Богиня тьмы Никта. Мифы и легенды бесплатное чтение

Глава 1 Начало мира

В те давние времена в мире царил хаос. Здесь еще не было тогда никакого намека на порядок. Но мир менялся, в нем что-то появлялось и зарождалось.

Даже Кронос, отец Зевса и всех остальных богов еще не появился в этом мире в те времена старинные. А уж о тех богах, к которым мы так привыкли, не могло быть и речи. Но и до них, оказывается, жизнь текла своим чередом, поджидая их прихода, хотя не было о них еще ни слуха и ни духа.

И были до них боги и богини в этом мире. Одной из первых появилась богиня тьмы и ночи Никта. Сколько потом не расспрашивали у мудрецов и чародеев, никто из них не мог узнать, откуда она пришла, как появилась.

Но правила она зарождавшимся миром яростно и властно. И нравилось ей только темное одеяние, потому что именно в нем во тьме она была невидима, могла появляться и исчезать, когда ей вздумается.. И эти внезапные вторжения такой ужас наводили на всех существо, которым доводилось с ней сталкиваться, что хохотала от радости богиня. О, как ей нравилось метаться в полупустом мире. Она тогда обладала полной властью над ним и ни с кем эту власть делить не собиралась. Была она такой темной, коварной и страшной, что многим казалось, что никакой свет никогда не пробьется сквозь эту кромешную тьму.

Она была великолепна, по крайней мере, в этой кромешной тьме. Быстро привыкла Никта к своей безграничной власти. Она была уверенна в том, что никогда ничего не изменяется, и пока на самом деле не менялось.

Она любовалась темным миром, и по мере необходимости наводила в нем своим порядки. Как великолепно все, если ты рождена богиней, и нет у тебя соперниц. И получила она в наследство от Хаоса мир тьмы – великолепный подарок.

Быть единственной – так привыкла себя ощущать в беспорядочные дни Никта. Она понимала, что если изменится что-то в ее мире, то бороться она станет до конца. Но пока все ее устраивало вполне.

С самого начала знала богиня, что ей дарована вечность, пока она не подозревала только о том, что скука может настигнуть внезапно и сразить ту, которую нельзя уничтожить. Но кто в молодости своей заглядывает так далеко вперед?

И вдруг наступил такой день, когда ей надоело быть единственной, и захотелось богине каких-то перемен. Ей захотелось, чтобы появились те, кем она станет повелевать. Но надо было полагать, что они принесут ей не одни радости и огорчения. Но когда появилось такое желание, то о скверном и не думала богиня совсем.

Служанка, которую она себе отыскала, наконец, сообщила о приближении Эреба. Он и стал Богом Тьмы на все времена и ее первым и верным другом и помощником.

И был этот бог злейшим созданием, но это только забавляло Никту. Когда он приблизился к мерцавшим огням, она заметила, что он несколько староват и очень угрюм, но выбирать ей особенно не приходилось. А если он сам идет в ее объятия, то с ним следовало бы сохранять добрые отношения. Многих ли еще в такой тьме разглядишь? Не каждый, если и найдется, то так спокойно к тебе явится. Она думала о союзе ночи с тьмой. Что из этого могло получиться, даже представить трудно. Но никаких других союзов ей пока не было обещано.

Тогда и появились у нее маленькие создания – их дети. И разглядывая первого своего младенца, Никта была страшно удивлена. Она даже и не понимала еще, что это она его породила. Но первое любопытство прошло. Она не собиралась долго с ними возиться, и заботиться о них богине было некогда. Но они вопили, все время напоминали о себе и не давали ей вольно и спокойно жить.

Когда она стала жаловаться мужу своему, он возмутился:

– Раньше надо было об этом думать, а теперь их надо вырастить и пустить в этот мир. А вдруг они потом нам пригодятся.

Но какими же беспокойными были эти детишки, Никта стала злой и раздражительной, служанки от нее разбежались, потому что они измучились с ними.

И когда она расточала свои угрозы, то Эреб объявил ей, что она не сможет их убить – они бессмертные.

От такого откровения Никта разозлилась еще больше. Она понимала, что ее уютный мир больше никогда не будет прежним, но кто в этом кроме нее самой был повинен? Да никто. Она сама создала себе первые проблемы.

Глава 2 Дети Никты

Все пристальнее вглядывалась Никта в собственных детей. Первым на свет появился прекрасный Эфир. И сам он, излучавший свет, казался ей великолепным. И тьма уменьшилась с его появлением, она не была больше такой кромешной. И стал он богом вечернего света. Пришлось смириться родителям, что тьмы уменьшилось, только ворчал старый Эреб. Никта пыталась отшутиться, как-то его успокаивала, и стала привыкать к вечернему свету, к полутьме.

Впервые могла богиня себя хорошенько разглядеть. И хотя она и не особенно в черном своем наряде красива была, но могло быть и хуже.

– Я больше не стану света бояться, – говорила она мужу своему. Еще больше света добавила в этот мир ее дочь Гемера. И стала она после упорной борьбы со своей матушкой богиней белого дня. И хотя это был еще совсем не тот день, о котором потом думалось и мечталось людям, когда ночь снова наступала, но белый свет преобразился. Никто, словно опомнившись, брала в очередной раз верх над своими детьми, тогда снова ночь наступала, но они тоже ей спуску не давали. И установили они определенное время для того, чтобы в этом мире оставаться. Тогда она удалялась в самые высокие горы, самые дальние пещеры, и оставалась там, пока они свои порядки в мире наводили.

В минуты отдыха и раздумий должна была признать Никта, что породила она не совсем то, что хотела, но вернуть назад все равно ничего уже нельзя было.

И все чаще видели они ее молчаливой и угрюмой, потому что радоваться особенно нечему было.

А увидела она, какой неуютной, неустроенной оказалась земля при дневном свете, как много изъянов и недостатков скрывала тьма. Словно бы все темное и скверное обнажилось в одночасье, и спрятать этого больше никуда нельзя было. И хорошо, что она прикрывала этот мир, но ненадолго.

Эреб тяжело вздохнул и поведал о том, что теперь придется обустраивать мир и управлять им.

– Свет мы ему сами подарили, вот и будем порядки наводить. Но напрасно и себя, и ее пытался он утешить, потому что покой никак отыскать не мог.

И стал прятаться от них Эреб все дальше и дальше. Два любимых места теперь было у него – это дно морское и подземный мир. И понял он, что там все будет так, как ему хочется, и никого из детишек своих шустрых пускать он туда не собирался. А сам он далек от них и спокоен там будет.

Было там дико, безлюдно, и тьма кромешная. Но Никта оставила своего мужа. Она не собиралась отпускаться в подземный мир или на дно морское. Ее устраивал этот мир, да и от Эреба хотелось отстраниться, пусть он остается сам по себе.

– Свет не останется без тьмы, он не будет царить в этом мире, – говорила она, когда они снова столкнулись с Эребом.

– Как замечательно было, когда света не было вовсе, – тяжело вздохнул он, да что было говорить о том, чего больше в этом мире не будет никогда.

Так Никта вступила в долгую и изнурительную борьбу с наследниками своими.

Глава 3 В новом мире

Ее первыми и главными врагами стали дочери, которых она сама себе подарила. Она яростно пожирала тот свет, который возникал в этом мире, его на какое-то время становилось и на самом деле меньше. Но они вырывались из тьмы, и ей приходилось все начинать сначала. И чувствовала она себя виноватой в том, что породила их, и сама с ними боролась. Богиня стала понимать, что нет выхода из этого замкнутого круга.

Она сама первая сказала о том, что нужно договориться о равном сроке для того, чтобы быть и действовать в этом мире. Одну половину суток, так это стало называться, она проводила на земле, а вторую уступала своей дочери. На большее она согласиться не могла.

Когда старик Эреб удивленно взглянул на женушку свою, она только и сказала ему в ответ:

– Мы будем на земле равное время, пусть они сравнят ту прелесть жизни, которая была во тьме, с тем, что они получили теперь, и сами делают свой выбор.

В глубине души богиня надеялась на то, что они потребуют тьмы и откажутся от света. Она не могла поверить в то, что этого не случится, она будет им совсем не мила и не интересна. Память у них коротка, они так неблагодарны. Она еще не верила в то, что старое не вернется. И снова осталась в одиночестве, только теперь уже при живых детях. А к свету стали привыкать. Только в первый момент земля показалась им страшной и неуютной. Но они обустраивали ее и сами приводили в порядок, все было не так уж и страшно, со временем они понимали это.

Согрелись люди на солнце и расправили плечи. Свет казался им теперь благом, они устроили празднество в честь юной богини, его подарившей. Каково же было богине ночи ощущать такое предательство. Никто из нас и представить себе не может, как трудно отдать полную власть. Но Никта успокоилась и перевела дыхание. Она тоже решила извлечь из этого какую-то радость, у нее уже было не так много дел, как прежде. Она полюбила подземный мир, где чувствовала себя, как дома, и все чаще там и оказывалась. Она упорно хваталась за свое прошлое, с которым никак и при желании не смогла бы расстаться.

И только Эреб все время был у нее на пути, требовал каких-то объяснений, и упреки сыпались на ее голову. Их мир стали называть Тартаром. Это было довольно пустым, необитаемым подземным пространством, где можно было спускаться все ниже и ниже, и не было конца ему и крася никакого. Но именно он и напоминал землю в прошлом, где она так любила обитать. Эреб сто раз говорил ей, что она просто утешает себя. Но в первый раз он ее от души пожалел, и не стал ругать – в этом не было никакого прока.

Сам он за это время навел в Тартаре свои порядки, и убеждал себя в том, что это будет его мир, никто больше сюда не пожалует. Он страшно заблуждался. Но он не стал прогонять Никту, она так обжилась там. И сам бог Тартара был теперь ее возлюбленным. И невероятная страсть вспыхнула в черных душах.

А потом, оглядываясь назад, богиня поняла, что это было не самое худшее время в ее жизни. Тогда от Тартара она и родила бога Смерти Танатоса. И он необходим был в этом мире, потому что люди так расплодились, что самых старых и немощных из них срочно пришлось убирать. Они оказались в этом мире лишними. А чтобы люди отдыхали и набирались сил, рожден был бог Гипнос. О, какую радость отдыха приносил он тогда людям, они освобождались от страшной усталости. Но горе было тому, на кого злился бог Гипнос, тогда их сон больше был похож на смерть саму. При приближении его люди приходили в ужас. Но он чаще только пугал, в то время как Танатос многих забирал навсегда, хотя и не казался на первый взгляд таким уж страшным созданием.

Те, кто в этом мире оставались, видели, как уходят другие, и понимали, что раньше или позднее это случится и с ними тоже.

Глава 4 Танатос

Люди стали умолять его, приносили свои жертвы, они не хотели умирать. И Танатос долго терпел их мольбы, старался не слышать их, но ему надоело это. Тогда он и решил обратиться к ним с грозной своей речью:

– Вы так неразумны, разве непонятно, что люди должны в свой срок покидать этот мир. Вас и девать скоро будет некуда, – говорил он сердито. Уступите свое место детям, а сами отправляйтесь в Аид к повелителю моему.

Они понимали, что он прав, но никак не могли смириться с тем, что придется уходить очень скоро. Но можно ли доверять богу смерти.

И все чаще и чаще отправляла на землю Танатоса Никта. Так в Тартаре и стали появляться первые умершие. Они беспомощно метались во тьме, натыкались друг на друга и на каменные стены, потому что оставались совершенно слепыми и беспомощными. И каждый из них в те минуты хотел только одного – вернуться назад. Тогда и поняла Никта, что должна она сотворить воду забвения, чтобы испивши ее, они навсегда тут и оставались, и не помнили, куда им идти надо, и не метались, точно безумные.

Они охрипли от криков и замолчали, пока еще не было той самой Леты, и стали понимать, что оставаться им тут придется до самого конца.

– Не надейтесь и не ждите, что кто-то отсюда выберется, все так устроено, что обратного пути не для кого нет и быть не может. И снова не поверили они богу тьмы. И понимали, что только со временем могут в том убедиться, все проверялось временем, которого у них было теперь больше, чем достаточно.

Тьма уже не казалась такой непроходимой, они сразу узнавали и могли разглядеть сурового, непроницаемого бога, и радовались, когда появлялся Гипнос и насылал на них беспробудный сон, который успокаивал многих и надолго.

Ему так понравилось усыплять мертвых, погружая их в покой, что он скоро добрался и до живых, ведь с теми было еще интереснее, чем с этими. И такой покой наступал, что и ему можно было передохнуть от всей души и порадоваться за наступивший мир. И просыпались они тогда, когда ему самому этого хотелось. Но если случались какие-то провинности у людей, то он поступал иначе и совсем лишал их сна – вот это было настоящим наказанием для них. Тогда маялись они и умоляли о покое. Ему так нравилось властвовать и повелевать этим миром, он так увлекался, что никогда бы не отказался от этой диковатой забавы. Да и некому его пока было останавливать.

Никта в те дни все больше отдалялась от земли. Она понимала, что исполнила свое предназначение, и сделала она для этого мира больше, чем остальные: она породила свет, и сон, и смерть. Это казалось забавным, но она испытывала гордость за свои творения. Она должна была признать, что не так уж плохо все у нее получилось.

Но в средине всех ее трудов тяжких появился Эреб. Ему страшно надоело оставаться в одиночестве, а никто из живых существ к нему не стремился особенно. Он напомнил Никте о том, что она остается его супругой верной, и они должны быть вместе. И воссоединились они в Тартаре уже во второй раз. Тогда и появился их пятый ребенок. Этим ребенком, которому навсегда суждено было оставаться во тьме, оказался Харон – перевозчик мертвых из одного мира в другой. Не особенно приятным было это занятие, но кому-то надо было заниматься этим. Он не особенно переживал, потому что не знал другого мира и никогда туда не заглядывал. Он родился с печалью на челе, и встречал своих подопечных в роковой час с такой грустью и болью, что даже самые отважные из них терялись и пугались, но, испив воды, привыкали, и сами становились во многом на него похожими. Глядя на него богиня говорила задумчиво:

– Он никогда не улыбается (Тартар в тот момент заглянул к ней, чтобы посмотреть, как она в его владениях устроилась).

– Ничего, – отвечал тот, зато умершим он не оставит никакой надежды – это самое главное, тогда и они окончательно успокоятся.

Он пытался как-то утешить разочарованную Никту.

– Вряд ли у него тут будут соперники, – говорила она, разглядывая своего ребенка, – никто из детей новых богов не захочет во тьме задерживаться, даже если случайно тут и окажется однажды. Порой Харон выражал кому-то сочувствие, но это случалось так редко, что не о чем было волноваться остальным. А вот усмирять буйных приходилось ему очень часто.

Харон научился быть полезным, незаметным и незаменимым – это стало очень важным для всех делом.

Глава 5 Преобразования

И все бы ничего, но все большую вину чувствовала Никта за Гемеру – повелительницу света. Она завоевала полную власть над тем миром. Этому помогло то, что сама Никта так быстро удалилась и исчезла. Она знала, что рано или поздно это так и завершиться, но даже не боролась, не смогла показать, что на многое способна.

И она должна была признаться в беседе с Тартаром, что больше никакой власти над светом у нее нет, он только усмехнулся, выслушав ее.

– Они не смогут без тебя обойтись, это им только кажется пока, на самом деле все совсем не так, как они думают.

Вот в такие тяжкие минуты разочарования и поняла Никта, что она снова беременна. Тартар сюда не случайно так часто наведывался.

– Каким будет мой шестой ребенок? Что с ним приключится в этом мире? Для чего он предназначен? Пока там творилось много несправедливости, многие уходили от заслуженного наказания. Самое большое, на что они были способны – это лишить их жизни, немного раньше, чем тех к кому смерть придет в свой назначенный час. И тогда она породила Немесиду, ее она с самого начала учила всему сама. Она должна была стать богиней возмездия. Порой она казалась невыносимой. Но с самого начала уговаривала ее Никта:

– Если не ты, кто еще на такое будет способен в этом мире. Ты должна установить хоть какую-то справедливость.

Девочка, привыкшая к тьме, по рассказам своей матери, усвоила, какую важную роль в этом мире она играет. Она знала, что Никта не позволит ей делать ничего другого. И как когда-то ее мать, пьянила ее власть над миром и судьбами людей, возможность наказать тех, кто творил зло. И еще какое-то время верили насильники и иные преступники, что наказание не последует, но видя ее пристальный взгляд, чувствуя ее дыхание за спиной, они убеждались в обратном, и порой останавливались, или шли до конца, уничтожая все на своем пути и себя самих в первую очередь.

Никта могла гордиться Немезидой – она очень хорошо делала свое дело, но и каждый из ее детей исполнял то, что ему было поручено.

№№№№№

Меньше всего хотела породившая тьму, становиться многодетной и заботливой матерью, но так нужно было поступить в самые глухие времена. Она довольствовалась подземным миром, и радовалась тому, что ее окружало. Это ее дети из беспросветного хаоса старались соорудить хоть какой – то порядок, и пусть не всегда, но часто у них это получалось. На радость или горе свое тогда породила Никта Апату – богиню обмана. Она знала, что та не знает ни слова правды, и другим голову морочит, но она убедилась в том, что и эта своенравная девица была им необходима, порой ложь ее оказывалась для слабых людей спасительной, а правда была смерти подобна. Она стала главной врагиней для Немезиды, но в бесконечном мире для них обеих пока еще находилось достаточно места.

Глава 6 Развитие

Если до сих пор люди и боги не знали обмана и не пользовались никакими хитростями, то теперь все это росло и процветало. И обманщики со дна могли подняться на самые вершины, а если богиня возмездия не успевала, то они какое-то время и жили прекрасно, подавая другим самый дурной пример.

Они забывали о Немезиде, потому что обман разрастался, и она везде не успевала больше. Но надеялись они напрасно, в момент, когда они теряли страх, настигала их снова богиня возмездия. И никуда больше не могли они от нее укрыться, как ни старались. Слаб и немощен оставался человек перед богами, каким бы сильным и могущественным не казался он в самом начале. И когда поняла Немезида, что она не успеет везде, то и породила Керр – богинь насильственной смерти. Она и сама не была больше одинокой, появились у нее помощницы.

Не понимал даже Тартар, зачем нужно было Никте насилия в то время, когда казалась она уже таким мирным созданием, от старой ее воинственности и следа больше не оставалось.

– Пусть они знают, что есть сила, которая настигнет и покарает их. И тогда покинут они мир раньше срока.

Тартар понимал, что она только ему работы прибавляет, Но ничего знать и слышать не хотела об этом Никта. А люди уже понимали, что не все от них самих зависит, а может и ничего не зависит, и стали они на небеса оглядываться с опаской, хотя там пока еще никаких богов не было, но ведь кто-то уже распоряжался их судьбами.

Так в детях своих и вернулась Никта в тот мир, который пришлось ей покинуть, и снова власть свою немалую ощутила богиня тьмы, пока не было у нее никаких соперников там. Так в страшных противоречиях от тьмы к свету, от зла к добру и обратно, богиня тьмы изменяла этот мир, стараясь соорудить из хаоса хоть какой – то порядок. Она часто и сама не понимала, что и как делает, что из действий ее получиться может, но что-то неизменно получалось и шло дальше. Она упорно и шла по этому трудному, никому не ведомому пути к какой – то иллюзорной цели. У нее не было никаких планов, она понятия не имела о том, что нужно сделать, что она будет делать завтра. И оставалось только одно – двигаться вслепую, ничего не понимая и не сознавая.

Дочь Хаоса творила мир и порядок, жаль, что новые боги, которые придут на смену старым, не особенно будут помнить об этом. Но с Керрами появились уже Эриннии, которыми повелевала Немезида, теперь ей больше не надо было разрываться на части. Она издалека следила за тем, что творилось, и только отдавала приказания. Никакие оправдания не могли спасти людей от наказаний. Эриннии не оставляли им никакой надежды. А когда на земле удалось вырастить прекрасный сад, то там тоже поселились дочери богини Тьмы – Геспериды. И был этот сад на самом краю света, куда почти никто добраться не мог, потому не о чем им было волноваться. Из одного зернышка вырастили они и стали бережно охранять удивительное дерево, на котором росли золотые яблоки. Позднее, когда героев развелось столько, что хоть пруд пруди, пришлось им изловить дракона, чтобы не каждый приблизиться мог к тому чудесному дереву. Это были особенные плоды. Вкусившие их получали молодость и красоту. Но слишком велик был сей дар. Пока даже среди небожителей не было тех, кого могли бы порадовать богини. Но они казались в те давние времена самыми невинными и славными из детей богини Тьмы, а если и погибали там какие-то смельчаки, так потом что нарушили все законы, которые в том мире существовали тогда.

Глава 7 Вольности

Однажды сама Немезида не удержалась и заглянула в их сад, чтобы полюбоваться чудесным деревом, о котором столько говорилось вокруг. Они встретили ее приветливо, ласково суетились и щебетали вокруг матери своей. Но даже ей не предлагали яблоки свои. И это страшно обидело Никту, когда она узнала обо всем. И Немезида решила больше не появляться у дочерей своих без особой надобности. И не было конца обидам на неблагодарных дочерей. Ни дерево, ни их самих не было бы в мире, если бы она не породила их, да память у них оказалась так коротка. А богиня тьмы в то время все более благосклонно стала относиться к смертным, потому что она была дальше, и они уже не казались ей такими скверными.

А к тому времени появились и первые предсказатели, к которым и сама Никта порой наведывалась, потому что хотелось ей знать, что и как будет с ней дальше. И такие интересные вещи о грядущем они рассказывали, что хотелось богине тьмы поскорее приблизить те времена. Она узнала о чудовищном сыне Урана Кроносе, который ради собственного спасения, будет пожирать всех своих детей. И она уже знала, что пошлет к нему богиню возмездия однажды. Но оракул в тот момент и сказал ей:

– Ничего страшного, родится Зевс и спасет он всех остальных, они не такие уж беспомощные, как тебе кажется. Тогда Никта первый раз услышала имя самого младшего из верховных богов, и оно врезалось ей в те времена в память. Но сколько дней ночей и лет отделяло ее от того времени, она не могла знать этого и путалась во времени и пространстве.

– Зевс, это хорошо или плохо? – пыталась понять она.

Кроноса она с самого начала терпеть не могла, и сочувствовала его бедной жене богине Гее, которая столько с ним натерпелась, и оставалась при этом спокойной и безропотной. И был он никчемен, случайно оказался на вершине, пока все они были заняты своими делами, и понимал, что найдется тот, кто сбросит его оттуда рано или поздно, а этого Кронос даже в мыслях допустить не мог. Она терпела его только потому, что умных боялась еще больше, понимала, что с ними мороки будет еще больше, и даже представить трудно, чего они натворить смогут. Но кто-то уже рассказал ему о пророчестве, вот он и зверел окончательно, и творил такое, что и не представить себе, словно бы ему удастся избежать предначертанного, она точно знала, что никому и никогда не удавалось этого, и он не сможет.

В те роковые времена все началось даже быстрее, чем она могла себе представить. Зевс уже подрос где-то, он освободил братьев и сестре своих из отцовской утробы. И удивительно было то, что у поверженного бога не нашлось сторонников, никто не пытался защищать его.

И Никте понравился Зевс, хотя он был просто дерзким юнцом, и трудно было даже представить себе, куда он пойдет и что станет делать дальше. И ему нужна была первая из богинь, богиня Тьмы, тогда он еще точно знал, что не сможет без нее обойтись. И он страшно гордился тем, что древняя богиня перешла на его сторону.

– Она сможет повлиять на детей своих, – говорил он с уверенностью.

Они стояли на пороге совсем нового мира – Юноша дерзкий и прекрасный и старая богиня Тьмы. И в его начале была ее сила и мудрость. И оба они были сильны и прекрасны, как никогда прежде не бывало, и никак не могли обходиться друг без друга.

Глава 8 Новое время. Свет и тьма Персифоны

Как ни трудна была борьба, как ни противились титаны и примкнувшие к ним чудовища, молодые боги вместе с Зевсом победили. А потом, чтобы удержать свою победу и отблагодарить братьев своих они поделили мир на троих. Бесконечные моря достались Посейдону, и он был доволен, подземное царство Аиду. Вряд ли он радовался этому, но таков жребий, и с этим ничего не поделать. Сам он должен был владеть землей и небесами. И кто сказал, что это не справедливо? Пусть прямо посмотрит в глаза Зевсу.

Внимательно следила за ним в те дни Никта, она понимала, что ей придется жить с новым богом и никуда от него не деться. Но не могла она прогнать от себя чувство, что обманута им, вероятно, это же ощущали и все остальные. И обиднее всего ей было за Аида.

– Он только использовал твое доброе отношение к себе, – и молча слушал ее угрюмый Аид.

Он это понимал и без нее, но пока молчал, затевать что-то нынче было бессмысленно, когда только все немного упокоилось, но и забывать свои обиды он не собирался.

Гея усмехнулась, глядя на нее.

– Не трогай моего сына, не ты одна ошиблась, моя вина больше перед ним, это я помогла сохранить жизнь Зевсу, но без него они вообще бы остались в утробе Кроноса, даже Аид получил больше, чем было в начале.

Такие вот противоречивые чувства оставались в материнском сердце в те минуты откровения. Ей снова и снова снился сон, когда она отдавала мужу своему вероломному камень вместо младенца, а он был так яростен и так пьян, что не заметил даже ярости. Но если бы он увидел, что она сделала, страшно даже подумать, что было бы с ними со всеми в этом случае, и все-таки она должна была тогда предпринять хоть что-то, это была последняя возможность все изменить.

– Какими бы не были перемены, они несравнимы с тем, что было тогда, но ты многое успела позабыть, Никта, – говорила она, за что-то неведомое для других упрекая богиню.

Но и в душе Богини Тьмы оставалась надежда на то, что все будет лучше, и она жила до того момента, пока Зевс безжалостно не расправился с Прометеем. Это как-то все разрушило окончательно. Разве тот титан не помогал ему во всем, не заслуживал благодарности, и как он его отблагодарил, страшно даже вспоминать то, что случилось позднее.

Она сама ночью видела, как его приковывали к скале и оставили там в полном одиночестве, а он только усмехнулся, когда она приблизилась и заглянула в глаза его. Она должна была с ним столкнуться еще раз, когда он оказался уже у них в Тартаре. А Зевс напомнил, что ему на горе было одиноко, и пусть он какое-то время побудет среди своих.

Но он не мог не знать, что Прометей предал их, когда с ним оказался, потому более страшной муки нельзя было и придумать, когда Титаны на него обрушились, а она снова начала его защищать, и потребовала, чтобы он забрал его из подземного мира.

До него дошел ее голос, только ничего не изменилось в душе Громовержца.

Но она почти не появлялась на земле в те дикие времена, хотя даже он ничего не смог бы ей запретить, просто так она протестовала против того, что в мире совершалось. Но спокойствие и невозмутимость вдруг овладели ее душой. Тайно она ждала того момента, когда Зевс о ней вспомнит и позовет назад. Но память у него была слишком коротка. Все они больше не были ему нужны, и с этим следовало примириться. Он старался о них просто забыть, устраивая свой собственный мир.

№№№№№

Никта не появлялась на Земле, но там оставались ее дети. Им некуда и незачем было уходить. И видное место при Зевсе стала занимать богиня обмана Агата. Зевс с улыбкой следил за тем, как она подкарауливала людей, находила слабых и самых беззащитных из них, обволакивала их обманами и туманами. И смотрела на то, как они беззащитные и бессильные барахтались в страшных ее объятиях. Наверное, мать ее бы возмутилась такому, если бы она хоть что-то могла видеть и знать о том, что тогда происходило. Но она безжалостно смеялась над ними, а натешившись вдоволь, уносилась прочь. Своими верными помощниками делала она насильников и мошенников. Она искала и более приятных поклонников, в такой компании коварной богине оставаться не особенно хотелось. Но они не сильно к ней тянулись. Понимали, что нечего от нее ждать добра, ничего не получится у них с ней.

Но она дождалась своего звездного часа, когда в этом мире появился вездесущий Гермес. Они подружились без лишних слов. Как только взглянула Агапе на красавчика, так и расхохоталась радостно.

– Он пришел, – слышали потом многие.

Он был с самого дня рождения хитер, весел, легок на подъем, и располагал к себе. С ним должны были считаться все боги, уж не говоря о людях.

Глава 9 Обман

Богине пришлось отступить. Но она решила только немного переждать, а потом попробовать все переиграть. Никта могла спокойно удалиться, и забыть обо всем. Ей же следовало оставаться в этом мире. Гермес был опасен и непредсказуем. И ей придется с ним договариваться, хотя трудно даже представить, как это можно сделать.

Красавчик, при этом он был весел, спокоен, беззаботен. Он располагал легко к себе всех. У него не было никаких соперников. Но она отступала только на время, и не хотела даже думать о том, что это может быть очень долго. Но в тот момент выждать удобного случая – все, что ей оставалось, такие странные времена были за окном. Мир огромен и многогранен. Она пробовала себя успокоить тем, что ей надейся там место. Она заглянула к Кроносу. Узнать его было почти невозможно.

– Мы сами во всем виноваты, нельзя было им позволить одержать верх, – только и твердил он. Да что о том было говорить. Богиня только усмехнулась яростно.

Ему особенно обидно было сознавать, что натворил все это его сын, а она только слабо усмехнулась, напомнив, что от судьбы никому не удавалось уйти.

– Я не завидую Вам, – на прощание бросил он, – вы еще узрите, каков Ваш новый бог, может я и был плох, но он вам покажет, с кем вы остались.

И в глазах его сверкнула ярость и ужас. Как же бывают страшны поверженные боги. Она сжалась и отстранилась от него невольно. И понимала Агапэ, что им с Кроносом оставаться нельзя, но что будет с Зевсом? Если бы хоть какая-то из чародеек поведала, что их там ждет.

Побыв еще немного среди богов, она опустилась к людям. Она устала от их борьбы и от их упреков. С людьми управляться всегда было проще. Они меньше требовали, у них не было претензий и обид, только по мелочам. Они ее боялись хотя бы. И пошла она прямо к царю Иксиону.

Царь этот совсем недавно женился на Дие, дочери царя Демонея. И когда сватался он, то обещал дать за нее какие-то непомерные дары. Но уже и свадьбу отгуляли давно, и пыл у царя убавился, а память оказалась коротка. И застала его богиня в раздумье. Он ничего ей не ответил на приветствия ее. Он думал о том, может ли она ему как-то помочь, и что он от нее получить может, если с просьбой к ней обратится. Что было взять ему с богини обмана, – раздраженно спрашивал себя царь. Но и грубо с ней он поступить никак не мог. Она немного отстранилась от него, обиженная на такой холодный прием.

Царь все еще пребывал в печали. А слуги уже выкопали огромную яму – они ждали в гости тестя его, который вероятно ехал за тем, что ему было обещано. И не мог он не свалиться туда и не сломать себе шею. Всякие несчастные случаи в этом мире бывают, и почему царь должен за все, что в мире творится, отвечать?

Царь и не подозревал даже, какие муки на него обрушатся, когда все так хорошо на первый взгляд складывалось. Но богиня не позволила ему хитрить и делишки свои так просто вершить.

№№№№№№

Царь умер в свой срок. И оказался он в Татрате перед самим Аидом. Но тот сам ничего не хотел решать, он послал за Никтой, решив, что богиня лучше в этом разберется, чем он и пусть она выносит свое решение.

Никта услышала рассказ о гостеприимстве и потребовала повторить его во всех подробностях.

Глава 10 В Аиде и на земле

И Аид, и сам царь смотрел на Никту. Она должна была признать.

– Там была богиня обмана, без нее он бы ни о чем не догадался.

Аид думал о том, как можно ему защитить несчастных от всего, что с ними происходило.

– Только во тьме я теперь могу оставаться и на нее никак подействовать не могу, – говорил он сердито.

И тогда она отправила яростно к царю Лису богиню безумия.

– Пусть он посмотрит на то, что, в конце концов, случится, ему мало не покажется, – тут же стала угрожать она.

Никта перевела дыхание.

Царь увидел богиню безумия. Он напрасно старался от нее избавиться. Постепенно она его полностью захватила.

– Ты собираешься с обманом жить и ничего не получишь за дела свои, – усмехнулась она. Рассудок только на мгновение возвращался к нему, чтобы он мог осознать происходящее, потом он покидал его окончательно. Так завершилась эта долгая и страшная история. Агапэ и слова молвить при этом никак не могла. И узнав о происходящем, никто из богов не мог вступиться за царя. Так очевидна и велика была его вина. А если заступишься за виноватого, тебе же хуже будет, решили самые благоразумные. Только Зевс никак не мог оставаться в стороне от того, что с ними там происходило. Возможно, ему стало скучно и хотелось как-то развлечься немного.

Но и после этого богиня мести не оставила его в покое. Она снова хотела показать свою силу и мощь. Тогда он и влюбился в Геру, не без их помощи, конечно, и на свою беду. Это и оказалось настоящим безумием и верхом легкомыслия.

Все боги говорили о том, что это проделка проказника Эрота. Но и его заставила так поступить богиня лицемерия. Позабавило это многих еще в самом начале, потом уже все развлекались, как могли, туго пришлось только самому Зевсу. Впервые та, которая преследовала всех любовниц мужа своего, сама оказалась в довольно странном и забавном положении. Она больше ни в чем не была до конца уверенна. Знала Гера, что хотя она и остается невинной. Но ей еще придется оправдываться и ощущать свою вину немалую. Но и сама она в чем-то была повинна, в этом никто не усомнился. Но что стало вдруг с этим царем? Он просто оказался игрушкой в руках дочерей богини ночи.

Зевсу захотелось посмотреть, до чего это все дойдет и он сотворил призрак, напоминавший Геру. И она возлежала в тот миг на ложе своем. Издалека их почти невозможно было различить. Он устроил колесу из четырех спиц и привязал к нему Иксиона. И закружился несчастный возлюбленный в своем колесе, окончательно обезумев.

Тогда и появилась Агапэ перед Зевсом. Она рвала и метала от ярости:

– И чего же ты добился, несчастный? Хочется быть добреньким? И как он тебе за это отплатил.

Ничего на это не говорил Громовержец. Понять, о чем он думала в те минуты богиня обмана, она никак не могла. После этого происшествия и осталось только колесо одно. Которое и напоминало о том, что происходило. И стали с ним фурии забавляться. И Гермес с Гефестом около него часто в те дни появляться стали. Эриннии наблюдали с горящими факелами в руках. И никто бы не стал завидовать бедному царю после всего, что тогда приключилось.

Но и Эриннии, и Эрот знали и другое – забава Зевса не прошла даром. Они все вскоре были осведомлены о том, что от связи с облачным подобием Геры и вероломного сумасшедшего царя родились кентавры – самый надменный род чудовищ.

Лиса запомнила его лучше, чем всех остальных, принесенных в жертву. Она все время вольно или невольно к нему возвращалась. Именно о нем и стала рассказывать Никта, когда та спустилась в подземный мир. Она и рассказала все, что ей о том было ведомо. Но она видела, что та слушала ее не особенно внимательно. И очень удивилась Никта, и заговора она:

– Я не понимаю новых богов. Зачем им нужно было все это проделывать.

Она думала о том, что творится в странном этом мире и к чему сам мир устремился?

Глава 11 Размышления

Много всего свершилось в те времена, когда царила Никта на земле. Но такого коварства и подлости такой сроду не бывало. Все запуталось и сделалось таким печальным. Она понимала, что должна что-то сделать, хотя мир уже казался ей чужим и далеким. Но совсем от него отстраниться богиня не могла.

– Зачем им все это? – спрашивала она, оглядываясь вокруг.

Понимала она только то, что им вероятно никогда не будет скучно, если вести такую замысловатую игру. Но сможет ли она влиять на то, что будет происходить в дальнейшем?

– Любовь, – Никта никогда не знала и не понимала, что это такое, почему из-за нее все так меняется. Из своей тьмы она не видела и не могла понять этого. Игра оказалась слишком замысловатой. ЕЕ дочери стали жаловаться, что боги не видят и не замечают их вовсе. А она не понимала, из-за чего они маются. Она верила, что так даже лучше, но потом стала замечать, что многие увлечены этой игрой. Она ощущала что-то ущербное во всем происходящем тогда. Об этом она при встрече и рассказала Тарту и Эребу. Они удивленно ее слушали и мало что понимали.

– Пока нас было мало, нам ничего не было нужно, – говорила она, но наступили совсем другие времена.

Она тяжело вздохнула, боясь продолжать свои речи пламенные.

– Боги безрассудны, Зевс сам во всем этом участвует. Они, как и он уже никогда не остановятся. Это их игры, и хорошо, что мы не так глупы и задорны.

Но чем больше они убеждали себя в том, что это им не нужно, тем больше понимали, что так все и должно быть. Они еще не особенно постарели и не окаменели, чтобы не видеть и не желать участвовать в новом..

Лисса в то время снова вернулась к Иксиону. Она посмотрела на него удивленно:

– Ты глупец, сам Зевс хотел и мог помочь тебе, но этого не случилось, и не случится больше никогда. Ты полностью в моей власти, – вдруг усмехнулась и прибавила она

– Может, это и есть любовь, – с грустью подумала Лисса.

Она понимала, что никто другой с нею больше не останется.

– Если мои чувства к нему называют любовью, то такой любовью не стоит особенно хвалиться.

Она должна была в этом непонятном мире довольствоваться малым. И стала Лиса для него расточать ласки. Но с ужасом вырвал колесо царь и полетел во тьму Тартара.

Как величайшее оскорбление восприняла это богиня. Она видела как легко и весело все получается у Афродиты т у Психеи. Их возлюбленные взирали с восторгом, они казались такими счастливыми и довольными. Так почему же бросился от нее прочь этот несчастный?

– От него радости и ответа не дождаться, – думала печальная Лисса. Она рада была к кому-то другому переметнуться, но рядом никого не было.

– Пусть так, видно и на муки мне с ним вместе нужно оставаться.

Она понимала, что ей придется породить не радостную и светлую, а мучительную любовь. Но и это у нее не особенно хорошо получалось. Лисса оставила в покое царя ничего от него так и не добившись.

– Мне пора подумать о себе самой, – решила она.

Глава 12 О себе любимой

Лисса негодовала. Понимание, что она ни в ком не вызывает никакого желания было слишком мучительно. И тогда она стала придумывать способы, чтобы обладать любовниками помимо их воли. Пусть ночь с ней не особенно их обрадует. Но она стремилась себе любимой доставить хоть какую-то радость. Приходилось примириться хотя бы с этим. Она шагнула в этот омут страстей неуверенно, а потом увлеклась этим черным делом.

Слухи о ее похождениях полетели в самые дальние уголки необъятных земель. Все словно от чумы бросались от нее теперь. Они не пытались ее изменить, не хотели остановить, они просто улетали, убегали, уползали от нее, и радовались тому, что оставались живы и невредимы.

– Если бы хоть кто-то смог меня полюбить, – мечтала она бессонными ночами, когда снова оставалась в полном одиночестве.

У нее в запасе была вечность, но это и пугало больше всего. Как можно в бессмертии, в вечности остаться без любви. Она ждала, и дождаться никого не могла. Тогда она и столкнулась случайно с Никтой.

Она сразу начала говорить ей обо всей обидах и горестях своих. И та понимала, что ее подруги страшно будут страдать ото всех любовных похождений.

Ничего пока не сказала дочери своей Никта.

– Я хочу, чтобы все они радовались, – жаловалась Лисса, – но кроме жутких страданий они ничего в моем обществе не испытывают.

– Это и невозможно, – отвечала она, – они слышали о том, что ты творишь. Они становятся рядом с тобой безумцами. Мы не для любви созданы, а совсем для иного, и не стоит лезть туда, где ничего не понимаешь и не ведаешь.

Но в тот момент на свет уже появился Эрот, и о нем неожиданно вспомнила Никта. – Только он может помочь всем, кто мается во тьме без любви и ласки. Вот о нем она Лисе и напомнила:

– Я знаю, ему дано слишком много, чем же он заслужил такие милости.

– У каждого своя судьба в этом мире, – пыталась ее успокоить богиня Тьмы, но она была бессильна перед дочерью своей, – не стоит надеяться на то, что ты не можешь получить, – говорила она, разве не доказал это тот несчастный царь?

И она опустилась в Тартар и отыскала там мученика и к нему приблизилась.

– Ты хотела видеть Эрота вместо меня, но его страсти никогда не будут такими сильными, как мои.

Молчание витало во тьме кромешной. И казалось ей, что разговаривает она с самой собою.

Впервые в те дни столкнулась Лисса с Афродитой, и никак не могла поверить, что легкомысленная красавица могла так любить и быть любимой. Но ведь от сильных страстей и печали бывают сильными, – пыталась она уверить себя. И все сходилось на том, что ничего хорошего из этого получиться не может.

– Холод сильнее жара, – думала она обреченно, – он заставит погибнуть.

Она испугалась, когда сделала такое открытие. Но потом стала гордиться этим, и пошла искать по всему миру того нового, которого могла бы заставит врасплох.

– Пусть он благодарит тьму и бегает за мной по пятам, – думала она в тот момент.

Но ничего не вышло, они все знали заранее и в ужасе от нее бежали без оглядки.

– За год она превратила царя в последнего нищего, – говорили за ее спиной те, с кем она сталкивалась. И никому не хотелось в ее жутких сетях оказаться.

А потом она и встретилась с Герой самой. Никогда прежде не были они так близко. Гера видела и колесо и несчастного царя. Она и прежде слышала об этом, но еще никогда не видела ничего подобного.

– Это с ним из-за тебя случилось, он влюбился, как настоящий безумец, – упрекала ее Лисса. Но и сама дивилась тому, что посмела так говорить с верховной богиней.

– Твой муженек никого не пропустил, а тебя и близко к нему не подпустил, – с горечью усмехнулась она, – ты только рабыня его, и не стану я тебе завидовать. Тебе только и добродетель и осталась, будь она неладна, ничего больше тебе и не позволено.

И она ярилась все сильнее и сильнее.

Глава 13 Ответ Геры

Все это время Гера почти не сталкивалась с богинями тьмы, и убеждала себя в том, что их не существует. А теперь обрадовало то, что они не только существовали, но и были рядом.

– Ты не смеешь так говорить, – воскликнула Гера, – я не потерплю такого.

– А мне-то что, я свободна, а ты всегда остаешься самой верной женой самого неверного мужа, и другого тебе в этом мире не дано.

И странная злость бушевала в душе богини.

– Я делаю то, что хочу, – говорила Лисса.

И она понимала, что никого и ничего не боится.

– Пусть моя сестрица утешает тебя своей подлой ложью, а я не стану этого делать.

Ничего не сказала на это Гера. Она понимала, что соперницу свою ни в чем не сможет убедить. И Лисса удалилась гордая и непреклонная. Она была спокойна как никогда. Но он знала, что столкнется с Зевсом, Гера так просто этого не оставит. Она вместе с этим несчастным царем была похожа на бродягу. Она и не заметила, что одна из нимф смотрела на нее с ужасом.

– Как она несчастна и страшна, – воскликнула она, мертвая кожа и змеи вместо волос. Она никогда не видела медузы, но может быть они родные сестры со всеми Горгонами.

Она не могла больше на нее смотреть и отвернулась. И сама она чувствовала, как смотрит на нее нимфа, о чем та думает, и бросилась прочь. Как страшно было поймать такой взгляд. Она мечтает о любви, оставалось только рассмеяться в ответ. Но каким же грустным казался такой смех.

Оставалось только укрыться и спрятаться, и разрыдаться в ответ. И она не могла остановиться. От этого становилось только хуже.

Узнав обо всем, Никта призвала ее к себе, ей хотелось узнать, что происходит. Она потом долго говорила, что Лиса не женщина и не богиня, она – порождение тьмы и вечного мрака, и другой быть не может.

– Звук ее голоса кажется ужасным не только смертным, но и нимфам. Но ты должна гордиться этим, тут не о чем особенно печалиться.

– Да чем же мне гордиться, – возмущалась она, – я чудовище, они все так говорят, – чудовище, от которого все разбегаются в разные стороны, вот и все радости.

Никта поняла, что и при желании они не смогут больше завоевать власть.

– Мы должны страдать, потому что в свое время были неразумны и нерасторопны. Тогда она и отправилась к Гераклу, чтобы немного развеяться, забыть о тех горестях, которые на них свалились.

Он станет героем героев, других она видеть и слышать не хотела.

Никто не был так дорог Зевсу, и так ненавистен для капризной и ревнивой Геры. Он к тому времени уже по милости ее сделался безумным и натворил много бед. Но долго ему бесноваться не придется. Сам Громовержец решил вмешаться в происходящее.

Он ускользнул от Лисы как раз вовремя, а ей оставалось только яриться. Но разве не предупреждала ее Никта о том, что с ним не стоит особенно связываться.

– Ты и без того была слишком дерзка, а он любимец, а не изгой. И то, что творит Гера, вовсе ничего не значит, она уничтожит и тебя в необузданной ярости своей.

И только после этого и Лиса решила, что лучше всего о нем вовсе не думать. Но это было особенно трудно в тот момент.

– Он танцевал под мою музыку, – вздохнула она.

И жена его оказалась мне под стать, так о чем же он хочет теперь говорить. Она успела ощутить свою власть, но не до конца. Ей хотелось теперь все большего и большего. И когда ее спрашивали о Геракле, она все время повторяла

– Он дорого заплатил за свою нелюбовь ко мне, но по другому быть не может

Она оказалась слишком упрямой. Больше приближаться к Гераклу ей не хотелось. И ей достался Арес. Всем это показалось еще более странным.

Глава 14 Разочарования

Никта радовалась, что с Гераклом она прервала отношения, но ее взор упал на еще одного сына Зевса – Ареса. Это был еще и сын самой Геры, а это уже больше значит. Та, которая могла ее поддержать, оказалась среди злейших врагов на этот раз.

Она выбрала бога войны. И сама не знала, что может быть дальше с ними со всеми.

– Тогда он был совсем ребенок, я хотела, чтобы Арес расправился со своей матерью. Для этого три ночи пришлось держать над ним нож, а над ее ложем кровавый платок.

С Аресом все скверно, конечно происходило. Но разве не был он мелким и отвратительным.

Но Лиса пыталась себя оправдать. Тогда она и вспомнила об отважнейшем из воинов – царе Агамемноне. К тому времени он уже успел погибнуть. Но такой герой должен быть отомщен.

– Только после отмщения я и буду оправдана, – говорила она сердито.

– Ничего дурного больше со мной и не случится.. И пусть ее сын рассчитается с царицей, которая расправилась с победителем.

Если бы Зевс встал у нее на пути, то и ему так же ответила бы Лиса. Она была уверенна, что и сама оправдается после такого поступка обязательно. Но понимала богиня и другое: она завидует царице, и хотела и за это ей отомстить тоже. У нее был царь, дети и молодой любовник.

– Такая негодяйка получила все, и решила еще, что она может изменить все в мире этом. А у нее не было ничего. Скоро она постаралась забыть об Аресе, о том, что ними такое случилось, что с ними после отмщения будет.

А между тем ее сестры погнали его по всему белому свету. А она отстранилась от этого. Ей и не в чем было себя особенно упрекнуть.

– Я не могу за всем следить, за каждого переживать, – говорила Лисса своей матери. Дело сделано, и ладно. И не важно, что там на самом деле происходило.

Но постоянно сталкиваясь с безумцами, разве сама не становилась она такой же. Болезнь оказалась заразной.

Царь, оказавшись рядом, слышал все эти истории, понимал, в каком жутком положении он оказался. И все только потому, что ему довелось влюбиться, не по своей воле даже в Геру и с нею оставаться.

– Это моя вина, – вопил он, – я достоин лучшей участи.

Но кто здесь мог слышать его жуткие вопли.

Он понял, что надо было как можно дальше держаться от всех богов и героев, но не слишком ли поздно пришло к нему такое прозрение.

А Лиса тоже не отступала, она решила встретиться с Эротом, закуталась в звездный плащ и к нему направилась. Он куда-то скрылся и долго не появлялся. И тогда она стала его призывать. И только после третьего раза Эрот перед ней и появился. Словно он и не был ее родным братом, а чужаком оставался..Но почему она так боится его и так волнуется? Нимфы решили уговорить его послушать их сестрицу.

– Она много себе позволяет, а мир и без нее спокойно обойдется, даже вздохнет спокойнее.

Таков был не особенно приятный его ответ. Хитрому Эроту меньше всего хотелось к ней приблизиться. Но он понимал, что и нимфам отказать не сможет. Он робко поцеловал ее щеку и уложил ее на ложе. И Лиса заснула у всех на глазах. А Ик опомнился и понял, что не случайно он оказался в плену у Лисы. Это привело его в ужас. Он пытался и не мог себе представить, что с ним такое было, как это могло получиться.

Тогда он перед нимфами и предстал.

Глава 15 Обновление

И он смотрел на нимф. И ни слова не произнес он и без того, так долго хранивший молчание. Но потом неожиданно передумал и заговор.

– Я слишком много изменял женщинам и вероломно их бросал. Они были мне покорны всегда. И никто не смог бы меня остановить.

– Он все еще мечтает о ней, – дивились и усмехались Музы.

Они оказались внимательными слушательницами. Но разве можно было поверить, что к нему окончательно вернулся разум?

– От влюбленности и глупости излечиться невозможно, – таким прозвучал приговор.

Он вспомнил о заживо сгоревшем старике. И страшно окаменело его сердце.

Он вспомнил о дочери старика, которая и стала его женой, и все еще продолжала ею считаться. Но после Геры, даже призрачной Геры, он не смотрел на нее больше.

Дочь старика обо всем узнала. Она поняла, в каком мире живет и что с ней случилось. И он решил, что лучше ему оставаться безумцем, так проще и легче дожить свою никудышную жизнь

А Лиса все это время спала спокойно и безмятежно. И ни о чем она тогда не думала, да и думать не собиралась особенно. У нее оставались владения в подземном мире. Там были дворцы и храмы. И во снах своих она стала по ним путешествовать. Но брать с собой царя вовсе не собиралась.

Так она оказалась одна, хотя вскоре поняла, что это обман. За нею в скором времени последовал Гермес.

Этот ветреник в то время скучал, потому и стал с нею заигрывать. Казалось, что любопытству его не было предела. Если бы это случилось прежде, но она была безобразна. И только в кромешной тьме можно было найти спасение.

– Почему ты здесь? – резко обернулась она к Гермесу, – видно тебя бросили все богини, если ты решил за мной волочиться?

– Там я всегда побывать успею, впереди целая вечность. Но с тобой я хочу побродить по этой тьме. Разве это не замечательно?

Она не особенно верила ему, но понять его помыслы не могла, как ни старалась. И постепенно он убедил ее в том, что она привлекает его. И там, где любая красавица бы разрыдалась от бессилия, потому что красота ее не видна, а Лиса радовалась. Он не сможет разглядеть ее.

Первые волнения и страдания улеглись незаметно. Она не собиралась ни о чем больше думать. Более вкрадчивого и приятного обольстителя мир не знал, и хорошо, что они все-таки столкнулись в этом мире. Но и сам он ощущал какую-то необъяснимую радость, ему было так спокойно и весело в те дни. Он управлял ее чувствами и подчинял ее себе. А небесные богини с их интрижками и тайными связями. Они пока подождут, и будут ждать столько, сколько для этого потребуется.

Он знал, что это скоро закончится. Но пока о том думать не хотелось. Разве нельзя просто жить во тьме, не заглядывать вперед, не поворачиваться назад. Тем более что везде было так же черно, как здесь.

Лиса, увлеченная в те дни Гермесом, и желавшая как-то его порадовать, забирала в свой мир цветы, и рассыпала их в темноте, напрасно надеясь на то, то они могут украсить их мир.

Никта, увидев такие причуды дочери, удивленно спрашивала, зачем ей это нужно.

– Я хочу украсить мрак, – говорила она задумчиво. Я страдаю от мрачного холода, а что говорить о других.

Они помолчали немного, а потом она прибавила:

– Вижу, что мне не особенно это удалось.

Цветы, сколько бы их ни было, просто исчезали во тьме.

– Но все-таки здесь мне приятнее и проще.

Но и грусть не проходила, в душе она оставалась прежней, и ничего не могла с собой поделать.

Гермес тоже не мог больше радоваться ее. Любые чувства меркли и мертвели в этой тьме.. Но и отказаться сама от него она тоже не могла, как ни старалась.

Глава 16 На Земле

Мы давно с вами не заглядывали на землю, где в то время нимфы, убедившись в том, что Лиса исчезла, смогла перевести дыхание и повеселиться хорошенько. Они признавались, что она их притомила очень сильно.

И хотя сначала они радовались от всей души. Но потом стали убеждать, что без нее слишком спокойно и скучно. И это стало их раздражать. Они уже привыкли к напряжению и борьбе с ней и не могли от нее отказаться.

№№№№№№

И стала она расспрашивать о том, что без нее тут происходило. И Лиса рассказала ей о том, как царь за дерзость свою и любовь к Гере, которая любого бы свела с ума, как сурово он был наказан, а потом неожиданно получил прощение.

– Но он тут же впутался в еще большую беду.

– Без меня, когда я о нем перестала думать, он оказался еще безумнее, – призналась матери Лиса.

И разве выживут люди наши, когда мы от них отступаемся? И нынче он все еще намеревается отнять жену у Зевса.

Никта молчала, она пыталась понять, что же там было самым главным в ее словах, сочувствие несчастному или страшная ревность. Но понять этого она никак не могла. Она вспыхнула и рассердилась, когда речь снова зашла у них о Зевсе. Не слишком ли часто все они говорили и думали о нем в последнее время? Но она не могла не думать о том, кто так решительно пошел против всего этого мира.

Спасал или губил его этот сумасбродный мальчишка, которого на горе себе и всем спасла его сердобольная мамаша? Тогда она была уверена, что творит добро, а на самом деле? И еще она невольно задумалась о последнем увлечении богов, которое они называют странным словом Любовь, кто-то к нему прибавляет страсть, кто-то нежность, это кому и как нравится, но от этого мало что меняется по сути. Но что это за штука такая и насколько она может быть сильна?

Если она толкнула этого несчастного против Зевса самого, то что это такое? Но пока они беседовали с Лисой о безумном царе, совсем потерявшем страх, в тумане, который окутывал их со всех сторон, появилась женщина с закрытым лицом. Ее никак нельзя было разглядеть. И не выдержав такой таинственности, Лиса первая к ней обратилась

– Кто ты? – воскликнула она и отстранилась.

– Призрак, – послышалось в ответ, – я больше не нужна в том мире. Зевс разозлился и прогнал меня. Но назло ему я породила кентавров. Эти чудовища еще долго будут все сокрушать на пути своем. Они не удалятся и не станут так спокойно сносить все его выходки.

И слушала богиня ночи ту, в голосе которой звучала невероятная печаль и гордость.

– Еще одно создание осмелилось против Зевса идти, – думала Никта. Она оказалась умнее и находчивее безумного царя. С нею не сможет Зевс справиться быстро и просто, как ему удалось разделаться с ними.

– Я ушла сама, – отвечала Никта, – тогда он еще не был так силен, вряд ли осмелился бы кого-то изгонять. Но как с той поры все переменилось в этом странном мире.

И дева в тумане сбросила свой таинственный покров. На удивление всем предстала сама Агата – богиня обмана.

– Я так и знала, что ты только притворяешься обиженной и несчастной, но на самом деле ты с ним заодно.

Хотя и ты обижена на них, но ближе всех к тем богам остаешься. Так будет всегда.

– Да, – согласилась Никта, – я не хочу здесь слишком долго прятаться.

Мне следует действовать. Раз они нынче придерживают власть в своих руках, то и мне надо с ними оставаться. Уходить и прятаться я не собираюсь.

Дочери, встревоженные такими словами, удивленно переглянулись. Но Никта не призналась даже себе самой в том, что Зев ей, бесспорно, был мил. Она почти не замечала мрачноватого Аида, хотя большую часть времени оставалась в его владениях.

Купидон думал, что он может там сделать, как преподнести высказывания Зевса. Но пока он только терялся в догадка.

Глава 17 Новые отношения

Никта думала о том, что ей придется признать Зевса лучшим из всех созданий.

Она согласилась помочь ему во всем. А пряхи подсказывали ей, что он будет последним из богов в этом мире. Потому у Никты в то время не было выбора.

Богиня обмана все больше и больше завораживала Лису, покинутая Гермесом, она проводила в своих покоях все больше и больше времени, она очень устала и стала стремиться на землю. Только там она забывала о своих бедах и несчастьях.

– В этом мраке ничего не происходит, и происходить не может, – размышляла она, оглядываясь вокруг. И если что-то и будет, то только когда появится свет, значит и надо к свету стремиться.

Никта не стала удерживать ее, когда Лиса сообщила ей о своем решении. Она давно знала, что никого из ее дочерей не радует зловещая тьма. И то. что она была прародительницей их, но они хотели света и мечтали о нем снова и снова. Никта говорила Аиду, что только она одна останется верна этой тьме, но не по доброй воле, а долг обязывает ее тут оставаться.

№№№№№№№№

Так Никта и оставалась во тьме в те времена, а Лиса бродила теперь по земле. Там она с Акатой снова и встретилась. Богиня обмана постаралась окружить ее вниманием, привлекала ко всем своим зловещим делам.

– Ты увела своего царя, – напомнила богиня, – но я не в обиде на тебя

– Успокойся и забудь, – отвечала та, – он не может больше принадлежать тебе, я его мучила, а не любила, – призналась Аката, – но что было, то было.

Они начали сознавать, что любовь может оказаться страшным бременем. Не такая уж это радость, как они думают. А что если возлюбленному захочется не только поскорее избавиться, но никогда больше к ней не возвращаться. А то, что о ней рассказывают Олимпийцы, это совсем не обязательно должно быть правдой. Она узнала, что богиня обмана, приняв облик Геры, пообещала бессмертие царю.

– Но этого не может быть, – вспыхнула Лиса, – он не такой болван, чтобы поверить тебе. Богини не разбрасываются такими обещаниями, даже если бы им этого захотелось. Это не в их власти и они не могут быть так щедры. Никто не станет исполнять обещаний, которые давала Аката. Но почему безумцы так легковерны? – странно дивилась она. И тогда она бросилась к Гермесу, как только тот перед ней появился и закричала:.

– Как вы могли, вы взяли у меня царя, чтобы отдать его Акате?

Гермес тут же ответил:

– Он сам просил меня о том, он слишком устал рядом с тобой. У него не осталось больше сил.. Ты думаешь, твоя любовь – это большое счастье? Вовсе нет. Может быть, это самое великое разочарование из всех? Может, в самом начале ему и было жаль тебя, но не теперь, жалость и раздражает и утомляет страшно. С нею трудно сжиться.

– Но я ничего не требовала от него, – говорила Лисса.

– Однако ты ему ничего и не давала, – сердито отвечал вестник богов. Ему уже надоело это бессильное нытье. Она же думать ни о чем не хотела. Гермес не собирался носиться с ней и морочить себе голову. Пусть узнает все и поймет сама.

Лисса отчаялась. Она пожалела, что снова оказалась на земле. Не было тут больше радости – одни только переживания. Пусть там тьма и пустота, надо спрятаться в той тьме и не появляться больше.

Глава 18 Среди нимф

Нимфы недолго оставались без Лисы. Они еще не успели соскучиться, когда она снова перед ними возникла и стала упрекать их за то, что они спокойно отдали царя, за которым она так долго гонялась, и отдали в руки Апате – богине обмана.

– Я заблуждалась, – сокрушалась она, но вы – то ведали обо всем, как же могли вы так поступить?

– Но он не особенно противился, и мы не стали с ней спорить, – только и сказала одна из них.

– Одиночество, – простонала Лиса, – как же мне с ним сладить? Никто не собирается мне помочь.

Нимфы страшно волновались, слыша такие речи.

Они знали, что все получилось так не случайно, лучше ничего не делать, тогда не будешь ни в чем виноват.

– Зачем она покинула свои чертоги, что ей нужно от нас, – верещали они, и никак не могли успокоиться.

– Я все равно люблю моего безумного и гордого царя, – говорила безутешная Лиса.

Но Нимфы слушали и не понимали, как такое может быть, почему она его любит? Все остальные, и юнец Орест и Геракл, не заслужили ее внимания. И только этот безумец? И видя, что ничего не получается, она просила только о том, чтобы он вернулся назад.

– Пусть он останется с нами, – твердила бедная Лиса, – я на все согласна, но пусть он только вернется назад.

Но нимфы с ужасом говорили ей о том, что он останется в том мраке навсегда. Его там решили усыпить, чтобы он не маялся.

– Пусть ему будет не так тоскливо и горько.

– Я буду любоваться им спящим, пусть он хотя бы спящий остается рядом, – не унималась Лиса.

Богиня не хотела обманываться, она на все была согласна в те дни.

Нимфы в ужасе разбежались от страшных ударов грома и сверканий молний. А из укрытий они смотрели на небеса, где точно что-то страшное творилось.

А когда в ужасе и испуге они бросились к костру, который появился после того, когда туда попала молния, там и появилась Лиса. Она и нашла там царя и Апату.

– Из-за тебя, – обратилась она к царю, – нам никогда не найти покоя. Мы должны его оставить.

Царь устремился за богиней обмана, он убедился сам и убеждал других в том, что она и есть Гера.

– Возьми все, что хочешь, – твердил царь, – только оставайся со мной.

И они видели, что он рад обманываться.

Лиса слышала это, но она не верила в то, что он может ее отвергать, променять на какую-то Геру.

– Я был счастлив и хочу оставаться счастливым, – твердил царь, – и мне все равно, что там есть в вашей реальности и правде.

– Не сердись, сестричка, – усмехнулась Апате, – они всегда будут ко мне тянуться, потому что я могу дать им то, что они хотят получить. Я легка, могу менять так, как им захочется, ты же слишком печальна и тяжела, они всегда будут от тебя шарахаться, сколько бы времени не прошло, – говорила Апате.

Во лжи своей она всегда останется права. Но рано или поздно царь должен был очнуться, правда всегда должна была проступить сквозь обман.

Царь увидел, что перед ним не настоящая Гера, а только ее подобие. Ему хотелось узнать, кто же мог его так обмануть. Вот и приступил он к богине с расспросами.

– Гера, – усмехнулась богиня обмана, – ее ты хотел тогда видеть, вот и получил то, что хотел.

– Но ты совсем другая, – упрямился герой, – я приносил к ее алтарю цветы.

– А мне не нужны твои жертвы, – усмехнулась она, – лучше тебе не знать того, что тут происходит, так будет спокойнее и проще, спокойнее на душе..

Глава 19 И снова разочарование

Апата была страшно разочарованна, как только ее царь захотел узнать правду и не отступался от нее ни на шаг

– Это моя сестрица снова замучила и заморочила его, – думала она, – а до тех пор все было так хорошо, так замечательно.

– Я рождена ночью и тьмой, – говорила Апата, – когда она поняла, что ей придется во всем признаться, потому что царь от нее не отступал до самого конца. И она для разнообразия решила воспользоваться правдой, а не ложью.

И с ужасом теперь смотрел на нее царь.

– Ты так же ужасна, как Лисса, – воскликнул он, – я не понимаю, зачем ты мне морочила голову.

Они оба не знали, что и Лисса с ужасом в душе слушала эти его слова, понимала, наконец, как презирает ее бывший возлюбленный, как он ненавидел их обеих.

От такого открытия можно было прийти в ярость.

Она рыдала, видя, что если он уйдет от Апаты, то и к ней никогда не вернется.

– Мы сестры, – рассмеялась в ответ Апата, – можешь с нею оставаться, она тебя по-настоящему любит, даже теперь не оттолкнет. Я играла твоими чувствами, но никогда тебя не любила, – признала зло и жестоко она.

Но и Лиса больше не хотела терпеть к себе такого отношения простого смертного. Но идти она собиралась не против вероломного царя, а против своей сестры.

– Ты воровка, – услышали эти двое ее срывавшийся голос, – ты украла мою любовь и моего мужчину.

Но визг перешел в хрип, и она сама испугалась своего голоса. Но от бессильной ярости она не удержалась и вцепилась в сестру

– Дура, какая же ты дура, – кричала Апата, пытаясь оторваться от нее, – разве я не пыталась все время спасти тебя от него? А он разве не смеялся, не издевался над тобой? Он ненавидит тебя, и так будет всегда, какой бы гнев ты не обрушила на мою голову, не я повинна в твоих бедах. О чем бы ты ни думала, все будет так, как я тебе говорю. С тобой он был год, а со мной только час, но тебе только в этот час и было спокойно.

В воздухе повисла тишина. После этих обличительных слов Лиса отступила от сестры, руки ее ослабли и отпустили одежды, в которые она яростно вцепилась.

– Они все меня ненавидят, даже моя родная сестра, – говорила она.

Что же оставалось бедняжке? Только рыдания, переходящие в истерику.

Как все горько и печально было в ее жизни. Ничего не могла она с собой поделать, отчаянью не было предела. Лиса завидовала всем, против кого так яростно выступала.

– Я не могу любить, и страсть моя скорее всего только болезнь. Но разве она не способна все изменить в своей судьбе? Разве у нее не осталось на это времени?

Оставалось только стереть слезы и начать себя успокаивать. Но покоя все равно не наступило.

№№№№№№№№№

А на беднягу царя в тот час снова нашло затмение. Он забыл то, что было, начал все путать, сбиваться с пути. Он тут же куда-то убежал, появился перед нимфами. И они удивленно на него взирали.

– Что вы так на меня смотрите, – набросился он на улыбавшихся и что-то лепечущих девиц.

– Я обманул даже Зевса и пробрался в покои к Гере, – говорил он сердито. Это Апата в меня влюбленная, помогла мне открыть все запоры и замки. Потом я усыпил строптивых рабынь, и всех сторожей, ее окружавших.

Нимфы удивленно слушали, они даже не знали, чему верить. Но как твердо и убедительно звучал его голос. Кажется, царь Искорифан был не в своем уме, он точно не имел понятия о том, что творил после столкновения с двумя сестрами, или богини тьмы окончательно лишили его рассудка? Но исчезли вдруг и робость и гнев.

– Я был соперником Зевса, – все громче кричал он, так что слышали все, кто не были глухи.

И никто не смог бы его остановить, даже если бы и захотел.

– Тогда мне не был ведом страх, – говорил он сердито.

Обо всем забыв, он снова и снова повторял то, о чем страшно было бы даже грозному Аиду поведать этому миру. Только появление Апатии могло что-то прояснить.

– Ты по-прежнему безумен, – говорила она, стараясь перекричать царя, – однажды я обманула Кроноса, и Зевс стал верховным богом. Сам Зевс знал обо всем, что тогда случилось, он не стал бы связываться со мной, так неужели я не смогла бы провести тебя? Ты и близко к Гере тогда не подходил, и не стоит о том вопить на весь мир. Я провела тебя как последнего мальчишку, и не вздумай где-то об этом говорить, не становись для всех посмешищем. Гера обо всем узнает рано или поздно и жестоко покарает тебя за такую ложь.

Лиса из своего укрытия слышала все эти. Потом она снова бросилась к своей сестре: Ты не допустишь этого, ты не позволишь Гере расправиться с нашим царем.

Апата только зловеще улыбнулась.

Глава 20 Перемены

– Ты не допустишь этого, – пронзительно крикнула Лиса, – она одна понимала, какая беда грозит ее возлюбленному.

– Успокойся, ты должна быть со мной заодно, – я хорошо потрудилась, сам Зевс не мог отличить меня от своей жены.

И в ярость снова пришла та, другая, настоящая.

Он увидел нас двух сразу, и надо было видеть Геру, когда призрак, а не она сама оказалась в его объятьях. А теперь я говорю об этом, – твердила Апате, чтобы хоть немного тебя успокоить, – тут же призналась она. На этот раз коварная богиня не лукавила. Но тем более странно ей было слышать от богини обмана.

– Я не верю тебе, я не могу тебе поверить, – сокрушалась Лиса, уверенная, что там было что-то не так.

Ей не верилось, что это все происходило с ее любимым царем, и сам он все это время рядом оставался.

– Ты не должен злиться на меня, – повернулась она к царю, – Я подарила тебе красивый сон, ты должен меня за то благодарить.

– Да, если бы ему за то не пришлось расплачиваться.

Лиса начинала хорошо соображать, когда это касалось ее возлюбленного.

– Эту мечту тебе удалось осуществить, а многие не смогли бы этого сделать, благодаря мне ты приблизился к ней, а еще возмущаешься.

Если подумать хорошенько, то она все-таки оставалась права.

– Но ведь за это придется нести наказание, расплата неминуема. Страшное наказание.

И хотя коварная богиня усмехалась, но прозвучало это зловеще.

Гермес возник неизвестно откуда. И подозревая, что он мог так же незаметно убежать, она вцепилась в него, и хотела удержать сколько возможно.

– Неблагодарный, – упрекала царя Апате, – и вот так всегда.

Но ее ярость и обида оказались притворными. На самом деле она была довольна тем, что творилось вокруг, она чувствовала, что играла в этом мире очень важную, хотя и не слишком приятную роль.

Лиса в это время бросилась к Гермесу, надеясь его уговорить:

– Оставь его, зачем он тебе нужен? Я уведу его прочь и хорошо спрячу от гнева Зевса.

Гермес удивленно взирал на богиню, ему не верилось, что она может говорить так. Она не могла быть так жестоко и так не ценить себя, – вертелось у него в голове, может это злая шутка?

– Думаешь, Зевс до тебя не доберется? – издевался над несчастной Гермес, он никогда никакого не щадил.

Лиса молчала. Но и он не отступал:

– И ты ради этого безумного предателя готова снова страдать? – ему хотелось услышать ответ от богини, он не понимал, за что так можно любить ничтожного царя.

Лиса безмолвствовала.

– Ты спрячешь его, но вряд ли ему захочется долго блуждать во тьме, он снова будет рваться к Гере.

Ее сестра не солгала, никогда прежде она не была так правдива, как теперь.

И в тот момент и Гермес и Лиса обернулись в один миг к царю.

Но уже сам царь в ужасе от нее отшатнулся.

– Убирайся, я ни за что с тобой не останусь, какая бы опасность мне не грозила.. Пусть муки будут любыми, но ни твоей тьмы, ни твоих объятий мне не нужно.

Такой ненависти, как ей казалось, она не переживала никогда прежде. Гермес неожиданно расхохотался и потащил царя прочь. А Лиса в полном ужасе, при молчании муж и нимф должна была исчезнуть….

– Они даже не смеются и не издеваются надо мной, – размышляла, убегая Лиса, – они только жалеют меня, а это еще страшнее, уж лучше бы смеялись.

№№№№№№№№

А тем временем на небесах Ирида видела, как Зевс выбирал призрак, а не свою жену.

Узнав о том, что происходит, она внимательно за всем следила. Заметила усмешку Зевса – он не сильно огорчился, видя, что выбрал, зато гнев Геры был страшен. Надо было посмотреть на то, что там будет происходить дальше.

Глава 21 На небесах и на земле

Ирида и видела и чувствовала ярость Геры. Она должна была сочувствовать верховной богине, но ничего подобного в душе ее не появилось. Уж слишком всех достала своей ревностью и капризами Гера.

Она знала во всех подробностях историю с Лисой и Апате. Трудно было сразу сказать, кто из них прав, кто виноват. Но по отношению к Гере Зевс был все-таки невероятно жесток. В том не было сомнения. Сама Гера хорошо помнила упреки Ириды, которая тогда воскликнула:

– Да он бы и шагу тебе сделать не позволил.

Это было правдой, обидной и невыносимой, но правдой.

– Почему он не верит мне? – спрашивала Гера, – разве хоть когда-то я собиралась ему изменять? Даже и думать о том не хотела, не то, что действовать…

А в то время тот, из-за кого вся каша и заварилась, царь, привязанный к колесу, виновник всех страданий и волнений на Олимпе, посылал страшные проклятия этому миру.

Он утверждал, что и Гера и все остальные боги стали виновниками его страданий и бед.

– Пусть вас сожрет черный адский дракон, – вопил безумец.

Хорошо, что в небесах никто не слышал его, там было шумно и весело. И только богиня Никта, не желая, чтобы эти вопли рано или поздно дошли до них, решила спрятать его во тьме, утащить как можно дальше, чтобы даже до Аида, а не только для Зевса не докричался бедный царь. Но перед этим она долго и внимательно на него взирала.

– И как могло из-за такого ничтожного типа такое пламя разгореться? – сердилась она, – он обычный, слабый, ничтожный, не только с Зевсом, но и с Гермесом ему тягаться невозможно. Так отчего же тогда все это происходит?

Лиса спряталась в полутьме. Она слушала негромкие речи матери и снова готова была броситься на его защиту. Если только матушка причинит ему какой-то вред. Но вроде бы так даже пальцем его не касалась – слишком много чести для несчастного.

Когда Никта ушла, она бросилась к колесу. Но тут же услышала еще большие оскорбления. Только на ней и мог выместить все свое зло царь. Как обидно было все это слышать бедняжке.

Апатэ знала, где она в это время была, и когда та вернулась, спросила:

– Ну что, добилась своего?

– Он так несчастен, и так хорошо, бедняга…, – только и успела произнести Лиса.

И сестра ее махнула рукой и поняла, что ничего нельзя сделать.

– Как он ничтожен и жалок, – воскликнула Лиса.

Но она не поняла, почему вдруг начала так думать, – лучше оставаться в полном одиночестве, чем носиться за таким жалким уродом.

Тогда замолчал и царь. Он понял, что у него нет больше ни одной защитницы, а ведь казалось, что она будет всегда его любить, что бы он ни говорил, что бы ни творил.

№№№№№№№№№

Гермес пока и сам не мог понять, почему он так часто появляется в этом мире. Никта ждала его в страшном волнении, какого не испытывала вечность. Она вдруг встрепенулась перед мальчишкой, очнулась от сна, который казался вечным.

Странные чувства и волнения охватили ее душу.

Но она боялась в чем-то признаться даже себе самой. Он был мил и дорог ей, как никто другой в целом мире. Вероятно, он преследовал какие-то свои цели, но оставался обаятелен и спокоен, никак себя не выдавал.

Он был польщен из-за того, что и Лиса его не оставляла, и сама первородная богиня с ним так мила.

– Разве ты не ведаешь? – усмехнулась Апате, – он приходит сюда из-за тебя.

Но Никта только отшучивалась, махала рукой, вздыхала. Она кожей чувствовала опасность, и не готова была из-за страсти пронырливого и шустрого юнца рушить свою мирную и темную жизнь.

– Но разве любовь стоит так много, – размышляла, оставшись одна Никта.

В тот момент она только ступила на эту зыбкую тропу.

– Ты так ничего и не поняла, – сетовала Лиса, – она не собиралась сдаваться, но никаких надежд не оставалось.

Гермес должен был признаться в том, что тьма для богини слишком привлекательна. Ему это казалось колдовством и наваждением.

– Она дает мне покой, – говорил Гермес, – там легко спрятаться и остаться свободным.

Он и сам во тьме становился сильнее, мужественнее. Ему было ясно, почему первая богиня осталась здесь, и никогда не рвалась на Олимп.

Гермес приглядывался к Лисе, и никак не мог понять, как у такой темной и холодной матери, могла родиться такая наивная и страстная дочь. Но для этой мрачной тьмы она была просто необходима, должен здесь быть хоть кто-то иной, прекрасный, и наивный, полыхающий от любви к ничтожнейшему из смертных.

Но как только Гермес уходил от них, он сразу отдалялся от этих диких, никому не нужных страстей.

А Лиса никак не могла образумиться и успокоиться, послать вероломного царя подальше и забыть о его существовании. Она снова и снова бросалась к тому колесу, убеждала себя в том, что необходима ему, что без нее он пропадет. Только царь молчал, не произносил больше ни звука, словно он онемел навсегда.

Глава 22 Явление Немезиды

Гермес успел увидеть, как сама Немезида появилась перед Лисой.

На Олимпе и на земле в то время было затишье, то богиня решила взглянуть на то, что творится во тьме, навестить богинь, которым по ее разумению там было еще хуже. Она подозревала, что самые яростные страсти кипят пока там. Нимфы успели рассказать ей о том, что там творилось накануне, откуда взялся, и что стало с безумным царем, которые решил, что сама Гера должна служить ему на его ложе обычной наложницей.

Она оставалась родной сестрой богинь тьмы, и давненько их не навещала.

– Просмотри, что у твоей Лисы творится, почему она позорит нас всех.

Но только молчание было в ответ. Тогда и двинулась Немезида туда, во тьму, где все и происходило.

Как долго пришлось брести во тьме, в отличие от Гермеса ей тут совсем не нравилось, каким мрачным и даже страшным все казалось.

Никта узнала от духов тьмы, что ее дочь Немезида ступила в их пределы. Она догадалась, что ту больше всего интересует Лисса, и устремилась туда, где видели непрошенную гостью. А так как она оказалась не в меру расторопной, то ей удалось успеть к самому началу их свидания. Вот и смотрела из тьмы Никта на дочь свою.

– Ты ничего не станешь делать, – прошептала она, но в шепоте слышалась угроза.

– Но в своих приставаниях к этому несчастному она зашла слишком далеко. Он мне не симпатичен, но его следует защитить от нашей сестры, если она сама ничего не понимает, то мы-то разумны и не слепы.

– Он не стоит твоего беспокойства, – твердо стояла на своем Никта, – я здесь с самого начала и мне лучше знать, кто нуждается в защите.

– Может ты и права, но другие должны видеть, что возмездие за темные страсти и скверные поступки неминуемо. Она не может безнаказанно над ним издеваться.

Казалось, Немезида не собиралась останавливаться. Это страшно разозлило Никту.

– А ты сама знаешь, что такое страсть, – спросила она Немезиду.

– Это не важно. Она порочит всех нас и должна быть наказана.

– Но она и сама несчастна, она сама наказала себя так, как ты не сможешь ее наказать.

– Не надо меня жалеть, – яростно воскликнула Лисса.

Все это время она оставалась поблизости. Гневно взглянула на нее Немезида, она устыдилась своей прыти и жестокости, но длилось это недолго.

– Я пекусь о справедливости, ее никому не позволено нарушать. Не его вина, что он не любит тебя и никогда не полюбит.

Во всех своих устремлениях она оставалась верна себе, как обычно.

– Он беспомощен, и что бы ты не чувствовала, но ты не можешь издеваться над беспомощным человеком, которого довела до бешенства.

– А Зевс может? – вырвалось у Лиссы.

Немезида поняла, что эта безумная сестрица и ее саму к пропасти толкает. Она остановилась, перевела дыхание, и снова показалась совершенно спокойной.

– Никто не уйдет от возмездия, – сердито говорила она, – царь уже получил свое, но ты напрасно надеешься, что тебя это не коснется.

– Ты меня не испугаешь, я буду делать то, что хочу, что велит мне мое сердце.

То с яростью, то с ужасом смотрела Лисса на Немезиду. Но почему даже самые близкие люди не пытаются понять ее. Это было чудовищно несправедливо.

Немезида давно привыкла вершить свой суд. Вот и теперь она в своей тарелке, чувствует упоение в собственной правоте. Наверное, у каждого своя судьба. Но почем нельзя даже попытаться понять другого?

– Нимфы тебя называют: «Та, от которой нельзя уйти» – усмехнулась Лисса.

– От меня никто не уйдет, – подтвердила Немезида. – Это от тебя не может никак сбежать только один царь, а в моих руках они все были и останутся. Тебя презирают, а меня боятся – это главное.

Они вспомнили о Никте, которая в это время молчала.

– Почему ты защищаешь ее, забыв о справедливости, – спросила Немезида к своей матери, – В мире должна быть справедливость, ты не можешь нарушить законы, установленные раз и навсегда.

– Ты могла бы и к кому другому свой взор пока обратить, – на этот раз в ее голосе была насмешка.

Но Немезида не собиралась отступать, она хотела исполнить все, что было начертано.

Глава 23 Раздумья Немезиды

Под таким напором и при такой защите Немезида отступила. Она вспомнила, сколько пришлось ей воевать с Ураном, который был настоящим психом, удержать его, если он разбушевался, было почти невозможно. Он никогда ничего не хотел знать и слышать, никому не собирался подчиняться, даже здравому смыслу.

Разве не должно было это для него плохо закончиться чуть раньше или позднее? Но, не желая долго думать об Уране и о прошлом, от этого становилось грустно, она невольно обратила свой взор к Кроносу. И тут она, наконец, узрела то, чего долго не хотела видеть и сознавать. А она надеялась, что с Зевсом все будет не так скверно. Но разве он не сын своего отца, и не внук Урана? А если он проявит все самые скверные стороны и того и другого? Как это можно было знать заранее.

Немезида решила действовать, ведь и в самые тяжелые минуты она никогда не отступала и не сдавалась. Она не только знала, но и видела в своих снах, что станет с миром, если она отвлечется, забудет о нем на короткий срок. Потерять все легко, но ведь тогда ничего не вернуть.

Жалость, слабость – это не для нее. И если даже пока не знала этого Никта, то ей придется смириться с особым положением дочери.

– Жалеть и любить, – это для безмозглой Лиссы, а не для Немезиды.

Тут она и вспомнила о своей сестрице. Надо было ее остановить и вразумить.

– Откажись от него, – потребовала она от сестры, – я не оставлю тебя, если ты не откажешься от него. Запомни, если я еще услышу о твоих чудачествах, то здесь появятся Эриннии, а они не умеют разговаривать с такими убогими и упрямыми, они действуют. Тогда не проси о пощаде, никто не придет к тебе на помощь.

И после этих слов в один миг Лисса смирилась и сдалась. Она отступила не от страха, а потому что устала и изверилась, и все ее желания казались невыполнимыми. Не собиралась она терпеть мести эринний.

Немезида поняла, что хотя и с великим трудом, но она добилась своего. Она и сама не ожидала, что столкнется с Эридой, которая путешествовала по Аиду вместе со своими подругами. Ей, как и многим, захотелось заглянуть во тьму, посмотреть на то, что там теперь творится. На земле, где почти все ее ненавидели, оставаться ей больше не хотелось. От нимф она узнала, что там укрылась Немезида, вот и подумала Эрида, что не станет она всех заменять, надо обязанности разделить поровну

– Я так давно с ними не виделась, а раз они все там собрались, то мне сам бог велел туда направиться.

– Пусть там хаос и неразбериха, но не из него ли мы вышли, так приятно хоть на короткий срок туда снова вернуться, побывать в родном доме, как бы хорошо не было в остальном мире, но дома все равно лучше.

А еще ей хотелось показать тот мир, из которого они вышли своей дочери Ате.

– Ты должна увидеть это своими глазами, – говорила Эрида.

А дочь, молчаливо взирая во тьму, не могла ей перечить. Может там она немного развеселится и переживет приятные минуты, каких в жизни при свете у нее давно не бывало. Она с грустью вспомнила о том, что единственный ее любимец – бог войны Арес давно и упорно преследует Афродиту. А та не далеко и убегает от его преследований, на помощь никого не зовет, и Зевсу не жалуется на его сына, наверное, ей это нравится.

А другим не на что надеяться, Афродита своего никогда не упустит.

Так скучно, уныло было на душе у Аты от мыслей этих горестных, что Хаос и вечная тьма были и спасением, и радостью. Она не надеялась на то, что Матушка ждет ее и обрадуется этой встрече. Но даже если и так, она должна напомнить о себе. Может ей еще неведомо о последнем злодеянии Эриды. И Немезида скорее всего не знает о том, что на свадьбе Фетиды она, обидевшись на то, что не была приглашена, подкинула этим спесивым богиням золотое яблоко, какая после этого возникла потасовка, а какой был скандал, не в сказке сказать, не пером описать. И не само им яблоко понадобилось, мало ли там было других яблок, а только тщеславие задушило эту троицу. На яблоке то было начертано: – Прекраснейшей.

Вот Гера с Афиной и Афродитой и сцепились, ни одна из них не собиралась уступать другой.

– Они еще запомнят эту свадьбу, – усмехалась богиня раздора, – тогда и к ней по-другому относиться станут.

Но Эрида во многом заблуждалась. Как только она спустилась к ним, вместо приветствия и хотя бы показной радости, Немезида усмехнулась злорадно:

– А я уже к тебе собралась, да видно на ловца и зверь бежит, как говорит Артемида.

Эрида насторожилась, услышав эти слова. С ее сестрицей всегда надо ухо востро держать, а теперь тем паче.

– И что же ты решила меня разыскивать? – осторожно спросила она.

– Я все знаю о золотом яблоке, здесь его уже называют яблоком раздора, не пойму только, зачем тебе это понадобилось, сестрица? Зачем ты заварушку устроила, словно и без этого нам нечего делать?

Немезида злилась все сильнее.

Глава 24 Разъяснения Эриды

Эрида немного помолчала. Ей вовсе не нравился этот публичный допрос, да и почему она должна что-то объяснять. Но придется что-то ответить, молчать она не собиралась точно. Никакой вины она не чувствовала.

– А пусть теперь наши красотки вцепятся друг в друга, пусть поспорят, какая из них всех милее и все прекраснее. Когда дерутся богини, то всем остальным это так забавно смотреть.

– Ты же знаешь, что они не остановятся и не уступят друг другу, а если из-за этого война начнется?

– А мне какое дело, если Зевс их не остановит, так сам и будет виноват, а я тут не при чем. Или они нас оскорблять могут, а мы должны терпеть? Пусть думают прежде, чем что-то делать.

Немезида да и сама Никта только дивились тому, с какой легкостью Эрида была готова разрушить что угодно, а при этом так спокойно говорит обо всем – даже глазом не моргнет.

– Потом не забудьте, что это они, а не я кашу заварили, вот пусть за все свои войны и отвечают..

Никта видела, что ее дочь давно научилась хитрить и плутовать, и даже из этой беды выкрутится – выйдет сухой из воды

– Моя ненависть и месть не знает лучшего применения, – словно о чем-то обыденном рассказывала Эрида.

Никта знала, что кого бы в грядущем не обвинили в грядущих войнах и разрушениях, причину искать надо в ее дочерях. Эриду умиляет то, что она столкнула лбами трех олимпийских богинь. Ей говорить что-то бесполезно, она все равно не послушается, будет только хуже. Но за страдания Лисы и издевательства над ней стоило все-таки ее наказать? Хотя и в этом она не была уверена.

– Когда начнется война, о ней не вспомнят, – услышала Никта голос дочери, – всегда стоявшей за справедливость.

– О ком же они станут говорить?

– Они найдут красавицу Елену, которую украли, – она и будет виновницей всех бед и смертей. Всегда найдется кто-то невинный, но в их глазах во всем и виноватый.

Эрида слышала все это и даже немного расстроилась. А почему зевсова дочь должна быть главной героиней войны?

– Но она бессильна и безголова, как и те, кто ее в чем-то обвинят, – топнула ножкой Эрида. Новые обиды терзали ее душу. Она снова начала думать, как отомстить всем ее обидчикам.

Лисса, почти не принимавшая участия в их беседах и смотревшая по сторонам, первая заметила приближение Эринний. Она пронзительно закричала, чтобы предупредить остальных.

– Все родственнички здесь собрались, – услышали они голос одной из эринний

Но богини не сильно радовались тому, что они так нагло вторглись к ним.

Эриннии увидели, что встречали их без радости.

Никта вспомнила вдруг о самом печальном, о том дне, когда они пришли в мир, рожденные, как и Афродита из крови Урана. И были это три богини мести и проклятия Алекто, Тисифана и Мегера.

Боги должны были трепетать перед ними, вспоминая о том, как они возникли, и что сотворил их отец со своим собственным отцом, прежде, чем они увидели свет. Это Зевс послал их во тьму за Эридой, как только он узнал, что она натворила на свадьбы бедной Фетиды.

– Она не считает себя виноватой, – заревел Громовержец, услышав разговор Эринний, – но я думаю иначе, потому богиня раздора понесет заслуженное наказание.

Они бросились исполнять его приказ, словно желая отгородиться от своей злобной, несносной сестрицы.

– Ты здесь, – воскликнули они радостно, перебивая друг друга, – нам не придется блуждать в этой бесконечной тьме.

– Но я ни в чем не виновата, Зевсу не в чем меня упрекнуть, я никого не убивала и не грабила, я им яблоко принесла, а то, что они перегрызлись из-за моего подарка, разве это моя вина?

– Ты хуже, чем они, – снова стали кричать Эриннии, – ни один грабитель не принесет столько зла, и убийцам за тобой не угнаться.

Видно они не просто волю Зевса исполняли, но и сами с ним были во всем согласны, – в ярости думала Эрида. И ей стало горько и обидно сознавать, что у нее такие родственники.

Эриннии остановились, чтобы хоть немного перевести дух, поговорить с матушкой, раз уж проделали такой долгий путь.

С ней не нужно было ссориться. Она хотя и оставалась незаметной, но всегда была первой среди равных.

Глава 25 Дружная семейка

– А если бы я была сиротой безродной и не вашей сестрой, – спрашивала Эринния, – притворно разрыдавшись.

Но получилось очень убедительно.

– И тогда вы бы были так нетерпимы и жестоки к бедняжке?

– Но ты не бедняжка, ты скверное и злобное чудовище, хотя на первый взгляд и не скажешь, но мы знаем, что ты готова убить весь мир, лишь бы добиться своего. И правильно они сделали, что не позвали тебя. Разве стоит с такой связываться, ведь ты бы все равно нашла к чему прицепиться.

Эрида готова была на них броситься, от ее кротости не осталось и следа. Но их было три. А оказаться избитой и побежденной своими – это уж слишком.

Эрида повернулась к матери. Разве не должна была та что-то сказать? И все разом они стали о чем-то спорить, так, что понять их было уже невозможно. Но Эрида улучшила момент и одной ей знакомым путем бросилась бежать от них, помня о том, что они должны были доставить ее к Зевсу на Олимп.

Только Немезида заметила ее побег раньше других, но она не успела и рта раскрыть. Ни одна из Эринний исчезновения Эриды пока еще не видела. Они были слишком увлечены собой и спором.

Опомнились они поздно. Пора было все бросить и бежать за ней. Но они не торопились, наверное, хотели, чтобы она убежала. Они не сомневались в том, что догонят ее и приволокут на Олимп в любое время дня и ночи, как бы далеко она не пыталась от них сбежать.

Три сестры могли гордиться тем, что никто и никогда от них не убегал, если даже очень этого хотел.

Не хотелось им устраивать погоню, а потом и драку (разве так просто уступит Эрида), в родных чертогах.

Они теперь спорили о том, что им делать дальше, куда податься. Но решили немного еще понежиться во тьме, никуда от них Эрида не сбежит

– Вы хотите оставить ее в покое и терзать меня? – удивленно спросила Лиса.

Она запуталась и не могла понять, в чем стоит справедливость, кто прав, кто виноват.

– Нет, – в один голос ответили три сестры, – не оставим мы ее, не бойся.

– У вас нет ни душ, ни сострадания, – вдруг крикнула Лисса, когда узнала, что никому от них не уйти, она разозлилась сильнее, вот и пойми их-то справедливость верши, то не трогай и пальцем злодейку.

– Может и так, но кто-то должен мстить, и почему не мы?

– Из всех из нас, самая большая душа досталась тебе, но что же ты с ней делаешь? Кому ты ее так щедро даришь?

Лиса оставила их, не прощаясь, она чувствовала, что с такими родственниками лучше быть круглой сиротой. А вот Немезида с ними попрощалась, но Никта пока осталась и о чем-то долго с ними беседовала. В последнее время они виделись редко, когда еще сможет она с ними поговорить? Но вот и эриннии поспешили куда-то. Никта осталась одна. Она пыталась понять, когда случилась беда, почему люди так ненавидят их всех. Хотя тем, кто не совершает дурных дел, нечего бояться, но ведь они боятся не меньше остальных. Но ее дочери не унывают, они спокойно делают свое дело, словно ненависть людская их и не касается.

Нет, Никта оставалась довольна ими, волноваться заставляла только Лиса, которая для всего семейства стала бельмом в глазу, и каждый старался упрекнуть ее, как можно больнее ударить. Но нельзя же всегда и всеми быть довольной. Жизнь длинна, наступает время, когда можно будет пострадать. Эриннии знали, почему люди сторонились их, а то и вовсе бежали в паническом ужасе. Если пока они и не были виновны, то кто его знает, что может случиться завтра, от вины и от эринний никто не мог зарекаться.

Глава 1 Эриннии на пути к свету

Как ни прекрасна была родная тьма, но таинственные обитательницы, дочери Никты – богини тьмы, как только появилась такая возможность, устремились к свету. С самого начала они как – то избегали своей таинственной родины, и были уверены, что все их дела и подвиги и не слишком красивые поступки совершаться будут там, чаще всего на земле, иногда на Олимпе.

Каждая из Эринний таила надежду, что Никта не встанет на их пути и не позовет назад. Там бурлила жизнь, там были все главные богини, а во тьме, в этом диком лабиринте, можно было блуждать до бесконечности, так и не найдя пути, и ничего интересного там не происходило.

– Мы всегда успеем сюда вернуться, – говорили они друг другу и стремительно неслись в мир богов и людей, уверенные, что они там могут быть полезны или вредны, что тоже немаловажно и для них, и для тех, с кем они собирались жить и бороться.

Но не только Эриннии, вмешивались в дела богинь, и те пытались противостоять им. Вот и Апате заставила убить ненавистную Клитиместру Афина, тайно влюбленная в Агамемнона. Но потом Эринниям и с самим Орестом, убившим свою мать, что-то пришлось делать. Он не мог оставаться безнаказанным. Но это все оказалось не так просто, как сначала думали Эриннии, потому что они запутались в том, что справедливо, а что несправедливо, и Немезида замучилась им объяснять и спорить с ними. Потому они, в конце концов, и вывели закон о том, что если пролита кровь героя или дракона, это не так важно, то за нее придется расплачиваться и герою и злодею. Да и пойми попробуй, кто тут герой, а кто злодей. Но взять того же Ореста, когда эриннии кинулись за ним, чтобы исполнить предначертанной, он оказался под надежной защитой в те дни. Они убедились в том сразу, как только врезались в храм Аполлона, и двери перед ними там оказались плотно запертыми.

Думаете, эриннии спокойно отступили и смирились? Да как бы ни так, они готовы были ждать годами и преследовать его, куда бы парень со своими друзьями не бросился, где бы он не оказался.

Надо было показать и остальным, готовым мстить, что не найдут они нигде покоя, пока не расплатятся за совершенное.

В глубине своей души (Это Лиса сомневалась в том, что у них есть души) Мегера стала даже сочувствовать бедному парню. Хотя такой слабости за собой прежде никогда не наблюдала. Да и теперь ничего не говорила сестрам – боялась, что они смеяться и издеваться над ней начнут. Но когда они вырвались к свету, то поняли, что добрые порывы в их душах начали бороться, со злостью и яростью.

Вот примерно в то время на пути Эринний и встала богиня Афина. Даже в гневе она казалась такой красивой, никогда прежде не видели они таких богинь, да еще в переливах солнечных лучей. Все вместе очаровало один миг Мстительниц – так назвала их всех вместе богиня. Но она потребовала, чтобы они оставили Ореста в покое.

Никому, даже своей матушке не подчинились бы Эриннии, а тут сразу отступили, и даже не сильно из-за этого переживали.

Богиня легко одержала верх сразу над тремя мятежными душами и даже сама не сознавала, как велика была ее сила.

Никта пока этого не ведала, жила в спокойно неге и считала, что над ее строптивыми дочерями ни у кого нет власти.

№№№№№№№№

В те напряженные, суматошные дни Афина вела неустанную войну с Горгонами. Они казались ей неодолимыми соперницами, но это только вдохновляло непреклонную богиню. Она отправила подальше (в объятья Афродиты) своего безрассудного брата Ареса, чтобы он не мешал ей и не испортил всего, как он обычно и делал, стоило ему только вмешаться в происходящее. Но Горгоны – эти жуткие порождения тьмы так наседали на нее, творили такие жуткие вещи, что терпению Афины пришел конец, и она решила расправиться с ними, чего бы ей это не стоило.

А тут и подвернулись Эриннии вместе с Орестом. До самого парня, убившего мать, которая убила его отца, Афине не было особого дела. А ему просто посчастливилось случайно попасть богине на глаза.

Может и не случайно, ведь он успел побывать в храме Аполлона, а тот уж сообразил, что надо предпринять, чтобы ему помочь. Тогда Афина трех чудовищ, о которых до сих пор чаще слышала, и разглядела в первый раз. Они ей оказались просто необходимы для борьбы с Горгонами.

Вот и преградила Афина нашим Мстительницам дорогу. Конечно, она знала, что никто с ними никогда не связывался, и не была уверенна в том, что они на нее не накинутся все вместе. Но кто не рискует, тот не получает Эринний в помощницы.

Богиня Афина решила рискнуть, и правильно сделала. Она думала о том, что если они выбрались на свет из тьмы, то не могут ощущать себя такими вольными и сильными, что все только шарахаются в стороны от них. Пусть знают свое места на земле или убираются назад во тьму.

Наверное, Эриннии не хотел возвращаться во тьмы, потому что они остановились перед богиней, едва в нее не врезавшись с разбега, так неожиданно все произошло в тот раз. Они что-то как всегда все вместе говорили Афине, упрекали, просили, восхищались.

Понять их было невозможно. Она только усмехнулась и махнула прелестной ручкой. Потом Эриннии заверили, что станут служить богине, коли она так смело смогла их остановить. И они тут же облачились в белое одеяние, чтобы быть поближе к Афине и к свету, и подальше от тьмы.

Как ни странно, но одеяние сразу преобразило Эринний, они были если не прекрасны, то симпатичны и забавны. И людей, да что людей, и богинь часто обманывала их внешность, они больше не чувствовали той опасности, которая от Эринний прежде так явно исходила. Вот и мстительницам нравилось обманывать их, на глазах снова превращаясь в фурий.

Людские эмоции стали для них такой желанной пищей, что они все чаще увлеченно превращались то в белых и пушистых, то в злых и ужасных, окончательно всем заморочив головы.

Так Эриннии и породили своих вечных спутников – кошмары стали являться людям, во снах их белые девы становились чудовищами, а чудовища снова пушистыми и кроткими делались. Но и Афина понимала, что ей без них не обойтись. И что будут делать все красавицы, если рядом с ними нет чудовищ. Безобразие могло сослужить им прекрасную службу. Они благосклонно приняли Афину, но все понимали, что скорее она от них зависит, чем они от нее. На таких условиях и был заключен этот союз богини Афины и Эринниями.

№№№№№№№№№

В то время, когда Афина заключала союз с Мстительницами, сама Никта встречала Гелиоса.

Титан покинул свои небеса в очередной раз, разобидевшись на богов, которые перестали с ним считаться, решив, что он никуда от них не денется, как светил и согревал мир, так и будет светить дальше.

Сам же Гелиос в этом вовсе не был уверен. Вот и решил он, молча удалившись, заставить с собой считаться. Он решил побродить по тьме и перевести дыхание. Путешествие оказалось приятным, как ни странно бы это звучало.

Гелиос торжествовал в объятьях тьмы, и представлял себе, как должен яриться на небеса Зевс, вместе со всей своей свитой, и даже Посейдон в бескрайних морях.

Хотя тот ничем ему не досаждал. Но и он узнает, каково это жить без солнца и тепла, они привыкли к тому, что он им ни в чем не отказывал, вот и пусть покрутятся. Но как обычно, радуясь его появлению, Никта вдруг встревожилась.

– Так чего доброго, и я как дурочка Лиса стану полыхать необузданной страстью к этому красавцу, – размышляла она и волновалась все сильнее, уж этого ей хотелось меньше всего.

А потом она стала успокаивать себя:

– Но я слишком стара и мудра, чтобы такое случилось.

Это звучало разумно, но она помнила все истории про Амура, и все похождения Зевса к девицам, и богиням.

Уж если даже Громовержец не смог себя защитить, то стоит ли ей оставаться такой спокойной? А если страсть нагрянет внезапно? Но ведь и Гелиос никогда не смотрит в сторону мира Тьмы, он может тут прогуляться из вредности, но никогда не останется, чтобы ни происходило на земле. Хотя им и обещали конец света, только произойдет это наверняка не нынче и не с ними.

Гелиос снова заметил, что Никта по-прежнему была холодна, и это обидело его больше, чем равнодушие Олимпийцев. Если он сюда стремился, неважно почему, то она могла бы проявить хотя бы какое-то внимание.

Глава 2 Перемены в мире

Но встретиться и переговорить Богине Тьмы с Гелиосом все-таки удалось, потому она и узнала от него о тех переменах, которые происходили в мире.

Но все там казалось ей неразумным и страшно утомительным.

Нет, чем больше она говорила с ним, тем меньше ей хотелось оказаться в его объятьях и его власти. Она снова возбуждалась от сознания свободы и независимости – эти мелкие переменчивые страстишки, с которыми носится Зевс, из-за которых лопается от ярости Гера, были ей никак не нужны.

Он был увлечен и подавлен, но Никта торжествовала – она смогла одолеть эту страсть в душе, и то, что не трогает нас, то делает сильней, она и на самом деле стала значительно сильнее в те дни.

Но когда она увидела собственного сына, то радости в душе ее поубавилось.

Танатос оставался непроницаемым созданием с каменным сердцем. Он не обрадовался встрече, даже не притворился, что рад этому. Сколько она не вглядывалась в его душу, окутанную тьмой, никаких чувств там не нашла. Только язвительная усмешка на непроницаемой физиономии. Это все, что он дарил миру, но разве его мать заслужила такое к себе отношение?

– Что привело тебя сюда? – спросила Никта почти раздраженно. Он прервал ее приятное свидание с Гелиосом, и что подарил ей взамен?

Бог смерти не обольщался, он знал, что ни его особа, ни дела его мать никогда не интересовали. Но ведь и ему до ее дел и забот не было дела.

Он молча взирал на нее. Тогда Никта заговорила снова:

– Я устала от сестер твоих, а уж когда они собрались тут все вместе, мне вообще пришлось от них спасаться.

Никта лукавила, но разве знал ее сын, отгородившийся от мира, что творится в душе его матери? Да он и не хотел этого знать.

– Ты нашла хорошее место для спасения, только не ты ли сама и породила своих мучителей?

Но оба они понимали, что сюда никто не сунется, и они могут и говорить и отдыхать спокойно.

– Я хотела лучшего. Кто же знал, что все так обернется вдруг?

Бог смерти даже в собственных покоях никак не мог оставаться в одиночестве, и это сердито его, приводило в ярость. Хотя сюда никто не заглядывал, только Никта порой пересекала границы его владений.

Теперь он решил рассказать ей о дерзости не только богов, но и царей.

– С ними пора разделаться, – потребовал Танатос, они совсем отбились от рук, никакого почтения, даже страха не осталось. Меня там пленил какой-то дерзкий царь Сизиф, – а разве сестрицы мои заметили это, бросились на помощь? А вот богам пришлось это сделать, они увидели, какой хаос наступает, как только я исчез бесследно. Вряд ли они меня, когда любили, но убедились, что я им необходим.

Танатос замолчал, он заметил, что теперь матушка сама в нем нуждалась, вот и бросилась к нему в объятья, хотя почему он должен ей помогать, если она не помогала ему никогда?

Он не зря издевался над ней, припомнив старые обиды, теперь они были в расчете, именно эта коварная и черная дама его когда-то и породила и выпустила в мир.

№№№№№№№№

Танатос поднялся и закрыл свои черные крылья. Жуткий холод, от них исходивший, пронзил душу его матушки.

Никта поежилась. Она слышала и прежде от людей о могильном холоде, который исходил от него. Но сама она все время держалась в стороне. И даже если она не думала о нем, но понимала, что он находится поблизости, когда озноб охватывал не только ее тело, но и душу. Ему нравилось хватать свою жертву и сковывать этим холодом, и все, кто оказался поблизости, тряслись от ужаса. Он питался таким страхом и грелся в его лучах.

И все еще живые понимали, что человеку, охваченному гробовым холодом, не убежать, не спрятаться от смерти

Танатос любил наблюдать, как по-разному ведут себя в его руках люди. Одни из них, заглядывая ему в глаза, хотели казаться героями, другие наоборот вопили, теряли самообладание, и немели от ужаса. Но некоторые, прежде тихие и робкие, здесь казались несокрушимыми, как он не старался, но ничего не мог с ними сделать. Но при всем при том. Бог смерти чувствовал себя настоящим властелином. Люди были бессильны и покорны ему от начала до конца.

Об этом он и рассказывал своей матушке, страшно гордясь собой. Никта слушала его внимательно и не перебивала. Но видела, что ничего о нем не знает. Да и не старалась что-то узнать. Для всех он оставался загадкой. Ей было ясно только то, что она породила его и выпустила в этот мир однажды.

Порой, когда он забирал детей или молодых людей, она и сама часто на него сердилась, как и когда он слишком долго не приходил к старикам. Никта верила, что все должно происходить во время, в свой срок. Но он ни к кому, даже к ней не прислушивался. У него были свои соображения, он не собирался ни с кем считаться.

Когда Никта высказывала свои несогласия с ним, он ответил:

– Меня часто упрекают за то, что прихожу не туда и не вовремя, – усмехнулся он, – может это и так, только не я назначаю этот срок. Я только исполняю то, что записано у парок, в Книге Судеб.

Никта понимала, что напрасно его упрекает

– Ты только однажды сплоховал, – усмехнулась она

Танатос тоже вспомнил о том случае, когда он связался с Сизифом. И она замолчала, видя, что ошиблась.

– Но разве тебе не известна история об Адмеде? – удивленно спросил он.

Танатос не мог поверить, что этого кто-то не знал.

Он не удержался, и стал рассказывать:

Адмету по зову Зевса служил Аполлон, после того, когда он убил своего обидчика – Змея Тифона и должен был нести наказание за пролитую кровь.

И в знак благодарности за то, что царь не притеснял его, Аполлон помог ему добиться руки дочери Пелея Анкесиды. Он тогда помог ему впрячь в колесницу льва и медведя, что до сих пор никому не удавалось. Вот он и увез невесту в Феры. После этого она и позабыла напрочь о нем. И если сам он интересовал Аполлона, то только как его брат по несчастью – вечный неудачник в любви. Танатос помолчал немного, а потом продолжал.

– Аполлон добился у богинь судьбы обещания, что они отсрочат смерть, если кто-то вместо Адмеда отправится в царство мертвых.

Ему же очень не хотелось покидать этот мир, да еще когда у него оказался такой покровитель, – усмехнулся Танатос, вспомнив, как все это было тогда, – но я не собирался расшаркиваться перед этим красавчиком, ведь я ничего ему не было должен.

Глава 3 Схватка со смертью

Никта увлеченно слушала рассказ об упрямом царе, который решил тягаться со смертью, старалась понять, чем это завершиться, она на самом деле ничего не знала о таком происшествии. Да и много чего еще не знала богиня ночи в те дни. И она даже забыла о Гелиосе, когда тот опустился в Тартар, предвкушая свидание с нею.

Надо признать, что он давно был влюблен в Никту, и всегда радовался такой встрече. Но в чертогах Никты он нашел только Лису в полном одиночестве, рыдающую и несчастную. Он о чем – то спрашивал бедняжку, она не слышала его и ни о чем сказать не могла. Тогда он спросил о Никте, понимая, что ничего от нее не добьется, но Лисса кажется не знала, где находится ее матушка. Гелиос не стал задерживаться, он боялся, что эта чудовищная дева станет к нему приставать, как она делала это всегда, вот и побрел по Тартару, живясь тому, какой же он огромный и непроходимый.

– И он ушел, – вздохнула брошенная всеми девица, ни на что больше не надеясь.

А Танатос между тем продолжал свое повествование:

– Он решил действовать – сначала не принес даров Артемиде, – а она, не считаясь со своим братцем, не собиралась его жаловать, богиня бывала очень жестока.

Тогда, почуяв меня, он стал искать того, кто его защитит, вырвет из моих объятий. Но желающих не нашлось. Друзья стали смеяться над ним, они не понимали, что ценного в его жизни, если они ради нее должны жертвовать своими. Даже старые родители не собирались обрывать свои жизни и дарить ему свет и солнце. Все ждали своего срока. Напрасно он уговаривал, просил, умолял, одаривал. Но одна глупышка все-таки нашлась – это была его жена, то ли так была ей ненавистна жизнь рядом с ним, то ли она его любила, но царь торжествовал.

Рассказчик замолчал, словно хотел сказать что-то важное.

– Я надеялся еще и на то, что она в меня влюбилась, и потому готова на такие жертвы. А что, мне очень не хватало любви тогда…

На прощание она сказала царю:

– Я попрошу тебя только об одном, не приводи мачеху для наших детей.

Царь вдруг опомнился, он вовсе не хотел, чтобы она уходила.

– Откажись от этого, мы найдем кого-то еще, – не унимался царь.

Но она уже умерла, так как и хотела с самого начала. А тут к нему пожаловал Геракл, словно снег на голову свалился.

Царь скрыл свое горе от старого знакомого, чтобы его не расстраивать – Акмед знал какое у того большое и горячее сердце. Только разве можно скрыть такое от гостя, Геракл узнал обо всем, что случилось. Что мог он придумать? Конечно, решил вырвать женщину из моих рук, он ведь с самого начала совершал свои подвиги напрасные.

Танатос остановился, чтобы перевести дыхание. Но Никта оказалась не на шутку любопытной, она торопила его, ей так хотелось узнать, что же там у них случилось дальше.

– Геракл спрятался за гробницей, когда все ушли. И услышав мое приближение, он насторожился.

– Когда я приблизился к гробу, он бросился на меня так, что кости мои затрещали, я вырывался, бил его своими крыльями, но Геракл одолел и связал меня тут же в склепе.

И снова замолчал Танатос, он стал мрачнее прежнего. Он слышал и видел все, что творилось, словно это было с ним только что.

Никта не осмелилась его ни о чем спрашивать.

– Я вырывался слишком долго, наконец, он отпустил меня, не решаясь перейти черту и совершить что-то страшное. Мне пришлось пообещать ему вернуть царицу живой и невредимой.

Это было неслыханным делом. Я должен был признать свою слабость перед смертным, перед героем. Да и проигрывать мне вовсе не хотелось. Разве не был я одним из самых сильных и могущественных богов в этом мире?

Эти двое жили долго и счастливо, после всего, что с ними случилось. Какова же была моя радость, когда мне надо было прийти к ним снова во второй раз. Танатос расхохотался, предвкушая счастливый миг.

– Геракл, – задумчиво произнесла Никта.

Она прежде не слышала этого имени. Но догадывалась, что с ним будет связанно многое. Никта решила заглянуть к Тартару, устыдившись того, что слишком долго его не навещала.

История любви смертного царя заставила ее задуматься о многом, и вспомнить о своих близких. Они попрощались, хотя Танатос и не понимал, почему матушка, никуда не спешившая, вдруг заторопилась уйти. И проводив ее взглядом, Танатос остался один. Ему больше не приходилось ждать гостей. Он оставался в одиночестве.

– Люди меня встречают неприветливо, когда я прихожу к ним, а сами они ко мне никогда не торопятся.

Ему вдруг захотелось что-то изменить.

– Они не ценят меня, но если бы меня не было, то что бы стало со всем миром. Вот потому и приходится трудиться в поте лица.

Люди старались не обращать на него внимания, с ужасом убегали, как только видели или слышали его. Но и боги мало чем отличались от людей. Но разве не только благодаря ему они и могут оставаться сами собой. Вероятно, смерть была самой большой наградой, если это узнать и понять до конца.

Глава 4 В темноте

Гипнос догнал Никту в одном из лабиринтов, она дрожала от холода и казалась отрешенной и потерянной.

Он даже не сразу узнал ее. Ему так хотелось, чтобы она оценила его тепло и свет, сравнивая с миром своего брата. Он казался мягким и веселым. Люди, каждый вечер, когда наступала темнота, вспоминали о нем, и желали, чтобы он вернулся назад. Но до утра, они словно бы умирали вместе с ним, а потом снова возвращались к реальности с первыми лучами солнца. О, как он любил проноситься над землей и над водой. Он знал, что властен над всем этим миром. Но они не боялись его и часто игнорировали. Но горе было тем, кто лишился сна. Они становились в темноте самыми одинокими и несчастными созданиями, тогда и учились ценить его свет и тепло.

Гипнос гордился тем, что он помогал не только отдыхать, но часто посылал им самые разные, порой пророческие сны. Он предупреждал, особенно симпатичных людей о несчастьях, сердился, когда они не прислушивались к его словам, если бы они были внимательны, то многих бед с ними бы не случилось.

Никто и сама испытывала страх и волнение, когда Гипнос перед нею появлялся. Это раздражало и волновало его. Но и она за него волновалась, особенно когда он связался с Герой. Она не сомневалась, что такая связь как бы она не начиналась, закончится плачевно. От верховной богини, обиженной и несчастной она никогда не ждала ничего хорошего. Уж слишком дерзкой, жестокой и слабой была жена Зевса.

Но Гипносу льстило ее внимание, она шла на многое, чтобы заполучить Гипноса. Он гордился тем, что ему дважды удалось усыпить молодого Зевса, и тот никак не мог с ним справиться.

– Зачем тебе это? – спрашивала у сына Никта.

Она сильно за него волновалась.

– Она тебя не сможет защитить, да и не станет этого делать. Зевс не бросит ее, она навсегда с ним останется. От всего этого пострадаешь только ты один.

Но сын Никты был глух и слеп, он смеялся, ничего не слышал, и слушать не желал. Гипнос позабавился, когда Зевс запретил богам вмешиваться в Троянскую войну. Только запрет его подействовал не на всех. Страшно обиженный Посейдон решил вмешаться в происходящее и помочь ахейцам.

– Как все тогда было замечательно, – восторженно говорил Гипнос, – Гера за все это отдала мне в жены Хариту. А что было бы, если бы я его ослушался? Я давно и безошибочно понял, кого следует опасаться, а с кем нужно оставаться до конца.

– И не Зевс нам страшен, а его коварная и строптивая жена, – возражала Никта

– Все козни пошли только на пользу Гераклу.

Поняла Никта, от кого впервые она услышала это имя.

– Значит и Гипнос упорно борется с героем, – подумала она в тот миг.

Она не будет скучать в ближайшее время, пока с ней рядом ее безумный, но такой обаятельный сын, и сын этой смертной женщины, который никому не дает покоя.

Нет, имя матери героя Никта никогда бы не запомнила, но вот сын ее, вероятно, останется в веках.

– Насколько я знаю, ему пришлось дорого заплатить.

После тяжкой беседы с Танатосом, с Гипносом говорить было легко и весело. Она и сама не догадывалась о том, что у нее может быть такой легкий и забавный сын.

По дороге он весело рассказывал ей о своих сыновьях Морфее, который мог принять образ и голос любого человека, о Фантазе, часто представлявшимся призраком. Так незаметно они и одолели долгий путь во мраке, и подошла к вратам Тартара вместе.

– Мы не станем навещать Лету, – попросил у матери Гипнос, я не могу и не хочу лишиться памяти.

Она и сама не собиралась отправиться руслу этой реки, но такая ее просьба Никту удивила. Стало немного обидно и горько.

Никта оглянулась на окно, около которого сидела Дева с пустыми глазами.

Глава 5 Видение

Дева сидела перед окном и без всякого выражения и чувств она взирала куда-то вдаль. Кажется, она не видела их, ей не было до непрошенных гостей никакого дела. И мать и брат как-то слишком поспешно проходили мимо. Конечно, она их узнала, но не стала окликать. Зачем ей было звать тех, кто избегают и сторонятся ее?

Странная обида жила в ее душе. О ней вспоминали и с нею были добры только когда хотели получить забвение. Напиток, который только она одна могла брать из этой реки, окружавшей ее маленький домик со всех сторон. А такое случалось не часто. Люди, оказавшиеся здесь, были так устроены, что им вовсе не хотелось забвения, они не хотели забывать даже самое скверное из того, что с ними случалось.

Никта горевала оттого, что она поддалась капризам Гипноса и прошла мимо дочери, даже не окликнув ее. Но было поздно возвращаться и исправлять что-то. Она убеждала себя, что заглянет к ней на обратном пути, хотя ей вовсе этого не хотелось. Была другая дорога, и ей хотелось обойти стороной и домик, и реку забвения. Она была тиха и неподвижна. Ей не было дела до того, что происходило во тьме, не потому ли все старались пройти незаметно мимо?

№№№№№№№№№

Пропасть, в которой они оказались к тому времени, была странно освещена. Думая о бедняжке Лете, Никта не сразу заметила это. Но теперь она убедилась в том, что здесь что-то не так. Видя, что она остановилась от изумления, Гипнос пояснил:

– Это Гелиос зашел к своему отцу. Он тебя здесь дожидается.

Этого Никта хотела меньше всего. Иногда ему слишком нравится наша тьма. Ему хочется избавиться от своих.

Больше не желая ничего слышать, она спряталась в одном из своих закутков, понимая, что сама пришла к тому, кого хотела видеть меньше всего на свете. Но здесь легко было спрятаться, не было такого места, которое она не ведала, даже сам Тартар. А не только светлый бог не смогли бы ее отыскать.

Гипнос усыпил Никту, как только она укрылась от мир. Он знал, что Никта ненавидит свет и тех, кто на земле и в небесах обитает. Он решил разбудить ее только тогда, когда Гелиос отправится к себе на небеса. Ему очень хотелось это сделать для нее. Сам же он хорошо относился к Гелиосу, и рад был его увидеть, потолковать немного с ним.

Гипнос знал, что Титан чужак и среди своих. Они словно не понимали, что все в мире от него зависит.. Но Гипноз не забывал, что если исчезнут люди, то ему нечего будет делать в мире. Тогда он умер бы от тоски, хорошо, что если это и случится, то не так скоро.

№№№№№№№№

Гелиос шагнул в кромешный мрак Тартара, здесь уже томились Титаны, сброшенные Зевсом с небес.

Его стала мучить совесть, он решил, что наказание для них слишком сурово. Но выпустит ли он их из тьмы. Иногда громовержец проявлял слабость.

После Никты он был с Геей, и она родила от него чудовище – многоглавого Тифона, надеясь на то, что именно он и сможет погубить Зевса, позволит освободить и снова привести к власти титанов. Но ничего у них не вышло. Во второй раз побежденным титанам снова пришлось вернуться в Тартар, который они покинули по воле своего повелителя. Но только они сами должны винить себя за то, что с ними случилось.

Когда Гелиос увидел Гипноса, то очень ему обрадовался.

– Никта спит, тебе ее не дождаться, – говорил ему Гипнос.

Ему стало жаль Гелиоса, но раз мать не хотела его видеть, то так будет лучше для всех.

Тартар понимал, что Никта где-то рядом, и ждал ее появления. Она не слишком радовала в последнее время своего возлюбленного.

Гелио надеялся на то, что на обратном пути он снова заглянет в ее чертоги, он упрямо решил поймать и вернуть свою неуловимую богиню, к которой его влекло с невероятной силой.

Глава 6 Страдания Гелиоса

В его владениях был весь мир. И Гелиос давно сделал его самым красивым, осветив и согрев своими лучами. Но сам он был лишен любви, отвергая и титанид и богинь. Они казались ему лживыми и притворными, готовыми убежать к тем, кто окажется ближе. Да и всегда они были слишком далеки от него, не хотели приближаться, чтобы не сгореть в его объятиях.

А темная и первозданная Никта – это совсем другое дело. Если бы богиня ночи не убегала, не ускользала от него в лабиринтах своей тьмы. Но запретный плод был сладок и для Гелиоса, а не только для смертного.

Гипнос усмехнулся. Словно бы ему была известна страшная тайна, и он собирался открыть ее миру. Когда он скрылся во мраке и оставил Гелиоса одного, и Марк стал для него привычным, Гипнос обратился к своему отцу.

– Она здесь, но ей не понравился твой светлый гость.

– Разбуди ее, он удалился, – потребовал Тартар, – я так хочу снова обнять мою Никту.

Гипнос чувствовал, что ничего другого ему не остается, только исполнить приказание. В тот миг Никта пробудилась и бросилась к своему вечному возлюбленному. Столько веков прошло, а они все еще оставались вместе.

Гипнос отправился прочь, видя, что они больше не замечают его. Бог сна решил снова отправиться на землю, но сначала заглянул к своей сестре Лисе – самому несчастному созданию во всех мирах. Только почему то весельчаку Гипносу вовсе не хотелось жалеть свою сестрицу. Он не понимал ее чувств к самому ничтожному и несчастному созданию..Но у Лисы Гипноза и встретила Немезида.

– Пошли скорее, там тебя все давно заждались, – требовала она, а тут пусто и тебе нечего делать, они все как-то устроились, им больше нет дела до нас.

Он подчинился сестре, надо было как можно скорее отправляться на землю.

№№№№№№№

В тот час, когда Никта была в объятьях Тартара и ни о чем больше не мечтала, лучезарный Гелиос поднялся на небеса. Он чувствовал, что надолго останется в одиночестве.

Сколько бы он не гонялся за ней, они были слишком далеки, разобщены, и несчастны. Но Гелиос не сомневался в том, что наступит время, когда они должны будут встретиться. Оставалось торжествовать – он выбрался из тьмы и смог вернуться назад. Наверное, только оказавшись во тьме, можно было оценить свет и тепло, которых было в избытке в этом мире.

Никто заставила посмотреть его на самое начало, на Хаос, из которого они все вышли когда-то. Конечно, Никта и ее дочери были значительно старше, чем он сам. Но он, скорее готов был оставаться с ними, чем с новыми богами.

Вот так и приходилось выбирать между тьмой и новыми богами, но сколько бы времени не прошло, он не был ни с теми, ни с другими – из тьмы все время вырывался, на Олимпийцев смотрел свысока – они казались ему слишком молодыми и дерзкими, он не любил этой суеты и бесконечных страстей, которые не стихали в их душах, как пламя костра.

Гелиос очень устал, даже уходя, он знал, что ради общего блага придется вернуться назад, как бы ему не хотелось спрятаться где-то навсегда. Рано или поздно, они возвращали его назад. Он поддавался уговорам, потому что слишком много для этого мира сотворил, чтобы так просто от него отказаться.

Глава 7 Гелиос на земле

Порождения тьмы в те времена оставались и на земле. Первым из тех, кого встретил Гелиос на земле, был Пан. Жуткий великан радостно побежал к нему навстречу. Все знали, что он появился на свет в глухом лесу. Младенец выяснил в самом начале, что он был таким страшным, что все разбегались в разные стороны, как только он появлялся.

Чтобы не травмировать свою тонкую душу, Пан стал прятаться от всех в дремучем лесу. Здесь же когда-то пряталась от посторонних глаз и матушка его Дриона.

Он быстро усвоил, что такова его участь и не сильно расстраивался, наоборот, смирился, и даже умел радоваться жизни. Он говорил дриадам, и Артемиде, которая любила с ним беседовать длинными лунными вечерами, что у каждого свое место в этом мире. А Лес это прекрасное место для жизни. Дел очень важных у него было немного, Гелиос и с небес до него легко доставал, он всегда мог понежиться и погреться на солнышке. От него же он узнал, что такие чудовища есть в разных местах, рано или поздно он с ними обязательно встретится.

Правда, когда Гелиос исчез в первый раз, сначала он ощутил беспокойство, а потом жуткий холод. Но сильно из-за этого не переживал, убедился, что тот вернется рано или поздно. А насколько приятно было снова и снова встречать его с радостью, быстро обсыхать после купанья в озере. И хотя он знал, что во мгле чувствует себя значительно уютнее. И отказываться от солнца и света он не собирался.

Сейчас, когда Гелиос возвращался в очередной раз, он первым, едва заметив его, сразу бросился к нему. Приветствуя Гелиоса, Пан радовался как ребенок малый. Все хорошее, пусть и не так быстро, как хотелось бы, возвращается назад. И никаких Зевсов не существовало для Пана, только Гелиос – единственный и самый главный в мире.

Ведь еще недавно, когда царил спесивый Кронос, все так и было. Даже имени Зевса никто не ведал. Но ведь за все хорошее, теплое, светлое, придется расплачиваться.

Но в воспоминаниях Пан возвращался к самому началу. Тогда, в самый первый день его появления на свет, когда еще никто не видел его, матушка же после родов потеряла сознание от боли и ужаса, казалась мертвой, никак не могла прийти в чувства. Сам же себя он видел юным и прекрасным богом, жаль, что все остальные так и не смогли этого разглядеть.

Пробудившись, Дриопа, вспомнила, что с нею приключилось, и стала искать своего ребенка. Он никуда не убежал, был поблизости, но боже, каким же страшным он оказался. С великим ужасом в глазах она его оттолкнула прочь.

– Я не могла родить такое чудовище, в истерике кричала бедняжка.

Рядом никого не было, нимфы, увидев его, разбежались еще раньше, спрятались, и подходить к ней не собирались.

Так она и осталась одна с малышом. Не зная, как ей быть, она бросилась бежать. А когда поняла, что за ней никто не гонится, она остановилась, и решила сказать всем, что потеряла ребенка, чем показать свету и красавцу Гермесу такое чудовище. Не было в ее душе жалости и сочувствия, только страшная горечь разочарования.

Так и сделался Пан сиротой при живой матери. Сначала он догнал ее и стал уговаривать, чтобы она не оставляла его одного. Но тогда нимфа снова бросилась бежать. А Гелиос, случайно бросивший на ту поляну взор, увидел все это первым.

Нимфа опомнилась, устыдилась своей слабости и вернулась к тому месту, где Пан оставался в одиночестве… Но он увидел ее снова, и очень обрадовался.

– Твой отец Гелиос, – говорила Дриона, – бог солнца.

И понял он, почему с первых минут, его так тянуло в небеса с теплу и свету.

Глава 8 Сын Гелиоса

Когда тайное стало явным, Пан вдохновился еще больше:

– Видно, я не случайно с первого дня тянулся к нему, – размышлял Пан, с нежностью взирая на небеса.

Гелио не обращал на него, как и на весь остальной мир внимания, он просто светил всему, что было на земле, согревал всех, и этого было достаточно.

– Он горд и прекрасен, и вряд ли признает своим сыном такое чудовище, как я, – боги видно привыкли гордиться своими детьми, они видят только тех, кого можно показать другим. Сколько времени Гера не замечала Гефеста, сколько усилий и даже насилий потребовалось бедняге, чтобы спесивая мамаша признала, что он ее сын.

Это еще нрав его должен быть, чтобы пережить все это и не отчаиваться, даже Арест ей не всегда угоден. Такие вот они и есть и остаются…

– Твой Гелиос ничем не лучше, – отвечала ему Артемида, – у нее были свои счеты с Зевсом и с Герой, и она не собиралась их оправдывать, наоборот, при каждом удобном случае подчеркивала, что они несносны, и самое разумное – держаться от них подальше.

Вот и Дриада снова куда-то исчезла, она решила, что чем дальше будет от него, тем лучше. Артемида долго с ней говорила накануне, а потом отправила подальше и потребовала, чтобы она больше не попадалась ей на глаза:

– Уходи и не возвращайся, – не стоит оправдываться, мы с тобой никогда не поймем друг друга.

Дриада и не ожидала по своей глупой наивности, что богиня так к ней отнесется, но оправдываться было поздно, она боялась ее мести и постаралась спрятаться подальше. Пан увидел в глазах Артемиды все, что она скрыла от него, он оказался странно проницательным созданием. Но она подарила ему жизнь, и жизнь для него была вполне сносной, – так он оправдывал ее и ничего уже не хотел, ничего не боялся, да и терять ему было нечего, оставалось только жить и не тужить.

– Одиночество и страх перед ним испортит характер любого, только Дионис остался прежним, – продолжала свою речь богиня. И Пан понял, что он должен познакомиться с этим вольным, и таким же заброшенным в этом мире богом, как и он сам.

Дионис был прекрасен, свободен и весел, даже после того, как это несчастная Ариадна, которую он спас от нелюбви Тезея – несносного сына Посейдона, взяла да и бросилась с обрыва в воду, чтобы покончить с этим миром. Но и Пан и Артемида, и сам Дионис, узнав о случившимся, были уверенны, что все к лучшему. Нельзя удержать в мире того, кто не хочет жить и упрямого добивается того, чего не может быть.

– Он мог быть и хуже, – размышлял в это время Гелиос, который слышал разговор с небес, и был благодарен дочери Зевса за то, что она не отталкивает его сына, ведет с ним беседы, по-своему неуклюже и все-таки заботится о нем, там на земле. А это дорогого стоит.

А при первой возможности, оказавшись на земле, Гелиос собрал нимф и потребовал от них, чтобы они были с Паном и позаботились о нем. Нимфы должны были ему это обещать, хотя сам Пан не узнал об этом клятве, иначе бы, наверное, не обрадовался так странным переменам, которые неожиданно произошли с ними со всеми.

Пан уверял теперь всех, что вместе со злом в этом мире существует и добро, и он был в какой-то мере прав. Самой несчастной и далекой была его мать Дриопа, с нее Гелиос не взял никакой клятвы, он сделал вид, что ее просто не существует в мире. И ей было очень обидно такое отношение бывшего возлюбленного.

Вот так и имей дело с Титанами, недаром не доверяет им Зевс и жестоко наказал одного из них, – мстительно думала она, оставаясь в одиночестве. Своей вины во всем происходящем она не чувствовала, обиды затмили ее разум окончательно.

Жизнь стала вдруг веселой и счастливой – Пан убедился в том, что после тьмы всегда приходит свет. И это его несказанно обрадовало в те дни.

– Не сердись на свою мать, – говорила Артемида, – она просто слаба и не может проявить великодушия, она просто несчастное создание, и потому не стоит от нее требовать слишком многого.

Но она подарила нам тебя, и мы ее прощаем за все остальное, и ты прости.

Пан давным-давно простил, а вот Гелиос оказался глух и слеп по отношению к бедной нимфе, и это ее печалило больше всего.

Когда нимфы с восторгом рассказывали об Олимпе, где они побывали в свое время, Пан слушал вполуха, про себя он решил:

– Мне вряд ли там придется побывать, да и не очень хочется, мне и в лесу хорошо, чем дальше от Зевса, тем спокойнее. Не касается меня та жизнь и те страсти.

– Но почему бы не мечтать и о большом? —усмехнулась одна из Нимф.

– В начале я хотел многого, а следовало бы радоваться, тому, что есть.

Пан был умен, а теперь решил еще и мудрствовать. Только бы его размышления не дошли до Зевса, вряд ли такие речи ему понравятся. И сама Артемида, конечно, ничего не рассказывает, но здесь часто неожиданно появляется Аполлон, а вот тот уж точно молчать не станет, и что тогда станет с бедным чудовищем?

№№№№№№№№

Дриона не выдержала и решила все-таки навестить своего сына, который в последнее время в ней совсем не нуждался. Пан был в центре внимания всего леса, нимфы и дриады легкой стайкой неслись за ним, и он успевал только поворачиваться то к одной, то к другой и был счастлив с ним. никто давно не замечал его безобразия, словно они все ослепли, как такое вообще могло быть?

Ей следовало бы порадоваться, увидев такое, но она затаила обиду, ведь помогли ему чужие девы, а родная мать пальцем о палец не удалила, словно кто-то (а это был Гелиос, она не ошиблась) хотел показать ей всю ее ничтожность. Так и пришлось ей снова удалиться, потому что вся эта веселая компания отторгла ее, не оставив ей надежды на то, что все может перемениться.

Бедная, бедная Дриона, что же она сотворила.

№№№№№№№

Но и сам Пан теперь заботился о нимфах, ведь они стали его большой и дружной семьей. Он слышал, что нимфа Клития безнадежно влюблена в его отца Гелиоса. И само по себе это не было чем-то необычным и странным. Она с восторгом рассказывала о прекрасном и неприступном боге, к которому и приблизиться невозможно, чтобы не обратиться в пепел.

– И все равно, – настаивал Пан, – даже если он так хорош, как тебе кажется, он не стоит твоих слез.

Глава 9 Противоречия

Пан недаром так отозвался о своем любимом отце. Обижен он был за себя самого. Почем отец не хочет называть и признать его сыном?

Нет, он не отталкивал его, конечно, но ведь и сближаться с ним не собирался. Это казалось особенно обидным. Он мог бы почаще заглядывать в этот лес, посмотреть, что там происходит, но нет никакого внимания, словно и нет у него сына и никогда не было.

Обида сжирала Пана, и никак не мог он спокойно подумать о лучезарном своем отце. А о том, что Гелиос так же был равнодушен и ко всем остальным детям, в то время это до Пана не доходило, он о том и не думал. Но зато внимательным оказался к Чудовищу другой бог. Узнав о том, что в дремучем лесу скрывается от взоров всего остального мира один из сыновей Гелиоса, Гефест, сын Зевса, такой же несчастный, как и он сам, и решил навестить его. Они были и друзьями по несчастью и родственными душами.

Вот и хотел бог – кузнец, который никогда не унывал, рассказать Пану свою историю.

– Ты не печалься сильно, не только с тобой такое случалось, когда Гера родила меня на Олимпе, – размышлял он, – она пришла в такой ужас, что оттуда меня и скинула, не задумываясь, вот и без оглядки полетел я с Олимпа, только пятки сверкали.

Вот и все почести для долгожданного наследника Зевса, от той, которая за семью горой стоит, нерадивый матерей сурово наказывает. Ты хотя бы не летел так высоко, ноги не ломал. А я не нее и не сердился, потому что все к лучшему, скучно и уныло на том самом Олимпе до невообразимости. Потом я дал Дриадам слово, а они меня приняли, как родного, что вернусь туда и заставлю их с собой считаться. Она придет сама ко мне, или своего ненаглядного Ареса пришлет, а вот тогда я подумаю, идти к ней или тут остаться.

– Но что можно было придумать, чтобы такое случилось? – воскликнул Пан.

– Я знал, что не смогу праздно проводить время и должен стать лучшим из лучших в каком-то мастерстве…

Больше всего мне понравилась кузнеца с ее огнем, со всем, что там было. С самого начала я проводил там много времени, и мастера пришли в восторг от моей работы. Тогда я понял, как вернуть то, что у меня отняли.

Долго пришлось возиться, но я сделал самый прекрасный в мире золотой трон. Как только Гермес, часто к нам заглядывавший, его похитил (а на это я и надеялся), и доставил на Олимп, так Гера и должна была вспомнить о своем давно позабытом сыне.

Моя мать слишком любила такие помпезные вещицы, она тут же уселась на него.

– И оценила твое мастерство? – удивленно спросил Пан

– Ей пришлось это сделать, потому она и взревела так, что и на земле и царстве Аида были слышны ее вопли.

– Что же такое случилось? – удивленно спросил Пан, наверное, оставаясь в глуши, он один только не слышал этой истории.

– Да потому что она не смогла с него подняться, это был золотой капкан, открыть который никто кроме меня не мог. Только я один ведал, как он открывается, – гордо заявил Гефест, и рано или поздно, когда ей надоест сидеть, они должны были найти меня и отвести туда.

Но ведь она сама меня и породила, а яблоко от яблони недалеко падает.

– Я не смог бы проделать этого со своей материю, даже если бы и захотел, – говорил с грустью Пан, – да я и не стану ничего такого делать, пусть она живет и радуется жизни.

– А ты добряк, как я погляжу, такой страшный снаружи, и такой добрый внутри, но каждый поступает так, как ему хочется.

– Я привык жить без нее, а зло, нимфы говорят, к тебе же и возвращается.

Гефест молча пил вино, которое принесли ему красавицы – нимфы, неожиданно появляясь и исчезая. Ему определенно нравился этот чудак.

– Его мать Гера, – говорил в это время Пан, – а моя только одна из этих нимф, она глупа и безрассудна, так зачем же мне ее так наказывать?

Гефест пробыл у него в гостях еще несколько дней, пьянствовал он все время, и казался Пану все менее симпатичным, что-то его сильно настораживало. Но выбирать своих гостей он не мог, приходилось мириться с тем, которые тут были.

– Пусть и боги и духи остаются такими, какие они есть, так и мир разнообразнее и интереснее. Он научился со временем желать только того, чего можно было добиться, не стал даже тянуться к тому, что было недоступно.

Это были праздные желания и мечтания, которые не приносили никаких плодов. Ему не хотелось попасть на Олимп, может потому, что его отец там почти никогда не появлялся? Но в чертог Гелиоса Пан заглянул бы с огромным удовольствием, если бы это было возможно.

– Пусть я страшен, но породил меня этот великолепный красавец, – говорил он сам себе, в утешение, я хочу быть рядом с ним, вместе с ним, и у меня есть такое право. Не моя вина, что ему захотелось развлечься с моей матушкой.

Глава 10 Слухи и сплетни

В то самое время, пропавшая где-то нимфа Клипия, возвращалась назад и стала рассказывать всем собравшимся у чертогов Пана о том, что Гелиос влюбился в Лифкофию, дочь персидского царя.

– Он без труда соблазнил ее и овладел ею.

И когда она остановилась, замолчала, то Пан и все бывшие там заметили, что нимфа готова умереть от горя. Вот и обступили они ее в тревоге.

– Что ты задумала? – спрашивал Пан.

Он внимательно следил за тем, что происходило вокруг. Он был страшно зол на отца своего, хотя, скорее всего тот ни в чем не был виноват.

– Но как он может так легкомысленно относиться к влюбленным в него нимфам и богиням, почему даже не задумался о том, что их ждет, что с ними потом станет? Откуда такое легкомыслие?

Как горестно было ему все это переживать, он ждал беды, как и все, кто тогда был рядом с влюбленной нимфой.

– Она безумна, – говорили подруги, оказавшиеся свидетелями всего происходящего.

– Но почему Гелиос должен возиться с каждой из тех, кто решил в него влюбиться? – вопрошали другие.

То, что он не знает и знать о ней не хочет, что же в этом удивительного?

Пан понимал, что не стоит отмалчиваться с благодушным видом, следовало просто быть к ней поближе и постараться спасти наивное создание.

Впервые он почувствовал себя нужным и важным.

– Гелиос слишком беспечен. Может, он и не должен отвечать на их чувства, но и оставаться далеким и равнодушным он не может, разве нет наказания за жестокость богов по отношению к остальным?

Нимфа с радостью ощутила его поддержку и словно бы родилась снова. Она решила завоевать Гелиоса, надеялась, что Пан ей в том поможет.

Она исчезла в тот же вечер, но теперь все знали, куда она могла отправиться, забыв о мире и о любимом лесе.

В полночь, удаляясь с небосклона, Селена появилась в замке Гелиоса и сообщила ему о случившемся за это время, о том, что она видела и слышала. Потом, немного помолчав, она рассказала Лучезарному грустную историю о влюбленной в него нимфе.

– Она хороша, как никто в этом мире, – прибавила томная Луна, и пока ты гонялся за темной и равнодушной старухой (Селена не произносила имени Никты), она страшно страдала из-за тебя.

Гелиосу не нравилось, когда кто-то, даже Селена, упрекала его в чем-то. Особенно он сердился, когда она начинала говорить о чьих-то чувствах к нему, заставлявших его волноваться и сердиться. Внешне он оставался спокойным и мог тут же позабыть о том, что говорилось. Но и Селена не умолкала:

– Ее отец не пощадит дочь, если узнает о тебе, а девица очень боится его ярости.

Он понимал, что Селена от него чего-то требовала, но не хотел вникать в то, о чем она говорила. Пусть все идет своим чередом, и если им суждено будет встретиться, то он так тому и быть, но искать нимфу он не собирался.

Больше всего Гелиосу хотелось отдохнуть, избавиться от проблем, обрушившихся на него в то время. Но не стоило оставаться таким спокойным и беспечным, потому что могла случиться беда.

Гелиос сразу все понял и только усмехнулся, на нее глядя. Тогда Селена обиделась и направилась прямо к персидскому царю и рассказала ему о том, что происходило между Гелиосом и его дочерью. Царь смотрел на нее и ничего не понимал, хотя в следующий момент ему вдруг все стало ясно.

– Безумная, как смеет она меня обманывать, – закричал он, – почему она оказалась в его объятиях. По какому праву он не остановил ее?

Царь метался по своему огромному дворцу, не в силах понять, что ему дальше делать. Он боялся даже думать о мести богу, но своей дочери он легко мог отомстить. Его покой и честь были раз и навсегда нарушены, и царь не оставит этого просто так.

№№№№№№№№№

Левкафия же ни о чем не подозревала, когда выбежала к своему возлюбленному.

Тут Гелиос и столкнулся с ней. По его взгляду она поняла, что ему все известно. И не зная, как ей поступить она на миг замерла на полном лету. Она лепетала что-то о том, что погублена и ей не на что больше надеяться. Бедная, бедная нимфа.

Глава 11 Трагедия

В небесах повисла тишина.

– Пусть так, – рыдала нимфа, – но я ни о чем не жалею, и рада тому, что меня пронзил своей стрелой амур. Я не смогу разлюбить тебя, что бы ни случилось.

Предательница – нимфа слышала всю эту пламенную речь. Она устыдилась своего скверного поступка, но было слишком поздно. Но исправить ничего она не смогла бы, даже если бы и захотела. Потрясен услышанным был и сам Гелиос. И он замер неподвижно, не понимая, что ему делать дальше. Но стражники уже настигли царевну по приказу грозного царя, бросили ее к ногам разъяренного отца.

Царь не видел даже самого Гелиоса, за ними с небес следившего.

Нимфа в ужасе спряталась. Она не сомневалась, что ее поступок вряд ли одобрят даже те, кто ей до сих пор сочувствовал и хорошо к ней относился. Глядя на страдания девицы, она особенно скверно себя чувствовала. Но в глубине ее души томилась злорадная радость, от которой она не могла отмахнуться.

– Отомщена, – вырвалось невольно у нее.

Но разве девица, брошенная к ногам отца, не должна была думать о том самом?

Девица эта пошла на все, потому что она хорошо знала своего отца, и не могла надеяться на его милость.

– Я любила, и буду любить Гелиоса, – говорила она упорно глядя на отца своего, словно испытывая его терпение, – ты можешь убить меня, но я никогда не откажусь от него, не забуду о нем, мне не нужен никто другой. Мне легче от своей жизни отказаться, чем от него.

Царь взирал на нее, словно безумец. Он понимал, что проиграл и бессилен даже перед собственной дочерью, что уж говорить о боге самом?

– Закопайте ее в песок на глазах у всех, – взревел он, – пусть ее возлюбленный о ней позаботится, а я больше ничего не хочу.

Царевна и слышала и не слышала все, что он говорил.

– Мне жаль тебя, отец, – наконец произнесла она, – ты жалок и несчастен, – только и произнесла она бессильно.

Царь в гордом молчании удалился, не в силах больше там оставаться.

От Селены Гелиос узнал о жестоком решении этого безумца.

Он видел, что царевна и на самом деле тут же была закопана в песок. В ярости он разметал этот песок, не переставая дивиться царскому безрассудству. Но пока он освобождал царевну, уверенный, что она лишь лишилась чувств, он не видел, что она уже мертва, тело ее, лишенное жизни, было извлечено из песка. Оставалось только положить его и оставить тут же. Гелиос, наконец, понял, что произошло, и не скрывал своего горя и ярости. Ему хотелось только одного – сжечь, уничтожить весь этот мир, следа от него не оставить. Но незаметно приблизилась Селена и напомнила ему:

– Не все люди в том повинны, почему же они должны страдать?

– Но какой же он царь, какой же он отец, если мог так поступить со своей дочерью.

Гелио мучительно думал о том, что же ему делать теперь. Это не должно оставаться безнаказанным.

– Многие вообще своих детей не замечают, – сказал кто-то неведомый за его спиной.

Но Гелиос даже не повернулся для того, чтобы понять, кто же это там был.

Нимфа жалела своего возлюбленного, так страдавшего из-за какой-то безымянной царевны. Она в отчаянье приблизилась к нему, чтобы хотя бы теперь быть ближе.

Это она напомнила ему о бедном Пане, так страдавшем из-за равнодушия отца.

Гелиос подхватил тело царевны и никого больше не видел и не слышал, слова нимфы повисли в пустоте. Он перенес мертвую царевну на остров своей любимой дочери волшебницы Цирцеи. К тому времени она была уже взрослой, и хозяйничала на подаренном ей острове. Она была слишком горда и не хотела общаться ни с кем из людей, служить и помогать никому, кроме своих близких не собиралась.

Если что-то ее и увлекало, так это безымянные пока путешественники, отправившиеся за золотым руном к ее брату Ээту.

Цирцея ждала грядущих потрясений, связанных с ее любимой племянницей Медеей.

Когда Гелиос исчез в Тартаре, она дивилась его влюбленности в Богиню Тьмы. Она просила вернуться его назад, потому что не мог он из-за тьмы и ее странной богини лишить их всех тепла и свет. А когда ей сказали о том, что он напрасно гоняется за богиней, она пришла в ярость. Но все кончилось в один миг, и она снова обрадовалась. Но потом Цирцея пожалела о том, что отец вернулся, потому что задержись он в лабиринтах тьмы, и девчонка осталась бы жива, а ему не пришлось бы так страдать.

Глава 12 Побег нимфы

Цирцея встретила отца своего в печали. Она искренне ему сочувствовала.

– Произошло только то, что произошло. Она превратилась в тлен. И оба они смотрели на небеса и видели, как она удалялась от них.

– Но как же так случилось? – воскликнул Гелиос.

– Ты сам знаешь о нимфе, которая была влюблена в тебя. Она случайно узнала о твоей тайне и отправилась к царю. Она ему обо всем рассказала

– Но как такое могло быть? – усмехнулся он, – она не могла так жестоко поступить со всеми нами.

Но Гелиос в глубине души чувствовал, что именно так она и поступила.

– Она любила тебя и ради этого она готова была на все.

– Но так не должно быть, любовь не бывает такой.

Но горести его не было предела.

– Любовь не всегда прекрасна, она может оказаться и самым большим кошмаром в мире, – говорила ему чародейка.

Хотя в те времена никаких разочарований она еще не пережила.

– Она безумна и ничто не может ее оправдать, – напомнила она о нимфе.

Гелиос не хотел оставаться у Цирцеи. Он быстро покинул остров, решив скорее забыть обо всем, что там происходило. Нимфа убежала немного раньше, понимая, что ее тайна раскрыта, и ей придется ответить за все, что она натворила. Она ненавидела чародейку, и считала ее самым отвратительным созданием. Она убегала, понимая, что должна спрятаться как можно дальше, и скрыться от Гелиоса можно только в лесах у Пана, куда он не заглядывает.

Больше нигде она не найдет себе покоя.

№№№№№№№№№

Пан видел, что нимфы не было слишком долго. И он стал беспокоиться, особенно, когда они услышали о расправе над царской дочерью, он понял, почувствовал, что она к этому причастна. И когда она бросилась в его объятья, он страшно обрадовался, и готов был защищать и прятать ее от всего мира.

Но и Пан, и нимфа понимали, что сбежать от Гелиоса они не смогут. Только теперь она по-настоящему понимала, что же натворила и что теперь будет не только с ней, но и со всеми, кто на свою беду рядом оказался. Зачем это ей было нужно? – она и сама не знала этого. Слишком горькими были ее размышления.

Гелиос впервые за все время шагнул на лесную поляну (Как она мечтала об этом прежде)

Но ни о чем не задумываясь, на глазах у Пана и других нимф она превратилась в подсолнечник.

Пан пришел от увиденного в ужас.

– Ты все время будешь поворачиваться к солнцу, – мстительно произнес Гелиос, не глядя на потрясенного сына.

– Она вечно будет прикована к нему своим взором, – размышлял он, умирая от тоски и горечи.

– Я слишком добра, нужно было совершить и не такое, ты заслуживаешь сурового наказания.

Пан, забыв обо всем, двинулся к отцу. Гелиос уже собрался уходить, но удивленно взглянул на него, словно бы увидел что-то страшное, невероятное, и глубоко ему противное.

Пан и сам был поражен своим проворством, а отец его показался жестоким.

– Что это за чудовище, – спросил он, хотя уже догадался, кто перед ним находится.

Но Лучезарный даже себе не хотел признаваться в том, что это он породил Пана.

– Это твой сын, – крикнула одна из нимф, – Даже его мать отказалась от него в ужасе. Она скрывала от тебя такое чудовище, но он славный парень и мы его полюбили, вот он и перестал нас раздражать.

– Пусть так, только чего ты от меня хочешь? – удивился Гелиос.

– Ты показался мне таким прекрасным, – обратился Пан к своему отцу. Но твоя красота опасна, тебя невозможно любить. Я вижу, как расплачиваются те, кто тебя любит.

Гелиос замер, ему хотелось спалить этого негодного так, чтобы и пепла от него не осталось. Но не шевелился, стоило ли увеличивать число жертв? Разве их было мало? Но Пан уже развернулся и пошел от него, как он смеет быть таким наглым?

Гелиос не собирался его останавливать, пан убегал напрасно.

Глава 13 Бунт в душе

Вот так и появилось на лесной поляне это странное и не дерево и не растение, пока еще не названное никак. Это потом славяне назовут его подсолнух. А тогда оно было еще безымянным и напоминало о вероломной и несговорчивой нимфе, обезумевшей от любви.

В душе у него зародился протест – страшный бунт, он не мог сладить с собой.

– Он не смеет с ней так поступать, – говорил нимфам Пан.

Но объяснять своих порывов и поступков Гелиос не собирался.

– Мне стыдно за него, – обреченно усмехнулся Пан, – я не хочу думать о том, что он мой отец.

– Он ни в чем себя не винит, – говорила Нимфа, – хотя две девицы из-за него так страдали, и погибли.

И тогда нимфы стали вспоминать и рассказывать свои истории, о тех несправедливостях, которые были в их жизнях.

Пан только дивился той жестокости, которая происходила в мире. И понял Пан, что его лес – самое лучшее в мире место, где он только и мог жить.

Тогда он и дал себе слово, что теперь навсегда здесь останется. А ночью к ним спустилась Семела, услышав, о чем они в те дни говорили. Они удивленно смотрели на богиню луны. Но она только улыбнулась всем сразу и расположилась среди них

– Я хочу вам рассказать, как у титана Гипериона и титаниды Тейн родился красавец сын и две дочери. Гелиосу была отведена в том мире важная роль. Он должен был освещать и согревать этот мир.

Никто никогда не мог представить себе, сколько усилий ему для этого потребовалось.

– Не суди его строго, Пан, – говорила Селена, – он сделал для этого мира больше, чем мы все остальные. Если он когда-то ошибался и капризничал, только потому, что всегда был на них обижен. Они забыли, что он для них сделал, и подчинились дерзкому Зевсу, который ни светить, ни обогревать никого не собирался.

Селена на миг замолчала. Она смотрела на него, и делать ничего не собиралась. Он может уйти, но жить без него станет невыносимо.

И Пан стал думать о том, что слишком легко судить и рядить, осуждать других, особенно когда тебе о том почти ничего не известно.

№№№№№№№№№№№

Пока Семела старалась защитить Гелиоса от нападавших на него родственников, сам Гелиос отправился в свой дворец на берегу океана. Дальше не было никакой земли, это и был тот самый край света, о котором так часто любили говорить во все времена. Но чтобы хоть что-то оставалось, он поднял со дна морского остров и назвал его Родосом.

Во время этого творения он немного отвлекся от огорчений, которые не давали ему покоя. Назвал он его в честь первой жены и тем увековечил память. Надолго он оставался в полном одиночестве, ни в кого не влюблялся, ни с кем больше не хотел говорить.

Ни одна из влюбленных богинь не осмелилась появиться в этом одиноком его жилище. Он же в то время вспоминал о первой своей жене. И хотя тогда он не слишком ее любил, смотрел на девиц, нимф, богинь, титанид, которые были рядом, кого только не было с ним в те дни.

– Он любил ее, – рассказывала Семела Пану эту давнюю и грустную историю.

Но жизнь небожителей слишком длинна и переменчива по любым меркам. Только люди, очень быстро покидающие этот мир, могут любить одного человека, но и они чаще всего так не поступают. А с богами это вообще невозможно.

Гелиос добр и терпим, не все могут быть такими. А то, что творится, не всегда от него зависит. Вспомни о Геракле. Но тут Селена заметила, что они о нем ничего не ведали.

– Вспомните о Геракле, – говорила Селена.

Но они об этом ничего не знали. Ей пришлось рассказать им эту историю с самого начала.

Лес жил своей особой жизнью, как оказывается, и то, что потрясало мир, их как будто не касалось. Они не интересовались даже самыми важными событиями.

– Геракл не всегда был ангелом, – говорила она, – а когда уснул и разогрелся на солнце, то он рассвирепел и запустил стрелой в Гелиоса.

Тот не стал наказывать его за такую дерзость, и чтобы он скорее проделал путь, одолжил ему свой золотой челн.

Глава 14 Спор

Пан не мог согласиться с тем, что она говорит.

– Но если бы Геракл не был сыном Зевса, был бы он к нему так добр? —усмехнулся Пан, – а ссориться с Зевсом Гелиосу не пристало. Это любому ясно.

Селена очень обиделась на него, почему Пан так суров к своему Лучезарному отцу? Но все ее усилия казались напрасными.