Оковы равновесия бесплатное чтение

Глава 1 БАРД

Переждав головокружение, я осторожно поднялась с земли. Пошарив руками по мягкой нежной траве, нащупала длинный посох и, облегченно выдохнув, сжала пальцы на отполированном теплом дереве. Нашла и дорожную сумку. Засунув руку внутрь, перебрала аккуратно сложенные вещи, свирель в кожаном футляре и медно позвякивающий мешочек с деньгами.

Кажется, все на месте?

И только теперь позволила себе прислушаться к окружающему миру. Вокруг шумел лес. Сейчас конец лета или ранняя осень, листва еще не начала облетать и весело шуршала под игривыми порывами теплого ветра. Птичий гомон практически оглушал, незнакомые голоса сливались в звучную какофонию.

Аккуратно встав, я задрала лицо к небу. Тепло, уже почти полдень. Солнце от души раздавало лучи, лишь на несколько мгновений прерываясь, когда на его диск набегали облака. Хм… нервы дернуло. У кого-то время обеда, но для нечестивых отдыха не предусмотрено. Надо идти. Подхватив сумку, пристроила ее на плечо и осторожно шагнула вперед. К тому же еды все равно нет.

Посох коснулся земли, нащупывая путь. Шелестнул по траве, распугивая стрекочущую мелочь, прошуршал по мягкой земле, легко стукнул о камень.

Ага, дорога… Налево или направо?

Я прислушалась. Вздохнула. Печально склонившись, поправила куртку, накинув на голову капюшон. И, в десяток шагов перейдя поляну, нырнула под густую сень смешанного леса. Еловая лапа царапнула щеку. Раздраженно выдохнув, выставила посох и, пригнувшись, заскользила между стволов и ветвей к источнику тихого раздражающего скулежа. Обреченностью своей раздражающего.

Лес же был полон запахов, тех особенных, что остаются в полдень в тени густого подлеска, по которому ночью хорошенько прошелся ливень. С порывистым ветром, пригибающим высоченные стволы к земле, рвущим с корнями неудачно выросшие молодые тополя и осинки, ломающим старых, покрытых мхом великанов.

Пахло свежей листвой, хвоей, содранной дерниной и соком из переломанных веток. Поздней малиной пахло и подгнившей древесиной.

А еще лес звучал. Как объяснить глухому мелодию, а слепому — цвет? Так и пение лесное, рождающееся у меня под ногами и продолжающееся между стволами стрекотом сорок и свистом жаворонков, беличьим щелканьем и сопением торопливо убирающегося с моей дороги молоденького кабанчика… трудно рассказать. Это надо чувствовать. Это жизнь… как я ее воспринимаю. И вполне способна двигаться с ней, когда нам по пути, не спотыкаясь.

Замерев перед раскидистой елью, растопырившей ветви вдоль земли, прислушалась. Только тяжелое дыхание и выдавало присутствие рядом затаившегося зверя. Ну где ты, глупый? Я не причиню тебе вреда. Наоборот!

Постукивая посохом по стволу, мягко двинулась по чавкающей подстилке.

Стук, стук, стук… Судорожный вздох.

Рукой нащупала ветку, придавившую зверя попрек спины. И саму спину. Мокрая спутанная шерсть и только. Крови нет.

Мощная холка, лобастая морда. Пальцы привычно обежали доступную для изучения часть зверя.

— Будем знакомы, волк. И что с тобой делать? Не повезло тебе…

Собственный голос показался чужим. Я прокашлялась. Кажется, у меня сменился тембр?

Волк промолчал, лишь едва слышно фыркнул. Ни кусаться, ни рычать не стал, хотя я присела в опасной близости от клыков. Да и ощупывала бесцеремонно.

Странный волк. Не пахнет от него дичиной и лесной сущностью. А зато ощущается слабое покалывание в кончиках пальцев, будто тоненькие иголочки бегали по шкуре. И сам выбраться не пытался. Яростно, по-звериному, я имею в виду, а то бы поранился.

Везучий волк… иначе бы этой елью ему спину переломало. И меня бы тут не было, чтобы помочь.

Или невезучий, потому что куда как лучше, чтобы не я ему помогла. Чревато… неприятностями в будущем.

Я еще раз провела рукой по широкой спине, продумывая, как лучше его освободить. Вздохнула, перехватывая посох посередине, там, где гладкое дерево нарушала пара тонких, едва заметных кольцевых трещин. Крутнула, надавив по-особому, и после щелчка потянула в стороны. Две половинки разошлись, обнажая длинный, едва заметно изогнутый клинок, мгновенно запевший на ветерке. Острое лезвие с отчетливым взвизгом разрезало воздух, крутнулось, вздымаясь и резко падая вниз. На палец буквально не достав до ощутимо вздрогнувшего тела, врубилось в толстый ствол, прошло насквозь и впилось в мягкую землю. Разогнувшись, я вытянула лезвие, повела плечами, отерла сталь полой рубахи. Длинная рукоять лежала в ладонях как влитая.

И еще р-раз!

Шшшух!

Пинком скинув с затихшего волка обрубок ствола, отшагнула назад. Зверь поднялся, обдав меня ароматом влажной шерсти, встряхнулся, коснулся носом моей щеки, и, едва слышно стелясь по мху, скрылся в ближайших зарослях.

— Будешь должен, — буркнула я, разворачиваясь и пытаясь сообразить, в какой стороне находится оставленная мной дорога.

В орешнике коротко, но прочувствованно взвыл спасенный, давая понять, что не согласен с такой точкой зрения.

Запоздало осознав подлинные размеры этой… этой… присела на вырубленный пенек, пережидая приступ слабости. Это явно не волк!

Кто в здешних лесах еще водится?

С шелестом загнав клинок в ножны, поднялась.

Ответ, всплывший в памяти, мне не понравился. В лесах Эннирии, вотчине темного бога Азура, водятся оборотни. А то, что от всей страны осталось одно небольшое герцогство, не утешало. Оборотни-то никуда не делись!

Неторопливо двинулась обратно, обрывая с кустов какие-то терпкие ягоды. Кисловатый вкус на диво хорошо освежал, и из леса я вышла, покачивая в горсти целую кучку мелких, распространяющих вокруг лимонный запах пушистых шариков. На плече висела дорожная сумка, посох упрямо задевал все подряд ветки, так что вид у меня, не способной увернуться от лезущих в лицо вьюнов и цепляющихся за волосы колючек, был, верно, весьма растрепанный.

Скинув куртку, присела на обочину, выжидая. Рукой, касающейся утоптанной поверхности, уловила легкую дрожь земли. Перебирая пальцами мелкие камешки, выделяла в невнятном шуме стук копыт, звяканье богатой, украшенной серебром сбруи, бряцанье оружия, тихие разговоры.

Скоро путники вывернут из-за поворота.

Вытащив свирель, погладила согревшиеся тростниковые дудки. Смолистая пропитка духовито пахла домашним уютом и спокойной уверенностью. Моя неизменно верная спутница всегда способна поднять настроение.

Сыграем?

Что-нибудь веселое… И по тракту вперед и назад понесся бодрый проигрыш простенького дорожного марша, услышанного когда-то давно, когда я сопровождала незримой тенью обреченную армию в походе в никуда. «Семисолька» слушалась безупречно, все громче и громче вздымая голос, насколько мне хватило дыхания. В быстром, резком и переливчатом звучании слышалось бесконечное желание выжить и победить. Выжить ради справедливости, победить ради мира. У тех — получилось…

И завершила особо сложный пассаж пронзительной трелью, на которую буквально напоролись появившиеся из-за поворота всадники.

Ну наконец-то! Я уж заждалась.

Вежливо улыбнувшись, развернулась лицом в их сторону, прекращая играть. Размяла слегка занывшие пальцы, изрядно уставшие от беготни по дырочкам свирели.

Утомленные кони, безжалостно взбодренные шпорами, зачастили по поляне, рассыпаясь охранным кругом. Еще двое всадников неспешно приблизились. Вжикнул, опускаясь рядом со мной, кнут. Ладонь вскинулась, поймав кончик. Резко дернув, под удивленное аханье заставила выпустить рукоять. Та, описав полукруг, упала где-то в кустах.

Теперь уже вжикнула сталь. Отведя от лица острие, хмыкнула.

— Ты кто? — Ломкий, нервный молодой голос. Юноша старательно пытался не дать испуганного петуха, судорожно терзая звякающие медными звеньями поводья.

— Солья, бард, — представилась привычно, глядя куда-то в пространство.

— И что ты здесь делаешь? — Еще один голос, сиплый и усталый. Мужчина, наверное, лет пятидесяти, подъехал ближе, облегченно убирая меч в ножны.

— Жду попутчиков.

— И давно? — Старший подозрителен.

— Не особенно. — Пожав плечами, развернулась в сторону младшего, который объезжал меня стороной, будто редкую опасную зверушку.

— До каких же мест тебе нужны попутчики, бард?

— Я иду в Азурок. — Отслеживая движения младшего, совсем отвернулась от того, с кем разговаривала.

— Мы тоже, — с сомнением протянул тот.

— Но… — Это младший.

Все прочие почтительно молчали, а парочка наверняка держала меня на прицеле. Еще в начале разговора мне послышался тихий скрип натягиваемой тетивы легких арбалетов.

— Бардам не принято отказывать, Артир, — заметил мужчина. — Не окажете ли честь присоединиться к нашей компании?

— Окажу, — улыбнулась я широко и, надеюсь, безмятежно. Поднялась, подхватывая сумку и посох. — Благодарю.

Чуть отшатнулась, когда в лицо дохнуло конским потом. Фыркнув, лошадь склонила голову мне на плечо. Недовольно сопящий юноша протянул руку, предлагая взобраться в седло. Спереди? Нет уж.

Кончиками пальцев провела по лошадиной шкуре.

Гладкая шерсть, литые мышцы, перекатывающиеся под кожей, излучающей почти обжигающий жар. Живое существо, сильное и верное.

А юноша, Артир, которого я мимоходом коснулась, — тонкий и легкий, почти мальчишка, в богатом камзоле, расшитом сложным узором, но мятом и пыльном. От ткани пахло дымом костра и долгой дорогой. Он растерян и немного зол. А еще испуган, как бывают испуганы те, кого практически лишили надежды. Ему кажется, что он обречен, но все равно приходится двигаться по выбранной дороге, потому что свернуть-то уже некуда… Высокий голос то и дело срывался. Его мальчишеское высокомерие, высокомерие получившего от рождения все, включая происхождение и наследство, стремительно истаивало под гнетом страха перед реальностью.

Да и во всех остальных чувствовался какой-то надлом. Будто действуют они по инерции, как куклы, у которых вот-вот кончится завод.

Я вновь достала свирель.

Ночь застала нас все еще в лесу. Расположившись на обочине, путники жгли костер, от котелка со взваром тянулся ароматный дымок, смешиваясь с запахами леса, в сумерках сменившими тональность. Я сидела на границе трепещущего от ветра круга тепла и вслушивалась в тихие разговоры.

Изгнанники, сумевшие увернуться от цепкой хватки войны, прошедшей с благословения Света огнем и мечом по их землям, надеялись найти убежище в Азуроке. Хотя бы временное, но… У Артира не сложились отношения с его владетелем. Но сейчас юноша был готов умолять, забыв свое прежнее пренебрежительное высокомерие.

Обычное дело между родственниками — младший не желает слушать советов старшего. Особенно если младший выше по положению. И умнее.

Я печально улыбнулась.

Насколько же все они в отчаянии, если хватаются за старое поверье? Бардам не отказывают. Почему? Потому что они принадлежат не Свету или Тьме, но Сумеркам, и порой даже боги, нет, не боятся их, но учитывают их желания. Барду и его спутникам дадут приют…

Пальцы машинально сплетали в косичку выдернутые из земли травинки, пачкаясь в липком соке. Выпавшая роса добавляла свежести в терпкий аромат свежесорванной зелени. В подлеске росла малина, а в колючих спутанных кустах, кажется, засел матерый лис. Любопытный зверь затаился, изучая вторгшихся на его территорию гостей. Я переливчато свистнула. Едва уловимый шелест спустя пару мгновений подсказал, что лис, оставив мускусную метку на ближайшей сосне, неспешно удалился.

Тихо подошел Ивер, старший в этой компании, протянул кружку. Обернувшись на хруст веток под его ногами, я привстала, пробежала пальцами по протянутой руке, перехватила горячую кружку:

— Благодарю.

— Если желаете, ужин готов.

Отрицательно качнула головой.

— Ну что ж… — Ивер присел рядом, устало вздохнул и ссутулился. — Я заметил, что у вас нет припасов…

— Предпочитаю путешествовать налегке.

Еще одна партия выщипанных травинок сплелась в косичку. Подобрав ноги, я свернулась калачиком, устроив подбородок на коленях.

— Это чревато возможностью остаться голодной. — Шорох одежды, тихий хруст бумаги, звяканье железа. — Берите.

Приняв кусок лепешки, украшенный сверху, судя по запаху, чем-то копченым, я хмыкнула:

— Боги не оставят голодной свою верную слугу…

— Хм, а по виду не скажешь.

Ивер еще находит в себе силы шутить. Но я и вправду худа и тоща, как хворостина, и так же гибка порой и прочна. Много кто пытался меня сломать, да получали с оттяжкой по рукам.

Ночью я долго лежала без сна, слушая лес. Он шептал, накрывая вуалью звуков стоянку. В отдалении подвывал волк, зовя волчицу, совы перекрикивались, выискивая заблудшую мелочь, щелкали и пищали мыши, ночной соловей надрывался, перекрикивая токующего на пустом стволе глухаря. Ну… может, и не глухаря. Мало ли какие здесь птицы под звездами просыпаются.

Тонкий аромат вечерницы выплывал на дорогу, смывая с нее пыльные и душные следы людей, хищники таились в буреломах и крались среди зарослей. Жизнь продолжалась, просто чуть сменился ее ритм… Под биение сердца ночного леса я и уснула.

В полдень следующего дня моя звонкая мелодия наконец-то растеклась по широкому лугу, от границы леса и далее, запуталась среди скалистых отрогов низких, похожих на хребет дракона гор. И вернулась приглушенной, отразившись от высоких каменных стен, рисуя передо мной картину.

Приземистые толстые башни, островерхие крыши, зубчатые покатые навесы, узкие амбразуры. Пахнуло жильем и свежей родниковой водой. Где-то поблизости журчал ручей, стремительным потоком виляющий среди кочек.

Я спешилась, шурша посохом по густой траве, неспешно направилась к замку.

Азурок… последний оплот Тьмы в этих краях. За спиной среди спутников расслышала нотки оживления. И надежды если не на безопасный приют, то хотя бы на короткую передышку для изгнанников и беглецов. А кем еще эти люди могут быть? Ведь их Эннирия проиграла войну Свету. И мир начал медленно скатываться к гибели.

Впрочем, о чем это я…

Артир за моей спиной пришпорил коня, тот, недовольно фыркнув, двинулся по тропе. Следом потянулись спутники юноши. Доехали до рва, послышался предсказуемо резкий приказ, который никто не поспешил исполнить. Зато посыпались насмешки… Я неспешно двинулась через луг, вслушиваясь в яростную ругань юноши, мечущегося вдоль рва, и в возмущенный гомон его людей. Среди их голосов как-то терялось урезонивающее бурчание Ивера. Все же он был среди моих спутников самый старший и потому, к сожалению, единственный разумный человек. А мальчишки просто не умеют умолять, хотя и смиряются с необходимостью этого.

Подойдя к самому краю рва, я присела на траву. Свесив ноги к воде, принялась привычно выдирать и сплетать травинки. Осыпающаяся с края земля с плеском уходила в воду. Снизу тянуло тиной и подгнившим деревом. Короткая мелкая волна билась о берег и о деревянные опоры, на которые ложился откидной мост.

От стен исходил промозглый холодок, а на высоте среди зубцов крепостной стены раздавались мерные шаги и… да, тихие смешки.

Высокородный мальчишка наконец перестал раздраженно гарцевать у переправы и принялся при поддержке Ивера наводить порядок среди своих спутников. Те присмирели, кто-то перестал грозить всеми немыслимыми божественными карами, кто-то занялся оружием. Совсем юный арбалетчик с тяжелым вздохом спешился и рухнул на траву. Достал из кармана точило и принялся водить лезвием кинжала по пропахшему маслом бруску.

Меланхолично покачав головой, я вздохнула. Все путешественники просто-напросто сильно устали. Бежать из горящей столицы, пробираться через полстраны в темные леса, спасая наследника, и попасть под град насмешек тех, у кого собирались просить убежища. Картинно раскинула руки, задирая голову к верхней надвратной башне. Именно там собрались веселящиеся люди. Стражники?

— Неужели владетель Азурока столь мелочен, что откажет в убежище обездоленным?

Голос взвился ввысь, отражаясь от стен, множась и расслаиваясь, заглушая хохмачей и шелест ветра, ввинтился в небо спиралью. Где-то наверху поперхнулся смешком кольчужный воин.

— Его нет сейчас в замке, — донеслось от ворот.

— Так впустите нас, мы дождемся его решения внутри… или все же придется раскинуть лагерь у ваших ворот?

Бард способен докричаться до бога, что уж о кастеляне говорить. Наверху поднялась суета, прерванная парой резких четких приказов, торопливым топотом, недовольным рыком сторожевого пса, которому отдавили хвост…

Скрипнули высвобождаемыми стопорами барабаны, медленно отпуская лязгающие железом цепи. Хорошо смазанный механизм решетки пришел в движение со звучным гулким бряцаньем, хрустнул, опускаясь на землю, деревянный настил.

Первый всадник, спешившись, осторожно ступил на мост. Дробно застучали копыта, когда усталая вереница пропыленных путников потянулась под низкие гулкие своды, хранящие зябкую прохладу даже в самый жаркий день. Я шла последней, ведя кончиками пальцев по шершавому камню стен. Пахло отсыревшей известью и железом. Шуршала под ногами мелкая песчаная крошка, впереди слышался гомон толпы. А под аркой из кованого металла, за которую я зацепилась рукой, тело обдало колючим ветерком. Магическим. Поежившись, шагнула вперед, продавливая тонкую мембрану. Божественная защита поддалась настойчивой уверенности. Да, я не принадлежу этому темному, но имею право войти. Меня пригласили. Еще шаг, едва слышный щелчок над головой… За спиной опустилась, звонко выбив искру из гранитной плиты, решетка.

Спину обдало холодком. Ловушка… это ловушка. Для немногих выживших последователей Азура и самого бога.

Зачем я здесь?

Впрочем, ловушка была вполне комфортна. Но сидеть среди гобеленов, пропахших пылью и мятой, прислушиваясь к мышиному шороху по углам и к отдаленным голосам хозяев замка, бессмысленно. Оставив Ивера, Артира и прочих уныло располагаться на узких скамьях, я вышла прочь. По дымному коридору, касаясь стоек круглосуточно чадящих ламп, на звук лязгающих где-то клинков. Поворот, еще поворот, мимо двери, откуда отчетливо доносится кухонный аромат и где громыхают медью котлы. Окно, затянутое решеткой, в перекрестьях которой мелодично посвистывает ветер, играя подвешенными амулетами. Перышки на них тихонько шуршат… Посох постукивает по потертым коврам.

Выйдя во двор, я свернула за угол донжона и прислушалась. Звон клинков стал отчетливее, как и резкие покрикивания. Сиплый глухой голос, через слово поминая богов и демонов, раз за разом заставлял кого-то отрабатывать простейшие приемы. С интересом вникнув в неровный ритм ударов и тяжелое дыхание учеников, признала, что сиплый в чем-то прав. Умения здесь не хватает…

Атака, защита, снова атака… ритм сбился, тяжелый топот десятков ног почти заглушил мягкие шаги. Мужчина, хмыкнув, остановился в пальце от коснувшегося земли посоха.

— Продолжайте, — коротко приказал он. — Приветствую, бард.

— Солья, — представилась я, повернувшись к нему лицом.

— Мрак. — Человек звонко щелкнул пальцами.

От него пахло странной смесью звериного мускуса, шерсти и пота.

— Вы начальник здешнего гарнизона? — осведомилась я вежливо, касаясь его руки. Теплая огрубевшая кожа, тонкая ткань потрепанного рукава, будто отлитое из металла запястье.

Мрак согласно хмыкнул.

— Вы позволите воспользоваться вашей площадкой? Мне надо бы… — Я выразительно крутнула посохом, заставив воздух загудеть.

— Милости прошу, — коснулся он плеча, направляя.

Присев, я расшнуровала сапоги, стянула чулки. Босые ступни больно укололись о мелкие камешки. Перехватив посох, медленно обошла круг, приноравливаясь к утоптанной глинистой поверхности, чуть влажной после вчерашнего дождя.

Неритмичное громыхание тем временем утихло, а к затаившим дыхание зрителям присоединились еще двое. Судя по шагам, Ивер и мальчишка Артир. Точно…

— На это стоит посмотреть, — прошептал старший из моих спутников. — И поучиться.

— Да ну… бард! Что она может!

Я улыбнулась. Кое-что могу.

Кто-то поспешно отступил, освобождая дорогу. Я уловила только запах трудового пота и, как ни странно, пекарни.

Пустое пространство, замкнутое между четырех стен, звенело от напряжения.

Итак, разминка…

Первый широкий взмах, длинный выпад, проход у земли, стелясь у самой поверхности. Удар снизу вверх, разворот, по инерции выносящий на край символического круга, прямо на замершего Артира. Перехват, посох взмывает ввысь, ложится центральной частью в левую ладонь, выпад, и снова шагнуть в центр… Чтобы упасть в быстрый, рваный ритм, барабанной дробью обрушившийся на сознание.

А потом я очнулась под затухающую, не слышимую более никем мелодию, с кривой блаженной улыбкой на губах. Медленно опустила руки, в завершающем жесте ткнула посох в землю. Транс окончательно схлынул.

Чем хорош посох — с ним можно делать все что угодно. В плане приемов. Я с ним, например, танцую.

— Научите! — неожиданно раздался над ухом знакомый молодой голос.

И Артир едва успел увернуться от резко двинувшегося назад шеста.

— Чему?

— А вот так… вертеть.

— Ну-ну… если пожелаете, молодой айе.

— Пожелаю.

— Тогда — ученическую клятву, — выдвинула я требование.

Все прочие затаили дыхание. Это немыслимо. Высокородный наследник — в ученики к барду! Наследник упрямо засопел, придвинулся ближе. Хрустнул коленями, опускаясь на землю, и с надеждой, звенящей в голосе непролитыми слезами, начал ритуальный зачин.

Пять ударов сердца спустя я превратилась в мастера.

Ивер только вздохнул и принялся что-то говорить, пытаясь перекрыть разрастающийся восхищенно-удивленный шум голосов, но неожиданно замолк. Молчание разлилось по двору молочно-белыми густыми волнами. И особенно четко ощущались чьи-то шаги. Всей кожей, через пятки. Я сосредоточенно нахмурилась. Земля будто вздрагивает под ногами, ластится, признавая своего хозяина, легкие, едва заметные потоки силы чуть покалывают кожу. Вот как замок отзывается на присутствие владетеля, осененного божественной благодатью.

Я аккуратно опускаю посох, разворачиваюсь.

Вслушиваюсь в воцарившуюся тишину. Вежливо киваю куда-то в пространство, ощущая колыхание наполнившегося легким ароматом лесных трав воздуха.

Хозяин обходит меня, я следую за ним.

И кажется, он недоволен.

— Почтенная айе Солья, — сказал он, и я судорожно вздохнула. — Вы просили об убежище?

Этот голос. Обычный спокойный голос, чуть хрипловатый. Не высокий, не низкий; не глубокий, не тонкий… Только почему от него по спине мороз дерет, а в животе горячий клубок скручивается?

Сглотнув, кивнула:

— Это так, и прошу прощения, что отвлекла ваших людей…

— Не стоит. — Владетель качнул головой. Я прямо-таки всей кожей ощутила это движение. — Им полезно узнавать новое. Еще же — позволите ли познакомиться с вашим мастерством? Все же интересно, чему вы будете учить моего младшего родича.

Поклонившись, я скрыла легкую улыбку. Меня приняли в замке, а значит, и ученика не выгонят. И спутников наших. Первая ступень пройдена. Последний оплот Азура полон. И теперь надо проследить, чтобы ловушка не оказалась для нас смертельной.

Но голос, голос… Завораживает. Отвлекает, притягивает, манит сладкой бездной, идеально резонируя с моей сущностью.

Одернув странные мысли, прислушалась.

Кто-то крикнул:

— Шест владетелю Кирану!

Перестук, легкое движение воздуха.

И мужчина протягивает мне на вытянутых руках посох, предлагая ознакомиться с качнувшимся в ладонях оружием. Проведя по гладкому дереву, оплетенному внахлест кожаным ремешком, я согласно кивнула. Этот чуть тяжелее моего, из твердого северного хвоя, под стать владетелю, который едва не на голову меня выше. По длине — равный.

Отступив на шаг, я поклонилась и выжидающе замерла. Упершись концом шеста в землю и чуть склонив голову, сосредоточилась на владетеле. Вот он занял позицию напротив, отдал поклон…

Я едва успела подставить древко, парируя стремительный удар. А дальше все слилось в единый вихрь. Свистящий, с силой взрезаемый воздух, звонкие удары дерева о дерево, сипловатое дыхание и биение крови в ушах. Какой там танец! Все силы уходили только на то, чтобы не попасть под мощную атаку. Киран не сдерживался, раз за разом пытаясь пробить возведенный мной щит. Он был сильнее, быстрее и опытнее. Уже начали подрагивать запястья, а осторожное кружение вот-вот готово было превратиться в позорное отступление, когда все кончилось.

На пару мгновений сойдясь в жестком клинче, мы раскатились в стороны. Замерев атакующим драконом, я настороженно вслушалась. Владетель Киран встал, посох глухо стукнул о землю.

— Отлично. — В его голосе послышалось веселье. Меня отчетливо передернуло. По коже вновь пробежала волна мурашек. — Вы вполне можете позаботиться о себе, айе Солья.

Разумеется, могу. И не только о себе. Для того я здесь.

Поднявшись, церемонно поклонилась и сквозь ряд восторженных почитателей, — состоящий, кажется, из всего гарнизона замка, — двинулась в сторону кухни. Аппетитнейшие запахи свежей выпечки и жаркого долетали даже сюда, перебивая все прочие, не столь приятные.

Ну что ж, война войной, а обед — по расписанию.

Иногда только это меня и спасает. В смысле насмешка над собой и над жизнью, которую я веду. Все эти короткие фразочки, всплывающие порой в сознании, мало кому понятные шутки, псевдофилософские выражения служат как бы флажками на границе, отделяющей меня от творящегося внутри и снаружи сумасшествия. И я стараюсь ее не пересекать.

И музыка, конечно же музыка.

Рассвет я встречала на крыше надвратной башни. Держась обеими руками за зубцы, сидела на парапете и подставляла лицо ветру и лучам восходящего солнца. Черепица откоса врезалась в спину, ноги упирались в узенький карнизик. И мысли в голове бродили мрачные, никак не соответствующие зачинающемуся дню, который, судя по свежему ветру, несущему с гор прохладу, будет просто отличным.

Я половину ночи бродила по замку, поражаясь бдительности его стражей, вплавленному в камень благословению темного бога, внушительным арсеналам и общей спокойной уверенности в способности справиться с любой проблемой. Я даже, ловко избегая владетеля, обошла замок по кругу, по стене. Надежный оплот, спаянный кровью и плотью древних договоров и самой земли, отдавшей этим людям часть своей основательности.

Замок дышал жизнью.

Как, как он может пасть? Я вздохнула.

Боюсь, предательство и не такие орешки расковыривало.

И потому я ждала. Лишний сторож владетелю не помешает. Да и жаль будет лишиться ученика. Сегодня состоится всего лишь первый урок.

И он оказался для юноши сплошным разочарованием. Я не воин, я бард. И всегда была им. Потому и начала учить не размахиванию мечом и даже не кручению посоха, а правильному дыханию.

Печально усмехаясь, я вывела сонного, но экипированного практически как на войну Артира на площадку. Задумалась на миг, подняв голову к ясному небу, подставляя лицо ласковым осторожным лучам солнца. Рассвет неторопливо разгорался над горизонтом. Было тихо и свежо, пахло сладкой сдобой, вдалеке слышалось щебетание птиц, на конюшне фыркали обихаживаемые лошади. Юноша недоуменно хмыкнул, картинно положил руку на эфес короткого меча.

— Не спеши, — попросила я, обходя ученика. — Снимай камзол и сапоги.

Пожав плечами, тот подчинился. Шелестнула бархатная ткань, звякнули железные пряжки.

— И оружие.

Меч и два кинжала легли на землю рядом с одеждой.

— Теперь… — Я задумчиво качнула головой. — Не спеши, не задавай вопросов. Слушай. И постарайся почувствовать дыхание здешней земли. Вдохни глубоко. Ну же!

Приказ подстегнул все еще не понимающего происходящее Артира, и он старательно засопел.

Поморщившись, попросила:

— Глубже. Еще. Животом работай.

В общем, через некоторое время взмыленный, как несшийся галопом конь, юноша, едва не падая в обморок, по стеночке удалился в сторону кухонь. У него даже не было сил возмущаться. Я же, пребывая в довольстве, планировала следующий урок. Упражнение со свечкой, проверка дикции… Хм…

Погрузившись в мечтания, неспешно двинулась вдоль стены, ведя по шершавому камню кончиками пальцев. В смешении запахов не сразу выделила владетеля, практически неслышно нагнавшего меня сзади. Вздрогнула.

— Вы очень уверенно взялись за своего ученика. — Голос его пролился мягким освежающим бальзамом. — Справитесь?

Странная забота в завораживающих нотках. Не о мальчишке, обо мне.

— Это мой первый, но… справлюсь, конечно. Хватило бы времени.

— Мы постараемся вам его предоставить. — Резко развернувшись, владетель быстро куда-то ушел.

Хвостом за ним потянулся шлейф пряного аромата. Смесь легкого, едва заметного березового дыма, прогоревшей лучины и возжигаемых в святилище благовоний заглушала даже запах оружейной смазки.

Я горько хмыкнула. Иллюзия мира рассыпалась. Настроение полностью испорчено. Время… нет его. Нет. Ведь ни один бог этого мира не заинтересован в сохранении равновесия. Даже тот, который сейчас гибнет. Тот, у которого остался один-единственный высший посвященный.

Весь оставшийся день до вечера я провела в святилище, разговаривая с богом. Мой монолог раздраженным эхом метался по полукруглому залу. Звуки дробились, отражаясь от мозаичных стен.

Гладкие, прохладные на ощупь кусочки образовывали сложный выпуклый узор из кругов и квадратов. Одну за другой я зажигала благовонные палочки, и к концу дня голова кружилась от смеси приторно-сладких и горьких ароматов. Но я упрямо сидела среди клубов дыма, задумчиво поглаживая отполированное дерево скамьи и грея руки у масляной лампады.

Прохладный воздух, сочащийся из щелей в полу, коварно заползал под одежду. Мысли разбегались. Поежившись, я встала, обошла святилище, ведя рукой по стене. Тихо проговорила приветственный канон, поглаживая камни и обводя тонкий силуэт Азура. Ладони кольнуло силой.

Теперь, когда ты здесь, пообщаемся.

Голос мой звучал странно. То глухо, будто из бочки, то звонко взмывая ввысь… Контролировать тембр не получалось.

Зато выговориться мне удалось.

Азур, темный бог, повелитель оборотней, властелин лесов! Неужели ты надеешься отсидеться? И думаешь, что выживут твои последние верующие? Свету не откажешь в методичности. Его подданные прочешут все от и до и найдут скрытый твоей силой замок, и не поможет ни один полог тайны. Чего ты ждешь?

Или… уже ничего? Устал, отчаялся? А как же девиз, вырубленный над входом? «Надежда не умирает»?

Смирился с поражением? А как же твои люди! Они-то точно обречены без твоего благословения, каким бы слабым оно не было!

Ты последний темный бог, едва ли не во всем этом мире. Разве возможно представить, что случится с ним, когда ты уйдешь? В какую бездну он скатится, подталкиваемый лишенным противовеса Светом? И насколько быстро? Впрочем, это будет сладкая месть, не так ли? Но на редкость бессмысленная.

Так, может, еще поборемся? За жизнь, за своих людей, за мир?

Что же ты молчишь? Трусишь? Я, бард Солья, желаю поговорить с тобой.

Не смей бросать своих, Азур. Не трусь, как последний предатель. Встань завтра рядом с нами. Я тоже буду с вами, помогу. Не оставлю, прикрою спину. Спою победу иль поражение, никто не будет одинок.

Надежда не умирает.

Ночь окутала затихший замок туманом. Он медленно поднимался от воды, шаг за шагом скрывая стены. Влажные, пахнущие тиной и грязью извивающиеся змеи цеплялись за выступы карнизов, заползали в узкие бойницы, гасили фонари. Те тоскливо и жалобно шипели, исходя прогорклым дымком.

Сидя в широком оконном проеме, за пыльной бархатной портьерой, я вслушивалась в ночь. Было немного стыдно за учиненную в святилище истерику. Или это был скандал вроде семейного? Да и услышал ли Азур меня…

Так или иначе, я здесь, и я сделаю что должно ради сохранения всех жизней, оказавшихся сейчас под крышей Азурока.

А ночь пела об опасности. В шелесте листвы отдаленного леса слышалось предупреждение, в щелях частого оконного переплета сквозняком посвистывал страх. Двор, на который выходило окно, был пуст и тих. С надвратной башни доносилось мерное позвякивание цепей, раздавались шаги стражи.

Напряженно, до гула в ушах, вслушиваясь в темноту, я пыталась понять, что так меня тревожит, не давая уснуть. Будто заноза какая-то в душе засела и дергает, дергает, дергает, расширяя кровоточащую ранку. Печально выдохнув, я аккуратно сползла с подоконника, отодвинула портьеру, подняв тучу сухой пыли. И, кашляя, по стеночке двинулась наружу. Зябко передернувшись, закуталась плотнее в плащ. Почему так холодно? Даже руки заломило.

Скользя призраком по сонным коридорам, отсчитывала время. Сколько еще мгновений тишины осталось?

У дверей большого каминного зала задержалась, положив ладони на дерево. Из щели тянуто теплом от разожженных березовых дров, горячего камня и чуть приперченного красного вина. Слышались голоса. Разговор шел о планах на будущее, судя по интонациям — печальным. Кто там? Киран, ученик, еще люди. Зайти погреться? Поколебавшись, я резко отдернула руки и практически выбежала во двор. Лишний раз встречаться с владетелем Азурока я не хочу. И не буду… Пусть это и выглядит как трусость, бегство. Особенно мое сегодняшнее кружение по коридорам в попытках избежать владетеля. Его голос вносит слишком сильное смятение в мою и так неспокойную душу. У меня есть долг.

И меня ждет не дождется крыша надвратной башни. Сколько времени осталось до рассвета? Трижды негромко брякнула рында, обозначая смену караула.

Неторопливо поднимаясь по узкой наружной лесенке, пыталась понять, что же не так? Ну что? Скрипнув зубами, зло пристукнула кулаком по перильцам. Прижалась к стене, пропуская мимо замерзших, бряцающих амуницией стражников. Кивнула на вежливое приветствие, пожелала спокойного сна. Это прозвучало почти насмешкой, потому что от всех троих вполне отчетливо пахло горьким бодрящим чаем, которым они, похоже, заправились по самые брови.

«Не так, не так, не так», — стучало сердце в такт торопливым шагам. Взбежав на внутреннюю стену, я чуть отдышалась. Присела на широкий каменный парапет. Прижав руки к груди, глубоко вдохнула, отрешаясь от реальности. В легких резко кольнуло. Я дернулась, обежала полукруглый каменный бок, подскакивая к наружной стене. Вцепившись в шершавый камень, свесилась вниз, силясь различить… хоть что-нибудь. Ах ты ж…

За стенами замка воцарилась неестественная тишина. Не везде. А как бы расширяющимся от ворот клином, упирающимся в лесную опушку. Я дернулась было вниз по ступеням, но поздно!

У основания башни громыхнуло, звякнуло, раздался чавкающий звук погружающегося в тело железа, и истерично завизжали стремительно раскручивающиеся барабаны подъемного моста. От удара его о землю содрогнулась земля.

На миг страх затмил сознание.

Звонко ударил тревогу медный колокол и тут же захлебнулся. Распахнулись, ударившись о стены и отлетев обратно, двери главного входа, донесся грохот из казарм.

Внизу кипела схватка, в узком проходе звенели клинки, и ночную свежесть стремительно перекрывал аромат крови. А кто-то медленно, но неуклонно поднимал решетку.

Я метнулась к наружной стене, подхватила брошенный впопыхах посох, ощущая разгорающуюся в запястьях боль. Просыпались мои Оковы, дающие порой силу и возможность видеть. Пропев в темноту «ре» нижней октавы, сжалась, ожидая отдачи. И она пришла.

Нота заметалась по лугу, отражаясь от невидимых стен, все набирая и набирая громкость. Она резонировала, заставляя дрожать камни под ногами. Миг спустя раздался оглушительный хлопок, будто гигантский парус сложился на ветру. Затылок резануло болью. А подозрительная тишина на подъемном мосту заполнилась криками людей, звоном оружия и топотом множества копыт. Машинально начала пересчитывать всадников, но опомнилась и, пошатываясь, побрела к лесенке.

Надо…

Я потерла ноющие запястья и посмотрела вниз.

Во дворе кипело сражение. Волна на волну схлестнулись люди в темных и светлых одеяниях. И пока неясно было, на чьей стороне перевес. Темные вроде теснили нападавших к воротам, где образовался водоворот из кричащих людей, ржущих перепуганных лошадей и стремительной стали. Нападающие теряли преимущество, спешиваясь. Добровольно? Нет… Лошади, пересекая незримую черту, будто с ума сходили, пытаясь сбросить седоков.

Так, и что? Вот он, ключевой момент?

Тряхнув руками, закованными от кисти до локтя в стальные наручи, я перехватила посох и вспрыгнула на парапет. Присев на корточки, взялась за середину обмотанной кожаным ремешком рукояти, напружинилась, краем глаза замечая, как наливаются золотистым светом сквозь рукава насечки на сковывающих запястья обручах.

В беспорядочной сумеречной схватке я нашла тех, кто был мне важен. Владетель на острие атаки уверенно теснил противника, взрезая сутолоку водоворота, одного за другим безжалостно спешивая тех, кто сумел укротить роняющих пену коней. Оруженосец прикрывал ему спину, а рядом, яростно и отчаянно отмахиваясь коротким клинком, вертелся Артир.

Идиотский мальчишка! Куда же он лезет? Герой!

Я тихо простонала. И как, как я должна защитить ключевой объект в этой бессмысленной свалке? В ушах стрельнуло болью, стало горячо, по шее потекла струйка крови.

Небо затопило белое пламя. С шипением, заглушившим шум сражения, с неба водопадом полились обжигающе горячие божественные звезды. А им навстречу, отбросив меч, вскинул руки владетель, вздымая в воздух тонкий полупрозрачный сумеречный полог. В воздухе дохнуло близкой грозой.

Вокруг Кирана расчистился пятачок свободного пространства, искрящего силой, куда из круговерти с облегчением вывалился мой первый ученик.

От моего пронзительного возгласа ближайшие звезды разлетелись искристым фейерверком, расцветив разноцветными отблесками темные камни башен. Все остальные ручейками стекли по воздвигшемуся куполу за стены, с шипением подняв в воздух тучи пара из мгновенно вскипевшего рва.

Позади звякнули о камни крючья штурмовой лестницы.

Да чтоб вы заживо сварились!

Не оборачиваясь, отмахнулась цепью Оков. Кончик золотистой плети шарахнул по дальнему парапету, оставляя широкую выбоину. Взвизгнули осколки камня.

Я смотрела вниз.

Внизу, у основания стены… В пространстве, расширявшемся вокруг обратившегося к темному богу высшего посвященного… Взвихрился воздух, и из серебристого смерча вышагнула высокая фигура. Прямо за его спину.

Мир затаил дыхание. И мгновение растянулось в бесконечность.

Владетель только начал оборачиваться; оказавшийся ближе всех Артир, вывернувшись из-под чьего-то удара, рванулся вперед в отчаянной попытке прикрыть родственника.

Из вихря выступила вторая, закованная в доспех фигура.

Но в очерченный Кираном контур, превратившийся в ловушку, не мог прорваться никто из его людей.

Клинок в моих руках неслышно запел, заливая все вокруг золотистым сиянием. Оковы Равновесия окончательно пробудились.

И я прыгнула вниз. Без единой мысли, на выдохе, крепко зажмурившись.

Удар о землю вышиб из меня весь воздух, колени подогнулись. Но сила привычно подхватила, сглаживая инерцию, не давая упасть и переломать кости. Теплая рукоять клинка, едва не выпавшего из ладони.

Я огляделась.

Не на землю приземлилась. По губам зазмеилась тонкая усмешка. Ах равновесие… удача на моей стороне.

Резко свистнув, клинок оборвал жизнь того, на кого я обрушилась. Под сапогом хрустнула застежка вмятого в тело доспеха. Разворот, толчок. И Артир улетел в гущу схватки, в объятия Ивера. А меч в моих руках уже запел смертоносную песнь, сталкиваясь с блистающей сталью Света. Под глухим шлемом не видно лица противника, да и зачем? Голова уже отлетает прочь, фонтан крови бьет из обрубка шеи.

Владетель полоснул по мне взглядом, развернувшись, и продолжил движение. Взвихрились пепельные волосы. Он снова вскинул руки, воздвигая в проходе незримую стену и ею выдавливая ломящихся вперед врагов. С хрустом и скрежетом, безжалостно ломая и раскалывая доспехи и тела людей и животных.

«Выдыхай, — приказала я себе жестко. — Выдыхай! Даже если тебе удалось заглянуть в глаза собственной судьбе! В темные, почти черные глаза с вертикальным зрачком на узком скуластом лице».

Клинок запел в моих руках, я скользнула вперед, безжалостно жаля тех, кто не попал под пресс Кирана. Меня окутывало угасающее золотистое сияние. Зрение уже почти исчезло, происходящее мельтешило перед глазами, то вспыхивая яркими картинками, то наполняясь первозданной Тьмой. Атака, шаг назад, назад, назад… Пятясь и выстраивая перед собой щит из серебристой стали и свистящего воздуха, я уперлась в стену башни.

Сознание снова заполнили звуки и запахи. Кровь, боль, страх и торжество пахли пеплом и грязной тиной. Крики, приказы, хрип умирающих людей… В подлой схватке нет красоты и гармонии, только смерть и слезы.

Прижавшись к камням, я нащупала дверной проем. Ловя последние отголоски медленно угасающей силы, еще успела заметить в последней вспышке видения, как высокая фигура будто потекла, переплавляясь из человеческой в звериную. Волчью. Стремительной тенью метнувшуюся вперед.

Обитое железными полосами дерево подалось назад за моей спиной, и я провалилась в тишину. Гулкий звук захлопнувшейся двери, заметавшись по помещению, оборвал шум царящей снаружи неразберихи.

Проведя рукой по влажным камням, нащупала задвижку. Та со щелчком встала на место после первого же толчка.

Глубоко вдохнув, я двинулась вперед. Пахло сыростью, чуть ржавым железом и дегтярной смазкой. Ну и кровью, куда сейчас без этого.

Запнувшись на неровном полу, я растянула губы в невеселой улыбке и, развернувшись, скользнула вдоль кладки, возвращая меч в ножны. Щелчок, и вновь путь привычно разведывает верный посох. Прямо, прямо, прямо, поворот. Что-то мягкое под ногами. А на стене — гладкий холодный рычаг, заклиненный обломком кинжала.

Чуть дальше на влажной стене я нащупала узкую щель, прикрытую заслонкой. Обдирая пальцы, сдвинула ее в сторону. На меня хлынули звуки. Глухие стоны, шорох пытающегося ползти человека, крики, плач, неразборчивые проклятия, скрежет клинка о чью-то кольчугу. Уверенные шаги десятка людей. Они прошли по коридору и замерли на мосту, с щелканьем взводя арбалеты. Тихий разговор зачищающих длинный проход стражников. Короткие уверенные приказы кастеляна. И отдаленный хоровой проникновенно-злобный волчий вой вперемешку с ржанием и криками… Оборотни в лесу гоняют светлых.

Чего или, вернее, кого я жду во влажной тишине надвратной башни? Тут важно быть честной хотя бы перед самой собой. Оставаться здесь нерационально, глупо и неудобно, куда правильнее было бы подняться на башню и оттуда изучить окрестности. Но ноги словно приклеились к полу. И нет ни сил, ни желания двигаться, будто из тела вытянули всю силу.

Я жду владетеля Кирана, хочу услышать его шаги, его голос, убедиться, что он в безопасности, в стенах замка Азурок. Мой оборотень… Это похоже на одержимость. Я буду наблюдать издалека, помогать, когда подскажут Оковы.

И я не рискну подойти ближе. Потому что боль ухода становится только сильнее, если ты оставляешь позади тех, к кому привязался. А уходить придется, рано или поздно… Когда мир перестанет шататься на краю пропасти, достигнув равновесия.

Но не сейчас!

Привычка к терпеливому ожиданию, выработавшаяся за годы и годы служения, никогда не подводила. Вот и сейчас зябкая прохлада, пробирающаяся под одежду вместе с запахом прогорклого масла и смазанного кровью железа, заставила поежиться. Мысли же продолжали выстраиваться четкими рядами.

Забавные иногда вещи происходят. Вот и сейчас тоже. Владетель был тем оборотнем, попавшим в ловушку совсем недавно. Высший посвященный. Значит, это была не простая ловушка, а божественная. Я его освободила. Он оказался мне должен. И разрешил остаться мне и моему ученику под крышей замка. Как все сложилось…

Пойди все чуть иначе, не было бы здесь меня, владетеля, Артира, и Азурок бы бесславно пал.

Вот она, кромка равновесия во всей красе. Умение пройти по грани, не скатившись вниз, — самое главное в моей службе.

А жизни, смерти, чувства… Не принимаются во внимание, кроме тех, что нужны на кромке.

Но все же это лучше, чем пустота безвременья. Да и выбора особого нет.

Шаги я расслышала мгновенно, легко вычленив их из ровного деловитого шума. Волчья неторопливая рысь, тихое клацанье когтей по камням, внушительный рык, после которого суета стала еще более деловой.

Все в порядке, все у тебя будет в порядке, владетель. Я прослежу.

Это только начало.

Под скрип поднимаемого моста я покинула башню.

Глава 2 НЕТ ПОКОЯ НЕЧЕСТИВЫМ

— Пора, — прошелестел ветер.

— Пора, — согласно кивнули макушками сосны.

— Пора, — пропела, огибая пороги, бурная речка.

— Вам пора выступать. — Владетель Азурока поднялся из-за стола, подзывая служанку.

Та подскочила, звонко стуча каблучками по каменным плитам, и принялась собирать со стола посуду. Фарфор, стекло и серебро мелодично позвякивали друг о друга.

Артир встал следом, его чуть резковатые, нервные движения выдал шелест ткани. Плотная материя камзола едва ли не хрустела. Буркнув что-то неразборчивое в качестве согласия, он покинул зал, слишком четко печатая шаг.

Один за другим вставали и расходились по делам друзья и соратники, обеденный зал терял жилой дух, возвращались на время покинувшие помещение легкие прохладные сквозняки, подлинные хозяева пустых комнат этого замка.

Бесшумно растворились слуги, унося с собой остатки трапезы. В камине угасал огонь, потрескивали, разваливаясь на угли, поленья, смолистый аромат плыл по воздуху, свиваясь кольцами, в трубах едва слышно завывал ветер.

Я же так и сидела на подоконнике, вслушиваясь в дребезжание бронзового переплета, мелко дрожащего под ударами непогоды, в тихий шум мелкой мороси, второй день сыплющейся с неба, и далеких птичьих криков.

Шершавые камни холодили спину, старая портьера собралась складками в ногах, тяжелой волной стекая вниз с карниза до самого пола. Потертый бархат щекотал ладони.

«Действительно пора», — решила я. Пора. Десять лет прошло, десять лет уже и мы, и мир балансируем на кончике иглы, надеясь не сорваться в пропасть. В Азуроке подросло новое поколение, Тьма едва-едва оправилась от поражения, начала набирать силу, медленно и осторожно расширяя границы герцогства.

Свет время от времени безрезультатно пробовал на прочность полог и отступал. Темный бог неспешно наращивал мощь, ведь посвященные ему продолжали рождаться на окружающих замок землях и дальше. И все мы, стражи Азурока, ощущали это мгновение…

Фыркнув недовольно, я соскочила с подоконника, осторожным касанием расправила портьеру и, ведя по холодной стене кончиками пальцев, побрела в оружейную.

С каких это пор про темных я говорю «мы»? Бестолковая обмолвка и весьма показательная. Мне уже не хочется уходить отсюда, хочется же устраивать перепалки с поварами, гонять по кругу Артира, выросшего во внушительного статного мужчину с кошачьими повадками, слушать голос моего герцога…

С каких это пор «моего» герцога? Вот уже почти десять лет, но только в мыслях.

Ветреный коридор, два десятка ступеней вниз, витые деревянные перила, отполированные за много лет руками хозяев и слуг. Звонкие каменные плитки под ногами, по галерее гуляет туда-сюда эхо. Сквозь щели в ставнях просачивается влажный воздух, морось оседает на стенах запахом прелой листвы, потрескивают фитили масляных светильников.

Щелкнув по ближайшей стеклянной плошке, прислушалась к глухому звяку. Полная, н-да. Кастелян порядок блюдет.

Кончики пальцев, поднесенных к огню, согрелись, кровь побежала быстрее, и печаль отступила, затаившись в глубине сознания.

Действительно, пора собираться.

Замерев у приоткрытой двери, я прислушалась.

В пропахшей маслом, кожей и железом оружейной громыхали старыми кинжалами и потертыми щитами трое мальчишек. Этих привела в замок лично я, совершенно случайно выловив посреди столичной ярмарки пару лет назад. Столица конечно же была совершенно другой страны — не разоренной и до сих пор не восстановленной Эннирии. Джориной война тоже не обошла стороной, но все же немного пощадила, ибо у власти изначально была династия светлая и вырезать всех поголовно темных не посчитали нужным. Ведь не посвященные в веру выжившие и их дети пригодятся в поденщиках и батраках.

Ребята оказались сиротами, беглецами и жили, перебиваясь воровством и попрошайничеством. И все трое считали, что это лучше, чем горбатиться с утра до ночи в полях и садах победителей. У меня они решили стащить кошель, но увы… На звонкие голоса парочки, дерзко распевающей на углу частушки, я не повелась и старшенького за руку поймала на горячем, можно сказать. И метку ушедшего темного бога разглядела очень четко. Тогда я поразилась, как кто-то из адептов Света не заметил, но позже поняла, что им нет до них дела. Боги этих ребят были мертвы.

Другое дело — посвященные от рождения Азуру. Этих приходилось спасать, часто прямо из-под носа королевской стражи. Выкрадывать ночью, выкупать из батраков, ломать ошейники и цепи. Тьмы опасались, поверженный, но так и не добитый противник страшил.

И загнанная в угол крыса становится опасна, а тут целый бог…

Неслышно скользнув внутрь, я прокралась вдоль стены, пересчитывая деревянные занозистые стойки и развешанные на них клинки, булавы и кинжалы.

Кашлянула.

Звяканье и заговорщицкий шепот тут же прервались, запахло паленым волосом.

— Солья, — протянули хором ребята, подкрадываясь ко мне.

Шелестели по камням босые ноги.

Шагнув вперед, я раздала каждому по подзатыльнику, перехватывая светильник у одного и набор метательных ножей у второго. Третьего поймала за шиворот дорожной куртки.

— И где вы сейчас должны быть? — встряхнув нарушителей, цыкнула зубом. — Непорядок! Быстро на кухню, живо, живо!

И, подпихивая упирающихся мальчишек, двинулась к выходу. Мимолетно коснувшись остриженных волос на макушках, провела по ребрам, заставив младшего хохотнуть, прихватила за запястье старшего, тянущегося к стойке с кинжалами, и вытолкала наконец всех в коридор.

— Ну, Солья-а… — тянули паршивцы хором.

Азур, ну до чего они худые! Все еще. Далаир их что, не кормит?

— Пошли, пошли! Нед, Тед, Тир, — начала я привычный нуднеж, добавив в голос гнусавости, — я вам сколько раз говорила, чтобы не смели лазить в оружейную в одиночестве. Кроме того, из замка вас не выпустят, и не надейтесь. Пусть вы хоть десять раз взрослые, пока ответственности не научитесь, ни в какой лес не пойдете!

— А…

— И в деревню тоже ходить запретят! Именем владетеля.

Ребята дружно застонали.

До кухни добрались без потерь.

Утрамбовав неразлучную троицу за маленький угловой стол, я вслушалась в деловитую суету готовящегося ужина. Прихватила пробегающую мимо повариху.

— Лир, — всегда узнаю ее по неровной из-за неудачно сросшегося перелома походке, — дай нам взвара, будь добра.

Та согласно угукнула и, выдернув расшитый рукав из моей хватки, побежала куда-то к шкварчащим плитам и пылающим жаром печам. Аромат свежей выпечки кружил голову. Надо бы с собой что-нибудь взять.

Присев на край стола, я задумчиво примолкла. Затихли и ребята, сбившись в кучку, словно мокрые воробьи. Глубоко вдохнув и вытащив из ножен один из клинков, начала:

— Вы, конечно, изнываете от скуки и считаете себя достаточно взрослыми, чтобы выйти за пределы полога. Но подумайте, прошу! — Лезвие скользило между пальцев, порхало вокруг ладони, ложилось на запястье. — Мы все еще балансируем на кончике иглы, противостоя в одиночку целому миру. Вы же желаете рискнуть ради развлечения, не задумываясь о последствиях. Вас ведь придется спасать…

Развернувшись, я перехватила у Лир тяжелый поднос, осторожно опустила на стол. Звякнули кружки. Составив тарелку с пирогами, пахнущими капустой и маслом, разлила взвар, придерживая пальцем край горлышка.

Пригубила терпкий теплый напиток, выискивая знакомые запахи. Сушеные яблоки, старый шиповник, малина, смородина, дикая вишня, пряные травки с замкового огорода.

— Вот что я скажу. Сейчас сдам вас Иверу.

Дружный страдальческий стон был мне ответом.

— Да-да, ему. Но это временно, а по возвращении, кстати, уходим мы сегодня в ночь, я займусь вами лично. Договорились?

Молчание было мне ответом. Прокашлявшись, я звучно брякнула кружкой о столешницу.

Старший, Тед, вздохнул и буркнул:

— Хорошо, Солья, мы это… тебя дождемся.

— Вот и договорились. — Подхватив пару пирожков и перевязь с ножнами, я двинулась на выход, лавируя между поварятами. В дверях обернулась: — Лад, отличные ножи подобрал, спасибо.

— Эй, эй, куда! — донесся до меня возмущенный крик.

К закату дождь притих. Напоенный влагой воздух глушил звуки, прижимал к земле запахи жилья, людей, дороги, наполняя мир вокруг ароматом елея, которым умащивают дары в святилище.

Один за другим мои спутники миновали арку ворот, двинулись к лесу.

Я тронулась следом.

Тихо лязгали цепи на барабанах, скрипели мореные доски, фыркали недовольно кони. Чуть дальше, у плещущегося водой рва, о чем-то шептался с герцогом Артир. Я в стороне вытаптывала траву, медленно вышагивая вокруг придорожного каменного столба-тотема.

У кромки леса ждала разудалая пятерка всадников, моя охрана, компания, порой в прошлом не брезгующая грабежами на дорогах разоренной Эннирии. Особенно они любили храмовые обозы и отряды городского ополчения. У них, разумеется, были счеты со светлыми. А однажды бывшим стражам развоплощенного Невиса не повезло наткнуться на Ивера, давней осенью отправившегося проведать родню. Или повезло. Воин был в хорошем настроении и убивать незадачливых разбойников не стал. И привел неудачников в Азурок живыми.

Да, пригнал хлыстом по спинам, но все же! Все пятеро прижились в деревне, запрятанной в предгорьях, присягнули герцогу и порой выполняли некие особые поручения, что доставляло им огромное удовольствие. И повышало благосостояние.

Один из них, Трин, даже женился после особо удачного рейда, в замке сейчас воспитывался его мальчишка, неуклюжий шумный разрушитель всего сколько-нибудь ценного. «Синеглазый монстр, — жаловалась на него прислуга. — Весь в отца». Насчет глаз не знаю, но голосом и живостью он явно пошел в мать, Джаю, — волчицу, самую громкоголосую оборотницу герцогской стаи.

Нас сипло окликнул старший пятерки, Редвин. В сознании всплыл образ — вечно простуженный голос, меховой жилет и анисовая пастила от болей в горле. Для него и его людей нынешнее путешествие — просто развлечение, легкая необременительная прогулка. Проводить туда-обратно да в пути и на месте оберечь от неприятностей. Мне предстоит более сложное дело.

Стоит поторопиться.

Я нетерпеливо двинулась по дороге, таща за собой лошадь. Вот кому больше всех не нравятся ночные вылазки. Я же порой только ночами и выбираюсь в лес, проветриться и вслушаться в песню этого мира, все еще замершего на грани падения. Но сегодня надо не просто прогуляться с волками, а пересечь невидимую границу и выйти из-под полога Азура, а с рассветом ступить на главный Северный тракт.

Мы отправляемся на турнир.

Мой ученик наконец закончил разговор. Я не вслушивалась в содержание, привычно наслаждаясь звучанием. Голос владетеля по-прежнему действовал на меня неподобающе. Даже за три дюжины шагов я легко разбирала малейшие интонации, отвлекалась, падая в пропасть мечты.

И вот опять! Едва не пропустила краткое колебание эфира и легкую дрожь темного полога, проскользнувшую по спине волной мурашек.

Все верно, Киран приглушил лежащее на нас благословение бога-покровителя, дабы раньше времени Свету не стало ясно, кто и зачем приехал на турнир.

Да не на простой рыцарский турнир, а на Большой королевский, включающий и состязания вольных бардов всех стран.

В нем придется принять участие. Солья Свирель представит взыскательному слуху высокородной публики своего единственного ученика.

Артир готов, уверена, а вот я…

Но оковы тянут меня на юг, интуиция герцога и странное чувство сродства с Тьмой бывшего принца зовут туда же, явственно подстегивая поторопиться. А Азур предостерегает от опасности. Пусть и слабый, прикованный к последнему святилищу, он все еще бог. И он чувствует что-то… Шанс, порой мне кажется, он чувствует свой единственный шанс.

Жизнь и смерть танцуют на кончике иглы, старательно выдерживая равновесие.

В общем, мы едем, потому что другого способа взглянуть на королевскую семью Ирсы глазами Тьмы не существует.

Передернувшись, я взобралась в седло и двинулась вперед, привычно считая шаги и правя на звяканье сбруи Нэшановой лошади. Тот привык украшать узду медными чеканными бляшками с древними оберегами, а потому при движении напоминал звонкий ксилофон.

Ночной лес был полон звуков. Мелодия дикой чащи сливалась из птичьего гомона, стрекота насекомых и отдаленного воя диких волков. Ветер трепал листву и одежду, гонял по тропе ошметки травы. Ритмично стучали копыта, тихие голоса спутников сплетались с шелестом ветвей. Сама собой начала складываться мелодия. Флейта. Скрипка, немного печально. Барабан… еще скрипка, нет, альт…

Осторожное прикосновение буквально выбросило из сосредоточенности.

Вздрогнув, я резко развернулась, хватая нарушителя за руку. Нащупала витой браслет с большим гладким камнем в зубчатой оправе. Раздраженно рыкнула:

— Ар-ртир! — и влепила подзатыльник, для чего пришлось привстать на стременах.

Ученик почти рассмеялся, я прекрасно расслышала его сдавленное фырканье.

— Простите, айе Солья, — выдохнул он.

— Паршивец, настрой сбил. — Ссутулившись, я расслабленно прилегла на шею лошади.

— О, мои извинения. — В голосе бывшего принца, а ныне короля в изгнании добавилось искренности. — Но дядя просил вам передать…

Шуршание, звяканье.

Я протянула руку, в раскрытую ладонь легла полоска мягкой ткани. Плотная, гладкая, удивительно прочная атласная лента, расшитая по краям затейливым узором. Жесткая нить, наверное, золотая, складывалась в завитки и спирали, а на концах закручивалась во что-то невообразимое. Сквозь путаницу нитей, однако, прощупывалась вышитая гладью личная эмблема владетеля Азурока — волчья голова в профиль.

— Это сигналка. Если надорвать кончик, айе Киран почувствует и попытается открыть портал. Азур позволит одно перемещение.

— Двустороннее? — Я ласково погладила расшитый атлас.

— Да. — Артир вздохнул. — Надеюсь, не понадобится.

— Надежда — глупое чувство, — машинально ответила я, прикладывая ленту ко лбу и завязывая узлом на затылке.

Короткие волосы неаккуратно встопорщились, длинные концы пощекотали шею, но я только улыбнулась.

Это же подарок, почти настоящий. И нить, и ткань закляты на крови того, к кому должно уйти сообщение, и лично им, последним посвященным темного бога, иначе бы создание амулета наподобие того, что десять лет назад привел сюда светлых, не было бы возможным. Теперь, если что, и мы сможем преподнести сюрприз.

Спасибо…

Я поторопила лошадь, аккуратно обгоняя пятерку бывших стражей и ученика. Не стоит им видеть моего лица, мечтательная улыбка барда не настолько интересное зрелище, чтобы им делиться. Это мое, только мое.

Северный тракт тянется через всю Эннирию на юг, до самой Ирсы, там превращаясь в Столичный. И никогда не пустует. Поэтому появляться на дороге лучше ранним утром.

В последний раз пригладив волосы, я проверила одежду. Рубаха из плотной ткани, дорожный плащ, куртка. Засапожный нож, посох. Все простое, без вышивки и украшений, практичных немарких цветов. Только сапоги дорогие, замшевые, с тиснением на голенищах, со звонкими набойками и жесткими витыми шнурами, затягивающимися на лодыжке.

Потянув за поводья, свободной рукой раздвинула кусты, выбираясь на тракт. Артир вылез следом, аккуратно отпуская упругие ветви на место. Пыльная листва с шелестом расправилась, прохрустели под ногами сучья. Ученик прошелся по траве, ступил на дорогу, потоптался. По плотно уложенным плитам пошел гул. Глухо громыхнули копыта, звякнули стремена.

Взобравшись в седло, бывший принц предложил:

— Я поеду вперед, — и хмыкнул, перехватывая кошель. — Благодарю.

— Да не стоит, — заметила я, улыбнувшись куда-то в пространство. — Это на всю поездку. На двоих.

— Но…

— Мы скромные барды, Тир. — Напомнив о реальности, я поднялась, потянулась, крутнула посох и резко опустила на дорогу.

Заинтересованно прислушавшись к долгому переливчатому эху, не обратила внимания на то, как Артир исчез, двинувшись на юг. Только веселая песенка взметывала в воздух стаи птиц и поднимала с лежки волков и кабанов. Самостоятельный стал!

Вообще-то ученик здорово изменился за прошедшие годы. Давно исчез избалованный, истеричный и капризный мальчишка. Сейчас меня сопровождал молодой мужчина, невысокий, приятной, но обыденной внешности, по большей части весьма серьезно относящийся к жизни, но порой становящийся абсолютно безбашенным. Властный, удачливый и, как оказалось, талантливый, он перенял от оборотней, с которыми много общался, мягкую крадущуюся походку, манеру хищно щуриться на небо и звериное чутье. Как это случилось, понять невозможно, но в результате из Тира получился отличный интуит.

Артир с гиканьем унесся дальше по дороге.

Да, я научила его дышать, петь и играть на десятке инструментов, вслепую кружить с шестом и мечом, неслышно танцевать вокруг противника, творить гармонию и разрушать мрак, но нервы мои он виртуозно терзает самолично.

Не люблю ездить верхом.

Свистнув, подозвала кобылку, на редкость флегматичное создание из конюшен герцога. Подхватила повод, потрепала по шее, проверила переметные сумы, подпруги и нащупала стремя.

Подтянулись, утвердились, двинулись.

На чем я остановилась? Скрипка, флейта, барабаны, альт…

Мелодия неторопливо вела меня по дороге, мимо проплывали деревья, кусты, потом, когда солнце начало припекать макушку, лесные прелые и влажные ароматы сменил суховатый травяной запах некошеных полей. Откуда-то потянуло дымком. Можжевельник, ольха, малина, мята, бузина… В придорожном трактире работала коптильня.

В благостный ритм рождающейся песни ворвался неровный топот. Босые ноги часто-часто шлепали по пыли, следом тяжело грохотали подкованные ботинки, неслись раздраженные хриплые вопли. Прокуренный голос обещал тяжело дышащему беглецу все муки ада, если…

Подавшись в сторону, я нагнулась и легко подхватила за шиворот сипящего мальчишку. Перекинула через седло, придерживая брыкающиеся ноги, провела по спине, пересчитывая ребра под грубой домотканой рубахой, кончики пальцев кольнуло, едва я коснулась тонкой цепочки на шее.

— Дурачок, — шепнула на ухо затихшему ребенку и выпрямилась, вытягивая вперед руку: — Приветствую.

— Эх-кха, — выдал мне прокуренным голосом преследователь, замирая в паре шагов от морды лошади.

Глубоко вдохнув, я ощутила запах пота.

— Что в столь погожий день подвигло вас на недостойную такого внушительного человека торопливость?

— Эт, пар-ршивец!

Мальчишка у меня на коленях дернулся, пытаясь выскользнуть.

— Да? — чуть склонив голову, уставилась я в пространство.

— Паршивец мой, батрачонок! Опрокинул кувшин змеиного клея на гостя!

— Не на моего ученика, надеюсь? — Тишина. Я улыбнулась. — Солья, бард.

— Ниран, Вер Ниран.

— Очень приятно, айе Ниран. Так вам помочь доставить беглеца?

— Да-да, был бы очень благодарен, айе Солья.

— Так пойдемте. — Придержав рвущегося прочь мальчишку, я поторопила лошадку. — Самое время перекусить.

Первым, кто встретил нас у ворот трактира, был Артир.

Едва слышно напевая старинную балладу, он неспешно правил о ремень дорожный кинжал, прислонившись к столбу. Шуршание и вжиканье почти заглушало чье-то сопение.

— Вот видишь, все в порядке с твоим братом, никто его в канаве не утопил.

В ответ на резонное замечание сопение стало только громче и печальнее.

Вздохнув, я спустила вниз закаменевшего мальчишку, спешилась и, перехватив посох, шагнула в ворота. Концом привычно нащупала створки и не промазала. Скинула поводья подскочившему конюху.

Так. Шагаем. Ровный утоптанный двор, короткий тычок Тиру и его молчаливому собеседнику, три ступени. Обойти лужу из медленно разъедающего доски клея. Дверь.

Ученик шел следом, замыкал короткую процессию хозяин, волочащий своих поденщиков.

Обслуживали нас под свист розги, доносящийся с кухни, что не лишило аппетита никого из гостей. Наказания батраки получали регулярно, и если переживать о каждом отстеганном работнике, можно с голоду умереть. К тому же это будет их последняя порка.

Я занялась копченой дичью, привычно вычленяя среди разговоров интересное и важное. Новости, сплетни и слухи порой оказывались более полезными, чем все тайные документы…

Купцы слева обсуждали растущие цены на ткани. Я мысленно усмехнулась. Здешний лен все больше хиреет без благословения темного, потому и дорожает товар.

Двое в углу спешили на турнир, собираясь не участвовать, а поправить денежные дела путем банального грабежа, у входа сидел, потягивая теплый взвар, Редвин, старательно оттирая от подметки остатки змеиного клея. Вот на кого эта гадость попала. Хм…

Коснувшись руки Тира, старательно обгрызающего кость, я спросила:

— Метку на детях заметил?

— Угум-с. — Ученик шумно сглотнул. — Это новенькие, из Исоры.

— Скажи Реду, пусть выкупает мальчишек.

Мимо плавно прошествовала разносчица, позвякивая бокалами, расставленными на подносе, и обдавая нас ароматом мяты и лугового василька.

Из раскрытых дверей кухни дохнуло боярышником и свежей зеленью для жаркого, а в двери, распахнув створки едва ли не пинком, ступил, позвякивая шпорами и галунами, паладин Света.

Пожалуй, мы здесь задержимся ненадолго. Я задумчиво потянула из рукава флейту.

Три баллады спустя мы двинулись дальше, оставив Реда препираться с хозяином насчет темных мальчишек, а паладина, вызванного в свидетели, нависать над ними, порыкивая и угрожая мизерикордом.

Дороги и дни тянулись ровной нитью, сплетаясь и размывая границы. Погрузившись в то особое состояние внутреннего сосредоточения, я почти перестала обращать внимание на окружающий мир, позволяя телу самостоятельно выполнять заученные движения. Разум же блуждал в воспоминаниях, перебирая драгоценные жемчужины и простую речную гальку мелодий, складывая и изменяя, пытаясь выбрать самое безупречное решение и стараясь не забыть, что этот турнир будет дебютом Артира. Игра на сей раз для него, я только на подстраховке.

За этими мыслями я не заметила, как была пересечена граница и Столичный тракт довел нас до Ириссы, столицы Ирсы.

Пустырь перед крепостными стенами встретил ударной волной шума. В какофонии криков, грохота и ржания, эхом гуляющей между каменных башен, можно было потеряться.

На несколько мгновений людей накрыло мелодией светлого гимна. Благословение на миг придавило к земле, заставляя склонить голову. Но резонирующий звук, отражаясь от стен, рассказал мне все необходимое.

Мимо строящихся трибун и подмостков, через размечаемое командой поденщиков и шумным распорядителем батальное поле к раскинутым поодаль шатрам. Хлопали расправляемые полотнища, на натянутых до звона канатах трепетали, пощелкивая, вымпелы. Выставив руку, я поймала край бархатного флага, пробежалась кончиками пальцев по вышивке. Согласно табели о рыцарских рангах на турнирах, подобных этому, во внешнем круге шатров располагаются незнатные участники, обладатели железных шпор и простых пустых гербов. Говоря о табели бардовской, какой бы то ни было порядок искать в ней не имеет смысла. Основной принцип только один — кто наглее и смелее, тот в центре.

Так что, отложив размышления, я просто двинулась за Артиром, без труда прокладывающим дорогу среди бивачной суеты. Его вел раздражающе диссонансный гитарный наигрыш, пробивающийся даже сквозь громыхание доспехов. Отшатнувшись от едва не вышибившего из седла штурмового копья, я разминулась с верховым оруженосцем, недовольно шипящим ругательства.

Обернулась, дернув его за ворот, рявкнула:

— Я больше слов знаю! — и шлепнула его понурую кобылу по крупу, зажав между пальцев кусок пряжки.

Лошадка взвилась на дыбы, раздавшийся позади грохот упавшего копья, а затем и в голос кроющего всех и вся всадника добавили какофонии приятную нотку.

Я чуть улыбнулась. Иногда хочется расслабиться и сотворить какую-нибудь глупость. Хотя бы такую.

Нырнув следом за Тиром под полог шелкового праздничного шатра, привычно выставила вперед ладони, споткнулась о длинные ноги гитариста, терзающего инструмент у самого входа, и плюхнулась на потертые бархатные подушки. Ученик занял место за спиной, мрачно вздыхая.

Это почти традиция: бард из Режины всегда сидит в дверях, я всегда о его ноги спотыкаюсь, хотя конечно же могу и переступить. Но имею я право на причуды?

— Приветствую, Риан. Что нового здесь?

Тот отложил шестиструнку, задернул полог, отсекая царящий снаружи бедлам.

Руки привычно подхватили разъездную доску и стило, отметили на тонком воске день прибытия. Мы последние, как обычно. И разумеется, на подмостки выйдем в самом конце. Артир довольно хмыкнул, я согласно кивнула. Будет больше времени на знакомство с королевской семьей.

А вот вслушиваться в интриги, бурлящие среди бардов, не было ни желания, ни необходимости. Потому где-то полсвечи я просто дремала, отрезав сознание от гула голосов, только изредка вылавливая звонкий говорок Тира, снующего среди коллег.

Развалившись на подушках, методично наглаживала вышивку, перебирала осыпающийся бисер, тихо переговариваясь с Рианом, кивала знакомым, из вежливости подходившим для формального приветствия, и неподвижным взглядом буравила затянутое дымком от курящихся благовоний пространство.

Политика в лице нынешнего старшины гильдии, тяжеловесного представительного старика, восхитительного баса Джеильо, пришла ко мне сама. Он присел рядом, обдав ароматом ванили, приветственно коснулся моей руки натруженной ладонью.

— Надо поговорить, айе Солья, — шепнул Джеильо на ухо, щекоча щеку пышной гривой. От него пахнет тимьяном и тревогой, толстые пальцы перебирают четки, деревянные бусины со щелчками передвигаются по витой нити.

— Хорошо. — Я согласно кивнула, поднимаясь. — Только давайте выйдем проветримся.

От благовоний кружилась голова. Опершись о тканую стену, я чуть приостановилась. Мерзкое состояние!

Деловой разговор начался с неожиданного и опасного вопроса:

— Солья, куда ты дела выкупленного у Квила подмастерья?

Я поперхнулась, выпрямилась, хватаясь за запястья, окольцованные браслетами. Те спали. Нервно дернула скрытые ножны.

— Тише. — Старшина перехватил руку. — Дальше меня это не пошло.

Я резко выдохнула. Хорошо, хорошо… Какое, демоны его побери, совпадение! Единственный ребенок, которым занималась лично три года назад, совершенно бесталанный постреленок с меткой Тьмы, отданный с торга за бесценок в цирковую труппу. Никто, кроме меня, барда, не мог бы его выкупить. И вот поди же! Докопался старшина, хотя и с Квила обет был взят, и труппа уже давно распалась.

Но что отвечать? Джеильо, вопросительно глядя, замер и чуть приобнял меня за плечи, лишая маневра.

Ох, только бы охранители не вмешались.

Расслабиться!

— Мир не без добрых людей, не все так уж безжалостны к темным детям, — аккуратно высвобождаясь из обманчиво мягкого захвата, проговорила я. — А барда из него все равно не вышло бы, а так пристроила на ферму, живет себе, огородничает.

Всё — чистая правда, Джеильо ведь к ней чувствителен, ложь и недоговоренность чует безошибочно. И сам не врет никогда, и не стесняется других окоротить, если что почует. Безмерно уважаю этого смелого и принципиального гильдейского судью. Но секреты разглашать не буду. Права такого не имею.

— Большего не скажу, и не давите.

Старшина согласно хмыкнул и заметил:

— Выспрашивать и не собирался, а вот о содействии попросить рискну.

Я склонила голову:

— Рада буду помочь.

Дорожный посох неспешно постукивал по булыжной мостовой. Позвякивал прицепленный к навершию колокольчик. Купленный в музыкальной лавке медный малыш с простой гравировкой в виде подковок должен был нести удачу.

Сегодня фортуна улыбнулась малышу, рожденному под сенью темного бога, его деду, не пожелавшему, подобно матери, отказаться от родной крови, да еще Нэшану, вынужденному отправляться обратно в Азурок в компании годовалого младенца.

Возможно, повезло и мне, потому что иметь в должниках старшину гильдии очень полезно. Сейчас эта мысль была отложена в самый дальний уголок разума. Я просто отдыхала. Недолгое пребывание в центре шумной стройки неожиданно сильно меня утомило. Голова по-прежнему побаливала от благовоний, в ногах скопилась тяжесть, словно на лодыжки нацепили колодки.

Старею, кажется…

Широкая тропа петляла между садов и рощ столичного предместья, среди каменных и деревянных особняков. Тихий район медленно накрывало густым пологом вечерней прохлады, густо замешенной на аромате цветущих осенних роз. Где-то заливались лаем псы, скрипело колодезное колесо, перекрикивались дети. Звякали алебарды охраны.

Приятное местечко, куда редко заглядывают чужаки, прекрасно подходящее для того, чтобы растить детей. Жаль, что одному так не повезло. Придется малышу при кормилице, да в глухой лесной деревушке…

Встряхнув головой, вновь заставила назойливые мысли убраться на самое дно сознания.

Странные какие-то они. Завистливые и злые, что ли? Материнский инстинкт проснулся, кажется. Точно, старею.

С едва слышным шипением один за другим начали загораться масляные фонари, потянуло горьковатым дымом. Под ногами утоптанная земля сменилась брусчаткой, а затем и каменной мостовой. И, свернув, я вышла на тракт.

Так… Крутнув посох, развернулась и бодро зашагала в сторону раскинувшихся поодаль шатров.

Сегодня, в первый день турнира, не происходило ничего интересного. На поле с энтузиазмом раз за разом сшибались рыцари большого круга, порой даже пренебрегая полным облачением. Но лязг и грохот все равно стояли оглушительные. А уж радостный рев толпы простолюдинов, едва не проламывающих ограждение в полном восторге от редкого зрелища… С дороги звук казался чуть приглушенным из-за накрывающего пустырь тончайшего полога беззвучия. Прикосновение к нему заставляло передергиваться от холода. Казалось, будто ледяных сосулек за шиворот кто-то насовал.

Сам полог мешал ориентироваться, смазывал звуки, запутывал направления, ловил отражения слов, и казалось, что я нахожусь в тоннеле с зеркальными стенами. Вокруг меня гуляло эхо. И надвигающуюся сзади кавалькаду я заслышала далеко не сразу. Конский топот, бряцанье сбруи, скрип кожи и медоточивая придворная разноголосица застали врасплох.

Вздрогнув, я отшагнула в сторону, нащупывая посохом обочину. Нога поехала на скользкой траве, и, с чавканьем съезжая в канаву, я ощутила, как сжимаются на запястьях золотые оковы, наливаясь силой.

Балансируя на склоне, всмотрелась в проходящую мимо кавалькаду. Гвардия, разряженная в пух и прах, сверкала галунами в лучах заходящего солнца, кортеж из придворных дам и кавалеров на тонконогих породистых скакунах окружал парадный королевский выезд. Голубой и бежевый, геральдические цвета династии, серебряные цепи Света и темное кружево скованной силы.

Король — обрюзгший тиран, бледная, надменная королева и их дочь. Девушка, почти девочка, черноволосая и синеглазая, тонкая, болезненная. На вид покорная, но пылающая внутри. Ее силу прикрывали и сковывали цепи паладинов, не давая дару развернуться. Поджав губы и глядя куда-то в пространство, прямая, словно палка, едва шевеля запястьями, принцесса правила своей пегой лошадкой. Она выглядела словно преступница, ведомая на эшафот.

Похоже, принцесса жила через силу, на износ, замерев на грани в неустойчивом равновесии.

Сколько ей лет было, когда кончилась война? Семь, может быть? Еще слишком мала, чтобы получить предназначение или избежать плена, но достаточно взрослая, чтобы понимать происходящее.

А предназначение у нее есть. Тьма вокруг нее густая, яркая, живая, трепещущая прижатым к телу шлейфом. И серебряные оковы наверняка причиняют боль, хотя имеют вид легких и тонких витых браслетов с алмазами.

О, Азур, почему ты, бог, так любишь иносказания? Впрочем, ты не хотел давить и предопределять исход, да? Ну, тут я особо вариантов не нахожу. Именно без вариантов, девочку надо забирать.

Проводив взглядом кавалькаду, пересчитала паладинов охраны и, опершись на посох, вспрыгнула на дорогу. Притопнув, бодро двинулась к шатрам.

Пора, пора просыпаться. А то совсем раскисла.

Старею, да?

— Не дождетесь, — задрав голову, пообещала бездонному ясному небу.

Не дождетесь.

У трибун, где разжигали на пробу дымные плошки с ведьминым огнем, велось обсуждение парадного выезда королевской четы. Я не вслушивалась в экспрессивное выступление распорядителя и в мерный, словно маятник, голос кого-то из придворных. Редкие равнодушные реплики его величества тоже не вызывали интереса, как и щебетание фрейлин с королевой.

Прислонившись к опорному столбу, обтянутому грубой мешковиной, и аккуратно настраивая старую гитару Артира, я вслушивалась в иные голоса.

Принцесса, глуховатый сдавленный тенор, странно не соответствующий ее внешности, словно отпечатавшейся в памяти. Трое бардов помоложе, пара учеников и Артир, допущенные в раздавшийся в стороны круг охраны, дабы развлечь ее высочество.

Я вслушивалась не в слова, но в интонации, в шорох ткани, в чужое дыхание. Сквозь вязь слов проступал, словно барельеф, эмоциональный диалог.

Безнадежность, усталость.

Уверенность, обещание.

Удивление, надежда.

Легкая ласка, клятва.

Благодарность.

Ученик мой, ты великолепен.

Голос принцессы наливается жизнью, она тихо смеется над чьей-то шуткой, щелкает веером. Один из кавалеров, помедлив мгновение, кружит ее в изящном пируэте. И все мужчины, дружно склонив головы, молят о милости.

Для единственного, лучшего из лучших, победителя будет великой честью принять венок из рук прекраснейшей из прекрасных, милостивой из милостивых, добрейшей из добрейших принцесс.

С полученным ими лукавым согласием они, весело переговариваясь, расходятся, оттесняемые бряцающей железом стражей из круга избранных.

Принцесса гаснет, словно свеча. Снова в голосе усталость, смирение, непонимание, печаль.

Артир идет ко мне, четко печатая шаг.

Подтянув его поближе за шнурки распущенного камзола, резким жестом оборвала оправдания и прошептала на ухо:

— Тебе придется постараться выиграть турнир, ученик.

Наши руки мимолетно соприкоснулись, и, придержав Артира за рукав, я заложила за потертый саржевый обшлаг записку. Сложенный вчетверо листок был вдоль и поперек исписан затейливыми комплиментами и пожеланиями, а где-то между строк затерялась просьба о встрече.

— О да.

— Сам выбирай музыку, это твой дебют.

— Я уже выбрал, — тронув струны переданной ему гитары, заметил будущий бард.

Я уловила в его голосе новые, смутно узнаваемые обертоны.

— И какую же? — спросила задумчиво, перебирая в памяти оттенки эмоций.

Удивленно и печально хмыкнула. Себя я ловила на таких интонациях, когда осмеливалась говорить вслух о чувствах… Себя.

— Балладу о принцессе Инея, — выдохнул Артир напряженно.

— Она тебе понравилась, — шепнула я в ответ, имея в виду ее высочество.

— Да. И действительно сильна, хотя и нуждается в помощи… Мы просто обязаны, — Артир зачастил, глотая слова, — ее тьму убивают, и мне кажется, это не просто тьма, а что-то большее. Когда стоишь рядом с ней, такое чувство… — Он задумчиво цокнул языком. — Немного напоминает то, что я ощущаю рядом с дядюшкой. Солья, она правда красива, и ее надо спасать.

Знаю. И кого ты уговариваешь, мальчишка, полный смятения и азарта? Себя или меня? Конечно, мы будем вытаскивать посвященную, хотя и не планировали устраивать беспорядков.

Я согласилась:

— Что ж, это, вероятно, судьба. И твой выбор. Я внесу в программу балладу. Иди уже, распевайся.

Понятливо кивнув, бывший принц растворился в суете последних приготовлений. Ловя его легкие шаги, я позволила себе на пару мгновений задуматься о превратностях судьбы, любви и равновесия. Бессмысленное и бесполезное дело. Стоит заняться делами.

Стоя за кулисами, глубоко и мерно дышу, поглаживая лаковую флейту. Сегодня моей помощницей будет она, а не верная свирель, которая незаслуженно считается плебейским инструментом. Артир стоит рядом, ловя отголоски куража, уносящиеся ввысь вместе с последними нотами веселой разудалой плясовой, обзываемой придворным «танцем давно исчезнувшей Стахии».

Меня же занимает решение задачи с пятью неизвестными. Баллада о принцессе Инея предназначена для оркестрового исполнения. Флейта, скрипки, альт, барабаны, клавиши — и не только они. В классическом придворном исполнении важен голос солиста, оттеняемый сложной полифонической мелодией. Но здесь и сейчас… Как бы я не гордилась учеником, до разработанных годами тренировок талантов ему далеко, а значит… Значит, только удача, только вдохновение, только сила.

В конце концов я бард. Со мной сегодня на сцену не выйдет оркестр, но можно заставить зрителей поверить в то, что он есть.

Сжав руку на запястье Артира, почти выволокла его на сцену, отдернув атласную занавесь. Поклонилась коротко, отступая назад и вслушиваясь в хрипловатый голос герольдмейстера, представляющего нас.

Шепнула:

— Ты справишься. Пой для нее. Смотри на нее, дыши ею. Живи ею. Заставь ее поверить.

Ученик глубоко вздохнул, успокаиваясь.

Нога в сапоге с мягкой подметкой начала выбивать такт.

Трибуны привычно затихли, только чужое дыхание и густой аромат смеси благовоний, облаком накрывавший сцену, выдавали присутствие зрителей.

Пять, четыре, три, четыре, два аккорда в третьей четверти.

Начали.

Это твой дебют, Артир.

Мелодия затопила пространство, ясный голос взвился тугой спиралью, и я отступила в тень, позволяя себе слиться с декорациями.

Заставь их поверить…

Музыка, рожденная воображением, ворвалась в реальность.

Зарокотали барабаны.

Зарыдали скрипки.

Сплела изящную вязь флейта.

И перед нами раскинулся целый мир. Завороженные, зачарованные и замечтавшиеся люди словно погрузились в иную реальность. Туда, где разворачивалась легенда, где творилась история, где любовь побеждала зло и благородство еще не было пустым звуком.

А я безуспешно пыталась изгнать из памяти, казалось, давно забытую мелодию. Но пальцы все так же непослушно вплетали в плавный напев резкие сильные аккорды.

Баллада от этого хуже не стала.

— Пора, — прошептала я на ухо Артиру и выскользнула из набитого празднующими бардами шатра в пыльные осенние сумерки.

Моего отсутствия никто не заметит, потому что все барды уже изрядно пьяны. От вина и от радости за победителя. Несмотря на все гильдейские дрязги, эта радость чиста, потому что в каждом из нас, даже в самом скучном придворном менестреле, горит искра истинного таланта. А он согревает и очищает душу, хотя бы ночью, хотя бы ненадолго, хотя бы чуть-чуть.

И я не хотела уходить, действительно. Редкий момент общности, ощущение единства, семьи, ратующей за свое удачливое дитя…

— Это ради всех вас, ведь в конце концов Света без Тьмы не бывает, а проследить за этим — дело Равновесия… — пробормотала я, ныряя в плотную даже на ощупь тень.

Воздух слово загустел, опускаясь на землю сметанной пеленой.

Раскинувшийся на пустыре городок был тих. Перед завтрашней свалкой спали рыцари, оруженосцы, слуги. Дремала стража у потрескивающих костров, фыркали у коновязи лошади. На трибунах для простолюдинов расположились похмельные плотники. Дружный храп прекрасно глушил мои шаги, запах их перегара даже перебивал аромат ночных тубероз, ровные ряды которых тянулись вдоль одной из городских стен.

Их запах, разносимый легким ветром, мутил разум и рассеивал внимание.

Я, не скрываясь, скользила по обочине дороги, перетекая из тени в тень. Под ногами шелестела подсохшая трава, по стене неспешно, бряцая железом, брели сторожа. Одуряюще пахнущие цветы стелились под рукой шелковой волной, шипы бессильно скользили по голенищам сапог.

Две дюжины шагов — и под пальцами проступают очертания каменных блоков фундамента. Прохладные, гладкие, без щелей.

На миг задумавшись, я подхватила с пояса «кошку».

Еще немного времени, чтобы отмерить веревку и дождаться смены караула.

Треххвостый стальной крюк раскрутился и взлетел, тихо звякнул, впиваясь в настил.

В своей вечной темноте я мягко улыбнулась.

Не нужна для авантюр сила, достаточно умения. Не обязательно видеть, достаточно ощущать. Не обязательно знать, достаточно слушать внимательно.

На выдохе, начали.

Взбежать вверх, перекинуть веревку, соскользнуть вниз, незаметно просочиться сквозь неаппетитные трущобы и более респектабельные, залитые ароматом свежей выпечки районы, сквозь мостовые внутреннего кольца, сыграть в прятки со стражей в дворцовом парке…

В ритме быстрого южного танца, раз, два, три, разворот среди тонких стволов, раз, два, три, мимо клумб, по гравийной дорожке, вдоль забора, ведя по гладким доскам кончиками пальцев.

Переждать обход в каменном гроте, где в подставках курились сандаловые палочки. И застыть у калитки, напряженно вслушиваясь в живую дышащую темноту, привычно обнимающую меня за плечи.

А теперь подождем. Послушаем.

В узкой декоративной нише стояла изящная мраморная статуэтка. Юная танцовщица, воздевшая вверх руки, занимала едва ли половину пространства. Так что я все ж втиснулась рядом. Задумалась.

Уходить придется быстро, так или иначе. Не прячась, по прямой, на одном везении. Значит, слушаем, запоминаем.

Мерные шаги стражников, шуршащих сапогами по гравийным дорожкам, складывались в график патрулирования. Шелест ветвей и аромат цветов — в план обширного ухоженного парка. Крепостные стены, ворота, двери и распахнутые ставни дворцовых пристроек нарисовались под скрип петель и звон цепей. Запах свежей выпечки подсказал, где живет прислуга.

Впрочем, внутренние планы дворца не особенно нужны.

А точный план парка никак не получится узнать. Не думаю, что мою звонкую распевку в ночи гвардия и паладины примут как должное. Но разведанного достаточно.

В точно назначенный момент за стеной послышались легкие шаги. Заполошное, нервное дыхание, шуршание атласных юбок, едва заметный флер ромашек, тихое звяканье серебряных браслетов. И ощущение сдерживаемой, напряженной силы, стремящейся вырваться на свободу и разорвать, сокрушить, уничтожить обидчиков.

Так…

Я буквально видела, как Тьма, почуяв свободу, рвется сквозь оковы. И она не пожалеет ни носителя, ни ее окружения.

Пора…

Да.

Мир замер в точке равновесия. На кончике иглы. Куда качнется.

Тишина. Мы словно заключены в большом пузыре, принцесса у калитки и я в нише за стеной.

— Есть здесь кто-нибудь? — Страх и решительность в голосе.

Ее руки ложатся на прутья решетки, надавливая.

Я помогу.

Шаг в сторону, вперед, впиваясь золотящимся взглядом в бледное личико.

Губа нервно закушена, в глазах — отчаянная надежда.

Мои руки ложатся на прутья рядом. Слова тихой мелодией скатываются с губ:

— Владетель Азурока нижайше просит вас почтить его дом своим присутствием.

Это должно быть ее и только ее решение. Такова воля Равновесия. Только добровольно и осознанно принцесса может шагнуть во Тьму.

— Да, — выдыхает девушка. — Да!

И дергает калитку.

Петли пронзительно скрипят.

Я шиплю, резко перехватываю тонкие запястья, буквально выдергиваю ее высочество через щель, оставляя на стене клочья светлого тонкого шелка.

Плохо, что светлого.

— Побежали.

Оковы мои наливаются огнем. Сила струится по пальцам, сжимающим руку девушки, обжигает нежную кожу. Звенят браслеты. Принцесса чуть вскрикивает, но серебро, оплетенное золотом Равновесия, затихает.

Я чувствую, как начинает утекать отмеренное нам время.

Неслышными тенями мы петляем среди деревьев, ветви послушно уклоняются, сминаются розы, где-то теряются легкие туфли принцессы. Она охает, но, стиснув зубы, продолжает бег.

Мы — ветер сегодня, шелест в траве, скрип в ветвях, безумие в цветах.

Забор. Чужие шаги.

Обхватив принцессу за тонкую талию, я подбросила ее вверх, перекидывая через острые ники. Оставив на них еще пару клочьев, девушка неловко приземлилась. Я взлетела следом миг спустя.

Рывок, бег сквозь город, пролетающий мимо размазанными пятнами домов и парков. Угрюмая городская стена. Стоп.

Положив руки на камни, я ощутила, как натянулся светлый сторожевой полог. За спиной застыла, тяжело дыша, юная принцесса.

— Как тебя зовут?

— Нисса…

— Ты молодец, Нисса. Хватай меня за шею. Сзади. Крепче.

«Кошка», пропитанная силой, взметнулась ввысь. Со звоном вгрызлась в камень.

Вверх.

Полог затрещал, вновь нагрелись и зазолотились, начиная оживать, мои оковы.

Вниз.

Не хватает веревки.

Прыжок.

С громким треском рвутся охранные чары, принцесса мучительно кричит, падая на землю, изгибается, терзая запястья, на которых вздуваются волдыри ожогов. Серебро плавится, стекая на землю тонкими струйками.

Сжав горящие руки, пою.

Мелодия дерет горло, обжигает губы, но ложится на кожу девушки ледяным покровом, ярко сияющим в темноте. Голубой, синий и лиловый переливаются на коже. На лицо падают мертвенные блики, но я вижу, как бьется жилка на шее Ниссы. Хорошо.

Из-за стены доносится шум.

Встаю с колен, поднимаю на руки легкое тело.

Иду вперед, прямо сквозь какие-то заросли, не обращая внимания на все нарастающий шум позади.

Видение угасает. В последних отблесках силы я еще разбираю, что оказалась на большом, поросшем бурьяном пустыре, разделяющем предместья кожевников и ткачей. Резкий запах дегтя, забивающий нос, вполне объясним.

Подойдет.

Принцессу аккуратно опускаю вниз, на примятую траву.

Сдернув с шеи подаренную ленту, зубами надрываю расшитый край.

Два удара сердца спустя темнота развернулась в воронку. Ветер, хлестнувший по лицу, принес запах грозы и влажного леса. Знакомая сила, разлившись, словно ледяное молоко из кувшина, коснулась тела.

— Что случилось? — Владетель Азурока вышагнул из портала, осторожно коснулся плеча.

Я склонила голову. Усталость упала на плечи, затуманила разум. Слова застряли в горле. Холод Азура разошелся кругами, выжигая воздух, примораживая ткань рубахи к телу.

— Кто. Посвященная Тьме. Ее высочество Нисса.

Без единого слова герцог подхватил на руки бессознательную девушку. Звякнула медью перевязь, плащ хлопнул на ветру, когда Киран попытался укутать обмякшую Ниссу.

— Вы идете, айе Солья? — Дымная горечь кружила голову, голос туманил рассудок, волчья суть звала за собой.

Я покачала головой, отступая.

— Мои дела еще не закончены здесь, — как можно более твердым голосом обрубила я.

Нельзя исчезать, это равносильно признанию вины, а в чем, долго придумывать светлым не придется. И путь за пределы Азурока будет мне заказан.

— Удачи, — мрачно бросил Киран.

Я подняла лицо к небу, смахивая слезу. Как же хочется домой…

Шаг назад, хлопок, порыв ледяного ветра.

Заиндевелая трава хрустнула под ногами.

Бежать. До того мига, пока на землю не обрушится огнем праведная месть Света.

Рассвет застал меня на трибунах. Я сидела на самой верхней скамье, навалившись плечом на флагшток, и пыталась отдышаться. Гудели ноги, в голове звенело, спина ныла, а замерзшие руки занемели. Разминая пальцы, я только вздыхала.

Ну вот как после такой ночи петь да играть? Джеильо зазывал на пробы, в аккомпанемент, решив воспользоваться случаем и собрать еще одну труппу для Северного тракта.

Ладно, камни, веревки и холод. Добили меня низкорослый колючий репейник, устилавший мой путь с пустыря, и крапива, которой обильно заросли зады усадеб кожевенного предместья. Дорогу особо искать не получилось, сзади разгоралось огненное зарево, громыхали копытами кони, гремели изысканные ругательства паладинов и посвященных Свету, почуявших раскрытие портала, хотя и слишком поздно для того, чтобы перехватить налетчиков.

Я погладила надорванную ленту, заправила концы за ворот рубахи и обернулась к солнцу. Тепло неожиданно ласково легло на кожу, огладило веки. Я расслабилась, вслушиваясь в звуки пробуждающегося городка.

Ни о чем думать не хотелось, в особенности о последствиях ночной эскапады. Отменят ли турнир, будут ли искать принцессу, кого обвинят в исчезновении… Заметил ли кто-нибудь меня? От «кошек», жилета и перчаток я избавилась, утопив в канаве, по следу силы меня не найдут, я не темная… Не оставила ли я следов, обходя город, ведь выбрались за стены мы с принцессой совсем с другой стороны…

Хотелось спать.

Дрема медленно наваливалась на сознание. Перекличка рабочих, щелканье флагов и вымпелов, растягиваемых на веревках, шелест собираемых шатров всё отдалялись.

Медитативное спокойствие прервал резкий окрик:

— Айе Солья!

Вздрогнув, я покачнулась, вцепилась в шест и обернулась на звук.

— Айе Солья! Спускайтесь. — Голос Джеильо был серьезен и суров. — По душу вашего ученика светлые паладины пришли.

Сердце замерло и вновь помчалось, разгоняя кровь. Адреналиновая волна ударила в голову.

Я резко выпрямилась, перехватывая веревку, только что натянутую рабочими, и, оттолкнувшись, стремительно съехала вниз.

Жизнь продолжается.

Нет покоя для нечестивых.

Глава 3 СВАДЬБА

В землях Света царила поздняя осень. Холодный воздух, напоенный ароматом прелой листвы, пробирался под одежду и заставлял двигаться быстрее и быстрее. Под ногами чавкала грязь, в которую после обильного дождя превратилась неплохая дорога. Но трое суток ливня сделали из утоптанной колеи глубокую ловушку для тяжелых фургонов. Колеса завязли едва ли не по самые оси.

Я наворачивала круги по обочине, стараясь не попадаться под ноги озабоченным купцам, раздраженным охранникам и унылым паладинам. Бросать попутчиков на произвол судьбы и мерзкой осенней погоды не хотелось. Завывающий в макушках отчаянно скрипящих деревьев ветер все более набирал силу и лупил по лицу ледяными плетями, намекая на то, что скоро начнется буря. Снежная. Первая в этом году.

Люди рубили и таскали хворост да тонкие молодые деревца, ругались. Ржали утомленные лошади, хлестали по опорам покрытия какого-то фургона. Хм, кто так плохо закрепил полог?

Поежившись, я отошла подальше, осторожно нащупывая посохом тропу. Вслушалась в завывания ветра. Покачала головой.

Совершенно точно грядет буря. И скоро.

Привычно выделив в шуме целенаправленное движение, я обернулась к подошедшему мужчине, удерживая нейтральное выражение на лице. Кто идет? Лязгнув кирасой, — по такой погоде надевать полный доспех было бы издевательством над собой, — паладин остановился рядом. Замер ненадолго, пережидая особенно сильный порыв ветра. Вздохнул. Я вопросительно вздернула брови, потирая леденеющие руки. Паладин еще помялся, и на плечи неожиданно легла теплая ткань, дохнувшая табаком и смородиновым листом.

Благодарно кивнув, я закуталась в плотный плащ, украдкой проведя кончиками пальцев по грубоватой, в рубчик, подкладке. Пальцы чуть кольнуло. Какие-то чары, сухости или тепла, наверное.

— Айе Солья, — пробормотал Мартель, младший послушник, вежливый до тошноты, правильный, но добрый мальчишка, — не стоило вам нас сопровождать. Пожалуй, сами бы вы уже добрались до Картисса. А мы застряли.

— Все может быть… С другой стороны, не зря же ходят слухи о разбое на этой дороге. Случиться могло и такое, что не добралась бы.

Это звучало очень похоже на утешение, обижать паладина не хотелось. Неплохой ведь юноша, искренний. Надеюсь, не испортит его дальнейшая служба в ордене Света.

Мартель дернул рукоять мизерикорда, сталь с шорохом покинула ножны, потом со щелчком вернулась обратно. Он помялся, переступая по грязи и все сильнее увязая в глинистой размазне.

— Вы что-то хотели спросить, Мартель?

— Ну… да. Что слышно?

— Бурю снежную слышно.

— И скоро?

— На закате скорее всего.

— О, а до заката…

— Да, недолго. Так что пусть господа купцы поторопятся, пора уж выдвигаться в сторону города, хоть как-нибудь.

— Благодарю, айе. — Молодой паладин еще чуть помялся рядом, вежливо коснулся моего плеча и потащился в конец каравана, торопить и так работающих из последних сил людей.

Хм, я бы на их месте фургоны разгрузила. И ходу, ходу!

Развернувшись, я двинулась было к своему месту, но застыла на полушаге. Вслушалась в завывания ветра. Нервно вздрогнула и торопливо отошла подальше от шумного каравана. Застыла, вцепившись в посох, старательно отрешаясь от близких пронзительных окриков возниц, грохота вываливаемых на обочины ящиков и бряцанья железа.

Осталась один на один с ветром, рвущим одежду, бьющим в лицо наотмашь, хлестко, больно. Решительно скинув капюшон чужого плаща, задрала лицо к небу.

Может, мне почудилось?

Но, разбирая атональный мотив надвигающейся бури, с холодком убеждалась, что нет, не почудилось.

Хруст ломающихся ветвей, скрип дрожащих под ударами стихии стволов, свист снежной пелены, врубающейся в ряд деревьев, дрожь кустарника, нервно цепляющегося за землю тонкими корнями…

И вой. Отдаленный, но оттого не менее пугающий. И да, приближающийся. Надрывный, хищный, вплетающийся в мелодию ветра вой опасной твари, идущей по следу добычи. Кровь, голод и смерть звучали в нем. Я знаю, слышала похожий не раз в лесах вокруг Азурока.

Я попятилась, кутаясь в плащ. Перехватила посох и потрусила к фургонам в поисках паладина. Мартель, пожалуй что, и поверит мне…

Едва не попав под копыта храпящим от усилий тяжеловозам, по узкой обочине добралась до паладинов, подпирающих храмовый фургон. Увязающий в грязи посох оттягивал руки, и, встряхнув, я заложила его за спину, в петлю. Тут же поехала куда-то под откос, схватилась за какой-то ящик, встала. Подобрала полы плаща, неудобно съехавшего на одно плечо. Придержав за рукав юного борца с Тьмой, спросила, перекрикивая хлопки перетягиваемого работниками полотнища:

— Волки есть?..

— Что? — Мартель обернулся, перехватывая мое запястье.

— Волки! Здесь! Есть?..

— Нет!

— Но воет же кто-то!.. — прямо в ухо.

Молодой паладин выпрямился, тревожно выругался:

— Точно?

— Слышу!.. Приближаются!..

Ветер рвал слова с губ, не давая их даже произнести до конца.

— Так уж и волки? — Старший паладин придержал меня за плечи, не давая упасть.

Дернула плечом:

— Я слепой бард, я их слышу…

Мартель недоверчиво хмыкнул, но я услышала звук вытаскиваемого из ножен клинка. По спине побежали мурашки. Расходящаяся вокруг ледяная волна светлого благословения заставила вздрогнуть.

— Волков здесь нет, — медленно повторил Мартель.

— Но неподалеку был храм Шурра… — закончил его напарник и куда-то побежал, на ходу начиная раздавать команды.

Я вцепилась в опору фургона:

— Гончие Шурра?

Иногда уничтожение культа и бога оправдано, иногда… Но что бы я делала, останься именно кровавый Шурр, а не относительно мирный Азур последним темным? Осмелилась бы я проигнорировать пожелание Равновесия и провалиться в тартарары вместе со всем этим миром? Не знаю, не хочу гадать и не буду. Смерть любителя массовых человеческих жертвоприношений и пыточных ритуалов решила этот вопрос.

Но вот его гончие…

Вой приближался, наливаясь дикой силой, напитывая ужасом ветер, пытаясь продавить полог светлого благословения.

Паладины сгоняли людей в круг. Скрипели фургоны; те, что могли двигаться, переставлялись, вероятно, в защитный контур. Или в защитную стену…

Так. Аккуратно сняв чужой плащ, сложила и сунула в ближайшую нашаренную щель между бортовыми досками. Занозистое скользкое дерево царапнуло пальцы. Если выживу, найду и отдам. Наполовину стянутое с фургона полотнище хлопало на ветру, норовило хлестнуть по лицу. Скользнувшую по запястью веревку я намотала на какой-то выступ и затянула.

Вверх?

Вслушавшись в приближающийся вой, кивнула. Вверх.

По распоркам взобравшись на крышу, я застыла, балансируя на широких жердинах. Заняв место в импровизированном оборонительном круге, вытащила посох, крутнула, приноравливаясь.

Старший паладин, расположившийся справа на крыше еще одной повозки, ругнулся, когда длинный тяжелый набалдашник пронесся у него над головой.

Меньше размах?

Сквозь какофонию надвинувшейся вплотную бури я разобрала четкое стаккато удаляющегося конского топота… Назад, по нашим следам? За помощью послали? Она в любом случае опоздает.

Начинаю про себя обратный отсчет.

Оковы виснут на запястьях бесполезными железками.

Посох вращается, расшвыривая ледяную крошку, секущую лицо.

Вой приближается.

Вдох, выдох…

Что-то мокрое, грязное и мохнатое проносится мимо в длинном прыжке, обдавая запахом мокрой шерсти, крови и горячей смолы.

Я отшатываюсь, балансируя на прогибающейся крыше.

Сзади раздались хруст и чавканье, по-военному четкие команды. Мощную тушу приняли на пики караванные наемники.

Паладин на соседнем фургоне вновь обнажил благословенный меч. Мы готовы.

И раз…

Посох раскручивается, разрезая снежную пелену.

И два…

Я слышу, как…

Под завывания бури на нас стремительно накатывается серая лоснящаяся волна хищных тварей.

И три…

Рычание, встречный удар. Замах, удар.

Напирает пахнущая железом и мокрой шерстью туша.

Рычание, резкий разворот, удар.

Назад.

Замах, удар.

Рычание, хруст, чавканье, скулеж.

Вой.

Носок, окованный железным ободком, врезается в жесткое, мохнатое, пропитанное злобой и тьмой.

Ломается под посохом череп. Тварь скребет когтями по деревянным брусьям и сползает вниз.

Замах, удар.

Чавканье позади, крики.

Благословение света вымораживает внутренности.

Ветер рвет одежду.

Над землей поднимается запах горячей человеческой крови.

Короткий кинжал встречает тварь в прыжке. Темная ядовитая кровь льется из распоротого бока. Клинок впивается в торопливо нащупанную глазницу. Мертвое тело скользит вниз.

Тягучая жидкость жжет пальцы.

Замах, удар.

Руки тяжелеют, но посох все так же стремительно и упрямо взрезает воздух, разбрызгивая летящий с неба мокрый снег.

В конце концов это моя жизнь.

Рычание, мощные удары, хлюпанье кровавой грязи под ногами людей, лошадей, зверей.

Я уже не разбирала, что, где и как. Просто каждую тушу, наваливающуюся на фургон, встречала прямым ударом в морду. Ногой, посохом, кинжалом… изо всех сил, не жалея ни рук, ни оружия. И крутилась, раз за разом уворачиваясь от бросков.

Казалось, они со всех сторон.

Тяжелый мускусный кровавый дух. Холод. Рычание. Вой. Треск дерева.

И опора под моими ногами неспешно проваливается вниз.

Я не успеваю.

Еще миг балансирую на рвущемся пологе и падаю, ловя на вздернутое навершие посоха очередную тварь. Сквозь клацнувшие у самого лица клыки обдает жаром, выпущенные когти дотягиваются до груди.

Больно.

Холодно.

Темно.

Первыми вернулись ощущения. Тянущая боль в спине, покалывание в голове, что-то упруго-мягкое под ладонями и лопатками. Грубо сотканная шершавая ткань под щекой. Чуть шевельнула головой, с хрустом промяв соломенный валик под шеей. Онемевшее тело по самую грудь было завернуто во что-то мягкое и пушистое. Ноги же будто колодой придавило.

Почему-то было зябко и очень хотелось пить.

Прислушалась.

Сквозь тихий гул крови в ушах и дробный частый стук собственного сердца с трудом различила чье-то легкое дыхание.

Шевельнувшись, я попыталась вытащить руки и задела плечом стену. Камни. Крупные, шершавые, даже пористые, уложенные так плотно, что щели почти не прощупываются. Растерев между пальцев крошку раствора, хмыкнула. Суставы ныли, под кожей будто иголки засели. Ощущение, будто дней пять неподвижно лежала, затекло все. Зашипев сквозь зубы, принялась разминать запястье, второй рукой шаря по меховому одеялу. Терпковатый мятно-полынный аромат, густая короткая шерсть. Долго лежавшая где-то в сундуке шкура.

Нащупав чей-то рукав, обшитый по краю жесткой грубой нитью, тронула острый локоток, обвела контур расслабленной ладони, неожиданно запуталась в густых длинных волосах, скрепленных деревянным гребнем.

Дернула.

Ойканье, стремительное движение, хрусткий шелест недорогой ткани. Из-под руки исчезает пышная копна, но гребень я успеваю выдернуть.

Лежу, отсутствующе улыбаясь в потолок и слушая, как звонко тараторит сиделка, мечась по небольшой комнате, шурша пышными юбками и звякая стеклом.

— Ой, как хорошо, что вы очнулись, а то уж пятый день все лежите и едва дышите, мы уж переживать начали. Я сейчас…

Девушка натыкается на что-то деревянное, охает.

— Я сейчас, побегу мэтра позову!

Каблуки отстучали еще один круг по каменному полу, пустив гулять короткое эхо. Скрипнула, взвизгнула и хлопнула дверь, стремительные шаги затихли эхом в конце длинного коридора, и снова воцарилась тишина.

Зябко.

Передернувшись, снова спрятала одну руку под одеяло.

Прислушалась.

Тишина. Сонное потрескивание свечей, гул ветра за стенами, шорох… мыши? Далеко-далеко, на границе восприятия ритмично поскрипывали деревянные затворы. Двери, наверное?

Место, где я очнулась, было погружено в дремотный покой. Из щелей прикрытого ставней узкого окна тянуло холодком, пронзительно-осенним, ледяным. С ним в комнатку пробирались запахи конюшни, оружейной смазки, натертой дегтем кожи. Крепкий дух, доносящийся обычно с заднего двора любой крепости. Азурок ли это или громада, принадлежащая Светлому ордену? К счастью моему, зловоние перебивается ароматом мятных притираний, горьких порошков и мазей, толкущихся в плошках и пузырьках совсем рядом, на расстоянии протянутой руки.

Любопытные пальцы пробежались по резьбе на тонких деревянных ножках, по краю полированной столешницы. Граненые флаконы с притертыми пробками. Фарфоровые мисочки. В одной…

Я задумчиво облизала испачканный палец, сняла с губы каплю тягучей сладости.

Сироп, приторный, с горьковатым травяным привкусом.

Интересно, где я?

В приближающихся шагах мне слышится четкая парадная поступь паладинов. Уверенный барабанный перестук подкованных сапог, сопровождаемый частящей дробью женских туфель, заполняет коридор, резонирует в воздухе.

Дверь резко, шумно распахивается, и комната наполняется… просто наполняется. Шелест одежды, голос, движения… все такое… реальное, привязывающее к здесь и сейчас.

Мужчина сел на край ложа, я невольно вздрогнула, отшатываясь. Практически осязаемая аура его силы окутала холодом. Сиделка замерла у дверей, практически не дыша.

— Что тут у нас? — Приятный голос, проникнутый профессиональным равнодушием, как и у всех целителей.

Шершавые пальцы касаются запястья, считая пульс, щупают лоб, постукивают по груди. Движения сопровождает едва уловимый аромат лимонника.

— Вы наконец-то нас порадовали, айе Солья. Мы уже почти перестали надеяться, что вы очнетесь.

Я хмыкнула, прокашлялась. Нет уж, не дождетесь…

По легкому кивку целителя голову чуть приподняли и к губам поднесли стакан. Глотнув воды, я благодарно улыбнулась. Сиделка вновь замерла в углу.

— Кх, где я и сколько времени прошло?

— Вы в малой резиденции Пресветлой Аллиры, айе, и прошло уже ни много ни мало пять дней, как вас доставили сюда.

— А караван?

— По большей части все выжили, к счастью… А сейчас вам стоит продолжить отдых и лечение, я рекомендую полный покой как минимум еще на полдюжины дней. Очень, очень странная реакция на эликсиры…

Ну еще бы, я же не Свет и не Тьма, я Равновесие, и попытка исцелить раны, нанесенные гончей, с помощью благословения Пресветлой, — не лучший вариант…

Стоп. Пресветлой Аллиры.

Я задумалась, медленно отрешаясь от реальности и позволяя дремоте вновь уволочь меня в Зазеркалье.

Как удачно попала! Давно хотела с ней пообщаться. Задать пару вопросов…

Сквозь сон расслышала, как мужчина дает подробные указания молодой сиделке, а та только поддакивает:

— …конечно, мастер Витар… разумеется, мастер Витар…

О, сам глава целителей ордена!

Какая честь для простого барда.

Через пару дней, когда я начала вставать, ноги привели меня в святилище. Конечно же малое. Цепляясь за стену, с трудом передвигаясь из-за головокружения и дрожащих коленей, я бы далеко не ушла.

Два не особенно длинных коридора, три двери — вот каков оказался мой предел.

В маленьком полукруглом зале, прятавшемся за узкой дверкой у входа в целительское крыло, было пусто. Тихо потрескивали свечи в двух канделябрах, настенные панели, украшенные мозаикой, холодили кончики пальцев острыми гранями мелкой плитки. Пахло мятой. Прохлада силы овевала кожу. Действующее святилище, замечательно!

Осторожно присев на выступ у ровной стены, я прислонилась к алтарному возвышению. По навощенному дереву панелей тянулись узоры, складываясь в слова традиционных благопожеланий. К сожалению, большая их часть не имела уже смысла.

Помолчав еще немного, я полезла в карман и, покатав между пальцев мешочек с сушеными травами, выложила его на столик для подношений, в керамическую миску, полную жирного ароматного пепла.

— Ну что, — прошептала задумчиво, — ты рада, Аллира Пресветлая, Матерь всеобщая, плодородия покровительница? Стало тебе житься лучше и проще, когда исчезли темные боги?

Я прикусила губу, давя раздражение. Петь в полный голос будет здесь неуместно.

— Вот скажи, Светом одаренная, доставило ли тебе удовольствие твое предательство? Да, исчезли кровавые монстры, но братья, супруги, возлюбленные, родители? Ты счастлива, что нет больше Ллида, верного приятеля, покровителя посмертия и перерождения? А Пирус, Недара, Виррия? Вдовствующая богиня, поговори со мной.

Злое шипение вырвалось из груди. Я резко поднялась, вцепилась в стену.

— Поговори со мной, богиня, если осмелишься! Равновесие взывает к тебе, обвиняет и выносит приговор! Явись! Ну же, трусиха!

И я увидела, как скрутилась, собралась в плотный, яростно сверкающий ком сила. И вспыхнула, словно маленькое солнце, разлетаясь по святилищу каплями ледяного дождя, застывая на камнях жемчужными каплями. Миг спустя гнев Аллиры ручейками сбежал со стен, впитавшись в щели между плитами пола.

И снова в святилище воцарился блаженный покой, короткий, но бурный всплеск божественного возмущения затих, так и не вырвавшись из-за крепких дверей.

Подышав на заледеневшие руки, я улыбнулась.

Не пришла? Ну и что. Долг с богини светлой я взыщу и так, издалека. Бард я или не бард? Спою, услышит, не сможет отказаться… явится. Но не сейчас, время еще ждет.

Золотистый отсвет силы медленно угасал вместе со зрением, но эта неожиданная вспышка неожиданно добавила телу здоровья. Ноги дрожать перестали, исчезли слабость в руках и головокружение, посему путь до моего закутка прошел куда продуктивнее. И мастера Витара я встретила вполне бодрым приветствием. Чем, кажется, его разочаровала, ибо он пришел с бутылем, побулькивающим новым укрепляющим травяным настоем, терпкий аромат которого начал щекотать нос шагов за десять.

На расспросы мастера просто призналась, что ходила в святилище. И это помогло. Но напиток в узком стеклянном бокале приняла беспрекословно, с благодарным кивком. Осторожно покатала на языке горьковатую густую жидкость, пробуя мельчайшие частички трав, просочившиеся через фильтр. Сглотнула и удивленно улыбнулась.

Где же вы, мастер, нашли травы болотные и мхи снежные? В голове от них светлее и яснее взор. И вот уже я, став благодушнее, согласилась перед скорым отъездом сходить на храмовую службу, послушать хоровую распевку местных мастериц накануне больших праздников. В оплату за лечение почему и не послушать? Доброе деяние к Повороту года только мне на пользу пойдет да паладинов успокоит.

Так что вырвалась я из этой обители лишь ко второму снегу. До Поворота и назначенного на него торжества в Азуроке оставалось всего две дюжины дней. А у меня все так же не было подарка. Впрочем, в ближнем городке, не самом маленьком, обещалась ярмарка.

А все оттого, что я неожиданно увлеклась полифоническим хором прекрасной Аллиры. Пусть среди послушниц и служек не было великих талантов, усидчивость и внимательность с лихвой их заменяли. А уж акустика…

Это было нечто новое, незнакомое. Необычное…

Когда, стоя посреди огромного полукруглого зала, своды которого уходили ввысь, смыкаясь где-то в поднебесье в острый шпиль, я пропела первую ноту, поняла, что простой спевкой ограничиться просто не смогу.

Звук лился, тек, дробился о колонны, отражался от стен и витражей, возвращаясь раз за разом, расцветая новыми оттенками. Простые гаммы, упражнения для младших учеников, светские гимны и божественные благословения — я перепробовала все.

Святилище гудело, звенело и дрожало. И не единый бог не посмел спуститься и наказать нарушительницу покоя.

Потом было прослушивание. И вот тогда я поняла, какую ошибку сделала, распевшись в голос при открытых дверях. Меня боялись, моих слов страшились, моего недовольства опасались, от критики прятались.

Каждого служку успокоить, напомнить о главном — о вере в Пресветлую, воодушевить…

«Важно не идеальное исполнение, — говорила я. — Ваша цель — не сразить звучанием, немногие среди приходящих за благословением в самом деле могут различить переливы голосов среди большого хора. И не так важно умение солиста.

Искренность в стремлении, честность в словах и делах, ясный и открытый призыв к братству, надежда на будущее, на возрождение, вот что должно под сводами святилища посвящать Пресветлой. Радость Аллиры — в рождении нового, гимн ли это или дитя, принесенное под ее светлые очи».

Я говорила и сама верила. Великая сила убеждения!

Но хор сложился, пусть и с изрядной задержкой. Музыка ожила в мыслях и голосах людей, накрепко поселилась в святилище и в памяти забредших как-то на звуки репетиции юных паладинов.

В итоге я стояла на заснеженной дороге одна, без подарка, без возможности незаметно и быстро пробраться в Азурок, хотя и с благодарностью от настоятеля обители. И плюсов только и было, что местность знакомая, от городка до герцогства не так уж далеко. Может, там меня кто и дожидается… Да совершенно точно, меня там ждут не дождутся.

Тонкий снежный покров хрупнул под ногами, короткая мелодия унеслась вдаль, заметалась среди голых ветвей. Привычно крутнув родной посох, мерно зашагала по выложенной каменной щебенкой дороге, вдоль ряда стройных сосен. Вокруг царила тишина, и, поддавшись ее завораживающему покою, я на миг сбросила с плеч вечные заботы. На морозе смолистый аромат старой коры и не обобранных белками шишек скрадывал близость обитаемых земель. И звуки, и запахи как-то терялись, размывались, оставляя один на один с мыслями, почему-то на редкость умиротворенными.

А ведь свадьба эта — такая авантюра, не дай боги светлые прознают!

Ну и ладно, разберемся как-нибудь и с богами…

Я прибавила шагу.

Ярмарку было слышно издалека. Протяжная перекличка торговцев плыла над крышами городка вместе с дымом растопленных печей, гуляла между стен и створок распахнутых настежь ворот.

Отступив к обочине, я пропустила неторопливо поскрипывающую телегу. Прислушалась, хмыкнула. И лошадка, и возница на удивление всхрапывали практически однозвучно.

По хрусткому насту добралась почти до стены, по широкой дуге огибая наполненный звонким бряцаньем оружейный ряд, напоенный резкими запахами загон с тоскливо мекающими овцами, прошлась мимо ткацких прилавков, мимолетно огладив разложенные ткани.

И застыла рядом с ювелирным рядом, среди толчеи и шума выловив мелодичный перезвон. Развернувшись, протолкалась к прилавку, откуда доносились заманчивые звуки. Шум голосов, шорох снега и вкусные запахи, вьющиеся дымком от лотка разносчика, отошли на второй план.

Щербатое дерево прилавка под руками, бархатные лотки с дешевыми серебряными побрякушками. Над головой — стеклянные, фарфоровые и деревянные игрушки для колыбелей на любой вкус и кошелек. Чуть дальше — колокольчики, звонкие, разноголосые.

Вот оно!

Облокотившись на стол, с довольной улыбкой вперила неподвижный взгляд в хозяина. Он молчал, делая вид, что его тут как бы нет, но дышать-то не перестал.

И тишина… относительная, конечно.

Э, это к чему бы?

Задумчиво вздохнула.

Выпрямилась.

— Ну, если вам клиент не нужен, я, пожалуй что, пойду.

Шагнула обратно в толпу, разворачиваясь.

— Почтенная айе, постойте, всего лишь милость я прошу, — раздалось сипловатое, извиняющееся.

Резко развернувшись, я отшвырнула посох, кинулась на знакомый голос. Перемахнув через прилавок, врезалась в торговца. Резво ощупала узкое худое лицо, скользнула по плотному шершавому сукну зимней куртки, по гильдейской граненой бляхе. Дернула за отросшие волосы.

— Хисс, гад этакий, жив! Гад! — Хотелось плакать, хотелось орать и лупить этого идиота чем под руку подвернется.

— Соль, Соль, извини, не прав был…

— Да! Ты же нам друг! И исчез, ни письма, ни весточки! Бросил нас!

— Ну все уж, больше не исчезну!

— Да попробуй только!

Да как он вообще додумался до такого? Сбежать? Бросить друзей, мы же почти семья! Помогли бы! Подумаешь, голос потерял, месяц на койке провалялся с воспалением, от труппы отстал! Нашли бы и к делу по душе пристроили!

А он сбежал да гильдию сменил, ювелиром обернулся…

— Мы же тебя почти похоронили! — едва не прорычала я, зло дергая Хисса за отвороты куртки. — Напиши, паршивый ювелиришка, хоть в труппу, они в столице осели!

— Тшш… — Хисс перехватил мои руки. — Тшш, напишу, обещаю. Не кричи, горло береги.

— Рр!

Он потащил меня вглубь лавки, крикнул кому-то:

— Закрыто! — и захлопнул ставни, отгораживаясь от ярмарочной суеты, погружая нас в теплый, наполненный ароматами горячего металла и смазки замкнутый мирок.

Меня усадили в полотняное креслице, сунули в руки кружку, полную травяного чая. Звякнуло тонкое стекло, скрипнул деревянный верстак. Хисс присел рядом, на расстоянии тепла.

— Ну вот и встретились…

— Да уж. Ты-то тут какими судьбами?

Вот кто бы говорил! Потеряли мы этого барда на одном конце страны, а нашелся он на другом! Путешественник… Что же это получается, он так через все города и веси проскочил, специально избегая гильдейских гостевых домов? Обидно, право слово… Уж я главе отпишу, пожалуюсь!

— Долечивалась в местной обители Аллиры. Налетели целым караваном на остатки темных тварей.

— Слышал, слышал. Целый отряд паладинов отрядили зачищать лежбище. Рад, что ты цела.

Я ответила на дружеское касание, погладила Хисса по руке.

Помолчали. Тишина, напоенная свистом вновь закипающего на спиртовке чая, не давила, наполняя уютным спокойствием.

— Ты все же напиши, а?

— Обязательно.

Снова звякнуло стекло.

— Так что же ты хотела купить, что по ярмарке пошла гулять, Соль? Я же помню, как не любишь ты толпы.

Да, Хисс, я помню, ты никогда не любил тянуть с делами.

— То была золотая идея, как видишь. Подарок мне нужен. К свадьбе друга.

Серебряные колокольчики мелодично позванивали в такт шагам. Звонкие ноты второй октавы идеальной канвой ложились на зимний городской шум.

Промерзший камень мостовых, какофония печных огней… треск деревянных перекрытий и шорох черепичных крыш. Летний город совсем другой, более громкий и резкий. Сложно подобрать слова. И абстрагироваться от людской глупости.

Хиссовы поделки помогали. Привешенные к посоху ландыши на цепочках-нитках я категорически решила оставить себе, а вот стеклянные, надежнейше упакованные в вату и стружку, покоились в мешке. Третья октава, цветное стекло, тонкая выдувка с золотой гравировкой. Рябина, любимое дерево невесты, и кольчужные кольца для жениха, суть которого — все же сражение, а не творение.

А вот бывший бард — настоящий художник. И лучшим в этих местах мастером гильдейским его заслуженно считают.

Но как же жаль, что мы его потеряли как певца. И даже в голову нам не пришло, что мог Хисс податься в работники по золоту. Впрочем, он как раз, получается, больше по стеклу специалист?

В гильдию бывший бард писал при мне, я внимательно слушала, как поскрипывало перо по дорогой плотной бумаге, лично запечатывала, капнув на конверт горячим воском, и проверяла, чтобы послание попало на полуденный почтовый обоз до столицы.

Никто из нас теперь не позволит пропасть члену одной большой семьи, пусть и отмежевавшемуся.

Неторопливо ложащаяся под ноги дорога все дальше уводила меня от города. По обочине за кустами неторопливо скользил вальяжный волчище. Старый матерый оборотень ждал меня на дороге за последними предместьями. Услыхав фырканье, я свернула с пути, пробралась, едва не увязнув в сугробе, через канаву, посохом раздвинула кусты. И едва успела увернуться от влажного языка и тяжелых лапищ знакомого хищника. Присела. Погладив покрытую рельефными шрамами морду, вздохнула. Ближайший помощник моего герцога, правая рука, друг и почти брат, первый после бога, то есть посвященного, Рей Шир… Это словно сам владетель встречает меня, ведь действующему служителю темного бога опасно выходить сейчас на свет так близко от скрытого убежища.

— Ну простите, — ответила я на тихое укоризненное ворчание. — Постараюсь больше не волновать вас… пошли уж.

И мы пошли.

Дорога пуста, и, кажется, ничто не мешает мне раствориться среди заснеженных деревьев. Вот только едва-едва затих конный топот промчавшегося мимо патруля. Бряцающие доспехами паладины, десяток стражников местного лорда… Если я к ночи не доберусь до деревушки, где они квартируют, возникнут подозрения. Тут недалеко до нашего герцогства, и если на этой дороге слишком часто начнут пропадать люди, никакой полог не поможет, ни забвения, ни тайны. Это ведь не тракт — так, проселок. Придут светлые, посвященные, полные сил и праведного гнева. А мы все еще балансируем на кончике иглы, слишком мало нас, увы.

Стоит поостеречься. Но что-то ведь торопит, зовет, тянет домой. Свистнув волку, я присела на промерзший поваленный ствол и задумалась, вцепившись в теплый мех.

Пожалуй, стоит переночевать в том же гостевом доме, что и стражники, а потом вернуться. А патруль скорее всего поскачет дальше. Значит, в деревню… Уточнить маршрут паладинов и пойти в другую сторону.

Волк тихонько фыркнул в ухо, подталкивая меня к дороге.

— Ну-ну, на один день мы можем себе позволить задержаться…

Поправить дорожную сумку, одернуть теплую куртку, прислушаться. И снова под ногами мерно скрипит снежная пороша, постукивает посох, мелодично звякают колокольчики. То тут, то там, за канавой, подрагивают с шелестом веточки кустов, тронутые осторожным зверем, в глубине леса долбит звонкую древесину дятел.

Солнце клонится к закату, отдавая последнее тепло, ветер меняет направление и, овевая лицо, доносит до меня запахи жилья.

Деревня. Руана, названная в честь Золотой Руаны, темной богини, покровительницы гроз. Мертвой, преданной, почти забытой.

Три дюжины деревянных домов, гостевой в центре, на каменном фундаменте, оставшемся от святилища, разваленного ударами светлых мечей паладинов. Я всем телом чувствовала призрачный жар, слышала стоны и причитания последних посвященных, совсем молоденьких девиц, над телами павших защитников.

Добрести до стены, упереться горячим лбом.

Выпустить посох.

Крики, гарь, боль, насилие. Призраки хороводом закружились в сознании. Прикрыв загоревшиеся золотом глаза, замереть, вцепившись в дверной косяк сведенными судорогой пальцами. Дерево вмялось под ногтями.

Тише, тише…

Спите…

Придет еще время суда Равновесия…

Спите.

В себя меня привел хлопок двери и молодой голос:

— Все ли с вами в порядке, айе?

— Да-да… просто притомилась что-то… Есть у вас еще места свободные? А то зал-то полон, я слышу.

Развернувшись, перехватила тонкое запястье, осторожно погладила расшитый рукав. Провела по стилизованным молниям, оплетающим тонкую линию шва.

Мальчик шумно выдохнул:

— Для вас-то найдется, айе барда, да.

— Вот и хорошо, — следуя за ним в задымленное, прокуренное помещение, пробормотала я. — Травок заварите мне летних да чего поплотнее на ужин. Переночую, а потом снова в путь-дорогу, песни да истории собирать.

— Но перед сном-то вы нас порадуете, айе? — рыкнул знакомый уже голос. Старший страж встреченного патруля.

Рука-лопата легла на спину, меняя направление движения, и миг спустя приземлила на широкую скамью меж кольчужных боков.

— Что ж не дали подбросить-то? Нам не в тягость… — Какой-то не испорченный еще служением паладин.

— Не люблю лошадей.

И это истинная правда. И в мелочах себе попустительствовать не люблю, потом может боком выйти. Но пока голоса живых заглушают крики мертвых, я позволю себе поверить, что все будет хорошо.

— Так споете нам, барда?

— Спою, пресветлые господа, спою…

Вот только настроения нет что-то веселое играть, все больше на печальное да на дерзкое тянет.

Горечь побед и пепел выигравших…

Пусть будет баллада об осаде крепости Илластир, героическая и величественная в воспевании Света. Бард я или не бард, в конце концов? Чего я стою, если не смогу сместить акценты так, как желается?

Теплый отвар отогрел ладони. И спустя еще пару кружек помягчели связки. Мелодия же словно сама выросла из говора и звяканья посуды, из скрипа дерева и шелеста огня.

Поздний рассвет застал меня на узкой лесной тропе, проложенной оголодавшими волками. Впрочем, пока впереди и чуть слева стелется по снегу оборотень, серые не рискнут заступить дорогу.

Мерное движение чуть притупляет внимание, и несколько часов проходят почти незаметно, только усталость копится в теле. Рей Шир легко ведет меня к дому, моховая подстилка, слегка присыпанная снегом, легко стелется под ноги.

Овраг, бурелом. Нагнуться, пропуская над собой еловую ветвь, посохом отвести ежевичную плеть, по камням перебежать звонкий незамерзающий ручей. Отцепить от сумки колючий побег дикого шиповника…

Прохладно, пахнет подмерзшей корой. За тихим хрустом заснеженной травы под лапами оборотня и моими сапогами слышится птичья перекличка, стук дятла.

Я не вслушиваюсь, стремительно скользя по проложенной зверем тропе.

Не стоит опаздывать к обряду одному из главных свидетелей.

Позднее холодное утро, как водится, застало меня на крыше надвратной башни Азурока. Поеживаясь от порывов ветра, все же зима на носу, я вслушивалась в разносимые им звуки.

Замок готовился к церемонии.

На кухне громыхали посудой, в оружейной — сталью. Носились по двору дети, отчаянно мешая и путаясь под ногами. Шуршал снег, перемешанный с травой, вытаптываемый кругами на большом поле нервничающими оборотнями.

Их будет три, обрядовых круга. В самый первый и широкий встанут подданные, волки и гвардия, просто люди, живущие под сенью темного бога. Второй, меньшего диаметра, займут друзья и свидетели. Внутренний — для родственников и первосвященника, ведущего церемонию. В центре расположатся желающие вступить в брак под сенью богов. И вот тут была проблема. Светлого мы вряд ли можем ожидать, учитывая, что празднуют свадьбу затаившиеся посвященные Тьме.

Впрочем… не буду загадывать.

Как, интересно, справляются там, в большом мире? Церемониал сохранился еще с довоенных времен, но вряд ли Азур отзывается на призыв. Он еще слишком слаб, чтобы так демонстративно заявить о себе, не зря мы храним в тайне свое существование.

Наверное, эдиктом уцелевших орденов браки с неполным благословением признаются законными?

Как это люди принимают, интересно? Те, кто еще помнит буйство сил, сливающихся во время призыва в круге.

От святилища взвился легкий дымок возжигаемых благовоний. Потек над крышами, разносимый ветром. Лучи негреющего солнца легли на землю, разгоняя туман и разбрасывая бледные искры отражений от мелкой перламутровой гальки, натасканной с горных отрогов.

Я увидела, как медленным торжественным шагом из леса вышли оборотни в цветастых камзолах. Стоящие в воротах люди в строгих одеяниях цепочкой потянулись к большому кругу. Негромкая тягучая музыка растеклась над замком, словно укутывая всех ватной пеленой. Воздух сгустился, ощутимая тяжесть присутствия легла на плечи, мир утратил призрачную осеннюю яркость, прозрачность и свежесть раннего утра. Раскрашенный в оттенки серого и черного, он все еще был соразмерен и прекрасен, но по-другому.

Пора.

Золотая волна силы понесла меня вниз и вперед, неспешно и плавно, мимо хмурого герцога в черном, до земли, парадном одеянии, мимо замершей, взявшись за руки, встревоженной пары. Артир, закусив губу, упрямо смотрел вперед, принцесса, нет, просто Риана по третьему, самому домашнему имени, едва заметно улыбалась.

Прекрасная пара. Оба в светло-голубых одеяниях, девушка с черными шелковыми лентами в волосах, ученик — с гильдейской бардовской бляхой.

Обреченности в них нет, только готовность к борьбе. Совместной, со зримым или незримым врагом, и если надо, то и со всем миром разом.

Они даже двигаются в унисон.

Интересно, как бы мы с моим герцогом… нет. Позже.

Три дюжины шагов, аккуратно переступая через блестящие границы, между плавно расступающимися друзьями, знакомыми, соратниками.

Владетель Азурока следом за мной прошел в круг, замер напротив, перебирая четки из зеленого камня. Он будет звать темного, впрочем, тот уже наготове.

Я отстраненно улыбалась, мне казалось, что вот-вот случится… что-то. Последний рывок? Знакомое чувство смутной обреченности медленно наполняло сознание. Пора… уходить? Уже? Но…

Сила переполняла меня, оковы обжигали запястья, в глазах, наверное, полыхало пламя. Опустив голову, я ждала. Вслушивалась в шелест одежд, в шуршание гальки под ногами свидетелей, вдыхала аромат благовоний, немного горьковатый, тяжелый, прочно запавший в память вместе с Кираном. И его служением.

Ивер. Неистребимо витающие вокруг него запахи оружейного масла и стали. Стоит рядом по праву наставника, символически же выполняя роль отца невесты. Откуда здесь взялись бы настоящие родственники Рианы?

Старательно отводя глаза, я вслушивалась в колебания сил. По коже прошелся ветерок, когда полог раздвинулся, пропуская в центр будущих супругов.

А я уж постараюсь, чтобы этот брак был заключен по всем правилам, хотя очень жаль… не хочу уходить. Рано, столько еще неспетых песен, отложенных разговоров, подавленных желаний. Я все это забуду?

Какая разница, шанса выяснить это все равно не будет.

Искоса, сквозь ресницы, взглянула на герцога. Потом на замершую в центре пару.

Они сосредоточенно следили за владетелем Азурока, начавшим канонный призыв.

Тишина.

Кажется, все, кто стоят вокруг нас, в замке, в лесу, затаили дыхание. Да весь мир замер! Мы снова балансируем на кончике иглы.

Я судорожно стиснула за спиной пальцы. Краем глаза заметила, как Артир вцепился в запястье своей принцессы.

Мой ученик, бард, принц… и посвященная Тьме. Это судьба.

Моя же судьба стояла напротив, и за спиной владетеля сгущался сумрак. Просьба благословить союз, короткий выдох, речитатив связующий, на который можно и нужно отвечать только согласием. Кулаки Кирана стискивали пряди энергии, удерживая Азура от полноценного проявления. С трудом, до крови из-под пальцев.

Благословения нам? Всего лишь! Темнейший, кажется, пошел вразнос… Отчего?

Сила закручивалась в воронку, концентрируясь вокруг бледнеющей Рианы.

И некому было уравновесить энергию.

Почему некому?

Я вскинула руки.

Я — равновесие этого мира!

Я — бард!

Боги отзываются на наш призыв!

Солье Ривер есть кого просить об услуге.

Ивер отшатнулся, когда из меня волной выплеснулась сила. Выплеснулась с криком, почти разодравшим горло, с кровью, брызнувшей из-под оков.

Аллира Пресветлая!

Долгом твоим взываю к тебе, приди!

Длинная звонкая нота золотой иглой прошила небо, не нарушая полога, но позволяя осторожно пройти, будто в гости, по приглашению.

От ощущений тела меня отрезало мгновенно. Осталась только пронзительная вибрирующая мелодия, нить силы, ведущая куда-то вовне, и словно отдачей обрушившееся присутствие. Раздраженное, немного виноватое, полное надежды…

Во тьму, клубящуюся в круге, будто влилась тонкая серебристая струйка, сплелась с мохнатыми прядями.

Держать!

Сила вытекает из сознания, оставляя только гулкую пустоту.

Держать, ну же!

Боги ведь обязаны выплачивать долги, как и мы, смертные…

Энергия свернулась в парные браслеты черненого серебра, проявляющиеся серым узором на запястьях вцепившихся друг в друга уже супругов.

Благословения нам.

Вспышка света окатила холодом с ног до головы. Словно молоком умыла лица, тела, камни и землю, очищая и не давая скатиться вниз.

Все?

В последнем всплеске силы еще ощутила, как утихает ледяной ветер, безжалостно рвавший одежду. Клочья белой ткани оседают на землю снежной пеленой.

Вот и все…

ИНТЕРЛЮДИЯ

Из черновиков. Воспоминания

Ныне, когда большей части участников давней войны с Тьмой уже нет с нами, а те, кто остался, были тогда всего лишь детьми, я решил, что стоит пролить свет знания на былые времена. Дабы не повторяли следующие поколения наших ошибок.

И первейшее, что должен я сказать, это — свет не может существовать без тени. А тьма не всегда есть зло. Истина эта простая, всем известная и даже в чем-то банальная.

Но оплаченная таким количеством крови…

После того как пал последний оплот Тьмы, казалось, что жизнь вот-вот наладится, станет легче и лучше, но ком проблем все нарастал и нарастал… грозя обвалиться и погрести под обломками все то, за что мы сражались. Возможно, обыватели, живущие каждый в своем маленьком мирке, и не замечали, но мне, сироте при пехотном полку, а потом неудачливому послушнику ордена Пресветлой Аллиры, не было заметно, что неурядиц в мире становится меньше.

Неурожай в местах, славных плодородными землями, бури и ураганы в прежде спокойных краях, засухи, последыши темных орденов, сорвавшиеся с привязи, и дети, все так же рождающиеся с меткой Тьмы, отчетливой, только лишенной посвящения богу. Вот что с ними было делать, ведь многие родители от таких сразу отказывались? Порой и подростков из дома выгоняли, не принятых светлыми богами, а младенцев так вовсе выкидывали, как котят новорожденных. Не все, конечно, но… пока приюты при обителях Аллиры не начали строить, темные мальки чуть ли не в рабстве оказывались. Мерзкая практика это была, в батрачество отдавать малышей.

Паладины патрулировали дороги, гоняли тварей, сопровождали караваны, ни дня не проводя в безделье. И теряли, теряли, теряли людей.

Такова была ситуация всего десять лет спустя после войны.

И лучше она, казалось, стать не могла. Но… всегда есть какое-то «но»!

В тот год я почти всю зиму оправлялся от тяжелого ранения, и вместо того чтобы получить посвящение в паладины, проводил время в целительском крыле своей родной обители, от нечего делать собирая слухи.

Узнал с радостью, что выжила барда, путешествующая с тем роковым караваном. Я был в ужасе от потерь, что паладины понесли при вычищении старого гнезда кровавых гончих. Двое из сводного отряда прибыли к нам долечиваться.

Они еще с настоящей Тьмой сражались, богами прикрытой. Я тогда с восторгом выслушивал были и небылицы. Молод был, наивен. Но среди баек и воспоминаний ветеранов смог уловить самое интересное. Говорили, что любой темный, полноценно посвященный своему богу, с его же поддержкой мог подхватить оборванный поводок хищных тварей, притормозить их на пару мгновений и дать паладинам время на перегруппировку и атаку.

Караван наш, говорили, чудом уцелел, и лишь потому, что гончих было немного, а сопровождал его мой учитель, заслуженно выдвинутый в тот год конклавом на звание старшего магистра, да с мечом благословенным. Кое-кто с оглядкой доказывал, что и барда сильно помогла. Горазда была посохом махать, да и тот непрост оказался.

Следует признать, в чем-то правы были спорщики.

Если подумать, кто по тем временам в одиночку по дорогам ходил? Из подзаконного люда, разумеется. Почти одни только барды, причем не все. А самые-самые, из тех, что богов одним словом дозваться могут. А уж слепой из них и вовсе одна была, айе Солья, Свирель Иишары. Тогда, впрочем, просто Свирель.

До резкого поворота в собственной судьбе, до охоты в Иишаре, я успел встретить ее всего трижды. То неудачное путешествие было первым разом. И впечатлений особых от нее у меня не осталось. Она была обычная.

Усталая, сосредоточенная, нервничающая. Замерзшая.

Худая и хлесткая. Только взгляд неподвижный, немного смущающая привычка касаться человека во время разговора да голос. Тихий, но какой-то гибкий, изменяющийся и в интонации, и в звучании. Завораживающе убедительный.

Замечу, что бардам, живущим песней, именно таковой и полагается.

Впрочем, интересующиеся, обратитесь в портретную галерею нашего ордена, изображения там вполне достоверные.

Год следующий для меня памятен лесными пожарами на юге. Именно эти события следует винить в том, что я все еще числился послушником. Просто не хватало времени для проведения всех полагающихся ритуалов, а ведь они потребны не только для ученика, но и для наставника. Двух десятков дней мы никак не могли выделить на пост и сбор благословений с полудюжины обителей.

Срочно собранный отряд двинулся на помощь задыхающимся в дыму провинциям. Альнор и Вирноль тогда сильно пострадали, едва ли сильнее, чем после вражеского нашествия. Мы по деревням и селам собирали сирот и просто выживших.

Тем летом мы с айе Сольей встретились во второй раз. Помню, как неспешно плелись утомленные кони, как люди встрепенулись, заслышав переливы какой-то песни за поворотом. Костер помню. И перемазанную сажей группу детей. И облегчение, улыбкой расцветшее на лице вскочившей женщины, едва она расслышала мой голос.

Право, я тогда ее по посоху только и опознал.

Вечером, пристроившись рядом с костром почистить обмундирование, я прислушивался к ее рассказу. Старший паладин Тирнал, наш командир, выспрашивал подробности из жизни погорельцев.

«Увы, — качала головой барда, — это все темные сироты». Хозяева их в погребе заперли, да сами от огня не смогли спастись, сгорели вместе с сундуками. А лаз в подпол чудом балками не завалило, да и малыши чудом там не угорели. Сама она на звук пошла, потом еще пришлось помогать выбираться.

Тирнал, разумеется, предложил помощь. Но что отряд толком мог сделать? До города сопроводить, подкормить немного. Поденных работников, даже малолетних, мы не имели права ни в семьи раздать, ни при святилище оставить. Да и кто бы темных принял?

Солья покивала на такие слова, согласилась идти до города вместе, а уж пристроить мальчишек она сумеет, знакомых хватает. Хотя было бы неплохо создать для них особые приюты, все же добрых людей мало. А так выйдет польза. Дети хоть подрастали бы, прежде чем в батрачестве оказаться. Работали бы лучше. Выгоднее…

Эта суховатая практичность меня, наверное, покоробила, и что-то тогда у меня на лице отразилось. И руки дрогнули, может, раздраженно звякнули звенья наборного пояса. Айе Солья, бард по прозвищу Свирель, мягко мне улыбнулась и сказала:

— Все будет в порядке, поверьте, Мартель.

И я поверил.

Знаете ли, нельзя не поверить менестрелю со столь проникновенным голосом.

Мы помогли детям и барде добраться до городка и расстались с ними у ворот. Наш путь дальше вел нас к градоправителю, темных ждала неизвестность. Я видел, как женщина, размахивая посохом и покрикивая, погнала чумазую стаю к ставшим кругом около балагана телегам бродячего цирка.

Весь тот день я, занятый пересчетом мешков с зерном, прибывшим с караваном ордена Сейша-охранителя, раздачей голодающим, разбором завалов, почему-то вспоминал идею айе барды. Приюты… было бы неплохо, но, будучи сиротой, я прекрасно знал, как можно нажиться даже на такой благородной идее.

Растратчиков и воров по сей день вешают с немалым восторгом. Порой отлавливают нечистых на руку казначеев дознаватели…

Додумался я тогда до особого ордена, собирающего отмеченных Тьмой детей… не сообразил только, откуда денег на это взять да куда потом взрослых пристраивать.

Не вздумайте улыбнуться, господа.

В итоге пути наши с наставником опять разошлись. Он уехал в столицу, я же в одиночестве отправился вдогонку за отрядом, следующим в Иишару, небольшой городок в Озерном краю. Сколько осталось от тех озер после летней засухи, стоит объяснять? Горные реки, питавшие водное ожерелье, обмелели, родники ушли в землю, колодцы показали дно. И так везде.

Поторапливался я все же не спеша. Не знал тогда, что творится в городе богов-близнецов, да и что бы мог сделать там, где два отряда паладинов не сладили с бедой? К тому же не мог пройти мимо людей, которым требовалась помощь здесь и сейчас. Вот не мог! Хотя раньше за собой подобного не замечал.

Так и вышло, что осенняя ярмарка застала меня всего лишь на полпути к озерам.

Откровенно говоря, именно некоторую мою небрежность при исполнении прямых приказов мастер считал главным препятствием к полному посвящению…

Именно там произошла третья встреча. И опять, по сути, ничего необычного. Просто столкновение у прилавка, перед разложенными на нем разноцветными тканями. И виноват я оказался, засмотрелся на молодую веселую кружевницу с полной корзиной цветастого товара. Что считалось роскошью необыкновенной по тем временам. Небогато и малолюдно было на ярмарке. И засуха купцов да ремесленников подкосила, и городок был маленький, так что моя и только моя вина, что айе Солью я едва с ног не сшиб.

Перехватил за локоть женщину, извиняясь, даже не сразу понял кого.

Обернулась она, мазнула по мне невидящим взглядом, рукой по плечу провела и узнала. Улыбнулась и спросила:

— Можно вашими глазами воспользоваться, Мартель? Одно мгновение?

Разумеется, я согласился. И тут же передо мной раскинули ворох тканей, засуетился торговец, выбирая куски поярче.

— Для чего же вам? — растерянно вопросил я, следя за движением ее рук, поглаживающих то выбеленный лен, то темную лежалую парчу.

— На платье свадебное… — Пальцы принялись выписывать круги по изломанному шелку.

— Кому?

— Мне. — Безмятежное спокойствие в голосе.

Как же я был удивлен! Но потом подумал — барды тоже люди. Почему бы нет?

— Тогда… тогда… — Я разворошил кучу тканей, потянув за кончик нежно-бежевый отрез.

Откуда у хозяина взялся королевский атлас, неизвестно, но барде он понравился. Благодарно кивнув в ответ на пожелания счастья, она погрузилась в торг. Я же, понаблюдав за представлением, способным, пожалуй, собрать не меньше зрителей, чем бродячий балаган, поспешил в овощной ряд. До полудня следовало пополнить запасы и отправиться дальше.

Да-да, именно в том самом королевском атласе айе Солья, Свирель Иишары, изображена на парадном портрете, что висит в орденской галерее.

Очень интересное место эта галерея героев. Одно из первых мест, где после войны не делили на темных и светлых. Пусть порой и мертвых…

А в Иишаре пропадали дети. За предшествующее моему появлению время исчезло более дюжины малышей от двух до трех лет. Из закрытых охраняемых комнат, из-под носа паладинов, городских стражников и даже Ночной гильдии! Бесследно. Собаки след не брали, испуганно скуля у ног охотников.

В городе царил ужас.

Сводный отряд трех орденов и тот не мог ничего сделать. Ну, они прочесывали территории, озера, скалы, овраги, не жалея благословения богов. Но не находили ничего, только ошметки темной силы, легко развеивающиеся под ударами мечей, напоминали о том, что когда-то были собственностью одного из темных богов.

Мое прибытие осталось незамеченным по большей части. И в целом я оказался бесполезен. В тяжелой, мрачной атмосфере погруженного в горе города ничто, казалось, не имело смысла.

Через пару дней я уже не знал, куда себя деть, лишь бы избавиться от пропитавшего меня чужого отчаяния.

Потому как можно чаще отправлялся за невысокие стены Иишары, в патрули, к озерам.

А исчезновения продолжались. Паника нарастала. Я сам трижды отбивал темных деток от толпы, до сих пор не знаю, скольких спасли в отряде. В конце концов всех, кого нашли, собрали в казарму и охрану приставили. Там же как-то незаметно обосновался старый бард с учеником, признаться, это не вызвало удивления. Чем бы сейчас в городе, погруженном в траур, заниматься. А так и сами при деле, и детям присмотр. Сопли подтирать да готовкой заниматься паладины все же не нанимались.

Да, высокомерие из высокомерия…

Тот самый вечер, когда наконец все закончилось, был самым обычным. Закат, осенние тени исчертили узкие улочки. Прохладно. Я готовился к ночному дежурству по казарме. Прочие мои соратники уже разошлись с патрулями.

— …что-то плохо я спать стал, — услышал от проходящего мимо старика-барда. — Едва глаза закрою, все звуки какие-то чудятся.

— Ой, мастер, — пробормотал ученик, — я вот тоже… Может, травок успокоительных заварить?

— Да уж, не помешало бы всем…

Я вежливо кивнул им, неохотно поднимаясь со скамьи. Кольчуга слегка тянула к земле, накопилась усталость в ногах, таскать на себе еще и полуторный клинок не возникало особого желания. Теплый камень стен приятно грел спину, и это место, было, полагаю, любимо многими поколениями охранявших казармы учеников.

Солнце окончательно скрылось за островерхими крышами.

Дежурство заключалось в периодическом обходе близлежащих улочек, вьющихся около длинной стены казарм, и осмотре дверей и окон. Торопиться особенно некуда, а одолевшую в сумерках зевоту я перебил привычным каноном благословения Аллиры.

И стоит ее же поблагодарить за то, что шел я, не печатая шаг и бряцая доспехом, как истинный рыцарь, а тихо брел, задумчиво замирая перед каждым поворотом.

Мне чудилась странная музыка, словно кто-то за тонкие струны дергал, а звуки во всем теле отдаются.

Вот вышагнул из-за угла и увидел, как посреди глухой стены одного из богатых купеческих домов обрисовался светящейся линией силуэт дверцы. Низенькой, мне по пояс. Она отворилась, заливая мостовую синим светом. И на улицу шагнула приземистая мохнатая тварь, длиннохвостая, клыкастая, с острыми розовыми ушами. Мощные задние лапы, передние короткие, в которых она тащила ребенка, малыша лет двух, обвисшего бессильной тряпкой.

Я потянулся было к мечу, но руки словно застыли, тело окоченело.

Тварь огляделась и потрусила неторопливо в сторону центра.

Я зажмурился до боли, взмолился Аллире, напрягся. И сделал шаг. И еще. И еще. Меня подгоняла и давала сил ярость.

Но дергающиеся в сознании струны, кажется, усыпляли или убивали.

Не убили, неожиданно прерванные резкой задорной мелодией, промчавшейся по улицам. Длинная нота, короткая, резкое ритмичное стаккато…

И я в три прыжка догнал замершую тварь, выхватывая из расслабленных лап малыша. Короткий замах — и на стену плескает кровь, голова твари глухо шлепается на камни.

Музыка играла.

Я побежал назад, к дому, откуда забрали ребенка. Двери, окна, ворота, калитка — все закрыто. Не раздумывая, вынес плечом тонкие доски, брякнул засовом. Сторож спал на дорожке. Через двор, к крыльцу. Рукоятью вынести замок дело мгновения.

И здесь все спали. Малыша я устроил на кушетке рядом с какой-то женщиной, судя по одежде — из прислуги, и побежал на звук.

Свирель играла.

Город спал. Улицы пустовали. Покружив по закоулкам, я выскочил на маленькую площадь. Посреди нее стояла спиной ко мне женщина, но узнал я ее мгновенно. По характерному посоху и свирели. А перед бардой по имени Солья толпились, сонно покачиваясь, десятки тварей.

Они походили немного на гигантских крыс.

Музыка текла и тянула их за собой.

Барда медленно пятилась, осторожно нащупывая ногами неровности. Подойдя, я осторожно тронул ее за плечо и проговорил на ухо:

— Это Мартель, мы встречались.

Она кивнула, продолжая играть и пятиться. А за ней трусили рядком твари.

Вот так мы прошли через весь город и вышли к открытым воротам. Только завидев створки, я понял, что вели они к озерам, настолько был сосредоточен на женщине. Ведь не дай светлые боги ей споткнуться, разорвут нас огромные крысы.

— Озера, — тихо сказал я.

Согласный кивок.

И я побежал на причал. Пара подходящих лодок покачивалась на воде. Пока искал весла, барда уже добралась до дощатого настила. У самого края ее пришлось ловить и ставить на дно низкой плоскодонки.

Выгребал я на глубину медленно. Вот чего не умел тогда, так это с лодками управляться.

Но свирель играла, и твари послушно шли в воду. И тонули, захлебывались с коротким писком. Совсем в сумерках мы оказались весьма далеко от исчезающего в сиреневой дымке берега. Хлюпанье, бульканье и царапанье когтей по камням прекратилось. Айе Солья проиграла последние такты и выдохнула, буквально рухнув на скамью. Поблагодарила.

— Это мой долг. — И просто случайность, что именно я не уснул из-за каких-то темных чар.

Страх медленно рассеивался.

— Но ночь еще не кончилась.

— Разве еще где-то остались эти крысы? — Страх окончательно исчез, осталась только разгорающаяся боевая ярость.

Кто посмел покуситься на самое ценное — на детей?

— В городе нет, но должен быть дрессировщик, — барда рассеянно повела рукой, — и старое убежище, может, темное капище… туда они таскали добычу…

— Найдем. — Я снова взялся за весла.

И пока греб к берегу, айе Солья объяснила, откуда появилась и как сообразила, что делать. Просто ехала мимо, не так уж далеко отсюда до места, где назначена ее свадьба. Странную музыку услышала, а крысы… Да едва она ощупала первую пришибленную посохом тварь, сразу вспомнила давно услышанную историю.

Похожих вредителей так же из города дудочкой выманили да утопили. И детей как-то нашли ими утащенных.

Я же принялся вспоминать окрестности. Должно же пригодиться постоянное патрулирование. Тайное святилище…

Про пещеры не сразу сообразил. Слышал, что они уходят глубоко под озера и считаются местом опасным и зловещим. Место, откуда они начинаются, мне кто-то из жителей показал.

К берегу на удивление пристал удачно, не иначе рука бога меня вела. Тогда думал — светлого, сейчас же сомневаюсь. Узкий каменистый овражек начинался почти от самой воды. Он петлял, крутые откосы едва не смыкались над головой, уходил все дальше под землю. Айе Солья пробиралась в глубины неожиданно ловко и бесшумно, рукой ведя по неровностям стены. Когда свет пропал окончательно, именно барда уже вела меня по длинному извилистому ходу. И придержала, когда я начал слишком торопиться на разгорающийся впереди свет.

Мы вышли в большую пещеру. В спертом влажном воздухе дышать было тяжело.

По неровному полу расставлены масляные светильники. В одном из углов, похоже, спали украденные дети. А в дальнем конце стояла непонятная конструкция из бронзовых труб и нитей, натянутых на рамы. Тонкая изломанная фигура, со спины напоминающая паука, плясала перед ней, дергая за струны. Рук у нее было больше, чем у человека.

Я начал вытягивать из ножен меч. Барда (описал ей, что здесь увидел), теребя повязанный на шею яркий платок, прошипела, что я не успею.

Тварь обернулась.

Меч звякнул.

Айе Солья сорвала с шеи платок, надрывая ткань.

В мгновенном рывке тварь влетела в черно-синюю воронку портала, раскрывшуюся прямо перед нами. С визгом отлетела назад.

Я действительно не успел даже вытащить меч из ножен, заметив размазанную тень, только когда она замерла, трепыхаясь в воздухе; увидел широкие кожистые крылья, разноцветные глаза с блюдца размером, жвала. Вместо рук — изогнутые ножи. Тварь напоминала какое-то насекомое.

— Бей! — крикнул кто-то. Резко, повелительно. Незнакомо.

Не раздумывая, я кинулся вперед, взмахнул мечом, перерубая тонкое тело напополам. Добавил еще и еще, почти размазывая по камням ломкое тело.

— Назад!

Передо мной заплясало горячее ало-синее пламя, буквально вплавляя останки твари в камни. Начали лопаться с громким, пронзительным, до боли в ушах, звуком струны. По пещере загуляло эхо.

Глянул в сторону портала.

Айе Солья была там, со страдальческим выражением лица зажимая уши. Рядом, аккуратно приобняв ее одной рукой, стоял незнакомец, на пальцах свободной руки его плясал огонь.

Дождавшись тишины, он обернулся ко мне, вежливо кивнул и шагнул в портал. Исчез. Воронка схлопнулась.

— И что это было?

Барда прокашлялась. И неожиданно улыбнулась:

— Полагаю, приглашение. На свадьбу. Там, я думаю, вас, айе Мартель, можно будет и представить официально…

— Но… это же был темный!

Именно в этот момент я начал догадываться, что вообще происходит.

— Да отчего же, вы думаете, наш мир еще стоит? Оттого, что Тьма еще жива. Мир — это Свет и Тьма, равновесие… Но об этом потом, сейчас стоит позаботиться о детях. — Айе Солья коснулась моей руки. — Верьте мне, вы все узнаете.

Вопрос веры и знания мы, конечно, отложили. Но сей темный все же был мне кратко представлен как посвященный бога Азура, давний знакомый и, собственно, жених, владетель Киран.

С этого момента стоит начать еще один отсчет судьбоносных встреч.

И все же сначала были торопливое возвращение в переполошенный город, караван телег и радость матерей, которым вернули детей. Как ни странно, все малыши оказались живы, только простужены и голодны.

Просто повезло, нам просто повезло! Особенно тем детям…

А потом… потом, когда отряды паладинов спешно прочесали Озерный край в поисках последних тварей, когда историю Иишары изучил совет магистров, был созван конклав орденов, на котором после месячных споров объявили о создании нового ордена. Ордена Равновесия и Порядка, на время становления которого он отдается под патронаж гильдии бардов. Именно бардам вменялось в обязанность отбирать туда людей.

И я неожиданно оказался одним из первых его послушников. Потому что стоял рядом с магистрами, полагаю, в одном ряду с айе Сольей в тот миг, когда вперед выступил свеженазначенный великий магистр.

«Это судьба, — говорила мне тогда барда, цепко хватая за руку, не давая снять с рукава новую эмблему. — Мы сможем вам рассказать многое, — твердила она. — Ведь обещали, не правда ли? Вам понравится, — убеждала уверенно. — И тайн, и забот хватит надолго».

Кто я такой, чтобы спорить с ней? И с темным, словно стоящим за ее спиной.

Мне действительно хотелось узнать все. Или многое. Неожиданно проснувшееся чутье требовало ответов на вопросы. И если для получения ответов пришлось сменить орден… признаться, это не доставило мне радости, но я смирился с судьбой и с ее первым уроком: всякое исполненное желание имеет свою цену. Всем стоит об этом задуматься.

Ведь порой цена бывает слишком высока. Особенно если платить приходится за чужую мечту, как говорил великий магистр ордена Тризеса Морского.

Чужая мечта… Да, порой мне хотелось найти того, чья мечта стала основой войны с Тьмой и едва не уничтожила весь мир…

Но запрещать посещение святилищ Аллиры и бросать друзей никто не стал, что примирило меня с судьбой.

Не могу сказать, что у меня получилось разгадать все тайны мира, но копилка моего опыта заполнилась преизрядно за все эти годы.

А самое интересное, что удалось понять, сколь огромное влияние оказывает на наши судьбы случай.

Мартель Иннис, первый магистр ордена Равновесия и Порядка, год 53 от победы Света.

Глава 1 ВОДОВОРОТ

Выстрел я услышать не успела.

Короткий резкий удар, отбросив меня к стене, отдался в груди недолгой вспышкой боли. Пальцы разжались, ослабев, и хрустальная сфера с кружащейся внутри черно-белой вьюгой скатилась с ладони. Ноги подломились, и, оседая на холодный пол, я сквозь заливающее сознание алое марево следила за медленно падающим на каменные плиты полупрозрачным шаром. Долетев до пола, он с переливчатым хрустальным звоном рассыпался мельчайшей радужной пылью, взметнувшейся вверх искрящимися блестками в свете тревожных огней сработавшей сигнализации.

Легендарная вьюга черно-белой волной вырвалась из шара, раскрутилась серо-серебристым смерчем, стремительно накрывая пространство душной пепельной пеленой. И меня, и прислугу, растерянно оглядывающуюся на хозяина, и напарника-предателя, и наблюдателя со второго яруса — всех поглощала густая муть…

«Шах и мат», — подумала я злорадно. И тут большой зал Юстианова дворца погрузился во тьму.

Потом долго, очень долго не было ничего. Только колыхание серой пустоты, укачивающей затопленное болью сознание. Миг или век спустя ничто закрутило в водовороте. Гигантская пестрая воронка ломала и выкручивала сознание, тело, то сжимая, то растягивая, втягивая в себя, перемалывая в бесконечности. Устье ее пульсировало, поглощая разум и чувства, силу и знания. Все. Нечто затащило внутрь, сжало, словно выдавливая соки, и — выплюнуло.

Грохот, звон разбитого стекла. И меня швырнуло куда-то на камни.

Вновь обретенная телесность ошарашила.

Я, кажется, жива?

Удивительно.

Сознание было прозрачным и зеркально-звонким, как дорогой хрусталь.

Лежа на холодном полу, невольно пустила по телу небольшую волну силы, диагностом. Ноги целы, руки тоже. Перевалившись с живота на спину, с удивлением ощупала грудь. Нашла только маленькую дырочку от пули в почему-то уцелевшем, пусть и заметно потрепанном комбинезоне и чуть влажное пятно.

Странно. Впрочем…

В глаза будто песка насыпали. Горячая слеза обожгла щеку. Кажется, я все-таки умерла. Доигралась. И даже тела не осталось, наверное. Вьюжная сфера — все же боевой артефакт на стыке магии и техники, а значит… я вдобавок и отомщена.

Справьте по мне веселую тризну, друзья.

Всё, всё. Стерев со щек слезы, наконец осмотрелась.

Странно.

Не так я представляла себе посмертие. Пыльный закуток, занавешенный темной тканью, потолок, затянутый паутиной, под лопатками — неровный холодный камень, на стене — широкое зеркало в человеческий рост, в массивной фигурной раме. И его поверхность будто пыльной кисеей подернута, а посередине серого полотнища прорисован четкий черный силуэт с серебристой окантовкой. Женский. Мой, наверное? По гладкой матовой поверхности периодически пробегали светло-синие искорки.

Хм. Портал? Зачарованное зеркало?

Даже и не знаю. Потому что подобные способы перемещения пока только в теории существуют… где-то там, далеко… в другом мире?

Потому что, думаю, это не мир-по-ту-сторону-жизни, а какая-то иная реальность. Ощущения от этого места возникают непонятные, но… как от чего-то настоящего, хоть и пустого, нежилого. И сквозь шок, заключивший сознание за непроницаемую стеклянную стену, я всем существом улавливаю дыхание живого мира. Ведьма или не ведьма в конце концов…

Кстати, почему я все вижу так четко и в черно-серой гамме? Неужели инъекция «кошачьего глаза», введенная сутки и еще неизвестно сколько времени назад, до сих пор действует?

Встав, я потянулась, осторожно шагнула вперед, тронула, отодвигая, пыльную занавеску. Выскользнула из закутка.

Осмотрелась, замерев.

Ловушки? Чуйка молчала… На цыпочках прокралась вперед.

Раз, два, три шага. Застыть. Еще…

Какое интересное место. Похоже на заброшенный рабочий кабинет. Широкий деревянный стол, заваленный книгами, глубокое кресло, накрытое какой-то тканью, стеллажи вдоль стен, заставленные тубусами со свитками. Низкая тумба с горкой какого-то тряпья. Портьера на кольцах между шкафами, собранная складками. На одной из стен — ромб древнего щита с заклепками, ниже — скрещенные мечи, длинные, с зазубренными узорчатыми лезвиями.

Полная комната анахронизмов! Названий кое-каких вышедших из употребления вещей я даже и не знаю. Вот как вделанные в стены крюки, напоминающие подсвечники.

Все вокруг было покрыто тонким слоем пыли, скрадывающей все цвета до серого.

Заброшенное, но не очень давно, место. Запах и дух нежилого дома, еще не затопивший все вокруг, а лишь легким флером укрывший вещи, это подтверждает.

Нащупывая носком каждый камень под ногами, я подошла к занавеси. Отодвинула и, резко отвернувшись, зажмурилась. Зашипела, перебирая все подряд ведьмовские ругательства.

Одного лучика света оказалось достаточно, чтобы мгновенно разболелись глаза, а эффект зелья начал сходить на нет. Когда резь под веками пошла на убыль, я развернулась к спрятанному за портьерой окну. В его частый переплет были собраны десятки мелких разноцветных стеклянных пластинок. Свет солнца, пройдя сквозь них, ударил прямо в лицо, едва не выжигая суженные зрачки. Алое и оранжевое затопило комнату словно кровью, высвечивая на стене напротив широкий и высокий прямоугольник из желтых камней…

Что это?

Похоже на дверь.

Разворот, раз, два, три… Протанцевав ближе, я прищурилась, рассматривая ровные, будто отполированные пластинки. Слегка коснулась, провела ладонью, ловя знакомое ощущение. Если это дверь, то у нее должен быть запор, а если есть запор, даже магический, то не открыть его — позор для взломщика со стажем.

Ага…

Неожиданно закружилась голова. Перед глазами вдруг завьюжила черно-белая метель, рука онемела. А камни замерцали, расцветившись затейливыми узорами, и словно растворились, открывая проход в длинный темный коридор, куда я и проскочила, сбросив секундное оцепенение.

Замерла у стены. Слух, зрение, чутье…

Шаг. Звонкий, четкий, резкий.

Звук гулкой волной пробежал вперед и вернулся обратно, наткнувшись на препятствие. На стенах один за другим начали загораться огни. Примитивные фонари в древних подсвечниках, вделанных в стены, один за другим вспыхивали, искрили, чадили, но темноту разгоняли. От поползшего по коридору дыма захотелось чихнуть.

Никого.

Плохо. И хорошо…

Надо выбираться из тупика.

Вперед, раз, два, три, раз, два, три, раз, два, три, раз…

Миновав несколько запертых дверей, я дошла до винтовой лестницы, крутой спиралью уходящей вниз. Огни свечей словно по ниточке вились вниз по стене.

Тишина. Давящая, раздражающе безжизненная.

Только собственное дыхание и слышно.

Ну-с… ждать можно долго, только чего? Побежали!

Придерживаясь за шершавые перила, я спустилась, почти съехала вниз. Очень неудобные крутые ступени, на каждом шагу будто грозящие выскользнуть из-под стопы. Насчитав три десятка ступеней, замерла перед высокой массивной дверью, обделанной железными полосами. Даже на вид тяжелой.

Ладно.

Вроде чисто, пол свободен, петли не внутрь, замков нет, секретов тоже…

Я навалилась, налегая плечом и придерживая затейливую ручку. Створка поддалась с протяжным скрипом. Как только щель стала достаточно широкой, протиснулась наружу. Прикрыла дверь, отсчитывая удары сердца, замерла в густой тени. Поежилась на прохладном ветру.

Огляделась.

Никого. Пустое утоптанное пространство, залитое алым светом, наверное, закатного солнца, ограниченное высокими каменными стенами. И все нарастающее ощущение заброшенности и чуждости этого мира, этого воздуха, этих камней.

Я бы назвала то, что ощущаю всеми чувствами, запахом одиночества, потерь и исчезнувшего хозяина.

Тишина.

Не только хозяин, но и прочие обитатели, похоже, покинули этот дом.

Впрочем, отойдя от стены и оглянувшись, поняла, что ошиблась. Не дом, а целый замок… Восхищенно рассматривая мощное сооружение, сложенное из полуметровых каменных блоков, щурящееся на мир четырьмя рядами узких длинных окон, я на миг забыла обо всем. По обе стороны от кажущейся приземистой угрюмой башни простирались крылья пристроек, ступенями снижающихся до высоты в человеческий рост. Коричнево-красная крыша с коньками, темный со слюдяными разводами камень, выщербленный временем, нависающие карнизы.

Перебежками двинувшись в обход мрачной громады, со всеми предосторожностями обошла угол, другой и оказалась перед главным фасадом. Так, кажется, называли часть здания, где находится главный подъезд. Широкое крыльцо, десяток ступеней, облицованные светлым камнем, большие окна, забранные разноцветным стеклом по бокам от высоких дверей, колонны, поддерживающие нависающий козырек. Рядом пристройки из золотистого бруса гораздо более поздней постройки, чем сам замок. И опять пустота.

Это начинает раздражать.

Неужели я заслужила именно такое посмертие? Ну, хобби у меня было воровское, так и что? Я честно зарегистрированная ведьма! Обязательства всегда выполняла, контрактов не нарушала, а умерла плохо и нелепо… из-за глупости, жадности и предательства напарника по хобби.

Отчетливо помню эту черно-белую вьюгу…

Почему меня занесло сюда? Тут же поговорить не с кем!

И, очевидно, настоящие Средние века.

Вздохнув, я аккуратно принялась обшаривать новые пристройки. В них не было ни защиты, ни ловушек.

И раз, два, три…

По результатам можно сказать, что люди здесь жили. Но довольно давно ушли, забрав с собой самое необходимое. Оставшийся хлеб высох, одежда в сундуках слежалась, в кладовых не осталось никаких продуктов, животные, явно жившие когда-то в отдельных домиках… исчезли.

Воды не наблюдается нигде.

Сидя на ступеньках главного крыльца и неспешно грызя сухарь, я размышляла.

Хозяина нет дома, и с давних пор.

Смысла оставаться здесь не вижу. Ни еды, ни воды.

Но и о происходящем за стенами я не имею ни малейшего представления. Смерть там или не смерть, но ощущаю я себя вполне живой, и даже более того, полной сил, поэтому снова умирать не хочу.

Способность к ночному зрению, данная эликсиром, закончилась! Но в сумраке «кошачий глаз» вернулся, стоило только о нем задуматься. Еще пару раз, пока я вскрывала сундуки, при касании у меня немели руки и перед глазами мельтешила серая вьюга, принимая на себя остатки охранных заклинаний.

А если прислушаться к себе, можно ощутить не сильную, но четко направленную тягу куда-то пойти и что-то сделать. Будто встроенный маячок с целеуказателем добавился к ведьмовскому чутью, пожалуй, тому немногому, что есть во мне заметного от колдовской братии. Только это чувство явно привнесено извне, хотя и похоже на вежливую просьбу, а не на принуждение.

В общем, выбора-то нет. Несомненно, придется отправляться в путешествие. Да и неуютно, когда над душой нависает темная нежилая громада.

Я погладила теплые ступени.

Странное место.

Говорят, на высочайшем уровне сложности технику от магии отличить невозможно, что вполне подтверждается моими личными наблюдениями. Здесь, полагаю, нет ни того ни другого. Все просто и примитивно даже, как тогда, когда в моем мире… вот я и признала очевидное — это другой мир… хорошо… в моем мире в те времена, когда воплощения стихий ходили по земле во плоти.

Но вместе с тем… создается удивительное ощущение, что замок будто живой, что он дремлет, наблюдая за происходящим вполглаза. А это высшая магия, как ни крути.

Уходить отсюда надо.

Только с монументальными воротами связываться смысла нет. На них задвижки стоят в ногу толщиной, а рядом — барабаны с рукоятями в полтора человеческих роста. Не для моих сил, ведовских и физических. Лучше что-нибудь другое поищу.

Нашла, разумеется, всего лишь пройдясь вдоль стены и внимательно рассматривая кладку. Боковая калитка пряталась за выступом высокой башни, встроенной в стену на углу.

Все время, пока разбиралась с хитрым запором из противовесов и магических нитей, мне казалось, что замок не хочет меня отпускать. Камни будто всем весом наваливались на сознание, мешая дышать, привязывая к себе, опутывая прожилками щупалец. Пальцы онемели, стало холодно, глаза застлала туманная пелена. На ощупь распутывая нити силы, придерживающие щеколду, я чувствовала, как утекает куда-то мой скромный запас магии.

Но в какой-то момент, когда я подцепила последнюю петлю закрепляющего узла, словно ворота распахнулись и наружу хлынула волна, а может, вьюжный полог распахнулся, смывая все запоры.

Разминая заледеневшие руки, я все же оказалась снаружи.

Осмотрелась, прикрыла узкую дверцу. Улыбнулась.

Замок стоял на холме, вниз убегала, изгибаясь, утоптанная дорога. Она скрывалась в лесу, простиравшемся насколько хватало глаз. И все вокруг было зеленое. Трава, кусты по обочинам, кроны, сливавшиеся вдали в единое полотно. От светло-светло-салатового до густого и темного сине-фиолетового, скрывавшегося в голубоватой светлой дымке на горизонте. А над всем этим великолепием, буквально дышащим жизнью, пылало ало-золотистое светило, заливая небо полупрозрачным огнем и яркими трассерами пронзая облака, замершие на темнеющем небе.

Такого оттенка родное мое солнце не давало никогда. Да и такого количества деревьев я не видела. Потому как средств на посещение заповедных лесов не имела, а на ведовские льготы с моими слабыми способностями рассчитывать не приходилось. Зато моими были все мини-парки и крыши, засаженные садами.

Великолепный вид вогнал меня в некоторый ступор.

Только этим и могу объяснить свои действия: не задумываясь, я двинулась вниз по дороге, прямо в темный лес. На ночь глядя. В полную неизвестность, имея в багаже сумку с каменными сухарями, прихваченное в одном из незапертых сундуков платье непривычного покроя, темно-синего цвета, на веревочках, в качестве смены одежды, и ведовское чутье!

Только под сенью раскидистых крон, в вечернем сумраке, у меня включилась интуиция. И мозги. В то же момент я метнулась на обочину, в длинном прыжке ныряя в кусты и застывая среди зелени. Листва качнулась и замерла. Затаив дыхание, я вслушивалась в приближающийся шум и твердила теневую чару.

Ну и мысленно ругаясь, конечно. Пошла, понимаете, не таясь, умная такая. А навстречу местные жители! Априори не стоит считать их добрыми и понимающими. Может, это вообще не люди!

Дробно топоча копытами, по дороге неторопливо прошли настоящие живые лошади. На некоторых сидели все-таки люди (со светлой кожей, с нормальными лицами и телами…) в бежевых куртках непривычного покроя, с раритетным оружием на поясе. Они спокойно переговаривались на незнакомом певучем языке и прямо-таки излучали довольство и легкий азарт.

К заброшенному замку идут? Живому? Ночью? И выяснять не буду, зачем. Даже гадать не собираюсь.

Обочиной я размеренно зашагала туда, откуда они явились. В лесу быстро темнело, из чащи, подступавшей к заросшему кустами краю дороги, доносились неясные звуки. Шелест, рычание, треск ломаемых ветвей, хруст. Костей незадачливых путешественников на зубах неизвестных чудовищ.

Богатая фантазия у меня!

И ведьмино чутье категорически не советовало углубляться по узким удобным тропинкам, усыпанным листвой, скрытым тенями. Зато отчетливо, все быстрее и быстрее тянуло подальше от пустой угрожающей громады. Будто бы даже она сама шептала на ухо: «Иди-иди отсюда, а не то…»

Дорога вывела к деревне. Аккуратные бревенчатые строения с алыми крышами рядами выстроились за низким забором из вертикально поставленных стволов у подножия пологого холма, с которого я спускалась. Запоздало сообразив, что дорога шла под уклон, перестала радоваться своей спортивной форме. Лес здесь становился пожиже и пониже, поэтому сверху было видно, как между домами люди в светлом гоняют местных жителей, одетых во что-то темное. Женщины и дети сбились в центре, на площади между стоящими кругом домами, пытаясь укрыться от плетей. Мужчин пошвыряли на утоптанную землю и теперь пинали и тыкали палками. Те из них, кто, видимо, пытался сопротивляться, лежали без движения.

И почему-то на память пришла старая поговорка: «Хозяин из дома, воры в дом». Только раньше я была кем? Вором… вороном, лисой, хорем или лаской, разоряющим хозяйский дом.

Смысл происходящего настолько прост, что понятен даже мне, чужачке. Кто-то решил обогатиться за счет имущества исчезнувшего владельца замка, а также за счет имущества жителей прилегающих к замку территорий. Наверное, тут нечто вроде протектората, который включает ближайшие к крупному административному образованию окрестности. И деловые отношения защитники-работники, регулируемые кодексами и законами, как в моем родном Консулате, имеются.

Где-то далеко позади меня на дороге что-то гулко громыхнуло, и, сыто чавкнув, воздух разошелся широкой волной, обдав спину горячим ветром пополам с листвой и прижав меня к стволу, за которым я пряталась. С громким треском и шелестом качнулись кроны деревьев, с крыш домов попадали мелкие плитки, а лошади на привязи заметались. Напоследок клацнув челюстями, волна ушла, свернувшись спиралью, и будто всосалась в гигантскую воронку.

Между домов разбой и грабеж сменился суетливыми сборами. По приказу одного из людей светлые прекратили мучить местных, побросали мешки и, пометавшись, расселись на лошадей и ринулись вверх по дороге. Я тотчас отступила подальше, за вторую линию кустов.

Переждав торопливо топочущую кавалькаду, пошла вниз.

Внутри крепло убеждение, что этих всадников живыми никто никогда не увидит.

Осторожно пробираясь по краю опушки, я задумчиво вспоминала свой путь от замка. Как удалось пройти мимо ловушек? Как? Я же ничего не чуяла, кроме опасности из чащи. Вряд ли я настолько сильна, чтобы подавить или обмануть заложенные заряды без подготовки и собственно знания о том, где они заложены, да и интуиция вряд ли бы помогла, просто не успела бы сработать. То, что заложено в качестве охраны, явно имеет объемное действие, и скорее всего оно там не одно или вообще многоразового действия.

Интересно… Какие-то следы разумной деятельности должны оставаться после работы с силой? Не заметила… Наверное, оно все спало, а я шла из замка к поселению. Сработала какая-то автоматика и приняла меня за гостя, покидающего гостеприимный дом, хотя не было у меня ни паролей, ни кодов? И просто не активировалась.

Опять по краю прошла, на одном голом везении. Что-то не нравится мне это. Лимит удачи имеет свойство неожиданно заканчиваться.

Поежившись, будто от зябкого холода, поднимающегося от земли, я нырнула в кусты, оставляя позади радостно гомонящее поселение. Его стоит обойти. Но как же не хочется ночевать в лесу!

Ну, в целом неплохо получилось. Скромные ведовские навыки никуда не делись, исправно подсказывая направления, идеи и решения. Уже в сумерках я вышла на полянку, расположенную в полусотне шагов от дороги. Поросшую мягкой низкой травкой ровную окружность, огороженную рядами стройных деревьев, явно магического происхождения, иначе как объяснить, что там ни единой крошки лесного мусора не было. Стволы высились ровным частоколом, оплетенным тончайшими нитями силы. Отличное место для отдыха в этой дикой местности, хотя я бы предпочла как минимум гостевой дом…

И все же для гарантии начертила на траве простой защитный круг. Ведя сухой веткой по мягкой земле, шепотом наговаривала чары безопасности.

Сухой хворост запалила искрой, слетевшей с пальцев от лихого щелчка. Хм, раньше так не получалось. Требовалось малое, но сосредоточение.

Ночи здесь оказались теплые, а комбинезон по-прежнему отлично оберегал тело от зябкого холода, и я мирно проспала до рассвета, свернувшись клубком у тлеющих углей.

Потом только спина болела да есть хотелось. Впрочем, еще пару суток я продержусь, если воду найду.

Хотя зачем искать, нарезая круги среди деревьев? Это же настоящий дикий лес! Следует воспользоваться случаем и хотя бы послушать его, провести поиск. Вдруг получится полностью в него окунуться. Только осторожнее надо, потому что это не садик на крыше, огороженный заборчиком и сетью службы магбезопасности.

Значит… сесть, расслабиться, прикрыть глаза, расширяя сознание.

Тело словно наполнилось летучим газом… Разум рассыпался на крупные осколки, собравшиеся в вихревую воронку. Ну, я так визуализирую медитацию.

И раз, два, три… Выдох.

Утренняя тишина была наполнена некоей двуцветной силой, все, что окружало меня, дышало жизнью. Я скользила одновременно внутри и вовне, позволяя сознанию наполняться чистотой и красотой естественного первозданного биоценоза. Отрешенное созерцание и медитативное спокойствие, в которые я насильно себя вогнала теневой чарой, облегчали погружение.

Вниз и вширь…

Ведьма я или не ведьма? Ха! Этот пестрый, двоящийся мир меня принял основой своей, похожей на сообщающиеся сосуды, признавая полноправным обитателем и делясь малой частичкой знаний. О лесах и полях, деревнях и городах…

Осталось выяснить, насколько хорошо ко мне отнесутся местные жители.

К городку, где можно, по-моему, проверить, насколько я срослась с миром, удалось выйти через пару дней, изрядно оголодав и обтрепавшись. Натянутое платье прикрыло необычную для этих мест одежду. Пропустили внутрь, за высокий частокол, меня без особых разговоров занятно обряженные стражники. Куртки в диагональную сине-зеленую клетку делали их похожими на уличных артистов, только вот длинные пики не казались смешными. Денег с меня не потребовали, вопросов не задавали, только смотрели неодобрительно. На мой в целом потрепанный вид или на ведовской огонь, которым я в качестве платы за вход напитала давно погасшие фонари у ворот, не знаю. Погасив пляшущую на пальцах искру, я распрощалась с дежурящими у ворот солдатами и ступила на тщательно уложенную мостовую небольшого поселения.

Странное это было место. Клетчатое. За низкими оградами, делящими город, дома выстраивались квадратами. И светлые кварталы чередовались с темными. Бежевые и желтые, синие и темно-красные крыши, сизые и беленые бордюры, палисадники и клумбы во дворах и те надвое поделены рядами густой махровой зелени.

Я почти привыкла к окружающей отсталости, даже древности, к отсутствию удобств, к множеству новых ощущений, но вот с поводком, несильно, но уверенно тянущим меня куда-то, с подсказками, с резко обострившейся интуицией, с бурчанием в полупустом желудке мириться не хотелось… Любовь к удобной постели, воспоминания о простых в приготовлении концентратах и о техномагической цивилизации в целом пока перевешивали. Я действительно скучала по дому, хотя и это тоже жизнь…

К тому же есть в окружающем мире что-то неестественное, искусственное. Стоит разобраться… и считать этот интерес еще одной зацепкой для адаптации в неизвестности.

Пройдя через город от одних ворот до других, я не удостоилась удивленных и подозрительных взглядов, только недовольных, зато утвердилась во мнении, что некоторые живущие здесь люди не очень нормальные.

На одной из маленьких площадей, выложенных рыже-коричневой плиткой, компания ребят в светлом дружно травила парочку мелких девчонок в длинных черных платьях.

Оглядев одноэтажные домики из белого кирпича, я вздохнула. И на миг поддалась ощущающейся тонкой нитью подсказке, неслышно подступая к мальчишкам. Схватив двоих крайних за добротные воротники, встряхнула на вытянутых руках и зло рыкнула:

— Твар-реныши!

Меня прекрасно поняли!

Светлые шарахнулись назад, будто от огня, и спустя мгновение исчезли в ближайшем переулке. Несильным пинком и искрой отправив туда же тех, которых поймала, обернулась к девочкам и приказала:

— Ну, по домам быстро!

Но направляющего пинка дать не успела. Откуда-то из закоулков, ведущих в темный квартал, со звонким цоканьем выскочила молодая девушка в пышном платье и, даже не посмотрев на меня, затараторила:

— О, спасибо, спасибо, спасибо… — Подхватив детей за руки, она обернулась, запнулась, рассмотрев меня, немного испуганно распахнула ярко-голубые глаза: — Благодарю, госпожа ведьма. В последнее время немного опасно отпускать детей гулять одних. Наш господин… Впрочем, о чем это я! Пойдемте же с нами! Я приглашаю!

Волнуясь, она непрерывно что-то говорила, жестикулировала, свободной рукой увлекая одну девочку на улицу, где стояли дома с темными крышами. Я кивала, следуя за ней по пятам и придерживая за руку вторую.

Какая эмоциональная девушка. И искренняя, при этом не лишенная внимательности и сообразительности.

Ведьмочка.

Город промелькнул, запутавшись в путях и дорогах. Я не противилась, тонкая нить поводка тянулась за местной жительницей.

Во дворе большого двухэтажного дома из серого камня девушка сдала детей возникшему у деревянных расписных ворот слуге в синем одеянии. И потащила меня прямо в большой обеденный зал, где за длинным столом сидело не менее полутора десятков мужчин и женщин в шикарных пурпурных и черно-синих одеждах. Никакой еды перед ними не было. Вишневого цвета столешницу сплошь покрывали бумаги, книги, шкатулки. Кое-где в свете солнца, заливавшем лучами зал через широкие окна, поблескивали разложенные горками драгоценные камни в вычурных оправах.

— Все в порядке, — заявила девица в ответ на вопросительные взгляды. — Девочки уже дома. Зато посмотрите, кого я встретила! Это ведьма!

В голосе девушки звучали ликующие нотки.

Я возмущенно закатила глаза. Что за создание — невинное, но жутко раздражающее! Неизвестно кого притащила в богатый дом, на серьезную встречу! Бродяжку уличную какую-то в потрепанном одеянии, и только потому, что та вступилась за пару малолеток. И наверное, не в первый раз нечто подобное происходит.

Я приветственно и сочувствующе кивнула ошарашенным людям. Очевидно, родственникам активной сверх меры девушки.

Очень неуместное посещение. И куда мне, простите, деваться?

Тут встала, отложив свитки, занимавшая место во главе стола женщина. Матриарх!

— Билль, я рада, что ты справилась с поиском, теперь же сядь и займись делом!

Ведьмочка рухнула на монументальный стул как подрубленная и, покраснев, уткнулась в разложенные бумаги.

Властная красавица преклонных лет в пурпуре и золоте шагнула ко мне:

— А, госпожа ведьма…

— Катрин, просто Катрин, — устало представилась я.

— Хорошо. — Кивок, темная прядь, выбившаяся из прически, мазнула по беленой щеке. — Госпожа Катрин пройдет со мной.

Знаете, очень не зря в моем мире строго контролируется посещение заповедных лесов. Общение с природой обостряет чувства и, кажется, увеличивает личную силу. Две-три ночевки в защитном круге, сон вполглаза на холодной земле, орехи и ягоды на завтрак и ужин — и ты будто три инициации подряд прошла! Неконтролируемая сила так и плещет наружу и почти не поддается приказам. А там, где ведьм, магов и колдунов едва ли не половина населения, сильные всплески магии и эмоциональная нестабильность из-за частых скачков энергии очень опасны, выливаясь порой в конфликты межу одаренными, что плохо сказывается на мирном существовании прочих людей. Да и конкуренция…

Или только здесь леса наполнены силой под завязку?

Многие бы половину жизни отдали за подобную накачку.

Мне пришлось отдать всю целиком. Усмехнувшись, я послушно двинулась за матриархом куда-то вглубь дома, по коридорам, то широким, то узким, увешанным ткаными картинами и отделанным натуральным деревом. Обостренные чувства подсказывали, что опасность мне не грозит.

Темно-синяя мерцающая ткань платья идущей впереди женщины мягко шелестела. Слова лились неспешно, я не вслушивалась, пропуская мимо ушей сетования на невоспитанную молодежь, и любовалась фигурой хозяйки. Лет шестьдесят ей, но движения легкие, уверенные, голос глубокий, кожа гладкая, а ум живой, гибкий и яркий.

Хотела бы я так выглядеть в ее годы. Впрочем, с моей мышиной расцветкой такое в принципе невозможно. До этой искрящейся жизненной энергией брюнетки мне далеко. Хотя… если покрасить волосы, платье подобрать, линзы…

Откуда-то взявшаяся чисто женская зависть испарилась, едва передо мной распахнулись двери купальни.

Только после посещения шикарного бассейна, выложенного скользкой каменной плиткой, и после плотного обеда, не в большом зале, а в малом, рядом с кухней, похоже, начался серьезный разговор. Прямо в светлой комнате, за вычищенным добела деревянным столом, уставленным десятком тарелок и бокалов, в которых играло солнце.

В огромном очаге тлели угли, на длинной полке сверкали ряды граненых бутылей. Из баночек и мешочков, разложенных по углам, одуряюще пахло цветами и специями.

Разговаривать не хотелось, думать не хотелось. Хотелось лежать и наслаждаться ощущениями сытости, чистоты и просто жизнью. И спать…

Очень сильный удар по рецепторам. Роскошная еда, обстановка непривычная, незаметная прислуга… Короче, развезло меня. Подперев ладонью голову, я чуть прикрыла глаза.

А вокруг расселись серьезные люди.

— Госпожа Катрин, — начал пожилой седеющий толстяк, — вы ведьма…

— Вежливые люди для начала представляются сами, — подавив зевок, заметила я.

— О, прошу прощения, — смутился тот под укоризненным взглядом замершего в дверном проеме мужчины, — я Гарт Медоу, глава Темного совета этого города.

— Терм Лориу, глава местной стражи, моя супруга Лория, мой брат Корн Лориу, глава коллегии врачевателей, — представился следом блондин, подхватывая под руку яркую брюнетку. — С нашей младшей дочерью вы уже знакомы.

Я кивнула. Снова едва не зевнула. Ну почему нельзя просто изложить дело и заключить контракт? Вежливые разговоры, интриги, подходы, кружение вокруг да около… Не люблю. И потому:

— Чем я могу вам помочь?

Тут все присутствующие как-то замялись. Наконец Лориу, который страж, посмотрев на брата, мрачно крошащего хлеб, выдохнул:

— Надо вскрыть тайную комнату.

Сейф то есть? Вот тут я, не удержавшись, безудержно, с икотой и присвистом, абсолютно вульгарно заржала.

Прямо по адресу попали! Вот только стоило ли ради этого сомнительного удовольствия умирать?!

Пока мы неторопливо шествовали по узким опрятным улочкам к коллегии врачевателей, Лориу-врач торопливо посвящал в ситуацию:

— Наш город Лиор, сами видите, госпожа Катрин, черно-белый, поэтому попадает под протекцию двух лордов-стражей. Не хочу ничего плохого сказать про светлого лорда, но наших потребностей он порой не замечает. А вот темный… В общем, на случай необычных обстоятельств и каких-то проблем лорд оставляет нам набор амулетов силы, которые можно использовать на разные надобности. И пароль, разумеется, тоже оставляет. Но в этот раз… лорд почему-то исчез весьма неожиданно, — покачав светло-песочной головой, неодобрительно заметил врач. — И паролей не оставил. И нет его довольно долго. Баланс власти нарушен, к тому же пора подновлять защитные контуры домов. Да и детские амулеты нужны, целительские опять же… Вы сами видели!

Я покивала. И почему-то мне кажется, что я знаю, где жил пропавший лорд?

— А вы, госпожа Катрин, уж не обессудьте, темная ведьма, и опытная, судя по всему.

Хмыкнув, я пожала плечами.

— Попробую помочь вашей беде. Получится — вскрою, но заряжайте сами, я ж не знаю вашего лорда, его возможности.

— С тем мы справимся, госпожа, не переживайте. Не в первый раз. А лорд у нас Ледяной.

— Угу. — Что бы это ни значило, мне не поможет. — А других ведьм в городе нет?

— Только светлые.

— А что же вы… — Я неопределенно повертела рукой в воздухе.

— Не те у нас отношения, чтобы светлым соседям слабости демонстрировать, — возмущенно заметил спутник.

— Простите, я не местная, — проговорила я, подбирая подол темно-синего платья, реквизированного в заброшенном замке, и перепрыгивая через канаву. — В моем родном городе не так сложно было.

Особенно если учесть, что не было такого непонятного деления по силе. На темную и светлую, резко и четко, и так, что светлые не могут использовать темную и наоборот. Странное мироустройство, но еще более удивительно, что я могу работать с обеими силами. Мне более привычна сортировка на богатых и бедных, слабых и сильных, нужных и ненужных.

— О, так вы ведьма в странствии?

— Хм, да. — И без прописки.

— Может, у нас приживетесь?

— Вот уж вряд ли! — В этом клетчатом городе? Да ни за что! — Лучше опишите мне вашего лорда, вдруг встречу. Напомню тогда о его обязанностях.

— О, лучше мы вам его покажем. Есть у нас портрет… — Лориу-врач был явно удивлен и благодарен.

А я мысленно кляла невидимый поводок, будто дергающий за язык. Хорошо, что он вновь ушел в фоновый режим, видимо, по его мнению, я двигаюсь в нужном направлении, а то демоны знают, что бы еще наобещала!

Тайная комната располагалась на втором этаже длинного приземистого полосатого здания с крутой крышей и с коньком в виде перепончатых крыльев. Изнутри дом исцеления был отделан серым мрамором и бежевой керамической плиткой. Прохлада, тишина и пустота царили среди этих стен.

Нужная дверь была набрана из простых светлых досок. Петли, ручка в виде зубастой пасти, гобелен на кольцах, прикрывающий проем, и сила. Сила, льющаяся от нее и заполняющая весь коридор ледяным, пронизывающим до костей ветром.

Поежившись, я бочком прокралась вперед. Меня прямо-таки ломало от мороза. А какой откат будет, если начну именно расплетать! Пару раз довелось вскрывать подобные накачанные магией сейфы, знаю.

Хозяева смотрели на меня удивленно. Они лишены способности чуять, хотя не обделены способностью творить.

Криво, потому что застывшие мышцы поддались с трудом, улыбнувшись, я заметила:

— Ваш лорд очень силен.

И прислонилась к двери всем телом, упираясь лбом в деревянные планки. Очень холодно. Брр!

Ну-с… раз, два, три… глянем.

Рука рядом с запором, вторая на косяке рядом.

Та-ак…

Перед глазами будто завьюжило, закружило водоворотом серое марево. А сквозь него проступили нити чар. Сложное плетение, соединяющее в единое целое косяк и часть двери, куда врезан замок. Стационарное, пассивное, настроенное на пароль.

Просто. Но силы вложено очень много! Расплетать долго, рубить не хватит мощи. Значит, обойти.

— Нож, — бросила я стоящим позади темным, отступив на шаг назад.

В раскрытую ладонь легла рукоять. Мельком глянув на изогнутое лезвие, я погладила его кончиками заледеневших пальцев и вплела в структуру короткую чару, причем неожиданно легко. Заостренное почти до молекулярной толщины, оно плавно вошло в дерево.

С силой налегая на рукоять, прочертила полукруг, вырезала замок, не задевая чужого заклятия. Истончившееся лезвие хрупнуло, ломаясь, едва пройдя от косяка до косяка. Отступив еще на шаг, аккуратно ладонью толкнула створку и отклонилась, пропуская мимо порыв ледяного ветра. Тот словно когтями задел за плечо, оттолкнул к стене. Пронесся, сшибая канделябры и сдирая гобелены, бросил в лица хозяев осколки облицовки, смешанные со снежной крупой и деревянными щепками.

Ух! Очень сильная отдача, но после той вьюги, вырвавшейся из сферы, на удивление вполне терпимо.

Выдохнув, я слизнула каплю крови с губы. Поднялась и проговорила, указывая на пустой теперь дверной проем:

— Прошу!

В кои-то веки содержимое вскрытого сейфа меня не заинтересовало.

Без оплаты я не осталась. Согласно типовому договору за услуги благодарные братья вручили мне увесистый кошель меди и два полных амулета, а также позолоченную булавку и подвеску с темным переливчатым камнем. От них едва заметно тянуло холодом. Как правильно использовать наполненные силой амулеты, я пока не знаю, а потому, полюбовавшись на изящную работу, просто сложила добычу в карман. Расплести узор магии на них возможно, но тогда пропадет рабочий эффект. Подвеска — накопитель, а булавку используют для слежки.

Показали мне и лорда. Полупрозрачный трехмерный портрет, появляющийся над большим, с ладонь размером, аметистовым диском, при нажатии на центр запускающим тонкую светло-магическую вязь.

Ну что я могу сказать? Некрасивый тип. Хотя очень характерный. Бритый налысо. Лицо худое, костистое какое-то, будто он всю жизнь недоедал. Скулы острые торчат, глаза глубоко посажены, так что и цвет не разобрать, густые брови нависают, затеняют. Нос с горбинкой, слегка крючковатый, губы тонкие, подбородок, хм… волевой. На лбу высоком узкий обруч с темным камнем. Еще лорду, как мне сказали, полагается по статусу длинный посох с навершием в виде черного шара и черная мантия до земли.

В общем, встречу Ледяного лорда Кейва Рониа — мимо не пройду, мгновенно узнаю. Даже и без мантии.

На рассвете следующего дня я покинула город, последовав за вновь натянувшейся путеводной нитью. Так назвать ее будет правильнее. В первую спокойную ночь мне удалось еще немного разобраться в собственном сознании. Очевидно, во мне сконцентрировалась третья сила этого мира, черно-белая вьюга, обретшая псевдоразум… Что-то мне это напоминает, что-то давно прочитанное…

И еще… Нить не приказывала, она просила. Недолго подумав, выполнить просьбу я согласилась. В конце концов конкретной цели у меня нет. Побуду ведьмой в странствии, плывущей по реке событий.

Ну, в данном случае неспешно идущей по дороге к большому коронному городу Лин-лиору, центру провинции Инн империи Золотого неба, Эньяли.

За два дня неторопливого путешествия я одолела дорогу до первого для меня в этом мире гостевого дома.

Завидев частокол, я одернула заранее надетое платье, так чтобы оно скрывало неподобающие женщине, даже в дороге, детали одежды. Штаны, то есть нижнюю часть комбинезона из гладкой, необычно выглядящей искусственной ткани. Ботинки мои тоже, скажем прямо, не совсем обычно выглядят. Ну ничего, теперь все это надежно прикрыто. Хватит того, что для семейства Лориу пришлось выдумывать историю буквально на ходу.

Сумку на плечо, еще влажные после купания в речушке волосы пригладить, убирая за уши, на лицо улыбку. Хотя внешность моя обыденной для этого мира не будет никогда. Увы! За время путешествия я успела заметить, что основная часть населения здесь темноволосая, а нечастые блондины все больше в рыжину отдают. Да и цвет глаз… не самый привычный.

В своем мире я обладательница серой неприметной внешности. Темно-пепельные тусклые волосы, узковатые бледно-голубые глаза, густые сизые брови, широкие скулы и острый подбородок. Досталась эта красота мне, как и многим нашим жителям, в наследство от предка, деда-лесовика, а от прабабки, как мать говорила, — изящный изгиб губ. Нет, конечно, не от одного деда, от рода Леса, выигравшего в древности войну и взявшего виру женщинами…

В общем, за местную я ни в одной провинции не сойду.

Но за ведьму в странствии — почему нет? Мир велик!

«Ведьма в странствии», — успокаивающе повторяла я себе, проходя в распахнутые, отчего-то совершенно не охраняемые никем ворота гостерии.

А увидев происходящее, застыла.

На широком утоптанном дворе творился полный беспредел. К стенам двухэтажного бревенчатого дома жались какие-то люди, туда-сюда носились с истеричным лаем собаки, гарцевали кони на привязи.

Посреди бедлама возвышался человек в черной мантии. Он медленно, даже, кажется, с наслаждением, чуть приподняв за шею, душил мужчину в простой светлой рубахе с темной каймой по подолу.

Я не разозлилась. На что? Но вот озадачилась.

Это нормально? Нет…

Раз…

В мантии — значит, маг, да?

Два…

Темный, да?

Три…

И себя он не контролирует.

«Не лорд», — убедилась я, скользнув мимо подвижной экспозиции под простым «отводом глаз», а какой-то неадекватный красавчик черноглазый.

Крышу снесло…

А меня, такое ощущение, дергает ниточка вьюги…

Ну…

Мужчина уже синеть начал, но никто не вмешивается, не пытается помочь.

Бегают, а подойти ближе боятся?

Раз, два, три… вдох, выдох…

Тише…

Хозяин из дома, а псы цепные беситься без твердой руки начинают!

В строгий ошейник этого типа надо, с намордником, зубьями внутрь!

Пелена взвихрилась внутри черно-белой метелью и выплеснулась силой.

Цепь обжигающих искр сформировалась между раскрытых в сторону темного мага ладоней будто сама собой. Ложится в пальцы, послушно свиваясь кольцами.

Взмах, с земли от удара огненной плети взвивается пыль.

Еще взмах.

Хлестко, с оттяжкой по спине и ногам мага, наискосок. Мантия на нем задымилась.

Резко развернувшись, маг разжал руки, и его жертва неловко рухнула на землю. Но, быстро-быстро перебирая ногами, отползла подальше.

На меня понеслась волна… тьмы.

Раз, два, три, нет меня…

Разворот, кувырок…

Взглянув в лицо противника, я выдохнула. Мага несло, как пьяного. Красивое лицо изуродовала гримаса презрительной ярости, с губ сорвалось злобное:

— Ведьма!

Взмах рукой, еще один ком сырой силы.

Отшатнувшись в сторону, я развела руки, принимая удар на плеть. Не задумываясь, перехватила разделившуюся натрое искристую цепь, обжигающую ладонь.

С хлыстом я работать умею. И как приятно чувствовать в подчинении послушную силу!

В три удара маг был повержен. Наземь. Завывая, он катался по двору, прикрывая обожженное лицо. Тлеющая мантия, измазанная в пыли, потухла.

Подув на покрасневшую ладонь, я огляделась. Махнула рукой:

— Ну что же вы! Вяжите его!

Местные жители вышли из ступора, кто-то подскочил ближе с кипой кожаных ремней, кто-то присеменил с ведром и с размаху окатил мага ледяной водой.

Пара капель, долетевших до меня, взбодрили неимоверно.

Подошел, хромая и потирая посиневшую шею, недодушенный мужчина, осторожно улыбнулся:

— Я должен вас поблагодарить. Я хозяин здешний, Вериу.

Он мялся рядом, отирая лицо и оправляя белую рубаху.

— Катрин, ведьма в странствии. У вас можно переночевать?

— Конечно.

Проследив, чтобы мага хорошенько связали, я пошла в дом:

— А он снова не начнет буянить?

— Нет, тут уж мы его напоим чем следует, до возвращения лорда пролежит спящим.

— А что ж раньше-то?..

— Врасплох застал. Вы садитесь, у нас сейчас места много.

Хозяин кивнул, предлагая занимать любой стол в большом светлом зале. Медового цвета дерево выглядело дорого. Натертые полы, развешанные на стропилах косицы из каких-то разноцветных овощей и тонкие кружевные занавески на окнах казались неимоверной роскошью. Хотя это обычный гостиный дом. Богатый, но обычный.

Устало вздохнув, я присела за ближайший стол. Заемная сила ушла, свернувшись клубком где-то в глубине груди разноцветным клубком, в любой момент готовым раскрутиться вьюжным водоворотом…

Скучаю, как же я скучаю по дому все-таки!

Понемногу привыкаю к музейной обстановке. В лесу проще. Все вокруг наполнено естественной жизнью. А здесь так и хочется благоговейно погладить витые ножки скамей и чеканный узор на простой металлической посуде.

Завораживает ощущение настоящей вещи под пальцами. Чувствуется, что сделано с душой.

Но кирпичные коробки домов и фабричная посуда моего мира все равно вспоминаются с ностальгией.

Над ухом гудел мерный голос хозяина:

— Лорд-то своих прихвостней всегда в ежовых рукавицах держал и нас, светлых, зря не притеснял. Все по правилам было. А вот исчез он, и все разладилось, хотя кто-то и рад, да и многие желали втайне, чтобы не было над Лин-лиором ни стражей, ни протекторов имперских. А все же лучше, когда жизнь идет по старым четким правилам.

— Пока кто-то новых не придумает, — отщипывая от куска хлеба крошки, поддержала я диалог.

— Верно, но лучше пока никто не придумал, — философски заметил хозяин.

— Вам бы шею полечить, — выдала я рекомендацию, обратив внимание на его тихий сиплый голос.

— Уж несут…

На столе возникли кувшин, курящийся ароматным дымком, и два небольших серебряных кубка. Стройная черноглазая женщина с длинной каштановой косой, приветливо улыбаясь, проговорила:

— Пейте, госпожа ведьма, я слышала, после траты сил что вам, что магам полезно это питье.

И придвинула напиток. На тонких запястьях звякнули серебряные браслеты. Хозяин погладил ее по плечу, успокаивая волнение в дрогнувших руках. Взял кубок, глотнул.

Я вдохнула запах. Травы… частью незнакомые, частью виденные мною только в порошках и трухе. Мята, мелисса, лимонник, какой-то энергетик, заживляющее, противовоспалительное.

Ну, опаивать меня нет никакого смысла. А вот просить о помощи они явно собираются. Раздраженно цокнула языком, ощущая, как натягивается ниточка подсказки:

— Кажется, сама судьба подталкивает меня к тому, чтобы я вашего лорда поискала.

И на меня с такой надеждой глянули!

Ну, будем искать, будем искать. Завтра.

Лин-лиор оказался куда более хаотичен, чем я ожидала, познакомившись с городком, где я вскрывала дверь, и затеряться в нем не составило труда. Конечно, за каменными стенами существовало то же деление на светлые и темные кварталы, но все впечатление смазывалось из-за огромного количества народа, нагрянувшего из окрестных деревень на ярмарку. Об этом недовольно бурчал стражник, взимающий плату за въезд.

По прямой грязноватой улице я добралась до ближайшего постоялого двора и устроилась за дальним угловым столом в шумном дымном общем зале. Странно, не очень уютно, но терпимо, я ожидала худшего. Из прочитанного много лет назад мне вспоминалось что-то неприятное про древние города: запах, канализация, болезни и грязь непролазная. Хорошо, что я оказалась не права.

Может быть, магия в этом вопросе помогает несколько больше, чем в моем мире.

Хихикнув, я представила возможные чары и постучала монетой по столу, подзывая слугу.

— Ужин и свежие новости, — попросила вежливо, но тощий мальчишка почему-то испуганно округлил глаза. — Живо!

Первым передо мной оказался мятый лист размером локоть на локоть. Газета? Неожиданно… Захотелось выругаться, но оказалось, что черные закорючки, складывающиеся в слова и предложения, я прекрасно понимаю. Почитаем?

Серая бумага хрустела и пачкалась под пальцами, зачарованные заголовки едва заметно мерцали. Но на обратной стороне официального, снабженного печатью магической копии издания после объявлений о свадьбах и некрологов был еще один раздел. Очень интересный. Судейский.

А в нем…

В столице Эньяли, империи Золотого неба, суд высших лордов признал за одним из них (имя не указывалось) вину в нарушении прав светлых. И приговорен он к вечному заключению в Цитадели печали.

Меня кольнуло предчувствие. Нет, даже затопила уверенность. Не вернется домой лорд-страж Кейв Рониа. Если я не поспособствую.

А поводок-то резко натянулся… Намекает!

И это раздражает.

Хотя непонятно. Нет во мне страха. Страха неизвестности, парализующего ужаса и прочего… С самого начала были шок, удивление, недоумение, интерес, злость! Печаль и ностальгия, наконец. Вот и сейчас, даже аппетит не пропал. Только легкий мандраж в душе, немного эйфории, но это как обычно перед сложной увлекательной работой.

Ведь я на нее согласилась. А? Вытащить человека, лорда, из места, называемого Цитаделью печали. Нет ничего невозможного! Я делала такое не раз, хотя последний обернулся неудачей. Это не показатель!

Путеводная нить мгновенно ослабла и изменилась, словно сплетаясь с тем, что дано мне от рождения, прочно соединяясь с ним. Просто потому, что я приняла правила этой игры? Или мира, или собственного места в нем…

Ведьма в странствии. Бывшая воровка, ведунья…

Прикрыв глаза, я застыла над кружкой травяного взвара, задумчиво улыбаясь. Способности… Я изменилась, теперь уже окончательно. Вспомнить хотя бы плеть треххвостую. Слишком много силы, да и другая она. Теплая и холодная одновременно, черно-белая или скорее серебристо-серая вьюга…

И теперь, когда она не скручена в тугой комок внутри, а медленно впитывается, сливаясь с моим родным источником… Странные ощущения.

Я зажгла на ладони искру. Покатала между пальцами комок огня. Как клубок пушистой шерсти. Не такая, как раньше.

Отчего же?

Все происходящее взаимосвязано.

Смерть, переход, путеводная нить, холодная вьюжная сила… Есть ли начало у этой цепи?

Хм. Память — удивительная штука. Почему я только сейчас задумалась о происходящем? Снова шутки путеводной нити?

Сфера Равновесия, древний артефакт моего мира, сохранившийся еще с тех времен, когда еще Свет и Тьма, Хаос и Порядок — все вечные стихии были воплощены во плоти. И бродили по миру, следя за своими подданными, карая и вознаграждая. Столько легенд! Со многими мне пришлось ознакомиться, готовясь к работе.

И одну — исполнить. Я разбила Сферу. На миг раньше, чем умерла?

В одном из самых старых собраний мифов о похождениях воплощения Света говорилось в эпиграфе: «И когда разобьются оковы Сферы Равновесия, вырвется в мир вьюга и затянет в водоворот миров разбившего, проведя через смерть и наполнив силой…»

Как по писаному! Правда, вот вопрос: почему Сфера, пережив полтысячи лет в мире, постоянно сотрясаемом конфликтами, разбилась, лишь выпав из моих рук? Что такого во мне особенного?

Не все ли равно?

Улыбка сменилась злой ухмылкой. Я умерла, меня унесла черно-белая вьюга Равновесия, напоила непонятной силой, бросила в новый мир и заставила отрабатывать! Без договора, без объяснения, с одной лишь путеводной ниткой, вечно дергающей в неподходящий момент!

Вот закончу с этим делом, устрою такое…

Равновесие… хм. Я теперь — воплощенное Равновесие!

Этому клетчатому миру, пожалуй, не хватает полутонов. Добавим, добавим…

Впрочем, стоп.

Кто-то испуганно охнул над ухом и грохнул посуду на пол.

Открыв глаза, я осмотрелась. Мой ужин лежал на полу, подавальщица, в истерике закатив глаза, тихо выла, уставившись на огонек в моих руках. Я сжала кулак, гася шарик. Что же здесь все так проявлений силы боятся?

— Я оплачу. Повторите заказ.

Итак, Цитадель печали. И я знаю, где она находится и как выглядит. Приземистый силуэт башни на дне тарелки медленно расползался на отдельные кляксы. Собирая куском лепешки остатки соуса, я оглядывала зал.

Мне везет.

Этот гостиный двор принимает караваны. Сквозь дым в зале можно было разглядеть множество людей в разномастных одеяниях. Богатые и бедные, в плащах с клетчатым подбоем, в камзолах и куртках, в шляпах с перьями и без, почти все с оружием.

И не видно границы между светом и тьмой…

Темный закопченный потолок над головой, узкие окна, похожие на бойницы, забраны решетками. Тяжелые скамьи из темного дерева и неподъемные, прибитые к полу столы, на стенах намертво приделаны потускневшие гербы, над дверью — несколько черепов, а вместо перил у лестницы, ведущей наверх, — вмурованные в ступени копья. В неярком свете видны наточенные острия.

Настоящий притон. Полагаю, мне не откажут в помощи.

Столица империи встретила меня почти настоящей таможней. Целый отряд стражи суетился у немаленьких ворот, потроша фургоны. Тот, в котором ехала я, вынужденно остановился за полторы сотни метров от проезда, а солнце уже позолотило зубцы стен. Явно не успеем проехать внутрь до закрытия города. Впрочем, мне это не надо.

Спрыгнув на землю, я отсыпала щербатому хозяину каравана договоренную сумму мелочью и неспешно потрусила в сторону предместий. Мне вслед раздалось традиционное в этих краях пожелание удачи. Что-то про темноту сокрытую и скрывающую. Поэтичный народ здесь воры, да…

Дождавшись темноты в чьем-то неухоженном саду и изрядно подчистив его от поспевших ягод, я двинулась на штурм Цитадели, позвякивая железными когтями.

Несколько лет назад я на спор залезла в главное хранилище совета ведьм и магов, в доказательство притащив оттуда небольшую золотую чешуйку с фирменным клеймом. А ведь чары против взлома на склады накладывали лучшие из лучших. Все предусмотрели, но про самый простой способ как-то не подумали. По наружной стене я взобралась, бетон-то немного выщербился за сотню лет, руку в окошко просунула и со стола регистратора чешую стянула. Час работы… не считая трех недель на подготовку и двух — на последующее заметание следов.

Планировку узнать, расписание работы сотрудников и охраны, досье собрать, найти лакуну в системе безопасности… Повезло мне, повезло!

А хранилище очень напоминает башню Цитадели, устройством в основном, и силой при взломе так же пользоваться нельзя. Принцип работы понятен, навыки промышленного альпинизма не забыты. Дело только за реквизитом, с покупкой которого мне помогли в той таверне.

Единственная проблема — работать придется с налету, план Цитадели мне никто не предоставит. «Зато обострилась интуиция», — утешила я себя. Ведовские способности опять же возросли…

Да и во имя Равновесия, если Равновесию так нужен этот лорд, пусть помогает!

Хотя бы вовремя из столицы убраться после работы… И как это сделать?

Нет, нельзя сомневаться, а то кураж угаснет!

Платье с завернутым камнем бросила в канаву, заполненную грязной водой. Длинные юбки дьявольски мешают лазать по стенам, привычный комбинезон куда удобнее, хотя и не вечен, к сожалению. Сумку за спину и примотать ремнями, «кошки» на запястья.

Каменная стена — это такая мелочь. Шершавая, с выщербинами, поросшая мхом между швами. Высокая и по гребню расцвеченная фонарями. Со стражей, периодически проходящей от одной невысокой башенки до другой. Этих острокрыших круглых строений только в поле моего зрения попало пять штук.

Я выдохнула, прижимаясь к земле под нависающими надо мной зарослями.

И раз, два, три…

Сила внутри затаилась, свернувшись клубком.

Скрытной тварью, мрачной тварью, незаметной тихой тенью…

Небо стремительно синело.

Дождавшись, когда приглянувшийся мне участок между двумя башенками минует стража, буквально взлетела вверх, едва слышно клацая железом о камень, скользнула между зубцами, метнулась по широкому проходу и буквально обрушилась вниз, бесшумно приземлившись возле каких-то заброшенных строений.

Дальше… я крутнулась вокруг оси, прикрыв глаза и полностью доверившись чутью, интуиции и путеводной нити едва ли не впервые в жизни. Туда. В узкий переулок, мостовая которого серебрится светлой кладкой.

Только не торопиться… шаг за шагом, как туман струится, как поземка стелется…

Раз, два, три…

«А башня Цитадели стоит в центре города, рядом с дворцом императора. И окружает его пустота».

Эта фраза, выданная шепотом, с оглядкой, мрачным купцом, стала понятна только сейчас. В смысле про пустоту, явно выделенную голосом.

На границе обычной мостовой и голого безжизненного камня, которым выложена дворцовая площадь, стал ясен и его испуг.

Белые отшлифованные плиты, серый камень стен, будто нависающий над головой конус крыши, ни единой травинки, ни одного человека, только пустота. И не простая, а выхолощенная, безжизненная, словно огромный шар, из которого вытянули воздух, жизнь, силу. Оглушающая, до тошноты неприятная и голодная.

Как местные светлые маги такого добились? И какие же они после этого светлые?

Выпить из куска мира силу, суть, жизнь полностью, лишив даже намеков на возможность сотворить какие-нибудь чары! Просто не за что зацепиться!

Не выпуская энергию, трепещущую внутри меня, и затаив дыхание, я ступила на площадь. То, что внутри меня, вело, тянуло и звало, безошибочно указывая единственно верный и безопасный путь…

И раз, два, три…

Туман и пепел…

Не может не быть здесь стражи!

И ее нет… живой. Здесь следит за всем пустота. Но для нее меня нет!

Вот и стена. Ладонью провела по камням, выискивая щели.

По спине пробежались холодком мурашки опасливого азарта. Свернувшись в клубок, где-то в глубине сознания затаилась вьюга, выплеснувшаяся из Сферы Равновесия.

Куда?

Влево и вверх.

Темная безлунная бездна неба нависала угрожающей тенью. Узкие бойницы чернели неровными провалами на высоте человеческого роста. Ворот не видно.

Выдохнув, я распласталась по каменной кладке, теплая шершавая поверхность согрела заледеневшие от касаний пустоты руки. Пальцы нащупали первую щель, «кошки» звякнули, впиваясь в неровный стык блоков. Нога уперлась в основание.

Раз… два… три…

Подтянуться.

Жаль, нет ни костылей, ни шипов на ботинках, но и стена не сложная.

Что я буду делать, когда до нужного окна доползу?

Интересная мысль, но не своевременная. Потом…

Вверх, вверх, вверх…

Вдох, выдох.

Подтянулись…

Дальше…

Выше…

Рутина.

Действительно несложная стенка, старая, щербатая от погоды. Таких можно и десяток в день осваивать.

А, тварь! Сорвалась, самоуверенная скалолазка!

Подула на ободранные пальцы правой руки, повиснув на левой.

Не расслабляться!

А вот узкое окно. Надеюсь, интуиция меня не подводит и это именно то, что нужно.

Прижавшись к теплым камням, прислушалась.

Тишина. Мир вокруг недвижим и безжизнен. Только кровь в висках стучит и собственное дыхание ощущается, будто это стена меня в грудь ритмично толкает. Рутина рутиной, а работать пришлось без страховки, без разведки, на одном кураже и ведовстве. Это бодрит.

А еще растренированная спина ноет, ноги дрожат и саднят ладони.

Продолжаем.

Зафиксировавшись на правых «кошках», свободной рукой ощупала край окна. Никаких рам, стекол, решеток, только толстый поперечный штырь и едва заметно крошащийся край проема. Проходимо.

Только вот пальцы захолодило. Перед глазами на миг помутнело.

Выдернув руку наружу, застыла. Охранка? Внутри. Стена служит границей. Снаружи все так же царит пустота.

Стоит ли рисковать?

Для начала небольшой отдых.

Обернувшись, я посмотрела на ночной город. Даже в слабом свете звезд крыши, покрытые особенной черепицей, едва заметно золотились и мерцали. Ряды синеватых огней, разгонявших сумрак на улицах, складывались в ромбы и прямоугольники, делая столицу похожей на мозаику из темной сияющей смальты. Дворца видно не было, но я ничуть не сожалела о том, что восхитительный образчик древней эньяльской архитектуры недоступен для обозрения. Присутственные места обычно долго не засыпают.

Эта часть города казалась вполне гармоничной и отвечала моим представлениям о равновесии. В отличие от здешних обитателей. Очень странных людей. Я пока до Цитадели добралась, ни одного патруля не встретила. Стража будто вымерла. Ни на выложенных цветным плитняком улочках, ни в парках, ни на площадях никого не было. Да даже случайных прохожих, припозднившихся гуляк и работников Ночной гильдии не заметила. Комендантский час?

Зато все было пропитано силой. Казалось, что она настороженной пружинкой-змейкой затаилась, выслеживая чужака. Но меня не чуяла, не замечала, потому что я не светлая и не темная, я разноцветная. Или равновесная? А может, самовнушение сработало.

Дыхание выровнялось, судорога отпустила икры.

Спокойствие, туман, выдох…

Пробуем.

Зацепилась рукой за штырь, не пересекая внутренней границы толстой стены. Подтянулась.

— Лорд Кейв Рониа? — спросила четко и не очень громко. — Вы здесь?

Тишина. Раз, два, три…

Сердце отсчитывает секунды, медленно, размеренно.

Над городом проплыла тень, скрывая узор звезд.

Шорох, легкие шаги, сиплый, будто сорванный, голос:

— Кто здесь?

Подавив неуместное нервное хихиканье, спросила:

— Ночная гильдия. Если я войду, сможем ли мы вдвоем выйти и сколько на это потребуется времени?

Интуиция интуицией, но надо же убедиться, что магические пути отступления действительно есть. Потому что обычных способов вырваться из заточения я не вижу, а подсказка путеводной нити какая-то непонятная. Главное — войти? Именно мне?

Как-то раздраженно звякнула цепь.

— Да. Сто ударов сердца.

Я мысленно перебрала варианты. Примитивные заклятые замки, да? Как говорил мой учитель, ломая полуметровую броневую плиту старого хранилища: «Против лома нет приема». Если приложить тот лом в нужной точке.

— Вхожу.

Скорее вползаю.

Расцепилась со стеной, перехватила край окна, уже не обращая внимания на промельк холода, извернулась, на миг застыла в неустойчивом равновесии не здесь и не там, нащупывая ногой опору. Оттолкнулась, протиснулась боком между стеной и штырем, радуясь собственной худосочной комплекции, нырнула вниз.

Кувырок, встать.

Чуть в стену не врезалась. Тут и полдюжины шагов нет.

Осмотреться.

Камера пять на пять шагов, голый серый камень, длинный топчан, на полу плошка с тусклым желтым огоньком — светильник. Сзади… Рука нащупала дверь, железные полосы, петли, узкую щель замочной скважины. По потолку рядами черной глянцевой вязи, ледяной даже на вид, тянулись незнакомые мне письмена.

Ну и самое главное. Обитатель камеры, весьма похожий на свой портрет, только еще более худой, небрежно одетый в мятую рубаху и пыльные штаны, да еще с отчетливой искрой безумия в глазах. Тощие запястья закованы в браслеты, покрытые неуместно изящной гравировкой. Длинная тонкая цепь от них тянется к кольцу, вделанному в стену.

Хм…

Скинув с плеч сумку, игнорируя появившееся в глазах лорда удивление, я рухнула на колени, выхватывая заточенный чарами нож. Кончиком разомкнула одно звено цепи, коснулась второго… Лезвие, хрупнув, осыпалось пылью.

Поднялась.

— Как уходить будем?

Хороший вопрос, и, как подсказывает интуиция, ответ мне не понравится.

Потому что предполагает смерть. Пусть и во имя Равновесия.

Глянув на мужчину, на миг залюбовалась. Будто состоящее из острых граней лицо осветилось злобной радостью. Ожило и наполнилось воодушевлением, как одухотворенные лики воплощенных сил.

— На крови.

Ну вот. На моей крови, разумеется.

Время бежит! Сила холодит, раскручивается вьюга, подталкивая вперед.

Раз, два, три…

За дверью послышались торопливые шаги.

Я кивнула.

Торжествующе усмехнувшись, лорд подхватил остаток цепи, шагнул ближе, нависая надо мной почти угрожающе:

— Доверишься мне?

— Никогда в жизни! — ответила абсолютно честно.

Кейв Рониа схватил меня за руку. Я охнула от боли, кожу даже сквозь рукав обожгло холодом.

— Пра-авильно, — прошептал он на ухо, прижимая меня к себе вплотную, спиной.

На руке, прижимающей меня, треснул и осыпался узорчатый браслет.

Его Лед, раньше скованный, растекаясь по камере, тянул, глушил и пожирал мою силу. А она все не кончалась.

Мир перед глазами поплыл и готовился опрокинуться. Туманный серо-серебристый водоворот внутри наливался и наливался яркой и яростной мощью.

Лорд резко развернулся лицом к двери, до боли стискивая меня в объятиях.

Я беспомощно считала секунды, теряя веру в путеводную нить и в собственные инстинкты. Куда они меня завели?

Скрипнули петли, от сквозняка колыхнулся огонек в плошке, и камеру залило призрачное, режущее глаза сияние, очерчивающее силуэт в дверном проеме.

Стража?

Холодные пальцы ласково погладили шею и затылок. Над ухом раздалось насмешливое шипение лорда:

— Ну что, мой светлый брат, поиграем? На равных?

Острый осколок браслета коснулся кожи. Светлый?

По телу прошла мелкая дрожь. Выход на крови… моей.

— Я выживу? — Губы, онемевшие от клубящегося, выступающего инеем на камнях и на ткани холода, не слушались.

— Не обещаю, — тихо прошипел на ухо Кейв Рониа, а потом уверенно, громко приказал тем, кто застыл в дверях: — Не подходи!

Ох, к демонам такое Равновесие!

И-раз, два, три… тенью уходи… туманом стелись… врагу не кажись…

Сила утекала словно в пустоту, в пропасть, бесконечным водопадом.

А натянутая, как струна, нить звенела, убеждая в том, что все идет как надо! Все верно, все правильно!

Моя смерть — правильно? Впрочем, я ведь уже умерла. Я боюсь?

Не боюсь.

Напряженную тишину прорезала странная вибрирующая мелодия, состоящая из бессмысленных для меня слов. Это на два голоса маги затянули какие-то чары. Полотно мира, неожиданно ставшее ощутимым, натянулось. А лорды словно перетягивание каната, нет, огромного полотенца, устроили. Сила плескалась внутри и вовне, то накатывая ледяным валом, то обжигая солнечным ветром.

Кейв Рониа все повышал и повышал голос, окончательно надрывая застуженные связки, перекрывая звучание стоящего в дверях мага.

Мне уже было почти все равно! Практически погрузившись во тьму, я продолжала проговаривать мантру теней, но вдруг ощутила особенно сильную волну, будто копьем прошивающую грудь, и резкую боль в шее.

Тишина, благостная и благая, приняла меня в свои объятия.

Медленно выплывая из тумана, ощущая, что жизнь меня еще не покинула, я обрадовалась. Но радовалась только до того момента, пока не проснулась память. Жизнь, смерть, кровь, водоворот сил… Равновесие! Злость придала сил вернуться, но за мгновения, когда мир, а заодно и ощущения, набирали полноту и плотность, я пожалела, что осталась жива.

Болело все!

Тело ломало и крутило, будто его нещадно взболтали в центрифуге. Шея горела. Виски долбили десятки молоточков.

К горлу подкатила тошнота. Спазмы скрутили желудок в болезненный комок.

Под спиной ощущалось что-то твердое. Хныкнув, я перекатилась на бок и свернулась в клубок.

Как же плохо-то!

Чуть приоткрыв глаза, попыталась сориентироваться. Кусочек неба, земля и деревья мгновенно закружились в гигантском водовороте. Я часто-часто задышала носом, крепко зажимая рот. Запах мокрой земли, свежей травы и каких-то цветов отогнал приступ.

Боль начала отступать…

— И что с тобой делать, женщина? — задумчиво просипел над ухом знакомый голос.

Вот уж не знаю! Не пытаясь подняться, начала мысленно выстраивать чару…

Раз, два, три, четыре, покатаем масло в сыре…

Странно как-то идет… исцеление? Сила словно угасла, только слабые всплески сплетались в тонкую сеть…

С одной стороны, хотелось восторженно сплясать от того, что жива осталась. С другой — что-то требовало побыстрее скрыться, сбежать и не сиять энергией, чтобы не добили. Так что хорошо, что сила капает едва-едва.

Вдох, выдох…

Но мир, в который я старательно пыталась погрузиться через медитацию, подсказок не давал.

Зато голос… лорда? Да, лорда Кейва Рониа. Сам с собой, что ли, разговаривает?

— Выжила, удивительно! Кровная магия, перемещение…

Хм…

Привстав, я ощупала горло. Тугая повязка, чуть влажная? При касании пальцев резко кольнуло болью где-то ближе к затылку, выбивая из медитации. Мир снова завертелся. Вьюга закружила легкой туманной пеленой, добавляя телу сил.

Я аккуратно села.

Ну, какие у нас варианты? И дела… Судя по тому, что мы никуда не бежим и нас никто не убивает, все более-менее… нормально?

И почему «нас»?

Кстати, лорд где?

Лорд плавно вплыл в поле моего зрения, устало сутулясь и растирая серое от истощения лицо, присел рядом.

Я смотрела… всем существом. Вор во мне, ведьма, ведунья и Равновесие изучали, оценивали, знакомились.

При всей опустошенности, магической в том числе, в движениях Кейва Рониа сохранялись отголоски текучей грации опасного хищника. В Цитадели было не до разглядываний, а сейчас даже сквозь муть отвратительного самочувствия увидела когда-то умелого бойца.

Пара встреченных в лесах моего мира ведьмаков двигались очень похоже.

И вдобавок мужчина в забрызганной кровью рубахе без рукава ощущался как минимум лордом. Которым, собственно, он и был. Это врожденное высокомерие из высокомерия, обоснованное на… нет, не знаю, на чем, и гадать не буду. Он может быть благороден или подл, но лордом от этого быть не перестанет.

— Катрин, ведьма в странствии, — представилась я, посматривая сквозь узорчатый полог листвы на прозрачно-голубое небо.

— Приятно познакомиться, Кейв Рониа, темный. — Лорд кивнул.

Да не очень-то приятно.

— Где мы? — Солнечный зайчик, пробившись через листву, заставил сощуриться.

— У замка Рониа конечно же. — Лорд поднялся.

Шелестнула трава, хрустнул сучок под ногой, хлюпнула влажная лесная подстилка, прошуршала листва.

Я остаюсь здесь? Нет уж.

Путеводная нить дернулась следом за магом.

Не хочу!

Но пришлось подниматься на ноги и, переждав еще один приступ головокружения, осматриваться.

Ну разумеется… я стояла на опушке леса, у подножия холма, а на вершине дружно золотились отблески восходящего солнца на серых угловых башнях знакомого замка. Шагах в двадцати, на дороге, стоял лорд и ласково оглаживал стену дрожащего перед ним воздуха.

Я сделала шаг к нему и огорченно вцепилась в ближайший древесный ствол. Прижалась щекой к шершавой коре.

Не дойду.

— Кхм, — прокашлялась я, не узнавая собственного голоса и преодолевая сильную резь в горле, и задала насущный вопрос: — С моей стороны не будет большой наглостью напроситься к вам в гости, лорд Рониа?

Должен же он некую благодарность испытывать? Чтобы спасительницу хотя бы переночевать пустить, а? В идеале еще подлечить и накормить. И полюбопытствовать, откуда такая взялась?

И хорошо бы обойтись без казематов…

Ледяной Лорд удивленно обернулся. На узком измученном лице нарисовалась усмешка. Брр! Недобрая такая…

Ох, не хочу в казематы, но нить путеводная словно за язык дергает!

— Добро пожаловать в мятежный замок Серого Льда, — четко проговорил он и добавил вкрадчиво: — Если не боишься.

Я вытянула вперед руки, прикрываясь от выброшенного им в мир потока силы. Холодная волна разошлась широким кругом, столбом ударила в небо. В вышине вспух клубок ярко-синих нитей, стремительно рассыпавшийся на отдельные капли и струи, собрался снова… и над крышей замка раззявил пасть огромный, сияющий ультрамарином облачный тигр.

— Благодарю за гостеприимство, мятежный лорд. — Губы сами расползлись в безумной улыбке, знакомый холодок азарта — предвкушение долгой, сложной, но очень интересной работы — прошелся мурашками по спине.

Внутри вновь зазвенела, натягиваясь, путеводная нить, и завертелась, закружила, заиграла, затанцевала бесконечная черно-белая вьюга Равновесия, вливаясь в хоровод энергий, пробуждающихся во встречающем хозяина доме.

— Я не боюсь.

Глава 2 БЫТ И НРАВЫ ЛОРДОВ-МАГОВ

Разбудил меня перезвон колокольчиков. Медленно вращающийся под действием магии замка амулет наигрывал смутно знакомую мелодию и останавливаться не собирался. Вздохнув, я потянулась, выбралась из-под простыни и побрела умываться. Потом одеваться, потом предстоит завтрак в компании мятежного лорда и прочих гостей, потом работа, работа, работа… Не по специальности!

Я вздохнула, глянула в окно, за которым едва занимался бледный поздний осенний рассвет, поплескала в лицо водой из тазика и отправилась в гардеробную. Та-ак, сегодня у нас выбор между серым, серым и серым платьями, как всегда. И что-то теплое под низ. Не везде в замке Серого Льда тепло, как в моих комнатах. Здесь я вполне обхожусь одним слоем одежды…

Сегодня у меня по плану проверить подвалы.

В очередной раз вздохнув, я попыталась понять, как из почетного гостя Ледяного лорда превратилась в управляющего этой мрачной громадой. Выходило, что во всем виновата Сфера Равновесия, которая никуда не звала, не тянула и не заставляла. А донжон, раскинувший крылья пристроек, был полон магии и немного — разума, по уровню напоминая големов-прислужников из прошлой жизни… Отзывался на просьбы, выполнял простые четкие приказы. Иногда сбоил — пошаливал.

А еще здание было совершенно пустым. Как я поняла из оговорок лорда, основная резиденция его находилась в одном из крупных городов его провинции, а здесь он последние лет десять бывал нечасто, наездами по два-три дня. Ну да, слуг распустили, кладовые опустошили, а лаборатории законсервировали. Да-да, здесь есть лаборатории, а также камеры и пыточная в подвале, там же ритуальный зал и винный погреб.

Также наличествовал лорд Рониа. Несомненно, у этого хищника имелся план, который он и начал претворять в жизнь немедленно! Открыл господские покои в донжоне, вскрыл совсем уж древние кладовые, поднял защиту, оставив лазейку-калитку, и засел за работу. Что за план, как тут помочь, не ясно, а ведовское чутье упорно требовало быть рядом!

Организм же в целом просил есть, пить и спать… Логично предположив, что лорд тоже человек, вторую порцию странной на вид, сваренной в полубессознательном сознании еды отнесла ему на третий этаж башни, зевая и спотыкаясь. Кстати, так и не вспомнила, как я это готовила, подозреваю, изрядно постарался замок… А уж как был удивлен лорд Рониа, когда зачарованная дверь рабочего кабинета распахнулась с ноги и я, дошагав до стола, шмякнула на полированное дерево горячий дымящийся котелок! Буркнула что-то вроде: «Приятного аппетита, где это видано, чтоб гости хозяев кормили», и удалилась, так и не открывая глаз. Потом рухнула на какой-то топчан в кухне и отключилась на сутки.

Очнулась в гостевых покоях на втором этаже, в небольшой пустой комнате на широченной кровати с пыльным пологом, одетая и прикрытая восхитительно теплым и нежным одеялом. По причине отсутствия в замке кого бы то ни было, кроме меня и лорда Рониа, на вопрос, как я здесь оказалась, было два варианта ответа. Хм… я не хожу во сне. У лорда причины его поступков уточнять не стала. Просто приняла к сведению, какие именно мне выделены помещения. И статус. Хотя со статусом разобралась позже, после изучения некоторых книг в библиотеке. Да, есть здесь и такое помещение. Большое, пыльное, полупустое. Вероятно, самые ценные экземпляры были вывезены… Между прочим, даже оставшееся количество составляет никак не меньше сотни томов. И все — из настоящей бумаги! Дома, я знаю, уже начали переходить на заменители, хотя гримуары так и делали из пергамента и артефактных минералов… А здесь — все! Даже немагические…

В общем, тот обед, вероятно, был моей первой ошибкой. Потому что нет во мне склонности к ведению древнего домашнего хозяйства.

Но приговором, окончательным и бесповоротным, оказался другой случай.

И обязанности управляющего, кастеляна, старшего повара, главной горничной и хозяйки были скинуты на меня потому, что гостей, заявившихся в замок Серого Льда, мы с лордом встречали вместе, вдвоем, на верхней ступени главного входа. И не потому, что следовали правилам этикета, а просто пребывали в сумрачно-усталом состоянии.

Кейв Рониа, оторвавшись от своих таинственных дел, выбрал момент, чтобы заняться расконсервацией хозпостроек, охранных башен и гостевого крыла. Хотя по виду его можно было решить, что он собрался не менее чем на прием к лорду-наместнику империи. Высокий, в длинной серебристо-серой мантии, с посохом-концентратором в руках, лорд напоминал избалованного властью и измученного лестью хищника. Только глубокие синяки под глазами и осторожные движения выдавали в нем сильнейшее утомление, физическое и магическое.

Я в тот момент была в очередной раз придавлена осознанием того, что замок — разумный. Попытавшись взломать сундуки в кладовых крыла прислуги, расстроенно поняла, что они поддаются одному нажатию пальцев и ясному приказу. Потренироваться не вышло, зато от окатившей меня магической волны с пальцев посыпались искры и заломило виски. А ведь тот клубок внутри, в который превратились мои невеликие силы, намертво сплетясь с нитями Сферы Равновесия, и без того не очень хорошо поддавался контролю. Хотелось подняться к себе, в уютные комнаты на втором этаже башни, и залечь в кровать. Заварить травяной чай из тех, что рекомендовали дома для детей с нестабильным потенциалом. Три вида мяты, фиалковые лепестки… Да где его взять? Собрать травы в лесу можно, но где гарантия того, что их действие окажется таким же. Сварить в кухне? Нет, требуется лаборатория, но входить туда мне никогда не разрешат… Нужна знахарка!

Ах да, в том сундуке, столь разочаровавшем меня, хранились ткани. В основном темно-серая шерстяная, натуральная, мягчайшая и легкая, одежды из какой я в жизни не то что не носила, но даже и не щупала… Не сумев побороть желание прикоснуться, вытащила и закуталась, накинув на плечи, в широкий отрез, ведь вечера осенние уже не жаркие…

Мы столкнулись в большом зале, в трапезной, вежливо кивнули друг другу и уже расходились, но тишину разрезал долгий гудящий звук, чуть приглушенный стенами замка. «Охотничий рожок», — пояснил мне лорд и двинулся во двор. Меня понесло следом вновь натянувшейся нитью ведовской интуиции, шепчущей на ухо: «Будь рядом, будь рядом, будь рядом…» Опять это принуждение!

Снова раздалось гудение.

Лорд, прищурившись, посмотрел куда-то в пространство. Застыл, собирая силу, вымораживающую воздух вокруг. Невольно ежась от прикосновений незнакомых чар, буквально всасывающих в себя тепло, я стояла позади, недоуменно наблюдая за происходящим. Замок вроде в осаде? Так зачем открывать ворота? Но барабаны со скрежетом закрутились, натянулись цепи, где-то внутри надвратной башни что-то загрохотало. Створки медленно разошлись, не настежь, только чтобы спокойно прошел человек.

На мой вопросительный хмык лорд пояснил, что робко и настороженно входящие во внутренний двор люди — жители ближайшей деревни. Почуяли, что хозяин земель прибыл, и явились доложиться о смиренном своем почтении. И поинтересоваться, не нужны ли работники. Впрочем, я сама догадалась, рассматривая представительного бородатого мужчину в простой темной куртке до середины бедра, кряжистого и какого-то основательного. Назвавшийся старостой Трау представил и двоих спутников. Я не вслушивалась в разговор, ловя только интонации и ежась в потоках силы мага, веером расходящейся по двору, сплетающейся с наполняющей замок энергией и будто поглаживающей стены. Достаточно того, что люди будут расторопны, умелы и верны.

Потому фраза «Вот сейчас и проверим ваших работников» застала врасплох. Мужчина спустился с крыльца, пройдя мимо отшатнувшихся гостей, стремительно пересек двор и обернулся у самых конюшен, повелительно взмахнув рукой. Работники метнулись следом, староста повел себя чуть солиднее, я же вовсе не хотела никуда идти, но пришлось плестись за ними.

За лордом я не успевала. Заметила только, как он коснулся посохом последнего стоящего в стойле каменного изваяния. Моргнула, пережидая вспышку силы и мельтешение черно-белой вьюги перед глазами, а уже миг спустя перед нами трясли гривами живые создания. Конюшни, да, я знаю теперь это слово, наполнились восхищенным говором нахваливающих лошадок людей.

— Големов, — поправил лорд восхищенное оханье деревенских жителей, разворачиваясь и касаясь стены.

Снова ледяная вьюга, краткое мельтешение теней, и дерево будто наполняется светом, теплеет. Потом… Приказ о передаче на попечение работников магических созданий повис в воздухе, а хозяин замка уже исчез. А мы четверо еще довольно долго стояли и смотрели на четверку коричнево-рыжих зверей, едва ли не беснующихся от радости, тут я могу точно сказать, чувствуя их настроение в стойлах.

Я вздохнула, вернула старосте вытащенный ради тренировки у него из-за пояса кошель, прокашлялась. Ощутила себя полной дурой, мысленно прокляла лорда дюжиной нехороших чар и уточила, что он имел в виду под своим приказом. В меру своих представлений о домашних животных. Прогулки, кормление, чистка, хм… всего. Также сбруя и седла. Починить, сшить, если нет… Пришлось и работников этих, каждый из которых на голову выше меня, эдакие детинушки румяные в рубахах нараспашку, проводить в крыло прислуги, уже успевшее ожить, судя по токам магии в камнях, разместить… Распрощалась со старостой, потом, спохватившись, поймала этого делового типа у ворот, где он так по-хозяйски оглядывал барабаны с цепями, и потребовала доставить еду для лорда и специалиста по ее приготовлению. А также уборщицу и травницу.

Так и пошло… по принципу «что не запрещено, то разрешено».

Единственной радостью осталось, пожалуй, исследование замковых закоулков, пусть и открываемых по первой просьбе полуразумным магическим созданием. Ну и еще тренировка контроля над возросшими силами и форсирование наружных стен без страховки.

Почему я так подробно вспоминаю прошедшие дни? Это спасает, отвлекает от мыслей о навсегда потерянном доме, о прошлом, о том, что вообще происходит, зачем я здесь и как мой гостеприимный хозяин собирается свой мятеж обернуть к выигрышу? Ведь не менее чем на победу рассчитывает! Я тоже рассчитываю на это! Я же жить хочу, а не окончить свои дни под руинами замка, обрушенного каким-нибудь магическим ударом. Потому что от лорда Рониа никуда не денусь, увы.

Я сознательно позволила затянуть себя рутине и забить себе голову нетипичными сложными размышлениями. Безделье чревато авантюрами: оказывается, ленивое сибаритское времяпрепровождение мне не свойственно. Кроме того, я же здесь живу! Хоть и гость… И хочется комфорта. Да и простое человеколюбие требует позаботиться о хозяине, он ведь натура очень увлекающаяся в ущерб отдыху и здоровому питанию. Опытами, сражениями, интригами занимающаяся… Впрочем, насчет последнего не знаю, не знаю. Как-то же лорд попал в Цитадель? Наверное, есть интриганы и поумнее. Любопытно… Нет, я от него завишу и, куда деваться, приложу все силы, чтобы он победил. И Равновесие явно хочет того же, порой напоминая даже про ужин…

Интересно, эта сила когда-нибудь занималась столь приземленными вещами? Нет, я не буду об этом думать…

Что там у меня по плану? Подвалы? Вот лучше ими займусь, чем догадки строить…

Достаточно того, что я имею в этом мире поводыря, подсказывающего, что в ближайшее время ничего судьбоносного и глобального не произойдет. Я решила воспринимать именно как поводыря свое ведовство, намертво сплетенное с нитями предвидения, принуждения, интуиции и вьюжной силы Сферы Равновесия, поселившейся во мне. Если бы в будущем ощущалась угроза, то, что внутри меня, не дало бы покоя. Дергало бы!

Сейчас ничего сложнее поддержания разговора с новыми возможными соратниками, с подданными или просто с деловыми партнерами не будет.

Вздохнув, я плавно вплыла в трапезную:

— Доброго всем утра, господа!

Пустой неуютный полукруглый зал, серый камень, окон нет, на стенах витые позолоченные канделябры, в которых день и ночь горят свечи. Во главе длинного стола сидит лорд Рониа, неизменно аккуратный и спокойный. Похоже, наша встреча в Цитадели и короткое путешествие до замка были единственным случаем, когда его вид не соответствовал придворному этикету. Хищник в маскировке. Судя по тому, что лорд при полном параде, — мантия, обруч, он же регалия власти провинции, кольца и надменное выражение на худом костистом лице — эти гости важны.

Кейв Рониа, чуть недовольно кивнув, проговорил ровно:

— Мейстре Катрин, ведьма в странствии.

По-моему, это ирония. Я же здесь живу больше трех местных месяцев. В каком таком странствии, интересно, я нахожусь…

Но склонила голову.

— Мейстре Раине с учениками. — Тут чуть поклонился старший из гостей.

Сев по левую руку от лорда Рониа, я сосредоточилась на гостях, прибывших, вероятно, ночью. Пятеро, темно-рыжие, круглолицые, темноглазые, в добротных плотных одеждах, расшитых дорогой серебряной нитью. Настороженные, немного опасливо озирающиеся по сторонам. Вызывающе светлые. Они переглядывались, ежились от прокатывающейся по залу силы хозяина, от моей, что привычно согревала, не давая коже покрыться изморозью. Гости дружно вздрогнули при появлении кухарки с полным кувшином горячего, исходящего паром отвара. Моя радость! Магостабилизирующий напиток был разлит всем в высокие глазированные кружки.

Возможно, тишина за столом была пугающей, но по утрам ни я, ни лорд бесед о делах не вели. «Мы их вообще не вели», — неожиданно сообразила я. Каждый своим делом занимался. В конце концов не понравилось бы мое распоряжение отвар по утрам подавать, запретил бы! Но ведь пьет! Хоть и морщится, искоса на меня поглядывая. Я же, старательно выбрав нужную вилку, чинно поедала запеканку. С кухаркой Рисс у нас появились и иные звери, кроме лошадей-големов…

В общем, тишину нарушало только звяканье приборов, да иногда со двора, отделяемого лишь входными дверями, доносился топот. Работники гоняли вокруг замка животных.

Помучив гостей полагающееся по этикету время, лорд встал, приглашая их за собой. На третий этаж, не в личные покои, понятно, а в переговорную. Ну как еще назвать помещение, где ведутся переговоры и заключаются договора?

Я подхватила тарелку и облегченно отправилась на кухню.

— Рисс, — присев на лавку, с надеждой посмотрела я на дородную черноволосую женщину, самого главного человека в замке Серого Льда, — откуда гости?

— Из Риола, мейстре Катрин, — вручив мне чашку крепкого бодрящего взвара, ответила та и вернулась к булькающим кастрюлям.

— Спасибо. Из Светлого Риола… Интересно. Если что-то понадобится, я в подвалах, Рисс!

Дожевав кусок, заложенный в рот целиком и руками, я сбежала от неодобрения этой ужасной дамы. Вот она ничуть не леди, из деревни, а так требовательна к наличию у тех, кто ест приготовленное ею, хороших манер! Единоличная властительница кухни…

В подвал, в подвал! К винам, коньякам и копчениям!

Мимо ритуального зала и пыточной я прошла, не любопытствуя, что находится внутри. Хватило для осознания полного нежелания знакомиться с магическими практиками, требующими нахождения в этих местах, нервной дрожи замка и тяжелого магического следа, что скопился за столетия. Низкие двери были обсыпаны инеем, тускло синеющим в свете магических светильников. Словно щупальца, к камням от косяков тянулись полосы изморози, сплетаясь в сложные узоры, отдаленно напоминающие буквы местной письменности. Арочные потолки давили на сознание, темные коридоры, не очень длинные, казались бесконечным лабиринтом из-за резких поворотов, провалов ниш и магии, холодящей ладони, положенные на камни. По мягкой просьбе, скатившейся с пальцев десятком огненных звездочек, завеса расступилась, пуская меня дальше. Пара поворотов, и тяжелая деревянная дверь сама распахнулась, пуская в низкое прохладное помещение, в котором рядами стояли бочки высотой в полтора моих роста. Частью, судя по протяжному звучанию, пустые. Но кое-где еще оставалось прилично сокровищ столетней выдержки. Вот чего не понимаю, так это изысков алкогольного производства! Не понимаю и не люблю, хотя цена на некоторые напитки так и намекала на возможность кражи. Но ведьмам, магам, колдунам и ведунам такие напитки не рекомендуется принимать. Они снимают запреты и ограничения, срывают контроль…

Восхищенно погладив шершавые темные бока, блестящие краны и полированные подпорки, в последний раз вдохнула аромат живого, даже сейчас, спустя много лет после распила, дерева и вышла.

Режим хранения не меняем.

Дальше… А дальше была еще одна дверь, покрытая тонким слоем изморози.

Она открылась от ласкового касания, чуть скрипнув. Из темноты дохнуло удивительно чистым морозным ветерком. Прикрыв глаза и погрузившись в ощущения, шагнула внутрь. Дверь тихо закрылась. А я не обращала внимания на вспыхнувшие по стенам факелы, на низкий потолок, на гладкие серые стены и скользкие полированные полы, вслушиваясь в ошеломляющую пустоту этого места. Не высасывающую силы, враждебную, сухую, как в Цитадели, а освежающе легкую, льдистую и хрупкую.

Вдох…

Сила заструилась от спутанного клубка в груди вниз, стекая с ладоней оранжевыми искристыми волнами. Плавно, неспешно, позволяя разобрать пряди. На черные, белые, золотистые, алые, лиловые, не срываясь и полностью контролируя процесс. Вот мое, только мое… ведовство, способность к инстинктивному восприятию знаний, вот расцветающая в природной стихии этого мира сила, превращающая меня в не самую слабую ведьму. Вот черно-белая вьюга Сферы Равновесия, вот золотая нить предназначения, пути… вот мой страх, вот моя суть, вот она я… Мои надежды, мои мечты, мои знания и умения заполняли пустоту. Складывались, изменялись, осознавались… принимались вместе с проблемами и их решениями.

Узор, объемный, изысканно-сложный, видимый и с закрытыми глазами, заполнил помещение. Сила текла, переливалась, оставляя на камнях золотистые следы.

Все это действительно я.

Выдох…

Бесконечный миг осознания себя и мира оборвался ощущением наполненности и одновременно звенящей хрустальной пустоты. Постояв немного в центре гаснущего на полу узора, осторожно и плавно, стараясь не расплескать всю полноту знания о себе, я пошла дальше. Меня ждал старый арсенал.

А то, что случилось в этой комнате, стоило разобрать, и еще не раз… избыточное знание, даже о себе, порой опасно. Может, стоит куда-нибудь подальше, в подсознание запрятать до того момента, когда оно будет хотя бы уместно? Иначе получается… вот как сейчас! Шла, глубоко задумавшись об открывшихся мне глубинах собственного сознания, свернула в очередной узкий проход. И, столкнувшись у ветхих на вид дверей, ведущих в подвалы под гостевым крылом, с лордом Рониа, неожиданно резко, почти испуганно отшатнулась. Тот недоуменно хмыкнул, тронув створки. Они со скрипом разошлись, и на нас дохнуло сыростью.

Замок будто виновато пожал плечами, сокрушаясь о невозможности поддерживать правильный режим хранения везде. Силы его не бесконечны.

Лорд, оглянувшись на меня, приглашающе кивнул и шагнул внутрь, подобрав полы уже черной мантии. Хм…

Внутри один за другим зажигались теплые желтые огни. Арсенал встречал своего хозяина.

Переступив через высокий порог, я словно очутилась в музее древностей. В большом низком помещении рядами стояли стеллажи, открытые и закрытые. На них было разложено оружие. Также оно стояло на подставках и висело на крюках. Зовуще поблескивая гранями, позолотой и камнями, клинки короткие и длинные так и манили к ним прикоснуться. Поймав себя на том, что тянусь руками к ближайшим полкам, сосредоточилась на дыхании, чтобы прочистить сознание. Ладонь легла на невидимую преграду, прохладная поверхность вдруг заискрила, подернулась волной тумана и исчезла.

Отдернув руку, я отошла на шаг, и защита вернулась на место. Кивнув сама себе, решила, что и здесь стоит оставить все как есть. Защита полок выше всяких похвал. И это не замковая магия, а лично лорда Рониа. Не узнать его силу и сплетение ее нитей, остро кольнувших подушечки пальцев, невозможно.

Опять лорд, везде лорд… ну, я в его замке живу, было бы странно, если бы тут не ощущалось его присутствие.

Постояв немного, я двинулась между стеллажей. Оружие боевое и декоративное, все — очень красивое… Интересно, эта коллекция — трофеи или просто собрание, можно ли использовать всю эту красоту? И почему этот подвал носит название «старого арсенала»? Есть еще и новый?

Надолго замерев перед полкой, на которой были разложены «кошки», крючья и шипы всех видов и размеров, я задумалась. И лорд снова почему-то застал меня врасплох.

— Госпожа Катрин, вы уже что-то выбрали? — Тихо произнесенная над ухом фраза заставила дернуться, шагнув вперед и едва не налетев на витрину. От руки, цепко схватившей за локоть, по коже побежали мурашки. — Рекомендую поторопиться, после полудня мы отправляемся в гости.

Не оборачиваясь к хозяину замка, я переспросила:

— Гости?

— Не званые хозяином гости, разумеется, не должны приходить беззащитными. У нас просили помощи мейстре Раине и градоправитель Риола. Светлый лорд Ниани, владетель провинции, отчего-то заперся в своей резиденции и не выходит оттуда почти дюжину дней.

От вкрадчивого тона стоящего рядом хищника меня тянуло исчезнуть, хотя, полагаю, угроза предназначалась не мне. От слова «нас» — радостно ухмыльнуться. От предвкушения, сдобренного хорошей долей очнувшегося авантюризма, — действовать. Что хотелось прекратить, так это нудное болезненное натяжение принуждения в груди. Я и без него лорда не оставлю.

— Выбирайте, — повторил Кейв Рониа и исчез.

Двинуться дальше я рискнула только тогда, когда полностью исчезло морозное ощущение его силы. Дрожащим ногам доверия просто не было.

Но ладно… Выбираем… Хм. Набор для скрытного проникновения.

Прозрачная преграда исчезла, не разбрасывая искр, открывая безупречно сухое, без единого пятнышка ржавчины содержимое. Невольно я увлеклась и отвлеклась.

«Кошки». Звездочки. Набор тонких стилетов. Нож. Все из отборного железа, по крепости напоминающего лучшие артефактные стали, из которых делались все эти штучки дома… Без единой ниточки магии.

И все свои артефакты я оставлю здесь, в светлых землях они только помешают, потому что, по сути, — темные. Проблема не для меня, но для местных жителей и их энергий, почему-то входящих в конфликт.

А отправляемся мы в гости к соседу, в Светлый Риол. В одну из провинций, составляющих Полумесяц, тянущийся вдоль гор с запада на восток и словно обнимающий центральные провинции. Земли, принадлежащие лорду Рониа, — владение, состоящее из закрытых долин, лугов и плодородных земель, почти самая окраина, с двух сторон прилегающая к высоким непроходимым, как говорят, горам. Сосед слева — как раз Светлый Риол, провинция Рилл; а от центра нас отделяют еще две или три провинции. Глухомань, как говорили когда-то про леса у меня дома, что лорду Рониа сейчас на руку.

На полках одного из стеллажей нашлись сумки, и из арсенала я вышла нагруженная, словно грузовой мобиль. Нет, все же надо привыкать говорить по-другому, хотя бы «грузовой голем». Мир этот меня принял, отчего же мне никак не удается смириться с моим здесь нахождением?

Хм, а что меня держит здесь, кроме тонкой нити принуждения да сил Сферы Равновесия? Ничего. Но… Может, попытаться это изменить? Я могу попытаться… Есть ли шансы? Теперь, когда я знаю, чего мне хочется на самом деле.

До сих пор поверить не могу. И ведь не может быть произошедшее во время медитации обманкой, ошибкой, иллюзией, сознание я контролировала полностью. Значит, будем работать с новыми данными, так, как будто это просто новое задание. Сложный клиент, опасная местность, отсутствие планов территорий и схем чар. Сплошная импровизация.

Шаг за шагом, понемножку…

Соберемся в путь-дорожку…

И собственно за сборами пока пришлось прятать мысли, все больше отдающие почему-то паникой. Упаковать запас одежды, попутно срочно решив проблему ее нехватки посещением пыльной гардеробной на третьем этаже, уложить набранные в арсенале вещи в небольшой кофр, задумавшись о том, как же я все это потащу. Принять от Рисс корзину с копченостями из подвала, до которого с проверкой так и не добралась. Опять задуматься о том, на чем мы поедем, точнее, я, потому что искусство верховой езды мне категорически не давалось. Пределом моим пока было два круга вокруг замка шагом, на магической лошади, после чего начинали болеть ноги, спина и кружилась голова. До чего странно…

А у крыльца меня после легкого стремительного перекуса под суровым взглядом Рисс уже ожидало… ожидала… я даже слова такого не знаю! Тележка? Нечто деревянное, на четырех высоких колесах, с резными бортами и цветастым тентом над узким сиденьем. Конструкция сложной системой ремней была пристегнута к рыжему голему. Вокруг суетились работники, что-то подтягивая, что-то смазывая на редкость вонючей черной жижей. Грузили багаж. Рыжий нервно переступал копытами, тряс гривой и неприветливо поглядывал на гостей, выводящих из конюшни своих лошадей. Рядом вальяжно расхаживал гнедой, уже оседланный, увешанный сумками и тюками.

— Такое средство передвижения вас устроит, мейстре Катрин? — раздалось сзади.

Да что же это! Меня просто снесло по ступеням при звуках этого голоса, а на скамью я вообще буквально взлетела. Лорд Рониа, кивнув в ответ на мою отданную нервным кивком благодарность, сошел вниз.

— Отправляемся, — скомандовал он, подзывая голема.

Я махнула Рисс, приняла поводья от Лидла, нашего конюшего…

Ворота замка распахнулись, и наша кавалькада, возглавляемая лордом Рониа, отправилась в путь.

В мире царила поздняя осень. А это значит голые деревья, скрипящие на холодном ветру черными сучьями, редкие взблески алых и желтых красок — остатки поздних лесных ягод на кустах, тонкий ледок на лужах, густая грязь на дорогах и прозрачное, ясное, белесое, едва тронутое синевой небо. Иногда набегающие с гор тучи, изрыгающие хлопья снега…

Я растворялась в медитации, позволяя миру читать себя, а себе — изучать его в ожидании подсказки.

Мой возок, который тащил рыжий, послушно катил по подмерзшей колее, следуя за лордовским зверем, сзади топотали лошади светлых, а я раз за разом окуналась в окружающее пространство. Я ведьма, ведунья, ведающая, знающая…

Уснувший лес, деревенька, которую мы миновали недавно, город впереди. Светлая сила, теплым комом свернувшаяся в недоумении, льдистая тьма хозяина здешних земель, спокойным шлейфом тянущаяся за нами.

Кстати о хозяине…

Очень странные у нас сложились отношения. Я живу в его замке по праву гостя, в то же время выполняя обязанности, прямо скажем, хозяйки. И не единого слова не было сказано по этому поводу. Плавный переход от безделья к полной занятости был воспринят спокойно, почти равнодушно. Принят как должное? Ни вопросов, ни приказов так и не последовало. Только порой я удостаивалась благодарного кивка и удивленно вздернутой брови. Двери открывались, мои указания выполнялись… Что думают о ситуации слуги, я просто не знаю.

Мы вообще с лордом не разговаривали. Почти… Только по делу. Бывало обменивались короткими фразами, понимая друг друга с полуслова. Ну, лорд, может, и понимал, что я хочу сказать или сделать, а я догадывалась. Обычно — верно.

Ведьма ведает, да? Вот-вот…

И лорда Рониа, занятого своими таинственными делами, должными обратить выигрышной стороной положение мятежного замка, я старательно избегала. Причем не осознанно, а тщательно скрывая даже от себя собственные ощущения.

Неловкость, смущение, интерес… м-да.

Вот так жили мы, в молчаливом понимании. Я не задавала вопросов, но и лорд молчал, хотя имел полное право поинтересоваться… причинами непонятных поступков, происхождением и в целом личностью… С другой стороны, замок Серого Льда, весь, целиком, — его глаза и уши. Мнение обо мне скорее всего составлено, а решение принято, причем давно.

Ну, теперь время моих решений. Может быть.

Для чего надо личность лорда как следует изучить.

Реальность напомнила о себе тряской. Неровная дорога, колеса без рессор и жесткое сиденье. И это все равно лучше, чем верховая езда.

Потянувшись, я задумчиво уставилась в спину лорда Рониа.

Изучить…

Хорошая спина, ровная, плечи широкие. Плотная темная одежда. Дорогая, видно сразу. И по качеству лоснящейся кожи, и по украшениям. По вороту, обшлагам и подолу длинной куртки то ли вышивка, то ли аппликация. Узоры, напоминающие руническое письмо. Черное на черном. На спине во всю ширь — звериная, тигриная, наверное, морда. Не знаю, что в сумках, перекинутых через седло, но сзади к нему приторочен длинный меч, тоже темный, словно покрытый окалиной, с волнообразным лезвием.

О, я не понимаю? То есть понимаю… Не Ледяной лорд отправился в гости к соседу, а лорд-страж пограничных земель вышел в… рейд?

Словно почувствовав мой взгляд, Кейв Рониа обернулся, скидывая капюшон. Мельком глянул на меня, качнул головой. Я ощутила, как собирается в упругую сферу его сила.

Выдохнула, пережидая порыв колючего ветра. И, укутавшись в плотный дорожный плащ, отвела взгляд.

Ладно, ладно…

Мой лорд не любит прямых любопытных взглядов.

Мимо рядами проплывали стволы голых деревьев.

Почему Кейв Рониа идет к соседу-светлому как страж? Возможно, потому, что хранителя, чья должность наследуемая, но не по родству, а по силе, никто не имеет права остановить, запретить ему куда-то войти, если есть угроза нарушения мира…

Ага…

Угроза нарушения мира.

Хм, разрушения мира? С этим, я полагаю, должен разбираться хранитель Равновесия. То есть… я? Не хочу. А вот доверить это дело опытному, умелому профессионалу, а самой — быть рядом?

Ледяной лорд-опытный, умелый и безжалостный хищник. Опасный. Гибкий и сильный.

Я вновь отвела взгляд от его спины и стала всматриваться вперед в поисках развилки. Прозрачное, словно стеклянное, небо постепенно наливалось синевой. Тени становились гуще и резче, кроны деревьев все плотнее сплетались над головами, будто изысканная узорчатая арка. Становилось холоднее, дыхание белым облаком вырывалось из горла и оседало серебристым инеем на вороте куртки.

А хозяин замка Серого Льда силен. Не только как маг… Если прикрыть глаза и вспомнить… В первый раз я увидела это, перевалившись через наружную стену, на которую забралась после пробежки. Два круга по каменистой неровной земле вокруг замка и форсирование вертикальной поверхности ежедневно на голой воле прекрасно поддерживают форму. Ноги не болят, руки не дрожат, голова чистая, магия спокойна.

И в один из дней я застала лорда за тренировкой.

Это было красиво.

Он будто танцевал с тренировочным мечом на заднем дворе, вырисовывая серой сталью стремительные узоры. Очень похоже, что воинскую науку Кейв Рониа забросил, погрузившись в магическую, а сейчас начал восстанавливать умения. Потому что с каждым разом… да, я подглядывала, и регулярно… с каждым разом каноны, выполняемые лордом, становились все гармоничнее.

Я не большой специалист по рукопашному бою и всяческим спортивным танцам. Но когда сила тела и сила магии движутся в унисон, сливаясь и умножаясь в резонансе, с каждым разом все туже скручиваясь, становясь плотнее и зримее, даже ведовское знание будить не стоит, и так понятно, что все титулы хозяином заслужены честно. А идеальное их слияние — дело недалекого будущего.

Между тем все быстрее темнело, а останавливаться никто не собирался. Укутавшись плотнее, под покровом плаща принялась разминать пальцы. Взгляд, не задерживаясь, скользил по кругу. Дорога, деревья, кусты, лорд, темнеющее небо, деревья, дорога, рыжая грива голема, снова силуэт лорда…

Лорда… трижды лорда!

Я на миг задержала взгляд на фигуре впереди.

Лорд-страж, лорд-владетель, лорд магии. Страж — хранитель приграничья, порядка, мира и спокойствия в провинции Инн. Владетель — потому что по праву крови ему принадлежат земли, леса, поля и реки доброй половины провинции. А магическое звание определяется по силе и умениям.

Я вот для всех, кто ниже по статусу, — мейстре Катрин, ведьма в странствии. Иногда среди равных — госпожа. Прелесть в том, что статус мой устанавливает хозяин замка, где я живу. И кто я? Гость, наемный работник, хозяйка… решается по ситуации.

Ну, повторяюсь, кажется. Но это гармоничное молчаливое согласие меня устраивает, хотя порой вводит в недоумение.

В сумерках, неотвратимо наваливающихся холодной волной, неожиданно затеплились огоньки, словно отражение проступающего на небе звездного узора. Тускло-желтая подсветка разводящих хороводы светляков то обрисовывала наши силуэты, то разливалась вдоль дороги длинной широкой полосой. Пушистые комки были созданием светлой стороны, и я четко ощущала нити привязки, тянущиеся к мейстре Раине. Растворившись, почти слившись с миром в медитативной технике, я слишком остро ощутила дисгармонию, порожденную нитями. Здесь была вотчина темных сил…

Недовольно хмыкнула, чихнула.

Лорд Рониа, обернувшись, взмахнул рукой. И р-раз, короткий жест, и контроль над огоньками перехвачен. Они только мигнули, чуть меняя цвет, и снова закружились вокруг, то убегая вперед, то выстраиваясь рядами. Мир опять вернулся к спокойствию.

Обернувшись, я понаблюдала за бурной, но бесшумной жестикуляцией светлых спутников. Надо с ними поговорить. О вежливости и гармоничном распределении сил.

Да, конечно, порядок этот, с делением на Свет и Тьму, мне все еще кажется неестественным, но он составляет основу жизнеустройства и давно пророс в суть здешнего мироздания. И вполне успешно поддерживает… поддерживал равновесие, не давая скатиться в хаос. Незаконное обвинение и заключение лорда Рониа в Цитадель словно что-то стронуло, породило напряжение в силе, которое, возможно, разольется волной, которая смоет нас бесследно… А может, и нет, если будут приложены некие усилия. В нужном направлении.

Все мои умные мысли хороши, но хотелось бы согреться. Ноги онемели, спина одеревенела, лицо вообще чувствительность потеряло. Ночь вымораживала воздух все сильнее.

Я с надеждой уставилась в спину лорду-стражу, мысленно выпрашивая остановку.

Все я получила: и остановку, и ночевку в тепле, и разговор…

А на рассвете, тускло занимающемся на горизонте, уже стояла перед невысоким, в три этажа, домом на окраине городка, похожего на сказочную сахарную легенду. Белые, словно светящиеся в сумерках, стены, повисшие в безветрии флаги на искрящихся шпилях. Ухоженные сады до самого леса и голые, покрытые щетиной поля.

Стоя на каменном рунном круге, возвышающемся над промерзшей землей где-то на локоть, я внимательно следила за лордом. Он неспешно обходил дом-ловушку. Лорд категорически запретил и мне, и светлым спутникам спускаться на землю, едва только сам покинул место перехода.

А строение окружал плотный кокон силы. Свитая в тугую спираль, магия замерла в ожидании глупой добычи, которая шагнет за границу безопасности. Темные окна зловеще щерились на мир, следя за нами, незваными гостями.

— Опоздали, — обреченно выдохнул мейстре Раине.

— Не отчаивайтесь, — прикрыв глаза и осторожно ощупывая воздух, пробормотала я.

Смогу ли пройти, обмануть? Я ведь даже не знаю, что там внутри.

Разумеется, ночью за кружкой согревающего питья на перевалочном пункте у рунного круга мне рассказали подробности. Проблема, с которой прибыли маги к лорду-стражу, в чем-то была весьма обыденной, в чем-то — странной. Их сюзерен слишком глубоко погрузился в теоретические изыскания старинных ритуалов… Лорд Ниани всегда был скорее книжником, исследователем, порой чрезмерно увлекающимся, но вполне нормальным, адекватным. С обязанностями справлялся, помощников и учеников подобрал разумных и способных, в сомнительные дела и интриги не лез. Но в последнее время почему-то все реже и реже показывался на людях, отговариваясь занятостью. Появились признаки магического истощения…

Я только фыркнула тогда. Вот лорд Рониа, разговаривающий с хозяином этого магического приюта, прямо-таки живой пример того, что истощение для магов во время сложной работы — нормальное явление.

Признаки одержимости я приму в качестве обоснования серьезности проблемы?

Этот вопрос задел меня куда больше.

Одержимость…

И все стало сложно. Не знаю, каковы они здесь и чем опасны, но одержимые стихиями в родном мире несут серьезную угрозу. Да стоит глянуть на меня! И на баланс со Сферой Равновесия, прибавившей сил, но очень часто срывающей контроль от перегрузки.

Мейстре Раине винил во всем древние свитки. И любопытство светлого лорда, не заметившего, как нечто утянуло его за грань. А темный лорд Рониа, подойдя к столу, за которым устало ютилась наша компания, подтвердил, что старые знания порой куда опаснее того, что затевает в качестве развлечения император.

Хорошо. Забытые знания, древние рукописи, ритуалы. Зачем нужна ведьма? Ведающая? Знающая…

Раздраженно вскочила.

Лорд перехватил меня за руки, усаживая на скамью, опустился рядом и напомнил шепотом, на ухо, откуда его, не самого слабого мага, я вытащила. Нужен вор, взломщик.

Цитадель…

Я только головой помотала. Не смогу. Куража не хватит… И не единой подсказки, ни единой ниточки помощи не ощущалось от клубка силы, свернувшейся в груди. Вьюга словно застыла.

Удивителен был страх. Инстинктивный, не рассуждающий. Я уже не хотела туда идти. Но — обещала быть рядом с лордом. А он — идет.

Успокаивали меня… все.

Поместье Ниани — не Цитадель, и даже не замок Серого Льда. И вытаскивать никого не надо оттуда. Возможно, потребуется всего лишь открыть дверь. Изнутри. А может, и не потребуется…

Но поэтажные планы особняка, нарисованные тут же, на пепельной неровной бумаге, я долго изучала при свете пары свечей, пока кто-то не выпроводил меня из общего зала в каморку, где, приткнувшись на скамье, я продремала до рассвета.

И сейчас, изучая, читая мир вокруг, будто оживший дом, с сожалением поняла, что просто войти не получится. Плотный кокон из магических нитей, который я буквально осязала, не даст проникнуть… Резать его? Взламывать? Когда мир дрожит и кажется, что из темноты окон на нас глядят сотнями глаз хищные твари с изнанки мира… и ждут не дождутся, когда можно будет ворваться, разодрав тонкую преграду, и начать пир.

Не тянет внутрь совершенно. Но надо, это уже понятно. Заворочалось в душе принуждение. Значит, угроза миру мне не привиделась, едва я погрузилась в легкую медитацию. Просочиться внутрь? Возможно. Но нужна щель и нужен кто-то, кто сможет ее удержать, пока я полностью сверну магическую ауру.

Что же это за ритуал такой?

Похоже, я произнесла это вслух.

— Это призыв, — испуганно пробормотал бледнеющий ученик. — Очень мощный, приводящий из безмирья подчиненных тварей.

— И разумеется, иногда они оказываются не совсем подчиненными. — Выдохнув, я открыла глаза.

Черно-белая вьюга мельтешила в сознании. Скинув плащ, я осталась в штанах и тонкой рубахе. Когти-«кошки», стилеты на перевязи, перчатки без пальцев. Набор отмычек в поясе. Ни капли магии, кроме моей, свернувшейся клубком внутри.

— Бывают и обманки. Завораживают, запутывают и подчиняют. — Второй парнишка подхватил разговор, зябко ежась.

— Отчего же ваш лорд попался на уловки древних свитков? — Я мерно задышала, отсчитывая выдохи. И-раз, и-два, и-три…

— Оттого, что нельзя быть слишком самоуверенным. — Лорд Рониа встал рядом, подхватил меня под руку и помог спуститься на землю.

Я — не я, сила не моя, нет меня, спит земля…

Ритм, в котором пульсирует сердце и магия, начал угасать, сливаясь с фоном окружающего мира. Голоса людей отдалялись, становились глуше. Вьюга легкой черно-белой поземкой змеилась вокруг темной неровной глыбы. Почти все стало неважным, кроме сияния ледяных граней безупречного ледяного кристалла, пушистые мягкие клубки отодвинулись, окружая кокон… да, кокон…

Тонкая нить ведовской подсказки затрепетала, пробуждая интуицию, знание, выход…

Раз, и-два, и-три, и…

Плавные шаги.

Кто тут, нет тут никого…

Теплый сияющий купол накрыл мир.

Ледяной кристалл аккуратно раздвинул паутину, я-не-я проскользнула в щель, которой не заметил тот, кто затаился внутри. Потому что снаружи его отвлекали…

Нить подсказки легла перед мысленным взором петлей, уводя в сторону, до стены и выше, на третий этаж.

Шаг. Хрустит под ногой трава.

Но это не я, здесь нет меня.

Простая мантра сосредоточения и сокрытия обернулась почему-то полноценными чарами, тонкими золотистыми нитями оплетающими тело.

А стены дома покрывал белый узор. Ровный, пульсирующий, но какой-то на ощупь тепловатый, словно подгнивающий. Кончики пальцев, коснувшиеся стены, захотелось оттереть песком. И вплавленные в структуру камня чары было никак не расплести. Незаметно…

Наверх.

Как подсказывает ведовская интуиция.

Несложно. Неровные камни, карнизы, оконные рамы.

Бесшумно. Быстрее. Купол света снаружи дрожит.

Вот. Здесь чары на стекле истончены до прозрачности. Изнутри.

Игла, замок. Скрип рамы. Тенью просочиться вовнутрь.

И застыть, попав, словно в мед, в густую концентрированную силу.

Лаборатория. Или ритуальный зал?

Большое помещение, в сумраке только видно, как подрагивает воздух над кругом из сгоревших свечей, в центре которого стоит пюпитр, приколот свиток и рядом распластано тело.

Тяжелый сладковатый запах. Кровь. Это кровь. Грудь жертвы чуть движется, приподнимаясь. Маг еще жив.

Медленно делаю шаг вдоль стены. К выходу. Приоткрытая дверь чуть приоткрывается. За ней — темнота. Нет, она не смотрит на меня сотнями глаз.

Я уже в брюхе этой твари.

Но я — не я, меня здесь нет…

В голове набатом грохочет пульс.

И-раз, и-два…

И вдруг руку что-то дернуло, словно нитью — марионетку.

Инстинкты истошно взвыли, чуя опасность. Я замерла на полушаге, перебирая пальцами перевязь.

Воздух стал густеть, превращаясь в воск. Я не выйду отсюда!

Та часть меня, что знает, заметалась, ища выход.

Стилет — не метательный нож, но…

Рукоять легла в ладонь.

Бросок! Пюпитр вышибает из круга свечей, взметнувшийся вверх пергамент к противоположной стене пришпиливает второй, пущенный миг спустя клинок.

И в помещении сразу проясняется.

И я почти вижу…

Где-то за гранью мира с разочарованным воем отступают от зеркальной воронки твари.

Хозяин… еще жив.

Быстрее, вниз.

Ноги сами выбирают, куда ступить, взгляд скользит по стенам коридора, лестнице, прихожей.

Ловушки, ловушки, ловушки…

Нет.

В замкнутой сфере защиты они все ориентированы вовне…

И кто же тогда оставил лазейку для вора?

Под ладонями, скользящими по пурпурному дереву двери, угрожающе проступают узоры из тонких нитей света. Разгораются, обжигая кожу.

И замыкаются на скважине… от которой нет ключа.

Интуиция шепчет, что искать некогда. Негде…

Пытаясь не расплести, но хоть ослабить чары у замка, обожгла ладонь о раскалившуюся врезанную пластинку.

Шипя, не глядя перебрала отмычки…

Защита заворочалась, ощутив наконец незваного гостя.

Чтобы ей на тварей, которые из свитка древнего чуть не вырвались, не обратить внимание.

Раз, два, три, подожди…

Не гори, не гори…

Эта!

Воздух погорячел.

Раз…

Поворот, рывок, поворот.

Два…

Щелчок!

Три…

Дверь с натугой распахнулась, я вывалилась в объятия холодной, безумно нежной осени. За спиной, прожигая ткань рубахи и кожу до костей, взревело пламя.

Свет — это огонь?

Тьма — мое убежище.

А еще одно убежище усталой Тьмы — официальная резиденция около города Лин-лиора.

Там я очнулась. Опустошенная и усталая, но живая. Об огне, прошедшемся между лопаток, напоминало только чувство некоторой стянутости в спине. Ну, кроме того, обожженная и, видно, вылеченная, она сильно чесалась. Неловко и опасливо поведя лопатками, я ощутила, как тонкая кожа трется о покрывало.

Надо вставать… Не хочется.

Узнавать, где я, что со мной, как разрешился вопрос со светлыми мейстре и учениками, снова впрягаться в обязанности гостя-кастеляна-хозяйки… Но я должна быть рядом. И кажется, я хочу быть рядом с лордом Рониа.

Лежа на спине, я упиралась взглядом в совершенно незнакомую, покрашенную светло-голубой краской стену. Мягкая подушка и перина не давали толком пошевелиться, повернуть голову, да и просто ощутить тело до конца. Впрочем, скорее всего были и какие-то лекарства. Магии я не чувствовала ни внутри себя, ни снаружи. Блокирующие или приглушающие ощущения эликсиры?

Встаем…

Осторожно выскользнув из-под шелковой простыни, огляделась.

Большая комната, заставленная светлой массивной мебелью, широкое витражное окно, за ним залитый солнцем пустырь. На дверях шкафа — то ли герб, то ли эмблема — знакомых очертаний резная тигриная морда. Комод рядом с кроватью завален баночками, пузырьками, бинтами и обрывками тряпок. Канделябр с оплывшими свечами. Рядом на кресле груда ткани.

Халат?

Укутавшись в легкую ткань, медленно и осторожно пошла искать ответы на вопросы.

Короткая анфилада светлых комнат, коридор, пара плотно закрытых дверей, разумеется, я проверила каждую, зимний сад. В заставленном кадками помещении со стеклянным потолком я задержалась.

Странно. Ни души, тишина, а ощущения заброшенности нет. Дом этот явно жилой. И в то же время нет желания, как порой в замке, пройтись на цыпочках, нащупывая каждый камень, обходя ловушки. Ставшие привычными, не вызывающими затруднений действия здесь не нужны.

Это просто дом. А не полный сил полуразумный артефакт, потакающий моим желаниям. И от этого как-то неуютно. Привыкла к замку.

Пожав плечами, я вдохнула пряный аромат каких-то цветов и двинулась дальше.

Поворот, галерея.

Я пошла медленнее.

На стене, также покрашенной в серый цвет, висели картины. Дюжина поясных портретов. Женщины разного возраста, от совсем молоденьких девушек до пожилых матрон. Все красивые, в богатых нарядах. И видно, что некоторые портреты очень старые. Видно по потемневшим, растрескавшимся рамам, а сами картины, к моему удивлению, полностью сохранили первозданную яркость цветов.

Я почти уткнулась носом в одну и только тогда поняла, что они не нарисованы, а словно дагерротипированы. Даже не знаю! Незаметна фактура краски, ровные цвета без четкой границы переходят один в другой. Дагерротип, только в красках… интересно.

Куда дальше?

Хм. И вот опять, я же просто знаю, где находится лорд Рониа, хотя по-прежнему не понимаю, как с ним можно поговорить. Приоткрыв первую же после поворота дверь, скользнула в библиотеку. Моргнула, привыкая к сумраку.

Вдоль всех стен стояли шкафы, полные книг, широкое окно занавешено темной полупрозрачной портьерой, рассеянный свет падал в угол, где стояли стол, бюро из тех, в которых принято делать секретные ящички, и кресла. В одном, массивном, с высокой спинкой, деревянными подлокотниками и потертой алой обивкой, отвернувшись от солнца, сидел Ледяной лорд. Спокойный, даже расслабленный. У ног его стояла бутылка…

Вино?

А как же контроль? Впрочем…

Я подошла ближе.

Контроль отличный. Ни одного жгута силы, морозный шлейф словно подобран и свернут. Спрятан подальше.

Села напротив, закутавшись в светлую ткань. Сама себе кажусь призраком…

Он ничем не показал, что заметил меня.

Полуприкрыв глаза, все так же расслабленно полулежал в кресле.

Ну…

— Нам надо поговорить.

Едва заметный согласный кивок.

— О чем?

— Об адекватной системе компенсаций… За выполняемую работу по специальности. — Во имя Равновесия, что я говорю?!

Но лорд чуть подался вперед. На худом лице появилось какое-то непонятное выражение. Предвкушение хищника и интерес. Вот что я выдумываю, он уже все давно решил. Если мое желание не совпадет с его, ну что ж… не судьба.

— И чего же вы пожелаете, мейстре Катрин? Все, что в моих силах…

Тигррр… только что клыки не скалит.

А его магия, словно заледенелая глыба, нависает над нами.

— Мейстре Катрин еще несколько дней назад… сколько, кстати? — Я подалась вперед, облизнула пересохшие губы, привстала.

— Три, — протянул лорд.

В глазах его усталость растворялась в безумной ледяной метели. Моя огненная вьюга жадно грызла цепи, на которые была посажена… Сила к силе, глаза в глаза, бесконечность и бездна…

— Да, она бы затруднилась с ответом. Я же хочу… Вас, мой лорд, вас…

Часы отбивают полдень. Донннн!

Вспышка.

Миг полета, захватывающий дух.

И согласный кивок.

Выдох, темнота. Прикрыв глаза, тяну руки вперед.

И я — на его коленях, сижу, вцепившись в его плечи, и рассматриваю впервые так близко острое, хищное, некрасивое лицо.

Слушаю тихое, уверенное и вкрадчивое:

— Ты меня получишь, ведьма, если выдержишь мою силу. Ты шла сюда долго.

Вы даже не представляете, как долго… и насколько издалека.

— И видела портреты, да? Не все из женщин нашего рода смогли вынести древнюю мощь… Не боишься присоединиться к тем, что остались вечно молоды?

Я смеюсь, запрокинув голову.

Смерть? Я уже умерла. Два раза! Это меня не пугает. Если ценой за наслаждение будет именно это…

Сила держит меня, хранит меня, наполняет меня.

С грохотом обрушивается вниз ледяной водопад.

Навстречу вздымается черно-белая вьюга.

Глава 3 ДУЭЛЬ

В Рал-нион, столицу провинции Аэлл, мы въезжали, словно победители. Первым — лорд магии Кейв Рониа, грозный и могучий, в ало-синем наряде и в черном плаще с меховым подбоем, при подобающих атрибутах власти, на гнедом големе, горделиво вышагивающем по расчищенной мостовой и выгибающем шею, изукрашенную начищенными до блеска кольцами. Я чуть позади и слева, на рыжем, в серебристо-сером одеянии, по корсажу и поясу расшитом белой нитью, в темно-бордовом плаще с глубоким капюшоном, скрывающим лицо. Как и все сопровождающие. Только нетитулованным спутникам лорда подобное положено по церемониалу, а мне — потому что лицо держать каменным, невыразительным, как они, не умею. Что поделаешь, не леди я, а ведьма, воспитанием обделенная.

Свита, две дюжины отборных стражей в густо-синих форменных ливреях, следовала верхом по двое в ряд за нами, позванивая сияющей сбруей и начищенным оружием. Растянулись цепью по широкому проспекту между домов, украшенных белыми и черными ставнями, карнизами и шпилями. У последних и первых на пики вздернуты стяги родовых цветов лорда Рониа, алые, с геральдическими тиграми, черненым серебром скалящимися с полотнищ, полощущихся на ветру.

Ритмичный стук копыт разносился по заледеневшему городу, звонким эхом отражался от кирпичных стен, метался между крыш, взмывал вверх, к флюгерам.

Мы двигались к дворцу наместника от рунного круга, который перенес всех из Лин-лиора, сократив путь до нескольких часов вместо полудюжины дней, до Полуденных ворот. Стражники, охраняющие низкую, словно кружевную стену, укрытую искрящимся снегом, распахнули решетчатые узорные створки, отступая. Бряцнули пиками, дружно рявкнули ритуальную фразу. Качнулись сизые перья в высоких плюмажах. И мы бестрепетно вошли в город лорда-посредника Тиани, выступавшего гарантом законности и беспристрастности суда богов.

Позади нас воцарялась настороженная выжидающая тишина. Впрочем, впереди приветственных криков тоже не было слышно.

Мимо затаившихся садов, замерших домов, замерзших дворов и застывших крыш по центральной улице, делящей город на светлую и темную половины, мы выехали на площадь перед невысоким зданием, выкрашенным в необычный желто-зеленый цвет. Одновременно с пышным кортежем, возглавляемым обвинителем и противником, светлым лордом Совета великих магов.

Темный лорд Рониа явился на судебную дуэль.

Маги синхронно спешились, шагнули навстречу друг другу, замерли. Темный лорд в родовых алых и синих одеяниях, светлый маг — в имперских золотистых. Они едва обменялись кивками, являя собой картину непримиримого контраста сил, намерений, знаний, умений. Развернулись к крыльцу и поклонились стоящему там человеку, невысокому седому чародею в зеленой мантии, чья сила для меня оказалась похожей на густую пуховую перину. Попадешь — увязнешь и не выберешься, хорошо если расчихаешься от щекотки в носу, а то может и придушить, навалившись всем весом, а ты будешь беспомощно барахтаться…

Опасен, силен…

— И да начнется противостояние, — проговорил чародей.

Церемониал был соблюден.

Я едва заметно выдохнула.

Если бы кто-то знал, сколько сил нам стоило его выучить.

Лин-лиор трясло и лихорадило четыре десятидневья: с того момента когда лорд Рониа огласил подданным провинции Инн условия примирения провинции и столицы и снятия обвинений. Обвинений нелегких, признанных Советом великих магов. В оскорблении Света, в осквернении святынь, в убийстве и мятеже. И это была дуэль правых, единственное, что может отменить решение Совета. Сказать просто — схватка один на один, между обвинителем и обвиняемым. Проведенная по всем древним правилам, которые, по легенде, были в виде свитков вручены людям богами, дуэль являлась последним и окончательным способом решения спорных вопросов. Решение, осененное божественной силой, не имело обратного хода.

Выигравший дуэль неподсуден более, проигравший — мертв.

И все жители Лин-лиора и окрестностей наверняка в глубине души вздохнули с облегчением. Нет, они верны своему лорду, тем более тот осужден не как владетель, а как лорд магии, и ни в одном встреченном человеке я не увидела желания предать, но… Никто не хотел сражаться. Многие годы Эньяли, империя Золотого неба, жила в мире, решая вопросы противостояния сил интригами, подкупом, шантажом, не затрагивая тех, кто стоял у основания этой шаткой пирамиды. Ну… не сильно затрагивая.

А сейчас у границ провинции стояли войска, личная гвардия светлейшего императора, сдерживаемая только его волей и по его воле готовая отправиться в бой. И встретило бы войско ополчение провинции Инн, добровольно вставшее под синие знамена. Сила не менее грозная.

Результатом стало бы опустошение…

Для того и было придумано личное противостояние лордов, магов, владетелей…

Двое правых, но победитель один. Очень практично с точки зрения государства, минимум разрушений.

Вот только чтобы быть допущенным до дуэли, следовало соблюсти церемониал. До последней буковки, выцарапанной в тяжелом свитке, извлеченном из тубуса с восковой печатью на перевязи. Это первое испытание.

Всех затянул круговорот неотложных дел, но от того, что мятеж перешел из стадии переписки через рунные зеркала к действию, лично мне легче не стало.

Список необходимого был просто бесконечен.

И-раз, и-два, и-три…

Ведьма я или нет?

Отчего печалиться? Работать надо, пусть это работа и не по основной специальности!

Простое решение.

Мой лорд пусть танцует с тенями, призрачными и не совсем, я займусь его окружением.

Церемониал выучить, подобрать эскорт.

Пошить ливреи, камзолы, наряды.

Из пыльных кладовых вытащить родовые знамена.

А кроме того, принять гостей, навести порядок в доме, распугать любопытных.

Утешить неожиданно заброшенный нами замок Серого Льда и развеселить медленно оправляющегося от одержимости древним ритуальным свитком светлого лорда.

И это было самое сложное. И самое важное, как подсказывала ниточка предвидения, сплетенного в клубок внутри меня. Ведь не помогли пациенту ни лорд-целитель, ни ученики, ни спешно призванные родственники. Чем могу помочь я?

Но магия всесильна. И если Свет сдался, а Тьма отступила, пришло время Равновесия.

Время пришло, когда все швеи шили, зарывшись в горы синего атласа и алого бархата. Когда вся стража маршировала и занималась тренировками на пустыре между особняком лорда Рониа и городской стеной. И когда неожиданно приехавшее в полном составе семейство Лориу дружно подбирало мне наряды. От них я сбегала в комнаты на первом этаже, окнами выходящие в сторону заиндевевшего, побелевшего леса, и…

…разговаривала. Даже ругалась! Отдыхала душой! Заодно поднимала жизненный тонус пациенту.

Вейн Ниани оказался лишен магии, и никто не мог сказать, вернутся ли к нему силы. Чудо в том, что он вообще остался жив, практически принеся себя в жертву. Что дотянул до появления лорда-целителя, что взбунтовавшаяся магия в доме не сожгла его, что благополучно перенес путешествие через рунный круг, что разум его не пострадал под гнетом одержимости… В отличие от гордости и совести. Ведь у лорда Ниани почти получилось призвать тварей из-за грани.

И его свет исчез потому, что весь ушел на поддержание жизни, и теперь Вейн Ниани был слабее котенка. Полный круглолицый черноволосый и голубоглазый маг превратился в тень самого себя, да еще и лишенную возможности толком двигаться и говорить.

Осознание случившегося лорду Ниани хороших манер не добавляло. Но бессильное хамство и грубость меня не трогали, как и попытки отмолчаться… Мне нужны были знания. Как можно более полные. Не щадя лишенного сил лорда, не обращая внимания на его шрамы и боль в срастающихся костях, я требовала, требовала и требовала.

Схемы, чертежи и слова того самого древнего ритуала тоже нужно было знать. И я старательно не задумывалась над тем, для чего это.

Расстилая по полу большой лист, раздраженно ворчала:

— Тройная звезда! Тройная! Ориентированная по сторонам света! Для чего она нужна? Слишком прочное замыкание! И плотность потоков.

С кровати яростно шипел и сипел, стискивая бессильными руками покрывало, бывший светлый лорд:

— Нужна упругость! Недоучка! Стабилизация силы по руслам идет. Чем их больше, тем больше пробивная способность!

— Так зачем она нужна в этом ритуале? Лучше бы наоборот — безопаснее.

— О свет! Целью же являлся именно прорыв! Оттого… — Лорд Ниани запнулся, попытался приподняться на локте, бессильно откинулся на подушки. — Теорию учить надо! Это же основы! И малые потоки в других ритуалах используются. В обратных плетениях… — Он закашлялся.

Я подала магу воды с каплей пряного меда и мятного сиропа из стоящего под рукой кувшина. Пусть не Рисс здесь мастерица кухонных дел, но тоже весьма достойная умелица.

— Так научите, а то только ругаться горазды! И вообще! Мы вас принимаем, вы гость! А отчего тогда ж Киару Линнэ, мейстре целительницу, между прочим, до слез довели! И мейстре Раине вчера заглядывал, консультация ему нужна была. По ключам к шифрам великого светлого лорда Сиарани… Ваша специализация! Не хотите с ним общаться, будьте добры объясните мне, я передам!

— Ах ты ведьма! Цеховые секреты выспрашиваешь! Нет уж! Паршивка! Недостойна ты тайных знаний, воровка! Наглая невоспитанная девчонка!

Я забегала кругами по комнате. От кровати к окну, к сундукам, мимоходом пнув чернильницу.

Ненавижу перья!

И чертежи!

И систему магии местную!

Не теоретик я.

И маг этот меня раздражает так, что… Ух как бы я его погоняла бичом огненным, а!

— Недостойна? Воровка? Да нужны мне ваши секреты! И лорду Рониа тоже не дались ваши секреты, темный он. У него своих хватает! Лучше бы объяснили теорию! Прямые, обратные ритуалы! Внутрь и вовне направленные! Сколько ненужных сложностей! — Я пренебрежительно фыркнула. — Одного универсального чертежа хватило бы прекрасно!

— А и объясню! — сипло рявкнул бывший светлый маг, приподнимаясь. — Подай лист!

Я радостно подхватила с пола рулон.

— Нет, маленький! И перо!

Дрожащей рукой лорд Ниани вывел пару фраз на незнакомом языке.

— Отдашь мальчишке Раине, это пароль от библиотеки. Учебники Паверы Салисэ пусть привезет. Сам же возьмет пусть тубус с третьего архива, он знает… А ты садись пиши, пока целитель не явился.

Срочно вызвонив колокольчиком мальчишку-посыльного, я передала ему свиток с устным приказом бежать в город. Светлые там остановились, часто наведываясь в гости. Сама же припала к источнику знаний…

Первым, однако, меня нашел староста Трау с сообщением о том, что замок Серого Льда скучает и шалит…

Он застал меня во дворе, где я безуспешно осваивала верховую езду под слегка насмешливыми взглядами местной стражи, грумов и парочки девиц, занесших по случаю гору шитья. Вейн Ниани выгнал меня для лучшего усвоения и утрясания сведений. И напластованных знаний. Иногда казалось, что у меня голова забита пыльными фолиантами. Перерыв был действительно необходим.

В солидном, укутанном в многослойный зимний душегрей господине я не сразу узнала нашего хитрого подданного. Зато он разобрался легко. Поймал под уздцы рысящую лошадь, помог мне спешиться и накинул на плечи поданный кем-то из дрессировщиков плащ.

— Благодарю. — Помотав головой, я все же глянула на нового человека.

— Привет вам, мейстре Катрин. — Гость поклонился, знакомо улыбаясь.

— О господин Трау! Что-то случилось? — Я передала поводья конюху.

— Увы, именно случилось. Дело к Ледяному лорду возникло.

Я посмотрела на солнце. Полдень.

— Наш лорд еще некоторое время не сможет вас принять, господин староста. — Я нахмурилась. Еще пару часов мага лучше не трогать. Лаборатория и переговорное зеркало не улучшают его настроения. Точнее, результаты работы в лаборатории и общение с представителями противоположной стороны. — Что-то серьезное случилось? Пройдемте пока в зал, возможно, я чем-то смогу вам помочь, да и согреться надо.

Присев у огня и растирая заледеневшие, несмотря на перчатки, руки, я с удивлением вслушивалась в жалобы старосты. Замок Серого Льда шалил, словно пятилетний малыш. Малыш-великан, конечно. Пока обходилось без жертв, но запертые двери, пугающие фантомы, вспышки бесконтрольной магии расстраивали тех, кто жил там, да и рядом.

— …запер в подвалах Рисс и двоих мальчишек из прислуги, хорошо, что в кладовой еда была. Лидлу на голову черепицу свалил. Надо бы, чтобы лорд съездил домой, приструнил хулигана.

— Какого хулигана? — Лорд Рониа вошел в гостевой зал стремительно, магия вломилась следом волной холода.

«Раздражен, но не сильно», — привычно отметила я. Терпимо.

Староста подскочил с пышного кресла, кланяясь:

— Замок Серого Льда, мой лорд.

Я поднялась медленнее, потирая спину, отошла к огню. В пляске пламени на аккуратных поленьях мне всегда чудилась пляска стихиариев, мелких демонов моего родного мира…

— Я сейчас не могу отлучиться, даже на два-три дня, очень важные переговоры, но Катрин… — Тон лорда изменился, ушло застарелое раздражение.

— Да? — Отвернувшись от огня, я неожиданно попала в его объятия. Легкие, осторожные.

— Быть может, съездишь ты? Тебе надо отдохнуть.

Я всмотрелась в лицо лорда Рониа. Усталое, некрасивое, родное…

— Тебе тоже…

— Позже, а пока, — он поймал мою руку, — возьми это и с полным правом пользуйся.

В ладонь скользнуло кольцо, черно-синий камень в белом золоте.

Я недоуменно всмотрелась в глубину, отливающую серебром.

Где-то за границей восприятия глубоко вздохнул и, кажется, поперхнулся староста.

— Это то, о чем я думаю?

Кейв Рониа, маг, лорд и страж, кивнул:

— Ты согласна?

Посмотрела на камень. На лорда. Оценила перспективы…

Некрасивый, но привлекательный и притягательный человек, его сила, магия, власть… Это все — мне?

В глубине души трепетали вьюжные бабочки и танцевали канкан огненные феечки. Это все мне, мне, мне?!

Беру! Спасибо, спасибо, спасибо! Я не подведу!

— Согласна. — Я нацепила кольцо на безымянный палец правой руки.

Да я теперь наизнанку вывернусь, чтобы Кейв победил! Сама на блюде ему головы врагов принесу, если надо. И в замок съездить — мелочь какая!

Он мой, мой, мой, совсем!

И я теперь с полным нравом могу требовать, чтобы он чаще отдыхал…

Вспорхнув, поймала его поцелуй, скользнула губами по щеке, повторила шепотом в ухо:

— Согласна… и все же надо больше отдыхать. Мой лорд, — со странным удовлетворением сделала акцент на слове «мой», — для вас готов обед. А я спешу, спешу, спешу…

Да, я ведьма! Я знаю!

Пританцовывая, купаясь в потоках ластящейся силы, ледяной, приятной, обогнула старосту, застывшего в удивлении:

— Будьте свидетелем.

Шуганула от дверей слуг:

— Обед!

И, приобняв ошеломленную мейстре целительницу, выскользнула во двор.

Я ведаю, что надо сделать для победы. Но все это надо сделать!

Так что? Делать, делать и делать… Не останавливаться!

И где время взять на все это? Ну ведьма я или нет? Найдем…

Самое главное — быть рядом, не так ли?

Признаю, в тот миг я была пьяна, словно напилась вина. В эйфории парила.

Ни о чем подобном вроде заключения союза мы даже не заговаривали!

Мы просто были вместе, и все.

А это кольцо — супружеское. Брачное. Венчальное…

В общем, навсегда, до самой смерти вместе.

По обоюдному согласию.

И я намеревалась приложить все силы, чтобы это «вместе» продолжалось как можно дольше.

Да, мы об этом не говорили. Снова погрузились в странное состояние молчаливого понимания. И берегли его, словно тончайший стеклянный шар. И только ночами…

Да, только ночами, с того самого дня, когда я пришла в сознание, мы разговаривали о том, что нас связало. И по большей части не вслух, а прикосновениями, узнавая привычки друг друга, особенности тел, разумов, душ. О чем же еще говорить? Решение принято, следует лишь придерживаться его.

Для меня это принятие собственного чувственного и откровенного интереса к человеку, личности, силе, знаниям, всему тому, что составляет индивидуальность… К человеку почти незнакомому, удивительному и опасному, живущему в чужом мире и единственному, кто здесь сможет меня понять. Единственному, кому, пожалуй, рискну рассказать, откуда я пришла. Он надежен. Я верю ему… что говорить, я умирала от его руки! Почти добровольно.

Теперь лишь дело чести и честности быть рядом, стоять за плечом, верить, помогать. И даже любить. Это легко, потому что интерес взаимен.

Глухой ночью в сумраке спальни, всматриваясь в рождающиеся на потолке узоры из танцующих теней, мы, пережидая отголоски наслаждения, молча лежали рядом, соприкасаясь руками. Горячка страсти отступала, сознание возвращалось в реальность жарких простыней, темного дерева стен и отблесков дрожащих на сквозняке свечей в зеркалах.

Мы позволили магии расплескаться, разлиться вокруг, сплестись потоками, обжигающими вихрями промчаться по спальне, искрами выжигая на коже сложные узоры.

— Знаешь, Катрин, — негромко проговорил Кейв, — очень сложно найти магу моей силы спутницу, которая не будет шарахаться от него и в постели. И которая, допустим, не станет сбегать, пересчитывая синяки или ожоги.

— Это всегда… так? — Перевернувшись, я попыталась рассмотреть спину в поисках обещанных синяков. Череда лиловых отпечатков пальцев тянулась от талии до бедер. Там, где магия срывалась с его рук неконтролируемой волной и коснулась незащищенной кожи, слегка побаливало. Хорошо, что ожоги уже затянулись.

— Как? Больно? — Кейв задумчиво рассматривал расцарапанное плечо.

— Нет, так… энергично, утомительно, волнующе… Я, кажется, сейчас лопну…

— Хм. Я вообще-то темный, да и на стихийный лед ты не должна так реагировать.

— Как? Подумаешь, пара синяков… Вот не будем сейчас исследования проводить, мой лорд. А лед… я к нему давно привыкла, и вообще… все просто отлично!

— Хорошо, но вот с этим, — меня неожиданно перевернули, опрокинули и погладили по ключицам, — надо что-то сделать.

Я скосила глаза. У основания шеи разглядела отпечаток целой ладони. Кейв накрыл его рукой:

— Должен просить прощения…

— Тогда и мне тоже надо это сделать? — Я погладила следы ногтей на спине.

— Взаимная компенсация? — Он склонился надо мной.

— Согласна, — ловя поцелуй, пробормотала я сквозь марево вздымающейся вьюги.

Порыв ветра загасил свечи.

Ночью в маленькой портретной галерее перед отъездом в замок Серого Льда я изучала картины. В колеблющемся свете женщины на портретах казались живыми. Надменно усмехались, весело и беззаботно улыбались, перешептывались, подмигивали заговорщицки.

Мой лорд Кейв Рониа нашел меня, когда я с любопытством обследовала рамы на предмет плетений силы. Спрятанных и неактивных при свете солнца, но активирующихся ночью. Интересный эффект требовал изучения, тонкие нити, дрожащие под мерзнущими пальцами, так и взывали к моим способностям.

Изучить, расплести, повторить.

Но оторвал меня от рам вопрос неслышно подошедшего лорда:

— Ты знаешь, кто это такие?

Я пожала плечами, осторожно приближаясь к Кейву. Странный у него взгляд, обреченно-настороженный и сосредоточенный. На всякий случай свернув в клубок растрепанную силу, взяла его под руку:

— Кто?

— Супруги.

— Все ваши, мой лорд?

— О нет, мы, маги, конечно, живем дольше, но не настолько…

— Ну, порой обычаи позволяют иметь несколько жен одновременно.

— Не в нашем случае. Не так часто рождаются женщины, способные вынести мою тьму без ущерба для себя. Посмотри. — Он подвел мня ближе. — Ниэсс Верару.

— Очень приятно, — пробормотала я, глядя на пожилую представительную даму, жгучую брюнетку в роскошном синем с золотыми позументами платье.

Потерла камень на кольце.

Сзади встал Кейв, положив руки мне на плечи:

— Мы прожили почти пятнадцать лет вместе, она погибла из-за глупой ошибки в рунном круге перемещений, когда отправилась в гости к родственникам. Остался только портрет…

Я аккуратно погладила его по руке.

— А это, знакомься, Китри Сонау.

Молоденькая, совсем девчонка, рыжая, синеглазая, в легком полупрозрачном наряде.

— Полгода не прошло, как она заблудилась в замке. Любопытна была… А замок Серого Льда полон старых ловушек, это владение моего рода уже более полутысячи лет. Я не успел ее спасти.

Я только кивнула.

— Ты понимаешь, как все сложно. Ты видишь, да?

— Я ведьма. — Магия закружилась, подчиняясь тревожному настроению владельца. — Я вижу…

— Эта ситуация с судом, с мятежом, с дуэлью, даже с заигравшимся замком — опасна. Ты идешь со мной, рядом, ты моя спутница, — я кивнула, — угроза возрастает и для тебя. И потому прошу, будь осторожнее. Учитывай риски в своих планах… Знаю, у тебя они есть. Помни, я не хочу тебя потерять.

— Обещаю, — прошептала я, стискивая в кулаке кольцо. — Все, что в моих силах, сделаю, чтобы остаться с тобой рядом. Обещаю…

Зал истины был огромен. В круглом помещении, ограниченном только двумя рядами колонн из зеленого мрамора, накрытом полупрозрачным куполом, терялись не только мы и наши противники, но и приглашенные свидетели. Почти два десятка лордов и леди, полукругом стоящие у границ пентаграммы, казались куклами, игрушками, которые притащил сюда огромный великан.

Я отрешенно и безэмоционально фиксировала происходящее, просто запрещая себе чувствовать. Пересчитала спутников светлого лорда, выстроившихся напротив нас, отметила шикарный наряд леди-мага, стоящей ближе всего ко мне. Приняла плащ, камзол и меч лорда Рониа, церемонно склонила голову, передала вещи ливрейному слуге. Отметила, что посох светлого немного толще и куда более богато изукрашен. И каждый вставленный камень буквально фонит наполняющей его силой.

Впрочем, посох из красного дерева в руках темного мага тоже только что не искрит. Если сосредоточиться, видны бело-золотые, отдающие в синеву нити, оплетающие его от кончика до навершия.

Холодно.

Противники шагнули за двойную линию, выложенную мозаичной плиткой, одновременно, четко…

Мир словно застыл, ожидая…

Это же ритуал, церемония…

— Начали, — резко бросил Тиани, лорд-посредник.

Пол дрогнул. По синим, зеленым, белым камням пробежал горячий ослепительно-рыжий огонек, замыкая пентаграмму. Двойную… нет, тройную… немного не такую, как та, что нарисована в рукописи, принадлежащей лорду Ниани.

Почему?

Я оцепенело смотрела себе под ноги, пересчитывая линии, мысленно дорисовывая перемычки, расставляя знаки.

Перед внутренним взором нарисовался чертеж.

Тройная пентаграмма, встроенная в двойную, вывернутую наизнанку.

Разделение, защита, перераспределение, отражение…

Внутреннее-внешнее-внутреннее, завязанное на… того, кто внутри?

Почему интуиция, пискнув жалобно один раз, замолчала?

Кто внутри?

И ниточка Равновесия, спаянная намертво с силами во мне, задрожала, натягиваясь…

Маги.

Жертва и победитель.

Жертва…

Ловушка, это ловушка.

Я прикрыла глаза…

Вдох-выдох…

Мир погрузился в полумрак, неглубокая медитация очистила сознание.

Я хочу знать…

Я знаю.

Я ведаю.

Я ведьма.

И то, что я знаю, мне не нравится.

За пеленой пока еще защитной пентаграммы два мага кружили друг напротив друга. Стелилось под ноги полотно силовой вязи. Золотые нити сплетались с белыми, рисуя сложный узор.

Тигр против охотника…

На вдохе.

Нити задрожали и взорвались движением, плети схлестнулись.

На выдохе…

Ослепительные вспышки, одна за другой.

Алое, черное, белое и золотое смешалось в непроницаемом вихре.

Силуэты метнулись навстречу друг другу, скрестились посохи.

Вспышка.

Под ногами вздрогнули плиты, сверху посыпалась каменная крошка.

Они снова стояли поодаль…

Я прикрыла глаза.

И все равно продолжала видеть.

Огненная плеть метнулась вперед, осыпалась расплавленными каплями, ей навстречу — тонкая серебристо-синяя ледяная. Кольцами легла на пол. Сжалась.

В круге распустился алый обжигающий цветок.

Дохнуло жаром.

На мозаичный пол упала первая капля крови.

Заворочался ритуальный круг, одна за другой затлели руны…

Ловушка скоро захлопнется.

Ледяные лезвия с гудением вспороли воздух.

Вдох, выдох… мир затрепетал в моих руках.

Сердце забилось в ритме пульсирующих рун.

Брызнула, осела на пол, смешиваясь с пылью, кровь.

Загорелись руны второго круга, вздрогнула реальность.

Почему этого никто не замечает?

Огненный дождь зашипел, прожигая ледяную пленку, ткань, кожу. И отпрянул от волны выстуживающего все вокруг, лишающего дыхания ледяного потока.

Зазвенели, крошась в пыль, разноцветные плитки. Затрещал потолок, зазмеились трещины по колоннам. Люди пока держались…

Солнце и лед столкнулись и замерли, деля круг истины пополам.

Миг — и…

Треск, гудение и рев вырвались за пределы рунной защиты.

Свет и тьма напирали друг на друга, воздух зримо сгустился, полупрозрачное марево сочилось через щели поддающейся пентаграммы.

Вспышка.

Танец молний.

Вздымающийся вверх хрустальный узор, сжимающийся вокруг одного из противников.

Удар.

Порыв ветра, сшибающий с ног.

Меня отбросило на кого-то. В глазах помутилось, застучала в висках боль. Я встала с чьего-то неподвижного тела. Встряхнула руками. Утерла кровь из носа.

Не понимаю, кто выигрывает… все смешалось.

Считаю удары сердца, мгновения до конца ритуала…

И-раз…

Рядом кто-то упал, со стороны раздались крики.

Маг в белой с золотом мантии активировал дополнительную защиту. Успела заметить, как мужчина в серо-зеленом, вскинув вверх перевитые браслетами руки, плетет какую-то сеть…

Пыль, пронизанная чарами, клубится вокруг, лезет в горло… Грохочут падающие камни.

И-два…

Ничего не видно…

Шагаю вперед.

И каждый удар сердца отдается в голове ударом колокола.

Магия хлещет наотмашь, сырая сила бьется о преграду… серебро, золото, свет или тьма…

Двое в круге сошлись вплотную.

Черная хмарь, просачивающаяся из-за грани мира, не дает разобрать подробностей. Кто же?!

Удар, удар… один из находящихся в круге оседает безжизненной кипой.

Знаю…

Кровь тонкой струйкой растекается по линиям рунного круга.

И-три…

Внешнее-внутреннее-внешнее…

Ослепляющая вспышка.

Защита падает.

Я жду.

Встают, оглядываясь, люди, выстраиваются полукругом. Маги! Почему никто не чувствует, что инициирован новый ритуал… древний? Никто не видит, как один за другим загораются знаки на начерченной кем-то пентаграмме, начерченной и прикрытой мозаикой…

Лорд-посредник поднимается с пола, поддерживаемый двумя стражами, вступает в круг.

Глядя на безжизненное тело в когда-то светлых одеждах, на два сломанных посоха, на раскрошенные камни и изломанные мозаичные полы, беззвучно шевелит губами.

Затем, встряхнувшись, касается уха рукой, поднимает взор и повторяет вслух:

— Победитель в дуэли правых лорд Кейв Рониа.

Ритуал завершен.

И начинается новый.

Вспышка. Болотные огни разбежались из центра разрушенного круга к краям, выстроились в хоровод.

Раз, два, три, на выдохе…

В миг, когда замкнулась последняя линия рунного круга, спрятанного под наружной пентаграммой, и встала искристая стена, я прыгнула внутрь.

Перекат, встать. Взмахом руки придержать бросившихся ко мне стражей.

— Не вздумайте аннулировать результат, — обращаюсь я к лорду-посреднику, недоуменно замершему на полушаге.

Кейв… Я обернулась, шагнула ближе. В порядке. Обожжен, исцарапан, обессилен. Жив, это главное. Спокоен и сосредоточен. Прищурившись, внимательно на меня смотрит, словно ждет чего-то.

Да. Верно.

Все остальное — очень плохо.

И я не хочу… даже думать о неудаче. Душу дергает Сфера Равновесия.

Я не хочу уходить. Я не хочу умирать. Я в конце концов обещала остаться!

Но ритуал начат, мир рвется под натиском тварей из-за кромки.

За пределами круга непонимающе переглядываются маги.

— Древний ритуал, ты же помнишь, мы вытащили Вейна. — Вынимая из рукава тонкий стилет, поясняю обреченно: — Я постараюсь тоже… я помню. Удержи меня, прошу!

Ледяной лорд, выпрямившись, кивнул. Подошел ближе, крепко обнял. Я почувствовала, как холодная призрачная рука стиснула сердце. Тонкая морозная нить протянулась от меня к его рукам. Как хорошо, что мы друг друга понимаем почти без слов… Кейв пробормотал в макушку, наматывая чары на кулак:

— Я тебя удержу. — И уверенно, спокойно добавил: — И вы, лорд Тиани… Ваш долг — поддержать ритуалиста, рискующего собой ради закрытия прорыва, вызванного у вас в доме без вашего ведома, силой. Второй ряд рун. И ваши люди туда же.

Утверждение, почти приказ.

Посредник, глянув вверх, проговорил:

— Дозволяю отклонение от церемонии, — скидывая мантию и привычным жестом отсылая стражей назад.

Вокруг моих рук засияло плетение, легло под ноги. Остро отточенный клинок взрезал камни, вычерчивая поверх рисунка узор, накрепко затверженный в памяти.

Мир дрожал, словно желе. Запрокинув голову, я рассмотрела, как стремительно растет черная щель. Как ревут и беснуются твари, жаждущие крови. Знакомые, такие знакомые…

Из дыры в мироздании на меня глядела хищная голодная бездна, готовая пожрать мир. И всех, кто попадется им на пути.

Но мной управляло Равновесие.

Миг, второй — и я замкнула малый внутренний круг, маги, даже охранники посредника, встали на лучи, вскидывая руки.

Четыре из пяти, шансы есть…

И раз, два, три!

Я закружилась, выпуская силу.

Весь тот клубок, в который сплелись силы Сферы Равновесия, черно-белой вьюги, ведовства и магии.

Три, два, раз!

Спираль сложилась, напряглась, словно пружина.

Не надо придерживать, надо только направлять. Надо только отдавать, не жалеть, не беречь, не копить. До конца все выплескивать.

Сетью сложить, иглою прошить.

Нить золотую, мира лоскут назад прикрепить.

Внутреннее к внешнему, обрывки к целому.

Я кружилась, беснующиеся стихии раз за разом распадались на отдельные потоки и складывались разноцветной мозаикой.

Снаружи…

Кейв стоял, широко расставив ноги, вокруг него мелькало ледяное крошево, в руках билась тонкая нить, дергающая меня за сердце, лорд-посредник и его люди были окружены крошевом каменным, а тело проигравшего мага распласталось рядом с пятым лучом пентаграммы, его кровь марала строгие четкие линии. От них ко мне лилась тусклая пушистая волна, неприятно-теплая, но легко соединяющаяся с раскручивающейся внутри меня вьюгой. Еще дальше, за полосой покоя в оке бури творилось сражение.

Крылатые, зубастые голодные твари, мелкие и крупные, черно-серым дождем рушились вниз, их встречали мечи, плети, кинжалы. Взрывались колонны, ошметки темных крыльев, слизь и кровь разлетались веерами брызг, истерзанные тела топтали ногами, использовали как щиты, а то и как снаряды, сбивая тварей на подлете.

Я кружилась.

Я была веретеном, что тянет нить.

Сила потоком уходила будто в никуда.

Все быстрее и быстрее, навстречу рвущимся вниз тварям. Опустошая резерв до донышка…

Но я видела, я знала…

Останавливаться нельзя!

Ноги слабели, сознание мутилось, но я все так же крепко цеплялась за золотую нить.

Заплата…

Миг, еще один.

И оборот вокруг оси.

Плотно легла на рваную дыру, стянула, закрыла, спасла…

Последние капли сил ушли, черной нитью по белой наметке легли чары запрета, скрепления, исцеления.

Угасли щиты. Со звоном рухнули искристые стены, впуская в круг шум и крики угасающего сражения. В зале истины добивали последних тварей.

Сломанной куклой я опустилась на перемолотое в крошево мозаичное стекло, тело было словно ватное, сознание уплывало в темноту. Не в прохладную тьму, ставшую родной, а в вязкое теплое ничто, грозящее унести меня куда-то далеко-далеко. Звуки исчезали, гасло зрение, сердце билось все медленнее. Я ухожу… Не хочу, не хочу, не хочу…

Но… что-то тянуло, дергало, звало за грань… Не хочу. Уходить не хочу!

И нить-привязка вдруг обернулась клетью, сжала, втиснула разум в тело, куснула холодом.

— Не сметь спать! — Голос лорда Рониа заставил вздрогнуть.

— Я помню, я обещала, — вцепившись в руку лорда, прошептала одними губами, почти неслышно. — Держи меня крепче.

И он удержал.

Из личного послания лорда, посредника Райса Тиани

Владыке и защитнику Эньяли, империи Золотого неба, светлейшему из темных.

Как несущий глас справедливости и беспристрастного судейства, утверждаю, что победителем дуэли правых, несомненно, является лорд Кейв Рониа, владетель провинции Инн. По результатам поединка считаю необходимым предложить императору быть более пристрастным к суждениям Вашего окружения. Прошу обратить высочайшее внимание на решения Совета великих магов. Они имеют чрезмерное влияние на жизнь простых Ваших подданных в вопросах, не относящихся к сфере их деятельности. В частности, в вопросах судейства поединков, которые по традиции проводят лорды-посредники.

Круг также выражает обеспокоенность в связи с участившимися, по заявлению лорда Кейва Рониа, попытками прорыва границ мира древнейшими и ходатайствует о возрождении круга хранителей. По результатам исследования остатков зала истины также кратко сообщаем о том, что возможность проведения древнейшего ритуала была заложена при реконструкции дюжину сезонов назад.

Меры пресечения подобного, рекомендации и результаты дознания приложены.

Касательно ритуалиста, прикрывшего прорыв, мейстре Катрин, ведьмы в странствии, на данный момент ученицы светлого лорда Ниани, считаю необходимым заявить, что мер по принудительному ограничению силы не требуется. Уровень ее возможностей сейчас не превышает уровень подмастерья и в будущем из-за перенапряжения вряд ли достигнет высот мейстре.

Примечание для магического реестра: мейстре Катрин, ведьма в странствии, сменила статус, став госпожой Катрин, спутницей мага.

ИНТЕРЛЮДИЯ

Из «Исторических заметок Гвен Арро». О небе и о любви

Стеклянный шар в моих руках мерцал и переливался перламутром. Внутри то вздымалась мелкой крошкой, то затихала, укладываясь неровными волнами, серебристая вьюга. Устало вздохнув, я аккуратно положила его на полукруглую подставку из светло-зеленого камня. На столе, кроме нее, горой навалены бумаги, лежит с десяток толстых картонных папок и рядом с письменным прибором из черного дерева простирает крылья птица-светильник, держащая в приоткрытом клюве шарик пульсирующего холодного огня.

И ничуть не жаль, что сама я теперь не могу создать такой же. Все, что было во мне магического, сейчас заперто за волшебным стеклом, вьется в ожидании нового хозяина нетерпеливой метелью. Когда-нибудь, когда еще один из сотен или тысяч миров вновь окажется на грани гибели, Сфера расколется, сила вырвется, выискивая нового носителя, возобновляя круговорот Равновесия.

А я…

Я останусь здесь. Здесь теперь мой дом, моя семья…

В конце концов, отчего же мне нельзя отдохнуть? Семь десятков миров, бесконечная круговерть смертей и возрождений, потери, потери, потери…

Неожиданно раздался мощный гудок, вырывая из печальных воспоминаний.

Я посмотрела в окно. Оно выходило на огромное поле порта подскока, а сигналил делающий разворот к швартовочной мачте пассажирский дирижабль. Огромная овальная туша, увешанная разноцветными флажками, величественно, но изящно опускалась вниз. На вантах трепетали синие и белые вымпелы, выносные гондолы изрыгали дым и пар, котлы паровика уже были отключены от магопитания, и потому пассажирскую палубу то и дело накрывало черным неотфильтрованным облаком выхлопа.

«Гвен Арро», стоместная гордость континентальных перевозок великой Андрусии.

А я — Гвен Арро, ведьма. И мне пора домой, потому что кое-кто явно не одобрит, что я опять до ночи в квартирмейстерской службе просидела.

Встав, я почему-то хихикнула. Отчего я перед самой собой так иносказательно выражаюсь? Рой совершенно точно опять будет ругаться, бегать кругами, ухаживать за бедной больной мной, а потом звать врача и вместе с ним читать нотации.

Подхватив тонкую трость, что стояла у широкой резной спинки моего кресла, неторопливо двинулась к выходу. Десять шагов до монументальных дверей из красного дерева с ручками в виде кошачьих голов, коридором, недавно лишенным ковровой дорожки и щеголяющим голым серым паркетом, кивнуть адъютанту, пристроившемуся за правым плечом. Семь ступеней вниз, холл с витражными окнами от пола до потолка. Фаэтон у крыльца.

Устроившись на подушках и прикрыв глаза, я страдальчески скривилась. Да, Рой, в чем-то ты прав, нога еще болит, и преизрядно, но… но!

Гвен Арро, живая легенда, не может позволить себе слабости. Пусть и чудом осталась жива…

Кажется, горел даже воздух. Энергия огненной волной расходилась в стороны, сбивая и сминая в горячие лепешки технику, щиты, дома, людей… В кольце невысоких каменных стен на площади маленького городка бушевал вихрь. Стихии, подчиняясь своим обезумевшим воплощениям, сплетались в яростном ярком клубке.

Смотреть даже сквозь тройной фильтр на бешеную схватку оказалось демонски больно. Из-под оправы катились слезы. Дышать было больно, пытающая взвесь пыли, огня и магии буквально кромсала в клочки легкие. Но защита, защита из Света и Тьмы, позволяющая выживать в эпицентре смертоносного кошмара, еще держалась. Хотя два мага, стоящие рядом, лицами стали похожи на живых покойников.

Шенн Тар, перехватив искрящий тьмой арбалет, кивнул. За шумом рушащихся стен я не расслышала приказ, но угадала по движению губ:

— Начали.

И мы, смертники из Леса, разом вышагнули из-за бруствера.

Дальше…

Только отдельные картинки мельтешат перед глазами.

Трассы выстрелов, буквально проламывающие мне дорогу сквозь буйствующую вьюгу.

Кровь под ногами.

Леденящее прикосновение стекла к разгоряченной ладони.

Удар, удар, удар… сила сшибает с ног, я валюсь на четвереньки, прижимая к груди Сферу, чувствую, как плавится на плечах доспех.

И понимаю, что они нас просто не замечают.

Воплощения выясняют отношения… а мы — мошки, бьющиеся о стекло…

Рядом падает маг… Рой? Нет.

На запястьях наливаются золотистой силой Оковы.

Снова выстрелы из-за спины.

Три, два… выдох, и я проламываюсь сквозь вихрь…

Падаю под ноги этим двоим… уже не людям…

Надо мной вздымается волна… осколки стекла расплавленным дождем рушатся вниз, просто стекают с двух сцепившихся в клинче фигур…

Больно-о… Амулеты защиты, напитанные лучшими магами, с треском взрываются, пришпиливая меня к камням бывшей мостовой…

Но…

Золото льется из меня… вместе с кровью.

Я тоже не человек уже…

Я — воплощение долга…

Сфера на воздетых вверх руках раскрывается, словно лилия…

Золотая сеть, раскинув крылья, падает вниз, погребая под собой вьюгу тьмы и света, огонь, лед, смерть и жизнь…

Мою жизнь.

Из обессиленно упавшей руки выкатывается Сфера. Снова цельная, закрытая…

Неразрушимая ловушка для силы… навечно запертой…

Глядя в бесконечно-голубое небо, лежа в круге пепла, оставшегося от двух полных воплощений стихий, я улыбаюсь растрескавшимися губами.

Я пуста…

Получилось, получилось, получилось…

Кошмар резко выдрал меня из сна. Распахнув глаза, я пару мгновений вглядывалась в беленый потолок, выжидая, пока с него исчезнут красочные пятна и круги. Села, аккуратно пошарила рукой по тумбе, разыскивая стакан.

Пересохшие губы смочила вода. Вздохнув, я выбралась из-под легкого теплого одеяла и, придерживаясь за высокую спинку кровати, на ощупь добралась до окна. Густой сумрак, накрывший комнату, едва погасла свеча, скрывал скромные интерьеры, но споткнуться было негде. Кровать, комод, столик и кресло распиханы по углам, оставляя вполне достаточно места даже для танцев. Ковров не было.

А жаль… Три шага всего сделала, а ноги уже заледенели на голом деревянном полу.

Плотная портьера прикрывала щелястую раму сверху донизу, но все равно сквозняк гулял по плинтусам. Старый дом давно требовал ремонта…

Снаружи было сумрачно. Фонари разгоняли ложащийся на узкую улочку осенний туман. Невысокие каменные дома с островерхими крышами и флюгерами призрачными ладьями плыли в белесых волнах.

Рановато. Еще даже не начало светать, но по опыту скажу — уснуть так и не получится. Сколько времени прошло, а кошмары все не отпускают. Жаль, я уже не могу летать…

Значит, опять работа… Ну, меня ждут отчеты квартирмейстерской службы за последний месяц. Бодрые и честные. Да, собственно, таковыми они стали, едва по моему приказу повесили пару интендантов…

Иногда полезно быть живой легендой.

Зато все запросы порта подскока Нивен выполняются в срок и полностью. Мне есть с чем сравнить… Мы порой дюжины дней без топлива или силы сидели, пока воплощения…

Я хмыкнула. А нет больше и не будет никогда концентраторов в этом мире. Сила теперь равномерно распределена. И даже когда Сфера разобьется, ничего не изменится. Равновесная уйдет дальше, а Свет и Тьма просто растворятся в общем магическом фоне. Может, тогда ведьмы станут чуть сильнее или ведуны с магами смогут потягаться в чарах…

Окончательно замерзнув, я поспешила переодеться. Теплое уютное домашнее платье свободного кроя, шерстяная шаль, чулки, мягкие войлочные туфли. Кто поверит, что героическая легенда дома упаковывается в многослойные одежды, как столетняя старушка?

Ну что сделаешь, если хочется тепла? После вымораживающего холода неба, вечных ветров высоты, пробежек по льду чуть ли не босиком… А силы, что грела бы изнутри, больше нет!

Закрутив волосы в узел, я подхватила свечу с комода и неторопливо, придерживаясь за стену, обитую деревянными панелями, покинула маленькую спальню.

Спустившись вниз по узкой скрипучей лестнице, обратила внимание на свет, льющийся из дверей гостиной. Голоса и звон стекла.

Рой и… кое-кто еще.

Улыбнувшись, развернулась у самых дверей кабинета и поспешила поприветствовать гостей.

Конечно же это наконец вернулся домой Шейд.

Шейд, ведьмак, второй консул провинции Ройн, ближней к Старому Лесу… Боги, сколько лет прошло?

Когда же мы встретились впервые?

Осень.

Снова осень. Мое время, время судьбоносных встреч.

Люблю и ненавижу эти дни!

А здесь, в этом мире, почти всегда царит эта велеречивая красавица, усыпанная золотом и укрытая пурпурной парчой.

И разумеется, когда Лес, Степь и Острова встретились в столице, чтобы поговорить о мире, я находилась там, выжидая, присматриваясь, таясь…

Что мне было до них самих? Я привычно и немного равнодушно выполняла свою работу. Просто зная, что надо сделать для того, чтобы этот мир продолжил свое существование.

Но неожиданно…

Неожиданно оказалось, что встреча эта судьбоносна не только для мира, но и для меня. Я просто вслушалась в спор, разгорающийся среди свитских.

Уже кончились переговоры, были заключены договора, и люди просто немного расслабились, разбредаясь по дорожкам дворцового парка.

Я стояла за оградой в группе молоденьких смешливых девчонок, учениц Благородного дома, восторженных малолетних сироток в длинных синих платьях, ничуть не выделяясь. Невысокая черноволосая девушка, худая и бледная с прошедшей почти впроголодь зимы и холодного лета.

Стояла, отрешившись от гомона восторженных соучениц, и глядела в прозрачное небо, в котором медленно одна за другой зажигались звезды…

— Ну к чему тебе это? — Просто-таки вопль души раздался за спиной. — К чему связываться? Деньги тратить…

— А не жаль! — Другой голос, тоже громкий, уверенный. — Состояния, сокровища, вот что, что им лежать? А это дело! Тебе неинтересно, так и что?

— Да зачем тебе оно и что за дело? К чему тебе, воздушнику, эти механические леталки? — Искреннее недоумение в голосе.

Я обернулась. Двое, молодые. Замерли совсем рядом. В сумерках, пожалуй, и не разобрать, из чьей свиты, но, похоже, из Степи. Разговаривают, яростно и эмоционально жестикулируя. До сыплющихся с пальцев на траву разноцветных искр.

— Ты и сам можешь…

— Летать? Я да, могу. Я. А они? Шейд! Они? Простые обычные люди? Не маги, не ведьмы, не воплощения?

— Ро-ой! Ты идеалист! Зачем это тебе?

Я слушала, вцепившись в прутья решетки.

— Послушай… Я маг, ты тоже, хоть и темный, для нас почти нет ограничений, если мы чего-то хотим, мы это получаем… Но! Я хочу, чтобы после меня что-то осталось. Не руины, не пепелище… как… — Тот, что сыпал бело-голубыми искрами, раздраженно взмахнул рукой: — А что-то настоящее! Люди, простые люди придумали что-то интересное, я могу помочь! Я не могу творить, зато у меня есть деньги…

Злость, ярость, решимость! Я глубоко вздохнула. Да…

— Ну ладно, Рой. Успокойся уже. Смотри, девицы тебя уже пугаются. Летать так летать… Как я тебя брошу? Ты же мне брат! Но этот их аппарат я лично изучу… Маг я или не маг? Не творец, как ты тут говоришь, но считать и думать умею, смею надеяться… — Зеленовато-синие искры легли волной на дорожку.

Оба обернулись. Названный Шейдом подмигнул, приобняв второго за плечи, я же молча смотрела, смотрела, смотрела… намертво застыв в попытке понять, что за странное чувство накатило на меня. Не привычная сила, сдерживающая незримыми оковами. Что-то иное… более глубокое. Исходящее изнутри, омывающее волной родного тепла, словно забытые материнские объятия. И нашептывающее, нашептывающее…

Я смотрела. Как, обнявшись, двое уходят по тропе, разговаривая уже куда спокойнее. Строя планы… И знала, что буду делать. Завтра. Пойду к директрисе за разрешением как можно скорее сдать экзамены. И не буду требовать положенного предложения работы…

Мой путь — в небо. И начинается именно здесь.

Последнее, что я разобрала, была фраза про летную школу в Ройне.

Что только мы не пережили за все эти годы… Но такой подставы я не ожидала! Что за блажь стукнула в голову Шейду, что он притащил домой ночью первого консула Старого Леса? Пять лет прошло с нашей последней встречи, и все, что было раньше, я давным-давно заперла в самых глубоких слоях подсознания. События, эмоции, чувства… не вспоминать!

Я спокойна, ни единая волна не покоробит зеркальную гладь моего разума.

Приветственно кивнула своим мужчинам, не отвлекая от тихого разговора, прошла внутрь, задевая портьеру, и, подхватив с низкого чайного столика у облицованной темными деревянными панелями стены кружку с теплым питьем, расположилась в уютном гобеленовом кресле у почти погасшего очага, устроенного напротив входа.

Рой и Шейд что-то обсуждали, сидя голова к голове у стоящего посреди комнаты широкого стола. Пара горящих свечей в высоком канделябре давала им достаточно света, чтобы разобрать пометки на какой-то карте. Второй консул, на миг оторвавшись от планов, широко улыбнулся, пробормотал приветствие. Лист, который он придерживал, начал сворачиваться с сухим резким шелестом и был придавлен каменной чернильницей.

А первый консул Даан Шен, прикрыв глаза, сумрачной сизой тенью застыл в соседнем с моим кресле. Бледный до синевы, заметно похудевший, отчего черты и так узкого лица заострились, что делало его похожим на голодную хищную нежить. Откинув на высокую спинку голову, он практически спал. Довели человека проблемы Леса до последней степени усталости. Задавив мимолетную жалость, я отвела взгляд. Не мое дело.

Разговор у стола перешел в спор, что вообще-то нормально для Роя с Шейдом. Братья по крови спокойно обсудить ни одного вопроса не могут… Всплеск шума заставил первого консула встрепенуться. Даан, приоткрыв глаза, выпрямился, повел плечами и заметил меня. Удивился… отчего же его эмоции так ярко проступают на лице? Кивнул в ответ на тихое сухое формальное приветствие.

Начинать вежливо-бессмысленный разговор не хотелось, и я просто сидела, глядя на мерцающие угли, вслушиваясь в азартный спор за спиной. И строила планы на завтра.

Но, как часто бывает, они не пригодились…

Братья неожиданно закончили спор, дружно встали, сворачивая рулон карты, запечатывая его двойной сургучной лентой, и в два шага оказались рядом. Наклонились, одновременно целуя меня в щеки.

— Доброй ночи, сестренка. Не сиди долго, — подмигнул Шейд.

А Рой добавил, взглянув на консула:

— Не обижайте ее.

Шаги нога в ногу, хлопок двери, тишина.

И что бы это значило? Я вздернула брови, сдвинув крышечку кружки, пригубила напиток. Ох и получат они у меня! Интриганы! Но завтра. Сегодня, несмотря на незваного гостя и нагрянувшую бессонницу, мне хочется покоя.

В кружке-то успокоительный сбор… травы, травы, травы… Я медленно прихлебываю напиток. Удачный сбор, уносящий дурные мысли и гасящий раздражение, не притупляя ума.

Впрочем, Рой прекрасно знает, что может мне помочь, если ночью приходят кошмары, и дать слугам соответствующее указание способен.

Ладно. Вежливо прощаться и спать… пока умиротворяющее мерцание углей в очаге не скроется под пеплом.

Даан вдруг встал, потирая спину, прошелся от стены до стены. Замер на мгновение, хлопнул по деревянной панели. Снова двинулся по комнате, в обход кресел, стола и массивного буфета. Каблуки как-то нервно выстукивали по голому камню глухую раздражающую мелодию.

Зажег стоящую на буфете лампу, щелкнув пальцами по золотистому стеклянному колпаку. Едва не опрокинул канделябр на витой ножке, резко развернувшись. Огоньки свечей мазнули по оконной портьере, подпалив роскошные кисти.

Я с некоторым недоумением наблюдала за метаниями всегда выдержанного и спокойного человека. Внешне выдержанного, контролирующего всякое проявление эмоций. Сколько лет мы знакомы? Более двадцати… а я скорее всего даже и не скажу, каковы на самом деле его чувства и эмоции, вечно запрятанные на самом дне окованных железом сундуков… Пальцы в кровь сотрешь, пока отмычку подберешь и дороешься.

С чего бы это сейчас он фонтанирует? И силой тоже, между прочим… шлейф которой так и реет за ним практически зримым порванным плащом.

Даан застыл, кривя губы, перед очагом, обернулся ко мне:

— Пожалуй, я должен попросить прощения у вас, госпожа Арро.

— За что?

— За собственную косность, предубеждение, холодность. И недостаток веры. Гвен…

Я встала. Отчего-то в душе мгновенно разбух комок злобы. Захотелось, сильно захотелось ударить чем-нибудь увесистым по этому безупречному лицу. Пальцы сжались на миг. Я вспомнила, как они обнимали рукоять сабли или приклад арбалета… «Мне ничего от тебя не надо!» — хотелось бросить ему в лицо, крикнуть, выплеснуть огненной волной, но Даан же приучил меня к спокойствию, к выхолощенной равнодушной вежливости.

— Господин Шен, мне нечего вам прощать, вы поступили ровно так, как следовало, согласно известным вам данным… Прошу прощения, мне пора. — Я развернулась, опершись о спинку кресла.

Колено прострелило болью.

Как не вовремя!

— Стой! Нет уж, не вздумай снова сбегать! Дослушай…

Даан неожиданно перехватил мою руку, резко дернул на себя, прижал, подхватив за талию, когда подломилась больная нога. И повторил уже шепотом, аккуратно отводя со лба прядь волос:

— Не убегай больше. Прости… Прости, я… соскучился, демонски просто…

Вот этой искренности в хриплом тихом голосе, вероятно, поверю больше, чем холодной вежливой маске, приросшей к нему годы назад. И легкому подрагиванию кончиков пальцев, аккуратно обводящих контуры лица. Потому что очень хочется. Но:

— В последний раз, Даан, в последний раз… — И это обещание я сдержу.

Прикрыв глаза, позволила себе ответное объятие, сцепив руки за спиной Даана. Тихо, тепло, спокойно. Правильно. Да. Так — правильно.

Ветер завывал в туго натянутых вантах, от холода лицо онемело, а защитные очки просто примерзли к коже.

— Ключ на двадцать! — крикнула я в люк, привстав на локте, и, обернувшись, протянула руку.

Едва не упустила здоровую тяжелую железку, пальцы в толстой перчатке плохо гнулись. Сама я лежала на тонкой перепонке, натянутой между гондолой и заклинившим движком. Второй рукой намертво вцепилась в стропу, одну из сотни фиксирующих баллон. А ключ нужен, чтобы отвинтить заслонку и вытащить заснувшего, видно, духа, подававшего тепло в топку.

Не продумали мы этот конструкторский момент…

А вот тот, кто сказал, что в воздухе женщинам не место, сейчас сидит в маленьком, рассчитанном на пятерых всего, пассажирском салоне и… ну к воплощениям его!

Пленка эта никого тяжелее меня просто не выдержит! Ага-ага, я совершенно незаменима!

И не думать, не думать о том, что подо мной полтора километра пустоты, а внизу, совсем внизу, на глубине, от которой меня отделяет тонкая пленка подкрылка, заледеневшие леса. И мы стремительно летим вперед, чтобы молодого перспективного мага Света доставить туда, где он очень нужен…

Хорошо, что пока не падаем!

Раз, два, три… холодная гайка поддается с трудом, но все же скручивается, давая возможность сдвинуть щеколду. Дверца распахивается.

Ну да, дух, сидящий в запаянной капсуле, едва мерцает. Алая искорка на последнем издыхании.

— Готовьте горячего! — прокричала я назад, отдавая ключ.

Подползла ближе, едва не получив по голове тяжеленной железной дверцей. Протянула руку…

И тихо пропищала что-то, когда мы неожиданно провалились в яму. А-а-а…

На миг у меня руки-ноги отнялись, внутренности взболтались, а в голове стало пусто-пусто и легко!

Выдохнув, снова протянула руку, щелкнула зажимом и выдернула капсулу из пазов.

— Тяните!!! — заорала, выпуская стропу.

Две пары рук, все это время придерживающие меня за ноги, потянули в гондолу. Ребята обняли, растерли и сунули в ладони что-то восхитительно обжигающе-горячее в железной кружке.

Глоток, другой… тепло растекается по телу. Протерев лицо мохнатым полотенцем, я снова двинулась к выходу в ветреную ледяную пустоту…

Усталость затаилась где-то совсем рядом, но… Но!

Но главное, самое главное здесь и сейчас — мы летим, летим!

И пусть весь мир завидует!

У меня было три пути: смириться, бороться или плыть по течению. И, выбрав борьбу, я ни разу об этом не пожалела. Да, было трудно, порой невыносимо. Опасно, страшно… Но ни разу я не пожалела о том, что свернула с проторенной дорожки, потому что знала, что именно в борьбе я найду себя, свое дело, свое счастье. Что именно эта дорога приведет меня домой. Сюда, в уютное кресло у очага, в объятия человека, признающего мою силу, мои знания, мой выбор. И сейчас он снова предлагает мне, осознанно, честно, понимая, что я и кто я, разделить с ним жизнь. Вместе с серебряными обручальными браслетами, лежащими на раскрытой ладони и буквально извергающими в пространство магию.

Я этого хотела? Да. Признания, понимания того, что я личность со своими желаниями, идеями, а не безропотная последовательница облагодетельствовавшего меня благородного господина.

Ну и Даана, конечно, навсегда и в полное владение.

Хотя это шутка. Над собой.

Аккуратно взяла один браслет, щелкнула замочком, раскрывая половинки. Всмотрелась в измученное лицо Даана, сосредоточенно ожидающего моего ответа. И улыбнулась, кивая:

— Я согласна, уважаемый Шен, но с условием…

Консул настороженно замер, не дыша, губы застыли в полуулыбке. Шагнув вперед, защелкнула на его запястье браслет и судорожно вцепилась в рукав, вдруг испугавшись, что происходящее мне просто снится. И второй браслет, сейчас куда более желанный, чем прежние мои Оковы, исчезнет, осыплется пеплом.

— Условие, — тихо напомнил Даан, осторожно, как тончайшую стеклянную вазу, обнимая меня за талию.

— А… — Руки мелко подрагивают, а я тщетно пытаюсь вспомнить, что хотела сказать. — Да… я никогда, никогда не буду носить платья, сшитые по вашей лесной моде.

— Да будет так, — прошептал Даан, быстро защелкивая на моем запястье замочек зачарованного серебряного браслета.

Нас окутало теплое мягкое сияние. Серебристый туман поднялся к потолку и осел вниз пушистой волной, клочьями расползаясь по столу, по креслам, по деревянному полу. Но, заставив нас вздрогнуть от холода, он бесследно истаял, оставив после себя только широкий ореол вокруг всколыхнувшегося свечного пламени.

Воцарилась тишина.

Сколько мы стояли, обнявшись, не знаю. Я, прижавшись к груди Даана, слушала, как бьется его сердце. Мерно, умиротворенно. И как приятно было осознавать, что теперь я могу делать это на совершенно законных основаниях, не оглядываясь на приличия, традиции, отсутствие или наличие силы… Споры, сомнения, одиночество, непонимание — все это не исчезнет. Но!

Равный брак, господа, равный брак. Для заключения которого не надо ходить в магистрат, давать объявления в газетах и расписываться в толстых амбарных книгах. А нужны всего-навсего два тонких серебряных браслета, зачарованных магом стихии Разума. И искреннее желание быть вместе…

Вот с последним у нас все в порядке.

«А про то, откуда взялись браслеты, спрошу завтра», — решила я, подняв голову и встретив безумно усталый, отсутствующий взгляд Даана. И как он сюда попал? Но этим я у братьев поинтересуюсь… Консул, похоже, до решительного разговора удерживал себя от падения в бессознательное только силой воли и сейчас, исполнив задуманное, просто проваливался в сон. Но рук, сцепленных на моей талии в замок, не расцеплял, не давая сделать и шага в сторону.

— Ты спишь уже… пойдем, — извернувшись, потянула я своего консула прочь из гостиной. — В постель.

Даан непонимающе мотнул головой, пытаясь отбросить с лица волосы.

Вздохнув, погладила его по впалой щеке. Воплощения ради! Уж теперь могу я пожалеть загнанного проблемами до состояния нежити человека? И не думать, сколько в этом моей вины… Запрятанная так глубоко, что я уж забыла куда, нежность пригодится.

Хотя, если честно, нервов мы друг другу портили много и взаимно! За двадцать лет-то!

— Мы конечно же поженимся. Сколько можно в конце концов скрываться, притворяться, маскироваться. Да и родственники что-то… забеспокоились. Пришло письмо с последней почтой, просят вернуться из Приюта Драконов в столицу…

Приют Драконов — это старый замок, где мы сейчас живем. Мы — выпускники летной школы, испытывающие высотные дирижабли, мастера, кураторы. Я — мастер. Шен — куратор, один из многих на самом деле…

Я стояла у окна, всматриваясь в затянутые туманом просторы. Было немного лень, не хотелось идти к себе, собираться, будить учеников, а хотелось снова лечь в постель и спать, спать, спать… Полночи было потрачено совсем не на отдых…

Но скоро прибудет наемный дилижанс из ближайшего городка, следующий до Шан-гири, степного форпоста, где в последнее время базируется первый порт подскока. Пара адекватных огневиков, администратор-менталист, и ура! Пересадочный пункт, созданный для разведки заброшенных после большой войны территорий, почти укомплектован…

Не вслушиваясь в монолог Даана, я высматривала в долине, лежащей у подножия гор, хоть какое-то движение. Серебристые влажные клочья неровным покрывалом оседали на дороге, на каменистых откосах, поросших низким кустарником, на желто-оранжевой листве редких деревьев и на невысоких стенах из бурого булыжника, делящих долину на лоскуты. Небо, подсвеченное восходящим солнцем, клубилось золотом облаков.

— Но летную школу тебе придется оставить и вернуться в Благородный дом, вот в Рисаэоне есть неплохой, хотя возраст… Но ведь не подобает супруге наследника Шенов…

Вот это я услышала. Поняла. Потратила пару ударов сердца на осмысление. И меня словно ледяной водой окатило. Я резко развернулась.

— Что? Ты? Сказал? — переспросила четко, ровно, очень спокойно, придавив на корню мгновенно вспыхнувшую ярость.

Как смела я надеяться? На то, что мои желания…

Нет. Не думать. А то клубок, в секунду вспухший из нитей магии, силы Оков и ведовского чутья, просто взорвется.

— Мы поженимся… — Даан недоуменно вздернул брови, собирая пепельные волосы в низкий хвост.

Я взглянула на него, напоследок впитывая образ. Тонкий, какой-то хищный профиль, вечную уверенность в своих силах, своих поступках и решениях. Окончательную и бескомпромиссную.

— Ты оставишь свою летную школу, потому что не подобает женщине так рисковать, тем более…

Взмахнув рукой, оборвала его слова:

— Прости, но нет.

— Что?

Оковы налились тяжестью, натянулась цепь долга.

«Это развилка», — с ужасом поняла я. Нет, я не готова, нет!

Но судьба и знание тянут прочь из тихой, удобной и ласковой ловушки. Знание… Оно, а не Оковы заставило меня сказать:

— Нам, кажется, просто не по пути. Прости…

Сожалеюще качнув головой, я попятилась от Даана, в смятении шагнувшего вперед. Подхватила халат и просто-напросто сбежала из спальни… уже год как нашей общей спальни. Быстро, опасаясь сдаться, смириться, принять главенство…

Но нет. Я так не смогу. И даже не потому, что Равновесие не позволит… Нам не по пути. То есть я могу пойти по этому пути, смогу найти нить, способную удержать мир и в этом варианте. Но буду ли это я?

Как же холодно…

И не согревает знание того, что все сделано правильно, что неожиданная развилка пройдена. Без потерь…

Без потерь?

Ну… личная жизнь не в счет.

Нет уж. Не буду переживать.

Пусть мне холодно, зато у меня все еще есть небо…

Я долго лежала с закрытыми глазами, вслушиваясь в дыхание глубоко спящего мужчины. В тихие шорохи дремлющего жилого дома. В звуки пробуждающегося города. В шелест ветра между карнизов и флюгеров.

Небо очень долго было единственным смыслом моей жизни. И право слово, я об этом не жалею. Я сделала все, чтобы небо стало доступнее и ближе для всех остальных, я летала по миру, я видела воплощения в последней схватке, я спасла мир…

Но у каждой истории есть начало и конец, и теперь, когда выплачены долги, мир обрел целостность, небесные тихоходы бороздят вечно покрытое облаками небо, время начать новую. Например, семейную.

Я улыбнулась. Странно, но рядом с Дааном не страшно закрывать глаза, опасаясь кошмаров. Это всего лишь сны, сны о прошлом. О том, что осталось позади…

А впереди новое… неизведанное… необычное…

Я заснула под утро, прижимаясь к боку Даана.

Рой ворвался в комнату, когда я задумчиво крутила в руках стеклянный шар, покрытый морозными разводами. Швырнул на кресло плащ, под стол — большой саквояж и рухнул на кушетку.

Зол, испуган, раздражен.

— Что случилось? — Только бы не начал скандал!

Аккуратно отложив на подставку едва не выскочившую из ладоней сферу, я уставилась на сыплющего искрами брата.

— Огненный Вирр опять пал пустил! По городку в горах. И Шен, плюнув на директивы, отправился его гасить!

Рой сгорбился, спрятав лицо в ладонях. А у меня внутри все просто заледенело от осознания перспектив. Шен, наш Шен! Гасить? Город или огненного? Эту тварь, лишенную ограничителей, тормозов и ответственности за совершаемое… Боги, если вы есть, пусть он вернется! Живой! Мы же не успеем к нему, даже если я сейчас «Быстрого» подниму. До гор полсуток лета!

— Не один?

— Да нет, они всей командой… по пневматике почта срочная пришла… — буркнул Рой и замолк. Покопался в карманах брюк и швырнул на стол бумажный свиток.

Я тоже молчала, бездумно рассматривая глубины серебристой сферы. Внутри нее все быстрее и быстрее кружились золотые искры.

Точно будут огненного гасить…

Развернув бумагу, погладила торопливые неровные строчки.

Вернись, братец. Вы все возвращайтесь. Из Кри-вента… где бы это ни находилось.

Мы онемело молчали. И в тишине бесконечного ожидания новостей рождалась идея, подогретая ужасом возможных потерь и нитью ведовского знания. А сила… силы у меня хватает. Дурной.

Ведь бесконтрольные воплощения — угроза миру, его спокойствию, развитию, равновесию. Их надо укоротить, заточить…

А я имею право, знание и силу. Ведь если задуматься, здесь и сейчас я воплощение Равновесия…

— Рой, послушай, Рой… — медленно проговорила я.

Испугалась своего сиплого от долгого молчания голоса, глянула в окно и отстраненно отметила, что уже наступил вечер. Солнце село…

Названый брат тяжело поднялся, удивленный тихим торжественным шепотом. Неуклюже шагнул вперед, опираясь на спинку кушетки.

— Рой, как ты думаешь, не пора ли решить вопрос великих воплощений раз и навсегда?

Между пальцев разгоралось золотое сияние, разгоняя сумрак кабинета, добавляя красок потертым портьерам, тяжелой темной мебели и старому паркету.

— Но как? — Я расслышала в его голосе безумную надежду.

Пожалуй, половину родной силы он готов сейчас отдать если не за возможность быть рядом с братом, так хоть за то, чтобы в будущем никогда не сидеть в беспомощном ожидании.

— О, есть у меня пара идей…

Мир затянул меня в бесконечный водоворот.

Я воплощение, я могу все.

Вот только не забыть бы, что я еще и человек.

Но если что, мне есть кому напомнить… О небе и о любви.

Каждая история имеет свое начало и свой конец, но в то же время круговорот бесконечен.

Помните об этом и не пытайтесь раньше положенного начать новый виток.

Глава 1 РИТУАЛ

Боль скрутила и обожгла даже сквозь наркоз. Ощущения и звуки неожиданно накатили, пробиваясь через призрачную пелену бессознательного, сквозь сонную тяжелую дрему.

Неразборчивые резкие слова, выкрики, приказы. Агрессивные и, кажется, отчаянные.

Странное режущее чувство внутри… ведь его не должно быть?

Будто тело и душу терзают огромные когти, а тонкие оголенные нити горящих нервов, до последнего момента соединяющие их в единое целое, рвутся со звонким, пронзительным звуком, словно струны гитары.

Горячо, горячо, горячо, горячо! Больно!

Но окутывающий тело и разум сумрак затягивал все глубже, отстраняя от ощущений тела. Но не разума…

Звуки еще прорывались в гаснущее сознание, складываясь в слова, отрывки фраз, но уже не осознавались. Не собирались во что-то цельное, что подвигло бы на борьбу. С болью, забвением, смертью…

А боль, горячая, рвущая, тяжелая, вспышками расползалась по непослушному телу, придавливая, выдирая из забвения. И уже непонятно, с чем бороться…

…теряем…

Серость накатила волной, высветляя в погружающемся в темноту разуме отрывки воспоминаний, раскатывая сознание в белесую горячую полосу, свивая его в клубок, все быстрее катящийся куда-то… В свет, ледяной, маревом застилающий бело-голубую искру, разрастающуюся в воронку…

Еще одна резкая вспышка боли, и…

…голоса…

…разряд! Разряд!..

Светлая линия уходящей в воронку тропы внезапно оборвалась, сворачиваясь неаккуратным серпантином, дернулась, смялась и запуталась. Ломая сознание, выдирая его из тела, обрывая последние связи, ощущения, мысли…

Боль, звуки, свет, тьма — все растворилось в бесконечности, в огромном ничто. Долгий-долгий миг не было ничего. Только мягкая, словно пуховое одеяло, и такая же душная тишина, окутывающая туманом. Потом появился ветер, легкий прохладный бриз, овеивающий обрывки измученного сознания. Он все усиливался и наконец, подхватив серые полупрозрачные лохмотья души, куда-то потащил, раздергивая их на нити.

Рывок, кружение, еще и еще, пока последние искры разума не погасли, затягиваемые цветным водоворотом.

И снова боль, боль, боль, горячей волной захлестывающая… что? То, что осталось.

И долгий полет сквозь бесконечность, что-то ласково шепчущую клубку мятой вуали. Расправляющую ее холодными мягкими прикосновениями, разглаживающую, пускающую по коже холодные мурашки…

По коже…

Мурашки?

Я мерзну?

Тело, у меня есть тело?

И оно мерзнет. От холода… настоящего, заставляющего трястись мелкой дрожью, пытаться свернуться клубком, сжаться в комок, укрыться.

Но нет, нет… не получается.

Тело не движется. Нет сил приподнять раскинутые руки, шевельнуть сведенными судорогой пальцами.

Нет возможности двинуться. Запястья зафиксированы толстыми широкими браслетами, такими же холодными, как и ложе… Да, под спиной гладкий камень, а перед распахнутыми глазами пляшут огни свечей. Тусклых оранжево-красных огоньков много, очень много, и они скорее скрывают все, что окружает меня, чем…

Огни складываются в узоры, резкие, ломаные, постоянно меняющиеся, почти… живые?

Как странно, нет ни удивления, ни страха, словно все эмоции остались где-то там… Где? Там, где остались яркий белый свет ламп, шелест бумаг, которыми набита медкарта, звяканье стали о сталь, голос анестезиолога, велящий считать… зачем? Ни страха, ни любопытства, серая полоса, ничто… Память — как полустертое полотно.

Равнодушие. Словно из души вырвали кусок, оставив пустое место с неровной кривой заплаткой, пришитой на скорую руку.

А тело… оно было. И пока этого довольно.

Ноги будто горели, горячие искры бежали от кончиков пальцев по нервам, собираясь в огненный ком где-то в животе, в обжигающем очаге, а потом накрывали с головой, возвращая ощущения полнее и ярче с каждой волной.

Вот только не шевельнуться, никак.

Живительный ток прерывался в лодыжках, закованных в каменные колодки, леденящие кожу.

Голова тяжелая, внутри от виска к виску железный шарик перекатывается и бьется, бьется о кости черепа. Губы сухие, во рту мерзкий железистый привкус. А перед глазами все так же пляшут огоньки.

Это… раздражает. Неожиданная эмоция, такая яркая, словно открыла какой-то шлюз. В сознание хлынули звуки.

Потрескивание свечей, стук, звяканье, завывание ветра где-то далеко и… голоса.

Голоса.

Разговор где-то там, за преградой из свечей. Людей не видно, но различимы слова, складывающиеся во фразы.

И странно, незнакомые, чужие уху звуки почему-то понятны, складываясь в предложения, речь течет, наполненная смыслом, настроением, интонациями.

Собеседников трое, и их голоса легко различимы. Шелестящий и вкрадчивый, но, очевидно, привыкший повелевать, другой — полный спокойной уверенности профессионала, чуть глуховатый, еще один — хриплый, нервный и суетливый.

Диалог вился тонкой нитью по краю сознания.

— Ну вот, видите, господа, — это нервный, — все в порядке. Жива, дышит, на внешние воздействия не реагирует…

— Но объяснит ли мне кто-нибудь, отчего эта девица почти умерла? — резко спросил вкрадчивый. — Вы гарантировали качество ритуала?

— Несомненно. — Спокойный голос бестрепетно оборвал обвинения. — Но только ритуала, никак не материала, который, если помните, предоставлен был именно вами! И гарантий того, что тело и душа его выдержат, я не давал. Если бы вы воспользовались заготовкой… — Отчетливо прозвучавшие лекторские нотки до зубовного скрежета разозлили вкрадчивого господина. — А так линии магического напряжения в теле, для этого не предназначенном, только его выжигают.

— Да, да, да! — воскликнул вкрадчивый. — Но вас рекомендовали как лучшего специалиста!

— И стоит слушать его рекомендации. Кроме того, кукла еще дышит. Вы что-то еще потребуете? Я ритуалист, не целитель.

— Тише, тише господа! — вмешался нервный, шелестя какими-то бумагами. — Успокойтесь. Стоит завершить ритуал. Время не ждет!

— Последняя проверка, — неспешно проговорил ритуалист. — Ваш приказ должен быть первым. Я проверю реакцию и зафиксирую эффект.

Огни свечей дрогнули, расходясь, обозначая дверной проем за плотными портьерами. Странный занавес, отделяющий внутреннее, холодное, равнодушное и спокойное ядро, похожее на стылые глубины замерзающего осеннего озера, от внешнего мира.

В проеме возникла фигура. Высокий силуэт или просто кажущийся таким для меня, распластанной по камням. Танцующие огни обрисовали хищный профиль, пышное роскошное одеяние. Камзол с широкими рукавами, из расшитой темной золотой нитью ткани, на плечи накинут плащ, скрепленный фибулой. В крупном камне плясали кроваво-красные блики.

Что-то внутри дрогнуло. Я равнодушно отметила, что когда-то это легкое шевеление было страхом. Не моим, чужим, выматывающим и опустошающим, почти ужасом.

Моргнула, пропустив момент, когда вошедший оказался рядом, наклонился, вглядываясь в мое лицо. Тяжелый мускусный, терпкий и сладкий до приторности запах, накрыв с головой, заставил затаить дыхание. Дрогнули онемевшие пальцы, по мышцам прошла судорога, плечи и шею повело, сводя от боли.

В поле зрения возникла еще одна фигура. Коренастый мужчина в наряде попроще, даже в свете пляшущих оранжевых точек кажущемся совсем обыкновенным. Никаких кружев, бантов, камней, золота. Он коснулся лба кончиками пальцев, нарисовал на коже узор, ожегший огнем.

— Рефлексы в норме. Прошу — приказ, я готов к фиксации.

— Посмотри на меня! — Вкрадчивое шипение заползло в уши, принуждая к послушанию.

Я сосредоточила заторможенный плывущий взгляд на узком хищном лице, запоминая. Что-то подсказывало мне — пригодится. Память пригодится…

— Повторяй!

И я повторяю непонятные, шипящие фразы, дерущие горло, с трудом выталкивая их из пересохшего рта. Понимание приходит мигом позже.

«Я отдаю тебе венец… я отдаю тебе венец…» — колоколами билось в сознании.

Вкрадчивый улыбнулся, глянул на ритуалиста, согласно кивнувшего и начавшего производить какие-то манипуляции вне поля моего зрения.

— Возможно, — рука хищным жестом легла на шею, чуть сжимая, — когда я закончу с ее отцом, — ладонь с силой огладила тело сверху вниз, по груди, животу, бедру, — оставлю ее в живых, использую по прямому назначению.

Тело не передернуло от ужаса только потому, что оно было распято на каменном ложе, настолько омерзительное предвкушение звучало в голосе мужчины в роскошном одеянии.

— Да, красивая кукла. — Согласный спокойный голос. — Заканчиваем. Вашу руку, господин…

— Без имен.

Серебряная игла кольнула кончик холеного пальца. Густая алая капля скатилась вниз, упала прямо мне на губы, расплывшись соленой кляксой. Маг провел по нижней, размазывая кровь, и затянул неспешный неразборчивый речитатив. Вкрадчивый довольно усмехнулся.

Тени свечей плясали на лицах, искажая, будто бы обнажая истинную сущность этих людей. Чудовищную сущность. А внутри, в животе над горячим очагом, словно скручивался тугой небрежный узел с торчащими в разные стороны нитками. Потянешь одну, и распустится…

Так и надо?

Не хочу…

Крик из-за занавесей:

— Скорее, скорее! — В голосе третьего царила паника.

Шум, пронзительный треск, будто что-то деревянное ломается, гулкий грохот, от которого вздрагивает, кажется, все. И порыв ветра, раздувающий портьеры.

Вкрадчивый исчез, словно растворился в темноте.

Глухое буханье, взрывы. Камни под спиной потряхивает, слышится скрип сдвигающегося основания…

А ритуалист стоит надо мной и все тянет и тянет свой речитатив.

Откуда-то сверху начала сыпаться каменная кротка, сначала мелкая, потом все крупнее и крупнее. Камни оставляли на коже синяки и царапины. Особенно крупный с силой грянулся об алтарь совсем рядом с запястьем, раскололся на десяток длинных острых игл, разлетевшихся в стороны, словно от взрыва.

Бок и шею ошпарило кипятком.

А сквозь шум стало понятно, что оборвался речитатив заклинателя. Ритуалист медленно опускался на пол, держась за окровавленное лицо. В середине груди торчало что-то… острое.

Узел в животе начал распускаться.

Все вокруг тряслось, не переставая. Огни плясали на занавесях, сливаясь в яркие размазанные зигзаги, метались тени, сыпались камни.

Грохот, гул, взрывы!

И что-то подсказывает мне…

Надо! Уходить!

Надо, надо, надо!

Здесь опасно! Пора!

Уходить!

Неожиданный взрыв ярости разлился болью в запястьях и лодыжках. Вспышка алого золота — и кандалы осыпались прахом.

Рванулась в сторону. Онемевшие руки висели, словно бесполезные палки. Нечувствительные ладони скользили по окровавленному камню, ноги волочились мертвым грузом. Перевалилась на бок, потом на живот и съехала вниз с высокой лежанки. Прямо на теплое неподвижное тело ритуалиста.

В ушах шум, гулко бухает сердце, но сквозь шелест и грохот до меня донеслось:

— Здесь, здесь она! Скорее…

Сознание погасло.

Темнота отступала мягко и уверенно, неспешно отпуская сознание, позволяя ему всплыть на поверхность, проявиться в реальности. Она будто истаивала, размывалась, а на ее месте проступала совсем другая, новая картина.

Светло. Беленый неровный потолок, стены в светлых деревянных узких панелях, отполированных до блеска, большой подсвечник с потухшими оплывшими свечами на столе. Банки, пузырьки, склянки, куча тряпья, большой графин. Рядом кресло, потертое и расшатанное на вид. Сквозь раздвинутые занавеси в окно просачиваются солнечные лучи. И видны кроны деревьев, подернутые зеленой дымкой.

Тепло, уютно и как-то спокойно. Под головой и спиной что-то мягкое, забинтованные руки лежат поверх цветастого лоскутного одеяла. Легкая ноющая боль в боку. Нет в теле болезненного льдистого оцепенения или выжигающего жара.

Тишина.

Спокойствие и равнодушное ожидание. Осознание того, что это не совсем нормально, но иного не ощущается…

Что дальше?

Сознание холодно и пусто, а память напоминает рваное покрывало, все в прорехах и дырах, расползающееся от прикосновений. Внутри — словно разобранная на кусочки мозаика. И даже, похоже, не одна.

Это не пугает. Зато требует действия.

Окружающее вызывает странное чувство узнавания. Двойственное, частью будто бы удовлетворенное, радостное, окрашенное любопытством, а частью пренебрежительное, но дающее уверенность в безопасности.

Спокойное ожидание.

Повернула голову на звук отворяющейся двери.

Отметила про себя, что тяжести и той боли, что сопровождала каждую попытку двинуться, сейчас нет.

Вошли двое. Кажется, что были это совершенные незнакомцы, но тут же исподволь накатило некое чувство узнавания. Понимания. Один — явно целитель. Невысокий и полноватый, в аккуратном светло-сером одеянии, похожем на мантию. По вороту шел голубой кант. На широком круглом лице, едва он увидел, что я в сознании, расплылась радостная улыбка, перекрывая привычную вежливую доброжелательность.

Второй — солдат, воин, наемник… рассматривала, перебирая в памяти всплывающие слова. Повыше целителя, в простой рубахе, но перетянутой десятком кожаных ремней. На поясе висят короткие ножны, сбоку, под рукой, целый набор ножей в удобных кармашках. На груди — бляха с каким-то гербом. Лицо хищное, худое, недоброе.

Чем-то он похож на того, вкрадчивого… Властностью?

Меня передернуло от неприятного холодка, скользнувшего по позвоночнику.

Но я внимательно смотрела…

Целитель, что-то приговаривая и протирая руки подобранным на столе полотенцем, быстро подошел к ложу, воин… пусть пока будет воин, замер у двери.

Стерпев осмотр и ощупывание, чуть морщась от боли, простреливающей бок при касании, я выслушала несколько непонятных певучих фраз, явно обращенных не ко мне. Вопросительно вздернула бровь, прокашлялась, выгоняя застрявший в горле комок.

— О госпожа, простите, с вами все будет в порядке, — проговорил целитель на понятном мне языке. — Да, уже… — он задумчиво нахмурился, — через пять дней. И вы сможете вставать, а окончательно оправитесь от несчастья всего через десять…

— Через два дня выступаем в столицу, — неожиданно категорично заявил воин. — Госпожа, прошу принять во внимание…

— Госпожа не сможет! Не вынесет нагрузок! — возмутился целитель. — У госпожи тяжелая травма! Ведь… Похищение, попытка проведения ужасного ритуала!

— Время не ждет! И именно поэтому! — резко оборвал воин, повысив голос. — Нам надо спешить!

И закашлялся, прижав руку к груди.

— Все-все, молчу! Вам тоже не стоит нервничать! И надо отдохнуть! Хотя бы эти ваши несчастные два дня. Кому лучше будет, если вы сляжете на сезон? Хоть и по приезде…

Выговаривая воину, вновь замершему у дверей, целитель смотрел на меня.

Что?

Повинуясь подсказке подсознания, я чуть двинула подбородком. Разрешающий удалиться кивок? Да…

— Мое почтение, госпожа. Сер, жду вас внизу. — И мужчина в светлом удалился, что-то бормоча себе под нос про неуемных наемников, не ценящих усилий по спасению жизней. Своих и подопечных.

Воин подошел ближе, недоверчиво на меня глянул.

Ну что еще?

Я равнодушно повела рукой, разрешая говорить.

Само получается как-то. Язык жестов повелевающих…

— Вы пролежали без сознания три дня. Ваш отец требует, чтобы вы были дома как можно скорее. Церемония передачи венца состоится через десятинник. Так что два дня на восстановление — и в дорогу.

А он меня не любит, смотрит как на нерадивую бестолковую девицу, бесполезную, вечно попадающую в неприятности, требующую постоянного контроля, но — имеющую над ним власть. Пренебрегающую безопасностью ради сиюминутных удовольствий. Глупую куклу, которую требуется беречь по приказу властителя… Опять по собственной глупости причинившую беспокойство множеству людей.

Он меня почти ненавидит… но исполняет свой долг.

И я послушно кивнула. Облизнула губы, набираясь решимости.

— Вам что-то нужно?

Я неопределенно повела рукой в сторону окна, не отрывая взгляда от усталого лица. Пожалуй, не буду затруднять ему работу. Потому что не понимаю, зачем мне спорить и ругаться с тем, кто меня охраняет, если учесть, что в последний раз непослушание привело на алтарь магического ритуала? Кто-то хотел сделать из меня куклу… Зачем?

Венец… хм. Загадка. Я, кажется, не люблю тайны?

— Пришлю служанку. — Отвесив придворный поклон, воин вышел, четко чеканя шаг, будто не он сейчас заходился в кашле и зло сверлил взглядом подопечную госпожу.

Хм…

И теперь я лежу и думаю. Пытаюсь вспомнить имя. Хотя бы свое.

Потому что надо. Надо знать имя.

Имя!

Мое имя!

Это очень важно, полагаю.

Все время, пока прискакавшая с легким топотом молоденькая служанка хлопочет вокруг, помогая подняться, умыться, меняет повязки, я пытаюсь вспомнить.

Широкое зеленое платье, дважды обернутое вокруг талии, вызывает раздражение пополам с умилением.

От запаха густой мази, накладываемой на лицо, подташнивает.

Темно-серый мешковатый наряд девицы, с длинными узкими рукавами, с подолом, обшитым черной тканью, и узким витым поясом-плеткой, кажется уродливой пародией на целительскую мантию.

Обрывки памяти складываются то так, то этак, не желая собираться в цельную картину.

— Госпожа, повернитесь… госпожа, наклонитесь… — щебечет служанка.

Я сижу, послушно поворачивая голову, а девица гребнем разбирает мои волосы, сплетает в косу. Длинные, до пояса, удивительно светлые волосы.

А перед глазами картины кружатся. Разные, странные, чуждые, непонятные.

Торжественная музыка, богато украшенный зал, сотни свечей…

Комната с низкими потолками, по стенам бегут синие и зеленые огни, кто-то громко и ритмично орет…

Чинная конная прогулка по парку и стремительное передвижение в толкающейся и пыхтящей толпе.

Госпожа…

На миг боль сдавила голову, стрельнула в виски.

Служанка отшатнулась, заметив гримасу на моем лице. Охнула испуганно и замерла сусликом.

Я махнула рукой, выгоняя дурную девицу прочь. Та умчалась, что-то причитая о том, что мне нельзя гневаться и нервничать.

Злость полыхнула золотом, омыла тело, ложась на запястья желтыми цепями.

Я хочу знать!

Я… госпожа… Ивон!

Да!

Картинки мозаики начали складываться в единое целое, все еще зияющее прорехами, но…

Посмотрим…

Я прилегла, прикрыла глаза, устраиваясь удобнее. Мной овладело отстраненное, спокойное любопытство, словно бы все происходит не со мной, словно это не моя память, а просто сложная мозаика.

Просто сложная работа… для госпожи Ивон.

Итак, госпожа Ивон. Ивон Верлийская, единственная дочь и наследница Ракота, великого герцога Верлийского.

Избалованная, капризная молоденькая девушка. Любительница балов, увеселений и флирта, ни капли не задумывающаяся о том, что происходит в соседних странах и в ее родной Верлии. Да что там, она не задумывалась даже о том, что у нее под носом происходит.

А происходит, точнее, пока только собирается произойти, дворцовый переворот… потом, быть может, гражданская война, затем просто война. Завоевательная. Ведь соседи давно точат зубы на город-порт, стоящий в удобной бухте, на густые леса и заливные луга.

Удерживает же иные страны от того, чтобы съесть аппетитный кусочек, древний рунный договор, скрепленный магией и кровью.

Условия договора…

О, по нему зачарованный венец, символ принадлежности власти, должен быть передан наследнику в год шестидесятилетия предыдущего. Вместе с полнотой ответственности и владения. Иначе же династия властителей прервется, договор, завязанный на кровь, силу и руны, прекратит свое действие… Земли потеряют хозяина, границы рухнут, и присоединить территории к себе полноправно сможет любое государство. Какое успеет первым.

Четкую связь задает древний заговор.

Венец — хозяин — границы — гарантия неприкосновенности.

Но Ивон об этом не думала, просто не обращая внимания на то, что говорят ее отец, учителя, советники. Жила, порхала, словно бабочка, с цветка на цветок, с бала на карнавал, с карнавала на прогулку. И все попытки отца выучить достойную или хотя бы путную наследницу, не дать герцогству скатиться в пучину беспорядков, продолжить балансировать на игле между другими царствами, разбивались о полнейшее неприятие со стороны девицы.

Она была такая, право слово, дурочка. И однажды, в один из теплых весенних дней, после очередного бессмысленного, с ее точки зрения, разговора Ивон не вернулась с конной прогулки. Пропала и стража, и спутники ее исчезли. Как в воду канули.

А очнулась Ивон на алтаре.

И там умерла, не выдержав долгой, изматывающей тело и душу боли. Умерла, оставив на камне, окруженном огненным кольцом, лишь оболочку, обрывки памяти и осколки души, ритуалом словно приколоченные к телу.

Я так и этак перебирала воспоминания и понимала, что они не мои. Да и тело… словно чужое, как платье на вырост. Эти тонкие и полупрозрачные занавеси, укутывающие сердцевину, тоже словно чужие. Инородные, не желающие осознаваться единым целым с телом и душой. Я будто разобранная на части игрушка, в которой теперь не хватает деталей. Как собрать?

Но есть ли выбор?

Есть.

Пусть телом я буду госпожа Ивон, но памятью своей буду считать не эту.

Есть иные обрывки, смятые в комки, словно хрустящая бумага. Полные шума большого города, постоянного движения огромного количества людей, сложных интересных занятий. Вот только имени нет… Наверное, оно умерло там вместе с телом.

А общее у этих жизней есть только одно. Они обе закончились болью, и от обеих остались лишь осколки. Стоит ли собирать их во что-то полноценное? Получится ли?

Проще оставить как есть.

Небо за окном налилось лиловыми сумерками, пока я лежала, созерцая глубины сознания. Мимо текла жизнь. Забегала служанка. Торопливо поджигая свечи длинной лучиной с синеватым огоньком на конце, с суеверным страхом косилась на меня. Заходил степенный улыбчивый целитель, уже знакомый даже по имени. Оуэн Серинский. Микстуры, мази, порошки были приняты мной послушно, беспрекословно и молча.

Отстраненное равнодушие со стороны очень походило на прежнее высокомерное пренебрежение всеми, кто ниже по статусу, кто неинтересен и бесполезен.

Это, а также молчание, отсутствие скандалов и истерик, кажется, устраивали всех.

Только мой опекун, хранитель и спаситель сер Лейр Шинорский задумчиво и настороженно изучал новую меня, когда заходил проверить мое состояние и доложить о ходе подготовки к путешествию.

Я же намеревалась исполнить все приказы отца и сера хранителя. Вот только сомневалась в собственной способности выжить после этого.

Очень хорошо отпечатался в моей памяти голос вкрадчивого господина, требующего клятвы, той, что вынуждала отдать ему венец.

Нет, не отдам.

Что-то внутри противилось этому.

Может, удача будет на моей стороне?

Отрешенные размышления… и прикидка шансов.

Нет, шансов нет…

Но это не значит, что придется следовать предначертанному кем-то плану.

Ну нет…

Я же не кукла. Я просто не отдам никому венец…

Хотя из-за этого жизнь моя после ритуала может оказаться весьма короткой.

Впрочем… посмотрим. Прикинем. Решим.

А за стенами дома исцеления буйствовала весна.

Яркой молодой листвой, ярким солнцем, серебристой дымкой в небе, парящей греющейся землей — всей этой недоступной красотой я любовалась из окна, выходящего на задворки. Лес в отдалении, свежевскопанные, покрытые проросшей зеленью огороды, плодовые деревья в цвету, пустующий дворик. Вот и все, что можно было рассматривать, сидя в кресле у окна в бессмысленном ожидании.

Два дня… два дня…

Время неспешно отсчитывало деления на оплывающей свече.

Поздним вечером, пожелав самостоятельно спуститься на первый этаж, не беспокоя прислугу, я стала свидетельницей одного разговора. А всего-то хотела воды попить, ну и было, правда, немного любопытно, каков этот дом в иных местах, помимо моей комнаты.

Я неслышно и осторожно, морщась от ноющей боли в боку и слабости, стремительно растекающейся по телу, вышла за дверь. Скользнула по короткому коридору, придерживаясь за гладкую, медового цвета стену. Мимо дверей, косяки которых были изрезаны рунами, мимо светильников-плошек, подвешенных на полированные крюки. Теплое дерево под пальцами, казалось, придавало сил. Я застыла у крутой лестницы, спиралью спускающейся на первый этаж, услышав голоса.

Вроде бы знакомые… Точно. Целитель и хранитель.

Интересно…

Присев на верхнюю ступеньку, я закуталась в длинную алую шаль, поджала босые ноги, укрыв широким подолом. К ночи холодало, а по коридору гуляли зябкие сквозняки…

Прислушалась, вжавшись в перила.

Тихие голоса отражались от стен, словно в колодце, усиливаясь, гуляя глухим эхом между ступеней.

— Вы уверены, Оуэн, что госпожа Ивон в разуме?

В голосе сера хранителя — тревога.

— Разумеется, успокойтесь уже, Лейр… я мастер-целитель все же… Лучше еще раз подумайте, стоит ли так спешить в столицу? Фактически на верную смерть… — Целитель вздохнул.

— Увы, мы все крепко связаны договорами и обетами, друг мой, — мрачно ответил воин. — И я конечно же сделаю все, что смогу, чтобы выбраться из этой ловушки…

Но обреченность в его голосе не давала повода поверить в благополучный исход.

— Что же ты так неудачно влез во все эти хлопоты, ведь у тебя есть свое…

— Никаких стенаний! — резко оборвал целителя сер хранитель. — Поверьте, Оуэн, не стоит поднимать эту тему. Да, сменив статус, я бы ушел в целости, но… Глупостям и ошибками молодости нет прощения! И давно уже принято решение идти до конца!

Ярость вспыхнула и угасла, оставив пепел.

— Поверьте, есть выход!

— Не стоит, Оуэн, не стоит…

— Всегда можно начать заново, всегда! — в ответ на усталую просьбу воина проговорил целитель. — Посмотрите на госпожу Ивон. Вот кто фактически начал жизнь заново! Пережить такое и остаться в себе…

— А по-моему, она все же не в себе, — заметил сер хранитель. — Совершенно на себя не похожа. И оттого не верится мне, что ритуал не удался у того, кто устроил все это, и в столицу мы повезем завтра не безгласную куклу. В конце концов мастер там был…

— Несомненно! И ритуал в целом удался, но! Но он не был закончен! Связь с кукловодом не закрепилась и распалась. Госпожа Ивон совершенно точно не кукла!

— И не сошла с ума? — задумчиво пробормотал сер Лейр.

— О друг мой, ты мне не доверяешь? Да. Произошедшее явно сказалось на ней. Боль телесная и душевная, разрушающая связи с миром… Но! Я целитель и еще раз прошу, верь мне хотя бы в этом. Госпожа подопечная твоя в полном порядке! Соотносительно ситуации, разумеется. Свободы воли она не лишена, память с ней, разум тоже…

— Но ее взгляд…

— О да, конечно! Она изменилась, просто изменилась. Считай, заново родилась. И сейчас полностью переосмысливает свою жизнь, — воодушевленно вещал целитель Оуэн. Но меня это не задело.

— И что в том толку? — Воина, кажется, эта речь тоже не особо порадовала.

— Возможно, она еще удивит тебя, и, друг мой… как целитель уже просто требую — немедленно отдыхать! Спать, если хочешь завтра отправляться в дорогу. Все у тебя будет хорошо… я верю. — Оуэн был тверд и спокоен.

Быть может, он действительно знает?

— Спасибо, друг мой. — Сер хранитель устало вздохнул и, видно, отправился выполнять предписание целителя.

Звук шагов разнесся в разные стороны, и кто-то из мужчин явно стал подниматься по ступеням.

Я неслышно поднялась, цепляясь за резные столбики перил, и на цыпочках ушла к себе, успев прикрыть дверь до того, как в коридоре раздался шелест подошв.

Как интересно…

Ну и…

Что?

Что, Ивон?

Завтра в дорогу. Навстречу судьбе.

Утром, ожидая отъезда, я сидела в зале на первом этаже, наряженная, словно кукла, в многослойное сине-белое одеяние с рунным узором по подолу, вороту и рукавам. На столе дымился в глиняном кувшине ароматный отвар; заливающий стены и пол рассветный огонь красил дерево в оранжевое золото, играя бликами на лакированных панелях.

Красивое место, приятное, даже, можно сказать, благостное. Но я его покидаю.

Меня, словно хрустальную статуэтку, безликие охранники прямо-таки вынесли на улицу и усадили в большую карету, серо-коричневую, с большими колесами, плотными занавесями на разноцветных окошках. Крыша едва не проседала под сундуками с багажом… Следом внутрь просочилась девица в черном дорожном балахоне, служанка, забилась в угол и там затихла.

Кучер свистнул, щелкнул кнутом по пыльной брусчатке двора, и четверка коней гнедой масти дружно шагнула вперед, потянув за собой передвижной дом. И у него оказался неожиданно мягкий ход… Но почему это меня так удивляет? Опять эта двойственность восприятия из-за обрывков памяти…

Понятно, что это обрывки памяти двух разных личностей…

Необычно, но сквозь отстраненное спокойствие не пробилось ни одной эмоции. Ни удивления, ни страха.

Когда мы проехали в ворота, я, выглянув в окно, обернулась. Взгляд рассеянно скользнул по исчезающему за углом двухэтажному дому из обтесанного бруса. Синие ставни на окнах с угловатыми рунами, черной вязью тянущимися по карнизу, алая черепичная крыша. Столбы ворот были украшены резными оленьими головами, что смотрели на улицу, гордо откинув развесистые рога, а попрек проезда висел на цепях овальный щит с голубыми рунами исцеления.

Пока сер хранитель не приказал задвинуть занавеси, я смотрела на город.

Он будто бы обтекал меня, словно неспешный водный поток, широкий и прохладный. Неширокие чистые улочки, дома бревенчатые или из серого камня, с красно-коричневыми яркими крышами, с расписными наличниками и ставнями. Сады, узорчатые кованые заборы, поблескивающие на солнце стекла в узких переплетах оконных рам. И провожающие взглядами резные деревянные скульптуры. Орлы, сойки, лисы, волки, зайцы, кони и многие другие химеры на столбах ворот, на коньках крыш, на оградах, просто будто бы выглядывающие из распахнутых дверей, следящие за гостями в отсутствие хозяев.

Они занимали меня куда больше, чем попадающиеся ранней порой люди.

Родовые тотемы, символы и обереги, сторожа и хранители удачи…

Дорога, дорога… Стук колес, свист кнута, перекличка сопровождающих, короткие разговоры с Лейром, краткие остановки на обед и ночевку, не в проплывающих мимо городках и поселках, а в перелесках и рощах. Пляшущий на дровах огонь, расходящийся кругами аромат травяного отвара, придающего сил и очищающего сознание, шатер, раскинутый на поляне, долгое предрассветное молчание.

Гостиный двор, алые рунные ленты на стенах, люди, утоптанные дороги, брусчатка, выложенные камнями площади. Река, горбыли мостовых опор, украшенные рыбьими головами с хищно разинутыми ртами.

Волчий вой по ночам, голоса женщин, выводящих длинную печальную мелодию.

Дорога, дорога, дорога…

Тропинки, проселки, обочины…

Я созерцала, перебирая пальцами длинную нитку солнечно-желтых стеклянных бус. И молчала. Согласно кивала на просьбы и приказы, краткими жестами гоняла служанку, отдыхала, не выходя за пределы охраняемого круга, пила горькие микстуры.

Набиралась сил.

Готовилась, внимательно вслушиваясь в мир.

Столица была совсем иной. Инородное включение, вырванное откуда-то и втиснутое в самое сердце величавой спокойной реки осколком скалы, зубом, о которое запнется течение.

Голоса людей полны нервного ожидания, топот копыт по камням мостовой отдается в голове рокотом военных барабанов и бряцаньем железа. Серокаменные стены практически лишены украшений, а зажженные к вечеру фонари сине-белым светом только нагоняли жути по подворотням. Коньки крыш почему-то превратились в шпили, увенчанные флюгерами, дружно проворачивающимися с пронзительным скрипом при порывах ветра.

Дворец мрачной трехэтажной громадой возвышался над черепичными крышами двухэтажных домов. Закат пылал, отблески багровых лепестков ложились на камни, окрашивая стены кровью, в узких окнах трепетали ало-красные отблески огня.

На аллее, ведущей к входу, деревья выстроились почетным караулом, в синем свете показавшись на миг вечной мертвой стражей. Я пошатнулась, но сер хранитель, подхватив под локоть, не дал мне упасть со ступеньки и плавно повел по широкой лестнице к распахнутым дверям. К человеку в черном с серебром одеянии, статному, словно высохшему старику, на лице которого застыли отстраненная злость, разочарование, ожидание.

Склонившись в реверансе, я заметила на судорожно стиснутых пальцах перстни, а выпрямляясь, — прячущийся в седых волосах венец, простой золотой ободок с вертикальными насечками…

Медленно и осторожно, четко и ясно проговорила приветствие, просьбу о прощении, подобающие извинения… Но владетельный пока еще герцог мрачно скривился, обрывая речь, и жестом велел следовать за ним.

По широким коридорам, по светлым и темным, изукрашенным золотом и гобеленами залам, складывающимся в длинную анфиладу, мимо рядов подобострастно зубоскалящих и шепчущихся за нашими спинами вельмож. Чеканя шаг по белым с серыми разводами мраморным плитам.

В тронном зале синие, расшитые солнечными лучами флаги струились вниз, словно речные воды, растекаясь цветистыми сапфирными узорами, играя бликами на колоннах, на рамах окон и на полу.

Придворные застыли статуями вдоль алой дорожки, по которой отец взошел на трон и развернулся, ведя рукой. За моей спиной люди начали опускаться на колени. Сначала сер хранитель, потом стража. Прочие пластались почти до пола…

Глупые, дурацкие церемонии, выдуманные для повышения собственной значимости. Кем-то из владетелей венца, которые в какой-то момент забыли, что возвеличивание себя и власти не есть главное. Главное — равновесие, танец на кончике иглы, баланс в мире, который когда-то хранили в Верлии.

И я еще раз присела в реверансе, скрывая неожиданное озарение, золотом разлившееся в глазах. Кольнуло в боку, так и не зажившем до конца.

Тишина волнами разошлась по залу. Долгое-долгое молчание оборвалось резкой фразой великого герцога:

— Мы не желаем более слушать ничьих оправданий. Церемония состоится завтра, на третьем делении заряной свечи. Готовьтесь.

Я практически легла на плиты перед тронными ступенями.

Бессонная ночь прошла в раздумьях.

Каков расклад у этой странной игры во власть? Фигуры расставлены так давно, а первые ходы сделаны за много лет до моего рождения.

Что может сделать пешка?

Разве что попытаться пробраться в ферзи…

Утро застало меня у окна.

Рассветное солнце не заливало алой волной весь город, а накрывало его нежно-розовым покрывалом, выгоняя с узких улочек, из подворотен и тупиков густо-синие тени. Флюгера разбрасывали по крышам золотые блики.

С первыми лучами нового дня в покои, затянутые от пола до потолка розово-бежевыми шпалерами, просочились щебечущие безголовые девицы-горничные, в последние годы заменившие почти полностью старый штат камеристок и камердинеров.

Прическа, платье, легкий завтрак. Отстраненно следуя привычному когда-то ритуалу, отмечала лишь насмешки и злорадные ухмылки на лицах служанок.

Кукла была готова вовремя.

Снова длинные коридоры, стража, пренебрежение во взглядах, опасность, подстерегающая за углом.

Ну что, главная задача — выжить и победить?

Нет.

Выжить.

Сохранить Равновесие.

Глава 2 ПОБЕГ

Перешагивая порог тронного зала, спросила себя, что будет, если я погибну, не успев получить венец или так и не передав его кому-то…

Нет, не погибну.

Никто не допустит осечки. «Некто», — поправила я себя. Некто.

Но тем не менее игра пойдет всерьез.

И что будет с дрожащим сейчас на кончике иглы миром, чье спокойствие были призваны хранить тогда, давно, еще не великие герцоги Верлийские? Кем они тогда были?

На запястьях нагрелись и налились тяжестью невидимые браслеты, по коже скользнул едва заметный золотой отблеск.

Герцог, отец, стоял посреди зала, который на первый взгляд казался пустым, но на второй — просто лишенным посторонних, придворных, стражи, слуг. В тех, кто стоял вдоль стен, словно была выхолощена суть, остались только инстинкты, такие же древние, как мир, как рунный договор, как венец… Стая, хищная стая замерла, готовясь рвать, терзать и проливать кровь вожака, потерявшего кнут. И делить, делить до последнего власть и силу… А герцог стоял и словно купался в серебрящейся сини, стекающей с полотнищ, под ногами его по плитам пола змеились тонкие темные нити рунной вязи, сплетаясь в сплошное узорчатое полотно. Вокруг него словно расходились волны холодной пустоты, образуя четкий круг, внутри которого он еще несколько мгновений будет неприкасаем и непобедим.

Я — тоже. Пока за моей спиной Лейр Шинорский, сер хранитель, и его люди. Их мало, очень мало. Но все они при оружии, под черными одеяниями кольчуги. Такие же хищники, органично влившиеся в царящее здесь напряженное ожидание крови.

Иду, считая шаги, до круга пустоты, словно продавливая ставший неожиданно густым воздух, с трудом выдавливаю застывшее в легких желе, принуждая себя дышать.

Страшно?

Нет…

Странно.

Этот человек, мой отец, очень похож на того, который стоял надо мной, распятой на алтаре мага. Они родичи?

Мысль эта заметалась в пустой голове, холодом прошлась по спине, но так и не смогла скинуть с разума оковы отстраненного равнодушия, укутывающего меня ватным коконом.

Еще шаг.

Круг.

Точка.

Разворот.

В миг, когда мы замираем друг напротив друга в тишине такой звонкой, что кажется — это весь мир затаил дыхание, герцог, глядя мне в глаза, понимает, что здесь и сейчас не его дочь входит в круг, ступая на линии ритуальной вязи.

К лучшему ли, к худшему, но обратного пути нет, и с губ герцога срываются первые слова ритуала отречения. Снимая с головы простой, с поперечными насечками золотой обруч, отец протягивает мне его на ладонях. Старое золото мерцает, перламутровые отблески бегут по кругу. Сила древнего рунного договора течет по нему, разогревая воздух и обжигая кожу рук. Сила ворочается в крови, просыпаясь, струится по венам, расходится по телу… Сила…

Руки сами тянутся вперед, принимая главное — венец. Слова ритуала проходят мимо сознания, не уверена, что вообще что-то говорила. Это не главное. Немеющими пальцами перехватила, неловко подняла, и вот символ власти и равновесия мира лег на лоб, плотно обхватил виски, плотно прижимая уложенные в сложную прическу волосы.

Я приняла венец вместе с долгом, тяжелым бархатным плащом опустившимся на плечи.

Посмотрела на бывшего герцога, пока сердце мерно отсчитывало удары. Эти последние мгновения, тягучие, длинные, приторно-медовые, обернулись словами, завершающим гулким катреном разнесшимися по тронному залу.

Ритуал, для которого важно было лишь наличие наследника, завершился.

Сейчас начнется другой…

Сейчас прольется чья-то кровь…

Древние силы отступили обратно, за грань реальности, ушли, оставляя за нами право решать за себя.

Людское — людям…

А в следующий миг мир распался на череду резких, ярких картин, быстрых, словно вырванных из действительности, вспышками огня расцветающими на кончиках светильников.

Р-раз!

И в горле бывшего герцога возникает белая короткая стрелка. Тело, уже безжизненное, оседает в рунном кругу, взметнувшиеся было руки опускаются, короткий сип… Шаг в сторону.

Два.

Звон и грохот наполняют тронный зал.

Порыв ледяного ветра уносит свет, заодно выдирая меня из круга.

Стоять — смерти подобно.

Удар сердца спустя огни, чадно фырча, вспыхивают снова. Отблески алыми зубьями пляшут на стенах. Искрят сапфиры.

Кровь… под ногами.

В сторону.

Кто-то тащит меня за руку, выворачивая запястье. Куда-то.

К выходу?

Нет. Сквозь шум разбираю, как с грохотом захлопываются тяжелые створки.

Три.

Сталь блестит, летит, брызжет в лицо кровь, багряным узором ложась на кожу и на светлую ткань.

Свистят стрелы. Если я их слышу, значит, это в меня… Резкие хлопки тетивы.

Свалка. Все против всех.

Куда меня тащат?

Вспышка!

Лейр, хранитель, отшвыривает меня к стене.

Что-то выбивает осколки из камня совсем рядом. Мелкая крошка разлетается из-под ног, оставляя на коже царапины. За спиной — холодный мрамор, под ногами — скользкие ошметки…

Колени спеленал длинный подол. Это так мешает…

В центре зала свалка неожиданно затихает, темнота расступается, и из смутных теней воздвигается человек. Тот самый, старый знакомый, вкрадчиво шептавший у ритуального камня.

Рядом ругается хранитель, с хрустом вытягивая клинок из чьего-то тела.

А предатель и убийца, мерзкое отродье гнилозубой ведьмы и просто ублюдок, протягивает руку и говорит:

— Отдай мне венец, Ивон.

Вторая занята коротким мечом.

Он делает шаг вперед. Клинок описывает полукруг, веером разлетаются капли крови. Еще шаг.

Я медленно поднимаю руки. Зачем? Не понимаю!

Мир отдаляется. Краем сознания отмечаю чей-то предостерегающий вскрик.

Запястья обжигает будто огнем, перед глазами танцуют блеклые кляксы.

Хранитель, обернувшись, кинул на меня злобно-отчаянный взгляд. Он, он и его люди, которых осталось всего ничего, двое или трое, прикрывали меня, теснили к стене. Что за клятвы держат Лейра рядом со мной?

Некоторые тела на полу нашпигованы стрелами. Арбалетными? Откуда? С широких карнизов, скрытых за полотнищами флагов.

Я снова поднимаю руки? Зачем?

Люди застывают, словно мухи в меду.

Замирает мир на кончике иглы.

Так что мне надо сделать?

Да…

Встряхнув ладонями, сдернула с пальца перстень с родовой печатью и закричала, срывая голос в хрип:

— Отрекаюсь! От крови и рода творящих обман!

Я швырнула кольцо прочь, и оно кануло во Тьму.

Мир снова закружился в бешеном танце, размазываясь в цветные полосы. Только и успела заметить, как на лице требовавшего венец человека сменяются друг за другом маски превосходства, удивления, ярости и безумной злобы.

Порыв ледяного ветра рассыпался веером серо-стальных искр. Плиты пола застлал густой туман, он выбрасывал вверх чадные черно-желтые щупальца, опутывая еще живых людей.

Вспышка, темнота.

Торжествующий вопль, грохот падающих камней, блеск стали, вихрящейся в причиняющем боль глазам остром узоре.

Мы куда-то пятились, хранитель отражал удары, и казалось, вот-вот что-то изменится…

Вырвемся?

Но под скользкими от крови пальцами поехала, куда-то проваливаясь, стена. В шею кольнуло болью; расцвечивая мир фееричными цветами, вспыхнули огненные круги. Меня мотнуло в сторону, отбрасывая на пол, протащило по плитам, сверху складками легли обрывки огромного гобелена. Придавило, словно плитой.

Сознание плывет.

Я вижу, как Лейр, развернувшись, отражает чей-то удар и оседает от подлого удара в спину. От последнего своего солдата, а тот падает, поймав в лицо короткий белый болт…

И снова…

Темнота, тишина…

Тишина…

На этот раз звонкая и какая-то объемная, полная звуков, гуляющих от стены до стены.

Подземелья?

Сознание медленно всплывало из глубин. И снова холод, боль и отрешенное спокойное ожидание.

Опять на алтаре?

Нет, у стены. Онемевшие руки вздернуты над головой, запястья закованы в холодные браслеты. Обрывки платья едва прикрывают тело, спину холодят шершавые камни, вывернутые плечи тупо ноют от веса тела, а ноги едва касаются пола кончиками пальцев.

Что-то позвякивает в отдалении, вода мерной капелью падает вниз, пахнет сыростью, железом и подгнившим деревом. Шуршание ткани, совсем рядом. Теплое дыхание касается кожи, обдавая запахом вина и гари.

Шаги, затихающие в отдалении, тихий стук железа о камень.

Человек?

Отошел…

И я медленно приоткрыла глаза. Осторожно выдохнула, осматриваясь сквозь слипшиеся ресницы.

Стены из серого камня, гладкий пол, блестящий в свете двух чадных светильников; неглубокую выемку, где я висела, буквально пришпиленная железными оковами, перегораживала частая решетка. И напротив, шагах в пяти-шести, был еще один огороженный проем, в котором я разглядела в свете огней, колеблющихся на ледяном сквозняке, второго пленника, точно так же распятого у стены.

Чуть в стороне каменные своды расходились, создавая ощущение, что там — большой зал. Не поворачивая головы, можно было заметить ритуальный камень, по краям которого плясали сине-зеленые огни. Человек в свободном черном одеянии, судя по теням, ходил вокруг него, шелестя подолом по плитам пола. Остановился, обернулся, поведя рукой, отчего светильники вспыхнули ярче, заливая закуток ярко-оранжевым сиянием. Боль резанула по глазам, слеза скатилась по щеке. Я сморгнула, вглядываясь в человека напротив.

Мужчина… в каких-то черных обрывках, волосы спутаны, лицо покрыто грязными разводами. Но что-то мне подсказывало, что я знаю, кто это такой. Лейр Шинорский, мой хранитель.

А кто же еще? Кто еще связан со мной столь крепко, чтобы не бросить в тронном зале под атакой полусотни хищных тварей? Клятвами, ритуалами, верностью и честью…

Но вот для чего мы здесь?

Гадать не буду, потому что рано или поздно узнаю точно. Только хотелось бы остаться при этом в живых… Но кто пешку спрашивает?

Отстраненная холодность в душе не давала скатиться в истерику или панику.

Пока я жива, игра продолжается… Да и венец все так же давит на виски.

Вот только ход свой я сделать не могу…

Да и думать не получается, я просто фиксирую происходящее, словно бездумный записывающий аппарат из моих обрывочных воспоминаний.

Пару вдохов спустя удалось чуть повернуть голову. Боль штырем вонзилась в затылок, проткнула насквозь шею. Но стало лучше видно алтарь и человека, ходящего вокруг него.

Да, это ритуальный круг. На черном, масляно поблескивающем в свете огней камне, исчерченном рунами так, что не осталось ни клочка свободного места. И руны эти едва заметно мерцали в своем отдельном ритме, затягивая взор в глубину, заставляя забыть…

Брр!

Человек… ритуалист замер, раскинув руки, и начал речитатив. С каждым словом огоньки, пляшущие на камнях, разгорались все сильнее, и, кажется, все горячее становилась кровь, текущая во мне. Незримый ветер начал легонько трепать широкие рукава его балахона.

В раздражении я дернулась, проверяя крепость оков. Выгнулась, когда жар прошел волной по спине, буквально выжигая позвоночник.

Напротив дернулся и застонал, приходя в сознание, Лейр.

Мы почувствовали это одновременно?

Один вдох, и хранитель уже обшарил взглядом весь доступный ему кусок пространства. Долго, с три удара сердца, смотрел на меня, потом на измученном лице проступила горечь. И злость, печаль, обреченность…

Странно. Я не могу видеть выражение его лица. Но я… чувствую его эмоции.

Это… не очень хорошо.

Человек у алтаря на миг обернулся, не прерывая речитатива.

Черный провал вместо лица под глубоким капюшоном, словно и нет под одеянием ничего, ни капли плоти, а только дым.

Лейр застонал и обмяк, содрогаясь мелкой дрожью, меня жег накатывающий изнутри огонь. Хотелось вжаться в холодный камень, сплавиться с ним, чтобы облегчить боль. Пальцы свело судорогой, воздух загустел, забив рот и нос.

Слова ритуала взвились в воздух ритмичным пронзительным песнопением.

Свет над алтарем вспыхнул, высветив на мгновение все до единой трещинки в стенах, уплотнился и застыл в вышине ярко-синим шаром, словно оплетенным нитями черненого серебра.

Сердце замерло.

И вновь побежало, заходясь паническим перестуком. Сквозь гудящую в ушах кровь я расслышала свой собственный стон.

Огненный шар распался на искры, которые медленно оседали на камни, оставляя в воздухе длинные светящиеся дорожки.

Шею обожгло болью.

Нечто, по ощущениям похожее на огненную змейку, вырисовывало на коже сложные узоры. Круг, второй, третий…

В миг, когда боль слегка утихла, уже не заставляя жмуриться, я разглядела, как ярко-алая лента вьется по шее моего хранителя. Точно так же, как у меня, раз за разом, оставляя черный выжженный след, соединяя и связывая тела и души в единую систему. Вспыхнула и застыла между ключицами неразборчивой сложной руной.

Зачем все это?

Не знаю, ведь память моя — просто осколки, неправильная, искаженная мозаика из незнакомых картинок. Да и не изучала глупышка Ивон ритуалов…

Чего ждать?

Боли, смерти?

Когда человек в черном балахоне подойдет ближе, чтобы проверить результат…

Он подошел, даже скорее подплыл, к узилищу Лейра, дернул за рычаг, отодвигая решетку. Бормоча что-то неразборчивое, покружил рядом, широким жестом извлек откуда-то из складок балахона связку длинных тонких спиц, выбрал одну, развернув холодно блеснувшие лезвия веером. И резко воткнул куда-то в грудь моему хранителю.

Я поперхнулась. Дыхание перехватило от боли. Будто иглу в солнечное сплетение воткнули…

Но, кажется, действительно воткнули…

Не в меня.

Спицы исчезли, появился короткий нож. А мой хранитель приведен в сознание искрой, сорвавшейся с пальцев мучителя.

И сквозь слезы боли я смотрела, как этот нож стремительно расписывает, нет, раскрамсывает кожу. Уколы, порезы, разрывы…

Измученное, искаженное мукой лицо воина.

Удовлетворение, расползающееся по подземелью. Извращенное, страшное, питающееся болью довольство.

Я, кажется, рычала, выгибаясь. Лейр тихо шипел сквозь закушенную губу.

А часть сознания, что ранее оставалась отстраненно-равнодушной, все быстрее наполнялась мрачной злобой.

Этот ритуалист… провел связующий обряд! Как иначе назвать это!

Я чувствую чужую боль, всего лишь некую часть ее. Что же ощущает воин?

Мучительная пелена все сильнее застилала сознание, отделяя разум от реальности.

И прервалась, давая отдышаться. Я затихла, желая исчезнуть, провалиться, раствориться…

А человек с коротким кинжалом повернулся ко мне. Скользнул ближе, приникая к решетке. Из-под капюшона на меня посмотрела голодная бездна.

— Ивон Верлийская, — четко проговорил мучитель, — отдай венец мне, достойному.

Я растянула губы в улыбке, чувствуя, как злость изливается из души с хриплым, тихим, но категоричным:

— Нет!

— Ну что ж… ты изменишь свое мнение.

Все равно.

Не отдам.

Я зажмурилась, ища в себе силу…

Но внутри была только злость. На себя, на мир, на судьбу.

И все равно не отдам.

А боль, что боль? Придется притерпеться, сжиться с ней… К ней можно привыкнуть… не первый раз…

Все просто.

Отдам венец чужаку — умру. Не отдам? Тоже, только позже…

И снова…

Волна горячего воздуха словно омыла кожу.

Больно, больно, больно…

Кажется, мучитель в черном плаще пытается заполнить моими криками это подземелье…

Пальцы.

Ладонь.

Огонь на груди.

Иглы.

Ножи.

Лицо Лейра. Такое нездешнее…

Прости. Я виновата.

Я прежняя — в небрежении, нынешняя — в бездействии, будущая — в беспомощности…

Ало-черная пелена полупрозрачной кисеей затягивала сознание, я медленно проваливалась в глубокий омут, в котором остатки разума просто растворятся, потеряются, исчезнут…

Нет!

Не туда снова!

Не хочу!

Отчаяние, приправленное гневом, позволило ненадолго вырваться из темной мути.

Мысли судорожно заметались в поисках выхода… Выхода нет!

Крики.

Боль.

Отчаяние. Где — чье?

Выхода нет…

Есть?

Смерть?

Нет!

Жаль…

Хранитель мой…

Пропадает ни за что… не кричит, просто сипло дышит, обвиснув в кандалах…

Единственный, кто пропадает из-за меня. Именно из-за меня, Ивон… странной новой Ивон, собранной из осколков…

Из-за своей клятвы?

А мои клятвы?..

О чем?

Хранить равновесие?

Больно!

Хранить равновесие!

Больно! Тонкая игла медленно приближается к лицу Лейра, на миг замирает напротив зрачка…

Во имя Равновесия…

Тело бьется в судорогах, выгибаясь, едва не выворачивая из суставов плечи.

Р-р-р…

Больно!

И огненно-рыжая волна ярости, злости, отчаяния выплескивается наружу золотой волной!

Я вижу, как плавится и вскипает, разлетаясь брызгами, железо решетки…

И тьма, радостно скалясь, снова принимает меня в свои объятия.

Но ненадолго, совсем ненадолго. Потому что некая сила рывком выдернула меня из сумрачного небытия, которое неожиданно начало сотрясаться, словно болото в пароксизмах извергаемых газов.

Я слегка приоткрыла глаза, когда откуда-то сверху начали падать камни. Под спиной мелко-мелко вибрировала стена, огни светильников дрожали и прыгали, вытанцовывая диковинный танец, оставляя в воздухе затейливые дымные узоры, складывающиеся в огненные руны, застывающие неаккуратными кляксами.

Мелкая крошка и крупные булыжники с грохотом рушились на алтарный камень и на пол, рассыпались осколками, поднимались в воздух забивающей горло пылью.

Как же мне везет… на ритуалы и обвалы… В моей короткой жизни, той, что составлена из обрывков и кусков, уже второй раз на меня рушится потолок.

Я не хочу быть здесь!

Мучителя не видно, боль в теле слегка утихла…

А оковы, хрупнув от первого же неловкого движения в робкой попытке освободиться, осыпались с запястий мелкой ржавчиной. И я медленно сползла вниз, распластавшись едва живой тенью на вздрагивающем полу.

Вдох, выдох…

Разум неспешно приходит в равновесие, но ни думать, ни двигаться я просто не смогу…

Чувств нет, есть только странная легкость в полностью обессиленном теле. Раскинувшись в закутке, подобно полумертвой морской звезде, без единой мысли, без чувств, без желаний, просто дышу. И смотрю, как пляшут на отполированном потолке огненные змеи, сворачиваясь в кольца между стремительно расползающихся трещин.

Отблески факелов? Нет.

Отражение постепенно гаснущих на покрытых синяками и ссадинами руках тонких, словно бы золотых нитей, спиралью накрученных от запястий почти до локтей.

Медленно провела пальцами по коже, пытаясь найти неощутимые браслеты, тронула венец, все так же слегка стискивающий виски.

По телу прошла теплая волна.

Сила?

Ну… хорошо.

Что дальше? И где, собственно, мой мучитель?

Встала, преодолевая слабость, сначала на колени, неловко выпрямилась, шагнула, выбираясь из закутка, с трудом удерживая равновесие на танцующем полу. Споткнувшись обо что-то, едва не упала.

Ах.

Так вот он, палач! Неопрятной, присыпанной серой пылью кучей лежит на полу, темное влажное пятно расползается на плитах рядом с ним. Тяжелый запах крови и жженой плоти забивает ноздри. Сглатывая тошноту, я переступила через тело, принявшее на себя удар из множества капель-стрел расплавленного железа.

И сейчас я не хочу думать о том, как это получилось.

Сейчас важен только мой хранитель. Лейр.

Еще шаг.

Повиснув на решетке, выдохнула.

Жив.

Изранен, покрыт коркой из крови и грязи, без сознания, но жив.

Я вижу, как вздымается грудь, слышу сиплое дыхание даже сквозь шум осыпающихся сводов.

Так…

Надо…

Что? Надо уходить отсюда…

Как?

Я прикрыла глаза, раздувая тлеющий внутри огонь.

Во имя Равновесия… почему бы и нет?

Мы теперь связаны… кровью и болью…

Мы — одно.

Мы — хранители.

Вспышка видна даже сквозь прикрытые веки.

И прутья под пальцами осыпались прахом.

Кандалы, цепи и заклепки, едва их коснулся огонек, пляшущий на кончиках пальцев, превратились в ржавую пыль.

Лейр же просто рухнул вниз. Я не успела его подхватить, да и как бы смогла? Тело мое для перетаскивания столь неудобных и тяжелых грузов сейчас не годится. Но придется.

Перевернув хранителя, старательно вслушалась в его тяжелое дыхание.

Все еще жив. Надолго ли?

Мне нужна помощь. Это я понимаю четко.

Чья угодно помощь. Человеческая ли, волшебная ли, согласна на любую.

Но ее нет.

И приходится волочить бессознательного человека, старательно давя мысли о количестве новых ссадин на его спине, до алтарного камня.

Куда, куда, куда дальше?

Оглядев большой сумрачный зал, своды которого терялись в вышине, а стены — в поднятой непрекращающимся сотрясением пыли, двинулась вдоль цепочки чадящих факелов. Просто потому, что с другой стороны огни погасли… или не горели никогда. Ненадолго оставив Лейра, осторожно дошла до еще более темного провала лестницы, придерживаясь за стену и считая шаги. Вверх и вниз уходили ступени, расходясь с изгибом от небольшой площадки.

И что же?

Только довериться интуиции…

Постояла, прислонившись к камням и считая удары сердца. Пережидая очередной камнепад. Острый, словно бритва, кусок срезал кожу на плече, еще один, побольше, наверняка поставил очередной синяк на спину.

Я зло выдохнула.

Пора убираться отсюда.

А интуиция? Ох, молчит… Что же делать? Наверх я хранителя своего просто не дотащу. Да и кто там может ждать нас? Как бы не подручные мертвого палача или люди, которые устроили это землетрясение… Не хочу встречаться ни с теми, ни с другими. Никакая интуиция тут не нужна для принятия решения.

Значит, вниз. Будет ли там нам приготовлена встреча получше, чем наверху? Не знаю…

И бросить Лейра не могу. Хотя логика говорит, что он — не жилец. Но в душе поднимается волна яростного протеста.

Он меня не бросил.

Я его не оставлю.

Мы связаны.

Кровью и болью. Клятвами и ритуалами. Между нами цепь. И посреди нее — равновесие. Мы держим его вместе, пока живы.

И будем держать…

Весь мир на звеньях хрупкой цепи.

Для этого надо жить. Обоим.

Но если просто стоять, рыча от бессильной злобы, ничего не получится. А об огненной ярости можно подумать немного позже. Пока пусть она просто наполняет меня силой!

Оттолкнувшись от стены, я побрела, чуть пошатываясь, обратно.

Краем сознания отметила, что трясти пол и стены перестало, каменный дождь прекратился.

Противная слабость не проходила.

Лейр все еще дышал…

Свет? Да, нужен свет.

С алтарного камня я подхватила два светильника, похожие на приплюснутые чашечки с ручками и крышками. На кончиках фитилей все еще дрожали синие магические огоньки. Внутри что-то плескалось.

Отнесла к лестнице.

Теперь хранитель мой… Еще жив.

Медленно, осторожно подхватив под плечи и придерживая голову, поволокла Лейра к спуску. Под раздающийся откуда-то сверху угрожающий треск камней, вздрагивая каждый раз, когда рушился очередной кусок стены.

По сторонам я не смотрела. Не было ни сил, ни желания любопытствовать, есть ли что-то нужное или полезное в этом подземелье. Темнота давила, вперед же гнало только упрямство и немного — надежда.

Хотя, похоже, тряска стала утихать.

Еще десять шагов, пятясь, придерживая Лейра за плечи и стараясь не добавлять ушибов голове… И не фиксируя внимание на его ранах.

Ах, как потом у нас будет все болеть!

Если… Когда мы выберемся отсюда.

Десять шагов, отдых… еще. Дальше. Ступени. Перенести светильники вниз…

Раз, два, три… дюжина?

Теперь хранитель…

Все слилось в одну сплошную туманную пелену, она гасила сознание, не оставляя времени задуматься, найти лучшее решение.

Простые механические действия, сложная тяжелая работа.

Вниз, вверх, перетащить тело, проверить, жив ли… Отдых на пять ударов сердца. И снова, и снова, и снова…

Пока не кончились ступени.

Я поняла это, только пройдя небольшое расстояние по ровной поверхности. Кажется, я попала в коридор. В синих отблесках светильника, который я с заметным трудом удерживала в дрожащей руке, он уходил куда-то узкой длинной кишкой. Ритуального огня хватало, чтобы разогнать темноту всего на пару дюжин шагов. По сложенным из крупного шершавого камня стенам сочилась вода. Я слизнула горькую влагу, на миг прикрыв почти бесполезные глаза… Пахло плесенью, сырой землей и какими-то грибами…

Как я устала…

Хочу домой…

Рядом со мной Лейр что-то простонал. Шею кольнуло острой болью. Присев, я коснулась его руки, позволяя капельке золотистого сияния стечь с ладоней на его кожу. На миг стало холоднее, сильнее прежнего навалилась слабость, и я подумала отстраненно, что просто не смогу встать.

Но тут от ступеней резко и сильно дохнуло воздухом, гулкий грохот прокатился по коридору, заметался между стен, оглушая и лишая последних мыслей. Мелкая каменная пыль осела на коже и на лохмотьях платья, забила горло, мешая дышать.

Прокашлявшись, я только вздохнула.

Нет-нет, я не сдаюсь. Я все еще иду вперед.

Во имя Равновесия…

Размяв закаменевшую шею, я поднялась, подхватила один из светильников и побрела вперед.

В голове снова воцарилась пустота. Я, видимо, просто окончательно отключилась от реальности, отдав тело на откуп инстинктам и силе, буде такая найдется, чтобы меня поддержать…

Эти странные золотые браслеты…

Или венец, мертвым кольцом охватывающий голову и тянущий к земле.

Бесконечное, мерное движение, через силу, едва не падая бездыханным трупом рядом с Лейром.

Время потеряло значение, смысл происходящего пропал в бесконечном повторении. Шаги, шаги, шаги…

Темнота, затхлый спертый воздух… и тупик.

Упершись исцарапанными ладонями в гладкую перегородку, надолго застыла, привалившись к прохладному камню. И медленно задышала, старательно глуша истерику. Хотелось кричать и биться в стены, расшибая в кровь руки.

Выход, выход, выход!

Я же знаю, что это выход!

Откройся! Ну же!

Тупик был не особенно узкий. Раскинув руки, я смогла кончиками пальцев коснуться противоположных стен. И на них не обнаружилось ни рычагов, ни тайных знаков, ни особых камней, на которые можно надавить, например, чтобы сдвинуть каменную дверь.

Это дверь, я просто чувствую.

Может быть, это выход, настроенный на кого-то конкретного, допустим, на мертвеца, оставшегося в ритуальном зале, или на некий тайный рунный знак?

Что делать?

Подумать…

Присев рядом с Лейром, я вслушалась в его дыхание. Тяжелое, неровное, с хрипами. Он так и не приходил в сознание. Что, впрочем, к лучшему… Я не чувствую его боли, ощущая только свою, что можно перетерпеть, не впадая в бессознательный амок. Если бы я воспринимала ее полностью, просто не смогла бы двигаться…

Золотистое сияние с моих рук медленно перетекало на грудь хранителя, продлевая его сон. Да, если суждено умереть здесь, это будет не столь мучительно.

Откинувшись на стену спиной, я прикрыла глаза. Пальцами осторожно поглаживала плечо Лейра. Кажется, нащупав единственный целый кусочек кожи…

Обидно умирать здесь, в шаге от выхода, пройдя жестокий ритуал, чудом вырвавшись из пыточной, будучи при этом полноправной носительницей венца.

Если только…

Во имя Равновесия эта дверь не откроется.

Ах, я прошу и требую!

Глупая старинная форма повелений владык, разве ее послушается какая-то неодушевленная дверь?

Ладно, еще немного отдохну и снова все как следует осмотрю. Проход должен быть!

Отерев руки о камни, я привстала, совершенно не желая снова напрягать гудящие ноги.

Неожиданно каменная плита под спиной с протяжным скрипом отъехала в сторону.

И я рухнула в густую ароматную темноту. Прохладная, полная свежести волна накрыла с головой, смывая сознание в ласковую бездну.

Мир мигнул, погас и снова разгорелся, расцветившись новыми, а точнее, давно и прочно забытыми красками и запахами.

В бархатной густо-синей вышине горели булавочные искорки звезд, обрисовывая черный силуэт словно бы обкусанной стены. Словно острые зубья гигантской челюсти нависали надо мной, готовясь рухнуть вниз с обрыва, в основании которого открылся выход на волю. Где-то там, вверху, раздавался грохот, мерцало алое зарево, абрисом вырисовывая неровные обломки, здесь же, внизу, в подрастающей свежей траве было темно, тихо и покойно.

Машинально считая удары сердца, привычно уже подхватила Лейра за плечи и потащила вниз по склону. От потайного выхода ушла недалеко, шагов на двадцать, как вдруг грохнуло особенно громко, потом гулко бухнуло, словно схлопнулись гигантские каменные створки, и небо затопил свет.

Обжигающе-белый, режущий глаза, он просто потек вниз сплошным потоком, открывая взору неровный частокол стен, на несколько мгновений превратив мир в четкую, но гротескную черно-белую картинку. За пару ударов сердца до того, как катящаяся волна настигла нас, я успела только досадливо и сердито подумать о собственном невезении. Самое время явить себя древним силам. Мне нужна помощь.

Сон кружит и качает, словно на качелях. Вверх-вниз, сквозь густой белый туман, закручивающийся маленькими вихрями. Вверх, вниз, вверх…

И я выныриваю, задыхаясь, пробив верхний слой облаков. И плыву над ними, струясь, словно ветер в синей вышине под жаркими лучами солнца. Оно греет, но не обжигает, колет острыми лучиками, словно иголками, а миг спустя за компанию растягивается, превращаясь в золотистую змейку, уже не ослепляющую, а мягко сияющую, окутывающую ласковым светом. Мы летим вместе…

Падаем в туманную бездну, сплетаясь намертво, и единым целым ныряем в оранжево-алый океан, плещущий волнами от горизонта до горизонта. Все глубже, глубже и глубже, отлавливая по дороге нанизанные на невидимые нити пузырьки синего света, похожие на маленькие сапфиры, разбрасывающие кругом разноцветные искры.

Добравшись до дна, я касаюсь его, подхватывая горсть серебристого песка, и спиралью ввинчиваюсь вверх. Распахиваю крылья и в свете алых, разлетающихся веером брызг лечу, лечу, лечу…

Чтобы открыть глаза, вынырнув из бесконечного и бессознательного в реальность.

Я, кажется, проснулась, а странное путешествие в ало-золотом мире — просто очередной выверт усталого разума. Так гораздо проще, чем считать видения чем-нибудь, имеющим глубинное значение.

Что гораздо важнее, так это знание о том, где мы находимся и кто нас сюда доставил.

Нас — потому что пальцы мои лежат на перебинтованном запястье сера хранителя, и под тонкой тканью я ощущаю биение его жизни. Вот так, не глядя, не вслушиваясь в себя, я просто знаю, что он жив, рядом и все так же без сознания.

А еще я чувствую себя сосудом, полным живительной влаги настолько, что она вот-вот польется через край, выплеснется от любого неверного движения и без толку впитается в землю. И просто представила, как осторожно отливаю в полупустой кувшин, выравнивая уровень жидкости…

Стало гораздо легче думать, а дыхание Лейра выровнялось, перестав напоминать отрывистый хрип старого полумертвого волка.

Туман перед глазами словно развеялся, стало понятно, что над нами — скошенный низкий деревянный потолок, слева, совсем рядом, небольшое окошко, а лежим мы на широкой низкой кровати, скорее даже просто на толстом матрасе, положенном на пол. Похоже на мансарду.

Прекрасное ощущение чистого тела, свежего белья и теплого мехового покрывала навевало покой, да так и призывало: «Закрой глаза, поспи…» Но! Нельзя…

Венец!

Я нервно дернулась, ощупывая голову. Странно. Обруч на месте, уже привычно сдавливает виски, но волосы аккуратно расчесаны и заплетены в простую косу.

Резкое движение разбередило ссадины, легкий зуд разошелся по телу, и, вздохнув, я осторожно приподнялась на локтях, а потом и села, опираясь рукой на узкий подоконник. Окошко выходило во внутренний двор, огороженный высоким забором. На утоптанной площади толклись люди, кони, телеги. Кто-то спешил покинуть двор через ворота, столбы которых были украшены резными лисьими головами. Остроухие морды почему-то смотрели не на дорогу, тянущуюся между холмов, а друг на друга, демонстрируя клыкастые челюсти.

Шум до чердака не доносился, но пантомима во дворе была так выразительна… Телега с цветастым пологом выезжала за ворота, мохноногие низкие лошадки дергали хвостами и, отфыркиваясь, трясли гривами. Возница в синем красноречиво воздевал руки, размахивая кнутом и что-то грозя безоблачному небу.

Прогарцевавшие нервно вдоль ограды гнедые кони угомонились, всадники, четверо в черном, спешились, перебрасывая поводья через коновязь. Двое или трое работников в простых домотканых балахонах подхватили объемный сверток из возка и куда-то потащили. Хозяева, двое в сером, остались стоять рядом, оглаживая нервных мулов. Промелькнул целитель.

Интересно, но… все то же отстраненное равнодушие довлело над сознанием, не давая сорваться в истерику. Это хорошо. И в чем-то, наверное, работало самоуспокоение.

Я жива, Лейр жив. Все хорошо. Будет.

От спокойного наблюдения за улицей меня оторвали шаги за стеной и звук открывающейся двери.

Я, снова невольно вцепившись в запястье Лейра, обернулась.

В проеме возникла невысокая женщина, полная, круглолицая и светловолосая, в свободном платье с яркой рунной вышивкой по поясу. Увидев меня, она расплылась в улыбке, обернулась назад, подхватив бежевый подол, и прокричала куда-то:

— Эрдис, госпожа-то очнулась! — Она шагнула вперед, чуть приседая в реверансе: — Вы позволите?

Я молча повела рукой в разрешающем жесте.

Я снова — простой наблюдатель, отделенный от происходящего, анализирующий, спокойный. Интересно, когда появилась эта непонятная традиция — общаться с более низкими сословиями жестами? Кто решил, что слишком велик, чтобы снизойти до слуг? Давнее решение, ведь и жесты обрели точность и законченность, и многие жители герцогства прекрасно их понимали. Не оттуда ли пошел этот обычай, откуда и возвеличивание герцогского достоинства? Ведь не рунному договору и не венцу это нужным показалось, а людям.

Венец — лишь проводник воли мира…

Женщина подошла, стянула с моих ног теплое цветастое покрывало, помогла пересесть на край ложа, аккуратно тронула Лейра, пугающе неподвижного, перебинтованного от пояса до подмышек, да еще и с повязкой на пол-лица, за основание шеи, прислушиваясь к биению пульса. Покачала головой, поджав губы.

— Ай, супруг ваш не совсем еще оправился…

Я чуть качнула головой, сдержав жест отрицания. Супруг? Теперь, видимо, можно сказать и так. Хотя ритуал связал нас как бы не крепче, чем брачные клятвы перед алтарем всех богов.

— Ну-ну, не переживайте. Я не целитель, но скажу, что не бывает такого ранения, которое нельзя вылечить при терпении и хорошем уходе.

Но это не значит, что будет легко. И быстро…

— Руки-то расцепите, госпожа, а то мы намаялись, вас перенося. Чуть на шаг дальше, так сразу будто сердце заходится у вас, а господин так вообще метаться начинал. И давайте я вашими пальчиками займусь…

Я подала руки, женщина, выудив из кармана мазь в матовой баночке, ароматной жижей стремительно обмазала покрытую ссадинами кожу, натянула тонкие перчатки. Потом занялась ногами.

Я вопросительно качнула головой, удивленная сноровкой и явной привычкой к общению с высокими дамами.

— А, госпоже интересно?

Кивок.

— Так до того, как трактир открыть, мы с мужем и в столице поработать успели, и в доме исцеления, и в дамском приюте. Да и здесь, у самого Саренийского наместничества, кого только не встретишь! Пройдемте-ка, тут в соседней… я помогу, — женщина подставила плечо, помогая мне подняться на дрожащие ноги, — комнатке посидите, пока муж мой господином займется…

— Благодарю за заботу, — прошептала я, выходя из комнатки, тревожно оглядываясь на Лейра, а потом на поднимающегося по лестничке солидного мужчину.

Бывший наемник… широкий в плечах, седой, по вороту серой рубахи вышиты руны защиты. Ладно.

— Ну, — усаживая меня на пуф в личной спаленке хозяев, продолжила монолог женщина, — в нынешние времена люди должны держаться друг за друга.

Я чуть расширила глаза, отрывая взор от наполовину готового гобелена с рунными благопожеланиями, растянутого на стене.

— Да-да! В столице уж пятый день беспорядки, а тут позавчера в замке наместника началось. Шум, взрывы, да потом и от самого замка мало что осталось… Мы вас там и нашли. Успели вы до последнего удара оттуда сбежать?

Снова кивок.

— И уж вы там не по доброй воле гостили, думается мне.

Я скривила губы, прикрыла глаза. Не по доброй!

Кажется, под веками собрались злые слезы, пробивая оболочку отстраненности. Я запрокинула лицо, прикрывая его широким рукавом одолженного одеяния. Мягкая ткань впитала соленую влагу.

— Шшш, все нормально будет с вашим супругом, госпожа. Поправится. Главное сейчас для него — покой. Есть вам куда пойти?

Женщина осторожно поглаживала меня по спине, проверяя, как заживают царапины, я же крепко задумалась.

Дано — Сарения, замок наместника, день пути от столицы. Не хочу возвращаться ни туда, ни в любое другое место, где меня могут узнать как Ивон Верлийскую. Там Лейр не выживет… Мне достаточно венца и долга, повисшего на плечах. И мира, танцующего на тонкой цепи, что связала меня с воином.

И пошли ли уже слухи о том, что я отреклась от рода?

Хм… А ведь у сера хранителя есть дом. В Шиноре. Осколки моей памяти подсказывают, что сером Лейром Шинорским он не просто так назывался. Так только главы владетельных семейств величаются, и немалые владения им принадлежат обычно. Найдется где жить.

Да. Решение принято. Шинора. Два дня пути от столицы, три — от Сарении, если не изменяют мне обрывки знаний.

Я решительно кивнула.

— Мы не будем долго обременять вас, — сказала я, взглянув в окно.

И куда слезы делись, едва было принято решение? И как вовремя оно было принято…

В окно хозяйской спальни прекрасно видно, как к распахнутым воротам подъезжает десяток гвардейцев в зеленых цветах Сарении с руной «знание» на изумрудном штандарте.

Дознаватели…

Не по наши ли души пришли прославленные псы ищущих? Будь мы даже просто беглецами и бывшими пленниками или свидетелями случившегося рядом сражения, внимания получим с лихвой.

Придется обрубать мосты.

И голову стиснул невидимый и неосязаемый венец.

Как странно. Я только сейчас осознала, что хозяйка не заметила его.

Значит, невидимый и неосязаемый чужими людьми… пока я этого не пожелаю?

Вдох-выдох.

Главное, сделать первый шаг.

Поднявшись, я потянула хозяйку следом, прошептав тихо:

— Гости незваные, вам здесь не рады…

И каждое слово ложилось золотым знаком отрицания на саму реальность, стекая с пальцев видимыми только мне искрами.

Осторожно, борясь с наваливающейся слабостью, я прошла по узкому коридорчику, спустилась, цепляясь за резные деревянные перила, по узкой лестнице. На галерее второго этажа, обрамляющей большой зал внизу, застыла, прислонясь к столбу, поддерживающему крышу.

Каменные стены, узкие окна, сейчас не заложенные ставнями, к балкам подвешены светильники, между деревянных столов и скамей снуют люди. И от входа волнами расходится настороженность. Дознаватели в зеленом по-хозяйски расположились у дверей, перекрывая выход. Старший, оглядевшись, взмахом руки подозвал разносчика и что-то резко сказал. Парнишка, вытянувшись в струну, замер на миг и метнулся к лестнице.

Воин, одетый в черный камзол, из гостей, зашедших в таверну чуть раньше, демонстративно громко засмеялся, поднимаясь из-за стола. Спросил вызывающе:

— И что здесь делают ищейки осиротевшей Сарении?

— Выполняют свой долг! — рявкнул одетый в зеленое хищник, стискивая рукоять меча. — Разыскивают беглецов и дезертиров… Вы не из таких ли?

Прочие посетители, почуяв опасность, начали буквально распластываться вдоль стен.

Что-то будет…

Рядом тренькнуло. Обернувшись, я поняла, что это хозяин уверенно заряжает уже второй арбалет коротким, изрисованным рунами болтом. Первый лежит на перилах, рядом, только руку протяни.

Надо же, я и не заметила… Хорошим наемником был раньше владелец трактира.

— Вы, госпожа, поднимайтесь наверх. К супругу.

Я покачала головой:

— Кому-то, возможно, придется остановить… все это.

На запястьях медленно нагревались незримые браслеты.

В душе все сильнее вскипала ярость.

В зале обнажилась сталь.

Руки проделали все словно самовольно.

Арбалет, прицел, выстрел. И между взъярившимися друг на друга людьми на миг расцветает огненный тюльпан.

В воцарившейся тишине, разбавляемой чьим-то хриплым дыханием, мои слова слышно очень хорошо:

— У вас в доме общем пожар, а вы ложки серебряные делите! Не злобой изливаться вам следует, а вместе воду носить да стены обливать соседям, коли свой тушить поздно уже! И руку на сородича своего поднимать не сметь с пожеланиями смерти! За порядком и правдой в мире следить! А не ждать, пока обрушится на ваши головы крыша да придавит насмерть! Пусть так и будет!

Один из людей, застывших внизу, словно мухи в янтаре, меня, похоже, узнал. Попытался что-то сказать…

Я погладила теплое деревянное ложе арбалета.

Нет уж!

— И властью, мне данной, мной унаследованной, моей кровью окупленной, я прошу и требую! Мира и покоя. Забудьте, что видели меня. Забудьте, что искали меня, верьте, что исчезла я без следа. Перстнем родовым наследника Джаи Верлейна одарите… А я буду хранить вас издалека…

Слова падали в пространство, выстраиваясь незримым рунным кругом. Я отрешенно наблюдала, как создается новый ритуал и заключается новый договор, странным образом накладываясь на тот, древний. Перед глазами плыли золотые и алые круги, сплетаясь в сложный, бесконечный ячеистый узор, накладывающийся на… на каменные стены, на мир? На эту реальность? На меня, сминая и перекраивая мозаику души?

Во имя Равновесия…

Слабость накатила волной, и я медленно сползла вниз, на пол из медовых гладких досок, не обращая внимания на сбрасывающих наваждение людей, не заметивших краткого помутнения сознания и продолживших разговор, теперь уже практически мирно. Сквозь подступающий сон разобрала еще раздраженное ворчание хозяина приютившего нас дома, подхватившего меня на руки:

— Вот ведь госпожа высокородная! Едва очнулась, а туда же, за новостями побежала… Какое ей дело, кто сей момент власть делит? Еле ходит, едва дышит… Ина, что же ты ее не удержала?

ИНТЕРЛЮДИЯ

Равновесие

Небольшой городок в предгорьях Шинорского наместничества укрыло снегом. Стены первых этажей, сплошь каменных, были засыпаны по самые окна, на коньках двускатных крыш нависали сугробы, карнизы, подоконники, деревянные наличники и ставни словно облепило ватой. По палисадникам от центральной улицы к дверям тянулись узкие тропинки, а надвратные тотемы, столбы, заборы, деревья и кусты, казалось, укутаны в белоснежные шубы.

Вторая наша зима в Эриле выдалась спокойной, уютной и очень долгой. Честно, наступления первой я не заметила за обустройством в доме, за лечением и долгими спорами с бывшим хранителем Ивон Верлийской.

Старый двухэтажный дом Лейра, один из многих, принадлежащих большому когда-то семейству, оказался свидетелем немалого количества скандалов, доходящих порой до битья тарелок и блюдец из старинного сервиза на двадцать персон. А последний представитель Шинорского рода категорически не желал выполнять наказы целителей.

Его возмущали собственная беспомощность и мое спокойствие, с которым я вела дела. Неподобающие благородной леди поступки, поведение… перечислять можно было бы бесконечно. Проще сказать, что его возмущало само то обстоятельство, что все возможное для выживания делала я. Начиная с уборки, заканчивая сбором информации о происходящем в герцогстве.

Я же, швыряя о стены тарелки, будто со стороны на себя смотрела в такие моменты и высчитывала, когда какое дело можно будет вернуть под руку Лейра.

Это сложно — устанавливать равновесие в отношениях между людьми.

Доверие и преданность, обязанности и права… сила и слабость.

Пока не научишься балансировать на кончике иглы личных отношений, не стоит даже и пытаться начинать перетягивание каната, получившегося в результате обновленных ритуалов венца.

Я, кажется, научилась.

Но главное…

Отстраненная холодность отступила, давая место радости, ярость и злость сменились любопытством, разум обрел цельность, а тело и душа более не были друг другу чуждыми, сдавшись и слившись под острожными прикосновениями мужчины… И настоящее равновесие наступило в ночь, когда мы стали истинно супругами.

Удивительно. Я делилась с бывшим хранителем силой, он со мной — человечностью…

Неторопливо шагая по утоптанной узкой тропе, я мечтательно улыбалась. В корзине лежали теплый каравай, полдюжины яиц и кусок свежайшего масла. Дома ждал раздраженный Лейр, баюкающий снова разболевшуюся руку. Слишком рано он, судя по всему, взялся за разбор беспорядка, царящего в комнатах на втором этаже. Тренировка с оружием, сколь угодно долгая, дарила телу лишь приятную усталость, хозяйственные дела же — в основном ноющие суставы. Вот и теперь, поворочав старую мебель, Лейр сидит за столом на большой кухне и наблюдает за очагом, в котором греются, настаиваясь в тепле, лечебные травы. Время неспешно идет к обеду, пламя тихо мерцает на алеющих углях, и мир застыл в полном спокойствии, затягиваясь паутиной рутины.

Сейчас я, минуя два кованых забора, один с кошачьими головами и второй с цветочным узором, пройду сквозь засыпанный снегом палисад, взойду на крыльцо, толкая дверь. Где у самого входа меня встретит Лейр, коротко улыбнется, забирая из рук корзину, поможет скинуть широкое меховое одеяние и, доведя до кухни, нальет в кружку теплого питья.

Мы будем долго, до самого полудня сидеть бок о бок у огня. Прижавшись к плечу Лейра, прикрою глаза, возьму его ладонь и, ведя по мозолистой коже пальцами, позволю венцу напитать хранителя силой. Тот лишь хмыкнет, заметив золотистое свечение, и возьмется за гребень, чтобы переплести мою длинную, ниже пояса, косу. Непокорная золотистая волна рассыплется по плечам…

Венец же будет невидим и неощутим.

Неожиданно виски сдавило, в запястье кольнуло болью.

Резко развернувшись на окрик, я взмахнула свободной рукой, порыв ветра взметнул широкий подол, плотная ткань опутала ноги. Я покачнулась и, не удержав равновесия, неловко, боком, повалилась в сугроб.

Кто-то, запыхавшись, подбежал, начал многословно извиняться, протянул ладонь. Я медленно встала, вцепившись в пальцы молодого мужчины в светлом плаще с меховым подбоем, подняла взгляд, рассматривая открытое широкоскулое лицо: ясные серые глаза, прямой нос, упрямый подбородок; гордо развернутые плечи, рассыпавшиеся по ним каштановые волосы… А потом долго смотрела на перстень, знакомый до последней грани. Родовая печать великих герцогов Верлийских на темно-сиреневом камне в ячеистой оправе из темного золота. Тот самый, что я когда-то швырнула в лицо предателю и убийце.

Давно, больше года назад…

Цепи Равновесия опасно натянулись.

— …и еще раз прошу прощения! — нахмурившись, завершил речь троюродный кузен, названный наследником в день заключения нового договора.

Я улыбнулась и скинула капюшон.

Джаи запнулся, всмотрелся в мое лицо, ахнул, хватая за руки:

— Госпожа Ивон!

— Мой герцог! — Высвободив запястья, я отступила на шаг, утопая в снегу, и склонилась в придворном глубоком реверансе.

— Мы так вас искали…

— Нашли. И что же? — Я выпрямилась.

— Я рад… И мне очень нужен ваш совет, кузина… — немного растерянно улыбнулся молодой герцог, словно не ожидая от себя этих слов.

О, мы многое говорим из того, что обычно остается непроизнесенным, когда в спину подталкивает сила.

— Совет? Отчего бы и нет? — выбираясь из сугроба, усмехнулась я. — Будьте нашим гостем, Джаи! Пойдемте, здесь недалеко. Вот только корзину помогите донести!

И вручила кузену ее, подхваченную со снега.

В крови пела сила, венец туго сдавливал виски, но долг не висел на плечах, словно тяжелый зимний плащ, а струился, как призрачные, искрящиеся на солнце крылья, и не ярость теперь меня вела, а лишь любопытство.

Мое и Лейра, наше общее.

Как дело и жизнь, разделенные на двоих.

Глава 1 УХОДИТЬ И ВОЗВРАЩАТЬСЯ

Кобылка была спокойная и даже меланхоличная, хотя и породистая. По линии матери. Она заметно походила статями и мастью на знаменитых орловских рысаков. Ровная походка и серая в звездочку шкура. Для меня — самое подходящее животное. Не привлекающее лишнего внимания, выносливое, достаточно пожилое, чтобы на него не позарились конокрады.

Лошадка не торопясь брела по дороге, я же, прищурившись на тусклый диск солнца, думал. О жизни, о ближайших планах и так, вообще.

Люблю местное лето, не паляще жаркое и не дождливое, умеренно теплое и ласковое. Весна тоже хороша, зима терпимая, а вот осень… Тоскливая, сумрачная, мокрая, с бурями. А как нога болит в непогоду, до самого снега. Едва ударяет мороз, ломить суставы мгновенно прекращает.

Вот и сейчас! В согнутом колене уже начало постреливать и будто иголками тыкать в самую глубину.

Я огляделся. Поля по обеим обочинам уж убраны, стога вывезены, чуть дальше золотится полоска негустого леса. К горизонту тянутся холмы, поросшие мелким кустарником, сейчас усыпанным яркими красными ягодками. Дорога впереди плавно огибает возвышения.

Прищурившись, разглядел на одной из вершин детей с большой корзиной. Собирают урожай? Хм, вот у них и уточню путь.

Хорошо бы к вечеру до той деревни добраться, а то дело к темноте уж идет, ночевать на земле в любую осень мало радости, а уж в эту!

Точно, дети.

Раскатисто свистнув, отчего парочка оборвышей вздрогнула, выронив полную корзину, которую тащили вниз, я повелительно взмахнул рукой. Мальчишки, пристроив груз, опасливо спустились вниз.

А не такие уж оборвыши. Длинные добротные рубахи, штаны и боты на веревочках, жилетка у одного, а у второго куртка из потертой кожи. Да и лица сытые, хоть и худоваты. Впрочем, местный люд весь такой тонкокостный. Бритые головы выдавали поденщиков. Богатые места, однако.

— Далеко до деревни?

— До городища? Два холма минете, там и увидите, уважаемый.

Я кивнул, отпуская мальчишек. Те, разулыбавшись, нырнули в кусты. Надо же, городище. Хорошие места. Мирные. Подходящие.

Когда передо мной наконец появился частокол, я хмыкнул. Ну, детки, паршивцы мелкие, и не уточнили. Городище, да.

Огороженное тройным бревном в три роста, со сторожевыми башенками, с широкими воротами и вымпелом на шесте. Белое кольцо на зеленом фоне.

Вольное городище, да. Не княжье. Значит, и маги здесь есть, и колдуны, и нелюди всякие. Досадно. Хотелось покоя.

А мальчишки шутники, точно. Отправили княжьего солдата в берлогу медвежью. Будто желтого солнца на щите, к седлу подвешенном, не разглядели да кафтана кайтанского. Хорошо хоть шитье я спорол сразу же, как палаты дворцовые за поворотом скрылись. Сейчас уж не разобрать, что там за знаки были, рядового конюшего или советника штабного. И хорошо, хорошо…

На воротах двое стояли. В добротных кольчугах поверх курток, с копьями, молодые, но суровые. И лица их по мере моего приближения становились все злее.

Тусклый диск солнца почти закатился за горизонт. Формально не пустить меня внутрь они не имеют права, по уложению дорожному. Для всех общему.

Встал напротив стражей, почти вплотную, возвышаясь над ними подавляющей махиной. Со стороны мой вид, наверное, говорит об излишнем высокомерии. Я же все больше думал о моем несчастном колене.

— Пропустите? — спросил спокойно.

— Что тебе здесь надо, пес княжеский? — выплюнул один из стражников, тот, что помоложе.

— Переночевать. — И это необходимый минимум.

— Да как ты…

— Тихо! — оборвал его второй, прищурился и велел: — Спешивайся, досматривать будем.

Ну, этого следовало ожидать. Властью, данной им городищенским Советом, они постараются сделать мою жизнь максимально невыносимой. Только винить я их не буду. Ведь совсем недавно, весной, окончилась долгая война. Княжество Рада давало укорот нелюдям, слишком уж обнаглевшим, по мнению старого князя. Нельзя сказать, что он был так уж неправ, но все же большой войны развязывать не стоило.

И именно вольные города, городища и деревеньки оказались между двух огней. Обе стороны их не пожалели. Князь жег без разбору за укрывательство, нелюди вырезали под корень из мести, не разбирая принадлежность.

Я аккуратно соскользнул вниз, встал, придерживаясь за стремя и позволяя стражникам рыться в седельных сумках. Там нет ничего интересного. Да, собственно, кроме смены одежды и запаса еды, там и нет ничего. Щит на виду, короткий истертый меч тут же приторочен. И одежда моя самая обычная, добротная и небогатая, и лошадка скромная.

Только роскошный нож, похожий на скарамасакс, что к поясу пристегнут, выбивается из картины. Отличная узорчатая сталь, наборная костяная рукоять, дорогие ножны из тисненой золотом кожи. Подарок. Рука не поднялась выкинуть единственную память о названом брате.

Самый родной в этом мире человек, княжий ближник, погиб по глупости, не своей, а наследника, грудью прикрыв полезшего вперед мальчишку от отравленной стрелы.

Не винил и не виню никого. Пережил, смирился. Привык.

Такова моя доля в этом мире. И мотает меня по дорогам, не спрашивая разрешения, судьба-злодейка.

— Медяк за вход, — вздохнул стражник, не обнаруживший в сумках ничего подозрительного.

Нашарив монету, опустил в холщовый мешочек, болтающийся на крюке у калитки. И, взявшись за повод, прохромал в ворота.

Подволакивая ногу, я медленно брел по мостовой. Ровной, благословен будь местный совет. Камень для кладки и фундаментов возили явно с холмов, темный с серыми прожилками, а вот дерево на стены откуда только не брали.

Бревна и светлая доска из ближайшего леса сменялись красноватой древесиной южнолесья и крашенным в желтое, струганым брусом северо-запада. Поплутав по пустынным узким боковым улочкам между пышных палисадников и узорчатых решеток, вышел на небольшую площадь. Тут же стало понятно почти полное безлюдье окрестностей.

На площади царила осенняя ярмарка. Пестрая толпа колыхалась, создавая неповторимый меняющийся рисунок, словно живая мозаика. Кафтаны и платья всех цветов радуги, алые сарафаны и меховые тужурки селян мешались с темным шелком и белым атласом полукровных кланов. Но шум был непривычно деликатный, приглушенный. Обычно от ора торговцев звенело в ушах, а тут нет такого. Эдакая вежливая мелодичная перекличка.

Может быть, оттого, что тут же, на площади, стоял дом Совета. У местных властителей, видно, чувствительные уши.

Ну, все бывает.

А дом, право слово, был больше похож на княжеский терем. Темные просмоленные бревна на два этажа, медовые резные наличники и ставни, крутые ярко-желтые коньки на покатых крышах и карнизы с узорчатыми краями, красная черепица на башенках. Высокое крыльцо, застеленное алой дорожкой, и разноцветные фонарики, развешанные по углам.

Тут же, на площади, напротив терема, расположился трактир. Пробираясь по краю гомонящей толпы, уворачиваясь от подкованных сапог и острых каблучков сафьяновых туфелек, я недоверчиво рассматривал невысокое строение. В неспешно наползающих сумерках терялись детали, но, похоже, длинное одноэтажное здание было построено из разноцветного кирпича.

Меня затопило смутное чувство узнавания.

На фасаде красно-желто-белые пятна складывались в цветочный узор. Засмотревшись, я едва не лишился кошелька и расчихался, когда по лицу мазнул чей-то меховой воротник.

Дохромав до ворот, удивленно погладил гладкое дерево. Путников здесь встречали настоящие тотемные столбы в полтора роста высотой, увенчанные мастерски вырезанными лошадиными головами. Весьма характерными. Элфлинги искоса взирали на людской поток, раздувая точеные ноздри, презрительно скалились и будто бы готовились взвиться в атакующем прыжке. Серебристые гривы струились вниз, переходя в сложный круговой узор.

Подворье пустовало. За спиной гомонила толпа, над ухом недовольно фыркала Рыска. Болела нога. Кажется, начал накрапывать дождь.

Ну вот и договорились.

Я шагнул внутрь.

Неожиданно двери таверны широко распахнулись, заливая светом утоптанную землю, ворота и меня, на миг застывшего в широком проеме. Наружу высыпала еще одна веселая толпа.

Вот уж мало мне!

Подавшись влево, натолкнулся на выскочившего из-за угла конюшего, тот подхватил поводья, но раздраженно взъерошил волосы и пробурчал:

— И едут, и едут! Мест-то нет уже… Только на конюшне.

— Меня вполне устроит, — пробормотал я, снимая сумки и сквозь толпу пробираясь к дверям.

Что угодно, только бы заварить пару травок и лечь наконец.

— Хозяин! — окликнул, переступая порог и погружаясь в золотисто-медовое нутро дома.

Десятка ламп, мягко озаряющих помещение, было недостаточно, чтобы разглядеть убранство, да мне и не дали. В глубине просторного зала, у камина, что-то грохнуло, раздался невнятный возглас. Я только и успел пару шагов сделать, как на меня, едва не опрокидывая навзничь, налетело нечто черно-красное, увесистое и пахнущее свежей сдобой.

Ногу прошило болью.

Охнув, я зажмурился и осел на ближайший стол, подхватывая теплое, пронзительно вопящее в ухо, скользкое и липкое одновременно, измазанное в тесте и варенье, чудо:

— Лад, Лад, Ла-а-ад! Ты приехал!

А я не надеялся, правда не надеялся их увидеть.

Утомленное дорогой, ожиданием, горем сознание провалилось в калейдоскоп воспоминаний.

Когда пять лет назад меня нашло первое послание, я удивился. Уже вовсю шли бои на границе княжества, и я разрывался между ставкой воеводы, палатами Совета и попытками вывести из-под удара хотя бы еще кого-то.

Мне было не до вытащенных когда-то из пекла детей и их матери. Благодарностей я не ждал.

Найдя на пыльном столе в комнате, пустовавшей две дюжины дней, пергамент, удивился, настороженно прохромал ближе. Широкий перстень со смарагдом, тот, что на левой руке, символ статуса, получаемый вместе с долгом, чуть нагрелся. На запястье шевельнулась золотая змейка браслета.

Магия? Не вредоносная, кажется.

Палец кольнуло, едва я коснулся листа. На нем тут же вспыхнули, сложившись в слова, золотистые буквы.

«Добрались благополучно, будем ждать».

И затейливый росчерк подписи.

Спустя миг послание вспыхнуло и истлело, оставив на столешнице только горстку серого пепла.

Что мне теперь эти письма, ведь, завязнув так глубоко в болоте княжеских интриг, уйти невозбранно не получится?

Печально усмехнувшись, я распахнул окно. В раме звякнули разноцветные стеклышки, в утреннем свете с широких деревянных подоконников взвилась мелкая пыль, заплясала и вымелась наружу.

— Полового в палаты Совета! — сипло рявкнул дворне, сплетничающей у крыльца. — Немедленно! Пылищу развели, бездельники!

Два паренька, любезничавших у калитки с девицей-разносчицей, дружно встрепенулись. Обернулись и, испуганно глянув на меня, рванули в дом. В нижних сенях загрохотало, зазвенело. Я махнул рукой разносчице. Та, улыбнувшись, подобрала подол алого сарафана и неторопливо пошла по улочке, придерживая локтем лоток с разночинной мелочью. Голос ее далеко разнесся среди зелени боярских садов звонкой протяжной мелодией:

— А кому иголки, нитки, што-опку?!

Рядом поднимались островерхие крыши княжеского терема, из распахнутых окон верхней горницы доносились детские голоса, веселые распевы девиц.

На разогретой летним солнцем черепице нежилась кошка, карниз оккупировала стая голубей. Глупые сизые птахи курлычут, выбирая момент, чтобы сорваться вниз, к колоде с водой, когда пара котов уберется на кухню.

По дороге пронеслись с полдюжины босоногих мальчишек, громко вопя облезлой псине, трусившей впереди:

— Ату его!

Мирная картина, невозможно даже представить, что где-то идет война.

За дверями послышались тяжелые шаги, звяканье.

С силой хлопнув створкой о притолоку, в комнату вошел князь. Бор Лесович был раздражен. Хмурый взгляд исподлобья, чуть ссутуленные плечи, сумрачный темный взгляд, и вот уже не статный красавец к тебе приближается, а бурый медведь надвигается, наваливается, хочет растерзать…

Отойдя за стол, я мимоходом смахнул горстку пепла, спросил:

— Что так?

А то князь даже с дороги не переоделся, как был в пропыленном темном кафтане да в плаще с золотым подбоем, так и явился. Стряхивая пыль с бедра, он притопнул, замер, разглядывая меня.

Тишина, вязкая, как медовый сбор, затопила пространство.

Я, не садясь, но тяжело опираясь на столешницу, уважительно кивнул. Нога опять разболелась, надо будет пойти на кухню, велеть заварить травы. И на Волчьи Горки отписаться, а то заставу пожгли городскую, а восстанавливать не торопятся.

— Ты зачем отпустил всех, а, советник? Я зачем тебе перстень выдал? А то ж ведь отберу! Приказ какой был?

Это всегда срабатывает с князем. Немного отрешенного спокойствия, и он, вместо того чтобы обрушить на голову провинившемуся весь накопленный гнев, начинает задавать дельные вопросы. Через один обычно.

А уж что отвечать…

— Приказ? У воеводы — город снести. У меня? — Я пожал плечами. — Помочь советом. Я помог. Не в том, чтобы уничтожить всех, а в том, чтобы устрашить.

— Чем же ты устрашил-то нелюдь полукровную?

— Город дотла ваши вои сожгли, жителей в чисто поле выгнали голыми и босыми, и детей, и стариков. Всех за границы княжения выгнали в чем были. Вы милосердны, но безжалостны.

— Оправдываешься! И я недоволен тобой, Лад.

— Я конюший, а не советник, отберите перстень. — Я повертел его на пальце. — Пойду лошадок холить, княже. Там привычнее.

— Нет уж, друг мой, работай-ка дальше.

Бор Лесович развернулся и вышел.

По запыленным палатам еще довольно долго разносился его гневный голос, я же, рухнув в кресло, сидел, разглядывая покрытую светлым лаком стену. И две мысли крутились у меня в голове.

Мы же не изверги, людей живьем в домах жечь?

Как хорошо, что кто-то меня, Лада Пепелищного, еще ждет…

Так и повелось, из года в год приходило два-три послания. Всегда схожих по смыслу, почти слово в слово себя повторяющих.

«Все в порядке. Ждем».

Это помогало выживать, особенно после смерти названого брата.

С последним письмом, так же рассыпавшимся от первого же прикосновения, появилась тонкая серебряная булавка. В пальцах она ощутимо грелась. И если заколоть ее за широкий ворот рубахи, никто не заметит.

И короткая приписка поясняла: «Путеводная игла».

Война уже заканчивалась. Да и князь слишком уж начал давить на Совет, требуя нужных для себя решений. Более жестоких, чем я мог себе позволить, если хотел спать спокойно. Усталость наваливалась все чаще, нога с каждым приступом болела все дольше и сильнее, и в голове нередко появлялись мысли о том, что пора уходить.

Итак? Пора.

Так легко оказалось принять решение. Здесь меня не держало ничто. Ни долгов более, ни друзей, ни родных. А память… тут скорее требовалось хорошенько забыть. Война же не то занятие, участвуя в котором, можно сохранить незапятнанной честь.

Ранним летним утром, когда туман еще клочьями вис на карнизах, ставнях, заборах и ветвях деревьев, я просто снял перстень. Смарагд недовольно блеснул, но на миг проснулись золотые змеи, невидимыми браслетами сидящие на запястьях, и камень покорно затих. Сборы не заняли много времени.

В конце концов я не первый раз оставляю позади целую жизнь, не первый.

Глава 2 ПЕРЕМЕНЫ

Грандиозные перемены в моей жизни случались всего дважды. Впервые, когда меня, пятнадцатилетнего мальчишку, на юниорских соревнованиях сбросила лошадь. Конечно, того, кто натянул проволоку над барьером, засудили, а того, кто оплатил ловушку, лишили лицензии, но мне это не помогло.

Никакого больше конного спорта, ибо теперь моим спутником была пожизненная хромота, хотя врачи и собрали кости левой ноги по кусочкам.

Во второй раз все произошло столь же быстро. Стучала колесами расхлябанная электричка, в темном окне мелькали огни фонарей, расплывчатые силуэты домов и деревьев. В стекле отражалась моя худая унылая физиономия, коротко остриженные светлые волосы стояли дыбом, изображая ангельский ореол. Бледная кожа, белесые брови, серые, глубоко посаженные глаза, острый подбородок и кривой нос. Красавец.

Поджав губы, я возил пальцем по раме и ежился от пробирающегося под пальто холода. Жизнь была отвратительна. Холодная зима, отмеченный в одиночестве день рождения, надвигающееся увольнение. Последнее особенно печально.

Частная конюшня сменила хозяина, а новая метла, как известно, метет совсем по-другому. Уже сменили двух из трех тренеров, ветеринара и, похоже, добрались до обслуги.

Пора, пора искать новую работу.

Прикрыв глаза, я вслушался в стук колес и, кажется, начал задремывать.

Потом помню только скрежет сминаемого железа, грохот, короткое ощущение полета в никуда и острую боль.

В густой тьме, окружившей меня, я ощутил тепло. Почти обжигающее на запястьях, но расходящееся мягкими волнами по всему телу, ласкающее кожу, нежно согревающее.

Внезапно зачесалось в носу. Резко дернувшись, я смахнул с лица какую-то травинку и скатился вниз.

Вместо промозглой зимы было начало осени, а я находился посреди скошенного луга. Над головой гордо реяли по синему небу тучки, совсем рядом высились деревья. Лес, и какой! Столетние сосны с золотыми стволами, густой ало-желтый подлесок.

Удивление, страх, недоумение спрессовались в комок где-то в груди, но зарождавшуюся истерику погасили поток чужих-своих воспоминаний и половина разворошенного стога, свалившегося на голову.

Пока выбирался, успел и позлиться, и смириться, и даже полюбоваться на светлые браслеты-змейки, прячущиеся под рукавами грубой рубахи.

Вылез, отряхнулся, подобрал наплечную сумку и теплый плащ и похромал к дороге. Смысла сидеть, мерзнуть и переживать я не видел. Лучше двигаться вперед. Тем более путь известен.

Не могу сказать, что место, в которое я попал в результате двухдневного путешествия, мне понравилось.

В долине меж двух холмов догорала усадьба. Стены еще стояли, но провалившаяся крыша оголяла закопченные ребра стропил. Вокруг пожарища кружили верховые, звонко и мелодично перекликаясь. Нелюди, потому что люди все же предпочитают седлать лошадей. А сами кони! Ах какие стати! Какая грация, какое изящество. Горделивый изгиб шеи, хищный профиль, летящие по ветру серебристые гривы, тонкие сильные ноги, способные без устали нести всадника сутки, а то и двое.

Чем-то они напоминали текинцев, но видно было, что рука человека ни разу не касалась гладкой светлой шерсти.

«Элфлинги, — всплыло в голове название. — И хозяева их, роэйли».

Аккуратно пристроив на землю сучковатый костыль, я вжался в склон холма. И принялся тщательно осматривать долину. Должны быть выжившие, должны.

Пустое, засыпанное пеплом подворье, вытоптанные огороды, поваленный плетень. Низенькие кусты, усыпанные черными ягодами, в три ряда тянутся попрек луга. Пожухлая трава стелется по земле желто-зеленым покрывалом, кое-где торчат куртины ало-фиолетовых мелких цветов.

В одной такой, ровно на полпути от сгоревшего дома к проходу между крутых склонов, кто-то шевельнулся. Мелькнуло что-то коричневое, почти сливающееся с осенним покровом долины, светлая кожа. Ребенок, похоже, и достаточно большой, чтобы понимать, в чем дело.

Прячься же!

Я медленно пополз вниз, прижимаясь к земле и стараясь, чтобы ни единая травинка не выдала шуршанием моего присутствия. А роэйли тем временем перестали кружить у гари, собравшись возле подножия холма. О чем-то разговорились. Певучие голоса завораживали. Часть нелюдей спешилась, они разошлись кругом, озирая долину, двое погрузили на элфлинга длинный сверток. Довольно большой, словно ковер скатанный. Опа!

Ноги с одного конца торчат, явно женские, насколько я могу разглядеть сквозь заросли мелколистного сизого кустарника. А с другого — волосы, длинные черные пышные кудри, цепляющиеся за луку седла и стремя.

И рядом еще один пристраивают, поменьше, ремнями перетягивают.

На одного коня столь большой груз? Впрочем, мое ли это дело?

Вздохнув, признал, что мое, и сполз вниз еще на пару шагов. Колючая стерня впивалась в бок и раздирала рубаху.

Но как, как мне вытаскивать этих невезучих пленников? Да еще ребенок, что на лугу прячется!

Браслеты потеплели.

Ладно. Варианты?

Неслышно выдохнув, я ужом скользнул ближе. И затаился, оказавшись на самом краю осыпи, совсем рядом с фыркающими конями и буквально над головой у молодого роэйли-охранника. Тот брезгливо кривил идеально красивое лицо, смотря куда-то в направлении пожарища. Ветерок трепал ему волосы, длинные светлые пряди струились, мешая смотреть по сторонам. Я мысленно усмехнулся. Цвет лошадиной гривы почти идеально совпадал с цветом шевелюры роэйли.

Меня нет, нет меня!

Элфлинг покосился в мою сторону темным глазом.

Сейчас…

Один рывок.

Нелюди вернулись, о чем-то довольно переговариваясь.

Я принялся рассчитывать бросок, в весьма и весьма бессмысленной надежде вытащить пленников, но замер, едва приподнявшись. И вновь прижался к холодной влажной земле.

На мгновение прикрыл глаза и щекой ощутил едва заметную дрожь. И она нарастала. Чтобы пару ударов сердца спустя разнестись по долине дробным глухим рокотом.

Роэйли мгновенно оказались в седлах.

А я — на ногах.

Шум стремительно нарастал.

От моего долгого пронзительного свиста над головами элфлинги даже присели, прижимая уши, и взвились на дыбы, сбрасывая всадников.

Я спрыгнул вниз. Нога подвернулась, от колена до самого затылка прострелило болью, но руки сами вцепились в гривы ближайших коней.

Короткий пинок отправил ближайшего шевельнувшегося роэйли в забвение. Я взлетел в село, перехватывая повод.

В это мгновение конная лава перевалила через вершину холма напротив. И вскочила во весь свой невеликий рост девочка, прятавшаяся на лугу.

Сердце замерло.

Чужой конь подо мной встал на дыбы.

Шепнув: «Прости», — я дернул поводья, едва не разорвав элфлингу нежные губы, стиснул бока и рванул навстречу линии, закованной в серебристую броню.

Он рванул вперед так, что мне едва не выломало руку. Нагруженный пленниками красавец, повинуясь поводу, полетел следом.

Ошметки земли взметнулись из-под копыт.

Ветер в лицо. Грохот, несущийся навстречу.

Блеск копий.

Оглушающий вой магического вихря за спиной.

Галоп.

Нет.

Полет. Ровный, стремительный.

Впервые за много лет я ощущал себя цельным.

Сильным, мощным, могущественным.

Мир вокруг будто замер в бесконечном тягучем мгновении.

Застыл в неустойчивом равновесии, словно давая нам время на выбор.

Я мягко погладил элфлинга по шее, приказывая повернуть.

В галопе мы уходили по широкой дуге, меж двух бед.

Мимо проносились искривленные в крике лица, взмыленные морды лошадей, вихрились осколки магии роэйли, мешаясь с железом и плотью атакующей конницы, с серой дымкой возведенных щитов и блеском оружия.

Но я видел только девочку. Маленькую испуганную темноглазую девочку, замершую на смычке смертоносных стихий.

Она стояла, ветер трепал длинные темные волосы и подол короткого, расшитого золотом платья. Мир сузился до ее прерывистого дыхания, до слез, прочертивших на пыльной коже короткие дорожки.

Тишина…

Только топот копыт, перекатывающиеся под шкурой мышцы, жар в запястьях. Красавец с грузом летел следом, не отставая.

Переступив в стременах, я свесился вниз, вытягивая руку.

Маленькая ладошка доверчиво потянулась вверх.

В миг, когда я, пролетая мимо, вцепился в тонкое запястье, вздергивая девочку в седло, отпущенное нам время вышло.

В плече буквально подброшенной вверх малышки что-то хрустнуло. Сквозь шум и грохот конницы, сквозь взрывы и гудение пламени я различил тихий вскрик.

Рывком выпрямился, перехватывая обвисшее тельце. Нащупал стремя.

Вспышка. Сбившись с галопа, мы шарахнулись в сторону, загарцевали. Атакующая линия всадников заворачивала полукольцом, вот-вот грозя захлестнуть и подмять, раздавить, растереть, не заметив.

Зажмурился, сглотнул, пристраивая пассажирку поперек седла.

— Выноси! — прошептал сбито, хватая ртом горячий воздух.

Элфлинг упрямо мотнул головой, подпаленная грива легла рваными клочьями. Роняя пену с морды, он скользнул над землей белой молнией. Вновь набирая немыслимую скорость…

Галопом, к выходу из долины…

Успели?!

Между молотом конницы и наковальней магического удара, по узкой изрытой тропе меж двух холмов…

За спиной жахнул мощный удар, в спину толкнул обжигающий ветер магической отдачи. Пыль и комья земли.

Быстрее!

Дальше!

Лишь изрядно отдалившись от долины, на мгновение остановившись на песчаном откосе, я осмелился оглянуться.

Трепещущее алое зарево стояло высоко в небе.

До самого заката мы не останавливались, и только лишь когда ярко-красный диск солнца коснулся краем далекого горизонта, я бросил поводья и осторожно спешился.

Узкая лощина, поросшая по склонам густыми кустами с ало-фиолетовой по осени листвой, как я понадеялся, укроет нас надежно. Под ногами звенел ручей, подсохшая трава тихо похрустывала под копытами утомленных элфлингов. Медленно темнело небо.

Расстелив плащ, я аккуратно пристроил на нем девочку и занялся свертками.

Будем знакомиться, госпожа, будем знакомиться.

Полночи прошло в заботах. К утру трое моих подопечных забылись наконец сном, а морок, наложенный на них пленителями, осыпался вместе с пеплом небольшого костра.

Женщина, дремлющая у огня, походила на статую из черного дерева. Тонкая, изящная, благородная. В длинных темных волосах мерцали золотистые искры, по отливающей синевой коже пробегала дрожь. Островатые уши, ногти, слишком похожие на когти, и что-то странное в чертах лица отчетливо говорили — нелюдь. Обманчиво простое длинное платье из плотного материала, измятое, обгорелое и растерзанное, все еще сохраняло налет достатка.

«В сознании, — решил я, — она была бы величественна».

Дети же, несмотря на светлую кожу, были очень на нее похожи. То же изящное, тонкокостное телосложение, коготки, немного неправильные очертания скул, широко поставленные раскосые глаза.

Дочери или племянницы?

Ну, если задуматься, есть ли для меня разница? Нет.

Пожав плечами, я завернулся в плащ и сел поближе к огню. Пламя тихо потрескивало, где-то в небе завывал ветер, гоняя по небу тучи. Пофыркивали кони. По ложбинке растекался аромат мяты, вскипевшей в небольшом котелке.

Хотелось спать, а еще тянуло куда-то за горизонт очень отчетливо.

Но как же бросишь беспомощных больных? Тем более детей?

Девочке, которую выдернул с поля, я плечо вправил и перебинтовал. У бедной даже слезы на глазах выступили, даром что она так и не очнулась. Вторая, чуть старше, была в порядке, только не просыпалась все еще. Я их укрыл, как смог, конечно, так что не мерзли мелкие.

В жизни для меня не было ничего хуже ожидания.

Когда на рассвете, залившем мир нежно-персиковой солнечной волной, женщина тихо что-то простонала, шевельнулась и раскрыла глаза, я облегченно выдохнул.

Пересев ближе, откинул покрывало, подхватил под голову, приподнял, поднося к пересохшим губам берестяной стакан с отваром.

— Тише, тише, — прошептал я, глядя в золотистые, с вертикальными зрачками, глаза. — Тише. Все хорошо. Дети живы.

И почувствовал, как обмякли напряженные мышцы под тонкой кожей. Выпоив весь чай, я уложил ее обратно.

— Ты кто? — прошептала женщина, едва шевеля губами.

Осторожно повернув голову, она посмотрела на девочек, мирно сопящих под попоной. Потом внимательный, все более ясный взгляд сместился ко мне.

— Лад, — криво улыбнувшись, представился я. — Бывший конюший боярина Тампы.

— Но что… произошло?

— Я не знаю. — Пожав плечами, аккуратно подложил пару веток в костерок.

Трепещущие языки пламени взвились в воздух оранжевыми остромордыми саламандрами, разгоняя сумрачную прохладу отступающей ночи.

Недоверчивый хмык.

Пожав плечами, я улыбнулся. И рассказал то, чему был свидетелем. И в чем участвовал.

Помнится мне, это был долгий разговор. Госпожа Ракита, ноэйли-изгнанница, никому не верила. Не поверила бы и мне, но куда деваться?

Впрочем, травница, а ноэйли по призванию оказалась именно травницей, быстро оправилась от телесной немощи, а с силой пришло и чутье. Нелюдь — она нелюдь и есть. И это не в укор происхождению.

Ракита и ее дети думали быстро, принимали решения стремительно и привязывались намертво.

Вот для того, чтобы признать меня самым лучшим, им хватило одного утра, долгого разговора, двух котелков чая и вороха трав, нашедшихся в моей сумке.

Я стал им другом. В один миг. Так странно! При всей их недоверчивости, при исходящих кровью свежих душевных ранах… Что во мне разглядели золотоглазые чужачки? А как с собой звали!

Но нам было не по пути, увы.

Так, отдав Раките элфлингов, Ивочке — случайно завалявшуюся атласную ленту, а Травинке, все баюкающей руку, — серебряную заколку, и проводил их в полдень.

Помню, стоял на краю лощины, а девочки долго, обернувшись, махали мне на прощанье.

Меня же ждала княжья дорога.

Каурый холощеный жеребец нервно гарцевал в пыли. Всадник в алом кафтане безуспешно пытался его успокоить, но тот, блестя в ярком свете серебристой гривой, все месил копытами землю. Утоптанная, она на каждое соприкосновение с подковами отзывалась отчетливым звоном.

Не выдержав раздражения, каурый мотнул головой и сорвался в галоп.

Спустив с плеча сумку, я шагнул с обочины на середину колеи. Дорога была пуста, только почти в полуверсте медленно, позвякивая колокольцами, пара волов тащила пестроверхий потрепанный фургон, торопясь попасть в город до заката. Поля по обочинам были скошены и пусты, а до слободы кожемяк, хотя запашок на ветру характерный ощущался, было еще далеко.

Мир словно застыл, пряный аромат ранней осени загустел, превращаясь в сладковатое смородиновое желе.

Рывок.

Вскинув руки, я повис на узде, едва не выворачивая плечи из суставов. Каурый протащил меня с полдюжины шагов, потом поник, пригибая голову к земле.

— Ну вот и все, малыш, тише… — пробормотал я, вставая и поглаживая коня по морде.

С трудом увернулся от сапога спешившегося мужчины. Тот грузно притопнул, не глядя на меня, перехватил поводья. Что-то неразборчиво прорычал про паршивую невыезженную тварь.

Свистнул расчехленный кнут.

Перехватив руку, я не дал плети коснуться лощеной шкуры.

Тяжелый взгляд прирожденного властителя всех окрестных земель, князя, пригвоздил меня к земле, но, склонив голову и удерживая в захвате конец хлыста, я сказал спокойно, уверенно:

— Не стоит огульно обвинять и наказывать ни в чем не повинного.

Терпеть не могу, когда за грехи человеческие страдает благородное животное.

— Наглец, — протянул почти ласково всадник. — Сам плети захотел? Не посмотрю, что…

Проведя ладонью по шее, я осторожно перебрал гриву, скользнул пальцами под попону, нагнувшись, ослабил подпруги. Еще раз скользнул рукой по потному хребту.

Не глядя на хозяина каурого, но слыша его тяжелое дыхание… Давящее чувство слегка отпустило, князь, похоже, заинтересовался происходящим.

Хм…

Покачав головой, укоризненно вздохнул:

— Вот так вот. — Мельком глянув на князя, коснулся пальцами губ, облизнул, сплюнул: — В конюшнях у вас непорядок. Кто же так седлает? Соль горькую под попону подсыпает…

— Ах ты ж!.. — Хозяин отшвырнул кнут.

Темно-синие глаза налились гневом, в грубоватых, будто вырубленных топором, а потом слегка подтесанных рубанком, чертах лица проступило что-то дикое, хищное, злое и безрассудное.

Чисто медведь спросонок, только холеный да сытый.

Я отступил обратно к обочине, подобрал мешок. И осторожно присел. От рывка, резкого разворота и удара снова разболелось колено. Закатав пропыленную штанину, достал ароматную травяную мазь в горшочке и узкую длинную холстину.

Торопиться некуда, нить пути застыла в ожидании, да и шагов удаляющихся я не слышал. Зато в поле зрения возникли начищенные сапоги.

— Ты кто вообще, бродяга? — Немного любопытства, скука.

— Лад.

— Кто по призванию? — Раздражение.

— Не имею чести знать, господин. Раньше конюшим был, старшим. Еще раньше выездкой занимался.

— Где?

— В вотчине Тампы Одноухого…

— Отчего же ушел оттуда? — Деловитый расспрос продолжился.

— Старик умер, наследники распродают имущество, а уж как пометет новая метла… — Я был откровенен и честен. С какой стороны ни посмотри.

А князь, поглаживая тяжелую золотую подвеску с темным сапфиром, задумчиво и согласно кивнул.

Воздух завибрировал. Рукой, приложив ладонь к земле, ощутил едва заметную дрожь. А вот и кавалерия приближается. Охрана первого среди равных спешит догнать своего подопечного.

Князь постоял рядом, похлопывая кнутовищем по ладони. Я методично продолжал бинтовать колено. Человек, возвышающийся надо мной, начал что-то говорить, но замолк, обернувшись в другую сторону.

С шумом и криком налетела конница. Замельтешили гнедые бока, застучали копыта, сизые кафтаны стрельцов закружили рядом, словно стая вспугнутых голубей. Суету прорезал мощный глас князя, раздающего уверенные приказы.

Я же, встав и подобрав вещи, прохромал к каурому, понуро стоящему в отдалении.

Расседлаем тебя, малыш. Вот так… Звякнули пряжки, громыхнули стремена, и седло плюхнулось в пыль. Теперь промокнуть натертую, хорошо еще не до крови, спину и мазью как следует намазать.

Сосредоточившись на приведении в порядок серебрящейся шкуры, на ободряющем нашептывании в нервно стригущее ухо и аккуратной ласке, упустил из вида окружающий мир.

И когда над ухом рявкнули неожиданно громко:

— Это еще кто?! — резко развернулся, вбивая локоть в чью-то грудь.

Инстинкты, однако, у меня…

А пока я недоуменно смотрел на согнувшегося, задыхающегося стрельца, сквозь зубы цедящего ругательства, получил новую работу.

— Это мой новый конюший, Рон, — прогудел князь, воздвигаясь за моей спиной. — Лад…

— Пепелищный, — добавил я смиренно.

К зиме я уже был связан кольцом советника.

Глава 3 ВРЕМЯ И МЕСТО

Я всегда оказываюсь в нужном месте в нужное время. Увы, не мне нужное, а кому-то другому, всегда — кому-то другому!

Кто или что заставляет меня срываться в ночь, ругаться в палатах Совета, метаться среди приграничных пожарищ?

Стоя у могильного холма названого брата, я зло и отчаянно проклинал нечто, не дающее мне покоя, волокущее по нежеланному, тяжкому пути.

Когда-нибудь, клянусь богами, вы не сможете достать меня, когда-нибудь это все кончится, и я просто уйду!

Я не успел ни к погребальному костру, ни к тризне. Все, что мне осталось, — это мрачное одинокое бдение над свежим, присыпанным мелким снежком курганом в ряду десятков других.

И воспоминания.

Запрокинув голову, подставил лицо тучам. Те, словно чуя мой настрой, извергли очередную порцию мерзкой ледяной слякоти. Ветер дергал полы теплого плаща, трепал волосы, завывал меж склонов. Деревья скрипели, клонясь под порывами, хлещущими по мшистым стволам и голым черным ветвям.

Здесь, под несколькими локтями сырой земли, покоится пепел брата моего.

Лис Нилович, как же ты недосмотрел за собой, а? И что ты, стрелецкий сотник, делал на этой неудачной охоте? Кой демон тебя понес в лес вместе с наследником?

С кем мне теперь поговорить по душам, кому пожаловаться на судьбу? С кем советоваться, да и в «вешки», в конце концов, играть?

Медленно развернувшись, я побрел в сторону города. Земля под ногами чавкала, прихватывая подошвы высоких сапог, трость из черного дерева, подарок Лиса, проваливалась чуть не на палец, будто Мертвое Поле не хотело выпускать меня.

Перед глазами кружили картины недавнего прошлого. Настоящее меня не занимало, и я не обращал внимания ни на холод, ни на ветер, ни на смешанную с вымерзшей травой грязь вместо дороги.

Первая встреча, недовольный взгляд исподлобья. А как еще смотреть на невнятного чужака, по воле князя заменившего испытанного старого работника? Но той же ночью, столкнувшись на сеновале, в самом удобном для присмотра за конюшнями месте, мы вполне столковались, да. В засаде не подерешься и не поскандалишь. Шепотом только и выяснять отношения.

Выяснили все же, что стрелец недоверчивый решил присмотреть за новичком, а новичок — за порядком, и уже вдвоем свалились на голову неудачливому конюху, той ночью решившему продолжить вредительскую деятельность.

Как орали мы на него, хором, всю дворню подняли. А была глухая звездная ночь, крики далеко разносило.

И князя разбудили. Ох как он был зол! Плетей выделил всем, кого заметил, а несчастного конюха едва разом в петлю не отправил…

Помню…

— А был ли он одиночкой, мой князь? — смиренно опустив глаза, проговорил сотник.

Я подхватил:

— Конечно же наша вина, шум подняли. — Опустившись на колено, выдохнул: — Поспрашиваем в холодной, но сообщники могли и сбежать уже.

— Вот и поспрашивайте, оба разом! И поуспешнее, а не то я вам тоже… плетей! — зло рыкнул князь, развернулся и скрылся в тереме.

Меня же будто несло вдохновение, безо всяких подсказок я знал, что сказать, будто чувствовал, как затронуть незнакомую душу, как пробиться через недоверие.

— Повинуюсь, мой князь.

Сотник посмотрел на меня, я — на него. И встал.

— Инициатива наказуема, да, — пробормотал я, потирая ногу. И протянул руку высокому синеглазому мужчине в расхристанном синем кафтане, сотнику: — Лад, конюший.

— Лис, сотник второй очереди.

— Тебе подходит, рыжий, да.

Толпа дворни начала рассасываться, в круге света от углового фонаря, безбожно чадящего под карнизом конюшен, оставались только невезучий лазутчик да пара заспанных стражников, его державших.

Не сговариваясь, мы подшагнули ближе, перехватывая расхристанного парня, потащили в ворота. Лис прихватил со створки старую уздечку, на ходу перекручивая тому запястья.

Я же, шагая рядом, тихо, поучающим таким голосом вещал:

— Ты за что невинных тварей изводишь? Ежели тебе князь не по нраву, ему и говори, а кони-то не виноваты в том, кто их хозяин. Вот закончит с тобой господин сотник, так придется тебе всех, кого ты поранить успел, обиходить как следует. Ты ж, паразит, и копытной гнили подсыпал в кормушки, я посмотрел. В дегте бы тебя извалять и в перьях…

Невольный напарник косился удивленно, но меня несло:

— А может, ты из чистых и искренних вредительских целей? Или мелочен, злопамятен на обиды? Чем же тебе каурый и рыжая, да еще и тот, что в яблоках, навредили? Животинки послушные, ласковые… Хотя, может, и подальше стоит поискать. Вдруг тебя-то вовсе наняли, чтобы покалечить князя… а то и что похуже. Тут, каким бы умелым всадником не был, если лошадь понесла, насмерть разбиться можно.

Мимоходом погладив по шелковистой морде черного жеребца, нагло скалящегося из денника, я укоризненно глянул на конюха.

Сотник усмехнулся, тряхнул того за грудки. Затрещала рубаха.

— Рассказывай, малой, а не то…

Я устало прислонился к столбу опоры. Знакомые запахи убаюкивали, а частая скороговорка пойманного вредителя все отдалялась и отдалялась. Будто в колодец проваливаюсь.

Было тепло…

А побратались мы ранней весной, на пепелище приграничной крепости, окруженные полусотней выживших дружинников захолустного гарнизона.

Это был день крови, день огня и жестокой сечи, и почему-то закономерным продолжением показалось, стоя на еще дымящихся, шипящих угольях, соединить окровавленные ладони, принимая не озвученное предложение. Теперь и всегда, спиной к спине, рядом, братья.

Глаза в глаза, казалось, навсегда. Но не так уж надолго, увы.

А в тот день, я помню, меня словно на части рвало. Змея пути, что сковывала запястья, требовала остаться и проследить за выселением пожилого ноэйли и его полукровной семьи из лесного замка, а душа, душа рвалась куда-то на север.

Хорошо все же, что, наплевав на долг, я прихватил с собой два десятка всадников из поместной конницы и погнал через лес, прислушиваясь к подсказкам интуиции.

Я догадывался, кого мчусь спасать. Лис мне нравился, да. Понимал с полуслова, не отказывал в помощи, был легок на подъем и в отличие от меня ничуть не меланхоличен. Мы дополняли друг друга, порой казалось, совпадали, словно кусочки мозаики, притертые друг к другу за многие годы. И я просто чувствовал его, даже на расстоянии, как чуют родную кровь.

Тогда мы успели вовремя, выметнувшись на опушку прямо за спинами роэйли, слитно колдующих что-то огненное. Разметали строй, а не успели те очнуться и собраться, рухнул частокол пылающей крепи, и на них хлынули остатки гарнизона.

В беспорядочной схватке удалось положить всех нелюдей, хоть и заплатить пришлось немалым количеством жизней.

В тот раз мы успели…

За Мертвым Нолем, у высокого плетня, ограждающего живых от смерти, меня ждала одинокая фигурка. Ветер трепал подол темного платья. Тонкие пальцы судорожно цеплялись за тотемный столб, на смуглом лице — следы слез.

— Роса, — сказал я, подхватывая едва стоящую на ногах девушку, — Роса, зачем? Пришла ведь… Замерзла?

Она только всхлипнула, помотала головой, едва не сбрасывая теплый платок.

— Домой, домой иди.

Мы медленно двинулись к городищу.

Братец, почему ты нас бросил? Ладно я, переживу. Но Роса-то? За что страдает? Она же любит тебя. У вас свадьба по весне намечается… намечалась.

Я простонал сквозь зубы, зло прикусив губу.

Нельзя здесь оставаться беззащитной южанке. Смуглая, черноглазая и черноволосая, хрупкая и необычная, она, словно мотылек, будет притягивать охотников. Ладно бы жениться хотели, так ведь за непотребством тянутся.

Мы так и познакомились, вытаскивая девушку из рук какого-то пьяного стражника.

А заступиться теперь некому. Всех у нее, сироты, и было, что Лис да служанка верная. Себя не считаю, потому что в столичном граде редко бываю.

Дотянув до низкого мрачноватого терема едва передвигающую ногами Росинку, заорал:

— Марфа, Марфа, где ты, разорви печень?

Дородная женщина выглянула из погреба, выскочила на двор, запричитала.

— Уезжать вам надо, — оборвал ее, осторожно усаживая Росу на лавку под навесом и принимаясь растирать заледенелые ладошки. — И побыстрее. Спасать маленькую, да?

— А как же, господин советник, деточку-то тут уморят! Ходят всякие, — погрозила в небо чуть ли не пудовым кулаком женщина. — Да и погода не балует.

— Хорошо же, собирайся. Только вот куда? Но умоляю — не в вольные города!

— Нет уж, да уж, — фыркнула Марфа, упирая руки в бока. — Соображение-то имеется! К сестре моей поедем, к морю. Так-то!

Всмотревшись в круглое, как луна, серьезное лицо, я только кивнул. Еще один человек уходит из моей жизни. Даже два. Марфа хоть и прислуга, да, но тетка верная, честная и добрая. Хорошая. И сбитень готовит ошеломительно вкусный… Вот и расходятся пути-дорожки.

Женщина подхватила Росу и повела в терем. Я ждал, прислонившись к воротам и старательно ни о чем не думая. Когда служанка снова появилась на дворе и деловито принялась перебирать наваленную у стены поленницу, меня осенило.

Подозвав ее, спросил:

— С подорожными и деньгами у вас как?

Марфа замешкалась, недовольно поджимая губы.

— Ну-ка, забирай. — Недолго помедлив, я принялся выворачивать карманы. Золото им уж точно сейчас нужнее будет. — Завтра и уезжайте. Здесь и на дорогу, и на пошлины городские, и на оттиски разрешительные точно хватит.

Вот так, да…

— Росу береги. — Махнув рукой, я похромал прочь по раскисшей улочке.

— Берегите себя лучше, господин советник, — пробормотала мне в спину Марфа.

Было тоскливо. Что за жизнь? Если только не бросают меня, я ухожу сам… Роса моя, Роса. Подружка милая, почти сестра.

Пусть у тебя все будет в порядке…

Резкая боль выдернула меня из водоворота воспоминаний. Я обнаружил, что сижу в углу зала, на широкой лавке, а с боков меня подпирают заметно подросшие девочки. А Ива, что-то радостно стрекоча, накручивает прядь моих волос на палец. Оттого и очнулся.

Я устало кивал, с удивлением следя за ничуть не изменившейся Ракитой, ловко расставляющей на столе дымящиеся кувшины и миски. Мелодичный голос убаюкивал, несмотря даже на смысл немного гневной речи.

— До нас новости доходят чуть дольше, увы. А то мы бы тебя, Лад, встретили. Ох как ты себя запустил! Нога болит, наверное… Возьми.

Мне в руки всучили горячую кружку, из которой тонкой струйкой поднимался ароматный парок. Пригубив отвар, я недоверчиво покачал головой. Какое странное чувство. Больше никуда не надо спешить, словно путь закончится здесь, у теплого очага, среди едва знакомых, но почему-то очень дружелюбных людей. Или нелюдей. Какая разница?

Я медленно проваливался в сон, слушая все отдаляющийся голос ноэйли:

— …теперь ты свободен от всех обязательств, да? Ну так оставайся тут. Хороший тихий город, вежливые жители, у меня со всеми прекрасные отношения, кроме того…

Восхитившись деловитой заботой и цепкостью, задумался.

Остаться?

— …кроме того, половина этого дома совершенно точно принадлежит тебе. Элфлингов же ты свел, а у них в сумках седельных чего только не было.

Вот уж чего не помню. Но такое заманчивое предложение…

— Оставайся, — шептали мне на два голоса девочки.

Травинка, оттирая липкое тесто с рук, обещала пироги, Ива — познакомить с новыми друзьями.

Остаться?

Запястья на миг обожгло болью, но я уже принял решение. Мой долгий путь окончен здесь. Здесь начнется новая жизнь, здесь будет мой новый дом, настоящий дом. Здесь и сейчас я вновь попытаюсь обрести семью. И пусть кто-то или что-то хоть попробует мне помешать…

Наконец сон окончательно накрыл меня темным теплым крылом.