Смерть Артура бесплатное чтение

Джон Рональд Руэл Толкин
Смерть Артура

J.R.R. Tolkien

Edited by Christopher Tolkien

The fall of Arthur

© The Tolkien Trust, 2013

© The J.R.R. Tolkien Copyright Trust, 1975, 1981

© C.R. Tolkien, 2009, 2013

© The J.R.R. Tokien Estate Limited, 1953, 1966

© The J.R.R. Tolkien Copyright Trust and C.R. Tolkien, 1985, 1986, 1987

© R.S. Loomis, 1963

© Cambridge University Press, 1966, 1998

© Eugene Vinaver, 1947, 1971

© Перевод. С. Лихачева, 2016

© Издание на русском языке AST Publishers, 2016

Предисловие переводчика

Поэма «Гибель Артура» представляет собой пространный стихотворный текст (около тысячи строк), написанный в рамках аллитерационной системы стихосложения, непривычной для восприятия современного читателя, привыкшего к силлабо-тонике. Возникает необходимость предварить перевод небольшим разъяснением переводческой концепции, использованной в данном издании.

Современный читатель воспринимает аллитерацию как особый фонетический прием, повторение одинаковых или однородных согласных в стихотворении, придающее ему особую звуковую выразительность. Однако в древнегерманской поэзии аллитерация служила не украшением, а функциональным инструментом, связывающим строку в единое целое. Ее роль была близка той роли, которую в современной рифмованной поэзии играет рифма: соединение единиц стихосложения – строк или полустиший.

Аллитерационный стих широко представлен в сохранившихся древнеисландских, древнеанглийских, древненижненемецких и древневерхненемецких текстах.

Каждая строка древнеанглийского аллитерационного стиха делилась на две так называемые краткие строки, разделенные паузой или цезурой и связанные повторением начальных звуков в ударных словах.

В каждой краткой строке имелось по два сильных ударения, между которыми различным образом распределялись безударные слоги. Каждая краткая строка представляла собою образчик или вариацию одной из шести основных схем (их Дж. Р.Р. Толкин описал в своем эссе «О переводе „Беовульфа“»). Сильные места в строке назывались ее вершинами (англ. lifts); слабые места назывались спадами (англ. dips). Традиционная вершина представляла собою долгий ударный слог, обычно с повышением тона; традиционный спад представлял собою безударный слог, долгий или краткий, с понижением тона. В отношении такой метрической формы аллитерацию можно определить как согласованное созвучие начальных согласных либо гласных (любых: все гласные считаются аллитерирующими между собой) в сильноударных слогах долгой строки. Таким образом, основная метрическая функция аллитерации состоит в том, чтобы связать воедино две отдельных и сбалансированных кратких строки в завершенную долгую строку. Организацией строки заведует ряд правил: 1) не менее одной вершины в каждой краткой строке должны аллитерировать; 2) во второй краткой строке аллитерировать может только первая вершина; вторая аллитерировать не должна; 3) в первой краткой строке аллитерировать могут обе вершины^[1].

В качестве примера можно привести отрывок из англосаксонского гимна, который, как считается, впервые явил Дж. Р.Р. Толкину образ мифического мира, впоследствии описанного им в своих произведениях:

Eala Earendel, /engla beorhtast

ofer middangeard / monnum sended…

(«Христос», 104–105)

В Англии аллитерационный стих в чистой, первозданной его форме вымирает вскоре после Нормандского завоевания 1066 года; однако ему суждено было воскреснуть в «свободном» аллитерирующем стихе Аллитерационного Возрождения середины XIV века. Эти же самые модели, как древнеанглийские, так и более свободные среднеанглийские, Дж. Р.Р. Толкин возрождает и использует, пользуясь средствами современного английского языка: примером тому служит «Возвращение Беорхтнота, сына Беорхтельма», отдельные стихотворные фрагменты из «Властелина Колец», «Лэ о детях Хурина» и настоящая поэма «Гибель Артура».

В том, что касается перевода аллитерационного стиха на русский язык, единого свода правил не существует. В германских языках ударение падает на корневую морфему, и она же обычно стоит в начале слова: она и является «вершиной», сильным местом краткой строки; именно в ее начале и содержится повторяющийся, «аллитерирующий» звук. В русском языке ударение к корневой морфеме не привязано; тем самым, если буквально воспроизводить модели древнеанглийской поэзии, аллитерирующий предударный звук может оказаться и далеко от начала слова, и даже не на корневой морфеме. В. Тихомиров, «первопроходец» и один из самых авторитетных переводчиков аллитерационной поэзии, на материале малых памятников прибег к точному, буквальному соблюдению аллитерационных схем – аллитерируют предударные согласные:

Однако на куда более обширном материале эпической поэмы «Беовульф» тот же переводчик стремится скорее воспроизвести звуковой эффект оригинала, нежели соблюсти схемы, в результате чего аллитерирующие звуки повторяются вне строгой последовательности, зато на совпадении начальных согласных; причем общее впечатление кажется более привычным и естественным для русского слуха:

Однозначного ответа на вопрос «как же правильно?», скорее всего, нет и быть не может: аллитерационный стих не является органической частью русскоязычной поэзии, и желаемого эффекта оригинала возможно добиваться разнообразными средствами, по одному или в комплексе. Что лучше воспринимается на слух русскоязычного читателя: совпадение начального согласного ударного слога – или совпадение начальных согласных слова, независимо от ударения? То есть:

Задумал он недоброе – или: Замыслил он злое?

Бегством из битвы себя запятнали – или: Бежали бесславно с бранного поля?

В настоящем переводе приоритет отдается совпадению начальных согласных (статистически доказано, что первый звук слова в четыре раза заметнее остальных): опыт подтверждает, что в большинстве случаев такая аллитерация «слышнее»:

Однако в ряде случаев «срабатывает» и совпадение начального согласного ударного слога:

Важное уточнение: ударение в германских именах падает на первый слог. Поэтому для соблюдения ритмики стиха в имени «Артур» предпочтительно ставить ударение на первом слоге:

Еще несколько пояснений – по большей части относительно оформления текста.

В своих статьях (в частности, в статье, посвященной обзору эволюции артуровского мифа), К. Толкин ссылается на целый ряд ранних источников и пространно цитирует их: аллитерационную «Смерть Артура» (1400 года), строфическую «Смерть Артура» (XIV век), французский прозаический роман «Смерть Артура» (XIII век), «Смерть Артура» Томаса Мэлори (1485) и т. д. Большинство этих текстов, каждый – со своей узнаваемой стилистикой и узнаваемой лексикой, на русский язык никогда не переводились. Цитаты из существующих в русском переводе источников («История бриттов» Гальфрида Монмутского и «Смерть Артура» Томаса Мэлори) приводятся в ставших каноническими переводах, опубликованных в серии «Литературные памятники». Цитаты из не существующих в русском переводе источников – латинских и среднеанглийских, которые в тексте статей выглядят как иноязычная ставка, – приводятся параллельно и в оригинале, и в переводе на русский язык с точным соблюдением формы, чтобы дать читателю наиболее полное представление об этих практически не известных в русскоязычном литературоведении памятниках. Перевод данных фрагментов, зачастую достаточно обширных, выполнен переводчиком книги специально для данного издания.

Специфика написания имен сохраняется авторская (варианты, сознательно выбранные из всего многообразия существующих форм самим Дж. Р. Р Толкином), и потому они могут отличаться от привычных написаний в русскоязычной традиции, основанной на каноническом переводе «Смерти Артура» Т. Мэлори (выполненном И. Бернштейн). Так, у Толкина: Бламор (Blamore), Леодегранс (Leodegrance), Камилиард (Camiliard); эти варианты сохраняются и в русскоязычном переводе толкиновской поэмы, несмотря на то что в русскоязычной традиции закрепились варианты из перевода Т. Мэлори (поскольку другие тексты, как говорилось выше, практически не представлены): Бламур, Лодегранс, Камилард и т. д.

В случае разночтения написания у самого Дж. Р.Р. Толкина (что неизбежно, учитывая, что речь идет о незаконченном произведении и о большом количестве черновиков), в тексте перевода разночтения сохраняются в каждом отдельно взятом случае употребления имени. Так, варьируется написание имени супруги короля Артура: преобладает вариант Guinever (Гвиневра), но встречается и вариант Guinevere (Гвиневера), а в черновиках – варианты Guenaver (Гуэнавера), Gwenaver (Гвенавера) и т. д.

В главе, посвященной эволюции поэмы, одной из самых сложных для перевода, К. Толкин приводит большое количество фрагментов черновиков, сравнивая разные варианты одних и тех же строк, зачастую отличающихся друг от друга одним-двумя словами. В настоящем переводе сделано все, чтобы, сохранив совпадения в строках оригинала, воспроизвести мелкие разночтения средствами русского языка. Например:

There evening came

Отгорел закат,

With misty moon moving slowly

Месяц мглистый медленно крался

Through the wind-wreckage in the wide heavens,

Сквозь бреши бури в безбрежном небе,

Where strands of storm among the stars wandered.

Где вихрей вервия вьются средь звезд.

(I.110–113)

There evening came

Отгорел закат,

With misty moon; mournful breezes

Месяц был мглист; мягкие веянья

In the wake of the winds wailed in the branches

Ветрам вдогонку в ветвях стенали

Where strands of storm…

Где вихрей вервия.

В тексте представлены постраничные примечания двух видов. Примечания К. Толкина (уточнения, перевод отдельных слов в среднеанглийских цитатах и т. д.) являются неотъемлемой частью оригинала и не маркированы никак. Примечания, по необходимости добавленные переводчиком, отмечены как таковые. – Примеч. пер.

С. Лихачева

Предисловие

Общеизвестно, что непреходящая любовь моего отца к «северному» аллитерационному стиху ярко проявилась в его поэтическом наследии – от мира Средиземья (в частности, в длинном неоконченном «Лэ о детях Хурина») до драматического диалога «Возвращение Беорхтнота», восходящего к древнеанглийской поэме «Битва при Мэлдоне», и до его «древнеисландских» поэм: «Новая Песнь о Вёльсунгах» и «Новая Песнь о Гудрун» (на которые отец ссылался в письме от 1967 года как на «одну вещицу, написанную мною много лет назад, когда я пытался освоить искусство аллитерационной поэзии»). В «Сэре Гавейне и Зеленом Рыцаре» он демонстрирует блестящее мастерство в перенесении аллитерационного стиха XIV века на современный английский язык с использованием той же самой метрики. Теперь к ним добавляется неоконченная и неопубликованная поэма «Гибель Артура».

Мне удалось обнаружить только одно упоминание отца об этой поэме – в письме от 1955 г., где говорится: «Я с удовольствием пишу аллитерационные стихи, хотя, помимо нескольких фрагментов во „Властелине Колец“, опубликовал совсем мало, если не считать „Возвращения Беорхтнота“ ‹…›. Все еще надеюсь закончить длинную поэму „Гибель Артура“, написанную тем же стихом» («Письма Дж. Р. Р Толкина», № 165). В его бумагах нет никаких указаний на то, когда поэма была начата и когда отложена; но, по счастью, отец сохранил письмо Р. У. Чемберса от 9 декабря 1934 г. Чемберс (профессор английского языка и литературы в лондонском Юниверсити-Колледже), старый друг моего отца, восемнадцатью годами его старше, неизменно даривший его поддержкой, описывал, как читал «Артура» в поезде по пути в Кембридж, а на обратном пути «воспользовался тем, что в купе никого больше не было, и декламировал поэму вслух, как она того и заслуживает». Он отзывался о поэме с большой похвалой: «Величественное произведение. по-настоящему героическое, и ценно отнюдь не только тем, что наглядно демонстрирует, как можно использовать метрику „Беовульфа“ на современном английском языке». И завершил письмо словами: «Вы просто обязаны ее закончить!»

Но этого не произошло; и еще одна из отцовских длинных эпических поэм осталась недописанной. Можно почти наверняка утверждать, что отец прервал работу над «Лэ о детях Хурина» до того, как уехал из Лидского университета в Оксфорд в 1925 г.; а сам он отмечает, что взялся за «Лэ о Лейтиан» (пересказ легенды о Берене и Лутиэн), написанное уже не аллитерационным стихом, но парнорифмованными двустишиями, летом того же года («Лэ Белерианда», стр. 3). Вдобавок в Лидсе он начал аллитерационную поэму «Бегство нолдоли из Валинора» и еще один, совсем короткий фрагмент – по-видимому, им открывалось «Лэ об Эаренделе» («Лэ Белерианда», § II, «Поэмы, оставшиеся незавершенными на ранней стадии»).

В книге «Легенда о Сигурде и Гудрун» я предположил (стр. 5) – «хотя никаких подтверждений тому нет, – что отец взялся за древнеисландские песни как за новый поэтический проект [и вернулся к аллитерационному стиху] после того, как оставил „Лэ о Лейтиан“ (легенду о Берене и Лутиэн) ближе к концу 1931 года». Если так, то он, по-видимому, начал работу над «Гибелью Артура», закончив древнеисландские песни в конце 1934 года, – на тот момент поэма была все еще далека от завершения.

В поисках объяснения тому, что столь масштабные поэмы были заброшены на достаточно продвинутой стадии, стоит обратиться к обстоятельствам жизни автора после того, как он был избран на пост профессора англосаксонского языка в Оксфорде в 1925 г.: вспомнить о том, как много времени и сил отнимала эта должность и научная работа, а также о нуждах, заботах и расходах семьи. Как и на протяжении большей части жизни, у отца никогда не хватало времени; я склонен предположить, что вдохновение, бесконечно сдерживаемое, вероятно, могло просто иссякнуть – и все же снова дало о себе знать, как только среди всех его обязанностей, и неотложных дел, и прочих интересов образовался просвет, – однако проявилось уже с иной сюжетно-тематической посылкой.

Вне всякого сомнения, в каждом отдельном случае причины были свои, и сейчас доподлинно определить их невозможно; но в случае «Гибели Артура» я предположил (см. ниже), что эта поэма «села на мель» на волне кардинальных изменений, которые происходили в концепциях моего отца на тот момент вследствие работы над «Утраченным путем» и публикации «Хоббита»: возникла идея Нуменора, миф о том, как Мир Стал Круглым и о Прямом Пути, и впереди замаячил «Властелин Колец».

Можно также заподозрить, что в силу самой своей природы эта последняя, чрезвычайно сложная поэма оказалась особенно уязвима для задержек и помех. Ошеломляющее количество сохранившихся черновиков к «Гибели Артура» свидетельствует о трудностях, неизбежных при использовании данной метрики, которую мой отец находил настолько близкой по духу; и о придирчивой взыскательности, с какой отец стремился найти в рамках прихотливого и запутанного повествования подходящее выражение для ритмических и аллитерационных моделей древнеанглийских стихотворных форм. Если слегка изменить знакомую метафору, «Гибель Артура» явилась одним из тех произведений искусства, которые возводятся неспешно, и открывшиеся новые творческие горизонты для них губительны.

Как бы ни воспринимались подобные умозаключения, перед издателем неизбежно возникала проблема: как именно следует представить «Гибель Артура» издателю. Вероятно, некоторые из тех, кто взял в руки эту книгу, вполне удовольствовались бы одним лишь текстом поэмы в том виде, как он приведен здесь, и, скажем, кратким описанием этапов его создания, которые явствуют из многообразия черновиков. С другой стороны, наверняка есть и многие другие: те, кто взялся за поэму из любви к самому автору, но об «артуровской легенде» знает крайне мало и хочет, и ожидает обнаружить хоть какие-то указания на то, как эта «версия» соотносится с исходной средневековой традицией.

Как я уже сказал, отец не оставил никаких, даже самых кратких, указаний в том, что касается его соображений и намерений в отношении этой чрезвычайно оригинальной трактовки «Легенды о Ланселоте и Гвиневре», – в отличие от древнеисландских поэм, опубликованных под общим названием «Легенда о Сигурде и Гудрун». Но в данном случае со всей очевидностью нет нужды вступать в лабиринт в редакторской попытке написать всеобъемлющее разъяснение к «артуровской» легенде, которое, скорее всего, воздвиглось бы пугающим и грозным бастионом, так, словно без этого предваряющего справочного аппарата прочесть «Гибель Артура» никак невозможно.

Потому я отказался от какого бы то ни было «Введения» в полном смысле этого слова, но, следуя тексту поэмы, добавил несколько комментариев явно необязательного плана. Краткие примечания, приведенные в конце поэмы, по большей части сводятся к сжатому объяснению имен собственных и отдельных слов и к ссылкам на комментарии.

Каждый из этих комментариев, адресованных тем, кому требуются такие разъяснения, посвящен отдельным аспектам «Гибели Артура», представляющим особый интерес. Первый из них, «Поэма в контексте артуровской традиции», прост по замыслу, при всей своей длине очень ограничен по масштабности охвата и не содержит гипотетических интерпретаций; в нем прослеживается происхождение поэмы моего отца от конкретных нарративных традиций и анализируются расхождения с ними. С этой целью я опирался в основном на два произведения на английском языке: на средневековую поэму, известную как аллитерационная «Смерть Артура», и на соответствующие эпизоды из сэра Томаса Мэлори, со ссылками на источники. Не довольствуясь сухим конспективным изложением, я дословно цитирую ряд отрывков из этих произведений как наглядные образчики этих традиций, по форме и стилю радикально отличные от аллитерационной «Гибели Артура» иной эпохи.

По зрелом размышлении я решил, что лучше всего – во избежание лишней путаницы – изложить свои комментарии так, как если бы поэма дошла до нас только в позднем своем варианте (тот, что опубликован в книге), а все черновики, иллюстрирующие причудливую эволюцию этой формы, были бы полностью утрачены. Я не видел необходимости углубляться в запутанные дебри происхождения Артуровского мифа и его бытования в ранние эпохи. Скажу лишь, что для понимания «Гибели Артура» важно отдавать себе отчет: легенда коренится в V веке, когда римскому владычеству в Британии пришел конец и в 410 году легионы были отозваны, и восходит к воспоминаниям о битвах, которые вели бритты, противостоя разбойной резне и разору, что несли с собою варварские захватчики, англы и саксы, продвигаясь все дальше от восточных пределов бриттских владений. Следует помнить, что на протяжении всей книги термины «бритты» [Britons] и «бриттский» [British] относятся единственно и исключительно к кельтскому населению и их языку^[5].

За разделом «Поэма в контексте артуровской традиции» следует раздел под названием «Ненаписанная поэма и ее взаимосвязь с „Сильмариллионом“», с анализом разнообразных набросков моего отца, которые содержат в себе какие-либо указания на планы автора касательно продолжения поэмы; и, наконец, раздел «Эволюция поэмы» – это в первую очередь попытка проиллюстрировать как можно четче (учитывая крайне запутанную текстологическую историю) основные изменения в структуре, на которые я то и дело ссылаюсь, и в придачу к ней – множество примеров, поясняющих художественный метод автора.

Примечание. На протяжении всей книги ссылки на текст поэмы даются в следующем формате: номер песни (римская цифра) + номер строки, напр. II. 7.

Гибель Артура

Песнь I
Как Артур и Гавейн отправились на войну и достигли Востока

Песнь II
Как явился с вестями фризский корабль, а Мордред собрал войско и отправился в Камелот к королеве

Песнь III
О сэре Ланселоте, пребывающем в Бенвике

Песнь IV
О том, как Артур возвратился на заре и с помощью сэра Гавейна пробился к берегу

Песнь V
О закате над Ромерилем

[Нижеследующие шестнадцать строк были наспех набросаны на отдельном листке.]

Здесь заканчивается самый поздний из вариантов «Гибели Артура».

Поэма в контексте Артуровской традиции

Более семи веков минуло с тех пор, как римские легионы покинули Британию, когда в середине XII века (вероятно, около 1136 г.) появилось произведение, озаглавленное «Historia Regum Britanniae», за авторством Гальфрида Монмутского (который, к слову сказать, мимоходом упоминается в произведении моего отца «Записки клуба „Мнение“», опубликованном в томе «Саурон Поверженный», с. 192, 216). Об «Истории королей Британии»^[56] говорилось (сэром Эдмундом Чемберсом в 1927 году), что «ни одно порождение воображения, кроме разве „Энеиды“, не сделало столько для созидания национального мифа». Чемберс употребил слово «воображение» сознательно. Считается, что книга Гальфрида Монмутского стала источником «исторической» (в противовес «романной») традиции в артурологии, но само это слово способно ввести в заблуждение, если не понимать под ним следующее: хотя труд Гальфрида и изобилует чудесами и фантастическими преувеличениями, вкрапленными в совершенно неисторическую структуру, тем не менее написан он в «исторической форме» (то есть как повествовательная хроника событий, сухо и сдержанно изложенная на латыни). Содержание же историческим назвать никак нельзя, поэтому по отношению к нему употребляется термин «псевдоисторический».

В этой книге излагается история бриттов на протяжении более девятнадцати сотен лет, а жизнеописание короля Артура составляет не более четверти общего объема. Выдающийся ученый Р. Ш. Лумис назвал ее «одной из самых дерзких и удачных фальшивок» («Эволюция артуровского романа», 1963). Однако в том же труде он пишет:

Чем больше изучаешь «Историю королей Британии» и методы ее составления, тем больше поражаешься бесстыдству автора, тем больше восхищаешься его изобретательностью, его искусством. «История» написана стилем отточенным, но не вычурным; в достаточной мере приведена в согласие с высокоучеными авторитетами и общепринятыми традициями; свободна от куда более фантасмагорических крайностей рассказчиков-conteurs^[57][58]; якобы основана на весьма старинной рукописи; неудивительно, что magnum opus* Гальфрида Монмутского обезоруживал скептиков и был восторженно принят людьми образованными.

То, что «История» имела такой успех и так долго принималась на веру – это воистину необыкновенный литературный феномен. О том, как к сему труду относился мой отец, я не знаю. Безусловно, он согласился бы с суждением своего друга Р У. Чемберса, утверждавшего, что «История» – «одна из самых влиятельных книг, когда-либо написанных в этой стране». Вероятно, отец оказался бы солидарен и с К. С. Льюисом, который резко осуждал артуровскую часть книги в опубликованном посмертно эссе «Генезис средневековой книги» («Очерки по средневековой и ренессансной литературе», 1966):

Гальфрид, несомненно, очень важен для историков Артуровского Мифа; но поскольку интерес таких историков нечасто ограничивается сферой чисто литературной, они порою забывают сообщить нам, что это автор весьма посредственного таланта и с полным отсутствием вкуса. Львиная доля артуровской части сего труда приходится на несносное пустозвонство Мерлиновых пророчеств и на Артуровы иноземные завоевания. Последние, безусловно, наименее историчны и наименее мифологичны в том, что касается Артура.

Если реальный Артур и существовал, Рима он не завоевывал. Если легенда уходит корнями в кельтское язычество, то эта военная кампания не является ее частью. Это вымысел. И какой вымысел! Мы можем отказаться от неверия в того или иного великана или колдунью. У них есть друзья в нашем подсознании и в наших самых ранних воспоминаниях; воображение с легкостью допускает, что и в реальном мире для них найдется местечко. Но масштабные боевые действия, которыми небрежно исчеркана вся карта Европы, при том что в известную нам историю они не вошли ни в каком виде, – дело другое. Отказаться от неверия нам никак невозможно. Да мы этого и не хотим. Хроники бессмысленной и однообразно успешной агрессии читать отчаянно скучно, даже когда они правдивы; когда же они вопиюще, нелепо сфальсифицированы, они просто невыносимы.

Но по первым же строкам «Гибели Артура» видно, что мой отец радикально отходит от истории последнего заморского похода Артура в том виде, как она изложена у Гальфрида Монмутского и его продолжателей. Я приведу здесь очень краткий пересказ повествования Гальфрида, никак не ссылаясь на литературные и мифологические источники, на которые автор опирался, поскольку цель моя здесь – в первую очередь проследить, как «Гибель Артура» соотносится с героической, «летописной» традицией, начало которой положил Гальфрид.

В этом произведении Артур по смерти своего отца Утера Пендрагона принимает королевский венец и становится королем Британии в возрасте пятнадцати лет, а затем тотчас же отправляется в военный поход, дабы подчинить ненавистных и злобных саксов, и сражается в нескольких битвах, последняя из которых происходит в Сомерсете, при Бате. Артур был вооружен щитом Придвеном с изображенным на нем ликом Богоматери, мечом Калибурном, откованным на острове Авалон, а голову его венчал золотой шлем с гребнем в форме дракона. В ходе этой битвы Артур ворвался в ряды саксов и с одного удара поражал всех, на кого обрушивал свой меч Калибурн, пока наконец на поле не осталось лежать не менее четырехсот семидесяти саксов, убитых им собственноручно.

Саксы обратились в бегство и укрылись в лесах, горах и пещерах, а Артур принялся истреблять заполонивших его земли пиктов и скоттов; «приведя весь край в подобающее ему прежнее состояние», он сочетался браком с Гвиневерой, «происходившей из знатного римского рода», которая затмевала красотой всех женщин Британии. На следующий год Артур завоевал Ирландию и Исландию, а короли Готланда и Оркнеев добровольно признали его верховную власть. По прошествии еще двенадцати лет бритты безжалостно предали огню и мечу Норвегию и Данию и подчинили их господству короля Артура; также ему покорились все области Галлии.

На этом этапе Гальфрид Монмутский изображает Артура могучим правителем, непобедимым в битве; его имя внушает благоговейный страх всей Европе, его рыцари и приближенные являют собою образец и идеал рыцарственности и куртуазии. Возвратившись из Галлии, он устраивает в Каэрлеоне на Аске в Гламоргане пышный прием при дворе и великолепнейшее торжество, на которые съехались все до одного прославленные правители западных земель и островов. Но еще до окончания празднества явились послы из Рима с письмом к Артуру от императора Луция Гиберия. В этом письме Луций требовал, чтобы Артур лично прибыл в Рим выслушать приговор и принять наказание за все оскорбления, что нанес, отказываясь выплатить дань, причитающуюся с Британии, и захватив земли, подчиненные Империи; а если Артур не явится, то Рим выступит против него.

На это Артур ответил, что и впрямь прибудет в Рим, но для того, чтобы взыскать с римлян ту дань, которую они сочли себя вправе потребовать от него. Тогда Луций повелел восточным царям собрать войска и вместе с ним отправиться завоевывать Британию. В этой огромной армии насчитывалось ровно четыреста тысяч сто шестьдесят человек. Против них король Артур выдвинул великую рать, а на время своего отсутствия вверил защиту Британии своему племяннику Мордреду и королеве Гвиневере.

Сокращая повествование Гальфрида Монмутского еще больше и поставив слова К. С. Льюиса вместо резюме, скажем, что «римская война» закончилась великой победой бриттов и гибелью императора Луция; и Артур уже переходил через Альпы, двигаясь к Риму, когда ему сообщили, что Мордред узурпировал королевскую власть и вступил с Гвиневерой в прелюбодейскую связь. Здесь Гальфрид Монмутский внезапно замолкает; на этот счет он ничего более не скажет, пишет он. Автор сдержал слово: упомянув о высадке короля Артура в Ричборо на кентском побережье, он бегло перечисляет битвы с Мордредом, в которых пали Мордред и Гавейн, а Артур был смертельно ранен. О Гвиневере Гальфрид сообщает только, что, охваченная отчаянием, она бежала в Каэрлеон и там постриглась в монахини; а об Артуре – что он был переправлен для лечения ран на остров Авалон. О сэре Ланселоте в «Истории королей Британии» не упоминается ни разу.

Именно так последовательность событий представлена в «летописной» или «псевдоисторической» артуровской традиции, восходящей к Гальфриду Монмутскому: в «Романе о Бруте» нормандского поэта Васа, что был создан к моменту смерти Гальфрида (1155), и в следующем поколении – в весьма пространной поэме под названием «Брут»^[59], сочиненной приблизительно в начале XIII в. англичанином Лайамоном, священником из прихода Эрнли (Арли Регис) на реке Северн в Вустершире; этот поэт вторил Васу, но в собственной манере.

Аллитерационная «Смерть Артура»

Эта же история представлена в еще одном труде, сыгравшем, как мы увидим ниже, немаловажную роль при создании «Гибели Артура». Эта знаменитая поэма «аллитерационного возрождения» XIV века известна как аллитерационная «Смерть Артура». В сборнике «Сэр Гавейн и Зеленый рыцарь», «Перл» и «Сэр Орфео» (1975) я процитировал слова моего отца, описывавшего:

…древнюю английскую метрику, наследие глубокой старины: такой стих сегодня зовется «аллитерационным». Он ставит целью создать совсем иное впечатление, нежели то, что достигается с помощью рифмованных, основанных на подсчете слогов размеров, заимствованных из Франции и Италии; для непривычного уха он звучит резко, жестко и грубо. И, совершенно независимо от диалектной (с лондонской точки зрения) природы языка, этот «аллитерационный» стих включал в свой арсенал ряд специальных поэтических слов, которые в повседневной речи или прозе никогда не использовались и оставались «темны» для тех, кто стоял вне традиции.

Вкратце, наш поэт [автор «Сэра Гавейна и Зеленого рыцаря»] принадлежал к тому направлению, что сегодня известно как Аллитерационное возрождение XIV века, – как попытка использовать древние исконные метрику и стиль, давно считающиеся провинциальными и просторечными, в сочинениях серьезного и возвышенного плана; и он заплатил за провал этой попытки, поскольку возродить аллитерационную поэзию так и не удалось. Все было против: смена эпох, вкусов, языка, не говоря уже о политической власти, торговле и соображениях выгоды.

Аллитерационная «Смерть Артура» – это длинная поэма, насчитывающая более 4000 строк; дата ее написания неизвестна, но обычно ее относят ко второй половине XIV века; она сохранилась в единственной рукописи, переписанной Робертом Торнтоном, в библиотеке Линкольнского собора^[60]. Об источниках, которыми пользовался анонимный автор, ведутся нескончаемые споры; но для наших целей довольно упомянуть, что структура повествования заимствована из традиции «Истории королей Британии». Рассказ начинается с пышного празднества, устроенного королем Артуром; на пир являются послы «сэра Луция Гиберия, римского императора»; значительная часть текста отводится описанию битв Артура с римлянами и их союзниками. Это в полном смысле слова «героический» эпос, шансон де жест, поэма о войне (хотя и не только), о полях сражений и яростных схватках, об ужасах блеснувшего в глаза меча – это картины Столетней войны. Иллюстрацией может послужить короткий отрывок. Согласно Гальфриду Монмутскому, Луций пал от руки неизвестного рыцаря, в этой поэме он сражен самим Артуром, и доблесть короля описывается так:

The emperour thane egerly at Arthure he strykez,

Император истово на Артура обрушился:

Awkwarde on the umbrere, and egerly hym hittez!

Замахнулся в забрало задним ударом!

The nakyde swerd at the nese noyes hym sare,

Клинок у носа нестерпимо досаден;

The blode of [the] bolde kynge over the breste rynnys,

Кровь короля каплет на грудь его,

Beblede al the brode schelde and the bryghte mayles!

Багрит блестящую броню и щит!

Oure bolde kynge bowes the blonke by the bryghte brydylle,

Король, коня кругом обернувши,

With his burlyche brande a buffette hym reches,

Мечом мощным метит в недруга,

Thourghe the brene and the breste with his bryghte wapyne,

Рассекает разом и грудь, и панцирь

O-slante doune fro the slote he slyttes at ones!

Надвое, наискось направляя удар.

Thus endys the emperour of Arthure hondes…^[61]

Так от оружья Артурова император сгинул.

Смертью императора в последней великой битве войны против римлян аллитерационная «Смерть Артура» не заканчивается: на протяжении еще многих сотен строк в ней рассказывается о новых захватнических военных походах под предводительством Артура, отсутствующих у Гальфрида Монмутского, пока король не оказывается к северу от Рима, в долине Витербо «among the vines» [среди виноградных лоз], и «was never meriere men made on this erthe» [свет не видел вовеки веселья такого].

К Артуру в это отрадное место являются посланцы из Рима просить о мире, и среди них «konyngeste cardynalle that to the courte lengede» [кардинал даровитый, ко двору приближенный]: они предлагают Артуру, чтобы Папа короновал его в Риме как государя и владыку. Король Артур ныне на вершине славы: объявив, что Рим теперь принадлежит ему и что он коронуется там на Рождество, уставший от недосыпания правитель отправляется почивать.

But be ane aftyre mydnyghte alle his mode changede;

Но после полуночи поменялся настрой его:

He mett in the morne-while fulle mervaylous dremes!

Поутру привиделись пречудесные сны!

And when his dredefulle drem was drefene to the ende,

Когда же грезы грозные угасли вовсе,

The kynge dares for dowte, dye as he scholde;

Смертный страх сковал короля;

Sendes aftyre phylosophers, and his affraye telles^[62].

Призвал он философов, поведал боязнь свою.

Я уже говорил выше, что аллитерационная «Смерть Артура» – это эпическая поэма, восхваляющая Артура, и в первую очередь поэма батальная; но по мере ее продвижения от начала к концу читатель осознает, что лишь Артуров сон среди виноградников в долине Витербо может послужить достойным завершением грандиозного замысла автора. Во сне, как пробудившийся в страхе Артур описывает его своим «философам», ему явилось прихотливое и вычурное видение Колеса Фортуны, на котором помещены восемь из «Девяти Достойных» или «Девяти Героев», великие исторические правители и завоеватели: об этом видении я здесь расскажу вкратце.

Артуру снилось, будто он один заплутал в лесу, где кишмя кишат волки, дикие вепри и львы, что лакают кровь его верных рыцарей; убегая прочь, он оказывается на горном лугу – «the meryeste of medillerthe that men myghte beholde» [веселей в средиземье не видали люди] – и видит, как туда спускается с облаков богиня в великолепном наряде, воплощение Фортуны, а в руках у нее – колесо из золота и серебра, которое она вращает в белых пальцах. Артур видит, что в верхней точке Колеса Фортуны стоит «a chayere of chalke-whytte silver» [сиденье из серебра белоснежного]: шестеро королей упали с него и теперь, с разбитыми коронами, цепляются за внешний круг колеса, и каждый сетует, что низвергнут с таких высот величия и власти; а еще двое королей карабкаются вверх, чтобы занять трон на вершине. Госпожа Фортуна возносит на это сиденье Артура, сообщая, что это благодаря ей он стяжал в войне такую славу, что она избрала его воссесть на высоком троне и обращается с ним как с «soverayne in erthe» [владыкой земли]. Но внезапно «at midday» [в полдень] ее манера по отношению к Артуру меняется. Она говорит: «Thow has lyffede in delytte and lordchippes inewe» [ «Полно жить в почете, да в приятстве и холе»], и «abowte scho whirles the whele, and whirles me undire» [крутнув колесо, сокрушила меня], – переломала Артуру все кости, и на этом он проснулся.

Философ, истолковавший сон, сурово объявил королю, что судьба вознесла его к самой вершине – но теперь ему суждено пасть.

Thow has schedde myche blode, and schalkes distroyede,

Кровь лил ты ливмя, людей губил

Sakeles, in cirquytrie, in sere kynges landis;

Безвинных, бахвалясь, в бессчетных землях;

Schryfe the of thy schame, and schape for thyne ende!

Покайся в проступках, приготовься к смерти!

Thow has a schewynge, sir kynge, take kepe yif the lyke,

Владыка, виденью внемли, коли хочешь,

For thow sall fersely falle within fyve wynters!^[63]

Пасть предстоит тебе, пяти зим не минет!

Пространно растолковав смысл всего того, что привиделось королю Артуру во сне, ученый муж объявил, что дикие звери в лесу – это злые люди, вторгшиеся в его земли, дабы притеснять его подданных, и предостерег, что не минует и десяти дней, как придут известия о том, что в Британии со времен отъезда короля приключилась какая-то беда. Он призывает короля покаяться в неправедных деяниях, «изменить нрав» (то есть исправиться) и смиренно молить о милости, пока его не постигло несчастье.

Тогда Артур поднялся, оделся (семь строк посвящено подробному описанию его роскошного платья) и вышел пройтись в одиночестве, а с восходом солнца повстречал человека в простом платье (его описанию посвящено столько же строк), выдающем в нем паломника на пути в Рим. Артур заговорил с ним: оказалось, что это сэр Крадок, известный ему как «кастелян-рыцарь, Каэрлеона хранитель». У Гальфрида Монмутского не уточняется, как именно Артур узнал о предательстве Мордреда, но в поэме сэр Крадок отправился в путь единственно с этой целью (и в «Гибели Артура» (I. 145) весть приносит не кто иной, как сэр Крадок). Он сообщает, что Мордред короновался королем Британии, захватил многие замки, собрал под Саутгемптоном огромный флот, призвал данов и саксов, пиктов и сарацин править страной и – худшее из всех его преступлений! – женился на Гвиневере и зачал ребенка.

С этого момента повествование аллитерационной «Смерти Артура» продолжается на протяжении еще около восьмисот строк. К ним и к тому, как они связаны с «Гибелью Артура», я еще вернусь (см. ниже).

* * *

Примечательная особенность английской артурианы состоит в том, что пятая книга сэра Томаса Мэлори (в нумерации Кэкстона) «Повесть о благородном короле Артуре, как он сам стал императором через доблесть своих рук»^[64] очень близко основана на аллитерационной «Смерти Артура» (и ни на каком другом источнике): создавая свой тщательно продуманный прозаический пересказ, Мэлори держал рукопись перед глазами (однако он имел доступ к рукописи более аутентичной во всех ее подробностях, нежели та, что хранится в Линкольне и была составлена Робертом Торнтоном).

Профессор Евгений Винавер в своем монументальном труде («Сочинения сэра Томаса Мэлори» в трех томах, 1947) доказывал, что эта повесть на самом деле написана Мэлори первой, и утверждал, что «вопреки общепринятому мнению автор впервые познакомился с артуровской легендой не из „французских книг“, но через английскую поэму, аллитерационную „Смерть Артура“» (Винавер, I, xii).

Несмотря на то что от аллитерационной «Смерти Артура» оставалось еще более тысячи строк, Мэлори тем не менее резко обрывает пересказ на том эпизоде, где Артур, встав лагерем у Витербо, принимает римских послов, которые явились просить о мире и предлагают, чтобы Артура короновал сам Папа. Отсюда Мэлори стремительно продвигается к развязке своей истории. Артур в надлежащем порядке короновался как император и вскорости после того возвратился в Британию. Он высадился в Сэндвиче на кентском побережье, и «королева Гвиневера, узнавши о его возвращении, выехала в Лондон встретить его». В начале повести Мэлори опустил все упоминания о том, что Артур назначил своего племянника Мордреда регентом в свое отсутствие; и теперь в финале автор отвергает всю линию предательства Мордреда, прелюбодеяния Гвиневеры и падения Артура. А вместе с ними, само собой, был опущен и сон о Колесе Фортуны. Сочиняя эту повесть, Мэлори вовсе не стремился представить историю короля Артура как трагедию самонадеянного героя.

Нетрудно заметить, что в первой песни «Гибели Артура» отец сохраняет ключевой сюжетообразующий элемент «летописной» или «псевдоисторической» традиции: великий заморский поход короля Артура на восток. Но его поэма начинается in medias res^[65], безо всякого предваряющего вступления или непосредственной мотивации:

поскольку

Пышный пир, устроенный в Каэрлеоне в честь побед Артура и впервые упомянутый у Гальфрида Монмутского, здесь отсутствует, а следовательно, не говорится и о приходе римских послов с угрожающим письмом от императора, что послужило поводом для последней военной кампании короля бриттов. В «Гибели Артура» от этой концепции не осталось и следа.

Предел мечтаний Артура как полководца – отнюдь не сокрушить римские армии и принудить посланцев Рима молить о мире; напротив, Артур задался целью «рубежи римские от разора спасти» (I. 4).

Цели и масштабы этого военного похода не вполне ясны. В самом начале ясно сказано, что Артур намерен атаковать саксонских пиратов в их собственных логовах, и разумно предположить, что «рубежи римские», которые Артур собирается от них оборонять, – это со всей определенностью римская Британия; но упоминания о Мирквуде (I. 68,132), как мне кажется, открывают более широкие горизонты. Не могу сказать доподлинно, вкладывал ли отец более конкретный смысл в это древнее легендарное название темного пограничного леса, разделяющего народы, но, поскольку войско Артура прошло маршем «от Рейнских устьев – по разным странам» (I. 43) и двигалось «все вперед, к востоку» (I.62) и поскольку лес Мирквуд располагается на холмах, – «по сирым склонам стремились все выше / чащ частоколы, черны, непролазны» (I. 70–71), – по всей видимости, теперь бритты оказались сильно восточнее обжитых саксами областей, что подтверждается также и словами сэра Крадока (I. 153–154): «Пока ведешь войну ты с вражьим племенем/на Востоке варварском…»

Примечательно и то, что на протяжении ста строк в первой Песни поэмы от начала Артурова похода в строке 39 до прибытия сэра Крадока с недобрыми вестями (помимо строки «Позади – пламя, противник – пред ними», I. 61) содержится только одно упоминание об уничтожении языческих поселений вторгшейся армией (I. 41–43):

Отец, по-видимому, скорее намеревался живописать враждебный зимний мир бурь и льдов, где «средь каменных кряжей каркали вороны» и слышен волчий вой, – зловещий мир, населенный лишь «полчищами призраков», в котором (I. 134–136):

Более того, это ощущение надвигающейся страшной опасности дополняется уверениями поэта в том, что заявленная цель Артура – дело величайшей важности, героический вызов судьбе:

Та же мысль эхом звучит в строках I. 176–179 по получении известия о предательстве Мордреда:

Вот так и Гавейн, который ведет войско, «как в последний прорыв за пределы осады», -

И позже (II. 147–149) Мордред сознает, что:

Вне всякого сомнения, персонажи провидят в «волне времени» грядущее падение Рима и римского христианства.

Но как бы мы ни истолковывали эти подробности «Гибели Артура», ясно, что великий поход Артура на континент, пусть столь же мало основанный на реальных исторических событиях, как и нападение на Римскую империю у Гальфрида Монмутского и его последователей, куда лучше вписывается в исторический контекст, из которого и возникает артуровский миф: это сопротивление бриттов германским захватчикам в V веке. В «Гибели Артура» примета врага – то, что он язычник. Такова участь фризского капитана, который доставил Мордреду вести о возвращении Артура в Британию (II. 89–93):

Он «канул в ад» (II. 67). Так варваров-язычников обрекают на вечные муки в поэме, написанной тем самым стихотворным размером, который эти варвары принесли на завоеванные земли. «Веют ветра войны над Британией!» – говорит сэр Крадок, рассказывая королю Артуру (I. 160) о языческих драккарах, атаковавших незащищенные берега; пять веков спустя Торхтельм в «Возвращении Беорхтнота» повторит его слова применительно к викингам:

Примечательно, что в первой песни «Гибели Артура» Мордред, который с самого начала повествования изображен как «подло» поддерживающий короля в его намерении идти войной в варварские земли, ибо за его словами скрывается тайный умысел (I. 27–29):

В то время как Гальфрид Монмутский посвящает этому событию одну-единственную фразу («Он поручил Британию Модреду, своему племяннику, и королеве Геневере»), в аллитерационной «Смерти Артура» король куда более многоречиво описывает бремя обязанностей – а Мордред умоляет (но тщетно) освободить его от них и дать дозволение сопровождать Артура на войну. В поэме нет ни намека на дальнейшие события. В «Гибели Артура» говорится, что сэр Гавейн не заподозрил «предательства подлого» в Мордредовом «совете смелом», поскольку (I. 36–38):

Вместе с этими словами отец вводит в повествование новый элемент, радикально отличающий его от произведений, созданных в рамках «летописной» традиции. Несколькими строками ниже (I. 44–45) говорится, что Ланселот и прочие рыцари не сопровождали Артура в этой военной кампании. Позже, в первой песни, услышав известия о предательстве Мордреда от сэра Крадока, король Артур советуется с сэром Гавейном (I. 180 и далее), рассказывает, как ему недостает сэра Ланселота и «надежных мечей рода Банова», и находит, что мудрее всего было бы послать гонца к подданным Ланселота и попросить их о помощи. Против этого сэр Гавейн решительно возражает.

В таком изложении не вполне понятно, что, собственно, произошло; скорее всего, мой отец предполагал, что его читатель уже сколько-то знаком с историей Ланселота и Гвиневеры. О причинах разрыва между Артуром и Ланселотом будет рассказано в третьей песни поэмы, хотя и довольно уклончиво.

В мои намерения отнюдь не входит подробно проанализировать «пласты» или «стили» средневекового артуровского мифа, «псевдоисторическую» или «летописную» традицию с одной стороны, и обширные «романтические» переработки «британского материала» во французской прозе и поэзии – с другой. Моя задача – лишь выявить характерные черты отцовского пересказа легенды о Ланселоте и Гвиневере.

Я уже отмечал, что в «Истории королей Британии» Гальфрида Монмутского о Ланселоте не говорится вообще. В аллитерационной «Смерти Артура» о нем упоминается несколько раз, но почти во всех случаях он просто назван в числе главных рыцарей Круглого Стола^[66]. Касательно его появления у Мэлори в «Повести о благородном короле Артуре, как он сам стал императором через доблесть своих рук» (см. выше) профессор Винавер отмечает:

Из рассказа Мэлори создается впечатление, что Ланселот не более чем просто воин и что все его великие достоинства ума и сердца безоговорочно поставлены на службу его королю. Никто из читателей [повести Мэлори] в жизни не догадается по этому тексту, что Ланселот с самого начала был героем куртуазным, что впервые он появляется в средневековом рыцарском романе как поборник courtoisie и что мировую славу он стяжал как главный герой «Романа о телеге» Кретьена де Труа^[67]. Именно потому, что Ланселот был известен только как куртуазный рыцарь, он почти не привлекал раннеанглийских авторов; они не находили в нем ничего такого, что могло бы подкрепить и проиллюстрировать их эпическую трактовку романа об Артуре. По-видимому, именно по этой самой причине автор [аллитерационной] «Смерти Артура» сделал Ланселота сравнительно малозначимым персонажем. Отношение Мэлори было поначалу практически таким же: его помыслы, так же как и у его английских предшественников, сосредоточились на проблемах человеческого героизма, а не на тонких материях куртуазного служения. Чтобы вернуть Ланселоту былую славу, автор превращает его в подлинно эпического героя, скорее сродни Гавейну из «Смерти Артура», нежели кретьеновскому «рыцарю телеги». Мы не знаем, сколь многими французскими материалами автор располагал, создавая «Повесть об Артуре и Луции». Несомненно одно: Мэлори – сочинитель прежде всего эпического склада, не желающий и, вероятно, даже неспособный воспроизвести романтизированный образ странствующего рыцаря и понять его очарование. Великое приключение французских книг еще не началось.

Про Ланселота из «Гибели Артура», впервые упомянутого столь иносказательным образом, можно сказать сразу: это – не фантастический образ «романтизированного странствующего рыцаря»; и источник сюжетной линии, которую он собою воплощает, вполне самоочевиден. Во французском прозаическом романе под названием «Mort Artu» [ «Смерть Артура»] тема прелюбодейской любви сэра Ланселота и королевы Гвиневеры переплетается с темой предательства Мордреда и гибели короля Артура. «Mort Artu» послужил источником для английской поэмы XIV века под названием «Le Morte Arthur», которую обычно называют строфической «Смертью Артура» (чтобы отличать ее от аллитерационной «Смерти Артура»): это пространное произведение длиной около 4000 строк, организованных в восьмистрочные строфы. Сэр Томас Мэлори пользовался текстами как прозаического романа «Mort Artu», так и английской поэмы, подробно изучая и сравнивая их в ходе создания повествовательной структуры, что легла в основу его последней книги, «Смерти Артура» в собственном смысле слова^[68].

Строфическая «Смерть Артура» и «Повесть о смерти Артура» Мэлори

Здесь я вкратце перескажу повесть Мэлори, но сперва процитирую несколько строф из английской поэмы, обозначивших самое начало финальной трагедии, – чтобы дать некоторое представление о ее стиле и форме.

A tyme befelle, sothe to sayne,

Сошлись однажды на совет

The knyghtis stode in chambyr and spake,

С Гавейном сэр Гахериэт,

Both Gaheriet, and syr Gawayne,

Немало доблестных вождей:

And Mordreite, that mykelle couthe of wrake;

Мордред, смутьян и лиходей.

«Allas, than sayde syr Agrawayne,

«Нам лгать и скрытничать не след, —

How fals men schalle we us make,

Сэр Агравейн сказал. – Ей-ей,

And how longe shalle we hele and layne

Довольно нам хранить секрет

The treson of Launcelote du Lake!

Что Ланселот – прелюбодей!

Wele we wote, wythouten wene,

Сомнений нет на этот счет:

The kynge Arthur oure eme sholde be,

Артур нам дядя как-никак!

And Launcelote lyes by the quenе;

Спит с королевой Ланселот —

Ageyne the kynge trator is he,

Он королю бесспорный враг

And that wote alle the curte bydene,

Об этом знает весь народ,

And iche day it here and see:

И слышит слух, и видит зрак.

To the kynge we shulde it mene,

Кто королю сказать дерзнет?

Yif ye wille do by the counselle of me.»

Идем к нему: совет мой благ».

«Wele wote we, sayd sir Gawayne,

«Всяк знает, – сэр Гавейн сказал, —

That we are of the kyngis kynne,

Мы – королевская родня;

And Launcelot is so mykylle of mayne,

Но рыцарь Ланселот удал, —

That suche wordys were better blynne;

Смолчим, друзья, секрет храня.

Welle wote thou, brothyr Agrawayne,

Я шум бы поднимать не стал.

Thereof shulde we bot harmys wynne;

Брат Агравейн, пойми меня:

Yit were it better to hele and layne,

Опасно затевать скандал —

Than werre and wrake thus to begynne»^[69].

Случится распря и резня».

Первая сцена, послужившая сюжетом для этих строф, у Мэлори изложена так:

…В месяце мае случилось великое несчастие и раздор, которые продолжались до тех пор, пока лучший цвет рыцарства не был погублен или уничтожен. И всему этому виною были два злосчастных рыцаря, сэр Агравейн и сэр Мордред, которые приходились родными братьями сэру Гавейну. Ибо эти рыцари – сэр Агравейн и сэр Мордред – издавна питали тайную ненависть к королеве Гвиневере и к сэру Ланселоту, и они денно и нощно следили за сэром Ланселотом.

Однажды Гавейн и его братья Агравейн, Гарет и Гахерис (сыновья Артуровой сестры Моргаузы и короля Лота Лотианского), а также и Мордред (который по традиции, изложенной у Мэлори, был сыном Артура, по неведению вступившего в кровосмесительную связь с Моргаузой^[70]) сошлись в покоях короля Артура. Агравейн заявил, что всем и каждому известно, будто «сэр Ланселот всякий день и всякую ночь возлежит с королевой» и что он намерен донести на Ланселота королю. Гавейн, будучи всей душой предан Ланселоту, славнейшему из рыцарей Круглого Стола, решительно высказался против – провидя вероятность кровопролитной распри; и Гарет с Гахерисом поддержали брата. Высказавшись начистоту, они вышли из покоя как раз тогда, когда туда вошел король Артур, спрашивая, что происходит. Когда же Агравейн рассказал ему все, король очень обеспокоился, поскольку, хотя он и подозревал правду, ему отнюдь не хотелось затевать дело против такого славного рыцаря, как Ланселот. Потому король заявил, что ничего не предпримет без ясных доказательств – если только Ланселот не будет схвачен с поличным.

С этой целью Агравейн предложил устроить ловушку. Королю надлежало выехать на следующий день на охоту и послать королеве с известием, что ночевать он не вернется. Тогда Агравейн, и Мордред, и еще двенадцать рыцарей пойдут в спальню к королеве и доставят Ланселота, живого или мертвого. Но этого не случилось. Пока Ланселот был с королевой, четырнадцать рыцарей подошли к двери, и Агравейн и Мордред грозными голосами принялись звать Ланселота, честя его изменником; но Ланселот не имел при себе ни доспехов, ни оружия, и они с королевой пребывали в большом расстройстве. Тогда Ланселот отодвинул дверные засовы и приоткрыл дверь так, чтобы можно было пройти лишь по одному; когда же внутрь шагнул сэр Колгреванс и ударил Ланселота мечом, Ланселот свалил его одним ударом. Затем он облачился в доспехи убитого и вышел навстречу рыцарям, всех уложил замертво, ничуть при этом не пострадав, – в том числе двух сыновей Гавейна и его брата Агравейна, за исключением одного лишь Мордреда, который, будучи ранен, обратился в бегство.

Когда же король узнал обо всем об этом от Мордреда, он понял, что братство Круглого Стола распалось навеки, поскольку многие рыцари примут сторону Ланселота. Но Гвиневера должна «предстать перед судом»: Артур приказал сжечь королеву на костре. Гавейн горячо убеждал короля, чтобы тот не спешил так с вынесением приговора, говоря, что, возможно, Ланселот пришел к королеве без злого умысла, но Артур был непоколебим. Он твердил, что если Ланселот окажется в его руках, то тоже умрет столь же позорной смертью, и что в том за беда сэру Гавейну, раз Ланселот убил его брата и его сыновей? На это Гавейн отвечал, что предупреждал их об опасности и что они сами навлекли на себя смерть. Но переубедить короля не удалось; он приказал Гавейну и его братьям Гарету и Гахерису облечься в доспехи и отвезти королеву на костер. Гавейн отказался выполнять повеление короля Артура. «Тогда пусть на казни присутствуют сэр Гарет и сэр Гахерис», – потребовал король. Эти двое не смогли ослушаться, но сказали, что отправятся на казнь против своей воли и доспехов не наденут. Тогда Гавейн горько зарыдал и посетовал: «Увы! Зачем дожил я до этого скорбного дня!»

И вот Ланселот с большим числом вооруженных рыцарей, которые поддерживали его в намерении спасти королеву, если ее приговорят к казни, ждали в лесу неподалеку, и, как только им сообщили, что королева вот-вот погибнет, они примчались к костру, и завязалась яростная битва. Ланселот рубил мечом направо и налево всех, кто пытался ему противостоять, и убил, «не разобрав», двоих, «безоружных и не ожидавших худого»: а это были братья Гавейна, Гарет и Гахерис; а Гавейн питал к Гарету сильнейшую любовь, так же как Гарет к Ланселоту.

Ланселот подскакал прямо к королеве Гвиневере и, усадив ее на коня, ускакал с ней в свой замок Веселой Стражи, и они поселились там. Короля Артура все эти события повергли в глубокое горе, и он приказал ничего не говорить сэру Гавейну:

«…Ибо я знаю, что, когда он услышит о том, что умер сэр Гарет, он почти что лишится рассудка. Боже милостивый, – сказал король, – почему же он убил сэра Гахериса и сэра Гарета? Ибо что до сэра Гарета, то ведь, ручаюсь, он любил сэра Ланселота более всех людей на свете».

Смерть братьев, сказал Артур, вызовет величайшую из смертельных войн. Поскольку Гавейн, конечно же, скоро узнал правду и из преданного друга Ланселота превратился в его заклятого врага. В строфической «Смерти Артура» он восклицает:

Betwixte me and Launcelote du Lake

Врагами, слово в том даю,

Nys man in erthe, for sothe to sayne,

Пребудем я и Ланселот,

Shall trewes sette and pees make

Покуда в яростном бою

Er outher of vs haue other slayne.

Один другого не убьет.

Или, как он сказал королю в повести Мэлори: «Ибо, клянусь богом, в отместку за смерть брата моего сэра Гарета я семь царств обыщу, а сэра Ланселота найду, и либо я его убью, либо же он убьет меня».

На что король Артур ответил: «Сэр, вам не придется искать его так далеко, ибо, как я слышал, сэр Ланселот поджидает меня и всех нас в своем замке Веселой Стражи».

Тогда король с сэром Гавейном во главе огромного войска осадил Веселую Стражу. Долгое время сэр Ланселот не выезжал из замка со своими рыцарями, но наконец он появился на стенах и обратился к Артуру и Гавейну, стоящим внизу, отвечая на их словесные оскорбления примирительными словами и пытаясь избежать вооруженного столкновения с ними и особенно с королем. Он напомнил о многих опасностях, от которых спасал их обоих, заверил, что убил сэра Гарета и сэра Гахериса по чистому неведению и засвидетельствовал полную невиновность Гвиневеры, утверждая, что был прав, спасая ее от костра. Но все было напрасно; под Веселой Стражей завязалось великое сражение, в ходе которого Ланселот отказывался отвечать на удары короля Артура, а тот «все прорывался к сэру Ланселоту, желая его убить»; когда же сэр Борс Ганский выбил короля из седла, Ланселот поднял поверженного с земли и подсадил в седло.

Спустя два дня яростных боев, в одном из которых Гавейн был ранен, войска разошлись, причем сторона сэра Ланселота одерживала верх; и в ту пору к Артуру прибыл посланник из Рима с папскими буллами, повелевавшими под угрозой интердикта всей Англии принять назад свою королеву и примириться с сэром Ланселотом.

Ланселот сделал все, что было в его силах, чтобы выполнить повеление Папы. Он возвратил Гвиневеру королю; но холодную, неумолимую ненависть Гавейна превозмочь не мог. В конце концов он отправился в изгнание и покинул двор, горько сетуя, в пересказе Мэлори:

«О, благороднейшее христианское королевство, возлюбленное мною превыше всех королевств! В твоих пределах добыл я почти всю мою славу, но ныне, когда должен я вот так бесславно тебя покинуть, воистину мне жаль, что когда-то я прибыл сюда, откуда я столь позорно изгнан, незаслуженно и беспричинно! Но так уж изменчива судьба и безостановочно ее колесо, что нет в жизни постоянства».

На это отвечал Гавейн:

Знай, мы скоро последуем за тобою и обрушим крепчайший из твоих замков тебе на голову!

В строфической «Смерти Артура» Ланселот спросил, обезопасит ли он себя от преследования в своих собственных землях во Франции, но:

Syr Gawayne than sayd, «naye,

Ответил сэр Гавейн: „Ну нет!

By hym that made sonne and mone,

Творцом и солнца, и луны

Dight the as welle as euyr thou may,

Клянусь: за все ты дашь ответ,

For we shalle after come fulle sone.“

Тебе не избежать войны!»

На том Ланселот попрощался с Гвиневерой, и поцеловал ее, и объявил «во всеуслышание»:

«А теперь посмотрим, найдется ли здесь кто-нибудь, кто осмелится сказать, что королева неверна господину моему королю Артуру? Пусть говорит, если посмеет». И с тем он подвел королеву к королю, а потом поклонился и вышел. ‹…› И пустился он в путь к замку Веселой Стражи, который он с тех пор всегда называл замком Печальной Стражи. Так покинул сэр Ланселот навсегда двор короля Артура.

Ланселот призвал к себе многих рыцарей, и они отплыли кораблем во Францию.

Сэр Ланселот был сыном короля Бана, что правил над городом и областью во Франции, которая в строфической «Смерти Артура» и у Мэлори названа Бенвик, а в романе «Mort Artu» – Беноик. Некоторые рыцари Круглого Стола приходились Ланселоту близкой родней, среди них – сэр Эктор Окраинный (его брат), сэр Лионель, сэр Борс Ганский и сэр Бламор Ганский (эти рыцари поименованы в «Гибели Артура», I. 44–45 и в III. 131–132). Так что изгнанники отправились в Бенвик; но, насколько мне известно, где он якобы находился, не установлено по сей день. Дойдя до этого момента в своем повествовании, Мэлори рассказывает, что они «отплыли в Бенвик; сейчас иные зовут его Байонна [Bayan], а иные – Бон [Beawme], откуда вино боанское». Но более нигде такой идентификации не приводится; а поскольку Бенвик – это, со всей очевидностью, порт, это никак не может быть Бон, который находится на расстоянии многих сотен миль от Атлантики; а если Bayan – это Байонна, то это слишком далеко на юге.

Но где бы Бенвик ни находился, очень скоро король Артур и сэр Гавейн, вдохновитель всего предприятия, исполнили свою угрозу. Король «назначил сэра Мордреда главным управителем над всей Английской землей и под его началом оставил также королеву»;

с огромным войском переправился через море и стал жечь и разорять земли сэра Ланселота. По-прежнему пытаясь уладить дело миром – хотя его рыцари считали, что «ваша учтивость погубит нас всех», – Ланселот отправил к королю Артуру посольство, но вновь получил ответ, что король «рад был бы примириться с сэром Ланселотом, но сэр Гавейн до того не допустит». Гавейн же выехал к воротам осажденного Бенвика и прокричал вызов осажденным. Против него выступили сперва сэр Борс, затем сэр Лионель, но оба были повержены и получили тяжелые раны; так продолжалось до тех пор, пока Ланселот, хотя и крайне неохотно, не принял вызов.

Во всех рассказах об этой войне сэр Гавейн оказывается наделен особым «даром» или свойством, а именно: его мощь резко возрастала до полудня, а затем вновь шла на убыль. Когда же Ланселот понял, что происходит, он принялся уворачиваться туда и сюда и долго уклонялся от ударов сэра Гавейна, пока волшебная мощь не начала убывать, а тогда Ланселот обрушился на противника и тяжело его ранил. (Между прочим, в романе «Mort Artu» говорится, будто в то время, пока Гавейн поправлялся, Артур покинул осаду Бенвика и отправился в поход против Рима, в ходе которого был убит император Луций; Мэлори, разумеется, игнорирует это обстоятельство, поскольку он уже пересказал этот эпизод в повести о короле Артуре и императоре Луции (см. выше). Когда же Гавейн вновь смог взять в руки оружие, история повторилась с тем же исходом, ибо Ланселот нанес ему удар по старой ране. Но даже тогда ненависть сэра Гавейна не утихла; но, пока он готовился к третьей попытке, из Англии прибыли вести, которые заставили Артура снять осаду Бенвика и вернуться домой. Оказывается, Мордред якобы получил письма с сообщением, что Артур пал в бою от руки Ланселота; тогда Мордред «созвал парламент» и короновался в Кентербери; и объявил, что намерен жениться на Гвиневере, назначил день свадьбы и стал готовиться к празднеству.

Притворившись, что якобы согласна на брак, Гвиневера бежала в Лондон и укрылась от Мордреда в Тауэре; и, сколько бы Мордред его ни атаковал, захватить Тауэр так и не смог; и королева оставалась там. Артур же с большим флотом приближался к Дувру, где его и поджидал сэр Мордред.

* * *

Вот так, при том что морская кампания короля Артура осталась в силе, предыстория радикально поменялась. Короля заставила покинуть Англию (не «Британию») любовь Ланселота и Гвиневеры, спровоцировавшая длинную череду причинно-следственных связей: от вторжения Агравейна и Мордреда до приговора Гвиневере к сожжению на костре, откуда ее спасает Ланселот, но убив при этом Гарета с Гахерисом, из-за чего привязанность Гавейна к Ланселоту сменяется беспощадной ненавистью, до изгнания сэра Ланселота и до карательной экспедиции против него во французские земли. Две различные традиции, представленные аллитерационной «Смертью Артура» и строфической «Смертью Артура», сходятся лишь в том эпизоде, когда к Артуру из-за моря приходят вести о том, что Мордред узурпировал власть над королевством.

Как будет видно впоследствии, во многих своих чертах третья песнь «Гибели Артура» заметно расходится с «Повестью о смерти Артура» Мэлори (равно как и со строфической «Смертью Артура») – а именно, в ней немало всего опущено. Ни словом не говорится о том, что гибель братьев Гавейна от руки Ланселота – это ключевой момент в развитии трагедии; и, безусловно, здесь отсутствует элемент, насущно важный в старых версиях, – непримиримая ненависть Гавейна к Ланселоту, некогда его близкому другу. В Песни III Гавейн фигурирует только в виде описания (строки 29 и далее), намеренно и выигрышно противопоставленного предшествующему описанию Ланселота; упоминается также о его славе (III. 177 и далее), в то время как Ланселот в Бенвике «за лиги морские / глядел да гадал, горюя один, / в смятении сердца». Но в повествовании он роли не играет вплоть до морской битвы по возвращении Артура. Правда, в песни I Гавейн «грозно и веско» возражает против желания Артура призвать Ланселота и его подданных на помощь против Мордреда (I. 190 и далее); но несогласие Гавейна, по-видимому, вызвано сомнением в преданности «рода Банова», и взвешенный тон его слов не имеет ничего общего с непримиримым гневом Гавейна из старых книг.

В «Гибели Артура» рассказ о событиях, последовавших за спасением Гвиневеры от костра, сведен к словам: «он увез далеко ее; / страх всех сковал; никто следом не ринулся» (III. 83–84); и вся история о том, как Артур с Гавейном осаждали Веселую Стражу, о яростных сражениях под стенами замка, о безоговорочной рыцарственной преданности Ланселота королю и о вмешательстве Папы, исчезла бесследно.

В ретроспективной песни III концепция распада братства Круглого Стола и запутанности Ланселотовых любви и преданности существенно упрощается. Вместе с отсутствием Гавейна исчезает определенная глубина. Пропасть, разделившая короля Артура и сэра Ланселота, очерчена более четко, и преодолеть ее невозможно. Об этом недвусмысленно говорится не раз и не два:

(III. 15–18; повторяются, за исключением третьей строки, в III. 140–142.)

Спасение Гвиневеры от смерти на костре играет ключевую роль в «Гибели Артура», но не по причине гибели Гарета и Гахериса, а скорее по причине безоглядного неистовства, с каким Ланселот ворвался на место событий; причем приступ ярости сменяется упадком духа совершенно в духе Турина и приводит Ланселота к глубокому раскаянию, к попытке исправить содеянное и к мучительным угрызениям совести.

Помимо всего прочего, «не сдержали клятв они» (III. 62): ему должно возвратить Гвиневеру королю и убедить Артура проявить милосердие к жене и примириться с ним самим.

Ни в строфической «Смерти Артура», ни в повествовании Мэлори ни словом не говорится о том, что чувствовала или думала по этому поводу сама Гвиневера. Совершенно иначе она представлена в «Гибели Артура»: здесь желания Гвиневеры подробно проанализированы, и ей этот преобразившийся Ланселот кажется отталкивающим чужаком, чей внутренний разлад остается за пределами ее понимания: «Чуждым ей мнился он, / как от порчи пагубной переменившись» (III. 95–96). Теми же словами описываются и чувства Ланселота: «Чужой она мнилась, / переменившись». Но Ланселотова утрата куда тяжелее Гвиневериной, ведь: «Хоть в гневе ушла она, горя не выказав, / не печалясь, не плача, в презрении гордом, /глубоко любил он» (III. 166–168). «В Камелоте вновь она королевою стала /в почете и чести» (III. 113–114); в то время как Ланселотово прошение королем Артуром решительно отвергнуто: Ланселот изгнан в иную землю, где и предается мрачным раздумьям. Но король, печалясь в душе, понимает, что потерял лучшего из своих рыцарей, а вместе с ним и еще многих; и пока он оплакивает свою утрату перед Гавейном, прибывают вести о предательстве Мордреда (I. 180 и далее). Ланселот в Бенвике, услышав слухи о грядущей войне, снова и снова прокручивает в голове противоречивые мысли об Артуре и Гвиневере (III. 143 и далее).

При отсутствии Гавейна вторжению в Бенвик, к которому тот подстрекал из ненависти к Ланселоту, в «Гибели Артура» места тоже не находится. Следующий раз мы встретимся с Артуром только в песни IV, когда Мордред, стоя на береговом утесе, слышит крик: «Парус, парус над пучиною реет!» (IV. 117). Но ретроспективному изложению «истории Ланселота» в песни III предшествует абсолютно самобытная песнь II, в которой рассказывается, как умирающий капитан корабля, выброшенного на берег, пират-язычник по имени Радбод, нанятый Мордредом, сообщает ему о том, что сэр Крадок (как говорилось в песни I) ускользнул из Британии, отыскал Артура и предостерег его о кознях Мордреда; так что Артур уже спешит назад в Британию. С последним вздохом Радбод сжато рассказывает Мордреду о лихорадочных приготовлениях в том, что касается воинов и кораблей (II. 76–89).

Но самая примечательная черта песни II «Гибели Артура» – это полностью вымышленный образ Мордреда в контексте надвигающейся катастрофы.

В песни I о нем было сказано только то, что за его горячей поддержкой Артуровой восточной кампании скрывался тайный недобрый умысел – который теперь оказывается раскрыт. О взаимоотношениях Мордреда с королевой Гальфрид Монмутский говорит лишь (см. выше), что после победы над римлянами до короля Артура дошли новости: «королева Геневера, осквернив первый свой брак, вступила с ним [Мордредом] в преступную связь». В аллитерационной «Смерти Артура» (см. выше) сэр Крадок сообщает королю о «худшем из деяний Мордредовых: он женился на Гвиневере и зачал ребенка». В версии Мэлори (см. выше) Артура в Бенвике достигли вести о том, как Мордред открыто объявил, что намерен жениться на Гвиневере. В полном тексте Мэлори говорится:

Стали готовиться к празднеству, и назначен уже был день, когда должны были они повенчаться; и тяжко было на душе у королевы Гвиневеры. Но печаль свою она открыть не осмелилась, говорила речи любезные и согласилась поступить по желанию сэра Мордреда. И для того испросила она у сэра Мордреда позволения отправиться в Лондон и закупить там всякой всячины, потребной к свадьбе. Сэр же Мордред из-за речей ее любезных ей поверил и ее отпустил. А она, лишь только прибыв в Лондон, удалилась в Лондонский Тауэр и, со всей поспешностью запасшись всевозможным провиантом, засела там с надежным гарнизоном.

В песни I «Гибели Артура» сэр Крадок о Гвиневере не упоминает, но в песни II, еще до того как капитан корабля Радбод сообщает свои новости, Мордред изображен глядящим в высокое окно: ему совершенно нет дела до бури, в которой затонул корабль (I. 18–31), поскольку все мысли его поглощены страстью к Гвиневере; выслушав Радбода и разослав гонцов «на восток и на север с вестями спешными», он выезжает в Камелот. Гвиневера слышит стремительные шаги этого зловещего персонажа: он поднимается по лестнице в ее покои. В ходе этой судьбоносной встречи Мордред предлагает ей выбор, который на самом деле выбором не является, между «любовницей, госпожой ли, супругой или служанкой» (II. 154–155). Гвиневера просит об отсрочке, но тот дает ей совсем мало времени: «Меж невестой и невольницей недолог выбор!» Она решается бежать немедленно – но не в лондонский Тауэр. Закутавшись в темный плащ, она тайком прокрадывается за двери; мы видим, как за ее спиной гаснут огни Камелота, она же с несколькими спутниками бежит на запад, к замку своего отца короля Леодегранса.

Песнь II заканчивается ее размышлениями о Ланселоте: вернется он или нет? Песнь IV начинается с описания ясного утра на границе с Уэльсом, где всадники, высланные Мордредом в погоню за королевой, потеряли ее след.

Мордреда извещает об их неудаче его оруженосец Ивор и неуместным советом приводит своего господина в бешенство: тот, в своем лагере, стоит на прибрежных утесах над Ромерилем (Ромни в Кенте), озирает пустынную гладь моря и опасается про себя, не послала ли Гвиневера гонца к Ланселоту, «о любви памятуя / и прося помощи в пору бедствия» (IV. 96). Наконец вдали показались паруса Артурова флота.

Здесь можно оглянуться назад и посмотреть, как вплоть до этого эпизода мой отец использовал и преобразовал повествовательную традицию, ставшую впоследствии известной в Англии благодаря «Смерти Артура» – последней из повестей Мэлори.

Он сохранил «летописную» традицию заморского похода Артура на восток, но радикально изменил его суть и цель. Артур не нападает на «Рим», он его защищает.

Он воспроизвел мотив предательства и узурпации Мордреда и его страсти к Гвиневере, но разработал его характер гораздо подробнее.

Он ввел (в ретроспекции) «романную» легенду о Ланселоте и Гвиневере («летописной» традиции совершенно чуждую), но существенно упростил сложные мотивации, заимствованные из французского романа «Mort Artu» и представленные в английской строфической «Смерти Артура» и последней из повестей Мэлори, вырезав роль Гавейна. Гвиневера по-прежнему приговорена к сожжению на костре, а Ланселот ее спасает; но здесь Ланселот изгнан из страны в наказание за связь с королевой, а не как следствие ненависти к нему Гавейна из-за того, что Гарет пал от его, Ланселота, руки. Ланселот выслан в Бенвик, а Гвиневера возвращена Артуру, который вновь окружает ее почетом.

Нападение Артура с Гавейном на Бенвик полностью вырезано; вести об измене Мордреда настигают Артура не под Бенвиком, а далеко на востоке.

«Повесть о смерти Артура» Мэлори (II)

Теперь я вкратце суммирую заключительную часть последней повести Мэлори, начав с того самого места, на котором я прервался (выше): корабли Артура подходят к Дувру, а Мордред его поджидает. Здесь Мэлори очень многое заимствовал из английской поэмы – строфической «Смерти Артура», расцвечивая собственное повествование новыми подробностями.

Войско Артура прорубило себе путь вверх по взморью и, пролив немало крови, изничтожило приспешников Мордреда. Но сэра Гавейна обнаружили на дне лодки «лежащим замертво»; обратившись к королю Артуру, тот признал, что через собственную свою гордыню и нетерпимость он сам навлек на себя погибель, поскольку принял удар по своей старой ране, которую Ланселот нанес ему в Бенвике; и что это из-за него Артур терпит такой урон:

…ведь будь благородный рыцарь сэр Ланселот сейчас с вами, как бывал он прежде и был бы и в этот раз, эта злосчастная война никогда бы не началась ‹…› И вот теперь вы пожалеете, что нет с вами сэра Ланселота. Увы! зачем я не примирился с ним!

Перед смертью Гавейн попросил бумагу и перо, чтобы он мог написать письмо Ланселоту, заклиная его со всей возможной поспешностью вернуться и помочь королю Артуру против Мордреда.

Гавейна похоронили в часовне Дуврского замка. А Мордред отступил к Бархемскому холму в Кенте, что в нескольких милях от Кентербери; там Артур атаковал его, и под конец битвы Мордред бежал в Кентербери. Тогда Артур отошел западнее, к равнине Солсбери, и два воинства стали готовиться к новому сражению. Но Артуру явился во сне сэр Гавейн, говоря, что послан Господом предостеречь его: не следует затевать бой раньше, чем спустя месяц, ведь к тому времени из Франции прибудет сэр Ланселот со всеми своими рыцарями. Начались переговоры с Мордредом; но перемирие было нарушено в результате недоразумения, вызванного страхом предательства; и закипела третья, самая яростная из битв, она продолжалась весь день до самой ночи, и наконец в живых остались лишь король Артур, сэр Бедивер и сэр Лукан с одной стороны и Мордред с другой, среди бессчетных павших. Но вот король заприметил сэра Мордреда – «он стоял, опираясь на меч свой, а вокруг него была большая груда мертвых тел»; они бросились друг на друга, и Артур пронзил Мордреда насквозь своим копьем. Мордред понял, что рана его смертельна, и из последних сил «ударил он отца своего короля Артура сбоку по голове, и рассек меч преграду шлема», и на том Мордред «рухнул наземь мертвый».

Сэр Бедивер и сэр Лукан, сами тяжко израненные, отнесли короля в «маленькую часовню у самого моря». Заслышав на поле боя крики и шум – это пришли мародеры обирать убитых, – двое рыцарей решили, что лучше унести короля подальше, но при попытке поднять его сэр Лукан скончался от полученных ран. Тогда Артур повелел Бедиверу взять его меч Экскалибур и бросить «в воду», и возвратиться рассказать о том, что увидел. Дважды Бедивер доходит до берега, и каждый раз притворяется, будто исполнил наказ; но всякий раз король Артур в гневе обвиняет его во лжи. На третий раз Бедивер отправляется «на берег» и, вернувшись, правдиво рассказывает, что зашвырнул меч в воду как можно дальше, и в тот же миг из волн поднялась рука, поймала меч, потрясла им и исчезла вместе с мечом под водой.

Тогда, по велению короля, Бедивер отнес короля на спине к кромке воды, где ждала «под самым берегом маленькая барка, а на ней много прекрасных дам и среди них – королева», сестра Артура, Фея Моргана. Тогда Бедивер уложил Артура на барку, и сказала Моргана (повторяя формулировку строфической «Смерти Артура»): «Милый брат мой! Почему так долго ты медлил вдали от меня? Увы! Рана у тебя на голове чересчур остудилась!» Но едва барка отошла от берега, Бедивер воззвал к королю, спрашивая, что с ним, последним из рыцарей, теперь станется; и Артур ответил:

Не убивайся понапрасну и позаботься о себе сам, ибо на меня теперь тебе не в чем полагаться и надеяться. Я должен поспешать в долину Авалона, дабы залечить там мою жестокую рану. И если ты никогда более обо мне не услышишь, то молись за мою душу!

На следующий день, скитаясь по лесу, Бедивер набрел на «дом отшельника с часовней», и там обнаружилась свежевырытая могила, о которой отшельник рассказал, что «много дам» явились в полночь и принесли с собою мертвое тело, и попросили похоронить его (подробнее см. ниже). Бедивер остался в пустыни, которая находилась «в окрестностях Гластонбери» (в Сомерсете), и зажил с отшельником «в молитвах и постах и в великом воздержании». А Гвиневера, узнав обо всем случившемся, «тайком покинула двор» и пришла в Эймсбери (в Уилтшире), и там постриглась в монахини:

Никто не мог ее развеселить, и она жила в неизменных постах, молитвах и делах благотворительных, и все люди только дивились тому, сколь праведно она переменилась.

Когда же Ланселот в Бенвике услышал обо всем, что случилось в Англии, и получил письмо Гавейна, он со всей поспешностью собрал войско и переправился через море в Дувр. Там оказалось, что приехал он слишком поздно. В глубоком горе он посетил могилу Гавейна в часовне Дуврского замка, а потом уехал на запад и добрался до монастыря, где Гвиневера приняла постриг. Увидев его вновь, Гвиневера упала в обморок, но, придя в себя, объявила всем собравшимся монахиням в присутствии Ланселота:

Из-за этого рыцаря и из-за меня случилась вся эта ужасная война и погибли благороднейшие в мире рыцари; ибо из-за нашей любви, что мы любили друг друга, убит мой благороднейший супруг. И знай, сэр Ланселот, потому-то я и приемлю ныне столько трудов для спасения моей души.

В своем разговоре с Ланселотом, который невозможно изложить вкратце, королева держалась непреклонно и ответила отказом, когда рыцарь сказал: «Прошу вас, поцелуйте меня сейчас в последний раз». На том они расстались, «и не нашлось бы человека столь жестокосердного, чтобы не заплакал при виде их горя, ибо они стонали жалобно, словно пронзенные копьем».

Покинув Эймсбери, Ланселот доехал до отшельнической пустыни, где ныне обретался Бедивер, и остался там, и зажил такой же жизнью. Там к ним присоединились и другие рыцари Круглого Стола; и спустя шесть лет Ланселот принял священнический сан. Однажды ночью ему явилось видение: Ланселоту велено было отправиться в Эймсбери, где он найдет Гвиневеру мертвой, и вменялось в обязанность похоронить ее подле короля Артура. Ланселот с товарищами пошел пешком «из Гластонбери в Эймсбери, что находился оттуда немногим более чем в тридцати милях», и весь путь занял у них два дня, поскольку они ослабели и обессилели, живя в покаянии и постах. Добравшись до Эймсбери, они узнали, что Гвиневера скончалась полчаса назад; им поведали, что королева сказала о Ланселоте:

«Он придет сюда сразу же со всею возможной поспешностью за моим телом, и подле господина моего короля Артура он похоронит меня». И так королева сказала во всеуслышание: «Молю всемогущего Господа, чтобы никогда мне более не узреть сэра Ланселота земными очами!»

Тело королевы было перевезено в часовню близ Гластонбери и там предано земле.

После того Ланселот почти не принимал пищи и не пил, «все больше слабел и чахнул» и вскорости умер. Согласно его пожеланию, тело перевезли в замок Веселой Стражи, причем дорога заняла пятнадцать дней, – и погребли в алтаре тамошней часовни.

Аллитерационная «Смерть Артура»(II)

С момента, когда с берега были замечены паруса Артурова флота, мой отец отходит от традиции, на английском языке воплощенной в строфической «Смерти Артура» и «Повести о смерти Артура» Мэлори, и обращается к аллитерационной «Смерти Артура», изложение которой я прервал на том моменте, когда Артур узнает от сэра Крадока о предательстве Мордреда и его женитьбе на Гвиневере (выше).

В строфической «Смерти Артура» и у Мэлори по возвращении Артура столкновения на море не происходит, но в аллитерационной поэме среди прочих дурных вестей, принесенных сэром Крадоком, говорится и о том, что Мордред привел враждебный королю флот (выше):

Att Southamptone on the see es seuene skore [s]chippes,

Два десятка драккаров с дружинами лютыми

frawghte fulle of ferse folke, owt of ferre landes.

Сошлись в Саутгемптоне из стран далеких.

В нескольких строках автор рассказывает о поспешном возвращении Артура, который:

Turnys thorowe Tuskayne, taries bot littill,

Нимало не мешкая, миновал он Тосканию,

Lyghte noghte in Lumbarddye bot when the lyghte failede;

Ввечеру с войском встал в Ломбардии;

Merkes ouer the mowntaynes full mervaylous wayes…

Путями путаными прошел через горы.

«And within fyftene dayes his flete es assemblede» [И за пятнадцать дней подготовлен был флот его] (в «Гибели Артура» (II. 76–88) Радбод в красках описывает Мордреду приготовления и сборы Артура).

Теперь в аллитерационной «Смерти Артура» поэт посвящает около ста строк изображению последующего яростного морского сражения, равного которому в средневековой английской литературе нет ничего. Яростная лавина слов доносит (можно сказать, что в равной степени благодаря их форме и сочетанию) рев битвы, треск шпангоутов, грохот сталкивающихся кораблей и падающих мачт, пение труб, свист стрел…

Именно из этой поэмы мой отец заимствовал свое описание грандиозного морского боя у Кентского побережья по возвращении Артура. В ранних произведениях «летописной» традиции имеет место кровопролитное сражение, когда на сцене появляется флот Артура, но это битва между захватчиками из-за моря и воинством Мордреда, обороняющим утесы. В «Бруте» Лайамона (см. выше и ниже) это достаточно очевидно, и то, что мой отец имел в виду этот отрывок, когда описывал морской бой, явствует из строк «Брута» о том, что Артур «hehte þat his scipmen brohten hine to Romerel» [велел корабельщикам везти его в Ромерель]: отсюда мой отец взял название «Ромериль» (Ромни в Кенте, о нем уже шла речь).

В изображении морского сражения в «Гибели Артура» явственно звучат отголоски аллитерационной «Смерти Артура» в таких строках, как IV. 180–182.

Но, естественно, здесь не осталось и следа того торжествующего, ликующего тона старинной поэмы, где «наши» лорды громко смеются над чужаками с Мордредовых кораблей, которые в ужасе прыгают в море («when ledys of owtlonndys leppyn in waters, / All oure lordes one lowde laughen at ones» [как в пучину прыгали пришлецы иноземные, / все наши лорды, ликуя, лихо смеялись]).

Здесь уместно пересказать завершающую часть аллитерационной «Смерти Артура», местами более сжато, местами более подробно.

Битва на море была выиграна, но «Yitt es the traytoure one londe with tryede knyghttes» [предатель на бреге с бойцами грозными] ждал, пока новоприбывшие попытаются высадиться и напасть на них; королю же такой возможности не представлялось, поскольку был отлив и море отступило, оставив лишь огромные слякотные лужи. Но Гавейн взял гичку [большую беспалубную шлюпку] и с небольшим отрядом высадился на берег, оказавшись по пояс в воде в своих расшитых золотом одеждах («to the girdylle he gos in alle his gylte wedys» [в позолоченном платье по пояс грядет он]), а затем они бегом преодолели пески и обрушились на построенное в боевой порядок войско Мордреда. Гавейн сразил короля Готланда, а затем, восклицая: «Fy on the, felone, and thy false werkys!» [ «Будь ты проклят, предатель, и твои подлые козни!»] – ринулся к Мордреду «с мужами храбрыми / из дома Монтегью и другими лордами»; но он и его отряд оказались окружены и безнадежно уступали в численности врагу («Сарацины насели со всех сторон!»).

Тогда Гавейном овладело безрассудное неистовство, как поэт повторяет снова и снова: «all his witte faylede» [помутилсяум его]; «alls unwyse, wodewyse» [безрассудный безумец]; «he fell in a fransye for fersenesse of herte» [решился он разума, распалясь сердцем]; «wode alls a wylde beste» [буен как бешеный зверь]. Наконец, в поединке с Мордредом один на один он был побежден и пал мертвым от удара, разбившего ему шлем. Король Фредерик Фрисландский, ставший свидетелем подвигов Гавейна, принялся расспрашивать Мордреда о погибшем:

Qwat gome was he this with the gaye armes

Что за рыцарь рьяный рухнул ничком,

With this gryffoune of golde, that es one growffe fallyn?^[71]

При гордом гербе с грифоном златым?

Мордред назвал его по имени и отозвался о нем с большой похвалой:

Had thow knawen hym, sir kynge, «in kythe thare he lengede,

„Кабы вам знать его, знатный сэр, в земле, где он жил,

His konynge, his knyghthode, his kyndly werkes,

Его деянья, и доблесть, и достоинства многие,

His doying, his doughtyness, his dedis of armes,

И смелость, и стать его, и славные подвиги,

Thow wolde hafe dole for his dede the dayes of thy lyfe!“

О смерти его скорбели б вы до скончания жизни!»

Yit that traytour alls tite teris lete he falle,

Тут предатель подлый плачем зашелся,

Turnes hym further tite, and talkes no more,

Повернулся поспешно, не прибавив ни слова,

Went wepand awaye, and weries the stowndys,

Поспешил прочь, печалясь, и проклял ту пору,

That ever his werdes ware wroght, siche wandrethe to wyrke^[72].

Когда столько скорби содеял судьбы веленьем.

«Раскаявшись во всех своих преступлениях», он ушел на запад, в Корнуолл, и разбил шатры у реки Тамбир (Теймар). Оттуда он послал гонца к Гвиневере в Йорк, сообщая обо всем происшедшем и веля ей бежать «вместе с детьми» в Ирландию; она же, покинув Йорк в глубоком отчаянии, отправилась в Каэрлеон и там приняла постриг:

Askes thare the habite in the honoure of Criste,—

Попросила о постриге, почитая Христа,

And all for falsede, and frawde, and fere of hire loverde [lord]!

В сокрушении сердца и из страха за мужа.

Но Артур, видя безумие Гавейна, поспешил с корабля на берег вместе со многими рыцарями и, обыскав поле битвы, нашел его тело: тот «in his gaye armes, umbegrippede the girse, and on grouffe fallen» [в доспехах блестящих, /лежал лицом вниз на лугу зеленом]. Во власти безысходного отчаяния он горько оплакивает Гавейна (подробнее см. ниже); а тело погибшего перевозят в один из монастырей Винчестера. Королю советуют задержаться в Винчестере и собрать все свои силы, прежде чем бросаться в погоню за Мордредом, но Артур ничего и слышать не хочет, яростно бранит ненавистного Мордреда и клянется «ever pursue the payganys that my pople distroyede» [преследовать погань, что погубила народ мой]. Он немедленно покидает Винчестер и отправляется на запад в Корнуолл, где настигает Мордреда, вставшего лагерем в лесу. Мордред вызван на битву; его огромная армия, далеко превосходящая войско короля, выходит из лесу.

Далее следует битва при Камлане (в поэме она так не названа), кровопролитное сражение, в котором нашли свою смерть «the bolde Bretons» [бравые бритты] в столкновении с такими противниками, как «Peghttes and paynymes with perilous wapyns» [пикты и погань с опасным оружием] и «ethyns of Argyle and Irische kynges» [ётуны Аргайла и ирландские короли]: о нем рассказано примерно в двухстах строках. Происходит немало столкновений один на один; многие погибшие рыцари названы по имени, среди них Маррак, Менедук и Эррак (поименованные и в «Гибели Артура», I. 48–49) и Ланселот (о его присутствии и смерти при Камлане см. выше). Поэма заканчивается поединком не на жизнь, а на смерть между Мордредом и Артуром, причем каждый страшный удар меча описан красочно и наглядно. Будучи смертельно ранен, Артур тем не менее отрубает Мордреду правую руку своим мечом Калибурном и пронзает его насквозь, уже лежащего на земле.

Но король все еще жив.

Thane they holde at his heste hally at ones

По воле владыки все вышло в точности:

And graythes to Glasschenberye the gate at the gayneste;

Все пустились в Гластонбери путем кратчайшим,

Entres the Ile of Aveloyne, and Arthure he lyghttes,

На Авалон-остров; там Артур спешился,

Merkes to a manere there, for myghte he no forthire^[73].

Ибо силы иссякли, и свернул в замок.

Хирург из Салерно осматривает его раны, и Артур понимает, что исцелиться ему не суждено. На смертном одре он отдает распоряжение убить и утопить детей Мордреда («Latt no wykkyde wede waxe, ne wrythe one this erthe» [Пусть от сорной травы и семени не останется]), а в последних своих словах вспоминает Гвиневеру:

I foregyffe all greffe, for Cristez lufe of hevene!

Все печали прощаю я, помня о Господе,

Yife Waynor hafe wele wroghte, wele hir betydde!

Благодать Божья да будет с благоверной Гвиневрой!

Короля Артура похоронили в Гластонбери, и на его погребении аллитерационная «Смерть Артура» заканчивается.

Thus endis kyng Arthure, as auc tors alegges,

Так Артур опочил, как автор поведал нам;

That was of Ectores blude, the kynge sone of Troye,

Род вел он от Эктора, сына Троянского короля,

And of Pyramous, the prynce, pray sede in erthe;

И принца Приама, что прославлен в мире;

Fro thethen broghte the Bretons alle his bolde eldyrs

Оттоль пришли предки прародителей бриттов

Into Bretayne the brode, as the Bruytte tellys^[74].

В Бретань бескрайнюю, как в «Бруте» сказано.

Морской бой завершается победой; под Ромерилем, с палубы своего корабля, Артур озирает свои земли, раздумывая, как лучше поступить; на этом эпизоде отец оставил работу над «Гибелью Артура». Остается лишь пожалеть, что поэма не доведена до конца: из всех неоконченных произведений это, на мой взгляд, потеря наиболее прискорбная.

Ненаписанная поэма и ее взаимосвязь с «Сильмариллионом»

Поэма «Гибель Артура» осталась незавершенной, но сохранились рукописные заметки разного качества, отражающие мысли и намерения моего отца в том, что касается продолжения и завершения поэмы, и о некоторых можно сказать, что содержание их чрезвычайно интересно и чрезвычайно заманчиво. Существуют и обрывки новых стихов, хотя почти все они записаны настолько наспех, что местами вообще не поддаются прочтению. Среди этих бумаг есть набросок продолжения последней части законченного текста, где Артур, размышляя о целях и последствиях атаки на береговые утесы, делится сокровенными думами с Гавейном: им следует отложить дальнейшие военные действия и, «доверясь ветру и волнам отлива», плыть вдоль берега на запад «к иному причалу» (V 61–63).

Этот краткий план я привожу здесь: он занимает не больше страницы, со всей очевидностью написан в то же время, что и заключительный фрагмент поэмы, и недалеко ушел от самых неразборчивых отцовских каракулей. Я расшифровал сокращения и для ясности внес несколько мелких поправок.

Совет. Артур не желает рисковать своими рыцарями. Он призывает Гавейна и предлагает повернуть на запад и, воспользовавшись отливом и попутным ветром, плыть западнее вниз по проливу к другому месту высадки – прежде чем Мордред сумеет последовать за ними с большими силами – в Корнуолл, к неприветному взморью приветных людей, или в дивный Лионесс^[75].

Но Гавейн говорит: мы планировали атаковать Мордреда немедленно. Вот он. Рано или поздно нам придется его атаковать. Каждый день умножает его силу и оставляет Восток открытым для [?язычников]^[76].

Они глядят вдаль, пока не заходит солнце. Гавейн глядит в раздражении и ярости.

[Приписано на полях: Артур настаивает на том, чтобы отплыть.] Солнце садится, снова начинается прилив. Гавейн прыгает в легкую лодочку вместе со своими лучшими друзьями и велит всем, кто отважится последовать за ним, сесть на весла и вести судно прямо на белые пески взморья. Гавейн прыгает за борт и под градом стрел идет вброд к берегу и вверх по руслу реки, пытаясь пробиться к вершинам утесов. Мордред подзадоривает своих людей. В тот день Гавейну недоставало его братьев Гахериса и Гарета, и Агравейна Суровой руки^[77].

Но он сразил многих мужей,… вровень с теми, кто стоял на возвышении. Он достиг вершины, но с ним мало людей, хотя многие спешат следом. Там он расчищает путь к Мордреду. Они дерутся, и Гавейн [?? спотыкается]. Солнце садится по левую руку от него [сверху вписано: освещает его щит]. Алый луч падает на его щит и высвечивает грифона [на щите]. Галут [меч Гавейна] сокрушает Мордредов шлем; тот отступает к своим людям, выхватывает [лук] у Ивора и, развернувшись, стреляет Гавейну в грудь. Гавейн падает, призывая Артура. Герин, оруженосец Гавейна, сражает Ивора, и Гавейновы домочадцы атакуют так яростно, что отбивают вершину утеса и стоят над его телом, пока не подходит Артурово воинство, [??пробиваясь] наверх. Артур подходит в тот самый момент, когда Гавейн умирает и солнце садится за Лионессом.

Здесь конспект заканчивается. В другом наброске, явно более раннем, приводится план повествования для оставшейся части поэмы, от начала четвертой песни; но с момента оплакивания Артуром Гавейна этот план сводится (если он был написан одновременно с кратким содержанием, что не доказано) к набросанным наспех заметкам на обеих сторонах одного и того же листа; и нет никаких других свидетельств того, как представлял себе отец окончание поэмы.

Солнце ярко светит над Британией. Люди Мордреда обшаривают леса в поисках Гвиневеры, но не могут ее отыскать. Между тем, выслав людей в землю Леодогранса (Камилиард в Уэльсе), он идет на восток и собирает войско, к которому присоединяются также саксы и фризы. С юга дует благоприятный ветер, под сенью белых утесов зеленое море. Мордред построил на вершинах утесов и холмов сигнальные башни, чтобы его войско собралось там, где появится Артур.

Видны приближающиеся корабли Артура. На знамени Артура – белая дама с ребенком на руках. Перед Артуровым кораблем плывет великолепный белый корабль под знаменем с изображением золотого грифона. На парусах вышито солнце. Это Гавейн. Мордред все еще колеблется и не велит зажигать сигнальных огней. Ибо он думал в душе: если на кораблях плывут Ланселот и родня Бана, он отступит и запросит мира.

Ибо если он и ненавидел Ланселота, еще сильнее он его сейчас боялся. Но Ланселотовой белой лилии в черном поле не было видно, ибо Ланселот ждал повеления королевы. Тогда наконец вспыхнул сигнальный огонь, и войско Мордреда заняло берег. Так Артур прибыл в Ромериль.

Саксонские корабли у Ромериля были отброшены, потоплены или подожжены, но Артур не мог высадиться и держался на расстоянии. Так что Гавейн бросает вперед свой корабль «Вингелот» (?)^[78] и другие корабли своих вассалов, они садятся на мель на белом песке, который скоро окрашивается красным. Начинается свирепая битва. Гавейн прыгает за борт и идет вброд к берегу. Его золотые волосы сияют над темноволосыми головами недругов. Он убивает короля Готланда и прорубает себе дорогу к знамени Мордреда. Дуэль между Гавейном и Мордредом. Мордред отброшен назад, но он хватает лук у одного из своих приспешников, разворачивается и стреляет в Гавейна. [Приписано на полях: Мордред спасен Ивором.]

Гавейн падает и умирает у кромки океана, призывая Артура. Между тем ярость Гавейновых людей расчищает берег, приходит Артур и целует Гавейна на прощание.

Плач Артура.

Здесь я привожу, в силу причины, которая вскоре покажется очевидной, и плач короля Артура из аллитерационной «Смерти Артура», и его же вариант из «Гибели Артура».

Than gliftis the gud kynge, and glopyns in herte,

Глядит гордый король, горюя в сердце,

Gronys ful grisely with gretande teris;

Стонет скорбно, слезы роняет;

Knelis downe to the cors, and kaught it in armes,

Преклонив колена, покойника обнял,

Kastys upe his umbrere, and kyssis hym sone,

Поднял забрало, поцелуями осыпает,

Lookes one his eye-liddes, that lowkkide ware faire,

Взирает на вежды, величаво сомкнутые,

His lipis like to the lede, and his lire falowede.

Что свинец губы, и серо лицо.

Than the corownde kyng cryes fulle lowdе:

Король коронованный кричит в голос:

«Dere kosyn o kynde, in kare am I levede,

„Родич мой кровный, разлад в душе моей:

For nowe my wirchipe es wente and my were endide.

Проигран поход мой, погибла честь.

Here es the hope of my hele, my happynge of armes,

На успех упованья, удача воинская,

My herte and my hardynes hale on hym lengede,

Мое сердце и сила с ним сгинули вместе,

My concelle, my comforthe, that kepide myne herte!

Моя поддержка и помощь – подспорье сердцу!

Of alle knyghtes the kynge that undir Criste lifede,

Король всех рыцарей, что радели о Господе,

Thou was worthy to be kynge, thofe I the corown bare.

Ты королем быть заслуживал, хоть корону носил я.

My wele and my wirchipe of all this werlde riche

Честью своей и счастьем, и чаяниями мирскими

Was wonnen thourghe sir Gawayne, and thourghe his witt one!

Сэру Гавейну обязан я и голове его мудрой!

Allas!“ saide sir Arthure, „nowe ekys my sorowe!

Увы! – вздыхает сэр Артур, – возросло мое горе!

I am uttirly undon in my awen landes!

Погиб и пропал я в пределах собственных!

A! dowttouse derfe dede, thou duellis to longe!

А! Страшная смерть, слишком ты медлишь!

Why drawes thou so one dreghe? thow drownnes myn herte!“^[79]

Что вдали выжидаешь? Вынула душу ты!»

Плач короля Артура о сэре Гавейне в набросках к «Гибели Артура» представлен на самой ранней стадии создания и, к несчастью, записан самым неразборчивым отцовским почерком. Нижеследующий текст – это все, что я сумел расшифровать после долгого изучения рукописи:

В аллитерационной «Смерти Артура» рыцари упрекают короля за неподобающее проявление горя^[80]:

«Blyne», sais thies bolde men, «thow blondirs thi selfen;

«Полно, – рекут паладины, – печаль уйми свою;

This es botles bale, for bettir bees it never.

Боль сия неизбывна, и беды не поправить.

It es no wirchipe iwysse to wryng thyn hondes;

Право, позорно – предаваться отчаянью,

To wepe als a woman, it es no witt holden.

По-женски жаловаться – жалкая участь.

Be knyghtly of contenaunce, als a kyng scholde,

Держись доблестно, как должно монарху,

And leve siche clamoure for Cristes lufe of heven!»

Не голоси столь громко, ради Господа Бога!»

Здесь отец набросал несколько слов под заголовком: «Сэр Ивейн утешает его словами Беовульфа»:

Мне кажется, отец наверняка имел в виду тот фрагмент из поэмы «Беовульф», где главный герой обращается к Хротгару, датскому конунгу, в строках 1384–1389:

Ne sorge, snotor guma! Selre bið æghwæm,

Мудрый! Не стоит печалиться! – должно

þæt his freond wrece, þonne he fela murne.

мстить за друзей, а не плакать бесплодно!

Ure æghwylc sceal ende gebidan

Каждого смертного ждет кончина! —

worold lifes, wyrce se þe mote

Пусть же, кто может, вживе заслужит

domes ær deaþe; þæt bið drihtguman

вечную славу! Ибо для вои�

Скачать книгу

J.R.R. Tolkien

Edited by Christopher Tolkien

THE FALL OF ARTHUR

Originally published in the English language by HarperCollins Publishers Ltd.

under the h2 The Fall of Arthur.

All texts and materials by J.R.R. Tolkien

Introduction, commentaries and all other materials by C.R. Tolkien

Печатается с разрешения издательства HarperCollins Publishers Limited и литературного агентства Andrew Nurnberg.

© The Tolkien Trust, 2013

© The J.R.R. Tolkien Copyright Trust, 1975, 1981

© C.R. Tolkien, 2009, 2013

© The J.R.R. Tokien Estate Limited, 1953, 1966

© The J.R.R. Tolkien Copyright Trust and C.R. Tolkien, 1985, 1986, 1987

© R.S. Loomis, 1963

© Cambridge University Press, 1966, 1998

© Eugène Vinaver, 1947, 1971

© С. Лихачева, перевод на русский язык, 2016

© Д. Гордеев, художественное оформление, иллюстрации, 2016

© AST Publishers, издание на русском языке, 2016

* * *

Предисловие переводчика

Поэма «Гибель Артура» представляет собой пространный стихотворный текст (около тысячи строк), написанный в рамках аллитерационной системы стихосложения, непривычной для восприятия современного читателя, привыкшего к силлабо-тонике. Возникает необходимость предварить перевод небольшим разъяснением переводческой концепции, использованной в данном издании.

Современный читатель воспринимает аллитерацию как особый фонетический прием, повторение одинаковых или однородных согласных в стихотворении, придающее ему особую звуковую выразительность. Однако в древнегерманской поэзии аллитерация служила не украшением, а функциональным инструментом, связывающим строку в единое целое. Ее роль была близка той роли, которую в современной рифмованной поэзии играет рифма: соединение единиц стихосложения – строк или полустиший.

Аллитерационный стих широко представлен в сохранившихся древнеисландских, древнеанглийских, древненижненемецких и древневерхненемецких текстах.

Каждая строка древнеанглийского аллитерационного стиха делилась на две так называемые краткие строки, разделенные паузой или цезурой и связанные повторением начальных звуков в ударных словах.

В каждой краткой строке имелось по два сильных ударения, между которыми различным образом распределялись безударные слоги. Каждая краткая строка представляла собою образчик или вариацию одной из шести основных схем (их Дж. Р.Р. Толкин описал в своем эссе «О переводе “Беовульфа”»). Сильные места в строке назывались ее вершинами (англ. lifts); слабые места назывались спадами (англ. dips). Традиционная вершина представляла собою долгий ударный слог, обычно с повышением тона; традиционный спад представлял собою безударный слог, долгий или краткий, с понижением тона. В отношении такой метрической формы аллитерацию можно определить как согласованное созвучие начальных согласных либо гласных (любых: все гласные считаются аллитерирующими между собой) в сильноударных слогах долгой строки. Таким образом, основная метрическая функция аллитерации состоит в том, чтобы связать воедино две отдельных и сбалансированных кратких строки в завершенную долгую строку. Организацией строки заведует ряд правил: 1) не менее одной вершины в каждой краткой строке должны аллитерировать; 2) во второй краткой строке аллитерировать может только первая вершина; вторая аллитерировать не должна; 3) в первой краткой строке аллитерировать могут обе вершины[1].

В качестве примера можно привести отрывок из англосаксонского гимна, который, как считается, впервые явил Дж. Р.Р. Толкину образ мифического мира, впоследствии описанного им в своих произведениях:

• Ëala Ëarendel, / engla beorhtast
• ofer middangeard / monnum sended…

(«Христос», 104–105)

В Англии аллитерационный стих в чистой, первозданной его форме вымирает вскоре после Нормандского завоевания 1066 года; однако ему суждено было воскреснуть в «свободном» аллитерирующем стихе Аллитерационного Возрождения середины XIV века. Эти же самые модели, как древнеанглийские, так и более свободные среднеанглийские, Дж. Р. Р. Толкин возрождает и использует, пользуясь средствами современного английского языка: примером тому служат «Возвращение Беорхтнота, сына Беорхтельма», отдельные стихотворные фрагменты из «Властелина Колец», «Лэ о детях Хурина» и настоящая поэма «Гибель Артура».

В том, что касается перевода аллитерационного стиха на русский язык, единого свода правил не существует. В германских языках ударение падает на корневую морфему, и она же обычно стоит в начале слова: она и является «вершиной», сильным местом краткой строки; именно в ее начале и содержится повторяющийся, «аллитерирующий» звук. В русском языке ударение к корневой морфеме не привязано; тем самым, если буквально воспроизводить модели древнеанглийской поэзии, аллитерирующий предударный звук может оказаться и далеко от начала слова, и даже не на корневой морфеме. В. Тихомиров, «первопроходец» и один из самых авторитетных переводчиков аллитерационной поэзии, на материале малых памятников прибег к точному, буквальному соблюдению аллитерационных схем – аллитерируют предударные согласные:

• Мы со Скиллингом возгласили голосами чистыми
• Зычно перед хозяином песносказание наше…[2]

• Платье мое безгласно, пока я по земле ступаю,
• пока я тревожу воды, пребываю в селеньях…

Однако на куда более обширном материале эпической поэмы «Беовульф» тот же переводчик стремится скорее воспроизвести звуковой эффект оригинала, нежели соблюсти схемы, в результате чего аллитерирующие звуки повторяются вне строгой последовательности, зато на совпадении начальных согласных; причем общее впечатление кажется более привычным и естественным для русского слуха:

• Истинно! исстари слово мы слышим
• О доблести данов, о конунгах датских…

• Дань доставить достойному власти…[3]

Однозначного ответа на вопрос «как же правильно?», скорее всего, нет и быть не может: аллитерационный стих не является органической частью русскоязычной поэзии, и желаемого эффекта оригинала возможно добиваться разнообразными средствами, по одному или в комплексе. Что лучше воспринимается на слух русскоязычного читателя: совпадение начального согласного ударного слога – или совпадение начальных согласных слова независимо от ударения? То есть:

• Задумал он недоброе – или: Замыслил он злое?
• Бегством из битвы себя запятнали – или:
• Бежали бесславно с бранного поля?[4]

В настоящем переводе приоритет отдается совпадению начальных согласных (статистически доказано, что первый звук слова в четыре раза заметнее остальных): опыт подтверждает, что в большинстве случаев такая аллитерация «слышнее»:

• На восток выступил с войском Артур
• Воевать ворога на вольных границах…

Однако в ряде случаев «срабатывает» и совпадение начального согласного ударного слога:

• Как зябнет земь в предзимнюю пору…

Или используется сочетание того и другого:

• Чтоб драккары недобрые не дерзали рыскать…

Важное уточнение: ударение в германских именах падает на первый слог. Поэтому для соблюдения ритмики стиха в имени «Артур» предпочтительно ставить ударение на первом слоге:

• На восток выступил с войском Áртур (не Артýр).

Еще несколько пояснений – по большей части относительно оформления текста.

В своих статьях (в частности, в статье, посвященной обзору эволюции артуровского мифа), К. Толкин ссылается на целый ряд ранних источников и пространно цитирует их: аллитерационную «Смерть Артура» (1400 года), строфическую «Смерть Артура» (XIV век), французский прозаический роман «Смерть Артура» (XIII век), «Смерть Артура» Томаса Мэлори (1485), и т. д. Большинство этих текстов, каждый – со своей узнаваемой стилистикой и узнаваемой лексикой, на русский язык никогда не переводились. Цитаты из существующих в русском переводе источников («История бриттов» Гальфрида Монмутского и «Смерть Артура» Томаса Мэлори) приводятся в ставших каноническими переводах, опубликованных в серии «Литературные памятники». Цитаты из не существующих в русском переводе источников – латинских и среднеанглийских, которые в тексте статей выглядят как иноязычная вставка, – приводятся параллельно и в оригинале, и в переводе на русский язык с точным соблюдением формы, чтобы дать читателю наиболее полное представление об этих практически не известных в русскоязычном литературоведении памятниках. Перевод данных фрагментов, зачастую достаточно обширных, выполнен переводчиком книги специально для данного издания.

Специфика написания имен сохраняется авторская (варианты, сознательно выбранные из всего многообразия существующих форм самим Дж. Р. Р. Толкином), и потому они могут отличаться от привычных написаний в русскоязычной традиции, основанной на каноническом переводе «Смерти Артура» Т. Мэлори (выполненном И. Бернштейн). Так, у Толкина: Бламор (Blamore), Леодегранс (Leodegrance), Камилиард (Camiliard); эти варианты сохраняются и в русскоязычном переводе толкиновской поэмы, несмотря на то, что в русскоязычной традиции закрепились варианты из перевода Т. Мэлори (поскольку другие тексты, как говорилось выше, практически не представлены): Бламур, Лодегранс, Камилард, и т. д.

В случае разночтения написания у самого Дж. Р.Р.Толкина (что неизбежно, учитывая, что речь идет о незаконченном произведении и о большом количестве черновиков) в тексте перевода разночтения сохраняются в каждом отдельно взятом случае употребления имени. Так, варьируется написание имени супруги короля Артура: преобладает вариант Guinever (Гвиневра), но встречается и вариант Guinevere (Гвиневера), а в черновиках – варианты Guenaver (Гуэнавера), Gwenaver (Гвенавера) и т. д.

Разнобой в употреблении заглавных / строчных букв (Песнь – песнь, Конспект – конспект) также является частью авторского текста и сохранен в переводе.

В главе, посвященной эволюции поэмы, одной из самых сложных для перевода, К. Толкин приводит большое количество фрагментов черновиков, сравнивая разные варианты одних и тех же строк, зачастую отличающихся друг от друга одним-двумя словами. В настоящем переводе сделано все, чтобы, сохранив совпадения в строках оригинала, воспроизвести мелкие разночтения средствами русского языка. Например:

В тексте представлены постраничные примечания двух видов. Примечания К. Толкина (уточнения, перевод отдельных слов в среднеанглийских цитатах и т. д.) являются неотъемлемой частью оригинала и не маркированы никак. Примечания, по необходимости добавленные переводчиком, отмечены как таковые (– Примеч. пер.).

С. Лихачева

Предисловие

Общеизвестно, что непреходящая любовь моего отца к «северному» аллитерационному стиху ярко проявилась в его поэтическом наследии – от мира Средиземья (в частности, в длинном неоконченном «Лэ о детях Хурина») до драматического диалога «Возвращение Беорхтнота» (восходящего к древнеанглийской поэме «Битва при Мэлдоне» и до его «древнеисландских» поэм: «Новая Песнь о Вёльсунгах» и «Новая Песнь о Гудрун» (на которые отец ссылался в письме от 1967 года как на «одну вещицу, написанную мною много лет назад, когда я пытался освоить искусство аллитерационной поэзии»). В «Сэре Гавейне и Зеленом Рыцаре» он демонстрирует блестящее мастерство в перенесении аллитерационного стиха XIV века на современный английский язык с использованием той же самой метрики. Теперь к ним добавляется неоконченная и неопубликованная поэма «Гибель Артура».

Мне удалось обнаружить только одно упоминание отца об этой поэме: в письме от 1955 года, где говорится: «Я с удовольствием пишу аллитерационные стихи, хотя, помимо нескольких фрагментов во “Властелине Колец”, опубликовал совсем мало, если не считать “Возвращения Беорхтнота” ‹…›. Все еще надеюсь закончить длинную поэму “Гибель Артура”, написанную тем же стихом» («Письма Дж. Р. Р. Толкина», № 165). В его бумагах нет никаких указаний на то, когда поэма была начата и когда отложена; но, по счастью, отец сохранил письмо Р. У. Чемберса от 9 декабря 1934 года. Чемберс (профессор английского языка и литературы в лондонском Юниверсити-Колледже), старый друг моего отца, восемнадцатью годами его старше, неизменно даривший его поддержкой, описывал, как читал «Артура» в поезде по пути в Кембридж, а на обратном пути «воспользовался тем, что в купе никого больше не было, и декламировал поэму вслух, как она того и заслуживает». Он отзывался о поэме с большой похвалой: «Величественное произведение… по-настоящему героическое, и ценно отнюдь не только тем, что наглядно демонстрирует, как можно использовать метрику «Беовульфа» на современном английском языке». И завершил письмо словами: «Вы просто обязаны ее закончить!»

Но этого не произошло; и еще одна из отцовских длинных эпических поэм осталась недописанной. Можно почти наверняка утверждать, что отец прервал работу над «Лэ о детях Хурина» до того, как уехал из Лидского университета в Оксфорд в 1925 году; а сам он отмечает, что взялся за «Лэ о Лейтиан» (пересказ легенды о Берене и Лутиэн), написанное уже не аллитерационным стихом, но парнорифмованными двустишиями, летом того же года («Лэ Белерианда», стр. 3). Вдобавок в Лидсе он начал аллитерационную поэму «Бегство нолдоли из Валинора» и еще один, совсем короткий фрагмент – по-видимому, им открывалось «Лэ об Эаренделе» («Лэ Белерианда», §II, «Поэмы, оставшиеся незавершенными на ранней стадии»).

В книге «Легенда о Сигурде и Гудрун» я предположил, «хотя никаких подтверждений тому нет, – что отец взялся за древнеисландские песни как за новый поэтический проект [и вернулся к аллитерационному стиху] после того, как оставил «Лэ о Лейтиан» (легенду о Берене и Лутиэн) ближе к концу 1931 года». Если так, то он, по-видимому, начал работу над «Гибелью Артура», закончив древнеисландские песни в конце 1934 года, – на тот момент поэма была все еще далека от завершения.

В поисках объяснения тому, что столь масштабные поэмы были заброшены на достаточно продвинутой стадии, стоит обратиться к обстоятельствам жизни автора после того, как он был избран на пост профессора англосаксонского языка в Оксфорде в 1925 году: вспомнить о том, как много времени и сил отнимала эта должность и научная работа, а также о нуждах, заботах и расходах семьи. Как и на протяжении большей части жизни, у отца никогда не хватало времени; я склонен предположить, что вдохновение, бесконечно сдерживаемое, вероятно, могло просто иссякнуть – и все же снова дало о себе знать, как только среди всех его обязанностей, и неотложных дел, и прочих интересов образовался просвет, – однако проявилось уже с иной сюжетно-тематической посылкой.

Вне всякого сомнения, в каждом отдельном случае причины были свои, и сейчас доподлинно определить их невозможно; но в случае «Гибели Артура» я предположил, что эта поэма «села на мель» на волне кардинальных изменений, которые происходили в концепциях моего отца на тот момент вследствие работы над «Утраченным путем» и публикации «Хоббита»: возникла идея Нуменора, миф о том, как Мир Стал Круглым и о Прямом Пути, и впереди замаячил «Властелин Колец».

Можно также заподозрить, что в силу самой своей природы эта последняя чрезвычайно сложная поэма оказалась особенно уязвима для задержек и помех. Ошеломляющее количество сохранившихся черновиков к «Гибели Артура» свидетельствует о трудностях, неизбежных при использовании данной метрики, которую мой отец находил настолько близкой по духу; и о придирчивой взыскательности, с какой отец стремился найти в рамках прихотливого и запутанного повествования подходящее выражение для ритмических и аллитерационных моделей древнеанглийских стихотворных форм. Если слегка изменить знакомую метафору, «Гибель Артура» явилась одним из тех произведений искусства, которые возводятся неспешно, и открывшиеся новые творческие горизонты для них губительны.

Как бы ни воспринимались подобные умозаключения, перед издателем неизбежно возникала проблема: как именно следует представить «Гибель Артура» издателю. Вероятно, некоторые из тех, кто взял в руки эту книгу, вполне удовольствовались бы одним лишь текстом поэмы в том виде, как он приведен здесь, и, скажем, кратким описанием этапов его создания, которые явствуют из многообразия черновиков. С другой стороны, наверняка есть и многие другие: те, кто взялся за поэму из любви к самому автору, но об «артуровской легенде» знает крайне мало и хочет и ожидает обнаружить хоть какие-то указания на то, как эта «версия» соотносится с исходной средневековой традицией.

Как я уже сказал, отец не оставил никаких, даже самых кратких, указаний в том, что касается его соображений и намерений в отношении этой чрезвычайно оригинальной трактовки «Легенды о Ланселоте и Гвиневре», – в отличие от древнеисландских поэм, опубликованных под общим названием «Легенда о Сигурде и Гудрун». Но в данном случае со всей очевидностью нет нужды вступать в лабиринт в редакторской попытке написать всеобъемлющее разъяснение к «артуровской легенде», которое, скорее всего, воздвиглось бы пугающим и грозным бастионом, так, словно без этого предваряющего справочного аппарата прочесть «Гибель Артура» никак невозможно.

Потому я отказался от какого бы то ни было «Введения» в полном смысле этого слова, но, следуя тексту поэмы, добавил несколько комментариев явно необязательного плана. Краткие примечания, приведенные в конце поэмы, по большей части сводятся к сжатому объяснению имен собственных и отдельных слов и к ссылкам на комментарии.

Каждый из этих комментариев, адресованных тем, кому требуются такие разъяснения, посвящен отдельным аспектам «Гибели Артура», представляющим особый интерес. Первый из них, «Поэма в контексте артуровской традиции», прост по замыслу, при всей своей длине очень ограничен по масштабности охвата и не содержит гипотетических интерпретаций; в нем прослеживается происхождение поэмы моего отца от конкретных нарративных традиций и анализируются расхождения с ними. С этой целью я опирался в основном на два произведения на английском языке: на средневековую поэму, известную как аллитерационная «Смерть Артура», и на соответствующие эпизоды из сэра Томаса Мэлори, со ссылками на источники. Не довольствуясь сухим конспективным изложением, я дословно цитирую ряд отрывков из этих произведений как наглядные образчики этих традиций, по форме и стилю радикально отличные от аллитерационной «Гибели Артура» иной эпохи.

По зрелом размышлении я решил, что лучше всего – во избежание лишней путаницы – изложить свои комментарии так, как если бы поэма дошла до нас только в позднем своем варианте (тот, что опубликован в книге), а все черновики, иллюстрирующие причудливую эволюцию этой формы, были бы полностью утрачены. Я не видел необходимости углубляться в запутанные дебри происхождения Артуровского мифа и его бытования в ранние эпохи. Скажу лишь, что для понимания «Гибели Артура» важно отдавать себе отчет: легенда коренится в V веке, когда римскому владычеству в Британии пришел конец и в 410 году легионы были отозваны, и восходит к воспоминаниям о битвах, которые вели бритты, противостоя разбойной резне и разору, что несли с собою варварские захватчики, англы и саксы, продвигаясь все дальше от восточных пределов бриттских владений. Следует помнить, что на протяжении всей книги термины «бритты» [Britons] и «бриттский» [British] относятся единственно и исключительно к кельтскому населению и их языку[5].

За разделом «Поэма в контексте артуровской традиции» следует раздел под названием «Ненаписанная поэма и ее взаимосвязь с “Сильмариллионом”» с анализом разнообразных набросков моего отца, которые содержат в себе какие-либо указания на планы автора касательно продолжения поэмы; и, наконец, раздел «Эволюция поэмы» – это в первую очередь попытка проиллюстрировать как можно четче (учитывая крайне запутанную текстологическую историю) основные изменения в структуре, на которые я то и дело ссылаюсь, и в придачу к ней – множество примеров, поясняющих художественный метод автора.

Примечание. На протяжении всей книги ссылки на текст поэмы даются в следующем формате: номер песни (римская цифра) + номер строки, напр. II.7.

Смерть Артура

Песнь I

Как Артур и Гавейн отправились на войну и достигли Востока

• На восток выступил с войском Артур
• Воевать ворога на вольных границах,
• Поплыл за море в пределы саксонские,
• Рубежи римские от разора спасти.
• 5 Волну времени вспять обратить,
• Наказать нечестивцев надежда вела его,
• Чтоб драккары недобрые не дерзали рыскать
• Близ брегов белоснежных Британии Южной,
• Промышляя поживу в приливных водах.
• 10 Как зябнет земь в предзимнюю пору
• И стынет солнце, склоняясь к закату
• В тусклом тумане, – так тянет мужа
• К трудам и странствиям, пока тепла кровь,
• Солнцем согретая, – так стремился душой он
• 15 После стольких свершений силу и доблесть
• Пробе подвергнуть, пытать напоследок
• Волю и веру в войне с судьбою.
• Так судьба своевластная сподвигала его,
• Его помыслам подло поддакивал Мордред:
• 20 Война-де важна, выжидать – глупо.
• «Кумирни да капища, крепости мощные
• Да падут в пламени, пристани – рухнут,
• Острова, огражденные от оружных походов
• И римских ратей, руинами станут
• 25 В пожарах мести. Могуча длань твоя,
• Судьба твоя счастлива – ступай к победе!
• Благую Британию, бескрайний предел твой
• Беречь от бедствий берусь, как уедешь.
• Верный вассал я. Что за враг дерзнет
• 30 Нагрянуть с набегом, напасть на стены
• Островной отчизны, где Артур правит,
• Если волк востока в вековой чаще
• В западню загнан, затравлен насмерть?»
• Так молвил Мордред; мужи – одобрили.
• 35 Предательства подлого не приметил Гавейн
• В совете смелом: до сражений жаден,
• Он в праздной пышности пагубу видел,
• Что Круглый Стол на крах обрекла.

• Так повел войско на восток Артур;
• 40 Война вспыхнула в великих землях.
• На кумирни и крепости королей нечестивых
• Мощь его двинулась маршем победным
• От Рейнских устьев – по разным странам.
• Ланселота лишился он; Лионель и Эктор,
• 45 Борс и Бламор на битву не вышли.
• Но мужи могучие во множестве шли с ним:

• Бедивер и Болдуин, Бриан Ирландский,
• Маррак и Менедук из мощных башен,
• Эррак, и Ивейн Уриенова рода,
• 50 Короля Регедского; Кедивор храбрый,
• И Кадор запальчивый, королевин родич.
• Гавейн всех грознее, горд и бесстрашен:
• Сгущался сумрак – но слава росла его.
• Первым средь паладинов представал не раз он:
• 55 Оплот и опора обреченного мира.
• Как в последний прорыв за пределы осады, –
• Так вел их Гавейн. Веселым гулом
• Голос гремел его в авангарде Артуровом;
• Головней горящей грозил клинок его,
• 60 В побоище первым полыхал молнией.

• Позади – пламя, противник – пред ними;
• Все вперед, к востоку вела их удача.
• Люд бежал без боя как пред Божьим ликом,
• Пустели пущи; в пустынных холмах
• 65 Не видал их взгляд, не внимал им слух, –
• Разве зверь да птица, что злобно рыщут
• В одиноких угодьях. Однажды дошли они
• До мглистого Мирквуда во мраке предгорий:
• Позади – пустошь, пред ними – стены;
• 70 По сирым склонам стремились все выше
• Чащ частоколы, черны, непролазны.
• Темные тени таились в лощинах,
• Где ветви витые вековечных дерев
• Сумеречные своды сплетают над реками,
• 75 Что с луговин льдистых льются потоком.

• Средь каменных кряжей каркали вороны,
• Орлы откликались с облачных высей,
• Выли волки у врат чащобы,
• Веял ветер, волглый и стылый,
• 80 Гневаясь грозно над грядой леса
• Средь листьев шумливых. Ливень хлынул,
• Сглотнула солнце свирепая буря.

• Вековой Восток восстает во гневе:
• Раскатистый рокот, рожденный в темницах
• 85 Под горами грозными гремел окрест.
• В высях провидит войско смятенное
• Всадников вольных в вихревых тучах:
• Мчатся во мраке в мглистых шлемах
• Мороки бедствий, на битву ярую.
• 90 Взвыл ветер. Величавые стяги
• Сдернул с древков. Добрая сталь,
• Серебро, и злато, и светлый щит
• Померкли в мареве, во мгле потонули,
• Полчища призраков с призывными кликами
• 95 Сходились в сумраке. Славный Гавейн
• Голос возвысил над гулом ветра:
• Зов зычный звенел в скалах
• Над грохотом грома: «Грядет война,
• Вы, рати разора, распри вестники!
• 100 Супостат нам не страшен, ни смутные тени
• С предгорий пасмурных, приюта демонов!
• Внемлите вершины, вековые чащобы,
• Престолы подлунные предвечных богов,
• Велики и враждебны, внемлите, дрожите!
• 105 Война грядет с Запада, ветров сильнее,
• Мощь и мудрость, мареву неподвластные,
• Лорд легионов лучом во тьме –
• Артур мчит к востоку!» Воспряло эхо,
• Стих ветер. Стены ущелий
• 110 «Артур» откликались.
• Отгорел закат,
• Месяц мглистый медленно крался
• Сквозь бреши бури в безбрежном небе,
• Где вихрей вервия вьются средь звезд.
• Пламя плясало всплесками золота
• 115 Под холмами хмурыми. В хладных сумерках
• Белели бледно по бугристым склонам,
• Как эльфийские поросли в осеннем поле,
• От смертных спрятаны в сонных низинах,
• Шатры Артуровы.
• Шло время,
• 120 Дня дождались: дремотные сумерки
• Над мглистыми кряжами мерцали бессолнечно;
• В воздухе волглом ветер улегся.
• Тишь настала. Из темных долин
• Туманы тусклые тянулись кверху;
• 125 Хладная хмарь хребты затопила,
• Сырая и стылая; седые лощины
• В пелене пасмурной потонули как в море.
• Дерева вековые ветви сплетали
• Как подводная водоросль, где волны не движутся;
• 130 Стращали из сумрака скитальцев уставших.
• У людей в лагере леденели сердца
• На кромке Мирквуда под корнями горы.
• Проступала пуща сквозь покровы туманов,
• Огнища гасли. Гнёл души страх,
• 135 В мире мрака, не молвя ни слова,
• Все бдили, боясь бедствий неведомых.

• Из дальней дали, чуть дело к вечеру,
• В предгорьях послышалось пенье рога,
• Как в ночи над пучиной нечаянный голос,
• 140 Забыт и затерян. Звучал он все ближе.
• Копыта клацали, кони ржали,
• Сигнал дала стража. Скорбь нагрянула.
• Вести по ветру влекомы с Запада:
• Бастионы Британии к битве готовятся.
• 145 Ло! Конный Крадок к королю явился
• Путями опасными. Пролегли те тропы
• От Рейнских устьев по разным странам.
• Мрачно мчал он. Ни мглистые тени,
• Ни проливень не преграда пылкому сердцу.
• 150 С седла он спешился, без сил, измучен;
• Скверные вести поведал Артуру:
• «Надолго, владыка, владенья покинул ты!
• Пока ведешь войну ты с вражьим племенем
• На Востоке варварском, вождей сотня
• 155 Коней прибоя, крепких да быстрых,
• Взнуздали в заливах заокраинных островов.
• Драккары дерзкие дробят волны;
• На бреге брошенном бряцают щиты,
• Смоляные стяги струятся средь труб.
• 160 Веют ветра войны над Британией!
• Йорк в осаде и сдался Линкольн,
• Пылает пожарами побережье Кента.
• Сюда скакал я, сломя голову,
• Приспел к тебе, спасшись от погони по морю, –
• 165 О вероломстве поведать. Не верь Мордреду!
• Предатель он подлый, привечает врагов твоих,
• С лордами Лохланна ладит дружбу,
• С Альмейна и Ангельна алчет союзников,
• Крадет королевство, к короне тянет
• 170 Подлые руки. Поспешай на запад!»

* * *

• Долго Артур, досадой объят,
• Сидел бессловесно. Сколь скоро фортуна
• Подвела, предав его. Победу стяжал он
• В двадцати битвах. Бежали враги,
• 175 Вождям враждебным воздавала длань его.
• Но вниз низвергшись с высот надежды,
• Душа домышляла: его дом обречен,
• Древний мир движется к гибели,
• И волна времени восстает супротив него.

• 180 После послал он призвать Гавейна,
• В совете смелого. Сказ был невесел;
• Вести скверные поведал Артур ему.
• «Днесь по Ланселоту лью я слезы:
• Нужда у нас ныне в надежных мечах
• 185 Рода Банова. Разумным мнится
• Послать поскорее к ним, прося о службе
• Повелителю прежнему. На предательский сговор
• Мы воинство выдвинем, вернемся гордо
• С мощью немалой – Мордреда усмирять».

• 190 Говорит Гавейн, грозно и веско:
• «Быть в Бенвике Бановым родичам
• Думаю, должно, не содействуя более
• Предательству подлому. Предвижу худое:
• Врагами вступят в войну друзья твои.

• 195 Коли Ланселот – ленник верный,
• Пусть раскаянья ради отринет гордыню,
• Незваным нагрянет при нужде к королю.
• Но скорее с сотней сердец верных
• Грозу я встречу, чем гербами бесславными
• 200 И мечами бесчестными черных изменников
• Нашу мощь умножу. Много ли надо нам?
• Собери хоть сонмы по странам мира,
• Смертных ли, эльфов ли, – от сводов Леса
• До острова Авалон, огромные рати, –
• 205 Нигде не найдется надежней рыцарей,
• Бойцов благороднее, в битве прославленных;
• Мужи столь могучие под месяцем ясным
• Не сойдутся снова, пока склепы не вскроются.
• Здесь не вянет на воле времени цвет,
• 210 Что помнить потомкам сквозь полог годов
• Как златое лето средь лютой зимы.
• Гавейн с тобой. Господь да хранит нас,
• Союзников в чаянии, сердцами связанных,
• Ведь кровь родная кипит в наших жилах,
• 215 Артур и Гавейн! Грознее злу
• Бросали мы вызов, бежать вынуждая.
• Надежда – в натиске. Пока ненависть медлит
• И советы спорные в секрете зреют,
• Порывом ветра помчим на запад
• 220 За море, не мешкая, с мщеньем явимся!»

Песнь II

Как явился с вестями фризский корабль, а Мордред собрал войско и отправился в Камелот к королеве

• Темный ветер веет над водной пучиной,
• Влечет на взморье валы с юга,
• Грозное море с грохотом катит
• Громовые горы с гребнями сивыми.
• 5 Мир – во мраке. Мерцает луна
• Сквозь тучи тяжкие, что тянутся к северу.

• Ладья ладная летит из Франции,
• Драконьеглавая, грозная видом,
• По морю мечется, мглою одета,
• 10 Затравлена волнами, как зверь дикий
• Средь голодных гончих. Гул урагана
• Смерть сулит ей. Стенают люди,
• Воплем великим взывают к богам,
• Гоним на гибель горемычный корабль
• 15 В морское устье. Мерцает луна
• В глазах немигающих на горестных лицах,
• Смерть смущая. Свершился рок их.

• Пробудился Мордред, в мыслях блуждая
• Темными тропами тайных козней.
• 20 Засмотрелся в окно западной башни:
• Заря занималась, зловещая, смутная,
• Серый свет струился сквозь своды туч.
• Ветер веял над валом каменным;
• Волны вздыхали, вздымалось море.
• 25 Не слышал, не слушал он, сердцем влекомый
• К пытке похоти, к плену давнему,
• К Гвиневре гордой, гладкорукой,
• Прекрасной и пагубной, подобной фее,
• Что о муках мужей в мире подлунном
• 30 Ни слезы не сронит. Сокрушит он твердыни,
• Повергнет престолы, – но не прогнать той думы.

• В почивальне покойной, средь подушек шелковых
• Спала она сладко на серебряном ложе,
• Средь волны волос, привольно дыша,
• 35 Скиталась без страха во снах благовонных,
• Сожалений не ведая, сочувствию чуждая,
• В крепости Камелота, королева прекрасная,
• Владычица беззащитная. Веяло холодом.
• Постыла постель ему – призраки черные
• 40 Желанья жаркого и жгучей ярости
• Снедали сердце до студеного утра.

• Взошел он вверх по витой лестнице
• К стенам, сложенным из серого камня.
• Над миром плачущим в миг пробуждения
• 45 Смеясь, склонился он, к слезам непривычен.
• Петухи пели. Переполох у врат.
• Слуги спешат к нему, ступая неслышно,
• Пробежав поспешно по покоям и залам.
• Ивор-оруженосец окликнул Мордреда
• 50 От ступеней донжона, в дверях стоя.
• «Лорд! Спускайся! Что скучаешь один ты?
• Верные вести: времени мало –
• Каяться некогда. Корабль на взморье!»

• Вышел Мордред; мужи дрогнули
• 55 Пред ликом неласковым, влагой сбрызнутым;
• Ветром встрепаны волосы; вздорливо молвит он:
• «Ты рыщешь с отребьем по роскошному замку,
• Раз прибило к берегу бурей лодчонку?»
• Ивор ответствовал: «Исполняя наказ твой,
• 60 Капитан фризский из Франции прибыл,
• По воле ветра, верный слову,
• С судьбой споря. Судьба победила.
• Ладья, изломана, лежит на гальке;
• На пороге погибели посланец замешкался,
• 65 Покойники – прочие». С приходом дня
• Рыжий разбойник расплатился с хозяином
• За кольца златые – и канул в ад;
• Не пытался покаяться, не просил о священнике;
• Последним словом предостерег лорда:
• 70 «Крадок клятый, к королю поспешая,
• От сетей твоих спасся, до срока должного
• Вести везет на восток от Альмейна
• Безвременно из Британии. Бесплодны советы;
• О дерзких делах твоих донесли Артуру,
• 75 О замыслах знает он – и зол безмерно.
• Собирает силы он, спеша домой
• От рубежей римских ревущей бурей.
• Девять тысяч рыцарей рвутся к морю;
• На северных волнах суда качаются,
• 80 Баркасы и барки на Белом взморье,
• Молотки корабелов, крики матросов;
• Броня бряцает, беснуются кони,
• Гул стоит и грохот. Гляди ты в оба!
• На бортах блещут боевые щиты,
• 85 Кроваво-красным крашены к битве,
• Во власти ветра, на волнах ждут они;
• Что псы на привязи, пляшут драккары
• На тросах натянутых. Торопись на восток!»

• Радбод рыжий, разбойник моря,
• 90 Неизменен в ненависти, нехристь – сердцем,
• Сгиб, как судил рок. Сумрачным утром
• В бездну вод его бросили, побрезгав душою:
• Ей скользить над пучиной скитальцем бездомным.

• Веял ветер над владеньями Запада.
• 95 Струились стяги, смоляной ворон
• С герба грозился. Гудели трубы,
• Кольчуги лязгали, кони ржали,
• В холмах хмурых ходило эхо.
• То Мордред шел маршем; мчались гонцы,
• 100 На восток и на север с вестями спешными
• По лугам Логрии. Лордов и рыцарей
• Сзывал под свой стяг он: спешили на зов,
• Согласно сговору, союзники Мордреда,
• Верны в вероломстве, враги Артуровы,
• 105 Предатели подлые, до подкупа жадные
• Солдаты судьбы, сорвиголовы дерзкие
• Из Эрин и Альбы, с островов туманных,
• Из Альмейна и Ангельна, и Восточной Саксонии,
• Вороны взморья и ветреных топей.

• 110 В Камелот прибыл он с королевой свидеться;
• По ступеням спешно ступая в гневе,
• Широким шагом взошел по лестнице,
• В покои поднялся. С пылающим взором
• У входа встал он, воззрившись мрачно.
• 115 Замерла она молча, – ни знака, ни жеста, –
• Под окном огромным. Отсвечивал день
• В локонах длинных лучистого золота.
• Серы глаза ее как сверкание моря;
• Хрустально-холодные, храбро встретили
• 120 Безжалостный взгляд. Но бледнели щеки;
• Сердце стеснилось в ней: словно средь псов,
• Что льнут, и ласкаются, и лижут руку,
• Меж выжлецов волка вдруг разглядела.

• Молвил Мордред с мрачной улыбкой:
• 125 «Ло! Леди Британии! Без любви и веселья
• Долги дни доли безмужней,
• Короля королеве нет; в крепости стихло
• Веселье воинское. Но не век тебе
• Чахнуть в отчаянии часами постылыми
• 130 Без любви и ласки. Лестный удел ли
• Для могучей монархини, чья меркнет слава?
• Коли выберешь верно – вернется счастье:
• Король корону кладет к ногам твоим,
• И страсть, и службу суля тебе ныне».

• 135 Гвиневра горько гостю ответила:
• «Королем ты зовешь себя, о короне молвишь –
• Сюзерен ссудил ее на срок недолгий,
• Он жив и правит, пусть в походе замешкался.
• За любовь спасибо и за службу верную,
• 140 Хоть долг в том, думаю, дорогого племянника
• Пред королевой Артуровой». Отвела взгляд она.
• Он, свирепо схватив ее, пред собой поставил.
• Говорил грозно – Гвиневра дрогнула:
• «Вовек не воротится с войн северных
• 145 Обратно Артур в островную вотчину,
• Ланселот Озерный о любви и не вспомнит,
• Не вернется к верности! Время меняется;
• Запад затмился – задул ветер
• Над восставшим Востоком. И вздрогнул мир.
• 150 Плещут в проливах потоки новые.
• Верны ль, вероломны, лишь вольные души
• Превозмогут пороги, из праха выхватят
• Величье и власть. Как велю, так и будет.
• Со мной на ложе возляжешь, любовницей, госпожой ли,
• 155 Супругой или служанкой, силком ли, добром ли.
• Свой приз получу я, прежде чем падут башни
• И престолы повергнутся; прежде насыщусь.
• Потом как король коронуюсь златом».

• В стылом сердце сомневалась Гвиневра
• 160 Меж опаской и осторожностью; озадачена будто бы,
• Помолчав покорно, притворно молвила:
• «Лорд мой, нежданны любовные речи
• И признанья пылкие в эту пору в устах твоих.
• Надежды новые надо обдумать!

• 165 Передышку позволь мне, помедли малость
• Ответа требовать! Коли Артур вернется,
• Пропаду и погибну я! Подтвердить сумеешь,
• Что в войне верх возьмешь ты, вырвешь корону
• У смутных времен, так согласье дам я,
• 170 Не думая долго». Дерзок был смех его:
• «Подтверждения права – пленнице ль требовать,
• Слабой – у сильного? Сюзерен или эрл я,
• Меж невестой и невольницей недолог выбор!
• Нынче же ночью нужен ответ мне;
• 175 Доле думать не дам». Дворец покинув,
• Сбежал свирепо по ступеням гулким,
• Широким шагом прошел через двор он.

• Ночь настала. Нагая луна
• Скользнув стремглав из свивальников облачных,
• 180 Грозой изодранных, в заводи звездной
• Плыла покойно. Поспешали сквозь ночь
• Конники резвые: копыта звенели,
• Серебром сверкали стальные копья.
• На дне долины, далеко позади
• 185 Огни Камелота, отгорев, угасли;
• Лес лежал впереди, лощины и топи,
• Тропы темные, тусклые. Торопил ужас.
• Волк вышел, завыл в чаще,
• С лесного лежбища лань пугливая
• 190 От беды бежала в безумном страхе,
• Затравлена зверем – зычно трубя,
• Рогачи величавые за владычицу леса
• Встарь свирепо сражались. Так спасалась она,
• Гвиневера гордая, сквозь густой мрак,
• 195 В сукне сером, сокрывшись из замка.
• Приспешники преданные помогли бегству,
• Слуги из свиты, ее спутники встарь,
• Когда от Леодегранса она в Логрию ехала
• Нареченной невестою, нарядная, в золоте
• 200 Утренней славы Артуровой мощи.
• Ныне к землям забытым, к заброшенным башням,
• Где Леодегранс много лет назад
• За Круглым Столом по-королевски трапезовал,
• Поспешала к прибежищу, к пристани стылой,
• 205 К ненадежному дому. Думала о Ланселоте
• Мрачные мысли: вдруг за морем прослышит он
• О скитаньях ее и скорби, и свирепом волке.
• Коли сгинет король и слетятся вóроны,
• На призыв придет ли паладин королевин,
• 210 На подмогу прискачет ли? У погибели, может быть,
• Отрада отспорится. Отважная Гвиневера
• Судьбу переборет – в придачу к Мордреду,
• И волну времени своей волей направит.

Песнь III

О сэре Ланселоте, пребывающем в Бенвике

• К свирепой силе от сна на юге
• Разбужена буря, с бряцаньем грома
• И лютым ливнем, над лигами моря,
• Стремительным смерчем к северу движется.
• 5 Седые вершины взгорий и скал
• Взъерошены ветром пред вздыбленным морем.
• Бьют в брег буруны на Бенвикском взморье,
• Крушат в крошево в крутом гневе
• Валуны великие. Взвесь соленая
• 10 Висит в воздухе вспененным маревом.

• Там Ланселот за лигами моря
• В круговерти ветров из высоких окон
• Глядел да гадал, горюя один.
• Томился он тяжко. Тьма сгущалась.
• 15 Лорда он предал, любви уступая,
• Но любовь отринув, лорда не возвернул.
• Впредь вероломцу в вере отказано,
• От любви ж отделен он лигами моря.

• Сэр Ланселот, лорд Бенвикский,
• 20 В прошлом – первый из паладинов Артуровых,
• В кругу королевичей королем казался,
• В деяньях доблести дерзок сверх меры,
• Превзошел он прочих, пылок духом.
• В краю, где красив люд, что кущи цветущие,
• 25 Всех милее ликом, лучший из воинов,
• Силен и статен, сталь закаленная.
• Сам – светел, как смоль – кудри,
• Темны и пышны; темны глаза его.
• Что злато зари, золотой Гавейн,
• 30 Но строго смотрят серые очи,
• Суровей – складом. Слывя ему ровней,
• Не знал он зависти, не заботясь о первенстве,
• Паладинов придворных похвалой дарил он,
• Но лишь лорда любил беззаветно,
• 35 Ни мужей, ни жен в мыслях не числил
• Дороже Артура. Денно и нощно
• Сомневался в Гвиневре он, пока стылая тень
• Ее славы сияние сумраком не одела.

• Ланселота любовью леди дарила,
• 40 В сиянии славы его – счастье черпала.
• Лишь свою леди любил беззаветно он;
• Ни мужей, ни жен в мыслях не числил
• Гвиневры дороже: с госпожой рядом
• Лишь доброе имя да доблесть рыцаря
• 45 Сберегал в сердце. Совершенства взыскуя,
• Он верен всегда был владыке Артуру;
• За Круглым Столом, в королевском ордене
• Паладин и принц, преданно чтил он
• Королеву и даму. Но дымное золото
• 50 И серебро стылое она сердцем алчным
• Почитала прекрасней, в пальцах сжимая;
• Милей мнила то, что во мраке сокровищниц
• Для себя сберегала. Страстно любила
• Непреклонной любовью леди безжалостная,
• 55 Чьи пагубны помыслы, прекрасна – как фея,
• Мужам на муку в мир пришла она,
• Судьбою сподвигнута. Сочла его краше
• Серебра и злата, что сжимала в горсти.
• Златом серебряным, как на заре – солнце,
• 60 Рдела улыбка, рыданья внезапные
• Смягчались слезами, сладостный яд,
• Сталь стойкая. Не сдержали клятв они.

• Мрачный Мордред молча следил их,
• Затаив злобу и завистью мучась.
• 65 Так зло зародилось, застлала тень
• Чертоги Артуровы, как черная туча
• Свет солнца скрывает, сгущаясь медленно.
• В день недобрый доблестный Агравейн
• Суровая длань, смерть принял –
• 70 На пороге пал он, к печали Гавейна.
• Мечи могучие не мешкали в ножнах:
• И Круглый Стол на крах обрекла
• Королевина распря. Клинки сверкали,
• Королеву казнь на костре ожидала.

• 75 Прекрасной как фея – приговор суровый:
• Смерть суждена ей. Но смерть замешкалась.
• Се! Ланселот лучезарной молнией
• Средь гулкого грома – грозное пламя –
• Напал нежданно, неистово ринулся
• 80 На друзей давних: так деревья в бурю,
• Валит ветер, вырывает с корнем.
• Гахерис и Гарет, Гавейновы братья,
• Подле пламени пали: повелел так рок.
• Из огня вызволив, он увез далеко ее;
• 85 Страх всех сковал; никто следом не ринулся:
• Бились с ним бок о бок Бановы родичи.

• Но ярость иссякла, излился гнев,
• Поменялся настрой его. Поздно оплакал он
• Раскол и крах Круглого Стола,
• 90 В гордыне он покаялся, проклял доблесть,
• Что сразила соратников и слово нарушила.
• Любви лишившись лорда Артура,
• Честь он чаял печалью вылечить,
• Возвернуть королеву, королевской милостью,
• 95 К чину почетному. Чуждым ей мнился он,
• Как от порчи пагубной переменившись.
• Не во вред война бы ей, кабы волей собственной
• Сохранила счастливо и страсть, и жизнь,
• На потеху и прихоть, покуда жив мир.
• 100 Но участь изгнанницы угодна ей мало,
• За любовь лишенья не любо терпеть ей.
• Простились в печали. Презрительным словом
• Бередя боль его, безжалостно мучая,
• Терзалась тоской она, без толку алкая;
• 105 Сияние солнца сокрыла буря
• В черный час. Чужой она мнилась,
• Переменившись. Над пучиной стоял он
• Изваянием каменным, изверясь в надежде.

• Простились в муке. Прощенье нашла она
• 110 В монаршьей милости и мудрых советах:
• Чтоб не вышло впредь войны нечестивой
• Меж владыками христианскими воронью на поживу.
• В Камелоте вновь она королевою стала
• В почете и чести. Прощенья Артурова
• 115 Не обрел опальный. Отвергли меч его.
• Верным воином впредь на колено то
• Не класть клинка ему, не клонить главы, –
• Ланселоту, что, любовь отринув,
• Просил о прощении, презрев гордость.
• 120 Любви лишившись, за лиги изгнан,
• Круглый Стол и славное братство,
• И сиденье славное, где он сиживал прежде,
• Покинул в печали он. Пучина соленая
• За спиной серела.
• Скорбел Артур
• 125 В душе и думах; дом его, мнилось,
• Оскудел отрадой, отравлен горечью:
• Паладина первейшего потерял в час нужды.
• Не один отплыл за океан бурный
• Ланселот в ладье. Лордов в роду его
• 130 Много могучих. На мачтах реяли
• Борса бравого и Бламора стяги,
• Лионеля, Лавейна и лихого Эктора,
• Сына младшего Банова. Все по морю уплыли
• Из Британии в Бенвик. В битвах отныне
• 135 Опорой Артуру с оружием не были,
• Но в башнях Бановых бдили зорко,
• За валами высокими войну отвергая,
• Лорда Ланселота с любовью хранили
• В час черный. Чаша горька его:
• 140 Лорда он предал, любви уступая,
• Но любовь отринув, лорда не возвернул,
• От любви ж отделен он лигами моря.

• От гаваней западных грядут вести:
• Артур с оружием на отчизну двинулся,
• 145 Могучий флот, местью сподвинут,
• Собрал он споро, но свирепая буря
• Послужила преградой и препоной нежданной.
• О лорде Логрии и лукавой измене,
• Что престолу – пагуба, помышлял он мрачно:
• 150 Нужда настала в надежных рыцарях,
• Чтоб в веках выстоял венец державный,
• У прибоя пенного правил Западом,
• Заслоняя крепости от крушения мира.
• Не хватает ныне нещадных клинков
• 155 Банова рода и блестящих стягов;
• Ланселот ныне лордову битву
• Пожаром полнил бы, как пламя ярое.
• Ныне надеялся и нехотя ждал он
• Получить приказ и призыв немедля
• 160 Воспомнить о верности вассала – к монарху,
• Ланселота – к лорду Артуру.
• О Гвиневре, горюя, грезил он снова:
• Беда в Британии, бушует война;
• Коли вновь возродилась в ней верность стойкая,
• 165 Так гибель грозит ей. Глубоко любил он.
• Хоть в гневе ушла она, горя не выказав,
• Не печалясь, не плача, в презрении гордом,
• Глубоко любил он. В горький час бедствия
• Послала б письмо она, пылко и спешно,
• 170 Трубя в трубы, против туч и шторма,
• За море мчался б он, мечом потрясая,
• В предел покинутый, к последней битве,
• По воле владычицы, хоть владыка отверг его.

• Не пришло ни письма с призывом от лорда,
• 175 Ни вестей от владычицы. Лишь ветер гулкий
• Над вольными волнами веял беспечно.
• Ныне слава Гавейна в сиянии злата,
• Как закат, что заревом зажигает мир,
• За окоем океана опускаясь в багрянце,
• 180 Пред Артуром пылала, и померкнул Восток.
• В сумраке сером сокрывшись, Гвиневра
• Ревниво следила, как рушится мир,
• Сердцем суровела, как счастье таяло,
• В потаенных помыслах просчитала опасность;
• 185 Мечты миновали – а ведь мнила недавно
• Лепить рок людской, как любо душе ее.
• А Ланселот за лиги морские
• Глядел да гадал, горюя один,
• В смятении сердца. Сгустилась тьма.
• 190 В рог не трубил он, рать не сбирал он;
• В путь не пустился. Порывы ветра
• Сотрясали стены, сердилась буря.

• Заря забрезжила. В заливе сумрачном
• На песке призрачно пена мерцала;
• 195 Поменялся прилив, поутихла буря.
• Свет скользнул из стылой тени,
• Волны возжег, по водам разлившись,
• Стеклом сияли серебро и зелень.
• Сном скован, склонясь к окну,
• 200 Прилег Ланселот пленником грез,
• Челом поникнув на подоконник.
• Отверз он очи: за окном – рассвет:
• Ветер все веял в вольном небе,
• На дорогах вышних, а на дольний мир
• 205 Пал покой. В прудах отражались
• Серебром сиявшие солнца лучи;
• Мир мерцал, омытый росою;
• Пели птицы, празднуя утро.

• Воспряла в нем воля, – словно вес тяжкий
• 210 Со спины сбросил. Стоял один он;
• Зари зарево зажглось в лице его,
• Песнь позабытая прибоем нахлынула,
• В сердце слышалась, что струны арфы.
• Так Ланселот в лад и негромко
• 215 Пел про себя, приветствуя солнце;
• Жизнь из сумрака, сияя, восстала,
• Под сводом вышним смертью восславлена.
• Прилив переменится, придет время,
• Из-за гряд утра грядет надежда –
• Пробуждать спящих, пока стоит мир.

• Часа не чаял он, не чуял, что впредь
• Не вернуться вовек ей вестницей бури,
• Не воззвать к войне ветрам трубным.
• Стеченье судеб сменилось отныне,
• Прилив отхлынул потоком быстрым,
• Смерть стояла пред ним, и сочлись дни его
• Вне вех времени; не вернется он снова
• В страны смертных, пока стоит мир.

Песнь IV

О том, как Артур возвратился на заре и с помощью сэра Гавейна пробился к берегу

• Выли волки у врат чащобы,
• Ветви под ветром вздыхая, дрожали,
• Листва летучая над лесом кружилась,
• Умирая, устлала унылые долы.
• 5 Путь петлял по промозглым долинам,
• Через гряды гор в густевшем тумане,
• До валов валлийских, что воздвиглись на западе,
• Темнолики и грозны. К грядам черным
• По кручам каменным конники мчались,
• 10 Следа не оставив. Слышался грохот, –
• Воды с высот, вскипавшей во тьме
• Повсюду в пути к потаенному царству.
• Ночь настала. В недвижном безмолвии
• Звон копыт затих над землей теней.

• 15 Заря забрезжила. По зябким склонам
• Вековых гор, на восток глядящим,
• Заструилось зарево. Замерцала земля.
• Сверкнуло солнце. Серебристое утро
• Всходило все выше, водой омытое,
• 20 В синь светозарную свода небесного.
• Лучи лились сквозь лесные кущи,
• Сияя, сквозили в седой глуши;
• Дождевые капли с дерев срывались,
• Стекали, сверкая стеклом расплавленным.
• 25 Птицы не пели, прятался зверь.
• Волками чуткими сквозь чащу крались
• К границам гористым гонцы Мордреда
• Голодны и грозны, гончие с ними –
• По следу спешили, свирепо лая.
• 30 За Гвиневерой гнались они в гневе лютом,
• Пока не отчаялись средь чуждых пустошей,
• Погоню прервали в предгорьях грозных
• У валов валлийских. Война – позади них,
• Беда – в Британии. Бушевали ветра,
• 35 Выжидал Мордред.
• Вести пришли к нему
• Под сенью скал, сиявших над морем
• В стороне южной. На скошенном поле
• Шатры встали – что шумный город;
• Проулки и площади полнились гомоном
• 40 На дне долин и на дюнах отлогих,
• Над Ромерилем, где ревущий поток
• Проложил к побережью путь неглубокий.
• С островов облачных, с Ангельна, с Востока
• Короли Альмейна корабли там строили:

• 45 Под скалой стеснились суда резные,
• Смоляные стяги струились вольно.
• Ветер вспенил воды зыбливые;
• Над сверкающей галькой, серебристо-зеленое
• Мыло море меловые скалы.
• 50 Мордред встал молча на могильном кургане:
• Взор свой вперяя вдаль, к южным пределам,
• Чтоб суда Артуровы к суше нежданно
• Не пригнал прибой. Поставил он стражу
• Вдоль кромки моря в краю южном –
• 55 Наблюдать неусыпно ночью и днем
• За проливом с предгорьев. Построил на высях
• Сигнальные башни – что светом вспыхнут,
• Коль Артур покажется, на помощь скликая,
• Собирая силы, там, где спешная надобность.
• 60 Так выжидал он вдумчиво и ветер отслеживал.

• Воззвал к нему Ивор, выкликая зычно:
• Суров и статен, стоял у шатра тот;
• Невеселы вести, что привез он с Запада:
• «О Король! – крикнул он. – Королева пропала!
• 65 След сокрылся средь серого камня,
• Гонители с гончими в горах заплутали.
• В королевство сокрытое, в священные долы,
• Где Леодегранс много лет назад,
• Владыка волшебный, вел жизнь осадную,
• 70 Она спаслась – и свободна. Но по сердцу немногим.
• Не страшись ее долее, даму-фею!
• Провались она пропадом! И пусть сюда она
• Не вернется вовеки вздорить с Мордредом!
• Из мыслей гони ее! До мужей тебе дело;
• 75 От жены отрекшись, обратись к битве!

• Грядет час твой!» Тут глаза отвел он,
• Поток слов пресекся. Повернувшись неспешно,
• Супясь сурово, свирепый Мордред
• Взор вперил в него. «Вон! – крикнул. –
• 80 Владыки время выберет сам он.
• Ничего не знаешь ты. Никчемный посланец,
• Провалив порученье, посмел вернуться,
• Чтоб наглым напутствием наставлять Мордреда,
• Да скудоумным советом! Страшен гнев мой –
• 85 Прочь проваливай! Побери тебя дьявол!»

• По холму хмуро ходил он долго.
• В душе дымилось душно и тяжко
• Чадное пламя под черной тенью;
• Метались мысли в мороке путаном
• 90 От свирепости к страху. Сперва дума,
• На волю вырвавшись, вожделеньем пылая,
• Приманилась похотью к пытке давнишней.
• Но Гвиневера, гадал он, с гонцом тайным
• Привет послала поспешно за море
• 95 К Ланселоту, о любви памятуя
• И прося помощи в пору бедствия.
• Коли Банов род в битву ринется
• И чистая лилия в черном поле
• Вновь вспыхнет, выступив гордо
• 100 В подмогу Артуру, пойдут крахом
• Его затея и замысел. Задумался крепко он.
• Ведь Ланселота, лорда Бенвикского,
• Больше всех боялся он, больше всех ненавидел;
• Помнил он пророчество, подсказано ведьмами:
• 105 Коли лордам Бенвика лилейноукрашенным
• В беспощадной битве бросит он вызов –
• Пожнет погибель он. Так подлость с гневом,
• Сомненье и смелость в совете мрачном
• Войну вели. Ветер улегся.
• 110 В ясной выси ярко-златое
• Сумеречное солнце сходило с неба
• В мареве летнем. Море искрилось
• В сонмах созвездий свода ночного.
• День сменялся днем. Даль рассветала,
• 115 Ветерок веял веселым утром,
• Крылат, кружился. Крик разбудил его.
• «Парус, парус над пучиною реет!»
• Всполошились воины, по ветру летели
• От кордона к кордону кличи надрывные.
• 120 Бдили, бодрствуя, у башен сигнальных
• При мечах стражи. Ни слова ни молвил он.
• Вдаль всмотрелся – за волны, к югу:
• Паруса показались над пенным морем.

• Так Артур явился ясным утром,
• 125 Возвращаясь вновь во владенья утраченные.
• На снастях сиял серебряным блеском
• Лик Богородицы, в белых руках ее
• Дитя дивное, от девы рожденное.
• Солнце сияло. Сверкало море.
• 130 Мужи приметили, признал Мордред
• Знамя Артурово. Но зорко высматривал
• Со стесненным сердцем стяг Бенвикский –
• Серебро на черни. Смотрел – и не видел.
• Поник в поле, поблек флер-де-лис,
• 135 Сгинул в сумерках. Судьба подступала.
• Паруса побелели: поднялось солнце.
• Вдали над водой вдруг зазвучали
• Тихо трубы. Твердыней воздвигшись,
• Рядом с Артуром рвался вперед
• 140 Могучий корабль в мерцающем зареве –
• Бела обшивка, борта раззолочены,
• На ветрилах вышито встающее солнце;
• На браном стяге, что струился по ветру, –
• Грифон грозный, горящий золотом.
• 145 Так приспел Гавейн на помощь к Артуру,
• Отважен сердцем, авангард возглавил:
• Сотню судов сиявших бортами;
• Паруса полнились, пестрели щиты.
• Следом спешило славное воинство:
• 150 Быстрые барки, бесстрашные дрóмоны,
• Галеоны, галеры, готовы к битве,
• Парусов шесть сотен поднялись под солнцем:
• Славный вид и свирепый. Стяги реяли;
• Десять тысяч тарджетов теснились друг к другу,
• 155 Гербы государей горят на фальшбортах,
• И князей Севера и девяти королевств
• Благой Британии. Но Банова рода
• И Ланселотовых лилий не было.

• Тут Мордред со смехом мрачно и громко
• 1 60 Прокричал приказ. Прогремели трубы,
• Огни вспыхнули, взвились флаги,
• Било древко в щит, берега откликались.
• Беда в Британии: битва грядет.
• Так прибыл Артур в пределы отчие,
• 165 В величии власти вернулся гордо
• В Ромериль, где размеренно ныне
• Плещут и плачут прибрежные волны.
• Сталь под солнцем сияла. Серебряным блеском
• Полыхали пики, пшеницы белее,
• 170 В небо направлены. Насмешливо каркая,
• Вилось воронье в высях заоблачных.
• Над пенной пучиной плескала тысяча
• Взлетающих весел. Вожди саксонские,
• На носу стоя, свирепо кричали,
• 175 Мечами махали и мощными топорами,
• Голосами пасмурными призывали богов.
• Грозно глядя, они гнали драккары,
• Волков волн – к внезапному натиску,
• Лавируя ловко, летели к цели.
• 180 Бушприт бил в борт. Брусья трещали,
• Железо лязгало, ломались секиры,
• Щиты и копья в щепы дробились;
• Кузнецы битвы, кроша железо,
• С грохотом гулким гневно ковали
• 185 Крах и крушение. Красны их руки.
• Подступили к «Придвену», прекрасному, гордому
• Кораблю Артурову в ореоле серебряном.

• Тут грянул гулко Гавейн в трубу свою.
• Галеон громадный, горя золотом,
• 190 Громовой грозой в гущу боя ворвался,
• Ветра обгоняя. Вослед поспешали
• Ленники Лотиана, лорды и капитаны.
• Дробились весла. Древесина щепилась.
• Трещали тросы. Тяжелые мачты
• 195 Ломались хрустко, что лес на склоне,
• Разбитые, рушились в реве битвы.
• Грозным Галутом Гавейн размахнулся –
• Клинком своим славным. Кузнецы волшебные
• На нем руны резали, прежде чем Рим построился;
• 200 Смертоносную стойкую сталь закалили.
• Как пламя, прянул он, полыхая ярко.
• Государя Готланда на гордом челне
• Сразил насмерть и сбросил в море;
• На лордов Лохлана лучом обрушился,
• 205 Крушил в крошево кабаньи шлемы
• И знамена язычников. Звенел его голос,
• «Артур!» выкликая. Воздух дрогнул:
• Призыв подхваченный прогремел стократно.
• Как ветви под ветром, как валится колос
• 210 Пред жнецом безжалостным, как под жгучим солнцем
• Туман тает, тесним рассветом,
• Так спасались саксы. Страх обуял их.
• От бортов и бушприта бежали в смятенье,
• На дно шли камнем, с душой расставаясь.
• 215 Пылали пламенем на плаву корабли;
• Выносила волна на взморье обломки.
• Прибой пурпуром пятнал скалы.
• Щиты на воде, в щепы разбитые,
• Мешались с мусором. Мало кто, изранен,
• 220 Бесславным бегством из битвы спасся.
• Так прибыл Артур в пределы отчие,
• Проложил путь чрез пучину мечом,
• За Гавейном следуя. Его слава пылала
• Звездой полдневной, знаменьем грозным,
• 225 Восходя все выше, возгоралась над миром
• В преддверье паденья. Поджидала судьба.
• Прилив повернул. Поломанный брус
• Топляком темным и трупы погибших
• Валялись вповалку на взморье длинном,
• Воздвиглись над волнами валуны обагренные.

Песнь V

О закате над Ромерилем

• Так, подхвачен прибоем, поджидал Артур,
• На владенья взирал свои, взыскуя сердцем
• По лугу зеленому, под легким ветром
• Пройти привольно, пока прочен мир,
• 5 Смакуя сладость соленого бриза
• С винно-пряным веяньем клевера
• Над солнечным склоном, сходящим к морю,
• В христианском мире, где хрустальный звон
• С колоколен летит, колыхаясь по ветру, –
• 10 Королем кротким королевством править
• Во владеньях священных у врат Небесных.

• На землю взирал он в зареве ясном.
• Здесь злая измена звенела в трубы
• В мощи мстительной. Мятежные лорды
• 15 На брег в броне бесстыдно вышли,
• Предав правителя, презрев Господа,
• Надеясь на натиск неверных язычников.

• Мужи могучие шли маршем к югу,
• Вражьи всадники с Востока мчали,
• 20 Как пламя проказы, пагубу сеяли;
• Белые башни жгли, и богатые нивы,
• Стонали степи, сохла трава.
• Беда в Британии – и блекнул мир;
• Колокол смолк – клинки зазвенели,
• 25 Ад разверзся, а рай – неблизко.

• Дань дорогую должно платить ему:
• Красной крови – кропить землю;
• Жизни лишатся любимые други,
• Падут паладины, погибнет цвет
• 30 Рыцарства ратного, раденьем снискавшего
• Смерть и смуту, судьбу роковую,
• Покуда путь проложат, покорят стены,
• Покуда примнет он пышные травы
• Под ногой наново, направляясь к дому.
• 35 Никогда не случалось нужде ли, угрозе
• Одолеть Артура, отвратить от цели
• Или путь преградить. Но пришла жалость,
• Любовь к земле своей и люду верному;
• О сбитых с пути и супротивниках злобных,
• 40 О слабых сердцем сокрушался он равно.
• Страданьями сыт, и скорбью, и битвами,
• Венцом владея, и венчан правом,
• Прошел бы покойно он, прощенье даруя,
• Врачуя раны, ведя за собою,
• 45 В благую Британию блаженство вернув,
• Но смерть маячит, и мрак – впереди,
• Покуда путь не проложен, не покорён мир.

[Нижеследующие шестнадцать строк были наспех набросаны на отдельном листке.]

• Гавейна призвал он. Горькие речи
• Молвил, мрачных мыслей исполнен.
• 50 «Вассал и родич, верный и славный,
• Заслон и защита мне, и зоркий советник,
• Путь пагубный пролег пред нами.
• Отвоеваны воды. Но высятся стены
• Вражды вместилищем, и вызов шлют нам.
• 55 Верно ли выбран внезапный натиск –
• Чтоб предателю подлому пошлину смерти
• Платить за прорыв потерями тяжкими
• В попытке поспешной, провалом рискуя,
• Ставя на кон надежду. Надумал я в сердце:
• 60 Выждать с высадкой вернее будет.
• К иному причалу поведем войско,
• Доверимся ветру и волнам отлива,
• Пусть влекут нас на запад».

Здесь заканчивается самый поздний из вариантов «Гибели Артура».

Примечания к тексту «Гибели Артура»

Песнь I

1–9 О военном походе короля Артура в восточные земли.

21 Здесь в оригинале стоит архаичное слово fanes ‘святилища’.

33 В оригинале значится at last embayed (внесенное карандашом исправление вместо embayed and leaguered). Со всей очевидностью, здесь подразумевается ‘загнать (зверя)’, ‘заставить принять бой’, хотя такого значения глагола embay [‘ввести судно в залив’, ‘запереть в заливе’. – Прим. перев.] в «Оксфордском словаре английского языка» не зафиксировано.

44–45 Рыцари Круглого Стола. Лионель и Эктор, Борс и Бламор приходились родней Ланселоту; Эктор был его младшим братом. Бедивер в «Гибели Артура» поименован только здесь, но он, вне сомнения, сыграл бы свою роль после битвы при Камлане, если бы мой отец продвинулся в повествовании настолько далеко.

Маррак, Менедук и Эррак названы в аллитерационной «Смерти Артура» среди погибших при Камлане.

Регед – название позабытого королевства в Северной Британии. Уриэн, король Регеда, и его сын Ивейн (Овейн), по-видимому, имеют своими прототипами исторических королей, прославившихся в войнах между северными бриттами и англами в VI веке.

Некоторые из этих рыцарей фигурируют в романе «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь»: Лионель, Борс, Бедивер, Эррак, Ивейн сын Уриэна (в переводе моего отца в строфах 6 и 24).

51 «Кадор запальчивый» [в оригинале – Cador the hasty]: сперва мой отец написал fearless ‘бесстрашный’, но потом карандашом переправил на hasty, как выше. Можно предположить, что, внося это исправление, он имел в виду случай, описанный у Гальфрида Монмутского, когда было зачитано письмо от императора Луция.

Гальфрид называет Кадора, герцога Корнуольского, человеком «веселым» (erat laeti animi): в тот момент он разразился смехом и принялся всех убеждать, что вызов римлян пришел как раз вовремя, ведь бритты сделались изнеженны и ленивы. В «Бруте» Лайамона Кадор заявляет: “For nauere ne lufede ich longe grið inne mine londe” («ибо никогда не любил я долгого мира в своей земле»), за что Гавейн его сурово упрекает. Но в «Гибели Артура» (I.36–38) не кто иной как Гавейн:

…до сражений жаден,

Он в праздной пышности пагубу видел,

Что Круглый Стол на крах обрекла.

130 Здесь в оригинале стоит архаичное слово forwandered ‘уставший от скитаний’.

145 Крадок.

160 «Веют ветра войны над Британией!».

167 Лохланн: название некой земли в легендах Ирландии; здесь, по-видимому, подразумевается чужестранный народ, враждебный Артуру; вторично упоминается в IV.204.

168 Альмейн: Германия; Ангельн – область на полуострове Ютландия, историческая родина племени англов.

185, 191–192 «Род Банов»: король Бан Бенвикский из Франции приходился отцом сэру Ланселоту.

203–204 «…от сводов Леса / до острова Авалон».

Песнь II

12 Здесь в оригинале использован охотничий термин mort – так называется сигнал рожка, оповещающий о смерти зверя.

27 Гвиневра: отец использовал разные варианты написания имени королевы. Преобладает вариант Guinever, но в самом позднем тексте Песни II, если в строках 27, 135 и 143 употреблен вариант Guinever, то в строках 194 и 211 – вариант Guinevere; а в тексте, предшествующем конечному варианту, встречаются формы Guinevere, Gwenevere, Gwenever[6].

50 Здесь в оригинале слово dungeon (совр. ‘темница, подземелье’) используется в архаичном значении: ‘донжон, большая центральная башня средневекового замка’.

52–53 «…времени мало – / каяться некогда». В самом раннем варианте песни эти строки звучали как: «срок покаянья / море даст малый». Изначально английское выражение «short shrift» означало короткий промежуток времени для того, чтобы исповедаться в грехах и получить отпущение перед смертью; отсюда – недолгая передышка, отсрочка. Ср. II.68: «не пытался покаяться» (в оригинале – shrift he sought not).

80 Белое взморье (англ. Whitesand, дословно: Белый песок): Виссан, деревушка в регионе Па-де-Кале, между Кале и Булонью.

86 «Во власти ветра, на волнах ждут они»: то есть ждут, пока уляжется ветер и утихнет шторм.

101 Логрия: королевство Британия, где правил король Артур.

107–108 Эрин: Ирландия; Альба: Шотландия; Альмейн и Ангельн: см. прим. к I.168.

198, 202–203 Леодегранс: король Камилиарда в Уэльсе, отец Гвиневеры. Упоминание Круглого Стола в строке 203 – это отсылка к легенде, согласно которой Стол был сделан для Утера Пендрагона, отца Артура. В «Повести о короле Артуре» Мэлори Леодегранс узнает от Мерлина о том, что Артур желает взять в жены Гвиневеру:

«Для меня это, – отвечал король Лодегранс, – самая радостная весть, какую случалось мне слышать, что столь могучий король, славный доблестью и благородством, пожелал обвенчаться с моей дочерью. Что до земель моих, то я отдал бы их ему, если б знал, что тем его порадую, да у него и так земель довольно, больше ему не надобно. Но я пошлю ему дар, который обрадует его куда более, – я отдам ему Круглый Стол, что получил от отца его Утера Пендрагона».

Песнь III

7 «на Бенвикском взморье»: см. прим. к I.185.

29 «Что злато зари, золотой Гавейн». Далее в тексте поэмы Гавейна снова сравнивают с солнцем (III.177–179 «как закат, что заревом зажигает мир»; IV.223–224 «звезда полдневная»), и «встающее солнце» было вышито на парусе его корабля (IV.142). Но здесь нет отсылок на тот факт, что его сила прибывала к полудню, а затем шла на убыль; между тем, это важный элемент рассказа об осаде Бенвика, где Ланселот нанес Гавейну серьезную рану, в то время как мощь того была на исходе.

55–56 Эти строки близко повторяют II.28–29 и в том же самом виде вновь использованы в другом тексте, где они вложены в уста сэра Лионеля. Впервые они появляются в третьем конспекте.

62 «Сталь стойкая» (в оригинале – steel well-tempered): та же формулировка употреблена по отношению к Ланселоту в строке 26 этой песни[7].

В рукописи строка выглядела как «Не сдержала клятв она» и была карандашом переправлена на «Не сдержали клятв они».

68 и далее. Подробнее об этой истории, намеченной здесь вкратце.

68–69 «Агравейн Суровая длань» (в оригинале – Agravain the dour-handed) это перевод «Agravain a la dure mayn»[8]. Так он именуется в романе «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь», строка 110), где английское слово dour употреблено в устаревшем значении ‘крепкий, тяжелый’.

82–83 «Гахерис и Гарет».

86 Здесь и в строке 156 в оригинале слово battle (‘битва’) используется в значении ‘battle array’ (‘боевой порядок’).

89 Здесь в оригинале стоит архаичное слово ruth ‘раскаяние’.

100 Здесь в оригинале стоит архаичный оборот little liked her ‘мало ей нравилась’, т. е. ‘не нравилась’.

104 Здесь в оригинале стоит архаичное слово bewrayed ‘невольно выдавала’.

122 Здесь в оригинале стоит архаичное слово siege ‘сиденье’.

140–142 Эти строки повторяют строки 15–16 и 18 этой песни.

148 «лорд Логрии»: король Артур.

Песнь IV

29 Здесь в оригинале стоит архаичное слово fewte ‘след затравленного зверя’. Это слово встречается в рассказах о выездах на охоту в «Сэре Гавейне и Зеленом Рыцаре», как, например, в строке «Summe fel in þe fute þer þe fox bade»; в переводе моего отца (строфа 68): «По следу летели они [гончие] туда, где лис затаился».

41 Ромериль: Ромни в Кенте.

43 Частичный повтор строки II.108.

68 Леодегранс: см. прим. к II.198.

98–99 «Чистая лилия в черном поле»: см. прим. к II.134.

126 Здесь в оригинале стоит архаичное слово sheen ‘яркий, сияющий’.

126–128 У Гальфрида Монмутского говорится, что с внутренней стороны Артурова щита Придвена (см. прим. к IV. 186) был изображен образ Девы Марии, чтобы Артур ни на мгновение не забывал о ней. В аллитерационной «Смерти Артура» главное знамя Артура перед великим морским сражением описывается так:

Белая дева и дитя в руках ее,

Господин горних кущ – в главе щита.

В «Сэре Гавейне и Зеленом Рыцаре» то же самое говорится о сэре Гавейне, который, будучи предан Богородице (в переводе моего отца это строфа 28):

Изнутри щита начертал ее образ,

Дабы, к ней взгляд обращая, укрепляться в доблести.

134 Флер-де-лис (flower-de-luce или fleur-de-lys) – геральдическая лилия, знамя Бенвика (132); ср. IV.98 «и чистая лилия в черном поле» [Банова рода], и IV.158 «и Ланселотовых лилий не было».

144 «Грифон грозный». Изображение грифона (мифического зверя с головой и крыльями орла и телом льва) фигурирует в гербе Гавейна в аллитерационной «Смерти Артура» («a gryffoune of golde»); а в заметках касательно продолжения поэмы дальше того места, до которого она была дописана, говорится, что на щите Гавейна красовалось изображение грифона.

146 Здесь в оригинале стоит архаичное слово vaward ‘авангард’.

150 «Быстрые барки, бесстрашные дромоны». Слово дрóмоны встречается в описании морского сражения в аллитерационной «Смерти Артура»: там в Артуров флот входили dromowndes и dragges. В «Оксфордском словаре английского языка», где процитирована эта строка, dromond переводится как ‘очень большое средневековое судно’, а drag здесь определяется как ‘плавучая платформа или плот для перевозки грузов’.

154 Здесь в оригинале стоит архаичное слово targes ‘щиты’.

186 Придвен – имя Артурова щита у Гальфрида Монмутского (см. прим. к IV.126–128); оно же повторяется в «Бруте» Лайамона, но в ранней валлийской поэзии, как и здесь, так назывался корабль Артура.

210 Здесь в оригинале стоит архаичное слово roke ‘туман, марево’.

Песнь V

26 Здесь в оригинале стоит архаичное слово trewage ‘дань, подать’.

Поэма в контексте артуровской традиции

1 Подробнее см.: Tolkien, J. R. R. On Translating Beowulf // The Monsters and the Critics and Other Essays by J. R. R. Tolkien. Ed. Christopher Tolkien. – Boston: Houghton Mifflin, 1984. РР. 66–67.

2 Древнеанглийская поэзия. Пер. В. Тихомирова, ред. О. Смирницкой. М.: Наука, 1982. С. 20.

3 Древнеанглийская поэзия. Пер. В. Тихомирова, ред. О. Смирницкой. М.: Наука, 1982. С. 45.

4 Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах. М.: Художественная литература, 1974. С. 29.

5 Это уточнение адресовано автором в первую очередь англоязычному читателю: в современном контексте прилагательное «British» воспринималось бы в наиболее распространенном современном значении: «британский». – Примеч. пер.

6 В переводе, в точном соответствии с оригиналом, варьируются варианты Гвиневра/Гвиневера; в черновиках встречаются и другие формы. – Примеч. пер.

7 В русском переводе формулировки немного различаются. – Примеч. пер.

8 Агравейн тяжелорукий (фр.). – Примеч. пер.

Скачать книгу