Ушебти бесплатное чтение

• Там, взглянув на пустынную реку,
• Ты воскликнешь: «Ведь это же сон!
• Не прикован я к нашему веку,
• Если вижу сквозь бездну времён».

Николай Гумилёв

Пролог

(из стенограммы)

Входит президент РФ. Присутствующие встают.

Президент РФ: Так, я вижу, все в сборе? Хорошо, значит, можем начинать. Коллеги, я собрал вас в этом непривычном для некоторых месте…

Министр обороны: …с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие…

Президент РФ: Будешь перебивать – назначу министром культуры, а ему форма не полагается. Придётся ордена на майке носить.

(в зале смешки)

Я продолжаю: …я собрал вас в этом непривычном месте, чтобы обсудить информацию, которая сначала показалась мне глупой и нелепой, а потом, признаться, поставила в тупик. На всякий случай предупреждаю: всё, что вы здесь услышите – государственная тайна. Не должно быть ни малейшей утечки. Слышите, Михаил Борисович?

Директор Государственного Эрмитажа: Я всё понял, Владимир Владимирович.

Президент РФ: Вот и хорошо. Вообще, прошу всех отнестись к тому, что вы сейчас услышите, с максимальной серьёзностью. Слово имеет директор ФСБ. Прошу, Александр Васильевич.

Директор ФСБ: Спасибо.Чтобы не отнимать лишнего времени, докладываю конспективно. Итак, дело началось с того, что несколько дней назад ко мне на приём записался господин Захи Хавасс, генеральный секретарь высшего совета по древностям Египта.

Директор Государственного Эрмитажа: Я давно знаю доктора Хавасса! Это настоящий учёный, один из крупнейших египетских археологов, очень приятный человек. Гм, простите, я, кажется, вас перебил…

Директор ФСБ: Ничего. Итак, как я уже сказал, ко мне на приём записался господин Хавасс. Вы понимаете, что направления деятельности Федеральной службы безопасности довольно далеки от египетской археологии, но если мои сотрудники сочли, что встреча необходима, значит, дело серьёзное. Так оно, к сожалению, и оказалось. Доктор Хавасс выглядел подавленным, очень расстроенным и даже испуганным, а в конце беседы ему стало плохо с сердцем, и пришлось вызывать кардиологическую бригаду.

Президент РФ: Что с нашим гостем? В каком он состоянии? Вы же понимаете: опять пойдут разговоры о кровавых застенках Лубянки!

Директор ФСБ: Ну, не скажу, что Хавасс безупречно здоров, но угрозы для его жизни сейчас нет. Перед выездом на совещание я связался с нашими медиками. Доктор уже переведён из реанимации в отдельную палату, он идёт на поправку. Мне сказали, что в приступе нет ничего удивительного: пожилой человек, переволновался, а тут ещё авиаперелёты, непривычный климат…

Директор Государственного Эрмитажа: Хавасса на раскопках несколько раз кусали ядовитые змеи и, по-моему, током било… В Египте быть археологом вообще небезопасно.

Директор ФСБ: Ну, вот, ещё и змеи! Этого я не знал. Но в любом случае наши врачи сработали на пятёрку.

Президент РФ: Медиков надо поощрить!

Директор ФСБ: Уже выполнено. Разрешите продолжать?

Президент РФ: Пожалуйста.

Директор ФСБ: Как вы все, несомненно, помните, недавно в Египте происходили крупные беспорядки, инспирированные радикальными исламистскими группировками. Беспорядки имели место в основном в Каире и сопровождались поджогами, грабежами, актами насилия и даже убийствами. В частности, банды молодчиков вломились в Каирский музей древностей и разграбили его. Многие экспонаты были уничтожены, повреждены или украдены. Этот музей и ранее подвергался ограблениям, но большую часть похищенного обычно удавалось вернуть, однако в этот раз события приобрели неожиданный оборот.

Что именно исчезло из музея, для нас сейчас неважно, хотя у доктора Хавасса есть подробный список похищенного, а у меня копия. Важно другое. Помните анекдот про студентов мединститута, которые на семинаре по латыни случайно вызвали дьявола? Так вот, погромщики, вероятно, сами того не желая, что-то сделали с экспонатами, причём, что именно, установить не удалось. Но после того как беспорядки подавили и в музее стали наводить порядок, служители заметили, что там стали происходить странные вещи, которые невозможно объяснить с точки зрения материалистической науки.

Президент РАН: А какие именно? Можно поподробнее?

Директор ФСБ: Пожалуйста. Прежде всего, по ночам стали светиться ушебти .

Министр обороны: Кто такие, чёрт возьми, эти ушебти? Слово как из анекдота…

Директор Государственного Эрмитажа: О происхождении этого слова учёные давно спорят, и единого мнения нет. А в общем, ушебти – это что-то вроде заархивированного раба, который должен будет служить усопшему египтянину в загробном мире, называемом Дуат . В нашем мире это такие маленькие погребальные фигурки, в Древнем Египте их делали из дерева или алебастра. Иными словами, в мире мёртвых фигурка должна превратиться в полноценного раба и служить хозяину. Вообще-то таких статуэток должно быть триста шестьдесят пять, по числу дней в году, но обычно их гораздо меньше, несколько десятков, но зато попадаются они почти в каждой гробнице, ну, кроме тех, что ограблены дочиста. Ушебти великое множество в экспозиции любого уважающего себя музея, богатая коллекция имеется и в Эрмитаже. Раньше в Египте это был самый популярный сувенир для богатых туристов – маленькую статуэтку ведь легко вывезти, поэтому они расползлись по всему свету, особенно их много в Англии и во Франции. На каирском базаре и сейчас из-под полы можно купить якобы самую настоящую ушебти, «из неизвестной гробницы», а на самом деле их фабрикуют в задних комнатах той же лавочки, в которой и продают.

Директор ФСБ: Спасибо, доктор Хавасс мне примерно так и объяснил.

Министр обороны: Ну светятся, ну и что?

Президент РФ: Да помолчи ты! Сейчас узнаешь.

Министр обороны: Виноват!

Директор ФСБ: Светящиеся ушебти – это полбеды. Да только начав расследовать непонятные явления, доктор Хавасс обнаружил в подвале музея кое-что ещё, а именно – наполовину действующий портал. Предположительно – в подземный мир Древнего Египта, иначе говоря, в царство мёртвых, на тот свет.

Президент РАН: Этот Хавасс – он что, кальяна обкурился? Или вещества употребляет?

Директор ФСБ: (бросает через стол пачку фотографий) Полюбуйтесь.

Президент РАН: (перебирает фото) Ёбтыть…

Президент РФ: Похоже, российская наука со времён Ломоносова не меняется. Я читал, он тоже любил по матушке пустить…

Президент РАН: (слабым голосом) Может, Фотошоп?

Президент РФ: Видите ли, какое дело, Владимир Евгеньевич. Перед тем, как вылететь к нам, Хавасс первым делом кинулся в США, потом в Лондон и Париж, одним словом, туда, где находятся самые большие коллекции египетских древностей.

Директор Государственного Эрмитажа: Ну и?..

Президент РФ: Я связывался с Обамой. Вы же знаете, в США на каждый чих существует особая спецслужба. Они послали в Каир своих людей и… И всё подтвердилось.

Директор Государственного Эрмитажа: А Лондон и Париж?

Президент РФ: У них ушебти тоже по ночам светятся, а вот порталы пока найти не удалось. Но это не значит, что их нет, они могут быть укрыты где угодно.

Директор Государственного Эрмитажа: А у меня…

Директор ФСБ: В Эрмитаже ушебти тоже светятся, и портала тоже пока нет.

Директор Государственного Эрмитажа: Откуда… Впрочем, что это я… Скажите только, это не опасно для посетителей?

Директор ФСБ: Никто не знает. Мои люди провели все возможные замеры – ничего тревожного. Радиации никакой, статуэтки практически не излучают в диапазоне от ИК до гамма-лучей, только светятся в темноте. Впрочем, будет лучше, если вы пока уберёте их из экспозиции. И вообще, считаю целесообразным египетские залы на время закрыть для публики. Ну ремонт хоть там начните.

Директор Государственного Эрмитажа: А…

Президент РФ: Денег дадим. Вообще, во многих музеях у нас эти ушебти?

Директор Государственного Эрмитажа: Именно про ушебти точно сказать не могу, но египетские древности есть во многих. Кроме того, существуют ведь вполне легальные частные коллекции, а о нелегальных мы вообще ничего не знаем – к примеру, привезли археологи свои находки ещё до революции, ну и валяются они на чердаке какой-нибудь заброшенной дачи. Мало ли?

Президент РФ: Скверно… Александр Васильевич, с музеями надо поработать.

Директор ФСБ: Сделаем, это несложно.

Президент РАН: А что ещё известно про портал?

Директор ФСБ: Хавасс утверждает, что сквозь него смутно видны фигуры, напоминающие изображения на стенах древнеегипетских гробниц. Фигуры движутся и, по его словам, пытаются проломиться через портал. Пока безуспешно, но это пока.

Министр обороны: Ну, в конце концов, один музей в Каире – не проблема…

Президент РФ: Как-то ты не понимаешь… Те, которые с той стороны портала, они ведь уже мёртвые. Очень давно мёртвые. А ты их хочешь крылатой ракетой… Ведь хочешь?

Министр обороны: Н-ну…

Президент РФ: Подумай сам, что мертвецу твой «Калибр»? Максимум, чего ты добьёшься, это угробишь кучу народа, и ещё неизвестно, во что превратятся эти новые мертвецы. Фильмы ужасов смотришь? Так что, сам понимаешь… Но войсковую группировку для переброски в Египет ты всё-таки подготовь. ВДВ, флот, морская пехота, Дальнюю авиацию сориентируй. Как залегендировать, придумай сам, Александр Васильевич поможет. Но смотри, чтобы ни капли информации не просочилось. Даже операторы Генштаба не должны ничего знать. И без моей команды ни один автомат из пирамиды не вынимать! Понял?

Министр обороны: Есть!

Президент РАН: Ну вот, и Армагеддон на подходе… Как говорится, здрасьте, не ждали… Допрыгались всё-таки! Кстати, а с патриархом обсуждали?

Директор ФСБ: А как же.

Президент РАН: И что он сказал?

Директор ФСБ: Сказал, что будет молиться.

Президент РАН: Понятно…

Директор ФСБ: Муфтий оказался честнее, он просто пожал плечами, а с главным раввином я разговаривать не стал – это верная утечка, паника на биржах и всё такое, а нам это ни к чему.

Президент РФ: А какую веру вообще исповедовали древние египтяне?

Директор Государственного Эрмитажа: Древнеегипетскую. Эта вера мертва уже тысячи лет, не осталось ни одного служителя, ни одного поклонника культа египетских богов, да и знаем мы о них не очень много – такая колоссальная пропасть во времени… Копты хоть и считаются потомками египтян, но они христиане.

Президент РФ: Значит, на церковь не рассчитываем.

Президент РАН: Как обычно…

Министр обороны: А что говорят иностранцы?

Президент РФ: Ничего толкового. По-моему, англичане Хавассу не верят, французы просто трусят, а американцы создали сенатскую комиссию и тут же наглухо засекретили её работу.

Министр обороны: Значит, решать придётся нам?

Президент РФ: Выходит так.

Директор ФСБ: Простите, коллеги, я ещё не закончил. Размышляя о том, что ещё можно предпринять, я кое-что вспомнил. Вернее, кое-кого. Был у нас один сотрудник, специализировался по Ближнему Востоку, так вот, он очень увлекался Древним Египтом. Этот сотрудник давно в отставке, но я счёл возможным нанести ему визит.

Директор ФСБ вышел из лифта и облегчённо перевёл дух. Древняя кабина ползла на девятый этаж с натужными стонами, лязгом и грохотом. Её так трясло, что казалось, лифт вот-вот оборвётся и рухнет в шахту. Пахло мусоропроводом и кошками. Охранник указал на обитую посёкшимся дерматином дверь: «Это здесь». Генерал нашёл звонок, криво привинченный к деревянному кругляшу, и нажал кнопку. В квартире раздался звук, как будто перевернули куклу, и вскоре послышались шаркающие шаги. Один охранник остался у двери, а другие разошлись по этажам.

Дверь открылась, на пороге стоял старик в джинсах и футболке, купленной явно в Апраксином дворе. На футболке был изображён серп и молот, а снизу красовалась подпись: «Коси и забивай!»

– Эдуард Артемьевич? – неуверенно спросил генерал.

– Что, не признал? – грустно усмехнулся старик. – Ну да, старый, плешивый, без очков вот ни пса не вижу. Что ж ты хотел? Возраст… Сколько лет с увольнения прошло, десять или больше? А ты вот мало изменился… Ох, да что это я?! Гостя в дверях держу, дурак старый! Проходи, Саша. Или вас теперь положено по имени-отчеству величать? Генерал всё-таки…

– Не надо по отчеству, просто Саша. Куда прикажете?

– А вот, в комнату, сюда, пожалуйте, – засуетился старик.

Хозяин повернулся, и на спине его футболки гость увидел Ленина, глумливо показывающего язык.

«Что это он? – внутренне сморщился директор ФСБ, – бравирует, что ли? Или поглупел на старости лет? Досадно, если так…»

– Раздевайся, проходи, я один, жена на даче, дочка замужем, живёт у мужа. Мы вдвоём с котом, но он парень неразговорчивый. На футболку не смотри, – как бы прочитал мысль гостя старик, – это внук подарил, выбирал, понятно, на свой вкус. Не обижать же мальчишку… Ему что Ленин, что Сталин, что Пётр Первый – просто имена в учебнике истории, которую он, кстати говоря, не знает и знать не желает.

– Что зимой можно делать на даче? – спросил, чтобы поддержать разговор, генерал.

– Да тюльпаны там, чёрт бы их побрал, тюльпаны! Жена совсем на них спятила. Луковицам какой-то особый режим требуется, так она ездит, перебирает их, переворачивает, укрывает… А мне что? Я не мешаю. Чем бы дитё на старости лет не тешилось. Я вот всё с иероглифами своими, а она с тюльпанами…

Директор ФСБ огляделся. Большая и светлая комната была обставлена старомодной мебелью в стиле шестидесятых. Выцветшие обои, фотографии, громоздкий советский хрусталь в серванте, книжные полки с непременной Библиотекой всемирной литературы. Одну стену сверху донизу занимал стеллаж, заставленный египетскими статуэтками, свитками папируса, черепками и какими-то непонятными предметами. С ними забавно контрастировали плоский телевизор и хорошая аудиоаппаратура.

Генерал осторожно опустился в неудобное кресло, порылся в портфеле и поставил на стол бутылку.

Хозяин присмотрелся:

– Ого, «Курвуазье»! Значит, впереди серьёзный разговор. Сейчас я закуску соображу.

– Лимона будет достаточно! – в спину футболке с Ильичом сказал гость.

– …Хор-рош! – смахнул набежавшую слезу Эдуард Артемьевич. – Давненько такого не пил! Ну, рассказывай, что стряслось. Я так понимаю, что если директор Конторы летит из Москвы в Питер ради встречи с каким-то пенсионером, значит, что-то из ряда вон.

– Пока ещё не стряслось, но в любой момент может стрястись, – хмуро ответил генерал. – Простите ради бога, но я никак не пойму, чем это у вас в комнате пахнет? Странный какой-то запах, незнакомый…

– Так это же папирусы! – засмеялся старик. – Ну и прочая древнеегипетская чепуха. Древностью пахнет. Я-то привык, не замечаю, ну а свежий человек, да ещё с улицы, конечно, почувствует. Так всё-таки, что у вас за беда?..

– А знаешь, Саша, я всегда, скажем так, предчувствовал, что кончится чем-то вроде этого, – задумчиво сказал Эдуард Артемьевич, двигая туда-сюда по полированной столешнице недопитую рюмку.

– Что вы имеете в виду? – подался вперёд Александр Васильевич.

– Скажи, Саша, ты когда-нибудь был в Египте?

– Не довелось. Вы же знаете, я в контрразведке начинал.

– Жаль, это усложняет дело. Как бы тебе объяснить? Египет – это страна-кладбище, понимаешь? Шутка ли, за четыре тысячи лет сменилось тридцать династий фараонов! Не тридцать фараонов, а именно тридцать династий! Да и то, это по «Истории Египта» Манефона,[1]  которая до нас не дошла, мы о ней знаем только по цитатам из Иосифа Флавия и других авторов. Сейчас учёные считают, что династий было больше, а значит, история цивилизации ещё длиннее. Египтяне были уникальным народом, и религия у них была уникальная. Никто, кроме них, не заботился так о бытии после смерти. Понимаешь? Вся жизнь египтянина была подготовкой к переходу на Поля Иалу.[2] Если у египтянина были средства, он при жизни строил себе гробницу, а тела бедняков просто зарывали в песок и тем лишали посмертия. Для успешного путешествия в загробном мире в саркофаг умершего обязательно клали этакий путеводитель, Книгу Мёртвых. У меня есть список, показать?

– Может, потом.

– Как хочешь. Ну вот, погребальная утварь, одежда, драгоценности, те же ушебти, о которых ты мне сегодня говорил, всё это веками копилось, превращая страну в одно сплошное кладбище. Конечно, многие могилы терялись, о них просто забывали, ведь прошло столько веков! И отнюдь не все фараоны могли построить себе Великие пирамиды. Кстати, у египтян не было чувства времени в философском понимании. Они не знали истории, не вели летописей, время измеряли очень примерно, а год делили на три сезона в зависимости от разлива Нила. Месяцы имели свои названия, а вот нумерации годов не было, говорили, к примеру: третий год царствования Рамзеса или какого-нибудь другого фараона, и этого было достаточно.

Однажды мне устроили экскурсию в пирамиду, не помню уж чью. Конечно, она была разграблена много веков назад, а то, чем побрезговали воры, забрали археологи. Пирамида была пуста, как скорлупа ореха, остались только настенные росписи. Но вот ощущение от её посещения я никогда не забуду. Это невозможно передать словами. Скудное освещение, веками спрессованная темнота и тишина, а на тебя глядят десятки, сотни людей, нарисованных в странной проекции на стенах неведомо когда. В тот раз у меня случился приступ клаустрофобии, кстати, единственный за всю жизнь. Нехорошее место. Я атеист, и ни во что такое не верю, но… Нельзя жить на кладбище, понимаешь? А мы к тому же с глупым любопытством копаемся в могилах и вытаскиваем из них чужие вещи, даже мумиям нет покоя. Это не могло пройти просто так, рано или поздно что-то должно было случиться. Ну вот и случилось.

– Как вы думаете, что можно сделать? – спросил генерал, доливая коньяк в рюмки. – Вы ведь прочитали кучу папирусов, учёных трудов, отчётов об экспедициях. Может быть, где-то проскочил хотя бы намёк? Я не тороплю, подумайте. Нам сейчас важна любая, самая мелкая зацепка.

– Я уже сказал, что у древних египтян не было понятия времени в нашем понимании, поэтому упоминание о портале между эпохами в древних текстах даже искать не стоит. Египтяне ни о чём подобном просто не задумывались. Я даже не представляю, как понятие портала передать иероглифами. Вы столкнулись с чем-то совершенно особым. Думаю, что никто ничего не сможет посоветовать. Впрочем, погоди-ка… Есть один человек, точнее, был…

– Почему был? Он что, умер?

– Умер? Да нет, жив, наверное, впрочем, не знаю… Дело в том, что года три назад он угодил в психушку.

– Ну и зачем нам сумасшедший? – разочарованно спросил Александр Васильевич. – Нет, это несерьёзно, от своих дураков проходу нет…

– А ты не спеши. Понимаешь, он не то чтобы настоящий сумасшедший…

– Что, не кусается? Уже хорошо.

– Да не язви ты, – поморщился Эдуард Артемьевич, – ну что за манера? Не на допросе же… Сейчас объясню. Он человек, как бы это сказать, со странностями. Но для тех, кто изучает древний мир, это обычное дело. Не сажают же в психушку, к примеру, ролевиков, которые играют в эльфов и гномов? А Якову просто не повезло – родственники у него оказались больно ушлые, и на беду понравилась им его квартира. Ну и оформили беднягу. То ли взятку дали, то ли ещё как… В общем, теперь они в его квартире, а он в дурдоме. Так вот, Яков Исаевич разрабатывал очень интересные теории. Всего я не помню, но было у него что-то про порталы времени. Нас, коллекционеров египетских древностей, совсем мало, мы друг друга как облупленных знаем, раньше часто встречались, правда, в последнее время перестали…

– Почему?

– Боятся все, – вздохнул старик, – сейчас ведь человека убить – что сигарету выкурить. А ценностей у многих в квартирах немало. Если знать, конечно, где и что искать. Но таких как я или он грабят всегда по наводке…

– У вас хоть сигнализация есть?

– Нет.

– А почему?

– А потому что я не уверен, что эти, из вневедомственной охраны, или как она сейчас там называется, не сольют информацию обо мне за пачечку денежных знаков. Были, знаешь ли, прецеденты. Нехорошие такие прецеденты, с трупами.

– Давайте конкретную информацию, я поручу своим, займутся.

– Не стоит… Времени много прошло, и вообще не стоит.

– Ну как хотите. Вы хоть собаку заведите.

– Так с ней гулять надо… И вообще, ты обо мне не беспокойся. Десять лет прожил, дай бог, остаток дней как-нибудь протяну, у тебя вон своих дел полон рот. Ты лучше к Яше съезди.

– В какой он больнице?

– Понятия не имею, я у него не был ни разу, боюсь в глаза ему посмотреть. Как это – я уйду, а он останется? Райзман Яков Исаевич. Пусть твои поищут, не так уж много в Питере психушек…

– Да, состоит на излечении такой больной, поступил три года назад, диагноз – маниакально-депрессивный синдром, в настоящее время находится в стадии ремиссии.

– Общаться с ним можно?

– В данное время – вполне…

– Организуйте мне с ним встречу, но без свидетелей. Лучше всего – в парке. И побыстрее, у меня мало времени.

Врач не понравился генералу: слишком увёртлив и подобострастен, в глаза не смотрит, халат, наверное, месяц не стиран, одной пуговицы не хватает. На нагрудном кармане плохо застиранное пятно от протёкшей пасты шариковой авторучки. Про таких в народе говорят: «Широкоплечий в жопе».

Выйдя из кабинета, генерал подозвал офицера:

– Проверить обоснованность содержания в психиатрической лечебнице Райзмана Якова Исаевича. Проследить судьбу его квартиры и законность её переоформления. И заодно пусть посмотрят общее положение дел в этом заведении. Что-то тут того… Не того…

Опытный офицер ничего записывать не стал, только молча кивнул.

Александр Васильевич брёл по плохо расчищенной асфальтовой дорожке неуютного больничного парка, ожидая, когда к нему приведут Райзмана. Настроение у директора ФСБ было – хуже некуда.

Вскоре на дорожке появился санитар, который вёл пристёгнутого наручником больного. Оба были в солдатских ватниках, только у санитара поверх ватника был накинут белый халат, а на голове впопыхах надвинутая медицинская шапочка.

Санитар хотел что-то сказать, но взглянул на угрюмых офицеров охраны, которые беззвучно возникли за спиной шефа, и передумал. Он молча отомкнул наручник и, больше не заботясь о судьбе больного, ушёл.

Райзман был высок, сутул и болезненно худ. Его лицо производило странноватое впечатление: казалось, кожа ему досталась на пару номеров больше чем требуется, поэтому глаза, нос и губы как бы выглядывали из глубоких складок. А вот улыбка была хорошей – доброй, открытой и доверчивой.

– Здравствуйте, Яков Исаевич, – мягко сказал генерал, – жаль, что мы встречаемся в столь неуютном месте.

Райзман улыбнулся:

– В сущности, здесь не так уж плохо, только вот с книгами беда… Я ведь не могу не читать, а мне не дают. Ну то есть не дают читать, сколько я хочу… Вам знакомы «Гадкие лебеди» Стругацких?

– Разумеется.

– Вот, я в некотором роде мокрец из «Лебедей». Мне всё время нужно читать, а то помру. Здесь есть библиотека, но… Вы понимаете…

Директор ФСБ в самом начале разговора оказался в неудобном положении: он легко мог пообещать Райзману смену клиники и даже выписку, но врать генерал не любил и не хотел. А вдруг его собеседник и правда болен? Поэтому он, тщательно подбирая слова, ответил:

– Понимаю, мы постараемся сделать для вас как можно больше.

Райзман заглянул своему неожиданному гостю в лицо:

– Мы? А кто эти могучие «мы», могу я спросить?

– Я – директор Федеральной службы безопасности России.

– То есть КГБ новыми деньгами?

– Ну не совсем, но будем считать, да.

Райзман не удивился и не испугался. Он шёл рядом с генералом, явно получая удовольствие от незапланированной прогулки без санитара и полной грудью вдыхая зимний воздух с запахом подтаявшего на солнце снега, талых лужиц и тёплого асфальта.

– Мы хотели бы получить у вас консультацию. Мне сказали, что вы – один из крупнейших специалистов в области религий Древнего Египта. Это справедливо?

– Как я могу оценивать себя? Кое-что я знаю…

– Превосходно. Тогда не могли бы вы прочитать мне маленькую лекцию о сущности религии Древнего Египта?

– Вот прямо здесь и сейчас? – удивился Райзман.

– Да, если возможно.

– Это… так удивительно и неожиданно… Я не готовился, и вообще…

– Это ничего. Говорите как сможете. Если я что-то не пойму, переспрошу.

– Н-ну… Пожалуй, можно попробовать.

– Вот и отлично. Вам не холодно? Мы можем перейти в помещение.

– Нет-нет, давайте лучше погуляем, для меня это нечастое удовольствие…

– Что ж, пожалуйста.

Райзман задумался и пару минут шёл молча.

– Пожалуй, начну я так, – сказал он. – В пантеоне Древнего Египта было великое множество богов и богинь, мы даже не знаем, сколько именно. Вам надо понять с самого начала, что, в отличие от христиан, иудеев или мусульман, египтяне не были народом Писания. Какой-либо древнеегипетской Библии до нас не дошло, да и не могло дойти, поскольку её просто не существовало. У них был совсем другой тип религии, совершенно непривычный нам, понимаете? Это надо уяснить с самого начала, это очень важно. Нельзя подходить к египетским верованиям, скажем, с христианским аршином – получится полная чепуха.

Не желая прерывать Райзмана, генерал молча кивал. Охрана быстро поняла, что разговор надолго, и перестала ходить за собеседниками. Офицеры отошли в сторону, не выпуская шефа из виду.

– Так вот, – продолжил свою импровизированную лекцию Райзман, – мало того, что у египтян не было своей Библии, повлияло ещё и то, что Египет то объединялся в единое царство, то распадался на части, и в каждой были свои боги, в чём-то похожие на соседских, но в чём-то и отличающиеся. А ещё – время. Многие воспринимают Древний Египет как ну… некоторую цельную вещь, вот он такой, и всё! А ведь страна существовала сорок веков, вы только вдумайтесь в эту цифру: сорок! А может, и больше, учёные продолжают спорить об этом. И все эти сорок веков Египет менялся. Медленно менялся, не так, конечно, как изменяет мир современная цивилизация, но всё-таки менялся! Под конец его существования пришли Птолемеи и постарались переделать Египет под привычные им греческие каноны. Что? Ну да, Клеопатра, Элизабет Тейлор… А вообще-то её полное имя – Клеопатра VII Филопатор, она была последней царицей эллинистического Египта из династии Птолемеев.

Я уже сказал, что богов было очень много, да ещё одни и те же боги в разное время и в разных частях страны «вели себя» по-разному, отсюда изрядная неразбериха в египтологии…

Свои боги были, например, в каждой деревне. Египтяне были людьми на редкость практичными, поэтому, начиная новое дело, обязательно приносили жертву подходящему по профессии богу, а если не знали, кто им нужен, обращались за советом к жрецу. Жрецы разных богов были почти в каждом населённом пункте, их не было разве что в самых бедных деревнях. Об этих местных богах мы знаем совсем мало, ведь это были боги бедняков, о них ничего нет в папирусах и в погребальных надписях пирамид. Но были и боги главные, известные всем, так сказать, общеегипетские. Они образуют так называемую Великую Эннеаду, то есть девятку. Кстати, большинство египетских богов смертно. Изрядная часть египетской мифологии основана на сюжете убийства Осириса его братом Сетом и последующее воскрешение Осириса его женой Исидой. Вас интересуют эти легенды?

– Пока, видимо, нет. А кто входил в эту Эннеаду?

– Главенствующее положение в египетском пантеоне занимал демиург, бог-творец по имени Атум, который потом стал Амоном-Ра. Атум – андрогин.

– Простите?

– Ну то есть он сочетал в себе мужское и женское начало. Это самый первый и самый главный бог, с него начинается акт творения всего сущего, и им же всё заканчивается. Египтяне понимали, что Вселенная конечна в пространстве и во времени, и это надо было как-то объяснять. Разумеется, столь сложные философские построения были не для простолюдинов, про Атума знали, по-видимому, только фараоны и жрецы высших ступеней посвящения. Для простого народа существовали другие, простые и понятные боги, но о них позже.

Атум по верованиям египтян вечно пребывает в некоем первобытном океане, именуемом Нун. Где находится этот океан – неясно, но где-то на краю земли. В этот океан каждый вечер погружается солнечная колесница, и обитающий в нём чудовищный змей Апоп еженощно пытается пожрать Солнце, то есть око бога Гора.

Поскольку Атум содержит как мужское, так и женское начало, самым первым актом творения Вселенной он оплодотворил сам себя, проглотив свою сперму и тем самым создав первую божественную пару: бога воздуха Шу и богиню влаги Тефнут. Эта пара в свою очередь породила бога земли Геба и богиню неба Нут. Шу отделил землю от неба, и так возник знакомый египтянам универсум, который состоит из пяти первоэлементов – огня, воздуха, воды, земли и неба.

Затем пришла очередь младшей четвёрки богов, которые родились от Геба и Нут. Как видите, египтяне ничего не знали о генетике, и кровосмесительные браки, а часто даже открытый инцест, их не смущали. И вот от этого-то союза родились боги, имена которых знал каждый египтянин: Осирис и Исида, Сет и Нефтида.

Но в Египте было много и других почитаемых богов, не входивших в Эннеаду, например, Тот, бог с головой ибиса. В египетских мифах он играл очень важную роль. Тот считался мудрейшим из богов, именно он подарил людям иероглифы.

Вообще в Египте боги часто изображались в виде людей с головами различных животных. У каждого бога были свои тотемные звери, например, у Тота – ибис и четыре павиана, у кого крокодил, у кого корова, у кого сокол, у кого лягушка, в общем, целый зоопарк.

А вообще, о богах Египта я мог бы рассказывать до ночи… Может быть, у вас есть какие-то конкретные вопросы? – внезапно прервал себя Райзман.

– Вы говорили, что Атумом всё начинается и всё заканчивается. Что это значит?

Учёный насторожился.

– А-а-а, вот вы о чём… Что-то такое я в ваших вопросах ощущал. Вот оно, значит, как… Что ж, я отвечу. Видите ли, жрецы высших ступеней посвящения представляли бытие весьма сложным образом. Какое бы сравнение использовать? Ну вот, хотя бы… Представьте себе жемчужное ожерелье. Каждая жемчужина – это история человечества от рождения до гибели, но всего лишь день для Атума. Он перебирает жемчужину за жемчужиной, но, вместе с тем, проживает срок, отведённый её обитателям, вместе с ними.

– То есть, когда наступает, условно говоря, конец света, боги гибнут, и Атум вместе с ними?

– Не совсем так. Боги – да, боги гибнут, а Атум как бы развоплощается, он сливается с предвечным океаном Нун до нового акта творения. Исчезает всё – воздух, небо, твердь, люди, боги – остаётся только океан… Правда, остаются мумии, которым обещана загробная жизнь «в миллионы лет», каким образом – неясно, но в египетской мифологии полным полно таких противоречий, это, знаете ли, не марксизм-ленинизм.

Генерал усмехнулся:

– Не любите коммунистов?

– А сумасшедшим можно!

– Коммунистов нет у власти уже четверть века, вы здесь гораздо меньше, не стоит изображать узника Петропавловки.

– Давайте я вам расскажу анекдот, по-моему, он кстати, – сказал Райзман. – У старого еврея спросили, как он относится к Советской власти? А тот отвечает: «Как к моей жене: немножко люблю, немножко боюсь и немножко хочу другую!»

Генерал сухо улыбнулся и сказал:

– Лучше вернёмся к египетским богам. Как вы думаете, для Атума вот этот акт развоплощения, гибель тварного мира является ну… нежелательным?

– Об этом можно только гадать… – задумчиво ответил Райзман. – Боги ведь тоже стареют и теряют силу. Не случайно в мифах столько внимания уделяется передаче божественной власти от отца к сыну. Египтяне понимали, что всё нуждается в обновлении, и этот всеобщий закон должен распространяться и на богов. Египетские мифы дошли до нас в основном в переложении древнегреческих авторов, а у них была совсем иная жизненная философия. Естественно, она наложила отпечаток на пересказ. То, что мы смогли прочитать на папирусах – это ведь крохи… «Книга Мёртвых», «Книга Пирамид»…

– Хорошо, а если предположить, что Атум попытается найти какие-то дыры во времени, чтобы избежать развоплощения, а?

– Знаете, генерал, меня содержат в двухместной палате, но я там один. Я выбрал себе кровать пожёстче, но если хотите, уступлю её вам.

– Не понял вашей шутки, Яков Исаевич…

– Какая к дьяволу шутка?! Да ведь именно из-за этой идеи меня и упекли вот сюда, в это препаскуднейшее заведение! – крикнул Райзман, зло ткнув пальцем в корпус лечебницы. – А теперь к ней пришли вы, и, видимо, не на пустом месте. Берегитесь, генерал! У этих помощников смерти длинные и цепкие лапы!

– Наши руки, пожалуй, подлиннее, – нехорошо усмехнулся Александр Васильевич.

– Ох, надеюсь… Да не молчите вы… Надо быть дураком, чтобы не понимать: если генерал с Лубянки находит в психушке всеми забытого египтолога и интересуется богами, которые сто лет никому не были нужны, значит, в мире что-то произошло. Ну, угадал?!

– Угадали… В Каирском музее древностей открылся портал…

– Куда?!

– Похоже, в Древний Египет.

Внезапно Райзман с неожиданной силой схватил директора ФСБ за лацканы пальто, повернул к себе и рухнул на колени:

– Генерал, умоляю! Дайте мне войти в портал!

– Вы с ума сошли! – автоматически ляпнул тот и тут же устыдился того, как нелепо и пошло прозвучала эта фраза в психиатрической лечебнице.

– Совершенно верно! Сошёл! Я потерянный член общества! Ну сколько мне осталось ещё здесь гнить? Пять лет? Десять? А зачем? Я хочу увидеть своими глазами то, о чём мечтал всю жизнь! Вам этого не понять!

– Но оттуда, возможно, нет возврата…

– Плевать!!!

– Портал только обозначен, он ещё не действует…

– Я открою его! Я создавал теорию межвременных порталов двадцать лет!

– Ну хорошо, только встаньте, прошу вас. Я доложу руководству. Никакой вы не сумасшедший, и в клинику вы больше не вернётесь. Поживёте пока на нашей спецдаче, условия там всяко получше. У вас есть личные вещи?

– Надо сдать книги в библиотеку…

– Сдадут за вас. А остальное?

– Только документы, но они у врачей.

– Это тоже не ваша забота.

Генерал оглянулся и махнул рукой, подзывая офицера.

(из стенограммы)

Директор ФСБ: …Таким образом, удалось найти одного весьма серьёзного специалиста, который после знакомства с материалами дела признал опасения доктора Хавассса полностью обоснованными.

Министр обороны: А он не разгласит?

Директор ФСБ: На спецдаче ФСБ?

Министр обороны: Не век же он там будет куковать…

Президент РФ: Не век. И вот тут мы подходим уже к обсуждению действий… Александр Васильевич?

Директор ФСБ: Есть предложение отправить в Древний Египет спецгруппу. Цель: прояснить ситуацию, понять причины появления портала, по возможности – предотвратить вторжение.

Министр обороны: Сколько же человек вы планируете туда отправить? Полк? Десантно-штурмовую бригаду? А танки в портал пройдут?

Директор ФСБ: Я не покойный генерал Грачёв, чтобы брать Древний Египет силами одного парашютно-десантного полка. Ситуация нестандартная и требует нестандартных решений. Предлагаю троих. Никто не знает, сколько человек там реально понадобится, поэтому людьми бросаться не будем.

Директор Государственного Эрмитажа: Но… Но это же по сути смертники!

Директор ФСБ: Да. Поэтому контингент мы подбирали соответствующий. Одного человека вы уже знаете, это Райзман Яков Исаевич, он сам изъявил желание. Второй человек – офицер из спецподразделения ГРУ. Сорок четыре года, профессионал высокого класса. К сожалению, неизлечимая форма рака. Врачи дают ему полгода полноценной жизни, а потом… Он тоже дал согласие. Третий… Вот с третьим… Это женщина. Опытный специалист, неоднократно была врачом различных археологических экспедиций, бывала в Египте. Семья погибла в автомобильной катастрофе, причём, за рулём была она сама. Других родственников нет. Умна, энергична, сильные волевые качества. Но зациклена на своей якобы вине в смерти близких, хотя на самом деле имела место трагическая случайность.

Министр обороны: Что-то вы нам каких-то полусамоубийц представили…

Президент РФ: Прошу голосовать. Кто за предложение директора ФСБ?

Глава 1

Обычный подмосковный гарнизон – скучные корпуса, асфальтовые дорожки, чахлые ёлки, грязноватые сугробы. Только вот охрана необычная – в два кольца, злая, внимательная и дотошная.

В корпусе учебный класс, похожий на школьный, но поменьше – десяток столов, стулья с пластмассовыми копытцами, дешёвенький проектор на кронштейне, зелёная доска, на которой пишут не мелом, а фломастерами. Только вот в классе двойные двери, заматированные сверху донизу окна, нашлёпки глушилок звука на стёклах.

За учительским столом человек в камуфляже без знаков различия. Он сидит неподвижно, положив перед собой сжатые кулаки. Ему лет сорок, голова наголо выбрита, загар многолетний, очень тёмный. Бровей и ресниц нет. Можно подумать, что это танкист, который горел в своей боевой машине, но на самом деле, это побочный результат химеотерапии.

Человек ждёт. Тяжело, привычно, по-мужицки ждёт, когда придёт время для работы.

В дверь заглядывает дежурный офицер:

– Товарищ майор, те, кого вы ждёте, прибыли. Разрешите проводить?

– Давай.

Через несколько минут гости входят в класс, но в дверях возникает маленькая заминка. Мужчина пытается придержать дверь, пропуская вперёд свою спутницу, но не учитывает, что вторую дверь можно открыть, только закрыв первую, и утыкается носом ей в спину.

Ожидавший встаёт. Привычно дождавшись, когда щёлкнет замок внутренней двери, он говорит:

– Здравия желаю. Меня зовут Вячеслав Викторович, фамилия не обязательна. Можно звать Славой или Вэ-Вэ, кому как нравится, меня устраивает любое обращение, – голос у майора холодный и неприятный. – Садитесь где удобно. Ваши анкеты я уже просмотрел, поэтому вам представляться не надо. Несколько слов о себе.

Я – спецназёр. Специалист по разным хм… неприглядным с точки зрения общечеловеков делишкам. Звание – майор. Навыки и умения, в основном, связаны с оружием и выживанием в экстремальных условиях. Видели, наверное, боевики с Брюсом Уиллисом или Сталлоне? Ну так это кино. Уверен, что если Уиллису в реальной жизни дать гранатомёт, он из него и выстрелить, не говорю – попасть не смог бы, а Слай не продержался бы в джунглях и часа. Я – малость другое дело. Поскольку я назначен командиром группы, вы должны мне верить. Позже мы сходим в тир и в спортзал, и я вам покажу кое-что из того, что умею.

В Египте я не бывал, арабским, к сожалению, не владею, а времени на учёбу уже нет. Это один минус. Другой заключается в том, что у меня рак. Онкологи сделали что могли, но, в конце концов, развели руками. Из-за различных процедур у меня странноватая внешность и неприятный голос. Врачи обещали мне ещё полгода полноценной жизни, а потом… Ну, что будет потом, касается только меня. Но вы должны отчётливо понять: моя болезнь для вас не значит ничего, я отнюдь не смертник-камикадзе, обязан вас защищать всеми возможными способами, и сделаю всё, чтобы группа выполнила поставленную задачу и вернулась в наше время без потерь. Вопросы?

Мужчина и женщина промолчали.

– Тогда вопросы будут у меня. Яков Исаевич, в анкете сказано, что вы прошли углублённое медобследование. Врачам я верю, но всё-таки хочу спросить: вы отдаёте себе отчёт в том, что группе предстоят тяжёлые физические нагрузки? Вы готовы их переносить?

– Мне кажется, да…

– Что ж, придётся удовольствоваться этим ответом. Ирина Валерьевна, а вы что скажете?

Высокая, черноволосая, хрупкая женщина пожала плечами:

– Я вполне здорова, хотя на Лару Крофт и не тяну.

– Кто такая эта Лара Крофт? – внезапно оживился Райзман.

– Лара Крофт – расхитительница могил – главный герой модной у молодёжи компьютерной игры, – сухо пояснил Вэ-Вэ.

– А я думал, спортсменка какая-нибудь…

– Стреляете хорошо? – продолжил задавать вопросы майор.

– Когда-то была КМС… – пожала плечами Ирина.

– А вы, Яков Исаевич?

– Вообще не умею, да я и в армии не служил…

– Скверно. Прошу вас в оставшиеся до отправления дни уделить огневой подготовке максимальное внимание. В качестве личного оружия членов группы я выбрал пистолет «Беретта-92». Вы его наверняка не знаете. Познакомьтесь с оружием, постарайтесь привыкнуть к нему и даже полюбить. Тир в вашем распоряжении, отстреляйте хотя бы по пятьсот патронов. И строго обязательно – неполная разборка, чистка.

– А это ещё зачем? – удивился Райзман.

– Песок… – пояснила Ирина, – там везде песок. Я была врачом двух археологических экспедиций в Египте. Если оружие не чистить, его проще сразу выбросить. Египет – не Россия, пылища там страшная.

– Автоматы и более серьёзное оружие мы с собой брать не будем, – продолжил Вэ-Вэ. – Во-первых, тяжело, во-вторых, много боеприпасов на себе не унесёшь, а в-третьих, вообще неизвестно, что нас там ждёт. Пистолеты – это просто мера предосторожности, но прошу ей не пренебрегать. Так, теперь медикаменты. Ирина Валерьевна?

– Аптеку Склифа мы с собой взять не сможем, так что – на каждого стандартный набор археологической экспедиции, плюс ваши врачи кое-какие новые препараты посоветовали, о них я не знала. Простейшие инструменты, перевязочные средства по минимуму, медицинская база знаний в планшете. Я проверила, всё готово и всё в порядке.

– Яков Исаевич, что нужно вам?

– Мне? Да ничего. Ну то есть еда какая-нибудь, вода, что и всем…

– Вы не поняли. Какие вам могут потребоваться приборы, инструменты?

– Так ведь не на раскопки едем, мне ничего не нужно.

– Хорошо. Одежду, обувь и снаряжение для нас готовят, потом примерите. Обнаружите малейший недостаток – не скрывайте, не проявляйте ложной скромности. Если ботинок натирает палец, то здесь это ерунда, а в поле – катастрофа, поэтому все огрехи устранять нужно сейчас.

Загранпаспорта, деньги, визы и прочие бумажки нам не понадобятся, это вообще не наша забота. И, самое главное: прошу вас прочно усвоить: мы идём не на смерть. Да, задача рискованная и пока малопонятная. Но в моей практике таких было не меньше половины. Я уверен: мы всё сделаем как надо и вернёмся. Вот так. Кто что хочет сказать?

Молчание.

– Жалобы, просьбы?

Молчание.

– Яков Исаевич, инструктор доложил, что вы уклоняетесь от изучения спецпланшета. Почему?

– А на что он мне? И вообще, неизвестно, будет ли он работать там , а у меня память коллекционера! Да я всю вашу базу данных по Древнему Египту помню наизусть! И стереть эту флешку можно только вместе с головой!

– Спецпланшет – это не только устройство памяти. Это и фотоаппарат, и средство связи, и много ещё чего. К примеру, если вы окажетесь в одиночестве, и вас укусит змея, что будете делать? Откуда вы узнаете, какую сыворотку и как вводить? А в планшете вся информация есть. Я вас убедительно прошу…

– Ладно, ладно, – скривился Райзман, – не надо меня, как пацана, да ещё при даме…

– Я забочусь о безопасности, а не об интимной сфере вашей жизни, – проскрипел Вэ-Вэ.

– Кстати, вот своевременная мысль, – заметила Ирина, и, увидев удивление в глазах майора, поправилась:

– Тьфу на вас, мужиков, об одном только и думаете! Я принесу атлас ядовитых змей Египта и шприц-тюбики с сыворотками, будете учить наизусть, когда что колоть. После укуса кобры уже поздно в планшете рыться, потому что в глазах очень быстро темнеет.

Вэ-Вэ поставил несколько закорючек в блокноте.

– Что это у вас за шифр? – не утерпел любопытный Райзман.

– Где? А, это… Это не шифр, это хинди. Очень удобно на разных совещаниях: не надо прятать блокнот от любопытных глаз, здесь у нас мало кто хинди знает. А в Индии я, наоборот, писал по-русски…

С вами плотно работают профессиональные инструкторы, они своё дело знают, но всё-таки пару слов скажу и я, исходя из личного опыта. Для вас в Египте проблемой могут оказаться простейшие вещи, например, еда и питьё. Арабы и сейчас питаются совсем не так, как европейцы, а что и как ели в Древнем Египте, мы и представить себе не можем, не так ли, Яков Исаевич?

– Ну почему же… Кое-что мы знаем. К примеру, египтяне умели выпекать хлеб, другое дело, что на современные булки он был совсем не похож, скорее, это были ячменные лепёшки. Но имейте в виду, что зерно толкли плохо, в тесте было полно каменной крошки, поэтому после тридцати лет мало кто мог похвастаться здоровыми зубами. Ели мясо, рыбу, птицу, но кур в хозяйствах, по-видимому, ещё не было, а вот гуси и утки, как дикие, так и домашние, на столе у зажиточных египтян бывали нередко. Крепких напитков вроде нашей водки ещё не было, потому что египтяне не знали перегонки, а вот пива пили очень много, вина поменьше, потому что оно было дорого. Но вообще, в Египте к продуктам питания надо относиться очень осторожно – там жарко, всё протухает мгновенно, хотя хранить продукты на льду египтяне уже умели. Если повезёт, попробуем мяса бегемота и крокодила. Лакомством считался запечённый в глине нильский гусь. Ну что ещё? Там, где рос папирус, бедняки ели его свежие побеги. Вообще, овощей было довольно много, но все непривычные. Например, египтяне почему-то очень любили салат латук, а мы его почти не едим.

– Кстати, незнакомой едой увлекаться не советую, – перебила его Ирина,– диарею и отравления мне там лечить будет особо нечем. Вообще, не ведите себя как дети и не тяните в рот что попало. Вода Нила довольно грязная, поэтому пить её просто так не стоит – у каждого будет запас обеззараживающих таблеток.

– Ну это как обычно в жарких странах, – подвёл итог Вэ-Вэ. – За меня не беспокойтесь, дело знакомое, вот Яков Исаевич бы не сплоховал…

– Знаете, мне кажется, что моя покойная мама собирает меня в пионерлагерь, – усмехнулся Райзман.

– Вы в пионерлагерь с оружием ездили? – спросил Вэ-Вэ.

– А вы как думали? Не с «Береттами», конечно, а с рогатками, – с мечтательной улыбкой ответил учёный. – Знатные были рогатки! Помню, одному малому чуть глаз пулькой не вышибли, скандал был!..

– Яков Исаевич, так вы что же, хулиган? – весело удивился майор.

– В детстве был, а как же! Зато сейчас я псих, могу укусить, и мне ничего не будет! – Райзман оскалил крупные, прокуренные зубы.

– Верю, – серьёзно сказал Вэ-Вэ. – Но думаю, что до этого не дойдёт, – он взглянул на часы. – Так, совещание окончено, вам пора на обед.

– А вы с нами не пойдёте? – спросила Ирина.

– Я вообще не обедаю, у меня питание двухразовое.

Военный ПАЗик, надолго застревая в дачных пробках, упрямо полз по Щёлковскому шоссе к аэродрому Чкаловский. В салоне были только Вэ-Вэ и его спутники. Райзман лениво копался в планшете, рассматривая базу артефактов Древнего Египта и недовольно бурча себе под нос, а Ирина равнодушно смотрела в окно.

С такой своеобразной командой майору работать ещё не приходилось, и она ему не нравилась. «Вот навязали на мою голову помощничков, – хмуро думал он. – Одного только из дурки выпустили, и ещё неизвестно, чего от него ждать. Возьмёт да укусит ночью за нос… Говорят, сумасшествие до конца не излечивается. А баба эта ещё хуже – сидит полено поленом. Если разобраться, самые опасные люди не дураки с инициативой, а именно что равнодушные. Им всё пофиг. Другая бы волновалась, нервничала, а эта, по-моему, даже моргает через раз. М-да… Три богатыря, ети её… Псих, ледышка и онкобольной».

Сейчас все прошлые операции, всплывавшие в памяти Вэ-Вэ, казались ему лёгкими и относительно безопасными. «Ну подумаешь, Африка или Ближний Восток… В сущности, ничего там особенного и не было. Побегали, постреляли – и домой, за орденами. А вот путешествий в прошлое, причём прошлое не простое, а какое-то загробное, у тебя ещё не было».

Вэ-Вэ стал прикидывать, с чем группа может столкнуться после перехода, чего не предусмотрели и что забыли, но скоро бросил это занятие, потому что было совершенно невозможно предугадать, как, например, будут вести себя обычные вещи. «А может, там, как в мире Гарри Поттера, вся магловская техника возьмёт да и откажет. Вот это будет номер! И вообще, будет ли переход? А вдруг их разнесёт на молекулы или просто не пропустит в портал? Пойду первым, – решил Вэ-Вэ, – и если со мной что-то будет не так, хоть другие уцелеют. А мне всё равно, всяко лучше, чем перед смертью пускать слюни в реанимации…»

Автобус остановился перед КПП. Дежурный прапорщик лениво проверил документы, мельком заглянул в салон и вернулся в караульный домик. Шлагбаум рывками пошёл вверх.

Автобус долго петлял между служебными зданиями, ангарами из рифлёного железа, трансформаторными будками, цистернами и под конец поездки надолго застрял на краю лётного поля.

– Почему стоим? – обернулся к Вэ-Вэ Райзман. – Чего ждём?

– Сопровождающего, – пояснил тот. – По лётному полю самостоятельно ездить нельзя, а пешком идти далеко, и всё равно самим нельзя.

Наконец подъехал ярко размалёванный аэродромный УАЗик и включил люстру на крыше.

– Давай за ним на стоянку! – приказал Вэ-Вэ водителю.

Огромный горбатый Ил-76 был в ливрее Аэрофлота, но благостную картину мирного «пассажира» портили пушки в кормовой артустановке.

К Вэ-Вэ подошёл офицер в лётно-техническом обмундировании, они обменялись рукопожатиями.

– Всё готово, – сказал офицер, – оборудование загружено, сопровождающие специалисты на местах, разрешение на вылет есть, ждём только вас, командир.

– Добро, – кивнул спецназовец и обернулся к своим спутникам, стоявшим у него за спиной. – Вот что: лететь нам долго, туалета в самолёте нет, поэтому сейчас вас отвезут в эскадрильский домик, в нём имеются удобства, воспользуйтесь ими.

– А вы? – глуповато спросил Райзман.

– А я отолью на какое-нибудь колесо.

– На колесо? Зачем?!

– Примета такая, – пояснил Вэ-Вэ. – На удачу.

– Тогда я с вами! Чтобы, значит, удачи было побольше.

– Нехорошо отпускать женщину одну, в незнакомом месте ей будет неприятно и неловко, съездите с ней.

– Вы правы, не подумал, как же это я так? – осуждающе покачал головой Райзман. – Н-да, одичал в дурдоме…

– Разговоры потом, не теряйте времени, – оборвал его Вэ-Вэ. – Водитель ждёт.

Дождавшись возвращения парочки, спецназовец вместе с ними по шаткому дюралевому трапу взобрался в самолёт. Он любил летать, ему нравился минималистический дизайн военных транспортников, головоломное переплетение разноцветных труб и кабелей вдоль бортов, непонятные устройства и запах… Пахло тёплым металлом, немножко керосином, лаком, резиной, кожей и ещё чем-то неуловимым, чем всегда пахнут военные самолёты и вертолёты. Ему приходилось летать на французских и американских военных машинах, там тоже пахло, но по-другому. Ощутив знакомый запах самолёта, Вэ-Вэ успокоился. В Ил-76 было мало иллюминаторов, а потолочные плафоны светили тускло, поэтому часть салона скрывалась в тени.

Мимо пассажиров в кабину прошёл лётный экипаж – спокойные, уверенные мужики, все лет под сорок. Командир на ходу посмеивался над праваком, который на рыбалке в прошедшее воскресенье пропорол свою резиновую лодку и добирался до берега, «как маленький лебедь, с мокрым задом». Предстоящий полёт не обсуждали, это была привычная и надоевшая рутина, обычная работа. Пилотяги выглядели такими каменно-спокойными, надёжными и домашними, что не склонный к сентиментальности майор улыбнулся им вслед и повернулся к Райзману и Ирине:

– Сидения расположены вдоль бортов, откидываются вот так, выбирайте любые, но советую садиться ближе к носу, там не так шумно. Вон, за ящиками свалены чехлы, видите? На них можно поспать. Если будете ложиться, как следует, укройтесь, а то на высоте может быть холодновато.

– А это что такое? – спросила Ирина, указывая на контейнеры, прикреплённые к полу растяжками и закрытые сетями.

– Понятия не имею, – пожал плечами Вэ-Вэ, – какое-то оборудование для нашей миссии, а при нём инженеры в погонах, но нас оно не касается. Армия хороша разделением ответственности. Раз про эти контейнеры нам не сказали, значит, и знать про них незачем. Кому надо – разберутся.

Самолёт постепенно оживал. Мигнули плафоны, просыпаясь, недовольно зарычала на басах одна турбина, постепенно её рёв перешёл в слитный звон, за ней запустилась вторая, третья… Тяжёлая машина начала мелко подрагивать, потом медленно покатилась по рулёжке и на минуту замерла на исполнительном старте. Вдруг тон двигателей резко изменился, перейдя в пронзительный свист, транспортник слегка осел на шасси и, стремительно разгоняясь, помчался по бетонке, отсчитывая термостыки плит. Взлетать в самолёте без иллюминаторов было страшновато, поэтому Ирина тревожно взглянула на Вэ-Вэ, он ободряюще улыбнулся.

И вдруг тряска оборвалась. Многотонная махина легко прыгнула в небо и стала набирать высоту, раздвигая широкой грудью сырые облака. В ушах защёлкало.

– Ну вот, Интернет пропал, – недовольно сказал Райзман, копаясь в настройках планшета.

– Лучше переведите его в режим «Аэро», – посоветовал Вэ-Вэ, – Сети теперь до Каира не будет. Кстати, и мобильники тоже выключите, чего зря аккумуляторы сажать?

Ирина послушно выключила свой смартфон, а Райзман, с детской улыбкой глядя на майора, ответил:

– А у меня его и нету… В дурке мобильник отобрали и не вернули, а новый я купить не успел. Да и зачем он в Древнем Египте?

Дождавшись, когда самолёт наберёт высоту, сопровождающие груз военные принялись сноровисто накрывать на стол, в качестве которого использовали большой металлический кейс от какого-то прибора. На «столе» появились стаканчики, консервы, хлеб, копчёная колбаса, огурцы с помидорами, лук и недвусмысленного вида фляга. Вэ-Вэ со спутниками за стол не позвали. Спецназовец не удивился, а воспринял это как должное: «Раз на земле нас не познакомили, нечего друг к другу в воздухе лезть. Всё правильно, у каждого свои дела».

Он повернулся к Ирине и, чтобы перекричать надоедливый гул двигателей, громче обычного сказал:

– Есть захотите – скажите, организуем.

Ирина вежливо улыбнулась и отрицательно покачала головой.

Вэ-Вэ подмывало завернуться в брезент и как следует выспаться, но первым ложиться было неудобно, и он дремал, откинувшись на борт самолёта. Это было неприятно, потому что вибрации передавались на кости черепа, а подложить под голову было нечего.

Через пару часов полёта борттехник принёс им разогретые консервы, хлеб и термос с тёплым и скверно заваренным чаем. После еды всех потянуло в сон, и они улеглись на пахнувший керосином брезент, оставив военных веселиться. Шум двигателей заглушал смех и разговоры, и вскоре все трое мирно спали.

Ирина проснулась от толчка.

– Что, уже прилетели?

Вэ-Вэ взглянул на часы.

– По времени ещё рано, наверное, это дозаправка где-то у арабов, можно спать дальше, из самолёта всё равно не выпустят.

Международный аэропорт Каира встретил их тяжёлой, удушающей жарой. Райзман мгновенно вспотел, Ирина вытирала лицо платком. К счастью, у трапа ожидал посольский минивэн с кондиционером. Встречающий забрал у дамы вещи, и предложив рассаживаться, скомандовал водителю:

– В посольство!

Минивэн плавно покатился к воротам с лётного поля. Никакой машины-лидировщика и охраны не было и в помине.

Наслаждаясь прохладой салона, Райзман спросил:

– Как же можно жить, а, тем более, работать в такую безумную жару?!

– Сейчас прохладный сезон, летом куда хуже, – пожал плечами дипломат. – И потом, здесь хоть сухо, а на Кубе, помнится, влажность была под сто процентов. Вот там, и правда, было тяжеловато.

– Жаль, город толком не увидим, – вздохнул Райзман, поглядывая в затонированное окно.

– Да ничего и не потеряете, – небрежно махнул рукой дипломат. – Если видели хоть один арабский город, считай, видели их все. От того, старого Египта, в Каире практически ничего не осталось. Теперь здесь хозяева – мусульмане, они давно всё переделали на свой вкус. Отдалённым потомкам египтян, коптам, приходится несладко, они ведь христиане…

Вэ-Вэ прижался лицом к стеклу, пытаясь рассмотреть хоть что-то. Минивэн ехал по грязным, кривым, многолюдным улицам, вдоль которых одна к одной, как поганки на пне, лепились убогие лавчонки. Ветер гонял по тротуарам рваные газеты и целлофановые пакеты, которые, подобно огромным, грязным воронам, то взлетали, то падали.

– В конце XIX века хедив Исмаил, то есть правитель Египта во времена турецкого правления, – посмеиваясь, рассказывал дипломат, – съездил развеяться в Париж, ну вы понимаете, что такое пляс Пигаль или Мулен Руж для замшелого мусульманина XIX века. В общем, столица мира произвела на Исмаила такое впечатление, что вернувшись на родину, он потратил кучу золота, перестраивая центр Каира по образу и подобию планов барона Османа. К несчастью, как это сплошь и рядом бывает в мусульманском Египте, замах был на рубль, а удар вышел на копейку. Прокладка бульваров и разбивка парков обошлись неожиданно дорого, и обедневшему хедиву пришлось обратиться за помощью к англичанам. Ну а бриттам, которые страстно мечтали наложить лапы на Суэцкий канал, только этого было и надо, ведь хозяин канала получал свободный доступ в Индию! Понятно, что Каир вскоре наводнили имперские чиновники. Но жить в турецком Каире они не пожелали и возвели для себя европейские кварталы, а на острове Джезира даже устроили спортивный клуб, скопированный с лондонского заведения в Херлингеме.

– нараспев прочитал Райзман.

– Любите Бунина? Я, признаться, тоже, – улыбнулся дипломат. – Хотя он, по-моему, Восток чувствовал хуже Гумилёва.

Так вот, уже при Насере, в начале шестидесятых, в Каире на Джезире построили довольно-таки уродливую телебашню, которая по замыслу архитектора должна была напоминать цветок лотоса, но на самом деле напоминает кое-что другое, да вы сами её скоро увидите. Наверху башни есть вращающийся ресторан, откуда в хорошую погоду, говорят, видны Великие пирамиды.

– И мы сможем подняться на башню? – заволновался Райзман.

– Боюсь, что нет, до переброски времени у нас в обрез. Вот после завершения миссии – сколько угодно, и я готов быть вашим гидом. Но вообще, осматривать город не советую, будете разочарованы. В Каире осталось совсем мало египетского, кроме того, он и раньше был небезопасен, а в последнее время – особенно. Поэтому территорию посольства не покидайте ни в коем случае. С одной стороны, Замалек – самый престижный и безопасный район города, а с другой – и в нём случается всякое.

Ну вот, друзья мои, а сейчас вы увидите Нил, точнее, один из его рукавов, омывающих Джезиру. Вот он, великий Хапи, податель жизни!

– Слава богу, здесь хоть не так печёт… – удовлетворённо пробормотал Райзман, откидываясь на спинку плетёного кресла. В руке он держал запотевший бокал апельсинового сока пополам с минералкой. Они втроём сидели во внутреннем дворике посольского особняка среди кустов бугенвилий и акаций. В центре поляны журчал маленький фонтан, в котором плавали декоративные рыбки.

– Знаете, теперь я понимаю, почему египтяне не додумались до изобретения колеса!

– Как не додумались, а египетские колесницы? – удивилась Ирина.

– Так ведь они их не сами придумали, а позаимствовали у кочевников.

– Ну и почему? – лениво спросил Вэ-Вэ, чтобы поддержать беседу.

– Думать им было жарко, вот почему! – объяснил Райзман. – Как можно что-то изобретать, сидя в печке? Да и зачем, собственно? Финиковую пальму обтряс – вот тебе и выпивка, и закуска. Корней лотоса или там папируса надёргал, высушил, истолок – получай муку. В Ниле полно рыбы, в дельте – птиц, а в пустыне антилоп. Это сейчас Египет зажат между пустынями, поэтому многие животные и растения вымерли, а в древние времена климат был не в пример мягче. Уток, например, было столько, что древние египтяне прятались на мелководье под воду, дыша через пустотелый стебель, а потом хватали их за ноги.

– Так, что ли, по-вашему, получается? – усмехнулась Ирина.

– Примерно, – кивнул Райзман. – Только кокосовые пальмы и бананы в Северной Африке не росли. Древнему египтянину вообще нужно было немногое. Одежды носили самый минимум, а дети лет до шести-семи вообще бегали голышом, посуду лепили из глины, домашней утвари почти не было, жили не по часам, Библию не читали за неимением оной. Даже молитвы и гимны заучивать было не надо – молились жрецы. Заплати профессионалу, и он сделает всё как надо! Очень практично.

– А деньги у египтян были? – поинтересовался Вэ-Вэ.

– Нет. В Египте существовали серебряные и медные меры веса, их называли дебенами, вот в них-то и измеряли ценность товара. В разные периоды истории дебен делился на десять или двенадцать частей. Десятую часть дебена называли кидет, а двенадцатую – шати, кусочек.

– Откуда историки всё это знают? – удивился Вэ-Вэ, – ведь книг в Египте не было?

– В основном из уцелевших надписей на стенах гробниц. Например, нашли надпись, из которой мы узнали, что во времена Девятнадцатой династии фараонов молодая рабыня стоила четыре серебряных дебена и один кидет. За неё отдали шесть бронзовых сосудов, пятнадцать льняных одеяний, покрывало, одеяло и горшок мёда.

– А недорого… – хмыкнул спецназовец, – гарем что ли завести из древних египтянок, пока замуля по воспитательной не видит? Кстати, а гаремы в Египте были?

– Ну гаремы не гаремы, а наложниц богатые и знатные египтяне имели. Кстати, о половой жизни древних египтян мы знаем не так уж мало. Но это не для дам. Напомните мне как-нибудь, я вам расскажу, когда будем вдвоём, – сказал Райзман и опасливо покосился на Ирину.

Женщина фыркнула.

– О чём бишь мы? А, да, о знаниях историков. Кое-что удалось извлечь из трудов Геродота, Гекатея, Диодора Сицилийского, Страбона и других античных авторов, но у них надо проверять каждое слово, уж больно много понаписали сказок и чепухи. Беда ещё в том, что иероглифы не похожи на наш алфавит и для написания книг подходят плохо. Свою письменность египтяне называли «Мадунетчер » – «Слова бога». Кроме иероглифов, существовало так называемое писцовое или иератическое письмо, а ещё позже появилось письмо демотическое .

– Знаете, в экспедициях меня всегда удивляли наши египтологи и вообще историки, – прервала опасно затягивающуюся лекцию Ирина. – По-моему, они все были малость повёрнутые на своих пыльных черепках и вонючих мумиях. Да кому вообще может быть интересно, что было тысячи лет назад? Одно хорошо: никто не проверит, пиши что хочешь…

Райзман мягко улыбнулся и ответил ей стихами Бунина:

– Слушайте, вы что, все эти стихи специально перед поездкой заучивали? – поинтересовалась Ирина.

– Да что вы, это с детства. Я, видите ли, питерский, мне положено!

– У нас гости, – негромко сказал Вэ-Вэ.

По дорожке, поскрипывая камешками, шёл вчерашний дипломат.

– Здравствуйте, – слегка поклонился он и улыбнулся. – Я вижу, вы потихоньку осваиваетесь? Это хорошо.

– Да здесь у вас как в санатории, – ответил Вэ-Вэ. – Но мы прилетели всё-таки не на курорт. Когда начнём работать?

– Не торопитесь, – дипломат опустился в свободное кресло. Тут же возник слуга-египтянин, который нёс на подносе бокалы, накрытые крахмальной салфеткой. Поколебавшись, дипломат выбрал колу с ромом и льдом и, дождавшись, когда слуга уйдёт, продолжил:

– Сегодня отдыхайте. Этот день отведён для акклиматизации после перелёта. Ваше снаряжение доставлено, сейчас с ним работают специалисты, идёт последняя проверка. Ночью в музее будет установлено оборудование, а на завтрашний вечер спланирована переброска.

– Почему на вечер? – недовольно спросил Вэ-Вэ. – Это неудобно, давайте лучше утром.

– Утром не получится, – развёл руками дипломат, – с утра в музее пропасть туристов, и египтяне не хотят терять деньги. Но музей закрывается рано, в 16 часов по местному времени, так что это будет не совсем уж вечер. И ещё одно: с вами пойдут американцы, но когда именно – неизвестно. Что-то у них не ладится, срок перехода всё время сдвигается.

– Это ещё что за новость? – нахмурился Вэ-Вэ, – на кой чёрт нам янки?!

– Я неудачно выразился. На самом деле, они будут сами по себе, американцы не захотели сотрудничать ни с кем, вы, стало быть, тоже будете полностью автономны.

– А ещё кто-нибудь, кроме нас и амеров, идёт? – спросил Райзман.

– Насколько я знаю, нет. Только вы и они.

Каирский музей древностей, расположенный в самом центре города на площади Тахрир, был построен в колониальном стиле и выкрашен то ли в цвет варёной свёклы, то ли запёкшейся крови. На площади перед зданием среди подстриженных кустов и чахлых пальм были расставлены массивные каменные скульптуры, которым, вероятно, не нашлось места внутри. Музей был зажат между современными высокими зданиями и выглядел несуразно.

В вестибюле гостей из России встречал лично доктор Хавасс, коренастый, с волнистыми седыми волосами и характерным лицом египтянина – грубоватые черты, крупный нос, тонкогубый рот, пронзительный взгляд. Несмотря на жару, доктор Хавасс был одет в тщательно отглаженный костюм, крахмальную сорочку со щеголеватым галстуком и сияющие туфли.

Кланяясь и приторно, по-восточному, улыбаясь, он рассыпался в цветистых комплиментах перед Ириной. Русский дипломат быстро и профессионально переводил.

– Доктор предлагает, – обратился он к Вэ-Вэ, – начать с небольшой экскурсии по музею, чтобы вы получили хотя бы отдалённое представление о том, с чем можете встретиться. Отказываться не советую. Во-первых, это невежливо, а, во-вторых, доктор Хавасс – крупнейший специалист и редко удостаивает кого-либо персональной экскурсии.

– Ну что ж, музей так музей, – вежливо кивнул Вэ-Вэ. – Переведите доктору, что мы благодарны и всё такое.

Выслушав перевод, доктор расцвёл улыбкой и немедленно взял на себя роль гида.

– Я воистину счастлив приветствовать высокочтимых гостей из России в Каирском музее, который является самым большим в мире собранием предметов древнего искусства нашей страны. В нём выставлены экспонаты из всех исторических периодов, причём самые «молодые» из них насчитывают около двух тысяч лет. Особую ценность представляют мумии фараонов и членов их семей. Бессмертные творения, шедевры искусства сделали известной всему миру и прославили на все времена одну из самых загадочных, уникальных и волнующих воображение цивилизаций – Древний Египет, жемчужину Нильской долины.

Так случилось, что два человека, которые создали Каирский музей и тем самым сохранили для человечества творения великих мастеров древности, никогда не встречались. Первым был Мохаммед Али, правитель Египта первой половины XIX века, албанец по происхождению, обучившийся грамоте уже в преклонном возрасте. Именно он своим декретом впервые запретил вывоз древних памятников из страны без особого разрешения правительства. Второй – француз Огюст Мариетт. В 1850 году он прибыл пароходом в Александрию, надеясь купить коптские и сирийские церковные рукописи. Но оказалось, что незадолго до этого коптский патриарх запретил их вывоз из страны. Тогда Мариетт обратился к истории Древнего Египта и был околдован ею на всю жизнь. Магнетизм древних образов овладел им, и француз начал раскопки в Саккаре, успех которых был ошеломляющим. Мариетт понимал, что все добытые с таким трудом артефакты должны быть сохранены для современников и потомков. Для этого нужно было тщательно контролировать проводимые раскопки и найти место для хранения и экспозиции найденного. Вот так и родились Служба древностей Египта и Каирский музей, которые Мариетт возглавил в 1858 году.

Первое здание музея располагалось на берегу Нила, в доме, где жил Мариетт со своей семьёй. Там он открыл четыре зала экспозиции египетских древностей. Однако количество находок, в том числе и золотых ювелирных изделий, постоянно росло, для них было необходимо новое здание, но, как всегда, на музей не нашли денег. Кроме того, старому зданию угрожали ежегодные разливы Нила. Вы знаете, мои господа, что наводнения прекратились только после ввода в строй Асуанского гидроузла на первом пороге Нила. Кстати, его главным инженером был ваш соотечественник, Николай Малышев. В 1971 году гидроузел вступил в строй, и жизнь Египта коренным образом изменилась. Прекратились разливы Нила, которые тысячелетиями из года в год несли на поля плодородный ил, но зато появилась возможность вести правильные ирригационные работы, а ведь раньше разливы уничтожали всё… И теперь за один сезон мы снимаем по три урожая. Да вы в России наверняка лакомились египетскими фруктами, не так ли? Впрочем, я отвлёкся, великодушно простите меня…

Огюст Мариетт снискал любовь и уважение правителей Египта. Именно он, господа, написал историю, которая легла в основу либретто оперы «Аида». Мариетт умер в 1881 году, саркофаг с его телом похоронили в саду музея. Через десять лет коллекция и саркофаг Мариетта переехали в Гизу, в старую резиденцию хедива Исмаила, и только в 1902 году сбылась мечта французского учёного о создании особого музея древностей в центре столицы.

Новый музей, в котором мы с вами сейчас находимся, был построен на площади Эль-Тахрир по проекту французского архитектора. В его саду Мариетт обрёл своё последнее пристанище, над мраморным саркофагом, расположенным с левой стороны от входа, возвышается его бронзовая статуя в традиционном египетском костюме конца XIX века и в османской феске. Вокруг – бюсты крупнейших египтологов мира, среди них скульптурный портрет выдающегося русского учёного начала XX века Владимира Голенищева. В саду выставлены и находки Мариетта: сфинкс Тутмоса III из красного гранита, обелиск Рамсеса II и другие произведения монументального искусства, мы можем их осмотреть. Но, господа, Каирский музей сегодня – это около ста залов на двух этажах, сто пятьдесят тысяч экспонатов и тридцать тысяч предметов в запасниках, охватывающих необозримую историю Древнего Египта, вряд ли вы располагаете временем для подробного осмотра. Поэтому давайте просто пройдёмся по музею, чтобы вы смогли ощутить дух времени, увидеть лица людей, с которыми вам, возможно, предстоит встретиться… Прошу вас!

Экспонаты были расположены по тематическому и хронологическому принципу и, как истинный учёный, доктор Хавасс начал с самого начала, то есть с додинастического периода истории Египта. Лекция обещала быть длинной и весьма занудной.

Первый этаж занимали скульптуры из известняка, базальта и гранита. Их было так много и расставлены они были так тесно, что мешали друг другу. И если Райзман каждый новый экспонат встречал радостной улыбкой узнавания, то Вэ-Вэ скоро запутался в многочисленных египетских богах и фараонах. Он смотрел только на лица и поражался мастерству скульпторов, живших в непредставимо древние времена. Вот статуя фараона Хафры, строителя второй по величине пирамиды в Гизе, высеченная из тёмно-зелёного диорита со светлыми прожилками. Великий фараон спокойно и величаво взирает со своего трона, за спиной у него охранник – бог Гор в виде сокола, а вот фараон Микерин изображён в окружении богинь. Фараон обнажён по пояс, на нём только парадный передник, подпоясанный ремешком, прекрасно проработана атлетическая мускулатура владыки Египта. Фараон и сопровождающие его богини стоят босиком. В христианском искусстве не принято подчёркивать половые признаки святых, а вот египетские богини – полногрудые, с тонкими талиями и широкими бёдрами, широкоскулые лица неожиданно напоминают славянский тип.

В отдельном зале – статуи фараона-еретика Эхнатона и его жены Нефертити, впечатление от которых испорчено множеством отвратительных копий на календарях, пакетах и аляповатых безделушках.

Сокровища Тутанхамона охраняют две чёрных статуи воинов в человеческий рост. Они вот уже три тысячи лет стоят перед входом в сокровищницу – сначала в его пирамиде, а теперь в музее. Воины, кажется, слегка опираются на левую ногу, чтобы нанести удар грабителю жезлом или булавой.

Юный фараон разбился на охоте, выпав из колесницы, и умер в возрасте восемнадцати лет.

Странное и, пожалуй, жутковатое впечатление оставляет голова царевны, дочери Эхнатона и Нефертити. Сначала кажется, что скульптор беспощадно запечатлел врождённое уродство девушки, её длинный, каплевидный череп, нелепо контрастирующий с красивым, чувственным лицом. И только потом понимаешь, что это смелый художественный приём. Неизвестный скульптор, возможно, влюблённый в свою модель, постарался отойти от жёсткого, бездушного канона. Сейчас такой художественный приём никого бы, пожалуй, не удивил, но три тысячи лет назад…

Когда доктор Хавасс добрался до сокровищ из погребения фараона Псусеннеса I, правившего в десятом веке до нашей эры, дипломат кашлянул и вежливо указал на часы.

– Что, уже пора? – прервался египтолог. – Жаль, я не успел рассказать всё, что планировал. Ну делать нечего, пойдёмте, мои господа.

Хавасс набрал код на замке служебной двери, и они оказались в подсобных помещениях. Здесь кондиционирование не работало, и специфический запах, который преследовал Вэ-Вэ с самого начала экскурсии, казалось, усилился. Они шли по тускло освещённым коридорам, спускались по лестницам, за стенами музейных залов был скрыт лабиринт, наподобие ходов в пирамиде. Два или три раза им попадались посты, причём майор заметил, что дежурили на них не простые солдаты, а опытные и тренированные коммандос, вооружённые до зубов.

Наконец они вошли в большой зал с низким потолком, в центре которого стояла массивная гробница из красноватого камня без крышки. Над гробницей потрескивал и стрелял искрами овал высотой метра в полтора и шириной в метр. Вокруг гробницы были расставлены стойки с приборами, в пластмассовых коробах лежали пучки кабелей, с аппаратурой работали десятка полтора то ли учёных, то ли военных в одинаковых комбинезонах без знаков различия. Светящийся овал был окружён видеокамерами на штативах.

К Вэ-Вэ подошёл сотрудник ФСБ, знакомый ему ещё по Москве.

– Здравствуйте, – сказал он, поживая руку спецназовцу, – у нас всё готово. А как вы?

– Готовы, – лаконично ответил Вэ-Вэ. – В чём будет заключаться переход?

– По-видимому, нужно будет просто вступить в портал. Переброс происходит мгновенно. Мы бросали в него разные предметы, и они сразу же возникали с той стороны . Да их и отсюда видно. Сначала мы бросали камни, которые подобрали на берегу Нила, видите? Вон они валяются. Потом стали бросать ветки и листья деревьев местных пород. Всё опять прошло гладко.

– А живые существа переправляли?

ФСБ-шник замялся:

– С людьми мы, по понятным причинам, не экспериментировали, а мышей, кошек и собак нам не разрешили использовать зоологи, боятся нарушения гомеостаза. Понятия не имею, что это такое, но им виднее. Тогда мы наловили насекомых, которые вряд ли сильно изменились за четыре тысячи лет, и выпустили их в портал.

– И что?

– Да ничего, – пожал плечами ФСБ-шник, – они исчезли, улетели, наверное. Мухи – они ведь и в Африке мухи, что с них взять? Во всяком случае, трупов ни по ту, ни по эту сторону мы не нашли…

– Ладно, с этим ясно, – кивнул Вэ-Вэ. – Ещё пара вопросов.

– Пожалуйста.

– Я правильно понял, что для перехода через портал не нужны никакие манипуляции? Потому что Райзман разрабатывал какие-то теории перехода…

– Абсолютно ничего не требуется! Шаг – и вы там.

– Тогда последний вопрос. Где американцы?

– Только что были здесь, – неприязненно ответил ФСБ-шник, – шестеро здоровенных парней в песчаном камуфляже, увешаны оружием и какими-то приборами, как в кино. Круче их только яйца. Настаивали, что пойдут первыми, от взаимодействия с вами категорически отказывались. Но в последнюю минуту прибежал какой-то их босс, весь в бейджиках и нашивках, приказал переброску отложить и куда-то увёл. Просили только передать вам для связи их радиостанции, вот они.

– Ну и пёс с ними. Когда начинаем?

– Всё готово, можно прямо сейчас.

Вэ-Вэ отозвал в сторону Райзмана и Ирину и негромко сказал:

– К переходу всё готово, начинаем прямо сейчас. Если передумали или есть хоть малейшие сомнения, советую отказаться. Никто на вас не будет в претензии, вы никому и ничем не обязаны.

– Нашли дурака отказываться! – хмыкнул Райзман.

Ирина отрицательно качнула головой.

– Так, хорошо. Тогда слушайте меня внимательно. Первым иду я. Следом, если всё пройдёт нормально, с интервалом в пятнадцать секунд, чтобы не свалиться мне на голову, идёт Райзман, потом ещё через пятнадцать секунд – Ирина. Повторяю: если со мной во время перехода будет что-то не так, в портал не лезть ни в коем случае! Особенно касается вас, Яков Исаевич! И не надо скептических улыбок, я не шучу. Вы меня поняли?

– Да понял, понял!

– Ирина?

– Всё будет в порядке.

– Сплюньте.

ФСБ-шник отошёл от приборов и повернулся к Вэ-Вэ, он заметно волновался и был бледен:

– Был бы верующим, сказал бы: «С богом!» А так: ни пуха! И возвращайтесь…

– К чёрту! – через плечо ответил Вэ-Вэ и, как опытный парашютист, нырнул в портал.

Глава 2

Переход через портал был похож на прыжок метров с двух, Вэ-Вэ даже устоял на ногах, но сразу же упал, откатился в сторону, вытянул «Беретту» из нагрудного кармана, прижался к песку и настороженно прислушался. Всё было спокойно, только шелестел ветерок, чирикали и посвистывали какие-то птицы. Выждав на всякий случай ещё несколько секунд, майор привстал на одно колено и осмотрелся, водя стволом пистолета за линией взгляда. Его выбросило на песчаный язык, засыпавший траву. Песок был мелкий, ярко-жёлтый и очень чистый, в глаза бросались только камни и ветки, заброшенные из будущего. Никакого мусора, свидетельствовавшего о наличии людей, вроде окурков, бутылок и консервных банок не было. Местность выглядела совершенно дикой и безлюдной.

Осмотр прервал Райзман, который внезапно шлёпнулся рядом с майором и на удивление толково сделал то, чему его учили на базе ФСБ, то есть откатился в сторону от места приземления и остался лежать на животе. Спецназовец посмотрел вверх. Там не было ничего, напоминавшего портал – просто синее небо с беленькими облачками – поэтому прибытие Ирины со стороны выглядело довольно странно: она появилась из ниоткуда и неловко упала на песок. Вэ-Вэ и Райзман поспешили к ней.

– С вами всё в порядке? – спросил спецназовец, подавая женщине руку, – нигде не болит?

– Да нет, вроде всё цело, – ответила Ирина, отряхивая комбинезон.

– Как-то вы упали неудачно…

– Поспешила! Я почему-то испугалась, что вы уйдёте и бросите меня. Представила себя одну-одинёшеньку в Древнем Египте и бросилась в портал, как угорелая. Глупость, конечно…

– Первый прыжок, что же вы хотите? – улыбнулся Вэ-Вэ. – Десантники, уж на что здоровые и толстокожие мужики, и то иногда чудят, забудьте. Главное, вы целы.

– Интересно, что с этой стороны портала не видно, поэтому обратно в него влезть будет нелегко, – практично заметил Райзман.

– Будем надеяться, что найдётся другой путь, – ответил Вэ-Вэ. – Но на всякий случай давайте обозначим место перехода, например, стрелой из камней. Только мелочь не берите – её завтра же песком засыплет. Вы, Ира, пока отдыхайте, мы сами.

– Жарковато, однако, – сказал Райзман, потирая поясницу, когда выкладка стрелы была закончена. – Градусов тридцать пять, наверное.

– Разве это жара? – хмыкнула Ирина, – летом здесь и за пятьдесят бывает, а если ещё хамсин[3] задует, вообще как в духовке.

– А когда в Египте считается лето? – спросил Вэ-Вэ.

– Если в современном, то как обычно, – ответил Райзман. – А вот в Древнем Египте год, по-египетски – «ренпет » – делился не на четыре, а на три части. И начинался он с появления на небе звезды Сопдет , по-нашему – Сириус, это примерно в середине июля. Год обозначали иероглифом в виде ростка с почкой. Первый сезон назывался «ахет» – «разлив», второй – «перет», то есть «сев», а третий, понятно, сезон сбора урожая, «шему» – засуха. Каждый сезон состоял из четырёх месяцев по тридцать дней. Получалось триста шестьдесят.

– Но в году триста шестьдесят пять дней! – заметила Ирина. – Где же ещё пять?

– А-а-а, с этими днями связана знаменитая легенда, – ответил египтолог. – Дело в том, что богиня Неба, Небесная Корова Нут и бог Земли Геб были близнецами. Они так любили друг друга, что родились, обнявшись, а позже поженились. Разгневанный Ра поднял Нут вверх – так появилось небо, а Геба оставил внизу, на земле. Ра повелел, чтобы Нут не могла родить ребёнка ни в один из месяцев года. Огорчённая Нут попросила о помощи бога Тота. Он, конечно, не осмеливался идти против воли Ра, но Нут ему всё-таки было жалко. Тогда хитрый Тот выиграл в сенет[4] у божества Луны Хонсу пять дней, чтобы Нут обрела возможность родить детей. Эти дни считались священными и были днями рождения богов. Тот выиграл, и солнечный год увеличился на пять дней, а Хонсу проиграла, поэтому лунный год уменьшился на те же пять дней.

Високосных годов египтяне не знали, поэтому со временем накапливалась ошибка, и время от времени какой-нибудь сведущий в астрономии фараон по совету жрецов её устранял. Так и жили… Эх, жаль, курить нельзя, руки сами к карману тянутся… – пожаловался Райзман.

– Меня же врачи убеждали, что сняли у вас табачную зависимость! – нахмурился Вэ-Вэ.

– Физиологическую-то сняли, а психологическая никуда не делась! Шутка ли, со школы курю! Но делать нечего, придётся уж терпеть, а то местные граждане, увидев странно одетого человека с дымящейся папиросой во рту, чего доброго, приняли бы его за хефта .

– Кого-кого? – переспросил Вэ-Вэ.

– А-а-а… Ну за этакого злого демона, что ли.

– Попросту говоря, за чёрта?

– Чёрт – это изобретение сугубо иудо-христианской религии. Я же говорю, здесь совсем иная культура.

– Послушайте, ну сколько можно болтать о всякой ерунде на солнцепёке? – вмешалась Ирина. – Вон финиковая пальма, она хоть какую-то тень даёт, давайте под неё переберёмся.

– Секунду, – остановил Ирину Вэ-Вэ. Он достал «Беретту» и, почти не целясь, выстрелил в ствол. Брызнули щепки, а сверху посыпались листья и незрелые плоды.

– Кого вы там увидели? – живо заинтересовался Райзман. – Змею или скорпиона?

– Никого, – пожал плечами майор. – Мне просто нужно было проверить, действует ли здесь наше оружие. Как видим, действует. Проверьте и вы свои пистолеты. Так, отлично. Вот теперь можно присесть и подумать, что делать дальше. Нет-нет, не на песок! У вас есть пенковые коврики, привыкайте сидеть только на них. А то мало ли? Меня вот, например, сейчас интересует не температура воздуха, а вопрос, куда нас, собственно, забросило? Похоже, мы на Земле – дышим как обычно, сила тяжести нормальная, растения тоже вроде земные, Ирина вон финиковую пальму узнала. Но окончательно в этом мы сможем убедиться только ночью, если будут видны звезды. Для начала я хотел бы знать, мы хоть в Египте?

– По-моему, да, – сказала Ирина.

– Откуда вы знаете?

– Не могу объяснить. Ну genius loci, гений места, понимаете? Я же бывала раньше в Египте и запомнила его ауру. Здесь она такая же.

– Кстати, кроме нечувствительного духа места здесь и обычный запах вполне ощутим, – сварливо сказал Райзман. – Чем это так воняет?

– Илом, – коротко ответила Ирина, а потом добавила: – Ну тем самым знаменитым благодатным илом, который делал поля Египта такими плодородными. После разлива он оставался на полях, перегнивал и превращался в естественное удобрение. Вообще, здесь очень египетский пейзаж: справа Нил, на берегу полоска зелени, а дальше пустыня.

– Какая? – поинтересовался Вэ-Вэ.

– Смотря на каком мы берегу. Если на правом, то Нубийская, а если на левом – Ливийская. Это можно узнать по направлению течения, но отсюда не видно: тростник высоченный.

– Сейчас и проверим. – Райзман поднялся и не спеша направился к реке.

– Куда вы? – испуганно крикнула ему в спину Ирина, – стойте! Да стойте же!

Египтолог нехотя остановился:

– Что такое?!

– Вы с ума сошли! Нельзя лезть в прибрежные заросли! Там может быть что угодно: крокодилы, гиппопотам или водяные змеи. Кстати, крокодил бегает очень быстро, а из пистолета вы его не застрелите, нужен крупнокалиберный карабин.

– Яков Исаевич, я же просил вас – никакой самодеятельности! – сухо сказал Вэ-Вэ. – Мы оказались в совершенно незнакомом и, вероятно, довольно опасном месте. Я же не могу постоянно приглядывать за вами, и, в случае чего, мы от крокодилов с пистолетами не отобьёмся! Так что вы уж, пожалуйста, даже до ветру – только с моего разрешения. Вас, Ирина, простите, это тоже касается.

– А почему мы не взяли с собой оружие посерьёзней? – спросил Райзман.

– Я же объяснял: слишком тяжело. Автомат, к примеру, весит три с половиной килограмма, а ведь к нему нужны ещё и патроны. Да мы и по цинку не унесём! Лучше вести себя осторожно. Место здесь весьма странное. Вот, например: если американцы всё-таки вошли после нас в портал, то где они, спрашивается? Не видно даже их следов.

– А по рации с ними связываться не пробовали? – спросила Ирина.

– Не успел. Давайте сейчас и попробуем, – ответил Вэ-Вэ. Он достал из кармана коробочку в песчаном камуфляже, пощёлкал кнопками и поднёс к уху. – Тишина…

– А она вообще-то работает?

– Это легко проверить. Все наши радиостанции должны сидеть на одном канале. Отойдите подальше и включите свою. Ну, слышите меня? Приём!

– Слышу отлично.

– Значит, работает. А вы, Яков Исаевич?

– И я слышу.

– Вот видите, это УКВ, местность ровная, леса нет, значит, в пределах двух-трёх километров мы должны слышать друг друга, а связи нет. Вывод: амеры либо пока ещё не вошли в портал, либо их выбросило где-то в другом месте или в другом времени. А почему? Выходит, что кто-то порталом управляет? Тогда как этот кто-то определил, что шестерых нужно отправить в одно место, а троих в другое? И что это за другое место?

– Место – это как раз вопрос не главный, – заметил Райзман.

– Почему вы так считаете?

– А очень просто: хотя бы потому, что мы сами не знаем, куда нам надо. А раз не знаем, то не всё ли равно, куда нас забросило? Гораздо интереснее понять, так сказать, «в когда» мы попали.

– А это почему так важно? – спросила Ирина.

– По многим причинам. Ну, например, в раннем, додинастическом Египте и, возможно, в Древнем царстве, был матриархат.

– Хм… Интересно было бы почувствовать себя в роли мужчины, – усмехнулась Ирина.

– Будьте осторожны в своих желаниях, потому что они могут исполниться. Ведь в архаичных обществах матриархат мог принимать весьма причудливые формы, например, принесения в жертву мужчин или, скажем, храмовой проституции, которая была обязательной для жриц.

– Д-да… Пожалуй, я малость поторопилась, – смутилась Ирина.

– Вот именно. Здесь любая ошибка, любое неосторожное слово или необдуманный поступок могут оказаться смертельными. Человеческая жизнь в древности стоила очень мало, а уж жизнь чужака…

Но идём далее. Египет то объединялся в единое царство, то разваливался на части, а если нас занесло в эпоху завоеваний гиксосов , дела вообще из рук вон плохи. Но даже и в просвещённом эллинистическом Египте Птолемеев тоже были свои заморочки. В общем, чем раньше мы поймём, в какое время попали, тем будет лучше. И решить эту задачу будет са-а-авсем непросто.

– В общем, пока понятно, что ничего непонятно, – сказал Вэ-Вэ. – Мне ещё в Москве казалось, что наша миссия отдаёт идиотизмом. Честно говоря, я сильно удивился, когда портал сработал. Ну, думал, мистификация или что-то в этом роде. Но теперь вижу – это не так. Ладно. Давайте хоть попробуем решить, что нам делать дальше? Не век же сидеть под этой пальмой! Куда идти? Кого искать? Кому морду бить за скверные шутки? Людям? Жрецам? Богам египетским?

Ирина промолчала, а Райзман сидел с закрытыми глазами, привалившись спиной к пальме и, казалось, не слушал майора.

– Яков Исаевич?.. – позвал тот.

– Мы оказались в чрезвычайно любопытной ситуации, – неожиданно ясным и чётким голосом ответил египтолог. – В наш сугубо циничный и материалистический век приходится признать существование насквозь идеалистических сущностей, то есть богов Древнего Египта, и это идёт вразрез со всей материалистической наукой. Если пользоваться приличными словами, для современного человека признать существование богов означает впасть в когнитивный диссонанс. А если пользоваться неприличными…

– Неприличные мы знаем, спасибо, – прервал его Вэ-Вэ. – Понятно, что ни жрецы, ни, тем более, люди, построить действующий портал и вдохнуть подобие жизни в ушебти не способны. Значит, боги. А кто именно, как по-вашему?

– В Древнем Египте была пропасть богов, наверное, про всех мы и не знаем. Но всякую мелочь лучше сразу отбросить и рассматривать только великих, таких как Амон, Изида, Осирис, Тот, Сет, Птах и некоторые другие. Остальным такое не по силам.

– И… Кто же из них? – спросил Вэ-Вэ.

– На первый взгляд, напрашивается Осирис – он повелитель подземного мира, и ушебти – по его части. Но после того как Сет умертвил его, а Исида воскресила, Осирис обосновался в Дуате и не покидает его. Место, где мы находимся, на царство мёртвых не похоже. Поэтому я бы предпочёл встречу с Тотом.

– Почему именно с Тотом? – спросила Ирина.

– А он среди богов самый вменяемый, что ли… Если эти слова вообще применимы к богу. Тот – бог мудрости, он ведёт хроники обо всём, что происходит в его универсуме. Кроме того, он бог магии и целительства.

– Хорошо, пусть будет Тот, – пожал плечами майор, – с кого-то всё равно надо начинать. А где мы будем его искать?

– Возможно, в храме? – предположил Райзман. В Египте было очень много храмов Тота, а главный был в Хемену , по-гречески – в Гермополисе, там же находилось кладбище мумий ибисов, священных птиц Тота. Но это в Верхнем Египте, и я не знаю…

– Смотрите! – внезапно воскликнула Ирина. – Что там такое? Раньше этого не было!

Мужчины вскочили. В отдалении возник египетский храм, его контуры колебались в потоках горячего воздуха.

Вэ-Вэ достал бинокль:

– Километра полтора, не больше, но идти по песку. Пойдём, глянем? Кажется, нас недвусмысленно приглашают. Яков Исаевич назвал имя Тота, и вот… Посмотрите, это его храм?

Райзман долго разглядывал храм в бинокль.

– Не знаю… Большинство древнеегипетских храмов, в общем, похожи друг на друга. Известные нам храмы Тота лежат в руинах, современные реконструкции субъективны и потому сомнительны. А это не мираж?

– Насколько могу судить, нет, – ответил Вэ-Вэ. – Во всяком случае, если это храм Тота, то бог на редкость любезен: не заставляет нас топать через всю страну. Собирайте своё имущество и проследите, чтобы не осталось ни одной мелочи. Наши вещи не принадлежат этому миру, кто знает, что произойдёт с забытым…

Идти по слежавшемуся песку было легко, ноги не вязли. Постепенно храм приближался, и становилось ясно, насколько он огромен. Казалось, каменная громада нависала над людьми, угрожая вмять их в песок и расплющить.

Внезапно Ирина остановилась:

– Что-то здесь не так…

– Что вы имеете в виду? – напрягся майор.

– Не знаю, как сказать… Может, чепуха, нервы шалят…

– Ну а всё-таки?

– Да какое-то здесь всё очень яркое: песок яично-жёлтый, небо синее-синее, как будто его нарисовали, пальмы, как в мультике диснеевском. Я Египет запомнила совсем не таким: он был серым, тусклым, пыльным. А здесь всё по-другому. И я не знаю, хорошо это или плохо.

– По крайней мере, это не опасно. А ещё что?

– Да вот храм этот. Обычно вокруг таких зданий в Египте полно куч мусора, ям, каких-то канав, в общем, следов человека. Да-да, в том числе и тех, о которых вы подумали. Египтяне в этом плане не очень-то чистоплотны. А здесь… Как будто храм построили в другом месте, а потом принесли, разровняли песок гигантской лопатой и воткнули его где захотелось. Понимаете?

– Пожалуй… – негромко сказал Вэ-Вэ, разглядывая храм как бы заново. – А вы что скажете, Яков Исаевич?

– Пока ничего… – пожал плечами Райзман. – Подойдём поближе – увидим.

Храм был развёрнут фасадом к Нилу. «Избушка, избушка, повернись к Нилу передом, к пустыне задом», – усмехнулся про себя Вэ-Вэ.

Потом песок кончился, и они вступили на широкую и прямую аллею, вымощенную тщательно подогнанными плитами из песчаника. Аллею охраняли два ряда небольших и совершенно одинаковых сфинксов, представлявших собой странную помесь льва и собаки. Терпеливые скульпторы вырезали у каждого фантастического зверя клыки, когти и даже кисточки на хвостах. Между сфинксами были высажены цветущие кусты и пальмы.

– Какая-то незнакомая пальма, – заметил Вэ-Вэ. – Раньше мы таких не видели.

– Это гифена или по-другому дум-пальма , – объяснила Ирина. – Видите, ствол двоится в виде буквы V? В наше время в Египте они уже не растут, но ещё кое-где встречаются в африканских саваннах, а здесь – пожалуйста. Ой, смотрите, бассейн, даже два! Как красиво!

Аллея вела их между двумя мелкими прямоугольными бассейнами. Вода в них играла и искрилась. На стенах и на дне бассейнов были с большим мастерством нарисованы водные растения, между которыми шныряли красные рыбки.

– Если это храм Себека,[5] в бассейне могут быть священные крокодилы! – предостерёг Райзман.

Майор осторожно заглянул через бортик.

– Здесь только разноцветная рыбья мелочь.

– Ну и ладно! Тогда смело идём в храм.

Белокаменный портал храма между двумя мощными пилонами был украшен искусной резьбой, но разглядывать её путешественники не стали. Райзман почти вбежал в гипостиль,[6] остальные поспешили за ним и… замерли, скованные удивлением. Перед ними стояло странное, невозможное существо: человек пятиметрового роста с птичьей головой.

– Тот! – ахнул Райзман.

Он сделал несколько шагов вперёд, неуклюже поклонился и, запинаясь, произнёс какую-то фразу, вероятно, на древнеегипетском.

Существо посмотрело на Райзмана одним глазом, потом по-птичьи повернуло голову и глянуло другим. Внезапно зверобог замглился, и вот, на его месте уже стоит египтянин обычного роста, одетый в длинную набедренную повязку шенти и кожаные сандалии. Мускулистую грудь бога украшала массивная пластина из золота и не огранённых драгоценных камней, на голове был чёрный парик из овечьей шерсти.

Райзман уже увереннее повторил фразу.

Бог Тот поморщился и поманил Райзмана к себе. Египтолог безбоязненно подошёл. Тот слегка стукнул его по голове жезлом, украшенным знаком иероглифа Анх.[7] Райзман поперхнулся, но вдруг бодро заговорил по-египетски.

– А что? Неплохой метод скоростного изучения иностранного языка! А мы-то в школе мучились… – хмыкнул Вэ-Вэ. – Теперь наша очередь! Вперёд, за знаниями!

– Привет тебе, Тот, Почтенный Ибис! – напыщенно изрёк Райзман.

Бог Тот усмехнулся:

– Пусть возрадуются и ваши Ка![8] Вам удалось удивить меня, смертные, а это случается нечасто, даже по меркам богов. И вообще, вы первые люди, которые смогли попасть в Страну Богов.

– В Страну Богов?! – переспросил Райзман дрогнувшим голосом.

– Именно. Вы не в Та-Кемет,[9] а в ином плане бытия. Правда, в нашем языке нет такого понятия, но пока я передавал вам знания, чтобы мы могли понимать друг друга, я покопался в ваших головах и теперь знаю, что оно означает. И вообще, не нужно рассказывать, кто вы, что такое портал и зачем вы вступили в него. Теперь я знаю всё, что знаете вы. Но вновь скажу: я удивлён, а правильнее будет сказать – изумлён. Вы не лжёте, я чувствую это, мне вообще никто не может солгать, но истина, которую вы принесли, слишком уж необычна. Я должен обдумать её. А где лучше всего думается? Конечно, за столом! Чаша вина сейчас будет нелишней!

Тот ударил в медный гонг, и в зал вбежали четыре здоровенных павиана.

– Это мои слуги, – объяснил он и, повернувшись к обезьянам, приказал: – У нас гости, несите столы для пиршества и позовите возлюбленную сестру мою Маат.[10] Пусть она примет участие в пире, и тогда наши сердца возрадуются.

Самый большой волосатый павиан что-то буркнул и косолапо ускакал внутрь храма, трое других последовали за ним.

– Садитесь, – предложил Тот, указывая на плетёные кресла.

В храме было полутёмно, от массивных стен веяло прохладой, через невидимые продухи под крышей тянуло свежим ветерком.

Вэ-Вэ блаженно разлёгся в удобном кресле, но был вынужден снова вскочить: в зал вошла очень красивая египтянка. Она была одета в подобие длинного платья на бретельках, оставлявшего груди открытыми, и длинную полупрозрачную накидку, стянутую у талии пояском. Густые чёрные волосы были уложены в сложную причёску, над которым качалось пышное перо страуса. Маленькие изящные ноги богини были босыми.

– Брат и муж мой Тот, ты звал, и я явилась по твоему приказу.

– Я хочу, чтобы ты, сестра сердца моего, разделила с нами чашу, выслушала наши речи и сказала своё слово. Ибо ты мудра, и тебе открыто потаённое.

– Я сделаю по слову твоему, брат и муж мой, – сказала Маат.

Павиан подтащил к ней кресло, и богиня изящно опустилась в него; другой павиан тут же встал с опахалом у неё за спиной.

Через несколько минут слуги внесли накрытые столы, уставленные сосудами, чашами и блюдами.

– Я вижу, вы устали и хотите есть, вас терзает беспокойство. Успокойтесь, в доме Ибиса, чати[11] богов, вы в полной безопасности, – тихим, мелодичным голосом произнесла Маат. – Вообще вам несказанно повезло, ибо вас могло занести в жилище Сета или львиноголовой Сехмет.[12] Как вам удалось найти жилище моего господина?

– Да мы, собственно, и не искали, – ответил Райзман. – Нас выбросило из портала на прибрежную лужайку. И вот, сидя под пальмой, мы стали рассуждать о богах. Тут-то и прозвучало имя Почтенного Ибиса, ну и получилось, что мы позвали храм. Нам оставалось только дойти до него.

Маат кивнула, подошла к столам и стала показывать угощение.

– Здесь напитки. В этом кувшине вино из плодов финиковой пальмы, оно сладкое и радует желудок. Вот ячменное пиво, напиток простецов, а мне больше нравится пиво из фиников; это вино из винограда, оно кислое и его любят не все. На этом блюде – запечённый в глине журавль, это нильские гуси, дальше – рыба всяких сортов. Вот тут дымится, радуя обоняние, мясо антилопы в кисло-сладком соусе. Что ещё? Дыню, виноград, финики вы, конечно, узнали…

– А что это, госпожа? – спросила Ирина, показывая на блюдо с незнакомым на вид мясом.

– Это? Это особым образом приготовленное мясо гиппопотама. Его очень сложно убить, охота опасна, поэтому даже фараоны лакомятся этим блюдом нечасто, ну а боги… боги – другое дело.

– Бес![13] – позвала Маат.

Тут же из тёмного угла храма вышел на свет толстый кривоногий карлик с длинной бородой. Карлик ухмылялся во весь рот.

– Не дело за столом слышать чавканье и хруст раздираемой пищи, – сказала она. – Услади наш слух музыкой!

– Конечно, госпожа! – неожиданно гулким басом ответил карлик. – Но позволь мне позвать Бастет![14]

Тут же появилась девушка с головой кошки в длинном платье из белого полотна. Бес, усевшись на подушку, заиграл на флейте, а девушка-кошка тихонько подыгрывала ему на систре, его колокольчики нежно и мелодично звенели.

Вэ-Вэ неожиданно почувствовал, что проголодался, он подсел к столу и осторожно посмотрел, как едят хозяева.

В каждом блюде была своя ложка, но вилок и ножей не было. Мясо и рыба были приготовлены так, что легко разделялись на порции и более мелкие куски. Пирующие клали перед собой прямо на стол большую лепёшку, а уж на неё накладывали кто что хотел. Ели руками.

– Какая великолепная посуда! – сказала Ирина, разглядывая серебряную чашу.

– Какая, эта? Эта из гробницы, – небрежно сказал Тот, – не помню уж из чьей. Впрочем, здесь вся посуда из гробниц.

Ирина поперхнулась и слегка побледнела.

– Не надо переживать, – усмехнулся бог. – Во-первых, ей никто и никогда не пользовался, тем более, мёртвые, а, во-вторых, это ведь не настоящая посуда, а только её Ка.

– Как это? – встрепенулся Райзман, который от сытной и обильной трапезы слегка осоловел и, казалось, задремал.

– Да так, – пожал плечами Тот. – Мы пользуемся не самими вещами – это было бы слишком хлопотно – а их внутренней сущностью, Ка.

Египтолог оказался прав: чати египетских богов вёл себя как добродушный и весёлый хозяин. Он с удовольствием ел, пил и угощал гостей, а когда финиковое пиво подействовало, раскрасневшийся бог в танце очень похоже изобразил свою священную птицу. Маат не отставала от супруга, и в храме не стихал смех.

Наконец Тот, отдуваясь, повалился в кресло и сказал:

– Что ж, я вижу, гости сыты, хозяева тоже, значит, пришло время для разговоров.

Бог снова хлопнул в ладоши, павианы утащили столы, на которых заметно поубавилось еды, куда-то исчезли карлик и девушка-кошка.

– Позволь спросить, господин, – сразу воспользовался приглашением Вэ-Вэ. – Вместе с нами в Та-Кемет, возможно, прибыло ещё шесть человек. Мы не знаем что с ними и волнуемся об их судьбе. Ты не знаешь, где они могут быть?

– Понятия не имею, – ответил бог. – Позже попробуем их поискать, а сейчас лучше скажите, что вы намерены предпринять в Земле ока Гора?

– Совершенно не представляем себе! – честно ответил Вэ-Вэ. – Дело настолько странное и необычное, что я не знаю, за что и браться, у нас ведь нет никакого опыта. В сущности, мы отправились наугад. И вот, нам сразу несказанно повезло. И если Почтенный Ибис…

– Ну бросьте, бросьте… – лениво отмахнулся Тот. – Мы не на богослужении, а вы не жрецы, тупые и заплывшие жиром недоумки, – раздражённо добавил он. – Вы из другого универсума, и вам незачем соблюдать все эти глупые условности. Совершенно ясно, что затеяна опасная игра. Это не партия в сенет, тут ставкой может оказаться не горсть орехов, а всё сущее. Поэтому, сначала следует ответить на главный вопрос: кому по силам такое, и в зависимости от ответа решать, что делать дальше.

В Та-Кемет великое множество богов и богинь, но всех принимать во внимание нам незачем, нас интересуют только воистину могучие боги Эннеады. Итак, кто же из них? Беспредельна власть над нашим миром Атума – но, к счастью, он вне подозрений.

– Почему? – быстро спросил Вэ-Вэ.

– Да потому что Атум – бог-демиург. Я использую для простоты известное вам слово, а у нас он именуется иначе. Достаточно демиургу произнести повеление, и вселенная изменится по изречённому слову. В начале времён Атум появляется из изначального океана Нун, а в конце возвращается в него, и в этой бесконечной череде эонов залог незыблемости мироздания. Вы, короткоживущие, слишком примитивно трактуете понятие времени. Это не только стрела, летящая из прошлого в будущее, но и вот такие кольца, возможно, непредставимые для разума человека. Кому как не Атуму знать это? И я уверен, что он не будет даже пытаться разорвать одно из них, изменяя великий порядок. Ведь если окружающий нас мир пребывает таким, каким был ранее, значит, слова повеления не сказаны, не так ли?

– Тогда кто? – спросил Райзман.

– Терпение… – качнул головой Тот. – Тот, кто бежит слишком быстро, рискует упасть в пыль. Конечно, проще всего было бы возложить вину на Сета, ведь он – воплощение всего скверного, злого и опасного. Но Сет глуп. Силён, злобен, глуп и прост в сердце своём. Когда-то он исхитрился заманить в специально подготовленный гроб простодушного Осириса, нашёл в себе силы разрубить его тело на части и разбросать по всей стране, но столь изощрённое зло, как создание червоточин в ткани времени, ему не по разуму. Он может помогать мудрому, не понимая, в чём смысл помощи и даже во вред себе, но не более. Нет, это не Сет.

Богинь мы тоже не будем брать в рассмотрение, ибо женщины есть женщины. Они созданы не для этого. А вот Осирис… Смотрите сами: он был светлым богом, но после преступления, совершённого Сетом, не захотел вернуться в мир и после воскрешения остался в подземном царстве. Он – единственный, кто, возможно, недоволен своей судьбой и мечтает её изменить. Кроме того, ушебти – это ведь слуги мёртвых в загробном мире, то есть, в царстве Осириса. И значит, у него есть власть повелевать ими.

Скажи, Маат, возлюбленная сестра моя, ты бываешь в царстве Осириса и судишь мёртвых. Не видела ли ты чего-либо необычного, хоть косвенно относящегося к попытке ушебти проломиться в другой пласт бытия?

– Нет, муж мой, ничего. Всё как обычно, – покачала головой богиня, при этом пушистое перо у неё на голове затрепетало.

– Скверно. Значит, вам, пришельцы из будущего, придётся самим идти в царство Осириса. Может быть, там вы обретёте знание. Вход в подземный мир находится в Верхней Стране, у первого порога Хапи.

– А ты не мог бы, господин, сразу перенести нас туда? – спросил Вэ-Вэ.

– Увы, это невозможно. Пути богов не для смертных. Вам придётся вернуться в Та-Кемет и на барке отправиться к порогам. Хапи! – негромко позвал он.

Тут же в храме возник мужчина весьма странной наружности: с синей кожей и отвислыми женскими грудями. Мужчина был в набедренной повязке, с которой текла вода.

– Поручаю твоей заботе этих смертных, – сказал Тот. – Да будет их путь благословен. К завтрашнему утру найди им хорошую барку и сильных гребцов.

– Куда отправляются люди? – пробулькал бог Нила. – В дельту?

– Нет, в обратную сторону, они поплывут ко входу в царство Осириса.

– Зачем торопиться туда, куда рано или поздно попадёт каждый? Но да будет по слову твоему, Почтенный Ибис, – разбрызгивая грязноватую воду, пожал плечами Хапи и исчез. На плитах осталась только лужа и следы босых ног.

– Теперь так, – сказал Тот. – Я отправляю с вами своего помощника. – Астенну! – позвал он.

Тут же прискакал самый крупный павиан и замер подле своего господина в почтительной позе. Бог коснулся его навершием посоха, и на месте павиана возник жрец храма Тота, правда, с несколько обезьяньим выражением лица.

– Завтра ты отправишься вместе с людьми и будешь помогать им во всём! – приказал Тот.

Жрец поклонился.

Бог снова повернулся к своим гостям.

– Ваши одежды вызовут в Та-Кемет удивление. Поэтому я оставлю вам их, но выглядеть вы будете иначе.

Опять прикосновение жезлом.

Ирина ойкнула и прикрылась руками: она оказалась в одной складчатой юбке, груди её были обнажены. Райзман превратился в пожилого жреца, а Вэ-Вэ стал тысячником войска фараона. У обоих мужчин их египетские наряды не вызвали никаких эмоций.

Маат взяла со столика ларец кедрового дерева и подошла к Ирине.

– Сестра моя, твоя кожа выглядит слишком бледно, – сказала она. – А ведь ты молода, и твоё тело должно вызывать у мужчин жар в чреслах.

Она открыла ларец, который был уставлен баночками и кисточками.

– Мужчины вожделеют к женщинам с длинными глазами. Позволь, я помогу тебе. Вот так… И так… А ещё – тени и румяна. Чудесно. Кроме того, необходимо обвести соски грудей кармином. Вот теперь совсем хорошо! Возьми эти снадобья себе. Пусть наши мужчины пьют пиво и произносят пьяные непристойности, а женщинам пора спать. Пойдём, я отведу тебя в спальный покой!

Ирина беспомощно взглянула на майора, но он незаметно пожал плечами. Женщины ушли.

Мужчины ещё некоторое время посидели, потягивая пиво, потом Тот зевнул и сказал:

– Пожалуй, и нам пора ко сну. Слуги отведут вас. Желаю вашим Ба интересных ночных странствий, но пусть они не отходят слишком далеко от тел, чтобы не потеряться в незнакомом месте.

Вэ-Вэ и Райзман едва успевали за слугой-павианом, который на четырёх лапах шустро скакал по запутанным коридорам. Храм оказался гораздо больше, чем представлял себе майор. Факелы горели только кое-где, и люди вскоре потеряли направление. Наконец павиан отдёрнул занавес и жестом предложил людям войти. Они оказались в небольшой, почти квадратной комнате. Деревянные колонны с капителями, вырезанными в виде цветков лотоса, упирались в потолочные балки. Стены были оштукатурены и расписаны цветами и растениями. Оконный проём был закрыт от пыли деревянным щитом. На потолке в мастерски нарисованной воде плавали рыбы.

– Что за странная фантазия? – хмыкнул Вэ-Вэ, взглянув наверх. – Никогда не спал на дне пруда.

– Египтяне очень любили и ценили воду, – пояснил Райзман. – Много воды – это жизнь, плодородие и достаток. Засухи случались нередко, и люди отлично знали, чем они грозили. Вообще, иметь в своей усадьбе пруд мог себе позволить только очень богатый человек. А для бедняка и посудина с водой на лавке в хижине – уже драгоценность.

Осторожный майор открыл щит и выглянул наружу.

– А что, оконного стекла в Древнем Египте разве не знали? – спросил он.

– Что вы, конечно, нет. То есть стекло-то плавить умели, но из него делали бусы, разные фигурки, маленькие сосуды, глазурованную плитку. Закрывать окна бутылочным стеклом в свинцовых переплётах научились только в Средние века. А в домах богатых египтян на первом этаже окон вообще не было – чтобы воры не залезли и пыль не летела. Хижины освещались только через дверь, поэтому с заходом солнца бедняки засыпали, а на восходе просыпались. Факелы стоили дорого, а лучин египтяне не знали: страна-то безлесная.

Спальный покой по меркам Древнего Египта был обставлен роскошно. Вдоль стен стояли две кровати с резными ножками в виде утиных лап, сундук кедрового дерева и два странных табурета, которые Вэ-Вэ сначала принял за стульчаки: сидения представляли собой рамку с отверстием посередине.

– Удобства, кажется, вон там, – сказал Райзман, указывая на завешенную дверь в дальней стене спальни. Там оказалась ещё одна комната, разделённая на две части. Одна была отведена под туалет – над отверстием в полу стоял точно такой же табурет – а вторая под умывальню.

– А вот вам и глазурованная плитка, – сказал Райзман, указывая на синие и зелёные квадратики, которыми были выложены пол и стены. – К слову, туалет сделан довольно практично: грязная вода самотёком уходит в песок под полом комнаты.

– Помыться бы сейчас хорошо… – мечтательно протянул майор. – А то я в пылище весь как не знаю кто.

– Попробуйте похлопать в ладоши, – посоветовал Райзман. – По-моему, так здесь принято вызывать слуг.

Вэ-Вэ послушался, и точно. Вскоре пара павианов притащила здоровенные кувшины с водой, и один из них жестом предложил раздеваться. Мылись по очереди, вскрикивая и постанывая от удовольствия. После мытья павиан предложил гостям растереть их льняными простынями и умастить каким-то снадобьем с липким цветочным запахом, но те предпочли спать неумащёнными.

– Принимают нас по-царски, – сказал майор, возвращаясь в спальню, – а вместе с тем – вы заметили? – боги ели за своим столом, а смертные за своим. Чтобы, значит, не забывали, кто есть who.

– Ничего это не означает, – отмахнулся Райзман. – Просто Египет не Древняя Русь, у них не принято было сидеть за общим столом. Для гостей всегда накрывали маленькие столики, ну как в наших ресторанах. Разная культура еды, только и всего.

Майор повертел в руках жёсткий подголовный валик и, засунув его под кровать, подложил под голову свой вещмешок. Райзман поступил так же.

– Интересно, а если ещё раз похлопать в ладоши, девочками обеспечат? – поинтересовался Райзман.

– Это в храме-то? Кощунствуете, Яков Исаевич! – лениво поддел его майор, вытянувшийся на кровати.

– Ничуть! Это же не христианский храм! – отпарировал Райзман. – Я, пожалуй, всё-таки попробую. Ну из чисто научного интереса, вы же понимаете?

– Понимаю, а как же. Тогда у меня тоже научный интерес: ваш божественный триппер земной бициллин возьмёт или нет?

Услышав про триппер, Райзман поскучнел, но, пораздумав, всё-таки нерешительно хлопнул в ладоши. Майор с интересом наблюдал за тем, что будет.

Занавеску откинула женская рука, при виде которой египтолог заулыбался, но улыбка сразу же превратилась в кислую гримасу, потому что вместо храмовой танцовщицы в спальню вошла Ирина. Под мышкой у неё была циновка.

Вэ-Вэ не выдержал и откровенно заржал, а Ирина с удивлением посмотрела на мужчин:

– Я не вовремя? Вы что, кого-то ждали? Понимаете, мне стало страшно одной в тёмной и пустой спальне древнего храма, ну я и попросила слугу проводить меня к вам. Я могу лечь на полу…

Глава 3

…и опять они оказались под знакомой финиковой пальмой.

– Надо же, смотрите, от моего коврика даже след остался! – удивилась Ирина. – Похоже, здесь вообще никогда и ничего не меняется…

Она набрала в горсть мелкого, тёплого песка и стала тихонько сыпать его на коврик, пытаясь нарисовать на нём иероглиф Анх.

Астенну наблюдал за людьми, неподвижно опершись на посох, и вдруг стремительно по-обезьяньи почесался. Вэ-Вэ едва сумел скрыть улыбку.

Внезапно жрец увидел, что рисует Ирина, впился в неё маленькими карими глазками и неожиданно зло каркнул:

– Что ты делаешь, неразумная женщина? Немедленно сотри магический символ, пока не поздно!

Ирина вздрогнула и стряхнула песок с коврика.

– Хоть вы уже не в Стране Богов, всё равно, будьте осторожны, особенно с написанием иероглифов, смысл которых вам неизвестен! От этого может случиться большая беда!

– Простите, я же не знала…

– Но теперь знаешь!

– Ты сказал, что мы уже не в Стране Богов… – решил отвлечь жреца Райзман, – а где же мы тогда, если под деревом остались следы нашего предыдущего пребывания в этом месте?

– В Та-Кемет, то есть в стране, которая в ваше время называется Айгюптос.

– В наше время она называется иначе, но это неважно. А важно то, что между двумя этими мирами существует некое материальное подобие. Как это объяснить?

– Ты произносишь слова, смысла которых я не понимаю, – равнодушно пожал плечами Астенну.

– Ну хорошо, оставим это, – не отставал от жреца Райзман. – Наверное, я плохо спросил. Я хотел знать, где именно, в какой части Та-Кемет мы сейчас находимся?

– Вот эти слова я понимаю, – сказал Астенну. – Вон там начинается дельта, – ткнул он посохом вниз по реке, – а ещё дальше расположен город Иуну,[15] но нам в него не нужно. Если бы Гор на время даровал тебе свои крылья, то, поднявшись под облака, ты узрел бы Великие пирамиды. Однако наш путь лежит не к ним, а вверх по реке, в Но-Амон,[16] или попросту говоря, в Нут.

– Но ведь «нут» на вашем языке означает просто «город»? – удивился Райзман.

– Да, город, – подтвердил Астенну. – Но-Амон – это столица, в которой ныне живут фараоны Та-Кемет. Нам следует достичь её и предстать пред ликом фараона.

– А кто у нас сейчас фараонит? – спросил Райзман.

Астенну не обратил внимания на шуточку, а может, просто не заметил или не понял её и ответил серьёзно:

– Ныне ритуальную бороду и бычий хвост подвязывает женщина.

– Неужели Хатшепсут? – ахнул Райзман.

– Ты хочешь сказать, что имя смертной перешагнуло берега океана времени? – поднял брови жрец.

– Да, да!

– Жаль, что царице нельзя сообщить эту весть. Она стала бы великим утешением и достойным итогом её трудов.

– Разве Хатшепсут умирает? – испугался Райзман.

– Нет, Осирис пока не призвал её на суд, но царица уже не так отчаянна и прекрасна, как в юности. Она воссела на трон пятнадцать лет назад и управляет великой колесницей власти гораздо осторожнее, чем прежде.

– С ума сойти… Хатшепсут… – благоговейно выдохнул Райзман. – Выходит, что мы приехали прямиком в Новое царство. Восемнадцатая династия, величайший расцвет египетской цивилизации. Повезло…

– Что за манера бормотать себе под нос?! – недовольно сказал Вэ-Вэ. – Ничего же не слышно! Лучше расскажите нам о Хатшепсут, ну, что знаете интересного. Мы ведь не египтологи, а в школе учились давно и плохо!

– Потом, потом, когда будет время, – отмахнулся Райзман. – Сейчас скажу только главное: Верхнее и Нижнее царства уже объединены, а гиксосы изгнаны. Нам необычайно, просто сказочно повезло!

– А далеко до Фив? – спросила Ирина.

– По карте  примерно семьсот пятьдесят километров, – тихо ответил Вэ-Вэ, – я ещё в Москве все расстояния перемерял.

– Какая разница, далеко или нет? – удивился Астенну. – Разве ты, женщина, пойдёшь в Но-Амон пешком, загребая ногами пыль, подобно простолюдинке? Нет! Мы, как вельможи, поплывём по воде. Выполняя приказ господина моего Тота, бог Хапи привёл барку, построенную искусными мастерами из драгоценного кедра, с навесами из лучшего льна и с глазом Гора на носу, чтобы отгонять злых духов. Взгляните!

Жрец повёл посохом, и путешественники внезапно увидели на месте густых зарослей тростника судно, которое удерживали канаты, привязанные к вбитым в песок кольям. Под сходнями хлюпала вода. Вдоль бортов, подняв длинные вёсла, сидели гребцы.

– Идите за мной!

Астенну ловко пробежал по мокрым доскам и поднялся на помост, шедший от носа до кормы барки. На помосте его встретил почтительным поклоном надсмотрщик над гребцами. В носовой части было устроено подобие беседки с льняным навесом.

– Плавать умеете? – на всякий случай спросил Вэ-Вэ у своих спутников.

– Умею, – коротко ответила Ирина, а Райзман неопределённо хмыкнул.

Они поднялись на барку и прошли на нос, где их уже ждал Астенну.

Беседка была огорожена невысокими бортиками, а на резных колонках покачивались гамаки.

– Выбирайте, кому какой нравится, – сказал жрец, а сам повернулся к надсмотрщику и неожиданно зло заорал:

– Клянусь кровью Расчленённого, если мы сейчас же не отчалим, я скормлю тебя крокодилам!

Надсмотрщик засуетился. По его команде гребцы отвязали барку, причём колья хозяйственно выдернули из песка и погрузили на борт. Затем гребцы, поднимая ногами облака мути, оттолкнули судно от берега, перевалились через борта и заняли свои места на банках. Кормщики налегли на кормовое весло. Барка нехотя отвалила от берега и развернулась носом против течения.

Убедившись, что плавание началось, Астенну повалился в гамак и стал раскачиваться, прикрыв от наслаждения глаза. Троица путешественников улеглась в свои гамаки гораздо осторожнее, боясь удариться задом об палубу или вообще вывалиться на доски. Гамаки не имели привычных поперечин для крепления верёвок, и поэтому лежать в них было неудобно. «Очевидно, поперечины ещё не изобрели, – подумал Вэ-Вэ, – как бы намекнуть этому обезьяножрецу, что гамаки надо делать не так? Ведь лежу всего пять минут, а спина уже затекла! Что же дальше-то будет? Или нельзя намекать, а то получится этот, как его, анахронизм? Надо у Якова спросить».

От реки тянуло прохладой, ритмичные удары вёсел по воде навевали сон. Напряжение постепенно отпустило майора, он расслабился и сквозь приятную дремоту слушал разговор неугомонного Райзмана со жрецом.

– Скажи, достойнейший Астенну, откуда взялась эта барка?

– Я же сказал тебе, что по велению Почтенного Ибиса барку привёл бог Хапи, чем ты слушал?

– Это я помню. Но вот гребцы…

– А что с гребцами? – лениво удивился жрец, перекатив голову в гамаке в сторону Райзмана.

– Н-ну… Понимаешь, они гребут молча! Мы плывём уже довольно долго, а я не слышал от них ни звука. Ни песен, ни шуток, ни, прости меня, ругани. Разве так ведут себя обычные гребцы? Они что, утопленники?

– В Хапи не бывает утопленников, об этом заботятся крокодилы.

– Хм… Тогда что это за люди?

– Они вообще не люди.

– Не люди?! А кто же тогда?

– Ну не совсем люди. Попросту говоря, это оживлённые мертвецы. Они могут грести и днём, и ночью, пока действует повеление. Однако для живых плыть ночью утомительно и небезопасно, поэтому по вечерам мы будем приставать к берегу. Мёртвые гребцы гораздо удобнее живых: им не требуются пища, вода и женщины, их не нужно подгонять бичом и разнимать драки. Они будут прилежно грести, пока их плоть не распадётся.

– И что тогда?

– Да ничего! Этих выбросим за борт и оживим новых. Та-Кемет – древняя земля, тысячи тысяч людей обрели последний приют в песках без положенных обрядов, вот они-то они и служат нам гребцами. Твоё лицо выражает удивление и даже страх. Разве у вас не так?

– Нет, не так. У нас умерший уходит навечно.

– Но это же глупо! – удивился жрец. – Зачем?

– Возможно, и глупо, но так уж устроен наш мир, – печально вздохнул Райзман. – Многие из живущих хотели бы вернуть ушедших, но, конечно, не так, как этих гребцов, только пока это никому не удалось.

Вот, кстати, в нашем мире учёные мужи ожесточённо спорят о понимании души жрецами Та-Кемет. Ты не мог бы разъяснить мне эту часть вашей веры?

– Но ведь это так просто, что тут может быть непонятного?

– Наши эпохи разделяет океан времени, – объяснил Райзман, – и многие знания либо утонули в нём, либо исказились до неузнаваемости.

– Ну если тебе так хочется… Слушай тогда, только не перебивай, ибо мне, ничтожному слуге Почтенного Ибиса, сбиться с мысли всё равно что плясуну упасть с каната.

Первая оболочка смертного, то есть его тело, – жрец звонко похлопал себя по животу, – именуется Сах. Тело живёт в земном мире: ест, пьёт, избавляется от остатков съеденного, наслаждается вином, свежим ветром и запахом кожи молодых рабынь. Чистая Сах может загрязниться и стать нетелесно нечистой, а загрязнённое тело, наоборот, можно очистить с помощью ритуальных омовений и особых снадобий. Духовная грязь пачкает вещественное тело и вызывает недуги. В Та-Кемет дорожат сохранностью тела умершего, в особенности головы, ибо она седалище жизни. Нет страшнее участи, чем отсечение головы или сожжение тела. Хуже только растерзание шакалами. Боги также могут иметь телесную оболочку. Кроме того, они могут входить в свои изваяния, священные предметы и изображения в храмах.

Вторая оболочка смертного – это его жизненная энергия, называемая Ка . Обычно Сах и Ка неразлучны, но при тяжёлой болезни или сильном потрясении Ка может на время покинуть тело, тогда человек падает в обморок. Незадолго до смерти Ка становится неуютно в вещественном теле, и, в конце концов, Ка покидает Сах. После смерти человека Ка обитает в его гробнице и принимает там подношения – Ка яств, напитков, ладана и прочего.

В гробницах ставят каменные или деревянные портретные изваяния умершего, которые в случае уничтожения или повреждения его мумии должны стать пристанищем для Ка. Сходство очень важно, потому что Ка должна узнать своё новое тело и вселиться в него. Своё Ка имеют и боги.

Третья оболочка человека Ба . Ба образуется из чувств, желаний, эмоций. Когда Ба отделяется от тела, человек засыпает. Жрецы высших посвящений могут отправлять своё Ба в странствия в различные места и даже в мир богов. Переселение душ возможно только с помощью Ба. В Книге Мёртвых говорится о вселении Ба умершего в божественного золотого ястреба, в журавля, ласточку, овна, крокодила или змею. Ба богов вселяются в звёзды.

Четвёртая оболочка называется Эб . Это вместилище сознания. Эб чрезвычайно подвижна, прозрачна и нежна. Эб – это бессмертная душа. После смерти человека его Эб возвращается к своему всеобщему первоисточнику, Эб Осириса, от которого была отделена на время жизни человека. Эб знает всё о скрытых помыслах человека и тайных мотивах его поступков. Поэтому на суде Осириса Эб может оказаться опасным свидетелем, ведь Эб помнит все добрые и злые мысли человека. Чтобы избежать этого, в пелены мумии вкладывают искусственное сердце в виде изваяния скарабея с начертанными на нём заклинаниями. Скарабей должен обеспечить умершему благоприятные показания о его земных деяниях на суде. О пятой, шестой и седьмой оболочках не скажу ничего, ибо это тайна для смертных.

Вэ-Вэ заметил, что Райзман под шумок разложил на солнцепёке солнечные батареи, подключил их к планшету, включил запись и со счастливой улыбкой слушал разглагольствования жреца.

Первые три дня пути Вэ-Вэ не запомнил: они были одинаковыми, ленивыми и сонными, а вот на четвёртый день на барку напали.

Астенну без видимой причины насторожился, ловко выпрыгнул из гамака и стал рассматривать сияющую под солнцем поверхность реки впереди по курсу.

– Что там? – лениво спросил майор.

– Разбойники, – спокойно пояснил жрец. – И они нацелились на нашу барку, других на реке нет.

Со спецназовца мигом слетела сонливость. Он выбрался из гамака, правда, не так ловко, как жрец, надел на окуляры бинокля дымчатые фильтры и тоже стал смотреть вперёд.

Из густых прибрежных зарослей папируса выбрались четыре тростниковые лодки, связанные канатами попарно. Их гребцы старались изо всех сил, и вскоре лодки разошлись так, чтобы при сближении судов нос барки упёрся в канаты, а лодки прижались к её бортам.

– В Та-Кемет есть разбойники? – спросил Вэ-Вэ.

– А где их нет? – пожал плечами жрец. – Это беглецы с рудников и каменоломен, а также парасхиты – низшие жрецы из Города мёртвых, где они пожизненно обречены выполнять самую грязную работу: извлекать внутренности из тел умерших, вымачивать вычищенные трупы в натроне[17] и всё такое. Рабов в Та-Кемет не особенно охраняют, да и зачем? Куда им бежать? Пустыня – лучший страж, а в населённых местах их перебьёт стража. Проще наловить новых, благо, диких племён вокруг хоть отбавляй.

– Ну а вот эти ради разнообразия сейчас перебьют нас. Их, пожалуй, около дюжины, а нас всего трое: ты, я да надсмотрщик.

– Надсмотрщик сражаться не будет, гребцы тем более, так что нас всего двое. Но мои старые кости радуются хорошей драке! Ты нахмурился? Ты не рад? Почему? Ты же воин!

– Потому что с нами женщина и старик!

– Ничего с ними не будет! – отмахнулся Астенну. – Пусть только под руку не лезут.

Вэ-Вэ повернулся к своим спутникам.

– На нас напали, будем отбиваться. Ложитесь на палубу и не поднимайте головы. А главное, не вздумайте стрелять! В разбойников вы всё равно не попадёте, а меня или Астенну снимете первым же выстрелом, видел я ваши результаты в тире!

Ирина и египтолог послушно легли.

– Мой борт правый, твой левый! – выкрикнул жрец, с гудением крутанув посох.

Вэ-Вэ достал «Беретту», проверил предохранитель и убрал пистолет в карман.

С носового помоста барки к бортам вели две узкие лесенки. «Это нам на руку, – подумал Вэ-Вэ, – если, конечно, они всей бандой не навалятся на нас с обезьяножрецом». Вскоре расчёты майора подтвердились: разбойники оказались отважными, но тупыми.

Высадившись со своих тростниковых лодок, они быстро загнали надсмотрщика на корму и двумя цепочками, как муравьи, побежали к носовому помосту, где, по их мнению, были самые опасные противники – воин и жрец.

Первым со стороны спецназовца на лестницу ступил здоровенный раб с изрядной примесью кушитской крови, курчавый, со следами от верёвок на запястьях и шрамами от бича на груди. Подбадривая себя, он истошно орал и размахивал медным ножом весьма странной и неприятной формы. Вэ-Вэ как-то сразу решил, что именно такими ножами и вскрывают тела умерших.

Кушита подвёл морок, созданный богом Тотом. Разбойник видел безоружного человека в шенти и сандалиях, а вот армейские берцы были скрыты от его взгляда. Майор подтянулся на перилах, как на спортивных брусьях, и ударил носком ботинка кушита в кадык. Раздался хруст, и противник, захлёбываясь кровью, повалился вниз, увлекая своим весом других разбойников. Почти одновременно справа послышался свист и хлёсткий удар, это жрец одним ударом расправился со своим первым противником. Посох в его руках оказался грозным оружием. Похоже, за Астенну можно было не волноваться.

Второму разбойнику, кое-как выбравшемуся из кучи тел на дне барки, Вэ-Вэ полоснул ножом по глазам, и тот с воем выбыл из боя. Пока офицера спасала выучка рукопашника, он бил и лезвием ножа, и его утяжелённой рукоятью, Астенну же раскидывал своих противников посохом, от всего сердца наслаждаясь дракой.

Внезапно за спиной майора сдавленно вскрикнул Райзман. Вэ-Вэ обернулся. Оказалось, что любопытный египтолог приподнялся над бортом и получил стрелу в плечо.

– Астенну, у них луки! – крикнул майор.

– Эй, так они же сражаются не по правилам! – обиделся жрец. – Тогда, значит, и мне можно!

Он стукнул посохом о палубу и выкрикнул заклятье. Тотчас все разбойники повалились на палубу. Похоже, они внезапно умерли.

– Что ты сделал? – вытирая пот со лба, спросил майор, – а вот сразу было нельзя?!

– Я изгнал их Ка, – ответил жрец, как бы не замечая вторую половину вопроса. – Давай-ка побросаем падаль за борт, пока Ка не вернулись, и тогда наши покойнички оживут, а нам это ни к чему, да и детям Себека тоже что-то надо есть! А после их обеда Ка разбойников возвращаться будет уже некуда!

Они прошли вдоль бортов, переваливая тела в воду, и там сразу раздались удары широких хвостов, странное рычание и мокрое чавканье. Равнодушные гребцы ни на минуту не прекращали свою работу, и широкое красное пятно на воде постепенно осталось позади.

Вэ-Вэ изловчился перерезать канаты, и пустые тростниковые лодочки, крутясь на воде, тоже стали быстро отставать.

Райзман, голый по пояс, сидел, облокотившись на борт. Из плеча у него торчала стрела, вошедшая, к счастью, не глубоко, на половину наконечника. Лицо египтолога было искривлено болью и стремительно зеленело. Ирина уже вколола ему два шприц-тюбика из аптечки и нерешительно смотрела на стрелу, крутя в пальцах скальпель.

– Как это ты подвернулся, старик? – неодобрительно покачал головой подошедший Астенну. – Господин же приказал тебе не подниматься над бортом, а ты?

Райзман что-то простонал в ответ.

– Что это у тебя, стрела? Какая чепуха! – пренебрежительно сказал жрец. Он подошёл к египтологу, ухватился за древко и резко дёрнул. Стрела выскочила из тела, Райзман заорал. Астенну пошептал над наконечником и бросил стрелу в Нил, а потом дотронулся до раны навершием посоха. Кровь сразу перестала течь.

– Ну всё, всё, уже всё. Что ты орёшь, как девка, в которую первый раз вошёл мужчина?

Райзман всхлипнул и замолчал. Ирина, тоже бледная, тампоном из индивидуального пакета стирала кровь с кожи. Вэ-Вэ подошёл поближе – раны уже не было, вместо неё на коже остался маленький кривой шрам.

– Вот это медицина! – восхищённо сказал он.

– Мой господин – великий мастер целительства! – задрал нос Астенну. – Мне, ничтожному, достались лишь крохи его силы.

В последующие дни путешествие проходило уныло и однообразно.

Райзман неутомимо расспрашивал жреца обо всём, что приходило ему в голову, а тот, потягивая через соломинку финиковое вино, терпеливо отвечал. Планшет египтолога всё время был включён на запись, и Райзман думал, что Астенну не понимает назначения этого предмета, но однажды жрец спросил:

– А вот тот маленький писец, который сидит у тебя в чёрной коробочке, совсем не нуждается в еде и питье?

Райзман на миг растерялся, но потом нашёлся и ответил, зачем-то указывая на солнечные батареи:

– Он вкушает лучи, которые щедро разбрасывает податель жизни Амон-Ра!

– Удобно… – равнодушно кивнул жрец и больше к этому вопросу не возвращался. Очевидно, это чудо вполне вписывалось в его картину миросозерцания, оно было естественным и объяснимым.

Вэ-Вэ разглядывал Нил, и река не нравилась ему. Она не шла ни в какое сравнение с Волгой. Нет, Нил был рекой широкой и полноводной, но вода выглядела грязноватой, была мутной и ощутимо попахивала тиной. Берега были заболочены, заросли стеблями папируса высотой в два человеческих роста и другими водяными растениями, названий которых майор не знал. Песчаных пляжей и просто уютных берегов, на которых можно было поваляться и пожарить шашлык, не было в принципе. Ветерок, дующий вдоль реки, относил насекомых, но стоило ему стихнуть, как на людей набрасывались тучи жужжащей гадости.

Вдоль берегов преобладали красный, бордовый и коричневый цвета, зелени было на удивление мало.

Однажды барка шла вдоль густых зарослей, в которых вдруг началось топтание и шевеление. Что-то тяжёлое взбаламучивало ил, ревело, ломало стебли папируса и нагоняло волну. Астенну нахмурился и привстал.

– Кто там? – спросил Вэ-Вэ.

– Что-то не поделили гиппопотамы, и это плохо. Если эти тупые и полуслепые твари примут нашу барку за своего сородича, нам конец. Утопят и не заметят.

– А если позвать Хапи? – встревожился Райзман.

– Я же не бог… – пожал плечами Астенну. – Пока дозовусь, нас разнесут в клочья, да я и не уверен, что он мне ответит.

– Ладно, на этого Костю Сапрыкина у меня, пожалуй, найдутся методы, – непонятно сказал Вэ-Вэ и достал из своего вещмешка чёрный шар размером с кулак, поросший короткими шипами.

– Уши заткните, – посоветовал он, что-то сделал с шаром, размахнулся и метнул его в заросли папируса. Полыхнуло ослепительным светом, грохнуло, над кустами взлетел клуб белого дыма, послышалось обиженное свиное хрюканье и треск подминаемого папируса.

– Бегемотина вкусная, – облизнулся Астенну. – Спустим лодку, вдруг да хоть одного убило?

– Этим не убьёшь, только напугаешь, – покачал головой Вэ-Вэ.

– Всё равно хорошее заклятие! – одобрил жрец. – Как называется?

– Светошумовая граната «Заря-2» – усмехнулся майор.

– Не слыхал… Научишь меня?

Вэ-Вэ растерялся, но его спас Райзман.

– Это предметная магия, – объяснил он. – Такие взрывательные плоды у вас не растут, и потом, их нужно особым образом зачаровывать.

– Воистину, в каждой земле свои чудеса! – скорчил забавную обезьянью рожу Астенну. – Ну ладно, делать нечего.

Каждый вечер барка причаливала к пристани какого-нибудь селения, где Астенну с величайшим почётом встречала процессия жрецов. Пассажиров вели ночевать в храм или в особый дом, который Вэ-Вэ определил как подобие гостиницы. В храме было комфортнее и безопаснее. Единственное неудобство заключалось в том, что нужно было участвовать в обрядах в честь Амона, а их проводили с первыми лучами солнца. За зевок на богослужении могли и побить. Приходилось досыпать днём на барке.

Однажды вечером в гостинице Вэ-Вэ пожаловался на скуку.

– Что ж, если госпожа не может возрадовать сердца своих мужчин, – осклабился Астенну, – я приведу храмовых танцовщиц.

Ирина возмущённо хмыкнула и дождавшись, когда жрец уйдёт, сказала по-русски:

– Имейте в виду, что в Египте урогенитальные заболевания чрезвычайно распространены и в наши дни, а что было в древности, я и подумать боюсь. Египтяне, кажется, до сих пор считают, что месячные бывают и у мужчин, поскольку кровь в моче у каждого второго. Так что вот вам, а я пошла спать.

Она вынула из санитарной сумки два флакончика мирамистина и протянула мужчинам, лица которых заметно вытянулись.