Хроники Гелинора. Кровь Воинов бесплатное чтение

Пролог

Подземный ход петлял и извивался, раздваивался, а порой и разветвлялся на множество разных тоннелей. Лишь опыт ориентирования в подобных лабиринтах давал шанс идущему не заблудиться в этой запутанной подземной системе. В противном же случае смельчак, рискнувший бросить вызов подобной трудности, попросту добавил бы свои останки к многочисленным костям, обильно устилавшим пол то там, то здесь.

Странник определенно имел подобный опыт – он уверенно двигался вперед, останавливаясь лишь на разветвлениях пути. Тогда он опускался на колени и замирал, вслушиваясь в тишину, которую нарушали лишь его шаги да монотонное потрескивание его же факела. Уже спустя короткое время странник поднимался и уверенно направлялся в один из проходов.

Он следовал подземными тропами уже неделю. Припасы в заплечном мешке кончались, их оставалось не более чем на один привал, но их хозяина это нисколько не волновало. Высокая статная фигура с широкими плечами была закутана в плотный черный балахон с капюшоном, надежно скрывающим голову, света же факела было недостаточно, чтобы осветить лицо. На запястьях у неизвестного красовались кожаные перчатки – черные, как и балахон.

Незнакомец умел передвигаться бесшумно и незаметно. Об этом говорили его движения – плавные, едва различимые. Казалось, что он не шагает, а плывет в воздухе, левитируя над землей – фигура продвигалась быстрым шагом, но подол балахона, свисавшего до пят, даже не колыхался. Странник мог быть шпионом или наемным убийцей, а быть может, он относился к какому-то тайному культу, что обучают своих адептов подобным навыкам. Кем бы ни был этот путник, он самозабвенно продолжал идти к одному ему ве́домой цели.

Между тем подземный тоннель заметно расширился, он перестал петлять и стал идти под небольшим уклоном вниз. Незнакомец остановился, облегченно вздохнув. Он достал из-за пазухи странный предмет, отдаленно напоминающий компас. Вот только стрелок у этого приспособления было на порядок больше. Одна из них, как и в обычном компасе, показывала направление на север, другие же выполняли неизвестные функции. Зеленая стрелка едва заметно подрагивала, тогда как желтая вертелась словно бешеная, лишь иногда останавливаясь и указывая то вправо, то влево. Четвертая стрелка была черной и оставалась совершенно недвижимой. Но именно она интересовала странника больше остальных.

Пройдя еще около сотни шагов, путник остановился: черная стрелка его устройства завибрировала, сменив свой цвет на белый и издав при этом едва слышимый свистящий звук. Это могло означать только одно – впереди была западня.

За неделю странствий в этих темных тоннелях незнакомец обезвредил не одну ловушку, но все они были примитивными, вроде выскакивающих из пола шипов или сдвигающихся стен. Он обезвреживал их без особого труда и продолжал движение. Сейчас же впереди его ждала ловушка гораздо более серьезная. Сюрприз, оставленный опытным чародеем.

Странник скинул наземь заплечный мешок и достал из его бокового кармана несколько разноцветных склянок. Затем, вынув оттуда же короткий нож, принялся чертить им на полу замысловатую фигуру с множеством углов и пересекающихся линий. Закончив свои художества, незнакомец вонзил нож в самый центр фигуры и стал поочередно выливать прямо на нож содержимое всех склянок. Сталь зашипела, и клинок начал плавиться.

Фигура в балахоне стала раскачиваться из стороны в сторону, и грубый басовитый голос произносил слова заклинания на непонятном языке. Голос этот был властный, повелевающий. Казалось, что от его звуков взволновался сам воздух. В шаге от фигуры, читавшей заклятие, стены подземного прохода быстро покрывались ледяной коркой. Слова незнакомца гулким эхом отражались от сводов тоннеля, и с каждым новым словом, пронзавшим тишину, ледяной слой становился все толще.

В какой-то миг лед с одной стены потянулся к своему собрату на противоположной стене. Это было поистине завораживающее зрелище. Лед, словно змея, полз по воздуху, извиваясь всем телом. Он утолщался и вытягивался, а от его холодного тела в воздухе расходились ледяные нити, которые уверенно цеплялись за пол и потолок.

Наконец ледяной змей дотянулся до противоположной стены прохода, которая уже была во власти ледяного создания, и оба они застыли в безмолвном нерушимом объятии, а нити льда, исходящие от их соединившихся тел, заполнили собой все оставшееся пространство.

Перед странником сформировалась сплошная ледяная стена, и он поспешил выкрикнуть последнее слово заклятия. Как только фигуру в балахоне окружило пламенное облако, заключив ее в подобие кокона, незнакомец прыгнул сквозь лед.

Шум, треск, шипение и высокий звук, словно звериный вопль, заполнили своды подземного тоннеля. Балахон на страннике загорелся в нескольких местах, и он поспешил затушить язычки пламени. Ледяная стена рассыпалась на мелкие кусочки, выполнив при этом свое предназначение. Магическая ловушка была обезврежена.

Отряхнувшись, путник двинулся дальше. Однако на этот раз удача изменила ему. Не успел сделать и пары шагов, как пол под ногами разверзся, и он полетел вниз.

Ветер свистел и беспощадно трепал черный балахон. Суровая стихия затушила факел, оставив падающего в кромешной тьме, и сейчас настойчиво пыталась сорвать с пришельца капюшон.

Незнакомец выкрикнул заклинание на все том же непонятном наречии, и колодец, куда он падал, осветился мутно-желтым сиянием. Он имел в поперечнике форму квадрата, при этом одна из стен была заметно испещрена внушительными трещинами. На дне же колодца виднелись торчащие вверх острые колья. Много кольев. И он приближался к ним с большой скоростью.

Незнакомец стукнул левой ладонью по правой руке, и из спрятанного в рукаве самострела вылетел болт, вонзившись в ту самую стену с трещинами. За болтом разматывалась прочная веревка-трос. Схватившись за нее двумя руками, незнакомец резко рванул тело навстречу стене, и та не выдержала столкновения. Он вылетел в образовавшуюся брешь и, сложившись всем телом, устремился вниз, где его цепкий взгляд уже приметил ярко-лиловый водоем…

Через некоторое время незнакомец уже сушился на зеленом берегу. Удивительно, что здесь, на такой глубине, росла зеленая трава. Нет, не просто росла, а устилала землю настоящим изумрудным ковром. Лиловая же вода, что капала сейчас с его капюшона, незнакомца, напротив, нисколько не удивляла. Водоемы такого цвета ему видеть уже доводилось.

Немного переведя дух и обсохнув, странник осмотрелся. Это было странное место, и оставалось лишь догадываться, кому в голову могла прийти мысль создать такое чудо.

Вне всяких сомнений, это был подземный город, причем весьма и весьма необычный. В самом его центре высилась трехгранная пирамида, вот только стояла она кверху основанием, опираясь на острую вершину. Удивительно, но конструкция не только держалась в таком положении не падая, но еще и вращалась с приличной скоростью вокруг своей оси, словно юла. В перевернутой пирамиде имелись сразу несколько входов, по двум на каждую грань – у основания, которое служило ей крышей, и в верхнем ярусе, на котором она стояла.

Не менее странным было и все остальное в этом месте. Здесь были и крошечные дома в форме объемного ромба, и довольно высокие здания с поражающей воображение ломаной геометрией. Были здесь также и овальные в плане башни, конусовидные колонны, подпирающие собой многогранные выпуклые плиты. Кроме того, повсюду из земли торчали большие округлые, без единой грани кристаллы, светившиеся мягким солнечным светом, отчего в подземном городе было светло почти как на поверхности.

Не менее причудливыми были и жители, населявшие это место. Каждый из них представлял собой результат чьего-то больного воображения, решившего скрестить представителей мира насекомых с людьми. Их было очень много, они сновали между строений, выглядывали из окон, а некоторые летали по воздуху, лавируя между крышами и стенами.

Когда странник поднялся, намереваясь направиться в глубь города, к нему подлетела муха. Величиной она была с доброе яблоко, а вместо фасетчатых глаз имела человеческие лица. Сотни, если не тысячи человеческих лиц. Мужские, женские, лики стариков и личики младенцев.

Муха зависла перед незнакомцем, и все лица на ее голове вперили свои взгляды под его капюшон. Неожиданно воздух прорезала настоящая какофония голосов. Одни из лиц дико закричали, другие осыпали незнакомца громкими проклятиями на разных языках, третьи разразились истеричным хохотом, четвертые же плакали навзрыд. Незнакомец в балахоне отмахнулся от мухи: гомон голосов, издаваемый необычным насекомым, резал слух.

Муха отлетела в сторону, увернувшись от руки в черной перчатке, и ее многоголосье оборвалось так же неожиданно, как и началось. Муха совершила в воздухе головокружительный кульбит, совсем не характерный для этого насекомого, и устремилась прочь от вторгшейся в их город личности. Прямо к перевернутой пирамиде.

Что ж, теперь хозяин этого места узнает о вторжении в свои владения. Незнакомцу нужно было спешить. Ведь цель его была уже близка.

Глава 1

Начало пути

Красноперая стрела пронзила небольшой деревянный щит, и, вырвав его из тонкой руки, пригвоздила к толстому стволу дерева. Запястье левой руки, что держала щит, хрустнуло, и гоблин опрометью бросился бежать, бросая в сторону противника самые черные проклятия из числа тех, что он знал.

Второй гоблин сделал попытку обойти человека со спины. Молодой воин отпотчевал его сильным ударом кулака – снизу вверх в челюсть. Гоблин со стоном осел на траву и, не поднимаясь, пополз прочь. Еще одному гоблину стрела противника сбила шлем, опрокинув его наземь. Вскочив на ноги и отбросив в сторону свой короткий меч, гоблин поспешил присоединиться к убегающим товарищам.

Теор – так звали сражающегося человека – не убивал гоблинов, стараясь лишь обратить их в бегство.

Против молодого воина осталось полдюжины противников. Среди них Теору не составило труда определить вожака. Хорошо экипированный по меркам бродячих разбойников, коими являлись большинство гоблинов, он был на голову выше остальных. В плотном, хотя и явно не по размеру подобранном кожаном доспехе, стальном шлеме, который когда-то имел отсутствовавшее сейчас низкое забрало, и широких сапогах, неуклюже обшитых мехом.

В правой руке вожак сжимал булаву с длинной тонкой рукояткой – любимое оружие гоблинов, особенно тех, что сражались под началом своих старших собратьев-орков. В левой же руке он держал небольшой круглый щит из каленой стали. Такие получали мальчишки, прошедшие первый год обучения в военной академии. Откуда гоблин взял такое снаряжение, оставалось лишь гадать.

Вожак осклабился, обнажив ряд неровных, но острых желтоватых зубов, и отдал молчаливый приказ своим сородичам, поочередно указав булавой в обе от человека стороны. Гоблины окружали молодого воина, стремясь взять его в кольцо. Теор усмехнулся. Несомненно, при превосходящем количестве нападающих применение подобной тактики вполне разумно. Более того, взятию в кольцо посвящено немало страниц в любом трактате о военной тактике. Но гоблины двигались слишком медленно, с явной опаской, не переставая коситься на черный лук своего противника.

Молодой воин подпустил ближайшего к себе гоблина на удобное расстояние и быстрым, без длинного замаха, ударом ноги опрокинул того на землю. Резкий рывок влево – плечо лука свистнуло, рассекая воздух подобно клинку – и на землю повержен еще один противник.

Один из гоблинов оказался расторопнее своих незадачливых товарищей. Коротким широким мечом, оба лезвия которого, похоже, давно уже позабыли, что такое заточка, гоблин метил Теору в грудь. Человек отпрянул вбок, отводя в сторону руку противника левым предплечьем, – меч бесполезно пронзил воздух, вторым движением Теор ударил ногой гоблина в живот. Зеленокожий разбойник согнулся пополам, еще удар – и он падает, прижимая ладонь к разбитому носу.

Еще у одного из гоблинов, по-видимому, совсем сдали нервы. Швырнув прямо в Теора небольшую дубинку, окольцованную у навершия парой стальных круглых скоб (молодой воин без труда отбил ее луком), ринулся на него, оскалив зубы и размахивая при этом руками. Теор, без каких-либо затей, увернулся от бегущего гоблина и выполнил простую подсечку. Потерявший самообладание гоблин еще только падал, не коснувшись земли, а молодой воин уже выхватил из колчана стрелу и послал ее в одного из оставшихся противников.

Стрела пробила гоблину плечо почти навылет, и тот буквально отлетел в сторону на пару шагов и рухнул на землю. Бедняга истошно завизжал, уставившись на древко стрелы с красным оперением, торчащее из его окровавленного плеча.

Последний остававшийся в строю гоблин сражаться не стал. Несомненно, он привык грабить габаритных и одышливых, а главное – беспомощных купцов, и сейчас идея сражаться с противником, который мог одним выстрелом если не убить, то как минимум покалечить, ничуть его не вдохновляла. Выругавшись, в отличие от первого из нападавших гоблинов, на непонятном наречии (тот-то как раз проклинал ненавистного человека на общепринятом на всех четырех континентах языке), развернулся и трусцой засеменил в лес. За ним последовали и остальные, в большинстве своем потрепанные гоблины. Теор не препятствовал.

На небольшой поляне кроме молодого воина остался лишь вожак.

– Слабаки, – зычно процедил гоблин сквозь зубы.

– Не поздно еще присоединиться к ним. – Теор махнул рукой в сторону последнего из гоблинов, скрывшихся в лесной чаще. Хотя он полагал, что потеря своего «воинства» вожака мало заботила.

– Н-не-эт… – скорее прорычал, чем сказал гоблин.

Теор оказался прав. Теперь ему предстояло узнать, на что способен главарь ретировавшихся разбойников.

Для опытного воина, коим в полной мере и являлся Теор, гоблины не были серьезными противниками. Однако подобные стычки навевали воспоминания о времени, проведенном в академии, и потому он их никогда не избегал…

Ему тринадцать зим от роду, он выходит на песок, которым обильно посыпан бойцовый двор. Против него один противник, иногда группа. Дрался он не только с ровесниками, но и с учениками на курс и два его старше. Не раз и не два за время обучения он падал лицом в песок, выходил из тренировочных спаррингов с разбитым носом или губой, или с синяком под глазом. Но несмотря ни на что, всегда входил в тренировочный круг с неподдельным азартом.

С тех пор пройдено сотни боев, уже настоящих, когда ты можешь лишиться жизни из-за одного неверного движения. И из каждого боя Теор выходил с высоко поднятой головой, практически не зная поражений. Но при этом никогда не уповал на свое превосходство над кем-либо. Он относился к сражениям с рьяной симпатией – это да. Он любил сражаться, он жил этим. Но позволять себе недооценивать даже самого слабого на вид противника не смел, считая это чем-то не столько неразумным, сколько недопустимым или даже отвратным.

Гоблин медленным шагом двинулся к Теору, прикрываясь щитом, готовый в любой момент отбить пущенную человеком стрелу. Теор мешкать не стал, решив при этом не тратить стрелы.

Он кинул в гоблина свой лук, подобно заправскому ассасину, метающему смертоносные стальные звездочки. Вожак ожидал чего угодно, но только не такой неординарной атаки, и лишь в последний момент успел-таки отбить черный лук щитом. Его короткого замешательства хватило Теору, чтобы сделать задуманное. В два широких шага он оказался возле вожака, ухватившись обеими руками за края стального щита, и стал заваливаться на бок, увлекая за собой гоблина и выворачивая щит из его рук. Кувырок – и Теор, выпрямившись, отбросил ненужный ему щит в сторону и, подобрав свой лук, встал в боевую позу.

Откатившийся в сторону и наполовину разоруженный гоблин медленно поднялся. В правой руке он все еще сжимал рукоять булавы и вновь медленно двинулся на Теора. Человек, не став поражать противника на расстоянии своими стрелами, давал понять, что приглашает своего визави на рукопашный бой. Гоблин принимал вызов. Пока что.

С рыком, достойным свирепого орка, вожак заработал булавой. Оружие было облегчено: видимо, специально под небольшое запястье гоблина. Рукоять тонкая и длинная, металлический шар-навершие довольно небольшой, что компенсировалось десятком костяных трехгранных шипов, крепившихся к шару булавы четырьмя металлическими скобами каждый. Такие вот гоблинские булавы в империи в шутку называли «розами».

Булава проносилась в опасной близости от Теора. Да, гоблин определенно умел сражаться. Атаковал резко, быстро, без лишних замахов. Но попасть по своему противнику не мог. Теор уклонялся от каждого удара, убирая тело с линии атаки за считаные мгновения до того как булава бесполезно рассекала воздух, не встречая преград, но и не достигая цели.

В очередной раз увернувшись от удара гоблина – булава прошла рядом с левым плечом, – Теор без замаха сильно ударил луком гоблину под ребра, и вторым ударом выбил из правой руки противника оружие. Гоблин, рыча, отступил на несколько шагов и, нагнувшись, вытащил из сапог пару метательных ножей. Однако реакция Теора не оставила его и сейчас. От первого ножа, что метнул гоблин, молодой воин просто увернулся, второй отбил плечом лука.

Потерпев неудачу, вожак вытащил откуда-то из-за пазухи, где, видимо, таились дополнительные ножны, еще два ножа. Эти были, не в пример первым, довольно длинные, и метать их гоблин уже не собирался. Он поудобнее перехватил их – по одному в руке и продолжил бой.

Гоблин ударил снизу вверх, метя ножом противнику в живот. Теор, чуть подавшись в сторону, отбил левым запястьем руку гоблина во внешнюю сторону и, одновременно ударив луком вожака по лицу, сделал резкий полушаг назад и ударил ногой гоблина по руке, выбивая при этом нож.

Однако гоблин отнюдь не спешил сдаваться, ведь у него оставался еще один клинок. Он перехватил нож правой рукой и вновь атаковал. На этот раз вожак пытался нанести короткий прямой удар в грудь. Но результат мало чем отличался от предыдущего. Теор сделал левой ногой шаг в сторону, разворачивая одновременно корпус вправо, тем самым уходя от удара. Обеими руками он захватил руку гоблина и, рванув ее на себя, вывернул кисть с ножом наружу, обезоруживая противника.

Вожак плюхнулся на землю, но уже через секунду вновь вскочил. Неужели, лишившись всего оружия, гоблин все еще надеялся разделаться с наглым человечишкой? Схватку пора было заканчивать.

Теор обрушил на противника целую серию ударов. Кулаком в скулу, ногой в корпус, кулаком в подбородок, снова в корпус, но уже луком… Гоблин выглядел уже изрядно помятым, но все еще держался на ногах. Стоило признать – он был весьма вынослив для своего племени; вожак шайки зеленокожих разбойников не уступил бы по выносливости иным из людей. Но до старших братьев-орков в этом отношении ему, конечно, было далеко.

В конце концов, чувство самосохранения таки перевесило все остальное, и гоблин, не поворачиваясь к противнику спиной, попятился в лес, среди деревьев которого совсем недавно скрылись его сбежавшие товарищи.

– Мы еще встретимся, – напоследок, словно змея, прошипел гоблин.

– Всегда готов, – отозвался Теор, закидывая лук за спину.

Он вернулся к обозу, полному товаров, за которым прятался испуганный купец.

– Уже все? – робко поинтересовался он у подошедшего воина, осторожно выглядывая из-за тяжело груженной телеги.

– Все, все, – заверил его Теор.

– А где эти-то? – спросил купец, вертя головой: по-видимому, высматривая живых или мертвых гоблинов.

Купец был низкого роста, широк в плечах, со щек его большого круглого лица почти никогда не сходил легкий румянец. И он имел весьма экзотическое для Серединного континента имя – Марго.

– Ты что же, ожидал здесь увидеть гору зеленокожих трупов? – Теор прибавил голосу напускного возмущения. – Не в правилах гильдии убивать тех, кто намного слабее тебя. Такие убийства не делают чести наемнику.

Конечно, Теор лукавил. Гильдия наемников не запрещала убийства разбойников и головорезов, тем более если они нападали на лицо, подписавшее контракт с наемником на предмет своей защиты. Нет, этот принцип он усвоил благодаря отцу. «Если можешь пощадить противника – так и сделай, – говорил тот. – Пусть душа его покоится с миром».

– Нет… думаю, что нет, – пролепетал Марго, выходя из-за телеги. В правой руке он сжимал короткий кинжал.

– Неужто собирался пустить его в ход? – на этот раз вполне искренне удивился Теор. Купец не был похож на человека, способного постоять за себя.

– Тоже нет… это… на всякий случай, – сглотнув, пояснил Марго.

– Так, стало быть, ты решил, что кучка гоблинов в состоянии справиться с наемником моего ранга? – Теор вовсе не намеревался запугать купца до полусмерти, но, похоже, делал сейчас именно это – торговец дрожал как осиновый лист.

Наемник решил ослабить хватку и не мучить более своего незадачливого нанимателя, поэтому, когда Марго судорожно замотал головой и промямлил что-то неразборчивое, Теор заверил торговца, что все в порядке, и дружелюбно похлопал его по плечу.

– Собирайся, уважаемый Марго. До заката еще успеем много пройти, – добавил ободряюще.

Наемник Теор и его наниматель держали путь в город Хартинг.

Пиво стекало по густым усам гнома, сидевшего за столом.

– Все-таки ты невоспитанная свинья, Гард! – Фыркнув, Филда отвернулась от гнома.

– Ой-ой! Какие вы, люди, нежные! – После этих слов Гард вытер мокрые усы рукавом и залпом осушил бокал, а затем уже другим рукавом повторно вытер усы. – Ну что, довольна? – Гард выразительно посмотрел на свою собеседницу.

– Сойдет, – нехотя бросила чародейка.

– Вот и славно. – Гард улыбнулся и похлопал себя по брюху. – Надо бы еще пива заказать, – пробормотал он, вертя в руке пустую стеклянную кружку.

– Хватит пить! – Филда ударила кулаком по столу, и кружка в руках Гарда треснула у основания.

– Эй-эй! – Гном заверещал, словно испуганный ребенок. – Филда, оставь свои чародейские штучки при себе! А то ведь я могу и за рукоять своей секиры взяться.

– Только попробуй! – Глаза Филды буквально метали молнии.

– Ладно-ладно, я пошутил… – Гному казалось, что взгляд чародейки прожигает его насквозь, поэтому он поспешил свести на нет разгоравшийся было конфликт.

– Так-то лучше. – Филда кивнула, и взгляд ее заметно прояснился. – Ты все-таки невыносим, – добавила чародейка для порядка.

– Как ты стала такой занудой? Нельзя же на все вокруг смотреть с такой серьезностью. А то, гляди, лопнешь когда-нибудь от вредности. Пуф! И нет нашей Филды! – Довольный своей шуткой, Гард рассмеялся и энергично почесал бороду.

– О, Творец, дай мне сил сдержаться, чтобы не убить этого гнома!

– Будет тебе, – отмахнулся гном. – Я смерти не боюсь. Вот если ты меня в осла превратишь, например, вот это будет страшно! Или в барана. На крайний случай в свинью. – Гард широко улыбнулся и вновь почесал бороду.

– У тебя что, блохи? – язвительно спросила его Филда, прищурив глаза.

– Нет, конечно. Что за вздор! С чего ты взяла? – Гард раздраженно забарабанил пальцами по столу.

– Отчего же ты тогда все время чешешься? – Филда подняла брови в выразительном жесте.

– Я… того… нет у меня никаких насекомых в бороде, ясно?! – Гном скрестил руки на груди и нахмурился.

– Не злись, я пошутила. – Филда широко улыбнулась.

– Люблю, когда наша грозная и не в меру серьезная чародейка улыбается. – Гард сразу же повеселел. – Вот только про блох не шути так больше! А то я поседею раньше времени. Мы, гномы, серьезно относимся к таким вещам…

– Может быть, перейдем уже к делу? – перебила собеседника Филда.

– Согласен, – кивнул гном. – Ты принесла?

– Вот, твоя доля. – Филда достала из кожаной наплечной сумки внушительного вида мешочек и положила его на стол.

– Сколько здесь? – спросил Гард, в то время как пальцы его уже развязывали мешок.

– Пятьсот золотых. Это задаток. Еще тридцать тысяч мы получим после выполнения контракта.

– Лопни мой живот, по десять тысяч на каждого! – Пересчитав содержимое мешка, Гард тщательно завязал его, а затем спрятал за пазухой. – Мы за год столько не получали.

– Да, но работа будет длительной, трудной и… необычной.

– Итак, – Гард подался вперед и положил руки на стол, – насколько я понял, мы ищем некий артефакт, о котором говорится в легендах. Мы не знаем, что это за артефакт и где он может находиться, а наш наниматель пожелал остаться неизвестным. Поправь меня, если я что-то упустил.

– Мы знаем название древнего манускрипта, в котором говорится о нужном нам артефакте. В остальном – да, все верно, – согласилась Филда. – А что касается нанимателя, то это анонимный контракт. При этом наш неизвестный наниматель платит большие деньги. За такую сумму пускай хоть самим императором будет.

– В этом я с тобой согласен. Но с чего нам начать поиски? Раздобыть этот твой древний манускрипт?

– Именно. Единственный в пределах нашей империи экземпляр хранится у некоего коллекционера древностей по имени Алдерик. Если верить слухам, его можно найти в Белоне. Разыщем его для начала.

– Звучит разумно. Попробую расспросить торговцев из Белона, что ошиваются сейчас в Хартинге.

– Хорошо. Встретимся завтра на закате в таверне «Черная Гарпия». Я сказала Теору, чтобы ждал нас там.

– Что-то я не слышу в твоем голосе радости, Филда. Он же твой брат!

Чародейка взглянула на гнома, но промолчала. В ее глазах читалось явное раздражение.

Языки пламени извивались в диком танце. Серые поленья потрескивали, нарушая лесную тишину. Едва заметный дым устремлялся в просторы ночного неба. Теор смотрел на огонь небольшого костра, который сам же и развел, когда они вместе с купцом устраивались на ночной привал. Наемник размышлял о последних событиях.

Еще в детстве молодой воин полюбил вид огня. Он успокаивал, позволяя привести мысли в порядок, и в то же время завораживал, восхищал. Когда Теор был ребенком, отец часто брал его с собой на охоту. Каждый их поход в лес заканчивался ночным привалом. Отец с сыном разжигали костер и, сидя перед огнем, обсуждали их охотничьи успехи и трофеи. Нередко отец рассказывал сыну древние легенды и истории. Уже в детстве отец привил Теору любовь не только к охоте, но и к лесу, в частности. Поэтому в густой лесной чаще молодой наемник чувствовал себя как дома. И впоследствии это не единожды спасло ему жизнь.

Теор взглянул на Марго. В десяти шагах от наемника тот тщательно проверял крепления повозки. Будучи свободным торговцем, он направлялся в Хартинг, чтобы доставить туда очередную партию товаров из небольшой фермерской деревни, что располагалась близ Торинда. Пару дней назад возле Восточного тракта, соединяющего города Квилар, Торинд и Хартинг, а также близлежащие к ним деревни, была замечена группа гоблинов. Гоблины трусливы и никогда не нападают на вооруженного человека, а вот на одиноких торговцев, не обученных сражаться, они совершают регулярные нападения, поджидая их караваны возле дорог. Поэтому торговцам зачастую приходится нанимать для защиты наемников, которые сопровождают их в пути.

Ужасная работа для опытного воина, тем более что из-за скупости торговцев и награда всегда небольшая. В любой другой ситуации Теор даже не стал бы рассматривать предложение Марго, но так как он и сам направлялся в Хартинг, то согласился сопроводить торговца до города.

Молодой воин уже и сам не помнил, как оказался в той фермерской деревне. Кажется, хотел отдохнуть от пяти лет непрерывного наемничества. Вот только как ему пришла в голову тогда эта мысль? Его тело не нуждалось в отдыхе, а дух не был сломлен, в жизни не случалось значимых переживаний, а неудачи не посещали Теора на протяжении всего срока его бурной карьеры. «Воля судьбы или Божий промысел», – сказал бы какой-нибудь святоша. Теор не был набожен, хотя вполне допускал существование Высших сил.

«Высших» с большой буквы.

В его же семье верили в Творца, некую высшую форму бытия, что и создала весь известный нам мир. Быть может. Теора мало интересовала идея развития или опровержения этой теории. Она, в его понимании, была ничем не хуже других.

Как бы то ни было, он все же оказался в той небольшой деревне. Ее населяли добрые, чистые помыслами люди, что было в пределах империи большой редкостью. Они занимались животноводством и земледелием. Кроме того, в этой самой деревне было отделение гильдии наемников. Совсем крошечное, располагавшееся в жилой избе, с находящимся в ней одиноким секретарем, низким коренастым парнем. От него-то Теор и узнал по прошествии нескольких дней пребывания в деревне, что наемника разыскивает его сестра. Ищет вовсе не для того, чтобы обнять и поинтересоваться, как поживает ее братец. Как поведал секретарь, она хотела предложить брату совместное исполнение группового контракта гильдейского уровня.

Сестру Теор не видел вот уже восемь лет. Он знал, что она, так же как и он, стала наемником, но их пути никогда не пересекались. Теор любил свою работу, и предложение о выполнении контракта наивысшего уровня было для него более чем заманчиво. Но в большей степени, пожалуй, Теора интересовала возможность пообщаться со своей старшей сестрой, чем сам контракт.

Филда. В детстве они с ней недолюбливали друг друга и, хотя виделись крайне редко, умудрялись постоянно ссориться.

Брат и сестра, они родились в столице империи Гелинор, городе Канорин, с разницей в четыре года. Их отец состоял на службе у императора и обучал ополченцев обращаться с луком и арбалетом, а их мать была магессой и преподавала стихийную магию в имперской магической академии. Поэтому особого выбора у детей не было: как только Теору исполнилось десять лет, его отдали в военную академию, а сестра была вынуждена учиться в магической академии, хотя сама она этого не хотела. Филде было суждено стать магессой и в будущем служить совету архимагов, а Теору – пополнить ряды имперской армии.

Но у судьбы были другие планы. Их родители погибли на войне с орками, и уже через год Филду исключили из академии за «особо опасные магические опыты», после чего инквизиция выслала ее за пределы столицы. С тех пор Теор с сестрой не виделся.

Его нисколько не удивляло, что Филда, как и он сам, стала наемником. После разорительной войны с орками место погибшего императора занял его сын, который, не теряя времени, установил, а со временем и ужесточил свою тиранию. С тех самых пор людей на территории империи заставляли выбирать, будут ли они служить императору либо примкнут к одной из гильдий. Исключение составляли лишь крестьяне некоторых отдаленных деревень, связь которых с империей ограничивалась лишь тем, что они регулярно платили налоги императору. Неудивительно, что система гильдий стала процветать в империи.

Гильдии ежегодно уплачивали определенную сумму золотых в казну империи и были вольны в своих действиях, за исключением тех, чья деятельность противоречила имперским законам. Спустя три года после войны в империи насчитывалось уже более тридцати видов гильдий. Самыми востребованными из них были гильдии торговцев, лекарей и наемников. Учитывая обучение Теора и его навыки, полученные в академии, он вряд ли смог бы стать хорошим торговцем или лекарем, равно как и членом какой-либо другой из гильдий, кроме наемников, и выбор был для него очевиден. Его сестра, он полагал, стала наемником по схожей причине.

Император не оказывал помощь ни одной из гильдий, так же как не оказывал помощь своим подданным в тех ситуациях, в которых, как он считал, его вмешательство не требовалось. В империи процветали воровство и убийства. Ходили слухи, что воры и разбойники даже основали свою гильдию. Учитывая сложившуюся ситуацию, наемники в Гелиноре без работы не оставались. Всегда находились люди, готовые заплатить гильдии за решение определенных проблем…

Размышления Теора прервал голос Марго. Светало, и им пора было отправляться в путь. На закате следующего дня у наемника была назначена встреча в Хартинге с Филдой и ее напарником, гномом по имени Гард.

Иссохшие пальцы уверенно сжимали длинную деревянную трость. Она, эта трость, многое повидала в жизни – ничуть не меньше, чем ее хозяин. Когда-то давно в ней была жизнь. В трости был заключен могущественный древний дух, что делало ее подобной живому существу.

Уникальный артефакт. Артефакт, который хотели заполучить очень многие, и каждый из них готов был убить всякого, кто помешает завладеть уникальной вещью. Но все это в прошлом, и сейчас это была лишь длинная деревянная палка. Однако он не расставался с ней. Не столько из-за ностальгии и памяти о былых годах, сколько из-за необходимости поддерживать свое старое тело при ходьбе, ведь каждый шаг стоил ему немалых усилий.

Он был стар, очень стар. Уже и сам не помнил, сколько ему было лет. Лишь магия все еще поддерживала жизнь в его теле. Он твердо знал, что этот год станет для него последним. Он так решил. Но, перед тем как уйти, ему необходимо было закончить одно дело, которое он начал много лет назад. Дело, что расценивалось сейчас дороже собственной жизни.

Старец шел по подземному тоннелю, опираясь на деревянную трость. Большинство факелов погасли, поэтому в тоннеле сгустился сумрак. Но он не обращал на это внимания и уверенно шел вперед. Этим ходом он пользовался бесчисленное множество раз, поэтому, даже лишившись он зрения, все равно нашел бы выход. Ему приходилось часто перемещаться под землей, а на земле – постоянно переезжать, менять внешность и имена: довольно малая плата за то, чем он занимался большую часть своей жизни. И за то, что он когда-то сделал…

Прибыв в город, старец назвал стражникам свое настоящее имя – Мартериус. До этого же в каждом новом городе он представлялся новым именем.

Нужно было уходить. Он слишком долго задержался в этом городе, да еще и проявил неосторожность, открыв тайну своей личности. Да, здесь его имени никто не знал. Оно терялось в толпе, развеиваясь по ветру, никому ничего при этом не говоря. Но были в пределах империи и те, кто его знал. Сейчас Мартериус чувствовал, что его кто-то ищет, а предчувствие его еще никогда не подводило. Кроме того, пару дней назад он получил письмо, которое не предвещало ничего хорошего.

Оказавшись наконец внутри своего скромного жилища, Мартериус понял, что был здесь не один – похоже, кто-то проник в его дом. Старик положил трость на стол и, взяв зажженную лампу, направился в глубь дома. Он медленно приоткрыл дверь и вошел в комнату.

Здесь была его лаборатория. В этой небольшой комнатке он варил зелья, работал с различными ингредиентами и минералами, расшифровывал древние свитки. Возле алхимического стола, что занимал треть всей комнаты, стоял неизвестный. Вторгшийся в его жилище был облачен в длинный, до пят, широкий черный балахон с капюшоном. Капюшон скрывал большую часть головы, на лице же красовалась маска в виде головы неизвестной птицы с острым вытянутым клювом. Нельзя было определить ни расу незваного гостя, ни его пол.

– Наконец-то. Я ждал тебя. – Голос незваного гостя был абсолютно бесцветным, лишенным каких-либо эмоций.

Мартериус сразу понял, что голос изменен с помощью магии. Перед ним стоял сильный чародей, весьма сильный. Мартериус чувствовал это, ощущал его большую магическую силу. От нее у старца заныли все старые раны, полученные в многочисленных магических поединках. Таких сильных чародеев он давно не встречал.

– Кто ты? – Голос Мартериуса звучал уверенно, однако сам он немного нервничал, ибо понимал, что, если дело дойдет до драки, незнакомца ему не одолеть.

– Тебя не должно это беспокоить, старик. – Неизвестный стоял абсолютно неподвижно, скрестив руки на груди.

– Чего же ты хочешь? Убить беспомощного старца? – Мартериус поставил лампу на стол и, подвинув к себе высокий деревянный стул, сел на него.

– В твоей смерти не будет проку. Мне нужна твоя помощь.

– Помощь? – Мартериус усмехнулся. – И чем же я могу тебе помочь?

– Ты получил мое письмо. – Незнакомец говорил все тем же бесцветным голосом, нельзя было даже понять, задает он вопрос или утверждает.

– Я подозревал, что автор письма скоро объявится. Но я не ожидал, что так скоро. Хотел ускользнуть из города по-тихому. – Мартериус широко улыбнулся, разведя руки в стороны. – Как видишь, не успел. То, о чем ты написал… это невозможно.

– Ты врешь. Я прекрасно осведомлен о том, кто ты и на что способен. К тому же ты единственный на этом чертовом куске суши, зовущемся материком, кто был по ту сторону портала, и знаешь, как его открыть.

– Это дела прошлого, – старик закрыл глаза и тяжело вздохнул, – сейчас я стар и слаб. Я почти что мертв.

– Тем не менее твоя магия по-прежнему поддерживает дух в этом смертном теле. Ты ведь не закончил свое дело. Дело, начатое тобой много лет назад на Восточном континенте.

– Откуда ты знаешь?! – вскинулся Мартериус, сжав кулаки. – Во имя Великого Дракона, кто же ты такой?

Мартериус попытался проникнуть в разум незнакомца, установить связь с его сознанием, но после первой же попытки его обдало холодным потом, и он беспомощно отступился. За многие столетия своей жизни он никогда не видел таких мощных и искусно наложенных защитных заклинаний. Даже в былые годы он не смог бы проникнуть в разум незваного гостя.

– Я же сказал, что все про тебя знаю, Мартериус Атарум. И я знаю, где находится то, что ты ищешь.

– Я не верю…

– Мне нет смысла лгать тебе. Я действительно могу помочь в твоих поисках. Более того, я знаю, где она сейчас. Взамен ты должен сделать то, что я указал в письме.

– Тебе известно, где находится сейчас точка входа в портал? – Мартериус встал и приблизился к незнакомцу. В его глазах появился ранее отсутствовавший блеск. Ради нее он в свое время сделал то, за что она его так и не простила. «На что я готов теперь, чтобы найти ее?» – спрашивал он себя. – «На все!» – отвечал себе же.

– Да. Завтра утром я пришлю карту. К закату ты должен будешь отправиться в путь.

– Хорошо. Я сделаю то, о чем ты просишь.

– Не подведи меня и сможешь наконец завершить свои поиски. Даю тебе слово.

Незнакомец не сделал ни единого движения: его тело просто растаяло в воздухе, оставив Мартериуса одного в опустевшей комнате.

Глава 2

Василиск

Колонна из торговых повозок, наполненных товарами, вместе со своими владельцами уныло тянулась по каменному мосту, который возвышался над глубоким широким рвом, что отделял со всех сторон от внешнего мира город Хартинг. Они медленно, но уверенно приближались к главным городским воротам. Последней преградой на пути уставших путников была городская стража, охранявшая главные ворота – вход в город.

Каждому торговцу по прибытии в Хартинг надлежало уплатить пошлину страже, чтобы ввезти свои товары в город. Как правило, главные ворота охраняли минимум трое представителей стражи. Сегодня же их было только двое.

Двое крупных стражников стояли с алебардами наперевес, встречая прибывающих торговцев. У каждого из них они дотошно проверяли документы на товары, содержимое повозок и конечно же взимали положенную пошлину. Любое нарушение правил торговли, установленных главой города, грозило торговцу штрафом, который уплачивался в городское казначейство. В случае отсутствия, например, одной из семи необходимых печатей на торговой грамоте торговец лишался еще нескольких золотых монет, которые шли уже не в городскую казну, а в карман стражникам. Те, в свою очередь, закрывали глаза на имеющиеся нарушения. Таким образом, взятка освобождала торговца от долгой бумажной волокиты, с которой он сталкивался в случае уплаты штрафа в городском казначействе.

Теор с Марго замыкали колонну, которая в этот раз казалась гораздо длиннее, чем обычно.

– Цены на продукты подскочили в городе. Вот торговцы с деревенским товаром и стекаются сюда. Овощи, молоко и масло сейчас просто нарасхват, – сказал наемнику купец, сопровождая речь активной жестикуляцией.

Наконец очередь дошла и до них. Один из стражников широко улыбнулся, увидев Теора. Его звали Нолт, он был старым знакомым молодого наемника. Когда-то Теору довелось дважды спасти бравому стражу жизнь. Нолт кивнул второму стражнику и, отдав ему свою увесистую алебарду, пошел по мосту, удаляясь от ворот. Теор последовал за ним. Напарник Нолта, приняв вторую алебарду, упер оба древка в камень моста и скрестил их перед грудью, отчего стал выглядеть довольно забавно.

– Теор, старина, давно же ты здесь не появлялся, – сказал стражник, когда они с наемником достигли середины моста. – Рад тебя видеть! – с этими словами он по-дружески похлопал наемника по плечу.

– Работа, Нолт. Ты же меня знаешь. Сегодня я в одном городе, завтра – в другом.

– Это верно. Стало быть, ты привел в город этого торговца, – кивок в сторону Марго. – Я-то думал, что ты больше не берешься за такую мелкую работу.

– Я все равно направлялся в Хартинг, – пожал плечами Теор. – Не отказываться же от лишних монет, верно?

– Полностью с тобой согласен, Теор. – Нолт широко улыбнулся. – Времена нынче тяжелые.

– А ты, как я погляжу, до сих пор работаешь в страже?

– А у меня есть выбор? – Нолт развел руки в стороны и нахмурился. – Это единственная приличная работа в городе. Почти все гильдии в Хартинге закрыли свои отделения. Разве что лекари остались да кузнецы. Можешь меня представить с кузнечным молотом или лекарственными травами в руках? Между тем мне нужно кормить жену и двух дочерей. Вот и приходится работать в страже. Ночных дозоров у меня нет, а днем происшествий мало. Зато регулярная оплата. – Немного помолчав, он добавил: – И все-таки, старина, что привело тебя в Хартинг?

– Встречаюсь с сестрой.

– Ты никогда не говорил, что у тебя есть сестра, – удивился стражник.

– Да, есть. – Теор кивнул. – У нас с ней никогда не было теплых отношений. Порой даже сомневаюсь, что мы действительно родственники. Я не виделся с сестрой со дня гибели наших родителей.

– Она, случаем, не чародейка у тебя? – Нолт немного понизил голос.

– Да. Ты ее знаешь? – Наемник последовал примеру стражника.

– Нет, но думаю, что видел ее. На днях в город как раз прибыла девушка вместе с каким-то гномом. Сразу бросилась в глаза ее схожесть с тобой, похожие черты лица, те же глаза, и все такое. Расхаживала по оживленным улицам в одеянии чародея – ну, знаешь, в мантии такой, как в орденах раньше ходили. Попугала этим изрядно оживленные толпы. У нас-то магиков особо не жалуют, алхимик – и тот всего один…

Их разговор прервал второй стражник у ворот, окликнувший Нолта. Тот вернулся на свой пост, Теор же, попрощавшись с ним, присоединился к Марго. Пройдя городские ворота, наемник с купцом направились по одной из центральных улиц, минуя главную площадь. Достигнув торгового квартала, Теор получил плату от Марго и подтвердил оплату контракта установленной ритуальной фразой.

До заката было еще далеко, и все же молодой наемник отправился в таверну «Черная Гарпия», которая находилась в двух кварталах от резиденции главы города. Именно в ней после захода солнца он должен был встретиться с Филдой и Гардом.

Таверна была одним из самых людных мест в этом небольшом городке. Рано или поздно сюда находил дорогу каждый житель и гость города. Ее хозяин, Васк, был отличным виноделом и пивоваром. Лишь часть выпивки в его заведении закупалась у приезжих торговцев, большее же ее количество он готовил сам, причем по качеству она ничем не уступала гномьей. Кроме того, за довольно низкую плату любой желающий мог переночевать на втором этаже таверны, сняв комнату на ночь, что только увеличивало число посетителей-постояльцев.

В конце широкой улицы взгляду открывалось величественного вида двухэтажное строение, напоминавшее некое святилище приверженцев черной магии. Гладкие стены из редкого черного камня покрывала едва заметная рунная роспись. На крыше возвышалась статуя гарпии размером с высокого человека. Монстр, расправив крылья, устремлял взгляд вниз, взирая на входящих и покидающих таверну посетителей.

Заведение это имело историю не менее богатую, чем сам город.

Сейчас широкие черные двери таверны были открыты, и у входа стоял, как и всегда, огр Рук – охранник «Черной Гарпии». Огры внешне были очень похожи на людей, за исключением тела более крупных размеров и уродливого лица. Они были довольно глупы, что с лихвой компенсировалось их силой – огр без труда мог голыми руками свернуть человеку шею или переломить хребет. Кроме того, этих существ всегда отличала чрезмерная жадность и любовь к золоту. За пару сотен серебряных огр готов выполнять любые приказы, а заплатившего ему считает своим полноправным хозяином. Идеальный охранник.

Когда Теор прошел мимо Рука, тот окинул наемника сердитым оценивающим взглядом и, убедившись, что новый посетитель не представляет на данный момент угрозы, отвернулся.

Внутри было на удивление тихо и малолюдно. За одним из столиков сидели двое стражников, которые, вертя в руках полные кружки пива, что-то бурно обсуждали. Еще за одним столом сидел молодой монах, облаченный в темно-коричневую холщовую рясу. Каждый раз, отхлебнув немного эля из большой стеклянной кружки, он испуганно озирался по сторонам, словно тот, кого он боялся здесь увидеть, мог прятаться под одним из столов.

Наемник прошел к высокой деревянной стойке и сел на один из придвинутых к ней стульев.

– Теор из рода Ренвудов! Приветствую тебя в моем скромном заведении! – улыбаясь, обратился к наемнику хозяин таверны.

– Рад видеть тебя, Васк. – Гость пожал протянутую ему руку. Несмотря на немалый возраст – а хозяину таверны шел уже шестой десяток – рукопожатие Васка по-прежнему было крепким и уверенным. Он был высок, широк в плечах и отлично сложен. От носа до подбородка его лицо покрывали густая рыжая борода и такие же усы, верхняя же часть головы была выбрита наголо.

В прошлом Васк был кузнецом, сейчас же держал таверну и был отличным пивоваром и виноделом.

– Обычно у тебя больше посетителей, – заметил Теор, еще раз окинув взглядом таверну.

Молодой монах тем временем закончил озираться по сторонам и теперь был занят тем, что изучал Теора, рассматривая его с ног до головы и нервно постукивая при этом двумя пальцами по столу. Кажется, монаха совершенно не смущал тот факт, что наемник мог заметить его интерес к своей персоне.

– Сегодня казнь молодого эльфа. Совсем парнишка, поди, молоко еще на губах не обсохло, или что они там пьют в детстве. Говорят, что он шпион из Гиоля… Ничто не веселит этих свиней так, как публичная казнь, – добавил Васк, но уже значительно тише.

– Эльфийский шпион? Эльфов мы не интересуем, по крайней мере, пока наши войска не заходят в их леса, – сказал Теор, который знал это не понаслышке.

– Это беснующееся отродье, именуемое главой города, готов повесить любого, кто ему не понравится. Заглянул не в то окно – все, ты шпион, и шагом марш на лобное место! – Васк нахмурился, но уже через пару мгновений его лицо вновь расплылось в широкой улыбке: – Ну не будем о дурном. Итак, с какой целью к нам пожаловал наемный воин Теор, гроза бандитов, монстров, страшных тварей и всех иже с ними?

– Сегодня вечером у меня важная встреча в твоей таверне.

– А-а, понимаю, понимаю, – согласился хозяин заведения. – Но до вечера еще далеко, можешь пока и работой заняться. Налить тебе чего-нибудь?

– Да, я бы не отказался от пива, – кивнул Теор.

Васк наполнил до краев высокий стеклянный стакан и протянул его наемнику. Теор взял его в руки и немного отхлебнул пенного напитка. Пиво у бывшего кузнеца было превосходное на вкус, впрочем, как и всегда.

– Ты упоминал работу, верно? – немного погодя спросил Теор. – У тебя есть предложения, Васк?

– Возможно. – Хозяин таверны утвердительно кивнул. Скрестив руки на груди, он продолжил: – У нас в казематах завелась какая-то тварь, убила нескольких стражников. Заключенным повезло больше – с решетками гадина не справилась, или… не пыталась справиться, не знаю. Затем, как утверждают, она ушла или уползла в заброшенную часть казематов. Глава города обещает тридцать золотых тому, кто найдет это пришлое существо и изведет его. Контракт есть у стражников, что стоят у казематов.

– Заманчивое предложение, хоть и с явно заниженной оплатой, – согласился Теор. Он был не прочь размяться.

Допив пиво, расплатившись и попрощавшись с Васком, наемник направился к выходу. Молодой монах продолжал испепелять его взглядом, что-то бормоча себе под нос. Когда взгляды Теора и рассматривавшего его парня встретились, монах резко отвернулся и поспешил как можно глубже закутаться в свою рясу, словно та могла его уберечь от молодого воина. Удивившись такой реакции, Теор повернулся к Васку, но тот лишь развел руки в стороны и рассмеялся. Не обращая более внимания на монаха, наемник покинул таверну.

Казематы находились в восточной части Хартинга, здание занимало часть восточной же крепостной стены. У главного и, собственно, единственного входа в казематы понуро стояли двое стражников. Теор направился прямиком к ним.

– Ишь, цацек нацепил и сразу великим воином стал, так-с? – Строгий взгляд пожилого стражника впился в молодого воина подобно пиявке. – Небось только из пеленок успел вылезти, а уже давай кичиться весом своего кошелька!

С густой седой бородой и такими же усами, он давно уже перешагнул порог молодости. Годы не пощадили мужчину, согнув спину так, что старый стражник с алебардой в левой руке походил на горбатую старуху с клюкой.

– Ты чего же это, Катер? – ахнул второй стражник, недоуменно глядя на своего товарища. – Тебе чего, юноша? – добавил он, обращаясь уже к Теору.

Второй стражник был гораздо моложе седобородого напарника, статная осанка выдавала воинскую выправку, но многочисленные морщины уже нещадно избороздили его лицо. Однако старый стражник, которого назвали Катером, словно и не заметил замечания товарища, продолжая буравить взглядом наемника.

Теор действительно выглядел не просто молодо, но даже моложе своих лет – ему было немногим больше двадцати зим. Он имел средний рост и стройное телосложение. Тонкий ровный нос, хоть и познавший в детстве немало переломов, но все же не оставивший на себе видимых свидетельств своего осквернения чьими-то ударами (спасибо лекарям военной академии и предрасположенности к поразительно быстрому заживлению любых ранений), тонко очерченный рот с приподнятыми вверх уголками губ, светло-русые волосы средней длины, зачесанные назад, и взгляд голубых глаз, по-юношески чистый и проницательный. Кроме того, картину дополняла группка светло-коричневых веснушек на переносице и скулах, что придавало Теору эдакий мальчишеский вид. Не зеленый юнец, но уже зрелый и опытный воин, он все же больше напоминал одного из многочисленных парнишек, что работали на постоялых дворах состоятельных купцов.

– Да ты посмотри только на него! Эй, малец, исчезни отсюда, и цацками своими здесь нечего похваляться! – Катер потряс в воздухе сжатым кулаком.

Теор не сомневался, что под цацками старый представитель городской стражи имел в виду экипировку наемника. Под расстегнутой кожаной курткой виднелся плотно подогнанный, словно вторая кожа, доспех из кожи саламандры. Редкий, дорогой и крайне эффективный элемент защиты, как нельзя лучше подходящий для лучника. Прочная кожа саламандры не сковывала движений, но при этом по прочности не уступала гномьей стали. Кроме того, подобный доспех давал владельцу защиту от высоких температур за счет огнеупорных свойств кожи саламандры.

За спиной наемника покоился композитный лук – мечта любого стрелка. Рукоятка была выполнена из нескольких слоев красного дерева с костяными накладками для удобства обхвата пальцами. Легкая, с высокой прочностью, украшенная резьбой в виде оливковых ветвей. Плечи изогнутые, из редчайшего черного дерева, добытого эльфами в проклятом лесу во времена их войны с лесными демонами. По прочности черная древесина не уступала гномьей стали, при этом сделанные из нее плечи были гибкие, с мягким плавным натяжением. Плечи лука были также усилены дополнительно сухожилиями с внешней стороны и роговыми пластинами с внутренней. Тетива была сплетена из пяти крепких нитей, свитых из шерсти эльфийских животных, похожих на овец; нити, в свою очередь, крепко перетянуты другими скрученными нитями – шелковыми. Такой лук мог использоваться не только по назначению, но и как оружие ближнего боя благодаря своей прочности.

Будучи верным однажды данной клятве, Теор никогда и никому не рассказывал, как, от кого и при каких обстоятельствах он заполучил столь редкое эльфийское оружие, к тому же изготовленное в единственном экземпляре.

Лук крепился за спиной наемника на специальных выступах-захватах на колчане, которые выполняли ту же функцию, что и стандартные налучники. Колчан же был наполнен длинными красноперыми стрелами. Такие стрелы делали на заказ умельцы-гномы, что жили на поверхности и вели активную торговлю с Южным континентом. Древко стрелы делалось из прочной древесины, которой был богат Большой Восточный лес, располагавшийся на восточной окраине Гелинора; оперение – из плотных перьев диковинных для Серединного континента ярко-красных птиц с большим продолговатым клювом, которые повсеместно населяли Южный континент. Ланцетовидный же наконечник для стрелы гномы делали из прочных минералов, что добывались в шахтах рудокопами их народа. Такие стрелы обладали большей, чем у обычных стрел, точностью и без труда пробивали даже плотную кольчугу.

На поясе молодого воина в ножнах покоилась флисса – весьма экзотический меч, представляющий собой узкий длинный клинок с одним лезвием, сужающимся к острию, имеющий клинообразную форму в сечении и рукоять без гарды, навершие которой было выполнено в виде головы льва, выступающей в роли противовеса.

Экипировка наемника была по своей сути уникальной, и второй такой же комплект в пределах Серединного континента было не сыскать. Что уж говорить о городской страже, которой выдавалась старая потрепанная экипировка, как правило, без возможности сменить ее на протяжении всей своей службы.

– Да умолкни же ты, нежить тебя дери! – прикрикнул на старого стражника его товарищ.

Катер что-то проворчал, все еще грозя кулаком не то Теору, не то уже собеседнику, но все же замолчал.

– Меня интересует существо, с которым, как я слышал, у вас имеются определенные проблемы, – ответил стражнику Теор.

– Так ты наемник будешь? Не хочу показаться неучтивым… гм… – Стражник прокашлялся. – Могу ли я увидеть отличительный знак твоей гильдии?

У каждой гильдии в пределах Гелинора имелся свой отличительный знак, по которому их члены могли доказать свое отношение к оной организации. Знаки были всевозможными: от колец и амулетов до татуировок и специальных заклинаний-формул. Каждая гильдия ухищрялась как могла, дабы обезопасить своих членов как от случайной потери отличительных знаков, так и от умышленного похищения таковых злоумышленниками с целью дальнейшего использования. Кольца не снимались с пальцев, амулеты были видны лишь тем, кому владелец их предъявлял, татуировки не сводились, заклинания не работали в чужих руках.

Отличительный знак не только подтверждал причастность человека к той или иной гильдии, но и указывал, какой ранг он имеет в ней, а значит, и какими полномочиями он в действительности обладает.

Гильдия наемников своим отличительным знаком сделала татуировку. Она наносилась при вступлении в гильдию на правую руку новичка специальными чернилами, защищенными охранительными заклинаниями. Татуировку нельзя было смыть, свести и даже выжечь, равно как и сделать невидимой с помощью заклинаний: на это был способен лишь человек, ее наносивший.

При дезертирстве же человека из гильдии наемников или его исключении по решению совета Грандмастеров за грубое нарушение гильдейского устава срабатывали дополнительные чары, наложенные на чернила при нанесении татуировки. В этом случае татуировка превращалась в изображение гнилого черепа без нижней челюсти. Так же как и исконную татуировку гильдии, такой рисунок невозможно было удалить, даже вздумай ее владелец отсечь себе руку по торс: татуировка проявлялась на второй руке; при потере обеих рук – на лице. Носителей такой метки не принимали в другие гильдии, а многие города объявляли их преступниками. Теор всегда считал подобное решение суровым, но более чем справедливым…

Наемник закатил правый рукав куртки, и взорам стражников открылась до мельчайших подробностей прорисованная татуировка чуть выше запястья в виде морского грифона с двумя клинками в лапах.

– Мастер! – Стражник невольно охнул и в то же время сразу подобрался всем телом, словно на строевом смотру. – Простите великодушно Катера: он и в молодости-то был не учтив, а сейчас просто управы на него нет. Видишь, Катер, – стражник обратился к седовласому товарищу, – морской грифон, четвертый ранг, то бишь Мастер среди наемников!

Последние слова стражника и созерцание морского грифона на руке мальца подействовали на Катера должным образом. Буркнув что-то неразборчивое, он перевел взгляд на свои башмаки и стал внимательно изучать их, потеряв всяческий интерес к находившимся рядом с ним людям.

– Ничего страшного, – заверил Теор. – Так как насчет вашей проблемы?

– Да-да, конечно же… – поспешно закивал стражник. – Думаю, раз вы здесь, то основная информация вам уже известна. Могу добавить, что наш местный алхимик, досточтимый господин Рено, заявил, что это василиск.

– В самом деле? – удивился наемник. – Интересно. Досточтимый Рено лично его видел?

– Нет, что вы, в заброшенную часть казематов мы никого не пускаем. Алхимик заявил это, исследовав трупы наших товарищей-стражников и отметины на стенах, потолке, полу. Сказал: «Сматывайте удочки, охламоны, выметайтесь из казематов и шлите весть наемникам, покуда еще все члены свои целы».

– Не встречал вашего алхимика, но он мне уже нравится, – усмехнулся Теор. – Если, конечно, он не ошибся в своих выводах, – добавил наемник уже серьезно.

– Вынужден просить вас взяться за уничтожение этого василиска. Наемники четвертого ранга не часто заглядывают в наш город.

– Сможешь-то? – Это вновь подал голос Катер. Теперь старый стражник смотрел на наемника не столько с недовольством, сколько с интересом пополам со скептицизмом.

– Смогу, – кивнул наемник. – Контракт-то у вас письменный имеется? И кто заказчик?

– Имеется, – отозвался стражник. – Пройдемте в канцелярию, Мастер. Я как старший стражник городского гарнизона уполномочен выступить в роли заказчика и подписать с вами уже подготовленный контракт, сразу после того как мы обговорим с вами детали и сумму оплаты. Катер, останешься тут на посту, – отдал приказ стражник своему напарнику.

Отворив ворота казематов, стражник пригласил наемника внутрь. Его седовласый товарищ остался снаружи.

– Ишь, рыбий хвост грифону намалевали! Эксприми… эксперена… экспиримантаторы! – пробурчал Катер, силясь правильно произнести сложное для него слово.

Канцелярия делила большую просторную комнату с оружейной и складским помещением. Представляла она собой деревянный стол с широкой прямоугольной столешницей, заваленной кипами пергамента и несколькими увесистыми фолиантами, да пару деревянных стульев в придачу. Обговорив все необходимые условия, Теор подписал предложенный стражником контракт, после чего тот предоставил наемнику подробный план каждого из трех уровней казематов. Напоследок стражник пожелал наемнику удачи и, покинув здание, запер ворота с внешней стороны до окончания, как он выразился, умертвительного действия.

Наемник отворил увесистую дверь из оружейной в основную часть первого уровня казематов и, перехватив поудобнее лук, медленно двинулся по широкому коридору.

Теор никогда еще не встречал живого василиска, но знал о них немало. Знания его были основаны не только на легендах и мифах об этих созданиях (а они казались наемнику довольно изощренными), но и на опыте некоторых знакомых алхимиков и чародеев. Так, например, по распространенному поверью, василиск рождался, когда петух, одряхлевший от старости, сносил яйцо, которое позже находила жаба и высиживала его в теплом навозе из помета летучих мышей, что делало чудовище неуязвимым. Теор невольно поежился от легкого отвращения, представляя себе весь этот процесс.

Тем не менее василиск действительно состоял из частей тел указанных существ: он имел голову петуха, тело жабы, крылья летучей мыши и хвост змеи. Его главной особенностью, равно как и оружием, было едкое вещество, выделяемое телом. Когда-то василиск был выведен группой черных колдунов-алхимиков для охраны их замков. Но что-то в их экспериментах пошло не так, и чудовища получились сколь опасными, столь и неуправляемыми. Не желая лишать жизни свое творение, колдуны попросту отпустили василисков (а их они создали не один десяток) на волю, рассеяв по всем четырем континентам.

Василискам как созданиям из неживой материи не нужна была пища для существования, поэтому неистребленный василиск мог прожить не одно столетие. Со временем, после ряда столкновений людей с этими созданиями, о них сложили немало легенд и сказаний, которые имели под собой одну основу – страх перед неизвестным, но разнились при этом во многих деталях.

Теор точно знал, что василиски вовсе не были неуязвимыми. Их можно было убить, как любое другое существо из плоти и крови, хотя обычным оружием пробить их прочную чешую было не так-то просто. Легенды же утверждали, что убить василиска проще всего, спустив на него обычную ласку. Та убивала чудовище, но при этом погибала сама, так как кровь василиска подобна кислоте. Также считалось, что василиск до смерти боится крика петуха, и, заставив его слушать голос птицы, тем самым можно убить чудовище. Увы, ни ласки, ни петуха у Теора не было, а посему он не имел возможности проверить на деле эти занимательные теории.

Наемник медленно продвигался по первому ярусу казематов, прислушиваясь к тишине, которую нарушали только звуки его шагов да потрескивание факелов, что освещали мрачные помещения. Первый ярус представлял собой широкий длинный ход, от которого в обе стороны тянулись другие, не длинные и гораздо у́же основного; каждый из них заканчивался одиночной камерой. Те сейчас все были пусты, их двери распахнуты.

Теор отметил, что потолки в казематах были не низки, в полтора роста среднего человека, что позволяло идти не пригибаясь и что конечно же говорило о благосостоянии города: ведь и стены, и пол, и потолок были сделаны из дорогого на севере камня – ближайший рудник был во многих лигах южнее.

Центральный ход заканчивался каменной лестницей, ведущей на следующий уровень. Возле нее-то на стене Теор и заметил отметины. Примерно с ладонь в длину четыре неровные широкие борозды на камне. Следы когтей. Однако сами по себе они еще не доказывали, что здесь побывал именно василиск.

В этот момент Теор услышал скрежет – словно кто-то ножом царапал по металлу. Звук исходил с нижних уровней. Держа лук наготове, наемник спустился ниже.

Здесь было на порядок больше камер, чем на предыдущем уровне. Главный коридор был здесь гораздо уже, но от него тянулось в сторону куда больше боковых ходов, между которыми располагались одиночные камеры. Боковые же ответвления выводили в два дополнительных прохода, правый и левый.

На втором уровне отметин было значительно больше. Как и заверял стражник, здесь они виднелись повсюду: на стенах, полу и даже потолке. Все те же четыре борозды от когтей, а также новые, ранее не попадавшиеся на глаза отметины на камнях – следы кислоты. Она разъела камень во многих местах, оставив после себя не только разрушение твердой породы, но и темно-зеленоватый налет, словно слой пыли. Яд василиска.

Скрежет повторился уже более отчетливо.

Следовательно, василиск был на последнем, третьем уровне.

Изучая план казематов, Теор заметил, что третий уровень отмечен как заброшенный. Стражник объяснил тогда, что тот задумывался как допросная, она же пыточная. Но из-за пристрастий главы города к публичным казням так и не был до конца достроен.

Теор спустился сюда по каменной лестнице, в любую секунду готовый вступить в бой. Когда оставил позади себя последнюю ступеньку, перед глазами открылась картина заброшенного уровня – пустое пространство с четырьмя стенами и несколькими атрибутами для пыток, пребывающими не в лучшем состоянии. В помещении было мало света, здесь горели лишь два факела.

«Если уровень был заброшен, то зачем тогда, пусть и недостаточно, но все-таки освещать его?» – подумал наемник. Но для подобных размышлений было не время, и они отошли на второй план, ведь перед ним был его противник.

Василиск находился у дальней от Теора стены; он стоял на стальной пластине, когда-то служившей, по-видимому, частью некоего пыточного механизма, и медленно скреб по ней когтями.

Размером василиск был не больше лошади, имел довольно неуклюжий и к тому же омерзительный вид. На большом жабьем теле, лапы которого были увенчаны внушительными когтями, громоздилась бесформенная птичья голова, лишь отдаленно напоминающая петушиную. Длинный клюв имел ряд больших неровных заостренных зубов, отчего до конца не закрывался. Из-за спины василиска торчали два широких крыла летучей мыши: непропорциональные, одно больше другого. Дополнял картину длинный змеиный хвост, превосходящий в длине самого василиска от клюва до основания хвоста.

На человека смотрели два немигающих серых глаза с темно-пепельными точками зрачков.

Теор пустил стрелу в василиска, метя тому в глаз, однако монстр легко перехватил ее зубастым клювом и, перекусив стрелу пополам, отшвырнул ее обломки в сторону. «Что ж, неплохая реакция», – отметил про себя наемник.

В следующий миг уже Теору пришлось блеснуть своей реакцией. Он отскочил в сторону за секунду до того, как в то место, где он только что стоял, ударила струя зеленого огня, извергнутая из пасти монстра. Каменный пол плавился, шипя, от яда чудища. Огонь василиска внешне очень напоминал драконий, а тот, в свою очередь, был, как известно, неплохим оружием против самих же драконов. Стоило проверить.

Наемник вонзил стрелу в камень, разъедаемый зеленым огнем, и яд василиска тут же перекинулся на острие, словно намереваясь как можно скорее уничтожить новую цель. Не дожидаясь, пока кислотная смесь закончит начатое, Теор пустил стрелу, на этот раз целясь василиску в грудь. Чудовище успело отпрянуть в сторону, но стрела все же задела шкуру, оставив заметный порез, из которого брызнула кровь темно-коричневого цвета.

Помещение каземата пронзил животный крик, смешанный с пронзительным высоким свистом. От этого звука наемника швырнуло обратно на лестницу, словно ударной волной от взрыва. Теор взбежал по ступеням, оказавшись на втором уровне в тот самый момент, когда в ступени ударил новый поток разъедающего огня. Издав повторно крик, в котором слышалась уже не боль, а звериная ярость, василиск ринулся в погоню.

Теор шмыгнул в ближайший боковой проход, и василиск, не заметив его, проковылял по главному проходу мимо. Монстр передвигался быстро, но крайне неуклюже, переваливаясь с боку на бок, путаясь в собственных лапах, да и длинный хвост при передвижении скорее мешал, чем помогал.

Теор вышел из своего временного укрытия и выстрелил, пронзив стрелой правое крыло василиска. Тот зарычал и, не разворачиваясь, отмахнулся хвостом, норовя сбить противника с ног. Наемник не без труда, но все же избежал удара увесистым хвостом, вовремя пригнувшись, после чего скрылся в другом боковом проходе.

Развернувшись, василиск направился в проход, где скрывался наемник. Он не видел того момента, когда человек скрылся из виду, но примерно мог определить его местоположение по запаху.

Теор натянул тетиву и замер, ожидая появление монстра. Как только петушиная башка показалась в проходе, молодой воин выстрелил. Стрела врезалась в клюв, и василиск, потеряв равновесие, свалился на пол каземата, ударившись при этом головой о стену.

Наемник юркнул в широкий проход, идущий параллельно центральному, и, миновав несколько коридоров, соединяющих их, вновь вернулся в центральный проход. Василиск медленно поднимался и сейчас находился спиной к наемнику. Голова его была низко опущена, и посему Теор всадил в незащищенную спину чудовища одну за другой три стрелы.

Василиск вновь заревел, и к его голосу, как и в прошлый раз, примешивался громкий свистящий звук. Наемника опрокинуло на пол. Он хотел зажать уши, но руки его не слушались, став ватными, в глазах потемнело, и он едва не потерял сознание.

Когда способность двигаться вернулась к Теору, василиск был уже в шаге от него. Тварь медленно раскрыла клюв-пасть с неровными зубами, чтобы в следующий миг убить дерзкого человека струей всеразъедающего зеленого пламени. Движения василиска были медленными и неуверенными: видимо, он все еще приходил в себя, оглушенный при ударе головой.

Наемник откатился назад на расстояние одного шага и рванул стрелу из колчана. Свист тетивы, в воздухе мелькнуло красное оперение стрелы – и в следующий миг василиск рухнул на каменный пол. Стрела вошла в его пасть и, пробив голову насквозь, высунулась наполовину из затылка. «Не так страшно чудовище, как его описывают», – вспомнилась молодому наемнику услышанная однажды поговорка.

Из раскрытого клюва, так и не извергнувшего смертоносный яд, вытекала струйка дурно пахнущей крови коричневого цвета. Она же капала с торчащего из головы монстра наконечника стрелы. Теор внимательно его изучил – наконечник оставался цел. Стало быть, кровь василиска не могла разъесть любой предмет, на который бы попала, как это делал находящийся в его же организме яд.

Недолго думая наемник обнажил свою флиссу и, замахнувшись, с силой опустил клинок на шею василиска, отсекая твари голову. Коричневые брызги весело ринулись вверх, освобожденные из своих вечных темниц-кровотоков. Оказавшись на свободе, они постарались оросить все пространство, до какого только смогли дотянуть.

Глава 3

Вечерние беседы

На закате молодой наемник появился возле «Черной Гарпии». Перед тем как отправиться к таверне, он сдал исполненный контракт страже и получил свою награду. Теор с улыбкой вспомнил, как появился у входа в казематы с окровавленной головой василиска в руках, при виде которой памятный стражник по имени Катер дал деру, да так, что лишь пятки засверкали. И куда только делась старческая немощность…

Огр-вышибала как всегда стоял у входа.

– За полдня во мне мало что изменилось, – ухмыльнувшись, объявил наемник, поймав на себе суровый взгляд силача.

Огр не удостоил человека ответом, лишь громко и напоказ фыркнул. Пожалуй, даже слишком уж напоказ.

Отворив двери таверны, Теор прошел внутрь заведения. С того дня, как наемник был здесь в предыдущий раз, народу в таверне ощутимо прибавилось. Более того, свободных столов практически не было. Народ выпивал, громко общался и просто отдыхал, кто-то даже горланил понятную одному ему песню.

Филду с Гардом Теор заметил тотчас. Гном с чародейкой сидели за небольшим столиком в углу таверны, стул между ними был не занят. Наемник также не остался незамеченным – гном энергично замахал ему в знак приветствия.

На минуту Теор застыл, просто рассматривая свою сестру.

Да, она сильно изменилась. Он помнил ее среднего роста – того же, что и он сам, разве что на пол-ладони выше; стройную, с темно-русыми длинными волосами, что с фанатичной аккуратностью были завиты в толстую косу, опоясывавшую лоб и затылок двумя витками; голубыми глазами, тонким ровным носом, высокими скулами и смешными ямочками под ними. Сейчас волосы чародейки были распущены и острижены, их кончики едва доставали до плеч. К тому же девушка перекрасила их в темно-красный цвет. Скулы, конечно, остались там, где и были, а вот ямочки разгладились, не оставив по себе памяти.

На Филде была шелковая рубаха светло-розового цвета, поверх которой накинута кожаная куртка без рукавов. Совсем не характерное одеяние для чародея, и оно уж точно не могло скрыть ее грациозную фигуру.

Если раньше Филда всегда напоминала эдакую озорную девчонку, то сейчас она выглядела взрослой и зрелой женщиной. Теор отметил также, что тонкие, прямые и четко очерченные губы придавали ей некую серьезность. Наемник понимал, что если бы он взглянул на девушку как мужчина, а не как родственник, то скорее всего нашел бы их трепетными и желанными. Филда была красива, и Теор искренне радовался за сестру.

Сейчас молодому человеку казались смешными их с сестрой детские перепалки, которые не прекращались и в юношеском возрасте, и при дальнейшем взрослении. Папин сын и мамина дочь были обречены на извечное соперничество за внимание родителей и определенную неприязнь друг к другу на этой почве.

Как и любой ребенок, Теор с Филдой хотели не только иметь, но и в полной мере чувствовать искреннюю любовь, теплоту и заботу обоих родителей. Возможно, так все и было, но чета Ренвудов решила, что воспитанием детей нужно заняться раздельно, в соответствии с собственным ремеслом родителей и талантами их чад. Именно поэтому мама, будучи магессой, стала воспитывать и обучать свою дочь, талант к магии которой стал проявляться едва ли не с пеленок, а над юным и ловким мальчишкой взял шефство отец – признанный имперский разведчик.

Неписаная вражда за любовь частично недоступного для каждого из них родителя началась между детьми, когда Теору исполнилось шесть. В его день рождения отец взял мальчика на охоту и впервые доверил ему не только полную свободу действий в лесу, но и настоящий боевой лук. Для Теора отцовский лук был большим, едва ли не в его рост, да и натяжение слишком велико. Мальчишка Ренвуд пыхтел и сопел, обливаясь потом, когда натягивал тетиву, но не сдавался. В итоге он подстрелил двух больших жирных фазанов и был на седьмом небе от счастья: ведь отец, временами строгий и суровый, в тот день не уставал нахваливать сына и заверять, что у мальчика настоящий талант.

Отец объяснил тогда Теору, что научить стрелять из лука можно многих, но мало кто из людей способен чувствовать это благородное оружие, мало кто может сделать его продолжением своего тела, полностью контролировать пространство вокруг себя и попадать в движущуюся цель не глядя, полагаясь лишь на свои ощущения и чутье. По словам отца, у его сына был как раз такой талант. После охоты Теор спешил домой, чтобы похвастаться перед сестрой своими первыми охотничьими трофеями, добытыми самостоятельно…

Вот только у Филды, напротив, тот день проходил хуже некуда. Мать с самого утра заставила ее практиковаться в воплощении и управлении четырьмя основными стихиями, что у девочки никак не получалось.

«Мама, я еще мала для таких сложных заклятий!» – умоляюще восклицала дочь. Но профессиональная магесса была непреклонна, и ответ ее был неизменен: «Упражняйся лучше!»

Еще больше настроение юной ученице испортил ее младший брат, вернувшийся с охоты вместе с отцом. Он был не просто в хорошем настроении: он был счастлив, и отец похвалил его, потрепав по светло-русой пышной шевелюре. Вот бы и ее также похвалили, но нет же, одни только «работай», «практикуйся», «не отвлекайся!».

Все произошло спонтанно. В мыслях девочки сплелись обида и детская злость. Да что они о себе возомнили! Подумаешь, велика наука – наложить заостренную палку на тетиву, оттянуть ее в сторону и отпустить, прибив ленивую неуклюжую птицу, которая даже не пытается спасти свою жизнь. А попробуйте как она, Филда, поупражняться с утра до вечера в сложной стихийной магии!

Девочка без слов выбросила правую руку вперед, и два фазана в руках ее брата сгорели за считаные секунды. Просто вспышка, расцветшая в воздухе, словно дивный цветок, – и вот от двух птиц осталась лишь горстка пепла, который плавно осыпался на пол.

Филда не хотела причинить брату зла, это был лишь порыв нахлынувших эмоций. И все же по ее лицу предательски расползлась улыбка, когда девочка заметила в глазах младшего брата рождающиеся там детские слезы.

Родители наказали Филду, ее даже не пригласили к праздничному столу. Могли бы хоть похвалить за заклинание, ведь это были настоящие воплощение и управление – созданный ею огонь не причинил вреда Теору и не обжег его руки, спалив лишь фазанов. Но нет.

Теор в тот день впервые осознал, что причинить человеку боль и быть по отношению к нему жестоким может даже самый близкий человек, пусть и по недомыслию. Так и началась междоусобная «война» между детьми семьи Ренвуд.

Вначале это были лишь безобидные словесные шутки и колкости, но с возрастом вражда набирала силу. Однако со временем, когда мальчик поступил в военную академию, а девочка – в академию магии, Теор с Филдой стали редко видеться, а это, в свою очередь, означало и отсутствие возможностей для активных действий на их семейно-враждебном фронте. Когда же погибли их родители, они, не сговариваясь, отбросили вражду в сторону. И все же похороны были последним днем и местом их встречи, за этим последовала восьмилетняя разлука…

Окунувшись в раздумья и воспоминания, Теор даже не заметил, как возле него оказался гном, и потому невольно вздрогнул, когда широкая мозолистая ладонь, ухватив наемника за руку, властно потянула его через зал таверны.

– Что ж ты встал и стоишь? Давай, идем! – сказал гном, ободряюще похлопав наемника по плечу свободной рукой.

Он провел молодого человека через зал таверны и усадил за их стол. У Теора сразу же возникла комичная аналогия: он – высокородная барышня, а гном – галантный, но настойчивый кавалер, ухаживающий за ней… то есть за ним, Теором.

Для представителя своей расы Гард был довольно худ и высок. Нет, он, как и все гномы, был широк в плечах и заметно ниже человеческого роста, а вот знаменитое «гномье брюхо» у него отсутствовало. Гард был лишь плотно сложен, хотя в сравнении с иными гномами его можно было смело назвать стройным, к тому же он был на голову выше любого гнома, которых довелось встречать Теору за всю жизнь.

Широкое добродушное лицо обрамляли густая борода темно-коричневого цвета и такие же усы. Многие гномы отращивали невероятно длинные бороды, после чего всячески ухищрялись с их оформлением: заплетали косы и косички, делали фигурные стрижки и завивки. Гард отличался от своих многочисленных сородичей и в этом: он стриг свою бороду довольно коротко – она едва доходила до ключиц и не имела никаких принятых у подгорного народа изысков.

Гард располагал к себе с первого же взгляда. Его губы то и дело расплывались в простой и искренней улыбке, а в серых глазах читались открытость и дружелюбие.

– Не привык я к такой заботе, – неопределенно произнес Теор.

– Ничего не поделаешь, дружище, – добродушно заявил Гард. – Ты ж живая легенда, и я, не буду скромничать, давно хотел с тобой познакомиться.

– Такая уж и легенда? – с иронией поинтересовался Теор.

– Ну себя ты можешь таковым и не считать, но это именно так. Легенда нашей гильдии – так уж точно, – серьезно ответил Гард.

– Чем же я таким прославился? – вновь спросил Теор, словно и не про него говорил собеседник.

– Ну сам смотри, – гном стал загибать пальцы, – ты вступил в гильдию и получил ранг Новичка в пятнадцать лет, став самым молодым членом гильдии за всю ее историю, ведь обычно к нам принимают Новичков не младше шестнадцати – это раз. Ты всего за пять лет дослужился до звания Мастера, установив этим абсолютный рекорд гильдии – это два. Опять же твоя пятилетняя карьера – контракт за контрактом, это ведь просто марафон какой-то! Это, значица, три. Четвертое – ты всего добился сам. Ни одного группового контракта под шефством более опытного наемника. Ну и пятое – ты не провалил ни один контракт за пять лет. Этого разве недостаточно?

– С перечисленным спорить не стану, – кивнул Теор. – Добавь тогда еще к списку дюжину выполненных контрактов гильдейского уровня.

– Да ну?! – удивился гном. – Почему же мы ничего не слышали о них?

– Потому что информация о них была засекречена, – прямо ответил наемник.

– Хм, – задумался гном. – А у меня за пятнадцать лет наемничьей жизни была всего пара контрактов самого высшего, то бишь гильдейского уровня. Вот видишь! Я и говорю – легенда!

– Пусть будет так, – не стал более спорить Теор, невольно улыбнувшись. – Как только выполним наш текущий контракт, добавишь на свой счет еще один контракт гильдейского уровня, – добавил он.

– До тебя, парень, мне все равно далеко, – не уступал Гард. – И это, значица, ты про гильдейские-то дела мне непременно поведаешь! – Гном не спрашивал, он ставил собеседника перед фактом.

– Это не трудно, – согласился Теор. – Но думаю, с этим мы еще успеем разобраться.

– Конечно, успеете. Вам ведь работать вместе, – встряла в беседу до этого молчавшая Филда.

– Привет, Филда, – наемник перевел взгляд на сестру и кивнул ей.

– Здравствуй, Теор. – Девушка ответила кивком на кивок и слегка улыбнулась. Правда, Теору улыбка показалось какой-то вымученной.

– Ой, и вправду, про даму-то мы совсем забыли! – словно извиняясь, объявил Гард, а затем, повернувшись к чародейке, спросил вполголоса: – Еще самую малость, ладно?

– Хорошо, воркуйте, – вздохнула Филда. – Выпивку тогда хоть закажи.

– Есть, мэм! – Гном по-военному отдал девушке честь, как было принято в империи Гелинор: приложив раскрытую ладонь к сердцу и склонив при этом голову, – а затем проворно направился к барной стойке.

Уже через минуту он вернулся с подносом, на котором стояли четыре высокие кружки с пивом и тарелка с вяленым мясом. Заказы в таверне по столам разносил местный служка, но гном решил его не утруждать и сам выполнил эту работу.

Раздав товарищам пенный напиток и установив блюдо вяленого мяса в центре стола так, чтобы до него мог дотянуться каждый из троицы, гном забросал Теора новыми вопросами.

Тропа привела Мартериуса к огромной нависшей скале, которой люди дали странное название – Преддверие Дракона. Считалось, что название сие родилось из-за близости скалы с Драконьей горой, чья вершина являлась самой высокой точкой Серединного континента. Мартериус усмехнулся, вспомнив свой родной мир. Ведь там был целый горный хребет, рядом с которым Драконья гора показалась бы лишь жалким бугорком.

Мартериус часто вспоминал свой мир, и сердце в такие моменты наполнялось вселенской грустью, что тянула его сознание вниз, в хаотичную бездну самобичевания. Как же он был тщеславен тогда, напыщен, самоуверен, а может, и просто глуп… Глуп настолько, что из-за своего высокомерия и любопытства он и пошел на тот самый эксперимент. Который уничтожил его родной мир.

Весь мир. Целиком.

Мартериус вздохнул и плотнее завернулся в длинный, до пят, походный плащ. Он шел медленно, приводя чувства в порядок. Пора бы уже перестать вспоминать прошлое. Эти воспоминания терзали его душу, мешали трезво мыслить и могли, в сущности, однажды его убить.

«Не глупи, – возразил он себе же. – Ты стал тем, кем ты стал, именно благодаря тому, что произошло. И именно из-за того, что ты сделал. Это оставило на тебе отпечаток, но и помогло тебе добиться невероятных успехов. Ты – тот, кто не бросился бежать от трагедии, которую сам же и вызвал. Ты исправил свои ошибки настолько, насколько это вообще было возможно, и более того, ты превратил страшные последствия того события в нечто лучшее, преподнеся великий дар сразу нескольким другим мирам. А скольких людей ты спас от воплощений злых сил, сколько жизней ты сделал лучше, скольким злым пророчествам ты не дал свершиться? Бессчетно. А сколько душ ты погубил при всем этом? Тоже бессчетно…»

Старый чародей вновь вздохнул. Из года в год груз прожитых лет давил на него все сильнее и сильнее. Он зажился на этом свете. Сколько ему было лет, чародей и сам уже не помнил. Пять или шесть столетий? Да, где-то так. Столько ведь даже эльфы не живут, а он – простой человек. «Да, человек, – вновь ответил он себе, – но все же не простой».

Сразу за скалой Мартериус обнаружил большой грот. Здесь было сухо и безветренно. Он остановился и снял с плеча котомку. Из нее вытащил небольшую головку сыра, ломоть хлеба и плотно закупоренную пробкой фляжку с холодным чаем. Уселся прямо на камень и стал есть. Он мог утолить голод и жажду при помощи магии, но ему хотелось обычной, настоящей еды. Ее не могли заменить никакие заклинания.

Закончив трапезу, он продолжил путь. Сразу за гротом отыскалась узкая тропинка, прилепившаяся к скале. Она вывела чародея в большой лес, наполненный прохладой и свежестью. Отсюда открывался чудный вид на цепь гор, разных по высоте и форме, которые тянулись вдоль восточного побережья и оканчивались уже упомянутой Драконьей горой, что возвышалась, словно монарх на троне, над всем ближайшим горным массивом. С одной горы низвергался небольшой, но изумительно красивый водопад. Несмотря на незначительную высоту, потоки воды обрушивались вниз с изрядным шумом, теряясь в густом лесу.

Мартериус застыл на месте, завороженно наблюдая за буйством водной стихии. Глубоко вдохнул свежий, с нотками влаги воздух, наполняя им легкие, а затем медленно выдохнул, выпуская его через маленькую щелку в полусомкнутых губах.

Всю жизнь он любил воду и в детстве буквально не вылезал из нее. Он даже купался зимой в проруби нагишом, за что сверстники считали его чудаковатым. Водопады же его попросту восхищали. Он мог часами стоять и наблюдать за тем, как пенная вода низвергается с большой высоты и падает, падает, пока не достигнет русла, откуда вновь продолжает свой путь, исполняя свою роль в величайшем, что есть в этом мире, – природе.

В круговерти жизни, в водовороте событий и проблем, неотъемлемо сопровождающих бытие каждого человека, легко забыть о красоте и величии живой природы. Забыть о вольном ветре, что едва заметно колышет зеленые листья на деревьях, а порой и безудержно несется в воздушном пространстве, готовый снести любую преграду, пытающуюся лишить его свободного пути. Забыть о величавых деревьях, которые за свою долгую неподвижную жизнь не только возносятся к облакам, раскинув во все стороны могучие ветви, но и дают пристанище в своих владениях многим живым существам. Забыть о бескрайней водной глади, что простирается от материка до материка, образуя моря и океаны; забыть о плодородной земле, что рождает множество живых существ, с душой и без нее, и что вбирает в себя останки многих из них по завершении отведенного им жизненного цикла…

Мартериус прервал свои размышления, тряхнув головой. Что-то здесь было не так. Он ощущал легкие возмущения магических потоков; тысячи мельчайших связей бытийного мира с миром существенным дребезжали, словно маленькие колокольчики.

Мартериус совершил в воздухе несколько замысловатых пассов руками и произнес слова заклятия. Это были древние, но безотказно действующие чары. Если бы кто-то взглянул сейчас на чародея, то увидел бы, как его глаза вспыхнули ярко-желтым пламенем.

Лес перед взором старика стал таять, еще миг – и вовсе исчез, будто его никогда и не было. Мартериус повел рукой по очертаниям горной цепи, и она тоже растаяла, словно наваждение.

Старый чародей, словно дирижер, руководил сейчас исчезающим пейзажем, стирая один за другим его живописные элементы. Еще немного – и на белом пустом пространстве осталась лишь гора и низвергающийся с ее вершины водопад.

Так он и думал.

Ни на горе, ни за горой не было речки. Также ничего не было и там, куда падала водная масса. Вода появлялась из ничего и падала в пустоту.

Брешь в реальности! Первый и главный признак того, что портал был где-то поблизости. Оставалось лишь его найти.

Мартериус закрыл глаза, а когда вновь открыл, они уже не ярились желтоватым огнем, и мир снова обрел привычный вид. Лишь там, где раньше с горы падала с шумом масса воды, больше не было никакого водопада. Мартериус уверенно зашагал в глубь леса.

Гном крутнулся вокруг себя, рассекая воздух лезвием флиссы.

– Смотри не прирежь кого-нибудь, – посоветовала товарищу чародейка.

Гард выполнил мечом восьмерку и, окинув оружие последним оценивающим взглядом, протянул его эфесом вперед Теору.

– Кому как не нам, гномам, давать оценку хорошему клинку! К тому же… – Гном сделал паузу, окликнув хозяина таверны, хлопотавшего за стойкой. Гард не сомневался, что его басовитый голос минует толпу посетителей и достигнет намеченной цели. – Васк, ты же не против?

– Нисколько, – ответил Васк в такой же манере. – Не прирежь только никого.

– Мои слова, – не без доли самодовольства заметила Филда.

– А руны-то на клинке для чего? Знакомая рунная вязь, вот только так до конца и не разобрался, – обратился Гард к Теору, который как раз резким движением отправил флиссу в висевшие на поясе ременные ножны.

– Три руны: одна для преображения, вторая для отражения, ну а третья – для рассеивания. Действуют…

– Для нейтрализации и отражения вражеских заклинаний, – перебил Теора гном. – Ну там огнешар отбить или молнию какую, верно?

– Верно, – подтвердил молодой наемник, и лицо гнома расплылось в широкой улыбке.

– Занятный мечик, вот только сомневаюсь, что во время боя с чародеем так уж и легко сталью огнешары рубить. – Для пущего эффекта от сказанного им гном поднял вверх указательный палец.

– Ну почему же, – взяла слово Филда, – если чародей не опытный и атакующие заклинания связывает непосредственно с целью – так сказать, стараясь не промазать…

– То огнешар прилетит аккурат под твой меч. Стой да отбивай – ты это хочешь сказать? – закончил за напарницу гном и пристально на нее посмотрел.

Филда лишь пожала плечами.

– Я заклинания отражаю заклинаниями же, – ответила она.

– Так… с клинком мы разобрались, далее на повестке дня у нас лук, – с этими словами гном принял из рук Теора его композитный лук.

Гном вышел из-за стола и, встав в позицию, натянул тетиву, целясь куда-то в скопление посетителей.

– Как плавно-то тетива натягивается, – заметил гном. – А натяжение-то какое у этого красавца?

– Фунтов семьдесят – семьдесят пять.

– Ишь… А как будто не больше двадцати, – с этими словами гном отпустил тетиву, и та едва ли не моментально с легким свистящим звуком приняла изначальное положение.

– Не думала, что гномы из луков стреляют, – сказала Филда, отхлебнув немного пива.

– Стреляем, – серьезно ответил Гард. – Мы, конечно, большей частью по арбалетам мастаки, отсюда-то и байки, что мы, дескать, луки презираем. Нет, все совсем не так. Просто не наше это оружие. Но вот я, к примеру, хорошо стреляю и из того, и из другого.

Гард вновь натянул тетиву до упора и отпустил.

– А что за дерево-то такое на изготовление плеч пошло? Я имею в виду, черное оно какое-то…

– Это древесина черного дуба, одного из тех, что были в… – Теор запнулся, но затем продолжил: – Словом, я дал мастеру-оружейнику, изготовившему этот лук, слово, что ни одна живая душа не узнает ни о нем самом, ни о его изделиях.

– Ох уж эти гениальные кузнецы с их вычурными идеалами и скрытностью!.. – фыркнул Гард. – А вот слово наемника – это святое. Понимаю.

Гард протянул Теору лук и вновь сел за стол. Вспомнив, что так и не притронулся к своему пиву, взял полную кружку и больше чем ополовинил ее одним залпом.

– Все это весьма занимательно, – Филда подняла ладонь, призывая собеседников прерваться, – но давайте наконец перейдем к делу.

– Ладно, – не стал упираться Гард.

– Поддерживаю, – согласился и Теор.

– Рассказывай, могучая чародейка, будем вникать и разбираться – что там, как и зачем, – пошутил гном, неотрывно глядя на подругу, но та пропустила его реплику мимо ушей.

– Нашей задачей по контракту является поиск и добыча древнего артефакта. Артефакт этот не только древний, но и единственный в своем роде. Называется он Ан’лаа-Ксаараксис.

– Язык сломаешь, – не замедлил с комментарием Гард.

– Это на эльфийском, – уверенно заявил Теор. – Скорее всего, один из вымерших диалектов отдельных поселений.

– Ты знаешь эльфийский? – Брови гнома поползли вверх.

– Немного, – уклончиво ответил Теор.

– Совершенно верно. Собственно говоря, наш наниматель заверяет, что никто кроме эльфов о существовании этого артефакта и не знает, – пояснила Филда.

– Нет проблем! Собираем вещички, едем в Гиоль, узнаём все подробности и забираем артефакт, – подытожил гном.

– Не так шустро, друг мой. В пределах всех четырех континентов есть лишь одна-единственная рукопись, в которой упоминается об этом самом артефакте. И находится она у одного коллекционера древностей. Звать его Алдериком.

– Ладно, шутки в сторону. – Со второго захода Гард прикончил свое пиво и продолжил: – Я пробежался по своим связям в городе. Спрашивал в гильдии торговцев, в гильдии алхимиков, у свободных купцов, у гномов-кузнецов, у путешествующих….

– Стой, прошу, – остановил его Теор. – Мы уже поняли, что в Хартинге у тебя много связей и…

– Очень много! – Теперь уже Гард перебил его.

– Хорошо, очень много связей. Результат-то какой?

Довольный собой, гном сделал многозначительную паузу, обведя взглядом Филду и Теора, а затем заговорил:

– Алдерик-то наш – не только коллекционер древностей, но и чародей. Вот только единственное, что он умеет, это сжимать пространство. То бишь парень может засунуть, скажем, продуктовый склад в маленькую коробочку. А когда захочет, может и достать обратно, да еще и прежний размер вернув при этом.

– Это очень сложное заклинание, требует не только большой магической силы чародея, но и большого мастерства, – задумчиво произнесла чародейка.

– Ну, стало быть, парень много практиковался, – невозмутимо парировал Гард. – Кстати, говорят, что коллекция-то его настолько внушительная, что за ней немало разбойников и сорвиголов гоняются.

– Так и где найти этого умельца? – спросил Теор.

– Уж не в Хартинге, так это точно. Он здесь лишь проездом был. Дважды. Последний раз, говорят, его видели в небольшой деревеньке на севере, Вольные Луга называется.

– Вот с нее и начнем. Завтра утром, господа, отправляемся в путь. Видит Творец, нам далеко не все в Хартинге рады.

– Один стражник утверждал, что ты распугивала горожан, прохаживаясь по улицам города в мантии одного из магических орденов, – припомнил Теор свой сегодняшний разговор с Нолтом.

– Ах это! – рассмеялся Гард. – Это Филда расплачивалась за давно проигранный мне спор.

– Кстати, Теор, – обратилась чародейка к брату, встретившись с ним взглядом, – можем поговорить наедине?

– Конечно. – Теор встал из-за стола, и они вдвоем с Филдой направились к выходу из таверны.

– Недолго секретничайте только, – сказал им вслед оставшийся один за столом Гард.

Когда наемники оказались на улице, Филда посмотрела Теору в глаза:

– Давай договоримся: никаких семейных бесед и сцен. Мы взялись за выполнение крупного контракта и пригласили тебя как одного из лучших наемников нашей гильдии. – Немного помолчав, девушка добавила: – И еще из-за того, что Гард от тебя без ума. Поверь, дело не в том, что мы с тобой в детстве не ладили, просто… давай без всех этих семейных дел, ладно?

Филда старалась говорить непринужденно, но Теор уловил заметное напряжение в ее голосе. В чем дело? Сестра слукавила, сказав, что дело не в старых обидах, тогда как именно они ее и волнуют? «Нет, – подумал он, – тут что-то другое, нечто более серьезное».

– Хорошо. Будет как скажешь, – вслух сказал Теор.

Филда окинула брата взыскательным взглядом, словно проверяя, не шутит ли он. Затем круто развернулась и, отворив двери, вернулась в таверну. Теор взглянул на ночное небо, которое затягивали большие черные тучи, закрывая собой звезды. Ночью ожидалась гроза.

Постояв еще немного, наемник тоже вернулся в таверну.

Глава 4

Вольные луга

– Дорога совсем раскисла, – посетовал Гард, сидя на невысокой лошади серо-пегой масти.

– Всю ночь дождь лил, – спокойно и как бы между делом резюмировал Теор. Молодой человек сидел на высоком вороном мерине с черной же гривой.

– И это меня должно утешить? – не успокаивался гном. Его лошади, кажется, тоже не понравилась дорога, превратившаяся за ночь в одно сплошное месиво из воды и грязи. Животное шло зигзагами, петляя, норовя то и дело уйти в сторону от дороги и скрыться в неизвестном направлении, прихватив с собой заодно и всадника.

– Лучше бы сукин сын дороги нормальные проложил да камнем добротным их замостил, чем тискать очередную шлюшку… – вновь пробурчал гном.

– Ты это про императора, что ли? – подала голос до того молчавшая чародейка.

Филда ехала на довольно неказистом на вид, но выносливом коне светло-буланой масти с неестественно короткой для имперских лошадей гривой. Чародейка как раз и арендовала всех трех лошадей, Гард же настаивал на пешем путешествии.

– Про него, про него… – заворчал гном. Словно соглашаясь с ним, громко фыркнула и его ездовая.

– А вы таки находите общий язык, – не преминула задеть товарища девушка.

– Общий язык?! – Возмущению гнома не было предела, тем более что с этими словами ему пришлось вновь, как и множество раз до этого, возвращать упрямое животное на раскисшую дорогу. – Век бы лошадей не видел! Ваши-то вон идут спокойно…

– Лошадь чувствует твою неуверенность, Гард, – вмешался в разговор, грозящий закончиться перепалкой, Теор. – Неуверенность и раздражение. По большей части именно этим ее поведение и вызвано.

– Прекрасно, – пробурчал Гард. – Осталось только успокоиться и усесться вместе с лошадью медитировать. Сущие пустяки!

Трое наемников ехали по Восточному торговому тракту, что соединял сразу несколько крупных городов восточной части империи Гелинор. Они держали путь на север, в сторону Хвелеса, и, не доезжая до города пары лиг, свернули на ответвленную дорогу – даже не дорогу, а скорее неширокую тропу, что вела к маленькой деревне под названием Вольные Луга.

Из Хартинга они выехали утром, надеясь к полудню попасть в деревню. Пока Филда договаривалась об аренде лошадей и приобретении провианта, Теор отправился к местному оружейнику, гному Валаруду. Тот, поддерживая много лет взаимовыгодные торговые отношения с гильдией наемников, хорошо знал Теора и весьма обрадовался такому гостю.

Валаруд охотно продемонстрировал наемнику несколько своих инновационных идей по улучшению обычных стрел. Теперь в колчане Теора помимо привычных для него красноперых стрел покоились, дожидаясь своего часа, и стрелы довольно необычные.

Среди них была пара взрывных, наконечник которых благодаря взрывчатому порошку в нем разрывался через пару секунд после удара. Как объяснил Валаруд, для воспламенения порошку нужен именно удар, а не просто попадание в цель, а посему такими стрелами лучше было стрелять во что-то твердое – например, в сталь или камень. Кроме того, была еще одна стрела, назначение которой оружейник наотрез отказался объяснить. «Сам все увидишь», – заверил он и посоветовал беречь ее на особый случай, при этом ехидно ухмыльнувшись. Насколько Теор знал Валаруда, подобный жест с его стороны мог значить только одно – он желал, чтобы его новое оружие было использовано в самой что ни на есть жаркой битве, и как можно скорее. Оружейник добавил также, что его особенную стрелу хорошо бы использовать против большой группы противников.

На вид последняя стрела мало чем отличалась от обычной. Разве что на наконечнике были выгравированы несколько крошечных рун, значение коих наемнику было неведомо. Да и оружейник наотрез отказался их ему расшифровывать.

Чтобы Теор во время боя мог легко, не глядя, вытащить из колчана нужную стрелу, Валаруд сделал для них разное по форме и размеру оперение. Кроме того, гном поколдовал над колчаном Теора, и там появилась специальная ячейка под особые стрелы…

Между тем без труда, если не считать отчаянной борьбы гнома со своей лошадью, наемники достигли деревни. Примерно в ста ярдах от ее стен спешились и пошли далее, ведя коней в поводу́.

– И это Вольные Луга?.. – осведомился Гард. Кажется, он был ошарашен.

Деревня представляла собой нечто вроде импровизированного укрепления. Селение имело идеально круглую в плане форму и по всему периметру было огорожено высоким, в человеческий рост, частоколом. За ним начиналась густая роща.

Деревня находилась в низине близ той дороги, по которой они ехали, сама же дорога резко обрывалась, не доходя до стен полсотни ярдов. Отсюда, с возвышенности, наемники могли поверх частокола рассмотреть Вольные Луга во всех деталях.

В самом центре стояло высокое и широкое здание, на вид гораздо богаче остальных. Другие строения охватывали центральное здание в кольцо. Таких вот колец, образуемых жилыми домами и прочими постройками, было два: одно располагалось ближе к центральному зданию, другое – вдоль стены частокола. По периметру частокола с его внутренней стороны располагались друг против друга четыре вышки. Они лишь немногим превышали высотой саму ограду. Все четыре сейчас пустовали.

– Да, это Вольные Луга, – запоздалым ответом нарушила молчание Филда.

– Женщина, где ты здесь луга видишь?

– Не я же название деревне выбирала, – отмахнулась чародейка.

– И от кого это они так загородились, хотел бы я знать. Такой частокол разве что от воров защитит.

– Высокие заборы могут быть предназначены вовсе не для защиты от угроз извне. Возможно, они должны не пускать наружу тех, кто внутри, – предположил Теор.

– Так ты думаешь…

– Не знаю, – пожал плечами Теор. – Просто говорю, что такой расклад не исключен.

Гард кивнул, соглашаясь с ним.

– А что нам вообще известно об этих Лугах? – поинтересовался гном.

– Конюх утверждал, что это поселение черного люда, то есть тех, кто отрекся от империи, но и не принял покровительство ни одной из гильдий.

– Чего же наш доблестный император не поставит их на место?

– Ты всерьез полагаешь, что такие вот закоулки Гелинора его волнуют? Живет здесь не больше двух-трех десятков людей, так что много налогов с них не взыщешь.

– А как же власть? Контроль?

– Нет, Гард, в этом нет смысла. Император, как ты недавно выразился, склонен тискать девок в свое свободное время, а императорскому совету не до отдаленных рубежей. И без того у них проблем хватает.

– Да уж… – Гард почесал затылок. Будучи гномом, он не мог понять подобных вещей, хотя и жил среди людей уже без малого двадцать лет. Народ гномов превыше всего ценил именно порядок в своих владениях, и достигался он любыми доступными способами.

Наемники направились к единственному входу в деревню. Он представлял собой широкие ворота из того же частокола, что забор, только менее высокого и плотно связанного толстыми пожелтевшими со временем веревками. Ворота покоились на импровизированных петлях, которые, судя по виду, не позволяли отворить створки настежь, а лишь слегка их приоткрыть. Сейчас они как раз были прикрыты и подле них стоял одинокий стражник. Довольно крепкий на вид мужчина средних лет, одетый в широкие порты и затертую местами до дыр кожаную куртку, в руках он держал простенькое копье.

– Кто такие? – окликнул стражник приближающихся чужаков.

– Пойдем, что ли, представимся, – ухмыльнувшись, предложил гном.

Однако не все разделяли его энтузиазм. Стоило наемникам сделать несколько шагов по направлению к деревне, как лошади неистово заржали, и одна за другой, вставая на дыбы, вырвали повода из рук всадников и поскакали галопом обратно, в сторону Восточного тракта.

– Ох не нравится мне все это… – вздохнул Гард.

Когда оставшиеся без лошадей наемники подошли к воротам, стражник повторил вопрос и перехватил поудобнее копье, словно давая чужакам понять, что он начеку.

– Мы из гильдии наемников, прибыли с важной миссией, – важно сказал Гард, показав стражнику своего морского грифона. – Нам бы вашего старосту увидеть или того, кто у вас тут за главного.

– Не пропущу, – отрезал стражник, поплотнее прикрыв ворота. – Валите-ка вы обратно в свою гильдию.

– Как невежливо, – усмехнулся Гард. – Ну что ж…

Не договорив, гном резко выбросил правую руку вперед, заехав стражнику в живот. От неожиданности и сильного удара мужчину согнуло пополам, и он невольно выронил копье.

– Так все-таки, может, пропустишь или мне еще раз тебя ударить? – спросил у стражника Гард, похлопав того по спине.

Стражник ничего не ответил. Он лишь неуверенно выпрямился и молча отворил ворота, пропуская наемников в деревню. При этом старался не смотреть на них, отвернувшись куда-то в сторону.

– Очень дипломатично, – сказала Филда. В ее голосе слышались нотки укора.

– Не стоит благодарности, – засмеялся гном, ничуть не смутившись.

Когда они оказались в деревне, дверь дома, стоящего в самом ее центре, распахнулась, и оттуда к ним спешно вышел низкий пухлый мужчина, совершенно лысый, с густыми рыжими усами. Одет он был в черный кафтан, расшитый золотыми нитями, и такие же штаны. Одежда была явно не из дешевых, что выдавало в нем местного богача. Мужчину сопровождали двое стражников.

– Вы кто такие, черт побери?! – взорвался толстяк, приблизившись к наемникам. – И как вы сюда попали? – добавил он не менее возмущенным тоном.

– Я Филда, Мастер гильдии наемников, – на этот раз говорить взялась Филда. – Это Гард, – она указала на гнома, – и Теор. Они также Мастера нашей гильдии. Мы прибыли в ваше поселение в поисках человека по имени Алдерик.

– Я староста Вольных Лугов, – лысый мужчина гордо вскинул подбородок, – и то, что вы наемники, не объясняет того, как вы сюда вошли.

– У вашего стражника живот прихватило… – По лицу Гарда расплылась довольная ухмылка, но единственного взгляда Филды оказалось достаточно, чтобы гном осекся и сделал серьезное лицо.

– Да как вы… – начал было староста; его глаза метали молнии, на лбу вздулась синяя вена. Но через секунду он продолжил уже спокойно, хотя и не без раздражения в голосе: – У нас в деревне нет никого по имени Алдерик. К вашей же драгоценной гильдии мы не имеем никакого отношения и не признаем над собой ничьей власти – ни гильдий, ни прогнившей до основания империи с ее жалким императором. Услуги наемников нам также не нужны. Никто в нашей деревне с вами разговаривать не станет, так что прошу вас удалиться. Пока прошу. Если через полчаса вы все еще будете в деревне, нам придется выгнать вас силой.

Один Творец ведает, сколько усилий стоило этому человеку высказать такую браваду, вместо того чтобы просто бессвязно наорать на досаждающих ему чужаков или тем паче натравить на пришельцев своих стражников. Староста круто развернулся и зашагал прочь и через минуту скрылся вместе со стражей в своем доме.

– Хотел бы я посмотреть, как они нас силой будут выгонять! – воскликнул Гард.

– Не спеши с выводами, – ответила товарищу чародейка.

– Почему это? – удивился гном.

– Объясню, когда разберемся, в чем здесь дело. Но старосте явно есть что скрывать.

Только теперь наемники заметили, что остались на деревенской улице совершенно одни. Во всех домах были плотно закрыты двери и окна, которые прятались за неуклюже сбитыми, но прочными ставнями. В деревне воцарилась неестественная и угнетающая тишина.

– Простите… – услышали наемники позади себя робкий, но в наступившей тишине показавшийся очень громким голос. Гард даже подскочил от неожиданности.

– Святой камень! Парень, зачем же так пугать?! – не помедлил гном высказать претензии человеку, заставшему его врасплох.

– Простите, я вовсе не хотел подкрадываться. Но скажите, я ведь не ослышался, вы действительно наемники?

Перед ними стоял высокий сухощавый мужчина лет тридцати. Худое вытянутое лицо и длинный крючковатый нос делали его похожим на хищную птицу.

– Да, – коротко ответила Филда.

– Прошу вас: мы можем поговорить наедине? – Теперь голос мужчины звучал гораздо увереннее.

Чародейка кивнула. Этот мужчина мог что-то знать, поэтому приватный разговор с ним был наемникам только на руку.

– Тогда следуйте за мной. Староста не должен услышать наш разговор. – Сделав рукой жест следовать за ним, человек повел наемников через деревню к своему дому – единственному, по его мнению, безопасному месту в Вольных Лугах.

Мартериус шел по лесу, пытаясь уловить отзвук портала. Слух обычный, человеческий, сейчас оставался без дела – чародей пользовался внутренним осязанием мира. Его ноги наступали на мягкую землю, но сам он ощущал не ее, а мельчайшие колебания и лишь ему одному заметные сполохи духа леса. Мало кто знал, даже из числа сильных чародеев, что астрал был настолько сильно и неотвязно связан с мирами Мировой Сферы, что находил свое отражение в мельчайших деталях этих самых миров.

Взять хотя бы этот лес. Здесь астральные эманации просачивались в воздух, землю, деревья и даже камни, которые многие наивно считают абсолютно безжизненными. И все это великолепие составляло единое целое, которое Мартериус как раз и именовал для себя духом леса.

Любой портал подобную систему нарушал, оставляя в ее теле рваную рану, которая больше никогда не зарастала, даже уничтожь кто-нибудь саму причину возмущения. Порталы народа, который он искал, были совсем иными. Они не разрывали эманации астрала, нарушая его привычную циркуляцию; они словно ложились поверх, образуя два дополнительных слоя – над и под. Мартериус всегда считал, что подобные тонкие материи было непросто описать примитивным человеческим языком.

Пока чародей искал исходящий от портала отзвук, он вновь прокручивал в голове цель своего поиска – не того, что он начал довольно давно, а текущего, на который он и согласился, поверив незнакомцу в маске, что тот в самом деле имеет нужные старику сведения. Думать о само́м незнакомце Мартериус себе строго-настрого запретил.

Итак, он искал вход в Паталу, искусственно созданный своими единственными жителями город, который хотя и находился в пределах мира Гелинор, но в то же время оставался вне досягаемости для других обитателей этого мира. С теоретической точки зрения Патала была как бы приклеена к миру Гелинора, располагаясь между ним и астралом. С практической же точки зрения местоположение города Мартериус объяснить не мог. Ведь в его размещении в системе миров принял участие сам Великий Дракон, в честь которого получил название этот мир и крупнейшая в его пределах империя, а пределы его возможностей были Мартериусу неизвестны.

Тем не менее из Паталы в Гелинор и наоборот вели два портала – один находился на Западном континенте, другой здесь, на Серединном континенте. Последний как раз и искал Мартериус. Что же до населения этого необычного места, то обитали в нем наги. Полубожественные демоны, пришедшие много столетий назад из далекого мира. Они имели человеческие торс и голову, человеческие же ноги заменял большой змеиный хвост. То были смертоносные воины и искусные чародеи, чья магия разительно отличалась от той, которой владели жители Гелинора.

Мартериус был знаком со многими из них: в частности, с их царем, мудрым Васуки, и его сестрой, наследницей трона, яростной Джараткарой. Хотя с их последней встречи и минула чуть ли не половина тысячелетия, старый чародей знал, как добиться своим визитом желаемого результата. Вот только вряд ли ему дадут так просто попасть в Паталу.

Размышления старика прервал свист смертоносной стали, рассекающей воздух. Стали, которая едва не прервала его долгую жизнь. Лишь высокое магическое мастерство и выработанные рефлексы тела – ведь когда-то давно Мартериус был бойцом, и, как он сам с гордостью считал, бойцом весьма выдающимся – позволили чародею в считаные мгновения прервать свое магическое зрение и в последний момент пригнуть голову. Клинок пронесся в опасной близости от чародея, едва не задев его.

Мартериус отскочил в сторону и, отбросив бесполезный сейчас походной посох, вскинул руки, словно простой кулачный боец, готовый к сражению. Стража портала дала себя обнаружить раньше, чем предвидел это чародей, но это и хорошо; он ухмыльнулся про себя. Самое время вспомнить молодость.

Незнакомец привел троих наемников в свой дом и, заперев за ними дверь, прильнул одним ухом к деревянной преграде, что отделяла его пристанище от остального пространства деревни. Лишь убедившись в отсутствии хоть каких-то признаков опасности, мужчина успокоился и вернулся к гостям.

Жилище его было довольно скромным даже по деревенским меркам и имело всего две небольшие комнаты. Сейчас вошедшие расположились в той, которая одновременно являлась прихожей, кухней и гостиной. В центре комнаты стояли невысокий, слегка покосившийся деревянный стол и три стула вокруг него, состояние которых было ненамного лучше, чем у их деревянного собрата.

Едва наемники оказались внутри, гном без промедлений плюхнулся на один из стульев, тем самым заняв себе место. При этом его лицо расплылось в широченной ухмылке. Филда нахмурилась, глядя на выходку самодовольного напарника. «Столько лет, а он все никак не повзрослеет…» – эта мысль легко читалась во взгляде Филды, и похоже, именно это как раз и забавляло Гарда больше всего.

Из двух оставшихся стульев один занял хозяин жилища, свободным остался лишь один. Стало быть, кому-то из наемников придется постоять. Чародейка взглянула на брата, и тот едва заметно кивнул в ответ, давая понять, что примет сей ужасный удар на себя.

Кроме упомянутых стола и стульев в комнате был небольшой открытый очаг и самодельная чугунная решетка над ним для приготовления пищи, вешалка для одежды, небольшое железное корыто и немногочисленные принадлежности для умывания и мытья посуды – вот и весь интерьер комнаты. Хотя была здесь еще маленькая неприметная тумбочка, которая тем не менее сразу же привлекла внимание Теора.

На этой тумбочке, что напоминала неказистый простенький постамент, стояла, с ладонь высотой, резная фигурка бородатого пухлого старика. Закрыв глаза и широко улыбаясь, он протягивал вперед руки. На раскрытых и обращенных вверх ладонях покоился небольшой кусок розового кварца.

Теор не был суеверен и мало интересовался подобными вещами, но все же прекрасно знал, что означала эта фигурка. Дед-оберег – так называли этот символ в народе. Считалось, что, самостоятельно вырезанная из куска дерева, такая фигурка оберегала дом и его жителей. Камень же, или минерал, возложенный на его раскрытые ладони, добавлял особый эффект. Кварц, например, по преданию, приносил удачу и благосклонность судьбы.

Несмотря на скромность помещения, в глаза все же бросался домашний уют, созданный его хозяином. Пусть стол со стульями и не были произведениями столярного искусства, но аккуратно изукрашены простеньким орнаментом в виде переплетающихся листьев и веточек, на столе коротковатая, но чистая скатерть, единственное окно в комнате завешено шторой, сшитой явно неумелой рукой, но с любовью.

Переведя взгляд в другую комнату, Теор заметил маленькую русоволосую девочку, сидящую на кровати. На коленках она держала довольно внушительных размеров книгу, которую читала, резво водя тоненьким пальчиком по строчкам, беззвучно проговаривая при этом слова одними губами. Проследив за взглядом брата, заметила девочку и Филда.

– Учите дочку читать? – спросила наемница хозяина дома.

– Нет-нет… что вы! Я сам-то хоть и умею, но читаю довольно плохо. Малышку учила моя жена. – Немного помолчав, мужчина добавил, понизив голос, дабы девочка не услышала его: – Лизы не стало два года назад, и с тех пор дочурка очень много читает. Говорит, мол, так она вспоминает маму…

– Соболезную вашей утрате, – ответила чародейка.

– Спасибо, – кивнул мужчина и, выйдя из-за стола, прикрыл дверь в соседнюю комнату.

Девочка даже не заметила, что в их доме посторонние. Казалось, ничто на свете не способно было сейчас оторвать ее от чтения.

Прикрыв дверь, хозяин дома вновь сел напротив наемников. Он явно не знал, как начать разговор и как вести себя с незнакомой ему прежде троицей.

– С чего бы начать… – вздохнул он.

– Неплохо было бы для начала представиться, – предложила собеседнику Филда.

– Ах да, вы правы, – спохватился мужчина. – Меня зовут Сэлус, я священник.

– Вы не очень-то похожи на священнослужителя, – заметила Филда, глядя собеседнику в глаза.

Под пристальным взглядом чародейки мужчина оторопел; быстро переведя взгляд в сторону, тяжело вздохнул и пригладил рукой растрепанные волосы. Вид у него был неважный. Лицо заросло щетиной, под глазами синие круги, а щеки глубоко впали. Да и одет был мужчина просто – в мешковатую рубашку серого цвета и такие же штаны. Кроме того, в его жилище не наблюдалось ничего из числа традиционной атрибутики священников.

– Понимаю, о чем вы. Глядя на меня, ведь не скажешь, что я несу слово веры в народ, верно? – Сэлус наконец решился встретиться взглядом с чародейкой. Когда он продолжил, голос звучал немного увереннее: – Сейчас здесь, в Вольных Лугах, и церкви-то нет, да и верить людям больше не во что. Но раньше я в самом деле был священником. Я служил гласом, облеченным в плоть – как Гелинора, Великого Дракона, так и Творца.

– Вы верите одновременно и в Гелинора и в Творца? – искренне удивилась Филда.

– Не часто такое можно услышать, правда? Но я искренне негодую, когда слышу, как люди по незнанию отвергают ту или иную стезю Высших сил. Судите сами: существование Гелинора нельзя отрицать, ибо как люди, так и эльфы описали в своих хрониках историю пришествия Великого Дракона в наш мир. Но вряд ли этот мир был создан драконом, будь он хоть трижды великим. Нет, и посему нельзя считать ересью веру в некое абсолютно высшее существо, создавшее все и вся.

Сэлус говорил уверенно, как прирожденный оратор. Было ясно, что в вопросах веры он был более чем сведущ. Не закоснелый суеверный фанатик, но верующий, способный рассуждать и убеждать других в правоте своих мышлений.

– С вашей точкой зрения сложно поспорить, – ответила Филда.

Сэлус кивнул. Он счел это комплиментом в свой адрес.

– Послушайте, – продолжил бывший священник, – сейчас не об этом. Вы должны нам помочь. Моей дочери, моей Сэлли, исполнится скоро восемь. И тогда… – Сэлус замолчал и закрыл лицо руками.

– Помочь? Мы даже не знаем, что здесь происходит.

– Я… я все вам расскажу. Я не могу больше молчать.

Сэлус понизил голос и начал свой рассказ, то и дело поглядывая на зашторенное окно, будто в любой момент ожидал увидеть за ним кого-то или что-то.

– Наша деревня, как и многие, что стоят на окраинах империи, всегда была сама по себе. Это случилось не вчера и вовсе не из-за нынешнего императора. Нет. Так было всегда. И при отце императора, и при отце его отца. Конечно, налоги империя с нас взимала, а вот о помощи таким, как мы, никогда не вспоминала. Причины всегда разные – война, внутренние распри, пираты, чума и так далее, но результат всегда один. У нас в Лугах всегда была маленькая и дружная община. Вместе справляли праздники и свадьбы, а ежели приходила беда в одну из семей, то помогали несчастным всей деревней.

И от начала первой семьи нашего поселения старосты всегда вели подробные хроники. Знаете, записи рецептов, народных поверий, вплоть до баек у костра. А еще поговаривают, что в основании нашей деревни принимала участие колдунья из древнего рода, в котором были сплошь такие, как она. Булс, наш теперешний староста, всегда интересовался подобными фактами. И вот в один проклятый день он нашел в бумагах предшественников записи об этой самой колдунье: мол, она имела власть призывать из другого мира духов, чтобы они защищали тех, кто воззвал к ним…

– Весьма сложное и опасное заклинание. Причем опасно оно как для того, кто использует его, так и для всех вокруг, – нахмурившись, сказала чародейка.

– Да, истинно так. И мы испытали это на себе, – ответил Сэлус, сокрушенно всплеснув руками. – Булс нашел старые бумаги с описанием вызова одного духа. Абаас – так колдунья называла это существо. Староста углубился в чащу позади нашей деревни и провел описанный колдуньей ритуал. Абаас явился без промедлений. Ах если бы мы знали… знали заранее…

С каждым словом и без того осунувшееся лицо мужчины мрачнело все сильнее. Казалось, он проживал события из своих воспоминаний заново.

– Абаас явился не просто духом, он был заключен в каменную плоть. Дух стал примерным помощником нашего старосты, – меж тем продолжил Сэлус, – он защищал деревню от разбойников и сборщиков налогов, приносил откуда-то много еды, золото, роскошную одежду. Всего за неделю Булс стал самым богатым и влиятельным человеком не только в нашей деревне, но и во всей округе. Но была у этой медали и вторая сторона: абаас жесток, свиреп и кровожаден. Стоило старосте отдать приказ – и дух мог разорвать человека на куски. Но самым страшным в приходе духа стала цена, которую абаас потребовал за свою службу. Дети, маленькие дети… Это чудовище ест детей! Младенцев – у полной семьи, и восьмилеток – у вдовцов. Почему именно этот возраст?! Проклятье! Я не знаю и не хочу знать, что за извращенные правила у этого людоеда!

Сэлус стукнул со всей силы кулаком о столешницу. От сильного удара дерево жалобно затрещало. В глазах бывшего священника ярился гнев. Но вот он сглотнул и, глубоко вздохнув, покосился на запертую дверь комнаты, где его дочь была занята чтением. Мужчина успокоился, хотя сделать это ему было нелегко.

– Почему же вы просто не уехали из деревни? – спросила чародейка.

Из трех наемников говорила только Филда. Гард молчал, и Теор сразу смекнул, что в этой парочке главной была именно чародейка, несмотря на разницу в возрасте и больший стаж в гильдии у гнома. И это если забыть о вздорном и задиристом поведении Гарда. Теор же не собирался навязывать свою кандидатуру на роль лидера их едва созданного отряда. Посему Филда стала их негласным предводителем. Теор считал это лучшим способом посмотреть на то, какова его старшая сестра в деле, и именно поэтому собственная пассивная позиция его полностью устраивала.

– Мы пытались! – возразил Сэлус. – Но Булс нанял воинов для охраны деревни, чтобы держать нас здесь, и огородил поселение частоколом. Хотя одной семье все же удалось бежать…

– И?

– И на следующий день их изуродованные тела абаас вернул обратно в деревню. Этот сукин сын, именующий себя старостой, вырезал соседние деревни и забрал всех их детей. А нас… нас он заставляет сношаться и плодиться как дикий скот!

Кулак снова потревожил поверхность стола, и жалобный звук, что издала древесина, кричал лишь одно: «Еще одного удара я не вынесу!»

– Послушайте, вы должны помочь нам. Сэлли скоро исполнится восемь, и Булс сказал, что она будет следующей! Я знаю, что наемники не помогают просто так, но… – Сэлус замолчал, рассеянно обдумывая все возможные варианты, и, решившись, поспешно добавил: – У меня нет денег, но быть может, я смогу вам помочь. Я слышал на улице, когда вы говорили с Булсом, что вы кого-то ищете.

– Да, такой вариант возможен, – кивнула Филда. – Платой за исполнение контракта могут служить не только деньги, но и определенные услуги или же информация. Вид и размер платы определяет сам наемник вместе с клиентом.

– Понятно. Так… так кого вы ищете?

– Нам необходимо найти известного коллекционера древностей Алдерика. По имеющейся у нас информации, он не так давно прибыл в вашу деревню. Знаете такого?

– Да, – порывисто кивнул Сэлус.

– Он все еще в деревне?

– Не совсем… – уклончиво ответил бывший священник. – Но я могу вас отвести к нему.

– Вы уверены?

Вновь порывистый кивок.

– Что ж, – заключила чародейка, – в таком случае мы можем заключить с вами контракт. Мы избавим вашу деревню от абааса, а вы отведете нас к упомянутому Алдерику.

– Согласен. Мне нужно подписать какую-то бумагу или…

– Ничего такого, достаточно будет устной сделки. Но я должна сразу вас предупредить, что, заключив сделку, вы обязаны будете осуществить оговоренную плату сразу же после того, как мы выполним указанные вами условия. Иначе… – Филда прикинула, какое слово лучше использовать. – Скажем так, последствия вам не понравятся. Однако, в свою очередь, вы получаете гарантию исполнения нами условия контракта.

– А если вы не сможете его исполнить? – робко поинтересовался Сэлус.

– Тогда вы освобождаетесь от оплаты контракта, – ответила Филда.

– Я согласен, – твердо заявил мужчина.

– Хорошо. Любой контракт гильдия наемников скрепляет специальным заклинанием-печатью. Протяните руку.

Сэлус повиновался, и чародейка крепко сжала протянутую ладонь.

– Мы, Мастера гильдии наемников, числом трое, носящие имена Филда, Гард и Теор, принимаем контракт на исполнение. – Филда произносила стандартный текст скрепляющего контракт заклинания. – По условию контракта мы обязуемся уничтожить злого духа абааса, терроризирующего деревню Вольные Луга, в кратчайшие сроки. Заказчиком контракта выступает человек, носящий имя Сэлус. В оплату исполненного контракта будет принята услуга заказчика по предоставлению нам информации о точном местоположении человека, носящего имя Алдерик. Подтверждаете ли вы, Сэлус, все вышесказанное?

– Да, – уверенным голосом ответил мужчина.

Морской грифон на руке чародейки засветился так ярко, что стал виден через плотную ткань рукава. Через мгновение сияние померкло, а на тыльной стороне ладони Сэлуса появилось изображение свернутого в трубку пергамента, который был скреплен печатью; на ней красовался морской грифон, такой же, как на руках у Мастеров гильдии наемников. Еще через мгновение изображение пропало, а Сэлус в удивлении разинул рот.

– Никогда такого прежде не видел. А что делает эта ваша печать?

– Следит за достоверностью исполнения контракта и его оплаты.

– И наказывает тех, кто решит сжульничать, – вставил свой комментарий гном. – Сильно наказывает, – добавил Гард, ухмыляясь.

Еще один клинок рассек воздух возле самого носа старого чародея, а перо копья едва не проткнуло ему грудь. Мартериус отпрыгнул назад, но, не удержавшись на ногах, упал, растянувшись на траве. Не теряя времени, он перекатился через плечо и вскочил на ноги. В спине что-то предательски хрустнуло, и поясницу захватила ноющая боль.

Ну вот, не хватало еще многоопытному чародею погибнуть оттого, что у него прихватит спину во время сражения или еще что-нибудь в этом роде. Мартериус плохо разбирался во всех этих «премудростях» стареющего человеческого тела, хотя и сам был вот уже лет этак триста стариком. Обычно он просто заглушал любую боль при помощи магии и вливал в себя магическую силу для дальнейшей относительно беззаботной жизни.

Возможно, и стоило в свое время больше внимания уделять некромагии. Но Мартериус всегда презирал некромантию и не хотел иметь с ней ничего общего. Так что о новом теле можно было и не мечтать.

Старый чародей потянулся к своему личному источнику магии, черпая из него силы. Именно так Мартериус любил именовать энергию астрального луча. Своими личными закромами силы. Ведь все остальные, будь то чародеи, маги, колдуны, знахари – не важно кто, черпали силы непосредственно из астрала. Творящий волшбу либо придавал определенную форму уже разлитым в этом мире астральным эманациям, либо черпал силы из самого астрала, пропуская его магическую суть через себя, и выплескивал эту силу в мир, опять же придавая ей определенный облик.

Именно так и творилась магия. Не только в Гелиноре, но и во всех остальных мирах, что вращались вокруг Мировой Сферы. Были еще гномы, которые, как все думали, не способны использовать магию. Наивное заблуждение. Гномы, как и все в сущем, были связаны с астралом и могли пропускать его силу через себя. А вот облекать эту силу они могли лишь в форму рун и руниров, что и было единственным отличием их магии от магии остальных жителей того же Гелинора.

Мартериус владел магией по тому же самому принципу, что любой другой чародей, за одним лишь исключением – старый чародей черпал силы не из астрала, а из той энергии, которую выделяет астральный луч, пронзающий Мировую Сферу, словно голодный червяк – спелое яблоко. Эта энергия была на порядок мощнее, чем та, что чародеи черпали из астрала, и потому заклинания Мартериуса были гораздо сильнее и искуснее, чем едва ли не у всех, кто владел магией.

Мартериус прекрасно знал, что он единственный, кто обращается к астральному лучу при волшбе. По крайней мере, в Гелиноре. И это делало его уникальной личностью.

Но магия астрального луча была крайне опасна. Осмелившегося оседлать ее она могла не просто сбросить с седла, но и разорвать его между делом на мелкие кусочки. В буквальном смысле.

Не одно десятилетие упорных тренировок позволили Мартериусу достичь того, чтобы сила астрального луча отзывалась мгновенно, по первому же зову чародея. Однако сейчас, когда он начинал слабеть, ему все труднее становилось сдерживать магическую энергию луча, когда он пропускал ее через себя. Вполне возможно, что однажды эта сила сожжет чародея, а вырвавшись на свободу, уничтожит и полконтинента в придачу. Мартериус всегда знал, что существует подобный риск, и потому дал себе клятву собственными руками оборвать свою нить жизни, едва только почувствует, что не способен более удерживать под контролем используемую им силу. Он не допустит подобной ошибки. Он не станет виновником еще одной глобальной катастрофы.

Мартериус скрестил руки на груди. На него наступало около двух десятков гиртаблили – стражей портала Паталы. Это были существа с человеческим торсом и скорпионьим телом. Голый череп, черные глаза без зрачков, бугрящиеся мышцы и внушительных размеров ядовитое жало – такие стражи определенно могли внушать опасение. Кожу им заменяло золото, но не обычное, которое могла помять зубками даже нежная девица. То было нагийское золото, по прочности не уступающее гномьей стали.

Десяток стражей были вооружены длинными копьями, другая половина – длинными парными клинками. Оружие у гиртаблили, как и они сами, было сплошь из золота.

– Инфассентум мильте! – Властный голос чародея вспорол воздух, как нож мясника – тушу.

Жест, слово и разум – три пути сотворения заклинаний. Катализаторы заклятий, помогающие придавать магической силе нужную форму – как говорили в имперской магической академии. Для наиболее сильных заклятий Мартериус использовал все три способа.

От силы заклинания вздрогнула земля под ногами и завибрировал воздух. Прямо перед чародеем возникла призрачная фигура некоего демона с длинными, завитыми в кольца рогами и четырьмя когтистыми руками. В каждой из них демон сжимал по призрачному мечу. Сначала расплывчатый, словно туман, демон с каждой секундой зримо уплотнялся, принимая все более четкий вид. Когда фигура чудища окончательно сформировалась, он возвышался над гиртаблили, да и над Мартериусом тоже, на добрых шесть футов.

Стражам портала же, казалось, не было никакого дела до появившегося перед ними демонического создания. Они быстро окружили чародея. Гиртаблили смотрели лишь на него – ведь их делом было устранить угрозу для портала, а ею являлся именно Мартериус. Золотые люди-скорпионы стремительно пошли в атаку.

Чародей крутнулся на месте, взмахнув рукой. Демон повторил его движение, и один из его клинков перерубил копье стража надвое. Другому гиртаблили демон отсек жало, третьему – две лапы. Мартериус крутился как волчок, манипулируя своим созданием, словно куклой-марионеткой.

Гиртаблили продолжили попытки достать человека, при этом даже не пытаясь защититься от рогатой твари, размахивавшей четырьмя клинками. Словно она для них и не существовала вовсе. Лишь когда Мартериус рукой сотворенного демона разрубил одного из стражей пополам от головы до брюха, гиртаблили наконец заметили призрачного монстра. И их внимание резко переключилось с чародея на демона.

Восьмифутовый рогатый монстр был для гиртаблили куда более удобной целью, нежели старик, которого защищал этот самый монстр. Мартериус вращал своего демона по спирали, стараясь убить или обезоружить как можно больше гиртаблили. Но и стражи портала не теряли времени даром. Сразу два копья вонзились в бок демона, и тот взревел так, что у старого чародея заложило уши. «Схалтурил ты с заклятием, старик, – вздохнул про себя Мартериус, – тварь-то не должна была чувствовать боли…»

Чародей поразил еще трех золотых людей-скорпионов, и еще одно ранение получил его демон. Кто-то из стражей исхитрился в прыжке полоснуть клинком по спине рогатого монстра. Мартериус влил в свое тело немного магической силы, что позволило ему двигаться гораздо быстрее. Клинки демона теперь укладывали одного стража за другим.

Разрубая очередного гиртаблили, словно большой кусок масла, чародей упустил из виду другого человека-скорпиона, и тот отсек клинком демону руку. Брызнула кровь, и демон конвульсивно дернулся. Мартериус едва удержал контроль над его сознанием. Чародей усилил поток магии, исходивший от него к демону, и с его помощью тот заработал клинками еще активнее прежнего. Гиртаблили падали замертво, натыкаясь на вихрь убийственной призрачной стали.

Когда перед Мартериусом остались лишь трое стражей портала, а демон лишился еще двух рук, он отпустил поводок и полностью погасил контроль над призванным существом, оставив ему при этом обретенную материальность. Демон удивленно заморгал глазами, из обрубков отсеченных конечностей обильно текла кровь. Отскочив в сторону, старый чародей наблюдал, как оставшаяся тройка стражей портала напала на демона. Двое из гиртаблили перерубили демону ноги, а когда рогатый монстр рухнул на траву, последний из стражей вогнал ему копье в раскрытую пасть.

Не дожидаясь окончания этой сцены, Мартериус выкинул руку вперед, и двоих из гиртаблили поразила ветвистая искрящаяся молния. Последний оставшийся страж напал на чародея. Из оружия у него оставалось лишь ядовитое жало и голые руки.

Гиртаблили молниеносно выбрасывал жало, стараясь пронзить тело противника. Никакая реакция тела не спасла бы Мартериуса от таких стремительных выпадов. Чародею приходилось каждый раз уплотнять воздух перед собой, чтобы иметь возможность уйти от смертельного удара. И даже с учетом этого он едва успевал уходить от атак стража портала. Но защищаться вечно Мартериус не мог, на это не хватило бы сил даже у него. И чародей атаковал. Его кулак окутался шаром голубого пламени, и Мартериус, уйдя от очередного удара, успел сам ударить стража снизу вверх. Удар пришелся в хвост гиртаблили, пламенный кулак перебил его надвое, и ядовитое жало упало на траву, окутавшись голубым огнем, который мгновенно превратил его в пепел.

Гиртаблили отшатнулся и попятился, но Мартериус не медлил. Пламенный кулак врезался в лицо золотокожего стража, и его голова с треском лопнула, словно перезревшая дыня.

Тяжело дыша, чародей оглядел место сражения. Все стражи портала лежали замертво, как и сотворенный им демон. Да, это была славная битва. Хотя, кажется, Мартериус был уже староват для таких приключений.

Он почувствовал во рту что-то соленое и сплюнул. На траву упал красный сгусток вязкой субстанции. Кровь. Его кровь. Возможно, ему нужна небольшая передышка, и тогда…

Чародей не успел закончить мысль, как чья-то грубая магическая сила подняла его над землей и швырнула в сторону, словно тряпичную куклу.

Глава 5

Абаас

Сэлус показал наемникам подземный ход, который начинался в подполье его дома. По его словам, этот ход ведет за пределы деревни, как раз туда, где должен был находиться абаас. Сам Сэлус остался дома с дочкой, а трое наемников спустились вниз. Бывший священник упомянул, что этот ход прорыл его прадед в целях какого-то магического ритуала.

Совсем скоро наемники убедились, что подземный ход был действительно весьма необычным. Он уходил вниз под небольшим уклоном, закручиваясь в спираль, каждый из трех витков которого огибал деревню кольцом. Путь освещали бесчисленные масляные лампы, стоящие прямо на полу хода, вдоль стен. В самих же стенах на одинаковом расстоянии друг от друга имелись круглые серебряные пластины. Впрочем, в самих пластинах ничего примечательного не было. Лишь гладкая поверхность драгоценного металла, без какой-либо гравировки или чеканки.

– Сколько ж они серебра здесь испортили… – проворчал гном. – И зачем было помечать тоннель сотнями этих пластин?

– Двести двадцать две… – сказала Филда, не глядя на товарища.

– Что? – спросил Гард и, видя, что чародейка на него не смотрит, обогнал ее так, чтобы оказаться прямо перед ней.

Однако наемница продолжала идти, о чем-то размышляя, и гному пришлось продолжить движение, пятясь назад, дабы не столкнуться с чародейкой.

– Важен не сам подземный ход, а эти пластины, – сказала Филда, взглянув наконец на Гарда. – Ход прорыли так, как прорыли, лишь для того, чтобы расположить пластины по спирали. Думаю, их по двести двадцать две штуки на каждом витке тоннеля.

– С чего ты взяла? Я хочу сказать, почему именно такое число? – не отставал гном.

– Помнишь, Сэлус сказал, что его прадед занимался ритуальной магией? – Гард кивнул. – Так вот, мне знакома эта система. Спираль часто используется для завихрения магической силы, серебро же, в свою очередь, для ее фокусировки.

– Допустим, – не унимался гном. – Ну а что с числом-то?

– Три витка по двести двадцать две пластины дают в сумме шестьсот шестьдесят шесть серебряных пластин. Число зверя, или, как некоторые говорят, число Дьявола.

– Того самого Дьявола? – удивился Гард. – Я думал, это лишь сказочка, которой вы, люди, пугаете своих детишек.

– Некоторые то же самое думают и о Творце. Дьявол – скорее собирательный образ всяческого зла и его проявлений. А его число – как бы символ запретных, а оттого злых, знаний.

– Все равно не понимаю, – насупился гном.

– У алхимиков есть легенда о некоем эликсире, что дарует любому, кто его выпьет, бессмертие и всеобъемлющее знание. Легенда утверждает, что для приготовления этого эликсира требуются шестьсот шестьдесят шесть различных ингредиентов.

– Теперь ясно, – повеселел Гард. – Но при чем здесь дед отошедшего от дел святоши и этот подземный лаз?

– Я думаю, он защищался от абааса. По какой-то причине этот дух всегда был заинтересован в том, чтобы попировать в этой деревне. Вот местный чародей и соорудил с размахом ритуальный талисман для защиты.

– Почему же сейчас защита не действует? – спросил до того молчавший Теор.

– Жертвоприношения, – ровным голосом ответила ему сестра. – Невинная кровь способна смыть и не такие преграды.

Вскоре ход наконец-то пошел по прямой и вверх, что предвещало скорый выход на поверхность. И верно: спустя немного времени трое наемников обнаружили впереди простую деревянную дверь с железной ручкой.

– Ну что, пойдем поздороваемся с этим абаасом? – предложил Гард.

– Погоди, – остановил его Теор, обнажая при этом свой меч. – За дверью кто-то есть.

– Ты уверен? – спросил Гард, тоже доставая из-за спины секиру.

– Филда, ты можешь убрать дверь? – Вместо того чтобы ответить гному, наемник повернулся к сестре.

– Убрать? Как именно?

– Любым способом. И еще, – Теор улыбнулся, – дверь при этом может и пострадать.

– Что ты задумал? – спросил с подозрением Гард.

Но чародейка уже послала по направлению к двери сгусток уплотненного воздуха, а Теор рванул следом. Ударив в дверь, воздушный таран сокрушил ее в мгновение. Обломки двери и деревянные щепки разлетелись во все стороны.

Теор выскочил наружу и, развернувшись вполоборота, рубанул клинком слева от себя. Лезвие флиссы рассекло высокому мужчине грудь, обломки металлических колец доспеха вперемешку с кровью полетели в стороны. Стражник даже не успел вытащить меч из ножен. Теор резко развернулся вправо, где стоял еще один воин. Крепкий коренастый стражник едва успел удивиться вонзившейся ему глубоко в щеку длинной острой щепке от разнесенной двери, а смертоносная сталь в руках наемника уже пронзила ему сердце.

На большой поляне, охваченной кольцом деревьев, остались трое. Над черным алтарем, сплошь покрытым пятнами засохшей крови, склонился худощавый мужчина в длинном, до пят, балахоне ярко-синего цвета; Теор не сомневался, что это был чародей. Рядом с ним застыли словно изваяния двое стражников в простеньких доспехах, с алебардами в руках.

Казалось, что разлетевшаяся в щепки дверь нисколько их не интересовала. Но стоило пасть их товарищам, как чародей резко обернулся, выронив какой-то предмет из рук. Взяв себя в руки, он двинулся навстречу наемнику, оба стражника с алебардами следовали за ним шаг в шаг. Теору только это и нужно было. Наемник ринулся им навстречу так, словно от этого зависела не только его жизнь, но и жизнь во всем сущем.

Вся троица остановилась, явно растерявшись. Тем не менее чародей вскинул руки, и с его пальцев сорвался огненный шар, устремившийся к Теору. Тот даже не попытался увернуться, а на полном ходу рассек флиссой огненный шар прямо в воздухе. Магический огонь погиб, едва зародившись, рассыпался снопом бесполезных искр. Второй попытки испепелить себя Теор чародею не дал. Воин нырнул под выставленные стражниками алебарды и, оказавшись с чародеем лицом к лицу, одним ударом отсек тому голову. Двое других воинов прожили немногим дольше поверженного чародея. Одному из них Теор вонзил в горло стрелу, выхваченную из колчана, второму пронзил грудь флиссой.

Когда на поляну вышли Филда с Гардом, сражение уже закончилось.

– Проклятье, Теор… – проворчал гном, осматривая поверженных. – Ты их всех положил!

– Не одобряешь? – удивился Теор, возвращая клинок в ножны.

– Я не то чтобы ярый противник убийств… – неуверенно ответил Гард. – Я и сам за свою жизнь многих убил. Но вот так, пятерых разом… Я хочу сказать – те двое у двери даже не успели понять, от чего умирают. Или за что.

– Скажи, Гард, – ровным голосом сказал Теор, – как ты относишься к работорговле?

– Негативно конечно же!

– И если бы тебе представился случай избавить мир от работорговца, ты бы сделал это, не задумываясь, почему он этим занимается? – продолжал Теор.

– Да, – уверенно ответил гном. – Рабство – это худшее, что можно сотворить с человеком… или гномом.

– Нет, – отрезал молодой наемник. – Жертвоприношение – вот самая страшная участь для невинных. И эти люди, – он кивнул в сторону поверженных противников, – за деньги помогали приносить в жертву детей. И для чего? Ради высшей цели? Нет. Исключительно для своего благосостояния.

– Мы не знаем их истинных целей, – слабо возразил гном.

– А они важны? – спросил Теор, глядя напарнику в глаза.

– Нет… нет, не важны, – согласился Гард. – Да, пожалуй, ты прав.

Наемники остались одни на поляне. Они подошли к черному каменному алтарю, запачканному пятнами засохшей крови. Гард стиснул зубы.

– Ублюдки! – воскликнул гном, представив, как на этом алтаре лишалась жизни очередная маленькая девочка. – Да, Теор, ты определенно прав. Все, кто творят подобное, заслуживают смерти.

Теор положил руку на плечо товарища.

Филда тем временем осматривала алтарь. Здесь имелись пара ритуальных кинжалов, чаша с какими-то измельченными корнями и простая свеча из воска в черном железном подсвечнике. Не обнаружив ничего полезного, чародейка подобрала амулет, который чародей обронил во время короткого сражения. Вещь представляла собой что-то вроде большой, размером с кулак, броши в виде капли крови, с черной заглавной буквой «А» общепринятого языка.

– Что это такое? – поинтересовался Гард, разглядывая амулет.

– Сейчас выясним.

Чародейка положила брошь на ладонь и пару раз провела над ней другой ладонью.

– Жуткое здесь место, – поежившись, заметил гном, осматривая окрестности.

Под ногами лежала сплошь голая земля, лишь кое-где из нее неуверенно пробивалась трава, но и та была какая-то коричневая и жухлая. Поляну окружал густой лес, но и он был под стать мелким растениям. Голые деревья без единого листочка, чьи извилистые кривые стволы и тонкие ветви были похожи на когти какого-нибудь страшилища, да невысокие кустарники, такие же сухие и скрюченные, как деревья.

– Эта земля проклята, – сказал Теор, тоже осматриваясь. – Возьми горсть ее и разотри между ладонями.

Гард последовал совету. И был крайне удивлен, когда обычная с виду почва оставила на его широких ладонях черную сажу.

– Это пепел проклятых, – сказал Теор, наблюдая за гномом. – Я уже сталкивался с таким. Однажды.

– Скверно, – скривился Гард, вытирая руки об штаны. – Ну и как нам избавиться от этой заразы?

– Как справиться с проклятием? – удивился Теор. – Насколько мне известно, никак. Мы можем покончить с абаасом, со старостой, со всей его стражей, но эта земля так и останется проклятой. Даже эльфы со своей живородящей магией не смогут оживить ее.

– Ну а ты что скажешь, Филда? Ты же у нас чародейка как-никак. – Гном хотел услышать все мнения.

– Теор прав, – ответила она, не отрываясь от изучения броши в виде капли крови. – Мы можем лишь… – Неожиданно предмет с шипением воспламенился, и Филда невольно выронила его.

– Это не к добру, верно? – спросил Гард, хватаясь за рукоять своей секиры.

– Абаас рядом! – крикнула чародейка.

Из леса, ломая на своем пути деревья, вышло каменное существо. В целом оно походило на обезьяну, закованную в черную каменную шкуру. Роста в абаасе было не меньше семи футов, а по ширине он не уступил бы стволу кряжистого дерева. Передвигался абаас на двух массивных ногах, руки же его были вдвое длиннее и почти доставали до земли. Каждая из них заканчивалась четырьмя длинными саблевидными когтями, что заменяло ему кисть.

Лицо абааса лишь отдаленно напоминало человеческое: два глаза без зрачков, светящиеся желтым; сильно выступающие вперед каменные брови и скулы; плоский нос без ноздрей и широкий рот без губ с двумя рядами длинных железных зубов. Зубы, как и когти, выглядели так, словно их всего пару минут назад отшлифовали до блеска точильным камнем.

– Стойте, так это и есть абаас? – воскликнул Гард. – Когда вы говорили про злого духа, я думал, это будет всего-то какая-нибудь облезлая кошка с безумным взглядом или там тень, или еще чего в этом духе, а не эдакое страшилище!

– Это не просто дух, Гард, – ответила Филда, – это дух, облеченный собственной плотью.

Теор меж тем натянул тетиву и выстрелил. Облечен этот дух плотью или нет, а одолеть его необходимо. Стрела вонзилась в каменную грудь примерно на ладонь, но абааса это не остановило. Издав утробный рык, он направился к наемникам.

– Теперь мой черед! – Гард кинулся на каменного монстра, замахиваясь секирой.

Увернувшись от когтистой лапы абааса, гном ударил противника по ноге. Сталь со скрежетом высекла сноп искр, брызнула каменная крошка. На теле абааса осталась лишь едва заметная отметина.

– Вот так, значит, да? – Гард намеревался ударить второй раз, но каменный дух неожиданно развернулся и взмахом длинной руки опередил гнома. – Уфф… – вырвался у наемника вздох от удара.

Гард отлетел в сторону и покатился по земле, выронив секиру. На помощь гному подоспел Теор. Флисса прочертила в воздухе крест-накрест две линии, и на спине абааса остались две заметные борозды. Меч Теора наносил духу, закованному в камень, не больше ущерба, чем секира гнома, ведь руны на клинке наемника предназначались для отражения магии, а никак не для разрушения существ, ею порожденных.

Абаас размахивал руками, тщась разрезать дерзкого человека на куски, пытался затоптать его своими мощными ногами, а то и просто нагнуться и перекусить жертву пополам. Однако все действия каменного духа были неуклюжими и довольно медлительными, что давало молодому воину несомненное преимущество. И все же единственное, чего мог добиться Теор, это удерживать духа на одном месте.

– Филда! – крикнул чародейке поднявшийся на ноги гном. – Ты не хочешь нам помочь?

Ответа не последовало. Гард видел, что девушка опустилась на одно колено и производила странные манипуляции на земле.

– Филда! – надрываясь, крикнул Гард и только теперь заметил, что наемница чертит на земле замысловатую фигуру. В руке ее поблескивал серебряный нож.

– Сдерживайте его. – Филда говорила едва слышно, но ее голос словно эхо разносился по поляне. Знающие люди сказали бы, что голос чародейки сейчас наполнила магия. – По моей команде заманите его в магический круг.

– Всего-то, – ухмыльнулся Гард, спеша Теору на подмогу.

Хотя помощь наемнику, похоже, не особо и требовалась. Гард как завороженный наблюдал за тем, как его напарник сражается с каменным духом. Гном прежде не видел, чтобы человек так грациозно и стремительно двигался во время выпадов и уклонения от ударов противника. Другое дело эльфы. У них подобные таланты имелись от природы. Так может, Теора учили сражаться именно они?

Гард тряхнул головой, прогоняя из нее неуместные сейчас размышления, и вступил в бой. Теперь к длинным саблевидным когтям и флиссе в этом танце смерти добавилась двухсторонняя секира.

Гард и Теор буквально приковали абааса к одному месту. Тот лишь беспомощно крутился, пытаясь достать наемников своим арсеналом для убийств.

– Готово! – наконец эхом пронесся над поляной облегченный возглас девушки.

Начерченный чародейкой круг светился мягким голубым сиянием, а по линиям вписанной в него магической фигуры пробегали белые электрические разряды. Сама же наемница стояла чуть поодаль, вытянув руки к кругу. Ее ладони были раскрыты напротив друг друга, и от них исходило такое же голубоватое свечение, как и от контура круга.

Не переставая орудовать клинками, Гард и Теор встали плечом к плечу и начали медленно отступать в сторону магической фигуры. Абаас направился вслед за ними, не прекращая попыток достать своих жертв длинными острыми когтями. Когда наемники проходили через круг, Гард ничего не почувствовал, а вот Теор ощутил легкое покалывание во всем теле, но стоило им миновать начертанную фигуру, как это ощущение исчезло.

Ничего не подозревающий абаас наступил одной ногой на светящийся круг, и в то же время неизвестно откуда налетевший порыв ветра взметнул красные волосы Филды вверх. На лбу чародейки россыпью бисера проступил пот. Стоило каменному духу полностью зайти в круг, как наемница в тот же миг сомкнула ладони, и из магической фигуры вверх вознесся столб обжигающего пламени. Гард невольно прикрыл лицо рукой.

Абаас, охваченный магическим огнем, завопил как раненый зверь. Каменный дух пытался освободиться, в агонии извиваясь всем телом, но заклинание надежно держало его внутри круга. Через пару секунд огонь заполнил всю начертанную фигуру, превратившись в сплошную стену пламени, полностью скрывшую абааса из виду.

Когда огонь опал, обнажив линии выжженной земли, что еще недавно были контуром магической фигуры, от абааса осталась только куча безжизненных камней.

– Что ты с ним сделала? – спросил Гард. Гном подошел к куче камней и потыкал их кончиком лезвия секиры. – Я не эксперт, но этот, кажется, готов.

– Убила его, – тыльной стороной ладони чародейка вытерла со лба проступивший пот, – разорвала его связь с оболочкой, с телом. Для астральных сущностей, уже проникнувших в наш мир, это равно смерти.

– Ну вот, все получилось намного проще, чем казалось вначале, – резюмировал гном, явно довольный исходом сражения.

– Вынужден тебя разочаровать. Что мы будем делать с ними? – неожиданно спросил Теор, указывая флиссой в сторону алтаря.

На краю безжизненного леса стояли три абааса. Внешне они ничем не отличались от поверженного. Каменные духи застыли неподвижно, их глаза без зрачков были устремлены в сторону наемников.

– Мне казалось, абаас должен быть один? – ни к кому конкретно не обращаясь, спросил Гард.

– Там, где один нашел лазейку, ее найдут и другие, – отозвался Теор.

– Мило, – скривился Гард. Заметив позади какое-то движение, он обернулся в сторону приземистой постройки, где был вход в подземный тоннель, по которому пришли наемники. – А этот-то тут что забыл?

На поляну вышел староста деревни. Его пухлое лицо раскраснелось от быстрой ходьбы, по той же причине мужчина тяжело дышал и одной рукой держался за правый бок. Однако стоило Булсу увидеть останки сраженного абааса и трех недвижных его сородичей-духов, как мужчина мертвецки побледнел.

– Что вы наделали? – сокрушался староста, обхватив голову руками. – Что вы наделали?! – закричал он срывающимся голосом.

– Избавили мир от детоубийцы, – пожал плечами Гард. – И сдается мне, ты скоро отправишься вслед за ним.

– Избавились… – эхом повторил Булс, выпучивая глаза. – Да они нас всех съедят! – завопил он.

Староста, не обращая более внимания на наемников, вскинул руки высоко вверх и, что-то бормоча себе под нос, поковылял навстречу трем абаасам, все еще стоявшим неподвижно.

– Безумец. – Гном сплюнул на землю.

В паре футов от абаасов староста рухнул на колени.

– Нет, нет! Не нужно! – кричал он. – Я приведу к алтарю жертву, завтра же. Да-да! Завтра на рассвете, я кляну…

Четыре когтя пронзили грудь мужчины. Абаас поднял истекающего кровью старосту высоко над землей и раскрыл свою зубастую пасть. Двое каменных духов последовали его примеру. Изо рта старосты вырвался серебристый дымок, и тело повисло в воздухе. Но вот его дернуло, словно в агонии – раз, другой… и оно распалось на три равные части. Разделившееся серебристое свечение втянулось в раскрытые пасти монстров.

– Они его… – Гард пытался подобрать подходящее слово. – Они его сожрали?

– Высосали из него душу, – уточнила чародейка.

– Видимо, совсем изголодались, раз променяли детей на этого пухляка… – буркнул Гард себе под нос.

Тем временем абаас, убивший Булса, отшвырнул безжизненное тело мужчины в сторону, и все трое каменных духов двинулись к наемникам.

– А вам не кажется, что они хотят с нами проделать то же самое?

– Ты чертовски проницателен, Гард, – улыбнулся Теор.

– Ха! А я-то думал, что я один такой – кто шутит в опасные моменты, – усмехнулся гном.

– У меня есть идея, – заявил Теор, пряча флиссу в ножны и доставая из-за спины лук.

– Излагай, – сказала чародейка.

– Нужно заставить их максимально сблизиться друг с другом.

– Зачем? – удивился гном.

– Так нужно. Доверьтесь мне, – ушел от прямого ответа Теор.

– Тогда за дело! – Гард залихватски свистнул и, перехватив поудобнее секиру, двинулся вслед за молодым наемником навстречу абаасам.

Немного помедлив, Филда присоединилась к товарищам. Наемники растянулись полукольцом, окружая монстров.

Гард, как и в первый раз, наносил удары своей секирой. Филда посылала в каменных духов простые огненные шары, которые, как и оружейная сталь, не причиняли абаасам никакого вреда; но, разбиваясь об их каменную оболочку, магический огонь все же заставлял каждого отступить на шаг назад. Теор же полностью сосредоточил на себе внимание одного из абаасов, не нанося противнику ударов, а лишь избегая острых когтей и массивных каменных ног. И ждал удобного случая, чтобы совершить задуманное.

Вскоре Гарду с Филдой совместными усилиями удалось едва ли не столкнуть лбами двух абаасов, и тогда Теор, отскочив от монстра на достаточное расстояние, выпустил в него взрывную стрелу, которая вонзилась абаасу между глаз. Поначалу ничего не происходило, но прошла секунда, вторая – и наконечник стрелы взорвался, отбросив каменного духа назад. Абаас упал на своих сородичей, повалив их наземь.

Как и ожидал Теор, ущерба от взрыва каменный монстр не претерпел. Абаасы медленно поднялись. И все трое стояли достаточно близко друг к другу. Самое время воплотить идею в жизнь.

Рука метнулась за спину к колчану, пальцы сошлись на оперении нужной стрелы… Звякнула тетива, и стрела, рассекая воздух, устремилась к цели.

Наконечник стрелы вошел в грудь того абааса, которого чуть ранее отбросило взрывом. Теор опустил лук. Предчувствие подсказывало, что на этом сражение с троицей каменных духов закончено.

– Теор, это же не… – Гном осекся на полуслове.

В следующее мгновение из стрелы, торчавшей из груди абааса, вырвались несколько сгустков сизого дыма. Они быстро увеличились в размере, закручиваясь при этом в тугие спирали. Когда метаморфозы дыма прекратились, свитые из него жгуты обхватили всех трех абаасов, стянув их вместе, словно вязанку хвороста. Послышался жуткий треск, и дым сошелся в одной точке, разрезав тройку каменных духов на куски. В отличие от первого погибшего абааса, на этот раз ни один из них не издал ни звука. Все было кончено.

– … сработает, – закончил фразу ошарашенный Гард.

Теор мысленно поблагодарил гнома-оружейника. Это была та самая его особенная стрела.

– Что это было? – Гард уставился на Теора.

– Скромный подарок от мастера Валаруда, – пожал плечами наемник.

– Видит Камень, я бы тоже не отказался от таких подарков, – усмехнулся Гард.

Чародейка подошла к останкам абаасов и, вытянув над ними раскрытую ладонь, едва слышно прошептала заклинание. Ничего не произошло.

– Похоже, ваш Валаруд практикует довольно мощную рунную магию, – заметила Филда.

– Это всего лишь технический прогресс, – гордо заявил Гард.

– Прогресс? – Брови чародейки вопросительно изогнулись.

– Ну да, – расплылся в широкой улыбке гном. – Никто не знает толк в оружии так, как гномы.

– Как и в рунной магии, – настаивала Филда.

– Женщина, кто не дает вам, людям, наносить руны на оружие? – всплеснул свободной рукой Гард. Он все еще держал секиру, хотя она и была уперта лезвием в землю.

Теор не слушал товарищей. Он словно завороженный наблюдал за тем, как из погибшего леса, в недрах которого было не сыскать ни единого живого листика, вышел абаас. Рука наемника, что уже убирала лук за спину, замерла. За первым духом вышел еще один, за вторым – третий, за ним – еще несколько. За то короткое время, пока гном с чародейкой успели обменяться всего парой фраз, на край поляны вышли по меньшей мере три десятка абаасов, и каменные духи продолжали прибывать.

– Ребята, – тихо сказал Теор, – у нас проблемы.

– Я их даже не почувствовала!.. – воскликнула потрясенная чародейка, оглядывая внушительный отряд абаасов, продолжающий увеличиваться в числе.

– Теор, у тебя много еще этих чудо-стрел? – спросил Гард.

– Она была одна.

– Филда, а твой магический круг? Сможешь еще раз начертить его? – Гард судорожно пытался найти выход из сложившейся ситуации.

– Концентрация энергии в круге такова, что…

– А попроще? – перебил гном.

– Один круг на одного духа.

– Проклятье! – в сердцах воскликнул Гард.

Он до хруста сжал зубы и двумя руками ухватил рукоять верной секиры, хотя понимал, что она была сейчас бесполезна. Чуть раньше гном обмолвился, что любит шутить в опасные моменты. И не всегда шутки эти были остроумными, но это никогда не останавливало его. Сейчас же Гарду было не до шуток. Даже будучи по жизни заядлым оптимистом, что не мешало ему частенько ворчать из-за всяческих мелких невзгод, гном считал, что сейчас у него с товарищами было немного шансов на победу. Он, во всяком случае, не видел выхода из западни, в которую они угодили.

Теор смотрел на абаасов, заполняющих дальнюю от входа в тоннель часть поляны, и подметил, что чудища появляются только с одной стороны. Неожиданная догадка, словно вспышка света, озарила сознание наемника.

– Филда, – обратился он к сестре. Но та, похоже, не слышала его. Она будто в трансе, не моргая наблюдала за воинством абаасов. – Филда! – Теору пришлось взять чародейку за плечи и легонько встряхнуть, но это не возымело никакого эффекта. Тогда он встряхнул девушку более настойчиво. – Филда, да очнись ты!

– Да… да, что? – Чародейка наконец вышла из оцепенения.

– Каким образом такое количество абаасов может проникнуть сюда из астрала и обрести при этом плоть?

– Я… я не знаю, – покачала головой Филда.

– Подумай, – настаивал Теор. – Вспомни спираль из серебряных пластин. Это ведь не простая защитная магия и предназначалась наверняка не для одного духа. Ты еще тогда сказала, что в этой деревне что-то привлекает абааса. Вспомни, что говорил Сэлус. Колдунья в древности призывала духов для защиты деревни. Не одного духа, а многих. Я знаю, что это магия не из рядовых. Должно же быть что-то, подумай!

Чародейка казалась растерянной. Секунду-другую она размышляла, закусив губу.

– Брешь! – осенило Филду. – Ну конечно же брешь в материи! Только через нее в мир могут проникнуть так много астральных существ.

– Как ее закрыть?

– Любым физическим воздействием.

– А именно?

– Можно разрубить обычным оружием, – пояснила Филда.

– Это хорошие новости, – обрадовался Гард. – Но где нам искать эту брешь?

– Она там. – Теор указал на сложенный из больших необтесанных камней высокий широкий дольмен, который виднелся позади толпы абаасов.

Гард невольно выругался. Сооружение из камней возвышалось над лесом, его было видно даже через головы многочисленных абаасов. Почему наемники не заметили его раньше?

– Магия абаасов скрывала дольмен от нас. А теперь все их силы уходят на воплощение, и защитные заклинания ослабли, – ответила Филда на не высказанный вслух вопрос.

Между тем несколько абаасов, предвкушая скорую трапезу, раскрыли пасти, усеянные длинными железными зубами, и двинулись к своим потенциальным жертвам. За ними потянулись остальные, растягиваясь нестройной линией.

Теор выстрелил в ближайшего к нему каменного монстра. Стрела вошла тому прямо в глаз, но он продолжал шагать, ничего не замечая. Тогда наемник выстрелил в другого абааса, вогнав стрелу в его оскаленную пасть. Стрела застряла меж двух железных зубов. Абаас замотал головой и, взмахнув несколько раз руками, попятился назад. Каменный дух наткнулся на своего сородича, мерно шагавшего позади, и, столкнувшись, они вдвоем повалились на землю.

– Гляди-ка, ему явно не понравилось! – воскликнул гном.

– Надо закрыть брешь! – напомнила Филда.

– Нам будет сложно пробиться к дольмену. – Гард считал, что это и так очевидно, но напомнить друзьям было нелишне.

– Вам и не нужно, – ответил Теор, пряча лук за спиной и обнажая флиссу. – Сможете их задержать?

– Да, но… что ты задумал?

Теор лишь улыбнулся и побежал к дольмену. Наемник с кошачьей ловкостью лавировал между громадами тел абаасов, уклоняясь от многочисленных железных когтей. Несколько каменных духов едва не достали его, но Теор отразил их удары флиссой. Он уже достиг первых деревьев, но, уходя от очередного взмаха смертоносных когтей, не заметил торчащий из земли человеческий скелет. Споткнувшись о ребра, наемник кубарем покатился по голой земле, лишь чудом не врезавшись в дерево или абааса. Меч отлетел куда-то в сторону.

Когда тело остановилось после бешеной круговерти, Теор был готов рывком вскочить на ноги и продолжить движение, но было уже поздно. На него опускалась гигантская каменная стопа, Теор не успевал ни откатиться в сторону, ни каким-то иным способом защититься.

Наемник невольно зажмурился, ожидая в следующее мгновение услышать хруст ломающихся костей. Своих костей. Но… ничего не произошло.

Открыв глаза, он увидел ступню абааса, застывшую всего в нескольких дюймах от его лица. Теора окружало едва заметное голубоватое свечение, которое и преградило путь абаасу. Магический щит! Наемник мысленно поблагодарил сестру за помощь и быстро перекатился в сторону, позволяя Филде погасить заклинание.

– Давай, Теор! Беги! – донеслись с поляны выкрики Гарда, тут же заглушенные звуками ожесточенного сражения с превосходящим по численности противником.

Оказавшись на ногах, Теор снова побежал. Думать об утраченной флиссе было некогда. Чем дальше в лес он углублялся, тем отчетливее виднелась громада дольмена. Но в то же самое время, чем дальше продвигался наемник, тем больше усилий у него уходило на то, чтобы оставаться в живых. Спасало его то, что большинство абаасов теряли к нему всяческий интерес, стоило лишь их миновать.

Но даже с учетом этого воину приходилось туго. Когти проносились в считаных дюймах от тела, под мощными ударами абаасов падали сломанные деревья, каждое из которых норовило если не похоронить под собой человека, то как минимум задержать его и дать каменным духам возможность прервать его существование.

Теор упорно продолжал двигаться к дольмену. Флиссу заменил лук, но вскоре наемник лишился и его – сильный удар абааса выбил оружие из рук. В итоге из всего вооружения остался лишь колчан со стрелами. Каким образом уничтожить брешь, Теор еще не знал. Чем ближе он был к каменной постройке, тем больше увеличивалось количество каменных духов.

И вскоре наемник понял почему.

Когда Теора от дольмена отделяло не более десятка футов, молодой воин увидел, как из светящегося узкого входа в каменную постройку вылетают небольшие сгустки пульсирующей энергии кроваво-красного цвета. Оказавшись на свободе, эти огоньки устремлялись к одному из многочисленных черных камней, что грудами валялись по обе стороны от входа. И каждый из камней внешне был очень похож на младенца, крошечными ручками обнимавшего свои коленки. Стоило сгустку энергии войти в каменного ребенка, как тот увеличивался в размерах, трансформировался, и вскоре каменный зародыш принимал окончательный вид глыбы-чудища с духом-абаасом внутри.

Зазевавшись, Теор получил ощутимый удар когтями от одного из абаасов и отлетел в сторону. Из рваной раны на левой руке брызнула кровь. Теор вскочил на ноги и обнаружил, что его уже окружают противники. Казалось, что пути для отступления не оставалось, но молодому наемнику было не привыкать находить выход из подобных ситуаций. Воин нырнул в проем между ногами одного из каменных духов, и вовремя отпрянул в сторону – абаас позади него рухнул на землю, получив мощный удар от собрата, пытавшегося достать наемника.

Каменные духи, кажется, поняли-таки замысел наемника и попытались преградить вход в дольмен.

Теор успел первым. Уклонившись от очередных когтей, которые его едва не обезглавили, Теор в три прыжка оказался возле дольмена и юркнул в проем за миг до того, как на место, где он находился, опустилась рука абааса, глубоко войдя в землю.

Вход в дольмен был слишком узким для каменных монстров, но те и не пытались просто войти. Они стали наносить яростные удары по трем камням, образующим арку входа. Теор не знал, как долго древние камни продержатся под таким напором, и потому, отрешившись от преследователей, поспешно огляделся. Изнутри дольмен казался еще больше. Он был практически квадратным, не меньше девяти футов в ширину. А ведь обычно подобные сооружения строились древними жителями, населявшими некогда Серединный континент, иного размера – совсем крошечными.

Внутри дольмена не было ничего, кроме широкого каменного постамента в форме круга, расположенного в самом центре. Над постаментом, не касаясь его, парила та самая брешь, о которой упоминала Филда. Словно дыра в ткани, рваная рана в материи мира пульсировала, выталкивая из своего чрева абаасов в виде сгустков энергии. Внутри бреши проглядывался бушующий кровавый океан астрала. Именно таким его описывали маги, хотя Теору подобное раньше видеть не доводилось.

Наемник не собирался размахивать стрелами, тщась рассечь брешь в надежде, что это даст результат. Посему Теор видел лишь один способ разрушить брешь. Он наспех стянул с себя разорванную когтями абаасов кожаную куртку. Несколько глубоких обильно кровоточащих порезов спускались от плеча до самого локтя, но лечением он мог заняться только позже.

Наемник снял колчан, положив его возле постамента, и стал снимать свой кожаный доспех из шкуры саламандры. Огнеупорная кожа была как раз тем, что сейчас необходимо. Но липкими от крови руками было нелегко расстегнуть все боковые ремни доспеха.

Сзади послышался треск раскалывающегося камня. С потолка дольмена посыпалась каменная крошка.

Сняв наконец кожаный панцирь, Теор выхватил из колчана последнюю оставшуюся у него взрывную стрелу и невольно обернулся. Один из абаасов уже вошел в дольмен через заметно расширившийся вход.

У Теора не оставалось больше времени на раздумья или сомнения. Он со всей силы вонзил стрелу в постамент прямо под брешью.

Наемник едва успел присесть, прикрывшись кожаным доспехом, когда в дольмене прогремел взрыв. Теора с силой швырнуло в сторону, но его полет резко прервался. Наемник ударился обо что-то твердое и рухнул вниз.

Сознание помутилось. Молодой воин еще слышал грохот камней, что обрушивались совсем близко от него, извергаясь откуда-то сверху. Хоть и смутно, но Теор все же успел ощутить сильный жар и резкую боль, пронзившую тело, когда сознание вырвалось-таки из-под его доселе бдительного контроля и растворилось в безмолвной темноте.

Глава 6

Шеша

Благодаря заклинанию Мартериуса кожа старого чародея стала каменной, поэтому он не сломал ни единой кости, врезавшись на чудовищной скорости в ствол первого же попавшегося на пути дерева. Вместо этого чародей снес по меньшей мере еще полтора десятка ни в чем не повинных деревьев, прежде чем рухнуть на землю. Удар от такого падения взметнул вверх целый фонтан земли.

В какой-то момент Мартериус потерял контроль над заклинанием и едва весь не обратился в камень. Старому чародею пришлось срочно гасить заклинание, и, разумеется, не обошлось без последствий. Судя по ощущениям, он таки сломал несколько ребер при падении: левая рука висела плетью, вероятно тоже сломанная, и ко всему прочему из носа у чародея хлынула кровь.

Заниматься своим здоровьем Мартериусу было некогда, но израненное тело могло пагубно повлиять на сотворенные заклинания. Поэтому чародей заглушил любую возможную боль, которую мог испытывать организм от нанесенного ущерба, и влил в него немного магической энергии, превращая последнюю в своего рода дополнительные жизненные силы.

Мартериус уже знал, кто оказался его очередным противником, и это не предвещало для него ничего хорошего. В его сторону двигался огромный змей, не меньше шести человеческих ростов. На раздувающемся как у кобры капюшоне громоздилось бесчисленное множество змеиных голов. Настоящее сонмище ядовитых клыков, которые змей хищно продемонстрировал своей будущей жертве, раскрывая множество пастей, и не меньше раздвоенных языков, что с шипением высовывались из тех челюстей, что пока еще были сомкнуты.

Шеша. Тысячеглавый демон.

Ось сущего. Мировой Змей.

У этого создания было много имен, и каждое из них он носил по праву.

Однако на Мартериуса надвигался сейчас не сам Шеша. Не совсем. Истинный Мировой Змей размерами превосходил любую из Мировых Сфер. Перед чародеем предстал лишь один из аватаров тысячеглавого демона, его физическая манифестация, которая была лишь жалкой тенью своего прототипа. И все же менее опасным это его не делало.

Самый достойный страж из всех, что нагийский царь мог позволить себе поставить на охрану входного портала в его город. Но и Мартериус не был бы собой, если б не имел преимущество в предстоящем бою. Он знал, как одолеть эту версию Шеши.

Проигнорировав всяческие последствия и возможный риск, Мартериус пошел в лобовую атаку. Ему было необходимо прощупать защиту своего врага.

Старый чародей начал поединок с простого, но очень мощного огненного заклинания. Из воздуха соткалась исполинская плеть сплошь из раскаленной магмы и что есть сил хлестнула тысячеглавого змея прямо в раскрытый капюшон. Пламя зашипело, встретившись с плотью своей жертвы, тщетно пытаясь поглотить на вид ничем не защищенную змеиную шкуру. Огонь стек по гладкому телу Шеши, а магматическая плеть распалась серым пеплом. На перламутровой чешуе змея не осталось ни следа.

Ответ последовал весьма внушительный.

Тысячеглавый демон не стал исхитряться и атаковал чистой магической энергией, воплощенной в подобие незримого тарана. Мартериус закрылся особым магическим щитом, который отразил лишь часть направленной Змеем магии, оставшуюся же часть он поглотил, передав под контроль самому чародею.

И тот воспользовался полученной энергией сполна.

Земля под телом змея расступилась, разверзая свои недвижимые в естественной среде пласты, и вновь сомкнулась над головами пойманного в ловушку Шеши. Мартериус на этом не остановился, и вторым заклинанием обрушил на западню вместе с заключенным внутри пленником ледяную бурю.

Лед выкачивал тепло из самого воздуха. Мартериус невольно поежился, несмотря на защитные чары.

Как и огонь, две другие стихии не причинили противнику никакого вреда. Шеша вырвался из созданной западни, рассеивая и буквально разметая в стороны атакующие чары старика.

Теперь Мартериус четко знал, что стихийная магия здесь бесполезна. Он перебирал в голове все доступные ему приемы магических школ, когда Шеша сам перешел в атаку. На этот раз его магия воплотилась в виде огненных колонн, вырастающих прямо из земли. Чародею пришлось с помощью магии ускорить свои движения и реакцию до немыслимого уровня, чтобы только успевать избежать очередного столба огня, рассекающего плоть земли и достигающего невообразимой выси за доли секунды. О том, чтобы отражать такие атаки, не было и речи, настолько неодолимая мощь вкладывалась противником в каждое заклинание.

Увернувшись от очередной огненной колонны, Мартериус послал в Шешу сгусток гнилисто-зеленого тумана, обретшего во время движения форму человеческого черепа с раскрытой в немом крике челюстью. Единственное заклинание из разряда некромантии, что было ему известно.

На этот раз Шеша не принял удар грудью. Мировой Змей сотворил щит из желтых молний, который поглотил туманный череп и рассеялся сам.

Мартериус в сердцах прошептал проклятие. Некромантия определенно не нравилась Шеше и могла причинить ему вред. Но Мартериус ею не владел в полной мере, зная лишь одно заклинание, которое и использовал.

Мировой Змей вновь перешел в атаку. Но в этот раз применил уже не магию. Многочисленные пасти открывались, и специальный карман в верхнем нёбе каждой из змеиных голов выстреливал струю смертоносного яда.

Мартериус прикрылся абсолютным магическим щитом, который должен был отразить любой физический или магический урон. Но ярко-желтая ядовитая жидкость прожигала щит едва ли не насквозь. Чародею приходилось рассеивать использованный щит и тут же ставить новый.

Возможно, на руку Мартериусу сыграло сложившееся положение, но именно в тот момент, когда он в бессчетный раз убирал очередной щит, чтобы без промедлений заменить его новым, в его мыслях и родился новый план. Мартериус, погасив заклинание абсолютного щита, создал тугую струю уплотненного воздуха и послал ее по дуге так, что конечной целью являлся он сам. Порыв стремительно движущегося воздуха подхватил тело старого чародея и швырнул в сторону прежде, чем яд Мирового Змея успел бы поразить его. Уже находясь в воздухе, Мартериус метнул в противника им же сотворенное призрачное копье.

Магия сотворения призрачных объектов по своей сути была очень близка к некромантии, но все же ею не являлась. Посему Мартериус надеялся, что она сможет причинить тысячеглавому змею сколько-нибудь ощутимый урон.

Так и вышло.

Призрачное копье вонзилось в раскрытую змеиную пасть и вместе с ней взорвалось фонтаном кровавых брызг. Радуясь успеху, Мартериус совсем позабыл, что сейчас упадет, и не успел вовремя обеспечить себе мягкое приземление: рухнул на землю, причем большую часть удара приняла на себя сломанная рука. Боль, что способна была вышибить из равновесия даже сильное сознание, тараном обрушилась на сдерживающие ее прежде заклинания. Мартериус вновь успел заглушить боль, но лишь в самый последний момент, едва не утратив контроль над своим старым телом.

Теперь чародей знал, что нужно делать. Здоровая рука уже выписывала в воздухе замысловатые руны, а губы беззвучно шептали слова заветного заклинания. На миг тело старика окуталось серебристым свечением, и возле него возникла его точная копия. Только она была такой же призрачной, как и оружие, сотворенное Мартериусом чуть ранее. Двойник чародея сжимал в руках пару призрачных клинков и тут же бросился на Шешу, замахиваясь ими, но тот извернулся и легко перекусил полупрозрачную фигуру одной из пастей. Призрак издал глухой вскрик и растаял в воздухе.

Но Мартериус продолжал творить заклинания одно за другим. И вот рядом с ним появились три призрака-копии, затем их стало пять, через секунду – уже десять. Призраки множились, и каждая копия Мартериуса, едва материализовавшись подле него, сразу же вступала в ожесточенный бой со стражем портала.

Призраки буквально облепили змея так, что за их полупрозрачными телами его почти не было видно. Призрачная сталь клинков мелькала, отсекая одну змеиную голову за другой, но и Шеша убивал противников с поразительным проворством. Мартериус едва успевал творить новых призраков, чтобы число убитых Шешей не превысило количество вновь созданных.

От напряжения у чародея вновь пошла кровь из носа. Через несколько минут она уже текла из ушей и сочилась из глаз. Когда под натиском призраков у Шеши осталось не более полусотни голов, кровь стала просачиваться через каждую пору на лице старика.

Мартериус едва успел вовремя погасить свои заклинания и собственноручно уничтожить оставшихся призраков. Если бы его копии отсекли стражу портала все головы, Шеша все равно бы не умер, со временем регенерировавшись. Но портал при этом так и остался бы закрытым. Нет, необходимо было оставить Мировому Змею одну голову.

Собрав остатки сил, Мартериус наложил на Шешу сильное заклинание временного паралича, которое не только обездвижило змея и не позволило пользоваться магией, но и замедлило его регенерацию. Защититься от наложенных чар страж портала уже не мог – с единственной уцелевшей головой он не превосходил по силе смертного чародея средних способностей. Змей повалился на землю и остался лежать недвижимо.

Позади поверженного Шеши ярящимся пламенем вспыхнул круг портала.

Мартериус сделал шаг по направлению к нему и рухнул на колени. Старый чародей выглядел просто ужасно. Его лицо покрывала еще не запекшаяся кровь, отчего любой менестрель или бард, увидь он старика сейчас, непременно окрестил бы это лицо «ликом самой смерти». В крови были и руки чародея – что сломанная, что здоровая.

Расстояние, отделявшее его от портала, Мартериус преодолел ползком, оставляя на лесной траве кровавые следы. Он едва волочил израненное тело, подтягиваясь неповрежденной рукой.

Когда старый чародей наконец вполз в бушующее чрево открытого портала и магическая дверь между мирами захлопнулась за ним, он, уже не в силах сдерживать боль заклинаниями, погасил сотворенные чары. Боль бушующим вихрем ворвалась в его естество, в глазах потемнело, и он потерял сознание.

Глава 7

Серая хмарь

Серая хмарь возникла внезапно, надвинувшись на него сплошной непроницаемой стеной. Еще секунду назад вокруг не было совершенно ничего, а через мгновение все осязаемое пространство заполнил густой серый туман, висящий в пространстве влажными рваными хлопьями. Более того, до появления этой субстанции он даже не осознавал своего существования. Теперь же он видел и мог мыслить.

Но кто он? И что это за место? Откуда-то из невообразимой дали времен и пространств пришло понимание, что он – разум, человеческое сознание. Значит, он был человеком когда-то? Или все еще им остается? Нет, не похоже. У него даже тела нет. Только сознание. Сознание, не имеющее ни одного воспоминания. Лишь способность осознавать окружающую действительность. Действительность, смысл которой он пока не понимал.

Он решил оглядеться. У него не было ног, чтобы передвигаться, не было головы, чтобы менять ракурс видимого, да и глаз, чтобы видеть, не было. И все же он видел. А стоило ему захотеть углубиться в серую хмарь, как сознание послушно поплыло вперед, раздвигая собою туманные хлопья.

Тщась увидеть хоть что-то, он все двигался и двигался в глубь серого тумана. Но безрезультатно.

Не было видно ни конца ни края этого серого, не имеющего пределов пространства. Тогда он остановился, и что-то внезапно изменилось. Туман прямо перед ним подернулся, словно мираж, и раздался в стороны, открывая невероятно красочную картинку. В невесомости парил младенец, аккуратно закутанный в красную шелковую ткань, гладкую и блестящую, откуда торчала одна лишь головка ребенка. Младенец лежал неподвижно. Но вдруг повернул свою крошечную головку и взглядом маленьких глазок, в котором читается отнюдь не детская сознательность, встретился с ним, с бестелесным разумом.

Он не знает, сколько времени это длится. Он смотрит на младенца, а тот в свою очередь смотрит на него не мигая. Наконец уголки губ ребенка подаются в стороны и чуть вверх. Дитя улыбается чистой светлой улыбкой, какая бывает только у младенцев.

Ребенок улыбается. Не просто улыбается, а улыбается ему.

Он хочет улыбнуться в ответ, но вспоминает, что не обладает телом. И тогда делает то, на что сейчас способен. Он смотрит, видит и анализирует.

Почему он видит младенца? Знает этого малыша? Или это он сам в младенчестве? Он приходит к выводу, что видит этого ребенка не случайно. За этой картиной что-то сокрыто. В то же время странно, что он ничего не ощущает по отношению к ребенку. Ни привязанности, ни злости. Ни любви, ни ненависти. Нет даже равнодушия или отрешенности. Но разве может быть так, если они с младенцем как-то связаны?

Ребенок тем временем перестает улыбаться. Его личико принимает серьезный вид. Он медленно кивает, совсем по-взрослому, и отворачивается. Что все это значит?

Не успевает он обдумать увиденное, как откуда-то сверху, яростно разметая в стороны серую хмарь, к свертку с младенцем опускается большой шар ярящегося пламени. Сфера обжигающего невыносимо яркого огня. И сфера направляется прямиком к ребенку.

Она же сожжет ребенка! Эта мысль повергает его в шок. Он по-прежнему ничего не чувствует по отношению к младенцу, но это не значит, что хочет его смерти… Он хочет закричать, но не может. Он хочет помешать пламени свершить злодеяние, но не знает как.

Впрочем, совсем скоро он понял, что ошибался насчет огня. Для ребенка тот не представлял никакой угрозы, а как раз наоборот. Пылающий шар опустился рядом с завернутым в тонкую ткань младенцем и заботливо окутал его облаком маленьких огненных всполохов, что исходили от его тела. Младенец засмеялся, когда одна из огненных частиц скользнула по его детской щечке.

Он наблюдал за этой сценой с невольным удивлением. Огонь не только не обжигал кожу ребенка, но, кажется, приносил ему умиротворенность, которую дети могут испытывать только в объятиях родительских рук.

– Чаелл. Мин чаелл! – разносится по серой хмари голос пламенного шара.

Он не понял значения слов и не смог определить, к какому полу относился говоривший. Но в одном был уверен: голос исходил прямо из пламени. И произнесено все было с неподдельной нежностью.

Означало ли это, что огненный шар был живым существом, как-то связанным с младенцем или с ним? Или, быть может, все это лишь образы, несущие тайный смысл?

В это мгновение пламя заметило его. Шар ярящегося огня отпрянул от младенца и стал приближаться к нему. Он мог пожелать отдалиться, продвигаясь по серой хмари, как делал это ранее, но что-то заставляло его неотрывно смотреть на бушующую огненную стихию.

– Тебе… нельзя… этого… видеть… – услышал он.

На этот раз он понял каждое слово. Они срывались с пламенного шара и шорохом разносились вокруг него. Обволакивали его. Когда же пламя приблизилось к нему настолько близко, что заполнило собой все доступное его видению пространство, он понял, что для него это не просто огонь или необычное пламенное создание. Что-то до боли знакомое было в этом. Что-то, что он видел впервые, но в то же время знал уже очень давно.

– Прочь! – громоподобный крик заставил задрожать все вокруг.

На мгновение его взор помутился, а когда все прошло, огня пред ним уже не было. Нет, вместо этого он увидел русоволосого юношу с обильной россыпью веснушек на лице. Тот прятался в кроне высокого дерева, сжимая в руках лук с наложенной на тетиву стрелой. Юноша кого-то ждал. И как только этот некто появился возле дерева, плавным движением юноша натянул, а затем отпустил тетиву. Коротко свистнув, стрела вонзилась волку в глаз, и лохматый хищник, не успев издать ни звука, повалился в густую траву.

«Это же я! – пронзает его догадка. Только в прошлом». – Неужели и в самом деле это он? Значит, он видит себя со стороны. Но почему? Почему его разум и его тело сейчас отнюдь не единое целое?

В отличие от младенца юноша его не замечает. Из серой хмари доносится угрожающее рычание, и оттуда появляется еще один волк, вдвое крупнее первого. Юноша перевешивает лук за спину и достает из небольших ножен на поясе изящный узкий нож. Волк оскаливает пасть с окровавленными клыками, с них капает красная от крови слюна. Юноша в свою очередь становится в боевую стойку. Волк крупнее молодого охотника и уверен в исходе схватки. Хищник бросается в атаку, раскрывая зубастую пасть. И вскоре падает на траву уже бездыханным. Юноша изловчился не только увернуться от волчьего броска, но и всадить по рукоять нож ему в глотку.

К юноше подходит высокий мужчина. Его голову обрамляет настоящая грива вьющихся светло-русых волос. Широкие плечи и гордый стан выдают в нем умелого воина. Мужчина кладет широкую ладонь на плечо юноше.

– Твоя первая охота на кровавых волков, сынок, – тихо звучат слова, произнесенные мелодичным мужским голосом.

Они продолжают стоять подле поверженных волков. Юноша и его отец.

Неожиданно видение исчезает. Он ждет, когда появится новая картина, но некоторое время ничего не происходит. Лишь серая хмарь и тишина окружают его.

Он решает двигаться, ведь именно это в прошлый раз привело к возникновению видений. Но и это не помогает. Он продвигается по плотному туману, кажется, уже целую вечность.

«Вовсе нет. Прошло не больше нескольких секунд», – раздалось неожиданно в его сознании. Он огляделся, но никого не увидел.

«Где ты?» – Он не может говорить, но может думать. Он старается передать беззвучное послание собеседнику.

«Я здесь», – последовал ответ. Серая хмарь перед ним в очередной раз расступилась, и он увидел колышущийся сгусток странной субстанции неопределенного цвета, лишь отдаленно напоминающий фигуру человека.

«Кто ты?» – задает он беззвучный вопрос появившейся фигуре.

«Я – то, что сокрыто в тебе».

«Что это значит?» – не понимает он.

«Я – тайна. Я – твоя сила и твое проклятие. Я – тот, кого они заперли в неволе, но кто смог приоткрыть дверь темницы».

Понятнее не стало.

«Ты – это я?» – пробует он задать вопрос по-другому.

«Нет. Но я – часть тебя», – следует ответ.

«Часть меня?»

«Именно. Иногда ты обращаешься ко мне за помощью».

«Но все же кто ты?»

«Я – Воин».

«И с кем ты сражаешься?»

«Это не важно. Важна лишь цель».

Вдруг окружающее начинает ходить ходуном, а серая хмарь закипает, источая жар. И в этот момент он увидел две огромные руки. Казалось, они занимают собой полмира. Руки определенно человеческие, но бледные и источающие мягкий белый свет. Они неумолимо приближались. Здоровенные ладони раскрылись, надвигаясь с двух сторон к нему и его собеседнику: уж не с тем ли, чтобы прихлопнуть их как мух?

«Скорее! Тебе нужно воздвигнуть защиту», – беззвучно говорит его странный собеседник.

«Воздвигнуть стену? Но как?»

«Просто создай ее. Здесь, в этом месте, ты можешь абсолютно всё. В отличие от них», – колышущаяся рука из неопределенной материи указывает на огромные бледные руки, которые продолжают неумолимо приближаться.

«Я не понимаю!» – возмущается он.

«Поторопись».

Он решает попробовать. И представляет себе высокую стену из каменных блоков, что тянется от горизонта до горизонта. Ничего не произошло.

«Не думай как человек. Помни: важен только результат».

Он не понимает, что конкретно хочет от него его призрачный собеседник, но все же цепляется за последнюю фразу. «Важен только результат». Он сосредоточивается на том, что нужно остановить руки неизвестного. Остановить их. Остановить!

Перед ним из ничего возникла гладкая стена, такая же серая, как и туман вокруг, но в отличие от хмари она была плотной и выглядела почти как настоящая каменная. Он заставил стену увеличиться в длину и высоту, в результате чего та заняла все пространство перед ним. Руки же, однако, не унимались. Глухой удар в стену, еще один, но гораздо сильнее. Снова удар, причем нанесенный с такой силой, что по стене зазмеилась трещина.

«Стена не выдержит», – думает он.

«Просто у тебя недостаточно опыта, – замечает собеседник. – Попробуй укрепить стену».

Он пробует. И стена действительно восстанавливается, трещина исчезает. Но удары не прекращаются и с каждым разом становятся все сильнее. Он едва успевает заделать одну трещину, как тут же появляется новая. Эта борьба могла бы продолжаться еще очень долго, но он вдруг услышал до боли знакомый басовитый голос:

– Теор! Теор, слышишь меня?

Теор? Это же его имя! Кто-то зовет его, и не из этого безжизненного серого тумана – из реальной жизни. Это его путь на свободу. Он больше не пытается укреплять стену, а тянется всем доступным ему сейчас сознанием к знакомому голосу.

Это решило все.

Стена рухнула от очередного удара. И, покидая серый туман, последнее, что он увидел – огромные бледно светящиеся руки сомкнулись на том месте, где еще недавно стоял колышущийся силуэт человека, а серую хмарь пронзил дикий, полный ярости крик. Затем все поглотил ослепляющий белый свет.

Глава 8

Алдерик

Наемник приходил в сознание постепенно. Сначала вернулся слух, благодаря чему Теор слышал голос Гарда, – именно тот помог вырваться из цепких объятий странного видения и вернуться в обыденный, привычный мир. Затем вернулось зрение. От этого возвращения, правда, толку не было никакого, ведь перед глазами были лишь безжизненные камни, которые удавалось разглядеть только благодаря слабому дневному свету, просачивающемуся таки сквозь небольшие щели в завале.

Последней вернулась чувствительность. Теор, конечно, не был лекарем, да и пошевелиться не имел возможности, но точно знал, что переломов он избежал. Чтобы убедиться в этом, достаточно было поочередно напрячь мышцы всех конечностей и напоследок глубоко вдохнуть, дабы самостоятельно диагностировать состояние ребер. Однако полностью невредимым Теор тоже не остался. Наемник четко ощущал сильные ожоги на левой ноге и груди; кроме того, чувствительно саднила разодранная кожа на лице.

Теор вновь услышал оклик Гарда. Однако потребовалось некоторое время, прежде чем он смог ответить слабым охрипшим голосом…

Гард воткнул древко секиры меж двух больших камней и, напрягая мышцы, налег на него, используя как рычаг. Камни не пошевелились. Гном сделал еще одну попытку. На этот раз камень поддался и, словно нехотя, медленно скатился по горке завала к ее подножию.

– Филда! Багамутовы кишки!.. Ты не хочешь помочь?

Гард обернулся, ища взглядом чародейку, и застыл, наконец увидев ее. Сестра сидела прямо на земле, поджав колени так, что те упирались девушке в грудь. По ее лицу струился пот. Наемница активно массировала виски.

Гард выпустил из рук секиру и, подойдя к чародейке, нагнулся к ней и положил руки ей на плечи.

– Эй! Ты меня слышишь?

Чародейка дернулась и посмотрела на товарища, словно только сейчас вспомнила о его существовании.

– Что такое? – спросила она.

– Что такое?! Ты что, не в себе? Твой брат под завалом!

– Этот взрыв… – неопределенно сказала Филда. – Такой выброс астральной энергии…

– Так это он тебя так шибанул? – спросил Гард, помогая чародейке подняться. – Приходи в себя, нам надо вытаскивать твоего брата из-под этих булыжников.

– Сейчас… – пробормотала Филда.

Чародейка подошла к камням и простерла к ним руки. Один из камней зашевелился, затем под действием заклинания поднялся вверх на десяток дюймов. Девушка потянула на себя воздух, словно сжимала в руках невидимый канат, и камень послушно потянулся за ней. Неожиданно чародейка охнула, а камень рухнул обратно на завал, расколовшись надвое.

– Не могу, – вздохнула чародейка. – Тебе придется самому.

– Проклятье! – в сердцах Гард ударил кулаком пустой воздух. – Камнепад вам на голову с вашей магией! – добавил он, хватаясь за ближайший камень. – Теор! Теор, ты живой там?

– Живой… – донесся хриплый голос из-под камней.

– Хе-хей! Как я рад тебя слышать! Не шевелись, скоро вытащим тебя оттуда.

С удвоенной силой гном принялся за работу.

Наконец, пыхтя и обливаясь потом, он откинул последний камень и помог молодому наемнику подняться.

– Я в порядке, – заверил Теор напарника.

– Ага, в порядке, как же! Ты себя со стороны просто не видел. Краше в камень возвращаются.

– Не примет меня ваш камень, – отмахнулся наемник.

– Это верно, не примет. Филда, может, займешься лечением брата?

– Не здесь, – ответила подошедшая чародейка. Она обхватила себя руками, словно пытаясь согреться.

– Пойдем тогда к заказчику нашему.

– Что с абаасами? – спросил Теор.

– Развалились они все, а затем еще и останки их сгорели, – хмыкнул Гард, – сразу после устроенного тобой взрыва, кстати. Кажется, Филда говорила про то, чтобы рассечь брешь, а не…

– Я флиссу потерял, – улыбнулся Теор, но тут же сморщился от боли.

– Мы нашли ее. И лук твой – тоже. Всё, с разговорами покончили, пора возвращаться в дом к священнику. Давай-ка, Теор, забирайся ко мне на спину, понесу тебя.

– Вот еще. Сам дойду.

– Дойдет он, как же… – фыркнул гном. – Ладно, тогда хоть обопрись на меня.

– Это что, шутка? – возмущенно спросил Гард, глядя на Сэлуса.

Гард с Филдой стояли возле неприметной могилы. Такой же, как и многие на местном кладбище, располагавшемся в лесу, за пределами деревни. Лишь невысокий бугорок земли и торчащая из него каменная плита с надписью: «Алдерик».

– Это могила человека, которого вы ищете, – отозвался Сэлус, стоящий чуть поодаль.

– Кажется, перед тем как заключить сделку, ты забыл упомянуть, что он немного умер, – прищурился Гард.

– Об этом вы не спрашивали, – тихо ответил Сэлус.

– Хитрец.

– Как он умер? Абаасы? – спросила Филда.

– Нет. Простой сердечный приступ.

– Понятно.

– Что теперь со мной будет? – спросил бывший священник.

– Ничего, – сказала Филда, не поворачивая головы. – Вы должны были предоставить нам информацию о точном местонахождении человека по имени Алдерик. А учитывая его смерть…

– Могила и есть его точное местонахождение, – закончил за напарницу Гард.

– Мы, Мастера гильдии наемников, числом трое, носящие имена Филда, Гард и Теор, исполнили принятый контракт. Заказчик, носящий имя Сэлус, произвел оплату контракта согласно установленной договоренности, – произнесла чародейка слова принятой формы. На тыльной стороне ладони Сэлуса появилось изображение развернутого свитка, на поверхности которого поблескивали несколько золотых монет; через секунду изображение померкло и пропало.

– Отправляйтесь домой. Когда мы вернемся, то заберем своего товарища и покинем Вольные Луга. Советую вам сделать то же самое. Ваша деревня стоит на проклятой земле, поэтому здесь никогда уже не будет нормальной жизни. Ни для вас, ни для кого-либо еще.

– Спасибо вам. Мы с дочкой уедем с рассветом. – Сэлус поклонился и направился обратно в деревню. Сделав несколько шагов, он остановился. – Вы будете раскапывать могилу, верно? – спросил он, обернувшись.

– Нам придется, – прямо ответила Филда.

Сэлус кивнул, после чего покинул кладбище, больше не останавливаясь и не оборачиваясь.

– И что теперь? – спросил Гард.

– То, что он и сказал. Раскопаем могилу.

Филда распростерла руки над захоронением, как прежде делала это перед каменным завалом. На этот раз ей ничто не мешало, и вскоре деревянный гроб, расталкивая пласты земли в стороны, поднялся над образовавшейся ямой. Филда аккуратно опустила его у своих ног.

Гард поддел крышку секирой и открыл ее. Внутри обнаружился труп низкого худого мужчины средних лет в дорогом кафтане, расшитых золотом штанах и высокой островерхой шляпе. В ногах у него лежал небольшой серебряный ларец, инкрустированный множеством драгоценных камней.

– Умер недавно, труп еще не успел разложиться, – резюмировал Гард.

– А вот и то, что мы ищем, – чародейка аккуратно взяла в руки серебряный ларец, – коллекция Алдерика.

– Удивительно, что местные не забрали шкатулку себе. Или хотя бы не выковыряли из нее все камушки.

– Боялись наложенных на нее заклинаний.

– А они наложены? – забеспокоился гном.

– Ни одного, – ответила чародейка, медленно открыв крышку.

Как завороженные, наемники смотрели внутрь серебряного ларца. То, что находилось там, напоминало миниатюрный склад, где на многочисленных полках и стеллажах покоились уменьшенные копии самого разного вида артефактов, драгоценности, украшения, книги, фолианты, свитки и многое другое.

– Одно дело рассуждать про заклинание сжатия…

– И совсем другое – увидеть собственными глазами, верно?

– Верно.

Филда отодвинула ларец подальше от себя и что-то едва слышно прошептала, после чего почти сразу же из него вылетел вверх крошечный свиток пожелтевшего пергамента. Оказавшись за пределами ларца, он принял реальный размер. Гард осторожно поймал свиток на лету, стараясь не помять старинный предмет.

Филда захлопнула ларец.

– Что будем делать с остальной коллекцией? – спросил Гард.

– Вернем ее законному владельцу, – сказала наемница, кладя серебряный ларец обратно в гроб.

– Справедливо, – согласился гном.

Закрыв гроб и вернув его обратно в яму, чародейка засыпала могилу землей и восстановила аккуратный холмик, водрузив сверху каменную плиту.

– Идем, – сказала гному Филда, завершив повторное захоронение известного коллекционера древностей.

Вскоре трое наемников уже направлялись в город Белон, располагавшийся северо-западнее Хартинга. В бывшем доме старосты Вольных Лугов, оставшемся ныне без хозяина, наемники обнаружили довольно упитанного пони, который расхаживал по комнатам как домашнее животное.

Решив, что никто не будет возражать (а к тому моменту все стражи, нанятые старостой, уже покинули деревню), наемники «одолжили» пони и усадили на него Теора. Поначалу четвероногая особа никак не хотела исполнять роль ездового животного, но стоило Филде что-то прошептать пони на ухо, положив раскрытую ладонь на его голову, как он побежал, да столь резво, что Гард с Филдой едва поспевали за ним.

Наемники выбрали узкие проселочные дороги вместо центрального тракта, бравшего начало на севере в портовом городе Хвелес и проходящего практически через всю империю Гелинор. Их путь занял несколько дней, и в каждый из этих дней наемники обязательно устраивали двухчасовой привал, во время которого Филда занималась лечением Теора. Дюйм за дюймом чародейка удаляла пострадавшую от ожогов кожу и заменяла ее новой. У наемников не было с собой припасов, поэтому каждый вечер они сворачивали в сторону главного имперского тракта и останавливались в первой попавшейся харчевне.

Теор решил ничего не рассказывать о своем видении. Ни Гарду, ни тем более Филде. Теор знал, что видения, каким бы ни было их содержание, не могли предвещать ничего хорошего. Вместе с тем наемник чувствовал, что посетившие его образы были отражением чего-то личного, а делиться подобным с другими он не привык.

К концу третьего дня, за очередным невыразительным и низким подобием леса, коими изобиловала северная часть континента, показались стены города Белон. Уже смеркалось, и наемники разделились. Филда отправилась в город, намереваясь дотемна успеть в местную библиотеку, Гард же с Теором зашли в небольшую таверну, стоявшую на узкой дороге, ведущей к городу.

У входа в таверну играла девочка лет шести. Теор решил, что лучшего хозяина для сопровождавшего их все это время пони не найти. Он вспомнил, что говорила сестра о снятии наложенного ею заклинания, и провел раскрытой ладонью по шее животного. Пони встрепенулся, тряхнул головой раз, другой… и первым, что он увидел, освободившись от чар, был маленький человечек с двумя косичками цвета соломы, достававшими едва ли не до колен. Пони ткнулся носом девочке в лицо и лизнул ее в щеку. Ребенок залился громким смехом.

– Он твой, маленькая. Ухаживай за ним, хорошо? – сказал Теор, подмигнув ей.

Девочка тут же заключила шею пони в крепкие объятия, что маленькому жеребцу, похоже, очень понравилось. Он даже и не думал сопротивляться.

– Спасибо вам, дяденька, – тихо сказала девочка, улыбнувшись.

Когда наемники вошли в таверну, где кроме них из посетителей была лишь пара пожилых людей, о чем-то мило ворковавших, и чинно, даже с изяществом поедавших жареную куропатку.

Хозяин таверны не упустил возможности подойти к новым посетителям и лично поприветствовать их в своем заведении, а заодно и поблагодарить за пони, которого наемники отдали его дочери.

– Вас словно сам Великий Дракон послал! – сказал он. – Моя дочурка давно у меня клянчила маленькую лошадку, да только где ж ты ее купишь? В Белоне сплошь одни боевые мерины. Что я вам за него должен?

– Ничего, – сказал Теор. – Считайте, что это подарок. Мы все равно не смогли бы взять его с собой.

В ответ на это хозяин заведения заверил, что его гости получат совершенно бесплатно первую порцию или первую кружку, это уже зависит, мол, от того, что они именно закажут.

Когда наемники заняли столик, выбрав тот, что находился возле единственного в таверне окна, к ним подошла молоденькая девушка.

– Что вам принести? – лукаво улыбнувшись, спросила она наемников.

– Теор, что будешь? Я угощаю. Но при одном условии!

– Это каком же? – спросил Теор.

– С тебя обещанный разговор. Мне нужны только самые интересные истории.

– Я не против поговорить, – пожал плечами Теор. – Но если ты действительно хочешь меня разговорить, тебе придется меня сперва напоить.

– Теор Ренвуд, с каждым днем ты мне нравишься все больше, – усмехнулся Гард. Он повернулся к девушке: – Милая, как тебя зовут?

– Клара, – ответила девушка, хлопая ресницами.

– Хорошее имя. Вот что, Клара, нам нужно что-нибудь, что не только сможет поддержать разговор, но и направит его в нужное русло.

– Боюсь, я не совсем понимаю…

– Ладно, – вздохнул Гард. – Давай так: какая выпивка у вас есть?

– Свежее пиво и бочковой эль: если я не ошибаюсь, то двухлетней выдержки.

– Теор? – Гном вопросительно посмотрел на товарища.

– Думаю, что ответ очевиден.

– Еще бы! Неси нам эль, дорогая. Два больших кувшина для начала.

– Сейчас принесу, – улыбнулась девушка, бросила быстрый взгляд на Теора и ушла.

– А ты нравишься девушкам, – ухмыльнулся Гард.

– Тебе виднее, – уклончиво ответил Теор.

– Точно тебе говорю!

Позже, когда первый кувшин был опустошен уже наполовину, Теор спросил:

– Так о чем именно тебе рассказать? За пять лет со мной всякое было.

– Южный континент, – уверенно заявил гном.

– Почему именно о нем? – удивился Теор.

– Ну, знаешь, я там никогда не был. Что он из себя представляет?

– Ты видел песок?

– Песок? Шутишь, что ли? Конечно, видел. Все побережье вдоль Южного залива им устлано.

– А теперь представь себе, что вся империя Гелинор – это сплошь песчаная равнина. Представь, что, выйдя на большой тракт, ты увидишь лишь песок, представь, что он будет простираться с севера на юг, с востока на запад насколько хватит твоего взгляда. Представь себе холмы из песка высотой до пяти ярдов. Представь, что песок настолько горяч, что когда идет дождь, то ни одна капля не попадает на песок, так как испаряется, не долетев до золотистых песчинок.

– Ты меня, верно, разыгрываешь?

– Таков Южный континент, – пожал плечами Теор, отхлебнув немного эля. – Это называется пустыней. Конечно, есть на материке и города, и джунгли, есть реки и даже несколько озер. Но большую часть континента занимают пустыни.

– А что такое «джунгли»? – спросил Гард, смакуя на языке незнакомое слово.

– Густой лес с пальмами, лианами, фикусами и другой диковинной растительностью.

– Ты со мной словно на эльфийском языке сейчас разговариваешь.

– Табилум орт миар манмот.

– Вот только не нужно меня понимать так буквально и взаправду переходить на эльфийский.

– А это и не эльфийский, Гард. Это наречие коренного населения Южного континента, племен кабилов и берберов. Именно они куют вот такие мечи. – Теор погладил эфес своей флиссы, покоящейся в ножнах, которые, в отличие от доспеха из кожи саламандры, пережили сражение с абаасом.

– И что же ты такое сказал на этом наречии? – прищурился Гард.

– У них немного ломаный язык. В общем, если перевести дословно, то это означает: «Гном знать языки прискорбно».

– Ну это да. Вот только сдается мне, руны-то – не их.

– Нет, конечно. Лишь вид меча.

– Тогда давай с самого начала и по порядку. За хорошую историю! – Гард поднял кружку с элем в знак произнесения им тоста.

– Хорошо, начнем сначала. – Теор отхлебнул эля и начал рассказывать: – Когда я только получил ранг Мастера, то заключил весьма прибыльный контракт с гильдией путешественников. Моей задачей было составление примерной карты Забытых Песков, одного из северо-западных районов Южного континента. Много сотен лет назад там жили некие уш-вотумы, так называемые песчаные дьяволы. Теперь же это просто пустыня, которую не исследовали более ста лет. Мало кто знал, сохранилось ли еще там что-то от прежней цивилизации. Местные обходят этот район и по сей день, считая его проклятым. Две недели ушло у меня на то, чтобы найти корабль, отплывающий на Южный континент. В конце концов мне повезло наткнуться на судно гномьей экспедиции, которые не просто отправлялись на Южный континент, а направлялись именно в Забытые Пески.

– Дай-ка угадаю: хотели позариться на золото, оставленное уш… как их там?

– Уш-вотумы. Да, именно в этом был смысл их экспедиции. Найти храмы или забытые города песчаных дьяволов, после чего вынести оттуда все сокровища, что подвернутся под руку. Я предложил гномам свою помощь в экспедиции, если дадут место на их корабле. В ответ получил не очень культурный отказ. Да что там, совсем некультурный. Тогда мне пришлось вызвать на поединок их лучшего бойца, входившего в так называемую экспедиционную гвардию.

– Ох уж мне эти термины… – хмыкнул Гард. – И ты его, разумеется, одолел?

– Обезоружил и уложил на лопатки. Не сказать чтобы это понравилось экспедиционной гвардии, но начальник экспедиции и его помощники, пошушукавшись, все-таки согласились. В итоге мы заключили контракт на предмет, так сказать, взаимовыгодного сотрудничества и отправились на юг. Не буду утомлять тебя рассказами о морском путешествии, тем более что ничего примечательного за это время не произошло. Перейду сразу к высадке. Экспедиция решила не прибегать к обходным путям и причалила прямо у Забытых Песков, благо поставить корабль на якорь в этом районе было несложно. Часть гвардейцев остались охранять корабль, остальные отправились на исследование. В общей сложности двадцать гномов: восемь гвардейцев и двенадцать членов экспедиции. И, разумеется – я. Ах да, и еще одним членом этой славной компании была некая инновационная машина для перевозки грузов. По словам начальника экспедиции, сие приспособление, управляемое двумя гномами, могло уместить на себе почти тысячу фунтов веса, не теряя при этом своей мобильности. Хотя, по правде говоря, выглядела эта машина едва ли не как обычная телега.

– Эй, знаешь, главное – это суть технического прогресса, а не его внешний вид, – встрял гном со своим комментарием.

– Хорошо-хорошо! Я понял, – засмеялся Теор. – Итак, неделю мы провели, исследуя Забытые Пески. Я, сверяясь с компасом и солнцем, составлял примерную карту рельефа местности, твои собратья искали сокровища. Наконец на восьмой день мы наткнулись на некрополис.

– Ты имеешь в виду мертвый город? Ну когда вместо домов одни могилы да склепы?

– Да, Гард, он самый. И конечно же твои сородичи кинулись в его недра отыскивать все блестящее, что только найдется. Моих предостережений никто слушать не стал. Мол, чего тут беспокоиться, ведь даже ворота некрополиса – и те были не заперты. А могильник, надо сказать, выглядел более чем зловеще. Повсюду стояли статуи уш-вотумов, с виду обычных людей, не считая того, что, судя по скульптурным изображениям, их тела частично покрывали хитиновые пластины, как у богомолов, а из головы торчали длинные дугообразные рога. Статуи изображали всевозможные сцены убийства людей. Один каменный уш-вотум облизывал оторванную человеческую голову, второй разрывал такую же на части, другие кромсали людей разным холодным оружием. Словом, скульпторы со всей доступной им живописностью изобразили природу этих дьяволов песков.

– А гномам-то и дела не было до кровожадных истуканов; угадал?

– Не совсем. У одной статуи, из тех, что ростом поменьше, гномы отломали голову и погрузили ее в свою чудо-телегу. В общем, я держался ближе к начальнику экспедиции, хотя бы из-за того, что по контракту должен был его защищать. Пока другие члены экспедиции разграбляли окрестности некрополиса, мы с ним отправились в главный склеп, расположенный в центре города. Внутри склепа начальника экспедиции ждало разочарование. Там не было никаких сокровищ, если не считать вот этой моей флиссы, которая была вложена в каменную ладонь изваяния обычного человека, сидящего на широком троне, сложенном из человеческих черепов. Все остальное пространство склепа занимали трупы уш-вотумов. Они стояли, воздевая руки к потолку. Их тела были освежеваны и забальзамированы. Ни кожи, ни внутренностей, ни разложения.

– Какая гадость, – скривился Гард. – Только не пойму, при чем тут человек на троне и убитые дьяволы, если город принадлежал им.

– Возможно, у них был король из числа людей, силой добившийся своего права на трон. Или же это полукровка, рожденный от уш-вотума и человеческой женщины. Кто знает… Начальник экспедиции тоже не пришел в восторг от такого зрелища. «Зачем строить в самом центре города вшивый склеп без крупицы золота?» – сказал он. – Произнося это, Теор изобразил низкий басовитый голос гнома. – После этого он недолго думая забрал флиссу из рук каменного человека.

– Я полагаю, что тут-то все и началось?

– Истинно так. Стоило флиссе покинуть каменную ладонь, как из трона, расколов статую короля, ударил вверх луч гнилисто-зеленого цвета. Под землей что-то дрогнуло, да так, что ходуном заходил весь некрополис. Когда все стихло, гномы поспешили убраться от могильника куда подальше, тем более что к тому моменту они погрузили в свою телегу если не все сокровища города, то бо́льшую их часть. Их тягловая машина была под завязку набита золотом, серебром и драгоценными камнями.

Экспедиция намеревалась покинуть некрополис и вернуться на корабль. Но стоило нам оказаться за вратами могильника, как вокруг разразился настоящий ад. К небу взметались гейзеры песка, а стоило им опасть, как на их месте оказывались оживленные магией скелеты с оружием в руках. Пока стало ясно, что происходит, скелеты окружили нас и яростно атаковали. Гномы не успели среагировать и отразить неожиданную атаку. В результате уже через пару мгновений на землю мертвыми рухнули пятеро гномов. Начался хаос. Кто-то бежал, кто-то кричал, застыв на месте, оставшиеся гвардейцы пытались сражаться. Я защищал начальника экспедиции. У меня был простой тисовый лук и обычный длинный меч. Не самое лучшее оружие против ходячих скелетов, хочу заметить. Тем не менее я успешно отбивался сразу от троих. Сталь сталкивалась со сталью, отклоняя вражеское оружие, но стоило мне ударить по самим скелетам, как меч лишь бесполезно скользил по пожелтевшим костям. Краем глаза я видел, что еще с десяток гномов оказались повержены и кровь из их ран окрашивала в красный цвет песок, на котором распростерлись их тела. Но также я успел увидеть и то, как один из оставшихся гвардейцев угодил своим тяжелым молотом в грудную клетку скелету, и тот развалился, оставив после себя лишь груду костей. На молоте при ударе сияла пара начертанных рун.

В этот момент я понял, что нужно делать. Отшвырнул бесполезный меч и выхватил лук. Стрелы у меня тогда в колчане были заговоренные. Один доморощенный колдунишка постарался. Утверждал, что будут хороши «супротив нежити». Так и вышло. Первой же стрелой я снес одному из скелетов голову, после чего ходячий мертвец продолжал двигаться, но, лишившись зрения, лишь бесполезно рассекал мечом воздух. Второму я перебил ноги, третьему – позвоночник. Я крикнул гвардейцу с зачарованным молотом, что именно нужно делать, и вдвоем мы принялись уничтожать скелетов. Я отсекал им конечности или черепа, гном добивал их молотом.

С этого момента ход битвы сильно изменился. Мы стали побеждать. Но несмотря на это, еще несколько гномов упали замертво лицом в песок. Когда скелетов вокруг нас осталось меньше десятка, из песка вылезли еще двое. И одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять: эти ребята опаснее всех предыдущих скелетов, вместе взятых. На их костяных шеях висели ожерелья из диковинных камней и минералов, на черепах красовались причудливые рисунки, нанесенные, вероятно, кровью, а своими костлявыми пальцами каждый из них сжимал длинный резной посох. «Колдуны», – подумал я в тот момент. И верно, один из них взмахнул посохом, с которого сорвался зеленый шар, похожий на сгусток тумана. Шар этот врезался в ближайшего гнома и прошел насквозь, пробив доспехи и плоть, оставив после себя сквозную дыру с обожженными краями…

Теор замолчал и демонстративно повертел в руках пустую кружку. Гном что-то проворчал и взял кувшин, чтобы наполнить кружку рассказчика, но и тот оказался пуст. Гном махнул девушке:

– Клара, милая, неси еще эля!

– За твой счет, не забыл? – напомнил товарищу Теор.

– Да, да, господин пьянчуга, я все помню. Что дальше-то было?

– Дальше в бой вступила моя интуиция. Образно, конечно. Я вспомнил о флиссе, что мы нашли в главном склепе; начальник экспедиции все еще сжимал ее в руке. Не говоря ни слова, я выхватил у гнома меч и кинулся на скелетов-колдунов. Те, разумеется, моментально переключились на меня. Значение-то рун на клинке я узнал намного позднее, а тогда действовал, подчиняясь лишь своей интуиции, поэтому, встречая сталью смертоносный зеленый шар, я максимально отклонился в сторону, нанося удар. Так, чтобы в случае моей ошибки пострадал бы только клинок. Но я не ошибся. Меч рассек зеленый туман надвое, и тот рассыпался снопом бесполезных искр. Надо было видеть удивление на костлявых физиономиях скелетов. Судя по их раскрывшимся беззубым ртам, толикой разума они таки обладали. Колдуны переглянулись и стали посылать в меня свои зеленые шары непрестанно. От одних я уклонялся, другие отражал флиссой. Подобравшись к скелетам на расстояние удара, я разоружил их и опрокинул на песок; вовремя подоспел и гвардеец со своим молотом. Мы добили оставшихся противников, после чего бой был окончен. Так мы полагали.

От экспедиции мало что осталось. Двое гномов, правящих чудо-телегой, начальник экспедиции да двое гвардейцев. Мы поспешили вернуться на корабль. Путь занял три дня. Благодаря составленной карте мы выбрали наикратчайший путь. Четырежды за это время нам приходилось отбивать атаки скелетов. Благо при новых нападениях среди противников не было колдунов. Мы смогли вернуться на корабль без потерь, хотя случись еще несколько атак – и кто знает, как бы все закончилось. Когда гномы грузили на корабль награбленное в некрополисе добро, я думал, что тот просто не выдержит такого веса. Но стоило им начать погрузку, как на корме судна появилась большая витиеватая руна, светящаяся теплым желтым светом…

– Руна снижения веса, наверное, или же руна сопротивления ему, – со знанием дела предположил Гард.

– Не знаю. Я плохо знаком с вашими рунами.

– А как же ты все-таки забрал у начальника экспедиции флиссу? Не думаю, что он просто сказал что-нибудь вроде: «Ну раз ты ей рубил шары зеленушные, то будь добр, оставь ее себе!».

– Нет, конечно. Уже на корабле он поблагодарил меня за спасение своей жизни и жизни каждого из гномов, кто вернулся с нами. Он заявил, что в награду я могу выбрать любой предмет из сокровищ, добытых его экспедицией в Забытых Песках. Любой предмет, но только один. Мне пришлось заставить его повторить свое обещание, и когда он это сделал, я выбрал флиссу. Гном не обрадовался такому, он-то видел, на что способен клинок, но отказаться от своих слов уже не посмел. После этого я с флиссой уже не расставался. Для меня это идеальный клинок; легкий, с идеальным балансом, а про руны, я полагаю, и напоминать нет смысла.

– А я ведь видел, как ты сражаешься, – гном пожурил молодого наемника, – и не говори мне, что тебя тренировали не эльфы. Только они так фехтуют.

– Не скажу, – усмехнулся наемник. – У меня было много учителей. Среди них были и эльфы. От каждого наставника я почерпнул какое-то умение. Скрепляют все это данные мне природой ловкость и грация… Да-да, не улыбайся ты так: даже эльфы это отмечали.

– Твой черный лук они тебе сделали?

Теор лишь пожал плечами.

– А-а… дал слово, я помню. Но вот скажи: сколько мне в тебя надо влить выпивки, чтобы ты мне все-таки рассказал про лук? Знаешь, как в присловице: «Проговорился по пьяни – совесть чиста».

– Не слышал я такого выражения, – засмеялся Теор. – И я скорее засну на этом столе, чем проговорюсь.

– Ладно, – махнул рукой Гард. – Я вас понял, сударь. Тогда продолжим?

– Пить? Или рассказывать истории?

– Обижаешь, Ренвуд. Конечно же мы совместим и то и другое.

– Ладно, что ты еще хочешь услышать?

– Про Северный континент, – уверенно заявил Гард.

– Ну ладно. Однажды…

Глава 9

Западня

На следующий день Теор и Гард прибыли в город Белон. Повидавшись с Филдой, которая, как выяснилось, не теряла времени зря и уже приступила к расшифровке текста свитка, наемники разделились. Гард отправился к некоему знакомому, живущему как раз в Белоне, который, по словам гнома, мог помочь наемникам в расшифровке. Теор же первым делом пошел на местный рынок, где среди прочих можно было найти и лавки оружейников. Наемник наполнил свой колчан новенькими стрелами, а также приобрел легкий доспех из шкуры пушты, изготовленный по принципу обычной куртки на шнуровке, однако неплохо защищавший от урона любого вида. Конечно, с кожей саламандры шкура этого южного хищника, родственника пантеры, сравниться не могла, но любой доспех из металла по легкости и удобству превосходила многократно.

Справившись с обновлением своей экипировки, Теор хотел некоторое время просто побродить по утреннему городу. Все-таки в Белоне он был лишь в третий раз за свою жизнь и с городом был знаком довольно плохо. Наемнику было известно, что Белон славился работой местных кожевников, да и их количество в городе переваливало за несколько десятков. На этом осведомленность Теора об особенностях небольшого города себя исчерпывала. Кроме того, молодой воин жаждал временного уединения, и для этих целей подобная прогулка по утреннему городу вполне подходила. Но, как выяснилось, кое у кого были на его счет совершенно иные планы.

Солнце только-только показалось над городскими стенами, когда наемник двинулся по одной из ветвистых улочек Белона. Дойти до ее конца наемнику не удалось. Глава местного отделения гильдии алхимиков перехватил Теора возле лавки торговца мехами и шкурами. Высокий упитанный мужчина был богато разодет, а все десять пальцев его рук унизаны всевозможными перстнями и кольцами. Алхимик чуть ли не на колени падал, умоляя наемника уделить ему время, дабы выслушать «почтенного просителя», как он сам выразился.

Теор не стал отказывать человеку, принадлежащему к руководству крупной гильдии, и предложил обсудить его вопрос в ближайшей таверне.

За свободным столиком в заведении со странным названием «Поскуливающий Пес» алхимик поведал наемнику о своей беде.

Как выяснилось, двумя днями ранее его дочь – прекрасную Милену, похитил некий злоумышленник, после чего прислал отцу требование о выкупе с пометкой о том, что на место встречи он должен явиться один.

– Вы же понимаете, почтенный Мастер, что живым мне из этого условленного места не выйти, – разгневанно пояснял наемнику алхимик, размахивая в воздухе зажатой в кулаке вилкой. – А если я и выживу, то стану для них ходячим кошельком! Они будут шантажировать меня, просить все больше и больше!

– Вы хотите, чтобы я освободил вашу дочь и благополучно доставил ее в город? – спросил Теор, невольно отстраняясь от собеседника подальше, дабы разгоряченный алхимик не задел его своей вилкой.

– Да! Да! Как я рад, что вы все правильно понимаете! – обрадовался алхимик, положив наконец вилку на стол. Копченое мясо мужчина прикончил еще в начале разговора, но несчастную вилку до сего момента так и сжимал в руке.

– Почему вы не обратились к имперской страже? – поинтересовался Теор, хотя уже знал примерный ответ.

– Что вы! Да они сдерут с меня еще больше, чем похитители!

– Мы тоже выполняем контракты не задаром, – заметил Теор.

– Я и не думал просить вас играть в доброго рыцаря, вызволяющего несчастную принцессу из плена, бесплатно! – обиженным тоном произнес алхимик. – Но вы, наемники, всегда устанавливаете приемлемую цену, соразмерную выполняемой работе…

Двое мужчин проговорили еще некоторое время, обсудив все необходимые детали. Договорившись о цене, наемник заключил с главой гильдии устный контракт и без промедлений отправился в путь.

Теор шел по тропинке, все дальше углубляясь в густой лес. Рядом с ним шагал Ральф – подмастерье алхимика, с которым наемник заключил контракт. Он должен был отвести молодого воина в назначенное похитителем место.

«Трусоватый юноша», – отметил про себя Теор, едва увидел долговязого паренька в простой холщовой рубахе, истоптанных сандалиях, не по размеру подобранных портах и с простым одноручным мечом, что болтался у него сбоку на поясе; перевязь была сделана им, видимо, самостоятельно и крайне неумело. Клинок бил юноше по ноге при каждом шаге.

Конечно, о трусости молодого подмастерья говорил вовсе не бедняцкий внешний вид. Парень поглядывал на наемника с плохо скрываемым страхом. Постоянно с опаской озирался по сторонам, да и просто вздрагивал при малейшем шорохе.

Желая кое-что выяснить, Теор решил разговорить юношу:

– Так куда мы направляемся и что это за место?

– Эм… – Паренек вздрогнул. По всей видимости, молодой человек никак не ожидал, что наемник заговорит с ним. – По сути это продовольственный склад.

– Продовольственный склад? За городом, в гуще леса? – сощурился наемник.

– Ну… да, – нехотя ответил подмастерье. – Может, так безопаснее?

– То-то в нем похитители держат похищенных ими юных дочерей алхимиков, – ухмыльнулся Теор.

– Не я его там строил, – насупился парень.

– Не сомневаюсь, – усмехнулся наемник. – Вот только сдается мне, это не просто продовольственный склад. Может, расскажешь мне, в чем тут секрет, Ральф?

Юноша искоса глянул на наемника, затем на свои сандалии, взъерошил волосы.

– Это не только продовольственный склад. Это… в общем, там алхимики проводят свои опыты. Ну, знаете, на животных всяких, – нехотя ответил Ральф, инстинктивно вжав голову в плечи.

– Я вам не судья, Ральф, – покачал головой Теор. – У каждой гильдии свои традиции, свои секреты. И уж точно я не инквизитор, чтобы карать за подобное.

Подмастерье алхимика облегченно вздохнул, расправив плечи.

– А ты не похож на воина, Ральф. – Теор продолжил разговор с парнем.

Ему было не особо важно, что услышит в ответ. Теор следил за реакцией юноши, за его мимикой и жестами, в тот самый момент, когда и задавал ему вопросы.

Многие, кто в итоге попадается в сети искусной лжи, верят, что вывести лжеца на чистую воду можно, последовательно задавая ему необходимые для этого вопросы. И в этом они правы. Но часто они ошибаются, полагая, что в этом случае следует внимательно следить за человеком во время того, когда он будет отвечать на поставленные вопросы и что именно он будет отвечать. Нет, искусный лжец может соврать так, что и сам искренне поверит в свою ложь. А вот его реакция на определенные вопросы остается, как правило, естественной, не наигранной. Она может быть не столь заметна и уж тем более не столь эмоциональна, чем та, что проявляется человеком в его собственной речи, но опытный глаз может ее разглядеть и понять.

Конечно, определенные личности могут не только полностью контролировать свои эмоции, но и в совершенстве владеть своей мимикой.

Вот только Ральф к таким личностям не относился.

– Я и не воин вовсе! – возмутился подмастерье.

– Да, ты подмастерье главы отделения гильдии алхимиков, – согласился Теор. – Помощник алхимика, который носит на перевязи меч.

– Что здесь такого? – настороженно спросил Ральф.

– Не знаю, – пожал плечами наемник. – Кстати, я бы на твоем месте сделал перевязь потуже. Тогда меч перестанет лупить тебя по ноге.

– Нужно уметь себя защитить… – буркнул юноша, насупившись. При этом он положил руку на эфес меча и стал придерживать его, чтобы тот не болтался так сильно.

– Согласен, – кивнул Теор, – просто не видел я еще алхимиков, размахивающих мечом.

– Я не алхимик, – сказал Ральф, оглядываясь.

– Ты ведь подмастерье, а значит, можешь стать алхимиком, – возразил наемник.

– Наверное, – неопределенно ответил юноша, взъерошив волосы свободной рукой.

– Вернемся к твоему мечу, – продолжил Теор. – Умеешь им владеть?

– Немного, – улыбнувшись, ответил Ральф. – Уж всяко лучше других подмастерьев в нашей гильдии! А вы? Вы хорошо владеете луком?

– В совершенстве, – уверенно ответил Теор.

– Все так говорят, – буркнул юноша.

– Что ты имеешь в виду? – удивился Теор.

– Ну… – замялся парнишка.

– Да говори уж как есть, не бойся.

– Я и не боюсь, – возмутился подмастерье. – Просто я пробовал стрелять из лука. И это чертовски тяжело. А вы говорите – «в совершенстве».

– Я не хвастаюсь, если ты об этом, – усмехнулся наемник. – Я сказал тебе правду. Я владею луком на пределе возможностей своего тела.

– А вы… вы можете показать? – поинтересовался Ральф.

– Показать свое мастерство? Почему бы и нет. – Наемник остановился и осмотрелся. – Видишь белку?

– Какую белку? – удивился юноша.

– Вон на том дереве, на ветке. – Наемник указал рукой на дерево примерно в девяти-десяти ярдах слева от них.

– Вы шутите, что ли? Как можно заметить белку на таком расстоянии? Да и рядом вон сколько деревьев. Все как один похожи.

– Просто смотри, – отмахнулся наемник. – Правый глаз, – добавил он.

Теор вытащил стрелу, наложил ее на лук и натянул тетиву. Для большего эффекта он закрыл глаза.

– С закрытыми глазами вы точно промахнетесь.

– Просто смотри, Ральф, – повторил Теор.

Теор прицелился на звук – белка как раз что-то усердно грызла, и плавным движением отпустил тетиву. Разрезая воздух с легким свистом, стрела достигла цели.

– По-моему, вы попали в дерево, – с сомнением сказал Ральф.

– Идем, – махнул юноше наемник, давая знак следовать за ним.

Они подошли к дереву, и юный подмастерье невольно ахнул. Чуть выше его макушки к стволу дерева была пригвождена рыжая белка. Из ее правой глазницы торчала стрела с красным оперением, выпущенная Теором. В лапке белка все еще сжимала свой завтрак, словно боялась его потерять даже после смерти.

– Это… это потрясающе! – воскликнул юноша. – Но… зачем? Зачем было убивать несчастную белку?!

– Ты просил показать мое мастерство, – пожал плечами Теор.

– Я же не просил при этом кого-то убивать! – возмутился Ральф. – Вы бы могли, например, просто отстрелить ей кончик хвоста или уха.

– Это, по-твоему, более гуманно? Ранить зверя и оставить его истекать кровью? Чем же это лучше быстрой смерти?

– Н-не знаю… – почесал затылок юноша.

– Это лес, Ральф. Хищник или охотник – всякое может приключиться со зверем вроде этой белки. Смерть от старости – самая редкая из всех смертей в лесу.

Они продолжили путь.

– Вы действительно хорошо стреляете, – резюмировал юноша, – но ведь лук – это оружие дальнего боя. Что вы станете делать, если придется сражаться с противником лицом к лицу? Вы так же хорошо владеете и мечом?

– Мечом я владею чуть хуже, – признался Теор, – но и лук в ближнем бою может сослужить хорошую службу.

– Это невозможно! Как можно драться луком против мечника? – изумился Ральф. – Это же просто изогнутая палка!

– Бери свой меч и попробуй меня ударить, – предложил наемник.

– Нет, я… я же могу вас ранить!

– Ты, конечно, можешь попытаться, но сомневаюсь, что у тебя из этого что-либо выйдет, – улыбнулся наемник.

Ральф вытащил из перевязи меч, но атаковать не спешил.

– Давай же, не трусь! – весело окликнул его наемник.

Единственной фразы хватило, чтобы раззадорить подмастерья алхимика.

Юноша замахнулся и ударил мечом наотмашь. Теор развернулся вполоборота и плечом своего лука отвел меч Ральфа в сторону. Подмастерье попробовал снова. Наемник видел в его глазах мальчишеский блеск – задор, желание доказать свою правоту. Но и в этот раз результат остался прежним. Теор легко отвел клинок юноши в сторону.

Ральф попробовал еще раз зацепить наемника, затем еще и еще. Каждый раз Теор играючи парировал удары юного подмастерья. Наконец наемник решил, что демонстрацию пора заканчивать, и атаковал сам. Ральф даже не успел разглядеть прием – наемник как-то резко крутнулся на месте, выбрасывая вперед лук, и спустя мгновение юноша обнаружил себя лежащим на земле и уже безоружным.

Наемник протянул парню руку и помог ему подняться.

– У вас просто больше опыта, – буркнул Ральф, потирая плечо, ушибленное при падении.

– Разве ж это преступление? – удивился Теор.

– Нет, но… так ведь нечестно!

– Если мне встретится противник опытнее меня и он, этот противник, убьет меня – разве ж послужит мне в посмертье утешением мысль о том, что произошедшее было несправедливо?

Ральф потупился и ничего не сказал.

– Мы речь вели не о том, – настаивал наемник. – Я показал тебе, что лук можно использовать не только для стрельбы на дальних дистанциях, но и для ближнего боя. Но лишь в том случае, если у владельца достает для этого навыка.

– Вы часто сражаетесь? – спросил Ральф.

– Да, – ответил Теор. – И каждое сражение – это и тренировка, и бесценный опыт. Из каждого выигранного сражения я выношу необходимые для самосовершенствования уроки. Не лук мое оружие и даже не клинок, оружие – я сам.

– Что вы имеете в виду? – не понял юноша.

– Меч, лук, копье – не важно, что находится в твоих руках. Все это лишь средства. Воин сам по себе и есть оружие. Оружие – его голова, его разум, оружие – его мускулы, оружие – его ловкость и сила. И то, какое средство применять для победы, зависит не от самого средства и той эффективности, что ему приписывают, а от оружия, что будет это средство применять. Ни одно из средств, будь то режущее оружие, колющее, дальнобойное, не важно – не является самодостаточным. Его применение зависит от того, кто его применяет.

– К-кажется, понимаю… – пробормотал юноша.

– Опытный воин может найти неожиданное применение, казалось бы, самому обычному оружию. Однажды я видел, как один ассасин использовал свои метательные звездочки так, словно у него в руках были парные клинки.

Услышав слово «ассасин», Ральф вздрогнул и с опаской поглядел на наемника. Но Теор сделал вид, что ничего не заметил. Про себя же наемник улыбнулся. Он уже догадывался, что его ведут в западню и что похищение дочери алхимика было организовано с конечной целью заманить Теора на этот склад. А теперь наемник знал и кто именно его поджидает.

Ассасин.

Что ж, наемных убийц по его душу еще не отправляли. Теору, конечно, было лестно, ведь кто-то прилично раскошелился – услуги ордена ассасинов были недешевы во все времена. Но в то же время это могло означать лишь одно: ловушка организована из-за принятого им с товарищами контракта. Кто-то влиятельный не хочет, чтобы трое наемников добрались до искомого артефакта.

Теор похлопал Ральфа по плечу.

– Идем, – сказал он ему. – Нам еще нужно спасти дочь моего нанимателя и твоего наставника.

«Что ж, – подумал про себя наемник, – двух зайцев – одной стрелой».

Он не только выяснил у своего временного спутника все, что ему было нужно, но и занятно провел время. Теор заметил, что, вновь встретив сестру, он стал куда более красноречив, чем раньше, а ведь по натуре был довольно молчаливым. Не иначе сказывалось дурное влияние Гарда. Хотя до гнома с его неиссякаемой словоохотливостью Теору было далеко.

– Уходи отсюда, я тебе говорю! Разворачивайся и топай туда, откуда пришел!

– Старик, может, хватит, а? Ты ведь меня даже не выслушал, – возразил Гард. Уходить он не собирался. Точнее, он бы с радостью оказался как можно дальше от этого сварливого гнома, но не раньше, чем получит то, за чем пришел.

– Старик? – Низкий, почти на две головы ниже Гарда, гном с курчавой черной бородой и такими же волосами на голове всплеснул руками. – Я всего на две седмицы раньше тебя родился, а для тебя, значит, старик?!

– По возрасту – может быть, а вот по ворчливости и упрямству ты мне в деды годишься, – хмыкнул Гард. – Сам посуди, кто из нас двоих ворчит как старый пень, страдающий запором, а?

– Да ты… да я… – Собеседник Гарда даже покраснел от возмущения, но, глубоко вздохнув, быстро взял себя в руки. – И почему я вообще с тобой разговариваю, после таких оскорблений?

– Может, потому что ты еще даже не знаешь, зачем я здесь?

Гард знал этого гнома с детства. Звали его Фарнад, и он торговал в Белоне глиняными кувшинами. Лучшими в городе, хотя его лавка и стояла в конце убыточной торговой улицы, на которой кроме его лавки давно уже разорились и закрылись все остальные. Но гном умел делать не только глиняную посуду, и именно поэтому Гард пришел к нему.

– Как же не знать, – Фарнад скрестил руки на груди, – ты пришел ко мне и стоишь тут смотришь на меня, словно перед тобой не гончар, а пышногрудая дама. Строишь мне глазки, позвякивая серебром в мешочке, притороченном к поясу.

– Лучше бы ты и впрямь был пышногрудой девахой, – усмехнулся в усы Гард. – Видит Камень, с ней бы я договорился гораздо быстрее. Но, увы, ты не в моем вкусе.

Фарнад фыркнул что-то под нос и, развернувшись, направился в свою гончарню, чтобы закрыть за собою дверь и прекратить разговор, бывший ему не по нраву.

– Я ведь не кувшины покупать пришел, – окликнул его Гард. Фарнад остановился, – меня интересуют другие твои таланты.

– Ты здесь из-за моих навыков рунописи? – обернулся гном.

– И не только. Ты ведь еще не разучился делать свои руниры?

– С чего ты взял, что я вообще стану отвечать? – прищурился Фарнад.

– Я слышал, что ты в состоянии сделать рунир, помогающий в расшифровке древних и наиболее редких диалектов. Это так?

– Да, это так, – словно нехотя ответил гном. Однако было видно, что он просто не мог промолчать.

– А еще я слышал, что на такое не способны даже жрецы рун. Они ведь их проецируют, а не изготовляют. На это нужен особый талант. Как у тебя, – уважительно сказал Гард.

– И это правда, – с гордостью в голосе ответил Фарнад.

– Вот я и прошу тебя…

– А мне все равно, что ты просишь! – резко перебил наемника гном. – Рунопись и изготовление руниров – это искусство. Это творчество, глупец!

– Глупо делать подобные вещи только для самого себя. Ты мог бы…

– Тебя не касается, что я могу, а чего нет. Я не стану тебе ничего продавать! – Голос гнома сорвался на крик.

– Неужели все из-за той хрустальной вазы? – неожиданно спросил Гард.

У Фарнада расширились глаза. Он сжал кулаки.

– Я делал ее целый год! – заорал он на наемника.

– Это же просто ваза… – попробовал возразить Гард.

– Я был ребенком! – крикнул гном, подойдя вплотную к наемнику. – Я делал ее целый год! Из чистейшего как слеза хрустального кристалла!

– Так ведь я тоже был ребенком, – развел руки Гард. – И, как все дети, бегал и резвился все свободное время. Я же не специально задел тогда твою вазу!

– Еще в детстве ты был вандалом, – указательный палец гнома уперся наемнику в грудь, – и не думаю, что сейчас ты изменился.

– Фарнад, это же было так давно… – сокрушенно качая головой, сказал Гард. – Неужели ты до сих пор помнишь детские обиды?

– Да, до сих пор! И поэтому не хочу, чтобы хоть один из моих руниров попал к тебе в руки. Не важно, сколько ты при этом заплатишь.

– Обычно гномы так говорят, когда хотят набить себе цену, – сказал наемник, но, увидев, как переменилось лицо Фарнада при этих словах, быстро вскинул руки: – Ладно-ладно. А что, если я скажу, что рунир нужен не мне, а привлекательной девушке? Скажу, что кроме ее рук никто более не коснется твоего изделия и, когда она переведет нужные тексты, я верну рунир тебе? А еще скажу, что она точно никогда в жизни не разбивала твоих вещей.

Фарнад собирался что-то сказать, но неожиданно закричал: «Сзади!»

Гард успел отскочить в сторону, а вот бедняге Фарнаду повезло меньше. Лезвие секиры опустилось ему на голову и, словно орех, раскололо ее надвое до основания шеи.

Изуродованное тело гнома-гончара упало на каменную мостовую. Гард выхватил свою секиру, отступая в сторону.

На него медленно наступала стройная невысокая девушка, на вид лет двадцати пяти. В облегающей кожаной куртке иссиня-черного цвета. Длинные черные волосы заплетены в тугую узкую косу. С удивлением Гард отметил, что находит убийцу своего давнего знакомца довольно привлекательной. Но было в облике незнакомки и то, что совсем не понравилось гному. В руках девушка держала двуручную секиру с двумя лезвиями. И не просто секиру, а точь-в-точь как у Гарда. Даже рельефные насечки на древке, и те были такими же. Единственное различие было в том, что секира Гарда еще оставалась чистой, тогда как оружие девушки уже было запачкано кровью Фарнада.

– Ты что, с моей «девочки» слепок сделала, пока я спал? – сурово глядя на незнакомку, спросил Гард.

Однако гному не требовался ответ, ведь он уже догадывался, в чем дело. Его секира была выкована одним кузнецом, который, как знал Гард, сейчас состоит в ордене ассасинов. Или просто работает на них. Если он вообще еще жив. Тогда становилось понятно, кем была эта дамочка.

Девушка ничего не ответила. Она все так же шла на гнома, начав раскручивать в воздухе секиру. Гному был хорошо знаком такой стиль боя. Раскручивая двуручное оружие, боец использовал вес оружия и импульс вращения для нанесения круговых рубящих ударов. Такие атаки могли не только пробить защиту противника, выбить его оружие или же просто вспороть ему живут либо отсечь голову – они могли внушить неопытному сопернику страх и неуверенность в своих силах. А когда ты видишь, как такая хрупкая с виду девица с поразительной легкостью вращает над головой тяжелую двуручную секиру, невольно засомневаешься в своих шансах на победу.

Но Гард был опытным бойцом и к тому же ярым оптимистом. Победа – цель любого противостояния, считал он, и нужно лишь подобрать необходимые для ее достижения средства.

Гном не отступал, держа секиру наготове. Он ждал первого удара своей соперницы. И она атаковала.

Секира прекратила свое вращение по горизонтали и вместо этого взлетела вверх в замахе, а тело девушки вытянулась в изящном прыжке. Гард, завороженный этим зрелищем, едва сумел уйти от удара. Секира со свистом опустилась вниз в ту самую секунду, когда стопы девушки коснулись земли. Лезвие раздробило одну из каменных плит, и каменные крошки брызнули в стороны. Один из таких осколков пролетел у самого лица наемника, оставив на его скуле кровоточащую царапину.

– Кто ты вообще такая? – воскликнул Гард и сам пошел в атаку.

Две секиры столкнулись в воздухе и разлетелись. Выпад гнома был отбит.

– Моя есть дочь погибели! – высокопарно ответила девушка. У нее был нежный девичий голосок.

«С таким голосом бы песни петь да сладкие речи говорить, а не рассекать людям голову надвое», – подумал гном.

– Да уж моя видеть, что твоя не есть королева обнимашек! – передразнил акцент своей противницы Гард.

Лицо девушки помрачнело. Она провела серию ударов, которые Гард не без труда, но все же отразил. В очередной атаке убийца едва не достала его – лезвие секиры прошло в дюйме от его бедра. Зато кровожадная сталь настигла иную цель. Из рассеченного кожаного кошелька на каменные плиты мостовой со звоном посыпались серебряные и медные монеты.

– Эй! Это же были мои деньги! – возмутился наемник.

– Моя приносить тебе великий дар, – все тем же торжественным тоном отозвалась девушка, занося секиру для очередного удара.

– Я люблю… – Гард отразил удар. – Я люблю дары.

– Моя дарить тебе смерть. Величайший дар от моя матерь!

– И кто меня только за язык тянет… – проворчал гном, пригибаясь. Секира просвистела над его головой. – Я имел в виду тебя обнаженную на моем ложе или там бочонок пива…

– Смерть избавить тебя от земных пороков! – Очередной удар девушки едва на отсек наемнику ногу.

– Нет уж, спасибо!

Гном и его противница обменялись еще несколькими выпадами. Каждый из них стремительно атаковал, а отбив выпад противника, старался сам наступать.

– Ну все, с меня хватит! – воскликнул Гард.

Гном постарался обойти убийцу справа и, увернувшись от очередного удара, ударил секирой снизу вверх. На замощенную каменными плитами улицу упали два окровавленных запястья, и туда же бухнулась секира.

Девушка отступила на несколько шагов. Гард намеревался закончить все быстро и милосердно, одним ударом. Если эта девушка была из ордена ассасинов, то на его вопросы она все равно не ответит, даже если наемник станет пытать ее. Но, поднятая было для последнего удара, секира опустилась.

Не веря своим глазам, гном смотрел, как у девушки из культей растут новые кости. Как на них формируется основа для будущих кистей, как затем отросшие кости покрываются восстанавливающейся прямо на глазах плотью.

– Святой Камень! Да ты как ящерица! – невольно воскликнул он.

На голых мышцах еще не успела регенерировать кожа, а девушка уже подняла секиру и ринулась в атаку. Гард никак не ожидал от противницы такой прыти. Наемник поднял было оружие для защиты, но убийца сильным ударом выбила секиру из рук гнома и пнула его ногой в грудь. Гард отлетел на пару шагов и упал на каменные плиты, больно ударившись спиной.

Не успел он даже перевести дух, а над ним уже нависла убийца. Гном успел откатиться в сторону, и секира его противницы лишь рассекла еще одну каменную плиту. Гард вскочил на ноги и, вытащив нож из маленьких, спрятанных на поясе за спиной ножен, ринулся на ассасина. Девушка попыталась достать гнома своей секирой, но наемник успел первым. Лезвие вошло противнице в шею. Они повалились с гномом наземь, убийца выронила свою секиру. Несмотря на нож, торчащий из горла, и на то, что она осталась без оружия, девушка продолжала сражаться.

Ассасин и наемник покатились по улице, обмениваясь ударами, причем захлебывающаяся собственной кровью девушка преуспевала в этом больше невредимого гнома.

Гард откатился от нее, держась за бок. Никогда еще красивые девушки не били его с такой силой по ребрам. Та наконец притихла, и ее тело обмякло. Хотя Гард сомневался, что это в конечном счете ее убьет.

В памяти все еще был свеж образ того, как у убийцы за считаные секунды отросли оба запястья. Поэтому гном не стал рисковать и сделал единственное, что, по его разумению, точно убило бы обладателя подобной способности: морщась от отвращения, отсек ей голову и проломил череп, тем самым повредив мозг. Хотел ограничиться лишь этим, но, немного подумав, разрубил и все тело на несколько частей.

Затем Гард зашел в гончарню, оставшуюся без хозяина, и, отыскав там одеяло нужного размера, вернулся на улицу и аккуратно обернул им труп Фарнада.

– Хоть ты и был на меня в обиде столько лет, – сказал Гард, аккуратно взваливая тяжелое тело старого знакомца себе на плечо, – я все равно окажу тебе последнюю почесть и помогу твоему духу вернуться в камень.

Подобрав свою секиру, гном-наемник с телом другого гнома на плече, который при жизни был гончаром и талантливым рунописцем, зашагал по мощенной каменными плитами улице.

Через четверть часа Теор и его спутник, который – в этом наемник уже был уверен – был заодно с похитителями, вышли к приземистому зданию. Простая деревянная постройка без окон, напоминающая обычный амбар, разве что с односкатной крышей. И стоял этот «продовольственный склад» в самой чаще леса. Ничего не скажешь, подходящее место для алхимических опытов.

– Мы пришли, – сказал Ральф, дрожа всем телом.

– Отлично, – ответил наемник.

Одной рукой он схватил юношу за руку, другой вытащил у него меч и отшвырнул в сторону.

– Что вы делаете?! – всполошился подмастерье и попытался высвободиться. Разумеется, безрезультатно.

– Не бойся, – усмехнулся Теор, – если твои друзья смогут меня убить, то, быть может, ты еще проживешь отпущенный тебе Творцом срок.

Глаза Ральфа округлились, а рот раскрылся в немом изумлении. Парень никак не предполагал, что наемник, которого он вел в расставленную западню, может хоть о чем-то догадаться.

Теор отворил деревянную дверь и впихнул внутрь Ральфа и лишь затем зашел сам. Юноша развернулся, намереваясь было сбежать, но наемник двинул кулаком ему в ребра, и тот, схватившись за бок, послушно пошел вперед.

Они прошли узким полутемным коридором, освещенным лишь парой свечей, вдетых в стальные кольца на стенах, и вышли в просторное помещение, занимавшее практически все сооружение. Здесь не было ничего, кроме голого пола, потолка и двух десятков вытянутых кристаллов, покоящихся, так же как и свечи, в металлических кольцах, прикрепленных к стенам. Кристаллы светились мягким белым цветом с золотистым оттенком и в достаточной мере освещали все помещение.

В просторной комнате находились трое. Двое мужчин и одна совсем юная высокая девушка в свободном белоснежном платье. Руки ее были связаны цепью, оставлявшей лишь некоторую свободу движений. Видимо, похитители не считали пленницу особой угрозой для себя.

Двое других были ассасинами. Наемными убийцами из одноименного ордена. Рядом с девушкой стоял одного с ней роста стройный мужчина. Он не мог похвастаться внушительной мускулатурой, но было видно, что ассасин хорошо сложен и при этом наверняка довольно гибок. Он был одет в простые шерстяные порты и кожаную безрукавку, накинутую поверх облегающей тело атласной рубахи. Загорелая кожа и густая борода, заплетенная в косичку тремя резинками, выдавали в нем жителя Южного континента.

Бородач был вооружен широкими парными кинжалами, один из которых покоился в ножнах на поясе, а другой он держал в опасной близости к горлу девушки.

Второй убийца был на голову выше напарника и на полторы – выше Теора. В отличие от своего товарища он был просто горой мышц. Бронзовый цвет кожи, абсолютно лысый череп и замшевая, расшитая золотыми нитями одежда говорили яснее ясного – перед Теором был не кто иной, как шадорниец. Житель закрытого от всего мира и более чем таинственного герцогства Шадорн. Все шадорнийцы, каких довелось повстречать наемнику – не важно, мужчина или женщина, – были отменными воинами.

Шея шадорнийца по объему могла поспорить с его же бицепсами, а из-под сильно выдающихся вперед бровей на Теора смотрел хищный, но в то же время холодный и рассудительный взгляд. И взгляд этот не предвещал наемнику ничего хорошего.

Вооружен был противник причудливым мечом, явно сделанным на заказ. По крайней мере, до сего момента подобного оружия Теор не видел. Меч по форме напоминал фальшион, но при этом он был полутораручным, а не одноручным, как классический фальшион, и имел не одно лезвие, а два.

– Он знал, – едва слышно сказал Ральф, – или догадался. Я ничего ему не говорил, клянусь!

– Конечно, он догадался, недоумок, – сказал южанин. – Это Мастер гильдии наемников, а не сельский пастух! Но, заключив контракт, он не мог сюда не прийти.

– Беги, трус. Спасай свою жизнь, пока я не перегрыз тебе горло, – хищно улыбнувшись, сказал шадорниец. Голос у него был под стать внешности.

Юноша не заставил просить себя дважды. Он обогнул наемника и стрелой выскочил в коридор, ведущий к спасительному выходу.

– Приветствую тебя, Теор Ренвуд. – Шадорниец сделал шаг вперед. – Я наслышан о тебе и почту за честь лично обезглавить тебя. Не вмешивайся, Джонни, – предупредил он напарника через плечо.

– Как скажешь, Бервен, – кивнул бородач.

Теор ничего не ответил. Лишь обнажил флиссу и встал в позицию.

Шадорниец атаковал стремительно, вкладывая в выпад невероятную силу. Первый же удар заставил Теора упасть на одно колено. Он отразил атаку ассасина, лишь чудом не выронив меч. Сталь застонала от напряжения. Подобный удар мог легко переломить надвое обычный клинок, но флиссу Теора ковали кабилы, лишь немногим уступающие в мастерстве ковки оружия гномам, и поэтому меч с честью выдержал испытание.

Противник вновь пошел в атаку. На этот раз он обрушил на Теора целую серию ударов. От одних наемник увернулся, причем полутораручный клинок проносился в опасной близости от Теора, другие отбил, и каждый такой удар едва не выбивал флиссу из его руки, причиняя боль, что моментально растекалась от запястья до плеча.

Каждый удар шадорнийца, каждый его выпад нес с собой смерть, которой Теор избегал лишь за счет своих навыков и ловкости. Наемник не сомневался, что пропусти он хоть один удар – и наносить второй его сопернику уже не понадобится.

Ассасин был по-настоящему опасным противником. Он обладал не только отменной физической силой, но и поразительным для своей комплекции проворством. И не стоял на месте, просто нанося сокрушительные удары в попытках пробить оборону соперника. Он двигался, да так, что у Теора не оставалось возможности самому перейти в атаку; наемник успевал лишь отражать удары, что сыпались на него со всех сторон, словно камнепад.

Теор старался понять стиль шадорнийца, чтобы отыскать в его манере боя слабые места и использовать их. Но очень скоро понял, что у его противника нет никакого стиля как такового. Тот просто бился как отчаянный рубака, вкладывая всю силу в каждый удар, словно берсеркер, опьяненный жаждой крови. При этом, в отличие от упомянутых берсеркеров, еще и не забывал про оборону, не оставляя Теору ни единого шанса для контрвыпада.

Мечи сталкивались и разлетались в стороны. Двое мечников кружились в смертельном танце. В воздухе мелькала острая сталь, призванная нести смерть, и когда она сталкивалась со своей соперницей, что была ее точной копией, раздавался металлический лязг, а в стороны летели снопы мелких искр. Отражая очередной удар, Теор едва ли не физически ощущал боль металла, из которого была выкована его флисса. Словно он отбивал чужой клинок не своим оружием, а собственной плотью.

Теор не знал, сколько уже длилось их сражение. Казалось, что секунды оборачивались минутами, минуты растягивались в часы, а часы сливались с бесконечностью. Некоторые воины, прошедшие через подобные поединки, утверждают, что в таких случаях приходит специфическая отрешенность, когда сражающемуся кажется, что в мире не остается ничего, кроме него и его противника, а весь окружающий мир растворяется, теряя связь с реальностью. Теор не мог позволить себе такой роскоши. Ему приходилось всегда держать в поле зрения второго убийцу. Да, сейчас тот не вмешивался в их с шадорнийцем поединок. Но что будет, если южанин поймет, что сражение складывается не в пользу его напарника? Будет ли он в этом случае бездействовать? Эти двое – ассасины, и у них есть задание: убить наемника. Убить любой ценой.

От внимания Теора не ускользнуло, что на коже его противника в свете кристаллов поблескивал проступивший пот. Шадорниец начинал уставать. Значит, был все-таки предел сил и у этой горы мышц. Вот только что это, в сущности, давало Теору? С него-то пот уже стекал ручьем. Он устал, болело все тело, но, несмотря на это, он все еще заставлял мышцы работать на пределе возможностей.

Неизвестно, сколько еще продлилось бы сражение и кто бы в итоге одержал вверх, если бы Теор не нашел решение. Оно пришло к наемнику неожиданно, словно озарение, тут же обратившееся в его разуме четким пониманием того, что именно нужно сделать для победы. Подобные моменты Теор всегда приписывал своему развитому с самого детства чутью.

Наемник поймал момент, когда второй ассасин окажется с ним на одной линии, а шадорниец – чуть слева, и, уйдя от очередного удара полутораручным фальшионом, метнул флиссу в южанина.

Бородач такого поворота событий явно не ожидал. Он успел отпрянуть в сторону, и это спасло ему жизнь. Но полностью избежать контакта с клинком ассасин не смог. Флисса рассекла ему плечо, оставив глубокую рваную рану, и вонзилась в деревянную стену. Из раны хлынула кровь. Убийца выронил кинжал и освободившейся рукой зажал порез. Теор понимал, что, уклоняясь от его флиссы, ассасин мог задеть своим клинком дочь алхимика. Но наемник вынужден был пойти на риск. Это был единственный выход.

И этого оказалось достаточно, чтобы отвлечь внимание шадорнийца, обернувшегося посмотреть на своего напарника. Лишь на мгновение. Но мгновения Теору хватило, чтобы закончить схватку. Стремительно, так же, как летят его стрелы, наемник левой рукой выхватил лук из-за спины, а правой – стрелу из колчана. Теор наложил стрелу на тетиву, и, натянув ее до предела, выстрелил. Противник видел момент выстрела и уже вскидывал полутораручник, чтобы перерубить стрелу в полете. Но опоздал. Стрела вошла в горло ассасина, и тяжелое безжизненное тело рухнуло на пол.

Теор со стоном повалился на пол, от перенапряжения мышцы свело судорогой. Сделав над собой неимоверное усилие, он заблокировал боль в измотанном теле и вскочил на ноги, доставая вторую стрелу. Оставался еще один убийца, и он мог причинить вред пленнице.

Но девушке помощь оказалась не нужна. Она подскочила к южанину сзади и накинула ему на шею цепь, которой были связаны ее руки. Ассасин не ожидал атаки от хрупкой на вид пленницы и не успел увернуться. Девушка натянула цепь, и металлические звенья впились в бороду, вдавливая ее в кожу. Дочь алхимика резко дернула цепь в сторону и вниз, послышался хруст. Мертвый убийца осел на пол.

Теор опустил лук и, тяжело дыша, подошел к девушке.

– Похоже, ты не так уж беззащитна, как описывал твой отец, – сказал Теор, помогая ей освободиться от цепей.

– Будь его воля, я бы из дома вообще не выходила, – фыркнула девушка. – Ты в порядке? – спросила она в свою очередь. Узенькая ладошка легла наемнику на плечо.

– Да, – коротко ответил Теор.

– Никогда не видела, чтобы человек продержался так долго в неравном поединке, – склонив голову чуть набок, сказала дочь алхимика. Оценивающий взгляд изучал наемника с головы до пят.

– К несчастью для него, – неопределенно ответил Теор, посмотрев на тело шадорнийца, распростертое на полу. – Идем, я отведу тебя в город.

Глава 10

Бежать некуда, карлик

Когда упитанный и одетый по последнему веянию моды алхимик встретил в городе наемника, спасшего его дочь, то кинулся к нему, намереваясь не то обнять, не то расцеловать. По правде говоря, алхимик еще не решил, какое из проявлений благодарности лучше проявить в данной ситуации. Однозначно мужчина знал лишь, что он искренне благодарен юноше, который не просто спас его дочь, но еще и сделал это, сохранив алхимику все его деньги до единого золотого. Кроме той суммы, конечно, что мастер зелий заплатил самому наемнику за работу.

Теор, кажется, от такой бурной благодарности несколько опешил, однако пока не сопротивлялся. Алхимик был на целую голову выше наемника и потому подался вперед, наклоняясь, решив-таки крепко обнять своего героя. Но сделать этого ему не позволили.

Между ними, словно скала, возникло широкоплечее тело гнома. Низкая, но могучая скала. Обнимать незнакомого гнома мужчина не хотел и потому невольно отпрянул назад.

– Извините, сударь, но я вынужден просить вас отступить на шаг назад. Никто кроме меня не смеет целовать моего друга.

Упитанный мужчина замер на месте и несколько раз удивленно моргнул, смотря на гнома сверху вниз.

– Что вы, я вовсе не… – пролепетал алхимик. – О! – До чрезмерно благодарного клиента, кажется, дошел наконец смысл сказанного. Хотя вряд ли алхимик понял, что это шутка.

– Прошу меня простить. Еще раз спасибо вам за спасение моей дочери, Мастер Теор. – Алхимик поклонился и поспешил удалиться, пока ситуация не стала еще более неловкой.

– Спасибо за помощь, Гард, – облегченно вздохнул Теор.

– Ну а для чего еще нужны друзья! – ухмыльнулся Гард.

Наемники поведали друг другу о покушениях и согласились с тем, что каждый из них по отдельности уже обдумал. Нападения были совершены с целью помешать им выполнить контракт. Нет наемников, взявшихся за контракт – нет и выполненного контракта. А это значит, что Филда, оставшаяся в библиотеке, также была в опасности.

Они поспешили к напарнице.

Когда достигли здания библиотеки, беспокойство их лишь усилилось. У распахнутых дверей распростерлись тела двух стражников, залитые собственной кровью. На шее каждого из них убийца оставил широкий, от уха до уха, разрез. Не было никаких следов борьбы, оружие стражников так и осталось в ножнах.

– Бедняги даже не поняли, как умерли, – констатировал Гард. – Знаешь, а ведь подкрасться бесшумно со спины и напасть – не самый глупый способ расправиться с чародеем. Скорее: может, еще не поздно!

Но Теора не нужно было подгонять. Он уже выхватил лук и сейчас быстро поднимался по винтовой лестнице. Филда должна быть на третьем этаже. Гард обнажил свою секиру и поспешил за Теором, стараясь не отставать.

Стоило им оказаться на заветном этаже, как перед ними возник человек в плотной кожаной куртке с широким капюшоном, скрывающим пол-лица. Маленький, едва Гарду по плечо, неизвестный сжимал в руках пару недлинных, широких и слега изогнутых дугой кинжалов.

Не успели наемники что-либо предпринять, как не более чем в паре дюймов от Гарда в стену ударила ветвистая голубая молния. На самом деле заряд предназначался неизвестному в капюшоне, но тот успел вовремя пригнуться.

Убийца исчез среди стеллажей с книгами.

– Филда, это мы, не поджарь нас! – крикнул Гард, надеясь, что девушка услышит его.

Из-за стеллажей возникла чародейка. Волосы ее были растрепаны и основательно спутались. Одежда вся в прожогах, словно девушка только что выбралась из пожара. На шее алел небольшой кровоточащий порез. Значит, убийца подобрался к чародейке очень близко. Слишком близко. И его смертоносное лезвие уже коснулось шеи девушки. Но что-то его остановило.

– Ты в порядке? – спросил Теор.

– Все вопросы – потом, держите мерзавца!

– Хорошо, следи за дверью. Мы с Теором загоним его в угол. Окон здесь нет, так что деваться ему некуда, – сказал Гард, поудобнее перехватывая рукоять секиры. – Что ж, поймаем гаденыша.

Но выполнить сказанное оказалось не так-то просто. Незнакомец передвигался с похвальным проворством, лавируя между многочисленными высокими стеллажами с книгами, коих здесь было не меньше трех десятков. Одни из них стояли ровными рядами, другие охватывали пространство в форме буквы «П».

Несколько раз лезвия убийцы, мелькая в воздухе, пытались достичь не защищенных доспехами мест на теле наемников. Но каждый раз сталь сталкивалась со сталью или черной древесиной и, отлетая в сторону, вновь исчезала вместе со своим владельцем в проходах между книжными полками.

У Гарда возникла шальная мысль опрокинуть хотя бы несколько стеллажей, чтобы обеспечить больше свободного места. Но, во-первых, наемники не имели права причинять без обоснованной необходимости ущерб достоянию империи, которым, несомненно, являлась одна из крупнейших в Гелиноре библиотек, а во-вторых, на полках во множестве покоились такие увесистые фолианты, что он слабо представлял себе, как осуществить свою задумку.

И все же наемников было двое, и они действовали сообща. В конце концов им удалось зажать убийцу в узком проходе между стеллажами.

– Бежать некуда, карлик, – объявил Гард, медленно наступая на человека с кинжалами в руках. С другой стороны к убийце приближался Теор.

Однако незнакомец не разделял уверенности гнома. Убийца подобрался всем телом и, пригнувшись к самому полу, неожиданно взмыл вверх. Выполнив в воздухе головокружительный кувырок, человек приземлился на верх восьмифутового стеллажа.

– Вот это прыжок! – невольно изумился Гард.

Убийца уже собирался спрыгнуть в другой проход между стеллажами и продолжить с наемниками смертельную игру в кошки-мышки, но Теор его опередил. Стрела рассекла воздух и пронзила навылет ногу незнакомца. Наконечник высунулся из колена. Теор знал, что раздробил противнику коленную чашечку, и это как минимум должно было умерить тому прыть. От неожиданности убийца нелепо взмахнул руками и, потеряв равновесие, рухнул вниз.

Затем попытался подняться, но не мог пошевелить ногой. Он стиснул зубы от злости. Его таки загнали в угол, и он провалил порученное ему задание. А при возникновении подобной ситуации орден предписывал лишь одно-единственное действие.

Над ним возникли три фигуры победителей. Не дожидаясь, пока они начнут задавать вопросы, человек поудобнее перехватил кинжалы и четким движением вонзил их себе в виски. Время отсчитало лишь пару мгновений, а его уже безжизненное тело обмякло на полу третьего этажа имперской общественной библиотеки.

– Ассасин… – выдохнула Филда, приводившая волосы в порядок.

– Да, нас с Теором они тоже посетили. Меня почтила присутствием обворожительная, но слишком злая особа, а к твоему брату вообще подослали шадорнийца.

– Неудивительно. Их орден собрал представителей всевозможных народов и рас.

– Но их услуги недешевы, – напомнил товарищам Гард. – Ни в какое сравнение с расценками гильдий. Кто-то прилично раскошелился, пытаясь не дать нам найти артефакт.

– Враги заказчика. Мы не в первый раз с таким сталкиваемся, – парировала чародейка.

– Да, вот только ассасинов к нам подсылают в первый раз. Да и осведомленность этих твоих врагов меня тревожит.

Филда молчала. Девушка не нашла что ответить.

– Как ты спаслась? – взял слово Теор.

– Наложила на себя охранное заклинание. Оно должно было среагировать на любое присутствие возле меня.

– И? – полюбопытствовал Гард.

– Оно и сработало. Но ассасин двигался настолько стремительно, что это едва не стоило мне жизни. Все что я успела сделать, так это применить заклинание самовоспламенения. Это его остановило. Не отними он кинжал от моего горла – сгорел бы заживо. – Вздохнув, Филда критически осмотрела свою прожженную одежду. – Ладно, я уже отправила телепатическое сообщение в гильдию. Наши чародеи известят императорский совет о случившемся. Что до остального, то я расшифровала большую часть рукописи.

– Чем порадуешь? – поинтересовался Гард.

– Что вам известно о Сфере Миров и об астральном луче? – вопросом на вопрос ответила девушка.

– Немногое, – честно признался Гард.

– Лишь основы, – в свою очередь ответил Теор.

Филда кивнула.

– В таком случае придется вам заслушать лекцию об основах космологии.

– Хорошо, – вздохнул гном. – Хотя я бы предпочел сразиться с толпой карликов-ассасинов.

Глава 11

Уроки космологии

– «Любой человек, даже несмышленый ребенок, способен ночью в ясную погоду поднять голову вверх и взглянуть на звездное небо. Что же он там увидит? Безмерное темное пространство, освещенное лишь светом луны и бесчисленного множества крошечных звезд. Но крошечные они лишь для человеческого глаза. На самом же деле каждая звезда по величине не меньше солнца, освещающего наш бренный мир, а некоторые из них так и вовсе крупнее солнца в десятки раз.

В просторах космоса (именно так принято называть то самое черное пространство, властвующее вне нашей Мировой Сферы) каждая из звезд находится от ближайшей к ней «сестры» на невообразимо большом расстоянии. Настолько большом, что для подобных расстояний в нашем мире даже не существует соответствующих единиц измерения.

И все же мы видим их. Как же это возможно? Все благодаря тому, что звезды излучают достаточно много энергии, которой хватает для того, чтобы отблеск их света преодолел миллиарды миллиардов лиг космического пространства и предстал перед нашими взорами на ночном небе во всем своем мерцающем великолепии…»

– Ты серьезно? – возмутился Гард. Гному совсем не хотелось слушать, как Филда прочтет вслух весь толстенный фолиант от корки до корки.

– Что ж, ладно. Значит, это пропустим, – не стала спорить наемница.

Филда перелистала с полтора десятка листов увесистого тома по космологии и, остановившись на нужной, продолжила читать вслух:

– «Как уже говорилось ранее, человеческого зрения и мировосприятия, увы, недостаточно, дабы узреть мир во всем его великолепии. Именно из-за этого человек ошибочно полагает, что за пределами нашего мира лежит черная бездна космоса и наш мир – единственный в своем роде. Благодаря магам и магии, в частности, мы знаем, что это не так…»

– Ну вот! Сначала вещают о космосе, а затем заявляют, что все это враки! – прокомментировал услышанное Гард. Однако под суровым взглядом Филды смолк, виновато пожав плечами.

Наемница продолжила читать:

– «Благодаря совокупности научных изысканий, магических опытов и экспериментов, а также уникальных источников известно, что мир Гелинора не единственный. Причем остальные миры привязаны также к нашей планете, или, как принято ее называть, – Сфере Миров (Мировая Сфера). Точное количество миров, лежащих в пределах Сферы Миров, узнать невозможно, но, исходя из достоверных источников, их одиннадцать. При этом раньше, еще до пришествия в наш мир дракона Гелинора, миров, судя по всему, было двенадцать. Что стало с двенадцатым миром и как вообще может исчезнуть целый мир, ничего неизвестно.

Каждый мир, если рассматривать его отдельно от других, находится там же, где и наш мир, то есть занимает пространство всей Мировой Сферы. Что это значит? Чтобы это объяснить, нужно рассматривать миры гораздо шире, а именно – как элементы и неотъемлемые части астрала.

Астрал – это не имеющая границ и пределов масса необузданной энергии, подобная бушующему океану. В астрале само время течет по-иному, а материя подчиняется совершенно иным законам. Океан астрала заполняет собой все вообразимое пространство космоса и омывает нашу Сферу Миров, словно крошечный камешек, лежащий на морском дне. Чтобы увидеть астрал, необходимо быть магом или чародеем, именно из астрала они черпают свои силы и используют его энергию для сотворения своих заклинаний. Однако и простые люди связаны с астралом не менее тесно. Церковники, например, утверждают, что при рождении в человека вселяется частичка астрала – душа и после смерти человека она покидает бренное тело и воссоединяется с общей астральной массой.

Итак, астрал – это магия в чистом виде. Именно благодаря астралу мир такой, каков он есть. Сфера Миров связана с астралом концентрированным лучом, проходящим по оси Сферы, пронзая ее насквозь. Луч этот маги иногда называют астральным лучом. Луч находится в непрерывном вращении, а вместе с ним вращаются и одиннадцать миров Мировой Сферы. Миры не просто прикреплены к лучу, они словно произрастают из него, как, например, листья растут на ветке дерева. При этом каждый мир лежит в пределах Мировой Сферы и занимает все ее пространство. Миры же, в свою очередь, друг с другом не пересекаются. Совокупность астрального луча и «произрастающих» из него миров принято именовать Астральным Вихрем.

Такая многосложность Сферы Миров привела к тому, что люди придумали множество нелепых определений, стремясь одной фразой объяснить это явление. От «слоеного пирога» до «параллельных измерений». От «многогранности миров» до «мировых альтернатив»

Исходя из наших знаний, можно выделить несколько основных и наиболее интересных фактов, связанных с многосложностью расположения миров в пределах Мировой Сферы:

1. Время в мирах течет по-разному. Один день в одном мире может занять целый год в другом мире.

2. Доподлинно неизвестно, влияют ли события в одном мире на обстановку в другом. В то же время изменения в астрале – например, астральная буря – вызывают магические возмущения во всех мирах сразу.

Стоит отметить, что, с учетом вышесказанного, кажется удивительной мысль о том, что исчезновение целого мира не нарушило естественный порядок мироустройства Сферы и вращающихся вокруг нее миров. Или, быть может, как раз наоборот: нынешнее положение установилось именно благодаря исчезновению двенадцатого мира. Как знать. Для получения точного ответа на данный вопрос не хватает достоверной информации.

3. Путешествие между мирами не только возможно, но и более чем реально. Однако совершение подобного действия порождает массу затруднений и трудноразрешимых проблем. На данный момент известен лишь один способ перемещения между мирами – магические порталы с начертанными на них необходимыми рунами…»

Филда перелистала книгу примерно до середины и продолжила:

– «Одним из самых загадочных и удивительных из известных на данный момент мест в пределах Сферы Миров, несомненно, является астральный карман. С научной точки зрения это нечто вроде вздутия энергии астрала, которая приняла форму огромного куриного яйца и сохраняет свою форму и свойства неизменными. Астральный карман находится в непосредственной близости от границ нашего мира и был случайно обнаружен одним из Архимагистров магической академии во время еженедельной медитации, в процессе которой маги сливают свой разум с астралом. Самое удивительное же в астральном кармане то, что внутри его образовались все условия для жизнедеятельности стандартных организмов Гелинора: например, человека. Там достаточно кислорода для его дыхания, хотя и не известно, насколько хватило бы его для жизнеобеспечения взрослого человека, а стенки кармана выделяют особую питательную влагу, которая способна заменить человеку воду и в некоторой степени – пищу.

Многие сходятся на том, что карман создан рукотворно, но доказать это не представляется возможным. От тщательного изучения ученым, равно как и магам, пришлось отказаться. Единственная экспедиция к астральному карману была предпринята командой ученых, куда вошли представители разных рас. Соорудив портал и заручившись поддержкой нескольких Архимагистров магической академии, экспедиция достигла астрального кармана, но во время его изучения что-то пошло не так. В итоге из двадцати участников экспедиции назад вернулись лишь один Магистр и двое ученых. Они не смогли поведать о случившемся. Ни по собственной воле, ни даже находясь под магическим трансом. Более того, они не смогли даже вспомнить о самом факте предпринятой экспедиции…»

Филда закрыла трактат по космологии и отодвинула увесистую книгу в сторону.

– Ты уверена, что это научный труд, а не философские сказки? – с сомнением спросил гном.

– Я еще не встречала ученого, который бы гнушался философскими изречениями, – ответила чародейка.

– И что это за такие надежные и уникальные источники, на которые они ссылаются?

– Святой Свент, насколько мне известно. Он был еще совсем юн, когда в мир наведался Великий Дракон, но, судя по дошедшим до нас хроникам тех лет, эти двое провели вместе много времени. Во время их встреч Гелинор как раз и поведал будущему основателю святого ордена своего имени об устройстве Сферы Миров и астрала. Ну а тот, основав орден, поведал о своих знаниях всему миру. Кто хотел услышать его слова, тот их услышал. И многие из них со временем смогли проверить и подтвердить их правдивость.

– Ты-то во все это веришь? – Теперь гном обращался к Теору.

Наемник лишь пожал плечами:

– Я не чародей. Если Филда согласна с их трактатом, то не мне подвергать ее слова сомнениям, как и слова этих ученых.

– Согласна, хоть и не во всем, – в свою очередь ответила Филда.

– Погодите… – Гард в задумчивости провел пальцами по густым усам. – Этот твой астральный карман и есть то место, куда нам нужно попасть? Это там наш артефакт лежит?

– Если манускрипт не лжет, то да.

– Жалко, что из чертовой бумажки нельзя вытрясти дух до такой степени, что она сама сознается, ежели за нос нас водит! – хмыкнул гном. – А как мы добудем артефакт из этого кармана и почему эти дураки из экспедиции его не нашли? И, кстати, что этот артефакт собой представляет, в бумажке-то твоей написано?

– Потому, – ответила чародейка, чеканя каждое слово, – что он сокрыт. А что до природы артефакта, то его название перевести я не смогла. Но он описывается в манускрипте как сгусток некоей энергии, помещенный в защитную оболочку.

– И что же нам делать? – не отступал Гард.

– Добыть его, – загадочно улыбнувшись, сказала Филда. Помолчав, она продолжила: – В манускрипте есть своего рода инструкция по обнаружению и овладению артефактом. Это не проблема. Но в астральный карман еще нужно попасть, и с этим дела обстоят гораздо сложнее.

– А почему мы до сих пор не путешествуем между мирами? – с неожиданной серьезностью спросил Гард. – Ведь знают же маги, как строить порталы. Наняли пару десятков гномов-строителей – и вперед!

– Не все так просто, – покачала головой наемница. – Во-первых, на строительство портала уходит много времени, а во-вторых, порталы в другие миры мы умеем строить только односторонние. Это означает…

– Путешествие в один конец, верно? – догадался Гард.

– Да, – кивнула Филда.

– Но есть же способы как-то сообщаться с теми, кто отправился в другой мир?

– Мне известна только телепатия. Но при этом нужны минимум пятеро Архимагистров академии или с десяток чародеев, а также амулет, наполненный кровью того, кто отправился в другой мир.

– А чем, собственно, отличается маг от чародея? – поинтересовался Гард.

– Все просто. Маг – это чародей с дипломом магической академии в кармане. А чародей соответственно такого документа не имеет.

– Невелика разница, – хмыкнул гном.

– Как сказать, – тихо сказала Филда. – Если брать в расчет рядовых магов академии или Магистров, то да. Но Архимагистры… Эти заткнут за пояс любого доморощенного чародея-самоучку. Хотя они особенно и не пытаются. Всё сидят в своих тайных библиотеках и изучают недоступные никому, кроме них, книги и древние писания. Ладно, – Филда поспешила переменить тему, – кроме книги я нашла в библиотеке еще кое-что.

Чародейка аккуратно развернула на столе большой лист старого пергамента. Он был в плачевном состоянии, истерт, края сильно изодраны, но текст и рисунки сохранились достаточно хорошо, так что их изучение не вызвало проблем.

– Это что ж за кошмарное сооружение такое? – воскликнул Гард. В его голосе слышалось не только удивление, но и почти благоговейный трепет, присущий всем гномам при виде особо сложных механизмов.

На пергаменте было изображено внушительных габаритов причудливое сооружение с обилием разноцветных кристаллов, зеркал, металлических труб, стеклянных колб и много чего еще. Вокруг рисунка, огибая его квадратом, тянулись витиеватыми рядами множество сложных формул и расчетов.

– Это чертеж того самого портала, который использовала экспедиция для перемещения в астральный карман. Его особенность в том, что он двухсторонний. То есть из места назначения можно вернуться обратно, но при условии, что путешествие займет не больше двух дней нашего мира. По окончании этого срока портал самоуничтожается.

– Самоуничтожается? – поднял вопросительно брови гном.

– Взрывается, – уточнила чародейка.

– Не успел управиться в срок, и – бум! А что, мне это нравится, – ухмыльнулся Гард, поглаживая бороду. Вдруг его словно осенило. Чуть подавшись вперед, он понизил голос и спросил, глядя прямо в глаза чародейке: – Не думаю, что подобные свитки лежат просто так на видном месте в библиотеке общего доступа. Где ты его взяла, подруга?

– У библиотекаря есть потайные стеллажи, – пожала плечами Филда.

– И что, старик Карло просто дал его тебе? Я не сказал бы, что он очень уж любит нас, наемников, – продолжал напирать Гард.

– Прибегла к нестандартным методам, – отмахнулась Филда.

– Это к каким же? – Гном явно не собирался сдаваться.

С минуту Филда молчала, буравя собеседника взглядом. Затем, все же решившись, поскольку знала, что Гард так просто не отстанет, ответила:

– Старый ловелас очень уж хотел взглянуть хоть одним глазком на мои женские прелести.

Не удержавшись, Гард взорвался громоподобным раскатистым хохотом. На глазах его проступили слезы.

– Надеюсь, ох… – Переведя дух, гном едва смог подавить в себе новый приступ смеха. – Надеюсь, вы с ним не слишком увлеклись? Обошлись только руками? – Вместе того чтобы вновь засмеяться, Гард скорчил обеспокоенную гримасу.

В ответ на это наемница лишь одарила его гневным взглядом.

– Всё-всё! Сам вижу, что обошлись руками. Будь это не так, ты б меня уже испепелила за мои слова. – Гард широко улыбался, при этом напоказ вжав голову в плечи.

– Будет вам, – вмешался в разговор Теор, вскинув при этом ладони в примирительном жесте.

На его лице играла легкая улыбка. Он уже привык к постоянным беззлобным перебранкам своих товарищей, но это не значило, что те перестали его веселить. Желая поставить точку в их дискуссии и направить разговор в нужное русло, он обратился к сестре:

– Так ты думаешь, что мы сможем построить такой портал?

– О нет. Не в этой жизни, по крайней мере. Даже у гномов с дварфами на его строительство ушло пятнадцать лет.

– С дварфами? Я думал, что так эльфы называют гномов.

– Ага, называют, – охотно подтвердил Гард. – А знаешь, как звучит слово «эльф» на нашем древнем наречии? Хиарр’тиссер. Что значит «ушастый демон». Но мы же их так при других не зовем, верно?

– Гард, ваш народ уже многие десятилетия говорит лишь на общепринятом языке, – заметила Филда.

– Ну да. Но это к делу не относится, – хитро прищурившись, возразил гном. – В общем, слово-то – их, верно, но мы тоже им пользуемся. Как бы в насмешку: понимаешь, Теор? Мы так называем гномов, которые живут в эльфийских лесах. Целыми деревнями селятся.

– Гномы, живущие бок о бок с эльфами? – Теор сделал вид, что удивился. Он знал о таких гномах и даже бывал в таком поселении. Да что там: изделие совместной работы эльфа и лесного гнома он с гордостью носил за спиной. Но рассказывать об этом он не собирался, к тому же он был не прочь услышать мнение Гарда.

– Да, представь себе. Живут с нашими исконными врагами! Обрабатывают им сталь, помогают с гончарным делом. Видел когда-нибудь их всадников? Видел, какие у них глефы? Эльфы бы ни в жизнь себе такие сами не сделали.

Теор утвердительно кивнул. Он не только видел эльфийских всадников, но и сражался с ними бок о бок.

– Вот таких своих сородичей мы и называем дварфами. Эльфийское словечко для эльфийских соседей. По-моему, справедливо, – закончил Гард.

– Не стану спорить, – сказал Теор. – Так какой у нас план, Филда?

– Претерпев очевидное унижение, – на этот раз Филда, гордо вскинув подбородок, просто проигнорировала смешок Гарда, – я добыла не только чертеж портала, но и дополнение к нему – заметки одного Магистра, участвовавшего в экспедиции.

– А как эти записи попали в библиотеку? Разве им не место в архивах магической академии? – спросил Теор.

– Сама удивляюсь, – сказала Филда. – Карло наотрез отказался об этом говорить.

– Видимо, прелести старику не очень-то понравились… – прикрывая рот рукой, прошептал гном.

Чародейка возвела взгляд в потолок, но все-таки уже во второй раз за вечер стоически проигнорировала колкость товарища.

– Так вот, с учетом этих заметок и нашего манускрипта с инструкциями по добыче артефакта я смогу воссоздать портал, заменив целые системы деталей его конструкции магическими артефактами. – Немного помолчав, давая тем самым наемникам переварить услышанное, Филда добавила: – Четырьмя артефактами в общей сложности.

– Ну почему всегда так, – в негодовании воскликнул Гард, – чтобы найти один артефакт, необходимы еще четыре! Вам не кажется, что это как-то банально? Как в затертых балладах менестрелей.

– У тебя есть другие предложения? – поинтересовалась Филда, скрестив руки на груди.

– Ладно. Предложений у меня нет, это верно, – пробурчал Гард. – Пусть будут четыре артефакта. Что хоть за артефакты?

– С тремя из них я еще разбираюсь. Но один могу назвать наверняка. Это зеркало Алиши.

– Алисы? Той самой, которая что-то там увидела в зеркале и, пройдя сквозь него, попала в параллельный мир, который выглядел как шахматная доска? – воодушевился Гард.

– Там была Алиса, Гард, а зеркало принадлежало девушке по имени Алиша, отсюда и название. И потом, это ведь просто детская сказка. В ее основе не лежат реальные события.

Гард отвернулся в сторону и скорчил несколько причудливых гримас, про себя передразнивая при этом сказанное чародейкой. Обратно к Филде гном повернулся уже с абсолютно бесстрастным лицом.

– Так что за зеркало такое? – сухо спросил он.

Теор невольно улыбнулся. Гард отвернулся от Филды, но не от Теора. Поэтому кривляние гнома молодой наемник видел от и до.

– У покойного отца нынешнего императора было двое детей, – начала Филда, – младший из них – Ричард, наш нынешний император, да славится во веки веков его тщеславная задница, – при этом гном сжал правую руку в кулак, оттопырив большой палец вверх, и продемонстрировал подруге, желая тем самым показать, что одобряет ее высказывание, – и дочь Алиша. Говорят, девочка была трудным ребенком, а после – невыносимым подростком. Когда ей исполнилось восемнадцать, то, имея под боком папочку-императора, она ни в чем себе не отказывала и решила добавить ко всему, что у нее уже было, еще и знания черной магии. Она нанимала всяких шарлатанов-чародеев, мнимых ведьм и колдуний и составила из такой разношерстной компании свою собственную свиту знатоков черной магии. Разумеется, никто из них ничего путного и не знал. В итоге, наслушавшись баек, непутевая черная колдунья заперла несколько десятков придворных слуг в своей комнате, предварительно связав их, дабы те не сбежали. Затем купила сделанное на заказ для нее зеркало высотой чуть больше трех футов и перерезала каждому из них поочередно горло прямо перед зеркалом. После каждого убийства Алиша наполняла кровью жертвы изящный серебряный кубок и выливала его на поверхность зеркала. Затем вытирала собственным платьем и принималась за следующего несчастного.

– Дура спятившая! – воскликнул в сердцах Гард.

– Согласна с тобой, – кивнула чародейка.

– Надеюсь, бабенка-то не осталась безнаказанной?

– Нет. Папаша застал ее как раз в конце действа, в окружении окровавленного зеркала и кучи трупов, с кухонным ножом в руках. Да и сама дочурка была с ног до головы в крови. Это чтобы могущество великое обрести и вечную молодость в придачу, объяснила она. Император поцеловал ее в лоб и отправил на плаху. Вместе со всей чернокнижной свитой.

– Сурово. Но справедливо. Так, а какой нам толк от зеркала спятившей девчонки?

– Кровь – сильнейший магический ингредиент в мире. Не зря магия крови в империи под запретом. Чем больше крови, причем крови, отнятой у человека против его желания, тем более сильные заклинания сможет применить колдун…

– А зеркало ловит души, – предположил Гард.

– Довольно грубое определение, но в целом суть примерно та же. Зеркало способно накапливать и аккумулировать магическую энергию, которую впоследствии можно использовать для определенного рода ритуалов.

– Ничего не понял, – честно признался гном.

– Скажем так, – вздохнула чародейка, – либо мы добудем это зеркало, либо нам придется обескровить досуха с десяток человек. Теперь понятно?

– Куда уж понятнее… – проворчал Гард. – Ну и где это зеркальце хранится? Отправимся на аудиенцию к императору?

– Слава Творцу, до этого не дойдет. Но как знать: может, так было бы даже проще. Нет, после казни дочери тогдашний император передал зеркало в Храм желаний в качестве дара и знака мирного сосуществования.

– Храм желаний? – Гард расплылся в ехидной улыбке. – Намечается веселье!

– Творец Всемогущий! – закатила глаза наемница. – Гард, это не бордель!

– Я уж было понадеялся… – мечтательно протянул гном, поглаживая усы.

– Ты имеешь в виду храм, находящийся на Южном Когте? – спросил Теор. – Тот самый, у стен которого полегли все предпринятые осады?

– Да, – кивнула Филда, – вот только никаких осад никогда не было. Это дезинформация. Дело в том, что храм висит в воздухе над морем на высоте нескольких тысяч футов.

– Парящий храм… – произнес Гард, четко выговаривая слова. К гному вновь вернулось серьезное отношение к делу. – Но как мы попадем в летающее сооружение? Грифоны, насколько я знаю, вот уже пару столетий как вымерли. Левитация?

– Я не умею левитировать, – призналась чародейка. Затем, немного подумав, добавила: – Храм желаний был построен задолго до нашего с вами рождения группой таинственных существ – слепых старцев. Внешне они похожи на стариков: маленькие, худые, с длинной белой бородой, окутывающей их словно шарф, еще они слепы, как кроты. Но главное – это их магия. Она совершенно чужда привычной для нашего мира магии, да и силу они черпают не из астрала, как мы. Они ни с кем не враждуют и никогда не проявляли агрессии к кому-либо.

– Не понимаю, чем нам это поможет… – возразил было Гард, но Филда остановила его жестом руки.

– Я еще не закончила. Несмотря на их явную изоляцию от остального мира, слепые старцы все же общаются с любым желающим, кто ступит на порог их святилища. Он не зря называется Храм желаний. Слепые старцы собрали в нем уйму всяких диковинок и тайных знаний. Любой желающий может заполучить то, что желает, из их хранилища. Для этого он должен, во-первых, достигнуть самого храма, во-вторых, пройти испытание, предложенное ему старцами. Если гость выполнит оба условия, то покинет храм с выбранной наградой. Если же нет – умрет.

– Странные дедушки, – нахмурился Гард. – А кто-нибудь уже входил в храм? Вообще известно, как попасть в летучую крепость?

– Да, и не один человек там был. Многие из магов имперской академии побывали в Храме желаний и вернулись оттуда живыми, да еще и с желаемыми ценностями в кармане. Но никто из них не помнит, как они достигли самого храма. Судя по всему, это эффект определенного защитного заклинания, наложенного слепыми старцами на свое святилище.

– Ну а что с испытаниями?

– Испытание у каждого свое. Старцы дают их с учетом особенностей личности тех, кто претендует на их сокровища.

– Что ж, выбор у нас небольшой, – сказал Теор. – с рассветом отправляемся к Южному Когтю?

– Да. Но для начала неплохо бы восполнить наши припасы. Путь неблизкий.

– А вот с этим я могу помочь, – торжественно объявил Гард. Гном весь подобрался. Он явно любил быть полезным.

– Что ты имеешь в виду? – спросила чародейка. – Не припомню, чтобы ты раньше был недоволен гильдейскими поставщиками.

– Да я говорю не о припасах! – махнул рукой гном. – Я про неблизкий путь.

– Что ж, мы тебя слушаем, Гард.

– Возле Георада есть вход в подземные шахты гномов, – начал рассказ гном, довольный тем, что смог должным образом привлечь к себе слушателей. – в этих шахтах начало рельсового пути, проложенного моими сородичами в восточной части Серединного континента. Когда-то королевство гномов простиралось практически по всему материку и города между собой сообщались такими вот рельсовыми путями. Эта дорога сейчас заброшена и никем не используется. Ее конечный пункт – Южный Коготь. По рельсам перемещается автоматизированная механическая вагонетка. И вот она как раз таки до сих пор работает.

– Автоматизированная?

– Да, друг мой Теор, именно. Вагонетка автоматическая! Перемещает пассажиров из пункта в пункт с ветерком. Скорость ее превышает среднюю скорость лошади во много раз. Как такое возможно, спросите вы? Не секрет. Творение гениев механической стихии плюс рунная магия. Если воспользуемся вагонеткой, то достигнем Южного Когтя меньше чем за сутки.

– В теории звучит неплохо, – сказал Теор. – Но ты сам сказал, что дорога заброшена. Почему же ты уверен, что транспорт все еще на ходу?

– Да, как я и сказал, ею никто не пользуется. Никто, кроме меня, – ответил Гард, довольный собой.

– Этот путь безопасен? – спросила гнома Филда.

– Встретим с десяток летучих мышей, и не более, – невозмутимо ответил Гард.

– Что скажешь? – Теор повернулся к сестре.

– С рассветом пополняем запасы – и в путь, – ответила та.

Глава 12

Патала

Мартериус был крайне удивлен, когда хоть и с трудом, но все же смог открыть глаза. Старый чародей удивился вовсе не тому, что способен двигаться, или тому, что зрение сохранилось; удивительно было, что он вообще остался жив.

Старик медленно сел на гладком золотом полу, отполированном до такой степени, что его можно было использовать как зеркало. Потер затекшую шею. Не вставая размял ноги, растер мышцы здоровой руки, заставляя кровь активнее циркулировать в старых сосудах. Затем отполз на полшага влево и прислонился к золотой стене. Медленно осмотрелся.

Он находится в Патале, в этом сомнений нет. Но боги, как же город изменился за эти сотни лет!.. Он помнил его едва созданным, в нем не было ничего, кроме грубого камня иссиня-черного цвета. Сейчас же Мартериус сидел, прислонившись к стене, и осматривал маленькую комнату, в которой очутился. Не целый город. Лишь одно небольшое помещение. И то, что он видел, не могло не завораживать. Пол, стены, высокий, не меньше тридцати футов над полом, потолок – все было сделано из чистого золота. С многочисленными орнаментами на потолке, отделкой драгоценными камнями на стенах. Теперь, спустя годы, Патала была словно одна большая сокровищница. Она сама была сокровищем.

Мартериус рассмотрел свое отражение в золотой стене. Его с ног до головы покрывала запекшаяся кровь. Она была на одежде, коже, волосах…

Нет, в таком виде аудиенции у правителей не просят. Мартериусу необходимо было привести себя в порядок. Но прежде чем приступить к собственному лечению и приведению своего наряда в надлежащий вид, он прощупал комнату, в которой находился, многочисленными поисковыми заклятиями, не забывая при этом маскировать их различными скрывающими заклинаниями. Однако никакой магии в своем временном убежище старый чародей не обнаружил. Ни следящих чар, ни сторожевых заклинаний. Ничего.

Мартериус почесал затылок. Он был уверен: о том, что кто-то проник в Паталу через портал, нагам было уже известно. Иначе просто не могло быть. Однако он сидел здесь, в этой комнате – судя по всему являвшейся точкой выхода из портала, – совершенно один. Никто не спешил приставить клинок к его горлу и конвоировать незваного гостя к царю. Никто не нацеливал на него какого-либо рода заклинания. Словом, все выглядело так, словно его проникновение в Паталу осталось незамеченным. Конечно, подобный исход был только на руку старому чародею, но Мартериус давно уже перестал верить в удачное стечение обстоятельств такого рода.

Был он обнаружен или нет, но ему в любом случае следовало заняться своим внешним видом. Разгуливать окровавленным страшилищем по золотому городу – очевидно, не лучший из способов незаметного передвижения. Первым делом старый чародей стянул с себя окровавленную одежду. Аккуратно, используя самые незаметные для магического взора заклинания, он удалил все следы крови, пыль и грязь со своего походного плаща, льняной рубахи и шерстяных штанов. После этого наколдовал небольших пауков-прядильщиков, и те с превеликой аккуратностью зашили все имевшиеся на одежде прорехи.

Пока пауки занимались его одеждой, он занимался своим телом. Очистил кожу от запекшейся крови, залечил переломы и другие внутренние повреждения, а также устранил повреждения наружные вроде порезов и ссадин. И, разумеется, каждое свое действие максимально защищал различными заклинаниями, которые были призваны отклонить любые вражеские чары, способные обнаружить его.

Мартериус справился со своей задачей раньше созданных им же пауков, и пока те заканчивали штопанье одежды, он сидел на золотом полу и оценивающе осматривал себя в зеркально гладкой поверхности стены. В этот момент он прекрасно понимал некромагов и колдунов, стремящихся различными ухищрениями продлить свою молодость, чтобы и в двести лет выглядеть словно двадцатилетний. Из золотой стены на него смотрело старое сгорбленное существо с натянутой на выпирающие кости посеревшей кожей. Лишь его лицо все еще имело здоровый цвет, но и оно было беспощадно изуродовано многочисленными глубокими морщинами.

– А чего ты ожидал от человека, которому перевалило за пятьсот лет?.. – буркнул он себе, взъерошив коротко остриженные седые волосы.

Неожиданно он представил, как вот в таком виде, полностью обнаженный, вваливается в тронный зал, где на золотом троне восседает нагийский царь, а затем делает изящный реверанс. Представив это, Мартериус невольно улыбнулся своему отражению.

Тем временем пауки уже закончили работу, и Мартериус сжег их, наслав несколько горячих искр. Он оделся и медленно двинулся по золотому городу.

Это был настоящий лабиринт, где золото заменяют стены, а всевозможные сокровища – смертоносные ловушки. Мартериус проходил узкими коридорами, пересекал величественные галереи, оставлял позади себя такие сокровищницы, содержимому которых позавидовал бы любой король. Он передвигался быстро, но при этом осторожно, сводя на нет любой шум, что мог произвести. Каждое мгновение он ожидал увидеть нагийских стражей и потому был готов юркнуть в любой укромный уголок, чтобы избежать нежеланной встречи, благо таких уголков в Патале было предостаточно. Несмотря на свою цель и осторожность, старый чародей еще и не упускал возможности полюбоваться красотами этого мира-города, застывшего на краю Гелинора и находившегося в то же самое время за его пределами.

Самым удивительным в этом месте было его освещение. Точнее, отсутствие освещения. Здесь не было зажженных факелов, каких-нибудь ламп или любого другого осветительного прибора. Не было и магических кристаллов, излучавших свет, которые так любят эльфы и гномы. Ничего такого. Не чувствовал Мартериус и магии, направленной на создание света. И все же в Патале было светло как днем. Казалось, что свет излучает сам воздух. Яркий, но не ослепляющий. Это в немалой степени озадачивало старого чародея.

В одном из помещений Мартериус задержался на несколько минут. Просто не мог не задержаться. В большом зале практически всю его площадь занимала золотая статуя упитанного человека с четырьмя руками и головой слона с одним бивнем. Человек восседал на большой крысе, которая, казалось, смотрела прямо на Мартериуса своими золотыми глазами-бусинами. Чародей знал, кого именно изображала эта статуя.

Бог Ганеша. Ведийский бог мудрости и благополучия.

Статуя завораживала не только своим видом, но и размером. И тем, с какой тщательностью была проработана каждая ее деталь. Полный мужчина и его крыса выглядели как живые и мало чем напоминали безжизненный, хоть и красивый драгоценный металл, из которого были сделаны. На шерсти зверька можно было различить каждый волосок, а что касается его хозяина, то скульптор реалистично воссоздал малейшие черты, такие как морщины, родинки и даже поры на человеческой коже. Можно было рассудить, что автору позировал сам Ганеша.

Мартериус немного знал об этом боге. Он был не из их мира, он существовал в пределах другой Мировой Сферы. Той, откуда пришли и сами наги. Ганеша почитался ведистами, приверженцами существовавшей в мире нагов религии, и был одним из самых почитаемых богов ригведийского пантеона, несмотря на то, что уступал некоторым из его членов в главенстве. Также Мартериус знал, что сами наги никогда не поклонялись Ганеше и не имели с ним практически никакой связи. Старый чародей не удивился бы, увидь он в Патале изображение бога Индры, который хоть и убил немало нагов, но был также и их покровителем в некоторых войнах. А вот Ганеша…

Мартериус не знал, что подвигло нагов на создание статуи, посвященной Ганеше, но, в сущности, это его и не касалось.

Занятый созерцанием золотого изваяния ведийского бога, Мартериус чуть не попался на глаза двум нагийским стражам. Старик едва успел юркнуть за статую, спрятавшись за одной из массивных рук бога, когда через зал прошли двое нагов в боевых доспехах. У каждого из них в руках был большой двуручный меч причудливой формы. Уж не его ли, Мартериуса, они ищут?

Стражи миновали помещение и ушли, не заметив чародея.

Мартериус выбрался из-за статуи и стал пробираться далее в глубь золотого города, а именно – в тронный зал. Старый чародей полагал, что там сможет найти нагийского царя. Оставалось только отыскать этот зал и попутно придумать, как встретиться с царем наедине – Мартериус сомневался, что нагийский царь восседает на троне в гордом одиночестве. Но это был уже вопрос третий. Первым все еще оставалось местонахождение тронного зала, а вторым – как миновать патрули и нагийскую стражу.

С последним Мартериусу пока везло. Он всего трижды, не считая зала с Ганешей, натыкался на вооруженных нагов. И каждый раз ему удавалось остаться незамеченным, вовремя сворачивая в ответвления коридоров или же прячась в укромных местах. Или же, по крайней мере, Мартериус полагал, что его не замечали. Даже если все было как раз наоборот, то наги никоим образом не выказывали свою осведомленность об их неожиданном госте.

Немало времени Мартериус петлял по золотому городу, пока наконец не нашел тронный зал. Старый чародей осторожно заглянул в него, а затем выпрямился и не таясь вошел внутрь. Его уже ждали. В тронном зале было по меньшей мере три-четыре десятка нагов. И все как один смотрели на него. Стало быть, о его продвижении в недра города-мира наги знали с самого начала. Возможно, это и к лучшему. Теперь Мартериусу незачем ломать голову над тем, как встретиться с царем наедине.

– Да, не привык я к такому приему… – пробормотал старый чародей, шагая к центру тронного зала и обводя взглядом всех присутствующих. Он видел в их глазах разные эмоции: любопытство, неприязнь, раздражение, даже гнев. Хотя во многих все же читалось явное безразличие.

Тронный зал нагийского царя был поистине велик. Мартериус не мог даже примерно оценить его размер – этому мешали многочисленные статуи, стоявшие тут и там, а также солидных размеров барельефы, украшавшие стены – но чародей готов был биться об заклад, что каждая сторона практически квадратного зала была не меньше двухсот футов. И, как и в остальных частях города, каждый дюйм этого места играл яркими красками разных драгоценностей. Многочисленных драгоценностей. Практически неисчислимого количества драгоценностей.

Мартериусу вдруг подумалось, что столько сокровищ, сколько находилось в Патале, не сыскать во всем Гелиноре, и, учитывая, что наги в свое время прибыли из иного мира лишь со своим оружием, напрашивался вывод: находящиеся здесь сокровища были собраны из разных миров. Что, насколько знал чародей, было невозможно, так как наги были прикованы к этому месту и могли покинуть его, лишь отправившись в Гелинор через порталы. Конечно, оставалась еще магия, вот только старик не слышал о заклинаниях, способных создавать драгоценные металлы и камни.

Мартериус остановился в десяти шагах от трона и слегка поклонился, не преклоняя колена, как было принято у многих народов, и тем более не опуская взгляда. Некоторые правители, может, и считали, что подобные жесты есть наилучший способ проявления уважения к находящейся перед тобой личности и признания ее превосходства, но наги были другого мнения. Опущенный взгляд при разговоре, как и падение ниц, расценивались этим народом как одно из самых страшных оскорблений, последствия которого могли быть смыты только кровью оскорбителя.

На золотом троне, выполненном в виде головы змеи, восседал Васуки, именуемый Мудрым, царь нагов и правитель Паталы. Он как никто другой из нагов подходил под определение «змеечеловек»: голова с копной русых волос, вполне человеческим лицом и цепким проницательным взглядом темно-синих глаз, торс мускулистого мужчины, а ниже – длинный змеиный хвост. Васуки был облачен в шелковую белую мантию, расшитую золотыми нитями и россыпью крошечных алмазов, которая была укорочена до основания змеиного хвоста.

Кроме него человеческой стороной своей внешности могла похвастаться лишь его сестра, прекрасная Джараткара. Она, как и все остальные находившиеся в зале наги, сидела на причудливом золотом кресле в форме извивающегося змеиного хвоста, но она была единственной, кто сидел близко от царя: их с братом разделяло не более пары шагов, другие же наги были рассажены поодаль, слева и справа от трона.

Джараткара, как и Васуки, имела человеческий торс. И она была красива. Даже несмотря на змеиный хвост вместо ног. Нагиня была прекрасно сложена и могла похвастаться тонкой талией, привлекательным, хоть и небольшим бюстом, изящными плечами, тонкой шеей и красивым, без единого изъяна, лицом. На ней была полупрозрачная туника, облегающая тело и подчеркивающая его достоинства. Длинные вьющиеся волосы цвета воронова крыла украшала тонкая диадема из неизвестного чародею минерала смарагдового цвета, на шее красовалось колье с большим рубином посередине, который уютно расположился у основания груди. Но самым привлекательным в нагине были ее глаза. Большие и выразительные, словно у кошки, они переливались всеми цветами радуги. Иные поэты сказали бы, что в таких глазах легко утонуть, и были бы правы. Немалых усилий стоило Мартериусу не задержаться взглядом на Джараткаре и сосредоточить свое внимание на ее брате.

Внешность других нагов мало что имела общего с человеческой. Сходство заканчивалось на двух руках и одной голове с человеческим лицом у каждого. Даже члены царской семьи, проще говоря, прямые родственники Васуки, наги Котика, Манаса и Пурна, которые также были сейчас в тронном зале, имели кожу голубого, красного и белого цвета соответственно. У некоторых нагов, таких как Такшака и Айравата, например, на шее раздувался мешок с ядом, как у кобры, а у Айраваты к тому же кожа и змеиная чешуя были белого цвета без единого затемнения. У нагов из рода Дхритараштры кожу покрывала и вовсе зеленоватая чешуя. Присутствовали в тронном зале и более диковинные жители Паталы вроде младшей царицы Улупи, имевшей шесть рук.

– Приветствую тебя, человек, – сказал Васуки, глядя Мартериусу прямо в глаза, – и прошу извинить за наше повышенное внимание. Ты первый гость в этих стенах за все время их существования.

– Это честь для меня, мой царь. – Мартериус сделал короткий поклон, не опуская взгляда.

– Ты знаешь, кто я? – задал вопрос Васуки, но удивления в его голосе не прозвучало. Затем он продолжил, не дожидаясь ответа человека: – Полагаю, что ответ очевиден. Ты сразил наших гиртаблили, даже одолел тень Шеши. Пусть это была лишь неумелая копия Мирового Змея, но мало кто из вашего мира смог бы ее одолеть. Проникнув же в наш город, ты продвигался именно сюда, в тронный зал, даже не подумав присвоить хоть что-то из наших сокровищ. Ты не только знаешь, кто я, ты знаешь и кто мы такие, – Васуки обвел руками своих подданных в тронном зале.

– Это так, мой царь. Мне была необходима аудиенция у вас.

– И вот ты здесь. Что ж, считай, право на аудиенцию ты уже заслужил. Но вначале, человек, ответь на вопрос: кто ты?

– Позвольте мне представиться, мой царь.

Мартериус сделал несколько шагов назад и медленно развел руки в стороны. Ладони раскрыты и направлены вверх. Неожиданно с кончиков пальцев обеих рук сорвалось по голубой искре, которые резко устремились вверх. Встретившись под самым потолком, искры столкнулись и с громким шипением слились воедино, образовав обычную каплю воды. Капля зависла в воздухе, медленно вращаясь, затем стала набухать, увеличиваясь в размерах, и вот спустя несколько мгновений некогда крошечная частица влаги превратилась в большую массу воды. Она по-прежнему висела в воздухе, но стоило Мартериусу пошевелить пальцами, и водяной поток обрушился вниз, с грохотом ударив в золотой пол и растягиваясь при этом до потолка тронного зала.

Теперь это был настоящий водопад, грохочущий, раскидывающий хлопья пены, без единого порога. Масса воды низверглась вниз, к самому полу, где ее место уже занимал небольшой водоем. Когда все созданное чародеем количество воды вылилось на пол, растекшись по золотой поверхности настоящим озером, гладкая поверхность его воспламенилась. Вода горела неестественно жарко, выбрасывая вверх алые всполохи пламени. Не прошло и минуты, как от озера осталась лишь кучка пепла.

Внезапно со всех сторон подул порывистый ветер, открывая взору маленький зеленый росток, тянущийся из серой кучки золы. Ветер подхватил остатки пепла и закружил их вокруг маленького хрупкого растения. Порывы его становились все сильнее, вращая пепел все быстрее. В какой-то момент пепел образовал непроницаемый взгляду пылевой кокон вокруг ростка, который, казалось, никак не мог выжить внутри такого буйства воздушной стихии.

Ветер стих так же резко, как и начался. Лишившись опоры и движущей силы, пепел медленно опадал на пол и таял в воздухе, словно мираж, стоило ему коснуться золотого пола. На месте ростка обнаружилось молодое деревце с тонким изящным стволом и буйной зеленой листвой. Апогеем иллюзии стала радуга, возникшая у самого основания ствола и прошедшая сквозь зеленую крону, словно той и не существовало. После этого Мартериус резко соединил руки, хлопнув в ладоши, и заклинание рассеялось, возникшие образы пропали, рассыпавшись на тысячи желтых искорок.

– Так это ты, Мартериус Атарум? – не без удивления, но с улыбкой на лице проронил Васуки.

– Позволь мне отомстить ему, брат! – Джараткара едва уловимым движением вскочила с золотого кресла и оказалась возле Мартериуса раньше, чем тот успел бы даже вздохнуть.

Мечи с шелестом вылетели из ножен, которых Мартериус у нагини по-прежнему не видел, и короткие парные клинки оказались в тонких изящных руках, которые, казалось, физически не способны удержать несомненно тяжелое для них боевое оружие. Но это было лишь обманчивой видимостью. Мартериус слишком хорошо знал, насколько смертоносна сталь в этих с виду нежных руках. Вряд ли кто-то из ныне живущих в пределах Гелинора, не важно, будь то человек, эльф или представитель любой другой расы, смог бы сравниться с нагиней в искусстве владения холодным оружием.

Мартериус заглянул в глаза Джараткаре, и то, что он увидел, заставило его похолодеть, настолько сильна была бушевавшая в этих глазах ненависть.

– Довольно, сестра. Опусти оружие.

– Из-за него мы застряли в этом мире!.. – прошипела нагиня, полуобернувшись к трону царя и брата. – Он заслуживает смерти.

– Сам Вишну открыл портал своей дланью, чтобы мы проследовали в Гелинор и приняли участие в пахтании астрального океана. Это видели все, в том числе и ты, – Васуки говорил спокойно и размеренно, – а этот человек сражался с нами плечом к плечу, он также помогал Великому Дракону закольцовывать энергию во время пахтания. Он искупил любую свою вину сторицей, помогая нам спасти эту Мировую Сферу. Не его вина, что мы не можем вернуться домой.

– Если бы не он, нам бы не пришлось покидать свой дом, – клинки приблизились к горлу Мартериуса, – он…

– Джараткара… – Васуки лишь немного возвысил голос, но эффект превзошел все ожидания. Нагиня опустила мечи и спрятала их за спиной в ножны, а затем так же стремительно, как и приближалась к чародею, вернулась на свое место.

– Ты хотел поговорить со мной, Мартериус? – обратился Васуки к старику. – Следуй за мной. Мы будем говорить наедине.

Человек и царь нагов шли по длинному коридору. Точнее сказать, человек шел, а царь нагов скользил по золотому полу длинным извивающимся хвостом.

– Я должен извиниться перед вами, мой царь. Я не хотел своим визитом создавать проблемы.

– Прошу, Мартериус, не нужно официальностей. Мы сейчас одни.

– Тогда, Васуки, извини, что разозлил твою сестру, – улыбнулся Мартериус, протягивая нагу руку.

– Считай, что извинения приняты, мой друг. – Васуки крепко пожал ее. – С Джарой всегда были проблемы: считай, с самого детства.

– Она меня ненавидит, – вздохнул чародей.

– Она ненавидит всех людей, – отмахнулся Васуки.

– Это из-за Гелинора?

– Отчасти. Хотя первопричиной стало замужество с человеческим мудрецом.

– Замужество? – удивился Мартериус.

– Это было до… В общем, еще в нашем мире.

– Неудачные браки часто порождают долгосрочные невзгоды.

– Истинно так, – вздохнул царь нагов. – Скажи мне, Атарум, сколько лет прошло? Там, на поверхности.

– Я сбился со счета, – честно признался старый чародей. – Не меньше пяти сотен, насколько я знаю.

– Пять сотен… – повторил Васуки задумчиво.

– В Патале время идет по-иному?

– Да. Здесь оно словно застыло. Не думал, что в Гелиноре прошло так много времени. И это плохо.

– Из-за вашего родного мира?

– Да. Если правда то, о чем ты только что рассказал, в нашем мире прошло не менее трех тысяч лет.

– Насколько я знаю, вы живете довольно долго.

– Да, но не настолько, – вздохнул царь нагов. – Если мы найдем способ вернуться…

– То вы вернетесь в совершенно другой мир, – закончил за нага Мартериус.

– Боюсь, что так.

Старый чародей и царь нагов немного помолчали.

– Так что тебя привело в Паталу?

– Помнишь, что ты сказал, когда я спас тебе жизнь во время Катаклизма?

– Что ты можешь попросить меня об одной услуге. Любой услуге, в любое время, – серьезно сказал Васуки.

– Я пришел за этим.

– Что ж, мой друг, я никогда не отказываюсь от своих слов. Тебе нужно лишь сказать, чего ты хочешь.

– Цепь Искусительницы, – ответил Мартериус.

– Древнее оружие? – удивился царь нагов.

– Да. Я знаю, что для вас оно бесполезно, ведь вы пользуетесь совершенно другой магией.

– Хорошо, я отдам тебе Цепь. Полагаю, спрашивать, для чего она тебе понадобилась, бесполезно?

– Отчего же, – Мартериус усмехнулся, – я не прочь рассказать.

– А я с удовольствием тебя выслушаю. Начни все с самого начала, мой друг.

– Хорошо. Все началось с того, что я…

Глава 13

Летучие мыши

Трое наемников тронулись в путь на закате. Как и намеревались, перед тем как покинуть город, они пополнили запасы. В первую очередь это касалось продовольствия, так как никто не мог гарантировать, что их путешествие на Южный Коготь будет быстрым и пройдет без каких-либо трудностей. Они не стали брать лошадей, ведь в противном случае их все равно пришлось бы оставить возле Георада, посещать который в планы наемников не входило. Посему каждый из них отправился с небольшим заплечным мешком, наполненным личными припасами, рассчитанными на весь путь.

Теор по совету Гарда приобрел у оружейника второй колчан и наполнил его до отказа купленными там же стрелами. Он перекинул дополнительный колчан через второе плечо так, что ремни двух колчанов пересекали грудь крест-накрест. Это приносило некоторые неудобства, поскольку лук наемника крепился к его первому колчану, поэтому Теор попросту взял оружие в руки.

Гард, отлучившись в неизвестном направлении, воссоединился с товарищами перед воротами города с внушительной вязанкой деревянных дротов, которые были явно слишком длинными для лука или арбалета, но в то же время слишком короткими, чтобы заряжать их, например, в баллисту.

– Это еще зачем? – изумилась Филда, оценивая взглядом покупку гнома.

– Это для летучих мышей, – ответил гном, ухмыльнувшись.

– Для летучих мышей? – переспросила Филда недоверчиво.

– Ага. Они там просто это… немного больше обычных.

От дальнейших расспросов чародейка воздержалась. Они двинулись пешим ходом и шли почти всю ночь, остановившись на привал лишь перед рассветом, выбрав для ночлега небольшую поляну в лесу, который тянулся вдоль дороги, ведущей к Геораду. Теор заверил, что здесь, вблизи северного побережья, можно не опасаться разбойников или диких зверей, которых, по его словам, здесь попросту не было. Гарда подобные заверения не убедили, и он упорно настаивал на том, чтобы установить поочередное дежурство на время их отдыха. В итоге компромисс был найден благодаря Филде. Чародейка очертила их небольшую стоянку магическим барьером, который должен был защитить их от любого посягательства недоброжелателей.

Ни одного недоброжелателя так и не нашлось.

Или же они попросту были заняты иными делами.

К середине следующего дня впереди показались шпили ратуши Георада, возвышавшиеся и над стенами самого города, и над ближайшими окрестностями. Когда город стал вырисовываться на горизонте в свой полный рост, Гард, возглавлявший в этом походе их отряд, резко свернул в неприметный лесок, сплошь из невысоких деревцев и низких кустарников. Гном держал направление строго на запад.

Вскоре лес перешел в болотистую местность. Деревья на пути стали попадаться повыше, но они были более тонкими и покореженными, их стволы порой извивались под углом. Кустарники и вовсе сменились довольно диковинными на вид растениями. Некоторые из них, торчавшие из наростов мха, имели вместо листьев приоткрытые чашечки, обрамленные по краям тонкими красноватыми шипами, благодаря чему несложно было заметить схожесть их внешнего вида с раскрытой зубастой пастью.

– Это мухоловка болотная, – похвастался своими познаниями в ботанике Гард.

Ему никто не ответил.

С каждым шагом приближающееся болото давало о себе знать, захватывая весь доступный ему рельеф. Когда перед наемниками возникли два дерева, стволы которых переплетали друг друга, словно две змеи, застывшие в брачном танце, Гард, а вместе с ним и Теор с Филдой остановились.

– Это здесь, – сказал гном.

Быстро осмотрев округу, он нашел то, что искал: гном отодвинул в сторону большую сухую корягу, лежавшую на земле, и под ней обнаружилась каменная плита круглой формы.

Несмотря на кажущуюся тяжесть, камень, оказавшийся не чем иным, как крышкой, подался легко, с первого рывка гнома.

– Прошу, – гном сделал полупоклон, театрально указывая на открывшийся проход. Каменные ступени спиралью ввинчивались в землю, уходя в неизвестные глубины.

– Узковат твой проход, – сказала Филда, вглядываясь в темноту.

– Ничего, – засмеялся Гард, – ты у нас девушка не шибко пухлая, так что должна пролезть.

Спуск действительно оказался до неприличия узким. Стены колодца давили, словно исполинский пресс, и если бы не три световых шара, созданных заклинанием Филды и висевших над головой у каждого наемника, к этому бы добавилась еще и тягучая всепоглощающая темнота.

Бесконечные каменные ступени ввинчивались вглубь, словно гигантский штопор. Этому спуску, казалось, нет конца – что конечно же было не так. Окончание лестницы обозначилось неожиданно: еще секунду назад наемники шагали по ступеням, спускаясь все ниже под землю, – и вот они уже вышли на ровную каменную площадку с хотя и не высоким, но позволявшим стоять в полный рост потолком. Спуск закончился так внезапно, что чародейка едва не рухнула на колени, ей пришлось схватиться за руку брата, чтобы удержать равновесие.

– Перевести дух не хочешь? – предложил Теор, поддерживая Филду, пока та не привела в порядок сбившееся дыхание и не выпрямилась.

– Нет, я в порядке, – отрицательно покачала головой девушка. – Я не люблю замкнутые пространства, вот и все.

– Тогда, миледи, надо поскорее посадить вас в транспорт, – заявил Гард, перехватывая поудобнее связку деревянных дротов. – Идемте, здесь недалеко.

Идти им действительно пришлось недолго. Подземный ход вел прямо, никуда не сворачивая, и оканчивался рельсовой дорогой, проложенной под землей.

– В имперских шахтах прокладывают точно такие же рельсы. Да и вагонетки по ним катят такие же, – сказал Теор, критически оглядывая металлическую тележку прямоугольной формы на четырех колесах. Вот и все, что представляла собой расхваленная Гардом вагонетка; не было видно в ее конструкции никаких механизмов, способных заставить вагонетку ехать без чьей-либо помощи, и вообще чего-то необычного. – Разве что побольше, – добавил Теор.

– Ну-ну. – Гард широко улыбнулся, после чего закинул свою поклажу в угол вагонетки.

– У меня тоже вызывает сомнения твоя тележка, – сказала Филда.

– Скоро вы заговорите совсем иначе. – Гном улыбнулся еще шире. – Но что это я, в самом деле! Совсем забыл о манерах, – и откинул заднюю дверцу: – Прошу на борт, дамы и господа!

Теор с Филдой зашли в вагонетку и пристроили свои вещи рядом с поклажей гнома. Вагонетка была довольно просторной, в ней свободно помещались два человека и один гном, вместе с их багажом. Более того, она вполне могла вместить и еще одного-двух пассажиров: их отсутствие и создавало толику свободного места.

Как только Гард захлопнул заднюю дверцу вагонетки, на обеих стенах подземного тоннеля теплым мягким светом замерцали маленькие круглые камешки, вставленные в стены. Камни уходили вдаль вместе с тоннелем ровной пунктирной линией, находясь друг от друга на расстоянии вытянутой рукой, что обеспечивало вполне достаточное освещение. За ненадобностью Филда погасила созданные ею шары света.

– Отправляемся! – выкрикнул Гард, проведя ладонью по краю левого борта вагонетки.

Голос гнома эхом отразился от двух противоположных стен, и, когда звук вернулся к первоисточнику нестройным звуковым колебанием, вагонетка дернулась вперед и, вновь застыв, тут же сорвалась с места и понеслась по рельсам. Теор вовремя ухватился за борт, его выручила быстрая реакция, а вот Филда, не ожидавшая такого поворота событий, едва не рухнула на пол, лишь чудом сохранив равновесие.

– Забыл предупредить, что эта штука быстро трогается с места! – повинился Гард, перекрикивая свистящие потоки воздуха от стремительного перемещения транспорта.

– Я могла и на рельсы упасть!.. – с укором в голосе крикнула в ответ чародейка, огненно-красные волосы которой развевались как полотно поднятого стяга.

– Не упала бы, – отмахнулся гном, – борта тебе почти до груди доходят. После первой остановки эта детка поедет помедленней.

Первой остановки вагонетка достигла довольно быстро. В отличие от начала пути, когда гномий механизм ринулся вперед со скоростью пущенной стрелы, затормозил он мягко, плавно, заблаговременно начав притормаживать.

– Первая остановка. Окрестности города Белон, – продекламировал преувеличенно серьезным голосом Гард. – Правда, выходить здесь особо некуда, – хохотнул он.

– Мы на перекрестке путей, – сказал Теор, осматривая два подземных тоннеля, появившихся по обе стороны от того, по которому они перемещались с ветерком. В каждом из тоннелей была также проложена рельсовая дорога. Кроме того, наемник видел круглую платформу, располагавшуюся под рельсами, которая при повороте могла образовать с боковыми путями единое целое.

– Ага. Здесь можно повернуть на восток и без остановок достичь Большого Восточного леса, или на запад, но этот путь давно заброшен. Там не проехать даже при большом желании.

– Почему вагонетка остановилась?

– Сказал же, Филда, – остановка. Я ей, видишь ли, не хозяин. Такой же пассажир, как и вы. Разве что с правом указания маршрута.

– Опять ваша рунная магия? – фыркнула чародейка.

– А ты проницательна, подруга.

В этот момент вагонетка тронулась, и Филда поспешила ухватиться обеими руками за борт. Но, как и обещал гном, транспорт покатился по рельсам немного медленнее, чем прежде, и более плавно. Даже несмотря на это, Теор мог точно сказать, что они перемещались по подземному тоннелю немного быстрее лошадиного галопа. И это впечатляло. Не могло не впечатлять.

– На следующей остановке покажу, как эта малышка работает, – сказал гном, ни к кому конкретно не обращаясь.

– А это еще что такое? – изумилась Филда, наблюдая за тем, как Гард заряжает деревянными болтами причудливое металлическое оружие. – И где, черт возьми, ты его взял?

– Тише, миледи, не ругайтесь, – отозвался гном, помещая очередной дрот в оружие. – Это стреломет. Или ручная баллиста, по-простому. А взял я его на остановке, пока вы по сторонам глазели.

– Там ничего не было… – недоверчиво буркнула чародейка.

– Для вас ничего не было, – улыбнулся Гард. – Он там был. Просто вы его не видели. А увидели в тот момент, когда я начал его заряжать. Вот так-то.

– Я ничего не почувствовала…

– Вряд ли ты способна чувствовать нашу рунную магию… – хмыкнул гном, закончив заряжать стреломет.

– Можно? – спросил Теор, подойдя к Гарду.

– Конечно, – улыбнулся Гард, явно довольный интересом к своему оружию. – Только стрелять ты из него не сможешь.

Теор принял стреломет из рук гнома, взвесил его в руках, внимательно осмотрел со всех сторон. Оружие действительно напоминало баллисту. И еще арбалет. А вообще – нечто совершенно другое. И было оно довольно тяжелым. У стреломета было ложе под дрот, такое же, как у другого метательного оружия: у того же арбалета, например; но только в стреломете их было двенадцать штук вместо одного, и они располагались по кругу, охватывая корпус оружия кольцом. Были у него спусковой крючок и нечто напоминающее плечи баллисты. Большая часть внутреннего устройства оружия была сокрыта металлическими пластинами разных форм и размеров, поэтому понять принцип действия было довольно сложно.

Теор взял его, подобно арбалету, и, никуда конкретно не целясь, нажал на спусковой крючок. Ничего не произошло. Абсолютно. Он нажал на спуск еще раз. Ни одна деталь не отозвалась на эти действия.

Теор вернул оружие гному, и тот, взяв в руки стреломет, прицелился и выстрелил, всадив деревянный дрот в один из освещающих пространство камней. Вагонетке хватило считаных мгновений, чтобы оставить разбитый камень и торчащий из него деревянный снаряд далеко позади.

– Принцип действия в целом мне понятен, – сказал Теор. – в оружии используется натяжение и, насколько я могу судить, не требуется перезарядка. После выстрела опустевшее ложе переместилось вправо, а другое – с дротом – заняло его место. Думаю, что во время вращения этой… штуки в стреломете происходит также и восстановление натяжения.

– А как именно? – спросил Гард.

– Думаю, что, передав импульс натяжения снаряду при выстреле, основной механизм оружия вызывает тем самым вращательный момент, а тот в свою очередь натягивает тетиву, леску или что там у него внутри. Это доказывается хотя бы тем, что его плечи моментально переместились вперед при выстреле и отклонились назад при смене ложа под дрот.

– Знаешь, а из тебя вышел бы неплохой механик, – сказал гном. – Я никогда не заглядывал внутрь стрелометов, но принцип их действия именно таков, как ты описал. Чистая механика и никаких фокусов.

– Тогда почему же я не смог из него выстрелить?

– А вот в этом вопросе без фокусов уже никак. Подожди до остановки и все сам поймешь, – заговорщицки подмигнул гном.

Некоторое время ехали молча. Возможно, каждый из наемников думал о чем-то своем. Гард смотрел вперед, слегка нахмурившись. Одной рукой гном держался за борт вагонетки, другой поглаживал усы – указательным и средним пальцами он проводил по левой половинке усов, затем по правой, после чего вновь возвращался к левой стороне. Рядом с ногами лежал заряженный стреломет, который его хозяин готов был применить в любую минуту. По каменному лицу Филды нельзя было ничего сказать. О чем она думает? Рождаются ли в ее мыслях яркие образы? Неизвестно. Она стояла, прислонившись спиной к стенке вагонетки и скрестив руки перед грудью. Ее слегка развевающиеся волосы напоминали языки обжигающего пламени, неведомо по чьей воле повернувшиеся в горизонтальное положение.

Теор ни о чем не думал. Он просто смотрел вперед. Смотрел на пролетающие мимо светящиеся камни в стенах, которые, если наблюдать за ними боковым зрением, сливались в две единые белые полосы света; смотрел на пространство тоннеля впереди, одинаковое в своей непрерывности, на бесконечные рельсы, соединяющие собой широкие шпалы, стремительно приближающиеся к краю вагонетки, под днищем которой они бесследно исчезали. Заметил он и одинокую летучую мышь. Она висела вниз головой, зацепившись цепкими лапками за, казалось бы, гладкий камень потолка. Ее тело было плотно завернуто в собственные крылья так, что не видно было даже головы. Мышь была большая. Втрое больше, чем самая большая летучая мышь, какую доводилось видеть Теору.

Он не знал, заметили ли ночного хищника его товарищи, но решил, что, скорее всего, нет. Филда все так же стояла неподвижно, скрестив руки на груди, а Гард так и не взял в руки свой стреломет. Вагонетка проехала мимо спящей мыши, а издаваемый транспортом шум ее не потревожил. Ни малейшего движения. Теор расслабил правую руку, готовую выхватить стрелу из колчана при первом же признаке опасности.

Вскоре вагонетка остановилась на обещанной Гардом остановке.

– Где мы сейчас? – спросила Филда.

– Где-то в десяти лигах от Канорина. Если измерять расстояние на поверхности.

– Всего за несколько часов мы преодолели едва ли не половину пути? – изумилась чародейка.

– Да, – важно ответил Гард. – в этом же и вся соль. Вагонетка едет быстро, быстрее любого четвероногого животного, и делает она это, никуда не сворачивая. Никаких тебе объездов, холмов, гор, лесов или рек. И самое главное – никаких привалов; ну, не считая пятиминутных остановок; и никакой усталости.

– Ты обещал нам открыть свой страшный секрет, – напомнил Теор.

– Ах да, – Гард хватил себя по лбу. – Чуть не забыл. Теор, дай-ка мне свою стрелу.

Наемник протянул гному стрелу, и тот, взяв ее в руки, уколол острием наконечника себя в палец. Выступившую каплю крови он, нагнувшись, размазал по полу вагонетки.

– Смотрите, – сказал Гард, возвращая Теору стрелу.

Стоило крови коснуться поверхности вагонетки, как на ней стали вспыхивать многочисленные руны. Широкие, громоздкие, с обилием отрывистых линий и прямых углов. Руны располагались как на внутренней, так и на внешней стороне вагонетки, несколько из них были нанесены даже на колеса. Единым было одно – их цвет. Цвет крови.

– Гномьи руны. – Филда с интересом и явным удивлением рассматривала поверхностную роспись вагонетки. – Написанные кровью…

– Узнаешь вот эти вот руны, а еще вот эту и эту? – Гард указал пальцем на них.

– Руна привязки… руна защиты… руна активации… руна соответствия… руна движения…

– Понимаешь, что это значит?

– Вы накладываете на свои устройства рунную магию крови, – медленно произнесла Филда. – Вот почему вашими изобретениями могут пользоваться только ваши же сородичи!

– Да, все именно так. Наши изделия функционируют только в руках чистокровных гномов. Даже полукровка, у кого один из родителей был самым разбородатым гномом на свете, не сможет воспользоваться ими. Лишь гномы. В руках других рас все наши устройства, оружие и транспорт становятся лишь бесполезной грудой металла и камня. Именно поэтому, Теор, ты не смог выстрелить из стреломета. Потому что ты не гном.

– Это же просто… – Филда пыталась подобрать подходящее слово.

– Неправильно? Нечестно? – сощурился гном.

– Я совсем не то имела… это просто гениально, – ответила девушка.

– Гениально? Сплю ли я, подруга, или ты только что впервые похвалила нашу расу?

– Это не похвала. Это констатация фактов.

– Спасибо и на этом, – расплылся в широкой улыбке Гард.

Руны пропали, словно их никогда и не было, а вагонетка вновь покатилась по рельсам.

Через пару часов, когда, по подсчетам Теора, они должны были миновать город Верн, наемники устроили привал. Разложили на полу часть припасов, организовав импровизированный стол. Гард выудил из своего мешка три маленькие чарки и наполнил их вином из кожаного бурдюка, который он предусмотрительно захватил с собой. Одну чарку оставил себе, две другие протянул Филде и Теору. Не проронив ни слова, трое наемников стукнулись ими, и те разлетелись, каждая к губам своего хозяина.

Когда позади Филды на борту вагонетки появилось грязно-серое мохнатое тело с перепончатыми крыльями, Теор уже был на ногах, отбросив в сторону чарку с еще недопитым вином. Струйка красного напитка зависла на мгновение в воздухе, выплеснувшись из посуды, а затем рухнула вниз далеко позади движущейся вагонетки. Все, что успела сделать огромная летучая мышь ростом не меньше охотничьей собаки, так это раскрыть широкую пасть, обнажив острые как иглы длинные клыки, глядя при этом прямо в затылок Филде. Стрела пробила кровососу голову, и тот беззвучно исчез из виду, свалившись на рельсы.

Теперь на ногах уже были все трое наемников. Гард взял в руки свой стреломет и направил его в потолок, готовый поразить ближайшую цель.

Целей оказалось очень много. Они были повсюду. Десятками свешивались с потолка вниз головой, образуя нестройные ряды. Некоторые продолжали пребывать в небытии, спрятавшись от окружающего мира за перепончатой пеленой своих широких рук-крыльев. Другие уже расправляли эти крылья, заинтересованно пялясь на потенциальную жертву своими кроваво-красными глазищами. И некоторые из них уже активно работали крыльями, устремляясь к вагонетке.

– «Встретим с десяток летучих мышей», – да, Гард?.. – зло прошипела Филда.

– Их никогда не было так много… – Гном ошарашенно взирал на воинство кровопивцев. – Да чем они вообще здесь питаются?!

Гард выстрелил в летучую мышь, которая на удивление резво летела позади наемников, столь же поразительно быстро сокращая разрыв с вагонеткой. Деревянный дрот пробил мохнатое тело и отшвырнул его назад. Гард развернулся и выстрелил в другую мышь, намеревающуюся спикировать наемникам на голову. Дрот пригвоздил кровососа обратно к потолку. Теор тоже не стоял без дела, отстреливая приближающихся зверьков с кровавыми глазами.

Одна из мышей зависла в паре дюймов от вагонетки. Кровосос махал крыльями в бешеном ритме и умудрялся двигаться на одной скорости с транспортом. Создавалось впечатление, что мышь просто висит на одном месте. Теор уже накладывал стрелу на тетиву, повернувшись к застывшей перед вагонеткой мыши, поворачивался в ту же сторону и гном, секундой ранее попав в очередную цель. Их опередила Филда, выбросив вперед руку с раскрытой ладонью. С пальцев сорвался огненный шар, который должен был поразить противника.

Этого не случилось.

Летучая мышь неестественно широко раскрыла пасть и ловко проглотила посланный в нее огнешар. Затем вновь раскрыла пасть, облизав длинным тонким языком клыки. Филда соединила ладони над головой, и сорвавшаяся с них ветвистая молния ударила летучую мышь между глаз. По мохнатому телу прошла дрожь, молния же рассыпалась многочисленными искрами, которые тут же втянула в себя раскрытая пасть. Мышь даже пискнула от удовольствия, искривив морду, что вполне могло быть извращенным подобием улыбки гуманоида.

Деревянный дрот вонзился летучему хищнику в живот, в раскрытую пасть залетела стрела, пробив голову зверя навылет. Поверженное тело рухнуло внутрь вагонетки.

– Ох… какая гадость. – Гард едва успел увернуться от мохнатого тела. Недолго думая он поднял убитую мышь за торчащее из нее древко дрота и швырнул на рельсы.

– Вот и ответ на твой вопрос, Гард, – проворчала Филда. – Они питаются магией. А магия есть везде.

Вагонетку уже окружали.

Встретив яростное сопротивление, охотники решили взять жертв в кольцо. Теор наложил на тетиву сразу две стрелы и выпустил обе, поразив двух кровопивцев, которые в свою очередь врезались еще в нескольких своих сородичей, и все они вместе упали вниз. Теор едва успел выхватить из колчана стрелу, как одна из летучих мышей спикировала на него сверху, намереваясь вцепиться в лицо наемника клыками. Выстрелить Теор уже не успевал, поэтому он отклонился влево, разворачивая торс. Когда летучая мышь оказалась на уровне его головы, Теор проткнул тело атакующего зверя стрелой и, тут же выдернув ее, наложил на тетиву и выстрелил в другую мышь, пытавшуюся напасть на Гарда со спины.

Филда разила летающих кровопивцев магией. Никакого урона нападавшие от этого не получали, как раз наоборот, но пока они поглощали направленные в них заклинания, то, по крайней мере, не нападали.

Одна из летучих мышей кинулась на Гарда в тот самый момент, когда в его стреломете закончились дроты. Гном не успел ничего предпринять, поэтому он попросту закрылся своим оружием от острых клыков. Однако мышь не стала нападать на него. Вместо этого она ухватилась обеими лапами за стреломет и резким рывком вырвала оружие из рук гнома. Не удержавшись, он рухнул на пол вагонетки.

– Ах ты, паршивая тварь! – закричал в сердцах Гард, поднимаясь на ноги.

Летучая мышь удалилась на некоторое расстояние от вагонетки и разжала лапки, выпустив добычу. Стреломет бухнулся на рельсы, возмущенно звякнув. Сама мышь рухнула следом, проткнутая стрелой. Недолго думая Гард обнажил свою двуручную секиру. Широко размахнувшись, он перерубил одну из мышей надвое. Развернувшись, достал вторую мышь боковым ударом и походя чуть не задел Теора. Молодой наемник едва успел пригнуться, иначе вместе с мышью на рельсы упала бы и его голова.

– Осторожней, Гард! Ты так всех нас поубиваешь! – крикнул молодой наемник, всаживая стрелу в глаз одному из кровососов.

– Мои извинения!

Еще одна стрела нашла цель, пригвоздив мышь к стене тоннеля. Теор потянулся за следующей стрелой и… ничего не обнаружил. Колчан был пуст.

Наемник снял пустой колчан и швырнул его на сложенные в углу вагонетки походные мешки, а второй быстро перевесил на другое плечо. Стоило Теору потянуться за стрелой, как кто-то схватил его за руку. Он обернулся.

– Стой, – сказал Гард. – Мы не знаем, что нас ждет в Храме желаний. Тебе могут понадобиться стрелы.

– Нам надо отбиваться здесь и сейчас, – возразил Теор.

Гард убрал руку, и Теор послал стрелу в очередную летучую мышь.

– А что насчет моих дротов? – неожиданно сказал Гард. – Они, конечно, длиннее и толще стандартных стрел, но, может, ты сумешь их использовать?

Теор колебался недолго. Опустился на колени, вытащил из ножен флиссу и склонился над дротами. Одна из летучих мышей, приметив человека, вышедшего из боя, решила попытать счастья и ринулась на него с разинутой пастью. Гард успел первым, ударив ее в мохнатую грудь рукоятью секиры.

Теор выпрямился, убрал флиссу в ножны, затем наложил дрот от гномьего стреломета на тетиву, натянул ее. И выстрелил. Дрот пронзил крыло одному из осаждающих вагонетку кровопивцев и, продолжая движение, поразил еще одну мышь.

– Сойдет, – кивнул Теор. – Убирай свою секиру, будешь помогать.

Наемник протянул гному флиссу.

– Что нужно делать? – спросил Гард, принимая меч.

– Сейчас покажу. Филда, сможешь их отвлечь на некоторое время? Всех их.

– Да. Но поспешите, – коротко ответила чародейка.

Двое наемников склонились над связкой дротов.

– Смотри, на пятке любой стрелы имеется выемка под тетиву, так называемый хвостик. В него помещается тетива. На твоих дротах ничего такого нет. Им они ни к чему. Твоя задача – их изготовление. Хвостик делаешь вот здесь, видишь? Это очень важно, так как хвостик и лезвия наконечника должны лежать в одной оси. Это необходимо, чтобы и начало и конец стрелы одновременно начинали вращательные движения вокруг оси. У твоих дротов нет наконечников, но есть их имитация с двумя плоскими сторонами. Видишь? Поэтому делаешь хвостик вот так. Глубина примерно полдюйма. Ширина должна соответствовать толщине тетивы на моем луке. Вот так – достаточно. Сначала делаешь грубый срез, затем вот так закругляешь, придаешь правильную форму. Иначе тетива будет неплотно прилегать к дроту во время максимального натяжения. Все запомнил? Моя флисса подойдет в качестве инструмента, она легкая и достаточно острая. Теперь колчан. Снимай свой ремень. Будешь наполнять колчан дротами с готовыми хвостиками и закреплять его у меня за спиной с помощью ремня примерно на таком уровне, чтобы концы дротов не торчали слишком сильно из-за спины. Все, работаем!

Филда тем временем посылала во все стороны снопы желтых искр, которые жадно глотали летучие мыши с глазами цвета крови, буквально облепившие вагонетку.

Теор освободил колчан от стрел и протянул его Гарду вместе с первым, уже опустевшим ранее. Когда совместными усилиями один колчан был наполнен готовыми дротами, Теор встал, держа лук наготове. Гард уже готовил следующую партию снарядов.

– Филда, нужна и твоя помощь тоже.

– Я слушаю.

– Ты сможешь накладывать на летящие дроты какие-нибудь заклинания, чтобы эти уродцы сами подставлялись под них?

– На летящие… это сложно. А вот перед выстрелом… возможно, если… Да! Обволакивать стрелы элементарными иллюзиями. Давай попробуем.

– Скажешь, когда будешь готова!

– Давай!

Теор прицелился, и после того как заметил, что дрот окружило нечто вроде прозрачного тумана, отпустил тетиву. Сразу три мыши бросились на дрот, едва не опережая его по скорости полета. Дрот пронзил две цели, застряв в третьей.

– Получается! – крикнула Филда, разбрасывая в стороны снопы искр, чтобы оставшиеся без дела мыши не напали на наемников всем скопом.

Теор наложил дрот на тетиву, натянул ее и, дождавшись, когда Филда наложит на нее иллюзию, выстрелил, поразив еще двух кровососов.

Впервые за все время выполнения контракта наемники работали все вместе, слаженно, словно занимались этим всегда. Теор поражал летучих мышей из лука, Филда прикрывала его заклинаниями, Гард готовил дроты и менял опустевший колчан на спине Теора уже наполненным.

Теор сбился со счета поверженным летучим мышам, когда заметил позади вагонетки приближающуюся черную тучу из машущих крыльев и раскрытых клыкастых пастей.

– Нам стольких не перебить… – выдохнула чародейка.

– И дроты закончились. Это последние, – сказал Гард, закрепляя наполненный колчан на спине Теора.

– И не нужно. Смотрите: впереди потолок чист, красноглазых дальше нет. Нужно остановить лишь тех, что гонятся за нами.

– Есть предложения?

– Ты можешь обвалить тоннель позади нас, Филда?

– Обвалить?

– Да.

– Могу. Но…

– Никаких «но». Это наш единственный выход. Назад можно вернуться и по поверхности.

– Хорошо, – согласилась чародейка.

– Ты же не против, Гард? – Теор всадил дрот в последнюю из мышей, находившихся в непосредственной близости от вагонетки.

– Шутишь, что ли? Собственная шкура мне всяко дороже, чем этот тоннель. Тем более с таким количеством жутких тварей.

Филда ударила заклинанием в потолок тоннеля в тот момент, когда вагонетку с наемниками и преследующую их армаду летучих мышей разделяло не больше пары десятков ярдов. Незримый таран ударил в каменный свод потолка с такой силой, что вздрогнул, казалось, весь тоннель, и на устремившихся к месту удара многочисленных мышей посыпались камни, полностью завалив тоннель и похоронив под собой всех до единого преследователей. На этом разрушения не закончились, и от обвала по потолку зазмеились многочисленные трещины, будто решившие продолжить преследование вагонетки и ее пассажиров вместо летучих мышей.

– Эм… Филда?

Но чародейка не слышала гнома, она уже выкрикивала заклинание, а с ее воздетых к потолку рук текла жидкая субстанция, которая, соприкоснувшись с каменной поверхностью, оборачивалась искрящимся льдом. Филда уронила руки, когда лед заморозил кусок потолка площадью достаточной, чтобы трещина не продолжала разрастаться.

– Получилось! – воскликнул Гард, выражая вслух общую радость.

Наемники вновь ехали в вагонетке без незваных попутчиков.

– В твоем бурдюке осталось еще вино? – спросила Филда, пытаясь выровнять сбившееся дыхание.

– Нет. Все пролилось во время боя.

– Проклятье! – в сердцах сказала чародейка, а затем выругалась так витиевато, что даже Гард, считавший до этого момента, что знает едва ли не все известные ругательства, раскрыл рот от удивления.

Глава 14

Дядя Руфа

Ровная торная тропинка была зажата между двумя большими холмами, заросшими зеленым ковром буйной растительности. На одной из этих возвышенностей уютно расположилась высокая яблоня со стволом в обхват рук взрослого мужчины.

Здесь, на Драконьем полуострове, фруктовые деревья были редкостью. В самом центре угнездился город Квилар, главный в империи Гелинор пункт по добыче и переработке камня, железа, различных минералов и даже золота, хоть и в небольших объемах. А это означало полное отсутствие благостей, которыми могла бы порадовать человека природа, не вздумай он уничтожать ее. В городе дымили печи многочисленных плавилен и кузниц, а по всему полуострову, словно нити паучьей сети, раскинулись замощенные камнем тракты, дороги и даже тропки, проложенные к различным шахтам, штольням и карьерам. Деревья давно вырубили и пустили на древесину, кустарники выкорчевали за ненадобностью. А ведь когда-то полуостров был одним большим лесным массивом с полянами и лугами, где можно было увидеть самые разные и порой даже удивительные цветущие растения.

Но все это в прошлом.

Хотя даже сейчас, когда полуостров превратился в средоточие технического производства, существующего для удовлетворения нужд империи, здесь все еще можно было отыскать уголки живой природы, до которых не добралась рука человека. Завораживали красотой горы Преддверие Дракона, как и сама Драконья гора, в окрестностях которых все еще росла зеленая трава и распускались дивными цветами бутоны редких растений. И была еще та самая пара холмов вдоль узкой тропинки, единственного торного пути на полуострове не замощенного безжизненным камнем.

И на одном из холмов росла яблоня. Старое дерево все еще плодоносило. На ветках висели небольшие, но аппетитные красные плоды. Дерево казалось пришельцем из другого измерения, настолько дико оно смотрелось в этих местах.

И все же оно росло. Одинокое. Не замеченное человеком. Или, быть может, просто проигнорированное. Но именно благодаря этому оно было в безопасности.

Под кроной дерева стоял высокий мужчина, одетый в солдатские латы. Не те тяжелые неподъемные доспехи, что носят рыцари, а более облегченный их вариант. Тонкие металлические пластины крепились друг к другу с помощью тонких ремешков, а не массивных широких ремней или заклепок; вместо металлических перчаток и таких же сапог руки и ноги были защищены обмундированием из плотной кожи; из-под доспеха виднелся воротник шерстяного поддоспешника, заменявшего стандартную кольчугу. Шлем на голове человека отсутствовал вовсе. Синий плащ за спиной с красным драконом в центре указывал на высокий чин в империи Гелинор.

Несмотря на явно военную экипировку, у человека не было оружия. Даже ножен, и тех не было.

Его голову обрамляла настоящая грива черных волос. Вьющиеся локоны ниспадали на плечи и, несмотря на то, что такие прически считались в империи исключительно женскими, придавали человеку мужественный вид. Высокие скулы, проницательный взгляд голубых глаз, черные усы, остриженные в виде тонкой дуги, плавно переходящей возле рта в такую же бороду, тонкие ровные губы, которые, казалось, даже во время огорчения их хозяина не переставали слегка улыбаться. Лицо его можно было смело назвать красивым, если бы не одна деталь – длинный нос с загнутым вниз кончиком. Именно из-за него у мужчины было далеко не самое радужное детство. Подобный изъян обеспечил ему среди сверстников такие прозвища, как Носатый и Ведьма.

Его звали Руфус. Генерал Руфус. Или, если быть более точным, первый генерал императорской армии Руфус Сторм.

Он был в своем роде уникальной личностью. По крайней мере, в пределах империи второго такого человека не сыскать. Если таковые и были, то Руфус их не знал и ничего о них не слышал.

Это был тактик и стратег. Единственный человек, окончивший военную академию и не сдавший экзамена по владению хотя бы одним из видов оружия, что преподавали в ней. Дело было в том, что Руфус ненавидел оружие. Не само существование или назначение последнего. Ему претила мысль о том, что именно в его руках оно окажется. Руфус не брал в руки оружие. Не мог взять его в руки. Не хотел брать его в руки. В связи с такой странной особенностью, которую в академии попросту считали слишком уж нелепой причудой, юношу хотели исключить из академии. Но однажды, едва ли не за сутки до отчисления незадачливого ученика, случилось то, что навсегда изменило жизнь парня.

В тот день один из учителей академии обедал в общей столовой и случайно услышал довольно любопытный разговор учеников. Руфус рассказывал группе ребят помладше, как, по его мнению, можно было решить проблему с пиратами, совершавшими регулярные набеги на северные портовые города империи и торговые имперские суда. Парнишка предлагал загрузить на нескольких небольших кораблях некоторое количество товаров, среди которых спрятать какой-нибудь артефакт, который чародеи могли бы взорвать удаленно. После этого пустить слух об отправке на Северный континент самой большой партии драгоценностей за год. Затем поставить корабли во всех трех портах, приставив к ним минимум охраны, и в случае нападения пиратов разыграть видимость обороны. Стоит пиратам заглотить наживку – останется лишь дождаться момента, когда они отплывут от города на безопасное расстояние, и взорвать артефакт. А чтобы не случилось накладки с взрывами кораблей, мальчишка предлагал пустить слух, что корабли со всех портов отплывают в один и тот же день и в одно и то же время.

Учитель посчитал идею довольно странной и вместе с тем слишком заманчивой, чтобы не попробовать претворить ее в жизнь. Он вытащил мальчишку из-за стола, не дожидаясь окончания обеда, и отвел к главе академии и его советникам, среди которых были люди, занимавшие по совместительству воинские чины в армии императора. Был среди них также и один чародей, выпускник магической академии и искусный лекарь.

Учитель заставил мальчишку повторить руководству академии все то, что он говорил в столовой. Парнишка, стоило отдать ему должное, не растерялся и рассказал присутствующим о своем плане, расписав в красках мельчайшие подробности. Чародей заявил, что организовать нечто подобное имперским чародеям вполне по силам, и настоятельно советовал главе академии известить кого нужно, дабы попробовать осуществить предложенный учеником маневр.

Затею Руфуса не только претворили в жизнь, но и доверили ему самому руководить ее организацией. Под строгим надзором, конечно, учитывая возраст и положение, но это не изменило того факта, что в свои пятнадцать лет Руфус стал самым молодым руководителем успешной военной операции в истории империи.

А успех затеи в конечном счете превзошел все ожидания. На целые ящики бриллиантов и сапфиров, которые, по слухам, должны были «тайно» переправлять суда, позарилось более полусотни пиратов. В итоге были успешно уничтожены четыре пиратских корабля, на одном из которых, как выяснилось позже, был самопровозглашенный пиратский король северных морей по прозвищу Стальной Зуб.

С этого момента Руфус стал единственным учеником военной академии, который обучался по индивидуальной программе. Он более углубленно, нежели другие, изучал тактику и стратегию, географию и военное дело, в то время как от занятий по владению оружием и рукопашному бою был полностью освобожден. Так и родился первый в истории военачальник, любящий войну и живущий ею, но не желающий брать в свои руки оружие. Даже на поле боя. А на таковых он за свою карьеру побывал немало.

Генерал Руфус руководил обороной Квилара, когда на тот напали большие отряды гномов-ренегатов, был во главе морского сражения за Северные острова, отбитые в итоге у контрабандистов, вел войска в Эрри, чтобы помочь местным жителям справиться с нападениями речных плавунцов. Но самым примечательным его достижением являлась победа, одержанная в последней войне империи против орков, в которой он вывел на финальную битву против зеленокожих варваров тридцатитысячную армию.

– Дядя Руфа, зачем мы здесь в такую рань? – спросил генерала ломающимся подростковым голосом юноша, стоявший рядом с ним под яблоней и державший под уздцы коня.

Это был единственный человек на этом свете, который звал первого генерала не иначе как «дядя Руфа».

– Это идеальное место для засады.

– На отряд гномов? – спросил парнишка, откусывая от поднятого им с травы яблока.

– Да, – ответил генерал, не поворачиваясь.

– А зачем меня-то было брать с собой? Я же знаменосец ваш. А стяг имперский вы сюда не взяли.

– Ты здесь в качестве информатора, Саймус. О гномах ты знаешь поболее моего. Поэтому смотри, подмечай, комментируй и отвечай на мои вопросы.

– Хорошо, дядя Руфус! – Подросток явно повеселел. Он отдал остатки яблока коню, а сам стал всматриваться в тропинку, в ожидании появления гномов. Животное от предложенного угощения не отказалось.

Руфус невольно улыбнулся. Парнишка любил быть полезным. Даже в тех ситуациях, когда для этого приходилось делать то, что ему было не по нраву. Руфус плохо разбирался в линиях родства и не смог бы однозначно сказать, кем именно приходится ему этот юноша. Он знал лишь, что его покойная мать имела при жизни троюродную сестру по линии матери, сыном которой и приходился Саймус. Когда матушка мальчишки скоропостижно скончалась в молодом возрасте (отравилась ядовитыми грибочками, добавленными ее поваром в ужин по незнанию), парень остался без родных, так как рос без отца, дедушек и бабушек, братьев и сестер также не имел. Руфус решил взять парня под свою опеку. И не пожалел, обретя в его лице верного и преданного помощника, без претензий на большее.

Руфусу нравился Саймус. Он обращался с ним как подобает, обеспечивал его кровом и пропитанием. Было время, когда генерал даже подумывал о том, чтобы начать обучать парня основам своей профессии. Но от этой затеи Руфус быстро отказался. Не потому что считал Саймуса неспособным обучаться, а потому что сам не знал, как обучать. Как можно научить тому, что сам делаешь, основываясь не на знаниях или опыте, а на собственном чутье и интуиции? Руфус не знал ответа. Зато он четко знал, что не желает растить себе замену или соперника. А вот старательный помощник ему пришелся как нельзя кстати.

Глубоко в душе Руфус осознавал, что, несмотря на подобные рассуждения, он все-таки любит этого мальчишку и относится к нему как к собственному сыну, которого у него, скорее всего, никогда не будет. Но признавать сей факт генерал не собирался. Он просто игнорировал его.

Наконец они появились. Группа гномов шла по тропинке, которая появлялась из-за первых гористых возвышенностей, на юге переходящих в Преддверие Дракона. Все как один шли, чеканя шаг в едином ритме, образуя идеальный квадрат. «Видимо, догадывались о возможной засаде», – подумал Руфус. Каждый из гномов был закован в черно-серые стальные латы, большинство из них держали наготове высокие башенные щиты. Всего Руфус насчитал полтора десятка бородатых воителей.

– Доспехи королевские, но без клановых гербов, – пискнул высоким голосом Саймус, рассматривая двигавшийся в их сторону отряд. – Наверняка ренегаты или дезертиры.

– Тем проще наша задача, – ответил Руфус, не сводя взгляда с шагающих гномов.

– Вы хотите их всех перестрелять? – спросил Саймус.

– Зачем же сразу всех? Сначала предупредим их. А ежели не захотят повернуть назад…

– Всех перестреляем?

– Всех перестреляем, – подтвердил Руфус. – Ни к чему нам группа карликов-преступников, рыскающих по землям империи.

Руфус поднял руку, давая знак арбалетчикам на обоих холмах приготовиться. Он расставил двадцать арбалетчиков по обе стороны от тропинки, чтобы не оставить отряду незваных гостей не единого шанса. Когда гномы приблизились к позиции арбалетчиков на нужное расстояние, Руфус опустил руку, и два десятка арбалетных болтов вонзились в землю всего в паре футов от закованных в сталь ног.

– Именем империи, остановитесь и поворачивайте назад! – крикнул Руфус достаточно громко, чтобы его услышал каждый гном в отряде.

Однако группа гномов продолжила движение. Окованные металлом сапоги переломали древки торчащих из земли болтов.

Руфус фыркнул и дал сигнал арбалетчикам, уже перезарядившим оружие, стрелять на поражение.

Арбалетчики спустили тетиву, и две дюжины болтов лишь бесполезно скользнули по прочной стали – в нужный момент гномы плотно сомкнули щиты, закрывая свою группу со всех четырех сторон и даже сверху.

– Это же построение «черепаха», верно? – спросил Руфус своего знаменосца.

– Да, дядя. Наша империя тоже когда-то…

Саймус недоговорил. Потому что в этот самый момент гномы резко расступились, опуская и отводя в стороны щиты, тем самым открывая путь своим стрелкам. Четверо гномов держали каждый нечто диковинного вида: массивное, отдаленно напоминающее металлический посох. Оружие было длиной не меньше полутора десятков локтей, имело продолговатую основу из странного ярко-красного металла, перевитую жгутом металлического орнамента в виде языков пламени. Навершие его было выполнено в виде головы дракона с разинутой пастью, из которой свешивался длинный раздвоенный, как у змеи, язык.

Гномы направили свои посохи в сторону арбалетчиков, и раньше чем те успели перезарядить свои самострелы, из жерла гномьего оружия низверглись четыре струи жидкого пламени. Струя огня ударила в ближайшего арбалетчика и превратила его в жалкую кучу обугленных останков раньше, чем тот успел осознать, что сейчас умрет. Гном качнулся, и поток огня, подчиняясь движению извергающего его оружия, изогнулся дугой, доставая ближайших к первой жертве арбалетчиков.

Странное черно-красное, цвета крови, пламя прожигало человеческую плоть и металл доспехов, не встречая препятствий.

Все было кончено за один вздох, который Руфус успел сделать. Мысленно он уже приготовился к смерти и готов был встретить ее достойно.

Но его оставили в живых.

Гномы опустили свое смертоносное оружие и продолжили путь, вновь сбившись плотным квадратом. Когда они поравнялись с позицией Руфуса, один из гномов посмотрел ему прямо в глаза и осклабился, кривя рот в нахальной ухмылке.

– Почему они… нас… нас не…

– Не знаю, Саймус, – пожал плечами Руфус. – Что это за оружие такое, ты знаешь?

– Говорят… то есть я кое-что слышал. Их называют драконьими посохами. Принцип действия никому не известен.

– Почему же, – усмехнулся Руфус. – Бородачи вон явно умеют им пользоваться. А мой конь где?

– Прости, дядя Руфа. Он… он сбежал. Я не смог его удержать.

– Ничего, дойдем до Квилара пешком, а там возьмем лошадей.

– Что будем делать?

– Поедем в Канорин. Представим отчет императору.

– Он этому не обрадуется, – уверенно заявил парнишка.

– С чего ты взял? – невольно засмеялся Руфус.

– Просто он ведь…

– Напыщенный идиот с чрезмерно раздутыми самомнением и чувством собственного величия? – предположил генерал.

– Разве можно говорить такое вслух о нашем правителе? – ужаснулся парень.

– Можно, – усмехнулся Руфус, – если рядом нет его самого или его советников.

Генерал развернулся, намереваясь покинуть место неудавшейся засады, но знаменосец тронул его за плечо:

– А наши… наши солдаты? Мы не предадим их земле, как положено?

– Посмотри на холмы, Саймус. Там не осталось ничего, что можно было бы похоронить.

Саймус невольно поежился.

– Идем, – сказал Руфус.

Парень явно был все еще в шоке, хотя и пытался это не показывать. Как-никак на его глазах умерли без малого двадцать человек.

Руфуса смерти арбалетчиков интересовали мало. Нет, он вовсе не был бесчувственным монстром. Но он был генералом и давно научился относиться к солдатам, которыми командовал, исключительно как к боевым единицам. Нужно ли было ему знать, что погибший солдат был человеком, личностью, что-то любил, а что-то ненавидел, имел семью, кому-то был дорог? Ничего из перечисленного не могло изменить факт его смерти и ту стратегическую выгоду, которую принесла его смерть или, напротив, не принесла.

Только это было важно. К тому же незаменимых боевых единиц не бывает. В отличие от личностей, среди которых каждая по сути уникальна и аналогов не имеет. А незаменимых солдат на поле боя быть не должно.

Может быть, такая позиция была и неправильна по этическим соображениям, но зато Руфус не ложился спать с угрызениями совести в душе и не просыпался среди ночи с именами солдат, погибших по его вине, на устах.

Первый генерал императорской армии Руфус Сторм всегда спал спокойно.

Глава 15

Храм желаний

Среди нагромождения ничем не примечательных скал была одна, не заметить которую просто невозможно. Она возносилась вверх почти вертикально и уже там, в вышине, резко изгибалась практически под прямым углом. Массивная каменная плита нависала над пропастью параллельно голубой глади моря, которое простиралось далеко внизу; у основания широкая, она сужалась к концу, и на самом ее кончике камень вновь изгибался, но на этот раз он был обращен вниз, к морю. В профиль скала походила на палец неведомого зверя с острым когтем на конце.

Южный Коготь.

Вторая по высоте точка материка, и, по мнению некоторых знатоков, прекрасного, это просто удивительное место. При облачной погоде белые тела облаков зачастую теснятся к самым краям каменной плиты Южного Когтя, и приди кому в голову забраться на скалу, он мог бы коснуться их, просто протянув руку.

И таких желающих находилось немало.

Тем более что взобраться на скалу было не так уж сложно. В прошлом некто неизвестный выбил в ее теле ступени, которые выходили на самый верх, к плоской каменной плите, и брали начало у самого подножия скалы, где удобно пристроился крошечный песчаный пляжик.

Сейчас уже никто и не помнил, кто и когда сделал эту каменную лестницу. Тот неизвестный давно умер, минуло его время. А ступени остались.

Одни из них осыпались, другие поросли мхом, но по-прежнему позволяли безопасно подняться на вершину Южного Когтя. И люди пользовались ими до сих пор. Сюда наведывались паломники из числа тех, кто рьяно поклонялся Великому Дракону Гелинору. Для них скала была Пиком Дракона и одним из мест ежегодного паломничества по святым местам континента. Иногда на скалу по ступеням взбирались и просто любопытные, среди которых находилось немало творческих натур. Эти взбирались на вершину в поисках вдохновения.

Однажды известный художник Эндивальд Кройфордский, работавший при дворе самого императора, взобрался на скалу, чтобы запечатлеть «виды, дух захватывающие». Не смущала художника ни дождливая погода, ни собственная неуклюжесть. В конечном счете спустя два дня тело художника обнаружили собиратели моллюсков возле того самого песчаного пляжа у подножия скалы. Этот случай только прибавил популярности Южному Когтю, а один из коллег Эндивальда заявил, что «красота – смертельно опасная стерва». Позже эта фраза стала крылатой, ее и поныне можно услышать от художников и скульпторов империи, при этом непременно вспоминающих и памятный случай с падением Эндивальда, и конечно же сам Южный Коготь.

Сейчас на небольшой и относительно ровной площадке, расположенной гораздо ниже вершины скалы, стояли трое. И взгляды их были устремлены не вверх, на изогнутую каменную глыбу, а вперед, на юг. Туда, где в небе парило каменное сооружение.

Храм желаний.

Он висел в воздухе абсолютно неподвижно, не имея никакой видимой опоры под собой. Большое четырехугольное строение имело практически плоскую крышу, поддерживаемую рядом круглых колонн. На ровных стенах можно было увидеть несколько квадратных окон с цветными витражами. Невысокие и довольно хрупкие на вид ворота обозначали центральный и, возможно, единственный вход в святилище.

От храма вниз сбегали многочисленные ступеньки, которые чередовались с широкими ровными площадками без оных. Всего ступенек было не меньше сотни, а возможно и больше. И вместе с четырьмя площадками они образовывали весьма внушительный по виду и размеру фундамент.

Не было видно никаких украшений, барельефов, росписей или любой другой атрибутики, которая обычно украшает храмы. Лишь серый камень, послуживший материалом для постройки, да такого же цвета металл, из которого были сделаны ворота. На этом фоне разноцветные стекла окон приобретали просто-таки революционный контраст.

– Все должно быть довольно просто, – сказал Теор, глядя на Храм желаний.

– Ты это о чем? – спросил Гард.

– Сами подумайте. Нам известно, что бывший император передал зеркало Алиши слепым старцам, верно? Однако я сомневаюсь, что он встречался с ними на нейтральной территории. Нет, он наверняка был в Храме желаний.

– Все равно не пойму, как нам это поможет.

– Император не был чародеем. И вряд ли он взял с собой на встречу со старцами целую армию магов. Значит, попасть в храм может любой. Нужно лишь найти способ.

– Ну не знаю… Уже десятый участок в теле скалы осматриваем и по-прежнему ничего не нашли, – вздохнул Гард.

– А я тебе сразу сказала, что не будет здесь никакой «кнопки активации».

– Ага. А еще ты сказала, что не чувствуешь никакой магии, которая могла бы удерживать храм в воздухе. Ты и нашу рунную магию, кстати, засечь не смогла. Так, может, здесь нечто подобное?

– Храм слишком далеко. И потом, если старцы действительно черпают силу не из астрала, то нет ничего удивительного в том, что я не чувствую следов их заклинаний.

– Не кнопка, так выемка. Или сдвигающийся камень, или…

– Смотрите, – перебил спорщиков Теор.

На самом краю уступа виднелась надпись. Линии букв уходили глубоко в камень.

«Всяк желающий получить желаемое пусть для начала расстанется с самым дорогим, что у него есть», – прочитал гном надпись.

– Вот и твоя кнопка активации, Гард. – Теор склонился над строками, провел над ними рукой, ощупал края букв.

– А вам не кажется странным…

– Что надпись сделана обычными буквами общепринятого языка? – закончила за гнома его мысль чародейка. – Более чем. Всяческие храмы и их служители обычно используют классические или древние руны, на крайний случай руны эльфийские или гномьи.

– Может, они хотят быть ближе к современному народу, – хохотнул Гард.

Теор выпрямился и, не произнеся ни слова, неожиданно шагнул с края пропасти.

– Теор!!! – заорал Гард, бросаясь к краю площадки, но его товарищ уже появился из пропасти.

И парил в воздухе.

Он уверенно стоял в пустоте, словно под его ногами была не тысячефутовая пропасть, а твердая опора.

– Проклятье!.. Парень, ты что вытворяешь? – закричал в сердцах гном.

– Расстался с самым дорогим, что у меня есть, – сказал Теор, зависнув на уровне уступа. – Речь идет о жизни.

– А если бы ты ошибся? – не унимался Гард.

– Я привык доверять своей интуиции, – пожал плечами Теор.

Гард отошел на шаг назад и локтем ткнул чародейку в спину.

– Дамы – вперед. – Филда обернулась, смерив гнома нехорошим взглядом. – А он хорош, твой брат. Подмечает то, что мы с тобой сроду бы не заметили.

Девушка ничего не ответила. Подошла к уступу и шагнула вперед. Неведомая сила подхватила ее и позволила парить в воздухе.

Помедлив, Гард тоже шагнул в пропасть.

Наемники летели. Плавно. Медленно, но уверенно. Магия, или нечто иное, что удерживало людей в воздухе, само тянуло их в сторону храма, им не было нужды прикладывать какие-либо усилия для передвижения.

Храм желаний приближался.

Гному в воздухе приходилось труднее остальных. Его мутило. Он то и дело смотрел вниз, на простирающуюся далеко внизу морскую гладь, не раз прикрывая рукой рот, пытаясь совладать с недомоганием и не стошнить прямо в воздухе.

– У меня вот тут вопрос назрел, – сказал Гард, подавив очередной приступ дурноты.

– Иначе и быть не могло… – едва слышно буркнула Филда.

– Все же знают историю про падение размалюйкина со скалы. Так почему же его не подхватила эта невидимая… эм, сила?

– Ты имеешь в виду Эндивальда? Он был художником.

– Я так и сказал.

– Скорее всего, заклинание связано именно с той частью скалы, где мы нашли надпись, – ответил гному Теор. – Или же для активации невидимой силы, как ты выразился, необходимо, согласно надписи, желать достигнуть Храма желаний.

– Ага. Значит, желаешь получить желаемое, и – опа, полетел. Так, что ли?

– Возможно.

Невидимая сила опустила наемников на первые ступеньки храма плавно и бережно, словно заботливый родитель – ребенка. Гард сразу же поспешил подняться повыше, чтобы оказаться подальше от края.

Затем наемники медленно поднимались по ступеням храма. Когда они были на середине пути, достигнув центральной широкой площадки без ступенек, ворота храма отворились и из черного прямоугольника внутреннего помещения показался слепой старец.

Он выглядел точно так, как его описывала Филда. Маленький старец был не просто худым: казалось, что из него вынули все внутренности вместе с плотью, оставив лишь скелет с натянутой на кости кожей. Лицо старика избороздили многочисленные глубокие морщины, острый прямой нос выпирал вперед, словно клюв птицы. Череп старца был совершенно лысым, а вот густая седая борода имела просто-таки колоссальные размеры. Она в буквальном смысле заменяла старцу одежду, так как таковая на его теле попросту отсутствовала. Борода оборачивала шею, будто шарф, затем спускалась ниже, двумя витками окутывала тонкий, словно хворостина, торс и, наконец, прикрывала бедра и пах. И даже после таких маневров длина бороды позволяла седым волосам спускаться вниз так, что конец бороды находился в двух футах ниже пояса старика.

Старцев, обитающих в Храме желаний, не зря называли слепыми. У появившегося из храма старика были стеклянные неподвижные глаза, без единого кровеносного сосуда, с закатившимися практически под верхние веки зрачками. И скорее походили на искусственные, чем на естественные.

Была во внешности слепого старца еще одна особенность. Даже две. Во-первых, он парил в воздухе, не касаясь поверхности ступеней. Но, учитывая висящий в воздухе храм, подобное вряд ли могло вызвать удивление. Во-вторых, ноги старца сгибались в коленях не как у человека, а в обратную сторону. Что сразу же привлекло внимание одного из наемников.

– А ты не говорила, что они как кузнечики… – шепнул Гард Филде.

Чародейка ничего не ответила, лишь шикнула на гнома. Девушка внимательно наблюдала за слепым. «Пытается уловить магическую энергию, исходящую от старца», – подумал Теор.

Старец остановился в нескольких ступеньках от наемников.

– У нас гости, как я погляжу, – прошамкал он, демонстрируя гостям совершенно беззубый рот. – Приветствуем. Приветствуем.

Слепой замолчал и стал внимательно осматривать незрячими глазами наемников. Каждого в отдельности.

– Мм… – промычал старец, постукивая длинным костлявым пальцем по губам и состроив довольно забавную гримасу. – Значица, у нас тут юноша с луком, гном с топором…

– С секирой, – с важным видом заявил Гард, перебив его. – Это двусторонняя секира, а не топор.

– Гном с секирой, – улыбнулся слепой, указывая на него пальцем, – и чародейка. Обычно мы предлагаем желаемое каждому из гостей. Один гость – одно желание. Но вы путешествуете вместе, верно?

– Да, – ответила за всех Филда.

– Очень хорошо, – энергично закивал головой старец. – Поэтому мы вот как поступим. Одно желание на вас троих. Давайте назовем это групповым желанием. Нет, коллективное желание! Хотя… – слепой помассировал подбородок, – нет-нет. Пусть будет групповым желанием.

– Мы согласны, – сказала Филда.

– Очень хорошо. Не спорщики, как некоторые из тех, кто приходил раньше. Очень хорошо. Что же вы хотите получить от нашего Храма?

– Зеркало Алиши.

– И всё? – скривился старец.

– Мы люди скромные, так что нам и зеркала хватит, – не забыл вставить свою реплику Гард.

– Очень хорошо. Я это уже говорил, верно? Словом, очень хорошо. Некоторые просят несметные сокровища или прекрасных девственниц, которых у нас просто нет.

– А жаль, – вздохнул Гард, проигнорировав грозный взгляд Филды.

– Значица, вот как мы поступим. Вы проходите испытание, общее на всех троих, и получаете зеркало Алиши. А ежели не проходите, то умираете.

– Как-то не очень гостеприимно, – прищурился Гард.

– Погостеприимнее многих в этом мире, – расплылся в беззубой улыбке старец. – Очень хорошо. Встречайте свое испытание.

Он хлопнул в ладоши – и из открытых ворот храма вышли трое.

Первым шел высокий стройный мужчина. Он был обнажен по пояс, а в руках держал парные обоюдоострые прямые кинжалы; рукоять каждого заканчивалась кольцом, к которому был привязан длинный шелковый платок красного цвета.

– Чудно́е оружие, – прокомментировал Гард вооружение спускающегося по ступеням воина.

– Клинки бишоу, – сказал Теор.

– Что это значит?

– Клинки бишоу, – повторил Теор. – Парные кинжалы родом с Восточного континента. Такие используют некоторые мастера рукопашного боя в Красной империи. Платки, привязанные к рукоятям кинжалов, призваны отвлекать внимание противника. К тому же они зачаровываются. Их нельзя ни разорвать, ни разрезать. Равно как и выбить сами кинжалы из рук их владельца.

– А как же тогда обезоружить такого воина?

– Отсечь ему руки или попросту убить.

– Прелестно. А откуда ты так много знаешь про оружие из Красной империи?

– Ты слышал про битву четырех воинств?

– Еще бы, кто не слышал.

– Я сражался на стороне Красной империи против Желтого королевства. Контракт гильдейского уровня.

– То есть наша гильдия приложила руку к захвату Красной империей всего Восточного континента? Но зачем?

– Желтое королевство и его союзники собирались напасть на империю Гелинор. Совет Грандмастеров решил поддержать их врагов, то есть Красную империю.

– И много наших участвовало в той битве?

– Пятнадцать человек.

– А выжило?

– Двое. Включая меня.

Пока Гард с Теором разговаривали, мужчина с кинжалами встал рядом со старцем, держа клинки наготове. Не нужно было быть медиумом, чтобы понять – он готов вступить в бой в любой момент.

Следом за мужчиной по ступеням спускалась низкая, одного с Гардом роста, девушка в кожаном доспехе. Ее черные, как беззвездная ночь, волосы были заплетены в бесчисленное множество косичек, подскакивающих при каждом движении девушки. Все ее тело было увешано миниатюрными ременными ножнами, из которых торчали многочисленные короткие ножи без гарды. Замыкал троицу широкоплечий коренастый мужчина в черной мантии, в руках он держал увесистый на вид фолиант, обтянутый черной кожей. На шее его красовался серебряный амулет в виде звезды с девятью лучами.

– А это чернокнижник, – заявил Гард, указывая на человека в черной мантии.

– Цвет мантии не доказывает, что он обязательно малефикар.

– Да нет же, Филда, смотри сама. У него в руках книга черная, и он наверняка будет использовать ее в бою. Вот я и говорю – чернокнижник.

– Ты неисправим, Гард, – вздохнула чародейка.

– А мне одному интересно, почему у них рот зашит? – уже более серьезно спросил гном, указывая на белые нитки, которыми были плотно сшиты губы каждого воина, вышедшего из Храма желаний.

Гному никто не ответил.

– Вот ваше испытание, – сказал слепой, обводя трех воинов костлявой рукой. – Убейте их – и зеркало ваше. Иначе они убьют вас.

Старец развернулся и направился к воротам храма, паря над ступенями.

– Это что ж получается: вы даже смотреть не будете? – окликнул его Гард, доставая из-за пояса секиру.

– Обычно мы наблюдаем, – сказал старец, полуобернувшись, – но в данный момент мы заняты. Пройдите испытание и заходите в храм. Все просто, верно? Очень хорошо.

– Это чем же таким вы там занимаетесь? – не желал так просто отступать гном.

– Пироги печем! – весело воскликнул старец, после чего удалился обратно в храм. Ворота за ним медленно закрылись.

– Он что, издевается? – спросил Гард, но вновь не получил ответа.

Полуобнаженный мужчина встал в боевую позицию, держа наготове два кинжала, с наверший рукоятей которых свисали красные шелковые платки. Чернокнижник, как поименовал мужчину в черном балахоне Гард, раскрыл книгу примерно посередине, выставляя свободную руку раскрытой ладонью в сторону наемников. Девушка в кожаном доспехе плавным движением потянулась за первыми ножами.

– Ладно, – проронил Гард, делая первый шаг навстречу странной троице, расходившейся в этот момент в стороны, предоставляя себе тем самым достаточно свободного места для сражения, – я займусь голопузом с платками. Теор, бери на себя девчушку. Филда, на тебе – чернокнижник.

Гард звучно крикнул, подскочил к своему противнику и рубанул секирой снизу вверх, направляя лезвие по дуге. Воин с кинжалами ушел от удара мягким грациозным движением. Сам он пока не атаковал. Гард попытался пырнуть противника оголовьем древка, когда же тот вновь увернулся, гном резко увел секиру назад и, используя импульс движения и вес оружия, нанес рубящий удар сверху вниз. Гном рассчитывал, что противник вновь уйдет от удара в сторону, и намеревался ударить того боковым ударом секирой, но воин с зашитым ртом отскочил назад и в этот момент метнул один из кинжалов Гарду в лицо.

Гном никак не мог защититься, у него просто не оставалось на это времени. К тому же развевающийся за кинжалом платок действительно здорово отвлекал внимание, в немалой степени сбивая с толку. Все что успел сделать Гард, так это наклонить голову на пару дюймов влево. Кинжал пролетел мимо, но лезвие таки задело скулу. Мужчина дернул за платок, и кинжал полетел обратно к нему, при этом сам он прыгнул навстречу оружию. Перехватив кинжал за рукоять в воздухе, он развернул торс на сто восемьдесят градусов и ударил ногой гнома в грудь.

Гард не смог устоять на ногах и упал, отлетев назад на добрых несколько шагов. Еще полфута, и гном приземлился бы на ступеньки, миновав ровную площадку между ними. И, покатись он вниз по ним, у его противника появилась бы отличная возможность сократить дистанцию и закончить сражение одним ударом.

Но мужчина оставался неподвижным. Он стоял на месте, держа кинжалы наготове. Его глаза ничего не выражали. Казалось, их обладатель вообще лишен каких-либо эмоций.

Гард вытер тыльной стороной ладони сочащуюся из порезанной скулы кровь и оглянулся, стараясь охватить происходящее вокруг боковым зрением, не упуская при этом из виду полуобнаженного воина с кинжалами.

На ступенях храма уже кипела битва. Теор с девушкой, голову которой обрамляли несколько десятков косичек, пытались поразить друг друга с расстояния, соревнуясь в меткости и быстроте реакции. Девушка кружилась как волчок, ловко уходя от летящих в нее стрел, успевая при этом выхватывать из ножен свои ножи, больше смахивающие на длинные шипы или колючки, и метать их в наемника. Теор так же успешно избегал контакта со сталью противницы, а иногда просто отбивал нацеленные в него ножи, размахивая луком, стремительно выписывая им в воздухе полукружья и восьмерки. И ножи обладательницы черных косичек мелькали в воздухе гораздо чаще, чем стрелы наемника.

С правой стороны и вовсе разворачивалось настоящее представление. Филда с чернокнижником обменивались эффектными и, в чем Гард не сомневался, не менее смертоносными заклинаниями. В ход шли огненные шары, ветвистые молнии, ледяные копья и другие атрибуты стихийной магии. Однако, как и в случае с Теором и черноволосой девушкой, ни один из противников не мог пока достать своего оппонента.

Гном, поигрывая в руках секирой, двинулся к противнику, обходя его слева. Не успел он пойти в атаку, как ему самому пришлось отражать выпад. Молчаливый воин, как окрестил его для себя Гард, метнул кинжал, метя гному в грудь. Гард взмахнул секирой, намереваясь отразить кинжал, но тот с секирой так и не столкнулся. Молчаливый воин одернул его назад с помощью платка, и, крутнувшись на месте, ударил другим кинжалом, увеличивая охватываемую ударом площадь с помощью все того же платка.

Кинжал ударил Гарда в плечо и тут же отскочил назад по воле хозяина. Легкая, но прочная гномья сталь доспехов частично остановила удар, но даже с учетом этого руку гнома садануло резкой болью.

– Ах ты ж… – зло прошипел гном, подскакивая к противнику и раскручивая секиру подобно «дочери погибели», которая применяла этот прием во время их очного поединка. Как и она тогда, он использовал силу вращения и неожиданно преобразовал крутящий момент в прямой рубящий удар.

Молчаливый воин такого явно не ожидал. С большим трудом он отвел в сторону секиру двумя кинжалами, гася силу удара. Когда лезвие секиры было уже у самой поверхности камня, Гард выпустил из рук ее древко и накинулся на противника. Гном ударил молчаливого воина коленом в живот и, когда тот невольно согнулся от сильного удара, нанес мощный апперкот, разбив противнику нос.

Визави Гарда понадобилось не больше пары секунд, чтобы прийти в себя. Гному хватило этого времени, чтобы подскочить к своей секире и подхватить ее с шершавого камня. Полагаясь на интуицию, он пригнулся, и как раз вовремя – красный платок прошуршал над самой головой, а значит, там же был и кинжал.

Перехватив секиру одной рукой, Гард бил по ногам молчаливого воина, но тот в высоком прыжке избежал удара. Гард не собирался отступать и тут же ринулся в очередную атаку. И это едва не стоило ему жизни.

Противник прыгнул навстречу гному и на этот раз не метнул кинжалы, а попытался вонзить их с наскока в голову Гарда. Наемник чудом успел перейти из необдуманной атаки в оборону. Кинжалы лишь бесполезно чиркнули о рукоять секиры.

Противники отскочили друг от друга лишь затем, чтобы тут же сблизиться, занося оружие для удара. Гард бил сбоку, снизу вверх, с разворота, наносил прямые удары, направлял лезвия секиры по дуге. Ударял, припав на одно колено, бил в прыжке и стоя на месте. Все без толку. Его противник, очевидно, решил больше не пропускать удары и уходил или отбивал любой выпад гнома. Сам же при этом более преуспел. Со второй попытки он наградил гнома кровоточащей раной на предплечье.

Гард попятился, увеличивая дистанцию с противником. Он рассчитывал, что молчаливый воин не станет изменять своей выжидательной позиции, и дальше делая упор на контрвыпады. А это оставляло гному возможность перевести дух.

Гард быстро обернулся, нашел взглядом товарищей. Неизвестно, решился ли бы гном на то, что он сделал чуть позже, если бы не увидел то, что увидел. Не увидел бы Теора, отчаянно отражающего один за другим летящие в него ножи, лишающие его возможности приблизиться к своей противнице. Не увидел бы единственную, последнюю оставшуюся стрелу, одиноко торчащую из опустевшего колчана. Не увидел бы Филду, от походного плаща которой остался один жалкий оборванный лоскут, а от некогда целых штанов – единственная штанина, вторая же была сожжена практически по самый пояс. Не увидел бы прядь ее волос, покрывшихся инеем…

Гард огласил окрестности Храма желаний воинственным кличем и кинулся на противника. Тот метнул в гнома кинжал, от которого Гард успел уклониться и ударить секирой наотмашь не по самому кинжалу, а по привязанному к нему платку. Как и предупреждал Теор, платок не порвался и вообще, похоже, не претерпел никакого ущерба от острой стали. Но хоть и зачарованная, это все же была просто ткань. Она деформировалась от приложенного к ней усилия, уводя в сторону кинжал, к которому была привязана. В момент контакта секиры с зачарованным платком Гард разжал пальцы, выпуская оружие из рук, и, кинувшись к молчаливому воину, вцепился обеими руками ему в горло.

Они упали и покатились вниз по ступеням, вцепившись друг в друга мертвой хваткой. Гард наносил удар за ударом в незащищенное горло противника, стараясь попасть в кадык металлическими пластинами, которыми были окованы его перчатки на уровне костяшек. Даже когда гном почувствовал, как бок пронзила сильная боль, он продолжал колошматить противника. Не прекратил бить, когда ему в лицо из разбитого горла брызнула кровь, и остановился, лишь когда их совместное с молчаливым воином движение вниз по ступеням прекратилось, а сам противник обмяк под гномом.

Гард откатился в сторону и нащупал торчащий из правого бока кинжал с привязанным к рукояти красным платком. Гном приподнялся на локте, вырвал кинжал и откинул его в сторону. Убедившись в отсутствии опасного для жизни кровотечения, которое было бы необходимо срочно остановить, он без сил растянулся на каменных ступенях, глядя в голубое с легким розоватым отливом закатное небо.

…В этот самый момент противница Теора переключила свое внимание на лежащего неподвижно гнома и метнула в него один из своих ножей. И крайне удивилась, когда ее нож был сбит на лету стрелой. Не имея возможности поразить обладательницу бесчисленного множества метательных ножей на расстоянии, Теор приблизился к ней в несколько плавных длинных прыжков, обнажая на ходу флиссу. Он прыгнул вперед, замахиваясь мечом и нанося в прыжке удар на косую под таким углом, что девушка просто не успевала ни увернуться, ни защититься.

Впрочем, она даже не попыталась.

Вместо этого девушка метнула с двух рук пару ножей в Теора с короткого расстояния, что практически исключало возможность промаха. Сталь флиссы рассекла девушке грудь, едва ли не моментально прервав ее жизнь. Но и ее ножи достигли цели. Один из них пронзил наемнику ухо навылет, при этом едва не оторвав его от головы, а второй вонзился в плечо, зайдя в плоть больше чем наполовину.

Теор приземлился на ноги, вместо того чтобы растянуться на ступеньках подобно Гарду, и, не обращая внимания на кровь, стекающую из поврежденного уха по левой стороне лица, а также торчащий из плеча нож, наклонился над поверженной противницей. Наемник вынул из ножен, прикрепленных к одежде девушки, один нож и метнул его в чародея, сражавшегося с Филдой. Обладатель черного фолианта не обратил на наемника ни малейшего внимания, он был целиком и полностью поглощен сражением. Нож вонзился ему в висок, и высокое грузное тело рухнуло на ступени храма, так и не выпустив из рук книгу, которую он использовал в бою.

– Ура-а-а! – тихо изобразил подобие победоносного клича гном, приподнявшийся на локте.

Филда, получившая из всех троих наименьшие повреждения, подбежала к Теору, чтобы оказать тому помощь.

– Ха, – проворчал Гард, – отнекивалась от родства с братом, отнекивалась, а лечить кинулась его первым.

Чародейка помогла вытащить нож из тела Теора. Она уже собиралась произнести заклинания, чтобы остановить кровь, но в этот момент позади нее кто-то громко хлопнул в ладоши. Филда резко обернулась, готовая пустить в ход самые действенные боевые заклинания из своего арсенала.

– Но-но! Со мной сражаться не нужно, сударыня. – Слепой старец висел в воздухе пятью ступенями выше Теора с Филдой. – Очень хорошо. Испытание вы прошли, а, следовательно, получите то, о чем просили. Зеркало Алиши, верно? Очень хорошо. Нет, нет, сударыня, не нужно лечить своих друзей. Нет нужды. Право же, мы никогда и никуда не отпустим своих гостей в таком состоянии. Кто-нибудь из наших займется ранеными. Хорошо? Очень хорошо. Идите за мной, двери Храма для вас открыты.

Теор помог подняться Гарду, и они вместе зашагали к воротам храма, поддерживая друг друга. Филда шла впереди, о чем-то беседуя со слепым старцем.

Гард обернулся, чтобы взглянуть на поверженную троицу. И никого не увидел.

– А где эти-то, противнички наши? – спросил Гард Теора.

– Думаю, что это были фантомы, – уверенно ответил молодой наемник.

– Что еще за фантомы?

– Иллюзии. Но при этом в достаточной мере материальные, чтобы кого-нибудь убить.

Когда наемники оказались внутри храма, чьи-то цепкие руки уверенно и бережно усадили их на широкую скамью у стены. В храме не было освещения, а света закатного солнца, который едва пробивался сквозь цветные витражи окон, едва хватало, чтобы разглядеть внутри хоть что-нибудь. К тому же обзор наемникам загородили фигуры двух слепых старцев, которые действительно без промедления занялись их лечением.

– А чем это так вкусно пахнет? – Гард раздул ноздри, втягивая аппетитный аромат чего-то печеного.

Тут же в руки гному кто-то сунул небольшую плоскую тарелку с двумя теплыми, еще дымящимися кусками пирога. Гном не мог рассмотреть пирог детально, но по запаху определил, что в нем наверняка есть ягоды. Гард отчетливо почувствовал запах малины и смородины.

– Угощайтесь, – прошамкал один из старцев, занимавшихся лечением наемников.

Гард локтем толкнул товарища в бок:

– Ты смотри-ка, Ренвуд, – а старичок не шутил насчет пирога!

Глава 16

Деревенское кладбище

Мартериус стоял на крошечном деревенском кладбище. Здесь было всего-то пять-шесть могил да металлическая ограда, охватывающая небольшую территорию погоста с четырех сторон.

Могила, которая интересовала чародея, выглядела совсем заброшенной. Поэтому первым делом он решил привести ее в порядок. Мартериус прополол холмик захоронения и полоску земли вокруг него, особо упорные сорняки выдернул руками, чтобы не оставлять их корни. Затем небольшой лопаткой взрыхлил землю на холмике и посадил на нем несколько кустиков цветов, купленных им загодя в соседнем городе у местного цветовода. Голубые васильки, карликовые розы с бутонами кремового цвета и пышные ярко-красные цветы «с тысячей лепестков», название которых Мартериус никак не мог запомнить. Цветы, которые она любила.

Старый чародей делал все собственными руками, не прибегая к магии. В противном случае он оскорбил бы ее память.

Никакой магии. Не здесь. Только не в этом месте.

Небольшим ножичком Мартериус счистил облупившуюся кору с креста, стоявшего в изножье могилы. Символ ее веры. Обычно древесина для изготовления крестов обтесывалась и обрабатывалась защитным составом. Но на этом кладбище никто не беспокоился о таких вещах. Когда кора была снята, чародей удалил подгнившие участки креста, а на эти места наложил специальный смоляной раствор. Когда тот высох, Мартериус покрасил крест в нежный желтый цвет – ее любимый, не забыв при этом все тем же ножиком подновить надпись, вырезанную неизвестным на перекладине креста:

«Прими, Творец, сию душу в свой чертог и заключи ее в свои любящие объятия».

На крестах других могил этого кладбища никаких надписей не было.

Мартериус мысленно поблагодарил того, кто написал это послание. Сам чародей не верил в Творца. Мир слишком велик, сложен и жесток, чтобы быть творением одного существа, пусть и всемогущего. Но она в Творца верила.

Старый чародей приложил два пальца к губам, поцеловал их, а затем приложил к кресту. Вдруг она это почувствует, если уж и правда пребывает в чертоге Всесоздателя.

Мартериус выпрямился и некоторое время просто стоял у могилы, заложив руки за спину. Он молился. Впервые в жизни. Молился Творцу, в которого не верил. Он просил того, если тот существует, покрепче обнимать находящуюся в его объятиях душу девушки и передать ей, что Мартериус Атарум любит ее. Всегда любил.

Чародей двинулся к выходу с кладбища. Человек в птичьей маске был все еще здесь. Он стоял неподвижно возле поваленных каким-то вандалом кладбищенских ворот. Из-под непроницаемого черного балахона виднелась лишь маска птицы с вытянутым острым клювом. Мартериус подошел к нему и, встав рядом, развернулся, чтобы видеть могилу своей дочери. Он не мог повернуться к ней спиной, пока не покинет кладбище, просто не мог.

– Спасибо, что сдержал слово и привел меня сюда, – сказал Мартериус, не поворачиваясь.

– Я всегда держу свое слово, – ответил из-под птичьей маски сухой голос, лишенный всяческих эмоций.

– Но ты оказал мне большую услугу. Гораздо больше, чем можешь себе представить. Ответь на вопрос: почему ты еще здесь?

– Человек не должен оставаться один в такие минуты.

– Тебе ведомо сострадание?

– Нет. Но мне известно, что это такое.

– Что ж, – вздохнул Мартериус, – спасибо и на этом.

Некоторое время они стояли молча. Старый чародей и неизвестный, скрывающий лицо за маской птицы.

– Как она умерла? Тебе известно? – спросил Мартериус, глядя на крест, покрытый свежей краской.

– В деревне свирепствовала оспа. Твоя дочь разносила продукты беднякам, помогала им от имени церкви Творца. Грабитель хотел забрать у нее еду. Твоя дочь сопротивлялась. У грабителя был нож.

– Она всегда была доброй. – Мартериус улыбнулся. Улыбка вышла кривой, вымученной, но в то же время искренней. – И вот их благодарность – тех, кому она всегда хотела помогать. Зарезали из-за нескольких буханок хлеба, а потом даже не нашлось никого, кто ухаживал бы за могилой.

Незнакомец в черном балахоне молчал. Некоторое время молчал и Мартериус.

– После того что случилось – после Катаклизма, пришествия Гелинора и нагов, – я стал использовать обретенную силу, – начал Мартериус тихим ровным голосом. – Я стал чародеем, совершенствовал свое искусство и пытался изменить этот мир. Не весь мир, конечно, это не под силу и астральным сущностям. Лишь этот мир, названный в честь Великого Дракона. Ведь он стал моим новым домом. Я охотился на злодеев, проходимцев и просто опасных типов. Я убивал правителей-тиранов, зазнавшихся чародеев и опасных малефикаров, грабителей и мародеров, пиратов и контрабандистов. Я был лекарем этого мира. Можно ведь лечить больного припарками и снадобьями, а можно выкорчевывать недуги, уничтожая их возбудителей и переносчиков. Так я полагал, так и поступал. Ни сожалений, ни сомнений, ни угрызений совести. Так продолжалось несколько столетий, пока я не встретил Золю. Простую деревенскую девушку. Она встала между мной и моей целью, которую лечила, будучи целительницей. Она понимала в тот момент, что не сможет меня остановить, если я решу убрать ее с пути, но не испугалась, загораживала собой того, кого я хотел убить. Она очаровала меня. Признаться, я и не думал, что смогу однажды полюбить. Но это случилось. Тогда я ушел, но вскоре вернулся. Нет, не к своей цели. К ней. Мы поженились спустя год. Она знала, чем я занимаюсь, и поддерживала меня. Но при этом старалась не допускать, чтобы я окончательно превратился в бездумную машину для убийств. Я делал этот мир лучше, а Золя делала лучше меня…

Мартериус рассказывал это тихим голосом, не столько для того, чтобы его услышали, сколько из-за необходимости выговориться. Обладатель птичьей маски молчал. И в то же время он оставался на кладбище, не исчезал, а значит – в чем Мартериус не сомневался, – слушал.

– Через несколько лет у нас родилась дочка. Мы назвали ее Сесилия. В честь покойной матери Золи. В тот момент, когда я держал на руках свою новорожденную дочь, свою кроху, и смотрел в ее невероятно глубокие фиалковые глаза, во мне что-то изменилось. Эта малютка пробудила нечто в моем сердце: нечто, что скрывалось там с самого начала моего пути, но что не смогла увидеть во мне даже Золя. Мою человечность. Я стал сожалеть, сочувствовать, сострадать. Словно это не я, а Сесилия была искусной чародейкой и одним своим взглядом наделила меня новыми, настоящими эмоциями. Я стал сомневаться, думать, взвешивать каждое свое решение. Но не перестал убивать. Пусть с каждым днем мне становилось все сложнее отнимать чью-то жизнь, я не остановился. Я считал это своим долгом. Перед миром и перед собой. Переломный момент наступил, когда моей дочери было три года. Я вернулся домой после очередного убийства, а дочь встретила меня крепким объятием, как встречала сотни раз до этого. Но на этот раз она задала вопрос, которого я всегда боялся. «Где ты был, папа?» – спросила она. – «Помогал людям». – Такой вот ответ я ей дал. Невинная ложь, которая так легко и непринужденно сорвалась с уст. Моя дочь улыбнулась, взглянула на меня и сказала, что, когда вырастет, тоже будет помогать людям, точно так же, как я. Это был последний день, когда я совершил убийство. Я понял, что больше не смогу приходить домой с руками по локоть в крови, смотреть в эти прекрасные фиалковые глаза и лгать. Просто не смогу. И плевать, благие ли у меня намерения.

После этого я стал оглядываться в прошлое. Все ли я правильно сделал? Были ли мои методы правильными, приносили ли пользу людям? И тогда я узнал о тех женах, что лишились супругов из-за меня, о детях, что потеряли одного из родителей или вовсе стали сиротами. Из-за меня. Узнал о слабых, неопытных правителях, которые занимали троны убитых мной тиранов и благодаря действиям которых простые люди голодали, бедствовали или вовсе умирали, чего не было, когда у власти находились те самые тираны. Узнал о целых культах черной магии, которые образовывались исключительно благодаря смерти одного-единственного малефикара, павшего от моих рук и ставшего для своих будущих последователей мучеником и вдохновителем. Да и сейчас достаточно посмотреть, что творится в мире, чтобы понять: мои методы никогда не работали. Герцог Шадорнийский похищает маленьких девочек и ставит над ними опыты, пираты торгуют невольниками, хормы убивают едва ли не любого, кто пересекает их границы, орки мечтают отомстить людям за поражение в последней войне, духи, демоны и другие магические сущности застыли в ожидании, чтобы однажды ворваться в этот мир и посеять среди его жителей хаос, люди убивают друг друга ради пары серебряных монет… Перечень можно продолжить. Тогда я понял, что все это время заблуждался. Возможно, я сделал жизнь некоторых людей лучше, многих и вовсе спас от верной гибели. Но скольких пришлось убить ради этого? Сотни? Тысячи? И мир все равно остался таким, каким и был до моего вмешательства. Жестоким, опасным, несправедливым.

Я перестал убивать. Помогал людям в насущных делах. Лечил, наставлял, поддерживал. Поселился вместе с женой и дочерью в родной деревне Золи. Мы жили мирно. Лечили местных жителей, помогали едой беднякам, давали кров сиротам. И однажды… все рухнуло. В деревне началась эпидемия, настоящий мор. Никогда прежде я не сталкивался с таким. Ни одно заклинание не помогало справиться с болезнью. Люди гибли один за другим, я не мог помочь, не сумел вылечить ни одного жителя. Умерла и моя жена. Я мог лишь поддерживать в ней жизнь до последнего да уменьшать ее страдания. Через день после смерти Золи заболела Сесилия. Ей было всего семнадцать, и я не мог позволить ей умереть, просто не мог. Я знал, что, умри она, – я просто лишусь рассудка от горя. И когда болезнь начала брать верх, когда моя малышка могла вот-вот… я сделал величайшую ошибку в своей жизни. Я спас ее. Единственным способом, который пришел мне в голову. Я влил в нее магическую энергию астрального луча, полностью заменив этой субстанцией ее жизненную силу. Не знаю, как у меня вышло тогда то заклинание – я сотворил его в отчаянии. Сесилия выжила. Но не была уже человеком. Не полностью. Она сохранила свои внешность, разум, сознание, даже душу. Все то, что делало ее той, кем она была, сохранилось. Но она лишилась гораздо большего. Она перестала взрослеть, остановилась в своем физическом развитии. Навсегда осталась семнадцатилетней девушкой.

Мы переехали, начали все с чистого листа. Но прежней жизни было уже не вернуть. Сесилия стала отдаляться от меня. Она злилась на меня из-за того, что я сделал с ней, но больше всего ее злило, что я не спас точно так же ее маму. Позже она познакомилась с хорошим парнем, они завели семью, и у них родился чудный сынишка. И она… пережила их. Ей пришлось хоронить своего супруга и сына в разное время, но оба они умерли в глубокой старости. А она… Сесилия так и осталась семнадцатилетней девушкой. Она возненавидела меня. И она скрылась, даже не попрощавшись. Исчезла, сделала все возможное и невозможное, чтобы я не смог ее найти. И вот я все-таки отыскал ее, но уже не смогу попросить прощения, сказать, как сильно я ее любил и до сих пор люблю. Я догадывался, что она погибла. Я почувствовал это несколько лет назад. Словно я сам умер, словно моя душа раскололась, как стекло…

Мартериус замолчал. Вновь подошел к могиле, провел рукой над крестом в том месте, где на нем были вырезаны всего две буквы: «С. А.»

– Сесилия Атарум, – сказал Мартериус, вернувшись к человеку в птичьей маске. – Ее инициалы. Я искал ее по всему миру, но даже не предполагал, что она могла вернуться в место своего рождения и пользоваться при этом своей настоящей фамилией. Моей фамилией. Быть может, она меня простила, хотя бы отчасти… Надеюсь, что простила. Хотя я себя так и не простил.

Мартериус повернулся к человеку в балахоне, тот не шевелился, но глаза из-под маски смотрели прямо на старого чародея.

– Скажи мне, кто ты?

– Я не раскрываю своей личности, – ответил бесцветный голос.

– Ты же знаешь, кто я. Еще когда отправлял мне то письмо, уже тогда ты знал, кто я такой. И что из себя представляю. И если это так, то ты должен знать, что я не участвую в войнах, не принимаю чью-либо сторону в конфликтах. Даже в прошлом, когда убивал, я был сам по себе.

Человек не ответил. Вместо этого из-под складок черного балахона показались руки, на которых были надеты длинные кожаные перчатки черного цвета. Руки медленно потянулись к капюшону, откинули его назад, затем сняли птичью маску.

Перед Мартериусом стоял человек; внешне это точно был человек. Женщина. Он видел ее лицо, каждую черточку ее лица, но при этом взгляд не мог зацепиться за этот образ, не мог сохранить его в памяти даже на мгновение: чародей смотрел на того, кто скрывался под птичьей маской, и в то же время не видел его. Зато он видел того, кем была эта женщина на самом деле.

– Я знаю, кто ты, – медленно сказал Мартериус, не отрывая взгляда от фигуры в балахоне.

– Да, мы с тобой уже встречались, Мартериус Атарум.

– Теперь я понимаю, зачем тебе понадобилась Цепь Искусительницы.

– Война близится к завершению, – ответил голос, лишенный всяческих эмоций.

– Ваша война не окончится никогда, – покачал головой Мартериус. – Я уже говорил твоему отцу, что нельзя одолеть стихию.

– Все изменилось.

– Вы нашли ее?

– Да. И она материальна, как любое живое существо. Ее можно убить.

– Именно она командует армиями?

– Да.

С минуту Мартериус обдумывал услышанное. Но когда почувствовал легкое колебание воздуха, исходившее от собеседника, и понял, что тот может в любой момент исчезнуть, слова сами сорвались с его губ:

– Окажи мне еще одну услугу, прошу тебя.

Обладатель птичьей маски молчал. Но колебания воздуха исчезли.

– Убей меня, – спокойно сказал Мартериус.

– Ты хочешь умереть, – из-за того, что голос был лишен эмоций, старый чародей так и не понял, был это вопрос или же утверждение.

– Нет, вовсе нет. Я не хочу умирать. Поэтому сам никогда бы не смог прервать свою жизнь. Но в то же время я совершенно не хочу жить. Просто не могу. Долгое время я жил ради своих убеждений, затем ради жены, ради дочери. Жил, чтобы найти ее, найти ее могилу. Это конец моего пути. Так будет правильно.

– Такие, как ты, просто так не умирают.

– Да, знаю. Мой дух надолго может застрять в пределах этого мира. Но ты способен уничтожить мое тело. Прервать мои страдания. Однажды я помог вам, спас твоего отца. Так отплати мне тем же. Спаси меня, убив.

Собеседник старого чародея молчал. Молчал и Мартериус.

В воздухе мелькнуло голубоватое свечение, но лишь на мгновение. Оно рассекло воздух и вонзилось старому чародею между глаз. Его тело вспыхнуло изнутри, как вязанка хвороста, щедро политая маслом. Пламя охватило Мартериуса, поглощая его кости, плоть, кожу. В пламени исчезали и его переживания. Его боль, его страдания, что были для него непосильной ношей и тяготили многие годы.

Когда магическое пламя исчезло, вместе с ним исчез и человек, носивший имя Мартериуса Атарума. На фигуру в черном балахоне налетел порыв прохладного ветра, в шуме которого он четко различил слово «спасибо», произнесенное чьим-то шелестящим шепотом.

Человек надел на лицо маску с птичьим клювом и накрыл голову просторным капюшоном.

А затем исчез.

Глава 17

Колонны

Солнце уже встало на востоке и озаряло беспокойное водное покрывало. Дул сильный восточный ветер, и небольшое судно заметно болтало на волнах. Однако их водному пути уже пришел конец. Взору открывался берег острова. Острова, земля которого, как говорили, была благословенна, ибо на себе она держала не что-нибудь, а Храм Святого Свента.

Сие основательное сооружение (на самом же деле не одно, а множество сооружений, ибо храм состоял из двенадцати частей) было выстроено, когда он, Эльдазар, еще не родился. А вот его мать, тогда еще десятилетняя девчонка с длинными косичками, видела воочию воздвижение всего великолепия, что в настоящее время занимало собой практически весь остров.

«Великолепия»! Эльдазар фыркнул. Как же, как же… Конечно, он помнил, что когда впервые увидел храмовый остров, то глядел во все глаза, стараясь охватить взглядом все сразу и в то же время внимательно рассмотреть каждую мелочь. Но чего еще ожидать от ребенка?

Да, высотой храм, что главное здание, что остальные храмовые постройки, мог поспорить со многими замками. Множество шпилей, куполов, разнообразный орнамент стен и крыш, изысканная лепнина, всевозможные статуи и, разумеется, Колонны. Не просто колонны, а именно Колонны с большой буквы – такое торжественное название напрашивалось само собой, столь велико было их изобилие. Колонн здесь было не просто много, они стояли буквально повсюду. Этот элемент архитектуры словно намеревался захватить весь остров, а затем развернуть масштабную кампанию по захвату всего остального Гелинора.

Вот две колонны поддерживают арку с внушительным изгибом. Вот ряд колонн держат на себе антаблемент (слова-то какие у этих архитекторов!), а эти вот ничего не держат, но служат декоративным украшением. Вот еще колонна, но она стоит отдельно от храмовых зданий, и сверху ее украшает мраморная статуя нагого мужчины, держащего в правой руке небольшое пламенеющее солнце. И так далее.

В каждом здании была минимум одна колонна. Можно здесь увидеть и полуколонны, которые выступают из плоскости стен лишь на половину своего диаметра. Но оригинальностью они также не отличаются. Одни поддерживали все тот же антаблемент, другие лишь украшали внешний вид стен. Были здесь и пилястры, внешне напоминающие колонны, но отличающиеся от них по структуре. Где-то Эльдазар слышал, что отличие это выражается в отсутствии у пилястр энтазиса, но что это такое, наемник не знал.

Эльдазар родился на Серединном континенте, но мать его была на тот момент благословенной сестрой Свентовой. Это означало, что, как только мальчик подрос до возраста, приемлемого для начала обучения, его привезли на остров и начали учить основам различных наук. И конечно же (по-другому и быть не могло) среди преподаваемых ему предметов была архитектура. Благодаря ей он знал, что классическая колонна состояла из пяти частей: стереобата, то есть нижней части под пьедесталом; основания, именуемого базой; ствола, который являлся основным элементом колонны и располагался между базой и капителью; капители – верхней декоративной части; и абаки – четырехугольной плиты в верхней части колонны.

Знал также Эльдазар, какие существовали типы колонн, чем они отличались от колонны классической и как назывался каждый из этих типов. Наемник ненавидел проклятые колонны. А того, кого ты ненавидишь, следует знать по имени. Даже если это всего лишь неодушевленные столбы.

Но сейчас ненавистные архитектурные причуды мало волновали наемника и отходили на задний план. Он направлялся на остров по большому делу. Да, он вновь свидится с мамой, а это грело ему душу сильнее, чем полуденное солнце – кожу летним днем. Но на первом месте стояло дело, и это не обсуждалось. Даже с самим собой.

Их первый с матерью план провалился, но Эльдазар уже приступил к подготовке запасного плана. И сегодня им вдвоем предстояло убедить коллегию святых слуг Свентовых в целесообразности их замысла. Ведь они преследовали высшую цель, а Эльдазар к тому же планировал отомстить заклятому врагу. Но сообщать об этом коллегии или даже своей матери он не собирался.

Удивительно, но его заклятый и на данный момент единственный враг даже не знал о его, Эльдазара, существовании. Иной мог бы спросить: как такое возможно? Наемник по имени Эльдазар знал ответ.

Сын служительницы Храма Святого Свента был наемником уже семнадцатый год. И лишь годом ранее он получил звание и татуировку Мастера. Проклятая гильдейская иерархия! И конечно же Эльдазар слышал о Теоре Ренвуде. Об этом сосунке, об этом юном выскочке, который за пять лет достиг того, к чему он, Эльдазар стремился долгих шестнадцать лет.

«Он непревзойденный лучник, лучше которых еще не видела наша гильдия. Да что там гильдия, он и многим эльфам может дать пару уроков!» – восторженно сказал как-то один Ученик гильдии Эльдазару во время их работы в паре. За это Эльдазар сломал ему нос, и благо еще, что парнишка не стал докладывать об инциденте Грандмастерам, иначе бы Мастером Эльдазар рисковал не стать еще несколько лет. За поднятие руки на собрата по гильдии, пусть и рангом ниже, по голове никто бы не погладил.

Наемник не встречался с Теором лично, а значит, не видел его умений собственными глазами. Может, этот Теор и был так хорош, как о нем говорят. Возможно. Но Эльдазар был лучше. И при первой же очной встрече он планировал разъяснить дерзкому мальчишке две вещи. Первое: лук – оружие трусов, боящихся схваток на ближней дистанции, в то время как парные клинки, которыми владеет Эльдазар, – самое подходящее оружие для настоящего воина. Второе, и главное, – никому и никогда не следует переходить Эльдазару дорогу и уж тем более сомневаться в его мастерстве, пусть даже и сделано это несознательно.

Тем временем небольшой парусник, на котором приплыл наемник, пришвартовался у крошечного причала. Порта на острове не было.

Расплатившись с капитаном судна, Эльдазар двинулся в глубь острова к главному храму, проходя мимо второстепенных зданий вроде храма для молебнов и продовольственного храма, по сути просто склада.

Он шел, не глядя вперед. Ноги сами несли его по проторенной дороге, которой он хаживал все свое детство.

Храмовый город, а именно так любили называть в коллегии святых слуг это бессвязное нагромождение больших и малых храмов, занимал большую часть острова. Кроме того, в западной части острова была обустроена большая фабрика по выращиванию изумрудного шелкопряда и дальнейшему производству дорогого шелка из коконов этих гусениц. Фабрика к тому же была еще и успешной, тем более что в Серединном континенте не было аналогов ей.

Именно за счет продажи шелка остров Святого Свента и существовал много лет как обособленное общество, не завися при этом ни от одной империи или королевства и никому при этом не подчиняясь. И, разумеется, на такой лакомый кусочек устремляло взоры немало людей из числа тех, кто не прочь поживиться чужим добром. Вот только первая же злонамеренная попытка одной шайки бандитов украсть храмовое золото закончилась грандиозным взрывом, снесшим под самый фундамент два храма вместе с одним из святых слуг Свентовых и шайку бандитов в полном составе. А благодаря устам группы ремесленников, находившихся на острове в момент неудачного грабежа, слух о случившемся быстро достиг материка. С тех самых пор не нашлось еще смельчаков, что пожелали бы испытать судьбу на этом острове.

Дело в том, что Святой Свент, собственноручно заложивший фундамент первого храма на острове и основавший саму идею поклонения не Творцу или дракону Гелинору, а истинному, как он полагал, владыке сущего – Истинному Свету, был дипломированным магом. И магом очень сильным.

Перед самой смертью Свент обучил каждого из членов учрежденной коллегии храма особому заклинанию, формулу которого составил когда-то он сам, а те, в свою очередь, стали передавать формулу из уст в уста последующим поколениям служителей. Это заклинание член коллегии имел право применить, только когда храму и всему сообществу грозила смертельная опасность. Главной же особенностью заклинания являлось то, что воспользоваться им мог любой человек, лишь произнеся его формулу, и для этого ему вовсе не нужно быть чародеем и владеть магическим искусством.

Именно это заклинание и применил член коллегии, на которого наткнулись незадачливые грабители. Вожак шайки пырнул служителя храма ножом в живот, и тот, осознав, что это конец, успел произнести заветное заклятие перед тем, как умереть.

Эта печальная практика показала, что заклинание Святого Свента, оставленное им своим последователям, превращает человека в живую бомбу, взрыв которой производится моментально. Посовещавшись, коллегия храма пришла к выводу, что если заклинание произнесут все члены коллегии одновременно, то силы взрыва вполне хватит, чтобы стереть весь остров с лица земли.

Зная это, Эльдазар полагал, что смог бы захватить остров, не дав взорваться ни одному из его служителей. Всего-то и нужно, что перерезать горло во сне каждому из советников коллегии, не поднимая шума. Вот только в коллегию кроме прочих входила и мать Эльдазара, а наемник даже представить не мог, что когда-либо причинит ей вред. Посему расчеты по захвату острова оставались исключительно на гипотетическом уровне.

Вскоре Эльдазар достиг самого сердца острова, и пред ним предстал главный храм Святого Свента во всей красе. Величественное с архитектурными изысками сооружение раскинулось правильным квадратом. Стены украшала вычурная лепнина, соседствуя с мраморными статуями, выпирающими прямо из ровной кладки отполированных до блеска известняковых блоков. И, разумеется, не обошлось здесь без колонн. Самые крупные из них поддерживали широкую арку, нависшую над центральным входом.

Арка располагалась над высокими воротами из дорогого белого дерева. Створки их сейчас были распахнуты, а на пороге уже стояла Элиза, мать Эльдазара. Высокая женщина в облегающем ее стройное тело белоснежном платье с вышитым золотыми нитями солнцем на груди вышла лично встретить сына.

Элиза качнула пышными каштановыми кудрями, коротко кивнув в знак приветствия.

– Мама… – произнес наемник, приблизившись.

Мать и сын оглянулись по сторонам и, убедившись, что на них не направлен лишний взгляд, крепко обнялись. Уже спустя мгновение Элиза отстранила сына и поправила свое белоснежное одеяние.

– Только наедине, а при остальных…

– Знаю, Верховная Мать Элиза. Знаю и не подведу вас, – уверенно ответил Эльдазар.

– Просто: Верховная Мать, – поправила сына Элиза. – Вступая в верховную должность, человек должен отказаться от бренного имени.

– Глупая традиция, – хмыкнул Эльдазар.

– Возможно, – не стала спорить с наемником Верховная Мать. – Какие новости ты принес?

– Боюсь, что плохие, – наемник покачал головой, – все трое ассасинов мертвы.

– Даже тот, что из Шадорна? – удивилась Элиза.

– Да. Его убил Теор.

– Значит, не зря мы считали Теора самым опасным из этой троицы. – Верховная Мать сложила руки поверх пышной груди.

Эльдазар оставался серьезен, но на самом же деле лишь умело управлял своими эмоциями. Каждый раз, оказываясь рядом с матерью, Эльдазар не спускал с нее глаз. Разве можно не восхищаться такой красавицей?! Не будь Элиза его матерью, наемник сделал бы все возможное и невозможное, дабы добиться руки этой обворожительной особы. Так, как это сделал его отец, темный эльф, в честь которого наемник и получил свое имя. Конечно, после их связи эльф покинул Элизу, и поэтому юный Эльдазар рос без отца. За это юноша злился на него, злился все свое детство, но сейчас, будучи уже мужчиной, наемник не мог не признать, что уважает эльфа за то, что тот смог достичь желаемого.

– В моем распоряжении уже тридцать человек, – сказал Эльдазар, вовремя погасив в своем сознании непрошеные мысли.

– Впечатляет. Всегда считала, что у тебя есть задатки предводителя. – Женщина не скрывала восхищения. – Среди них есть чародеи?

– Семеро, – ответил наемник.

– Тогда не будем терять время. Собрание коллегии святых слуг Свентовых вот-вот начнется.

– Ожидаются проблемы? – спросил Эльдазар.

– Трое из коллегии уже знают о наших планах, и более того, они за нас. Но на заседании они будут молчать. Притворяться они не очень-то умеют. Остальные узнают все из наших уст прямо сейчас, и некоторые из них точно не обрадуются определенным деталям нашего плана.

– Сестра Рэйчел? – предположил наемник.

– Светлая Мать Рэйчел, – поправила Элиза сына. – За последние годы она поднялась на два ранга.

– Ее стоит воспринимать всерьез?

– Быть может, – задумчиво произнесла Верховная Мать. – Паршивка всегда недолюбливала меня.

– Ее можно и переубедить, – заметил Эльдазар.

– Нет, – строго сказала женщина. – Убивать своих мы не станем. По крайней мере, не раньше того момента, когда у нас не останется иного выбора.

– Я не имел в виду убийство, – слегка смутился наемник. – Есть много способов достичь с человеком взаимопонимания. Угрозы, шантаж, грубая сила, – пояснил Эльдазар.

– Будем надеяться, что до этого не дойдет, – вздохнула Верховная Мать.

– Кто еще?

– Рикон и Лионвальд. Оба были против моего назначения. Лионвальда, я знаю, ты и сам недолюбливаешь. Это ведь он наседал на тебя в детстве с зубрежкой архитектуры?

– Да, он, – подтвердил наемник. – Я постараюсь не подавать виду о своем отношении к нему, – добавил он.

– О нет, что ты! Пусть уж лучше толстяк поймет, что ты готов при первой же возможности порубить его на мелкие кусочки. – Элиза в первый раз позволила себе улыбнуться.

– Будет исполнено, Верховная Мать. – Эльдазар тоже улыбнулся, по-настоящему, искренне. Такой план ему очень нравился. Хотя претвори он его в жизнь – и старый архитектор, ныне Светлый Отец, вполне мог взорваться. А вместе с ним и тот, кто изрежет его на куски.

– Пойдем, – махнула рукой Элиза, приглашая сына следовать за ней внутрь храма. – Пора начинать собрание. И да озарит наши деяния Истинный Свет.

– И да озарит наши деяния Истинный Свет, – машинально повторил Эльдазар, войдя вслед за матерью под сень главного храма Святого Свента.

Они прошли огромную галерею на первом этаже, от которой отходило множество коридоров, ведущих в жилые комнаты и рабочие кабинеты, затем поднялись по широкой мраморной лестнице на второй этаж. Здесь Верховная Мать и ее сын миновали две библиотеки. Одна была доверху заполнена книгами, вторая – свитками с описанием заклинаний и магических артефактов. Поскольку на острове был лишь один чародей, да и тот умел разве что разгонять тучи, вторая библиотека всегда пустовала. Единственным ее посетителем была скромная старая служительница храма, сметающая со свитков пыль единожды в неделю. Сразу за библиотеками располагалась еще одна галерея с такой же паутиной коридоров, как и на первом этаже.

Элиза свернула в один из проходов справа. Эльдазар следовал за ней не отставая. Через несколько десятков шагов они оказались перед закрытой дверью. Перед тем как открыть ее, Верховная Мать обернулась и кивнула сыну. Наемник понял ее без слов. С этого момента каждое их слово и даже каждый их взгляд способны либо помочь им добиться желаемого, либо, напротив, все испортить.

Преисполненные решимости и уверенности в себе, Верховная Мать и наемник Эльдазар вошли в большой круглый зал. Именно здесь проводились собрания коллегии святых слуг Свентовых.

Все члены коллегии уже собрались, рассевшись по местам за большим столом красного дерева в форме кольца. В центре столешницы имелся круглый вырез, где на постаменте стояла объемная модель карты Серединного континента. Давно забытый всеми скульптор детально воспроизвел рельеф материка, использовав в качестве материала редкую горную породу белого цвета.

В коллегию входило одиннадцать слуг Свентовых, не считая Верховной Матери, стоявшей во главе коллегии. При ее появлении каждый из членов коллегии встал и поклонился Элизе. Кто-то искренне и почтительно, другие лишь для вида – как говорится, ради приличия.

Эльдазар внимательно осмотрел всех и каждого в отдельности. Он помнил почти всех членов коллегии, за исключением высокого и ссохшегося, словно ходячий труп, старца, того самого погодника. «Да, они изменились, – отметил для себя наемник. – Сплошь упитанные старики».

На их фоне его мать выглядела настоящей королевой, сохранившей завидную красоту в свои пятьдесят шесть лет. Разбавляли этот контингент также Светлая Мать Рэйчел, не достигшая еще и третьего десятка, и совсем юный по сравнению с большей частью коллегии Благословенный Брат Эдмонд. Тот самый Брат Эдмонд, который заменил бывшую Верховную Мать, воссоединившуюся в аэре с Истинным Светом, и который, будучи на шесть лет младше Эльдазара, постоянно получал в детстве от него тумаки. Но, несмотря на это, двое мальчишек всегда оставались товарищами, в том числе и после того, как оба распрощались с детством.

Верховная Мать заняла свое место за столом, но садиться не стала. По традиции тот, на кого возложена обязанность вести собрание коллегии (а это не всегда именно Верховная Мать), делал это стоя. По мнению Эльдазара, подобные традиции были нелепы и в качестве панацеи их нужно было выкорчевывать с корнем. По мнению же Элизы, им не пристало менять то, что установил сам Святой Свент. Что ж, мнение матери Эльдазар уважал.

Наемник встал позади Верховной Матери, чуть поодаль от стола и всей коллегии. Он выступит на сцену лишь после того, как Элиза даст ему слово. Сейчас же он положил ладони на рукояти парных мечей, готовый к любому повороту событий. Эльдазар обратился в слух и созерцание.

– Да пребудет с нами благословение нашего владыки, – нарочито громко объявила Элиза. После этих слов собрание считалось открытым. – Сегодня, досточтимые братья и сестры, нам предстоит рассмотреть сложившуюся в Гелиноре ситуацию, которая угрожает не только нам, простым смертным, но и способна пошатнуть равновесие сил в извечном противостоянии истинного владыки сущего и его заклятого врага – Тьмы.

– Это как-то связано с тем, что из нашей казны пропала довольно солидная сумма? – взял слово Рикон, казначей храма. Низкий пухлый старик с клочковатой черной бородой и выбритым черепом. – Я проверил и не обнаружил ни одного документального описания этой траты!

– Если вы более не станете перебивать меня, то через минуту все узнаете, – ответила Верховная Мать.

Светлый Отец Рикон хотел было что-то возразить, но не стал, пробурчав лишь: «Прошу меня извинить».

– Все вы знаете, что не так давно нас посещал известный коллекционер диковинок по имени Алдерик, – продолжила Верховная Мать. Члены коллегии закивали, подтверждая, что действительно помнят его. – Также вам известно, что мы продали ему изрядное количество древних свитков, которые в силу ограниченности нашей библиотеки так и не удалось перевести. Как выяснилось, с нашей стороны это было большой ошибкой.

– В свитках были формулы вызова слуг Тьмы? – выдвинул предположение Благословенный Брат Эдмон.

– Не совсем. Хотя и в этом случае приятного было бы мало. Нет. Один из свитков содержал описание артефакта, который автор этого манускрипта назвал Частицей Истинного Света.

– Частица самого владыки?! – ужаснулась Светлая Мать Рэйчел.

– Лишь эманация. Заключенная в оболочку частица той энергии, что послужила материалом для сотворения мира.

– Найти Алдерика и отобрать у него свиток! – решительно заявил Лионвальд.

– Не все так просто, Светлый Отец, – возразила Верховная Мать. – Алдерик мертв, а свиток сейчас у трех наемников. И они его уже перевели.

– Зачем он им? – ахнул старый погодник, хватаясь за голову.

– В гильдию наемников направил контракт один из приспешников Тьмы. Эти же наемники взялись его исполнить. И они не просто рядовые наемники. Один из них – Теор Ренвуд, который считается одним из лучших в их гильдии.

– Я слышал о нем, – поспешил дополнить слова Верховной Матери Благословенный Брат Эдмон. – Говорят, этот парень до сего дня не провалил еще ни одного контракта.

Члены коллегии зашептались. Эльдазар же до хруста в пальцах стиснул рукояти мечей. Но вовремя опомнившись, приказал себе успокоиться.

– От лица нашего Храма я обратилась в Орден ассасинов, оплатив услуги троих убийц – по одному на наемника, – продолжила Верховная Мать. – Меня заверили, что они выделят для этого дела лучших. Однако же все три ассасина пали, сраженные наемниками, не достигнув успеха.

– Что?! Вы действовали за спиной у коллегии?! – закричал покрасневший Лионвальд. – Обратились к грязным убийцам, запятнав честь нашего Храма! Я так и знал, что присвоение вам верховного ранга станет большой ошибкой.

– И провели несанкционированную финансовую операцию, – не остался в стороне и Светлый Отец Рикон.

У Эльдазара возникло большое желание прыгнуть через комнату и двумя точными движениями обезглавить эту парочку напыщенных индюков.

– Во-первых, – в голосе Верховной Матери зазвенел металл, – напомню вам, что вы голосовали за мое назначение, а не против него. Не припомню, чтобы у вашего горла при этом держали кинжал. – Лионвальд едва успел открыть рот, но Элиза прервала его жестом руки и возвысила голос: – Во-вторых, вам напомнить клятву, что я давала, принимая ранг Верховной Матери? «Я клянусь служить владыке сущего, Истинному Свету, и в случае выявления в пределах бренного мира активности сил Тьмы также клянусь незамедлительно применить все необходимые меры по устранению оных, используя при этом все возможные средства», – именно такими словами заканчивается торжественная клятва Верховной Матери. Это я и сделала. Прибегла ко всем возможным методам, чтобы остановить наемников, пытающихся передать артефакт Света в лапы Тьмы.

– Но позвольте! Обращаться к ассасинам… – Лионвальд не уступал, помогая себе активной жестикуляцией.

– Да умолкните вы наконец, Светлый Отец, – спокойно перебил его невысокого роста старик с внушительного объема талией. На переносице его красовались очки в золотой оправе причудливой формы.

Эльдазар хорошо знал его. Светлый Отец Риординальд. Самый старый и самый уважаемый член коллегии. Он достиг своего нынешнего ранга, еще когда Элиза даже не родилась. И если бы не традиция ставить во главе Ордена исключительно женщин, то преклонный старец Риординальд уже давно бы руководил Орденом.

Лионвальд явно не ожидал такого развития событий. Он самым бесстыдным образом выпучил на Риординальда глаза. И это не осталось незамеченным.

– Поясню вам, раз уж вы чего-то не поняли, Светлый Отец, – проницательный взгляд старика заставил Лионвальда нервничать. Он заерзал на стуле. – в кодексе нашего Ордена, который оставил нам Святой Свент, наш Благословенный основатель, говорится, что Верховная Мать в случае активности сил Тьмы в нашем мире имеет право обращаться к любым источникам и средствам, дабы искоренить таковую активность. Также там говорится, что Верховная Мать в подобных ситуациях должна сначала действовать, а потом уже соблюдать все возможные формальности. И, наконец, все в том же кодексе сказано, что настоящим преступлением против чести и предназначения нашего Ордена является промедление в подобных ситуациях. Свет Истинный, я что, единственный здесь знаю законы?!

Лицо Лионвальда сделалось пунцового цвета. Светлый Отец готов был провалиться сквозь землю. Да, он недолюбливал Элизу, но разве можно было из-за жалкой неприязни поставить себя в такое положение, представ в дурном свете перед всей коллегией?

– Верховная Мать, – продолжил Риординальд, обращаясь уже к главе Ордена, – настоятельно советую вам прибегнуть к праву отлучения определенных членов коллегии от заседаний, если такой балаган будет иметь место на следующих заседаниях.

– Прошу вас простить меня, Верховная Мать, – встал со своего места Светлый Отец Рикон, с почтением поклонившись. – с моей стороны было глупо требовать от вас ответа на свой вопрос. Я знаю, что в исключительных случаях Верховная Мать может распоряжаться финансами храма по своему усмотрению, и уведомить главу финансов о произведенных операциях уже после преодоления кризиса. – Риординальд кивнул, довольный, что хоть кто-то ссылается на закон. – Просто при моей службе это впервые, и я был несколько сконфужен, вы же понимаете?

– Благодарю вас, Светлый Отец. Я принимаю ваши извинения и также благодарю вас за прилежную работу. То, что вы так оперативно обнаружили утечку финансов, уже говорит о многом.

Рикон еще раз поклонился и сел на место. «Умело выкрутился, – хмыкнул про себя Эльдазар. – Не то что этот Лионвальд. Вон как надулся от обиды…» Наемник с удовольствием представил себе, как отсекает ему язык, а затем милосердно перерезает и горло.

– Если больше нет возражений, – Верховная Мать сделала паузу. Члены коллегии молчали, – продолжим заседание. Так как изначальная задумка провалилась, а угроза того, что артефакт Света попадет в руки Тьмы, по-прежнему актуальна, мы с моим сыном, который является Мастером гильдии наемников, разработали новый план. Эльдазар, прошу.

Мать сделала ему знак подойти к столу. Эльдазар не заставил приглашать себя второй раз. Движения четкие и уверенные, подбородок поднят, руки все еще сжимают парные клинки. Наемник встретился взглядом с Лионвальдом и так на него посмотрел, что несчастный Светлый Отец, тихо крякнув, поспешно потупил взгляд.

– Досточтимые члены коллеги, – Эльдазар поклонился, соблюдая этикет, – так как стало ясно, что убить пресловутую троицу, исполняющую заказ прислужников Тьмы, не так-то просто, мы решили устроить переворот в гильдии. Это к тому же избавит нас от опасности повторения сложившейся ситуации в будущем. Мы вынудим наемников посетить один из центральных замков гильдии в то же самое время, когда там будут находиться глава гильдии и совет Грандмастеров. Убив трех наемников и руководство гильдии, мы не дадим Тьме завладеть артефактом нашего владыки сейчас и лишим ее возможности обратиться к наемникам в будущем – убрав верхушку организации, мы заменим их своими людьми, а значит, будем контролировать всю гильдию.

– Молодой человек, вы же сам наемник, вы сможете пойти против своих? – спросил старый погодник.

– Я давал клятву внутри этих стен, клятву служить Истинному Свету. Моя служба в рядах наемников никогда не снимала с меня этого бремени.

Члены гильдии тихо переговаривались меж собой. Верховная Мать не препятствовала.

– Переворот в одной из крупнейших гильдий – это серьезное дело. Нужна детальная подготовка… – наконец произнес Светлый Отец Риординальд.

– С вашего позволения, Светлый Отец, я прерву вас и скажу, что все приготовления уже произведены. На нашей стороне уже три десятка наемников, из них почти треть – чародеи. Вскоре число наших сторонников увеличится почти вдвое. Остается лишь собрать всех людей, являющихся нашими целями, в нужное время и в нужном месте.

– Но как вы планируете это сделать? – спросила Светлая Мать Рэйчел.

Эльдазар во всех подробностях, не упуская ни единой мелочи, объяснил членам коллегии их с матерью план. Его слушали внимательно, не перебивая. И наемник видел, что с каждым его словом увеличивается их шанс на всеобщую поддержку коллегии. А значит, приближает возможность для него, Эльдазара, встретиться с его злейшим врагом Теором лицом к лицу.

Когда Эльдазар закончил свой рассказ, члены коллегии вновь зашушукались.

– Отличный план, – сказала Светлая Мать Рэйчел, томно улыбнувшись наемнику.

Она единственная не участвовала в перешептывании своих коллег. «Она что, со мной заигрывает?» – удивился про себя Эльдазар. И хмыкнул, решив, что такому не бывать. Однако тут же поймал себя на том, что совершенно бесстыдно рассматривает эту самую Рэйчел. Взгляд скользил по овалу лица, очертил довольно привлекательные губы, спустился вдоль тонкой шеи и надолго задержался на округлостях ее груди.

Да, госпожа Светлая Мать была довольно привлекательна. Не так красива, как Элиза, конечно, но все же. Рэйчел перехватила взгляд наемника и улыбнулась еще шире. Она определенно достигла того результата, на который и рассчитывала.

– Какая помощь вам понадобится в этом деле? – спросил Светлый Отец Риординальд.

– Финансы, – ответил Эльдазар. Краем глаза он заметил, как заерзал на стуле Светлый Отец Рикон, услышав это роковое для него слово. Ведь в случае любых операций с казной вся вытекающая тяжба ложилась на его, и только его плечи.

– Для чего именно нужны деньги? – на удивление спокойно спросил Светлый Отец Рикон.

– Я сражаюсь за то, во что верю, исполняя свой долг, – не без гордости ответил Эльдазар. – Мои же сторонники – наемники. Они готовы пойти за мной, но вовсе не из-за высших идеалов. Они хотят перемен в гильдии, и моя кандидатура на пост ее главы их вполне устраивает. Но для этого им придется пойти против своих нынешних братьев, и в случае неудачи нашей затеи их ждет казнь от рук этих же самых братьев. Поэтому они хотят гарантий. А лучшей гарантией для наемника является денежное вознаграждение.

– Это не лишено смысла, – высказался Эдмон. – Да и к тому же, на мой взгляд, условие с их стороны вполне справедливое.

– Возможно, – почесав затылок, согласился Рикон. – Насколько большая сумма нужна?

– В три раза больше, чем мы заплатили ассасинам в качестве задатка, и столько же после нашей победы.

– Это колоссальная сумма! – ахнул несчастный Рикон.

– Хотите сказать, что наша казна не располагает такими деньгами? – спросил Эльдазар, глядя Рикону прямо в глаза.

К чести Светлого Отца, взгляд наемника он выдержал и не отвернулся.

– Мы можем выделить указанную сумму, но такая большая трата… – постарался пояснить он.

– Светлый Отец, – перебил его Благословенный Брат Эдмон, – а если силы Тьмы завладеют могучим артефактом нашего владыки, что вы предложите сделать? Уж не закидать ли их сэкономленными монетами?

– Ну, знаете ли, Благословенный Брат…

– Это необходимые расходы, и не более, – вскинул руки Риординальд, призывая коллег не спорить. – Сядем всей коллегией на диету, если потребуется, а частью своего довольствия закроем брешь в казне.

Рикон тяжело вздохнул, но все же кивнул, давая понять, что согласен.

– Что ж, – взяла слово Верховная Мать, – каждый из вас, уважаемые члены коллегии, знает о всех аспектах нашей проблемы и ее предлагаемом решении. Прошу вас проголосовать «за» или «против». Напомню, что вы также имеете право воздержаться от голосования, если на это у вас есть веские, на ваш взгляд, причины. Решение по традиции принимается простым большинством голосов.

Члены коллегии по очереди поднимались и голосовали. В конечном счете набралось десять «за», и лишь Светлый Отец Лионвальд воздержался, не осмелившись голосовать «против»…

Чуть позже, когда Эльдазар покидал главный храм, в коридоре его настигла Рэйчел. Светлая Мать налетела на него с такой решительностью, что наемник не успел ни отпрянуть, ни хоть как-то среагировать. Женщина крепко прижалась к нему всем телом и, припав губами к губам Эльдазара, наградила его порывистым и страстным поцелуем.

– Когда вернешься, обязательно посети мои покои. Обещаю, ты не пожалеешь, – прошептала Рэйчел наемнику прямо в ухо.

Едва Эльдазар смог опомниться от такой страстной атаки, как обнаружил, что Рэйчел и след простыл.

Такого наемник никак не ожидал, да и Рэйчел, по правде говоря, ему никогда не нравилась. А вот он ей, похоже, очень даже нравился. Или Светлая Мать просто хотела затащить его к себе в койку, добавив наемника к списку своих многочисленных побед, коих, не сомневался Эльдазар, было немало.

Не важно. Наемник по имени Эльдазар, сын темного эльфа и Верховной Матери Храма Святого Свента, привык извлекать максимальную пользу из любой ситуации. И этой ситуацией он воспользуется непременно.

Проходя мимо одной из колонн, Эльдазар обнажил меч и четким, но не сильным ударом рубанул мраморного ненавистника. В стороны полетела белая крошка, а на самой колонне осталась неглубокая, но заметная борозда.

– Это будет моей меткой, – объявил наемник. – А ты будешь первой колонной, которую я снесу по возвращении.

Колонна не ответила. И совсем не испугалась угроз глупого человека. Она даже не обиделась на столь явное проявление агрессии в свой адрес.

Ей было все равно. Ведь это была просто мраморная колонна.

Глава 18

Скверное место

– Все равно не пойму: зачем мы разделились? – посетовал Гард.

Они шли по плоскому горному плато. Общую картину безжизненной каменной пустыни разбавляли лишь большие бесформенные камни, торчащие из ровной поверхности то там, то здесь, да трещины провалов и расщелин, встречавшиеся хоть и реже камней, зато причиняющие значительно больше неудобств.

Среди камней по плато змеился серпантин рукотворной тропы, замощенной причудливыми деревянными дощечками. Наемникам то и дело приходилось сворачивать с тропы, так как на пути возникал камень или разлом в горной породе. Иные трещины приходилось огибать, делая приличный крюк, только лишь с тем, чтобы вновь вернуться на тропу.

– Мне казалось, я уже отвечал на этот вопрос, – откликнулся Теор.

– Может, и да, а может, и нет, – философски изрек Гард. – Ответь еще раз.

– Филда отправилась в старое родовое поместье нашей семьи, чтобы спрятать там зеркало Алиши.

– И отправилась одна, потому что за нами может быть слежка?

– Верно. Она выехала из города под покровом ночи, создав три иллюзии – три своих точных копии. Вместо одной чародейки город покинули четыре и отправились на все четыре стороны света.

– А мы в городе тем временем отвлекали внимание. Это-то я понимаю. А почему было не отвезти зеркало в главный замок нашей гильдии?

– Филда считает, что в гильдии есть шпионы.

– Шпионы тех, кто пытается нас убить? – уточнил гном. Теор кивнул. – Хорошо. С этим все ясно. Как-то же наши недоброжелатели узнали о нашем контракте и о том, где нас искать. Но почему мы не могли дождаться твоей сестры в городе? Есть и другая причина, верно?

– Есть, – сказал Теор после долгого молчания. – Мы ведь направляемся в земли хормов.

– Йетти.

– Йетти? Так вы их называете?

– Да, называли, пока союзничали. Не я, конечно, я-то тогда еще даже не родился. Но да, так их называл мой народ.

– Сейчас они зовут себя хормами.

– В нашем языке такого слова нет, – буркнул гном.

– Как и в общепринятом, а также в эльфийском или в древних рунах. Возможно, таким образом они позиционируют себя как самостоятельную расу.

– Да они и так самостоятельная раса. Большие и все в белой шерсти. Поди спутай такого с кем-нибудь. Так что там за причина?

– Ты мне скажи, – сказал Теор, улыбнувшись. – Это ведь ваш народ раньше жил побратимами с хормами.

– Не знаю я, – насупился Гард.

– Они ненавидят чародеев. Не знаю, в чем дело, но любого чародея, который пересечет их границу, ждет быстрая смерть.

– А они разве сами не чародеи?

– Чародеи, и очень сильные. – Теор утвердительно кивнул.

– Что ж, в таком случае понимаю, почему Филда не поехала с нами.

– Она займется переводом оставшейся части рукописи, а мы пока добудем следующий артефакт, необходимый для создания портала, некое Око Азра.

– Которое находится у хормов?

– Именно.

– Что ж, – вздохнул Гард, – пусть будет так. Я рад хотя бы тому, что мы идем пешком. За шесть дней, что мы провели в седле, моя задница стала просто деревянной.

Некоторое время наемники шли молча, но Гард не выдержал гнетущей тишины:

– Теор, а что это за деревянная тропа? Кто ее здесь проложил, в этих безлюдных землях?

– Эльфы, – коротко ответил Теор.

– Шутишь? Эльфы – там, где сплошь камни?

– Когда-то здесь был лес. Он тянулся от горизонта до горизонта.

– Верится с трудом.

– Согласен. Но я видел древние эльфийские карты. В давние времена леса занимали практически всю западную половину материка. Даже Морозные горы – и те соседствовали с густым еловым бором.

– И что, в них повсеместно жили эльфы?

– Да. Но сейчас, как видишь, от тех времен осталось немногое. Например, эта деревянная тропка. Когда-то она проходила здесь, в каменистой части их владений, где могучие деревья росли, пробивая своими стволами скальные породы. А еще эта тропа защищена магией. Древней природной магией. Даже когда рельеф местности меняется, она остается…

Теор шел впереди и немного ускорил шаг, чтобы оказаться к гному спиной. Он почувствовал острую необходимость увидеть Летаниэль. Достал из внутреннего кармана небольшой серебряный медальон без цепочки, раскрыл его. Внутри лежал кусочек гладкой светлой древесины, на которой неизвестный художник изобразил лицо эльфийской девушки. Изображение было выполнено искусно и детально, с использованием всех доступных художнику природных красок, благодаря чему рисунок воспроизводил мельчайшие черточки внешности девушки. Теор мог в любой момент закрыть глаза и оживить в своем сознании ее образ, образ Летаниэль. Но в этом случае она бы почувствовала его, а вместе с этим ощутила бы и его нынешние тревоги и сомнения. Теор этого не хотел. Пусть он и готов отдать все, чтобы вот прямо сейчас почувствовать Летаниэль, ощутить ее запах, услышать ее мысли – в то же время он не допустит, чтобы она понапрасну переживала за него. Поэтому и достал медальон. Чтобы увидеть ее образ, не прибегая к ментальной связи.

Из медальона на него смотрела эльфийка с большими глазами смарагдового цвета. На светлой, почти белоснежной коже не было не единой морщинки. Голову обрамляла копна золотистых волос, рассыпавшихся в беспорядке по плечам. На уровне челки часть волос была заплетена в две тонкие косички, заведенные за уши. Губы узкие и ровные, и на портрете художника они оставались неподвижны. Но даже несмотря на это, Летаниэль на изображении улыбалась. Улыбалась глазами, как умела только она.

Теор закрыл медальон и вернул его на место. Рядом с наемником возник гном.

– Это что у тебя там такое? – полюбопытствовал Гард. Он успел заметить медальон, но не его содержимое.

– Талисман. На удачу, – уклончиво ответил Теор.

– Не знал, что ты суеверный.

– Ты многое не знаешь обо мне.

– А вот это, друг мой, как раз плохо. Напарники должны знать друг о друге все!

– Хм. Стало быть, это работает в двух направлениях?

– Ты о чем? – спросил гном, насторожившись.

– В каком клане ты состоишь, Гард?

Гард явно не ожидал подобного вопроса. Даже приостановился, недоверчиво уставившись на товарища.

– А с чего ты взял, что я состою в клане? И с чего вдруг такие вопросы?

– Ты же сам сказал, что напарники должны знать друг о друге все, – засмеялся Теор. – А что касается твоей принадлежности к одному из кланов королевства гномов – это очевидно.

– Неужели?

– Разумеется. Когда ты говоришь о гномах, то используешь фразы «мы» и «мой народ». Никак иначе.

Гном нахмурился, выпятив вперед нижнюю губу.

– Так к какому клану ты принадлежишь? – настаивал Теор. – Ладно, попробую сам угадать. Возможно, ткну пальцем в небо, но думаю, что ты из клана Черного Топора.

– Как ты узнал? – Глаза гнома готовы были вылезти из орбит. – Это тоже так очевидно?

– Нет, совсем нет, – покачал головой Теор. – Но догадаться можно. Ты на голову выше многих сородичей и двигаешься гораздо быстрее многих из них, а за поясом ты носишь двуручную секиру с двумя лезвиями, такую же, какими владел один из известных героев вашего народа. Торрмунгард его звали, если не ошибаюсь. Держал в каждой руке по двуручной секире и размахивал ими так лихо, словно у него в руках были кухонные ножи, а не тяжелое оружие. Именно он основал клан Черного Топора. Клан, целью которого всегда являлись военные операции на поверхности. А твое имя подозрительно похоже на имя Торрмунгарда, только сокращенное.

– Ты подозрительно много знаешь о моем народе.

– Последние пять лет моей жизни были очень… продуктивными.

– Я бы назвал это по-другому. Но да, ты прав, я родом из клана Черного Топора. Вот только…

– Клана такого больше не существует, верно?

– Да, – вздохнул гном. – Я и пятеро моих братьев – вот и весь клан. Клан был признан канувшим в Лету по решению королевской ассамблеи. У нас с братьями не было необходимых навыков для королевской службы, а наше имение покойный ныне папаша продал перед самой смертью. В итоге королевская ассамблея «отпустила» нас на поверхность.

– Тебя изгнали?

– Нет, то есть не совсем. Я в любой момент могу вернуться в королевство. С кучей оговорок, конечно. Не смогу иметь наследников, должен буду присягнуть на верность главе одного из кланов… Все это уже не важно. Вот уже больше десяти лет мой дом – империя Гелинор. Хотя правитель здесь еще хуже, чем наша ассамблея.

– Это точно, – засмеялся Теор.

– Скверное место, – повторил Гард уже не в первый раз, глядя на огромную пропасть не меньше сотни ярдов шириной, а вниз уходящую и вовсе на неизвестную глубину.

Через пропасть вел широкий каменный мост, бравший начало возле того места, где сейчас стояли наемники, и заканчивающийся на другой стороне пропасти, где каменное плато резко уходило вниз. Со своего места наемники не видели, что следовало за крутым спуском каменного склона, но Теор уверенно заявил, что там находится поселение хормов. Впереди, вдалеке, виднелись верхушки цепи гор, покрытых белыми шапками снега.

– А обойти пропасть нельзя? – поинтересовался гном, мысленно рассчитывая время, которое понадобится на падение в черноту пропасти, если сорваться с каменного моста, у которого не было даже подобия поручней, лишь две пары массивных каменных колонн у каждого из оснований моста.

– Нет. Эта пропасть – дело рук хормов. Она охватывает их поселение кольцом. Этот мост – единственный вход и выход из их владений.

– Гостей они явно не любят, – буркнул гном, еще раз заглянув в пропасть.

Наемники двинулись к мосту. Неожиданно Теор толкнул Гарда в грудь и сам отскочил в сторону. Гном никак не ожидал подобного, и, оступившись, упал на спину. Гард больно ударился о камни, а секира, заткнутая за пояс, только прибавила синяков. Гард хотел было разразиться громкими и витиеватыми ругательствами, но вовремя заметил пару стрел, торчащих из камня в том месте, где он только что стоял. Гном юркнул за колонну, к которой крепилось основание моста, и как раз вовремя. В камень плоскогорья воткнулась еще одна стрела, совсем рядом с колонной.

Гард взглянул на Теора. Наемник держал в руках лук, но стрелу из колчана пока не доставал. Он прятался за противоположной стеной.

– Это хормы? – Гард вытащил из-за пояса секиру, но полагал, что вряд ли сможет отражать летящие в него стрелы.

Теор молчал. Он не отрываясь смотрел на вонзенные в камень стрелы. Гард тоже взглянул на них. И сразу понял, что именно привлекло внимание его товарища. Древка стрел имели черный цвет, и гном готов был биться об заклад, что сделаны они из той же самой древесины, что и лук Теора.

– Темные эльфы, – тихо сказал молодой наемник. Настолько тихо, что Гард едва расслышал его. Гном заметил, как нечто промелькнуло в глазах напарника, нечто вроде вспышки света.

Теор выпрямился, прижался к колонне спиной и неожиданно выскочил из-за нее, направившись по мосту на другую сторону обрыва.

– Теор, стой! – заорал Гард, намереваясь последовать за наемником. Гном вовремя услышал свист стрелы и юркнул обратно, чудом избежав смерти. Если на противоположной стороне пропасти действительно были эльфы, то неудивительно, что стрелы летели так стремительно и точно.

Гард слышал свист стрел. Одной, второй, третьей. Если темные эльфы продолжали стрелять, значит, Теор все еще оставался жив. Неужели наемник был в состоянии увернуться от стольких летящих в него стрел? Любопытство и беспокойство за товарища пересилили инстинкт самосохранения.

Гард осторожно выглянул из-за колонны с правой стороны, там, где заканчивался край моста и начиналась пропасть. Он увидел Теора. Наемник передвигался плавными изящными движениями. Он чередовал короткие шаги с длинными, то разворачивал корпус вполоборота, то пригибался так низко, что грудью доставал до согнутого колена. Он по-прежнему не вынимал стрелы из колчана. Просто продолжал продвигаться по мосту, с каждым шагом сокращая дистанцию с нападающими. И ни одна из стрел не попадала в Теора. Некоторые пролетали в дюйме от него, но все равно не задевали.

Темные эльфы стреляли по двое. По одному за каждой колонной, они выглядывали из-за колонны и спускали тетиву, затем скрывались за ней, а их место занимали двое других, уже натянувших тетиву. Гард не мог точно сказать, сколько эльфов находилось по ту сторону моста. Стрелки выглядели все как один, на них были одинаковые серые плащи с просторными капюшонами, из-под которых виднелись одинаковые вытянутые лица. Но, сколько бы их там ни было, ни один из них не мог попасть в Теора.

К гному эльфы явно потеряли всяческий интерес, все их внимание было сосредоточено на Теоре.

Когда наемник достиг середины моста, Гард увидал то, что позже пообещал самому себе запомнить на всю жизнь. Теор взмыл вверх, переворачивая тело в кувырке. В очень странном и от этого еще более завораживающем взгляд кувырке. Наемник развел руки и ноги в стороны, больше всего напоминая в этот момент морскую звезду. Когда его голова оказалась над мостом, а ноги – где-то вверху, он резко сгруппировался, поджимая колени и выгибая торс. За то время, что понадобилось силе притяжения, чтобы поставить наемника обратно на мост, Теор успел выстрелить дважды, выхватив из колчана подряд две стрелы. Более того, стрелы не просто попали в цель. Каждая из них вонзилась эльфам в предплечье, по пути перерезав тетиву их луков.

Теор плавно приземлился на ноги и, обнажив флиссу, двинулся дальше, в левой руке все еще держа свой черный лук. Темные эльфы не стали ждать приближения наемника и сами вышли ему навстречу. Вместо луков в их руках появились длинные парные клинки с изогнутым, как у сабли, лезвием.

Теперь Гард видел, что эльфов было не меньше десятка. Они окружили Теора, насколько позволяла ширина моста, и напали все разом. Гард остался на месте. Что-то подсказывало ему, что в этой битве его секира точно будет лишней.

Совместная атака эльфов не принесла должного результата. Теор проскочил между двумя из них и, рубанув наотмашь флиссой, отсек одному из противников голову. Эльфы двигались плавно, все их движения были точными, как у опытных хищников. Полы серых плащей шуршали в воздухе, мелькало оружие. Казалось, что каждый удар изогнутого клинка мог принести наемнику смерть, но сталь лишь бесполезно рассекала воздух. Теор умудрялся лавировать между эльфами, даже не удосуживаясь отбивать их удары. Он просто их избегал. И бил сам. Не только наверняка, убивая мгновенно, как павшего первым эльфа, но и, как показалось гному, с некоторой долей кровожадности. Так, наемник отсек одному из темных эльфов нос, а другому – и вовсе пол-лица. Третьему же отрубил оба запястья, потом – полностью обе руки и лишь затем нанес смертельный удар.

Это больше походило не на сражение, а на акт свершения мести. Желанной и оттого жестокой и кровавой. Десяток ударов сердца: столько времени хватило Теору, чтобы одолеть всех противников. На мосту лежало тело того самого эльфа, которого наемник убил первым, и еще один оставшийся на мосту был еще жив, хотя уже и не предпринимал попыток сражаться. Всех остальных Теор во время сражения сбросил в пропасть, перед этим непременно наградив парой смертельных ранений.

Темный эльф был ранен. Лицо пересекал глубокий кровоточащий порез. Одна рука висела плетью вдоль тела, серая ткань рукава покраснела от крови. Вторую руку он прижимал к груди. Сломанное запястье было сильно изогнуто. Эльф стоял на коленях у самого края моста. Капюшон упал на спину, и по плечам рассыпались длинные прямые волосы серебристого цвета. Кожа эльфа имела темно-серый оттенок.

– Дриатте ма… – прохрипел эльф, глядя Теору в глаза. Но не договорил, издав громкий стон.

Наемник вонзил в грудь эльфа свой меч. Он медленно давил на рукоять флиссы до тех пор, пока та не проткнула балахон на спине, липкий от крови. Из уголка рта противника потекла тонкая струйка крови. Теор резким движением выдернул флиссу из груди эльфа, и, толкнув его ногой, отправил тело вниз, в пропасть.

Теор засунул флиссу обратно в ножны, даже не удосужившись стереть кровь с лезвия. Лук также отправился на свое место, за спину. Теор продолжал стоять на мосту, лицом к пропасти. Кулаки его были плотно сжаты.

Гард выбрался из укрытия и медленно приблизился к наемнику. Секиру гном все еще держал в руках. Гард поймал себя на мысли, что он так и не расстался с оружием только потому, что опасается Теора. Своего товарища и напарника. Гном смотрел на него по-другому. Он не мог поверить в то, свидетелем чего только что стал. «Что же на него нашло?» – подумал он.

– Что это сейчас было? – сказал гном вслух, остановившись в двух шагах от Теора.

– Они должны умереть, – прозвучал совершенно незнакомый голос. Точнее, сразу два голоса, как показалось Гарду. Словно одновременно говорили две личности, и голоса их накладывались друг на друга. Первый голос будто бы принадлежал Теору – по крайней мере, был очень похож на привычный напарнику-гному. Второй же голос звенел как металл, перемешиваясь с каким-то странным шипением.

– Они уже мертвы, ты их всех убил, – заметил Гард.

– Они должны умереть! – повторил Теор более громко.

Наемник повернулся, и гном невольно отшатнулся от него. В глазах Теора ярилось золотистое пламя. И это была вовсе не метафора. Его глаза действительно представляли сейчас собой два факела. Пламя не выходило за пределы глазниц, но сами глаза пылали жарким костром.

– Они все должны умереть, – повторил Теор тише. Но именно после этой фразы тело Гарда пронзила ледяная дрожь.

Гном догадался, что речь идет о темных эльфах, но промолчал. Он решил, что говорить сейчас ничего не следует. Он это точно знал.

Наемник закрыл глаза, а когда вновь их открыл, то на гнома смотрели обычные голубые глаза Теора Ренвуда. В них больше не плясали языки пламени, но и прежними они не стали. Гард ясно видел ту метаморфозу, что произошла с ними, стоило наемнику поднять веки. Обычно чистый, проницательный взгляд потускнел, в нем читались усталость и некоторая отрешенность. Кожа по краям век покраснела, словно Теор долго и сильно тер глаза руками.

– Не спрашивай об этом, Гард, – сказал Теор устало, – я все равно не стану отвечать…

Гард и не стал спрашивать. Лишь молча кивнул. Он решил, что спросит Теора позже. Просто не сможет не спросить.

Глава 19

Око Азра

Муравейник в миске.

Такова была первая ассоциация, пришедшая на ум Гарду, когда он увидел поселение хормов. В скале имелась круглая впадина больших размеров. Гному показалось, что она была слишком круглая. Едва ли не идеально круглая. Слишком круглая, чтобы быть сотворенной матушкой-природой.

В стенках «миски», прямо в теле скалы, были вырублены многочисленные ходы-коридоры, каждый из которых рано или поздно упирался в одно из многочисленных жилищ хормов. Рассмотреть эти самые жилища было невозможно, так как они представляли собой подобие пещер, вход в которые закрывался плоским камнем внушительных размеров. Дверь без петель, которую нужно было отодвигать в сторону, чтобы открыть.

Жилищ было много. Гард сбился со счета, когда перешел на третью сотню. Одни располагались близко друг к другу, другие – на немалом расстоянии, что, по мнению гнома, вполне могло указывать на степень родственных связей между хозяевами жилищ.

Стоя на краю этой грандиозной каменной ниши, Гард видел все поселение хормов, от края до края. Он наблюдал за ним, изучал. Тем более что ему попросту нечем было заняться. В десяти шагах от него Теор общался с одним из хормов. Если, конечно, то, что делали эти двое, можно было назвать разговором. Теор просто стоял и смотрел вверх, неустанно глядя хорму в глаза. Белый великан отвечал наемнику тем же. Их беседа без слов продолжалась вот уже без малого полчаса, и за это время Гард порядком заскучал.

Хормы оказались гораздо ниже, чем изначально представлял их себе гном. Например, вот этот страж границ, как представил его Теор, был максимум на две – две с половиной головы выше стоящего перед ним человека. Однако он был гораздо крупнее стройного наемника. За густой белой шерстью наверняка скрывалась внушительная мускулатура, а еще глубже – широкие тяжелые кости.

Это был единственный хорм, которого видел сейчас Гард. Он долго наблюдал за их поселением, но так и не заметил ни единой живой души. Полное отсутствие даже подобия оживленной активности, обычно присущей любому городу или деревне, не важно представители какой расы их населяли.

Наконец Теор отвернулся от хорма и подошел к Гарду. Хорм так и остался стоять на месте, смотря куда-то в сторону.

– Око Азра действительно у них, – сказал Теор, подойдя к гному.

– А как вы с ним…

– Разговаривали? Посредством телепатии.

– Почему меня-то не пригласили на беседу? – Гном состроил обиженную мину.

– Ты невосприимчив к телепатии, как и все гномы.

Гард фыркнул. Он знал, что это правда.

– А ты можешь общаться с ее помощью? Ты ж не чародей.

– Верно. Но хормы владеют двухсторонней телепатией, – видя, что Гард не понимает, он пояснил: – Они могут не только передавать свои мысли собеседнику, но и сами читать его мысли.

Гном невольно поежился, представляя группу хормов, склонившихся над ним и ковыряющихся при этом своими огромными ручищами в его голове, тщась вынуть из нее все доступные мысли.

– Как я уже сказал, – продолжил меж тем Теор, – Око Азра у них. Но просто так отдавать они нам его не хотят.

– На это и надеяться не стоило.

– И все же мы со стражем пришли к некоторому соглашению. Их интересует одна реликвия, принадлежавшая когда-то герцогу Шадорнийскому. Они предлагают обмен. Мы добудем им эту реликвию, а они отдадут нам Око Азра.

– Звучит неплохо. И где эта их реликвия?

– Прямо под нами, – ответил Теор.

– Не понял…

– В подземелье, – пояснил напарник. – Страж границ покажет нам, где вход.

Механизм старого подъемника жалобно скрипел, опуская металлическую клетку все ниже и ниже. Гард и Теор находились внутри. Хорм остался на поверхности, и сейчас с помощью изогнутой рукояти вращал шестеренки, заставляя устройство работать.

Гарду совершенно не хотелось спускаться под землю таким старым и ненадежным способом. Он знал, что имперцы все еще опускают своих шахтеров в наиболее глубокие штольни с помощью таких вот клеток, но сам он, будучи гномом, привык к технологиям своего народа. На крайний случай он обошелся бы старыми добрыми ступеньками или лестницей. Впрочем, выбирать не приходилось. Хорм утверждал, что это единственный способ попасть внутрь.

Теор упомянул, что подземелье, в которое они спускались, не что иное, как подземный город, бывший некогда центром зарождения герцогства Шадорн. По его словам, жители Шадорна перебрались на поверхность лишь пару десятилетий назад, основав на пустующих землях свое государство.

Узнав о бывших обитателях и создателях этого места, Гард ожидал увидеть мрачный, полный смертельных ловушек склеп. Он был премного наслышан о том, что сейчас Шадорн окружают высокие столбы, оканчивающиеся зловещего вида черепом. Столбы эти испепеляли любого, кто по глупости своей посмел бы подойти к границам герцогства слишком близко. Слышал гном и о могучих чернокожих воинах Шадорна, которые вместе с таинственными колдунами рыскают по всем четырем материкам в поисках чего-то не менее таинственного. Слышал он и о самом герцоге Шадорнийском, который, по слухам, пьет человеческую кровь.

Ожидания Гарда были обмануты. Впрочем, гном был совсем не против этого. Он никак не ожидал увидеть бесчисленное множество просторных помещений, величественных и завораживающих своей красотой. Единственным, что в этом месте могло показаться зловещим, было освещение подземного царства, которое обеспечивали многочисленные ярко-карминовые кристаллы. Гард знал, что кристаллы можно было найти практически в любой части Гелинора. Голубые – под водой, зеленые – в лесу, белые и синие – под землей, желтые – в пустыне. Также Гард знал, что достаточно было самой малой толики магической энергии, чтобы активировать любой из кристаллов и заставить его светиться в течение многих десятилетий. Гномы и сами использовали кристаллы, правда, активировать их гномам приходилось с помощью рун. Но кристаллов такого кровавого оттенка Гард не видел никогда. Из-за их цвета и количества казалось, что весь подземный Щадорн залит кровью, которая была на стенах, полу и даже потолке каждого помещения.

В остальном же город Гарду понравился. Наемники шли, сверяясь с картой, которую дал им хорм, и так как никто не мешал их продвижению, – а путь занял немало времени, – гном старался охватить взглядом все, что попадалось по пути.

Он видел залы с многочисленными картинами, статуэтками и другими произведениями искусства. Видел просторный зал с трибуной в центре и многими сиденьями, охватывающими ее полукругом. Видел многочисленные жилые помещения, обставленные с такой любовью и аккуратностью, словно их обитатели и не покинули навсегда это место, а просто отлучились ненадолго и должны вот-вот вернуться, и самое последнее, что они хотели бы увидеть по возвращении, – это беспорядок, пусть даже самый незначительный.

Пространство каждого такого помещения непременно содержало в себе какие-либо украшения, результаты декоративно-прикладного творчества. Кажется, каждый шадорниец старался украсить свое жилище по-особому, не так, как другие. Резные стулья, оббитые яркой и несомненно дорогой тканью, а некоторые и вовсе могли похвастаться меховой отделкой. Причудливые столы из дерева, камня и даже кристалла. Кровати, завешенные балдахином, кровати на солидных подставках, кровати настолько широкие и высокие, что на них могли бы поместиться с десяток гномов, причем забираться туда им пришлось бы с помощью лестницы. На стенах висели картины, изображающие крупные сражения, мифических существ или простых людей, занимающихся повседневными делами. На полу лежали разнообразные ковры. Круглые, квадратные, треугольные, узкие, широкие. На них тоже изображались разные картины, но в этом случае преобладали различные пейзажи.

Из всего, что увидел гном, ему больше всего запомнилось большое помещение, в котором одну из стен полностью занимала картина с изображением целующихся гнома и эльфийки, Гном был изображен совсем низкорослым, и поэтому эльфийка с картины стояла на коленях, чтобы их лица оказались на одном уровне. Эльфийка была обнажена, но художник деликатно прикрыл интимные участки тела ее волосами, которые спускались до середины бедер. Гард с удивлением отметил, как правдоподобно выглядит картина. У него даже появилось ощущение, что смотрит он вовсе не на живописное полотно, а на представителей двух рас, которые как раз решили уединиться, когда он, Гард, объявился в самый неподходящий момент.

Наемники прошли множество залов, комнат, галерей, коридоров и переходов. Гард начинал понимать, почему хормы сами не спустились в подземный город за интересующей их реликвией. К слову, шадорнийский город мало напоминал город в полном смысле. Это был скорее подземный особняк. И главной его особенностью были невысокие потолки. Настолько невысокие, что во многих помещениях достаточно рослый человек упирался бы в потолок головой. Что уж говорить о хормах с их ростом… Встречались в городе и узкие переходы, соединяющие сразу несколько помещений. Ширина такого перехода не позволяла людям пройти по нему даже вдвоем, поэтому внушительных габаритов хорм наверняка просто застрял бы в нем, даже реши он перемещаться по городу, пригнувшись достаточно низко.

– Почему шадорнийцы покинули это место? – спросил Гард.

– Я точно не знаю. Никто не знает.

– Ну а предположения? Или хотя бы слухи какие-нибудь?

– У дочери герцога, юной наследницы отцовского титула, редкая болезнь. Насколько я слышал, что-то связанное с непереносимостью солнечного света. Поэтому когда ее недуг стал прогрессировать, любящий отец перенес свои владения под землю. Но и это не помогло. Его дочь впала в летаргический сон. Тогда любящий отец вновь вышел на поверхность, захватил ничейные земли и возвел свое небольшое герцогство, территорию которого чародеи накрыли магическим куполом, не пропускающим внутрь солнечный свет, и создали под куполом искусственное освещение, а в довершение еще и оградили границы неприступными защитными тотемами. Никто не знает, что сейчас творится в герцогстве. Говорят, что герцог все еще жив, как и его дочь, но все так же никто не может ее разбудить.

– Это из-за искусственного солнца у жителей Шадорна черная кожа? – спросил Гард.

– Вероятно, да. На Южном континенте есть смуглые люди, но даже у них не настолько темная кожа.

Вскоре наемники, сверяясь с картой, вошли в большой зал с двумя бассейнами и многочисленными колоннами, поддерживающими потолок, выложенный мраморной плиткой с вычурной росписью на ней. В дальнем конце комнаты стоял пьедестал, на котором покоился стеклянный колпак. Внутри колпака лежал странный предмет, напоминающий клыки бородавочника.

– Эта наша реликвия?

– Да, – ответил Теор. – Будь начеку.

– Здесь же никого нет. Или все же есть?

– Вот сейчас и узнаем.

Теор взял в руки флиссу. Гард сомневался, что в этих подземельях мог еще кто-то жить, но на всякий случай тоже вытащил секиру. Как-никак реликвия могла быть защищена магией. Хотя в этом случае Гард мало что мог сделать своим оружием.

Теор медленно двинулся к реликвии. Гард последовал за ним, отстав на несколько шагов, чтобы в случае чего прикрыть Теора со спины. Когда гном проходил мимо одного из бассейнов, он заглянул в воду. Она была мутная. Гному показалось, что он заметил внутри какое-то движение. Гард подумал, что там вполне мог бы кто-то прятаться, учитывая, что из-за непроницаемой поверхности воды нельзя было определить глубину. Гард присмотрелся, ожидая, что вот сейчас из бассейна выскочит отвратного вида страшилище. Однако в тот момент ничего не случилось.

Но когда Теор, уже аккуратно снявший стеклянный колпак, положил руку на реликвию, из второго бассейна выскочил некто или нечто. Проигнорировав гнома, существо кинулось на Теора, размахивая могучими руками. Гард ничего не мог сделать, так как физически не успел бы к Теору раньше появившегося из бассейна существа. Но наемник тоже увидел нападавшего. Гард не сомневался, что его товарищ сможет увернуться от атаки играючи.

Этого не произошло.

Теор действительно сделал попытку уйти с линии атаки, но двигался слишком медленно, словно ему приходилось продираться сквозь невидимую вязкую массу. Враг ударил его обеими руками. Один удар пришелся в лицо, другой – в грудь. Теор отлетел в сторону, ударился о колонну и упал на пол. Реликвию, как и оружие, он выронил.

Гард ожидал, что Теор поднимется, но и этого не случилось. Тот лежал лицом вниз. И не двигался. Напавшее на него существо повернулось к Гарду. Теперь гном видел, с кем имел дело.

Это был голем, совершенно не похожий на тех големов, которых конструировал его собственный народ. Те делались из камня или стали и оживлялись с помощью рунной магии. Этот же голем был сделан, как полагал Гард, из глины и оживлен с помощью магии крови. Он слышал о таких опытах и о том, что их проводили именно жители поверхности. Но не знал, кто именно.

Теперь знал. Шадорнийцы.

Внешность глиняного голема, в отличие от големов гномьих, была максимально приближена к человеческой. Различие было лишь в его более широких руках и непомерно большом рту, который занимал пол-лица.

Гарда лишили возможности долгого наблюдения за противником. Голем устремился на него. Глиняный монстр передвигался довольно странно, держа корпус вполоборота и активно размахивая при этом руками. Гард отскочил в сторону, позволив существу из глины ударить воздух, и сам ударил по нему секирой. Секира вошла в плечо голема примерно на три дюйма и застряла.

Гард попытался выдернуть секиру, но у него ничего не вышло. Ему помог сам голем. Он выдернул секиру и швырнул ее в сторону вместе с гномом, который все еще сжимал рукоять.

Гард упал, перекатился через плечо, не обращая внимания на резкую боль в бедре, ушибленном при падении. Не успел он встать на ноги, как вновь рухнул на пол под весом могучих рук. Одной рукой голем придавил гнома к полу, уперев ее ему в грудь, второй обхватил его горло.

Гард попытался вырваться, но не смог. Голем держал его мертвой хваткой. Глиняные пальцы сдавливали горло, с каждой секундой гному становилось все труднее дышать. Гард попытался дотянуться до секиры, что выронил при падении, но пальцы нащупали лишь голый пол. Тогда он принялся колотить кулаками по державшим его рукам. Тоже безрезультатно.

Гном задыхался. Он не мог сделать не единого вдоха. В глазах помутнело. Он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание. А затем умрет. Гард едва смог сфокусировать взгляд на нависшем над ним безобразном лице с огромным ртом и двумя маленькими стеклянными глазками.

«У него глаза из стекла! Уязвимое место!» – Мысль озарила сознание Гарда, готовое уже вырваться из-под его контроля. Но это было уже не важно. Ведь у него не оставалось сил, чтобы протянуть руки и попытаться выдавить глаза голема пальцами. В глазах снова потемнело.

Неожиданно голем разинул огромную пасть и закричал. Гарду этот звук показался самым громким, какой он только слышал в своей жизни. Голем отпустил гнома, отступил на несколько шагов, замахал руками, не переставая кричать.

Гард сделал глубокий вдох и закашлялся. Воздух, ворвавшийся внутрь его тела, саднил горло и обжигал легкие, но, несмотря на это, он показался Гарду самым вкусным из всех возможных лакомств. Не переставая кашлять, он дышал, заставлял легкие работать. В глазах прояснилось. Он перевернулся, приподнялся и только теперь заметил два древка стрел, торчавшие из глаз глиняного создания. Голем неуклюже пытался вытащить их, но ему удалось лишь обломить оперенные хвосты.

Рядом возник Теор. В руках он сжимал реликвию. Вид у наемника был потрепанный. Кровь шла из рассеченной брови, но эта рана выглядела не так страшно по сравнению с кровотечением из носа. Вся нижняя половина лица была в крови.

– У тебя… кхх… кровь… – прохрипел Гард, кашляя.

– Знаю, – сиплым голосом ответил Теор. – Своим внешним видом я займусь после того, как выберемся. Идти сможешь?

– Да, – ответил Гард. Теор помог ему подняться и подал секиру.

– Как его убить? – Теор кивнул в сторону вопящего голема.

– Магией. Можно нанести урон, причинить ему боль… что ты и сделал, но убить… только магией.

– Тогда уходим, – уверенно заявил Теор.

Вид наемника беспокоил Гарда. Тот выглядел так, словно упал со скалы лицом вниз, и гном был больше чем уверен, что это было связано не с ударом голема, а с происшествием на мосту. Что-то ведь там случилось с ним, что заставило вспыхнуть его глаза, а тело – двигаться в сражении с нечеловеческой скоростью.

Стоило им сдвинуться с места, как голем последовал за ними.

– Наверное, чувствует реликвию, – предположил Теор.

Наемники побежали.

Голем преследовал их с завидным упорством. Он, по всей видимости, действительно чувствовал реликвию, так как бежал точно за наемниками, хоть и был лишен глаз. И будь зрение при нем, непременно догнал бы беглецов, ведь двигался быстрее их. Но лишенный возможности видеть, он врезался в косяки проходов, бился головой о низкие потолки, терял равновесие, натыкаясь на мебель и другие предметы интерьера. Но несмотря ни на что, продолжал преследование.

На обратном пути Гард не смотрел по сторонам. Ему было уже не до этого. Ведь когда на кону стоит твоя жизнь, тебе нет дела до настенной живописи, резных ножек стульев или вычурных побрякушек.

Когда товарищи добрались до подъемника, Гард изо всех сил дернул за тонкую цепь, которая оканчивалась подвижным колоколом на поверхности, и они с Теором залезли в железную клетку. Она не закрывалась, поэтому, пока они не начнут подниматься, вряд ли могут чувствовать себя в безопасности.

Клетка не двигалась. Гард вышел из нее и повторно дернул за цепь. И еще раз.

В дальнем конце тоннеля, соединяющего шахту подъемника с подземным городом, появился глиняный голем.

– Омэ! Ыхе! Аааф! – завопил он нечто неразборчивое и побежал к наемникам.

Голем несся к ним, ударяя по стенкам прохода могучими руками, а клетка все не двигалась.

Когда монстр преодолел уже половину пути, железная клетка наконец дернулась и поползла вверх. Гард едва успел запрыгнуть внутрь. Голем был уже совсем близко.

– Если он добежит… – забеспокоился гном, но, повернувшись, увидел Теора. И сразу три стрелы, которые тот наложил на тетиву.

Гард видел, что руки Теора дрожат. На лбу и шее вздулись вены, а лицо заливал пот. Гарда посетила предательская мысль, что Теор промажет. В таком состоянии – точно промажет.

Наемник отпустил тетиву. Две стрелы пролетели мимо, но третья вонзилась голему прямо в раскрытую пасть. Он дернулся назад и упал на колени. Однако тут же поднялся и ринулся к клетке, а точнее – к реликвии, которую был призван охранять. Голем не видел, что клетка поднимается, и вместо того, чтобы прыгнуть вверх, с размаху налетел на стену. Ударившись, он опрокинулся на спину.

Клетка поднялась достаточно высоко, и наемники уже не видели голема. Но слышали его крики и глухие удары его могучих глиняных рук о стену шахты.

Клетка поднималась. Механизм старого подъемника жалобно скрипел. Когда Гард слышал это во время спуска, скрип здорово его раздражал. На этот раз звук показался гному прелестнее изысканных мелодий менестрелей.

Гард мысленно поблагодарил судьбу за то, что в этом мире все еще существовали примитивные механизмы.

Глава 20

Кровавая ярость

На следующий день после событий в подземном городе, бывшем некогда частью владений герцогства Шадорн, Теор и Гард сидели у костра на опушке небольшого леса. Они сделали привал, будучи на полпути к городу Корд. Над редкими и низкими деревьями появился краешек солнечного диска. Темнота ночи отступала под натиском утреннего рассвета.

После того как наемники выбрались из подземного города, Теор обменял найденную ими реликвию на Око Азра. То, с какой легкостью хормы расстались с артефактом ради загнутых бивней неизвестного животного, в понимании Гарда говорило о незначительной ценности Ока. Теор же объяснил, что бесполезен этот артефакт лишь для хормов, а любой опытный чародей сможет найти ему применение. Он даже попытался объяснить Гарду принцип действия Ока, но гном так толком ничего и не понял. Впрочем, ему было ясно, что артефакт нужен Филде для создания портала, и этого ему было более чем достаточно. Хотя выглядел артефакт, по мнению гнома, не слишком впечатляюще. Хрустальный глаз, вставленный в центр треугольной серебряной пластины.

Гард сделал эластичную повязку на распухшую шею, которую огромная рука глиняного голема превратила в один большой кровоподтек. Это уменьшило боль при движениях головы и позволило гному немного расслабиться. Тем более что ситуация располагала к этому: Гард жадно вгрызался в жареное мясо уже третьего из зайцев, которых накануне подстрелил Теор.

Теору было заметно лучше. Кровотечение прекратилось, покраснение глаз сошло, а рассечение изначально не вызывало серьезного беспокойства. Когда Теор стрелял в зайцев, его руки не дрожали. Каждый выстрел был точным и уверенным.

Расправившись с зайцем и вытерев усы и бороду рукавом, Гард решил, что дальше оттягивать разговор бессмысленно.

– Теор…

Наемник поднял голову и посмотрел на гнома. До этого он завороженно наблюдал за догорающим костром.

– …не хочу на тебя давить, но мы не сдвинемся с этого места, пока ты не расскажешь мне, что с тобой вчера произошло.

Теор посмотрел на гнома. Его взгляд, казалось, совершенно ничего не выражал. Потом он опустил голову и вновь уставился на огонь.

Гард не знал, сколько прошло времени, но солнце уже успело подняться высоко над горизонтом. Молчание товарища угнетало гнома, которому казалось, что в безмолвии прошло не меньше нескольких часов. Гард начинал подозревать, что Теор так ничего и не ответит. Просто отмолчится или откажется отвечать. Когда Гард уже потерял надежду услышать хоть какие-то объяснения, Теор заговорил:

– У вашего народа есть особая каста воинов, не входящих ни в один клан. Во время сражения они доводят себя до кровавого безумия, что позволяет им сражаться без страха, не замечая собственных ранений.

– Берсеркеры, – понимающе кивнул Гард.

– Да. То, что ты видел там, на мосту… это называется Кровавая ярость. Это не то же самое, что делают ваши берсеркеры, но принцип схожий.

– Твои глаза горели, – вспомнил Гард тот момент, когда увидел Теора после сражения.

– Этого объяснить тебе не смогу. Знаю лишь, что это связано с вхождением в такое состояние. В Гиоле меня обучали входить в него с помощью различных магических ритуалов. И хоть сам я не чародей, но думаю, что, входя в состояние Кровавой ярости, я прибегаю к магии.

– Тебя учили этому эльфы?

– Да.

– Я не мог не заметить, что ты впал в эту Кровавую ярость, как только увидел стрелы темных эльфов. Почему именно они? У тебя словно бы рефлекс выработан на них.

– Что ж… чтобы это объяснить, мне придется рассказать эту историю с самого начала. Магия эльфов тесно связана с природой и является едва ли не самым древним видом магии в Гелиноре. Несмотря на то что эльфы существуют в гармонии с природой и всеми живыми существами, ее населяющими, между ними самими гармония сохраняется далеко не всегда. Пожалуй, это проблема любой расы или народа. Такая проблема возникла и под сенью лесов Гиоля. Среди эльфов, наиболее приближенных к королевской семье, появились… иноверцы. Эльфы, отвергающие традиции и нравственные устои своего народа, которые сформировались много веков назад и которых народ эльфов придерживается и по сей день. В первую очередь иноверцы были не согласны с мирным существованием эльфов. Иноверцы не желали забывать того, что около века назад империя Гелинор завоевала практически весь материк, откинув эльфов за пределы Западной Стены. Иноверцы жаждали возмездия. Но магия природы, которой владели эльфы, совершенно не подходила для войны с людьми, которые жили на равнине, в каменных замках, ведь магия эльфов практически бесполезна за пределами их родных лесов.

И тогда появился он. Баельнорн, или Темный Пророк. Так его стали называть впоследствии. Это был сильный чародей, один из сильнейших своего поколения. К тому же он был двоюродным братом короля. Он показал эльфам, что даже из чистой и светлой магии природы можно сделать смертоносное оружие. Он изобрел так называемую природную некромантию. Магию смерти, завязанную на живую силу природы. В нашем мире можно убить или уничтожить все что угодно. Этим он и занимался. Осушал ручьи, уничтожал деревья и растения. Он даже истребил единорогов, всех до единого. И за счет эманаций смерти, страданий и боли он смог создать свое собственное воинство – энтов. Сложно представить этих существ тому, кому посчастливилось никогда их не видеть. Представь себе уродливое черное дерево с зубастой пастью и сияющими глазами цвета крови, расхаживающее по земле, словно человек. Мой лук сделан из тела такого существа, – Теор положил черный лук себе на колени, провел ладонью по его плечу, – как и древки их стрел.

Теор помолчал. Затем продолжил:

– Когда король узнал, что сотворил Баельнорн, то приговорил своего двоюродного брата к смерти. Высший по суровости приговор, который прозвучал впервые за всю историю эльфийской цивилизации. Баельнорн расценил это как предательство. Тогда он убил короля и направил свое войско на вчерашних собратьев, перед этим предложив присоединиться к нему всем эльфам, кто желали отомстить людям за их коварство и жестокость. И к нему действительно присоединилось немало эльфов, еще больше он поработил с помощью магии. Когда они стали проливать кровь своих братьев и сестер, а также пользоваться магией смерти, то изменились. Они перестали быть детьми природы. Они стали темными эльфами. Даже их кожа стала серой, словно желая показать всему миру, что они сделали.

Эльфийский престол заняла старшая дочь убитого короля. Некогда мирному народу пришлось взяться за оружие, и вовсе не для того, чтобы защищать свой дом от чужаков. Эльфийскому оружию пришлось проливать эльфийскую же кровь. Разразилась война, продлившаяся почти год. Я участвовал в этой войне, хоть и застал самое ее завершение. Для победы эльфам пришлось пойти на многое из того, что они еще совсем недавно считали немыслимым. Например, принять в свои ряды имперского наемника. Впрочем, я сражался не ради награды и даже не заключал с ними контракта. Я сражался потому, что собственными глазами увидел Гиоль изнутри: ту часть леса, что еще оставалась не тронутой темными эльфами, и ту, которую иноверцы осквернили. Я видел, что они сделали и что продолжали делать.

В конечном счете эльфы создали большой карательный отряд воинов Кровавой ярости. В их числе был и я. Мы убивали темных эльфов бессчетно, и в конце концов я собственными руками убил Баельнорна. Это положило конец войне, но не вражде. Темных эльфов больше не интересовала месть людям. Всю свою ненависть они направили на тех сородичей, кто не поддержал их взглядов и тем самым помешал им исполнить задуманное. Перед смертью Баельнорн открыл десяток порталов по всему Гиолю. Оставшиеся в живых темные эльфы скрылись через них в неизвестном направлении. Позже мы узнали, что они обосновались на Забытом архипелаге. Война была окончена, а карательный отряд распущен. Покидая Гиоль, я поклялся покарать любого темного эльфа, встреченного на пути.

Некоторое время наемники молчали. Теор, судя по всему, закончил свой рассказ. Гард обдумывал услышанное.

– Почему эльфы не закончили начатое? – наконец спросил гном.

– Спрашиваешь, почему они не отправились на Забытый архипелаг и не убили всех оставшихся темных эльфов? Потому что это окончательно изменило бы эльфийский народ. Это была бы месть. Своего рода геноцид. Даже несмотря на все, что темные эльфы сделали. Лесной народ сохранил свой дом, дело было сделано.

– А твоя слабость и фонтан крови из носа – это последствия Кровавой ярости?

– Наверное. Не знаю. Я впервые использовал ее с тех пор, как покинул Гиоль. Во время войны единственным последствием вхождения в магический транс была головная боль.

– Как думаешь, откуда на мосту взялись темные эльфы? Они выслеживали именно тебя или это еще одна попытка нехороших парней помешать нам исполнить контракт?

– Думаю, что второй вариант.

– Что ж, тогда предлагаю сворачивать лагерь и продолжать путь. Пока нас еще кто-нибудь не попытался убить.

Глава 21

Встреча с императором

Солнечный диск нехотя отлепился от линии горизонта, возле которого провел немало времени. Казалось, перспектива покинуть насиженное место его совершенно не радовала. Однако природа брала свое, и солнце поднималось все выше. Но даже когда поднялось достаточно высоко, хотя еще и не зависло в зените, оно все еще не доставало до верха городских стен. Самых высоких стен на материке, окружающих город Канорин, столицу империи Гелинор.

Когда солнце наконец показалось над острыми зубцами, обрамляющими стены, в главные ворота города, такие крошечные по сравнению с высотой стен, вошел одинокий человек. Одинок он был в том смысле, что прибыл в город один. Но стоило ему заявиться в столицу, как многие люди вокруг стали проявлять к его персоне повышенное внимание.

Хозяин конюшни, где он оставил свою лошадь, не взял с него плату. Городские стражники, которые попадались на пути, отдавали ему честь, а один из охранявших главные ворота даже предложил сопроводить человека до императорского дворца. Тот отказался, сославшись на то, что перед встречей с императором хочет прежде пройтись по торговым рядам. Услышав это, стражник понимающе улыбнулся и пожелал удачного дня, после чего на своем обществе не настаивал.

Этим человеком оказался Руфус, первый генерал императорской армии. Он прибыл в Канорин с тем, чтобы доложить императору о проваленном задании по устранению гномьего отряда, чьи сапоги в этот момент продолжали топтать земли империи, а цели проникновения в Гелинор остались по-прежнему неизвестны.

Руфус не соврал стражнику, когда сказал, что собирается посетить торговые ряды. Ему предстояло рассказать самому капризному и непредсказуемому человеку в империи о том, что он, первый генерал, впервые за последние годы не сумел выполнить порученное ему задание. А если добавить то обстоятельство, что сей капризный человек обладал едва ли не безграничной властью в пределах своих владений и просто обожал казнить всех, кто его сильно расстроил или огорчил, то в такой ситуации занервничал бы любой.

Избежать встречи с императором Руфус не мог, но мог ее ненадолго отсрочить, проведя некоторое время вдали от императорского дворца. К тому же рядом с ним не было Саймуса, которого он оставил в небольшой деревушке к востоку от столицы, поэтому Руфус решил себя побаловать.

Генерал вытряс на ладонь содержимое кошелька и с неудовольствием отметил, что в руке оказалось гораздо меньше денег, чем он надеялся обнаружить. Руфус пересчитал монеты, засунул их обратно и пошел вдоль одного из торговых рядов купеческого района города.

Многие из тех, кто попадался на пути, узнавали его и низко кланялись, желая здоровья и благополучия. И генерал улыбался им в ответ, не забывая поблагодарить за добрые слова: улыбался он сдержанно, но зато искренне. Генерал Руфус был популярен в столице во многом благодаря своей успешной карьере и всему, что он уже успел сделать для того, чтобы все эти люди, кто сейчас мирно прохаживался по улочкам Канорина и других городов империи, имели возможность спокойно жить и заниматься своими повседневными делами.

Кроме того, Руфус был совершенно не похож на грубых неотесанных мужланов, которые обычно занимали должность первого генерала империи до него. Руфус был общительным и приветливым человеком. Всегда опрятен, одевался со вкусом, подбирая практичные, но стильные наряды. Не чурался пользоваться парфюмом, носить различные украшения вроде брошей, браслетов, перстней или ажурных шарфов. И все это генерал умело сочетал с повседневным официальным одеянием, предусмотренным для его должности – строгий черный камзол на металлических пуговицах и синий плащ с вышитым на нем серебряными нитями драконом.

Со вчерашнего вечера у Руфуса не было ни крошки во рту, поэтому он прошел мимо многих торговцев, игнорируя их предложения и ассортимент, пока не нашел то, что искал. Он остановился возле торговца, который продавал разные вкусности, которые готовил прямо при покупателе на открытой жаровне. Над его прилавком вздымался аппетитный дымок, от аромата которого у Руфуса заныл желудок. Он купил себе большую чесночную лепешку, которые просто обожал. Генерал уже собирался уходить, но в итоге передумал и купил себе еще одну лепешку, более толстую, чем первая, да к тому же начиненную мясом.

Руфус продолжил гулять по торговым рядам, жуя на ходу лепешку. Немного побродив, он решил двинуться дальше, так как посещение всех торговцев и осмотр их товаров могли занять целый день. В столицу съезжались торговцы со всей империи, бывали здесь и приезжие купцы с заморскими товарами. В Канорине можно было купить без преувеличения все, что можно пожелать. Даже сильные и редкие артефакты, а также музыкальные инструменты, что было диковинкой для рынка в любом другом городе материка.

Единственное, чего не было в торговом районе Канорина, так это рабов. Здесь их не только нельзя приобрести, но и вообще увидеть. Империя издревле выступала против рабского труда, широко распространенного на том же Южном континенте.

Руфус миновал торговые кварталы и направился в следующий район города. В общей сложности в городе насчитывалось девять районов, включая три выделенных целиком под жилые дома и особняки. Районы разделялись между собой небольшими стенами каменной кладки, всего три-четыре фута высотой, которые выполняли скорее символические функции. Тем более что проходы между районами были открытыми, в виде дугообразной арки из белого мрамора, которые никогда никем не охранялись, а каждый следующий находился чуть выше по отношению к предыдущему. Чем ближе к императорскому дворцу – тем выше.

С высоты городских стен районы города больше всего напоминали ступени, поднимающиеся к дворцу, который по площади занимал почти треть города, и охватывающие его подножие полукольцом. Сам дворец имел фундамент внушительной высоты, где располагался фамильный склеп императорских семей. Склеп хоть и находился под каменной кладкой, но вместе с тем располагался над землей, а не под ней, как во многих других государствах на других материках. Это была древняя традиция, уходящая корнями еще к правлению первых императоров Гелинора.

Руфус проследовал в район развлечений. Здесь можно было увидеть пестро одетых циркачей из разных уголков мира, предсказателей и оракулов (которые, по мнению генерала, были сплошь шарлатанами), йогов и змееустов с далекого Востока, и дрессировщиков, которых генерал очень уважал. Одному из них Руфус отдал последние из оставшихся монет и присоединился к другим зевакам, которые под навесом шатра смотрели за тем, как обезьяна с большими зелеными глазами жонглировала металлическими кольцами, перебрасывая их между всеми четырьмя лапами.

Обезьяна жонглировала с серьезным видом, обводя взглядом собравшихся. Когда ее взгляд наткнулся на лепешку с мясом, которую как раз доедал Руфус, обезьяна высунула длинный язык и облизнулась, издав предвкушающий урчащий звук. Дрессировщик прикрикнул на нее и пригрозил короткой кожаной плеткой. Обезьяна уставилась на дрессировщика полным обиды взглядом, сморщив мордашку. Однако ей ничего не оставалось, кроме как продолжить жонглировать, забыв о лакомстве в руках зрителя.

Когда представление закончилось, Руфус проследовал дальше, углубляясь в город. Ему всегда нравился Канорин. Генерал считал его самым чистым и культурным из городов. Что было удивительно, учитывая его размеры и количество жителей. Порядок в городе поддерживался благодаря постоянным патрулям общим числом в несколько сотен стражников, которым помогали еще и церковные стражи.

На подходе к жилым районам Руфуса встретил посыльный императорского совета и предложил проводить генерала во дворец. Тот не стал спорить и последовал за невысоким щуплым мужчиной в вычурной шелковой сорочке и таких же штанах.

Они миновали жилые районы, кварталы ремесленников, художников и скульпторов, учебный район, где располагались магическая и военная академии, и смежный с ним – для магов и духовенства, над которым возвышалась знаменитая башня архимагов и где находилась главная церковь империи, бывшая центром и оплотом веры в Великого Дракона Гелинора, святого мессии и спасителя человеческих душ.

Сам дворец никогда не производил должного впечатления на Руфуса. Он был большим, просто огромным, к тому же громоздким, с неимоверным количеством башенок, острых шпилей, окон и балконов. «Зато во дворце днем очень светло», – любил говаривать Саймус.

Руфус и его провожатый поднялись по широким ступеням и вошли во дворец. Они проследовали по коридору славы, стены которого были увешаны портретами всех императоров и их жен, а также наиболее знаменитых личностей в истории империи, затем свернули в другой коридор, поднялись еще по одной лестнице, миновали зал канцелярии, прошли через три столовые и гостевой зал, еще раз поднялись по ступенькам, прошли мимо кабинета счетоводов и налоговых сборщиков и наконец остановились перед массивной деревянной дверью.

Руфус прекрасно знал, что находится за этой дверью. Зал императорского совета. Его удивило, что его встреча с повелителем империи будет проходить именно здесь, а не в его тронном зале или личных покоях. Это могло значить только одно: Руфусу предстоял разговор не только с императором, но и с его советниками.

Это обстоятельство несколько насторожило генерала: ничего хорошего оно не предвещало. Будучи первым генералом, Руфус часто встречался как с самим императором, так и с его советниками. В последний же раз, когда на встрече присутствовали все три стороны, закончилось все тем, что Руфуса отправили штурмовать герцогство Шадорн. В итоге он потерял две сотни солдат, но так и не смог даже пересечь границу владений герцога Шадорнийского.

Посыльный поклонился, объявил, что генерала уже ждут, и удалился. Руфус отворил дверь и вошел в зал.

Его действительно уже ждали. В зале присутствовали все пятеро советников. Императора там не оказалось.

– А, вот и вы! – воскликнул один из советников, низкий полный мужчина с торчащими в разные стороны жесткими волосами цвета соломы, которые он постоянно остригал до длины не более фаланги пальца. – Приветствую вас, первый генерал, – добавил он, встав со стула и протянув руку.

Руфус не стал игнорировать этот жест и пожал широкую пухлую ладонь советника. Его звали Игенц, и он отвечал за экономику, финансы, налогообложение и продовольственное обеспечение.

Кроме него за круглым столом сидели еще четыре советника. Каждый отвечал за ведение дел в империи по своим отраслям. Как и ожидал Руфус, никто из них не удостоил генерала приветствием, как это сделал Игенц. Генерал ответил им тем же. Он не ладил с членами совета и контактировал с ними лишь в случае необходимости. Советник Игенц был приятным исключением.

Эти пятеро мужчин были призваны помогать императору в делах советом и делом. По сути же эти люди управляли империей. Разумеется, в открытую никто об этом не говорил. Принято было считать, что полная и безграничная власть сосредоточена в руках императора и любые изменения в государстве – его инициатива. Советники оставались в тени, по факту же управляя империей. Их власть была призрачной, тайной, но они умело пользовались теми привилегиями, которыми обладали, и сполна реализовывали свои возможности.

Руфус отдавал себе отчет в том, что, не будь совета, империя давно бы утонула в крови. Ее бы раздирали гражданские войны или набеги захватчиков. А все потому, что нынешний император понятия не имел, как управлять государством. Словом, как бы генерал ни относился к каждому из советников по отдельности и к самому совету в целом, он всегда признавал их полезность и необходимость. А их способностью подстраиваться к любым прихотям императора Руфус вообще восхищался.

– Где император? – спросил Руфус, ни к кому из советников конкретно не обращаясь.

– Скоро будет, – ответил Риндрод, один из советников. – Вы получили нашу весть или вас вызвал правитель?

– Я прибыл доложить императору о своей миссии по устранению отряда гномов…

– Ах это, – перебил генерала советник Игенц. – И как же все прошло?

– Я потерял весь отряд, и гномы продолжили движение по нашим землям.

– Как такое могло случиться? – без особой заинтересованности в голосе спросил Риндрод.

– У гномов были драконьи посохи, – ответил генерал.

– Занятные штуки эти их посохи. Довелось мне видеть такие в действии, – сказал советник Гейн. Руфус всегда считал его самой колоритной личностью из всей компании советников. Дело было не в его внешности, она у него как раз была довольно заурядной, и даже не в характере. Дело было в монокле, который он, казалось, никогда не отнимал от своего левого глаза, зачастую поддерживая его двумя пальцами. Советник будто вглядывался в окружающий его мир своим непомерно большим глазом, который выглядел так из-за стеклышка монокля.

– Жалко, конечно, ваш отряд, – покачал головой Игенц. – Но это уже дело прошлое.

– Что вы имеете в виду, советник? – удивился Руфус.

– Советник Игенц имел в виду, что мы сами доложим о результатах вашего задания, но позже, – взял слово до того молчавший советник Марк. – И не беспокойтесь, генерал, мы представим вас в самом лучшем свете.

– Вы считаете, что его величество забудет о своем поручении? – спросил генерал.

– Уже забыл, – махнул рукой советник Риндрод.

– Дело в том, – продолжил советник Марк, – что император хочет поручить вам одно очень важное дело, и последнее, что ему при этом нужно, так это услышать о проваленном задании. Понимаете?

Руфус молча кивнул. Внутренний голос же тем временем кричал: «Второй Шадорн! Они вновь пошлют тебя на верную смерть!»

– И что касается его величества, – взял слово обладатель монокля, – теперь он желает, чтобы его называли «ваше святейшество».

Руфус фыркнул. Советники переглянулись. Генерал отругал себя за несдержанность. И тут же раскрыл рот, не в силах промолчать.

– Не думаю, что глава церкви потерпит такое, – сказал он.

– Он и не потерпел, – вздохнул Игенц. – Теперь у церкви новый глава.

– Что император сделал с архиепископом? – спросил Руфус, хотя и так уже знал ответ.

– Вчера утром архиепископ Фардариус был казнен по приказу императора посредством обезглавливания. Причина – оскорбление чести его святейшества господина императора. Должность казненного занял многоуважаемый Иеромит.

– Он же совсем молод! – воскликнул первый генерал.

– Зато он благоразумен! – возразил советник с моноклем. – Он похвалил императора за проницательность, заявив, что только император может носить титул «его святейшество» по праву.

– Он просто раболепствовал перед тем, кто стоит выше его в иерархии власти…

– Так и нужно делать, дорогой генерал. Чтобы выжить.

– А как же собственная честь?

– По-вашему, Фардариус отстоял свою честь, лишившись головы? – усмехнулся советник Марк. – Нет, он встретил смерть, стоя на коленях и проклиная своего правителя. Для жителей империи он был казнен за дело, ведь все слышали черные слова, слетающие с его уст. Иеромит же хоть и сподхалимничал перед императором, зато остался жив и сможет заниматься делами церкви, помогать людям. Так скажите мне, генерал, кто из них поступил с честью? Разве забота о других и выполнение своего долга не являются поступками чести? Фардариус погиб не из-за того, что защищал других, нет. Он погиб, потому что не согласился с мнением того, кто властен над судьбами других. И тем самым оставил своих прихожан на произвол судьбы. Как по мне, так это поступок эгоистичный и в нем нет ни толики чести.

Руфус молчал. Он просто не знал, чем возразить на услышанное. Советник Марк озвучил его собственные мысли. Разве сам он не потакает причудам императора? Разве сам порой не отправляет солдат на верную смерть только потому, что того пожелал император? Да, потакает. Да, отправляет. Просто знает свое место и помнит, что этим местом обязан императору, несмотря на его избалованный и деспотичный характер.

– Вы сомневаетесь в наших методах и не отрицайте, я вижу это по вашим глазам, – продолжил советник Марк. – Но результат говорит сам за себя. А когда вы усомнитесь и в нем, просто выгляните в окно, осмотритесь вокруг. Империя живет, несмотря ни на что. Лесопилки заготавливают древесину, в шахтах и карьерах добываются металлы и минералы, купцы продают товар, фермеры выращивают урожай, люди заводят семьи и производят на свет детей, подданных империи. Наше управление работает, и вы, генерал, это знаете лучше других. Мы не нравимся вам, а нам не нравитесь вы. Это известно. Но мы, императорский совет, необходимы для империи так же, как необходимы и вы с вашим стратегическим талантом. В свое время нам придется отбросить личные чувства и работать сообща. Ведь, как выяснилось недавно, у императора никогда не будет наследников.

Руфус был ошарашен таким известием. Он все еще молчал, не зная, что сказать. Когда же решился заговорить, то не произнес ни слова, потому что услышал за дверью шаги.

– А вот и он… – шепотом возвестил советник Гейн, моргнув своим увеличенным за счет монокля глазом.

Генерал подобрался, а когда император вошел, то отдал ему честь, прижав правую ладонь к сердцу и слегка поклонившись.

Каждый раз, когда Руфус видел этого человека, у него возникало двоякое впечатление. С одной стороны, первый генерал прекрасно знал, кто перед ним – император Гелинора, правитель крупнейшего в пределах всех пяти континентов государства. С другой же стороны, глаза генерала видели отнюдь не Властелина империи, а молодого избалованного мальчишку, который, лиши его власти, ничего бы собой не представлял как человек.

Император был высок и широк в плечах, но при этом довольно худощав. Черные как смоль волосы зачесаны набок. Пухлые губы в немалой степени усиливали ассоциацию с маленьким ребенком, особенно когда он эти губы выпячивал при недовольстве.

Император внимательно посмотрел на Руфуса.

– Никогда не понимал этого вашего жеста солдатского, – сказал он рассеянно и уселся на самый большой из стульев, как раз для него и предназначенный.

– Так солдаты империи отдают честь своему командиру, ваше святейшество, – ответил Руфус. – Этим жестом мы выражаем также свою любовь к империи и покорность ее правителю.

– И что, Руфус, ты любишь империю? – спросил император. Он тем временем устраивался поудобнее, поворачивая стул то вправо, то влево.

– Всем сердцем, ваше святейшество, – ответил Руфус и слегка поклонился.

– Похвально, похвально… – пробормотал император. – Но все равно выглядит это как-то глупо. Надо будет изменить.

– На все ваша воля, – раболепно отозвался советник Игенц.

– Моя, моя, – махнул рукой правитель империи. – Вы ему уже рассказали? – Он обвел взглядом советников.

– Еще нет, – ответил за всех советник Марк. – Мы ожидали вас, ваше святейшество.

– Хорошо, иначе пришлось бы вас казнить. – Император звонко засмеялся. Все пять советников как по команде улыбнулись. – Садись, Руфус. И слушай внимательно.

Первый генерал занял свободный стул.

– Мы на пороге войны, но мы можем ее предотвратить одним-единственным сражением. И ты, первый генерал моей армии, поведешь наших воинов в бой. Наш враг…

В этот момент в дверь постучали и, не дожидаясь ответа, тут же ее открыли. В зал совета вошла высокая статная женщина в длинном пышном платье сиреневого цвета. Она махнула рукой, и следом за ней в помещение вошли четверо девушек. Руфус сразу узнал вошедшую женщину. Это была леди Изольда, хозяйка самого дорогого борделя в городе. Поговаривали, что император постоянно пользовался его услугами, и даже платил леди Изольде за ее девочек. Иногда. Чего не мог понять генерал, так это почему Изольда привела своих девочек именно сюда; неужели она не знала о встрече императора с советниками? Руфус решил, что все-таки знала, так как на девушках, приведенных ею, были строгие одеяния, прикрывающие не только интимные места, но и вообще все тело, кроме лица, что для работниц борделя было в диковинку.

– Леди Изольда! – всплеснул свободной рукой советник с моноклем. – Ну не сейчас же! Мы обсуждаем государственные дела.

– Сейчас, – возразил император, и Гейн тут же умолк.

Император встал и подошел к девушкам. Прошелся перед ними несколько раз, внимательно осмотрел каждую.

– У этой взгляд какой-то глупый, – заявил император, указав на одну из девушек. – Таких больше не приводи.

Леди Изольда кивнула.

Император еще раз осмотрел девушек.

– Вот эту тоже не хочу, – заявил император тоном капризного ребенка, – у нее волосы жирные, просто ужас. Остальные две пусть ждут меня в моих покоях. И пусть не переодеваются, я сам хочу снять с них платья. – Губы императора расплылись в глупой улыбке.

«Гораздо более глупой, чем взгляд отвергнутой им проститутки», – подумал Руфус.

Леди Изольда поклонилась и, поманив рукой девушек, вышла из зала совета. Девушки последовали за ней. Одна из проституток, та самая, волосы которой не понравились правителю империи, перед тем как выйти, посмотрела на Руфуса и одарила его томной улыбкой. Генерал никак не отреагировал на это. Это был тот нечастый случай, когда Руфус был полностью согласен с императором. Девушка была недурна собой и мила на лицо, но ее волосы действительно были чересчур жирными. Создавалось впечатление, что она не мыла их в течение многих недель.

Император постоял немного, думая о чем-то своем. Затем повернулся к столу, взгляд его упал на советников.

– Объясните генералу все подробности ситуации, а мне пора, – объявил он.

– Ваше святейшество, но мы думали…

– Вы – мой совет! – рявкнул император на советника Игенца. – Так выполняйте свою задачу!

Император уже собирался уходить, но затем повернулся к Руфусу.

– Ты должен отомстить за моего отца, – сказал он уже более спокойно, глядя генералу в глаза. – Убей их всех.

С этими словами император круто развернулся и вышел из зала. Советники и генерал встали, провожая правителя.

Вдруг Руфус заметил в углу комнаты человека и от неожиданности вздрогнул. Коричневая мантия с вышитой на груди руной выдавала в нем чародея. Однако Руфус не видел, чтобы этот человек входил в зал, да и когда пришел сам Руфус, его здесь точно не было.

Советник Марк тоже увидел чародея.

– Ибериус, вы никак все это время подслушивали нас? – серьезно спросил он.

– Что вы, – улыбнулся чародей, – я бы ни за что не стал таким заниматься. Я вошел в зал следом за леди Изольдой, просто… не захотел привлекать к себе излишнего внимания, вот и накинул на себя легкий покров невидимости.

Чародей поприветствовал всех присутствующих, в том числе и Руфуса, с которым поздоровался лично.

– Раз все в сборе, а наш император пожелал удалиться – думаю, можно перейти к делу, – сказал Игенц.

– Император сказал, что я должен отомстить за его отца, – напомнил Руфус. – Значит ли это…

– Что наши враги – орки? – закончил за генерала мысль советник Гейн. – Да, боюсь, все именно так. Несколько дней назад большой отряд орков перешел вброд Тоссов залив и вступил во владения свободных баронов. Сейчас орки заняты тем, что перевозят оставшихся воинов, снаряжение и оружие, включая особо опасное оружие, через залив на кораблях свободных баронов.

– Они захватили весь полуостров? – поразился генерал.

– Нет, что вы. Не было ни единого сражения. Свободные бароны попросту открыли перед ними свои двери.

– Да еще и кораблями снабдили, – добавил советник Риндрод.

– Не может быть… – вырвалось у генерала.

– Боюсь, что очень даже может, – сказал советник Игенц. – Бароны давно точат зуб на империю и считают, что орки смогут превратить ее в пепел. Император уже объявил баронов врагами империи.

– Какова численность орков? – спросил Руфус.

– По данным предварительной разведки, их менее двух тысяч.

– Безумие! Неужели бароны считают, что пара тысяч варваров из неосвоенных земель способна воевать с целой империей?

– Это подводит наш разговор к особо опасному оружию, о котором я уже упоминал, – сказал советник Гейн. – Ибериус, покажешь?

– Конечно.

Чародей достал из кармана мантии какой-то свиток и, развернув его посередине стола, провел сверху раскрытой ладонью, прошептав слова заклинания. Объемное изображение появилось в воздухе над пергаментом. Чародей заставил рисунок медленно вращаться, чтобы генерал смог рассмотреть его во всех ракурсах.

– Что это такое? – изумился Руфус. Затаив дыхание, он смотрел на причудливое и громоздкое сооружение на деревянных колесах. Больше всего оно напоминало таран. – Похоже на таран, – озвучил он эту мысль.

– Мы тоже так думаем, – согласился советник Марк.

– Но его устройство… не похоже ни на одну из известных мне конструкций тарана.

– Это потому что таран – магический, – сказал Ибериус.

– Магический?

– Именно. Во-первых, в составе разведки был мой знакомый чародей, и он утверждает, что от этого сооружения за версту несет магической энергией, как навозом от свинарника. Во-вторых, мы изучили зарисовку разведчика и считаем, что принцип действия этого оружия состоит в следующем: таран при ударе в преграду высвобождает большое количество магической энергии, что может увеличить силу удара в сотни раз и даже вызвать местное землетрясение, способное разрушить стену и полгорода в придачу. Хотя это лишь догадки: даже архимаги не смогли точно определить назначение орудия.

– Как необразованные варвары могли построить магическое оружие?

– Возможно, это работа их легендарных шаманов, которых никто и не видел во время войны с ордой, но это не означает, что тех не существует. Смотрите сами: видите вот эти черепа на корпусе тарана? Это черепа гоблинов. Видите повреждения на них? Они могут свидетельствовать о неаккуратном снятии скальпа при помощи грубого зазубренного оружия. Видите колеса? Обод? Грубая работа. Очень похоже на орков. Хотя опять же это лишь догадки. Главная проблема в том, что таких таранов у орков – десять штук.

Генерал нахмурился. Он представил, что могут сотворить орки, имея это оружие, если подпустить их к густонаселенным городам.

– Сейчас орки переправляют свои тараны на кораблях свободных баронов через залив. Это заметно замедляет их продвижение. Из-за мелководья им приходится огибать полуостров и высаживаться не возле Западной Стены, а непосредственно во владениях баронов.

– Нападать на орков во время морской переправы слишком рискованно. У свободных баронов сильный флот.

– Мы тоже так считаем, – согласился советник Марк.

– Что вы предложите, генерал? Нам в любом случае необходимо остановить орков и уничтожить их орудия.

– Для начала – позволить им переправиться. Это даст нам время на подготовку и возможность перебросить войска к Западной Стене. Затем пусть форсируют реку. Мы встретим их на равнине, это даст нам возможность использовать конницу с максимальной пользой.

Советники переглянулись.

– Звучит разумно. Мы доверяем вам, генерал Руфус, – сказал за всех советник Марк. – Я хочу попросить вас взять с собой на поле боя Ибериуса.

Руфус кивнул в знак согласия.

– Вы организуете поддержку магией? – спросил он у чародея.

– Да, можно сказать и так. Не могу сейчас сказать больше, но обещаю, что вы не будете разочарованы.

– Тогда встретимся на закате в казармах.

Ибериус удалился, а все пятеро советников вместе с первым генералом императорской армии погрузились в обсуждение деталей предстоящей военной кампании.

Глава 22

Сумасшедшие Ренвуды

Гард едва успел спрятаться за сталактитом, когда в паре дюймов от него воздух вспорола голубая ветвистая молния. Гном прижался спиной к поверхности сталактита, переводя дыхание. Или же это был сталагмит? Гард всегда путался, какой из них как назывался. Сталактит растет вверх, а сталагмит свешивается вниз? Или наоборот?

Гард осторожно выглянул из-за каменного столба, торчащего в полу пещеры. В этот момент из-за такого же столба напротив показалась драконья голова. По длинным усам-вибриссам змеились яркие веселые искорки. Белоснежная чешуя даже в полутемной пещере не утратила свою белизну. Гард знал, что по сравнению со своими сородичами этот дракон был довольно мелким, но выглядел не менее устрашающим.

Дракон повернул голову. Заметив гнома, издал довольное урчание и двинулся к нему. Гард готов был поклясться, что пасть чудовища растянулась в жуткой ухмылке. Гном побежал, желая увеличить дистанцию между собой и драконом или, еще лучше, вовсе спрятаться от цепкого взора хищника.

Гард невольно обернулся в тот самый момент, когда белый дракон раскрыл зубастую пасть, из недр которой вырвалась очередная молния. Она ударила в сталагмит, и тот взорвался многочисленными каменными осколками, полетевшими во все стороны. Гарда швырнуло на пол пещеры, сверху на него упали несколько обломков камня, один из которых больно ударил его в поясницу.

Он поспешно поднялся, но оказался едва ли не нос к носу с драконом. Гнома словно парализовало на месте: он понимал, что нужно что-то делать, но не мог даже пошевелиться. Этот дракон действительно улыбался! Нависая над беззащитным и безоружным гномом, он скалил чешуйчатую морду в наглой ухмылке, растянув во всю ширину зубастую пасть.

Неожиданно голова чудища мотнулась, а по его шее стекли капли жидкого пламени. На этот раз он издал несколько иной рокочущий звук, скорее похожий на раздражение, нежели на радость. Затем изящно развернулся на месте, мотнув длинным хвостом. Гард инстинктивно упал не землю, закрывая голову руками. Хвост просвистел довольно близко от него, но не задел. Дракон быстро шагал в глубь пещеры, лавируя между сталагмитами и сталактитами. Ему даже удавалось их не задевать, невзирая на большой рост, длинный хвост и два крыла, которые он то и дело раскрывал и хлопал ими.

Гард вскочил и постарался отбежать как можно дальше от чудовища. Он спрятался за каменным конусом, торчащим из пола пещеры. Огонь, попавший в дракона, свидетельствовал о том, что Филда была еще жива. Вот только магия, судя по всему, не причиняла особого вреда монстру.

Гном обдумывал ситуацию, прокручивая в голове варианты действий.

Сражаться с драконом ему было нечем: он выронил секиру, когда молния крылатого змея угодила ему под ноги. Тогда Гарду пришлось бежать, не имея возможности поднять свое оружие. Он мог попытаться найти Филду или Теора, но эту затею сразу же отмел: своими поисками он мог случайно раскрыть дракону их местоположение. Можно было попытаться найти выход из пещеры или прокрасться к сундуку, чтобы забрать артефакт. Оба варианта тоже не годились. Он не мог уйти, бросив друзей на растерзание зубастому чудищу, а что касается артефакта, то стоило признать, что дракон гораздо проворнее гнома и вряд ли тот смог бы незамеченным прокрасться к сундуку…

Гард невольно вздрогнул, когда рядом возникла Филда.

– Ты жива!.. – шепотом воскликнул он.

– Как видишь, – улыбнулась чародейка, тоже прячась за конусом сталагмита. Благо его ширина позволяла им с гномом спрятаться за ним вдвоем.

– Где Теор?.. – все так же шепотом спросил Гард.

– Скоро будет здесь, – ответила чародейка.

– Что будем делать с драконом?

– Это не дракон.

– Ты что, ослепла? Или забыла, как драконы выглядят? – возмутился Гард. – У него же и чешуя, и пасть, и хвост, и крылья…

– А еще он белого цвета и вместо огня выдыхает молнии.

– Ну да. Белый молниеносный дракон, – уверенно заявил Гард.

– Нет, – покачала головой Филда. – Он лишь выглядит как дракон. На самом деле это воздушный элементаль.

– Да хоть поросенком его назови!.. – зашипел Гард на чародейку. – Как нам его победить?

– Никак. По крайней мере, сейчас. Нужно выбираться из пещеры.

– Я без своей секиры не уйду, – запротестовал гном. – Я выронил ее…

– Держи, – неведомо откуда взявшийся Теор протянул гному его оружие.

– Ладно, уговорили. Бежим отсюда.

– Вы, Ренвуды, сумасшедшие! – заявил Гард, осушив очередную кружку до дна.

Наемники сидели за столом в пустом зале крошечной таверны.

Теор молча подвинул гному еще одну кружку, в отличие от предшественницы наполненную до краев пенистым пивом.

– Ты, лучник. – Гард указал пальцем на Теора. Филда шепнула брату, что если Гард перешел на прозвища, то дело было плохо. – Ты чего там удумал в пещере? Ты зачем стал молнии драконьи мечом рубить?

– Мой меч может отражать и рассеивать заклинания, – напомнил Теор.

– Вот только элементаль не пользуется заклинаниями, – сказала Филда, обращаясь к Теору. – Он скорее преобразует астральные частицы в чистую магическую форму. Поэтому флисса и не сработала.

– Это был дракон! – возмутился Гард, стукнув по столешнице вновь опустевшей кружкой.

Теор с Филдой переглянулись, и молодой наемник подвинул Гарду еще одну порцию выпивки.

– Дракон, – упрямо повторил гном, пригубив пива из предложенной кружки. – Молниенанос… сносный дракон.

Филда невольно засмеялась, прикрыв ладонью рот, чтобы не выдать себя.

– А ты, чароплетка. – Гномий палец лишь со второй попытки указал прямо на чародейку. – Сколько можно искать артефакты? Зачем тебе эта Цепь Искупительницы… нет, Целительницы…

– Искусительницы, – подсказал Теор.

– Да. Точно. Спасибо, лучник. Цепь Кусительницы… Ты что, не можешь ее шестеренкой заменить какой-нибудь?

– Это древнее оружие поможет завихрить магическую энергию при создании портала.

– А почему ее охраняет сносный дракон?

– Многие чародеи из числа тех, что живут отшельниками, обязательно прячут часть нажитого в укромном месте подобно пиратам, чтобы кто-нибудь достойный из следующих поколений мог это сокровище отыскать. Только в отличие от пиратов, которые ставят ловушки возле своих сокровищ, чародеи оставляют подле артефактов магических существ.

– Ну и как нам победить дракона? – Гард икнул и залпом выпил еще одну кружку.

– Боюсь, что никак. Далеко не каждый архимаг или Архимагистр академии сможет в открытом бою одолеть стихийного элементаля. А я до их уровня порядком не дотягиваю.

– Ну вот, значит, в пещеру больше не пойдем. Мы… – Гард хотел сказать что-то еще, но вместо этого упал лицом на стол и через минуту громко захрапел.

– Не думал, что понадобится столько порций, чтобы его напоить, – сказал Теор, осматривая пустые кружки, стоявшие не только на столе, но и на полу.

– Это точно, – засмеялась Филда. – Я ведь в каждую кружку подлила алхимического спирта. Обычный человек вырубился бы уже после третьей. А наш бородатый друг выглушил почти две дюжины.

– А это не слишком, опаивать его?

– Я сама не в восторге от этого. Но так будет лучше. Проспит двенадцать часов и будет как новенький.

– И никакого похмелья? – недоверчиво спросил Теор.

– Кто это сказал? – вновь засмеялась чародейка. – Голова у него трещать будет почти сутки. Зато избавится от нервного напряжения. Что-то ведь случилось, когда вы были в землях хормов, верно?

– Мы наткнулись на засаду отряда темных эльфов…

– И Гард увидел, как ты впадаешь в Кровавую ярость? – предположила Филда.

– Откуда ты знаешь про Кровавую ярость?

– Я же чародейка, не забыл? – улыбнулась Филда. – К тому же я встречалась с Аэттерном, твоим товарищем. От него и узнала о Баэльнорне, войне и твоем в ней участии. И о карательном отряде.

– Он жив?

– Живее всех живых, – ответила Филда. – Спас мне жизнь, а я спасла ему. Он тебе дорог, верно?

– Он мой друг, – сказал Теор. – И мой учитель.

– Я так и думала. У вас с ним очень схожие техники фехтования.

– Но это ведь не все, верно? Я имею в виду Гарда. – Теор посмотрел на храпящего гнома. – Мы ведь напоили его, не только чтобы он отдохнул.

– Нет, конечно же нет, – согласилась чародейка. – Есть и другая причина. Элементаль. Я знаю, как добыть артефакт. У меня есть план. И Гард был бы против его реализации.

– Почему?

– Скажем так, нам придется провести один ритуал, к самому факту существования которого народ гномов относится крайне негативно. Поэтому я решила ненадолго вывести Гарда из игры. Ты ведь мне доверяешь?

– Конечно.

– Теор, – неожиданно сказала Филда, – в том, что я держусь по отношению к тебе на расстоянии, нет ничего личного.

Теор ничего не ответил, позволяя чародейке закончить мысль. К тому же его порядком удивила такая резкая смена темы.

– Ты очень похож на отца, – сказала она, посмотрев на брата. В глазах девушки Теор впервые увидел то, что не видел со дня смерти родителей, – теплоту. – Мне не хватало в детстве его внимания. А потом они с мамой… даже забавно, ведь столько лет прошло, а я по-прежнему скучаю по нему. И когда смотрю на тебя…

– Не надо, не продолжай, – прервал ее Теор. – Я все понимаю. Правда. Я не осуждаю тебя.

– Я люблю тебя, Веснушка, – сказала Филда после недолгого молчания, улыбнувшись.

– Опять это прозвище! – охнул наемник. – Как я жалею, что в детстве так и не придумал прозвище тебе.

– Да просто у тебя с фантазией всегда было туго, – ответила Филда и на пару с братом рассмеялась.

Наемники сняли на сутки единственную в таверне комнату для постояльцев. Хозяин таверны, низкорослый морщинистый старичок, был очень рад подобной сделке, тем более что наемники заплатили ему явно завышенную цену не торгуясь. Теор полагал, что комнату старику удавалось сдать крайне редко. Когда же наемники вместе со спящим Гардом поднялись наверх, он понял почему.

Крошечная комната располагалась под самой крышей. К тому же в ней имелась всего одна узкая кровать, о чем забыл или намеренно не упомянул хозяин таверны. Но главной ее особенностью были чистота и опрятность. Точнее, их отсутствие. На двери, полу и столе – всём, что было в комнате кроме кровати, можно было обнаружить тонну грязи и пыли. Под потолком гирляндами висела паутина. Свисала она и с небольшой масляной лампы, единственного источника света в помещении. Дополняли картину многочисленные «жильцы» комнаты. На своих сетях, сплетенных из липких нитей, восседали довольно крупные пауки, по полу бегали тараканы, которых абсолютно не смутило появление людей в их обиталище, а на плохо заправленной кровати весело прыгала пара тощих черных клопов.

Филда прошептала какое-то заклинание, и насекомые все до одного поспешили убраться куда подальше. Теор достал из колчана стрелу и снял ею со стен опустевшие паучьи сети.

Наемники уложили спящего гнома на кровать. Филда заявила, что для Гарда здесь будет не так уж и грязно, ссылаясь на то, что гному наверняка доводилось прежде ночевать в гораздо более мерзких гадюшниках.

Затем Филда удалилась, оставив Теора одного с мирно похрапывающим гномом. Чародейка отсутствовала довольно долго: по примерным подсчетам наемника – не менее двух часов. Вернулась она с небольшой сумкой, в которой, как объяснила, было все необходимое для реализации ее замысла.

По просьбе Филды Теор подпер дверь столом. Девушка начертила мелом на полу многолучевую звезду, в которой длинные тонкие лучи чередовались с короткими и широкими. Когда Теор сел в центр звезды, Филда объяснила ему подробности своего плана:

– Когда я сотворю заклинание и войду в транс, твой астральный двойник, или, проще говоря, душа, отделится от физического тела. Находясь в таком состоянии, ты сохранишь разум и получишь контроль над своим новым состоянием. Тебе необходимо будет вернуться в ту пещеру, пробраться незамеченным мимо элементаля и открыть сундук.

– Как мне это сделать, если я буду призраком?

– Не призраком, а астральной сущностью, – поправила чародейка. – Если приложишь определенные усилия, то сможешь взаимодействовать с вещественными объектами. Все что тебе потребуется, это достать Цепь Искусительницы из сундука. Как только Цепь будет у тебя в руках, коснись своих висков: я почувствую это и верну тебя обратно.

– А как же Цепь?

– Она потянется за твоей душой, как за магнитом, тем самым я смогу телепортировать Цепь в эту комнату.

– Я думал, что заклинания телепортации способны сотворить только чародеи уровня архимагов.

– Верно, это крайне сложное и опасное заклинание. Если касается живых объектов: например, человека. Я же применю ритуальную магию и использую энергию твоей души, чтобы переместить Цепь вместе с тобой, не разрывая материи мира.

– Не понимаю… – признался Теор.

– Смотри. Чтобы телепортировать человека, необходимо разъять материю мира в точке выхода, провести его сущность через астрал, а затем вновь разъять материю мира уже в точке выхода. Причем как в точке входа, так и в точке выхода, разъятую материю необходимо вновь восстановить. Только в этом случае переход будет удачным и безопасным. Теперь наш случай. Когда ты коснешься Цепи, я завершу ритуал, и твоя душа потянется обратно к телу. Вместе с ней потянется и Цепь Искусительницы. При этом она не покинет мир и не войдет в астрал, как в случае с телепортацией человека. Вместе с твоей душой артефакт будет перемещаться внутри астральной энергии, которая разлита по всему нашему миру. Цепь сама в каком-то смысле станет своим же астральным двойником. Мне останется лишь сделать так, чтобы она материализовалась здесь, в этой комнате, в тот момент, когда твоя душа вновь сольется с твоим телом.

– Кажется, теперь понимаю.

– Сомневаюсь, – улыбнулась Филда. – Поверь, все получится.

– Хорошо. Тогда давай начинать, – согласился Теор.

Филда кивнула и достала из сумки множество свечей из черного воска. Она поставила их по одной на конец каждого из лучей. Затем достала из сумки баночку с какой-то дурно пахнущей мазью и намазала ею Теору виски. В некоторые из лучей чародейка также разложила разные сушеные травы, равноудаленно от свечей и от Теора, сидящего в самом центре звезды. В оставшиеся лучи она выложила небольшие кости разной формы и размеров.

Филда зажгла все свечи, а затем поочередно вылила прямо на пламя каждой свечи неизвестную жидкость из маленького пузырька. По мере того как Филда выливала содержимое пузырька на свечи, пламя каждой из них начинало шипеть, а затем вытягивалось тонкой белой полоской, да такой, что кончик пламени доставал почти до потолка.

Филда попросила Теора закрыть глаза, очистить свой разум и сделать десять глубоких вдохов. Наемник послушался. Он закрыл глаза, отрешился от всех мыслей и стал дышать ровно и глубоко, считая про себя сделанные вдохи. Филда начала читать заклинание. Ее голос звучал монотонно, словно убаюкивая. Девушка произносила абсолютно незнакомые Теору слова, но это не удивляло его. Он знал, что в ритуальной магии зачастую используются древние диалекты уже не существующих ныне цивилизаций.

Когда Теор наполнил воздухом легкие в пятый раз, пламя свечей зашипело еще сильнее. На шестом вдохе огонь стал потрескивать, на седьмом Теор уже отчетливо слышал стоящий вокруг гул, какой бывает внутри помещения, полностью охваченного пламенем. Однако жара Теор не чувствовал. Напротив, он ощутил леденящий холод, что пробирал его до самых костей. Наемник старался не обращать на это внимания. Когда он сделал девятый вдох, воздух пронзил жуткий, ни на что не похожий высокий звук. Он ввинчивался в уши, словно железные винты на пыточном кресле. Теор едва сдержался, чтобы не заслонить уши руками, дабы хоть как-то защититься от этого звука…

На десятом вдохе все прекратилось. Звук, резавший слух, оборвался, свечи больше не шипели, Филда прекратила читать заклинание. Единственное, что осталось, это всепроникающий холод. Теору казалось, что все его тело превратилось в одну большую глыбу льда.

Наемник сидел с закрытыми глазами в тишине, и вокруг ничего не происходило. Он поежился, не в силах больше терпеть холод, пронизывающий все тело.

– Ничего не выходит, – сказал Теор и удивился, услышав собственный голос. Тот был подобен шороху листвы на ветру и совершенно не походил на голос живого человека.

Теор открыл глаза.

Филда, как и в начале ритуала, сидела на полу в полутемной комнате. Но теперь ее глаза были широко открыты, а зрачки закатились вверх, почти полностью скрывшись под веками. Теор догадался, что его сестра уже вошла в транс. Но тогда почему же его душа до сих пор оставалась в теле?

– Филда… – произнес Теор, и его шуршащий голос расплылся по комнате, заполняя собой все пространство.

Только теперь наемник обратил внимание, что Филда сидит не напротив него, как в начале ритуала, а немного правее. Теор повернул голову направо и увидел себя. Вернее, свое тело. Больше всего оно напоминало сейчас мертвеца. Даже в плохо освещенной комнате наемник видел, насколько бледной стала его кожа, словно из него выкачали всю кровь до последней капли.

– Получилось… – сказал Теор шепотом, но неведомая сила разогнала его голос во все стороны с громким шелестящим звуком, хотя наемник сомневался, что кто-то кроме него самого мог услышать его слова.

– Ты должен успеть добыть артефакт до рассвета, – прозвучал чем-то знакомый голос, исходящий будто бы отовсюду сразу.

Теор взглянул на Филду, которой, без сомнения, принадлежал этот голос. Чародейка все так же сидела напротив его собственного тела, находясь в трансе, и не похоже было, чтобы она что-то говорила.

– До рассвета, – повторил голос Филды, хотя девушка так и не разомкнула уст.

Теор решил последовать совету сестры. Она не обманула, когда говорила, что наемник получит власть над своим новым состоянием. Он пожелал покинуть комнату таверны. Правда, Теор совсем забыл о существовании двери и двинулся к одной из стен. Он без труда прошел сквозь ее твердую поверхность, не встретив сопротивления, и завис в воздухе. Проделал все это с такой легкостью и непринужденностью, словно делал так уже много раз.

Теор поднял руки и осмотрел их. Они выглядели вполне привычно, если не учитывать того, что были прозрачными.

Теор плавно опустился на небольшой двор позади таверны. Рядом с покосившейся старой будкой лежала худая неухоженная собачонка. На ее худых боках под грязной свалявшейся шерстью проглядывались дуги ребер. Теор опустился на землю рядом с собакой, но та не обратила на него никакого внимания; скорее всего, даже не знала о его присутствии. Прежде чем отправляться в пещеру с элементалем, Теор решил, как и советовала Филда, научиться взаимодействовать с материальными объектами. Как-никак ему придется открыть не призрачный, а вполне реальный сундук и достать из него Цепь Искусительницы. Рядом с собакой стояло небольшое жестяное ведерко, наполненное примерно на треть каким-то малопривлекательным на вид варевом.

Теор решил попрактиковаться на этом ведре.

Первые попытки поднять ведро успехом не увенчались. Призрачные пальцы Теора проходили сквозь ведро и его содержимое. Наемник не отчаивался и продолжал попытки. После нескольких десятков неудач Теор решил подойти к решению проблемы по-другому. Прежде чем коснуться ведра, он сосредоточился и попытался представить, что все еще остался человеком из плоти и крови. Он насколько мог ярко представил чувствительность каждого из пальцев, как они сгибаются и разгибаются, как кровь циркулирует по несуществующим сейчас кровеносным сосудам…

Результат превзошел все ожидания. Теор с первого же раза после импровизированной медитации поднял ведро высоко над головой, а затем резко опустил вниз. Ведро ударилось дном о землю, а часть отвратного вида похлебки выплеснулась из него вязкими каплями. Худая собака, до того спокойно вылизывавшая свалявшуюся шерсть на боку, взвизгнув, подскочила на месте, после чего поспешила спрятаться в будке.

Теор взглянул на небо. Солнце уже спряталось за горизонт; быстро темнело. Путь до пещеры был неблизкий, тем более что Теор не располагал лошадью. Поэтому он направил свое призрачное тело туда, где находилась пещера.

Чтобы не подстраиваться под особенности рельефа, Теор передвигался по прямой линии. Он парил над землей, не касаясь ее призрачными ногами, проходил сквозь деревья и холмы, перелетал по воздуху через овраги и рытвины. В своем нынешнем состоянии Теору сложно было ориентироваться во времени, и поэтому он часто поднимал голову к звездам. Благо небо было ясным, и наемник без труда мог определить по движению небесных тел текущее время.

Когда Теор плавно опустился на землю рядом с зияющим провалом входа в пещеру, до рассвета оставалось не более трех часов.

Теор машинально сжал пальцы левой руки и немного удивился, увидев в ней лук, точь-в-точь похожий на его собственный композитный лук, но такой же призрачный, каким сейчас был и он сам. Теор сосредоточился, и в правой руке не замедлила появиться призрачная стрела. Однако он сильно сомневался, что призрачные стрелы смогут причинить стихийному элементалю ощутимый урон. Гораздо разумнее будет придерживаться первичного плана и прокрасться мимо элементаля, не потревожив его.

Теор разжал пальцы обеих рук, и оружие исчезло в тот же миг.

Он вошел в пещеру, на этот раз используя ноги, как обычный человек. Его призрачные ступни в призрачных же сапогах не порождали ни единого звука, соприкасаясь с каменным полом. Теор не знал способностей элементаля: сможет ли тот почуять наемника в его нынешнем состоянии, но вплывать в пещеру парящим призраком попросту не рискнул.

Когда наемники проникли сюда в первый раз, Теор так и не смог подобраться к сундуку достаточно близко, но тем не менее сумел изучить строение пещеры. Он уверенно двинулся между сталактитами, сталагмитами и сталагнатами, намеренно не проходя сквозь них, и даже не прикасаясь к их поверхности.

Вскоре Теор заметил элементаля. При виде этого магического существа было сложно отрицать утверждения Гарда, называвшего его драконом. Внешность элементаля говорила исключительно в пользу мнения гнома.

Он лежал на полу пещеры, уютно распластавшись во весь свой немалый рост. Большая широкая голова была обрамлена парными рядами роговых наростов, характерных для всех драконов, когда-то повсеместно обитавших в Гелиноре. Чуть выше больших ноздрей брали начало длинные и толстые, словно корабельные канаты, усы-вибриссы. Элементаль имел четыре когтистые лапы, что всегда отличало драконов Гелинора от родственных им виверн, все еще обитающих на Западном континенте. Тело элементаля покрывала белая как мел чешуя, такой же цвет имела и его шкура, которую можно было увидеть на внутренней стороне лап и крыльев.

Белый дракон, или же воздушный элементаль, лежал на полу, положив голову на передние лапы и разметав свои внушительные по размеру крылья по обе стороны от себя. Элементаль мирно посапывал, и при каждом выдохе из его ноздрей вырывался горячий воздух, который, оказавшись под сводом пещеры, становился небольшим облачком пара, что рассеивалось так же быстро, как и появлялось.

Именно эта картина была наглядным доказательством того, что утверждение, будто магическим существам не нужен сон, является не более чем досужим вымыслом. Еще один миф, который теперь однозначно стал именно таковым для Теора, гласил, что магические существа не нуждаются в пропитании. Сейчас же Теор мог видеть груду костей, сваленных возле дракона, на одной из которых еще виднелось недоеденное мясо с серой, хотя и порядком окровавленной волчьей шкурой на ней.

Теор обошел элементаля стороной, стараясь сохранять безопасную дистанцию. Он не собирался испытывать судьбу и проверять, сможет ли магическое создание учуять находящуюся рядом с ним душу, покинувшую свое тело ради ночной прогулки.

Сундук, в котором должна была находиться Цепь Искусительницы, стоял всего в нескольких шагах от кончика длинного белого хвоста, который элементаль свернул полукольцом позади себя. Сундук был высоким, с виду прочным, окован железом, но при этом украшен искусным орнаментом и инкрустацией драгоценными камнями.

Только теперь Теор обратил внимание, что видит сундук до мельчайших деталей, может рассмотреть каждую чешуйку на теле элементаля, хотя пещеру при этом заполняла густая непроницаемая темнота.

«Видимо, это еще один эффект от выхода души из тела», – подумал наемник.

Теор сфокусировался и положил руки на крышку сундука. Не почувствовал холода металла или рельефности орнамента, изображающего странные ломаные рисунки; лишь ощутил сопротивление материального объекта, реальность его существования.

Сундук был не заперт, на нем даже не было замка или какого-либо запирающего механизма. Теор откинул крышку. И замер.

Сундук был пуст. В нем не было Цепи Искусительницы, как не было и ничего другого.

Именно тогда Теор уловил позади себя какое-то движение. Он резко обернулся и увидел прямо перед собой огромную морду элементаля. Прежде чем наемник успел что-то предпринять, белый дракон разинул пасть, и в лицо Теору ударила яркая ветвистая молния.

Глава 23

Свой среди чужих

Теор проснулся от солнечных лучей, которые назойливо проникали во все имевшиеся в походном шатре щели. Он нехотя поднялся и сел на куче бизоньих шкур, служивших ему лежаком. Потянулся, проворчав несколько ругательств из числа тех, что были такими же древними, как сам мир.

Первым делом после пробуждения Теор запустил указательный палец в рот и при помощи острого когтя выковырял кусочек мяса, застрявший между зубами со вчерашнего ужина. Затем наемник натянул грубо сработанные порты. Хотел он надеть и плотные шкуры, сшитые по бокам и охватывающие торс наподобие человеческого доспеха, но потом передумал и, громко фыркнув, откинул их в дальний конец шатра. Единственное, что Теор надел на себя кроме портов, было его счастливое ожерелье. Множество зубов разных форм и размеров были надеты на прочную жилу тролленка, вываренную предварительно для гибкости в кипятке. Когда Теор надевал ожерелье на мускулистую грудь, зубы издавали глухой рассыпчатый стук, словно трещотка на хвосте гремучей змеи.

Теор сам сделал это ожерелье и регулярно пополнял его новыми трофеями. Здесь были собраны лишь зубы тех, кого Теор одолел в бою лицом к лицу: людей, орков, гномов, троллей, огров, волков, медведей… даже настоящего взрослого упыря. Не было лишь эльфийских. Ни одного, хотя Теор на своем веку прикончил немало древесных остроухов. Проблема заключалась в том, что зубы эльфов были хрупкими и крошились, попробуй кто-нибудь проделать в них дырку, чтобы вдеть их в свое счастливое ожерелье.

Теор посмотрел в угол шатра, где цепью к столбу была прикована девушка. Она обнажена. И до неприличия худощава. Ее голова опущена так, что подбородок упирался в ключицу. По худым плечам рассыпаны волосы темно-зеленого цвета. Девушка была без сознания.

Теор окинул ее оценивающим взглядом, особенно задержавшись на груди, которая у девушки была настолько плоской, словно принадлежала не женщине, а людскому мальчишке-подростку.

Теор сплюнул себе под ноги.

Девушка не нравилась Теору. Слишком худощава, как ходячий труп. Другое дело – гномихи. Хоть и низкорослые, зато при мясце и аппетитных формах.

Девушка была эльфийкой. Точнее, дриадой. Ему подарила ее вчера вечером странная гостья хана Гош-Торшага, закутанная в черный балахон и с мордой, словно у птицы. Подарила вместе с цепью, которой Теор и приковал дриаду к столбу.

Теперь же Теор не знал, что делать с ней. Конечно, ему нравилось насиловать женщин, избивать их, а иногда и резать на куски. Но сейчас, когда близится битва, на это не было времени. А что до насилия, то худосочная дриада не возбуждала его. Скорее даже наоборот, лишь вызывала отвращение.

Полог шатра приоткрылся, и Теор невольно зажмурился от солнечного света, который теперь без преград заполнил собой едва ли не весь шатер. В образовавшемся проеме показался гоблин.

– Господин… – пролепетал он, видя раздражение на лице Теора.

– Чего тебе? – прорычал Теор, щуря глаза на ярком свету.

– Господин, хан отбыл к реке…

– Контролирует форсирование, – фыркнул Теор. – Прекрасно. Вы выставили патрули за пределами лагеря?

– Да.

– Сколько?

– Сколько? – переспросил гоблин, не поняв суть вопроса.

– Сколько гоблинов в патруле, идиот! – заорал на него Теор.

– Д-двадцать, – ответил гоблин, вжимая голову в плечи и стуча зубами. Теор, как и любой из военачальников хана, славился тем, что мог оторвать голову солдата голыми руками, по сути, за любую провинность. А иногда и просто ввиду плохого или, напротив, хорошего настроения.

– Удвоить патрули! И рассеять их по всему периметру. Не хватало еще, чтобы люди застали нас врасплох.

– С-слушаюсь, г-господин… – промямлил гоблин, низко кланяясь, после чего поспешил скрыться с глаз Теора и оказаться подальше от его шатра.

Теор был зол. Хотя бы от того факта, что служил под началом хана уже пятый год, но при этом был вынужден командовать двумя сотнями глупых гоблинов. И если бы не рош-волки, которых седлал его отряд, то ценность его подчиненных была бы просто никчемной.

Чтобы успокоиться, Теор взял свой ятаган и, поудобнее устроившись на шкурах, стал обрабатывать лезвие точильным камнем. Ятаган был стар и, как все оружие орков, сработан грубо. Эфес отсутствовал вовсе, его заменяла намотка из кожаных лент. Широкое лезвие было выковано с классическим для ятагана изгибом, но без соблюдения необходимых пропорций, а вместе с отсутствием противовеса на конце рукояти это лишало оружие всяческого баланса. Но разве нужен баланс для орочьего меча? Совсем нет. Теор был рубакой, а не фехтовальщиком. Ведь орк не чета неженкам-людишкам с их пританцовывающей манерой владения мечом. Хороший клинок должен рубить противников на куски, а не выписывать красивые кренделя в воздухе.

Точильный камень, зажатый в руке Теора, упирался в лезвие у самой рукояти, а затем поднимался до острия. После этого точильный камень терял контакт со сталью, но лишь для того, чтобы державшие его пальцы вернули его на исходную позицию. В некоторых местах сталь ятагана потемнела, в других – покорежена и с зазубринами. Но несмотря на это, ятаган все еще нес смерть врагам Теора во время сражений.

Теор был орком, и как все орки…

Орком?

Рука, а вместе с ней и точильный камень замерли на середине пути. Теор не был орком, он был человеком, наемником. И почему он держит в руках большой и неуклюжий ятаган вместо своей легкой и идеально сбалансированной флиссы?

Теор тряхнул головой. Теор – человек? Придет же всякое в голову. И что еще, во имя духов предков, за флисса?

Теор продолжил точить свой ятаган. Шершавый камень при трении со сталью заставлял ее издавать характерный шипящий звук. Это успокаивало, отгоняло непрошеные мысли.

Что-то привлекло внимание Теора, и его рука уже второй раз замерла, не доведя точильный камень до конца. Он посмотрел на дриаду, прикованную к столбу. Но сейчас его интересовала не она сама, а цепь, которая одним концом оплетала руки девушки, заведенные за спину, а другим была обмотана вокруг деревянного столба, служившего одной из опор шатра.

Это была не обычная железная цепь, какими пользовались орки. Эта цепь была золотой, но не из чистого золота: скорее всего, это был какой-то сплав. Каждое звено цепи было не привычным овальным, а имело форму ромба. Кроме того, в каждое из звеньев был инкрустирован маленький белый камень без единой грани.

Теор не знал, что это были за камни, зато он знал точно, что это была за цепь. Цепь Искусительницы.

Теор протянул руку и коснулся гладкой поверхности цепи. Стоило ему это сделать, как в его голове все перемешалось. Неожиданно нахлынувшие воспоминания какого-то человека перемешались с его собственными воспоминаниями, воспоминаниями орка. Орка, которого звали Таг-Воштар. Две личности внутри орка завертелись, как беспомощные щепки, попавшие в воронку водоворота. Человек и орк. Теор и Таг-Воштар. Одни мысли накладывались на другие, каждая из личностей пыталась взять верх и вытеснить из сознания другую.

Теор отбросил ятаган и схватил ведро с водой, стоявшее недалеко от шкур. Часть воды расплескалась, но Теор не обращал на это внимания. Он выскочил из шатра и, едва оказавшись снаружи, упал на колени, склонившись над ведром. Когда поверхность воды перестала колыхаться, Теор увидел в ней свое отражение. Широкие плечи, мускулистые грудь и шея, коричневая с зеленоватым оттенком кожа, испещренная неровностями, низкий, выдающийся вперед лоб, большие заостренные кверху уши, широкий приплюснутый нос и искривленная нижняя челюсть, из которой выпирали длинные искривленные клыки.

Из ведра на Теора смотрел орк. На Теора смотрел Таг-Воштар.

Теор вскочил, пинком опрокинув ведро. Он влетел в шатер подобно урагану. Могучая грудь вздымалась и опускалась в такт тяжелому дыханию. Тело покрыл липкий холодный пот.

Дриада возле столба очнулась и плавным движением откинула с лица зеленые волосы. Она заметила свою наготу и исправила подобную несправедливость за время, которое понадобилось бы человеческому сердцу на два удара. Появившиеся откуда-то из-за спины девушки тонкие веточки и зеленые побеги оплели ее маленькое худое тельце, образовав изумительной красоты природное одеяние.

Дриада внимательно посмотрела на орка.

Когда Теор встретился взглядом с девушкой, то из тела орка вырвался вздох изумления.

– Шаелла? – сказал Теор незнакомым для себя голосом, и тут же едва не лишился языка, поскольку Таг-Воштар сомкнул челюсти, да так, что хрустнули едва ли не все зубы.

Таг-Воштар не знал имени дриады. Ему вручили ее только вчера в качестве подарка. Таг-Воштар не знал ее! Не знал ее…

Но Шаеллу знал Теор.

Борьба двух личностей в теле орка достигла апогея. Он обхватил руками голову и закричал. И в этом крике смешались два голоса, две эмоции. Ярость Таг-Воштара и решительность Теора.

В шатер заглянули двое гоблинов, встревоженные криком. Орк вновь закричал и схватил свой ятаган, намереваясь зарубить гоблинов. Те решили не искушать судьбу и поспешили ретироваться, от страха сопровождая отступление не меньшими криками.

– Кто ты? – прозвучал мелодичный голос позади орка. Он обернулся. Дриада смотрела ему прямо в глаза.

– Кто ты? – повторила она. – Не орк, а тот, что внутри – кто ты?

Этот голос, так хорошо знакомый одной из личностей и чуждый – другой, решил исход их противостояния.

– Теор… – с трудом выдавил наемник. – Теор Ренвуд.

– Теор? Эйн силе Летаниэль? – удивилась дриада. – Что с тобой приключилось?

Теор пошатнулся и тяжело опустился на шкуры. Его била дрожь.

Что с ним приключилось? Это хороший вопрос; он и сам не прочь узнать ответ. По крайней мере, теперь он точно знал, кто он. Знал он и кем был орк, в чьем теле он сейчас находился. А это было уже что-то.

– Шаелла, – сказал Теор, пробуя на вкус голос орка, привыкая к работе его голосовых связок, гортани, языка, челюсти, лицевых мышц. И это было единственное, что сказал наемник.

Прошло немало времени, прежде чем Теор заговорил вновь.

Первый генерал императорской армии Руфус Сторм стоял на опушке небольшого леса, в котором расположилось лагерем войско. Его войско. Собранное на скорую руку из разрозненных отрядов, состоящее из воинов, никогда не бившихся плечом к плечу. Армия, призванная остановить продвижение неприятеля и положить конец его планам.

Легкий ветерок дул с запада, оттуда, где вдалеке на горизонте виднелась Западная Стена. Главная причуда природы на Серединном континенте. Гряда плоских скал, вздымающихся над равниной и будто бы выросших в одночасье по мановению чьей-то руки. Хотя маги говорят, что примерно так все и было, и случилось это во время знаменитого Катаклизма, когда землю разрывали на части магические вихри и когда в конечном счете всех спас Великий Дракон Гелинор, явившийся в мир из глубин астрала.

Руфус не знал толком, верит он в эту историю или нет, но он носил кроваво-красное изображение Гелинора на своем боевом плаще, и это как минимум заставляло относиться к ней с уважением. С еще большим уважением, а то и трепетом, он относился к Западной Стене. Как бы она ни возникла, но все же была настоящим чудом, противоречащим основным законам природы.

Стена, будучи вертикальной, без единого уклона, была сплошь покрыта зеленью, на ней росли деревья, располагавшиеся параллельно земле. И самым удивительным была река Вирша, основное русло которой впадало в Пламенное озеро, находящееся далеко на западе. Доходя до Западной Стены, вода забирала резко вверх, течение становилось вертикальным, причем водная масса двигалась снизу вверх. Дойдя до покатой вершины Стены, вода обтекала ее и уже на другой стороне Стены спускалась вниз. Именно спускалась, а не падала отвесно, образуя водопад. Течение в Вирше было спокойным и не менялось ни при подъеме на Западную Стену, ни при спуске с нее.

Не нужно было быть ученым или магом, чтобы понять: законы гравитации применительно к Западной Стене не работали. Глядя на нее или на реку, непринужденно текущую вверх, невольно поверишь в чудеса.

Западная Стена вовсе не была неприступна. В высоту она не превышала размеров стандартного замка. К тому же ее можно было миновать на юге возле Тоссова залива, чем не преминули воспользоваться орки, и на западе, где, правда, путь был небезопасен, так как упирался в земли недружелюбных к чужакам хормов.

Руфус с радостью посетил бы Западную Стену и даже попытал бы счастье пройтись по ней вдоль реки. Говорят, что хоть и теоретически, но это возможно. Но сейчас Руфус не имел возможности проверить эту теорию. Его войску предстояло важное сражение, которое должно было произойти со дня на день.

Местом для битвы генерал выбрал Западную равнину, лежащую сразу за лесом, в котором расположилась армия империи. Равнина была относительно небольшой, по сравнению, например, с пустынями Южного континента. Но на Серединном континенте Западная равнина была самой большой территорией, где отсутствовали города и неровности рельефа. Равнина тянулась от берегов реки Вирша на западе до городов Мервелд и Альвес на востоке, от герцогства Шадорн на юге до города Корд на севере.

Руфус уже знал, что форсирование Вирши орками почти завершено. Девять из десяти магических таранов уже стояли в их временном лагере на краю равнины. Имперские же войска расположились лагерем на противоположной ее стороне. Враждующие стороны отделяло лишь несколько десятков лиг.

Руфус покончил с созерцанием окрестностей и, пройдя в самое сердце лагеря, зашел в офицерскую палатку таких размеров, что могла вместить под своей матерчатой крышей полсотни человек. Сейчас здесь находились всего девять.

– Господа, – слегка наклонил голову Руфус, приветствуя собравшихся.

Присутствующие отдали первому генералу честь. Все, кроме мага Ибериуса. Формально он не числился в армии империи и не был обязан отдавать честь. Вместо этого он ответил поклоном на поклон. Гораздо более учтиво, чем ожидал от него Руфус.

В палатку вошел интендант. Отдав честь первому генералу, он обратился напрямую к нему:

– Генерал, снабжение завершено в полном объеме.

Руфусу нравился нынешний уставной порядок в армии. Любой солдат, даже последний рядовой, мог обратиться к Руфусу, поименовав его одним-единственным словом «генерал», даже без добавления «первый». Руфус не считал это послаблением дисциплины или демонстрацией неуважения подчиненных к своему командиру. Напротив, он считал, что это укрепляет взаимное доверие между простыми вояками и офицерами, не отменяя при этом субординацию. Первый генерал полагал это нововведение единственной дельной мыслью, принадлежащей самому императору, а не его советникам. Руфус читал о тех временах, когда солдат, прежде чем обратиться к генералу, должен был назвать его полную должность, перечислить все его титулы, не забыв при этом упомянуть требуемые отсылки к его заслугам и родословной. И это делалось даже на поле боя!

– Снаряжения хватает на всех? Провизии – тоже? – уточнил Руфус.

– Да, генерал, даже с запасом.

– Вот как? – удивился генерал. – А кто доставил нам обозы?

– Магистрат Альвеса. Кроме того, члены коллегии просили передать всей армии и лично вам пожелание успеха в грядущей битве.

– Звучит… неожиданно. – Первый генерал тряхнул гривой черных волос. – Но разве в Альвесе не единоличное правление в лице главы города?

– Уже третий год городом управляет магистрат с выборной коллегией во главе.

– Демократия, значит, – хмыкнул Руфус, невольно улыбнувшись. – Да, давненько я не был в Альвесе, немного отстал от жизни. Хорошо, благодарю. Ты свободен.

Интендант отдал честь и покинул офицерскую палатку.

– Что ж, – обратился первый генерал ко всем собравшимся, – вы все слышали нашего интенданта. Вопрос со снабжением решен. Каждый из отрядов и каждый солдат в отдель-ности будут иметь все необходимое. По последним данным нашей разведки, орки завершают форсирование Вирши. Последний из таранов, а вместе с ним и их основные силы к сегодняшней ночи будут на краю равнины. Их мохнатые буйволы, что тащат эти адские машины, ночью любят спать, что подтвердили все информаторы. Следовательно, животные никуда не тронутся, пока не рассветет – не важно, насколько сильно хотелось бы оркам обратного. На рассвете же орки наверняка двинутся в путь. Как уже обговаривалось нами ранее, мы выйдем им навстречу. Нам необходимо встретить их в самом сердце Западной равнины, где у нашей конницы будет пространство для маневра. Первостепенной задачей было и остается уничтожение всех десяти магических таранов. Нашу стратегию все вы знаете от и до, сотники и десятники получили все необходимые распоряжения, каждый из них знает, что и как им делать на поле боя…

Руфус прервался, обведя взглядом собравшихся в палатке. Каждого из них генерал отобрал лично из лучших сотников и был уверен в них на все сто процентов. Пусть и неофициально, он повысил каждого из них до тысячника, но ввиду отсутствия такой должности назначил этих людей генералами, сделав их своими личными помощниками. И пусть повышение было временным, лишь на срок этой кампании, каждому из них пришлось по душе оказанное первым генералом доверие.

Назначенные Руфусом генералы по сути выполняли обязанности командующего отдельным родом войск. Генерал лучников, генерал кавалерии, генерал пехоты и остальные в таком же духе. Это не только помогало добиться необходимой дисциплины: теперь каждый из помощников Руфуса знал все, что знал и сам первый генерал, вплоть до всех возможных вариантов действий, в зависимости от хода сражения.

– На этом всё, господа. Завтра нас ждет славная битва. А пока есть такая возможность – отдохните.

Восемь человек отдали первому генералу честь. Семь мужчин и одна женщина.

Когда в его распоряжение из Верна прибыл закованный в белоснежные доспехи отряд святой инквизиции в составе пятидесяти человек, первый генерал был премного удивлен. Ведь инквизиция напрямую не подчинялась даже императору и отчитывалась в своей деятельности лишь перед церковью Великого Дракона. Еще больше Руфус удивился, узнав, что командует отрядом женщина. Когда же представительница святой инквизиции присягнула на верность имперскому престолу в течение всей кампании, у генерала и вовсе отвисла челюсть.

Руфус не знал, как зовут командира отряда инквизиторов: как выяснилось, вступая в ряды святой инквизиции, человек навсегда расстается со своим прошлым, включая свое имя и родословную. Высокая статная женщина в белоснежных доспехах и с двуручным моргенштерном наперевес просила именовать ее Стражем-инквизитором.

Так первый генерал и поступал. Поначалу он относился к воинам инквизиции, как и к самой Стражу-инквизитору, с недоверием. Однако вскоре первый генерал смог убедиться, что инквизиторы не так заносчивы и невыносимы, как их описывали. Страж-инквизитор беспрекословно выполняла любые просьбы, распоряжение или прямой приказ первого генерала, а воины, бывшие под ее началом во время тренировок и отработки совместных маневров, показали себя опытными солдатами и благовоспитанными личностями. В конечном счете Руфус присоединил воинов инквизиции к уже имевшейся сотне тяжеловооруженных панцирников, а Стража-инквизитора назначил генералом получившегося отряда.

Отдав своему командиру честь, генералы один за другим покинули офицерскую палатку. Никто не проронил ни слова. Все уже было сказано, и ничего более говорить не требовалось. Лишь Страж-инквизитор, покидавшая палатку последней, наклонилась к самому лицу первого генерала – она была на целую голову выше его – и что-то тихо прошептала. Руфус встретился взглядом с представительницей святой инквизиции и кивнул. В сказанном не было ничего интимного, и уж тем более пошлого или порочного, но все же это было нечто личное, а потому должно было остаться в тайне от всего мира.

После того как генералы покинули палатку, кроме Руфуса в ней остался лишь Ибериус.

– Могу я тебе кое-что сказать? – нарушил молчание маг.

– Мы уже перешли на «ты»? – вопросом на вопрос ответил первый генерал.

– Завтра мы плечом к плечу выходим на ратное поле; не вижу причин для фамильярностей, – отмахнулся Ибериус.

– Что ж, в таком случае не вижу причин, почему бы ты не мог высказаться свободно.

– Благодарю. Я хотел сказать, что видел много чудес в этой жизни, но все они по большей части были так или иначе связаны с магией. Сейчас же я вижу нечто поразительное, и это с магией никак не связано. За время недельного марша вы умудрились превратить горстку разрозненных отрядов, в которых дисциплина хромала, в боеспособную армию. Я видел вчера, как лучники и копейщики, собранные из четырех разных городов, отрабатывали маневры так, словно учились этому всю жизнь. Даже совсем зеленые новобранцы, которых выделила столица.

– Тебя это удивляет?

– Не удивляет. Восхищает! Легко, обладая даром, разжечь из ничего огонь. А вот научить за жалких семь дней несколько тысяч человек действовать как одно целое – это поразительно! Можно сказать, что сражение было выиграно в тот миг, когда вы прибыли в Канорин.

– Спасибо на добром слове, Ибериус. Но на поле боя может произойти что угодно. Так было и всегда будет. Что-то происходит – и все тренировки и приготовления идут прахом, а несколько тысяч солдат гибнут от рук нескольких сотен.

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что и сказал. Война непредсказуема. И даже наличие дисциплины не гарантирует успех. Что уж говорить о ее отсутствии… Дисциплина уменьшает вероятность поражения, поэтому она так необходима.

– Мудрые слова, – серьезно сказал маг.

– Что ж, откровенность за откровенность. Быть может, ты наконец расскажешь мне о своей роли в моей армии? Пока ты лишь обмолвился о том, что это никак ни повлияет на нашу стратегию.

– Нет, не повлияет, – согласно кивнул Ибериус. – И – нет, не расскажу, ни в коем случае. Завтра сражение, так что скоро ты сам все увидишь. Ты любишь сюрпризы, Руфус?

– Не сказал бы.

– Жаль. Тем хуже для тебя, первый генерал, потому что это ничего не изменит. – Ибериус растянул губы в довольной улыбке.

– Завтра орки и имперцы столкнутся на равнине, – сказал Теор, наполняя вином покореженную жестяную кружку, которую сжимала тоненькая рука дриады.

– Мы успеваем? – спросила Шаелла, облизывая губы при виде стремительно заполняющегося стакана.

– Вполне. Завтра будем на месте. – Теор с интересом наблюдал, как дриада, прикрыв глаза от удовольствия, принялась медленно и чинно потягивать полученный напиток.

– Королева меня убьет, узнав, что я повинен в твоем пристрастии к вину, – сказал Теор, обнажив орочьи клыки в ухмылке.

– Я же дриада, – махнула рукой Шаелла. – Я могу избавиться от любой пагубной привычки мановением руки. И потом, формально спаивал меня страшный орк, а не ты.

– Не завидую я ему, – ответил Теор, принимая из рук дриады пустую кружку.

– Земные пороки сладки, – неопределенно произнесла Шаелла, поигрывая зеленым листочком, росшим на ее древесном платье.

– Поэтому мы, люди, так рьяно за них сражаемся, – ответил Теор.

Заметив, что Теор убирает кружку в сторону, вместо того чтобы наполнить ее вновь, дриада многозначительно подняла брови в немом вопросе.

– Не смотри на меня так, – засмеялся Теор. – Ты выпила все запасы вина, имевшиеся у гоблинов.

– Жаль, – вздохнула Шаелла. – Что ж, тогда поговорим о предстоящем. Ты уверен в своем плане?

– Нет, – покачал головой Теор. – Не уверен. Но вынужден действовать. Орков нужно остановить, здесь и сейчас. И раз уж я оказался чужим среди своих, это нужно использовать.

– Я не сильна в стратегии. Но тебе верю. Ты помог нашему народу в трудный час, поэтому в стороне я не останусь. И сделаю то, о чем ты просишь.

– Спасибо, Шаелла…

Шел шестой день. Началом отсчета для Теора служил тот день, когда он очнулся на рассвете в чужом теле. В теле орка по имени Таг-Воштар, который был кровавым кулаком хана, то бишь предводителя орочьего войска. Наиболее близкой аналогией кровавым кулакам, пожалуй, были сотники в имперской армии. Кровавые кулаки командовали отдельными отрядами в войске хана самостоятельно, с одним лишь «но»: действия кровавого кулака и его отряда не должны были противоречить приказам, желаниям или даже амбициям хана.

Таг-Воштар командовал отрядом, в котором состояли двести три гоблина, седлавшие рош-волков – коренных обитателей неосвоенных земель, что находились на юго-западном краю континента. Внешне эти мохнатые зверюги мало чем отличались от обычных волков, которых можно было встретить практически в любом достаточно крупном лесу материка, за исключением ярко-рыжего цвета шерсти и своего размера – рош-волки были в полтора раз крупнее своих серых собратьев.

Теору доводилось видеть рош-волков в деле, точнее сказать – он видел, как они расправляются со своими жертвами. Тем удивительнее было узнать Теору, какими смирными и покладистыми становились рош-волки рядом с гоблинами, не говоря уже о том, что позволяли им себя седлать, словно верховых лошадей. Наемник решил отнести это к чудесам дрессировки и более к этому вопросу не возвращался.

Тем более что без дела ему сидеть не пришлось. К вечеру первого же дня в лагерь прибыл гоблин – посыльный хана. Он передал приказ командира: обойти армию людей с севера и ударить по ним с тыла, когда на поле боя разразится хаос.

Теор понятия не имел, что мог иметь в виду хан, говоря о хаосе, однако то, что наемнику не было нужды встречаться с основными силами орков и с ханом лично, было ему только на руку. Он сомневался, что смог бы в достаточной степени сыграть роль Таг-Воштара, не вызывая подозрений. Ведь Теору были недоступны воспоминания орка, хотя он и делил с ним одно тело. Шаелла объясняла это тем, что разум Теора взял вверх над разумом орка и полностью вытеснил того, загнав личность орка в самые темные глубины сознания.

Что же касается того, что случилось с самим Теором, точнее – с его душой, Шаелла объяснить не смогла.

– Описанный тобой ритуал никак не мог вызвать таких последствий, – пояснила дриада. – Высвобождение души вместе с сознанием из бренного тела – это одно, а вот поместить все это в тело живого существа, не убив при этом само существо и перемещаемую личность – уже совсем другое. Такая магия находится за пределами возможностей нашего мира.

Не смогла объяснить Шаелла, и как попала в плен к оркам. Последнее, что она помнила, это как посреди леса перед ней возник некто закутанный в черный балахон с широким капюшоном, из-под которого торчал длинный птичий клюв, после чего она уже очнулась в палатке Таг-Воштара, прикованная цепью к столбу.

Совсем другой расклад, нежели с орками, вышел с гоблинами. Перед ними Теору притворяться не пришлось. Он показал им нового себя, для начала перестав их избивать, чем славились все кровавые кулаки, и общаясь с ними как с солдатами, а не рабами, хотя рабство считалась у орков нормой. Поначалу гоблины восприняли подобные перемены с опаской, ожидая некоего подвоха со стороны кровавого кулака. Но вскоре страх был преодолен, и Теор получил полный контроль над отрядом. Они слушались его, не задавая вопросов, но уже не из-за страха смерти или побоев, а из верности.

Теор не обманывал себя по поводу их надежности и преданности и понимал, насколько хрупким может оказаться выбранный им вид управления наездниками рош-волков. Тем не менее он был уверен, что достигнутого результата будет вполне достаточно для реализации задуманного им плана. Единственное, что усложняло ситуацию, – Теор не знал орочьего наречия, но с этим ему помогла Шаелла, которая, как оказалось, была неплохо знакома с их диалектом, и дала наемнику пару уроков.

В палатку, громко чихнув, вошел низкий худощавый гоблин. Как и все гоблины, он имел цвет кожи, схожий с орочьим: коричневый с зеленым оттенком, больше всего напоминавший болотную топь. Непропорционально большая голова и длинные руки, на шее защелкнут металлический ошейник. Метка раба, символ того, что носитель ошейника принадлежит кому-то: например, хану или кровавому кулаку.

– Вы просили меня зайти, господин, – четко сказал гоблин на общепринятом языке.

– Да, проходи, – сказал Теор. – Садись, – добавил он, указывая на сваленные стопкой шкуры, служащие кровавому кулаку походным лежаком.

– Это ваше место, – ответил гоблин, переминаясь с ноги на ногу.

– Да, я в курсе. Садись.

Гоблин нехотя прошлепал к шкурам, волоча босые ступни, осторожно присел на них, не зная, что делать со своими руками. Он нервно потирал одной ладонью другую, пока шел к лежаку, а когда сел, положил руки на колени, затем, немного подумав, переложил их на шкуры по обе стороны от себя, но и это ему чем-то не понравилось, и он вернул их в исходное положение – на колени.

Гоблин заметно нервничал.

«Все еще ждут подвоха, думают, что я возобновлю побои, кои учинял прежний владелец тела кровавого кулака», – подумал Теор, глядя на него.

– Это он? – спросила дриада, указывая на гоблина тоненьким пальчиком.

– Да, – коротко ответил наемник, внимательно смотря на подчиненного.

Под двумя внимательными взглядами гоблин занервничал еще сильнее. Дриада улыбнулась ему, обнажая белоснежные ровные зубы. Он невольно улыбнулся в ответ, одними губами, но тут же устыдился и уставился на свои ладони.

– Как тебя зовут? – спросил гоблина Теор.

– Гоблины не называют оркам своих имен, – сказал тот.

– Потому что вы рабы? – прямо спросил Теор, сдвинув брови. К чести гоблина, он выдержал взгляд ужасного для него кровавого кулака.

– Да. Рабы подобны имуществу, а у имущества нет имени, лишь назначение.

Теор подошел к гоблину, протянул руки и сомкнул их на шее гоблина. Гоблин сглотнул: по всей видимости, ожидая наказания за дерзкий ответ. Теор резким движением расстегнул стальной ошейник, снял его и, разломив надвое, зашвырнул в угол шатра.

– Больше ты не раб. Отныне ты свободный гоблин.

Гоблин, не веря в происходящее, протянул руки и пощупал свободную от ошейника шею.

– Но орки никогда не давали гоблинам свободу… – растерянно сказал гоблин. – Мы убегаем от хозяев, и часто. Но чтобы стать свободным вот так…

– Я не орк, несмотря на внешность. Итак, теперь ты свободный гоблин, а никакой не раб. Меня зовут Теор Ренвуд. Как зовут тебя?

– Герхард, – ответил тот.

– Это ведь не орочье имя, верно?

– Нет, господин…

– Никакой я тебе больше не господин, – перебил его Теор. – Зови меня Теор.

– Как скаже… хорошо… Теор.

Некоторое время гоблин молчал. Он переводил взгляд с Теора на дриаду, затем на сломанный ошейник, валяющийся в углу шатра, и вновь возвращался взглядом к орку и девушке.

Неожиданно он встал и протянул Теору руку. Наемник пожал ее без раздумий.

– Ты знаешь человеческие традиции? – спросил Теор, когда ритуал знакомства был завершен, а гость вновь сел на шкуры.

– Да, но не все. Лишь самые распространенные и часто применяемые на практике. И – нет, имя мне давал не отец, а мать – человеческая женщина.

Теор заметил, какие разительные перемены произошли в гоблине, стоило снять с него ошейник. Теперь он сидел свободно, больше не трясся как осиновый лист, смотрел Теору и Шаелле прямо в глаза. Говорил четко и уверенно, без вздрагивания и заикания.

«Он не всегда носил ошейник, – подумал Теор. – Может, он и прислуживал оркам долгое время, но было так не всегда. Он не понаслышке знает, что такое свобода и какую ценность в действительности она собой представляет».

– У орков ведь нет женщин, верно? – спросил Теор, повернувшись к Шаелле.

– Верно. И, скорее всего, не было никогда. Если же женские особи и наличествовали когда-то в их народе, то о таких временах не сохранилось никакой информации. Даже под сводами наших лесов.

– Как же тогда они размножаются?

– Никак, – пожала плечами дриада. – Орки не способны к самовоспроизведению. Именно поэтому они являются вымирающей расой. Но у них все же может быть потомство… – и Шаелла многозначительно посмотрела на Герхарда.

– Гоблины, – утвердительно кивнул Теор. Ему уже доводилось слышать подобное пару лет назад.

– Именно. Причем не важно, какой расе будет принадлежать представительница женского пола, которую орк обеспечит своим семенем. Исход всегда один. У партнерши орка рождается гоблин, причем только мальчик. Сами же гоблины к созданию последующего потомства не способны.

– Есть ведь еще хобгоблины, – неожиданно сказал до этого молчавший Герхард.

– Хобгоблины? – переспросил с удивлением в голосе Теор, никогда не слышавший о таких раньше.

– Они рождаются в случае схождения орка с троллихой. Такие отношения – большая редкость, и хобгоблины тоже бесплодны, как и мы. Но они гораздо крупнее даже самых рослых из нас, а некоторые из них не уступают по силе оркам.

– В любом случае орки вымирают, – сказала Шаелла. – Быть может, поэтому они так свирепы и кровожадны…

– Ибо знают, что в долгосрочной перспективе у их народа нет будущего, – закончил мысль дриады Теор. – Долго ли живут орки?

– Неизвестно. Никто не знает даже примерной продолжительности их жизни. И еще…

– Никто не знает, откуда они берутся, – на этот раз Герхард закончил фразу за Шаеллу.

– Что ты имеешь в виду? – спросил гоблина Теор.

– Даже если орк живет несколько столетий, но при этом не может иметь потомство – их цивилизация давно бы вымерла, – пояснил гоблин.

– Он прав, – согласилась дриада. – У нас сохранились сведения о стычках с орками, имевшие место еще семь столетий назад. Орки вряд ли способны прожить тысячу лет, даже среди нас нет таких долгожителей.

– Значит, орки все же могут размножаться, – подвел итог Теор. – Или же… или же они – результат чьих-то магических экспериментов.

– Это многое бы объяснило, но…

– Да, Шаелла, понимаю. Я тоже с трудом могу представить некоего темного властелина, стоящего на верхушке высокой башни и одним мановением руки создающего сотни и сотни новых орков… Ладно, мы немного отошли от темы нашей беседы, – сказал Теор, немного помолчав. – Герхард, я не мог не заметить, что в отличие от многих твоих собратьев ты разговариваешь внятно и грамотно. К тому же не выпячиваешь нижнюю челюсть при произношении шипящих звуков. И свободно говоришь на всеобщем языке.

– Меня всему научила моя матушка. Языку, человеческим обычаям и поведению. Первые двадцать лет жизни я провел в ее обществе. Она была корсаром, – с гордостью добавил гоблин.

– Что такое «корсар»? – спросила Шаелла.

– Тот же пират, с тем лишь исключением, что корсары кроме разбоев ведут честную и вполне официальную торговлю награбленным. Корсары, в отличие от обычных пиратов, никого и никогда не убивают. Убийства, даже случайные, запрещены их моральным кодексом.

Дриада кивнула в знак того, что поняла.

– Хорошо. Герхард, я приметил тебя среди прочих членов вашего отряда благодаря твоим личностным качествам. В тебе нет кровожадности или злобы, зато ты умен и проницателен. Теперь, когда ты стал свободным гоблином, я хочу попросить тебя об одной услуге. Я бы мог просто отдать тебе приказ, ведь ты все еще воин моего отряда. Но вместо этого именно попрошу, чтобы ты кое-что сделал.

Гоблин посмотрел на обломки железного ошейника, валяющиеся в углу шатра.

– Я сделаю все, о чем бы ты ни попросил, Теор Ренвуд. Ведь я до конца жизни твой должник.

Теор заглянул гоблину в глаза и понял, что тот говорит искренне.

Глава 24

Лагерь мятежников

Эльдазар стоял, скрестив руки на груди. Его цепкий взгляд выделял отдельные картины из общей суматохи людей в лагере заговорщиков.

Вот кузнец, здоровенный детина, опоясанный широким фартуком прямо поверх кожаной бригантины, бьет молотом по заготовке будущего клинка. Тяжелая сталь опускается на раскаленный добела металл, и в стороны летят обжигающие искры. Вот несколько подмастерьев кузнеца стоят у точильных станков, их ноги без устали нажимают на педаль, заставляя шлифовальный диск вращаться, а руки не менее усердно водят меч из стороны в сторону, равномерно затачивая лезвия оружия. Эти молодые парни не наемники, но, будучи племянниками кузнеца, с разрешения Эльдазара присоединились к заговорщикам. Еще несколько мужчин затачивают наконечники стрел, тогда как один из них наполняет уже наточенными стрелами колчаны.

Видит Эльдазар и нескольких чародеев. Эти экспериментируют с заклинаниями. Они располагаются чуть поодаль от всего, что может при этом загореться. Один из них создает различные магические щиты и барьеры, а другие пытаются пробить их различными атакующими чарами.

Видит он также девушек, которые работают около котлов и жаровен. Их задача обыденно проста, но не менее важна: накормить всех в лагере. Одна из новоиспеченных поварих – Мастер гильдии, но тем не менее хлопочет над дымящимися блюдами наравне с наемницами рангом ниже.

Каждый, кто находится в лагере заговорщиков, занят чем-то нужным, все при деле. Все, кроме Эльдазара.

Они, его союзники – руки этого мятежа, тогда как он сам – мозг. И рук для исполнения его замысла вполне хватает, в то время как он такой один: их предводитель, на котором держится весь заговор от начала и до конца. А предводителю не пристало заниматься мелкими насущными делами, что будут выполнены надлежащим образом и без его участия.

Эльдазар прерывает созерцание лагеря, так как видит чародея, что направляется к нему.

– Эдвин, – короткое приветствие.

– Магистр Эльдазар, – слегка поклонился подошедший чародей.

– Я еще не Магистр, – возразил Эльдазар.

– Но скоро будете. У меня для вас новости.

Эльдазар не мог не заметить, что подошедший к нему чародей был одет слишком тепло для этого времени года. Осень по имперскому календарю едва началась, но лето пока никак не хотело уступать ей власть. Воздух был теплым, а небо – ясным. Эдвин же заметно дрожал, кутаясь в меховую накидку.

– Опять твои эксперименты? – спросил Эльдазар, кивнув на его запястья, которые наемник активно растирал.

– Да, Магистр. И прошу заметить – с каждым новым экспериментом результат все продуктивнее.

– Твои эксперименты помогут в нашем начинании?

– Это вряд ли, – покачал головой Эдвин. – А вот в будущем…

– Что ты имеешь в виду?

– Представьте, что ваша обитель подвергается осаде.

– Допустим.

– А теперь вообразите, что всего одним заклинанием можно будет лишить нападающих само́й возможности осаждать ваш город или замок, не важно что.

– Это возможно?

– Да. Я уже могу накрыть ледяным щитом крепость средних размеров. Ни магией, ни оружием такой щит не пробить – для этого потребуются совместные усилия сотни чародеев, и даже в этом случае они скорее спалят все вокруг, чем вскроют мой щит.

– Впечатляет, – согласился Эльдазар.

– Правда, кое-что еще нужно доработать…

– Например, сделать так, чтобы люди, находящиеся под твоим щитом, не замерзли насмерть? – предположил Эльдазар.

– Как вы догадались? – удивился чародей.

– Похоже, Эдвин, своими чарами ты отморозил себе мозги, – хмыкнул Эльдазар. – Еще и с ноги на ногу переступаешь, закутавшись во все эти теплые одежды.

– Ах это… ваша правда, это сложно не заметить.

– Проблема исправима?

– Конечно; едва я согреюсь, сразу же избавлюсь от…

– Я не о накидке твоей. – Эльдазар позволил себе легкую улыбку. – Температура под щитом: ты сможешь сделать ее приемлемой для укрывшихся там людей?

– Вне всяких сомнений. Нужно лишь больше опытов.

– Хорошо, – кивнул Эльдазар. – Ты, кажется, говорил, что у тебя есть известия для меня.

– Да. Новости я принес как хорошие, так и плохие.

– Я слушаю.

– Оружие и припасы будут подготовлены по окончании сегодняшнего дня. Также к нам примкнули еще десять наемников. На оставшиеся же средства мы приобрели баробаллисту.

– Что это такое?

– Это новая версия устаревших ныне требушетов.

Эльдазар окинул взглядом высокую машину, располагавшуюся на противоположном от него краю лагеря.

– Это обычный требушет, – сказал Эльдазар.

– Не совсем. Видите ли, у стандартных требушетов тяжелый противовес закреплен на одном рычаге и при активации движется по дуге. У баробаллисты же груз, служащий противовесом, подвешен не на одном, а на двух специальных рычагах, и при выстреле он падает вниз строго вертикально, тем самым более эффективно передавая снаряду гравитационную потенциальную энергию.

– Я не силен в механике.

– Баробаллиста за счет инновационной конструкции стреляет точнее и дальше, а снаряд при этом еще и получает большее ускорение.

– Чем еще твоя баробаллиста отличается от требушета? – спросил Эльдазар.

– Только этим.

– Значит, это просто улучшенный требушет.

Эдвин хотел было что-то возразить, но, решив не спорить, промолчал.

– Ты говорил, что есть и плохие новости, – напомнил чародею Эльдазар.

– Дело в том, что никто из наших осведомителей не знает, где сейчас наша троица.

– Пропали все трое?

– Именно так. Последнее, что известно, – они отправлялись на запад.

– Значит, нам остается лишь ждать их возвращения.

– Но если они не вернутся… что если…

– Говори прямо, – прервал чародея Эльдазар, встретившись с ним взглядом.

– Некоторые из нас считают, что необходимо захватить власть в гильдии уже сейчас. Если гильдия будет в наших руках, мы сможем…

– Нет, – вновь прервал своего собеседника Эльдазар.

– Могу ли узнать почему? – деликатно спросил Эдвин.

– Они могут добыть артефакт и без помощи гильдии.

Конечно, истинная причина была в том, что Эльдазар хотел убить Теора Ренвуда собственными руками, но рассказывать об этом подчиненным он не собирался. Пусть думают, что им движут высшие идеалы.

– Мой владыка – Истинный Свет. И я поклялся, что эти трое наемников ни при каких условиях не завладеют артефактом, который они ищут. Стоит ли мне напоминать тебе, Эдвин, что я всегда держу данное мной слово?

– Я понимаю, Магистр. Значит, будем ждать?

– Будем ждать, – эхом отозвался Эльдазар.

Когда Эдвин покинул его, рядом с ним будто из ничего материализовалась одна из наемниц, лучница по имени Рэйчел. Он знал ее лично, и она была первой, кого Эльдазар завербовал в ряды своих сподвижников.

– Вам письмо, Магистр. – Рэйчел протянула ему запечатанный конверт, наградив при этом лукавым взглядом.

– Я же просил тебя не обращаться ко мне настолько официально, – серьезно ответил Эльдазар, принимая письмо.

– Вам придется быть более настойчивым в своих просьбах, – заявила наемница и, круто развернувшись, сделала при этом полшага назад, оказавшись вплотную к Эльдазару. Она потерлась бедрами о низ его живота и удалилась прежде, чем наемник смог хоть как-то ответить на подобное заигрывание.

Эльдазар почувствовал моментальное возбуждение и машинально поправил ремень с ножнами под парные клинки.

«Еще одна Рэйчел, вознамерившаяся затащить меня в постель», – подумал наемник. И, как в случае с Рэйчел из Храма Святого Свента, он посулил себе ответить взаимностью на подобное предложение. Но не раньше чем кровь Теора Ренвуда окропит сталь его мечей.

Сломав печать, Эльдазар развернул прямоугольный лист послания и погрузился в чтение.

Глава 25

Битва на западной равнине

До полудня оставалась еще пара часов, и хотя солнце было уже достаточно высоко, но пока еще лишь грело, а не жгло. Дул легкий, едва заметный ветерок. На небе лишь пара белоснежных облачков застыла неподвижно. Погода стояла преотличная: по крайней мере, так считали большинство из тех четырех тысяч человек, что собрались сейчас на Западной равнине, готовясь к сражению.

Руфус Сторм, первый генерал императорской армии, пригладил пальцами роскошную гриву черных, как беззвездная ночь, волос. На нем были такие же легкие стальные доспехи, в каких он устраивал засаду отряду гномов близ Квилара, с одним лишь отличием – на этих по центру нагрудника был выгравирован такой же дракон, что кроваво-красной эмблемой красовался на синем плаще за спиной генерала. Дракон Гелинор, символ одноименной империи.

Как и всегда, Руфус остался верен себе: на его голове не было шлема, а на поясе отсутствовали ножны. Даже находясь на поле боя, Руфус отвергал необходимость взять в руки оружие. Он предпочитал возможную смерть перспективе поступиться собственными принципами. Ведь принципы делали человека тем, кто он есть. Лиши человека его принципов – и ты умертвишь его как личность.

Руфус еще раз окинул взглядом карту, зависшую всего в паре локтей от мага Ибериуса. Карта была трехмерной и изображала значительную часть равнины, повторяя точный вид ландшафта. Сейчас, пока орки едва виднелись на горизонте крошечными темными точками, первый генерал мог видеть на карте только свое войско. И Руфус смотрел на него, не скрывая изумления. Изображенные на карте крошечные человечки были точной копией солдат империи. Всех вместе и каждого солдата в отдельности. Более того, изображения солдат на карте повторяли каждое движение своих прототипов в реальном времени.

– Помнишь, ты сказал, что увидел нечто поразительное, никак не связанное с магией? – спросил первый генерал стоявшего рядом Ибериуса.

– Конечно.

– Теперь я вижу нечто поразительное. Настоящее торжество созидательного искусства магии.

Руфус поклонился в знак благодарности.

– Моя карта считывает биополе находящихся в зоне ее действия живых организмов и их органические выделения или составляющие. Проще говоря, на ней можно будет увидеть даже кровь сражающихся, а погибшие пропадут с изображения карты, лишь когда их тела остынут.

– Потрясающе, – только и сказал Руфус, разглядывая свое войско на карте.

Ибериус еще раз поклонился. Маг привык выражать благодарность жестами, а не словами.

Сформированное на скорую руку войско империи в составе трех тысяч девятисот девяноста четырех человек было выстроено на Западной равнине. Каждый отряд, каждая сотня, каждый десяток и каждый солдат знали, что от них требуется.

В авангарде войска находилась пехота. Она состояла из мечников, одетых в легкие кирасы и вооруженных небольшими круглыми щитами и одноручными мечами, а также панцирников, сплошь закованных в тяжелые металлические латы и вооруженных двуручными шестоперами, кистенями и чеканами.

Настоящим украшением пехоты стал отряд воинов святой инквизиции, стоявший в первых рядах пехотинцев. Их тяжелые белоснежные доспехи буквально сияли, отражая солнечные лучи. На нагруднике каждого – кроваво-красный крест, символ церкви. Каждый воин инквизиции был экипирован бастардом, слегка укороченным и подогнанным под хват одной рукой, и широким треугольным щитом все с тем же кроваво-красным крестом на металле лицевой части. Их предводитель Страж-инквизитор и вовсе была вооружена ужасающего вида двуручным моргенштерном с длинными трехгранными шипами.

На флангах, по обе стороны от пехоты, располагалась конница. Каждый из флангов в свою очередь состоял из трех видов конников. Одни были вооружены длинными копьями и небольшими щитами. Вторые из оружия имели длинный меч и такой же, как у конников с копьями, щит. Последние держали в руках смертоносные протазаны, специально заточенные таким образом, что ими можно было не только колоть, но и рубить, а крыловидные выступы у основания позволяли наносить врагу дополнительный урон.

В арьергарде войска располагался смешанный отряд из лучников, арбалетчиков и копейщиков. Генерал Руфус Сторм был первым военачальником империи, кто поставил солдат с длинными копьями вместе с лучниками. В таком отряде лучники били по дальним целям, арбалетчики – по приближающимся, а копейщики, вооруженные высокими башенными щитами и длинными копьями, могли в любой момент защитить лучников от ближнего боя даже во время стрельбы. Для этого они припадали на одно колено, тем самым сохраняя маневренность для атаки и возможность закрыть стрелков своими щитами, не препятствуя при этом стрельбе самих лучников.

– Поднять знамя! – скомандовал первый генерал, когда войско орков появилось на карте Ибериуса и уже четко просматривалось на равнине простым взглядом. – Я хочу, чтобы эти дикари видели, с кем сражаются.

Горнист протрубил условный сигнал, и знаменосцы в дополнение к уже имевшимся двум знаменам, установленным позади отряда лучников, подняли на высоком, воткнутом в землю древке еще одно, по размеру вдвое превышающее оба других. Внушительных размеров полотнище темно-синего цвета с кроваво-красным драконом в центре возвысилось над имперской армией.

– Они скоро приблизятся на дистанцию выстрела. Лучникам – готовность, стрельба по команде.

Горнист протрубил условный сигнал.

Орки бежали так, что из-под сапог, грубо оббитых металлическими пластинами, вылетали вырванные вместе с дерном куски земли. Орки бежали, размахивая кривыми ятаганами, гоблины, бежавшие вперемешку с ними, размахивали короткими копьями, а некоторые из них – и вовсе маленькими деревянными луками. Орки бежали, издавая рычащие звуки и воинственные крики, сопровождавшиеся демонстрацией кривых острых клыков и брызганием слюной.

Орки бежали нестройными рядами. Они мало походили на войско, скорее – на разъяренную толпу, жаждущую крови. И это было очень близко к истине. Орки действительно жаждали крови, они жаждали убийств и жестокой резни. Даже невооруженным взглядом было видно, что их численность была почти вдвое меньше, чем имперских солдат.

Орков это не волновало.

Их хан потребовал крови и тысяч отнятых жизней, и сейчас орки бежали навстречу превосходящему числом противнику, чтобы дать хану желаемое.

Позади орков десять огромных косматых буйволов тянули странного вида сооружения, больше всего напоминавшие тараны. Буйволы переставляли длинные ноги гораздо медленнее орков, но за счет широкого шага покрывали немалое расстояние. Охраняла буйволов горстка гоблинов с копьями, не больше пяти-шести десятков. Они шли быстро, опережая животных на десяток ярдов. И не переставая оглядывались, судорожно сглатывая.

Никто не мог знать об этом, но гоблины до ужаса боялись магических таранов, и все, чего хотели – оказаться подальше от них. Останавливало гоблинов от бегства лишь то, что хана и его гнева они боялись еще сильнее.

Орки приближались нестройными рядами, катились по равнине, как разбушевавшаяся лавина, готовая оставлять за собой лишь смерть и разрушение.

Маг Ибериус невольно скривился, сжав до боли зубы. Он даже с такого расстояния ощущал злую ауру, исходящую от орочьих таранов. Злую и необычную. Ибериус никогда в жизни не ощущал ничего подобного, тем более на таком большом расстоянии. Тараны тащили огромные буйволы, ростом превышающие лошадь в три раза. Маг занервничал, но не позволил кому-либо из окружающих это заметить. Внешне он выглядел невозмутимым, хотя это было далеко не так.

«Всемогущие Силы, пусть наш план сработает!» – мысленно взмолился Ибериус.

Орки приближались…

В конницу, что сейчас стояла на флангах пехоты, отбирали только обученных лошадей. Спокойные и выдержанные, животные были по сути такими же солдатами, что и люди. Но, как и Ибериус, многие из них что-то почувствовали при виде орков и тянущихся за ними таранов. Поэтому, несмотря на пройденное обучение и спокойный характер, некоторые лошади заржали, застригли ушами, замотали головой. Один конь и вовсе встал на дыбы, едва не скинув при этом со спины наездника, да так и застыл, балансируя на задних ногах. Солдату с трудом удалось успокоить лошадь и вернуть ее в привычное положение.

Орки приближались…

Пехотинцы и панцирники были полны решимости. Они жаждали битвы. А в передних рядах небольшой по численности отряд воинов инквизиции внимал речам своего командира. Высокая статная женщина в белоснежных доспехах говорила негромко, но ее слова слышали все.

– На нас идет нечестивый враг, который жаждет осквернить наши земли своим присутствием, хочет сжечь наши дома и убить всех, до кого только сможет дотянуться своими когтистыми лапами, – говорила Страж-инквизитор, прохаживаясь медленным шагом перед своими воинами. – Они есть суть безбожия. У них нет богов, нет культуры, нет искусства. Они не способны любить, не способны творить добро. Я призываю вас не думать о смерти в этом бою, не думать о собственной безопасности, не думать о возвращении домой. Единственной вашей мыслью должна быть та, что обрушит ваш меч на врагов. Да хранит вас Гелинор, Великий Дракон, да хранит вас свет, исходящий из вашей собственной души!

– Да хранит нас Гелинор! Да хранит нас свет наших душ! – хором ответили воины инквизиции.

Стоящий всего в нескольких шагах от воинов в белоснежных доспехах солдат с густыми рыжими усами был атеистом. Когда он узнал, что ему придется биться бок о бок со святошами-фанатиками, то был, мягко говоря, не в восторге. Но за недельный пеший переход он успел познакомиться со многими из тех, кто носил белоснежный нагрудник с красным крестом. Это были хорошие люди, достойные уважения и доверия. Смущало солдата лишь их фанатичное следование своей религии. И когда Страж-инквизитор затянула свою речь, он лишь фыркнул в густые усы, не чтобы выказать свое недовольство происходящим, а скорее по привычке. После же того, как Страж-инквизитор смолкла, он, к собственному изумлению, вполголоса повторил две последние фразы за воинами инквизиции. Солдат искренне надеялся, что этого никто не заметил.

Но это заметила Страж-инквизитор. И она улыбнулась. Не губами, и даже не глазами: на самом деле ни один мускул не дрогнул на ее лице. Но она улыбнулась душой, отмечая тот факт, что к вере, которую она сама почитала и защищала, потянулся еще кто-то, ранее не имевший отношения к церкви. Пусть даже и таким тривиальным способом, как повторение вслух ритуальной фразы воинов инквизиции.

Орки приближались…

Лучники стояли, выстроившись двумя шеренгами. Каждый из них в левой руке сжимал деревянный лук. Правой рукой в любой момент готов был потянуться к колчану и вынуть из него стрелу. Они все ждали сигнала. Но сигнал пока не звучал.

Среди лучников был один молодой человек, которому едва исполнилось семнадцать. Он был самым молодым из всех присутствующих сейчас на Западной равнине. Парень не заканчивал военную академию и, уж конечно, не был закаленным в бою ветераном. По сути то, что он сейчас стоял на этой равнине, было случайностью. Он был добровольцем, ополченцем в Канорине и служил в городских казармах. Когда же услышал о срочном наборе войска для похода на запад и о том, с какой целью этот поход предпринимается, то попросил о переводе. Ему, разумеется, отказали. Но один из сотников увидел, как парень обращается с луком, и охотно взял его в свой отряд, в котором как раз не хватало одного человека.

Молодой солдат знал, кто такие орки и чем их присутствие на землях Гелинора может обернуться для жителей империи. Его отец и дед погибли, сражаясь с орочьей ордой. Юноша не жаждал мести, но считал своим долгом помочь остановить новое вторжение орков. Пусть даже его вклад в общий успех будет незначительным, он все равно хотел участвовать. Но одно дело знать, кто такие орки, и совсем другое – их увидеть. Увидеть их войско впервые. Толпу воинственно настроенных варваров: страшных, кровожадных.

Юноша невольно попятился. Это было непреднамеренное, рефлексивное действие – ведь он не собирался сбегать с поля боя. Но в тот момент страх внутри его пересилил смелость и чувство долга. Молодой воин спиной уперся в чью-то твердо выставленную руку.

– Куда ты собрался, мальчик? – хрипловатым баритоном спросил седовласый солдат, лицо которого покрывали многочисленные боевые шрамы.

– Я просто… они такие… – замямлил юноша.

– Страшные? Жуткие? – уточнил ветеран. – Да, орки – они такие. А в бою они еще опаснее, чем выглядят, уж поверь. Но знаешь что – у тебя есть лук и стрелы, верно? А рядом с тобой стоят копейщики, готовые тебя прикрыть в случае чего. Ты хорошо стреляешь, мальчик?

– Хорошо, – без лишней скромности ответил юноша.

– Вот и славно. – Ветеран хлопнул его по плечу. – Чувствуй плечо товарища в строю и не забудь, возле какого бедра у тебя колчан, – и все будет славно, понял?

Юноша кивнул и вернулся на свое место в строю.

Слова ветерана не избавили его от страха, липкие и цепкие объятия которого все еще чувствовал молодой солдат. Но, по крайней мере, он теперь контролировал себя и больше не пятился.

Больше никогда в жизни не пятился.

Орки приближались…

– Лучникам – приготовиться. Стрелять по команде сотников, – отдал распоряжение первый генерал. Горнист воспроизвел его слова в виде условных сигналов.

– Да начнется бой, – сказал Руфус Сторм, ни к кому конкретно не обращаясь.

«Проклятье… я не хочу умирать!» – неожиданно для себя подумал маг Ибериус, разглядывая на своей карте магические тараны орков.

– Луки на изготовку! – скомандовали сотники, как только звуки горна стихли. – Стрелы наложи-и-ить! Тетиву натяну-уть! Гото-о-овсь! Пуска-ай!

Пять сотен рук разжали пальцы, пять сотен стрел взмыли в воздух, шурша оперением в полете, пять сотен стрел прочертили небо по дуге, пять сотен стрел вонзились в живое море орков… которое, даже не заметив этого, продолжало свое движение навстречу имперской армии. Некоторые орки продолжали бежать, несмотря на стрелы, торчащие из их туловищ, рук или ног. Другие же, которых стрелы заставили рухнуть на землю, были беспощадно затоптаны своими же сородичами, прежде бежавшими позади них.

Первый залп лучников выбил из толпы нападавших не меньше двух сотен орков и гоблинов.

Семнадцатилетний солдат взвизгнул, когда пущенная им стрела угодила огромному, сплошь состоящему из мускулов орку прямо в левый глаз. Никто из стоящих возле юноши солдат не проронил ни слова упрека, не взглянул на молодого товарища осуждающе. Все солдаты, от молодого новобранца до старого ветерана, знают, как могут захлестывать эмоции во время твоего первого настоящего сражения. Не зря ведь ни в одной из существующих в мире армий уставом не прописан запрет на выражение своих эмоций во время боя. Поэтому неудивительно, что единственной реакцией на по-юношески задорный возглас солдата была довольная ухмылка ветерана, который воспринял услышанное как благодарность за свои собственные наставления новичку…

Первый генерал Руфус видел, как после первого залпа лучников гоблины ответили своим залпом в сторону имперского войска. Долетели лишь две дюжины стрел, да и те были встречены щитами солдат. Один из гоблинов и вовсе попал в спину орку, бегущему впереди него. Орк круто развернулся и, вместо того чтобы вытащить стрелу, торчащую из лопатки, одним ударом ятагана снес гоблину голову. После этого его самого смела с пути и подмяла под себя живая масса орков, продолжающая движение.

– Хаос, – одним коротким словом прокомментировал увиденное Руфус.

– Стрелы наложи-и-ить! – командовали тем временем сотники.

Когда сотник отдал команду «Пускай!», пять сотен стрел вновь взвились в воздух. На этот раз орки таки восприняли угрозу летящих в них стрел всерьез. Часть стрел звякнули о выставленное для защиты оружие, часть воткнулась в траву, не найдя орков, растянувших свой неровный строй вширь. Некоторые орки и вовсе прикрылись от стрел схваченными за шею и поднятыми вверх гоблинами.

Второй залп лучников оставил после себя чуть больше сотни трупов.

Третьего залпа не последовало. Лавина орков на полном ходу врезалась в пехоту, перешедшую несколькими мгновениями ранее на быстрый шаг. Затрещали щиты, зазвенела сталь. Брызнула первая горячая кровь, окрашивая коричневые с зеленоватым тела и металлические доспехи. Орки бились как безумные, на их стороне были ярость и жажда крови. На стороне же имперцев были порядок и рассудительность.

Орки рубились, не беспокоясь о собственной защите, и этим с успехом пользовались имперские солдаты. Пехотинцы прикрывали друг друга и наносили удары по незащищенным местам на теле орков. Нападавшие падали один за другим, в то время как в имперском войске практически не было потерь. Особым рвением выделялись среди общей массы воины инквизиции. Солдаты церкви сражались самоотверженно, лишь немногим уступая в неистовстве оркам. Совсем скоро их белоснежные латы окрасились кроваво-красным, что сделало изображенные на нагрудниках кресты непропорциональными и словно бы размазанными по поверхности доспехов. Страж-инквизитор с такой силой обрушивала свой моргенштерн на орков, что некоторые из них отлетали в сторону подобно тряпичным куклам.

Звуки горна возвестили о необходимости произвести соответствующий маневр, и пехотинцы под четкие приказы своих командиров стали перестраиваться. Они отхлынули назад и, как только им удалось вытеснить из своих рядов орков, сбились в плотный квадрат, а первые ряды сомкнули щиты на манер гномьего воинства. Конечно, небольшие щиты пехотинцев не могли выполнить функцию больших и широких башенных щитов, но и их габаритов хватило для выполнения задуманного первым генералом маневра. Перестроившись, пехота позволила лучникам произвести третий залп по оркам. Сотни стрел ударили в плотное скопление орков, унося жизни многих врагов. Щиты имперцев защитили их от случайных попаданий стрел, пущенных своими же лучниками.

После залпа имперская пехота вновь схлестнулась с орками. В этот же момент в бой вступила конница. Отряды всадников с флангов вонзились в орочье воинство, разметая и подминая под себя противников. Длинные пики кололи, мечи рубили, а протазаны делали и то и другое.

Орки оказались зажаты с трех сторон. Стоило отдать им должное: сражались они все так же яростно и с не меньшей жаждой крови, нежели в первые мгновения битвы.

Часть конницы отделилась от общей массы, и несколько десятков всадников устремились к магическим таранам. Тащившие их буйволы заметно отстали от основного воинства орков, и все, что стояло между имперскими конниками и ними – лишь жалкая горстка гоблинов, которые попытались было оказать сопротивление, но очень быстро были истреблены мечами имперских всадников. Оставшиеся в живых гоблины ретировались с поля боя, не пожелав принимать дальнейшее участие в сражении, которое для них несомненно обернулось бы скорой гибелью.

Всадники окружили тараны. Имперские солдаты поочередно доставали из седельных сумок сосуды с маслом и швыряли их в громоздкие конструкции. Сосуды разбивались о них, и масло разливалось по их поверхности. Буйволы, тащившие вверенный им груз, продолжали тянуть его. Они никак не реагировали на имперских всадников, сновавших поблизости; похоже, им вообще не было никакого дела до того, что происходило вокруг.

Всадники достали из сумок небольшие кожаные мешочки. Лошади забеспокоились, затопали копытами…

Руфус и Ибериус, находившиеся чуть поодаль от сражающихся армий, затаив дыхание, наблюдали за происходящим на магической карте.

– Порошок точно сработает? – спросил Руфус у мага, не поворачивая к тому головы.

– Он же гномий. Не может не сработать!

Всадники по сигналу командира своего отряда одновременно кинули мешочки со взрывчатым порошком в облитые маслом тараны. В каждый из десяти. Мешочки ударились о тараны и вспыхнули огненными цветками, масло моментально воспламенилось. Но в следующее мгновение произошло то, чего никто не ожидал увидеть.

Магические тараны как по волшебству исчезли, не оставив по себе никакой памяти. Горящее масло опало вниз, поджигая зеленую траву.

– Какого черта?! – в один голос воскликнули первый генерал и стоявший рядом маг.

Орки, кажется, были удивлены не меньше людей. Некоторые из них бросили сражаться и, обернувшись, тупо уставились на то место, где еще пару секунд назад находились десять магических таранов.

Зеленая трава не стала гореть в отсутствие ветра, и пламя довольно быстро погасло. Однако перед этим успело перекинуться на шерсть одного из буйволов. Спокойные и невозмутимые до того животные крайне прытко стали разбегаться в разные стороны. Горящий буйвол побежал напрямик к сражавшимся армиям. Имперские солдаты и орки кинулись врассыпную, а тех, кто не успел или не пожелал этого сделать, раздавили огромные копыта перепуганного животного.

Продвижение буйвола остановила Страж-инквизитор, подоспевшая к бегущему животному и вонзившая моргенштерн в его шею. Из раны фонтаном хлынула кровь, и буйвол рухнул ничком.

Ибериус поспешил сотворить заклинание, потушив пламя, к этому моменту охватившее тело буйвола целиком.

– Что это все значит, Ибериус? – спросил Руфус, не в силах скрыть своей озабоченности.

Маг не успел ответить, ведь в следующий миг на поле боя разразился хаос.

Теор видел, как это произошло.

Он с отрядом гоблинов занял указанную ханом позицию к югу от места сражения. Империя не выставляла разведчиков, ибо все силы были брошены на поле боя, и его отряд до поры мог оставаться незамеченным.

Теор сразу же приметил хана среди сражающихся. Точнее, сам-то хан как раз не сражался. Он восседал верхом на огромном волке, превосходящем по размерам даже рош-волков, которых седлал отряд наемника, и даже самого крупного рош-волка, на спине которого восседал сам Теор.

С первого взгляда Теор понял, что хан – опасный противник. Он был на голову выше и шире в плечах любого из своих соплеменников, сражавшихся сейчас на Западной равнине, а в правой руке без труда держал внушительных размеров двуручный меч, словно тот весил не более кинжала. В левой же руке хан держал еще более смертоносное оружие – магию. Когтистые пальцы сжимали странный сферический предмет, поверхность которого испускала голубоватое свечение. Нетрудно было догадаться, что эта сфера была магическим артефактом – о чем говорило хотя бы то, что хан находился всего в десятке футов от сражавшихся, но при этом его никто не замечал.

Когда же хан, едва проведя рукой по сфере, заставил исчезнуть магические тараны, которые, судя по всему, являлись не более чем искусной иллюзией наподобие тех фантомов, что создавали слепые старцы в своем храме, в силе артефакта не осталось никаких сомнений.

Именно с помощью голубой сферы хан устроил обещанный им хаос, открыв сотни порталов, из которых на поле боя хлынули толпы орков, доведенные заклятием до кровавого безумия.

Дабы не вызывать подозрения раньше времени, Теор отдал приказ своему отряду атаковать имперскую армию и сам подстегнул пятками своего рош-волка, поудобнее перехватывая кривой ятаган.

На поле боя разразился настоящий хаос.

Повсюду стали открываться прямо в воздухе арки порталов, из которых хлынули сотни, если не тысячи орков. Орков, один лишь внешний вид которых заставлял кровь стыть в жилах. Их глаза были налиты кровью, а у некоторых кровь и вовсе сочилась из глаз или же брызгала из раскрывающихся в безумных криках и реве ртов, перемешиваясь с белой пеной слюны.

Если до этого поведение орков на поле боя казалось безумным, то орки, появившиеся из порталов, продемонстрировали, каким должно быть настоящее безумие. Они кидались на имперских солдат, не замечая ничего вокруг. Они прыгали на мечи, копья и стрелы без счета, пока кто-нибудь из них не добирался наконец до цели, отнимая жизнь у одного из солдат империи. И делали это орки с особой кровожадностью.

Первыми под удар попали лучники с копейщиками – именно перед ними открылись первые из порталов. Орки хлынули на плотный строй сомкнутых башенных щитов и выставленных копий, как водная масса на плотину. Тела их нанизывались на копья, а другие напирающие сзади орки продавливали их вперед, натыкаясь на копья следом за ними. Кривые ятаганы мелькали в воздухе, ударялись в щиты, рубили копья имперцев и головы самих же орков.

Один из копейщиков не выдержал нагрузки: как-никак он удерживал своим копьем сразу пятерых орков, нанизанных на его оружие, словно кусочки шашлыка на шампур. Солдат упер копье в землю для большей устойчивости, но в этот момент слегка отвел свой щит в сторону, образовав тем самым в стене щитов небольшой зазор. Копейщик едва успел закрыть щитом эту брешь и не дать протиснуться в нее оркам, хотя в сущности это было уже не важно. Орки перемахнули стену щитов сверху, вскарабкавшись по головам своих сородичей, и хлынули внутрь ограждения неудержимой лавиной. Лучники с арбалетчиками пытались стрелять в них, но все было бесполезно. А длина оружия копейщиков и вовсе не позволяла развернуться в плотном строю. Орки собирали кровавый урожай, рубя на куски лучников, арбалетчиков и копейщиков.

Среди лучников первым погиб самый юный участник сражения, которому едва исполнилось семнадцать лет. Орк ударил юношу тяжелой дубиной в грудь, а когда тот упал на землю, прыгнул на него сверху, прижав коленями человека к земле. Все, что сумел сделать юный солдат, – вытащить стрелу из колчана и воткнуть ее орку в бок. Вот только врага это не остановило. Первым же ударом дубиной он превратил лицо парня в кровавое месиво. И наносил удар за ударом до тех пор, пока от головы юноши не осталась одна кашеобразная кровавая масса. Когда орк наконец слез с человека и кинулся с воплями на других солдат империи, рука юноши все еще двигалась, пальцы подергивались, словно пытались за что-то ухватиться. Но это были лишь судороги, сокращающие мышцы. Самый юный участник сражения на Западной равнине погиб от первого же удара дубиной в лицо.

Коннице также приходилось туго. Орки кидались на коней, перерубали им ноги, а некоторые из них и вовсе впивались зубами в конские шеи. Лошади падали, увлекая за собой всадников, и тогда орки нападали на солдат, обрывая их жизни лезвиями кривых ятаганов. Один из всадников, падая, напоролся на собственный протазан, пронзивший ему грудь. Смертельное ранение солдата не остановило орков, которые в буквальном смысле стали рвать его на куски.

Пехотинцы также погибали во множестве, но они держались гораздо лучше остальных отрядов. Панцирники и воины святой инквизиции убивали орков десятками, а тяжелые доспехи защищали от клыков противника. Однако орков было слишком много. Если в начале сражения соотношение сил было примерно два к одному в пользу империи, то теперь, по всей видимости, все кардинально изменилось. Панцирник, закованный в громоздкий доспех и вооруженный тяжелым двуручным оружием, становился заложником своей экипировки, стоило только оркам окружить его или сбить с ног. Мечники имели больше возможностей для маневров, но были куда хуже защищены. Каждый воин инквизиции сражался за десятерых, но их было слишком мало…

Руфус смотрел на творящееся безумие, не в силах поверить собственным глазам. Тактика, построения, маневры – все это было сведено на нет хлынувшими из порталов орками, чьи безумные глаза застилала кровавая пелена.

Руфус едва сдержал крик ужаса, когда среди сражающихся его цепкий взгляд заметил Стража-инквизитора. Женщина отчаянно билась, балансируя на одной уцелевшей ноге – вторая была отрублена по колено. При этом она умудрялась убивать орков без счета своим моргенштерном. У Стража-инквизитора отсутствовал правый глаз, из пустой глазницы струйкой вытекала кровь. Командир воинов святой инквизиции сражалась как герой, но орков было слишком много, и в конце концов один из них вонзил ей кинжал в оставшийся глаз.

– Ибериус, нужно что-то сделать! – воскликнул Руфус, отчасти осознавая, что понятия не имеет, на что он способен в сложившейся ситуации. Он был стратегом, прирожденным тактиком и лидером, но это… Какая тактика, какой строй или какие маневры можно противопоставить творящемуся безумию?

Тут Руфус увидел, как сзади на Ибериуса прыгнул гоблин. Прежде чем маг смог что-либо предпринять, гоблин вонзил острые зубы в шею мужчины, а затем отдернул голову, оторвав от мага добрый кусок плоти. Из разорванной артерии фонтаном ударила кровь, обрызгав Руфуса с ног до головы. Ибериус упал, сотрясаемый конвульсиями, тщетно пытаясь зажать страшную рану негнущимися пальцами.

Гоблин кинулся на безоружного Руфуса, и первый генерал мысленно попрощался с жизнью… Клинок меча свистнул в воздухе, разрубив голову гоблина косым ударом пополам. Тело нападавшего по инерции продолжило движение и, врезавшись в Руфуса, повалило его на траву. Кто-то помог ему встать.

– Держитесь ближе ко мне, я защищу вас, – сказал мужчина с мечом в руке, оказавшийся горнистом. И горн все еще был при нем, он держал его в левой руке. – Нужно собрать вокруг себя немного солдат.

Горнист без команды протрубил отступление, что, в сущности, было невозможно в сложившейся ситуации. Однако задумка горниста возымела должный эффект. С десяток солдат смогли с боем прорваться через живое море битвы и примкнуть к генералу. Таким образом вокруг него собрался небольшой отряд солдат, которые вместе с Руфусом стали продвигаться по краю толпы сражающихся.

Далеко уйти они не смогли. Откуда-то на них налетели огромные волки, на спинах которых сидели гоблины. В мгновение ока едва сформировавшийся отряд генерала был разоружен и прижат к земле, а над лицами солдат застыли оскаленные волчьи морды.

Чьи-то сильные руки схватили Руфуса за края нагрудника и подняли над землей.

– Генерал Руфус, – сказал страшного вида орк на всеобщем языке прямо генералу в лицо, – мне нужна ваша помощь.

– Что? – едва сумел выдавить из себя тот.

– Слушайте внимательно, иначе я скормлю вас рош-волкам. Вы меня понимаете? – спросил орк. Руфус судорожно кивнул головой. – Верите вы или нет, но я на вашей стороне. Все, что здесь происходит, – дело рук всего одного орка, хана, предводителя. Видите его? – Орк развернул Руфуса так, чтобы тот смог увидеть хана. – Сфера у него в руках. Она всему виной. С ее помощью хан создал иллюзию таранов, с ее помощью он открыл порталы и с ее помощью он натравливает орков на вас с таким кровожадным безумием. Нужно убить хана и уничтожить артефакт…

– Но ты же орк… – растерянно произнес Руфус.

– Я же сказал, что я на вашей стороне! – прорычал орк прямо в лицо генералу, обрызгав его при этом пенной слюной. – Я со своим отрядом нападу на хана и убью его. Если у меня не выйдет, это сделаешь ты. Собери своих солдат, всех, кого сможешь, и нападите на хана, если он еще будет жив. Вам ясно, первый генерал? – Руфус кивнул. – Для вас это единственный шанс спастись самим и спасти своих людей. Не отвергайте его.

Орк резко отпустил Руфуса, и тот, не устояв на ногах, рухнул наземь. Орк что-то крикнул на наречии своего народа, и державшие солдат волки отпустили их. Только теперь Руфус заметил, что гоблинов, оседлавших неестественно больших волков, словно те были обычными лошадьми, насчитывалось больше сотни.

Орк выкрикнул несколько коротких приказов, и волчья свора с гоблинами на спинах ринулась в атаку на сородичей своего предводителя.

– Вперед, гоблины! – взревел Теор в теле орка, потрясая в воздухе кривым ятаганом. – Убивайте орков! Убивайте угнетателей!

Ответом ему последовал нестройный, но более чем воинственный рев сотни глоток. Часть отряда ранее уже ввязалась в сражение, причем на стороне орков. Теперь же вместе с остальными гоблинами они сменили цель, напав на своих поработителей.

Орки, находящиеся под влиянием голубой сферы хана, казалось, даже не замечали гоблинов. И это было только на руку Теору. Рош-волкам, в сущности, было все равно, кого рвать на куски – людей или орков, и потому они с особым рвением накинулись на воинов с кровавыми глазами. Гоблины же были рады наконец выплеснуть наружу ненависть по отношению к оркам, которая копилась в них долгие годы.

Только те орки, которые участвовали в сражении с самого начала и по-прежнему оставались в ясном сознании, не подверженном заклинанию артефакта, заметили атакующих их гоблинов и моментально переключили свое внимание с имперцев на них.

Сражение окончательно превратилось в резню. Со стороны было трудно разобрать, кто на чьей стороне сражается.

Теор тем временем подстегнул своего волка и помчался к хану, который по-прежнему взирал на битву, не принимая в ней прямого участия. Теор надеялся застать хана врасплох, и у него это почти получилось.

Теор приблизился на необходимое расстояние и вскочил ногами на спину рош-волка. Наемник видел, что хан заметил его краем глаза, а это лишало атаку эффекта неожиданности, но поворачивать назад было уже поздно. Теор оттолкнулся от спины рош-волка, взмыв в воздух и занося ятаган для смертельного удара.

Хан успел первым. Он развернул корпус вполоборота и молниеносно выбросил вперед и вверх свой двуручный меч.

Клинок вошел Теору в плечо левой руки, пробив тело насквозь так, что острие меча высунулось из спины наемника на целый фут. Теор повис в воздухе, все еще сжимая в правой руке ятаган, который не выронил лишь чудом. Хан играючи удерживал орочье тело наемника одной рукой. Предводитель орков заглянул в глаза Теору.

– Жалкий щенок, – фыркнул хан, оскалив внушительного вида клыки.

Время для Теора замедлилось, растягиваясь и замирая. Он понимал, что второго удара попросту не переживет, как и не выживет он, если срочно что-то не предпримет. В руках все еще оставалось оружие, но длина двуручного меча хана не позволяла Теору достать предводителя орков собственным оружием. Да и сможет ли он нанести достаточно сильный удар, который решит исход противостояния, с таким-то ранением?..

Поговаривают, что перед смертью перед человеком проносятся воспоминания из его жизни. Лучшие моменты, которые довелось пережить человеку и которые он может вспомнить с теплотой в душе. Возможно, это и правда. Но, вися в воздухе, проткнутый мечом, Теор не вспоминал. Единственная мысль, что успела его посетить, была о судьбе его души.

Что должно случиться с душой человека, пребывающей в теле орка? Церковь утверждает, что человек после смерти попадает в чертог Великих, где встречается наконец лицом к лицу с Великим Драконом Гелинором, иные умы считают, что души забирает в свои владения всемогущий Творец, создавший все мировое бытие. Чародеи с магами и вовсе говорят, что души, покинув тело, возвращаются в астрал, частью которого они и являются, а это в свою очередь означает для умершего окончательное завершение его существования и отсутствие какого-либо посмертия.

Теор не хотел проверять правильность той или иной теории. Только не сейчас.

Всю свою жизнь наемник находил выход из любых ситуаций, даже тех, что казались безвыходными. Решение приходило изнутри, его всегда подсказывал внутренний голос. Но сейчас он молчал. И поэтому Теор сделал то единственное, что могло спасти ему жизнь.

Используя ноги, вес тела и свой ятаган, наемник дернулся в сторону хана, позволяя его клинку продвинуться в своем теле еще дальше. Одновременно с этим Теор ударил хана ятаганом под невообразимым углом, вкладывая все оставшиеся силы в этот удар. Наемник закричал от боли, чувствуя, как рвутся связки и мышцы на правой руке, как выворачивается плечевой сустав и как двуручный клинок хана разрезает его левое плечо. Теор достал предводителя орков лишь кончиком ятагана, однако удар получился настолько сильным, что сталь клинка разворотила тому грудь.

Они свалились вниз одновременно. При падении хана его меч взметнулся вверх, разрезав плечо Теора и выйдя из его тела возле шеи, попутно отрубив наемнику ухо. Рош-волк Теора кинулся на рош-волка хана, пренебрегая разницей в габаритах, и, сцепившись в смертельном объятии, они кубарем покатились по траве, тщась разорвать друг друга острыми зубами.

Теор лежал на траве, и она под ним быстро становилась красной. Кровь толчками вырывалась из разорванного плеча, но наемник был не в силах зажать рану. Он не мог пошевелить ни одной рукой. Едва ли не все его силы ушли на то, чтобы приподнять голову и увидеть разбитую вдребезги сферу, осколки которой валялись у его ног, а также хана, который медленно поднимался на ноги.

Предводитель орков поднял двуручный меч и нетвердым шагом двинулся к Теору. Из страшной раны на груди торчали перерубленные ребра, грудь и живот заливала кровь, но это не останавливало его. Хан навис над Теором и занес меч для последнего удара.

– Ты!.. – взревел орк, глядя сверху вниз на беспомощно лежащего Теора.

Опустить меч хану не удалось. Вместо этого он выронил его в замахе, и клинок упал на траву за его спиной. Из горла предводителя орков торчал арбалетный болт.

Хан упал на траву возле Теора лицом вниз, не издав ни звука.

Наемник увидел еще два арбалетных болта, торчащих из ложа арбалетов и нацеленных прямо на него.

– Я… на… вашей… стороне… – едва слышно прохрипел Теор.

Двое арбалетчиков застыли возле распростертого на траве орка, целясь ему в грудь. Того самого орка, который вместе со своими гоблинами спас Руфуса и, по сути – всех тех, кому суждено будет дожить до конца сражения.

Первый генерал колебался. Он видел, как этот орк самоотверженно напал на другого орка, по всей видимости предводителя их воинства. Заметил Руфус и то, что после уничтожения артефакта с орков спало наваждение, заставлявшее их сражаться как безумных. Большинство из них впали в прострацию, и лишь немногие были еще способны участвовать в бою.

Руфус понимал, что каждый солдат, кто вернется домой, будет обязан жизнью в первую очередь этому орку. Как и сам первый генерал. В то же самое время Руфус видел жуткую рану на плече у орка, из-за которой тот быстро терял кровь.

– Я… на… вашей… стороне… – прохрипел орк на общепринятом языке.

Арбалетчики, все еще держа орка на прицеле, повернули головы к Руфусу, ожидая его приказа.

– Стреляйте, – сказал первый генерал, тяжело вздохнув, и отвернулся.

– Я… – попытался повторить сказанное Теор, не уверенный, что солдаты расслышали или поняли его.

В этот момент солдаты нажали на спусковые крючки своих арбалетов.

Интерлюдия 1

Широкое лезвие кинжала опустилось сверху. Сталь вошла в живую плоть почти по рукоять и, повинуясь руке, что сжимала оружие, резко пошла вниз, легко разрезая прочный хитин, словно он был не крепче перезревшего фрукта. Огромный богомол с человеческой головой рухнул на пол, истекая кровью.

В перевернутой пирамиде кипел бой.

Незнакомец, лицо которого было скрыто широким капюшоном черного балахона, прорывался к вершине пирамиды. Широким кинжалом, который некоторые называли чинкуэдой, а иные и вовсе нарекали не иначе как «языком демона», он убивал людей-насекомых одного за другим. Кинжал порхал как перышко, то взмывая, то падая, прочерчивая в воздухе диагонали и полукружья. А тех противников, кого он не мог достать чинкуэдой, незнакомец атаковал странным жезлом, сделанным из куска позвоночника какого-то существа, на который был водружен череп, возможно, этого же существа. Незнакомец выбрасывал жезл вперед, из провалов глазниц на черепе извергались два луча ядовито-зеленого цвета. Лучи прожигали насквозь тело любого противника: не важно, будь на их пути плоть, кости, чешуя, хитин или броня.

Несмотря на смертоносность зеленых лучей, незнакомец с осторожностью пользовался жезлом, предпочитая ему чинкуэду. Лучи, которые создавал жезл, могли прожечь не только врагов, но и структурные составляющие перевернутой пирамиды. Последнее, что было нужно незнакомцу, это ее уничтожение…

А тем временем на самом верхнем ярусе пирамиды, на высоком троне, сложенном из частей тел его собственных созданий, сидел синий великан, хозяин подземного города и перевернутой пирамиды. Внешне очень похожий на человека, за исключением разве что синей кожи, гигантского роста да пары острых рогов, торчащих из лысого черепа.

Великан восседал на троне и нервно постукивал пальцами по подлокотнику. И смотрел в магический шар, зависший в футе от его лица. Шар показывал фигуру в черном балахоне, которая неистово уничтожала людей-насекомых, созданных хозяином пирамиды.

Прошло несколько столетий с того момента, как синий великан создал подземный город, и незнакомец в капюшоне был первым, кто забрался так далеко.

Это было опасное существо, кем бы оно ни было на самом деле. Великан видел через свой шар, как двигался незнакомец в балахоне, какими отточенными были все его движения. А этот его посох? Великан никогда еще не видел такого оружия, а он ведь изучал хроники многих миров, и ни в одном из них никто не пользовался такими жезлами.

Хозяин пирамиды знал, за чем явился незнакомец. Он встал с трона и подошел к предмету, стоящему в середине зала. Обелиск из черного обсидиана.

Предмет, ради защиты которого был создан сам синий великан. Создан, вот только кем?

Хозяин пирамиды не знал ответа, но его давно уже перестал заботить и сам вопрос. Ведь в своем подземном городе он был подобен богу. Он создавал буквально из ничего живых существ, наделенных разумом, что впоследствии составляли население его города, вершил их судьбы, даровал им жизнь и отнимал ее в любой момент. Мог он также открывать порталы по всему городу, перемещая с их помощью любые объекты, кроме обелиска. На такое не были способны чародеи, о которых он узнал из все тех же хроник. Ни один из них.

Такое могли только боги.

И сейчас некто в заношенном балахоне пытался отнять все это у него, бога перевернутой пирамиды. Ведь синий великан прекрасно знал, что случится, если пришелец коснется обелиска…

Пришелец же в этот момент с помощью жезла сжег дотла тарантула с человеческими руками вместо лап и размером с взрослую лошадь.

Незнакомец продвигался внутри пирамиды с максимально возможной скоростью. Бесчисленные люди-насекомые, которые материализовались прямо из воздуха, не могли ему помешать, потому его продвижение замедляло лишь движение пирамиды – она вращалась вокруг своей оси – и еще то, что лестницы между ярусами пирамиды располагались таким образом, что ему приходилось преодолевать весь ярус, чтобы в итоге подняться на следующий. Если проблему с вращением незнакомец в балахоне решил достаточно быстро, синхронизировав свои движения с частотой вращения, то вот с расположением лестниц он сделать ничего не мог. Но эти сложности лишь замедляли продвижение незнакомца, не более…

Синий великан уже не сидел на троне. Он мерил шагами свою обитель от стены к стене, постоянно поглядывая на магический шар.

Хозяин пирамиды кинул в бой все свои создания, но этого было недостаточно. Пришелец продолжал подниматься. Ярус за ярусом. Совсем скоро он будет здесь, в зале с обелиском. И синему великану придется защищать монумент. Не потому что он верит в свой долг, в него он совершенно не верил, даже несмотря на то, что сам появился на свет с единственной командой, выжженной кем-то в его памяти: «Защитить обелиск любой ценой». Ему придется защищать реликвию потому, что он банально не хотел умирать. И не хотел расставаться со своей властью.

Положение самопровозглашенного бога было неутешительным. Он вряд ли смог бы одолеть пришельца в бою, тем более что никогда в жизни не сражался с достойным противником. А ведь этот пришелец перебил уже треть населения подземного города – и, кажется, даже не устал. Синий великан владел кое-какой магией, но она не была боевой. Единственным его оружием было одно заклинание, со знанием которого он родился. Оно было достаточно мощным, чтобы убить практически любого смертного. Но что если оно не подействует, или, скажем, пришелец знает, как от него защититься? Что тогда?

Синий великан открыл портал, и через него в обитель прошел огромный сверчок с человеческим лицом на брюшке. Хозяин перевернутой пирамиды схватил сверчка и с яростным криком разорвал пополам собственное создание…

Когда фигура в черном балахоне ворвалась в помещение с обелиском, синий великан бросился ему навстречу. Он попытался схватить незнакомца, но тот юркнул под рукой великана и пригвоздил его ладонь к полу чинкуэдой. В три широких прыжка пришелец оказался возле обелиска, и в этот момент его настигло заклинание, сотворенное синим великаном.

Незнакомец упал на колени. Капюшон сполз назад, открывая его голову. Кожа коричневого цвета отливала зеленым оттенком. Уши заострены как у эльфов, а из нижней челюсти, выдающейся вперед, торчали острые неровные зубы с парой длинных клыков.

– Орк?! – заорал в удивлении хозяин пирамиды, выдергивая из руки кинжал.

Заклинание работало. Внешность орка быстро менялась. Его скрутило дугой, мускулистое тело ссыхалось, лицо прорезали глубокие морщины. Он старел на десяток лет за доли секунды.

Когда заклинание уже практически убило орка, его рука потянулась к обелиску.

– Не-эт!!! – заорал синий великан так, что задрожали стены пирамиды. Он бросился к орку, чтобы собственноручно свернуть тому шею. Но прежде чем хозяин перевернутой пирамиды или сотворенное им заклинание смогли убить орка, его ладонь легла на обсидиановую поверхность обелиска.

В следующий миг перевернутой пирамиды не стало.

Глава 26

Пещера

Отряд гномов шествовал по большой пещере, настоящему подземному гроту, освещая себе путь факелами.

Стены пещеры отстояли от них на два десятка футов в стороны, потолка же вовсе не было видно. Чтобы убедиться, есть ли он вообще, один из гномов разрядил свой арбалет прямо вверх. Болт назад не упал, а значит, вошел во что-то твердое, хотя звука вонзившегося в камень наконечника гном и не услышал.

– Потолок здесь очень высок. Футов пятьдесят, не меньше, – ответил командир отряда на невысказанный вслух вопрос.

Пещера уходила все ниже под небольшим, но хорошо заметным уклоном. Стены не сужались и не расходились. Они, к слову, как и пол пещеры, были слишком уж ровными. Ни тебе сталактитов, ни сталагмитов, ни хотя бы каких-то выступов или отдельных камней. Прямой широкий спуск в неведомое.

Отряд гномов прошел немалый путь, пока наконец перед ними не выросли огромные каменные врата, окованные железом. По ширине они занимали всю пещеру, а их вершина терялась в темноте ее свода.

– Это под кого ж такую дверцу-то строили? – удивился один из гномов.

– Здесь когда-то покоился малый Зверь, – уклончиво ответил командир.

Гномы переглянулись. Никто из них никогда и слыхом не слыхивал о каком-то малом Звере. Но уточнять природу этого существа ни у кого из отряда желания не возникло. Как же это было в духе народа гномов – соорудить причудливую клетку и неведомо зачем посадить в нее жуткую-прежуткую страховидлу, при одном виде которой сердце уйдет в пятки даже у прославленного подгорного воителя. И эта пещера, под высокими сводами которой стояли сейчас гномы, вряд ли была исключением. Зверем ведь не назовут милого пони с вплетенными в его гриву цветочками, верно?

– Расставьте факелы вдоль стен. Там на полу должны быть выемки, – скомандовал командир отряда.

Гномы принялись исполнять указание без промедлений. Выемки действительно нашлись, и факелы в них надежно закреплялись в шаге от стен, в строго вертикальном положении, так что два ряда зажженных факелов хорошо освещали обе стены.

И здесь было что освещать.

Премудрый объемный рисунок тянулся вдоль стен, начинаясь слева от врат и справа заканчиваясь. На первый взгляд это была просто мешанина образов и совсем бессмысленных фигур, но любой гном, в голове которого помещались не только мысли об эле и собственном оружии, без тени сомнения сказал бы, что перед ним сложнейший механизм. Механизм, сотворенный руками подгорных умельцев.

Сняв с себя все снаряжение, кроме доспехов, командир гномов застыл у левой стены – в самом начале «фрески».

– Что бы ни произошло, кто бы ни свалился вам на головы – ничего и никто не должны мне помешать, – тоном, не подлежащим возражению, сказал он.

Гномы подобрались, перехватили поудобнее оружие, зарядили драконьи посохи. Один из гномов недоверчиво покосился в темноту, заливавшую свод пещеры, и поправил шлем на голове.

Командир гномов проделал резкие вращательные движения головой, порождая легкий хруст шейных позвонков, затем энергично ударил воздух крепкими кулаками и затем опять все тот же едва слышимый хруст. Показные движения, своего рода ритуал – то, что сохранил гном в память о прошлой жизни.

Сейчас он был серьезным и доблестным воителем, настоящим лидером, начальствующим над вольно набранным отрядом собратьев; в прошлом же, порядком уже позабытом, он был кулачным бойцом. Разбивал в кровь свои кулаки и бородатые физиономии других гномов. Вот из тех самых времен и остался этот небольшой ритуал. Молодые забавы канули в лету, а эти нехитрые движения не забылись.

Он проделывал их перед сражениями, походами или когда ему предстояло сделать нечто трудное – настоящий вызов для его талантов. Совсем как сейчас, когда командир небольшого отряда бородатых воителей стоял перед механизмом, созданным великими инженерами древности.

Он протянул руки к стене и взялся за первые рычаги. В этой настенной «живописи» двигалось абсолютно все, даже самые мельчайшие детали, и сейчас гному предстояло восстановить изначальную картину, задуманную инженерами, и главное – провести изображение Каменного Солнца через всю картину.

Начало выдалось тяжелым. Гном слегка нервничал, боясь допустить хоть малейшую ошибку, но с каждой новой деталью, занимавшей свое место, движения его становились все увереннее. Одни детали гном поворачивал вокруг на полный оборот, другие – вполоборота, третьи продвигал по прямой, иные же отодвигал в стороны лишь с тем, чтобы поставить на то же место мгновением спустя. И как только вокруг Солнца складывался осмысленный рисунок, гном продвигал его изображение еще на несколько дюймов вправо.

На стене разворачивалась целая история, поведанная древними мастерами посредством картинок, сменявших друг друга.

В самом начале Каменное Солнце, одна из великих реликвий гномов, пребывало в древней, как само время, бездне. Но подземные духи вынесли его из пустоты, дав ему пока еще не жизнь, но существование. Затем глубоко в шахтах его обнаружили гномы и перенесли в свой город. Инженеры попытались овладеть тайнами сего артефакта, но слух об этом чуде уже достиг других подземных жителей – троллей, и те не преминули возможностью захватить Солнце. Разразилась война, в которой жадные родичи орков украли-таки едва обретенную гномами святыню, утащив ее в свои мрачные пещеры. Гномы тут же выдвинулись в поход, дабы вернуть себе реликвию.

«Занятная история, – подумал командир гномов, не переставая работать с механизмом, – хотя и расходится с действительностью».

– Командир, откуда вы знаете, как обращаться с эдаким ухищрением предков? – спросил один из гномов. Спросил и тут же получил ощутимый тычок в бок.

– Тебе же сказали, командиру никто не должен мешать!.. Ты в том числе… – гневно прошипел на него товарищ.

Однако командир отряда, продолжая восстанавливать рисунок, ответил своему подчиненному:

– Я потомок одного из инженеров, которые разработали такие вот замки и запоры.

– А что случится, если вы неправильно повернете одну из деталей мозаики? – спросил все тот же любопытный гном, прикрывая себя сбоку секирой, дабы не получить еще один тычок.

– Опустится потолок, и мы все умрем, – ровным голосом ответил командир.

На этот раз гному не потребовались тычки товарищей, он сам прикусил язык и ничего больше спрашивать не стал.

Командир гномов продолжал двигать каменную фигурку Солнца безопасным путем. Например, чтобы избежать пасти каменного демона, гном провел Солнце по трубкам алхимических приборов, и те в свою очередь, не выдержав, развалились, стоило только Солнцу покинуть их лоно. Своеобразная интерпретация настоящего подвига любого гнома – пожертвовать всеми доступными ему техническими достижениями ради жизни будущего поколения, что в свою очередь может обернуться и большой глупостью, если окажется, что это поколение стало не более чем обузой для своего народа.

Гном продолжал свою работу, не прерываясь ни на мгновение. Когда Солнце усилиями гнома дошло до самых врат, он повернул каменное изображение дважды и насколько мог бережно, словно это была настоящая реликвия, снял Солнце со стены.

Под сводом пещеры что-то громко щелкнуло, и гномы, все как один, уставились вверх. Один из них даже вскинул жерло драконьего посоха, готовый встретить падающий потолок струей жидкого пламени. Спасло бы это ему жизнь или же нет – о том подгорный воитель даже не задумывался. Каждый из их отряда был готов отдать жизнь за товарища, тем более – за своего командира, это так. Но быть расплющенным большой каменной глыбой – совсем не та смерть, которую подгорный воитель может счесть достойной.

– Все нормально, – бросил командир своим, не поворачиваясь.

Гном пересек пещеру и вставил Солнце в противоположную стену. Воссоздание красочной, хотя и малоправдоподобной истории продолжилось.

Со второй стеной все оказалось гораздо сложнее, нежели с первой. Теперь создатель механизма предлагал тем, кто дерзнет отворить запертые врата, сразу несколько вариантов развития истории. Солнце можно было провести не одним, а множеством путей, но лишь один из них являлся верным. Другие же влекли за собой смерть дерзнувшего.

Теперь гному приходилось просчитывать свои действия сразу на несколько шагов вперед. Пару раз он едва не заводил Солнце в пасть разным страшилищам, чуть не уронил каменное светило в озеро магмы и лишь в последний момент спас его от столкновения с отрядом ледяных големов.

Пот стекал по лицу гнома ручьем, вспотели и широкие мозолистые ладони. Одно неверное действие, одно неверно принятое решение – и…

Однако ошибок не последовало. Гном благополучно довел Солнце до конца картины, и ему оставалось продвинуть лучистый каменный диск всего на пару дюймов. И вот тут командир насторожился уже всерьез.

История кончалась тем, что гномы добровольно спускали Каменное Солнце обратно в недра земли. Вот только гном хорошо знал, что подобные замки́-картины должны заканчиваться совсем иначе. Создавший же именно этот механизм инженер явно не стал сдерживать себя рамками правил, общепринятых своими коллегами по ремеслу.

Однако же выбора особо и не было. Гном глубоко вдохнул и продвинул фигурку Солнца в конец картины. Каменный кругляшок занял нужное место и с едва слышимым щелчком втянул в себя все свои лучи. Остался лишь правильный круг. Командир гномов повернул его на один полный оборот, и поспешно убрал руку.

Теперь всё. Механизм должен открыть врата.

Где-то вверху и одновременно за вратами пришли в ход огромные шестерни. Нечто каменное поползло вверх с характерным шелестом. Дело было сделано. Вот только…

Только врата так и оставались недвижимы. Активно крутились невидимые шестеренки, раздавался все тот же скрежет двигающегося камня, а вот створки огромных врат так и стояли на своем изначальном месте, и верхушка их все так же терялась в темноте пещеры. Происходило что-то не то…

Подгорный воитель вспомнил строчки из древней гномьей баллады за миг до того, как осознал, что же происходит.

– Назад все! Живо! – крикнул он и, развернувшись, сам сорвался с места.

А сверху на гномов уже падали могучие врата, оказавшиеся не более чем обманкой. Ничего не скажешь: создавший эдакую западню явно не желал, чтобы замок, который он ладил с такой тщательностью, кто-либо открыл. Ну а коль все же найдется таковой, то сверху упадут огромные врата – и вся недолга.

Командир отряда бежал что есть мочи. Ему помогало то, что он был сейчас без оружия и большей части снаряжения, но доспехи на нем все же оставались и основательно мешали бегу. Гном не оборачивался, понимая, что в подобной ситуации это равносильно смерти. Каждый шаг приближал его к спасению, но в то же время каждая секунда приближала его смерть в виде падающих сейчас сверху лжеврат.

Бежали и остальные гномы. Им было гораздо тяжелее, ведь воители тащили на себе оружие и походные мешки. Но в тот момент, когда врата освободились от задерживающих их скреп и устремились вниз на незадачливых смертных, большая часть отряда находилась уже гораздо дальше от основания врат, чем их командир.

Один из гномов замешкался, стараясь поудобнее перехватить свой драконий посох. Поняв, что убежать он уже не успевает, подгорный воитель вскинул оружие и направил его прямо на падающие врата. Палец уверенно нажал на спусковой крючок, и драконий посох изверг поток обжигающего жидкого пламени. Струя огня врезалась в поверхность каменного исполина, но пламя лишь бесполезно разлетелось в стороны фейерверком огненных брызг. На вратах же проступили три огромные, с гнома ростом, руны, засветившиеся ярко-голубым цветом.

Свою смерть воитель встретил самым витиеватым и непристойным проклятием, какое только знал. Но даже его не договорил до конца – каменные врата рухнули, расплющив гнома, как переспелое яблоко.

Остальные члены отряда благополучно достигли безопасного места. Спасся и командир отряда. Шестое чувство подсказало гному, что смерть не просто близка, а уже протянула к нему свои уродливые когти. И он прыгнул. Да так, как не прыгал еще ни разу в жизни.

Плотное тело грациозно распласталось в воздухе, словно прыгал не кряжистый гном, а какой-нибудь изящный эльф, уходя в прыжке сразу от десятка вражьих стрел. И когда ноги гнома коснулись пола пещеры, врата за его спиной опустились. Грохот сотряс стены, а отряд гномов оказался в кромешной темноте – все факелы были погребены под камнем вместе с незадачливым стрелком.

– Доставайте кристаллы, – приказал командир. И сам отстегнул от пояса небольшой, размером с яблоко, многогранный кристалл.

Гном потер его, проводя пальцами по всем граням, и кристалл засветился холодным белым светом. Теперь пещеру освещало четырнадцать таких кристаллов, что вместе давали достаточно света для обзора. Однако пространство, еще недавно сокрытое за вратами, оставалось темным – словно даже сам свет не желал приближаться к этой проклятой тьме.

– Наш узник не шибко вежливый, а долгое заточение вряд ли прибавило ему терпения и благоразумия, – тихо произнес командир, оглядывая свой отряд, – поэтому оружия ни в коем случае не применять, даже если он захочет съесть нас всех живьем.

Возражений не последовало. Гномы ждали.

Четырнадцать пар глаз всматривались в темноту. Четырнадцать пар ушей вслушивались в тишину, которую нарушало лишь собственное дыхание подгорных воителей.

Напряжение возрастало, однако ничего по-прежнему не происходило.

Но вот из темноты выплыла с шипением огненная линия и повисла в воздухе. За ней появилась еще одна; она настигла первую линию и сплелась с ней одним концом, образовав прямой угол. За первыми двумя последовали и другие. Каждая из линий возникала из темного пространства огненным росчерком и добавлялась к уже имевшимся в воздухе, а вместе они образовывали горящий рисунок из прямых и кривых линий.

– Руна отталкивания, – сказал кто-то из гномов.

Он сам, как и его товарищи, поспешил убраться от руны на безопасное расстояние. Но было уже поздно.

Из темноты выскочил огромный, по меркам подгорного народа, гном и с размаху ударил двуручным боевым молотом в висевшую над полом руну. Та, словно обидевшись, взвыла и растаяла в воздухе, но свое дело сделала – гномов расшвыряло в разные стороны, словно тряпичных кукол.

Командир поднялся на ноги и, убедившись, что никто из его отряда не пострадал, направился к появившемуся из недр пещеры незнакомцу. Остановился в трех шагах от него и, не оборачиваясь, сделал знак своим ничего не предпринимать.

– Свобода! – Незнакомец расправил плечи и громко втянул носом воздух, широко раздувая ноздри.

Это несомненно был гном, но по сравнению с тем же командиром отряда он был настоящим исполином. Ростом на голову выше человека, шириной же плеч ничем не уступит огру. Бугрящееся мышцами тело заковано в причудливую броню, которая сидела на гноме словно вторая кожа.

«Эту броню ладил настоящий мастер», – уважительно подумал командир.

Кроме того, доспех был явно ритуальный. Голубого цвета с золотыми вкраплениями в сочленениях, тогда как принятыми цветами для боевых доспехов у гномов являлись черный и серый.

В руках гном сжимал внушительного вида двуручный молот, который в длину нисколько не уступал росту своего хозяина. Золотая гравировка вдоль всей рукояти выдавала того же кузнеца, что мастерил и доспехи.

На голове гнома отсутствовал шлем, и было понятно почему. Незнакомец имел поистине пугающий вид, и никаким шлемом, даже в виде башки какого-нибудь жуткого чудовища, нельзя было превзойти этот эффект. На абсолютно лысом черепе проступали широкие вены, рот даже в закрытом состоянии походил на оскал кровожадного зверя; широкий, выступающий вперед лоб, мощная челюсть, короткая клочковатая борода цвета воронова крыла и самое главное – глаза…

В глазах читалось неподдельное безумие. Злость, жажда крови и безумие.

– Кто ты такой? Ответь перед смертью! – рыкнул гном, нависая над командиром отряда.

– Я Родгард, о почтенный Властелин рун, – спокойно ответил командир.

– Знаешь, кто я такой? – усмехнулся гном, обнажая острые, словно клыки, зубы.

– Разумеется. Иначе мы бы не стали тебя освобождать, – пожал плечами Родгард.

– Значит, король все-таки решил меня казнить? Ему стоило прислать гораздо больше бойцов. – На лице гнома проступили желваки, вены же на лбу, казалось, вздулись еще сильнее.

– Мы не имеем ничего общего с короной, – возразил командир.

– Вот как? – сощурился гном-исполин. – И кто же вы такие?

– Мы вольно сформированный отряд, а я его лидер.

– Допустим, – хмыкнул гном, поудобнее взявшись за свой молот. – Но что же, по-твоему, помешает мне убить тебя вот прямо сейчас?

– Ты не призывал нас, не молил Камень о нашем приходе и не имел никого из нас в заимодавцах высокой чести.

– Знаешь древние ритуальные фразы? – удивился гном в голубых латах. – Похвально. Но знаешь ли ты, что говорят обо мне наши сородичи?

– Что ты безумен, – ровным голосом ответил Родгард.

– Верно! – неожиданно весело согласился Властелин рун. – Но раз я безумен, повторяю свой вопрос: что мешает мне тебя убить?

– Это, – ответил командир, демонстрируя собеседнику надетое на безымянный палец правой руки вычурное кольцо со смарагдовым кристаллом.

– Знатная вещица… – протянул гном, недовольно скривившись.

– Если ты знаешь, что это такое, – сказал Родгард, – должен знать и то, что, пока рядом с тобой это кольцо, ни один жрец королевства не узнает о твоем освобождении. Также ты наверняка знаешь, что подобная вещь создается с помощью рунной магии крови и закрепляется даже не с жизнью ее носителя, а с его волей.

– Убей я тебя или просто оглуши – и уже через минуту за мной вышлют погоню Алые Латы, – подытожил Властелин рун без каких-либо эмоций в голосе. – Ты умен, признаю. И чего же ты хочешь от меня?

– Скоро все узнаешь, – уклончиво ответил командир. – Но скажи для начала: нравится ли тебе разрушать города и убивать людей?

– Нет ничего желанней! – торжественно заявил Властелин рун.

– Значит, мы с тобой поладим, – усмехнулся Родгард. – И да, кстати, – добавил он, – нам понадобятся големы.

– Ты начинаешь мне нравиться, коротышка! – Властелин рун расплылся в плотоядной ухмылке, а безумие в его глазах, казалось, готово было вот-вот прорвать глазные яблоки и выплеснуться наружу все сносящим на своем пути потоком.

– Тогда нам стоит выступать немедля.

– Погоди, – перебил его Властелин рун. – Я пойду с тобой, но при одном условии. Мы возьмем с собой моего младшего брата. Эй, Болди! – крикнул гном через плечо в темноту. – Выходи, малыш!

Из темноты, шаркая ногами в стоптанных сандалиях, неуверенно вышел низкий гном. Если Властелин рун, по меркам сородичей, был настоящим гигантом, то его брат, напротив, едва доставал до плеча даже самому низкому воину из отряда Родгарда. Он был невысок и худощав до такой степени, что через кожу проглядывали косточки.

Как и у брата, у гнома были абсолютно лысый череп и короткая черная борода, но в отличие от Властелина рун, закованного в полный доспех и вооруженного двуручным молотом, Болди был практически обнажен, если не считать набедренной повязки из шкуры неизвестного животного. В руках же он сжимал самую простую пращу.

– Это же Видящий имена! – шепнул один из гномов на ухо рядом стоящему товарищу. Но тот лишь усмехнулся, критически осматривая от макушки до пят худощавую фигуру Болди.

– Тебе смешно? – резко спросил Властелин рун. Взгляд его впился в усмехнувшегося гнома.

Улыбка сошла с лица подгорного воителя, но взгляд великана в голубых доспехах он выдержал и глаз не отвел. Он признавал силу в этом гиганте, как ее не признать в такой горе мышц! Но что за сила может взяться в полуголом тщедушном коротышке?

Двуручный молот со свистом врезался в стену пещеры. В стороны полетела каменная крошка и куски механизма-картины, которую еще недавно с таким усердием восстанавливал Родгард.

– Болди, малыш, продемонстрируй вон тому бородачу с секирой свои таланты, – указательный палец указал на гнома. – Левая рука. Трех переломов будет достаточно.

Болди кивнул, подобрал некрупный камень, самое большее – с кулак размером, вложил его в пращу, раскрутил и швырнул в гнома, на которого указал его брат. Подгорный воитель слегка отклонился в сторону – камень должен был пролететь мимо. Но булыжник неожиданно двинулся по дуге и врезался аккурат в левую руку гнома. С чудовищным треском она сломалась сразу в трех местах, превратившись в настоящее месиво за считаные мгновения. Из изувеченной руки во все стороны торчали обломки костей.

Раненый гном истошно завопил и повалился на землю, не сводя глаз с того, что осталось от некогда здоровой руки.

– Сейчас исправим, – сказал Властелин рун.

Перехватив двуручный молот одной рукой, он начертил им в воздухе две руны. Изображения засветились ярко-желтым и устремились к раненому гному, врезавшись тому в сломанную руку.

Теперь уже гном завопил во все горло. И без того изувеченную руку стало заламывать еще сильнее. Но вот кости встали на место, стала нарастать плоть – и через пару секунд рука приобрела изначальный вид. Подгорный воитель смолк и обмяк, растянувшись на полу пещеры.

– Болевой шок, – усмехнулся Властелин рун. – Жить будет.

Самого Болди произошедшее, кажется, совершенно не волновало. Его лицо не выражало никаких эмоций, а отсутствующий взгляд был направлен куда-то далеко, за пределы этой пещеры.

– Как он это сделал? – спросил Родгард.

– Ты не слышал о Видящем имена? – удивился Властелин рун. – Болди может видеть имена своих противников, лишь взглянув на их лица. Увидев же имя и мысленно его повторив, малыш может поразить его обладателя любым предметом, что под руку попадется. И не просто поразить, а нанести при этом такой ущерб, какой пожелает.

– Ты хотел сказать – такой, какой прикажешь ты? – поправил его командир отряда.

– Можно и так сказать, – не стал спорить Властелин рун.

– Как случилось так, что он…

– Хочешь спросить, как в одной семье родились и Властелин рун, и Видящий имена? – перебил гнома гигант. – Необычно, да? Две самые редкие и опасные аномалии гномьего народа в одном семейном гнездышке, мило, не правда ли? Во всем виноваты папка с мамкой, – буднично сообщил гном. – Говорят, оскверняли семейное ложе черной ритуальной магией.

– Что ж, – Родгард был не прочь сменить тему, – твой брат будет нам более чем полезен. Если это единственное твое условие – значит, мы можем отправляться.

– С радостью покину эту пещеру, – усмехнулся Властелин рун. – Но сперва…

Огромный по меркам своего народа гном опустился на одно колено подле каменных врат, которые, рухнув, погребли под собой одного из гномов родгардовского отряда. Властелин рун поднял вверх свой молот и, держа его одной рукой, словно тот весил всего ничего, начертил в воздухе причудливую руну, состоящую из настоящего лабиринта росчерков и завитков.

В отличие от предыдущих рун, которые использовал гном, эта светилась белым и была прозрачна, словно пар.

Властелин рун осторожно коснулся ее молотом и направил к камню врат. Руна послушно опустилась на камень и растворилась в нем.

– Теперь смотри, Родгард, – сказал Властелин рун.

Из каменных врат, пройдя сквозь них, выплыл сгусток слепящего белого света. Родгард невольно сощурился. Долго смотреть на этот свет было невыносимо. Сгусток белого света колыхнулся раз, второй – и растаял в воздухе, не оставив по себе никакой памяти.

– Ты исторг душу из тела погибшего! – изумился подгорный воитель.

– Да. – Властелин рун встал, взгляды двух гномов встретились, и Родгард поразился тому, что во взгляде стоящего перед ним великана больше не было никаких следов безумия.

Напротив, в его взгляде читались теперь мудрость и рассудительность. Даже черты лица гиганта как-то преобразились: разгладились и смягчились.

– Мы, гномы, – одна из главных загадок сущего. – Голос Властелина рун сделался наставительным, его полнила древняя мудрость. – Души всех живых существ после их смерти попадают в астрал, сливаясь с бушующим океаном магической энергии. Души могут застрять в нашем мире в виде призраков, это так, но в случае их смерти все равно вернутся в астрал. Есть еще эльфы. Остроухие с помощью магии удерживают души умерших собратьев в своих лесах. Единственные, кто смог обмануть естественный ход событий в сущем. Нам же, гномам, уловки не нужны. После смерти души наших сородичей отправляются в камень, чтобы пребывать там вовеки, стать гласом предков. Нужно лишь исторгнуть душу из мертвого тела, а дальше душа сама находит дорогу. Никаких ухищрений, никаких заклинаний, контролирующих путь души. Мы такие в сущем одни.

Гигант закрыл глаза, а когда вновь их открыл, то в них бушевало прежнее безумие.

– Пора выдвигаться, – оскалился гном, закидывая молот на плечо. – Ты, кажется, обещал мне разрушение городов и массовые убийства. Что скажешь, а, Болди? Готов повеселиться?

Глава 27

Хорошо то, что хорошо кончается

Красноперая стрела вонзилась в дерево. Черная тень успела увернуться от нее в последний момент. В ответ она тоже пустила стрелу, такую же черную, как сама тень. Теор отбил ее, крутанув в руке свой лук, затем отступил на шаг влево, упал на одно колено и послал в тень одну за другой три стрелы.

От первых двух стрел тень попросту увернулась, а третью поймала рукой, после чего переломила ее об колено.

Теор с тенью продолжили обмениваться выстрелами, каждый из которых так и не достигал цели. Наемник двинулся полукружьем, не переставая натягивать и спускать тетиву. Черная тень в точности повторила маневр, сохраняя между собой и наемником изначальную дистанцию. Увлекшись сражением, Теор не заметил дерево, в которое врезался плечом, не сбавляя шага. Наемник выругался в голос и едва успел отклонить голову назад. Черная стрела просвистела в дюйме от его подбородка.

Теор юркнул за дерево, а когда выскочил из-за него вновь, на тетиву его лука были наложены сразу три стрелы. Наемник оттянул тетиву до самого уха и плавно отпустил ее. Стрелы полетели к черной тени. Стоило отдать должное противнице, отразила она их эффектно, раскрутив луком классическую «мельницу», словно в руках у нее был не лук, а длинный меч.

Тень выстрелила, метя наемнику в лицо, и Теор сбил стрелу на полпути в воздухе, пустив свою. Когда тень выстрелила вновь, наемник поймал стрелу на лету, затем крутнулся на месте, развернувшись в полный оборот, и выстрелил в тень, наложив на тетиву пойманную стрелу. Черная тень не осталась в долгу и провернула тот же трюк.

Теор отбил стрелу плечом лука.

Продолжая обмениваться выстрелами, наемник сократил дистанцию, отделявшую его от тени, и, поднырнув под просвистевшим над головой черным луком, ударил своим луком по запястью тени. Выбитый из руки тени лук взмыл в воздух, где и растворился, словно его никогда и не существовало. Тень увернулась от пущенной Теором практически в упор стрелы и сильным ударом ноги в свою очередь также разоружила наемника.

Теор обнажил флиссу, и тут же в руках у тени возник черный теневой клинок, внешне – точная копия флиссы. Наемник и его противница закружились, обмениваясь выпадами. Сталь сталкивалась с теневым своим подобием с неповторимым звуком – высоким и шипящим.

В какой-то момент Теор смог выбить теневой клинок из рук противника, но и сам после этого недолго оставался при оружии. Черная тень кинула наемника через плечо, одновременно выкручивая запястье. Оставшись без оружия, Теор кинулся на тень с голыми руками, и, сцепившись, они покатились по земле, отвешивая друг другу ощутимые удары.

Улучив удобный момент, Теор резким движением воткнул в черную голову тени небольшой предмет, который он сжимал в правой руке. Тень дернулась раз, другой, а затем обмякла и исчезла. На ее месте появилась небольшая деревянная коробочка.

Рядом раздался характерный звук хлопков в ладоши.

– Браво! Одолел-таки! – воскликнул Гард, аплодируя товарищу.

– Признаюсь, пришлось порядком повозиться, – сказал Теор, переводя дыхание.

– Эта черная чертяга повторяла все твои приемы!

– Поэтому она и проиграла, – с улыбкой ответил Теор.

– Не понимаю: разве не в этом вся сложность? Полная имитация всех твоих навыков и даже экипировки.

– Все так, – кивнул наемник.

– Тогда как ты ее победил? – спросил гном.

– Вот, – Теор показал товарищу небольшой сучок, – нащупал, когда мы боролись на земле. У моего теневого двойника такого не нашлось.

– Ну Теор, ну хитрый лис! – засмеялся гном. – А все-таки мастера на выдумки эти эльфы. Это ж отличный вариант для тренировочного спарринга. Как часто можно пользоваться этой коробочкой?

– Примерно раз в месяц, – подала голос Филда, сидевшая под широким деревом, зарывшись сразу в несколько книг. – Подобные артефакты долго перезаряжаются.

– Да, долговато, – сделал вывод гном. – Все равно полезная штука. У нас, гномов, нет ничего подобного. Хотя могли бы придумать – с нашими-то изысканиями в рунной магии…

Теор тем временем небольшим ножом начертил мишени на нескольких деревьях в двадцати – тридцати шагах от поляны, на которой наемники устроили привал.

– У меня возник вопрос… – сказал гном. – Что? – добавил он, когда Теор с Филдой засмеялись.

– Кто бы мог подумать! – пошутил Теор. – Спрашивай.

Наемник всадил стрелу в центр первой из мишеней.

– Как так получилось, что душа Теора оказалась в теле орка?

Теор лишь пожал плечами, ничего не ответив. Он в очередной раз пустил стрелу в центр мишени.

– Кто-то переместил Цепь из пещеры в лагерь орков с помощью магии, не разорвав ее изначальную связь с сундуком, в котором она хранилась, – сказала Филда, не отрывая взгляда от страниц книг. – Эта связь могла послужить своеобразным каналом, по которому Теор и переместился к тому месту, где находилась Цепь. Впрочем, это лишь теория.

– Это не объясняет, как он залез в тело орка, – не согласился Гард.

– Возможно, этот орк был последним, кто касался Цепи, – ответила чародейка, посмотрев на гнома поверх книги. – И потом, как я уже сказала, это лишь теория. Я раньше не сталкивалась с подобным.

– Даже эльфы не смогли объяснить, как это вышло, – сказал Теор, доставая из колчана стрелу.

– Что ж, набег орков остановлен, а Цепь Искусительницы – у нас.

– Хорошо то, что хорошо кончается, – менторским тоном отозвался Теор. У наемника закончились мишени и, вместо того, чтобы вытащить из них стрелы, он стал стрелять в те, расщепляя их новыми стрелами.

– У меня есть еще один вопрос, – сказал Гард, наблюдая за Теором.

– Спрашивай.

– Я рад, что ты это снова ты, а не страшный зубастый варвар с кожей цвета болотной жижи. Однако, когда мы были у эльфов, после того, как они провели обряд возвращения твоей души из тела умирающего орка обратно в твое тело… Черт, до сих пор не могу поверить, что ты, то есть тот орк, протянул так долго – с такой раной и болтами, торчащими из груди!

– Орки чертовски живучие, – ответил Теор. – Так что за вопрос ты хотел задать? – напомнил наемник.

– Ах да… Так вот, я не мог не заметить среди эльфов одну особу, которая, как бы это сказать… в общем, очень тепло к тебе относится.

– Летаниэль, – подсказал Теор.

– Ле-та-ни-эль, – повторил Гард по слогам, будто смакуя на вкус эльфийское имя. – Да, и когда мы покидали владения эльфов, вы к тому же общались с ней так, словно вы старые знакомцы. Что вас связывает?

– Она моя жена, – сказал наемник, обернувшись к гному.

Некоторое время Гард молчал, пораженный услышанным.

– Ты знала, что у твоего брата есть жена? – наконец спросил он, обращаясь к Филде.

– Нет, – ответила чародейка.

– И ты не против этого?

– Теор достаточно взрослый, чтобы самостоятельно принимать решения, касающиеся своей личной жизни, – пожала плечами Филда.

– Нет, Ренвуды, ну что вы за семья такая! – возмутился гном.

– Уж какая есть, – засмеялся Теор.

– Точно, – поддержала брата чародейка.

– И как же ты женился на эльфийке?

– Тебя интересуют подробности эльфийских свадеб? – удивился Теор.

– Нет! – мотнул головой Гард. – Я имел в виду – как вы познакомились?

– Она пыталась меня убить.

– Шутишь?

– Нисколько, – улыбнулся Теор. – Она выстрелила в меня со спины, когда я забрел в их леса. Метила в затылок.

– Она промазала?

– Летаниэль не мажет. Никогда.

– Тогда как же ты…

– Я поймал стрелу рукой, – сказал Теор.

– Хорошее знакомство, ничего не скажешь, – хмыкнул Гард.

– Позже мы сражались вместе против темных эльфов. Мы были боевыми товарищами. А со временем стали друг для друга больше чем просто товарищи…

– Погоди, – вдруг сказал Гард. – А тот маленький ребенок, девочка, что крутилась возле Летаниэль, не хочешь же ты сказать, что она…

– Моя дочь, – утвердительно кивнул Теор, закончив мысль за гнома.

Наемник сделал два молниеносных выстрела. Первая стрела вонзилась в край мишени, куда тут же вонзилась вторая, расщепив первую.

– Не понимаю, как ты это делаешь, – покачал головой Гард.

– Мне казалось, что ты умеешь стрелять из лука.

– Я не про то, – сказал Гард. – Как ты можешь стоять тут, ломать стрелу за стрелой, пока твоя жена и маленькая дочурка живут где-то там, за тридевять земель от тебя?

– Такова цена, – просто ответил наемник.

– Цена за что? Не понимаю.

– Цена за межрасовый брак. Эльфы против таких союзов. Но иногда делают исключения. Тем не менее на такие союзы накладывается множество ограничений.

– Как, например, то, что ты не вместе с ними? – догадался гном.

– Да, это первое и самое главное из условий. Я могу лишь навещать их каждый год и быть с ними в течение пяти дней, пока длится эльфийский праздник духовного единства.

– Но это же несправедливо! – воскликнул Гард.

– Всему есть своя цена. К тому же я всегда могу почувствовать то же, что чувствует Летаниэль. Я могу передать ей свои мысли и прочесть ее собственные. В любое время и на любом расстоянии. Подобная духовная связь устанавливается во время обряда бракосочетания.

– А то, что вы увиделись вот так, раньше срока – чем вам это грозит?

– В обычной ситуации это обернулось бы лишним годом разлуки. Но так как я вызволил из плена племянницу эльфийской королевы, мне даровали эту встречу в благодарность.

– Ты имеешь в виду ту дриаду, которую ты отправил в сопровождении гоблина в Гиоль с Цепью Искусительницы?

– Да, ее зовут Шаелла. И если бы Герхард, так зовут гоблина, не успел доставить ее вовремя в Гиоль, эльфийские друиды не успели бы забрать меня с поля боя. Тогда я попросту умер бы в чужом теле от полученных ран.

– Хвала Герхарду. Кстати, что с ним сталось?

– Эльфы разрешили ему поселиться в деревне гномов на окраине Гиоля.

– В деревне дварфов, – поправил наемника гном.

– В деревне дварфов, – не стал спорить Теор.

– Как зовут твою дочку? – спросил Гард, немного помолчав.

– Лиэль.

– Это ведь сокращенно от Летаниэль? – спросил гном.

– Да.

– Ты ведь любишь Летаниэль, верно?

– Всем сердцем, – ответил Теор.

– Не знаю, смог ли бы я вот так… Иметь любимую женщину и не иметь возможности быть с ней.

– Это тяжело, – признался Теор. – Но оно того стоит. Пошли поедим. К тому же у меня закончились стрелы.

Солнце клонилось к горизонту и окрашивало небо закатными красками. Наемники жарили на костре добытых Теором кроликов. Ели молча, и тишину нарушали лишь потрескивание костра да звуки пережевывания мяса.

– Нашла, – нарушила тишину Филда, потирая затекшую шею. Она наконец оторвалась от книг, закрыв последнюю из них, после чего присоединилась к трапезе.

– Что именно? – поинтересовался Гард.

– Последний артефакт, который понадобится мне для создания портала.

– Что за артефакт? – вновь спросил Гард, на этот раз с набитым ртом.

– Его называют Окуляром Отражения. Гномья вещица, кстати.

– Где его искать? – поинтересовался Теор.

– В том-то и проблема, что я не знаю. Но знаю, где мы можем справиться о его местонахождении.

– Отлично. Так куда мы отправляемся? – воодушевленно спросил Гард.

– Домой, – ответила Филда. – в главный замок нашей гильдии.

Глава 28

В осаде

Большой камень взмыл в воздух, прочертил в нем параболическую траекторию и с грохотом врезался в одну из четырех угловых башен замка. Осколки цветных стекол, что еще пару секунд назад были роскошными оконными витражами, полетели на замощенный каменными плитами замковый двор. Камень же застрял внутри башни.

– Будете так отклонять снаряды – не проживете и пары часов! – прикрикнул на чародеев Бертолимей, который вместе с двумя Мастерами гильдии стоял сейчас на замковой стене в двух десятках шагов от чародеев.

Магистр гильдии наемников, несмотря на свой возраст, а тот перевалил уже за седьмой десяток, был высок, статен и широк в плечах. Его скуластое лицо было обветрено и покрыто глубокими морщинами, единственным свидетельством почтенного возраста. Да, и еще возраст выдавали полностью седые длинные волосы, которые Бертолимей носил за спиной, затягивая резинкой в тугой конский хвост.

На поясе Магистра висели ременные ножны с длинным одноручным мечом. Несмотря на годы, Бертолимей по-прежнему был неплохим фехтовальщиком, хотя применять свои умения на практике ему почти не доводилось.

На Бертолимее была надета простая белая рубаха с короткими рукавами. На обнаженных до середины предплечья руках, как и на лице, кожа была сильно обветрена, к тому же на ней виднелись многочисленные мелкие шрамы – следствие пережитой в достаточно зрелом возрасте ветрянки. Но все это меркло по сравнению с вытатуированным на правой руке чуть выше запястья коронованным фениксом. Отличительным знаком должности Магистра – лидера и главы одной из самых влиятельных гильдий в империи.

– Магистр, мы не успеваем перестраиваться! – посетовал самый молодой из чародеев, что сейчас защищали главный замок наемников.

В подтверждение слов наемника в замок ударили три ветвистые молнии, которые группа защитников успешно нейтрализовала, вовремя поставив щит вокруг замка.

– Где Филда? – спросил Гард. – Ее помощь нам бы сейчас не помешала.

– Она в канцелярии, просматривает архивы, – ответил Теор.

– Пытается отыскать информацию об Окуляре Отражения, – добавил Магистр Бертолимей. – Когда-то он был в собственности нашей гильдии, еще при моем предшественнике.

– Тогда надеюсь, что она найдет информацию как можно скорее… – проворчал гном.

Еще один камень едва не врезался в стену замка, но на этот раз чародеи успешно отвели снаряд в сторону, и тот упал в десятке футов от стены.

– Требушет у них хороший, а вот стреляют они из рук вон плохо, – сказал Гард.

– Не будь наших чародеев, они бы уже разрушили ползамка, – покачал головой Бертолимей. – Только во время осады понимаешь, что твой замок напрочь лишен защиты от нее. У нас нет ничего из того, что можно было бы использовать для защиты, нет надежных укреплений, нет даже подъемных ворот, окованных железом, вместо них у нас тонкие двухстворчатые двери из дерева.

– Стало быть, если они подойдут к нам вплотную, нам придется туго, – подвел итог Гард.

– Мы в любой момент можем спуститься в подземелья и покинуть замок, – напомнил Магистр.

– Это не решит проблемы, – сказал Теор. – Мы должны подавить это восстание, пока еще не поздно.

– До сих пор не могу поверить, что по нам стреляют наши же братья и сестры, – покачал головой гном.

– Они больше не твои братья и сестры, – ответил ему Бертолимей. – Приговор за предательство гильдии – смерть.

– Итак, что мы имеем, – продолжил разговор Гард. В этот момент камень, пущенный из требушета, снес часть угловой башни задней стены замка. Чародеи не смогли в достаточной мере отклонить снаряд.

– Итак, что мы имеем, – повторил гном, оторвав взгляд от развороченной башни. – в нашем распоряжении шестеро Учеников, защищающих замок с помощью магии, полтора десятка Подмастерьев во дворе с мечами в руках да мы четверо – единственные опытные бойцы. А с их стороны… Теор, из присутствующих у тебя самое острое зрение. Сколько их?

– Чуть больше шести десятков человек. Большая их часть занята обслуживанием требушета и тарана. Остальные – чародеи и лучники.

– Стрелы пока в нас не летят, – заметил Гард. – Кстати, обычно же требушет обслуживается большим количеством человек, разве нет?

– Лучники начнут стрелять, когда дистанция, отделяющая их от замка, сократится. К тому времени наши чародеи, уже измотанные защитой замка, не будут успевать менять щиты с магического на физический и все полягут со стрелами в груди. Что до требушета, то это улучшенная версия, без защитного корпуса и изготовленная из более легкой древесины.

– Мне всегда нравились твои объяснения, – ухмыльнулся Гард. – Лаконично и по делу.

Между тем нападавшие все ближе подбирались к стенам. Главный замок наемников стоял на равнине, зажатый с двух сторон холмами. Ровный рельеф на подходе к замку позволял им продвигаться достаточно быстро, несмотря на необходимость передвижения осадных орудий.

– Надо отдать им должное, подготовились они хорошо, – сказал Магистр гильдии, после того как внушительных размеров ледяное копье разбилось о щит наемников-чародеев.

– О чем вы, Магистр? – спросил Теор.

– Аккурат перед самым вашим прибытием они выманили из замка всех Магистров и Мастеров. За короткий срок были заключены порядка ста контрактов, и почти все предполагали присутствие наемников в дальних уголках континента.

– Выходит, реальной целью нападения является заключенный нами контракт! – догадался Гард. – Значит, за покушением на нас и восстанием внутри гильдии стоят одни и те же люди?

– Одни и те же люди, фракция или организация, – кивнул Бертолимей. – После того как покушения на вас провалились, они решили действовать более радикально и убить двух зайцев одним выстрелом.

– Убить нас и захватить власть в гильдии, чтобы никто больше не взялся за исполнение этого контракта, – подытожил Гард. – Кто-то затрачивает уйму сил и средств, чтобы наш наниматель-аноним не получил желаемый артефакт.

– Орден Святого Свента, – сказал Бертолимей, хватив кулаком по каменному парапету замковой стены.

– Святоши? – удивился гном.

– У них более чем влиятельная община с достаточной финансовой обеспеченностью. Они смогли бы позволить себе нанять трех ассасинов для вашего устранения. К тому же сын их нынешней Верховной Матери, Эльдазар – Мастер нашей гильдии.

Тем временем в замок полетели первые стрелы, которые чародеи едва успели отразить. Почти сразу же наемники услышали шаги позади себя. Кто-то поднимался по лестнице на стену.

– Филда! – обрадовался Гард. – Не пора ли показать бывшим членам гильдии грозную чародейку?

Девушка не ответила гному.

– Ты нашла информацию об Окуляре? – спросил Теор.

– Да, он в Канорине, в сокровищнице архимагов.

– Достать его будет непросто, верно?

– Да, непросто, – кивнула чародейка.

– Хорошо, вы знаете, где сейчас артефакт. Выбирайтесь из замка через подземелья и отправляйтесь в столицу.

– Нет, Бертолимей, – ответила главе гильдии Филда, обратившись к нему по имени, – замок нужно удержать, а предателей казнить. Ты ведь знаешь, что это необходимо сделать.

С минуту Магистр обдумывал сказанное чародейкой.

– Хорошо, – наконец сдался Бертолимей. – Но нас мало, а они уже рядом.

Филда подошла к краю стены и, прищурившись, стала всматриваться в группу заговорщиков, все ближе подбиравшихся к замку.

– Среди них есть чародей. Эдвин. Я его знаю. – Девушка указала пальцем на одного из мятежных наемников. Он разительно отличался от остальных благодаря многочисленным мехам, в которые тщательно кутался. – Я даже отсюда чувствую, как много энергии он черпает из астрала. Он задерживает ее в себе, не дает ей воплощения. Если заставить его воспользоваться ею хотя бы частично, а затем лишить его контроля над ней…

Теор посмотрел на сестру и улыбнулся. Он понял, что она имела в виду.

– Ты же сможешь ускорить мои стрелы? – спросил чародейку Теор.

– Конечно, но нам понадобится еще одна пара рук. – Филда взглянула на чародеев, защищавших замок. – Раенф подойдет, он неплохой пиромант.

– Раенф! – позвал чародея Бертолимей. – Нам нужна твоя помощь!

– Сейчас? – ответил встревоженный наемник. – Но как же защита?

– Пора переходить в атаку, сынок! – бодро заявил Магистр гильдии.

Чародей Раенф, Ученик гильдии наемников, оставил своих товарищей впятером, а сам побежал по стене к Бертолимею и трем Мастерам гильдии. Когда он преодолел половину пути, по замку ударил залп из двадцати стрел. Чародеи не смогли отклонить их все, и одна из них едва не угодила Раенфу в колено. Однако не достигла цели: Теор сбил ее на лету собственной стрелой.

Раенф добежал до наемников и упал на колени, издав крякающий звук.

– Чуть не попали, – выдохнул он, утирая рукавом лоб, покрывшийся испариной.

Филда с Теором помогли чародею подняться.

– Раенф, – обратилась она к молодому наемнику, который был немногим старше Теора, – ты ведь неплохо управляешься с огненными заклятиями?

– Я люблю огонь, – кивнул чародей, – но предатели ставят надежные щиты. Мы пробовали атаковать в начале осады.

– Мы попробуем еще раз, – ответил чародею Теор.

– Что от меня требуется? – поинтересовался Раенф.

– Нам нужно, чтобы ты посылал в требушет один огненный шар за другим, – пояснила Филда.

– И старайся при этом кидать огнешары так, чтобы они двигались по дуге, а не по прямой, – добавил Теор.

– Хорошо, я попробую, – кивнул чародей.

– Ускоряй мои стрелы только после того, как они пройдут через огнешары, – сказал Теор сестре.

– Поняла.

По сигналу Филды Раенф стал создавать огненные шары величиной со средний арбуз и швырять их в требушет. Теор стрелял из лука в тот момент, когда очередной шар преодолевал половину пути до осадного орудия, и стоило его стреле пронзить огненный шар и самой загореться, как Филда ускоряла ее полет с помощью заклинаний.

Чародеи из числа мятежников сотворили было щит от магических атак, но как только в них полетели стрелы, им пришлось быстро менять щит с магического на физический. Им хватило мастерства и времени на то, чтобы поменять щиты, перед тем как в требушет попали огненные шары Раенфа. Однако осадную машину это не спасло.

Физический щит отразил все до одной стрелы Теора, переломав и отшвырнув их в сторону, а вот с магическим пламенем, которое стрелы наемника прихватили с собой по пути, он уже не справился.

Требушет загорелся мгновенно, подобно стогу сухого сена. Пламя охватило податливую древесину и стало продвигаться по осадной машине и вверх и вниз.

Как только требушет загорелся, чародеи попытались потушить огонь. Особо в этом преуспел упомянутый Филдой чародей, закутанный в тяжелые меха. Он воздел руки вверх, и с его пальцев стал течь сверкающий на солнце лед, который принялся поглощать пламя с тем же рвением, с каким пламя пожирало древесину.

– Сейчас! – скомандовала Филда, и Теор отпустил тетиву.

Стрела взмыла в воздух и, прочертив в нем дугу, устремилась вниз, где вонзилась в чародея, тушившего требушет, пробив его шею навылет.

Неожиданно чародей, как и все остальные мятежники, включая их осадные тараны, исчезли в массе ярящегося голубого пламени, которое столбом ударило из земли вверх. Прогремел взрыв, и столб пламени разметало в стороны рваными клочьями. Защитники замка невольно зажмурились, а Раенф и вовсе спрятался за стену.

– Святой Камень… – прошептал Гард, когда дым рассеялся: там, где еще недавно находились мятежные наемники, в земле зиял глубокий кратер, изнутри выжженный до черноты.

Где-то внизу под замком прогремел второй взрыв.

– Магистр! Предатели уже в замке! – закричал один из наемников, находившихся во дворе.

– Проклятье! – зарычал Магистр гильдии, выхватывая клинок из ножен. – Они воспользовались подземельями! Все вниз! Защищайте замок!

Наемники поспешили вниз, обнажая оружие.

Внизу уже кипел бой. Подмастерья гильдии сошлись с мятежниками во дворе замка, и на каменных плитах уже лежали первые трупы.

Наемники уже почти спустились по лестнице, когда Теор закричал своим товарищам: «Влево!» Сам он увернулся от стрелы, Гард едва успел уклониться от другой, завалившись на ступеньки, а вот Филде повезло меньше. Чародейка не успела среагировать на третью стрелу ни телом, ни разумом, и та вонзилась ей в плечо.

– Филда, прикрывай тылы! Гард и Магистр, на вас – мятежники во дворе! – отдал указания Теор и, перемахнув через край лестницы, спрыгнул во двор. В прыжке он выстрелил туда, откуда прилетела стрела, попавшая в Филду.

Когда наемник мягко приземлился на каменные плиты двора, то увидел стрелка. Невысокая, примерно одного с ним роста, девушка с длинными русыми волосами, ниспадающими ей на плечи, держала в одной руке длинный композитный лук, в другой же она поигрывала красноперой стрелой – стрелой Теора.

– Ты промазал! – весело заявила лучница, глядя на Теора вызывающе.

Девушка резко выбросила руку вперед, метнув стрелу на манер дротика. Теор уклонился, лишь немного отведя корпус в сторону.

– Теор Ренвуд, – томно протянула мятежная наемница, облизнув губы. – Я многое слышала о тебя. И знаешь что? Я жажду выяснить, кто из нас лучше.

– Рэйчел Огненнорожденная, – медленно произнес Теор, доставая стрелу из колчана, – опусти лук, я не хочу убивать тебя.

Лучница громко засмеялась, и не успел ее смех умолкнуть, как она выхватила стрелу из колчана и выстрелила Теору в грудь. Лук наемника мелькнул в воздухе, и до того момента, когда отбитая им стрела упала на каменные плиты замкового двора, Теор успел выстрелить дважды. Рэйчел увернулась от стрел, совершив изящный прыжок.

– Я польщена, что ты знаешь не только мое имя, но и прозвище, – улыбнулась Рэйчел, крутанув рукой лук. – Но ты же не думал, что я и вправду сдамся?

Наемник и мятежная наемница обменялись еще несколькими выстрелами. Решив, что с него хватит этих игр, Теор не стал отбивать очередную стрелу или уклоняться от нее. В момент выстрела, когда Рэйчел разжала пльцы, удерживающие хвостик стрелы вместе с тетивой, наемник выстрелил сам, немного отклонившись вправо. Их стрелы разминулись в воздухе. Стрела Рэйчел едва не попала Теору в лицо, но вместо этого лишь оцарапала скулу, а стрела наемника рассекла ремешок, удерживавший стрелы за спиной у мятежной наемницы.

Колчан упал на каменные плиты, а стрелы рассыпались веером возле него. Рэйчел кинулась к ним. Она даже успела схватить одну и наложить ее на тетиву, натянуть которую ей было уже не суждено. Теор оказался возле нее, преодолев отделяющее их расстояние в несколько прыжков, и резким ударом с короткого замаха снес лучнице голову флиссой.

Сражение во дворе тем временем шло полным ходом. Мятежников было на порядок больше, но Гард и Бертолимей сражались куда как яростнее и искуснее предателей, прерывая их жизни каждым третьим ударом.

Теор хотел помочь им, но у Магистра гильдии на этот счет имелось другое мнение.

– Мы здесь сами справимся. Бери Раенфа и обследуйте замок, – приказал Бертолимей.

Прежде чем исполнить приказ, Теор выстрелил еще дважды. Каждая из пущенных им стрел унесла с собой жизнь мятежного наемника.

Теор нашел Раенфа среди сражающихся чародеев, которые прикрывали подмастерьев заклинаниями и атаковали чародеев-мятежников, и передал ему приказ Магистра. Вместе они поспешили в замок. Прежде чем наемник с чародеем скрылись внутри, еще одна красноперая стрела вонзилась одному из мятежников в затылок.

Они встретились в узком коридоре на втором этаже замка. Он был высок, строен, но не худощав. В каждом изгибе его тела угадывалось нечто плавное и изящное. Узкое, слегка вытянутое лицо не имело не единой морщины, хотя на вид мужчине было не меньше тридцати лет. Глаза слегка заужены, зрачки тоже чуть уже привычных размеров, а белки неестественно белоснежны.

Кожа мужчины имела слегка сероватый оттенок.

Теору уже доводилось видеть таких людей. Дети темных эльфов, рожденные от человеческих матерей.

В руках полукровка сжимал рукояти парных клинков. Сталь оружия была начищена до такой степени, что блестела даже в полутемном коридоре.

Их разделяло не больше двадцати шагов.

– Теор Ренвуд, – выплюнул мужчина имя наемника с таким презрением, словно оно могло подействовать на него как яд.

Теор сразу же догадался, кто стоял перед ним.

– Эльдазар, надо полагать? – равнодушным тоном спросил наемник.

– Выкинь свою деревяшку. – Лицо Эльдазара исказилось в уродливой гримасе. – Доставай меч и сражайся как мужчина!

Теор молчал. Он не собирался вести долгий диалог с этим человеком, к тому же Раенфу, который сейчас обследовал третий этаж, могла понадобиться помощь. Наемник потянулся к колчану, но пальцы нащупали лишь одну стрелу.

– И что ты теперь будешь делать, великий лучник? Одна стрела. Один выстрел. И ты труп. Доставай меч, трус! – заорал Эльдазар.

Теор не ответил. Его рука все еще держала за хвостик стрелу.

Эльдазар, потеряв терпение, пошел в сторону наемника. Его руки пришли в движение. Он стал раскручивать перед собой парными клинками встречные «восьмерки». Эльдазар вращал клинки с такой поразительной скоростью, что глаз мог уловить лишь мелькание стали, но не отдельные движения оружия. Мечи с шипением кромсали воздух. Эльдазар приближался.

Теор стоял неподвижно. К флиссе он так и не потянулся. Он видел, как мастерски орудует его противник мечами, выполняя идеальную веерную защиту, и сомневался, что смог бы одолеть его в честном поединке. К тому же дуэль была неуместна хотя бы по той причине, что Эльдазар, если прав был Бертолимей, являлся организатором мятежа, а значит, был повинен в смерти братьев и сестер Теора по гильдии.

У Теора оставалась одна стрела. Одна стрела, один выстрел – как и сказал Эльдазар. И это означало, что единственная стрела должна решить исход схватки.

Эльдазар приближался. Шаг, еще один. Его окружала казавшаяся непроницаемой стена из сверкающей во вращении стали. Но таковой она на самом деле не являлась. Теору нужно было лишь подстроиться под ритм движений полукровки, и опередить его мечи на долю секунды. И это нужно было сделать как можно скорее.

Наемника и Эльдазара разделяли уже лишь десять шагов.

Девять шагов. Восемь. Семь…

Теор выхватил стрелу из колчана молниеносным движением, так же быстро наложил на тетиву, натянул ее до самого уха и разжал пальцы.

Стрела воткнулась Эльдазару в живот и отбросила его назад. Он выпустил из рук один из мечей, и тот, все еще вращаясь, ударился о стену, высекая снопы искр. Мятежный наемник захрипел, лежа на полу коридора, и попытался вытащить стрелу. Теор помог ему в этом. Он рывком выдернул стрелу из живота и с силой вонзил ее в грудь полукровке.

– Как… ты это… сделал?.. – прохрипел Эльдазар, глядя на наемника, на губах его проступила кровавая пена.

Теор выпрямился над распростертым на полу мятежным наемником. Его глаза вспыхнули золотым пламенем.

– В моих жилах течет Кровь Воинов, – ответил Теор шипящим, как опускаемый в воду раскаленный металл, голосом.

Он сам не заметил, как вошел в состояние Кровавой ярости, и на этот раз к обычным ощущениям, характерным для такого транса, прибавились совершенно другие чувства. Ощущение, словно он был не один. Он чувствовал чье-то присутствие не рядом с собой, а внутри себя. Больше всего это походило на то состояние, в котором он пребывал, попав в тело орка.

Теор сконцентрировался и погасил в себе Кровавую ярость. За мгновение до того, как наемник вернул себе привычное состояние, он услышал в голове отчетливый голос, требующий выпустить его. Выпустить его немедленно.

Теор уже слышал этот голос раньше. Однажды. Когда был во власти странного видения после сражения с абаасами.

Когда сражение закончилось, в живых остались только Теор, Гард, Филда, Бертолимей, Раенф, двое чародеев и один подмастерье.

Наемники похоронили своих собратьев в крипте, находящейся в подземелье под замком, в которой обычно хоронили только Грандмастеров. Таково было желание Магистра гильдии. Предателей же сожгли, соорудив костер за пределами замка.

Трое наемников отправились в Канорин, чтобы добыть Окуляр Отражения. Они были на полпути к столице, когда получили тревожное известие.

Мимо них по воздуху проплывали несколько зеленоватых прозрачных шаров, летящих в разных направлениях. Филда поймала один из них, затем разломила его, как скорлупу ореха. Шар распался желеобразной субстанцией. Чародейка не замедлила втереть это вещество себе в виски.

– Какая гадость! Что это такое? – спросил гном.

– Телепатическое сообщение, – ответила Филда, прижала указательные пальцы к вискам и прикрыла глаза.

Через несколько минут чародейка открыла их снова.

– Нужно спешить. На Канорин напали, – сказала она своим спутникам.

Глава 29

Возмездие

Солнце было в зените, когда на крошечном пирсе отдаленного от материка острова можно было стать свидетелем чего-то поистине удивительного. На небольшой площадке, мощенной белоснежными каменными плитами, что еще пару секунд назад была совершенно безлюдной, возникла фигура в черном балахоне, который скрывал появившегося гостя с головы до пят. Довершала маскировку торчащая из-под широкого капюшона маска в виде головы птицы, чем-то схожей с орлиной, но с гораздо более длинным и заостренным клювом.

«Что же в этом удивительного?» – могли бы спросить иные ценители прекрасного. Ведь появление упомянутого незнакомца, так старательно скрывающего свою личность, не сопровождалось ничем фееричным. Не взорвался в воздухе снопом искр магический огонь завораживающей красоты, и земля не встала на дыбы, обнажая свое истинное лоно, сокрытое тысячи лет от чуждых глаз, и не возник в пространстве огромный портал, раскинув свою арку от горизонта до горизонта.

Ничего такого. Никаких грандиозных визуальных или звуковых эффектов, могущих поразить дотошного эстета. Лишь фигура незнакомца, появившегося из ничего. Еще секунду назад на пирсе никого не было, и вот через мгновение здесь уже стоит человек (но человек ли?) в черном балахоне.

Глупые непосвященные людишки. Любое существо, достаточно хорошо разбирающееся в делах магических, скажет им, что для подобного перемещения в пространстве нужна колоссальная магическая сила, и даже это не гарантирует стопроцентного успеха. Ведь подобное не только трудно совершить, это еще и по-настоящему опасно.

Для перемещения в пространстве без помощи рукотворных или магически созданных порталов необходимо сотворить заклинание, способное расщепить чародея на мельчайшие составляющие, причем разделить не только тело, но и сознание, а также душу, что во сто крат сложнее. После чего сотворенное заклинание должно перенести все, что осталось от чародея, сотворившего его, в нужное место, рассекая пространство тварного мира вместе с мириадами частиц астрала, пронизывающих этот самый мир. Затем заклинание должно в точке назначения собрать в единое целое то, что само же и расщепило в точке исходной.

При успешно сотворенном заклинании чародей возродится в нужном месте в первоначальном виде, материализовавшись буквально из воздуха. Если же заклинание чародея по пути потеряет хоть одну, даже самую малую частичку того, что составляет его целостное «я»… Что ж, такой незадачливый чародей попросту перестанет существовать.

Но на пирсе не было никого, кто мог бы оценить прошедшее без изъянов появление незнакомца в черном балахоне. Никто не встречал прибывшего гостя, ведь был он гостем незваным. Он или она (неизвестно, кто на самом деле был под балахоном и чье лицо скрывала птичья маска) не обращал внимания на такие мелочи.

Незнакомец явился сюда не для дружеских бесед. Обладатель птичьей маски пришел свершить необходимое возмездие. Он не жаждал этого, но и не был против того, что собирался совершить. Это была именно необходимость. Поэтому так ли важно, кого он встретит первым, а в чьи глаза заглянет в конце, перед тем как все закончится, если уже совсем скоро один за другим все служители Святого Свента умрут?

Элиза сидела возле распахнутого окна в своей комнате на втором этаже храмового здания, приспособленного под покои для всех служителей Святого Свента. Она оставила свою одежду на широкой кровати, сложив ее аккуратно на шелковом покрывале, расшитом серебряными и золотыми нитями в причудливый орнамент. Верховная Мать сидела у окна полностью обнаженной, грея свою гладкую кожу в лучах полуденного солнца.

У многих женщин в ее возрасте кожа теряла былую упругость и красоту. Элиза же этого не допускала. Специальные мази, отвары, парочка невинных заклятий и наговоров – и даже в преклонном возрасте можно выглядеть, словно тебе чуть больше двадцати. Конечно, за подобную роскошь приходилось платить, и цена у такой жизни была немалой, но об этом Элиза никогда не беспокоилась. Она всегда знала, где и как раздобыть нужные суммы.

Бедняга Рикон. Знай он обо всех источниках ее доходов – давно умер бы от сердечного приступа.

А вот, кстати, и он. Старик вышел из парадной двери храмовых покоев и направился к храму, где располагалось казначейство, неся в руках охапку пергаментных свитков. Элиза подалась вперед и выставила роскошную грудь, без скромности демонстрируя свое великолепие. Женщина не сомневалась, что старик обернется, он всегда оборачивался, словно проверяя, не следит ли кто за ним. Обернется и заметит ее.

И Рикон действительно обернулся.

Светлый Отец застыл в благоговейном трепете, не в силах отвести взгляд от представшего его взору зрелища. Возможно, он даже сразу не понял, кому именно принадлежит обнаженная грудь, освещаемая полуденным солнцем, да и вряд ли Светлый Отец вообще смотрел на лицо женщины.

Но минутное потрясение прошло, и отец Рикон таки заметил, что именно за дама выставила свои прелести напоказ. Встретившись взглядом с Верховной Матерью, он чертыхнулся и невольно выронил на землю все свитки, что нес. Пытаясь нагнуться, чтобы собрать документы, отец Рикон запутался в своих одеждах и неуклюже повалился наземь, прямо на свитки.

Вторая попытка также не увенчалась успехом, и лишь с третьего раза старик смог-таки собрать в более-менее ровную охапку все свитки и подняться на ноги. Кинув еще один быстрый взгляд на обнаженную Верховную Мать, Светлый Отец Рикон поспешил удалиться. Его лицо раскраснелось, приняв едва ли не свекольный оттенок: казалось, покраснел даже лысый череп служителя Святого Свента. Весь путь, что отец Рикон проделал от места происшествия до казначейства, он что-то с возмущением бурчал себе под нос, низко опустив голову.

Ха! Вот так-то. Маленькие бунтарские выходки, присущие ее характеру. Пусть попробуют что-либо возразить. Ни в одном из многочисленных законов храма нет ни слова о том, что Верховный служитель не имеет права обнажаться пред другими служителями, тем более находясь в своих покоях. Даже в этических правилах и своде традиций, составленном уже после смерти Святого Свента первой Верховной Матерью храма, нет ничего подобного.

А то, что не запрещено, человек всегда вправе сделать, верно? Хотя Элиза сильно сомневалась, что ее предшественнице приходило в голову расхаживать по храму в чем мать родила.

Верховная Мать невольно улыбнулась. Нужно радоваться маленьким победам, пока есть такая возможность. Тем более что поводов для радости у нее было сейчас немного. Напротив, ей было даже жизненно необходимо чем-то отвлечь себя от невеселых мыслей, что так и лезли в голову.

До Элизы уже дошли слухи о том, что сражение у главного замка гильдии наемников окончилось, но она не знала, каков был его исход. На самом деле существовало лишь два возможных варианта. Либо ее сын одержал победу и уже возглавляет гильдию, либо он потерпел поражение. В таком случае сразу встает вопрос: остался ли он жив? Смог ли он сбежать или пленен своими товарищами, которых он предал?

Хотя она не слышала, чтобы наемники когда-нибудь держали хоть кого-то в неволе. Но стоит ли верить непроверенным слухам? И тем не менее с момента битвы прошло уже три дня. И никаких вестей от Эльдазара.

Материнское сердце все эти дни тревожилось, но она надеялась, что сын, ее мальчик, плоть от плоти ее, жив и здоров; она бы предпочла даже, чтобы он на время просто забыл про нее, упиваясь сейчас обретенной властью. Да, это было бы больно, но не настолько, как в случае его…

Нет, нет! Элиза не хотела даже думать о наихудшем исходе. Разве может ее Эльдазар пасть от чьей-либо руки? Нет. Конечно же нет. Если он и пал, то только из-за своей непоколебимой гордости. Но ведь эта гордость была его частью, его сущностью, благодаря ей он и добился всего в своей жизни.

Ах как же ее сын был красив! Похож на отца и даже привлекательнее его. К тому же мальчик, слава Свету, не унаследовал этих жутких глаз своего отца. Глядя на сына, Элиза всегда хотела снова почувствовать себя любимой. Любимой этим высоким красивым молодым человеком, обладавшим эльфийской грацией. Овладеть им и чтобы он овладел ей. Она хотела снова почувствовать себя живой, по-настоящему живой как телом, так и душой. И она видела в глазах сына, что она тоже привлекательна для него не только лишь как мать.

Но все эти мысли и желания… были столь же сильны, сколь и запретны. Ведь инцест был одним из самых страшных грехов по канонам храма, сразу после пособничества Тьме и ее слугам, а также предательства служению Свету и храму в частности. Да и Эльдазар подобного мог не одобрять, несмотря на свои желания, в существовании которых Верховная Мать не сомневалась.

Элиза поймала себя на мысли, что думает о сыне в прошедшем времени. Ее пробрала дрожь, и обнаженная кожа моментально покрылась мурашками.

Верховная Мать отошла от окна и, взяв в шкафу белоснежный халат из дорогой ткани, надела его, нетуго перепоясав.

Ее терзали не только тревоги о сыне. В последние дни, наполненные тягостным ожиданием, она много размышляла о том, правильно ли распорядилась своей властью. Вмешаться в ход событий на континенте было правильным решением. Так ей казалось. Нет, она была в этом совершенно уверена. Разве не предписывал Святой Свент предпринимать любые возможные действия, дабы пресечь на корню происки Тьмы? Да, все обстояло именно так. Проблема лишь в том, что до недавних событий таковой необходимости никогда не возникало.

В храмовых хрониках не значилось ни одного упоминания о проявлении активности приспешниками Тьмы в той или иной форме. Не было также и доказательств, что упомянутые приспешники вообще существуют в пределах Гелинора. Но если они, служители Святого Свента, могут чувствовать присутствие Великого Света, нисходящего в этот мир из высших областей мироздания (а быть может, из астрала), то разве это не доказывает, что должна присутствовать в этом мире и полная противоположность Свету, то есть Тьма?

Элиза энергично затрясла головой, будто пыталась вытрясти все ненужные мысли из нее. Пышная копна волос взметалась вверх и опадала вниз беспорядочным скоплением завитков при каждом движении головы.

Верховной Матери едва удалось взять себя в руки, перестав нагружать свой разум тягостными мыслями и бесполезными раздумьями, когда она почувствовала на острове чье-то присутствие. Это походило на ощутимый толчок в груди, словно она с размаху налетела на косяк двери.

Сердце забилось чаще, а дыхание перехватило. Элиза знала, что это означает: она почувствовала человека, несущего в себе Свет. Чувствовать тех, кто так или иначе принадлежит Владыке, – еще один дар, оставленный Святым Свентом будущим служителям выстроенного им храма.

Подобное умение человек приобретал во время своего посвящения в ряды служителей храма. Стоило ему преклонить колени у заветной чаши с освященной водой и искренне произнести молитву, как ему в тот же миг даровалась эта привилегия. Неведомо кем, Великим Светом ли или самим Свентом посредством наложенных им на храм чар.

Но Элиза еще никогда не чувствовала Свет так сильно и явственно. Обычно Свет ощущался как нечто мягкое и успокаивающее, нечто приносящее порядок. Именно так служители Свента воспринимали друг друга. Но это новое, только что пришедшее ощущение не шло с привычными ощущениями ни в какое сравнение. В том, что она почувствовала именно Свет, Элиза не сомневалась, но это был Свет яростный, всесокрушающий, как цунами. Неужели Истинный Свет имеет и подобное, столь агрессивное проявление? Или же то был Свет вовсе не Истинный, а искаженный чьей-то злой волей, из-за чего стал лишь его грубым подобием?

Элиза пересекла комнату и, отворив двери, выскочила в коридор. Верховная Мать направилась к лестнице на третий этаж, шерстяные ковры щекотали голые ступни, но Элиза сейчас не обращала на это внимания.

В коридор уже нахлынули взволнованные служители. Разумеется, они так же, как и глава их храма, почувствовали странное и яростное присутствие Владыки на острове. Здесь были в основном младшие служители и служительницы. Одни из них выглядели испуганными, другие – взволнованными, но не более. Однако вид Элизы в одном лишь полупрозрачном халате, едва доходящем ей до середины бедер, и куда-то спешащей лишь приумножал этот эмоциональный ажиотаж.

Несмотря на множество лиц и тел, заполнивших коридор, Элизе не пришлось продираться через плотную людскую реку. Служители Святого Свента расступались, не смея заступать дорогу бегущей Верховной Матери.

Элиза промчалась по этажу и, добравшись до лестницы, ведущей на следующий этаж, поднялась по прохладным мраморным ступеням. Миновав и третий этаж, она наконец смогла выбраться на крышу.

Наверху была ровная площадка, как на некоторых сторожевых башнях, что строят в имперских городах для просмотра близлежащей территории. Эту площадку на крыше здания храмовых покоев, которую в свое время замостили красивой розовой плиткой в форме ромба, огораживал невысокий парапет, едва ли доходивший до пояса человеку среднего роста. Элиза точно знала, что много поцелуев, которые были первыми в жизни молодых служителей, состоялись именно на этой крыше, под покровом звездной ночи.

Верховная Мать подбежала к парапету и ухватилась за него обеими руками. Она смотрела в сторону главного храма, фасад которого был отлично виден отсюда. Именно возле входа в главный храм Элиза и увидела того, кого она так явственно почувствовала в своих покоях.

Элиза не знала точно, кого ожидала увидеть: высокую фигуру, сияющую как солнце, обнаженного и охваченного священным пламенем мужчину, просто скромного отшельника в рваной холщовой рясе или же, напротив, напомаженного вельможу с тремя кружевными воротниками и внушительной фигурой. Кого она точно не ожидала увидеть, так это человека, облаченного в черный, как непроглядная тьма, балахон с длинными рукавами, полностью скрывавший странного гостя с головы до пят. Глубокий капюшон был накинут на голову незнакомца, а из-под него виднелся… Великий Свет, из-под капюшона торчал длинный заостренный птичий клюв! Да человек ли это вовсе?

Незнакомец стоял неподалеку от парадного входа в главный храм. Из дверей к нему навстречу вышел Светлый Отец Риординальд. Он медленно приблизился к фигуре в черных одеждах и что-то заговорил, поправив свои вычурные очки в золотой оправе. Отсюда Элиза не слышала отдельных слов, но Риординальд говорил тихо и примирительно и в то же время твердо и уверенно, так, как умел на острове вести диалог только он. Из приоткрытых дверей храма выглядывали любопытные головы других служителей, внимательно следящих за происходящим. Верховная Мать невольно фыркнула, несмотря на то, что могло произойти с минуты на минуту (а она чувствовала, что ничего хорошего от их загадочного гостя ждать не приходится) – среди этих трусов, что сейчас находились внутри главного храма, не нашлось ни одного желающего выйти наружу вместе с седовласым стариком навстречу возможной опасности.

Птицеглав, как назвала незнакомца про себя Элиза, ничего не отвечал. Он даже не двигался. Ни одного произнесенного слова, ни одного даже едва заметного движения. Но в следующий миг в воздухе во множестве возникли искрящиеся синие молнии, из которых соткался призрачный клинок, а тот, едва материализовавшись, со свистом рубанул по Светлому Отцу. Голова Риординальда полетела наземь, раскидывая кровавые брызги из того места, где еще недавно у старика была шея, следом за головой рухнуло и тучное тело в дорогих и теперь окровавленных одеждах.

Элиза зажала ладонью рот, подавив в себе крик. Она достаточно знала о магии, чтобы понимать: если пришелец творил подобные заклинания одной лишь силой мысли, значит, он был очень силен. И теперь совершенно не вызывали сомнений те намерения, что привели его на остров.

Тем временем двери главного храма захлопнулись, внутри него множество голосов что-то выкрикивали. И в криках этих ясно слышался страх.

Фигура в балахоне вновь не дала ни единого основания полагать, что она вообще способна шевелиться. Не разрезал воздух и ее голос, выкрикивающий заклинания. И эта самая тишина, и даже некоторая отстраненность, с которой птицеглав пользовался магией, пугало больше всего. И магия эта была просто чудовищна.

Верховная Мать как завороженная наблюдала разрушение главного храма – сердца их общины. Стены одновременно выпучились наружу и вогнулись вовнутрь, раскалываясь на части, крыша лопнула, низвергаясь вниз каменным потоком, фундамент, наоборот, резко рванул вверх, раскрываясь чудовищным цветком каменного хаоса. За считаные секунды храм сложился, словно карточный домик, погребая под собой всех, кто находился в этот момент внутри.

Элиза потеряла дар речи. Она хотела закричать… Великий Свет, она хотела закричать так громко и так отчаянно, чтобы от ее крика порвались голосовые связки. Но из вмиг пересохшего горла вырвался лишь слабый, едва слышимый хрип.

Незнакомец с торчащим из-под капюшона клювом не терял времени даром. Он исчез, просто растворился, словно и не было его, и тут же появился как по волшебству возле другого храмового строения. Находящиеся там служители видели все, что произошло с храмом главным, и решили защищаться единственным доступным им способом. Элиза почувствовала, как покалывает кожу головы под пышной копной волос, и прекрасно знала, что это означает. Кто-то из служителей применил заветное заклинание, вызывающее взрыв применившего его, вместе со всем, что находится рядом с ним.

Верховная Мать, кажется, даже перестала дышать, ожидая увидеть злосчастный взрыв. Но ничего не произошло. Ничего!

Похоже, незнакомец играючи нейтрализовал столь смертоносное заклинание. Неужели он действительно несет в себе Истинный Свет, который она и ощутила, будучи в своих покоях? Иначе как бы он смог свести на нет столь мощное заклинание, составленное первым настоящим служителем Света – Святым Свентом?

Храмовое здание, в котором укрывался сейчас служитель, произнесший заклинание, что должно было вызвать взрыв и уничтожить самого служителя, но вместе с ним и пришельца, посягавшего на безопасность и благополучие храмового острова и его жителей, разделило судьбу главного храма. Но это здание птицеглав уничтожил еще эффектнее. Из земли, прямо в основании здания, в небо ударил луч оранжевого света, из-за чего храм буквально разлетелся на куски. Его обломки летели во все стороны с такой скоростью, что оканчивали свой вынужденный полет, пробивая стены и крыши других храмов и сооружений, не встречая при этом ощутимого сопротивления.

Один из обломков со свистом и грохотом упал на крышу храмовых покоев, проломив ее. Верховная Мать едва успела отскочить в сторону. В противном же случае весь этот кошмар мог закончиться для нее преждевременно.

Сказать, что после этого на острове среди его обитателей началась паника, – значит не сказать ничего. Хаос. Пожалуй, наиболее подходящее по смыслу слово. А хаос, как известно, толкает людей на необдуманные поступки. Вот и сейчас среди кричащих, куда-то бегущих и прячущихся людей нашлись те, кто решил совершить нечто опрометчивое, не думая о последствиях.

Элиза вновь почувствовала своей кожей сотворенное заклинание Святого Свента, следом еще одно и еще, затем еще несколько. Немало служителей решили проделать то, что не удалось их погибшему товарищу, – взорвать себя. Уже два, может, три десятка мужчин и женщин произнесли заклинание, и некоторые из них явно находились в покоях, под ногами у Верховной Матери.

Элиза таки закричала в голос, а затем и вовсе перешла на постыдный визг, обхватив голову руками. Ее кожа настолько зудела, что казалось, будто под кожей находились термиты, которые твердо решили прогрызть себе путь наружу.

Облегчение пришло неожиданно: кожа перестала чесаться, да и вообще исчезл какой-либо дискомфорт, но вместе с этим пришло осознание: что-то пошло не так. Сам воздух едва заметно завибрировал, а с нижних этажей храмовых покоев исходил, нарастая, странный шипящий звук. Быть может, птицеглав в черном балахоне не смог нейтрализовать столько заклинаний, произнесенных едва ли не разом, или же его собственное заклинание столкнулось с чарами служителей Свентовых – в чем именно было дело, Элиза не знала. Однако она не просто чувствовала, он точно знала, хотя и не понимала, откуда взялась эта стопроцентная уверенность, она знала, что здание, на крыше которого стояла, вот-вот взорвется.

Элиза дрожащими руками развязала пояс халата и скинула его, дабы не зацепиться тканью за что-нибудь. Шипение стало гораздо громче. Верховная Мать взобралась на парапет, приготовившись сделать немыслимое. Шипение перешло на высокие ноты, походя теперь, скорее, на визг. По щеке главы храма побежали горячие слезы.

Когда Элиза прыгнула, оттолкнувшись босыми ступнями от холодных перил парапета, храмовые покои взорвались. Ударная волна вместе с обжигающим жаром подхватили обнаженную женщину и понесли ее ввысь.

Элиза пришла в сознание не рывком, когда все ощущения обрушиваются на мозг, едва он вновь обретает способность функционировать. Сознание Верховной Матери начинало воспринимать окружающий мир и само его существование постепенно, плавно и последовательно.

Так родители учат своего маленького чада впервые окунаться в речку. Сначала ребенку дают возможность попробовать воду пальцами ног, намочить стопы, потом малыша заводят в воду по колено, и лишь после того как маленький человечек без возражений и плача сможет находиться в воде, когда та доходит ему до груди, родители начинают учить его плавать.

Первое, что осознала Элиза, когда очнулась – она просто существует. И это было блаженное ощущение, хотя и длилось оно совсем мало времени. Затем стало возвращаться и все остальное. Наконец, когда она вспомнила, что же произошло, то попыталась открыть глаза. И сделала это не без труда. Веки и ресницы были в чем-то липком. Элиза провела по лицу ладонью левой руки, а затем поднесла ее к глазам. Ладонь была в крови. Но чья эта была кровь? Неужели ее собственная?

Элиза попыталась встать, но не смогла. Вместо этого она лишь приподнялась на локте левой руки, правую она не чувствовала. Верховная Мать осмотрела себя, все еще не замечая ничего вокруг. Сейчас для нее важна была лишь она сама, а с остальным она разберется позже.

Зрелище было не из приятных. Правая рука была очевидно сломана и висела бесполезной плетью. На груди и животе было несколько крупных ожогов и кровоточащих ран. Кроме того, по всему телу виднелись многочисленные ссадины и кровоподтеки. Но хуже всего обстояло дело с ногами. Теперь было ясно, почему она не смогла встать. Из колена левой ноги торчал большой кусок черепицы, который, войдя в ногу, рассек колено едва ли не пополам. На ступне не хватало трех пальцев. На правой же ноге ступни не было вовсе. Нога заканчивалась обугленной культей где-то посередине голени.

Элиза никогда больше не сможет ходить. Эта мысль пронзила мозг подобно отравленной стреле, нагоняя душевную боль и жалость к себе. До конца жизни ей придется пользоваться подручными средствами для передвижения. И это в том случае, если она выживет. Но почему она совершенно не чувствует боли? «Возможно, это болевой шок», – решила она, и, пока адская всепоглощающая боль не обрушилась на ее несчастное тело, Верховная Мать решила все-таки оглядеться. И стоило ей сделать это, как она пожалела о своем решении.

Остров – по крайней мере его видимая из столь неудобного положения часть – лежал в руинах.

Элиза с ужасом взирала на настоящее море обломков разного размера и формы, среди которых в нескольких местах виднелись окровавленные части людских тел. Обломки да безжизненные тела – вот и все, что осталось от некогда прекрасного острова, выстроенного во славу Истинного Света.

Почему владыка не защитил своих верных слуг в такую страшную минуту? «А может, – мелькнула мысль, – это его кара?..» Кара за то, что она, Элиза, сделала.

Вся ее жизнь прошла в храмовом поселении. Все ее планы были связаны с ним. Прошлое. Настоящее. Будущее. И теперь ничего не стало. Нечего было и надеяться, что в царившем хаосе выжил хоть кто-то кроме нее самой. А вскоре наверняка умрет и Верховная Мать. Ведь на просторах этого новосозданного могильника не сыщется ни единой души, кто сможет оказать ей помощь.

Элиза была опустошена, она все еще не чувствовала боль физическую, но боль душевная подмяла ее под себя грубо и нахально: эту боль не интересовали возражения или чьи-то желания, она просто захватывала разум и властвовала в нем безраздельно.

В этот момент Верховная Мать заметила птицеглавого убийцу. Он стоял невдалеке от нее посреди кучи обломков. Птичий клюв смотрел куда-то в сторону.

Неожиданно фигура в балахоне исчезла. Она не растаяла в воздухе, не подернулась поволокой, словно мираж. Она просто исчезла. В голове Элизы зародилась безумная мысль, что обладатель птичьего клюва покинул остров, а ее, Верховную Мать, просто не заметил. Она настолько уверовала в эту возможность, что успела возрадоваться ей так горячо, словно вот только что одержала важнейшую победу в своей жизни.

Наивные и, как выяснилось, бесполезные надежды рухнули, когда черный балахон с торчащей из-под капюшона птичьей мордой возник прямо перед Элизой. Женщина невольно вздрогнула. Ей хотелось стать невидимой, чтобы ее оставили в покое, чтобы она выжила, и в то же время она явственно поняла, что желает, чтобы весь этот кошмар наконец закончился.

Виновник всех бед стоял сейчас в полушаге от нее, и Элиза теперь была уверена, что под балахоном скрывалось не чудовище или магическое существо, а всего-навсего человек. Она видела его глаза, за круглыми разрезами на птичьей физиономии, которая оказалась всего лишь маской, видела она и светлую кожу вокруг его глаз.

– За что? – дрожащим голосом выдавила из себя Элиза, глядя незнакомцу прямо в глаза.

Верховная Мать видела их радужку, видела зрачок посередине, видела маленькие капилляры, расходящиеся паутинкой по поверхности глазного яблока. Видела она и цвет этих глаз, но память никак не могла зацепиться за него, чтобы сравнить его с известными Элизе названиями различных цветов.

– Это лишь возмездие, – бесцветным голосом ответил человек в птичьей маске. Голос был словно искусственный, по нему невозможно было понять, к какому полу принадлежит его владелец, он также был лишен всяческих эмоций и тональной окраски.

– Возмездие? – эхом отозвалась Верховная Мать.

– За действия твоего сына. Он пытался сорвать мои планы, хотя и не преуспел.

– Мой… Эльдазар… – У Элизы перехватило дыхание. Значит, Эльдазар все-таки не справился. Но жив ли он? Она должна спросить. Даже если она скоро умрет, перед смертью она имеет право узнать правду!

– Он… он жи-ив? – надрывающимся голосом спросила Верховная Мать.

– Пал, – все тем же бесцветным голосом отозвался человек в черном балахоне.

Сердце Элизы пронзили миллионы, нет – миллиарды раскаленных игл. Она едва не умерла тут же от душевной раны, что нанесла ей эта новость. Да, она догадывалась о том, что все пошло не по плану. Но услышать это из уст другого человека, осознать, что твой единственный сын умер вдали от дома и ты не сможешь даже проститься с ним надлежащим образом…

Верховной Матери хотелось закричать, но ее уста оставались сомкнуты. Ей хотелось разрыдаться самым постыдным образом. Но ее глаза оставались сухими.

Та ее часть, что была матерью и просто женщиной, почти умерла, но оставалась все еще живой та часть, что по-прежнему была служительницей Истинного Света и Верховной Матерью Храма Святого Свента. Именно эта часть смогла твердым и уверенным голосом задать еще один вопрос, ответ на который она должна была получить перед тем, как умрет:

– Ты несешь в себе Истинный Свет, я чувствую это. Так скажи мне почему? Почему ты так хладнокровно уничтожил его верных служителей?

– Я не служу Свету. Он лишь инструмент в моих руках. Вы зовете Свет своим владыкой, но его истинный лик сильно отличается от вашего представления о нем. Он – мировая сущность, и ему нет дела до ваших стенаний перед глупыми алтарями. – Несмотря на откровенные речи, голос незнакомца оставался все таким же сухим и абсолютно чуждым в восприятии. – Что же касается моих мотивов, я уже сказал: вы встали у меня на пути.

– Так все дело в этом артефакте? – пробормотала Верховная Мать. – Но я думала, его жаждут заполучить слуги Тьмы!

– Ты делаешь выводы о вещах, которые не способна понять. Ты лишь смертная.

– Но ты все же нашел время явиться на остров и всех убить! – выкрикнула Элиза.

– Угрозы следует устранять. Не важно, от кого они исходят и насколько опасны.

Элиза смолкла, пораженная таким ответом. Вот кем она была во всей этой истории с артефактом и наемниками – угрозой. Незначительной, но угрозой. Простой смертной, уверовавшей в своего ложного владыку, из-за чего она встала на пути у сильных мира сего и затем была безжалостно устранена. Еще совсем недавно она одернула бы себя за богохульные мысли, но в одночасье все переменилось. Теперь она считала эти мысли самыми разумными за всю свою жизнь.

Дело всей ее жизни погибло, ее братья и сестры по вере погибли, ее сын погиб. Элиза вдруг осознала, что она хочет умереть, но сама она никогда не сможет убить себя. А что, если убийца в птичьей маске сейчас исчезнет и она останется одна в руинах, некогда бывших величественными храмами? Она будет умирать от жажды и голода, а еще от ужасной боли, которая придет, как только к ее телу вернется чувствительность. Ей придется умирать долго и мучительно, невыносимо мучительно.

– Ты можешь… меня… – выдавила из себя Элиза, умоляюще глядя на человека в балахоне. Несмотря на то что она приняла решение, последнее слово застряло в горле, и она так и не смогла произнести его вслух.

– Убить тебя, – сказал бесцветный голос.

Элиза так и не поняла, был ли это вопрос или утверждение, но все-таки кивнула, закусив губу.

– Конечно.

С хрустом шея Верховной Матери вывернулась в полный оборот так, что подбородок женщины оказался за спиной. Тело Элизы, которое покинула жизнь во всех ее проявлениях, обмякло среди многочисленных каменных обломков. Постояв с минуту возле бездыханного человеческого тела, незнакомец в черном балахоне, полностью скрывавшем его тело, исчез, не оставив после себя никаких следов своего пребывания в этом месте.

По воле богов или по насмешливому желанию судьбы, а быть может, это была просто никем не контролируемая случайность, но единственным, что уцелело на острове Святого Свента, стала невысокая, не больше семи-восьми футов, колонна.

Ее нельзя было назвать необъятной, даже ребенок мог бы подойти к ней и, прислонившись грудью к мраморной поверхности, сомкнуть свои детские пальчики и заключить ее в нежные объятия. Она определенно не была божественно прекрасна, обычный гладкий столб из мрамора на квадратном постаменте. Словом, в ней не было ничего особенного, если не считать неглубокую, но хорошо заметную царапину, оставленную острым предметом.

Метка – так назвал ее человек, оставивший этот след на колонне. Он грозился вернуться и совершить возмездие. Отмщение; хотя мстить ему было не за что.

И возмездие свершилось. Но не колонна стала его объектом, а люди, жившие на острове, где она стояла среди своих бесчисленных сестер. И теперь, когда все закончилось, она была единственным, что осталось целым на этом куске суши посреди обширной водной глади.

Человек не смог сдержать своих обещаний, не исполнил своих угроз, и колонна осталась стоять, где и стояла, и даже разрушение целого храмового поселения каким-то чудом не затронуло ее.

Но колонне не было до этого дела.

В конце концов, это ведь была просто мраморная колонна.

Глава 30

Падение Канорина

Над столицей империи Гелинор сгущались сумерки.

Закрывались мастерские ремесленников и студии художников, закрывали свои двери и учебные заведения – академии и колледжи. В жилом районе зажигались лампы и свечи, виднеясь снаружи желтоватыми пятнами в тех небольших участках окон, что не скрывались за ставнями. В наиболее зажиточных домах источником освещения служили магические кристаллы, которые давали свет всевозможных цветовых оттенков – в этом вопросе городские продавцы угождали всем и каждому, даже самому придирчивому клиенту.

Смежный район духовенства и архимагов являл собой сейчас ярчайшую демонстрацию различия между светом и тьмой. Тогда как церковь и другие связанные с ней постройки были напрочь лишены освещения, уютно устроившись в объятиях полумрака, башня магов светилась всеми цветами радуги, в ее многочисленных узких окнах-бойницах теплились неяркие, но четкие и оттого еще более завораживающие разноцветные огоньки.

Первый генерал империи Руфус Сторм прогуливался по парку, раскинувшемуся сразу же за торговыми рядами, в гордом одиночестве. Саймуса, который прибыл в столицу этим днем, он отправил спать, от советников отвязался, сославшись на усилившуюся боль в ноге – колено, которое ему едва не раздробил на поле боя один безумный орк, все еще доставляло неудобство, несмотря на успешное магическое лечение, поэтому Руфусу приходилось передвигаться с помощью трости. Заверив советников, что отправляется в кровать, первый генерал отправился на прогулку по улочкам засыпающей столицы.

Руфус полагал, что заслуживает отдых. Но всем вокруг была нужна его помощь. В первую очередь, со всякой канцелярщиной, что особенно утомляло и раздражало. Набор новых рекрутов, закупка и производство боеприпасов, режим тренировок в военной академии…

Почему нельзя сделать все перечисленное, не пачкая при этом тонны бумаги строчками букв? Для чего все это? Для порядка?

Руфус собственными глазами увидел, как порядок может потерпеть поражение от одного-единственного неожиданного фактора. Он смог одолеть орков и вернуться домой лишь потому, что в стане противника был организован мятеж, а не потому, что численность его армии и ее точный состав были записаны в толстую учетную книгу.

А теперь еще эта диверсия с городскими баллистами… Конечно, поломка всех до единого оборонительных орудий нельзя было отнести к рядовому случаю. Но ведь сделано было все на скорую руку, и максимум, чего добился злоумышленник – вывел из строя баллисты на одни неполные сутки. За это время военные механики устранят все неисправности, и орудия вновь будут боеспособны.

Руфус искренне недоумевал: каково, по мнению советников, должно быть его собственное участие в решении данного вопроса? Чинить баллисты он бы не стал, ему для этого попросту недостало бы навыков, а гоняться по городу за злоумышленником, оставшимся не то что непойманным, но даже незамеченным, ему бы физически не позволило больное колено.

Пусть этим занимаются другие люди.

Руфус пересек парк и вышел к торговым рядам, которые были пусты и безлюдны в этот час. Навстречу генералу шел одинокий стражник, на поясе которого висел небольшой бурдюк, наверняка наполненный чем-то горячительным, несмотря на то, что распитие спиртного во время ночного дежурства было запрещено.

– Господин первый генерал! – бодрым голосом поприветствовал генерала стражник, отдав честь резким отрывистым движением.

– Вольно, солдат, – махнул рукой генерал. – Видишь же, я не по форме одет.

– Но, господин первый генерал, устав городской стражи предписывает…

– Ладно, хорошо, – не стал упорствовать генерал. – Что у тебя во фляжке, стражник? Вино? Эль?

– Никак нет, господин первый генерал! Вода.

– Вода? – прищурился Руфус.

– Вода, – кивнул утвердительно городской стражник. – Хотите?

Руфус принял предложенный бурдюк, откупорил затычку и отпил бесцветной жидкости. Действительно вода.

– А у кого из твоих товарищей я могу найти немного спиртного? – спросил генерал, возвращая бурдюк.

– Но уставом же… – замялся стражник.

– Я не собираюсь уличать городскую стражу в нарушениях предписаний. Просто хочу горло промочить, колено совсем разболелось. – Руфус указал взглядом на трость. – Слово первого генерала, – добавил он, чтобы убедить стражника.

Некоторое время тот молча, с подозрением глядел на Руфуса.

– У Берта и Фаунира есть пиво, – наконец кивнул он в сторону двух других стражников, стороживших главные ворота города.

– Значит, нанесу им дружеский визит, – улыбнулся Руфус.

– А можно мне с вами? – спросил стражник, прежде чем генерал успел сделать хоть шаг. Глаза стражника загорелись неподдельным энтузиазмом.

«Все ясно, – подумал Руфус. – Устав парень не нарушает, но это не значит, что ему такого не хочется».

– Да, почему бы нет, – пожал плечами генерал.

Они направились к главным воротам по широкой прогулочной тропинке, прорезающей все до единого районы города. Шли молча. По стражнику было видно, что он был не прочь побеседовать с первым генералом в неформальной обстановке, но абсолютно не знал, как завязать разговор. Руфус же и вовсе не хотел ничего говорить.

В этот момент внимание генерала привлек низкий стрекочущий звук.

– Что это? – спросил Руфус, остановившись.

– Может, цикады? – предположил стражник.

– В этой части материка они не водятся, – возразил первый генерал.

Звук неожиданно возвысился, дойдя до режущего слух визга, и так же неожиданно оборвался. Его сменил сигнал тревоги, раздавшийся с дозорной башни и возвещавший о нападении на город.

Последнее, что успел сделать в своей жизни первый генерал императорской армии Руфус Сторм – удивиться. Ведь на Канорин, столицу империи Гелинор, не нападали вот уже несколько столетий.

Что-то с чудовищной силой врезалось в стену города. Дозорная башня, с которой подали сигнал, взорвалась каменным фонтаном, а часть стены развалилась, разметав по сторонам многочисленные обломки. Городские ворота сорвались с петель, одну из створок постигла участь дозорной башни, вторая же половина ворот полетела в сторону первого генерала, кувыркаясь. Уже по пути ворота раскололись на несколько частей, одна из которых пронеслась сквозь генерала, разрезав его торс по горизонтали.

Некоторое время он стоял на месте не двигаясь. Казалось, что обломок ворот не причинил человеку никакого вреда. Затем верхняя часть Руфуса Сторма свалилась вниз, брызнув кровью в сторону, а следом за ней упала, обмякнув, и его нижняя часть.

Через образовавшуюся дыру, где еще недавно высилась надежная городская стена, в город вошел отряд гномов. За ними шествовали пять высоких монстров, сплошь состоящих из камня.

– Вот оно! – с предвкушением заявил самый крупный из гномов, по сравнению с остальными членами отряда – настоящий исполин.

– Ты помнишь наш уговор? – спросил его другой гном.

– Да, – фыркнул гном-гигант. – Но я же могу попутно разрушить город и поубивать жалких людишек?

– Именно с этого мы и начнем.

– От-лич-но! – сказал гном-гигант, растягивая слова по слогам и растягивая при этом губы в хищной улыбке.

Когда наемники достигли столицы империи, она уже лежала в руинах. Город было не узнать. Вся его архитектура, все составляющие его облика теперь представляли собой лишь хаотичную картину разрушений. Императорский дворец, как и весь город, также был разрушен до неузнаваемости и больше всего сейчас напоминал труп неведомого зверя.

Над городом поднимались несколько столбов дыма. Что-то горело. Не настолько сильно и обширно, чтобы сжечь весь Канорин, но достаточно, чтобы распространить хоть и не густой, но едкий дым по улочкам города. Дым основательно снижал видимость, которая и без того ухудшалась с каждой минутой.

Сумерки сгущались.

Наемники, спеша в Канорин, загнали своих лошадей до полного изнеможения, поэтому им пришлось бросить животных в нескольких милях от столицы и оставшийся путь проделать пешком.

– Гард, нам предстоит сражаться с твоими сородичами. Какова наша стратегия? – спросил гнома Теор, когда до города оставалось совсем немного и впереди уже виднелись очертания разрушенной столицы.

– Исходя из того что Филда прочла в телепатическом сообщении, мы имеем дело с Властелином рун, Видящим имена, каменными големами, группой драконьих стражей и горсткой гномов-дезертиров. – Гард усмехнулся. – Знаешь, а я бы предпочел остаться в замке.

– Ближе к делу, – одернула гнома Филда.

– Ладно. Филда, на тебе – драконьи стражи. Их посохи стреляют жидкой концентрированной горючей смесью. Отклонить или нейтрализовать такой выстрел можно только с помощью магии. Нас же с Теором они превратят в обугленные косточки. Используй любой отражающий щит. Я займусь Властелином рун. Из всей компании он, пожалуй, самый опасный, но я знаю его слабости и смогу использовать их в бою. Теор, твоя задача – устранить Видящего имена.

– Из-за него ты нацепил на нас эти глупые маски? – спросил Теор.

– Верно. Видящий имена может убить человека любым предметом, едва узнает его имя. А узнаёт он их, глядя на лица своих будущих жертв. В нашем случае перед ним будут лишь черные тряпки с дырками для глаз. Однако это ему не помешает использовать любой подручный предмет в качестве смертоносного снаряда, просто целиться ему придется по старинке. Поэтому, как только увидишь маленького тщедушного карлика в пеленках, всади в него десяток-другой стрел, избегая при этом всего, до чего он сможет дотянуться.

– Понял, – кивнул наемник.

– Что до остальных гномов, – продолжил Гард, – тут действуем по ситуации. Сразить их может любой из нас.

– Ты забыл про големов, – напомнила Филда.

– Не забыл я про них, – возразил гном. – Просто ни ты, ни я, ни Теор ничего с ними не сделаем. Они практически неуязвимы к магии, а стрелы твоего брата и моя секира вреда им нанесут не больше, чем тебе – тумак от младенца. Единственным верным средством борьбы с ними является грубая физическая сила. Десяток мощных баллист и требушетов могут превратить голема в груду бесполезных булыжников.

– Должен же быть способ их остановить… – сказал Теор.

– Он есть. Их можно вывести из боя, сбив с ног. Оказавшись на земле, встать они уже не смогут.

Наемники вошли в город через ту же дыру в стене, через которую прошел ранее отряд гномов. Недалеко от того места, где еще не так давно располагались главные городские ворота, на земле была сооружена жуткого вида горка, сплошь состоящая из отрубленных человеческих рук. Рук мужчин, женщин и даже детей. В самый центр насыпи было вонзено копье, на конец древка которого была насажена голова мужчины.

– Это же не…

– Император, – подтвердил Теор догадку гнома.

Черные волосы были элегантно зачесаны набок, несмотря на покрывающую их кровь. Окровавлена и нижняя часть лица, до выпяченных в недовольстве губ. Остекленевшие глаза расширены, но не от ужаса, а скорее от удивления. Похоже, даже в момент смерти правитель не мог поверить, что кто-то осмелился по глупости своей посягнуть на его величие.

– У него же не было детей, верно?

– Да, императорская династия прервалась.

Наемники направились в глубь города, где слышались звуки сражения и крики умирающих людей. Вскоре они наткнулись на первых гномов. Драконий страж, заметив их, вскинул свой посох и направил в них струю черно-красного пламени. Филда отразила огонь, закрыв себя и своих друзей магическим щитом. Перезарядить драконий посох гном не успел. Пущенная Теором стрела пробила ему горло.

Другой гном кинулся на наемников с воинственным кличем, размахивая парой одноручных секир. Гард пустил в ход свою двуручную секиру, сойдясь с сородичем в дуэли. Противостояние прервала Филда, поразившая врага ветвистой молнией.

Голема, который старательно уничтожал торговые лавки и лотки из числа тех, что еще были целы, наемники трогать не стали и продолжили подниматься по направлению к императорскому дворцу. Точнее, к тому, что от него осталось.

В следующем районе, который когда-то представлял собой культурную составляющую города, предлагавшую всем его жителям и гостям столицы всевозможные увеселительные мероприятия и иные способы времяпровождения, стоял плотный дым. Практически ничего не было видно, и стало трудно дышать из-за висевшей в воздухе гари.

Среди дыма Теор сумел разглядеть низкую сгорбленную фигуру, которая двигалась в сторону наемников. Теор наложил стрелу на тетиву и натянул ее, прицелившись в фигуру.

– Чего ты ждешь? – вскинулся гном. – Стреляй! Это же Видящий имена!

Теор сомневался, что Гард прав, но все же мягким плавным движением отпустил тетиву. Стрела пронзила массу серого дыма и попала в размытое очертание того, кто двигался в направлении наемников. Неизвестный рухнул, издав резкий визгливый звук.

Наемники подошли к телу, лежащему на замощенной каменными плитками улице. Теперь, находясь в непосредственной близости от поверженного противника, они могли видеть, кем он был. Небольшого роста обезьяна лежала на спине, раскинув лапы в стороны, из ее правого глаза торчала красноперая стрела.

– Дарме! – выругался Теор на эльфийском.

– Лучше убить безобидную обезьянку, чем умереть от рук Видящего имена… – буркнул Гард, глядя на запачканную кровью мордочку животного.

Наемники продолжили исследовать район и благодаря его задымленности смогли подобраться незамеченными к трем гномам, которые жестоко казнили безоружных людей. Теор поразил каждого из них, выстрелив трижды за считаные мгновения. Спасенные люди бросились бежать.

– Даже не поблагодарили, – буркнул Гард, провожая их взглядом.

Жилые районы наемники миновали, прижимаясь к остаткам городской стены. Здесь сеяли хаос два голема и трое драконьих стражей. Мостовые и улицы устилали многочисленные трупы горожан: некоторые были просто убиты, другие – еще и изуродованы. Наемники решили не вступать в открытый бой с этой группой гномов. Слишком велик был риск, учитывая, что драконьи стражи и големы действовали, держась достаточно плотным строем.

Когда наемники миновали руины жилых районов, то едва не лишились жизни. В остатки одного из домов врезался небольшой камень, и без того разрушенное строение взорвалось, разметая свои обломки в разные стороны. Теор выстрелил дважды в то место, откуда прилетел камень, но, еще не увидев противника, уже знал, что промахнулся.

Среди руин появился низкий худощавый гном. Недалеко от него горел уцелевший фасад одного из домов, и зарево пожара высвечивало обтянутые бледной кожей кости, выпирающие из тщедушного тела. Гном был обнажен, если не считать грязной набедренной повязки и небольшого мешка за спиной, наполненного доверху камнями. В руках он держал обычную ременную пращу.

– Болди-и-и! – крикнул высоким звонким голосом худющий гном.

– Это он? – спросил Теор, доставая стрелу из колчана.

– Да, Видящий имена.

– Что он говорит?

– Это его имя.

– Болди не видит, – сказал обиженным тоном Видящий имена. – Нет имен, плохие, вы плохие. Болди все равно убьет вас.

Теор выстрелил в гнома, но тот уже успел отскочить в сторону и, вложив камень в пращу, швырнул его в наемников, которые едва сумели отскочить в сторону. Камень врезался в землю и, несмотря на маленький размер, выбил в земле внушительный кратер. Вверх и в стороны полетели осколки каменных плит и земли, взметнулись клубы пыли.

– Он проворный, – сказал Теор, послав две стрелы. От каждой из них Болди увернулся, перемещаясь из стороны в сторону странными вертикальными прыжками.

– Может, попробуем совместную атаку? – предложил Гард.

– Нет, – ответил Теор. – Я сам с ним разберусь.

– Ты уверен? – спросила брата Филда.

– У меня есть план. А вы продвигайтесь к башне архимагов.

– Хорошо, – кивнула Филда. – Идем, Гард.

Гард не хотел оставлять Теора одного, но не стал спорить ни с ним, ни с чародейкой.

Теор приковал к себе внимание Видящего имена, сделав несколько прицельных выстрелов, от которых гном без труда увернулся. За это время Филда с Гардом успели миновать противника. Когда товарищи пропали из виду, Теор выстрелил еще раз, а затем стал спускаться обратно к жилым районам, лавируя среди разрушений города так, чтобы постоянно быть на виду у Болди и в то же время в любой момент успеть уклониться от его смертоносных бросков.

Видящий имена последовал за наемником, то и дело раскручивая свою пращу. Пущенные им камни вреза́лись в стены, замощенные дворы, бесформенные обломки и другие остатки того, во что превратился Канорин. Камни гнома летели стремительно, развивая скорость подобно эльфийским стрелам, а ущерб, который они наносили, и вовсе превосходил все мыслимые ожидания, учитывая малые размеры снарядов.

Однако Болди все еще не знал имени Теора, и потому камни, хоть и превращенные его магией в смертельно опасное оружие, летели по обычной траектории. Это позволило Теору быстро приноровиться к броскам Болди. Наемник знал, как гном раскручивает пращу, под каким углом и когда ее отпускает. Благодаря этому он уводил гнома за собой все дальше в жилые районы.

Наконец он вновь увидел группу гномов и каменных големов, бесчинствующих в жилых районах. Теор застыл неподвижно так, чтобы один из големов за его спиной оказался с ним на одной линии.

– Кидай свой камень, Болди! – весело крикнул Теор, раскинув руки в стороны.

Мышцы наемника были напряжены. Он напружинился, готовясь к прыжку. Видящий имена, не мудрствуя лукаво, вложил камень в пращу и раскрутил петлю. Теор буквально чувствовал спиной взгляды гномов, находившихся позади него на приличном расстоянии, которое тем не менее вряд ли помешает им испепелить его с помощью драконьих посохов. Наемнику даже показалось, что он слышит, как толстые пальцы гномов нажимают на спусковые крючки оружия, когда камень сорвался с пращи.

Теор отклонил корпус, прогибая спину. Он видел камень, промелькнувший у самого его лица. Окажись наемник чуть помедленнее, всего на какую-то долю секунды, и камень размозжил бы ему голову.

Позади него голема разорвало на куски камнем Видящего имена, а одна из частей, бывшая некогда рукой чудища, снесла голову другому голему. И тот рухнул, взметнув клубы пыли.

Не дожидаясь ответных действий со стороны гномов, наемник сорвался с места, доставая на бегу одну за другой стрелы из колчана. Два его точных выстрела уложили на землю двух драконьих стражей. Те даже не успели вскинуть свои громоздкие посохи.

Задумка Теора оправдала себя сполна, хотя бой еще не был завершен. Все еще оставался в живых один из драконьих стражей, а где-то позади по-прежнему находился Видящий имена.

Последний драконий страж вскинул свой посох. Теор не питал иллюзий по поводу того, что его стрелы опередят жидкий огонь, которым стреляли посохи, и потому вместо того, чтобы принять бой лицом к лицу, он побежал.

Драконий посох изверг из своего жерла широкую струю жидкого пламени, но наемник уже покинул место, где находился секунду назад. Струя темного красно-черного огня уничтожала все на своем пути. Гном, удерживая оружие в руках, стал разворачивать посох, направляя струю пламени вслед убегающему человеку.

Теор бежал что есть сил, перепрыгивая или обегая кучи камней и дерева, которые в основном и остались от жилых домов Канорина. Наемник лавировал и менял направление бега так, чтобы струя пламени не настигла его. Он не оборачивался, но отчетливо слышал, как позади него смертоносный огонь превращает в пепел дерево, камень, сталь – все, до чего дотягивался. И звук этот приближался, хотя наемник продолжал бежать, не снижая скорости.

Теор понимал – единственное, что он мог сделать в такой ситуации, это дождаться, пока в посохе драконьего стража иссякнет топливо. И оно иссякло, когда пламя было уже настолько близко к наемнику, что тот чувствовал его ужасающий жар.

Мышцы Теора, изнуренные смертельно опасным забегом, едва не свело судорогой, когда он, резко остановившись, прыгнул в направлении гнома. Приземлившись на ноги, перекатился через голову и выстрелил в драконьего стража, который уже заканчивал засыпать в небольшое отверстие на поверхности посоха красный порошок из маленького кожаного мешочка. Гном даже успел подкрутить какие-то рычажки на посохе, когда красноперая стрела угодила ему между глаз.

Драконий страж осел на землю, все еще сжимая в руках ставшее уже бесполезным оружие.

Не успел Теор даже перевести дыхание, как услышал нечто со свистом рассекающее воздух. Забыв напрочь об осторожности, наемник круто развернулся к летящему объекту и, перебросив оружие в правую руку, ударил по нему плечом лука.

Брошенный Видящим имена камень столкнулся с черным луком наемника и, разломав его на мелкие кусочки, продолжил движение, врезавшись в остатки здания шагах в десяти от наемника. Сила удара увлекла руку Теора, державшую лук. Запястье громко хрустнуло, вывернувшись под неестественным углом.

Теор не удержался и рухнул на колени. Стараясь не обращать внимания на боль, тут же вскочил и, прижимая правую руку к груди, побежал к поверженному драконьему стражу. Тут в землю прямо позади него что-то ударило, и наемника швырнуло вперед и вверх. Пролетев полдесятка шагов, он упал прямо на тело драконьего стража, ударившись и без того сломанной рукой о его металлический нагрудник. На мгновение боль затмила весь окружающий мир, однако Теор сумел-таки удержать сознание на краю беспамятства.

Он тяжело встал и ногой отпихнул мертвого гнома, все еще державшего в руках свое оружие.

– Вижу. Болди видит, видит имя! – донесся сзади торжественный голос Видящего имена.

Только теперь наемник понял, что на нем больше не было маски – видимо, свалилась при его падении. Теор кое-как сумел поднять драконий посох одной рукой. Прижал его к себе плечом поврежденной руки и упер одним концом в землю. В этот момент он увидел гнома.

– Имя, имя, имя, имя… – как заговоренный повторял Болди. На его лице расплылась глупая широкая улыбка, тогда как невидящий взор был устремлен куда-то вдаль, мимо Теора.

У наемника не было времени разбираться, как работал посох, ему оставалось лишь надеяться, что прежний хозяин успел его зарядить. Болди раскрутил пращу и кинул камень в наемника, а Теор в свою очередь нажал на спусковой крючок драконьего посоха, направив жерло на гнома.

Оружие исторгло струю жидкого красно-черного пламени. Отдача была такой сильной, что Теор едва не выронил оружие, а по поврежденной руке разлилась боль от сломанного запястья до самого плеча. Несмотря на это, наемник не только удержал посох, но и не позволил струе пламени отклониться.

Все произошло очень быстро. Огонь настиг камень – который должен был, ведомый желанием Видящего имена, убить Теора – и испепелил его, не встретив сопротивления, после чего настиг и гнома. Все было кончено, но наемник продолжал удерживать оружие и давить на спусковой крючок до тех пор, пока в посохе не кончился заряд.

Теор выпустил из рук драконий посох, и тот повалился на землю. Он поглядел на кучку обугленных костей, бывших некогда Видящим имена, затем упал рядом с посохом и потерял сознание.

Теор очнулся и рывком сел. Сознание вернулось к нему болезненным уколом. Наемник с трудом поднялся и осмотрелся. Рядом с ним были лишь развалины и трупы.

И кровь.

Наемник снял бесполезный в отсутствие лука колчан и высыпал из него стрелы. Отрезал от него ремешок и сделал перевязь для сломанной руки. Прежде чем уйти, он немного размял левую руку, вращая флиссу и рассекая ею воздух. Он не привык сражаться левой рукой, обычно она лишь держала лук при стрельбе, но теперь нужно было перестраиваться, исходя из ситуации.

Теор посмотрел вверх, где среди развалин города все еще высилась тонкая и изящная башня архимагов. Она светилась разноцветными огнями, и с ее поверхности время от времени вниз низвергались ветвистые молнии и огненные шары. В промежутках между этими действиями ее защитников в башню била струя красно-черного пламени, который лишь бесполезно стекал по ее стенам, не причиняя сооружению видимого вреда.

Примерно там же, где стояла башня архимагов, то есть в районе духовенства, насколько мог судить Теор, шло сражение. Наемник слышал звуки боя, лязг металла, глухие удары и крики умирающих. И где-то там были его друзья.

Теор двинулся быстрым шагом к району духовенства, только теперь обратив внимание, как на самом деле много тел лежало в развалинах города.

К башне Теору пришлось пробиваться с боем.

На своем пути он встретил четверых гномов. С первым наемник вступил в ближний бой и провозился с ним слишком долго. Прежде чем нанести последний, решающий удар, Теор обменялся с гномом еще несколькими десятками ударов. Однако долгие задержки не входили в планы наемника, и когда он наткнулся еще на двоих гномов, то позволил себе не более двух расчетливых ударов. По одному на каждого противника.

Гном с двумя небольшими топориками напал на Теора сбоку. Наемник полуобернулся и молниеносным ударом перерезал гному шею. Тот упал, захлебываясь собственной кровью. Второй гном находился прямо перед наемником и тоже попытался напасть. Теор упал на одно колено и резким взмахом флиссы отсек гному ногу, ударив по не защищенному доспехами месту.

Гном упал, выпустив оружие из рук. Единственной его заботой теперь было отсутствие ноги, а не бой с наемником. Теор продолжил подъем. Добивать вопящего и истекающего кровью противника он не стал.

Еще один гном умер, так и не увидев своего убийцу. Теор подскочил к нему сзади, пока тот вытаскивал из уцелевшего дома пожилую женщину за длинные седые волосы, и снес ему голову одним ударом.

Женщина не шевелилась, глаза ее были закрыты. Наемник наклонился над ней, приложил пальцы к шее, пытаясь нащупать пульс. Она была мертва, и одним высшим силам известно, что гном собирался сделать с ее телом.

Теор вытер флиссу о бороду убитого им гнома и двинулся дальше.

Когда наемник достиг церковной площади, в пределах которой все еще кипел бой, от нее мало что осталось. Серый, некогда до блеска отполированный гранит квадратных плит, которыми была вымощена площадь, превратился в настоящее каменное месиво, обильно окрашенное кровью защитников, часть из которых еще продолжала сражаться за свой город. Среди них были как солдаты империи, так и простые граждане, вооруженные всем что только смогли раздобыть.

Сумерки окончательно уступили место ночи, но горящая высоким пламенем церковь Великого Дракона Гелинора давала достаточно света, чтобы видеть сражение в деталях.

Теор видел, как последние защитники города сражаются с големом. Ведомые одним из городских стражников, они пытались окружить голема и заставить его упасть. Каменный монстр не поддавался и расшвыривал людей могучими каменными руками, а некоторых и вовсе давил, как назойливых мух.

Наемник видел также, как десяток городских стражников сражается с двумя гномами, которые не только не уступали превосходящим их по числу противникам, но и, по всей видимости, одерживали верх.

Он увидел еще одного голема, который пытался разрушить башню архимагов. Но высокая тонкая башня все так же стояла посреди руин города, шпилем своим пронзая ночное небо. Башня, защищенная всяческими оборонительными чарами, могла быть разрушена только равными по силе контрзаклинаниями. Голему вряд ли было это известно, и он продолжал колошматить ее своими могучими кулаками, не причиняя ей никакого урона.

И еще он видел, как умер его друг.

Гард сражался с огромным гномом, Властелином рун, который габаритами мог легко поспорить с огром. Он был закован в массивные латы, а в руках сжимал огромный двуручный молот. Гном начертил молотом в воздухе замысловатую руну – и в Гарда устремились, расчерчивая воздух, три ярко-голубые шаровые молнии. Наемник увернулся от них и прыгнул, ударив секирой во вторую руну, которую Властелин рун уже успел начертить, и тоже замахнулся молотом для удара. С руны сорвался огненный шар и ударил гному-исполину прямо в лицо. Кожа на его лице обуглилась почти до черноты, один глаз лопнул, как перезревший помидор, гном пошатнулся, едва не потеряв равновесие, и тогда Гард раскроил ему череп точным ударом секиры.

Властелин рун был побежден. Но и для Гарда эта битва оказалась последней. Огромная каменная рука, больше похожая на колонну, опустилась гному на спину, переломив его тело буквально надвое и вдавив его в землю. Послышались жуткий хруст и предсмертный хрип гнома, в воздух рванулись багряные брызги вперемешку с каменной крошкой.

Это был голем, тот самый, который сражался, окруженный защитниками города. Когда Властелин рун пал, он ринулся через площадь, сметая все на своем пути, и покончил с убийцей своего хозяина, прежде чем тот успел бы даже перевести дыхание.

Теор беспомощно опустил флиссу. Он находился слишком далеко, чтобы успеть что-либо предпринять. К тому же наемник вряд ли смог бы спасти жизнь Гарду. И что он мог противопоставить каменному монстру сейчас – со сломанной рукой и бесполезным против голема мечом? Чувство бессилия сдавило его подобно тискам, в горле застрял ком, мешая нормально дышать.

В следующий миг рядом с големом, убившим Гарда, появилась Филда. Ее удар был воистину чудовищен. Воздух задрожал, затряслась земля под ногами, в тот же миг со всех сторон порывами подул ветер, и с рук чародейки сорвались клубы красноватого дыма. Заклинание врезалось голему в грудь с такой силой, что тот словно щепка отлетел на полсотни локтей, сметая на своем пути и руины города, и его защитников. Сама Филда тоже не устояла на ногах. Ее швырнуло на камни. В зареве пожара Теор видел, что из носа девушки тонкой струйкой сочилась кровь.

Тяжело поднявшись и подойдя к мертвому гному, чародейка опустилась на одно колено и, положив руку на изуродованное тело товарища, что-то прошептала. Теор догадался, что это были слова прощания. Всего несколько слов – большее из того, что может позволить себе воин в самом сердце кровавого хаоса, потеряв друга.

Неожиданно Филда взмыла в воздух и повисла в трех футах над землей. Она увидела Теора и что-то ему крикнула, но наемник находился слишком далеко и не разобрал слов. Вместе с тем Теор ощутил сильное покалывание в висках, а кожа на всем теле моментально покрылась мурашками.

Наемник обернулся. Позади него стоял некто закутанный в просторный черный балахон, из-под низко опущенного капюшона торчал птичий клюв.

Теор ударил без замаха, но незнакомец легко перехватил лезвие рукой в черной кожаной перчатке. Затем ударил по клинку другой рукой, и флисса переломилась надвое. Этой же рукой незнакомец ударил Теора в грудь.

Наемник упал на колени, не в силах пошевелиться. Боль пронзила его тело, разлилась по конечностям, заполнила все его естество. Наемник не мог дышать.

Незнакомец приподнял голову, и тогда Теор увидел, что клюв, торчащий из-под капюшона, был лишь частью маски, за прорезями которой виднелись глаза – человеческие глаза со зрачками цвета серебра. Наемнику показалось, что глаза светятся.

– Не мешай мне, Воин, – сказал незнакомец бесцветным голосом, лишенным всяческих эмоций. Голос звучал так, будто он был искусственным.

Человек в птичьей маске развернулся и слегка шевельнул головой – Филду швырнуло в сторону. Незнакомец пошел медленной поступью к башне архимагов. Только теперь Теор смог вздохнуть. Он поспешил наполнить легкие воздухом и тут же закашлялся. Наемник по-прежнему не мог шевелиться, а чувствовал он себя так, как мог бы чувствовать себя человек, у которого не осталось в теле ни одной целой кости.

Человек в черном балахоне, лицо которого скрывала птичья маска, шел к башне архимагов. Его ног не было видно, и о том, что он идет, а не, скажем, плывет над землей, можно было судить лишь по колыханию пол балахона в такт его шагам. Сейчас незнакомец был подобен настоящему воплощению смерти. Он шел, а все вокруг умирали. Он не выкрикивал заклинаний, не совершал пассы руками, как многие чародеи. Он просто шел, слегка поворачивал голову в сторону тех, кто попадался ему на пути, и те умирали. Одни падали замертво без единого звука, другие сгорали на месте от вдруг охватившего их пламени, третьи взрывались, и фрагменты их тел разлетались в стороны.

Люди, гномы – все, кто находился на площади, умерли по воле человека в птичьей маске. Даже голем превратился в горку каменной крошки. Лишь Теор и Филда все еще оставались в живых.

Чародейка тем временем была уже на ногах. Она сотворила ледяное копье и метнула его в человека в балахоне. Копье ударило незнакомца в спину и разлетелось на мелкие осколки. Обладатель птичьей маски пошатнулся, но не более.

Он развернулся и выкинул вперед правую руку. С раскрытой ладони ударил луч ослепительно-белого света. Филда поставила щит, но заклинание человека в маске миновало его, не встретив никакого сопротивления, и ударило чародейку в живот. Филда рухнула как подкошенная. Девушка свернулась калачиком, держась обеими руками за живот. Ее рвало кровью.

Человек в балахоне потерял к чародейке всяческий интерес и, подойдя вплотную к башне архимагов, вскинул обе руки вверх. Двери входа сорвало с петель и отшвырнуло в сторону. Незнакомец скрылся внутри башни.

Филда со стоном поднялась с земли, стерла рукавом кровь с губ и подбородка и побежала к башне, все еще держась за живот одной рукой.

Теор хотел крикнуть сестре, чтобы та не ходила в башню, но язык не слушался его, и он не смог издать не звука. Чародейка скрылась в башне, как и незнакомец чуть ранее.

Уже совсем скоро внутри башни разразился хаос, вероятно еще больший, чем царил в этот день в Канорине. Теор не знал, что именно происходило внутри, но нетрудно было догадаться, учитывая доносящиеся взрывы, треск, шипение и предсмертные крики, полные ужаса и боли.

К наемнику наконец вернулась способность двигаться. С большим трудом он смог подняться. Не меньших усилий ему стоило заставить себя идти. Он подошел к телу Гарда и опустился возле него на колени. Мысль о том, чтобы последовать за сестрой в башню, его даже не посещала.

Теор не мог сказать, сколько просидел так, подле трупа гнома, но полагал, что недолго. Хотя ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем его силы восстановились настолько, что он смог снова подняться на ноги, взвалить на себя изуродованное тело друга и медленным шагом двинуться прочь из города.

Наемник был уже за пределами района духовенства, когда, разорвав шпиль надвое, из башни в небо ударил широкий луч света, и она взорвалась изнутри. Ударная волна от взрыва прокатилась по городу подобно урагану. И без того разрушенные дома и сооружения рассыпались окончательно.

Ударная волна подхватила Теора и швырнула на камни лицом вниз. Теор упал, ударившись головой обо что-то твердое, а тяжелое тело Гарда упало на него, придавив сверху. Наемник потерял сознание.

Когда Теор пришел в себя, он лежал на спине, и первое, что увидел – лицо Филды. Сестра вся была в крови, хотя достаточно серьезных ран у нее он не заметил. И что самое главное – она была жива.

– Идем. Окуляр у меня. Пора выбираться отсюда, – сказала чародейка осипшим голосом.

Филда помогла Теору подняться, и когда тот окончательно пришел в себя, они уложили тело Гарда на носилки, обнаруженные чародейкой в развалинах городского лазарета. Наемники двинулись прочь из разрушенного Канорина.

Когда над столицей империи взошло рассветное солнце, в городе остались лишь трупы.

Глава 31

Кровь воинов

Под сводами маленькой крипты было темно. Каменная кладка стен и подземное расположение исключали саму возможность проникновения сюда солнечного света. Отсутствовали здесь также и факелы, не было кристаллов, которыми освещали многочисленные помещения на всех четырех материках, не было и магических источников магии.

Никакой магии. Магия была здесь под запретом.

Именно поэтому на церемонии не было Филды. Чародейка хотела присутствовать, но рунный жрец, проводивший церемонию, был против. В обычной ситуации под своды этого помещения не допустили бы и Теора, но Бьорвард что-то сказал жрецу на гномьем диалекте, и тот не стал спорить, позволив наемнику присутствовать.

Крипту освещала единственная небольшая свеча на вычурной золотой подставке. Она давала совсем немного света, но как ни странно, его вполне хватало для того, чтобы глаза могли видеть округлые стены и идеально ровный потолок, выложенные шероховатыми каменными плитами, а также высокий каменный саркофаг в центре крипты.

Тело Гарда уже лежало внутри саркофага, и рунный жрец плотно задвинул крышку. Жрец был стар, его волосы и борода – седы, без единой темной пряди. Гном немного горбился, что делало его грузную фигуру еще более неуклюжей. Несмотря на это, все движения жреца были быстры, точны и даже изящны. Он производил множество манипуляций возле саркофага, абсолютно непонятных Теору.

Когда все приготовления были выполнены, рунный жрец достал из-за пазухи небольшой кинжал с клиновидным лезвием и начертил на крышке каменного саркофага ряд рун. В отличие от эльфийских, которые имели множество волнистых линий и округлостей, руны гномов состояли в большинстве своем из строгих геометрических линий и громоздких фигур с прямыми углами.

Жрец стал что-то говорить. Его хриплый голос отражался от округлых стен крипты глухим эхом.

– С благословения предков, мы исторгаем душу Гарда из клана Черного Топора, – Бьорвард шепотом переводил Теору то, что говорил жрец, копируя не только интонацию голоса жреца, но и ритм его речи. – Пусть Святой Камень примет его душу, ибо то, что вышло из камня, в камень же и возвращается.

Рунный жрец положил раскрытую ладонь на руны, что нацарапал на камне, и те засветились едва заметным бледным свечением. Жрец убрал руку, и внутри саркофага что-то вспыхнуло ослепительно-белым светом. Его можно было заметить через небольшие продолговатые отверстия в основании саркофага. Это продолжалось недолго, и свечение вскоре пропало.

Рунный жрец сказал что-то, и в его голосе читался благоговейный трепет.

– Его душа исторгнута. Теперь она вернется в Святой Камень, – перевел Бьорвард.

Сейчас рунный жрец чертил на крышке каменного саркофага новые руны. Теор заметил, что руны, начертанные им ранее, исчезли с каменной поверхности без следа. Новые руны засветились слабым розовым свечением, стоило гному отнять от камня свой кинжал.

Жрец сказал что-то и отступил на шаг назад. На этот раз Бьорвард не стал переводить речь жреца наемнику. Теор, в свою очередь, не стал спрашивать. Он вместе с двумя гномами наблюдал, как внутри каменного саркофага разгоралось пламя кровавого красного цвета, внешне очень похожее на то, что извергают из себя драконьи посохи гномов.

Поверхность саркофага подобно металлу в горне раскалилась почти добела, в крипте стало очень жарко. По лбу наемника тек пот, он стекал и по спине, вся его одежда моментально промокла, но Теор не обращал на это внимания. Несмотря на стоявший в крипте жар, он тем не менее не обжигал.

Когда пламя погасло, а саркофаг восстановил свой изначальный цвет, рунный жрец отодвинул массивную крышку и с помощью небольшой лопатки собрал со дна оставшийся от тела Гарда прах, пересыпал его в широкий кувшин и, закрыв его пробковой крышкой, передал кувшин Бьорварду.

– Что ты должен сделать с прахом брата? – поинтересовался Теор, когда они с Бьорвардом покидали крипту.

– Отнести в клановые земли, под своды ритуальных залов. Я должен высыпать его в специальный колодец, на дне которого плещется раскаленная магма. После этого брат завершит свой жизненный путь.

– Почему Филде не разрешили присутствовать?

– Она чародейка. В криптах допускается только рунная магия. Магия нашего народа.

Теор подумал о Кровавой ярости.

– Во мне тоже есть магия, – сказал он.

– В тебе ее недостаточно, – покачал головой Бьорвард. – Хотя рунный жрец всего равно не хотел допускать тебя, потому что ты человек.

– Тогда почему передумал? Почему разрешил мне присутствовать?

– Я сказал ему, что вы с Гардом были Броа Заг – братья по оружию. Несправедливо было бы запретить тебе проводить моего брата из этого мира. Он считал тебя своим другом еще до того, как вы встретились.

Теор кивнул, но ничего не сказал. Да и что тут было говорить?

– Никогда не думал, что мой брат погибнет вот так, от рук предателей нашего народа, – вздохнул Бьорвард.

– По крайней мере, перед смертью он сразил Властелина рун. Многие ли из ваших павших сородичей могли бы похвастаться подобным?

– Нет, немногие. Очень немногие. – Бьорвард улыбнулся.

Когда они покинули крипту и оказались на поверхности, гном пожал наемнику руку и, перед тем как расстаться, чтобы уже больше никогда в своей жизни не встретиться, спросил:

– Что вы теперь собираетесь делать? Ты и твоя сестра?

– Закончим начатое. Выполним условие контракта. Гард был предан душой и телом делу гильдии. Хотя бы так мы почтим его память.

– Спасибо, – сказал Бьорвард и еще раз пожал наемнику здоровую руку.

Они развернулись и ушли в разных направлениях.

Теор с Филдой находились в старом родовом поместье семьи Ренвудов уже второй день.

Двухэтажный дом, сложенный из обтесанных бревен и окрашенный в темно-зеленый цвет, стоял вдалеке от городов. Он был зажат между двумя холмами и лесом и фасадом был обращен на относительно ровную местность. На имении лежали сразу несколько защитных заклинаний, которые мог в любой момент активировать любой чародей из семьи Ренвудов, и тогда с виду ничем не примечательное поместье превращалось в настоящую магическую крепость.

Наемники не знали, что творилось во внешнем мире. И они не стремились это узнать. У них была цель – выполнить контракт, и, пока они не достигли успеха, все остальное могло подождать.

По общему согласию, хотя вслух ни один из них его так и не озвучил, Теор и Филда не обсуждали то, что произошло в Канорине. Разговорами было невозможно что-либо изменить или повернуть ход событий вспять. Теор переживал из-за смерти Гарда, но гном был не первым товарищем, которого наемник терял в своей жизни. Несмотря на возраст, Теор привык к подобным потерям и знал, как с ними справляться, каким бы тяжелым камнем они ни ложились на душу. Филда же, казалось, замкнулась в себе, и Теор ее не тревожил, потому что хорошо знал, что каждый переживает горечь утраты по-своему.

С утра до вечера Филда корпела над конструкцией портала. Она соединяла в единое целое найденные наемниками артефакты, накладывала на них различные заклинания и чертила на их поверхности многочисленные руны.

Теор убивал время тем, что упражнялся с мечом. Вместо утраченной в Канорине флиссы наемник приобрел у кузнеца одноручный меч, выполненный по примеру двуручного клеймора. После привычной легкости флиссы клеймор, пусть и одноручный, был для наемника довольно тяжелым. Тем более для левой руки.

Правую руку наемнику Филда залечить так и не смогла. Она сумела вправить кости и дать толчок их сращиванию, но ускорить этот процесс и уж тем более завершить его раньше срока она не смогла, хотя перепробовала все известные ей лечащие заклинания. Травма, нанесенная наемнику Видящим имена, не желала заживать быстро.

Теор упражнялся с мечом, напрягая левую руку до тех пор, пока ее мышцы не начинали болеть от перенапряжения. Тогда он давал себе небольшую передышку, а затем вновь возвращался к тренировкам.

К концу второго дня портал был готов.

Его внешний вид не впечатлил Теора. Зеркало Алиши несколькими витками обматывала Цепь Искусительницы. В центре зеркала прямо в поверхность стекла чародейка инкрустировала Око Азра, а на стеклянном глазу был закреплен Окуляр Отражения, напоминающий монокль с кучей рычажков по бокам оправы. Всю поверхность конструкции покрывали бесчисленные руны.

Наемник узнал некоторые эльфийские и несколько древних рун, а также современные имперские, используемые для записи заклинаний на свитках, но большинство рун Теор видел впервые. Он понимал значение примерно трети от всех начертанных его сестрой рун, но лишь по отдельности, вместе же они образовывали, на его взгляд, сплошную бессмыслицу.

Теор поделился наблюдением с сестрой.

– Он сработает, – без сомнений ответила та. – Ты готов?

– Да, – кивнул Теор, все еще сжимая в левой руке свой новый меч. Он не собирался отправляться в самое сердце астрала совершенно безоружным.

Филда начала читать заклинание. Ее голос звенел от магической силы, и Теор невольно вздрогнул, настолько чуждо и незнакомо он сейчас звучал. Что-то зашевелилось внутри наемника. Больше всего это походило на дурное предчувствие, но ощущение было гораздо более сильным, и казалось, что оно принадлежит не ему самому.

Слова Филды звучали громко и отчетливо. Наемник не узнавал диалекта, на котором произносилось заклинание, более того – он был уверен, что слышит его впервые. С каждым словом, произнесенным чародейкой, на конструкции портала загоралась та или иная руна. Они начинали светиться хаотично, без какого-либо порядка или системы, но каждая из них, после того как заклинание, которое читала Филда, активировало их, начинала светиться ярко-белым светом.

Когда неактивированными остались лишь несколько рун, Теор ощутил сильное покалывание в висках. Филда продолжала говорить. Засветилась еще одна руна. Мурашки побежали по спине наемника, а вскоре покрыли каждый дюйм его тела. Теперь все до единой руны светились белоснежно-белым.

Из Окуляра Отражения вырвался луч света и, врезавшись в невидимую преграду, стал растекаться в воздухе огромной полусферой. Когда контуры портала окончательно сформировались, луч исчез, а руны на магическом конструкте, составленном из четырех артефактов, утратили былую яркость и теперь излучали лишь слабый молочно-белый свет.

– Готово… – выдохнула Филда.

Перед чародейкой, едва касаясь земли, в воздухе завис открытый портал того же, что и руны, молочно-белого цвета. По его поверхности пробегали едва заметные голубоватые молнии.

Филда повернулась к Теору.

Ее зрачки вместо привычного голубого цвета были серебристыми и едва заметно светились.

Тело наемника среагировало раньше, чем его разум успел все окончательно осознать. Теор выбросил руку с мечом вперед, вложив в этот удар всю силу и скорость своего тела. Чародейка вскинула руки, и Теор застыл на месте парализованный, не в состоянии пошевелиться. Острие меча замерло в воздухе в нескольких дюймах от груди девушки.

Филда улыбнулась.

Теор понял, что сейчас был его последний шанс спасти свою жизнь. Он напряг не только тело, но и разум, стараясь вызвать Кровавую ярость или то иное состояние, которое почувствовал после убийства Эльдазара.

Это подействовало. Меч продолжил движение. Очень медленно, словно оружию приходилось продвигаться сквозь густую и вязкую массу, но все же он двигался.

Улыбка пропала с лица Филды. Ее руки тряслись, на шее вздулись вены, а лицо покрылось потом. Девушка усилила сдерживающее заклинание, Теор понял это по тому, как мышцы его левой руки пронзила нестерпимая боль, словно в нее разом вонзили сотню раскаленных добела игл. Но наемник терпел, а меч продолжал двигаться.

Вот меч уже коснулся груди Филды. Пронзил ткань, прикоснулся к голой коже. Чародейка вскрикнула, когда кончик меча медленно начал пронзать ее плоть. Девушка погасила заклинание и ухватилась обеими руками за лезвие. По ее рукам побежали струйки крови, и меч остановился.

Теор сам не понял, как это сделал, но он послал неопределенный мысленный импульс на меч, что сжимал в руке, и лезвие покрылось золотистым свечением. Чародейка со стоном разжала пальцы обожженных рук, и меч продолжил движение. Из раны на груди девушки брызнула кровь.

Филда вновь вскинула руки, но теперь из ее раскрытых ладоней, на которых пузырилась обожженная кожа, прямо в лицо наемнику хлынуло синее пламя. Но магический огонь лишь бесполезно растекся в стороны. Теора защитило золотое свечение, такое же, как на мече, которое покрывало теперь все его тело.

Клинок продолжал двигаться. Однако он двигался медленно, слишком медленно. Еще чуть-чуть, еще совсем немного усилий – и острие оружия пронзило бы Филде сердце. Теор знал это, он это чувствовал.

Но наемник не успел. Филда выкрикнула заклинание, и оно ударило в Теора, а отразившись от золотого свечения, защищавшего наемника, вернулось к чародейке, швырнув ту в открытый портал. Филда упала в молочно-белый овал портала и исчезла.

Теор вновь получил контроль над своим телом и мог шевелиться, но это не помогло ему. Кто-то ударил его в спину, и Теор, потеряв равновесие, упал в портал следом за чародейкой.

Первым, что увидел наемник, придя в себя, был астрал. Красного цвета магическая энергия простиралась от одного бесконечно далекого горизонта до другого, столь же удаленного, от любых мыслимых высот до таких же пропастей. Вот только подобное сравнение применительно к астралу было неуместно. В магической энергии отсутствовали направления, организм человека отказывался воспринимать просторы астрала как нечто, что можно было измерить, или хотя бы предположить, где ты находишься.

Астрал был един. Он был однообразен и невероятно многообразен одновременно. Больше всего он походил на бушующий океан, именно так он и описывался в некоторых книгах. Энергия находилась в постоянном движении, хаотичном и в то же время придерживавшемся какого-то определенного ритма, определенных законов. Просто законы эти были непостижимы для людей.

Теор был вновь обездвижен, а его руки – раскинуты в стороны. Боли он не чувствовал. По крайней мере, физической.

Наемник стоял на чем-то твердом, но под его ногами не было абсолютно ничего, лишь астрал. И все же это было не так. Теор не чувствовал физического контакта с магической энергией, которая, если верить магам, должна была разорвать на куски и превратить в ничто его тело, состоящее из плоти и крови. Но этого не происходило и потому напрашивался разумный вывод – Теор находился в астральном кармане. В том самом, куда должен был перенести его созданный Филдой портал.

Филда тоже была здесь. Она стояла на коленях на той же самой невидимой опоре. И прижимала ладонь к ране на груди. Из-под ее пальцев текла кровь.

– Ты меня чуть не убил! – закричала Филда. Ее лицо исказила гримаса злости, смешанная с неподдельным удивлением.

Наемник вдруг осознал, что абсолютно не знает человека, находившегося перед ним. Он видел знакомые черты лица своей сестры, которую он любил, но в то же время он видел теперь перед собой и совершенно незнакомого человека, который не вызывал в нем никаких родственных чувств. Словно кто-то сорвал пелену с его глаз, и он впервые увидел чародейку такой, какой должен был видеть всегда.

– Ты не моя сестра, – сказал Теор ровным голосом, несмотря на то, что внутри его кипели противоречивые эмоции.

– В этом ты прав, – засмеялась девушка, поднимаясь на ноги. – Я не твоя сестра и никогда ей не была. По правде говоря, у тебя никогда не было сестры.

– Как это понимать? Кто ты такая?

– Мое имя тебе ни о чем не скажет. – Филда закашляла, на губах ее проступила кровь.

– Кто ты?! – заорал Теор. Самообладание наконец покинуло его. Он рванулся к чародейке, пытаясь освободиться от сдерживающих его пут, но все, чего он смог добиться, так это едва шевельнуть подбородком.

Филда внимательно посмотрела на него. Она поморщилась от боли, когда сделала шаг в его направлении.

– Учитывая, что ты скоро умрешь, вероятно, ты заслуживаешь право узнать правду. Но прежде позволь тебе представить кое-кого.

Теор почувствовал, как по телу побежали мурашки, когда из-за его спины вышел человек, закутанный в просторный черный балахон с капюшоном, из-под которого торчал клюв птичьей маски. Человек подошел к Филде и повернулся к Теору лицом. Чародейка скинула с его головы капюшон, а затем сняла с него маску в виде птичьей головы и отбросила ее в сторону.

– Позволь тебе представить моего помощника, – сказала Филда, когда Теор увидел лицо того, кто скрывался под маской.

Рядом с Филдой стояла… еще одна Филда. Их было двое. Сходство между ними было не просто поразительным, они выглядели как один и тот же человек. Единственным отличием между ними был цвет глаз: у Филды, которую Теор считал своей сестрой, глаза были голубыми, тогда как у второй чародейки они имели цвет серебра. Кроме того, сразу бросалось в глаза выражение лица той Филды, что была закутана в черный балахон, – ее лицо было будто высечено из камня и казалось неспособным выражать какие-либо эмоции.

– Мы не близнецы, – пояснила Филда, снова закашлявшись, хотя Теор ничего не спрашивал. – Она – это я. Точнее, часть меня. С магической точки зрения это называется аватаром.

Чародейка отняла руку от раны. Кровь не останавливалась.

– Нужно слиться. Сейчас же, – сказала Филда, повернувшись к своему двойнику.

Ее точная копия отступила на шаг назад. Лицо второй Филды никак не изменилось, но в глазах промелькнуло нечто, что вполне могло быть сомнением.

– Я сказала – сливаемся! Выполняй приказ! – заорала Филда сорвавшимся голосом.

Ее аватар отступила еще на шаг, но потом все же подняла руку и раскрыла ладонь. На черной кожаной перчатке лежал маленький прозрачный кристалл с множеством граней. Филда подошла к двойнику и положила руку на кристалл. В тот же миг Филду и ее двойника охватила ослепительно-яркая вспышка света. Теор едва успел зажмуриться, но даже через плотно закрытые веки свет обжигал глаза. Когда свет померк, наемник открыл глаза и увидел, что перед ним осталась лишь одна Филда.

Чародейка изменилась. Ее внешность осталась такой, какой и была прежде, перемены произошли скорее внутри ее. Рана на груди затянулась, а саму девушку полнила сила. Много силы. Теор чувствовал исходящую от нее магическую ауру, она завораживала и пугала его одновременно.

– Теперь можно и поговорить, – улыбнулась Филда. – На чем мы остановились? Ах да, на твоей семье. Как я уже сказала, у тебя никогда не было сестры, а супруги Ренвуды были для тебя приемными родителями, настоящих ты видел лишь в младенчестве.

– Как это понимать? Наше детство…

– Не было никакого нашего детства. Я старше тебя на целое столетие. Ты никогда не задумывался, почему любое воспоминание, связанное со мной, сохранилось в твоей памяти настолько хорошо, будто это происходило вчера? Я создала эти воспоминания. И поместила их в твое сознание в тот день, когда твои приемные родители погибли на войне с орками. В тот день ты увидел меня впервые, но уже к концу дня считал своей родной сестрой. После этого мне пришлось вступить в гильдию наемников, чтобы заработать себе репутацию и получить необходимые связи.

– Это безумие, – сказал пораженный Теор. – Для чего ты сделала это? Зачем?

– Дело в тебе, – пожала плечами чародейка. – И в этом.

Филда повела рукой, и возле нее материализовался сгусток серебристого света размером с горошину. Чародейка подошла к Теору, достала из кармана маленький нож и сделала надрез на его руке. Затем прижала лезвие к ране так, чтобы кровь из нее попала на гладкую поверхность ножа.

Филда осторожно поднесла нож с кровью наемника к серебристому сгустку и перевернула над ним. Кровь попала на сгусток света, и тот покрылся прозрачной, но четко различимой шаровидной оболочкой. Филда взяла сгусток света и поместила его в серебряный кулон на цепочке, который повесила себе на шею.

– Это артефакт, который мы искали. Ан’лаа-Ксаараксис. Он же – Частица Истинного Света. Если быть точным, то это концентрированный сгусток света, обладающий невероятной магической силой. Свет подобен любой из известных тебе стихий. Его можно создать, подчинить своей воле и использовать, хотя это и невероятно сложно, не говоря уже о том, что для выделения такого крошечного кусочка требуются силы, масштаб которых ты вряд ли себе можешь вообразить.

– Для чего он тебе?

– За пределами вашего мира идет война. И на протяжении всей своей жизни я сражалась за одну из враждующих сторон. Но теперь пришла пора сменить лагерь. Я не дезертир и не предатель, совсем наоборот. Мои же братья и сестры предали меня и вынудили примкнуть к моим вчерашним врагам. А это, – чародейка посмотрела на кулон с частицей света внутри, – моя дань новой владычице. Это и еще весь тот хаос, что я породила по пути сюда.

– Ты сказала, что дело во мне. Объясни!

– Как пожелаешь. Артефакт был спрятан в астральном кармане и защищен магией крови. При этом использовалась не обычная кровь, а Кровь Воинов – кровь человека с мощным и редким магическим даром. У каждой расы есть такие таланты. У эльфов – сильфиды, у гномов – Властелины рун, у орков – шаманы, а у людей – Воины. Чтобы заполучить частицу света, мне была необходима кровь, схожая с той, что использовалась при наложении защитных чар. Требовалась Кровь Воинов. Твоя кровь. Так уж вышло, что за последние семьдесят лет ты единственный в Гелиноре, кто родился с этим даром. Считай это судьбой или злым роком.

Главная проблема заключалась в том, что магическую аномалию людей не зря называют Кровью Воинов. У человека с подобным даром развивается внутри вторая личность, которая позиционирует себя не иначе как Воином. Со временем Воин берет верх над человеком и, полностью слившись с ним, превращает его в смертоносное оружие. Воина, достигшего предела своих сил, чрезвычайно сложно одолеть, подчинить же его и вовсе невозможно. Вряд ли бы у меня хватило сил на подобное, тем более что я не могла действовать в Гелиноре открыто, и мне пришлось создать своего аватара, чтобы передать ему большую часть своих сил. Кроме того, от мертвого тебя мне проку бы не было. Кровь полагалось взять у тебя непосредственно здесь, внутри астрального кармана. Поэтому, когда ты был еще ребенком, я поставила в твоем сознании ряд барьеров, препятствовавших твоей связи с Воином.

Однако со временем это стало давать негативные результаты. Ты стал терять свою связь с Воином. В конечном счете это могло привести к вырождению Крови Воинов в твоем организме. Чего я допустить не могла. Мне пришлось направлять тебя по жизни, снимая некоторые барьеры в одно время и устанавливая дополнительные в другое. Все мои планы рухнули, когда ты связался с эльфами. Они смогли разбудить в тебе часть Воина, использовав его для наложения на тебя заклинания Кровавой ярости. После этого я уже не могла полностью контролировать Воина на расстоянии. Пора было действовать. Я завершила все необходимые приготовления, а мой аватар направил в гильдию контракт на поиск артефакта.

– Все это время… это была ты. После сражения с абаасами…

– Воин едва не вырвался наружу, – кивнула Филда. – Мне пришлось создавать новые барьеры. Эта была грубая работа, произведенная на скорую руку. Находясь постоянно рядом с тобой, я не могла слишком часто влезать в твой мозг. Ты бы почувствовал. Когда же ты использовал Кровавую ярость в землях хормов против темных эльфов, барьеры едва не рухнули окончательно.

– Теперь понятно, как моя душа попала в тело орка и откуда у хана взялся такой могущественный артефакт.

– Обновлять барьеры в твоем сознании уже не получалось, и я решила подойти к проблеме с другой стороны. Установить заслоны непосредственно в твоей крови. А для этого было необходимо на время удалить из тела твою душу и сознание.

– Но для чего было организовывать вторжение орочьей орды?

– Установленные мной барьеры необходимо было закрепить. Идеальным вариантом стало бы твое посещение Гиоля. Магия их леса, так или иначе, повлияла бы на твою Кровавую ярость и тем самым лишь усилила бы мои заклинания и надежно заперла Воина внутри тебя. Но эльфы умны и чересчур подозрительны. Нужна была достаточно убедительная причина, чтобы они позволили тебе вернуться раньше срока.

– И ты похитила Шаеллу?

– И передала ее в руки орков, да. Вместе с Цепью Искусительницы. Пришлось разыграть маленький спектакль для правдоподобности. И, как видишь, все вышло в точности, как я и спланировала. Но даже этого могло не хватить. После осады замка наемников Воин едва не завладел тобой, несмотря на все установленные барьеры. Признаюсь, я его недооценила. Я всегда относилась к нему скорее как к магической аномалии. Но чем больше я сдерживала его, тем больше он желал свободы. И едва не получил ее. Однако ты отверг его. Сам того не ведая, ты загнал его обратно в клетку одной лишь силой мысли. До сегодняшнего дня, когда вы вдвоем едва не убили меня.

– Нападение на Канорин – тоже твоих рук дело?

– Да. Мне все еще требовался Окуляр Отражения для создания конструкции портала. Нанятые мной гномы посеяли хаос в городе, а мой аватар добыл артефакт из башни архимагов. Наша же с ним стычка должна была развеять любые твои подозрения по поводу моей роли во всей этой истории, если таковые и имелись у тебя.

– И тебя совершенно не волнуют последствия?! – закричал Теор. – Ты погубила сотни невинных людей! Ты убила Гарда!

– Это лишь сопутствующие потери, – отмахнулась чародейка. – На кону стоит гораздо большее. А что до Гарда… мне жаль. Правда. Он нравился мне, но его смерть была неизбежна.

Филда замолчала, затем закрыла глаза и прошептала заклинание. Позади нее открылся овал портала. Девушка подошла к наемнику и заглянула ему в глаза.

– Я бы хотела, чтобы все сложилось иначе, – сказала Филда дрогнувшим голосом.

Чародейка протянула руку и погладила тыльной стороной ладони наемника по щеке.

– Прости меня, если сможешь, – в ее глазах блестели слезы.

Сознание Теора помутилось, и он вдруг отчетливо увидел большой шар ярящегося пламени, который заботливо окутывал младенца, завернутого в тонкую ткань, облаком небольших огненных всполохов. Огонь не обжигал ребенка, даже тонкая ткань – и та не загоралась от его жара, хотя находился внутри пламени.

– Чаелл. Мин чаелл! – сказал огненный шар нежным женским голосом.

– Мин маелле, – невольно ответил Теор полушепотом, хотя и не понимал значения этих слов. Видение тут же исчезло, как и Филда, скрывшаяся в открытом ею портале.

Теор остался один.

Интерлюдия 2

Полуденное солнце освещало золотистый песок, и солнечные блики игриво подмигивали, играя на многочисленных гранях кристаллов-песчинок. Простой смертный увидел бы обычный песок: да, красивый, да, блестящий, словно само небесное светило, и оттого такой завораживающий, но все же просто песок. Взгляни же на него маг, чародей, волхв, шаман, демонолог или кто-то еще подобный – в общем, любой из числа тех, кто не понаслышке знает, что такое магия и откуда берут начало ее истоки, – он увидит нечто невообразимое.

Каждая песчинка представляла собой сложнейший по структуре кристалл, содержащий в себе частичку астрала. Но не просто астрала, который обычно имеет цвет кровавого багрянца и омывает все небесные сферы – и те, в пределах которых лежат обитаемые миры, и совершенно безжизненные, – а ярко-золотистого цвета. Таков астрал бывает лишь подле чертогов самого Творца.

Удивительное сокровище. И как до́лжно, оно скрыто подальше от ненужных взглядов. Этот мир лежит не в пределах Мировой Сферы, в числе миров которой значится и мир Гелинора, но в ее ближайших окрестностях. Единицы смертных знают о его существовании, еще меньше могут сюда попасть.

Мириады песчинок с частицами золотого астрала, собранные вместе, выделяли особые электрические импульсы, которые были способны помочь чародею в совершении самых сложных и необычных ритуалов из разряда по-настоящему высшей магии.

На астральном песке сидел орк. Тело его было полностью обнажено. На руках кожа болотного цвета была испещрена многочисленными алыми порезами. Если сосчитать их, то насчиталось бы не меньше сотни.

Последнее путешествие стоило орку очень многого. Под воздействием заклинания хозяина перевернутой пирамиды он состарился на несколько десятилетий, некогда гордая осанка его сменилась сгорбленной худощавостью, голова практически облысела, хотя судьба – милостивая дама – взамен подарила орку длинную, совершенно белую клочковатую бороду.

Орк сделал глубокий вдох, очистив свое сознание, и, найдя на руке еще не тронутый участок кожи, черным ножом сделал ровный длинный порез. После этого твердой рукой достал из мешочка свои руниры в виде маленьких черепов самых причудливых созданий и, прошептав над ними заклинание, рассыпал черепа по песку.

С минуту причудливые черепа с начертанными на них рунами лишь таращились черными провалами глазниц на орка. Ничего не происходило.

Но вот руны засветились ярко-красным цветом, и черепа задвигались, складываясь на песке в причудливую фигуру. Глаза орка закатились, и его захлестнуло видение.

Он видел женщину по имени Филда, или Фараэтт-Ахалла, как нарек ее отец при рождении. Она сражалась на скалистом утесе, который высился на многие мили над бушующим морем. Длинный меч с красным клинком в руках чародейки поднимался и опускался, рубил и колол, выписывал в воздухе восьмерки и полукружья. Под натиском женщины падали замертво десятки уродливых созданий, похожих на человека, но имевших пепельно-серую кожу, длинные изогнутые когти, клыкастую пасть и крылья как у летучей мыши. Одни твари были наги и старались дотянуться до чародейки когтями и клыками. Другие же были экипированы кожаной броней и всевозможным оружием. Эти сражались с женщиной, тщась поразить ее сталью.

Филда превосходила противников мастерством, но их было слишком много. Она отражает нацеленный ей в грудь топор и, развернувшись, сносит голову сразу двум крылатым тварям. Упав на колено, она пронзает грудь одному из противников, увернувшись от очередной когтистой лапы, пронесшейся у самого ее лица, затем Филда выкидывает вперед свободную руку, и с раскрытой ладони срывается ветвистая молния, которая поражает сразу нескольких врагов.

Но рано или поздно превосходство в числе должно было сказаться, ведь противник не знал страха, он жертвовал собой не задумываясь. Кривой ятаган отсекает чародейке правую ногу ниже колена, и женщина падает на камни. Она еще успевает сразить нескольких противников, но острые клыки уже вонзаются в ее плоть, когти вспарывают кожу и мышцы, а многочисленные мечи, топоры и сабли рубят тело на куски…

Видение прервалось, и орк тяжело вздохнул, на этот раз совсем не для очистки разума от лишних мыслей.

– Опять… – невольно вырвалось у него на общепринятом языке мира Гелинор.

Орк вновь совершил необходимый ритуал, и его захлестнуло очередное видение. Он проделывал его раз за разом, призывая все новые и новые видения. Они были разными, но во всех них была она – Филда. И в каждом видении она непременно погибала. Ее убивали клинками и магией, она гибла под каменным завалом или сгорала в расплавленной магме. Условия были разными, но исход был всегда один. Приказ же орк получил предельно ясный: отыскать такой вариант развития событий, чтобы Филда выжила.

Орк не терял уверенности в том, что найдет необходимый путь, но с каждым новым видением начинал все сильнее подозревать, что такового просто не существует.

Многие смертные верят в судьбу, в то, что кем-то свыше предопределено их рождение, их жизненный путь, а также день и причина их смерти. Так и есть. Но судьба – не закосневшая догма, она изменчива и имеет бесчисленное количество вариантов для тех, кто наделен душой. Стоит измениться одному даже, казалось бы, ничтожному фактору, предшествующему определенному исходу, и судьба тут же заменит его тройкой других, при этом изменится вместе с тем и конечный исход.

Но, быть может, все же есть то, что изменить невозможно. И если так, то не является ли смерть Филды примером этого исключения из правил?

Орк в очередной раз раскинул черепа, руны привычно засветились красным, задвигались, и он наконец увидел. В этом видении Филда осталась жива, а значит, она могла исполнить возложенную на нее миссию. Но чтобы это стало возможным, должны были произойти определенные события. Немало событий.

Орк поднялся с астрального песка. Ему предстояло сделать очень многое, чтобы возможное стало реальным, а времени на это судьба отводила ему совсем немного – лишь его смертную жизнь.

Эпилог

«На этом заканчивается моя история. Как видишь, словно в лучших балладах менестрелей, в ней есть и зачин, и недурной сюжет, есть развязка и конечно же драматический финал.

Я спрашиваю себя: а могло ли все закончиться иначе? Что случилось бы, позволь я силе, что скрыта внутри меня, пробудиться? Тогда, когда мое тело было завалено камнями в пещере абаасов, или позже, во время осады замка наемников. Изменило бы это хоть что-нибудь?

Я жалею себя и за это же себя ненавижу. Воину подобает принимать поражение как должное, а не оплакивать свои неудачи. Сделать выводы и впредь не совершать той же ошибки вторично.

Не знаю, быть может, во всем виновато это место, эта тюрьма… Я не ведал в своей жизни чувства вины, ибо поступал всегда только так, как велели мне мои сердце и разум. Совершал лишь те поступки, что оставались в рамках моего понимания чести и достоинства. Самобичевание и самооклеветание – не для меня. Так было всегда. И все же я сейчас занимаюсь именно этим. Виню себя, мню, что способен был узреть опасность, хотя увидеть ее не представлялось возможным…

Поэтому я… постой! Отчего же ты молчишь? Почему сомкнул уста, будто вовсе и не интересна тебе моя история? Да и слушаешь ли ты меня? Почему ты молчишь?!»

Тело наемника висит в пространстве астрального кармана, а по сути – темницы. На руках и ногах его нет кандалов, но он обездвижен куда более прочными оковами – магией.

Теор не знал, сколько прошло времени с тех пор, как Филда скрылась в открытом ею портале, оставив его одного. Да и есть ли в этой тюрьме вообще время? Пространство, в котором он был заключен, не имело осязаемых границ, посему единственное, что он мог лицезреть, это астрал. Бесконечные завораживающие поприща астрала.

Он не спал, оставаясь всегда в сознании. Не было здесь и пищи с водой. Но субстанция, из которой состоял астральный карман, похоже, заменяла ему и то и другое. Наемник чувствовал, как это магическое нечто проникает в каждую пору его тела, смешивается с кровью, растекаясь по венам. Магическая темница, сама того не ведая, совершала благороднейший поступок, сохраняя своему заключенному величайший в бренном мире дар – жизнь, и она же была виновницей страшнейшего преступления, не позволяя человеку умереть и тем самым избавиться от терзающих его мучений.

Чтобы не сойти с ума, Теор прокручивал в голове все, что с ним приключилось с того самого момента, как он встретил ту сущность, что скрывалась под ликом его сестры. Он рассказывал и рассказывал обо всем, рассказывал вслух, тщась передать свои переживания… Вот только кому? Наверное, пустоте или, быть может, даже астралу. Но ему не отвечали.

Игнорировали. Не замечали. Великой энергии, что давала жизнь магии во всех мирах в пределах Мировой Сферы, не было дела до жалкого человечка, заточенного в магической темнице.

Но однажды что-то изменилось. Теор ощутил это в одно мгновение, все его тело словно пронзило тысячами раскаленных игл. Изменились и пространства астрала, омывающие Сферу Миров.

Астрал никогда не находился в покое. Энергия ярко-красного цвета безостановочно переливалась, словно волны океана, с которым его зачастую сравнивали; то тут, то там распускались дивные бордовые цветки хаотичных всполохов. Но теперь все было иначе. Астрал пронзали извивы черных ветвистых молний, черные же протуберанцы возникали и пропадали во многих местах, вихрились исполинские серые смерчи – астрал бушевал, и Теор знал причину.

Знание это пришло к наемнику не извне, но изнутри, из самой крови. Крови Воинов.

В Гелиноре, в его родном мире, разворачивалась сейчас невиданная доселе битва. Там, под привычным голубым небом, столкнулись поистине страшные силы, и отголоски гремевшего сражения сотрясали окрестные области астрала.

Он должен быть там! Он должен сражаться! Теор оставался недвижим, но рвался туда всем своим естеством…

И словно мало было этого, наемник стал ощущать на себе чей-то пристальный взгляд. Чуждый, злобный и алчущий, он пронзал Теора насквозь, заставляя холодеть как на лютом морозе. Неутолимая жажда крови и разрушения ясно чувствовалась в нем…

Быть может, это еще не конец. Быть может, Теор еще сразится; если не телом, то духом. Сам он в это верил. Ибо сражения есть его суть и его предназначение.

Ибо в жилах его течет Кровь Воинов.