Наваждение бесплатное чтение

Дэвид Линдсей
Наваждение

И вдруг!

Это словечко «и вдруг» подобно апельсиновой корке на дороге бегущих ног.

И вдруг!

Мы всегда планируем будущее на час, день, месяц, год.

И вдруг!

Это в нашей крови — думать о будущих поступках. Собираемся продвинуться по службе, взять сердце женщины правильной осадой и жениться… через годик, другой.

И вдруг!

Чужая, интересная, потаенно жестокая вселенная вторгается в нашу психику и в наши планы. Называть ее можно как угодно: четвертое измерение, параллельная вселенная — это дела не меняет.

И сомнение, как свежий северный ветер, врывается в наше сознание: правда ли, что жить хорошо, а умереть — плохо?

ГЛАВА I
Маршел возвращается из Америки

Во второй половине августа Маршел Стоукс отправился в Нью-Йорк по делам о наследстве недавно умершего брата своей будущей супруги. Занятый, деловой человек, представитель страховой компании Ллойда, он с большим трудом нашел для этого время — а на поездку потребовалось более двух недель, — но другого выхода не было. Его невеста, мисс Ломент, не имела в Америке никаких связей: круг ее родственников ограничивался овдовевшей тетушкой, вместе с которой она и жила. Естественно, леди не могли сами отправиться за океан, где пришлось бы изучать конторские книги, беседовать с адвокатами, рассматривать иски и т. п., — ни одна из них не обладала соответствующим опытом. Заняться этим, следовательно, предстояло Маршелу. Разумеется, в такой краткий срок он был не в состоянии полностью закончить дело, тем не менее довел его до завершающей стадии и поручил фирме с хорошей репутацией действовать от лица мисс Ломент. Наследство оценивалось в сорок тысяч долларов.

Когда в середине сентября он вернулся в Лондон, выяснилось, что дамы уехали в Брайтон: миссис Mvp, тетушка, по-видимому, неважно себя чувствовала. Маленькая надушенная записка от Изабеллы призывала его присоединиться к ним. Маршел не мог сразу же уехать из города, но через два дня, в пятницу, после полудня, бросил работу, сел за руль и направился в Брайтон на уик-энд. Погода была чудесная, настроение — отличное, и, проезжая пригородные районы Сассекса, усеянные мерцающими в сентябрьской дымке сине-лиловыми цветами, он думал, что никогда еще не видел ничего столь прекрасного. Сияло солнце, и дул свежий, бодрящий ветерок.

Тем же вечером он ужинал с Изабеллой и миссис Мур в ресторане отеля «Гонди». Пожалуй, ни та, ни другая леди не привлекала к себе столько внимания, сколько сам Маршел. Представительный и мощный, он был великолепен в своем вечернем костюме. Его румяное лицо, с которого еще не сошел океанский загар, располагало добродушной, жизнерадостной флегмой. Даже руки, красные и крупные, однако хорошей формы, выделяли его среди других мужчин. Изабелла время от времени с удовольствием посматривала на него и украдкой улыбалась. Говорил в основном Маршел. Оставив дела на потом, за ужином он развлекал дам своими впечатлениями о Соединенных Штатах, и благодаря свободному употреблению новейшего сленга его рассказы приобретали особую пикантность. Племянница с тетушкой прекрасно знали Америку, однако тактично умалчивали об этом.

По случаю смерти брата Изабелла была в черном. Покрой платья, в согласии с последней модой, отличался глубоким вырезом на ее полной груди и еще более глубоким на спине. Внешности весьма обыкновенной, на первый взгляд довольно привлекательная двадцатипятилетняя девушка, не более того. Широкие скулы и низковатый лоб придавали лицу несколько чувственное выражение, а тусклая кожа под слоем пудры казалась неестественно бледной. Вообще, ее лицо оставляло впечатление спокойствия, даже неподвижности, но внезапно мелькнувшая улыбка или чувство мгновенно прогоняли эту маску. Глубокие серо-черные глаза — обычно скучающие и отсутствующие — иногда сужались, и тогда острый, проницательный взгляд поражал неожиданностью. Волосы, длинные и нежные, были пепельными. Невысокая и, по современным представлениям о красоте, со слишком, пожалуй, широкими бедрами, она тем не менее производила элегантное впечатление. У нее была изящная походка, руки и ноги маленькие, что называется, аристократические. Украшения предпочитала она неброские.

Она командовала всеми своими друзьями, а двое или трое самых близких просто обожали ее. Более того, в каком бы обществе она ни оказалась, не прилагая никаких усилий, к концу вечера неизменно добивалась успеха и становилась центром внимания не только мужчин, но и женщин. Не склонная к стеснительности и застенчивости, всегда спокойная и немного скучающая, она очаровывала самой силой своего молчания, под которым — абсолютно ясно — отнюдь не таилась глупость. Прежде чем на ее горизонте появился Маршел, она уже отклонила три брачных предложения. Стоит отметить, что все предлагавшие руку и сердце были намного старше ее.

У Изабеллы была странная привычка: она постоянно — несомненно, бессознательно — занималась собой: то и дело перебирала волосы, разглаживала юбку, поправляла пояс, вертела ожерелье или браслет. Причина, однако, крылась не в кокетстве, а в некоторой нервной раздражительности. Миссис Мур частенько выговаривала ей — ведь при потворстве дурная привычка может укорениться. Изабелла тотчас же прекращала свои манипуляции, но вскорости начинала опять. Странно, тем не менее очень многим мужчинам нравилось наблюдать за ее игрой со своим туалетом. Изабелле это было хорошо известно и всегда возмущало ее.

Миссис Мур, ее тетушке, недавно пошел шестидесятый год. Она, как мы сказали, осталась вдовой. Муж, мелкий биржевой маклер, во время каучукового бума скопил приличное состояние, после его смерти в 1911 году в целости и сохранности перешедшее к ней. Благодаря удачным биржевым операциям она с тех пор существенно приумножила капитал и теперь считалась богатой женщиной. Младший брат миссис Мур, отец Изабеллы, умер примерно в то же время, когда и ее муж. Вдовец, он кроме Изабеллы имел еще одного сына, того самого, который недавно скончался в Нью-Йорке. После смерти отца Изабелла, в ту пору шестнадцати лет, попала под опеку миссис Энн Мур. Ее сразу же — отчасти против воли — забрали из школы, и две женщины начали совместное кочевое существование с бесконечными переездами из отеля в отель во всех странах света. Со временем Изабелла полюбила эту свободную жизнь. Да и выбора не было: собственных средств не хватало и она зависела от причуд своей тетушки. Остается лишь добавить, что Изабелла постоянно тиранила пожилую женщину и последняя не только не противилась ей, но даже считала такие отношения вполне естественными.

Миссис Мур — особа невысокого роста, с хорошей, хотя и довольно жесткой осанкой — отличалась весьма развитым чувством собственного достоинства. Словно высеченное из желтого мрамора, лицо миссис Мур — решительное и строгое — лишь изредка освещалось улыбкой. Годы не сказались на ее физических и умственных кондициях и вполне удовлетворительном здоровье. Одеваться она не умела, поэтому ее гардеробом ведала Изабелла, а что и когда надевать, советовала служанка. Она была, в сущности, из тех эксцентричных женщин, которым следовало бы родиться мужчинами. И вкусы, и сфера интересов у нее преобладали мужские. Миссис Мур понимала, например, куда вложить деньги, дабы получить наибольшую прибыль, как покупать и продавать землю и как наилучшим образом обставить дом. Но она совершенно не умела польстить мужчинам, изящно вести пустую беседу, вовремя поинтересоваться мелкими домашними заботами другой женщины или произвести впечатление на представителей высшего общества. Не признавая авторитетов, она была достаточно горда, чтобы в любом обществе говорить что думает. Вполне естественно, знакомые и друзья, относясь к ней с большим уважением, несколько побаивались ее и так, по существу, и не приняли в свой круг. Роковое одиночество порой тяготило, и тогда она находила утешение в музыке. Любила классику, особенно Бетховена, но история музыки для нее заканчивалась Брамсом. Случалось, неделями не открывала рояля, а потом, охваченная внезапной страстной тоской, садилась и играла часами. Ее исполнение — самоуверенное и не очень деликатное — отличалось, однако, известной экспрессией.

Обе женщины обожали друг друга, хотя и не имели особой охоты демонстрировать свои чувства. Тем не менее разность темпераментов провоцировала частые ссоры. Когда это случалось, тетушка обычно наступала весьма решительно и энергично, а Изабелла, напротив, становилась угрюмой, мстительной, подолгу молчала и с трудом успокаивалась.

После ужина все трое отправились на второй этаж, в апартаменты миссис Мур. Официант принес кофе и шартрез. Комната была выбрана удачно и отличалась от прочих множеством ваз с бледными хризантемами, искусно расставленных Изабеллой. Она, надо заметить, очень любила это занятие. Было прохладно, и в камине слабо горел огонь. Они сдвинули кресла к очагу и образовали полукруг, Изабелла — посередине. Протянув руку к каминной полке, она взяла из коробки две сигареты: для Маршела и для себя. Миссис Мур курила редко.

Поговорили о делах. Маршел подробно рассказал о хлопотах по наследству: что уже сделано и что еще осталось сделать за океаном.

— Во всяком случае, — подвела итог миссис Мур, — основные проблемы, кажется, решены. Теперь Изабелла наверняка получит свои деньги?

— О, наверняка. Разве что придется несколько месяцев подождать.

Изабелла отпила глоток кофе и задумчиво посмотрела на огонь.

— Не сомневаюсь, Изабелла, когда все уладится, ты найдешь куда потратить эти деньги.

— О, оставим сантименты, тетя: не пойду же я к Маршелу с пустыми руками.

Маршел и миссис Мур одновременно запротестовали.

— Не стоит возмущаться, — спокойно возразила Изабелла. — Сплошь и рядом, разумеется, именно так и поступают, а почему, собственно, я должна следовать подобному обычаю? Разве женщине обязательно садиться мужу на шею? Такая ситуация просто превращает ее в своего рода собственность. И это еще не самое худшее…

— Очень хорошо, дитя мое, ты поступишь как сочтешь нужным, только попусту не волнуйся.

— Изабелла права, — сказал Маршел. — В ее доводах есть изрядная доля здравого смысла. Она хочет чувствовать себя независимой. Естественно. Я не одарен богатым воображением, но вполне могу представить, как, должно быть, неприятно поддерживать с мужчиной хорошие отношения — особенно когда не чувствуешь к нему никакого расположения — исключительно из-за его кошелька.

— Я имела в виду не столько мое отношение к вам, сколько ваше ко мне, — заметила Изабелла.

— Помилуйте, это безусловно лишено всяких оснований! Располагаете вы собственными средствами или нет, вряд ли мои чувства к вам изменятся. Почему вы так говорите?

— О, я совсем о другом, — ответила Изабелла. — Я, право же, подразумеваю не тиранию или жестокость. Просто, полагаю, ваше отношение ко мне может бессознательно измениться — и чаще всего потом уже ничего не вернешь. Сама мысль, что я всецело завишу от вас, может вынудить вас быть добрее и обращаться со мною по-рыцарски. И такое унижение может длиться всю жизнь! Я никогда не буду уверена, берет в вас верх доброта или просто жалость.

— Вздор! — воскликнул Маршел. — Вы излишне щепетильны, между мужем и женой такого не бывает.

— Жаждать любви, а довольствоваться симпатией? Это невыносимо, — сказала она спокойно, даже холодно.

— Вы, девушки, все одинаковы, — рассердилась миссис Мур. — У вас в мозгах крепко сидит одно словечко — «любовь». Уверяю тебя, большинство замужних женщин очень благодарны, когда их порой одаряют симпатией. Всем известно, какова любовь без симпатии.

— Ну и какова же?

— Чистый, жестокий эгоизм, моя дорогая. Если именно этого жаждет твое сердце, тем хуже для тебя.

— Возможно, именно это меня и прельщает, не важно. Говорят, в каждой женщине есть что-то первобытное. Не исключено, я всегда буду готова продаться тому, кто заплатит большей любовью… Так что будьте осмотрительны, Маршел.

— К счастью, мы оба хорошо знаем тебя… — сухо констатировала миссис Мур.

— Ну, насчет того, знаете ли вы меня… — Изабелла принялась теребить кружево корсажа.

— А что, собственно, тут знать? Девушки порой чрезвычайно загадочны для молодых людей, но не для пожилых женщин, моя дорогая. В последнее время ты слишком увлекалась русской литературой.

Племянница натянуто рассмеялась.

— Если все девушки столь безнадежно похожи, в чем же тогда наследственные черты?

— Надеюсь, ты не утверждаешь, что у тебя больше предков, чем у других людей? С чего это вдруг ты решила казаться непостижимой, дитя мое?

Маршел счел, что самое время прервать пикировку, грозившую неприятностями.

— Поговорим о чем-нибудь другом. Миссис Мур, вы еще не подыскали дом?

— Пока нет. А почему вы спросили?

— Не устроит ли вас Сассекс?

Прежде чем тетушка успела ответить, Изабелла, стремясь сгладить впечатление, произведенное ее запальчивыми словами, с дружеской улыбкой повернулась к Маршелу.

— Вы слышали о чем-то стоящем? Где именно в Сассексе?

— Недалеко от Стайнинга.

— Туда можно добраться из Уэртинга, не так ли?

— На автомобиле туда можно добраться откуда угодно. Это недалеко от Брайтона.

— Расскажите, пожалуйста, подробнее. Что за дом?

— Позволь, Изабелла! — нетерпеливо вмешалась миссис Мур. — Там большое имение, Маршел? Как вы узнали о нем?

— Поместье эпохи Елизаветы. Две сотни акров земли, в основном занятой строевым лесом. Старая часть здания еще тринадцатого века. Я случайно встретил владельца.

— А цена?

— Он отказался назвать цену экспромтом. Вообще-то, он не горит желанием во что бы то ни стало продать дом. В Сан-Франциско недавно умерла его жена. Воспользовавшись случайной встречей, я поинтересовался, не собирается ли он продать поместье. Он еще ничего не решил, но мне кажется, за хорошую цену… Само собой разумеется, если поместье вообще вам понравится.

— Бедняга! По крайней мере, надеюсь, он… Кстати, а сколько ему лет?

— Он сказал, пятьдесят восемь. Занимался торговлей цветными металлами в Бирмингеме. Мистер Джадж — вы случайно его не знаете?

— Знаем мы его, Изабелла?

— Нет.

— Вполне приличный господин. В Ранхилл Корт они с женой прожили восемь лет, так что все вроде бы в порядке.

— Поместье называется Ранхилл?

— Да. По его словам, исторически название восходит к древнесаксонскому «рун-хилл».^[1] Руны — это письмена, предназначенные для защиты от троллей и всяких наваждений. Впрочем, по-моему, это вас не особенно интересует. Главное же, из его рассказов я понял: дом вполне современный. Он не жалел сил и средств на всевозможные удобства — электрический свет и прочее… Ну как, есть желание заняться этим?

Миссис Мур села поглубже в кресло, что было признаком нерешительности. Изабелла изящно затянулась сигаретой.

— Поместье елизаветинской эпохи, — произнесла она задумчиво. — Неплохо звучит. Нет ли там фамильного привидения?

— А вы непременно этого хотите?

— В любом случае, дитя мое, тебе не придется долго там жить, — авторитетно заявила миссис Мур. — Если, конечно, вы с Маршелом за моей спиной не изменили своих планов.

— Мы, тетя, не конспираторы. Ведь договорились: все состоится в апреле.

— Тогда прошу тебя, позволь мне устроить собственные дела. Маршел, когда можно осмотреть дом?

— В любое время, полагаю. Дать вам городской адрес Джаджа?

— Да, пожалуйста.

Он написал адрес на листе из блокнота и передал миссис Мур. Изабелла внимательно посмотрела на него.

— А вы разве не поедете с нами?

— Говоря откровенно, не собирался. Но, естественно, если вы хотите…

— Мы хотим, — отчеканила миссис Мур. — Какой день вас устроит?

— Дайте сообразить, — он заколебался. — …Хорошо, раз мы все в сборе, почему бы не отправиться завтра утром? Отвезу вас на автомобиле. В такую чудесную погоду поездка за город, несомненно, доставит вам удовольствие.

Миссис Мур посмотрела на бумажку, которую ей передал Маршел.

— Ведь вы сказали, мистер Джадж в городе? Сумеем ли мы до завтрашнего утра получить разрешение на осмотр?

— Да, конечно… Дело в том, что разрешение у меня есть.

— Однако, дорогой Маршел, зачем же в таком случае вы вознамерились отправить меня на всякие утомительные розыски и переговоры с мистером Джаджем?

— Да, действительно, зачем? — нахмурилась Изабелла.

— Видите ли, это личное разрешение, я же не знал, что поеду вместе с вами.

Изабелла в недоумении взглянула на него.

— Вы… собирались поехать один, без нас?

— В общем-то, да. Я намеренно не упомянул об этом — речь идет о довольно конфиденциальном деле. Джадж просил моего мнения об одной из комнат…

— Мнение о комнате? Он что, собирается ее переустраивать?

— Не то чтобы переустраивать, насколько мне известно… Извините, Изабелла, я уже сказал, дело это конфиденциальное. Я дал слово и потому не могу рассказать вам подробнее… Тем не менее буду счастлив сопровождать вас.

Изабелла медленно погладила юбку — вперед и назад, — как бы оценивая ткань.

— Странно, однако. Итак, вы собираетесь скрыть от нас с тетей некую таинственную сделку?

— Я собираюсь сдержать слово.

— Проще говоря, интересы совершенно незнакомого человека для вас важнее наших? Я не дам и ломаного гроша за эту комнату, и меня абсолютно не волнует, что там собираются с ней делать, но меня, естественно, волнует…

— Полно, дитя мое…

— Что вы такое затеяли? Теперь я буду беспокоиться, не зная, что у вас на уме.

Миссис Мур сурово посмотрела на племянницу.

— Изабелла, попытайся рассудить здраво. Маршел дал слово, нельзя же его нарушить. И он совершенно прав, а тебе только бы устроить сцену. Скажите откровенно, Маршел, вы и в самом деле не против, чтобы мы поехали с вами?

— Ну разумеется, я очень рад… Вам удобно утром, в половине одиннадцатого?

— Вполне. Ну что ж, решено. Теперь идите вниз, а я почитаю. Маршел, мы не увидимся до утра, спокойной ночи!.. И вызовите, пожалуйста, служителя. Пусть уберут все эти вещи.

До прихода служителя она продолжала прямо и неподвижно сидеть в кресле, потом, однако, не стала читать, хотя именно таково было ее намерение, а, передумав в последний момент, села за фортепьяно. Разногласия и споры по пустякам всегда вызывали у нее неприятный осадок, освобождение от которого достигалось лишь в мире гармонии и высоких идеалов.

Молодые люди — Изабелла немного впереди — медленно спустились по лестнице.

— Не сыграть ли партию в бильярд? — неуверенно предложил Маршел.

— Как вам угодно.

Проходя мимо гостиной, они заметили, что дверь широко открыта; в комнате никого не было.

— Давайте зайдем, — сказала Изабелла.

Они вошли, и она закрыла дверь. Оба продолжали стоять.

— Могу я осведомиться, — начала Изабелла, и щеки ее порозовели, — намерены ли вы и дальше скрывать ваши конфиденциальные дела? Мне необходимо это знать.

— Дорогая Изабелла…

— Да или нет? — в голосе прозвучали зловещие нотки.

Маршел почувствовал, что все его будущее, похоже, всецело зависит от нескольких слов, которые он сейчас скажет этой опасной, рассудительной девушке в черном.

Он поразмыслил с минуту.

— Конечно, Изабелла, раз уж вы так воспринимаете это, я не собираюсь ничего скрывать. Да, я пообещал Джаджу хранить секрет, хотя, возможно, не имел права давать такого обещания. Я вполне понимаю, личные тайны не способствуют взаимодоверию между супругами.

— Вот и прекрасно. Не будем больше об этом говорить. Я рада. Значит, вы тоже полагаете, что разные мнения на этот счет ничего хорошего в будущем нам не сулят… Но что за соглашение все-таки у вас с тем человеком? Чего он хочет? Вы ведь его совсем не знаете, верно?

— О, совершенно верно.

— Тогда расскажите, я не проговорюсь.

— Хорошо. В конце концов, речь идет не о государственной тайне. Вот какое дело: в одной из комнат Ранхилла — в мансарде, именуемой, кстати, «Восточной комнатой», — с мистером Джаджем случались — или ему кажется, что случались, — удивительные вещи. Это было восемь лет назад, сразу после переезда в поместье, и, по-видимому, весьма беспокоит его до сих пор. По непонятной причине он вообразил, что я обладаю здравым смыслом, почему и попросил помочь ему разобраться. Я зачем-то согласился, только и всего.

— Но почему вы? Почему он выбрал именно вас?

— Я и в самом деле не знаю. Так закончилась наша дружеская беседа на корабле по пути из Америки. Мы обсуждали четвертое измерение и тому подобное.

— Что же, однако, за удивительные вещи случались с мистером Джаджем?

— Галлюцинации, на мой взгляд. По утрам в конце каждой недели в этой комнате на месте глухой стены вдруг появлялся ведущий наверх лестничный пролет. Он утверждает, что не только видел лестницу, но и поднимался по ней. И совершенно не помнит, что происходило наверху.

— Какая странная фантазия!

— В конце концов его жена заметила, что он ушел по этой лестнице. То есть она, конечно, не видела никакой лестницы, и все-таки он сильно перепугался. Запер комнату, и с того дня туда никто не входил. Поскольку жена умерла, он, видно, считает, что больше нет необходимости хранить тайну.

— Может, он немного не в себе?

— Вовсе нет… Ни в какой степени.

— И вы обещали помочь ему разобраться?

— А что, дорогая Изабелла, мне было делать? Не мог же я заявить ему прямо в лицо, что он лунатик. У меня не было выбора… Так или иначе, завтрашняя прогулка на автомобиле послужит искуплением поспешно данного мной слова.

— Итак, вы согласились просто из жалости?

— Нечто в этом роде.

— Это делает честь вашей деликатности… Я рада, что вы рассказали… Я должна знать все о ваших делах. Понимаете?

— Конечно.

Довольная, она ловко обняла его и подставила губы для поцелуя. Оба рассмеялись… Маршел, однако, по-прежнему испытывал некоторую неловкость. Когда наконец Изабелла выскользнула из его объятий — здесь явно было не место давать волю чувствам, — он внимательно посмотрел в ее напудренное лицо, в неподвижные загадочные глаза.

— Теперь, Изабелла, когда мы вдвоем, объясните же мне ваши слова насчет готовности продаться тому, кто заплатит большей любовью. Вы это серьезно или просто дразнили меня?

— Да, я не представляю себе жизнь без любви, — спокойно ответила Изабелла.

— Не спорю. Но, похоже, для вас любовь — нечто вроде варенья, которое можно зачерпнуть ложкой. А ведь любовь не существует сама по себе, отдельно от человека, которого любят. Вам же, кажется, безразлично, кого любить, лишь бы человек был более или менее сладок и приятен.

— Перестаньте. Во-первых, я все это говорила не ради того, чтобы вам досадить, и, во-вторых, симпатичен человек или нет — не имеет значения: я хочу совсем иного.

— Чего же тогда?

Изабелла ответила не сразу. Она слегка отвернулась и дотронулась тонкими белыми пальцами до кончиков волос.

— Не знаю… Любовь должна быть сильнее этого… Видите ли, одна девушка может удовольствоваться тихой привязанностью, а другой достаточно мутного сентиментального сиропчика. Все зависит от характера. У меня, я думаю, характер трагический.

— Надеюсь, что нет, — он озадаченно смотрел на нее. — …Изабелла, ответьте на один вопрос — вы случайно не находите нашу помолвку… ну, монотонной, что ли?

— О, нет.

— Вы уверены?

— Совершенно уверена. Хотя вопрос весьма странный.

Наблюдая за ее спокойной насмешливой улыбкой, Маршел внезапно занервничал.

— Мне кажется, вы прекрасно понимаете в святая святых вашего сердца, что можете делать со мной что угодно, и отсюда ваше высокомерие. Верно, мои слова неубедительны, а все-таки я готов всю жизнь бороться за ваше, Изабелла, хорошее мнение, чем, не прилагая усилий, довольствоваться преклонением любой другой женщины.

— Если это все, чего вы хотите, я всегда буду хорошего мнения о вас.

Кровь бросилась ему в лицо, и он сделал к ней шаг. Она ждала его с той же спокойной насмешливой улыбкой; в этот момент кто-то с шумом повернул дверную ручку. Оба в смущении отпрянули друг от друга.

— Не сыграть ли партию в бильярд? — как бы продолжая беседу, спросила Изабелла, одновременно оборачиваясь, чтобы взглянуть на двух входящих дам.

Маршел согласился, и они покинули гостиную.

ГЛАВА II
Поездка в Ранхилл Корт

В субботу утром, после завтрака, Маршел подогнал автомобиль. Он курил и прогуливался около машины, пока наконец в портике отеля не появились леди. Изабелла была в свободном длинном пальто в модную клетку и черной атласной шляпке с вуалью; как всегда, напудрена и довольно сильно надушена. Невысокая, всем своим видом выражающая решительность и строгость миссис Мур оделась просто и с достоинством. Выглядела она, разумеется, более представительно.

Критически оценивая автомобиль, Изабелла обошла его кругом. Маршел купил этот автомобиль два месяца назад, но доставку отложили до его возвращения из Америки.

— Кажется слишком изящным и хрупким, — заступился Маршел, — а на дороге — прямо-таки зверь.

Племянница и тетушка были в прекрасном настроении. Их радовала поездка на автомобиле и весьма интересовало предстоящее посещение поместья. Стояла теплая, безветренная погода — чудесный сентябрьский день. На безоблачном небе сияло солнце, и окутанное легкой дымкой море отражалось молочной белизной. Всюду толпились гуляющие, где-то в переулке на переносном органе играли популярную мелодию, люди выглядели бодро и беззаботно.

— Успеем ли мы вернуться к обеду? — строго осведомилась миссис Мур.

— Постараемся. Около пятнадцати миль туда и столько же обратно.

— Тогда поедем, не будем терять времени.

Усаживаясь вслед за миссис Мур на заднее сиденье, Изабелла слегка коснулась руки Маршела и одарила его благосклонной улыбкой. Щекотливая беседа вчерашнего вечера была забыта, и оба чувствовали, что помолвка — это прекрасно. И когда представитель Ллойда уселся за руль, его лицо порозовело от удовольствия.

Поехали. Изабелле нравилась легкость движения, мощность, плавность и бесшумность автомобиля. Чувственная по природе, она обожала любую форму комфорта и теперь наслаждалась роскошной ездой. Миссис Мур сидела очень прямо — настолько, насколько позволяли мягкие сиденья — и строго смотрела на толпы людей, редеющие по мере приближения к Хову.

Дорога шла через Портслейд и Шорхем и далее вверх по долине Эдара. Солнце уверенно набирало силу, и утренний туман незаметно рассеивался. Обдуваемые встречным ветром, они ехали то по солнцу, то в тени и снова по солнцу, и снова в тени. Первое радостное возбуждение Изабеллы прошло: она помрачнела, задумалась, встревоженная и печальная. Природа всегда действовала на нее так. Улицы, магазины, толпы людей — любые виды человеческой деятельности — позволяли ей забыться, а природа возвращала к собственным мыслям, к мучительной констатации пустоты и бесцельности ее жизни… Миссис Мур наблюдала за изменчивым ландшафтом с достоинством и серьезностью. Эти деревья, поля и луга, но более всего безлесные травянистые гряды меловых холмов вдалеке были для нее священны. Изабелла относилась к ее настроению с уважением и не пыталась завязать разговор.

Вскоре они приехали в Брембер и затем в Стайнинг, где Маршел остановился уточнить дорогу. Выяснилось, что на развилке, примерно с милю впереди, надо взять влево. Оттуда до поместья Ранхилл около трех миль на северо-запад, правда дорога запутанная и можно сбиться с пути.

Меловые холмы оставались слева. Молчаливо возвышалось гигантское Чанктонберийское Кольцо с гребнем темных деревьев. Когда началась сложная сеть разветвляющихся дорог, пришлось сбавить скорость. Солнце уже прогрело воздух, и вокруг автомобиля роились тучи мух. Сбиться с пути было действительно очень легко, а люди почти не встречались, поэтому лишь около двенадцати Маршел наконец затормозил перед домиком привратника у ворот поместья.

За воротами к невидимому отсюда дому вела извилистая, довольно широкая аллея, обсаженная кустарниками рододендрона, падуба и других растений. Слева на пригорок поднимался парк — виднелись редкие виды бука, — а справа начинался настоящий лес. Границы леса не просматривались, поэтому трудно было определить, сколь он велик. Поместье окружала старинная, поросшая мхом, красная кирпичная стена. По другую сторону проходящей у домика привратника узкой тропинки тянулись луга, окаймленные вязами, скрывающими поместье от посторонних глаз. Свежий и чистый воздух был напоен цветочными ароматами. Уединенное, красивое и спокойное место…

Когда Маршел выбирался из автомобиля, из привратницкой вышла женщина средних лет. Она поправляла одежду и волосы: наверное, только что сняла передник.

Маршел предъявил записку Джаджа. Женщина начала читать, двигая пальцем по каждой строке и беззвучно проговаривая слова. Высокая, еще не старая, крепко сложенная — типичная домоправительница, с желтыми густыми волосами. Ее симпатичный, немного саркастический взгляд задержался на подписи.

— Когда вы хотите осмотреть дом, сэр?

— Сейчас, если возможно.

— Это не совсем удобно, сэр, — проговорила она, переводя глаза на пуговицу его пиджака. — Незадолго до вас я отдала ключ от дома американскому джентльмену, и он еще не вышел. Не подождете ли?

— Я полагал, вы не пускаете в дом посторонних.

— Мы не пускаем, сэр. Но у него было разрешение. Такое же, как у вас.

— А-а, тогда это, наверное, какой-нибудь заокеанский знакомый мистера Джаджа. Итак, миссис…?

— Миссис Прайди, сэр.

— Итак, миссис Прайди, не вижу никакой проблемы. Мы не помешаем друг другу. Дверь открыта, и мы, наверное, можем войти?

— О да… Не хотите ли, чтобы я провела вас по дому?

— Если будете так любезны.

— Только вот привратницкую нельзя оставить — надо прежде найти мужа. Он работает где-то неподалеку, он здесь главный садовник. Сэр, может быть, леди пройдут в домик и подождут?

— К сожалению, миссис Прайди, у нас не так много времени, поэтому, если вы откроете ворота, мы просто подъедем к дому и сами начнем осмотр. А вы подойдете, когда освободитесь.

— Как вам угодно, сэр, — ответила домоправительница, еле заметно пожав плечами.

Пока Маршел возвращался к автомобилю, она, не выказывая особого рвения, отодвигала засовы и открывала ворота. Через минуту автомобиль медленно въехал на аллею.

Двигаясь на малой скорости, примерно через три сотни ярдов, за первым поворотом, они увидели дом. Он стоял на возвышенности, с которой со всех четырех сторон спускались аккуратные темно-зеленые газоны. Фасад был обращен на юго-восток. Большое старинное здание в елизаветинском стиле было настолько отделано и обновлено — возможно, Джаджем, — что казалось построенным совсем недавно. Хитроумная двускатная крыша с множеством фронтонов сияла новой красной черепицей, нижний этаж был облицован красным кирпичом, а два верхних сияли ослепительно белой известью. Двойной ряд зарешеченных окон на вытянутом фасаде выходил на посыпанную гравием площадку. Слева квадратное крыло приблизительно тридцати футов высотой, несомненно, принадлежало другому архитектурному стилю. Это и было знаменитое строение тринадцатого века, возведенное во время царствования первого Эдуарда. Его крутая крыша была покрыта серым сланцем, а широкая двустворчатая дверь блестела темно-зеленой краской и отполированной медью.

Обозревая дом, миссис Мур размышляла о том, что обладание таким необычным и колоритным жилищем вряд ли уронит ее в глазах общества.

— Здесь можно жить вполне комфортабельно, не правда ли, Изабелла?

Племянница раздраженно улыбнулась.

— Что ж, если вы окончательно решили замуровать себя в таком захолустье, в сердце первозданной природы…

— Давай, ради Бога, рассуждать здраво, — сказала миссис Мур. — Пригородов я не терплю, городская квартира — это попросту тюрьма, а жить в отелях без тебя я тоже не смогу. Здесь же у меня будет свой дом и независимость.

Изабелла молча отвернулась.

Подъехав к старинному крылу, автомобиль остановился у зеленой двери. Ровно полдень. Солнце припекало, хотя и дул легкий освежающий ветерок. С возвышенности открывалась хорошая перспектива: долина Эдара с грядами меловых холмов и внизу, у самого устья, море в районе Шорхема.

— Это, по всей видимости, и есть Ран-Хилл, — Маршел топнул по земле ногой, — настоящий рунический холм.

— Наверное, с ним связана какая-нибудь история? — спросила Изабелла.

— Со всяким местом связана какая-нибудь история. Меня, например, впечатляет сам факт, что древние саксы называли этот холм так же, как он называется и сегодня.

— Все оттого, что в вас течет саксонская кровь. Во мне — кельтская.

— А разве это столь важно?

— Сакс, однако, — слишком общее слово. Среди саксов были крестьяне, были и пираты. Если вы имели в виду последних, моя симпатия на вашей стороне. Наверное, ужасно приятно уничтожать людей, которые вам не нравятся.

Маршел рассмеялся.

— А в вашем характере есть-таки загадочная глубина.

— Возможно, возможно…

— Зачем мы приехали сюда, Изабелла? — потеряла терпение миссис Мур. — Рассуждать о твоем характере или осмотреть дом?

Изабелла отвернулась, наморщила нос и опустила вуаль.

Поставив автомобиль на ручной тормоз, Маршел подошел к зеленой двери и взялся за ручку. Дверь открылась мягко и бесшумно. Дамы освободились от пелерин и направились вслед за ним.

Миновав маленький вестибюль, они оказались в просторном холле. Древность, величественность и приглушенный свет наводили на мысль о старинной часовне. Зал в два этажа высотой был весь из дерева. Потолок темного дуба пересекали массивные балки, стены обшиты панелями, а полированный дубовый пол оживляли несколько персидских ковров чарующих расцветок. По всей ширине противоположной стены на половине высоты зала шел балкон или галерея, куда поднималась устланная коврами широкая и плавная лестница. Две двери под галереей вели внутрь дома. В одной из боковых стен располагался большой старинный камин, а у другой стоял современный паровой отопительный аппарат. Три окна над дверью вестибюля, застекленные малиновыми, темно-синими и прозрачными ромбами, придавали предметам особый мерцающий колорит, странную, зловещую красоту… Панели, перила, двери, мебель — все прекрасно отреставрировано и, по-видимому, заново отполировано. Джадж, очевидно, восстановил и привел в полный порядок весь зал. И однако общее впечатление оставалось сомнительным. Присутствовал какой-то диссонанс…

Маршел неуверенно осматривался.

— Чересчур модернизировано, вы не находите? На мой взгляд, похоже на музей.

— Вовсе нет, — возразила миссис Мур. — Это помещение для отдыха.

— Разумеется, но разве кому-нибудь придет в голову здесь отдыхать? Трудно представить, что здесь можно спокойно выкурить трубку или почитать газету. Я хочу сказать, почему бы по-честному не устроить тут выставку?

— С какой стати? Не совсем понимаю, чем вы, собственно, недовольны?

— Боже мой, тетя! Не будьте такой бестолковой, — вспылила Изабелла. — Он просто-напросто имеет в виду бросающуюся в глаза новизну. Когда речь идет о прошлых столетиях, ожидаешь каких-то примет времени — хотя бы пыли. Я полностью согласна с Маршелом. Ну, а обстановка просто ужасна.

— Чем же тебе не нравится обстановка?

— Да это просто антикварный магазин. Все стили и эпохи… Либо у мистера Джаджа более чем странный вкус, либо у его жены. Вероятно, последнюю можно только пожалеть. Он представляется мне человеком, который доверяет только продавцу антиквариата, а разве можно обвинять продавца в излишней эксцентричности?

— Ты рисуешься перед Маршелом, — сухо сказала миссис Мур. — В одном я уверена: мистер Джадж, несомненно, человек высокой морали. Такую чистоту и порядок поддерживают только люди, глубоко уважающие этические нормы.

— Если мораль — это вода и мыло, — фыркнула Изабелла.

Драгоценное время летело незаметно, следовало спешить. Они прошли через левую дверь под галереей и оказались в столовой — узкой, длинной и темной комнате с низким потолком. Сейчас ее оживляло полуденное солнце, тем не менее впечатление оставалось мрачноватое, и, когда Изабелла подумала, что, возможно, в этой комнате придется каждый день есть — пусть только несколько месяцев, — сердце у нее упало. Она притихла и сникла.

— Похоже, дом не производит на вас приятного впечатления? — прошептал Маршел.

— Не знаю. Здесь чувствуется что-то зловещее.

— Пожалуй. Думаете, дом будет вас угнетать?

— О, мне трудно это выразить. Здесь веет потусторонним — да, но я имею в виду другое… Атмосфера кажется мне трагической. Меня уже преследует ощущение, что кто-то или что-то все время следит за мной и выжидает момент, чтобы опутать, сбить с толку. Уверена, это несчастливый дом.

— Тогда лучше сразу скажите все тетушке. Полагаю, ваше слово решающее.

— Нет, подождем немного, — сказала Изабелла.

Они перешли в кухню, сверкающую чистотой и современностью, оборудованную всевозможными новейшими приспособлениями. Миссис Мур нравилось все увиденное.

— Владельцы, во всяком случае, не жалели средств, — заявила она воодушевленно. — Пока дом во всех отношениях представляется мне в высшей степени удовлетворительным, и я очень рада, Маршел, что вы привезли меня сюда. Если и все остальное так же приемлемо…

— Насчет кухни, дорогая тетя, наши мнения совпадают, — сказала Изабелла. — Если уж придется жить в Ранхилле, большую часть времени стану проводить именно здесь.

Миссис Мур с подозрением посмотрела на нее.

— Хочешь сказать, ты не в восторге от дома?

— Я не в восторге.

— Что же тебе не нравится?

— Трудно, например, долго оставаться в том зале, не прикидывая, сколько гробов из него вынесли с момента постройки.

— Чепуха, дитя мое! Люди умирают везде!

Изабелла помолчала и вдруг неожиданно спросила:

— Интересно, она была молодая?

— Кто?

— Последняя жена мистера Джаджа.

— С чего ты взяла, что она была молодая?

— Просто пришло в голову. Хотя мне пока и не удается представить ее в этом доме… Маршел, думаете, он женится еще раз?

— Судя по тому, как он на корабле сторонился женщин, вряд ли.

Миссис Мур взглянула на часы.

— Уже почти половина первого, а нам предстоит осмотреть еще два этажа. Не стоит бесцельно стоять.

Они возвратились в зал и начали подниматься по главной лестнице. Американец пока никак не проявлялся: в доме было тихо, как в могиле. Миссис Прайди тоже не торопилась подойти… Галерея освещалась через застекленные ромбами окна, и золотистые солнечные лучи, черные тени балюстрады и темно-синие и малиновые пятна создавали впечатление торжественной и зловещей фантасмагории. Воздух словно пропитался запахом старины. Поднявшись наверх, они остановились у перил галереи и некоторое время смотрели вниз, на зал.

Чуждая мечтательности миссис Мур первая перешла к делу и прежде всего быстро оценила расположение. Слева галерея кончалась у боковой стены зала. Перед ними были две двери: первая — прямо напротив лестницы, по которой они поднялись, и вторая, слегка приоткрытая, — немного левее. Справа, за ведущим наверх вторым пролетом лестницы, галерея переходила в длинный и темный коридор с комнатами по обе стороны. Из-за тусклого освещения и крутого поворота конца коридора не было видно.

Изабелла указала на стоящую в нише гипсовую нимфу.

— Должно быть, ее поставил сюда мистер Джадж, — проговорила она, потирая лоб. — И, я уверена, нимфа значила для него несколько больше, чем просто скульптура.

Миссис Мур искоса посмотрела на Изабеллу.

— Откуда ты знаешь?

— У меня такое чувство. Спросим у миссис Прайди, когда она придет. Мне кажется, мистер Джадж — весьма впечатлительный пожилой господин, увлекающийся молодыми женщинами. Попомните мои слова.

— По крайней мере, имей приличие не забывать, что ты находишься в его доме.

Миссис Мур едва успела договорить, как все трое вздрогнули от странного звука, донесшегося из открытой двери слева, в точности похожего на мощно взятый на рояле одиночный аккорд. Они в недоумении обменялись взглядами.

— Наш заокеанский друг, — предположил Маршел.

Миссис Мур нахмурилась.

— Странно, разве он не слышал, как мы вошли?

Прозвучал другой аккорд, и за ним быстро последовали еще два или три.

— Он собирается играть, — сказала Изабелла.

— Пойти выяснить? — спросил Маршел, но миссис Мур в знак внимания подняла руку.

Через секунду грянула музыка.

Весьма искушенные в оркестровых концертах, дамы немедленно узнали интродукцию к бетховенской симфонии ля мажор. Но в тот же момент стало понятно, что американец — если это был он — не столько старается воспроизвести фрагмент великого произведения, сколько экспериментирует с ним. Он играл уверенно и бурно, но настолько замедленно, так менял темп и делал такие паузы, что создавалось впечатление, будто он глубоко размышляет над каждой музыкальной фразой.

Миссис Мур выглядела озадаченной, а Изабелла, когда прошло удивление, прислушивалась все более внимательно. У нее возникло странное ощущение: казалось, невидимого исполнителя побуждало играть не наслаждение музыкой, а какая-то другая причина. Какая же?.. Вполне вероятно, он, профессиональный музыкант, увидев рояль, решил возвратиться к каким-то не совсем ясным ему моментам произведения. Или, быть может, такая игра внушена атмосферой дома?

Изабелла прекрасно знала эту композицию, но никогда не слышала ее в подобном исполнении. Беспокойное возбуждение подготовительных звуков — будто вот-вот поднимется занавес и откроется новый, чудесный мир… Потрясающе… действительно великолепно… Через несколько минут зазвучала знаменитая восходящая гамма, и в ту же секунду ей представились огромные, поднимающиеся вверх ступени… И внезапно — мертвая тишина. Музыка вдруг прекратилась.

Изабелла посмотрела на своих спутников. Маршел, почти отвернувшись и лениво облокотясь на перила галереи, с трудом сдерживал зевоту, а тетушка хмуро и отсутствующе смотрела на полуоткрытую дверь. Пианист не выказывал никакого желания возобновить игру: прошло минуты, две и все еще длилась мертвая тишина. Маршел выпрямился и забеспокоился, однако миссис Мур снова настороженно подняла руку. Изабелла молча перебирала волосы.

Они еще продолжали ждать, когда дверь комнаты, где звучала музыка, широко распахнулась и на пороге появился музыкант, спокойно затягивающийся только что закуренной сигаретой.

ГЛАВА III
В верхнем коридоре

Незнакомец был в летнем фланелевом костюме серого цвета и держал в руке широкополую панаму. Судя по всему, он еще не заметил их маленькую группу.

Миссис Мур слегка, но довольно звучно постучала каблуком по полу. Незнакомец мгновенно оглянулся, сохраняя, однако, полное спокойствие. Небольшого роста и крепкого сложения, лет пятидесяти, с полной, цветущей физиономией, высоким лбом, короткой, толстой и красной шеей, он производил впечатление энергичного, интеллигентного человека, вероятно, способного долго и интенсивно размышлять. Волосы на лысеющей голове, равно как и остроконечная бородка, отливали красно-рыжим. Довольно большие, несколько выцветшие серо-голубые глаза смотрели с той специфической пристальностью, которая появляется, когда смотрят на что-то одно, а думают совершенно о другом.

— Так вы, значит, и есть американский джентльмен? — поинтересовалась миссис Мур.

Прежде чем ответить, он спокойно подошел к ним.

— Да, я американец, — он говорил с приятной хрипотцой и почти без акцента.

— Нас известили о вашем пребывании в доме, но мы не ожидали, что будем иметь удовольствие насладиться музыкой.

Он вежливо улыбнулся.

— Полагаю, меня несколько оправдывает тот факт, что я забыл о своей публике, мадам. Я слышал, когда вы вошли, а после вы так быстро исчезли где-то в доме, что я успел позабыть о вашем присутствии.

Миссис Мур посмотрела на втиснутый в его боковой карман объемистый блокнот и рискнула высказать проницательную догадку:

— Художники, как известно, не от мира сего.

— Что вы, мадам! Да, я рисую, но это не извиняет моей забывчивости.

— В таком случае вы, по всей видимости, погрузились в английское прошлое. Насколько мне известно, в вашей стране довольно мало таких интересных памятников?

— Немного, хотя все-таки есть — мы ставим на будущее. Однако мой интерес к этому дому вызван особой причиной. Дело в том, что дед моей супруги когда-то владел им… не помню точно, как это у вас называется… ах да — он был сквайром.

Изабелла посмотрела ему в лицо своими пристальными серо-черными глазами.

— А почему вы в пустом доме играли Бетховена?

Необычный нежно-металлический тембр голоса привлек его внимание, и он вопросительно взглянул на нее. Потом нехотя ответил:

— Обдумывал кое-что.

— Нельзя ли узнать, что именно?

— Вас это интересует? — еще больше удивился американец. — Ну хорошо… в этом доме мне в голову пришло несколько идей, которые, мне показалось, было бы неплохо проиллюстрировать музыкой — бетховенской музыкой, я имею в виду.

— Знакомы ли вы с мистером Джаджем лично?

— Нет.

Изабелла продолжала внимательно смотреть на него и, очевидно, собиралась еще о чем-то спросить, но в этот момент в зале послышался шум. Внизу из вестибюля вышла миссис Прайди.

— Ну, мне пора, — сказал американец.

Никто не пытался его задержать: леди вежливо улыбнулись, а Маршел приподнял шляпу. Художник степенно поклонился, надел свою панаму и пошел вниз.

Спустившись в зал и минуя домоправительницу, он остановился, чтобы дать ей монету. Затем вышел и закрыл за собой дверь.

— Как зовут джентльмена? — спросила миссис Мур у поднявшейся к ним женщины.

— Мистер Шеррап, мадам.

— О!.. Итак, миссис Прайди, мы уже осмотрели весь первый этаж, будьте так любезны, покажите нам все остальное. И прежде всего, куда ведут эти две двери?

— В гостиную, мадам, и в бывшую библиотеку, которую мистер Джадж переделал в бильярдную. Новая библиотека в конце коридора. Других общих комнат на этом этаже нет.

— Прекрасно, тогда, я думаю, начнем с гостиной.

Миссис Прайди не мешкая провела их в комнату, где мистер Шеррап играл на рояле. Комната находилась прямо над столовой и была точно такой же; окна выходили на боковую и заднюю стороны дома. Святая святых последней хозяйки поместья — совершенно очевидно. Комната явно не для мужчины: слишком много от маленьких женских слабостей — безделушки и украшения… Будуар эксцентричный, легкомысленный и безвкусный, пожалуй, и такой милый… Однако, несмотря на страстные усилия создать собственную атмосферу, все дышало прошлым… Сердце у Изабеллы защемило, и вместе с тем хотелось смеяться.

— Ее вкус! — воскликнула она. — Разве она не видела, ведь все здесь не так? Сколько ей было лет, миссис Прайди?

— Кому, мисс?

— Покойной миссис Джадж.

— Тридцать семь, мисс.

— На двадцать лет моложе своего мужа. Я не так уж и ошибалась, тетя… Они были счастливы?

— А почему бы им не быть счастливыми, мисс? Молодые мужья не всегда самые обходительные.

— Как она выглядела?

— Маленького роста, хрупкая и красивая, мисс, с приятным и мягким голосом, не болтливая, но с самым острым язычком, какой можно вообразить.

Миссис Мур начала терять терпение, а Изабелла настойчиво продолжала задавать вопросы.

— Часто ли они ходили куда-нибудь вместе?

— Да как вам сказать, мисс. Она была создана для общества, а мистер Джадж предпочитал одиночество. Он мог закрыться и часами сидеть за книгой. Любил долгие и утомительные прогулки по окрестностям. К тому же он состоял в обществе любителей древностей, а там экскурсии, лекции и тому подобное.

— А она присоединялась к ним?

Домоправительница улыбнулась.

— Она ненавидела этих людей, как тараканов, мисс, и называла самыми ужасными словами.

— Бедная миссис Джадж!

— Давно вы работаете здесь? — строго спросила миссис Мур.

— Восемнадцать лет, мадам. Восемнадцать лет назад я вышла замуж за Прайди. А он всю жизнь проработал здесь, как его дед и отец. На их глазах сменилось много хозяев поместья.

— Крайне интересно! Заезжал сюда мистер Джадж после своего возвращения?

— Еще нет, мадам. Мы получаем письма, только и всего.

Когда они проходили через бильярдную, Изабелла ухитрилась слегка приотстать вместе с Маршелом.

— Где комната, которую надо осмотреть?

— Наверху. Мне кажется, я уже говорил, она называется «Восточная комната».

— Я совершенно заинтригована. Дом, безусловно, имеет свою атмосферу. Приятную или неприятную, пока не могу понять.

Он слегка сжал ее руку.

— Хорошо бы дом вам понравился: боюсь, нам сложно будет жить вместе, пока не пристроим тетушку.

Она с нежностью взглянула на него и ничего не сказала. Между тем миссис Мур уже вышла за домоправительницей в коридор, где с нетерпением их дожидалась. Не теряя времени, вся компания отправилась осматривать расположенные на этаже спальни. Некоторые — вполне просторные, иные — совсем тесные, однако все были обставлены на современный лад и отличались комфортом — кто бы ни пожелал провести ночь в поместье Ранхилл, мог быть спокоен за свои удобства. Из окон повсюду открывался великолепный вид. И все-таки от всего веяло угнетающе глубокой древностью, и у Изабеллы снова возникли мрачные сомнения.

— Совершенно ясно, — прошептала она Маршелу, — если жить здесь достаточно долго, трудно сохранить присутствие духа. Боюсь, меня в первую же ночь начали бы преследовать видения… Он все же, наверное, не совсем в здравом уме, как вы считаете?

— Вероятно. А вам не хотелось бы познакомиться с ним?

— Да, Маршел!

— Постараюсь устроить вашу встречу.

— Буду очень признательна. Уверена, это совершенно необычный человек, страдает он галлюцинациями или нет.

Изабелла и Маршел догнали наконец домоправительницу и миссис Мур, находившихся в библиотеке. Миссис Мур сразу же отозвала Изабеллу в сторонку.

— Мы осмотрели практически все. Как поступим?

— Мне кажется, тетя, я не смогу здесь жить, но, по-моему, ни к чему торопиться с окончательным решением. Вы не представляете, какие странные мысли приходят мне в голову. То я испытываю ненависть к этому дому, то… даже не могу выразить… Нечто зловещее… но дело не в призраках — совсем в другом… Скорее, незримое присутствие чего-то живого… Жаль, мы так быстро расстались с мистером Шеррапом. Я уверена, он мог бы кое-что объяснить.

— У тебя плохо с нервами, дитя мое, и я сильно сомневаюсь, следует ли тебе переезжать сюда. В одном ты права: не стоит принимать поспешных решений… Давай осмотрим верхний этаж и поедем домой.

Время близилось к часу.

Поднявшись, они оказались на лестничной площадке с низким, покатым потолком: скудный свет сочился из юго-западного слухового окна. Прямо напротив лестницы находились две комнаты для слуг, а справа в другой конец дома ответвлялся длинный и темный коридор, освещенный только косыми окнами в крыше. Наугад открывая расположенные по обе стороны коридора двери, справа они обнаруживали темные кладовки, а слева — спальни для слуг, каждая с выходящим на задний двор окном. Коридор заканчивался лестницей вниз, очевидно, черным ходом. Перед лестницей они повернули обратно и снова вышли на освещенную слуховым окном площадку.

— Теперь, видимо, все? — строго спросила миссис Мур.

— Да, мадам.

Маршел задумчиво потер подбородок.

— А где «Восточная комната»?

— Она заперта, сэр.

— Заперта? А я понял, что мистер Джадж велел ее открыть.

— Мне ничего не известно об этом, сэр. Комната заперта.

— Жаль. Тем не менее покажите, где она находится.

Миссис Мур неодобрительно посмотрела на Маршела, но промолчала.

— Надо пройти по довольно темному коридору, сэр. Если вы не против, пойдемте — комната там.

Параллельно лестнице к фасаду дома вел другой маленький коридор, освещенный мансардным окном в самом его конце. Миссис Прайди направилась туда. Они уже касались головой покатого потолка, когда коридор круто повернул налево и сузился почти до тоннеля. Маршел начал зажигать спички.

— Черт побери, а здесь темно!

— Сейчас посветлеет, сэр.

Примерно через двадцать шагов они снова повернули. Несколько плавных ступенек наверх — и коридор расширился, превратившись почти в комнату. Судя по стропилам, они оказались под фронтоном. Сверху из окна падал луч солнечного света. Помещение было чисто убрано и без всякой мебели.

— Да-а, архитектору в странности не откажешь, — улыбнулась Изабелла. — Неужели коридор ведет только к одной комнате?

— Да, мисс.

Прежде чем войти в следующую темную секцию коридора, они на минуту остановились, чтобы немного побыть на свету. Внезапно лицо Изабеллы напряглось.

— Что это? — прошептала она.

— Что именно? — спросила миссис Мур.

— Разве вы не слышите звук?

Все прислушались.

— Какой звук, Изабелла? — спросил Маршел.

— Неужели не слышите?.. Низкий вибрирующий гул… немного похоже на гудение в телефонной трубке, когда ждешь соединения.

Но больше никто ничего не слышал.

— Джадж упоминал о звуке в коридоре, — проговорил Маршел. — По его словам, не каждому дано услышать. Напоминает далекий отголосок грома?

— Да… возможно… то нарастает, то затихает… Низкий гул…

— Похоже, тот самый. Если, конечно, это не звон в ушах.

Изабелла даже рассердилась.

— Что за шутки! Я прекрасно слышу звук. Представьте прижатую к уху телефонную трубку. Вот-вот послышится голос.

— Глупости! — возмутилась миссис Мур. — Если какой-то звук и доносится, то, верно, где-то снаружи просто гудят провода… Пойдемте!

— Не понимаю, почему больше никто не слышит? Звук такой отчетливый!

— Никто не слышит — и точка, дитя мое. Ты идешь или нет?

— Удивительное, странное впечатление. Словно оркестр за глухой стеной.

— Так и будем здесь стоять в ожидании, пока у тебя не пройдет приступ восторга?

— Интересно, слышал ли его мистер Шеррап? Скорее всего, слышал. Несомненно, именно этот звук дал ему идею подготовки чего-то. Потрясающе… О, не смотри на меня как на сумасшедшую, тетя. Уверяю тебя, я в полном порядке.

— Возможно. Только если ты шутишь, почему бы не выбрать другое время? Не обязательно лишать нас обеда. Можно поинтересоваться, долго ли ты собираешься нас здесь держать?

Изабелла наконец согласилась идти, но все время, пока они были наверху, в ее глазах оставался странный блеск.

Вторая секция темного коридора привела к другому помещению под фронтоном, из которого выходил третий, правда, более короткий, тоннель, в дальней части освещенный тусклым светом, проникавшим через застекленную крышу. Коридор упирался в дубовую дверь.

— Это и есть «Восточная комната»? — спросил Маршел.

— Да, сэр.

Он взялся за ручку и попытался открыть дверь — напрасно.

— Итак, мы не можем войти!

— Почему она заперта? — поинтересовалась миссис Мур.

— Так приказал мистер Джадж, мадам.

По выражению лица миссис Прайди трудно было определить, прикидывается она или и в самом деле простовата. Тем не менее Изабелла рискнула задать вопрос.

— В комнате есть призраки?

— Как вы сказали, мисс?

— Я спрашиваю, появлялись ли в комнате призраки?

— Если вы имеете в виду привидения, мисс, — засовывая руки под передник, улыбнулась домоправительница, — то я никогда о них не слыхала.

— Мне просто интересно, ходят ли подобные слухи.

— Этой комнате сотни и сотни лет, мисс. Прайди говорит, она намного древнее других помещений — как, впрочем, и все это крыло. Было бы странно, если бы о такой старинной комнате не рассказывали никаких историй.

— Каких, например, историй?

— Лучше спросите моего мужа, мисс. Если он согласится побеседовать с вами на эту тему, то много чего может поведать. Правда, должна я сказать, мало кому удавалось добиться его согласия. Мистеру Джаджу, например, так и не удалось. Прайди работают здесь уже более ста лет, и поэтому вполне естественно, мой муж знает о доме много всякой всячины. Но он не желает потерять место и старается держать язык за зубами. Поговорите с ним, мисс, и, коли он расположится к вам, услышите массу забавных историй. Сама же я мало что знаю.

— Вы упоминали, что эта часть дома древнее, чем зал? — спросил Маршел.

— Мой муж говорит, крылу почти полторы тысячи лет, сэр. Его много раз ремонтировали, поэтому оно похоже на весь дом.

— Хм, довольно занятно. Интересно, знает ли об этом Джадж?

Никто не ответил. Миссис Мур снова посмотрела на часы.

— Нам пора ехать, иначе не успеем пообедать. Если уж вам так необходимо, осмотрите комнату когда-нибудь в другой раз, Маршел.

Стоять у двери не имело никакого смысла, поэтому они пошли обратно. Миновав коридор и спустившись по лестнице, снова оказались в зале. Дамы поблагодарили миссис Прайди и направились к выходу, а Маршел чуть-чуть задержался и сунул ей в руку банкноту.

У домика привратника Прайди сам открыл ворота для автомобиля. Приземистый и крепкий, морщинистый, на вид не старше пятидесяти пяти. Его щеки напоминали кентские яблоки, а маленькие иссиня-черные глазки смотрели настороженно и живо. Изабелла рассматривала его с пристрастием, но не произнесла ни слова.

Вечером в отеле Маршел спросил у Изабеллы:

— Вы не против в следующий уик-энд снова поехать в Ранхилл? Если, конечно, мне удастся достать ключ от «Восточной комнаты».

Она внимательно посмотрела на него.

— Охотно. Только, пожалуйста, когда будете писать мистеру Джаджу, намекните, что тетя хотела бы купить дом. Вы наверняка знаете, как написать достаточно деликатно.

— А это уже решено?

— Решено. Она, может, еще и не разобралась в собственных мыслях, зато я уже разобралась. Напишете?

— И вы согласны прожить там несколько месяцев?

— Согласна. Что может случиться за несколько месяцев?!

Изабелла поправила волосы. Столь безразличным жестом, что Маршелу показалось, будто ей действительно порядком все надоело.

ГЛАВА IV
Легенда «Башни Улфа»

Погода не испортилась и в воскресенье. Утром миссис Мур отправилась в церковь, а Изабелла потащила Маршела на Западный пирс, где давали музыкальный концерт. В честь его возвращения из Америки она впервые со дня смерти брата сменила траур на легкое летнее платье и вишневую шляпку. Лицо, как обычно, было напудрено. Пока они пробирались между рядами слушающей публики, Изабелла нервничала и сердилась: прошлой ночью она спала отвратительно.

Оркестр играл в павильоне, и через открытые окна они прекрасно слышали музыку. Отыскав два свободных места, Маршел с Изабеллой уселись. Заканчивался бесцветный вальс.

Почти тотчас же Изабелла слегка тронула своего кавалера и многозначительно показала взглядом на его соседа с другой стороны. Шеррап.

— Заговорить с ним? — шепнул Маршел.

— Разумеется.

Сохраняя полную невозмутимость, Маршел продолжал сосредоточенно курить, пока музыка окончательно не затихла. Затем с добродушной улыбкой повернулся к соседу.

— Слишком жарко сегодня, не правда ли, мистер Шеррап?

Плотный, рыжебородый американец как раз вытирал расшитым платком вспотевший лоб. Убрав платок, он неспешно протянул представителю Ллойда руку. Его взгляд на мгновение задержался на лице Изабеллы, тем не менее он не рискнул напомнить о вчерашней встрече.

— Вам известно мое имя?

— Нам сообщила домоправительница. Позвольте представиться: Стоукс, а это — мисс Ломент.

Шеррап привстал и поклонился.

— Надолго ли в Брайтон? — поинтересовался Маршел.

— Нет. Завтра утром возвращаюсь в Лондон и затем сразу в Италию.

— Вы, значит, не собираетесь встретиться с Джаджем? Если не ошибаюсь, вы не знакомы с ним лично?

— Совершенно верно. Мы никогда не встречались. Моя супруга пожелала, чтобы я по пути посетил дом ее деда, поэтому я написал мистеру Джаджу, а он любезно прислал мне разрешение на осмотр. Вот, собственно говоря, и вся наша связь.

— Вам известно, что он только что вернулся из Америки?

— Миссис Прайди уведомила меня об этом.

Изабелла тихонько попросила Маршела поменяться местами. Пересев, она дружески обратилась к американцу:

— Вас по-прежнему тянет к музыке, мистер Шеррап?

Он улыбнулся.

— О, музыка изобретена для одиноких мужчин.

— Следовательно, ваша супруга не с вами?

— Не вините меня, мисс Ломент, я здесь ни при чем. Она просто не смогла поехать. Боится моря.

— Вы приехали по делу или на отдых?

— О, просто хочу побродить по картинным галереям.

— В каком жанре вы пишете?

— Я портретист.

— Ужасно интересно. Вам, надеюсь, не приходится принимать заказы от различных неприятных и малоинтересных людей?

— Не существует неприятных и малоинтересных людей, мисс Ломент. Для художника всякий человек — проблема: индивидуальные особенности неповторимы.

— Никогда не смотрела на портрет с подобной точки зрения. Наверное, вы правы. Должно быть, искусство захватывает вас целиком!

Маршел встал.

— Пойду куплю сигарет. Изабелла, подождите, пожалуйста, я скоро вернусь.

— Пожалуйста, только недолго. — Изабелла снова повернулась к Шеррапу.

— А кто чаще заказывает вам портреты — мужчины или женщины?

— Оба пола одинаково тщеславны, мисс Ломент, но дамы, пожалуй, проявляют в этом смысле больше энтузиазма. Однако я затрудняюсь ответить так сразу.

Изабелла улыбнулась. Небольшой музыкальный антракт кончился, и беседу пришлось отложить. Пока играл оркестр, Изабелла отстраненно и нервно постукивала кончиком зонтика по настилу пирса. Как только отзвучали последние ноты, она поспешно взглянула направо, чтобы проверить, не возвращается ли Маршел, и затем наклонилась — почти дружески — к своему собеседнику.

— Расскажите, что вы действительно думаете об этом доме?

— Довольно внушительный старинный домище, мисс Ломент.

— И больше ничего?

Он внимательно взглянул на нее.

— Полагаю, трудно сказать о доме что-нибудь еще.

— А почему вы сели за рояль? Помните?

— Ах, это! — он снял шляпу и медленно провел рукой по широкому выпуклому лбу. — Моя маленькая импровизация, похоже, затронула ваше воображение. Мне казалось, вчера мы уже обсудили это.

— Право, вы играли очень странно.

— Возможно, я просто странный человек, мисс Ломент.

— Давайте не будем играть словами. Сейчас вернется мистер Стоукс. Я хочу знать, какое отношение к вашей музыке имеет дом?

Шеррап заколебался и нерешительно произнес:

— У меня возникли определенные ощущения.

— Думаю, да. Но где именно они возникли? Не в комнате ли под фронтоном на самом верху?

Короткая пауза.

— Кажется, мы сидим в одной лодке, мисс Ломент.

— Следовательно, это произошло там?

— Не там, хотя поблизости. У двери в «Восточную комнату», как теперь говорят. Прежде она называлась «Башней Улфа». Вы дошли до нее?

— Да. И что же вы слышали?

— Слышал?.. О, вы, кажется, имеете в виду тот звук в коридоре? Нет, я говорю о другом, мисс Ломент.

— О чем же тогда? Расскажите, что случилось?

— Ничего не случилось. Мы говорили об ощущениях, не так ли?.. Я художник, мисс Ломент, а художник — комок живых нервов. Я впадаю в беспричинное беспокойство, быть может, по десять или двадцать раз на дню и даже не знаю почему. Тогда я испытал, так сказать, «сейсмическое потрясение», только и всего.

— Если вы думаете, я задаю праздные вопросы, — Изабелла говорила очень быстро, — то ошибаетесь. Моя тетя собирается приобрести поместье Ранхилл, и, если сделка состоится, мне придется там жить. Мой интерес, таким образом, вполне оправдан.

Шеррап посмотрел на нее профессиональным взглядом. Тонкие ноздри, нервный рот и странное выражение серо-черных глаз, конечно, очаровательны, и все-таки они не передают одной очень важной черты ее характера, которая проявляется только в спокойном и приятном, но вместе с тем металлически-отчужденном голосе.

— К сожалению, я почти ничего не знаю, — наконец сказал Шеррап.

Снова возникла пауза.

Прежде чем произнести следующую фразу Изабелла смутилась и на мгновение отвела глаза.

— И все-таки вы что-то знаете. Я чувствую. Не могли бы мы где-нибудь встретиться и поговорить? Здесь явно не место для такого разговора, — она улыбнулась уже более уверенно. — Я знаю, мое предложение ужасно мелодраматично, но вы же меня понимаете?

— Почту за честь, — с некоторой неохотой отозвался Шеррап.

— Простите, если вы находите мою просьбу бестактной или у вас нет времени…

— Почту за честь и буду очень рад. Только вы наверняка разочаруетесь, узнав, сколь мало я могу рассказать, мисс Ломент… Кроме того, завтра утром я уезжаю.

— С каким поездом?

— В одиннадцать утра.

Изабелла задумалась. Маршел уезжал на три часа раньше.

— Давайте договоримся. Не могли бы вы подойти к этому пирсу завтра ровно в десять? Вы вполне успеете на поезд.

— Хорошо. Ровно в десять. Приду.

— Рассчитываю на вас.

— О, я всегда держу слово, мисс Ломент.

Изабелла собиралась еще что-то сказать, но заметила спешащего Маршела. Пока он ходил за сигаретами, в его кресло уселась полная дама, неопределенного возраста, с отвислым подбородком и, судя по всему, довольно сварливая. Изабелла и Шеррап обнаружили ее только сейчас.

Шеррап встал.

— Я вас покидаю. Садитесь в мое кресло, мистер Стоукс, — хочется перед ленчем пройтись по берегу моря.

На следующий день рано утром, позавтракав вместе с Маршелом, Изабелла проводила его на станцию. Автомобиль и кое-какие вещи он оставил в Брайтоне, так как собирался вернуться в ближайший уик-энд.

В десять Изабелла подошла к Западному пирсу. Заметив ее, Шеррап приподнял шляпу, вынул изо рта сигару и направился к ней.

— Давайте пройдемся в сторону Хова, — предложила Изабелла. — Там менее людно.

Шеррап сухо кивнул.

— Очень любезно с вашей стороны согласиться на встречу, — начала Изабелла. — Мы же совершенно незнакомы.

— Не говорите так. Мне кажется, я знаю вас уже давно… Не мешает ли вам сигара?

— Нет, пожалуйста, курите…

— Благодарю. Перейдем к делу — времени мало, мисс Ломент. Вы назначили свидание для того, полагаю, чтобы я описал свои ощущения в Ранхилле. Больше вы ничего не хотите, не правда ли?

— Вы разочарованы?

— О, меня не так-то просто разочаровать… Итак, я уже говорил вам, где все случилось — у двери в «Восточную комнату». Признаться, ради этой двери я, собственно, и приехал и страшно досадовал, когда обнаружил, что она заперта.

— Прежде всего я хочу знать, слышали ли вы звук в коридоре? Никто из моих друзей не слышал, поэтому я спрашиваю.

— Да, слышал. Как будто где-то вдали медленно провели смычком по струне контрабаса… Потом опять и опять.

— Да, да — именно так. Я никак не могла найти сравнение — именно такой звук.

— Трудно объяснить происхождение звука. Возможно, его создают устойчивые воздушные потоки между «Восточной комнатой» и остальной частью дома.

— А откуда берутся потоки?

— Не знаю. Так ли это важно для вас?

— Звук ужасающе нездешний. Мне кажется, я все еще слышу его.

— Пока оставим звук и перейдем к моему переживанию. Рассказать можно в двух словах. Стоя у двери — после безуспешных попыток открыть ее перочинным ножом, — я внезапно почувствовал запах… Не улыбайтесь, мисс Ломент. В запахе нет ничего смешного. Мне, да, впрочем, и вам, хорошо известно, что по сравнению с другими органами чувств обоняние может вызывать наиболее сильные и сложные ощущения. Нельзя убить человека зрительным образом или звуком, чего никак не скажешь о некоторых запахах, необязательно даже неприятных. Такова уникальная роль обоняния. Мне бы хотелось, чтобы когда-нибудь создали искусство запахов… Ну хорошо, тот удивительно сложный запах ассоциировался в моем воображении с миниатюрой весеннего леса. Все оттенки благоухания сосен, фиалок, тучной, напитанной влагой земли — все, что может донести до вас легкий весенний ветерок, только тщательно дистиллированное — как будто открыли флакончик новейших духов…

— А потом?

— Вспомните, где я находился, мисс Ломент. В темном и пыльном коридоре старинного дома, куда свежий воздух не проникал, должно быть, сотни лет… Я чуть не вскрикнул от изумления. Но так же внезапно запах исчез. Я вдыхал аромат, думаю, не более десяти секунд. И тотчас почувствовал себя в каком-то смысле другим, просветленным — как человек, переживший видение. Только чуть позже я осознал всю важность случившегося. Это было как дуновение из другого мира… Дом живой, мисс Ломент.

— Это все?

— Все.

— Очень, очень странно. И все-таки я до сих пор не понимаю, каким образом запах заставил вас так играть?

— А разве запах заставил меня играть? Хотя да, наверное. Каким образом, не могу объяснить. Вызванная запахом мысль давно рассеялась, и теперь ее не восстановить… Оркестр настраивает инструменты — последние секунды перед началом. Вот-вот произойдет что-то важное… Нечто в этом роде… Однако не связывайте мои ощущения лишь с той музыкой. Вообще-то, годилась любая классическая симфония. Просто я выбрал Бетховена. В тот момент его музыка, верно, показалась мне наиболее подходящей.

— Я хочу задать вам вопрос, мистер Шеррап, весьма странный вопрос, — Изабелла постаралась, правда довольно безуспешно, говорить непринужденно. — Не потому ли вы выбрали эту симфонию, что знаменитый восходящий пассаж ассоциировался в вашем воображении с гигантскими, поднимающимися вверх ступенями?

Шеррап затянулся сигарой и, выдыхая дым, краем глаза глянул на Изабеллу.

— А почему он должен был ассоциироваться со ступенями?

— Я не знаю, должен был или не должен, я просто хочу знать, ассоциировался или нет?

— Нет. Вам, кажется, известно что-то такое, о чем я не имею ни малейшего понятия, мисс Ломент. С какими ступенями?

— Да так… пустяки. Просто глупый вопрос… Не пора ли нам вернуться?

Они пошли обратно.

Скорей, скорей заговорить о другом — Изабелла судорожно искала, о чем бы спросить.

— Вы упомянули, будто комната раньше называлась иначе. Как, я забыла?

— Да, комнату называли «Башней Улфа». Улф, по преданию, и построил этот дом. Он родился лет через сто после первой высадки южных саксов. С тех пор дом четыре или пять раз полностью перестраивался, однако название впервые изменили только пару веков назад. История дома подробно изложена Майклом Баурдоном, предком моей супруги. Он пишет, что Ранхилл Корт основан в шестом веке нашей эры.

— А почему именно с той комнатой связано имя Улфа?

— Да потому что, по легенде, прямо над ней и находились исчезнувшие комнаты.

— Я не слышала никакой легенды. Что за исчезнувшие комнаты?

— Вы меня определенно удивляете. Я думал, каждый ребенок в старой Англии знает о пропавших комнатах Ранхилла. Улф, мисс Ломент, построил свой дом в нечистом месте. В те времена пустынную возвышенность рунического холма населяли тролли — одна из разновидностей злокозненных эльфов, насколько мне известно. Хотя Улф и был язычником, он не посчитался с троллями и все-таки построил дом. Видно, Улф, упрямый и самоуверенный малый, презирал местные суеверия. Ну а потом в один прекрасный день он исчез, а вместе с ним и часть дома. Несколько верхних комнат башни унесли тролли — словно их и не было. Исчезла восточная часть дома, которая соседствовала со счастливыми охотничьими угодьями троллей. С тех пор никто больше не слышал об Улфе, хотя в течение веков время от времени возникали слухи, будто кто-то видел пропавшие комнаты… Вот и вся легенда.

Некоторое время они шли молча.

— А как вы думаете, стоит мне переезжать в этот дом? — неуверенно улыбаясь, внезапно спросила Изабелла.

Прежде чем ответить, Шеррап долго курил.

— Раз вы спрашиваете моего совета, мисс Ломент, значит, вас что-то тревожит. Расскажите, в чем дело.

— Исповедоваться всегда как-то неловко, мистер Шеррап, и я не уверена, не посмеетесь ли вы надо мной.

— Наш разговор совсем не смешной.

— Так и быть… Тот странный звук в коридоре, кажется, задел в моем сердце какую-то очень глубокую струну, неизвестную мне самой. Какую-то потаенную страсть… Да, именно страсть. Меня охватила радость, и вместе с тем на сердце сделалось мучительно тяжело — подступило ужасное, безысходное отчаяние… Правда, радость, пожалуй, преобладала… Все это секундные ощущения, но вряд ли когда-нибудь я смогу их забыть…

— Понимаю…

— Тогда объясните, что со мной и как мне быть.

Шеррап бросил сигару.

— Ничего не предпринимайте, мисс Ломент, и не задавайте вопросов. Советую вам как человек, у которого есть собственная дочь.

— То есть вы советуете не переезжать?

— Безусловно, — он выразительно махнул рукой. — Забудьте обо всем. Такой дом не принесет вам добра. Сказать, кто вы, в сущности, такая, мисс Ломент? Вы — художник без профессии. Вы словно громоотвод без заземления — вам следует избегать грозы. О, ведь я портретист. Ваша нервная натура очевидна… Вы просили совета, я его дал. На вашем месте я не стал бы там жить. Если вы испытываете такие чувства в самом начале, что будет потом? Это слишком рискованно.

— Спасибо, — спокойно сказала Изабелла. — Наверное, я воспользуюсь вашим советом. Боюсь, по природе я будто натянутая струна, впрочем, никто из моих друзей даже не подозревает об этом. Меня почему-то считают флегматичной. Вы, пожалуй, единственный, кто разгадал, что я способна на сильные чувства.

Когда они вернулись к пирсу, Шеррап распрощался и пошел к станции. Изабелла весьма и весьма поразила его. Сидя в вагоне перед отправлением поезда, он достал свой объемистый блокнот и принялся набрасывать портрет. Закончив, неудовлетворенно покачал головой. Сходство великолепное, но так и не удалось передать ее голос.

ГЛАВА V
Изабелла видит себя

Маршел приехал в следующую пятницу с вечерним поездом. На неделе он написал Джаджу и получил от него ответ. Джадж сообщал, что все еще колеблется насчет продажи дома, но надеется вскорости прийти к определенному решению. Кроме того, он писал, что пока не считает необходимым встречаться с леди, пожелавшей приобрести Ранхилл Корт, но в случае положительного решения гарантирует ей право первого выбора. К письму прилагался ключ от «Восточной комнаты». Маршел пересказал миссис Мур содержание письма, правда только деловую часть.

По-прежнему стояла хорошая погода. В субботу они совершили длительную поездку на автомобиле по Сассексу и Кенту, а вечером были в театре.

В воскресенье утром, за завтраком, Изабелла сообщила миссис Мур о своем намерении вместе с Маршелом до обеда съездить в Ранхилл. Тетушка отнеслась к поездке равнодушно, ибо по воскресеньям неизменно отправлялась в церковь.

— Надеюсь, на этот раз вы вернетесь к обеду?

— Обязательно. Маршелу просто хочется закончить осмотр.

— Я знаю, дом тебе не понравился, и нет надобности предостерегать тебя от преждевременных восторгов. Да и Джадж наверняка не захочет расстаться с поместьем.

— Почему? — заинтересовался Маршел.

— О, я кое-что понимаю в разбитых сердцах старых вдовцов. Он скорее снова женится, чем откажется от своего обжитого, знакомого дома. В таком возрасте он уже не столько человек, сколько сплошное переплетение привычек.

— Пятьдесят восемь — не такой уж и возраст.

— Слишком стар, чтобы менять образ жизни, но не слишком — для новой жены, — повторила миссис Мур нарочито и пренебрежительно.

— Не сомневаюсь, всегда найдутся женщины, которые будут не прочь выйти за него замуж, — придвигая розетку с джемом, сказала Изабелла. — У него, должно быть, приличное состояние.

— Конечно, Изабелла. Даже молоденькие девушки. Стоит ему только захотеть, и подыскать молодую красивую жену окажется много проще, чем хорошего повара. Попомните мои слова, в течение года в Ранхилл Корт появится новая миссис Джадж.

— А мне представлялось, вы относитесь к нему с почтением, — бесстрастно заметила Изабелла.

— Я отдаю должное его умению вести практические дела, но это не ослепляет меня настолько, чтобы не понимать, как, вероятнее всего, он поступит.

— По-моему, вы просто считаете, что с его стороны не очень-то прилично заставлять вас мучиться неизвестностью. Признайтесь, тетя!

— Ты совершенно не права, дитя мое. Я вовсе не тороплю его. Всего-навсего стараюсь понять, отчего он никак не может ни на что решиться. Дом — его собственность, и он, естественно, вправе поступать как найдет нужным… — несмотря на спокойный тон, миссис Мур, несомненно, рассердилась.

Маршел с Изабеллой выехали чуть позже десяти и по знакомой дороге к одиннадцати уже добрались до Ранхилла. На этот раз за воротами присматривал сам Прайди. Одетый в черный костюм — надо полагать, по случаю воскресенья, — он курил пожелтевшую от никотина трубку с чашечкой, вырезанной в форме человеческой головы. Маршел приоткрыл письмо Джаджа, показал его подпись и протянул главному садовнику несколько монет, которые тот безразлично сунул в карман.

— Можно сейчас же попасть в дом?

— Да, сэр.

— А вы свободны?

— Свободен, сэр.

— В сущности, мы хотели бы осмотреть лишь одно помещение. Все остальное уже видели. Я имею в виду «Восточную комнату». В прошлый раз она была заперта, теперь у меня есть ключ.

Садовник прищурил хитрые глазки и осторожно, вроде бы безразлично спросил:

— С чего это вдруг хозяин решил открыть эту комнату, сэр?

— А разве есть какие-то особые причины не открывать?

— Она заперта уже восемь лет, сэр, по-моему, одно это — довольно веская причина.

— А почему вообще комнату закрыли? — поинтересовалась Изабелла.

— За ненадобностью, мисс. Там нет ничего любопытного.

— Зачем же тогда столь прочный замок?

Убедившись, что Прайди не собирается отвечать, она задала другой вопрос:

— Насколько мне известно, комнату называют не «Восточной», а «Башней Улфа»?

— Как?

— «Башней Улфа».

— В первый раз слышу, мисс. Мой дед говаривал, мол, еще во времена его молодости старики называли ее «Башней Эльфов».

— Как странно! Любопытно, какая версия правильнее?

— Мы можем обсудить это и в доме, — Маршел повернулся к садовнику. — Если, конечно, вы возьмете ключ и впустите нас.

Едва Прайди отправился в домик привратника, Изабелла закрыла глаза и потрогала лоб.

— Боюсь, у меня начинает болеть голова.

— Возможно, от солнца? Чем быстрее мы окажемся в доме, тем лучше.

— Похоже, вы правы — солнце печет очень сильно.

Садовник пробыл в привратницкой лишь несколько секунд и, появившись с ключом в руке, пошел открывать ворота. Маршел сел в автомобиль (Изабелла не выходила), они въехали и пригласили сесть закрывавшего ворота Прайди. Автомобиль мягко прошуршал по аллее и остановился у дома.

Пока ожидали возившегося с замком Прайди, у Изабеллы так разболелась голова, что она едва стояла на ногах.

— Хуже? — обеспокоенно спросил Маршел.

— Ох да. Хорошо бы, он поспешил.

Дверь наконец открылась. Поддерживая Изабеллу, Маршел провел ее в прохладный зал и усадил в кресло. Мужчины продолжали стоять.

— Здесь лучше, только боюсь, я не в состоянии идти дальше… — тихо проговорила Изабелла, помолчала и более оживленным тоном спросила: — Итак, мистер Прайди, вы ничего не знаете о «Восточной комнате»?

— Почему, собственно, «итак»? — переспросил тот небрежно, но не агрессивно. — Я не говорил, что не знаю.

— Вы же сказали: там нет ничего интересного.

— Там нет ничего интересного для вас, мисс.

— А что, по-вашему, для меня интересно?

— Вы приехали сюда вроде как на пикник, мисс… А с этим домом шутки плохи. Он может и укусить, и притом укусить очень сильно.

В любой другой ситуации Изабелла поморщилась бы, слушая простецкие выражения, но в торжественной безмолвной обстановке глубокой древности сказанное прозвучало почти угрожающе. Она замолчала, и расспросы продолжил Маршел, на которого окружающее, судя по всему, ничуть не влияло.

— Что, собственно, Прайди, вы имеете в виду?

— Джентльмены вроде вас, сэр, могут разгуливать по дому сколько угодно. Вы ничего не увидите и не услышите, и дом не причинит вам вреда. А вот у молоденьких барышень совсем другие нервы, и, ради забавы отправившись в путешествие, они могут и не вернуться; даже если и захотят… У леди болит голова. Вот и хорошо. Пусть, сэр, она отдохнет, а мы с вами сходим наверх и все осмотрим.

— О, вздор!.. Вы же хотите пойти — да, Изабелла?

— Очень. Хотя я действительно неважно себя чувствую. Головная боль не проходит, наоборот, только усиливается.

— В таком случае, быть может, мне лучше остаться? Или все-таки осмотреть комнату? Это займет минут десять. Как скажете, так и сделаем.

— Пожалуйста, идите с мистером Прайди. Надеюсь, мне станет легче, если я немного побуду в тишине и одиночестве. От разговоров только хуже.

— Но я не могу вас так оставить!.. Вы уверены, что вам не в тягость чуть-чуть побыть одной?

Изабелла утвердительно кивнула и слабо улыбнулась.

— Боже мой, я же не ребенок!

Маршел неохотно попрощался и начал быстро подниматься по лестнице. Прайди, чьи одеревеневшие от ежедневного копания в саду ноги не сравнить с молодыми ногами представителя Ллойда, постепенно начал отставать.

Изабелла то закрывала, то открывала глаза. Покой, тишина и приглушенный свет успокаивающе действовали на нервы, и минуты через две ей и в самом деле полегчало. Со времени их первого визита в зале ничего не изменилось. Падающие на темное благородное дерево малиновые, синие и золотистые лучи создавали атмосферу торжественной и зловещей красоты. Как и раньше, все пребывало в абсолютном безмолвии.

Внезапно Изабелла словно очнулась: не сознавая того, она давно уже смотрела на нечто новое, о чем до сих пор даже не подозревала. Если она и видела это раньше, то, верно, не обратила внимания. Неподалеку от старинного камина находился еще один лестничный пролет, не покрытый коврами, ведущий куда-то наверх.

Изабелла не заметила ничего особенного — самая обыкновенная, абсолютно реальная лестница. Единственная странность — лестница каким-то непонятным образом до сих пор не попадалась ей на глаза.

Лестничный пролет до конца не просматривался — ступени начинались в зале и через проем в стене вели, видимо, на какой-то верхний этаж. Мелькнула мысль: если подняться, наверняка попадешь в еще не обследованную часть дома. Воодушевленная своим открытием, Изабелла забыла о головной боли. Стоит ли звать Маршела? Вряд ли на таком расстоянии он услышит ее голос, а рассказать об открытии она успеет и после. Пока же у нее есть шанс предпринять собственное небольшое расследование. Разумеется, это не странная лестница, о которой говорил Джадж. Ведь Джадж видел ее в другой части дома, к тому же ступени столь явственно материальны, что о чем-то сверхъестественном не может быть и речи. Изабелла совершенно не испытывала тревоги — лишь удивление и любопытство.

Однако сердцебиение участилось. Она медленно поднималась по ступеням, то и дело оглядываясь на зал. Преобладало ощущение таинственности, хотя и непонятно почему. Лестница из темного блестящего дерева, похоже, из тика. До верха Изабелла насчитала семнадцать ступеней. Перила отсутствовали — к лестнице с обеих сторон вплотную прилегали стены.

Наверху Изабелла оказалась в маленькой комнате, примерно пятнадцать на пятнадцать футов, не больше. Свет проникал откуда-то сверху, хотя окна нигде не было. Пол, стены и потолок комнаты — того же, что и лестница, темного, приятного дерева, никакой мебели. По-видимому, комната служила своеобразной передней. Кроме трех гладких, самых обыкновенных дверей — древних, примитивно простых, — Изабелла не обнаружила здесь ровно ничего примечательного. Двери располагались посередине трех стен и были закрыты, с четвертой стороны вела лестница, откуда она пришла.

Изабелла в нерешительности остановилась — закрытые незнакомые двери как-то пугали. Да, миссис Прайди в прошлый раз не показывала этих помещений, возможно, решив, что все уже осмотрели до ее прихода. А вдруг эти комнаты, как и «Восточная», заперты — вдруг за дверьми что-то скрывается?.. В этом, конечно, легко убедиться… если вообще стоит в чем-то убеждаться…

Однако то самое чувство, которое побуждает женщину сначала тщательно исследовать надписанный незнакомым почерком конверт и только потом распечатать его, заставило Изабеллу помедлить у дверей. Глупо воображать всякие страхи, убеждала она себя, тем не менее не могла решиться приоткрыть хотя бы одну… Да, двери не совсем обычные: чем-то они решительно отличаются от всех остальных виденных когда-либо дверей. И не только от всех остальных, все три — тоже разные. В этом, похоже, и крылась их загадочная странность. Средняя дверь, напротив лестницы, — величественная и, пожалуй, очень личная, правая — тут Изабелла, как ни старалась, не могла уточнить свое впечатление — казалась угрожающей: будто за ней кто-то притаился и в любой момент она может внезапно распахнуться. Левая дверь, скорее всего, вела в проходную комнату; такая мысль возникала, по-видимому, от конфигурации стен.

Довольно долго Изабелла колебалась, не решаясь ни пойти вперед, ни вернуться в зал. В полной растерянности она, не снимая перчаток, нервно пощипывала кончики пальцев, улыбаясь собственной слабости. Возможно, следовало спуститься вниз и подождать Маршела. Наверное, он уже вернулся, ищет ее… В высшей степени странно, что он тоже не заметил этой лестницы!..

Изабелла направилась было за Маршелом. Но… каприз оказался сильнее. Спустившись на ступеньку, она резко повернулась, энергично прошла через переднюю к левой двери и, вызывающе распахнув, остановилась на пороге, с торжеством и страхом вглядываясь внутрь.

Совсем маленькая комната, меньше передней, отделанная тем же темным деревом, была совершенно пуста, если не считать большого овального зеркала на боковой стене и длинной ярко-красной портьеры на противоположной; портьера, по-видимому, скрывала еще одну дверь. Продолжая размышлять над тем, зачем нужны эти комнаты, к какой части дома они относятся и почему в них нет мебели, Изабелла осторожно шагнула за порог.

Рассеянно подошла к зеркалу поправить шляпку… И застыла в полном удивлении: либо зеркало каким-то образом льстило ей, либо с ней что-то произошло: она выглядела совсем иначе. Изабеллу потрясло ее отражение — не важно, что она похорошела, нет, — в ней появилось новое, не свойственное ей прежде выражение лица. Строгие и сдержанные черты смягчились и расцвели пленительной, притягательной женственностью. Но главное — в лице преобладала глубокая, еще спящая страсть… Выражение собственного лица так восхитило и заворожило Изабеллу, что ей даже стало немного страшно, когда она вспомнила, что смотрит на себя самое. И тем не менее она знала: все это — правда. У нее действительно именно такой — глубокий и трагический — характер. О, она не похожа на всех других девушек — на всех английских девушек. Ее душа не плавала по поверхности, но вслепую нащупывала свой путь в глубине… Каким образом простое стекло могло отразить ее тайну? И что это за дивная, почти мучительная женственность?..

Замерев, все с тем же выражением лица, Изабелла долго стояла у зеркала. Она смотрела на свое отражение без всякого женского тщеславия, без любования, ей просто хотелось понять себя самое. Ни одной женщине, казалось Изабелле, с таким сильным и страстным характером не избежать необычной, вероятно, трагической судьбы. Странное, неведомое чувство захватило ее…

Внезапно она услышала: где-то ее зовут. Хотя голос едва слышался — словно бы просачивался сквозь стены, — она без труда узнала Маршела. Должно быть, он звал ее сверху и, не получив ответа, поспешил в зал. Изабелла решила спуститься. Однако, разумеется, глупо было бы уйти, не заглянув за портьеру.

Она быстро пересекла комнату и отодвинула тяжелую красную драпировку. В проеме стены вниз уходила еще одна лестница. Изабелла сочла, что для небольшой разведки время еще есть.

На полпути вниз она увидела зал… Это уже совсем непонятно…

Спустившись ниже, она оказалась рядом с камином, следовательно, эта лестница тождественна той, по которой она поднялась… Продумать, насколько такое возможно, она не успела: в тот самый момент, когда ее нога ступила на пол зала, все приключение начисто вылетело из головы — как будто задули свечу.

Она помнила, как поднималась, сознавала, что только-только спустилась вниз, но у нее не осталось ни малейшего воспоминания о том, что случилось между подъемом и спуском.

Изабелла обернулась взглянуть на ступени. Они исчезли!.. И только тогда она впервые вспомнила рассказ Джаджа.

Инстинкт подсказал, что не стоит говорить о происшедшем Маршелу. Сначала лучше спокойно, без спешки все обдумать и взвесить и только потом, при случае, поделиться с ним. Вряд ли он сможет ее понять — почти наверняка возникнет недоверие, начнутся разногласия… а потому, наверное, самое лучшее — вообще никогда не упоминать о приключении. В ожидании Маршела Изабелла села в кресло. У нее снова заболела голова.

Наконец пришел Маршел и вслед за ним Прайди. И пришли они не сверху, а с улицы. Маршел был явно подавлен, при виде Изабеллы лицо его вспыхнуло.

— Где, в конце концов, вы пропадали так долго?

— О чем вы? Который, собственно, теперь час?

— Уже половина двенадцатого. Я ищу вас никак не меньше двадцати минут.

— О!..

— Так где же вы были?

Изабелла улыбнулась, соображая, что бы такое сказать.

— Раз вы меня не видели, значит, меня здесь не было… Ах да, я выходила чуть-чуть прогуляться.

Прайди подозрительно смотрел на нее.

— Почему же вы не откликнулись, когда я вас звал? — спросил Маршел.

— Дорогой Маршел, странный вы человек. Неужели полагаете, я бы не ответила, если бы слышала? Возможно, заснула, не знаю… У меня сильно болела голова, и я с закрытыми глазами сидела под каким-то деревом. По-моему, не стоит попусту волноваться… Осмотрели комнату?

— Конечно. Самая обычная комната.

— Ничего сверхъестественного?

— О, все это — чушь!.. Вам лучше или стоит еще немного посидеть?

— Нет, пожалуй, пойдем, — Изабелла медленно встала.

Маршел странно взглянул на нее, но промолчал.

Выходя из дома, Изабелла не пошла вместе с Маршелом к автомобилю, а задержалась около запирающего дверь Прайди.

— Итак, мистер Прайди, я весьма рисковала бы в той комнате, не так ли?

Прежде чем ответить или хотя бы взглянуть на нее, Прайди закончил свою работу.

— Возможно, мисс. Только я не беру свои слова обратно. К тому же я, между прочим, совсем не уверен, что вы не увидели сегодня слишком много.

— С чего вы только это взяли?! — со смехом воскликнула Изабелла. — И что же, по-вашему, я увидела?

— Вам лучше знать, мисс. Замечу лишь — за сорок минут вы изменились.

— Надеюсь, в лучшую сторону, мистер Прайди?

— Изволите думать, я дурака валяю, мисс? Дело ваше. Да я не из тех, кто болтает о том, чего не знает. Еще раз предупреждаю, дом не для таких молоденьких барышень, как вы. В Англии полно старинных домов, и, если они вас так интересуют, найдите что-нибудь другое.

— Изабелла, идите сюда! — нетерпеливо позвал Маршел. — Не стойте там с больной головой.

Изабелла послушалась. Усевшись в автомобиль, она перестала улыбаться и впала в такое тревожное и беспокойное состояние, что Маршел непроизвольно воскликнул:

— Боже, Изабелла, на вас лица нет!

Она не ответила; когда выехали за ворота, тихонько достала из сумочки маленькое зеркальце в серебряной оправе и принялась внимательно изучать свое лицо. Да, выглядела она не очень-то привлекательно, однако никаких особенных перемен вроде бы…

ГЛАВА VI
На сцене появляется Джадж

Во вторник погода резко ухудшилась. Начавшийся ранним утром дождь не перестал лить и днем. Маршел уехал в город, миссис Мур отдыхала у себя. Изабелла, хоть и с большой неохотой, решила воспользоваться случаем и написать письма. Занятие это, надо сказать, она никогда не любила. На столе уже лежала небольшая стопка запечатанных и подписанных ее крупным, размашистым почерком лаконичных посланий, и теперь она отвечала на письмо Бланш, которая собиралась вместе с Роджером провести ближайший уик-энд в «Гонди». Изабелла выражала ей свою радость по этому поводу. Именно Бланш — ее лучшая подруга еще со школьных времен — представила ей Маршела, младшего брата своего мужа Роджера. Разумеется, она считала их помолвку делом своих рук. Изабелла, конечно, придерживалась на этот счет другой точки зрения, однако не считала нужным доводить ее до сведения окружающих. Изабелла была Изабеллой для всех, кроме Бланш и ее мужа, которые звали ее просто Беллой. Жили они в Хемпстеде и были довольно богаты.

В дверь позвонили — служитель отеля принес визитную карточку для миссис Мур. Изабелла с большим удивлением прочла имя и, попросив служителя подождать, отправилась к тетушке.

— Пришел мистер Джадж, — оставаясь в дверях, сухо сообщила она.

Миссис Мур привстала и снова легла.

— Где он?

— Вероятно, внизу. Вы его примете?

— Это уж слишком! Он, похоже, воображает, будто может поступать, как ему вздумается. Являться с визитом в такой час!.. Нет, я его не приму.

— Вы бы лучше поинтересовались, чего он хочет. Может быть, я спущусь и спрошу?

— Ты? Ну нет, дитя мое. Просто попроси передать — меня нет дома, а если у него ко мне дело, пусть оставит записку.

— Пожалуй, я все же спущусь, — улыбаясь, возразила Изабелла.

— Жаль, что ты не всегда столь же внимательна к окружающим.

— Всего-навсего правила приличия, тетя. Бедный мистер Джадж, возможно, специально приехал из Брайтона.

— Поступай как знаешь, только ничего от меня не скрывай.

— Что за вздор, тетя! С какой стати мне что-то скрывать?

Изабелла ушла. Миссис Мур задумчиво посмотрела на закрывшуюся дверь, протерла глаза и снова взялась за книгу.

— Где этот джентльмен? — спросила у служителя Изабелла.

— В холле, мадам.

Она спустилась за ним вниз. Ужин еще нескоро, и холл был почти пуст. Джадж с довольно-таки официальным видом сидел на стуле у самой двери. Одетый по погоде, он выглядел аккуратно и подтянуто, что, несмотря на некоторое предубеждение, приятно удивило Изабеллу. На вид значительно моложе своего возраста, невысокий, крепкий и хорошо сложенный: классический тип состоятельного провинциального англичанина. Властное и решительное выражение чисто выбритого, немного болезненного лица свидетельствовало о богатом опыте общения с людьми. Серые глаза, проницательные и твердые, по всей видимости, не нуждались в очках… Служитель быстро представил его и исчез.

В некотором замешательстве Джадж встал и церемонно поклонился, ожидая объяснений.

— К несчастью, миссис Мур занята. Я ее племянница.

Он снова поклонился.

— Могу я узнать ваше имя?

— Мисс Ломент.

Джадж посмотрел на нее внимательней. Под свободной шелковой блузкой угадывалась полная грудь. Открытую шею украшала длинная нить аметистовых бус, которые она перебирала в течение всей беседы. Джадж смягчил свой официальный тон.

— Я приехал в Брайтон по делу и решил убить сразу двух зайцев. Жаль, мне не повезло. Не будете ли так любезны передать вашей тетушке небольшое сообщение?

— Конечно, с удовольствием передам.

— Вам, быть может, известно: мы с миссис Мур через мистера Стоукса ведем переговоры о продаже принадлежащего мне поместья Ранхилл?

— Естественно, я в курсе. Мы с тетей живем вместе.

— Ах так… Я не знал… мисс Ломент. Очень сожалею, я заставил вашу тетушку так долго ждать, но наконец мне удалось принять решение. Тщательно все обдумав и взвесив, я пришел к выводу, что продавать поместье неразумно, во всяком случае сейчас… По возвращении домой непременно напишу миссис Мур лично, а пока, надеюсь, вас не затруднит сообщить ей о моем решении?

На щеках Изабеллы неожиданно выступили два красных пятна… Возникла долгая пауза.

— Ваше решение кажется мне очень странным, — наконец едва слышно сказала она.

— В каком смысле?

— Насколько я знаю от мистера Стоукса, — не отдавая отчета в своих словах, проговорила Изабелла, — вы были весьма заинтересованы в продаже дома.

— Я не уполномочивал мистера Стоукса делать подобные заключения, — раздраженно возразил Джадж. — Сам я никогда не был особо заинтересован в продаже. Мистер Стоукс предложил подумать о такой возможности, и я сразу же довел до его сведения, насколько это проблематично. Поэтому никоим образом я не обманываю чьих-то надежд.

— Я имею в виду совсем другое, — Изабелла примирительно улыбнулась. — Не присесть ли нам где-нибудь, чтобы поговорить?

Изабелла направилась к стоящему в дальнем углу холла дивану, и Джадж покорно последовал за ней. Когда они уселись, она разгладила юбку и некоторое время нервно посматривала по сторонам, не решаясь возобновить разговор.

— Небестактно ли спросить почему... я имею в виду… — в смущении она замолчала.

— Почему я не хочу продать дом? Просто не знаю еще, как сложатся дела в будущем, мисс Ломент. По разным причинам я не могу переехать туда сейчас, но позже, вероятно, все-таки перееду.

— Понимаю.

Наступило неуютное молчание. Изабелла с горечью улыбнулась.

— Вы, наверное, привыкли общаться в основном с деловыми людьми, мистер Джадж?

— Почему?

— Извините, конечно, просто ваше решение настолько неожиданно… я бы даже сказала, грубо. Почти как вызов на дуэль.

— Вызов?

— Я чувствую себя так, словно получила пощечину.

Джадж беспокойно сменил позу.

— Возможно, я сообщил о своем решении довольно резко, однако и не представлял, сколь это важно для вас. Если я нечаянно нарушил ваши планы, искренне сожалею об этом.

— И вы по-прежнему не желаете продавать дом?

— Милая леди, вряд ли вы понимаете, в чем дело. Я прожил в доме восемь лет, и притом самых счастливых. Вы даже не видели поместья и все-таки разочарованы, когда я не соглашаюсь его продать. Кроме того, не забывайте, ведь я совершенно не знаю ни вашей тетушки, ни вас.

— Речь идет не о милостыне, мистер Джадж. Мы не станем торговаться и купим дом за вашу цену, даже если вы запросите очень дорого. Вы вроде бы не собираетесь снова там жить — похоже, вы склоняетесь именно к этому, — так почему же не предоставить дом другим людям? Если не в ваших планах продавать поместье, может быть, согласитесь хотя бы сдать дом, допустим, на несколько лет?

Джадж улыбнулся растерянно и недоуменно.

— Мне очень не хотелось бы снова отказывать вам. Признаться, я не совсем понимаю, почему вы так настаиваете? Почему, даже не побывав в Ранхилл Корт, вы убеждены, что дом вам понравится?

— Мы видели поместье. Мистер Стоукс возил нас туда. Дом вполне нам подходит.

— О!.. Я и не подозревал. Мистер Стоукс не упоминал об этом в письме. Впрочем, ничего страшного.

— Мы с тетей совершенно безобидные люди.

— О, вы оказали честь моему дому. А все ли вам удалось осмотреть?

Изабелла незаметно придвинулась ближе, и он ощутил аромат ее духов.

— Кроме запретного места.

— Жаль, меня не предупредили, мисс Ломент. Я бы сам вам показал дом.

Их глаза случайно встретились. Изабелла улыбнулась и опустила взгляд, а Джадж слегка покраснел.

— Мы были бы вам очень признательны.

— Во всяком случае, стоит осмотреть и так называемое запретное. Вот хороший повод пригласить вас в поместье еще раз, боюсь только, ради такой чепухи вы не захотите снова туда поехать.

Изабелла помолчала, перебирая бусы, затем сказала:

— Вероятно, имеет смысл подумать. Я бы с удовольствием еще раз побывала в Ранхилле. На следующий уик-энд сюда приезжает моя подруга, и я могу пригласить ее с собой. Если, конечно, для вас не слишком обременительно целых полдня находиться в обществе двух легкомысленных дам. Но можете не беспокоиться, мистер Джадж. Бланш замужем, скоро состоится и моя свадьба.

— А миссис Мур поедет?

— Если вам удастся ее уговорить.

— Тогда необходимо познакомиться с ней.

— Поужинайте как-нибудь с нами. Дайте подумать… Устроит вас пятница? — Изабелла одарила его дружеским взглядом. — Мы обсудим нашу поездку в ресторане. Бланш замужем за братом мистера Стоукса, и тот и другой в пятницу тоже приедут…

Секунду поколебавшись и слегка покраснев, она добавила:

— Их компанией мы, конечно, не станем обременять вас в Ранхилле.

Джадж тоже заколебался.

— Очень любезно с вашей стороны. Однако едва ли миссис Мур согласится ужинать с незнакомым человеком, к тому же не пожелавшим сделать ей одолжение.

— Я вас приглашаю, мистер Джадж.

— В таком случае, отказаться невозможно. Если приглашает столь очаровательная дама, остается лишь повиноваться. Буду рад прийти.

— В семь… А не заставляю ли я вас специально ехать из города?

— Нет. У меня в Ранхилле кое-какие дела, поэтому я пока остановился в Уэртинге, это не слишком далеко.

— Ну вот и договорились… Кстати, вы все еще непреклонны в своем решении?

Собственный вопрос, по-видимому, взволновал Изабеллу, и ее дыхание участилось. Джаджу она показалась избалованной богатой девицей, не привыкшей терпеть отказ даже в самых сумасбродных прихотях.

— Сожалею, мисс Ломент, пока да. Возможно, обстоятельства когда-нибудь вынудят меня вернуться к этой теме.

— Будет уже слишком поздно. Собственно говоря, тетя ждет лишь вашего ответа, и мы тотчас же уедем из Брайтона. Думаю, вам лучше самому ей все объяснить, причем как-нибудь в другой раз, иначе наша небольшая экскурсия может и не состояться.

— А разве вы не постоянно живете в Брайтоне?

— О нет.

Джадж нахмурился.

— Странно, вечно я слишком поздно знакомлюсь с приятными людьми.

— Хорошие знакомства, наверное, большая редкость. Просто люди часто расстаются раньше, чем успевают разочароваться, и потому принимают многие знакомства за хорошие… Оставь вы вопрос о продаже дома открытым, мы могли бы продолжить наше знакомство и иногда встречаться. Тем более вы живете поблизости. Но, по всей видимости, вы не сделаете этого?

— Миссис Мур едва ли согласится бесконечно ждать.

— Тогда ничего не получится… По крайней мере, не пишите ей, мистер Джадж. Во всяком случае, до пятницы она вполне подождет.

Джадж встал, собираясь уходить. Изабелла тоже поднялась и протянула ему белую изящную руку, слегка запятнанную чернилами по причине эпистолярных упражнений. Джадж придержал ее, продолжая разговор:

— С моей стороны бестактно задавать такой вопрос, мисс Ломент, но я не из праздного любопытства, и вы, быть может, ответите… Вы сказали, что выходите замуж. Случайно не за мистера Стоукса?

— Да, — она занервничала и убрала руку.

— Спасибо! Могу я присоединиться к поздравлениям, которые вы, несомненно, получаете от ваших друзей? Мистер Стоукс — очень приятный, благоразумный и чуткий молодой человек; насколько я его знаю, он наверняка будет прекрасным мужем.

— Благодарю вас, мистер Джадж! Вряд ли только из меня получится столь же прекрасная жена.

Джадж вежливо улыбнулся.

— Знаете, мистер Стоукс — очень счастливый человек… по-настоящему счастливый!

Изабелла так смутилась, что даже не нашлась с ответом. Они направились к выходной двери. Джадж не спеша и с достоинством натянул перчатки и застегнул плащ. Она молча наблюдала за ним. Наконец, он учтиво попрощался, открыл дверь и вышел под дождь. Некоторое время Изабелла со странной улыбкой смотрела ему вслед.

Когда она поднялась наверх, тетушка окинула ее проницательным взглядом.

— Отчего ты так раскраснелась, дитя мое?

— Бежала по лестнице.

— Сколько же ты проговорила с этим господином… Зачем он, собственно, приходил?

— О, безумно разговорчивый человек. Короче говоря, я пригласила его поужинать с нами в пятницу. По-моему, он предпочитает обсудить вопрос о продаже с вами лично.

— Боже мой, почему мы должны ужинать с ним?!.. Так и знала, ты сделаешь какую-нибудь глупость.

— Да что вы, он вполне солидный господин. Кроме того, он рад снова повидаться с Маршелом. Я сама позабочусь отдать все распоряжения насчет ужина.

Миссис Мур что-то проворчала и спросила:

— А главное, Изабелла?! Продает он дом или нет?

— Кажется, еще не решил, — ответила она рассеянно.

Явно недовольная, тетушка опять что-то невнятно пробормотала и собралась вставать.

ГЛАВА VII
Ужин

В пятницу в семь вечера все шестеро сидели за столом в ресторане отеля. Джадж оказался между двумя девушками, а миссис Мур — между братьями. Изабелла сидела напротив Маршела, а Бланш — напротив своего мужа.

В вечернем платье цвета морской волны с серебром Бланш — высокая, стройная, модно одетая блондинка — выглядела просто великолепно. Неудивительно, что она привлекала всеобщее внимание. Джадж и Маршел тоже начали долгое куртуазное состязание за ее благосклонность, которое лишь позабавило Изабеллу — насчет «личной собственности» между подругами существовало полное взаимопонимание, а еще днем Изабелла поделилась с Бланш своими планами в отношении Джаджа.

Предоставив Бланш разбираться с кавалерами, Изабелла болтала с Роджером обо всяких пустяках, хотя и не находила в этом особого удовольствия; Роджер ей нравился, но она прекрасно знала: для него во всем мире существует только одна женщина — его жена. Историк по профессии (которой он, к счастью, имел возможность заниматься бескорыстно), он обожал немного актерствовать в обществе и особенно любил изображать Мефистофеля. Четырьмя годами старше Маршела, ниже его ростом, он несколько походил на младшего брата задиристым и добродушным лицом. Правда, Роджер обладал хорошим чувством юмора, да глаза у него смотрели веселей.

Новое, цвета красного вина платье Изабеллы оттеняло ее лицо странной, светящейся бледностью, которая почти заменяла красоту. Джадж время от времени задумчиво посматривал на нее, и все-таки чары Бланш были сильнее.

В разгаре ужина, когда несколько бутылок уже опустело, пошли громкие беседы на общие темы. У миссис Мур не выходило из головы поместье Ранхилл, и она уже опасалась, что так и не удастся затронуть этот вопрос. Вряд ли возможно начать переговоры прямо сейчас, за столом, поэтому она решила по крайней мере хоть что-нибудь разузнать. При первой же паузе миссис Мур обратилась по имени к Джаджу и, когда тот удивленно взглянул на нее, заговорила о Шеррапе. Джадж сосредоточенно нахмурился.

— Припоминаю, о ком речь, правда мы никогда не встречались. Мы переписывались. Он собирался в Англию и просил разрешения посетить поместье. Когда-то этот дом принадлежал предкам его супруги.

— Именно так он нам и сказал. Мы познакомились в Ранхилле.

— Он музицировал на вашем рояле, кстати сказать, — добавил Маршел.

Джадж вопросительно посмотрел на него.

— Барабанил Мендельсона, — пояснил представитель Ллойда.

— Точнее, седьмую симфонию Бетховена, — улыбаясь, поправила Изабелла. — Вы разбираетесь в музыке, мистер Джадж?

— Боюсь, не очень. Вы, конечно же, — да?

— Почему «конечно же»? Я настолько предсказуема?

Роджер налил полный бокал сотерна и произнес:

— Одни женщины имеют достоинства, а другие — сплошь состоят из достоинств. Белла относится к последним.

— Роза с шипами, не так ли, Роджер? Тех из нас, которые не отличаются умом, ты милосердно наделяешь обаянием. Ну а я, возможно, не обладаю ни тем, ни другим.

— Или, возможно, и тем и другим, — галантно предположил Джадж. — Я, кстати, не понимаю, почему обязательно либо то, либо другое. История учит: многие умнейшие женщины были в то же время поистине обаятельны.

— Но история написана мужчинами, а они не беспристрастные и компетентные ценители женщин. Когда-нибудь все просто необходимо заново переписать квалифицированным женщинам-экспертам.

Джадж засмеялся.

— И все-таки мужчины лучше подходят на роль ценителей женщин. Следуя природному инстинкту, женщина ищет в своих сестрах недостатки, тогда как мужчина стремится прежде всего отыскать достоинства.

— Возможно, это и по-рыцарски, зато абсолютно не объективно! — возразила Изабелла. — Отыскивая одни только достоинства, вы никогда не поймете женского характера.

— Если характер состоит из одних недостатков, вы правы. Я по-прежнему настаиваю: именно излишнее внимание к недостаткам скрывает истинную женскую природу. Поэтому мужчины лучше разбираются в женщинах.

— Позвольте перевести на более простой язык, — вмешался Роджер. — По-моему, очень разумно наделять женщину добродетелями: если она и не обладает ими, то постарается приобрести, как только поймет, что окружающие приписывают ей оные. Как вам такая мысль?

— Похвалите платье женщины, и она впредь будет носить его с удовольствием, — ответила его жена. — Почему же с добродетелями должно обстоять иначе? Пусть вы долго не носили какую-то вещь, она все равно остается вашей собственностью и вы можете смело ее надеть.

— Следовательно, нельзя подделать свойства характера? — серьезно спросила Изабелла.

— Любая подобная подделка всегда очевидна, — ответил Джадж. — Развивая образ миссис Стоукс, следует добавить: краденую или взятую напрокат одежду легко распознать, так как обычно она не к лицу. В жизни очень просто отличить правду от лжи.

— Применимо ли это к любому свойству характера?

— Несомненно, по моему мнению.

— И к отношениям между мужчиной и женщиной?

— Разумеется. Подлинную любовь — а я думаю, вы имеете в виду именно это, — подделать труднее всего на свете.

— Вы уверены?

— Да, практически невозможно, если, конечно, мужчина и женщина сами не хотят себя обманывать.

— Однако всегда существовали и существуют кокетки.

Джадж поднял бокал и задумчиво поглядел на мерцание световых бликов в вине.

— Поймите меня правильно, мисс Ломент. Я вовсе не утверждаю, что умная женщина не сможет, коли захочет, провести влюбленного мужчину. Я лишь уверен, что искренность ее чувства поддается проверке — существуют своего рода тесты.

— Какие тесты?

— Кокетка, например, всегда сумеет польстить мужчине и сумеет в нужный момент страстно заглянуть ему в глаза, но вряд ли она согласится ради него покинуть общество. Это — один тест… Кроме того — жертва. Любящая женщина всегда не просто готова, она горячо желает пожертвовать своим счастьем ради любимого человека: и не где-то когда-то однажды, а в любой ситуации и в любой момент жизни…

— Великолепный тест! — подмигивая, воскликнул Роджер. — В случае удовлетворительного результата возлюбленная может быть с полной уверенностью признана раненной в самое сердце, и наш приятель может на полных парах мчаться дальше и без всяких опасений вести ее к алтарю.

Бланш облокотилась своей изящной ручкой на стол и коснулась пальцами лица.

— Вы настаиваете, мистер Джадж, что роман несовершенен, если в нем отсутствуют указанные вами экстремальные симптомы? Проявляемые с обеих сторон, разумеется?

— Между прочим, я не имел в виду роман в обычном смысле слова, миссис Стоукс. Я подразумевал глубокое и, возможно, полное страданий взаимное влечение сердец, к чему слово «роман» едва ли применимо.

Подошел официант, и, пока убиралась посуда, все молчали. Затронутая тема перестала интересовать общество, однако ее продолжили Изабелла и Джадж, тихо беседуя между собой.

— Вы исходите из собственного опыта, мистер Джадж?

— В моем возрасте человек обладает богатым опытом, мисс Ломент, но дело не только в этом.

— Если вы говорите не о себе, то позвольте вас поздравить. Вряд ли можно позавидовать человеку, охваченному изображенной вами глубокой страстью.

— Отнюдь не все люди способны на подобную страсть. — Джадж принялся вертеть ножку пустого бокала. — А способные, наверное, устроены так, что мучительно стремятся к ней по своей природе. Хорошо это или плохо — вопрос весьма непростой.

— Я думаю, женщинам это более свойственно, чем мужчинам.

Он, улыбаясь, взглянул на нее и спросил:

— Вы имеете в виду женскую склонность к самопожертвованию?

— Нет, я о другом: для женщин важнее всего голос сердца, важнее даже самой высокой морали.

— Так оно и есть.

— А самое худшее, — столь же тихо продолжила Изабелла, — что ни одна женщина не может чувствовать себя в безопасности, пока сама не испытает страсти.

Она добавила с беспокойной улыбкой:

— В любой момент может появиться человек, который докажет, что до сих пор она жила в заблуждении… Впрочем, я плохо представляю подобные чувства. Девушкам свойственно увлекаться разного рода фантазиями и забывать о реальности.

— Самое разумное — вообще не думать об этом. По мудрому предначертанию природы сильная страсть — удел относительно немногих, поэтому нет особого смысла убеждать себя в принадлежности к столь трагическому сообществу. Шансы ничтожно малы.

— Да, конечно, разумнее всего не думать… Я понимаю, с моей стороны довольно легкомысленно затрагивать подобную тему. Надеюсь, вы меня не осуждаете?

— За что же вас осуждать?

— Тогда оставим это. На нас смотрит тетя… Вы, кстати, не поговорили с ней о Ранхилле?

— Пока еще не представилось возможности.

— А зачем вообще сообщать о вашем решении именно сегодня?

— В общем-то, разумеется, необязательно, но как избежать объяснений.

— Я сама позабочусь, чтобы объяснения не состоялось.

— Пожалуйста. Однако, если миссис Мур спросит, мне придется ответить без обиняков.

— Естественно, только не опережайте события. Мне пока не хочется возвращаться в город.

— Вам нравится Брайтон?

— Да, кое-чем.

Джадж так и не притронулся к мороженому.

— Вам нравятся здешние места или новые знакомства и связи?

— Место здесь, по-моему, ужасное.

Тем временем Бланш разыгрывала свою партию с Маршелом.

— Мне, да и Роджеру, хочется осмотреть дом мистера Джаджа. Как, по-вашему, это сделать?

Бланш не сказала, что предложение исходит от Изабеллы, а она всего-навсего осуществляет его.

— Да просто попросить, и все, — ответил Маршел. — Он любезный и услужливый, как водилось в доброе старое время.

— А вы уезжаете в понедельник?

— Да, а в чем дело?

— Тогда попробую договориться на понедельник. Вы же не горите желанием снова попасть в Ранхилл?

— Особенно не рвусь.

— А не взять ли мне с собой Беллу. Надеюсь, не будете возражать, если она поедет со мной?

— Боже, конечно нет! Напротив, буду только рад, если вы приятно проведете день. Я бы советовал прихватить с собой что-нибудь поесть и устроить пикник.

— Отличная мысль!.. Дело лишь за владельцем поместья!..

Поговорив с Изабеллой, Джадж машинально повернулся к другой своей соседке. Бланш обворожительно улыбнулась ему.

— Ну вот, наконец вы и вспомнили обо мне, мистер Джадж. А у меня, между прочим, возникли проблемы…

— Что же вас беспокоит?

— Мы с мужем безумно ревнивы. Среди всех присутствующих только мы не видели вашего знаменитого дома. Из страха получить отказ боюсь попросить вас об одолжении…

— Это плохой комплимент, миссис Стоукс. Неужели я столь суров и неприступен?

— Следовательно, можно как-нибудь к вам приехать?

— Почту за особую честь. Пожалуйста, назначайте любой удобный день.

— Мы уезжаем во вторник. Нельзя ли в понедельник?..

— Прекрасно, в понедельник. Я приеду за вами на автомобиле. В котором часу?

— Право, не хотелось бы беспокоить вас…

— Напротив, вы доставите мне большое удовольствие. К несчастью, автомобиль четырехместный, боюсь, нам придется разделиться.

— Мистер Стоукс — мистер Маршел Стоукс, — она засмеялась, — не сможет поехать. По той простой причине, что в понедельник ему на службу. А как вы, миссис Мур?

— Я уже видела дом, моя дорогая. А вот Изабелла, несомненно, поедет. Поедешь, Изабелла?

— Спасибо за приглашение, даже не знаю… — Она сделала вид, что колеблется. — Я ведь тоже, как вам известно, там была.

— О, соглашайтесь, Изабелла, — начал уговаривать Маршел. — Лето кончается; не упускайте же последней возможности совершить приятную прогулку на автомобиле. Мне тоже хотелось бы, но, увы, пора возвращаться в город.

— Присутствие двух дам вряд ли доставит удовольствие мистеру Джаджу.

— Неужели столь важно мое формальное приглашение, мисс Ломент? Меня крайне огорчит, если вы откажетесь.

— Спасибо, я поеду, — слегка порозовев и опустив голову, согласилась Изабелла.

Джадж подивился мастерству, с которым она замаскировала собственный план, но тем не менее остался доволен. Ему было забавно разыграть вместе с ней этот маленький спектакль.

— Прекрасно, договорились, — резюмировала Бланш. — В котором часу вы приедете за нами, мистер Джадж?

— Решайте сами. Я готов в любое время.

Слегка наклонившись, Изабелла заговорила с подругой, сидевшей около Джаджа по другую сторону:

— Видишь ли, мистер Джадж остановился в Уэртинге, добрых десять миль отсюда. Мы очень неосмотрительно поступили, напросившись в гости.

— По пяти миль на каждую прекрасную даму не слишком разорительная трата на бензин, — засмеялся подвыпивший Роджер. — Как вы считаете, Джадж?

— Совершенно верно, сэр. Тем более что я буду иметь удовольствие путешествовать также и в вашем обществе.

Бланш подняла брови, словно ее внезапно осенила блестящая идея.

— Мистер Джадж, не устроить ли нам пикник на природе… или в доме, в зависимости от погоды. Как было бы прелестно! А все необходимое — еду и вино — мы закажем здесь, в отеле.

— Прекрасная мысль, — ответил Джадж. — Позвольте, я сам обо всем позабочусь. Великолепное предложение — в нашем распоряжении будет целый день.

— Нет уж, все заботы — в компетенции дам, и мы вам это не доверим.

— И все-таки настаиваю, миссис Стоукс. Я большой упрямец, и потому не спорьте со мной. Все необходимое захвачу с собой и приеду за вами в… десять, одиннадцать?..

— В одиннадцать, — уточнил Роджер. — Я поздно встаю. Мы сначала устроим пикник, а потом осмотрим дом. И не забудьте про выпивку.

Подруги попытались устыдить Роджера, он отделался очередной шуткой и снова выпил бокал вина. Подали кофе. Молодые люди закурили, а Джадж решил повременить со своей вечерней сигарой.

Миссис Мур, промолчавшая весь ужин, начала нервничать: время шло, а переговоры с Джаджем все откладывались. Уже поздно, вскоре он встанет, попрощается и уйдет, снова оставив ее в неведении относительно своих планов. Возможно, он и не умышленно старался избежать разговора насчет дома, однако беспокойство миссис Мур все больше возрастало. Изабелла посматривала на тетушку с опаской, хорошо понимая, что у той на уме.

— Вы неразговорчивы сегодня, тетя.

— Да вы, я вижу, прекрасно справляетесь и без меня.

— Мистер Джадж просил меня извиниться перед вами.

— Что? — миссис Мур насторожилась.

— Да, мистер Джадж намерен еще раз все обдумать, прежде чем сообщить свое окончательное решение.

— Что же случилось, мистер Джадж?..

— Ничего не поделаешь, тетя, мы должны подождать. Сколько еще вам потребуется времени, мистер Джадж?

— Если возможно, недели две-три, — он почему-то явно смутился. — Вполне вероятно, и меньше, разумеется, я сразу же вас извещу.

Миссис Мур сурово посмотрела на него.

— Хорошо — две недели. Но вы понимаете, я стану подыскивать и другой вариант?

— Безусловно, вы вправе поступать по своему усмотрению.

— По-видимому, дело не ускорит и выгодное предложение с моей стороны?

— К сожалению, да. На сегодня финансовый вопрос для меня не столь важен.

Сбитая с толку его официальным тоном и незаинтересованностью, миссис Мур замкнулась в недовольном молчании. Изабелла повернулась к Джаджу и, чуть-чуть усмехнувшись, тихонько сказала:

— Боюсь, вы потеряли тетушкину благосклонность. А виновата во всем я.

— К несчастью, я был обречен потерять чью-нибудь благосклонность — или вашу, или ее. Вашу я предпочитаю сберечь.

— Я поняла, — совсем тихо сказала Изабелла, но он расслышал и слегка покраснел.

— И что же вы поняли?

— Мы уже стали друзьями.

В замешательстве оба отвернулись друг от друга. Однако минуту спустя Изабелла вновь прошептала:

— На всякий случай скажите ваш адрес в Уэртинге.

— «Метрополь».

Она поблагодарила и теперь уже решительно повернулась к Роджеру.

— Изабелле, оказывается, есть о чем поболтать с Джаджем, — заметил Маршел своей невестке.

— Не беспокойтесь, дорогой. Ей нужен только его дом.

— Думаете, оттого она и старается произвести на него впечатление?

— Разве в своих делах вы никогда не пользуетесь дипломатией? Каждый выбирает оружие, которым владеет. И вы тоже сторона заинтересованная, Маршел. Ведь в недалеком будущем вы захотите забрать Беллу к себе. А посему следует побыстрее подыскать для миссис Мур дом.

Скоро все встали из-за стола. Джадж сразу простился и ушел.

ГЛАВА VIII
Пикник

В понедельник в полдень «даймлер» Джаджа остановился у парадной двери Ранхилл Корта. Роджер выпрыгнул из машины, помог выбраться дамам, после чего вышел и Джадж. Хотя уже наступил октябрь, на безоблачном небе сияло солнце и было настолько тепло, что Изабелла и Бланш оделись по-летнему, набросив только легкие плащи для поездки в автомобиле. Все поздравили друг друга с удачно выбранным днем.

— Куда мы отправимся? — поинтересовалась Бланш.

Джадж доставал из машины припасы. Поставив обе корзины на землю, он повернулся к Бланш.

— Мы устроим пикник в прелестном месте, поверьте, миссис Стоукс. Мистер Стоукс, вы помоложе, вам и нести корзину побольше.

— Премного благодарен! Это далеко?

— Не беспокойся, — сказала его жена, — мы поможем. Большую корзину мы понесем с тобой вдвоем, мистер Джадж возьмет маленькую, а Изабелла захватит коврик.

— Не желаете ли снять плащи? — предложил Джадж. — Позвольте полюбоваться вашими нарядами, совершенно очаровательными, насколько я мог подглядеть. Трава вполне сухая.

— Джадж, вы не забыли вино? — забеспокоился Роджер. — Я не привык работать бесплатно. Дамские платьица мне безразличны, тем более что жена на сей раз не особенно заботилась о своем туалете. Не сделаю ни шага, пока не узнаю, что в корзинах.

— У нас пикник, а не оргия, — упрекнула Бланш.

— Я сам видел, как укладывали вино… — Джадж приподнял маленькую корзину, — очень хорошее.

— Ты несносный сибарит, Роджер, — вмешалась Изабелла. — Почему сильные и здоровые мужчины всегда так потворствуют своим слабостям?

Сняв плащ, она небрежно бросила его в автомобиль. Бланш последовала ее примеру.

— Ничего себе, декларация. Вы, женщины, всю жизнь тешите себя платьицами, туфельками и шляпками да еще упрекаете нас в потакании нашим маленьким слабостям.

— По-моему, хорошо одетые женщины доставляют удовольствие окружающим, — возразил Джадж, — и потому забота о платьях, туфельках и шляпках не только вполне оправдана, но и является их прямой общественной обязанностью. Едва ли то же самое можно сказать о мужских слабостях.

— Продолжайте в том же духе, и дамы вознесут вас на невиданную высоту, — усмехнулся Роджер. — Посмотрите, они прямо-таки упиваются вашими аргументами.

— Мистер Джадж — рыцарь, — отчеканила Изабелла, — а ты, Роджер, всего-навсего шут.

— Рыцарь, по-твоему, лучше, красавица моя?

— Да уж так мне, глупенькой, кажется.

— Это очень опасное призвание. Ваш рыцарь — льстец. А льстеца рано или поздно начинают считать своей собственностью. Предпочту остаться шутом.

Джадж указал направление, и они пошли вдоль дома по засыпанной гравием площадке. Бланш и Роджер с большой корзиной держались впереди, Изабелла и Джадж, который нес маленькую корзину, шли за ними, понемногу отставая.

Задумчиво помолчав, Изабелла сказала:

— Утверждение Роджера, во-первых, обидно, а во-вторых, совершенно неверно. Как будто мы, женщины, не в состоянии отличать явную корыстную лесть от беспристрастного суждения о женских достоинствах вообще. Для нас важны не слова, а сам человек, его характер.

— Согласен, и тем не менее приятные слова способствуют дружбе.

— Иногда. Однако настоящая дружба требует кое-чего большего, не только пустых комплиментов.

— А как вы понимаете настоящую дружбу… между людьми противоположного пола?

Изабелла слегка покраснела.

— Это легче понять, чем объяснить.

— Да, дружба требует такта, причем такта не рассудочного. Скорее, очень тонкого, деликатного инстинкта.

— Да. Вот поэтому я очень рада, что вы стали моим другом, мистер Джадж… ибо совершенно уверена: вы обладаете подобным… тактом… Грустно — ведь мы скоро навсегда расстанемся…

— Разве ничего нельзя изменить?

— Ничего не поделаешь. Мы уезжаем в самое ближайшее время, а общих знакомых у нас нет. А поэтому вряд ли увидимся снова.

— Другими словами, мисс Ломент, — извините, я должен поставить все точки над «i» — плата за продолжение нашей дружбы — Ранхилл? Я правильно вас понял?

— Это вы, а не я пришли к такому выводу. Весьма лестно — до сих пор не допускала и мысли, что знакомство со мной для вас, возможно, дороже поместья. Да, я, по-видимому, настоящая эгоистка.

— Не говорите так, мисс Ломент. Сфера чувств сложна — все далеко не однозначно. Прошу вас, давайте пока не вторгаться туда… В одном поверьте мне: я безусловно не хочу терять вашей дружбы, и если возможно хоть что-либо изменить…

— О, оставим это… — сказала Изабелла. — Позвольте, помогу нести корзину.

Они подошли к углу дома, где, не зная, куда идти дальше, поджидали Роджер и Бланш; их корзина стояла на земле.

— Куда же теперь? — спросила Бланш.

— Давайте поменяемся, — предложила Изабелла. — Мужчины возьмут большую корзину, а мы — все остальное. Я понесу маленькую, а ты, Бланш, — коврик.

Нагибаясь за корзиной, Роджер простонал:

— Ох, только не говорите, что еще далеко!

— Около двух сотен ярдов, — успокоил его Джадж. — Идем вниз, вон за то поле.

Рассматривая дом, Изабелла показала на фронтон и спросила:

— Не там ли окно «Восточной комнаты», мистер Джадж?

— Там. А почему оно вас интересует?

Изабелла уже собиралась ответить, когда вмешалась Бланш:

— А дом-то, оказывается, четырехэтажный. Ты говорила о трех этажах, Белла.

— Дом трехэтажный.

— Но здесь четыре, дорогая!

— Три, — подтвердили мужчины. — Пересчитайте снова.

Бланш пересчитала: получилось три. Она со смехом признала свою ошибку и тут же позабыла этот маленький инцидент. Изабелла взглянула на Джаджа: задумчиво потирая подбородок, он смотрел на дом.

Спускаясь по крутому скату газона, который ниже выравнивался и переходил в поле, все молчали. Джадж и Роджер шли впереди.

— Тебе действительно показалось, что дом четырехэтажный? — как бы невзначай спросила Изабелла.

— Да, а что?

— Ничего — просто так спросила.

— Почему ты так интересуешься этим домом? Наверняка уж не только из-за тети?

Изабелла засмеялась.

— С годами ты становишься все более подозрительной. А из-за чего еще? Не за себя же я беспокоюсь: если мне и придется тут пожить, то очень недолго. Хотя, признаться, мне здесь нравится: старина, дом, сад и все остальное…

— Ты уже уговорила Джаджа?

— Еще нет.

— Только не заставляй бедного Маршела слишком ревновать, остальное — ерунда.

— Не говори глупостей. Ты прекрасно знаешь, зачем я стараюсь. Неужели думаешь, я потеряла всякое самоуважение?

— Да нет, все в порядке. Только помни, мужчины — очень странные существа: иные воспламеняются весьма быстро.

Спустившись, они перебрались через низенькую изгородь и оказались в поле, которое также спускалось под уклон, но плавно, едва заметно. Поле, остававшееся под паром, с трех сторон окаймляли шеренги вязов, а с четвертой — куда они шли — начинался покатый лесной склон. Припекало солнце, и немного надоедали мухи. Роджер на секунду обернулся и указал дамам на запоздалых ласточек.

— Почему ты считаешь его именно таким человеком? — поинтересовалась Изабелла.

— О, дорогая, пару раз я заметила, он смотрит на тебя очень странно. Мужчины есть мужчины — их не переделать. Он, разумеется, в курсе, что ты помолвлена?

— Дорогая Бланш!..

— Хорошо, умолкаю. Тебе лучше знать. Только веди себя очень и очень осмотрительно.

До самого конца поля Изабелла возмущенно молчала. Мужчины шли быстрее и время от времени оглядывались, как бы протестуя против слишком неспешного и ленивого шага их спутниц.

— По-моему, Бланш, я не прошу особого одолжения. Раз он не собирается здесь жить, почему бы не уступить дом? Тетя заплатит, сколько он запросит.

— Джадж, несомненно, прекрасно разбирается в купле-продаже, — загадочно изрекла Бланш.

Они наконец подошли к выбравшим место и ожидавшим мужчинам.

На траве расстелили коврик и распаковали корзины. Пока Роджер разделывал фазанов и откупоривал рейнвейн, дамы изящно раскладывали пирожные и фрукты, чему по мере сил способствовал Джадж. Они расположились прямо в поле, на солнце, у романтического ручейка, за которым темнел лес. Совсем узенький, всего в дюйм глубиной, ручей был настолько красив, а струящаяся по гальке кристально чистая вода так мелодично журчала, что Изабелла постепенно успокоилась. Склон, которым они спустились, загораживал дом.

— В духе Омара Хайяма — кто-кто, а он умел это оценить, — энергично расправляясь со своим куском фазана, произнес Роджер. — Только вместо прокисшего сиропа у нас три бутылки отменного вина, вместо ломтя хлеба — дичь, и вместо одной «подружки» — две. Не могли бы вы написать на эту тему стихи, Джадж?

— Я категорически против такого отношения к дамам, — холодно возразила Изабелла. — Те времена навсегда миновали: давно уже мужчины существуют для нас, а не мы для них.

— Превосходно! Совершенно согласен. Рад буду способствовать процветанию прелестного женского рая. Кого выбираешь — меня или Джаджа?

— Роджер — зануда-историк, мистер Джадж, он проводит свою жизнь в пыльных читальнях Британского музея.

— Тем больше для меня оправданий, дорогая, — возразил Роджер. — Когда слишком долго роешься в книгах и забиваешь голову всеми этими королями, политиками и героями, собственная природа начинает бунтовать и требует чего-нибудь простого и человечного. Идеалом становятся простушка Джейн и красотка Мюриель.

— Кто же из нас простушка Джейн? — сухо спросила Изабелла.

— Простушка Джейн — «наивное дитя», а красотка Мюриель — «кокетливая чертовка». Сами решите, кто есть кто… А теперь оставьте меня в покое — я возвращаюсь к вину и фазану.

— Мистер Джадж, неужели вы не ответите на столь неслыханную грубость?

— Ничего не поделаешь, милая леди, — развел руками Джадж. — Мистер Стоукс так ловко вывернулся, что совершенно невозможно придраться. По-моему, единственная цель его хитрой тирады — заставить вас обеих лишний раз улыбнуться.

Вилка Бланш застыла в воздухе; в полном изумлении глядя на Джаджа, она спросила:

— Вы намекаете, что мы хмуры и скучны?

— Нет, конечно же нет. Лишь слегка задумчивы — чуть больше, чем требует случай… Я даже забеспокоился, не совершил ли, сам того не желая, какую-нибудь бестактность, не обидел ли чем-нибудь вас?

— Вздор! — воскликнула Изабелла. — Вы сама галантность.

— Муки совести, Белла, — прожевывая фазана, с трудом выдавил Роджер. — Он что-то натворил и не уверен, заметили вы или нет. Выкладывайте, Джадж!

— Нет, нет. Раз мисс Ломент не находит в моем поведении ничего бестактного, лучше оставим эту тему.

— Хитрец!.. Неужели виноват я? На меня Белла обижается в среднем раз в две недели. Прелестное создание, но довольно-таки раздражительное.

— Никогда в жизни не обижалась на тебя, дорогой друг. Когда ты переходишь определенные границы, становишься всего лишь комичен… И вообще дело не в том — мы говорили о мистере Джадже, не о тебе. Обидеться — значит разочароваться, а я не могу разочароваться в поступках или словах мистера Джаджа, ибо, в общем-то, совершенно не знаю его характера.

Бланш пристально взглянула на нее, а Джадж покраснел и после некоторой паузы произнес:

— Всегда считал, что я таков, каким кажусь окружающим.

— Значит, вы никогда не совершаете непредсказуемых поступков? Неужели ваш образ жизни полностью соответствует вашему внешнему виду? В таком случае вы, надо полагать, очень счастливый человек, мистер Джадж.

— А какого дьявола он должен совершать непредсказуемые поступки? — спросил Роджер. — Порой непредсказуемость очаровательна, а в основном сплошной идиотизм. Впоследствии никто не может вразумительно объяснить своих действий.

— Да, рассудочность, возможно, мужской идеал, только отнюдь не женский. Нам нравятся мужчины, которые хоть изредка прислушиваются к голосу сердца и живут не одним разумом. Глупо, конечно, и весьма нерасчетливо, и тем не менее именно таких мужчин мы предпочли бы видеть своими друзьями.

— Почему?

— Потому что для женщин благородство — добродетель, Роджер.

Роджер выпил, вытер губы и спросил:

— Что же, безрассудный человек неизбежно добродетелен?

— Нет. Я лишь убеждена, что женщины уважают людей, для которых дружба — на первом месте, а собственные интересы — на втором.

— Похоже, несравненная Белла знакома с парочкой этаких личностей!

Изабелла раздраженно пожала плечами.

— Мне не нужны подарки от друзей, мне нужны друзья, любящие и умеющие дарить. Разница очевидна?

— Совершенно очевидна. У тебя острая форма романтизма. Не исключено, что такие интересные люди когда-то и были, но в нашем жестоком, холодном мире им места нет. Лучший друг человека — его банковский счет. Прими как аксиому.

— Согласна. — Изабелла подняла бокал. — Тогда — да здравствуют деньги, собственность и эгоизм!

— И к тому же да здравствуют женщины, улыбки, вино, благословенное солнце — короче, все, ради чего стоит жить! И долой всякие философские дискуссии между мужчинами и женщинами! Для блага общества надо нанять специальную профессуру, которая займется этой ерундой.

Одним глотком осушив бокал, Роджер вытащил сигару и, аккуратно обрезав кончик, с явным удовольствием закурил. Наблюдая за ним, Джадж улыбался.

— Вы никогда не бываете серьезны, мистер Стоукс?

— Только на работе.

— Вы, несомненно, заслуживаете право на отдых. Заслуживает, миссис Стоукс?

— По-моему, он пашет как вол, — беспечно ответила Бланш. — Это у них семейное. Его брат Маршел успешно сколачивает состояние, а Роджер не менее успешно завоевывает репутацию. Иногда я склоняюсь к мысли — лучше бы наоборот.

— Следовательно, мистер Маршел Стоукс действительно умный и талантливый человек?

— Говорят, в своем деле он прямо Наполеон. Белле повезло, не важно, понимает она это или нет.

— Мистеру Стоуксу тоже повезло.

— Увидим, — заметила Изабелла. — Когда все уже улажено и обговорено, девушки подчас выкидывают странные номера.

— Нет, нет — никаких авантюр. Мужчина не мужчина, пока не женится, и, если он впоследствии несчастен, в этом исключительно его вина. Посмотрите на мистера Роджера Стоукса. Он в полной гармонии с жизнью… хотя и немного избалован… Мистер Стоукс, ваше здоровье!.. Приглашаю вас на все будущие пикники, возможно, мне посчастливится и впредь устраивать веселые прогулки. Своим прекрасным настроением вы заражаете окружающих.

— Следовательно, в целом я достоин большей похвалы, нежели наши дамы?

— Я этого не говорил. Кое-что — вне всяких похвал, как известно. Восхитительное солнце, например. Вы придаете пикнику оживление, вы как вино, дамы же — солнечное сияние.

Вскоре у Изабеллы разболелась голова. Она замолчала и стала посматривать на часы: время шло к двум.

— Ты побледнела, Белла. Что с тобой? — спросила Бланш.

— Немного болит голова.

Все посочувствовали и решили пойти осматривать дом. Изабеллу пока усадили в тени. Быстро убрали остатки пиршества и наконец отправились. Изабелла оказалась рядом с Джаджем.

— Мне надо бы вам кое-что сказать, или лучше вас не беспокоить? — чуть погодя спросил Джадж.

— Нет, пожалуйста, говорите.

— Насчет дома. Почему вы во что бы то ни стало хотите его приобрести, мисс Ломент?

Она довольно долго молчала.

— Возможно, я просто хочу вашей дружбы, а не дом.

— Да?!.. Но когда же…

— Не знаю. Чувства ведь постепенно обретают силу, не так ли?

— Да… но почему?.. Чем я заслужил?..

— Возможно, главное — все-таки дом… Мистер Джадж, я и в самом деле чего-то не понимаю, — сказала Изабелла и добавила вполголоса: — Вам, вероятно, известно… вы человек весьма необычный. Поэтому дружба с вами, наверное, очень лестна.

Он помрачнел и, пока добирались до окраины поля, где их поджидали Роджер и Бланш, не произнес ни слова. Вдруг неожиданно заявил:

— Можете сообщить миссис Мур, что я согласен продать дом за взаимоприемлемую цену. Больше я не в силах противиться.

— И это… без всяких условий?

— Без всяких.

— Вы, наверное, понимаете… о, мне трудно объяснить…

— И не надо. Я все понимаю… и предлагаю купить дом без всяких условий.

— Я принимаю ваше предложение, — едва слышно прошептала Изабелла.

ГЛАВА IX
Что случилось во второй комнате

Войдя в старинный, величественный зал, они инстинктивно заговорили тише и перестали шутить. Бланш увлекла подругу в сторонку.

— Приятный дом, Белла!.. Ты говорила с ним еще раз?

— Да. Все в порядке — он готов уступить.

— Как тебе удалось?

— Понятия не имею — он сам предложил.

— Неужели?

— Да. А почему бы и нет? Надеюсь, мы скоро переедем.

— Поздравляю, дорогая!.. Теперь, полагаю, ты частенько будешь видеться с ним. Ты, конечно, и это тоже имела в виду?

— Почему тебе так не нравится мистер Джадж?

— Он? Да мне он совершенно безразличен. Вот тебе, боюсь, придется дорого заплатить за этот дом. Однако поступай как знаешь — тебе же хуже…

Бланш резко отвернулась и подошла к Джаджу, дабы выразить свое восхищение залом. Солнечные лучи падали искоса, и половина зала пребывала в тени, отчего он казался таинственнее обычного. Джадж учтиво и несколько растерянно ее поблагодарил. Тем временем Изабелла уселась в плетеное кресло, спиной к камину.

— Как голова? — сочувственно спросил Роджер.

— Болит, Роджер, — ответила Изабелла и, когда подошли остальные, добавила: — Не осмотрите ли дом без меня? Не хочу быть обузой.

— А как же ты? — спросила Бланш.

— Останусь здесь. Головная боль просто невыносима. А дом я уже видела.

— Кроме одной комнаты, — напомнил Джадж. — Правда, там нет ничего интересного.

— Кроме какой комнаты? — заинтересовалась Бланш.

— Речь идет о комнате на третьем этаже, — объяснила Изабелла. — Говорят, иногда там появляется привидение, не правда ли, мистер Джадж?

— Не знаю, откуда эти слухи. Не только о «Восточной», и об остальных комнатах болтают много глупостей.

— Настоящее привидение, мистер Джадж? — улыбнулась Бланш.

— Надеюсь, классический экземпляр: жаль, не довелось самому увидеть.

— Как интересно! А нам вы покажете комнату?

— Разумеется.

Сначала, однако, решили закончить осмотр первого этажа. Пока они бродили по залу, Изабелла сидела в кресле. Джадж непрерывно и очень подробно что-то объяснял, и под его монотонные интонации Изабелле все труднее становилось бороться со сном…

Она, по-видимому, все-таки задремала, ибо, раскрыв глаза, вздрогнула. В зале никого не было, хотя друзья находились еще на первом этаже: она слышала голоса, доносившиеся из какой-то дальней комнаты. Слов нельзя было разобрать, зато легко узнавались спокойные интонации Джаджа и отдельные восклицания Бланш. «Как странно, — подумала Изабелла, — через стены женский голос в сравнении с мужским всегда столь абсурдно пронзителен».

Она выпрямилась и поправила юбку, машинально постукивая каблучком по полу. Прежде чем подняться наверх, они снова вернутся в зал, это может произойти в любой момент — пока вся компания не исчезнет где-нибудь наверху, не стоит рисковать и любопытствовать… появились ли уже те ступени?!.

Через несколько секунд дверь в зал распахнулась, и на пороге показались оживленно беседующие друзья. Изабелла улыбнулась, но решила не вставать.

— Ага, она проснулась! — воскликнул Роджер.

— А вы думали, я сплю?

— Когда мы уходили, ты очень сладко дремала. Мы даже шли на цыпочках, как три конспиратора. Джадж подтвердит.

— Бланш, ну как тебе дом? По крайней мере первый этаж?

— Дом совершенно удивительный. Колоритный и спокойный, полный воспоминаний о былых временах. Ты не пойдешь с нами наверх?

— Пожалуй, нет. Лучше еще посижу.

Джадж вынул карманные золотые часы, взглянул и сказал:

— Мы будем отсутствовать не особенно долго. Не больше часа, я думаю. Сейчас четверть третьего. Вы подождете?

— Да, конечно, только не тяните время — идите!

Перед уходом Роджер закурил.

— Хочешь сигарету, Белла, — развеять скуку, пока нас не будет?

— Да, пожалуй.

Первая спичка погасла, она чиркнула второй.

— Не очень-то уверенная у тебя рука, — заметил Роджер.

Изабелла молча вернула спичечную коробку и, зажав сигарету губами, положила руки на колени. Бланш и Джадж уже подходили к лестнице, и Роджер поспешил за ними. Изабелла вздохнула и нервно затянулась.

Она слышала, как на первой лестничной площадке решают, куда идти: Джадж предлагал сначала осмотреть второй этаж, а Бланш настаивала на комнате с привидением. По-видимому, она добилась своего — немного погодя их шаги послышались на лестнице, ведущей на третий этаж. Голоса постепенно удалялись, пока наконец не воцарилась полная тишина.

Минуты через три Изабелла быстро встала — так резко, что опрокинула кресло, — повернулась и, взглянув на стену рядом с камином, удовлетворенно улыбнулась; она волновалась совершенно напрасно — ступени, разумеется, находились прямо перед ней. Да и разве могло быть иначе? Обычная, вполне материальная лестница, вполне созвучная общей композиции зала… Весьма странно, конечно, что она не заметила лестницу накануне и что остальные тоже не обратили на нее никакого внимания, но сейчас-то не обманывают же органы чувств… Деревянная, без сомнения построенная человеческими руками, лестница, очевидно, вела в какую-то другую часть дома. Ничего мистического или неестественного: обыкновенная лестница, по которой, должно быть, когда-то ходили каждый день. Да она и сама однажды поднималась по ней. И прекрасно помнила об этом — в противном случае вряд ли пошла бы на такие ухищрения, чтобы снова сюда попасть.

Только через несколько минут к Изабелле вернулась обычная энергичность. Прикрыв глаза рукой, она отчаянно старалась вспомнить, что же произошло в прошлый раз. Казалось странным, раздражающе странным, но забылось абсолютно все. Она помнила, как на мгновение остановилась, едва ступив на лестницу, помнила, как спускалась в зал; а между тем и другим — пустота. Откуда столь поразительный провал в памяти?.. Возможно, наверху какая-то особая, гипнотическая атмосфера? Это, однако, объяснение одной тайны с помощью другой: невероятно, чтобы интерьер и архитектурные особенности какого-либо здания могли так сильно влиять на психику, вызвать полное забвение. Тогда, быть может, ей все приснилось? Быть может, она и сейчас еще спит? Или все это — галлюцинация, как у Джаджа?.. Нет, никогда в жизни она не чувствовала такой ясности и точности мысли. Такие объяснения не подходят…

А драгоценные минуты бегут. Изабелла оторвалась наконец от созерцания лестницы, взглянула на галерею и, затаив дыхание, прислушалась. Ни звука. Вся компания по-прежнему осматривала верхний этаж. Она тихонько подошла к лестнице и начала подниматься. Как и накануне, охватил сладостный и волнующий дух приключения: она отправляется в неведомое, где ее ждут удивительные открытия…

Тотчас же начала проясняться память. Все припоминалось понемногу — мимолетные впечатления складывались в целое постепенно, — как случается, когда вспоминают о каком-то давно забытом событии собственной жизни. Лестница, должно быть, ведет… в переднюю с тремя дверьми. В одну дверь она в прошлый раз вошла… и увидела… да, зеркало на стене… и красную портьеру. Она отодвинула тяжелую портьеру… и что потом? Потом вроде бы снова спустилась по лестнице и оказалась опять в зале… Все словно в тумане, какие-то обрывочные впечатления…

Стараясь восстановить в памяти и детали, Изабелла часто останавливалась. В глубокой задумчивости, не замечая ничего вокруг, она оказалась в той самой передней, которую только что довольно обстоятельно припомнила. Конкретность ощущения заставила вздрогнуть и оглядеться: три двери были на месте — как и раньше, закрытые и враждебные. В отличие от освещенного цветными лучами зала сочились странные серые сумерки…

Все представлялось совершенно обыкновенным, и вместе с тем нарастало беспокойное чувство эфемерности окружающего: казалось, она вступила в призрачное и зловещее пространство, где может случиться самое непредсказуемое. Воодушевление таяло, страх усиливался. Она не собиралась отступать, но двери нравились ей все меньше и меньше. И как только у нее хватило мужества открыть тогда дверь… Левую. Проделать то же самое — нет, не имеет смысла — на этот раз надо попытаться открыть среднюю, если, конечно, достанет смелости. О правой нечего и думать: ее вид вызывает холодную дрожь. Правая дверь определенно внушает страх. Она не могла объяснить почему, просто жутко даже стоять возле нее. Вот-вот скрипнет, откроется, распахнется…

Голова перестала болеть, зато нервы явно сдавали: чем дольше она разглядывала двери, тем сильнее колотилось сердце; щеки буквально пылали. Внезапно ее охватила паника: жуткая дверь сейчас откроется, за ней притаилось нечто, готовое вырваться и отрезать отступление к лестнице. Изабелла почти бессознательно шагнула к средней двери и повернула ручку… Не заперто! Затаив дыхание, быстро скользнула внутрь и тут же захлопнула дверь.

Небольшая комната, обшитая деревянными панелями. Резная деревянная скамья со спинкой у противоположной стены. Ни одного окна, и падающий откуда-то сверху сумеречный свет.

Почти пустая, маленькая комната казалась богатой и благородной — по-видимому, благодаря изысканному темному дереву. Изабеллу охватил прилив чувства собственного достоинства — будто ее пригласили в кабинет аристократа… Одинокая скамья? Зачем? Комната, верно, предназначалась для тайных встреч… как все странно!..

Настороженно и опасливо она присела на скамью, в случае необходимости готовая сразу же встать. Ощущение безопасности не приходило: таинственная комната, закрытая дверь, которая в любой момент может открыться, — положение малоутешительное… Чего же она ждет? Почему не уходит, если давно уже все осмотрела? Убедительного ответа не было, словно завороженная, Изабелла продолжала сидеть, тревожно глядя на дверь и нервно теребя накинутый на шею длинный изящный шарф.

Не осмеливаясь себе признаться, она ждала, когда наконец откроется дверь…

Тихо вскрикнув, Изабелла привстала со скамьи — дверь открывалась!.. Ее полный ужаса взгляд встретился со взглядом… Джаджа!

Она выпрямилась и шагнула ему навстречу. Быстро и спокойно закрыв дверь, Джадж подошел к Изабелле, поддерживая ее, снова усадил на скамью и сел рядом. Изабелла не отрываясь смотрела на него — он казался моложе и выглядел иначе. Возможно, эффект тусклого света, однако явственная непонятная перемена — вне сомнений.

— Как вы попали сюда? — собравшись с духом, спросила Изабелла.

Продолжая серьезно и доброжелательно смотреть на нее, он ответил не сразу. Его лицо определенно было другим. Не таким официальным, более здоровым, более энергичным… и, конечно, он выглядел моложе — не старше сорока пяти.

— Я пришел прямо из «Восточной комнаты», — наконец ответил Джадж. — Мне нельзя здесь задерживаться — они ждут в гостиной. Я ненадолго покинул их: забыл замкнуть «Восточную комнату». Вернувшись туда минуту назад, я увидел ступени, и вот — я здесь.

— А где мы?

— Боюсь, в очень странном месте. Не понимаю, как вы попали сюда.

— Поднялась по лестнице из зала… А что за третьей дверью?

— До сих пор не решился заглянуть. Возможно, мы когда-нибудь сделаем это вместе, не сейчас, — у нас мало времени.

Изабелла побледнела и слегка отвернулась от него.

— Странное предложение, оно неосуществимо, вы же понимаете.

— А что вы думаете о нашей встрече? — Джадж серьезно смотрел на нее.

— Случайность… Скажите, мы в реальном доме или мне снится сон?

— Вероятно, ни то и ни другое. Я много раз бывал здесь, но так ничего и не понял. Вам известно, через десять минут мы оба забудем о нашей встрече?

— Да, знаю. Я тоже была здесь, только в другой комнате.

— Следовательно, вы обманывали меня?

— Не могла же я признаться…

— Да, конечно… Поступить иначе вы и не могли. Эти ступени влекут неодолимо. Противиться невозможно, все остальное просто теряет смысл.

— И вы догадывались о моей хитрости? — Изабелла продолжала теребить шарф.

— Не пришло в голову, хотя никак не мог понять ваше стремление во что бы то ни стало приобрести дом.

— Теперь я безнадежно потеряла ваше уважение?

— Нет, хотя я и очень расстроен. Мечтал о дружбе, а оказалось, речь идет совсем о другом.

Изабелла взглянула на него со странной улыбкой.

— О чем вы подумали, когда увидели меня?

— Я не догадывался, что вы пришли сюда нарочно, я думал, вы здесь впервые, и потому вообразил, что нас свела судьба. Простите за откровенность.

— Почему же вы так считаете, разве ваша дружба мне безразлична?

— Потому что вы воспользовались ею в корыстных целях.

— Ваша дружба мне небезразлична, — сказала она очень тихо. — Мы скоро все забудем, и я не вижу причин скрывать свои истинные чувства. Речь идет о достоинстве, о чести. Я выхожу замуж за другого, и моя любовь отдана ему. Но хотя и не имею права, да и не могу вас любить, признаюсь, знакомство с вами сильно повлияло на мою жизнь, и, мне кажется, в дальнейшем ваше влияние лишь усилится. Я совсем не хочу терять вашей дружбы — наоборот, хочу, чтобы она окрепла и углубилась. Я обманула вас — да, только не в этом.

— Пусть я и оказал на вас некоторое влияние, — с необычайной робостью заговорил Джадж, — вы же пробудили меня к новой жизни. До нашей встречи я был конченый человек — без будущего, без жены, без друзей… Ваша дружба мне необходима как воздух, и ради нее я готов пожертвовать всем.

Они молча посмотрели друг на друга.

— После сегодняшнего разговора мы легче поймем друг друга, — мягко улыбнулась Изабелла. — Даже если все и забудем, в глубине души будет жить память о нашей встрече…

— Прошу вас, подарите мне что-нибудь.

Подумав, Изабелла медленно сняла с шеи шелковый шарф.

— Возьмите!

Прежде чем принять подарок, Джадж снова взглянул на нее.

— А никто не заметит пропажи?

— Шарф мой, и я распоряжаюсь им по собственному усмотрению. Дарю его в знак уважения и симпатии.

Джадж взял шарф, аккуратно, чуть ли не с благоговением сложил и спрятал в нагрудный карман пиджака.

— Ваш подарок — самая сокровенная и драгоценная моя тайна… Предчувствую, нам суждено встретиться здесь снова.

В сомнении Изабелла покачала головой.

— Это — страшное место. Не уверена, осмотрительно ли мы поступили, рискнув прийти сюда.

— Но вы не жалеете нескольких минут, проведенных наедине со мной? Ваше самолюбие… Не ранено ли?

— О, нет-нет!.. Напротив! Совсем иное чувство… трудно описать…

— Пожалуйста, постарайтесь, это очень важно!..

— Странно… я словно получила некий духовный урок… Глупо, конечно…

— Разрешите, возможно, мне удастся добраться до сути. Не кажется ли вам, что короткие проведенные наедине мгновения помогли нам отбросить всякие условности и говорить друг с другом открыто, с доверием, по-человечески? Не в этом ли суть вашего чувства?

— Да, наверное… Здесь совершенно другая атмосфера. Благородная и как бы пронизанная музыкой… Не случись такая странная встреча, никогда не пришлось бы нам узнать друг друга столь глубоко… Если бы вообще пришлось.

— Значит, правильно, что мы поднялись сюда.

Изабелла встала и принялась беспокойно ходить взад и вперед. Джадж задумчиво сидел на скамье. Внезапно она остановилась перед ним и тихо, настойчиво спросила:

— Что же в третьей комнате?

— Узнаем. Только не сейчас — мне пора возвращаться.

— У вас никаких догадок?

— Нет. Лишь смутное предчувствие: эта и левая комнаты как бы преддверие третьей. Чтобы разгадать тайну, надо туда войти. У меня смутные ощущения…

— Мне тоже кажется, там — тайна, — сказала Изабелла. — Одна я никогда не решусь туда войти.

— Мы войдем вместе. Судьба, которая сегодня свела нас, наверняка даст нам и такую возможность.

Джадж встал.

— Мы расстаемся, а через несколько минут встретимся снова? — спросила Изабелла.

— К несчастью, уже как чужие люди.

— Нет, — возразила она спокойно и серьезно. — Сердца, однажды встретившись, не могут остаться чужими. Я уверена, мы узнаем друг друга.

Они направились к двери, и вдруг остановились, пораженные одной и той же странной мыслью.

— Ведь мы пришли сюда по разным лестницам… — растерянно констатировала Изабелла.

— Мне известен единственный путь, которым я и пришел.

— Ну а я поднялась на второй этаж прямо из зала.

— Боюсь, придется признать, здесь действуют совершенно иные физические законы. Когда-то я долго ломал голову над здешними загадками, но потом оставил это бесполезное занятие и теперь довольствуюсь тем, что есть… Мы начнем спускаться вместе, но, очевидно, где-то на лестнице потеряем друг друга.

Они вышли в переднюю.

— Предлагаю для эксперимента взяться за руки, — сказала Изабелла.

— По-моему, с неизвестными силами лучше не экспериментировать.

Он поклонился и пропустил ее вперед. На полпути вниз Изабелла обернулась — Джадж уже исчез.

ГЛАВА X
Бланш высказывается

В зале все оставалось по-прежнему; друзья еще не вернулись. В голове царила полная сумятица, и сначала Изабелла совершенно не понимала, что с ней случилось. Она помнила лишь, как, сидя в зале, увидела ступени, поднялась и спустилась обратно. Но лестница исчезла, а в памяти — абсолютный провал, ни одной, даже мельчайшей детали приключения. Прижав руку к горячему лбу, она упорно смотрела на стену, пытаясь сосредоточиться и во что бы то ни стало… вспомнить! Все напрасно: случившееся наверху рассеялось, как сон… И так уже во второй раз, а раньше — много лет назад — то же происходило и с мистером Джаджем…

Изабелла решила все-таки поговорить с этим человеком, единственным, с кем она могла поделиться. Хранить про себя странную тайну просто невыносимо… Лучше всего — поговорить. Он, естественно, рассердится, ведь Маршел нарушил слово, хотя, разумеется, можно придумать какое-нибудь оправдание. Пожалуй, спешить не стоит — лучше все тщательно обдумать на досуге…

Изабелла взглянула на часы: почти половина третьего. Очевидно, довольно долгое время она где-то была… Вдруг она приметила, что на шее нет шарфика. Озадаченно осмотрелась по сторонам — шарфа нигде не видно, а из зала она не выходила. Вероятнее всего, забыла на поляне. Шарф не такой и ценный, однако жаль просто так потерять вещь. Пока все соберутся, вполне можно успеть туда и обратно.

Выйдя из дома, Изабелла отправилась к месту пикника, внимательно присматриваясь, не увидит ли где броскую шелковую ткань. Она дошла до самого р

OBSCURUM PER OBSCURIUM

IGNOTUM PER IGNOTIUS

Коллекция «ГАРФАНГ»

Литература беспокойного присутствия

Коллекцию ведет

Евгений Головин

В издании коллекции участвуют

Сергей Жигалкин, Ирина Колташева

В коллекцию «ГАРФАНГ» войдут произведения черной, фантастической, зловещей беллетристики. В основном.

Но это вовсе не стоит понимать однозначно. Ведь наш закат – это рассвет антиподов.

И даже в сердцевине ада тлеет искорка божественного смеха.

Гарфанг – белая полярная сова – с давних времен символизирует бесстрашный поиск неведомого. Знаменитый викинг Торфин Карлсон – один из открывателей нового материка – начертал гарфанга на своем щите.

Когда Раул Амундсен умирал от истощения в полярных льдах, он увидел гарфанга и понял, что берег близко. Но какой берег?..

И вдруг!

Это словечко «и вдруг» подобно апельсиновой корке на дороге бегущих ног.

И вдруг!

Мы всегда планируем будущее на час, день, месяц, год.

И вдруг!

Это в нашей крови – думать о будущих поступках. Собираемся продвинуться по службе, взять сердце женщины правильной осадой и жениться… через годик, другой.

И вдруг!

Чужая, интересная, потаенно жестокая вселенная вторгается в нашу психику и в наши планы. Называть ее можно как угодно: четвертое измерение, параллельная вселенная – это дела не меняет.

И сомнение, как свежий северный ветер, врывается в наше сознание: правда ли, что жить хорошо, а умереть – плохо?

Глава I

Маршел возвращается из Америки

Во второй половине августа Маршел Стоукс отправился в Нью-Йорк по делам о наследстве недавно умершего брата своей будущей супруги. Занятый, деловой человек, представитель страховой компании Ллойда, он с большим трудом нашел для этого время – а на поездку потребовалось более двух недель, – но другого выхода не было. Его невеста, мисс Ломент, не имела в Америке никаких связей: круг ее родственников ограничивался овдовевшей тетушкой, вместе с которой она и жила. Естественно, леди не могли сами отправиться за океан, где пришлось бы изучать конторские книги, беседовать с адвокатами, рассматривать иски и т. п., – ни одна из них не обладала соответствующим опытом. Заняться этим, следовательно, предстояло Маршелу. Разумеется, в такой краткий срок он был не в состоянии полностью закончить дело, тем не менее довел его до завершающей стадии и поручил фирме с хорошей репутацией действовать от лица мисс Ломент. Наследство оценивалось в сорок тысяч долларов.

Когда в середине сентября он вернулся в Лондон, выяснилось, что дамы уехали в Брайтон: миссис Mvp, тетушка, по-видимому, неважно себя чувствовала. Маленькая надушенная записка от Изабеллы призывала его присоединиться к ним. Маршел не мог сразу же уехать из города, но через два дня, в пятницу, после полудня, бросил работу, сел за руль и направился в Брайтон на уик-энд. Погода была чудесная, настроение – отличное, и, проезжая пригородные районы Сассекса, усеянные мерцающими в сентябрьской дымке сине-лиловыми цветами, он думал, что никогда еще не видел ничего столь прекрасного. Сияло солнце, и дул свежий, бодрящий ветерок.

Тем же вечером он ужинал с Изабеллой и миссис Мур в ресторане отеля «Гонди». Пожалуй, ни та, ни другая леди не привлекала к себе столько внимания, сколько сам Маршел. Представительный и мощный, он был великолепен в своем вечернем костюме. Его румяное лицо, с которого еще не сошел океанский загар, располагало добродушной, жизнерадостной флегмой. Даже руки, красные и крупные, однако хорошей формы, выделяли его среди других мужчин. Изабелла время от времени с удовольствием посматривала на него и украдкой улыбалась. Говорил в основном Маршел. Оставив дела на потом, за ужином он развлекал дам своими впечатлениями о Соединенных Штатах, и благодаря свободному употреблению новейшего сленга его рассказы приобретали особую пикантность. Племянница с тетушкой прекрасно знали Америку, однако тактично умалчивали об этом.

По случаю смерти брата Изабелла была в черном. Покрой платья, в согласии с последней модой, отличался глубоким вырезом на ее полной груди и еще более глубоким на спине. Внешности весьма обыкновенной, на первый взгляд довольно привлекательная двадцатипятилетняя девушка, не более того. Широкие скулы и низковатый лоб придавали лицу несколько чувственное выражение, а тусклая кожа под слоем пудры казалась неестественно бледной. Вообще, ее лицо оставляло впечатление спокойствия, даже неподвижности, но внезапно мелькнувшая улыбка или чувство мгновенно прогоняли эту маску. Глубокие серо-черные глаза – обычно скучающие и отсутствующие – иногда сужались, и тогда острый, проницательный взгляд поражал неожиданностью. Волосы, длинные и нежные, были пепельными. Невысокая и, по современным представлениям о красоте, со слишком, пожалуй, широкими бедрами, она тем не менее производила элегантное впечатление. У нее была изящная походка, руки и ноги маленькие, что называется, аристократические. Украшения предпочитала она неброские.

Она командовала всеми своими друзьями, а двое или трое самых близких просто обожали ее. Более того, в каком бы обществе она ни оказалась, не прилагая никаких усилий, к концу вечера неизменно добивалась успеха и становилась центром внимания не только мужчин, но и женщин. Не склонная к стеснительности и застенчивости, всегда спокойная и немного скучающая, она очаровывала самой силой своего молчания, под которым – абсолютно ясно – отнюдь не таилась глупость. Прежде чем на ее горизонте появился Маршел, она уже отклонила три брачных предложения. Стоит отметить, что все предлагавшие руку и сердце были намного старше ее.

У Изабеллы была странная привычка: она постоянно – несомненно, бессознательно – занималась собой: то и дело перебирала волосы, разглаживала юбку, поправляла пояс, вертела ожерелье или браслет. Причина, однако, крылась не в кокетстве, а в некоторой нервной раздражительности. Миссис Мур частенько выговаривала ей – ведь при потворстве дурная привычка может укорениться. Изабелла тотчас же прекращала свои манипуляции, но вскорости начинала опять. Странно, тем не менее очень многим мужчинам нравилось наблюдать за ее игрой со своим туалетом. Изабелле это было хорошо известно и всегда возмущало ее.

Миссис Мур, ее тетушке, недавно пошел шестидесятый год. Она, как мы сказали, осталась вдовой. Муж, мелкий биржевой маклер, во время каучукового бума скопил приличное состояние, после его смерти в 1911 году в целости и сохранности перешедшее к ней. Благодаря удачным биржевым операциям она с тех пор существенно приумножила капитал и теперь считалась богатой женщиной. Младший брат миссис Мур, отец Изабеллы, умер примерно в то же время, когда и ее муж. Вдовец, он кроме Изабеллы имел еще одного сына, того самого, который недавно скончался в Нью-Йорке. После смерти отца Изабелла, в ту пору шестнадцати лет, попала под опеку миссис Энн Мур. Ее сразу же – отчасти против воли – забрали из школы, и две женщины начали совместное кочевое существование с бесконечными переездами из отеля в отель во всех странах света. Со временем Изабелла полюбила эту свободную жизнь. Да и выбора не было: собственных средств не хватало и она зависела от причуд своей тетушки. Остается лишь добавить, что Изабелла постоянно тиранила пожилую женщину и последняя не только не противилась ей, но даже считала такие отношения вполне естественными.

Миссис Мур – особа невысокого роста, с хорошей, хотя и довольно жесткой осанкой – отличалась весьма развитым чувством собственного достоинства. Словно высеченное из желтого мрамора, лицо миссис Мур – решительное и строгое – лишь изредка освещалось улыбкой. Годы не сказались на ее физических и умственных кондициях и вполне удовлетворительном здоровье. Одеваться она не умела, поэтому ее гардеробом ведала Изабелла, а что и когда надевать, советовала служанка. Она была, в сущности, из тех эксцентричных женщин, которым следовало бы родиться мужчинами. И вкусы, и сфера интересов у нее преобладали мужские. Миссис Мур понимала, например, куда вложить деньги, дабы получить наибольшую прибыль, как покупать и продавать землю и как наилучшим образом обставить дом. Но она совершенно не умела польстить мужчинам, изящно вести пустую беседу, вовремя поинтересоваться мелкими домашними заботами другой женщины или произвести впечатление на представителей высшего общества. Не признавая авторитетов, она была достаточно горда, чтобы в любом обществе говорить что думает. Вполне естественно, знакомые и друзья, относясь к ней с большим уважением, несколько побаивались ее и так, по существу, и не приняли в свой круг. Роковое одиночество порой тяготило, и тогда она находила утешение в музыке. Любила классику, особенно Бетховена, но история музыки для нее заканчивалась Брамсом. Случалось, неделями не открывала рояля, а потом, охваченная внезапной страстной тоской, садилась и играла часами. Ее исполнение – самоуверенное и не очень деликатное – отличалось, однако, известной экспрессией.

Обе женщины обожали друг друга, хотя и не имели особой охоты демонстрировать свои чувства. Тем не менее разность темпераментов провоцировала частые ссоры. Когда это случалось, тетушка обычно наступала весьма решительно и энергично, а Изабелла, напротив, становилась угрюмой, мстительной, подолгу молчала и с трудом успокаивалась.

После ужина все трое отправились на второй этаж, в апартаменты миссис Мур. Официант принес кофе и шартрез. Комната была выбрана удачно и отличалась от прочих множеством ваз с бледными хризантемами, искусно расставленных Изабеллой. Она, надо заметить, очень любила это занятие. Было прохладно, и в камине слабо горел огонь. Они сдвинули кресла к очагу и образовали полукруг, Изабелла – посередине. Протянув руку к каминной полке, она взяла из коробки две сигареты: для Маршела и для себя. Миссис Мур курила редко.

Поговорили о делах. Маршел подробно рассказал о хлопотах по наследству: что уже сделано и что еще осталось сделать за океаном.

– Во всяком случае, – подвела итог миссис Мур, – основные проблемы, кажется, решены. Теперь Изабелла наверняка получит свои деньги?

– О, наверняка. Разве что придется несколько месяцев подождать.

Изабелла отпила глоток кофе и задумчиво посмотрела на огонь.

– Не сомневаюсь, Изабелла, когда все уладится, ты найдешь куда потратить эти деньги.

– О, оставим сантименты, тетя: не пойду же я к Маршелу с пустыми руками.

Маршел и миссис Мур одновременно запротестовали.

– Не стоит возмущаться, – спокойно возразила Изабелла. – Сплошь и рядом, разумеется, именно так и поступают, а почему, собственно, я должна следовать подобному обычаю? Разве женщине обязательно садиться мужу на шею? Такая ситуация просто превращает ее в своего рода собственность. И это еще не самое худшее…

– Очень хорошо, дитя мое, ты поступишь как сочтешь нужным, только попусту не волнуйся.

– Изабелла права, – сказал Маршел. – В ее доводах есть изрядная доля здравого смысла. Она хочет чувствовать себя независимой. Естественно. Я не одарен богатым воображением, но вполне могу представить, как, должно быть, неприятно поддерживать с мужчиной хорошие отношения – особенно когда не чувствуешь к нему никакого расположения – исключительно из-за его кошелька.

– Я имела в виду не столько мое отношение к вам, сколько ваше ко мне, – заметила Изабелла.

– Помилуйте, это безусловно лишено всяких оснований! Располагаете вы собственными средствами или нет, вряд ли мои чувства к вам изменятся. Почему вы так говорите?

– О, я совсем о другом, – ответила Изабелла. – Я, право же, подразумеваю не тиранию или жестокость. Просто, полагаю, ваше отношение ко мне может бессознательно измениться – и чаще всего потом уже ничего не вернешь. Сама мысль, что я всецело завишу от вас, может вынудить вас быть добрее и обращаться со мною по-рыцарски. И такое унижение может длиться всю жизнь! Я никогда не буду уверена, берет в вас верх доброта или просто жалость.

– Вздор! – воскликнул Маршел. – Вы излишне щепетильны, между мужем и женой такого не бывает.

– Жаждать любви, а довольствоваться симпатией? Это невыносимо, – сказала она спокойно, даже холодно.

– Вы, девушки, все одинаковы, – рассердилась миссис Мур. – У вас в мозгах крепко сидит одно словечко – «любовь». Уверяю тебя, большинство замужних женщин очень благодарны, когда их порой одаряют симпатией. Всем известно, какова любовь без симпатии.

– Ну и какова же?

– Чистый, жестокий эгоизм, моя дорогая. Если именно этого жаждет твое сердце, тем хуже для тебя.

– Возможно, именно это меня и прельщает, не важно. Говорят, в каждой женщине есть что-то первобытное. Не исключено, я всегда буду готова продаться тому, кто заплатит большей любовью… Так что будьте осмотрительны, Маршел.

– К счастью, мы оба хорошо знаем тебя… – сухо констатировала миссис Мур.

– Ну, насчет того, знаете ли вы меня… – Изабелла принялась теребить кружево корсажа.

– А что, собственно, тут знать? Девушки порой чрезвычайно загадочны для молодых людей, но не для пожилых женщин, моя дорогая. В последнее время ты слишком увлекалась русской литературой.

Племянница натянуто рассмеялась.

– Если все девушки столь безнадежно похожи, в чем же тогда наследственные черты?

– Надеюсь, ты не утверждаешь, что у тебя больше предков, чем у других людей? С чего это вдруг ты решила казаться непостижимой, дитя мое?

Маршел счел, что самое время прервать пикировку, грозившую неприятностями.

– Поговорим о чем-нибудь другом. Миссис Мур, вы еще не подыскали дом?

– Пока нет. А почему вы спросили?

– Не устроит ли вас Сассекс?

Прежде чем тетушка успела ответить, Изабелла, стремясь сгладить впечатление, произведенное ее запальчивыми словами, с дружеской улыбкой повернулась к Маршелу.

– Вы слышали о чем-то стоящем? Где именно в Сассексе?

– Недалеко от Стайнинга.

– Туда можно добраться из Уэртинга, не так ли?

– На автомобиле туда можно добраться откуда угодно. Это недалеко от Брайтона.

– Расскажите, пожалуйста, подробнее. Что за дом?

– Позволь, Изабелла! – нетерпеливо вмешалась миссис Мур. – Там большое имение, Маршел? Как вы узнали о нем?

– Поместье эпохи Елизаветы. Две сотни акров земли, в основном занятой строевым лесом. Старая часть здания еще тринадцатого века. Я случайно встретил владельца.

– А цена?

– Он отказался назвать цену экспромтом. Вообще-то, он не горит желанием во что бы то ни стало продать дом. В Сан-Франциско недавно умерла его жена. Воспользовавшись случайной встречей, я поинтересовался, не собирается ли он продать поместье. Он еще ничего не решил, но мне кажется, за хорошую цену… Само собой разумеется, если поместье вообще вам понравится.

– Бедняга! По крайней мере, надеюсь, он… Кстати, а сколько ему лет?

– Он сказал, пятьдесят восемь. Занимался торговлей цветными металлами в Бирмингеме. Мистер Джадж – вы случайно его не знаете?

– Знаем мы его, Изабелла?

– Нет.

– Вполне приличный господин. В Ранхилл Корт они с женой прожили восемь лет, так что все вроде бы в порядке.

– Поместье называется Ранхилл?

– Да. По его словам, исторически название восходит к древнесаксонскому «рун-хилл».[1] Руны – это письмена, предназначенные для защиты от троллей и всяких наваждений. Впрочем, по-моему, это вас не особенно интересует. Главное же, из его рассказов я понял: дом вполне современный. Он не жалел сил и средств на всевозможные удобства – электрический свет и прочее… Ну как, есть желание заняться этим?

Миссис Мур села поглубже в кресло, что было признаком нерешительности. Изабелла изящно затянулась сигаретой.

– Поместье елизаветинской эпохи, – произнесла она задумчиво. – Неплохо звучит. Нет ли там фамильного привидения?

– А вы непременно этого хотите?

– В любом случае, дитя мое, тебе не придется долго там жить, – авторитетно заявила миссис Мур. – Если, конечно, вы с Маршелом за моей спиной не изменили своих планов.

– Мы, тетя, не конспираторы. Ведь договорились: все состоится в апреле.

– Тогда прошу тебя, позволь мне устроить собственные дела. Маршел, когда можно осмотреть дом?

– В любое время, полагаю. Дать вам городской адрес Джаджа?

– Да, пожалуйста.

Он написал адрес на листе из блокнота и передал миссис Мур. Изабелла внимательно посмотрела на него.

– А вы разве не поедете с нами?

– Говоря откровенно, не собирался. Но, естественно, если вы хотите…

– Мы хотим, – отчеканила миссис Мур. – Какой день вас устроит?

– Дайте сообразить, – он заколебался. – …Хорошо, раз мы все в сборе, почему бы не отправиться завтра утром? Отвезу вас на автомобиле. В такую чудесную погоду поездка за город, несомненно, доставит вам удовольствие.

Миссис Мур посмотрела на бумажку, которую ей передал Маршел.

– Ведь вы сказали, мистер Джадж в городе? Сумеем ли мы до завтрашнего утра получить разрешение на осмотр?

– Да, конечно… Дело в том, что разрешение у меня есть.

– Однако, дорогой Маршел, зачем же в таком случае вы вознамерились отправить меня на всякие утомительные розыски и переговоры с мистером Джаджем?

– Да, действительно, зачем? – нахмурилась Изабелла.

– Видите ли, это личное разрешение, я же не знал, что поеду вместе с вами.

Изабелла в недоумении взглянула на него.

– Вы… собирались поехать один, без нас?

– В общем-то, да. Я намеренно не упомянул об этом – речь идет о довольно конфиденциальном деле. Джадж просил моего мнения об одной из комнат…

– Мнение о комнате? Он что, собирается ее переустраивать?

– Не то чтобы переустраивать, насколько мне известно… Извините, Изабелла, я уже сказал, дело это конфиденциальное. Я дал слово и потому не могу рассказать вам подробнее… Тем не менее буду счастлив сопровождать вас.

Изабелла медленно погладила юбку – вперед и назад, – как бы оценивая ткань.

– Странно, однако. Итак, вы собираетесь скрыть от нас с тетей некую таинственную сделку?

– Я собираюсь сдержать слово.

– Проще говоря, интересы совершенно незнакомого человека для вас важнее наших? Я не дам и ломаного гроша за эту комнату, и меня абсолютно не волнует, что там собираются с ней делать, но меня, естественно, волнует…

– Полно, дитя мое…

– Что вы такое затеяли? Теперь я буду беспокоиться, не зная, что у вас на уме.

Миссис Мур сурово посмотрела на племянницу.

– Изабелла, попытайся рассудить здраво. Маршел дал слово, нельзя же его нарушить. И он совершенно прав, а тебе только бы устроить сцену. Скажите откровенно, Маршел, вы и в самом деле не против, чтобы мы поехали с вами?

– Ну разумеется, я очень рад… Вам удобно утром, в половине одиннадцатого?

– Вполне. Ну что ж, решено. Теперь идите вниз, а я почитаю. Маршел, мы не увидимся до утра, спокойной ночи!.. И вызовите, пожалуйста, служителя. Пусть уберут все эти вещи.

До прихода служителя она продолжала прямо и неподвижно сидеть в кресле, потом, однако, не стала читать, хотя именно таково было ее намерение, а, передумав в последний момент, села за фортепьяно. Разногласия и споры по пустякам всегда вызывали у нее неприятный осадок, освобождение от которого достигалось лишь в мире гармонии и высоких идеалов.

Молодые люди – Изабелла немного впереди – медленно спустились по лестнице.

– Не сыграть ли партию в бильярд? – неуверенно предложил Маршел.

– Как вам угодно.

Проходя мимо гостиной, они заметили, что дверь широко открыта; в комнате никого не было.

– Давайте зайдем, – сказала Изабелла.

Они вошли, и она закрыла дверь. Оба продолжали стоять.

– Могу я осведомиться, – начала Изабелла, и щеки ее порозовели, – намерены ли вы и дальше скрывать ваши конфиденциальные дела? Мне необходимо это знать.

– Дорогая Изабелла…

– Да или нет? – в голосе прозвучали зловещие нотки.

Маршел почувствовал, что все его будущее, похоже, всецело зависит от нескольких слов, которые он сейчас скажет этой опасной, рассудительной девушке в черном.

Он поразмыслил с минуту.

– Конечно, Изабелла, раз уж вы так воспринимаете это, я не собираюсь ничего скрывать. Да, я пообещал Джаджу хранить секрет, хотя, возможно, не имел права давать такого обещания. Я вполне понимаю, личные тайны не способствуют взаимодоверию между супругами.

– Вот и прекрасно. Не будем больше об этом говорить. Я рада. Значит, вы тоже полагаете, что разные мнения на этот счет ничего хорошего в будущем нам не сулят… Но что за соглашение все-таки у вас с тем человеком? Чего он хочет? Вы ведь его совсем не знаете, верно?

– О, совершенно верно.

– Тогда расскажите, я не проговорюсь.

– Хорошо. В конце концов, речь идет не о государственной тайне. Вот какое дело: в одной из комнат Ранхилла – в мансарде, именуемой, кстати, «Восточной комнатой», – с мистером Джаджем случались – или ему кажется, что случались, – удивительные вещи. Это было восемь лет назад, сразу после переезда в поместье, и, по-видимому, весьма беспокоит его до сих пор. По непонятной причине он вообразил, что я обладаю здравым смыслом, почему и попросил помочь ему разобраться. Я зачем-то согласился, только и всего.

– Но почему вы? Почему он выбрал именно вас?

– Я и в самом деле не знаю. Так закончилась наша дружеская беседа на корабле по пути из Америки. Мы обсуждали четвертое измерение и тому подобное.

– Что же, однако, за удивительные вещи случались с мистером Джаджем?

– Галлюцинации, на мой взгляд. По утрам в конце каждой недели в этой комнате на месте глухой стены вдруг появлялся ведущий наверх лестничный пролет. Он утверждает, что не только видел лестницу, но и поднимался по ней. И совершенно не помнит, что происходило наверху.

– Какая странная фантазия!

– В конце концов его жена заметила, что он ушел по этой лестнице. То есть она, конечно, не видела никакой лестницы, и все-таки он сильно перепугался. Запер комнату, и с того дня туда никто не входил. Поскольку жена умерла, он, видно, считает, что больше нет необходимости хранить тайну.

– Может, он немного не в себе?

– Вовсе нет… Ни в какой степени.

– И вы обещали помочь ему разобраться?

– А что, дорогая Изабелла, мне было делать? Не мог же я заявить ему прямо в лицо, что он лунатик. У меня не было выбора… Так или иначе, завтрашняя прогулка на автомобиле послужит искуплением поспешно данного мной слова.

– Итак, вы согласились просто из жалости?

– Нечто в этом роде.

– Это делает честь вашей деликатности… Я рада, что вы рассказали… Я должна знать все о ваших делах. Понимаете?

– Конечно.

Довольная, она ловко обняла его и подставила губы для поцелуя. Оба рассмеялись… Маршел, однако, по-прежнему испытывал некоторую неловкость. Когда наконец Изабелла выскользнула из его объятий – здесь явно было не место давать волю чувствам, – он внимательно посмотрел в ее напудренное лицо, в неподвижные загадочные глаза.

– Теперь, Изабелла, когда мы вдвоем, объясните же мне ваши слова насчет готовности продаться тому, кто заплатит большей любовью. Вы это серьезно или просто дразнили меня?

– Да, я не представляю себе жизнь без любви, – спокойно ответила Изабелла.

– Не спорю. Но, похоже, для вас любовь – нечто вроде варенья, которое можно зачерпнуть ложкой. А ведь любовь не существует сама по себе, отдельно от человека, которого любят. Вам же, кажется, безразлично, кого любить, лишь бы человек был более или менее сладок и приятен.

– Перестаньте. Во-первых, я все это говорила не ради того, чтобы вам досадить, и, во-вторых, симпатичен человек или нет – не имеет значения: я хочу совсем иного.

– Чего же тогда?

Изабелла ответила не сразу. Она слегка отвернулась и дотронулась тонкими белыми пальцами до кончиков волос.

– Не знаю… Любовь должна быть сильнее этого… Видите ли, одна девушка может удовольствоваться тихой привязанностью, а другой достаточно мутного сентиментального сиропчика. Все зависит от характера. У меня, я думаю, характер трагический.

– Надеюсь, что нет, – он озадаченно смотрел на нее. – …Изабелла, ответьте на один вопрос – вы случайно не находите нашу помолвку… ну, монотонной, что ли?

– О, нет.

– Вы уверены?

– Совершенно уверена. Хотя вопрос весьма странный.

Наблюдая за ее спокойной насмешливой улыбкой, Маршел внезапно занервничал.

– Мне кажется, вы прекрасно понимаете в святая святых вашего сердца, что можете делать со мной что угодно, и отсюда ваше высокомерие. Верно, мои слова неубедительны, а все-таки я готов всю жизнь бороться за ваше, Изабелла, хорошее мнение, чем, не прилагая усилий, довольствоваться преклонением любой другой женщины.

– Если это все, чего вы хотите, я всегда буду хорошего мнения о вас.

Кровь бросилась ему в лицо, и он сделал к ней шаг. Она ждала его с той же спокойной насмешливой улыбкой; в этот момент кто-то с шумом повернул дверную ручку. Оба в смущении отпрянули друг от друга.

– Не сыграть ли партию в бильярд? – как бы продолжая беседу, спросила Изабелла, одновременно оборачиваясь, чтобы взглянуть на двух входящих дам.

Маршел согласился, и они покинули гостиную.

Глава II

Поездка в Ранхилл Корт

В субботу утром, после завтрака, Маршел подогнал автомобиль. Он курил и прогуливался около машины, пока наконец в портике отеля не появились леди. Изабелла была в свободном длинном пальто в модную клетку и черной атласной шляпке с вуалью; как всегда, напудрена и довольно сильно надушена. Невысокая, всем своим видом выражающая решительность и строгость миссис Мур оделась просто и с достоинством. Выглядела она, разумеется, более представительно.

Критически оценивая автомобиль, Изабелла обошла его кругом. Маршел купил этот автомобиль два месяца назад, но доставку отложили до его возвращения из Америки.

– Кажется слишком изящным и хрупким, – заступился Маршел, – а на дороге – прямо-таки зверь.

Племянница и тетушка были в прекрасном настроении. Их радовала поездка на автомобиле и весьма интересовало предстоящее посещение поместья. Стояла теплая, безветренная погода – чудесный сентябрьский день. На безоблачном небе сияло солнце, и окутанное легкой дымкой море отражалось молочной белизной. Всюду толпились гуляющие, где-то в переулке на переносном органе играли популярную мелодию, люди выглядели бодро и беззаботно.

– Успеем ли мы вернуться к обеду? – строго осведомилась миссис Мур.

– Постараемся. Около пятнадцати миль туда и столько же обратно.

– Тогда поедем, не будем терять времени.

Усаживаясь вслед за миссис Мур на заднее сиденье, Изабелла слегка коснулась руки Маршела и одарила его благосклонной улыбкой. Щекотливая беседа вчерашнего вечера была забыта, и оба чувствовали, что помолвка – это прекрасно. И когда представитель Ллойда уселся за руль, его лицо порозовело от удовольствия.

Поехали. Изабелле нравилась легкость движения, мощность, плавность и бесшумность автомобиля. Чувственная по природе, она обожала любую форму комфорта и теперь наслаждалась роскошной ездой. Миссис Мур сидела очень прямо – настолько, насколько позволяли мягкие сиденья – и строго смотрела на толпы людей, редеющие по мере приближения к Хову.

Дорога шла через Портслейд и Шорхем и далее вверх по долине Эдара. Солнце уверенно набирало силу, и утренний туман незаметно рассеивался. Обдуваемые встречным ветром, они ехали то по солнцу, то в тени и снова по солнцу, и снова в тени. Первое радостное возбуждение Изабеллы прошло: она помрачнела, задумалась, встревоженная и печальная. Природа всегда действовала на нее так. Улицы, магазины, толпы людей – любые виды человеческой деятельности – позволяли ей забыться, а природа возвращала к собственным мыслям, к мучительной констатации пустоты и бесцельности ее жизни… Миссис Мур наблюдала за изменчивым ландшафтом с достоинством и серьезностью. Эти деревья, поля и луга, но более всего безлесные травянистые гряды меловых холмов вдалеке были для нее священны. Изабелла относилась к ее настроению с уважением и не пыталась завязать разговор.

Вскоре они приехали в Брембер и затем в Стайнинг, где Маршел остановился уточнить дорогу. Выяснилось, что на развилке, примерно с милю впереди, надо взять влево. Оттуда до поместья Ранхилл около трех миль на северо-запад, правда дорога запутанная и можно сбиться с пути.

Меловые холмы оставались слева. Молчаливо возвышалось гигантское Чанктонберийское Кольцо с гребнем темных деревьев. Когда началась сложная сеть разветвляющихся дорог, пришлось сбавить скорость. Солнце уже прогрело воздух, и вокруг автомобиля роились тучи мух. Сбиться с пути было действительно очень легко, а люди почти не встречались, поэтому лишь около двенадцати Маршел наконец затормозил перед домиком привратника у ворот поместья.

За воротами к невидимому отсюда дому вела извилистая, довольно широкая аллея, обсаженная кустарниками рододендрона, падуба и других растений. Слева на пригорок поднимался парк – виднелись редкие виды бука, – а справа начинался настоящий лес. Границы леса не просматривались, поэтому трудно было определить, сколь он велик. Поместье окружала старинная, поросшая мхом, красная кирпичная стена. По другую сторону проходящей у домика привратника узкой тропинки тянулись луга, окаймленные вязами, скрывающими поместье от посторонних глаз. Свежий и чистый воздух был напоен цветочными ароматами. Уединенное, красивое и спокойное место…

Когда Маршел выбирался из автомобиля, из привратницкой вышла женщина средних лет. Она поправляла одежду и волосы: наверное, только что сняла передник.

Маршел предъявил записку Джаджа. Женщина начала читать, двигая пальцем по каждой строке и беззвучно проговаривая слова. Высокая, еще не старая, крепко сложенная – типичная домоправительница, с желтыми густыми волосами. Ее симпатичный, немного саркастический взгляд задержался на подписи.

– Когда вы хотите осмотреть дом, сэр?

– Сейчас, если возможно.

– Это не совсем удобно, сэр, – проговорила она, переводя глаза на пуговицу его пиджака. – Незадолго до вас я отдала ключ от дома американскому джентльмену, и он еще не вышел. Не подождете ли?

– Я полагал, вы не пускаете в дом посторонних.

– Мы не пускаем, сэр. Но у него было разрешение. Такое же, как у вас.

– А-а, тогда это, наверное, какой-нибудь заокеанский знакомый мистера Джаджа. Итак, миссис…?

– Миссис Прайди, сэр.

– Итак, миссис Прайди, не вижу никакой проблемы. Мы не помешаем друг другу. Дверь открыта, и мы, наверное, можем войти?

– О да… Не хотите ли, чтобы я провела вас по дому?

– Если будете так любезны.

– Только вот привратницкую нельзя оставить – надо прежде найти мужа. Он работает где-то неподалеку, он здесь главный садовник. Сэр, может быть, леди пройдут в домик и подождут?

– К сожалению, миссис Прайди, у нас не так много времени, поэтому, если вы откроете ворота, мы просто подъедем к дому и сами начнем осмотр. А вы подойдете, когда освободитесь.

– Как вам угодно, сэр, – ответила домоправительница, еле заметно пожав плечами.

Пока Маршел возвращался к автомобилю, она, не выказывая особого рвения, отодвигала засовы и открывала ворота. Через минуту автомобиль медленно въехал на аллею.

Двигаясь на малой скорости, примерно через три сотни ярдов, за первым поворотом, они увидели дом. Он стоял на возвышенности, с которой со всех четырех сторон спускались аккуратные темно-зеленые газоны. Фасад был обращен на юго-восток. Большое старинное здание в елизаветинском стиле было настолько отделано и обновлено – возможно, Джаджем, – что казалось построенным совсем недавно. Хитроумная двускатная крыша с множеством фронтонов сияла новой красной черепицей, нижний этаж был облицован красным кирпичом, а два верхних сияли ослепительно белой известью. Двойной ряд зарешеченных окон на вытянутом фасаде выходил на посыпанную гравием площадку. Слева квадратное крыло приблизительно тридцати футов высотой, несомненно, принадлежало другому архитектурному стилю. Это и было знаменитое строение тринадцатого века, возведенное во время царствования первого Эдуарда. Его крутая крыша была покрыта серым сланцем, а широкая двустворчатая дверь блестела темно-зеленой краской и отполированной медью.

Обозревая дом, миссис Мур размышляла о том, что обладание таким необычным и колоритным жилищем вряд ли уронит ее в глазах общества.

– Здесь можно жить вполне комфортабельно, не правда ли, Изабелла?

Племянница раздраженно улыбнулась.

– Что ж, если вы окончательно решили замуровать себя в таком захолустье, в сердце первозданной природы…

– Давай, ради Бога, рассуждать здраво, – сказала миссис Мур. – Пригородов я не терплю, городская квартира – это попросту тюрьма, а жить в отелях без тебя я тоже не смогу. Здесь же у меня будет свой дом и независимость.

Изабелла молча отвернулась.

Подъехав к старинному крылу, автомобиль остановился у зеленой двери. Ровно полдень. Солнце припекало, хотя и дул легкий освежающий ветерок. С возвышенности открывалась хорошая перспектива: долина Эдара с грядами меловых холмов и внизу, у самого устья, море в районе Шорхема.

– Это, по всей видимости, и есть Ран-Хилл, – Маршел топнул по земле ногой, – настоящий рунический холм.

– Наверное, с ним связана какая-нибудь история? – спросила Изабелла.

– Со всяким местом связана какая-нибудь история. Меня, например, впечатляет сам факт, что древние саксы называли этот холм так же, как он называется и сегодня.

– Все оттого, что в вас течет саксонская кровь. Во мне – кельтская.

– А разве это столь важно?

– Сакс, однако, – слишком общее слово. Среди саксов были крестьяне, были и пираты. Если вы имели в виду последних, моя симпатия на вашей стороне. Наверное, ужасно приятно уничтожать людей, которые вам не нравятся.

Маршел рассмеялся.

– А в вашем характере есть-таки загадочная глубина.

– Возможно, возможно…

– Зачем мы приехали сюда, Изабелла? – потеряла терпение миссис Мур. – Рассуждать о твоем характере или осмотреть дом?

Изабелла отвернулась, наморщила нос и опустила вуаль.

Поставив автомобиль на ручной тормоз, Маршел подошел к зеленой двери и взялся за ручку. Дверь открылась мягко и бесшумно. Дамы освободились от пелерин и направились вслед за ним.

Миновав маленький вестибюль, они оказались в просторном холле. Древность, величественность и приглушенный свет наводили на мысль о старинной часовне. Зал в два этажа высотой был весь из дерева. Потолок темного дуба пересекали массивные балки, стены обшиты панелями, а полированный дубовый пол оживляли несколько персидских ковров чарующих расцветок. По всей ширине противоположной стены на половине высоты зала шел балкон или галерея, куда поднималась устланная коврами широкая и плавная лестница. Две двери под галереей вели внутрь дома. В одной из боковых стен располагался большой старинный камин, а у другой стоял современный паровой отопительный аппарат. Три окна над дверью вестибюля, застекленные малиновыми, темно-синими и прозрачными ромбами, придавали предметам особый мерцающий колорит, странную, зловещую красоту… Панели, перила, двери, мебель – все прекрасно отреставрировано и, по-видимому, заново отполировано. Джадж, очевидно, восстановил и привел в полный порядок весь зал. И однако общее впечатление оставалось сомнительным. Присутствовал какой-то диссонанс…

Маршел неуверенно осматривался.

– Чересчур модернизировано, вы не находите? На мой взгляд, похоже на музей.

– Вовсе нет, – возразила миссис Мур. – Это помещение для отдыха.

– Разумеется, но разве кому-нибудь придет в голову здесь отдыхать? Трудно представить, что здесь можно спокойно выкурить трубку или почитать газету. Я хочу сказать, почему бы по-честному не устроить тут выставку?

– С какой стати? Не совсем понимаю, чем вы, собственно, недовольны?

– Боже мой, тетя! Не будьте такой бестолковой, – вспылила Изабелла. – Он просто-напросто имеет в виду бросающуюся в глаза новизну. Когда речь идет о прошлых столетиях, ожидаешь каких-то примет времени – хотя бы пыли. Я полностью согласна с Маршелом. Ну, а обстановка просто ужасна.

– Чем же тебе не нравится обстановка?

– Да это просто антикварный магазин. Все стили и эпохи… Либо у мистера Джаджа более чем странный вкус, либо у его жены. Вероятно, последнюю можно только пожалеть. Он представляется мне человеком, который доверяет только продавцу антиквариата, а разве можно обвинять продавца в излишней эксцентричности?

– Ты рисуешься перед Маршелом, – сухо сказала миссис Мур. – В одном я уверена: мистер Джадж, несомненно, человек высокой морали. Такую чистоту и порядок поддерживают только люди, глубоко уважающие этические нормы.

– Если мораль – это вода и мыло, – фыркнула Изабелла.

Драгоценное время летело незаметно, следовало спешить. Они прошли через левую дверь под галереей и оказались в столовой – узкой, длинной и темной комнате с низким потолком. Сейчас ее оживляло полуденное солнце, тем не менее впечатление оставалось мрачноватое, и, когда Изабелла подумала, что, возможно, в этой комнате придется каждый день есть – пусть только несколько месяцев, – сердце у нее упало. Она притихла и сникла.

– Похоже, дом не производит на вас приятного впечатления? – прошептал Маршел.

– Не знаю. Здесь чувствуется что-то зловещее.

– Пожалуй. Думаете, дом будет вас угнетать?

– О, мне трудно это выразить. Здесь веет потусторонним – да, но я имею в виду другое… Атмосфера кажется мне трагической. Меня уже преследует ощущение, что кто-то или что-то все время следит за мной и выжидает момент, чтобы опутать, сбить с толку. Уверена, это несчастливый дом.

– Тогда лучше сразу скажите все тетушке. Полагаю, ваше слово решающее.

– Нет, подождем немного, – сказала Изабелла.

Они перешли в кухню, сверкающую чистотой и современностью, оборудованную всевозможными новейшими приспособлениями. Миссис Мур нравилось все увиденное.

– Владельцы, во всяком случае, не жалели средств, – заявила она воодушевленно. – Пока дом во всех отношениях представляется мне в высшей степени удовлетворительным, и я очень рада, Маршел, что вы привезли меня сюда. Если и все остальное так же приемлемо…

– Насчет кухни, дорогая тетя, наши мнения совпадают, – сказала Изабелла. – Если уж придется жить в Ранхилле, большую часть времени стану проводить именно здесь.

Миссис Мур с подозрением посмотрела на нее.

– Хочешь сказать, ты не в восторге от дома?

– Я не в восторге.

– Что же тебе не нравится?

– Трудно, например, долго оставаться в том зале, не прикидывая, сколько гробов из него вынесли с момента постройки.

– Чепуха, дитя мое! Люди умирают везде!

Изабелла помолчала и вдруг неожиданно спросила:

– Интересно, она была молодая?

– Кто?

– Последняя жена мистера Джаджа.

– С чего ты взяла, что она была молодая?

– Просто пришло в голову. Хотя мне пока и не удается представить ее в этом доме… Маршел, думаете, он женится еще раз?

– Судя по тому, как он на корабле сторонился женщин, вряд ли.

Миссис Мур взглянула на часы.

– Уже почти половина первого, а нам предстоит осмотреть еще два этажа. Не стоит бесцельно стоять.

Они возвратились в зал и начали подниматься по главной лестнице. Американец пока никак не проявлялся: в доме было тихо, как в могиле. Миссис Прайди тоже не торопилась подойти… Галерея освещалась через застекленные ромбами окна, и золотистые солнечные лучи, черные тени балюстрады и темно-синие и малиновые пятна создавали впечатление торжественной и зловещей фантасмагории. Воздух словно пропитался запахом старины. Поднявшись наверх, они остановились у перил галереи и некоторое время смотрели вниз, на зал.

Чуждая мечтательности миссис Мур первая перешла к делу и прежде всего быстро оценила расположение. Слева галерея кончалась у боковой стены зала. Перед ними были две двери: первая – прямо напротив лестницы, по которой они поднялись, и вторая, слегка приоткрытая, – немного левее. Справа, за ведущим наверх вторым пролетом лестницы, галерея переходила в длинный и темный коридор с комнатами по обе стороны. Из-за тусклого освещения и крутого поворота конца коридора не было видно.

Изабелла указала на стоящую в нише гипсовую нимфу.

– Должно быть, ее поставил сюда мистер Джадж, – проговорила она, потирая лоб. – И, я уверена, нимфа значила для него несколько больше, чем просто скульптура.

Миссис Мур искоса посмотрела на Изабеллу.

– Откуда ты знаешь?

– У меня такое чувство. Спросим у миссис Прайди, когда она придет. Мне кажется, мистер Джадж – весьма впечатлительный пожилой господин, увлекающийся молодыми женщинами. Попомните мои слова.

– По крайней мере, имей приличие не забывать, что ты находишься в его доме.

Миссис Мур едва успела договорить, как все трое вздрогнули от странного звука, донесшегося из открытой двери слева, в точности похожего на мощно взятый на рояле одиночный аккорд. Они в недоумении обменялись взглядами.

– Наш заокеанский друг, – предположил Маршел.

Миссис Мур нахмурилась.

– Странно, разве он не слышал, как мы вошли?

Прозвучал другой аккорд, и за ним быстро последовали еще два или три.

– Он собирается играть, – сказала Изабелла.

– Пойти выяснить? – спросил Маршел, но миссис Мур в знак внимания подняла руку.

Через секунду грянула музыка.

Весьма искушенные в оркестровых концертах, дамы немедленно узнали интродукцию к бетховенской симфонии ля мажор. Но в тот же момент стало понятно, что американец – если это был он – не столько старается воспроизвести фрагмент великого произведения, сколько экспериментирует с ним. Он играл уверенно и бурно, но настолько замедленно, так менял темп и делал такие паузы, что создавалось впечатление, будто он глубоко размышляет над каждой музыкальной фразой.

Миссис Мур выглядела озадаченной, а Изабелла, когда прошло удивление, прислушивалась все более внимательно. У нее возникло странное ощущение: казалось, невидимого исполнителя побуждало играть не наслаждение музыкой, а какая-то другая причина. Какая же?.. Вполне вероятно, он, профессиональный музыкант, увидев рояль, решил возвратиться к каким-то не совсем ясным ему моментам произведения. Или, быть может, такая игра внушена атмосферой дома?

Изабелла прекрасно знала эту композицию, но никогда не слышала ее в подобном исполнении. Беспокойное возбуждение подготовительных звуков – будто вот-вот поднимется занавес и откроется новый, чудесный мир… Потрясающе… действительно великолепно… Через несколько минут зазвучала знаменитая восходящая гамма, и в ту же секунду ей представились огромные, поднимающиеся вверх ступени… И внезапно – мертвая тишина. Музыка вдруг прекратилась.

Изабелла посмотрела на своих спутников. Маршел, почти отвернувшись и лениво облокотясь на перила галереи, с трудом сдерживал зевоту, а тетушка хмуро и отсутствующе смотрела на полуоткрытую дверь. Пианист не выказывал никакого желания возобновить игру: прошло минуты, две и все еще длилась мертвая тишина. Маршел выпрямился и забеспокоился, однако миссис Мур снова настороженно подняла руку. Изабелла молча перебирала волосы.

Они еще продолжали ждать, когда дверь комнаты, где звучала музыка, широко распахнулась и на пороге появился музыкант, спокойно затягивающийся только что закуренной сигаретой.

Глава III

В верхнем коридоре

Незнакомец был в летнем фланелевом костюме серого цвета и держал в руке широкополую панаму. Судя по всему, он еще не заметил их маленькую группу.

Миссис Мур слегка, но довольно звучно постучала каблуком по полу. Незнакомец мгновенно оглянулся, сохраняя, однако, полное спокойствие. Небольшого роста и крепкого сложения, лет пятидесяти, с полной, цветущей физиономией, высоким лбом, короткой, толстой и красной шеей, он производил впечатление энергичного, интеллигентного человека, вероятно, способного долго и интенсивно размышлять. Волосы на лысеющей голове, равно как и остроконечная бородка, отливали красно-рыжим. Довольно большие, несколько выцветшие серо-голубые глаза смотрели с той специфической пристальностью, которая появляется, когда смотрят на что-то одно, а думают совершенно о другом.

– Так вы, значит, и есть американский джентльмен? – поинтересовалась миссис Мур.

Прежде чем ответить, он спокойно подошел к ним.

– Да, я американец, – он говорил с приятной хрипотцой и почти без акцента.

– Нас известили о вашем пребывании в доме, но мы не ожидали, что будем иметь удовольствие насладиться музыкой.

Он вежливо улыбнулся.

– Полагаю, меня несколько оправдывает тот факт, что я забыл о своей публике, мадам. Я слышал, когда вы вошли, а после вы так быстро исчезли где-то в доме, что я успел позабыть о вашем присутствии.

Миссис Мур посмотрела на втиснутый в его боковой карман объемистый блокнот и рискнула высказать проницательную догадку:

– Художники, как известно, не от мира сего.

– Что вы, мадам! Да, я рисую, но это не извиняет моей забывчивости.

– В таком случае вы, по всей видимости, погрузились в английское прошлое. Насколько мне известно, в вашей стране довольно мало таких интересных памятников?

– Немного, хотя все-таки есть – мы ставим на будущее. Однако мой интерес к этому дому вызван особой причиной. Дело в том, что дед моей супруги когда-то владел им… не помню точно, как это у вас называется… ах да – он был сквайром.

Изабелла посмотрела ему в лицо своими пристальными серо-черными глазами.

– А почему вы в пустом доме играли Бетховена?

Необычный нежно-металлический тембр голоса привлек его внимание, и он вопросительно взглянул на нее. Потом нехотя ответил:

– Обдумывал кое-что.

– Нельзя ли узнать, что именно?

– Вас это интересует? – еще больше удивился американец. – Ну хорошо… в этом доме мне в голову пришло несколько идей, которые, мне показалось, было бы неплохо проиллюстрировать музыкой – бетховенской музыкой, я имею в виду.

– Знакомы ли вы с мистером Джаджем лично?

– Нет.

Изабелла продолжала внимательно смотреть на него и, очевидно, собиралась еще о чем-то спросить, но в этот момент в зале послышался шум. Внизу из вестибюля вышла миссис Прайди.

– Ну, мне пора, – сказал американец.

Никто не пытался его задержать: леди вежливо улыбнулись, а Маршел приподнял шляпу. Художник степенно поклонился, надел свою панаму и пошел вниз.

Спустившись в зал и минуя домоправительницу, он остановился, чтобы дать ей монету. Затем вышел и закрыл за собой дверь.

– Как зовут джентльмена? – спросила миссис Мур у поднявшейся к ним женщины.

– Мистер Шеррап, мадам.

– О!.. Итак, миссис Прайди, мы уже осмотрели весь первый этаж, будьте так любезны, покажите нам все остальное. И прежде всего, куда ведут эти две двери?

– В гостиную, мадам, и в бывшую библиотеку, которую мистер Джадж переделал в бильярдную. Новая библиотека в конце коридора. Других общих комнат на этом этаже нет.

– Прекрасно, тогда, я думаю, начнем с гостиной.

Миссис Прайди не мешкая провела их в комнату, где мистер Шеррап играл на рояле. Комната находилась прямо над столовой и была точно такой же; окна выходили на боковую и заднюю стороны дома. Святая святых последней хозяйки поместья – совершенно очевидно. Комната явно не для мужчины: слишком много от маленьких женских слабостей – безделушки и украшения… Будуар эксцентричный, легкомысленный и безвкусный, пожалуй, и такой милый… Однако, несмотря на страстные усилия создать собственную атмосферу, все дышало прошлым… Сердце у Изабеллы защемило, и вместе с тем хотелось смеяться.

– Ее вкус! – воскликнула она. – Разве она не видела, ведь все здесь не так? Сколько ей было лет, миссис Прайди?

– Кому, мисс?

– Покойной миссис Джадж.

– Тридцать семь, мисс.

– На двадцать лет моложе своего мужа. Я не так уж и ошибалась, тетя… Они были счастливы?

– А почему бы им не быть счастливыми, мисс? Молодые мужья не всегда самые обходительные.

– Как она выглядела?

– Маленького роста, хрупкая и красивая, мисс, с приятным и мягким голосом, не болтливая, но с самым острым язычком, какой можно вообразить.

Миссис Мур начала терять терпение, а Изабелла настойчиво продолжала задавать вопросы.

– Часто ли они ходили куда-нибудь вместе?

– Да как вам сказать, мисс. Она была создана для общества, а мистер Джадж предпочитал одиночество. Он мог закрыться и часами сидеть за книгой. Любил долгие и утомительные прогулки по окрестностям. К тому же он состоял в обществе любителей древностей, а там экскурсии, лекции и тому подобное.

– А она присоединялась к ним?

Домоправительница улыбнулась.

– Она ненавидела этих людей, как тараканов, мисс, и называла самыми ужасными словами.

– Бедная миссис Джадж!

– Давно вы работаете здесь? – строго спросила миссис Мур.

– Восемнадцать лет, мадам. Восемнадцать лет назад я вышла замуж за Прайди. А он всю жизнь проработал здесь, как его дед и отец. На их глазах сменилось много хозяев поместья.

– Крайне интересно! Заезжал сюда мистер Джадж после своего возвращения?

– Еще нет, мадам. Мы получаем письма, только и всего.

Когда они проходили через бильярдную, Изабелла ухитрилась слегка приотстать вместе с Маршелом.

– Где комната, которую надо осмотреть?

– Наверху. Мне кажется, я уже говорил, она называется «Восточная комната».

– Я совершенно заинтригована. Дом, безусловно, имеет свою атмосферу. Приятную или неприятную, пока не могу понять.

Он слегка сжал ее руку.

– Хорошо бы дом вам понравился: боюсь, нам сложно будет жить вместе, пока не пристроим тетушку.

Она с нежностью взглянула на него и ничего не сказала. Между тем миссис Мур уже вышла за домоправительницей в коридор, где с нетерпением их дожидалась. Не теряя времени, вся компания отправилась осматривать расположенные на этаже спальни. Некоторые – вполне просторные, иные – совсем тесные, однако все были обставлены на современный лад и отличались комфортом – кто бы ни пожелал провести ночь в поместье Ранхилл, мог быть спокоен за свои удобства. Из окон повсюду открывался великолепный вид. И все-таки от всего веяло угнетающе глубокой древностью, и у Изабеллы снова возникли мрачные сомнения.

– Совершенно ясно, – прошептала она Маршелу, – если жить здесь достаточно долго, трудно сохранить присутствие духа. Боюсь, меня в первую же ночь начали бы преследовать видения… Он все же, наверное, не совсем в здравом уме, как вы считаете?

– Вероятно. А вам не хотелось бы познакомиться с ним?

– Да, Маршел!

– Постараюсь устроить вашу встречу.

– Буду очень признательна. Уверена, это совершенно необычный человек, страдает он галлюцинациями или нет.

Изабелла и Маршел догнали наконец домоправительницу и миссис Мур, находившихся в библиотеке. Миссис Мур сразу же отозвала Изабеллу в сторонку.

– Мы осмотрели практически все. Как поступим?

– Мне кажется, тетя, я не смогу здесь жить, но, по-моему, ни к чему торопиться с окончательным решением. Вы не представляете, какие странные мысли приходят мне в голову. То я испытываю ненависть к этому дому, то… даже не могу выразить… Нечто зловещее… но дело не в призраках – совсем в другом… Скорее, незримое присутствие чего-то живого… Жаль, мы так быстро расстались с мистером Шеррапом. Я уверена, он мог бы кое-что объяснить.

– У тебя плохо с нервами, дитя мое, и я сильно сомневаюсь, следует ли тебе переезжать сюда. В одном ты права: не стоит принимать поспешных решений… Давай осмотрим верхний этаж и поедем домой.

Время близилось к часу.

Поднявшись, они оказались на лестничной площадке с низким, покатым потолком: скудный свет сочился из юго-западного слухового окна. Прямо напротив лестницы находились две комнаты для слуг, а справа в другой конец дома ответвлялся длинный и темный коридор, освещенный только косыми окнами в крыше. Наугад открывая расположенные по обе стороны коридора двери, справа они обнаруживали темные кладовки, а слева – спальни для слуг, каждая с выходящим на задний двор окном. Коридор заканчивался лестницей вниз, очевидно, черным ходом. Перед лестницей они повернули обратно и снова вышли на освещенную слуховым окном площадку.

– Теперь, видимо, все? – строго спросила миссис Мур.

– Да, мадам.

Маршел задумчиво потер подбородок.

– А где «Восточная комната»?

– Она заперта, сэр.

– Заперта? А я понял, что мистер Джадж велел ее открыть.

– Мне ничего не известно об этом, сэр. Комната заперта.

– Жаль. Тем не менее покажите, где она находится.

Миссис Мур неодобрительно посмотрела на Маршела, но промолчала.

– Надо пройти по довольно темному коридору, сэр. Если вы не против, пойдемте – комната там.

Параллельно лестнице к фасаду дома вел другой маленький коридор, освещенный мансардным окном в самом его конце. Миссис Прайди направилась туда. Они уже касались головой покатого потолка, когда коридор круто повернул налево и сузился почти до тоннеля. Маршел начал зажигать спички.

– Черт побери, а здесь темно!

– Сейчас посветлеет, сэр.

Примерно через двадцать шагов они снова повернули. Несколько плавных ступенек наверх – и коридор расширился, превратившись почти в комнату. Судя по стропилам, они оказались под фронтоном. Сверху из окна падал луч солнечного света. Помещение было чисто убрано и без всякой мебели.

– Да-а, архитектору в странности не откажешь, – улыбнулась Изабелла. – Неужели коридор ведет только к одной комнате?

– Да, мисс.

Прежде чем войти в следующую темную секцию коридора, они на минуту остановились, чтобы немного побыть на свету. Внезапно лицо Изабеллы напряглось.

– Что это? – прошептала она.

– Что именно? – спросила миссис Мур.

– Разве вы не слышите звук?

Все прислушались.

– Какой звук, Изабелла? – спросил Маршел.

– Неужели не слышите?.. Низкий вибрирующий гул… немного похоже на гудение в телефонной трубке, когда ждешь соединения.

Но больше никто ничего не слышал.

– Джадж упоминал о звуке в коридоре, – проговорил Маршел. – По его словам, не каждому дано услышать. Напоминает далекий отголосок грома?

– Да… возможно… то нарастает, то затихает… Низкий гул…

– Похоже, тот самый. Если, конечно, это не звон в ушах.

Изабелла даже рассердилась.

– Что за шутки! Я прекрасно слышу звук. Представьте прижатую к уху телефонную трубку. Вот-вот послышится голос.

– Глупости! – возмутилась миссис Мур. – Если какой-то звук и доносится, то, верно, где-то снаружи просто гудят провода… Пойдемте!

– Не понимаю, почему больше никто не слышит? Звук такой отчетливый!

– Никто не слышит – и точка, дитя мое. Ты идешь или нет?

– Удивительное, странное впечатление. Словно оркестр за глухой стеной.

– Так и будем здесь стоять в ожидании, пока у тебя не пройдет приступ восторга?

– Интересно, слышал ли его мистер Шеррап? Скорее всего, слышал. Несомненно, именно этот звук дал ему идею подготовки чего-то. Потрясающе… О, не смотри на меня как на сумасшедшую, тетя. Уверяю тебя, я в полном порядке.

– Возможно. Только если ты шутишь, почему бы не выбрать другое время? Не обязательно лишать нас обеда. Можно поинтересоваться, долго ли ты собираешься нас здесь держать?

Изабелла наконец согласилась идти, но все время, пока они были наверху, в ее глазах оставался странный блеск.

Вторая секция темного коридора привела к другому помещению под фронтоном, из которого выходил третий, правда, более короткий, тоннель, в дальней части освещенный тусклым светом, проникавшим через застекленную крышу. Коридор упирался в дубовую дверь.

– Это и есть «Восточная комната»? – спросил Маршел.

– Да, сэр.

Он взялся за ручку и попытался открыть дверь – напрасно.

– Итак, мы не можем войти!

– Почему она заперта? – поинтересовалась миссис Мур.

– Так приказал мистер Джадж, мадам.

По выражению лица миссис Прайди трудно было определить, прикидывается она или и в самом деле простовата. Тем не менее Изабелла рискнула задать вопрос.

– В комнате есть призраки?

– Как вы сказали, мисс?

– Я спрашиваю, появлялись ли в комнате призраки?

– Если вы имеете в виду привидения, мисс, – засовывая руки под передник, улыбнулась домоправительница, – то я никогда о них не слыхала.

– Мне просто интересно, ходят ли подобные слухи.

– Этой комнате сотни и сотни лет, мисс. Прайди говорит, она намного древнее других помещений – как, впрочем, и все это крыло. Было бы странно, если бы о такой старинной комнате не рассказывали никаких историй.

– Каких, например, историй?

– Лучше спросите моего мужа, мисс. Если он согласится побеседовать с вами на эту тему, то много чего может поведать. Правда, должна я сказать, мало кому удавалось добиться его согласия. Мистеру Джаджу, например, так и не удалось. Прайди работают здесь уже более ста лет, и поэтому вполне естественно, мой муж знает о доме много всякой всячины. Но он не желает потерять место и старается держать язык за зубами. Поговорите с ним, мисс, и, коли он расположится к вам, услышите массу забавных историй. Сама же я мало что знаю.

– Вы упоминали, что эта часть дома древнее, чем зал? – спросил Маршел.

– Мой муж говорит, крылу почти полторы тысячи лет, сэр. Его много раз ремонтировали, поэтому оно похоже на весь дом.

– Хм, довольно занятно. Интересно, знает ли об этом Джадж?

Никто не ответил. Миссис Мур снова посмотрела на часы.

– Нам пора ехать, иначе не успеем пообедать. Если уж вам так необходимо, осмотрите комнату когда-нибудь в другой раз, Маршел.

Стоять у двери не имело никакого смысла, поэтому они пошли обратно. Миновав коридор и спустившись по лестнице, снова оказались в зале. Дамы поблагодарили миссис Прайди и направились к выходу, а Маршел чуть-чуть задержался и сунул ей в руку банкноту.

У домика привратника Прайди сам открыл ворота для автомобиля. Приземистый и крепкий, морщинистый, на вид не старше пятидесяти пяти. Его щеки напоминали кентские яблоки, а маленькие иссиня-черные глазки смотрели настороженно и живо. Изабелла рассматривала его с пристрастием, но не произнесла ни слова.

Вечером в отеле Маршел спросил у Изабеллы:

– Вы не против в следующий уик-энд снова поехать в Ранхилл? Если, конечно, мне удастся достать ключ от «Восточной комнаты».

Она внимательно посмотрела на него.

– Охотно. Только, пожалуйста, когда будете писать мистеру Джаджу, намекните, что тетя хотела бы купить дом. Вы наверняка знаете, как написать достаточно деликатно.

– А это уже решено?

– Решено. Она, может, еще и не разобралась в собственных мыслях, зато я уже разобралась. Напишете?

– И вы согласны прожить там несколько месяцев?

– Согласна. Что может случиться за несколько месяцев?!

Изабелла поправила волосы. Столь безразличным жестом, что Маршелу показалось, будто ей действительно порядком все надоело.

Глава IV

Легенда «Башни Улфа»

Погода не испортилась и в воскресенье. Утром миссис Мур отправилась в церковь, а Изабелла потащила Маршела на Западный пирс, где давали музыкальный концерт. В честь его возвращения из Америки она впервые со дня смерти брата сменила траур на легкое летнее платье и вишневую шляпку. Лицо, как обычно, было напудрено. Пока они пробирались между рядами слушающей публики, Изабелла нервничала и сердилась: прошлой ночью она спала отвратительно.

Оркестр играл в павильоне, и через открытые окна они прекрасно слышали музыку. Отыскав два свободных места, Маршел с Изабеллой уселись. Заканчивался бесцветный вальс.

Почти тотчас же Изабелла слегка тронула своего кавалера и многозначительно показала взглядом на его соседа с другой стороны. Шеррап.

– Заговорить с ним? – шепнул Маршел.

– Разумеется.

Сохраняя полную невозмутимость, Маршел продолжал сосредоточенно курить, пока музыка окончательно не затихла. Затем с добродушной улыбкой повернулся к соседу.

– Слишком жарко сегодня, не правда ли, мистер Шеррап?

Плотный, рыжебородый американец как раз вытирал расшитым платком вспотевший лоб. Убрав платок, он неспешно протянул представителю Ллойда руку. Его взгляд на мгновение задержался на лице Изабеллы, тем не менее он не рискнул напомнить о вчерашней встрече.

– Вам известно мое имя?

– Нам сообщила домоправительница. Позвольте представиться: Стоукс, а это – мисс Ломент.

Шеррап привстал и поклонился.

– Надолго ли в Брайтон? – поинтересовался Маршел.

– Нет. Завтра утром возвращаюсь в Лондон и затем сразу в Италию.

– Вы, значит, не собираетесь встретиться с Джаджем? Если не ошибаюсь, вы не знакомы с ним лично?

– Совершенно верно. Мы никогда не встречались. Моя супруга пожелала, чтобы я по пути посетил дом ее деда, поэтому я написал мистеру Джаджу, а он любезно прислал мне разрешение на осмотр. Вот, собственно говоря, и вся наша связь.

– Вам известно, что он только что вернулся из Америки?

– Миссис Прайди уведомила меня об этом.

Изабелла тихонько попросила Маршела поменяться местами. Пересев, она дружески обратилась к американцу:

– Вас по-прежнему тянет к музыке, мистер Шеррап?

Он улыбнулся.

– О, музыка изобретена для одиноких мужчин.

– Следовательно, ваша супруга не с вами?

– Не вините меня, мисс Ломент, я здесь ни при чем. Она просто не смогла поехать. Боится моря.

– Вы приехали по делу или на отдых?

– О, просто хочу побродить по картинным галереям.

– В каком жанре вы пишете?

– Я портретист.

– Ужасно интересно. Вам, надеюсь, не приходится принимать заказы от различных неприятных и малоинтересных людей?

– Не существует неприятных и малоинтересных людей, мисс Ломент. Для художника всякий человек – проблема: индивидуальные особенности неповторимы.

– Никогда не смотрела на портрет с подобной точки зрения. Наверное, вы правы. Должно быть, искусство захватывает вас целиком!

Маршел встал.

– Пойду куплю сигарет. Изабелла, подождите, пожалуйста, я скоро вернусь.

– Пожалуйста, только недолго. – Изабелла снова повернулась к Шеррапу.

– А кто чаще заказывает вам портреты – мужчины или женщины?

– Оба пола одинаково тщеславны, мисс Ломент, но дамы, пожалуй, проявляют в этом смысле больше энтузиазма. Однако я затрудняюсь ответить так сразу.

Изабелла улыбнулась. Небольшой музыкальный антракт кончился, и беседу пришлось отложить. Пока играл оркестр, Изабелла отстраненно и нервно постукивала кончиком зонтика по настилу пирса. Как только отзвучали последние ноты, она поспешно взглянула направо, чтобы проверить, не возвращается ли Маршел, и затем наклонилась – почти дружески – к своему собеседнику.

– Расскажите, что вы действительно думаете об этом доме?

– Довольно внушительный старинный домище, мисс Ломент.

– И больше ничего?

Он внимательно взглянул на нее.

– Полагаю, трудно сказать о доме что-нибудь еще.

– А почему вы сели за рояль? Помните?

– Ах, это! – он снял шляпу и медленно провел рукой по широкому выпуклому лбу. – Моя маленькая импровизация, похоже, затронула ваше воображение. Мне казалось, вчера мы уже обсудили это.

– Право, вы играли очень странно.

– Возможно, я просто странный человек, мисс Ломент.

– Давайте не будем играть словами. Сейчас вернется мистер Стоукс. Я хочу знать, какое отношение к вашей музыке имеет дом?

Шеррап заколебался и нерешительно произнес:

– У меня возникли определенные ощущения.

– Думаю, да. Но где именно они возникли? Не в комнате ли под фронтоном на самом верху?

Короткая пауза.

– Кажется, мы сидим в одной лодке, мисс Ломент.

– Следовательно, это произошло там?

– Не там, хотя поблизости. У двери в «Восточную комнату», как теперь говорят. Прежде она называлась «Башней Улфа». Вы дошли до нее?

– Да. И что же вы слышали?

– Слышал?.. О, вы, кажется, имеете в виду тот звук в коридоре? Нет, я говорю о другом, мисс Ломент.

– О чем же тогда? Расскажите, что случилось?

– Ничего не случилось. Мы говорили об ощущениях, не так ли?.. Я художник, мисс Ломент, а художник – комок живых нервов. Я впадаю в беспричинное беспокойство, быть может, по десять или двадцать раз на дню и даже не знаю почему. Тогда я испытал, так сказать, «сейсмическое потрясение», только и всего.

– Если вы думаете, я задаю праздные вопросы, – Изабелла говорила очень быстро, – то ошибаетесь. Моя тетя собирается приобрести поместье Ранхилл, и, если сделка состоится, мне придется там жить. Мой интерес, таким образом, вполне оправдан.

Шеррап посмотрел на нее профессиональным взглядом. Тонкие ноздри, нервный рот и странное выражение серо-черных глаз, конечно, очаровательны, и все-таки они не передают одной очень важной черты ее характера, которая проявляется только в спокойном и приятном, но вместе с тем металлически-отчужденном голосе.

– К сожалению, я почти ничего не знаю, – наконец сказал Шеррап.

Снова возникла пауза.

Прежде чем произнести следующую фразу Изабелла смутилась и на мгновение отвела глаза.

– И все-таки вы что-то знаете. Я чувствую. Не могли бы мы где-нибудь встретиться и поговорить? Здесь явно не место для такого разговора, – она улыбнулась уже более уверенно. – Я знаю, мое предложение ужасно мелодраматично, но вы же меня понимаете?

– Почту за честь, – с некоторой неохотой отозвался Шеррап.

– Простите, если вы находите мою просьбу бестактной или у вас нет времени…

– Почту за честь и буду очень рад. Только вы наверняка разочаруетесь, узнав, сколь мало я могу рассказать, мисс Ломент… Кроме того, завтра утром я уезжаю.

– С каким поездом?

– В одиннадцать утра.

Изабелла задумалась. Маршел уезжал на три часа раньше.

– Давайте договоримся. Не могли бы вы подойти к этому пирсу завтра ровно в десять? Вы вполне успеете на поезд.

– Хорошо. Ровно в десять. Приду.

– Рассчитываю на вас.

– О, я всегда держу слово, мисс Ломент.

Изабелла собиралась еще что-то сказать, но заметила спешащего Маршела. Пока он ходил за сигаретами, в его кресло уселась полная дама, неопределенного возраста, с отвислым подбородком и, судя по всему, довольно сварливая. Изабелла и Шеррап обнаружили ее только сейчас.

Шеррап встал.

– Я вас покидаю. Садитесь в мое кресло, мистер Стоукс, – хочется перед ленчем пройтись по берегу моря.

На следующий день рано утром, позавтракав вместе с Маршелом, Изабелла проводила его на станцию. Автомобиль и кое-какие вещи он оставил в Брайтоне, так как собирался вернуться в ближайший уик-энд.

В десять Изабелла подошла к Западному пирсу. Заметив ее, Шеррап приподнял шляпу, вынул изо рта сигару и направился к ней.

– Давайте пройдемся в сторону Хова, – предложила Изабелла. – Там менее людно.

Шеррап сухо кивнул.

– Очень любезно с вашей стороны согласиться на встречу, – начала Изабелла. – Мы же совершенно незнакомы.

– Не говорите так. Мне кажется, я знаю вас уже давно… Не мешает ли вам сигара?

– Нет, пожалуйста, курите…

– Благодарю. Перейдем к делу – времени мало, мисс Ломент. Вы назначили свидание для того, полагаю, чтобы я описал свои ощущения в Ранхилле. Больше вы ничего не хотите, не правда ли?

– Вы разочарованы?

– О, меня не так-то просто разочаровать… Итак, я уже говорил вам, где все случилось – у двери в «Восточную комнату». Признаться, ради этой двери я, собственно, и приехал и страшно досадовал, когда обнаружил, что она заперта.

– Прежде всего я хочу знать, слышали ли вы звук в коридоре? Никто из моих друзей не слышал, поэтому я спрашиваю.

– Да, слышал. Как будто где-то вдали медленно провели смычком по струне контрабаса… Потом опять и опять.

– Да, да – именно так. Я никак не могла найти сравнение – именно такой звук.

– Трудно объяснить происхождение звука. Возможно, его создают устойчивые воздушные потоки между «Восточной комнатой» и остальной частью дома.

– А откуда берутся потоки?

– Не знаю. Так ли это важно для вас?

– Звук ужасающе нездешний. Мне кажется, я все еще слышу его.

– Пока оставим звук и перейдем к моему переживанию. Рассказать можно в двух словах. Стоя у двери – после безуспешных попыток открыть ее перочинным ножом, – я внезапно почувствовал запах… Не улыбайтесь, мисс Ломент. В запахе нет ничего смешного. Мне, да, впрочем, и вам, хорошо известно, что по сравнению с другими органами чувств обоняние может вызывать наиболее сильные и сложные ощущения. Нельзя убить человека зрительным образом или звуком, чего никак не скажешь о некоторых запахах, необязательно даже неприятных. Такова уникальная роль обоняния. Мне бы хотелось, чтобы когда-нибудь создали искусство запахов… Ну хорошо, тот удивительно сложный запах ассоциировался в моем воображении с миниатюрой весеннего леса. Все оттенки благоухания сосен, фиалок, тучной, напитанной влагой земли – все, что может донести до вас легкий весенний ветерок, только тщательно дистиллированное – как будто открыли флакончик новейших духов…

– А потом?

– Вспомните, где я находился, мисс Ломент. В темном и пыльном коридоре старинного дома, куда свежий воздух не проникал, должно быть, сотни лет… Я чуть не вскрикнул от изумления. Но так же внезапно запах исчез. Я вдыхал аромат, думаю, не более десяти секунд. И тотчас почувствовал себя в каком-то смысле другим, просветленным – как человек, переживший видение. Только чуть позже я осознал всю важность случившегося. Это было как дуновение из другого мира… Дом живой, мисс Ломент.

– Это все?

– Все.

– Очень, очень странно. И все-таки я до сих пор не понимаю, каким образом запах заставил вас так играть?

– А разве запах заставил меня играть? Хотя да, наверное. Каким образом, не могу объяснить. Вызванная запахом мысль давно рассеялась, и теперь ее не восстановить… Оркестр настраивает инструменты – последние секунды перед началом. Вот-вот произойдет что-то важное… Нечто в этом роде… Однако не связывайте мои ощущения лишь с той музыкой. Вообще-то, годилась любая классическая симфония. Просто я выбрал Бетховена. В тот момент его музыка, верно, показалась мне наиболее подходящей.

– Я хочу задать вам вопрос, мистер Шеррап, весьма странный вопрос, – Изабелла постаралась, правда довольно безуспешно, говорить непринужденно. – Не потому ли вы выбрали эту симфонию, что знаменитый восходящий пассаж ассоциировался в вашем воображении с гигантскими, поднимающимися вверх ступенями?

Шеррап затянулся сигарой и, выдыхая дым, краем глаза глянул на Изабеллу.

– А почему он должен был ассоциироваться со ступенями?

– Я не знаю, должен был или не должен, я просто хочу знать, ассоциировался или нет?

– Нет. Вам, кажется, известно что-то такое, о чем я не имею ни малейшего понятия, мисс Ломент. С какими ступенями?

– Да так… пустяки. Просто глупый вопрос… Не пора ли нам вернуться?

Они пошли обратно.

Скорей, скорей заговорить о другом – Изабелла судорожно искала, о чем бы спросить.

– Вы упомянули, будто комната раньше называлась иначе. Как, я забыла?

– Да, комнату называли «Башней Улфа». Улф, по преданию, и построил этот дом. Он родился лет через сто после первой высадки южных саксов. С тех пор дом четыре или пять раз полностью перестраивался, однако название впервые изменили только пару веков назад. История дома подробно изложена Майклом Баурдоном, предком моей супруги. Он пишет, что Ранхилл Корт основан в шестом веке нашей эры.

– А почему именно с той комнатой связано имя Улфа?

– Да потому что, по легенде, прямо над ней и находились исчезнувшие комнаты.

– Я не слышала никакой легенды. Что за исчезнувшие комнаты?

– Вы меня определенно удивляете. Я думал, каждый ребенок в старой Англии знает о пропавших комнатах Ранхилла. Улф, мисс Ломент, построил свой дом в нечистом месте. В те времена пустынную возвышенность рунического холма населяли тролли – одна из разновидностей злокозненных эльфов, насколько мне известно. Хотя Улф и был язычником, он не посчитался с троллями и все-таки построил дом. Видно, Улф, упрямый и самоуверенный малый, презирал местные суеверия. Ну а потом в один прекрасный день он исчез, а вместе с ним и часть дома. Несколько верхних комнат башни унесли тролли – словно их и не было. Исчезла восточная часть дома, которая соседствовала со счастливыми охотничьими угодьями троллей. С тех пор никто больше не слышал об Улфе, хотя в течение веков время от времени возникали слухи, будто кто-то видел пропавшие комнаты… Вот и вся легенда.

Некоторое время они шли молча.

– А как вы думаете, стоит мне переезжать в этот дом? – неуверенно улыбаясь, внезапно спросила Изабелла.

Прежде чем ответить, Шеррап долго курил.

– Раз вы спрашиваете моего совета, мисс Ломент, значит, вас что-то тревожит. Расскажите, в чем дело.

– Исповедоваться всегда как-то неловко, мистер Шеррап, и я не уверена, не посмеетесь ли вы надо мной.

– Наш разговор совсем не смешной.

– Так и быть… Тот странный звук в коридоре, кажется, задел в моем сердце какую-то очень глубокую струну, неизвестную мне самой. Какую-то потаенную страсть… Да, именно страсть. Меня охватила радость, и вместе с тем на сердце сделалось мучительно тяжело – подступило ужасное, безысходное отчаяние… Правда, радость, пожалуй, преобладала… Все это секундные ощущения, но вряд ли когда-нибудь я смогу их забыть…

– Понимаю…

– Тогда объясните, что со мной и как мне быть.

Шеррап бросил сигару.

– Ничего не предпринимайте, мисс Ломент, и не задавайте вопросов. Советую вам как человек, у которого есть собственная дочь.

– То есть вы советуете не переезжать?

– Безусловно, – он выразительно махнул рукой. – Забудьте обо всем. Такой дом не принесет вам добра. Сказать, кто вы, в сущности, такая, мисс Ломент? Вы – художник без профессии. Вы словно громоотвод без заземления – вам следует избегать грозы. О, ведь я портретист. Ваша нервная натура очевидна… Вы просили совета, я его дал. На вашем месте я не стал бы там жить. Если вы испытываете такие чувства в самом начале, что будет потом? Это слишком рискованно.

– Спасибо, – спокойно сказала Изабелла. – Наверное, я воспользуюсь вашим советом. Боюсь, по природе я будто натянутая струна, впрочем, никто из моих друзей даже не подозревает об этом. Меня почему-то считают флегматичной. Вы, пожалуй, единственный, кто разгадал, что я способна на сильные чувства.

Когда они вернулись к пирсу, Шеррап распрощался и пошел к станции. Изабелла весьма и весьма поразила его. Сидя в вагоне перед отправлением поезда, он достал свой объемистый блокнот и принялся набрасывать портрет. Закончив, неудовлетворенно покачал головой. Сходство великолепное, но так и не удалось передать ее голос.

Глава V

Изабелла видит себя

Маршел приехал в следующую пятницу с вечерним поездом. На неделе он написал Джаджу и получил от него ответ. Джадж сообщал, что все еще колеблется насчет продажи дома, но надеется вскорости прийти к определенному решению. Кроме того, он писал, что пока не считает необходимым встречаться с леди, пожелавшей приобрести Ранхилл Корт, но в случае положительного решения гарантирует ей право первого выбора. К письму прилагался ключ от «Восточной комнаты». Маршел пересказал миссис Мур содержание письма, правда только деловую часть.

По-прежнему стояла хорошая погода. В субботу они совершили длительную поездку на автомобиле по Сассексу и Кенту, а вечером были в театре.

В воскресенье утром, за завтраком, Изабелла сообщила миссис Мур о своем намерении вместе с Маршелом до обеда съездить в Ранхилл. Тетушка отнеслась к поездке равнодушно, ибо по воскресеньям неизменно отправлялась в церковь.

– Надеюсь, на этот раз вы вернетесь к обеду?

– Обязательно. Маршелу просто хочется закончить осмотр.

– Я знаю, дом тебе не понравился, и нет надобности предостерегать тебя от преждевременных восторгов. Да и Джадж наверняка не захочет расстаться с поместьем.

– Почему? – заинтересовался Маршел.

– О, я кое-что понимаю в разбитых сердцах старых вдовцов. Он скорее снова женится, чем откажется от своего обжитого, знакомого дома. В таком возрасте он уже не столько человек, сколько сплошное переплетение привычек.

– Пятьдесят восемь – не такой уж и возраст.

– Слишком стар, чтобы менять образ жизни, но не слишком – для новой жены, – повторила миссис Мур нарочито и пренебрежительно.

– Не сомневаюсь, всегда найдутся женщины, которые будут не прочь выйти за него замуж, – придвигая розетку с джемом, сказала Изабелла. – У него, должно быть, приличное состояние.

– Конечно, Изабелла. Даже молоденькие девушки. Стоит ему только захотеть, и подыскать молодую красивую жену окажется много проще, чем хорошего повара. Попомните мои слова, в течение года в Ранхилл Корт появится новая миссис Джадж.

– А мне представлялось, вы относитесь к нему с почтением, – бесстрастно заметила Изабелла.

– Я отдаю должное его умению вести практические дела, но это не ослепляет меня настолько, чтобы не понимать, как, вероятнее всего, он поступит.

– По-моему, вы просто считаете, что с его стороны не очень-то прилично заставлять вас мучиться неизвестностью. Признайтесь, тетя!

– Ты совершенно не права, дитя мое. Я вовсе не тороплю его. Всего-навсего стараюсь понять, отчего он никак не может ни на что решиться. Дом – его собственность, и он, естественно, вправе поступать как найдет нужным… – несмотря на спокойный тон, миссис Мур, несомненно, рассердилась.

Маршел с Изабеллой выехали чуть позже десяти и по знакомой дороге к одиннадцати уже добрались до Ранхилла. На этот раз за воротами присматривал сам Прайди. Одетый в черный костюм – надо полагать, по случаю воскресенья, – он курил пожелтевшую от никотина трубку с чашечкой, вырезанной в форме человеческой головы. Маршел приоткрыл письмо Джаджа, показал его подпись и протянул главному садовнику несколько монет, которые тот безразлично сунул в карман.

– Можно сейчас же попасть в дом?

– Да, сэр.

– А вы свободны?

– Свободен, сэр.

– В сущности, мы хотели бы осмотреть лишь одно помещение. Все остальное уже видели. Я имею в виду «Восточную комнату». В прошлый раз она была заперта, теперь у меня есть ключ.

Садовник прищурил хитрые глазки и осторожно, вроде бы безразлично спросил:

– С чего это вдруг хозяин решил открыть эту комнату, сэр?

– А разве есть какие-то особые причины не открывать?

– Она заперта уже восемь лет, сэр, по-моему, одно это – довольно веская причина.

– А почему вообще комнату закрыли? – поинтересовалась Изабелла.

– За ненадобностью, мисс. Там нет ничего любопытного.

– Зачем же тогда столь прочный замок?

Убедившись, что Прайди не собирается отвечать, она задала другой вопрос:

– Насколько мне известно, комнату называют не «Восточной», а «Башней Улфа»?

– Как?

– «Башней Улфа».

– В первый раз слышу, мисс. Мой дед говаривал, мол, еще во времена его молодости старики называли ее «Башней Эльфов».

– Как странно! Любопытно, какая версия правильнее?

– Мы можем обсудить это и в доме, – Маршел повернулся к садовнику. – Если, конечно, вы возьмете ключ и впустите нас.

Едва Прайди отправился в домик привратника, Изабелла закрыла глаза и потрогала лоб.

– Боюсь, у меня начинает болеть голова.

– Возможно, от солнца? Чем быстрее мы окажемся в доме, тем лучше.

– Похоже, вы правы – солнце печет очень сильно.

Садовник пробыл в привратницкой лишь несколько секунд и, появившись с ключом в руке, пошел открывать ворота. Маршел сел в автомобиль (Изабелла не выходила), они въехали и пригласили сесть закрывавшего ворота Прайди. Автомобиль мягко прошуршал по аллее и остановился у дома.

Пока ожидали возившегося с замком Прайди, у Изабеллы так разболелась голова, что она едва стояла на ногах.

– Хуже? – обеспокоенно спросил Маршел.

– Ох да. Хорошо бы, он поспешил.

Дверь наконец открылась. Поддерживая Изабеллу, Маршел провел ее в прохладный зал и усадил в кресло. Мужчины продолжали стоять.

– Здесь лучше, только боюсь, я не в состоянии идти дальше… – тихо проговорила Изабелла, помолчала и более оживленным тоном спросила: – Итак, мистер Прайди, вы ничего не знаете о «Восточной комнате»?

– Почему, собственно, «итак»? – переспросил тот небрежно, но не агрессивно. – Я не говорил, что не знаю.

– Вы же сказали: там нет ничего интересного.

– Там нет ничего интересного для вас, мисс.

– А что, по-вашему, для меня интересно?

– Вы приехали сюда вроде как на пикник, мисс… А с этим домом шутки плохи. Он может и укусить, и притом укусить очень сильно.

В любой другой ситуации Изабелла поморщилась бы, слушая простецкие выражения, но в торжественной безмолвной обстановке глубокой древности сказанное прозвучало почти угрожающе. Она замолчала, и расспросы продолжил Маршел, на которого окружающее, судя по всему, ничуть не влияло.

– Что, собственно, Прайди, вы имеете в виду?

– Джентльмены вроде вас, сэр, могут разгуливать по дому сколько угодно. Вы ничего не увидите и не услышите, и дом не причинит вам вреда. А вот у молоденьких барышень совсем другие нервы, и, ради забавы отправившись в путешествие, они могут и не вернуться; даже если и захотят… У леди болит голова. Вот и хорошо. Пусть, сэр, она отдохнет, а мы с вами сходим наверх и все осмотрим.

– О, вздор!.. Вы же хотите пойти – да, Изабелла?

– Очень. Хотя я действительно неважно себя чувствую. Головная боль не проходит, наоборот, только усиливается.

– В таком случае, быть может, мне лучше остаться? Или все-таки осмотреть комнату? Это займет минут десять. Как скажете, так и сделаем.

– Пожалуйста, идите с мистером Прайди. Надеюсь, мне станет легче, если я немного побуду в тишине и одиночестве. От разговоров только хуже.

– Но я не могу вас так оставить!.. Вы уверены, что вам не в тягость чуть-чуть побыть одной?

Изабелла утвердительно кивнула и слабо улыбнулась.

– Боже мой, я же не ребенок!

Маршел неохотно попрощался и начал быстро подниматься по лестнице. Прайди, чьи одеревеневшие от ежедневного копания в саду ноги не сравнить с молодыми ногами представителя Ллойда, постепенно начал отставать.

Изабелла то закрывала, то открывала глаза. Покой, тишина и приглушенный свет успокаивающе действовали на нервы, и минуты через две ей и в самом деле полегчало. Со времени их первого визита в зале ничего не изменилось. Падающие на темное благородное дерево малиновые, синие и золотистые лучи создавали атмосферу торжественной и зловещей красоты. Как и раньше, все пребывало в абсолютном безмолвии.

Внезапно Изабелла словно очнулась: не сознавая того, она давно уже смотрела на нечто новое, о чем до сих пор даже не подозревала. Если она и видела это раньше, то, верно, не обратила внимания. Неподалеку от старинного камина находился еще один лестничный пролет, не покрытый коврами, ведущий куда-то наверх.

Изабелла не заметила ничего особенного – самая обыкновенная, абсолютно реальная лестница. Единственная странность – лестница каким-то непонятным образом до сих пор не попадалась ей на глаза.

Лестничный пролет до конца не просматривался – ступени начинались в зале и через проем в стене вели, видимо, на какой-то верхний этаж. Мелькнула мысль: если подняться, наверняка попадешь в еще не обследованную часть дома. Воодушевленная своим открытием, Изабелла забыла о головной боли. Стоит ли звать Маршела? Вряд ли на таком расстоянии он услышит ее голос, а рассказать об открытии она успеет и после. Пока же у нее есть шанс предпринять собственное небольшое расследование. Разумеется, это не странная лестница, о которой говорил Джадж. Ведь Джадж видел ее в другой части дома, к тому же ступени столь явственно материальны, что о чем-то сверхъестественном не может быть и речи. Изабелла совершенно не испытывала тревоги – лишь удивление и любопытство.