На полустанке, где мы с бабушкой вышли, задувал пронзительный ветер, солнце спряталось за низкими темно-серыми тучами, и было непонятно утро сейчас или вечер. Казалась, что здесь, на родине бабули не начало сентября, как во всей России, а уже хмурый ноябрь.
«Какое-то безвременье», – подумала я, на всякий случай посмотрев на часы в телефоне, которые подтвердили: сегодня – 9 сентября 2021 года 9-07 утра.
Рядом со старенькой платформой, на которой через бетон уже проросли кусты шиповника, стоял полуразвалившийся вокзал, а вокруг раскинулся густой лес. И вот этот лес с его звенящей разноцветной вакханалией больше всего поразил меня. Мы с родителями и бабушкой часто ездили в парки, но бабуля была категорически против леса.
Меня вполне устраивал мой московский двор с тремя кустами сирени и двумя чахлыми березами, но тут на станции «Кирякины горки» я ощутила силу и мощь леса. Ветер шумел в ветвях, сгибая стройные стволы берез и набрасываясь на мощные дубы и клены, раскидывал багрянец и золото листвы, засыпая ею платформу, траву вокруг и разбитую гравийную дорогу.
Идти до родной бабушкиной деревни Горки было три километра, но бабуля приехала на родину умирать и в свои восемьдесят семь с трудом передвигалась. Поэтому я настроилась на долгий путь, надеясь дойти до дома двоюродного деда хотя бы к обеду.
– Зачем тебе понадобилось ехать в эту глушь? – в который раз удивлялась я.
– Асенька, внученька, ты не понимаешь. Я хочу умереть на своей земле, и лежать рядом с родителями. У меня чувство, что случиться это со дня на день.
– Бабуля, я тебя умоляю, перестань так говорить! Ты ещё нас всех переживёшь! – возмутилась я, потому что обожала свою бабушку Машу, добрую, внимательную, знающую множество сказок и частушек, но всегда немного грустную. Эта ее загадочная отстраненность нравилась мне, наверно, больше всего. Она как будто давала мне воздуха думать самой, жить и совершать ошибки, в отличие от моей второй бабушки Янины, коренной москвички в пятом поколении. Та любила нас и душила своей неусыпной заботой не только меня, но и своего единственного сына – моего отца.
Мои бабушки сильно отличались по характеру. Янина Яновна все время суетилась, хлопотала. Они с дедом Димой прожили долгую и, как они утверждали, счастливую семейную жизнь. А баба Маша никогда не была замужем, мою маму она родила и воспитала одна. Никому даже полусловом не обмолвилась, кто же отец ее единственной дочери.
Мама никогда не признавалась, но я чувствовала, что ее тяготит это молчание. Она очень поздно вышла замуж и родила меня, как она сама однажды призналась – боялась довериться мужчине, ведь главный мужчина в жизни любой девочки – папа, и он ее уже предал. Именно поэтому я так охотно поехала с бабушкой на ее родину, надеялась разгадать тайну маминого отца. Но мне было страшно слышать от бабули разговоры о смерти, я боялась ее потерять.
Марья Ивановна Сомина была родом из этих мест, но, по её словам, не было здесь последние 67 лет.
– Я убежала из деревни в 20 и никогда больше не возвращалась сюда, – рассказала мне бабушка в поезде. Она поддерживала связь только с младшим братом Ванечкой, от него она узнала о смерти родителей 40 лет назад. Сначала от воспаления легких умер старший Иван, а уж потом не смогла смириться со смертью мужа и ушла вслед за ним мать Анастасия, в честь которой меня назвали.
Брат бабушки женился. У него была старшая дочь и двое сыновей. Каждый ребенок подарил им с женой двое внуков. Старшая внучка сейчас была на сносях, так что Сомины готовились стать прабабушкой и прадедушкой.
– Мой брат всегда был добрым, умным и трудолюбивым. Я рада, что у него такая дружная и большая семья, и дом полная чаша, – рассказывала мне бабушка под мерный стук колес поезда. У нее будто плотину прорвало внутри, до этого я вообще ни разу не слышала, чтобы она о своей семье упоминала.
– Тебе, наверно, сложно было в Москве прижиться одной? – решила я воспользоваться ее говорливостью и выведать побольше. Раз уж мне выпала почетная миссия взглянуть на истоки. Мы с ней внешне были очень похожи, обе кареглазые шатенки, только в отличие от ее румяного круглого лица, мое было узким и худеньким. Я как-то показывала подружкам фотографии юной бабушки, а они хором укорили меня за то, что втайне от них сходила на такую потрясающую ретрофотосессию.
– Да, непросто, – последовал лаконичный ответ, и бабуля задумалась, я еще подождала продолжения, надеясь, на развернутый рассказ, но нет, Марья Ивановна погрузилась в молчание.
За грустными воспоминаниями дорога в поезде пролетела незаметно, чего не скажешь о нашей пешей прогулке. Бабуля шла, еле передвигая ноги, к счастью, мимо проезжал какой-то грузовик. Увидев двух женщин, ковыляющих по дороге с огромным чемоданом, водитель пожалел нас. Остановился, спросил, куда мы идем.
– В Горки, сынок, – ответила бабушка, характерно растягивая гласные.
– Так я как раз тамошний. Егор Фролов. А вы к кому?
– К Ивану Сомину, – не стала скрытничать бабуля, – Сестра я его, Марья, а это внучка моя – Анастасия.
Мужик удивленно уставился на нас.
– А я думал вы уже того…
– Нет, еще только собираюсь, – усмехнулась бабушка.
Водитель сам помог нам забраться в кабину и уже через десять минут остановился у большого одноэтажного дома.
– Приехали, – радостно сообщил мужик и помог нам спуститься из его грузовика на тропинку у калитки. Я в городе такого радушия и внимание к посторонним никогда не наблюдал.
– Не знаю, пустят ли меня на порог, – задумчиво обронила бабушка, так же как и я, рассматривая добротный дом Ивана Ивановича Сомина, выкрашенного в яркий зеленый цвет, на крыше был уложен серый шифер, а стройные вертикальные рейки ограды радостно пестрели желтым и красным.
– Весёленький забор, – не смогла промолчать я.
– Это Иван Иваныч внуков приобщает к труду, – усмехнулся водитель и, помахав на прощанье рукой, укатил на своем огромном грузовике.
– Брат у меня всегда затейник был, – мечтательно улыбнулась бабушка. Она потопталась у калитки в нерешительности с минуту, разглядывая ухоженный двор с большим столом под раскидистой яблоней и аккуратно подстриженными кустами крыжовника, потом выдохнула и засеменила к крыльцу, украшенному резными деревянными столбами. Я покорно последовала за ней. Через несколько секунд навстречу неожиданным гостям из дома вышел крепкий дедок с аккуратной седой бородой, в спортивных штанах и футболке, которая облегала его крепкий торс – многие молодые парни обзавидовались бы его спортивной форме.
– И кого это к нам Бог привёл ни свет ни заря? – спросил он, подслеповато щурясь.
– Так сестра твоя приехала. Позволишь с родной землей попрощаться? Умирать я собралась, – с тревогой в голосе спросила моя бабушка.
Старик подошёл к нам, долго разглядывал сестру, покачал головой и резко ответил:
– Не заслужила ты этого! Да ладно, раз уж приехала… Не выгонять же родную кровь.
Тут дед перевел взгляд на меня, и лицо его просветлело.
– Вылитая мама, – с трепетом выдохнул он.
– Да, Асенька у нас вся в прабабушку пошла, – подтвердила моя бабуля, что стало для меня полной неожиданностью. Я-то думала, что похожа на нее.
– Ну, что стоим на улице, проходите, – усмехнулся дед, – идем внучка. Можешь так меня и звать – дед Иван.
Я растерянно кивнула, пока что в деревне меня все ошеломляло, отзывчивые люди, огромный бескрайний лес, загадки из прошлого бабушки. Хотелось обо всем подумать, но было не до этого. Деда Ваня разместил нас в маленькой светлой комнате с вышитыми белыми занавесочками на окошке, с полосатыми половиками-дорожками на полу и выстроенными в пирамиду подушками на кровати.
Умывшись, я пошла на кухню, где уже сидели брат с сестрой и о чем-то тихонько шушукались. Мне удалось услышать несколько обрывков фраз, которые еще больше разожгли во мне любопытство.
– Думаешь, последствий не будет? – спросил дед бабушку.
– Через десять лет после моего побега его кольцо само соскочило с пальца. Я решила, что он отказался от меня. Я ведь уже тридцатилетней тогда была. Видимо, стара для него. Но возвращаться все равно побоялась, а вдруг мстить начнет, – пряча глаза от брата, говорила моя бабушка, деда Вани осуждающе покачал головой и поделился:
– Первые десять лет скотина постоянно пропадала, ни грибов, ни ягод не роди́лось, и бури постоянные случались, деревья валило гектарами. Но постепенно все успокоилось, теперича тишь да гладь, может, ушёл дальше. Все-таки 67 лет прошло, он же прекрасно понимает, что ты старухой дряхлой стала… Но ты нас тогда всех бросила…
– А вы бросили меня в руки чудовища, даже не задумываясь! – с упреком воскликнула бабушка Маша.
– На кону стояли жизни всей деревни! – возразил дед, – Да и не таким уж чудовищем он оказался, раз так никого и не сгубил! Тебе повезло, что людей он не тронул, как бы ты жила, зная, что виновата в смерти… Может, поэтому он никого и не тронул, чтобы совесть твою не обременять…
– Вы о ком? – не удержалась я, увидев, как поникли плечи моей бабушки, как заблестели ее глаза от слез.
– Чаю будешь? – спросил деда Ваня, игнорируя мой вопрос.
– Попей, – подвинула ко мне бабушка кружку, – А потом на могилку к родителям сходим.
Дед только кивнул и подвинул ко мне вазочку с конфетами.