Пикник в преисподней бесплатное чтение

 Екатерина Савина
Восставшая из ада

Глава 1

Всполохи оранжевых молний разрывали воздух, отчего казалось, будто ночное небо покрывала пылающая решетка. Я распахнула плащ, и в руках у меня оказался длинный деревянный кол с заостренным, словно у средневекового копья, наконечником, обожженным для прочности.

Под моими ногами извивалась гнусная тварь, подобной которой я никогда не видела в привычном для меня мире. Отдаленно тварь напоминала скорпиона, только в сотни раз увеличенного в размерах.

Я подняла над головой кол и, дождавшись очередного раската грома, изо всех сил всадила свое оружие в грудь твари, туда, где между двумя пластинами хитинового панциря колыхалась отвратительная масса желеобразного тела.

Невообразимой силы визг взлетел к исчерченным молниями небесам, а в лицо мне ударила тугая струя черной крови. Я отшатнулась от забившейся в агонии твари и...

* * *

...Ударилась головой о поднятое стекло автомобильной дверцы.

Боль, которую я при этом ощутила, помогла мне проснуться окончательно.

Я провела ладонью по лицу, отметив обычную после подобных сновидений дрожь пальцев; несколько раз закрыла и открыла глаза.

Только после этого закурила, опустив стекло дверцы со стороны водительского сидения, где я находилась. Дым, начавший было скапливаться под потолком салона автомобиля, синими щупальцами потянулся прочь через окошко.

Запахло сыростью, и я догадалась, что только что кончился промозглый октябрьский дождь, который начинал еще моросить, когда я уснула за рулем автомобиля.

Сделав еще несколько затяжек, я посмотрела на часы. Половина первого ночи.

Черт возьми, никак не могу привыкнуть к столичной московской жизни – в моем родной городке в такое позднее время на улице сонная тишина, а здесь грохот, шум и толчея, будто ночь не перевалила за свою половину, а только что сменила предвечерние тени.

Вообще-то, мне пора.

Докурив, я выбросила окурок за окошко, подняла стекло, и, выбравшись на улицу, заперла дверцу машины. Черная «девятка», на которой я ездила последнюю неделю, замерла, будто уснувшая акула.

* * *

Кажется, этот клуб называла мне Наталья в последнем нашем с ней телефонном разговоре – «Черный лотос». Насколько я помню из ее рассказа, случайные люди в этом клубе не появляются, бывают там только... определенные – проверенные и постояные клиенты, так сказать.

Раскуривая очередную сигарету, я остановилась неподалеку от входа. Ага, вот и иллюстрация к моим воспоминаниям – из подъехавшего джипа вывалились двое бритоголовых парней, видимо, привлеченных огромной неоновой вывеской с метровыми, выписанными с претензией на китайские иероглифы, буквами – «Черный лотос», – и, покачиваясь, направились к зеркальным дверям.

На пороге их встретил охранник, похожий на гориллу, зачем-то наряженную во фрачную пару, и преградил парням путь, распялив руки в стороны, будто собирался обнять сразу обоих.

Намерения охранника были явными, но бритоголовые, вместо того, чтобы развернуться и вернуться к своему автомобилю, развернули было словесную дуэль, которая, судя по частотности употребляемых терминов со сниженным лексическим значением, грозила перейти в баталию, где словесные аргументы с успехом заменяются прямыми ударами руками или ногами.

За спиной охранника показался здоровенный детина, упакованный в черную камуфляжную форму, и бритоголовые, моментально свернув заготовленную явно надолго речь, спешно ретировались.

Охранник усмехнулся и вместе с камуфляжным детиной скрылся за зеркальными дверями.

Я затянулась в последний раз, выбросила окурок и направилась ко входу в клуб. Уверена, face-control я пройду без проблем – моя сестра Наталья постоянно посещала этот клуб, а мы с нейблизнецы.

Я толкнула дверь, она не подалась, и тогда, так как кнопки звонка нигде не было видно, я постучала. Никто мне не ответил, и я стала бить кулаками в зеркальную дверь и скоро выбила четырехугольник яркого желтого света.

– Здравствуйте, – сказал появившийся на пороге охранник и, заглянув мне в лицо, вздрогнул. – А я слышал, – проговорил он, что ты... что тебя...

– Глупости, – сказала я и прошла мимо него.

Высокий зал был наполнен заунывной музыкой, словно тягучими волнами синего дыма. Большинство редко стоявших столиков не было еще оккупировано посетителей. Насколько я знаю, жить полной жизнью этот клуб начинает, когда ночь переваливается далеко-далеко за свою середину.

Усевшись за свободный столик, я снова закурила. Официантов в зале не было видно, очевидно по той же причине, по которой зал клуба не был заполнен даже наполовину – было еще слишком рано.

В очередной раз оглядев зал, я заметила, что на меня пристально смотрит одна из посетительниц – довольно миловидная девушка, если бы ее на портила копна черных волос, возвышавшихся над ее головой, как недостроенная башня. Девушка, как и я, в одиночестве сидящая за пустым столиком.

Когда я оглянулась на нее во второй раз, она уже направлялась ко мне.

– Наташа? – усевшись за мой столик, она все так же напряженно вглядывалась в мое лицо.

– Наташа, – подтвердила я.

– Но ведь ты... Но ведь тебя здесь не должно быть...

– А где я должна быть по твоему мнению? – поинтересовалась я.

– Мы похоронили тебя на Третьем Рабочем кладбище, – выговорила девушка, теряясь все больше и больше, – я сама шла за гробом...

Затянувшись сигаретой, я кивнула ей. Девушка опрокинула на стол свою сумочку, отыскала среди многочисленных косметических баночек и тюбиков сигаретную пачку, запустила туда длинные худые пальцы и, не найдя ничего, смяла пачку и смахнула ее под стол.

– Успокойся, – проговорила я и пододвинула к ней свои сигареты, – что ты так нервничаешь?

Однако девушка совсем не успокоилась, при попытке прикурить она едва не подпалила скрученную из волос башню у себя на голове.

– Выпить бы, – прошептала она и извлекла из нагрудного кармана короткой кожаной куртки маленькую плоскую бутылочку.

Зубы ее сильно лязгнули о горлышко бутылки, когда она отхлебнула.

– Все-таки не понимаю... – сказала она, пряча бутылку обратно в карман.

К нам направлялся высокий, бритоголовый молодой человек – официант, судя по тому, что в руках у него был поднос, на котором одиноко возвышалась бутылка без этикетки, наполненная темной жидкостью.

Поставив на столик поднос с бутылкой, он без приглашения уселся рядом со мной.

– Захар знает, что ты вернулась? – осведомился он, глядя на неподвижную жидкость в бутылке.

Я понятия не имела ни о каком Захаре, однако ответила:

– Захар? Должен знать. Во всяком случае, скоро узнает точно...

Вот странно, как только я проговорила это имя – Захар, сразу же в голову мне пришла неожиданная мысль. О том, что я человека с такой фамилией знаю – хорошо знаю и давно...

– Ну так что же? – произнес бритоголовый официант, разливая жидкость из бутылки по трем стаканам, черт знает откуда появившися на моем столике. – Давайте... За возвращение. За тебя, Наталья.

Он поднял свой стакан и, запрокинув голову, одним махом засадил себе в глотку его содержимое. Острый кадык на его худой щее судорожно дернулся. Девица, качнув своей фантасмагорической прической, поднесла стакан к губам и медленно выпила содержимое.

Я посмотрела на свой стакан. Темная жидкость неподвижно мерцала, как будто тонкие стекляные стенки стакана охватывали кусок черного янтаря.

– Давай, – сдавленным голосом проговорил бритоголовый официант, – это то, что тебе сейчас нужно. Встряхнешься...

Я отпила немного. Жидкость была вязкой, пахла почему-то дымом от горелой резины, а вкуса не имела вовсе.

– До дна, до дна...

Пустой стакан я поставила на столик, но он, как показалось мне, подпрыгнул, словно поверхность столика была резиновой, и упал на пол, разлетевшись на тысячу осколков. Звон разбитого стекла я услышала секундой позже.

Девица и официант переглянулись и неожиданно для меня рассмеялись. Как будто я разбила не стакан, а напряженно натянувшуюся между нами троими тишину.

– Нормально, – сказал официант, – быстро подействовало. Посмотри...

Он широко развел руками.

– ...Посмотри, сколько народу. Сейчас и праздник начнется.

Я оглянулась. За столиками, которые еще минуту назад были пустыми, клубились толпы причудливо разодетых людей. Я посмотрела на часы, но сколько они показывали, определить так и не смогла, потому что секундная и часовая стрелки переплелись между собою, как спаривающиеся червяки.

– Ночь! – поднявшись со своего места, объявил бритоголовый. – Ночь началась!

* * *

Как только я пришла в себя настолько, что смогла вопринимать окружающую действительность, я сразу посмотрела на часы.

Половина четвертого утра.

Господи, что было со мной в тот период времени... почти три с половиной часа... Я выпила этот дурацкий коктейль примерно в час ночи, а сейчас уже половина четвертого.

Я что – была в отключке, или?..

Ничего не помню.

У меня начала болеть голова. Я сидела на пластиковом стуле за тем самым столом, за который села, как только вошла в «Черный Лотос». Стол был завален пустыми бутылками, окурками, осколками разбитой посуды.

«Ничего себе, – подумала я вдруг, – я одна сижу за столом. Выходит, мне за все и расплачиваться? А у меня денег-то и нет с собой почти».

Я огляделась по сторонам. Обширный зал ночного клуба был все еще полон, но ясно было видно, что народ уже устал веселиться и расходился.

«Интересно, – подумала я, – а в каком это празднике я имела честь участвовать? И где мои собутыльники? Этот...

бритоголовый и девица с прической, похожей на недостроенную башню? И что же со мной все-таки было после того, как я выпила свою порцию коктейля?»

Какие-то туманные обрывки всплывали у меня в голове.

Какая-то дрянь приходила мне в голову – вроде я плясала совершенно голой посреди таких же голых и безумных людей, потом на высокой сцене вокруг сверкающего столба извивалась серая, словно ожившая ртутная струя, змея, а потом... потом змея превращалась в долговязого длинноволосого человека, который размахивал руками, как летучая мышь – крыльями и...

летал?

Не мог он летать, он же все-таки не летучая мышь...

– Лучше не вспоминать, – решила я про себя, – а самое главное – никогда больше не пить эту темную гадость.

Нет сомнения в том, что это был какой-то сильнодействующий наркотик, с помощью которого посетители этого клуба привыкли веселиться. Если этот пьяный, безумный и безобразный дурман можно назвать весельем. Господи, какая гадость. Чувствую себя, как выжатый лимон.

Я поднялась из-за стола. Пора убираться из этого заведения. Ничего существенного сегодня я выяснить тут не смогла. Добилась, правда, того, что теперь слух о возвращении из мертвых моей сестры Натальи распространится среди тех людей, среди которых я и хотела распространить этот слух.

– Наташа! – раздался громкий голос у меня за спиной.

Я вздрогнула, но для того, чтобы испугаться, у меня не хватило сил. Обернувшись, я увидела девушку, которая первой подошла ко мне, когда я только-только оказалась в клубе «Черный Лотос».

– Подожди, – она подбежала ко мне и несколько секунд не могла говорить из-за отдышки. Ее прическа растрепалась, и теперь волосы космами нависали ей на лицо.

– Славно повеселились, – наугад сказала я, – как в старые добрые...

– Точно, – справившись с дыханием, проговорила девушка. – Слушай, – она положила мне руку на плечо, – завтра ночью посвящение будет. Ну, новенького будут принимать в Общество. Ты придешь?

– Да, – сказала я.

– За тобой заехать? – спросила она.

– Если не трудно.

– Конечно, не трудно. А ты... все там же обитаешь? – помедлив, спросила она, и я заметила, что в ее глазах снова тускло замерцал страх.

– Все там же, – подтвердила я, – куда же мне еще?

Она кивнула. Пожала плечами, судорожно попыталась закурить сигарету, но все-таки не выдержала:

– Ведь на твоей квартире тебя и... убили, – вырвалось у нее. – Ведь...

Она замолчала. Внезапно, как будто ей закрыли рот ладонью.

Кажется, моя сестра-близнец довольно близко была знакома с этой девушкой. По крайней мере ближе чем с другими постоянными посетителями клуба «Черный лотос» – я замечала, что многие пристально смотрят на меня и тут же отводят глаза, когда я поднимаю на них взгляд. Но никто не окликает и не подходит ко мне.

– Так я заеду? – снова спросила девушка.

– Конечно, заезжай, – проговорила я, – я весь день буду дома.

Она все не уходила, хотя повернулась, чтобы уйти. Кажется, она что-то еще хочет.

– Наташа, – наконец, решилась девушка, – а что мне сказать Васику?

– Кому? – переспросила я.

В глазах девушки мелькнуло удивление, а потом снова появился страх.

– Ты что – не помнишь? Васик Дылда. Ты с ним последние два месяца встречалась.

Странно. В наших с Наташей телефонных разговорах никакой Васик Дылда не упоминался – она ничего не говорила мне о человеке с таким именем.

Впрочем, Наташа мало что рассказывала мне о своей личной жизни.

– Так что передать Васику?

– Пусть в гости заходит, – сказала я, – если временем располагает.

– Хорошо, – проговорила девушка. – Тогда – до завтра?

– До завтра, – сказала я.

Я вдруг вспомнила, что ее зовут Даша. Ее имя всплыло в моем памяти, как вспухает внезапный пузырь газа на черной болотной воде; хотя припомнить того момента, когда девушка представлялась мне, я не могла. Да и не стала бы она мне представляться – она же принимает меня за мою сестру-близняшку – Наташу, которая...

* * *

Меня зовут Ольга Антоновна Калинова. До тех пор, пока я не переехала в Москву, я жила в провинциальном городке под Вяткой, где работала агентом по размещению рекламы в местной рекламной газетке. Должность, конечно, не бог весть какая, но, специфика провинциального города вообще не дает определенных предпосылок к стремительному продвижению по служебной лестнице.

Тем более что я и не собиралась никуда стремительно продвигаться.

В отличие от своей родной сестры.

Наташи. Мы с ней вместе ходили в детский сад, вместе заканчивали школу, в десятом классе которой обе одновременно влюбились в учителя русского языка Карла Ивановича; вместе поступили в художественное училище.

Вот как раз после окончания художественного училища наши с сестрой пути разошлись. Пристроиться к качестве художника в какую-нибудь организацию нам не удалось, а мне неожиданно предложили работу агентом по размещению рекламы, и я, конечно, согласилась, с тем условием, чтобы в той же газетке могла работать и Наташа.

Несмотря на звучное название должности, мои обязанности заключались в том, что я моталась по городу из одной местной фирмы в другую и уговаривала боссов и шефов разместить в нашей газетке свою рекламу.

Предпринимательство в том городке, где жили мы с Наташей, развивалось бурно, многочисленные фирмочки и предприятия с ограниченной ответственностью по производству точилок для карандашей и канцелярских скрепок то всплывали на поверхность, то тонули в бездонной пучине банкротства, как макароны в кастрюле с кипящим супом.

Поэтому работы у меня было навалом. Утром я помещала рекламу частного предприятия «Казус», вечером шла уточнить некоторые детали оформления логотипа и находила на месте частного предприятия табличку, на которой сообщалось, что «Казус» разорился; а в опустевшем офисе суетились ребята из только что зарегистрированного общества с ограниченной ответственностью «Три богатыря».

И я возвращалась в свою газетку с полученным заказом на рекламу «Трех богатырей».

В принципе моя работа мне нравилась. Мне нравилось общаться с людьми, заводить новые знакомства, и я часто думала, что скоро в нашем маленьком провинциальном городке я буду знать в лицо и по имени каждого мало-мальски удачливого предпринимателя.

А вот Наташа проработала вместе со мной только три дня.

На большее ее не хватило. В один прекрасный день она просто не вышла на работу, и мне не удалось ее уговорить приступить к выполнениям своих обязанностей и на следующий день. Наташа сказала тогда, что хочет подыскать себе более достойное применение.

Я против не была. Мы с Наташей уже давно жили без родителей и привыкли рассчитывать только на себя. Я со своим заработком вполне могла обеспечивать какое-то время и себя и свою сестру.

Забеспокоилась я тогда, когда период бездеятельности Наташи растянулся уже до третьего месяца. Я попыталась поговорить сней, но она и слушать ничего не хотела, отмалчивалась, как бывало всегда, когда она раздумывала над чем-то серьезным. О том, что она собралась ехать искать лучшей жизни в столицу, я узнала уже через несколько дней. Конечно, такой выход из положения меня не устраивал, но я знала, что пытаться отговорить мою сестру от уже принятого и обдуманного решения бесполезно.

Дальше события развивались с изумительной быстротой.

Наташа поменяла двухкомнатную квартиру, доставшуюся нам от родителей, на однокомнатную с доплатой, и уже через неделю мы с ней стояли на вокзале, прощались, расставаясь на столь долгий и к тому же – неопределенный срок, наверное, впервые в жизни.

Наташа пообещала мне звонить каждую неделю и честно выполняла свое обещание. Мы даже договорились о том, что сеанс связи будет происходить каждую пятницу в десять часов вечера – это чтобы я и Наташа наверняка были дома.

Вначале я беспокоилась за нее – одна в большом городе, онаищет применения своей несовременной и некоммерческой профессии художника, но потом как-то само собой все улеглось.

Наташа говорила мне, что нашла хорошую работу, собирает деньги на квартиру. В чем заключается эта ее работа, она мне так и не сказала. А когда я спрашивала – лепила какую-то ерунду насчет ночных клубов, столичных развлечений и в круг элитарных тусовщиков, в который ее, кажется, собирались принять.

После она со смехом пересказывала мне выдумки московской золотой молодежи, которой некуда девать время и деньги, кроме как на детские игры в колдунов и вампиров, рассказывала про party-шабаши в ночных клубах, а несколько месяцев назад...

В ней что-то надломилось. Когда она звонила мне, тоотделывалась сухими фразами о том, что у нее все в порядке, сообщала о таких событиях, как покупка квартиры почти в самом центре Москвы, тоном, будто она приобрела новую разливательную ложку.

Смешить меня рассказами о развлечениях золотых мальчиков и девочек она перестала, а когда я просила ее об этом, срывалась и кричала в телефонную трубку, чтобы я перестала лезть в ее дела.

Потом, конечно, извинялась, плакала.

Я не могла понять, что с ней происходит. Я всерьез забеспокоилась и собралась уже ехать в Москву, когда в одну из пятниц мне, вместо Наташи, позвонили представители отдела по раскрытию убийств какого-то там района города Москвы и сообщили, что моя сестра – Наталья Антоновна Калинова – застрелена в своей собственной квартире. Просили немедленно приехать на опознание тела.

Я смогла выйти из своей квартиры только на второй день после того, как услышала это сообщение. И мне до сих пор не верится до конца, что я никогда больше не увижу свою сестру.

Еще через два дня я уже была в Москве и разговаривала с оперуполномоченными из отдела по расследованию убийств – с теми, кто занимался делом моей сестры.

Впрочем, занимался – громко сказано. Убийство моей сестры, как я поняла из нескольких приватных разговоров, почти сразу же списали в разряд «глухарей» – нераскрываемых дел.

«Шансов найти убийц, – вертя в руках толстую дешевую ручку, говорил мне следователь, – нет никаких. Хотя, мы, конечно, работаем. И обещаем вам сделать все, что в наших силах».

«За что же ее убили? – пыталась выяснить я. – Хоть какие-то следы, хоть что-то должно остаться? Не может же быть так, что вам совсем ничего не ясно в этом деле. Вы же правоохранительные органы».

«Органы, – соглашался следователь, сдувая со своих усов мокрые крошки табака прямо на серый пиджак, – но вы поймите, застрелили вашу сестру профессионалы. Это заказное убийство, а такие дела почти никогда не раскрываются. Это вам не пьяная драка дяди Васи с дядей Петей. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Тело вашей сестры обнаружили только на второй день, да и то случайно. А уж киллера...

Опознать теперь не сможет никто. Никаких свидетелей. Никаких зацепок. С ее знакомыми мы, конечно, поговорили, но... Никто ничего не знает. А может быть, знает, но общаться с милицией не хочет».

Я хотела было выложить следователю содержание наших с Наташей телефонных разговоров, но вдруг осеклась, неожиданно с удивительной ясностью ощутив, что наплевать этому следователю и на мою сестру, и на меня, и на того неведомого убийцу с черным пятномвместо лица, который на мгновение всплыл откуда-то из темной пугающей мглы и снова исчез, как острый акулий плавник на поверхности моря.

Какая-то странная и совершенно новая мысль пришла мне в голову. Этот сидящий напротив меня скучающий придурок с мокрыми табачными крошками на усах ничем не сможет помочь ни мне, ни, тем более, моей покойной сестре. И единственный человек, которому не наплевать на Наташу – это я.

Выходит, действовать придется мне в одиночку. И найти убийцу, заказчика... Кого-то, кто должен ответить за гибель моей сестры. Иначе – это чувство мгновенно родилось и окрепло в моей груди – мне не успокоиться и до самого конца моих дней у меня на шее, как гибельный камень самоубийцы-утопленника, будет висеть страшная смерть Наташи.

Так я из скромного рекламного агента превратилась в самого настоящего детектива.

Я вернулась в свой родной городок, продала квартиру и переехала в Москву. Квартира, принадлежащая Наташе, теперь принадлежала мне по праву прямого наследования. Я поселилась там.

Ни переставлять мебель, ни вообще менять что-либо в интерьере квартиры я не стала. Только вытерла пыль и вымыла полы, особенно то место в прихожей под телефонной полочкой, где два дня засыхало, съеживалось и вгрызалось в пол страшное черно-красное пятно, расплывшееся вокруг головы моей сестры.

В ящике письменного стола я нашла несколько последних фотографий Наташи, тут же отправилась с ними в парикмахерскую и через пару часов вышла оттуда с такой же точно прической, с какой была на фотографиях запечатлена она.

В шкафах сохранилась одежда Наташи, на эту одежду я сменила свою. В конце концов, когда, стоя перед зеркалом, я решила, что теперь меня от моей погибшей сестры не отличил бы даже самый пристрастный наблюдатель, я поняла, что пришла пора переходить к действиям.

* * *

Но как мне найти убийцу моей сестры?

Очень странно, что застрелил Наташу профессиональный киллер. Ведь обычно подобная участь ожидает проштрафившихся крупных мафиози, зарвавшихся банкиров и неугодных политиков...

А Наташа?

Мне так и не удалось выяснить, где она работала. Милиция тоже об этом ничего не знала. Трудовая книжка Наташи лежала в ящике стола вместе со всеми остальными ее документами, и последняя запись в книжке была датирована тем самым днем, когда Наташа уволилась из рекламной газетке нашего провинциального городка, куда мы с ней когда-то давным-давно устроились вместе.

Значит, она нигде не работала?

А откуда тогда у нее деньги?

И немалые, если судить по хорошей квартире в престижном районе, мебели, при покупке которой она явно ориентировалась на эстетические соображение, а вовсе не на цену товара, и одежды, ярлыки на которой сообщали, что вещи куплены в дорогих бутиках Москвы.

Или Наташа занималась делами, которые вовсе не требуют записей в трудовой книжке?

Ее рассказы о ночной жизни столичной молодежи, о ночных клубах и сумасшедших оргиях... Сначала я подумала о том, что Наташа могла заниматься проституцией, но потом эту мысль отвергла.

Не может проститутка, будь она самого высочайшего уровня, за столь недолгое проживание в столице приобрести себе собственную квартиру, и мебель, и вещи, и...

К тому же в милиции бы знали, если быНаташа где-нибудь засветилась как проститутка.

Да и убирать проститутку с помощью киллера – вряд ли кто-нибудь мог пойти на это. Киллеры не работают с таким контингентом.

Тогда в чем же тут дело?

Мою сестру, которая за недолгую праздную жизнь в Москве успела хорошо устроиться, убивают с помощью профессионального киллера, как какую-нибудь высокопоставленную шишку.

Милиция во всем этом разобраться не может – просто списали дело в разряд нераскрываемых.

Значит, во всем этом должна разобраться я. Как? Я знаю название клубов, где проводила время Наташа. Конечно, вполне возможно, что ее знакомые знают о том, что Наташи уже нет в живых, но...

Это мой единственный шанс что-то выяснить в этом деле, пользуясь своим сходством с покойной сестрой проникнуть в те заведения, в которые, как мне известно из наших телефонных разговоров, случайные люди не допускаются, и попытаться уверить Наташиных знакомых в том, что... слухи о ее смерти несколько преувеличены.

Если мне это удастся, то я наверняка сумею хотя бы кое-что для себя разъяснить.

План, конечно, был безумный, но другого у меня не было.

Я направилась в ночной клуб «Черный лотос», и...

Кажется, дела идут на лад. Меня принимают за Наташу.

Только беспокоят меня странные разговоры о моем «возвращении». Неужели эти люди так повернуты на потусторонних вещах, что факт повторного появления в мире живых уже один раз убитого человека вызывает не смертельный ужас, а лишь некоторое замешательство?

Во всяком случае, хорошо, что я не смешалась и подыграла узнавшим во мне Наташу людям. Конечно, трудно вести игру, почти ничего не зная и не понимая из того, что делается вокруг тебя. Это как бежать в полной темноте по натянутому между небоскребами канату.

Что это за Общество?

Наташа мне ничего не рассказывала. Только вскользь упоминала о какой-то организации, в которую она хочет вступить.

Из разговора с девушкой Дашей я поняла, что это Наташе удалось. И все же...

Нет, ничего не понятно. Уже готовые образы и мысли расползаются у меня в голове, как в руках мокрая газета, и вместо чего-то определенного у меня в голове снова клубится белесый мрак.

Но я надеюсь на то, что скоро хоть что-то для меня прояснится.

Глава 2

Плавники и щупальца хлестали меня по лицу. Ничего вокруг не было видно, но я знала, что нахожусь в пространстве, целиком заполненном тугими струями хлещущей отовсюду воды.

Сказать точно, стою я на твердой поверхности или меня треплет клубящаяся вокруг невидимая вода, я не могла. То, что могло бы быть почвой, то и дело уходило у меня из-под ног, а, когда мне начинало казаться, что я проваливаюсь в какую-то лишенную дна яму, мои ноги снова встречали сопротивление.

Плавники и щупальца хлестали меня по лицу. Коротким ножом, который был у меня в руках, я наносила удары туда, откуда прилетал режущий свист, предвещавший появление очередного плавника. Я не могла понять, с одним ли существом я сражаюсь или на меня напало несколько тварей. Кровь из ссадин на моем теле густым-густым темным туманом клубилось вокруг меня, оттого, наверное, ничего не было видно.

Если везде вода, то откуда берется воздух для моих легких?

Как только эта мысль пришла мне в голову, я начала задыхаться. Не успев обернуться на свист, я беззвучно вскикнула от мгновенной острой боли – лезвие плавника рассекло мне левое плечо.

Я наугад махнула ножом туда, откуда мог долететь этот удар, но внезапно почувствовала непонятную легкость, с какой моя правая рука пролетела сквозь бурлящую толщу воды, и только когда приступ непереносимой боли сдавил браслетом руку, догадалась, что кисть правой руки, в которой был зажат нож, отрублена мощным ударом плавника.

Скользкая петля невероятно сильного щупальца стянула мне горло, но это было уже не важно, воздуха и так не было в моих легких. Впрочем, существо, которому принадлежало щупальце вовсе не собиралось меня душить, щупальце напряглось тросами мускулов... Одно резкое движение, и я ясно увидела свое обезглавленное тело, бессильно обмякшее в черно-красных разводах, окрашенной кровью воды.

Потом снова ничего не стало видно, кроме давящего слоистого мрака.

* * *

Своим криком я, наверное, всех соседей перебудила. Я вскинулась на всклокоченной постели, хватая ртом спокойный комнатный воздух, будто и вправду только что тонула.

Боже мой, ну и сон...

Бурлящая вода, режущие плавники и неумолимые плети щупальцев. И мрак. И вспыхнувшая на мгновение картина. Встайках кровавых пузырьков бессильное и мертвое обезглавленное тело.

Я спустила босые ноги на холодный пол, несколько минут сидела на кровати, зажмурившись, чтобы прогнать из сознания остатки кошмара, потом поднялась и побрела на кухню.

День уже клонился к вечеру. Я приехала домой под утро – Наташину квартиру я теперь называю домом – спать легла, когда рассвело, проспала несколько часов.

Кипятить в чайнике воду было бы долго. Я просто налила в стакан воды из-под крана и медленно выпила ее всю.

Потом поставила пустой стакан на стол, подошла к подоконнику и закурила.

«Откуда появляются эти кошмары? – думала я, глядя на угасающий за окном осенний московский день. – Почти каждый раз, когда я задремлю, просыпаться мне приходиться с застывшим от ужаса горлом и холодным потом на лице. Расшаталась психика из-за того нервного срыва – когда я узнала о смерти своей сестры... Наверное. Кошмарные сны стали мучать меня, как только я переехала в Москву, будто кто-то неведомый, закопавшийся в темных закоулках моего мозга, пытается выгнать меня из этого города, из этой квартиры, из привычных изгибов моего тела».

В песочнице копался сосредоточенный малыш в желтом комбинезоне, рядом с ним ежился от сырого холода высокий мужчина, держащий на поводке застывшего, как древнее каменное изваяние, безразличного ко всему происходящему мраморного дога.

Через двор, переваливаясь, прошла некрасивая армянская женщина.

Клубящаяся в воде кровь, смертельно острые плавники и страшные щупальца уже погасли в моем сознании, скорее, чем успело просохнуть лицо.

Я погасила окурок в пепельнице и направилась в ванную.

В прихожей я посмотрела на висящие на стене часы – половина шестого.

В ванной я привела себя в порядок. А когда вышла, в прихожей загремел звонок.

Звонили в дверь. Я уже успокоилась до того, что даже не вздрогнула.

Кто бы это мог быть?

Даша обещала заехать, но для нее еще рано.

– Кто? – спросила я у глухой металлической двери, лишенной глазка.

– Это Васик, – ответили мне из-за двери.

Ах да, вспомнила. Васик Дылда – это тот, с кем встречалась моя сестра последние два месяца перед смертью.

Я заскрежетала в двери замком.

Черт его знает, как мне вести себя с этим человеком.

Ведь он наверняка знал Наташу ближе всех остальных. Неужели он, как и все эти ненормальные из клуба, считает, что я...

то есть Наташа, вернулась с того света?

Я открыла дверь.

* * *

Таких парней, как этот Васик Дылда, я еще не встречала.

Да правда, откуда такие личности возьмуться в провинциальном городке?

Васик Дылда был и впрямь очень высок ростом. Ссутулившись, он шагнул в прихожую, да так и замер, встретившись со мной глазами.

Несколько секунд он стоял как вкопанный, так что я вполне успела его рассмотреть. Лицо его было вытянуто, а оттопыренные уши, похожие на крылья нетопыря, не скрывали даже падающие на плечи искусственно разлохмаченные, окрашенные в иссиня-черный цвет волосы. Глазницы Васика окружали нарисованные черной тушью круги, отчего глаза его казались провалившимися вглубь черепа ямами, губы были покрыты толстым слоем черной помады. Явпервые видела так близко мужчину, который пользуется косметикой.

Одет Васик был причудливо и необычно. Под коротенькой, сплошь усеянной металлическими клепками кожаной курткой сияла кислотная ядовито-желтая маечка, предельно узкие джинсы посредством частых продольных разрезов были превращены почти что в бахрому, сквозь разрезы виднелись худые и бледные, покрытые рыжим пухом ноги.

Несколько секунд Васик стоял, не двигаясь, смотрел мне пристально в лицо, потом рухнул на колени, как будто кто-то подрубил его ноги.

– Я узнал тебя! – завопил он, простирая ко мне длинные руки. – Это и вправду ты!

Я проворно закрыла за ним дверь. Соседи, которых я наверняка взбаламутила своими криками спросонья, истошных воплей Васика тоже, скорее всего, не одобрят.

– Я узнал тебя! – снова воскликнул Васик.

Увернувшись от его похожих на оглобли рук, я отступила к стене. Черт его знает, сумасшедший какой-то. Просто не верится, как это моя сестра могла общаться с таким ненормальным.

– Я тебя тоже узнала. Ты – Васик Дылда, – на всякий случай сказала я.

Да, это был и вправду тот, с кем встречалась моя сестра. Он кивнул головой на мое утверждение, потом изобразил на своем накрашенном лице благоговение и, внезапно наклонившись, несколько раз довольно сильно ударился лбом в пол.

Я изумленно молчала, наблюдая за Васиком.

– Ты признаешь меня... – выпрямившись, прошептал Васик, – ты не забыла меня... Там, откуда ты пришла, ты помнила обо мне.

– Тебя забудешь, – неволько вырвалось у меня.

– Я буду верным твоим оруженосцем в битве с церковниками и их завшивевшим добром! – продолжал он. – Тебя убили, но ты вернулась, чтобы выполнить миссию, которую поручил тебе Он...

Последнюю фразу Васик выговорил с особым придыханием.

Так говорят религиозные фанатики, когда речь заходит об их вере, так священнослужители произносят имя своего бога.

Васик, не поднимаясь с колен, пополз ко мне.

– Ты теперь выше всех, – не унимался он, – ты теперь выше каждого члена Общества. Ты теперь выше самого Захара!

Приказывай, и я исполню!

Опять это имя – Захар. Как я догадывалась раньше, это имя принадлежит главе этого самого Общества, в котором состоят и Васик, и девушка Даша, и все те, кого я видела вчера в ночном клубе «Черный Лотос»... и моя сестра Наташа... состояла.

Мысли одна за другой вихрем закрутились у меня в голове:

«Наташа несомненно состояла в Обществе, была его полноправным членом. Акого еще, кроме полноправных членов, допускают на церемонию посвящения, куда скоро отправлюсь я с Дашей? Только непонятно – кто убил Наташу?

Вряд ли это сделал кто-то из Общества... Например, за то, что она преступила какие-то специально обозначенные для его членов законы – в таком случае, скорее всего, убийство было обставлено как ритуальное. А Наташу ведь застрелил профессиональный киллер обычным, так сказать, мирским способом.

Следует ли из этого, что Общество не имеет к ее убийству никакого отношения?

Точными фактами я не располагаю, но мне кажется, что это не так. Ведь во всякой тайной организации, а тем более секте, а тем более секте с такой мистико-сатаниской подоплекой, действует закон мести. Кровь за кровь, око за око. Член секты не может быть не отомщен. А я что-то не заметила, чтобы кто-нибудь из моих новых знакомых хотя бы словечко сказал о мести. О моей... о гибели Наташи они говорят, как о чем-то само собой разумеющемся. Как будто ее не застрелил киллер, а смерть последовала законным и понятным итогом тяжелой и продолжительной болезни. Вот в этом странность. В которой мне, кстати говоря, и предстоит разобраться».

Васик Дылда мою задумчивость посчитал, вероятно, каким-то проявлением силы, связующей меня с потусторонним миром, поэтому, пока я не опустила на него глаза, послушно молчал.

– Я вижу, как ты изменилась, – быстро зашептал он, как только я снова обратила на него внимание, – ты стала...

На тебе лежит печать Зла! – сформулировал он и на несколько секунд замер, поразившись силой собственных слов.

Ну что же. Настало время подыграть ему. Кстати, этот псих может быть мне полезен. Ведь от него я получу множество сведений, касающихся Общества, которые помогут мне в моем расследовании.

– Да, – значительно выговорила я, – на мне лежит печать Зла. Я прошла сквозь адский пламень и вернулась обратно. Этот огонь не сжег меня, а только выковал силу... И выжег... – я выдержала паузу, – и выжег в моем сознании страшные буквы послания Сатаны.

Васик приоткрыл рот. На паркет прихожей с его губ потянулась тоненькая струйка прозрачной слюны.

– Да, – выдохнул он и со всхлипом втянул слюну, – приказывай, повелительница.

И, закрыв голову руками, коснулся лбом паркета.

Тут у меня мелькнула внезапная мысль – а что если этот придурок вовсе не сумасшедший, каким кажется с первого взгляда, а просто прекрасный актер?

Ну, не такой прекрасный, если я вдруг заподозрила, что он переигрывает?

Вполне возможно, что его подослали ко мне члены Общества, чтобы узнать, кто я есть на самом деле?

Васик Дылды осторожно поднял голову и робко взглянул мне в лицо.

«Нет, – усмехнувшись, подумала я, – никакой он не актер. В его глазах светится столько искреннего почтения, сдерживаемого страха и неподдельного идиотизма, что поверить в то, что в данный момент этот Васик Дылда способен на обман, невозможно».

Конечно, глупо делать выводы, основываясь целиком на собственных ощущениях, но давным-давно известно, что существует такая вещь – женская интуиция. И это чувство, если говорить откровенно, развито у меня в полной мере.

Нет, Васик Дылда – просто парень, помешанный на потусторонних вещах. Кажется, он нормальный человек, хоть и создает впечатление буйного сумасшедшего.

– Ладно, – сказала я, – вставай, Васик. Пойдем в комнату, расскажешь мне о том, что здесь происходило, пока меня не было.

Васик не сразу поднялся на ноги. Когда я повернулась и пошла в комнату, он неслышно, очевидно, ступая на цыпочках, проследовал за мной.

Я уселась на диван и царственным жестом пригласила снова нерешительно застывшего Васика сесть. Он несмело примостился на самом краешке стоящего напротив меня кресла.

– Ну, – сказала я, – рассказывай.

– Что?

– Как вы без меня здесь жили.

– А-а... – тут лицо Васика омрачилось, – плохо жили, – вздохнув, проговорил он, – я очень по тебе скучал.

– Ты-то понятно, – сказала я, – а остальные?

– И остальные скучали, – уверил Васик, – и Дашка, и Петя Злой, и Грюндик... – он замолчал, как мне показалось, внезапно, будто что-то еще хотел сказать.

– А что говорили насчет моей... гибели? – решилась спросить я.

Васик вздохнул.

– Очень тебя жалели, – сказал он. – Все думали, кто это мог сделать? Кто мог тебя убить? Захар сказал, что во всем разобрался и убийц уже наказал.

– Да... – протянула я, – а в чем же конкретно разобрался Захар?

– Как это в чем? – удивился Васик. – Ну... В том – почему тебя убили... И кто именно это сделал.

– Кто? – быстро спросила я.

Васик открыл рот.

– А разве ты сама не знаешь? – проговорил он. – Ведь если тебя убили, то ты обязательно должна знать, кто это сделал и за что.

Железная логика. Как бы упростилась работа милиции, если бы безвинно умерщвленные граждане могли самостоятельно определить перед операми мотивы убийства и указать исполнителей убийства.

– Я-то знаю, – кивнула я, – но мне нужно знать, что говорил всем членам Общества Захар.

Васик поскреб в затылке.

– Да... ничего он не говорил нам конкретного, – сообщил он. – Просто сказал, что во всем разобрался и убийц наказал. Он черную порчу наслал на них, – понизив голос, добавил Васик. – Ну, знаешь, конечно – те, на кого насылают черную порчу, в первый день чувствуют легкое недомогание, на второй день у них отнимаются ноги, на третий они слепнут, а через неделю теряют рассудок и умирают... Страшная вещь эта черная порча.

Надо думать. Значит, за убийство моей сестры уже отомстили. Что-то очень просто. Настолько просто, что с трудом верится в это. Черная порча... Ерунда какая-то. Но я так и не узнала, за что убили мою сестру.

Следующим пунктом расследования будет встреча с этим ужасным Захаром. Странно, что наши пути до сих пор еще не пересеклись. Ему, конечно, уже донесли о моем счастливом воскрешении из мертвых.

А встреча эта, надо думать, будет совсем не из простых.

Ведь, как я поняла, Захар – глава Общества. А мне начинает казаться, что все эти игры в тайных колдунов, которыми увлекаются размалеванные посетитель ночного клуба «Черный лотос», не просто шалости. И от посторонних эта тусовка закрыта не только потому, что там употребляют наркотики.

И Захар наверняка знает, что кроется за всеми этими извращениями богатенькой столичной публики.

Знает, только откровенничать со мной он точно не будет.

И на воскрешении Наташи его, как мне кажется, тоже трудно будет провести.

А вдруг он знает, что у нее в провинции была сестра-близнец?

Наташа всегда неизвестно почему стеснялась того, что мы с ней близнецы, как будто видела в этом что-то ненормальное, и все ее знакомые, впервые встретившись со мной, сначала изумлялись тому, что у Наташи, оказывается, есть сестра, да еще близнец; а потом – тому, что она никогда им об этом не рассказывала.

Во всяком случае, ни перед кем я своих карт открывать не буду. Для всех я Наташа.

И тут в голову мне пришла мысль настолько неожиданная и вместе с тем настолько простая, что я едва удержалась от удивленного возгласа. Как же так! Как же мне раньше не пришло в голову, что если все думают о том, что Наташа – это я, то теперь, выходит, и моя жизнь в опасности! Ведь Наташу-то убили, а убийство было явно заказное.

Интересно, почему я раньше об этом не думала? Голова была занята другим.

Да и теперь плевать мне на то, что меня могут убить.

Сейчас самое главное для меня – разобраться в смерти моей сестры, потому что, если этого не сделаю я, этого не сделает никто.

– Наташа! – тихо позвал меня Васик Дылда, о присутствии которого я успела уже позабыть. – Расскажи мне... как там?

– Где? – слишком резко отвлекшаяся от своих размышлений, не поняла я.

– Там... Где ты была.

– Не время еще, – значительно произнесла я, – не время еще рассказывать. Потом все узнаешь.

Он с готовностью закивал.

– Ты будешь первым, кому я это расскажу, – добавила я, и лицо Васика засветилось тихим восторгом.

– Лучше я послушаю твои рассказы, – продолжила я, – последние новости. Ты ведь всегда лучше всех знал последние новости.

Последнюю фразу я сказала наугад, но, по всей видимости, попала в цель. Порозовевший от комплимента Васик тут же застрочил как из пулемета.

* * *

За несколько часов разговоров с Васиком Дылдой я узнала о членах Общества и о самом Обществе очень много нужных и необходимых сведений, а еще больше – сведений вовсе мне не нужных и не необходимых.

Например, Васик полчаса с упоением рассказывал мне о том, как уже знакомая мне девушка Даша сорвала проповедь в одной из католических церквей центрального района города, забравшись под кафедру, за которой стоял святой отец. Собравшиеся послушать проповедь прихожане долго недоумевали, почему святой отец, вместо того, чтобы говорить о Христе, только нечленораздельно мычит и закатывает глаза. Они и предположить не могли, что спрятавшаяся в нише массивной кафедры Даша расстегнула ширинку на брюках у проповедника и преподнесла ему такой сеанс оральной любви, что несчастный не только моментально позабыл все слова своей наверняка тщательно подготовленной проповеди, но и даже не в силах был сопротивляться коварной соблазнительнице.

Также услышала я увлекательный рассказ о том, как однажды утром уже в православной церкви молящиеся обнаружили в чане со святой водой с полсотни задушенных крыс, а вышедший на шум отец настоятель совершенно неожиданно для всех оказался безобразно пьян. После, однако, выяснилось, что священник вовсе был не пьян, его просто одурманили наркотическим раствором, добавленным в его завтрак.

От души посмеявшись, я спросила Васика, неужели за все время моего отсутствия не было ни одного серьезного дела, только мелкие пакости?

На что Васик, тут же посерьезнев, ответил, что были, конечно, только он о них ничего не знает.

– Разве ты забыла? – удивленно проговорил он. – В такие вещи нас не посвящают. Серьезными делами занимаются только специально обученные люди, ближайшие подручные Захара.

– Совсем не забыла, – удалось вывернуться мне, – просто я подумала, что пока меня не было, что-то могло измениться.

– Ты и не так долго того... отстутствовала, – заметил Васик. – Какие же существенные изменения могут произойти?

На это замечание я нахмурилась так сурово, что Васик едва снова не бухнулся на колени.

– В том мире время течет не так, как в этом, – туманно пояснила я, и Васик с готовностью покивал, с благоговением глядя на меня.

Потом он покрутил головой и уже, наверное, в десятый раз за время нашего разговора достал из кармана своей живописной курточки пакетик с белым порошком, насыпал себе на запястье левой руки небольшую дорожку и втянул ноздрей.

– Хорошо, – сдавленным голосом поделился он, закончив манипуляции.

Теперь, после разговора с Васиком, структура Общества была для меня более или менее разъяснена. В нем процветал культ Сатаны. Главным наместником низвергнутого ангела на земле называл себя Захар. Ему подчинялись все члены Общества.

Кроме того, Захар осуществлял связь Общества с преступными группировками и некоторыми уровнями администрации города, которых обильно снабжал денежными средствами. Таковые он выкачивал из рядовых членов Общества, главным образом из экзальтированных представителей золотой молодежи столицы, которым давал взамен пространные лекции об их избранности на путь Вечного Зла, возможность тусоваться в ночных клубах, проход в которые для обычных людей был закрыт, и, что самое главное, иллюзию безумной, увлекательной и притягательно опасной игры.

Насколько я поняла, этот Захар нередко еще и общался с некоторыми столичными толстосумами и высокопоставленными лицами через их закабаленных отпрысков и даже имел какое-то на богатых папиков.

Кстати, еще я узнала, что родитель самого Васика Дылды – не кто иной, как сам .... То есть не последний человек в нефтяном международном бизнесе, поэтому у самого Васика никогда никаких проблем с денежными средствами не было. И, между прочим, эту квартиру, в которой теперь живу я, он подарил Наташе на день рождения.

А суммы взносов, обязательные для каждого члена Общества, он тоже вносил за мою сестру. Он фактически и ввел ее в Общество. По крайней мере представил ей протекцию и деньги, а Наташа, как я поняла, решение принимала самостоятельно.

И приняла.

Конечно, я понимала, что от Васика можно узнать совсем немного – ему не полагалось много знать – он числился только в рядовых членах Общества, хотя и безумно гордился некоторыми своими подвигами, самый значительный из которых был – набить морду почтенному священнослужителю, попавшемуся как-то поздно вечером на его постоянно накокаиненные глаза.

Теперь я была уверена, что за всей внешней мишурой Общество представляет из себя мощную организацию со стройной иерархической структурой, о верхушке которой я еще пока почти ничего не знала. И делами Общество занимается действительно серьезными, и этот загадочный и страшный Захар действительно поклоняется Дьяволу и его земной реинкарнации – золоту, ибо за путанными высказываниями обдолбанного Васика я неожиданно для себя проследила какую-то странную и страшную подоплеку – нити ведущие к делам серьезным и мне пока неведомым.

Васик вдруг вздрогнул и посмотрел на часы.

– Половина одиннадцатого, – сказал он, – пора ехать.

Сегодня посвящение будет, все члены Общества должны присутствовать.

– Даша за мной обещала заехать, – сказала я.

– Даша? Ах да, она мне говорила, – вспомнил Васик и опять достал свой пакетик с кокаином.

В дверь позвонили. Васик вздохнул и, немного поколебавшись, спрятал пакетик.

– Это, наверное, Даша, – сказала я и пошла открывать.

Это и впрямь оказалась Даша. Проходить в квартиру она не стала. Я заметила, что она, стоя на пороге, с испугом покосилась на то место на полу, где еще темнел след от кровавого пятна.

Мы с Васиком спустились в подъезд, у которого стояли две иномарки. Даша уселась в свою желтую спортивную «Феррари», а Васик не без робости пригласил меня в свой огромных размеров черный джип. На капоте джипа очень искусно был изображен козлиный череп.

Так как время было позднее, стояния в пробках мы избежали и около двенадцати часов ночи были уже за городом. Проехав еще немного, мы оказались на опушке большого леса, явно искусственного происхождения, хотя из-за сгустившихся уже сумерек он казался первобытным и непроходимым. На широком пространстве перед лесом уродливо разбросался фундамент недостроенного здания – очевидно, кто-то собирался в этой глуши строить себе особняк, но не довел до конца своего намерения.

Когда мы подъехали ближе, стало видно, что в окружении зачатков стен и железобетонных свай притаился глубокий котлован, на дне которого уже толпился народ.

Мне вдруг пришло в голову, что фундамент, щербатый оскал полуразрушенных стен и возвышающиеся сваи – и окруженный всем этим котлован представляют из себя архитектурную конструкцию, в целом очень похожую на античный амфитеатр.

– Вот здесь, – сказал Васик, останавливая машину.

– Что – здесь? – не поняла я.

– Здесь будет обряд посвящения проходить, – сказал он, удивленно поглядев на меня, – в котловане. Этот участок земли огромный – папик одного из наших братьев купил – частная собственность. И стройку тоже. Ты же была уже на посвящении. Спрашиваешь...

– Извини, – сказала я, – задумалась. Не поняла тебя...

Васик кивнул.

Скоро мы – все втроем – были уже в котловане, а примерно через полчаса...

Глава 3

В амфитеатре котлована собралось около полусотни человек – я посчитала; Полсотни, если не больше. Все, без исключения собравшиеся, были сравнительно молоды – от семнадцати до двадцати пяти лет. Преобладали юноши – почти все косматые и экзотически разряженные, как и мой Васик, но и девушек было тоже немало.

Даша сразу затерялась куда-то. Я то и дело замечала ее выдающуюся прическу – то там, то здесь мелькающую поверх лохматых шевелюр присутствующих.

Васик, стоящий рядом со мной, дернул меня за рукав и я поняла, что – началось. Повинуясь какому-то неслышимому сигналу, члены Общества расступились и, превратившись вдруг из бессмысленно колеблющегося и галдящего месива в организованные ряды, встали вокруг котлована – на относительном возвышении – вдоль фундамента, оставив дно котлована свободным.

Неизвестно откуда взявшийся здесь бритоголовый официант из «Черного Лотоса» – теперь на нем была какая-то серая хламида, ниспадающая до самых пят – вывел из задних щуплого паренька в круглых роговых очках и домашнем вязаном джемпере и мягко подтолкнул к краю котлована.

Парнишка стал спускаться, но в какой-то момент оступился и кубарем покатился вниз. Докатившись до дна котлована, он поспешно вскочил на ноги и принялся отряхиваться, но, вдруг сообразив, что ни к чему заниматься личной гигиеной, когда специально на тебя смотрят полсотни человек, снова выпрямился и, видимо, не зная, куда упереть взгляд, уставился себе под ноги.

Члены Общества внимательно разглядывали его. Перепуганный паренек настолько дико смотрелся среди общей массы нечесанных сатанистов, что мне невольно захотелось протереть глаза, чтобы убедиться в том, что мое зрение меня не обманывает.

Несколько раз паренек поднимал голову и смотрел вверх, на нависшие над ним патлатые головы, но встречаясь с кем-нибудь взглядом, отводил глаза в сторону, где тоже смотрели на него оценивающе и изучающе – он пугливо дергал головой и снова опускал голову и упирался взглядом в землю под своими ногами.

«Кажется, этот маменькин сынок сегодня гвоздь программы, – подумала я, – вон как все эти образины на него уставились... Интересно, в чем все-таки заключается церемония посвящения»?

Бритоголовый официант из «Черного лотоса» что-то крикнул. Содержания фразы я не уловила, но поняла, что он обращается не к робевшему в котловане пареньку и даже не к собравшимся сатанистам, а к кому-то...

Короче говоря, тогда я не могла понять, к кому он обращался.

Все собравшиеся молчали. Бритоголовый официант теперь метался по краю котлована и разносил всем по пластиковому стакану, в котором что-то плескалось.

Еще несколько минут прошло. Собравшиеся начали было понемногу переговариваться между собой, но вдруг замолчали, будто их кто-то строго одернул.

Я невольно покрутила головой – нет, никого нет вокруг.

Серые стены среди черного моря темноты молчат, только поднимающийся ветер гудит между высокими сваями.

«Чего все ждут? – думала я. Мне стало очень неуютно.

– Что сейчас должно произойти? Неестественная тишина – так и кажется, что сейчас из ночной мглы явится, стуча копытами по утоптанной земле и потрясая золотыми рогами, концы которых навечно окровавленны»...

Додумать эту мысль я не успела. Совершенно неожиданно и неслышно на противоположной от меня стороне амфитеатра в в провале одной из недостроенных стены – появилась высокая фигура, закутанная в такую же хламиду, как у бритоголового официанта, но не серую, а черную, так что едва можно было различить фигуру на фоне черной дыры в стене. Лицо закутанного в хламиду человека скрывал низко опущенный капюшон.

Я даже не знаю, что заставило меня взглянуть туда, где появилась фигура – какое-то ощущение чьего-то присутствия, ведь при появлении закутанной в черное фигуры ни малейшего всплеска света не было видно и ни шороха слышно не было – но все собравшиеся, включая и вконец растерявшегося паренька на дне котлована – обернулись туда, куда и я.

Зловещий черный человек стоял, не шевелясь. Он казался неестественно высоким, и один только взгляд на него внушал суеверный ужас.

Ветер разбушевался не на шутку. Он гудел между сваями, как готовая оборваться струна и иногда я всерьез начинала опасаться, что железобетонные столбы не выдержат напора сбесившегося воздуха и рухнут, давя безмолвно и неподвижно стоящих людей.

* * *

Бритоголовый официант из «Черного Лотоса» вручил пластиковый стаканчик и мне. Я механически приняла от него стаканчик и тут же забыла и о нем, и об официанте, его мне вручившем.

Я смотрела на застывший напротив меня силуэт, настолько смешавшийся с густым и темным ночным воздухом, что – казалось – и рвущийся ветер не в силах был даже чуть шелохнуть самую маленькую складку его тяжелой хламиды.

«Странно как, – в очередной раз подумала я, – что это за... призрак... Вернее, не странно, а... Черт, даже не могу слова подобрать для того, чтобы хоть как-то обозначить охватившее меня чувство. Этот парнишка там внизу. Он смотрит на прячущуюся в темноте фигуру и не в силах отвести от нее глаза даже на минуту»...

Парнишка молчал. Уже некоторое время – минут пятнадцать – никто из собравшихся не произнес ни слова. И парнишке, видимо, казалось, что если он заговорит, нарушится что-то очень важное и случится... Да и мне тоже так казалось.

Впрочем, что именно случится, парнишка предположить скорее всего не мог не мог, и думать об этом ему, наверное, не хотелось.

Как, впрочем, и мне.

Всеобщее безмолвие становилось совершенно непереносимым. Мне захотелось что-то сделать – громко закричать, затопать ногами – все, что угодно – но только чтобы лопнула эта проклятая тишина.

Бритоголовый официант с пластиковым стаканчиком в руках спустился на дно котлована, осторожно, стараясь не расплескать содержимое стакана. Когда он оказался рядом с пареньком, передал ему стакан стольторжественно, будто вручал ключ от города или первый приз за какое-нибудь невыносимо трудное пройденное испытания.

Паренек принял стакан, от волнения едва не опрокинув его.

Я посмотрела посмотрел вокруг, у каждого зрителя, так же, как и у меня, было по стакану.

Черт, я совсем забыла, когда у меня в руках оказался...

Я поднесла стакан к губам и поняла, что жидкость, содержащаяся там – тот же самый напиток, который я пила в «Черном Лотосе»

«Не буду пить, – подумала я, – наберу в рот и выплесну потом. Совсем не нужно, чтобы я снова очутилась в том бессознательном состоянии, в котором была в ночном клубе. Я ведь совсем не помню, что тогда со мной было».

Человек в черной хламиде выступил из провала в стене. В руках его каким-то чудом тоже оказался такой же стакан, как и у всех присутствовавших в этом чудовищном амфитеатре. Он поднял руку, и ночная мгла вдруг пала, пронзенная десятком ярких лучей.

Я едва не вскрикнула от неожиданности. Но все остальные собравшиеся были, по всей видимости, осведомлены относительно того, что на сваях вокруг котлована крепились громадные буркала концертных прожекторов, которых я раньше не заметила, и совсем не удивились.

Только загудели одобрительно.

Капюшон черного человека медленно сполз на спину, обнажив обритую наголо голову и на свет прожекторов явилось безбровое бледногубое рыбье лицо, провалы глаз зияли черными ямами.

– Захар! – прошелестело в толпе.

Я не удержалась от того, чтобы тихо охнуть. Такое впечатление произвел на меня этот Захар. Подумав о том, что мне предстоит еще и общаться с ним один на один, я крепко стиснула зубы.

Мне страшно было смотреть на это лицо – ни капли жизни не было в нем, ни одной складки, проложенной прожитыми годами – лицо Захара было неподвижно и холодно, как лицо мертвеца, который родился мертвецом и прожил всю жизнь, даже не открыв глаз.

Захар опустил веки и его лицо вовсе стало похоже на посмертный слепок. Он опустил руку, наклонил голову...

И запел. Заунывные звуки органично вплетались в ночную темноту, петляя между лучами прожекторного света. Это пение – дикое, невыносимое – продолжалось всего несколько минут, но когда утихло, мне показалось, что прошел добрый десяток лет с тех пор, как запел Захар.

Захар вдруг резко оборвал заунывное пение и поднял голову. Теперь он смотрел прямо на меня.

Паренек на дне котлована неожиданно вскрикнул. Я подумал вдруг, что и ему тоже показалось, будто Захар на него смотрит.

Я сморгнула и оказалось, что Захар действительно смотрел на одного только паренька в нелепых очках – на меня не смотрел.

«Ничего не понимаю, – пронеслось у меня голове, – как здесь необычно»...

– Виктор! – зычно крикнул в изрезанную лучами пустоту Захар.

По тому, как вздрогнул паренек, я догадалась, что Захар назвал его имя.

– Виктор! Сегодня ты становишься одним из наших Братьев, – говорил Захар, а Виктор, до предела, предусмотренного анатомией человеческого тела, задрав шею, внимал ему.

– Клянешься ли ты следовать правилам нашего Общества?

– продолжал Захар.

– Да... – тихо выговорил Виктор, но потом спохватился и рвущимся голосом крикнул Захару:

– Да!!

– Клянешься ли ты во всем следовать словам Отца Общества – моим словам?

– Да!

– Клянешься ли ты...

Поклясться паренек Виктор должен был по многим пунктам, я всего не запомнила. Мне запал в память только зрительный образ этого странного диалога, очень похожего на фрагмент из какого-нибудь старинного фильма ужасов.

– Знаешь ли ты, что станется с тобой, если ты нарушишь клятву? – задал последний вопрос Захар.

Паренек не успел ответить. За него ответила толпа – очевидно, так было предусмотрено ритуалом. Оглушительно громыхнуло и прокатилось по амфитеатру:

– Смерть!!

Паренек Виктор стоял ни жив, ни мертв.

Захар помедлил немного и проговорил, немного понизив голос:

– До основной части ритуала посвящения один час. Используем этот час так, чтобы стать ближе к нашему господину!

А для этого...

Захар поднял над головой свой стакан.

«Страшно»... – едва успела подумать я, а Захар поднес стакан ко рту и единым залпом выпил его. Тут же этому примеру последовали все присутствующие.

Я оглянулась на паренька. Он зажмурил глаза, выдохнул, как будто бы собирался пить водку, и опрокинул в себя дьявольский напиток.

Захар снова смотрел на меня. Я медленно поднесла стакан ко рту и вытянула содержимое, благо жидкости там было немного, наверное, чтобы хватило ее на всех присутствующих.

Или это только первая доза? За встречу, так сказать...

Я набрала полный рот, но не стала глотать.

Захар все смотрел на меня, не отрываясь. Я не могла выплеснуть напиток изо рта.

У меня вдруг закружилась голова. Проклятый напиток, казалось, проникал в кровь через поры кожи.

Человек в провале стены смотрел мне в лицо еще минуту, потом закрыл глаза и снова затянул свое леденящее кровь заунывное пение.

Наклонив голову, я выплеснула изо рта отвратительную жидкость. Голова у меня уже перестала кружиться, но действительность, представленную изрезанной лучами прожекторов темнотой, я стала воспринимать как-то... как-то странно. Мне вдруг показалось, что окружающее меня пространство превратилась в плоское изображение, напоминающее какую-то древнюю гравюру.

Только фигурки на этой гравюре двигались.

Видно достаточное для наркотического опьянения количество напитка все-таки попало мне в кровь.

«Утешает только то, – успела подумать я, прежде чем фигурки на старинной гравюре закружились в сумасшедшем танце, – что эта доза гораздо меньше той, что я приняла в ночном клубе»...

Все поплыло у меня перед глазами. Сатанисты, с охотой опустошив свои стаканчики, громко вопя, бросились в котлован. Я не хотела идти туда, но Васик, возбужденно сверкая глазами, схватил меня за рукав и потащил вниз.

А потом мое сознание целиком оказалось под властью дьявольского напитка.

Через минуту мне было уже спокойно и уютно среди орущих и размахивающих руками людей, а спустя полчаса ощущение огромного счастья родилось у меня в груди и разрослось мгновенно так, что распирало грудь, стремясь вырваться на волю – я даже слышала, как трещали мои ребра, но это совсем не пугало меня.

Я не запомнила, в какой момент людской поток подхватил меня и вынес из котлована, не запомнила, как я оказалось прямо перед Захаром, лицом к лицу.

Я помнила только, что совершенно уже не боялась его.

Напротив, он казался очень привлекательным своей загадочностью и внутренней силой, бурыми пятнами, пробивавшейся сквозь бледную кожу его лица.

Захар наклонился ко мне и я услышала его слова:

– Тебе, Наталья, наверное, нужно мне кое-что рассказать?

– Да, – тихо шепнул мне Васик, – расскажи ему, где ты была. Правда, об этом ты обещала рассказать мне первому, но... Захару можно.

– Говори правду! – еще ближе наклонился ко мне Захар и на дне его темных глаз сверкнули желтые искры.

– Конечно, правду! – легко рассмеялась я, чувствуя в себе твердую уверенность в том, что этому человеку я могу рассказать все о себе – о том, как я приехала в Москву, о том, что я вовсе не Наталья, а ее сестра-близнец Ольга, о оперуполномоченном с мокрыми табачными крошками на густых рыжих усах, о моем решении разузнать все о гибели моей сестры и отомстить...

– Правду! – отчетливо повторил Захар, смотря мне прямо в глаза.

Я снова рассмеялась.

И тут вдруг иллюзия хорошо и правильно складывавшегося мира начала ползти змеиными трещинами и рушиться.

Кто-то снова прокричал:

– Облава! Менты!

И все окончательно встало на дыбы и понеслось в бездну.

Захар метнулся куда-то в сторону. Васик что-то закричал и тут же пропал из моего поля зрения.

Я вдруг очутилась не в проломе стены, где была только что, а на на дне котлована, посреди безумных, бессмысленно мечущихся из стороны в сторону существ, которых трудно было назвать людьми.

– Они окружают! – заорал кто-то совсем рядом со мной.

– Облава!

И вопли покрыл громовой голос Захара:

– Спокойно! Всем бежать врассыпную к своим машинам!

Никакой паники!

Потом меня сбили с ног, а когда я попыталась подняться, кто-то, пробегавший мимо, сильно ударил меня ботинком по голове.

И все померкло.

* * *

– Менты давно следили за нами, – говорил мне Васик Дылда, сидя напротив меня в углу постели, – только подобраться к нам не решались. Ведь, чтобы столько народу задержать, нужно, по меньшей мере, сто ментов. Здесь же открытое пространство – все обдолбанные, разбегутся по лесу, лови их. Тем более, что те, кто поумнее, свои тачки подальше от стройки оставил или в лесу за деревьями спрятал – там в некоторых местах проехать спокойно можно. Даже что-то вроде шалашей стоит – типа, временные гаражи-укрытия. Да и что с нас взять-то? За что арестовывать? У нас обыкновенный пикник. Мы веселимся. Никому не мешаем. Может быть, у меня день рождения... Кому какое дело...

Перед моими глазами, отделенный несколькими кубометрами прозрачного воздуха, висел белый потолок. Я хотел приподнять голову, но не смогла.

– Ну, а менты, конечно, предполагали, что у нас наркотики... – Васик хихикнул. – Я все свое добро тут же скинул и в землю затоптал. Так и все остальные поступили, у которых с собой было. А что до нашего фирменного напитка, который мы пили на посвящении... Так никто не докажет, что опьянение, наступившее в результате его употребления – наркотическое опьянение. В напиток спирта немного подмешано – и все тесты покажут, что мы просто пьяные были. А вычислять настоящую консистенцую присутствовавшего в напитке наркотика они загребутся. Мозгов не хватит! Это ж совершенно новая формула!

Есть у нас один умелец – разработал...

Я закрыла глаза, пытаясь вспомнить, чтобы было до того, как я провалилась в черное небытие. В сознании всплывали дикие звериные рожи участников шабаша в дыре котлована, испуганная мордочка парнишки, которого так и не успели принять в Общество, потом накалилось белым огнем пронзительное лицо Захара, навсегда врезанное в мою память.

Частокол бегущих ног... Я упала... Удар по голове – и черная пустота...

Звуки, в которых были облечены торопливые слова Васика, глухо стукались в мои барабанные перепонки, я почти не улавливала смысла в том, что говорил мне он.

Он был рядом, когда я с криком очнулась от небытия и, задыхаясь, вскинулась на постели. Все события, произошедшие со мной на посвящении, уже не так сильно волновали меня, как то, что случилось со мной в очередном мутном, словно наполненном густой змеиной кровью, сне.

«...Я прохожу по длинному коридору, вдоль стен которого...»

– Я смотрю, – бубнил дальше Васик, – ты лежишь на земле, а вокруг тебя так и мечутся! Того и гляди затопчут.

Ну и правда чуть на затоптали. Кто-то ботинком тебе по голове долбанул так, что... Я уж испугался, – доверительно сообщил он и осторожно дотронулся до моего лба.

«...Я прохожу по длинному коридору, вдоль стен которого стоят светильники – добела выскобленные человеческие черепа на длинных бронзовых подставках в виде ноги речной цапли – пламя вырывается из спиленной затылочной части черепов и сверкает в пустых глазницах...»

– Ну, Захар взял и все прожектора потушил! – снова вернул меня к действительности голос Васика. – А менты ни хрена не видят. Сами фарами светят, а без толку. Народ мечется, менты, наверное, сами с ума чуть не сошли. А тут еще Захар ка-ак завоет. Типа – внимание отвлекает. А голосище-то у него – ого-го! Народ ка-ак ломанется из котлована, да по своим машинам! А менты ничего сделать не могут – нас же больше. Конечно, поймали кого-то... Ну, ничего, через полчаса отпустят. А что они могут сделать, позорные? – хохотнул Васик. – Им тут же позвонят их начальники, которым позвонят родители задержанных... И все. И менты план выполнили – и наших по домам отпустили. Пьяные и все. Никаких наркотиков. Тщательную экспертизу никто проводить не будет.

Кому это надо? А если кому и надо, так такого товарища сразу прижмут...

«...Я прохожу по длинному коридору, вдоль стен которого...»

Я зажмурилась, потом открыла глаза. Кошмарный сон никак не уходил из моей головы. Я все-таки смогла повернуть голову и выяснила, что находилась на своей постели в своей квартире – в той самой квартире, которая досталась мне от моей сестры Натальи.

– Как мы попали сюда? – спросила я Васика, чтобы отвлечься от свернувшегося змеиными кольцами на дне моего черепа сна.

– Да очень просто! – обрадовался Васик тому, что я, наконец, заговорила. – Я подхватил тебя в охапку и вытащил из котлована, потом в суматохе подбежал к своей тачке, положил тебя на заднее сиденье и дал по газам. И вот мы здесь. А ты знаешь, – понизил вдруг голос Васик, – я никогда не забуду сегодняшней ночи...

– Почему? – спросила я.

– Потому что, – торжественно сказал Васик, выпрямляясь, – сегодня ночью я спас посланника – тебя.

Я еще не вполне могла воспринимать окружающую меня действительность.

– Посланника чего? – спросила я.

Васик расценил мой вопрос, как какую-то шутку, и потому – хихикнул. Потом лицо его преобразилось. Редкие брови сошлись на тонкой переносице, и он ответил:

– Посланника Ада!

Я стиснула зубы и зажмурила глаза. Но ничего не помогло, кошмарное сновидение, от которого я с криком пробудилась полчаса назад, снова ярко вспыхнуло у меня в сознании и, страшно скрипя ржавыми зубчатыми колесами адского киноприемника, стало проворачиваться от первого кадра до последнего.

– Я прохожу по длинному коридору, вдоль стен которого стоят светильники – добела выскобленные человеческие черепа на длинных бронзовых подставках в виде ноги речной цапли – пламя вырывается из спиленной затылочной части черепов и сверкает в пустых глазницах.

Конца коридору не видно, а каждый мой шаг отдается оглушительным грохотом в гулком коридоре, мое дыхание наполняет узкое пространство невообразимым шумом – как если бы работали одновременно несколько тысяч кузнечных мехов.

Конца коридору не видно, но я вдруг оказываюсь в ярко освещенной зале. Источника света понять невозможно. В самой середине зала возвышается огромная куча наваленных отрубленных человеческих конечностей, некоторые из них еще сочатся кровью.

Я останавливаюсь напротив этой кучи и вдруг понимаю, что это вовсе не куча, а высокий трон, на котором сидит...

Странно, но видно того, кто сидит на троне, хотя весь зал пронизан лучами ярчайшего света.

Тот, кто сидит на троне, поднимает голову, капюшон медленно скользит на спину и... Обнажает лицо. Я всматриваюсь в лицо, но ничего, кроме черного провала не вижу, а в тугом воздухе еще звучит приветствие, обращенное ко мне. А потом...

Обессиленная, я замолчала. Васик широко открытыми глазами смотрит на меня.

– Да, – шепотом выговаривает он, – я себе так все и представлял. Только не мог представить, что узнаю все в точности... Как ты мне и рассказала. Рассказала первому, как и обещала.

Он медленно сползает с постели и вытягивается на полу в глубочайшем и исполненном невыразимого благоговения поклоне...

Глава 4

В то время, пока я пересказывала Васику Дылде свой сон, где-то далеко от нас к большому загородному дому подъезжала длинная черная машина – «Мерседес». Одновременно открылись ворота, «Мерседес» въехал на территоию двора особняка. Навстречу ему поспешили два человека, упакованных в камуфляжные костюмы – с автоматами, висящими на груди и с рациями в руках.

* * *

Водитель поспешно выбежал из машины и открыл дверцу заднего сиденья. Оттуда не торопясь вышел дородный мужчина, круглое лицо которого украшала густая борода.

Дородный кивнул подошедшим охранникам и они расступились, освобождая ему путь к крыльцу дома.

Шофер, а также покинувшие машину телохранители в черных строгих костюмах, остались стоять. Они уже не в первый раз были в этом дворе и прекрасно знали о том, что в дом им путь закрыт.

Охранники в камуфляже, равнодушно поглядев на шофера и телохранителей, отошли к крыльцу.

В богато украшенном холле дородного встретил вертлявый молодой человек. Беспрестанно извиваясь и лопоча нечленораздельные приветствия, он провел дородного вверх по лестнице, по темным коридорам второго этажа, потом по короткой лестнице на третий этаж и остановился перед огромной и массивной на вид металлической дверью.

– Захар сейчас примет вас, – пробормотал вертлявый молодой человек и отступил назад.

– Войдите! – прогремел из-за дверей голос.

Дородный, невольно поежившись, толкнул тяжелую дверь, которая подалась неожиданно легко. Он вошел в комнату и остановился напротив большого письменного стола.

– Садись, – предложил ему тот же голос.

Дородный опустился в стоявшее рядом с ним глубокое кресло.

– Здравствуй, Захар, – сказал он, глядя в белеющее в полутьме комнаты рыбье лицо.

– И тебе – здравствуй, Иван Александрович, – кивнул ему Захар и пошевелился, положив локти на поверхность письменного стола, за которым сидел.

– Мне сказали, что ты хотел меня видеть, – проговорил тот, кого назвали Иваном Александровичем и привычным жестом погладил свою густую бороду.

– Да, – коротко ответил Захар и продолжал:

– Хотел видеть по делу. По очень важному делу.

– Я слушаю, – выпрямился в кресле Иван Александрович.

– Скажи мне, пожалуйста, – неожиданно задушевно начал Захар, в упор глядя на своего посетителя, – каким делом ты занимаешься?

– Ну, как это... – дородный Иван Александрович явно не ожидал такого вопроса, – ты же знаешь... Я президент охранного агентства «Лилит». Странный вопрос... Мы с тобой несколько лет сотрудничаем.

– Меня не интересует твоя обозначенная в бухгалтерских счетах должность, – ставшим вдруг задушенным и злым голосом перебил его Захар, – я спросил, чем ты на самом деле занимаешься?

Иван Александрович пожал плечами, вздохнул, но все-таки ответил:

– Занимаюсь... стерилизацией общества. Мои ребята убирают тех, кто не должен проживать в городе Москве. По тем или иным причинам.

– И я тебе плачу за это деньги, – подсказал ему Захар.

– И ты мне платишь за это деньги, – подтвердил Иван Александрович.

– Причем – неплохие.

– Ну да...

Что-то неуловимо изменилось в бледном лицо хозяина полутемного кабинета. Глаза Захара вдруг сузились до вовсе незаметных острых трещинок на белой кости обычно неподвижного рыбьего лица.

– Так, если я плачу тебе деньги, ты должен делать свою работу! – заорал он на немедленно втянувшего круглую голову в сдобные плечи Ивана Александровича. – Какого черта твои люди халтурят?!!

Прошло несколько секунд, прежде чем Иван Александрович сумел оправиться от неожиданного крика Захара и даже с некоторым достоинством ответить:

– Мои люди всегда четко работают, ты же знаешь, – сказал он, – они – профессиональные киллеры. Никогда еще не было никаких проколов.

– Калинова Наталья Антоновна, – по буквам проговорил Захар.

Дородный Иван Александрович закатил глаза и замемекал, вспоминая.

– А, ну да! – сказал он, вспомнив, – был такой заказ от тебя. Сравнительно недавно. Работал Лысый. Он конкретный стрелок, я ему доверяю. Сработал нормально, сам мне докладывался потом – приехал по адресу, позвонил в дверь, сказал, что от Захара. Эта телка ему открыла, он прошел в прихожую, чтобы соседи чего не услышали... хотя ночь была.

Ну и, как обычно, одним выстрелом пробил ей череп. Она скончалась на месте. Все. А что? – спросил еще Иван Александрович. – Какие-то проблемы?

– Проблемы, – откинувшись на спинку кресла, подтвердил Захар, – эта самая Наталья Антоновна Калинова снова появилась в городе.

– Как это? – вытаращил глаза Иван Александрович. – Не может такого быть! Он же завалил ее! Точно завалил...

Постой... – вдруг осекся он, – ты же говорил, что сам ее и хоронил... В смысле – на свои средства. Как же так? Какие ко мне претензии?

– Не хоронил я ее, – сквозь зубы процедил Захар, – делать мне больше нечего. Дал бабок и определенные инструкции тем, кто с ней ближе тусовался. Они ее похоронили. Я сам трупа не видел. Мне доложили – что в гробу именно она – Наталья. А теперь – она объявилась снова. И что самое интересно – не скрывается от меня, а тусуется в том же кругу, что и раньше. Даже была вчера на... на одном мероприятии.

– Я слышал, – закивал Иван Александрович, – там у вас какие-то неприятности с ментами были?

– Ерунда, – отмахнулся Захар, – отдел по борьбе с наркотиками. Давно нас пасли и выпасли. Только ни хрена у них, конечно, не получилось. Знаешь ведь наше зелье – первоначальный тест показал наличие в крови алкоголя, а более тщательную экспертизу никто не проводил – всех задержанных отпустили через несколько часов – папики с мамиками бросились их выручать.

Иван Александрович усмехнулся.

– Ну и нашел ты себе друзей, – заметил он, – мудозвоны мудозвонами, а бабок с них качать можно... пожарным шлангом. Да еще и – крутые родители. Даровая крыша, да еще с доплатой. Не боишься, что папики и мамики твоих придурков тебя же сдадут?

– Исключено, – мотнул узкой головой Захар, – о всяких только-только возникающих проблемах на этом фронте – мне немедленно докладывают. А дальше все просто. Раздавить проблему в зародыше гораздо легче, чем бороться уже с оформившимися врагами.

Иван Александрович неопределенно пожал плечами.

– К делу, – резко оборвал случайную тему Захар, – короче, ты говоришь, что в этом своем Лысом ты ручаешься?

– Лысый – нормальный пацан, – кивнул Иван Александрович, – если он сказал, что завалил, значит, завалил. А вот ты в своих детках уверен?

– Хм... – Захар скривил тонкогубый рот, – я своими глазами видел Наталью. Это она. Это она и больше никто.

Но, если она каким-то чудом осталась жива, то почему же она вернулась в эту тусовку. Странно что-то...

– Да не могла она остаться в живых! – воскликнул Иван Александрович. – Лысый ее завалил, это без базара. К тому же – ты говорил, что мусора ее друзей расспрашивали, что да почему...

– Точно – расспрашивали, – в задумчивости проговорил Захар. – Выходит, факт убийства налицо. Только непонятно – кого убили... Черт! Нужно пораспросить друзей этой восставшей из мертвых. Не может же все-таки быть, чтобы в самом деле...

Тут Захар замолчал. Его глаза уже не видели сидящего напротив него в кресле Ивана Александровича, они потухли, как бы повернулись внутрь черепа, и уставились в его содержимое.

Иван Александрович несколько минут просидел в полной тишине, потом осторожно прокашлялся. Захар, вздрогнув, очнулся.

– Надеюсь, ты помнишь о том, что я говорил тебе о деле, которое задумал? – проговорил он.

– Помню, – кивнул Иван Александрович, – насколько я понимаю, что-то серьезное?

– Очень серьезное, – подтвердил Захар, – понадобятся твои люди. Вернее – самый лучший твой сотрудник. Киллер высшего класса.

– Пуля сейчас не может работать, – сообщил Иван Александрович, – ему на разборке ладонь прострелили. Чечены гребанные... Витьку Слона менты взяли на прошлой недели. На ерунде сгорел, – вздохнул Иван Александрович, – ствол у него нашли. Ствол чистый, но... хранение оружия пришьют и дальше крутить будут, пока не раскрутят на что-нибудь. Эти уроды ментовские свое дело знают... Суки. Остается Лысый.

Остальные мои ребята еще не пристрелялись. Обычные заказы выполнять могут, но на серьезное дело их пока еще рано выпускать.

– Лысый? – нахмурился Захар. – Этот Лысый уже проштрафился... Впрочем, – как бы для себя добавил он, – может быть, он тут не причем. В любом случае – я даю ему возможность исправить положение.

– Он – нормальный пацан, – снова сказал Иван Александрович, – а что там у него с этой сучкой вышло – представить не могу.

– Я тоже, – сквозь зубы пробормотал Захар.

Несколько минут в кабинете повисла тишина.

– Ладно, – устало выговорил Захар, – можешь быть, свободен. Иди. Да и кстати. Пошли-ка Лысого снова по тому же адресу. Пусть выполнит, если понадобится... работу над ошибками. Понял?

– Ага, – кивнул Иван Александрович и поднялся.

Когда он вышел, Захар еще минуту сидел, задумавшись, потом открыл ящик своего письменного стола, порылся там и достал сотовый телефон. Мучительно кривясь от того, что его мысль, как не пытается, все-таки не может проникнуть под оболочку стоящей перед ним загадки, он набрал номер и проговорил в трубку:

– Дашку мне привезите. Быстро.

И отключил телефон.

* * *

Очень необычно для меня то, что, с тех пор, как я приехала в Москву, я веду, преимущественно ночной образ жизни, а спать мне приходится днем.

Вот и сейчас, как только ушел от меня подавленный и тихий Васик, я разобрала постель, приняла душ, надела на себя ночную рубашку, которую нашла в комоде Наташи, и улеглась спать, хотя времени было только начало девятого вечера.

Наташина ночная рубашка приятно облегала тело. Постельное белье я сменила и теперь могла вполне насладиться свежестью и чистотой своего одинокого ложа.

Но хоть я чувствовала себя ужасно разбитой и усталой, уснуть я не могла. Что-то мешало мне. Не давало закрыть глаза и придать мыслям соответствующее направление.

Я опасалась, конечно, того, что когда я усну, то вновь на меня нахлынут ужасные сновидения, но мне почему-то казалось, что слишком мало времени прошло с тех пор, когда я испытала последнее и вряд ли сегодня меня снова посетит подобное.

Некстати в моем памяти вдруг всплыло жуткое лицо Захара.

Господи, страшно подумать о том, что было бы, если бы милицейская облава не подоспела вовремя. Под действием наркотика я бы рассказала этому упырю про себя все.

Ну, и он бы принял соответствующие меры...

Так что милиция невольно помогла мне. Спасла он разоблачения. Если бы не суматоха, поднявшаяся на посвящении, я бы наговорила себе смерть.

Больше часа я ворочалась в постели, потом поднялась, прошла на кухню и закурила, опершись локтями на подоконник.

Смотрела на двор.

Малышей в песочнице уже не было, зато их место занимали два мужичка запущенного вида в армейских телогрейках. Мужички расположили на панели песочницы – там куда дети обычно выкладывают куличики – бутылку водки и нехитрую закуску, состоявшую, насколько я могла рассмотреть, из нескольких чахлых огурчиков и двух сосисок.

Мужички чокнулись, опрокинули по стакану и принялись неторопливо закусывать. Один из них откусил немного от огурчика и положил его обратно на панель, а второй – запихал в щербатый рот целиком одну из сосисок.

На любителя сосисок тут же накинулся его собутыльник и, размахивая руками, принялся ему что-то доказывать.

Очевидно, объяснял, что водки целая бутылка, а закуски мало – после второй нечем закусывать будет. Виноватый разводил руками.

Я вздохнула – мне бы ваши проблемы, ребята...

Сумерки в осеннем воздухе сгустились настолько, что можно было бы предположить, будто уже настала ночь. Я погасила в пепельнице сигарету, тут же закурила новую и прошла в прихожу посмотреть – который час.

Настенные часы в прихожей показывали – без пяти минут десять.

Да, почти ночь уже.

Новая мысль пришла мне в голову. Такая неожиданная, что я едва не выронила сигарету из пальцев:

– А какой сегодня день недели? – вслух произнесла я.

– Среда... четверг... Пятница! Сегодня же пятница!

Я машинально снова взглянула на часы – без четырех минут десять.

Так вот почему я не могла уснуть – долгое время – пока Наташа жила в Москве, мы уговорились с ней созваниваться каждую неделю – в пятницу в десять часов вечера – это чтобы каждая из нас наверняка была дома.

Мы с Наташей свято соблюдали этот обычай – и ни одного из традиционных пятничных телефонных разговоров не пропустили.

Поэтому я и не могла уснуть – у меня уже выработалось что-то вроде условного рефлекса, как у собаки Павлова, – пятница десять часов – я не должна спать.

Должна ждать звонка.

Я горько усмехнулась, затянулась сигаретой и снова проследовала к кухонному подоконнику. Теперь мне ждать нечего – мне никто не позвонит. Моя сестра мертва, а кто ее убил и за что – мне неизвестно.

Выпивающие мужички, которых уже едва было видно в наступивших сумерках, забыли о своих разногласиях и допивали по последней. На закуску у них оставалось еще по целому огурчику и половина сосиски.

Я положила уже потухший окурок в пепельницу и повернулась, чтобы уходить из кухни.

В прихожей раздался телефонный звонок.

* * *

Тишина в трубке была мертвой. Такой, какой никогда не бывает в трубке исправного телефонного аппарата.

Но ведь телефон не отключен. Только что он надрывно разрывался, три звонка прогремели в прихожей, прежде, чем я осмелилась поднять трубку.

Я сглотнула и выговорила:

– Алло.

Ничего я не услышала в ответ – ни гудков, ни сигналов, ни...

«Ничего телефон не звонил, – вздохнув с облегчением, подумала я, – просто мне почудилось. А телефон отключен.

Наверное, Наташа забыла заплатить за него, и его отключили – очень просто».

– Всего-навсего у меня взвинчены нервы, – сказала вслух, – мне почудилось.

Я положила трубку и закурила снова, отметив, что руки у меня довольно сильно тряслись.

Потом закусила губу, минуту постояла в задумчивости в прихожей, а после принесенным из кухни ножом перерезала телефонный провод. И для верности вырвала к чертовой матери кабель из розетки и из соответствующего гнезда в телефонном аппарате.

Теперь все.

Недокуренную сигаретку я выбросила в раковину. Потом снова поднялась с места и прошла по всей квартире, в каждой комнате включая свет.

Под лучами электрической лампочки особенно отчетливо выделялись бурые следы страшного пятна на полу прихожей под полочкой для телефона.

«Лучше бы Васик остался со мной, – подумала я, – не было бы так жутко... Черт возьми... Это, это...»

Мысли мои путались, липкий пот покрывал все тело, как мокрая паутина страха.

Телефон зазвонил снова.

Я остановилась как вкопанная там, где врасплох застал меня этот внезапный звонок – на выходе из гостиной, на самом пороге комнаты.

– Этого не может быть, – громко сказала я сама себе.

Сделав два нетвердых шага, я опустилась на колени и посмотрела под телефонную полочку. Да, так и есть – кусок обрезанного мною телефонного кабеля лежал у стены.

А телефон зазвонил снова, хотя по всем законам здравого смысла, никак не мог зазвонить.

Еще один звонок.

Собравшись с силами, шагнула к телефону и рывком сняла трубку.

– Алло!! – крикнула я что было мочи.

Ответом была мне все та же мертвая тишина, потом – как будто где-то далеко-далеко ветер загудел в телефонных проводах – и я услышала из трубки:

– Оля...

Надеясь, что ослышалась, я снова повторила внезапно охрипшим голосом:

– Алло!

– Оля... – вновь донеслось из трубки и, не выдержав, я разрыдалась, потому что узнала голос, дважды произнесший мое имя.

Это был голос моей покойной сестры Натальи.

* * *

Истерика моя была непродолжительна, хотя довольно бурна. Сначала я подумала, что это была чья-то злая шутка – кто-то записал на магнитофон голос моей сестры и теперь передавал его мне по телефонной связи, но потом я вспомнила, что несколько минут назад собственной рукой перерезала провода и кабель.

Когда мои рыдания немного утихли, в трубке снова прозвучал так хорошо знакомый мне голос:

– Оля, это ты?

– Да, – нашла в себе силы ответить я.

– Ты меня слышишь?

Я снова ответила утвердительно.

– Ты поняла, кто с тобой разговаривает?

– Но как? – снова плача, спросила я. – Ведь этого не может быть... Ведь это...

Трубка какое-то время молчала, потом моя покойная сестра вновь заговорила – глухо и едва слышно – будто ее голос не передавался по проводам (что, судя по всему, так и было), а летел, несомый ветром, откуда-то издалека.

– У меня слишком много осталось дел на этой земле, чтобы сгинуть бесследно... Все случилось... так неожиданно, да еще в такой момент, когда мне нельзя было уйти так просто...

– Кто это сделал?! – закричала я. – Кто это сделал?

Мне нужно знать, чтобы...

– Погоди, – остановила она меня, – у меня осталось совсем немного времени. Я знала, что ты приедешь, и я знала, что ты примешь то решение, которое ты приняла. Но ведь ты, Оля, совсем ничего не знаешь. А времени, чтобы я могла рассказать, у меня нет.

– Наташа, – сказала я, почти не вслушиваясь в то, что говорила мне моя сестра, а только поражаясь тому чуду, что я могу говорить с тем, с кем никогда уже и не думала говорить, – Наташенька... Я когда-нибудь увижу тебя?

– Никогда не увидишь, – прошелестело в ответ, – времени совсем нет. Я должна тебе сказать – помнишь нашу прабабушку Полю?

– Конечно, помню, я каким образом это может быть связано с...

– Времени совсем нет. Бойся Захара, это страшный человек. Это Общество, которое он возглавляет, на первый взгляд может показаться всего-навсего сборищем извращенцев, одной из специфических тусовок, которых так много в столице... Но это не так – я знаю, ты уже это поняла – Захар настоящий преступник, и он действительно обладает экстрасенсорными способностями. И довольно сильными... А сейчас уезжай из квартиры! – вскрикнула моя покойная сестра, будто только вспомнила, что хотела мне сказать. – Немедленно уезжай и до утра не показывайся здесь. Тот, кто приходил за моей жизнью, придет и за твоей!

– Почему?

– Я должна сказать тебе самое главное, – ее голос становился все тише и тише, как шелест летящего по ветру все дальше и дальше хрупкого осеннего листочка, – самое главное...

И снова мертвая тишина натянулась на мембране телефонной трубки.

Несколько минут я стояла столбом возле застывшего в неподвижности телефона, пытаясь собраться с мыслями.

С кем я говорила?

Неужели?..

Пораженная новой мыслью, ярко вспыхнувшей у меня в голове, я схватила с полочки телефонный аппарат и швырнула его о пол. Корпус аппарата раскололся на две части. Я бросилась на колени, разломила, как арбуз, на две половины телефонный аппарат и принялась копаться в его внутренностях.

Нет. Среди проводочков и стандартного набора микросхем здесь нет ничего лишнего – ничего похожего на передатчик, через который могли бы транслировать голос моей сестры.

Я, конечно, не специалист, но ведь инородный механизм в составе другого механизма – обнаружить не так-то уж и трудно.

Следом за аппаратом на части разлетелась и телефонная трубка.

И в телефонной трубке я ничего подозрительного не нашла.

Господи, что же это такое происходит?

Я поднялась с пола, вернулась в спальню за сигаретами и закурила присев на край разобранной постели.

Нужно разобраться в том, что только что случилось. Голос, который я слышала в телефонной трубке действительно принадлежал моей сестре и больше никому другому он принадлежать не мог. В этом я уверена абсолютно точно.

Как уверена и в том, что не стала объектом злой шутки – телефон был отключен и ни передатчика, ни прибора, проигрывающего запись, в аппарате не было.

Так, значит, что же – я разговаривала с призраком?

Я несколько раз подряд затянулась сигаретой, стряхивая пепел прямо на пол.

– Ладно, – вслух произнесла я, – если не удается осмыслить событие логически, значит, будем относиться к нему просто – как чему-то уже случившемуся. Я разговаривала с сестрой... Сестрой-покойницей. И что же она мне сказала?

«А сказала она мне, – вдруг вспомнила я, – чтобы я немедленно убиралась из квартиры. И до утра здесь не появлялась... Как мне поступить? Если действительно со мной говорила Наташа (во что мне, как я ни стараюсь, все равно поверить очень трудно), то очевидно, что она желает мне добра и хочет отвести от меня какую-то еще неведомую мне опасность.

А если это кто-то каким-то образом подделал ее голос и каким-то образом озвучил для меня эту информацию, что тоже, в свою очередь, довольно маловероятно, то такому совету я следовать, скорее всего, не должна. Друзей у меня здесь нет – если не считать тех, кто тот же совет мог бы передать непосредственно и не прибегая ни к каким мистификациям – Васик Дылды и Даша; а врагов – хоть отбавляй».

Так как же мне поступить?

Минуту я стояла неподвижно, а когда решение сформировалось у меня в сознании, я одним движением сорвала с себя ночную рубашку и принялась поспешно одеваться.

Одевшись, я захватила с собой сигареты и все деньги, оставшиеся у меня после продажи квартиры и переезда.

Потом осторожно подошла к входной двери.

Прислушалась, приложив ухо к замочной скважине.

Тихо было в подъезде.

Тогда я, не мешкая больше, отперла дверь, шмыгнула на лестничную площадку и замкнула дверь за собой.

Мои наручные часы показывали половину двенадцатого ночи. Сомнительно, что в такое время по подъезду будут шляться жильцы в неограниченном количестве. К тому же в доме есть лифт.

Я поднялась на лестничную площадку выше и присела на ступеньку. Осторожно закурила, пуская дым по стене. В подъезде было полутемно, с того места, где я сидела, мне было прекрасно видна дверь, ведущая в мою квартиру, а меня скрывали прутья лестничных перил и густая падающая от стены тень.

Сейчас посмотрим, почему мне посоветовали убираться из квартиры и не появляться там до утра.

* * *

В кабинете Захара, где с низкого потолка свисали вечно вечерние сумерки, зажгли верхний свет, тем самым – почти до неузнаваемости преобразив кабинет, который редко кто видел иначе, как полутемным.

В кресле, где недавно сидел президент охранного агентства «Лилит» – охранного агентства, занимающегося вовсе не охраной, а отстрелом заказанных граждан – Иван Александрович – в этом кресле теперь помещалась девушка с высокой прической, напоминавшей недостроенную башню.

– Итак, Даша, – щурясь и закрываясь рукой от непривычного ему слишком яркого электрического света, проговорил Захар из-за своего письменного стола, – ты догадываешься, зачем я тебя сюда вызвал?

Дашу била едва заметная мелкая дрожь. Она впервые находилась в апартаментах Отца Общества Захара, и, кажется, впервые разговаривала с ним один на один.

– Нет, – сказала она, впрочем, догадываясь о причине его сегодняшнего вынужденного визита.

Захар усмехнулся.

– Извини, что пришлось побеспокоить тебя и прервать ненадолго твое веселье в «Тухлом Драконе», – проговорил он, – но обстоятельства вынудили меня поступить именно таким образом.

Даша сглотнула слюну.

– Ты что? – сказал вдруг Захар и убрал от лица ладонь, которой закрывался от света электричества. – Как будто нервничаешь? Боишься меня? Или что-то скрываешь от меня и потому так дрожишь.

– Не потому, – быстро сказала Даша, – просто...

просто я первый раз с вами наедине, – призналась она.

Захар кивнул.

– Это хорошо, что ты от меня ничего не скрываешь, – медленно выговорил он, – потому что – ты, конечно, знаешь – первое правило нашего Общества – быть искренним и открытым с Отцом. И не нужно меня бояться. Разве я могу сделать тебе что-нибудь плохое? Я ведь твой Отец. Не ты ли называла меня Отцом при посвящении, ни я ли называли тебя дочерью...

Помнишь?

– Конечно, помню, – сказала Даша.

Понемногу она начала успокаиваться. Да и что – в самом деле – здесь было особенно страшного? Кабинет как кабинет.

Полки с книгами... Правда книги какие-то странные – на корешках нет надписей, как будто эти книги не обозначены ни авторством, ни названием. Большой письменный стол, похожий немного на гробницу. Пустой, если не считать компьютера на нем и нескольких листов чистой бумаги.

Только на безжизненное лицо, возвышавшееся над столом, Даша по-прежнему не могла смотреть слишком долго – в нее сразу впивались бездонные темные глаза, выворачивающие наизнанку содержимое Дашиной черепной коробки.

– Ну, если ты совершенно успокоилась и ничего не боишься, притом, что бояться тебе абсолютно нечего, можно начать наш разговор, – резюмировал Захар.

Он протянул руку к стене за своей спиной и повернул какой-то рычажок. Верхний свет немного угас и стал мягче.

– Глаза режет, – пояснил свои действия Захар.

Даша согласно кивнула. Она понимала, что вызвали ее, скорее всего из-за нежданного воскрешения из мертвых ее подруги Натальи и ждала, когда Захар начнет ее расспрашивать.

Но Захар не торопился. Он открыл ящик своего письменного стола, достал оттуда какую-то вещицу, при дальнейшем рассмотрении, оказавшуюся старинным медальоном в виде широко открытого глаза, вписанного в перевернутый треугольник. Захар положил медальон перед собой на стол и тонкими белыми пальцами осторожно погладил его.

Даша вдруг подумала о том, что совершенно не знает – что именно ей рассказывать Захару.

Да, Наталью убили. Да, она сама видела ее труп в гробу.

Сама хоронила ее. И своими же глазами видела Наталью какое-то время спустя в клубе «Черный Лотос» – и даже говорила с ней. Заезжала к ней домой.

Конечно, какие-то изменения в поведении Натальи она заметила, как и заметила некоторые почти неуловимые изменения во внешности, но женщина, к которой Даша подошла совсем недавно в «Черном Лотосе» и с которой выпила первую порцию наркотического напитка – была определенно ее подруга Наталья.

Даша не до конца еще разобралась сама с собой в том, что произошло с Натальей. Все-таки, при всей ее экзальтированности и тяге к потустороннему, ей было странно думать о том, что ее подруга на самом деле вернулась из мира мертвых теперь находится среди людей, никто из который еще никогда не умирал.

Захар поднял медальон за цепочку на уровень своего лица и принялся медленно раскачивать – сначала очень медленно, а потом чуть быстрее, а потом снова медленно.

Он не говорил ни слова, ни заставлял Дашу смотреть на этот медальон, но Даша не могла отвести взгляда от уставившегося на нее из треугольника широко раскрытого глаза – и поворачивала голову в такт движениям медальона.

– Красивая вещица, – тягуче зазвучал голос Захара в тесной комнате, а самое главное – старинная. Посмотри, как умели работать мастера в древности. Этот глаз в треугольника будто до сих пор является органом зрения какого-то существа... Так на тебя смотрит.

Даша приоткрыла рот. Вокруг глаза на медальона образовался контур, сначала неясный, а потом более определенный, с каждым движением превратившегося в маятник медальона контур обрисовывался четче, пока Даша не поняла, что на нее смотрит, покачивая узкой чешуйчатой головкой, большая одноглазая змея.

* * *

Когда Захар убедился, что Даша уже введена в глубокий транс, он остановил движения маятника-медальона, зажав треугольник рукой.

Потом посмотрел в неподвижные Дашины глаза и отчетливо выговаривая слова, сказал:

– Сейчас ты будешь отвечать на мои вопросы. Отвечать искренно и правдиво. Я запрещаю тебе лгать. Ты будешь говорить все то, что знаешь. Кивни мне головой и скажи, если поняла меня.

Даша послушно кивнула Захару и ответила:

– Да.

– Хорошо... – удовлетворенно пробормотал Захар и задал свой первый вопрос:

– Видела ли ты Наталью Калинову, свою подругу?

Даша ответила, что видела.

– Когда и где ты увидела ее в первый раз, после того, как ее похоронила?

Даша ответила и на этот вопрос.

Потом Захар помедлил и задал третий вопрос:

– Кто та, о который ты сейчас говорила.

– Наталья Калинова, моя подруга, – последовал ответ.

Захар закусил губу.

– Откуда она вернулась? – глухо проговорил он.

– Из... из дома мертвых.

– Это она сама тебе сказала?

– Да...

Захар сквозь зубы выругался.

– О чем вы с ней говорили? – сформулировал он очередной вопрос.

Слова Захара заставили открытое гипнотическим вмешательством сознание Даша всколыхнуться и выдать от первой до последней буквы все фразы всех диалогов между ней и Ольгой, выдающей себя за Наталью.

Захар внимательно прослушал все, что говорила Даша и какое-то время размышлял над услышанным, напряженно сведя безволосые брови на переносице.

Он не услышал ничего такого, что могло показаться ему интересным.

– Мать твою... – прорычал он, – это просто невероятно. Я знаю, что Наталья... не совсем обычный человек, но чтобы она вернулась с того света... Этого я предположить не мог. Кто же она? И откуда?

– Наталья Калинова, моя подруга. Вернулась из дома мертвых, – прозвучал голос Даши, запрограммированной отвечать на все вопросы, которые задает ей Захар.

– Заткнись! – заорал Захар.

Даша послушно замолчала и застыла в кресле, глядя неподвижными глазами в одну точку.

Еще несколько минут Захар сидел молчал, вцепившись костистыми пальцами в свой голый череп.

– Ничего я из этой дуры не вытяну, – пробормотал он, – либо она ничего не знает, либо эта... совсем задурила ей голову – так, что даже гипнозом я не могу выведать у Даши никаких сведений... Что же мне делать?

– Я не знаю, – деревянным проговорила загипнотизировання Даша.

– У-у... дура! – вырвалось у Захара.

Он схватил со стола медальон. Несколько раз резко выдохнул, чтобы успокоиться – и снова начал покачиваться на цепочке старинный медальон, превращаясь в маятник.

* * *

Даша вскрикнула и закрыла глаза. В ушах ее еще звучали последние слова, которые она услышала от Захара:

– Проснись!

– Что это было? – сдавленным голосом выговорила Даша, озираясь. – Ничего не могу вспомнить...

– Ты задремала, – ласково напомнил ей Захар. – Засмотрелась на мой медальон.

– А... да, красивая вещица.

– Не нужно употреблять так много наркотиков, – совсем по-отечески увещевал ее Захар, – спишь на ходу. Неужели ты ничего не помнишь из того, о чем мы с тобой говорили только что. Пока ты не задремала?

Даша напрягла память, но перед глазами у нее стоял только широко открытый, тускло поблескивающий змеиный глаз, который то вспыхивал, вызывая у Даши внезапный испуг, то угасал.

– Н-нет, – хрипло, с усилием выговорила она, – ничего не помню.

– Ну и ладно, – качнул головой Захар, – в общем-то ни о чем серьезном мы с тобой не говорили. Так... я расспрашивал тебя о настроениях братьев нашего Общества. Теперь вспомнила?

Даша совершенно забыла о том, зачем мог Захар присылать за ней, она даже не могла припомнить, откуда ее забрали люди Захара – из какого клуба.

– Нет, – сказала она, внезапно ощутив, что до предела вымотана, – не вспомнила.

– Устала? – внимательно посмотрев на нее, участливо осведомился Захар. – Ну, так – поезжай домой. Вернее, нет.

Мои люди отвезут тебя. А твою машину, которую ты оставила...

Где?

– Возле... Нет, не помню, – опустила голову Даша. – Со мной что-то... Голова кружится...

– Устала, – снова констатировал Захар, – у «Тухлого дракона» ты оставила машину. Ее тебе пригонят немедленно. А пока... Ящер! – крикнул он, уже не обращаясь к Даше.

Дверь кабинета скрипнула, открываясь, и в образовавшемся проеме возникла маленькая головка того самого вертлявого молодого человека.

Даша обернулась и даже вздрогнула – до того его лицо было похоже не ту узкую змеиную морду, которая вот уже несколько минут маячила у нее перед глазами.

– Слушаю, хозяин.

– Проводи девушку к ребятам, – приказал Захар.

Вертлявый с готовностью осклабился.

– Да не за тем, дурак! – прикрикнула на него Захар и тот моментально стер ухмылку с лица. – Пусть они отвезут ее домой. Адрес она вам...

Тут он с сомнением посмотрел на растерянную Дашу и проговорил:

– Адрес я продиктую сам.

Глава 5

Около двух часов я сидела на холодных ступеньках лестничного пролета. Два раза мимо меня проходили припозднившиеся жильцы – древняя старуха с лицом, обросшим старческой щетиной настолько, что оно было похоже на клубочек шерсти; и пьяный мужичок, который, вместо того, чтобы идти к семье и замаливать грехи своего позднего и нетрезвого появления перед женой, принялся заводить со мной игривую беседу.

Беседа закончилась тем, что я рявкнула на мужика, послав его по давно известному адресу, и он, мгновенно посерьезнев, уныло удавился.

Совсем уже наступила ночь.

Как ни странно, спать мне не хотелось. Да и как тут уснуть, после подобных событий – когда моя покойная сестра, на опознании трупа которой я ездила несколько дней назад – звонила мне по телефону, отключенному от сети.

У меня было время поразмыслить об этом, но как раз размышлять мне не хотелось. Когда приступ вполне понятного волнения прошел почти совершенно, мне хотелось только одного – безоговорочно поверить в то, что я разговаривала действительно со своей сестрой. С Натальей, голос которой я уже и не чаяла услышать никогда.

Вздохнув, я потянулась за очередной сигаретой и вдруг замерла, услышав осторожные шаги внизу лестницы.

В этом доме лифт на ночь не отключали, и тот, кто шел сейчас по лестнице, вполне мог бы воспользоваться им, но почему-то не стал.

Я прислушалась.

Вот этот странный человек прошел первый, второй и третий этажи – крадучись, будто не хотел, чтобы его шаги слышали еще не улегшиеся спать жильцы.

Я положила сигарету обратно в пачку и неслышно прокралась еще на одну лестничную площадку выше.

Через минуту незнакомец уже был на той лестничной площадке, где находилась моя квартира. Там он остановился. Потом поднялся выше, осмотрелся. Я прижалась к стене, встав в тени.

Он не заметил меня, но я ясно видела его, всего несколько секунд, но успела хорошо рассмотреть. Одет он был в длинную кожаную куртку, ворот которой был поднят и почти полностью скрывал его лицо. Голова этого человека, выбритая до блеска, сияла в подъездной полутьме. Выбрита совсем как у знакомого мне официанта из «Черного Лотоса», но этот человек явно был не знаком мне. Официант был высок ростом и костист, а этот – коренаст и несколько даже пухл, но в его движениях, тем не менее, угадывалась большая физическая сила.

Не заметив ничего для него подозрительного, он все-таки остановился в нерешительности, принюхиваясь.

Все-таки хорошо, что я не успела закурить, свежий табачный дым несомненно заинтересовал бы странного бритоголового человека. А так струйки дыма нескольких моих выкуренных здесь сигарет уже давно поднялись к потолку и без остатка растворились в затхлой атмосфере нечистого московского подъезда.

Он спустился обратно на лестничную площадку, где находилась моя квартира.

Я последовала за ним, затаив дыхание и стараясь ступать совсем не слышно. Когда я оказалась на том месте, на котором провела почти половину этой полной событий ночи, бритоголовый незнакомец стоял, приглядываясь и прислушиваясь к окружающему его полумраку.

Казалось, что-то его беспокоило, но он никак не мог понять, что именно.

Наконец, он вздохнул и начал действовать. Я пригнулась, наблюдая за ним.

Он выплюнул на ладонь себе белый комочек жевательной резинки, растер ее в пальцах и, еще раз оглянувшись, залепил образовавшейся лепешкой глазок в двери соседней с моей квартиры.

После этого он достал из-за пазухи небольшой черный пистолет, а из кармана куртки – длинную трубочку; и приняла накручивать эту трубочку на ствол своего пистолета.

«Это глушитель, – догадалась я, – а никакая не трубочка. Кажется, я начинаю понимать, что нужно этому человеку в моем подъезде».

Приладив глушитель к пистолету, бритоголовый бесшумно выдохнул и коротко позвонил в мою дверь.

Пистолет он держал наготове. Я совершенно затаила дыхание.

Никто, конечно, бритоголовому человеку не открыл, и никто не отозвался за дверью. Тогда он, оглянувшись на соседскую дверь, позвонил снова. А спустя минуту – еще два раза – два коротких, но четких и твердых, как выстрелы, звонка.

Не получив и на этот раз никакого ответа, он пожал плечами, снова позвонил и прислонил ухо к замочной скважине моей двери.

Минуту стоял бритоголовый, прилипнув к двери, неподвижно, потом выпрямился и принялся флегматично скручивать глушитель со ствола своего пистолета.

Справившись с этим делом, он спрятал пистолет и глушитель, отлепил лепешку жевательной резинки с глазка соседской двери, швырнул ее на пол и тщательно растер подошвой тяжелого армейского ботинка.

Потом медленно и осторожно стал спускаться вниз, то и дело, останавливаясь и прислушиваясь к тому, что делается в подъезда.

После того, как далеко внизу глухо хлопнула подъездная дверь, я неподвижно стояла еще около часа.

Сердце мое колотилось так, что мне время от времени становилась странно, как эти стуки не смог услышать бритоголовый незнакомец.

Когда, как мне показалось, опасность миновала, я устало опустилась на холодную лестничную ступеньку.

Впервые, наверное, в моей жизни я была так близка от момента собственной гибели, и смерть прошла совсем рядом со мной – так что теперь мои ноздри были накрепко забиты могильным смрадом сырого склепа.

«Так, – подумала я, – спокойно. Тот, кто звонил мне по мертвому телефону, был явно моим другом. Наташа... Да ведь не может быть, чтобы... С точки зрения здравого смысла... К черту!! – внезапно обозлившись на саму себя подумала я. – К черту весь это здравый смысл! Я попала в такую ситуацию, в которой мне, кажется, лучше доверять своим чувствам, а не здравому смыслу.

Она еще хотела сказать мне что-то важное, – вспомнила я, – как она говорила – самое важное. И не успела. Что же она хотела сказать?.. Ладно. Нечего ломать голову, этого я все равно никогда не узнаю. В том случае, конечно, если Наталья еще раз не свяжется со мной с... с того света. Первый сеанс связи спас мне жизнь».

Еще минуту я сидела, сдавив ладонями виски, пытаясь собрать разбегавшиеся мысли, а потом ясно выговорила:

– Спасибо, сестричка.

* * *

Лысый вышел из подъезда дома, повыше подняв ворот, пересек двор и сел в машину, припаркованную позади соседнего дома – через дорогу.

Захлопнув дверцу, он немедленно вытащил из кармана сотовый телефон и набрал номер.

– Алло, – ответил ему ничуть на заспанный голос.

– Это я, Иван Александрович, – хрипло проговорил Лысый.

– Лысый? – узнал Иван Александрович. – Ну, как?

Сделал дело?

– Нет, – помедлив, ответил Лысый, – ее не было дома.

– Как это не было?! – перебив его, заревел Иван Александрович. – По нашим данным, в той квартире кто-нибудь да должен быть! Свет в окнах горел почти до двенадцати часов. А потом погас – наверное, она легла спать.

– Я несколько раз звонил, – угрюмо ответил Лысый, – она должна была проснуться. И вообще, – добавил он, – не понимаю – я этот заказ уже выполнял. Я сам ей пули в голову вогнал, какие тут могут быть недоразумения? Я всегда работаю четко, у меня ни разу еще срывов не было.

– Будут, – зловещим придыханием сообщил ему Иван Александрович, – я тебе, падла, устрою срывы... Твоей башки с плеч. Понял?

– Да за что? – возмутился было Лысый, но был снова прерван на полуслове.

– За то, – коротко ответили ему, – не знаю, что там у вас произошло, но мне тоже башку терять не хочется. Зах...

То есть – тот, кто давал мне этот заказ – человек серьезный. И у него, похоже, какие-то неприятности теперь. Из-за тебя, дурака, кстати.

Лысый молчал, хмурясь. Поигрывал зажигалкой, будто ножом, который примерялся послать в горло своей очередной жертвы.

– Ладно, – проговорил Иван Александрович, – пока – отбой. Но учти, что это тварь висит на тебя. Мертвым грузом.

Понял?

– Понял, – пробурчал Лысый, – чего тут непонятного-то.

– И еще, – внушительно проговорил Иван Александрович, – наклевывается дело одно. Реальное. Бабки можно за этот заказ срубить такие, что... Мама, не горюй, понял? Заказ идет от того, кто заказал Калинову, понял? Только вот не знаю, кого мне посылать на это дело. Пуля не может работать, Витька Слон сгорел. Остальные сосунки. Ты – нормальная кандидатура, только вот из-за этого твоего прокола...

– Да не было никакого прокола! – крикнул в трубку Лысый, – я все сделал как обычно. Нормально все сделал! Не знаю, что могло там...

– Все, – оборвал его Иван Александрович, – это твое дело. Мне за тебя пропистон получать тоже, знаешь... Найди и пристрели.

– Да кого?! Я же ее уже!..

Услышав короткие гудки, Лысый отключил телефон. Закурил и, послав по адресу своего босса невнятное, но грозное ругательство, крутанул ключи в замке зажигания.

* * *

– Я, честно говоря, думал, что ты еще спишь, – с порога начал оправдываться Васик, – звоню, звоню, а ты дверь не открываешь. Как будто кого боишься.

– Ты, Васик, глупости говоришь, – надменно произнесла я, пряча за спину дрожащие от испуга руки, – сам подумай, кого я могу бояться?

– Правда, – смутился он. – Ты, наверное, спала еще?

– Конечно, спала, – сказала я, – время-то – утро еще. Двенадцать часов... Ты по делу заехал или как?

Васик заметно смутился.

– Да я... это. Вообще-то просто так заехал, – сказал он, – я ведь стосковался по тебе, когда тебя... когда тебя не было.

– Это хорошо, что стосковался, – похвалила я, – пойдем на кухню, я приготовлю кофе.

Через полчаса Васик сидел за кухонным столом и, обжигаясь, хлебал из чашки горячий кофе.

– Ну как? – присаживаясь рядом, осведомилась я. – Вкусно? С солью...

– Я так соскучился по твоему кофе с солью, – застенчиво признался Васик, – кроме тебя, никто так его варить не умеет. Ни один человек на свете.

«Конечно, – подумала я, – моя сестра варила первоклассный кофе с солью. Всем нравилось. Но ведь варить его она у меня научилась. А этот Васик Дылда совсем не такой отморозок, как с первого взгляда кажется. Вот уже почти час прошел с тех пор, как он переступил порог этой квартиры, и ни разу не запускал нос в свой пакетик с кокаином. Нет, когда он не обдолбанный, он просто душка. Теперь мне становится понятно, почему Наташа встречалась с ним. Ладно... Пора начинать приводить в действие свой план. Который я разработала в сегодняшнюю бессонную ночь, ту, что я провела на лестничной площадке. Только под утро осмелилась войти в свою квартиру. Все время казалось, будто снизу шелестят осторожные шаги бритоголового киллера».

– Очень хорошо, что ты ко мне сегодня заехал, – сказала я, отхлебнув кофе из своей чашки – он и правда получился великолепным.

– Да? – обрадовался Васик. – Здорово. Ты тоже соскучилась?

– Соскучилась, – подтвердила я, – но – между прочим – у меня к тебе дело.

– Какое? – с готовностью выпрямился на стуле во весь свой гигантский рост Васик.

Он несколько раз оглянулся по сторонам, хотя в квартире, кроме нас двоих больше никого не было, и, понизив голос, спросил меня:

– Это связанно с твоей миссией?

– Да, – ответила я, – что еще меня может интересовать, кроме моей миссии?

– Да, конечно, – снова потупился Васик, – приказывай, – он сжал лежащие на скатерти костистые кулаки, – я выполню все.

– Мне нужно разыскать одного человека, – сказала я, – я видела его один раз и описать могу только приблизительно, но... Он из братвы. Киллер. Выглядит примерно следующим образом – бритоголовый, невысокого роста...

Как могла, я описала моего незваного ночного гостя, постаравшись не упустить ни одной замеченной мною детальки его внешнего облика и поведения.

Когда я закончила, Васик надолго задумался, уперевшись лбом в переплетенные пальцы.

Минута прошла в тишине.

– Я понял, – проговорил, наконец, он, поднимая на меня глаза, – этот киллер... Это он убил тебя?

– Ты поразительно догадлив, Васенька, – усмехнулась я, – да, часть моей миссии заключается в том, чтобы я нашла своего убийцу. И примерно наказала его.

– Убью гада! – громыхнул кулаками по столу Васик. – Как только найду, я его...

Он вдруг осекся и посмотрел на меня совсем растеряно.

– Погоди, погоди, – пробормотал он. – Как же так?

Ведь Захар говорил нам, что он рассчитался с твоими убийцами, он говорил, что наслал на них черную порчу. Выходит, они как-то смогли улизнуть от него? Но это невероятно – тот, кого Захар приговорил к смерти, просто не может остаться в живых.

– Правда, – качнула я головой, – они от него не улизнули.

– А я что говорю! – обрадовался Васик.

– Они от него не улизнули, потому что он их вовсе не приговаривал к смерти, – закончила я свою мысль.

Васик быстро-быстро заморгал глазами.

– Что? – переспросил он.

– То самое, – жестко ответила я, – Захар вовсе не приговаривал их к смерти.

– Как это? – все не мог поверить Васик. – Он что...

Он ошибся? Он, наверное, ошибся, – ухватился за спасительную мысль Васик Дылда, – он, наверное, вычислил не тех и не на тех наслал черную порчу.

– Нет никакого сомнения, что на кого-нибудь он порчу и насылал – Захар, – ледяным тоном закончила я, – только не на моих убийц. Более того, он сам заказал меня тому киллеру, которого я тебе описала.

На Васика было положительно жалко смотреть. Он моргал глазами, беспомощно разводил руками и имел на лице такое выражине, что я невольно подумала о том, что, наверное, мне придется бежать в гостиную к шкафу, где на верхней полочке Наташа хранила носовые платки – судя по всему, Васик готов был расплакаться.

– Давно ты состоишь в Обществе? – спросила я.

– Третий год, – пробормотал Васик, – давно уже, то есть.

– Ладно, – вздохнула я, – тогда слушай. А после моего рассказа сообщишь мне – кому больше должен доверять мне или этому упырю.

– Какому упырю? – переспросил Васик.

– Какому... Захару, конечно.

* * *

Безусловно, я здорово рисковала, когда решила попытаться склонить на свою сторону Васика Дылду и настроить его против Отца Общества, в котором он уже три года как состоял, против – Захара.

Но, еще раз повторяю, есть такое понятие – женская интуиция – чувство, которое развито у меня в полной мере. Мне показалось, что я могу довериться Васику, не только потому, что так подсказывает мое сердце, но и еще по ряду причин.

Во-первых, потому что еще свежо было в моей памяти наше знакомство, когда Васик бухался передо мной на колени и уверял в своей преданности.

Во-вторых, как я успела понять, характеру Васика был свойственен дух авантюризма, иначе бы он не вел такую жизнь, пропитанную пылью ночных клубов, запахом ужасной тайны сатаниского Общества и кокаином.

В-третьих, Васик, по-моему, существо бесхитростное, и, если он решит не помогать мне, то скажет об этом прямо, а не будет пытаться вести двойную игру. Я довольно долго общалась с людьми, поскольку это является моей работой, и кое-что понимаю в человеческих характерах.

Ну, а в-четвертых, я уже почти успела увериться в том, что Васик относится к моей покойной сестре – то есть и ко мне, значит – не только с глубочайшим благоговением, как к посланнице дома мертвых, но и с нежной любовью, как к самой обыкновенной молодой женщине.

Конечно, я выдала ему не полную правду. Я оставалась для него все так же – Натальей Калиновой, его девушкой, восставшей из мертвых. Иначе, я была бы не уверена в том, что он стал бы помогать мне – тогда логически объяснялось бы чудо моего воскресения, да и неизвестно, как повел бы себя Васик, когда узнал бы, что перед ним не его любимая, а всего лишь ее родная сестра.

Легенда, которую я рассказала Васику, заключалась в следующем – Захар, воспылав ко мне страстью, решил овладеть моей душой и телом (я красочно расписывала все магические методы, которые он применял для достижения своей цели). Но сила моей любви к Васику – в этом месте рассказа мой собеседник стал просто пунцовым и от смущения едва мог усидеть на стуле – итак, сила моей любви к Васику разрушила все колдовство коварного Отца Общества. И тогда он, обозлившись, захотел меня убить.

Что и исполнил при помощи киллера, приметы, которого я Васику только что озвучила.

– Теперь, – добиваясь, чтобы мой голос звучал глуховато и время от времени проскальзывали в словах загробные нотки, договаривала я, – теперь я вернулась из Ада, ибо настолько сильна моя ненависть к убийцам и...

Я выдержала паузу и спросила Васика, который, совершенно обалдевший от всего услышанного, опасно покачивался на стуле:

– Как ты думаешь, из-за кого еще я вернулась сюда?

Он сглотнул слюну и потупил обведенные черной тушью глаза.

– Я думаю... – начал, но недоговорил он.

– Правильно, – улыбнувшись, проговорила я.

Встала со своего места и подошла к нему. И обняла лохматую голову.

* * *

Когда я вернулась на то место, на котором сидела, Васик был уже готов.

Он вскочил со стула, опрокинув чашку и даже не заметив этого. Он снова сел. Достал из кармана куртки пакетик с кокаином и угостился внушительной понюшкой, очевидно для поддержания душевных сил.

Потом опять вскочил и прокричал, потрясая кулаками:

– Мы теперь вместе с тобой! Мы отомстим за тебя! Мы этого Захара... в бараний рог! И этого лысого киллера – тоже! Я не боюсь... никого! Ведь ты прошла через адское пламя и теперь сильнее Захара, – неожиданно добавил он и снова уселся.

– Итак, – подытожила я, – ты со мной?

– Конечно! – снова вскочил Васик.

– Сиди-сиди.

Он присел и уставился в стол. Несколько минут он сидел так, угрюмо над чем-то раздумывая. я уже испугалась того, что он сейчас скажет, что погорячился и откажется от сотрудничества.

И побежит доносить Захару.

Однако, как выяснилось, его волновало совсем другое.

– Послушай, – вдруг негромко проговорил он, – я тебя спросить хотел. А когда все закончится, ты... Ты должна будешь вернуться обратно? Я слышал, что так всегда бывает.

– Ну нет, – сказала я, – я туда больше не вернусь. Я вернулась навсегда.

– Отлично! – просиял Васик Дылда.

Глава 6

Немного мне пришлось потратить сил, чтобы убедить Васика в том, что сначала нам нужно выйти на киллера, а потом уже, когда у нас будет достаточно неопровержимых улик, приниматься выводить на чистую воду Захара.

Как я заметила, Захара Васик боялся здорово. Так, что заметно, бледнел, когда я заводила о нем речь. И это несмотря на то, что Васик, судя по его невнятным, но злобным выкрикам, ревновал меня к Отцу Общества.

– А киллера этого мы найдем, – возбужденно вышагивая по комнате, говорил Васик, – это, в принципе, не так уж сложно. Есть у меня одни дружок на примете, который тачки братве латает после разборок. Ну, там еще номера с угнанных машин перебивает. Короче, с бандитским миром Москвы он знаком хорошо.

– А почему ты уверен, что твой дружок будет нам помогать? – осведомилась я. – Ему же невыгодно портить отношения со своими клиентами. Если они узнают, тогда точно ему голову снимут.

– Вообще-то, могут, – остановился Васик, – только Борис – моего дружка Борисом зовут – Борис мне бабок должен немерено. Вот я ему долг прощу, он мне информацию-то и выдаст. У этого Бориса долгов выше крыши – в карты играет.

Постоянно проигрывает, а остановиться не может. Он рад будет хоть от одного кредитора избавиться.

– Ну что ж, – сказала я, – логика в твоих высказываниях присутствует.

– А как же иначе? – удивился Васик, который, по всей видимости, был довольно высокого мнения о своих умственных способностях. – Я вообще человек неординарный.

И гордо тряхнул своей гривой.

– Оно и видно, – высказалась я.

– Ух, мы найдем эту скотину! – сжимал кулаки Васик.

– Ух... Ты его тогда... Я прямо не знаю, что ты с ним тогда сделаешь.

– Что-что, – пожала я плечами. – Сдам ментам и все дела.

– Ментам? – скривился Васик. – И всего-то? Да ты ведь можешь его... Ты ведь была в том мире. Неужели ты не знаешь никаких проклятий?

Ну да, я ведь была в том мире...

– Проклятие следует поберечь до столкновения с Захаром, – внушительно сказала я.

С Васика вмиг слетела вся его залихватская уверенность в предстоящем деле.

– С Захаром, оно да... – забормотал он, – с Захаром – надо того... Его голыми руками не возьмешь. А я еще слышал, что Захара обыкновенная пуля не берет. Только серебряная. Слышал, что его несколько раз пытались убить, стреляли в него, а ему все нипочем.

– Не бойся, – проговорила я, – меня тоже один раз убивали.

– И то правда, – вздохнул Васик.

– Ну так что? – поднялась я со стула. – Поехали к Борису?

– Поехали, – кивнул с готовностью Васик и снова потянулся за своим пакетиком.

– Э, нет, – остановила я его, – нам серьезные дела предстоят, а ты со своим зельем. Дай-ка его мне.

– Да как это? – воскликнул Васик. – Я без него не могу. Он мне силы придает. Я раз обдолбался на даче и решил в баньке попариться. А дверь в баню у меня папаша на ключ закрыл. И уехал. Так я рассердился и дверь сломал ту. А в бане дверь у нас дубовая – ее топором не прошибешь никогда.

А я голыми руками... Правда, наутро выяснилось, что я баню с туаэтом перепутал, – смущенно добавил Васик, – и в туалете дверь сломал, а не в бане. А в туаелете на даче дверь у нас так себе... фанерная. Была...

Я рассмеялась.

– Чего ты? – обиделся Васик.

– Ничего, – сказала я, забирая у него пакетик, – теперь тебе силы будет другое придавать.

И поцеловала его в щеку.

– Ты ничуть не изменилась, – пробормотал Васик – и расплылся в улыбке.

* * *

Мы подъехали к большому гаражу почти на самой окраине города. Гараж был закрыт, но, когда Васик посигналил, створка высоких ворот приоткрылась и из гаража выглянул тщедушный мужичонка в драном свитере и растянутых на коленях спортивных штанах.

– Свои, свои!! – высунувшись из окна своего джипа, заорал Васик.

Мужичонка принялся поспешно открывать ворота.

– Да не надо! – умерил Васик его прыть. – Мне просто побазарить надо с тобой. Сейчас выйду, погоди.

Мы с Васиком сразу уговорились, что говорить с Борисом будет он – Васик. Я останусь в машине и наружу показываться не буду, чтобы не светиться лишний раз.

Тем более – стекла на окнах джипа Васика Дылды – были зеркальные, да еще в салоне действовала какая-то новомодная система абсолютной звукоизоляции, так что если бы даже в джипе находилась шумная компания пирующих кавказцев, снаружи все равно никак нельзя было бы сказать, что в автомобиле кто-то есть.

Короче говоря, меня никак нельзя было заметить. Ни борису, ни еще кому-нибудь, если бы этот кто-нибудь оказался рядом с джипом.

Я приоткрыла окошко джипа и мне весь разговор Васика с Борисом слышен был прекрасно.

– Слушай, Василий, – затароторил Борис, как только Васик приблизился к нему, – в натуре, сейчас бабок нет.

Сашка Кирпич вчера банк сорвал, так что я вообще на бобах.

Но ты не думай, в воскресенье в шалмане опять большая игра будет, я точно выиграю. Я сон видел хороший вчера. Мне нормальные карты идти будут...

– Да успокойся ты! – прервал его словоизлияния Васик.

– Я к тебе не за бабками.

– Да? – повеселел Борис. – А зачем? Тачка барахлит, да? Так давай, я вмиг ее исправлю! В счет долга, конечно. А то – сам понимаешь – бабки большие, а отдавать все равно нужно.

– Нужно, – подтвердил Васик, – только... Ты можешь сделать так, что тебе долг мне отдавать не придется.

– Как это? – насторожился Борис.

– А просто, – ответил Васик, – я ищу одного человечка из братвы.

– Имя, – быстро сказал Борис, – давай имя, я тебе все сейчас скажу. Я всех знаю. У меня клиентура такая... Он местный?

– Местный-то местный... кажется, – сказал Васик, – только вот имени я не знаю.

– Да? – удивился Борис. – Как же ты его ищешь?

– По приметам, – объяснил Васик, – если я тебе приметы его дам, сможешь угадать его? И имя и местожительство?..

– Попробую, – сказал Борис.

– Он киллер, – начал Васик, – судя по всему – профессионал. Работает профессионально. Значит так – приметы.

Лысый. То есть голова бритая.

Васик почти слово в слово пересказал Борису приметы бритоголового киллера.

– Ну, – закончив, осведомился он, – знаешь такого?

– Погоди, – проговорил Борис, превратившийся вдруг из лебезящего и приниженного в серьезного и сосредоточенного, – дай подумать.

– Ну, думай, – разрешил Васик, закуривая сигаретку.

Мне тоже жутко захотелось курить, но доставать сигареты я, конечно, не стала. Как отреагирует этот Борис на то, если из автомобиля, в котором никого нет, вдруг повалит дым клубами.

Думал Борис довольно долго. Потом попросил у Васика сигарету, закурил и, оглянувшись, спросил:

– Ты один приехал?

– Один, – ответил Васик. – Как этого козла зовут?

– В машине никого нет?

– Нет, нет, никого? Имя его можешь назвать?

– Могу, – вздохнул Борис, – только это строго между нами. Никто не должен знать, что я тебе сказал это имя. А то меня...

Он выразительно провел большим пальцем себе по горлу.

– Пацаны стукачей не любят, – пояснил он.

– Никому не скажу, – пообещал Васик. – Ты имя назовешь, нет?

Борис еще раз тяжело вздохнул и сказал:

– Это крутой пацан. Он настоящий киллер. Ему человека убить, что тебе бычок выкинуть. Такой волчара, что рядом с ним и стоять-то опасно.

– Да как зовут-то его?

– Кликуха у него Пинчер, – сказал Борис и глубоко затянулся, – где живет не знаю. Тусуется часто в баре «Седьмая верста». Это в центре. Знаешь?

– Знаю, – сказал Васик, – это точно он? Ты ничего не перепутал?

– Что ж я – дурак, что ли? – даже как будто обиделся Борис. – Понимаю, на что иду. Только ты, Василий, как условились – никому про меня. Ладно?

– Ладно, ладно...

– Отлично! Значит я тебе ничего не должен?

– Ничего, – мгновение все же поколебавшись, ответил Васик.

– Совсем ничего? – переспросил развеселившийся Борис.

– Совсем ничего.

– Здорово! Ну я пошел?

– Иди.

Борис отвалил в свой гараж. Снова скрипнула, закрываясь, створка чудовищных ворот.

Васик вернулся в машину. Завел мотор и дал задний ход, разворачиваясь.

– Слышала? – буркнул он мне, когда мы выехали на трассу.

– Слышала, – ответила я.

– Вроде бы этот киллер такой крутой, что рядом с ним и стоять опасно, – повторил Васик слова Бориса.

– Я же говорю, что – слышала. А ты что – уже испугался?

– Я? – поразился Васик, но как-то ненатурально, – вообще-то, немного боюсь, – спустя несколько секунд признался он, – я бандитов вообще почему-то не очень обожаю. Но ведь ты рядом будешь. А ты – не обыкновенный человек. Вместе мы его...

– Это точно, – сказала я, – значит, бар «Седьмая верста».

* * *

Когда шум двигателя отъезжающей машины стих, Борис на всякий случай снова приоткрыл створку ворот и выглянул.

– Ага, уехали, – хрипло пробормотал он и, одергивая на ходу сползающие штаны, засеменил вглубь гаража.

Пробежал мимо двух своих работников, копающихся в простреленном капоте шестисотого «Мерседеса», мимо нагромождения автодеталей – вглубь гаража – туда, где у него было устроено что-то вроде небольшого кабинетика – конторка с письменным столом, на котором никогда не писали, но каждый день резали колбасу, сейфом, куда складывались деньги, в те редкие дни, когда не было игры в каком-нибудь из городских шалманов и телефоном – дешевый аппарат которого поблескивал под светом голой и поэтому яркой электрической лампочки, как миниатюрная гоночная машина.

Борис еще раз проверил, что никто за ним не идет, закрыл за собой дверь конторки и тщательно запер ее.

Затем подошел к телефону, осторожно, будто боялся, что он ускачет, как большая желтая лягушка, глубоко вдохнул, словно перед приемом внутрь двухсот грамм водки и, наконец решившись, снял трубку.

Набрав номер, он проговорил в трубку тихо:

– Алло...

– Да! – резко ответили ему. – Кто говорит?

– Это Борис. Мы с тобой в шалмане на Тверской в картишки резались, помнишь?

– А... Ага. Чего надо? Бабки отдать хочешь? Нашел уже?

Так срок еще не вышел. У тебя через неделю срок истекает – в два раза сумма больше будет, десять тонн гринов получается.

Борис сморщил лицо, как будто только что еа две половинки раскусил лимон.

– Да знаю я, – сказал он, – ты мне уже говорил.

Только у меня к тебе предложение, Лысый.

– Какое такое предложение? Ты давай не юли! Долг есть долг. Отдашь – хорошо, не отдашь – я тебе башку на водопроводный кран навинчу.

Борис снова поморщился.

– Да не горячись ты, Лысый, – захрипел он в трубку, – реальное у меня предложение. Ты не горячись только. Дослушай до конца, потом скажешь.

– Ну, слушаю.

– Короче, так, тебя тут приходили искали какие-то ребята. Судя по всему, чем-то ты им жить помешал. Я по базару понял, что не любят они тебя.

– Что за ребята? Откуда они? Какие базары были? – последовали отрывистые быстрые вопросы.

– Я же говорю – дослушай, – мягко и тихо проговорил Борис, – эти ребята обещали еще прийти. Давай так – я им неправильные ориентировки дам, такие – что они тебя три года искать будут и не найдут, а тебе сообщу – кто они такие.

А ты мне долг простишь. Идет?

– Хм... – неопределенно отозвался Лысый, – а если это лохи какие-то? Или ты мне просто мозги пудришь, чтобы бабки не отдавать?

– Честно слово! – стараясь придать своему голосу как можно больше искреннего блеска, воскликнул Борис. – Вот бля буду!

– Ладно, верю, – пробормотал Лысый, – но за базар ответишь.

– Отвечу, отвечу...

– Говори, что за козлы меня вытаптывают.

– Со мной разговаривал Вася Барбарулин. А в его джипе человек пять бойцов сидело. Серьезные – все со стволами, с автоматами.

– Что за Вася? Не знаю такого.

– А у него батек знаешь кто?

– Я тебе говорю, я такую педерастическую фамилию первый раз слышу!

– А у его батька другая фамилия, – Борис, помедлив для эффекта, назвал фамилию.

Лысый озадаченно присвистнул.

– А чего он хочет этот Вася? – спросил он, уже не так, как спрашивал в самом начале разговора, а медленно выговаривая каждое слово.

– А хрен его знает, – ответил Борис, – но явно не на день рождения тебя приглашать собирается. Что ты ему сделал-то?

Лысый помолчал немного, потом сказал.

– Ладно. Мерси за информацию. Разберемся с этим папенькиным сыночком.

– Так как теперь? – быстро спросил Борис. – Я тебе ничего не должен? Ты мне долг простил?

– Половину, – с неохотой выжевал Лысый.

– Как половину? – вскрикнул Борис. – Мы же договаривались!

– Никто с тобой пока еще не договарился. Сказал половину – значит, половину. И благодари бога, что я на это согласился.

Борис услышал короткие гудки и медленно опустил трубку на рычаг.

Потом посмотрел на стену конторки, увешанную вырезками из увеселительных мужских журналов, и проговорил, вяло шевеля бледными, как холодные котлеты, губами:

– Вот сволочь.

* * *

Средних лет человек в милицейской форме вылез из подъехавшего к подъезду большого дома автомобиля – новенькой белой «Волги».

День только-только начал поворачиваться к вечеру, вокруг было спокойно, на тротуаре рисовали цветными мелками умытые дети, а на лавочках следили за ними румяные старушки в оренбургских платках; но тем не менее человек в милицейской форме чувствовал себя явно неуютно в этом вполне обыкновенном московском дворе.

Беспрестанно оглядываясь по сторонам и дергаясь от чего-то, человек в милицейской форме запер машину и направился к подъезду, втянув голову в плечи, как почуявшая опасность черепаха.

Оказавшись в подъезде, он занервничал еще больше, пригнулся и побежал вверх по лестнице, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, хотя мог воспользоваться вполне исправным и удобным лифтом.

На нужном ему этаже человек в милицейской форме остановился. Он извлек из кармана форменного кителя громадных размеров платок и, пыхтя, вытер им багровый лоб. Потом еще раз оглянулся, судорожно дергая головой и, обернув палец платком, этим же пальцем нажал на кнопку звонка.

– Кто там? – спросили его тотчас же, как будто хозяин квартиры стоял под дверью, ожидая гостей.

– Я, я, я... – зашептал человек в милицейской форме, тесно приблизив губы к гладкой поверхности металлической двери, – открывайте!

Ему открыли.

Человек скользнул в полутемную прихожую и облегченно выдохнул, когда дверь за ним закрылась.

– Проходите в гостиную, капитан, там и поговорим, – вежливо пригласил его хозяин квартиры и странной извивающейся походкой пошел вперед гостя, – вот кресло. Садитесь. Вам что-нибудь выпить?

– Воды, – хрипло попросил капитан.

Хозяин, совсем по змеиному извернувшись, метнулся из комнаты и вернулся через секунду держа в руках пластиковую полуторалитровую бутылку минеральной воды и стакан.

– Вот, пожалуйста, – сказал он, поставив все это на столик рядом с креслом в котором сидел капитан, – угощайтесь.

– Ага, – невнятно хрипнул капитан и, проигнорировав стакан, запрокинул голову с приставленной к губам бутылкой, забулькал.

Хозяин квартиры, присев напротив, с интересом смотрел, как уровень жидкости в перевернутой бутылке сокращается до минимума и исчезает совсем.

– Ну вот, – сказал он, когда капитан брякнул пустую бутылку о столик, – теперь можно и поговорить. Что же вы так к своему здоровью относитесь? – неожиданно спросил хозяин квартиры. – Разве можно так много воды пить? У вас, наверное, почки не в порядке. Вам бы съездить на южный курорт, отдохнуть.

Капитан, отдышавшись после принятия внутрь полутора литров минеральной воды, немного успокоился, но на хозяина квартиры смотрел все равно – исподлобья и подозрительно.

– Вы и есть... Захар? – спросил он. – Как вас по отчеству?

– А никак, – ответил хозяин квартиры и смахнул с лица упавшую прядь иссиня-черных волос, – называйте просто Захар. Мне все так называют, я привык. А вас, если не ошибаюсь, зовут Семен Станиславович?

Человек в милицейской форме кивнул.

– Капитан милиции Семен Станиславович Эльх, – нараспев проговорил хозяин квартиры Захар.

Неизвестно отчего капитана милиции покоробило.

– К делу, – быстро и хрипло сказал он, – вы деньги принесли?

– Деньги здесь, – проговорил хозяин квартиры Захар, – а у вас есть нужная нам информация?

– Есть, есть... Деньги вперед!

Хозяин квартиры Захар не шевельнулся.

– Еще один вопрос, – сказал он, – как я могу быть уверен в достоверности вашей информации.

Капитан милиции Семен Станиславович Эльх открыл рот.

– Да вы что? – сказал он. – Да вы знаете, чем я рискую? Стал бы я идти на такое дело и просто-напросто блефовать. Я не дурак, уважаемый. Хотя и мент.

– Этот аргумент меня убедил, – расплылся в улыбке хозяин квартиры Захар, – тем более, что я с самого начала наших переговоров верил вам, Семен Станиславович, как родному.

– Ладно, – капитан пожевал губами, – значит, так.

Тот, кого вы хотите... он с семьей едет на дачу в середине недели. День я не знаю, но позже обязательно уточню. Охраны с ним будет немного – всего два человека. И те не собственно охранники, а так, из приближенных. Старые приятели. Пьют вместе.

– Состав семьи? – быстро спросил хозяин квартиры Захар.

– Жена – старая жаба, ну, он сам, конечно. Дочь и сын.

– Сыну сколько лет?

– Двадцать пять. Здоровый такой детина, на папашиных харчах отъелся. А дочке – шестнадцать. Поздний ребенок, избалованная.

– Понятно, – задумался хозяин квартиры, – адрес дачи?

Капитан продиктовал адрес дачи.

– По какой дороге они поедут? – последовал следующий мгновенный вопрос.

– По сто первому шоссе всегда ездят, – сказал капитан, – только... Вы что, хотите – по дороге это самое...

Ничего не получится.

– Почему?

– Потому что его всегда на дачу и с дачи возят с большой охраной – там ребята из ОМОНА, все с автоматами. А уж на дачи он привык без сторожевых псов. С семьей и двумя друзьями.

– Значит, по дороге нельзя, – пробормотал под нос себе хозяин квартиры. – А что представляет из себя дача? – спросил он.

– Дача – настоящая крепость, – убежденно заявил капитан Эльх, – ну, вы понимаете, для кого строили. Учитывали, так сказать, специфику службы заказчика. Забор металлический двухметровый с двумя рядами колючки, как на зоне. Ворота закрываются изнутри на засов. Через калитку, правда, можно пройти, но это... Замки там везде крепкие, если ломать или, допустим, пулей сбить – шуму будет много. Оно бы, конечно, и все равно – в такое время в дачном поселке почти никого и нет, но ведь – взбаламутятся телохранители, сам...

объект, его взрослый сын. А они все вооружены.

Хозяин квартиры усмехнулся.

– Так как же туда проникнуть можно? – спросил он. – В эту цитадель?

– В какую цитадель? – удивился капитан. – Мы о даче говорили.

– Ладно, – поморщился хозяин квартиры, – как на эту дачу можно проникнуть, если там забор двухметровый и колючая проволока.

– Есть один способ, – понизив голос, проговорил капитан.

– И какой же? – поинтересовался хозяин квартиры.

– Там, – перейдя и вовсе на шепот, начал капитан, – забор дачи одним боком примыкает в забору другой дачи. Ну, то есть забор общий у двух дач. На соседскую дачу проникнуть – раз плюнуть. А в общем заборе есть дыра, чтобы собака пролезала. Несколько лет назад у соседей была собака – огромная овчарка сторожевая; и вот, чтобы она две дачи сразу охраняла, эту дыру и сделали. Сейчас собака сдохла, а дыра осталась. Фанеркой прикрыта. Человек в эту дыру свободно пролезет – собака-то большая была.

– Поня-атно, – протянул хозяин квартиры, – очень хорошая работа, капитан. Очень ценная информация. Ну-с. Если у нас возникнут еще вопросы в процессе подготовки плана, то мы с вами снова свяжемся.

– А деньги? – снова спросил капитан.

– Ах, да.

Хозяин квартиры выскользнул из комнаты и через секунду вернулся в большим завернутым в газетный лист пакетом.

– Пожалуйста, – подавая сверток капитану, он изогнулся, как услужливый официант.

Капитан Эльх быстро развернул газеты и, увидев под ней пачки радужных купюр, сглотнул.

– Неужели вы их будете пересчитывать, капитан? – усмехнулся хозяин квартиры Захар. – Мы вас не обманываем.

Не обижайте и вы нас.

С трудом отведя глаза от денег, капитан трясущимися руками снова завернул их в газету и поднялся с кресла.

– Спасибо, – прерывающимся голосом проговорил он, – я могу идти.

– Конечно!

* * *

Закрыв за капитаном Эльхом дверь, тот, кто называл себя Захаром, усмехнулся, пробормотав:

– Ошалел мент от злата.

Потом прошел в гостиную, где только что вел переговоры и бухнулся в кресло. Достал из кармана сотовый телефон и набрал номер.

– Это я, – сказал он как только установилась связь, – Ящер говорит. Капитан только что ушел.

– Как ты ему представлялся? – спросили его.

– Я вел переговоры от вашего лица, – ответил Ящер, – капитан называл меня – Захар.

– Это хорошо, – на другом конце провода пробормотал сквозь зубы настоящий Захар и погладил длинными пальцами свой голый белый череп, – случайным людям ни к чему знать меня в лицо. Надеюсь ты удержался от своих халдейских ужимок?.. И до чего же вы договорились? – не дождавшись ответа, спросил он у Ящера.

– Он дал мне интересующую нас информацию. Объект на неделе будет с семьей на даче. Только два телохранителя.

Взрослый сын. На дачу можно проникнуть незамеченным. В общем, если работать будет профессионал, то дело будет сделано чисто.

– Точный день известен?

– Пока нет. Как будет известен, нам сообщат, – сказал Ящер.

– Хорошо.

Захар, раздумывая над чем-то, закусил бледную губу.

Ящер почтительно молчал.

– И вот еще что, Ящер, – медленно выговорил Захар, – этот капитан Эльх нам больше не нужен. Как только он сообщит день... Понял?

– Отлично понял, – усмехнулся Ящер.

– Не доверяю людям, которыми управляют деньги, – пояснил Захар, – это люди должны управлять деньгами, а не наоборот.

– Вы совершенно правы, – отозвался Ящер.

– Халдеем был, халдеем и останешься, – сказал на это Захар и еще сказал:

– Отбой связи.

Глава 7

Даша не помнила ни одного вопроса из тех, что задавал ей Захар, но она прекрасно понимала, что просто так Захар ее вызывать не станет.

Выходит – он спрашивал ее о чем-то значительном. А какое событие из недавних можно считать наиболее значительым?

Да еще таким, к которому она – Даша – имела хоть какое-нибудь отношение?

Конечно, возвращение ее подруги Натальи.

Итак, несомненно то, что Захар интересовался этим фактом.

Но почему тогда бы ему не поговорить просто с ней – с Дашой – просто поговорить, не прибегая ни к каким не совсем обычным сподручным средствам. Вроде гипноза, чем Захар, судя по всему воспользовался?

Даша второй год состояла в Обществе и прекрасно осознавала возможности Отца. Слухи о его колдовских способностях давно уже широко разошлись между членами Общества и тщательно им же культивировались.

Даша была неглупой девушкой, к тому же она успела получить высшее университетское образование – она закончила факультет психологии и все паранормальные явления (а куда от них денешься?), присутствовавшие в окружающей ее действительности привыкла объяснять с точки зрения изученной ею науки.

Когда она стала полноправным членом Общества и получила доступ к той толике информации об Отце, которой владели ее Братья и Сестры, она почти сразу же решила для себя, что способности Захара, которые многие члены Общества называли колдовскими – попросты экстрасенсорные. Такими способностями редко, но обладают люди, и Захар, несомненно, был одним из таких людей.

Даша часто спрашивала себя, что заставило ее стать одной из поклонников Сатаны, участвовать в отлично организованных и регулируемых шабашах и все время приходила к выводу, что ее привело в Общество то же, что и привело на факультет психологии – тяга к запредельному. К знанию, которым обладают лишь избранные. Стремление получить возможность заглянуть туда, куда неподготовленным лучше не заглядывать – в темную пропасть бессознательного уровня человеского мозга, где веками наслаивалось то, о чем современные люди не имели ни малейшего понятия.

К тому же Даша имела возможность платить огромные взносы, обязательные для всех членов Общества. Ее родители являлись владельцами преуспевающей фирмы, производящей канцелярские товары.

Довольно скоро после своего посвящения, Даша поняла, что ее стремления выйти за грань доступного человеческому мозгу, никогда не реализуются, пока она останется одной из многочисленных рядовых членов Общества – им хватало для полноты жизни наркотических оргий и страшных рассказах о потусторонней стороне бытия, к которой, по уверениям Захара и его ближайших помощников все члены Общества получали доступ посредством приема какого-то особого рода наркотика, консистенция и технология изготовления которого держалась в строжайшем секрете.

Последний год Даша очень сблизилась с Натальей. Она угадывала в ней то, чего не было у других людей. Какую-то необыкновенную силу, что-то такое, что Даша до конца не понимала.

Гибель Натальи явилось для нее настоящим шоком и породило, к тому же, настоящее недоверие к Захару, который в последние несколько месяцев жизни Натальи действительно довольно плотно общался с ней, будто бы пытаясь проникнуть в ее сознание.

После смерти Натальи у Даши сложилось такое впечатление, что само убийство явилось результатом этих попыток. Захару что-то показалось странным и опасным в Наталье, и он убрал ее – так считала Даша.

А к чудесному воскресению своей подруги Даша и не знала как относиться. Те пласты знаний, полученные Дашей в университете не могли объяснить ей ничего и сама Даша, растерявшись, пыталась найти в себе силы поговорить с Натальей по душам – и не могла.

Что-то, чего Даша не могла объяснить, отдалило ее от ее подруги. То есть могла объяснить – внезапная смерть и невероятное возвращение, но все же...

Тут Даша начинала погружаться в свои лихорадочные размышления и запутывалась окончательно.

* * *

Даша сидела за одиноким столиком ночного клуба «Черный Лотос» и курила, выпивая одну чашку кофе за другой. Посетителей в клубе не было совсем, еще только вечерело, а клуб укомплектовывался полностью примерно к полуночи.

«Что-то совсем я запуталась, – затягиваясь сигаретой, думала Даша, – так всегда бывает, когда у меня в жизни наступает перелом какой-нибудь существенный. Ведь помню, как прекратились мои бесшабашные выходки в наркотическом дурмане во время моего плотного общения с Натальей. Я тогда – до знакомства с ней – пыталась разобраться в себе, что же мне надо от жизни и зачем вообще все это, и в результате, как это обычно бывает, бросилась в крайности. Творила такое, что сейчас и вспоминать-то не хочется. Потом, после знакомства и начала общения, я изменилась, и поведение мое стало более уравновешенным. А вот после того, как мы похоронили Наташу»...

Даша затушила окурок сигарету и запила последнюю затяжку последним глотком кофе. Движением руки подозвала бритоголового долговязого официанта и, получив очередную чашку горячего ароматного напитка, вновь достала из пачки сигарету, вставила ее в рот и щелкнула зажигалкой.

«После того, как мы похоронили Наташу, все началось снова, – прерванные ее мысль потекли опять, – отвратительные и беспредельные выходки... Взять тот же минет под кафедрой католического собора. Помню, как я растерялась, когда увидела Наталью здесь, в этом клубе, за этим же столиком.

Растерялась настолько, что говорили какую-то ерунду и все никак не могла поверить в то, что это вот именно она – моя подруга – сидит рядом со мной и курит сигареты совершенно с той же манерой, с которой курила до смерти. Ужасно. А потом боялась подойти и поговорить, как раньше. Доверительно и начистоту. Наташа вела себя, будто и не была моей близкой подругой, а я от растерянности и испуга ей, так сказать, подыгрывала».

«Сейчас, наконец, настало время поговорить с ней. Я подозревала, что Захар имел непосредственное отношение к ее гибели, и ни с кем своими подозрениями не делилась. Даже с Васиком Дылдой. И теперь Захар вызывает меня и при помощи гипноза пытается выведать все, что известно мне о возвращении моей подруги. Хорошо, что он не задал вопроса, кого я подозреваю в ее гибели. Я ничего не помню из нашего с ним разговора, но уверена, что такого вопроса он не задавал.

Иначе я бы здесь не сидела – это абсолютно точно.

Что мне делать дальше? – четко сформулировала Даша обращенный к самой себе вопрос. – Я чувствуя, что и я, и Наталья в большой опасности. Захару нужно время, чтобы самому разобраться во всем. Ясно, что и он растерян. Возвращения Натальи он не ожидал, никак не мог ожидать. Но долго так продолжаться не может, он наверняка примет какое-нибудь решения, и в чем я ни на секунду не сомневаюсь, так это в том, что это решение будет не мою пользу и уж никак не в пользу Наташи».

Даша крепко сцепила зубы и глубоко задумалась. Она не могла заметить, что бритоголовый официант внимательно смотрит на нее. Не замечала она и того, что он следит за ней, не спуская глаз, с того самого момента, как она переступила порог клуба.

Еще несколько минут Даша сидела, погруженная в сложно переплетенную паутину раздумий, пока решение ее не оформилось в следующие слова:

– Нужно прекращать эти игры. Уверена, что Наталья поможет мне разобраться со всем этим, – еще не вполне выпутавшаяся из хитросплетений своих мыслей Даша и не думала, что проговорила эти слова вслух.

И бритоголовый долговязый официант слышал все от начала до конца.

* * *

– Пинчер!

Очень худой долговязый субъект, дернул кадыкастой шеей и, вытирая замасленные руки о фартук, поспешно выбрался из-за стойки.

– Чего изволите? – быстро проговорил он, подбежав к длинному столу, по обеим сторонам которого сидели очень похожие друг на друга молодые люди в спортивных костюмах и кожаных куртках.

– Водки принеси мне, – не оборачиваясь, приказал тот, кто позвал его.

– Сто? Двести?

– Двести.

Субъект повернулся, чтобы бежать обратно за стойку, но был остановлен еще одним, не менее резким окриком:

– Пинчер!

Субъект остановился, растерянно поглаживая ладонью голову. Волосы на голове у субъекто вылезали полупрозрачными кустиками, так, что в голову субъекта можно было принять за огромный одуванчик, которого сдули не весь пух.

– Отдохни, Пинчер, – проговорил парень со шрамом на небритой щеке, в спортивной костюме, тот, который окликнул вторым, – не надо водки.

– Не понял? – угрожающе приподнимаясь, произнес заказавший двести граммов.

– Сядь! – скомандовал тот же парень в спортивной костюме. – Забздел уже? Через пять минут тамбовские подойдут, разборка будет, а ты водку хлещешь. На дне стакана храбрости не найдешь, Санек.

– Кто забздел? – побагровел заказавший водку. – Да мне просто выпить хочется.

– Выпьешь потом, – отрезал парень в спортивной костюме, – я тебе лично литр текилы поставлю, когда все закончится.

Остальные молодые люди – их было около десяти человек – сидели молча. Стол, за которым они сидели, был пустым.

Лишь напротив некоторых стояли бутылки с пивом или минеральной водой. И почти все курили, стряхивая пепел в фарфоровые пепельницы с отбитыми краями или просто на пол.

В этом зале бара «Седьмая верста» стояло два длинных стола – один был занят, а второй предполагался для делегатов от преступной группировки, в соответствующих кругах именовавшейся тамбовской.

Приход делегатов для обсуждения спорных вопросов между группировками, в соответствующих кругах именуемого разборкой, был назначен на шесть часов вечера.

Сейчас на часах было без пяти минут шесть.

Пинчер все еще топтался на одном месте, находясь в нерешительности – идти ему за стойку, или оставаться рядом с молодыми людьми, которые в любой момент могли что-нибудь захотеть.

– Пинчер, – окликнул его парень со шрамом, который, судя по всему был назначен главным над своими товарищами, – чего колыхаешься? Иди на место.

– Ага, – робко согласился Пинчер, однако никуда не пошел.

– Ну, чего тебе еще?

– Я попросить хотел, – дернув кадыком, проговорил Пинчер, – вы если это... Ну, если что-нибудь там будет...

Не очень-то стреляйте. А то это... Ущерб будет. Мне хозяин... он...

– Не твоя забота, – проворчал парень со шрамом, – пошел вон.

– Да я ему череп пробью сейчас!! – взвился вдруг один из молодых людей, чьи нервы, должно быть, не выдержали слишком долгого ожидания тамбовцев.

– Сидеть! – прикрикнул на него парень со шрамом.

– А чего он каркает, падла?! Стрелять, стрелять... Может, и не придется стрелять.

– Да сядь ты! – оскалился наконец и сам обладатель шрама. – Что вы все, как бабы? Ну, разборка и разборка – первый раз, что ли? Нервы лечить надо! Если нервы не в порядке, нужно было в воспитатели детского сада идти, а не в братву.

Молодые люди заворчали, как голодные псы. Пинчер давно уже был за стойкой и, втянув голову в плечи, испуганно озирал зал.

– Ладно, – сбавил тон парень со шрамом, – все волнуемся, все ждем. Давай, пацаны, тихо посидим. Успеем набазариться. Что их нет-то так долго, уродов. Без трех минут уже.

– Не люблю я с тамбовскими тереть, – негромко высказался угрюмый парень, молчавший до сих пор. Он сидел рядом с обозначенным шрамом главарем и с этими словами обращался, кажется, к нему одному.

Тот, однако, ничего не ответил.

– Выдумщики они какие-то, – сформулировал угрюмый, – не беспредельщики, а вроде того.

– Есть у них один, – отозвался кто-то с противоположной стороны стола, – кликуха Артист. Постоянно как выкинет что-нибудь. То в бабу переоденется, чтобы внимания отвлечь, то еще в кого. А когда никто ничего не ожидает такого – из-под подола два ствола вынимает и начинает мочить всех подряд. Как бы и в этот раз такого не случилось.

– В этот раз крутые рамсы будут, – сказал угрюмый, – вряд ли одним базаром обойдемся. Тамбовские, они такие...

Как би они с ходу не начали палить. Вы бы, пацаны, волыны приготовили, чтобы удобнее доставать было.

– Ну, тихо вы! – прикрикнул на всех парень со шрамом и даже пристукнул ребром ладони по полированной поверхности стола. – Ровно шесть часов. Этих козлов еще нет. Может, попутали чего? Кто стрелку забивал?

– Ну, я, – отозвался толстяк, на объемном брюхе которого едва не лопалась сверкающая, как средневековый рыцарский доспех, кожаная куртка, – я все верно забил, как ты и говорил – в шесть часов в баре «Седьмая верста». На втором этаже в банкетном зале. Здесь же и забивал. Вон Пинчер свидетель, он слышал все.

– Так какого же хрена?.. – заскрежетал зубами обладатель шрама. – Седьмой час. Или они специально нам нервы мотают, что прийти и тепленькими взять?

– Тихо! – вдруг крикнул тот, кто безуспе�

Глава 1

Всполохи оранжевых молний разрывали воздух, отчего казалось, будто ночное небо покрывала пылающая решетка. Я распахнула плащ, и в руках у меня оказался длинный деревянный кол с заостренным, словно у средневекового копья, наконечником, обожженным для прочности.

Под моими ногами извивалась гнусная тварь, подобной которой я никогда не видела в привычном для меня мире. Отдаленно тварь напоминала скорпиона, только в сотни раз увеличенного в размерах.

Я подняла над головой кол и, дождавшись очередного раската грома, изо всех сил всадила свое оружие в грудь твари, туда, где между двумя пластинами хитинового панциря колыхалась отвратительная масса желеобразного тела.

Невообразимой силы визг взлетел к исчерченным молниями небесам, а в лицо мне ударила тугая струя черной крови. Я отшатнулась от забившейся в агонии твари и…

* * *

…Ударилась головой о поднятое стекло автомобильной дверцы.

Боль, которую я при этом ощутила, помогла мне проснуться окончательно.

Я провела ладонью по лицу, отметив обычную после подобных сновидений дрожь пальцев; несколько раз закрыла и открыла глаза.

Только после этого закурила, опустив стекло дверцы со стороны водительского сидения, где я находилась. Дым, начавший было скапливаться под потолком салона автомобиля, синими щупальцами потянулся прочь через окошко.

Запахло сыростью, и я догадалась, что только что кончился промозглый октябрьский дождь, который начинал еще моросить, когда я уснула за рулем автомобиля.

Сделав еще несколько затяжек, я посмотрела на часы. Половина первого ночи.

Черт возьми, никак не могу привыкнуть к столичной московской жизни – в моем родной городке в такое позднее время на улице сонная тишина, а здесь грохот, шум и толчея, будто ночь не перевалила за свою половину, а только что сменила предвечерние тени.

Вообще-то, мне пора.

Докурив, я выбросила окурок за окошко, подняла стекло, и, выбравшись на улицу, заперла дверцу машины. Черная «девятка», на которой я ездила последнюю неделю, замерла, будто уснувшая акула.

* * *

Кажется, этот клуб называла мне Наталья в последнем нашем с ней телефонном разговоре – «Черный лотос». Насколько я помню из ее рассказа, случайные люди в этом клубе не появляются, бывают там только… определенные – проверенные и постоянные клиенты, так сказать.

Раскуривая очередную сигарету, я остановилась неподалеку от входа. Ага, вот и иллюстрация к моим воспоминаниям – из подъехавшего джипа вывалились двое бритоголовых парней, видимо, привлеченных огромной неоновой вывеской с метровыми, выписанными с претензией на китайские иероглифы, буквами – «Черный лотос», – и, покачиваясь, направились к зеркальным дверям.

На пороге их встретил охранник, похожий на гориллу, зачем-то наряженную во фрачную пару, и преградил парням путь, распялив руки в стороны, будто собирался обнять сразу обоих.

Намерения охранника были явными, но бритоголовые, вместо того, чтобы развернуться и вернуться к своему автомобилю, развернули было словесную дуэль, которая, судя по частотности употребляемых терминов со сниженным лексическим значением, грозила перейти в баталию, где словесные аргументы с успехом заменяются прямыми ударами руками или ногами.

За спиной охранника показался здоровенный детина, упакованный в черную камуфляжную форму, и бритоголовые, моментально свернув заготовленную явно надолго речь, спешно ретировались.

Охранник усмехнулся и вместе с камуфляжным детиной скрылся за зеркальными дверями.

Я затянулась в последний раз, выбросила окурок и направилась ко входу в клуб. Уверена, face-control я пройду без проблем – моя сестра Наталья постоянно посещала этот клуб, а мы с ней близнецы.

Я толкнула дверь, она не подалась, и тогда, так как кнопки звонка нигде не было видно, я постучала. Никто мне не ответил, и я стала бить кулаками в зеркальную дверь и скоро выбила четырехугольник яркого желтого света.

– Здравствуйте, – сказал появившийся на пороге охранник и, заглянув мне в лицо, вздрогнул. – А я слышал, – проговорил он, что ты… что тебя…

– Глупости, – сказала я и прошла мимо него.

Высокий зал был наполнен заунывной музыкой, словно тягучими волнами синего дыма. Большинство редко стоявших столиков не было еще оккупировано посетителей. Насколько я знаю, жить полной жизнью этот клуб начинает, когда ночь переваливается далеко-далеко за свою середину.

Усевшись за свободный столик, я снова закурила. Официантов в зале не было видно, очевидно по той же причине, по которой зал клуба не был заполнен даже наполовину – было еще слишком рано.

В очередной раз оглядев зал, я заметила, что на меня пристально смотрит одна из посетительниц – довольно миловидная девушка, если бы ее на портила копна черных волос, возвышавшихся над ее головой, как недостроенная башня. Девушка, как и я, в одиночестве сидящая за пустым столиком.

Когда я оглянулась на нее во второй раз, она уже направлялась ко мне.

– Наташа? – усевшись за мой столик, она все так же напряженно вглядывалась в мое лицо.

– Наташа, – подтвердила я.

– Но ведь ты… Но ведь тебя здесь не должно быть…

– А где я должна быть по твоему мнению? – поинтересовалась я.

– Мы похоронили тебя на Третьем Рабочем кладбище, – выговорила девушка, теряясь все больше и больше, – я сама шла за гробом…

Затянувшись сигаретой, я кивнула ей. Девушка опрокинула на стол свою сумочку, отыскала среди многочисленных косметических баночек и тюбиков сигаретную пачку, запустила туда длинные худые пальцы и, не найдя ничего, смяла пачку и смахнула ее под стол.

– Успокойся, – проговорила я и пододвинула к ней свои сигареты, – что ты так нервничаешь?

Однако девушка совсем не успокоилась, при попытке прикурить она едва не подпалила скрученную из волос башню у себя на голове.

– Выпить бы, – прошептала она и извлекла из нагрудного кармана короткой кожаной куртки маленькую плоскую бутылочку.

Зубы ее сильно лязгнули о горлышко бутылки, когда она отхлебнула.

– Все-таки не понимаю… – сказала она, пряча бутылку обратно в карман.

К нам направлялся высокий, бритоголовый молодой человек – официант, судя по тому, что в руках у него был поднос, на котором одиноко возвышалась бутылка без этикетки, наполненная темной жидкостью.

Поставив на столик поднос с бутылкой, он без приглашения уселся рядом со мной.

– Захар знает, что ты вернулась? – осведомился он, глядя на неподвижную жидкость в бутылке.

Я понятия не имела ни о каком Захаре, однако ответила:

– Захар? Должен знать. Во всяком случае, скоро узнает точно…

Вот странно, как только я проговорила это имя – Захар, сразу же в голову мне пришла неожиданная мысль. О том, что я человека с такой фамилией знаю – хорошо знаю и давно…

– Ну так что же? – произнес бритоголовый официант, разливая жидкость из бутылки по трем стаканам, черт знает откуда появившиеся на моем столике. – Давайте… За возвращение. За тебя, Наталья.

Он поднял свой стакан и, запрокинув голову, одним махом засадил себе в глотку его содержимое. Острый кадык на его худой шее судорожно дернулся. Девица, качнув своей фантасмагорической прической, поднесла стакан к губам и медленно выпила содержимое.

Я посмотрела на свой стакан. Темная жидкость неподвижно мерцала, как будто тонкие стеклянные стенки стакана охватывали кусок черного янтаря.

– Давай, – сдавленным голосом проговорил бритоголовый официант, – это то, что тебе сейчас нужно. Встряхнешься…

Я отпила немного. Жидкость была вязкой, пахла почему-то дымом от горелой резины, а вкуса не имела вовсе.

– До дна, до дна…

Пустой стакан я поставила на столик, но он, как показалось мне, подпрыгнул, словно поверхность столика была резиновой, и упал на пол, разлетевшись на тысячу осколков. Звон разбитого стекла я услышала секундой позже.

Девица и официант переглянулись и неожиданно для меня рассмеялись. Как будто я разбила не стакан, а напряженно натянувшуюся между нами троими тишину.

– Нормально, – сказал официант, – быстро подействовало. Посмотри…

Он широко развел руками.

– …Посмотри, сколько народу. Сейчас и праздник начнется.

Я оглянулась. За столиками, которые еще минуту назад были пустыми, клубились толпы причудливо разодетых людей. Я посмотрела на часы, но сколько они показывали, определить так и не смогла, потому что секундная и часовая стрелки переплелись между собою, как спаривающиеся червяки.

– Ночь! – поднявшись со своего места, объявил бритоголовый. – Ночь началась!

* * *

Как только я пришла в себя настолько, что смогла воспринимать окружающую действительность, я сразу посмотрела на часы.

Половина четвертого утра.

Господи, что было со мной в тот период времени… почти три с половиной часа… Я выпила этот дурацкий коктейль примерно в час ночи, а сейчас уже половина четвертого.

Я что – была в отключке, или?..

Ничего не помню.

У меня начала болеть голова. Я сидела на пластиковом стуле за тем самым столом, за который села, как только вошла в «Черный Лотос». Стол был завален пустыми бутылками, окурками, осколками разбитой посуды.

«Ничего себе, – подумала я вдруг, – я одна сижу за столом. Выходит, мне за все и расплачиваться? А у меня денег-то и нет с собой почти».

Я огляделась по сторонам. Обширный зал ночного клуба был все еще полон, но ясно было видно, что народ уже устал веселиться и расходился.

«Интересно, – подумала я, – а в каком это празднике я имела честь участвовать? И где мои собутыльники? Этот… бритоголовый и девица с прической, похожей на недостроенную башню? И что же со мной все-таки было после того, как я выпила свою порцию коктейля?»

Какие-то туманные обрывки всплывали у меня в голове.

Какая-то дрянь приходила мне в голову – вроде я плясала совершенно голой посреди таких же голых и безумных людей, потом на высокой сцене вокруг сверкающего столба извивалась серая, словно ожившая ртутная струя, змея, а потом… потом змея превращалась в долговязого длинноволосого человека, который размахивал руками, как летучая мышь – крыльями и… летал?

Не мог он летать, он же все-таки не летучая мышь… – Лучше не вспоминать, – решила я про себя, – а самое главное – никогда больше не пить эту темную гадость.

Нет сомнения в том, что это был какой-то сильнодействующий наркотик, с помощью которого посетители этого клуба привыкли веселиться. Если этот пьяный, безумный и безобразный дурман можно назвать весельем. Господи, какая гадость. Чувствую себя, как выжатый лимон.

Я поднялась из-за стола. Пора убираться из этого заведения. Ничего существенного сегодня я выяснить тут не смогла. Добилась, правда, того, что теперь слух о возвращении из мертвых моей сестры Натальи распространится среди тех людей, среди которых я и хотела распространить этот слух.

– Наташа! – раздался громкий голос у меня за спиной.

Я вздрогнула, но для того, чтобы испугаться, у меня не хватило сил. Обернувшись, я увидела девушку, которая первой подошла ко мне, когда я только-только оказалась в клубе «Черный Лотос».

– Подожди, – она подбежала ко мне и несколько секунд не могла говорить из-за одышки. Ее прическа растрепалась, и теперь волосы космами нависали ей на лицо.

– Славно повеселились, – наугад сказала я, – как в старые добрые…

– Точно, – справившись с дыханием, проговорила девушка. – Слушай, – она положила мне руку на плечо, – завтра ночью посвящение будет. Ну, новенького будут принимать в Общество. Ты придешь?

– Да, – сказала я.

– За тобой заехать? – спросила она.

– Если не трудно.

– Конечно, не трудно. А ты… все там же обитаешь? – помедлив, спросила она, и я заметила, что в ее глазах снова тускло замерцал страх.

– Все там же, – подтвердила я, – куда же мне еще? Она кивнула. Пожала плечами, судорожно попыталась закурить сигарету, но все-таки не выдержала:

– Ведь на твоей квартире тебя и… убили, – вырвалось у нее. – Ведь…

Она замолчала. Внезапно, как будто ей закрыли рот ладонью.

Кажется, моя сестра-близнец довольно близко была знакома с этой девушкой. По крайней мере ближе чем с другими постоянными посетителями клуба «Черный лотос» – я замечала, что многие пристально смотрят на меня и тут же отводят глаза, когда я поднимаю на них взгляд. Но никто не окликает и не подходит ко мне.

– Так я заеду? – снова спросила девушка.

– Конечно, заезжай, – проговорила я, – я весь день буду дома.

Она все не уходила, хотя повернулась, чтобы уйти. Кажется, она что-то еще хочет.

– Наташа, – наконец, решилась девушка, – а что мне сказать Васику?

– Кому? – переспросила я.

В глазах девушки мелькнуло удивление, а потом снова появился страх.

– Ты что – не помнишь? Васик Дылда. Ты с ним последние два месяца встречалась.

Странно. В наших с Наташей телефонных разговорах никакой Васик Дылда не упоминался – она ничего не говорила мне о человеке с таким именем.

Впрочем, Наташа мало что рассказывала мне о своей личной жизни.

– Так что передать Васику?

– Пусть в гости заходит, – сказала я, – если временем располагает.

– Хорошо, – проговорила девушка. – Тогда – до завтра?

– До завтра, – сказала я.

Я вдруг вспомнила, что ее зовут Даша. Ее имя всплыло в моем памяти, как вспухает внезапный пузырь газа на черной болотной воде; хотя припомнить того момента, когда девушка представлялась мне, я не могла. Да и не стала бы она мне представляться – она же принимает меня за мою сестру-близняшку – Наташу, которая…

* * *

Меня зовут Ольга Антоновна Калинова. До тех пор, пока я не переехала в Москву, я жила в провинциальном городке под Вяткой, где работала агентом по размещению рекламы в местной рекламной газетке. Должность, конечно, не бог весть какая, но, специфика провинциального города вообще не дает определенных предпосылок к стремительному продвижению по служебной лестнице.

Тем более что я и не собиралась никуда стремительно продвигаться.

В отличие от своей родной сестры.

Наташи. Мы с ней вместе ходили в детский сад, вместе заканчивали школу, в десятом классе которой обе одновременно влюбились в учителя русского языка Карла Ивановича; вместе поступили в художественное училище.

Вот как раз после окончания художественного училища наши с сестрой пути разошлись. Пристроиться к качестве художника в какую-нибудь организацию нам не удалось, а мне неожиданно предложили работу агентом по размещению рекламы, и я, конечно, согласилась, с тем условием, чтобы в той же газетке могла работать и Наташа.

Несмотря на звучное название должности, мои обязанности заключались в том, что я моталась по городу из одной местной фирмы в другую и уговаривала боссов и шефов разместить в нашей газетке свою рекламу.

Предпринимательство в том городке, где жили мы с Наташей, развивалось бурно, многочисленные фирмочки и предприятия с ограниченной ответственностью по производству точилок для карандашей и канцелярских скрепок то всплывали на поверхность, то тонули в бездонной пучине банкротства, как макароны в кастрюле с кипящим супом.

Поэтому работы у меня было навалом. Утром я помещала рекламу частного предприятия «Казус», вечером шла уточнить некоторые детали оформления логотипа и находила на месте частного предприятия табличку, на которой сообщалось, что «Казус» разорился; а в опустевшем офисе суетились ребята из только что зарегистрированного общества с ограниченной ответственностью «Три богатыря».

И я возвращалась в свою газетку с полученным заказом на рекламу «Трех богатырей».

В принципе моя работа мне нравилась. Мне нравилось общаться с людьми, заводить новые знакомства, и я часто думала, что скоро в нашем маленьком провинциальном городке я буду знать в лицо и по имени каждого мало-мальски удачливого предпринимателя.

А вот Наташа проработала вместе со мной только три дня.

На большее ее не хватило. В один прекрасный день она просто не вышла на работу, и мне не удалось ее уговорить приступить к выполнению своих обязанностей и на следующий день. Наташа сказала тогда, что хочет подыскать себе более достойное применение.

Я против не была. Мы с Наташей уже давно жили без родителей и привыкли рассчитывать только на себя. Я со своим заработком вполне могла обеспечивать какое-то время и себя и свою сестру.

Забеспокоилась я тогда, когда период бездеятельности Наташи растянулся уже до третьего месяца. Я попыталась поговорить с ней, но она и слушать ничего не хотела, отмалчивалась, как бывало всегда, когда она раздумывала над чем-то серьезным. О том, что она собралась ехать искать лучшей жизни в столицу, я узнала уже через несколько дней. Конечно, такой выход из положения меня не устраивал, но я знала, что пытаться отговорить мою сестру от уже принятого и обдуманного решения бесполезно.

Дальше события развивались с изумительной быстротой.

Наташа поменяла двухкомнатную квартиру, доставшуюся нам от родителей, на однокомнатную с доплатой, и уже через неделю мы с ней стояли на вокзале, прощались, расставаясь на столь долгий и к тому же – неопределенный срок, наверное, впервые в жизни.

Наташа пообещала мне звонить каждую неделю и честно выполняла свое обещание. Мы даже договорились о том, что сеанс связи будет происходить каждую пятницу в десять часов вечера – это чтобы я и Наташа наверняка были дома.

Вначале я беспокоилась за нее – одна в большом городе, она ищет применения своей несовременной и некоммерческой профессии художника, но потом как-то само собой все улеглось.

Наташа говорила мне, что нашла хорошую работу, собирает деньги на квартиру. В чем заключается эта ее работа, она мне так и не сказала. А когда я спрашивала – лепила какую-то ерунду насчет ночных клубов, столичных развлечений и в круг элитарных тусовщиков, в который ее, кажется, собирались принять.

После она со смехом пересказывала мне выдумки московской золотой молодежи, которой некуда девать время и деньги, кроме как на детские игры в колдунов и вампиров, рассказывала про party-шабаши в ночных клубах, а несколько месяцев назад…

В ней что-то надломилось. Когда она звонила мне, то отделывалась сухими фразами о том, что у нее все в порядке, сообщала о таких событиях, как покупка квартиры почти в самом центре Москвы, тоном, будто она приобрела новую разливательную ложку.

Смешить меня рассказами о развлечениях золотых мальчиков и девочек она перестала, а когда я просила ее об этом, срывалась и кричала в телефонную трубку, чтобы я перестала лезть в ее дела.

Потом, конечно, извинялась, плакала.

Я не могла понять, что с ней происходит. Я всерьез забеспокоилась и собралась уже ехать в Москву, когда в одну из пятниц мне, вместо Наташи, позвонили представители отдела по раскрытию убийств какого-то там района города Москвы и сообщили, что моя сестра – Наталья Антоновна Калинова – застрелена в своей собственной квартире. Просили немедленно приехать на опознание тела.

Я смогла выйти из своей квартиры только на второй день после того, как услышала это сообщение. И мне до сих пор не верится до конца, что я никогда больше не увижу свою сестру.

Еще через два дня я уже была в Москве и разговаривала с оперуполномоченными из отдела по расследованию убийств – с теми, кто занимался делом моей сестры.

Впрочем, занимался – громко сказано. Убийство моей сестры, как я поняла из нескольких приватных разговоров, почти сразу же списали в разряд «глухарей» – нераскрываемых дел.

«Шансов найти убийц, – вертя в руках толстую дешевую ручку, говорил мне следователь, – нет никаких. Хотя, мы, конечно, работаем. И обещаем вам сделать все, что в наших силах».

«За что же ее убили? – пыталась выяснить я. – Хоть какие-то следы, хоть что-то должно остаться? Не может же быть так, что вам совсем ничего не ясно в этом деле. Вы же правоохранительные органы».

«Органы, – соглашался следователь, сдувая со своих усов мокрые крошки табака прямо на серый пиджак, – но вы поймите, застрелили вашу сестру профессионалы. Это заказное убийство, а такие дела почти никогда не раскрываются. Это вам не пьяная драка дяди Васи с дядей Петей. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Тело вашей сестры обнаружили только на второй день, да и то случайно. А уж киллера…

Опознать теперь не сможет никто. Никаких свидетелей. Никаких зацепок. С ее знакомыми мы, конечно, поговорили, но… Никто ничего не знает. А может быть, знает, но общаться с милицией не хочет».

Я хотела было выложить следователю содержание наших с Наташей телефонных разговоров, но вдруг осеклась, неожиданно с удивительной ясностью ощутив, что наплевать этому следователю и на мою сестру, и на меня, и на того неведомого убийцу с черным пятном вместо лица, который на мгновение всплыл откуда-то из темной пугающей мглы и снова исчез, как острый акулий плавник на поверхности моря.

Какая-то странная и совершенно новая мысль пришла мне в голову. Этот сидящий напротив меня скучающий придурок с мокрыми табачными крошками на усах ничем не сможет помочь ни мне, ни, тем более, моей покойной сестре. И единственный человек, которому не наплевать на Наташу – это я.

Выходит, действовать придется мне в одиночку. И найти убийцу, заказчика… Кого-то, кто должен ответить за гибель моей сестры. Иначе – это чувство мгновенно родилось и окрепло в моей груди – мне не успокоиться и до самого конца моих дней у меня на шее, как гибельный камень самоубийцы-утопленника, будет висеть страшная смерть Наташи.

Так я из скромного рекламного агента превратилась в самого настоящего детектива.

Я вернулась в свой родной городок, продала квартиру и переехала в Москву. Квартира, принадлежащая Наташе, теперь принадлежала мне по праву прямого наследования. Я поселилась там.

Ни переставлять мебель, ни вообще менять что-либо в интерьере квартиры я не стала. Только вытерла пыль и вымыла полы, особенно то место в прихожей под телефонной полочкой, где два дня засыхало, съеживалось и вгрызалось в пол страшное черно-красное пятно, расплывшееся вокруг головы моей сестры.

В ящике письменного стола я нашла несколько последних фотографий Наташи, тут же отправилась с ними в парикмахерскую и через пару часов вышла оттуда с такой же точно прической, с какой была на фотографиях запечатлена она.

В шкафах сохранилась одежда Наташи, на эту одежду я сменила свою. В конце концов, когда, стоя перед зеркалом, я решила, что теперь меня от моей погибшей сестры не отличил бы даже самый пристрастный наблюдатель, я поняла, что пришла пора переходить к действиям.

* * *

Но как мне найти убийцу моей сестры?

Очень странно, что застрелил Наташу профессиональный киллер. Ведь обычно подобная участь ожидает проштрафившихся крупных мафиози, зарвавшихся банкиров и неугодных политиков…

А Наташа?

Мне так и не удалось выяснить, где она работала. Милиция тоже об этом ничего не знала. Трудовая книжка Наташи лежала в ящике стола вместе со всеми остальными ее документами, и последняя запись в книжке была датирована тем самым днем, когда Наташа уволилась из рекламной газетке нашего провинциального городка, куда мы с ней когда-то давным-давно устроились вместе.

Значит, она нигде не работала?

А откуда тогда у нее деньги?

И немалые, если судить по хорошей квартире в престижном районе, мебели, при покупке которой она явно ориентировалась на эстетические соображение, а вовсе не на цену товара, и одежды, ярлыки на которой сообщали, что вещи куплены в дорогих бутиках Москвы.

Или Наташа занималась делами, которые вовсе не требуют записей в трудовой книжке?

Ее рассказы о ночной жизни столичной молодежи, о ночных клубах и сумасшедших оргиях… Сначала я подумала о том, что Наташа могла заниматься проституцией, но потом эту мысль отвергла.

Не может проститутка, будь она самого высочайшего уровня, за столь недолгое проживание в столице приобрести себе собственную квартиру, и мебель, и вещи, и…

К тому же в милиции бы знали, если бы Наташа где-нибудь засветилась как проститутка.

Да и убирать проститутку с помощью киллера – вряд ли кто-нибудь мог пойти на это. Киллеры не работают с таким контингентом.

Тогда в чем же тут дело?

Мою сестру, которая за недолгую праздную жизнь в Москве успела хорошо устроиться, убивают с помощью профессионального киллера, как какую-нибудь высокопоставленную шишку.

Милиция во всем этом разобраться не может – просто списали дело в разряд не раскрываемых.

Значит, во всем этом должна разобраться я. Как? Я знаю название клубов, где проводила время Наташа. Конечно, вполне возможно, что ее знакомые знают о том, что Наташи уже нет в живых, но…

Это мой единственный шанс что-то выяснить в этом деле, пользуясь своим сходством с покойной сестрой проникнуть в те заведения, в которые, как мне известно из наших телефонных разговоров, случайные люди не допускаются, и попытаться уверить Наташиных знакомых в том, что… слухи о ее смерти несколько преувеличены.

Если мне это удастся, то я наверняка сумею хотя бы кое-что для себя разъяснить.

План, конечно, был безумный, но другого у меня не было. Я направилась в ночной клуб «Черный лотос», и…

Кажется, дела идут на лад. Меня принимают за Наташу. Только беспокоят меня странные разговоры о моем «возвращении». Неужели эти люди так повернуты на потусторонних вещах, что факт повторного появления в мире живых уже один раз убитого человека вызывает не смертельный ужас, а лишь некоторое замешательство?

Во всяком случае, хорошо, что я не смешалась и подыграла узнавшим во мне Наташу людям. Конечно, трудно вести игру, почти ничего не зная и не понимая из того, что делается вокруг тебя. Это как бежать в полной темноте по натянутому между небоскребами канату.

Что это за Общество?

Наташа мне ничего не рассказывала. Только вскользь упоминала о какой-то организации, в которую она хочет вступить.

Из разговора с девушкой Дашей я поняла, что это Наташе удалось. И все же…

Нет, ничего не понятно. Уже готовые образы и мысли расползаются у меня в голове, как в руках мокрая газета, и вместо чего-то определенного у меня в голове снова клубится белесый мрак.

Но я надеюсь на то, что скоро хоть что-то для меня прояснится.

Глава 2

Плавники и щупальца хлестали меня по лицу. Ничего вокруг не было видно, но я знала, что нахожусь в пространстве, целиком заполненном тугими струями хлещущей отовсюду воды.

Сказать точно, стою я на твердой поверхности или меня треплет клубящаяся вокруг невидимая вода, я не могла. То, что могло бы быть почвой, то и дело уходило у меня из-под ног, а, когда мне начинало казаться, что я проваливаюсь в какую-то лишенную дна яму, мои ноги снова встречали сопротивление.

Плавники и щупальца хлестали меня по лицу. Коротким ножом, который был у меня в руках, я наносила удары туда, откуда прилетал режущий свист, предвещавший появление очередного плавника. Я не могла понять, с одним ли существом я сражаюсь или на меня напало несколько тварей. Кровь из ссадин на моем теле густым-густым темным туманом клубилось вокруг меня, оттого, наверное, ничего не было видно.

Если везде вода, то откуда берется воздух для моих легких?

Как только эта мысль пришла мне в голову, я начала задыхаться. Не успев обернуться на свист, я беззвучно вскрикнула от мгновенной острой боли – лезвие плавника рассекло мне левое плечо.

Я наугад махнула ножом туда, откуда мог долететь этот удар, но внезапно почувствовала непонятную легкость, с какой моя правая рука пролетела сквозь бурлящую толщу воды, и только когда приступ непереносимой боли сдавил браслетом руку, догадалась, что кисть правой руки, в которой был зажат нож, отрублена мощным ударом плавника.

Скользкая петля невероятно сильного щупальца стянула мне горло, но это было уже не важно, воздуха и так не было в моих легких. Впрочем, существо, которому принадлежало щупальце вовсе не собиралось меня душить, щупальце напряглось тросами мускулов… Одно резкое движение, и я ясно увидела свое обезглавленное тело, бессильно обмякшее в черно-красных разводах, окрашенной кровью воды.

Потом снова ничего не стало видно, кроме давящего слоистого мрака.

* * *

Своим криком я, наверное, всех соседей перебудила. Я вскинулась на всклокоченной постели, хватая ртом спокойный комнатный воздух, будто и вправду только что тонула.

Боже мой, ну и сон…

Бурлящая вода, режущие плавники и неумолимые плети щупальцев. И мрак. И вспыхнувшая на мгновение картина. Встайках кровавых пузырьков бессильное и мертвое обезглавленное тело.

Я спустила босые ноги на холодный пол, несколько минут сидела на кровати, зажмурившись, чтобы прогнать из сознания остатки кошмара, потом поднялась и побрела на кухню.

День уже клонился к вечеру. Я приехала домой под утро – Наташину квартиру я теперь называю домом – спать легла, когда рассвело, проспала несколько часов.

Кипятить в чайнике воду было бы долго. Я просто налила в стакан воды из-под крана и медленно выпила ее всю.

Потом поставила пустой стакан на стол, подошла к подоконнику и закурила.

«Откуда появляются эти кошмары? – думала я, глядя на угасающий за окном осенний московский день. – Почти каждый раз, когда я задремлю, просыпаться мне приходиться с застывшим от ужаса горлом и холодным потом на лице. Расшаталась психика из-за того нервного срыва – когда я узнала о смерти своей сестры… Наверное. Кошмарные сны стали мучать меня, как только я переехала в Москву, будто кто-то неведомый, закопавшийся в темных закоулках моего мозга, пытается выгнать меня из этого города, из этой квартиры, из привычных изгибов моего тела».

В песочнице копался сосредоточенный малыш в желтом комбинезоне, рядом с ним ежился от сырого холода высокий мужчина, держащий на поводке застывшего, как древнее каменное изваяние, безразличного ко всему происходящему мраморного дога.

Через двор, переваливаясь, прошла некрасивая армянская женщина.

Клубящаяся в воде кровь, смертельно острые плавники и страшные щупальца уже погасли в моем сознании, скорее, чем успело просохнуть лицо.

Я погасила окурок в пепельнице и направилась в ванную.

В прихожей я посмотрела на висящие на стене часы – половина шестого.

В ванной я привела себя в порядок. А когда вышла, в прихожей загремел звонок.

Звонили в дверь. Я уже успокоилась до того, что даже не вздрогнула.

Кто бы это мог быть?

Даша обещала заехать, но для нее еще рано.

– Кто? – спросила я у глухой металлической двери, лишенной глазка.

– Это Васик, – ответили мне из-за двери.

Ах да, вспомнила. Васик Дылда – это тот, с кем встречалась моя сестра последние два месяца перед смертью.

Я заскрежетала в двери замком.

Черт его знает, как мне вести себя с этим человеком.

Ведь он наверняка знал Наташу ближе всех остальных. Неужели он, как и все эти ненормальные из клуба, считает, что я… то есть Наташа, вернулась с того света?

Я открыла дверь.

* * *

Таких парней, как этот Васик Дылда, я еще не встречала.

Да правда, откуда такие личности возьмутся в провинциальном городке?

Васик Дылда был и впрямь очень высок ростом. Ссутулившись, он шагнул в прихожую, да так и замер, встретившись со мной глазами.

Несколько секунд он стоял как вкопанный, так что я вполне успела его рассмотреть. Лицо его было вытянуто, а оттопыренные уши, похожие на крылья нетопыря, не скрывали даже падающие на плечи искусственно разлохмаченные, окрашенные в иссиня-черный цвет волосы. Глазницы Васика окружали нарисованные черной тушью круги, отчего глаза его казались провалившимися вглубь черепа ямами, губы были покрыты толстым слоем черной помады. Я впервые видела так близко мужчину, который пользуется косметикой.

Одет Васик был причудливо и необычно. Под коротенькой, сплошь усеянной металлическими клепками кожаной курткой сияла кислотная ядовито-желтая маечка, предельно узкие джинсы посредством частых продольных разрезов были превращены почти что в бахрому, сквозь разрезы виднелись худые и бледные, покрытые рыжим пухом ноги.

Несколько секунд Васик стоял, не двигаясь, смотрел мне пристально в лицо, потом рухнул на колени, как будто кто-то подрубил его ноги.

– Я узнал тебя! – завопил он, простирая ко мне длинные руки. – Это и вправду ты!

Я проворно закрыла за ним дверь. Соседи, которых я наверняка взбаламутила своими криками спросонья, истошных воплей Васика тоже, скорее всего, не одобрят.

– Я узнал тебя! – снова воскликнул Васик.

Увернувшись от его похожих на оглобли рук, я отступила к стене. Черт его знает, сумасшедший какой-то. Просто не верится, как это моя сестра могла общаться с таким ненормальным.

– Я тебя тоже узнала. Ты – Васик Дылда, – на всякий случай сказала я.

Да, это был и вправду тот, с кем встречалась моя сестра. Он кивнул головой на мое утверждение, потом изобразил на своем накрашенном лице благоговение и, внезапно наклонившись, несколько раз довольно сильно ударился лбом в пол.

Я изумленно молчала, наблюдая за Васиком.

– Ты признаешь меня… – выпрямившись, прошептал Васик, – ты не забыла меня… Там, откуда ты пришла, ты помнила обо мне.

– Тебя забудешь, – невольно вырвалось у меня.

– Я буду верным твоим оруженосцем в битве с церковниками и их завшивевшим добром! – продолжал он. – Тебя убили, но ты вернулась, чтобы выполнить миссию, которую поручил тебе Он…

Последнюю фразу Васик выговорил с особым придыханием.

Так говорят религиозные фанатики, когда речь заходит об их вере, так священнослужители произносят имя своего бога.

Васик, не поднимаясь с колен, пополз ко мне.

– Ты теперь выше всех, – не унимался он, – ты теперь выше каждого члена Общества. Ты теперь выше самого Захара!

Приказывай, и я исполню!

Опять это имя – Захар. Как я догадывалась раньше, это имя принадлежит главе этого самого Общества, в котором состоят и Васик, и девушка Даша, и все те, кого я видела вчера в ночном клубе «Черный Лотос»… и моя сестра Наташа… состояла.

Мысли одна за другой вихрем закрутились у меня в голове:

«Наташа несомненно состояла в Обществе, была его полноправным членом. А кого еще, кроме полноправных членов, допускают на церемонию посвящения, куда скоро отправлюсь я с Дашей? Только непонятно – кто убил Наташу?

Вряд ли это сделал кто-то из Общества… Например, за то, что она преступила какие-то специально обозначенные для его членов законы – в таком случае, скорее всего, убийство было обставлено как ритуальное. А Наташу ведь застрелил профессиональный киллер обычным, так сказать, мирским способом.

Следует ли из этого, что Общество не имеет к ее убийству никакого отношения?

Точными фактами я не располагаю, но мне кажется, что это не так. Ведь во всякой тайной организации, а тем более секте, а тем более секте с такой мистико-сатанинской подоплекой, действует закон мести. Кровь за кровь, око за око. Член секты не может быть не отомщен. А я что-то не заметила, чтобы кто-нибудь из моих новых знакомых хотя бы словечко сказал о мести. О моей… о гибели Наташи они говорят, как о чем-то само собой разумеющемся. Как будто ее не застрелил киллер, а смерть последовала законным и понятным итогом тяжелой и продолжительной болезни. Вот в этом странность. В которой мне, кстати говоря, и предстоит разобраться».

Васик Дылда мою задумчивость посчитал, вероятно, каким-то проявлением силы, связующей меня с потусторонним миром, поэтому, пока я не опустила на него глаза, послушно молчал.

– Я вижу, как ты изменилась, – быстро зашептал он, как только я снова обратила на него внимание, – ты стала…

На тебе лежит печать Зла! – сформулировал он и на несколько секунд замер, поразившись силой собственных слов.

Ну что же. Настало время подыграть ему. Кстати, этот псих может быть мне полезен. Ведь от него я получу множество сведений, касающихся Общества, которые помогут мне в моем расследовании.

– Да, – значительно выговорила я, – на мне лежит печать Зла. Я прошла сквозь адский пламень и вернулась обратно. Этот огонь не сжег меня, а только выковал силу… И выжег… – я выдержала паузу, – и выжег в моем сознании страшные буквы послания Сатаны.

Васик приоткрыл рот. На паркет прихожей с его губ потянулась тоненькая струйка прозрачной слюны.

– Да, – выдохнул он и со всхлипом втянул слюну, – приказывай, повелительница.

И, закрыв голову руками, коснулся лбом паркета.

Тут у меня мелькнула внезапная мысль – а что если этот придурок вовсе не сумасшедший, каким кажется с первого взгляда, а просто прекрасный актер?

Ну, не такой прекрасный, если я вдруг заподозрила, что он переигрывает?

Вполне возможно, что его подослали ко мне члены Общества, чтобы узнать, кто я есть на самом деле?

Васик Дылды осторожно поднял голову и робко взглянул мне в лицо.

«Нет, – усмехнувшись, подумала я, – никакой он не актер. В его глазах светится столько искреннего почтения, сдерживаемого страха и неподдельного идиотизма, что поверить в то, что в данный момент этот Васик Дылда способен на обман, невозможно».

Конечно, глупо делать выводы, основываясь целиком на собственных ощущениях, но давным-давно известно, что существует такая вещь – женская интуиция. И это чувство, если говорить откровенно, развито у меня в полной мере.

Нет, Васик Дылда – просто парень, помешанный на потусторонних вещах. Кажется, он нормальный человек, хоть и создает впечатление буйного сумасшедшего.

– Ладно, – сказала я, – вставай, Васик. Пойдем в комнату, расскажешь мне о том, что здесь происходило, пока меня не было.

Васик не сразу поднялся на ноги. Когда я повернулась и пошла в комнату, он неслышно, очевидно, ступая на цыпочках, проследовал за мной.

Я уселась на диван и царственным жестом пригласила снова нерешительно застывшего Васика сесть. Он несмело примостился на самом краешке стоящего напротив меня кресла.

– Ну, – сказала я, – рассказывай.

– Что?

– Как вы без меня здесь жили.

– А-а… – тут лицо Васика омрачилось, – плохо жили, – вздохнув, проговорил он, – я очень по тебе скучал.

– Ты-то понятно, – сказала я, – а остальные?

– И остальные скучали, – уверил Васик, – и Дашка, и Петя Злой, и Грюндик… – он замолчал, как мне показалось, внезапно, будто что-то еще хотел сказать.

– А что говорили насчет моей… гибели? – решилась спросить я.

Васик вздохнул.

– Очень тебя жалели, – сказал он. – Все думали, кто это мог сделать? Кто мог тебя убить? Захар сказал, что во всем разобрался и убийц уже наказал.

– Да… – протянула я, – а в чем же конкретно разобрался Захар?

– Как это в чем? – удивился Васик. – Ну… В том – почему тебя убили… И кто именно это сделал.

– Кто? – быстро спросила я.

Васик открыл рот.

– А разве ты сама не знаешь? – проговорил он. – Ведь если тебя убили, то ты обязательно должна знать, кто это сделал и за что.

Железная логика. Как бы упростилась работа милиции, если бы безвинно умерщвленные граждане могли самостоятельно определить перед операми мотивы убийства и указать исполнителей убийства.

– Я-то знаю, – кивнула я, – но мне нужно знать, что говорил всем членам Общества Захар.

Васик поскреб в затылке.

– Да… ничего он не говорил нам конкретного, – сообщил он. – Просто сказал, что во всем разобрался и убийц наказал. Он черную порчу наслал на них, – понизив голос, добавил Васик. – Ну, знаешь, конечно – те, на кого насылают черную порчу, в первый день чувствуют легкое недомогание, на второй день у них отнимаются ноги, на третий они слепнут, а через неделю теряют рассудок и умирают… Страшная вещь эта черная порча.

Надо думать. Значит, за убийство моей сестры уже отомстили. Что-то очень просто. Настолько просто, что с трудом верится в это. Черная порча… Ерунда какая-то. Но я так и не узнала, за что убили мою сестру.

Следующим пунктом расследования будет встреча с этим ужасным Захаром. Странно, что наши пути до сих пор еще не пересеклись. Ему, конечно, уже донесли о моем счастливом воскрешении из мертвых.

А встреча эта, надо думать, будет совсем не из простых.

Ведь, как я поняла, Захар – глава Общества. А мне начинает казаться, что все эти игры в тайных колдунов, которыми увлекаются размалеванные посетитель ночного клуба «Черный лотос», не просто шалости. И от посторонних эта тусовка закрыта не только потому, что там употребляют наркотики.

И Захар наверняка знает, что кроется за всеми этими извращениями богатенькой столичной публики.

Знает, только откровенничать со мной он точно не будет.

И на воскрешении Наташи его, как мне кажется, тоже трудно будет провести.

А вдруг он знает, что у нее в провинции была сестра-близнец?

Наташа всегда неизвестно почему стеснялась того, что мы с ней близнецы, как будто видела в этом что-то ненормальное, и все ее знакомые, впервые встретившись со мной, сначала изумлялись тому, что у Наташи, оказывается, есть сестра, да еще близнец; а потом – тому, что она никогда им об этом не рассказывала.

Во всяком случае, ни перед кем я своих карт открывать не буду. Для всех я Наташа.

И тут в голову мне пришла мысль настолько неожиданная и вместе с тем настолько простая, что я едва удержалась от удивленного возгласа. Как же так! Как же мне раньше не пришло в голову, что если все думают о том, что Наташа – это я, то теперь, выходит, и моя жизнь в опасности! Ведь Наташу-то убили, а убийство было явно заказное.

Интересно, почему я раньше об этом не думала? Голова была занята другим.

Да и теперь плевать мне на то, что меня могут убить.

Сейчас самое главное для меня – разобраться в смерти моей сестры, потому что, если этого не сделаю я, этого не сделает никто.

– Наташа! – тихо позвал меня Васик Дылда, о присутствии которого я успела уже позабыть. – Расскажи мне… как там?

– Где? – слишком резко отвлекшаяся от своих размышлений, не поняла я.

– Там… Где ты была.

– Не время еще, – значительно произнесла я, – не время еще рассказывать. Потом все узнаешь.

Он с готовностью закивал.

– Ты будешь первым, кому я это расскажу, – добавила я, и лицо Васика засветилось тихим восторгом.

– Лучше я послушаю твои рассказы, – продолжила я, – последние новости. Ты ведь всегда лучше всех знал последние новости.

Последнюю фразу я сказала наугад, но, по всей видимости, попала в цель. Порозовевший от комплимента Васик тут же застрочил как из пулемета.

* * *

За несколько часов разговоров с Васиком Дылдой я узнала о членах Общества и о самом Обществе очень много нужных и необходимых сведений, а еще больше – сведений вовсе мне не нужных и не необходимых.

Например, Васик полчаса с упоением рассказывал мне о том, как уже знакомая мне девушка Даша сорвала проповедь в одной из католических церквей центрального района города, забравшись под кафедру, за которой стоял святой отец. Собравшиеся послушать проповедь прихожане долго недоумевали, почему святой отец, вместо того, чтобы говорить о Христе, только нечленораздельно мычит и закатывает глаза. Они и предположить не могли, что спрятавшаяся в нише массивной кафедры Даша расстегнула ширинку на брюках у проповедника и преподнесла ему такой сеанс оральной любви, что несчастный не только моментально позабыл все слова своей наверняка тщательно подготовленной проповеди, но и даже не в силах был сопротивляться коварной соблазнительнице.

Также услышала я увлекательный рассказ о том, как однажды утром уже в православной церкви молящиеся обнаружили в чане со святой водой с полсотни задушенных крыс, а вышедший на шум отец настоятель совершенно неожиданно для всех оказался безобразно пьян. После, однако, выяснилось, что священник вовсе был не пьян, его просто одурманили наркотическим раствором, добавленным в его завтрак.

От души посмеявшись, я спросила Васика, неужели за все время моего отсутствия не было ни одного серьезного дела, только мелкие пакости?

На что Васик, тут же посерьезнев, ответил, что были, конечно, только он о них ничего не знает.

– Разве ты забыла? – удивленно проговорил он. – В такие вещи нас не посвящают. Серьезными делами занимаются только специально обученные люди, ближайшие подручные Захара.

– Совсем не забыла, – удалось вывернуться мне, – просто я подумала, что пока меня не было, что-то могло измениться.

– Ты и не так долго того… отсутствовала, – заметил Васик. – Какие же существенные изменения могут произойти?

На это замечание я нахмурилась так сурово, что Васик едва снова не бухнулся на колени.

– В том мире время течет не так, как в этом, – туманно пояснила я, и Васик с готовностью покивал, с благоговением глядя на меня.

Потом он покрутил головой и уже, наверное, в десятый раз за время нашего разговора достал из кармана своей живописной курточки пакетик с белым порошком, насыпал себе на запястье левой руки небольшую дорожку и втянул ноздрей.

– Хорошо, – сдавленным голосом поделился он, закончив манипуляции.

Теперь, после разговора с Васиком, структура Общества была для меня более или менее разъяснена. В нем процветал культ Сатаны. Главным наместником низвергнутого ангела на земле называл себя Захар. Ему подчинялись все члены Общества.

Кроме того, Захар осуществлял связь Общества с преступными группировками и некоторыми уровнями администрации города, которых обильно снабжал денежными средствами. Таковые он выкачивал из рядовых членов Общества, главным образом из экзальтированных представителей золотой молодежи столицы, которым давал взамен пространные лекции об их избранности на путь Вечного Зла, возможность тусоваться в ночных клубах, проход в которые для обычных людей был закрыт, и, что самое главное, иллюзию безумной, увлекательной и притягательно опасной игры.

Насколько я поняла, этот Захар нередко еще и общался с некоторыми столичными толстосумами и высокопоставленными лицами через их закабаленных отпрысков и даже имел какое-то на богатых папиков.

Кстати, еще я узнала, что родитель самого Васика Дылды – не кто иной, как сам… То есть не последний человек в нефтяном международном бизнесе, поэтому у самого Васика никогда никаких проблем с денежными средствами не было. И, между прочим, эту квартиру, в которой теперь живу я, он подарил Наташе на день рождения.

А суммы взносов, обязательные для каждого члена Общества, он тоже вносил за мою сестру. Он фактически и ввел ее в Общество. По крайней мере представил ей протекцию и деньги, а Наташа, как я поняла, решение принимала самостоятельно.

И приняла.

Конечно, я понимала, что от Васика можно узнать совсем немного – ему не полагалось много знать – он числился только в рядовых членах Общества, хотя и безумно гордился некоторыми своими подвигами, самый значительный из которых был – набить морду почтенному священнослужителю, попавшемуся как-то поздно вечером на его постоянно накокаиненные глаза.

Теперь я была уверена, что за всей внешней мишурой Общество представляет из себя мощную организацию со стройной иерархической структурой, о верхушке которой я еще пока почти ничего не знала. И делами Общество занимается действительно серьезными, и этот загадочный и страшный Захар действительно поклоняется Дьяволу и его земной реинкарнации – золоту, ибо за путанными высказываниями обдолбанного Васика я неожиданно для себя проследила какую-то странную и страшную подоплеку – нити ведущие к делам серьезным и мне пока неведомым.

Васик вдруг вздрогнул и посмотрел на часы.

– Половина одиннадцатого, – сказал он, – пора ехать.

Сегодня посвящение будет, все члены Общества должны присутствовать.

– Даша за мной обещала заехать, – сказала я.

– Даша? Ах да, она мне говорила, – вспомнил Васик и опять достал свой пакетик с кокаином.

В дверь позвонили. Васик вздохнул и, немного поколебавшись, спрятал пакетик.

– Это, наверное, Даша, – сказала я и пошла открывать.

Это и впрямь оказалась Даша. Проходить в квартиру она не стала. Я заметила, что она, стоя на пороге, с испугом покосилась на то место на полу, где еще темнел след от кровавого пятна.

Мы с Васиком спустились в подъезд, у которого стояли две иномарки. Даша уселась в свою желтую спортивную «Феррари», а Васик не без робости пригласил меня в свой огромных размеров черный джип. На капоте джипа очень искусно был изображен козлиный череп.

Так как время было позднее, стояния в пробках мы избежали и около двенадцати часов ночи были уже за городом. Проехав еще немного, мы оказались на опушке большого леса, явно искусственного происхождения, хотя из-за сгустившихся уже сумерек он казался первобытным и непроходимым. На широком пространстве перед лесом уродливо разбросался фундамент недостроенного здания – очевидно, кто-то собирался в этой глуши строить себе особняк, но не довел до конца своего намерения.

Когда мы подъехали ближе, стало видно, что в окружении зачатков стен и железобетонных свай притаился глубокий котлован, на дне которого уже толпился народ.

Мне вдруг пришло в голову, что фундамент, щербатый оскал полуразрушенных стен и возвышающиеся сваи – и окруженный всем этим котлован представляют из себя архитектурную конструкцию, в целом очень похожую на античный амфитеатр.

– Вот здесь, – сказал Васик, останавливая машину.

– Что – здесь? – не поняла я.

– Здесь будет обряд посвящения проходить, – сказал он, удивленно поглядев на меня, – в котловане. Этот участок земли огромный – папик одного из наших братьев купил – частная собственность. И стройку тоже. Ты же была уже на посвящении. Спрашиваешь…

– Извини, – сказала я, – задумалась. Не поняла тебя…

Васик кивнул.

Скоро мы – все втроем – были уже в котловане, а примерно через полчаса…

Глава 3

В амфитеатре котлована собралось около полусотни человек – я посчитала; Полсотни, если не больше. Все, без исключения собравшиеся, были сравнительно молоды – от семнадцати до двадцати пяти лет. Преобладали юноши – почти все косматые и экзотически разряженные, как и мой Васик, но и девушек было тоже немало.

Даша сразу затерялась куда-то. Я то и дело замечала ее выдающуюся прическу – то там, то здесь мелькающую поверх лохматых шевелюр присутствующих.

Васик, стоящий рядом со мной, дернул меня за рукав и я поняла, что – началось. Повинуясь какому-то неслышимому сигналу, члены Общества расступились и, превратившись вдруг из бессмысленно колеблющегося и галдящего месива в организованные ряды, встали вокруг котлована – на относительном возвышении – вдоль фундамента, оставив дно котлована свободным.

Неизвестно откуда взявшийся здесь бритоголовый официант из «Черного Лотоса» – теперь на нем была какая-то серая хламида, ниспадающая до самых пят – вывел из задних щуплого паренька в круглых роговых очках и домашнем вязаном джемпере и мягко подтолкнул к краю котлована.

Парнишка стал спускаться, но в какой-то момент оступился и кубарем покатился вниз. Докатившись до дна котлована, он поспешно вскочил на ноги и принялся отряхиваться, но, вдруг сообразив, что ни к чему заниматься личной гигиеной, когда специально на тебя смотрят полсотни человек, снова выпрямился и, видимо, не зная, куда упереть взгляд, уставился себе под ноги.

Члены Общества внимательно разглядывали его. Перепуганный паренек настолько дико смотрелся среди общей массы нечесаных сатанистов, что мне невольно захотелось протереть глаза, чтобы убедиться в том, что мое зрение меня не обманывает.

Несколько раз паренек поднимал голову и смотрел вверх, на нависшие над ним патлатые головы, но встречаясь с кем-нибудь взглядом, отводил глаза в сторону, где тоже смотрели на него оценивающе и изучающе – он пугливо дергал головой и снова опускал голову и упирался взглядом в землю под своими ногами.

«Кажется, этот маменькин сынок сегодня гвоздь программы, – подумала я, – вон как все эти образины на него уставились… Интересно, в чем все-таки заключается церемония посвящения»?

Бритоголовый официант из «Черного лотоса» что-то крикнул. Содержания фразы я не уловила, но поняла, что он обращается не к робевшему в котловане пареньку и даже не к собравшимся сатанистам, а к кому-то…

Короче говоря, тогда я не могла понять, к кому он обращался.

Все собравшиеся молчали. Бритоголовый официант теперь метался по краю котлована и разносил всем по пластиковому стакану, в котором что-то плескалось.

Еще несколько минут прошло. Собравшиеся начали было понемногу переговариваться между собой, но вдруг замолчали, будто их кто-то строго одернул.

Я невольно покрутила головой – нет, никого нет вокруг.

Серые стены среди черного моря темноты молчат, только поднимающийся ветер гудит между высокими сваями.

«Чего все ждут? – думала я. Мне стало очень неуютно.

– Что сейчас должно произойти? Неестественная тишина – так и кажется, что сейчас из ночной мглы явится, стуча копытами по утоптанной земле и потрясая золотыми рогами, концы которых навечно окровавлены»…

Додумать эту мысль я не успела. Совершенно неожиданно и неслышно на противоположной от меня стороне амфитеатра в в провале одной из недостроенных стены – появилась высокая фигура, закутанная в такую же хламиду, как у бритоголового официанта, но не серую, а черную, так что едва можно было различить фигуру на фоне черной дыры в стене. Лицо закутанного в хламиду человека скрывал низко опущенный капюшон.

Я даже не знаю, что заставило меня взглянуть туда, где появилась фигура – какое-то ощущение чьего-то присутствия, ведь при появлении закутанной в черное фигуры ни малейшего всплеска света не было видно и ни шороха слышно не было – но все собравшиеся, включая и вконец растерявшегося паренька на дне котлована – обернулись туда, куда и я.

Зловещий черный человек стоял, не шевелясь. Он казался неестественно высоким, и один только взгляд на него внушал суеверный ужас.

Ветер разбушевался не на шутку. Он гудел между сваями, как готовая оборваться струна и иногда я всерьез начинала опасаться, что железобетонные столбы не выдержат напора сбесившегося воздуха и рухнут, давя безмолвно и неподвижно стоящих людей.

* * *

Бритоголовый официант из «Черного Лотоса» вручил пластиковый стаканчик и мне. Я механически приняла от него стаканчик и тут же забыла и о нем, и об официанте, его мне вручившем.