Три мужа для Кизи. Книга 3 бесплатное чтение

Камень 54-ый

Сурья дэв снова вылетел на своей золотой колеснице над миром. Снова друг лотосов озарил мир людей светом, согревая всё живое, соскучившееся по его теплу в ночной тьме. И лучи дневного светила разбудили меня, прокравшись между листвы и прыгнув мне в глаз. Быстро разбудили меня.

Села, пряча лицо от ослепительно ярких лучей, обжигающих глаза.

– Проснулась? – улыбнулся мне Садхир.

Смущённо улыбнувшись, головою качнула, слегка, наклоняя туда-сюда. Зевнула, рот под ладонью пряча. Он сам зевнул, потянулся. Встал, совершил несколько движений, медленных и тягучих сначала, потом резких и быстрых. Снова ночь не спал, охраняя мой покой. Снова я легла спать около него.

Решила не вспоминать былую обиду. Тем более, он старался защищать меня, как мог. И, как только легла, уснула на удивление быстро. Садхир так и не тронул меня в нашу третью ночь. Как и обещал, ждал, когда сама за тем приду к нему. И не сказать, чтобы хотела, особенно, когда у меня появились те сладкие и обжигающие щёки воспоминания о ласках его младшего брата. Но то, что средний муж берёг меня, держал своё слово, грело что-то внутри. Я когда-нибудь сама к нему подойду. Из той лёгкой и нежной, согревающей душу благодарности, которую испытываю к нему. Просто… смущаюсь пока. Боюсь нарушать хрупкий покой наших тихих ночей, полных спокойных бесед и глубоких, спокойных снов.

– Пойдёшь со мною к реке? – спросил молодой мужчина чуть погодя, тело размяв, дождавшись, пока поднимусь и разглажу юбку, поправлю дупатту.

– Снова будешь молиться Сурья дэву?

Он не ответил, лишь улыбнулся. Точнее, в улыбке той был и его ответ, и благодарность мне за пониманье. Кинжал подобрал задумчиво и первым к реке пошёл. Кинжал… последний из оставшихся на всю семью. Как там Мохан и Поллав? Не случилось ли с ними за ночь чего? Да, впрочем, криков их не было. И, может всё хорошо. Я не за Поллава беспокоюсь, а за бинкара только. Хотя это и грешно: они все мои мужья.

Садхир снова молился, стоя у воды на одной ноге, другою согнутой упираясь в колено этой, ладони сложив. Надолго ушёл в повторение священных слов. Лицо его было завораживающе умиротворяющим и спокойным. Я осторожно погладила браслет из рудракши на предплечьи, им подаренный, молясь плодам священного дерева, первое из которых родилось из слёз самого бога Шивы, чтобы наполнили мою душу спокойствием, а голову – умными мыслями. Чтобы мы больше не ссорились все. Хотя, боюсь, так не будет. Мы ещё слишком мало знакомы. Ещё не привыкли друг к другу.

Мой спутник не подсматривал. Не пытался даже – украдкою часто на него смотрела. И я, снова ощутив спокойствие, с радостью полезла плескаться в воде. Волосы расплела, отмыла. Тело отмыла от пота и грязи спокойно. Даже забыла обо всём на миг, наслаждаясь прикосновениями нежной, прохладной воды, да запахом лишь воды от тела. Потом, спохватившись, опять к супругу повернулась. Тот всё ещё не смотрел на меня, погружённый в молитвы свои. Тихо села на камень большой, дожидаясь, когда он закончит столь дорогой ему ритуал.

Да и… я вдруг задумалась опять, что поклонение солнцу могли совершать только дваждырождённые. И, хотя средний мой муж не носил священный шнур, даруемый прошедшему обряд упанаяны, но, быть может, он скрывался в свёртке среди личных его вещей?.. Но, впрочем, я бы ни за что не решилась смотреть его вещи. Да, они сказали мне, где свёртки лично их – Поллав особенно сердито сказал, чтоб не смела лазить туда, Мохан только нахмурился, а Садхир и вовсе ничего тогда не сказал – и я с тех пор избегала их. Еду глава семьи в одном-двух свёртках из деревни приносил. Я и лазила туда только в основном. Да в свёрток с посудой. Потом ещё шли их инструменты. Свёрток от Садхира на всех: с мазями лечебными и убтаном для мытья, с тканью чистой – на случай если потребуется перевязать ожоги и раны, какие-то сухие стебли и ещё несколько маленьких горшков. Потом мой скромный свёрток с одеждой и простыми украшениями, доставшимися от родителей моих. И свёрток большой с одеждою, которую мне мужья до свадьбы и на свадьбу подарили. Роскошное свадебное сари было спрятано вместе с частью подаренных украшений отдельно: так и не привыкла я совсем все украшения сразу одевать. Вот, главные, положенные замужней женщине были – браслеты на руках и ногах, мангалсутра на шее, тика над лбом, натх…

Ох, да я же натх забыла одеть! Серьги носила! И синдур мне мужья наносили. Кроме, разве что, вчера. Когда Мохан меня утром увлёк за собою. Кажется, весь священный порошок смазался от поцелуев его?.. Но почему же Поллав вчера ничего не сказал? Он в первые после свадьбы дни страшно ругался, когда я не выглядела должным образом. А вчера почему-то смолчал. Может, прав был Садхир, спрашивая, что там в деревне произошло, куда старший брат ходил? Но что там произойти могло?.. Что такого, чтобы старший муж, всегда сердившийся, когда порядки нарушали, вернувшись, не заметил плохо расчёсанных моих волос, смятой одежды, да отсутствие синдура или след его смазанный? И верно, что-то там произошло! Только я вчера не заметила того странного поведения его, не отметила, что проницательный Садхир назвал поведение главы семьи странным и даже расспросить его пытался. Просто… вчера…

Почувствовала, как щёки обжигает краской стыда. Хотя, как вспомнила ласки Мохана, так снова захотелось, чтобы он их повторил. Он меня много вчера ласкал…

– Пойдём, жена? – спросил средний муж: встав на обе ноги и повернувшись ко мне, вырвал меня из раздумий.

– Конечно, пойдём! – торопливо вскочила.

Надо еду поторопиться приготовить для них. А то как бы опять не разошёлся Поллав. Особенно, если в деревне, куда ходил, случилось что-то неприятное.

Но, странно, когда мы к лагерю вернулись, там был только задумчивый Мохан.

– А Поллав куда ушёл? – удивился Садхир.

Юноша вскочил, повернулся к нам. На мокрых моих волосах взгляд задержался его. Или… на чхоли, что не совсем ещё просохла и грудь слишком откровенно облегала мою?

Смущённо потупилась.

– Да он не сказал, – проворчал младший муж чуть погодя.

– Точно что-то случилось, – вздохнул Садхир.

– Конечно, случилось! Но он ведь не расскажет! – вздохнул бинкар. – Я даже за ним хотел пойти. Только боялся оставить вещи. А Поллав явно ходит далеко, за несколько часов ходьбы.

– Правильно сделал, что остался, – улыбнулся Садхир, – а то б вышло, что ты не веришь ему.

Они ещё обсуждали добытый им заказ, а я торопливо косу заплела и побежала еду готовить.

Садхир сам меня отвлёк, на чуть-чуть, со шкатулкой священного порошка подойдя. Отвлеклась, дав ему нанести мне точку между бровей, да линию по пробору над тикой. Он осторожно шаль мою поправил и молча ушёл. И не ругался даже, что забыла! С ним легче, чем с братом его.

Когда уже дал и лепёшки были готовы, когда оторвалась от жарки панира и овощей, голову подняла, то мужей не увидела. Отошли куда-то?.. Прислушалась. Да, голоса были в стороне, приглушённые. Говорили двое, но слов не разобрать. Да, впрочем, могут у них быть от меня секреты. Не захотели рассказать – и не надо. Подслушивать не буду.

Рис ещё не доварился, как солнечных лучей стало меньше. Чья-то тень легла возле меня. И запах незнакомый. Как будто запах крови.

Вскочила напугано, резко обернулась. Едва не задела ногой горшок – чья-то нога протянулась между им и мною, не пуская мою ногу к костру и раскалённому боку. А на меня смотрел…

– Сиб! – радостно вскричала я.

Брат названный улыбнулся. Сегодня одетый в бордовое дхоти, длинное, как человек обычный. В руке левой сжимал ножны с изогнутым мечом. Босой, на ступнях и щиколотках тёмно-красные полоски от только-только заживших ран, с которых лишь только сошли корки из засохшей крови.

– Твои ноги! – ахнула напугано.

– Ничего серьёзного, – улыбнулся юноша. – Правда, ничего. И не такое бывало. Просто я долго шёл.

Опустился чуть поодаль от костра, скрестив ноги. Я, чуть поколебавшись – можно ли прежде мужей его кормить – всё же зачерпнула ему в лепёшку свежую зажаренного только что панира и овощей, горячих ещё. С улыбкою протянула молодому кшатрию. Он как-то серьёзно посмотрел на подношение. Ох, он же не человек!

– Прости, если ты это не ешь, – улыбнулась смущённо.

– Ничего, хоть попробую, – возразил он.

Положил меч подле себя. Принял угощение, зажмурился, пробуя.

– Что же с ногами твоими произошло? – вздохнула я.

– Да просто шёл, – асур вдруг нахмурился, прислушался, принюхался – с места не сдвинулась, хотя меня повадки эти звериные напугали слегка, да и были мы сейчас только вдвоём, он сидел совсем рядом от меня – потом тихо-тихо сказал: – В стороне они. Прости, я обещание своё не сдержал. То есть, я его нашёл, – опять нахмурился, – но он прийти не захотел. Я не смог притащить его силой. Да и обозлился, что он совсем не хотел помогать.

Значит, Сибасур всё-таки ходил к Ванаде?

Возразила:

– Ничего! – и добавила уже едва слышно: – Раз он не захотел. Тем более, мы уже с мужьями сколько-то ладим.

– А не врёшь? – брат названный ко мне сдвинулся, так, что лицо его оказалось совсем около моего, взгляд глаз его, мрачно прищуренных, впился в мои глаза. – Ты же терпеливая. Не любишь признаваться, когда тяжело. И не атакуешь обидчиков.

– Не вру, – потупилась смущённо. – Мы уже сколько-то начали друг друга понимать.

– Честно? – твёрдо спросил названный брат, сжав пальцами тонкими мой подбородок и заставив посмотреть на него опять.

– А это кто припёрся? – возмутился Мохан уже близко от нас. – А ну отойди от моей жены!

– Нужна б была – сам бы себе спёр и спрятал в логове, – ухмыльнулся Сибасур, вставая. Меч, впрочем, пока не брал. Задумчиво откусил от лепёшки, смакуя тесто и подхваченный кусочек сыра.

– Эй, мы же не ели ещё! – обозлился младший муж.

– Какая трагедия! – не остался в долгу язвительный асур.

– Это моя жена и моя еда! – не унимался бинкар.

И, кстати, у него при себе и был последний уцелевший кинжал нашей семьи. И… ой, он обнажил оружие!

– Это моя сестра и моя еда, – в тон ему ответил молодой кшатрий.

– Да я тебя… я тебя зарежу! Отойди от неё! – дёрнулся младший муж.

Садхир, стоявший рядом, сжал его плечо.

– А ну отпусти! – дёрнулся Мохан обиженно. – Я сейчас этому гаду покажу…

– Ах! Ах! – осклабился молодой асур, резцы показывая неровные. – Страшно до чего! Крокодил пошёл и утопился!

– Да я тебя…

Но средний брат младшего за ухо подхватил, не пуская в бой.

– Не ори на нашего гостя! – потребовал Садхир.

– Но он лапал мою жену!!!

– Да разве братья твои не лапают её?.. – ухмыльнулся демон.

Мохан от гнева побагровел. Или Садхир так ужасно схватил его ухо?! Ох, а если он сейчас вырвется – и на гостя кинется? Поллава-то едва не зарезал в гневе! А Сиб ещё и дерётся лучше в разы, да и ловкостью превосходит его. Я боюсь, что Сиб совсем его убьёт!

– Пожалуйста, не надо! – ладони сжала умоляюще, встала между них. – Не надо ссориться. Тем более… – на названного брата посмотрела смущённо, потом на мужа разгневанного, виновато. – Тем более, это же первый гость нашей семьи!

– И родственник ещё, – улыбнулся приветливо Сибасуру Садхир. – Мохан, нельзя орать на родственников!

– Да какой он родственник! – возмутился тот. – Он ей никто!

– Он поклялся её защищать, – твёрдо сказал йог, – как свою сестру.

– Да он много наговорил, чтобы приходить и лапать её!

– Да захочу – вообще умыкну, – ухмыльнулся молодой воин.

– Ты! – возмущённо дёрнулся Мохан.

Брат крепко его обнял, не пуская.

– Будете обижать мою сестру – себе умыкну, – сказал посерьёзневший Сибасур.

– И умыкнёшь, – не менее серьёзно произнёс вдруг Садхир.

– Но! – дёрнулся Мохан возмущённо.

– Но сначала дай нам хотя бы месяц показать, что мы способны защищать её.

Кшатрий задумался, на него глядя. Взгляд у него был недовольный. Потом вдруг вытащил из-за пояса кинжал и метнул куда-то вверх – с истошным криком с ветки свалился попугай, подняться смог почти у самой земли, нервно взмахивая крыльями. Мохан притих напугано. Нет, заворожено глядя, как спускаются несколько отрезанных перьев синих. Подняться задетый лезвием кинжала смог выше дерева, с которого он упал. Но крик его был очень резким, словно ругался или даже проклятиями сыпал на воина, потревожившего его.

– Ты не мой друг. Ты его друг, – проворчал молодой кшатрий. – Уходи отсюда!

Что-то ещё сердито прокричав, попугай улетел куда-то в сторону реки.

Воин невозмутимо сходил забрать кинжал, сегодня длинный и прямой, спрятал в ножны за пояс. Потом серьёзно спросил у Садхира:

– А где Поллав, брат?

– По делам ушёл, – спокойно объяснил средний муж.

– По делам, значит… – асур задумчиво протёр подбородок, пока ещё безбородый.

– И вообще, приходи нас проведать почаще, – улыбнулся ему молодой йог. – Ты – гость нашей жены. И… – голову грустно опустил на миг, хотя брата дёрнувшегося всё же удержал. – И единственный из её семьи, кто хочет общаться с ней, – брата вдруг так в объятиях обнял, что тот вскрикнул. – Мохан, ты же не будешь нашу Кизи такой радости лишать?

Ответом был мрачный взгляд. На что гость спокойно вдруг ответил:

– Я вам докажу, что способен позаботиться о ней, – но впрочем, тут же насмешливо сощурился. – А если из вас плохие защитники будут – себе умыкну.

– Договорились! – сказал Садхир первее, чем брат его младший успел ляпнуть что-либо ещё, да быстро предложил: – А давайте поедим все вместе? Поллав-то, кажется, не скоро ещё вернётся.

– И еды хватит ещё на раз, – благодарно улыбнулась ему. – Мы поедим – и я начну готовить ещё, к приходу его.

Мохан грустно принюхался. И промолчал на сей раз.

Мужчины сели неподалёку от костра. И я радостно листья банановые для них ополоснула. Радостно было наполнять угощением для моего гостя. Для Сиба, который старался для меня что-то делать. Для Садхира, который так быстро ссору предотвратил. Да и просто…

– Ладду! – Мохан первым делом цапнул своё сокровище, едва увидел.

– Только немного сегодня, – грустно уточнила я ему, – муки маловато Поллав принёс. Я оставлю чечевицу на суп.

– Ну, хорошо! – но бинкар так горестно вздохнул, словно его ограбили всего, раздели, вещи вынесли, а дом – подпалили.

Но, впрочем, когда я ещё пять штук, не небольших, положила перед ним, после второго уже съеденного ладду он уже как-то подобрел.

И никто не возражал из них, что рядом с ними села, тоже за еду принялась, не дождавшись, покуда поедят мужчины.

– Ты где был, Сиб? – спросил Садхир как бы между прочим.

Он внимательно на гостя смотрел. Очень внимательно.

– По делам ходил, – невозмутимо ответил кшатрий, – проведать знакомых.

А мне вспомнилась девушка из сна, к которой он в храм пришёл. Та дэвадаси… ох, дэвадаси!

– Ой, а ведь… – дёрнулся Мохан, оживившись.

Взгляд его впился в моего брата названного. Кажется, младший муж тоже вспомнил вчерашний наш разговор да догадки новые.

– Всё обсудим, – улыбкою остановил его Садхир.

– Но ведь… – юноша заметно погрустнел, оборванный.

Да, точно про сестру хотел спросить, не видел ли Сибасур её в день нападения разбойников. И… не спас ли он сам её? Но куда она потом ушла?..

– Надеюсь, ты с нами ещё несколько часов побеседуешь? – молодой йог дружелюбно улыбнулся гостю.

И на меня посмотрел. На миг. Внимательно. Нет, улыбнулся мне. Многозначительно. Кажется, Садхир сам решил расспросить его, обладавшего единственною нашей зацепкой. То есть, есть ещё две: что Джата могла танцевать, а что жена Кирана или любовница его – так и не поняла, какие у них были отношения, тем более, она не носила бинди и синдур на проборе – но ведь не могла же она оказаться сестрою пропавшей Садхира? То есть, могла. Вот, средний муж упомянул, что у них в семье многие были светлокожие. И женщина Кирана – тоже. И в видении, которое мне послал Махадэв, одна из девушек танцевала, а другая – держала меч. Но… до чего же противно думать, что Джая может оказаться Кири! Женщина или даже жена наглого воина, который пытался похитить и мою сестру! Из-за которого Иша едва не утонула! О, я не хотела иметь ничего общего с его семьёй!

– Да, конечно, – спокойно ответил Сиб, потянулся добавить себе на лепёшку ещё овощей и подливки, нет, сгрёб туда пять кусочков жареного сыра, – я никуда не тороплюсь, – мрачно прищурился, неприятным взглядом их оглядел. – И вообще, я пришёл проверить, как вы о сестре моей заботитесь.

– За что нам с сёстрами такое невезенье? – проворчал Мохан, мрачно подпирая щёку рукой.

Нет, на брата своего долго посмотрел. Пристально. С намёком.

– А, кстати… – улыбнулся хитрый Садхир. – Раз уж мы так мирно сейчас сидим… можно я спрошу у тебя кое-что, Сиб?

Мохан сразу ровно сел, взглядом вперившись в их обоих. Нет, в асура пришедшего.

– Смотря, что ты спросишь, – спокойно ответил гость. – Я не про всё люблю говорить.

– Ну, ежели не захочешь – не отвечай.

– Да я итак не отвечу, даже без твоего разрешения, – ухмыльнулся воин.

– Наглый ты! – не удержался Мохан.

– Ну-ну! Будет ещё щенок вякать перед крокодилом!

– Да ты! – бинкар гневно подскочил. – Я тебя…

– Ах, как страшно, – не унялся и вздорный собеседник. – Мне угрожают! Меня хотят убить лепёшкой!

– Да это… – Мохан смутился, взгляд опустив и приметив, какое у него в руке оружие. И, как назло, в миг тот с неё толстый кусок сыра свалился, на землю упал.

Сибасур невозмутимо подхватил его и в рот запихнул. Прямо с налипшей землёй.

– Манеры у тебя! – скривился бинкар.

– Ты, видимо, никогда с голода не подыхал, – усмехнулся тот. – Иначе бы не заморачивался.

– Да я… – Мохан сел.

– Напугал! Как же! Крокодил пошёл и утопился!

– Я тоже голодным бывал, – вдруг грустно ответил младший из музыкантов.

– Тогда… ладно, – посерьёзнел вмиг Сиб. – Тогда ты меня поймёшь.

Какое-то время мужчины молодые грустно молчали. Но, впрочем, когда я каждому лепёшку наполнила и подала, взяли охотно. Какое-то время жевали задумчиво.

– Так… – снова начал Садхир. – Ты в дни первые после нашего знакомства почему-то просил тебя звать Сохэйлом, брат. Почему?

Ну, хитрец! И допросить придумал как, и чтобы не вызвать ссоры за чрезмерное любопытство!

– Это твоё имя? – осторожно уточнил умный мужчина.

– Можно и так сказать, – качнул головою гость.

– Так?.. – Мохан подскочил.

Но брат ему ладонь положил на плечо, заставляя снова сесть, строго посмотрел на дёрнувшегося юношу. Сам спросил, будто просто из любопытства:

– Так… как же тебя на самом деле зовут, брат?

Чуть помолчав – мы все напряжённо ответа его ждали – воин всё же ответил:

– Родители до рождения решили назвать меня Сибом. Но я не узнал о том. Они рано очень умерли, – нахмурился, сжав сильно челюсти, напрягся весь, позже досказал: – Мне о том сказал брат, спустя сколько-то лет. Но первое имя моё, которое я сам услышал, было Сохэйл. Как вам сказать?.. Сиб я или Сохэйл?.. Я не знаю сам.

И ведь Мохан сказал, что сестра его того странного мальчика, раненного и без одежды, грязного тоже звала Сохэйлом! Может… могла ли она?..

Музыканты тоже напряглись, внимательно на него глядя.

– Что-то многовато у вас интересу к моему прошлому, – нахмурился Сиб.

– Так то естественно, – ответил за всех Садхир. – Ты теперь брат нашей жены. Брат, выходит, и нас всех, – улыбнулся грустно. – И ты единственный признавший её родственник. То есть, не совсем… но ты единственный мужчина с её стороны. И я благодарен тебе, что ты хочешь быть её опорой.

– А… что за имя то? – не утерпела я. – Сохэйл… это…

– Так звали одного хорошего воина, – вдруг тепло улыбнулся мой названный брат.

– Ого! – Мохан оживился. – А какого?

– Странно, и тебе интересно? – взглянул на него асур недоумённо.

– Конечно! – тот смутился. – Ты же хочешь быть нашей семьёй. А это странно, если мы ничего не будем знать о тебе. Кто тот воин, которого ты уважаешь? И… что за человек дал его имя тебе?..

– Что за человек?.. – воин молодой улыбнулся, смотря куда-то вдаль, между деревьев потерялся его взгляд. И совсем другою улыбка у него была. Добрая.

– Нет, давайте уж по порядку? – вмешался Садхир. – Кем был тот Сохэйл? Тот, в честь кого назвали звезду? Но вроде бы ты особо не интересуешься звёздами?

– Это… это долгая история, – смутился Сиб.

И взгляд его в лепёшку уткнулся.

– Не про звёзды? – подался вперёд Мохан.

– Нет… – протянул кшатрий задумчиво. – История про Сохэйла… это совсем другая история.

– Расскажи её, пожалуйста! – взмолилась я.

– Ты тоже хочешь? – внимательный взор на меня.

– Конечно! – приветливо ему улыбнулась. – Я хочу больше о тебе узнать!

– Ну, тогда… – он опустил лепёшку на лист перед собой, упёр ладони в колени.

– Да даешь сначала, – улыбнулся ему Садхир.

За что взгляд ненавидящий от брата младшего получил: не терпелось тому выяснить, знал ли Сиб что-то о его сестре. Йог укоризненно головою качнул. И потянулся овощей и сыра побольше гостю положить. Нет, сыра больше: заметил, чего больше всего из начинки воин подкладывал.

– Ты с дороги, брат.

– Я… – Сибасур запнулся, в глаза ему посмотрев.

Как-то помрачнел. Торопливо лепёшку подхватил недоеденную. Жевал долго, как будто намеренно. Долго думал, похоже, что говорить. Я ему в чашку супу налила, придвинула.

– Без мяса совсем, – он поморщился.

– Мы не очень хорошие охотники. Мы обычно покупали у других.

– Хорошо, сам вам кого-нибудь добуду, – головою качнул.

– Хорошо бы! – оживился Мохан.

– Ладду изменяешь священным? – усмехнулся Садхир.

– Но не всё же ладду одними питаться! – бинкар вздохнул горестно.

– Значит, то было давно, хотя и не слишком… – степенно начал Сиб, выпрямившись, когда доел начинку и, наконец, последнюю половину лепёшки.

– Да ты, кажется, ещё не поел.

– Я уже пообедал, – усмехнулся гость, задумчиво перо синее из волос вытащил, сбросил небрежно.

Мохан, напрягшись, смотрел на него, как оно медленно опустилась. Нет, на каплю крови на нём.

– Может, воды? – предложил средний муж, взявший на себя роль заботливого хозяина.

– Я могу сделать воды с лимоном. Хочешь? – улыбнулась брату названному.

– А, пожалуй… неси.

Опустошив свою чашу, он начал свой рассказ, разглядывая что-то между деревьев.

Камень 55-ый

То было давно, хотя и не слишком. В северных княжествах было. В подземном мире, где-то в той части земли Бхарат, жил один ужасный ракшас. Бриджешаракшас. Родители его злобные и властолюбивые мечтали, чтобы сынок их стал повелителем ракшасов, желательно, самым главным, потому и назвали Бриджешем, «царём». Ага, хотя и по-человечески. Ну, чтоб и люди тоже сразу поняли, с кем им повезло встретиться. Чтоб глупые женщины человеческие сразу знали, что их возьмёт один из раджей. Если уж не старший сын – того быстро разодрали противники и съели – то хотя бы средний. Ну, хоть один из средних. Или хотя бы младший?..

Бриджешаракшас был вторым из младших их детей. Один из самых противных ракшасов того века.

Во-первых, внешне он родился жутко уродливым. Во-вторых, его страшно боялись чужие жёны и их мужья, потому что он страсть как женщин любил. И, особенно, насиловать. Если перед тем долго убегали – вообще наслаждение.

Словом, много где потом душили его выродков чьи-то рыдающие жёны или обесчещенные девы. Много где его потом проклинали человеческие нищенки и продажные женщины, выкинутые из-за него из дома родителями. Хотя, конечно, они не хотели. Никто его вообще из женщин не хотел. Но он, впрочем, о том вообще не переживал.

Жил себе как жил. Царём не стал – некогда ему было соперничать с сильными ракшасами, боровшимися за место у правителя и заодно с самим раджой ракшасов. Да и драться-то он вообще умел?.. Сложный то был вопрос. Но вот женщин ссильничать он вполне умел – и этого занятия, да охоты на животных и чудовищ, которых он разрывал и ел сырыми, ему вполне хватало, чтоб жить более-менее счастливо. Хотя и совсем счастливым быть не умел. Жадным родился. Слишком жадным. Всё ему казалось, что где-то могут женщины и девушки жить получше. Потому он много где слонялся и много кого мучил. Хотя и не всех, кого хотел – временами его находила свора гневных мужей и чьих-то братьев – и ему приходилось совсем уж постыдно от них прятаться и бегать. Хотя кого-то из них, кто был послабее, он разодрал и съел. Чтоб другим донимать его было неповадно. Но они всё равно за ним бегали.

Ради того, чтоб его убить, случилось невообразимое! В охотничью стаю сбились не только асуры и ракшасы, но ещё даже прибились к ним негодующие люди! И, что уж совсем невообразимо, даже дэвы бегали с ними! Потому что и у дэвов этот похотливый муж кого-то успел изнасиловать. То ли жён, то ли дочерей. Но, правда, сами уж дэвы не сильно болтали, кому там из их женщин не повезло. Но страстно хотели отомстить. Пожалуй, страсти и жажда мести были у мстителей такой силы, какой совсем уж редко бывает страсть между мужчиной и женщиной, вызванная метким выстрелом Кама дэва из его волшебного лука.

Словом, жил себе Бриджешаракшас спокойно. И даже счастливо, когда ему удавалось опять убежать далеко от преследователей, да ещё чью-то женщину подхватить по пути, сколько-нибудь симпатичную.

Много где душили его выродков чьи-то рыдающие жёны или обесчещенные девы. Много где его проклинали человеческие нищенки и продажные женщины, выкинутые из-за него из дома родителями…

Так, через сколько-то десятков лет, занесло этого ужасного развратника в северные княжества Бхарат, в мир человеческий. И слонялся он в ночи везде, слишком быстрый и ловкий, чтобы человеческие воины успевали его заметить.

И, разумеется, любопытства ради на территорию дворца тамошнего раджи заглянул.

А у того было несколько дочерей.

Но он набрёл на сад, в котором вечером отдыхала Сумана, пятая дочь раджи. И по старшинству и по меньшинству. Но, разумеется, очень даже красивая. Даже среди людей. А по сравнению с женщинами ракшасов и прочих чудовищ – Бриджешаракшас мало кем брезговал или даже вообще никем – и вовсе красавица невообразимая.

И, её увидев, он запылал. И забыл об осторожности и что прежде девиц и жён чужих умыкал незаметно подкравшись. На этот раз на глаза жертве своей попался. Вид у него был ужасный. Да ещё и неожиданно так возник у фонтана. Девица визг подняла ужасный: он, ко всякому визгу женскому привыкший, всё же едва не оглох. И морду его перекосило. Что его, опять-таки, не красило, а даже наоборот.

Словом, вся стража сбежалась. И отчаянно защищали свою рани. Даже видя, как легко Бриджешаракшас разрывает тех, кто дерзнул напасть на него первым.

Чуть позже и воинство добежало. Всё вокруг залито было кровью несчастных воинов, забросано их внутренностями. На крышах и ступенях, на храмах и в фонтанах рядом с лотосами плавали головы оторванные. Но, может, всего противнее был визг княжны?..

Словом, некоторое время спустя Бриджешаракшасу эта громкая охота надоела – и он сбежал. Слизывать свежую кровь и выжидать, когда вокруг девки стражников поубавится, а она отвлечётся на что-нибудь.

Ждать ему пришлось с полгода или даже год. Ему, непривычному сдерживать позывы своей плоти, терпение это было невыносимо. Но и девка визгливая мордочкой хороша была. Лицо такое… особенно, когда она ещё молчала. Да и прочее у ней…

Словом, несчастный развратник выжидал отчаянно и терпеливо. А вокруг девки благородных кровей постоянно всё так и кишело стражей – женщинами и мужчинами – да брахманами. Раджа дочь отдавать на поруганье или умыканье не хотел.

Шли недели, а потом уже и месяцы…

Много где душили его выродков чьи-то рыдающие жёны или обесчещенные девы. Много где его потом проклинали человеческие нищенки и продажные женщины, выкинутые из-за него из дома родителями…

Но, впрочем, сколько-то месяцев прошло, а выродки рождаться перестали. Да и охотники вконец измученные заметили, что нигде этого чудовищного самца не видно. Подох, что ли? Впрочем, там многие мечтали самолично срезать его голову. Так что не все разошлись по домам, когда он совсем пропал: многие и дальше его искали. Шум в северном княжестве, разумеется, заметили. Но и там Бриджешаракшаса давно уже не видели. Хотя и не верили, что ушёл.

Шли месяцы. Бриджешаракшас сидел в своём новом логове, скрипел клыками. Едва клыки совсем себе не стёр. Новые, впрочем, со временем отросли. Да и шерсть стала почище, так как он от скуки постоянно её вычёсывал и всех блок передавил, а каких-то даже съел. Рога натёр так, что аж блестели. А ещё ему страсть как хотелось слиться с той визгливой, смазливой девкой, но только покуда она молчит.

Или то Кама дэв, постоянно смотрящий на женские слёзы, сговорился с другими богами всё так некстати для Бриджешаракшаса подстроить – и стрелой своею острой его подстрелил, прямо между глаз?..

В общем, пол года или год вокруг Суманы постоянно слонялась стража, да лучшие брахманы, готовые в любой миг читать смертоносные мантры. А потом как-то уже сложно было их всех кормить, да и денег на них шло немерено. В общем, раджа зубами поскрипел, от дочери и воплей её и матери позапирался на несколько дней – и стражи вокруг ней поубавилось.

Бриджешаракшас, разумеется, внимательно наблюдал за дворцом по ночам, да все разговоры слушал. И, разумеется, порадовался, когда стражи вокруг девы поубавилось, да и в одну ночь оставшиеся редкие брахманы уже не выдержали – и совсем неприлично заснули.

Забрался коварный ракшас на женскую сторону дворца. Да подмешал каких-то трав в купальню. И княжна, и сёстры её, что пришли купаться, да тонкого запаха трав не заметили среди благовоний и запаха розовых лепестков, уснули в купальне. Среди них была и Сумана.

Бриджешаракшас радостно потёр лапой о лапу, да радостно поковырял клыки. Или то выковыривал плоть птицы, что накануне сожрал, но что-то там застряло между клыков? Может, просто хотел выглядеть ещё более красивым? Ах, этот коварный Кама дэв! Что только не сотворяет с мужчинами и женщинами! Никому не даёт проходу! Всех рано или поздно настигает его стрела: и чудовищ, и людей, и даже богов! Да ещё и этот насмешник то ли плохо смотрит, куда стреляет, то ли жестоко подшучивает иногда, потому иногда взоры человека обращаются к ракшаси, а дэвы начинаются слоняться с небесного мира в мир людей, посещая человеческих женщин. И не всегда даже прекрасных! Ах, этот шутник Кама дэв!

Словом, умыкнул Бриджешаракшас опьяневшую Суману. Незаметно мимо всех стражей и заснувших брахманов протащил. Ни стрела, ни копьё, ни мантра смертоносная так его и не настигли. Он крался, несказанно счастливый, бережно тащил свою жертву на руках. А она благоухала сонными травами и свежим молодым потом, почти перебитым какими-то человеческими благоуханиями. А волосы её благоухали дымом лечебных трав. Нюхал эту странную смесь ароматов Бриджешаракшас и сердце у него как-то странно в ту ночь билось.

А вот мстители, увы, разминулись с ним.

И как-то странно вдруг повернулась лила богов в ту ночь.

Осторожно внёс Бриджешаракшас свою драгоценную ношу в своё логово. А иных прежде кидал, ничуть не тревожась о пятнах, что появлялись на их телах, да о их воплях.

Осторожно, трепещущими почему-то лапами со спрятанными когтями, снял мужчина из племени ракшасов одежду с Суманы. И почему-то не изорвал совсем. Даже не надорвал вообще. А обычно сдирал мешающие ему одеяния сразу и плевать ему было в каком виде бедняжка уползёт к мужу или родителям.

И слился Бриджешаракшас с её нежным телом с каким-то особым наслаждением. Так голодный ликует, когда после долгой разлуки в его руки снова ложится что-то из еды. Так погибающий от жажды ликует, наконец-то наткнувшись на водоём, даже если вода там уже протухшая. И запомнилась ему та сладкая ночь почему-то больше других ночей.

И Сумане, когда та очнулась, лежа в объятиях чудовища, голая вообще, эта ночь запомнилась больше прочих ночей её жизни. А уж её визг поутру был самым кошмарным из звуков, что Бриджешаракшас когда-либо слышал! Даже его стон боли, когда тело его раздирали враги сильные, был куда приятнее этого жуткого звука, исходившего из горла и прекрасных, опухших, ярких губ той, которую он сделал женщиной!

И, пытаясь утешить её – и впервые в жизни этот чудовищный мужчина пытался кого-то утешить – соврал несчастный, что назовёт её своей женой. Самой первой. Самой старшей. Нет, вообще, самой единственной.

Он и правда хотел её утешить! Но глупая девица отчего-то вскричала как-то резко и как-то иначе – и безвольной тушкой упала к его ногам.

Несчастный мужчина из ракшасьего племени едва не подох в то утро, тот день и ту ночь! Он-то думал, что его прекрасная самка совсем уже издыхает! А как помочь – не знал! И будто сердце его какие-то особо злобные чудовища рвали из груди и разрывали на куски чудовищными своими клыками. Он даже хотел пойти за лекарем, из людишек. А вдруг бы и помогли?.. Но справедливо опасался, что рискует натолкнуться на стаю мстителей. А вдруг те уже совсем его убьют? И более ему уже не проникнуть к той нежной плоти? Или, хуже, проследят за ним – и украдут её у него. Да спрячут так, да так спрячут её запах, так заколдуют, что ему уже её не найти?

И метался он по своему логову и джунглям над ним. И выл. Точнее, не выл почти, ибо вспомнил, что так может себя выдать. Но сердце внутри него будто уже разрывали отравленными лезвиями, с жутким ядом, от которого жутко мучаются, прежде чем издохнут.

Должно быть, в тот день дэвы радостно тащили дары и угощения Кама дэву. Может даже, сама Кали, богиня смерти и справедливого возмездия, воплощение кармы, в тот день явилась к богу любви и желаний, чтобы отблагодарить, как он ловко устроил, помучив Бриджешаракшаса? Или… постойте…

Или тогда ещё богиня Парвати ещё не обрела форму Махакали? А то ж Кама дэв сунулся было будить бога Шиву, чтобы он вышел уже наконец из своей медитации и заметил стоящую перед ним юную Парвати – и стрелу Махадеву выпустил прямо в лоб, в упор, особую свою стрелу с особо стойким воздействием. И получив стрелу в лоб, бог Шива наконец-то вернулся из медитации, но до того рассвирепел, что ему помешали заниматься сим благородным делом, что своим взглядом Кама дэва испепелил?.. Или, всё же, бога любви и желаний как-то не до конца испепелили?.. Всё ж таки странные дела иногда случаются в трёх мирах. Всё ещё тянутся порой человеческие мужи к прекраснейшим из ракшаси, да слоняются дэвы в мир людей к красивейшим или талантливейшим из благородных женщин. Словом, вроде бы стрелы Кама дэва вроде бы ещё летают между мужчинами и женщинами в разных мирах.

Но, впрочем, история сия не о боге любви и желаний.

К вечеру очнулась несчастная Сумана. И возликовал Бриджешаракшас, слонявшийся в джунглях близ логова и напряжённо вслушивавшийся во все звуки. И с сердцем, как-то совсем уж непонятно бившимся, метнулся обратно в логово, к ней, прекрасной! И, кажется, прекраснейшей из прекраснейших! Да, несомненно, к самой лучшей из женщин, которых он когда-либо касался.

Но злостною ухмылкою богов было то, что сам Бриджешаракшас отнюдь не был прекраснейшим из мужей. И сколько-то сносным лицом не обладал вообще. И, сверх того, был до отвращения уродлив.

Словом, несчастнейшая Сумана носилась туда-сюда по его просторному логову, не умея оттуда выбраться, а несчастнейший Бриджешаракшас осторожно гонялся за нею, боясь случайно зацепить когтями или просто зацепить. Да и что и говорить! Дыхнуть лишний раз в её сторону боялся! А она в отчаянии и ужасе от него убегала. И тряслась от омерзения, когда уже начала останавливаться, выдохшаяся, и случайно его замечала. Когда их взгляды наконец-то встречались, на краткие-краткие мгновения, Бриджешаракшас становился самым счастливейшим и самым несчастнейшим из существ, которые когда-либо существовали во всех существующих локах!

Всё-таки, ужаснейшее из проклятий, которые могут выдумать разгневанные боги – видеть отвращение в глазах той, которую любил! Ведь так это жуткое безумие, овладевшее им, называлось?..

Он всё ещё помнил, как раздвинул её бёдра и что там было ещё потом. Всего только раз. Пока она ещё спала, опьянённая травами. Ему очень хотелось всё это повторить. Но теперь, когда она смотрела на него такая напуганная, да с таким омерзением, ему было как-то… ээ… неловко?.. Да, так, наверное, называют люди и дэвы это мерзкое чувство. Ему уже было неловко опять ею овладевать. Особенно, когда она в сознании была. Но хотелось. Особенно, покуда она была такая живая и подвижная.

Словом, тех, кого не достало проклятие униженных и замученных, тем, кому удалось увильнуть от смертоносной мантры разъярённых брахманов и йогов, тем, кого не пробрал насовсем жуткий яд, да не взяло лезвие опасного оружия… всем им, оказывается, мог с лёгкостью досадить неуёмный Кама дэв, причём, одной единственной стрелой!

Словом, она опять упала в обморок. А потом, к величайшему своему ужасу, очнулась. А бедный Бриджешаракшас, снова ею до жути напуганный, опять несколько часов метавшийся туда-сюда по логову и джунглям над ним, отчаянно вслушавшийся в каждый шорох и даже уже почти решившийся отнести её к людям, чтоб отдать лекарю, но, впрочем, умыкнуть уже потом…

Короче говоря, в тот день, когда она очнулась, Бриджешаракшас впервые стоял перед кем-то на коленях. И она была единственною, перед кем он в своей жизни на коленях стоял. И молил её отчаянно стать его женою, совсем единственной и главным его сокровищем вообще. Ему вдруг как-то разонравились все прочие самки. Хотелось только видеть её, такую же обнажённую, как и сейчас, только её бёдер касаться и этих волнующих полукружий грудей…

Но, увы, был он единственным, за кого бы она сама по доброй воле не пошла. И сама бы с ним не легла, даже если б он пообещал иначе растерзать всех живых существ из родного её царства.

Тогда, замученный и выведенный из себя, ракшас напомнил, что уже успел ею овладеть, когда она спала. И, замечтавшись, случайно сболтнул, какой вкусной она была и какое прекрасное нежное её лоно, лучшее из…

Визг, который тут издала несчастная, осознав, что всё то, что бывает между мужчиною и женщиной, между ними вполне уже было, был лучшим из визгов, который она когда-либо издала в своей жизни.

Перепуганный, что она опять лишится чувств и может, совсем уже умрёт, несчастный мужчина из племени ракшасов, изнывающий от лютого желания и ужасающе обжигающей тревоги за неё, даже стал обещать, что готов честно явиться перед её отцом и умолять его отдать его дочь за него замуж. И клялся, что вытерпит все стрелы и все упрёки и проклятия, которые в него будет швырять разгневанный её отец. А её приведёт уже потом, когда родители её подуспокоются и свадебные приготовления начнутся.

Хотя, если совсем уж по обычаям демонов, брак между ними состоялся уже. Самое-то важное уже было. Он же ж её благополучно у родителей умыкнул. Вполне себе успешный Ракшаса-брак! И более того, как следует ею овладел, как должно глубоко, хотя она совсем уж безвольной тушкой лежала в его логове. На шкурах, причём, не на земле! Он ради неё тигровую шкуру ободрал и принёс, расстелил! И сколько тигров тех передушил, чтобы шкуру не портить, сколько времени намучился, пока учился шкуры те обрабатывать, чтобы хранились долго-долго, да лежали такие нежно-пушистые! Но и Пайшача-брак людьми не очень признавался, тем более, что она была дочерью царя из рода благороднейших кшатриев.

– Да как ты мог?! Как мог? – кричала несчастная, заламывая руки. – Как мог так жестоко поступить со мною?! Дурманными травами голову затуманил и изнасиловал меня! О, ужаснейшее из чудовищ! Сын тысячи скорпионов!

И ни в какую эта глупая женщина не понимала своего счастья, иметь такого выносливого самца в мужья! Да он бы никому, ни чудовищу лютому, ни могущественному дэву не позволил бы к ней приблизиться или даже помыслить, чтоб её обидеть! Но увы, мерзкая дева… нет, уже ж он её сделал женщиной… словом, удушить хотелось эту глупую из наиглупейших и прекраснейшую из прекраснейших женщин! Но Бриджешаракшас помнил, какие райские удовольствия скрываются у неё между бёдер и грудей. Слово, душить её было как-то жалко. А она всё вопила и рыдала, вопила и рыдала, визжала без умолку, когда пытался к ней приблизиться. Да чтоб обнять хотя бы! Так, вроде человеческие мужья успокаивали своих женщин?..

И как нестерпимо, когда прекраснейшая из женщин, самая желанная для тебя, мучается да мучается у тебя на глазах! И как мерзостно внутри под шкурой, когда мучается она из-за тебя, что вообще не хочет, чтоб ты к ней касался! И… что за мерзкое чувство?! Совестно ему вот просто зацапать эти тонкие, слабые руки, просто повалить её на землю… нет, лучше на шкуру, нежную и пушистую… тьфу, что за напасть эта безумная любовь?!

Кончилось всё в тот день тем, что ничем желанным так и не кончилось. Для него.

Запер томящийся и несчастнейший из самцов, с жутко голодным каким-то сердцем и нутром, свою сладкую добычу в логове своём, откуда она не могла выбраться. Хотя надрал толстых деревьев и сверху выход заложил. На всякий случай. Да травою и листвою присыпал, чтоб не заметно. Надо же свою добычу охранять! И пошёл к её отцу. Уговаривать на брак согласиться. Может, хоть так глупая женщина визжать уже меньше будет? И хоть раз сама бёдра свои полные раздвинет перед ним?..

По пути, в джунглях ещё, Бриджешаракшас задумался, что вопить девица… тьфу… нет… что вы! Та, которую он уже сделал женщиной! Он первый! В общем, она же вопить будет точно! И вдруг кто услышит?

В целом, ракшас уже знал основные места, где засаду устроили в этом царстве его мстители. И мимо всех с улюлюканьем проскакал. Дико глупо всё это, наверное, выглядело. Но надо было, чтоб заметнее. Чтобы вся эта орава бегала за ним. О, женщины! На какие глупости вы толкаете несчастнейших мужчин!

В общем, мстители, люди и демоны, боги и звери… Короче, все, кто уныло сидел в засадах в том царстве или даже втихую обсуждал, что бы такое ужасное соделать с мерзким Бриджешаракшасом, когда тот будет пойман, заметно оживились, когда он наконец-то появился. Да ещё и среди дня, о наглейший из нахалов! Да ещё с жуткими такими звуками! Да ещё и прошествовал так странно мимо засад. Как будто смеялся над ними! Или… и вправду смеялся?!

Словом, пока несчастная Сумана вопила в нутре джунглей, вдали от человеческих жилищ, вся орава мстителей – откуда-то взялись и вроде ушедшие или сбежавшие к жёнам отдохнуть – словом, вся эта галдящая орава полдня гонялась за мерзким демоном. А тот бодро от них удирал и завёл их боги знают куда. Причём, совсем уже мудрейшие из богов. Или коварнейшие из демонов?..

Загнав мстителей в глухое какое-то место, откуда они никогда уже не выберутся, ну, хоть полдня там послоняются прилично, покуда он свататься будет, Бриджешаракшас пошёл уже и свататься…

Камень 56-ой

– Так, а дальше чего? – заёрзал в нетерпении Мохан, когда рассказчик ненадолго призадумался.

– Да заткнись ты уже! – проворчали за нашими спинами. – Хватит уже при чужой жене похабные истории рассказывать! Свою заведи – и говори при ней, что хочешь!

Глава семьи сегодня вернулся с пустыми руками. Свёрток пустой нёс, сжав в руке, конец один того волочился по земле. У ноги Поллава исцарапанной. Нет, несколькими ссадинами покрытой. Что это случилось с ним?..

– Не тебе мне указы раздавать, – холодно отрезал Сибасур, медленно поднимаясь.

– Мерзкий щенок шакала! Пришёл туда, где я живу, жрёшь еду, на которую заработал я, да ещё и мне хамишь? – хмуро вопросил старший из музыкантов.

– Скорее уж крокодил, – усмехнулся асур.

– Именно, мерзкий крокодил! Место твоё в болотной грязи, а не около людей! – не унимался Поллав.

– Так, заткнуться надлежит уже тебе! – молодой воин достал кинжал. – Один раз я простил тебя за брань, потому что ты муж моей сестры и брат мне, но больше я тебя не пощажу.

– Ты пришёл сюда без моего разрешения! – Поллав потряс кулаком. – Сел возле моей жены, наглец!

– Ха, хочешь сказать, будто этот лес принадлежит тебе? – Сиб крутанул кинжал в руке, вроде выронил, но перехватил у самой земли, выпрямился. – А здешний раджа об этом знает?

– Ни этот раджа, ни другие слушать мерзкого мальчишку не обязаны!

Что-то страшное зажглось в глазах паренька. Что-то злое.

– Да если бы я хотел…

– Ха! Мерзкий мальчишка, да ты ещё смеешь хотеть?! – не унялся Поллав.

Сиб закрыл глаза, шумно выдохнул. Поллав торжествующе ухмыльнулся. В следующий миг лезвие пролетело в волоске от его виска – чудом, что голову не раскроило.

– То, что я не царь – не значит, что я не могу им стать, – проворчал Сиб, потом медленно и невозмутимо прошёл мимо застывшего от возмущения или ужаса главы музыкантов. – Оскорбляя других, ты не думаешь, что однажды они могут стать выше, чем ты?..

– Сын болтливого попугая, что трепался, пока не сдох от голода и жажды…

Кшатрий резко поднялся, ещё даже не дотянувшись до своего кинжала. Резко повернулся к раскричавшемуся мужчине.

– Да сын ослицы, которая понесла тебя от…

Мы вздрогнули от громкого рыка, исторгнутого из глотки невысокого, худого юноши. В следующий миг увидели Поллава, распростёртого по земле. Сибасур стоял около него, наступив ему на грудь левой ногой. Да ещё и грязь дорожную по груди, по накидке, перекинутой через плечо, растёр.

– Память моих родителей священна! – прошипел сквозь зубы воин.

– Хорошо, ты… – начал Поллав миролюбиво.

С улыбкою какой-то странной юноша убрал ногу от него, руку протянул, склонившись, чтобы помочь ему встать. Помедлив, глава музыкантов всё-таки сжал его руку. Но встал только, как Сиб тут же отпустил его пальцы и, напрягшись, врезал мужчине по голове, да так сильно, что тот снова распростёрся по земле.

– Да ты…

Кшатрий наступил ему на рот босой ногой, мешая хоть что-то сказать. Наклонился, в лицо перекошенное от гнева вгляделся.

– Знаешь, я несколько дней как вернулся. Расположился на берегу, чтоб отдохнуть. И много всего слышал, – глаза сощурил. – О том, что говорил ты твоей жене, – глаза распахнул сердито. – И что делал ты – видел.

Садхир невозмутимый вздрогнул. Он… боится Сибасура? Но… он же плоды аскез необыкновенные какие-то смог получить! И как-то заставил на помощь ему прийти Ванадасура!

– Я всё же не пошёл к тебе, – добавил мрачно кшатрий, рот затыкая грязною ногой противнику. – Я думал, что брата уважать надобно. Надеялся, вы… – задумался на несколько мгновений. – Вы помиритесь. Что ты добрее станешь. Она… – глаза закрыл, нахмурившись.

Неподалёку послышался резкий крик большого попугая. Воин глаза распахнул, а птица неведомая ещё прокричала несколько раз. И только потом замолкла, оставив его, растерянного. Будто они о чём-то общались.

Поллав снова дёрнулся. Сиб прижал его посильнее. Сказал ещё мрачно:

– То, что между мужем и женой – ваше дело. Но ты – вожак стаи. А вожак должен быть умным.

Мужчина вдруг упёрся руками и ногами в землю, выгнулся, поднимая тело – и соперник свалился на землю. Резко, напугано попугай вскрикнул, вроде там же, где и был первый, чем-то встревоженный. Поллав вскочил первым. Прошипел сквозь зубы:

– Учить меня вздумал, щенок?!

Ступил к нему решительно. Сиб вдруг головой в живот его ринулся, ударом опять распластав на земле. Прыгнул, обоими ногами приземляясь на живот врагу своему. Попугай опять нервно в лесу завопил. Да что он расшумелся-то?!

– Вожак стаи беречь должен самок своих! Потому что их детёныши – это жизнь. Это продолжение её.

Попугай опять издал какой-то резкий звук.

– И потому что вожак не должен идти против другого вожака. Он может потерять всё. И стая его пострадать может.

Лицо поверженного исказилось. Он… он дышать не может!

– Сиб! – ахнула я. – Не убивай его!

– Ах да, – асур поморщился, – если я его убью, то вся моя славная речь пропадёт.

Спрыгнул на землю, сопернику отдавая возможность дышать снова. Судя по лицу, каждый новый вздох давался Поллаву с болью. Ох, как бы ни покалечил Сиб его!

А попугай неподалёку кричал так громко и так резко, будто обругал уйму чьих-то предков и потомков. Но не до него же! Чего отвлекает?.. Но… а что я молчу? Надо Поллава спасать.

А названный брат добавил холодно, когда я только успела открыть рот:

– Если эти двое будут так орать, я повыдергаю одному все волосы, а другому – перья – и твоему ребёнку особую игрушку из них наваляю и подарю.

Попугая крики мигом смолкли. И Поллав отчаянно попытался столкнуть противника с себя. Но почему-то, даже за ногу схватив, столкнуть с себя не смог. Асур добавил мрачно:

– Ты ведь в жёны её взял! Перед священным огнём и перед всеми обещал, что будешь защищать Кизи! – наклонился, за волосы Поллава схватил, растрепавшиеся уже, выпавшие из-под границ тюрбана, слетевшего, оставшегося лежать в пыли. – Я сестру свою доверил вам! Самую добрую и нежную из моих сестёр! А ты, значит, только орёшь да бьёшь её?! Совсем не уважаешь мою сестру?! Или… ты совсем не уважаешь меня?..

– Да я… – прохрипел Поллав, отплёвываясь.

Сиб ногу левую ему поставил на горло, снова прижимая к земле:

– Плевать мне, кто будет против: хоть раджа, хоть сам царь богов Индра, хоть брат родной! За тех, кто добр был ко мне, я не пощажу никого!

Ногой надавил, заставляя мужчину поверженного поморщиться.

– Я ещё добр, Поллав! – проорал Сиб сверху на побеждённого. – Я ещё слишком добр! И то только сейчас! Только потому, что ты муж моей сестре! Но это не значит, что я буду всё терпеть!

– Сиб… – робко позвала я.

– Заткнись! – рявкнул он, не оборачиваясь. – Я не с тобой говорю сейчас!

– Но…

– Заткнись!!! – проорал он, оборачиваясь ко мне.

В глазах его мне на миг померещилось, как зрачки становятся узкими щёлочками. А Поллав захрипел. А вдруг задушит его? Или… переломает позвоночник? Он… он не человек. Он должен силой обладать не маленькою. Особенно, когда зол. И даже если злится на меня, я не могу стоять и смотреть, как он убивает моего мужа!

– Сиб! Перестань!

– Мы не договорили ещё с тобой! – проворчал кшатрий, мрачно смотря на лежащего мужчину.

– Сиб!

Позвала, но он юноша разъярённый не услышал. Тогда упала на колени. Не заметил. Ладони сложив, взмолилась:

– Сибасур!

Тут только, резко выдохнув, он горло Поллава освободил и повернулся ко мне. Но Поллав, резко за щиколотку его схватив, дёрнул вниз, спиной приложив об землю. Ох, даже об корень, что там проходил! Сиб растянулся неподвижно. Я охнула, рот руками закрыв. А мерзкий музыкант торжествующе ухмыльнулся.

Но в следующий миг воин молодой перекатился, вскочил уже, запачканный в грязи. По ноге его несколько струек крови хлынуло, из ран ободранных. Но противник его уклониться не успел – получил пинок по голове и снова на земле растянулся. Лицом вниз. Тут уже Сиб ступню ему на голову поставил, выпачкав волосы в земле и залив своею кровью.

– Я не сдаюсь, пока живой, сын осла и крокодила!

Поллав что-то прохрипел, а демон ногою сдвинул, загоняя землю ему в раскрытый рот.

– Наши родители… – нахмурился Мохан, сжимая кулаки. – Ты что про наших родителей сказал, кизяк протухший?!

И под взглядом тяжёлым названного брата моего совсем взгляда не отвёл младший муж. Поллав дёрнулся ещё раз, надеясь, что противник отвлёкся. Асур, будто нога ослабела вдруг, ступню убрал, отступая. Но, стоило Поллаву рвануться в сторону – уже и ногу на спину ему поставил, в землю вжав. И силы у худого, невысокого юноши оказалось достаточно, чтобы крепкого, широкоплечего мужчину удержать.

– Ты оскорбил наших родителей! – рванулся на него разъярённый бинкар.

Ох, теперь ещё и подерутся втроём?!

Но Садхир его за локоть перехватил. Попросил мягко:

– Сиб, грань не переходи! Не оскорбляй наших родителей!

– Он моих оскорбил! – возмутился юный кшатрий.

– Да, он твоих оскорбил – и уже получил за то. И хватит на этом.

– Не тебе решать! – огрызнулся вздорный гость.

– Не мне, – вдруг согласился молодой йог. – Но ты же ему уже показал, что оскорбления родителей и сестры прощать не будешь. И Поллав, я думаю, уже запомнил. Правда, брат?

Тот прохрипел что-то неразборчивое из-за забившей рот земли. Шумно вдохнув и выдохнув, Сиб ногу всё-таки убрал. И в сторону отступил. Поллав вскочил, резко поворачиваясь к нему, мрачный. На взгляд решительный напоровшись, замер. Нет, отплевался от земли и травы, которых наглотался. Вымазанный в грязи, он был страшно зол. Ещё сколько-то мгновений они потом упорно смотрели друг другу в глаза – и старший из музыкантов первым взгляд отвёл. Глаза потёр, заслезившиеся от боли. Или от земли попавшей.

Я робко пошла и принесла ему кувшин с чистой водой. Поллав швырнул кувшин, разбив у моих ног.

– Заметь, не я портил ваше имущество! – ухмыльнулся дерзкий асур.

– Ты! – глава семьи сжал кулаки.

– Ну, что? – Сиб вскинул брови насмешливо. – Что?..

– Да… да пошёл ты! – выдохнул с ненавистью Поллав.

– О, я иду, куда хочу! Брожу, где хочу!

– Я тебя…

– О, что ты сделаешь со мной? – Сиб шагнул к нему вплотную, заставляя отступить назад на шаг. – Что ты сделаешь со мной? – ещё шагнул, заставляя снова отступить. – Дрожишь?.. Испугом хочешь уморить меня? Да стуком зубов трясущихся? Иль запахом мочи? Как страшно! – снова шагнул на него, заставляя отступить – тут уже Поллав на дерево налетел и замер напугано, в ствол старый, толстый вжавшись. – Ах, да что ты сделаешь со мною? Ты так и не сказал?

– Знаешь, что?.. – ступил к нему Мохан сердитый.

С мольбою на Садхира посмотрела. Он головою качнул. Но они же… они опять подерутся! Теперь и эти двое!

Бинкар медленно пошёл на брата моего. А тот – на него. Поллав было дёрнулся, но Сиб, вперёд наклонившись на правой ноге, левой толкнул позади. Глава семьи едва сумел увернуться от нового пинка его. А Сиб невозмутимо выпрямился, вставая твёрдо на обе ноги – Поллав больше не решился идти за ним и нападать со спины, лишь с ненавистью на него смотрел – и пошёл уже на моего младшего мужа.

Но… бинкар почему-то тоже медленно и упрямо пошёл к нему, сжимая кулаки. Сиб тоже сжал кулаки. Они сближались медленно, неотрывно в глаза глядя друг другу.

– Хотя бы безоружные, – шепнул мне подошедший незаметно Садхир.

– Да он ему и кулаком голову проломит! – возмутилась я.

Но к ним пойти не дал мне средний муж, за талию вдруг перехватив.

– Пусти! – дернулась возмущённо.

– Прости, – он руки разжал, чтоб в следующий миг обнять меня за плечи, не пуская к мужьям и брату ссорившимся. – Пусть они сами разберутся.

– Да они же поубивают друг друга!

– Так и ладно! – Поллав ухмыльнулся, торжествующий.

Кажется, старшему из мужчин в радость было, что младший брат его не сдался.

– Но, мой господин…

– Вот именно! – Поллав нахмурился. – Твой господин – я, а этот щенок – никто тебе!

– Я просто с трусами драться избегаю, – отозвался Сибасур, не поворачиваясь.

Они с Моханом медленно-медленно, взглядов не отрывая друг от друга, сближались.

– Ха, да просто ты боишься…

– Это просто скучно, – отозвался кшатрий невозмутимо. – Ну, перережу сразу глотку, а дальше?..

Мохан оказался совсем рядом. Шагов за пять. Заорав, юноши одновременно бросились друг на друга, сплетая пальцы, вытаращившись друг на друга гневно. В миг следующий Сиб зарычал как зверь хищный и огромный – и мужа моего на землю повалил. Я ахнула испуганно. А они, сцепившись, по земле покатились, раздирая дхоти о кустарник – насквозь дорогу проломили – измазывая друг друга в земле и сдавленной траве. Кусались, волосы выдирали друг другу, лупили друг по другу кулаками. И рьяно, яростно так долго катались, ранили друг друга, что даже Поллав на них двоих, озверевших, посмотрел уже с удивлением.

– Но они же… они же друг друга убьют! – рванулась отчаянно из рук державшего меня мужчины.

Но он меня крепко держал. А Сиб зубы сжал уже на шее Мохана. И в глазах его яростных было что-то звериное. Как хищник решительно вонзается в глотку свой добычи. Разве только горло Мохана было пониже. О… нет!

Мохан, извернувшись как-то, наподдал ему между ног. Сиб охнул от боли. Но в следующий миг опять повалился на севшего было противника, опять распластал по земле.

– Са… Садхир!

– Не остановятся, – ответил почему-то глава семьи вместо него.

– Пока один не победит – не остановятся, – грустно поддержал его Садхир.

– Но… н-но…

– Они оба упрямые, – ухмыльнулся Поллав.

– А если… если один убьёт… убьёт другого?..

– И так быть может, – грустно выдохнул молодой йог.

– Останови! – вцепилась в его руки. – Останови их!

– Но я не знаю, в чём именно моя сила! – ответил грустно молодой мужчина.

– Но они же… они же друг друга убьют!

– Да нет, – сказал спокойно вдруг старший из музыкантов, к нам уже повернувшись. – Наверное, выяснят, кто самая упрямая скотина – и успокоятся.

Но эти двое долго не собирались успокоиться. Уже и одежду друг на друге истрепали жутко, в грязи и крови вымазались жутко, волосы растрепали и запутали, повыдергали. Да что же будет?.. О, только бы ни убили друг друга! Да даже если только один…

Опустившись на колени, сложив ладони, отчаянно богам молилась. Садхир молчал, хотя и пристально смотрел.

Поллав какое-то время заинтересованно смотрел за схваткой, потом, когда уже дхоти стали спадать с бойцов, решительно приблизился, обошёл их, сцапал за длинные волосы, насильно разделяя их головы – Сиб как раз кусаться собирался – и мрачно сказал:

– Продолжайте в другом месте, а? Голыми перед женщиной не пристало быть.

Тут только противники как-то опомнились, оглядели, что глазам было доступно, ощупали ранения и поняли, что должен быть совсем уж страшный у них вид. Смутились. Хотя Сибасур в следующее мгновение уже извернулся, садясь, руку вмешавшемуся поверх дхоти положил, туда, где орган для удовольствий и для продолжения рода был скрыт, и пообещал мстительно:

– Не выпустишь мне волосы – и я тебе что-нибудь откручу.

– Я тебе тоже что-нибудь откручу тогда! – не удержался Поллав.

– Да, хватит уже! – торопливо Садхир сказал. – Еда остыла уже. А вы, должно быть, после хорошего поединка захотите восполнить сил?

Живот Мохана мнение своё высказал первым. Опять он проголодался? Ел же уже!

– Пусть сначала отмоются, – потребовал Поллав.

– Эй, если ты меня сейчас же не выпустишь…

Он его выпустил. И под зад пнул, заставив шлёпнуться вперёд, а сам отскочил. Сибасур сразу же вскочил на ноги, резко развернулся. С глазами, зрачки которых были узкими щёлками. Поллав попятился напугано. Сиб замер. Потом моргнул. Глаза его стали прежними. Но Поллав вообще ничего не сказал. Заметил или нет?..

– Мда уж, вид у вас… – торопливо сказал Садхир. – Брат Сиб, я тебе ткань от запасных моих дхоти подарю. Как раз мой первый подарок тебе будет.

Тут уже невозмутимый Сиб почему-то смутился. Взгляд опустил на свои руки, живот и ноги исцарапанные, грязные. Сказал тихо:

– Мне бы сначала вымыться… – помедлив, всё же добавил: – Брат Садхир.

– А пока вы вымоетесь и переоденетесь, Кизи ещё еды приготовит, – молодой аскет опять попытался решение предложить, чтобы примирить их. – А что осталось – пока пусть поест Поллав. Он только пришёл ещё, голодный. Далеко ходил.

– Я тут главный вообще-то, – возмутился его старший брат, – и еду, и богатство семьи делить вообще-то надлежит мне.

– Конечно, конечно! – подойдя к нему, Садхир сжал его плечи. Вроде и дружелюбно. Но мог и придержать, если на незваного гостя кинется. – Но сегодня первый гость в нашей семье. Дома-то пока нет своего, но первый гость… – улыбнулся напрягшемуся воину. – К тому же, Сиб показал, что охотно защитой будет для Кизи. Не дело же нам жену нашу лишать щита её. Мы-то сами… – голову опустил. – Мы-то сами не воины, увы.

– И сами обойдёмся! – Поллав заупрямился.

– Я понимаю стремление твоё во всём придерживать хозяйство на себе, – качнул головой Садхир, – достойное желание хозяина дома. Но вспомни, как напал на нас Киран. Он Ишу пытался похитить. И, судя по услышанному о нём, не для того, чтобы женою привести в свой дом.

– Это было очень подло! – вмешалась я, сжимая кулаки. – Подло и страшно!

– Вот, – перехватил речь у меня средний муж, – Кизи расстроил он, едва не сгубил Ишу. И воины были среди его спутников, несколько. Прости, но… но мы сами бы от них не спаслись. Неравны силы.

– Поэтому вам я нужен! – усмехнулся асур молодой, поняв, куда тот клонит, и, похоже, предложение поддержав его.

– Не буду терпеть я эту морду каждый день между мною и вами!

– Да я сам твою трусливую морду не хочу видеть! – не остался в долгу молодой воин.

– Вот и убирайся! – ухмыльнулся глава семьи.

– Где и когда я иду – то решать мне одному! – проорал сердито Сиб.

– Даже и раджи не испугаешься? – насмешливо спросил Поллав.

– Да что мне ваш раджа? Я сам по себе, – проворчал юноша, взглянул как-то странно на землю у своих ног.

– Ты старших, смотрю, вообще не признаёшь.

– Я старший сам себе, – тут кшатрий всё-таки поднял голову, решительно в глаза ему взглянул. – А в стае главным становится самый сильный. Кто не боится пойти против других.

– Это наша семья, а не твоя!

– Это моя сестра! – проорал Сиб, сжимая кулаки. – Я так решил! Я поклялся братом быть ей! И от слова своего не отступлюсь!

– Да ведь никто и не мешает никому, – похлопал Садхир старшего брата по плечам, потом опять пальцы сжал, будто осторожно, но, видимо, пытаясь от драки второй его сохранить. – Сиб будет бродить, где захочет, и драться, с кем выберет, а мы будем заниматься делом своим. Иногда встречаться будем у одного очага или в пути, вести беседы, рассказывая истории, увиденные нами в пути. Никто не помешает никому. Идущие разными путями даже больше соберут историй, – чуть помолчав, добавил: – А жена его будет с нашей женою дружить. Дети их будут друг с другом играть. И никто не помешает никому.

– Как-то… спокойно это всё… в твоих мечтах, – воин вздохнул.

– Тебе мои мечты не нравятся? – спросил Садхир неожиданно прямо.

– Течение реки вечно спокойным не бывает.

– Как ты хорошо сказал! – он улыбнулся ему.

– Ладно уж, приходи. Выручишь нас, если чего, – Мохан поднявшийся осторожно ладонь вдруг положил Сибасуру на плечо, голову грустно опустил, до того как воин развернувшийся успел поймать его взгляд, но руки с плеча его не убрал. – Всё-таки… если вместе, то проще выстоять. Мы же… мы бы вряд ли выжили одни. Только втроём… – на братьев посмотрел, улыбнулся вдруг грустно и как-то неожиданно серьёзно. – Мы выжить смогли только втроём, только объединившись.

– Да и воин, который с оружием может стать щитом у нас или наших детей – это замечательный подарок его великодушия.

– Великодушие… не говори таких заумных слов! – асур поморщился. – Нам просто может быть выгодно друг друга использовать, – вдруг повернулся ко мне. – Но тебя я не использую, Кизи. Я просто благодарен тебе. За то, что ты не оставила меня в тот день у реки, – голову вдруг опустил – закрыли пряди наползшие, пыльные и мокрые, глаза его почти. – Драться одному хорошо. Но умирать одному тяжело. А ты… – голос его дрогнул. – Ты пришла в тот день. Я никогда этого не забуду.

– Какие громкие слова! – недоверчиво ухмыльнулся Поллав. – Свою благодарность достойно показывать делом.

– Так он уже поддерживал нас! – вмешался Садхир. – Когда был раненный и едва живой, охотился ещё на крокодила, чтобы внимание отвлечь людей, чтобы мы Кизи незаметно в деревню тогда провели. Как бы мы выкрутились одни? – Сибу улыбнулся он. – А ты едва живой, но… я тоже никогда не забуду этого, Сибасур.

– Кто? – дёрнулся Поллав.

– Его так Мохан прозвал, – торопливо соврал средний брат. – За страстную его натуру. Асуры – это чистый раджас. А ты на этого юношу посмотри, брат: горячий, решительный, непокорный, дерзкий, смелый…

– Да хватит, хватит уже! – возмутился тот, выдержавший множество ударов, царапин и покусов, но почему-то не перенёсший вдруг похвалы. – Давай уже твоё тряпьё – и я мыться пойду. Сестра старалась, еду чтобы приготовить. Не буду я лезть в старания её свои руками грязными, – посмотрел задумчиво на ладони исцарапанные.

– И я пойду! – оживился Мохан.

– На что мне твоя морда со мной? – проворчал асур. – За едой насмотрюсь ещё.

И как-то странно улыбнулся. Будто собирался сначала пообедать им.

Я напряглась, вспомнив, что названный брат был из племени демонов. Но Садхир опять попытался всех примирить:

– Но вы там особо не топитесь, братья! А то мы с Поллавом всю новую еду и припасы все до вашего возвращения съедим.

– А, кстати, идея хорошая, – Поллав задумчиво погладил бороду, – я не хочу с ним делиться.

– Но ты хотя бы поделись с женою, – Садхир его похлопал опять по плечу, – ей ещё нашего наследника растить.

– Вот именно, нашего! – глава семьи проворчал.

– Да почем ты знаешь, может, и моего? – влез бодро бинкар.

– Вот вы его сначала родите, а потом и рассмотрим, на кого больше похож, – улыбнулся Садхир. – Но вам сначала надо до этого дожить.

– И заобнимать жену, – усмехнулся младший муж, заставляя меня смущённо потупиться.

Ощутила, как запылали мои щёки.

– Значит, двое мыться, а двое – есть. Жена – стряпай, – Поллав решил за всех.

Сиб было рот открыл, но Садхир успел вставить раньше его:

– Пойдём, брат, выберешь себе что одеть.

– Да мне всё равно! – проворчал молодой асур. – Тряпки и тряпки.

– Нет уж, ты сам выбери! – проворчал молодой йог, но тут же и улыбнулся. – Я хочу хороший подарок моему брату сделать. Так здорово, что у меня появился ещё один брат!

Поллав возмутился:

– Праздничных дхоти ткань не отдавай!

– Да зачем мне тряпки ваши ляпистые? Детей пугать?

– Да какие они ляпистые?!

– Жена, милая, готовь уже, а?

– Конечно, мой господин! – оживилась я и бросилась к телеге, смотреть, что ещё осталось из припасов. – Конечно!

Сиб не больно-то и выбирал. Ткань взял коричневую, простую. И правда, ему было всё равно, что носить, раз дорожную одежду Садхира забрал. Да и Мохан выбрал первое, что в узле попалось. Ткань сочно-жёлтую, яркую. Точнее, попросил брата среднего чистыми руками достать. Потом недавние соперники к реке ушли торопливо. Меч в ножнах, да ножны с кинжалом, где-то в драке из-за пояса выпавшие, кшатрий оставил на земле.

– Нам доверяет, – улыбнулся средний муж, поднимая их по очереди, отряхивая. Сложил у колеса телеги, сначала меч, кинжал сверху, руки водою умыл.

– Как бы ни утопили кого! – вздохнула я.

– А мне кажется, они поладили, – улыбнулся Садхир, прислоняясь к борту телеги.

– А почему ты так думаешь?

– Жена! – рявкнул сердито Поллав.

Торопливо сказала, не оборачиваясь:

– О прабху, я как раз выбираю приправы! Вы, кстати, ещё не говорили, каких больше положить.

– Я смотрю, что у Садхира, что у тебя язык хорошо подвешен, – проворчал глава семьи.

– Так то же и хорошо, – после краткой заминки сказал Садхир, отходя от телеги. – Ты представь, брат, что было бы, если б у Кизи характер был как у нашего Мохана?

– Это была бы двойная головная боль, – Поллав вздохнул, что-то себе представив.

– А так у нас милая, спокойная жена, – продолжил нахваливать меня Садхир, – глупостей не совершает. Почти.

– А кто топился после первой ночи? Да ещё и все драгоценности в лесу побросал?!

– Брат, не начинай! Хватит драк на сегодня уже.

– Нет уж! Ты, Садхир…

– Так какие приправы вы любите, мой господин? – торопливо вмешалась я. – Мне бы сразу нужные отложить. Не всё же к концу готовки добавлять нужно.

Поллав шумно выдохнул, но промолчал. Я ждала, к нему повернувшись, хотя и избегая долго на него смотреть.

– Да готовь уже, что есть! – проворчал он, садясь на место Сиба, поднимая холодную лепёшку. – Ясно же, что выбор не большой.

– Что-то случилось в деревне или по дороге? – подсел к нему Садхир.

Глава семьи поперхнулся. Не сразу сумел прокашляться.

– Ты ещё вернулся без всего.

– Не будем об этом! – резко проворчал старший мужчина.

Садхир сел, подтянув согнутые колени, обнимая их.

– Но заказ-то?..

– Заказ уцелел, – как-то сухо ответил глава семьи.

– И то хорошо.

– И то хорошо.

Больше брат его не расспрашивал ни о чём. И Поллав мрачно ел, еду холодную. Хотя… смотрел куда-то вдаль, хмурился иногда. Наверное, ему было всё равно, что он вообще ел. Что-то случилось с ним, покуда он уходил. Но нам рассказывать не хотел. Значит, и не услышим.

Сибасур с Моханом сразу не пришли. Я уж и пугаться стала больше, подумывала даже Садхира упросить сходить и проверить, что там происходит у реки. Коситься стала на среднего мужа. Приметила большого ара на ветке: затылок зелёный, спина и крылья, хвост со спины синие, а живот и хвост изнутри – жёлтые. Он боком сидел и как раз посматривал на нас. Мне кажется или я его уже видела?.. Попугай сдвинул голову, оглядывая дерево справа. Опять повернулся ко мне. Натолкнувшись на мой пристальный взгляд, как будто смущённо отвернулся.

– Накладывай уже, жена! – не выдержал глава семьи. – Пока эти не вернулись.

Прокричав что-то резкое, но не сердитое, а скорее испуганное, попугай поднялся с ветки и улетел в направлении реки.

– Да, мой господин! Я почти уже доделала!

– Нет, ты накладывай, что готово уже.

Подчинилась. Еду разложила на пять банановых листов, сама отправилась делать из оставшегося теста лепёшки. Приметила опустившегося неподалёку от листьев попугая. Он прошёлся по земле, прихрамывая. Да тот же самый?!

Садхир, улыбнувшись, зачерпнул с листа одного орех, кинул штуку птице. Та радостно подхватила подачку. И, отчаянно вскрикнув, шарахнулась от кинутой старой палки.

– Вот старайся на вас, а вы только бьёте да бьёте!

Головой мотнула, смотря на птицу. Та, обиженно крича, резко, противно, в воздух медленно поднялась. Кажется, поранила крыло. Садхир вскочивший, прикрыл спиною пострадавшую. И камень от Сиба получил по плечу. Острый – по коже красноватая полоса вниз по груди протянулась. Попугай в этот миг как раз упал, на землю. И молодой йог присел, опять заслоняя его от Сиба, хищно прищурившегося.

– А я хотел для вашего малыша игрушку из его перьев смастерить, – проворчал асур.

Попугай вякнул что-то растерянно. Садхир на колени опустился, медленно повернулся к нему – птица напугано сжалась – и вдруг как-то спокойно на руки взял, прижал к своей груди. И его попугай почему-то вообще не боялся.

– Хочешь меня порадовать – оставь его в покое, – чётко произнёс молодой йог. – Пойдём милый, я тебя орехами накормлю. Уж извини, что мой брат такой резкий.

– А я почти уже поймал его! – проворчал Сиб, направляясь к самому загруженному банановому листу.

Туда поспешно сел Поллав.

Но, впрочем, младший муж и названный брат мой уже вернулись, живые, более, кажется, не раненные, в новые дхоти закутавшиеся, старыми подвязавшись поясами. Часть старых дхоти Мохана простирали, подсушили и пустили на повязки обоим. Точнее, почти одному бинкару. Волосы вымыли и немного причесали даже, хотя всё равно неровно смотрелись их пряди.

– Жена как раз уже еду раскладывать начала! – приветствовал их Садхир, возвращаясь к тому листу, с которого уже начал обирать орехи.

Попугай сжался, оказавшись близко от молодого воина. Тот глянул на него недовольно. Ухмыльнулся, показав неровные резцы. Садхир сердито взглянул на него – недовольный кшатрий ничего так и не сказал – и погладил подбитую птицу. Загрёб орехов, ладонь с ними к клюву большому поднёс. Клюв сразу к орехам потянулся, раненный зверь бодро захрустел угощением.

– У, тварь! – Сиб скривился. – Говорил же я тебе, что я – не твой друг! Ты почто преследуешь меня?!

– Что, съел?.. – разинул попугай клюв опустевший.

Лепёшка с начинкой выпала из моих рук. Брат, рванувшись, упал на бок, ладони под неё подложив, чтобы не коснулась земли. Хотя кусочек жаренного сыра всё-таки выпал. Но воин посмотрел не туда, а на напряжённо замершую птицу, прижавшуюся к груди Садхира.

– Оттопчет тебе что-нибудь, – Поллав ухмыльнулся. – И вообще, зачем ты его подобрал?

– Это, кажется, она, – молодой йог осторожно погладил птицу по затылку.

– Эта тварь разъевшаяся? – Сиб обиженно поморщился.

Сел, лепёшку спасённую протянул мне. Под взглядом Поллава пристальным осторожно на протянутую ладонь положил, не коснувшись моей руки. Проворчал:

– Да на что тебе эта пакость? Она только орать и умеет!

– Я ккрррасивая! – проскрипела птица.

Или… она говорит?!

– Ах, ты – красивая?! – асур скривился.

Попугай под взглядом мрачным его опять потоптался по ноге моего среднего мужа, к груди его поближе.

– Короче, нахлебников стало два, – нахмурился глава семьи.

– Мне правда можно её оставить? – заулыбался Садхир.

И попугай перестал таращиться на молодого воина, глаз на главу семьи устремил.

– Ну, уж нет! – проворчал Поллав. – Летать сможет – выкину, – под взглядом сердитым среднего брата добавил: – Но, кажется, я не смогу тебе помешать иногда её прикармливать.

– Только иногда, – Садхир осторожно погладил попугая замершего по спине. – Уж извини, у нас немного своего только есть.

– Ах, извиняешься ещё перед ней? – рассвирепел глава семьи. – Да что эта глупая птица понимает?!

Сиб съел выпавший на землю панир, потянулся к листу моего старшего мужа. Но от руки, ребром ладонью выпущенной на захватчика, успел увернуться, ровно сел уже на своём месте, поджав под себя ноги.

– Давайте уже есть! – проворчал Мохан. – Брат, угощайся.

Кажется, они не топились у реки. Вот младший муж с чего-то к Сибасуру подобрел.

– И ты ешь, – почему-то сразу пригласил меня глава семьи.

Села между средним мужем и младшим, лист с самым малым количеством еды к себе придвинула. Мохан мне немного еды добавил со своего. Ещё бы положил – под взглядом Поллава хмурого – но я остановила его:

– Хватит, мой господин! Спасибо!

Мы какое-то время молча жевали.

– У кого что было интересного в последние дни? – с улыбкою осведомился Садхир.

– Да я так… ничего особенного, – сказал Сиб, – в храм только сходил. Там служитель был странный.

В храм?!

Лепёшка сползла с моих пальцев разжавшихся – в ладонь резко нагнувшегося вперёд Сиба – и снова, не касаясь моего тела, он вернул мне обратно еду на руку. На этот раз ничего не успело упасть.

– А я видел крокодила, болтающего с попугаем в лесу, – сказал Поллав задумчиво спустя время.

Теперь уже лепёшка выпала из моих рук окончательно. Но кшатрий опять её подхватил. Теперь уже верней частью ступни. И, покосившись на главу семьи и меня, забрал себе.

– Совсем, что ли, правда? – растерянно выдохнула я.

– Что? – заинтересованно повернулся ко мне Мохан.

А я растерянная сидела, забыв о еде. Просто… просто я крокодила у реки просила ко мне спасителя позвать. Тот будто бы мне говорил, что я ракшасу какому-то принадлежу. Да, может, просто перегрелась? Но… но даже если разговор с крокодилом и ответы мне примерещились от солнца жаркого или от нервных дней последних, то… то сама-то я точно кричала хариалу тому! Просила защитника ко мне привести! Через два дня Сибасур появился! Сиб ещё в час появления своего метнул кинжалом в попугая. Кажется, этого. Тот тоже имел синие перья. И вот… вот теперь Поллав сказал, что видел крокодила и попугая где-то в лесу! Как будто крокодил выполз из реки, в лес, там наткнулся на попугая и попросил того позвать Сиба, а попугай и слетал, нашёл, позвал!

– А… – голос мой дрожал. – А ты хариала видел? То есть, мой господин, вы в лесу видели именно хариала?

– Ну да, – растерянно ответил глава семьи. – Сидел себе на земле. А перед ним попугай сидел в двух шагах. Смотрели друг на друга, будто говорили. Я даже остановился, в стороне. Интересно стало, когда уже гад ползучий нападёт. И успеет ли тварь пернатая улететь? Но они долго сидели, смотрели друг на друга. Потом крокодил медленно развернулся – и в сторону реки пополз. Медленно, с трудом. Я вообще не понял, зачем он из воды высунулся?.. А попугай спокойно поднялся в небо – и улетел.

– Ты, что ли, с крокодилами дружишь? – ухмыльнулся Мохан, посмотрев на замершую птицу.

Та что-то проскрежетала сердито. А мне как будто послышалось:

– Вот ещщщё!

– Ну, если ты с крокодилами водишься, то этот парень тебе не страшен! – ухмыльнулся Поллав, смотря на странную птицу. – Вот по расцветке – прямо как тот.

А я взгляд потерянный перевела на Сиба, смотревшего на попугая сжавшегося мрачно.

Как будто хариал тот у реки сказал мне, что я – самка ракшаса. Мол, того ни с кем не спутаешь. Поллав точно видел хариала и сидевшего попугая перед ним – и житель глубины птицу живой отпустил. А ещё ко мне неожиданно явился Сиб. Но… разве Сибасур – ракшас?! Да не похож он совсем! И в имени полном его стоит «асур».

Асуры и ракшасы – существа разные. Да, те и те жестокие по природе, но ракшасы – это тьма невежества и грубости, природа тамаса, а асуры – страстная и властолюбивая природа раджаса. У раджаса есть возможность подняться к свету. Раджас одинаково увлечённо может следовать, как жестокости, так и красоте. Ведь недаром же гуру асуров был Шукрачарья, асур, ставший покровителем планеты Шукра!

Шукра, «сияющий», несущий мистический свет знаний, помогающий познать все тайные глубины жизни, получить знания, которые человек может использовать во благо. Шукра – дарующий богатство и удобство, помогающий строить отношения супругов, дарующий или отбирающий наслаждение, в зависимости от своего состояния в данный период или в астрологической карте во время рождения человека. Без поддержки планеты Шукра не будет устойчивых отношений и брака, как у мужчин, так и у женщин. Детей не будет здоровых и успешных в будущем. Телесная жизнь человека особенно сильно связана со влиянием планеты Шукра. Шукра даёт способность понимать и творить прекрасное и красивое – планета, важная для мастеров и людей искусства.

Более того, именно учитель асуров Шукрачарья получил от самого бога Шивы благословение – способность воскрешать мёртвых. Потому что откликнулся помочь богам в Пахтании океана, своих последователей-асуров уговорил дэвам помочь. За тот великий день, когда и суры, и асуры объединились в деле, которого прежде не бывало: когда они слаженно трудились вместе, упорно взбивая прасад благословений в море, пестом из скалы, обвязанной самим царём змей Шешей, поддерживаемой из-под воды на спине самим великим Вишной, ради помощи принявшим тогда облик огромной черепахи. Хотя дэвы потом опять выдумали, будто асуры отхватили что-то не своё, хотя дары за великий обряд служения выбирали себе по очереди – и асуры, как обычно, сочли себя обиженными и обобранными – и грянула великая битва дэвов и демонов, ужаснейшая схватка между сурами и асурами, очередная их битва. И царь богов Индра хитростью и воинской доблестью изничтожил народ асуров. На что Махадэв разгневался: в мироздании должно было быть две равных силы, гармонии ради, так задумала и создала их сама Триада. И, хотя дэвам достался напиток бессмертия – плод аскез Пахтания океана и желанный плод, ради которого оба народа в Пахтание океана и ввязались – однако же Шукрачарья получил возможность самому пригубить амриту, да, более того, благословение получить способность воскрешать мёртвых.

И, с тех пор, какими бы коварными или благородно жестокими не были бы полубоги в очередных схватках с демонами, однако же учитель асуров мог вновь воскресить своих павших воинов – и снова воинств великих и могущественных становилось двое, снова две великие силы мирозданья вставали в полный рост, ради общей гармонии, ради продолжения движения в жизни.

Да, справедливым будет заметить, что именно Шукра имеет сиддхи воскрешать мёртвых – и даже люди обращаются к нему за помощью – и временами достойные помощь получают, обретают продление жизни и исцеление.

Да, надо бы ещё уточнить, что известно и сколько-то историй о благородных асурах, совершавших немыслимые аскезы Махадэву – и получавших в награду за верность и усердие от великого Шивы благословения. Хотя грустны истории о том, как те асуры, возомнив о себе невесть что, потом восставали против своих, против людей и богов. Сами же приближали конец свой. Но всё-таки надо заметить, что были асуры, получавшие благодаря аскезам тяжёлым благословения от великой Триады.

А что до ракшасов… истории о них были куда более печальны. Когда великий Вишну вновь пришёл в мир в аватаре Рамы, то тогдашний царь ракшасов умыкнул у него невесту. И долго они потом бились, чтобы наглый, властолюбивый и сластолюбивый демон и без того гарем жён и наложниц огромный имевший, вернул похищенную её избраннику.

Да много ещё было грустных историй о ракшасах. Не только внешне ужасные, но и жутко жестокие они были. Насиловали женщин человеческих или миг выбирали, когда можно было схватить и выпить из её груди материнское молоко, а детей несчастных спокойно ели.

Словом, истории про ракшасов и асуров ходили всякие. Но про асуров добра говорили заметно больше. Хотя и те, и те – из племени демонов.

Но Сиб же возмущался, когда его при мне Мохан обозвал ракшасом!

И как бы… но не спрашивать же у названного брата прямо: «Сиб, скажи, а ты – ракшас?». Тем более, что про тех демонов говорят, что внешне они очень уродливые. Да и… детей едят. Насилуют женщин. Страшно жестокие. А Сибасур даже едва живой был – и охотиться стал от голода на крокодила, а не на нас с Моханом, уснувших на берегу. Хотя… ел он того несчастного хариала сразу так, сырым. Берег был в чешуе, лицо Сиба – окровавленное. Я его испугалась в тот миг, увидев, а он смущённо останки зверя растерзанного спрятать пытался за себя. Но ведь нас же не съел! Тем более, почему в имени его именно «асур»? Не Сибаракшас, а Сибасур!

– Сестра, у тебя что-то болит? – спросил юноша странный взволнованно, поднялся – попугай свалился с ноги Садхира и юркнул тому прятаться за спину – нахмурился, сдвигая густые брови, чуть неровные, покосился свирепо на Поллава. – Этот мерзавец тебе что-то отшиб, когда бил тебя?

Но… почему он только старшего мужа подозревает в том, что бил меня?

Кшатрий взглянул мрачно за бок среднего мужа, откуда глаз любопытный высунул попугай.

Тут меня осенило: как мы ругались с Поллавом у реки и как он груб был со мной, могли видеть хариалы из реки! Или слышать! Потом я в отчаянии, в забытьи кричала на выплывшего ко мне крокодила, молила, чтобы хоть кто-то на помощь пришёл ко мне, да хоть бы крокодил кого-то притащил! Ещё Поллав упомянул, что в ближайшее время видел хариала в лесу, а перед ним попугая сидящего, которого хищник так и не съел, даже не пытался поймать. Да и… вот Поллав предложил еды побольше до возвращения Сиба и бинкара съесть, а попугай сине-жёлтый такой на дереве как раз близко от нас сидел, улетел к реке – и скоро названный брат и муж мой младший явились уже.

– Я не прррриччём! – проскрежетал попугай под взглядом мрачным асура.

А мог бы и попугай ему послание хариала передать, хотя бы потому, что тот не съел его, да и наябедничать, что есть решили без них.

Но Поллав и Мохан на птицу спокойно посмотрели, как будто попугай просто что-то кричал. Как обычно. Но… если демон речь животных понимает – это вроде бы нормально? Да вдруг они могут?.. Но… а как могла разобрать речь попугая и хариала того с реки я?.. Кто я?..

Это всё с обещания, Ванадой данного мне, началось?.. Или я невольно украла у асура Ванады какой-то его дар, может, даже его благословение? Вдруг он в аскезах страдал и был необычайно верным Махадэву, а я… украла его дар?! Но Как?! И… что будет со мной, когда Ванадасур заметит, что дара у него не хватает? Или что такой же дар, как у него, или половину его дара забрала себе обычная человеческая женщина? Та, на которую он своё внимание обратил, да даже обещал сделать своею женой, старшей женой, а она взяла – и стала женщиной сразу троим, мужчинам человеческим! Стыд и позор! И… боюсь не столько за себя – я-то как-то виновна и причастна – но и за пылкого Мохана и терпеливого Садхира, искренних, заботливых в общем-то моих мужей.

Но не понимаю я… к чему Сибасур рассказал о ракшасе Бриджеше, который насиловал множество женщин и множество внебрачных своих детей бросил без заботы, на растерзание судьбе и ненависти опороченных? Ведь мы просили Сибасура рассказать, кто был тот Сохэйл, которым он так восхищается и в честь которого кто-то дал ему второе его имя?.. Или, всё-таки, тот воин Сохэйл и Бриджешаракшас как-то связаны между собой? Поллав не вовремя пришёл, рассказ брата моего оборвав! Хотя… странный то был рассказ. Живописал молодой воин жуткую историю грехов и жестокости Бриджеша с какою-то дерзкою ухмылкою! Да разве можно о чьих-то тяготах и страданий – а крови и слёз из-за того Бриджеша пролито было море – так весело другим говорить? Да не о ракшасе просили мы рассказать его!

Поллав первым вздрогнул. Первым обернулся в сторону от костра потухшего.

– Мой господин! – вскричала женщина незнакомая, чуть полная и уж начавшая седеть, заплаканная и с одеждою пыльною, местами ободранной. – О, мой господин! Беда!

Мужчина вскочил, нахмурившись. И грустно поджидал, пока несчастная приблизится.

– Моя дочурка… моя Сати… – тут она на колени рухнула и разрыдалась, совсем уже лишилась сил.

– Она… – голос моего старшего мужа дрогнул. – Да что же с ней?

– Она… – женщина захлёбывалась от рыданий. – Она…

– Ты другую жену завёл? – проворчал поднявшийся, разгневанный Мохан.

Поллав лишь замахнулся – Садхир подскочивший руку его занесённую перехватил.

– Скажите, что случилось, яснее, чтобы мы знали, чем помочь вам! – попросил отчаянно Садхир: доброе сердце неравнодушно было к чужой беде, даже женщины едва увиденной.

Несчастная подняла глаза на него. Мы с Сибасуром тоже уже поднялись да ступили к ним. Прихрамывая, отползал от нас в кусты у нас наевшийся попугай. Да не до него было! Поел и поел. Тем более, что крыло повредил из-за нас. Брат мой его подбил пылкий.

Женщина заметила Садхира, взгляд её на нём застрял, потом спустился на двойной ряд бус из рудракши, да по плечам: на одном из них был браслет из рудракши, а на другом уж нет – он мне свой передал – да соскользнул на запястья его, одно, другое потом – и там были браслеты из косточек священных плодов.

– Вы брахман? – взгляд на него подняла с надеждой. – Вы брахман, о молодой господин?..

– Я… – Садхир страшно смутился.

Он был всего лишь аскет. Йог, который в надежде на помощь священного дерева, рождённого из слёз Шивы, носил украшения. Или потому что говорили, будто те помогают владельцу скорее познать мудрость или даже увидеть сокрытое, найти отчаянно необходимые пути там, где выхода, кажется, совсем нет.

Женщина сдвинулась. Мать несчастной какой-то дочери на коленях стояла перед Садхиром теперь, молитвенно ладони у груди сложив.

– О господин! Мой господин! Брахман, мне посланный богами! Я умоляю вас, помолитесь за мою дочурку! О, только бы снесло сердце её хрупкое и тело её хрупкое все испытания!

– Но я… – Садхир задрожал от глаз, с отчаянной такой надеждой устремлённых на него. – Я не…

– От судьбы не убежишь, – Мохан вдруг ладонь положил ему на плечо.

Поллав отчего-то вздрогнул, когда тихий и грустный голос брата прозвучал.

– Но… – Садхир дрожал, отчаянно озирался – на Мохана подошедшего, на взгляд потупившего Поллава. – Я не… не знаю всех молитв и ритуалов! Я только… лишь немного…

– Помолись, бр… – кажется, глава семьи хотел сказать слово «брат», но отчего-то вдруг запнулся, добавил с задержкою мгновенной: – Брахман.

– Но я… – Садхир отчаянно посмотрел на него.

– Помолись, Садхир. Облегчи сердце её, – сжал его плечо Мохан.

Сейчас, когда свалилась на нас новая трудность, когда мы были все взволнованны и растеряны – даже мудрый Садхир – спокойным оказался именно Мохан, и он совет дал среднему брату. Твёрдо совет дал, как будто уверенный в своей правоте.

– О, помолитесь за мою дочку, мой господин! – взмолилась несчастная мать, совершая земной поклон. Головой пыльной земли у его ног касаясь. И, чуть голову приподняв, с надеждой, робко, не смея глаз поднять, коснулась руками стоп моего среднего мужа.

Она его приняла за брахмана! Всё из-за украшений из рудракши, что он в свободное от выступлений время носил! Но, хоть врать грешно, тем более, выставляя себя таким достойным человеком из высшей варны, эта несчастная женщина однако же выглядела замученной и раненной. Страшно раненной. Страшно усталой. Может, прав Мохан? Если Садхир решится чуть подыграть – то сердце матери подуспокоится. Да и… вроде богам всё равно от кого молитва? Вроде важнее, чтобы желание просить помощи было искренним?..

– Хорошо, – тихо сказал Садхир, сдаваясь материнскому горю и сердцу измученному, – я помолюсь, чтобы всё у вашей дочери стало благополучно.

Женщина подняла на него лицо, залитое слезами, опухшее от старого, острого горя. Глаза её зажглись надеждою, лицо всё оживилось. Дрожали руки, сложенные в жесте благодарности.

Садхир, шумно выдохнув, сел у огня, скрестив ноги. Ладони положил на колени, внутренней стороной вверх. Выпрямил спину. Закрыл глаза. Сейчас, в позе такой и украшениях из рудракши, он и правда очень напоминал молодого брахмана.

Губы его дрожали – он произносил неслышно какую-то мантру. Как будто и нас перестал слышать. И всхлипы несчастной матери чуть ослабшие. Хмурился, смотрел на них отчаянно Поллав, сжимая и разжимая кулаки. Никогда не видела его таким напуганным! Да случилось с ним? Что он видел в деревне, куда ходил?! Нам не рассказал. Но женщина, завидев его, бросилась к нему: она его знала. Вцепилась, как за опору. Он при знакомстве с нею был не злым?..

Вдруг Садхир вздрогнул. Распахнул глаза. К женщине он спиною сел. Но боком сидел ко мне. И я видела его лицо, перекосившееся от боли. Видела, каким отчаянным, напуганным стал его взгляд. Словно сам Махадэв, бог изгнанников и мёртвых, ступил к нему и шепнул через плечо: «Поздно!». Как будто Садхир был в этом уверен. Губы задрожали его, но не смел сказать. Пальцы задрожали его рук, но не смел он сжать кулаки, хотя хотел.

Я отчего-то ступила к нему. Села у костра с другой стороны, напротив него – он вздрогнул, заметив меня или движение перед собою, взгляд отчаянный на меня перевёл.

– О прабху! – я на колени пред ним опустилась. – О, муж мой! Я хочу молиться с вами! Давайте разделим вместе и труд аскез, и слова молитвы, и горечь беды, и сладость благополучия и успеха!

Расширились глаза его от растерянности. Чтоб в следующий миг чуть сощуриться, вглядевшись, словно не верил или словно он только что узнал меня. А я ладони сложила для молитвы у сердца. Даже если он опоздал или силы его благочестия не хватило, пусть думает мать той несчастной, что мы с ним молились вместе, что мы вместе дочь её не уберегли. Пусть тяжесть этой неудачи и горечь этой беды разделим мы с супругом пополам. Ему не так стыдно будет. Если что, скажу, что всё помешала вмешавшаяся женщина – глупая жена. Но я помочь хотела. Помочь хотела искренно.

И в миг следующий я увидела толстые цепи, оплётшие его запястья и мои. Нет, цепь толстую, тяжёлую, связавшую нас. И один конец её в сторону уходил. Взгляд перевела. Сердце застыло.

Тяжёлая, грубая цепь с толстыми звеньями связала руки троих: меня, Садхира и моего старшего мужа. Мы почему-то все трое стали вдруг связаны одной цепью. Но, кажется, Поллав этого не замечал. А Садхир как-то странно за взглядом моим проскользил. И будто он тоже цепь эту приметил!

Миг – и видения не стало. Только тяжесть осталась на душе. Неимоверная тяжесть. Что… что это было?.. Только что?..

Камень 57-ой

Мы молились несколько часов. Садхир, я, мать девочки, у которой что-то случилось. Мне почему-то думалось, что у неё юная дочь. Не знаю, почему. Сама-то женщина заплаканная была уже в почтенном возрасте.

Но, сколько бы молитв мы не возносили, меня не покидало какое-то навязчивое, смутное чувство чего-то неправильного и горестного. Словно не о том мы должны были молиться. Словно не избежать несчастной девочке конца. Словно конец приближался…

Такое чувство было у меня, когда отец возил меня в далёкую-далёкую деревню, чтобы составить у тамошнего мудреца мой гороскоп, помочь найти мне жениха. Четыре года назад было. Что он там услышал у мудреца – мне не сказал. С тех пор, как мы вернулись домой, отец стал искать жениха в наших краях. Да, в нашей деревне меня ненавидели, но он искал в соседних. Хотя с матерью через два дня после нашего возвращения у него был долгий разговор. Меня и Ишу стирать тогда отправили, так что мы не слыхали. Да, впрочем, я и забыла о том. Я вообще о другом вспомнила.

В те несколько недель, когда я была вдали от дома, я впервые увидела водопад. Услышала его шум. Подошла поближе, заинтригованная, насколько могла. И, стоя на камнях, голову подняв, смотрела как завороженная на мощный шквал воды, который падал сверху. Я вроде в стороне стояла. И вода стекала струй по месту одному, поодаль от меня. Но когда я стояла на берегу, подняв голову, мне в какое-то мгновение стало страшно, что вода та сейчас сдвинется и упадёт вся на меня. Что она меня раздавит. Мне ещё месяца два в кошмарах снился тот водопад. Та вода, которая с неба падала. Которая сейчас вот-вот раздавит меня. Собьёт с ног. Унесёт в реку. В водоворот, закручивающийся в соединении двух потоков вод, по земле ползущей и падающей сверху…

Я очень хотела забыть про тот водопад. Про то чувство человеческой слабости перед мощью стихии. И даже смогла забыть. Лишь на время.

А сегодня вдруг вспомнила.

Взгляд расстроенный на мужа среднего подняла. Я села рядом с ним, по одну сторону. Он вдруг глаза открыл и посмотрел на меня. Прямо в глаза мне. Горько улыбнулся. Будто сказал: «Будет трудно, но давай мы попытаемся справиться?» – и у меня снова сердце напугано сжалось. Неужели, её ничего не спасёт?.. И почему я так в этом уверена?..

Мохан, подумав долго, присел с другой стороны от брата. Ладони сложил у груди. Не то, чтобы очень хотел вступаться, но, кажется, хотел поддержать именно нас. Поллав… я страшно удивилась, когда и глава семьи сел возле среднего брата. И женщина благодарно ему улыбнулась.

Один лишь Сиб остался в стороне, нашёл оружие. Шумно втянул носом воздух. Сжал ножны в руках. Кинжал заправил за пояс. И стал задумчиво обходить вокруг лагеря и нас. Но от нас – в стороне. То ли всем видом показывал, что покой наш охраняет, то ли боялся чего-то. Странно, если асур кого-то боится. Но его волнение ещё больше напрягло меня. Ждёт какой-то беды?.. Почувствовал приближение какого-то хищного зверя?.. Хотя то, что он так усердно оберегал наш покой и наши молитвы, отчасти даже меня успокоило. А потом опять страх кольнул сердце.

Когда в очередной раз отвлеклась – но не сразу уже – случайно приметила на ветке дерева яркое пятно. Попугай синий сзади и жёлтый спереди, с большим клювом. Кажется, знакомый. Не улетел. Смотрел на нас. Нет, смотрел на молодого демона. Да на кого ещё! Тот его и подбил. Хотя вроде именно птица позвала Сиба мне на помощь. Но, неужели, по просьбе крокодила?..

Так, Кизи, не отвлекайся! Эта мантра…

Попугай дёрнулся и испуганно вякнул. Смотрел куда-то над деревьями, в сторону от реки. Сиб тоже дёрнулся, поднял голову. И я невольно проследила за взглядом его.

Над лесом кружился ворон, будто осматривая. Странно, мы девять дней тут пробыли, но этих птиц прежде нам не попадалось вообще!

Названный брат прищурился, новую птицу разглядывая. Вдруг нахмурился. Меч сжал. Словно почувствовал угрозу. Но это же только птица! Тем более, слишком маленькая, чтобы нападать на людей. Она трупами питается. Но мы-то живы! Нам-то чего? Хотя почему-то и я страх невольно ощутила, засмотревшись на неё. Что-то было в этом вороне не то. Не знаю, но… но будто шла за ним неведомая сила. Мощная.

На миг опять мне примерещилась вода, падавшая с неба… отчётливо вспомнился камень, с которым играл сын мудреца: его сын и дочерь старшая меня к реке сопровождали… струя воды, оторвавшаяся от основного потока, упала в стороне чуть-чуть, смыла мелкий камень, лежавший у ног мальчика, утянула на дно. Больше его не видели…

Сердце быстро-быстро забилось. И… и как будто воздух сгустился где-то сбоку. А в следующий миг туда резко повернулся асур. Совсем сильно сжал ножны своего меча. Будто к нам приближался огромный, хищный зверь. Или… не зверь?.. Что-то следовало за ним. Или вокруг него. Что-то… очень сильное. Хотя мысль «и что-то злое» почему-то лишь на миг возникла, но тотчас же сознание покинула. Словно мощь того водопада… мощь природы… что-то естественное, но разрушительное… чего я прежде не видела… но… странное чувство, словно оно прошло в стороне.

Ворон вдруг крикнул, громко, резко. Словно приветствуя то нечто, что вдруг появилось в лесу. И, спустившись, скрылся между деревьев. Сиб на нас оглянулся, встревожено. Я, кажется, посмотрела на него слишком напугано. Он головой качнул. Повернулся лицом к лесу, напряжённо вслушивался, сжимая меч. Что… что там появилось?..

Некоторое время спустя – я едва могла хоть иногда возвращать свои мысли к мантрам – в отдалении послышалось ржание лошадей. Вскрики людей. Весёлые. Нет, один напуганный. Но, кажется, караван прошёл в стороне.

Хотя ощущение присутствия той странной, мощной силы осталось. Как будто она стояла где-то между теми людьми и нами. Но… может, за ними следило?.. Но зачем?.. Хотя я уверена была, что лучше не вмешиваться: там стоял кто-то очень могущественный. Но, впрочем, нападать на нас не спешил. И… почему-то страха большого перед ним не испытывала. Как бывает – виден блеск на лезвии, но оружие далеко от тебя и направлено не на тебя. Но, всё-таки, мощь оружия и сила удара пугают ещё до того, как упадут на чьё-то тело и промахнутся. Хотя странное было чувство, будто тот, кто появился в лесу, не промахнётся.

Но всё-таки усилием воли заставила себя вернуться к молитве. Кто бы там ни стоял, он не нападает на нас. А я хотела помочь семье этой несчастной женщины. Да и… я же, может, успею прочесть мантру ещё хоть раз или даже несколько прежде, чем тот воин за деревьями решит, куда напасть?..

– Ом Намах Шивайя… Ом Намах Шивайя… Ом Намах Шивайя…

Голос Садхира, чистый и уверенный, идущий будто бы из глубины души, и слова его мантры великому богу, прозвучав, словно тяжёлое покрывало скинули с плеч и с души.

– Ом Намах Шивайя… – закрыв глаза, произнесла я. – Ом Намах Шивайя…

Мы ведь сколько-то успеем помолиться, пока нас не отвлекут!

– Ом Намах Шивайя… – звучно произнёс средний муж.

Словно настоящий брахман молился. Вот очень тон и напев были похожи! Уверенность его и меня охватила.

– Ом Намах Шивайя… – произнесла я за ним.

И будто воздух уплотнившийся стал легче. Дышать стало легче.

Не исчезло ощущение той могущественной силы, притаившейся в лесу. Но как будто взгляд грозный или строгий неведомого существа сошёл с нас и обратился куда-то в сторону, к другим.

Мне вдруг подумалось, что это мог быть какой-то дэв! Просто… демоны бы испугались молитв или предпочли напасть на нас, прежде чем накопим и обратим против них силу нашего благочестия или прочитанных сегодня молитв. Но этот кто-то как будто с места не сдвинулся. Так мне казалось. Да и… страх отступает… будто ему по нраву наши молитвы.

– Ом Намах Шивайя… – Ом Намах Шивайя… Ом Намах Шивайя… – повторял Садхир. Сидя с закрытыми глазами, он ни на что не отвлекался.

– Ом Намах Шивайя… – опомнившись, повторила за ним.

Существо как будто всё ещё присутствовало в лесу. Но… стало ещё легче.

Или ему нравится, когда мы молимся о благе других?.. Но, впрочем, не время отвлекаться, Кизи!

– Ом Намах Шивайя… – повторял Садхир.

И я ушла следом за его голосом, забывая обо всём кроме слов молитвы и одного единственного желания: помочь той несчастной семье.

– Жена! О, жена! – выхватил нас из молитвенного настроя чей-то отчаянный, чужой мужской голос.

Дёрнувшись, женщина возле меня резко повернулась. Нет, вовсе вскочила, юбкой прошуршав по земле и задев подолом моё плечо, к пришедшему кинулась.

– О, прабху, как она?..

– Совсем плоха! – отчаянный был ответ. – Хвала богам, что я вообще тебя нашёл!

Поллав поднялся, повернулся к ним. Мохан. Я поднялась и повернулась после того, как это сделал Садхир. А он ещё несколько раз мантру повторил. Видимо, чтобы нужное число раз прозвучало. Только потом встал. Я уже отвлеклась, взволнованная, плачем за моей спиной. Но поднялась и повернулась к плакавшим только за ним.

– Какое же счастье, что я тебя нашёл! – повторил мужчина, седовласый уже, в коротких дхоти грязных, обнимая заплаканную женщину.

Муж, наверное. Да, он же сказал.

– Нам надо идти! – сказал он тут же. – Чтобы хоть попрощаться успеть! Сестра старосты сказала… нашего старосты… что девочка совсем слаба… Что до утра и не доживёт.

Мать задрожала, напуганная. Расплакалась.

А у меня всё оборвалось внутри. Словно… словно уже было всё равно. Той, о чьём выздоровлении мы молились.

– Пойдём, жена, – мужчина объятия разжал, схватил её за руку, – пойдём! Успеешь хоть проститься!

– Но… но как так?! – вскричала она в горе.

– Но хотя бы проститься… хотя бы так…

Он уводил её. Поллав отчаянно смотрел на них. Словно мы его жену не смогли спасти. Или… словно он и не надеялся. Нет, повернулся, на брата среднего посмотрел. Потерянный. Всё-таки, надеялся.

И женщина вдруг остановилась, мужа вынудив остановиться.

– О, почтенный! – руку от пальцев мужа освободив, ладони умоляюще сложила, повернувшись к Садхиру. – Не поможете ли вы вашими молитвами и в нашем скромном доме. И… – голос её дрогнул. – И не придёте ли вы к нам на похороны?

Садхир вздрогнул. Напрягся весь.

Шумно вдохнув, Поллав ладонь положил ему на плечо – и муж с женой растерянно за жестом тем проследили – и глухо сказал:

– Помоги им… о почтенный!

– Я… – молодой мужчина смутился.

– У них денег нет, чтобы позвать кого-то.

– А муж её не даст! – женщина опять расплакалась. – Он и местному-то брахману запретил явиться! – всхлипнула, задрожала вся. – Сказал, сама она виновата!

Садхир нахмурился. Но всё ещё колебался. Ему, шудре, не хотелось, видимо, притворяться брахманом, врать другим. Даже если бы это помогло унять чьё-то горе.

– Помогите… о почтенный! – Поллав сам вдруг сложил ладони, смотря на него.

Глава семьи почему-то настаивал на этом обмане. Странно, жестокий и расчётливый старший муж хотел кому-то помочь. На обман ради этого хотел пойти. Хотя та женщина первая приняла моего среднего мужа за молодого брахмана. Да и… вот любил он носить в свободное от выступлений время украшения из священной рудракши! Вот, даже серьги надел из священных плодов!

– Может, это твой путь – им помочь, – тихо сказал вдруг Мохан.

Странно, и он хочет обмануть этих людей? Но вдруг в деревне их раскроют обман?.. Ведь это грех, обманывать других! Тем более, страшный грех – врать, что ты брахман. Да ещё и шудре: и вовсе неслыханно! Зачем они настаивают, чтобы Садхир соврал? И… и вдруг в деревне его раскроют?

А женщина и муж её на колени вдруг повалились, сложив ладони, головы склонили. Нет, поклонились до земли.

Шумно выдохнув, молодой мужчина решился:

– Хорошо. Пойдём. Я сделаю всё, что могу.

– Только… – мужчина смущённо выпрямился, но всё ещё не поднимался с колен. – Только оплатить вам мы… мы мало что сумеем…

– Вы станете мне платить, чтобы я сделал доброе дело? – нахмурился Садхир. – И какое же это дело после того будет доброе?

– Да… это… – мужчина смутился, глаза забегали, а у жены – уже засияли надеждой и благодарностью. – Да, так положено…

– Пойдёмте лучше, – проворчал молодой йог, – сейчас нам нужно думать о другом. И время дороги лучше потратить на молитвы, а не болтовню.

– Да, господин! – отец несчастный торопливо поднялся. – Как скажете, господин. Спасибо, господин! О, пусть вас берегут боги за вашу доброту!

– Пусть вас берегут боги! – вторила ему жена.

Значит, средний муж решил, что мгновения спокойствия и благодарность для родителей пострадавшей девочки или даже – уже умирающей – стоят греха обмана, который он возьмёт на свою душу. Раз он так решил – это его дело. Только…

– Я пойду с тобой, – твёрдо сказал Поллав, на мужчину чужого покосился, – помогу, если что.

– Ох, спасибо! – тот улыбнулся, ладони сложив. – Вы и так нам уже помогли… в то время…

– Не время для разговоров, – проворчал он, кажется, смутившись от его похвал.

Странно, почему жестокий Поллав так рвётся кому-то помогать? Ведь вроде эти люди бедны и выгоды там нет никакой. А глава нашей семьи любит выгоду.

– А ты куда? – окликнул Поллав меня, резко.

– Тоже помочь хочу, – смущённо опустила взгляд.

– Без тебя обойдёмся, – проворчал старший муж.

– Но эта женщина… и дочь её… женщинам должна помогать женщина! Вам же нельзя касаться тела чужой женщины!

– Да, таковы приличия, – согласился отец пострадавшей, ладони благодарно сложил. – Благодарю вас, о любезная!

– Но… – Поллав сердито на телегу с инструментами и прочими вещами посмотрел.

– Сиб, вот тебе и возможность доказать нам свою преданность! – улыбнулся средний муж, к брату моему названному повернувшись.

– Зачем вы мне? – тот проворчал. – Я помогать хочу только сестре!

– А вот и докажешь, что мы можем доверять тебе, – почему-то сразу же согласился с молодым йогом глава семьи.

Или просто потому, что торопился: почему-то случившееся в чужой семье занимало его. Он… там в кого-то влюбился? Или просто сочувствует? Но… но разве мог Поллав сочувствовать без какой-либо выгоды?..

– Ом Намах Шивайя… – затянул Садхир, поворачиваясь к нашему лагерю спиной, тем показал, что разговор считает законченным.

Мохан и Сиб, чьего мнения не спросили, возмущённо переглянулись. Ох, как бы ни подрались тут!

– Те инструменты – помощники наши верные в зарабатывании на еду, – добавил серьёзно Поллав, мрачно на брата моего смотря названного, – и основа благополучия твоей сестры. Если и правда беспокоишься, как бы ей жилось лучше – береги их, – на Мохана покосился. – И ты уж постарайся промолчать, попугай болтливый!

Попугай сине-жёлтый, большой с дерева возмущённо вякнул. Мол, до глубины души обидели! Оскорбили, мол! Ещё не улетел?..

Тут и глава семьи развернулся. За удаляющимися родителями пострадавшей девочки пошёл. И я, дупатту пониже на лицо натянув, пошла за ним. Страшно было младшего мужа и брата вместе оставлять – они сильно сцепились уже, вон все в царапинах и ушибах, у Мохана клок волос торчит надорванных – но желание помочь несчастной чужой семье меня сейчас привлекло больше желания остаться и контролировать упрямство драчунов молодых. Да и… должны же они научиться контролировать себя самих! Хоть когда-нибудь!

– Не волнуйся, у реки они не убились, – шепнул мне Поллав вдруг, мельком посмотрев на меня.

– Тут приятнее, – Сиб осклабился. – Земля такая мягкая…

Со взглядом старшего мужчины столкнувшись, добавил, ухмыльнувшись:

– Да не волнуйся: я не собираюсь умирать прежде моих врагов.

Поллав шумно выдохнул. Но всё-таки их оставил одних. Имущество наше охранять. Даже странно. С чего вдруг он такой вдруг доверчивый? Или случившееся в деревне его зацепило сильней? Но чем?..

Женщина, правда, на миг обернулась, сложив ладони, поклонилась Сибасуру:

– Благодарю за помощь, мой господин! – и побежала догонять супруга.

Кшатрий даже смутился от этой благодарности. Взгляд смущённо потупил. Нет. В миг следующий голову поднял, чтобы мрачно так, многозначительно эдак ухмыльнуться моему младшему мужу, мол, ещё немного погоди – и будешь полностью в моей власти.

Я грустно вздохнула. Ну, что они такие упрямые? Оба!

Сиб, на меня покосившись, вздохнул. Как будто хотел извиниться. Но ничего не сказал. Но, ладно, хотя бы прямо сразу на бинкара не бросился – и на том спасибо. Но… но всё-таки оба вернулись от реки! Живые! Хотя и не очень целые. Да хранят их боги!

Мне показалось, что нечто жуткое и могущественное в лесу на миг повернулось в нашу сторону, внимательно на нас смотрело.

Что это?.. Хотя… если там не человек, то, может, правильно Садхир предложил разделиться? С нами йог молодой, который заслужил какие-то благословения в долгих и упорных своих аскезах. А с имуществом, да, главнее, с Моханом останется асур молодой. Воин. Да, впрочем, может, и к лучшему, что нелюдь? За Мохана мне так как-то спокойнее будет.

Да и… вот ведь, мне приснился сон, что Сиб даже у Ванады помочь мне требовал. И сон, где он куда-то долго шёл, не останавливаясь, страшно изранил ноги. И раны заживающие были на ногах его, когда он сегодня к нам пришёл! Значит, верный был сон, что он за меня перед Ванадой вступился! Просто… ну, с чего он поранил ноги, ступни и выше, как ни от долгой дороги? И дорога долгая его была в моём сне. И во сне он зашёл к танцовщице из храма. И он в разговоре сегодня упомянул, что в храме странном был. Или что-то странное видел?

– Ом Намах Шивайя… – повторил в очередной раз Садхир, выведя меня из задумчивости.

Спасибо ему, что напоминал о цели нашего пути! Мы шли, чтобы помочь другим!

Ладони сложив, тоже стала взывать к богу Триады.

Супруги указывали путь. Точнее, отец пострадавшей шёл впереди, а жена – на шаг позади, чуть сбоку от него, всхлипывая, нервно кутаясь в простенькую дупатту.

Вдруг где-то в стороне конь заржал напугано. И почти сразу дёрнулся мужской вопль напуганный. Вскрики других. Мужчин.

Торжествующе каркнул сверху ворон.

Остановившись, взгляд растерянный подняла.

Одна единственная птица кружилась над лесом. Как ночь чёрная. Предвестник беды.

Что-то двинулось в пространстве слева. И снова я ощутила на миг тот захватывающий ужас, когда стояла на мокрых камнях, и будто именно на меня падал водопад. Что-то сильное было совсем рядом. Очень близко от меня сейчас.

Робко обернулась.

У старого дерева, облокотившись об него, мужчина стоял. Смотрящий в даль. Это от него шло такое странное ощущение мощи.

Чёрные глаза, волосы чёрные, длинные, усы длинные изящные, как у людей благородных, да подбородок выбрит, кожа тёмная. Высокий и худой. Чёрные дхоти и пояс с них, через плечо концом другим ткани перекинутый. Чёрный плащ. Одежда старая и потрёпанная. Обувь старая и в пыли. Два кинжала за поясом, в ножнах обыкновенных. На запястьях и предплечьях браслеты железные. И, в противоречие с этим простым одеянием – яркий большой сапфир на железном обруче, обвивавшем голову.

– Получилось! – прокричал ворон, опускаясь ему на плечо. – Он с лошади упал!

– Это только начало, – серьёзно произнёс странный мужчина.

Но без злорадства произнёс.

– Но почему именно младший его сын? – птица нетерпеливо на плече его подпрыгнула, хвостом дёрнула. – Когда уже за папашу возьмёмся?!

– Он самый благоразумный.

– Он?! – ворон аж подпрыгнул от возмущения, толкнул хозяина в затылок крылом. – Да ты ещё Раху младенцем невинным назови!

– Он – самый благоразумный на фоне остальных сыновей Шандара, – невозмутимо уточнил мужчина, продолжая вглядываться между деревьев. – Может, ему хватит одного падения.

Там всё ещё шумели и кричали возмущённо и напугано. А, нет, совсем молодой голос от боли закричал. Наблюдатель нахмурился.

– Да давно уже пора прибить всю их семейку! – спутник не утерпел его пернатый.

– Но он меньше сделал остальных, – мужчина произнёс невозмутимо.

– Да ну! Он ещё наверстает! – проворчал ворон. – Уж я на эту семейку насмотрелся!

– Для этого сына начнём с предупреждения, – отрезал его хозяин.

– Но папаша-то… папаша! – птица подпрыгнула опять возмущённо. – Тошно на них смотреть уже! Может… – замер с надеждой. – Наводнение?..

– Люди пострадают невинные, – отрезал хозяин.

Они… так рассуждают, будто даже наводнение – в их власти!

Мне не по себе стало, плечи растёрла невольно, замёрзшие. И чувство было, будто заглянула на что-то запретное, куда смотреть не должна была.

– Тогда… пожар во дворце? – деловито предложил ворон. – Хватит уже Шандару цепляться за материальное. Тем более, не его.

Чуть помолчав, мужчина странный головой задумчиво качнул. Уточнил:

– Но время надо подобрать.

– Ночью? – пернатый его собеседник ещё более воодушевился.

– Нет, – холодно оборвал его надежды хозяин, – люди не успеют вскочить.

– Ну, так и этот гад…

– Пострадают невинные! – отрезал мужчина, даже кулаки сжал.

– Да это… – сказал ворон уже тише, потоптался на плече его смущённо, предложил уже тихо, без воодушевления: – Тогда на празднике? Мол, недолго ему осталось пировать?

– Возможно… – хозяин его мрачный головой задумчиво качнул. – Тем более, что скоро поменяются положения планет. Раху, дающий ему силы, ослабеет.

– А у кого в царстве Шандара планеты станут сильными? – ворон опять воодушевился.

– Нет, – отрезал хозяин, всё так же неотрывно смотря куда-то между деревьев, туда, где уже крики стихли.

В какой-то миг пальцы его руки дрогнули, опять сжались в кулаки.

– Опять они?.. – проворчал пернатый спутник. – Да пора уже с ними кончать!

– В своё время, – оборвал его хозяин.

– Ну да! Ну да! – согласился ворон. – Но ракшас этот мерзкий… да почему они там слабаки все такие? Что, они сами его задушить не могут? Ведь и благословений у него особых нет! И тело обычное! Слабое тело, а столько шума!

– Тебя это удивляет? – хозяин всё-таки улыбнулся.

Но так, что мне, смотревшей на них со стороны, захотелось всем богам известным молиться, чтобы только не стать той, на кого он смотрит с такою усмешкою.

– Нет! Но до чего гад мерзкий! Тошнит меня от него! Слушай… а можно я слетаю к нему? Покаркаю над дворцом? Может, чего и накаркаю?.. Ох, да неужели у них своих смельчаков не хватает? Ведь свои же кшатрии есть!

– Не такие подлые, – сухо заметил мужчина.

– Скажешь, добрые? – ворон подпрыгнул возмущённо.

Может, когтями проткнул плащ и кожу царапал, но хозяин внимания не обратил.

– В своё время я к ним приду. Но начнём с Шандара, – мужчина сказал задумчиво.

– Да давно уже пора! – не унималась его птица.

И обсуждали они некого Шандара, кажется, раджу какого-то, столь серьёзно, словно и правда могли ему навредить. Хотя при обсуждении методов – и пожар, и наводнение, и проклятия ворона – смутило меня, что мужчина не хотел зацепить случайных людей.

Вот вроде будь это демон – их просто власть должна интересовать! Как бы больше существ поработить, подчиняться заставить. И методы действенные. Не переживал бы так, чтобы не навредить невинными. Но, всё-таки, странный воин и птица обсуждали месть очень серьёзно. Спокойно. Словно не в первой было.

– А может… столкнуть с ним сына Джагдиша и сына Шакала? – предложил ворон. – Одного люди боятся. Другого – демоны.

– Сын Шакала ни во что вмешиваться не собирается, – чуть помолчав, мужчина спросил уже строго: – А не ты ли Махадэву предложил столкнуть их меж собой?

– Да я… – птиц смущённо затоптался на плече его, но хозяин при неудовольствии его особо возмущения не выказал, продолжал что-то рассматривать между деревьев впереди, серьёзно. – Да я… как бы… да я что-то такое каркнул как-то раз… но разве бы Махадэв стал что-то говорить сыну Джагдиша, если бы сам не хотел?..

Мужчина невольно пальцы сжал в кулак. Ворон, бдительно за ним смотревший, замолк и напрягся. Он разжал – и птица задумчиво шевельнула хвостом.

– Но ты сказал, что Махадэв что-то сказал сыну Джагдиша?

– Только что в борьбе против Шандара ему хорошо может помочь сын Шакала.

Э… а откуда обычной птице знать волю самого Махадэва?.. Тем более, разве может обычный ворон высказывать мнение великому богу?!

Дыхание затаив, разглядывала странную пару: ворона и… вряд ли то существо в чёрных одеждах было простым человеком. Но и дэвы не носили чёрные одежды: демоны обычно. Да и кожа его была слишком тёмной! Тёмнокожими бывали демоны. Чешуёю, шерстью не покрытые.

– Вообще, было бы правильно, если бы оба воина выступили против Шандара, – серьёзно произнёс хозяин странной птицы.

– Да вот плевать сыну Шакала на власть и богатство! И… и, кажется, брат ему всю историю рассказал. Но он и после ни на палец не сдвинулся к царству Шандара! Ну, каково?! Да ракшасы там ржут над ним!

– Ему, кажется, плевать на их мнение? – усмехнулся мужчина. Одобрительно.

– Да… – ворон подпрыгнул возмущённо, потом в мою сторону голову вдруг повернул.

Я сжалась напугано, отступив от них. Но… но как убежать теперь? Ведь болтливый спутник этого мрачного существа меня уже заметил! И вряд ли смолчит. Но… но жутко стало от мысли, что этот кшатрий сейчас повернётся и посмотрит на меня. Не оружия, не гнева его я боялась больше всего, а почему-то – взгляда его.

– Погоди… она как будто нас видит! – возмущённо нахохлился ворон.

– И слышит, – невозмутимо уточнил его хозяин.

– Но! – собеседник пернатый аж подпрыгнул возмущённо.

Так, что крыльями взмахнув и оторвавшись на миг от плеча его, промахнулся уже сесть. Скатился, истошно крича, по плащу его, от испуга когтями не успев зацепиться, прямо к его ногам.

Тут мужчина, вообще под ноги себе не глядя, переступил через него – вообще не зацепив своего спутника – и с нового места уже медленно повернулся ко мне.

Я застыла. Я почему-то уверена была, что от взгляда его не убежать.

Но взгляда его ждала как самого ужасного, что вообще могло быть в жизни.

Он наконец уже повернулся ко мне, неспешно. И пронзительные чёрные глаза взглянули на меня. Мне холодно стало от этого пристального взгляда, который как будто видел меня насквозь, всё моё прошлое и все мои чаяния. Было странное чувство, что одним только взглядом он способен разрушить всю мою жизнь. Если только захочет.

– Моё почтение, дэв!

Сил не было обернуться. Но, похоже, к нам подошёл Садхир. И… приветствовал незнакомца. Может, пытался взгляд его ужасный забрать на себя. Но… ох, а если и с Садхиром что-то ужасное случится из-за этого взгляда?! Лучше пусть со мной! Муж и так уже много заступался за меня!

Странный бог вдруг улыбнулся.

– Что… и он слышал?! – возмутился ворон за его спиной.

Но я не смотрела уже на птицу болтливую. Я глаз не могла отвести от лица и взгляда дэва, смотрящего на нас. Просто его глаза… я вдруг перестала бояться его. Взгляд его ощутимо потеплел. Просто стал серьёзным. Хотя ощущение этой мощи его не ушло. Это какой-то великий бог был передо мной.

Мужчина неторопливо голову повернул уже к моему супругу. Он как будто вообще никуда не торопился. И то, что мы двое – простые люди – случайно подслушали разговор дэва и его спутника, разговор, который нам услышать было не положено, почему-то не разгневало его.

– А ты долго ещё намерен прятаться за музыкой, Садхир?

– А что я ещё могу! – мой муж потерянно опустил голову. Плечи. Сгорбился даже.

– Не все твои родственники умерли, – спокойно уточнил явившийся нам бог.

– Не все? – музыкант радостно поднял голову.

– Семья деда и его второго племянника всё ещё живут в том же царстве. Да и… – дэв вдруг улыбнулся, дружелюбно, хотя чёрные глаза с его смуглого лица смотрели по-прежнему серьёзно и пронзительно. – И Кири спаслась. Да, впрочем, вам уже Махадэв на то намекал.

– Кири? – оживился Садхир. Но вздрогнул вдруг, сжались кулаки. – Но… вы сказали, что они там… как им удалось выжить?!

– Сказали, что Шандар был прав. Во всём.

Моего супруга передёрнуло. Так… он тоже имел какое-то отношение к царству того самого Шандара, которого ворон всё ругал, сыновья которого были неблагочестивыми?.. Этот… этот бог поэтому позволил нам увидеть его и услышать их разговор?.. И… и если мой муж так бурно среагировал на упоминание Шандара и то, что родственники его выжили, встав на того сторону – но всё же выжили – выходит, тот раджа чем-то навредил и его семье?..

Что-то похолодело у меня внутри.

Ведь Мохан упомянул, что когда впервые увидел Садхира и его семью – они ужасно выглядели. Он это запомнил на года, хотя тогда ему было около четырёх вроде. И… и они даже съели предложенную им еду, хотя ребёнок ужасно её сделал. Садхир сказал, что той милости не забудет. Но… и Садхир был лишь названным братом Мохана и Поллава. Его родителей, как и их родителей, убили те разбойники. Сёстры их пострадали тогда. Да и… кажется, других братьев и сестёр Мохана и Поллава убили в тот день. Или даже… и других братьев и сестёр Садхира, если с родителями вместе бежали!

Но… что за ужасным человеком должен был быть раджа Шандар, что весть о том, что родственники перешли на его сторону, так ужаснула Садхира? Больше, чем радость от известии, что кому-то из его родных удалось выжить!

И… и зачем этот бог рассказал это Садхиру? Прежде, чем тот сам мог от путешественников или торговцев узнать! Или даже помешал ему остаться в неведении!

– Ты прилично играешь, – добавил незнакомец, на мужа моего глядя серьёзно. – Но ведь за все твои аскезы ты получил дары.

– Я… могу немного, – мужчина молодой смутился.

Ворон выглянул из-за ноги хозяина, уже с большим любопытством разглядывая моего супруга.

– Ты можешь лечить людей. И тебе это нравится, – строго дэв произнёс.

Словно намекал, что именно это и надо от Садхира людям. Или… не только людям?..

– Но… – мужчина сглотнул, потом признался огорчённо: – Но эту девушку… к который мы идём… я ведь не смогу её вылечить! Её… – шумно выдохнул. – Её уже ничто не спасёт!

Но почему он в этом так уверен?!

Но вдруг молодой йог упал на колени.

– Разве что вы попросите Шукрачарью исцелить её…

– Она была лишь нерасторопна, – дэв нахмурился. – Но уже поздно, Садхир. Вы можете поддержать лишь мать её.

Такое ощущение, будто он видит сквозь пространство и время!

– И сегодня одной душе положено плакать, – грустно добавил странный бог, посмотрев в сторону.

Кажется, туда, где скрылись родители несчастной девочки и Поллав.

– Но почему?! – Садхир вдруг заплакал, голову опустил убито. – Вы говорите, что я получил благословение лечить. Меня позвали ей помочь… позвали первый раз… но я ничего не могу изменить?! – глаза негодующие поднял, коленопреклонённый, но гневно в глаза богу неумолимому взглянул. – Почему?!

– Одна душа сегодня должна плакать, – твёрдо повторил бог.

– Но… – голос молодого йога дрогнул. – Но мы…

– Вам просто смотреть. Вы двое вообще случайно сегодня сюда попали. Вы ничего не сможете изменить.

И говорил эту ужасную весть спокойно! Да как он может?!

Мужчина перевёл взгляд пристальный на меня. Замерла напуганная под его серьёзным взглядом.

Закричали где-то в стороне. Отчаянно. Молодой вскрик. Мужской.

Бог медленно повернулся в ту сторону. И… из глаз его сорвались две молнии, скрылись между деревьев. Через несколько мгновений раздалось отчаянное ржание лошадей. Крики людей. Треск дерева сломанного. Истошный женский крик.

– Давно пора! – радостно крикнул ворон, взлетел ему на плечо. – Или… то не сынок Шандара?

– Сын… Шандара?.. – Садхир невольно сжал кулаки. – Он… он тут?!

– Их тут три. Но не все, – спокойно ответил мрачный бог, потом медленно к нам повернулся, нет, к моему супругу. – Ты, конечно, можешь попробовать сегодня отомстить. Но ты уже обещал быть в другом месте.

– Но… – молодого йога трясло.

– Вообще, не твоё это дело – убивать, – строго произнёс странный дэв. – Ты две жизни служил, чтобы иметь возможность помогать другим. Ты получил дар исцелять. Но против сыновей Шандара ты сегодня не выстоишь. У них слишком много воинов. И сами они – воины умелые.

– Но… – молодой йог отчаянно куснул губу.

– А если ты многих убьёшь – а они будут прикрываться слугами – то в следующий раз я приду уже к тебе.

Он вроде произнёс спокойно, но мой супруг вздрогнул. И у меня внутри что-то оборвалось.

– Не совершай ошибки, Садхир, – твёрдо потребовал мужчина, которого он назвал богом, но одетый при этом слишком мрачно для дэва. – Ты и так уже заляпал свою душу. Ты – не воин.

– Но… – молодого мужчину трясло. – Но если я ничего не могу изменить…

Осторожно положила ладонь ему на плечо – отчаянно боялась гнева жуткого бога, но этой выгорающей от бессилия души супруга боялась намного больше. Муж посмотрел на меня, грустно улыбнувшись, сжал мою ладонь, но не сбросил со своего плеча.

У меня появилось странное чувство, что этот дэв сейчас улыбается. Почему-то взгляд подняла. Неизвестный бог сейчас и правда смотрел на меня и супруга и улыбался. Хотя только губами лишь. Глаза у него были ужасающе серьёзные. Чёрные глаза… с белками да на смуглой коже они очень выделялись сами по себе. Чёрные, старые одежды… украшения из железа и… и сапфир. Странное сочетание. Но…

И вдруг все осколки сложились в одну картину!

Осторожно вытянула руку из-под руки супруга – тот сразу же отпустил меня – и упала на колени возле мужа, ладони приветственно сложила, голову напугано опустила.

– Моё почтение, Шани дэв!

Не видела лица его, но показалось вдруг, что Воздающий плоды поступков мне улыбнулся.

Ибо кто как ни он, будучи дэвом, сыном великого бога Солнца, одевался при том скромно, да не требовал особого почтения к его положению, а силы направлял лишь на то, чтобы следовать обязанностям, возложенным на него Махадэвом: наказывать всех, кто адхармой запятнал свои души! И… и о взгляде его – видящем сквозь время и пространство – ходило немало историй. Да, в общем-то, в день своего рождения, на отца своего едва взглянув, он уже вызвал затмение! Хотя иногда говорили, что и отец в тот день что-то сделал не то. Вроде кричал, что такой страшный ребёнок не мог быть сыном сияющего солнца и, кажется, мать его в измене упрекнул. Но, впрочем, не моё это дело. Только…

Опять крики до нас донеслись.

– Да сколько можно?! – возмущённо подпрыгнул ворон.

– Теперь всё, – твёрдо сказал Воздающий плоды поступков. – Пойдём.

И не спеша, прихрамывая, сдвинулся в сторону собрания людей, где как будто кого-то мучили. И где, кажется, кто-то недавно упал с лошади. Кажется, один из сыновей того Шандара.

– Что… что же это? – напугано сжала плечо супруга.

– Он… кажется, он пришёл меня предупредить! – Садхир поднял на меня растерянные глаза. – Но… неужели, так важно, чтобы я лечил людей?..

– Видимо, так. Раз сам Шани дэв так советует, тебе и правда лучше не вмешиваться. Даже если… – голос мой дрогнул. – Они убивали твоих родных.

– Но… – Садхир вдруг сжал моё запястье, напугано.

Мне больно стало, но промолчала: меня лицо его напугало. Что ещё случилось? Что я ещё не знаю?..

– Ведь Поллав и те несчастные ушли куда-то в ту сторону! – отчаянно посмотрел на меня супруг.

– Ох, нет! – отчаянно зажала рот ладонью, свободной

– Пойдём! – осторожно сняв мою ладонь со своего плеча, но руки моей из пальцев осторожных не выпустив, молодой йог решительно поднялся, ступил в сторону – я за ним пошла – вдруг остановился. – Нет, тебе туда нельзя! Вдруг и на тебя нападут? Шандар… – голос его дрогнул. – Он никого не щадил! Боюсь, и сыновья его такие.

– Кажется, такие, – вздохнула. – Они там, кажется, кого-то мучают в лесу!

– Но только бы не тех людей! – муж сжал кулаки.

– И не Мохана, – грустно опустила голову.

Но сердце уже встревожено забилось.

– С Моханом Сиб. Он всё-таки воин, – Садхир осторожно погладил меня по плечу. – И не человек. А сыновья Шандара – люди.

– Думаешь, Сиб сможет его защитить?

– Очень надеюсь, – молодой мужчина вздохнул. – Семья Мохана и Поллава была добра к моей. Очень добра. Те последние дни… когда последние… то есть, я думал, последние… родственники были живы… с этими милыми музыкантами… дружелюбными… они были такие спокойные и светлые! Пугающе спокойные. После кровавых распрей. После преследования… – сжал кулаки. – Как они могли встать на сторону Шандара?! После всего, что он сделал?!

– Мой господин… – сжала его ладонь другой рукой. – Нам надо решить, куда идти теперь. Спасать ли тех родителей или… или…

– Пойдём, хотя бы проверим, добрались ли они до деревни!

– Но разве мы знаем дорогу до их деревни?!

– Нет, – он как-то усмехнулся, – но мы дойдём.

– Но… но как, Садхир?!

– Это… – он смутился. – Я не знаю, должен ли я…

– Я вам верю, – улыбнулась. – Если вы считаете, что можете найти туда дорогу, то пойдёмте. Да и… – смущённо улыбнулась. – Вы – мой муж. За вами я куда угодно пойду.

– Я не только твой муж, – молодой мужчина грустно улыбнулся.

– Я помню, о прабху. Но сейчас не время обсуждать это. То есть… – смущённо потупилась.

– Ты права, – Садхир легонько погладил меня по волосам.

Или поправил мою дупатту?

– Пойдём, – запястье моё осторожно сжал.

Увидев следы от прежней его хватки, нахмурился, легонько погладил кожу покрасневшую кончиками пальцев другой руки. Боль исчезла вмиг! Следы – чуть позже.

Но я пошла за ним, куда он увлекал меня, ничего больше не спрашивая.

– Вот вы где! – из-за деревьев выскочил Поллав.

За ним – напуганные родители пострадавшей девочки.

– Куда вы пропали? – тихо проворчал глава семьи. – Я боялся, вы попались этим охотникам. Они кого-то мучали из людей.

– Я рад, что вы им не попались! – обезоруживающе улыбнулся ему Садхир.

Старший брат только поморщился.

– Нам надо как-то пройти мимо них, – прошептал нам вайшью.

Или… коротковаты были его дхоти! Может, всё-таки, шудра?.. Да сейчас это не важно! Обойти бы суметь тех жестоких воинов! Даже Шани дэв нас предупредил, чтобы с ними не связывались. Уж ему-то виднее нас! Он, кажется, и о дарах Садхира осведомлён. И, тем более, увидеть сквозь лес мог. Сколько там воинов и слуг у сыновей того раджи.

– Пойдём туда? – средний муж показал в одну сторону.

– Там кустов нет! – возмутился наш провожатый. – Не укроемся! Нам надо идти левей! Пойдёмте!

Садхир нахмурился, но всё же пошёл за ним. Поллав помрачнел, на брата глядя. Но шикнул на меня и женщину, чтобы шли и молчали.

– Но те юноши… ваши… – робко начала напуганная родительница.

Так о дочери переживала, но запомнила, что и у нас двое в лесу остались!

– Её брат – хороший воин, – Садхир улыбнулся ей успокаивающе. – Но мы до них добежать не успеем. Да и… обузой им будем. Нам надо бежать. Успеть обойти этих охотников стороной. А то… как-то шумно у них. Как будто кричал кто-то замученный. Из людей.

– Говорят, сыновья какого-то раджи путешествуют в наших краях, – женщина рукою рот прикрыла напугано. – Говорят, никого не щадят за дерзость.

– Убили кого-то в городе. Но от стражников нашего раджи откупились, – супруг её нахмурился. – О, зачем их принесло в наши края? Но пойдёмте. Надо бежать.

Но далеко убежать мы не успели – поблизости заржала лошадь, заставляя нас нервно обернуться. Всадник показался, идущий за нею. Золотом ножны кинжала украшены, будто с тигриной морды выходит лезвие. Украшения золотые. Особо заметна роскошная и узорчатая золотая кайма по краю ярко-красной ткани, обвивавшей ноги. Роскошно вышита ткань синего пояса. По концу, свисающему спереди, поблёскивают даже россыпи сапфиров. Браслет и серьги золотые, с жемчугом и рубинами. Туфли парчовые, расшитые камнями драгоценными и нитями золотыми. Подбородок выбрит, усы густые, изящные. Он ещё в сторону напряжённо куда-то смотрел, лук сжимая. Но уже заметил нас кто-то из пеших воинов, сопровождавших его.

Старший брат вдруг пинком ноги сшиб с ног не ожидавшего такой подлости среднего, да ещё ступнёй ему на спину встал! Родители девочки пострадавшей шарахнулись от него напугано, глаза вытаращив.

– Не нужно мне твоих нотаций, о почтенный! – насмешливо усмехнулся глава семьи. – Я уж сам как-нибудь обойдусь. Своим умом.

Садхир дёрнулся возмущённо, но названный брат был слишком массивным. Вот чего ему стоило обиды свои при себе придержать? Или… сдать хотел Садхира охотникам?.. Но зачем?! Тем более, Шани дэв сказал, что Садхира родственников сгубили именно они!

– О! – ухмыльнулся молодой кшатрий, заметив меня. – Какую дивную лань мы нашли! – взглядом липким окинул меня с голов до ног, особенно задержавшись на груди.

Поллав напрягся, резко поворачиваясь ко мне.

– А что… – богатый юноша усмехнулся, резцы обнажая. – Здесь кто-то что-то возражает?

– Это не твоя жена! – старшего мужа трясло от ярости.

Брата при всех можно унижать, жену братьям в пользование можно отдать, но чужим – нельзя?.. Не понимаю я его мысли! Но этот тяжёлый взгляд на меня, будто примеривающийся, что с одежды сорвать в первую очередь… боюсь, что мнением моего супруга этот аристократ не поинтересуется. Ох, зачем Поллав вздумал мстить брату именно сейчас?!

– Унизивший брахмана откажется от денег? И женою не поделится? – на лице мерзкого кшатрия притворная грусть расползлась.

А слуги его вооружённые уже бежали вперёд, окружая нас. Ох, и супругов той девочки оттащили в сторону, грубо!

– Кто не уважает брахманов, тот уважает золото, – продолжал молодой воин.

И, с запястья сняв массивный золотой браслет, на котором блеснули в лучах солнца жутко огромные и мелкие кроваво-красные рубины-капли, швырнул к ногам Поллава.

– Одолжи свою красотку на несколько часов. Ласковой будет – с большею наградою уйдёт.

Шарахнулась от его воина, приближающегося ко мне. Но меня схватил за руку другой, подкравшийся сзади. И тот, от которого было убежала, руку вторую захватил.

– А не будет ласковою… – мрачно ухмыльнулся жуткий кшатрий. – И так сойдёт.

Подошёл ко мне медленно, взгляда от моего лица не отрывая. Пальцами двигая, словно уже вцепился в дупатту или мою юбку, чтобы содрать.

– Н-нет… – отступила было назад – и в спину мне уткнулось лезвие третьего воина, в мольбе посмотрела на приближающегося мучителя. – П-пощадите, мой господин!

– Вот именно, – тот засмеялся, приближаясь ещё ко мне, – я – господин, а ты – жалкая раба.

И что-то подсказало мне в глазах его – не убегу. А Поллав всё продолжал вжимать названного брата в землю. Так не вовремя на него напал, обиды вздумал припомнить! Или… мне отомстить захотел? Чтобы чужие руки меня хватали? Но… но как он мог?.. Совсем за распутную женщину меня считает?.. Но… но я всего лишь спала с братом его! И то потому лишь, что это он купил меня у дяди, чтобы сделать женою для себя и братьев своих! Это он виноват! Я не хотела стать женщиною разных мужчин!

– Вы… – голос мой дрожал, когда посмотрела в глаза Поллаву, напрягшемуся. – За что вы продали меня, мой господин?! – по щекам потекли слёзы.

Я помнила, что бывает, когда он хватал меня грубо. Но… почему он отдал меня и другим?.. Не его братьям?! Как он мог так меня унизить?!

Поллав напрягся. Дёрнулся возмущённо Садхир, кулаки сжавший. Кажется, муж средний решился нарушить совет бога. Или… предупреждение?.. Но Садхир ведь напал на Мохана, когда тот на брата его кинулся. И за меня вступался как мог. Кажется, средний муж не хотел позволить новое моё унижение.

Ждала, что главный мой мучитель ухмыльнётся торжествующе. Он в последнюю нашу ночь очень старался причинить мне побольше боли. Но, со взглядом его встретившись, растерянно застала: Поллав смотрел на меня с мукой. Потом, нахмурившись, на брата, распростёртого под его ногой, взгляд перевёл, отчаянный. Снова посмотрел на меня. Не в глаза. Но на лицо моё. На слёзы. Сжал кулаки. Взгляд потупил. Нет, на брата посмотрел. Словно выбирал мучительно: брата отпустить сейчас или отдать чужому мужчине меня. Но что он мстить вздумал так не вовремя?!

Старший муж посмотрел на подошедшего почти уже ко мне чужака. На кинжале за его поясом взгляд задержал. О, зачем он брата держит?! Ведь Садхир получил какие-то дары! Разнял его и Мохана! Может, мог бы вступиться…

Поллав на поверженного, пытающегося вырваться, названного брата взгляд перевёл. Снова на кинжал у воина. Лезвия мечей, массивных, широких, но с дугообразной выемкой большой на конце, с краями острыми, да лук в руках молодого распутника его почему-то не так цепляли. Садхир отчаянно вырвался. Да за что?..

Мускулистая рука сдёрнула с меня шаль. Закричала от испуга. Он, внимания не обратив, рванул на себя мой подол свободной рукой. И от мужей защиты не будет.

В последний раз посмотрела на главу семьи, но не с мольбой уже, с укором. Но он смотрел на подступившегося ко мне. На его кинжал.

Когда рука распутного воина дёрнула мою юбку, у меня помутнело в голове. От крика мужского очнулась.

Насильник отступил от меня, щёку порезанную накрывая правой рукой. А я… в руке своей его кинжал держала.

Но слуги его больно руки мои выкрутили, заставляя вскрикнуть от боли. Оружие выронила последнее своё. Последнюю защиту потеряла. Задрожала.

– Я ласковым хотел быть, – усмехнулся аристократ, – но, похоже, ты ласки моей не стоишь, – и прокричал: – Эй, братья! Идите сюда! Здесь премиленькое нашлось развлечение!

Снова заплакала, поняв, что пощады мне ни от кого не будет.

А мучитель ещё и юбку рванул, разрывая, обнажая мои ноги всем. Поллав только сжал зубы. Не дёрнулся даже защищать меня! Не попытался даже! И брата не выпустил!

А кшатрий жестокий меня пинком на землю сшиб – слуги успели руки отпустить. Теряя равновесие, ударившись локтями о землю больно, в юбке разорванной, обнажившей ноги, по которым прошёлся тяжёлый взгляд, я чувствовала себя ужасно. А мужчина торжествующе, с усмешкою поставил ногу мне на живот. Нажал ступнёй, заставляя вскрикнуть от боли. Улыбнулся довольно. А воины его подскочившие сжали мои руки, прижимая меня к земле.

Кажется, я кричала. Но бесполезно было кричать. Я от взгляда с насмешливого лица, склонившегося надо мной, замолкла. Так, кажется, замирает добыча раненная, завидев приближающегося к ней охотника. Не муж мне Поллав, а проклятие одно! Как он мог?.. Даже не пытался вступиться! Так… так просто принял украшение? Обменял мою честь на один только жалкий браслет?.. Разве стоят мои слёзы и честь моя этого куска золота? Разве стоит моя доброта этих холодных камней?! Разве… разве муж мой считает, что я и так уже грязная?.. Что спала с его братьями… только с одним… разве… это я выбрала стать женой троих?..

Воин задумчиво лицо моё погладил, заставляя дёрнуться, сжаться. Снова кошмары вспомнились, что сходили в ночи мои с рук старшего мужа. Прикосновение чужой руки мерзкое, пальцы влажные, что сбегали по шее, к груди.

Глаза закрыла, чтоб хотя бы не видеть мерзкое лицо.

Только прикосновения младшего мужа были сладкие. Только в один из дней прикосновения.

Застыла напугано, вспомнив вдруг, как ревновал меня Мохан к своим братьям. Сердился жутко, когда вечером я уходила с кем-то другим. Но только лишь с ними. Другим бы и не помыслил отдать меня. Он… он возненавидит меня после сегодняшнего дня?.. Он… тоже начнёт меня бить?..

Ладонь чужого мужчины сжалась на ткани чхоли, её подцепив, заставляя сжаться от прикосновения кончиков пальцев к моей груди. Он ткань натянул, желая разорвать её. Я отчаянно вскрикнула. Но руки мои держали. Было не укрыться. Было не ударить.

– Выпусти меня! – проорал разгневанный Садхир, услышавший очередной мой вскрик.

– Прости… – едва слышно сказал Поллав.

Но почему?.. Почему он так ко мне жесток?!

– Мою добычу не отдам! – ухмыльнулся сын раджи.

Снова потянула рука мерзкая ткань. Та уже затрещала, хотя ещё держалась, укрывая хотя б часть меня от позора. Слёзы опять заструились по моим щекам, но мучителя моего это не остановило. Ещё больше натянул ткань моей кофты, желая содрать с меня. О боги! Да за что же?..

Ужасный громкий рык заставил всех вздрогнуть. Даже воины, державшие меня, разжали пальцы. Выпрямился их хозяин. Резко села. Они… отступили от меня напугано. Нет… не от меня.

От Сиба с мечом, вышедшего из-за деревьев. Глаза его…

Как будто лес затянулся ночными сумерками на мгновение. И в них жёлтые глаза с чёрным, узким, вертикальным зрачком, смотревшие мрачно с лица юноши, выглядели особенно ярко. Светились. Но эта темнота…

Голову подняла и замерла растерянно. Солнце закрыло что-то круглое и тёмное. Лишь по краям его слегка подсвечивал золотистый ореол. Мир поглотила темнота.

Но мучитель мой не растерялся. Выхватил из рук слуги лук, у другого – стрелу из колчана. Я слышала, как пальцы его шуршат по оперению. Одну стрелу наложил на тетиву, другую…

Когда через несколько мгновений сползло жуткое покрывало с неба, обнажив ещё кусок сияющего диска дневного – и стало немного светлее вокруг – я с ужасом увидела безоружного Сиба, сжимающего окровавленную руку! Причём, несколько кровавых полос тянулось не по запястью и пальцам, а по разным частям руки. Асур попытался дёрнуть рукой, свирепо на противника взглянув, и не смог. Кажется, тот ему мышцы порезал наконечниками стрел. Чтобы рукой даже не мог пошевелить! Меч выпавший у его ног уже был заляпан каплями крови хозяина.

Ухмыльнувшись, человеческий воин наложил на тетиву своего огромного лука ещё одну стрелу. Сиб в сторону метнулся. Но стрела первую кровавую борозду по левой руке его прочертила лишь когда он присел, протянув левую руку к рукояти.

Брат успел только отскочить. Новая стрела пропорола левую руку в другой части. Он хотел руку в сторону дёрнуть… и новая стрела пробила ему ладонь, заставляя взвыть.

– Демон ты или человек мне совсем не важно, – усмехнулся противник его.

– Убери руки от неё! – прошипел Сиб, смотря на него исподлобья. Поморщившись, выдрал стрелу из ладони.

На миг опустила взгляд: сердце болезненно сжалось от вида плоти распоротой. Того единственного, кто пришёл меня защищать. О, только бы он ушёл! Только бы успел уйти! Если эти злодеи его убьют…

– Уж как-нибудь без тебя обойдусь, – был ответ. А руки кшатрия новую достали стрелу.

– Ух ты, демон! – сказал радостно молодой мужчина в роскошных синих дхоти с причудливою золотою каймой, в украшениях из золота и сапфиров, сжимавший тёмное древко с тёмным загнутым лезвием-клыком, по другую сторону маленьким слоном венчавшееся. – Ты и демона нам нашёл? О, ты умеешь выбирать развлечения, брат!

Поллав на новоприбывшего посмотрел. Нет, на Сиба, окружаемого новыми воинами врагов. От взгляда брата названного моего вздрогнул. Думала, взгляд потупит или дёрнется, но нет – смотрел лишь с мольбой. Но Садхира, вырывающегося отчаянно, всё ещё с земли не отпускал. Да что он?.. Как будто это способно спасти Садхиру жизнь!

На миг взгляды мои и старшего мужа пересеклись. Застыла растерянно, увидев слёзы в его глазах. Так… он не хотел меня отдавать?.. Но почему даже не вступился? Даже не попытался! Так дорога ему собственная жизнь?!

Поллав взгляд на брата поверженного своего перевёл. Снова с мольбой посмотрел на Сибасура.

– Демон, говорите? – с другой стороны от нас выехал всадник. – Оставьте-ка демона мне.

Лучник тем временем стрелу всадил под колено асуру, заставляя того от боли взвыть. Новую стрелу положил на тетиву. Теперь и убежать брат не сможет! О, Поллав, что же ты наделал! Если бы ты отпустил раньше Садхира, то он и Сиб могли бы…

Но старший муж взгляд мой ненавидящий выдержал. Словно уверен был в своей правоте. И снова дёрнувшегося брата удержал. Сжал кулаки. Зубы сжал. Но не выпустил.

Камень 58-ой

И я вдруг поняла, что, кажется, Поллав сейчас названного брата спасал. Пытался спасти! Он… он несколько раз смотрел на рукоять кинжала того кшатрия. Больше на кинжал смотрел, чем на оружие его слуг. Он… его оружие узнал?.. И… и Шани дэв говорил, что то через лес идут сыновья врага Садхира. Поллав… значит, Поллав узнал, откуда эти воины, прежде самого Садхира – и пытался защитить его от них? Может… он сбил его с ног и мешает вырваться, чтоб не показывать врагам его лицо?.. Вдруг убийцы семьи его тоже видели. Хотя… вроде бы мужья мои вместе уже много лет? Садхир с Моханом были детьми. Или… Садхир выросший мог на родителей сильно быть похож – уж отца его и мать не только Мохан мог увидеть – и Поллав напуганный в спешке не придумал ничего другого, чтобы скрыть его лицо от чужих. Но… унижением моим. Только… только теперь и Сиба убьют, жестоко! А потом… потом возьмутся за меня!

– Да погоди же! – возмутился один из богато одетых кшатриев. – Застрелишь эту падаль – и лишишь меня возможности прослыть победителем демона.

Со стоном Сиб выдернул стрелу из ноги, ещё большую рану оставляя в ней. И, размахнувшись, всадил остриё в горло подошедшего к нему воина-слуги в доспехах. Взгляд мельком – и под шлем вонзил. Новую стрелу поймал на лету, подпрыгнув. Перекатился, кровь разбрызгивая – испуганно шарахнулся от него молодой кшатрий. Демон ногу его вбил в землю, проткнув подхваченной стрелой. От новой уклонился – она скатилась с доспеха, пригвожденного к земле.

Истекая кровью, названный брат перекатился по земле. Замирал от боли, заливая землю драгоценной жидкостью – и такой же по цвету, как у людей. О, только б успел!

И брат замерший вдруг согнулся, затылок убирая от стрел. Ползал по земле, катался. Замирал перевести дыхание. И успевал уклониться от стрел. От какого-то воина, подскочившего, отмахнулся, глубокий след оставляя под коленом подхваченной стрелой.

Но наконец стрелы в колчане закончились.

– Стрел! – скомандовал лучник гневно.

– Сейчас, царевич! Сейчас! – испуганно засуетились слуги.

Сиб поднялся на дрожащих ногах. Ладони у груди поднял, но не заслоняя сердце или живот. Левая ладонь лежала вдоль линии земли, внешней стороной к ней. А правая – на расстоянии, вдоль земли лежала сверху неё.

– О Сохэйл! – прокричал асур. – Оружием поделись со мной! Для защиты…

Упал, уклоняясь от новой стрелы – с другой стороны воин-лучник выскочил. И ещё несколько, вооружённых мечами-кхорами и копьями. Сиб снова встал.

– Для защиты мне…

Солнце совсем уже обнажилось, заливая пространство вокруг ярким светом. Затмение закончилось. Только…

Меж ладоней Сибасура появился кинжал с большим, серповидным, тёмным лезвием. В лезвие у рукояти было вделано несколько клыков мелких хищников, наподобие волн. Поморщившись, крепко сжал рукоять левой рукой.

Один из сыновей Шандара замахнулся загналом. Но кровью полил Сиба и ближайших воинов своей – у него вдруг исчезла часть шеи с горлом. Упал, содрогаясь, так и не выпустив оружие. А в струе его крови проступил кровавый силуэт дикой собаки. Зубы отчётливо показались её, желтоватые, в крови. Вскрикнули воины. Напряглись сыновья раджи.

Сиб растерялся на миг. Но когда стрелы, опомнившись, двое врагов его взяли – брат убитого и воин-слуга – песчаный вихрь окружил асура. Сшибая выпущенные стрелы.

В следующий миг взвыли слуги, державшие меня за руки, упали, отползая. Я резко села. Что-то холодное прошло мимо меня. И заорал один из державших меня, с ногой окровавленной – теперь кровавый след прошёл и по его руке, словно оттуда острые зубы выдрали часть плоти. Ещё одна собачья морда проступила, омытая человеческой кровью.

Задрожал Поллав, выпучившийся на неожиданных помощников демона. Садхир наконец-то сумел брата столкнуть, поднялся торопливо, отступил.

Вой и шипенье раздались от его ноги.

– Стой!!! – проорал Сиб, руку окровавленную обращая к нему.

Оглянувшись на пустое место за собой, средний муж взгляд опустил. И отступил торопливо, хотя вроде под ногами у него ничего не было. Или… он их видел?! Этих невидимых существ?

Кричали воины, чьи ноги покрывались кровавыми следами. И с десяток бродячих псов появилось, омытых кровью раненных. Сиб смотрел на них с недоумением, будто сам не понимал, откуда они взялись.

Жуткие шакалы тем временем свалили второго лучника с ног, горло ему выгрызли. Семеро серьёзно поранили воинов, пытавшихся держать меня. Встали вокруг меня, спинами ко мне, мордами – к моим врагам. Кажется… они на стороне молодого асура!

Но один из выживших сыновей Шандара снова наложил стрелу на тетиву, метясь в асура.

– Сиб! – отчаянно прокричала я.

Но он уклониться успел. Как он двигался – не заметил никто, только будто вихрь пролетел между деревьями, тёмную пыль унося за собою – и большинство из воинов, стоящих ещё на ногах, попадали, с разрезанным горлом или отсечённой рукой. Кто-то напоролся на собственное оружие, кто-то – на упавшего сбоку.

Сиб, перемазанный чужой и своей кровью, остановился напротив одного из сыновей Шандара. Тот мрачно сжимал кхору, смотря на него. Пощады не просил. Не отступил.

– Моей добычи не отдам! – ухмыльнулся асур.

От рубящего удара отклонился. И от колющего изогнутым концом – тоже. Лезвием своего оружия рассёк драгоценное ожерелье у противника. Ухмыльнулся, когда то упало тому под ноги. От нескольких отчаянных ударов уклонился, более гибкий и быстрый, затянутый в широкие браслеты кровавые из собственных рассечённых рук. И наконец рассёк горло своему врагу. Наступил на упавшее лицом в землю тело. Уклонился от летящей стрелы.

Последний из царевичей стоял теперь один. В стороне от него – воин-слуга с кхорой. Все прочие их защитники извивались на земле или неподвижные уже лежали. Проступали между ними клыки, морды и хвосты невидимых псов. Даже братья его уже затихли.

Сын раджи спокойно достал ещё одну стрелу. Прицелился. Мне в грудь. Взгляд спокойный и голос спокойный резанули меня:

– Сделаешь что-то ещё – и она умрёт.

– Если она умрёт, то ты умрёшь за ней, – спокойно выпрямился Сибасур.

Он уже много крови потерял из-за ноги простреленной. Но всё ещё на ногах держался. И всё ещё крепко держал оружие. Вот, теперь попытался взяться за рукоять правой рукой, но, вздрогнув, правую руку опустил. Она безвольно повисла. На землю продолжала стекать кровь из глубоких ран. Больно, должно быть, ему каждый раз бить руками израненными. Да, впрочем, я уже видела, каким он был выносливым у реки.

– Если моя жена умрёт – весь род твой прокляну, – вмешался и Садхир, повернувшись к зачинщику жуткого побоища.

– Проклятий слышал я немало, – ухмыльнулся мой мучитель. – До сих пор они меня не убили. Оружие верней.

– Смерть твоя ужасною будет! Уйди от неё! – потребовал асур.

Но… сын раджи выпустил стрелу.

Я окаменела, глядя, как приближается ко мне моя смерть. Почему-то она летела пугающе медленно. Тело стало будто совсем не моё. Блестел металлический наконечник с несколькими гранями.

Стрелу посередине пробила другая стрела, почти перед самым моим лицом, отнесла в сторону.

– Виджей, чем ты отличаешься от этого ракшаса? – насмешливо спросили между сросшихся деревьев.

Сын раджи обернулся, новую стрелу выхватывая из мёртвых рук слуги, осевшего поверх другого. Невозмутимо, хотя остались только он и один из его людей, в стороне, ужасно напуганный и потому, похоже, совсем бесполезный, хотя и сжимал большой меч в руках.

Из-за дерева выступил Киран с большим луком. Новую стрелу заготовивший.

– Я не ракшас! – сквозь зубы прошипел Сиб, обращая взгляд чудовищных глаз на него.

Надо сказать, что Киран лишь дрогнул. Слегка. Только и всего.

И даже наблюдение за полем схватки не отшибло у него желание шутить и хамить.

– Ну да, ну да! – ухмыльнулся кшатрий, неясно к кому явившийся на подмогу. – Только между людей и шастают эти клыкастые морды.

Собаки призрачные морды скривили, в неслышимом рычании. Часть к новопришедшему повернулась. Часть – бдительно следила за мной и Виджеем.

Я приметила за старым деревом возле того, откуда вышел новый лучник, конец обнажённого тальвара. Кто-то был с ним ещё? Но дерево тонковато, чтобы спрятать там мужчину. Разве что боком станет, пряча широкие плечи.

– Значит, ты знаешь меня? – спросил сын раджи, снова прицеливаясь в меня, но смотря на новоприбывшего.

– Знаю хорошо, – ухмыльнулся Киран. – Ты – опасный воин.

– Тогда… – Виджей улыбнулся. – И отца моего хорошо знаешь?

– И отца твоего хорошо знаю, – ухмыльнулся воин ему в ответ.

– Помоги мне, – вдруг попросил его мой мучитель. – Ты – храбрый воин.

Мало того, что едва не ставший убийцей сестры припёрся, так ещё и воин один у него в засаде есть! А Сиб ранен страшно! Неясно, на что способны чудовища, пришедшие к нему. Видимо, за чужим оружием. Но… тот Сохэйл, у которого брат выпросил оружие, человеком явно не был. И… и псы его призрачные… вдруг они питаются мясом людей? И… и если Садхир вмешается… он же нарушит предупреждение Воздающего плоды поступков! Но, если Садхир не вмешается, Сиб останется один. Он, возможно, с ногой пробитой, стоит лишь на одном упрямстве. Чтоб меня защитить лишь. Но Киран бывает страшным.

– Я в долгу не останусь, – предложил спокойно Виджей новому воину.

С усмешкою Киран прицелился в Сиба. Тот напрягся, за стрелой его глядя. Хватит его ловкости, чтоб увернуться?.. О, только бы смог!

Стрела прошла сквозь видимое лишь отчасти шакалье тело. Сиб уклонился, но упал, распростёршись по земле.

С тою же усмешкою Киран новую стрелу взял, прицелился.

– Не смей! – дёрнулся Садхир.

Сиб смог лишь присесть. Лицо в крови и земле – порезал щёку об лезвие мёртвого воина, валявшегося около него. Хотел подняться, но нога раненная подогнулась его, опять упал, на колени. Дрожащими руками, по которым новые кровавые струи потекли, пытался упереться в землю. Но спину выпрямил. Смотрел спокойно на прицелившегося.

Заметались вокруг невидимые хищники, но почему-то приблизиться близко к Кирану и укусить его не сумели. Взвыли отчаянно – от воя того мне стало жутко холодно. А Киран даже не дрогнул. Спокойно сжимал большой лук и тетиву, натянутую со стрелой.

Асур замер, стоящий на коленях, ладонями упирающийся во влажную от крови землю. Пристально смотрел на нового врага. Нет, поморщившись, сдвинулся. Теперь он только одним коленом был на земле, ноги простреленной.

Человек вдруг усмехнулся.

Но… Сибасур тоже вдруг усмехнулся. Даже потерявший много крови, даже на пути оружия смертоносного, он не хотел быть коленопреклонённым. Даже напрягшись, чтоб попытаться уклониться от стрелы, которая могла стать последней в его жизни, он усмехался. Брат сказочно красив был в этот миг! Худой, невысокий, в крови своей и крови врагов, которые хотели моего унижения. Страдающий от боли, но несломленный.

О, боги, только бы уклонился!

Но Киран, резко повернувшись вдруг, выпустил стрелу прямо в Виджея. Тот обхватил древко оружия, пробившего горло и шею, дёрнулся с широко распахнутыми глазами. Упал на спину. Дёрнулся, когда часть стрелы, напоровшейся наконечником на чей-то шлем, прошла обратно, вместе с кровью и частью плоти.

– Я тоже не останусь в долгу, – криво усмехнулся Киран, лук опуская.

Чтобы снова схватить. Новой стрелой пробил глаз и голову последнему стоящему выжившему воину сыновей раджи Шандара. Хотя тот уже и на колени упал, умоляюще сложив руки, опустив на землю возле себя оружие.

Из-за дерева выступила Джая с обнажённой саблей. Большой меч в ножнах, немного изогнутый, несла в другой руке. Ножны своей сабли крепились к поясу, с левой стороны. Молодая женщина с усмешкою подала меч в ножнах своему мужчине, подождала, пока закрепит у своего пояса своё оружие. И сказала вдруг своему мужчине:

– А, всё-таки, не ты их убил.

Мужчина поморщился, взглянул на неё разгневанно. А молодая женщина, словно играя с ним, словно ещё больше гнева его получить хотела, повернулась уже к молодому асуру. Сложив ладони по широким сторонам лезвия, чуть голову склонила:

– Благодарю вас. Вы помогли нам сократить число наших врагов.

Тот, на оружие с изогнутым лезвием оперевшись, встал. Ноги дрожали его – сказывалась потеря крови и обилие движений раненного – но предпочёл стоять. Сказал холодно, в глаза Кирану глядя:

– Ты мне помог, воин. За мной должок.

– Если считаешь нужным платить мне за помощь в моей мести – пожалуйста, – невозмутимо ответил кшатрий. – Но, вообще-то, ты должен предо мною извиниться: ты лишил меня возможности убить своими руками сразу двух моих врагов!

– Хочешь сказать, я не должен был убивать людей, унизивших мою сестру? – поморщившись, мой брат поднял руку с оружием жутким своим до груди.

Новые струи крови потекли из распоротых ран. Но он, кажется, опять собрался воевать.

Внезапный помощник задумчиво на руки его израненные посмотрел, но всё ещё сжимавшие оружие, потом – в глаза упрямые посмотрел. Нахмурился. Но, погодя слегка, добавил серьёзно:

– Подло было с твоей стороны лишать меня возможности избавиться от двух моих врагов. Но, впрочем, оставить без покровительства сестру твою тоже было подло. Так уж и быть, я прощу тебе то, что после вмешательства твоего врагов моих стало на два меньше.

Часть силуэтов, очерченных кровью, обошла его. Хотя и на расстоянии, ощерились клыки жёлтые, с которых стекала кровь. Впились чёрные как бездна глаза в его лицо, пристально наблюдая за ним. Киран и тогда не дрогнул. Джая и то только поморщилась. Будто демоны ежедневно толпами вокруг них ходили, оскалившись.

– Я – Сибасур, из племени асуров, сын Сохэйла из племени… – голос юноши дрогнул, но он тут же твёрдо закончил: – Асуров.