Новая напасть бесплатное чтение

– С чего все началось? – переспросил бородатый мужчина лет пятидесяти, переваливаясь с боку на бок и подставляя богатырскую спину теплу костра. Его собеседники, два юных следопыта лет пятнадцати от роду, нетерпеливо заерзали, крепче сжав самодельные самострелы – не очень точное, но весьма грозное оружие, способное с первого попадания уложить даже медведя.

Вечерело. Августовский вечер обещал теплую бархатную ночь. Легкий ветерок выдувал в ночь изнуряющий зной летнего дня, неся долгожданную прохладу. В густой траве поймы реки уже завели свою песнь цикады и сверчки. Языки пламени с треском пожирали сухие сосновые поленья, играя отблесками на лицах собравшихся вокруг костра людей.

Здесь, вдалеке от руин погибшей цивилизации, иногда можно было и вовсе забыть о ее гибели. Рейдеров почти не встречалось, поскольку добыча для них тут была не богатая, а стреляли потомки таежных охотников не хуже своих легендарных предков. Да и в связи с «особой густонаселенностью» таежной части Сибири – бичом нового мира-зомби – тут тоже было не ахти. Мелкие разрозненные группки – а всё больше одиночки в потрепанной одежде – не представляли серьезной опасности для закаленного долгими годами борьбы за свое существование выжившего. Но часового охотники всё-таки выставили: на макушку огромного дуба взгромоздился Данила – рыжеволосый голубоглазый гигант.

– Расскажи им, дядь Лёш, – гаркнул Данила. – Только не стращай почем зря, а то им еще караул держать.

– Ладно, мальцы, слушайте… – начал дед, положив на колени огромный дробовик, отголосок некогда великой цивилизации. Кормить его, правда, год от года становилось всё труднее, но благодаря цельнометаллическому ресиверу он с легкостью поглощал как промышленные, так и кустарного производства патроны. Его разработчики могли по праву гордиться своим детищем, пережившим апокалипсис. Дед, усевшись поудобней по-стариковски закряхтел и продолжил:

– Года за два до вашего рождения, ну или около того, Землю населяли почти девять миллиардов человек. Технологии, наука, медицина, армия…

– Эдак ты и до утра не поспеешь, – хохотнул Данила, всматриваясь в надвигающийся сумрак. – Давай сразу про террористов.

– Дядь Леш, а кто такие террористы эти? – придвигаясь ближе, спросил один мальчуган.

– Да говнюки, одним словом. Вечно всем недовольны были и пакостили супротив обычного люда. Так вот, когда этих говнюков всем миром почти одолели, они решили последнюю, самую страшную, мерзость сделать. А надо сказать, врачи в те времена любую хворь могли одним уколом вылечить, потому как были у них хранилища специальные, где все хвори человеческие хранились.

– А зачем они хворь-то хранили, что за надобность в этой гадости? – удивлению ребят не было предела. Таких историй в городище за костром после ужина не услышишь.

– Как это – зачем? Для экспериментов там всяких, опытов. Как без хвори лекарство от нее справить?

Молодежь понятливо закивала.

– Так вот, забрались эти террористы в самое главное хворехранилище, все образцы покрали и давай народ честной этой заразой травить. Началась эпидемия. Много народу тогда полегло, и ученые супервакцину придумали, чтоб сразу от всего помогала – антидот панацелина. Болезни-то старые он победил, эпидемию удалось остановить поголовной вакцинацией этого самого антидота. Но вот в чем подвох-то: автор этого антидота малость просчитался, а можа, он и был самый главный говнюк, лидер террористов. После того, как вакцинированный человек погибал, антидот энтот продолжал работать, превращая мертвяков в зомби и пытаясь побороть саму смерть. Зомби убивали направо и налево, плодя новых зомби. Гигантские города наполнялись зомбаками почти мгновенно.

–А токсики откуда взялись? Толстяки те же? Или это байки всё?

По глазам юных воителей было ясно, что вопросов у них тьма тьмущая, а возможность прикоснуться к тайнам взрослых будоражила воображение.

– Эти байки отряд Фомы по весне в клочья порвали, – буркнул сверху Данила.

– Когда правители потеряли контроль над происходящим, было принято решение о локальном ядерном ударе по столице, дабы всех зомбарей, зараз положить. Пальнуть-то пальнули, а автоматика приняла этот удар за атаку наших ВКС, ну и саданула в ответ по нам, всем что было в наличии. Наши в ответ свой удар нанесли, – дед с театральным видом взял актерскую паузу, давая возможность юным умам осознать сказанное.

– Жесть, как всё страшно было! – Егорка, самый молодой из присутствующих, поежился.

– Цивилизация исчезла в ядерном пламени, а зомбаки не только остались, но и под действием радиации мутировать стали. Кто-то до толстяков отожрался, кто-то этой радиации хватанул и в токсика обернулся. Перед войной ученые стращали весь честной люд ядерной зимой – якобы пепел от взрывов затмит солнце лет на четырнадцать. Все, кого не убьет ударная волна, всё одно помрут от радиации, да от лютого холода. А оно вона, как вышло: всего две недели продержались в небе над миром пепел и гарь прошлого. Тьма полная и только молнии разрывали эту кромешную мглу; грозы бушевали такие, что и словами не описать; дождь, снег, лед… жуткого черно-коричневого цвета. А потом всё угомонилось, одним махом, как по мановению волшебной палочки. Солнце проглянуло, а там и природа проснулась. Правда, вот про радиацию они не соврали: очаги ударов до сих пор смертельно фонят.

– Это как же они так облажались-то? У нас вот деда Артемий с погодой никогда не ошибается, – на этот раз любопытство плеснуло через край уже у Сергея. Он был на год старше Егора и регулярно ходил в дозоры у селения, но в настоящий многодневный рейд, как и остальные, попал впервые.

– У деда Артемия нашего – простой ревматизм, он давным-давно в боях с зомбаками ногу себе повредил. А тут, я думаю, ученые те специально страху нагоняли, чтоб правители тогдашние из-за жадности, да глупости мир наш прежде времени не угробили. Ведь для правителей жизнь простого люда никогда ничего не значила. Сколько народу зазря полегло из-за ихних амбиций!

– Но в городище-то, всё по правде, да по совести?! – удивились ребята.

– В городище мы коммуной живем, у нас правителей нет. Мы все работаем и сами всем заправляем, – с гордостью вставил Данила.

– А дед Артемий тогда кем работает? – с ехидцей в голосе спросил Сергей.

– Знамо кем. Он хоть и дряхлый совсем, но память у него еще крепкая, а потому он за вами, мелкими, присматривает, пока родители в поле работают. И через сказки, да прибаутки вас жизненной мудрости учит.

Укоризна в словах Данилы начисто лишила Сергея желания умничать.

– Сейчас от былого величия той эпохи остались лишь обломки, – возвращаясь к своему рассказу, продолжил дед. Нескрываемая тоска по былому печатью легла на его морщинистое лицо, но он справился с бурным потоком нахлынувших эмоций. – И еще говорят, на руинах бывших городов каких только тварей не водится! Но там всё еще можно найти артефакты и технологии, и поэтому вокруг них, городов этих, лихой народец околачивается. Эти добытчики пострашнее зомбаков будут, на них отродясь креста не было, и ничего святого для них нет – безбожники, одним словом. Да и зверья мутагенного там пропасть. Самое что ни на есть гиблое место эти руины. И чем больше был город, тем больше там околачивалось нечисти. Если доведется идти в паломничество, не вздумайте приближаться к ним. Пропадете почем зря.

– А мы-то как уцелели? И что, если кто из наших помрет, тоже зомбаком станет? – ужас блеснул в глазах Егора.

Дед замотал головой:

– Велика была Россия-матушка, просторна! А вот народу ее населяло не столь много, да и разгильдяйство наше тоже многим жизни спасло. Антидота того в наши края завезли каплюху, поэтому мертвяков тут, почитай, нет совсем. Да и ракетами здесь бомбить было нечего. Так что, считай, повезло нам. А насчет в зомби обратиться, это вряд ли. Сам панацелин по наследству не передается. И ничего с тобой не сделается… если, конечно, к зомбакам на ужин не загремишь. Кстати, все знают, что делать надобно, если кто-нибудь из отряда помрет?

– Это все знают, – почти прокричал Егор.

– Череп пробить, тело сжечь, – заученным тоном от тарабанил Сергей.

– Знать-то одно, а вот суметь…

Резкий свист оборвал деда на полуслове: это Данила заприметил неладное.

Шагнув за костер и повернувшись спинами к реке, отряд поднял оружие, снял предохранители. Юноши опустились на колено, взводя курки. Дед Алексей грозным утесом возвышался за ними; рядом, спрыгнув с дерева, пристроился Данила: дослав патрон в патронник АК, он выискивал в надвигающийся сумерках свою цель.

Между костром и опушкой леса было метров семьдесят. Шум стремительно приближался.

– Как на свет выйдут, бейте по ногам, – голос деда был на удивление спокойным.

– Отстреляетесь, бегом к лодке, весла в зубы и гребем.

Адреналин уже попал в кровь. Легким ознобом зашатались руки. Сердце стучало громом в ушах. Егорке казалось, что даже мертвяки слышат этот набат. Ветер уже донес их смрад до небольшого отряда.

– Воняет – жуть. Мертвяков много. Очень много! – дед мотнул головой. – Откуда их по выползало-то столько?

– Зомби привлек свет костра, это однозначно. Почему такие опытные люди, как Данила и дед, не подумали о безопасности? Всё, сейчас нам кранты! А всё-таки Наташка такая красивая… – руки юноши крепче сжали цевье ружья – Вот помру, а она даже не узнает, как мне нрави… как я люблю ее. Блин, надо было поговорить с ней перед походом. Ну отказала бы, хоть умирать не так было бы обидно.

Время застыло, мысли бурным водоворотом неслись в голове юноши:

– Сереге-то проще, он уже третий месяц по тайге шарится, а у меня это первая вылазка и, походу, последняя…

Кустарник с треском поддался напору. Первые, наиболее «свежие» зомби уже приближались к костру с безумством мотылька.

– Залп! – рявкнул Данила.

Палец нажал на курок почти машинально, прилетевшая следом оплеуха вернула Егора в реальность.

– Я сказал по ногам! —рявкнул Данила, краем глаза следивший за молодняком.

Ствол послушно опустился, повторно щелкнул затвор, свинец рванулся вперед, жестко толкнув приклад в усталое плечо.

Картечь, она и в Африке картечь. Заградительный огонь маленького отряда оказался плотным и прицельно точным. Шесть или семь зомбаков, рухнув в костер, продолжали размахивать руками. Задние ряды, раззадоренные звуками выстрелов, ускорились: почти вылетая на полянку, спотыкались о поверженных, падали, сбивая с ног вновь прибывших. Безумная давка и сумятица превратились в магический танец смерти.

«Ремингтон» деда и «АК» Данилы еще продолжали косить мертвяков, когда молодежь, уже прыгнув в лодку, взялась за весла.

– Уходим! – Данила рванул к лодке.

Дед, запрокинув опустевший дробовик за спину, напоследок метнул бутылку с зажигательной смесью в шевелящуюся кучу.

Пламя, огненным джинном взвилось в небо, поглощая исчадий ада и разрастаясь на глазах.

– Эдак ты всю тайгу попалишь, – нервный смех выжившего прокатился над гладью реки.

– Лето в этом году дождливое, тайга сырая – ни чё ей не сделается. Чего, мальцы, испугались?

– Да есть немного… – эмоции переполняли ребят, но многочасовые тренировки сделали своё дело: боевое крещение пройдено, и теперь они наперебой делились ощущениями первого, пусть и скоротечного, боя.

– Тише, чего разгалделись? Мы еще не дома! – бросил дед, пополняя опустевший патронташ из вещевого мешка.

***

Ночная мгла поглотила почти всё вокруг, и лишь вдалеке всё еще догорали зомби. Где-то в лесу прогремел сигнальный вой; волки, учуяв запах горящего мяса, в предвкушении обильный пира уже собирались в кучу.

Только сейчас, подруливая веслом, с окаменевшими от усталости руками, Егор понял, почему охотники всегда идут в рейд вверх по течению.

Луна выглянула из-за облака, обнажив первозданную прелесть дикой тайги, давно залатавшей раны, нанесенные ей цивилизацией.

– Худо дело… Ой, худо…

– Ты чего всё бубнишь-то? Двух кабанов добыли; мяса всему городищу, считай, на неделю хватит; ягод и трав целебных набрали; зомбарей пожгли, что не так-то? – адреналин все еще бушевал в крови Данилы.

Дед поднял глаза: в них недобро блеснул свет луны.

– Ты в мертвяках ничего странного не увидел?

– Да что в них можно странного увидеть? Сам зомбак – уже странность. Хотя эти больно уж шустрые, ну и горят хорошо.

Шутка удалась: охотники разразились смехом – все кроме деда.

– Эх, Данилка, когда ты уже повзрослеешь? Не первый год по тайге промышляешь, а главное всё никак в толк не возьмешь: научись думать! Сниматься со стойбища надо, небезопасно здесь более.

– Дед, а ты сейчас не параноишь? Ты лучше толком поясни, чего такого ты в этих мертвяках увидал-то? – сквозь вуаль напускной бравады четко просматривалось беспокойство Данилы.

– Раньше все наши мертвяки являлись не кем-нибудь, а бывшими заключенными, да их стражами – солдатами внутренних войск, которые те лагеря охраняли. Их, почитай, самыми первыми вакцинировали, и все они давным-давно обветшали. Потому и медлительные, и одежи на них почти не осталось. Пока в коктейле Молотова их с головой не искупаешь, не горят совсем, да и в группу больше пяти-шести, максимум десяти, они никогда не собирались. А эти – в одежде; значит, селяне. Шустрые. Иными словами – «свежие». Мы пока в авангард палили, вся опушка шевелилась. Ничего на ум не приходит?

В глазах Данилы мелькнул ужас.

– К утру нам надо быть в городище – пусть отцы-старцы думу думают. Наляжем на весла, теперь время не нам на руку. Торопиться надо! – панический страх сквозил в словах Данилы. – Гребите! Что есть мочи гребите, мы сейчас со смертью в гонки играть начали!

Мальчишки переглянулись, от былой бравады не осталось и следа.

– Чего это? Беда, что ли? Дядь Лёш? Че нам делать-то теперь?

– Не дрейфь, мальцы, Бог не выдаст, свинья не съест. Прорвёмся!

Весла с шумом вонзились в плоть реки, толкнув челнок навстречу рассвету.

***

Бессонная тяжелая ночь давала о себе знать. Человеческие силы не безграничны: охотники разделились, чтобы иметь возможность отдохнуть. Данила с Сергеем уснули почти мгновенно – беззаботным первобытным сном. Егор с дедом налегли на весла, коротая ночь разговорами под размеренный плеск волн, бьющихся о корпус утлого суденышка.

– Дядь, а дядь? А ты где навострился так ловко зомбаков мочить? Я бы ни за что не догадался их бензином полить.

– Как ни крути, а годы берут свое: и зрение уже не то, да и слух подводит… Лет десять тому назад я стоянку еще до их появления снял бы. И патроны бы уберегли. Что проку на зомбаков дефицит тратить? Никакой пользы. Ты не представляешь, сколько этого добра мы на них извели почем зря, лет на двести бы охотиться хватило… И это – в заводской амуниции! А ее с нашим кустарным самоснаряжением не сравнить. Вот с напастью разберемся, обязательно парус поставлю, стар я уже веслами-то махать…

– Ну а всё-таки, в чем секрет? Или у тебя система какая есть? Приемы там всякие?

– Опыт, Егор, просто опыт. Я реагирую на ситуацию, вот и всё. Нет никакой системы. Каждый из наших в городище немало времени провел в боях с мертвяками. Понимаешь, когда смотришь на события через призму прожитых лет, многое воспринимается уже по-другому, да и сама наша память – очень странная штука. Мы вспоминаем события, мысли, связанные с ними; помним, хорошо ли нам было или плохо, а сами эмоции, руководящие нами в те моменты отмирают, и поэтому, оглядываясь назад, мы способны анализировать, делать какие-то выводы. Эмоции принадлежат только настоящему, а может, они его и делают настоящим. Умение контролировать эмоции в критической ситуации и являются важнейшим качеством воина – когда страх не парализует тело, а помогает правильно оценить ситуацию. В первые годы после ядерного шторма зомбарей было хоть пруд пруди: по первой они на нас, а опосля уже и мы на них охотились. Бывали дни, по три-четыре раза с этой гадостью воевать приходилось. Так вот Данила – а по правде сказать, у него прям дар Божий к ратному делу, —проанализировав и систематизировав весь накопленный бойцами городища опыт, разработал для вас курс молодого стрелка. Занятия помогут научиться управлять эмоциями и чувствами, дадут базовые знания о тактике ведения боя, об охоте и об окружающем мире. Вообще, чувства – это непозволительная роскошь в наше время, и только истинные, по-настоящему сильные чувства не поддаются контролю.

– Это какие? Любовь, да?

– Не о том сейчас речь! Так что, если ты не ловил мух на подготовительных занятиях, то, попав в критическую ситуацию, у тебя будет реальный шанс уцелеть.

– А если ловил, мух этих, что тогда?

– Тогда и сам сгинешь, и отряд свой под погибель подведешь, потому как спасать тебя, неуча, будут. Противника надо изучать. Только так к победе путь сыскать можно. Усек?

Юноша тяжело вздохнул.

– Усек. А правду говорят, что чужаки да рейдеры хуже зомбарей?

– И хуже, и опасней. Понимаешь, грабить и убивать легче, чем пахать и сеять. Зомби, они бесхитростные, с ними просто. Они жрать хотят, голод ими руководит, а эти… —

дед сильнее впился в весла.

– А тебе… человеков убивать приходилось?

И вопрос-то вроде простой, без подковырки, а так сразу и не ответишь… На помощь пришла память, оживляя давно минувшие события.

***

Конец сентября в Сибири – пора довольно холодная. Вахта подходила к концу; настроение, несмотря на моросящий дождь, было шикарным. Тревожные новости об эпидемии в целом тоже не портили картины. Сегодня еще и четверг – банный день, так что всё было в ажуре. Яркий солнечный день. Голубое с белыми облаками небо. Сверкающая осенними красками тайга простиралась бескрайней стеной. И всю эту красоту перечеркнула извивающейся змеей, чуждая для этих мест колонна военных машин цвета хаки. Камуфлированные военные грузовики держали курс на объект строительства. Машин было много; смутная тревога закралась в сердце. Внутрь периметра, они, однако, входить не стали. Солдаты в химзащите, с автоматами наперевес оцепили периметр, методично и со знанием дела залили какими-то химикатами поляну у головного КПП нашей стройплощадки и начали ставить большие армейские палатки. На фоне массовой интернет-истерии по поводу ужасающей эпидемии всё это выглядело по крайней мере недружелюбно. Масло в огонь подлил кросс к главному входу начальника строительства – последний раз он так бежал, когда загорелся склад ГСМ. Ох, и шуму тогда было! Правда, обошлось без жертв: персонал довольно умело локализовал очаг возгорания, прибывшие пожарные доделали всё остальное. Проверок потом было немерено, но, как всегда, без толку. Покричали, ногами потопали, а как строить без техники? Тем более, когда ее на объекте более тридцати единиц и жрут они не как малолитражки. Так что, несмотря на все грозные указивки, склад успешно продолжил работу после визита какого-то крутого перца из аппарата президента, который очень вежливо объяснил местным чинушам, что нарушения – это, конечно же, плохо, и с этим безусловно нужно бороться – но где-нибудь на другом участке. А срывать сроки строительства архиважного, по мнению правительства, объекта весьма чревато. На чем дружно и порешили. Крутой дядька улетел, местные разъехались, и к Петровичу – так кликали начальника строительства – вернулись аппетит и былая надменность. Но, видать, ненадолго.

К вечеру того же дня полевой госпиталь начал поголовную проверку. Так тщательно меня проверяли, наверное, только в военкомате – хотя чему удивляться: и там, и там военные. Центрифуга лаборатории визжала на всю округу, не умолкая. Сорок восемь часов жуткого визга, заглушавшего даже грохот дающих свет и энергию всей стройке дизельных генераторов. Сорок восемь часов! Обследование прошли все поголовно, а это, ни много ни мало, почти полторы тысячи человек. Потом офицеры долго шушукались с Петровичем у него в вагончике. Госпиталь свернули, погрузились в машины и двинули дальше. Но не все.

На радость женской части коллектива восемнадцать бойцов во главе с молоденьким младшим лейтенантом остались в наружном охранении. Их поставили на довольствие и подселили к местным ЧОПовцам. Тайга кругом, чего нас охранять-то?

Петрович объявил общий сбор, на котором зачитал постановление Минздрава о всеобщей вакцинации антидотом панацелина. И тут же добавил, что пока количество этого антидота ограничено, в то время как проведенные анализы подтвердили крепость здоровья российского строителя. И на основании этого было принято решение ограничиться карантином, а антидот применять в более серьезных ситуациях. При этом он заверил, что в течение двух недель необходимое для вакцинации количество лекарства будет доставлено, а постановление – выполнено, как положено. На этом халява закончилась, и мы вернулись к работе.

Бабы на стройке завсегда в центре внимания были – тем более симпатичные, но комендантш обычно особой любовью не потчуют. Уж больно вредные они. Какой бы красавицей она ни была, а профессия накладывала свой отпечаток, да и народ-то у нас не лаптем деланный, палец в рот положишь – руку по самое ухо оттяпает. Вот и приходилось Зинаиде Антоновне, комендантше нашей, всех в ежовых рукавицах держать, дабы не расслаблялись. А за такое кто любить будет?

Тогда наши и удумали график помощи по хозяйству составить. Хочешь, не хочешь, а за вахту раза два в подчинение к Антоновне всё одно попадешь. А там, как карта ляжет, кому – в город за продуктами, кому – в лес по дрова.

Сразу после собрания мы с Володькой – его «Газелька» за базой приписана была, под конвоем Зинаиды Антоновны двинулись в соседнее село за харчами. Первое, что насторожило в Прокоповке (деревня так называлась) – необычная тишина. Вовка вышел из машины ноги размять, а комендантша, вооружившись оплаченными счетами, двинула в управу, раскачивая шикарными бедрами.

– Ох, и скольких же мужиков свела с ума эта задница! – брякнул Вован, потягиваясь и провожая женщину хищным взглядом. – Вот почему все красивые бабы имеют препротивнейший характер? Для них все мужики – козлы, да лентяи.

– Может, всё дело в самих мужиках, которые за сиськами, шикарной попой да длинными ногами не видят в женщине человека, воспринимая её как объект сексуальных утех?

– Ну Лёха, ты сам-то понял, чего сейчас выдал?

Легкий ветерок, затеявший веселую кутерьму с опавшей листвой, принес с собой

острое ощущение беспокойства, а в легендарный для села запах сена и навоза вторглось что-то приторно сладкое и одновременно с этим до мерзости противное.

– Это чем здесь так воняет?

Водила засмущался:

– Да нормальные сигареты, чего ты? Не «Кэмэл» конечно…

– Это не табак, это что-то другое. И тишина гробовая, как на кладбище.

Цокот каблуков по дереву ступенек возвестил о том, что наша «Железная леди» добралась до здания управления. Я невольно обернулся: заскрипела несмазанными петлями дверь, и в этот момент что-то вырвалось из здания, сбив женщину с ног. Зина едва всхлипнула – тварь одним укусом разорвала ей шею. Брызнула кровь, темным пятном расползаясь по светло-голубой шерстяной блузке. Женщина обмякла. Треск разрываемой плоти и чавканье резали слух – и не только нам. Несколько особей выскочило из здания, присоединяясь к жуткому пиршеству.

– Не хрена себе, они же хавают ее, как колбасу! – на голос Владимира бросились несколько тварей из соседнего проулка. Но Вован, уже хлопнув дверью, вдавил педаль акселератора в пол.

«Газель», с прокрутами снеся двух особо прытких тварей, увозила нас восвояси.

Я сидел в шоке. Если бы не Володька, меня бы, наверное, там же порвали! А перед глазами – пятно крови, растекающееся по блузке… Молниеносная смерть человека оставляет неизгладимое впечатление, по силе сопоставимое разве что с ударом кувалды.

В себя я пришел уже на участке, когда медсестра вкатила мне в плечо жутко болючий укол.

А тут руководство решило в шерлоков поиграть. Петрович орал так, что от натуги глаза из орбит чуть не повылазили.

– Да я вас!.. Вы себе даже не представляете, что я с вами сделаю! Живьем сгною!

А мне смешно. Все угрозы казались такой несуразицей после взгляда той твари, наполненного лишь одним: жаждой убивать.

Сквозь ор раздался треск автоматной очереди. Часовые приняли бой. Нападающие шли плотной толпой. Пули прошивали их насквозь, вздымая багровые фонтаны, но их это не останавливало. Застучал башенный пулемет БТРа. Крупнокалиберная очередь перемолола первые ряды, разбрасывая внутренности и конечности и разрывая тела на куски. Но толпа лишь ускорилась…

Несмотря на всю дикость и несуразность происходящего, надо отдать должное воякам – паники не было. Девятнадцатилетние пацаны честно расстреляли боекомплект до железки; не дрогнул ни один. Хотя ощутимого результата стрельба не принесла, отделение примкнуло штык-ножи, готовясь принять надвигающуюся толпу в рукопашную.

– Все на борт, уходим! – Младший лейтенант не посмел пожертвовать своими солдатами ради нас, оставляя всё на волю Божью.

Правда, напоследок бронетранспортер утюгом впился в толпу и, протаранив ее, скрылся за просекой. Твари всё прибывали, напирая на ограждения; забор скрипел, но стоял; трупная вонь тяжелым смрадом повисла в воздухе. Петрович снова созвал большой сбор. Все пришли, уже вооружившись импровизированным оружием: от кусков труб и арматуры до гвоздометов и модернизированных строительных пистолетов. После долго спорили и решали, как же быть дальше, пока дикий мат дозорного не прервал бессмысленные дебаты.

– Сломали! Забор сломали! – если выкинуть всю нецензурную брань, то именно так всё и звучало. – Сюда идут…

Мы скучились в центре машинного зала. Что-то очень древнее, спящие в самом дальнем уголке подсознания проснулось в нас – гены предков, инстинкты охотников, само понимание близости смерти, а может, всё сразу. Тяжело передать, но толпа встала почти в идеальный круг, укрыв внутри женщин. Твари начали ломать двери, все замерли. В тишине я услышал откуда- то издали идущий голос:

– Зомби они или нет, бейте в голову! Не размахивайте оружием по сторонам – своих зацепите; сверху вниз – как кувалдой. Поймайте ритм. Как один, дружно защищайте друг друга, – голос был властным, могучим, не терпящим неповиновения. Что ни говори, а командовать надо уметь.

Петрович, взобравшись на катушку с электрическим кабелем, продолжал раздавать указания, координируя оборону. Двери, окна – всё рухнуло разом. Зомби ринулись живой лавой.

– Стоять! Бей!

Оружие опустилось, сминая первую волну. Но отдернуть руки назад успели не все, и их буквально вырвали из строя. Море изголодавшихся мертвяков сомкнулось над ними – бедолаги не успели даже вскрикнуть.

Наше преимуществом была дистанция, в то время как поражающим фактором отродий, атаковавших строительный городок, являлись в первую очередь зубы. Отродья хватали жертву, впиваясь зубами в живую плоть, – куда угодно, лишь бы оторвать кусок. Они не пытались убить добычу одним укусом, просто рвали ее на части. Ежесекундная выгода, синдром синицы в руках. Взрослый мужчина один на один в открытом противостоянии значительно превосходил зомби, если только ему хватало духу сопротивляться. Но при таком численном перевесе даже древние воины, привыкшие не выпускать оружие из рук с утра до вечера и умевшие сражаться плечо к плечу, оказались бы в довольно плачевном положении – не говоря уже о нас. Тактику рукопашного боя в пешем строю мы изучали прямо тут. Как говорится, не отходя от кассы. Несмотря на потери, наши атаки раз от раза становились всё более эффективными, а маневры всё более слаженными. Оружие чаще наносило фатальный урон и, когда очередная волна нечисти рухнула к нашим ногам, с десяток молодцов во главе с Володькой – тем самым, который вытащил меня из Прокоповки – рванулись вперед, пытаясь, развив успех, пробиться к окну. Звон разбитого стекла и Вовкин сочный мат свидетельствовали об успехе вылазки. Несколько человек выпрыгнули в проем, но через мгновение оттуда в зал нескончаемым потоком хлынули новые зомби, прогнув нашу линию обороны.

– Держать строй!!!

Петрович с резервом бросились закрывать прорыв; брешь выровняли, но на смену павшим вставали новые твари, а наши ряды редели, усталость сковывала руки, и, казалось, что конец неминуем.

Отчаянность обреченных, дикая злоба и желание забрать с собой побольше этих богопротивных созданий, заставляли наше оружие подниматься снова и снова. Прижимаясь плечом к плечу, мы могли лишь сужать ратный круг, стараясь компенсировать потери боевых соратников.

Нас оттеснили к дальней стене актового зала. Спасения из этого угла смерти не было: рано или поздно усталость бы взяла своё. Боевой дух строителей таял, как уголек в потухшем костре, но тут сквозь боковую стену в зал влетел бульдозер.

Вован подоспел вовремя, практически смяв большую часть мертвяков. Трактор кружился в центре зала, вытанцовывая смертоносный вальс. Рев двигателя магнитом тянул к себе напрочь забывших о нас мертвяков, а тяжелые гусеницы поглощали их, словно жевала древнего чудовища. Чаша весов окончательно склонилась в нашу пользу. Очнувшись от ступора и мстя за пережитый страх, мы вбивали в пол остатки перемолотых гусеницами зомбарей. Потом под свет фонарей и факелов зачистили периметр, трупы стащили на монтажную площадку и сожгли.

Нужно было решать, что делать дальше, но вот тут-то всё только и началось. Как же быстро человечество падает в первобытнообщинный строй при отсутствии неизбежности наказания за содеянное! Часть работяг с явным уголовным прошлым решила ковать железо пока горячо, пытаясь возвести новый порядок, соответствующий их «понятиям». Набралось их немного – человек двадцать, но если учесть, что все остальные вообще были разрознены, то права они начали качать всерьез. Да и бог бы с ними, но они закрылись в кухне, объявив еду и воду своей собственностью и кухарок – тоже. И вожак у них нарисовался.

Семен. Если честно, мне всегда он не нравился: мелкий, гнилой насквозь, то и дело жди подляны. Время шло к ужину, но они решили, что еды слишком мало, чтобы делить ее с остальными. Уверенности в собственной правоте им добавлял ПМ начальника ЧОПа. Каким путем он попал к пиковым, неведомо, но вряд ли добровольно. Так что и на помощь охраны рассчитывать не приходилось – кто-то пал в бою, а кого-то братва порешила.

Почти тысяча взглянувших в лицо смерти людей позволяла бесчинствовать кучке нахалов.

   Невероятно, но факт. Или это интернет убил в нас чувство локтя, привив нам вымышленные фобии? Мы не видим людей вокруг нас, забываем, что нет идеальных и что у каждого свои недостатки. Стремимся к навязанным идеалам, забывая, что некоторые песни лучше петь хором, а шумное застолье – веселее. Что есть друзья, которые не подведут и не бросят.

Новым хозяевам страны некогда Великой Страны нужно было разорвать эти узы взаимопомощи, превратив общество из сплоченного коллектива, способного дать отпор любому врагу – в группу индивидуумов, боящихся друг  друга; в отару овец, не смеющую дать отпор кучке волков, терзающих ее, но готовых насмерть затоптать себе подобного за малейший изъян.

Однако голод не тетка, часам к семи недовольный ропот уже набрал силу. Подбадривая, друг дружку, народ потянулся к столовке. Пиковые, естественно, понимали, что, если толпу не запугать, их сметут, вот и решили устроить сюрприз в виде показательной казни.

Молодая женщина вся в ссадинах и синяках плакала на коленях перед Семеном. Татьяна – самая приветливая из всего женского батальона. Полненькая девушка лет двадцати пяти, с ярко-голубыми глазами, всегда улыбчивая и говорливая, сейчас живым комочком сжалась на помосте, озираясь по сторонам в надежде на помощь.

– Она скрысила нашу еду, и сейчас мы покажем, как надо обращаться с крысами.

Первые ряды замерли в недоумении, я продолжал протискиваться вперед, расталкивая застывших от неописуемой наглости мужиков.

Не веря своим глазам, люди просто остолбенели. Я добрался до первого ряда. Он – с двумя своими самыми здоровыми последователями – стоял в метрах трех от меня, нарочито выказывая рукоять пистолета, торчащую из-за пояса.

– И так будет с любым, кто посмеет перечить мне!

Но я не мог отвести взгляда от небесно-голубых глаз женщины, столько боли и мольбы было в них, словами не передать… В его руке блеснул клинок.

И тут меня торкнуло…

Дальше – как во сне. Короткий, почти без замаха, удар свалил ближнего приспешника. Семен потащил ствол, пистолет зацепился предохранителем за пояс; второй зек замахнулся топором, но споткнувшись о Танюшку, потерял равновесие и завалился вперед. Арматура со свистом расколола его череп. Увернувшись от падающего подельника, Семен попытался ткнуть меня ножом.

Сто килограммов гнева против шестидесяти килограммов мерзопакости… Это скорее казнь, чем поединок.

Мощный удар ноги в живот опрокинул его назад. Едва привстав на колено, скрючившийся от боли главарь вытянул вперед руку, закрывая голову от возможного удара.

– Не… не…. Не убивай меня… Я…

Импровизированная булава, сломав предплечье и раскрошив височную кость, со звоном выпала из моей руки. Я забрал пистолет – обойма на удивление была полной. Гул одобрения набирал силу.

– Раньше на Руси вече всё решало, – дослав патрон в ствол, я поднял предохранитель, – а предки наши мудрыми были. Возьмем же пример с них да всем миром решим, что далее делать будем!

Шум драки, мат, грохот погрома донеслись с продовольственного склада: Вован с водилами добивали остатки пиковых.

Я поднял Танюху на ноги. Живым комком она ткнулась мне в грудь и разразилась рыданиями. Я не знал, что делать. Рука обняла ее почти автоматически.

– Всё обошлось, всё уже закончилось. – Она буквально вжалась в меня. Я накрыл ее волосы ладонью, нежно поглаживая по голове. – А ужином нас кормить-то будут сегодня? Или мы зря геройствовали тута?

А в башке недоумение: людей убивать непросто, а я этих положил, будто воды глотнул… Может, со сволочами всё проще?

***

– Дядька, ты уснул, что ли? Али говорить не хочешь?

Голос мальчишки вернул сознание из омута памяти, возродившего далекое прошлое.

– Человеков – да, а людей – нет.

– Это как же так?

– Да всё просто. Тех, кто, по совести, живет, нет, не убивал. А тварей в облике человеческом – было дело.

– Таких, как безбожники? А Бог-то добрый же вроде?

– Бог, Егорка, есть любовь, а она не добрая и не злая. Любовь выше всего этого.

– Так ежели Бог не злой, как же он этакую беду допустил? Эпидемия, зомби, ядерная война…

– Бог – как отец человекам, а когда дитя балует да наказам перечит, что отец делает?

– Это чего такого человечество отчудило, ежели кару такую заработало?

– Да много всего богопротивного было: однополый секс, наркотики… В промысле Божьем усомнились, себя выше него ставить стали: операции по смене пола – видите ли, Творец ошибся, создавая человека таким, каким он родился. Всю вселенную сотворил без ошибок, а вот тут промашку дал. И, конечно, человек же лучше Бога знает, кем должен родиться на этот свет. Но самым страшным было то, что люди начали поклоняться деньгам вместо Бога, и тот был круче, у кого этого говна было больше. Такие и себя богами мнили – ни совесть, ни законы Божии им не указ были; остальной честной народ за людей не считали. Всякий разврат да беспредел творили. Вот и поплатились.

– Так и до потопа же Великого было, неужто люди так ничему и не научились?

– Научились Егор. Только супротив нас больно серьезный супостат воюет: Денница – Сын зари, Первый ангел Господень, будь он неладен. А душа человеческая без истинной веры слаба да на похоть падкая. Вот Сатана и властвует над этим миром, чтобы доказать Творцу, что недостойны мы любви Божией. Потоп-то только Ной с семьей пережили, а наших православных, глянь, сколько выжило в адском пекле, и ничё, живем, детей рожаем.

– Так и безбожники уцелели…

– Само собой. Как же Люциферу без служителей, рухнет тогда царство-то его нечистое, а выжившие в веру обратятся, и не будет в том никакой заслуги.

– Да… Вроде всё просто, а заморочено аж жуть, – молодой мозг старался переварить полученную информацию.

– Буди смену, солнце встает. Впереди тяжелый день, надо поспать.

Всучив весла Сереге и примостив под голову рюкзак, дед окунулся в объятия Морфея.

Жизнь уцелевшего легкой не назовешь, да и какие могут быть сны, когда даже во сне вынужден нюхать и слушать – а забылся, всё – кранты, и без вариантов.

Но сегодня память отпускать не хотела.

***

Разноголосый гул доносился в открытую дверь вперемежку с приятным холодком бабьего лета.

– Володь, чего они там разгалделись-то ни свет ни заря?

Володька шустрил у стола; ловко орудуя ножом, нарезал овощи. Методичный стук ножа о разделочную доску затих.

– Сам всех своим вече перебаламутил, а теперь чего они галдят? Тебе хорошо, не женат, ни кола, ни двора. Всё добро в рюкзак сложить можно; где кормят – там и дом, ни забот, ни хлопот. У людей семьи, дети, хозяйство какое-никакое – а за ним присмотр нужен, надо решать, как домой добираться. А как эти супостаты антенну свалили, так мы последнюю связь с миром потеряли. Вот народ и мыкается, но что-то серьезное люди предпринять не могут. Катализатор нужен или козел отпущения – вдруг всё пойдет сикось-накось – чтобы было на кого пальцем показать. Тут уж ничего не поделаешь, такова человеческая натура.

Нож с удвоенной скоростью забарабанил по доске, ясно выказывая недовольство хозяина.

– Им реагент нужен, а я-то при чем здесь?

– Если б не ты, порешил бы Семен Танюшку и правил бы ими как стадом. А ты сейчас, как этот самый козел среди баранов – без тебя сгинут, все до единого. Теперь это твой крест, тебе их и вести.

– По-твоему, её надо было им на поруганье оставить? Или как? Они расправу удумали. Казнь! Душу невинную загубить, и все молчали. Все! До единого! За шкуры свои тряслись.

– И кстати, о Танюшке…

– Ну чего опять не так?

– Ты ее долго игнорить собираешься?

– Поясни, а то я с утра без кофе в последнее время тебя совсем перестал понимать.

– Тебе очки нужны, а не кофе, бестолочь бессердечная! Или, по-твоему, это она мне из столовки при полном макияже котлеты таскает? А ежели не люба она тебе, так дай ей знать. Нечего человеку голову морочить да сердце обнадеживать.

– Вован, окстись, мне домой уезжать, и я еще из ума-то не выжил – по доброй воле сюда вертаться. После такого я с вахтой завязал. Танюшка-то, она классная. Ну вот на хрена ей такой разгильдяй? А ей как скажешь-то? Не ровен час, обидишь ненароком, да и котлет потом по-любасу не получим. А так, глядишь, всё само собой и устаканится.

– Устаканится, как же. Иди давай, пока они вече сюда не перенесли. Натопчут, убирай потом за всей толпой.

Нож сильнее забарабанил по доске.

– Ну на кой мне всё это? Интересно, а слинять как-нибудь по-тихому можно?

– Ты же уже знаешь ответ. Грех на душу возьмешь. Тяжелый грех…

– Не было печали, да и сам ты, Вовка, козел…

Пришлось снова залезть в берцы.

***

Несмотря на ранний час, почти весь городок был здесь. В центр поставили бочку, ораторы друг за другом поднимались на импровизированную трибуну, агитируя остальных принять именно его «правильное решение». Собраться с мыслями не дали: под крики и свист, в прямом смысле слова, меня поставили на бочку. Ропот стих. Я должен был сейчас родить и воплотить в слова ответ на терзающий всех вопрос: «Что делать?»

– О чем спор спозаранку затеяли? Аль чего не поделите?

– Да вот думу думаем, как до дому добираться. Со стройкой-то, почитай, всё, да и денег, видно, нам тоже не видать, – рявкнул кто-то из толпы в ответ.

– Ну насчет денег, это еще надо поглядеть. У нас ближайшая пересменка когда?

Толпа ответила дружным хором:

– Семнадцатого.

– Правильно, то есть через восемь дней смена приедет, а там еще пара-тройка дней пути, и салам-аллейкум, мягкие тапочки и родной диван. А ежели пересменка припозднится, то вояки-то по-любому припрутся вакцинацию доделывать. У военных с этим строго, они дела недоделанными не оставляют. И забудем всё, как страшный сон.

– Если под шумок нас с деньгами не кинут, – буркнул кто-то в толпе.

– А если такая херня по всему миру приключилась? – тревога в голосах строителей звучала уже слишком явно.

Работяги обеспокоенно заерзали.

– Кинут, не кинут… Случилась аль нет? Чего гадать-то, время придет – узнаем, там и думу думать будем. Нам эти восемь дней прожить надобно. А что, если мертвяки снова заявятся?

– Как заявятся? Мы ж их этого… ну того, покрошили же?

– Покрошили, а вот всех ли?..

– Так чего ж делать-то будем?

Окинув взглядом собравшихся, я вновь встретился глазами с Татьяной – теперь она смотрела на меня, как на героя, который просто обязан всех спасти.