Тёмных дел мастера. Книга третья бесплатное чтение

© Алексей Берсерк, 2024

ISBN 978-5-4498-7756-7 (т. 3)

ISBN 978-5-0050-4486-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ТЁМНЫХ ДЕЛ МАСТЕРА

Книга третья

Алексей Берсерк 2019 г.

– — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – —

От автора

Как и раньше, в качестве небольшой преамбулы хотелось бы дать одно пояснение читателю. Дело в том, что в тексте намеренно использовалось вариативное употребление местоимения «вы» и «Вы» в зависимости от уровня уважения говорящего. При негативном, наигранном, формальном и тому подобных типах отношения между собеседниками это местоимение употреблялось с маленькой буквы. И, соответственно, при действительном уважении, а также страхе, подчинении и прочем – местоимение употреблялось с большой буквы. Так я пытался расширить понимание читателя в тех моментах, где говорящий на самом деле не уважает своего собеседника или, наоборот, относится к нему со всем почтением. А ещё таким образом я хотел передать тот уровень лицемерия, который продолжает увеличиваться в обществе магусов с ростом современных социокультурных отношений.

Также существует и второй момент, который я хотел бы обозначить. Дело в том, что данная серия состоит из четырёх книг. И развитие их сюжета происходит постепенно. То есть некоторые моменты из биографии персонажей или устройства вселенной не объясняются здесь и сейчас. Но обязательно поясняются дальше. Если не в первой книге, то во второй, если не во второй – то в третьей. И так далее.

– — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – —

Краткий словарь терминов, понятий и пояснений

Магус – к моменту начала действий третьего романа этот термин изменил своё значение. И отныне так можно назвать почти любого гражданина Сентуса. Кроме жителей самых дальних окраин страны. В сущности слово «магус» отныне является синонимом слова «образованный», «грамотный». Поскольку обучение в школах магии стало почти повсеместной возможностью. И вдобавок – бесплатной. Хотя элитные школы магии с обучением за деньги продолжают существовать.

Домагус и Промагус – эти термины сохранили свои прежние значения со времён первого и второго романа.

Школа магии – к моменту начала действий третьего романа занятия магией наконец перестали считаться опасными. Поэтому все старые школы и академии магии Сентуса были заново основаны в ближайшем от их прежнего местоположения городе. И каждую новую школу впоследствии стали открывать также именно в черте города.

Вещальщики – сокращённое простонародное название для работников Общественной Вещательной Сферы Сентуса – магического канала сообщений, служащего для передачи информации, который был специально создан для подключения к нему каждого владеющего магией жителя королевства. При условии, что тот мог позволить себе ежемесячно выплачивать за это небольшой налог. Как правило, этот «канал» лучше всего работает в городах, где его магические волны распространяются и усиливаются специальными аккумуляционными кристаллами, установленными на вышках приёма по всей площади города. Но к нему можно также подключиться и из любой другой части Сентуса, имея нужное для этого магическое оборудование. И всё же чем дальше подключающийся к каналу человек находится от города – тем сложнее ему это сделать.

Чарователь – термин, который ошибочно можно спутать с занятием официально запрещённой в королевстве Сентус магией правления разума или занятием искусством зачарования предметов. На самом же деле это человек, который имеет определённую открытую частоту в «канале», к которой могут подключаться другие его пользователи. На этой частоте он может магическим способом размещать любые «вещания», «запечатления» и тому подобные материалы, созданные с помощью магии. И подходящие для передачи через «канал».

Краткий пересказ содержания первого и второго романа

Место действия – индустриальный мир активно развивающегося королевства Сентус. Время действия – аналог сразу нескольких веков, сравнимых с поздним средневековьем Европы, эпохой Возрождения, а также восемнадцатым и девятнадцатым веком.

Магия, присутствующая в этом мире с незапамятных времён, и широко развитая за пределами Сентуса в других странах, постепенно проникает и в само королевство. Бывшая достоянием только высших кругов знати, закрытая от народа, магическая наука впервые за сотни лет претерпевает большие изменения и становится общедоступной, хотя и за немалые деньги. Впрочем, эти реформы внедряются в общество с разной скоростью, и большинство людей только начинает постигать простейшие основы её использования. Однако, не смотря ни на что, сам дух нового порядка, хитроумно преподносимый государством как неизменное благо, всё же продолжает упорно и неотвратимо изменять жизнь практически всех прослоек его граждан.

Главные герои книги – юноша по имени Альфред, по настоянию отца отправленный для обучения в одну из новых школ магии, но впоследствии похищенный оттуда странной группой людей, владеющих невероятной силой. И стареющий наёмник-следопыт по имени Гортер, который, в силу определённых обстоятельств был намеренно втянут королевским правительством в расследование этого дела.

Оба они имеют негативное отношение к магии, но каждый по своей собственной причине. И пока Альфред, едва уцелев при атаке на школу, продолжает оставаться в плену и страдать от издевательств похитивших его людей (на деле оказавшихся особой группой жестоких колдунов, занимающихся настоящей магией, в альтернативу существующей); Гортер – становится единственным, кто смог отыскать их след, попутно ополчив против себя все королевские службы из-за своих особых инструментов: лука диска и амулета. Именно эти инструменты позволили ему раскрыть тайный замысел правительства по тотальному магическому контролю над всеми остальными наёмниками, привлечёнными к этому делу, и воспротивиться ему.

Однако в дальнейшем Гортер обнаруживает для себя в этом деле ещё и повод для личной мести, поскольку нападавшими оказались те самые колдуны, что сожгли когда-то его деревню, истребив всю его семью. И поэтому в какой-то момент следопыт сбегает из разрушенного замка школы один. По мере развития сюжета за ним в погоню посылаются всё больше отрядов королевских служб, но Гортер всегда остающийся на шаг впереди них исключительно из-за своего таланта, умений и возможности с помощью своих инструментов подавлять любую магию – впоследствии всё же нападает на след преступников. Хотя и обнаруживает, что они разделились, от чего решает последовать только за одним из них. Тем, кто, как он определил, увёл за собой парня.

В это же то время Альфред, истязаемый загадочным колдуном, продолжает открывать для себя секреты настоящей магии. И сам постепенно становиться одним из них, утрачивая свои былые иллюзии по поводу современного уклада жизни в стране, не говоря уже о фальшивой природе всего того, что современное правительство преподносит как «магию». В итоге, спустя какое-то время, он впервые после жестоких испытаний, устроенных ему специально, открывает в себе способности к настоящей силе и мощи. И его бывший истязатель постепенно становится для Альфреда наставником.

Настигая их в самом конце, Гортер оказывается вынужден вступить в бой не только с похитившим Альфреда колдуном, по следу которого он шёл всё это время, но и с самим парнем. Однако их поединок так и остаётся незаконченным, поскольку оба колдуна неожиданно ныряют в портал, а Гортер оказывается при смерти из-за полученных в бою ран. Последним на место их поединка прибывает отряд королевских агентов, которому по какой-то причине не удаётся найти ни Гортера, ни того, за кем он охотился.

Карта Сентуса (центральные области) для событий 3 романа

Карта материка Первых Империй для событий 3 романа

Пролог

Похоже, для последнего короля Сентара всё было уже решено. Молящие о справедливости стоны его разбитого войска и безутешный клич бронзовых труб, зовущий уцелевших назад, почти никак не влияли на его душевное состояние, поскольку ещё с самого начала сражения он не видел для своих воинов иной участи. Его белоснежный конь, одетый в золочёные доспехи, только и мог, что беспокойно переминаться с ноги на ногу, в то время как сидящий в седле венценосный наездник лишь беззвучно наблюдал с высокого утеса за падением своего царства, которое с потом и кровью защищали и расширяли когда-то его собственные деды и прадеды.

– Отправить на левый фланг остатки резерва! – кричал откуда-то его верный генерал Фесой, пытаясь хоть как-то спасти безнадёжное положение. Но что могла сделать пара сотен необученных крестьян против несметного полчища облачённых в доспехи вражеских воинов?..

И лишь одна последняя надежда всё ещё теплилась в душе у поднимавшего порой свой взгляд к грозному серому небу короля умирающего королевства, пока его посыльные и советники толпились где-то позади, то и дело принося всё новые доклады о потерях, отступлении, сборе и прорыве последних рубежей обороны.

– Послать за Бакрасом! – прокричал вдруг правитель и верховный полководец с такой силой, что эти слова мигом разнеслись по всему утёсу громогласным эхом.

Превратившись в единый ответ на все их вопросы, чаяния, упрёки и стенания, это эхо в мгновение ока ясно дало понять остальным кто пока ещё оставался на вершине власти в их разорённом войной государстве. И тут же, не медля не секунды, от главного штаба отделился неприметный слуга, который вскоре вернулся, приведя с собой какого-то оборванца.

Впрочем, оборванцем этот человек мог показаться только на первый взгляд.

Непочтительно протиснувшись вперёд, странный путник в дорогой, но изношенной и изодранной от времени мантии непозволительно медленно и вальяжно поднялся на утёс, пока люди внизу продолжали гибнуть под копьями неприятеля, а стоявшие у него на пути бароны и графы лишь смиренно расступались, зная какое жуткое наказание могло ожидать каждого из них, если этот страшный человек хотя бы мельком заметит на себе их осуждающий взгляд.

– В чём дело, царевич? Меня тут оторвали от одной хорошенькой забавы с твоими наложницами… – пробурчал оборванец совершенно невозможным тоном, сочетающим в себе одновременно и похоть, и досаду.

– Скоро не останется у тебя времени на наложниц, – неожиданно сдержанно ответил ему король, сделав широкий жест рукой. – Лучше глянь сюда!

И проследив за описанным рукой полукругом, вечно бегающие глаза оборванца увидели все нескончаемые муки разбитого королевского войска, поражённого ярмом агонии и казни, топотом копыт вражеской конницы и окровавленной землей, которая местами была сплошь завалена горами поверженных тел, почти все из которых принадлежали и без того немногочисленной армии истощённого долгой войной Сентара.

– Ну, и чего? Какого лешего ты от меня-то хочешь?! – совершенно простецким языком бросил в сторону короля непочтительный человек в мантии. – Мне, знаешь ли, всё равно чьих наложниц ублажать: твоих или этого вон… как там его… Изольтеса. А войско твоё и так против него не ровня, я тебе это ещё…

– Ты служишь мне!!! – разразился король давно сдерживаемой перед оборванцем волной негодования и злобы. Однако тотчас же осёкся своих слов и нехотя смирил гордыню. – …Помоги. Нам больше не на что надеяться.

– Да вам, чёртовым людишкам, просто всегда не на что надеяться! То одно у них случается каждый день, то другое… – начал было спорить с ним ворчливым голосом человек в мантии, но тоже довольно быстро поостыл и только медленно вытянул вперёд свои костлявые руки. – Ладно. Дай-ка мне немного места. А то от вашего глупого страха и отчаяния в головах за версту несёт навозом. Как и от твоего тупорылого коня.

Такого невозможно было представить, но вскоре и генералы, и советники, и даже сам король, никогда не прощавший подобного обращения от кого бы то ни было, смиренно отпрянули в стороны, а над их головами внезапно зажёгся белый огонь, снизошедший откуда-то с небес. После чего загадочный оборванец, сделав несколько движений руками, одной широкой волной накрыл им всё бурлящее поле боя, чем заставил врага метаться от страха, а оставшуюся часть побеждённого войска Сентара нести этот огонь во все концы вновь разгоравшегося сражения. Через какое-то время каждый из воинов короля почувствовал необыкновенный прилив сил, и, когда его отряды обратили ситуацию в свою пользу, из рук стоявшего на утёсе человека вдруг вырвался ослепительный поток ветра и холода, который прорвал облака и заставил их буквально извергнуть наружу все те исполинские молнии и воды, что несли в своих руках немилосердные боги. Разлетаясь шипящей отравой, кровавый дождь залил оставшиеся силы неприятеля, но бежать ему было некуда: на соседних хребтах уже вовсю бушевал невесть откуда взявшийся дикий ураган, игравший с белыми палатками их короля и генералов, словно с игрушками.

А позади этого первозданного хаоса всё так же высился одинокий утёс с ошеломлённым королем Расмором Сизым, давшим впоследствии имя целой новой династии и именуемым после этого переломного сражения не иначе как Расмор Первый или Расмор Великий, а также всеми его испуганными советниками, генералами и вассалами, как всегда, не знавшими, что же им делать, когда придворный чародей принимался за свою проклятую ворожбу.

– Нету в вас ни силы, ни духа, чтобы преуспеть в своих жалких жизнях, дерьмоеды… – плевался между тем человек в изодранной мантии, переходя от одного заклятья к другому, пока наконец не закончил и не посмотрел в сторону короля. – Ну как, хватит с тебя, царевич?!

– Прошу… хватит! Эргарот отныне твой… Ты хотел его? Забирай. Только хватит! Остановись… Прошу… – бубнил наполовину оглушённый правитель, протягивая к нему с земли дрожащую руку, поскольку уже давно свалился со своего взбесившегося коня.

Но в ответ Расмору, как всегда, раздавались лишь бесконечные причитания его чуть ли не единственного на всю страну чародея:

– Ага, ну вот то-то! Эх, а ведь ещё мнят из себя невесть что… Магия – это тебе не мечом махать или последние крохи у крестьян отбирать. Она не покоряется каждому!

Глава 1

Blood And thunder mix with rain

Into the kingdom of darkness again

Lightning flash, my body in flames

All shall kneel at the sound of my name

***

My path is set I live with no regret

I am sworn to kill never to forget

No road back I never will return

Into the fire of hell I will burn and die

***

Die! Die! Die!

Into the house of death

Die! Die!

Into the fire of hell

***

Army of the heavens my army waits in hell

To battle on the Earth for all the souls who fell

I will not go unto my death alone

Seven gates to pass until I reach my home

***

Across the bridge of death beyond the gates of light

Into the heart of darkness into the black of night

No road back I never will return

Into the fire of hell I will burn

***

and die

Die! Die! Die!

Into the house of death

Die! Die!

Into the fire of hell

Unto to the darkness

I commend my soul

Never shall I repent

Never shall I be saved

I’ll go Into the house of death

Before my last breath

My enemies all shall die

Die! Die! Die!

Into the house of death

Die! Die!

Into the fire of hell

Die! Die!

Into the house of death

Die! Die!

Into the fire of hell…

Конечно же, его сон был невообразимо сладок.

Впрочем, для последних утренних мгновений самозабвенной неги у младшего представителя Управленческой Палаты города Миренкиан лорда Малькома Артена, по обыкновению, не хватало времени. И его сопротивляющийся разум в очередной раз оказался просто вынужден спихнуть своего хозяина в холодную реальность. Окружающий мир предстал перед ним довольно неприветливым. Слепящие лучи утреннего солнца уже вовсю пробивались сквозь большое окно его спальни, и, подобрав под себя озябшие колени, молодой чиновник вдруг осознал, что, как это было ни прискорбно, ему опять «повезло» проснуться немного раньше своего заклинания «будильника». Но надежда на то, что сейчас было вовсе не шесть часов, а ещё хотя бы только пять-тридцать, по-прежнему оставалась…

«Вы-пик-пик! Вы-пи-пи-и! Вы-пик-пик! Вы-пи!..» – раздался вдруг сразу же после этой томной мысли невыносимо громкий оклик магических звуковых вибраций от лежавшей рядом с Малькомом палочки. «М-м-м, ну естественно… Как будто бы стоило ожидать чего-то другого», – с досадой протянул про себя молодой чиновник и медленно выбросил руку из-под одеяла, чтобы на ощупь выключить своё надоедливое магическое устройство. Однако это его не слишком расстроило. С тех пор как Главный Министерский Совет столицы издал свой недавний указ о повышении зарплаты всем высокодолжностным чиновникам страны, вставать по утрам из кровати для кое-кого из них, возможно, стало немного легче. Хотя, что касалось самого Малькома, то его мотивы всегда оставались в корне другими.

Во многом он, как и все, считал, что увеличение управленческой казны позволит хотя бы некоторым из его коллег отказаться от более «серых» схем добывания денег и сосредоточиться на своих непосредственных обязанностях (как это и было объявлено недавно в официальном обращении Короля), но тем не менее разум его оставался слеплен из другого теста, и ещё с детства молодой Мальком всей душой болел за свой народ. Его всегда волновала политика и заботили судьбы тех людей, что жили с ним по соседству, а также победы и поражения своей родины в борьбе с очередной угрозой – как ничто иное, заставляли его дух трепетать от неподдельной радости или печали. Прогуливаясь в окружении своих сверстников, будущий студент управленческой школы магии уже отлично разбирался в том, какова была ситуация внутри страны и какие решения принимал их Король, чтобы обезопасить её границы от внешних угроз. А также Мальком хорошо ориентировался во всех необходимых тонкостях экономической, социальной и культурной жизни общества и был настоящим талантом в работе с новыми заклинаниями.

Пришедшее вскоре новое время, как пожар распространившееся незадолго до его рождения вместе с изобретением аккумуляционной магии, уже не оставило для юноши другого выбора, кроме как идти в политику. Но даже несмотря на такие скорые изменения, в душе Мальком всегда продолжал быть настоящим патриотом, одним из тех, о ком так часто говорил с экрана магических кристаллов их стареющий Король. И втайне ото всех новоявленный чиновник по-настоящему гордился этим, с почётом нося на лацкане своего рабочего костюма тот маленький значок с гербом их страны, который должен был выделять его положение среди остальных почтенных граждан Миренкиана. Хотя, по правде сказать, до сколько-нибудь важных дел в управлении городом его пока ещё допускали очень редко.

И всё же Мальком не отчаивался. Перебирая целые кипы бумаг в своём крошечном кабинете, он день за днём надеялся на то, что вскоре от всех этих горестных обращений граждан по поводу очередного прорыва водопровода в одной части города или задержки пособий в другой попросту не останется и следа. А их область, да и вся страна в целом, наконец-то вступят в эру социального благополучия, в которую уже давно вступили государства Великого Гилия на западе, или хотя бы создадут такую же независимую экономику, как колонии Ванкарата за океаном.

Именно поэтому, просыпаясь каждый день и вставая с кровати, молодой чиновник без особых сожалений отпускал свой пленительный сон и с завидным энтузиазмом вступал в новое утро, где его ждало множество серьёзных обязанностей и очередных спорных задач и решений.

– Мальком, ты проснулся?  – поинтересовалась через какое-то время из-за двери его сердобольная бабушка Роанс, когда тот уже одевался в домашнее. На самом деле в последние годы ему до горючего стыда претило подобное обращение к себе, ведь он был уже не ребёнок, но поделать с этим молодой Мальком, увы, ничего не мог, да и не хотел.

– Да, я встал, – как всегда, без особой радости в голосе пробурчал ей в ответ внук, который совсем скоро собирался и сам спуститься к завтраку, и у стоявшей по ту сторону двери старухи тотчас же отлегло от сердца, хотя она отлично знала, что уже много лет он вставал в одно и то же время по сигналу своего заклинания. Но, к сожалению, будучи леди весьма преклонного возраста, она ничего не могла поделать со своей сентиментальностью, и лишь только её ненаглядное чадо ответило на необходимый вопрос, которым старая глава семейства начинала практически каждый его день, неуёмная в своей заботе Роанс продолжила засыпать внука новыми темами для разговора:

– Не забудь: сегодня у тебя важное совещание, дорогой. А ещё после обеда ко мне обещал заглянуть твой достопочтимый дядя Волдес. Так что я рассчитываю на тебя.

Нарочито вздохнув, Мальком натянул на лицо лёгкую улыбку и открыл злополучную дверь.

– Конечно, я постараюсь вернуться до его отъезда,  – доброжелательно проговорил ей молодой чиновник, встретившись с бабушкой лицом к лицу, и протянул вперёд свою руку, чтобы предложить ей спуститься по лестнице.

Не ожидая ничего другого от своего культурного отпрыска, старуха с готовностью приняла его помощь. И подобрав подол своего платья, довольно уверено зашагала вниз, сопровождаемая юным Малькомом до самой гостиной.

Возможно, антураж их дома и не слишком отвечал духу нового времени, но, как ни старались обустроить его внутреннее убранство все те поколения предков Малькольма, что жили в нём до рождения юного лорда и его сестры – в последние годы каждый из их семьи активно трудился над тем, чтобы сохранить этот интерьер в своём первозданном виде. Здесь было всё, что так ценилось в современном обществе: дорогие ковры, обои и светокристаллы, но особым шиком их родового гнезда, как и всегда, оставалось бесчисленное количество живописных картин и экспонатов древности. А также целых две комнаты с добытыми на охоте животными, чьи головы как нельзя лучше показывали гостям социальный статус хозяев. Впрочем, жившая снаружи усадьбы прислуга, возможно, так и не считала, особенно когда ей приходилось целыми днями напролёт вычищать из зубов этих ужасных монстров любившую оседать на них пыль. Сам же Мальком не очень любил охоту, хотя, как и каждый уважающий себя дворянин, никогда не отказывал остальным членам своего охотничьего клуба (в котором раньше состоял и его отец до своего отъезда в Ванкарат) присоединиться к очередному совместному сафари, взяв для этого небольшой отпуск на работе или просто отменив все свои дела на выходные.

Сегодня внутри гостиного зала усадьбы было уж очень светло и просторно. Как всегда, заблаговременно готовясь к приезду его дяди Волдеса, нарочито суровая экономка мисс Лакрей заставила большую часть прислуги сдвинуть столы и стулья в один угол, чтобы ни одна пылинка не ускользнула от её поломоек. Но для Малькома такая суета уже давно стала привычной, и он лишь кивком поприветствовал её, когда спустился вместе с бабушкой с лестницы и мимоходом огляделся в поисках своей утренней газеты.

– Всё уже здесь, лорд Артен, – раздался вдруг мягкий голос их дворецкого Севио: тот стоял у раскрытых дверей обеденного зала, раскланиваясь перед молодым господином. – Желаете что-то ещё?

– Нет, Севио, благодарю Вас, – пролепетал ему Мальком и поспешил быстрее занять своё место за накрытым к завтраку столом, пока усердная в своих начинаниях мисс Лакрей не добралась и туда. Но всё же, оставаясь при своих манерах, молодой чиновник не посмел обогнать престарелую бабушку, на что та, заметив его нетерпение, лишь скромно произнесла:

– О, ты вполне можешь начать сегодня свой завтрак и без меня, дорогой мальчик.

Учтиво поклонившись в ответ, юноша без лишних слов прибавил шагу, проследовав к левому крылу зала, где уже виднелся сервированный приборами стол и большой, разукрашенный резными узорами, стул.

Сегодняшний завтрак лорда Малькома, как и предполагалась по вторникам, состоял в основном из вяленых хлебцев и перемолотых в пасту овощей, а также нескольких соусов и подлив к главному блюду – запеченному филе кальстогского лосося, поданному вместе с десертными финиками. Но молодой чиновник не очень-то любовался сим завидным для всякого простолюдина угощением – и вместо этого просто резво орудовал серебряной вилкой, методично отправляя еду в рот, одновременно выискивая нужную ему информацию в газете.

Когда он покончил с завтраком, то тут же распорядился подать свой рабочий костюм в примерочную, откуда уже минут пять или шесть доносился лёгкий хохот его сестры, как всегда, затеявшей там со своими горничными предприёмную примерку всего своего гардероба.

– …Эвис, позволь мне уже войти, – настойчиво пробурчал Мальком, когда увидел, что примерочная была закрыта на магический «ключ», а явившийся с его брючным костюмом камердинер вот уже какое-то время стоял там с ним на руках и, смиренно топчась у двери, сверлил потупленным взглядом пол.

– Эвис… Эвис!

– Ну что-о, Малько-ом?! – отозвалась, наконец, из-за двери нудным тоном его сестра, когда прекратила хихикать.

– Я опаздываю на работу, – тактично, но всё же довольно холодно объявил ей старший брат. Однако молодая девушка уже поджидала его за дверью – и, как только он это сказал, решила не мешкать: провела своей волшебной палочкой по замку, отчего обе створки двери распахнулись настежь, явив перед ним коварный облик его сестры, одетой в какой-то ужасно вычурный и претенциозный наряд с бахромой, рюшами и витиеватой полуизогнутой шляпкой, утыканной искусственными перьями бакамбийского страуса.

Тем не менее Мальком совершенно не купился на этот трюк и, вместо того чтобы замереть на месте от подобной неожиданности, лишь строго пробурчал ей в лицо:

– Сколько раз я уже тебе говорил не использовать свои личные кристаллы «ключи» в доме?

На что вместо ответа его сестра только цыкнула языком и, позвав за собой всех своих горничных, парадным маршем проследовала дальше по коридору. А Мальком тут же прошмыгнул внутрь, чуть не споткнувшись о тот бардак, который учинила за дверьми эта маленькая чертовка.

К счастью, ещё с детства предприимчивый отец Малькома обучил своего сына исключительной расторопности при работе с утренним туалетом и вскоре, молодой наследник дома уже был готов к выходу. Оставалось только, как всегда, пожелать ожидавшей его в прихожей бабушке спокойного времяпрепровождения в отсутствие своего любимого внука, не забыв при этом предупредить её о сегодняшних причудах как всегда слишком неугомонной в ожидании гостей Эвис, и, приказав подать самоходную карету, поспешить выйти во двор имения, где уже давно стоял его верный Севио с аккуратно собранным, но вечно доверху набитым всякими бумагами и иным рабочим инвентарём саквояжем, принадлежавшем молодому господину.

– Отличный сегодня денёк, лорд Артен, – по-официальному тонко и почти без эмоций заметил Севио, передавая саквояж Малькому, от чего молодой чиновник лишь мельком оглянулся вокруг и действительно увидел, что на ярко-голубом небе вот уже какое-то время не было ни единого облачка, а солнце весело переливалось, выглядывая из-за листвы ближайших деревьев.

Когда-то он и сестра много времени проводили здесь со своим отцом, бродя и играя по всему переднему двору, но за последние несколько лет Мальком и сам не заметил, как сильно изменились его будни, и, стоя сейчас на этом самом месте, он не чувствовал ровным счётом ничего, кроме подгоняющих его вперёд мыслей о предстоящих сегодня заботах и делах.

– Редкая погода для осени, – практически в тон дворецкому ответил молодой чиновник, просматривая какие-то свои бумаги, прихваченные им из дома, после чего всё так же беспристрастно переложил их в свой саквояж, забрался в подъехавшую к ним самоходку и приказал оператору трогать.

То было вполне обычное для Малькома ощущение магического движения вперёд, которое он испытывал практически каждый раз, отправляясь на принадлежавшей их семье самоходной карете до места работы и возвращаясь с неё, усталым, но всё так же погружённым в свои дела, пока его оператор, мистер Вантер, умело переключал нужные рычаги, обгоняя ближайшие упряжные повозки с необычайной скоростью и манёвренностью, которая на сегодняшний день была доступна лишь немногим обладателям этих чудесных устройств, порождённых прогрессом цивилизации. Не считая, конечно, прогрессивной и богатой столицы Сентуса.

Впрочем, для самого Малькома в подобном деле важнее всего была эстетичность, и если вдруг их самоходная карета снова застревала в очередном скоплении обычных упряжных повозок и телег, то молодой чиновник ни за что не позволял себе покинуть её шикарное ложе и опуститься до общественных путей магического движения города, или, не приведи боги – плебейских прогулок пешком, даже если до места его работы оставалось всего пара остановок. Такова была обязанность любого дворянина современного Малькому общества – поддерживать свой статус несмотря ни на что. И хотя молодой чиновник привык к этому ещё с детства, лишь сейчас в его силах стало возможным хоть как-то повлиять на подобное совершенно вызывающее положение дел в городе, побуждая недавно учреждённые королевским указом строительно-ремонтные службы делать так, чтобы всем жителям города всегда хватало места на дорогах.

К счастью, сегодня их обычный маршрут до здания городского правительства был практически свободен, и, когда их самоходная карета выехала за пределы ворот фамильной усадьбы, Малькому оставалось только откинуться поудобнее на своём пассажирском сиденье, наслаждаясь тёплым морским бризом, что неспешно обдувал ему лицо, и продолжить заниматься своими делами. Пока сидевший впереди него мистер Вантер усердно переключал нужные рычаги, заставляя магические кристаллы разгонять их средство передвижения всё быстрее по атласному полотну дороги, которое стелилось над пронзительно открытым пейзажем морского берега, усыпанного мелкой галькой, с редкими купами прибрежных деревьев. Чей шелест тем не менее был практически не слышен из-за работы кристального двигателя кареты, равно как и крики летавших над ними белоснежных чаек, символизирующих недоступную многим красоту юго-восточных областей Сентуса. Катящаяся на своих прорезиненных колёсах вдаль, эта самоходная карета словно прочерчивала длинную линию через всё, что укрывалось от Малькома за стеклянным коробом его благополучной жизни на вершине социальной пирамиды. И будто бы подводя итог его прошлой, настоящей и будущей роли в ней, определяла за него его возможности, решения и даже желания, принуждая молодого чиновника добровольно отказываться от многих других присущих человеку качеств личности в угоду наступившему времени.

Хотя, возможно, Мальком отчасти и сам не понимал этого.

Год от года его жизнь, как и жизни миллионов граждан Сентуса, независимо от их социального статуса, обогащалась новыми фактами и открытиями в области современной магической науки, которые затем незамедлительно перекочёвывали в новые изобретения. А те, в свою очередь, всего за какие-нибудь пару лет запускались в массовое производство и продажи по всему королевству – и никто, по большому счёту, не видел в этом ничего дурного. То тут, то там в газетах блистали громкие имена очередных учёных, потративших немало сил, времени и денег на изобретение нового устройства, которое значительно облегчало труд горнодобывающих рабочих в сельской местности или ежедневные заботы слуг знатных домов, отчего практически каждая из развивающихся сфер жизни Сентуса росла как на дрожжах. А человек наконец по праву стал владеть этим миром, отодвинув в сторону все неурядицы, происходившее из-за капризов непостоянной природы. Преобразуя её несметные богатства на пользу родине, их королевство наконец-то смогло тягаться с государствами Великого Гилия, а в чём-то даже обойти их. А также оставить далеко позади себя воинственный Хаас Дин и найти полезные торговые связи с Ао-Шинем и, что ещё боле важно, далёким Сунгхи, благодаря чему колониальная торговля Сентуса стала процветать. А земли кочевников совершенно отошли в сторону, так и не сумев влиться в эту развивающуюся систему новых политических отношений со своими примитивными взглядами на устройство жизни и современного мира в целом. Владея ситуацией как в промышленном, так и в военном отношении, Сентус впервые за последние века смог отказаться от аграрной деятельности как основной отрасли своей экономики и всего за пару-тройку десятилетий сумел полностью переключиться на магические заводы по производству и обработке разнообразного сырья, избавившись от содержания бесполезных деревень, на месте которых было построено множество частных ферм. Что в свою очередь не могло не радовать как городских, так и сельских жителей королевства, которые быстро нашли себе работу на этих экспортоориентированных предприятиях, вместо того чтобы годами гнуть спины на своих прежних полях и лесозаготовках за мизерный заработок.

И хотя, как и каждая новая схема, этот жизненный курс всё ещё оставлял за собой кучу неразрешённых проблем и ошибок, которые Мальком видел каждый день, начиная с того момента, как их самоходная карета покидала прибрежное шоссе и углублялась в не самые благоприятные районы города, где его взгляд то и дело натыкался на лицо очередного беспризорника или оголодавшего попрошайку, число которых неизбежно росло вместе с увеличивающимся населением Миренкиана – молодой чиновник не видел для своей родины лучшей стратегии развития, чем та, которую принял верховный совет королевства. И не представлял себя никем иным, кроме как его почётным слугой в решении всех сопряжённых с этим делом проблем и неурядиц.

– Выезжаем на Пинкер Глэйн, сер, там сегодня меньше карет и самоходок, – прогудел своим громким басом сквозь шум магического двигателя его оператор.

Но Мальком и сам заметил это – и лишь поднял вперёд свою левую руку в знак небольшого смущения:

– Прошу, не надо называть меня сер, дорогой Корд, ведь, как Вы знаете, я никогда не был в Ванкарете…

– Зато Вы сын своего отца, сер! – с легким задором в голосе ответил на это мистер Вантер и лихо подкрутил свой пышный ус, волей-неволей заставив молодого чиновника согласиться и с этим набиравшим популярность обращением, особенно среди знатных кругов.

– Мы не поспеем к Сейн Эйв сегодня утром? Хочу посмотреть, как там продвигается строительство, – ненавязчиво сменил тему их разговора Мальком.

– Нет, до часовой башни Сейна слишком большой крюк через Фауго Глэйн – так Вы точно опоздаете, – быстро пояснил ему оператор и прикрыл нос рукой, так как только что мимо них пронеслась ещё одна самоходная карета, обдав их тучным облаком остаточных магических испарений кристального двигателя.

– Тогда прошу Вас: без промедления до здания правительства, мистер Вантер. На работы по возведению передающего экрана посмотрим сегодня на обратном пути, если удастся, – дал ему свои финальные указания молодой чиновник и снова откинулся всем телом на спинку сиденья.

– Слушаюсь, сер! – прогремел в сторону Малькома рьяный отклик своенравного оператора. Хотя и не все слова его господина достигли ушей стареющего Вантера, поскольку шум от работающего кристального двигателя не позволял пассажирам самоходок общаться внутри кабины без повышенных тонов в голосе. Особенно если это была открытая модель с опущенной выдвижной крышей.

Вскоре за бортом кареты стали мелькать высотные здания стоящих рядом с центром города хотэлей, ателье и офисов частных торговых компаний, так часто упоминаемых туристами в разговорах о светлом промышленном будущем Миренкиана. А ещё через несколько минут среди аккуратно постриженных фасадов улиц Мальком наконец увидел и Бла де`Шон Парк Авеню, которая вела вдоль золочёных оград центрального зелёного питомника города – парка Бла де`Шон – и поворачивала как раз рядом с местом его работы. Там всегда было не протолкнуться из-за множества таких же, как у него, самоходных карет, прибывавших и отбывавших с фронтальной стоянки в разное время суток.

– Приехали почти ко времени, лорд Артен. Без десяти минут, – по привычке чётко доложил оператор, как только они примостились на свободном месте где-то в углу, и быстро выбрался из водительского сиденья, чтобы, как всегда, услужливо открыть перед своим господином дверцу.

– Спасибо, Вантер, до половины четвёртого Вы свободны, – напоследок мимоходом объявил ему Мальком, поспешно вылезая из кареты вместе с саквояжем, и скорым шагом отправился к вычищенным до блеска золочёным дверям с магическими экранами. Они находились на возвышении подле широких центральных ступеней, занимавших почти добрую половину от всей площади здания. По пути Малькому сразу же встретилось несколько коллег, и молодой чиновник незамедлительно раскланялся с ними, хотя и не все они так же спешили ко входу, как он сам, предпочитая больше разговаривать друг с другом о насущных делах, поправляя шейные платки сюртуков или шляпки дорогих офисных костюмов, если то были женщины, в то время как иные лорды постарше просто вальяжно вышагивали по стоянке с тросточкой в руках, скользя важным взглядом по окрестностям.

Внутри парадный холл здания правительства почти сразу же поражал своей роскошностью всех, кто впервые вступал в его стены. Повсюду можно было видеть тончайший белоснежный гранит и отёсанные в бочкообразные формы колонны чёрного мрамора, что являлось редкостью даже для столицы, поскольку обычно гранит и мрамор имели строго противоположные оттенки своей фактуры. А в промышленном производстве эти материалы вообще не использовались, так как все их залежи в Сентусе и даже Великом Гилии редко когда дотягивали до такого качества. И всё же для большинства работающих здесь людей подобный интерьер уже давно стал чем-то до безразличия обыденным, и каждый из них лишь привычно шагал в нужном ему направлении, минуя пропускной пункт у стойки информации, продолжая натаптывать своими дорогими лакированными туфлями целые дорожки, день за днём протирая полы между парадным холлом и всеми остальными не слишком отличающимися друг от друга кабинетами.

К сожалению, в их число входил и Мальком.

Каждый будний день стремительно проносясь мимо черных колонн с золочёными капителями, он вставал в небольшую очередь у прохода к находившейся здесь после парадного холла высокой и светлой приёмной первого этажа здания, где вот уже несколько лет зеленела и цвела разнообразная флора их небольшого ухоженного садика с клумбами, разбитого под старомодным, но зато раскинувшимся во всю стену стеклянным витражом. Там Мальком, машинально предъявив свои документы охраннику, проходил дальше к одной из двух подъёмных кабин, которые с помощью магии доставляли всех работников до нужных им этажей здания. Кабинет Малькома находился на третьем этаже, почти в самом конце за левым ответвлением коридора, и обычно молодой чиновник сразу же устремлялся туда, после того как ему удавалось выйти из магоподъёмной кабины, пробившись сквозь непрекращающуюся очередь из входящих и выходящих вместе с ним на этом этаже коллег. Однако сегодняшнее утро представляло для Малькома небольшое исключение.

Назначенное на начало рабочего дня заседание всего среднего состава Управленческой Палаты города, на котором должно было присутствовать в том числе и их подразделение, занимающееся проблемами жилищной сферы услуг, предоставляло молодому чиновнику небольшой шанс отличится. И позволяло надеяться, что после всех представленных его начальством отчётов ему всё же удастся взять слово у трибуны, когда многоуважаемый господин Феро, следуя протоколу заседания, обязательно спросит и о других проблемах в этой сфере. Благодаря этому Мальком наконец-то выступит с давно отрепетированной им речью о безалаберном отношении рабочих к постройке новых зданий в Сентериольском районе, о пропаже дополнительных средств, выделенных на ремонт старой прядильной мануфактуры, и о многом другом. И хотя молодой чиновник отлично понимал, насколько дерзким могло оказаться такое поведение для всех присутствующих на этом заседании вещальщиков и других сторонних наблюдателей, которые после недавних реформ были просто обязаны всегда докладывать о действиях назначенного главы города и согласовывать их со столицей – он также отлично знал, что господин Феро не поступит в ущерб своей репутации, иначе его никогда бы не назначили мэром. Поэтому хотя бы малая часть незапланированных обращений Малькома всё же должна была оказаться услышана обществом, а о большем он и не мечтал.

К тому же, насмотревшись с экранов вещательных зеркал на то, как решительно действовал в подобных ситуациях и сам их стареющий монарх, обличающий во Всеобщий День Прошения к нему не только общие, но и множество частных проблем своего королевства, молодой чиновник просто не мог не заразиться подобным примером поведения. И одно только это придавало ему уверенности в важности и резонности своих действий на сегодняшнем выступлении.

По бокам от дверей главного зала совещаний, готовая к торжественному приветствию, расположилась строгого вида прислуга, без труда давая понять каждому входящему, что предстоящее заседание вот-вот начнётся, и как только Мальком ступил на безупречно вычищенную ковровую дорожку, начинавшуюся прямо у выхода из подъёмной кабины, его лицо немного преобразилось. Изо всех сил молодой чиновник старался выглядеть профессионально в глазах каждого шагающего рядом с ним старшего коллеги или даже простого секретаря, несущего за своим начальником огромную кипу всех его бумаг. Руки и ноги он держал прямо, глаза были направлены только вперёд, а разум молодого чиновника отныне был сосредоточен исключительно на предстоящей задаче. Уверено преодолев от общего пролёта последние метры, Мальком, не забывая о своём статусе, легко и непринуждённо поклонился прислуге и, пропустив вперёд несколько почтенных господ, незамедлительно вошёл и сам, скромно расположившись пока у ближайшей стены, чтобы отыскать для себя свободное место.

Холодное, но весьма официальное внутреннее освещение зала как нельзя лучше настраивало всех членов совещания на предстоящий открытый диалог, и когда молодой чиновник разглядел сидящего в дальнем кресле у окна как всегда одетого в роскошный деловой костюм мистера Мервьюли – то тут же направился к нему, обходя остальных своих коллег, рассаживающихся по своим местам с присущими каждому настоящему дворянину аккуратностью и тактом.

– Приветствую Вас, сер, – располагающим, но также весьма смиренным тоном поздоровался с ним Мальком, как только оказался подле своего непосредственного начальника, встав чуть позади. – Похоже, господин Феро ещё не прибыл.

– О, не беспокойтесь о нашем достопочтимом мэре, лорд Артен, – привычно быстро заговорил с ним Мервьюли, и складки у него под подбородком тут же задергались в унисон с произносимыми им словами. – Надеюсь, финальный отчёт у вас? Я как замглавы города по жилищным вопросам, уже давно чувствую некоторое внимание со стороны нашей теперешней администрации и не могу опозориться в этот раз, объявив публично, что мы так и не добились значительных результатов в нашей сфере.

– Конечно, Ваш доклад со мной, сер, – всё так же смиренно ответил ему стоящий позади молодой чиновник. И видя, что находившееся с правой стороны от его начальника кресло всё ещё оставалось свободным – тут же поспешил занять его, расположив перед собой на совещательном столе саквояж и сразу же вынув оттуда все необходимые бумаги.

– Хорошо, хорошо… – пробежав по ним сноровистым мерным взглядом, одобрил отлично разбирающийся во всех делах своего отдела мистер Мервьюли: благодаря своему опыту, он сразу же мог указать любому молодому работнику на его ошибки; однако к Малькому это нисколько не относилось – тем более что всё, о чём он так страстно стремился рассказать мэру города, находилось у него в голове, а не на бумаге. И всё же он немного побаивался.

Вдруг отделанные изящными оборками портьеры входного проёма зала совещаний немного зашевелились от усилившегося движения всё ещё теснившейся у порога толпы, и внутрь довольно торопливо вошли несколько человек, среди которых чинно прошагал и сам великочтимый мэр Феро. То был немного приземистый человек, плотного телосложения, носивший на затылке небольшую шляпу-котелок и обладавший вполне соответствующим своему положению внешним видом. Однако его лицо имело настолько необъятные щёки, что данная часть образа мэра просто не могла не выделяться среди остальных особенностей, по которым можно было бы описать его внешность, и это всегда было заметно со всех сторон, откуда не посмотри. Впрочем, в современном Малькому обществе подобная особенность у почтенных и статных мужчин уже давно стала нормой, и никто больше не обращал внимания на те или иные проявления их неумеренного образа жизни, особенно когда в их распоряжении имелись деньги и власть.

– Итак, коллеги, здравствуйте, – коротко начал свою речь мэр Миренкиана, ещё даже не дойдя до трибуны. – Давайте приступим, поскольку график у нас сегодня очень плотный. Пускай первым выступает сер Мервьюли, так как меня недавно предупредили о его внушительном успехе в деле по благоустройству бытовых вопросов, и-и… – протянул господин Феро, наконец-то заняв нужное место в центре зала, рядом с своими главными советниками. – Надеюсь, никто не против?

По залу сразу же пробежало лёгкое возбуждение. Было заметно, что сидевший рядом с Малькомом замглавы города ощутимо замялся, хотя тут же взял себя в руки и не проронил ни одного лишнего слова.

– Нет? – вновь повторил мэр. – Тогда прошу вас, мистер, прошу. Не будем задерживать заседание.

Отойдя в сторону от обтянутой красным ситцем трибуны, господин Феро ловко уступил своё только что занятое им место пока ещё сидевшему у окна и державшемуся за единственный клочок бумаги мистеру Мервьюли. Но тот вскоре быстро сориентировался и поспешно поднялся на ноги, насколько это позволяли его вес и соседствующее рядом с ним окружение, состоявшее из до сих пор занимавших последние свободные места чиновников и пристроившихся в дальнем углу вещальщиков. Те как раз настраивали свои кристаллы в палочках на приём магического сигнала. Протискиваясь между ними, он в какой-то момент молча схватил Малькома за плечо и посмотрел ему в лицо, лишь на секунду изобразив уголком рта и прищуром глаз осознанное понимание подобных уловок со стороны некоторых своих недоброжелателей, мечтавших подвинуть его с этой должности. После чего уже совершенно невозмутимо двинулся вперёд, немного придерживая свою выпирающую под брюхом жилетку, а Мальком остался скупо наблюдать за ним со своего кресла, пытаясь уловить верное настроение в зале.

Подойдя наконец к трибуне, замглавы выдержанно поздоровался с господином мэром, а также со всей аудиторией, после чего представительно начал свой доклад, на который Мальком потратил довольно много часов, выверяя каждое предложение. Однако его начальник умело ориентировался по тексту, и уже через десять минут доклада высокочтимый господин Феро стал изредка подкидывать ему разные вопросы о ситуации в тех или иных районах города, на что Мервьюли отвечал довольно неплохо, несмотря на то что иногда они касались и мелких деталей.

Рассказывая о заторах на дорогах, вызванных, как оказалось, несвоевременным ремонтом моста, или о рассчитанном освоении бюджета по новостройкам, замглавы города по жилищным вопросам оставался вполне невозмутим и стоически холоден. А после почти получасовых дебатов, вызванных его заявлением по поводу скорейшего сдвига вопроса о распределении ремонтных работ на окраине лишь после того, как определится судьба всех заселяющих её незаконных эмигрантов, начавший подсознательно ощущать уже давно знакомую рутину своей каждодневной работы Мальком только и мог, что терпеливо ждать того момента, когда всё это наконец закончится. И мэр города вполне ясно и определённо задаст тот самый главный вопрос, ради которого молодой чиновник на самом деле трудился все последние дни. Однако время тянулось слишком долго, а воспитание Малькома просто никогда бы не позволило ему прервать кого бы то ни было из старших, даже если их слова казались ему совершенно мелочными и утратившими суть вопроса.

– …Ладно, хорошо, – добавил к последним словам мистера Мервьюли достопочтимый мэр. – Но допустим, у вас хватит времени уложиться в сроки, если этот вопрос будет решён, тогда что?

– Тогда я обещаю вам, господин, что все планы, присылаемые нам столицей, будут выполнены на сто процентов.

– М-м, ну что же, полагаю, надо это зафиксировать в письменной форме, господа, – слегка улыбнулся подобному заверению Феро и посмотрел на передние ряды сидевших перед ним чиновников, на что те уже более открыто засверкали своими улыбками, а остальные бодро поддержали их распространившейся по всему залу волной смеха. Ведь никто из присутствующих не хотел показаться своему начальнику не разделявшим его точку зрения строптивым упрямцем, поскольку за это можно было легко лишиться его благосклонности.

– Хм, ну что же, вот и отлично, – весьма довольный своими словами и закрепившейся от них общей реакцией, подвёл итог Феро. – сер Мервьюли, у вас есть ещё, что сказать по поводу доклада?

– Нет, господин, – скромно отрапортовал начальник Малькома.

– Тогда предлагаю перейти к следующему вопросу…

И тут всё нетерпение, которое охватило молодого чиновника в тот краткий миг, когда великочтимый господин мэр сделал небольшую паузу между своим обращением к Мервьюли и последовавшим за ним предложением продолжить, буквально… провалилось для Малькома в пустоту.

Никакими словами у него не получилось бы описать для себя горечь от подобного несправедливого финала! И хотя заседание всё ещё продолжалось – молодому чиновнику вдруг стало кристально ясно, что никто даже не подумал о том, чтобы пригласить такую мелкую сошку, как он, к трибуне. Или хотя бы дать возможность выступить с места. В порыве негодования Малькому хотелось без всякого разрешения вскочить на ноги и обрушиться с градом обвинений на тех, кто был повинен в подобном пренебрежении к правилам – да что там! – к самому смыслу проведения этого собрания как таковому… но настолько радикальный поворот событий представлялся молодому дворянину поистине невозможным.

С удручённым видом он проследил за тем, как новый выступающий, приглашённый мэром, приподнялся со своего кресла, а мистер Мервьюли почтенно поклонился перед ним и сошёл с трибуны, чтобы вернуться затем обратно в зал. После чего молодому чиновнику оставалось только медленно откинуться назад и устремить усталый взгляд в пронзительное небо, разлившееся за окном, словно свободный океан, по которому плыли паруса набегавших с севера облаков, чей безмятежный вид помогал унять хотя бы часть тех волнений, которые сейчас так страстно бередили его душу. «И в этот раз не получилос-сь…» – с досадой протянул про себя Мальком и уже было снова хотел перевести взгляд на лежавшую перед ним стопку бумаг, чтобы отправить её обратно в свой саквояж, как вдруг заметил в небе нечто странное. Рядом с махровой шторой, закрывавшей собой добрую четверть окна, мерцала яркая точка.

Висевшая на шторе золочёная бахрома и прикрывавший её с внутренней стороны тюль, которые так изысканно подчёркивали собой статус нового времени, не могли скрыть от глаз молодого чиновника того обстоятельства, что точка эта стремительно увеличивалась в размерах, что говорило о её приближении. А когда яркий свет от этого странного объекта заполнил собой не менее трети неба, не на шутку обеспокоенный Мальком даже пару раз дёрнулся вперёд от волнения, что, конечно же, сразу заметили его коллеги, равно как и подходивший к своему креслу мистер Мервьюли.

– Да? Вы что-то хотели добавить, э-э… сер? – повернул к нему голову господин Феро, перебив таким образом очередного взошедшего на трибуну выступающего, когда заметил столь странное поведение со стороны одного из сидевших где-то там, в конце зала, младших чиновников, показавшееся ему к тому же крайне непочтительным, поскольку им редко когда вообще предоставляли возможность высказаться. Но Мальком к тому времени уже силой заставил себя успокоиться.

– М-м, нет, многоуважаемый господин мэр, я глубоко извиняюсь, простите, – пролепетал он второпях, после того, как привстал и тут же сел обратно, однако было уже поздно: все присутствующие мигом обратили на Малькома своё непосредственное внимание.

– В таком случае не мешайте, попрошу вас… – строго начал отчитывать его Феро, и молодой чиновник тут же зарделся от стыда, по привычке ожидая нагоняя – как во времена своего детства, когда его за что-нибудь распекал отец или уже в более позднее время профессор академии магии – отчего на пару мгновений не мог больше думать не о чём другом, кроме как о своём неподобающем для присутствующих лиц поступке. Но тут за окном внезапно раздался непонятный гул, который заставил абсолютно всех присутствующих переключить своё внимание только на него.

– Что это? – проговорил кто-то из сидевших за столом старших чиновников хриплым от волнения голосом.

– Не похоже на магоплан… – задумчиво подхватил мысли коллеги уже подошедший было к своему месту, но теперь замешкавшийся у ближайшего окна мистер Мервьюли.

– Э, погодите, господа, я сейчас же свяжусь с нашим охранным корпусом, и они быстро нам всё это объяснят! – решил немного разрядить обстановку сидевший у трибуны мэр и уже взялся за свою палочку. Но тут доносившийся снаружи гул внезапно усилился, и всех присутствующих буквально накрыло какой-то необъяснимо дикой волной страха, за которой последовала ярчайшая вспышка света, разметавшая стоявший за окном день в огненные клочья и вмиг утянувшая за собой весь застоявшийся в зале совещаний воздух через расколовшиеся стеклоэкраны одним махом. А когда уже давно заполнивший атмосферу снаружи нестерпимо-удушливый смрад ворвался в зал с обратной, куда более бешеной силой, то повскакивавшим со своих мест важным персонам собравшихся в нём, не хватило времени, чтобы как следует сориентироваться. Ведь в ту же секунду соседнюю с ними стену, равно как и всё помещение за ней, накрыл такой оглушительный взрыв, что та просто не выдержала и с ужасным грохотом обвалилась вперёд, осыпав головы всех, находившихся рядом с ней почтенных лордов и серов смертоносным градом каменных осколков, так что многие из них в одно мгновение оказались целиком погребены под ними.

В поднявшейся страшной суматохе оставшиеся в живых кричали и кашляли, задыхаясь от пыли, что клубилась из недр образовавшейся дыры, через которую, к ужасу людей, просматривалось пустое пространство соседних офисов и коридоров, откуда к тому же ещё и разило нестерпимым жаром. А когда сквозь доносящийся сверху и снизу рокот осыпающихся камней прорвался ещё один страшный звук, похожий на нарастающий треск, то для каждого из сохранивших своё сознание людей наступил отчаянный рубеж их страданий, поскольку все они вдруг почувствовали, что здание вот-вот обрушится.

Однако, как ни странно, этого не произошло. С вытаращенными от непонимания и боли глазами Мальком следил за творившимся перед ним чудовищным катаклизмом, безуспешно пытаясь высвободить свою ногу, застрявшую под телом недвижимой миссис Валис, и уже почти ничего не видел перед собой, как вдруг ему показалось, что откуда-то снизу к нему приближается странное чёрное пятно. Обуреваемый паникой, которая всё больше и больше овладевала его сознанием, молодой чиновник стал ещё сильнее барахтаться на месте, упираясь одним локтем в пол и то и дело отирая свободной рукой окровавленный висок, пока вдруг ясно не почувствовал перед собой чьё-то присутствие.

– А-А-Р-ЯХ-ХХ! ВАШУ МА-АТЬ! – проревел внезапно чей-то до издевательства не соответствующий обстановке голос, в котором тем не менее чувствовалась какая-то странная, практически нечеловеческая мощь и сила. – НЕУЖТО ВЫБР-РАЛСЯ?!

Казалось, что звуки от его раскатистого эха буквально завладевали окружающим пространством и с каждой новой фразой грозились навечно застрять у Малькома в голове, отражаясь во всех уцелевших уголках теперь уже бывшего зала совещаний так гулко, что это даже заставило молодого чиновника ненадолго прервать свои поползновения и оцепенеть под их напором. Но когда он понял, что источником этих звуков было не его воображение, а стоявший у самого края образовавшегося проёма человек, небрежно топчущий своим сапогом размозжённую голову мэра – то рассудок молодого чиновника уже не выдержал. Почувствовав утрату последних манер знатного дворянина, к которым Малькома так старательно приучали с ранних лет, достопочтимый лорд Артен не мог больше сопротивлялся внутреннему позыву: его решительно стошнило от увиденного. Прямо на дорогой лацкан всё ещё лежавшей поперёк Малькомовой ноги заваленной камнями миссис Валис – замглавы горда по спортивным состязаниям и культурному досугу, являвшейся к тому же второй женщиной, допущенной к управлению городом в их чиновничьем аппарате – после чего сам юный лорд тоже стремительно вырубился.

Очнулся Мальком лишь после того, когда чьи-то сильные руки вот уже какое-то время немилосердно терзали его за шиворот.

– …Просыпайся, герой! Подъём!!! Меня не обманешь! – раздавался над Малькомом чей-то нахальный и в то же время требовательный голос. – Пора прогуляться, раз уж ты не сдох!

пара видов волшебных палочек магусов

Глава 2

Любая достаточно развитая технология неотличима от магии.

«Законы Кларка» —Третий закон Артура Чарльза Кларка

Альфред уже давно не верил своим глазам! Он вообще больше ни во что не верил в Эргароте! Всё в здешней губительной обстановке напоминало ему о мучениях духа и тела. Но всё это также было связано и с необыкновенной мощью! О, да-а! Она пронизывала стены замка, принадлежавшего этому «старому пердуну» (как любил когда-то называть Эргарота Джаргул), до самого основания, вибрировала от прикосновений и уходила далеко за пределы внешнего периметра. Ровно, как и сам Альфред, поскольку тело и разум его оставались слиты с ней воедино.

Пять лет… Пять долгих, нескончаемых лет мучений… Но вот наконец-то он смог полностью преодолеть себя. И, что самое главное – смог полностью преодолеть все начальные испытания, предназначенные для развития способностей любого чёрного колдуна, попавшего сюда. И даже найти скрытые знания этого места! Теперь перед ним лежала сама жизнь, развёрнутая в виде старой, изношенной книги, и буквально умоляла Альфреда раскрыть себя и прочесть.

Переворачивая страницу за страницей, молодой повелитель колдовской силы испытывал настоящий экстаз, словно его руки снимали покров с самой страстной и притягательной женщины в мире. Но Альфред отлично понимал: то была лишь первая волна уловок, которыми книга пыталась защитить себя, взяв контроль над нерадивым разумом, что жаждал её знаний, совершенно забыв об осторожности.

И тогда книга начала брыкаться. Она злилась на Альфреда, исчезала, летала по хранилищу, билась, кусалась и царапалась, однако юный колдун был готов и к этому. «Я – якорь! Я – якорь!» – бесконечно повторял он про себя одно из магопсихосоматических упражнений, которым ещё в самом начале научил его Эргарот, и книга каждый раз оказывалась снова на своём месте, так же как и стены вокруг него, и весь замок. Наконец, устав от её выкрутасов, Альфред просто вперил свои пальцы в замшелый, рассыпающийся переплёт, расставив их в стороны, так что перед ним сразу же появилась нужная глава. И хотя буквы в ней всё ещё немного расплывались, для острых, отточенных тренировками глаз молодого колдуна это не было помехой.

То был момент его триумфа! Момент, когда он всё же сумел ненадолго вырваться из-под всеподавляющей власти своего слишком отрешённого от всего остального мира наставника и показать ему – нет, показать всем им! – что есть настоящая СИЛА!!! Даже если этому проклятому Эргароту всегда удавалось с лёгкостью побеждать его на тренировках, как когда-то до него это удавалось и Джаргулу…

«Нет!» – взревел про себя Альфред, чуть не потеряв концентрацию из-за подобных мыслей. После чего уже более спокойно, но в то же время и повелительно, добавил: «Нет». Сейчас его волновали только тайны. Несравненные тайны этого мира. Восхитительные, похороненные под тысячелетиями, всеми забытые, но всё ещё существующие тайны, которые он так любил, но которых всегда не хватало для молодого разума всесильного колдуна, более всего на свете стремившегося к забытым знаниям.

«Откройся мне!» – с презрением задрав подбородок и повелительно взглянув на страницу книги, прошептал он нечеловеческим голосом, который на мгновение сотряс воздух вокруг, и книга снова начала меняться. Вначале молодой колдун хотел узнать всё о вечной жизни и о том, кому из его соратников удалось сделать в этой области больше всего открытий, а затем перенять их, вобрав в себя столько чужого опыта, сколько это было возможно, однако книга почему-то снова не слушалась его.

Внезапно её страницы громко зашелестели, превратившись в настоящий веер мелькавших букв и абзацев, отчего этот звук ещё некоторое время разносился по всему непроглядному пространству хранилища, сотрясая его вековечную темень, освещённую лишь несколькими масляными лампами, заблаговременно расставленными здесь Альфредом, пока вдруг одна из страниц так же внезапно не остановилась у него перед носом и не засветилась каким-то странным серебристым свечением, в то время как остальные страницы продолжали проноситься сквозь неё, словно были всего лишь призрачными образами.

Глядя на остановившуюся страницу, молодой колдун больше не ощущал себя так же ясно, как это было всего секунду назад. Казалось, что прошлое и будущее для него начали сливаться воедино. Всего на мгновение Альфред почувствовал, как в голове принялись вырисовываются какие-то серебристые знаки, но для того, чтобы поймать их значение, осмыслить или понять, ему не хватило бы и десяти лет, поэтому новоявленный повелитель истинной мощи решил просто ухватиться за все концы, которые мог удержать, и с силой вникнуть в них. Похоже, что это были чьи-то размышления.

«Магия? А что такое магия? Жизнь или смерть? Власть? Сокровища прошлого или надежда на будущее? Преобразование мира? Всего этого можно достичь различными путями и без применения магии.

Однако когда ты перестаёшь решать только за себя, когда пытаешься разделить с другими то, что им неподвластно, когда пытаешься изменить силе ради слабости, вот тогда и приходит конец.

Магию нужно призывать – магия достойна своего призывателя. Законы подчиняют стадо, законы пишутся и сильными, и слабыми, но всегда изменяются теми, кто оказывается сильнее их обоих. Точно так же действует и магия.

Слабость ради слабости не даёт силы. Недостаток силы превращается только в слабость.

Безграничность бытия не имеет стен, но воплощается в своих детях, которые не могут осмыслить её полностью, поэтому сами обрекают себя на эти стены, на законы, на правильность и неправильность выбранного ими в ней направления, на разделение возможностей.

Их сила не безгранична, их сила всё время стремится к чему-то, потому что они не являются единым целым с безграничностью, и их магия устроена точно так же.

И если вдруг настанет время, когда магия детей иссякнет, то только лишь потому, что они сами уничтожат её. И если вдруг настанет время, когда магия детей утратит своё значение, то только лишь по причине их слабости.

Посмотри за окно, искатель! Что сейчас зовётся магией в твоём мире? Что ты сам вкладываешь в это слово? И что в это слово вкладывают остальные? Это сила? Это жизнь?

Или это просто название? То, чьего устройства они в массе своей просто не понимают или не хотят понимать, наивно именуя это «магией», но чем постоянно пользуются, преобразуя мир вокруг себя по образу и подобию своих слабостей. И даже те, кто создаёт для них эту «магию», знают о ней лишь не намного больше остальных.

Грядёт это время. Время, когда «магия» заменит силу, когда выживание за счёт настоящей магии больше не будет иметь значения для многих, а может быть, и для всех, и когда твой мир покорится чужой слабости, наивно именуемой ими своей «силой», своей «магией».

Грядёт это время. Когда твоё существование будет стоить не больше, чем стоит номинальное существование отдельно взятой жизни, не наделённой более никаким другим смыслом, ибо весь он будет сведен на нет чужими слабостями.

Грядёт это время»

Альфред увидел себя снова. Это была ещё одна техника, вымученная его наставником из тела молодого колдуна за несколько лет изнуряющих упражнений, однако теперь Альфред мог словно находиться в двух местах осознаваемого им мира одновременно, чего вполне хватало для того, чтобы буквально видеть своё прошлое и находиться при этом в настоящем: говорить, думать действовать. Пошаркивая своими изодранными сапогами по застилавшему пол битому кирпичу, он волочил за собой вяло трепыхавшееся тело какого-то бедолаги, посмевшего привлечь его внимание, а перед глазами юного повелителя колдовской силы всё время стоял этот проклятый текст из книги, ради которого он и решил снова вернуться в свой родной мир, чем, похоже, сильно насолил Эргароту. Но Альфреду было уже всё равно.

Гораздо больше его сейчас волновало то, что однажды, ведя долгие диспуты со своим покинутым ныне наставником, молодой колдун уловил в его речи намёк на нечто такое, что сразу же привлекло его внимание. Правда, в тот момент Альфред всё же не придал этому особого значения, от чего настоящая ценность полученной им тогда информации раскрылась перед своенравным юношей лишь недавно.

– Бывал ли я здесь?.. – пробурчал тем временем себе под нос новоявленный чёрный колдун и огляделся по сторонам, когда вышел в какой-то широкий коридор, где уже некоторое время мельтешили и шарахались по углам ещё не успевшие убраться отсюда странно одетые для него люди. – Эй ты, отвечай! Что это за место?

Произнеся эту фразу, Альфред больно пнул свою живую ношу, которая, похоже, даже особо не протестовала против подобного обращения, а просто молча держалась обеими своими мягкими ладошками за его кисть, железной хваткой сжимавшую ворот её одежды. Альфред изначально управлялся с этой семидесяти-восьмидесятикилограммовой тушей молодого франта настолько легко и непринуждённо, точно это была какая-то невесомая игрушка, доверху набитая покорством и отчаяньем.

– Миренкиан, мистер… – вырвалось всё же через несколько секунд из стиснутого дорогой сорочкой горла.

– «Мистер?» Это ещё что? – удивился на мгновение Альфред, услышав новое для себя слово и, даже не глядя на своего невольного собеседника, принялся наспех выискивать глазами хоть какую-то лестницу, по которой он мог бы сейчас спуститься на нижние этажи, но так ничего и не нашёл.

«Неужели за пять лет всё могло так сильно измениться?!» – промелькнула тогда в его голове быстрая мысль, однако молодой колдун тут же отмёл её в сторону. – «Не-ет, не может быть. Скорее всего, это какое-то новое изобретение здешних магусов, чтоб их!»

– Эй, ты, – снова обратился он к своей жертве, – отвечай: где тут выход, живо! Иначе придётся тебе со мной полетать, а этого твоя жалкая душонка уж точно не выдержит, поверь мне!

– Кабина магоподъёмника… справа и слева… сразу за углом, сер… – пояснил ему задыхающимся, почти немым голосом истерзанный молодой человек и снова чуть не потерял сознание, но Альфред как следует приложил его об пол, что, как оказалось, подействовало на никчёмную жертву чёрного колдуна весьма отрезвляюще.

– Какой ещё, к чёрту, «магоподъёмник»?! Что за паршивое здание тут стоит?!.. – снова разозлился на него Альфред, но уже не стал ничего предпринимать, а только подошёл к ближайшему окну и как следует оглядел просторы пролегавшей внизу улицы.

С первого взгляда этого было не понять, но практически отовсюду и изо всех щелей на Альфреда смотрел в ответ совершено изменившийся мир, буквально пестря своими новыми особенностями и причудами, от которых, по правде говоря, глаза молодого колдуна за время его пребывания в Эргароте уже успели порядком поотвыкнуть. Однако если некоторые из них Альфреду ещё удавалось узнать, опираясь на свои прежние воспоминания о Сентусе, то другие и вовсе не были знакомы молодому колдуну, чем вызывали у него неподдельное любопытство и даже определённую долю удивления, переходящего в замешательство.

Конечно, по сравнению с возможностями настоящей силы, которую ему пришлось испытать на себе ещё до того, как он с помощью Джаргула впервые оказался за пределами этого мира в разрушенном замке своего будущего наставника – эти жалкие потуги местных жителей не очень-то поражали Альфреда, наблюдавшего за развитием их фальшивой «магии» ещё с детства и даже обучавшегося ей… Но те далёкие времена уже давно казались ему как будто взятыми из чужой жизни. Вот почему гораздо важнее молодому колдуну представлялось сейчас то настоящее, в которое он попал, поскольку оно совершенно ясно давало понять Альфреду, что его «прорыв» с той грани реальности, на которой находится Эргарот, определённо прошёл как-то не так, учитывая, например, такую небольшую особенность, что сейчас далеко внизу крутились целые скопища каких-то странных карет, часть из которых, похоже, двигалась по дорогам совершенно самостоятельно, без помощи лошадей или хотя бы чего-нибудь, что могло заменить собою лошадь, и это было только начало!

Стоявшие рядом с ним здания оказались куда выше, чем всё, что Альфред когда-либо видел за всю свою жизнь, и даже выше тех крепостных стен, что так сильно давили на него в их бывшей школе, не говоря уж о стенах, окружавших Кальстерг. Более того, качество форм и отделки – всё это неумолимо отличалось от любой известной когда-то Альфреду моды, заполняя его восприятие новыми образами открытых террас, декоративных элементов и целыми рядами окон, которые, похоже, были сделаны уже не из стекла или магически генерируемого экрана, а являли собой качественно другую магию… впрочем, как и то окно, у которого он сейчас стоял.

Скорее всего, молодой колдун мог бы и дальше продолжать так стоять на своём месте, с напряжённым чувством рассматривая этот во многом странный и не слишком узнаваемый им мир, в котором, по его же собственным подсчётам, он отсутствовал всего каких-то пять лет, но тут все его колдовские инстинкты внезапно всколыхнулись, и Альфред ощутил с двух сторон от себя какую-то совершенно иную возню.

Эта возня очень сильно отличалась от того хаоса, что воцарился здесь вслед за тем, как тело молодого бунтаря буквально вломилось в это здание, упав с высоты небес и разрушив добрую треть от его ухоженных стен и кабинетов – поскольку была вполне себе хорошо организована и свежа, однако в её характере было заметно не только это. Продвигаясь вертикально вверх, несколько человек справа и слева от Альфреда использовали для своих магических манипуляций какие-то странные, определённо новые приёмы, не похожие на те, о которых бывший ученик одной из «магических» школ Сентуса знал ранее; однако его инстинкты, отточенные Эргаротом почти до совершенства, никак не могли подвести молодого колдуна, всегда указывая ему верное направление, откуда грозила опасность, и, одним махом откинув в сторону своего бесполезного «провожатого», Альфред приготовился к встрече с неожиданными гостями.

– Что за магия?.. – беззлобно бросил он ему вслед, но шмякнувшийся об пол молодой человек смог издать из себя лишь пару стонов, после чего только замер в недоумении, с ужасом созерцая образ своего странного, непонятного похитителя.

– Что за ма… – снова попытался задать ему свой вопрос Альфред, теперь уже более требовательно, но не успел, поскольку в тот же момент до них донёсся далёкий звук, похожий на звон колокольчика, а уже через секунду по коридору зацокали чьи-то шаги.

– Вы в порядке?..

– Слава богам, магоподъёмники работают…

– Выводите их отсюда! – раздавалось то тут, то там с обоих концов коридора, пока вдруг навстречу Альфреду не вышел ещё один нелепо одетый человек, зелёная накидка и несуразно плоская шляпа которого выбивались из современных вкусов и предпочтений в одежде даже больше, чем всё остальное вместе взятое. Уставившись на молодого колдуна вопросительным взглядом, он тут же сделал неуверенное движение рукой к ремню, на котором висело нечто вроде чехла с волшебной палочкой.

– Кто в-вы?.. Отвечайте! – вырвалось у этого серьёзно настроенного мужчины после того, как он потратил ещё пару секунд на то, чтобы изучить стоящего перед ним в вызывающей позе незнакомца повнимательней, подметив и его диковато-неопрятный внешний вид, который больше напоминал вид бездомного, чем работника управленческой палаты, вслед за чем решил всё же выбросить вперёд свою палочку и тут же, не глядя, обратился к остальным:

– Сюда! Все сюда!

– …Это террорист!!! – почти сразу заорал кто-то из подоспевших на его зов с другого конца коридора товарищей, одетый в точно такую же форму, что и первый, но Альфред всё ещё с интересом наблюдал за их действиями и потому не двигался с места.

– Сдавайтесь! – решительно заявил ему третий вбежавший в коридор разодетый человек в плоской шляпе, после чего за его спиной появились и другие, однако молодой колдун не имел ничего против.

– А-а, вот, полагаю, и добровольная стража подоспела! Какие же вы все чучела в своих петушиных нарядах, право слово! – лучезарно проговорил Альфред, оскалившись во все зубы и приветственно раскинув руки в разные стороны, из-за чего многие из тех, кто стоял рядом с ним, лишь машинально напряглись, а те, кто стоял ближе всех, даже направили на него свои палочки, после чего один из них – тот, что увидел его первым, – очень сосредоточенно и повелительно произнёс:

– Не двигаться. Это регулярная стража Сентуса. Руки за спину, мистер. Иначе мы открываем огонь на поражение. Кто вы такой? Отвечайте!

– «Ишь ты: „регулярная“, „открываем огонь“… Что это? Сколько же за это время новых словечек появилось?» – с забавой проговорил про себя молодой колдун и лишь молча пробежался по их неимоверно суровым лицам своим лихими блестящими глазами.

– Вы в порядке, господин? Этот человек не навредил вам? – обратился тем временем кто-то из их толпы в сторону молодого франта, всё ещё лежавшего у дальней стены раскинувшегося между ними широкого коридора, однако тот, казалось, не обратил на это никакого внимания, так и продолжая валяться всё там же в какой-то совершенно несуразной позе, с ужасом поглядывая то на Альфреда, то на своих внезапно подоспевших спасителей, явно пребывая в ошеломлённом состоянии… и этой небольшой паузы вполне хватило самому молодому колдуну для того, чтобы начать действовать.

Внезапно, ни с того ни с его, его тело начало меняться. Окутываясь невесть откуда взявшейся тенью, которой, как казалось, не было здесь ещё секунду назад, стоявший в центре коридора Альфред только разочарованно протянул:

– М-да, похоже, в этом отношении здесь так ничего и не изменилос-сь…

– когда увидевшие эту метаморфозу стражи довольно несобранно, неожиданно для самих себя, но всё же весьма резво, заорали:

– Г-газ! У него газовый кристалл! – и, не произнеся абсолютно никаких заклинаний (!) стали разряжать в его сторону целые потоки магических снарядов, что уже, в свою очередь, вызвало неподдельное удивление со стороны молодого колдуна, фигура которого меньше, чем за мгновение, оказалась буквально истерзана пробивавшими её со всех сторон заклинаниями, – несмотря на то, что ни одно из них не могло задеть её по-настоящему.

Проносясь сквозь неясные очертания тела Альфреда с поразительной скоростью, почти невидимые вспышки магической энергии исправно решетили стену за его спиной, оставляя в ней всё новые отметины, пока сам молодой колдун вполне невозмутимо, хоть и с нарастающим интересом, наблюдал за своими новыми «друзьями», которые с каждой секундой всё больше терялись в догадках, стараясь просто уничтожить свою эфемерную цель, стреляя ей и в ноги, и в голову, но каждый раз почему-то промахиваясь, даже когда их снаряды, казалось, попадали верно. Вскоре у одного из них совсем закончились заряды в палочке, и, осознав, что это не приводит ровно ни к каким результатам, поражённый стражник приказал остальным немедленно прекратить огонь, а молодой колдун так и остался стоять перед ними, объятый странным облаком чёрного, как сама мгла, дыма, клубящиеся пары которого выбивались изо всех изгибов его рваной одежды, подобно непрерывному туману. И хотя за всё то время, что продолжалась пальба, эта непонятная субстанция по каким-то причинам так и не разлетелась в стороны от своего хозяина, чего следовало ожидать практически от любого газового заклинания – её воздействие на окружающих и без того оказалось достаточно пугающим.

– Вот же чёрт! – внезапно раздался из центра облака довольно запыхавшийся голос Альфреда, как будто он всё это время задерживал дыхание и наконец позволил себе выдохнуть. – Такой триумф… *х-ых-х*… моего собственного заклятья! А вы, засранцы, даже его умудрились испоганить… Хотя нет… *хых*… Погодите… Кто вас, недоумков, научил пускать свои жалкие фокусы без произнесения заклинаний?! Это было просто ОХРЕНИТЕЛЬНО! *хых* …Хотя всё равно не дотягивало до настоящей магии, конечно…

Проговорив последнее своё ругательство каким-то удивительно громким, почти сводившим с ума голосом, Альфред на пару секунд заставил всех присутствующих почувствовать, как их головы затуманивает странное забытье, напрочь перекрывающее собой любую мыслительную деятельность, а сам при этом ловко дёрнулся с места и рванул обратно к окну.

Однако это было ещё далеко не всё. Встав рядом с оконным проёмом, молодой колдун сложил руки на груди и рявкнул:

– Интересное время, мать вашу!

После чего его тело снова заволокли пары чёрного тумана, который неожиданно сгустился вокруг своего хозяина в непроницаемый шар, – и, несмотря на все попытки кое-кого из только что очнувшихся стражей в очередной раз ранить Альфреда своими моментальными заклинаниями, этот шар незаметно выбросил вперёд целую вереницу длинных теней и с немыслимым грохотом вывалился сквозь оконный проём назад, пробив собою стеклоэкран, который полностью разлетелся на осколки, словно обычное стекло, стоило только границам тумана коснуться его поверхности.

«Ше мерах-х!» – прозвучала напоследок в ушах остальных невесть кем исторгнутая фраза, когда сквозь коридор перед ними внезапно пронеслись целые реки свежего воздуха, ворвавшегося через только что образовавшийся пролом, после чего этот звук практически сразу же оказался заглушён ещё одним, гораздо более привычным и гудящим, донёсшимся уже откуда-то снизу, со стороны улицы.

– Дьявол!.. – в отчаянии выругался один из сбитых с толку представителей закона, когда понял, что внизу уже, должно быть, собралась целая толпа зевак, привлечённая внезапным обрушением целого здания, но в следующую секунду изменился в лице ещё больше, заметив, как до сих пор лежавший где-то в углу молодой работник палаты, которому никто в этой внезапной перепалке так и не удосужился толком помочь, ни с того ни с сего вдруг тоже сорвался с места, и, словно привязанный, поволочился ногами вперёд по красному ковру следом за исчезнувшим в окне шаром. Извиваясь и дрыгаясь, он пытался удержаться хоть за что-нибудь на своём пути, но, как оказалось – абсолютно тщетно, и лишь одна странность не могла не выделяться из той невероятной картины, что застыла в глазах у всех стражников, кто было попытался бросился ему на помощь: их изумило то, что к ногам несчастного не было привязано ничего, что могло бы тянуть его за собой, кроме обвившейся вокруг них, проносящейся впереди вытянутой полоски тени. Крича что было мочи, обречённый бедолага так и скрылся за проломом прежде, чем хоть кто-нибудь успел схватить его за руку, но уже через короткое время вдруг снова каким-то чудом подлетел в воздух и под изумлённые звуки толпы унёсся прочь, как будто был пристёгнут к поводку, за который его внезапно дёрнули.

От подобной сцены у многих стражей перехватило дыхание.

– Что происходит?! Как он?!.. – начали вскоре разноситься их испуганные крики по всему коридору, пока наконец один из самых бывалых блюстителей порядка всё же не нашёл в себе силы хоть как-то осознать сложившуюся ситуацию и взять себя в руки, дабы потом первым решиться осторожно податься вперёд и заглянуть за границы оставленного пролома, но в ту же секунду увидел там гораздо больше, чем ожидал. И гораздо больше, чем за один раз мог переварить его мозг.

Трепыхаясь на головокружительной высоте, тело беспомощно висящего заложника целых пару раз быстро пронеслось между соседними зданиями, закручиваясь в штопор, и плавно поднялось ещё выше, утягиваясь за парящим в небе тёмным силуэтом огромной птицы, которая при внимательном рассмотрении оказалась во многом похожа на человека. Невероятным образом это чудовище летало вдоль ближайших небоскрёбов, отталкиваясь ногами то от одной, то от другой их стены и паря между ними почти бесшумно, пока в какой-то момент не спланировало вниз и не грохнулось о мощёный тротуар с такой силой, что звук от этого падения был ещё долго слышен любому, кто находился в тот момент внутри и снаружи зданий на главной городской улице Миренкиана.

Но всё же, какой бы пугающей и угрожающе дикой не выглядела эта картина для многих местных жителей, которые всего лишь несколько минут назад были застигнуты врасплох ужасным взрывом, обрушившимся на их головы ни с того ни с сего и уничтожившим самое главное здание города, похоронив под обломками в добавок так много невинных жизней – их главную страсть последних лет, как оказалось, она заглушить не могла. Расталкивая и оттесняя друг друга, молодые и зрелые, состоятельные и не очень, женщины и почтенные мужи – независимо ни от рода их деятельности, ни от каких-либо других обстоятельств – обгоняли кто кого и мчались вперёд, к самому месту этого внушительного падения, только чтобы «запечатлеть» его через свои палочки с помощью заклинаний «связи», которые тотчас же передавали поток захваченной ими информации в общий магический канал, выделяющий заодно и имя своего создателя, чтобы каждый магус, подключившейся в дальнейшем к этому «вещанию», сразу же узнал и оценил скромную личность того или иного героя, ставшего участником подобного события, и незамедлительно отметил это «магическим призом», привлекая тем самым внимание других магусов, пользующихся «каналом» по всему Сентусу.

– Вот же гадство… Сержант! Сержант! – выругался вскоре ещё один член стражи, подошедший к своему выглянувшему в проём сослуживцу, который, правда, уже не увидел ровным счётом ничего из того, что довелось повидать первому. – У нас проблемы. Похоже, собравшиеся там внизу зеваки, как всегда, всё «запечатлели», чтоб их! Скоро их «вещания» увидят все магусы королевства. Нам крышка, капитан! Наши лица точно засветились в чьём-нибудь частном «вещании», и тогда…

– Угомонитесь, мистер Редмант! – остудил его громким окриком широкоплечий сержант, стоявший посреди творившегося вокруг беспорядка с заметным беспокойством на лице, но то и дело пытаясь заглушить его доброй порцией показной бравады. – Вы что, разве не видите? Этот человек, кем бы он ни был, взорвал здание нашего правительства! Это всё его рук дело! Очевидно же, что он владеет какой-то странной, заграничной магией… Вы же сами видели это заклинание! Уверен, у прибывших сюда агентов Короля будет куда больше забот, чем какое-то отслеживание причастных к этому делу лиц. Ведь, помилуйте боги, – мы всего лишь честно исполняли свои прямые обязанности.

– Да, но всё же им нужно будет найти кого-то, виновного в этом… в этом… – прерывисто дыша, проговорил испуганным голосом кто-то ещё из стражей, стоявших у него за спиной, и тут же запнулся, не в силах подыскать подходящее слово, которое могло хотя бы приблизительно охарактеризовать увиденную им картину.

– …Теракте, – закончил за него широкоплечий старшина, махнув рукой в сторону окна. – Это всё был один большой теракт.

– Эй, господа, быстрей! Все сюда! – прокричал вдруг самый крайний член их отряда, стоявший дальше всех от окна. – Тут, в этом зале, такое творится!..

Волоча своего трофейного и, не ко времени, вновь потерявшего сознание пленника за ноги, Альфред вскоре понял, что не сможет затеряться с ним среди местных улиц достаточно быстро, чтобы успеть скрыться от той сумасшедшей толпы, которая буквально ломанулась за ними вслед, стоило только молодому колдуну ненароком продемонстрировать перед ними всего лишь толику своей силы – и потому оказался просто вынужден перехватить тело чиновника поудобнее, подсадив его себе на спину и ухватив за плечи. К тому же шатающиеся здесь по мощёным дорожкам ротозеи точно так же не облегчали ему сложившуюся ситуацию, начиная махать руками или шарахаться от него в сторону, как только взъерошенный колдун в драном плаще пробегал мимо, отчего Альфред и его недвижимый груз становились ещё заметнее. Наконец, колдовская усталость, которая уже давно давала ему о себе знать и не позволяла Альфреду творить сложные заклятья, буквально вынудила молодого колдуна отыскать первое попавшееся место для отдыха, чтобы хоть немного восстановить силы. Однако, держа в голове главный завет своих бывших наставников: никогда не прекращать искать возможности – Альфред и не думал сдаваться.

Заметив у себя на пути какай-то тёмный закуток, заставленный повозками с мусором, молодой колдун без раздумий нырнул туда, но вскоре увидел впереди лишь стремительно приближавшийся тупик, представлявший из себя неприступную стену, выложенную бежевым кирпичом, которой, без сомнений, хватило бы любому здравомыслящему человеку, чтобы тут же развернуться и двинуть обратно к повороту. Но только не Альфреду.

Поднатужившись, молодой колдун из последних сил замахнулся и с разбегу влепил по ней своим кулаком, даже не замедляя бег, отчего кирпичная стена тут же с шумом разлетелась в стороны, точно так же, как и выбитая когда-то Джаргулом дверь в той старой, разваливающейся хибаре, которая теперь, после стольких лет, стала для Альфреда настоящим символом начала их совместного путешествия, и этот символ больше не позволял ему отступать перед препятствиями.

Преодолев ещё три-четыре узких поворота, молодой колдун оказался внутри какого-то дворика, окружённого однотипными пятиэтажными домами с множеством окон и несколькими входными дверьми, располагавшихся очень близко друг от друга, после чего с трудом для себя отметил, что это, должно быть, был один из внутренних городских районов, хотя такого количества сгруженных вместе высоких зданий ему ещё никогда не приходилось видеть. Двинувшись по нему напрямик через декоративные ограды и клумбы, Альфред решил как можно быстрее преодолеть этот отрезок пути, не смотря на то, что его глаза повсюду натыкались на всё те же удивлённые лица прохожих – в основном женщин и детей, гулявших вокруг каких-то необычных железных конструкций, по которым эти дети с удовольствием лазали и во что-то играли, пока не замечали позади себя диковатую фигуру чёрного колдуна, несущуюся на всех парах в другой конец двора, и не прятались за юбки своих нянек. Те же в свою очередь ошарашено замирали или возбуждённо обхватывали детей руками, награждая Альфреда целой кучей порицающих выкриков, не смотря на то, что молодой колдун изначально ничем не угрожал их мирным занятиям. Вместо этого он просто пытался отыскать в раскинувшемся здесь бесконечном лабиринте хоть какой-то кривой закоулок, где ему удалось бы ненадолго сбросить уже порядком надоевшего Альфреду «пассажира» и как следует расспросить его о происходящем, поскольку тот, сдавалось юноше, знал куда больше о современном положении дел в мире, чем все эти охающие горожанки или снующие туда-сюда члены городской стражи, которая почему-то не хотела больше называть себя «добровольной», хотя именовалась так уже добрых пятьдесят лет, ещё до рождения самого Альфреда, с начала великих магических реформ.

«Неужели в королевстве снова начались какие-то реформы?!» – раздражённо посетовал про себя молодой колдун, когда снова наткнулся на одну из тех странных самодвижущихся карет, пролетевшую мимо него на внушительной скорости, и чуть не выскочил ей навстречу, подивившись ещё и тому, как много проезжих дорог стало прокладываться теперь в городах. Однако, посчитав за благо оставить все свои суждения на потом, Альфред тут же двинулся дальше, завидев наконец в отдалении старые, знакомые ему по архитектуре двухэтажные дома, которые тем не менее выглядели гораздо боле обветшалыми, чем остальные.

«Что за непонятные дела тут творятся? Похоже, меня занесло гораздо дальше, чем нужно. Но ведь прошло всего пять лет! Как мои подсчёты в Эргароте могли оказаться настолько неточными?! Здесь явно что-то не так…» – продолжал соображать он про себя, ускользая от лиц последних прохожих и перебрасывая свой «источник информации» через низкий декоративный заборчик, сплошь увитый разнообразными ползучими растениями и проржавевший насквозь. Альфреду было решительно всё равно, наблюдал ли кто в этот момент за ним, ведь молодой колдун с самого начала ни во что не ставил законы этого общества и даже мира, ибо только так он мог оставаться по-настоящему свободным от налагаемых ими ограничений и использовать свою магическую силу по полной. Но надоедливая привычка здешних обитателей преследовать всё, что выделялось из их законопослушной среды, совсем не оставляла для этого времени, и потому Альфред искал самый короткий путь, чтобы разузнать для себя всю необходимую информацию, прежде чем снова продолжить своё путешествие по этой стране, начавшееся в тот самый момент, когда он уже во второй раз пересёк границу реальности, самостоятельно раскрыв как лучше всего сбежать из Эргарота. К счастью, у молодого колдуна в арсенале всегда имелся целый набор достаточно действенных методов, чтобы просто выуживать те или иные сведения из любой податливой жертвы, даже не приводя её в сознание. И хотя он не был в этом деле настоящим мастером, каким когда-то был Джаргул, но свои умения Альфред оттачивал на диких существах, водившихся на просторах его бывшего обиталища, а это тоже кое-что значило – правда, возможно, исключительно для самого Альфреда.

«Встать!» – громко скомандовал молодой колдун лежавшему без чувств молодому человеку, даже не открывая рта, когда наконец протащил того по внутреннему двору и вышиб рукой хлипкую дверь, ввалив пленника внутрь пустующего дома, который хоть и не был заброшен, но всё же не представлял собою полноценное жилище, являясь для своих хозяев, скорее, чем-то вроде летнего домика или склада.

«А?.. Где я?.. Совещание… Сегодня совещание…» – запульсировал мозг его жертвы отдельными фразами, и в следующее мгновение сознание вновь пробудилось в нём, обнаружив себя в подвешенном состоянии. Казалось, что оно словно парило в воздухе, пока вдруг не увидело внизу, на полу, самого себя, Малькома Артена, но только отчего-то до жути бледного и недвижимого. Подобное зрелище тут же ввергло его в состояние дичайшей паники и исступления, но Альфред с силой заставил его резко освободиться от этих чувств, буквально подавив собственное «я» пленника.

Тогда обезоруженный разум городского чиновника частично раскрылся пред ним, и Альфред стал быстро пролистывать его, словно страницы книги, расчленяя всю необходимую информацию на нужную и ненужную.

Однако это оказалось не так-то просто.

В первые же секунды сознанию молодого колдуна открылось сразу несколько поразительных фактов касательно наступившего времени, и все они оказались настолько значимыми, что было непонятно как вообще такие вещи могли взаимодействовать между собой, складываясь в единую сеть для каждого трепыхавшегося в ней представителя современного социума. Оказалось, что за время его пребывания в Эргароте этот мир изменился до неузнаваемости, и в первую очередь это было связано с тем, что Сентус окончательно утратил свою самобытность, переняв значительную часть социальных норм от Великого Гилия, что, в свою очередь, было вызвано тем, насколько сильно Сентус нуждался в его магии, созданной исключительно для торговли и управления народными массами, и насколько далеко зашли в своей жадности его новые «управители». Многих вещей Альфред пока ещё не понимал, но в остальном его реакция была категорична и непреклонна: от прежнего, известного ему королевства уже практически не осталось и следа.

По всему Сентусу теперь процветала экономическая выгода, ради которой уничтожались и преобразовывались целые гектары земли, превращаясь в мусорные лежбища, а речные и морские берега служили единственным способом, который знали хозяева современных мануфактур, чтобы ежедневно избавляться от вырабатываемых их предприятиями отходов. Вдобавок повсюду активно развивалась промышленная охота, которая с каждым годом уничтожала уже целые виды животных ради того, чтобы очередная городская модница могла похвастаться перед своими подругами только что купленной ею новой шляпкой или сумочкой, а те, в свою очередь, выискивали всё более изощрённые средства занять лидирующее место в этой гонке, – и таким образом истребление самых редких тварей росло в неумолимой прогрессии.

В городах же, которых Альфред мельком успел насчитать на целый десяток больше, чем знал до того, как покинул Сентус, отныне царил такой социальный порядок, что все известные ему когда-то законы общества просто падали ниц и отступали, а на сцене оставался лишь повсеместный контроль населения, процветающий благодаря десяткам разнообразных магических изобретений и призванный служить исключительно одной цели: управлять разросшимся до небывалых размеров населением, дабы то приносило его хозяевам как можно меньше проблем и как можно больше денег. На развитие этой системы были направлены почти все силы крупных и мелких предприятий, управлений, решений, а также стратегий тех или иных социальных образований – и практически вся магия, которая поставлялась и использовалась Сентусом из-за границы, что, в свою очередь, незаметно формировало сознание нового поколения как рабское, независимо от того, к какому социальному слою принадлежали его представители, поскольку людям попросту нравилось день за днём стремиться к безграничному богатству, даже не замечая этого. Однако чтобы такая направленность системы не прекращала работать, её хозяева тратили на это немало времени и сил, усыпляя разум предыдущего поколения, чтобы следующее за ним было уже более податливо и не сопротивлялось реалиям созданного ими мира. В итоге люди принимали такое устройство быта за абсолют, на основе которого они уже могли строить свою ещё более испорченную жизнь… или думали, что могли. На самом же деле оказывалось, что современная магия практически во всём подчиняла их разум, с ранних лет отлучая человека от управления своей жизнью, как когда-то и объяснял самому Альфреду Джаргул; только сейчас отличие состояло в том, что масштаб этих действий практически откинул в сторону любое развитие, заменив его бесконечным стремлением к лидирующему месту в мировой финансовой гонке, и весь смысл существования отдельного человека сводился именно к этому.

«Грядёт это время…» – ещё раз повторил про себя молодой колдун слова из пророчества и с неимоверным усилием буквально вдавил сознание своей жертвы обратно в её тело. Последней извлечённой из пленника информацией оказалось то, что с момента отбытия Альфреда в Эргарот здесь, в этом мире, прошло уже целых двадцать пять лет…

– Что это за фокусы с вашей магией? – невнятно бросил он в сторону только что очнувшегося от своих ментальных страданий городского чиновника, разум которого всё ещё пребывал в каком-то кошмарном состоянии, сквозь которое он не мог отделить сон от реальности.

– Я-я-я-я-я… я-я-я… – тянул он бесконечную паузу, сопровождаемую разносившимся по пыльному дому звучным эхом, но Альфред не намерен был и дальше это терпеть.

– Что за фокусы позволяют вам не пользоваться магическими формулами?! – уже более яростно прошипел он в лицо перепуганному городскому франту свой вопрос, после того, как молниеносно метнулся к нему и, ухватив за шею одной рукой, приподнял его во весь рост с земли.

Однако вместо ответа несчастный пленник мог только измучено трепыхаться, в миг отягощённый колоссальным весом своего тела, да изредка раскрывать рот, издавая ничего не значащие звуки. Тогда молодой колдун с силой протолкнул его через всю комнату, протаранив телом городского чиновника за одно движение абсолютно каждый попавшийся им на пути предмет: стул, напольную вазу, журнальный столик – после чего лихо пригвоздил свою жертву к ближайшей стене и снова задал свой вопрос, но теперь разделяя в нём каждое слово.

– Кри… *х-с-с-с*, – просипела в конце концов непослушными губами его изувеченная ударами жертва и тотчас рухнула на землю, поскольку Альфред неожиданно разжал свою хватку, догадавшись о том, как оканчивалось слово, которое та пыталась выговорить.

– Кристаллы… Вот, значит, как… – выдавил Альфред из себя пару фраз, не переставая сверлить глазами то место, где только что болтался его невольный информатор.

Отступив на пару шагов назад, молодой колдун ещё какое-то время стоял неподвижно, после чего злобно нахмурился и снова склонился над своей валявшейся на полу жертвой:

– Расскажи мне ещё об этом вашем магическом изобретении, которое так сильно извратило этот мир и твою жалкую душонку, поганый городской служака!..

Через несколько минут сезонный дом №17 по Паркен Глэйн и пролегавшие возле него спокойные аллеи и тротуары заполонили десятки людей, многие из которых прибыли в самоходных или обычных каретах, среди которых, прежде всего, было немало вещальщиков, а также имелось несколько представителей регулярной стражи, вслед за которой незамедлительно подъехали и более специализированные службы города. Каждый из них, ссылаясь на разные возможности, которые предоставляли им закон, гражданские права, современная социальная культура или просто праздное любопытство старался растолкать всех прочих и первым пролезть вперёд, чтобы взглянуть на неописуемо жуткую картину преступления, совершенного в этом доме. Большинство первых неясных слухов, гулявших по округе, говорили о том, что трагедия произошла из-за варварского, нецивилизованного способа решения разногласий (как принято было сейчас говорить, когда речь шла о запрещённом в народе слове «убийство») между каким-то бородатым оборванцем и припёртым им с собой на закорках щеголеватым господином. Но когда несколько представителей самых высокопоставленных агентов специальных служб города всё же остудили пыл столпившихся у дверей любопытных граждан, предъявив на всеобщее обозрение свои блестящие удостоверения и объяснив, что только они владеют официальными полномочиями расследовать подобные дела – никто из их отряда так и не отважился проникнуть внутрь, лишь увидав как обильно застилало ближайшее окно бесформенное стекающее пятно крови – одно из многих, что щедро были разбрызганы по комнатам первого этажа здания. От столь неумолимого зверства многих из них: видавших виды представителей государственной системы борьбы с преступностью неожиданно вывернуло прямо у порога, а другим пришлось немало потрудиться, чтобы элементарно взять себя в руки и влететь в парадную, используя зачарованные кристаллы с заклинанием «левитации», поскольку ступить на такой пол было решительно невозможно.

«Думаю, мне стоит взять свои слова назад… Что за пар-ршивое время всё-таки!» – рассуждал между тем про себя до предела разгневанный Альфред, спешно удаляясь куда-то в сторону незнакомых ему парков и скверов прибрежного города, попутно выискивая глазами что-нибудь подходящее для сносного обеда. И хотя он уже не сомневался, что по его следу были подняты определённо все местные службы, а из-за ближайшего угла вот-вот выскочит какая-нибудь королевская кавалькада, посланная за ним в погоню, – молодой колдун, как всегда, оставался слишком силён для того, чтобы воспринимать подобную мелкую неурядицу всерьёз.

«Ну хоть доброе дело сделал – избавил мир от этой мерзости!» – невольно перенаправил Альфред свои мысли в другое русло, вспомнив то, как лихо его магия расправилась с тем паршивым лордом, оказавшимся на деле ещё и тайным любителем мужчин, что, в свою очередь, уже вконец вывело чёрного колдуна из себя и буквально заставило этого человека подписать себе смертный приговор, приведённый в исполнение руками Альфреда.

«Всё-таки идти против законов устройства природы можно в разных направлениях…», – продолжал размышлять он уже почти вслух, заметив краем глаза с высокого пригорка, на котором стоял, всю неизмеримую мощь спокойно катившего свои волны Внутреннего моря.

– …Но не все эти направления обязательно ведут к силе, – подытожил молодой колдун холодным голосом, разлетевшимся вместе с морским бризом на многие метры и километры вокруг и отразившийся от каждого дерева или стены, что имели неосторожность возникнуть на его пути.

– Однако как же хорошо снова оказаться дома… – добавил он затем и сладко прищурился, взглянув на припекающее его чёрную лохматую копну волос солнце – единственное из всех основ бытия, что, как казалось Альфреду, оставалось висеть в этом новом беспокойном мире на своём месте.

всеподавляющая сила чёрного колдуна

Глава 3

Не взирай на мир глазами вожделения; ведь и

спина змеи украшена узорами, но яд её смертелен.

Джалал Ад-дин Мухаммад Руми

Нагруженная тюками до отказа, с шумом и треском пробиралась вперёд по устланной первым осенним убранством заброшенной лесной дороге массивная самоходная карета, за которой неспешно тянулась пара-тройка таких же громоздких лошадиных упряжек, забитых разным строительным скарбом и прочими рабочими инструментами. Сопя и переговариваясь, сидевший в телегах народ в основном тратил своё время на то, чтобы мерно поигрывать в карты или заниматься отладкой своего магического оборудования, пока лес, грозный и угрюмый лес прямо таки склонялся над ними висячим куполом ближайших берёз и осин, которые, следуя за не унимающимся ветром, кренились то вправо, то влево, что создавало поистине гнетущее впечатление для каждого из тех, кто всматривался в лесные кущи слишком долго, поэтому люди предпочитали этого не делать. Однако чем дольше длился их путь, тем сильнее нарастала неосознанная тревога в сердцах самых крайних пассажиров экипажа, и тогда кто-нибудь из них обязательно хватался за лежавший в телеге старенький магический жезл, после чего недолго таращился в полосу придорожных деревьев и медленно опускал своё оружие обратно: ведь использование современной многозарядной палочки – или уж тем более жезла – без лицензии обходилось не дёшево, особенно для членов простой строительной бригады. И всё же лес не отступал от них.

Временами он как будто бы начинал злиться на своих непрошеных гостей, и тогда бодро ревущая магическим двигателем впереди их колонны самоходная карета ещё раз громко напоминала местным строптивым кустам и зверям, кто в этом мире настоящий хозяин, испуская очередной выхлоп магических испарений на повороте, отчего людям сразу же становилось как-то спокойнее и дружнее, ведь именно в том каждому из них виделась неоспоримая истина общечеловеческого предназначения.

– Я себе уже всю задницу отбил на этой дороге… Слышите, Гарисон? Когда мы уже приедем? – не прекращал бурчать один из сидевших у окна самоходной кареты представителей строительно-магического управления, пока его товарищи пытались своими палочками поймать сигнал общемагического канала сообщений, для чего водили ими вокруг себя во всех возможных направлениях.

– Эти дебри, наверно, самые дальние из всех, в которые когда-либо засылали любого из наших городских СМУ, – добавила к его словам миловидная девушка, руки которой в отличие от остальных всю дорогу оставались заняты лишь тем, что отряхивали её белоснежную юбку – снова и снова, снова и снова – хотя после того, как они въехали в лес, снаружи кареты уже давно не было ни пылинки.

– Так, ну-ка прекратите! – тут же остудил обоих жалобщиков звонкий окрик сидевшего напротив них старшего коллеги, которого специально послали в эту торгово-строительную экспедицию для того, чтобы присматривать за младшими, только что «принятыми на борт» после Магической Академии Управления членами их коллектива, в котором сам Гарисон работал уже боле десяти лет и отлично знал специфику подобных заданий. – Лучше снова возьмитесь за свои тексты и вызубрите их от начала до конца. А ты, Контис… Так, позадавай-ка давай гипотетические вопросы Симонсу. Заодно и отвлечётесь.

– Но мы же уже вчера весь вечер этим занима-ались!.. – разочаровано протянула миловидная девушка, однако под недовольным взглядом своего бескомпромиссного начальника её речи тут же поутихли, и она понуро опустила глаза на обитый брезентом пол, после чего только вальяжно приподняла свою сумочку с ближайшего пустого сиденья и демонстративно тряхнула ей перед Гарисоном: – Вот. Ну что, довольны? Ладно… Итак, мистер Лерой: «Каковы будут Ваши действия при непреднамеренной заморозке нашего строительного проекта в данном поселении?»

– Не «нашего», а «вашего», – ты же сейчас говоришь от лица жителей поселения, – тут же поправил её сидящий напротив Гарисон. – Так вы репетировали вчера или нет?

– Р-репетировали, – не очень уверено отозвался ему со своего места Симонс, которому только-только исполнилось девятнадцать, и поэтому врать он как следует ещё не умел.

Услышав этот еле заметный надлом в его голосе, их недовольный начальник лишь разочаровано помотал головой, после чего нарочито громко вздохнул и, выставив вперёд одну руку, начал легонько размахивать ею в воздухе в такт своим словам:

– Поймите уже, наконец, что вы – официальные представители компании. Это для вас хоть что-нибудь значит?.. Вы действительно должны понимать, насколько важно, насколько выгодно для всех нас заключить эту сделку. Вот ты, Симонс: как ты сидишь? – При этом Гарисон уверенно выпятил вперёд свою грудь и прикрыл глаза. – Осанка у выступающего перед публикой должна быть ровная, а самое главное – это постоянная улыбка, приветливое обращение, понимаете? Боги, вас что, совсем ничему не учили в Академии?..

– Но я же сейчас выступаю за неотесанных деревенских рабочих! – невпопад возразил ему Симонс, чем вызвал мимолётный смешок у всех, кто находился внутри самоходной кареты, но не у самого начальника экспедиции.

– Ещё одно подобное замечание, мистер Лерой, и я напишу в отчёте, чтобы вам снизили ставку за это предприятие, – недобро проговорил Гарисон, чем тут же заставил всех приутихнуть, а самого паренька, как видно, отчасти пожалеть о своих словах, поскольку его задорный взгляд мигом сменился на виноватый.

Это вызвало в начальнике экспедиции смешанные чувства.

– …Хорошо, послушайте, я не пытаюсь на вас давить, – как мог спешно добавил он к своей предыдущей фразе, стремясь разрядить создавшееся напряжение и снова обратить к себе доверие подчиненных, неосознанно действуя точно так же, как поступал уже много лет, обращаясь к потенциальным клиентам. – Я лишь пытаюсь сформировать крепкую команду коллег, которая со временем сможет подняться, расправить крылья и побить все рекорды нашего отдела. А возможно, если продажи пойдут хорошо, то и всего СМУ.

При этих словах практически все сидевшие в самоходной карете молодые представители строительно-магического управления посмотрели на него заворожённым взглядом, поскольку многие из них только и мечтали, что о деньгах и быстром карьерном росте, ведь именно так предписывали им жить реалии нынешнего века.

– О, и не думайте, что это недостижимо. Ведь когда-то я сам начинал в точно такой же команде, – инстинктивно почувствовав, что данная тема захватила внимание его слушателей, продолжил говорить Гарисон, – а наши условия работ, должен заметить, довольно сильно отличались от ваших, поскольку рынок в то время был ещё не налажен и крайне нестабилен. Однако, благодаря нашему Королевскому Совету и взошедшему тогда на престол Его Святейшеству Королю, перенявших так много опыта у зарубежных коллег из Гилийского содружества и Объединённого Ванкарата, теперь мы наконец можем выйти на мировую финансовую арену как сильная независимая держава. И что ещё более важно…

– Как думаешь, осень тёплая будет в этом году? – затянулся в дыму от закуренной сигареты одетый в тужурку строитель, после того как томно задал этот вопрос своему приятелю, сидевшему в их телеге на мешках с припасами.

– …Да чёрть его знает, Нерр, – неохотно пробудился от своих мыслей окликнутый им человек и зябко поёжился. – Спроси вон у Хагенса, он у нас всё газеты читает.

– Что скажешь, Хагенс? – тут же переключился на другого попутчика желавший завязать разговор бригадир смены, однако тот ещё долго шуршал бумагой, перебирая перед глазами газетные листы, пока не прогудел:

– Писали, на следующей неделе по ночам будет холодно.

– Надо бы сказать нашему наладчику кристаллов, чтоб дров для котла не жалел, а то заряды в палочках заканчиваются… – монотонно пробубнил бригадир в тужурке. И тут же громко выкрикнул: – Эй, Лейс, ты у нас сегодня на козлах?

– Ну? – не оборачиваясь ответил ему хриплым голосом правящий телегой человек в нахлобученной на голову сальной кепке с немного подпаленными краями.

– Где у нас сегодня «его величие» Малик едет? Хорошо бы передать ему там, чтобы дров нарубили заранее, а то, чуется мне, вся бригада озябнет от такой погоды, – шутливо, хотя и вполне серьёзным голосом распорядился Неррик, после чего сразу же полез искать свой топор, лежавший где-то за соседним коробом с инструментами.

– Ладно… – всё так же не оборачиваясь пообещал бригадиру сидевший на козлах человек в кепке, после чего устало потёр глаза и посмотрел на двух своих тяжеловозов впереди, которые мерно и безропотно тянули вперёд возложенную на них ношу, получая за это лишь мешочек овса и немного пожухлую с начала осени суховатую траву, как только весь влачимый ими строительный экипаж останавливался на ночлег.

«Эх, жаль дорога так узка, а то бы переместились щас в начало колонны…» – подумалось вдруг возничему, когда он в очередной раз с усталым недовольством признал, что вся основная работа их СМУ держится не на ехавших впереди самодовольных магусах-управителях, зарабатывающих гораздо больше своими разговорами, чем делами, а на каждодневном труде вот таких, как он, простых городских рабочих, и сидевшей за его спиной части бригады, получавшей гроши за свой куда более тяжёлый физический труд, не говоря уже о вечно подрываемом здоровье и прочих неурядицах. «Давайте, буржуи, поездите ещё с нами на стройку. Может, хоть немного до вас дойдёт, почём фунт лиха!» – злорадно, но без особого энтузиазма посмеялся над ними в мыслях раздосадованный подобным раскладом в своей жизни возничий, с горечью осознавая, что ему, скорее всего, уже никогда не вырваться из порочного круга таких чернорабочих профессий и не устроиться работать никем другим… Но тут одна из его лошадей неожиданно повела ухом и повернула свою голову в сторону леса, после чего так сделала и вторая кобыла.

«Волки?.. Неужели?!» – встрепенулся человек в кепке и в напряжении замер на козлах.

И всё же за его волнением так ничего и не последовало. Размеренно и шумно весь экипаж, состоявший из четырёх телег и одной самоходной кареты, продолжал свой путь как ни в чём не бывало, а ехавшие впереди другие возничие не вызывали своим поведением абсолютно никаких подозрений, которые бы говорили о возникшей со стороны леса опасности.

– Тьфу, две клячи! – выругался тогда уже вслух на своих лошадей человек в кепке и, немного нахмурившись, вновь приослабил поводья в руках. «Что за лес, право слово…» – с раздражением подумал он, подняв глаза к свинцовому небу, клочьями проглядывавшему из-за высоких крон, что ходили ходуном под стремительно набегавшими порывами ветра, как живые. Впрочем, уже через минуту он забыл об этом, так как ребята, сидевшие позади него в телеге, снова затеяли свой спор по поводу недавно выступавшей статной девицы из кабаре, мадам Виви, и возничий полностью переключился на их разговор.

К вечеру, когда погода стала ещё несноснее, заросшая лесная дорога наконец вывела их экипаж из леса и потянулась вдоль череды давно покинутых полей, за которыми виднелась старая вырубка, служившая «переходом» между возделываемой землёй и тёмным дремучим лесом. Объехав её стороной, продрогшие строители уже несколько часов согревались как могли, но вот впереди, среди дальних холмов, на самом краю горизонта замаячили едва заметные огоньки, и каждый из путников почувствовал несказанную радость оттого, что вскоре вновь окажется если не рядом, то хотя бы в непосредственной близости от источника живительного тепла и света, поскольку то могла быть только искомая ими деревня. Некоторые из строителей всё ещё сомневались, хорошо ли отреагируют на их неожиданное появление местные, хотя большинству было решительно всё равно, и они просто хотели поскорее растянуться на походном лежаке у чьей-нибудь печки.

Правда, вскоре оказалось, что исправно вихлявшая до этого под колёсами их телег подъездная дорога должна была стать первым испытанием для ног усталых путников, поскольку в какой-то момент её поверхность полностью обратилась в грязь, начав к тому же резко вздыматься на крутые холмы и полого скатываться с них под откос, отчего людям волей-неволей приходилось то и дело спрыгивать с насиженных мест и помогать своим лошадям и возничим, толкая телеги почти на каждой новой сотне метров. Разумеется, такое положение дел никак не могло прибавить им душевной стойкости, и, чем чаще они это делали, тем больше среди членов рабочей бригады возникало мелких ссор и разногласий, часть из которых немедленно перетекала в громкий мат, разносившийся по округе и проникавший в том числе даже за стенки самоходной кареты, тарахтевшей где-то впереди.

– Как думаете, наш оператор справится с такими… – попытался задать свой вопрос Эсгель, когда на крыше их самоходки[1] наконец сработал кристаллический детектор и внутри салона включился магический свет, однако его робкий комментарий тут же прервала чья-то отборная брань, не дав парню закончить.

– …О, ещё одно новое слово! – попытался сострить Симонс, но на это как всегда никто не отреагировал.

– Полагаю, нашим рабочим сейчас приходится нелегко, – заключил нахмурившийся Гарисон, вглядываясь через окно в творившуюся позади экипажа неразбериху. – Мистер Вантейн, можем ли мы в данный момент договориться с бригадиром смены о дальнейшем следовании в деревню без них, чтобы прибыть туда пораньше и, так сказать, «подготовить почву»?

– Думаю, это возможно, сер, – обратился со своего места сидевший впереди всех оператор самоходной кареты, руки которого ловко переключали рычаги управления, заставлявшие их транспортное средство буквально прорываться сквозь любые особенности местного непокорного рельефа. Спустя немного времени Вантейн притормозил, и уже через полминуты на его громкий окрик и пару коротких фраз к карете устало подобрёл один из ближайших рабочих, одетый в замызганную тужурку. Тогда к объяснениям оператора быстро присоединился и Гарисон. Красноречиво обрисовав в открывшееся боковое окно свою задумку, начальник экспедиции получил в ответ лишь невнятное бормотание, но, удовлетворившись и этим, он тотчас же приказал Вантрейну трогать дальше, оставив вымотанного и сбитого с толку бригадира стоять истуканом у края промятой колёсами обочины.

– Чего они от тебя хотели, Нерр?.. – протянул было стоявший сзади и наблюдавший всю эту картину Лейс, однако тут же получил от своего начальника лишь колкий, разъярённый взгляд, за которым последовал целый хоровод ругательств и непристойных эпитетов, сравнивающих всё их высшее руководство с отдельными частями мужского тела и прочей так любимой в народе похабщиной, за которой возничему удалось различить только одну важную фразу: «Кинули они нас».

Когда погас последний луч солнца, вечерний гомон шаловливых сорванцов, наступавший в избе по обыкновению в это самое время, позволил Дериссе наконец почувствовать долгожданный конец утомительных дневных забот и с наслаждением отдаться воспитанию детей, в чём она, её мать и муж находили общую отдушину от вечно ждущих за порогом дел, часть из которых так и кочевала из сезона в сезон, всегда оставаясь недомолоченной, недостроенной или не срубленной. Подрастающий Макдо, конечно, уже несколько лет помогал отцу, а иногда даже своенравно принимался за работу, для которой он был ещё слишком мал, когда глава семьи на весь день уходил в поля или на охоту, но в целом для каждого из них эти обычные деревенские заботы были делом вполне привычным, и Дерисса почти никогда ни на что не жаловалась – ни на свой неказистый быт, ни на слишком нерегулярно прибывавший в деревенский магазин товарный обоз, ни на большую удалённость их отсталого селения от ближайшего города (последнее обстоятельство особенно ощущалось в страдный сезон, когда им в очередной раз приходилось ездить на городской рынок за чем-нибудь важным, поскольку сама деревня уже давно не могла обеспечить растущий среди местного контингента спрос на современную магию).

К счастью, городские чиновники Нимерса уже пару лет с гордостью сообщали, что со дня на день высшее руководство волости примет указ о строительстве неподалёку от них новой промышленной дороги, которая навсегда свяжет леса, просёлки и каждый населённый пункт, находящийся между городом и Гамерсом (другим крупным селением их дальнего северного района), в единую магистраль, по которой будут часто ездить торговые экипажи и ходить регулярные рейсовые самоходки, что уже казалось всем местным жителям почти невероятным и вызывало настоящее ликование… по крайней мере, первые пару месяцев. Сейчас же к этой новости деревенские относились уже более спокойно, и народ просто надеялся, что власти выполнят своё слово, тем более что деваться местным избам и хуторам было всё равно некуда.

Как всегда, накрыв к столу, Дерисса устало мыкалась туда-сюда, собирая мусор по всему дому и попутно готовясь к приходу мужа, но тот почему-то всё никак не спешил возвращаться. Наконец женское сердце стало легонько трепетать от волнения, и Дерисса не выдержала.

– Мам, глянь там в сенцах через окно – калитка закрыта? И за ворота тоже, – как бы ненароком проговорила она с кухни, но престарелая Эрген не слишком торопилась с ответом.

Наконец откуда-то из прихожей послышался её сбитый, запыхавшийся голос:

– …Ты ещё дома, Дери? Пойдём скорей во двор! К нам по дальней дороге со стороны леса коробка эта приехала магическая, без лошадей которая. Клянусь Единым, первый раз такую вижу вблизи! Вся расписная така…

Однако для верной крестьянской жены подобная новость прозвучала как сигнал к ещё большему волнению.

– А Пагер, случайно, не там? Ты его видела? – выбежала она с кухни с полотенцем на плече и метёлкой в руках, но не успела Дерисса договорить, как за спиной у неё тут же раздался громкий перезвон взволнованных детских голосов:

– Правда? Ух ты!

– Настоящая?

– Я хочу с бабушкой!

– И я, и я-я!

– Мам, можно-о?

– Ну-ка все в светлицу, живо! – без всякого промедления сурово схватила обеих своих дочерей за плечи Дерисса, а младшему сыну даже влепила небольшой подзатыльник, который, правда, не шел ни в какое сравнение с настоящей мужской затрещиной, время от времени прилетавшей каждому из воспитываемых в их семье детей от рук всегда строгого, но неизменно справедливого в этом деле отца за самые наглые их проделки.

– Ну ма-ам-м… – протянула неугомонная Вельна, и тут же наткнулась своими непонимающими глазами на беспокойную позу матери.

– Живо, я сказала! – коротко отрезала та и, наспех вытерев руки о висевшее у себя на плече полотенце, гулко протопала в прихожую, наказав напоследок бабушке приглядеть за детьми и не подпускать их до поры к столу.

Накинув первый попавшийся на вешалке ватник, обеспокоенная крестьянка выбежала во двор и почти сразу заметила, что сарай с коровником были уже заперты, а значит, её охочий до городских развлечений муж определённо находился где-то снаружи, поэтому, не теряя и толики стремительно убегавшего времени, Дерисса поспешила прямо за калитку и направилась затем оттуда по грязной, разъезженной телегами деревенской дороге к дальнему перекрёстку, откуда уже раздавался настоящий гомон хорошо знакомых ей деревенских голосов. Как оказалось на этот раз, местные жители столпились вокруг чего-то действительно необыкновенного, испускающего лучи магического света в темнеющее осеннее небо и при этом говорившее громким, степенным выговором столичного вельможи.

– Не проходите мимо, дорогие друзья! – слышалось крестьянке всё отчётливее, по мере того как она торопливо подходила к источнику этого чуждого их миру, но всё же такого притягательного безобразия. – Только сегодня и только сейчас у вас есть уникальная возможность узнать, что наша строительно-магическая компания из города Нимерс, «Золотые паруса», учредила в вашей деревне специальный конкурс на постройку лучшего в мире… – тут радостный голос выступающего сделал сравнительно небольшую паузу и с ещё большей напыщенностью продолжил: – …торгово-развлекательного центра «Живая мозаика-а»! Браво, друзья! Браво-о!..

Услышав это, стоявшие ближе всего к самоходной карете и устроенной рядом с ней небольшой освещённой трибуне деревенские мужики озадачено переглянулись, после чего вновь удивлённо вылупились на замершего над ними разодетого оратора, который, несомненно, хотел услышать от них в тот момент по-настоящему радостную реакцию на свои слова, однако на этой немой ноте его почти одновременно поддержали выпорхнувшие вдруг откуда-то из-за трибуны две статные, одетые в узкие платья городские фифы и, захлопав в ладоши, стали приветливо улыбаться всем здешним крестьянам, что в свою очередь уже не могло оставить тех равнодушными, и кое-кто из местных мужиков даже начал громко прихлопывать им в сиюминутном порыве.

– …И-и, и это только первый шаг к нашему светлому будущему господа-а! – поспешно продолжил тогда своё выступление немного сбитый с толку обворожительный незнакомец. – По данным нашей Торговой Ассоциации из города Кальстерг, торговая сеть «ЖМ» является самой успешной торговой сетью нашей страны и всех развитых стран по эту сторону Внутреннего моря-я! Смотрите сами! – прокричал он напоследок и ловко выставил в воздух свою палочку, не произнеся предварительно ни единого заклинания.

К той минуте Дерисса уже вплотную подошла к собравшейся у перекрёстка взбудораженной толпе, и теперь вместе с остальными наблюдала как его палочка беспрерывно исторгала в тёмное вечернее небо целый хоровод магических огоньков и такое количество мерцающих красок всех оттенков и цветов, которое простая крестьянская женщина из глубинки даже и во сне никогда не видела. Но, как оказалось, это было только начало.

Несколько мгновений спустя в образовавшейся в небе рамке зажёгся полупрозрачный голубой свет, и перед глазами деревенских вспыхнула ожившая картинка со звуком и голосами, показывающая движение удивительного магического шара, парящего в воздухе на белоснежных крыльях, к низу которого был приделан огромный ковчег, откуда богато одетые люди в высоких чёрных шляпах сбрасывали вниз блестящие разноцветные бумажки и коробки с бантами, а те медленно опускались к земле на раздувавшихся от ветра широких кусках ткани, планируя сверху на города и деревни – и всё это действо то приближалось, то отдалялось, то вдруг при помощи какого-то удивительного способа показывалось с совершенно разных сторон.

– Смотри, смотри: сейчас они в обморок начнут падать от этого рекламного «вещания»! Легрим мне сказал, что уже видел такое в соседней деревне, – негромко поддразнил тем временем Симонс одного из стоявших рядом с ним у кареты коллег по работе.

– Да ну? Серьёзно? – недоверчиво хихикнул тот и уже приготовился вложить в свою палочку «вещательный» кристалл, чтобы и самому «запечатлеть» такого рода сцену, однако ничего подобного не произошло.

Вместо этого народ просто продолжал заворожёно смотреть в небо, ловя глазами каждый контур и каждое новое движение фигур на невиданном ими ранее магическом поле, размер которого заслонял собой чуть ли не треть небосвода, попутно реагируя на воспроизводимые вместе с картинкой радостные голоса, обещавшие им счастье и богатство, отчего у многих деревенских жителей по лицу тоже пробегали заметные улыбки – и, поддаваясь всеобщему настроению, практически все присутствующие начинали проникаться какой-то безмятежной отрешённостью.

Пробираясь сквозь плотно сгрудившуюся у самой трибуны толпу, Дерисса тоже слышала эти голоса, и, поминутно заглядываясь на мелькавшую в небе картинку, она вскоре стала более спокойной, даже вялой, а затем и вовсе начала забывать, зачем сюда пришла. Казалось, будто голоса манили её, уводя за собой своими громкими восклицаниями, в которых, в сущности, не было ничего красивого, но то, с какой интонацией они произносились и какого надрыва достигали отдельные фразы, просто выбивало из головы крестьянки любые попытки мыслить, ведь они, голоса эти, обращались напрямую к её желаниям или упорно создавали их, если таковых не водилось в её голове ранее.

– Не упустите свой шанс стать первым членом нашей дружной команды в вашем поселении, и тогда вам откроются удивительные возможности мира привилегий «ЖМ», позволяющие вам покупать любые наши товары за счёт кредитов… – продолжали вещать над ней непомерно радостные трели выстроенных в правильной интонации фраз, пока Дерисса всё увлечённее наблюдала за тем, как изображённый магической картинкой на «вещательном» экране неброско одетый человек, представляющий собою крестьянина, неторопливо слонялся по просторным залам какого-то огромного склада с большим количеством товарных полок, а уже через полминуты его образ буквально преображался, охваченный звёздным мерцанием, и в мгновение ока этот человек превращался в статно одетого городского вельможу в узких брюках под цвет своих новеньких отлакированных туфель и размахивающего своей высокой цилиндрической шляпой из стороны в сторону.

Не замечая того, что всё прошедшее время её муж, как оказалось, стоял в какой-то паре метров от неё, крестьянка провела так у трибуны почти весь вечер, ловя глазами очередные ожившие картинки. А когда выступление заезжих представителей загадочного городского СМУ закончилось, то чуть ли не по команде из толпы выбрался деревенский голова и тут же расписался от своего имени в каких-то предложенных ему бумагах, после чего с довольным видом получил на руки ничем не примечательные маленькие отрывные листочки, названные выступавшим перед ними человеком первыми «об-лиг-яци-ими», полученными на их поселение.

И только когда толпа стала потихоньку расходиться, а приехавшие в самоходной карете люди принялись ловко разбирать и поднимать в воздух с помощью магии свою трибуну и прикреплённые к ней украшения, ставя их на крышу своего новомодного средства передвижения, Дерисса наконец увидела рядом с собой лицо обомлевшего от всего испытанного за вечер мужа, после чего они оба отправились по дороге обратно домой, перебивая друг друга непрекращающимися фразами и делясь спонтанными впечатлениями от увиденного… напрочь забыв о том, что должны были поругаться вначале из-за своевольного поведения Пагера, а дома к тому же их порядком заждались к ужину. И благо, что ответственная мать Дериссы давно успела разделить его со своими внуками и внучками, после того как тщетно прокараулила обоих своих безалаберных детей целых полчаса, стоя у печки и отмахиваясь от настырной ребятни, словно от мух.

А на следующее утро до их деревни наконец добралась и целая бригада городских строителей, вооружённая своими магическими инструментами, после чего спешно запросила у местных постоя, который те оказались с радостью им предоставить в обмен на творившееся здесь вчера у многих на глазах настоящее чудо современной магии, коим деревенские оказались до того захвачены, что не спали всю ночь напролет, а всё рассказывали и рассказывали об увиденном своим соседям, родным и друзьям, которые по какой-то – определённо недостойной – причине не смогли выбраться на это замечательное представление.

На волне этого гостеприимного ажиотажа (уже отчасти знакомого всем прибывшим в деревню строителям) семье Дериссы достался разговорчивый мужичок средних лет, который с радостью расположился у них на полу рядом с печкой и провалялся там до обеда, а после вывалился на двор и как ни в чём не бывало стал самым наглым образом подбивать клинья к хозяйке, строя ей сальные глазки и расспрашивая её то об одном, то о другом, пока муж Дериссы как всегда работал в полях.

– А как, значит, у вас тут на деревне с женихами, хозяюшка? – балаболил он уже во весь голос, не стесняясь ни её детей, ни её матери, пока крестьянка копалась в огороде, стараясь отстраниться от непрошеного гостя как можно дальше, отчего тот лишь ещё назойливей крутился рядом с ней, словно шмель.

– Да так, ни худо, ни густо, – отвечала Дерисса, собирая нападавшие за последнюю неделю яблоки. – А тебе-то что?

– Да вот, вижу, барышни у вас тут – самый смак! Не то что эти городские недотроги. Я здесь… Я здесь у вас прямо душой расцвел, право слово! Ведь такие красавицы, как вы, они каждому будут рады… – самодовольно процедил строитель и уже было хотел пристроиться к крестьянке поближе, но тут увидал у неё в руках наспех подобранную с земли длинную рогатину, служившую для подпорки яблоневых веток.

– …А вот я щас как пройдусь по твоей спине разок-другой – вмиг к своим городским вертихвосткам вернёшься! А ну вон с моего двора! И чтоб духу твоего здесь больше не было! – прогудела Дерисса во весь голос и уже готова была погнать нерадивого ловеласа взашей из своего сада, но тут в их разговор также быстро вмешалась ещё и мать:

– К тому ж вещички твои уже за оградой, соколик. Давай, давай! А то, того и гляди, наша деревенская ребятня их скорей тебя утащит.

– Эй, да чего вы, хозяюшки! Я ж ничего такого, в самом деле… – принялся наигранно оправдываться перед ними строитель, но потом плюнул на это дело и, окинув напоследок обеих злобным взглядом, неохотно развернулся и понуро зашагал прочь.

Размышляя про себя, какими дурными и обидчивыми иногда бывают все женщины, он лишь в очередной раз мысленно зачеркнул в своей голове ещё одну деревенскую бабёнку, не купившуюся на его «сладкие речи», и тут неожиданно, закрыв за собой калитку злосчастного дома, увидал на просёлочной дороге двух своих товарищей, плетущихся в вихлястую развалку, знакомую каждому представителю мужского племени. Мигом подобрав свои вещи с земли, он довольно одушевлённо подкатил к приятелям на всех парах, чтобы выяснить, где они сподобились так набраться и кто в этой захолустной дыре наливает.

– Ет дедок один месный, этот-т… Как ж бишь его-о… – сразу протянул в его сторону доходяга Севик, который нёс своего закадычного друга на плечах, успевшего, по видимому, принять на грудь куда больше собутыльника. – А, вспомнил: Басиль!..

– И где этот дедок живёт? – восторженно продолжил строитель терзать своими вопросами его пьяный ум.

– Да там, на мельнице, – попытался неуклюже махнуть за спину Севик, но не смог, поскольку его плечо тут же чуть не потеряло свою драгоценную ношу, которая точно упала бы лицом в грязь, если бы тот закончил движение. – Там, короче, прямо иди… Не заблузжишяя… Ох и истории он травит, чёрт старый!

– Спасибо, а бригадир наш где? – прокричал ему вдогонку обрадованный строитель, поскольку ноги уже торопливо несли его тело вперёд, но в ответ услышал лишь неразборчивое пьяное бурчание, из которого он успел понять всего пару фраз: «…лагерь стаить надо…», «…ищет парней у телег…».

«Успею!» – уверенно решил про себя мигом забывший о недавних поражениях на любовном фронте доходяга ловелас, после чего лихо заспешил по дороге во весь опор, надеясь к тому моменту, как их застукает разгневанный Нерр, достичь хотя бы половины от той кондиции, в которой он только что застал своих незадачливых коллег.

Под сенью леса, у мелкой, но довольно быстрой горной речушки, стекавшей со склонов здешней невысокой горы, поросшей столетними елями и кривыми дубами, стояла на массивных сваях обширная деревенская мельница, в которой вот уже некоторое время гурьбой толпилась добрая половина приехавшей сюда сегодня утром ватаги городских строителей, каждый из которых хотел только одного, прежде чем его будни надолго подёрнутся пеленой рабочих смен и холодных ночей, сменяемых ни чем иным, как только новыми сменами – залить в глотку достаточное количество спиртного. Правда, как оказалось, хорошая компания и относительно тёплая погода, стоявшая снаружи, в сочетании с радушием хозяина, мигом превратились для них в ещё более желанное времяпрепровождение, и вскоре у дверей старого мельника стояли, лежали и сидели не только приезжие, но и местные мужики, слинявшие от своих жён и примерно такой же непомерной деревенской работы на пирушку к старому брехуну Басилю, который, в свою очередь, был только рад компании, поскольку жил один, ведь давно ставшие взрослыми дети ещё много лет назад сбежали от тягот здешней жизни за лучшей долей в город. Хотя старик до сих пор не знал действительно ли они там хорошо устроились, или были как эти строители.

Рассказывая множество весёлых и грустных историй из своей жизни и жизни родной деревни, в которой когда-то проживало куда больше народу (а на этой мельнице в то время трудилась вся его многочисленная семья), Басиль то радовался, то горевал, время от времени бегая в подпол за очередной порцией самогона, но сам почти не выпивал, а всё травил и травил свои байки про деревенского кузнеца, завалившего медведя, и про знатного воеводу, жившего когда-то по соседству от мельницы и ушедшего воевать с Хаас Дином к южным границам королевства – пока вдруг их разговор случайно не зашёл про одно неожиданное место, где приезжие рабочие хотели строить своё торговое чудо-здание.

– Э-э, нет, голубчики, там строить нельзя, – наотрез отказался от очередной предложенной ему порции выпивки дед и, сложив руки на столе, посмотрел в окно.

– Ну чё там, в самом деле, такого, батя?! – пьяно пробубнил сквозь зубы один из слушавших его работников строительной компании, придвигая к носу мельника пергамент с магически «запечатлённым» с высоты планом окрестностей деревни.

– Вот что я вам скажу, сынки: нехорошее это место, заговорённое оно, – только и ответил на повисшее в воздухе негодование старый Басиль, скорчив недобрую мину. – Там, за ближними лесами, стоит топь, и лежит на этой топи одно проклятье древнее, ещё со времён моего праотца. Уж не знаю, кто его на нас напустил, да вот только ни один крестьянин из здешних и окольных деревень в те места не суётся, а коли сунется – по грибы али за дичью за какой – то больше и не возвращается, а всё плутает и плутает в той топи, пока не пропадает навеки… Ей-богу нашего Единого, не вру, ребятки! Сам таких когда-то знавал, которые туда потом забредали на свою погибель.

– Да ну, дед, враки это всё. Кто ж ещё в наше время в такие глупости верит?! – тотчас же рассмеялся в ответ на его пугающий тон и монотонную речь сидевший с Басилем за одним столом и куривший свою махорку немолодой усатый строитель. – Сказки это…

– …А чего не сказки – то всё человеку подвластно! – тут же подхватил его другой рабочий и демонстративно отобрал у старика выданную им на всю бригаду карту. – Смотри, до чего уже прогресс дошёл в нашем веке! Вон какие города возводят на пустом месте высокие! И леса твои все на дрова идут для растопки печей на производство. А топи с помощью магии осушают! Стыдно тебе, дед, должно быть во всякую чушь верить-то столетнюю!

– Да говорю ж я вам, что правда это, неразумные! – взбеленился вдруг ни с того ни с сего старый мельник и в подтверждение своих слов даже стукнул кулаком по столу. Однако в зарождающемся под крышей его дома пьяном угаре это действие не возымело должного эффекта, и все участвовавшие в разговоре строители только дружно посмеялись над дедом, продолжая кутить и веселиться, несмотря на то что со стороны двери послышался невнятный окрик двоих деревенских мужичков, завопивших в один голос, что старый Басиль не врёт. Правда их быстро заглушили другие хмельные вопли желавших доказать свою правоту строителей, что довольно скоро вылилось в давно ожидаемую небольшую потасовку между местными и городскими.

И всё же разгоравшейся в доме мельника славной драке так и не суждено было закончиться погромом, поскольку почти сразу же после её начала незапертые ворота его пристанища с шумом растворились и во двор въехала какая-то широкая пустая телега с сидевшим на козлах угрюмым возничим, на поверку оказавшимся их бригадиром Нерриком, который тотчас же спрыгнул на землю и, надавав своим ребятам приличных тумаков, силком заставил их всех забраться в телегу (а тех, кто уже заметно перебрал, погрузил в общую кучу как дрова), после чего наскоро извинился перед хозяином и поскорее увёз подвыпивших строителей от греха подальше.

Очутившись на поле позади деревни, строительная бригада с шумом вывалилась из телеги на траву и, нехотя воссоединившись там со своими менее удачливыми товарищами (которые уже с самого полудня корпели в указанном бригадиром месте над возводимым здесь общими усилиями временным лагерем), попробовала было даже продолжить своё веселье, однако алкоголь очень быстро выветрился из их неразумных голов, когда разъярённый Нерр пригрозил каждому из повеселившихся на пиру у деда скорейшим увольнением. Посему только что прибывшим работникам ничего не оставалось, кроме как точно так же взяться за валявшиеся на земле инструменты и под злобное бурчание своих более трезвых и уже порядком уставших товарищей приняться рыть, огораживать и вбивать в землю элементы железных конструкций, так как пользоваться магией каждый из них был уже не в состоянии. Правда, не смотря ни на что, у многих из тех, кто трудился сейчас рядом с ними без капли спиртного на языке, подобный поступок вызвал ещё и тайную зависть, порождённую тем, что столько лет проработавшие в одном коллективе закадычные приятели так ловко воспользовались подвернувшимся им шансом, не сообщив о месте проведения весёлой и, несомненно, желанной для всех попойки никому, кроме случайно встретившихся им на пути ребят. Настолько противоречивые эмоции напрочь убивали в коллективе чувство локтя, и отныне каждого трезвого строителя ещё сильнее подмывало на то, чтобы точно так же слинять из-под строгого надзора не в меру помешанного на своём долге бригадира и поскорее нахвататься в зюзю, раз уж какой-то местный дед оказался настолько милостив, что позволял себе наливать каждому встречному без разбора.

Однако провернуть подобную смелую задумку было куда сложнее, чем просто размышлять о ней; а когда на поля опустилась вечерня мгла, то многим строителем стало уже не до этого, так как почти все они настолько вымотались от порученной им дневной работы, что просто хотели бросить свои усталые кости хоть куда-нибудь, где было тепло и сухо. Хотя до конца рабочей смены оставалось ещё очень далеко, поскольку, следуя недавнему указу их обновлённого королевского Правительства, а также очередной пришедшей с запада моде, традиционная смена для работников частных производственных компаний была нормирована и равнялась одиннадцати часам, с перерывами на обед и перекур общей длительностью в один дополнительный час… который уже, что было ясно и без этого, с лихвой оказался израсходован их более предприимчивыми товарищами.

– Твою ж ма-ать, как же я… замудохался-я… – истошно протянул прошедший сквозь лучи магического света и нагруженный всяким барахлом полусогнутый кутила Карл, однако почти тут же получил нагоняй от другого своего товарища, которого не было с ними на мельнице у стрика Басиля:

– Заткнись, тварюга! Нефиг было остальных бросать: сам, значит, квасил там, а мы здесь с самого начала горбатились за них как проклятые! Работать надо было…

– Ага, – добавил к его словам Карл, – и тогда бы я сейчас совсем выдохся, как вы!

– Да заткнитесь вы оба уже! – перебил их третий, подошедший откуда-то сзади товарищ по несчастью и заслонил своим массивным брюхом оставшуюся часть падающего на поля магического света. – Я бы лучше на вашем месте в начале новой вахты не хорохорился по пустякам, а думал о том, сколько нам ещё здесь торчать, пока стройматериалы для фундамента не подвезут. И самоходные магокапатели тоже.

– Вот-вот, Тагре, правильно говоришь, – неожиданно поддержал его взявшийся откуда-то из темноты бригадир Нерр и, поднеся свою палочку ко рту, быстро скомандовал на всю округу усиленным магией голосом: – Всем, кто работал сегодня со мной по расписанию, – отбой! Остальным, кто жрал самогон после полудня – работать ещё два часа!

Непреклонный в своём справедливом отношении к делу, Нерр не стал обращать внимания на голоса возмущённых и недовольных, которые, впрочем, прозвучали не намного громче, чем голоса тех, кто с радостью одобрил это его решение. Не менее устало и отрешённо он прошагал до своего письменного стола с бумагами и планами, но решил не убирать их, чтобы у оставшихся в поле парней не было ощущения вседозволенности, а лишь поплотнее закутался в свою драповую тужурку и принялся следить за ними вполглаза, расхаживая вдоль стола туда-сюда, как часовой.

– Подстилка! – понуро обвинил оставшегося стоять рядом с ним пузатого Тагрена недовольный Карл, как только половина их бригады разошлась по недавно собранным совместными усилиями железным вагончикам, на что тут же получил ответное замечание:

– Нытик!

– На черта ты влез вообще?

– Потому что все знают, что ты халтурщик, Карл!

– Сам ты халтурщик, раз за нами вдогонку к тому деду увязался! Вон сколько бухла в себя влил, пока мы с Неролом только за закуской в магазин бегали…

– …Слышь, Карл? – внезапно понизив голос, прервал их словесную перепалку Тагрен совершенно иным замечанием.

– Ну чего ещё?!

– А как думаешь, дедок-то правду говорил?..

– Да пёс иво знает, старого! – отмахнулся от своего собеседника Карл и измученно поплёлся за очередной секцией стены для вагончика – той, что была полегче и не требовала применения «левитации» для переноски. – Пошли, поможешь мне дотащить вон ту дуру до задней стенки…

Наутро крепко проспавшимся работникам строительной бригады предстояло построиться и ещё до завтрака явиться на сбор перед своими непосредственными работодателями, которые, не в пример их убогому существованию, обитали в уютной, заранее снятой для них отдельной двухэтажной избе, что в свою очередь всё ещё являлось редкостью для жителей этой местности, поскольку второй этаж здесь традиционно считался неоправданной роскошью, и местные представители учреждённого недавно в королевстве рабочего класса скорее предпочитали укреплять в своём доме первый этаж, делая его добротным и крепким, чем возводить над своими головами второй. Как бы то ни было, с течением времени общеподдерживаемая система ценностей Сентуса проникла и сюда, хотя изменения в таких глухих районах проходили крайне медленно, отчего этот дом стал первым в своём роде каменным «памятником» разносившемуся по стране прогрессу, хотя в других волостях королевства двух- и даже трёхэтажные дома уже давно стали неотъемлемым атрибутом сентусских деревень ещё со времён Расмора Тринадцатого.

Однако даже такое шикарное (по здешним меркам) господское поместье всё равно представлялось прибывшим сюда позавчера представителям городского СМУ не в меру маленьким, угрюмым и серым, поскольку окружавшая их всю жизнь магия очень плохо работала здесь, за пределами границ своего покрытия, а сама обстановка этой деревни просто вынуждала постояльцев скрываться за деревянными стенами отведённого им жилища практически все часы напролёт. И только непреодолимая нужда заставляла их пару раз в день выглядывать наружу, чтобы в очередной раз достать какие-то вещи и магические побрякушки из стоявшей рядом с домом самоходной кареты или отправиться на ней до ближайшего магазина, чтобы закупиться там хоть какими-то завозимыми сюда из города съестными продуктами.

– О Боги, если бы я только знала ка-ак здесь будет ску-учно… – в очередной раз тянула на всю комнату свою ставшую уже любимой фразу Контис, пока её коллега Кладен спешно разжигал с помощью магии камин.

– Да уж, «канал» не ловит с самого приезда… – вяло согласился с ней развалившийся в соседнем кресле с кроссвордами в руках слегка взъерошенный Симонс. – К тому же уборная здесь… – после этой фразы молодой человек сразу же умолк и с помощью своего указательного пальца, нацеленного в рот, комично продемонстрировал рвотный позыв.

– …Это кому там скучно? – внезапно прервал этот меланхоличный разговор выглянувший на секунду с кухни через коридор Гарисон – и тотчас же вернулся к своим делам вновь, заговорив с вверенными ему молодыми подчинёнными обычным указным тоном: – А работу по сортировке ближайших планов вы уже сделали? Кто у нас ответственный за это задание? И где чертежи местности, которые я просил вас «запечатлеть» на бумаге ещё вчера?

Услышав об этих распоряжениях словно в первый раз, не в меру расслабившиеся юнцы моментально переглянулись:

– …У Дикса сломался магооттиск, – монотонно пробурчал Симонс, после чего его слова быстро подхватил привставший от занявшегося камина Кладен:

– А у Лэтти здесь не ловятся сообщения из главного офиса, поэтому сортировку пришлось утвердить старую, ещё с Управления.

– А, чёртова глухомань!.. – выругался тогда вполголоса раздосадованный складывавшимся с самого утра неважным положением дел Гарисон (но так, чтобы находившиеся в комнате сотрудники его не слышали), после чего уже боле внятно добавил, домывая очередную тарелку: – Ну, а иллюзию хоть вчера на местных вы наложили?

– Конечно, господин, мы напускаем магический «туман подсознательного желания» каждый вечер, как и указано в инструкции, – резво отозвались ему на заданный вопрос голоса Симонса и Контис, прозвучав почти в унисон.

Однако самого начальника экспедиции эта их синхронная реакция только насторожила.

– …Надеюсь, вы оба понимаете, – снова донесся до находившихся в комнате парней и девушки через какое-то время с кухни его голос, – что «создание подсознательной иллюзии» – это наш самый главный и основной инструмент в работе?

– Конечно, мистер Гарисон, сер…

– Да, мы знаем… – немного подавленно, но вполне себе уверенно пробубнили по очереди Контис и Симонс.

– Тогда мне не нужно вам объяснять, что без этого магического вмешательства вся наша работа здесь пойдёт прахом? – ещё более серьёзно добавил к своим ранним словам начальник экспедиции и демонстративно покинул пределы кухни с тарелкой нарезанных на скорую руку гилийских треугольных пласкейтов.

– Пф-ф, я даже был первым на курсе по этому предмету! – осмелился в очередной раз пошутить пред ним вместо ответа ободрившийся Симонс, но лицо Гарисона всё ещё оставалось неумолимо серьёзным по отношению ко всем сидевшим в зале молодым коллегам.

– Запомните: не так важно, что мы собираемся предложить этим людям, как важно то, с помощью чего мы собираемся воздействовать на них. Иначе в противном случае их совершенно точно переманит кто-нибудь другой. Законы рынка… – продекламировал начальник экспедиции вкрадчивым тоном, медленно опуская свою тарелку на стоявший в коридоре сервировочный столик, но тут в дверь дома легонько постучали, и он не успел закончить мысль.

– Да-да! – звонко заголосил тогда Гарисон на весь первый этаж. – Иду! – И, снова обратившись к своим подопечным, куда более тихо добавил: – Это, наверное, наша наёмная бригада уже прибыла на порог… В общем, учитесь, дорогие коллеги, выполнять свою работу правильно!

После этих слов начальник экспедиции ловко подлетел к двери и по всем правилам современного этикета элегантно распахнул её перед застывшей на крыльце заспанной фигурой бригадира.

– Ах да, мистер Неррик, если не ошибаюсь! Входите, входите… Я вижу, вся ваша команда уже собралась на моё сообщение, – проворковал Гарисон, на что бригадир только мрачного поднял на него свой холодный взгляд и истерзанно вымолвил:

– Бригада готова, господин начальник. Когда отбываем?

– Вот и славно. Отбываем через пятнадцать минут, джентльмены, – смягчил его вконец грубое, мужицкое заявление дипломатичный управляющий и снова вернулся через коридор в комнату, где тотчас же приказал всем собираться.

– Ну вот, завертелось… – недовольно промямлил себе под нос Симонс, без особого желания поднимаясь со своего удобного кресла, но проходивший мимо него Дрейп как бы невзначай легонько толкнул в бок своего товарища, желая дать ему понять, что хотя бы их обман насчёт не выполненной вчера работы по чертежам и планам местности оказался удачным, для чего наскоро «телепатировал» Симонсу это сообщение через устаревшую систему зачарованных предметов докристаллического типа, которую все они, конечно же, держали в глубокой тайне от своего вечно поучающего надзирателя.

Через полчаса коптящая своими магическими испарениями длинная самоходная карета СМУ с выгравированной на одной из её сторон яркой рекламой фирмы уже с шумом и грохотом резво гнала вперёд, продираясь через ухабы деревенских конных дорог с таким рвением, что её оператору, мистеру Вантейну, оставалось только надеяться, что запасов магических зарядов в их двигателе хватит на обратную дорогу из леса в деревню. Что же касалось телег строительной бригады, следовавших прямо за ними, но отстававших от своих нанимателей на целых полкилометра – то каждому из трудившихся вчера над временным лагерем рабочих Неррика это обстоятельство благосклонно дарило целых полчаса свободного времени на сон, чем все они с удовольствием и занимались, посапывая под размеренный стук лошадиных копыт и монотонный скрип колёс.

Свернув с основного пути и преодолев ещё пару километров по сужавшейся с обеих сторон еле заметной земляной дороге, состоявшей больше из грубого лесного настила, чем из видимых отпечатков других проезжавших тут когда-то телег и упряжных волокуш, оператор самоходной кареты наконец объявил всем пассажирам, что лучше будет остановиться и ждать прибытия остальных здесь, поскольку дальше пробираться вперёд можно было только на лошадях.

– Что?! Нам придётся ехать в одной карете… с этими? – возмутилась Контис, добавив последнюю фразу презрительным полушёпотом.

– …Либо идти пешком, выбирай, – удачно завершил за неё дальнейшие выводы Гарисон, чем сразу же вызвал у девушки ещё большее негодование, за которым последовало подавленное раздумье, читавшееся в её глазах вместе с неохотно признаваемым вынужденным смирением.

Тем временем один из её коллег уже вовсю рассматривал за окном кустистые виды начинавшегося отсюда древнего леса, зловещая тьма которого словно противостояла льющемуся от границ небес свету, воздействуя на мироощущение молодого городского человека самым некомфортным и неприятным для него образом.

– М-может… Может, Сиане права, Гарисон? В конце концов, они и сами справятся здесь без нас… – просипел он неожиданно для самого себя кротким, даже немного запинающимся голосом, ощутив в своей душе какое-то мерзкое, ворочающееся чувство, которое, впрочем, тут же было заглушено достаточно бодрым замечанием их прагматичного начальника:

– Так, и мистер Дикс туда же? А ну всем отставить свои позорные сомнения! Запомните: настоящий торговец из всего может извлечь выгоду! И не боится замочить свои туфли, если от этого только выиграют его доход и репутация. Так что давайте ступайте все живо наружу!

– Легко вам говорить… – понуро заметил Симонс, но практически моментально снова оказался награждён угрожающим взором приподнявшегося со своего места Гарисона.

Вскоре показавшиеся из-за косогора крепко сбитые телеги строителей стали неспешно подбираться к топтавшейся у дверей самоходки небольшой группе своих нанимателей, часть из которых неприязненно косилась по сторонам, оглядывая стоявший перед ними сплошной стеной холодный лес, стараясь не отходить далеко от остальных, в то время как другие, особенно девушки, жались к открытой дверце кареты, заведомо держась подальше от её грязных наружных краёв, чтобы не запачкать свои походные костюмы. И только их старший коллега уже какое-то время вовсю расхаживал взад и вперёд по близлежащим канавам и сухим местам вдоль едва заметной лесной дороги, накладывая на землю под своими ногами специальные заклинания для пробы состава грунта, после чего старательно записывал полученные сведения в свою новёхонькую тетрадь.

– О, приветствую, господа, ещё раз! – закричал он во весь голос и, как некоторым показалось, сам того не ожидая – очень уж обрадовался, когда телега с сидящим в ней бригадиром Нерриком неспешно подъехала к месту их стоянки и остановилась прямо напротив самоходной кареты, облепленной менее инициативными коллегами Гарисона, из которых невозмутимым казался лишь спокойно куривший в стороне оператор.

– В чём дело, почему остановка? – сразу же поинтересовался у Гарисона сидевший на козлах бригадир, после чего получил от него короткий ответ, в котором тот кратко описал сложившуюся ситуацию.

– От жешь, – прошипел Неррик с натужным гонором, – так и знал, что проку от этой кибитки здесь мало будет, када она с разъезженной-то дороги сойдёт. Ну ладно, чего делать: залазьте не задние телеги, господа – наши ребята подвинутся. Токо осторожней там со своими ногами: некоторые из парней ещё валяются на полу, э-э… спят после вчерашней смены.

– Конечно, мистер Неррик, мы не займём много места, – лаконично пообещал ему Гарисон и быстро подозвал к себе всю команду своих молодчиков, на что бригадир только молча заскрипел зубами, вспомнив, как пару дней назад в точно такой же ситуации эти люди без особых сожалений просто кинули их на дороге и укатили вперёд, а его парням ещё целый вечер пришлось толкать по холмам гружённые строительными материалами обозы, пока их начальство весело пело и танцевало на устроенном ими расчудесном празднике! От этой мысли его натруженные руки машинально сжимались в кулаки, которые Неррик прямо сейчас пустил бы в ход… если бы от каждого из этих надушенных разодетых выродков, которые в данный момент так брезгливо и неумело карабкались и заползали в соседние телеги, не зависела сейчас его чёртова ЗАРПЛАТА!!! А также всё, что стояло за ней: в том числе семья, взятый в долговую ипотеку дом, кое-что из их общего нажитого за это время нехитрого имущества, да и много чего ещё, что позволяло такому простому рабочему человеку, как он, оставаться приличным членом общества, вместо того чтобы пьянствовать и голодать, роясь в отбросах на городской свалке… Хотя, несомненно, их никудышные наниматели жили куда более богатой жизнью, благодаря чему, скорее всего, и вовсе не задумывались о подобных вещах, что, по правде сказать, выводило из себя Неррика из себя ещё больше.

Но он терпел…

Терпел уже долгое время, начиная с самого юношества, когда вступил в нелегкую трудовую жизнь, с рабочих смен на разваливавшемся старом заводе, где им почти ничего не платили, и отцовских наставлений по поводу элементарных законов бытия для тех, кто не родился в богатой семье с серебряной ложкой во рту, кто не воровал, не бандитствовал и не вылизывал пятки другим… Он терпел…

И всё же иногда, в такие вот моменты, ему просто приходилось сдаваться, поступаясь своей гордостью, которую стареющий Неррик уже ни во что не ставил, прожив трудную, неблагодарную жизнь, что с каждым годом всё больше и больше подкашивала его сущность уже на корню.

– Все готовы? – исторг он наконец из груди тяжёлый выкрик, оглянувшись на своих новых пассажиров, которые, как оказалось, хотя уже давно и забрались в телеги, но всё ещё не могли устроиться на своих местах как следует, то и дело ёрзая по голой поверхности деревянных лавок, как по иголкам. – Ну, тогда поехали! – И с куда более удовлетворённым от увиденного выражением лица повеселевший бригадир тут же пришлёпнул своих лошадей поводьями, отчего те неспешно тронулись с места и покатили телегу дальше.

Очень скоро ближайшие пейзажи затронутой когда-то людскими топорами передней кромки бескрайнего леса начали заметно меняться. Зеленовато-бурая лужайка с отделяющими её от основной дороги рядами пролесков осталась позади, а начинавшиеся впереди густые заросли зелёных сосёнок и елей стали фактически всеобъемлющими, раскрывая за собой по-настоящему тёмную, глухую часть нехоженого края мира, на которую этот лес прибывшим сюда городским жителям казался так похож. Следуя по его краю, экипаж строителей медленно продвигался вправо, преодолевая иногда глубокие ложбины, уходившие вглубь леса и заросшие высокой травой или кустарником, пока через пару километров даже тянувшим телеги тяжеловозным лошадям стало непросто справляться со своей задачей; но лишь когда отмерявший всё это время расстояние по магическому компасу Гарисон объявил о долгожданном прибытии, выносливым животным позволено было отдохнуть.

К тому времени на лицах практически всей команды начальника экспедиции и чуть ли не трети куда более привычной к подобной работе наёмной бригады Неррика читался какой-то дикий, сумбурный и оттого ещё хуже скрываемый людьми беспокойный трепет, который вряд ли ясно говорил о своём происхождении, однако то и дело проскакивал в их глазах, стоило только кому-то из членов экипажа в очередной раз нервно задёргать взглядом по сторонам или напряжённо схватиться за борта телеги, озирая настоящий, воздвигнутый природой глухой лес, начинавшийся не за тридевять земель от их тёплого домашнего порога, овеянного магией и обеспечивавшего им привычное спокойствие за свою жизнь – а прямо впереди. К тому же вместе с трепетом приезжие ощущали ещё одно, совершенно новое и очень странное чувство, ранее никогда не ведомое им в своей повседневной гонке за обычными человеческими ценностями, такими как деньги, развлечения или престиж, отчего сейчас внутри у них всё натягивалось, словно струна… И, что оказалось вполне естественно в подобной ситуации – для многих это чувство являлось действительно мерзким, угнетающим их сознание независимо от статуса и пола.

Невидимое и вездесущее, оно как будто беспрестанно витало над вторгшимися во владения леса «всемогущими властителями мира», пока те вываливались из своих телег, точно стая пугливых, утративших надзор матери, но оттого ещё более наглых молодых волчат, решивших, что прорезавшиеся у них клыки и зубы дают им право на что угодно, только бы это отвечало их ненасытным интересам. Даже если впоследствии такое поведение шло во вред не только им самим, но и всему остальному лесу тоже.

Подтаскивая свои магические инструменты к первым пяти точкам обзора застраиваемой области, наладчики смены действовали неосторожно, рыхля своими сапогами землю и бередя лесные травы, как не мог этого сделать ни один зверь, будь он даже больным или бешеным, но людям такое поведение удавалось с лёгкостью, поскольку все они от рождения были лишены присущих другим животным природных качеств. Вместо этого каждому из них было легче следовать за бессмысленными идеями, которые диктовали им одни и те же законы и нормы существования, державшие их за горло с самого детства, но постепенно становившиеся чуть ли не единственными в их жизни постулатами бытия, поскольку они удовлетворяли их человеческое тщеславие… и поскольку альтернатива такому всеобщему порабощению разума была слишком тяжела.

– Скорее уже ставьте упоры у того дерева на дальнем краю, иначе ветер всё посшибает и чёрта с два мы до обеда закончим с этой обмеркой! – бухтел Неррик на пробегавших мимо подчиненных, которые из-за близости леса и неровности его нетронутых земель всё никак не могли приступить к работе в полную силу, в то время как Гарисон со своей командой уже целых полчаса просто наматывал круги, легонько прохаживаясь туда-сюда мимо привезённых на телегах магических измерительных приборов своими витиеватыми шагами, то и дело поучая остальных коллег, когда кому-то из них не удавалось соотнести полученные при помощи такого прибора данные с реальной картиной местности.

Постепенно погода начала портиться ещё сильней, а вскоре набегавший со стороны открытой местности ветер сменился хоть и спокойным, но всё же весьма неприятным томным моросящим дождём. Тогда бригадир, как всегда это происходило с ним в таких ситуациях, ещё усерднее стал бурчать себе под нос нечто совсем уж неразборчивое, после чего, взглянув пару раз в сторону всё ещё занимавшегося своими магическими делами начальника экспедиции, решительно собрал волю в кулак и пошёл на него чуть ли не с угрозами, чтобы тот поскорее заканчивал с его планами и схемами, поскольку всем им сегодня предстояло выполнить ещё слишком много работы в этом месте, а времени его ребятам оставалось мало.

– Послушайте, мистер строитель, – принялся быстро объясняться с Нерриком в своей обычной приказной манере представитель высшего руководства, как только бригадир немного выпустил пар, – мы не виноваты, что сроки строительства выпали на осень. С такими жалобами вам лучше обращаться в главный отдел офиса Городской Управы. А мы со своими коллегами работаем точно так же, как и вы, поскольку нам тоже приходится выполнять свои обязанности в ускоренном темпе, да ещё и по форме строительной сметы. Поэтому я бы советовал вам поменьше пререкаться и побольше обращать внимание на свои непосредственные обязанности.

– С обязанностями-то у меня всё в порядке, – сквозь зубы процедил Неррик, – а вот ребятам моим приходится всякой лишней кутерьмой заниматься и устанавливать ваши приборы, а потом держать эти планки растреклятые, вместо того чтобы забор уже начать рубить и ставить.

– Без наших замеров этот забор не покроет рабочее пространство для магокопателя как надо, а исправлять потом его границы придётся вам же! – не унимался в своих аргументах Гарисон.

– Ну тогда скажите хотя бы, сколько нам ещё под дождём придётся здесь киснуть без дела? – с досадой выпалил бригадир, однако только лишь ещё сильнее вывел из себя обычно спокойного и вкрадчивого во всех вопросах начальника экспедиции.

– О-о, теперь я определённо подам на вас жалобу в журнал компании, когда мы прибудем обратно, можете не сомневаться! – пообещал ему Гарисон, размахивая перед носом Неррика своим указательным пальцем, после того как на несколько мгновений лишился дара речи от такой неслыханной наглости со стороны своего подчинённого работника. На что приструнённый бригадир только слегка округлил глаза, затем отвернулся в сторону и как-то совсем уж скомканно и виновато промычал:

– Хм-мп-ф, не надо жалоб, господин начальник. Я понимаю, я всё понимаю… – после чего медленно развернулся в сторону своей бригады и ровным голосом выпалил в пространство: – Держать опор, как и держали: сколько надо и где говорят!

Получив, что хотел, начальник экспедиции не вполне осознанно, но довольно заметно переменился в лице, подчеркнув своё исключительное положение лидера одним-единственным лёгким движением бровей и добавив к своим словам, что впредь он уже не будет так снисходителен и станет регистрировать подобные склоки прямо в журнальных отчётах. Затем повелительно развернулся назад к своим замершим на время их спора с бригадиром нерадивым спутникам, которые тут же демонстративно принялись и дальше заниматься каждый порученным делом, как будто только что перед ними не случилось ничего примечательного.

Постояв ещё немного и посмотрев вслед начальству обидным взглядом, Неррик тоже поплёлся к своему месту у телеги и там, приняв уже куда более сердитую позу, стал рыться в покоящемся под лавкой сундуке, вынимая наскоро составленные вчера записи и поочерёдно разрывая их, бросая обрывки себе под ноги на растерзание дождю и ненастной погоде.

Спустя ещё какое-то время бригадир принялся порывисто шарить по укрытым брезентом плотницким ящикам с инструментами, выуживая на свет одни лишь специальные топоры да пилы, которые не предназначались для ручной работы. А ещё через полчаса с позволения Гарисона первые наладчики из его бригады стали пробираться в лес, неся в руках тяжёлые магические установки для быстрой рубки: их прислоняли к подходящим стволам невысоких молодых сосёнок и редких пихт, предварительно вставив остро отточенные инструменты в соответствующие пазы. По команде Неррика строители в такт накладывали на установки необходимые активационные заклинания, и те начинали с грохотом работать, обрубая ствол дерева прямо на месте, пока тот не падал строго по заданной траектории в сторону, после чего в работу вступали другие механизмы движения магических зарядов внутри установки, и тяжёлый ствол дерева буквально прогоняло по всей длине сквозь работающие поперёк пилы, а на выходе с другой стороны он уже распадался на готовые доски.

Так продолжалось почти весь обед и последовавшие за ним послеполуденные часы тягучих осенних будней. А когда до сизого лесного массива добралась вечерняя темнота, то на развернутой у его края строительной площадке уже давно горел яркий магический свет, который, к слову сказать, лишь немного разгонял стремительно выползавшие со всех сторон сумерки – и куда меньше разгонял их в продрогших от страха и холода сердцах и умах сновавших вокруг возводимого забора беспокойных строителей. А также почтенно удалявшихся от места их стоянки на одной из «арендованной» у Неррика телег высокопоставленных гостей из Управления, которые практически мигом решили слинять из этого насквозь промокшего леса в своё деревенское гнёздышко, стоило только первым признакам надвигающегося вечера возвестить о том, что закат уже близок, а значит, наступило так скрупулёзно поджидаемое ими время для «неожиданного» отбытия назад.

Впрочем, даже наблюдая сейчас за тем, как лихо размахивает на повороте своим кнутом хитрюга Карл, который без особых возражений тотчас же нанялся довести начальство до деревни и мигом вернуться обратно, полусогнутые рабочие, вбивавшие столбы в сырую землю, тоже хотели уже поскорее закончить здесь все оставшиеся дела и отправиться в свой лагерь, поскольку путь до него был неблизкий, а с каждой секундой дорога назад становилась для них всё более зыбкой и трудноразличимой, и никому из побывавших в этом лесу парней не нравилась идея возвращаться туда совсем уж впотьмах.

Но для разозлённого начальством и истерзавшегося Неррика все их слова являлись отныне не более чем пустым звуком.

– Вперёд давай! Шевелитесь, калеки безногие! – остервенело кричал он на них уже во всю глотку, зная, что аккуратная морда этого управленческого бюрократа Гарисона уже убралась от него на приличное расстояние и больше не могла помешать бригадиру делать всё так, как только он сам того пожелает. – За материалом все в лес! Живо!

– Нерр, не губи бригаду! Парням холодно и… паршиво здесь как-то… Сам же видишь! – понуро и зачуханно почти умоляли его в ответ работавшие рядом мужики в застёгнутых под горло тёплых шинелях и походных шарфах, завязанных поверх старомодных кафтанов и зипунов, однако разгорячённый бригадир не обращал на них особого внимания.

– Ах, вы не слушаться, твари?! Ваша смена ещё не закончилась, а вы уже по домам захотели? – дребезжал и брызгал слюной сквозь усиливающийся с каждой минутой дождь и вновь находивший с запада порывистый ветер их неуёмный и суровый предводитель, стоявший грязными сапогами на одной из телег. – Тогда хрен вам, а не деньги за сегодняшнюю работу! И паёк вечером ни фига не получите! А теперь работать, скоты! Всем, кто сегодня слиняет – завтра дополнительная норма! До утра у меня работать будете!

С послушными, но совсем не понимающими и не принимающими его слова угрюмыми взглядами бригада Неррика смотрела на него так, словно видела его впервые, хотя на самом деле их старик начальник изредка давал себе возможность выбеситься, особенно когда обстоятельства складывались против него, а затем тихонько отходил, покуривая свои сигареты где-нибудь в уголке, однако в этот раз его тирада многих сбила с толку. Казалось, что Неррик попросту сорвался с цепи, метая искры во всех и каждого, кто пытался донести до него голос разума, поэтому уставшие рабочие, недолго думая, решили просто не вступать с своим не в меру раздухарившимся бригадиром в особые конфронтации, а тихо-мирно и дальше выполнять свою работу, пока до того самого не дойдёт, что сегодня им всем уже не успеть сделать ничего путного и лучше будет просто поотступиться.

Нашёптывая себе под нос одиночные фразы и короткие проклятья, ребята методично таскали из-за ближайших кустов остатки горбыля, не годившегося на передний видимый край их новенького забора, а когда и он закончился, то всё ещё находившийся в приступе лихого задора Неррик решил сам возглавить пару-тройку своих нерадивых товарищей, чтобы показать им, как надо работать, и наскоро отправился с ними в лес, когда те постыло доложили ему, что хороших деревьев для распилки вокруг больше не осталось.

Ковыляя по высокой траве и тонким слоям лесной подстилки, щедро приправленной ворохами сырого опила, оставшегося от только что поваленных деревьев, чьи острые ветви всё ещё валялись небрежными кучами там и сям, норовя впиться каждому идущему в носок или в пятку, бригадир и его рабочие браво взбирались по пологому косогору на невысокий лесной холм, откуда начиналась их последняя делянка, когда вдруг несущие позади Неррика магическую установку строители заслышали какой-то посторонний шум. К тому моменту сосущее чувство, вызываемое в каждом из них замогильной прохладой бескрайнего темнеющего леса, уже порядком стало затмевать собой всю мыслимую преданность порученному им делу, и потому одного только этого звука хватило с лихвой, чтобы парни тотчас же остановились и замерли на своих местах, как вкопанные, в то время как их неуёмный бригадир так и продолжил шагать вперёд, словно чувство страха у него совсем притупилось.

– Ну?.. И чего встали-то?! За мной, вон туда! – ткнул Неррик своим толстым пальцем прямо в темноту, обернувшись к работникам, стоило только ему осознать, что шаги у него за спиной по какой-то причине вдруг приутихли, однако испуганные строители отнюдь не спешили выполнять его команды и дальше. Озираясь по сторонам, толстяк Тагрен и самый молодой из всей их бригады пацанёнок Весси одинаково дружно вертели своими головами в глубокой растерянности, которая стремительно перерастала у них в куда более тревожное чувство, пока через пару секунд надвигающийся со стороны леса шум не раздался снова, и тогда даже надёжное плечо товарища, стоящего рядом, не спасло ни того, ни другого от одновременного испуга.

– Мать твою!.. Вы слышали? – только и проговорил грузный Тагрен, оглянувшись туда, откуда доносились жуткие скрипы стремительно возвышающегося в его сознании чернеющего леса, но не увидел в колышущемся хитросплетении коряг и веток ничего конкретного, не смотря на то, что они так сильно оставались похожи на самые жуткие воплощения давно позабытых им детских кошмаров.

Зато для Весси подобная картина уже давно стала сигналом к отступлению. Решительно сбросив свою сторону тяжёлой ноши с затёкшего плеча, он моментально дёрнулся с места, ни сказав при этом не слова, хотя в глазах его довольно ясно мелькнули бунт и отчаянье, после чего быстро рванул к мерцающему яркими магическими огнями строительному лагерю, так что бедолаге Тагрену пришлось резко поднатужиться, удерживая свою сторону магической установки, чтобы она не покатилась вниз по склону, и, возможно, только этот манёвр и удержал его от того, чтобы не припустить вслед за Весси точно с тем же порывом.

– Трус! – раскатисто прокричал ему вдогонку запоздало прислонивший ко рту ладони Неррик, и тут же его слова разнеслись каким-то диким эхом по всему окружавшему их нехоженому лесу, заставив каждого из двух оставшихся под его мрачной сенью маленьких человечков ощутить невероятные размеры этого лесного массива буквально всеми жилками своего затрясшегося от жуткого резонанса нутра, из-за чего оба они в очередной раз также неосознанно оторопели.

– Да-а пошёл ты на…! – быстро и до смешного фривольно долетело вместе с гуляющим между деревьями ветром до Нерриковых ушей, когда тот уже решил, что уносящийся прочь паренёк ничего ему не ответит. Но упрямый бригадир оказался смекалист и, не дожидаясь когда и второго его работника одолеет такое же паническое неповиновение, он довольно резво потянулся вперёд, схватив брошенную ручку магической установки чуть ли ни с разбегу, пропустив локоть сквозь поднятый с земли кожаный ремень.

– …Н-ну, давай, Тагрен, хоть ты меня не подводи! – бодро обратился во весь голос Неррик к оставшемуся с ним на вершине лесного холма толстяку, изо всех сил стараясь сделать так, чтобы тот не услышал, как за этими громкими фразами бренчат его только что сделанные у городского зубодёра отпломбированные зубы – хотя Тагрена сейчас совершенно не волновали подобные мелочи, поскольку все его чувства были обращены только в сторону леса. Тогда, чтобы подать достойный пример своему товарищу, изо всех сил скрывающий свою робость бригадир достал из набедренного чехла свой старенький магический жезл и, неумело махнув им пару раз в воздухе, поспешно продолжил:

– Да это наверняка лось какой-нибудь!.. Смелей! Уж н-нам то, двум здоровым мужикам с магией, здесь нечего бояться…

Но последняя его фраза ни с того ни с сего тут же потухла и как будто бы утонула в налетевшем из темноты тягучем завывании ветра, похожем на угрожающий клич одинокого волка, гуляющего совсем неподалеку, отчего у Тагрена пропало последнее желание что-либо искать в этом проклятом месте.

– Т-ты… ты как хочешь, начальник, – залепетал он вдруг неестественно суетливым для него тоном, – хоть зарплаты меня лишай, но на с-сегодня я того… этого… – И, отступив от своего бригадира на пару коротеньких шагов, здоровенный рабочий без промедления скинул с себя широкий такелажный ремень и, то и дело оглядываясь по сторонам, стал медленно отдаляться от Неррика, пока совсем не растворился в темноте, от чего лишь мерное потрескивание его тяжелых, неуклюжих шагов продолжало раздаваться по округе еще какое-то время.

– Ещё один предатель… ла-адно… – нахохлившись, сбивчиво протянул бригадир, натянув на нос козырёк своей кепки, после чего убрал жезл обратно в чехол и уже куда более мелодично и звонко выкрикнул, как будто всё так же обращаясь к самому себе: – Однако и зарплата теперь, положенная за целый день вам обоим – моя. А это чёртовых пятьдесят беляков за смену!..

Но ответом ему, как и предполагалось, была лишь зловещая тишина…

От подобной незадачи сердце Неррика как-то слишком неожиданно напомнило о себе, неуёмно заходив ходуном, а затем резко припав к одной из сторон грудной клетки и сжавшись, когда бригадир снова стал всматриваться вперёд, пытаясь отыскать за холмом то растреклятое место, где его парни закончили свою дневную вырубку и где сквозь тощие пихты и ели всё ещё проглядывали стройные стволы ближайшего леса. Определённо единственное его предназначение состояло в том, что он должен был стать обычным пиломатериалом для их зачинавшейся стройки, но подпорченное страхом нутро Неррика не давало ему сосредоточиться.

И всё же, беспрестанно твердя себе о зарплате, упрямый бригадир вскоре один заволочил за собой по земле неподъёмную магическую установку, поскольку гнев уже давно перестал быть для обиженного на несправедливые приказы начальства строителя единственным стимулом, двигавшим сейчас его тело вперёд – ведь теперь им руководила ещё и жадность. Сплетаясь в клубок с безрассудной погоней за положенным признанием в глазах тех, кто посмел усомниться в его способностях, это чувство наживы буквально подмывало собой все страхи Неррика, сглаживая их острые углы, в то время как остальные его инстинкты прямо-таки вопили о том, что ему нужно было немедленно бежать из этого проклятого места, поскольку жизнь дороже, но бригадир уже давно научился не обращать внимания на такие детские позывы.

Отныне глаза Неррика больше ничего не видели перед собой, горя лишь теми ценностями, которые его всю жизнь приучали блюсти в воспитавшем и взрастившем его как личность высшем человеческом обществе, и от этого лицо бригадира становилось похожим на лицо ненасытного браконьера…

Подобной твари не должно было существовать в этом девственном лесу изначально, потому как для многих животных ночь здесь являлась настолько же благословенным временем, каким являлся и день – ведь оба эти периода кормили их всех с одного стола от заката до рассвета и наоборот. Однако интересы природы редко когда пересекались с потребностями человека, и потому чаще всего ей приходилось действовать вопреки выгоде людей.

Особенно когда дело касалось их ненасытности.

Следуя данному постулату, спустившиеся теперь на Неррика внезапный холод и ледяной ветер были куда сильнее, чем прежде. Закрутив несчастного на одном месте, они резко освободили его от волочившейся за ним грузной ноши, которую быстро отшвырнуло куда-то под откос, а затем природа сама явилось передним, проскользнув у самого носа незадачливого смертного, посмевшего со своими собратьями вызвать её гнев. Внезапно нога бригадира как будто приросла к лесной подстилке, отчего он тут же повалился ничком, точно куль с мукой, а по кустам прогулялась пара суровых посвистов.

– А-а-а-э! Агх-э!.. – неосознанно вскрикнул одержимый своими маниями и страстями Неррик и, вроде как, даже немного опомнился от таких жалких воплей, попытавшись высвободить ногу из мёртвой хватки самой земли, но тут неожиданно его руки нащупали что-то длинное и тонкое, торчавшее из носка сапога.

– У-хо-ди-и… – протянул вдруг сам лес, чем в первые секунды напугал бригадира чуть ли не до одури, но Неррик всё же довольно быстро снова пришёл в себя, решив, что то были всего лишь происки его ребят, оставшихся внизу и не желавших работать.

– Да?! А то что?! – гневно выкрикнул он в пустоту широкой лесной чащи, расстилавшейся перед ним, подобно тёмному занавесу, отделявшему его маленькую фигуру от мира первозданной ночи. – Всех вас зарплаты лишу за такие выходки, уроды! А теперь живо за работу! Установку сюда тащите!

Пытаясь подняться, но снова падая, Неррик лишь на секунду отогнал от себя свои страхи, исторгнув в воздух подобное нелепое высказывание, а когда же он наконец встал, то к его груди уже приближался неотвратимый рок, который был уготован для всех непрошеных гостей, тревожащих своими неуёмными беснованиями эту многовековую долину покоя и вечного круговорота жизни… где человеку от самой зари времён попросту больше не оставалось места.

[1] Самоходка – сокращённое просторечное выражение, употребляемое жителями Сентуса в обыденной речи для обозначения любой самоходной кареты.

инструменты рода Устенов

Глава 4

В лучистых зарослях этой странной затерянной пущи, как нигде больше на землях многострадального Сентуса и за его пределами, всё ещё чувствовалась настоящая жизнь. Казалось, что свет и цвет здесь сохранились от самых времён их истинного созидания, а форма реальности так гармонично переплеталась с легендами, что сквозь этот союз сюда проникали танцующие в кронах деревьев феи и дриады, похороненные на страницах рассказов диковинные звери и целые вереницы других животных, многие из которых уже давно покинули этот мир по причине воцарения в нём человека. Однако и то была лишь небольшая часть от общей картины постоянно менявшихся очертаний живого естества, воплощённого в древнем лесе, который рос, пока оставалась черна земля, дышал, пока над этой землёй кружил свежий летний воздух, и был готов защищать свою обитель так долго, как только могла позволить себе это делать последняя заповедная часть самой дремучей из всех первобытных обителей первозданной живой природы.

Свисающие с веток гигантские лианы и бродящие под их сенью золочёные фигуры тигров и пантер являли собой поистине завораживающее зрелище, в то время как витающий между деревьями аромат орхидей, томно поднимающийся на фоне зелёного, однако такого чужого для них хвойного леса, мог свести с ума любого из рода людей, кому по необъяснимой случайности удалось бы проникнуть сюда и оставить свой первый за всю историю существования подобного оазиса надежды след – но всё же такого пока ещё ни разу не происходило, и его границы оставались девственно чисты. Возможно, отчасти именно эта особенность и привлекала сюда последних представителей оставшихся видов животных, а также переносимые по ветру, воде и суше семена и споры вымирающих растений и грибов, некоторым из которых приходилось преодолевать значительное расстояние, чтобы все они навечно могли остаться здесь нетронутыми, укрывшись от злосчастной магии, день за днём разрушавшей их прежние места обитания, хотя на самом деле причина была не только в этом.

Несомненно, влекущей их сюда силой оставалось нечто неназываемое, чьё присутствие буквально пронизывало собой каждый холмик и каждый новый росток их благословенного пристанища, а именем этому служили небеса и скалы, камни долин и пороги рек, закатные всполохи и неизмеримая гладь ночного купола звёзд, отражающаяся в поверхности древних озёр и намытых дождём осенних луж, сменяющихся глубокой белизной зимы с её снегами, а затем в воспаряющих каплях наступающей весны и лета, год за годом произносивших это имя в несменном танце сезонов жизни и смерти, рождения и борьбы, а также страданий и радости, недоступных для понимания остальным живым расам инакомыслящих созданий, среди которых люди оставались самыми первыми… но далеко не единственными творениями отмеренного им всем общего бытия.

– …Его время пришло. Ты не имел права спасать его из того поединка с астаритом. И не можешь так просто взять и поменять условия нашего с ним соглашения, Хранитель, – продолжал бормотать задорного вида низкорослый человечек с большими глазами и странной формы заострёнными ушами, которые выглядывали из-под вычищенного до блеска шлема с кожаной окантовкой. Края этой окантовки были обрамлены затейливым тиснёным узором, а из двух продольных цилиндриков, приделанных к шлему по бокам, маленькие ручки этого существа соорудили некое подобие основы для целого ряда полукруглых спиц, закрепленных между ними, чтобы служить «насестом» для ещё большего количества всяких блестящих штучек, монет и даже более мелких предметов, таких как крючки, поскребки и кольца. Каждый раз, когда человечек двигал своей головой, переминаясь на месте, они мелодично потренькивали, но потом снова замирали, словно бы их хозяин нарочно заставлял эти вещицы звучать только в паузах между своими словами.

В ответ же на само присутствие такого необычного гостя, который находился в отмеченном стоячими камнями центре заповедной поляны, еле доносившиеся сквозь листву ближайших крон порывы тёплого ветра, каким-то чудом пробивавшиеся сюда со всего леса, казалось, сами собой складывались в только ему понятные фразы гномьего языка, давно забытого для любого обитателя поверхности и почти утерянного даже для самих гномов… но не для того, кто когда-то жил рядом с ними под одним солнцем и небом, многие сотни лет назад.

– Сам ты должен понимать, – роптал на человечка ветер, и листва вторила ему, – что нет больше эльфов на этом свете… – А небо заканчивало за них обоих: – Потому я и спас его… ведь он единственный, кому по силам…

– Да знаю я, знаю, Постоянство тебя закляни, знаю! – продолжал тем временем раззадориваться гном, который, казалось, нисколько не обижался на своего незримого собеседника, поскольку обижаться, по сути, ему было и не на кого. Поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, его необыкновенно большие, выпученные глаза ловили вокруг лишь тени и шорохи, создаваемые лесом, и если бы за этой картиной сейчас наблюдал хоть кто-то ещё, то ему бы наверняка показалось, что маленький человечек просто разговаривает сам с собой, однако это было далеко не так.

– Тогда зачем ты пришёл за ним… так далеко в мои владения? – ворошил лесную подстилку ветер, тихо перекликаясь с колосящимися травами, пригибавшимися за ним волной стройного эха. – Зачем?.. Зачем?.. Зачем?..

– Ты должен был почувствовать зачем, – требовательно лопотал гном. – На существование самого этого человека мне наплевать. Для нас, изгнанного народа, оно так же связано с его людским семейством, как и прочие сущности старого мира, в котором теперь правит только их магия. Но его выкованный из небесной стали инструмент… это произведение искусства! Я понимаю, что его нынешний владелец неразрывно связан с этим предметом единой цепью поколений. И хотя мне всё-таки удалось вплести в неё и своё звено тоже, когда его отец продал мне его… Но я не могу просто так забрать этот предмет. По крайней мере до тех пор пока ты поддерживаешь в этом человеке жизнь своим животворным дыханием. Пойми, у нас с ним было заключено общее соглашение! И основано оно было на оставшемся времени его существования в этом мире. На Постоянстве устройства этого мира, Хранитель! А это уже, как ты знаешь, гномья прерогатива…

– Ваше соглашение… не стоит всего того, что грозит… дикой природе этого мира… опустошаемой под гнётом людей… если я не найду себе достойного преемника… который уберёг бы то, что вскоре останется от леса… когда меня не станет… – журчал у ног маленького человечка голосистый ручеёк, уносясь прочь и отдаваясь в огромных камнях, выставленных вокруг гнома вертикальными колоннами священного для когда-то живших здесь последних эльфийских народов календаря летнего и зимнего небесного полукруга.

– Всё равно это не аргумент, и ты не вправе был вмешиваться! – всё так же упрямо стоял на своём маленький человечек, который, казалось, вообще не обращал особого внимания на то, КАКИМ образом общалась с ним окружившая его неведомая сила, равно как и на приводимые ей аргументы. Хотя всё же в его собственных манерах читалось некое уважение, поскольку за всё то время, что они разговаривали, он ни разу не позволил себе схитрить или вести себя слишком высокопарно – а ведь именно так он обычно и вёл себя на дорогах, до последнего торгуясь там со всяким прохожим людом, лишь бы очистить их карманы от оставшихся медяков.

– Коротка жизнь людей-й… – заунывно тянули листья ближайшего ясеня, раскинувшего у самого края восточной части поляны свои гигантские ветви чуть ли не до неба. – Но это не их вина… А их удел… Ниспосланный циклом бытия… Как цена за их возможности… – продолжила его томную речь сама земля, и в ту же секунду её тёмные недра слегка задрожали и раздвинулись, образовав прямо под тем местом, где стоял гном, небольшой холмик. Этот холмик тут же заставил маленького человечка споткнуться, когда он прямо-таки почувствовал сквозь тонкие подошвы своих аккуратно сшитых полусапог, что мягкая лесная подстилка под ними вдруг стала превращаться во что-то твёрдое и гладкое. Взглянув себе под ноги ещё раз, озадаченный гном неожиданно наткнулся глазами на оголённые кости, белевшие из-под земли своими гладкими мерзкими черепками, отчего сразу же и повалился назад от ужаса, поскольку быстро узнал, кому они принадлежали.

– Для каждой букашки… время течёт по разному… И тем не менее смерть – это ваш общий рок, – заключили над его головой проплывавшие у самого солнца невообразимо высокие облака, словно то были невидимые вершители суда над всем, что творилось у них на глазах за последние миллионы лет, однако для гнома этот голос доносил лишь очевидные вещи, и потому он тотчас же быстренько поднялся с ног и отряхнулся.

– Ты же знаешь, что мы не люди, – снова зазвучал его торопливый голос. – Ещё до того, как первый из их рода ступил на поверхность этих некогда благословенных земель мы уже иначе относились и к жизни, и к смерти. Хотя, конечно, я всё же не могу не признать твою правоту, Хранитель: ведь, в отличие от тебя, мы все – и вправду смертные. А некоторые из наземных существ – смертные окончательно, так сказать. Как, например, те животные, что уже никогда не доберутся до хранимых тобой заповедных чащоб в глубине этого леса. И как те бедные эльфы, которым принадлежали когда-то эти кости… В общем, вот почему ты сам должен понимать, что твоё вмешательство – противоестественно. А Постоянство вечно. Дай ему умереть, Хранитель. Дай ему умереть.

– Его у-ме-ни-е… – прошуршали вдруг несколько пар лап огромных волков, пронёсшихся где-то невдалеке от поляны. – …Полученное от искры… самого первого его предка… – продолжили за них птицы, чирикавшие на ветвях неподалёку и носившиеся быстрыми стайками между ними, – сумевшего изготовить такое… Оно же тоже вечно… разве нет?.. – И, словно набиравший силы круговорот фраз, подобные звуки стали всё больше и больше окружать маленького человечка, стоявшего посреди поляны, прорываясь уже отовсюду: – Раздуваемая с каждым поколением… эта специальность… эта искусность… в обращении с-одним-и-тем же инструментом… принадлежащая не зверю, но-созданная-лишь по воле человека… пережила их всех… И в конце-концов-явила на свет того, кто одним-своим усердием одним-своим старанием… и ничем более… пробил стены их прежних-родовых-возможностей-проломил врата забвения-и преодолел отпущенный ему земной удел-заслужив-тем-самым право… выжить… став кем-то иным-если на то будет его воля…

– И что же говорит его «воля»? – недоверчиво и презрительно поинтересовался у этих звуков гном.

– О-о-о!.. – треснул маленький камушек у его ног, и тут же на поляне воцарилась тишина… После чего одновременно застрекотали все насекомые в траве и забегали все мелкие зверьки вокруг: – Он неимоверно, несомненно, неукоснительно… хочет… жить!.. Он хочет мести!!!

…Но поскольку его сущность больше не обременена законами его порочной стаи… Она стала больше… Она вырвалась из них… И пришло время для поворота… этого цикла… – завершили камни на поляне. – Ведь я уже истощён… И больше не я… а он… и его наследство… едины… во мне… и произрастая из согласия… со мной… скоро станут… мной… опять.

– А как же предмет нашего соглашения, из-за которого я здесь? Как же их фамильное произведение искусства? Которое я, прошу снова заметить, абсолютно честно выторговал у его отца за год то того, как последние его сородичи погибли в том внезапном нападении астаритов на их деревню?.. – не унимался в создававшемся шуме стрекочущих коготков и гуле сотен жёстких крыльев, трепетавших в воздухе, строптивый голос маленького человечка, который теперь всё больше тонул в этих звуках, становясь, скорее, их общей частью. – Ведь этот лук, выкованный из небесной стали первым Устеном… он нужен был ему только для этой самой мести. И что же: теперь он тоже сольётся с тобой в единую сущность?.. А, Хранитель?!..

– Лук?.. – звякнул вдруг проблеск ручейка. – Так вот как это называется… – Лу-ук… – и как будто по одной команде все насекомые вокруг него разом вспорхнули, после чего вознеслись единой стаей прямо к небесам. – Эта вещь… не из нашего мира… Она чужда мне… – сухо прошипел ветер. — Но принадлежала этому человеку… даже раньше, чем он родился… Поэтому связь их… иная… И она несравнимо выше, чем даже тот метал-л-л… – на этой фразе гному неожиданно послышалось, как его родные месторождения запрятанных глубоко под землёй и находящиеся сейчас во владении дварфов драгоценных металлов тихонько откликнулись на «слова» Хранителя, – …которым ты… распоряжаешься. Твоё постоянство… – снова продолжил ветер, – против его связи поколений… ничто.

Услышав такое святотатство, маленький человечек недовольно поморщился и ещё больше надвинул на лоб свой золочёный шлем, чтобы Хранитель не понял насколько они его задели. Однако не проронил ни слова.

– …Он больше не человек… – продолжили глухо звучать камни вокруг него. – И ты не сможешь призвать эту вещь к себе… своими врождёнными силами… основываясь на прошлом соглашении между вами… Однако я… до поры стану судьёй… в вашем деле… И когда придёт время… он сам отдаст тебе этот… — Лу-ук, – снова подсказал камням ручеёк, – поскольку вещь та… станет больше… ему не нужна… – И тогда закон постоянства… – присоединился к ним ещё и голос колышимых ветром цветов на поляне, – будет наконец соблюдён.

– Хм-м… Если таково твоё окончательное решение… Но, право, как-то странно даже! Я столько лет собирал те золотые и серебряные монеты, что он оставлял мне как обещанную по нашему соглашению плату… Обшаривал многие тайники, о которых знали только мы двое… Но всё равно не набрал установленную мной первоначальную цену выкупа за этот лук целиком! До сих пор этот человек остаётся должен мне немалую сумму. Хотя курс в этой ненормальной стране ползёт вверх как проклятый. Хвала Постоянству, что мы договаривались на серебро или золото… Послушай, Хранитель, а ты уверен, что он так просто расстанется с ним, даже когда окончательно займёт твоё место? – насупившись, задал ему свой последний вопрос низкорослый человечек, слегка поёжившись от роящихся у него в голове неуверенных мыслей. – Ведь если до этого момента с ним снова что-то случится и он, поддавшись человеческим страстям, отринет свою связь с природным…

– Не отринет!.. – чётко и ясно разнеслось вдруг у гнома над ухом, когда тот завертел было головой из-за покидавших поляну ветров, которые стали легонько овевать его выглядывающие из под шлема кудрявые волосы, не давая их маленькому хозяину закончить свою фразу до конца. – Ведь это его путь…

Далеко-о… Далеко-о…

…Аж до самых бескрайних горизонтов всё тянулось и тянулось осеннее покрывало менявшего листву разноцветного живого леса, и казалось, что не будет ему в здешних пристанищах северных широт ни конца, ни излома.

Сезоны проходили за сезонами, порой занося с собой и лютую стужу, и буквально пропитанную жарой летнюю засуху, но в последние годы эта череда стала особенно неприятной, потому как старое время начало куда-то пропадать, а пришедшее ему на смену новое время очень резво меняло за собой весь лес в весьма непривычной для большинства его обитателей манере. Птицы и звери, как могли, конечно, приспосабливались к таким изменениям, но многие и погибали, разнося по округе гнилостный урожай последних лет, которого не бывало на этой древней земле уже очень долгое время. К тому же для грядущей осени неожиданно холодный сентябрь припас сначала тягучие дни непрерывных дождей, а затем ещё и холод. Следуя друг за другом, они в какой-то момент слишком резко посшибали с деревьев всю последнюю красоту, добавив к ним уж слишком ранние для начала этого сезона понурые, гнилые цвета, которые, несмотря на то, что лес всё ещё бушевал кое-где своими яркими красками, изрядно разбавили их до боли зимней серостью.

Однако, если говорить о природе в целом, то и такая ранняя перемена имела свои цикличные отметки на её первозданной шкале сезонных контуров. Тем более что для хищных птиц и разных падальщиков этого региона наступала отличная возможность полакомиться самыми слабыми и дряхлыми членами лесной братии, неспособными пережить ненастные времена или набить свои запасники семян вовремя.

И как неторопливо небесное колесо отмеряло свои каждодневные перекаты над тянущимися к нему размашисто-острыми верхушками первозданного леса, так же неторопливо старела и порастала мхом одинокая избушка, ютившаяся где-то под осенним пологом хвойных и лиственных чащоб, надёжно укрытая среди сухостоя и окруженная многими километрами заболоченных территорий. Томно и слабенько поблёскивал иногда за её деревянными ставнями одинокий вечерний огонёк, зажигавшийся стараниями неизвестного человека, жившего в ней вот уже целую вечность, а наутро хозяин тотчас же пропадал из неё, исчезая во мраке ближайших кустов и даже словно растворяясь в них, пока свет солнца не разгонял этот мрак окончательно. Но как ни странно, по прошествии стольких лет вокруг этого скромного убежища нельзя было найти ни единого следа, принадлежавшего ступне его загадочного обитальца, как будто тот вовсе не умел оставлять следов, но, возможно, виной тому была всего лишь мягкая, болотистая почва, заполнявшая всё вокруг своим топким мхом, росшим почти повсеместно, за исключением самых южных границ этой местности, где за полоской горизонта начинались невысокие холмы и скаты. К тому же, воспринимая это строение как часть леса, животные бродили здесь свободно, не боясь ни избушки, ни её скрытного хозяина. И всё же иногда что-то будто вспугивало их, после чего человек стремительно исчезал, порой не возвращаясь сюда очень долгое время, но в конце концов его непременный силуэт всегда оказывался на своём прежнем месте, стоило только в один из вечеров снова забрезжить в окне одинокому огоньку, пробивавшемуся из старенькой дровяной печки-самокладки, а самому хозяину блеснуть в свете выглянувшей луны своими такими же седыми, как её лучи, старческими волосами.

В подобный редкий момент можно было увидеть, что то был стройный, хотя уже и очень потрепанный годами, заросший старик, в оборванных лохмотьях, под которыми тем не менее проглядывало что-то вроде доспеха, а в руке или за спиной у него всегда покоился какой-то странный, но весьма искусно сработанный составной лук – что всё вместе делало его скорее похожим на какого-то война древности, неизвестно как оказавшегося в современном, развитом посредством магического прогресса человеческом обществе. Однако поскольку он жил в лесу один, то данное обстоятельство, по сути, совершенно не играло никакой роли, ведь здесь вокруг не было ни единой души, чтобы судить об этом. Проходя мимо своего самодельного, хотя и довольно сложно устроенного верстака для изготовления и подгонки стрел, этот старик всегда осторожно прикасался к нему, поглаживая гладкую столешницу рукой. После чего, шагнув к размещавшейся рядом поленнице, брал с собой небольшую охапку дров и, минуя изрубленную колоду, осторожно заносил свою ношу на порог дома, неизменно оставляя часть дров в прихожей, прямо напротив деревянной бадьи.

Отмеряя шагами трескучие доски подгнивавшего по краям сенного пола, человек легко ориентировался в полной темноте своего жилища, а когда за ним закрывалась и вторая дверь, ведущая в светлицу, то практически молниеносно в его глазах вспыхивал какой-то странный голубоватый огонь, от которого тут же занимался и камин, и все масляные лампы вокруг, даже если в них уже давно не было и намёка на топливо. Благодаря этому сложенная из брёвен добротная комнатушка моментально преображалась, а седой старец неспешно следовал до печки и, осторожно подложив дрова к невесть как горевшей пустой топке, степенно присаживался затем на свой деревянный стул за массивным столом, стоявшим напротив одинокого спального места рядом с окном, и тихо принимался за скромный ужин.

Однако, несмотря ни на что, даже в самых повседневных его повадках внимательный взгляд мог всегда отметить и былую стать, и молодецкую удаль, что когда-то составляли саму соль этого человека и до сих пор оставались значительной частью его увядающей жизни, но побеждающую его тело старость было всё же не обмануть – ибо даже самый стойкий зверь в летах оставался уже не так смел и отважен, приобретая больше осторожности и отрешенности. Эта же понурость читалась и в редких проблесках некогда ясного взора хозяина избушки, а также в его скованных ранним артритом суховатых пальцах рук и немного сгорбленной походке, хотя в остальном этот «старик» практически во всём превосходил своих куда более подряхлевших сверстников из городов. Не говоря уж о том, что мог дать фору практически любому из них, когда дело касалось стойкости и терпения, вместо того чтобы весь день ныть о своих болячках или не знать, чем себя занять. Вдобавок, судя по тому, сколько лет он уже управлялся здесь со всеми делами один, нечего было и говорить о том, что носимый им с собой повсюду крайне необычный лук оставался простым украшением или всего лишь памятью о прожитых годах. Хотя помимо этого возможности его оружия оставались вполне себе заурядными и даже отсталыми по меркам наступившего века, целиком зависящего от магических технологий. Но тем не менее, несмотря на то, что сам владелец лука практически никогда не пользовался магией – или, во всяком случае, тем, что имелось в виду под этим словом в нынешнем понимании – было всё же кое-что ещё, без сомнения, крайне отталкивающее в этом почтенном старце.

Проносясь сквозь лета, его испещрённое морщинами и былыми шрамами лицо всё чаще становилось похоже, скорее, на маску, а порой, застигнутое врасплох ярким дневным светом, казалось точно свинцовым или каменным, подёрнутое непонятной дымкой безмолвного бытия, живущего в такт с окружавшим старика холодным северным лесом, и уже одно это делало его до ужаса странным для любого представителя практически всех известных в мире людских общин, будь то даже самое удалённое от современных развитых стран дикое островитянское племя.

И, разумеется, было совершенно ясно, что подобный образ жизни, который уже невесть сколько лет вёл здесь, в глуши, этот охотник, оставалось очень трудно классифицировать и уж тем более принять с точки зрения неукоснительно точной постановки закона во всеуточняющемся праве нового жилищного постулата Сентуса, который ясно запрещал строить или заселять что-либо на государственных землях королевства, если сама постройка или те земли, на которых она стояла, не были куплены у государства за баснословные для любого местного обывателя деньги. А такими землями считались отныне абсолютно все: как заселённые, так и нехоженые просторы этой необъятной страны, вплоть до самых её границ с другими империями или новомодным союзом демократических государств, если говорить о Гилии, колонии которого, казалось, распадались теперь абсолютно везде, и в первую очередь в самых далёких странах, таких как Сунгхи, Бакамба или Ванкарат.

Однако, с другой стороны, здравый смысл подсказывал, что подобная ситуация была настолько уникальной, что практически не признавала за собой никаких аналогов – ведь жить одному в таком возрасте представлялось весьма нелёгким испытаниям, даже находясь где-нибудь в пределах городов или в деревне… Не говоря уж о диком, нехоженом крае северных лесов, где никто и никогда не услышал бы твоих стонов и криков, попади ты в беду, а пища и кров напрямую зависели от твоего здоровья, поскольку вполне себе небольшая простуда уже могла свести в гроб любого, кто не был готов к ней заранее.

Но, несмотря ни на что, по какой-то необъяснимой удаче старику до сих пор удавалось ловко протянуть здесь не один десяток лет. И хотя столь тяжкое существование уже само по себе казалось почти невозможным для разума многих (если не сказать всех) отважных первопроходцев, кто хотя бы раз в жизни задумывался над этим, мечтая о путешествиях и описаниях всего того, что ещё не было подвластно прогрессу, поскольку находилось за пределами осваиваемых земель северных границ королевства – один лишь сей факт уже давал этому странному человеку неоспоримое право заниматься здесь любыми делами на своё усмотрение. Ну а что за дела могли оставаться у человека в старости, когда всё уже давно быльём поросло?..

Вода да еда, насущные хлопоты, да вечно подгнивающая кровля на крыше, нехитрый быт после долгих приготовлений – вот, пожалуй, и весь список того, что составляло его каждодневную рутину, поскольку остальное время старый лучник непременно отсутствовал где-то в лесу, и ничто не могло больше возжечь в нём того былого, но уже порядком истлевшего чувства пережитых когда-то дней славной охоты, в которой решалась тогда его дальнейшая судьба, как человека, имевшего в жизни последнюю цель… и всё же упустившего её.

А затем, подобно неясному очертанию памяти, это чувство уже само выпорхнуло из стариковских воспоминаний, как птичка, и в оставшиеся уходящие дни его прошлой жизни улетело вместе с другими своими собратьями на далёкий берег несбывшихся надежд и глупых мечтаний.

…Однако за последние годы все те изменения, что так неожиданно стали вдруг происходить с местной растительностью, волей-неволей привлекли и его внимание тоже, поэтому в течение трёх последних лет нелюдимый старик стал всё чаще наведываться за пределы своих уединённых владений, как всегда, летая на крыльях ветра во все концы окрестного леса, пока однажды не обнаружил, что большая часть этих изменений проистекала от его южных границ. В этих местах благородный и высокий лес постепенно превращался в одни сплошные и просто жутко покорёженные торчки, оставшиеся от прежних деревьев, которые не шли ни в какое сравнение с тем узорчатым зеркалом, что столько лет отражало само себя вместе с солнцем и небом практически повсеместно, когда старый лучник в последний раз проходил здесь. В добавок распространение данной неведомой болезни, затрагивала собою не отдельные островки леса, а все его пущи целиком, и потому вскоре, запасшись напоследок кое-какими припасами, бородатый отшельник решил продолжить своё путешествие на юг, попутно выясняя, в чём состояла главная причина окутавшей его эпидемии.