Прорицатели. Кольцо желаний бесплатное чтение

Глава 1

Несколько лет назад я измерила расстояние от ванной до моей кровати. Получилось одиннадцать шагов. Считала просто из интереса, решив вычислить площадь квартиры таким странным способом.

Когда я ослепла, вновь начала считать шаги. От кровати до ванной – двадцать четыре, ведь шаги стали чуть меньше, осторожнее. От дверей дома до магазина – тысяча пятьдесят три. Иногда, когда мама ведет меня чуть быстрее, шагов становится меньше на три десятка.

Мне говорят, что я должна интуитивно понимать, какое расстояние нужно пройти. У меня пока не получается, поэтому я считаю абсолютно все: шаги, поднимание ложки, пока ем суп, минуты, проведенные в одиночестве. С момента, когда я потеряла зрение, мой маленький мир превратился в череду чисел.

Десять ступеней в подъезде, одиннадцать шагов до папиной машины, двадцать три минуты до большого супермаркета. Туда мы ездим почти каждые выходные, чтобы закупить все необходимое на неделю вперед: два десятка яиц, три пакета молока, семь яблок – по одному на каждое утро. На кассе мы всегда ждем, когда аппарат продавщицы пропищит на каждый штрих-код. В прошлую субботу я насчитала пятьдесят семь «пиков». Потом мы дошли сорок восемь шагов до машины и вновь добрались до дома за двадцать три минуты. Удивительно, что каждый раз мы укладываемся в одно и то же время.

Привычка считать не дает сойти с ума. Врачи почти с детства говорили, что слепота неизбежна, что нужно к этому готовиться. Я кивала и была уверена, что они говорят не обо мне. Или обо мне, но заглядывают куда-то далеко в будущее, когда я буду седой старушкой у камина и зрение будет не таким необходимым.

Уже лет в тринадцать я поняла, что мой мир слишком быстро погружается в темноту. Толщина очков увеличивалась, лица друзей и родителей становились все более размытыми. В какой-то момент я поняла, что уже не могу читать. Вместо мамы по дому ходит какое-то белое облачко, а папа и вовсе сливается с серыми стенами. Я попросила родителей одеваться ярче, чтобы я могла находить их даже в толпе.

Теперь мне это не нужно: я никогда не оказываюсь одна. Когда выхожу на улицу, мама держит меня за руку. Папа тоже наверняка приглядывает.

– Аврора, ты готова?

Ах да, лучше всего я различаю родителей по голосу. Вот сейчас меня позвала мама. У нее голос громкий, высокий. Наверное, она могла бы петь в опере, если бы ее не тошнило от классической музыки.

– Милая, ты идешь? – теперь голос приблизился. Я могу точно сказать расстояние до источника звука: пять шагов. Ровно столько от моей кровати до дверей, в которых стоит мама.

– Конечно. Извини, я дочитываю книгу. Еще семь минут.

Я говорю «дочитываю» из принципа. Теперь мне остается только слушать аудиокниги. Это тяжело: интонация читающего никогда не совпадает с моим внутренним голосом, мозг отказывается его воспринимать. Вот и сейчас: последние полчаса я слушала «Евгения Онегина», но не поняла ни строчки. Опять отвлекалась.

Встала, положила руку на стену. Так удобнее идти. Наверное, от моих прикосновений в обоях однажды протрутся полосы, и по их толщине можно будет вычислить, куда я чаще всего хожу: от спальни до кухни – часто, не меньше десятка раз за день; в ванную – поменьше, раза три. В спальню родителей я не заглядывала уже несколько недель. Даже не помню, сколько шагов до их кровати, где в детстве я так любила прыгать с подушкой наперевес.

– Я готова, мам, – дойдя до кухни, подаю голос.

– Хорошо, – одновременно ответили родители.

Здорово, что они понимают мою невысказанную просьбу. Каждый раз, появляясь в комнате, я говорю какую-нибудь ерунду: «я здесь», «что делаете?», «как дела?»

Каждый, кто находится в этой комнате, что-нибудь отвечает. Так я узнаю, кто там.

– Нам обязательно ехать? – неуверенно спрашиваю. Может, они еще передумают?

– Мы же давно об этом договаривались! – отозвался папа. Даже когда он пытается говорить нежно, получается возмущенно или даже грубо. Такой вот у него голос, как наждачная бумага.

– Да, ты прав. Мне нужно общение с другими инвалидами, иначе съеду с катушек.

Наверняка они сейчас обменялись взглядами с выражением «опять дочь возмущается». Ну да, это стало моей второй натурой. Сложно, знаете ли, верить в радужный мир, если больше не можешь различать цвета.

– Ладно, простите, – я нащупала ногой стул и села. – Просто папа сам сказал, что в этом реабилитационном центре одни старики.

– Есть ребята и помоложе, – вступилась мама.

– О чем мне с ними говорить? Я помню, как приехала туда в прошлый раз. Меня посадили с какой-то теткой. Она спросила, как меня зовут и что я люблю. Я сказала, что обожаю зеленый цвет. А она даже не знает, что такое зеленый цвет и чем он отличается от розового! О чем с ней говорить?

Родители вздохнули в унисон. Конечно, им не понять меня. Кто-то из знакомых наплел им, что слепой девчонке полезно общаться с такими же, как она. Будто бы чужая жизнь должна стать для меня примером, что нельзя опускать руки.

Очнитесь! Я за несколько лет узнала, что скоро ослепну. С этой мыслью я успела переругаться, наплакаться и в конце концов смириться. Только вот родители не верят. Думаю, наверное, что я попытаюсь наложить на себя руки или еще что-нибудь. Ха! Не дождутся.

– Аврора, если хочешь, можем не ездить, – смиренно произнесла мама.

– Правда?

– Если ты думаешь, что тебе это не нужно…

– Ура! Пап, ты не против?

Мне захотелось обнять их обоих, но я только примерно знаю, где они сидят.

– Раз уж мы все равно собрались, давайте куда-нибудь выберемся, – предложил он.

Сегодня мой день! Мы выбрали поездку в торговый центр. Мама решила, что мне пора обновить гардероб. Говорит, за зиму я сильно вытянулась. Интересно, как я теперь выгляжу? Каждый раз, когда я пытаюсь вспомнить свое лицо, вижу только отдельные детали: губа с аккуратным шрамом – еще в детстве укусила собака, когда я пыталась ее поцеловать. Нос с горбинкой – стукнулась лет в десять, не заметив стену. Огромные ресницы, которым каждая знакомая женщина обязательно делает комплимент. Я свои ресницы терпеть не могу, в детстве даже обрезать хотела. Красивая рамка для невидящих глаз.

Обувь на плоской подошве, рюкзак за спиной, складная тросточка и темные очки. Так вот я выгляжу теперь.

– Мам, а давай проколем мне бровь? – предложила я, пока она обувалась.

– Это еще зачем?

– Ну, все запрещают детям прокалывать бровь, потому что от этого портится зрение. Но мне-то хуже уже не будет?

– Будет, когда надеру тебе уши! Не говори ерунды, Аврора. Нечего носить железки на лице.

Самое грустное, что без ее ведома я даже сбежать и сделать пирсинг не могу. Или татуировку. Не то чтобы мне действительно этого хотелось, но грустно осознавать собственную ограниченность.

Ступеньки в подъезде, одиннадцать шагов до машины. Папа, как всегда, вышел пораньше и подогнал ее поближе к подъезду.

– Шел дождь? – спросила я.

– Нет, но на небе тучи, – ответила мама и распахнула дверь машины. Пришлось отпустить мамину руку и забраться в авто.

Запах дождя угадываю безошибочно, как и аромат зимы.

До магазина добрались быстро. Спросила у папы – всего за тринадцать минут. К моей привычке все считать родители относятся снисходительно: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не повешалось.

– Какие джинсы хочешь?

– Черные.

Не удивлюсь, если мама давно покупает что-то на свой вкус, а цвет у меня спрашивает ради приличия. Однажды случится чудо, ко мне вернется зрение и я увижу свой гардероб: весь в розовых рюшечках и с платьишками в горошек. Фу!

Мы слонялись по торговому центру не меньше часа, изредка заходили в магазины, где приходилось что-то мерить. Шум меня забавляет. Быстрые шаги, рекламные слоганы, спокойная музыка, случайно услышанные фразочки. Мир вокруг живет!

– Ты идиот! Просто подойти к нему сзади и вытащи омен из кармана. Ты вор или нет, почему я должна тебя учить?

Фраза, выхваченная из общего шума, заставила меня замереть. Мама, ведущая меня за руку, тоже остановилась.

– Аврора, все нормально?

– Да, просто учуяла вкусный запах.

– Мы как раз возле фаст-фуда, хочешь что-нибудь?

Я кивнула. Ненавижу фаст-фуд, но если это поможет мне задержаться здесь…

– Ты простая, как табуретка! Омены повышают внимание, сама знаешь. Если такая умная, пойди и вытащи сама!

– Я не могу, ты и сам знаешь. Прорицатели не могут брать омены без спроса. Я нашла его хозяина, а ты должен достать амулет.

– У тебя бы точно получилось, Анька, потому что доставать ты точно умеешь! Меня, например!

– Идиот.

– Курица!

– Что ты сказал?

– Да нет же, тот мужик возле аниматора-курицы! Пошли к нему, бегом!

Возмущенная парочка вышла из моей зоны слышимости.

Неужели я действительно подслушала, как ругаются воришки? Забавно, что никто другой не обратил на них внимания.

Мама продвинула меня на два шага. Похоже, мы стоим в очереди: впереди пробивают заказ, со всех сторон обсуждают еду. Еще и этот запах жареной картошки фри! С тех пор как я лишилась зрения, у меня обострились все оставшиеся чувства. Переживать голод стало значительно сложнее.

Мама выбрала для меня какую-то еду и усадила на пустое место. Я ощупала границы стола – небольшой, круглый. В середине коробочка с салфетками: сразу вытащила пять штук. Сложно есть аккуратно, если не видишь, что подносишь ко рту.

– Он ничего и не заметил!

Я чуть не подпрыгнула от радости! Это голос того парня-воришки, они вернулись! Хотя бы перекус не будет таким скучным, как обычно.

Парочка уселась за соседним столиком, шагах в трех. Мне даже не пришлось прислушиваться, чтобы различать их голоса из сотен других.

– Так для кого, говоришь, этот омен? – спросил воришка.

– Просто отнесем в антиквар, там уже решат, что с ним делать. Дай посмотрю!

Что-то звякнуло. Почему-то я представила металлический ремешок наручных часов. В детстве я часто таскала у папы такие часы и бесконечно отсчитывала секунды.

– Рэм, ты чувствуешь что-нибудь, когда берешь в руки омен? – спросила девушка. Кажется, он называл ее Аней.

– Ничего особенного. А ты?

– Это сложно описать. Каждый раз, когда я касаюсь чужого омена, у меня дрожь по всему телу. Как если бы я была почти закончившейся батарейкой, и тут кто-то подключил меня к аккумулятору. Энергия бежит по всему телу. Кажется, будто я могу все на свете!

– Ань, ты вроде на электрика учишься?

– Это к делу не относится! Я тебе душу раскрываю, а ты…

Я невольно хихикнула. Ссорятся как два болвана.

Сигнал на телефоне. Парочка мгновенно перестала ругаться.

– Пришел приказ. Омен отдадим прямо сейчас.

Это сказала девушка. Звук двух отодвигающихся стульев – и парочка исчезла. Зато подошла мама и поставила передо мной поднос с едой.

Подслушивая чужие истории, даже маленькие частички чужой жизни, я отвлекаюсь от своей – унылой и темной. Воришка с девушкой ушли, и чувство радости вместе с ними. Мне осталось быстро доесть безвкусную пищу и спросить:

– Где папа? Уже домой хочется.

Мама тут же позвонила ему. Мы встретились в середине торгового центра и вместе отправились к машине. Я держалась за маму: не хочется доставать трость и привлекать внимание. Темных очков, которые не снимаю даже в помещении, вполне достаточно. К тому же я пока не очень хорошо управляюсь с тростью.

Интересно, сколько шагов от эскалатора до парковки? Один, два, три…

– Ир, гляди, что нашел, – папина фраза сбила счет. Мы остановились. Что-то звякнуло в его руке.

– Надо отдать в гардероб, вдруг кто-то будет искать, – сказала мама.

– Это старье? Ты посмотри на них, они же явно никакой ценности не представляют. Не работают даже.

Что же он нашел?

– Пап, что это?

Он взял меня за руку и вложил в ладонь что-то холодное, металлическое. Браслет?

– Это часы, Аврора. Старые, у моего деда такие же были. Еще и не работают. Хотя нет, я вспомнил! Их нужно заводить. Вот, смотри, тут сбоку есть механизм.

Папа направил мои пальцы на маленькое ребристое колесико. Я провернула его несколько раз с тихим потрескивающим звуком, будто старую шкатулку завела, и приложила часы к уху, чтобы убедиться: идут. Мерно отсчитывают секунды.

– Работают. Круто! – восхитилась я. В моих руках подрагивал и потрескивал живой организм. А еще ремешок на этих часах состоит из десятка холодных пластинок. Звук от их соприкосновений такой же, как я слышала у той пары воришек!

– И все же нужно вернуть их хозяину, – неуверенно сказала мама.

– Хорошо, – согласился папа, но отбирать у меня часы не стал. – Только отдавать я их никому не буду, знаю я их. В лучшем случае закинут в дальнюю коробку, а в худшем – себе заберут. Подойду к администрации, оставлю свой номер. Если кто будет искать, пусть позвонит мне и опишет часы. Аврора, поверни-ка их обратной стороной, вдруг есть гравировка?

Я протянула руку. Не уверена, повернула ли часы нужной стороной. Папа хмыкнул.

– Их владелец какой-то псих.

– Почему? Что там написано?

– Тут написано «собственность Немой Жрицы», – прочитал папа. – Может, сектанты?

– Собственность Немой Жрицы попала в руки слепой девчонке, – я улыбнулась собственному открытию и сжала часы в руках. Настроение почему-то улучшилось. Мне даже показалось, что я чувствую биение часового сердца в кулаке. Неужели это секундная стрелка так сильно дергается?

Папа ушел оставлять номер администратору, а мама медленно повела меня к машине.

Тук-тук-тук. Я слышу каждый маленький удар часов, и это биение совпадает с моими шагами. Двадцать пять, двадцать шесть…

Мы уже вышли на парковку. Я чувствовала это по реву заведенных двигателей и прохладному ветерку. Под нашим торговым центром огромная парковка. В детстве мне казалось, что здоровенное здание однажды рухнет на крыши автомобилей. Сейчас чувство тревоги тоже не отступало, но уже по другой причине.

Тридцать три, тридцать четыре… часы перестали биться.

– Мам, стой! – я дернула ее так резко, что сама испугалась.

Звук тормозов рядом. Едкий запах выхлопного газа ударил в нос. Я закашлялась. Мама вцепилась в мою руку.

– Аврора! Ты в порядке?

Мама начала меня ощупывать, словно проверяя, все ли конечности на месте. Мне показалось, что она всхлипнула.

– Ты чего, мам?

– Ты меня спасла! Машина выскочила, а я…

Она судорожно меня обнимала, а я все не могла понять: как я ее спасла? Неужели мама не видела этой машины? Да и при чем тут я? Я всего лишь отвлеклась на остановившиеся часы. Хотела их опять завести и уж точно не собиралась никого спасать.

– Ира, тебя не задело?

У папы взволнованный голос. Он подбежал и начал успокаивать маму. Наверное, он шел как раз за нами и все видел. Я оказалась в центре событий, но даже ничего не почувствовала! Только глаза слезятся от дыма выхлопной трубы.

Мама повела меня к машине торопливо, будто боялась, что опять внезапно выскочит безумный водитель. Только когда мы оказались на заднем сиденье, она облегченно вздохнула. Я чувствовала, как у нее трясутся руки. Папа сел за руль, но мы почему-то не двигались.

– Пап?

– Да. Сейчас. Просто дай прийти в себя…

Он завел машину, но мы все еще не двигались.

– Я вас обеих чуть не потерял. Вот бы притормозил этот урод, я бы ему…

Папа сдержался и не продолжил.

Я ощупывала часы. Все дело в них. Они остановились, я явно это почувствовала. Только из-за них я остановилась сама и дернула маму.

Наверное, заряд закончился, потому и стрелка перестала двигаться? Только вот теперь она вновь бежала вперед, давая мне чувствовать ее движение.

Но ведь я не успела завести часы! Они заработали сами?

Глава 2

Остаток дня прошел как обычно. Папа осмотрел часы и даже нашел их модель в интернете. Говорит, такие во времена СССР делали. Мне нравилось, что теперь не нужно отсчитывать секунды самостоятельно – теперь часы делают это за меня. Секундная стрелка трещит, быстро и шумно пробегая по циферблату. Когда сдвигается минутная, часы аж содрогаются! Интересно, неужели все наручные часы так сильно реагируют на смещение времени или просто мои чувства так сильно обострились? В любом случае я слышу тиканье, даже когда не прислоняю часы к самому уху.

– Аврора, ты училась сегодня? – строгий голос мамы.

Она изображает из себя серьезного педагога, но зря. Даже если я прямо сейчас скажу ей «не хочу учиться, хочу жениться!», мама только ахнет и убежит просить помощи папы.

Впрочем, я так делать не буду.

– Училась. Читала. И считала, и писала! – ответила я.

Уроки сделаны давно. Монотонный голос в аудиоучебнике надоел. Я вертела в руках телефон, по пути пытаясь вспомнить, куда подевала карандаш. Кажется, сунула в органайзер?

Нащупала руками вертящуюся подставку. Нужно попросить папу, чтобы он сделал ее неподвижной. Линейка, холодный металл ножниц (на них родители надели колпачки), шуршащий набор скрепок. Все это мне больше не понадобится, надо их выбросить, но никак рука не поднимается. Раньше мне нравилось рисовать или делать что-нибудь руками. Теперь приходится искать другие развлечения.

Карандаш! Шестигранная поверхность, резинка на конце, отломленная до металлического обруча. Этот скол я успела выучить на ощупь, свой карандаш отличу от тысячи похожих.

В наушниках побежала череда звуков, коротких и длинных:

Ти-ти-тааа-ти, тааа-ти-тааа-тааа…

Эту задумку мы с папой исполнили недавно. Когда я более-менее изучила шрифт Брайля, этого оказалось мало. Принтер, печатающий этим шрифтом, стоит слишком дорого, а учебников или книг для слепых и вовсе не найти. Разве что в специальных библиотеках, куда ездить у меня никак не получится.

Тогда-то мы и решили, что Брайль – не единственный вариант. Папа нашел для меня программу, которая любой текст диктует азбукой Морзе. Поначалу в голове была каша из коротких и длинных сигналов. Самоучитель едва помогал, а заниматься со мной никто из родителей не мог – они и сами азбуку Морзе не знают.

Но пара месяцев усердных занятий – и вот я уже без труда понимаю короткие тексты. Пока что слушаю русские народные сказки. Получается гораздо дольше, чем если бы их читал роботизированный голос, так что учиться с помощью азбуки Морзе было бы очень глупо, но сам процесс мне нравился. «Переводчик» в голове сам превращает сигналы в буквы, не приходится даже напрягаться. А главное – нет этого занудного дикторского голоса, как в аудиокнигах!

Жаль, что я самостоятельно не могу загружать нужные тексты в телефон, приходится просить папу. Да и большие тексы в таком формате слушать неудобно, голова начинает болеть.

«Жили они долго и счастливо», – это предложение морзянка передавала секунд двадцать. Дослушивать я не стала – все сказки оканчиваются одинаково хорошо, аж тошнит. Все у героев здорово, все счастливы. Принцесса съедает волшебную грушу и излечивается от смертельной болезни. Я вот даже не умираю, так где же моя груша? Где принц, который меня спасет, и верные слуги?

Я отложила плеер и вышла из-за стола. Два шага до кровати, еще три до двери.

Я давно смирилась, что жизнь – это не сказка. Уж не моя точно. Надеялась, что врачи ошиблись с диагнозом – дистрофия сетчатки. Верила, что точно не попаду в ничтожный процент людей, которые полностью теряют зрение. Когда это произошло, молилась, что родители найдут выход и вылечат меня. Каждый раз чуда не случалось.

Привычно коснулась рукой дверного косяка, повернула налево. До кухни десять шагов по коридору и еще пять после поворота. Этот участок я прохожу свободно, даже за стену держаться не нужно.

Пару месяцев назад мама заговорила со мной. Сказала, что мою болезнь начали лечить, но пока это только эксперименты заграницей. Чтобы их оплатить, понадобилось бы продать квартиру – и еще не хватило бы.

– Зато поиски уже начаты! Ты не до конца жизни останешься без зрения! Потом эти операции будут дешевле, мы с отцом успеем накопить… – тогда мама очень воодушевилась. Я кивала, конечно. Пыталась улыбаться. Только я лучше всех знаю, что мне не избежать вечной темноты.

Шесть шагов, семь… привычно вытягиваю руку в сторону, чтобы коснуться стены.

От неожиданности я даже остановилась. Неужели так сильно задумалась, что сбилась со счета? Стены справа не оказалось.

Еще два шага. Три. Четыре. Стен нет! Ни справа, ни слева.

– Мам!

Ноги затряслись. Я опустилась на колени и поползла вперед, выставляя вперед руку, чтобы не стукнуться. Под коленями – гладкий пол, будто по стеклу ползу. И это вместо привычного бабушкиного ковра, который лежит в коридоре!

– Мама! Папа! – голос дрожал.

Я сменила направление и поползла в другую сторону, но невидимые стены словно убегали от меня.

Позади я услышала мамин голос. Она не спешила ко мне на помощь, да и вообще будто меня не слышала. Говорила о чем-то тихо, шепотом. Я поднялась и пошла на голос, выставив руки вперед. Часы на запястье стучали медленно, раз в десять секунд.

– Конечно, все будет хорошо, милая, – я наконец смогла различить голос мамы.

– Ай!

Запнулась обо что-то! Это даже обрадовало: наконец хоть какой-то предмет в мире без стен. Я наклонилась и нащупала деревянную тумбу. Нет, сундук! Такой был у меня в детстве, там хранились все игрушки.

– Тебе нужно носить эти очки, пока доктор не решит, что с тобой делать, – сказала мама.

Странное ощущение дежавю, будто я уже слышала эту фразу. Да и с чего бы ей говорить это?

– Мам, ты чего? Что происходит?

Она не откликалась. Зато я услышала противный писк.

– Я в очках некрасивая! – какой ужасный голос. Черт, это же я говорю! Маленькая я!

Уселась на сундук, чтобы не упасть. Это странный розыгрыш? Или сон? Или я все-таки сошла с ума? Только этого для полного счастья не хватало!

– Аврора, ты красавица! И очки подберем такие, чтобы тебе нравились. Хочешь быть похожа на того мальчика-волшебника из фильма? Можем купить круглые очки.

– Не хочу!

– Может быть, с толстой оправой, как у вашей учительницы?

– Ужасно!

Я сидела и слушала, как капризная девчонка спорит с мамой. Капризная – только со стороны. На самом деле в тот день мне было очень страшно. И из-за зрения, которое внезапно оказалось хуже, чем у одноклассников, и из-за перспективы носить некрасивые очки. Детские страхи, несоизмеримые с настоящей паникой от потери зрения, которая случилась гораздо позже. Этот диалог я прекрасно помнила, хоть он и произошел, когда я едва пошла в первый класс. Только почему я слышу его вновь? И страшнее всего – я же сижу на сундуке для игрушек, который мы продали лет пять назад. Получается, я даже собственным ощущениям не могу доверять.

Хотя тот ли это сундук? Я пошарила по крышке. Круглая, выпуклая. Сидеть на ней в детстве было неудобно, а сейчас тем более. Декоративный замочек здесь искусственный, что не мешало мне пытаться его взломать: то карандашом, то шаловливым пальчиком.

Удачнее всего получилось вилкой. Когда-то я сковырнула замок и погнула его. Уверена, это они подделать не могли! Кто «они» – не так важно.

Я торопливо нащупала место замка. Ага! Прямой, без единой неровности! Ощущая необъяснимое чувство победы, я рассмеялась.

– А замок-то – ненастоящий! И сундук ваш. И воспоминание мое!

Сама не знаю, почему я это сказала. Зато в ответ на мои слова сразу замолчали искусственная мама и маленькая Аврорка. Часы забились быстрее, словно своими словами я запустила их механическое сердце.

– Аврора, что с тобой?

Затопал папа и рывком поднял меня с колен. Я ощупала его, добралась до лица – щетина. Небритый, как обычно. Наверняка настоящий.

– Ты упала? Ушиблась? – тут же подбежала обеспокоенная мама. – Игорь, я же говорила, убери эту чертову табуретку с прохода!

– Все нормально.

Мои слова сделали только хуже. Мама схватила меня за руку и увела в спальню, где уложила на кровать. Папа тут же примчался следом, чем заработал возмущение мамы:

– Ты обалдел? Зачем ей градусник?

Суетливое мельтешение родителей не подделать – это точно они.

Но действительно, что же со мной случилось? Я ведь слышала тот разговор, чувствовала поддельный сундук…

Через пять минут мельтешения родители сошлись на том, что я запнулась и упала, потеряв сознание. Мама говорила так уверенно, что я и сама почти поверила. Действительно, ничего более логичного на ум не приходит.

Они ушли на кухню ужинать. У меня аппетита не было, поэтому я осталась в спальне. Только дверь прикрыла, чтобы не слышать шум телевизора.

Голова болит. Непонятно: я действительно ударилась или это из-за того, что я не могу разгадать странную загадку с воспоминанием? Все-таки послушаю пресловутую аудиокнигу. Хоть немного отвлекусь.

Я услышала стук в окно. Поначалу, сидя на кровати, я даже не сдвинулась с места. Надеялась, что показалось. Но стук повторился, на этот раз настойчиво.

Два шага до окна. Поворот пластиковой ручки – свежий весенний ветер в лицо.

– Эй, ты! – услышала молодой мужской голос снизу. – Покажи правую руку, срочно!

Не знаю, почему я решила послушаться. Вытянула руку в окно и тут же ударилась об решетку костяшками пальцев.

– Часы все еще работают! А я-то боялся, что опоздал!

Говорящий явно волновался. Голос чуть подрагивал. Другой человек, наверное, на это и не обратил бы внимания, но, раз уж я не вижу выражения лица, хотя бы интонации могу различать.

Я решила блефовать. Как в фильмах, когда герой не знает, что происходит, несет чушь, а она внезапно оказывается правдой.

– Ты опоздал. Со мной кое-что случилось.

– Черт, только не говори, что ты попала в эфир?

– Какой эфир? Я вообще телевизор не смотрю!

– Да я не про то! Ты видела что-нибудь странное? Что-то, чего не могло быть на самом деле? Типа галлюцинаций, иллюзий…

Я постаралась опустить голову, наугад направляя взгляд. Я знаю, как жутко это выглядит со стороны, когда слепой человек смотрит на тебя. Когда понимаешь, что его глаза не видят ничего, кроме пустоты.

– Ой… прости… я забыл, что ты…

– Слепая. Не стесняйся говорить это слово, я привыкла. Как ты догадался, я никакой эфир не видела. Что это, кстати? Что за иллюзии? При чем тут мои часы?

Парень громко вздохнул.

– Слушай, я не могу сейчас говорить. Ты ведь дома не одна?

– Родители на кухне, – подтвердила я.

– Не хочу получить по шее от твоего бати. Понимаешь, парень в комнате одинокой девушки, все такое. Я приду завтра, часа в четыре. Они будут на работе?

– Да.

– Отлично! А пока отдай мне часы.

Я прижала руку к груди. Не знаю почему, но я не могу отдать их!

– Еще чего. Зачем они тебе?

– Время узнать, блин! – раздраженно ответил паренек. – Я просто не хочу, чтобы на тебя опять напали!

– Я не отдам часы.

– Если твой омен потеряет силу, мне оторвут голову. Уже третий раз за месяц!

– Боюсь представить, сколько у тебя голов. Но часы я не отдам. Говоришь, я попала в какой-то там эфир? Значит, я благополучно из него выбралась – без чьей-либо помощи!

Парень усмехнулся.

– Это невозможно! Этому обучаются долгие месяцы. Мне говорили, что нужно защищать слабых девчонок, но про хвастливых никто не предупреждал! Хочешь, чтобы тебя склевали вороны – удачи! Я приду завтра. Если только к тому времени никто не стащит часы.

Я услышала хруст веток. Он уходит!

– Подожди! Скажи хотя бы, как тебя зовут!

Хруст смолк.

– Я – Рэм. Чтоб ты не переспрашивала – Революция, Энгельс, Маркс. Рэм. А ты?

– Аврора. Чтоб ты не переспрашивал: услышу песню «что тебе снится, крейсер Аврора» – прибью.

Я вновь услышала шаги. Возможно, он помахал напоследок. Мне нравится представлять, что люди не думают о моей слепоте.

– Аврора, с кем ты говорила? – донесся крик с кухни.

– Сама с собой, мам, как обычно.

Я захлопнула окно и коснулась часов. Что же будет завтра?

Глава 3

Я никак не могла уснуть. То и дело нажимала телефон, и тот противным бесчувственным голосом разрывал ночную тишину: «двенадцать часов, пятьдесят одна минута», «один час, пятнадцать минут», «три часа, десять минут». Утро приближалось, страхи о загадочном эфире отступали.

Взамен пришло волнение: кто этот парень под окнами? Почему он говорил загадками, при чем тут мои новые часы?

Уснула незаметно. Снилось что-то беспокойное: я убегала от цветного монстра. Даже если ночью ко мне приходят самые жуткие кошмары, встаю всегда в хорошем настроении: хотя бы во сне я могу видеть.

Утром я проснулась, услышав, что родители собираются. Подскочила, дошла до кухни, поздоровалась. Так и ходила хвостиком, пока они не ушли. Подозрительно, наверное, но мне казалось очень важным убедиться, что они ничего не забудут, не вернутся потом посреди дня.

Ровно в три часа дня раздался стук в дверь. От волнения мурашки пробежали по телу. В это время ко мне обычно приходят учителя, но что, если это кто-то другой? Тот, о ком говорил Рэм?

Я подошла к входной двери, ощупала ее. Уже и не помню, есть ли у нас глазок…

– Кто там?

– Аврора, это Елена Александровна! Здравствуй! – знакомый голос прозвучал за дверью. Надо же, даже когда здоровается, она пытается казаться очень строгой. Как учителя живут с таким голосом?

Математичка зашла в дом. Я узнала бы ее и без слов: яркий, до тошноты сочный аромат духов. Когда мы подолгу занимаемся с ней, у меня начинает болеть голова.

– Ты готовилась? Сейчас сложные темы, тебе нужно заниматься упорнее остальных! – она начинает каждую нашу встречу с этого напоминания.

В целом, она отличный педагог. Одна из немногих, кто не ведет себя со мной как с инвалидом. Пытается все объяснить, рассказать, а не отделаться чтением вслух какого-нибудь параграфа. Ее строгость легко сбить, если заговорить на постороннюю тему: она тут же поддерживает разговор. Может, это из жалости ко мне? Может, она считает, что я очень одинока и нельзя мне отказывать в общении?

Все это отлично, но не сегодня. До прихода Рэма всего час, а занятия иногда затягиваются на полтора или два!

– Аврора, не отвлекайся.

Интересно, как она понимает, что я отвлеклась? Наверное, учительский инстинкт. Что же делать, как ее побыстрее спровадить?

– Простите, просто сегодня не очень хорошо себя чувствую, – притворилась я и для убедительности даже коснулась виска.

– Ничего, нам осталось немного. Я сегодня тороплюсь, уйду в половину пятого.

Она как будто издевается. Хочу вернуться в школу, где уроки в экстренной ситуации можно прогулять, где они не длятся часами без перерыва.

Математичка рассказывала мне что-то про теоремы и доказательства, а я все никак не могла сосредоточиться. Даже птица, стучащая клювом по дереву, казалась интереснее. Надо бы закрыть окно…

На секунду показалось, что я услышала что-то странное. Этот стук – какой-то он необычный!

Я коснулась часов на руке, чтобы приглушить слишком громкое тиканье. Среди непрерывного стука птички я уловила знакомый ритм. Морзянка!

О – Т – Ч – Е – Т. Отчет?

Чем только не пытается отвлечь мозг, лишь бы не учиться!

– Тебе пока все понятно, Аврора? Если нужно, повторю.

– Нет, Елена Александровна, не надо. Я внимательно слушаю.

Слушаю, да. Только не вас. Теперь я уже не могла сосредоточиться ни на чем, кроме загадочного стука. Птица словно издевалась и продолжала выбивать слова морзянкой: «Проверка в школе. Отчет. Проверка в школе. Отчет».

А может, это и не птица вовсе? Может, это Рэм увидел, что я не одна дома, и пытается подать мне сигнал, помочь избежать урока?

– Аврора, мне все-таки кажется, что ты меня не слушаешь! – возмутилась математичка.

– Простите. Просто я задумалась о школе. Я ведь уже больше года не ходила туда.

– Ах вот оно что, – строгий голос смягчился. – Я тебя понимаю. Скучаешь по друзьям? Могу поговорить с вашим классным руководителем, она организует встречу.

– Нет! – я выпалила это слишком быстро. С тех пор как я перестала посещать школу, ко мне никто не приходил. Пара человек писали в соцсетях, но зрение уже не позволяло мне читать. Никто из них не захотел быть рядом со слепой девчонкой. Даже те, с кем мы неплохо общались. – Не надо, ни по кому я не скучаю. Разве что по школе. В коридорах зимой по-прежнему холодно? А внешне школа изменилась?

Я несу чушь. Птица за окном продолжает выбивать занудную фразу «проверка в школе», а я не знаю, как к ней подвести!

Часы в зале прозвенели. Ровно четыре. Сейчас должен прийти Рэм! Что скажет Елена Александровна, когда услышит стук в окно? Или морзянку все же выбивает Рэм?

– Ох, Аврора, в школе сейчас ничего хорошего. Но если мы пройдем проверку, повысят финансирование… Ах да, проверка, – математичка задумалась. Это мой шанс!

– Что за проверка? У вас, наверное, столько работы сейчас!

– Много, конечно, – согласилась математичка. – Отчеты нужно делать, опять всю ночь работать.

– Я уже поняла тему, может, сократим занятие? У вас будет больше времени на отчеты, – ляпнула я, чувствуя, как щеки краснеют. Она на это ни за что не поведется!

– Да и самочувствие у тебя сегодня не очень, верно? – неуверенно спросила учительница. Неужели поддалась на уговоры?

– Да, с утра плохо себя чувствую! – в подтверждение слов я даже закашлялась. Хотя до этого говорила, что болит голова… Боже, какую чушь я несу.

Хлопнули страницы учебника.

– Мы сегодня хорошо поработали, Аврора. В следующий раз продолжим.

Она собрала сумку, а я чуть не прыгала от нетерпения. Дверь за учительницей я захлопнула с такой силой, что чуть не оглохла. И сразу же услышала стук в окно.

Держась за стену, я добралась до комнаты быстро, сократив привычное количество шагов в два раза. Обогнула кровать, распахнула окно.

– Привет!

Голос раздался так близко, что я отшагнула. Рэм говорит не с земли, он где-то на моем уровне!

– Ты что, летаешь? – глупо спросила я.

– Нет, просто залез на решетку. Вообще-то я надеялся, что ты ее откроешь, чтобы я смог забраться внутрь.

Я вздохнула с облегчением. Еще летающих парней вокруг моей квартиры не хватало.

– Да, я взяла ключ. Тут на решетке где-то есть замок.

Я начала шарить по решетке, но Рэм нетерпеливо забрал ключ.

– Я понимаю, конечно, что ты меня не видишь. Но прохожие все еще не лишены этой возможности. Одна бабулька уже пялится на меня. Спорим, сейчас вызовет полицию? Помаши в ту сторону, пусть видит, что я не вор и не маньяк.

Я не поняла, в какую сторону махать, но на всякий случай подошла вплотную к окну. Пусть видят, что хозяйка дома не против такого взлома.

– Держи, – Рэм вернул ключи, с грохотом распахнул решетку и прыгнул на пол. – Кстати, я не один. Ань, сможешь допрыгнуть?

С улицы раздались ворчания. И еще, кажется, какие-то обзывательства.

– Не надо никуда залазить! У меня, вообще-то, дверь есть, – возмутилась я и выглянула в окно. – Аня, верно? У меня третья квартира, заходите.

– Неужели наконец адекватный человек! – раздалось снизу, и дальше последовали шаги.

– Я как-то и не подумал, что можно войти через дверь, – смущенно сказал Рэм. Судя по звукам, он разулся и поставил обувь прямо под окном.

Через пару секунд раздался звонок в домофон. Я добралась до входной двери быстро, едва касаясь стен.

– Ты точно ничего не видишь? – спросил Рэм, идя за мной. – Так быстро ходишь!

– Только по дому. Выведи меня на улицу, и я едва ли смогу добраться до магазина, не сшибив пару машин.

Звонок в дверь. Я открыла и сразу протянула руку. Пацанский жест, конечно, но мне так удобнее. По рукам много что могу сказать о человеке. Например, трудягу с завода от комнатного мальчика могу отличить. Иногда даже возраст определяю: почти у всех стариков сухие руки с мягкой, немного обвисшей кожей. Раньше я этого и не замечала.

– Привет! Я Аня! – поздоровалась девушка и подала ладонь. Я коснулась ее и чуть не отдернула руку.

– Ой! Что у тебя с кожей? На ощупь как ожог.

Аня и Рэм засмеялись. Я почувствовала себя глупо.

– Это у нее татуировки! – подсказал Рэм. – Человеку шестнадцать лет, а она уже половину тела закрасила, а вторую половину – исколола.

– Не половину, а только одну руку! Да и то – не сильно.

– Никогда не пробовала, какие татуировки на ощупь, – призналась я. Аня закрыла дверь, сбросила обувь и вновь коснулась моей руки.

– Можешь посмотреть, если хочешь. Я не против.

Мне кажется, в этот момент она улыбнулась. Да и ее «посмотреть» вместо «пощупать» меня подкупило. Интересно, почему они пришли вдвоем, неужели друзья? Такие разные люди!

Я пробежала пальцами по ее руке быстро, чтобы не докучать. На ощупь рисунок, конечно, не понять, но казалось, что я вот-вот разгадаю, в какой узор складываются линии. Тату доходила до локтя и, возможно, выше – проверять я не решилась. В местах, где нанесена краска, кожа казалась слегка выпуклой, шершавой.

– Спасибо, – я отпустила руку Ани. – Что у тебя изображено?

– Все, что было в моей жизни важного. Если хочешь, я потом расскажу.

– Как много в твоей жизни важных вещей, – я замолчала на секунду, но не дала себе погрузиться в раздумья. – Ну так что? Вы расскажете мне, что за ерунда произошла вчера?

– Да, мы же за этим и пришли. Давайте сядем? – Рэм без предупреждения потопал в сторону спальни. Он специально ходит на пятках, чтобы создавать больше шума? Очень мило с его стороны.

Мы с Аней последовали за ним. Оказавшись в собственной спальне, я не сразу поняла, где Рэм находится. Я хотела сесть на кровать, но что, если он уже там сидит? Мне кажется, его наглости хватило бы, чтобы поселиться в квартире вместо меня, не говоря уже о занятом месте.

Скрипнул компьютерный стул. Я опустилась на краешек кровати. Аня прошла куда-то в сторону книжного шкафа. Родители хотели переставить его в зал, но я попросила оставить. Люблю иногда ощупывать корешки книг, которые когда-то погружали меня в радужные миры. Благодаря им мне не так скучно в пустоте.

– Как твои часы? – спросил Рэм. – Ничего необычного больше не случалось?

– Расскажи про вчерашний день, – вмешалась Аня. – Ты действительно побывала в эфире? Что ты видела?

– Ничего, как и обычно, – ответила я. – Зато я слышала будто бы кусочек своего прошлого. Очень далекого, я тогда была совсем маленькой. Это был разговор с мамой, а я словно наблюдала со стороны… что это было?

Вместо ответа Аня коснулась моего запястья и приподняла часы чуть выше.

– Часы работают. Сила омена все еще на месте. Значит, ты как-то смогла выбраться из эфира и не отдать ничего взамен. Твои родители прервали его?

– Не знаю. Ты говоришь что-то непонятное…

– Из эфира сложно выбраться, – объяснила Аня. – Если в двух словах, эфир – это иллюзия, которую создает для тебя другой человек. Это могут быть воспоминания, мечты, кошмары. Что-то настолько реальное, что ты не можешь понять, происходит ли все на самом деле или ты попалась в эфир. Для тебя единственным шансом выбраться было бы вмешательство со стороны. Другой человек должен был пробудить тебя или коснуться создателя эфира.

– Но ничего этого не было!

– Аврора думает, что выбралась сама, – с усмешкой сказал Рэм. – Даже я не всегда могу избежать эфира! А ты, не зная о нем ничего, вдруг сбежала? Хвастунья!

– Но это правда! Кажется… – я задумалась, припоминая. – Там был сундук с игрушками из моего детства. В этой иллюзии. Я помнила, что там был сломанный замок. Нащупала – а он оказался целым. Потом все пропало.

– Ясно, – протянула Аня. – Ты нашла дыру.

Рэм фыркнул.

– Ей просто повезло.

– Может быть.

– Что такое дыра? – спросила я. То, что гости общаются загадками, начинает напрягать!

– Это недочет в эфире. Дыра, через которую можно выбраться. К примеру, кое-кто, – Аня выделила это слово. – Очень любит выбираться из эфира, вламывая по челюсти ближнему своему. Все бы ничего, только иногда этот «кто-то» ошибается и бьет по настоящему человеку!

– Это было всего один раз! К тому же я почти промазал, – Рэм звучал неуверенно. – Блин, я ведь уже извинялся. Да и нос у тебя быстро зажил, даже горбинки почти не осталось.

– Так вот, про дыры! – Аня повысила голос, показывая, что не хочет говорить об этом. – Такое случается, если ворон, который поймал тебя в эфир, недостаточно все продумал. Оставил какую-то лазейку, неточность.

– Думаю, ей необязательно это знать, она же не собирается идти в прорицатели, – встрял Рэм.

– Она сбежала из эфира! Если это не случайность, мы обязаны ее хотя бы показать всем.

– Да она же не видит ничего!

– Ты, болван, тоже много чего не видишь, хотя с глазами у тебя все в порядке! – вспылила Аня.

Повисло молчание. Я кашлянула.

– Просто чтоб вы знали… я не поняла ничего из сказанного.

Аня села рядом и положила руку мне на запястье, где держались часы.

– Прости, Аврора. Мне впервые приходится объяснять… Все это не так уж просто. Давай начну с того, что я – прорицатель.

– Ясновидящая? – спросила я.

– Не совсем. Прорицатели – те, кто может заглядывать чуть дальше, чем обычные люди. В прошлое, будущее, в чужую голову. Я, например, из последних. Если я достаточно много узнаю о человеке, то могу вжиться в его роль, начать мыслить, как он. Предугадывать действия. Но это лишь моя особенность, другие прорицатели имеют иные таланты. Кто-то пользуется картами Таро, другие слышат голоса, третьи и вовсе ничего не знают о будущем, зато умеют создавать эфиры.

– А Рэм?

Я почувствовала, как ее рука дернулась.

– Он не прорицатель. Рэм вор, обычный человек. Он добывает для нас омены. Предметы, впитавшие достаточно эмоций, событий, чтобы стать чем-то вроде амулета. Иногда люди без способностей бывают полезнее прорицателей, они не связаны никакими законами.

– Опять не понимаю…

Аня щелкнула ногтем по моим часам.

– Вот один из оменов. Не самый сильный, кстати, но достаточно мощный, чтобы за ним начали охоту вороны. Но давай сначала разберемся с оменами, – мне показалось, что в интонации Ани я различила лекторские нотки. Рэм сказал, что ей шестнадцать. Может быть, она учится на преподавателя? – Бывало ли у тебя такое, что какая-нибудь вещь становилась словно талисманом? Счастливое платье, в котором все получается, или удачливая ручка, которой все экзамены пишешь только на пятерки?

– У меня была игрушка. Говорящая лисичка, – я вспомнила ее до малейших деталей: выцветшая от времени, с севшей батарейкой в плюшевой груди, из-за чего лисьи фразы тянулись, словно замедленная запись. – Я брала ее в детстве в больницы, каждый раз. Вроде как талисман. Когда я забывала игрушку, мне рассказывали страшные диагнозы, а проверка зрения проходила хуже. Зато когда лисичка была со мной, врачи становились добрые, да и больница не такой страшной казалась…

– Возможно, это был омен, – подтвердила Аня. – Они встречаются повсюду. Но эта игрушка подходила только тебе, другому человеку она вряд ли помогла бы. Впрочем, скорее всего, это был слабый омен. Они помогают только чуть-чуть, в каких-то мелочах. Мы, прорицатели, ищем вещи посильнее. Такие, что могут пробудить в людях спящий талант, помочь справиться с тяжелой болезнью. Иногда омены дают какие-то магические способности, но таких на земле очень мало. Вот у Рэма, например, сейчас омен, который делает воровской талант лучше. Он может снять с тебя часы, а ты и не заметишь. Рэм, дай Авроре посмотреть. Только аккуратнее, чтобы омен не коснулся часов.

Тот подкатился на компьютерном стуле и взял меня за руку, давая потрогать какой-то кулон на веревочке, обмотанный вокруг запястья. Я отдернула руку.

– Колючий! Что это?

– Похоже на наконечник стрелы. Отличная штука, колет всех, кроме меня! – гордо произнес Рэм. – Если кто-нибудь стащит его – постоянно будет в ранах. Биться мизинцем об шкаф, резаться при готовке, ноги ломать. Ну… это в теории. А пока он помогает мне быть незаметным.

– А мои часы что умеют?

Рэм отъехал на стуле обратно. Аня продолжила говорить:

– Заранее никто не может определить. Мы только находим их и передаем людям, которые могут стать хозяином омена. А вороны их забирают.

Пока Аня объясняла, Рэм вертелся на скрипящем кресле. Со скуки он даже начал отбивать какую-то мелодию, постукивая пальцами по столу.

И снова чувство дежавю. Будто в этом нервном стуке кроется ритм, как тогда, во время урока! Снова морзянка!

А – Н – Т – И – К – В – А – Р.

Перевела ритм в буквы, даже не задумываясь. Теперь-то я уверена: это не может быть совпадением.

– Рэм, – позвала я, и он перестал стучать. – Спасибо, что помог избавиться от учительницы.

– Чего? – удивился он, чем подтвердил мои мысли. Это не он выстукивал морзянкой подсказку! И сейчас звуки создавал неосознанно.

Думаю, об этом пока что лучше не говорить.

– Да ладно, забудь. Аня, а что за вороны?

– Это бывшие прорицатели, – в ее голосе послышалось презрение, будто она вспомнила что-то очень мерзкое. – Те, кто не хочет помогать людям. Они тоже охотятся на омены, только не передают их владельцам, а выпивают силу. Вчера ты попала в эфир, потому что на тебя кто-то охотился. Можешь не бояться, Рэм вовремя нашел тебя. Тот ворон не успел далеко уйти, теперь он никому не причинит вреда… не подумай, мы не делаем им плохо, просто лишаем памяти. Возможно, он проследил за нами и увидел, кому мы передали часы.

– Так это вы передали? Родители нашли их!

– Не могли же мы их тебе в руки вручить, – отозвался Рэм. – Я видел твоего отца. Он бы мне шею открутил одной левой.

– Рэм прав, – сказала Аня. – Лучше подстроить, чтобы предмет будто случайно попал в руки нужному человеку. Главное, чтобы вороны не заметили. Однажды выпив силу омена, они навсегда теряют дар прорицания и не могут искать предметы и видеть будущее. Но они все еще могут создавать эфир.

– Зачем им это? Они становятся круче?

Рэм хмыкнул.

– Все вороны – напыщенные придурки. Они хотят получать от жизни все! То, что омен мог спасти кому-то жизнь, их не волнует. Выпитая сила дает им часть энергии. Делает их чуть здоровее, удачливее, сильнее.

Аня встала с кровати и зашагала по комнате. Подошла к окну. Благодаря едва заметному скрипу пола я всегда легко определяла, кто и где ходит по дому. А на дверь спальни и вовсе попросила повесить китайский колокольчик, который звенел, если дверь открывали.

– Почему этот ворон просто не напал на меня и не забрал часы? – спросила я. – Вроде бы со слепой девчонкой ему не сложно справиться?

– Они не могут брать чужие омены, – объяснила Аня. – Только если ты отдашь его добровольно. Не уверена, как все это работает, но прорицатели – и даже бывшие – будто связаны невидимыми законами вселенной. Возьмешь чужой омен без разрешения, и его сила обрушится на тебя, но не помогая, а наоборот.

– Ха, помню одного глупого мальчишку, который попытался стащить у Аньки странную бордовую шапку, – вмешался Рэм. – Помнишь, которая не дает потеряться? Так этот глупый вороненок, стащивший омен, так и не смог выйти из торгового центра, где ее украл. Бродил между тремя магазинами по кругу, не понимая, в какой стороне выход. Так-то и бывает, если прорицатели или вороны берут чужое. Но я – простой человек. Вот меня и используют, чтобы добывать чудо-штучки!

– И тебе щедро за это платят, – напомнила Аня и вновь обратилась ко мне: – В твоем эфире мама говорила с тобой маленькой? Возможно, потом малышка попросила бы оставить подарок из будущего, как знак, что все будет хорошо. И ты бы сжалилась и оставила часы собственному воспоминанию. Не уверена, что именно произошло бы, вороны постоянно придумывают уловки.

– И они продолжат на меня охотиться?

– Возможно. Если только ты не окажешься прорицателем. Учитывая, что ты выбралась из эфира, есть шанс. С нами они предпочитают не связываться.

Снова попадать туда не хотелось. Я вспомнила, как шла по пустоте без стен больше двадцати шагов, как бегала на четвереньках, не понимая, что происходит. Все это – проделки какого-то злого ворона ради жалкой безделушки? Я ведь даже не знаю, что эти часы делают! К сожалению, они точно не вылечивают мои глаза.

Разве что… за сегодня я уже дважды слышала кое-что странное. Ритм, зашифрованный в окружающих звуках.

Рэм начал стучать по столу пальцами. И вновь я слышу морзянку: «Антиквар. Антиквар».

Он сам понимает, что выбивает одно и то же слово?

Я решилась.

– Аня. Ты знаешь что-нибудь про некий… антиквар?

Рэм перестал стучать. Повисло молчание. Скрип стула – кажется, Рэм поднялся. Аня подошла к нему.

– Это что, розыгрыш? – глухо спросил Рэм.

– Опусти руку! – крикнула Аня.

– Ты только послушай, что болтает девчонка, мы ведь явно в эфире! Она не могла этого знать!

Раздались звуки борьбы. Я легла на кровать, прикрывая голову – Рэм бьет, чтобы выбраться из эфира!

– Да успокойся ты! – через силу прохрипела Аня. – Мы не в эфире, просто она прорицатель!

Все затихло.

– Говори, откуда ты узнала про антиквар? – жестко спросил Рэм. – Если ответ мне не понравится, я забуду, что ты девчонка! В эфире нет настоящих людей!

– Мы не в эфире! – прикрикнула Аня. – Думай башкой, прежде чем кулаки поднимать!

– Ты тоже можешь быть ненастоящей, – набросился Рэм. – Ну-ка расскажи что-нибудь, что знает только моя бестолковая коллега Анька!

– Я стерла память Василисе.

Похоже, эта фраза усмирила Рэма.

– И я об этом не забываю. Никогда. А ты, Аврора, говори, откуда узнала про антиквар?

Я перестала прятать лицо, села. Надо же было привести в дом двух психов! Так меня побьют, а никто и не узнает. Даже фоторобот их составить не смогу. Знаю только, что у Ани рука в татуировках, а Рэм выше меня на две головы – он всегда говорит будто откуда-то сверху.

– Ничего я не знаю ни про какой антиквар. Я это слово просто… просто оно пришло мне в голову!

Про морзянку, спрятанную в звуках, я решила не говорить. Во-первых, это прозвучит глупо. Во-вторых, пусть и у меня останется маленькая тайна.

– Антиквар – это место, где собираются прорицатели нашего города, – сказала Аня.

– Нашего города? Прорицатели есть и в других городах?

– Во всем мире. Где-то больше, где-то меньше. В нашем городе нас всего пара десятков, в столицах бывает по несколько тысяч.

– И все ищут омены?

– По большей части. Но некоторым приходят видения другого толка: могут предсказать ограбление, убийство… Хоть некоторые из нас и видят катастрофы заранее, не в каждый несчастный случай нам разрешают вмешиваться.

– Кто? – удивилась я. – Если знать, что завтра случится что-то плохое – почему бы этому не помешать?

– Начальство, – неопределенно ответила Аня и резко перевела тему: – Ты правда придумала это слово? Не подслушала? Рэм проболтался вчера?

– Ничего я не проболтался!

Я покачала головой.

– Просто само на ум пришло. И не первый раз. Сегодня, пока занималась с учителем, я смогла ее выпроводить прямо перед вашим приходом. И снова – с помощью случайно пришедшего на ум слова.

– Это может быть дар прорицания, – сказала Аня.

– Это может быть чушь и заговор воронов! – отозвался Рэм.

– Везде тебе чудятся заговоры! Аврора, говоришь, это началось сегодня? Часы она получила только вчера, вот дар и обострился! Это как линза под солнечными лучами. Без нее солнце просто светит, но стоит сфокусировать твои способности – и они становятся концентрированнее, мощнее. Может, раньше ты хорошо решала тесты, не зная наверняка ответы? У многих прорицателей так проявляется сила, а омен лишь помогает ей стать ярче. Если слова действительно сами приходят в ее голову, это может означать…

Кто-то попытался открыть дверь в квартиру. Замок дважды неудачно щелкнул, после чего раздался звонок.

– Родители пришли! – сердце ушло в пятки.

Ребята сориентировались быстро. Рэм убежал в коридор и вернулся через секунду.

– Аня, твои кеды!

Она уже открывала окно и решетку.

Рэм выпрыгнул первый, после чего снизу позвал:

– Не бойся, прыгай, я ловлю!

Аня легко, почти беззвучно скользнула с подоконника. Я закрыла за ними решетку. Вновь раздался звонок в дверь, но я не могла убежать, не узнав:

– Вы еще вернетесь?

– Посоветуемся с другими прорицателями и придем! – пообещала Аня.

Я уже почти закрыла окно, как услышала голос Рэма:

– Ты это… прости, что чуть не набросился. Просто у меня с воронами свои счеты. Береги себя!

Я улыбнулась. Все-таки он не такой плохой, каким кажется.

– Иду, мам!

Глава 4

Встреча с Авророй вдохновила Аню. Поначалу, услышав про слепую девчонку от Рэма, она забеспокоилась: такие люди обычно нелюдимы, боятся новых знакомств, а уж чушь про эфир и прорицание и вовсе слушать не будут. Но Аврора оказалась интересной. Она вела себя так естественно, что о ее проблеме можно было и вовсе не узнать, если бы не Рэм.

К тому же, возможно, эта девчонка – прорицатель! Больше полугода ряды прорицателей не пополнялись. Кто-то уходил, предпочитая жизнь простого человека, кого-то перетягивали на свою сторону вороны. На светлой стороне осталось так ничтожно мало людей, что, казалось, ничего уже не поделать. Но вот она, Аврора, нашлась сама по себе.

Первым делом Аня отослала всем своим сообщение. В последнее время было мало хороших новостей, и поэтому прорицатели ходили хмурые, напряженные. Аня пыталась улыбаться. Все привыкли видеть ее жизнерадостность, и она это понимала. Если самый позитивный человек в коллективе грустит, то другие и вовсе погружаются в уныние.

– Я же ее не сильно обидел, правда?

Рэм выдавал себя. Суетился, заламывал руки, даже успел запнуться об бордюр, пока дожидался ответа. Непонятно, как такой неуклюжий увалень способен незаметно обшаривать карманы прохожих. Хотя Аня знала: лучше него вора в городе нет. Хорошо, что он направил свои способности на благое дело, а ведь мог и к воронам податься.

– Не сильно.

– Но она теперь не захочет со мной разговаривать, да?

– А ты что, пытаешься найти себе новую подружку? Взамен…

– Молчи! – Рэм рявкнул и тут же исправился. – Прости. Не нужно о ней говорить. Уже три месяца прошло, а я все не могу… Ладно, проехали.

Аня, не сбавляя шага, на ходу посмотрела на Рэма. В первую встречу он показался ей обычным разгильдяем. Бродил по улицам, сам себе на уме. Школу забросил, жил с какими-то маргинальными парнями в съемной квартире, с родней не общался. Впрочем, родители и сами с ним встреч не искали. Он исчез – и они этого будто не заметили. Тяжелые люди. Аня видела отца Рэма лишь однажды, случайно. Взглянула ему в глаза и поняла, что с таким человеком не выдержала бы ни дня, а Рэму приходилось терпеть все детство.

Аню к Рэму отправили прорицатели. Сказали, что этот парень может быть им полезен. Рассказали, что он вор и негодяй. Подтвердилось только первое. Рэм воровал, чем и зарабатывал себе на пропитание. Грубый, вспыльчивый, с дурацким чувством юмора и вечно плохим настроением. И все же было в нем что-то, что не дало ему загнить.

– Мне кажется, у нее действительно есть дар. Не могла она просто так узнать про антиквар, да и из эфира выбраться. Хорошо, что ты про нее рассказал. Может, у тебя есть дар находить прорицателей? Уже второй на твоем счету!

– Да просто она… ой, подожди! Я сейчас.

Рэм отбежал к пешеходному переходу и подхватил у старушки сумки. Аня привычно испугалась: украдет! Но нет, он всего лишь помог бабушке перейти дорогу и нес сумки до самой остановки. Аня шла в том же направлении. Пока их разделяла дорога, она поглядывала на высокую сутулую фигуру Рэма. Он всегда горбится, чтобы быть поближе к низким людям. Возможно, если бы он родился коротышкой, при разговоре всегда вставал бы на носочки, чтобы быть на одном уровне с остальными.

Рэм оставил старушку и ее сумки на остановке, а сам перебежал дорогу, лавируя между сигналившими машинами. Аня покачала головой. В этом весь Рэм. Неуклюжий вор, добропорядочный нарушитель закона. Угрюмый добряк.

– Вот и я! – Рэм, чуть запыхавшись, догнал Аню. – Что ты спрашивала? А, про Аврору! Просто мне стало ее жалко. Сидит целыми днями одна дома, ничего не видит. А так хоть мы пришли, развлекли ее, про чудеса рассказали.

– Иногда мне кажется, что у тебя не такое уж каменное сердце.

– А оно у меня и не каменное. Она титановое, из самого крепкого металла в мире. Тяжелое, зато фиг расколешь. А куда ты идешь? На задание?

– Вроде того.

Аня подошла к широкому рекламному столбу. Вгляделась в доску объявлений, среди тонны макулатуры выискивая нужную бумажку.

– Ага, все еще здесь!

Аня сорвала лист, по пути отцепив несколько ненужных рекламок.

– Потерялся кот? – прочитал Рэм.

– Ага. Еще по дороге к Авроре заметила, но мы же торопились. Знаешь, на днях обещают дождь. Не хочу, чтобы бедное животное промокло.

– Да ладно, ничего с ним не случится, – Рэм беззаботно махнул рукой, чем заслужил упрекающий взгляд Ани. – Что?

– Представь: живешь всю жизнь под крышей, к тебе относятся как к богу: кормят, гладят, лечат. Горшок за тобой выносят. А тут ты вырываешься за границу своего маленького мирка, теряешься. Хозяев рядом нет, никто уже не заботится о тебе. А тут еще и вода, твой главный враг, начинает литься с неба!

– Ужа-асно, – протянул Рэм. Слово превратилось в зевок. – Давай найдем его!

Аня посмотрела в объявление.

– Кот рыжий. Отзывается на кличку Рыжик.

– Очень оригинально! А почему от руки написано? Все давно на принтере распечатывают!

– Ласковый и нежный, обожает рыбу, – продолжала читать Аня и, не выпуская бумагу из рук, пошла в нужном направлении. Рэм за ней. – Выпрыгнул в окно, погнавшись за голубем. Его дом в двух кварталах отсюда. Идем!

– Интересно, зачем писать в объявлении о пропаже, что кот ласковый и любит рыбу? Звучит так, будто они его отдать хотят, а не найти.

– Мне это только на руку. Так я лучше пойму кота.

Рэм усмехнулся. Года полтора назад эта фраза показалась бы ему глупой.

Они добрались до нужного дома. Аня внимательно осматривала балконы.

– Рэм, как думаешь, на каком этаже жил кот?

– На втором? – предположил он.

– А ты знаешь, что кошка вероятнее разобьется, упав со второго этажа? – спросила Аня. – А вот с девятого может выжить. На низкой высоте она не успевает перевернуться. Где-то читала про это, будто исследования проводили.

– Бедные кошки-испытуемые!

Аня перелезла через заборчик. Аккуратно обходила грядки с недавно высаженными цветами. Рэм обеспокоенно оглядывался. Если ее увидят на посаженном, милые старушки-грядочницы тут же превратятся в разъяренных бабулек с граблями, и придется бежать!

Аня подняла голову, примерилась. Подпрыгнула и приземлилась на четвереньки. Руку поджала – поранила. Неуклюже метнулась к кусту, не вставая на ноги. Мяукнула.

Рэм не удержался и хихикнул. Не каждый день видишь, как человек изображает кота! А если учесть, как она выглядит, ее вообще легко принять за сумасшедшую. Поначалу в сознании Рэма неформальный вид девушки никак не вязался с милым именем Аня. Однако Рэм успел привыкнуть к чудачествам компаньонки: то нос со скуки проколет, то волосы в красный перекрасит. Потом, правда, она добавила немного синего, получился баклажанный цвет – и его-то Анька закрасила черным. Внешность у нее менялась регулярно, но это уже не удивляло. Даже к ее татуировкам Рэм успел привыкнуть и каждый раз украдкой подглядывал: не появилось ли чего нового?

Аня обнюхала ход в подвал, искусала случайный одуванчик, проползла под невысоким заборчиком, запачкав белую рубашку. Дальше Аня отправилась к мусорке. Рэм поспешил за ней. Нарвется на бомжей – так хоть будет кому ее защитить!

К счастью, рядом никого не было. Аня передвигалась на четвереньках, поджав руку, как больную лапку. На пыль и мелкие камушки не обращала внимания. Рэм поморщился, представляя, как камни впиваются в коленки. Аня ничего не замечала, когда погружалась в такое состояние, поэтому Рэм всегда старался быть рядом. Иногда она настолько вживается в роль другого человека, настолько начинает думать чужими мыслями, что совсем забывается. Вот и сейчас…

– Эй, Аня! Подожди! – Рэм подбежал и коснулся ее плеча прежде, чем она успела нырнуть в мусорный бак. – У тебя совсем крыша поехала?

Аня замерла на несколько секунд. Потом поднялась на ноги и коснулась головы.

– Что… ах да. Спасибо, что остановил. Хотя я уже чувствовала запах прокисшей селедочки, м-м-м, вкуснятина!

– Сумасшедшая!

Аня улыбнулась. Для нее «сумасшедшая» скорее комплимент, чем оскорбление. В конце концов, каждый ее пирсинг, каждый новый цвет волос был не более чем маской, чтобы ее принимали за кого-нибудь, кем она не является. Сумасшедшей – в том числе.

– Ты же знаешь, если я погружаюсь, уже не могу выбраться! Раньше было проще…

Рэм внимательно посмотрел на подругу. Она отряхивала ладони, избавляясь от мелких прилипших камушков.

– Кому-нибудь уже говорила?

– О чем? – беспечно спросила Аня и пошла по следу кота. Она уже достаточно почувствовала его мысли. Теперь можно и не вставать на четвереньки, достаточно просто идти за маленькими светящимися отпечатками кошачьих лапок – их она видела так же ясно, как Рэма.

– О том, что твой дар тебя поглощает!

– Да брось, Рэм, не будь занудой. Ага! – они добрались до лестницы в подвал соседнего дома. Аня заглянула вниз. – Вот и Рыжик!

– Мяу! – испуганно ответил кот.

– Рэм, лови его!

Аня спустилась и попыталась схватить Рыжика, но он проскользнул между ног. От Рэма убежать не смог: воришка ловко схватил его и зажал в объятьях.

– Какой пушистый! – восхитилась Аня.

– Ага. И грязный!

– Пойдем, тут указан адрес этого лохматого негодяя!

Они поднялись на пятый этаж. Дверь открыла пожилая низенькая бабулька в огромных очках. Рэм беспомощно посмотрел на Аню: рядом с бабусей он чувствовал себя дядей Степой-великаном.

Кота бабулька подхватила неуклюже, тяжело.

– Нашелся, маленький! Ох, ребятки, мне вам и дать-то нечего!

– Да нам и не надо, – отказалась Аня, но разве возможно переубедить бабушку, которая собирается вручить сладкое?

Старушка исчезла на кухне. Аня и Рэм остались в коридоре, чувствуя себя неуютно. Аня стала напевать прилипчивую песенку и покачивать головой. Рэм посмотрел на нее с удивлением.

– Ты чего? – прошептал он.

– Просто не хочу ни о чем думать! На-на-на, – Аня улыбалась через силу.

Старушка вернулась и вручила Ане банку варенья, а Рэму три конфетки.

– Ну вы не серчайте, ребята, больше ничего и нету!

Аня поспешно распрощалась и выбежала в подъезд. Обернулась и увидела, что Рэм нагнулся обнять старушку. Рука оказалась в кармане ее простенького халата. Аня этот жест узнала: что-то ворует!

– Рэм, ты…

– Идем! – резко ответил он, вышел из квартиры и силой утащил Аню, не дав ей договорить. Только когда они оказались на первом этаже, он легонько стукнул ее по лбу. – Ты совсем, что ли? Решила, что я буду грабить бабушку?

– Но ты шарил у нее в кармане!

– Дура ты, – Рэм вздохнул. – Столько меня знаешь, а все еще вором считаешь. Деньги я ей подложил, деньги! Пятьсот рублей, больше нету.

Ане стало стыдно за мысли. С некоторых пор она боялась за Рэма. Невозможно всегда оставаться вором. В конце концов приходится выбирать, на чьей ты стороне. Аня не могла точно сказать, что выберет Рэм.

Она посмотрела на баночку варенья. Клубничное, ее любимое. Хорошая бабушка. И Рэм хороший.

– Извини.

– Ничего, – отмахнулся Рэм. Они вышли на улицу. На небе собирались тучки. – Никогда не видел, чтобы ты песни пела. С чего это?

– Просто когда я оказываюсь в квартире у пожилых людей, все на меня давит. Невольно начинаю читать незнакомых людей, угадывать мысли. В чем-то и будущее предсказывать. У всех стариков одно будущее. Не хочу этого видеть.

– У всех людей одно будущее, если ты о смерти, – отозвался Рэм. Он стоял у подъезда в нерешительности, зная, что уже пора прощаться.

– Да, одно, – согласилась Аня. – Только если я попытаюсь вжиться в твои мысли, я увижу светящиеся следы. Узнаю, куда ты пойдешь дальше, что будешь делать, о чем думать. А если невольно проникнусь к какой-нибудь бабушке, после нее не увижу никаких следов. Одно дело – знать, что смерть существует где-нибудь там, в неотвратимом, но далеком будущем. И куда хуже видеть, что она перед тобой, отражается в морщинистых старых глазах.

Аня отвернулась, пряча взгляд. Рэм все понял без слов, неуклюже попрощался и ушел. Аня осталась стоять у подъезда, держа банку варенья. Ногти скрипнули по металлической крышке. Аня до боли зажмурилась. Дар прорицания все усиливался, и теперь даже прилипчивая песенка не могла отвлечь от проникновения в чужие мысли.

Глава 5

Попрощавшись с Аней, Рэм проскочил несколько однотипных дворов, пока не вышел на знакомую улицу. С каждым днем в городе оставалось все меньше мест, которые он не знал бы досконально. Из-за проблем с деньгами Рэму приходилось передвигаться пешком. Это давало хороший опыт: в каких-то местах он срезал, перелезая через забор, а где-то перебегал дорогу в неположенном месте, зная, что полиция там не патрулирует.

Рэм с грустью подумал, что был даже рад попрощаться с Аней. Хоть они давно работают в паре, она к нему относится как-то странно. С осторожностью. Другие прорицатели постоянно проводят время вместе, становятся друзьями. Они же с Аней пересекаются только на работе. Стоит Рэму предложить сходить в кино, как у нее тут же находится отговорка и куча срочных дел. Будто она боится быть рядом.

Рэм ее не винил. Аня имела свои представления о плохом и хорошем. И вор, по ее мнению, хорошим быть никак не мог. Она редко об этом говорила, но Рэм чувствовал, что каждую секунду его в чем-то подозревают, постоянно задерживают на нем взгляд, выискивая подвох. Иногда он и сам задумывался, не просто так ли лучшая прорицательница города думает о нем плохо? Может быть, она просто заглядывает в будущее и видит, как он совершает какой-то ужасный поступок? Все люди с даром убеждены, что судьбу не обмануть. Рэм все больше верил в это.

Он взглянул на часы. Солнце уже начинало прятаться за пятиэтажками. Рэм прибавил шагу – нужно успеть!

Люди спешили с работы, толпясь на остановках. Рэм привычно оглядывал их карманы. Профессиональный взгляд выхватывал то, на что никто другой не обратил бы внимания: где-то сумка приоткрыта сильнее, у кого-то в заднем кармане лежит скомканная купюра. Вот девушка смотрит в телефон и не подозревает, что из ее мешковатой ветровки легко вытащить торчащие ключи от квартиры. Рэм улыбнулся. В век новых технологий воровать проще простого. Каждый то уткнется в телефон, отбросив сумку, то отвлекается на телевизор в автобусе. У таких людей можно хоть трусы стащить, они и не заметят.

Проходя очередную остановку, Рэм притормозил. Школьник идет с полураскрытым рюкзаком. Молния застегнута не до конца – как раз хватит, чтобы руку засунуть. Рэм подошел. Молния взвизгнула. Школьник испуганно обернулся.

– Застегивай рюкзак, воришек полно, – хмуро предупредил Рэм.

Хоть он и опаздывал, но не мог пройти мимо. По поводу своей профессии Рэм не обольщался. Хоть он сейчас и работает на прорицателей во благо человечества, он все равно вор. Преступник. Он понимал, что это неправильно, но ничего с этим не делал. Как курильщик, который лучше любого знает про вред никотина и все равно не может отказаться от привычки.

Взгляд на часы – осталось три минуты. Рэм ускорился, почти переходя на бег. Заволновался. Вдруг опоздает? Вдруг она закончит раньше?

Он пришел как раз во время звонка. Длинное двухэтажное здание всегда источало музыку: из одного окна доносится ритм барабанов, из другого – еще несмелые гаммы на фортепиано. Больше всего Рэм любил третье окно слева. Там занимались трубачи. Играли они какой-то легкий джаз, что на фоне академичной скучной музыки звучало необычно и притягательно.

Сейчас на это не было времени. Из дверей музыкального колледжа уже выходили учащиеся. Рэм сразу увидел ту, кого искал. Василиса.

Аккуратная, по-деловому заплетенная светлая коса до пояса. Строгий школьный черно-белый костюм. В руках – футляр для скрипки. Рэм последовал за девушкой. Говорить прямо у музыкальной школы нельзя, их могут увидеть. Рэм шел следом, зная, что каждый шаг отнимает лишнюю секунду общения, но правило нельзя нарушать. Ради ее же блага.

Девушка с футляром завернула за угол магазина. Рэм обернулся. Похоже, никто их не преследовал. Можно действовать!

Он пробежал несколько метров, сокращая расстояние.

– Эй, подожди!

Девушка обернулась. Рэм поймал ее взгляд – удивленный, даже слегка напуганный.

Не узнала. Уже сорок девятый раз не узнала. Рэм мысленно поставил галочку: скоро будет юбилей их незнакомства.

– Ты мне? – спросила девушка.

Рэм до боли прикусил язык. Жест незаметен со стороны, но зато помогает успокоить мысли. Каждый раз видеть, что близкий человек не узнает тебя. Кто бы мог подумать, что такое возможно?

– Давай я угадаю, как тебя зовут, а ты за это разрешить проводить тебя до дома? – спросил Рэм и через силу улыбнулся. Девушка ответила тем же.

– Ты не угадаешь!

– Я все же попробую. Василиса? – Рэм протянул руку, чтобы взять футляр со скрипкой.

Каждая их встреча начиналась с одинаковых фраз. Понадобилось несколько неудачных попыток, прежде чем Рэм нашел ключик к Василисе. Просто так говорить с незнакомцем она отказывалась.

– Как ты узнал? – спросила Василиса. – Следил за мной? Мне кажется, я тебя видела…

Рэм на миг засомневался. Кажется, раньше она не говорила эту фразу?

– Я видел тебя в соседнем классе. На пианино играю, – соврал Рэм. Все равно завтра она не сможет это проверить. Как только они прощаются у подъезда, Василиса вновь забывает его.

– Забавный ты. Обычно ваши обижаются, когда кто-то говорит «пианино» вместо фортепиано.

За примерной девочкой в костюме пряталась бывшая прорицательница. Ей нелегко давался дар – она была из тех редких видящих, кто не просто искал омены, а видел события куда более масштабные. Она исправно сообщала о них начальству, умоляя, чтобы они вмешались, но чаще всего получала отказ. Обычно предсказания касались других городов и даже стран, но почти всегда ужасы все-таки случались – хотя при желании Шеф мог бы помешать. На этом они и сошлись – однажды Василиса в очередной раз увидела аварию, в которой должны были погибнуть шестеро, – на этот раз трагедии суждено было случиться в ее городе. Но Василисе запретили вмешиваться. Рэм тогда нашел ее заплаканной, сжимающей футляр со скрипкой. Они болтали весь вечер, он пытался ее успокоить и найти какие-то оправдания для начальства. Что они больше знают, что, может, в этой катастрофе погибнет новый Гитлер, что всех в мире не спасти, даже если очень хочется… В итоге правильных слов он так и не нашел. Зато смог помочь Василисе сам: разыскал по ее описанию водителя, виновника грядущей аварии. Стащил у него ключи от машины и выбросил их в ближайшую урну. Такая мелочь помогла изменить будущее и главное – сделать Василису счастливой.

Все это осталось в далеком прошлом. Теперь Рэм вглядывался в ее глаза и пытался найти отблеск воспоминаний. Хотя бы намек, что где-то в глубине души она его помнит. Каждый раз – словно белый шум из телевизора. Только серьги в виде скрипичных ключей издевательски болтаются, стоит ей пошевелить головой. Если спросить Василису, откуда у нее такие серьги, она лишь задумчиво пожмет плечами. Рэм ради этого украшения перерыл половину города.

Василиса совершила ошибку, и по приказу Шефа ей удалили воспоминания. Рэм поддержал решение, ведь иначе Василиса могла бы перейти на сторону воронов. Теперь она даже не подозревала, что у нее есть дар и что больше года жизни она была прорицательницей.

Рэму обещали, что она забудет только про поиск оменов и про то, что когда-то могла видеть будущее. Но все пошло не по плану. Теперь Василиса не помнила Рэма и всех, с кем успела подружиться за время работы. К ней еще приходили знакомиться заново, но зря – девушка быстро забывала все, что связано с прорицателями.

– Странно, я никогда не видела тебя в той группе. Мой дом недалеко, можешь и проводить, раз угадал имя!

Рэма тешила надежда, что Василиса – та строгая Василиса, которую он знал, – никогда бы не познакомилась с парнем на улице. Если тут ему удалось подобрать ключик и уговорить ее пообщаться хотя бы немного, может, где-то глубоко в душе чувства к нему еще живы? Он тщетно пытался уловить новые интонации в знакомой фразе. Каждый раз один и тот же сценарий, как заевшая кинопленка. Он знал наперед каждое слово, которое скажет Василиса, и все равно продолжал приходить.

Семь минут совместной прогулки. Трижды в неделю. Восемьдесят четыре минуты в месяц. Рэм радовался и этому.

Они добрались до знакомого подъезда. Рэм не спешил отдавать футляр, надеясь урвать лишнюю секунду вместе.

– Вот мы и пришли, – сказала Василиса и протянула руку. Рэм неохотно протянул скрипку.

– Может, прогуляемся еще немного?

– Прости, у меня много уроков, – вне зависимости от дня недели ответ был все тот же. – Но мы можем увидеться в следующий раз в музыкалке, что скажешь?

– Конечно, – Рэм кивнул.

– Тогда до встречи! Спасибо, что помог, – Василиса помахала и подошла к двери.

– Я заставлю тебя меня вспомнить. Даже если придется двести тысяч раз приходить сюда – заставлю! – пообещал Рэм. Василиса удивленно повернулась, но, ничего не ответив, нырнула в подъезд.

Рэм не боялся раскрыться. Если он прямо сейчас расскажет об их прошлом, Василиса его не узнает, а рассказу не поверит. Однажды он уже пробовал – в сердцах схватил ее за руку и попытался напомнить о прорицателях. Она стукнула его футляром по голове. Тогда он впервые осознал, насколько скрипка тяжелая.

– Опять страдаешь от несчастной любви? – Рэм услышал издевательский голос. Знакомый.

– Лучше бы тебе не вмешиваться.

Рэм повернулся, зная, кого увидит. Высокие скулы, острый подбородок, как у героев боевиков. Волосы черные, будто он их специально подкрашивает, еще и одежда такая же. Настоящий ворон, даже вечная насмешка на губах присутствует. Сидит на трубе подчеркнуто расслабленно, земли ногами не касается. Выпендривается!

– Отстал бы ты от Васьки. Мне больно видеть, как ты страдаешь, друг.

– Не зови меня так, – Рэм сжал кулак, готовый к драке. Ворон не спешил нападать.

– Почему? Пару месяцев назад мы неплохо общались.

– Пока ты не решил стащить мой омен.

– Я сделал это не для себя. Для другого человека! Ты не сделал бы того же для Василисы?

Рэм прикрыл глаза, вдохнул и выдохнул. Ему не раз говорили, что вороны умеют обольщать и искусно лгать. За красивыми словами скрывается только желание стать сильнее.

– Ты сам знаешь, что я для нее сделал бы все что угодно, – пробурчал Рэм.

– Как и я для своего брата. Так почему ты винишь меня в предательстве? – ворон спрыгнул с трубы и подошел к Рэму. – Я всего лишь перестал спасать тех, на кого укажут. Теперь я помогаю людям, которые действительно этого достойны. Помнишь мальчишку, которого мы спасли от болезни? Он стал сильнее. Теперь его боится половина школы, ведь парень оказался не таким уж хорошим. Добывает себе на пропитание как ты. Грабит. Неужели ради таких людей мы вызвались менять мир?

– Хватит кружить вокруг да около. Что тебе нужно? – Рэм следил за вороном, пока тот медленно обходил его.

– Я чувствую, что у тебя есть кое-что, что тебе не принадлежит. Небольшой осколок чужой жизни. Или это омен от самой болтливой Жрицы в мире? Возможно, и так. Я чувствую сладкий запах силы. И я должен забрать омен, а то прорицатели опять потратят его силу на какую-нибудь ерунду.

– Только через мой труп! – Рэм поднял кулаки, готовый защищаться. Или атаковать – так даже лучше.

– Договорились.

Ворон вскинул руку. В глаза полетел песок. Рэм зажмурился всего на миг. Потом через боль открыл глаза – нельзя оказываться в темноте, иначе легко попасться в эфир!

Поздно. Рэм и ворон уже были во мраке.

– Ну что, Рэм, сколько продержишься без воспоминаний?

Рэм начал считать от ста до единицы. Нельзя сбиваться, нельзя думать ни о чем другом! Счет помогает сосредоточиться и отгонять иллюзии эфира. Но это в теории – у Рэма никогда не получалось.

– Не хочешь вернуться во времена, когда Василиса еще узнавала тебя? – вкрадчивый шепот из ниоткуда.

Нужно продолжать считать! Восемьдесят восемь, восемьдесят семь…

Получилось. Темнота исчезла, Рэм вновь оказался во дворе. Ворон исчез вместе с эфиром. Рэм усмехнулся – это было легко!

Дверь подъезда открылась. Оттуда неуверенно вышла Василиса, по-прежнему держа футляр со скрипкой.

– Слушай… Мне кажется, я все-таки тебя видела. Ты точно из группы по фортепиано? Мы всегда пересекаемся перед сольфеджио, я бы тебя запомнила!

Рэм пытался найти в ней что-то несвойственное, поддельное, но Василиса была как настоящая. Серьги в виде скрипичных ключей, на черном футляре золотыми буквами выведено ее имя. Даже родинка у правого глаза – такая же. Настоящая!

– Ты Рэм, верно? Где мы встречались? Я все пытаюсь вспомнить…

Ему хотелось подбежать, обнять ее и все рассказать, но, если это эфир, нельзя попасться в ловушку. Вороны умеют давить на больное место. И подделывать реальность они тоже умеют. Как понять, иллюзия ли это?

Василиса смотрела преданно, как раньше.

– Я вспомнила, Рэм!

Рэм засмеялся. Не может это быть правдой! Бывший друг, предавший прорицателей, просто слишком хорошо его знает. И на что давить – тоже знает.

Василиса подошла и прильнула к груди Рэма. Он поднял руку, чтобы оттолкнуть ее, но ему на ладонь упала теплая слеза.

– Как я могла забыть! Столько времени без тебя!

Рэм прекрасно понимал, что это все не по-настоящему, но просыпаться от сладкого сна не решался. Он обнял ее, обещая, что сразу после этого оттолкнет. Вот сейчас… через пару секунд… еще чуть-чуть…

– Мы можем остаться вместе навсегда, если ты этого захочешь, – прошептала Василиса. – Хочешь, чтобы этот счастливый эфир длился вечно?

Вороны способны на это. Вечная иллюзия с согласия жертвы. Счастье в эфире, в реальности – смерть. Если не согласиться – все закончится минут через десять, не больше.

– Нет, я не могу…

– Тот ворон может поправить мои воспоминания, снять барьер. Я все вспомню. И тебя вспомню.

Рэм пересилил себя и оттолкнул девушку.

Она положила ладонь ему на запястье. Губы искривились неестественно, будто пластилиновые. Рука сжала сильно, как тиски. Рэм отшатнулся – поздно.

Светлое личико начало меняться. Плавиться, падая на землю шипящими каплями. Рэм отвернулся, чтобы не видеть, как любимое лицо превращается в кашу.

– Мог бы просто превратиться в себя, козлина.

– Тогда бы это не причинило тебе столько боли, – отозвался ворон. Остатки лица Василисы он сдернул резким движением. В эфире ворон мог делать все что угодно.

Нужно продержаться только пару секунд, и иллюзия рассеется, он уже выдал себя.

– Что тебе от меня надо?

– Ничего. Ты уже отдал мне омен.

– Не отдавал! – Рэм хотел убежать, но ноги не слушались.

– Ты пожелал этого. – Голос за спиной становился все противней. – Всего на миг, но поддался на уговоры Василисы. Мне этого достаточно.

Что-то звякнуло в руке ворона. Рэм рывком обернулся – браслет у врага!

– Потерял что-то?

Рэм ударил ворона. Боли не было. Враг даже не дернулся. Словно во сне, где каждый удар не сильнее дружеского хлопка по спине. Врезать создателю эфира – не всегда удается, и далеко не всем. Как и во сне: можно драться сколь угодно яростно, но чтобы в реальности при этом хотя бы шевельнулась рука, нужно слишком много сил.

Ворон, не замечая ударов, прикрыл глаза с блаженной улыбкой. В ладонях он сжимал браслет, не замечая, что тот ранит его. По краю ладони побежала кровь – проклятье омена сработало в последний раз, пытаясь отомстить обманщику. Но уже поздно. Рэм увидел, как сползла улыбка с лица ворона. Как у кота, которому дали попробовать сметану и тут же ее забрали. Воронам всегда мало, сколько бы оменов они ни выпили.

На землю, звякнув, упал браслет.

– Спасибо, что поделился силой, друг.

Вечерний двор, подъезд Василисы. Детские радостные крики – здесь рядом детская площадка. Никто из ребят или их родителей даже и не заметил, что только что произошло. У них под носом обокрали вора! Ворон исчез, пока Рэм смотрел на браслет.

Рэм подошел к омену, валявшемуся на потрескавшемся асфальте. Поднимать его не спешил, как ребенок, который услышал звук разбитой вазы, но еще не увидел рассыпавшиеся по полу осколки. Есть еще слабая надежда, что все не так страшно, что разбился какой-нибудь стакан, а не дорогой мамин сувенир.

Рэм взял себя в руки и склонился над браслетом. Протянул руку. Наконечник не отогнулся, стараясь не ранить хозяина. Наоборот, больно уколол палец Рэма. Тот поднял браслет.

Ворон выпил все силы. Рэм прикрыл глаза. У него и так слишком много проступков перед прорицателями. Теперь, наверное, больше не доверят ни одного омена. Раньше он всегда легко сбегал из иллюзий воронов, но от бывших друзей сложно что-то утаить.

Три месяца назад Василиса выкрала омен для Яра. Под удар попала вся тройка: Василисе стерли память, Яр присоединился к воронам, и только Рэм отделался предупреждением и всеобщим презрением. Девушка и лучший друг выгородили его. За это слабость он презирал себя каждую минуту жизни.

Рэм кинул бесполезный браслет в картонную коробку. Ее поставили соседи вместо урны.

– Пустышка, – пробормотал Рэм, долго смотрел на выкинутый омен и все же поднял его обратно.

Глава 6

Силы наполнили его, окрыляли. Яр порой забывал, каково это – заполучить и выпить энергию действительно мощного омена. В этот раз повезло – попалась вещичка самой Жрицы! Ну и что, что ради этого пришлось подставить бывшего друга? Прорицатели – мирные ребята, пожурят, покричат да и успокоятся.

Мир вокруг будто бы стал ярче, листья на деревьях – еще зеленее.

Яр нажал на пульт, снимая сигнализацию в машине, сел за руль и прикрыл глаза. Энергия с ним ненадолго, и эта минута тишины, спокойствия и счастья – единственная слабость, которую он себе мог позволить.

Зазвонил телефон. Ощущение радости не разбилось, но треснуло, впустив легкую тревогу. Каждый звонок из дома мог принести печальные вести. Такое уже случалось дважды: когда Владу стало плохо и его увезли на скорой в реанимацию, и второй – когда мама сказала, что увольняется, потому что Влад впервые не смог встать с кровати.

– Да, пап? – ответил Яр.

– Мне нужна машина.

– Конечно. Уже еду.

Завел двигатель, тронулся. На дороге, как всегда, везло, ни одного красного светофора, ни единого глупого пешехода, решившего перебежать в неположенном месте. Яр добрался до дома довольно быстро, вышел из машины, щелкнул замком.

«Еще немного», – разрешил себе Яр и медленнее обычного двинулся в сторону подъезда. Силы, уже поселившиеся в его душе, уговаривали не отдавать их, не погружаться во мрак и бесконечное беспокойство. Яр знал: выпитый омен позволит ему с улыбкой пережить все, даже худшую трагедию в жизни, так велика его мощь. Но однажды и она закончится, темнота накроет с головой, и он, как многие другие вороны, превратится в обычного стервятника, наркомана, который готов на все, чтобы вернуться в уютный счастливый мирок.

Здесь даже цветочки радуют, хотя казалось бы – что в них такого? Яр остановился, разглядывая белоснежную ромашку, затесавшуюся среди дворовых сорняков. В детстве подружки безжалостно срывали их, чтобы нагадать, любит ли их кто из мальчишек. Яр, однажды узнав, что и за него «обезглавили» ромашку, подошел к девочке и сказал: «Ни тебя, никого не люблю!» Соврал, конечно. Одного близкого человека он любил, и если бы за него пришлось бы перервать все цветы в мире, отобрать омены у всех нуждающихся, он бы это без колебаний сделал.

«Все, хватит оттягивать».

Яр поднялся в квартиру. Прежде чем пересечь порог, затаил дыхание – ненадолго, но это убережет его от прилипчивого запаха лекарств. Ключи бросил на небольшой столик, рядом с чашечкой-оменом.

– Пап, я вернулся.

Отец, уже одетый, вышел в коридор, взял ключи и вышел из квартиры. Яр едва успел взглянуть на его лицо – выражение усталости, измотанности не проходило даже после выходных.

Мама очень кстати возилась на кухне и не могла помешать, так что Яр, не откладывая, сразу направился в комнату Влада.

– Привет, братик, – произнес он с порога, убеждаясь, что тот не спит. Влад в ответ повернул голову. Он был накрыт теплым пледом – руки и ноги мерзли даже летом, а в осеннее время тем более.

Яр присел на край кровати, поправил подушку, помогая брату лечь поудобнее.

– Как дела? Что сегодня смотрел?

– Ерунду, – ответил брат. – Мама включила. Сказала, мне надо смотреть старые добрые советские мультики.

– Тебе же вроде нравилось.

– Я просил про космос включить. Помнишь, про мужика, который год на орбите провел? А, ты опять, – Влад заметил, что Яр взял его за руку. Ладонь брата казалась в руке Яра малюсенькой.

– Что опять?

– Ну, – Влад смутился. – Не знаю точно, что ты делаешь. Это типа магия?

– Вроде того. Только маме не говори, – напомнил в сотый раз Яр. – И вообще никому.

Он закрыл глаза, сконцентрировался. В первый раз отдавать силу омена было сложнее всего – она сопротивлялась, а самоучители по передачи энергии в магазинах, конечно, не продавались. Пришлось нащупывать способ самому. Тогда Яр просидел с Владом не меньше получаса, злясь и не понимая, как же вороны так легко делятся энергией. Со временем научился.

Энергия потекла, передаваясь Владу. Настолько ощутимая, реальная, что между их пальцами даже можно было увидеть едва заметные золотые нити. Опустошение началось с головы: краски вокруг стали чуть тусклее, заболели мышцы – сначала в плечах, потом усталость добралась и до ног.

– Хватит, – Влад отдернул руку. В обычном состоянии на такие резкие движения у него не было сил. – Оставь немного себе.

Его впалые щеки зарумянились, Влад даже смог сам подняться, сесть, поправив за спиной подушку.

– А если мне уже не нужна будет помощь, другим будешь помогать?

Яр промолчал, сомневаясь, что именно имеет в виду Влад: вариант, при котором он излечится, или худший исход. Зная брата, Яр предположил второе.

– Так что? – не унимался Влад. – Ответишь?

– Я буду помогать тебе столько, сколько нужно. Об остальных мне думать некогда… и ты про них не думай.

– Ты мог бы стать супергероем. Приходишь в больницу, кладешь руку на лоб больному, а он исцеляется.

– Ага, – отозвался Яр и поднялся. Его слегка качнуло. Хорошо, что Влад прервал его, а то сейчас бы совсем сил не осталось.

– Ты для меня и так супергерой, – бросил Влад, когда Яр уже почти вышел из комнаты.

Глава 7

Три дня прошли как в тумане. О чем-то пытались расспросить родители, зачем-то приходили учителя, что-то рассказывали голоса в аудиокнигах. Я разучилась понимать смысл происходящего и все думала, когда же вернутся Рэм и Аня.

С их стороны это было нечестно: ворваться в мою жизнь, всполошить, рассказать, что где-то за углом есть волшебный и яркий мир! – и исчезнуть.

Папа забрал часы после утреннего разговора:

– Аврора, ты не забываешь их заводить? – спросил он, кивнув на омен.

– А их нужно заводить?

– Да, примерно раз в сутки. Погоди-ка, они до сих пор у тебя работают? Дай посмотреть!

Папа взял их, да так и не отдавал. Все время что-то искал в интернете и даже другу-часовщику позвонил. Спустя два дня папа вернул омен, смущенно сказав:

– Ерунда какая-то. Работают исправно, хотя везде написано, что эту модель нужно заводить раз в сутки. Скажешь, когда остановятся?

Чтобы успокоить его, я тем же вечером сказала, что они наконец перестали идти. Папа даже обрадовался – похоже, это действительно его волновало. Нужно будет спросить у ребят, вдруг это свойство омена. Может, артефакты вообще не ломаются?

Утром пятницы я, как обычно, встала, чтобы проводить родителей. Меня, наверное, никто из сверстников не понял бы: добровольно просыпаться так рано, даже если не нужно в школу? Что за мазохизм!

Но мне всегда нравилось именно утреннее время. Родители собираются на работу, суетятся, лишь минут на десять заглядывают на кухню, чтобы перекусить. Я с ними. Мама готовит что-нибудь вкусное, чаще всего – жарит колбаску для бутербродов. Аромат разносится по всей квартире и будит быстрее, чем самый громкий будильник. Я иду на кухню, чтобы перекинуться с родителями парой слов. Вечером у папы с мамой не хватает на меня сил.

В последние месяцы они совсем заработались. Прошлые выходные стали исключением. В остальные же дни мама приходит поздно, а папа – еще позднее. Оба говорят, что это временный завал на работе, но, когда закончится это «временно», они не знают.

По ночам меня мучает мысль, что они берут дополнительную нагрузку и перерабатывают, чтобы скопить мне на операцию. Или хотя бы на достойное будущее. Как только думаю об этом, становится необъяснимо стыдно. Иногда стыд достигает такой мощи, что я встаю среди ночи и начинаю что-нибудь делать: учить уроки, зубрить английский, хотя бы слушать аудиокниги. Чем больше я работаю сейчас, тем больше шансов будет в будущем. Но что меня ждет? Когда у меня еще было зрение, я мечтала стать художницей. Ну или русалкой – на крайний случай. Теперь карьера художника для меня недостижима, а других реальных вариантов не нашлось. Кем может работать слепая девчонка? Точнее, не слепая. «Слабовидящая» – так меня называют. Можно подумать, это слово исправит мое зрение.

Мама суетилась, наспех делая домашние дела и раздавая указания всем, кто остается. То есть мне.

– Аврора, я ставлю белье стираться, через час развешай.

– Хорошо.

– Предыдущее обязательно сними, но не разбирай. Я сама! В прошлый раз папа неделю искал свои носки вместо твоих, с цветочками. Посуду помой. В раковине нож, осторожнее! Хотя нет, я его сама… – мама, оторвавшись от завтрака, подскочила к раковине. Вода лилась долго. Видимо, она увлеклась и перемыла все. – Ладно, с посудой разобралась. Заправь постель! – зачем-то напомнила мама, хотя знает, что я всегда это делаю.

Не из-за любви к порядку, а из-за удобства: стараюсь поддерживать систему во всем. Иначе, если что-нибудь потеряю, приходится звать родителей и просить найти. Обычно приходит мама, с громким вздохом делает вид, что ищет нужный предмет. А потом просто подает его мне в руки – оказывается, что я искала в нужном месте, но на пару сантиметров левее. В последнее время почти не приходится звать родителей на помощь. Слепота приучила меня к перфекционизму.

– Ира, ешь быстрее, уже пора ехать! – папа ворвался на кухню, принеся с собой запах крема после бритья.

– Иду! – мама оторвалась от раковины и помчалась в комнату забирать ключи.

Они уже стояли на пороге, когда раздался звонок. Я почти осязаемо почувствовала, как все в доме на миг замерло.

– Кого там с утра пораньше принесло? – спросил папа и пошел к двери.

Я затихла на кухне. Прислушалась.

В квартиру ворвался табор! Судя по звукам, именно так. Много шума, болтовни, счастливые возгласы! Я не выдержала и вышла в коридор.

– А вот и наша юная танцовщица! – кто-то так сильно врезался в меня, что чуть не сбил с ног. Оказалось – обнимал. Да и голос я узнала – это же Рэм!

– Отойди от нее, – пригрозил папа.

– Простите! Просто я не могу сдержать радости – Аврора такую замечательную историю написала! Мы читали и всем коллективом обливались слезами.

– Что за историю? – подозрительно спросил папа. Я пожала плечами и пробурчала:

– Да там… неинтересная…

– Очень даже интересная! – услышала я второй голос. И Аня здесь! – Это трогательная история о девочке, которая всю жизнь мечтала танцевать! Мы прочитали и решили, что даже слабовидящий человек обязан исполнять свои мечты!

– От всего нашего коллектива, – перебил Рэм, – мы жаждем заполучить вашу дочь к нам в ученицы! Поедем получать Оскара в области танцев, а там и до Нобелевской недалеко.

Я пыталась сдержать улыбку, но получалось плохо. Рэм несет беспросветную чушь!

– Я ничего не поняла, – вмешалась мама. – Ты что, хочешь танцевать? А почему мне не сказала? Я бы отвела тебя к тете Вере, она бальными танцами пять лет занималась.

– Окститесь, мадам, какие бальные танцы? – голос Рэма переместился дальше по коридору. Даже не думала, что он может быть таким болтуном. – Наш ансамбль «Варежки» учит только самым модным и молодежным танцам. Ань, подтверди?

– Мы очень бы хотели, чтобы Аврора присоединилась к нам. Мы готовы заниматься с ней в любое удобное время. Она писала, что после обеда приходят учителя? Мы можем забирать ее по утрам, если так будет удобно.

На секунду гомон смолк. Я почувствовала, что в этой дурацкой ситуации мой голос будет решающим.

– Мам, пап. Можно?

Папа ответил тяжелым вздохом. Наверняка сейчас посматривает на часы и думает, как бы не опоздать на работу. Ребята выбрали удобное время, чтобы уговорить его! Сейчас он либо скажет твердое «нет» и выгонит их, либо…

– Признайся честно, ты их знаешь? – спросил он.

– Виделись пару раз.

– Когда?

– Они… приходили к моему окну. А потом мы общались, – за спиной я скрестила пальцы. Еле извернулась, чтобы не соврать! Ненавижу врать. Не знаю, что придумали ребята, но поддерживать их бред про танцы я не могу.

– И зачем был нужен весь этот концерт? – сурово спросил отец.

– Чтобы повеселить вас, а то утром все такие хмурые, – нашелся Рэм.

– Простите, – добавила Аня. – Мы правда хотели бы помочь Авроре выбираться из дома. Она ведь целыми днями одна.

– Ира, напомни, когда это люди стали такими добряками? Помнится, последние пару лет судьба нашей дочери всем была до лампочки!

– Леша, успокойся, – вмешалась мама. – Это всего лишь дети! Пусть поиграют. Только вот выпускать Аврору… Может быть, будете приходить сюда?

– Пускать незнакомцев в дом? – возмутился папа. – Оставлять без присмотра?

– Мам, пап, пустите меня! Мы с ребятами друг друга знаем, все будет хорошо!

– Отпустить дочь с двумя обманщиками – только через мой труп!

Рэм вступился за меня, Аня помогала, мама старалась всех успокоить. Но папа оставался непреклонен.

Я коснулась часов. Омен, ты будешь работать или нет? Сейчас так нужна твоя помощь!

За окном раздались звуки фейерверка. Сразу же вспомнился Новый год. С чего бы кому-то запускать фейерверки весенним утром? Хотя нет, это сигнал. Я тут же сосредоточилась, считая ритм. Это точно подсказка!

П – Л – А – Ч – Ь.

Все замолчали, устав спорить.

– Пап, – тихо сказала я. Главное – все правильно разыграть! Чтобы он поверил!

– Что, родная? – его голос сразу смягчился.

– Они ведь правы. Я дома совсем одна. Вы уходите, а я сижу тут, брошенная. Читаю книжки о дружбе, которой у меня никогда не было. У меня есть только вы, но вы ведь всегда заняты! – морзянка фейерверка твердила, что я должна заплакать, но я не актриса. Не получилось выдавить и слезинки, поэтому я отвернулась, прикрыв глаза рукой. – У меня совсем нет друзей! Я одна!

Папа положил руку мне на плечо и что-то промычал. Я сбросила его ладонь.

Мне стыдно за обман, но при этом – как иначе выбраться из-под опеки родителей? Да и не такой уж это обман, я говорю искренне. Звон в ушах мешал сконцентрироваться. Я, наверное, вся покраснела от стыда. Как же неприятно пытаться манипулировать родными людьми…

Родители шушукались о чем-то, но я едва слышала их. Только через тридцать секунд – я отсчитывала по тиканью часов – папа неуверенно сказал:

– Телефон заряжен? Вы, оба, назовите свои номера и имена. И адреса мест, куда пойдете. И чтобы в полдень ты позвонила из дома и отчиталась, что уже вернулась!

Я не поверила своим ушам. А когда поверила – нащупала в узком пространстве коридора привычно крупного папу и бросилась ему на шею: я иду на свободу! К магии, прорицанию и загадочному антиквару!

Мама долго говорила, стоя на пороге, как нужно меня вести и что взять с собой. Отец десять раз пригрозил Рэму, что с ним будет, если со мной что-то случится. Наконец родители ушли.

– Ух, Аврора! Ну у тебя и родня! – выдохнул Рэм. – Мы с Анькой все просчитали! Лучшее время, лучшее настроение, идеальный день недели, даже одежду свою подобрали и оменами обвешались, чтобы сюда прийти! А твои родители едва разрешили тебя забрать. Их не прошибить!

– Хорошие люди, – сказала Аня. – Они боятся за тебя. И очень тебя любят.

– Я знаю. Ох, черт! – я нащупала дверь от ванной и спряталась за нее. – Рэм, я же в домашней одежде! Почему мне никто не сказал? Отвернись!

– Да ладно, я уже все увидел, – я услышала негромкий холопок. – Ай! Я хотел сказать, что смотрел совсем в другую сторону! Иди одевайся, короче. Нас уже ждут в антикваре.

Скоро я была готова. Ребята пили на кухне чай, доедая бутерброды с колбасой, я же собирала по комнате все, что может понадобиться: трость, очки, телефон, часы… как же давно я не выходила на улицу без родителей!

– Готова? – спросила Аня.

Я кивнула. Открыла дверь. Остался шаг – и начнется новая жизнь.

Глава 8

Я надела солнцезащитные очки, привычно отсчитала ступеньки в подъезде, на ощупь нашла кнопку домофона, распахнула тяжелую дверь и в нерешительности остановилась. На этом зона, где я чувствовала себя комфортно, заканчивалась.

Аня не дала мне смутиться и взяла под локоть. Второй рукой я привычным и быстрым движением разложила трость, но на этом мои навыки обращения с палкой закончились.

– Как мы будем добираться? – спросила я.

– Пешком, – ответил Рэм. – Тут недалеко, минут тридцать идти.

– Тридцать минут? – я застонала. Дальше магазина я ходила редко. Чаще родители возили меня на машине.

– Не волнуйся, – поддержала Аня и тронулась с места, подталкивая меня за собой. – Ты и сама не заметишь, как дойдем. За последние дни мы тысячи планов продумали, как тебя от родителей забрать! Оставшиеся прорицатели наперебой говорили, что ничего не получится. «Не видят» они, что получится. Вероятность не просчитывается. Твои родители очень сильно тебя защищают.

– Как вы это определяете? Ну, просчитываете, предвидите будущее.

– Я немного понимаю людей. Стоит взглянуть на них, проникнуться чувствами, как я начинаю предугадывать их мысли и действия. Пока мы разговаривали с твоим папой, я стояла с опущенными руками и не знала, что делать. Он очень за тебя боится. Похоже, тебе повезло подобрать нужные слова, чтобы убедить его.

– Не повезло, – созналась я. Трость уткнулась в какое-то возвышение, и на следующем шаге я подняла ногу чуть выше. Бордюр. – Я опять услышала подсказку.

– Как они к тебе приходят? – спросил Рэм.

– Разве не у всех прорицателей одинаково?

– Каждому по-разному. Кто-то будущее видит, кто-то в прошлом разбирается, некоторые вообще ничего не умеют, только эфиры создавать. Вот Анька в голову людям залазит, например. Причем в последнее время едва оттуда выбирается!

– Отстань! – шикнула Аня.

Она так разнервничалась, что забыла приостановить меня, а мне на миг показалось, что я шагаю в пропасть. Оп! Сошла с тротуара. Скорее даже упала. После каждого неудачного шага я усиленно прощупываю дорогу тросточкой. Но мы с Аней слишком быстро идем. Мне кажется, она невольно подстраивается под Рэма – сама-то Аня вряд ли так быстро носится.

– Как же, не знаю! Да все твои последние превращения мне приходится прерывать. А если меня не будет рядом, а?

– Да ты мне и не нужен!

Мы остановились на перекрестке, дожидаясь, пока запищит светофор. Аня тяжело дышала. Рэм по другую сторону от меня тоже явно сердился. Между ними повисло такое напряжение, что, казалось, меня сейчас раздавит. В голосе Ани я уловила что-то едва заметное, не похожее на обычную злость. Скорее обиду – глубокую, наверное, даже ею самой еще неосознанную.

– Ребят, вы говорили про прорицателей, – робко спросила я, и они оба ухватились за этот вопрос, как за спасительную соломинку.

– О, у нас все разные! Кто-то видит только во сне, кому приходят видения наяву. Каждый находит свой способ! – объяснила Аня.

– Да это скукота, – вмешался Рэм. – До недавних пор у нас был пацан, который мог видеть прошлое предметов. Даешь ему древнюю ложку – и он рассказывает, что ей ели вплоть до пятнадцатого века. Или мог пофамильно назвать всех владельцев охотничьего ножа. А когда ему отдали труселя статского советника…

– Не было такого! – возразила Аня.

– Было! Я сам видел, как он хихикал, потирая в ручонках чужие подштанники.

– Ну ты и болван!

Они болтали о каких-то вещах, а я не понимала, шутят они или это все правда. Омены, заглушающие голод? Прорицатели, предсказывающие программу телепередач? Антикварный магазинчик, вмещающий целый склад магических штук? Все это будто байки из чужого мира.

Это не было похоже на прогулку с мамой до магазина. Мы шли быстро, и из-за этого не хватало времени задумываться над каждым шагом. Зато Аня приспособилась вести меня и теперь притормаживала перед всеми неровностями и возвышениями. Я научилась этот жест понимать и старалась ступать аккуратно.

– Мы почти пришли! – сообщил Рэм.

– А где этот антикварный находится?

– Знаешь площадь Ленина? Он там еще в центре стоит и рукой путь в светлое будущее показывает. Вот нам – в другую сторону. Этот антикварный магазин стоит тут уже… в общем, его построили примерно одновременно с памятником. У него даже названия нет! И в этом его главная прелесть – стоит у всех на виду, но это настолько бесполезный магазин, что в него никто не заходит. Я слышал, когда создавали штаб прорицателей, его хотели поместить в ритуальных услугах. Но туда почему-то всегда очереди.

Мы остановились. Аня открыла двери, впуская меня внутрь.

– Тут ступени, осторожнее.

Я подняла очки на лоб, собрала трость и нащупала стену. Продвигалась вперед медленными шажками, боясь резко упасть со ступеней. Наконец нашла край, шагнула.

Восемь ступеней, непривычно высоких, неудобных. И еще – слишком темно вокруг. Даже слабый свет, который я могу различать, исчез.

– Тут немного странная атмосфера, – предупредила Аня, идя позади. – Ты привыкнешь. На самом деле это не просто антикварный магазин, это большое помещение. Тут у нас и отдельные комнаты, и склады. Много чего. Еще одна дверь.

Она открылась с легким переливом колокольчиков. В нос ударил запах лимонного ароматизатора.

– Опять мебель полируют, – недовольно сказал Рэм.

Аня взяла меня под руку. Мы шагали неспешно, в такт часам – их тиканье раздавалось отовсюду. Будто сердцебиение большого организма, а мы – в самом его центре. Мои наручные часы притихли, не решаясь конкурировать своим тихим стрекотом с громадными настенным собратьями.

– Здесь повсюду полки с антикварными штуками, – подсказала Аня. – Есть еще старинные шкафы, столы. На них предметы поменьше. Статуэтки, фарфоровые фигурки, посуда, механизмы, книги.

Дзынь! Какие-то из часов ударили чуть сильнее, и я вздрогнула, вцепившись в Аню.

– Это место не для меня. Я тут все разобью!

– Ничего страшного, – ответил Рэм. – После этого голову оторвут нам троим, так что тебе будет не так одиноко в загробной жизни. А вообще – не волнуйся. Сильные омены невозможно разбить, а слабые не жалко.

– Тут есть хозяин? – спросила я и мгновенно почувствовала себя глупо. А вдруг мы уже стоим прямо перед ним?

– На самом деле это место принадлежит одному из бывших прорицателей, – объяснила Аня. – Он тут практически не появляется. Отдал нам помещение по старой дружбе.

– Почему бывший? – я старалась говорить тихо, чтобы не перебивать стрекот секундных стрелок. Сложенная трость слегка задела что-то, я услышала тихий «дзынь» и прижала ее к груди.

– В прорицателях не задерживаются надолго. Каждый находит повод уйти. Кто-то присоединяется к воронам, а кто-то просто… впрочем, сложно объяснить, почему они уходят. Единственная прорицательница, с которой мне удалось поговорить до ее добровольного ухода, говорила странные вещи. То ей начальство не нравилось, то помогать другим людям устала… все это звучит очень эгоистично. Им всем стирают память.

– Кроме владельца лавки, – вмешался Рэм.

– Да, кроме него.

Я окончила счет, который начала в начале комнаты: двадцать два шага. Мы подошли к очередной двери.

В следующей комнате Аня держала меня не так крепко.

– Отнесу омены, которые помогли родителей Авроры уговорить. Пока! – бросил Рэм, и неподалеку хлопнула дверь. Про омены звучит жутко – будто какие-то штуки залезли в голову моих мамы и папы и что-то там поменяли.

– Можешь расслабиться. Мы прошли антикварный магазин. Тут начинается наш штаб. Говорят, его строил автор лабиринта Минотавра, – Аня усмехнулась. – Это неправда, конечно, но заблудиться тут точно можно. Идем, я познакомлю тебя с теми, кто сегодня в штабе.

Мы прошли в следующую комнату. Я различила тоненький детский голосок и несколько взрослых.

– Всем привет! – поприветствовала Аня, и я повторила за ней.

Кто-то подошел, и она отпустила мою руку. Наверное, здоровалась с кем-нибудь. Я почувствовала себя неуютно: несколько раз уже бывало, что кто-то знакомый подходил, раскидывал руки, желая обняться, а я просто этого не видела. Чтобы сейчас не произошло того же, я нарочно покрутила тросточку в руках. Пусть видят, кто перед ними. Рядом раздались приветствия. Кто-то называл имена, и я тоже спешила представиться, никого не запоминая. Кажется, тут человек семь, не больше.

– Народ, не наваливайтесь все сразу! – успокоила их Аня. – Аврора здесь не последний раз, надеюсь.

– Надеюсь? – это слово показалось мне странным. – То есть это не точно?

– Мы должны убедиться, что ты умеешь постоять за себя. Тогда можно будет доверять тебе омены, давать задания… Впрочем, тебя вряд ли будут нагружать подобным, слишком рискованно. Вороны легко обманывают и более опытных прорицателей, а у тебя вообще ситуация особенная. Возможно, твой дар поможет нам найти пару амулетов. В любом случае сначала тебе нужно пройти испытание.

– А если не получится?

– Ты просто забудешь все, что случилось в последние дни. Омен останется с тобой. Раз он тебя выбрал, значит, это зачем-нибудь нужно.

Я задрожала. Впервые выбралась на свободу – и все тут же закончится?

– Что за испытание? – мой голос прозвучал испуганно.

– Не волнуйся, тобой займется настоящий профи. Это Вика. Малышка, поздоровайся.

– Привет, – я услышала тот самый детский голосок. Девочка явно смущалась из-за возложенной на нее миссии. Она просто не представляет, что со мной творится!

– Так что за испытание, Ань? – спросила я.

– Тебе нужно будет выбраться из эфира. Рэм говорил, у тебя уже получалось. Нужно убедиться, что это не совпадение. Это не просто испытание, для тебя оно особенно важно. Нужно убедиться, что ты можешь за себя постоять, иначе станешь легкой добычей для воронов. Так что слушай: когда ты оказываешься в эфире, твое тело перестает двигаться. Как и тело человека, который создает иллюзию. Чтобы поймать в эфир, нужно подловить жертву, когда он ничего не видит – зашел в темное помещение, что-то попало в глаза, может, он просто моргнул. Сама понимаешь, ты в особой опасности – тебя же, по сути, можно поймать вообще в любую секунду. Эфир держится не больше десяти минут, а иногда и меньше. Зависит от способностей создателя.

– Я могу научиться его делать?

– Не знаю точно, – задумалась Аня. – Я умею, хоть и сотворяла его редко – это больше вороновская фишка. У меня получилось само собой. Как езда на велосипеде – научившись в детстве, даже во взрослом возрасте ты сможешь кататься. Даже если сам момент обучения не помнишь… Я будто умела всегда. Но мне это не по душе, понимаешь? Куда проще забраться другому в душу и найти крючок, чтобы он сам согласился мне помогать.

– Так как из него выбираться? Из эфира? – я поймала себя на том, что уже несколько минут стою, беспокойно заламывая пальцы. Страшно! Боюсь не эфира, а что мне память сотрут. Что же, придется вернуться к обычной жизни? Я не согласна!

– Есть несколько способов. Проще всего – найти дыру. Несовпадение с реальностью. Впрочем, это срабатывает не всегда. Лучший вариант – сбить противника. Создатель эфира почти всегда находится в иллюзии вместе с тобой. Или неподалеку от тебя в реальности. Если приложить усилия, можно пошевелить телом и толкнуть врага – этого будет достаточно, чтобы разрушить эфир. Ты все запомнила?

– Вроде да… звучит не так уж сложно. Ты говорила, что только прорицатели могут выбраться из эфира. А что насчет обычных людей?

– Они просто не осознают, где оказались. Им кажется, что это сон или что они потеряли сознание. В такой момент они просто ничего не соображают. Не могут даже допустить мысли, что существует что-то мистическое – потому легко попадаются.

Я вздохнула. Несколько раз в жизни мне доводилось терять сознание. Приятного мало – каждый раз падала на что-нибудь лицом. А вдруг все эти разы я попадала в эфир? Если подумать, в такие моменты мне действительно чудилось что-то странное…

– И когда начнется испытание?

– Прямо сейчас, – ответила малышка Вика.

Я подождала пару секунд и убедилась – все остальные голоса исчезли. Неужели я уже в эфире?

Протянула руку в сторону, где стояла Аня. Пустота. Только двигаться сквозь воздух тяжело, словно через тугой кисель продираюсь. Я попробовала шагнуть, но ноги прилипали к полу и весили будто целую тонну.

– Мне сказали, что я должна отобрать твои часы, – малышка Вика говорила смущенно, будто оправдываясь. – Прости.

– Как мне выбраться? – я запаниковала.

– У каждого свой путь наружу. Ты освободишься, только если отдашь мне часы.

В каждом фильме ужасов есть маленькая девочка. Не знаю, как выглядит Вика, но представляю ее как из хоррора: длинные черные волосы свисают на лицо, белое платьице. Писклявый голосок уже не кажется таким уж милым.

Пространство душило меня. Ноги не двигались, руками шевелить все сложнее. Воздуха мало, будто на голову натянули пакет. Хватает на вдох, выдох, еще половина вдоха…

Что же говорили Аня и Рэм про эфир? Есть какие-то дыры, какой-то недочет… что-то, что заставит усомниться в реальности, созданной эфиром. Но тут же все нереальное – и прилипшие ноги, и отяжелевшие руки.

Я попыталась вдохнуть и поняла, что кислород закончился. Главное – не потерять то, что осталось в легких!

– Я задохнусь насмерть! – сказала единственное, на что хватило сил.

– Мне сказали достать часы. Прости, – отозвалась девчонка.

Легкие загорелись огнем. Там больше нет воздуха!

Я упала на колени… Метод Рэма должен сработать!

Не могу понять, откуда голос девчонки. То справа, то сзади… будто она движется по кругу, бродит вокруг погибающей жертвы. Совсем близко! Вот бы вычислить точнее…

На наручных часах щелкнула стрелка – чуть громче, чем обычно. Пауза. Еще несколько ударов. Беспорядочный стрекот часов сбился, выстукивая ритм. Я привычно уловила шифр:

С – П – Р – А…

Дослушивать не стала – воздуха нет! Раскинутая трость полетела вправо от меня.

– Ой! – я ударила прямо по девчонке! Воздух вокруг разрядился, руки стали легкими, ноги отклеились от пола. Я судорожно вдохнула – наконец-то!

– Она меня стукнула! – возмутилась Вика и прибавила: – Молодец! Но ты же меня не видела? И по голосу определить не могла, я же специально пряталась. Как так точно попала?

Чьи-то заботливые руки помогли подняться. Я ощупала чужое запястье – неровная кожа. Теперь я знаю, что так выглядят татуировки.

– Вы что, убить меня решили?

– Нет, конечно! – ответила Аня. – Вика создает прекрасные эфиры. И, должна сказать, самые страшные. Что на этот раз?

– Я погрузила ее в мед, – созналась малышка. – В огромную банку меда. Я не думала, что она узнает, где я, иначе бы держалась подальше!

– Каждый выбирается из эфира как умеет. Но только прорицатели чувствуют подсказки, чтобы найти дыру. Аврора, как ты узнала, где Вика?

– Просто… случайно, – я коснулась часов и быстро убрала руку. Не хочу, чтобы они знали. Заморочки с часами, с азбукой Морзе – все это мои секреты. Раскрывать их я не хочу, да и вряд ли смогу. Ну что я должна сказать? Что услышала бой часов, изображающих морзянку? Это так нелепо, что даже вслух произносить не хочется.

– Ты умница! – кто-то похлопал меня по спине.

Другая рука нашарила мою ладонь и пожала. Кто-то поздравил издалека.

– Аврора, ты уже дважды выбралась из эфира. Каким способом – неважно, – Аня вновь взяла меня под руку и отвела куда-то. – Садись, перед тобой стул. Поболтаем.

Я ощупала стул. Деревянная спинка из нескольких прутьев, мягкое сиденье.

– В каком мы помещении? – спросила я.

– Тут собираются все наши, у кого пока нет дел. Болтают, делятся новостями, отдыхают. Здесь есть карты, игры, компьютеры, отдельные комнаты для расшифровки. Если кому-то приходит видение, там собираются и пытаются понять, о чем оно.

– Среди прорицателей много взрослых?

– Мало, – Аня вздохнула. – Со временем все расходятся. Каждый, кто покидает наши ряды, позволяет стереть себе память. Кроме воронов, конечно, но они тоже не болтают лишнего – это не в их интересах. Некоторые люди догадываются о силе талисманов, амулетах. Но пока они не знают об этом наверняка, все воспринимается как сказка. Так нам проще находить нужные предметы и передавать тем, кто в этом нуждается… а воронам проще воровать у тех, кто не осознает ценность оменов. Так наша тайна до сих пор остается тайной. Правда, я не могу сказать, почему люди перестают быть прорицателями. Они как будто… вырастают из этого. В любом случае здесь собрались те, кто готов помогать.

– Чем вы занимаетесь? С помощью способностей ищете эти омены – а дальше? – я сложила руки на стол, ощупывая его. Странный, ребристый. Наверное, тут вырезан какой-то рисунок. Не могу разобрать, что именно, а спрашивать стыдно.

– На свете существует много оменов, – начала рассказ Аня. – Они появляются по-разному. Какие-то предметы участвуют в грандиозных событиях и впитывают энергию, например, гильзы с военных событий. Или принадлежат людям, которые за целую жизнь пропитали их силой. Или это может быть безделушка, которая очень кому-то дорога: она становится своеобразным талисманом и может послужить для некоторых настоящим спасением. К примеру, недавно я передала омен девушке, которая готова была покончить с жизнью. У нее все складывалось неудачно: учеба, работа, отношения. Сама она добрая, как ангел, но к ней будто примагничивались негодяи. Такая вот ироничная физика, – Аня скрипнула стулом, придвигаясь ближе к столу. – Омен научил ее говорить «нет». Просто дал ей силы на это короткое слово. Это слабый амулет, но даже такой способен изменить жизнь. Чем больше предметов-помощников попадает в правильные руки, тем лучше становится наш мир. Только мы сами мало что решаем.

– А кто тогда решает?

– Те, кто сидят выше. Мы их называем начальством, но это так, условно. Их никто не видел, всегда по телефону говорим. Умеющие заглядывать в будущее прорицатели отправляют предсказания начальству. Лично я представляю, как начальство собирает со всех прорицателей мира большую карту будущего, а потом они решают, кому помочь, что изменить, во что вмешаться… Не знаю, по какой схеме они действуют, но, если не верить им, во всей нашей работе не будет смысла. Мы всего лишь выполняем мелкие поручения и наслаждаемся тем, что можем хоть кому-то помочь. Особенно ценны омены, созданные Немой Жрицей.

– Постой! На моих часах такая же гравировка, – вспомнила я.

– Не может быть. Мы с Рэмом проверяли…

– Сама посмотри! – я быстрым движением сдернула часы и передала Ане. Та долго их не возвращала. Потом все же отдала.

– Тут нет гравировки, Аврора.

Я ощупала часы. Действительно, никаких шероховатостей. Но ведь папа сам прочитал для меня эту надпись! Откуда еще я могла бы узнать про Немую Жрицу?

– Наверное, я что-то перепутала, – сказала и сама себе не поверила.

– Ничего страшного. Омены от Жрицы очень редкие. Они дают силу на настоящие чудеса! Помнишь наконечник стрелы у Рэма? Это ее омен, штука очень ценная. Это очень ценный амулет.

– И почему такую важную вещь доверили Рэму? – усмехнулась я. – Он не выглядит как очень ответственный парень.

– Ты просто не знаешь его, – голос Ани изменился. Она стала говорить медленнее, будто взвешивая каждое слово. – Поначалу я тоже о нем плохо думала. Он вор, конечно. И бывает невыносим. И чувство юмора у него дурацкое, иногда и обидеть может. Но стремление, с которым он тратит силы на помощь людям… Знаешь, – теперь она говорила совсем тихо, – из всех, кто когда-либо был среди прорицателей, Рэм самый искренний. Он берется за любое дело, готов помочь каждому. Будет ворчать, но никогда не откажется. А ведь он единственный из нас, кто не имеет дара прорицания. А с тех пор как он потерял Василису…