Тень Реальности. Заблудшие души бесплатное чтение

Take a light

Start the flame

Play the game

I am lost

In your eyes

Hypnotised

Here I believe

Dream never deceive

Comatose, almost

You've got me dreaming

Slipping in

And sliding out

Life has no meaning5

«Comatose».  Depeche Mode.

Глава 1.

Виктор постоял у панорамного окна, занимавшего три четверти боковой стены гостиной, докуривая очередную сигарету. Неспящий город лоскутным одеялом укрывала цветастая, едкая мгла. Götterdämmerung, сумерки богов… Додревних идолов, распятых между витками эстакады, повисших в петлях бесконечных, ловчей сетью спеленавших районы тросов, шнуров и кабелей стабилизации среды. Безликая толпа забытых пугал при венцах, кольчугах и звериных шкурах. Можно сказать: в этот мир боги приходили умирать. Что-то вроде. Бились в конвульсиях среди хрустальных шпилей небоскрёбов. «Бешеные волки в оголённых проводах, Загляни в глаза свои, и ты увидишь страх6», – смотреть в глаза отчётливому до рези отражению на матовом стекле не хотелось совершенно. Виктор обдал выстуженный стеклопакет струёй едкого дыма и, покривившись, отвернулся от индустриального горизонта, высотной застройкой напоминавшего многоуровневую линейную диаграмму. Зигзаги осциллографа. Узор тахикардии. Дробный пульс неспящего мира. «День подходит к концу, Ему бледность к лицу. Не кончается только одно…7». Вечернее небо тлело в паутине подсвеченных развязок, будто плоть покойника под рваной кисеёй. И предчувствия внушало самые скверные. Так, что хотелось опустить шторы, занавесить пёстрое умертвие. Что он и сделал. Небрежно, с мстительным наслаждением потенциального вандала. Просторная комната разом погрузилась в призрачный полумрак, лишь ярче оттеняемый светом узкого торшера. Сидевший на широком, низком диване с очередным томиком неопознаваемой «литературы» сосед чутко глянул поверх корешка. Тактично прикрыл книгу. По обыкновению, невозмутимый и внимательный, как профессиональный санитар при особо буйном пациенте.

– Витя, чаю хочешь? – предложил он негромко, перехватив нехороший, проскальзывающий взгляд.

– М-м, – Виктор лишь небрежно тряхнул головой, нарочно растрепав волосы на затылке, потушил окурок в пепельнице на полу, ослабил ремень. Покосился через плечо на безответные складки тяжёлого блэкаута, послушно укрывшего неоновое мракобесие по ту сторону стекла. И снова вытащил пачку.

– Вить… – вкрадчивость интонации нервировала хуже прямого замечания. Мужик поморщился, но решил, что пока с несчастных лёгких, пожалуй, хватит. Никотиновая горечь уже вязла на зубах. И облегчения, закономерно, не приносила.

– Может, всё же чаю сделать? – улыбкой соседа можно было с успехом вскрывать замки. Как тонким металлическим прутом. Стальная спица в мимическом эквиваленте. – Тебя колбасит… – заметил парень аккуратно, продолжая наблюдать.

– Угу, – опустившись на диван, Виктор злобно зыркнул в работавший без звука телевизор на стене: по искрящему экрану скакали полуобнажённые девицы в каких-то, прости Господи, светящихся лосинах. И мужик, бесплодно пощёлкав кнопками, оставил кислотно-синюю, яркую заставку проигрывателя. Расстегнул ещё несколько пуговиц неприятно трущей загривок рубашки.

– Слушай… я тут подумал… – начал он с сомнением.

– М? – выверенно-вежливое движение: поворот головы, приподнятые брови. Маска профессионального сочувствия, ледяного, как поверхность зимнего пруда, намертво прилипла к соседской физиономии.

Виктор лишь досадливо махнул рукой. Выражение безотчётно раздражало.

И снова мужик поднялся, походив по комнате от стенки к стенке, кусая обветренные губы в мрачном недоумении. Такие вечера раздражали. Дело совсем не в выражении.

Гостиная всё ещё казалась по-киношному необитаемой, точно комната в отеле: белый диван, низкий журнальный столик, несколько стеклянных полок под технику, небольшой подиум, для чего-то выделявший пустую зону у огромного окна, и две антрацитово-мрачные африканские маски в качестве основного декора. Чёрно-белые узоры симуляции. В забытых на тумбе длинных стаканах томатный сок с водкой неопрятно присох кровавыми разводами, несколько разнообразя тотальный монохром. Завершал интерьерный этюд телевизор с дорогущей универсальной стереосистемой. Виктор жить не мог без музыки. Очевидно, опасаясь тишины. Комната пропиталась пустотой, агрессивной, претенциозной, растворяющей. И дело совсем не в минимализме, одинаково импонировавшем обоим хозяевам, или количестве аксессуаров. Ожесточённая пустота здесь становилась эмблемой и символом, угнетающе красноречивым, чтобы его игнорировать. Виктор в своей неизменно мятой белой рубашке и тёмных джинсах смотрелся в подчёркнуто аскетическом интерьере очень органично. Дитя среды. Мысль едва успела сформироваться, как «дитя» картинно навалилось на низкую спинку, заглядывая отвлёкшемуся соседу через плечо:

– Чё читаешь?

– Так… классическая проза Восьмидесятой Параллели, – парень неопределённо пожал плечами, мельком взглянув на обложку, будто сомневался, то ли прихватил с полки. – Наследие…

– Слушай, Серёга… тошно мне, – перебил, привычно гримасничая, Виктор. – Аж бесит…

– Тошно, – повторил тот, слегка посторонившись. Запах сигарет причудливо мешался с соседским, въедливым и вязким, парфюмом. Заставка красила полутёмный зал холодными сапфировыми бликами.

– Ага, – поддакнул мужик, скосив ехидные глаза. – Чё шарахаешься-то? Смущаю?

– В своём репертуаре, – Сергей снисходительно улыбнулся.

– И какой же у меня репертуар? – прищур стал опаснее, выражение лица неуловимо заострилось.

– Драматический, – усмехнулся парень, исподволь отстраняясь. Виктор прищёлкнул языком, внезапно развеселившись:

– Вот как? Это я, выходит, кто, датский принц? Или немощный король?

– А кем хотел быть? – неизменная вежливость, на уровне полутонов ехидно колющая потайной иронией, а то и самым настоящим сарказмом, раздражала. Почти. Виктор широко осклабился, на звериный лад, как обнаживший зубы хищник. Собственно, вполне закономерно.

– «Казанова, Казанова, зови меня так8», – охотно оттарабанил он, выразительно ломая брови. Сергей усмехнулся, покивав. Ничего иного он и не ожидал. – Это что, скепсис?

– Вить, чего ты хочешь? – вздох вышел даже более снисходительным, чем задумывался.

Парень с удивлением отметил, что, и впрямь, сочувствует. Бестолковые терзания отдавали полынной горечью неосознаваемого, засевшего стальной занозой в позвонках кризиса. Глухо огрызающегося раздражением из пыльных недр подсознания. Всклокоченный, буйный и непредсказуемый, Витя вряд ли сам был в состоянии ответить. Оттого и шарахался по квартире в сердитом недоумении. Сергей устало потёр переносицу: irreparabilium felix oblivio rerum9. В конечном счёте, сочувствие его было не менее бестолковым, чем безадресная злость чуждого проискам интроспекции мужика. Виктор легко перемахнул подлокотник и шлёпнулся на диван, мало заботясь о зоне приземления, отчего почти налетел на соседа, в задумчивости не успевшего вовремя отреагировать. И бодро обернулся, прищурившись на одну сторону:

– Ценные вопросы задаёшь, мозгоправ. Правильные…

– Я не на работе, – в прежней, галантной манере откликнулся парень, всё растирая переносицу. Ведь, в конце концов, это была правда…

– А так и не скажешь, – хохотнул мужик, с каким-то новым, азартным выражением разглядывая физиономию соседа. – Слушай, Серый… А тебе самому-то не надоедает?

– Что? – почти удивлённо вздёрнул брови тот.

– Ну, ты такой весь собранный, правильный, опрятный. Рафинированный клерк, блин, «ни одной зазубрины на лице прямом10», – Сергей поморщился, но лишь пожал плечами.

– Воспитание? – предположил он навскидку.

– А я, выходит, невоспитанный? – чего именно добивается падкий до странных выходок баламут, парень пока не понял. И всё же предпочел сразу прояснить ситуацию:

– Вить, я устал, да и тебе на работу скоро… Чего ты завёлся-то?

Виктор прищурился. Глянул искоса, откинувшись на спинку почти картинно. Он умел быть стильным. И убедительным. Поставлено ломал брови, широко улыбался, ерошил остриженные в деланный хаос волосы. Достоверно. Провокационно. Сергей бы не взялся судить, сколько во всём этом правды, и где проходит грань. Возможно, маска давно проросла сквозь мягкие ткани, слилась до полного отождествления. А может, никакой маски и не было. Выражение широкоскулой физиономии снова неуловимо переменилось.

– А я завёлся? – уточнил он с ехидной усмешкой. Сергей прикрыл глаза: ну, началось. Вектор определился. – Чего зажмурился, блондинчик, фантазируешь?

– Вить, отстань, – вздохнул парень негромко. – Не смешно ни капли.

– Мне казалось, тебе нравится, – деланно подивился патлатый, всё откровеннее ухмыляясь.

– Казалось, – кивнул Серёжа, морщась. – Дурацкие приколы…

Виктор фыркнул. Пожал плечами. И неожиданно придвинулся вплотную, опасно щуря тёмные, шальные глаза. Сергей не успел отреагировать, разве слегка посторонился. Выражение скуластой физиономии настораживало: губы кривил предвкушающий оскал, во взгляде тлело очередное непотребство. Парень подумал, что куда разумнее было уйти сразу. И продолжал сидеть, разглядывая смуглое, подвижное лицо, оказавшееся неожиданно слишком близко.

– А может, это не приколы? – предположил Виктор со странной вкрадчивостью. Взгляд карих глаз сделался испытующим, тяжёлым и каким-то бархатным. – От тебя вкусно пахнет… человеческий детёныш…

– Шерхан отрицательный был, но не настолько же… – неловко засмеялся Серёга, подумывая отвернуться.

– А я отрицательный? – прошипел, ещё придвигаясь, доморощенный претендент главным злодеем на новогодний утренник.

– Корень из минус единицы… – отстранённо брякнул Сергей, машинально тоже понизив голос. Парфюмерный шлейф почти растворился в запахе сигарет, пропитавшем кожу и волосы.

– Чего, блин? – непонимающе нахмурился Виктор, почёсывая во взлохмаченной шевелюре и даже слегка присмирев от неожиданности.

– Ничего. Забудь, – углубляться в математические дебри после напряжённого рабочего дня не хотелось. Уходить, как ни странно, тоже. Серёга рассеянно отследил глазами ломкий рисунок складок на закатанном рукаве рубашки, открытое жилистое предплечье, которым мужик опирался о колено, обманчиво расслабленную кисть руки, два узеньких кольца. Нет, об «отрицательности», при всей заявленной придури, тут речи явно не шло. На ум приходили совсем другие эпитеты.

Виктор сердито потряс головой:

– Хватит мне мозги пудрить… нлошник хр*нов, – буркнул он, привычным, отточенным движением разминая шею.

– При чём тут НЛО? – удивился Сергей, комично сморщив узкие, тёмные брови, вопросительно глянул на недовольного товарища… товарища? Да, можно сказать и так.

Они вместе арендовали квартиру проекта муниципального кабинета жилищного обеспечения «Крепость» по совместному проживанию представителей различных видов. Платили пополам. И, вроде как, не ссорились за территорию. Если не считать отдельных выходок эпатажного соседа. У Виктора было странное, почти жестокое чувство юмора. И дикие повадки. Предсказуемые и как будто даже объяснимые издержками профессии. Пусть скуластый, неизменно лукаво ухмылявшийся Шерхан куда больше напоминал буйно помешанного рецидивиста, чем защитника правопорядка, именно его выбрали для «Новых Лиц». Скорее всего, сочтя фактурным, убедительным и, как ни странно, эффективным.

Несколько лет назад имидж Статута11 внезапно изменился. Подтянутые, стильные парни – «борцы», «высококвалифицированные сотрудники», навязчиво героизируемые СМИ, – заменили кровожадно-тупых боевиков, иначе, как «падальщиками», редко именовавшихся. Ролики и соответствующие плакаты с пафосными эмблемами и броскими лозунгами «Новых Лиц» пестрели чуть не на каждом билборде или голографической рекламной панели. Шерхан поставлено скалил отбелённые зубы, выпячивал челюсть и, вообще, убедительно напоминал зримое воплощение неотвратимости возмездия, силы Статута. И всё же в Викторе упрямо тлел туманный отголосок прошлых борцов: злой, отполированный до стального блеска анархизм и колючая ожесточённость, звериный инстинкт потенциального убийцы. Парень устало вздохнул, рассеянно отметив очередные смутные симптомы расторможенного расстройства12.

И сморгнул, удивлённый непредсказуемым направлением размышлений.

– А! Nevermind! Тоже ахинея. Твою мать! – сердито вытянувшись спиной, огрызнулся борец куда-то в потолок. – Серый, чего ты какой непрошибаемый?

– Эк тебя плющит, – с естествоиспытательским интересом подивился парень, невольно усмехнувшись. – Привык, я полагаю. Ты ж с завидным постоянством исполняешь…

Закончить фразу он не успел. Виктор перекатил голову по спинке дивана, зловеще ухмыляясь:

– А ты всё ждёшь, чем это закончится?

Взгляд нехорошо сощуренных глаз жёг крапивой. Сергей поморщился, ощутив мгновенный укол ни то совести, ни то досады. Штатный сотрудник Статута подхватился на ноги и теперь, нависая над ним, как никогда напоминал плакатную копию. Опасная физиономия, подвижная и совершенно отмороженная одновременно, сквозила оттенками выражений, вызывавших непредсказуемые ассоциации и смутные опасения. Серёга поморщился: закономерно, что фотогеничного, брутального оболтуса выбрали для pr-роликов реструктуризованной правоохранительной организации. Пубертатный сегмент референтной группы, наверняка, сомлел под впечатлением.

– М, мозгоправ? Признайся уже, – Виктор наклонился, вновь оказавшись слишком близко, да ещё и рукой крепко обхватил за шею, не давая отвернуться. – Ждёшь?

Сергей, устало вздохнув, попытался осторожно высвободиться, но крепкая, шершавая ладонь едва шевельнулась, чётче обозначив захват. Пальцы прижали аккуратно подстриженный затылок.

– Озверел? – прямо встречая раскалённый взгляд, уточнил Серёга вкрадчиво. – Вроде, не весна…

– Шизики всегда такие, блонди, – зло рассмеялся мужик. – Не ссы, не покалечу.

– Вить, успокойся, – тихо попросил Сергей, понимая, что вот-вот уткнётся носом в сломанную переносицу. – Ты ж не шизик. Давай, как-то в рамках…

И тут Виктор его таки удивил. Неожиданно ослабив хватку, опустив руки и странно ссутулившись, мужик рассмеялся:

– Какой же я кретин, – почти удивился он. По лицу бродила злая, ломкая ухмылка. Сергей машинально поджал губы. И легонько стиснул жилистое запястье, которое, оказывается, всё ещё придерживал пальцами. Заметив жест, борец фыркнул. – Добрый доктор Айболит… Слыш, доктор, может, ты меня полечишь?

Пронёсшееся в голове малодушное «не ровен час» парень благополучно проглотил и даже сподобился дежурно улыбнуться:

– Хочешь поговорить об этом? – надеясь привычно схорониться за самоиронией.

– Хочу, – неожиданно выдал борец. – Серёга… мне так паршиво… Погоди, – велел он резко. И, подтянув вечно сползающие джинсы, ушлёпал в коридор.

Сергей вскинул ладонь ко лбу, напряжённо растирая переносицу. Сегодня статутский сотрудничек, кажется, даже не особенно прикидывался, развлекаясь. И, если на то пошло, в соседском поведении часто мерещился нездоровый надрыв, чрезмерность и болезненность. Будто не для чего-то, а наперекор всему. Furor Teutonicus13. Ожесточённая бравада, прикрывающая застарелую тоску. Ещё один тревожный симптом скверно зарубцевавшегося недуга. «Тошно»… Не медицинский термин, но диагнозов не хотелось.

Сергей тряхнул головой, отгоняя непрошенные размышления. Викторов коморбидный нарциссизм мог быть чертовски утомительным. А тащить работу в дом – идиотская затея. Парень обвёл удручённым взглядом пустой зал. На кухне слышалась какая-то возня у холодильника. Двигались ящики. Потом Виктор вернулся, держа в руке запотевшую бутылку водки.

– Ты рехнулся? Дежурство же, – Серёга, застигнутый врасплох, лишь изумлённо вздёрнул нахмуренные брови. Слишком ошеломлённый для более вменяемой реакции.

– Вспомнил, – заржал глухо борец, – да, малышка, мне придётся тебя покинуть. Так что советую долго не ломаться…

– Вить… ты что несёшь?

– Свет и истину, – с готовностью ощерил зубы тот, бодро отвинчивая брендированную, рифлёную крышку. – Давай напьёмся и отожжём… – и запрокинул голову, залив в горло с полстакана под ошарашенным соседским взглядом. Демонстративно. Как обычно.

– Ты… ледяную-то не очень… – слабо возмутился Серёжа, едва справившись с первым впечатлением. – Застудишься…

– С водки? – засмеялся сипло мужик, ни то утираясь, ни то занюхивая запястьем. – Сильно сомневаюсь… Ну, что, Айболит, может, того, релаксотерапия? Или как это у вас называется?

– Тебе бы не помешало, – покивал Сергей.

– Ну, так вперёд, детка! Поможем друг другу? – парень медленно выдохнул, смиряя досаду:

– Поможем?

– Ну, – фыркнул борец. – Или ты и дальше планируешь по мне тихо в углу страдать?

– Ты прикалываешься, что ли? – возмущение больше смахивало на оторопь и потому не убеждало.

– Прикалываюсь, – пожал плечами мужик, ехидно ухмыляясь. – Или снимаю тебя. Кто знает?

– Вить, ты меня со своими девахами не перепутал? – уточнил Сергей вкрадчиво.

– А в чём разница? – без обиняков прошипел тот, нагибаясь. – Красивая блондиночка такая…

– Ты не обалдел ли? – подивился парень, слегка посторонившись. – Вить, ну, за языком-то последи.

– А чего, обидишься – не дашь? – вновь приблизив смуглое лицо к самому серёгиному носу, сощурился тот.

– Виктор, блин…

– Перестань. Я просто честный, – повалившись на диван рядом, фыркнул борец почти благодушно, потрепав ошарашенного соседа по колену. – Ну же, Серёжа… Сам сказал, мне не помешает…

– Вить… Слушай, не дури…

– А я выпил – я в танке!

– Не с половины стакана же. Кончай прикалываться…

– Ну, если ты поможешь, – беспутное и наглое, лукавое выражение смотрелось на скуластой физиономии вполне органично. – Понимаешь, о чём я?

– Не понимаю, – отрезал Сергей, привыкший к ядовитым соседским двусмысленностям. Виктор, кажется, и в аудитории не нуждался, чтобы затеять очередное представление. Мужик ухмылялся, талантливо разыгрывая хмельную развязность, хотя взгляд шальных глаз оставался сосредоточенным и испытующим.

– Да ладно, Серый… ты ж смышлёный у нас, не прикидывайся, – борец иронично встряхнул шевелюрой, снизу вверх, искоса поглядывая на оцепеневшего парня. Протянул бутылку. – Ну, или глотни для храбрости, – и легонько подпихнул самым донышком в бедро. – «И нас согреют молоко и мёд14»… устроим экшн…

– Тебе на дежурство, придурок, – отобрав бутылку, напомнил Сергей мрачно. – Хватит с ума сходить…

– Заботливый какой, – восхитился мужик, неожиданно навалившись на плечо. И пробормотал куда-то в шею, обжигая дыханием и сквозным, чересчур чувствительным прикосновением горячих губ. – Серёг, а тебе кто-нибудь говорил: ты с лица – чисто лазоревая мечта художника ренессанса… – смуглая ладонь легла на ребра, комкая мягкий трикотаж домашней футболки.

– Чего? – опешил парень, никак не ожидавший от статутского ухаря подобных аллюзий. Да и настолько бесцеремонного вторжения, если на то пошло.

– Ничего, – хрипло засмеялся мужик, продолжая шарить ладонью по серёгиному животу. Всё более характерно и недвусмысленно. – Сам догадайся.

– Ты, блин… хватит, – забеспокоился всерьёз Серёжа, перехватив запястье. – Что за фокусы?

– Да всё уже! – борец досадливо дёрнул головой, выразительно ткнувшись носом в шею. – Давай, девочку из себя не строй, – сипло прошипел он в самое ухо, напирая.

– Да девочка… блин! Виктор!

– Сергей! – передразнил в тон лохматый. Белая рубашка распахнулась, маленький серебряный крестик на цепочке и массивная подвеска с какой-то языческой вязью на чёрном толстом шнуре, свесившись, касались невольно напрягавшегося плеча Серёги. И это отчего-то особенно отчётливо врезалось в память. Борец поднял голову, глянул чрезвычайно ясным, осмысленным взглядом прямо в глаза ошалевшему соседу. – Чего… с мальчиками не приходилось? – и усмехнулся неожиданно мягко, коснувшись губами подбородка. – Серёж, я ласки хочу, а не чаю… Перестань ломаться…

– Витя, ты серьёзно, что ли…? – неловко погладив по жёстким волосам, попытался выровняться на диване парень, но скинуть обманчиво расслабленного соседа оказалось не так-то просто. Обязанный поддерживать рабочую форму, а потому закономерно ежедневно часами пропадавший в качалке, Виктор напоминал средний танк, как напором, так и удельным весом. Всё это было слишком абсурдным и диким. Даже для обычных выходок Шерхана. – Слегка не по адресу…

– Да ладно… думаешь, я не вижу?

– Вить… ты бредишь…

– Хочешь большой любви? – продолжая откровенно лапать, фыркнул мужик.

– Да нет же! – огрызнулся Серёга.

– Расслабься… Я всё умею… – никотиново-горькое дыхание отдавало спиртом.

– Чёрт! Ты рехнулся?

– Это любовь такая… небесная… Давай, покажу?..

– Виктор… Бл*дь… Это уж слишком!

– Ну и ладно… так тоже сойдет…

Сергей вцепился в крепкое плечо, чувствуя, как мнётся под пальцами жёсткая ткань и сопротивляются мышцы. Внезапная решимость борца, развязного, но обыкновенно безобидного, умудрявшегося при всей дикости соблюдать условные границы дозволенного, ошеломляла.

– Виктор, ты чё, блин, серьёзно? – во второй раз прозвучало ещё менее убедительно. Возможно, из-за неожиданно севшего голоса.

– Нет, бл*дь, – рассмеялся хрипло мужик, выразительно и подчёркнуто двусмысленно поддёрнув ремень. – Я просто так… проветриваюсь! Серый, ты тормоз?

– Витя…

– Ща, погоди, – велел борец деловито. – Расслабься, ступорозник…

Сергей только и делал, что «расслаблялся»: игнорировал батареи пустых бутылок в коридоре, регулярно опрокидывавшихся, когда злой и трезвый Виктор возвращался спозаранок с работы. Пропускал мимо ушей пестрящие искренней, восхитительно-народной матершиной рассказы-исповеди об очередных похождениях, «идиотизме» и прочих локальных катаклизмах непростого соседского пути. Высиживал дикие гулянки дружков-сослуживцев, скорее напоминавших собутыльников или корешей по банде… «за компанию». Или такие вот выкрутасы, обыкновенно, чуть более невинные. Неизменно переводимые в шутку. Сейчас же Виктор, похоже, наладился довести дело до конца. Сергей встряхнулся и сразу сел, сердито отпихнув разошедшегося, едва не урчащего соседа.

– Хватит. Ты совсем оборзел. Угомонись.

– Серёга, – лохматый потянулся следом, а потом резко сполз обратно по диванной спинке, стиснув голову руками. – Да ты чего, Серый?.. Fuck! Мне так хр*ново! Знал бы ты…

– Вить, – вздохнул парень, в некотором замешательстве растирая оказавшуюся подозрительно чувствительной шею. – Сходи к врачу… или хотя бы щитовидку проверь… У тебя работа тяжёлая… стресс… ещё и жрёшь всякую дрянь…

– Дурак, – ругнулся Виктор, не разворачиваясь. Рубашка, распахнувшаяся на груди, почти не прикрывала смуглое тело. Странно напряжённое, оцепеневшее. Может, от холода, может, уже невротически. Сергей старался не смотреть. Теперь это смущало. Хотя прежде никакого стеснения он не испытывал в силу привычки. Шерхан не отличался стеснительностью, периодически пренебрегая необходимостью носить дома что-то, кроме здорово напоминавших свободное бельё шорт. – Ты… на башку трахнутый? Чего ты стоишь надо мной? – опустив руки, сердито выскалился борец. – Так вообще дела не делаются, понимаешь? Чё ты тут изображаешь? Определись уже. Я… блин… да я… слушай… ведь не буду я тебя насиловать, а?

– Не будешь? – иронично уточнил Серёга. – А чем ты занимался?

– Прости?! Не понял!.. – молниеносно разошёлся Виктор, поднимаясь. – Я тебя бил, что ли? Руки заламывал, к батарее пристёгивал?

– У нас нет батарей, – усмехнулся Сергей, для наглядности кивнув в сторону окна.

– Хорошо, б*я, к трубе фановой… Я тебе передёрнуть предлагаю… Чего ты тупишь-то?

– Я, как бы тебе сказать, немного гетер…

– Я, б*я, тоже не пидор. Знаешь, наверное.

– И как, в таком случае, сия лазоревая мысль пришла в твою светлую, гетеросексуальную голову? – ядовито поинтересовался парень, отступая.

– На себя посмотри! – огрызнулся, опасно щурясь, Шерхан. – Завязывай мне мозги полоскать, праведник, блин… У тебя встал, стоило, блин, за коленку пощупать. Или я, типа, слепой?..

– Вить, – машинально посторонившись, поджал губы смутившийся Сергей. – Ты… Обалдел в край уже! Нефиг, вообще, чужие коленки лапать. Хватит… Достал, мать твою! – что тут можно возразить, парень так и не нашёлся и, разозлившись, лишь сердито махнул рукой, собираясь, наконец, ретироваться. Хотя обострённые перед дежурством рефлексы борца шансов на успех не оставляли. Виктор ловко перехватил соседа за локоть и, не чинясь, повалил обратно на диван:

– В ванну поскакал? А разница какая? Серый, расслабься уже…

– Виктор, отстань, – попросил Сергей со вздохом. – Какой же ты приставучий…

– А ты звездобол, – не спустил мужик, ухмыляясь. – Я ж тебя не замуж, бл*дь, зову, чего ты всполошился? Сказал же, поможем друг другу просто…

– Твою мать… и что за цирк, блин? Алёне своей позвони, если так прижало…

– Слышь, Серый, завязывай, – посоветовал мужик насмешливо. – Чё, как целка?.. Или боишься, что понравится?

– А, то есть, понравиться мне не должно? – съязвил Серёжа, морщась. Шерхан рассмеялся:

– Сарказм на уровне… Погнали, если истерика иссякла?

Они жили вдвоём уже года три. Так что Сергей успел притерпеться к истероидным выходкам товарища по «квартирному долгу», а Виктор смирился с патологическим хладнокровием «грёбанного интеллигента». В принципе, они почти подружились: сказались домашние тусовки хлебосольных борцов и перепалки из-за холодильника. Чудо-машинка умудрилась отмочить фокус, одинаково взбесивший обоих хозяев. Несмотря на впечатляющие габариты и отменные характеристики техники, продукты в холодильнике хранились странно: либо смерзались до состояния неупотребления (у Серёжи), либо попросту портились (в камере Виктора). Температурный режим ни в какую не желал регулироваться. Шерхан даже на сглаз проверил. И – о ужас – ничего не обнаружил. Обыкновенно ручная и шёлковая, на этот раз железка оказалась неумолима. И попортила им много крови, прежде чем привести к простому решению: хранить продукты сообразно с неумолимым темпераментом неуправляемых отделений, без оглядки на принадлежность одному из счастливых обладателей. Холодильник мира и коридор войны.

Виктор приходил домой поздним утром. Сергей утром уходил. Встречались соседи лишь по вечерам и редко совпадавшим выходным. Когда, проспавшись, лохматый полудурок шарахался по квартире, занятый глубоким умственным самоедством, а «мозгоправ» отдыхал, искренне, но малоубедительно соболезнуя. Иногда ему казалось, что работа доконает вечно взлохмаченного, агрессивно реактивного борца. Иногда Сергей считал, что с таким Статутом миру давно пора развалиться. Во всяком случае, кадровая политика правоохранительной организации настораживала. Последнее время Виктор пропадал на работе больше обычного, угрюмо огрызаясь на «оборзевшую нежить». И сходил с ума всё отчётливее.

Сергей терпеливо выслушивал досадливую брань. По привычке симулировал понимание. И шёл заваривать чай. Если Виктор и говорил что-то, кроме сердитой ругани по случаю, это касалось внутренних разборок борцов, грызни с Судьями, упырями, бандами оборотней или очередными свихнувшимися чароплётами, возомнившими себя наместниками сменного сатаны. Серёга предпочитал не заострять внимания на кровавых подробностях и живописных деталях. Вида Викторовой физиономии обыкновенно хватало.

Как сотрудник Статута, мужик научился вовремя сдерживать поползновения «дурного характера» во всём, кроме шуток. И, бывало, странные приколы завершались болезненно. Как теперь. От скуки Шерхану случалось делать разное. Но сегодня он и сам, кажется, не понял, где кончилась игра и началась порнография. Просто переклинило. Ни то от злости, ни то от безысходности. Мало ли причин дурацкому приколу превратиться в дурацкое извращение? Блондинистый сосед держался с холодной отстранённостью надменного интеллектуала, из одной лишь милости терпящего быдловатого соседа по жилплощади. А когда оба они неожиданно завелись – особенно этот осмотрительный мозгоправ, – Виктор и вовсе сделал некоторые выводы. Неопределённые, но существенные. Он, было, подумал, что может потом пожалеть… но мысль быстро улетучилась. От Серого приятно пахло какими-то лосьонами и чем-то чистым – ароматизированным мылом или стиральным порошком. Оттеняя прогорклое, сигаретным дымом и дорогой водярой пахнущее дыхание борца. «Вот так и начинается весь этот подсудный бред, – подумал отстранённо Виктор с мрачной усмешкой, – тоска, безысходность и полное отсутствие самосознания. Есть только прущая изнутри «мерзость запустения15»…».

Сейчас борец больше напоминал не грозу подзаборной нечисти, Шерхана как-то там с номером, а наглого и самодовольного кошака, разорившего соседский балкон. Смуглое тело, заострившийся профиль. Окончательно измявшаяся белая рубашка. Виктор закурил, расслабленно отвалившись на спинку дивана. Сергей, прикусив губу, против воли хмурился, наблюдая. Этот олух умел быть убедительным. И чертовски терпимым, несмотря на буйный нрав и воспалённую фантазию… Серёга уже предчувствовал цепкие коготки грядущего раскаяния. И продолжал сидеть, бесстыдно разглядывая соседа. Видимо, почувствовав взгляд, борец вздрогнул, отмирая, стряхнул лиловый пепел и, затянувшись напоследок, потушил окурок в стоявшей на полу пепельнице.

– Слушай… это… лишнее было…

– Выпить хочешь? – перебил Виктор, одним махом оказавшись на ногах. И потащился на кухню, шаркая босыми ступнями. Сергей вздохнул: мужикам на две головы крови всегда мало. Потому и думают они ими поочередно. Ну, нафига он повёлся? – Энергос? – тихо подобравшийся сотрудник Статута мог напугать кого угодно. Серёга, размякнув на диване, помотал головой, приподнимаясь. Виктор, не глядя, прошёл мимо. И сел в другой угол. Громко зашипела открывающаяся банка. Мужик, перегнувшись через колени, чтобы не облиться, собрал губами пузырьки с запотевшей крышки.

– Прикури мне, – попросил Серёжа, пристально наблюдавший за перемещениями подчёркнуто невозмутимого борца. Отставив початую жестянку, тот равнодушно достал откуда-то с полу, из-под стола, плоский портсигар. Выбрал самокрутку поприличнее. И, так же спокойно раскурив, протянул на двух пальцах. – Э-э-э… Я… зря, наверное, – дым оказался едким до неприличия. Подобную дрянь курить полагалось отмороженной шпане, а не «Новым лицам». Сергей закашлялся. – Чёрт… Слушай, правда, напрасно мы…

– Давай только без чувства вины, – хрипло оборвал Виктор.

В этот самый момент где-то вокруг зазвонил его телефон. Звук доносился, неожиданно, из-под дивана. Чертыхаясь, Шерхан полез доставать несчастную трубку, на чём свет стоит ругая современные «мебеля». Сергея сморило. Парень полулежал, откинувшись в угол между спинкой и подлокотником. В голове кроме ядовитого дыма (какой-нибудь очередной оборотнической «травы») ничего не осталось. Лучше бы он мне её «до» предложил, вдруг отрешённо подумал Серёжа. Уже из коридора послышался приглушённый, хриплый голос борца.

«Вам внимают… да… м-м… даже так?.. вызывай, разберусь… … да хоть Папа Римский… ладно, сочтёмся… отбой».

– Виктор… – позвал сипло Серёга, сдавленно откашливаясь. – Вить… винограду принеси…

– Винограду, шоколаду! – сварливо пробубнил тот из коридора. – Точно девица… Ни в жизни не поверил бы, что яйца есть…

Снова грохот отодвигаемых ящиков, звон каких-то бутылок. И шелест быстро пущенной воды. Потом как-то внезапно влажные ещё виноградины коснулись рта. Серёга бессмысленно прихватил губами неожиданно остро пахнущую ягоду. Виктор, фыркнув, оторвал сразу несколько и осторожно впихнул между приоткрытых губ. «Вставило» блондина резко и оглушительно, видать, с непривычки. Парень ласково улыбнулся, поцеловав мокрые Витькины пальцы. Вот с чего начинать надо было – вообще бы не возбухал, подумал с ухмылкой Шерхан. И небрежно потрепал по аккуратно подстриженным блондинистым волосам, кинув плохо промытую гроздь на диван рядом. Non inters in judicium cum servo tuo, Domine16.

– Эх, Серёжа, Серёжа, – качая головой и тихо усмехаясь, Виктор забрал портсигар и ушёл в ванну, проклиная поочерёдно безработицу и Статут.

***

Спустя минут пятнадцать, умытый и почти причёсанный – волосы всё равно торчали в разные стороны – Шерхан 75/13 мрачно зыркнул на тёмный овал большого зеркала в прихожей. Подтянул белые манжеты свежей, остро пахнущей пока лишь кондиционером для белья рубашки, проверил маркированные эмблемами Статута запонки. Поправил галстук. И, напоследок поддёрнув воротник форменного пиджака, влез в ботинки. Модифицированное зрение – дорогущие импланты обоих глаз, несмотря на стоимость, умудрялись доставлять массу хлопот – адаптировалось, ликвидировав необходимость жечь электричество. Борец отработанно ухмыльнулся отражению. Древесная пряность туалетной воды бодрила подразумеваемыми приключениями. Снова зазвонил телефон. Перещёлкнув клавишу гарнитуры, Виктор заспешил на выход, подхватив ключи с крючка и привычно проверяя ствол подмышкой. «Да, ёпта, чё нетерпеливый какой?.. да щас буду уже… ага… это другой уровень?.. транспорт мой?.. чёрт… ладно, всё будет». Обычно Шерхан не отключался. Просто переставал говорить. И напарник послушно освободил эфир, принуждённо уважая дурацкие повадки.

В доме ещё не спали. Но свет был полуторный. Вызвав лифт, Виктор по привычке скорее глянул в шахты через стальную, стоечно-балочную конструкцию. Светло и чисто – загляденье. Кабины медленно ползли с самого низа, притормаживая у каждого этажа. И амнистии не предполагали. Цинично понося всё то святое, что подвизался охранять Статут, стильный работничек прошёл через выложенный кафельной плиткой, выбеленный бестеневыми лампами холл и поскакал вниз по лестнице. Досадуя на дежурство хр*н знает под каким трансцендентальным забором. И занятый лифт, на девяностом-то этаже…

В гараже, насквозь просверленном стабилизирующими полями и сдержанной фанаберией преуспевания, две симпатичные экспатриантки шестидесятой параллели обсуждали какой-то модный магазин, стоя с пакетами у чистенького седанчика. Строгий дресс-код не оставлял сомнений в их офисном настоящем так же, как лисьи зенки – в тёмном и, вероятно, не лишённом агрессии прошлом. Виктор, вышколено поздоровавшись, прошёл мимо к чёрному «субику» с тонировкой – дань ностальгии по родному Провалу17, как тут именовали выгороженный из единого пространства параллелей земной мир. Леди нового времени проводили всклокоченного соседа спокойными, чуть только заинтересованными взглядами. Имевший привычку скакать через турникеты и вышибать мешающие двери молодчик особенного энтузиазма у нарочито спокойных, подчёркнуто современных и категорически не желающих излишне демонстрировать этническую принадлежность цыпочек (или, скорее, лисочек) не вызывал. Конечно, билборды с героизированными парнями в фирменных костюмах и пафосных физиономиях пестрели на каждом углу. И даже беспризорная собака знала, что быть «в Статуте» – это круто, тем не менее, некоторый налёт ещё оставался. И pr-программа с ним не справлялась. Но третья параллель была терпимым и гостеприимным местом. Терпимым и гостеприимным. Что навязчиво пропагандировалось Советом и гремело из каждого утюга. Хочется попытать счастья с каким-нибудь бешенным недоумком – вперёд, штаб-квартира Вампирской Короны прямо на Красной улице. Заходи в любой клуб и спроси одного из клыкастых полудурков её Величества. Виктор, устроившись на кожаном сидении, ухмыльнулся в зеркало заднего вида, поправил чётки, не слишком оригинально повешенные тут же, и вылетел на полном ходу, не жалея ни подвески, ни шин, когда автомобиль подкинуло на призванном урегулировать скоростной режим бордюре.

На одном из светофоров при выезде в Общий квартал мужик включил музыку. Хриплые, оборотнические басы взревели с торжеством только что отобедавшей волчьей стаи, в унисон прославляя какие-то сомнительные интересы. Чёрт, не та подборка, подумал Виктор, но возиться не стал. Только убавил звука. Напарник – патлатый и расхристанный назло всем дресс-кодам – уже сидел на остановке «Атлантов» первого уровня, покуривая и явно не спеша расставаться со сладкими грёзами. Когда «субик» тормознул у самого его носа, Всеслав Волохов, русоволосый, по обыкновению, слегка заросший да обманчиво флегматичный колдун-качок, медленно приоткрыл один глаз, задумчиво выпустив в огнистое небо струю тяжёлого сизого дыма:

– И тёмные улицы манят меня18… – изрёк он, несколько рисуясь. – Ты не слишком торопился, а, кошак?

– Долго ждёшь? – сквозь открытую дверцу в салон пробирались густые запахи городской ночи: выхлопной газ, смутные шлейфы одеколонов и дождливая, промозглая свежесть, горящие мусорки и какая-то чисто-человеческая, индустриальная вонь.

– Ожидание – это безумие… а что такое безумие, если не частичка надежды19? – продолжал в избранной тональности борец, успешно, пусть и гротесково, отыгрывая философскую отрешённость.

– Это не ты сказал, – Виктор усмехнулся, приметливо и зорко оглядываясь: трансуровневка гудела, поток машин, пронизанный искристыми хвостами метафизических регулировщиков, направлявших и размыкающих зыбкую в своей сложносочиненной стереометрии систему полос, не думал редеть. Славик, отшвырнув окурок (попал метко, не глядя, прямо в урну), сел на пассажирское, проворно вцепившись в магнитолу. – Давай-ка чего потише… башню ломит…

– Шерхан, ты пил, что ли? – возмущённо унюхал напарник, резво обернувшись.

– Чёрт… и правда, – перегоняя едва раскуренную сигарету из угла в угол рта, пробубнил тот, оглядываясь для манёвра.

– Бестолочь татарская, – привычно фыркнул Волохов, порывшись в бардачке, но, видимо, искомого не обнаружив. – Чего-то системка у тебя устарела… может, обновишь начинку?

– Ну нах*ен, – отозвался Виктор, встраиваясь в поток. – Возня одна. Там чего-то этническое было… поставь?

– Ага, щас, – кивнул скептически напарник, отыскивая в памяти записанную давным-давно и отчего-то до сих пор не удалённую директорию «Dolphin».

– Ё-ёма, – Виктор аж языком прищёлкнул, скосив глаза на дисплей. – Опять суициды, княже?

– Да погоди ты, татарин, – оборвал упрямый Славик. – Давай песню погоняем, а там ставь, чего хочешь, хоть этих своих упырей…

В салоне забились каучуковыми мячиками наизусть знакомые аккорды. «Это страшнее прыжка с крыши20». Виктор тоскливо покосился в расцвеченное рекламными плакатами второго уровня небо. Витые шлеи эстакады напоминали флуоресцентное кружево, прихотливо брошенное на горы битого стекла и арматуры – диковинное, витиеватое и полистилистическое зодчество третьей. Средоточия изученных миров. Столицы трансмировой Конфедерации Совета. Вертикально-ориентированной столицы, чуждой таким понятиям, как Евклидово пространство, милосердие и, кажется, здравый смысл. Шириханов сердито прочистил горло: чёртова свихнувшаяся напрочь параллель, воплощение абстинентного бреда пережравшего спорыньи фантазёра. Очаровательно в каком-то смысле. Завораживает рекламными посулами синтетического счастья. Как и подобает дорогой проститутке.

– Не кряхти. Лучше за дорогой следи. ДПС не дремлет, – сварливо бросил Волохов, привычно усмехаясь в аккуратно подстриженные усы.

– ДПС… – передразнил Шерхан. – Это в тринадцатой они ДПС, а у нас… КДС-Статут – модифицированный. Наше же ведомство.

– Не злоупотреблял бы ты… – покачал головой совсем не убеждённый Слава, прихлопывая ладонями в такт по торпеде. – Нарвёшься.

– Ладно, не лечи, сиятельство. Куда нам? В Статут или на место?

– На место. Чего ты в военный квартал-то не вернёшься? – отобрав недокуренную сигарету, Слава скрутил стекло и принялся рассматривать пёстрые фасады. – Всё бы сразу узнавал…

– Соседка хорошая, – покачал головой Виктор, резко поворачивая через два ряда. Сигнал левого поворота замигал мгновением раньше. Рассерженное перетявкивание недовольных участников движения – секунду спустя. Шерхан лишь неприязненно вздёрнул верхнюю губу.

– Ты же вроде с парнем квартиру снимал? – нахмурился Волохов, с явным неудовольствием наблюдая адский манёвр. – Серёга который…

– Ну… вроде того, – кивнул с хищным оскалом Шерхан. – Забей, не люблю я казённые клоповники.

– Сказал! – Всеслав аж передёрнулся. – На Камышёвке? Хорош клоповник! Три комнаты, лоджия и пять квадратных метров на крыше. Постыдился бы, кошак!

– М, – не убеждённый, сморщил нос борец. – Слав, я с детства по армейским общагам. Нах*р мне пять метров на крыше? – напарник пожал плечами, кусая привычно обветренные губы. Взгляд светло-голубых глаз сделался участливым и омерзительно понимающим. Виктор, заметив характерное выражение, покривился, будто скисшего молока хапнул. – Забей, княже. Чего там случилось-то?

– Ничего. Вспышка бешенства, – понятливо взбодрился Волохов, почесав в бороде. – Объект старый. Помнишь, может, колдун такой был… на разработке по «соответствию». Твой подопечный, между прочим… подготовка кадров… Эдвардс… – даже сквозь раздражённый гул трансуровневки прозвучало до странности отчётливо. Шерхан машинально сморщил лоб:

– Скотт?

– Он самый. Так вот, – Славик, выдув окурок, разложил на коленях рабочий нетбук. – Случай тяжёлый… Первыми Судьи приехали…

– Какого чёрта? – не понял Виктор, выруливая на межуровневую трассу.

– Рогатого, – Слава быстро набирал какие-то коды. – Наша группа к бару подъехала, когда его уже вязали…

– Чего? За что?

– Твой «соответствующий» объект поцапался с тремя судейскими детками. Одного прихлопнул. Двух других сильно напугал. Взяли тёпленького. Прямо на месте.

– Чё-то не верится, – покачал головой Шерхан, вцепившись злым взглядом в дорожное полотно под фарами. Чернильный, влажный сумрак по бокам эстакады, ехидно многоцветьем муниципального освещения разукрашенный, больше напоминал футуристические декорации киношки про постапокалипсис. Привычно. «Здесь страшно быть убитым, но страшнее убивать21». – Скотт, вроде, не из дебилов.

– Похоже, из них, родимых, – Всеслав открыл сводку. – Наложены полярные заклинания, в том числе из запрещённых Советом. Скотт Эдвардс, гражданин Конфедерации Совета, проживающий в Третьей Параллели, состоящий на учёте Совета как временный сотрудник Агентства Взаимопомощи. Включённый в группу Подготовки Кадров Статута. Бла-бла-бла-бла-бла-бла-бла… Так… Вечером сего числа, находясь под действием алкоголя и, предположительно, условно-легальных психодислептиков, затеял драку с тремя гражданами Четвёрки…

– Твою мать, – прошипел сквозь зубы Виктор, свирепо тиская руль. – Затрахали со своей Четвёркой. Судейские детки, чтоб им пусто было!

– Ты потише, – велел смиренно Всеслав, напряжённо пялясь в экран. – Они ведь и на проверку могут забрать…

– Пох*р, – привычно огрызнулся Шерхан. – Срал я на них с высокой колокольни. Чего за граждане?

– Золотая молодёжь, ты прав. Сынки судейские, ага: жертва и два дружка.

– Издох, конечно, тот, что покруче?

– Да. Цепкий твой Скотт. Звёздочку первым делом снял.

– Идиот, – машина со свистом вырулила на Красную. Бар Виктор угадал без посторонней помощи: по серому автомобилю у входа и личному опыту. Сюда же вне работы часто заглядывал сам Шерхан. И здесь видел не раз амбициозного молодого колдуна с запоминающимся профилем силы и тяжёлым взглядом очень мрачных глаз. Как-то так вышло, что борец с подопечным, вообще, часто пересекались: ходили в одну качалку, один бар. И по набору лохматый курировал Эдвардса, как быстро выяснилось, прямо-таки мечтавшего пополнить доблестные ряды Статута. Мальчишка пал жертвой пиар-компании и смотрел на борцов, как на древних витязей, защитников миропорядка. Виктор сердито оскалил зубы: клятый романтизм, клятые судейские «отбрыски», чёртов клятый закон подлости…

Бар «Asylum22» на одном из самых котируемых участков Красной открыли недавно. Сразу после того, как закрылся принадлежавший Короне «Dark Fight23» – заведение спорное, но с репутацией. Клуб почитали настоящим сокровищем любители чего «погорячее». Закрытый теперь нижний, подземный ярус занимали залы с рингами и «клетками» – бессистемным винегретом обычных злых развлечений «терпимой и гостеприимной», вроде боёв без правил, шаманских поединков и прочей хтонической жути. Наверху пили, плясали и трахались, благо, атмосфера располагала: рваное освещение, звук, что мозг сквозь уши вытекал, клетки со стриптизёршами на любой вкус. И очень много разной, условно легальной, дури. Анклав ада с бесенятами по эту сторону Ахерона. Крышевал сам Генерал – упырий главнокомандующий, известный любитель подобного времяпрепровождения. Поговаривали даже, Королева не брезговала заглянуть на огонёк, хотя это, скорее всего, байка уровня городских легенд. После случившейся в стенах заведения – не слишком богоугодного – заварушки с огнестрелом клуб быстро закрыли. И Корона без видимого сожаления продала доходное местечко в муниципальную собственность Свободного Квартала.

Теперь вот «Asylum». Место как будто заговорили на беду. Что из-за жёсткой конкуренции вполне похоже на правду. Взять хоть соседний бокорский притон «Мамба». Виктор прикинул спектр покрытия группы риска. И хмыкнул. Да, крайнего найти будет трудно. Впрочем, это всё вода. А конкретное дело стоит поперёк дороги. Тёмно-зеленая казённая тачка борцов тоже пристроилась на другой стороне, аккурат под фонарём. Вайлен Макэван и Томрад Сван смиренно покуривали, облокотившись на капот.

– Дежурили? – кивнул Виктор, переходя улицу. Слава вздохнул:

– На вызове сидели.

– Здорово, Шерхан, – Томрад скривился, ткнув окурок в гранитную тумбу, отделявшую тротуар висячими цепями. Протянул широкую ладонь. У борца сильно болела дочь. И дома он почти не появлялся. Зарос щетиной. Глаза ввалились.

– Здравствуй, коль не шутишь, – Виктор оглянулся на мерцающие огни заведения. – Давно?

– Только что, – Валя тоже затушил окурок. Судя по засорённой ещё белыми хабариками решётке канализации, оба нервничали. – Нам велели наблюдать. Говорят, дело под личным контролем.

– Придурка увезли? – вместо ответа Сван указал кивком на дверь. Оттуда как раз вытаскивали скрученного колдуна. Длинноногий и жилистый, «придурок» почти не отбивался, только, оглушённый, мотал патлатой головой. И, кажется, ненавязчиво истекал кровью. – Круто, – оценил Виктор. – Чего приехали поздно?

– Не поздно, – вздохнул Вайлен, неприязненно дёрнув широким, обветренным ртом. – Судя по всему, вызов прошёл, когда эти… – выразительный взгляд на тонированное авто, – уже тут были.

– А чё они тут так долго возятся? – Виктор отрешённо расстегнул форменный пиджак – сразу стало как-то комфортнее. Привычно сунул руки в карманы брюк, машинально горбясь, будто сгруппировавшийся перед ударом боксёр. Закономерная реакция организма на Церковный Суд.

– Чистили, наверно, – пожал плечами Томрад.

– Нет, ну, это уже свинство! – разозлился лохматый и решительно потопал в сторону долговязых Судей, остановившихся в проходе, точно парочка чёрных пустынных духов.

В руках правый нёс характерный кейс. Левый тихо беседовал по телефону. Без переговорника, просто держал трубку у уха. Оба в совершенно одинаковых, тёмных костюмах: ни то пиджак, ни то сюртук с глухим воротником под горло, вычерненные серебряные бляшки эмблем, идеально заутюженные брюки, тёмные летние плащи. Судьи. Матерь Божья, кто ж вас звал-то? В смысле, в этот мир.

– Вечер добрый, – Шерхан встал аккурат между двумя почти идентичными представителями неизменный ужас наводящей организации, загораживая проход. Мрачные Отцы переглянулись. Ответил тот, что с кейсом (иных различий между ними, почитай, и не было):

– Благослови тебя Господь, сын мой.

– Что здесь забыл Синедрион? – игнорируя зачинающийся фарс, поинтересовался борец невозмутимо. – Это дело в юрисдикции Статута.

– Не совсем так, – покачал головой Судья, в неоновых разводах освещения напоминавший сушёное умертвие в парадном облачении специально для торжественных похорон. – Дело передано нам…

– По какому поводу? – перебил Виктор. В глаза бил пляшущий свет рекламы, но угрюмые портреты Судей он видел хорошо: сухие, хмурые и постные физиономии, самое то для жуткой профессии. Правый, с кейсом, поморщился. Как будто столь тривиальное и человеческое явление, как мигрень (или несварение), рискнуло бы потревожить полусвятых мужей при исполнении.

– По поводу, который Вы уточните у своего начальства, молодой человек…

– А как же «сын ваш»? – съехидничал злобно Виктор.

– Мой сын мёртв, – отчеканил Святой Отец. И у борца неприятно засосало под ложечкой. Чутьё мужика редко подводило. А сейчас он почуял удавку, вкрадчиво обернувшуюся вокруг шеи. Безутешный папаша на месте преступления – скверное предзнаменование. – И Ваше дело теперь объяснить нам, отчего этот колдун не был поставлен на учёт, как потенциально опасный, хотя ведомству известны прецеденты с его участием, – непререкаемая бесстрастность удавалась «папочке» с особенным блеском. Виктор оценил. Так же, как и ледяную, вселенскую пустоту абсолютно неподвижных глаз. Номинально, Судья должен был бы вызывать в этот момент элементарное человеческое сострадание. Если бы не предчувствие уготованных подозреваемому пыток. Методы Церковного Суда не составляли особенного секрета, а порой и, в превентивных целях, намеренно афишировались. – Более того, он состоял в Группе Подготовки Кадров. И кажется, если не ошибаюсь, разрабатывался и был порекомендован лично вами, господин Шириханов, как «полностью соответствующий».

– Посмотрим, – Виктор мрачно скрипнул зубами.

– Посмотрите, – кивнул невозмутимо-равнодушный Судья, вновь втягивая на постную физиономию без малого стальное выражение. – Только учтите, что дело взято на контроль Синедриона. Все свидетельские показания и любые вещественные доказательства должны быть незамедлительно представлены нам. И… лучше не суйте в это дело свой непомерно длинный нос… сын мой.

– Бл*дь, – только и буркнул Виктор, когда чёрные силуэты проследовали мимо, многозначительно задев его широкими плечами.

Как и следовало ожидать, бар предсказуемо и стремительно опустел. Понятное дело, высокопоставленные Судьи имели свойство распугивать всё живое на расстоянии полумили от себя и не слишком заботились о свидетельских показаниях. Добывать их (или подделывать) было занятием экзекуторов рангом пониже. Бармен грустно протирал бокалы, поглядывая по сторонам. Редкие смельчаки, что не разбежались сразу по прибытии вяленных Отцов, были либо слишком невменяемы, либо очевидно и бесповоротно тупы… либо и то, и другое разом. Наиболее перспективные – в плане признаков присутствия интеллекта – тихо переговаривались по углам. Заметив Виктора, стоявший у стойки мужик в чёрной мотоциклетке и чёрных же, косой заплетённых волосах, проворно отвернулся, забрал полупустой бокал и будто в воздухе истаял. Оценив манёвр, бармен поднял голову.

– Привет, Шерхан.

– Здорово, Кёц, – плечистый Кёцевир, в принципе, больше напоминал маститого крупье, чем буфетчика. Этот парень терпеть не мог неприятностей и всеми силами старался их обойти. Сегодняшний инцидент его сильно огорчил. – Подфартило?

– И не говори! – фыркнул, отставив бокал вместе с полотенцем, старый Тень, чёрный от разводов естественной пигментации. Облокотился на стойку. – Судей нелёгкая принесла. Совсем клиентуру разогнали…

– А чего нас не вызвал?

– Я ж и вызвал. Первым делом, как ты и сказал, – Кёц сделал в воздухе неопределённый жест ловкими пальцами. – Так эти уже на пороге были! Веришь – знать не знал. Хозяину, блин, не понравится…

– Что именно произошло? – Виктор с благодарным кивком принял предложенный овощной сок, оглядывая полупустую, тихую залу: кирпичные стены, нарочитые пятна штукатурки, приятный и неброский дизайн с налётом призрачной сексуальности – всё, как всегда.

– Да парень этот… Скотт, кажется. Из завсегдатаев. Ты с ним знаком же? – больше утвердительно пробурчал Кёц, хмуря густые брови. – Поцапался с какими-то ослами при параде. Они его ещё на входе зацепили – он там сидел, – указал на один из столиков в средней, «дневной» части бармен. – Ужинал. Они зашли… и, кажется, его дёрнули… Он огрызнулся. Пошумел, но вроде успокоился. Я парням на контроле мигнул последить. Но всё замялось, – Кёцевир удручённо развёл руками. – Потом подошёл выпивки взять… а они его при мне уже тут прям доставать начали. Я вижу – форменный наезд… Позолоченная молодёжь развлекается… Говорю, вроде, не проветриться ли вам, мальчики? Вежливо! А сам на Вольфрама кошусь, – Вольфрам – здоровенный детина неопределённой этнической принадлежности – сидел неподалёку, напряжённо вцепившись в кофейную чашку. Оцепенелый взгляд охранника ползал по складкам гардины. – А этот, который колдун, он уже считай, в драку лезет. Пьяный немного.

– Понятно. И?

– И, – бармен кашлянул. – Вышли они. Вот и всё «и». Вон туда… на лестницу… – кивнул через левое плечо на коридор к служебному входу. – А потом эти двое. Вошли – я аж посинел. Тебя набрать сорвался. Так их силовики эти, амбалы бронированные, прихлопнули. Оттащили Вольфрама. Побазарили коротко, да на лестницу – шасть. Я и позвонил. И Статут вызвал. А там уж и Скотта в подсобку отволокли.

– Долго на лестнице были? – уточнил, мрачно озираясь, Шириханов. В предвкушении очередной коварной затрещины от расщедрившейся на пендели судьбы. И не прогадал. Кёц, что-то прикинув в уме, неопределённо покривился:

– Да минут пятнадцать. Ваших так и не пустили?

– Ага, типа того, – Шерхан вздохнул. – Странно… Слушай, можно я «покурю»?

– Это… на лестнице, типа? – Кёцевир колупнул бровь аккуратно подточенным ногтем. – Иди. Только чтоб не протекло. С меня «обет» брали. Там печати Судейские.

– Не задену, – Виктор злобно усмехнулся. – Я талантливый.

– Уж верю, – бармен подчёркнуто отвернулся, выудил откуда-то очередной стакан, полез за салфеткой. – Давай живее…

Виктор, так уж вышло, ненавидел Судей. По не совсем ему самому понятным, но, очевидно, веским основаниям. Но ещё больше он ненавидел плохую работу. А здесь поработали качественно. Запах на совесть сделанного дела висел в грязной подворотне, как неприкосновенная ценность, как отблеск дорогих духов в замызганной парадке. Фирменная «зачистка» уничтожала любые следы. Остались лишь опрокинутые мусорные баки и привкус злодеяния. На небольшой, старой кладки кирпичной лестнице никого не было. Виктор покурил для виду, оглядывая просторы багряно-бурого, подсвеченного тускло-рыжим закутка. И спустился вниз. В этих тоннелях между задами старых домов центральных кварталов могло происходить что угодно. На задворках Красной улицы – средоточия жизни и смерти, камня преткновения и главной артерии этого безумного, трансмирового муравейника – всегда гнездились нечистики без прописки и удостоверения Совета. Нелицензированные, неучтённые, преступники и жертвы злодеяний в одном лице, в зависимости от обстоятельств, очередной гримасы провидения. Сейчас на весь квартал легло облако запустения. Облако под названием Синедрион. И всякая мразь притаилась. Даже астральные паразиты забились в какие-то щели. Гадство! Виктор мысленно простонал. Надо же, зарин, блин. Всё живое – наповал. Бесцельно побродив по подворотне (с выезда на Красную отходила карета неотложки и машина Судейского сопровождения), Шерхан вернулся: искать было нечего. По ощущениям, даже сугубо физические следы имевшей место потасовки аккуратно подтёрли. Мужик от безысходности осмотрел туалеты – тут же, по коридору, – забрёл в каморку охраны. Но ничего не нашёл. Хотя Скотта тут точно били. Борец загривком чуял.

В баре уже сидели Вайлен со Славиком. Томрад стоял на входе, скрестив у груди мощные руки и нарочито свирепо поглядывая вокруг. Все трое напоминали потенциальных нарушителей куда больше, чем проштрафившийся давеча молодчик.

– Чего? – Всеслав привстал, ожидая сенсации. Сенсации у Виктора не было. Ни в одной из интересующих напарника сфер.

– Ничего. По нулям. Как корова языком…

– Не корова, а Судьи, – Валя быстро вбил что-то в свой нетбук и развернул монитор Виктору. – Код четырнадцать дробь шесть. Пятый отдел. В доступе отказано. Полная секретность.

– Хр*нь, – зло выплюнул Виктор. – Мне это не нравится. Свидетелей опросили? – Славка покивал, скептично и презрительно одновременно, так что сразу и без пояснений становилось понятно, насколько ценны полученные показания. Шириханов сердито взъерошил и без того вздыбленную шевелюру. – Воняет подставой, блин.

– Я тоже так считаю, – кивнул Вайлен. – Но лучше не загоняться. Нам за это не платят…

– Хм? А как же благородная обязанность каждого честного сотрудника Статута? Как же «насрать любимому «Синедриону» в борщ»? – Кёц, стоявший чуть в стороне, придушенно фыркнул. Борцы звук проигнорировали.

– Татарин, не нарывайся, – Слава тихо вздохнул. – Тебя и так не шибко любят. Возьмут на разработку, а отдел распустят – мы ж «экспериментальные» да репрезентативные, под пристальным вниманием общественности…

– Requiescat24… – буркнул борец. И тотчас сам себя оборвал. – Не распустят, – Шерхан нехорошо оскалился. В передатчике зашуршали помехи. – О, вызов. Пошли… Спасибо, Кёц, – бармен грустно кивнул.

– Каждый должен брать на свои плечи труд, соразмерный его силам, так как если тяжесть его окажется чрезмерной – он может упасть в грязь25, – процитировал Всеслав с замогильным видом. Виктор привычно выскалился:

– Работа – последнее прибежище тех, кто больше ничего не умеет… – риторически возразил он и сам поморщился: к Уайльду борец питал не слишком тёплые чувства. – Да и Данте твой сулил сохраняющим нейтралитет самые жаркие сковородки. Так что, ad maiorem Dei gloriam26, даёшь свободу самовыражения.

– Самоистребления, – Вайлен, рождённый в другом мире и с цитатами Провала знакомый лишь частично, рассмеялся, оборачиваясь на выходе. – Коэффициент энтропии данного индивидуума превышает допустимый параметр, – указал он кивком на шедшего следом начальничка. – Требуется изменить настройки… – электронный голос удавался борцу неплохо. Но Шириханова не впечатлил.

– Где у тебя «Reset»? – Виктор достал портсигар, закурил в горсть, исподлобья оглядывая квартал. – Или мне по «корпусу» постучать?

– Угроза жизнедеятельности диспетчера! – Макэван открыл дверцу водительского сидения казённого авто и оглянулся на Томрада. – Поехали?

– Щас, официально прилетит, – удержал Шерхан, вслушиваясь в эфир. Заява припозднилась на добрых пять минут. Правильно – потасовка в квартале трущоб. Мохнатые парни Объединения бушуют. И куда смотрит их активно прославляемый всем, кому ни лень в хвост и гриву главнюк-миротворец, объединитель всех стай и, вообще, героический герой Фиа`Флокс? Хоть бы уж Новое Правительство всех там пережрало…

***

– Мир полон безумцев. Если не хочешь на них смотреть – запрись у себя дома и разбей зеркало, – Шерхан пребывал в приподнятом настроении. Хорошая драка всегда помогала ему расслабиться. Слава, потягиваясь на пассажирском сидении, сладко щурился в предрассветный сумрак: иногда ему казалось, не работай кореш в Статуте, на одного опасного рецидивиста в сводках стало бы больше. Уж слишком характерно зажигались у татарина зенки да вспыхивала шальным огнём слабая, человеческая аура.

– Кто это сказал?

– Французская поговорка, – Виктор вёл машину предельно аккуратно, несмотря на почти пустую трассу. Алкоголь выветрился, и химическая дрянь из аптечки обновила Виктора подобно концентрату живой воды, искусственно синтезированным аналогом которой и являлась. В салоне всё ещё оттеночно воняло препаратом, пусть и сквозь въедливый войлок никотина.

– Анекдоты о сумасшедших, рассказанные ими самими, внушают беспокойство…

– Слишком разумны27! – Шерхан засмеялся. – Ладно, главное, что остолопов скрутили… Меньше стало зла в нашем мире, а? – Волохов только отмахнулся:

– Ой, блин, Константин, борец с нечистью…

– Головкой стукнулся, княже, имена путаешь? Виктор я, – Шириханов лихо завернул к центральному подъезду Статута.

Кто из них нынче сильнее «стукнулся», Слава бы не поручился. Вызов по Объединению, традиционно, предвещал камерный мордобой и пространные формулировки в рапортах. Ну, и локацию из числа не самых респектабельных – для своих разборок двухфазные чаще всего выбирали пограничные промзоны, заводские кварталы да этнические трущобы «слепых» уровней – мест дислокации отребья, Совету не интересного и от этой беспризорности весьма криминогенного. На сей раз отличился Васселдум-сквер, окрестности печально известной автономии Иггертандт-Троукраст. Огрызок муниципального озеленения: пяток алей в чугунной обрешётке да несколько убранных в гранит прудов.

Когда тонированный субик на скорости вывернул с проспекта Героев Конфедерации в примыкавший к скверу проулок, мусорные баки уже полыхали, а патлатые и, как на подбор, двужильные молодцы – косая сажень в плечах, ни тени разума во взоре – с замотанными лицами бодро мутузили друг друга, свирепо огрызаясь да, изредка, вандаля насаждения. «Чистая стая» и «рви» перемежалось вполне тривиальной бранью, посылами по матушке и обещаниями эту матушку разыскать в самом приближённом будущем. Цели тоже обозначались вполне определённо. Судя по всему, к боевым действиям приступили не так давно – из муниципальной собственности пострадали пока лишь пара разломанных скамеек, фонтан и несколько кустов. Ну, и вытоптанный, сизо-пепельный по осенней поре газон. Кто с кем схлестнулся определить сходу не получалось. Оборотни в частичной трансформации, ещё и до бровей натянувшие шарфы с банданами, в сумерках выглядели идентично: здоровенными, патлатыми, смердящими за километр агрессией машинами убийств. С когтями. Впрочем, открытые «объединенцы» – члены странного праворадикального и, одновременно, к вящей радости политтехнологов КС проанархического движения двухфазных за «чистоту породы» – носили соответствующие нашивки на одежде. В сумерках, понятно, не слишком приметные. Шириханов, меркло улыбаясь, проверил ствол, покосился на бледное пятно в неоновом мерцании уровней едва тлеющей луны и резво выскочил наружу. Хотя Всеслав, полюбовавшись на творившееся среди осенней красоты полуоблезлых клёнов безобразие, и предпочёл бы запросить дополнительную огневую поддержку в виде группы быстрого реагирования… желательно, на бэтээре. Ну, или хотя бы подождать Валика с Томрадом. Можно без БТР.

Шерхан ждать не любил. Шерхан любил драться и орать. И в данный момент, рявкнув коронное: «Статут! Когти втянули, отморозь!» – шмальнул в воздух, больше привлекая внимание опасных охламонов, чем пытаясь напугать. Что ж, своего он, бесспорно, добился. Всеслав, оббежав поломанный двухфазными в запале свары бересклет, отчётливо разобрал в рычаще-орущей какофонии потасовки тривиальное и предсказуемое «мясо!». И выкинул фиксирующий блок вслед за брошенным Ширихановым заклятьем. Спецподготовка, конечно, несколько компенсировала видовую принадлежность, но до настоящего колдовства не дотягивала. «Мясо»… Для мятежной нечисти – упырей да вурдалаков со товарищи – смертный сапиенс, пусть и при астральных знаках Статута, оставался всего-навсего пикантной закуской, топпингом к основному блюду. Разумеется, когда речь не шла о Шерхане. Этот, слишком отбитый и слишком везучий, дабы участвовать в чьих бы то ни было кулинарных извращениях, умел вразумить заблуждающихся. Вот и теперь, оттарабанив заученную мантру про права и обязанности, не без удовольствия с полпинка вломился в чужую драку: лягнул первого попавшегося молодчика в грудь с разворота, раздробил локтем, не чинясь, переносицу другого, снова выстрелил, теперь уже по ногам. Лохматые громилы в дутых ветровках и тёртых кожанках, вооружённые, чем Бог послал (а послал щедро, вплоть до бутылок с зажигательной смесью), на первый взгляд, лупили таких же патлатых ухарей, разве, без «стекла», зато при битах. Правда, молодчики, не будь дураки – ну, настолько уж дураками не могли быть даже законченные «активисты», – под спудом заклинаний несколько поугомонились. Пара самых сообразительных даже попробовала удрать по смежным аллеям, вновь ломая злополучные насаждения. Всеслав швырнул сеть, почти не глядя. А Шириханов успел сломать ещё несколько носов прежде, чем ситуация прояснилась окончательно даже для наиболее ретивых. Ну, и сам огрёб недурно. Так что собирали по окрестным кустам да грузили идиотов Томрад со спецами…

На вызовах по Объединению церемоний от борцов никто не требовал. Двухфазные праворадикалы зарекомендовали себя определённым образом (строго определённым), и, даже несмотря на условно легальное положение организации в Совете, прекрасно знали, чего ожидать в подобных случаях.

«…Щас нам ещё дрозда за «Синедрион» вставят… и можно спать с чистой совестью!» – Виктор искренне радовался, что не придётся спускаться к изоляторам. И теперь его настроение вряд ли испортило бы даже лишение оклада на два месяца.

Огромное здание, недавно отремонтированное на деньги нового спонсора, высилось вавилонской башней над площадью Доверия. Бесконечные глянцевые стеклопакеты создавали иллюзию геометрической чешуи. А сложный рисунок фасада убивал всякую надежду на спасение рассудка в дебрях фанаберии. Прежде Статут напоминал второсортное охранное бюро с соответствующим контингентом забулдыжного типа в качестве штатных сотрудников. Верзилы с беспросветно-тёмным прошлым и аналогичным будущим, контуженные на всю голову боевики и откровенные бандиты – основная публика, державшая прежде подотчётную Синедриону контору и серьёзно скомпрометированная стараниями мятежной упырьей Короны.

С недавнего времени всё изменилось. И Статут, и его сотрудники… и отношения с Судьями. Виктор фыркнул: в прежний оплот правопорядка он бы вряд ли сунулся, хотя под описание, в целом, чего уж там, подходил. Бороться с преступной, потерявшей всякий стыд нежитью на благо беззащитного во враждебной среде транс-мировой реальности человечества – одно, а разбираться с конкурентами Синедриона за влияние в Совете – совсем другое. Ни к Вампирской Короне, ни к Колдовскому Содружеству Семи, когда особо не зарывались, ни к Новому Правительству оборотней никаких негативных чувств он не испытывал. Зато Синедрион и Белое Духовенство сильно бесили. И вот теперь, с переменой «крыши» (болтали, основной пакет акций перекупили), Статут изменился. Подвижки начались с малого. Старое здание центрального корпуса Управления – крысиная нора под крылышком «Синедриона» – неожиданно взорвали. Верзилы чудесным образом рассосались в пространстве. Центр перестроили. Кадры проверяли и беспощадно чистили. Потом откуда ни возьмись появилась pr-группа.

Стильные, хорошо одетые и подчёркнуто преуспевающие молодые люди у дорогих авто смотрели с больших баннеров, цифровых плашек и рекламных мониторов, равномерно обдавая высокомерием и пафосом. СМИ заговорили об «уважении» и «престиже» – прежде оба понятия со Статутом сопоставлялись так же близко, как сельский сортир с филармонией. Из дешёвых полудурков, «падальщиков» на сленге, лепили былинных витязей-защитников закона и порядка, «борцов», представителей Статута. Даже популярные журналы перестали стебаться над злополучными «цепными псами» правосудия. Прежде особенно доставалось от «A&A», издания, неприкрыто симпатизировавшего Короне. Да, клыкастые сволочи умели гадить целенаправленно и метко. Теперь на глянцевых страницах красовались физиономии «новых лиц» со товарищи. В том числе, Шерхан с его шайкой, чья карьера пошла вверх именно благодаря произошедшим изменениям.

Местную холодную войну «Синедрион» почти проиграл. Во всяком случае, он проиграл Статут. Принцип реорганизации здорово напоминал отработанные схемы Королевы, когда упыри были врагами №1. И Виктор даже не пытался гадать, о чём это может говорить.

На стоянке оказалось тесно. Припарковавшись, лохматый огляделся для начала, рассчитывая, каковы шансы пройти незамеченным. Патрульные машины и личные авто чередовались. Боевики, сотрудники Центра и специального аналитического курсировали по стоянке. Рабочие группы собирались для докладов. Виктор выбрался из машины. Переглянулся со Славиком. Озвучивать вопрос не пришлось.

– Не, сегодня не отчётный, – посчитав по пальцам, ухмыльнулся Всеслав. – Чего их понамело-то?.. – Шириханов, поддёрнув пиджак, лишь пожал плечами. – Ладно… пошли. Сдадим дежурство – и отсыпаться…

– Как думаешь, может, дальше развивать… про Скотта?

– Нет, – Слава медленно, но убеждённо повёл головой. – Бессмысленно. Какие подводы?

– Запросто, – пожал плечами Шерхан. – Подпишем через Подготовку Кадров. Это же дочерняя организация, не состоящая непосредственно в Статуте. Отдельный Комитет.

– Чего ты так вцепился в этого колдуна? – Волохов хмурился. В лифте с ними наверх поднимались Аллочка и Тэнди, общительные сотрудницы Сервис-Хранилища. Разговор пришлось прервать.

– Как дела, мальчики? – короткие, узкие юбки и приталенные пиджаки с нагрудными значками одинаково хорошо смотрелись как на рыженькой Алле, так и на гуманоидно-синей (полу-Тень) Тэндарэл, чьи тёмные, жёсткие волосы, заплетенные в аккуратные тонкие косички, добавляли портрету ксеноморфности в лучших традициях тринадцатой параллели. Виктор улыбнулся на свой лад:

– Уже хорошо. Отлично смотритесь. Может, намекнуть начальству, чтоб полы зеркальные сделали?

– Фи, какой грубый! – хихикнула Алла. Тэнди привычно заслонилась папками.

– Да уж. Если донжуан поклялся уйти в монастырь… значит монастырь женский28, – осклабился Всеслав.

– Кто это сказал? – Тэнди обворожительно стрельнула роскошно-однотонными глазками.

– Один умник из тринадцатого кольца, – фыркнул, поглядев в потолок, Шириханов. – Славик у нас патриот.

– Я тоже люблю параллель, в которой выросла, – пожала плечами Аллочка, оглаживая бархатным взглядом встрёпанного Шерхана. Борец это отлично видел, но разыгрывал мрачного ворчуна. – А ты, Вик?

– Патриотизм: убеждение, что твоя страна самая лучшая, потому что именно ты в ней родился29… Это тоже тринадцатое творчество.

– Там только люди живут? – перевела тему Тэнди. Лифт уже подъезжал к нужному Виктору этажу.

– Почему? Ещё звери, птицы и разные идиоты…

– Считающие себя магистрами тайных орденов, – покивал Слава. – Ой, и много от них хлопот!

– Да, – кивнула Тэндарэл. – Мы в курсе…

– Заходите на чай, мальчики, – когда двери разъехались, Виктор, задумчиво ухмыляясь, осторожно пощупал подтянутую ляжку рыженькой. Удовлетворенно кивнул, выходя и оборачиваясь уже в коридоре:

– Конечно. Готовьте булочки… – Алла засмеялась, выразительно помахав папкой. Тэнди сверкнула бликами в пронзительно-чёрных глазах.

Стерильность выбеленных, испятнанных разводами фактурной штукатурки коридоров, пестуя непогрешимость, тем не менее, нервировала. Светлые однотипные двери мало прибавляли к общему декору помещений. Но, вопреки первому впечатлению (ехидного и беспощадного лабиринта), структурная организация пространства подчинялась строгой схеме, по идее, интуитивно понятной и предсказуемой. Отметившись на посту, Виктор посидел на банкетке перед кабинетом, собираясь с мыслями. Славик курил в рекреации. Происшествия случались постоянно – терпимая и гостеприимная параллель исправно поставляла материал для сводок. Но такой мерзости, как сегодня… скорее всего, речь пойдет о Судьях. Жуткий Синедрион, сбившийся моральный компас всея миров, как ни прискорбно, оставался сильнейшей организацией, представляя собой дивную помесь «добрых пастырей» и ведущего ночного кошмара обывателей. Sancta sanctorum30 с оттенком ужаса на кончиках клещей.

Худо-бедно собравшись с мыслями, Шерхан мужественно прошёл в приёмную и, по кивку, постучал в массивные двери. Начальник подразделения – Войцслав Шпорк или, как его называли за глаза, невзирая на звание, Полкан – сидел за столом среди центральных мониторов и что-то аккуратно чертил по сенсорной панели.

– Неспокойная ночка, – пробормотал он на своём мягком УОП31е, усмехаясь и вопросительно поглядывая на Виктора. Тот покорно кивнул. – Слышал, дело от вас ушло…

– Синедрион берёт его на личный контроль? – тотчас, с порога, вспылил Шириханов, позабыв об избранной на кушетке стратегии «непротивления злу насилием». – Что это значит? Мы, вообще, не имеем права рыть?

– Рыть у тебя права никто не отнимет, – покачал головой Войцслав. – На здоровье, как говорится, – усмешка стала ироничнее. Шпорк зорко поглядел на подчинённого и продолжил безапеляционным тоном прекрасно осведомлённого о характере отдельных кадров командира. Без тени былого дружелюбия. – В свободное от работы время. Вот бумага – ознакомься. И учти – Статут и Синедрион не враги. И не ячейки уголовного синдиката. Лучше на пути у них не стой – раздавят. Пусть Вампирская Корона с ними грызётся.

– Корона и грызётся, – кивнул Виктор, нарочно успокаиваясь. – А нам что, в сторонке стоять секундантами?

– Если бы… – вздохнул устало Войцслав, почесав задумчиво в седых волосах. Запонка с эмблемой Статута поймала на ребро отблеск одной из бестеневых ламп. Выглядело до омерзения многозначительно. – Постарайся, Шерхан, постарайся. Подумай… Это всё странно. И не с руки Статуту. Если спишешь, как бытовуху – хорошо. Если же речь идёт о провокации, лучше подождать указаний сверху… – «сверху». Борец фыркнул. Номинально, «сверху» был лишь кодекс «Статут». Номинально. И ведь про «лучший мир» не пошутишь, потому как Третья Параллель как раз таковым и считалась, во всяком случае, по официальной версии Конфедерации Совета.

– Я этого парня знаю. Разрабатывал, – проворчал, неожиданно отчётливо ощущая горлом шершавую удавку форменного галстука, борец. – Точно провокация. Он – талантливый колдун, звёздный. Им то упыри интересовались, то Белое Духовенство. Говорят, он с самой Королевой дружился…

– Додружился, – кивнул печально Войцслав. – Будь умнее.

– Статуту такой не помешал бы, – пропустив мимо ушей внезапное, и несколько необоснованное, напутствие, прикинул мужик невзначай.

– Не нам решать, – покачал головой полковник. – Да и не после такого… Поговори с «кадрами», скорее всего, будут настаивать на отчуждении, – Шириханов неприязненно перекривил физиономию, но смолчал. – Виктор… никому не нужны проблемы с Церковным Судом.

– В моём мире говорили: нет человека – нет проблемы, – пожал плечами с отсутствующим выражением угрюмого лица борец. И прибавил с едкой мрачностью почти под нос. – С организациями, думаю, тоже работает… – Полкан укоризненно покачал головой:

– Сделаем вид, что я тебя не расслышал.

– Я говорил на родном языке, – понятливо покивал мужик. – А Вы не понимаете по-русски.

– Будь осторожнее, Шерхан. К твоему отделу и тебе лично сейчас пристальное внимание… лишние… казусы ни к чему. Ты меня понял?

Виктор послушно кивнул. И вышел, сжимая в увлажнившейся ладони злополучный листок. Bewahre die Geheimnisse32. Завершить «беседу» спокойно стоило ему нешуточных усилий. Но говорил мужик, в целом, сдержанно, лелея потаённую злость и дикое, противоестественное раздражение, да, может, веком подёргивая. Шириханов выдохнул. Больше, чем Синедрион, борец ненавидел всего несколько вещей, и среди них несправедливость занимала не последнее место. А парня уволокли в церковные застенки, как говорится, «по беспределу». И, скорее всего, уже пытали. Мучительно и изощрённо. Хм. Любопытно знать, как в этом толерантнейшем из множества изученных миров мог выжить и быть легитимизирован столь… одиозный ритуал.

Виктор зло встрепал поникшие вихры: всё. Нахр*н. Думать лучше с ручкой в приятной атмосфере родного санузла. Только административку сдать. И… «мне ничего не остаётся, я буду жить33».

Глава 2.

Вернувшись домой, в хрупкую тишину трёшки на Малой Межконфессиональной, Виктор первым делом скинул надоевшие ботинки и расслабил галстук. Дурацкий дресс-код исправно нервировал. Так что Шириханов уже подумывал вводить в моду треш и андеграунд, а то, не ровен час, смокинги с бабочками носить заставят. Или ещё какие волшебные пелеринки. На задержании-то – самое оно. От оборотней каких или гулей отбиваться, подолом обмахивая.

Расстегнув пиджак, борец неспешно побрёл в сторону дальней спальни. Свет в квартире не горел. Хотя на часах доходила половина седьмого. И за окнами потихоньку, рассеивая вязкую индустриальную дымку, поднималась мерклая, тусклая заря. Подкрашенное вспышками лазури и шальной зелени перламутровое подобие рассвета. Сергей, потревоженный звоном в очередной раз опрокинутых бутылок – поганая стеклотара звенела на весь микрорайон, – вышел из зала, держа между пальцами вчерашнюю, так и не докуренную, самокрутку. В полумраке просторного коридора парень бледностью здорово напоминал восставшего неопокойничка: призрака или упыря – эдакий романтический образ в мятой футболке.

– Чего, решил сохранить на добрую память? – фыркнул Шерхан, останавливаясь и пристально рассматривая белёсую физиономию. Сосед странно, непривычно криво и как-то меркло усмехнулся:

– Конечно. На цепочке на шею повесить.

– Кто ж тебя знает, загадочный ты наш… – Шириханов осклабился отчётливее, поборов внезапный импульс пощупать висящий ладанкой на груди знак. – В зале, что ли, заночевал? Или, может, меня дожидался?

Вместо ответа Нлошник сунул «козью ножку» хозяину и отправился в ванну, на ходу ероша растрёпанную шевелюру. Из-за комплекции он казался выше. Виктор задумчиво покачался с пятки на носок, поочередно глядя то на пожёванный окурок, то на удалявшуюся во мраке коридора спину: Серёга рассеянно потягивался, разминая позвоночник, мягкие трикотажные складки перетекали дугами. Усмехнувшись внезапной мысли, борец двинулся следом, комкая сигарету между пальцами. Проходя мимо раздвижной, по обыкновению, открытой, двери гостиной, Шерхан отметил мельком, что ночь сосед провёл с пользой. Общественной пользой: убрал пепельницу, салфетки, початую бутылку водки и недопитый энергетик. Унёс, наконец, стаканы. И даже виноград. Телевизор так и мерцал пронзительно-синей заставкой проигрывателя. Виктор слышал гудение электричества: чёртова работа жгла синапсы гипервосприятием даже по окончании смены. Шириханов сердито потряс головой, в бесплодной попытке избавиться от навязчивого мотива, застрявшего с ночи: «…Пыль на телеэкране важней того, что я смотрю. Любовь – прокисшие щи. Мечта – помойное ведро, И ожидание чуда тянет камнем на дно».

Свет в ванной зажегся медленно – сперва моргнула, просыпаясь, лишь контурная подсветка. Но Сергей, чувствуя за спиной плавную, профессиональную походку, нарочно не оборачивался и ждать не стал. Шириханов умел перемещаться практически бесшумно. Правда, редко хотел. Скорее наоборот: умышленно шаркал ногами или сползающими штанинами по напольному покрытию, топал, печатая шаг, а то и спотыкался на ровном месте. Как подозревал сосед, веселья ради. Сейчас же Шерхан двигался очень тихо. Серёга ощущал прилипший к спине взгляд щекоткой по рёбрам. Так что хотелось передернуть плечами и побыстрее убраться из коридора. Потому небрежность, с которой парень прикрыл дверь ванной, далась непросто. Присутствие борца до странности раздражало. Сергей не ждал соседа так рано.

Виктор остановился у косяка, дожидаясь, пока заработает душ. В задумчивости покусывая обветренную, треснувшуюся сразу в нескольких местах губу, борец прислушивался и размышлял. Расшифровывал приглушённые изоляцией звуки. Тихий, вкрадчивый шорох снимаемых тряпок, дёрнувшаяся занавеска. Медленно зажурчавшая по трубам вода. Шелест веерного рассекателя. Сергей закалялся: обливался ледяной водой каждое утро. На кой ляд – Бог весть. Как будто иных стрессов организму не хватало. В этом-то… гостеприимнейшем из всех миров. Здоровье, мать его. Холодная вода, витаминки и сон по расписанию. Толкнув дверь, Шерхан скользнул внутрь, щурясь от яркого света. Диодная подсветка выжгла по раскалённому тавру на сетчатке.

Сергей, силуэт по-за матовыми складками, неспеша намыливал голову, подставив холодным брызгам шею и грудь с подмышками. И на незваного гостя не отреагировал. Внешне, во всяком случае. Виктор сел на унитаз, расстёгивая запонки.

– Хм. Забавно, – похвалил Серёга хрипло, самым будничным тоном. – Может, нам табличку «занято» купить? Как в гостинице.

– Извини за вторжение, – ханжески осклабился борец. – Может, я поссать хочу?

– Тогда, будь добр, сначала подними крышку, – посоветовал блондин всё тем же, язвительно-спокойным голосом из-за занавески. – И, кстати, не знал, что ты мочишься сидя…

– Не знал, что у тебя стоит на мужиков, – не спустил лохматый. Воронцов что-то неразборчиво выдохнул сквозь зубы, но смолчал. Виктор ухмыльнулся, разглядывая облицованные молочным кафелем стены. – Как же такое прилетело в твой светлый, гетеросексуальный зад? – помянув давешнюю фразу, передразнил Шириханов.

– Хм. Такое, – Сергей нарочно подчеркнул логическое ударение на первом слове, – поселилось со мной под одной крышей.

– Отселяйся, – пожал плечами Виктор. – По соседству есть неплохая партия. Очень милый мальчик… как раз в поиске, походу…

– Тебе виднее. Ты их тут всех, видимо, знаешь, – Сергей наклонился, смывая с затылка густую пену. Волосы повисли поперёк профиля.

– Чё ты несешь? – закатил глаза Виктор, поднимаясь. И отдёрнул мертвенно зашуршавшую занавеску. – Привет, детка…

Сергей повернулся, разгибаясь. Пристально посмотрел странными, остро-чуткими глазами. Какими-то белёсыми и яркими, хотя, возможно, после дежурства борцу просто примерещилось противоестественное перламутровое мерцание в серых радужках. Ресницы и брови, намокнув, совсем почернели. И светлые пряди, прилипая, рассекали портрет узкими клиньями. Выглядел Серёга в этот момент настолько необычно – вызывающе, что ли? – что Шерхан замер. Блондинчик был аккуратным мальчиком: следил за собой, прилежно брился, каждый день зачёсывал волосы и носил глаженные водолазки на работу. Этот мокрый хаос придавал неожиданной выразительности внимательным глазам и в целом статичной физиономии. Виктор, с его архиживой мимикой и бешенной жестикуляцией, никогда не понимал эмоционального аскетизма соседа. И глаженных водолазок тоже.

– Чего уставился? – изогнув брови, поинтересовался Серёга тихо. Побледневшие, неприязненно поджатые губы едва шевелились. Но держался мозгоправ нарочито прямо, точно линейку к спине примотал.

– Мордашка симпатичная, – ухмыльнулся борец похабно, игнорируя прохладную взвесь от разбивавшейся о спину и икры соседа воды. – Как спалось?

– Хватит, Виктор, – оборвал с неожиданным раздражением парень. – Ты ещё не насмеялся? Чего ты хочешь?

– М-м-м… не знаю точно, – на секунду Шерхан и впрямь озаботился этим вопросом. А потом негромко уточнил, пробрезжив ехидным оскалом. – Пока просто спросил, как спалось. Первый раз, вроде бы… – в сощурившихся мгновенно перламутровых глазах мелькнуло раздражение, да что там, почти ярость. Сергей отчётливо скрипнул зубами и уже приоткрыл рот, собираясь ответить. Но борец его опередил. – Если что, я про курево. Тебя вчера знатно вставило… – Серёга, очевидно, совсем иного ожидавший, прикрыл веки:

– Типа того…

– Нормально?

Интересно, какого ответа он ждал. Сергей сердито потёр переносицу, смахнул с бровей воду. Шириханов чуть щурил блестящие, искусственные глаза, наблюдая с каким-то желчным, естествоиспытательским любопытством, жирно прописанным по наглой скуластой физиономии. Выглядел борец уставшим, даже помятым, но, по обыкновению, самодовольным и, разумеется, самоуверенным. Осознающим себя в праве… Серёжа кивнул, смиряя раздражение. Вместе с до смешного нелепым желанием прикрыться. А то и вытолкать соседа в коридор.

– М, – оценив скупое движение, как знак согласия, борец иронично вздёрнул брови. – Прелесть какая. А всё остальное?

– Что, «остальное»? – устало закатил глаза Сергей, чувствуя неприятный приток крови к скулам. И начиная откровенно злиться. По-хорошему, следовало выключить душ, вытереться и убраться отсюда. Но парень не шевелился. Возможно, из-за ехидного испытующего прищура. Брызги, между тем, уже намочили пол и, отчасти, безразличного Виктора. – Онанизм взаимный? – Шерхан коротко заржал, выразительно поиграв бровями:

– Ну, можно и так… Хочешь поговорить об этом?

– Ещё чего не хватало, – фыркнул Серёга поспешно. И, наконец, отвернулся, выключая воду. Несколько последних капель, сорвавшись с фильтра, обожгли плечо. – Свали уже, наконец…

– М-да? Вот сейчас не очень приятно, – заметил Шириханов как будто мимоходом, недовольно покривившись. И тоже повернулся спиной к соседу, перебирая пальцами запонки. Несколько секунд, прежде чем сделать пару шагов к выходу, мужик мстительно слушал напряжённое, недовольное сопение позади. Блондинчик, судя по звукам, потихоньку закипал. Эдаким изящным чайничком со сдвинутыми чёрными бровями.

– Блин, а ну, стой! – Сергей в очередной раз скрипнул зубами от досады. – «Не очень приятно»? Ты о чём, вообще?

– Ну, кто тут мозгоправ? – философски развёл руками Виктор, не спеша оборачиваться. Стащил галстук через голову, небрежно набросил на стиралку. Пощупал кобуру. Двухфазные с ним сегодня не особо церемонились. И рёбра, вопреки всем стараниям профессиональной химии, ломило страшно.

– Я не твой психотерапевт, – напомнил парень сердито. – Я, вообще, не психотерапевт…

– М, – «вразумился» выразительно Шерхан, недобро скалясь над раковиной. – А я-то уж подумал…

– Да ладно! А ты умеешь? – не удержался в ответ Серёга, невольно разглядывая ссутуленную спину и всклокоченный затылок. Нет, определённо, борцу в очередной раз досталось на дежурстве. Редкая «полевая» ночь обходилась без этого. Будто Шириханов нарочно нарывался. – Чего не пользуешься тогда? – мужик ощерился через плечо в пародии на улыбку:

– Красава. Подъе*ал. Орден дать? – и выразительно поиграл бровями, скосив ехидные глаза.

– Витя, блин, – фыркнул с досадой сосед, размышляя, как невзначай добраться до полотенца на сушилке аккурат у Виктора под боком. Мужик завис над раковиной и уходить, очевидно, не собирался. Мрачно пялился в зеркальную дверцу шкафчика, будто надеясь загипнотизировать отражение. – Что за претензии? Чего тебе «не приятно»? Я пытаюсь помыться и свалить на работу. Ты зачем зашёл, вообще?

– По морде твоей мозгоправской соскучился, – огрызнулся Шерхан. – Слушай, блонди, фигли ты такой дятел вредный? – пассаж Серёга явно не оценил. Закатил глаза и выдал ядовито, вполне в духе данного определения:

– С тебя пример беру, – разговор, изначально не самый комфортный в виду известных обстоятельств, уже бесил. Шириханов хрипло рассмеялся:

– Ну, бери-бери… не стесняйся, – это последнее, как-то особенно паскудно выговоренное, Сергею совсем не понравилось. Парень лишь устало махнул рукой:

– Что за цирк дебильный? Я полный идиот, что вчера повёлся на твой трёп… – обтекаемость формулировки нервировала, но выразиться иначе он почему-то не смог. – И теперь…

– И теперь мне будет вдвойне тошно, а ты зароешься в своих аналитических изысканиях на тему совести, – внезапно перебил Виктор, раздражённо дёрнув себя за прошитое целой обоймой разновеликих колец ухо. Неприязненно скривил обветренный рот в гримасе усталого недовольства. – Зашибись…

– Зашибись, – согласился Серёжа раздражённо, наблюдая за сумрачными оттенками выражений в соседской физиономии на амальгаме. – Потому что нефиг ерундой страдать… Нормально ж всё было…

– Вот и не выделывайся тогда! – огрызнулся мужик, тряхнув волосами.

– Я не об этом… блин, Витя!

– Серый, завязывай. Проблему на ровном месте создаёшь, – процедил Шерхан неодобрительно. Утомление, чем дальше, тем становилось очевиднее.

– Я проблему создаю? А ты как-то иначе себе развитие ситуации представлял? – засмеялся ожесточённо Сергей, намеренно игнорируя двоякость впечатлений. И воспалённую красноту прищуренных выжидающе глаз. – О чём ты, вообще, думал? Любовь, бл*дь, небесная! У всего есть последствия. Мне эти игры нафиг не сдались…

– Да правда, что ли? – ощерился борец ехидно, пустив воду. Плеснул в лицо несколько раз, морщась. И снова выразительно зыркнул в зеркало, брезгливо смахнув влагу с физиономии раскрытой ладонью. – Вчера всё как-то иначе выглядело.

– Если ты про физиологическую реакцию – это, блин, закономерно, – обрезал парень холодно. – Любой справочник по психиатрии открой: когда с пострадавшим совершают действия сексуального характера, может возникать возбуждение. Это не является показателем…

– С пострадавшим? – вкрадчиво перебил борец, выпрямляясь. Взгляд карих глаз потяжелел. Мужик насупил брови, губы медленно исказил зачаток жуткой усмешки. – Ты не охе*ел ли, сладкий мой?

– Не цепляйся, – огрызнулся и сам удивлённый странной, почти неуместной оговоркой Серёга. – Ты меня понял.

– Ещё бы. Жертву включил, – ядовитая ухмылка таки разъехалась. Шириханов мрачно глядел в глаза соседу через тонко подсвеченное зеркальное покрытие. – Заяву-то будем составлять? Могу с формой помочь…

– Да Витя, блин… я не… чёрт! – Серёжа с нажимом растёр виски основанием ладоней, сердито отмахнул влажные пряди со лба. – Не о том же речь… Я не вчера родился. Да и из себя дурочку не строй!

– Пошёл ты, – Шириханов холодно улыбнулся в зеркальную дверцу шкафчика, разглядывая широкоскулую, смуглую и какую-то непримиримо, прямо-таки истошно ожесточённую физиономию в отражении. С покрасневшими белками сощурившихся глаз и резким рельефом желваков на щеках. Борец и не заметил, как сильно стиснул челюсти. А заодно – как вцепился в несчастную раковину. Аж кровь на разбитых костяшках выступила. Оттолкнувшись от бортика, мужик сердито пнул дверь. Силы Виктор явно не рассчитал – створка, ударившись о стену, почти закрылась снова.

– Стоять!

Сергей выскочил из ванны, точно ошпаренный, рискуя поскользнуться на залитом водой полу. Рывком захлопнул несчастную дверь перед соседским носом. И крепко ухватил Виктора за плечо. Шириханов, инстинктивно обернувшийся навстречу распознанному потенциальной угрозой движению, замер. Мужик едва успел совладать с рефлекторной реакцией, пронесшейся чередой ослепляющих картинок в мозгу: сбить запястье затверженной комбинацией ударов, вывернуть руку, уложить лицом в пол. А то и по почкам надавать. Нлошник вряд ли бы обрадовался. Шерхан напряжённо выдохнул сквозь стиснутые челюсти. Спокойствия это, вопреки расхожему убеждению, не принесло никакого. К тому же Серёга, проигнорировав секундное оцепенение борца, выплюнул в смуглую, потемневшую от злости физиономию, не слишком заботясь о выразительности интонации или точности формулировок:

– Не смей квартиру громить! Ты, долбаный ублюдок, уже устроил какую-то дичь вчера, ещё и меня заставил в этом участвовать!..

– Заставил? Да ты и рад был! – мгновенно распаляясь, рявкнул в ответ мужик, швырнув запонки в раковину для разрядки. – Нет, скажешь?

– Ничего не скажу, – огрызнулся парень с досадой, понимая, что отступать особенно некуда – он сам только что припёр соседа к чёртовой двери. А Шерхан, если на чистоту, его и пальцем не тронул. – Бред какой-то…

– «Пострадавший» нашёлся! Сильно страдал-то? – возмутился Виктор, ожесточённо морщась. – Как же достал меня твой выпендрёж и это фирменное ханжество!

– Ты мне про выпендрёж говорить будешь? – Сергей от ярости побелел аккурат под цвет кафеля. – Это ты довыпендривался и устроил чёрт-те что, как дебил контуженный! О последствиях не судьба подумать?

– Сам ты дебил! – оскалился Шириханов. – Звездобол, блин! Ты мне ещё, реально, за изнасилование предъяви! После того, как сам согласился! Удобно устроился, мать твою! Не стыдно, мозгоправ? Мы ж даже не трахались!

Как всегда лохматый, агрессивный и уверенный в непогрешимой правоте изрекаемого, Виктор выглядел совершенно невменяемым. И каким-то до странности убедительным. Завораживающим. Как стихийное бедствие или лесной пожар. Персонифицированная первобытная ярость. Они были практически одного роста, и Серёге ничего не стоило, слегка приподнявшись, нависнуть над разоравшимся соседом. В этот момент Виктор вдруг осознал, что давно не видел сдержанного и тактичного интеллигентика настолько сердитым. С того самого раза, как по пьяни что-то спалил на кухне. А когда Сергей, прижав борца к двери и упираясь в косяки руками, впился губами в его рот, Шерхан и вовсе обалдел от неожиданности. В тихом омуте водились уж чересчур темпераментные черти.

– Так?.. – спросил Серёга зло, едва отстранившись. Стальной запах промозглой осенней ночи, мешаясь с ещё какими-то, «дежурными», металлически-дымными, оттенял стойкий шлейф одеколона. Шершавая ткань костюма раздражала кожу. – Этого хотел?

– Не знаю, – честно пробормотал Виктор, с опаской покосившись на обозлённого парня. – Для первого поцелуя жестковато… и я ударился затылком… но мне нравится твой задор.

– Чего ты хочешь? – не обратив внимания на шальную иронию, продолжал Сергей чуть тише, всё ещё стоя слишком близко, но упрямо глядя куда-то вниз и в сторону, в косяк. – Ощущений новых захотелось? Ты, вообще, соображаешь…? Я тебе не Алёна. Я по-другому к этому отношусь. Так что завязывай с намёками, нарцисс чёртов…

– Я не нарцисс, – оборвал лохматый и, собрав золотистые от воды волосы в кулак, мягко оттянул Серёгину голову, вглядываясь с усмешкой в заострившиеся черты, вывернутую шею и рубленный узор ключиц. – Я придурок, – борец прищурился испытующе, в каком-то предвкушении. – А знаешь, что вампиры делают, когда их человеческий партнёр зарывается?

– Зар-раза, – прошипел Сергей, чувствуя на шее зубы. – Ты же не упырь, ты наоборот!..

– А ты не мой партнёр, – засмеялся Виктор в самое ухо. – Или уже вдохновился?

– Ублюдок…

Кажется, у Шириханова всё же было на редкость хорошее расположение духа. Потому что на оскорбление он отреагировал странно: бархатно засмеялся, одной рукой всё ещё придерживая затылок соседа, а другой легонько, едва ощутимо погладив рёбра, отследив пальцами рифлёную впадину позвоночника. Обжёг коротким, вызывающим и едким взглядом шальных карих глаз. И поцеловал в ответ. Совсем не так, как мог бы ожидать Сергей. Совсем не так, как сам он это сделал только что. Завораживающе прочувствованно. Пугающе сладко. Медленно и вдумчиво. Серёга подозревал, что тело отреагирует, и всё равно удивился тому, насколько быстро это произошло. Растрёпанный Шерхан, продолжая медленно выводить путанные узоры кончиками пальцев по соседской спине, выразительно покосился вниз.

– Это я-то, ублюдок, тебя заставил? – фыркнул мужик тихим, до мурашек вкрадчивым шёпотом. Серёга прикрыл глаза, ровняя сбившееся дыхание. Смотреть на ухмылявшегося соседа сейчас не хотелось совершенно. – Балдеешь же от меня, мозгоправ, – усмешка борца была кривой, как турецкий ятаган, и такой же беспощадной. – От очевидного не отпирайся…

– Виктор, блин, – стискивая зубы, выдохнул с досадой парень, подумывая отстраниться.

– Всё окей, Серый, – хрипло пробормотал Шириханов, мягко уткнувшись носом в искусанную шею. – Это ж закономерность, ага? Мы просто помогаем друг другу расслабиться. Ничего криминального…

Хотя это и зашло уж слишком далеко. А касания рук становились всё увереннее. Под требовательный аккомпанемент Витькиного телефона, разрывавшегося в коридоре. Шерхан был, как обычно, чертовски убедительным. И Серёга вдруг понял, что начинает перенимать его манеру. А ещё, что невыносимо остро отзывается на прикосновения. «Помогаем друг другу… ничего криминального»… в сущности ведь взаимная мастурбация ни к чему не обязывала. Просто механический способ разрядки. Как бы хорошо борец ни целовался.

Потом зазвонил и Серёгин телефон.

– Иди, раз кончил, – прошипел, наконец, Шерхан в душистый висок склонённой к плечу блондинистой головы.

– Тогда отпусти меня… – парень упёрся локтем в стену, отстраняясь.

– Так ты сам меня держишь… – тихо засмеялся Шерхан, показательно вскинув растопыренные ладони. И легонько подтолкнул бедром. – Чёртов извращенец…

– Я думал, только кошки бывают «русскими голубыми» … – хмыкнул тот, сдёрнув полотенце с вешалки, и выскочил из ванной, отпихнув соседа прежде, чем тот успел ответить. Виктор беззвучно расхохотался, медленно съезжая по косяку на пол: такого исхода «прикола» лохматый не планировал.

***

Сергей, аккуратно расчёсывая ещё сыроватые волосы, пристально вглядывался в бледный портрет на амальгаме. С одним единственным вопросом, неотступно, как трек на «повторе», крутившимся в голове: «на-хр*-на?». Осознание, наползавшее штормовой тучей из-за воображаемого светораздела рассудка, грозило головной болью. Как говорил один умный датчанин, «нечистая совесть может-таки внести в жизнь некоторый интерес и оживление34». Виктор успел помыться и уже уполз в нору отсыпаться. Без комментариев или каких бы то ни было иных поползновений. Которых Серёжа, если откровенно, здорово опасался. Теперь из-за двери доносился только мерный храп. Засыпал борец молниеносно, так, что невольно позавидуешь.

Парень выдохнул, усилием воли сосредоточив внимание на повседневных мелочах, обычно отменно помогавших отвлечься. Рутина умиротворяла: зачесать волосы, смочить запястья и шею одеколоном… сердито попробовать пальцами щетину на ребре нижней челюсти. Побриться так и не удалось. Серёга, невольно морщась, поправил замявшийся ворот чёрной водолазки. Застегнул пиджак. Судя по наручным часам, «мозгоправ» уже опаздывал. Минус пять минут форы. Сергей, предусмотрительно оставлявший «место для манёвра», поправил очки и в последний раз оглянулся, мысленно проверяя электроприборы на предмет возможных неприятностей: утюг остывал на доске, кофеварка и плита дремали невостребованными, микроволновка не пищала, краны закрыты, и потоп, случайное возгорание или ещё какой бытовой катаклизм спящему мёртвым сном Шерхану не угрожают. Вроде, всё.

Забрав с тумбы в прихожей портфель с бумагами, Серёжа аккуратно закрыл дверь, хотя Виктора сейчас вряд ли разбудил бы и пушечный залп над самым ухом.

Лифта парень дожидался вместе с заспанным подростком-оборотнем из соседнего коридора. Лион, вихрастый и мрачный, по обыкновению, не выглядел особенно счастливым. На щеке красовался едва затягивающийся, уродливый порез, вряд ли заработанный при неумелом бритье. Наскоро обработанное ухо медленно срасталось. Любопытный факт: все эти мохнатые молодчики из сверхпопулярных среди молодёжи треш-групп щеголяли самыми невероятными проколами и добровольными увечьями, от пресловутых дырок до нарочито-небрежно порванных ушей, ртов и прочее-прочее. Что при стандартной фоновой регенерации двухфазных и гемоглобинозависимых не могло не вызывать затруднений. Скорее всего, сомнительные «аксессуары» приходилось регулярно и болезненно подновлять.

Лион, точно почуяв ход мыслей, мрачно покосился на подтянутого соседа. Белобрысый, светлоглазый клерк, деливший хату с чокнутым борцом, выглядел, как всегда, до обморожения невозмутимым и подчёркнуто высокомерным. Особенно бесил этот профессионально-понимающий, пронизывающий сканером взгляд. Покровительственный и обидный. Ехать в одном лифте с надменным смазливым смертным не слишком добрым утром в предвкушении ещё менее доброго дня было настоящим испытанием. Лион скрипел зубами и представлял, как нынче же устроит очередную драку на заднем дворе колледжа, благо, поводы имелись. Человеческий запах физического тела едва перебивался дорогим парфюмом. А вот характерный фоновый отпечаток, окрасивший ауру, и вовсе ничто не скрывало. Лион угрюмо смотрел в потолок, пока двери ни раскрылись. И выскочил, разумеется, не попрощавшись, поскольку и не здоровался.

Сергей поехал ниже. На парковку. Он любил свою работу. И искренне желал бы помочь, очевидно, не лучший период переживавшему пацану, если б знал, в чём дело. И если бы его родителям, например, взбрело в голову обратиться в их НИИ. Подростковая неуправляемость двухфазных оставалась серьёзной проблемой, муниципального уровня. Но жестокая школьная драка или домашняя трёпка – обычный воспитательный метод для мохнатых детёнышей. А Третья – терпимая и гостеприимная, здесь принято уважать традиции и обычаи различных «групп», даже самые сомнительные, если они одобрены Советом.

Сергеева белая «шкода», точная её копия местного производства специально для слабонервных, скверно обучаемых или просто ленивых экспатриантов, оказалась почти зажата. Причём с правой стороны припарковался явно Виктор на своей тонированной тюнингованной здешними умельцами субару. Блондин, машинально поправив очки, со вздохом аккуратно вырулил из тупика, мысленно послав хорошего пинка соседу.

Дорога в центр по утренним пробкам оказалась на удивление короткой. Бледные искры гаснущей подсветки таяли в холодном перламутре нового дня. Глянцевые фасады дробили рисунком рам отражённое серебро небес. Сергей успел пробежать глазами первую страницу «The Supernumerary35», отметив с удивлением ослабление позиций Вампирской Короны в Совете. Кровососы погрузились в летаргию. После безумных встрясок последних лет это выглядело подозрительно. Держава гемоглобинозависимых оставалась одной из сильнейших в Конфедерации, несмотря на непрекращающиеся войны с Синедрионом и Демонами Девятки. Наиболее влиятельной, как бы ни пыталась Независимая Канцелярия убедить обывателей в обратном. Председатель неизменно чутко прислушивался к мнению Первого Министра Её Величества, а иногда и дословно повторял в интервью слова кровососа. С учётом амплуа последнего – ничего удивительного. Подданный как будто знал законы КС и государств-участников лучше, чем сами представители. Но с появлением на политической арене Белого Духовенства ситуация изменилась. Апофатически36 определившее себя, как не-колдуны, не-вампиры, не-оборотни и так далее, странное объединение служителей некоего древнего культа, существовавшее в Совете без году неделя, успело отметиться на верхних строчках всех таблиц. Как одно из самых преуспевающих, быстро развивающихся и потенциально опасных. Прежде первенство по всем статьям, в том числе, и по неуравновешенности, вопреки распространённому заблуждению, грешившему на двухфазных, держали вампиры.

И, будто злорадной иллюстрации последних Серёгиных размышлений ради, пробка как раз мягко обтекала аварию на углу улицы Платона и Аристотелевского бульвара. Чёрный мотоцикл с серебристой аэрографией валялся на тротуаре, сбив цепочку вместе с массивной гранитной тумбой ограждения. Большой пепельный автомобиль представительского класса с ажурно треснувшим лобовым, развернувшись поперёк полосы, стоял тут же. У капота спорили высоченный, тощий вампир с чёрными, слипающимися от крови волосами и округлый, беспокойной наружности Судья в кольце охраны. Кажется, клыкастому только что довелось хорошенько полетать. Несмотря на кровь, капающую по лицу, и разодранную безобразно кожаную мотоциклетку с серебряным гербом на спине, рычал гемоглобинозависимый многообещающе. А сапиенс от такого удара скончался бы на месте, подумал Сергей, хмурясь. Пробка тревожно попискивала. Судья пятился, поднимая пухлые, в массивных золотых перстнях руки с чётками и мобильным телефоном. Выглядело почти извинительно. И комично. Если бы не жуткое, всепоглощающее бешенство кровососа. Аура полыхала чернобыльским реактором, отравляя среду на десяток метров окрест. Так, что закоротили уличные блоки системы стабилизации. Завершил яростную отповедь вампир тем, что прямым ударом сверху пробил капот болонкой взвизгнувшего автомобиля, когтями поддёрнув железо. И, рывком подняв безобразно поцарапанный байк, ударил по газам, перескочив в другую параллель через мгновенно схлопнувшийся портал. Удивительно, что мотоцикл, вообще, завёлся. А долговязый подданный не свалился замертво, сгорев в собственном излучении. Святой Отец умудрился зацепить какого-то очень сильного парня. Из пепельного седана повалил дым. Судья, взвыв, швырнул телефоном об асфальт. Трое мрачных бодигардов в чёрных костюмах только сочувственно переглядывались. Сергей, осторожно объехав место аварии, покачал головой: лучше б КДС-С вызвал сразу. И из машины не вылезал. Гемоглобинозависимые, стервенея от адреналина и интоксикации империлом, способны на самые бессмысленные, безрассудные и опасные выходки, предлагать им бабки бесполезно. Неуравновешенные, агрессивные, непредсказуемые, наглые и нечеловечески сильные – одним словом, упыри. Не в стенах института будет сказано.

Добравшись на Второй уровень, Сергей обнаружил, что место на выстуженной институтской стоянке, где он обыкновенно парковался, уже занял миниатюрный синий автомобильчик. А его хозяйка с ухмылкой стоит рядом, самодовольно подбоченившись. Стервозное настроение до странности шло Агате. Качнув головой, Серёга проехал дальше. И спокойно встал на, закономерно, пустующее место Ламаж. Смысла акции он не понял.

Агата, в фиолетовом юбочном костюме и чёрной блузке с элегантным бантом у горла особенно убедительная, звонко цокая тонкими каблуками, подошла к белой «шкоде», требовательно заглянув в салон через галантно приспущенное стекло.

– Один, – удовлетворённо кивнула она. – А чего опаздываешь?

– В пробку попал на Аристотелевском. Судьи нарушают…

– Я тебе звонила утром. Проспал?

– Типа того, – уклончиво отозвался Сергей, забрав портфель с пассажирского сидения и выключив тихо мурчащее радио. – Ты слышала, Корона собирается новый законопроект провести в Совете… по двухфазным.

– Этот фокус у них не пройдёт, – убеждённо махнула убранными в высокий хвост волосами Агата. – Подобные слияния невозможны в существующих обстоятельствах. К тому же… это вампиры. Они терпеть не могут себя ограничивать.

– Как посмотреть, – блондин задумчиво пожал плечами. – С Новым Правительством Королева дружит.

– Она дружит с этим оборотническим молодчиком. Фиа`Флоксом. И, поговаривают, дело не обошлось без приворота…

– Что? – недоверчиво и иронично вздёрнул брови парень. – Ты серьёзно?

– Ну, – Агата пожала плечами. – Всякое болтают. Типа, слишком уж новый вожак двухфазных прислушивается к мнению правительницы сопредельного государства. А ещё, вроде как, – Ламаж затрепетала ресницами, кокетливо улыбаясь. – Их часто видят вместе.

– Королеву вампиров? – Сергей покачал головой. – По-моему, никто толком не знает даже, как она выглядит… Ни то что… всё остальное… – Агата пожала плечами:

– В любом случае, не думаю, что он сумеет удержать власть. Военные вожди – до первого поражения. И снова грызня. Оборотни по-другому не умеют… – уверенность её скорее заставляла сомневаться, чем любые доводы. Сергей такой позиции не разделял: история утверждала обратное. Авантюристом новый оборотнический хозяин не был. А дельных парней с некоторой беспутной изюминкой лохматые подданные никогда не скинут. У них адреналин превыше национального золотого запаса ценится. – Ты не согласен?

– Нет. Не важно, – отмахнулся парень, на ходу оправляя пиджак.

Пройдя сквозь автоматические двери облачённой в ламеллярный доспех стеклопакетов громады Института, Сергей мельком глянул на висящие в холле часы, настроенные «по Совету». Пять минут. Всё же опоздал. На удобных бежевых диванах уже сидели посетители. Вокруг – целеустремлённо курсировали сотрудники. Небольшие фикусы, отбрасывая прозрачные тени по глянцевому полу, создавали шаткую иллюзию уюта. За стойкой «гостеприимства» сидела пепельнокосая эльфка О`Лаэ, мило улыбаясь какому-то очень озабоченному пожилому господину в золотом пенсне, и ровным, поставленным голосом повторяла явно уже не в первый раз, куда именно тому следует пройти для разрешения его проблемы. Агата вызвала лифт, перебросившись парой фраз с одним из дежуривших по периметру охранников. И лукаво подмигнула обернувшемуся вопросительно коллеге:

– Оцени! Наша Горгона из третьего отдела про тебя спрашивала…

– У охраны? – скептически улыбнулся Сергей, поправив очки чётким, до автоматизма доведённым жестом.

– Представь себе, – кокетливо покачала головой коллега.

– И что же? – фыркнул Воронцов. – Просила обратить особое внимание?

– Именно, – улыбка, изогнувшая искусно подкрашенные губы, переливалась сарказмом, точно радужная поверхность мыльного пузыря. – Как на злостного нарушителя общественного порядка, не берущего трубки, – лифт остановился. На экране вспыхнула цифра три. – Увидимся за обедом, террорист! Чао.

Доехал до тринадцатого этажа Сергей, рассеянно вспоминая бледное, залитое кровью лицо долговязого упыря, почему-то намертво впечатавшееся в мозг. Особенно – стылые золотые глаза, затуманенные бешенством. В пустынном, гулком холле царило стерильное, катакомбное почти безмолвие. Только шуршали пузырьки воздуха в большом аквариуме. Серёга, оглядевшись, направился, было, к своему кабинету, однако его окликнули. Незаметно и бесшумно поливавшая цветочные кадки Стюа, прервавшись на секунду, выглянула из-за очередной раскидистой монстеры:

– Господин Воронцов! Вас Тонни звал. Очень удивился, что ещё не на месте.

Сергей вежливо кивнул. И, не задумываясь, свернул к кабинету Куратора. Звук шагов смягчал мягкий, молочно-белый, с желтизной ковёр. Воздух пропах стерильностью и чем-то подчёркнуто синтетическим, остающимся после многоступенчатой очистки. Тонни, приземистый, коричневатый и ушастый, сидел за обширным столом, разбирая бумаги. В кабинете упорно работал кондиционер, но всё равно было душно. Большая пальма в углу заметно посерела. В последнее время у куратора явно прибавилось работы: папки с документами, схемы и электронные рамки оккупировали стол и окрестности скоплением мрачных зиккуратов. Сергей без приглашения присел в кресло.

– Здравствуй, – не отрываясь, поприветствовал его лысеющий, остроухий специалист. – Как здоровье? – беглый алый взгляд поверх стильных, но совершенно с его физиономией не вязавшихся очков. – Выглядишь помято. Болеешь? Отпуск?

– Ещё рано, – Сергей оглянулся на полосатое окно. Жалюзи чуть раздувало, когда вентилятор поворачивался к стеклу. Старая система. Тонни обожал раритеты. Носил совершенно жуткие клетчатые рубашки и коричневые штаны с подтяжками, точно какой-то старый детектив или пьющий журналист из неонуарного кино. Кино про гоблинов.

– Вот и правильно, – с мрачным, добра не предвещавшим воодушевлением поддержал начальник. – Потому как работы – непочатый край. А ты ещё и опаздывать начал! – он чуть только повысил тон. И тотчас мягко улыбнулся, показывая остренькие зубы и, параллельно, укрепляя в худших предположениях. – Сегодня поработаешь с клиентами. Ортмут заболел, – двухфазный Вальрик «болел» регулярно. Блондин почти не удивился. – Подменить некому, даже не спрашивай, у всех аврал, – зачастил, сердито скалясь, Тонни. – Совет запросов наслал – не разгрести… Незаконченные отчёты по проектам есть?

– Есть, – невозмутимо повёл плечами застигнутый врасплох работник, прикинув объёмы.

– Ну вот, будет, чем дома заняться. Да, Сергей? А то, знаешь, до нового года недалеко… Премия. Тринадцатая зарплата. Всё, как у людей, – и засмеялся. Неоригинально, подумал Серёга. Но тоже улыбнулся. Шутить так в стенах Института мог, разве что, господин Куратор. – Кого мне просить, как не любимого зама по науке? – Тонни выразительно округлил хитрые глаза за узкими очками. – Ну?!

– Личные карты?

– Возьмёшь в регистратуре. Там же с записями разберись… – и он помахал когтистой, уже заметно пегой от печёночных пятен рукой, давая понять, что аудиенция окончена. Сергей, щурясь, двинулся исполнять. Мысленно кляня внезапную реставрацию крепостного права: ломают график, как хотят. Заместитель по науке, как же.

В отделе регистрации и учёта, больше напоминавшем целлофановый лабиринт, парня поджидали аж четыре личных дела. «Не-психотерапевт» Воронцов, проглядев анамнез, спустился на второй этаж, в приёмные кабинеты. Отыскал среди них тот, что числился за болезным Ортмутом. Включил кондиционер и подсветку в аквариуме. Большие, жёлто-рыжие рыбы бездумно толкались в стекло выпученными ртами, точно целуя. С некоторым сожалением, постояв у окна минуты две, наблюдая за причудливой вязью опалесцирующего в тусклом мареве осеннего дня урбанистического футуризма центральных районов, Серёжа закрыл жалюзи, чтобы случайный свет не раздражал посетителей. В кабинете было прозрачно: стекло, хрусталь и серебристая сталь. Несмотря на безвкусные безделушки, зачем-то расставленные по полкам. Слишком холодно, подумал Сергей, открывая портфель, слишком мертвенно. Впрочем, в этом есть сокровенный смысл и расчёт. Интерьеры разрабатывали по стандартам местных исследований, согласно предписаниям. Нарочито обезличенными, уравновешенными, инертными и неэмоциональными. Рафинированными и пресными. «Всё на свете из пластмассы и вокруг пластмассовая жизнь37». Серёжа, неприятно удивлённый внезапной параллелью, поморщился, поправил очки. Достал статистический блокнот и личный ноут. В кабинет уже осторожно скреблись. Воронцов вздохнул: с каких пор он начал ставить знак равенства между уравновешенностью и пресностью?

Сергей всегда считал, что плохо умеет работать с клиентами, живыми, физическими лицами. Специфика профессии – изначальной, ещё в Тринадцатой полученной, – предполагала скорее теоретическую область применения. Исследования, а не терапию. Изучение связей и закономерностей функционирования ЦНС, сознания и мозга. В контексте «терпимой и гостеприимной» Третьей, с её осязаемыми потоками, агрессивными аурами и овеществлённым астральным планом – весьма востребованная, нужная (да что там, жизненно-необходимая) вещь. Анализировать, составлять таблицы и портреты, вычислять поведенческие алгоритмы и потенциальные сбои. Моделировать ситуации. Сергей предпочитал разбираться в хитросплетениях без непосредственного контакта. Так было проще и экологичнее, так можно было абстрагироваться и укрыться за формулами. А вот это «лечи меня» … Серёга вздохнул. Профессионализм, доведённый до абсолюта, концентрированный, тщательно огранённый и оттого алмазно-острый, беспощадный… мёртвый? Скорее всего. Холодный? Абсолютно.

В Третьей параллели высоко ценилось качество межрасовых взаимодействий: слишком широк был спектр, слишком прихотлив узор. Культурные традиции, специфика менталитета, средовые предпосылки, особенности профиля силы – адское кружево сложнейшей ноосферы. Институт просто не имел права на сбои, ни при каких обстоятельствах. Вспомнилась шутка Тонни. Как у людей. Нет, тут и речи не могло идти ни о каком превосходстве. Совет подобное не одобрял даже в формате умозрительного эксперимента, сравнения или… иронии. Доминирование и постулаты из разряда «человек – царь природы» остались в другом мире. Так что, никаких «как у людей».

Сергей мысленно скривился: что ж не как у вампиров. Пил за здоровье королевы – кровный брат, вышиб клык троюродному племяннику четвёртого сына внучатой тётки – кровный враг. До первого вытрезвителя. И всё просто. И вечное лето. Условная «нежить», не к ночи будь помянута (и специалистами Комиссии по внутренней этике услышана), наловчившись выживать во враждебной среде и, наконец, реорганизовав её в «терпимую и гостеприимную», умудрилась агрессивной витальностью превзойти живых. Как любые паразитические формы… Сергей оборвал мысль, удивлённый избранным направлением. Не самым характерным для сотрудника НИИ Межрасовых Взаимодействий.

Первым клиентом оказался как раз гемоглобинозависимый: будто постиранный, истощённый юноша с невообразимо печальными глазами и глубокой, затяжной дистимией38. Паразита он напоминал куда меньше, чем, собственно, жертву. Что даже хуже: несмотря на невинно-блёклое, располагающее личико, двадцатилетний Рикар Маррэт, полностью игнорируя систему контроля и стабилизации, оберегавшую сотрудников от воздействия агрессивных аур, впитывал чужую энергию почти машинально. Просто сидя в приёмном кресле с покаянно сложенными на тощих коленях рукам и понуренной головой. «Мозгоправ» избежал мигрени, опустошённости и дисфории – типичного букета досадных последствий, лишь благодаря устойчивости психики да внезапной отрешённости.

Рикар пытался получить справку для продолжения обучения после реабилитации. По чести, справка ему не светила ближайшие полгода. Облучённый, хапнувший дозу империла в каких-то катакомбах, где путался с такими же дружками-оболтусами, Маррэт впал в депрессию, естественно, с суицидальными эпизодами. Последний почти увенчался успехом – сняли с козырька поломанным, не долетевшим до асфальта метров пятнадцать и, закономерно, не вразумлённым. У вампиров особая склонность к аутоагрессии. Специфика профиля силы. Причины до сих пор не установлены. Что не мешает подданным с завидным постоянством себя калечить. Серёга занимался разработкой соответствующего проекта. Уже год.

Парень поправил очки, постаравшись абстрагироваться от сторонних размышлений. Например, встраивания этого конкретного случая в готовую теорию. Потому что «случай» смотрел на него оленьими глазами, выразительно оттенёнными густо-лиловым, из-под опухших век, кусал потрескавшиеся губы и теребил тонкими, как веточки, пальцами манжет толстовки.

Отличный специалист, добросовестный работник и, с недавних пор, Заместитель Куратора НИИ по научной работе, Сергей Воронцов честно слушал путанные ответы и механически отчёркивал какие-то пункты в личном деле. Белобрысый «мозгоправ» мысленно дивился пропасти, разделяющей не только расы, но даже элементарно индивидуумов внутри своего класса. Странно, при известном многообразии, видовое тождество могло бы послужить неплохим поводом к сплочению. Ничуть не бывало. Во всяком случае, не у людей. Кратосы Человечества, субвиды и даже оборотни грызлись промеж собой с поистине упырьей кровожадностью, непримиримой и беспощадной. Зато вампиры, наоборот, сбились пчелиным роем вокруг Королевы. Этот малахольный страдалец имел шансы выкарабкаться лишь благодаря «поддержке Короны». Точнее, педагогов Академии, вовремя заметивших странности в поведении студиозуса.

– Как долго, Рикар? – вдруг спросил Воронцов. И по испуганному взгляду понял, что не ошибся.

– Что? – сморщил переносицу вампир, непроизвольно крепче сжав злосчастные рукава. – О чём Вы?

– В карте нет отметок. Анализы чистые. Но… – взгляд упыря затравленно метнулся вбок. – Это же не сложно. Для вампира. Хотите это обсудить?

– Я не понимаю, – он упрямо тряхнул головой. Но, напоровшись на непререкаемо-прямой взгляд спокойных серый глаз смертного, осёкся. – А…

– Мы можем вернуться к этому позже. Если Вы предпочтёте специалистов нашего НИИ или ЦБ. Или же я могу написать соответствующее заключение для учреждений Короны, – Рикар моргнул. Стиснул заметно увеличившиеся челюсти.

– То есть, справки я не получу? – Воронцов привычно сплёл пальцы на столе и улыбнулся:

– А Ваше поведение не представляет угрозы?

– Это просто империл, – парень закусил губу. – Это же… это не наркотик… – Сергей вздёрнул бровь. Выглядело слишком характерно, слишком напоминало типичную клиническую картину. Но он уже начал догадываться. И догадка ему совсем не понравилась.

– Империл? Добровольно? – «оленьи» глаза сделались совершенно круглыми. Бескровный портрет испуганного отчаяния. Воронцов с некоторой досадой подумал о том, с каким наслаждением отправил бы этого кареглазого страстотерпца на принудительное лечение. Ну, и о невозможности этого действия. В основном, досаду обуславливала именно невозможность.

Как астральный нейротоксин, империл входил в область научных интересов Института, активно изучался… и так же активно лез из всех щелей «терпимой и гостеприимной». Изучение тут не особо помогало. А синтетические ингибиторы справлялись скверно. Ментальный яд, в крупных дозах смертоносный, канцерогенный и тератогенный для большинства видовых групп параллели, легко реагировал со средой, непредсказуемо преобразовываясь, подпитывая астральных паразитов и плодя локальные вспышки «вирусной ненависти». Если кто-то наловчился использовать эту дрянь в качестве… чего? Психодислептика? Депрессанта? Психостимулятора? Как это, вообще, должно было работать? В любом случае, внезапно открывшиеся обстоятельства означали прецедент. И требовали внимания. Воронцов, уже составляя в уме отчёт, отправил обескураженного парня на дообследование в лабораторное крыло, искренне надеясь, что по итогам тестов упыря вышлют к профильному специалисту, а не препроводят сюда же. Ну, или что Ортмут успеет к тому моменту, усовестившись, чудесным образом излечиться и вернётся, наконец, к своим обязанностям. Если гемоглобинозависимый добровольно отравлял тонкоматериальные оболочки тела, терапия была одновременно необходима и неосуществима. С точки зрения закона. Aequilibrium indifferentiae39. Совет не считал возможным запрещать лицензированным шаманам псилоцибины. Например. Хотя, в отличие от пресловутых мухоморов, империл не был внесён ни в какие реестры Ареопага40 ни как вспомогательное, ни как «традиционное» вещество. Нашли, тоже, традицию… Сергей со вздохом растёр переносицу. В любом случае, этим должен заниматься другой отдел. Хороший доктор. «Айболит», – мстительно всплыло в памяти, мешая сосредоточиться.

До обеда несколько больше обычного рассеянный Сергей дотянул с трудом, правда, получив от Тонни «сердечную» благодарность: агрессивный оборотень, мотавший нервы сотрудникам уже не первый день, и впечатлительный, поминутно терявший антропоморфность Тень благополучно утихомирились именно благодаря отрешённому хладнокровию Воронцова. То и дело утопая в сторонних размышлениях, делам НИИ чуждых, Серёга напоминал запрограммированного андроида, исполнительно воспроизводящего заданный алгоритм. Продуктивный и отстранённый. Разумеется, Куратору, довольному результатами, сообщать об истинных предпосылках не стоило. А урегулировать конфликты и успокаивать нестабильных – важная часть работы Института. Так же, как и выявлять потенциальные проблемы, вроде альтернативного способа применения в быту пресловутого империла. Кросскультурная психология, все дела.

По дороге в кафетерий Воронцов вспоминал непроизвольный энергетический вампиризм гемоглобинозависимого, настолько мощный, что институтская система безопасности не помогала. Возможно, и даже скорее всего, это было побочным (или основным) эффектом самоотравления. Мог ли этот зубастый агнец с грустными глазами нарочно травить себя ради… хм, усиления способностей? Уровня? И сколько тогда ему подобных… зависимых? Сергей пожал плечами: это было любопытным полем для исследования, однако, без санкции Совета и решения лабораторий, приниматься за такую работу не стоило.

Агату, уже занявшую столик у большого окна, блондин заметил сразу. Ламаж была из тех, кого трудно проглядеть: яркая брюнетка, улыбчивая и в меру ехидная. Она носила приталенные пиджаки, узкие юбки, эффектно подчёркивавшие фигуру, длинные серьги и изящные туфли. Иногда Сергею казалось, что ей доставляет особенное удовольствие надменный перестук каблучков, сопровождавший её появление в институтских коридорах. И, без сомнения, всеобщее внимание.

На обед Агата предпочитала какой-нибудь до странности отталкивающего вида суп-пюре, фруктовый салат и клубничный коктейль на миндальном молоке в качестве десерта. Сегодняшний день не стал исключением. Сергей, подумав, предпочёл кофе с круассаном и отбивную. Мясо выглядело вменяемо. От кофе попахивало сталью. Кафетерий оставался верен лучшим традициям институтских столовок. Несмотря на стильный интерьер и панорамные окна.

– О, работничек! Не спешишь ты на заслуженный отдых, mon amour41… – Ламаж бесцеремонно пихнула парня носком блестящей туфли под столом. И выразительно улыбнулась.

– Дела сдавал, – Серёга машинально осмотрел прибор в плетёной корзинке, принесённой вместе с отбивной. И, удовлетворившись, положил рядом с тарелкой. Голода, как такового, он не испытывал. В просторном зале тихо наигрывала расслабляющая музыка, пахло свежестью и сдобой (искусственно; исключительно благодаря работе соответствующих систем). Сотрудники негромко переговаривались. Атмосфера сдержанного благополучия сегодня отчего-то больше тяготила. Опрятные, клерков напоминавшие работники в ладненьких костюмчиках выглядели бутафорными, пластиковыми и двухмерными.

– Тебя на клиентов кинули? – не без ехидства отметила Агата, покусывая насаженный на вилку кусок яблока. Воронцов кивнул, машинально глянув в безукоризненно вычерченные стрелками глаза. Ламаж улыбалась. На свой лад. С ироничным кокетством очень уверенной в себе женщины. – Это что-то новенькое… И как впечатления?

– Как и прежде, – мягко пожал плечами Серёга. – Не моё это.

– Но ты неплохо справлялся, когда ещё у нас работал, – Агата консультировала. И, как ни странно, искренне это любила. Хотя и ёрничала время от времени. Они начинали в одном отделе. Но Сергея всегда больше интересовала теоретическая сторона вопроса. И теперь он лишь ещё раз пожал плечами:

– Утром у меня был дистимный гемоглобинозависимый, добровольно глотавший империл, – сообщил он без выраженной интонации, глядя в окно. Слоёное небо над Третьей медленно затягивал подсвеченный неоном и какой-то особенно мрачный от того войлок осенних облаков. Агата фыркнула:

– Класс. Надеюсь, ты сказал ему, что это вредно для здоровья?

– Пальцем погрозил, – кивнул блондин, всё же принимаясь за еду.

– Поделом, – заключила Ламаж, полюбовавшись, как Воронцов аккуратно распиливает мясо. – Нечего опаздывать. Я думала, ты меня подбросишь…

– Утром? – уточнил так же автоматически Сергей. Агата пихнула вилкой очередной фрукт, сложив губы капризным бантиком:

– Именно… когда ты не взял трубку.

– В душе был, – отозвался Воронцов, не поднимая взгляда от тарелки. – У тебя что-то с машиной?

– Понятия не имею, – пожаловалась она, снова морщась. Гримаска выглядела вполне убедительно, но почему-то не убеждала. – Ведёт себя странно…

– Скажи ей, что это вредно для здоровья, – не мудрствуя, пожал плечами Серёга.

– Смешно, – Агата даже не отреагировала. Не посчитала нужным. – Отвезу в сервис. Ты… может, закинешь меня потом? Домой.

– Ладно, – Воронцов кивнул без всякого энтузиазма. Кипа проектов, унаследованных в домашнюю работу, тотчас нарисовалась живописным курганом над его измождённым трупом.

– Что-то не так? – проницательно вздёрнула аккуратные брови Ламаж, тактичная и участливая до кончиков изогнутых ресниц. Искреннее это или чисто профессиональное не смог бы определить и колдун-телепат. Скорее всего, Агата и сама не чувствовала грани. Дежурно улыбнувшись, Сергей покачал головой:

– Всё в порядке. Конечно, я тебя отвезу. Кстати, не знаешь, где Вальгард?

– Сегодня не видела, – закончив с салатом, точнее, расковыряв его совершенно, она переключилась на суп. Без всякого воодушевления. Объективно, вполне оправдано. Вид суп имел отталкивающий. Даже по меркам остальных супов кафетерия. – Когда ты утром не ответил, – прикусив кончик ложки, сообщила коллега, коротко, испытующе поглядев на блондина фирменным, пронизывающе-ехидным взглядом. Искусный макияж усугублял эффект, так что выглядело всё это впечатляюще. – Подумала, вы на пару запили… – серые глаза Воронцова, спокойные до полной индифферентности, лишь слегка прищурились.

– У него… трудности.

– Ой, – отмахнулась Ламаж. – «Трудности». Тактичный какой. Все уже в курсе, что его жена бросила… – Сергей пожал плечами: ну, кто бы сомневался? – Так ты… давно его видел?

– Уже с неделю не пересекались, – покачал головой блондин с оттеночным неудовольствием: Валь решил пострадать и не хотел, чтобы ему мешали. Но «мозгоправ» всё же почувствовал себя скверным другом. – Он на работе появляется?

– Кто ж его знает, – Агата пожала узкими плечами. Губы всё тлели намёком на ироничную полуулыбку. – Вроде, маячил пару дней назад. Видела его в рекреации… Тень же. Они умеют быть незаметными…

– Помягче, ладно? – предупредил Серёга, досадливо морщась. Агата фыркнула. Как показалось парню, насмешливо. Без следа положенного консультирующему специалисту такта.

– Говорят, – состроив выразительную мину, прощебетала она, – к оборотню сбежала… Из Объединения. Можешь себе представить? Просто ужас…

– Наверное, – Воронцов отодвинул почти нетронутую тарелку. Тоскливо покосился на облетающие деревья бульвара направо от парковки. – Зато честно…

– Хм, – фыркнула Ламаж. – А по-моему, глупо.

– Кто знает? – Сергей лишь снисходительно поджал губы: разговор на эту тему хотелось закончить. И чем скорее, тем лучше. – Не наше дело.

– Чисто теоретически, Воронцов, – щёлкнула пальцами коллега, потягивая коктейль. – Ты ж это любишь… Так вот, чисто теоретически. Где Валь Таге и где этот двухфазный? Статистически, «объединенцы» – маргинализированные, неуравновешенные, асоциальные элементы с неустойчивой психикой. А Вальгард – один из ведущих специалистов очень уважаемого Института в ведомстве НАМН.

– Всё так, – кивнул Сергей, хмурясь. – Но это, действительно, не наше дело.

– Станет твоим… как Валь с депрессией на приём приползёт… – пригрозила с той же злой улыбкой Агата. – Будешь нянчиться?

– Лучше уж я, – пожал плечами Воронцов без отчётливого выражения. – После тебя – хоть в петлю.

– Вредный! – фыркнула девица и залпом допила коктейль. – Когда я в следующий раз позвоню – бери трубку!

– Постараюсь, – кивнул Серёга, дежурно усмехнувшись ехидным карим глазам. – Ты, главное, сразу не сбрасывай.

– Ждать тебя не хватало! – прыснула на прощание Агата. И упорхнула, стуча каблуками.

На вторую часть дня, хвала небесам, Тонни «любимого зама» от клиентской повинности освободил. И Воронцов решил заняться статистикой, точнее, организацией статистических сводок для заказанного Канцелярией Совета исследования по двухфазным. Лишь вернувшись в свой опрятный кабинет, Серёга, наконец, смог сосредоточиться: привычная обстановка бодрила. Бело-пепельный интерьер, вертикальные остеклённые стойки с рабочими материалами, широкий пустой подоконник, правильная, функциональная геометрия муниципальных учреждений Второго уровня за окном. Тихонько шелестящий вентилятором компьютер на почти пустом столе. Аккуратные стопки систематизированной аналитики, принесённые Стюа. Обстановка умиротворяла.

Серёжа, достав из нижнего ящика пачку забытых как-то Вальгардом сигарет, задумчиво подошёл к окну, рассеянно скользя невидящим взглядом по полированным в агрессивный футуризм фасадам. Третья может, и была «терпимой и гостеприимной» по сути своей, но на ум всё равно приходили иные эпитеты. Нарочито пластиковый, вылощенный, подчёркнуто спокойный и «правильный» мир балансировал на самой кромке обманчивого равновесия над разверстой бездной воплотившихся кошмаров: систематически нестабильных двухфазных, локально впечатлительных Теней, перманентно истероидных гемоглобинозависимых, шизоидных колдунов, ригидных, невротичных суперприродных. Людей, умудрявшихся выживать во всей этой ксеноморфной солянке, кажется, на голом адреналине и неколебимой вере в Статут с Синедрионом, призванных, первый – обеспечивать незыблемость закона и гарантированных им прав, второй… Сергей задумался, машинально прикурив, игнорируя предупреждение в стиле стандартных «No smoking», версия Института. Из-за тактичной обтекаемости формулировок, эмблема казалась куда менее убедительной.

Номинально, Судьи защищали людей. Но отчего-то благодарная паства больше той благодарностью тяготилась. Воронцов удивлённо растёр переносицу: как мысль свернула в эти околополитические дебри, парень и сам не понял. К тому же, при воспоминании о Статуте в голову ехидно полезли совсем не бравые образы с плакатов под знаком стилизованного буквой «S» дракона. Точнее, один из образов, однако, в довольно неожиданном ракурсе… Воронцов потушил окурок в чудом оказавшейся тут же пепельнице. Сергей не курил, тем паче, на рабочем месте. Пепельницу, как и пачку, забыл тут Валь. Парень поджал губы: возможно, стоило позвонить ему вечером. Решив так, Серёжа вернулся к столу, к сводкам, документам, статистике и уравнениям. Прочь от пустопорожних размышлений о ксеноморфностях, законах, потоках, мирах и тенях. Время полетело незаметным, стремительным потоком формул.

Где-то ближе к шести зазвонил телефон. Сергей, сосредоточенно сводивший воедино рваную концепцию отклоняющегося поведения оборотней в пубертатный период, выругался, ощупью нашарив трубку в портфеле. Путанные отчёты косноязычных лаборантов требовали сосредоточенности, едва достигнутой и сегодня отчего-то чрезвычайно шаткой.

– Алло.

– Э-э-э… слышь, где у нас эти… макароны длинные? – голос Виктора звучал смазано. Видимо, он, как обычно, не слишком аккуратно прижимал трубку плечом. На заднем плане что-то ожесточённо шипело.

– Господи, чем ты занят? – мгновенно «включился», отшатнувшись от стола, Сергей. – Решил кухню всмятку приготовить?

– В крутую, – бодро отозвался, что-то облизав, голос по ту сторону досягаемости. – Ну, и где эти длинные, чтоб им пусто было?

– В шкафу смотрел?

– В каком?

– Блин. Вить. Не надо бы этой самодеятельности, – пробормотал мозгоправ в замешательстве. Шириханов собрался готовить? Это что должно было издохнуть и где?

– Я жрать хочу, твою мать! – фыркнул Шерхан на другом конце. Серёга закатил глаза: ну, разумеется. – Котлеты нашёл. Куда ты лапшу эту испанскую запрятал?

– Если ты вдруг о спагетти – они итальянские. И это не лапша, – напомнил Воронцов вкрадчиво, устало растирая лоб. Хотя борец, скорее всего, просто издевался. – Посмотри в шкафу справа от плиты… – Сергей замялся. – Ты знаешь, где у нас плита? – прозвучало почти иронично. Борец мгновенно обозлился.

– Я чего, на идиота так сильно похож? – поинтересовался сердито Виктор. Шипение сделалось громче. К нему добавился звук чего-то, мягко приземлившегося на пол. – Чё ты тут держишь? Тараканы какие-то сушёные!

– Это местная фасоль, – догадался блондин, предчувствуя беду.

– Блин… ты часом не приколдовываешь… на досуге? – борец ещё порыскал по сусекам, отчего у Сергея тотчас подскочила температура: кроме шипения и стрекота раскалённых «котлет» – или того, что от них осталось – на пол явно полетели какие-то контейнеры с крупами. Что предпримет дальше проголодавшийся монстр, Воронцов старался не думать. А вот как он поступит с имевшими несчастье рассыпаться припасами, сомнений отчего-то не возникало.

– Нет. Виктор. Вторая полка. Коробка прямо перед твоим носом…

– Ты заблуждаешься, – назидательным тоном завёл лохматый, – если считаешь, что у меня нос на уровне двадцати сантиметров над полом… – угрожающе прошипел он, с неожиданным скрежетом вытягивая несчастные макароны. – А где кастрюли?

– Господи… закажи чего-нибудь, – взмолился Сергей в тщетной попытке спасти остатки имущества, а то и самой квартиры. – Ты за три года ни разу ничего не готовил, чего вдруг приспичило-то?

– Уж прям? – как будто даже призадумался борец.

– В последний раз ты сжёг плиту, разогревая готовый ужин… – напомнил Воронцов мрачно.

– Ха-ха, – развеселился кухонный потрошитель на том конце. – Так я уснул…

– Виктор…

– Я что, зря их ловил? – упрямо поинтересовался Шерхан. «Ловил»? – Где кастрюли говори! У меня заложник – твою любимый утюг, – он явно развлекался. Что на деле оборачивалось лишь худшими последствиями.

– На полке… – быстро спохватился Воронцов, предвидя погром. – Рядом с плитой и столом разделочным. Бери ту, что со стеклянной крышкой… только не разбей! – предостережение запоздало. Опять что-то грандиозно звякнуло, Виктор, судя по звукам, заплясал по кухне, подхватывая сыплющееся с небес безобразие, и уронил телефон. Связь пропала. Сергей, отложив трубку, уставился прямо перед собой. Вся надежда на его ловкость… И лень. Может, всё же откажется от безумной затеи и позвонит в какую-нибудь пиццерию. И, вообще, откуда этот внезапный интерес к кулинарии? Он же обычно заказывал еду… Через пять минут телефон ехидно звякнул. Сергей удручённо посмотрел на экран: «Ты маньяк, а твоя кухня – мастерская вудаиста. Собираю тараканов. Кастрюлю нашёл». Сергей задумчиво потёр неприятно колющийся подбородок. Кастрюлю можно и купить. Но кухню лучше застраховать… на случай очередного голодного налёта.

В итоге, после работы Воронцов решил проехать в один из гигантских торговых кварталов на внешнем уровне. Пока Агата будет разбираться со своим чудом игрушечной техники, парень рассчитывал затариться парочкой новых кастрюль и прикупить продуктов, так сказать, взамен утраченного. Голодный Виктор хуже любого природного катаклизма. Что не сожжёт, то изваляет. Прогуливаясь между забаррикадированных полок в окружении целлулоидно-пёстрых голографических баннеров, Воронцов рассеянно блуждал взглядом по броским этикеткам, напряжённо соображая, стоит ли обновлять весь базовый запас и до каких, к чертям собачьим, «котлет» там умудрился докопаться Шириханов. Полуфабрикаты Серёга не жаловал, а борец домой закупал, в основном, алкоголь. «Котлетам» в их хозяйстве было взяться, попросту, неоткуда.

Можно, конечно, понадеяться на удачу и совестливость соседа. В последнее верилось с трудом. И «мозгоправ» отоварился на случай внезапной атомной бомбардировки с последующей пятидесятилетней отсидкой в изолированном бомбоубежище. Может, хоть туда этот лохматый полудурок не доберётся?..

Загрузив пакетами багажник и, отчасти, заднее сидение, Сергей снова вернулся в центр. Трансуровневка оказалась почти свободной. На удивление свободной для не слишком позднего вечера будней. Агата уже поджидала на парковке большого автосервиса её крошечного автомобиля – иронично. Усевшись на пассажирское сидение, Ламаж удивлённо оглянулась.

– Воронцов, ты что, вечеринку решил устроить?

– Нет. Восстанавливаюсь… после налёта саранчи на родную деревню, – Сергей аккуратно перестроился в крайний левый ряд и прибавил скорость. Агата, порывшись в лаковой сумочке, выудила из тёмных недр зеркальце, вдумчиво поправила и без того безукоризненный макияж. Расчётливо зыркнула на хмурящегося Воронцова из-под ресниц:

– То есть, кроме экономического реванша, планов у тебя на сегодня нет? – и лучисто улыбнулась для пущего эффекта.

– Смотря, что ты можешь предложить, – Серёга, вспомнив «котлеты», ответил таким же приветливым оскалом откровенного характера.

– Хм, – на миг словно бы задумалась та. – Романтический ужин с о-обалденным десертом.

Сергей рассмеялся, сворачивая на Маршала Вампирской Обороны. Притормозил у паркинга, обернувшись к самодовольно улыбающейся дамочке. Ламаж, затрепетав роскошными ресницами, изобразила пай-девочку, скромно потупив нахальные глаза. В принципе, закономерное и предсказуемое развитие событий. Уже поднимаясь в лифте, Воронцов неожиданно обнаружил, что Агата умудрилась где-то сменить свои формальные телесные колготки на ажурные чёрные чулки, особенно эффектные, если картинно вздёрнуть коленку кому-то на бедро. В ответ на удивлённый хмык коллеги девушка лишь засмеялась, тряхнув уложенными волосами: «Подумать только, как тебе повезло», – проворковала она у самого уха и тотчас выскользнула в едва растворившиеся двери.

Жила штатная сотрудница Института Межрасовых Взаимодействий, Агата Ламаж, экспатриантка Провала, природный эмпат со слабо выраженным профилем силы, в старом многоквартирном доме на Первом уровне. По соседству с мелкими конторами и разнообразными притонами среднего кольца. Прямо напротив сквера Содружества, что могло бы считаться весьма престижным. Правда, с её пятнадцатого этажа мелкие, кургузые деревца не воспринимались серьёзной лесополосой, скорее живой изгородью на пути бизнес-центров. Ламаж терпеть не могла пустоту и одиночество. Популярный минимализм, где глазу не за что зацепиться, кроме нарочно оголённых, чёрных проводов техники или каких-то сомнительных, условных «украшений», её не впечатлял.

В небольшой, двухкомнатной квартире с винноцветными обоями по стенам и имитирующими лепнину молдингами, всегда было душно от вещей. Памятных открыток, композиций из сухих цветов, свечей, подсвечников, сундучков и украшений, разбросанных и развешенных в беспорядке абсолютно везде. Душно, но неизменно уютно. Одну комнату Агата превратила в гардеробную, вторую – в спальню, потому в качестве рабочего кабинета использовала опрятную, но не слишком обжитую кухню с неким подобием барной стойки вместо стола и «диванной зоной», разумеется, в подушках и цветах. Жила Ламаж одна, и дефицит места её не тревожил. А ещё, про ужин она, конечно, слукавила: просекко с сыром и профитроли с паштетом на полноценный приём пищи не тянули. Впрочем, Сергей не особо возражал… Аппетит так и не проснулся. Возможно, виной тому была почти докуренная пачка Вальгардовых сигарет, отвратительных до тошноты. И три стакана кислого кофе из автомата в рекреации.

– Слушай, Агата, зачем тебе столько мебели? – сидя на кровати в брюках, но уже без водолазки, спросил Воронцов, искоса поглядывая на светлый прямоугольник двери в ванну. Ламаж рассмеялась, негромко, вкрадчиво постукивая какими-то флакончиками:

– Дамы любят секреты… А эти белые, больничные стены, люминесцентные лампы и мебель в стиле Hi-Tech просто убивают всю романтику… Холодно и пусто.

– Минимализм, – пожал плечами Сергей, отключая телефон. Больше посланий Виктор не присылал. На часах сровнялось девять. Скорее всего, проспавшийся и покуражившийся над безответной кухней Шерхан уже ускакал на работу. Глядя на его последнее сообщение – непризнанную жемчужину эпистолярного жанра – можно было поверить в серьёзность притязаний. Агата, распустив локоны по плечам, остановилась в дверях, прислонившись к косяку. Лиловая атласная сорочка на тонких бретелях слегка липла к ещё влажному телу. Пахло чарующе. Выглядело тоже. – Новый любимый цвет?

– Похоже на то… – кивнула Ламаж, щёлкнув выключателем. Из электричества осталась только цветная подсветка вокруг кровати.

– Ты же знаешь, что фиолетовый – цвет психической неуравновешенности? – Сергей безошибочно поймал в полумраке изящно обнажённую коллегу. Агата нежно положила руки ему на плечи, коснувшись губами макушки:

– Разумеется, mon cheri42… Разве мне не идёт лёгкая истеричность?

– Только если это излечимо…

Грациозно усевшись на Воронцова, Агата томно повела бёдрами. Похоже, от ответа она решила воздержаться. По крайней мере, пока. Блестящие локоны пахли духами. Тяжело, по вечернему. Сергей помнил, как они выбирали этот парфюм. Сладкий, дурманящий аромат. Теперь он прочно ассоциировался с такими вот свиданиями. Воронцов осторожно отвёл блестящие локоны, прижался губами к бархатной коже за ухом, проследив изгиб. Агата, перебирая блондинистые волосы, задышала глубже, всё выразительнее изгибаясь. Наверное, эти отношения можно было назвать комфортными… или удобными. Необременительными, во всяком случае. Агата, вопреки заявленному, не имела привычки выносить мозг ни себе, ни окружающим. А стервозность использовала в качестве изысканного аксессуара по случаю. К тому же, она была красива. И достаточно умна, чтобы красоту эту ненавязчиво подчёркивать, вполне успешно эксплуатировать и аккуратно поддерживать.

Стеклопакеты приглушали звук, что совсем не лишнее, когда живёшь в популярном у буйной нечистиковой молодёжи районе. И гул машин начинает напоминать отдалённый шум прибоя, если напрячь воображение. А редкие вопли, очевидно, в таком случае, призваны имитировать крики морских птиц. Хотя прямо сейчас Серёгу это не особо занимало. Вытянувшись на прохладной, скользкой простыне, он уже почти задремал, когда, прихлёбывая просекко, Агата прошелестела тихо, с нажимом проведя длинным, острым, выкрашенным в фиолетовый ногтем по его шее и плечу:

– Воронцов, у тебя несколько засосов и укус…

– М-м-м? – удивился Сергей, даже не приподнявшись.

– Это сделала не я, – продолжала Ламаж, щуря почерневшие в цветном полумраке глаза. – Тот дистимный любитель империла имел на тебя какие-то виды?

– Вроде того, – скептически покривился блондин, рассеянно погладив обнажённое бедро, перекинутое поперёк живота.

– Я ревную, – надула губы Агата. – Ты с кем-то трахался?

– Перестань, что за глупость? – поморщился Воронцов, притягивая обратно недовольно закатившую глаза коллегу.

– Что-то много ты кривишься, – качая головой, Агата отставила опустевший бокал на прикроватный столик, потеснив испещрённый цветными закладками томик в мягкой обложке. И многозначительно подпёрла щёку кулачком, капризно изгибая яркие губы. – Сергей?..

– Я ни с кем не спал, – откликнулся тот, в принципе, не слукавив. Во всяком случае, не буквально. Вспоминать, а тем более анализировать утреннее происшествие и вечер накануне пока не хотелось совершенно. Впрочем, вопреки заявленному нежеланию, навязчивые образы закрадывались исподволь. И раздражали неотступной однозначностью. Даже теперь, в этой постели. Воронцов мог бы заслониться от происков здравого смысла фальшивой насквозь сентенцией в стиле «взаимная стимуляция без эмоциональной нагрузки», но звучало это жалко, а главное – потрясающе глупо. И зачем ему вдруг приспичило лезть целоваться к борцу этим проклятым утром? Особенно, «без эмоциональной нагрузки». Что он хотел доказать? А главное, кому? Скорее всего, Шириханов, поглумившись вдоволь да позубоскалив на тему «гомоватого соседа», просто ушёл бы в комнату. После дежурства-то… Сергей усиленно зажмурился, отгоняя сторонние впечатления.

– Ну, мы же достаточно зрелые, чтобы обсудить это, правда? – знакомые, выверенные интонации отчего-то неприятно резанули слух. Но Воронцов лишь неопределённо потянул плечами:

– Разумеется. А это не похоже на аллергию? – поинтересовался он как бы мимоходом, продолжая сосредоточенно поглаживать бархатную кожу слегка сместившегося бедра. Ламаж почти замурлыкала, прижимаясь теснее.

– Посмотрим… может быть… если рецидивов не будет, – голос, томный и зыбкий, вернулся. Агата ласково уткнулась лицом в серёгину шею, погладила по волосам и щеке. – Знаешь, мы с тобой – очень красивая пара… Самая красивая в нашем НИИ…

– Сама так придумала? – усмехнулся Воронцов, продолжая исследовать мягкие изгибы пальцами. – Или это было какое-то коллегиальное решение?

– Пошли к зеркалу, mon cheri, – и ты со мной согласишься…

Серёга проснулся ближе к утру, разбитым и опять каким-то рассеянным. Пить он не пил, но стоило бы поспать подольше. Из-под бордовых, узорчатых занавесок в комнату проникал тусклый в предрассветных сумерках отблеск вездесущей неоновой подсветки. Агату, прикорнувшую трогательно на плече, Воронцов будить не стал, аккуратно выбравшись из цепких объятий.

Они, и впрямь, были удачной парой. Два вполне успешных молодых специалиста, на регулярной основе проходящих по программе НИИ штатную морализацию. В «терпимой и гостеприимной» – уже неплохо. А Воронцов слишком много времени проводил на работе, чтобы организовывать личную жизнь как-то ещё. Ламаж выразительно поулыбалась, постреляла глазками, пару раз подсела в кафетерии и снисходительно разрешила пригласить себя выпить после работы. Сергей пригласил. И результат его вполне устроил. Таге потом с месяц потешался на тему, кто кого в конечном счёте снял. Хотя Воронцову и претила подобная терминология.

Запоздало припомнив незаконченные сводки, с лёгкой руки Куратора оставленные на «ночную смену» и, разумеется, не готовые, Серёга решил всё же смотаться домой, переодеться. А заодно и побриться, наконец. Однако в машине его поджидало очередное напоминание о злорадстве мироздания: два громоздких пакета продуктов и три кастрюли, матрёшкой сложенные одна в другую. Мысленно прокляв внезапную рассеянную беспечность, Воронцов добрался до Малой Межконфессиональной за каких-то полчаса. Сократив через надпространственный тоннель Короткой Версты – лучшего и, разумеется, платного, способа быстрого перемещения в черте города, сооружённого КСС по заказу Совета. Как именно и через какие смежные миры проходил этот путь, впечатлительную общественность не просвещали, да Сергей и не стремился узнать, обыкновенно используя тривиальные трансуровневки. Баек вокруг «версты» ходило множество. И все, как на подбор, самого скверного толка.

На парковке парень с удивлением приметил чумазый, свежеуделанный соседский субик. Шириханов, выходит, вернулся раньше обычного. Плачевное состояние авто настраивало на мрачный лад и внушало смутные подозрения: автомобиль был не просто пыльным, он был исцарапанным, а местами и помятым. Забрав пакеты с продовольствием, Воронцов решил, что кастрюли могут подождать. В конце концов, рук на них всё равно не хватало. Да и наличие соседа в квартире в относительно неурочный час, ещё второй день к ряду, настораживало. Обыкновенно Виктор засиживался до позднего утра. Уже поднимаясь в лифте, мозгоправ внезапно задался вопросом, почему он, вообще, знает и помнит, до которого часа мужик сидит на работе. И, предвкушая развалины квартиры, сотрясаемые мерным храпом Шириханова, мысленно проклял неугомонного борца.

Дверь в квартиру оказалась не заперта. Более того, даже не закрыта. Почему-то почти не удивившись, Серёга аккуратно подковырнул створку мыском туфли, стараясь ничего не уронить, не исключая зажатого подмышкой портфеля. Ну, да, не боялся Шерхан возможных неприятностей, это они его здраво опасались… Иногда, как сегодня, мужик вовсе не считал нужным запираться. И обычно это означало стадию алкогольного опьянения как раз накануне беспамятства. Но храпа, снимая в прихожей рабочие туфли, Воронцов не услышал. Вместо этого из кухни, засунув руки глубоко в карманы сползающих несмотря на ремень штанов, чуть приплясывающей походкой показался Виктор. Трезвый, мрачный, опасно щурящий злые, цепкие глаза. Со странной улыбкой, кривящей ехидный рот. Воронцов от неожиданности почти растерялся. Сосед уже успел переодеться в уличное штатское и, скорее всего, как раз собирался уходить: тёмные широкие джинсы с накладными карманами, белая рубашка, тонкий свитер в цветной ромб спереди, тёмные очки-авиаторы надо лбом – привычная несочетаемая смесь, фирменное стилистическое попурри в исполнении Шерхана смотрелось на удивление пристойно. И, как ни чудно, борцу шло. Мужик остановился на проходе, привалившись спиной к косяку:

– И где это наш клерк шлялся? – поинтересовался лохматый вкрадчиво.

– Тебе какое дело? – Сергей поставил пакеты на пол. – Помоги лучше.

– Сам справишься, – ощерился без тени веселья Шириханов, рассекавший по квартире ещё и в уличной обуви: отталкивающего вида ботинках на толстой подошве со стальными, затупленными носами. – Dis bonjour à ta traïnee43, мозгоправ.

– Это по-французски? – машинально вздёрнул брови сбитый с толку Серёга.

– Ну, ты ж звездишь на всех языках, – Виктор коротко фыркнул и прошёл мимо, задев ногой – да что там, откровенно пнув – один из пакетов. На пол посыпались яблоки. – Молодец, блонди, – Сергей, уставившись через плечо на захлопнувшуюся с треском дверь, растерянно отдёрнул воротник водолазки. Чёртов лохматый полудурок сохранял верность традициям и избранному репертуару: выпендривался и устраивал представления из ничего.

Ругаясь вполголоса, Воронцов прошёл на кухню, подобрав ни в чём не повинные яблоки. И оторопело огляделся, опустившись в так кстати подвернувшееся кресло. Вид был ошеломляющим. Серёга достал телефон, включил, нервно барабаня пальцами по корпусу, пока экран грузился. Выбрал последнее соединение. Виктор ответил не сразу. Было слышно, как борец проворно скачет вниз по лестнице, стуча подбитыми железом башмаками.

– Угу…

– Ты что, стебался, когда звонил мне и гремел посудой?

– Просто пошутил.

– Вить…

Соединение не оборвалось. Телефон отправился обратно в карман под аккомпанемент ожесточённого топота. Сергей поглядел на аккуратно сервированный в духе обстановки стол и тихо сглотнул. Очевидно, накануне подразумевался ужин.

Глава 3.

Виктор проснулся ещё до полудня, как ни странно, неожиданно бодрым, пусть и проспал едва ли часа четыре. Растёр физиономию, нащупал на полу дистанционку от стоящей тут же акустики. Спать не хотелось. И хищные басы, рявкнувшие сокрушительным для нервной системы апломбом, лишь утвердили на стезе агрессивного бодрствования. Вампирский хулиган из тусовки Её Величества драл глотку не хуже коллег-гоблинов из «Дрягвы», но куда веселее. Дурковатый панк – внезапно – воодушевлял и вдохновлял на подвиги.

Потянувшись на смятой постели, Шерхан проворно соскочил на пол, пинком поправил сползший на треть верхний матрас, сгонял в санузел, ощупывая ноющий затылок и саднящие рёбра. Очевидно, напоминали о себе давешние «казаки-разбойники» с двухфазными.

Глубокомысленно почесав живот, борец иронично перекривил обветренный, потрескавшийся рот: что там принято изрекать в подобных случаях бравым копам? «Я слишком стар для этого дерьма»? Tempora labuntur, tacitisque senescimus annis44. Покосившись не без злорадства в припылено-смуглый портрет на амальгаме, Шириханов фыркнул, легкомысленно отмахнувшись от побочных размышлений. Labuntur так labuntur. Ничего не попишешь. Даже в этом, лучшем из миров. Бессмертие и пространная молодость – прерогатива антропоидных трансформов и прочей публики. Кесарю – кесарево, а… курям – курево.

Но дурацкая мысль ещё какое-то время крутилась на периферии сознания, отравляя утреннюю спортивную рутину. Даже любимая игрушка – красная боксёрская груша в отдельном углу – не особо помогла. Расшвыряв случайные тряпки ногами, Шерхан сосредоточенно отрабатывал удары, плотно сжав челюсти, под навязчивое стаккато внутри головы: «Tempora labuntur. Tempus edax rerum45». Хотя, казалось бы, с разрушениями люди прекрасно справлялись и сами.

Окончательно проснувшись под грохот музыки, взмыленный Виктор поплёлся в душ. В отличие от блондинистого соседа, холодных ванн по утрам он не уважал категорически. Зеркало и глянцевые клапаны кранов моментально запотели. Минут пять, уже намылившись, Шириханов тупо стоял под горячей струёй без движения, наклонив голову и пристально вглядываясь в смуглые ступни. Пена сползала по коже, сворачиваясь галактикой над стоком. Виктор и сам бы не взялся определить, о чём думал в этот момент и думал ли вообще.

Отмывшись, борец в обёрнутом вокруг бёдер полотенце прошёл на кухню. Задумчиво помялся у холодильника, достал пакет овощного сока и, даже не пытаясь отыскать стакана, отхлебнул. Аппетита, как такового, мужик в себе не обнаружил. А потому, оставив «завтрак» на столе, вернулся в комнату, сгрыз откровенно безвкусный батончик из статутского сухпайка. Выбрал «штатское»: крепкие тёмные штаны, майку, клетчатую рубашку. Образцовый прикид безобидного аборигена. Жаль, физиономия с ним не шибко гармонировала. Ухмыляясь, Шерхан натянул чёрные браслеты фиксаторов на запястья – суставы в последнее время на осеннюю прохладу реагировали не слишком благосклонно. Полностью сообразуясь с безрадостными умозаключениями на тему неумолимости бытия. Как ни крути, часы, и правда, бьют. Всех. По неизменно точному замечанию ехидного поляка Леца. Виктор мельком глянул на наручные, отметив полдень, проверил сумку. И отправился в качалку. Отличный бонус к ежедневной норме. Кроме того, в залах тренировочного плацдарма Статута сейчас, наверняка, пусто. Разве что младшие армейцы потеют.

Спортивный комплекс располагался на пересечении бульвара Малой Консистории и улицы Эржебет. Оборудованный по последнему слову техники, буквально нашпигованный инновациями и строго охраняемый смурными парнями в форменном борцовском камуфляже с драконятками на рукавах. Будто типовые тренажёры и предсказуемые симуляторы могли представлять для неких воображаемых вражеских агентов хоть какой-то интерес. Впрочем, могли. Алгоритмы противодействия многообразной трансмировой преступности постоянно обновлялись и совершенствовались. Если подумать, на обеспечение Статута выделялись колоссальные средства. Виктор, пристроив субик на крытой парковке с мотивационными билбордами по периметру, окинул задумчивым взглядом фасетчатую громаду комплекса, неожиданно остро осознав масштаб. По зеркальным окнам скользили голографические виды неких райских кущ, подчёркнуто, агрессивно обетованных. Птичьи стаи и пугливые единороги (или ещё какая приснопамятная сказочная живность) прилагались, исполнительно бодря сладкую идиллию. Если молва не лукавила, и у Статута имелись некие «хозяева», денег те, мягко говоря, не жалели. В зыбком, призрачном мире Третьей параллели – закономерная предусмотрительность. Шириханов хорошо помнил мрачный ужас восьмилетней давности: бурлящая ненависть непрекращающейся тотальной грызни антропоидных трансформов, Девятки и Церковного Суда, бесплодные попытки Совета водворить обещанные по Большому Договору порядок и неприкосновенность личности. Кишащие рехнувшимися нежитями задворки. И Статут у Синедриона на посылках, исправно расправлявшийся с «врагами рода человеческого», а вернее, с конкурентами Святых Отцов.

Однако, дело Эдвардса не отпускало. Даже отрабатывая стандартную программу, Шерхан сосредоточенно размышлял, как бы половчее к нему вернуться. И, закономерно, от выполняемого упражнения отрешился. Что осознал лишь по удивлённому посвисту Тайфуна. Рыжий Россельмайер – горбоносая детина в серых трениках и майке с красочным принтом воспарившего Иисуса, вооружённого дробовиком – присел на соседнюю скамью, дурковато ухмыляясь:

– Даёшь ты, командир, – добродушно прогудел Тай, разглядывая опустившего гирю коллегу. – Хоть для приличия руку поменяй.

– Чего? – не сразу включился тот. Россельмайер засмеялся, весело щуря яркие зенки:

– Исполняешь, блин, что аж парням неловко. Как машина. Лука, вон, одержимость заподозрил.

Шерхан, проследив взгляд, пожал плечами: боевой расчёт Пилума46 только что закончил тренировку. Потные богатыри стройной ватажкой топотали в сторону выхода. Какая нелёгкая сподвигла одного из боевиков пообщаться, Шириханов понятия не имел. Но усмехнулся вполне дружелюбно:

– Задумался.

– Ясно, – крякнул Тайфун, продолжая скалиться. И догонять своих, очевидно, не торопясь. – А Волохов где? – Виктор лишь пожал плечами. В конце концов, стеречь напарника в его обязанности не входило. Тай прищёлкнул языком. – Я, это… на самом деле давно подойти хотел… – Шерхан вздёрнул бровь, заинтригованный. Рыжий качок, ухмыляясь, как начинал подозревать застигнутый врасплох борец, смущённо, корчил рожи одна занятнее другой. – Короче, переводиться я собрался. Ну, типа… – лохматый фыркнул. – Да не, ты не подумай. Я в Пилуме на хорошем счету, – заверил дюжий молодец, напряжённо растирая ладонями колени. Один в один – нашкодивший школяр. – Просто мы когда бухали пару недель назад, помнишь, может? Всеслав обронил, типа, про перевод… Вот я с тех пор и думаю. Ты, вообще, как? Ну, есть мне смысл рапорт, там, писать? Возьмёшь к себе?

– Так-то к Полкану вопросы, – усмехнулся Виктор, рассеянно продолжавший тягать вес. Предусмотрительно, другой рукой. – Я чего? Только… отдел экспериментальный. Спокойной жизни не жди, – Тайфун криво ухмыльнулся:

– Кто ж в Статут за спокойной жизнью идёт?

Шириханов лишь вновь пожал плечами. Медноволосый великан его повеселил. И, кажется, подтолкнул в нужном направлении со своей безыскусной, непритязательно-прямолинейной мудростью. Ведь, верно, не за спокойной же жизнью они все сюда попёрлись.

Потому, очевидно, на огневой мужик решился отправиться в Агентство Взаимопомощи. По какому поводу, Бог весть, придумается само по ходу песни… Шириханов сердито потёр всклокоченную голову предплечьем: лишь бы не пропалили. Синедрион, всё-таки, резонансное дело. Охрана, наверняка, впечатлительная. Пусть Агентство большое, с сетью филиалов по всей параллели. А Скотт, вроде, к рабочему месту не особенно привязан.

Отчётное табло равнодушно оценило текущие успехи борца, отобразив неутешительные «90%». Виктор с раздражением стянул наушники и заглянул в дуло. «С-с*ка!» – подумал он сердито. Не слишком впечатляющие результаты злили. И вдохновляли ненавидеть Синедрион ещё чуточку сильнее.

Раздосадованный, Шерхан производил на местных «сторожей» неизменно сильное впечатление, но теперь от него буквально шарахнулся дежуривший в рабочей галерее боевик. Выходя на улицу с ещё мокрыми после быстрого душа волосами, лохматый страж порядка оскалился навстречу скупому осеннему солнцу.

Он мог бы сесть в машину и через условные полторы минуты открывать кабинет какого-нибудь радетельного «помощничка», но борцу отчаянно захотелось прогуляться. Зашвырнув сумку со спортивным костюмом в багажник, Шириханов встрепал волосы и поправил ворот рубашки, глядя на мутное отражение в тонированном стекле. Движением головы стряхнул очки со лба на нос. Солнце мужик любил, но предпочитал днём зрение почём зря не сажать. Профессиональные глаза, особенно их реставрация, обходились недёшево. К тому же, портрет злорадного подонка в дорогих окулярах вполне импонировал. «Одержимость». Очень может быть, Лука, белоглазый экспат-вудаист, гороподобный товарищ рыжего Тайфуна, и не ошибся. Зашвырнув куртку на плечо, а не раскуренную сигарету сунув в угол рта, Шерхан двинулся на крытый лестничный подъём виадука к скверу Коалиционного Совета. Красная начиналась двумя кварталами правее.

Мужику не так часто удавалось праздно пошататься по городу днём. И Виктор решил внезапной возможностью не пренебрегать. На ходу прекрасно думалось. А строгие, математически-выверенные аллеи сквера, сходящиеся и расходящиеся под прямым углом вокруг системы соединённых тонкими каналами фонтанов, настраивали на нужный лад. Несмотря на увядающую пору, муниципальное озеленение радовало глаз. Деревья и кусты, избирательно бурея, тоньше оттеняли изящество натыканных повсюду мраморных героев, крылатых юношей, драконов и приятно обнажённых дев в томных позах. Живописно. Борец прошёл сквер насквозь, разглядывая молоденьких мамаш с колясками, стареющих гуляльщиков, попрошаек и бездельничающую молодёжь, большей частью, оборотническую, сбивавшуюся стайками по кустам, вопреки всем проискам промозглого сезона.

А у Совета, определившего название выгороженным насаждениям, наблюдалось скопление машин: чёрные, с гербом Вампирской Короны, тёмно- и ярко-синие, с отливом и знаком Нового Правительства, красные ведьминские игрушки Круга, тёмно-бордовые, с золотым оттиском, помпезные крепыши Ареопага КСС, серебристо-серые пафосные «гробы» Синедриона и роскошная «колбаса» Белого Духовенства. Площадь уже оцепили несколько отрядов спецподразделения из личной гвардии Канцелярии. Лишь трое чёрных мотоциклистов, на вид никак к властям предержащим не относящихся, невозбранно о чём-то переговаривались, едва не въехав на ступени большой центральной лестницы. Заглушив моторы, однако не снимая шлемов. Больше гражданских не было. Прессы, как ни странно, тоже. Шириханов остановился у витой решётки сквера, из-под очков разглядывая контингент.

Из чёрного спорткара выбрался золотоволосый, коротко стриженый упырий Министр – второй советник Королевы, натуральная заноза в заднице политических противников Её Величества. Кратко оглядевшись по сторонам, вампир – лощёная зараза в дорогом костюме – быстро взбежал по исполинским ступеням главного входа. С кожаным кейсом в руках и совершенно воинской выправкой, юристу, вроде как, не обязательной. Машину отогнали парковщики. Ни водителя, ни закономерной охраны Шерхан к пущему удивлению не заметил. Впрочем, типично для надменных кровососов. Тем временем, из тёмно-синего, огромного, как танк, внедорожника выпрыгнул патлатый, серебристо-серый оборотень, глава Нового Правительства. Рядом скалоподобными монументами державной паранойе возникли двое молодчиков – новоиспеченный монарх двухфазных, несмотря на всю буйно демонстрируемую молодецкую удаль, после трёх покушений без бодигардов не появлялся. В отличие от подтянутого, подчёркнуто-элегантного упыря, эти трое в выборе одежды не сильно комплексовали. Эр Эрлайдж Фиа`Флокс светился от безупречного загара, как какой-нибудь перекаченный сёрфер восточного побережья. Кожаная куртка с оторванными рукавами и какими-то языческими блямбами, притороченными на плечах и груди, тёмные матерчатые штаны, заправленные в армейские ботинки немыслимого размера и многочисленные амулеты («из природных материалов» вроде клыков и шишек) превращали мохнатого парня в некоего fantasy-варвара иного измерения. Телохранители смотрелись не лучше.

Виктор, сощурившись, усердно запоминал приехавших. Разумеется, Статут в подобных сборищах поучаствовать не приглашали – кажется, внеочередное, экстренное заседание. Лишь старшие представители. Что намекает на ещё одно вызревавшее под носом паскудство. В терпимой и гостеприимной. Как и всегда.

Между тем, по ступеням поднималась сама Цесцила Северянка, в чёрном платье и самом постном из возможных выражении лица. Наиболее опасная, спесивая и надменная персона из всего ассортимента, водившая дружбу с Короной и исправно устраивавшая головняки Канцелярии. Одним словом, ведьма… Верховная. Длинный подол трепался по ступеням. Тощая фигура, словно пластилиновая и нарочито растянутая, призрачно колыхалась. Две младшие ведьмочки аккуратно посыпали мелким хрусталём, смешанным с солью, ступени под ногами госпожи. Традиционные до оскомины. До суеверного плевка. «Не мечите бисера своего перед свиньями», – подумал с кривой ухмылкой Виктор, присев на корточки и закуривая. Колдуны, кажется, успели уже пройти внутрь, скорее всего, Председатель и какой-нибудь представитель Ложи Ренегатов. Как и президент суперприродных, Ди’Алаэ, главный Тень, Максэмин Эгдэ, и Кратосы Человечества. Оставались лишь Синедрион и Духовенство. Кто рискнёт явиться последним? Невольно на ум злорадному сотруднику пришла поговорка про тапки, однако здесь закон работал прямо противоположным образом: этикет подразумевал некоторое красноречивое опоздание для тех, чья партия предполагалась ведущей на заседании. Поговаривали, циничная до мозга костей Королева появлялась как раз вовремя, чтобы в очередной раз продемонстрировать полнейшее к заведённым обычаям презрение, но остаться в русле дежурной вежливости. Впрочем, гемоглобинозависимая монархиня предпочитала порталы.

И первыми на ступенях показались Судьи. Подтянутые седовласые мужи в наглухо застёгнутых под горло узких кафтанах, с серебряными знаками Синедриона на обшлагах и высшей благодати – на челе, неспешно поднимались ко входу. Насколько помнил Виктор, Верховного среди них не было, а значит, в игру включились Каноники. Колонна серебристых седанов откатилась, освобождая путь блестящему, безупречному лимузину. Никогда Шириханов не питал пристрастия к неповоротливым мутантам, но искрящимся на солнце красавцем, мейд ин «лучший из миров», невольно залюбовался. Подчёркнуто роскошный автомобиль остановился с щеголеватой плавностью, и также неторопливо открылись матовые дверцы. Делегация в белых одеяниях неспешно выплыла наружу. В центре стайки простыней возник высокий, будто припыленный юноша. Виктор прищурился. Идеально пошитый белый костюм, ухоженные чёрные волосы – иллюзию борец распознал не сразу. Хм. Делегация белёсых привидений приволокла в Совет какой-то морок. Номинально, это что-то значило. Но мужик понятия не имел, что именно. Облако чинно подхватило фарфоровый фантом и потащило вверх, не выпуская из плотного кольца. Вот так вот. Раньше Синедрион музыку заказывал, а Королева её обламывала. Теперь обломали всех. Духовенство заявляло права открыто и нагло.

– Молодой человек! – неусыпные стражи Совета наконец-то заметили нахального наблюдателя. Виктор тотчас напустил на себя природную дурковатость:

– Чё… ёпта…? – приспустив очки на сторону, задорно усмехнулся Шириханов. Как обычно, убедительный. Гвардеец не отреагировал.

– Сейчас проход через площадь закрыт. Будьте любезны, выберите себе другой маршрут, – подчёркнутая вежливость профессиональных агентов впечатляла. Кого угодно, но не Шерхана. Фыркнув, борец проскрежетал нечто о «межрасовых привилегиях» и двинулся обратно в сквер. Гвардейцев, конечно, можно понять. Тотальной бдительности вечно что-то препятствует. Но будь Виктор настроен менее миролюбиво, что помешало бы ему, к примеру, снять того же упырьего министра-златовласку? Метким выстрелом из облюбованных кустов. Шириханов усмехнулся, бодро свернув на Красную.

Вот где гостям всегда рады…

Впрочем, его ждала Взаимопомощь и бывшие коллеги опального Колдуна. Шерхан, проверив часы, решил поторопиться. Агентство, если сотрудника Статута не подводила память, находилось в самом устье Красной.

Шерхан шёл по тротуару, поглядывая на пёстрые рекламы и разноцветные вывески. Самая спокойная, самая гостеприимная и самая продажная улица всея изученных миров. Эдакая aveny-putain47. Фактически, та прямая, через которую проходила вся бесконечность мировых плоскостей. Даже сейчас, несмотря на жаркий в отношении работы час, недостатка в посетителях она всё равно не испытывала. Красную улицу одинаково любили как вампиры, так и Судьи, как Тени, так и суперприродные, и даже демоны. Чёрт знает, за какие заслуги. Хотя именно чёрт, конечно, знал.

Из Красной возникла вся Третья Параллель. Causa causalis. Causa efficiens48.

В этот момент в размышления Виктора вклинился некий звук. Не громкий, почти неразличимый, не крик и не отблеск удаляющегося демона, чьи следы для правильно настроенного слуха борцов пели. Мелодия, несколько простых, повторяющихся аккордов. Настолько знакомых, что Шириханов замер. И прислушался сквозь сложные, шкворчащие шумы оживлённого квартала, обрывки других песен и случайных мотивов. Динамики музыкального магазина сыграли злую шутку с восприятием? Врёшь. Аккорды точные. Приподняв очки, Шерхан обернулся в поисках источника звука:

Песня без слов, ночь без сна,

Всё в своё время – зима и весна,

Каждой звезде – свой неба кусок,

…

…

Каждой собаке – палку и кость,

И каждому волку – зубы и злость.

Рассеянно встрепав волосы на затылке, лохматый пошёл через торопливый поток людей-нелюдей к небольшому магазинчику с вывеской «Анклав» и скрипичным ключом, вписанным в эмблему упырьего царства. Третья параллель была терпимым и гостеприимным местом. Терпимым и гостеприимным. До полного одурения. Но услышав посреди бела дня доносящуюся из динамиков ларька, до боли родную, «Песню» – как будто почти почившую в небытие память «тринадцатого кольца» – Виктор испытал нечто сродни шоку. Мгновенный эмоциональный всплеск, обусловивший почти гипнотическое застревание. Шириханов улыбнулся.

Снова за окнами белый день,

День вызывает меня на бой.

Я чувствую, закрывая глаза, –

Весь мир идёт на меня войной.

Внутри было прохладно и сумрачно. Почти без посетителей. Стойки с раритетными уже дисками, витрины, проекции, голограммы. И множество разнообразных плакатов. Некоторые Виктор даже узнал. Глядя на них, он будто перенёсся на миг обратно, в оставленный почти десятилетие тому мир, в прошлое, которое так старательно игнорировал. И к которому теперь вдруг испытал внезапный приступ болезненной нежности.

Если есть стадо – есть пастух,

Если есть тело – должен быть дух,

Если есть шаг – должен быть след,

Если есть тьма – должен быть свет.

Остановившись перед одной из витрин, словно не соображая, что дальше делать, Шерхан неосознанно повторял слова куплета вслед за тёзкой.

Хочешь ли ты изменить этот мир,

Сможешь ли ты принять как есть,

Встать и выйти из ряда вон,

Сесть на электрический стул или трон?

– Добрый день, – вежливый и вкрадчивый голос такого же вежливого и вкрадчивого старого вампира с аккуратной проплешиной на выпуклой макушке разорвал наваждение. Виктор усилием воли остановил прихлопывающий в такт мелодии носок ботинка. Посмотрел внимательно на продавца. Тощего, с овальной совершенно головой и орлиным, заостренным книзу, как и положено сказочным персонажам, вроде незабвенных детищ Диснея, носом. Тот, как нарочно, слегка ссутулился, сложив у груди сухие, костлявые руки.

– Добрый день… – согласился Виктор, окинув коллекцию плакатов за спиной клыкастого торговца быстрым взглядом. – Занятное местечко…

– Вас что-нибудь заинтересовало? Могу я чем-то помочь? – хвала Господу, кровосос только не улыбался во весь рот. Предубеждения в силу профессии против сакраментального оскала Шириханов, конечно, не имел. Точнее, быстро избавился. Но в прохладном уединении магазина всё же возникало некое тревожное чувство. В области гортани. Сдвинув очки на лоб, он жестом указал на динамики, установленные и внутри. Как раз доигрывали последние аккорды.

– Откуда это здесь?

– Откуда? – усмехнулся вампир, вздёрнув полуседую бровь. Очевидно, привычку сутулиться он приобрёл из-за высокого роста. А не в силу необратимых генетических модификаций по Диснею. – Конечно, это контрабанда Провала, если Вас это интересует… Но магазин находится под патронатом Короны, господин борец. Вся продукция совершенно легальна и имеет соответствующую документацию, заверенную специальным комитетом Совета. Могу предъявить, – Виктор почти не удивился, что продавец так лихо определил род его занятий, упыри видели ауру, да и астральные значки Шерхан не побеспокоился скрыть. Однако такая покорная подозрительность раздражала.

– Я не об этом, – всё же отчего-то очень мягко, точно в благодарность за короткое наваждение, возразил Шириханов. – Цой… Это альбом?

– Сборник, – вампир вновь заулыбался естественнее, без намёка на пробрезживший клыками оскал, видимо, сообразив причину интереса. – Распоряжение Генерала.

– Вот оно что, – усмехнулся с пониманием Шириханов. – Не думал, что тринадцатая параллель… а, к чёрту! Хвала Королеве! Давайте сюда сборник…

– Устаревший носитель, – предупредил, узко улыбаясь… да что там, лучась, просто насквозь просвечивая, но тактично не показывая клыков, чем-то очень довольный продавец. Скорее всего, гемоглобинозависимого обрадовало нечто в ауре борца. Виктор решил впечатление пока игнорировать. – Тринадцатая параллель.

– Угу, понял я, понял, – отмахнулся Шерхан, доставая наличку. – Универсальный ридер, – расплатившись, он проворно спрятал потёртую коробку в карман куртки – носитель, и впрямь, был устаревшим донельзя. Он, буквально, пах Провалом. Если это, вообще, возможно.

– Возьмите вот это, – старый вампир осторожно указал на небольшую цифровую карту. – Доступ в сетевое пространство. Для Друзей Королевы.

– Да я же враг, – хмыкнул, чуть щурясь, Шерхан.

– Кто вас знает… Ещё не вечер.

Виктор фыркнул, но «доступ» забрал. Вампиры – странный народ. И Королева у них странная. Как глава какого-то клана. Крёстная мать. Недаром они её как-то так и называют между собой.

В Агентстве – просторном кирпичном здании в стиле Красного Модерна – было тесно от посетителей. Страждущие внимания граждане сновали по разделённому на секции прозрачным плексигласом холлу. Штатные сотрудники и юристы, легко отличаемые по формальным пиджакам и астральным бейджам, курсировали промеж снуло переговаривавшихся клиентов. Оценив хвосты всех пяти очередей первого этажа, Шириханов, тактично расталкивая жителей параллели, пробрался к консультанту. Девушка в продолговатых очках – мода, что ли? – внимательными, однако совершенно пустыми глазами посмотрела на очередного посетителя.

– Добрый вечер. Агентство Взаимопомощи. Чем вам помочь? – по уставу оттарабанила она, с механической чёткостью пропуская любые ударения и нажимы, провоцирующие излишние пререкания с нервными клиентами. Борец полез в карман за опознавательным знаком чисто по привычке, потом, спохватившись, виновато улыбнулся:

– Здравствуйте. Меня зовут Виктор…

– Помощь какого плана вас интересует? – так же спокойно, автоматически, вероятно, продолжила девушка. Параллельно она что– то переключала на пульте. И смиренно взирала на мониторы, скрытые за стойкой. Шерхан решил не терять времени зря:

– Психологическая. Девушка, мне грустно… – похоже, пронять сотрудницу было совершенно невозможно. Лицо сохранило прежнюю миролюбивую окаменелость. Эдакая благожелательная льдинка.

– Психологическая помощь: гипноз, внушение, выкатывание, отливка воском, транс, наговоры, ставы, эгрегоры, спиритические сеансы…

– Спиритические сеансы? – не выдержал Шириханов, прежде как-то не задумывавшийся о специфике местного ассортимента. – Серьёзно?

– Вас интересуют услуги медиума? – уточнила совершенно будничным тоном девушка, продолжая что-то отбивать на клавиатуре с монотонностью заведённого механизма.

– Спасибо, – фыркнул борец. Вот только медиума ему сейчас и не хватало. Но местные алгоритмы, очевидно, не были обучены сарказму:

– Свободны мастера пятнадцатой и шестой категории. Вам нужно заполнить анкету, если вы у нас впервые, – Виктор решил не рисковать. Хотя шутка про регулярные посещения согласно фазам луны просилась с языка. Впрочем, скорее всего, «продвинутые пользователи» Агентства так и поступали.

– Девушка, скажите, а у вас мастера все такие приятные?

– У нас работают квалифицированные специалисты….

– Ладно, – оборвал, поскучнев, борец. – Мне нужен колдун.

– Колдун, – она что-то пощёлкала на отдельно стоящей клавиатуре. Поглядела упрямо в стол, где прятались таблицы. – Колдуны все заняты. Вам по какому вопросу?

– Ищу человека… – потом, подумав, добавил. – Днём с огнём.

– Поиски… Хм. Поисковое колдовство и взаимодействия с сознанием, телепортация и телепатия, эмпатия и поиск потерянных предметов – в нашем отделении дежурный специалист временно отсутствует. Есть только ассистенты.

– Как же это, девушка… – деланно расстроился Шириханов. – А говорили, все только квалифицированные. Ассистенты, вообще, чего-нибудь умеют?

– Молодой человек, – льдинка таки подняла голову. И посмотрела чуть более осмысленно. – Ой… А вы так… – и тут же смутилась. Неловко оправила прическу. Виктор усмехнулся, снимая очки.

– Угу… Слушайте, мне быстро и по любому вопросу. Хоть спиритический сеанс, будь он неладен. Главное, без очереди… Я…

– А вы… вы случайно… не … тот?

– Какой, тот? – сладко ухмыляясь, спросил Шерхан.

– Ну, Новые Лица Статута. Плакаты. Это же…

– Только, детка, никому ни слова, – борец очаровательно улыбнулся, в очередной раз уверившись в собственной неотразимости. Или всемогуществе пиара.

– Конечно! – кивнула сотрудница, виновато озираясь. И сейчас же что-то яростно защёлкала на клавиатуре. – Вы по делу Эдвардса? Да? Скотта ведь арестовали?

– Задержали, – уклончиво покачал головой Виктор. – Мне нужно поговорить с его ассистентами. Если возможно, под видом клиента. И без фамилий.

– Да. Хорошо, – приятно быть популярным, подумал не без удовольствия лохматый, ещё больше растрепав шевелюру. – Поднимайтесь на второй этаж. Вас там встретят.

Встретить-то встретили. Однако ничего нового не рассказали. Ассистенты с клятым колдуном (и здесь успевшим «зазвездить» всех до отвращения) не общались. И к прежним характеристикам, уже имевшимся у Шириханова на руках к моменту преступления, добавились лишь малоутешительные «высокомерный», «нервный», «раздражительный», «зануда». Скотт был, и впрямь, чертовски головастым парнем. С искрой Божьей, если так можно говорить о колдовском даре. Но совершенно несносным для окружения. Экспериментатор, напрочь лишённый чувства меры. Надменный и увлечённый собственными идеями, замкнутый и гордый. Синедрион вынес ему три официальных Предупреждения. И даже епитимью накладывал. Да и упырей Эдвардс заинтересовал, зацепив волевым потоком одного из подданных узкого круга в период внезапного всплеска увлечений модальными заклинаниями. Странно, что не пришибли идиотика на месте. С такими подводами только в морг вперёд ногами.

Виктор, так ничего толком и не добившись, забрал машину и поехал домой. Он уже знал эти истории из личного дела Эдвардса, но лишь в виде сухой выжимки. Рассказанные же теперь, особенно, в свете последних событий, они производили гнетущее впечатление. Борец, мрачно выруливая на трансуровневое шоссе в потоке вяло перетявкивавшихся машин, от нечего делать поставил сборник. И на минуту забыл о напряжённой топографии Третьей параллели. Страшный зверь Ностальгия тяпнула из-за угла. И заразила организм.

В квартире Виктор включил зубодробительную стереосистему на полную мощность. Устроился на диване, припоминая… и почти задремал. Хотя сна особенно не было. Так, разрозненные впечатления потревоженной памяти. Совсем другой мир. Нарочно забытая вязь пыльных полунамёков, осколков воспоминаний, царапавших нервы битым стеклом. «Что судьбою был больше любим Кто живёт по законам другим И кому умирать молодым49». На часах едва доходило шесть. А внутри зрело нечто тоскливое, романтическое. Настроение располагало к подвигам. «Сигареты в руках, чай на столе, Так замыкается круг. И вдруг нам становится страшно что-то менять50». Рывком поднявшись, Шерхан, преисполненный решимости свернуть горы, отправился творить на кухню.

Жрать хотелось, но ещё больше хотелось что-нибудь учудить. Наткнувшись в холодильнике на рыбу – мозгоправ, воспитанный на гастрономическом занудстве отъявленно-правильного питания предпочитал, разумеется, её, – борец ухмыльнулся. Лосось. Хм, отлично. Порыскав по метафорическим сусекам, Шириханов откопал имбирь, кунжутное масло и чеснок, случайно забытый в гордом одиночестве на посвящённой, в целом, алкоголю полке (вроде как, его). Борец привычно ухмыльнулся отражению на зеркальных панелях кухонной мебели. «Наше утро похоже на ночь Ну, а ночь – для меня51». Десять лет… Когда-то он неплохо готовил. Растрёпанный скуластый брюнет в белой майке ехидно пялился из смазанных, флуоресцентных глубин. Когда-то. Москва нулевых отсюда смотрелась размыто, чуждо. Тревожно-сладко. Будто сон. «Ну а тело не допело чуть-чуть, Ну а телу не додали любви…52».

В процессе, отплясывая по кухне с самым большим ножом, какой только нашёлся во всем Серёгином арсенале орудий кулинарного труда, Виктор так развеселился, что решил позабавить соседа. Набрав номер, он всё глумливо ухмылялся в предвкушении спектакля, готовясь импровизировать на ходу. Несмотря на очевидный прокол по делу Эдвардса, настроение у борца сделалось преотменное. И он уже приготовился сотворить очередную жестокую «радость» ближнему:

– Алло, – кажется, блондинчик увлёкся работой и не слишком обрадовался. Виктора это ни капли не смутило.

– Э-э-э… слышь, где у нас эти… макароны длинные? – прижав трубку щекой, он, как обычно, мастерски изображал полудурка. Благо, стараться особенно не приходилось.

– Господи, чем ты занят? – Царь Ирод встревожился, и весь Иерусалим с ним53. Шерхан удовлетворённо хмыкнул. – Решил кухню всмятку приготовить?

– В крутую, – нарочито-бодро объявил хулиган, буквально слыша звон разбиваемых надежд. Или это треснуло блондиново прикипевшее к кухонному гарнитуру сердечко?.. – Ну, и где эти длинные, чтоб им пусто было?

– В шкафу смотрел? – голос Сергея мужественно не дрогнул. И лохматый решил чуть усугубить ситуацию:

– В каком?

– Блин. Вить. Не надо бы этой самодеятельности… – попытался урезонить его сосед. Шириханов остался неумолим:

– Я жрать хочу, твою мать! – фыркнул Виктор. И тотчас продолжение фразы само скользнуло с языка. – Котлеты нашёл. Куда ты лапшу эту испанскую запрятал?

– Если ты вдруг о спагетти, они итальянские. И это не лапша, – крайне остроумно объяснил «терпеливый наставник». Добрый пастырь, блин. – Посмотри в шкафу справа от плиты… – Сергей замялся. – Ты знаешь, где у нас плита?

– Я чего, на идиота так сильно похож? – почти откровенно возмутился Шерхан, убавив огонь под кастрюлей с рисом. Прыснул с кончика ножа воды на сковородку, злорадно вслушиваясь. Ужас Сергея был почти материальным. Да, этот нлошник, и впрямь, считал его опасным психопатом. Утробно посмеиваясь, Шерхан мягко треснул пакетом с фасолью о полку, присев на корточки у кухонного шкафа. – Чего ты тут держишь? Тараканы какие-то сушёные!

– Это местная фасоль, – проницательно прошептал сосед.

– Блин… ты часом не приколдовываешь… на досуге? – Воронцов что-то прошипел или просто выдохнул сквозь стиснутые зубы. Виктор мстительно поиграл с крупами. Потом чуть взаправду ни уронил один из контейнеров и баловаться прекратил.

– Нет, – будто кто-то сомневался. – Виктор. Вторая полка. Коробка прямо перед твоим носом…

– Ты заблуждаешься, – поучительно, копируя какую-то до боли знакомую, но от памяти ускользающую интонацию, запел Шерхан, – если считаешь, что у меня нос на уровне двадцати сантиметров над полом… – и потом, как будто вспомнив. Гвоздь в крышку гроба. В крышку бытового гроба одного впечатлительного нлошника. – А где кастрюли?

– Господи… закажи чего-нибудь, – взмолился Сергей. В голосе его прозвучала боль многих поколений щепетильных офисных сотрудников. Чистеньких клерков и чокнутых домохозяек. Виктор фыркнул, подавив малодушное желание расхохотаться. – Ты за три года ни разу ничего не готовил, чего вдруг приспичило-то?

– Уж прям? – не поверил борец, припоминая. Три года…

– В последний раз ты сжёг плиту, разогревая готовый ужин… – о да, Шерхан тот случай помнил хорошо. Особенно, конечно, ярость перепугавшегося не на шутку мозгоправа. Как он, вообще, умудрился учудить нечто подобное, мужик и сам не понимал.

– Ха-ха, – вероятно, это была совесть. Ну, или нечто наиболее к ней приближённое. Шириханов потёр неоднократно ломанный нос запястьем. – Так я уснул…

– Виктор…

– Я что, зря их ловил? – выдал мужик, соображая, чем бы ещё добить конкурента за выживание в сложном межконфессиональном климате на Малой Межконфессиональной. – Где кастрюли говори! У меня заложник – твою любимый утюг!

– На полке… – быстро спохватился блондин. «Ишь ты! Занервничал!» – зло покосившись на предмет пререканий, покривился Виктор. – Рядом с плитой и столом разделочным. Бери ту, что со стеклянной крышкой… только не разбей…

В этот момент из динамиков раздался душераздирающий лязг и какие-то звонкие удары. Шерхан вздрогнул, инстинктивно взвившись на ноги. И опрокинул разделочную доску, оставленную навесу одним концом. Нож воткнулся в пол у самых пальцев босой ступни. Доигрался, решил Виктор и повесил трубку.

Борец ещё посмеялся, собрал грязную посуду, почистил следы несуществующих «преступлений», подспудно отправив Сергею максимально безнадёжное в смысле прогнозируемой генеральной уборки (евроремонта) послание. Перекусил. И со всей тщательностью сервировал стол. Прикол имел все шансы.

До половины девятого Виктор просидел за бумагами по делу Эдвардса. Минут в двадцать-двадцать пять Шириханов понял, что дождаться возвращения загулявшего клерка ему сегодня не светит. Приняв быстрый душ и побрившись, Шерхан неторопливо собрался на работу. «Я ходил по всем дорогам и туда, и сюда, Обернулся – и не смог разглядеть следы». Заезжать в Статут он не планировал, но всё же выработавшейся привычке дресс-кода остался верен. Как оказалось, не зря. Вечер из-за повышенных мер безопасности в связи с заседанием Совета выдался тихим. Лифты снова застряли где-то на нижних этажах, курсируя от стоянки до пятнадцатого. И Шириханов со вздохом отправился тренировать ноги. Благо, хоть машина его не подводила. Сверив карты, Шерхан лишь снова разочарованно вздохнул: ничего. Пара импульсов, тотчас погашенных. Тухло. Стоя на светофоре, он бессмысленно переключал треки, щёлкая по дисплею. Значит, домой мы не торопимся… Подумав, Виктор отбил по электронной картотеке белую квази-шкоду соседа, и, не чинясь, запросил местоположение. Поди, жрать в какой-нибудь ресторан поехал. Трусливая задница. Больше всего борец не любил, когда срывались такие претенциозные приколы. Коротко переговорив с диспетчером, уже немного разозлённый, мужик повернул по проспекту Параллелей направо, не доезжая съезда на первый уровень. В Статуте начало «ночной смены» проходило под эгидой упорного труда. Дух усердия, тяжким бременем повисший в воздухе, бил по хребту исподтишка, но без промаха. Отдел никуда сегодня не высылали. Это, конечно, пока. Ведь Виктор и приехал раньше времени. Досрочно даже в смысле условий дежурства.