Текст на данный момент представляет собой черновик, и будет еще редактироваться после завершения последней главы.
Все имена, персонажи и события романа вымышлены. Любое совпадение с реально существующими людьми, объектами, событиями случайно. Текст представляет собой художественное произведение, автор не поощряет, не оправдывает, не одобряет и не поддерживает взгляды и действия, которые так или иначе отражены в тексте. Роман содержит сцены жестокости, просмотр на усмотрение пользователя.
Я не боюсь ничего, кроме предательства.
Жанна д’Арк
– Вы удостоили меня вашим доверием – я оправдаю его!
– Ты знаешь половину моих тайн.
Эрнест Капандю, «Таинственный незнакомец»
Непобедимость заключена в себе самом, возможность победы заключена в противнике.
Сунь Цзы
Действующие лица, перечисленные здесь для удобства читателей:
БАРОН ЗЕФИРЕН ДЕ БОНБЕНОР
БАРОНЕССА ЛЕА ДЕ БОНБЕНОР, его молодая кузина
ЭЙГРА, дочь барона, стражница на службе у короля
ФУЛЬК ЭДЖЕРТОН, аристократ из Эльзила, протеже барона
ФИЛЬБЕР ДИ ШАРЕНТОН, маркиз, также протеже барона
МОЛОДОЙ КОРОЛЬ БЕРГАТ
КОРОЛЕВА НОРБЕРТА, его мать
ТИКСЬЕ КЮВЬЕ, один из министров короля
ДЖЕРОМ, молодой крестьянин
АРНИКА, молодая ведьма (или нет)
КРИССА, служанка Леа и будущая королева (или нет)
СЕРЕБРЯНЫЙ ЛИС, благородный (или нет) разбойник (тоже, впрочем, не факт)
ГАРАНС, верховная ведьма, мать Арники
ИМРИХ, отец Арники
и прочие
Глава 1
Баронесса Леа де Бонбенор в очередной раз похвалила себя за то, что доверилась судьбе и наняла новую служанку. Прежняя ее горничная, дура и ленивица, сама посоветовала хозяйке взять в услужение Криссу – за что и поплатилась. Крисса работала за двоих, была быстра, услужлива, смекалиста, самоотверженна, никогда не жаловалась и не требовала многого. Госпожа Леа раздумывала, оставить ли при себе Криссу: при всех ее достоинствах, девицу диковатую и не слишком изящную. Но когда сэр Тиксье Кювье, королевский советник, отметил усердие Криссы, суетившейся на чайной церемонии во время его визита в дом баронессы… Дело было даже не в том, что господин Кювье занимал пост министра при молодом короле Бергате, но в изрядной степени по причине нескрываемой склонности госпожи де Бонбенор к авантажному сэру Тиксье. В общем, Крисса получила место. И все, казалось бы, остались в выигрыше.
Леди де Бонбенор провела два незабываемых месяца в обществе сэра Тиксье, пока не открылось неприятное для нее обстоятельство – ее будущее выгодное замужество под угрозой. Сложность заключалась в том, что молодой король Бергат непременно желал себе в жены леди де Бонбенор. Также он предпочитал иметь рядом с собой девственницу. И если леди де Бонбенор могла обеспечить выполнение первого желания Его Величества, пусть и скрепив сердце… То со вторым вышла промашка. Вино и неумолимое обаяние сэра Тиксье заставили ее совершить ошибку… после которой леди подумала, что раз на то пошло дело, можно поошибаться еще немного, пока не припрет подумать над своим поведением. Так что забавам с обходительным министром она предавалась самозабвенно. Но время неумолимо – и леди пришла пора подумать о будущем.
Со стороны Криссы все выглядело гораздо проще, чем казалось самой леди де Бонбенор. Баронесса и министр были два сапога пара – оба любители выпить и сделать вид, что реальности не существует. На то они и аристократы, думала про себя об этом Крисса, чтобы так себя вести. Сэр Тиксье был неплох во всех отношениях, не только как мужчина, но и как министр, но рядом с молодым самостоятельным королем год от года хирел, болел и все больше и больше выпивал. По мнению Криссы, никакой ошибки в том, что баронесса, обычно грустная и вялая, и такой же малокровный министр развлеклись, не было. По крайней мере, оба какое-то время выглядели счастливыми, насколько служанка смела судить со стороны и исходя из скромных понятий своего низкого звания. Тем не менее, когда леди спросила у нее совета, Крисса ответила, что есть выход, удовлетворяющий больше суровых родителей баронессы, нежели ее саму.
– Всегда можно подкупить жреца, госпожа.
– Не в этот раз. Это же церемония выбора королевы! В нашей стране… – Баронесса покосилась на Криссу. Акцент выдавал в ней пришлую, то ли ньеслийку, то ли эльзилку1 – кто разберет. – В Кавернвале так не делается. Все у нас через церковь и через артефакты. Жрец пройдет с амулетом выбора, и женой короля станет та, на кого укажет артефакт. И раз я больше не невинна, могу попрощаться со своими мечтами стать Ее Величеством.
– А Вы действительно об этом мечтаете? – Рискнула спросить Крисса, расправляя одеяло на кровати госпожи.
– Не умничай, – ответила Леа. Но в задумчивости прикусила ноготь… Она очаровалась сэром Тиксье слишком некстати и слишком стремительно. Но если ей не быть королевой, какой резон министру снова наведываться в ее дом? В королевстве полно аристократок повыше леди де Бонбенор рангом. И потом, Ее Величество, уж наверняка, может приказать кому угодно греть ей постель. Баронесса же смеет только просить, увещевать и соблазнять. Что касалось последнего, леди Леа чувствовала себя ныне скорее побежденной на этом поле, нежели властвующей.
– Если позволите сказать, – рискнула снова вставить слово Крисса, подавая госпоже халат. – но шансы все же есть. Магия – нечто более сложное, чем о ней принято думать. И ее можно настроить так, чтобы обмануть человека, в чем бы этот обман ни заключался.
– Избавь меня от своих наивных суеверий, – отмахнулась баронесса. – Дело серьезное. Я не могу полагаться на слухи.
– Что Вы теряете? – Крисса запнулась. – Впрочем, понадобится золото. Почти любого жреца можно подкупить. Разве разбрасываются шансами дальновидные люди?
Леди не хотелось признавать служанку умнее себя, но она понимала, что Крисса права. Можно было сразу сдаться и покаяться, а можно было попытаться обмануть судьбу. Конечно, король, если узнает о том, что его обвели вокруг пальца, придет в неистовство. Но и тут все будет зависеть только от удачи: может быть, никто никогда и не догадается.
Леди де Бонбенор распорядилась, чтобы Криссе выдали увесистый кошель золота и спозаранку услала горничную в храм.
Глава 2
Барон Зефирен де Бонбенор, кузен баронессы Леа, в детстве заменивший ей отца, ныне почти не видел воспитанницу. Леа, по его мнению, выросла в девицу вздорную и тщеславную, и он ума не мог приложить, почему. Барон вовсе не то пытался в ней взрастить. Возможно, дело было в том, что кузен не так уж часто занимался рано осиротевшей Леа, почти все свое свободное время проводя в разъездах. Отчасти причиной тому была его искренняя склонность: барон с юношеских лет интересовался историей погибшего государства Апима и то и дело отправлялся в экспедиции, чтобы исследовать руины исчезнувших городов. С другой стороны, чем меньше он проводил времени в Кавернвале, своей родной стране, тем спокойней было ему самому, малышке Леа, едва вошедшей в пору юности, и старой королеве-регентше Норберте. Отношения барона с королевским двором были… сложны и запутанны. Спустя несколько лет после их совершеннолетия, он присторил во дворец свою родную дочь и собирался сосватать кузину за короля – но обе девицы представлялись ему равно бестолковыми, так что барон не изменял своим привычкам и большую часть года проводил в Апиме. Добрая его жена, измотанная грудными болезнями, скончалась много лет назад, не увидев, как ее драгоценные девочки превратились во взрослых и очень непохожих одна на другую дам.
Барон лучше всего любил женщин на расстоянии. Он воображал себе всяческие отеческие нежности, которыми осыплет дочь и кузину по возвращении. Однако еще ни разу ему не удалось не расплескать это благодушное настроение за время обратного пути. Девушкам доставалось едва ли на донышке семейной ласки. С ними барон обращался немногим теплее, нежели с мужчинами и юношами своего отряда.
Их отправилось в путь шестеро: сам барон, два его испытанных товарища, маркиз ди Шарентон, спонсирующий вылазки, и два балбеса, прихваченных на пути по разным соображениям. Молодой эльзильский аристократ, Фульк Эджертон, восполнял умение рвением, глядя барону де Бонбенору в рот, даже когда тот молчал. Из него, при должном старании, мог выйти неплохой исследователь, на худой конец – добрый человек. Молодой Джером, безродная деревенщина, не отличался ни обширными знаниями, ни рвением к ним, но его зоркий глаз и чуткое ухо не имели сравнения и оказались бесценны в пути. И де Бонбенор предпочитал кормить лоботряса ради вящих выгод от его нахождения в отряде. Тем более, что охотились все наравне, никого не кормили с ложечки. Тем паче, что и ложек имелась некоторая нехватка: ди Шарентон, один из множества отпрысков этой неславной фамилии, именем Фильбер, умудрился потерять где-то сумку с половиной утвари отряда. Новой разжиться было негде, и так выходило, что ели все по очереди. Кроме самого Фильбера, зачихавшего на середине пути – ему позволили иметь одну из ложек как личную собственность, чтобы не награждать заразой остальных.
Вся экспедиция постоянно судачила о ведьмах. Немудрено: где Апим, там ведьмы. Говорили, что и прежде, до своего падения, страну эту населяли только они, все сплошь колдуны и волшебницы. Да еще и оборотни в придачу. Великая королева Фабиола, оставившая после себя зачарованную корону, тоже была из этих мест. И хоть Апим пал в века ее древнего правления, до сих пор он оставался страной чудес и ужасов. Больше всего впечатления мифы об Апиме произвели, конечно же, на Джерома. Он слушал, тряся головой в неверии, когда ди Шарентон принимался рассказывать ему все, что взбредет в голову, путаясь и мешая правду со сказками. Однажды, вставая по малой нужде, барон застал Джерома бодрствующим – тому почудилось, что ведьмы совсем рядом, поджидают его вот прямо за гранью света от костра. Барон посмеялся, но дал себе зарок вправить мозги парнишке. Иначе долго он не протянет: отряд углублялся в самую чащу апимских лесов.
Глава 3
Крисса вернулась в дом леди де Бонбенор усталой и довольной. На кухне стянула чепец с головы и шлепнула им по столу, показывая, насколько измотало ее общение со жрецом. И потребовала себе хересу. Кухарка подала девчонке бутылку, сестру-близняшку той, которой Крисса четыре часа назад намеревалась умасливать жреца. Горничная налила себе половину стакана. Кухарка, подумав, плеснула в свой стакан столько же. Леди де Бонбенор, мучимая тревогой, бродила по дому и стала свидетельницей этой сцены: в другой день она и не подумала бы заглянуть на кухню, но тут, надеясь поскорей встретить и расспросить горничную, забрела и на эту сакральную территорию.
Для Криссы кухарка и баронесса стояли где-то примерно на одной линии, так что она не смутилась, что ее застали за распитием хереса. И действительно, счастливая от известия, что все невзгоды улажены, леди Леа не обратила внимания на подобные мелкие вольности. Приподнятое настроение госпожи сияло вплоть до вечернего чая, но когда Крисса принесла поднос с кексами и источающей горячий ароматный пар чашкой, она нашла баронессу бледной и заплаканной.
– Тебе не понять, – простонала леди, бросаясь на подушки. – Ты вольна выйти замуж за кого хочешь!
– Не думаю, – Крисса скинула туфлю, пока госпожа не видит, и пальцами одной ноги почесала икру второй. – За господина Тиксье я выйти не могу, даже если бы и хотела.
Баронесса зарыдала еще горше. Крисса принюхивалась, пытаясь понять, не расстроило ли нервы ее госпожи какое-нибудь снадобье: опиум или хотя бы и простое вино, но, судя по всему, леди страдала просто от удручавших ее мыслей.
– Ну так может того… – Крисса не вполне понимала, что стоит говорить в таких случаях. В особенности, горничной – своей госпоже. – Может, положиться на волю Демиурга?
Леди Леа подняла голову от подушки. Даже зареванной она выглядела очаровательно, разве что нос покраснел немного. Леди Леа протянула служанке руку.
– Да, ты права, моя маленькая пейзаночка. Иди сюда, помолись со мной.
Баронесса сползла с кушетки на пол, встала на колени, и когда Крисса приблизилась, с усилием потянула служанку за запястье, опуская ту рядом с собой. Но слова молитвы не шли, леди никак не могла собраться с мыслями, да и продышаться как следует после изнурительного плача. Крисса не знала молитв, никогда она не была особенно религиозна, да и поводов обращаться к Демиургу не припоминала. Так что она просто сложила руки в священном символе треугольника и возвела очи горе. Сказала она то немногое, что было у нее в этот момент на уме:
– О, Уризен, Демиург всего сущего, распорядись так, чтобы все в будущем сложилось к всеобщему благу!
Но она сомневалась, что Демиург услышал столь невнятную молитву.
Глава 4
Барон де Бонбенор не собирался являться на свадьбу кузины, однако ж в последний момент передумал, поторопился – и в день бракосочетания взошел, покрытый пылью с ног до головы, на крыльцо поместья. Он хотел увидеть кузину и пожелать ей всяческого счастья, к тому же, в свите короля в Камийон, родной город, прибывала его собственная дочь, Эйгра. Но вот короля… короля барон видеть не желал. Старуха Норберта воспитывала сына под стать себе, и барон не мог не гадать, каким вырос юный король. Будет ли он правителем лучшим, нежели его равнодушная и холодная мать? Мачеха собственному сыну и родной стране. Или же на Кавернваль, наконец, снизошло благословение Демиурга и с этого дня в королевстве начнется золотой век? Барон и желал посмотреть, и в то же время едва боролся со смутным отвращением. Нечто похожее он испытывал в минуты, когда его глазам среди чащи представали картины жестокой несправедливой охоты: хищник когтил пушистую самочку, вспарывая полный детенышей живот.
Леди Леа едва удалось дозваться Криссу. Перед самой церемонией та куда-то внезапно пропала, а назад явилась довольной, точно кошка, нализавшаяся сливок у недоглядевшей хозяйки. Ноги ее оставляли черные следы на ковре, и леди выплеснула на нерадивую служанку все свое раздражение, густо замешанное на тревоге. Криссе пришлось вымыться. Затем, уже надев свое простенькое ритуальное платье, она помогла облачиться госпоже и расчесала ее великолепные рыжие кудри. Леди де Бонбенор осталась довольна своим отражением в зеркале, сделалась ласкова и спокойна – но ровно до той минуты, пока в сопровождении кузена и служанки не прибыла на храмовый двор. Там, среди гостей, выделяясь даже среди группы таких же аристократов, как он, сиял министр Тиксье. Леди Леа чуть было не споткнулась о подол собственного платья в растерянности и смущении.
– Ну же, госпожа, – прошептала Крисса. – Король ждет.
Хотя никакого короля видно еще не было.
– Я не могу, не могу, – забормотала леди Леа. Она так бы и стояла, не в силах сделать и шагу, если бы кузен не схватил ее за локоть и не поволок вперед. Леа пришлось позволить увлечь себя к алтарю, чтобы не упасть и не испортить белоснежный наряд.
На Криссе было платье попроще, кремовое, короткое настолько, что виднелись до середины загорелые икры. Она сама расшила его бисером и очень умело: подружки ее, другие такие же служанки, состоявшие при господах в ближайших поместьях, оценили. Крисса остановилась поболтать с приятельницами, но окрик сэра де Бонбенора заставил ее подпрыгнуть от неожиданности. Крисса поспешила догонять господ.
Празднество проходило перед храмом, у священного треугольного камня – говорили, на нем оставила отпечаток ладони сама блаженная Аньелла во время своего первого паломничества. Но Крисса сомневалась, что это не слух: ямка на камне не напоминала оттиск руки, скорее уж обычный скол от удара чем-то тяжелым и прочным. А сама Аньелла, если и существовала, вроде бы, ни разу в жизни не появлялась даже в окрестностях Кавернваля. Она вообще, насколько Крисса помнила истории о святых, прожила довольно недолго. Сама Крисса превосходила ее возрастом.
Но посмотреть на помолвку короля собрался положительно весь город. Не только из любопытства, но во многом и из гордости: король выбрал себе невесту не из столицы, хотя там наверняка нашлось бы немало авантажных дам. А из их скромного городишки. Едва ли кто представлял себе, насколько мало провинциальна их вотчина, и что чуть дальше в сторону Апима простирается земля, богатая на нищие деревни с покосившимися домишками. Ни одну из них такая богатая дама, как леди де Бонбенор, не выбрала бы для своей летней резиденции.
Крисса, впрочем, это себе прекрасно представляла. И барон Зефирен тоже.
Глава 5
Крик первым услышал Джером. Да и не крик даже: постанывание страдающего человека, отчаявшегося звать на помощь и обессилевшего настолько, что даже звуки из его рта выходили с трудом. Нет, не его, это Джером понял тоже почти тотчас. Ее.
Первым порывом Джерома было, конечно же, броситься на звук. Так он был воспитан матерью и жрецом Демиурга, во многом заменившим ему отсутствующего отца. Но барон де Бонбенор, отчасти претендовавший на то, чтобы подхватить сей упавший было флаг, уже успел переучить Джерома сперва докладываться ему о своих намерениях, а еще раньше сообщать обо всем, что в округе видно и слышно. Так что, поразмыслив минуту, Джером пришпорил коня, догоняя барона.
Де Бонбенор не отказался отправиться на помощь, но всему отряду скомандовал приготовиться: ведьмы кишели в апимских лесах, поговаривали, что и оборотни тоже, так что не стоило «щелкать клювами и хлопать ушами». Да, выходило так, что и Джером кое-чему научил барона де Бонбенора – по крайней мере, кое-каким выражениям.
Отряд придержал коней, пробираясь по зарослям. Когда деревья поредели, впереди показалась полянка и стоны послышались громче, ди Шарентон спешился, чтобы пробираться тише и незаметней. Коня его взял под уздцы Эджертон, однако барон недовольно поцокал языком. Тишина и опаска важны, но удирать, если что, сподручнее верхом. Он сам не собирался покидать седло.
Все ждали подвоха, ловушки. Даже выйдя на поляну и увидев всего лишь привязанную за руки к толстому суку девушку, на звук чьих криков они и шли сюда, экспедиторы не перестали дергаться в ожидании нападения. Вот-вот, казалось, из-за кустов выскочат кровожадные ведьмы… Ди Шарентон, никогда вполне не интересовавшийся исследованиями, верил в миф, что все они, апимские колдуньи, сплошь людоедки. А иначе как? И оборотницы в придачу.
Девчонка на суку, впрочем, выглядела голодной, может, ровно настолько, чтобы откусить от ди Шарентона – там, куда дотянется. Однако руки, связанные над головой, не позволяли ей даже раскачиваться под деревом. Она висела, вытянутая под собственным невеликим весом, едва не теряя сознания, явно не только не получая пищи и воды вот уже несколько дней, но и неспособная забыться целебным сном. Тем не менее, стоило ди Шарентону сделать шаг-другой, хрустнуть веточкой, и девчонка встрепенулась. Жилы ее напряглись.
– Это кто ж тебя тут оставил, деточка? Ведьмы так с тобой, да? Ты чем же их так расстроила-то?
Взгляд у девчонки был недобрый, и когда ди Шарентон попробовал к ней приблизиться, она зашипела и дрыгнула ногами в тщетной попытке лягнуться. Но сил в ней не нашлось достаточно. Так что девчонка просто таращила глаза, скаля зубы меж растрескавшихся губ.
Джером не мог на это смотреть. Он спешился и отпихнул ди Шарентона в сторону.
– Не бойся, малышка, мы ничего тебе не сделаем… мы тебя спасаем.
– Не нужно меня спасать! – Сказала пленница по-кавернвальски, почти без акцента – вот удивительно! И в этот самый момент Джером перерезал ее веревку.
Он прижимал бедняжку к себе, так что когда веревка оборвалась, девчонка упала ему через плечо, как мешок с песком. Бросив нож на землю, Джером перехватил страдалицу поудобнее, подул на лицо, чтобы убрать с ее глаз спутанные волосы. И тут он понял, что девочке-то на деле лет двадцать – она его погодка или немного младше, немного старше. На год туда или сюда, не больше. Джером осторожно опустил ее на плед, уже заботливо расстеленный на земле Эджертоном, и принялся осматривать на предмет травм, неосознанно делая это так, как если бы лечил корову: пощупал голову, шею, руки и ступни… Девушка втягивала воздух через сжатые зубы, терпя боль, разливающуюся от запястий к плечам.
– А ведь девчонка не просто так сопротивлялась, – сказал Эджертон, глядя на происходящее с пары шагов в отдалении. Барон де Бонбенор, понимавший, о чем может идти речь, тоже заметно напрягся. – Ведьма-то должна выйти замуж за того, кто ее спас.
– Это когда у них ритуал такой, понарошку когда. Тогда должна. А если взаправду… – Шарентон пожал плечами.
– Кто ее разберет, – барон, как самый сведущий в теме, был именно настолько мудр, чтобы полагать себя недостаточно образованным для резких суждений. – Но при мне никто ни на ком не женится, это я вам точно обещаю. Как нашли девицу, так и назад выпустим.
Невольно (и совершенно некстати) барон вспомнил, как однажды разжал капкан, когда в него попала тощая койотиха. Она похромала прочь, не испуганная и не благодарная, пребывающая в полной уверенности, что это она хозяйка мира, а не двуногое, склонившееся над нею. Она – царица джунглей, просто ей немного не повезло.