало.

Что ж, он на него и не надеялся. Должно быть, он очень далеко от остальных. И скорее всего, канал сменили для безопасности. Все кроме Сэма, разумеется. Перед глазами почему-то отчётливо встала картина, которая вполне реально отображала произошедшее недавно на заводе. Эх, Сэм-Сэм… хоть можно и не сомневаться, что ты будешь меня искать, но надо бы облегчить тебе задачу, подумал Уайт. И оставив рацию активной, осторожно пошёл вдоль берега вверх по реке.

Ропторн подошел к торговому центру со стороны переулка и принялся наблюдать за входом. Люди заходили и выходили, не задерживаясь. Судя по всему, новомодных сканеров штрих-кодов туда ещё не напихали, роботов-досмотрщиков тоже не было видно. Убедившись, что на него никто не смотрит Сэм достал из рюкзака кошелёк, коммуникатор и зарядку, а сам рюкзак кинул в мусорный контейнер. Даже если штрих-коды на входе не сканируют, обычный металлоискатель никто не отменял.

Без препятствий войдя внутрь, Сэмюэл спустился в зал игровых автоматов, находившийся сразу от входа справа. Было ещё раннее утро и торговый центр, как и зал пустели. Обстановка почти не сменилась, аппараты стояли ещё те, что он помнил, а на стене висел телеэкран, гоняющий музыкальные клипы. Он сел напротив одного автомата, достал коммуникатор с зарядкой и подключил к разъему в стене. Боковым зрением заметил, что на него смотрит охранник. Достал из кошелька купюру в пять руинов АНК и запустил в автомат.

Автомат благополучно съел купюру и предложил пять игр на выбор. Сэм выбрал хорошо знакомую «слепую обезьяну» и стал активно тыкать в экране. За семь минут ему удалось превратить пять руинов на экране в десять. Довольно потерев ладоши и как бы переводя дух, он включил свой коммуникатор. Процент зарядки был очень маленький, но на включение хватило. Аппарат сообщил об отсутствии сеть-карта и показал доступной одну общественную сеть. Прежних наклеек с паролем от сети на автомате он нигде не обнаружил, но не отчаялся. «Подключится» нажал Ропторн.

«Добро пожаловать в общественную сеть Миллиторг. Доступ в мирсеть для граждан АНК бесплатный. Необходимо авторизоваться. Продолжить?»

«Да»

«Для авторизации потребуются привязанный коммуникативный номер и данные книжки гражданина АНК. Продолжить?»

Син-Эсмери, во что ты превратился, спросил про себя Сэм, и нажал «Нет». Затем, чтобы не привлекать внимание охранника, продолжил играть в обезьяну. Играл медленно, на самый минимальный тариф.

Клипы на экране сменились выпуском местных новостей. Что-то никогда не меняется, подумал Сэм, и это великолепно. Именно их он и ждал. Взрывы в городе и угон полицейской машины не могли не попасть в местный выпуск.

– Многие жители могли наблюдать и слышать взрывы сегодня ночью, – сообщала девушка с экрана на фоне кадров. Далее она рассказала о похищении полицейской машины с экипажем и подробностях преследования, о которых им удалось узнать от полиции. Сэм отметил, что не было высказано ни одного предположения или факта о личностях похитителей. Закончила она тем, что трагедия обернулась масштабным взрывом на обрыве третьего шоссе. Возникли сложности со спуском пожарной машины, шланг с дороги никак не дотягивался, но в конечном итоге огонь, наконец, потушили. Со слов полицейского, полученных местным корреспондентом на месте происшествия, выживших нет.

Сэм проиграл все десять руинов и вышел из зала.

Мира подошла к окну и вгляделась в происходящее за изгородью. Сердце окоченело от злости. Всю жизнь она видела свой народ только в рабстве и умерла бы ещё тысячу раз, чтобы посмотреть, как он ставит на колени Дориан. Пальцы всё сильнее сжимали рукоять контары, чуть вынимая её из ножен и укладывая обратно. Гнев просился наружу. Мира не различала своих и чужих мыслей в голове.

Перекинув ремешок от чехла через плечо, она закинула оружие за спину и повернулась к Эхо.

– Какой у тебя план? – с вызовом спросила Мира.

– Что? – не понял Лоренцо.

– С час назад ты говорил, что мы должны спасти этих людей. Я спрашиваю: у тебя есть план?

– Нет, – опешил Эхо.

– Плохо, Майлс. Так у твоей племянницы не появится шанса.

Не дав Эхо опомниться и что-то ответить, она обернулась к остальным на этаже.

– Я виновата перед всеми вами и отлично помню это. За все эти дни Лекс преподал мне важный урок. Я ошибалась, не видя разницы между ними и нами. Теперь я понимаю, во что он верил. И вы все это знаете. Уайт считал только жизнь живого человека представляющей ценность. Возможно, он сам теперь мёртв. Но если бы он был здесь, то точно не оставил бы этих людей на произвол выродков. Потому что они ещё живы. А ещё я знаю, что он не стал бы рисковать ни одним из вас ради их спасения. Потому что и вы живы. И никто не праве решать и выбирать, чья жизнь ценнее. Мы все – одна неизмеримая ценность, самый редкий материал, оставшийся на планете. Поэтому мы не станем рисковать своими жизнями ради спасения твоей племянницы, Эхо. – Она укоризненно посмотрела на него. Лоренцо, как и остальные, пребывал в парализирующем шоке от происходящего и не вымолвил ни слова. – Мы придумаем такой план, который позволит нам спасти всех этих людей, не пожертвовав ни одним нашим. Сэма здесь нет, и Лекса тоже. Поэтому мы придумаем его сами. Вместе. А затем просто выполним его, а не будем сидеть и ждать возвращения Сэмюэла, словно мы и правда беспомощная кучка неудачников, какими он нас считает. Я не предлагаю играть в героев. Не предлагаю самоубийственных идей во благо человечества, хотя все вы подписались на такую, когда вошли в экипаж подложки. Наверное, вам тогда было не всё равно. Я же предлагаю всего лишь попытаться разработать такой план, к которому ни у кого не останется вопросов и сомнений. Согласны ли вы вытащить этих людей на таких условиях, или продолжим бездельно загорать тут, поджав хвосты?

Если бы троица, отправившаяся за телом Миллера, уже вернулась, то Дик непременно бы ответил, что лично он продолжит загорать, и попросил бы разбудить, как выветрится столб тухлого пафоса, наполнивший этаж. Сноут бы снисходительно объяснил Мириам, что она ещё не так хорошо знает Алекстара, чтобы приписывать ему свои романтические фантазии. Затем последовал бы ряд шуток от других в сторону Миры и её ещё непридуманного гениального плана. Но ничего из этого не произошло. По счастливой случайности или правильно выбранному моменту их тут не было.

– И ты думаешь, такой план в принципе существует? – спросил Нолл.

– Я в этом уверена.

– Тогда не вижу причин отказаться.

Все стали пожимать плечами, соглашаясь с его мнением. Авантюра казалась слишком не авантюрной, а выбор вроде как очевидным. Если безрискового плана не будет, то не будет и операции. А если девка сумеет что-то толковое предложить, то почему бы не сделать хорошее дело. Мира улыбалась одними глазами, удовлетворённо наблюдая, как толпа принимает её идею.

– Кто-нибудь может дать мне эту большую бумагу, на которой Сэм чертил нам схемы? – спросила она.

– Да, она у меня, – сказал Бейлс и полез в рюкзак. – Сколько нужно?

– А сколько не жалко? – улыбнулась Мира. – Доставай пока одну. Нам надо начертить план местности.

Бейлс подал бумагу и карандаш. Мира разложила огромный лист на полу.

– Эхо, у тебя должно быть хорошо с вычислениями расстояний, будешь диктовать параметры?

– Согласен, – сказал Лоренцо, не отворачиваясь от окна. – С чего начать?

– Давай с клиники, хотя стоп, лучше с нас. Да. Вот тут будет наш завод.

Мира поставила точку посередине листа. Со слов Эхо и остальных она перечерчивала схему завода и окружающей территории. Большинство с энтузиазмом стали вовлекаться в процесс.

Снизу послышался шум. По лестнице поднялись Дик, Сноут и Хендерсон.

– Как я рада, что вы вернулись и в полном порядке, – Мириам подняла на них голову, отрываясь от чертежей.

– Что здесь происходит? – спросил Сноут. – Где Сэм?

– Военный переворот, – вроде как в шутку, сказал Бейлс. Но пропустившим всё веселье парням было не до смеха.

– Сэм ушёл искать Алекстара, – ответила Мира. – Нам надо многое вам рассказать.

Серая рыбина размером с ладонь, почти не виляя хвостом, проплывала сантиметров в тридцати от правой ноги. Лекс замер по пояс в воде с занесённым над целью ножом. Один точный удар и нож рассёк воду в том месте, где только что была рыба. Только рыба уже оказалась левее. Ещё один удар и тут же быстрый следующий – все безуспешны, а рыбы и след простыл. И как только Сэм это делает, подумал Лекс и с психом запустил нож в землю. В короткое мгновение разворота туловища к берегу зрение зацепило лишнюю точку на горизонте реки. Тут же забыв о неудачной рыбалке, Алекстар вернулся взглядом к увеличивающейся точке. Катер стремительно приближался. Лекс нырнул в воду с головой.

Он не считал секунды. Он знал, что сами цифры раньше времени начнут вызывать панику. Главное, что катер был ещё далеко, когда он нырнул и вряд ли мог его заметить. А ещё впереди были заросли камыша. Он двигался под водой к этим зарослям. Если воздух кончится раньше, то среди них можно будет не так заметно набрать новый.

Это не понадобилось. Он увидел след проплывшего катера раньше, чем кончился воздух. Выждав свой максимум, он осторожно вынырнул. Катер, скорее всего полицейский, предположил Лекс, а значит, они уже установили, что в машине только два трупа и те в багажнике. Но знают ли они, кого искать и в каком направлении? От места взрыва я мог пойти вправо, влево или вглубь моря. Почему бы им не предположить, что желая потухнуть, я бросился в море, где окончательно умер, а мои останки смыло в океан? Было бы здорово, если бы они хотя бы посчитали и такой вариант.

Выше по течению образовалась ещё одна точка. Крупная, но медленная. Это шло торговое или пассажирское судно. Да, от таких в воде долго сидеть придётся, подумал Уайт, и стал искать укрытие на берегу. Устроившись за теми же камышами, он кинул сверху валявшуюся неподалёку большую ветку, отломившуюся от дерева.

Пропустив проплывший корабль, Алекстар вышел полностью на берег. Рация в верхнем кармане промокла, но вроде работала. Надо было двигаться быстро, пока не решили полноценно прошерстить берега реки. Сноут говорил, что вдоль неё нет прохода к свалке, но потом они вроде спокойно прошли с другой стороны дороги. Значит, рано или поздно, упрусь в забор и буду держаться их маршрута, решил Лекс.

Он шёл быстрым шагом и не заметил вовремя, что за кустами кто-то есть. Когда впереди метрах в пятнадцати мелькнуло движение лески по воде – разворачиваться было уже поздно, а сворачивать некуда. Уайт притормозил и, схватившись за кулон, с надеждой прошептал «уходи, не оборачиваясь, прямо сейчас, вставай и иди влево». Но никто в кустах не шевельнулся. Лекс возобновил движение и через десять секунд поравнялся с мужчиной, сидевшим за кустом.

Цвет кожи сидящего был натуральным, без признаков кровообращения и физиологического вмешательства. Телосложения высохшего, ростом, насколько можно было судить, как сам Лекс. Рядом стояло ведро полное рыбы. Алекстар, не останавливаясь, прошёл мимо. Рыбак оценивающе смерил прохожего взглядом.

Странно это всё, соображал Лекс. Он очень хотел просто идти дальше, но страж в голове уже во всю прыть кричал, что это нельзя так оставлять. Преступники не оставляют случайных свидетелей в живых, а случайных странных свидетелей тем более. Алекстар остановился и обернулся:

– Для чего тебе рыба?

– Продавать, – ответил рыбак.

– И что, много кто берёт?

– Эту нет. Она тут порченная. Река грязная, судоходная. Тут недалеко клиника есть, для этих… ну ты понял, вот для них и скупают.

– Ааа, ясно.

Лекс ещё сомневался и мешкал. Полезно было бы разузнать про клинику и «этих», но может ещё есть шанс просто уйти. Что-то в рыбаке ему нравилось, то ли простота, то ли он сам не понимал что. Но не хотелось его убивать. Вот совсем. Может просто потому, что здесь не было никого, перед кем надо было держать планку и нести ответственность. И вот уже внутренний голос убедил его, что если он просто сейчас уйдёт, не вызвав лишних подозрений, ничего не случится, как рыбак заставил его снова обернуться:

– А ты, это, не местный что ли?

– Нет, – ответил Лекс.

– А откуда?

– Нимиссау. Давно, правда, там не был.

– Ооо, столичный! А сюда как занесло? Да ещё в таком виде?

Лекс посмотрел на свой промокший грязный наряд. И чем он только думал, когда чуть не ушёл? Да рыбак сам бы первым делом позвонил в полицию, как только подозрительный незнакомец скрылся.

– Сначала по воздуху, потом по морю, через океан, по дороге, и вот наконец по реке.

Жестикулируя, Лекс сделал четыре непринуждённых шага к рыбаку.

– Я знаю, кто ты, – сказал рыбак. – Это тебя ищут.

– Да. Меня ищут. А найдут тебя.

Рыбак осторожно потянулся к карману, но Уайт был уже на достаточном для внезапной атаки расстоянии. В одну секунду он оказался за спиной у рыбака, достал нож и вонзил тому в шею, провернув один раз. Рыбак, не произнеся ни слова, застыл в позиции. Рука его произвольно выпала из кармана, выронив коммуникатор.

Эхо продолжал вести наблюдение и фиксировать все движения врага. Ночью они видели трёх охранников (одного у ворот и двух обходящих периметр в разные стороны), сейчас их было четверо. Когда план местности был начерчен, а вновь прибывшие посвящены в последние события с подходящего ракурса, коллективно перешли к составлению плана. Но никто не торопился предлагать идеи, а только вопросительно наблюдали за Мириам, что повторяла исходные данные. Она надеялась, что кто-то перехватит инициативу и начнёт обсуждение возможных действий, ведь она не обладала и толикой их военного опыта и знаний. Но все молчали.

– Курман, а ты что думаешь? – спросила Мира ближайшего с правой руки.

– Да, ничего, – ответил Джеймс.

– Так не бывает, – возразила Мира. – Что-то ты думаешь. И возможно даже по теме. Если каждый предложит хоть что-то, что пришло ему в голову, мы продвинемся дальше. Сейчас не важно, насколько хороша или плоха идея. Важно само их наличие и количество. Наверняка, вы видите какие-то варианты, но отбрасываете их ещё в голове. Не надо. Говорите любой бред, что рождается в ваших мыслях. Если мы начнём оценивать его до предложения, мы просто ничего так и не придумаем.

– И как же количество бесполезных убогих идей перерасчёт в качество?

– Запустятся скрытые механизмы мозга, и он станет генерировать то, что до этого не мог, – сказал Мун. – Я слышал такую теорию.

– Всё верно. Но сначала ему нужно открыть поле для деятельности. Поэтому я надеюсь услышать хотя бы по одному предложению от каждого.

– Ну, можно угнать автобус и ворваться туда, считается? – спросил Милкс.

– Считается.

– Вообще безопасно! – засмеялся Бейлс.

– Мы сейчас не критикуем, Леон!

– Допустим, посадим мы каким-то образом на автобус этих амеб, дальше куда мы их? – спросил Сноут.

– Высадим по дороге, а водитель автобуса уведёт хвост, – предложил Милкс.

– И утопит в реке, – добавил Харрис.

– И кто же будем этим счастливчиком? – усмехнулся Дик.

– Так стоп, – сказала Мира. – Сноут правильно подметил, что надо начать с конца, и решить куда мы этих людей в итоге денем. Какой план наших действий должен быть по возвращении Сэма?

Дик и Сноут переглянулись. План был им известен, но о распространении никто поручений не давал. И всё же ни Сэма, ни Лекса тут нет, чтобы разрешить этот вопрос. Сноут решил ответить.

– Выше по реке должен быть порт. Сэм собирался направиться туда, выяснить кто на какие рейсы уходит в ближайшее время и попытаться договорится с каким-нибудь капитаном о провозе нелегального груза.

– Но это достаточно опасно, разве нет? – полюбопытствовала Мира.

– Опасно, но в первую очередь для Сэма. Если не договорится, то и нас он не спалит. А несколько тысяч руинов АНК могут звучать для кого-то весьма убедительно.

– Несколько, это сколько?

– Это не ко мне вопрос. Деньги всё равно у Сэма или Алекстара. И они не говорили сколько их всего.

– Ну, предположим, их будет достаточно, а перевозить восемнадцать или сорок нелегалов сильной разницы не имеет.

– Предположим…

– Весьма спорное предположение.

– В любом случае их надо выводить сюда и ждать Сэма, – сказал Майлс. – Если оставлять их одних в городе в текущем состоянии, то и спасать незачем, а отсюда нам уходить нельзя до его возвращения. Да и местности мы не знаем совсем.

Было заметно, что Эхо старался говорить по существу безотносительно его личной заинтересованности. Беседа оживилась, многие стали высказываться.

– Для этого не нужно никакого автобуса. Между клиникой и заводом пять минут пешком.

– Ага и мы сразу спалим завод проведя под городскими камерами такую толпу в сером.

– Под камерами такую толпу точно не стоит проводить. Надо просто проложить маршрут между клиникой и заводом минуя камеры.

– По летней улице я ни одной камеры не видел, – сказал Дик. – Если вот таким закоулком (он начертил по карте), то выйдем к клинике с этой точки. Насколько я понимаю по вашей схеме, сюда ни одна камера не смотрит. Верно, Эхо?

– По крайней мере я не нашёл.

– Я пойду и проверю весь маршрут внимательно.

– Сейчас? – спросила Мира.

– А почему нет? Не люблю сидеть без дела, а вы пока дальше гениальные планы придумывайте. Только без угона автобусов, пожалуйста.

– Кто-то подъехал, – сказал Эхо, ведя наблюдение с биноклем. – Охрана меняется.

– Отлично! Считай сколько их человек.

– Пятеро. Да, это вроде вся смена. Только один из здания вышел.

– А ночью периметр трое охраняли?

– Да, ночью значит двое в здании, а днём один.

– Когда сомнамбулы дышат свежим воздухом в здании один, когда их загоняют – двое. Один, наверняка, всегда на камерах остаётся, а второй присматривает за людьми в здании, – предположил Мун.

– Да. Причём тот, что на камерах постоянно сменяется кем-то с улицы, – добавил Эхо. – Попробую засечь с каким интервалом.

– Эхо, а ты разглядеть их частоту на рациях не сможешь?

– Разглядеть?! Ну ты загнула. Нет, ну если кто из них в руку возьмет и под нужный угол подставит, и я бинокль как раз сфокусирую и солнце… короче нет, Мир, это невозможно. Да и не нужно. Если их диапазон с нашими рациями совпадает, то мы можем просканировать активные частоты и послушать их.

– Только если они без шифрования, – добавил Сноут.

– А почему мы до сих пор этого не попытались сделать? – удивилась Мира.

Сноут и Эхо одновременной пожали плечами. Лодс сказал, что займётся сканированием.

– Так идеи, идеи, не останавливаемся, – настаивала Мира.

– Можно убрать одного охранника, тихо, не под камерой. Переодеться им и войти внутрь. Ключи же у них наверняка все есть?

– Так, дальше?

– Там дойти в первую очередь до кабинета охраны. Убрать местного охранника до того, как тот вызовет тревогу.

– Лучше попасть в смену человека на камерах.

– Да, так больше шансов, не вызывая подозрения, пройти внутрь к кабинету.

– Главное, по дороге не встретить никого.

– Я могу просчитать сколько идти!

– Что?

– Ну смотри, один ушёл со своего поста и зашёл в здание. Через какое-то время оттуда вышел другой. Встретились они явно в кабинете. Пост сдал, пост принял. Высчитав время, которое они тратят до кабинета и обратно, я смогу примерно определить, где находится кабинет.

– Ого, круто, – удивилась Мира. – Ты гений.

– Всего лишь профессиональный акустик, – улыбнулся Эхо.

– Так, допустим мы обезвредили того, кто может поднять тревогу. Дальше убираем других на улице? Их мало, нас орда, как с ними справимся?

– Да с ними проблем не будет, главное отключить камеры и того, кто на них. А затем убить остальную охрану, захватить больницу. Записи почистить. Вывести заключённых и устроить пожар.

– Типа само всё сгорело?

– Ну да. Нам же важно, чтобы нас потом не искали?

– Костей заключённых не найдут и всё поймут.

– Значит лаз в заборе оставить или ворота разрушить. Ну, там, сбежали во время пожара. Или сами организовали свой побег. Главное, чтобы на камерах не осталось никаких записей с реальными событиями, а там пусть ищут их по всему городу. Неужто прямо напротив искать будут?

– Я бы в первую очередь здесь искал.

– Тогда след увести.

– Засветить толпу людей под городской камерой в другом направлении. Вот под этой, например, – Берроуз тыкнул пальцем на карте. – А потом вернуть на наш маршрут вот так.

– А кто будет убирать охранников и заходить внутрь? – спросил Курман.

– Одного Дик, другого я, – сказал Сноут.

– Третьего я, – добавила Мира.

– А ты справишься?

– С этим? – она показала на меч. – Можешь не сомневаться.

– А если эти охранники как в подземке?

– А разве похожи?

– Там наверняка помимо охранников будут ещё изменённые.

– Да, санитары, врачи. Как мы поступим с ними?

– Все, кто мёртв – будет мёртв, – предложила Мира.

– А всё-таки с автобусом хорошая идея с точки зрения след увести от завода.

– Ага и навести на угон автобуса. Увести след можно и по-другому. Там вон машина стоит корпоративная, чем не микроавтобус?

– Маловата будет, автобусом всех сбежавших можно было бы «увести».

– Главное хронометраж выдержать. Чтобы машина и люди под городскими камерами светились, когда уже горел пожар, но и искать ещё никого не начали.

Ещё долго в спорах рождалась истина. Весь день ушёл на подготовку, замеры и просчёты. От Сэма вестей не было. Но в итоге план, который всех утроил, был составлен.

Коммуникатор легко разблокировался при поднесении к глазу рыбака и Уайт вошёл в зимку. Набрал 968375001 в аудиовызове. Никто не ответил, впрочем, Лекс и не надеялся на такую удачу. Он отправил сообщение: «я жив, скоро буду, через «С»», затем открыл мирсеть и стал листать новости. Быстро выяснив, что руин стабилен, с Дорианом мир, а его официально считают погибшим, он отложил коммуникатор и начал собирать сухие ветки и листья. Этого добра было немного, но и пожарище он тут устраивать не собирался.

Алекстар снял с костра ветку с нанизанными рыбами и надкусил одну. Она показалась готовой и вроде съедобной. Сев поудобнее, он принялся за быструю трапезу. Тело рыбака лежало неподалёку ещё нетронутое. Лекс не хотел портить себе аппетит до завтрака.

Покончив с трапезой, он подбросил в огонь всё, что собрал, чтобы разгорелось сильнее. Затем подтянул тело и достал нож. Он уже осмотрел кожу на правой руке – никаких намёков на штрих-код на ней или под ней не было. Значит всё куда глубже и основательнее. Лекс положил правое предплечье рыбака себе на колени, чтобы было удобно и начал разрезать кожу на руке.

Добравшись до кости, он нашёл, что искал. Чуть ниже плеча был выгравирован тонким лазером штрих-код. Достаточно глубоко. Интересно, это очень больно и выдержит ли такую процедуру живой человек?

Алекстар вытащил всю кость и помыл в реке. Затем приложил кость к своему плечу и убедился, что размер подходит. Из сумки рыбака он взял леску и привязал кость поверх своей руки. Костёр к этому времени разгорелся в свою наибольшую мощность и Алекстар стащил к нему тело. Кожа быстро начала плавиться, вскоре загорелась одежда, а потом и всё тело.

Уайт попытался натянуть куртку поверх привязанной плечевой кости рыбака. Раз сканируют через кожу и мышцы, значит и через одежду не проблема. Куртка налезла, но слегка топорщилась и сковывала движение. Идеально было бы обрубить кость, оставил только часть со штрих-кодом. Но может треснуть не там. Прикинув, что если не знать, что топорщится, то и не заметить, он решил пока оставить так.

Когда тело рыбака местами обгорело до костей, Лекс сбросил его в реку. Зачистив территорию от следов присутствия, он отправился дальше. А где-то через десять километров рация уловила голос Ропторна.

«Заканчиваю обход и к тебе» – прозвучало в наушниках. Мира сорвалась с места, быстро перелезла через забор и, присев на корточки за несколько стоящих друг на друге ящиков, стала дожидаться охранника. Ей стоило больших усилий уговорить Сноута и Дика, что она лучше всех подходит на эту роль. Но уже перелезая через забор её стали докучать сомнения. Что она вообще тут делает? Какого чёрта ей больше всех «надо»? И что, если она провалится? Груз ответственности за всю операцию давил нещадно, но она взяла себя в руки и постаралась успокоить дыхание. Вытащила контару из-за спины и приготовилась. Она словно спиной через ящики чувствовала приближение охранника, и чем ближе он становился, тем сильнее ей овладевало чувство, которое, как она сейчас осознавала, и привело её на это место – жажда крови. Она крепко сжала рукоятку меча и ещё раз промотала в мыслях свои действия. Справится. Обязательно справится, убеждала она себя. В наушнике голос Дика давал обратный отсчёт приближению охранника, но Мира слушала его вполуха, а другой половиной она слышала тихие шаги и точно уже знала, когда он поравняется с ней.

Одновременно с «сейчас», произнесённым Диксоном в рацию, Мира высунула меч тупой стороной под ноги охранника. Тот споткнулся и, выставив вперёд руки, накренился к земле. Контара Миры моментально переместилась под его горло и нежно полоснула голосовые связки. Охранник, упав на колени, в полной тишине упёрся одной рукой в землю, а другой потянулся к автомату, но Мира уже встала во весь рост и с размаху отрубила ему голову со спины. Его тело словно обмякнув упало рядом с головой. Крови не было. Мира закинула меч в ножны за спиной и принялась расстёгивать пуговицы на кителе охранника. Дик уже перелазил через забор. Он надел снятую охранную форму поверх своей одежды и опустив голову ровным шагом пошел к зданию. Мира затащила тело и голову трупа за противоположную сторону ящиков и сама устроилась там же.

Проведя ключ-картой Диксон осторожно открыл главную входную дверь, отворачивая голову от висевшей сверху камеры. Справа был пост охраны. Быстро минуя стекло, он прошёл к двери. Ещё раз провёл ключ-картой, и дверь отворилась. Один охранник сидел боком ко входу и энергично тыкал в сенсорный экран своего персонального компьютера, пытаясь пройти очередной раунд какой-то игры. На открывшуюся дверь он не среагировал.

– Ща, одну минуту, – только сказал он, не открываясь от сенсора.

Дик спокойно подошел, резко достал нож и замахнулся над сидевшем. Тот, наконец, отпрял от компьютера, дёрнулся к пистолету, но было уже поздно. Несколько точных ударов в шейные позвонки переломили ему кости. Дик нанёс ещё три контрольных удара. Раунд в игре был проигран.

– Пост мой, – отчитался Дик в рацию и стал высматривать на камерах местонахождение ещё одного охранника внутри.

Сноут, держа в руке мятый чертеж местности, который они изначально для себя нарисовали, приближался к центральному входу с стороны, где не было городских камер. Подойдя достаточно близко ко входу, чтобы постовой его слышал, он свернул на него и заговорил:

– Извините, вы мне не подскажите… у меня достаточно старая карта, но я по ней ищу одну точку, здесь должно быть рядом…

Пирокаратти, разворачивая схему, приближался к охраннику на воротах. Тот опустил направленный на незнакомца автомат и согласился взглянуть на схему. Из любопытства или из участия, так присущего добропорядочным гражданам АНК, но это было последнее, что он увидел, перед тем как сквозь странную схему проскочило несколько пуль из пистолета с глушителем и угодили прямо ему в горло. Охранник ещё стоял на ногах и подёргивал пальцами рук. Сноут высадил ещё четыре пули точно по позвонкам и тот рухнул на землю. Пирокаратти помахал в камеру Дику и потащил тело внутрь территории.

Тем временем ещё один охранник, обходивший территорию в другую сторону, подходил к ящикам, за которыми сидела Мириам. На этот раз она с размаху полоснула по ногам острием меча, и контара застряла в костях. Охранник пошатнулся, но не потерял равновесия.

– Чёрт, – сказал Мира, выдергивая застрявшую контару.

– Какого хрена… – сказал охранник, увидев девушку и труп напарника с отделённой головой. Он быстро схватился за автомат, но замер, не успев выжать спуск ни разу. Выстрел с крупнокалиберной снайперской винтовки разнёс ему череп.

– Отличная работа, Хенд, а ты ещё говорил, что не умеешь ей пользоваться, – сказала Мира, зажав тангетку рации.

– Зато ты говорила, что умеешь пользоваться контарой, – ответил Хендерсон.

– Не расслабляемся, у нас внутри ещё полно работы, – остановил полемику Дик. К нему как раз зашли Мун и Эхо, и он передал им постовую, а сам отправился на второй этаж, где размещались камеры «больных» и нёс вахту пятый охранник.

Диксон под чутким руководством Эхо осторожно поднялся по лестнице, когда охранник обходил противоположное крыло. Укрывшись за стеной лестничного пролёта, Дик терпеливо дождался свою жертву, и когда та прошла мимо, он выскочил из укрытия и метнул в спину охранника нож. Нож мастерски вонзился прямо в позвоночник, парализовав движения конечностей жертвы как минимум на несколько нужных секунд.

– На нас напа… – начал кричать охранник, перед тем как подлетевший к нему Диксон вогнал ему нож в затылок.

Остальные в полном вооружении и с огнемётами стали заходить на территорию. Все кроме Стимперка, что по-прежнему лежал на больничном настиле на территории завода. Даже Нолл не остался с ним, так как посчитал, что тут его срочная медицинская помощь может оказаться ценнее.

Никто из персонала на крик последнего охранника не вышел. Вооружённые люди наполнили коридор первого этажа и расставились у дверей комнат персонала. Эхо быстро промотав записи с камер вычислил, где именно в здании сейчас находятся семеро работников клиники. Все двери открывались ключами охраны. Одновременно они ворвались к ничего не подозревавшим людям. Стали раздаваться крики и выстрелы. Они так же быстро стихли, как внезапно начались.

Пока остальные готовили помещение к большому пожару, а Милкс выводил из строя противопожарную систему, Мун останавливал съёмку и уничтожал видеозаписи. Эхо, Сноут и Мира поднялись наверх за заключёнными первичными. Камеру, в которой находилась племянница Лоренцо, по объективным причинам решено было открыть первой.

– Только не вываливай на неё свои родословные догадки сходу, – сказал Мира перед дверью.

Эхо молча кивнул и провёл ключ-картой по замку. Дверь отщёлкнула, и он толкнул её внутрь. В палате стояло шесть коек и за ширмой, на которой висела табличка «медсестра» находилось ещё одна. Люди, спавшие на койках, были неподвижны. Мира и Сноут подошли к нескольким и пытались их пошевелить, но они никак не реагировали. Лоренцо искал глазами тело поменьше, но не находил. Кровать за ширмой скрипнула и все обернулись в ту сторону. Хоть Эхо и уверял, что из персонала никого в палате сейчас быть не могло, Сноут положил руку на пистолет. Из-за ширмы показалась девочка.

– Вы не сможете их разбудить, – сказала Рут Майлс. – У них всегда очень крепкий сон.

– Нолл, нам нужны средства, снимающие эффект сильных успокоительных. Возможно даже транквилизаторов. Обыщи их медкабинет, – передал Сноут.

– Уже этим занимаюсь, – ответил Нолл.

– Рут, где твоя мама? – спросил Лоренцо.

– Эхо! Мы же договорились! – шикнула на него Мира, но он не обращал внимание.

– У мамы много работы в столице. А я помогаю ей тут. Когда я вырасту, то тоже стану врачом, как мама! Вы её друзья?

У Эхо навернулась одна маленькая слеза, но он не дал ей выхода. Линда никогда не была врачом.

– А твой отец? Артур? – не унимался Майлс.

– Он умер, когда я ещё была маленькой. Вы кто? – забеспокоилась девочка.

– Эхо, кажется, с ней будут проблемы…

– Не будет, – отрезал Эхо. – Оставьте нас.

– Эхо…

– Выйдите, пожалуйста. Я хочу поговорить с племянницей один на один. Поищите пока лекарства, чтобы отрезвить остальных.

Мира и Сноут с сомнением переглянулись.

– Ладно, – сказал Сноут. – Только не теряй бдительность.

Они оставили их одних и пошли проверять другие палаты. Абсолютно все пациенты больницы спали мертвецким сном. Среди медикаментов персонала Нолл обнаружил то, что должно было вывести их из транса.

– Дик, войди пожалуйста в постовую, – сказал в рацию Мун.

Диксон без лишних вопросов проследовал к нему.

– Какие-то проблемы? – спросил он сходу.

– Даже не знаю, как сказать… Я уничтожил все файлы записей, что нашёл. Но обнаружил один поток, по которому их копии автоматически улетают на какой-то удалённый сервер. И вот к этому серверу у меня нет никакого доступа. Я уже всё перепробовал, поэтому и позвал тебя.

– Понял. Значит, без палева не получилось. Ну хоть основную миссию выполнили. Сворачивайся, будем уходить немедленно.

Сэмюэл и Алекстар были уже недалеко от завода, но рации их сели раньше, чем связь стала бы добивать, и Сэму не удалось поделиться радостной новостью заранее. Сделать сюрприз из их появления в целом тоже казалось неплохой идеей. Навряд ли кто-то уже реально надеялся, что Сэм вернётся с живым и почти невредимым верховным главнокомандующим ННН. Сэм очень гордился сыном, но старался этого не показывать. И как тому всё это удалось, пока сам он ещё плыл к Новой Надежде после сообщения. Он смотрел на него и до сих пор не верил. С одной стороны он так вырос, а с другой остался мальчишкой. Но самое главное – он снова выжил. И как же он не похож на своего биологического отца. Но очень похож на другого хорошо знакомого ему человека.

– И всё-таки, как она тебе? – продолжал Сэм пустяковую беседу.

– А тебе?

– А мне-то зачем?

– Ну ты так интересуешься, что я уж подумал… мало ли…

– Не смешно. Она единственная девочка среди нас, это будет вполне естественно, если все начнут в неё влюбляться. Но нужно понимать, что это чувство вызвано исключительно дефицитом.

– Ах, вот оно что! Я уж было подумал, что тебе реально интересно как мне кто-то, а ты просто переживаешь, как бы я не настрогал детей в порыве похоти, как мой отец?! Не переживай, тебе воспитывать ещё одного Уайта не придётся.

– Глупости ты говоришь. Ты совсем не такой как твой отец. Я вообще не думал об этом. Просто.

– Просто что?

– Ничего. Хотел дать совет и узнать, что ты думаешь по этому поводу.

– Я думаю, она ничего. Ничего внешне и ничего особенного внутренне. К тому же замужем, поэтому вряд ли даст. Хотя в условиях повышенной опасности и слабой надежды на выживание может и дать. В таком случае, я бы не отказался. Но высунуть успею. Доволен?

– Нет.

– Что так?

– Ты ужасен. Я плохо тебя воспитал. Тебе бы научиться подбирать выражения, когда ты разговариваешь с отцом, и вообще…

– Ты слышал?

– Да.

– Это же выстрел.

– Да. Из крупнокалиберной. Блин, это наши.

Они перешли на бег в направлении выстрела. По мере приближения к клинике картина становилась всё яснее. Сэм и подумать не мог, что этим деятелям хватит глупости и смелости напасть на клинику. Но сомнений не было – это Хипстоун и Берроуз стояли сейчас с другой стороны решётки. Берроуз взял бинокль и направил на приближавшуюся пару. Обрадовано он замахал им руками. Сэм поднял скрещённые руки вверх. Хипстоун прискакивая побежал в помещение.

– Они не понимают во что вляпались, – сообщил на бегу Сэм Лексу. – Надо срочно вывести их оттуда.

– Беги быстрее, а я догоню, – ответил Лекс.

Сэм оторвался вперёд, но Лекс старался не отставать и бежал что есть сил.

Когда Ропторн добежал до клиники, ему навстречу вышел Бейлс. Лекс слышал, как отец закричал на него, потом из помещения стали выходить все остальные. Алекстар запыхавшись подошёл к воротам, когда чётко услышал шум приближавшихся машин. Становясь всё громче, они заглушили стук собственного сердца по артериям в ушах.

Их было машин десять. В основном бронированные внедорожники и два микроавтобуса, из которых повылезали люди в чёрной форме с автоматами и быстро распределились по территории. На микроавтобусе красовалась эмблема частной военной компании. Внедорожники окружили всю территорию вокруг клиники. Первым побежал Берроуз, ближе других находившийся к выходу. Автоматная очередь срубила его сразу. Хипстоун схватился за автомат и яростно открыл огонь по машинам. Уайт рывком бросился к нему и свалил на землю. Но тот уже захлёбывался в собственной крови.

– Внутрь! – закричал Ропторн. Толпа у дверей ломанулась обратно. Наёмники открыли стрельбу по ногам заходящих.

Легко сказать, подумал Лекс, оценивая расстояние между собой и входом в здание. Он снял автомат и патроны с трупа Хипстоуна и закинув себе за спину медленно пополз до ближайшей стены.

– Кто-нибудь видел Лекса?! – спросил Сэмюэл, когда за последним зашедшем закрыли дверь. Никто не отреагировал. Трое человек были ранены. Нолл засуетился, оценивая, кому оказать помощь первым.

– Какой план? – обратился к капитану истекавший кровью Бейлс. Фельдшер выбрал его первым для перевязки, пока тот не схватился за оружие как есть.

– Кто-нибудь видел Лекса?! – повторил Ропторн.

В правом крыле разбилось окно.

– Он тут! – крикнул Курман.

Сэм подбежали к разбитому окну, и они с Джеймсом подтянули Уайта внутрь.

– Что дальше? – нервничал Курман.

– Занять позиции у окон, – скомандовал Сэм. – Огонь по врагу из укрытия.

Курман взял винтовку наизготовку и повернулся к окну. Одна тёмно-красная точка тут же появилась у него на лбу и из неё потекла красная струйка.

– Отойти от окон! – крикнул Лекс, увидевший это первым.

Они с Сэмом упали на пол и поползли к холлу.

– На втором этаже нет окон, – сообщила Мира, стоя в лестничном пролёте. – К тому же там палаты-камеры с их пациентами. Если они им дороги, может, мы сможем это использовать?

– Если им не дороги мы, то и эти вряд ли, – предположил Лодс. Он тоже снова оказался в числе пациентов Нолла.

– Если бы мы им были не дороги, то это были бы не ноги, – возразил Бейлс, указывая на свои перебинтованные наспех конечности.

– Они сами не знают, дороги им мы или нет, – сказал появившийся на лестнице Эхо. – Все «пациенты» клиники – носители иммунитета к вирусу НОС1.

– Ясно, – сказал Сноут, – эти люди выжили в эпидемии, потому что у них проявился иммунитет. Когда они поймут, что у нас иммунитета нет – нас даже на органы не оставят.

В окна залетели несколько гранат и стали распылять какой-то газ.

– Не дышите! – закричал Сэм. – Молча наверх!

Все ломанулись к лестнице и прикрывая носы одеждой разбрелись по коридору второго этажа в поисках чего-то что могло препятствовать проникновению газа. Все, кроме троих раненых. Лодса и Бейлса потащил на себе Сэм. Нолл схватил Милкса.

– Я приказал наверх! – крикнул Сэм фельдшеру. – Если мы потеряем врача, кто спасёт остальных?

Нолл послушно отпустил Эндрю и побежал по лестнице. Перекрыть пролёты на втором этаже оказалось совершенно нечем и газ свободно поднимался. Эхо открыл палату, соседствовавшую с палатой, где была его племянница, и стал махать рукой.

– Все сюда, быстро! – позвал он.

Сэм затащил в палату Лодса и Бейлса и вернулся за Милксом. В палате спали семеро пациентов, окон не было, но было маленькое вентиляционное отверстие. Дик стащил с одного спящего одежду и стал затыкать в вентиляцию.

В дверь палаты постучали.

– Это я, – сказал Сэм.

Сноут открыл дверь, впустил Сэма с Милксом на плече и тут же закрыл. Газ уже во всю был в коридоре второго этажа. Сэм положил потерявшего сознание Милкса на пол. Нолл подбежал ощупать ему пульс.

– Он жив, – заключил он.

– Конечно, – сказал Ропторн. – Это усыпляющий газ.

– Майлс, а где твоя племянница? – вдруг спросил Диксон.

– Не в этой палате, – ответил Эхо. Меньше всего он хотел, чтобы кто-то навредил Рут, поэтому поспешил открыть соседнюю дверь.

Лекс подошёл к одному из спящих и потянул на себя за воротник. Вес обычный. Реакции никакой.

– Они под сильным снотворным, – пояснил Эхо. – До утра не проснутся, хоть что с ними делай.

– Значит прикроемся этими иммунами в обороне, – заключил Уайт. – Те, кто готов стрелять – выберете себе щит по размеру и приготовьтесь. Как только чавешники войдут в здание, будем выходить и отстреливать их при подъеме на второй этаж. Перемотать нос, но по возможности не дышать. Закончился воздух – вошли обратно, вышли следующие. Дверь открывать по условному стуку.

Дик тут же принялся выбирать себе подходящего иммуна. С этим были сложности, так как все спящие были намного меньше крепкого Диксона.

– Работающие рации есть? – спросил Сэм.

– Да, у нас все заряжены, – ответил Сноут.

– Дайте одну мне и одну Лексу.

Сноут первым делом посмотрел на Миру. Она с недовольным видом сняла с себя гарнитуру и передала рацию. Сэм надел их на себя.

– И ключ-карту, – сказал он.

Мира, не дожидаясь взгляда Сноута, передала Сэму свою ключ-карту.

Снарядившись оружием, гранатами и огнемётом, и сказав, что возьмёт себе иммуна из другой палаты, он вышел в коридор и быстро закрыл со собой дверь. Но в другую палату он не пошёл, а вместо этого спустился по главной лестнице и сел контролировать вход.

Дверь открылась и в неё стали проходить люди в чёрной форме. Сэм сообщил по рации: «главный вход», и залил их из огнемёта. Они горели, кричали неестественными звуками, отступали. Следом Ропторн услышал, как забрались в окно, через которое пролез Алекстар и зашагали вверх. «Левая лестница», – сообщил он в рацию и, поднявшись на просвет второго этажа, бросил гранату в левый лестничный пролёт.

Дик уже подталкивал Алекстара к выходу, но Лекс отрицательно помотал головой. Таща в левых руках по живому щиту, а в правой по готовому оружию Лекс, Дик и Сноут выстроились у двери палаты.

Сэм услышал множество шагов в разных направлениях. «Левая, права лестницы», – сообщил он в рацию. «Сейчас» жестом скомандовал Уайт и открыл дверь. Прикрываясь телом пациента, он присел с одной стороны от двери, Дик с другой, а Сноут прошёл к центральной лестнице. Шквальным автоматным огнём они останавливали любого, кто показывался в каждом из направлений. В центральном холле всё было относительно спокойно. Один человек пытался сунуться с коридора, но Сэм выстрелил по нему из дробовика. Сноут держал палец на спуске огнемёта. Открылась главная входная дверь и Сноут выжал спуск.

– Рано! – закричал на него Сэм.

Из двери никто не вошёл. Ропторн был наготове. У Сноута заканчивался воздух. Он бросил свой щит и стал возвращаться.

– Пусть следующий не спускается, – сказал Ропторн.

Сноут вошёл в палату, а из неё вооружённые новыми щитами вышли Хендерсон, Мун и Харрис. Хендорсон занял позицию у центральной лестницы. Мун и Харрис сменили Лекса и Дика, положив свои щиты поверх оставленных. Таким образом укрытия стали чуть плотнее. Иммун, которым прикрывался Дик, был уже мёртв.

Из главной двери в здание вошёл один из наёмников. Сэм тут же залил его из огнемёта, но не издав ни звука, тот быстро вскочил по противоположной стороне главной лестницы. Там его встретил Хендерсон и тоже залил огнемётным огнём. Горящий с виду человек спокойно прицелился и выстрелил Хендресону в лоб, не задевая «живой щит». Не прошло и секунды, как он выскочил в коридор второго этажа и с двух пистолетов снял Муна и Харриса. Автоматный огонь затих. По правой и левой лестнице стали наступать шаги. Щёлкнул дверной замок и приоткрылась дверь палаты. Совершенно голый и совершенно серый человек стоял у двери прицелив пистолет к проёму.

– Лекс, нет! – крикнул Сэм, поднявшийся следом по лестнице.

Он выстрелил в серого из дробовика, но тот пошатнулся как от толчка и молниеносно направил пистолет в левой руке на Ропторна. Первый выстрел вошёл Сэму в позвоночник, второй сместился в район рёбер, не задев их. Вылетевший после первого выстрела из дверей палаты Лекс повалил серого на пол. Следом выскочил Дик, прикрываясь седьмым щитом и открыл огонь по наёмникам в коридоре. За ним выбежал Сноут, но тут же словил пулю в шею, не успев занять позицию за телами. Диксон потрепал его по плечу и увидев отсутствие реакции и кровь, выхватил его автомат и из двух рук стал заливать до одурения во все стороны.

Коридор опустел. Никто не поднимался по лестницам, но Дик продолжал поливать автоматным огнём, меняя автоматы с тел убитых товарищей, когда заканчивались патроны. Алекстар пытался побороть серого и повторить фокус с ножом в глотку, но получал мощные рукопашные удары по всему тему.

Сэм лежал в пролёте и не мог пошевелиться. Тело словно разрывалось на две части, и он не мог понять, какая часть в большей степени – он. Ни руки, ни ноги не слушались его. Ему оставалось только смотреть. Он словно пытался собрать себя заново как рухнувший конструктор. Для этого даже пытался вспомнить, как это было в первый раз, после первичной смерти. Как же это было давно…

Выстрелы прекратились. Диксон рухнул рядом с телом Сноута и уснул. Лекс ослаб и перестал сопротивляться. Серый выхватил у него нож и приставил к горлу. Сэм смог дёрнуть пальцами руки. Увидев, что его противник больше не опасен, серый убрал нож от его горла.

– Неплохо для первичного, – проговорил он, глядя на Лекса.

На этаж поднялись остальные его люди. Обшарив карманы Алекстара, он достал ключ-карту и приоткрыл дверь палаты. Частные военные в боевой готовности окружили дверь, но входить не спешили. Внутри тоже готовые во все оружия люди направили свои взгляды и стволы на дверь. Осознав, что входить никто не собирается, а газ проходит, Эхо захлопнул ногой дверь.

Серый жестами указал своим людям расставиться по обе стороны от двери, ещё раз провёл ключом и сильно толкнул дверь, отпрянув вбок. Та распахнулась на всю, из проёма в пустоту полетели выстрелы и стихли. Эхо, находившийся со стороны распахнувшейся двери, снова попытался толкнуть дверь обратно. Но серый схватил за грудки лежащего Дика и кинул в проём.

Лоренцо скривил лицо, глядя как дверь слегка прибила Диксона. Мира подкралась к нему, держа наготове меч и прикрывая подушкой нос. Четыре ствола были нацелены на дверной проём. Пока сами собой не стали опускаться. Когда об пол зазвенело лезвие контары серый спокойно вошёл в палату и осмотрелся. Он приказал своим людям обыскать всех и проверить другие палаты, а сам взял коммуникатор у одного из своих и отошёл переговорить, сверкая голой серой задницей. Казалось, его это нисколько не смущало.

– Да. Да. Первичные. Много жертв, – отчитывался он кому-то. – Необходимая оборона. А с нашей стороны? Не будем. Хорошо. – Он повесил трубку и приказал своим людям: – Живых закройте в палате, убитых срочно доставить в одиннадцатый холодильник.

Отдав все распоряжения, сам серый спустился на первый этаж и хлопнул входной дверью. Ропторн, уже овладевший собой, лежал неподвижно и не подавал вида, что в сознании, когда серый прошёл мимо него. Поскольку кровавых ран на нём не было, а маленькие дырки на одежде можно было легко не заметить, то он закрыл глаза и принялся изображать дыхание. К нему подошли и стали снимать ранец с огнемётом, шарить по карманам. Вместе с остальными спящими его оттащили в палату и закрыли дверь. Сэм вяло подвигал руками и ногами. Функции почти восстановились, и он уже не ощущал пулю в позвоночнике. Только толку от этого было мало. Ни оружия, ни союзников в сознании, ни ключ-карты. В палате глухо как в танке, даже не ясно ушли чавешники или нет.

– Есть кто живой? – спросил Сэм без особой надежды.

– Да, – протянул Нолл.

– Как?

– Я вколол себе их антитранквилизатор.

– А ещё есть?

– Нет. Они всё забрали.

– Что будем делать, док?

– Как всегда, кэп. Выживать.

– Мне это не грозит.

– В соседней палате скорее всего есть ключ-карта, – Нолл говорил медленно, неверными интонациями, и привязывал окончания одних слов к началу следующих. По всей видимости, антитранквилизатор не нейтрализовал действие газа полностью. Но он хотя бы не спал.

– В соседней, говоришь? А что не в этой?

– Ага. Там племянница Майлса. Он наверняка оставил ей один ключ. Только она сейчас должно быть тоже спит.

Сэм подполз к стене и стал ритмично по ней постукивать. Никто не отвечал.

– Я же говорю – спит, – протянул Нолл.

– И как Майлсу только удалось уговорить вас?

– Это был не он.

– А кто?

– Уже не важно. У нас был план.

– Плохой план.

– Плохой план. Но мы думали, что хороший.

– Док, ты спать хочешь?

– Да.

– Спи.

– Нет. Я не хочу стать органом.

– Не станешь.

– Обещаешь?

– Обещаю. Спи.

– Убей меня.

– Обязательно.

Сэм не знал сколько прошло времени, но тянулось оно бесконечно. Потом дверь открылась и в палату зашла женщина в белом халате в сопровождении двух охранников. Она презрительно осмотрела периметр.

– Тут ещё и раненые! Почему мне не сказали? – возмутилась она.

Один охранник пожал плечами. Свой вопрос она адресовала, скорее всего, не им.

– Положите их на кровати, – приказала она охранникам.

Она подошла сначала к Мириам, слуховым аппаратом послушала сердца, посветила каким-то маленьким фонариком в зрачки. Потом также обошла всех раненых.

– Этих нужно срочно госпитализировать, – заключила она. – Вызовете машину.

Один охранник вышел. У Сэма промелькнула мысль, что сейчас у него появится шанс, но тут он услышал разговоры в коридоре. Ещё три разных голоса минимум. Скоро очередь осмотра дойдёт до него и тогда…

Вообще у него есть сердце. Оно немного пластинировано и не гоняет кровь, но есть же. Оно мягкое и, если так подумать, он может заставить его двигаться, как заставляет лёгкие. А что именно даёт этот стук? Может просто постучать внутри себя чем-нибудь?

В кризисной ситуации сознание цепляется за любой бред. Любая идея, что может тебя спасти уже не кажется такой невозможной. Так и Сэм был готов ухватиться за любую соломинку, какой бы хрупкой она не была. И когда женщина в халате подошла к его койке, он уже знал, что будет делать.

Как только она наклонилась над ним со слуховым аппаратом, он открыл глаза, одной рукой обхватил её за плечи, плотно прижав к себе, а другой обхватил её горло. Охранник тут же дёрнулся и достал пистолет.

– Если сдвинешься с места или закричишь, я сломаю ей шею. Или вы просто выслушаете меня, и я отпущу её, а дальше делайте, что хотите.

От прицельного выстрела Сэм прятал свою голову за головой женщины, которую он плотно прижимал к себе. Охранник не двигался с места и молчал. Сэм слегка приспустил горло женщина и та тоже не стала издавать звуков, что можно было расценить как согласие сотрудничать.

– Вы можете делать со мной и с остальным что угодно. Но прежде спросите у той, на кого вы работаете, она ещё прикуривает гравированной зажигалкой, подаренной моим другом? Обязательно спросите это, слово в слово, перед тем как сделаете что-то непоправимое, если не хотите лишиться работы.

Женщина тихо прошипела:

– С какой стати мне лишаться работы, если я действую по протоколу, а вы, как изменённый, через час уже станете прахом?

– Тогда с какой стати мне отпускать вас с целым хребтом? Но я это сделаю. А сделаете ли вы то, о чём я прошу, оценив все обстоятельства, решать вам.

Сэм ослабил хватку и спокойно отпустил её. Она не спеша встала и подошла к охраннику.

– Этого надо изолировать от остальных и обездвижить до передачи полиции, он уже изменённый. Пятерых здоровых готовьте к транспортировке в исследовательский центр.

9. Дела семейные

Один охранник перекладывал вещи, обнаруженные у нападавших, второй забивал в электронную опись это имущество. Из скрытого кармашка рюкзака первый достал охапку руинов и посмотрел на второго.

– Это нам пересчитать надо? – с сомнением проговорил он.

Второй охранник посмотрел на деньги в его руке и прислушался, мог ли кто их слышать. Но это было маловероятно. На этаже, судя по всему, они были одни.

– Нафиг, – тихо сказал он. – Мы тут за копейки рискуем, а здесь целое состояние. Или думаешь Маевичу и Сомке, или семьям компенсацию какую достойную выплатят? Хрен, мы расходный материал.

– А если узнают?

– Откуда? Эти зомби уже ничего не расскажут, да и кто их слушать будет?

– А если…

– Так, давай сюда, – он выхватил кипу у второго охранника и быстро на глаз поделил пополам. Одну половину сунул в карман, вторую вручил другому. – Всё. Не было ничего. Что там следующее?

– Магазин, автоматный, калибр… я не знаю вообще, что это за патроны.

– Дай глянуть. Ага. Запишу полный магазин патрон неизвестного производителя. Дальше.

«Приём… ребят…кхт… вы где?» – прозвучало в унисон из нескольких раций, сложенных на столе. Охранники снова переглянулись.

– У них ещё остались люди снаружи. Звони чавешникам, пусть прочешут округу и поищут.

Второй кивнул и достал коммуникатор.

Стук колёс о плиты разбудил Мириам. Трясло. Голова раскалывалась. Пахло мочой. Она хотела перевернуться набок, но не смогла. Подняла голову – руки и ноги оказались пристёгнуты к кушетке. Помимо неё в микроавтобусе было ещё четыре заполненных кушетки. Напротив неё лежал Нолл. Дик и Лекс располагались следующим рядом. Кто лежит на кушетке поперёк её изголовья, она не смогла разглядеть. Нолл не спал.

– Долго едем? – спросила Мириам.

– Достаточно, – ответил Нолл. – Но судя по смене дорожного покрытия на это гремящее дерьмо, скоро приедем.

– А остальные где?

– Когда нас переносили, других в палате уже не было. Я не стал спрашивать, от греха подальше притворился, что тоже не проснулся.

– Нолл, а ты не додумался применить антитранквилизатор не только к себе, или хотя бы сказать, что он у тебя есть? – предъявил претензию Лекс.

– Не додумался, – обиженным тоном ответил Нолл. – Я понятия не имел, как он подействует, и себе-то рискнул вколоть, когда уже автомат из рук падал.

Снова воцарилась тишина, разбиваемая только стуком по плитам.

– Я так понимаю, наш поход окончен? – через пять минут опять нарушила молчание Мира.

Ей никто не ответил. А какой ответ мог быть красноречивей? Она отвернула лицо к стене, чтобы Нолл не увидел её слёз. Ещё отвратительнее было от того, что ей некого было винить больше, чем себя. Она словно проснулась в тяжёлом похмелье, вспоминая себя вчерашнюю с ужасом и негодованием.

– Дик, – позвал Лекс.

Кушетка Дика скрипнула. Он каким-то образом извертелся лежать спиной к проходу.

– Помнишь пацана в пещере?

Дик молчал.

– Ты же разобрался с ним?

Дик угукнул и снова отвернулся. Как-то неубедительно это прозвучало.

– Возможно, он спас мне жизнь, скрыв под ветками, когда я отключился. Или это были галлюцинации, – задумчиво проговорил Алекстар.

– Ты хочешь сказать, что я не исполнил твой приказ, сказал мальчишке, что мы незаконные эмигранты с ТАСа и друзья его дяди, о чём он обещал молчать как партизан, и помочь в случае необходимости, да? Нет, Лекс, у тебя были галлюцинации.

Машина остановилась. Задняя дверь открылась, и каталки стали скатывать на землю по одной. На пятой кушетке оказался Эхо. Дышалось на удивление легко и словно пахло листвой.

Миру отстегнули первой. Она приподнялась с кушетки и осмотрелась. Это было удивительно. Вокруг них действительно был лес. А в центре стоял огромный особняк, огороженный высоким забором. И человек десять охраны, наблюдавшей за ними в оба глаза.

Их проводили в коттедж и провели экскурсию на кухню. Она была разделена на две части – обеденный зал с большим продолговатым столом по центру и непосредственно кухня. На кухне среди посуды им показали стаканы и воду. Вода была очень кстати.

– Холодильники пока пусты, но скоро подвезут продуктов. Госпожа Вега спрашивает, прислать ли вам повара или вы предпочитаете готовить сами?

– Сами, – быстро ответил Уайт, хотя вопрос был адресован скорее Мире. Она тоже кивнула.

– Хорошо. Также вам вскоре доставят чистую одежду и ваши личные вещи. На втором этаже только комнаты. На минус первом есть сауна с выходом в бассейн на заднем дворе, но он сейчас осушён, а отопление выключено, поэтому там вам делать нечего.

После того как все желающие утолили жажду, их разделили и в сопровождении двух охранников показали каждому свою комнату.

Комната Мириам была метров двадцать площадью, со шкафом-купе и двуспальной кроватью, трюмо и большим зеркалом. Когда Мира прошла мимо зеркала, зацепив своё отражение, она в испуге отвернулась. Ей вдруг показалась, что если она не будет смотреть, то и другие не увидят. Никто не видит. В её памяти она была другой. А в зеркале прошла замызганная дрань, с грязными лохмотьями вместо волос.

– Меня закроют здесь? – Миру почему-то больше всего пугало, что её оставят в комнате с таким большим зеркалом, и ей придётся мимо него ещё не раз пройти.

– Вас не закроют. Здесь вы можете отдыхать. В шкафу найдёте постельное бельё. Вы можете спокойно перемещаться по дому, но за территорию забора вам выход запрещён. Надеюсь, глупых попыток побега не будет. Здесь вам ничего не угрожает, а за забором по вам откроют огонь на поражение.

Мира кивнула в знак понимания, и сопровождающие вышли, прикрыв за собой дверь. Никакого звука замка. Она подбежала к выходу удостовериться, опустила ручку и потянула на себя. В коридор образовалась щель, в которую она наблюдала, как уходят сопровождавшие. Убедившись, что они ушли, она вернулась в комнату и присела на кровать. Тут увидела ещё одну дверь из комнаты. Она подошла и отворила её.

Это оказалась ванная комната. Около туалета лежал рулон туалетной бумаги. Возле ванной были сложены несколько полотенец и халат в целлофановой упаковке. На туалетном столике стояли гели для рук, тела и волос, расчёска, зубная паста и две новые зубные щётки.

Мира подошла к столику и потрогала руками тюбики, проверяя, не мерещится ли ей. Затем трясущимися от нетерпения руками распаковала зубную щётку, намочила под краном, быстро мазанула по ней пастой и, засунув щётку в рот, села на унитаз. И разревелась.

Мира не выходила из своей комнаты пока полностью не привела себя в порядок. К этому времени уже звали ужинать. Где-то пару часов назад привезли продукты и личные вещи. Среди вещей также лежали наградное оружие Алекстара и контара Мириам.

– А автоматы тоже вернули? – недоумённо спросила Мира.

– Только ножи ещё. Не посчитали это оружием, – ответил Нолл.

– И это их первый просчёт, – сказал Эхо.

– Я бы не был так самонадеян, – сказал Уайт.

– Скорее это нас провоцируют на просчёт, – добавил Дик. – У нас тут только иллюзия комфорта. На самом деле они следят за каждым нашим шагом, и охраны по периметру, как у председателя совета. Я понятия не имею почему с нами нянчатся, но не испытываю иллюзий, что эти парни к нам искренне любезны после вчерашнего.

Мира села со всеми за стол. Мясо уже остыло, но всё равно было невообразимо вкусным, ведь это было настоящее свежеприготовленное мясо. Хоть и пожаренное без изысков и гарнира, но сочное вкусное мясо.

– Очень вкусно, – сказала она, прожёвывая кусочек. – Кто готовил?

– Дик, – ответил Нолл. – А ты умеешь готовить?

– А мы здесь надолго решили обосноваться?

– У нас, так же как и у тебя, больше вопросов, чем ответов, – сказал Лекс.

– Но эта передышка вместо операционного стола не может не радовать, – добавил Нолл.

– А то, что нас тут всего пятеро не может не огорчать, – бросил Дик и встал из-за стола.

Мира промолчала. Она понимала, что его так раздражило в словах Нолла. Вчера они потеряли очень много людей. Сама она старалась не думать об этом, особенно о Сноуте, с которым успела подружиться на подлодке. Ещё противнее было думать об этом в сравнении с тем, как ей сейчас хорошо. В коем-то веке она чиста, суха и сыта. Возможно, сегодня ночью ещё и выспаться удастся. На мягкой большой кровати, положив голову на настоящую подушку.

– Мир? – окликнул её Нолл. – С тобой всё в порядке?

– А, да, – сообразила она, что замерла с вилкой, уставившись в своих мыслях в одну точку.

За открытым окном зашумела подъехавшая машина. Диксон и Алекстар подошли к окну и стали наблюдать, что привезли на этот раз. К их удивлению, на этот раз привезли не что, а кого. Закованный, потрёпанный, но это точно был он.

– Это Сэм! – воскликнул Эхо, когда Лекс и Дик резко выбежали из дома.

Мира подошла к окну. Сэма вели в наручниках за спиной, в окружении дюжины людей с автоматами.

– Отошли в дом! – кричали охранники, наставляя прицелы на подбежавших Дика и Лекса.

Только введя в дом с Ропторна сняли наручники и, не опуская оружия, пятясь вышли.

– Большой дом, – оглянулся Сэм. – Я смотрю, вы уже обжились. Для меня комната найдётся?

На Сэма посыпался шквал вопросов.

– Так. Во-первых, я знаю не многим больше, чем вы. Завтра сюда прилетит госпожа Вега и лично определит нашу судьбу. Если мы до этого что-то вытворим, то нас передадут властям с потрохами. Точнее в виде потрохов. Во-вторых, хоть я и не первичный, но тоже хочу в душ и отдохнуть.

Мира лежала на кровати и не могла уснуть. Завтра некая госпожа Вега решит их судьбу. Большей информации от Сэма добиться так и не удалось. Хороший был день. Жаль, что закончился. Осталось только несколько ночных часов. Мира открыла окно и глубоко вздохнула. Всё-таки здесь бесподобный лесной запах!

– А ты знала? – обратилась она к контаре, лежавшей на тумбе. – Хотя откуда ты могла знать. Зачем тебе вообще сдалась эта клиника?

Мира взяла в руки контару.

– Зато теперь вот можешь свежим воздухом подышать. Перед смертью, правда говорят, не надышишься, но ты постарайся, а то я не знаю, когда у тебя ещё появится новое тело, если завтра меня не станет. Довольна? Ох, мамочка, что я несу, я, должно быть, сошла с ума.

Она присела на кровать и задумалась. Потом вскочила, оделась и вышла в коридор.

Пройдя до нужной комнаты, Мира потянула за ручку двери, и та беспрепятственно открылась. Алекстар лежал на кровати с закрытыми глазами. Мира закрыла дверь на внутренний замок и подошла к нему. Не пошевелившись, он открыл глаза. В его молчаливом ровном взгляде выражался прямой вопрос. Но ответ он, кажется, уже знал. И сомнения в нём рассеялись, когда Мира расстегнула верхнюю пуговицу своей рубашки, и спустилась рукой к следующей. Он продолжал молча наблюдать за ней. Пуговицу под ремнём от контары расстёгивать было не удобно, но она это сделала. Этот ремень не позволил разойтись рубашке, когда все пуговицы были разъединены со своими петлями.

Алекстар присел на кровать, подтянул её за пояс брюк и расстегнул на них молнию. Спустил штаны вместе с трусами до колен и запустил руку в промежность. Она дрожала, но смущения не выказывала. Убедившись в достаточной влажности, Лекс уронил её попой на кровать и стянул с ног одежду. Затем нажал на застёжку лифчика спереди и тот разошёлся, полуобнажив грудь, которую ещё прикрывали края рубашки. Он схватил ремень от контары, державшей всю эту конструкцию и попытался снять, но Мира нервно остановила его руку.

– Не надо! – чуть не закричала она.

– Как скажешь, – сказал он, убирая руку, – но может удобнее рядом на кровать положить?

– Нет, – отрезала она.

Нет, так нет, подумал Лекс. Он и не сильно надеялся, но попробовать стоило. Она не владела собой, это было ясно, как белый день. А то, что ей владело, боялось потерять власть при отстранении меча. У Лекса же не было секса с отплыва из Новой Надежды. Элиза, Мира, с голыми сиськами или с ремнём поперёк груди, какая в принципе разница? Он завалил её на спину, прямо на «неснимаемый» меч, и быстро скинул с себя трусы.

– Только не думай, что это не я или… – не к месту опять заговорила она. – Я просто хочу почувствовать… как это, когда по любви.

– Не думаю, – лаконично ответил он и развёл ей ноги.

Уайт молча лежал с закрытыми глазами, может даже уже спал, а Мире не хотелось ни спать, ни идти куда-то. Какая-то умиротворённая нега наполняла всё тело. Ей даже не было стыдно за измену мужу, хотя она опасалась, что такой момент настанет. Опасалась до, но не сейчас. Какая к чёрту измена, они разделены океаном, он наверняка считает её мёртвой и скоро может оказаться в этом прав. Да и вообще скажи кому, что она изменила Рикону с самими Уайтом, верховным главнокомандующим и героем острова, ей только поаплодируют. На этой мысли у неё возник один вопрос, и ласково положив руку ему на грудь, она прощебетала:

– А в ННН у тебя была женщина?

– Да, – не раздумывая ответил Лекс. – Она была судьёй на твоём слушании.

– Оххх, не фига себе! – подскочила Мира в возмущении, сама пытаясь вспомнить внешность конкурентки. – Разве это честный суд?

– Вполне. Она не была в курсе.

– А если бы она вынесла решение меня казнить? Или оправдать? Как бы ты выкрутился?

– Не вынесла бы. Она честный судья и очень благоговеет над тем, чтобы так считали и дальше, поэтому дело, по которому я проходил в качестве пострадавшего, она вела бы наиболее ярко выражено беспристрастно, и была склонна скорее тебя оправдать, нежели обвинить. Если бы не такие очевидные улики. На суде я выразил мнение, что ты не отдавала отчёт своим действиям, для неё это было красной тряпкой – она точно бы не вынесла вердикт, соответствующий моим словам, но она бы захотела отослать тебя от меня подальше. Кремацию выбрать нельзя – её могут обвинить в личных мотивах, больницу – нельзя – я об этом просил, остаётся только высылка.

– То есть, ты настолько всё просчитал. А если бы что-то пошло не так? Ты ведь даже ушел со слушания.

– Ну, выбрала бы она казнь, сделали бы тогда тебе фиктивную казнь, тоже мне проблема.

– Кошмар какой. И все мои близкие думали бы, что я умерла?

– Ага.

– Ты – жестокий человек.

– В жестоком мире живём.

– И как ты объяснил своей девушке свою отлучку, если она была не в теме?

– Она вынесла решение, якобы не соответствующее моей воле, с тех пор я не пожелал продолжать с ней отношения.

– Да уж, высокие… отношения.

– Слушай, давай лучше поспим, вместо этого вот всего.

Мира ничего не ответила и просто попыталась послушаться. Но провалявшись ещё пару часов, ей удалось только раз вздремнуть на двадцать минут. За окном начало светать. Алекстар казался спящим. Она тихонечко встала, оделась и вышла в коридор. Перед тем, как вернуться к себе в комнату, она спустилась на кухню выпить воды. И к своей неожиданности обнаружила в холле Ропторна. Он просто неподвижно сидел на диване к ней спиной. Это выглядело жутко и именно в такие моменты по некоторым людям только и можно определить, что они изменённые. Сделав вид, что не заметила его, она попыталась пройти мимо сразу на кухню.

– Приятный был вечер, да миссис Томас? – не оборачиваясь, произнёс Сэм.

– Недурный.

– Вы, кажется, замужем, миссис Мириам?

– Это, кажется, не ваше дело, мистер Сэмюэл.

– А где ваша контара?

– При мне.

– Этого я и боялся, – демонстративно вздохнул он и, наконец, обернулся к собеседнице. – Мне стоило рассказать именно вам о моём знакомстве с Вегой, но у нас было там мало времени на личное общение, а из своей комнаты вы первым делом побежали к Алекстару.

– Вы следили за мной?

– Ради Неприкаянного, не пари чушь, не нужно быть шпионом, чтобы вас услышать. Но хоть и поздновато, не желаешь ли узнать о возможных последствиях, связанных с такими предметами?

– Я вся во внимании.

– Тогда предлагаю пройти ко мне, разговор будет долгим и не для лишних ушей.

– Только воды попью.

С Виллисом Уайтом я познакомился во время совместной службы на флоте, уже когда он не был молод, а я был мёртв. Военная служба традиционно стала прибежищем первичных молодых мужчин без наследия. Изменение за счёт государства, военные пенсии за выслугу и по возрасту. Вот только по старости выйти на пенсию мало кому удавалось. Молодых здоровых мужчин отправляли на пушечное мясо, дослужиться до офицера живым было чудом. Система работала как часы. Но Виллису повезло попасть в самое мирное время и в самые безопасные войска. Поэтому, когда я поступил на его авианосец, он уже мог уйти во временную отставку по старости в звании капитана. Это было очень круто, все матросы и офицеры высоко почитали старика. Я же как раз скопил деньги на обучение в институте и мечтал уйти со службы. Было страшно не потянуть существование без военной зарплаты, да и жилья у меня не было, поэтому я медлил и продолжал копить. Но слух, что Ропторн складывает руины под подушку, чтобы получить образование и свалить со службы, стал распространяться и, в конце концов, дошёл до капитана. Прослышав о моих планах, старик предложил помочь с дополнительными расходами, чтобы мне не пришлось подрабатывать во время обучения, если я соглашусь присмотреть за его сыном на физико-математическом. Физмат меня вполне устраивал и, не видя проблем, я с радостью согласился. Так я познакомился с Алекстаром Уайтом. Старшим, не тем, которого знаешь ты. И присматривать там действительно было за чем.

При разводе Виллис отсудил опеку над сыном, а мать Алекстара давно обзавелась новой нормальной семьёй и не желала вспоминать об ужасах жизни с военным. Алекстар рос сам себе предоставленный, никогда в своей жизни не работал, ни в чём особо не нуждался и вёл очень праздный образ жизни. Виллис настоял, чтобы мы жили вместе, и молодому Уайту пришлось с этим смириться. Поначалу нам было очень трудно сладить – это была поистине необузданная натура, в которой так и кипела жизнь во всех её проявлениях, чего было совсем не сказать обо мне. Но свою функцию я старался выполнять как мог: вытаскивал его невменяемого с пьяных вечеринок, разруливал драки, в которые он бесконечно влезал, и прочее в этом духе я делал без лишних упрёков. В итоге он даже стал меня благодарить по утрам после очередного буйства его натуры, и мы подружились. А когда в его мире появилась Вега, он просто стал другим человеком.

На последнем курсе мы проходили практику в её исследовательском институте, и уж не знаю, какая искра между ними пробежала, и что она нашла в спесивом избалованном парне, но он влюбился до потери пульса. Окончательно и бесповоротно, как он сам говорил. Прекратились шатания по кабакам и вечеринкам, закрылась тема других девочек, «тупых коров», если цитировать. Теперь все слышали от него только Тоня-Тонечка. И роман этот, на удивление, затянулся надолго.

Виллиса такая ситуация совсем не радовала, он хотел внуков, а Тонечка была мертва уже как две тысячи лет, вовсе не о такой невестке он всегда мечтал. Но Алекстар утверждал, что Антония найдёт способ и родит детей, а детей ни от кого другого ему не надо.

Мы с Виллисом всё перепробовали, но разлучить их и вразумить Алекстара не удавалось. Дошло до того, что Виллис лишил его обеспечения, оформил завещание в фонд армии АНК на случай, если сам не пробудится после смерти. Хотя, конечно, он рассчитывал пробудиться. В семье у них была заведена традиция кремации, но Виллис эту традицию не жаловал и планировал жить вечно. Только внука никак не получалось у него добиться от единственного сына, а он привык всегда добиваться желаемого.

Мы окончили институт и устроились в аналитический отдел фирмы по производству измерительных приборов. Платили гроши, но только на подобную работу и могли рассчитывать недавние выпускники по квантовой специализации без опыта. Отец и сын совсем перестали общаться. От одиночества Виллис завёл себе девушку, называл женой, но это была скорее содержанка. Но мысль, что для полноценного семейного счастья ему всё-таки не хватает сына или внука, не давала ему покоя. И поскольку у самого у него уже не получалось, однажды он спланировал мерзкую историю, даже вспоминать в подробностях не хочу, но закончилось всё тем, что Алекстар это узнал, и разыгрался огромный скандал. Алекстар уже не стеснялся в выражениях, обзывая отца, и высказал ему всё, что накопилось за жизнь, и даже мать свою вспомнил. После этого у Виллиса случился сердечный приступ.

После смерти он так и не пробудился, и его завещание вступило в силу. Армия выразила благодарность вместе с соболезнованиями семье Уайт. Говорят, непробуждение случается со слабыми людьми, но его трудно было отнести к такой категории, поэтому это всё стало для нас неожиданностью, и мы до последнего надеялись. Мы ждали пять недель. Хотя в самых долгих зафиксированных случаях хватало трёх. В итоге, по традиции семьи его кремировали. Алекстару от отца остался только фамильный медальон с изображением дерева. Ты должно быть уже видела этот кулон.

Всё началось с того, как Алекс стал его носить. Точнее самое интересное началось, когда мы поняли, что мой хилый первичный друг при надевании кулона крошит качков-хулиганов боевыми искусствами, которые никогда не изучал. Для нас началось весёлое время. Мы поняли секрет успеха Виллиса и то, что он всегда скрывал ото всех. По крайней мере, мы так решили. Каждый вечер, когда очень занятая Тоня не могла уделять внимания своему возлюбленному, мы выходили на улицу и играли в секретных спасителей. Мы находили с кем бы подраться, кого бы защитить и считали, что зачищаем город от зла при помощи высших сил. На самом деле нам не терпелось узнать, что ещё может кулон, и какой предел его возможностей. Алекс мог многое, но предел мы всё-таки нашли, и нам стало скучно. К тому же на нас стала охотиться полиция, и пришлось на время свернуть «спасательную» лавочку. Но кулон, на всякий случай, Алекстар стал носить постоянно.

Алекс жил у Тони, но продолжал оплачивать половину нашей квартиры, потому что не хотел жить за её счёт, и формально считал, что живёт на съемной. Некоторые его вещи в принципе так и валялись у нас, и ещё он иногда приходил ко мне, как к себе домой, когда Тоня улетала в командировки. Но по большей части мы стали видеться только на работе.

Тоня, кстати, была необычной изменённой и действительно вела какие-то исследования, которые были направлены на то, что она сможет зачать. Но детей у них всё не было, а время шло, и однажды Алекстар принял решение воспользоваться госпрограммой эвтаназии для молодых бездетных. Он заявил, что если любовь всей его жизни найдёт способ для себя, то она найдёт его и для него, к тому же семя можно и заморозить, а молодость лучше начать сохранять сейчас. Я связывал его решение скорее с тем, что он всё больше стремился к финансовой независимости и боялся потерять её интерес к своей персоне. В это же время я заметил, что он перестал носить кулон отца.

Но прошло где-то полгода, а он так и откладывал реализацию своего решения. На мои вопросы отвечал, что Тоня против, но он всё равно это сделает в подходящее время, а ей придётся смириться.

Однажды он пришел на работу бледнее белого и был раздавлен отчаянием. Тут-то он мне и рассказал, что произошло на самом деле. Стоило ему задуматься об эвтаназии, как случилось непоправимое. В период очередной Тониной командировки, он переспал с незнакомой девицей, которую подцепил в каком-то клубе. При этом, он не понимал, зачем вообще пошел в клуб, и тем более, как мог изменить любимой женщине. Словно в его голове были не его мысли, не его желания, а кто-то управлял им. Как, когда мы расправлялись со злодеями, он использовал не свои рефлексы, так тут, кто-то словно использовал его тело. Веге он, конечно, ничего не рассказал, медальон перестал носить и постарался забыть об этом, как о кошмарном сне. И всё бы хорошо, только когда он попытался воспользоваться программой добровольной эвтаназии, то не прошёл тестирование детектором лжи на отсутствие половых связей с живыми за последние полгода. Он собирался выждать эти полгода и пойти снова. Может оно и к лучшему, подумал тогда он, и Тоня поменяет своё мнение за это время. Но сегодня на его имя пришёл запрос на алименты с шести месяцев беременности. Некоторая особа подала их на поиск через базу данных ДНК, и его нашли по анализам, которые он сдавал для этой чёртовой госпрограммы. Теперь он считал свою жизнь конченой. Страховку ему уже никогда не получить, половину и так грошовой зарплаты он обязан отдавать той девке, а хуже всего, что всё откроется Тоне. Это было главным ударом для него. Даже если бы она приняла этот факт и помогла финансово содержать ребёнка, он бы сам никогда на такое не пошёл. «Поставить любимую женщину в такое положение», «признаться в измене», «растить маленького ублюдка от потаскухи», «может ещё семью с ней создать?»… чего я только не услышал от него тогда. Это была настоящая истерика. Все мои попытки найти выход были отвергнуты. В тот день я видел его в последний раз. Он оставил в рабочем столе письмо об истребовании алиментов и кулон. Вскоре ко мне пришла сама Вега, потерявшая свою игрушку. Именно так я оценил её отношение по нашему разговору. Я ничего не рассказал ей и ещё надеялся, что Алекс вернётся и как-то разрешит ситуацию. Но с тех пор никто его так и не видел. Он просто исчез. А я стал высылать деньги по алиментному требованию. Потом приехал к дате родов, чтобы передать для наследника кулон, собственно причину, по которой он вообще появился на свет. Но передавать оказалось некому – мать оставила его в больнице как невостребованного. Его ждала кремация, если никакой приют его не возьмёт. В общем, посмотрел я на него и плюнул на все свои мечты о науке. Взял опекунство, потом вернулся в армию, справились, выжили. А назвал его в честь отца, уже не помню, по ностальгии или от скудности ума это было.

Совсем наступило утро, когда Сэм закончил рассказ, но Мира выслушала всё, ни разу не перебив. И только когда поняла, что он закончил, спустя минуту, спросила:

– На Лекса же кулон не действует?

– Это он тебе сказал?

– Да. Соврал?

– Отчасти. Понимаешь, есть отличие: когда он снимает его, он не меняется. Поэтому он и решил, что не действует. Но он его с детства носил и был это очень необычный мальчик. Например, в четыре года он уже очень хорошо говорил.

– Многие говорят в этом возрасте.

– На трёх языках.

– А ты учил его…

– Нет.

– И ты не знаешь, что это за хрень такая, и почему она происходит?

– Я думаю, это души непробудившихся предков. Как бы дико это не звучало. Внук был нужен Виллису, и он его получил. При этом Виллис не смог пробудиться в своих костях. Может, потому что его там попросту не было?

– Предметы-собиратели душ…

– Да. А твой меч по нашим предположениям принадлежал Элизе Виларонесс – любовнице Максимилиана Монтесс, первого носителя кулона Алекстара. Таким образом, твоя сегодняшняя страсть, может быть вовсе не твоей страстью и вовсе не к Лексу. Ты так смотришь, по-твоему, я брежу?

– Да нет. Признаться, я и так это уже знала.

– Что?!

– Я чувствую тоже, что чувствовал твой друг. Сначала чужие рефлексы, потом мысли, а когда отстраняешься от меча, это проходит. Так что, да, я уже догадывалась, что моё тело со мной решил поделить кто-то другой.

– И несмотря на это, ты… ладно, у меня были иные представления о семейных ценностях, видимо устаревшие.

Мира с ухмылкой удивления посмотрела на него.

– Сэм, – мягко протянула она. – Ваши новые порядки на острове поженили многих людей от страха умереть бездетными. Я не скажу, что вышла за Рикона исключительно по этому расчёту, хотя видела и такие семьи. В основном, все просто находят того, кто им вроде нравится, всё устраивает, недолго встречаются и женятся. И сразу стремятся завести детей. Я знаю, что в АНК более осознанно подходили к браку, а у нас на острове до ваших законов, мальчики подолгу искали ту особенную, не такую как все, а девочки больше мечтали о волшебной любви с заграничным принцем, который увезёт их на континент. Мы с Риконом встречались, когда закрыли границы и ввели злополучный запрет. Он почти сразу же предложил пожениться, я, недолго думая, согласилась. И в целом, из нас получилась образцово-показательная семейная пара, но сделал бы он мне тогда предложение, и приняла бы я его, если бы не ваши законы? Я старалась никогда не задаваться этими вопросами.

– Но у вас же вроде нет детей…

– А кто сказал, что мы не старались? У одних вон одна случайная ночь и вуаля: новый Алекстар Уайт, а у других за пять лет никого не получается.

– Прости.

– За что?

– Мне кажется, мы всем вам испортили жизнь. Если бы эсминец Лекса взорвали где-то до подхода к Новой Надежде… может восстание бы просто закончилось, и ваши отношения с континентом бы не пострадали. Разве что экспорта не стало бы…

– А может, они скинули бы на нас бомбу для профилактики. Кто теперь знает? Я так понимаю, Вега сегодня прилетит поговорить с тобой?

– Думаю, да.

– Во сколько она прибудет?

– Понятия не имею.

– Как думаешь, какие у нас шансы?

– Я тебе всё рассказал. Вот и сама подумай.

Мира тяжело вздохнула.

– Это я всех надоумила идти в ту клинику. По моей вине умерло столько людей, и вы не дойдёте до цели. Нет, не спеши меня утешать! Самое ужасное, что я совсем не мучаюсь этой мыслью. Я так рада, что эта беготня по тоннелям и заброшенным заводам закончилась, и у меня появились горячий душ и чистая постель, пусть даже на один день, последний день в жизни, что если отмотать время назад – я бы сделала это снова. Мне стыдно, правда, стыдно и противно за такие свои мысли, ведь люди погибли, возможно окончательно, но может смерть – это и не самый худший вариант?

– Худший, Мириам, худший. В том виде, в каком она существует для людей – самый худший. Но правильно, что ты не мучаешься. Все эти жертвы исключительно на моих руках. Всё – только следствие моей ошибки. Мне стоило послушать Лекса на подлодке.

– Стоило.

– Я всегда к нему прислушиваюсь. А тогда будто не мог поступить иначе…

– Ну, у тебя ведь были правильные аргументы. Ты руководствовался опытом и логикой, никто же…

– Аргументы пришли потом, – перебил Сэм. – Выбор я сделал раньше. Словно это вообще был не мой выбор, не мои слова, не мои действия. А потом, когда пришёл в себя, я просто нашёл им оправдание. До сих пор не понимаю, что это было. Хоть в ваш с Алексом клуб «себя неконтролирующих» записывайся.

– А может просто действовал на автомате, как настоящий профессионал в стрессовой ситуации? Оценка обстановки и принятие решения были такими быстрыми, что осознанно ты их не заметил.

– Наверное, ты права. По крайней мере, будь я первичным, точно была бы права. У изменённых осознанность своих действий на порядок выше.

– Я пойду, пожалуй, посплю, – зевнула Мира. – Что-то прям захотелось успеть насладиться мягкой кроватью перед «самым худшим» концом, – она слегка улыбнулась.

– Приятных.

– Ага, – Мира встала и направилась к двери. Схватив за ручку, обернулась перед уходом. – Слушай, а мы не можем выдать нашего Алекстара за её Алекстара?

– Ха-ха. Они не похожи. Даже внешне.

– Жаль.

Когда Мира проснулась, все уже сновали по дому в своих делах. Приезжала машина с вещами из магазина. На каждого привезли по паре комплектов новой одежды примерных размеров, в том числе женские платье и брючный костюм. Распорядились, чтобы гостью не встречали в своём грязном тряпье.

– А что не в вечернем туалете? – съязвила Мира, распаковывая платье, привезённое для неё. Простое серое трикотажное платье до колен.

– Что? – переспросил её Эхо.

– Ничего, не бери в голову.

Часа в три привезли повара и больших ракообразных в аквариуме, а также диковинных овощей и экзотических фруктов. Повар распорядился поставить аквариум на заднем дворе и вынести ему всё для гриля. Остальное на кухню.

– Нет, нет, нам не нужен повар, – пытался возразить Лекс, когда тот вальяжно появился и раскомандовался.

– А я буду готовить и не для вас, – ответил повар. – Госпожа Вега будет голодна с дороги.

– Госпожа Вега сильно выросла с пор нашего знакомства, если она всё это съест, – удивился Сэм.

– Госпожа велела приготовить и на вас, но вы можете не есть, я не настаиваю.

– Ещё бы ты настаивал. Повар, который не чувствует вкуса еды, – презрительно сказал Сэм, заметив, что тот не дышит.

– До известных событий, я работал главным вторым шефом в «Морской гавани», если вам это о чём-то, конечно, говорит.

– Разве это как-то отменяет то, что я сказал?

– Мне не нужно чувствовать еду, чтобы знать, как её готовить, – фыркнул высококлассный повар и прошёл на кухню.

– Да, а мне не нужно трахаться, что помнить, как любить… если бы всё было так просто, – сказал себе под нос Сэм, тихо, так чтобы никто не слышал.

Пока повар хозяйничал в доме, остальные разбрелись по комнатам. Мира примерила платье и костюм. Последний оказался в пору, но к его посадке было много претензий, а безразмерное платье село без вопросов и Мира остановила выбор на нём. Она уже не стеснялась зеркала и проводила у него много времени. Если бы тут был набор косметики, она бы даже накрасилась, всё равно в комнате больше заняться было нечем, а в гости никто не приходил. Алекстар вел себя как обычно, словно вчера ничего и не было. Мире даже подумалось, что он не помнит, но ведь она тоже вела себя таким же образом. Впрочем, это, пожалуй, самая верная линия поведения в их случае. Но всё равно чисто по-женски было немного обидно не заметить в свою сторону ни намёка на внимание.

Из окна запахло дымом. Значит, повар перешёл к подготовке гриля. Должно быть, гостья скоро будет. Все потихоньку стали выползать из своих комнат и собираться в холле.

За забором зашумело от подъезжавших машин. В холле уже стало душно от ожидания. Сперва зашёл охранник и предупредил, чтобы никто не открывал рта до того, как госпожа Вега спросит.

– А твоя подруга страдает манией величия, – тихо проговорила Мира Сэму.

– Она по ходу много чем страдает, но дружбы со мной нет в этом списке, – ответил Сэм.

Мира улыбнулась. Но лёгкая улыбка вмиг сползла с её лица, когда в проёме появилась светловолосая девочка лет тринадцати с глазами тигрицы. Она плавно провела изучающим взглядом по каждому, задержавшись на Мире и Алекстаре чуть дольше остальных.

– Пусть Серио подает горячее, – сказала девочка охраннику. – Если вы также голодны, как я, приглашаю присоединиться, – обратилась она к присутствующим.

Крохотная владелица пира прошла в столовую и заняла место во главе стола у окна. Все остальные последовали за ней. Было накрыто на семерых. Сэм сел рядом. Алекстар вошел последним и сел в другом конце. Серио принёс омаров и разложил перед каждым, в том числе перед Сэмом. Последнее выглядело как издевка. Антония кивнула охраннику и те покинули дом, оставив её наедине с первичными.

– На случай, если у вас вдруг возникнут гениальные идеи, сообщаю: как только кто-то из вас приблизится ко мне или поведёт себя подозрительно, его расстреляют через окно. Мне бы этого не хотелось, поэтому надеюсь на ваше благоразумие. Приятного аппетита.

Все молча приступили к еде. Все кроме Сэма.

– Обожаю здешних лобстеров, – разорвала тишину Вега. – К счастью, Серио умеет их готовить. А в морях Новой Надежды они водятся?

Никто не отвечал.

– Я не знаю, – наконец сказал Сэм спустя минуту.

– В том, что ты не знаешь, я и не сомневалась, – отреагировала Вега, даже не глядя в его сторону, и положила в рот очередной кусочек.

– У вас содержится моя племянница, – не выдержал Эхо, – Рут Майлс Кросс. Её мать Линда – моя сестра, где она?

Вега не спеша достала свой коммуникатор и вошла в базу.

– Да, есть такая. В 32-ом изоляторе. Как раз, на который вы напали. К сожалению, сознание твоей сестры разрушено, точных данных по отцу у меня нет, но он тоже числится погибшим, полагаю, что так оно и есть.

– То есть Линда мертва?

– Мертвее мёртвого. Такого, как капитан Ропторн, например, – улыбнулась Антония, что крайне раздражительно подействовало на Лоренцо. Ни капли сочувствия, ни капли сожаления не просачивалось в её поведении.

– Тогда почему Рут думает, что её мать работает врачом в столице?

– А вы бы предпочли, чтобы она думала, что никому не нужная сирота? Линда Майлс была моей сотрудницей, её дочь не состоит в программах ГЕНОМ16 или РОМУС, она обеспечена пищей, кровом, необходимым уходом. Ребёнок получает востребованное медицинское образование и имеет конструктивные жизненные цели. Считайте это подарком от компании в виде социальных гарантий сотрудникам в тяжёлой сложившейся обстановке.

– Вот только рано или поздно она узнает, что жила во лжи. Вы хоть представляете, как разобьете ей сердце, или вам плевать на такие мелочи?

– Вы не уловили сути. Ребёнок, воспитанный в иной социальной среде, чем вы можете себе представить, будет иметь иные представления о понятиях и испытывать эмоции, соответствующие определённому сформированному с детства мировоззрению. Вам дорога Рут только потому, что она дочь вашей сестры, для вас одно это имеет значение. Но скажите Рут, что вы брат её матери и для неё это прозвучит как пустой звук. Даже если вы её собственный брат, это не имеет значения. Она не знает семейных ценностей, не помнит материнских ласк, для неё мать – понятие сродни донору для вас.

Лоренцо смотрел на сидевшее рядом очаровательное дитя и не верил ушам. Настолько не соответствовало то, что она излагала с тем, как она это делала.

– Вы… – наконец выговорил он, – и всё что вы делаете – бесчеловечно.

Такой выпад нисколько не смутил Антонию. Только лёгкий оттенок разочарования промелькнул в слегка переменившемся взгляде.

– Что ж, вы имеете право на своё мнение.

Она достала портсигар, зажигалку и придвинула к себе чистую стеклянную пепельницу, заранее заготовленную поваром на столе. Зажигалка была новая, изящная, без каких-либо гравировок. Все уже наелись и молча смотрели кто в тарелки, кто на Вегу или Эхо. Антония прикурила сигарету, и раздражающий едкий дым быстро достиг носов всех присутствующих. Мира не сдержала подступивший кашель.

– Если все члены вашей группы столь же скучны и малоразвиты, смею предположить, что ужин окончен. Ни к чему вам портить свои чистые лёгкие, вдруг они ещё пригодятся.

Сидящие за столом застыли в замешательстве. Означало ли это, что их участь уже решена или от них ждали какой-то реакции. Может даже возражений. Нолл первый скрипнул стулом, но остался на месте. Алекстар смотрел на Сэма, пытаясь поймать его взгляд, но тот словно не желал замечать его.

– Сэм, мы будем у себя в комнатах, – сказал, поднявшись, Алекстар. Остальные последовали его примеру и стали выходить из-за стола. – Госпожа Вега, – обратился он к Антонии с непринуждённым жестом почтения, – приятно было познакомиться.

Она слегка приподняла в ответ краешек губы. Алекстар, Мира, Нолл, Дик и Лоренцо покинули столовую. Сэм продолжил сидеть, опустив голову, словно боясь поднять прямой взгляд на Тоню.

– А он ничего, – сказала Тоня, когда двери за выходящими закрылись. – Правда ты наверняка испортил его своим воспитанием, но в нём всё равно сразу чувствуется стержень. Всё-таки у людей есть породы, как бы неудобно для кого-то это не звучало.

– Давно ты знаешь?

Вега посмотрела на него недоумённым взглядом. Он, наконец, поднял свои глаза.

– Сэм, как ты думаешь, почему за все эти пять лет на Новую Надежду ещё никто не приехал и не посадил вас по клеткам?

Сэм молчал.

– Извини, забыла, думать – это не твоё. И, конечно, ты не представляешь, каких усилий мне стоило убедить Совет, что мы не нуждаемся в биологическом материале с Новой Надежды и будет лучше пока сохранить вас независимо развивающимся видом. А мне это стоило, Сэм, очень дорого, потому что на самом деле разнообразия выживших первичных видов с иммунитетом к НОС1 на континенте катастрофически мало. Но тебе не хватило мозгов сложить два и два, и вы за каким-то лешим приплыли сюда, перечеркнув все мои труды и поставив под угрозу не только себя, но и всех, кто вам дорог. Если вам, конечно, вообще кто-то дорог.

– Мы не собирались в АНК. Целью нашей экспедиции был Периней. Здесь мы оказались по воле случая.

– Что очень логично: от Новой Надежды до Перинея на одной древней дизельной подлодке через вражеские моря без спутниковой связи. Странно было бы если бы с вами ничего не случилось! И в Перинее-то что вы забыли?

– Смерть.

– Что, что?

– Мы хотели исправить то, что сделал первый Монтесс.

– Вы нашли Неприкаянного?

– Нет.

– Тогда как вы собрались что-то исправить?

– Для начала понять, как Максимилиан это сделал.

– Так зачем в Периней? Я и так тебе скажу: раскопал могилу первого человека, достал его кости, тот обрадовался, собрался и ушёл. Всё. С тех пор его никто не видел. Помогло?

– А где в твоей истории кулон?

– Какой?

– Фамильный кулон Уайтов. Или Монтесс, как угодно.

– Ты про ту уродскую безделушку, которая перешла от Виллиса к Алекстару, и якобы доказывает их родство с Максимилианом?

– Ты никогда не верила, что их род происходит от Монтесс?

– За две тысячи лет, я видела много людей, убеждённых, что их род происходит от Монтесс. Некоторые гордились этим, некоторые стыдились этого, в зависимости от века. Но у всех у них были «неоспоримые» доказательства. Ох уж эти внебрачные дети…

– Вот только кулон Уайтов не безделушка. Как и меч Мириам.

– Кто такая?

– Девочка, что с нами. Не суть важно. Эти вещицы… обладают силой. Я видел это собственными глазами не раз. Ты вряд ли поверишь, но Алекстар никогда бы не изменил тебе, если бы не кулон…

– Стоп. Вот уж о чём я точно не хочу слушать, так это об обстоятельствах загула Алекса.

– Ты видела его… с тех пор?

– Нет. И насколько знаю, его никто не видел. Так что там с мечом этой Мариам?

– То же, что и с кулоном. Помнишь, ты показывала нам на практике эксперимент с измерением квантгамма-излучения от костей и праха человека и животного?

– Конечно, но я же предупреждала вас, что мою методику так и не признали состоятельной в качестве доказательства абсолютного бессмертия человека.

– Разумеется, кому такое понравится.

– О-о-о, ты начинаешь использовать разум по назначению, – улыбнулась Вега.

– Да нет, просто кое-какие вещи стали очевидными, – добродушно улыбнулся Сэм в ответ. – Так вот, протестируй контару девушки на своём чудо-аппарате – я уверен, ты сильно удивишься.

– Не только Неприкаянный способен забирать души?

– Уверен, что не только.

– Хм. Из чего сделана рукоять меча этой Мириам?

– Бивень мамонта.

– А мамонта ли? Думаю, в основу ваших драгоценных вещиц легло не что иное, как человеческие кости. И они же дают то самое напугавшее тебя излучение. Эти предметы не собиратели душ, они просто части этих неспособных к самосознанию разрушенных душ.

– Вот только душа из кулона куда-то пропала, а душа из меча очень даже способна к самосознанию и даже управлению не своим телом. Как тебе такой фокус, мисс занудная всезнайка?

– А вот это уже интересно… – Антония закурила новую сигарету.

Мира лежала в одежде и обуви на застеленной кровати и внимательно изучала потолок. Напряжённая как струна, она ждала чего-то и была к этому готова. Словно в оправдание её ожиданиям, незапертая дверь комнаты открылась. Увидев в проёме Лекса, Мириам тут же подскочила.

– Идём? – спросила она возбуждённо.

– Куда? – растерялся он. Мира в замешательстве присела обратно на кровать.

– Я подумала, вы что-то придумали… вы всегда что-то придумываете…

Алекстар отрицательно мотнул головой.

– Ты знаешь, что связывает Сэма с этой девицей? – спросила Мириам.

– Конечно.

– И ты веришь, что она отпустит нас… или вас?

– Правду хочешь?

– Да.

– Я думаю, если бы с ней разговаривал я, у нас было бы больше шансов.

Мира, глубоко вздохнув, упала на подушки.

– Я тоже. Особенно после её речей за столом. Она приехала не из сентиментальности к прошлому. Ей просто очень скучно жить. А твой опекун, при всём уважении, не тот человек, что умеет развеивать скуку. По крайней мере, не для неё…

Алекстар, ничего не говоря, лёг рядом и закинул обутые ноги также на кровать.

– А ещё я зашёл за другим, но это уже не важно, – просто сказал он.

– Да, я, кажется, уже поняла, зачем ты пришёл, но не понимаю, почему это уже не важно?

– Потому что ты, Дик, Нолл и Эхо хотите выжить. И это из-за меня вы здесь, и я должен что-то придумывать. А я устал бегать. Я смирился с концом ещё в клинике.

– Ну-у, конкретно здесь, а точнее в клинике, мы оказались не из-за тебя.

– Это одно радует. Ладно, я пойду к себе, может, по дороге что-нибудь придумаю. Шляпку-невидимку там, дракона огнедышащего вызову.

Алекстар подскочил и направился к выходу.

– Лекс… останься.

– Не хочу, – ответил он, даже не обернувшись. Дверь за ним закрылась.

Вега подошла к окну и, закурив очередную сигарету, что-то показала пальцами охраннику.

– Я помогу вам, – проговорила она, дымя в закрытое окно.

– Серьезно? – не поверил своему слуху Сэмюэл. Он рассказал ей всё, но не в надежде, что она присоединиться к их кампании.

– Даже с моей помощью у вас вряд ли что-то получится, но я помогу вам.

– Зачем тебе это?

– А зачем ты ищешь смерти?

– Я не ищу смерти. Я ищу жизни для тех, кто мне дорог. Нормальной жизни.

– Сэм, Сэм… альтруизм. Наши причины не совпадают. Не уверена, что ты поймёшь мои, но попытаюсь, – она обернулась к Сэмюэлу. – Я тоже не в восторге от нынешнего мироустройства. Кажется, что у меня есть всё, но на самом деле, у меня нет ничего. Я даже сама себе больше не принадлежу. Я дойная корова для Совета. Аппарат для воспроизводства первичной имплантации. Заложник своей науки. Они распробовали вкус еды, алкоголь, секс… всего, чего у них не было столько лет, и набросились на это как животные. Теперь они хотят размножаться! У меня безграничные гранты – только продолжай вести исследования. Они готовы ждать сколько угодно, и я скармливаю им их собственные надежды. Но на самом деле, они никогда не смогут иметь детей. Я уже давно это знаю. Причина не в биологии, не в теле, не в костях. Она в том, что нам невидимо. Мы – мёртвые. Мы этому миру не принадлежим, мы задержались случайно, вследствие какой-то ошибки, но мы не можем плодить себе подобных. Если бы существовал способ это исправить – я бы уже нашла его. Но признайся я им, что всё бесполезно, они же мне равно не поверят. Скажут: «ты устала, отдохни и принимайся на работу, вот деньги, новых людей привезти? У нас там целая Новая Надежда ещё нетронутая». Уэлкс в следующем году летит на Вирау. Человек долетит до другой планеты, представляешь? Он руководил космической программой пятьдесят лет. Каких-то пятьдесят лет! Хотела бы я занять его место и улететь хоть когда-нибудь исследовать другие миры. В этом мне откровенно делать уже нечего. Но никто меня не отпустит. Пока я не дам им всё желаемое, с меня не слезут, меня не пустят в космический проект, меня ни в какой другой проект не пустят, а откажись я продолжать безнадёжные исследования – меня сравняют с грязью и лишат всего. Причём возможно и в прямом смысле. Нет, я не готова ждать, когда до них что-то дойдёт и ветер переменится, – сказала Антония, снова отвернувшись к окну. Выдохнула на стекло и стала водить пальцем по запотевшему кругу. – Я уже слишком долго жду хоть каких-то перемен. Может, у вас получится остановить этот бесконечный аттракцион или хотя бы внести в него какое-то разнообразие. Если вам повезёт выжить в Дориане.

– А что прямые сообщения с Перинеем закрыты?

– Для нелегалов – да, – Вега энергично обернулась, вернувшись к диалогу.

– Так может нам «превратиться» в легальных туристов? Неужто с твоими возможностями такое нельзя устроить?

– Вы не покинете границы АНК официально нигде без сканирования штрих-кода. Штрих-код подделать невозможно. Вырезать тоже – там глубокое шифрование. Имплантировать себе чужую плечевую кость тоже не вариант.

– Почему?

– Поверх своей кости любой сканер вычислит задвоение, а вместо – ты потеряешь подвижность руки, что тоже не останется незамеченным. У первичных ещё есть шанс, но я такие операции никогда не делала и не назвала бы их безопасными. Так что о гражданской карточке АНК забудьте, но паспорта Дориана, я думаю, смогу вам сделать. Не спеши радоваться, ты не знаешь нюансов. С тобой в этом случае меньше всего проблем, а с первичными…

– Первичные не могут быть гражданами Дориана…

– Само собой. Но их гражданам разрешили имплантацию первичных тканей, вплоть до полной, но с одной оговоркой: кастрация.

– Серьезно?!

– Да. Хоть они и так не могут размножаться, но дорианские власти боятся, что это станет возможным. При выезде с территории АНК дориане в первичном теле должны предъявить справки на тело и о кастрации. Так вот, зажиточные мечтатели из Дориана приезжают ко мне, делают операцию, естественно с полноценными половыми органами, потом покупают в липовых клиниках справку о кастрации. Пограничники давно про эти липовые справки знают, поэтому проверяют в буквальном смысле всех по факту. Поэтому нелегальные пути пересечения границы пользуются спросом. Так я вас и переправлю. Дорианские паспорта вам понадобятся только при въезде в Периней. Граница там условная, проверять вас уже никто не будет. А вот если попадётесь органам правопорядка в Дориане, и вас проверят – загремите на пару лет в тюрьму. Ну и кастрацию ребятам обеспечат. Причём у местных мясников, которые с живыми людьми никогда дела не имели.

– Нда… весёленькое может получиться путешествие.

– Ну, извини, лучшего ничего предложить не могу.

10. Дар

Они шли по узкому подземному проходу уже больше двух часов. По бокам и сверху он был оббит деревом и основательно укреплён балками. Но ощущение близкой земли всё равно давило на психику даже первичному, как тяжело было идти Сэму, трудно себе и представить.

Их было только трое. Тяжело было объяснить Дику, что минимальной группой передвигаться безопаснее, а вот Эхо с удовольствием остался с племянницей. Нолл тоже хорошо воспринял возможность вернуться к практике в медицинском центре. Конечно, легальными гражданами АНК их никто уже не сделает, но Вега обещала обеспечить им мало-мальски приличное существование под прикрытием клиники. Диксон поселился в особняке. Вскоре к нему присоединились Бейлс, Лодс и Милкс. Стимперка же на прежнем месте не нашли, он как в воду канул, хотя чавэшники прочесали окрестность вдоль и поперёк в первый же день. Миру, Алекстара и Ропторна, как только были готовы документы, на личном вертолёте доставили к Оссо, пограничному городу, наполовину разрушенному ядерным взрывом. Там провели через гараж и спустили в этот тоннель, выход из которого показался очень не скоро.

Но вот звёздный ночной свет стал просачиваться впереди метрах в пятидесяти. Мира облегчённо вздохнула. Через несколько секунд Сэм нащупал лестницу и, поднявшись, откинул настил, прикрывавший лаз. Он исчез из туннеля первым. За ним последовал Уайт. Девушка поднималась последней.

Ропторн вытянул Мириам за руку из лаза как пушинку – сразу стало ясно, что силы вернулись к нему в полной мере. Ночь в этом месте была холодней, чем в любое время года на Новой Надежде. Кожа урождённой островитянки покрылась непривычными мурашками. Стояла мрачная тишина, в которой шептал несильный ветер. Они были окружены распятиями. Позади, впереди, слева и справа – только бесконечные крестообразные сооружения, на каждом из которых висел, полностью или частично, скелет человека, обмазанный дёгтем или чем-то похожим. На каждом кресте была одинаковая надпись на дорианском.

– «Они хотели жить», – прочитал Уайт одну, хорошо подсвеченную лунным светом.

– Старая дорианская граница, – сказала Мириам. – Естественно, где бы ещё находиться нелегальному ходу.

– Не стоит тут задерживаться. Нам туда, – скомандовал Ропторн и двинулся в указанном направлении. Мириам и Лекс последовали за ним.

Они шли уже десять минут, но конца живому кладбищу не было видно. С каждой минутой Мире всё тяжелее было не поддаваться страху – кресты давили на психику, а от мыслей, что в них ещё течёт какая-то запертая жизнь становилось всё труднее отделаться.

– А вы знаете, что нынешний президент Дориана в своей предвыборной кампании обещал снести это реликвийное кладбище, как не отвечающее современным понятиям о гуманности? – начала она разговор, чтобы хоть как-то отвлечься.

– Вот только воз и ныне там, – отметил очевидное Ропторн.

– Да. По неизвестным официально причинам, он отказался от выполнения обещания. Я как-то пыталась докопаться, почему из столетия в столетие, этот ужас поддерживается, но так и не нашла логичной причины.

– Потому, что они боятся их трогать, – сказал Алекстар. – Разве ты не чувствуешь, что это место скопления замученных, сильных душ, которых уже не держат собственные кости и не ограничивают кресты?

– Лекс, хватит пугать девочку, – попытался остановить жуткий разговор Сэмюэл.

В эту секунду ветер резко сорвал сухую ветку с редкого кустарника и задел ей Миру по ноге. Потеряв адекватность, она, взвизгнув, побежала вперёд, но тут же споткнулась обо что-то холодное и упала.

На земле, прямо напротив её нависшего лица, лежал череп, прибитый тонким гвоздём во лбу к упавшему распятию. Не считая гвоздя и отсутствия нижней челюсти, этот череп был похож на череп её деда, только в глазных дырках деда, она всегда ощущала, словно видела, жизнь и теплоту. Заглянув же в эти черные отверстия, она прочитала только безумие. Бешенное, яростное полное безумие.

Ей стало трудно дышать. Голову и горло сдавила паника, всё тело замерло в оцепенении.

– Успокойся, мы почти вышли, но ты должна успокоиться, – руки Ропторна мягко подняли её и прижали лицом к мощной холодной груди. Дыхание снова вернулось к ней, став частым и захлёбывающимся. Ощущение безопасности постепенно возвращалось.

– В порядке? – спросил Сэм. Мира кивнула. – Пошли, осторожно, смотри под ноги. Хочешь, понесу тебя?

– Нет, нет, я в порядке, пошли уже только скорее, – её голос ещё предательски дрожал.

– Хорошо. Лекс, пошли, что там? – окликнул Сэм Алекстара, склонившегося над упавшим крестом.

– Ничего. Пошлите.

Они двинулись дальше и через пять минут стали видны огни дороги. Большая чёрная птица пролетела высоко в небе и скрылась за городским горизонтом.

Затеряться в Дориане не так просто, если ты выглядишь как человек. Мало того, что бескрайние просторы этой страны мало населены, так и само коренное население это весьма специфично.

Всю ночь они прошли пешком недалеко от дороги, не заходя в придорожную забегаловку на заправке рядом с «кладбищем». Оттуда пахло едой для живых, но Вега предупредила, что хозяин заведения подрабатывает тем, что сдаёт своих посетителей полиции. Только когда совсем расцвело, Ропторн взял в прокате автомобиль, где Лекс и Мира смогли прикорнуть, пока Сэм сокращал дистанцию между ними и перинейской границей со скоростью двести километров в час. Мимо быстро мелькали заборы частных усадеб и памятники военной архитектуры.

Города Сэм объезжал, сколько мог, но Туариг расстилался прямо вокруг автострады. На въезде в город стоял пост полиции и ограничение скорости в девяносто километров. Сэм снизил скорость и разбудил первичных.

На посту стояли двое, одетые в одинаковые металлические костюмы и каски. Завидев приближающуюся машину, один отделился и вышел к дороге, вытягивая длинную руку. Сэм остановился возле него и опустил водительское стекло.

– Документы, – сказал полицейский резиновым голосом.

Сэм достал своё удостоверение и протянул ему. Полицейский открыл стекло шлема и взял документы металлическими пальцами. На нём не было защитного костюма – он и был костюм. Только глаза, упакованные в резиновое покрытие черепа выдавали в нём человека, а не робота. Хотя и глаза эти были не биологические, а искусственные импланты с большими зрачками и усовершенствованной сетчаткой повышенного разрешения.

– Выходите из машины, все трое с документами, – произнёс полицейский после длительного и томного изучения достаточно простого фальшивого удостоверения личности Ропторна.

Сэм достал из бардачка ещё два удостоверения со справками, вложив между ними несколько крупных купюр, и протянул полицейскому через окно:

– Господин полицейский, на свадьбу опаздываем, можно побыстрее? Мы ведь ничего не нарушили.

Полицейский ловко испарил купюры из документов, формально раскрыл каждый и передал обратно с иронично брошенным выражением на дорианском, переводимом примерно как «Совет да любовь».

Сэм завёл машину и медленно двинулся дальше. Справа от дороги стоял монумент в виде получеловека-полульва, а внизу подпись «управитель и основатель города – Туариг Непобедимый.

К ночи они съехали с дороги в лес. Сэм ловко поймал кабана чуть не голыми руками, Лекс развел костёр и теперь все трое наслаждались свежим мясом.

Сэму показался тихий сторонний шум, словно какой-то зверёк подкрадывается к их огню, он стал прислушиваться и внимательно смотреть по сторонам. Большая птица пролетела так низко, что задела кромки деревьев и скрылась за одним.

– Опять эта птица, – заметил Сэм. – Никогда не видел таких огромных.

– Может и не птица? – предположил Лекс. Шуршание усилилось, и из тьмы на свет вышел человек, покрытый медвежьей шерстью с головы до пят, с руками – когтистыми лапами.

– Здесь нельзя разводить костры, – прошипело нечто. – И вы убили кабана, и вы его едите…

– Мы готовы заплатить все штрафы, – предложил Ропторн.

– Штраф за разведение костра – сто терр. У вас есть лицензия на убийство кабанов?

– Нет, – выдохнул Сэм.

– И вы его едите… я должен вызвать полицию.

– Давайте мы оплатим все штрафы на месте, не нужно беспокоить полицию, – Сэм полез в рюкзак за бумажником. – Просто назовите сумму.

– Пятьдесят тысяч терр, – подумав, сказал лесник.

– Сколько?!!

– Пятьдесят тысяч терр, – спокойно повторило животное.

– Это не единственный кабан в этом лесу, чтобы он так дорого стоил. Давайте нормально договариваться.

– Нужно убрать кабана, убрать костёр, кабан заметный – кости останутся, – шипел лесник. – Пятьдесят.

– У нас нет таких денег, давайте сойдёмся на тысячи терр и все следы кабана и костра мы сами уберём?

– Хмм… но вы его ели… Я должен сообщить полиции, – он медленно начал доставать рацию.

– Стойте, стойте, – запротестовал Сэм, – давайте хотя бы…

Договорить он не успел. Из головы полузверя прорвалось что-то огромное заострённое на конце. Оно прошло вдоль его позвоночника вверх и разнесло ему череп почти надвое, а потом медленно вышло. Полумедведь упал. За его спиной стояла «птица». Черный как летучая мышь, сотканная из кучи кусков, с гигантскими крыльями, из которых отделялось остриё-оружие, он стоял неподвижно.

Ропторн и Уайт схватились за дробовики. «Птица» поднял к верху тонкие, обтянутые черной кожей кости рук.

– Я друг, – сказал он.

– Мы могли договориться, друг… – сказал Ропторн, кивая в сторону мёртвого лесничего.

– Не могли. Он бы взял все ваши деньги и всё равно сдал бы вас полиции.

– Назови причину не выстрелить тебе в голову прямо сейчас, – сказал Уайт, прицелив дробовик.

– Вы не сможете, – ответил «птица», и его крылья с молниеносной скоростью облепили руки Сэмюэла и Алекстара, опустив дробовики. Сила его была чрезмерной даже для давно изменённого человека. – Но повторяю: я друг.

– Зачем ты преследуешь нас, «друг»? – спросил Ропторн.

– Любопытство. Двое первичных и пластинат незаконно переходят границу и очень куда-то спешат. Интересно, куда?

– Домой, – сказал Лекс.

– И где же у нас дом? В Перинее?

Он пристально смотрел на Лекса своими тёмно-зелёными неестественно большими глазами.

– Какое твоё дело, друг?

– Я же ответил – любопытство. К тому же, я бы мог безопасно переправить вас в Периней за гораздо меньшую сумму, чем просил лесничий, но только двоих.

– Спасибо, мы сами.

– Как пожелаете. Но вы не доедете без помощи, вы слишком заметны. Денег не хватит откупаться от каждого постового. А ещё вам надо есть и спать. А граница? У пластината ещё и жуткий акцент! Впрочем… я вижу вы пока не готовы сотрудничать. Я буду рядом. Если понадобится добыть еды, отвлечь или убить кого-нибудь, просто посмотрите вверх.

Он говорил медленно и надменно, словно думая над каждым словом. Трое у костра переглянулись.

– Это у вас бизнес такой местный? – спросила Мира.

– Типа, да. Комплексное сопровождение клиентов «домой», безопасность и молчание гарантируется. – Всё также медленно сказал он. От такой манеры речи безопасностью не веяло совершенно. Как и дружбой.

Он ослабил хватку и, резко взмахнув крыльями, поднялся вверх. Уже через секунду его не было видно в небе. Но все трое чувствовали, что он там. Где-то там.

– Лучше бы прибрал за собой, – буркнул Сэм, подходя к телу лесника.

Весь следующий день они провели в дороге по параллельному основной трассе старому шоссе. Дорога давно не ремонтировалась, но постов на ней почти не было, а те, что были, можно было объехать заранее по бездорожью. На ночёвку не останавливались, поджаренного вчера кабана доели на ходу. День и ночь прошли спокойно и без приключений. Только «друг-птица» иногда виднелся в небе, что очень всех напрягало.

Мира и Лекс проснулись от того, что машина оттормозилась. Они привыкли, что Сэм ведёт непрерывно, когда они спят и не просят остановить на туалет.

– Что-то случилось? – вскинулся Лекс.

– Моста нет, – Сэм смотрел на обрыв впереди, держа в руках карту, выданную в прокате. – По этой карте тут мост через реку, но его уже нет. Придётся возвращаться на шоссе и проезжать мост по нему.

– Много постов словим?

– Прикидываю.

Тут машина резко дернулась и поднялась над дорогой.

– Какого лешего?.. – крикнул Сэм и открыл дверь. Но они уже летели над обрывом.

Перенеся машину через реку и аккуратно поставив на вновь начавшуюся дорогу, «птица» спустился с крыши.

– Сколько с нас? – спросил Лекс.

– Пятьдесят терр хватит, – максимально дружелюбно ответил птица.

Лекс протянул ему сто терр одной купюрой.

– Сдачи не надо.

Тот, молча кивнув, взял деньги и раскрыл крылья.

– Погоди, – крикнула Мира в окно. – А какой еды ты можешь достать?

– Любой, – он изобразил подобие улыбки.

– Ребят, я хочу есть, – обратилась она к Сэму и Лексу.

– Там ещё остались консервы, возьми в рюкзаке, – сказал Сэм.

– Я хочу нормальной еды, – заупрямилась Мира.

– Заказывай, – сказал Лекс. Сэм закатил глаза.

– Мяса и фруктов.

– Я принесу яблоки и оленину – устроит?

– Никогда не ела оленей.

– Могу ещё говядину, жаренную из ресторана Нора привезти, очень вкусно, но дорого.

– Не надо, наверное, из ресторана…

– Это вас не раскроет, не переживайте. Там без вопросов продают навынос.

– Вези и оленину и говядину, – сказал Лекс.

– Скоро вернусь, – он расправил крылья.

– А как зовут-то тебя? – крикнула Мира.

– Ярус, – ответил «птица» и взлетел вверх.

Машина поехала дальше своим ходом.

– Я не доверяю ему, – буркнул Сэм.

– Я вижу, – отреагировал Лекс.

– Ты считаешь напрасно?

– Разве я это говорил?

– Но и обратного не утверждал.

– А надо ли? Сэм, далеко мы уедем без его помощи?

– Как-то справлялись до этого.

– Вот в том-то и дело, что «как-то».

– А туда ли мы уедем с его помощью?

– Посмотрим. Пока всё прилично – мы ему платим – он помогает. Все в плюсе. Если будет достаточно полезен, мы будем достаточно благодарны, чтобы и мысли не возникало. Благо Вега нехило проспонсировала.

Сэм изобразил тяжёлый вздох. Мимо проносились бескрайние хвойные леса. Холодная и девственная природа Дориана поражала. Подобного нельзя было увидеть ни на Новой Надежде, ни тем более на территории АНК. Вдоль дороги были хаотично разбросаны алтари и другие места поклонения силам природы. Это впечатляло и наводило ужас.

Ярус приносил еду, помогал обходить посты и избегать полицейских. Так они вскоре добрались до границы. Машину пришлось сдать на территории Дориана, но Ярус уже договорился, что после границы их ждал другой автомобиль.

Первой после Яруса зону границы перешла Мира. Пограничники формально посмотрели все документы, проверили задекларированное личное холодное оружие – контару, поставили штампик и открыли ворота. Следующим пошёл Алекстар. Он также пронёс контару. От огнестрела, к сожалению, пришлось избавиться до границы, но Ярус опять же обещал, что в машине их будет ждать дробовик.

Последним шёл Сэм. Пограничник изучил документы и отошел, оставив закрытого Сэма в кабине перехода. Через две минуты в кабину вошли трое полицейских и приказали проследовать с ними. Лекс и Мира было дёрнулись вмешаться, но Ярус остановил их.

– Его проверят и отпустят, а вам не стоит лезть на рожон, – сказал он. – Пойдёмте отсюда скорее.

– Мы подождем, когда отпустят Сэма, – возразил Уайт.

Они видели, как Ропторну надели наручники и посадили в полицейскую машину. Затем машина поехала и скоро исчезла из вида.

– Куда его? За что? – спросил Лекс Яруса.

– Должно быть в участок. Ошибка какая-то. С документами у него же всё в порядке?

– Как и у нас.

– Отпустят. Не стоит вам здесь маячить под носом у постовых. Это может быть надолго, а близь границы всегда ходят отряды полицейских. Я вернусь за пластинатом и состыкую вас на той стороне. Куда вы направляетесь дальше?

– Мы никуда не направляемся без Сэма, – настаивал Алекстар.

– Как угодно. Но тут оставаться небезопасно. Недалеко отсюда Храм Хранителей – древнее священное место, а ныне просто монастырь. Там у меня друзья. Можете подождать там, пока я узнаю, что с вашим другом.

Мира и Лекс переглянулись. Алекстар согласно кивнул.

– Отлично, я провожу вас до машины и укажу дорогу, а сам найду Сэма. Как доберётесь, скажите хранителям, что от меня, они вас впустят и устроят. А возле храма дивный яблоневый сад, это оттуда я вам яблоки носил, госпожа, – он коряво улыбнулся Мире, – так что ещё и покушаете.

Алекстар открыл багажник, взял дробовик и лежащие рядом патроны. Тщательно всё проверил и кинул под заднее сиденье. Они двинулись дальше. Место, куда они направлялись, было совсем рядом с границей и то, что их сразу пустят во внутрь, показалось очень удачным решением. Пусть и без Сэма.

Храм был виден издалека. Высокое древнее каменное сооружение, окружённое забором, поддерживалось и реконструировалось по сей день. На заднем дворе, как и было обещано, раскинулся яблоневый сад. Перед главными вратами громоздилась каменная плита с надписью на перинейском:

«Воздух оплодотворил землю, и она родила двух мужчин и одну женщину. Авраама, Диана и Лукрецию. Но только первому, кто сможет создать новую жизнь, было даровано право продолжить свой род на земле. Тот же, чьё семя окажется слабее и кто жизнь зародить не сможет, будет вынужден вечность её забирать.

Здесь беспокоится Неприкаяный. Первый человеческий сын земли и повелитель смерти».

Алекстар припарковался у ворот, упаковал оружие в рюкзак и вышел из машины. Следом за ним вышла Мириам. Она с трепетом прикоснулась к плите.

– Тебе перевести? – спросил Алекстар.

– Нет, я знаю смысл, – ответила она. – Интересно, и что они теперь охраняют? Пустую могилу?

– Исторический памятник, наверное.

Над калиткой висела камера видеонаблюдения и интерком. Ниже небольшая табличка: «Музей открыт к посещению каждый первый десятины, кроме 91 и 301 дней».

Лекс нажал на вызов. Из интеркома монотонно:

– Музей сегодня не работает.

– Мы друзья Яруса. Он сказал, что мы сможем у вас остановиться ненадолго.

– Сейчас выйду.

Через пять минут калитка открылась, и их пригласил войти мужчина высокого роста в монашеском одеянии. Лицо его было из выделанной кожи, а глаза похожи на натуральные. Воздушной походкой, словно он ровно плыл по земле, он проводил их до внутренних дверей, а сам ушёл на задний двор.

В храме было мертвецки холодно и пахло сырой землёй. Стены в коридорах ничем не были отделаны.

– Гостям от Яруса мы всегда рады, – сказал другой хранитель, притаившийся в темноте стен так, что его трудно было заметить, пока он не начал говорить. – Вы, должно быть, устали с дороги?

– Не особо, – ответил Лекс.

– Прошу вас за мной.

Он провёл их в большую гостиную. В ней было значительно теплее, и повсюду были развешаны и расстелены оранжевые ковры.

– Если не хотите спать, могу предложить чаю, – сказал он, предлагая им присесть на мягкие подушки около низкого стола.

– Вы пьёте чай? – удивился Лекс.

– Нет, конечно. Но мы им успешно торгуем. Те, кто могут позволить себе такие тела как у вас, как правило, щедро оценивают наш чай. Продегустируете?

– Нет, спасибо, – ответил Уайт.

– А я, пожалуй, не откажусь, – сказала Мира.

Хранитель молча поклонился и ушел, а вернулся с двумя чашками чая.

– Я подумал, может вам всё же захочется, – сказал он, ставя вторую чашку подле Лекса.

– Спасибо, вы очень добры.

– Надолго вы планируете у нас остановиться?

– До возвращения Яруса. Пока не знаем.

– Хорошо, я распоряжусь, чтобы подготовили комнату. Вам одну или две?

– Одной достаточно.

– Что-нибудь ещё? Вы голодны?

– Если только до знаний.

– В самом деле? И о чём же вы хотели узнать?

Монах присел рядом с Мириам, участвовавшей в разговоре только поворотами головы. Может ей и хотелось поучаствовать иначе, но Уайт заранее проинструктировал её в Храме без его одобрения на каждое слово рта не открывать.

– Неужели хранители не покидали этого места с тех самых пор, как Неприкаянный был ещё в могиле?

– Ну почему же. Мы уходили, каждый из нас делал попытки жить обычной жизнью, но почти все в итоге вернулись.

– Почему?

– Тут наш дом. Мы семья.

– А вы видели его?

– Неприкаянного? Да. Я был тут, когда… когда его подняли из могилы.

– И каков он?

– Почти как мы все сейчас. Только большой. И очень сильный духом.

– Но вы ведь уже были мертвы, верно?

– Верно. Предательски убиты теми, кому по службе положено было нас защищать.

– Да, это ужасно. Хотя бы вы стали бессмертны, получается Неприкаянный, ещё будучи в могиле, не сразу забирал души?

– Бессмертны?! Неприкаянный одарил истинным бессмертием только одного человека.

– Что это значит?

– Человек бессмертен в своих потомках. Энергия жизни циклична. Авраам только проводник людского рода. Был… Мы все были бессмертны и были едины, пока он выполнял свою функцию. Вы же знаете путь капли воды в реке: она испаряется, поднимается, формируется в облако и снова с дождём выпадает в реку. Но та же самая ли эта капля? И да, и нет. Так и каждый новый человек – это кто-то старый, но не в чистом виде. Если вы видите благо в ином бессмертии, вы – потерянное существо. Поступку полукровки нет оправдания, он лишил человечество развития, эволюции. По крайней мере, такова вера Храма.

– И в мыслях не было его оправдывать, наоборот. Просто неожиданно, что бес… мёртвые, как бы это сказать, предпочитают умирать окончательно. Не привык я ещё с таким сталкиваться.

– А это потому что вам мало лет. И прожили вы их в Альянсе. Не знаю, почему вы оттуда сбежали, но здесь вам не понравится. Это старые земли. Тут живут старые люди.

– Мы так заметно отличаемся от местных или Ярус сказал?

– Для моего глаза – заметно. Дорианский ваш идеален, обёртка подобрана, но в глазах ваших нет усталости, и вряд ли новое тело могло их так обновить. Я видел много дориан и перинейцев с новыми телами, чтобы понять, что вы – не из их числа.

– Это проблема?

– Вовсе нет. Мы рады иностранным гостям. Это увеличивает культуру обеих сторон.

– А разрешите взглянуть на могилу?

– Конечно, посмотрите. Может, принести вам воды? – спросил хранитель, заметив, что Алекстар к чаю так и не притронулся.

Лекс посмотрел на Миру. Она уже допила свою чашку и выглядела уставшей. Впрочем, как и всю дорогу.

– Спасибо, я не хочу, – ответил он. – А есть у вас что-то вроде уборной?

– Да, конечно. По коридору направо вторая дверь.

Алекстар встал из-за стола, надел рюкзак, поклонился и вышел. Хранитель проводил его взглядом, оставшись сидеть подле Мириам. В коридоре Лексу встретился ещё один монах с лопатой. Кажется, он направлялся из сада. Зайдя в туалет, Алекстар первым делом открыл кран раковины, набрал в ладони воды и отпил.

Когда он вернулся в гостиную, то увидел, что Мира уже уснула. Возне неё стояли трое хранителей. Он успел только скинуть лямку рюкзака, как почувствовал глухой сильный удар в затылок и отключился.

Мира проснулась с дикой головной болью. У изголовья её кровати стоял тот же монах, что был с ними в гостиной. Странно, но она не помнила, как оказалась здесь…

– Доброго пробуждения, – сказал хранитель, завидев, что она зашевелилась. – Как вы себя чувствуете?

– Не очень, голова болит…

– Мне жаль, вы должны были просто хорошо выспаться.

– Давно вы тут… где Алекстар?

– Он предпочёл отдельную комнату.

– Не помню, чтобы… чай, – начало доходить до Мириам. – Что вам от нас нужно? Что вы с ним сделали?

– Пока ничего. Вы знаете Максимилиана первого?

– Кто не знает короля падали?

– Тогда вам должно быть известно, что Максимилиан первый, ещё не будучи первым, вошёл в этот самый храм, перерезав глотки всем хранителям, а вышел отсюда, таская за собой трупы умерших товарищей?

– Допустим.

– И может быть, вы знаете, что он заживо сжигал своих врагов? А воцарившись, держал в страхе всё население Дориана, выгонял их из своих домов, отбирал любую собственность, разрушал семьи, забирая тех, кто надобился ему или его братии? Изнасиловал столько женщин, до скольки никто не мог сосчитать, заставляя их всех рожать от него? Мне продолжать или вы знаете всё это?

– Он был чудовищем, это всем известно, к чему этот разговор?

– Но вы же пришли сюда с молодым человеком, носящим медальон на шее. Тот самый медальон, что завещал король падали вместе с короной Дориана, начав кровавую бойню. Ещё один грех, что учинили его потомки.

– Понимаю. И всё же дети не в ответе за грехи родителей. Тем более через столько поколений.

– Птичий выродок сказал, что вы чем-то похожи на княжну Элизу. Смею вас заверить, что сходство это незначительно. Надеюсь только, вас не угораздило повторить её ошибки и влюбиться в недостойного мужа. Я оставлю у вас это и зайду позже.

Он положил на пол у её изголовья толстую рукописную книгу и вышел, заперев дверь. Вечно все её запитают, – возмутилась про себя Мира. Странно, что в этом старинном сооружении замки-то есть. Она оглянулась по сторонам. Каменные стены, ни одного окна, мебели кроме кровати, на которой она проснулась, нет. Неаккуратно встроен водопроводный кран в углу стены, под ним стоковая дырка. Тюрьма тюрьмой.

Мира открыла кран и попила воды, намочив себе одежду и обувь. Присела обратно на кровать и взяла оставленную рукопись.

Книга была очень старая, но явно хорошо хранилась. А ещё почти все её листы были пусты. Она открыла первую страницу. Надписи сделаны жутко корявым почерком, но хотя бы на дорианском, а не на перинейском, чего опасалась Мира. Предвкушая что-то весьма занимательное для историка, она с любопытством принялась читать.

Дневник

Дата: Триста двадцать четвёртого дня первого года.

Да, первого года. Это так необычно. Я учредил новое летоисчисление в Дориане. Нилл подумывает ввести такое же во всём Перинее. Кто знает, может когда-нибудь оно распространится по всей земле. Поживу – увижу.

Так. Я решил вести дневник. На всякий случай. Меня ждёт очень долгая и непростая жизнь, так что дневник, я полагаю, будет не лишним.

Начну с самого главного. Почти год назад погибла моя дорогая Элиза. Но погибла она не окончательно. Неприкаянный бог не поглотил её душу. Она томится в мече, и скоро мы её освободим. Он пришёл ко мне во сне следующей с её смерти ночью. Я знаю, что не первый, кому он являлся в горечи после потери любимых. И сам я скептически относился к их словам. От нападок этих обезумевших от горя мне не раз приходилось отбивать пороги Храма в своё дежурство. Но в период войны гарнизон у Храма поредел – каждый воин был нужен против Дорианской армии. Мы же всего пять дней как миновали Храм, двигаясь к Дорианской границе. Я, Ярус, Пантеон, Фелимей и пятьдесят преданных воинов вернулись с телом Элизы к Храму.

Мы не хотели никого убивать. Но они не пускали нас к захоронению Неприкаянного и тем самым не оставили нам выбора.

Когда мы подняли могилу, сказать, что мы были поражены – ничего не сказать. Даже сейчас, насмотревшись на мёртвых, Неприкаянный кажется невозможным чудом. Всё-таки Бог, есть Бог. Даже воскресший и освободившийся от своих функций.

Во сне у него был человеческий облик, но из могилы поднялся голый скелет. Кости его идеально сохранились, одежды на нём не было, никаких перевязок и кожи, но кости словно парили по воздуху держась вместе. Он был очень высокий. Выше Яруса на полголовы точно. Поначалу он словно смотрел на нас, изучая, своими пустыми отверстиями без глаз. А потом произошло ещё большее чудо. Он поднял с пола одного хранителя и тот стал говорить. При этом у него было перерезано горло!

Говорил, конечно, не хранитель, с нами говорил Бог.

Он сказал, что Элиза уже не в его власти, и не в земельном потоке (чёрт знает, что это означает). Что душа её давно покинула бренное тело, и возврата назад нет. Но вся она цельно привязана к мечу, что держала в момент своей смерти. И что меч будет её сосудом, пока не появится сосуд более подходящий. Кости живого человека, идеально соответствующие. Скорее всего, человек этот внешне будет похож. Вероятно, подойдёт родственник. Если бы были у неё дети, было бы проще, а так возможно ждать придётся долго. Но я дождусь. Мы все дождёмся!

Ещё он сказал, что если мы хотим отомстить за смерть княжны и победить в войне, то следует нам сжигать тела поверженных врагов и тщательно оберегать своих павших воинов от разложения и гниения, держа рядом. Ибо восстанут они вновь и будут сражаться как прежде, да ещё с большей силой.

Для меня же у него есть особенный дар. Он назвал его «чистый метемпсихоз». Он больно проткнул мне костлявым мизинцем между рёбер, затем отсоединил свою окровавленную фалангу и вручил мне. Сказал всегда держать недалеко от себя, в идеале носить на теле. И в момент смерти моей, по любой причине, душа моя переселится в тело следующего родившегося потомка соответствующего пола.

А потом он ушёл. И завещал, чтобы мы никогда его не искали, иначе нам, Дианову отродию не поздоровится.

Бррр… до сих пор мурашки по коже, как вспомню.

Мы не ищем. Благо и незачем. Всё случилось, как он говорил. Пока дориане не понимали, что происходит, войну мы выиграли. Элизу только за весь год возродить не удалось. Но он предупредил, что это может занять даже не одну жизнь. Я готов искать вечность. Скоро у меня будет много детей, а у них много внуков, но этот дневник будет передаваться только одному. Дневник и медальон, который я заказал сплавить вокруг фаланги.

Дата: пятьдесят шестой день пятнадцатого года.

Да, не любитель я вести дневники, как оказалось. Но политические дела устаканились и у меня, наконец, появилось время. Постараюсь на этот раз не забросить. Да и мне уже пятьдесят два года, что мне ещё остается, как не исписывать бумагу? Шутка, конечно, я ещё хоть куда.

У Нилла недавно родилась дочка. Назвали Элизабет. Надо наведаться ему в гости, хоть он и не сильно радуется моим приездам. Но на девочку надо глянуть, она как-никак ближайшая родственница. Хорошо бы вообще перевести их род в замок Монтесс. Рерик мог бы составить достойную партию новорождённой. Ниллу это вероятно придётся не по вкусу, но надо будет его убедить. Не хочу, чтобы судьба Элизы зависела от капризов её недоношенного братца, выжившего только благодаря бегству с фланга.

Зато он «Великий князь» теперь, а я так и остался для них чужим. Для всей перинейской знати. Был просто полукровкой, теперь – князь падали. Да и пошли они, со своим уважением. Лишь бы боялись.

Дата: я не знаю, какая сейчас дата. Год пятидесятый, кажется.

Я вижу смерть. Она в углу моей затхлой комнаты чёрным пятном расползается с каждым днём. Там бездна, и она скоро проглотит меня. Я хилею. Мне осталась может неделя, может час.

Он обвёл меня вокруг пальца. Этот чертов божок надул меня как деревенского простофилю. За всю жизнь я не нашёл похожую на Элизу. Почему за следующую должен? Меня пугает эта следующая жизнь. Я буду ребёнком. Беззащитным ребёнком. Буду ли я вообще помнить что-либо? Он надул меня. Я не хочу умирать. Но конец близко. Я чувствую, как от меня уже пахнет гнилью. Никто не хочет посещать меня. Я забыл, как выглядит мой сын. Одна Соя добра ко мне. Милая, милая Соя. Когда перерожусь, надо будет дать ей вольную.

И когда же я перерожусь? Роберту всего два года, а Филипп так неудачно умер. Где же и сколько буду я до рождения правнука? Наверное, скоро кто-то родится и мне не придётся долго томиться привязанным к косточке неприкаянного божка. Вот только Рерик и Элизабет не захотят отдавать власть незаконнорождённому ребёнку, они будут сопротивляться. Это уже точно. Надеюсь, Ярус позаботится об их смирении. Да, вся надежда на тебя, Ярус. Мой верный военный товарищ и единственный друг. Усмири детей моих, позволь исполниться завещанию – я подрасту, и всё у нас будет как раньше.

Как раньше… Всё-таки он обманул меня. Не божок он. Чёрт настоящий. Лукавый. Использовал. Это не я получил бессмертие. Это я один получил смертие. Не хочу такого. Не хочу умирать.

Следующая запись другим почерком:

«Дорогой муж, прошу меня простить, я не могу с этим жить и ему не позволю. Юлиана Лаврентия-Монтесс, 69 день 82 года со дня Воскрешения».

Хранитель застал Мириам в тихих слезах.

– Я вижу, вы прочли…

Мира кивнула.

– Что вы намерены делать? – спросила она, вытерев щёку рукой.

– Юлиана была умной и сильной девочкой. Жаль только она погубила невинного мальчика.

– А вы уверена, что Алекстар – тот?

– Даже за три тысячи лет мне не забыть лица полукровки, не то, что за две. Сегодня я увидел его снова. Вы сказали одну верную фразу: «он был чудовищем», только с одной оговоркой: он им и остаётся.

– Он ничего не помнит. И хочет всё исправить.

– Может быть. Но что это меняет?

Ничего. Мира предвидела их судьбу, как только прочитала первую запись в дневнике. Хранители никогда не простят Максимилиана, ни в каком теле. Для неё это означает особую угрозу.

– Почему Ярус привёл нас сюда, они же были друзьями?

– Ярус давно раскаялся и половину жизни посвятил поискам Неприкаянного. Вон крылья себе для этого нарастил. Только Авраама так и не нашёл. А когда увидел Максимилиана, у него созрела идея, что он может заменить Неприкаянного, если убить его до того, как он создаст новую жизнь, и похоронить с медальоном.

– Что за бред? Вы же в это не верите?

– Ну почему же – зерно логики в этом есть. Вы же знаете, что Авраам был убит Дианом и оставлен мучиться вечно. Мы не верим в его бескорыстие и благодарность к Диановым потомкам, даже после обретения свободы. Ему нужна была гарантия, что его проклятье не найдёт его снова, для чего он мог использовать полукровку. Даром, которым он отблагодарил Максимилиана, он мог и передать своё проклятье. Подумайте, полукровка – единственный истинно смертный, его душа много раз проходила через кости первого человека, можно сказать, стала его частью. Это может сработать.

– А может и нет.

– А может и нет.

– Но вы всё равно убьете его?

– Грех не попробовать. Мы так долго считали его мёртвым, что я почти забыл, как мечтал убить его в очередной колыбели. Почти.

– А если я знаю, где Неприкаянный? И скажу только, если вы нас отпустите?

– Вас бы здесь не было. Вы пытаетесь надуть старого осла плюшевой морковкой?

– Я узнала, только прочитав дневник.

– Там нет никакого намёка на то, куда направился Авраам.

– Верно. Но там есть деталь, и вы её знаете: он может управлять мертвыми.

– Естественно. Он же повелитель смерти. Все мертвые принадлежат ему.

– Есть у меня один знакомый мертвый, из-за которого мы потеряли почти всю команду и еле сюда дошли. А после он говорил, что не владел собой. И место, где это происходило, вполне подпадало под возможную обитель Бога, сбежавшего от ненавистных подопечных, и Ярус бы его там никогда не нашёл.

– Всё та же морковка, девушка. Полукровка заслужил смерть, и он её получит, с вами или без вас. Я надеялся, что вы поймёте необходимость этой процедуры, и согласитесь лично вонзить в него нож, так сказать, для точного повторения, ведь когда Диан убивал Авраама, сам он был жив, а вы тут единственная первичная. Но если вы не желаете участвовать, то мы сделаем всё сами.

Мириам спешно собирала мысли в своей голове. От безысходности снова наворачивались слёзы. Их план не сработает в любом случае, ведь основное условие не соблюдено. Она уже чувствовала жизнь внутри неё, а задержка только подтверждала ощущения. Но скажи она сейчас, что беременна, её просто убьют для чистоты эксперимента, не скажи – Алекстар умрёт и возродится в её ребёнке, если будет мальчик. Это отвратительно. Этого нельзя допустить. Он не должен умереть, пока она не родит. Или ей нужно изгнать плод. Изгнать из себя плод… А ещё вчера она тайком радовалась мысли о своей беременности.

– Я согласна участвовать, – сказала она. – Только я хочу сделать это своей контарой. Я ей владею, и с ней буду чувствовать себя более уверенно.

– Рад, что вы приняли верное решение. Мы всё подготовим, и я пришлю за вами. Не переживайте, я постараюсь, чтобы это доставило вам как можно меньше страданий.

Мириам кивнула и хранитель вышел.

Её ввели в холодное помещение, посреди которого была вырыта огромная глубокая яма. Возле бывшей могилы Неприкаянного Алекстар стоял на коленях с завязанными сзади руками и тряпкой на глазах. Тело его покрылось красным от крови. Мире протянули контару. Ей предстояло нанести последний удар в окружении девяти жадных до его крови монахов.

– Почему он с завязанными глазами? – спросила Мира.

– А разве вам так не будет легче?

– Нет. Я хочу видеть его лицо.

Повязку сняли. Уайт приоткрыл опухшие глаза.

– И ты туда же, – проговорил Лекс. – Неужели я был так плох?

– Да, Максимилиан, ты был очень плох в прошлых жизнях, – отчётливо заговорила Мира. – Но они, как и нынешняя, тебе не принадлежат, а только получены в дар от Неприкаянного. Пришло время отдавать долги. – Она подошла вплотную. – Сейчас ты умрёшь, и эти люди верят, что ты займёшь его место, что кулон с его костью, обеспечивавший твои возрождения, сделал тебя его частью. Правда, я в это не верю, ведь иначе ты бы мог управлять мёртвыми.

Закончив последнюю фразу почти над его ухом, она быстрым движением перерезала верёвку, сковывающую его руки, и с размаху отрубила голову ближайшему хранителю.

– Не подходить или вы последуете за ним! – закричала она, описывая круг мечом.

Восемь хранителей замерли на месте. Мира почувствовала как рука, державшая меч стала опускаться, словно что-то схватило её. Она сопротивлялась, но это было сильнее. Один из монахов напряжённо сгибал пальцы своей руки.

– Лекс! – закричала Мира, в надежде на помощь.

Но он еле стоял на коленях.

– Зачем утруждаешься, Новак? – сказал другой хранитель. – Она всего лишь просила не подходить. – И он развернулся к столу, где лежал рюкзак Уайта, достал дробовик и патроны.

Алекстар сорвал с шеи кулон и крепко сжав, упал руками на сырую землю.

Хранитель зарядил два патрона в дробовик и стал направлять на Миру. Но будто руки перестали его слушаться, и оружие постепенно опускалось вниз, пока наконец не упало.

Хват, державший Миру, ослаб и, воспользовавшись замешательством, она подлетела к хранителю. Рукой она вонзила ему лезвие меча в череп снизу, а ногой толкнула дробовик Лексу.

Семь оставшихся хранителей достали мечи из-за спины и пошли в атаку. К первому удару Мира развернула тело хранителя, ещё нанизанного на лезвие её контары. Следом, высвободив меч, защитилась им от второго. Пока она отражала атаки монаха спереди, другой подошёл сзади. Мире удалось увернуться от прямого удара, но лезвие резануло у рёбер. Хлынула кровь.

– Лекс! Дробовик! – крикнула Мира, обернувшись на Алекстара и увидев, что он не шевелится, а дробовик так и лежит рядом.

Отбиваясь от следующего удара, она упала. Сверху замерцал металл. Больше ей не продержаться. Она в последний раз кинула взгляд на Лекса и зажмурилась. Над его головой был занесён меч, а он так и стоял на четвереньках, закопавшись по локти в рыхлую землю.

Под тёмным пледом собственных век стало не страшно и тихо. Должно быть, она уже умерла, подумала Мириам. Но звон металла о камень, заставил её усомниться. Она открыла глаза.

Семь мечей лежали на полу. Все хранители замертво повалились рядом. Алекстар корчась от боли, вынул руку из земли и разжал кулак, державший медальон.

– Ты… ты убил их?

– Много лет назад, – тяжело выговорил Лекс и упал на спину. – Сейчас же я их просто упокоил.

– Всех?

– Только тех, что в этом зале. И чёрт бы побрал судьбу Неприкаянного, если ему каждый раз было так больно.

– Неприкаянный мёртв, а ты жив. Ты же жив?

– Не знаю. Я словно сломал себе все кости разом вплоть до мизинцев, но уже отпускает. Так что, может, и умер.

Мира встала, придерживая рукой рану на рёбрах, и подошла к Алекстару. Свободной рукой ощупала пульс.

– Ты жив. Идти можешь?

– Нет.

– Смоги. Скоро сюда прилетит Ярус и поймёт, что его теория работает. Или повторишь с ним то же самое?

– Предпочту быть мёртвым. Займу это место? – он потянулся кистью к яме. – Пусть, мы же за этим и пришли.

Он закрыл глаза и стал отключаться.

– Не займёшь, Лекс. Уже не получится.

Мира попыталась приподнять и потащить его, но эта ноша оказалась для неё слишком тяжёлой. Тогда она стала тормошить его тело, не давая ему уйти в сон.

– И ты не умрёшь, – приговаривала она. – Не в этом году.