Нежить Пржевальского бесплатное чтение

Пролог. Город Верный

Ждали набегов кокандской конницы.

К ним привыкли, как привыкли к землетрясениям, которые часто беспокоили этот маленький приграничный городок у подошвы Тянь-Шанских гор.

Но майским утром в городе появился Пржевальский, и о кокандцах на время забыли.

В городской управе заполошились: что выкинет великий путешественник на этот раз? Запрудит головной арык? Спалит сенной базар?

Главный архитектор города, обрусевший француз Павел Гурдэ, настраивался к отпору. За Пржевальским водилось – как выпьет, сейчас же к нему с идеями:

– Павел Васильевич, голубчик, что это у вас за улица Арычная? Совсем не звучит. Давайте сделаем ее Пржевальской!

Городской же архивариус, глубокий старик, заставший на своем веку нашествие Наполеона на Русь, открыл журнал и напротив аккуратно выведенной даты – десятое мая тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года – оставил потомкам запись: «Нашествие Пржевальского на город Верный».

***

Но где же Пржевальский?

Да вот он, черноусый красавец в мундире генерального штаба, сбивает с себя белую дорожную пыль на крыльце губернаторского дома. Косматая бурка заботливо обнимает великого путешественника за плечи, синие кавалерийские штаны заправлены в мягкие монгольские сапожки без каблуков. Экспедиция в Тибет поменяла привычки Пржевальского. Например, Николай Михайлович взял моду на ездовых быков и в город, пугая прохожих, явился верхом на лохматом тибетском яке. Пока дежурный пристраивал яка в конюшню к нервным казачьим лошадям, Пржевальский прочел короткую записку от генерал-губернатора Колпаковского: «Приезд Ваш доставил большую радость. Садитесь в пролетку. Жду на новой даче».

Сев в пролетку, которую действительно, тут же подали к крыльцу, великий путешественник спросил возницу:

– Далеко ли до губернаторской дачи?

– Рукой подать, ваш благородие, – отвечал дружелюбный кучер, – в Бутаковском ущелье, домчимся за полчаса.

– Не ты ли меня катал в прошлый раз по городу?

– Я, ваш благородие. Прикажете по пути в рюмочную?

Николай Михайлович вздохнул.

– Нет, гони на дачу.

Пржевальский не шутит с дежурными казаками, не задирает прохожих, не пьян с утра. Взгляд его рассеян, руки прижимают к груди переметную суму, которую он бережно снял с яка. За этим стоит какая-то тайна.

***

В полдень на веранде губернаторской дачи пили душистый, заваренный с мятой чай и обжигались горячими баурсаками. Николай Михайлович рассказывал другу о хождении в страну Тибет и доставал из карманов гостинцы: тибетские свистульки из человеческих костей, фанты с предсказаниями от Ламы и, конечно, тибетский чай. От последнего гостинца Колпаковский, неравнодушный к хорошему чаю, пришел в восторг.

– Вы его попробуйте заварить по-тибетски, – посоветовал великий путешественник.

– Это как? – заинтересовался губернатор.

Пржевальский открыл путевой дневник, который всегда держал под рукой, поплевал на пальцы и начал листать исписанные страницы в поисках нужной.

– Записывайте, – сказал он, вычитывая из дневника рецепт. – Значит так… залить кипятком, подержать на огне, налить в пиалу, добавить по вкусу соль, прогорклое масло, жирное молоко и помет. Очень, знаете ли, бодрит! Записали?

– Я запомнил, – сказал Колпаковский. – Правда, не уверен, что когда-нибудь попробую ваш рецепт…

– Зря! В жизни, Герасим Алексеевич, нужно пробовать все! Я вот вчера попробовал насвай, вкус спорный, но ощущения интересные, хотите послушать? Я все записал в дневник.

Как все путешественники, Пржевальский вел путевой дневник. Писал он много и с удовольствием, пользуясь в походе каждым привалом. Со временем дневник стал его настоящей страстью, а некогда сухие научные заметки превратились в увлекательный приключенческий роман.

– Погодите-ка, – сказал губернатор, – но ведь про насвай уже написали.

– Кто написал?

– Верещагин. В «Туркестанских записках».

– Верещагин, это который художник? – уточнил Пржевальский.

– Да, художник.

– С бородой такой, как у оренбургского мужика?

– Точно, с бородой, – подтвердил губернатор.

Пржевальский нахмурился, нашел страницу с описанием насвая, вырвал ее из дневника и скомкал.

– Прямо поветрие какое-то, – сказал он мрачно. – Мало того, что Семенов-Тян-Шанский в затылок мне дышит, Грум-Гржимайло наступает на пятки, так уже и художники сели за путевые заметки… Верещагин… Верещагин… и фамилия у него вполне подходящая…

– Куда подходящая?

– Члену Русского географического общества, конечно. Нет, правда, хорошая фамилия.

– Да, разве это главное? – удивился губернатор.

– А как же иначе? Разумеется, в нашем деле и храбрость важна, и упорство, и пытливость ума, но фамилия – это все-таки главное. Ведь на нас, великих путешественниках, лежит большая ответственность, в нашу честь называют улицы, сопки, озера, диких лошадей…

Пржевальский разгорячился.

– А теперь представьте, что дикую лошадь открыл бы не я, а какой-нибудь Грум-Гржимайло, прости господи. Дикая лошадь Грум-Гржимайло – это даже выговорить невозможно! Нет, великий путешественник просто обязан иметь благозвучную фамилию. Вот, вы, Герасим Алексеевич, на такой фамилии, можно сказать, сидите.

– Да что в ней особенного?

– Будет вам скромничать, с такой фамилией не губернаторствовать нужно, а дальние страны покорять. Только послушайте, как хорошо звучит: ледник Колпаковского или тюльпан Колпаковского, например. Бог мой, я даже немного завидую. Кстати, у меня есть лишнее место в летней экспедиции, что скажите?

– Я бы с радостью, Николай Михайлович, но не могу. На мне город, на мне семиреченский край.

Пржевальский развел руками, мол, все понимаю.

– Не смею уговаривать, Герасим Алексеевич. Экспедиция может и подождать. Но есть у меня к вам одно безотлагательное дело…

– Вот как?

– Да. Строго между нами.

– Что ж, давайте к делу.

Тут Пржевальский напустил на себя таинственный вид и потянулся к переметной суме, с которой не расставался весь день. Распутав тесьму, великий путешественник вытащил из сумы какой-то предмет, завернутый в грязную, всю в бурых пятнах, тряпицу.

– Что это?

– Да вот, разверните-с.

– Ну, нет, – с сомнением посмотрев на подозрительную тряпку, сказал Колпаковский. – Вы, уж как-нибудь сами.

– Как скажите.

Пржевальский развернул тряпицу и поставил на обеденный стол шкатулку из темного отполированного дерева. Открыв ее ключом (даже не ключом, а каким-то крошечным, не больше нательного крестика, ключиком), он откинул массивную крышку и подвинул шкатулку к губернатору. Колпаковский с любопытством заглянул внутрь. На дне шкатулки на подушечке из черного бархата лежала высушенная человеческая рука.

– Что за шутки?! – рассердился губернатор. – Сейчас же уберите это со стола.

– Да погодите, – сказал Пржевальский. – Вы, что ничего не заметили? На ногти, на ногти посмотрите.

Колпаковский заставил себя приглядеться к страшному обрубку. Ногти на руке действительно были странные, непривычно длинные, с тусклым медным отливом. Губернатор постучал по ним столовой ложкой. Послышался звон металла.

– Это что, медь?

– Представьте, да, – сказал Пржевальский.

– Поразительно. И чья же эта рука?

– Это, Герасим Алексеевич, рука жезтырнака!

– Кого-кого?

– Жез-тыр-на-ка, – по слогам произнес Пржевальский. – Персонаж такой из казахских сказок, вроде людоеда с медными ногтями.

– Он, что… существует на самом деле?

– Так же, как и дикая лошадь Пржевальского, – улыбнулся великий путешественник. – Если помните, в Петербурге ее тоже считали выдумкой. Что скажете, Герасим Алексеевич, «жезтырнаки Пржевальского» – звучит?

– Откуда у вас эта рука? – вместо ответа спросил губернатор.

Пржевальский махнул рукой:

– Лучше не спрашивайте.

Заперев шкатулку на ключик, Николай Михайлович стал заворачивать ее обратно в подозрительную тряпицу.

– Я на пороге величайшего открытия, – сказал он. – Это будет триумф! Куда уж там Каульбарсу и Тян-Шанскому.

– Вы, представите свою находку Географическому обществу?

– Разумеется, но для этого мне нужен живой жезтырнак. От обрубка руки, знаете ли, не тот эффект.

– Как же вы собираетесь его поймать?

– Я? – Пржевальский пожал плечами. – Никак. Вы, мне поможете. Или точнее, ваша кульджинская канцелярия.

Глава 1. Кульджинская канцелярия

Адмирал Литке, благообразный старик с собачьими бакенбардами, был частым гостем на заседаниях Русского географического общества, куда его приглашали в память о былых заслугах. Старика усаживали в глубокое кресло на львиных лапах, в котором он по-стариковски, прямо посреди заседания, засыпал. Проснувшись, адмирал долго не мог сообразить, где он находится – в Генштабе или в Географическом обществе. Всюду висели военные карты, всюду сновали сосредоточенные люди в мундирах генерального штаба…

Коканд еще предстояло покорить, смелый разведчик Чокан Валиханов еще не пробрался в герметический Кашгар, но офицеры генштаба уже понимали всю важность научных экспедиций. Экспедиции были источником ценной информации, они проникали туда, где дипломатические миссии терпели провал.

Так в 1845 году усилиями Генерального штаба в Петербурге было открыто Русское географическое общество, позже переименованное в Императорское русское географическое общество. Надо сказать, что некоторые офицеры генштаба так долго и хорошо притворялись географами, что со временем действительно превратились в крупных научных светил.

Между тем империя росла на восток.

Впереди были битвы за Коканд, Кульджу и Хивинское ханство. Генеральному штабу требовалось больше информации, а значит, требовалось больше «научных» экспедиций.

Но одними конвойными казаками экспедиции не обеспечишь. Экспедициям нужны переводчики-толмачи, нужны опытные проводники-мергены. Нужна школа.

И школа появилась.

В городе Верном, в тупике Артиллерийской улочки поставили для туркестанской диверсионно-разведывательной школы серый, похожий на казарму дом с полосатой будкой у ворот. К будке приставили часового, над воротами повесили золотую табличку: «Верненская школа переводчиков и проводников. Императорское русское географическое общество».

Длинное название не прижилось. А так как школу сразу завалили делопроизводством (письма, депеши, карты Кульджи, куда готовилось вторжение русских войск) стали называть ее просто канцелярией, или «кульджинской канцелярией», чтобы не путать с канцелярией генерал-губернатора.

Шло время. Школу расширили.

Она по-прежнему занималась подготовкой первоклассных разведчиков и диверсантов и в то же время Канцелярию стали интересовать местные легенды и загадочные культовые сооружения, разбросанные по туркестанскому краю. Для Генштаба это имело большое практическое значение. Вот например: кто сбивает с дороги путников и заставляет их кружить по казахской степи? Что за неведомая сила? А ведь, если раскрыть ее природу, приручить и поставить себе на службу – ни один Наполеон в будущем не доберется до Москвы!

Не случайно Пржевальский оказался в Верном, не случайно великий путешественник заговорил о Кульджинской канцелярии.

Но оставим Пржевальского на гостеприимной губернаторской даче, а сами заглянем в тупик Артиллерийской улочки, пройдем мимо сонного часового у полосатой будки, мимо парадной с портретами знаменитых разведчиков – Афанасия Никитина и Чокана Валиханова и заглянем в класс, где Николай Николаевич Пантусов, выдающийся ориенталист, читает курсантам школы лекцию по конспирологическому краеведению.

Пантусов стоит за кафедрой, курсанты сидят за партами. Всмотритесь в них. Перед вами будущие Пржевальские, перед вами будущие Каульбарсы…

Правда, нас интересует только один курсант. Вот он, смуглый кареглазый юноша с ежиком темных волос на голове. Юноша сидит на задней парте, рассеянно слушает лекцию и украдкой рисует на полях тетради стычку казаков с кокандской конницей.

Этого юношу зовут Асхат.

Асхату семнадцать лет. По происхождению он из славного казахского рода аргын. Предки его угоняли скот, воевали с калмыками и первыми в казахской степи учили русский язык. Отец Асхата, средней руки бай, выбившийся в волостные, дал своему сыну приличное образование: сначала медресе, где татарин мулла лупил Асхата палкой по спине, заставляя разбирать мудреную арабскую вязь, затем Омский кадетский корпус, где смуглого, не похожего на однокурсников юношу учили военным наукам, французскому языку и танцам.

После Омска Асхат попросился в действующую армию. Но пришли вежливые офицеры в мундирах генерального штаба и после получасовой беседы, где много говорилось о невидимых врагах, об опасности, в которой находится отечество, и тщательном отборе кандидатов (…ты, не подумай, Асхат, мы это не каждому предлагаем), Асхата уговорили подписать кое-какие формальные бумаги и перейти в разведку.

Жизнь разведчика была хорошо знакома Асхату. В основном по беллетристике Пржевальского. Битвы с хунхузами, встречи с диковинными зверями, запретные города, куда отважные разведчики проникали, загримировавшись под караванщиков. Это была жизнь, полная приключений, опасностей и величайших открытий.

«Да-да, конечно, – сказали Асхату вежливые офицеры, – все это непременно будет, и приключения, и величайшие открытия, но сперва придется немного поучиться в школе переводчиков и проводников. Сколько учиться? Да, ерунда, год-другой. Где находится школа? В Верном, слышал о таком городе? Уверены, тебе там понравится».

Вежливые офицеры не соврали.

Город Асхату понравился. Маленький, зеленый, уютный, он раскинулся у самого подножия Тянь-Шанских гор. Горы были так близко, что по ночам на городских окраинах ревели голодные снежные барсы…

Незаметно прошел год. Асхат перешел на второй курс и готовился к выпускным экзаменам.

Но пусть об этом расскажет сам Асхат…

***

На лекции я был рассеян.

Утром получил письмо от товарища по кадетскому корпусу. Прочел его по дороге в школу и расстроился. Все наши теперь при настоящем деле, кто на Кавказе, кто на Балканах. У Буланова два ранения в стычке с горцами, у Ицкевича боевая награда «за проявленную храбрость», а у меня… у меня только оценки в табели…

Скорее бы экзамены.

Вот сдам их, и начнется совсем другая жизнь. Кто знает, может быть, попаду к Пржевальскому, говорят он готовит новую экспедицию в Тибет… Или начнется война с Кокандом и мне дадут секретное задание. Какое мне могут дать задание? Ну, скажем, под видом купца проникнуть за вражеские стены, чтобы ночью открыть нашим войскам городские ворота…

Я живо представил себе неприятельский город, опоясанный желтой крепостной стеной. Вот, переодетый в купеческое платье, я пробираюсь за стены с каким-нибудь попутным караваном. Хожу по городу, собираю ценную информацию, а ночью возвращаюсь к воротам и угощаю стражу вином, в которое загодя добавил снотворное зелье. Стражники пьют, потом засыпают, выпустив алебарды из ослабевших рук, а я снимаю с городских ворот тяжелый засов, наваливаюсь плечом на створки и, распахнув ворота, подаю условный сигнал. Ярко светит луна. Где-то в поле за городом мигает ответный сигнал и вскоре, в полной тишине, к воротам подходит наша кавалерия. Она растекается по городу, то тут, то там вспыхивают пожары. К утру город взят.

«Это все благодаря одному единственному человеку!» – так скажет в своей торжественной речи наш генерал…

– Эй, – товарищ по парте толкнул меня локтем в бок.

– А?

– Уснул что ли?

– Да нет, задумался…

– Пантусов на тебя смотрит.

Я отогнал мысли о грядущих подвигах и заставил себя вернуться к лекции. Что там говорит Пантусов? Что-то про иссыкский курган. Про то, какой он особенный и непохожий на все остальные курганы. Мол, где это видано, чтобы скифы хоронили своих мертвецов в гробах, да еще в железных?

Неожиданно лекция прервалась.

В дверь постучали, и на пороге класса возник дежурный офицер. Пантусов спустился с кафедры, подошел к дежурному и о чем-то коротко с ним переговорил. Потом обернулся к классу, взгляд его начал переходить от курсанта к курсанту и, к моему удивлению, остановился на мне.

– Ботабаев…

Я встал из-за парты.

– Да, Николай Николаевич?

– Вас к директору, к полковнику Беку.

– Разрешите идти?

– Идите, от занятий вы на сегодня свободны.

Меня вызывает Бек! Но зачем? Может у меня неприятности по учебе? Странно…

Но настоящие странности были впереди.

***

Дежурный, доложивший обо мне полковнику, придержал дверь и сказал: «Вас ждут».

Я зашел в кабинет директора. Легенда степного сыска полковник Бек не любил канцелярскую мебель. В кабинете не было ни стульев, ни громоздких письменных столов. Обстановка некоторым образом напоминала казахскую юрту. Под ногами лежали толстые ковры. Они же украшали стены. В углу, под портретом государя, за невысоким круглым столиком-дастарханом сидел на полу, поджав под себя ноги, маленький сухощавый человек в расстегнутом от жары мундире.

– Курсант Ботабаев Асхат по вашему приказу прибыл, – говорю я.

И слышу в ответ: – Сядь.

Я сажусь на ковер. Бек не поднимает головы от карты, придавленной к столу книгами и саблей в ножнах. В руке у него штабное увеличительное стекло, без которого не разобрать названий рек, аулов и городов, нанесенных на карту мелким муравьиным письмом.

– Сколько раз говорил, – ворчит он себе под нос, – нанесите на карту Чимкент…

Я откашливаюсь и вдруг неожиданно для себя подсказываю шефу координаты потерянного города. Впервые за время моего присутствия он поднимает на меня красные от бессонницы и крепкого кумыса глаза.

– Это точно?

– Да, мырза.

Бек быстро, что-то помечает чернилами на карте.

– Ты чимкентский, что ли? – спрашивает он.

– Нет, мырза.

Односложный ответ его не устраивает, и тогда, поощренный кивком, я продолжаю:

– Готовлюсь к выпускным экзаменам. Много читаю.

Бек откидывается на ворох подушек, дотягивается рукой до бурдюка с кумысом и, перебалтывая его, смотрит на меня с озорством.

– Какой факультет?

– Языки и этнография.

– Тебя проверить?

– Да, мырза.

– Наказание за барымту?

– От двух до пяти лет каторги, с частичной или полной конфискацией скота. У некоторых казахских родов практикуется самосуд – отсечение руки, клеймение вора.

– Сколько рек течет в Семиречье?

Это вопрос с подвохом, но правильный ответ я знаю.

– Девять рек. Семь наземных – Лепсы, Каратал, Или, Чу, Аксу, Коксу – и… сейчас-сейчас… вспомнил… Тентек! И две подземные реки – Жылан и Коркыт.

Бек улыбается, и вопросы начинают сыпаться один за другим.

– Столица Коканда? Площадь острова Барсакельмес? Словесный портрет Худояра…

Вопросы мне хорошо знакомы, и я отвечаю на них, почти не задумываясь. Задав еще пару вопросов, Бек наконец иссяк. Сделал долгий глоток кумыса. Тыльной стороной ладони стер белую пенку с губы. Подобрался и стал серьезен.

– Что ж, смотрел твою характеристику, Асхат… учеба в Омске, перевод в Верный, оценки хорошие, преподаватели тебя хвалят, вредных привычек нет. Пора показать себя в настоящем деле, а, курсант?

В настоящем деле? Мне, курсанту, хотят поручить дело?!

– Значит так, – продолжал Бек, – от занятий я тебя освобождаю на месяц. У тебя задание, и задание это – с самого верха. Держи, все материалы в этой папке.

Я поймал брошенный мне через стол запечатанный пакет. Дело с самого верха! Подавив желание немедленно сорвать печать, я спросил:

– Что-то серьезное, мырза?

– В нашей работе все дела серьезные, – усмехнулся Бек. – Свободен.

Уже выходя из кабинета, я услышал:

– Стой, чуть не забыл. В деле тебе понадобится мерген.

– Приму к сведению, мырза!

– Помолчи и послушай. Свободных мергенов в канцелярии ты сейчас не найдешь. Но есть один, мы его на пенсию недавно отправили, зовут Жумагали. Запомнил?

– Так точно!

– На всякий случай давай запишу.

Бек вытащил чистый лист бумаги и что-то на нем написал.

– Вот его адрес, – сказал он, протягивая мне бумагу. – Сходи к нему на Кучегуры, он тебя проконсультирует. Желаю удачи.

Глава 2. Мерген

Пароконный экипаж с табличкой девятого маршрута подкатил к остановке на углу cенного базара. Мальчишка-кондуктор, спрыгнул с подножки и заголосил: «Конечная! Кучегуры! Сенной базар!» Оплатив проезд, я вышел из душного вагона и пошел пешком по Дунганской улице.

Кучегуры – это западный край города, а точнее город в городе, где живут дунгане, уйгуры и сарты. На Кучегурах пряничная архитектура губернского городка отступает перед саманным Востоком. Идешь по узкой, мощеной желтым кирпичом улочке и как будто попал в Хиву: слева и справа тянутся серые дувалы, за дувалами цветет урюк и на плоских крышах женщины поют песни и ткут невиданной красоты ковры. Нумерации на Кучегурах нет, нужный дом я искал по бумажке, которую мне выдал полковник Бек. Там было написано: «Прямо по Дунганской улице. Дом недалеко от мечети. Спросить Жумагали».

Кстати, вот и мечеть.

Старьевщик-уйгур, у которого я спросил дом мергена, бросил свою тележку, улыбнулся и сказал:

– Мерген? Да вот же он, у тебя за спиной!

Я обернулся и увидел невысокого мужчину в пестром халате и ермолке на бритой голове. Мужчина только что вышел из дома и запирал калитку на ключ.

Так вот он какой, мерген!

О мергенах я был наслышан, это были серьезные ребята. Как говорят у нас в канцелярии: настоящие мастера скрадывания! Представляя себе встречу с мергеном, я думал, что увижу хмурого, немногословного старца с каменным лицом балбала. А еще у него должен быть такой пронзительный взгляд с охотничьим прищуром и белесый шрам, косо пересекающий бровь…

Но мерген оказался совсем не таким.

Это был моложавый мужчина вполне заурядной внешности. Бородка клинышком, густые усы, небольшой выпирающий животик и хитринка в серых внимательных глазах. Когда я его окликнул, он остановился и, смерив меня быстрым взглядом, сказал:

– Чего тебе?

От волнения я забыл имя мергена.

– Простите, вы… э-э… Жумагали? – сказал я, заглядывая в бумажку.

– Я Жумагали. Ты за насваем? Кулек – пятнадцать копеек.

– Что? Нет! Какой насвай? Мне нужен мерген… Жумагали…

– Говорю же, я мерген, чего надо?

– Я из канцелярии.

– А-а, так бы сразу и сказал. Пойдем.

Жумагали вернулся к калитке, открыл ее ключом и посторонился, пропуская меня вперед. За дувалом оказался небольшой внутренний дворик, через который к дому шла мощеная камнем дорожка. По сторонам от дорожки буйно зеленели грядки – кажется, табака и конопли.

– Как, говоришь, тебя зовут?

– Асхат.

– Курсант?

– Да, так точно.

– Давай проходи в дом, Асхат, там поговорим. Извини на счет насвая, принял тебя за клиента… кхе… кхе…

Ну и дела, за клиента он меня принял, да он же торговец насваем! Может, повернуть назад, пока не поздно?

Тут я представил себе полковника Бека: как после месяца бесплодных розысков, он отбирает у меня дело и отдает его другому курсанту. Нет! Никуда я не поверну. В конце концов, какое мне дело, чем там приторговывает этот… как его… Жумагали…

Дверь, ведущая в дом, была открыта. Когда мы подошли к порогу, мерген легонько подтолкнул меня в спину, зашел следом и прикрыл за собой дверь. В доме стояла приятная прохлада. Жумагали провел меня в комнату для гостей и усадил за дастархан. Я с любопытством осмотрелся. По углам комнаты пылились звериные чучела: бурый тянь-шанский медведь на задних лапах, пара волков и бородатый горный козел с раскидистыми рогами, на которых по-домашнему уютно висел малахай мергена. Стены украшали домбры всевозможных видов. Похоже, что мерген любил музыку. Там же на стене был подвешен за ружейный ремень охотничий карамультук в дорогой отделке, на ложе которого я разобрал девиз: «Белi бүкір, алысқа түкір».

– Наградной, – сказал Жумагали, перехватив мой взгляд. – От самого генерал-губернатора Гасфорта… кхе… кхе…

Была у него такая странная манера посмеиваться: сразу и не поймешь, то ли он смеется, то ли покашливает.

– Так ты говоришь, из канцелярии?

– Да, я к вам по важному делу.

– Чая, кстати, нет, – вдруг, сообщил он, виновато разводя руками. – Как раз собирался идти на базар за чаем, а тут ты…

– Нет-нет, не беспокойтесь, я уже завтракал, можем сразу перейти к делу.

Мерген подстелил под себя подушку-корпе и уселся напротив меня.

– Ну, давай рассказывай, в чем дело. Консультации у меня, между прочим, платные… кхе… кхе…

Я достал из планшета папку с материалами дела и передал ее мергену. Жумагали быстро пробежал глазами по бумагам.

– Так-так, что тут у нас… распоряжение генерал-губернатора… найти… задержать… доставить живым в крепость… в общем, понятно – розыскное дело.

– Да, все верно, надо поймать какого-то Жезтырнака. Наверное, это кличка. Вы что-то слышали об этом типе?

Мерген поднял на меня глаза.

– Конечно, слышал, – сказал он, улыбаясь. – От бабушки в детстве, сказка еще такая была «Жезтырнаки и Мамай».

– Не понял, какая сказка?

– Ну, сказка про охотника Мамая. Помнишь, как один охотник заночевал в степи, и ночью к его костру подсел жезтырнак… ой, ты же городской парень, может, ты не знаешь, кто такие жезтырнаки?..

– Вообще-то, знаю. Но причем здесь сказка?

– Как причем? Написано же тут в деле, вот читай: поймать жезтырнака, доставить живым… и так далее.

– Вы смеетесь надо мной, да?

– Нет.

– Я… я думал, это кличка такая – Жезтырнак… жезтырнаков же не бывает!

Я смотрел на мергена, и Жумагали уже не улыбался.

– Ну почему не бывает? – сказал он совершенно серьезно. – Я, например, лично убил двоих. Правда, это было давно. Не знал, что они еще остались.

Так, спокойно! Может быть, тут путаница в терминах? Скажем, я знаю, есть в степи одичавшие люди, которые утратили человеческий язык – чем не жезтырнаки?

Но мерген продолжал настаивать на своем: жезтырнаки – это жезтырнаки, да, те самые чудища из сказок, а не какие-то одичавшие бродяги.

– Ну, хорошо, – сказал я мергену, – спорить с вами не буду, но тогда получается, что мне – простому курсанту, и вдруг доверили такое… сверхъестественное дело. С чего бы это?

Тут мерген усмехнулся, совсем как полковник Бек, когда поручал мне сегодня «серьезное» дело.

– А ты не понял? Видишь ли, Асхат, охота на жезтырнака – это, конечно, сверхъестественное, как ты говоришь, задание, но это не наше дело. Уже не наше. Оглянись вокруг. Мы почти на военном положении, балам. Кому нужен этот несчастный жезтырнак, когда весь туркестанский край кишмя кишит шпионами и провокаторами? Вот-вот начнется война с Хивой и Кокандом. Наша Канцелярия стоит на передовой и занимается настоящими делами, а охота на жезтырнака при всей ее сверхъестественности – это блажь какого-нибудь высокопоставленного лица, спущенная через нашего губернатора вниз. Понимаешь? Полковнику Беку вообще не до этого. В Ташкенте после недавнего провала, я слышал, идет эвакуация наших ребят. Всех не вытащили. Как думаешь, есть у него сейчас время на каких-то там жезтырнаков?

Вот теперь до меня дошло…

Выходит, дело поручили мне, потому что, с одной стороны, полковник Бек не мог проигнорировать приказ, спущенный с самого верха, а с другой, справедливо считая, что не вправе отвлекать на подобные дела опытных оперативников, отдал его первому попавшемуся на глаза курсанту с хорошими отметками.

Наверное, я не справился со своими чувствами, потому что мерген вдруг смягчился и сказал, заглядывая мне в глаза:

– Да ладно тебе, не расстраивайся, Асхатжан. Лично для тебя все совсем неплохо. На таком деле хорошо учиться, поверь мне. Справишься с ним, и в следующий раз тебе дадут настоящее дело.

Мерген, был прав. Неважно, какое дело мне поручили. Я просто должен его выполнить. То есть не я, а мы. Потому что без мергена, понятно, у меня ничего не выйдет. Я даже не знаю где искать их – этих жезтырнаков.

– Слушай, а кто тебе сказал обратиться ко мне? – вдруг спросил мерген.

– Полковник Бек, он поручил мне дело, он же порекомендовал вас и даже дал адрес.

– Вот старая лиса, – усмехнулся Жумагали. – Так и знал, что это его проделки.

– А что такое?

– Да то, что засиделся я дома. Вышел на пенсию, делать особо нечего, ковыряюсь тут себе в огороде, барыжничаю насваем… тьфу…

Мерген встал и подошел к зеркалу, висевшему над умывальником.

– Вот, полюбуйся, живот уже начал расти, – сказал он, обращаясь, не то к себе, не то ко мне. – Хитрый Бек, конечно, прав! Одного я тебя на это дело не отпущу, на это он и рассчитывал.

– Так, вы мне поможете с этим делом?

На какое-то время Жумагали задумался, потом, пробормотав «на кого же оставить огород…», вздохнул и сказал:

– Честно говоря, мне это дело нужно не меньше, чем тебе, Асхат. Я в открытой степи год не был… можешь себе представить? Целый год!

Мерген собрал со стола бумаги, сложил их в папку и вернул мне в руки.

– Ладно, за дело я возьмусь, не переживай, и за консультации платить мне не надо, – сказал он. – Но есть правило, которое мы с тобой должны обсудить.

– Какое правило?

– Дело поручили тебе, но главным в нашей команде буду я. Без обид. Охота на жезтырнака – это не веселая прогулка на природе, понятно? Будешь делать все, что скажет дядя Жумагали! Есть возражения?

Конечно, я почувствовал легкую досаду, мне так хотелось попробовать себя в роли старшего оперативника, раздающего четкие, отрывистые команды вроде: «Жумагали, видишь жезтырнака?», а он мне: «да, мырза Асхат, вижу, берем?», а я ему: «берем!»

Но я понимал, что командовать опытным, старшим по возрасту, мергеном у меня не получится, а без мергена я ничего не сделаю, поэтому я сказал:

– Нет, дядя Жумагали, возражений нет!

– Вот и отлично… кхе… кхе…

– А как мы его будем ловить? Вдвоем?

– Нет, балам, без хорошей собаки нам не обойтись. Нам же нужен живой жезтырнак, правильно?

Я кивнул. В деле особо подчеркивалось, что жезтырнака нужно взять живым.

– Значит, так, – сказал мерген. – Завтра с утра возьми в Канцелярии бумаги на собаку, потом зайдешь за мной, и поедем с тобой в питомник.

– Это куда?

Мерген посмотрел на меня с легким укором.

– Да ты, я смотрю, совсем не в теме. К дяде Егору, куда же еще?

Глава 3. Егор

Солнце поднималось над макушками Тянь-Шанских гор. Пели птицы в карагачах. С пригородных дач люди тянулись на городские рынки.

Пока мы ехали к дому Егора на казачий выселок, Жумагали занимал меня рассказами о питомнике и легендарном Агкуше – белом, без единого пятнышка алабае, за которого сам правитель Коканда Худояр-хан сулил золотой слиток размером с собачью голову. Между прочим, тот самый Худояр, известный своей фантастической скупостью. Я пытался представить себе вес слитка и перевести его в рубли… целое состояние!

– А что Егор? Продал Худояру Агкуша?

– Да ты что, собаки для Егора – как дети родные. Вот ты бы продал своего сына?

– У меня его нет, но да, не продал бы.

– Вот видишь. Худояру Егор, конечно, отказал, и теперь, говорят, обидчивый хан вновь сулит золотой слиток, но уже за голову самого Егора.

***

Егор, здоровенный кудрявый казак в гимнастерке без ремня, стоял у ворот дома и выгонял со двора коров. Увидев Жумагали, Егор издалека помахал нам рукой, а когда мы подъехали к дому и спешились, по-приятельски обнялся с мергеном.

– Как ты, Жумаш?

– Да потихоньку, сам как?

– Не жалуюсь, – ответил Егор.

– Это вот Асхат, – представил меня мерген. – Подающий большие надежды оперативник… кхе… кхе…

Егор протянул мне руку.

– Рад знакомству. В первый раз у меня?

– Да, в первый.

– Собак не боишься? Они у меня без привязи, но тебя не тронут, ты, главное веди себя спокойно.

– Да, хорошо, я понял.

Предупредив насчет собак, Егор придержал ворота, чтобы мы завели лошадей.

За воротами мы оказались на широком, утоптанном подворье, которое подковой, охватывал низкий бревенчатый дом. На дворе без привязи лежали алабаи Егора – дюжина огромных, не обративших на нас особого внимания псов. Пока Егор пристраивал лошадей в конюшню, я смотрел на собак, пытаясь угадать, по недавним рассказам Жумагали, кто из них кто. Вот этот белый, похожий на заснеженную гору, наверное, и есть тот самый легендарный Агкуш! Этот, с черным пятном на груди, похоже Монгол, а этот, подбежавший к Жумагали, конечно, Великхан, он же Вася – любимчик мергена.

Но какие же они все огромные! Я даже не знал, что бывают такие собаки!

Вернулся Егор и, узнав, что мы не в гости, а по работе, расстроился.

– Ты хоть на выходные забегай, Жумаш, – сказал он мергену, – а то все по службе да по службе.

Тут Егор вспомнил.

– Погоди, ты же на пенсии? Какая еще служба?

– Да вот, – сказал мерген, кивая на меня, – учу молодую смену.

– Это дело хорошее, – сказал Егор. – Хотя, смотря чему, ты там учишь…

Егор толкнул локтем мергена в бок, и они громко рассмеялись. Продолжая посмеиваться, Егор взял бумаги на собаку.

– Что тут… а-а розыскное дело… если возьмешь Великхана, обрати внимание на задние лапы: что-то не нравится мне, как он их подволакивает.

Жумагали замялся.

– Да, я не за Васькой.

– А за кем?

– Дай нам Агкуша.

– Агкуша? – нахмурился Егор. – А без него не обойдется? Ты же знаешь, Жумаш, я его больше не даю. После того случая в Отраре…

– Нам по нежити отработать надо.

– Ну, если по нежити, могу Борбасара дать – он молодой, как раз его надо натаскивать.

Егор повернулся к собакам и легонько свистнул:

– Борька, иди сюда. Ко мне, Борбасар.

К нам подбежал белый с рыжими подпалинами волкодав.

– Вот, смотри, как вымахал, – говорил Егор, поднимая алабая за передние лапы. – Команды все знает, спокойный, уравновешенный. Борбасар, лежать!

Услышав команду, алабай послушно улегся у ног Егора.

– Молодец! А теперь голос! Голос, Борбасар!

Эту команду Борбасар проигнорировал. К моему удивлению, Егор его опять похвалил.

– Он же не выполнил команду, – сказал я Егору.

– Потому и хвалю, что не выполнил, – улыбнулся Егор и пояснил: – Ловчему алабаю брехать не положено. Ловчий алабай идет на волка и нежить молча, правильно говорю, Жумаш?

– Совершенно верно, – подтвердил мерген.

– Ну, как тебе Борбасар?

– По-моему отличная собака. Я его заберу на пару дней, хорошо? Пусть попривыкает ко мне.

– Добро. Ну, о делах вроде бы все?

– Вроде все, – сказал Жумагали.

– А что это у тебя в кармане оттопыривается?

– Где?

– Да вот же. Это то, что я думаю?

Егор и Жумагали хитро переглянулись и засмеялись.

– Глаз-алмаз, – ухмыляясь, сказал мерген и вытащил из кармана, перевязанный грубой бечевой пакет, от которого резко пахнуло табаком.

Боже! Опять он со своим насваем! Не удивлюсь, если он и жезтырнакам его продает!

– Прячь скорее, – передавая пакет Егору, сказал мерген. – А то Света в окно увидит.

Воровато оглянувшись на дом, Егор спрятал пакет под гимнастерку.

– Ну, – сказал он неестественно веселым голосом, – собак поглядели, теперь прошу в дом, хозяйка уже накрыла стол.

***

Позже, провожая нас за ворота, Егор не выдержал и спросил мергена:

– Слушай, если не секрет, а по кому будет работать Борька?

Жумагали почесал голову под малахаем.

– Да так, по жезтырнаку.

– Тьфу, пакость, – разочарованно сплюнул Егор. – Я-то думал, на дэва идете, а тут жезтырнак какой-то, дался он вам…

Глава 4. Охота

На рассвете двадцатого мая в стране дикокаменных киргизов Николай Михайлович подстрелил неизвестную науке серую птицу и, подняв ее за крыло, с любопытством рассматривал будущую дрофу Пржевальского. В тоже время на другой стороне Заилийских гор, Асхат и Жумагали покинули город Верный.

Кони шли ровной неторопливой рысью. Рядом легкой пружинистой походкой бежал Борбасар – белый с рыжими подпалинами на животе волкодав. Единственную вьючную лошадь Жумагали держал в поводу. Среди тюков с походным барахлом Асхат заметил рабочий карамультук мергена. Это было простое, надежное оружие без инкрустации и позолоты. На потертом прикладе Асхат разглядел маленькие красноречивые зарубки, но так и не решился спросить мергена, что они означают – убитых тигров, жезтырнаков или врагов.

Кончились небольшие перелески, и открытая степь потянулась до самого горизонта.

После учебы в Омске, Асхат впервые оказался так далеко в степи. Все ему было в диковину – беркуты, парящие в небе, словно бумажные китайские змеи; пугливые суслики, похожие на крохотных каменных балбалов; ящерки-пилигримы, пересекающие степь верхом на черепахах…

Но больше всего его занимала охота.

Как они выследят жезтырнака? Где будут его искать? Как он вообще выглядит, этот жезтырнак? На все его расспросы Жумагали отвечал неопределенно: «Потом, балам, потом».

***

Когда отряд поравнялся со степным балбалом, Жумагали вдруг объявил привал. Развьючили и стреножили лошадей, развели огонь, на котором вскипятили воду. В кипящую воду мерген побросал белые шарики твердого курта, горсть проса и дикий лук, который он нарвал тут же, буквально под ногами. Борбасар позаботился о себе сам: отбежал в степь и вскоре вернулся, держа в зубах упитанного сурка.

После обеда Жумагали поднялся на холм к балбалу. Балбал – покосившийся каменный истукан, вкопанный на вершине холма, щурил на мергена хитрющие глаза. На поясе у истукана висел кинжал, вырезанный довольно детально, голову прикрывала круглая шапочка, руки сжимали чашу.

Предупредив Асхата, чтобы тот погулял в сторонке, Жумагали обмазал балбалу губы конским жиром, плеснул в каменную чашу водки и, усевшись перед истуканом, начал рассказывать ему последние новости: кто с кем сейчас воюет, почем на базарах китайский шелк, сколько жен у пишпекского бекляр-бека…

Асхат, ничего не понимал в происходящем, но крепился и помалкивал. Поболтав с истуканом минут десять, Жумагали встал, поклонился балбалу и стал собираться в дорогу.

За день им встретились три балбала. У каждого истукана мерген повторял свой загадочный ритуал. Каменному батыру с круглым щитом, он повязал охотничий пояс и спел воинственную песнь из эпоса о разбойнике Кобланды, а древнему балбалу в виде простоволосой женщины с младенцем на руках – подарил позолоченные серьги и рассказал сказку про старичка Канбака.

У последнего балбала они остановились на ночь.

***

После ужина, греясь у ночного костра, мерген, наконец, разговорился.

– Ну, давай, – сказал он Асхату, – выкладывай свои вопросы.

– Дядя Жумагали, а убить жезтырнака трудно?

– Нет, не трудно, сам подумай: у него когти и зубы, а у меня карамультук.

– А как мы его выследим? С помощью Борбасара?

– Нет, балам. У жезтырнаков нет своего запаха.

– Как, совсем?

– Ну, пахнуть они, конечно, пахнут, например, у них есть примитивная одежка из невыделанных шкур, вонь, скажу тебе, та еще… но своего запаха у них нет и собаки тут бесполезны.

– А зачем мы взяли Борбасара? – спросил Асхат.

– Во-первых, в степи с собакой всегда спокойней – ни зверь, ни человек врасплох тебя не застанут. Во-вторых, наша задача взять жезтырнака живым, а это работа для ловчего алабая, натасканного на нежить.

– Понятно, но как же мы выследим жезтырнака?

Мерген подбросил в костер дрова и рукою отогнал от себя дым.

– Есть один старый испытанный способ, балам…

Асхат подался вперед. Вот сейчас, Жумагали откроет ему свой профессиональный секрет, который мергены, наверное, испокон веков передают от отца к сыну…

Мерген зевнул, почесал под малахаем голову и сказал:

– Жезтырнака выследят аруахи…

– Аруахи? В смысле духи предков? – уточнил Асхат.

– Ну, да, – сказал мерген.

Асхат почувствовал разочарование. Сперва жезтырнаки, в существовании которых он сомневается до сих пор, а теперь вот еще аруахи…

– То есть мы будем ловить мифического жезтырнака с помощью мифических аруахов?

– Ты и в аруахов не веришь? – удивился Жумагали.

– Существование аруахов научно не доказано, – сказал Асхат.

Мерген презрительно сплюнул в траву.

– Скажешь тоже, «наука»… твоя наука много чего не может доказать. Или может у тебя есть свой научный способ, как поймать жезтырнака? Давай поделись, я послушаю.

Асхат понял, что лучше не показывать мергену свои сомнения и извинился.

– Просто не укладывается это все в голове, – сказал он оправдываясь.

– А, ты привыкай, балам, раз взялся за такое дело. На чем я остановился?

– Аруахи, – подсказал Асхат.

– Да… мы – казахи любим, чтобы кто-нибудь решал наши проблемы за нас. Такой уж мы народ. Чуть что – сразу бежим к аруахам. Вот только просьбы сейчас обмельчали. Раньше аруахи выигрывали для наших предков битвы, а теперь люди выпрашивают всякую ерунду, то деньги, то скотину, то должность волостного. Мало того, никто уже не ездит в степь к балбалам. Обленились…

Асхат посмотрел на каменную женщину. В отсветах костра балбал казался одушевленным, и каменное лицо, обращенное к младенцу, то хмурилось, то улыбалось.

– Я правильно понял, чтобы попросить о чем-то аруахов, надо искать балбал?

– Правильно. Балбалы стоят в степи не просто так. Аруахи слушают их ушами. Когда ты обращаешься к аруахам в молитве – ты обращаешься к пустоте. Когда ты обращаешься к балбалу – ты обращаешься к самим аруахам, словно они сидят напротив тебя. Опять же, чтобы попросить аруахов, ты проделываешь определенный путь. Скажем, если у тебя есть просьба ко мне, ты ведь не будешь отправлять посыльного. Ты придешь ко мне домой, мы с тобой попьем чай, приятно побеседуем, а потом поговорим о твоей просьбе, так?

– Да, – сказал Асхат.

– Вот и с балбалами так же. Мы к ним в гости с подарками, с приятными разговорами, а они нас выслушают и не откажут.

– А почему мы объехали трех балбалов? Одного было мало?

– Ну, я немного подстраховался, – улыбнулся мерген.

Асхат потер лоб.

– Жумагали-ага, вас послушать, так аруахи реальны, жезтырнаки реальны… Получается, все сказки реальны? Взять эту, про старичка Канбака, которую вы сегодня рассказывали балбалу, неужели жил на земле такой крохотный старичок, ростом с лисицу?

– Нет, – сказал мерген. – Таких старичков не бывает.

Асхат почувствовал облегчение.

– Ну, хотя бы сказка про Канбака, – пробормотал он, – всего лишь сказка.

– Погоди, – посмеиваясь, сказал мерген, – я не договорил. Старик-то в той сказке был самый обыкновенный, а вот лисица… лисица была ростом со старика. Я потом видел одеяло из ее шкуры: целая семья, между прочим, могла укрыться под ним.

Увидев лицо Асхата, Жумагали рассмеялся: – Ты думал сказки сочиняют, чтобы народ повеселить, да детей малых попугать? Не все так просто, балам. Вот скажи, сколько у нас в степи грамотных?

– Немного, наверное…

– Немного. Поэтому у нас книги не в ходу, вся информация хранится и передается устно, правильно?

– Да.

– А куда лучше всего поместить информацию, чтобы она не забылась, чтобы у всех была на устах?

– В сказки? – догадался Асхат.

– Ну, конечно. В песни и сказки. Ты говорил, что читал сказку про охотника Мамая, а ведь это не просто сказка, это буквально подробная инструкция для мергенов, как вести себя при встрече с жезтырнаком в открытой степи. Так-то…

Асхат начал перебирать в голове все известные ему сказки. Интересно, что Жумагали скажет про жалмауыз кемпыр? А про подземного царя или коварную албасты? Но тут мерген объявил, что вопросов на сегодня хватит и надо ложиться спать.

Встав на ноги, Жумагали подошел к вьючной лошади и снял с нее скатанные в рулон одеяла. Одно одеяло он оставил себе, другое передал Асхату.

– Дядя Жумагали, – спросил Асхат, – можно последний вопрос?

– Давай.

– А как нам ответят аруахи? Как мы их услышим?