Спасти царевича бесплатное чтение

Посвящается

Моей маме,

Людмиле Лисуковой,

первому читателю и автору подвигов царя Иннокентия.

Алине Пучковой,

чья логика и рациональное мышление

не раз указывали, где моя бурная фантазия

окончательно распрощалась со здравым смыслом.

Ольге Багаевой,

однажды и навсегда вселившей в меня

уверенность в собственных силах.

Спасибо Вам, огромное!

Пролог

Упорствующим в своих стремлениях и желаниях

судьба всегда дает возможность…

…после сожалеть об этом.

…и жили они долго и сча́стливо…

Какая скука!

Я с силой захлопнула книгу. Что за история такая, а?! Все, как заведено: богатырь-царевич спас красу-девицу, победил чудище о семи головах и женился. Да нет, не на чудище, сие было бы хоть какой-то новизной и приятным поворотом сюжета.

Труд сей бесценный какого-то бумагомарателя обошелся батюшке аж в 5 золотых! Уж лучше бы он мне бусы привез, честное слово.

Я еще раз взглянула на книгу.

Нет, вещь, без сомнения, сто́ящая как в прямом, так и в иносказательном смысле. Весит как добрый камень. Ежели что, ею можно и от разбойников отбиваться. Корешок имеет из тисненой кожи, но самое занятное в ней – картинки: цветастые, на весь разворот.

Я открыла книгу и в очередной раз с сомнением изучила румяного царевича со стогом сена на голове и мечом в руках, которому позавидовали бы и былинные герои. Рядом, то есть, на той же картинке, краса-девица с голубыми глазами на пол лица сползала по стеночке за могучей спиной спасителя. Выпученные глаза ее отражали то ли крайний испуг, то ли столь же сильную веру в царевича. Сути сие не меняло. Чудище на страницу не поместилось, но судя по грозно сдвинутым бровям царевича, было где-то тут, недалече.

Аж, смотреть противно! Ну почему нельзя по-иному?! Например… Краса-девица, а может вовсе и не краса, просто девица, спасает царевича от… да хотя бы и от чудища! Я старательно представила себе ту же девицу, но с нормальными глазами, держащую в руках меч, пусть и не такой внушительный как у царевича. Сам спасаемый, ну пусть… хоть и прикованный к стене какими-нибудь цепями могучими (чтобы чудище побеждать не мешал) смотрит на девицу, пусть и не красу, взглядом, полным обожания! Чем не сказочка?

Дала младшая из княжон Луговских, я, то есть, себе зарок: в подобной ситуации поступить надлежащим образом, не ждать у моря погоды в башне высокой, а само́й спасти царевича от участи незавидной! А княжне, пусть и младшей, держать до́лжно слово свое, вот и маюсь… Со скуки! Ведь из чудищ за околицей лишь торгаши иноземные, да и царевичей, нуждающихся в спасении, пока не попадалось…

Я вздохнула, безо всякого счастья возвращаясь с небес на скучную землю.

Экипаж подскочил на ухабах, и я с возгласом уронила книгу. Сестры взглянули неодобрительно, маменька же продолжала мирно спать на мое счастье. Ругаясь под нос словами, которые девице в моем возрасте и знать-то не положено, я подняла труд, истинно монументальный, и с тоской уставилась в окно.

Жили мы (князь Луговской с домочадцами, челядью и слугами) в просторном имении недалече от стольного Софийского града, дарованном нашему батюшке царской милостью вместе с княжеским титулом за верность и честь, которые так и не удалось поставить под сомнение. Ну и за личную выслугу на военном поприще. Так что, дорога в большой город для шумного семейства отставного вояки занимала всего четыре часа в просторном закрытом экипаже.

Заснеженные просторы родного края…

…успели надоесть еще за первый час пути. Оставалось только слушать вполуха болтовню сестер, обмениваться тоскливым взглядом с маменькиной заморской собачонкой и листать книгу про подвиги царевича, мнение о которых я успела составить уже через дюжину страниц.

Как же мне хотелось, чтобы что-то произошло. Ну хоть… разбойники напали (на чудище я и не надеюсь), или еще какой казус приключился…

Но нет. Время шло, а экипаж все так же бодро подпрыгивал на ухабах. Маменька спала, сестры обсуждали наряды и кавалеров, а я, наизусть зная кто, с кем, в чем, и когда мечтает отказаться наедине на балконе/в парке, нужно выбрать, все больше и больше убеждалась в том, что ежели мне и суждено погибнуть во цвете лет, так только от скуки…

Глава 1

…И молвил тогда царевич Аннушке:

«Жди меня три года, три дня и три ночи,

как только исполню волю царя-батюшки,

вернусь к тебе, сдержу слово данное:

приведу тебя в палаты Белокаменные

И будем жить-поживать…»

В общем, треплом оказался царевич,

«сгинул в пучине морской, не вернулся».

Потому как сказитель

о заморском понятии «хеппи энд»

понятия не имел ни малейшего.

Встреча с бабушкой, чопорной и суховатой мадам, прошла так же, как и в прошлом сезоне. И в позапрошлом, и пять лет назад. Не менялся ни нудный обед в честь приезда, ни выражение ее лица. Скука. Тут даже сестрицы со мной были согласны. С горем пополам дождавшись вечера, мы тайком сбежали из своих комнат и, собравшись вместе, принялись строить планы на бал, открывающий Зимние празднования.

Нэнси, наша старшенькая (матушка настояла, чтобы мы звали сестру на заморский манер), статная девица, а ежели не миндальничать, то просто каланча, была похожа на девицу с лубочных картинок с шикарной русой косой до пояса и огромными синими глазами.

Характером сестрица удалась в папеньку. Она была улыбчива, мила, не слишком болтлива. Идеальная жена для какого-нибудь самодурствующего князька. К ней сватались многие, но неизменно получали отказ. Сердце сестрицы принадлежало лишь одному человеку, и наше шумное семейство в порыве трогательного единодушия хранило ее тайну. Невозможность удачно вытолкать замуж Нэнси временами вгоняло маменьку в уныние, но не настолько, чтобы настаивать всерьез.

Стоило признать, втайне я хотела быть похожей на старшую сестру. Про меня родители говорили, что им еще и доплатить придется, чтобы такой подарочек с рук сбыть. Мало того что красой особой не отличаюсь, так еще и увлечения имею не подобающие. В общем, горе луковое, а не княжна, пусть и самая младшая.

Нашу среднюю сестрицу звали Мирна. Невысокая, бойкая и наглая, как таракан в мужицкой хате, она, как и сие… многоногое, считала себя хозяйкой положения. Везде и всегда. Мы с сестрицей никогда не ладили. Возможно потому, что я тоже унаследовала некоторые из этих матушкиных качеств. Боевым задором, звонким смехом и сияющими темными очами она с лихвой компенсировала в глазах окружающих отсутствие стати и чувства меры, так украшавших Нэнси.

И вот сии две красы, каждая по-своему поражавшая воображение мужчин, сидели у меня на кровати. Мирна что-то увлеченно рассказывала, взмахивая руками так стремительно, что я поспешила отодвинуться. Отражение повторило мое движение.

Я невольно вздохнула. Девица в зеркале была в меру костлява, в меру угловата, ведь мне едва исполнилось семнадцать лет, имела приличную русую косу и кучу конопушек на чуть вздернутом носу. Ежели верить маман, годам к двадцати я обещаю стать настоящей красавицей. Вот только слабо верится. Рядом с сестрицами на меня никто и не взглянет.

Хотя о чем я. Спасу царевича, как задумано, и выскочу замуж даже раньше Нэнси. Вот! Сказано – сделано. Может, внешность у меня и не для парадного портрета, зато характер исключительный. Для царевны в самый раз.

– Ариша! Ты слышишь?

– А то ты не видишь! Нэнси, ей же с нами ску-у-учно. Мы вышиваем, песенки поем, ведем себя как дома-а-а-ашние безголовые ку-у-у-уры, сие ведь не по ней, – пропел у меня над ухом голосок любимой сестрицы Мирны. Но прежде чем я успела выдать ответный монолог, вмешалась Нэнси.

– Не нарывайся. Ариш, я хотела спросить, с кем ты бы хотела открыть танцевальный сезон? – сестрица старательно «в нос» выговорила новомодное слово.

Я усмехнулась.

– Маман уже, небось, все расписала и пообещала за полгода до Зимних празднований.

– Ты прекрасно знаешь, что можешь выбрать сама.

– Зачем ей?! Она у нас только за царевича пойдет, забыла? – Мирна, как заведено, не скупилась на слова.

– Я ежели и пойду, то надолго. А вот от твоей болтовни благоверный сбежит уже через декаду! – душевно сообщила я, борясь с желанием швырнуть в сестрицу подушкой.

Нэнси обреченно покачала головой. Она любила нас обеих и никак не могла взять в толк, почему мы не можем жить дружно.

Я закрыла глаза и откинулась на подушки. Бубнеж Мирны стал доноситься словно бы издалека, разбавляемый мелодичным голосом Нэнси. Они обсуждали мою детскую мечту, неизвестно, по какому кругу перебирая возможные и невозможные варианты. Первым неизменно шел престарелый царевич Олег, видевший отроком еще батюшку нынешнего царя, выпивоху и бабника, о чем, не стесняясь, судачил не только двор, но и все окраины.

Царство с нетерпением ждало тот день, когда на престол взойдет старший сын царя, цесаревич Мирослав, и так правящий государством в тени сумасбродного родителя. Младший же, царевич Елисей, пошел в папеньку и похождениями своими затмил даже неподражаемого батюшку.

Сестренки развлекались, даже не подозревая главного. Со свадьбой, или без, я действительно дала зарок спасти царевича. Было кое-что такое, о чем я не рассказывала ни маман, ни даже Ненси. Мне было девять лет, когда мы с сестрами впервые поехали в стольный Софийский град на Зимние празднования. Бабушка отреклась от маменьки, сразу после замужества, ведь батюшка в молодости был, прямо скажем, неудачной партией для дочери из богатой и влиятельной семьи. Но, когда Нэнси стукнуло 16, она сменила гнев на милость и согласилась принять внучек в стольном граде. Бабушка вхожа в высшее общество, так что первый сезон в жизни Нэнси, выросшей в суровом и небогатом Южном граде, обещал стать оглушительным. Нас даже представили ко двору. Всех троих, несмотря на юный возраст. Я была слишком маленькой, чтобы танцевать, а в царских палатах столько всего интересного… Немудрено, что я сбежала от мамок-нянек бродить по многочисленным залам и переходам в гордом одиночестве. И в оранжерее, возле диковинного фонтана, в который так весело было бросать камушки, я впервые увидела Его.

***

– Ежели бросишь чуть ниже над водой, он пролетит дальше и подпрыгнет несколько раз.

Чей-то голос раздался над ухом, когда я, перегнувшись через бортик, пыталась выудить очередной камушек.

Я испуганно выпрямилась и оглянулась. Темноволосый мальчишка лет пятнадцати в аккуратном камзоле с парадными лентами и расчесанной челкой, сидел на бортике фонтана, почти касаясь воды носками сапог.

– Ты кто? – испуганно спросила я, прижимая мокрые руки к груди.

– Царевич, – грустно улыбнулся мальчишка. – А ты кто, Кроха?

Я задумчиво посмотрела на мальчишку.

– Ты не похож на царевича…

– Почему? – удивился он.

– Царевичи веселые и смелые, они царевен от чудищ спасают, – сообщила я мальчишке, ни секунды не сомневаясь в своей правоте. – Вот ты когда-нибудь спасал царевну?

Мальчишка улыбнулся краешком губ, а глаза его остались задумчивыми.

– Скорее царевне придется спасать царевича, Кроха…

Я гордо выпрямилась, не обращая внимания на подмокшее платье и мятые розовые банты.

– Ежели понадобится, спасу!

Одинокий смешок как-то уныло прозвучал в тихой пустой оранжерее.

– Я тебе верю, Кроха. Ежели, кто-то меня и может спасти, то только ты.

– Но я ведь не царевна… – От неожиданного расстройства даже слезы на глаза набежали.

– Царевич всегда женится на спасенной царевне? – неожиданно уточнил мальчишка, серьезно глядя на меня.

Я уверенно кивнула – большой розовый бант на голове согласно трепыхнулся.

– Значит, я женюсь на тебе, и ты тоже станешь царевной.

– Тогда я точно тебя спасу! – я вздернула нос и сжала кулачки, подтверждая решительность своих намерений. – Вот только… ты научишь меня бросать камушки?

Грустный царевич улыбнулся.

Мне, смущенно теребящей бант, ужасно захотелось улыбнуться в ответ…

***

Осенью того же года в стольном Софийском граде вспыхнул мятеж. Люди устали терпеть самодурство бестолкового царя и жаждали уже не перемен, а крови. Цесаревич Мирослав, по счастливому стечению обстоятельств оказался в Южном, куда не успела докатиться волна народного недовольства. Суровые вояки, непрерывно имеющие дело с басурманами, благоволили цесаревичу. Гвардейский подпоручик Луговской, наш батюшка то бишь, одним из первых поддержал наследника престола. Цесаревич лично возглавил войско, навел относительный порядок в стольном граде и с тех пор фактически правил государством, позволяя царю-батюшке тихо транжирить казну в свое удовольствие. А про младшего все как-то забыли. Никто не знал, как он выжил, что испытал, когда понял: до брата ему не добраться, а царю глубоко безразлично, что будет с сыном.

Я несколько раз видела царевича возмужавшим. Он возвратился после долгой учебы в заморском Университете, лишь для того, чтобы потрясти царский двор безумными выходками и ледяным презрением ко всему, что раньше было ему дорого.

Минуло восемь лет. Я повзрослела, поняла, что не вижу в холеном, безжизненном лице ни одной черточки того Царевича, который до сих пор сидит на бортике фонтана где-то в глубине моей памяти. Того Царевича, которого я обещала спасти.

Временами я мечтала, как мальчишка с длинной темной челкой оказывается каким-то другим царевичем и…

…и, возвращаясь с небес, приходилось признавать: запас царевичей на свете жестко ограничен. Наше Царство располагает лишь пятью, трое из которых годятся мне в дедушки.

Приходилось признавать очевидное: грустный юноша превратился в царевича Елисея, франта, мота и пьяницу, спасать которого, даже подвернись мне такая возможность, я бы не стала.

Глава 2

«…Прадед теперешнего царя был Реформатор. Очень уж любил он все заморское да диковинное: сватался к королевне какой-то дивной страны, презрел мнение бояр своих многомудрых и все-таки женился. И не стало с того момента в царстве покоя. Новой царице все было на чужой земле не мило: и оранжереи нет, и фонтанов, и про ассамблею никто слыхом не слыхивал. Нечего делать, начал тогда царь супруге угождать: и ассамблею завел, и бояр верных дворянством обозвал, и бороды стричь велел, как будто мало было им позора. А еще корабли начал строить, большие и легкие, не хуже заморских. Сын его деяния славные отца продолжил, кого уговорил, кого заставил, и началась в царстве мода на заморский «политес». Что такое «мода», тогда тоже не знали, но выучили. Теперешний же царь-батюшка к кораблям, да учениям интересу особого не имел, зато празднества любил и проводил их с истинно заморским размахом…»

Экипаж мягко остановился, покачиваясь на рессорах. Кучер переждал столпотворение у парадного крыльца, и мы подъехали ближе. Сомневаюсь, что кто-нибудь посмеет задержать дольше необходимого карету с гербом Луговских. Правая рука государя бывшей не бывает. Выход в отставку не мешал батюшке наводить ужас на придворных подхалимов.

Я ехала в карете с батюшкой и маменькой, которая старалась лишний раз не выпускать меня из виду. Нэнси и Мирна – с бабушкой. После того как слуги помогли нам выбраться из экипажа, мы чинно поднялись по бесконечной лестнице (тут главное было – не запыхаться), и под обстрелом любопытных взглядов дождались, пока вдовствующая княгиня также сразится со ступенями. Едва заметно опираясь на руку Ненси, бабушка демонстрировала чудеса стойкости. Мирна медленно шла рядом с ними, из последних сил сдерживая нетерпение.

Стоило нам ступить в бальную залу, как маменька удалилась ворковать с приятельницами, наградив меня напоследок суровым взглядом. Эдакий упреждающий удар по моему своеволию. Я невольно фыркнула. Папенька изволил скучать в обществе других вояк, которые привезли жен и дочек на сезон в Софию. Бабушка в сопровождении слуги удалилась отдохнуть после свидания с лестницей, так что за неимением выбора мне пришлось стоять рядом с сестрицами под оценивающими взглядами проходящих мимо господ и чувствовать себя пучком морковки на прилавке у крикливой тетки на рынке.

И как сие может нравиться?!

Мирна в отличие от меня явно наслаждалась всеобщим вниманием. Время от времени она награждала кого-то из заглядевшихся на нее молодых дворянчиков бесстыдной улыбкой, и когда тот смущенно отводил взгляд, разбойница заливалась веселым смехом. Ненси качала головой, даже не пытаясь воспрепятствовать шалостям сестрицы. Было видно, она поглощена своими мыслями и сдержана даже больше обычного.

Время тянулось бесконечно. В танцевальную залу прибывали новые и новые люди, мне казалось, что конца-краю этому потоку нет, и не будет. Дворяне со всех концов царствия приезжали в стольный град, чтобы свидеться со знакомыми, поклониться Царской семье и насладиться зрелищем Святых огней, вспыхивающих над Церковью Софийского града в последний день празднества.

Я посмотрела по сторонам, наткнулась на чей-то оценивающий взгляд и поспешно отвела глаза. До появления Царской семьи и начала злосчастных танцев оставалось удручающе много времени. Я вздохнула, настороженно оглянулась и отступила от сестер на полшага. Никто не заметил и следующих нескольких шагов.

Чудесно. Я развернулась и чинно поплыла к выходу, старательно копируя лебединую поступь Нэнси. Конечно, мне влетит. Я не в том возрасте, чтобы бродить невесть где без сопровождения, но, видит Бог, я просто не в состоянии больше изображать статую «благообразной девицы на выданье». И к тому же мне ужасно хочется взглянуть на старый фонтан. С царевичем, или без, мне определенно нравилось сие место.

В том, что мысль была далеко не блестящей, я убедилась почти сразу. Златоглавая София была приморским градом и даже в лето не баловала теплом, а уж зимой и подавно: морозы бывали такие, что хоть и вовсе с печи не слазь. Так что легкая меховая накидка от холода не спасала, да и идти по дорожкам, пусть и расчищенным от снега, в туфельках из тонкой кожи было не очень уютно.

Но затея того стоила. Старый фонтан в центре ухоженной оранжереи ничуть не переменился за долгие годы. Вода в нем была чуть теплая и бежала по поистершимся каменным ступеням даже в зимнюю стужу – чудо, которое так сильно поражало меня в детстве.

Дрожащими пальцами я стянула перчатку и опустила руку в идущую мелкими пузырьками воду.

– И что здесь делает молодая девица вдали от света, музыки и танцев?

Я отдернула руку – и несколько капель попало на новое платье. Настроение рухнуло вниз. Дворянин, стоя́щий за моим плечом, определенно был мужчиной, а сие уже было чревато рядом проблем. Говорил он с подчеркнутым заморским акцентом, что местами звучало нелепо, но ничуть не влияло на незавидность моего положения.

– Нарушение уединения девицы знатного происхождения является признаком дурного тона, – резко сообщила я не оборачиваясь.

Перчатка ни в какую не хотела надеваться на мокрые пальцы.

– Девица знатного происхождения и приличного воспитания не станет бродить по оранжерее в одиночестве.

Надменный, покровительственный тон и оскорбительное замечание заставили меня разозлиться по-настоящему. Никакие силы не смогли бы заставить меня смолчать.

Я не слишком изящно вскочила и обернулась.

Первые слова гневной отповеди застряли у меня в горле, как вереница экипажей у дворцовых ворот. Я торопливо присела, склонив голову.

– Приношу свои извинения, Ваше Высочество.

Я не решалась поднять взгляд и в затянувшуюся паузу все больше чувствовала…

Нет, какая там неловкость! Я чувствовала, что мои ноги в тонких туфельках основательно замерзли, да и одета я, прямо скажем, не по погоде. Его Высочество в теплом плаще явно не чувствовал подобных неудобств.

– Могу я удалиться? – мрачно уточнила я, все так же не поднимая головы.

– Как Вам угодно.

Еще раз присев и чувствуя себя при этом игрушечным солдатиком, я торопливо направилась к выходу.

– Постойте, как вас там…

Я стиснула зубы.

Нас тут княжна Арина Луговская, между прочим. Можно бы и запомнить тех, кому семья обязана жизнью и властью!

Мысленно прокрутив в голове весь перечень претензий, я послушно замерла.

– Вы так и не ответили, что делали здесь.

На вопросы венценосных особ принято отвечать без заминки, я чуть слышно вздохнула.

Надо же было так попасть!

– Я люблю оранжерею. Каждый раз прихожу сюда, когда… удается сбежать из-под надзора, – с деланным равнодушием сообщила я.

– И чем же Вам так тут нравится? – голос Его Высочества резанул издевкой.

– Все еще надеюсь научиться бросать камушки… – слова вылетели прежде, чем я сообразила, что именно говорю. Я испуганно замерла, внутри все сжалось. Какого ле… Нет, даже в порыве душевного смятения не до́лжно девушке выражаться как челядин на псарне. Я сжала зубы. Во-первых, чтобы от холода не стучали, а уже потом…

– Идите отсюда, совсем замерзнете, – равнодушно прозвучал в тишине за моей спиной голос царевича.

К крыльцу я шла, не сбавляя шага, не оборачиваясь, и осмелилась начать дышать, только когда слуга с непроницаемым лицом помог мне снять накидку.

Небрежно оправив платье и оценив свое перекошенное в цветочной вазе отражение как удовлетворительное, я спешно направилась в залу. Ноги начинали отмерзать. Ничего, немного потанцую и совсем согреюсь.

Я торопливо вошла в бальную залу. Главное, чтобы никто не заметил моего

– Арина!

…отсутствия. Да уж.

Ко мне, как боевой корабль в шторм, прокладывала дорогу маменька. Я приготовилась к долгой осаде.

– Арина! Твои сестры тебя потеряли! Как ты можешь так пропадать, когда я пообещала первый танец младшему графу Зарецкому!

Я невольно скривилась. Младший граф, наследник дедушкиного огромного состояния, кроме этого, увы, больше ничем похвастаться и не мог.

– Как скажете, маман, – безо всякого вдохновения буркнула я.

– И будь с ним повежливее, а то твоя репутация когда-нибудь окажется окончательно погубленной одной из дурацких выходок!

Маменька не могла не вспомнить про мою последнюю эпопею по отваживанию перспективного кавалера. Пришлось трагически сообщить маминому избраннику, что я больна жуткой заразной болезнью, из-за которой сначала заикаешься, а потом косеешь… В общем, этот великий разумник поверил и отказался со мной танцевать. Мирна была в восторге, маман – в ярости. Нэнси неодобрительно сообщила, что можно было просто сказать: он мне не нравится. Ага, как же. Когда маменька начинает строить матримониальные планы, ее даже взвод кавалерии не остановит…

Ой, вот про наше доблестное войско лучше вообще не вспоминать, сие уже папенькина мысль: просватать меня за какого-нибудь бравого вояку. Ну уж нет! Такой супруг, возможно, и смог бы разделить мою тягу к авантюрам, но сомневаюсь, что разрешил бы в них участвовать.

Глядя, как маменька машет сестрам, чтобы они подошли к нам, я невольно усмехнулась. Поздновато ко мне конвой приставлять, я уже все успела: и по оранжерее без сопровождения прогуляться и с мужчиной наедине побыть. Да еще и непросто с мужчиной, а царевичем, имеющим определенную, не очень хорошую репутацию. Так что, план по шалостям даже перевыполнен на полгода вперед.

Глава 3

«…Тяжкие думы склонили головы бояр многомудрых,

омрачились их чела, некогда бородою окладистою украшенные.

Угождает царь-батюшка царице заморской,

про царствие свое позабыл совсем.

– Не иначе как околдовала гадина заморская царя нашего батюшку,

– молвил один из бояр верных, да многомудрых.

Другие же кивали солидно,

за неимением бороды кафтан заморский на животе оглаживая:

– Истинно так.

– Ибо зова предков своих царь наш батюшка слышать не хочет.

Седины их позорит нововведеньями срамными!

А раз обучена она, царица ненавистная, ведовству поганому,

дабы вернуть царю-батюшке чистоту помыслов,

напрочь утраченную, сказ наш будет короток – убить!…»

Оркестр заиграл только тогда, когда я уже была готова отдать даже маменькину собачонку и собственные красные бусы из заморского стекла за сие мгновение! Придворные расступились, и в танцевальную залу вошел царь-батюшка в сопровождении царицы-матушки и двух сыновей. Судя по неуверенной походке, Его Величество начал праздновать уже достаточно давно и сил его (душевных, разумеется) хватит только на то, чтобы добрести до трона и пристроить на него свой венценосный за…

Я княжна, не стоит об этом забывать.

Вспомнив про политес, я быстро натянула на лицо улыбку. Мы стояли слишком близко к трону, и я не могла позволить себе кислую мину в такой торжественной обстановке.

Пока я витала в облаках, царь-батюшка утвердился на троне, цесаревич Мирослав подал руку царице и вывел ее в центр залы. Танцевать должны были оба царевича, и общество с нетерпением ждало, кого же изберет младший царевич, для открытия Зимних празднеств в этом году.

Один из ближайших друзей Его Высочества, Великий князь Обломский, пятый по счету претендент на царский престол и постоянный собутыльник царевича, неспешно двинулся по залу, наслаждаясь моментом. Их, вместе с заморским маркизом, который очень любил наш национальный колорит и медовуху, часто видели в различных заведениях сомнительной репутации в обществе продажных девиц. Девицы, по слухам, царевича волновали мало, а вот бутылка очень даже. Так что, следуя своей мечте, я могла спасти Его Высочество разве что от «зеленого змия», а такой подвиг в легендах не воспоют. Одно разочарование.

Пока я предавалась невеселым размышлениям, Великий князь остановился рядом с нами и легко поклонился.

Не поняла…

Я уставилась на протянутую руку как солдат на вошь, и только получив от Мирны ощутимый тычок под ребра, спохватилась, что мои манеры вышли прогуляться… и по традиции забыли вернуться. Я торопливо присела, вложив пальцы в ладонь Великого Князя.

Он неспешно повел меня по кругу под озадаченными взглядами присутствующих. Я могла их понять: приглашение на первый танец сезона было равноценно признанию моей особы фавориткой царевича, а я не годилась на сию роль никоим образом.

Может, они чего перепутали?!

Князь подвел меня к Его Высочеству и удалился. Я тоскливо взглянула ему вслед и осторожно подняла глаза на своего предполагаемого партнера.

Царевич церемонно поклонился и, шагнув вперед, положил руку мне на талию.

Никогда не доводилось танцевать с кем-то столь… знаменательным. Ежели, к примеру, кто-то из послов желал оказать честь нашей семье, то приглашал Нэнси или Мирну. В тени сестер я танцевала только с друзьями отца, потенциальными женихами или Витенькой. Вспомнив про названого брата, я почувствовала, что ужасно скучаю.

Его Высочество был недурным танцором. Двигался он уверенно и легко, танцевать было одно удовольствие. Ну, почти. Лицо царевича, напрочь лишенное какого бы то ни было выражения, меня настораживало. Невозможно было определить: нравиться ему со мной танцевать или он делает сие из каких-то известных лишь ему соображений.

Да и наша беседа у фонтана придавала некоторую двусмысленность ситуации, заставляя меня нервничать. Я впервые видела царевича так близко. Он был одет в заморское платье с высоким воротом, парика не носил, и его собственные, темные чуть вьющиеся волосы, были слишком коротко острижены, чтобы соответствовать моде. Его Высочество был строен, даже слишком, но высок и широк в плечах. Холеное лицо его сохраняло меланхолическую задумчивость, что было весьма по-заморски и имело у дам даже больше успеха, нежели небесно-голубые глаза царевича. Но дамы, как уже говорилось ранее, Его Высочество не интересовали. Сие даже рождало при дворе некоторые нехорошие слухи, но я, пожалуй, не опущусь до их пересказа.

– Вы странно на меня смотрите, – неожиданно произнес царевич. Его взгляд скользнул по моему лицу и снова устремился куда-то вдаль.

Я растерянно заморгала.

Браво! Замечталась, дуреха деревенская.

– Пытаюсь понять, почему вы со мной так жестоки, – резче, чем стоило, ответила я.

– Жесток? – на этот раз взгляд царевича задержался дольше. В нем даже скользнуло едва заметное удивление.

– Да, Ваше Высочество. Ежели сие месть за мою неучтивость в оранжерее, то она слишком беспощадна.

Теперь царевич, не отрываясь, смотрел на меня.

– И с каких пор приглашение на танец считается местью?

– С того самого момента, как почти все дамы в этом зале возжелали мой скорой кончины, – желчно сообщила я и, подумав, прибавила. – Желательно, в муках.

Я не верила собственной наглости: вести беседу с представителем правящей династии в таком тоне… Да маменька убила бы меня на месте!

Но царевича это, казалось, только позабавило.

– Тогда я желаю пригласить Вас и на следующий танец.

– Сжальтесь, Ваше Высочество. Не сто́ит делать таких неосмотрительных шагов из одного лишь желания досадить мне.

– А почему Вы решили, что сие единственная причина?

Музыка смолкла – и царевич склонился передо мной, насколько я могла судить, на пару вершков ниже, чем положено по этикету. Сие лишило меня возможности ответить: пришлось спешно приседать в ответном почтительном реверансе.

– Позвольте представить Вас моим друзьям. Я уверен, они также пожелают пригласить Вас на танец.

Я бы прекрасно пережила без этого знакомства, но выбора у меня, похоже, не было. Рука об руку с царевичем мы двинулись в противоположную от моего семейства сторону.

Впору было посмотреть по сторонам и насладиться триумфом – почтенное собрание знатных матрон пребывало в полуобморочном состоянии – но, увы, я была больше озадачена тем, чтобы выглядеть достойно, шествуя об руку с царевичем.

Столько вещей надобно удержать в голове! Спину выпрямить, голову гордо поднять, под ноги не коситься и при этом не споткнуться о юбку. Ну и гвоздь программы, как там… Три шага, взгляд вправо, наклон головы, улыбка; три шага, взгляд влево, наклон, улыбка, три шага… тьфу, сбилась. Придется, начать заново. Три шага…

К счастью, мы остановились у стены. Я облегченно вздохнула: стоя на одном месте, соблюдать благообразность куда проще!

– Мои друзья завершат тур вальса и присоединяться к нам, – обратился ко мне Его Высочество.

Я кивнула с самым величественным видом.

– Возможно, Ваше Высочество, просветит меня относительно других причин Вашего приглашения? – о, как завернула! Мадам, обучавшая нас с сестрицами заморскому этикету, прослезилась бы от восторга.

Царевич продолжал смотреть в зал. Я уже усомнилась, слышал ли он меня (ежели нет – обидно, повторить то же самое, я уже не смогу), но он внезапно ответил. И право слово, лучше бы смолчал!

– Много лет назад, еще до мятежа и последовавших за ним событий, я встретил девочку, которой был совершенно очарован. Она спросила меня, спасал ли я когда-нибудь царевну, – Его Высочество покачал головой. – Тогда я даже себя спасти не мог, но твердо решил, что попытаюсь все исправить. Я пообещал себе, что, ежели выживу, женюсь на ней, сдержит она свой зарок или нет. Вы ведь понимаете, о чем я говорю?

– Зарок спасти царевича, – чуть слышно прошептала я, с неверием глядя на бесстрастное лицо царевича.

Его Высочество повернулся ко мне, заметив, что Великий князь, заморский маркиз и еще несколько его извечных собу… спутников направляются к нам.

– Там, у фонтана, были Вы. Я надеялся встретить Вас снова, чтобы спросить: согласны ли вы стать царевной с той же легкостью, что и много лет назад?

Я почувствовала непреодолимое желание сбежать. Сей же час подобрать юбки и сигануть через зал к выходу. Сомневаюсь, что кто-либо меня догонит! И только мысль, как впечатляюще сие будет выглядеть со стороны, заставила меня остаться на месте.

Я собрала волю в кулак. Его Высочество не может вот так вот взять и предложить мне выйти за него замуж! Пусть я и младшая из княжон Луговских! Своеволия в этом ответственном вопросе никто не допустит, а значит, надобно вежливо отказаться.

– Что Вы, Ваше Высочество, из меня царевна даже хуже, чем из Вас – царевич!

Ой… Кажется, то была не лучшая словесная фигура. Я испуганно взглянула на царевича. Он, видя мое замешательство, неожиданно фыркнул.

– Меня не может не радовать мнение подданных, – с непонятной мне самоиронией произнес Его Высочество.

Я боролась с желанием спрятать голову в плечи и заползти за занавеску.

Надо же было так… высказаться! Вежливо отказала, ничего не скажешь… И хоть Его Высочество на меня, вроде как и не злиться, все равно я чувствовала себя не в своей тарелке. Одно дело, тайком мечтать о царевиче из сказок, я отогнала виде́ние из той достопамятной книги, другое – получить реального, со всеми его загулами, сомнительными друзьями и кабаками. В то, что Его Высочество остепенится после свадьбы, верилось слабо.

Но согласна я с предложением, или нет, хамить царственной особе не стоило… Кто знает, чем сие может теперь обернуться.

К счастью, нас обступили друзья царевича, отвлекая меня от мрачных мыслей. Каждый из них норовил потрясти мое воображение изысканным комплиментом. Самым примечательным, пожалуй, было то, что они не верили собственным словам настолько, что меня сие даже забавляло. Окружение царевича, хотело видеть рядом с ним заморскую дворянку… Что-то вроде маркиза, только без усов и в платье с открытыми плечами. Такой гусенок, как я, с простоватыми манерами и провинциальной прической, не подходил младшему из царевичей софийских ни в каком виде.

Я старалась запомнить особо интересные сравнения, которые не имели к моей особе ни малейшего отношения, чтобы потом от души посмеяться вместе с сестрицами, но вдруг что-то отвлекло мое внимание. Я порывисто шагнула вперед, пытаясь разглядеть, что же меня так насторожило, но платье, увы, на размашистый гусарский шаг рассчитано не было. Я всё-таки зацепилась за подол и стала неизящно заваливаться вперед. Его Высочество попытался меня поддержать, но не сдюжил.

Моя репутация в глазах царского двора рухнула окончательно. В самом прямом смысле.

Уже лежа на полированном паркете (знатно приложившись об него головой), в бальном платье, которое бесстыдно облегало и частично обнажало все, что только можно, я вдруг поняла, что боль в плече намного опередила само падение. Подумать о том, чтобы сие могло значить, я не успела: высокий расписной потолок танцевальной залы, на который я безвольно таращилась, коварно поглотила темнота.

Глава 4

Заточка – заостренный с одного края, трехгранный напильник,

вошедший в лист Царской Тайной Канцелярии,

как одно из самых вульгарных и банальных орудий

для умерщвления особы царской крови.

Наш батюшка был примерным воякой. Младший сын небогатого, но знатного рода, он не наследовал ни титула, ни денег и вынужден был сам пробивать себе дорогу в жизни. Женился рано, по любви, на бойкой дочери помещика-соседа и увез жену в бедную офицерскую квартиру в суровый и неприступный Южный град, где темпераментные басурмане издавна не давали честным людям пожить спокойно.

Время, проведенное на горных рубежах, преподнесло батюшке несколько серьезных ран, звание командира Первого Южного гусарского полка… и трех дочек.

Как и всякий вояка, рано или поздно выходящий в отставку, тогда еще подпоручик Луговской, втайне мечтал обучать сына размахивать саблей, но судьба наградила его нами. Возможно, не совсем «увы», так как из нас троих только Нэнси, не проявляла интереса ко всему колюще-режущему, за вычетом столового серебра. Мы с Мирной охотно учились стрелять, фехтовать и ездить верхо́м без заморского дамского седла.

Маменька сквозь пальцы смотрела на наши развлечения. На Юге к подобным интересам благородных девиц принято было относиться с пониманием. В пограничном городе, окрестности которого регулярно подвергались нападению разбойников-басурман, за оружие приходилось браться всем, вне зависимости от пола и возраста. Даже мы с сестрицами за свой недолгий век пережили два штурма и одну длительную осаду, прерванную войсками цесаревича.

И ежели Мирну просто тянуло на то, что делать было как бы неприлично, то я со всей серьезностью подошла к обучению. За свою жизнь и честь, случись чего, я вполне спокойна. Если не отобьюсь, так хоть живой не дамся. Чтобы как-то отметить мои успехи, батюшка подарил мне шпагу на шестнадцатые именины. К тому моменту мы уже жили в Озерном крае в имении, и маменька, возобновившая старые знакомства, успела вспомнить правила политесу и была страсть, как недовольна таким подарком. Однако, я была просто счастлива. Оружие, заказанное специально для меня, пришлось как раз по руке, в отличие от папенькиной именной сабли. Тяжеленная зараза, только один раз да с двух рук и размахнуться! А потом бросить наземь и бежать, опозорив честь мундира.

Тьфу, какой мундир! Нет у меня никакого мундира, и не будет…

Хотя, чем, по сути, бальное платье от мундира отличается? Да ничем. Предназначение у него такое же: «род войск» определять. Раз светлое – значит, девица, родовых каменьев нет – значит, либо бедна, либо из младших дочерей и так далее. Неудобная штука, платье, хоть и красивая! Один раз надела и…

…что-то случилось с моим новым бальным платьем. Не помню.

И со мной тоже что-то случилось… Я в этом странно уверена.

Медленно открыла глаза. Осмотрелась. Судя по картине за окном, удачно не закрытым шторой, я в западном крыле царских палат. Второй этаж, кажется, третьи гостевые покои.

Я невольно хмыкнула, оценивая заново свою осведомленность. Ведь даже план палат могу нарисовать, хоть сей же час, только бумагу дайте!

Во время мятежа живший на тот момент в Южном цесаревич (бесславно бежал на войну от папенькиных гулянок) вернулся в стольный град вместе Первым Южным гусарским полком. Казалось, что может сделать в стольном граде, раздираемом междоусобными распрями, один полк легкой кавалерии?

Но на Юге знали, что делали, отдавая Его Высочеству лучшее, что у них было, фактически оставляя драгун крепости без «глаз и ушей». Закаленные в боях на чужой земле, привыкшие к разведывательным вылазкам и внезапным атакам, бравые вояки под командованием нашего батюшки, неумолимо наводили порядок в столице, продавая собственные жизни по одной за дюжину.

Цесаревич плохой памятью наделен не был. Не забыл он в победный час ни града Южного, поддержавшего наследника в не самые спокойные для себя времена, ни простых вояк, принявших присягу и вернувших цесаревичу власть, принадлежавшую тому по праву рождения.

Для Южного год и впрямь выдался нелегкий: пользуясь сумятицей в стольном граде, подняло голову Островное царство, издавна бывшее младшим братом и союзником. Сторговавшись с басурманами, напали они с двух сторон на славный Южный град, и ежели бы он пал, ничто не спасло бы земли царствия от разграбления. Мне было всего десять, Мирне – тринадцать. В конце улицы, на которой стоял наш дом, дождевая вода собиралась в лужи. Мы пускали там кораблики, и из нее же пили воду, когда осада затянулась… На зубах скрипел песок, а с площади тянуло паленым.

Так, вдыхаем, выдыхаем и продолжим перебирать то, что вспоминается.

Царской волей наш батюшка был назначен новым генералом от кавалерии, и, пользуясь затишьем в столице, повел войска, примкнувшие к его полку в столице, обратно на помощь Южному. Его Высочество остались охранять добровольцы из Первого Южного гусарского полка, переименованного после пополнения в Софийский гвардейский полк.

Удачная кампания под Южным поставила на колени и восставшее под шумок Островное царствие. Правящей семье было отказано во власти. В наследники прочили царевича Елисея. Женившись на островной царевне по возвращении из заморского Университета, куда его отправили от греха подальше на мир поглядеть, он стал бы полноправным властителем маленького царствия. Имя того, кто сохранил жизнь Его Высочеству в охваченном мятежом стольном граде так и осталось загадкой. Вот только… что вернется чудом выживший царевич совершенно никчемным, никто предположить не мог..

По возвращении из Островного царствия батюшка забрал нас из царских палат, где мы жили после освобождения Южного, и подал в отставку. За воинскую доблесть и личную выслугу генералу Луговскому был дарован княжеский титул и поместье, предыдущий хозяин которого потерял голову вскоре после провала восстания.

Отца жаловала царская семья, хоть он давно оставил службу, мы с сестрами имеем внушительное приданое, а маменька, будучи при дворе статс-дамой само́й царицы, сохранила, живя в Озерном крае, все важные связи, но семья наша привыкла жить скромно. Слишком свежи были в памяти, насыщенные событиями дни в Южном граде.

Подведем итоги: я помню семью, уверена, что у меня две старшие сестры, Нэнси и Мирна. Могу бесконечно рассказывать историю нашего царствия и на раз отвечу, чем различается мушкет и кремниевое ружье. Да что там отвечать-то. Мушкет – такая здоровая штука, которую зарядить человек может только стоя, да и то, имея при этом поистине богатырское сложение. А вот облегченное кремниевое ружьецо времен царя-Реформатора, заряжу даже я. Оно от охотничьего ничем и не отличается, а из этого добра я, вроде как, неплохо стреляю.

Так что получается, я убивала зайчиков? Нет, вроде бы нет… Деревянная мишень, на которой тренируются царские гвардейцы, по лесу не бегает и морковку не жует.

Так не отвлекаемся, потому как имеется проблема куда серьезнее… зайчиков. Есть одна вещь, которую я ну никак не могу вспомнить!

Кто – я?

Цены бы мне не было как разведчику: знаю кучу тайн царского двора, и при этом даже собственное имя вспомнить не в состоянии!

Я шевельнулась.

Ой, больно! Да уж, здравие мое явно оставляет желать лучшего. Голова гудит, плечо тщательно замотано, рука почти безжизненно висит на перевязи. И что характерно, я совсем не помню почему.

Очередная выходка? Да нет, тогда в кровати бы лежал кто-то другой, я себе не враг.

Кажется, были танцы… Точно, были, но откуда тогда такие боевые ранения?! Танцую я, конечно, далеко не мастерски, но и не так плохо, чтобы встречать следующий день со сломанной рукой! Или она не сломана?!

Я неловко, одной рукой, растянула шнуровку на груди, и заглянула под рубашку. Бинты, покрывающие предплечье в нескольких местах, потемнели от крови.

Какого ле…

Что же я там делала на этих танцах?!

Воображение рисовало картины, одну хуже другой. Но прежде чем волны паники успели захлестнуть меня с головой, в дверь вежливо постучали. Я насторожилась: выяснять, что еще я не помню, не было никакого желания.

Но все же, лучше раньше узнать, чем, когда грянут неприятности. Уверенность, в том, что они грянут, и совсем скоро, объяснению опять-таки не поддавалась.

– Войдите, – мрачно сообщила я двери.

В ответ на пороге возникли две знакомые девицы.

– Отвратно выглядишь, сестрица, – бодро сообщила темноглазая пониже ростом, а та, что повыше, с толстой русой косой, только вздохнула и, подойдя к кровати, ласково коснулась рукой моего лба.

Я еще раз настороженно перевела взгляд с одной на другую, подумала… и расслабилась.

– И давно я здесь валяюсь?

– Месяц! И сие…

Ненси ткнула локтем в бок Мирну, та обиженно замолчала.

– Второй день будет, Арина! Мы так перепугались…

– Кто перепугался? Я в полном восторге, – снова перебила средняя сестрица, – теперь Аришка точно за царевича выскочит! После ТАКОГО он просто обязан на ней жениться!

Верно, я Арина. И как мне такая мысль раньше в голову не приходила? Сие же очевидно: Арина Семеновна, младшая из княжон Луговских. Как все…

Подождите?!

После чего на мне какой-то там царевич женится?!

Внутренний голос услужливо подсказывал, что я что-то натворила, от души, причем. Но что именно, мне было, увы, не вспомнить.

– И что же я такого сделала? – сдаюсь, пусть подскажут.

– Кинулась на шею к младшему царевичу…

Я мысленно возмутилась. Какого…? Его Высочество, как утверждает моя дырявая память, мерзкий тип и никогда мне не нравился.

–…в тот момент, когда его попытались ударить заточкой.

Я машинально взглянула на свое предплечье, украшенное бинтами. Заточка?!

– Батюшка встревожен, велел Вите не спускать с тебя глаз, – сочувственно глядя на меня, сказала Нэнси.

– Вы еще няньку приставьте! – вяло огрызнулась я, раздумывая, во что и насколько серьезно я ухитрилась вляпаться.

– Из-за этого случая тебе может грозить опасность!

– Ай, Нэнси, – Мирна вскочила на кровать рядом со мной. – Зато теперь Арина станет царевной! Может, хоть у нее получится задержаться в этом титуле. Во-первых, Его Высочество жизнью обязан, а во-вторых, после того как Ариша лежала там, а он держал ее на руках, да еще и платье задралось по самое…

– МИРНА! – мы с Ненси прорычали хором.

Сестрица только рассмеялась.

– Ладно, ладно. Все в порядке было с твоим платьем. Но в любом случае за царевичем должок! Впрочем, наследника престола сие не остановило, – бодро произнесла Мирна и почему-то осеклась.

– Одного, не понимаю, почему я его, наоборот, на месте не подержала, пока целились, – устало сообщила я, не слушая толком бесконечный монолог сестрицы.

Моя голова разболелась от звонких голосов, веки становились все тяжелее…

То ли сестрицы, наконец, поняли, что собеседник из меня аховый, то ли я заснула еще до их ухода, но факт остается фактом: проснулась я уже вечером и, что характерно, от стука в дверь.

Здесь гостевые покои, или постоялый двор?! Я могу полежать спокойно?!

О, ля, ля, такого визита мы точно не ждали…

Его Высочество, царевич Елисей, бесшумно вошел в комнату и настороженно выглянул в коридор прежде, чем аккуратно закрыть дверь.

Я озадаченно изучила царевича, с непроницаемым лицом стоя́щего на пороге моих покоев и никоим образом… не вписывающегося в интерьер!

– Ваше Высочество решили меня скомпрометировать? – осторожно уточнила я, поглядывая по сторонам в поисках путей к отступлению.

– Ни в коем случае. Не хочу, чтобы о моей встрече с вами судачил весь двор.

– О, понимаю. И поэтому вы решили прийти в мои покои, чтобы они судачили наверняка! – мой голос резанул неприкрытой насмешкой.

Глаза Его Высочества полыхнули гневом. Я осторожно натянула покрывало повыше, невольно отгораживаясь от потенциальной угрозы.

– Да как вы смеете разговаривать со мной в таком тоне?!

Я испытала жгучее желание отъехать вместе с кроватью на пару верст от разгневанной царственной особы. Видеть столь сильные эмоции на этом меланхоличном лице было непривычно… и, пожалуй, опасно.

– Прошу простить мою дерзость, – я повинно склонила голову, лихорадочно размышляя, куда бы драпануть. От резкого движения покрывало снова сползло, обнажая грудь в тонкой кружевной сорочке. Ойкнув, я подтянула его на место как можно незаметнее, не решаясь поднять глаза на Его Высочество.

Благородно выдержав паузу и позволив мне поправить «туалет», царевич перешел к цели своего визита.

– Я всего лишь хотел узнать ваш ответ на мое предложение. Можете не беспокоиться, о моем пребывании здесь никто не узнает. Я позабочусь об этом.

Я хмыкнула. Память подсказывала, что Его Высочество вряд ли способен о чем-нибудь или о ком-нибудь позаботится.

– Итак, я жду Ваших слов, – напомнил о себе царевич Елисей.

– Слов? Каких слов? Не понимаю, о чем Ваше Высочество толкует, – осторожно произнесла я, смутно чувствуя, что упускаю, что-то важное. Увы, моя пострадавшая память была мне совсем не помощница.

– Вот значит, каков будет ваш ответ, – задумчиво произнес царевич.

Я рассерженно подняла глаза, собираясь возразить.

– Что же, я принимаю его, – не глядя на меня, Его Высочество коротко поклонился и вышел.

Я хотела бесцеремонно броситься следом, но стоило только дернуться, как плечо мгновенно напомнило о себе. Сердито шипя сквозь зубы что-то невразумительное, я честно пыталась вспомнить, что же могло быть от меня надобно Его Высочеству.

Поняв безрезультатность этих попыток, я разозлилась окончательно.

Во всей ситуации только одно и соответствовало мои любимым сказкам.

Царевич все-таки был дурак!

Глава 5

«Забывать службу ради женщины непростительно.

Быть пленником любовницы хуже, нежели пленником на войне;

у неприятеля скорее может быть свобода,

а у женщины оковы долговременны…».

Шовинистические записки

После двух дней, проведенных в праздности и ничегонеделанье я почувствовала себя значительно лучше. Несколько раз меня осматривал длинный и сухой, как жердь, придворный лекарь и жизнеутверждающе сообщал, что жить буду: удар пришелся вскользь, и заточка лишь оцарапала кожу. А вот рукой, начавшей подавать признаки жизни, я ударилась уже при падении, что было весьма неприятно, но также не смертельно.

Привыкший при дворе к тому, что венценосный больной всегда прав, а лечить его при этом как-то надо, он присовокупил истинно наше, народное чувство юмора к заморской наплевательской философии, и не моргнув глазом мог подтвердить, что настойка от запора и от мигрени также неплохо помогает и для здоровья весьма пользительна. Я, честно говоря, сла́бо представляла, как она может помочь, ну разве что, отвлечешься… Одним словом, заморский лекарь, человек был занятный и приглянулся мне сразу.

Неловким движением я подтянула подушку повыше и села. Сегодня ко мне обещался зайти Витенька, чему я была несказанно рада. Названый брат недавно стал капитаном Софийского гвардейского полка и в отсутствие батюшки лично отвечал за охранение цесаревича. Так что хоть и пребывал Витенька при дворе постоянно, свободным временем для визитов не располагал. В отличие от сестер, которые, помимо всего прочего, видели в моей хвори дополнительную причину пофасонить при дворе.

Да уж, вот потанцевала, так потанцевала! С шалостями теперь можно завязать окончательно. Сильно сомневаюсь, что мне удастся выкинуть что-нибудь более зрелищное, чем собственное почти бездыханное тело на руках у царевича во время открытия Зимних празднеств!

Выше мне уже не прыгнуть. А жаль…

Я спасла царевича. Эх, знать бы еще, зачем я сие сделала… Может, к доктору сходить, попросить настоечку? Без разницы от чего, авось по его философии и от проблем с памятью тоже поможет?

Я вздохнула, закрыла глаза и чутка сползла поглубже под одеяло, чувствуя себя безнадежно уставшей от борьбы с собственной памятью. Но стоило мне стишиться и попытаться заснуть, как, разумеется, раздался стук в дверь.

На пороге моих покоев, ставшем безумно притягательным местом, стоял молодой человек истинно богатырского сложения, с буйными русыми кудрями, запакованный в аккуратный парадный мундир царского гвардейца. Я на мгновение залюбовалась названым братом. Ежели кто и подходил на роль сказочного царевича, так только Витенька.

– Мое почтение Вам, княжна Арина Семеновна.

Я так и села. Нет, то, что я княжна и Арина Семеновна, не вызывало никаких сомнений, но…

– Витенька, Вы больны? Уже бредить начали!

Братец продолжал столбом торчать в дверях, пряча улыбку.

– Так как же, Арина Семеновна, Вы теперь, по слухам, царевича нареченная, царевной, стало быть, будете, как можно…

– Так, Витенька, примолкни на мгновение, – я нахмурилась, – не совсем понимаю, к чему ты клонишь.

– Как? Вам ваше счастье неведомо? – Витя старательно округлил глаза, стараясь не рассмеяться.

– Витя, довольно!

Этот солдафон все-таки расхохотался.

– Не гневайтесь, царе…

Подушка в него все-таки полетела.

Привычный ко всему Витенька проворно поймал снаряд и, не чинясь, уселся на мою кровать. Я вздохнула и уткнулась лицом в жесткую ткань кафтана. От активных действий разболелась рука, жалко себя стало, хоть плачь!

Витя ободряюще погладил меня по голове. Как и в далеком детстве, появилась уверенность, что пока рядом названый брат никто не посмеет меня и пальцем тронуть. Сие вселяло некоторые надежды на светлое будущее.

Для нашего семейства Витя стал подарком судьбы, и никто из нас не торопился забыть об этом. В один неспокойный год (спокойных я и не припомню), когда басурмане сумели подойти слишком близко к граду Южному и даже захватить пару деревень, наш батюшка не вернулся из-за стены. Его отряд, посланный на разведку, столкнулся с неприятелем у самых укреплений, и в завязавшейся схватке некому было подобрать раненых и прикрыть отступление.

Наш батюшка за спинами тех, кто чином ниже, не отсиживался, а потому остался лежать на поле брани, с обширной раной в груди и гаснущим сознанием. Так бы и пропал, ежели бы не мальчишка-сирота из захваченной деревни. Смог паренек пятнадцати лет от роду и сам не сгинуть и батюшку нашего до деревни дотащить и вы́ходить. Не знал тогда Витенька, кого спасает, и как переменится его жизнь после случайного геройства.

Наделенный крепким здоровьем тогда уже генерал Луговской, сумел оправиться, скорее вопреки неловкому уходу, чем благодаря ему, и примкнуть к отряду за стеной, когда никто уже и не чаял его увидеть.

На родном пороге батюшка появился пару дней спустя, живой, хоть и несколько потрепанный, в сопровождении тощего мальчишки, одетого в военное платье без знаков различия. Он сообщил согласной на все от счастья супруге, что малец отныне будет жить и воспитываться в нашей семье.

Сына батюшка хотел, как и всякий мужчина, особенно венный, так что весь нерастраченный воспитательный талант он направил на чужого мальчишку. Подолгу возился с ним: учил читать, считать, объяснял военную стратегию, правила хорошего тона и прочие науки. Витенька отца боготворил, учился прилежно, старался исполнить его поручения наилучшим образом. Он был расторопен, неглуп, внимателен к нам. Первое время побаивался «барыни», как он называл маменьку, но потом пообвык, понял, что она благоволит к нему не меньше батюшки.

Теперешний Витя ничем не напоминал того тощего, напряженно оглядывающегося по сторонам мальчишку, впервые ступившего на порог нашего развеселого семейства. Высокий, статный гвардейский капитан, немалый чин для двадцати четырех лет, даже учитывая протекцию батюшки, он был воплощением девичьей мечты. Происхождение Витеньки для многих оставалось загадкой. Злые языки трепали: батюшка прижил сына на стороне, хоть и не желает в том признаваться, что никоим образом не умаляло в глазах людей достоинства их обоих.

Для меня же Витя стал настоящим старшим братом, защитником и помощником во всяческих проказах. Наш переезд из Южного в Озерный край был не таким легким, как может показаться. После вольной жизни на южных рубежах светские условности были чем-то непонятным и странным. За примерами далеко ходить не надобно. Дворовые мальчишки в имении, задирали нас с сестрами. Терпели мы сие не долго. Собрались, позвали на помощь Витю и вломили нахалам по первое число.

Влетело всем. Особенно нам с сестрами за не подобающее девицам поведение.

– О чем задумалась, Ариша? – поинтересовался Витя, заскучав от длительного молчания.

Я неохотно отстранилась от уютного плеча.

– Вспомнилось, как мы наводили в имении свои порядки. Помнишь, как надавали по шеям дворовым мальчишкам?

Витя рассмеялся.

– И поделом им.

Я с улыбкой покачала головой.

– Жаль, что теперь не можем просто дать кому-то по носу, чтобы все снова стало хорошо.

Витя посерьезнел.

– А неча було лезть, не в свое дело! – в моменты душевного волнения, братец вспоминал Южный говор. – Тебя могли убить!

– Здесь ты прав… Сама не знаю, что на меня нашло. Да, кстати, что ты там говорил про мое замужество?

– Да, болтают разное. – Витя отмахнулся, словно сия болтовня витала вокруг него как мошкара. – Что раз ты спасла царевича, он из благодарности на тебе женится.

Я фыркнула.

– Он не может поступить со мной так жестоко, ведь жизнью обя…

Вот, леший!

– Что такое? – заволновался Витя, замечая, как я смотрю мимо него округлившимися глазами.

– А вдруг Его Высочество…

Я вспомнила последний разговор с царевичем. Ему нужен был ответ на какой-то вопрос. А не предлагал ли он мне, часом, замуж выйти?! Дыма-то без огня, не бывает!

Нет, не помню.

Ежели и предлагал царевич руку и сердце, то память моя об этом упорно молчит.

Надобно поймать Его Высочество и расспросить как следует!

Нет, не выход. Не спросишь же: «Ой, а вы мне часом замуж выйти не предлагали? Да я просто так спрашиваю, ничего личного, просто вспомнить не могу!» У Его Высочества и так обо мне неважное мнение, не стоит усугублять.

Видя мой ступор, Витя разволновался окончательно.

– Что, взаправду предлагал?

– Ничего такого не припомню, – честно призналась я.

Братец несколько успокоился.

– Сие не моего ума дело, но расфранченный тип, как барышня закатывающий глазки, тебе не пара. К тому же он женится на островной царевне.

О, ля, ля, вот об этом я как-то забыла. Даже не знаю, радует меня или огорчает сие напоминание. Ежели должен царевич жениться на островной царевне, он точно не может жениться на мне. Хоть я и не собиралась за него замуж-то, но уже начала считать царевича в каком-то смысле своей собственностью. Зря, выходит.

– Да что ты заладил, свадьба, свадьба, – недовольно сообщила я, ерзая на кровати. – Ты мне лучше поясни, как охранная служба, кому понадобилось с заточкой по бальному залу носиться. Сие же нонсенс, как заяц с охотничьим ружьем.

– А я надеялся, что сие ты мне пояснишь. Мы при дворе сказали, княжна в беспамятстве и злоумышленника не видела, – Витя глянул на меня, – но надеялись, что ты хоть что-то да расскажешь.

Я покачала головой.

– Увы, я не помощник. Но одно ясно точно, кто-то из ближайшего окружения царевича удружил. Посторонних там не было и быть не могло. Его Высочество меня с друзьями знакомил, кажется.

Витя согласно кивнул.

– В этом-то и основной вопрос. Кому из близких к царевичу людей могла быть выгодна его кончина? Явная причина только одна: кто-то из родственников казненных мятежников возжелал мести. Но как-то совсем не ко времени. Тайный совет кивает на Островное царство, но они, ежели бы могли, всех собак на тамошнюю царскую семью повесили. Также маловероятно.

Я задумчиво потрогала вышитую ткань одеяла.

– Да уж, царевич и сам не шибко рвется в Островное. Может, кому-то и выгодно, чтобы он туда не доехал?

– Здравая мысль сестренка, надобно подумать, – Витя ласково коснулся моего плеча. – До́лжно тебе быть осторожной, пока мы все не выясним. Царевичу может грозить опасность. И всем, кто находится подле него.

Я кивнула. Вот уж точно, этот кто-то мог вполне заиметь на меня зуб, за срыв своих грандиозных планов.

– Знаешь, еще что подумал…

Договорить Вите не удалось, дверь моих покоев распахнулась как от пинка (но кто станет пинать ногой дверь в царских палатах?), и внутрь бесцеремонно ввалилась Мирна. Следом величаво вплыла Нэнси.

Нет, сие не гостевые покои, а дешевая лавка какая-то! Все кому не лень туда-сюда бродят!

Витя встал, расцеловался с Нэнси, довольно холодно кивнул Мирне и вышел, оставив нас с сестрами наедине. Я вздохнула, узнать, что еще хотел сказать Витя, мне предстоит еще не скоро.

Мирна несколько секунд тоскливо смотрела на закрытую дверь, но быстро встряхнулась и деловито полезла ко мне на кровать, отвлекая от размышлений.

– Да-а-а, сестрица, видок у тебя, краше в гроб кладут! – жизнеутверждающе сообщила она, махая рукой Нэнси, чтобы та не стояла столбом и устроилась рядом.

Я покачала головой. Наша средняя сестрица была неисправима, но я почему-то понимала ее лучше, чем раньше. Наверное, после удара о пол мысли в моей голове перегруппировались, как солдаты перед сражением. Я четче, чем раньше, видела и чувствовала, как в душе назойливой, бойкой сестрицы ширится разлом, который мучит ее, заставляя бросаться на окружающих с бо́льшим ожесточением или веселиться все отчаяннее. И причина была вовсе не так проста, как могло показаться.

Наш батюшка мечтал, чтобы любимый, хоть и не родной, сын по достижении совершеннолетия женился на одной из нас, и поместье в Озерном крае перешло к нему безо всяких лишних вопросов. Настаивать на том он не хотел, втайне надеясь, что все обернется лучшим образом.

Но складывалось не слишком гладко. Нэнси и Витя были погодками, но общих интересов не имели. И хоть между ними установились теплые, доверительные отношения, о большем не могло идти и речи.

Я была ему младшей сестренкой. Он играл со мной, защищал. Я его просто обожала, но замуж за названого брата никогда не собиралась, потому как знала, сердце его, целиком и без остатка принадлежит Мирне. В детстве они с сестрицей никогда не ладили, а иногда даже дрались. Бедный Витя, которому деятельная сестричка просто не давала жить спокойно, никак не мог взять в толк, в чем же он так перед ней провинился.

Но время шло, и однажды Витя увидел в Мирне не ребенка, а молодую красивую девицу, отчаянно пытающуюся привлечь его внимание. И понеслось…

Они донимали друг друга бесконечными остротами, часто пропадали где-то вдвоем, а потом возвращались по одному с жутко таинственным видом. Я была не такой уже маленькой, чтобы не знать, куда они ходили и чем там занимались. И порой жутко завидовала, слушая, как Мирна с Нэнси, глупо хихикая, обсуждали первый и да-а-алеко не последний поцелуй под заморским цветочным деревом в саду.

Наше семейство не могло нарадоваться и ждало того момента, когда они наконец объявят о помолвке.

Но тяжелые для царства времена окончились, и матушка повезла нас на зимний сезон в стольный Софийский град. Повзрослевшая Мирна, за пару спокойных лет в Озерном крае отвыкла от жизни в стольном граде и была просто ослеплена блеском двора, вниманием богатых, знатных кавалеров. Она чувствовала, что красива, желанна, может запросто выйти замуж за князя царской крови, или за заморского посла.

Видя, что у Мирны на уме одни наряды, да кавалеры, Витя замкнулся в себе, с головой ушел в службу и старался реже бывать в имении, обитая в офицерской квартирке. Не хотел, дурак, мешать Мирне, выбрать то, что было бы ей больше по душе.

Сестрица, уловив сию перемену и подчеркнутое безразличие к своей персоне, растерялась. Ее рвало на части, в душе бушевали противоречивые желания. Мирне, предстояло сделать выбор, между сердцем и тщеславием, и чем больше она с этим затягивала, тем несчастнее и отчаяннее становилась.

Мы с Нэнси понимали это, но ничем помочь не могли. Сие должно́ было стать только ее решением.

Глава 6

«…Служащему пред лицом начальственным

вид надобно иметь лихой и придурковатый,

дабы разумением своим не смутить начальство…»

…из записок царя-Реформатора

Я решила поговорить с царевичем.

Мое состояние вполне позволяло долгие пешие прогулки, чем и следовало воспользоваться. Возможно, сие была и не самая блестящая идея, но я считала необходимым объясниться.

Где искать Его Высочество в обширных царских палатах было загадкой. Да и что я стану делать, ежели царевич обнаружится в компании друзей, бутылки или, еще хуже, девицы, тоже было не совсем понятно. Но я, на то и я, чтобы следовать плану, даже ежели он совсем… непродуманный.

О чем я собиралась разговаривать с Его Высочеством, мне тоже не совсем было известно. Оставалось надеяться, что ответ найдется в процессе решения само́й задачки.

Итак, я искала царевича.

Исследование таких мест, как библиотека, малая столовая, ближайшие коридоры (я даже в окно на оранжерею выглянула) желаемого результата не принесли, а значит, мне предстояло вломиться в личные покои младшего царевича без приглашения, и уж тем более без сопровождающих.

Скандаль, однако. Ежели меня кто приметит, вне всякого сомнения, решит, что я желаю женить на себе Его Высочество, любым возможным способом.

Потоптавшись под дверями, я криво улыбнулась стоявшим по сторонам от двери гвардейцам, те изображали мебель и деланно не обращали на меня ни малейшего внимания. Как пить дать – брату донесут. Но сие будет уже после того, как я получу ответы на вопросы.

Решительно толкнув дверь, я вошла. И тут же остановилась. Его Высочество медленно оторвался от книги и поднял на меня глаза.

Я стушевалась. Все мысли кроме: «А-а-а-а-а, ну и что я здесь забыла?!» – благополучно покинули мою голову, как матросы – тонущий корабль.

Стоило признать, «домашний» вид царевича меня несколько… озадачил. Не знаю, что я ожидала увидеть, но уж точно не это. Его Высочество уютно устроился в большом кресле, неспешно пролистывая устрашающих размеров фолиант. Волосы царевича были взъерошены, на носу очки. Никто из придворных сплетников не упоминал, что у Его Высочества плохое зрение. Ну, может, потому, что никто и никогда не видел царевича с книгой в руках.

– Я, кажется, велел никого сюда не впускать! – устав ожидать от меня хоть каких-нибудь признаков жизни и сознания, сообщил Его Высочество.

Я постаралась изобразить улыбку.

– Мне об этом на входе не сказали.

– Сие мне весьма… ясно, – царевич захлопнул книгу и поднялся с кресла. – Так чем обязан… вашему визиту?

– У меня… эм, есть вопросы, на которые… – я почти испуганно наблюдала, как царевич медленно кладет на стол фолиант, потом очки, потом также неспешно поворачивается и идет ко мне. – На которые бы мне хотелось получить ответы! – добралась я, наконец, до конца мысли, во все глаза глядя на Его Высочество. Он успел подойти и возвышался надо мной на непростительно близком расстоянии.

– Вопрос? И ради этого вы пришли в мои личные покои? Вам сие не кажется несколько… неосмотрительным и выходящим за рамки приличий?

– Я подумала, что Ваше Высочество не оскорбит… ответный визит.

Вот Вам можно в мои покои как к себе домой вламываться, а мне, значит, – нет? Потерпите!

– А ежели бы я здесь был, к примеру, с девицей?

Я невольно фыркнула.

– Слишком мала вероятность!

– И на что вы намекаете? – Его Высочество прожег меня недовольным взглядом.

– Да болтают… всякое, – я очаровательно улыбнулась.

Часть меня уже вовсю крутила пальцем у виска и пророчила неприятности.

– Да уж, вы правы. Говорят также, что княжна Луговская весьма пренебрежительно относится к правилам хорошего тона и светским… условностям, – Его Высочество сопроводил сии оскорбительные слова действием, также весьма оскорбительным, то есть надежно прижал меня к стене.

От неожиданности я на несколько мгновений потеряла дар речи.

– Да как вы смеете?! – старательно пыхтя, я попыталась отодвинуть от себя царскую особу. Хоть Его Высочество и не отличался особой статью, проще было передвинуть матушкин гардеробный шкаф, чем сухощавого и легкого на вид царевича.

Окончательно выдохшись, я попыталась сползти по стеночке в благородный обморок. Но ежели учесть, что выпускать меня из рук Его Высочество явно не собирался, то мы просто продолжали стоять в обнимку, что продолжало быть весьма и весьма… неприличным.

При совсем уж, хм… близком изучении, выяснилось, что ростом я прихожусь где-то по венценосное ухо, и вообще весьма уютно себя чувствую в…

О чем я?!

– Отпустите меня немедленно – постаравшись вложить в голос как можно больше непреклонности, процедила я.

– А вы разве не за этим сюда пришли? – озорно поинтересовался Его Высочество, похоже, он искренне наслаждался ситуацией.

– Я пришла за ответами! – резко сообщила я, глядя в сторону.

– Так я могу их дать и в практическом аспекте…

Договорить царевичу не удалось. Окончательно обозлившись, я сильно толкнула его в грудь, заставляя отступить на полшага.

– Я знаю, откуда дети берутся!

Ой, не стоило сие говорить. Под насмешливым взглядом синих глаз царевича я продолжила уже с меньшим запалом:

– И пояснения мне не нужны. А вот у Вас, Ваше Высочество, их никогда не будет, ежели еще раз хоть дернетесь в мою сторону!

Декламирование экспрессивного монолога не помешало мне нагнуться и вытащить из ножен на ноге внушительного вида тесак. Со шпагой по палатам никто бы бегать не позволил, приходилось изобретать окольные пути. Батюшка с детства втолковывал дочерям, что лучше забыть дома голову или платье, чем надежный буланый кинжал.

– О чем вы, княжна. Опомнитесь, у меня и в мыслях не было, – от души насмехаясь, сообщил Его Высочество, заинтересованно изучая клинок, заботливо подсунутый под нос.

Предмет гордости лучшего кузнеца Южного града имел простенькую рукоять, непритязательный вид, но при этом просто идеальную балансировку. В броске мог перерезать нить для вышивания. Мы с Мирной проверяли. Для фехтования он был коротковат, но тоже вполне годился. Идеальное оружие.

От изучения шедевра кузнечного дела нас с Его Высочеством отвлекли громкие голоса за дверью. Царевич, сквозь зубы помянул лешего и еще парочку народных любимцев, обреченно покосился на дверь, на меня… Я недовольно зыркнула в ответ.

Его Высочество тяжело вздохнул. Становилось понятно: мы находимся на грани катастрофы. За дверью голос главы Царской тайной канцелярии громогласно требовал у стоя́щих насмерть гвардейцев пропустить его в покои царевича.

Ой, кстати, а почему они меня пропустили-то? Я с больши́м подозрением уставилась на Его Высочество, но он этого даже не заметил. Схватив меня за руку, царевич рванул в сторону опочивальни. По инерции пробежав за ним несколько шагов, в дверях я застряла намертво. Даже за косяк уцепилась для надежности. Никакие силы не смогу меня заставить туда войти! Там к царевичу царская канцелярия ломится почти полным составом, а он меня в опочивальню тянет! Совсем сбре… Не подумал, малость.

Словно прослеживая ход моих мыслей, Его Высочество презрительно фыркнул и, выпустив мою руку, принялся шарить у дальней стены. Нажал на что-то, и в резных деревянных панелях открылась небольшая дверка.

– Сюда, бегом, – коротко приказал царевич не оборачиваясь.

Сжимая в руке кинжал, я торопливыми шагами пересекла опочивальню и нырнула в проход. Царевич шагнул следом, закрывая дверцу за секунду, до того как в покоях стало очень и очень людно.

– Кажется, все… – порывисто выдохнула я, но закончить мысль не сумела – ладонь его Высочества запечатала мне рот.

– Можно вести себя тише? – недовольно уточнил царевич, увлекая меня за собой.

Воздух был спертый, в кромешной тьме невозможно было что-либо разобрать. Как ориентировался царевич, так и осталось для меня загадкой. Возможно, еще будучи ребенком, Его Высочество облазил здесь все сверху донизу. Мы с сестрами, к примеру, нашли с дюжину таких ходов, когда жили при дворе, но этот стал для меня новостью. И, при некотором размышлении, весьма приятной.

Выскочив на свет божий из-за каких-то дряхлых часов, мы с царевичем воровато огляделись. Кроме двух слуг с кухни в заляпанных фартуках в коридоре никого не было.