Великое откровение бесплатное чтение

Дело было на свадьбе Семёна. Узнав о том, что почти полный прайд сделал мне брачное предложение, изрядно подвыпивший господин грандматримонимейстер решил лично ознакомить меня с половыми особенностями тентаклианского быта, а Пётр сидел рядом и исправно поддакивал.

 —В замке́ ты должен свято чтить принцип нечленораздельности!

 —Опять что-то новенькое…

 —Это – главная заповедь для мужчины! «Принцип нечленораздельности» дуалистичен: каждая связь в замке́ должна быть с одной стороны неидентифицируема, а с другой стороны – неразрываема. То есть это такой «твистер», в котором где внедрился, там и пригодился!.. – он хлопнул ладонью по столу.

 —А почему нельзя менять… своё расположение?

 —Потому что многие неопытные молодые тентакли забывают о том, что лучшее – враг хорошего, рыба ищет, где глубже, а телескопенис – где у́же, змеятся, елозят, тыкаются-мыкаются, и к открытию замка, бывает, так запутаются, что приходится вызывать бригаду. А «узел – не замок, ключом не откроешь»! И не всякий пусть даже опытный расстановщик иной узел развяжет и замок отопрёт!

Отсмеявшись (Пётр ржал вместе со мной), я спросил:

 —Ахахах! А ключ?.. Это что?.. Метафора?

 —Ключ, что открывает замо́к и приводит к Волшебству Любви, это – высочайшее почтение и глубокое уважение всех тентаклей к каждой женщине в замке́! – как всегда высокопарно формулировал Семён.

 —У нас не совсем… точнее совсем не…

 —Да, вы, люди, склонны принижать женщину, которая подчиняет себе более чем один пенис. От монопенисуальной неполноценности, вероятно… У вас это даже как-то грубо называется, не помню. Но у нас не так. Тентакль отдаётся во власть своих подруг и вручает им пенисы, стремясь вознести предметы своей любви как можно выше. Недаром площадь перед Домом Хуёв в Тенпатрии украшает символический обелиск, состоящий из одиннадцати вытянувшихся, словно струны, телескопенисов, возносящих в высоту раскинувшую руки и словно рвущуюся в полёт тентакльянку. У вас есть похожая статуя вашего первого космонавта. Никогда не могу спокойно мимо проехать, всегда ершусь, очень уж возбуждает.

 —Надо съездить посмотреть…

 —Лучше нагугли… Так вот. Волшебство Любви наступает, когда загорается последняя лампочка в гирлянде. То есть каждый муж в замке́ светится преклонением, а каждая жена зажигается благодарностью. И тогда всё вокруг сверкает и искрится!

 —И никто не уйдёт обиженный?

 —Да! Вот, ты уже знаешь! Надо Мишу попросить весь текст тебе перевести. Он у нас – мастер художественного слова…

 —Да я уж помню…

 —Так вот. Если ты, допустим, согласишься… Мне приятно думать, что да… Тогда знай – кроме власти, на тебя ляжет огромная ответственность! Если ты будешь смотреть на всех них, как на тех, кто унижает твоё самолюбие и – О Боже, они трахают мою жену!!! – вот это вот всё… То никакого волшебства – увы – не случится…

 —Я понимаю… Я и сам на эту тему теперь много думаю…

 —Тут многого не придумаешь! Всё давно придумано до нас! Женщина – сосуд любви! Так?

 —Да…

 —И какая угодно любовь, которая наполняет этот сосуд – священна! Чья бы она ни была! Как она не должна думать, чьих гонцов принимает сегодня у своих врат, так и мы не вправе даже задумываться о том, кому именно дарим свою любовь каждым проникновением!

 —А я? Я-то, простите, одночленный калека, и не могу не знать, кому конкретно «дарю свою любовь»!

 —Мал, да уд ал! Да, ты не можешь, но не забудь, у тебя право первого соединения, поэтому это неважно: соединяйся с той, кого желаешь в этот раз! Вообще, как представлю: такая трагедия – не мочь преподнести себя всем, кому хочешь! Ведь тебе потребуется всякий раз выбирать, кому…

 —Да, а вдруг кто-то обидится?..

 —С тентакльянками это невозможно. Поверь уже и прими, как истину: ревности у нас нет. Тебя, на мой взгляд, должно волновать другое…

 —Что?

 —Как «что»?! Десять чужих членов в совокупляющейся с тобой любимой, и по одиннадцать – во всех остальных! У вас, землян, насколько мне известно, это обычно вызывает какие-то неведомые невыносимые страдания, которые почему-то тем больше, чем приятнее женщине!

 —Да… – я вздохнул, – Это правда…

 —Вот ты объясни: чего ужасного ты находишь в том, что жену наполняет любовью кто-то ещё, кроме тебя?

Я задумался… И тут же понял, что не могу ответить ему так, как ответил бы всякому другому человеку. Что, мол, хотел бы, чтобы она была только со мной и так далее… Потому что он попросту не поймёт и назовёт комплексом неполноценности. Все наши долгие разговоры по этому поводу с Анной и Петром здесь ровным счётом ничего не давали, требовалось найти такой рациональный ответ, который  устроил бы инопланетный разум Семёна, лишённый обычных земных предрассудков. Грандматримонимейстер терпеливо ждал, пока я соображаю. Наконец, ответ нашёлся.

 —Мне кажется, тут дело в «эгоистичных генах»… Если представитель нашего вида будет позволять женщине принимать в себя член другого мужчины, тем самым он  поспособствует распространению не своего генного материала, а чужого… В этом всё дело…

 —Точно! Да… этот ответ меня устроил… Действительно… У нас у каждой же генный процессор… Всё равно твой ген в чистом виде никуда не идёт… И даже если ты оплодотворяешь в замке только одну женщину, то твой геном попадает в процессоры всех остальных жён тоже… Поэтому и сторожить тут нечего… Да, теперь понятно, отчего именно вы все мучаетесь!

 —Рад, что смог объяснить…

 —Объяснить-то ты объяснил… Но вот как твоё самолюбие поведёт себя в действительности, когда дойдёт до дела?..

 —Не знаю…

 —Не сомневался, что ты согласишься! Пётр, вас можно поздравить!

 —По какому поводу?

 —А вы разве сами не видите? Александр разговаривает так, как будто уже дал положительный ответ…

 —Но я его ещё не дал!

Тут Пётр не выдержал и взорвался:

 —Так надо договориться, когда нам собраться снова, чтобы ты его, в конце концов, уже дал! На тебя никто не давил почти целый, в узел, год! У всех зудит так, что аж зубы сводит! Лишь пять девок ещё, можно сказать, держатся. Да и то… И те на стену лезут! У каждой твои фотографии. У кого открыто на стенах в рамках, у кого на туалетных столиках, у кого в сумочках всегда с собой. Любовь сильнее загорается от расстояний и ожидания, а ты заставил ждать так долго, что… Как бы они не подрались, кто с тобой в упор трахаться будет! Ты не говори только никому, но тут такое дело… В общем, Мила и Ева даже спиночесалки эти ваши уже приобрели!

 —А мне казалось, что они как раз не очень ко мне…

 —Калека ты мохнатый!

 —Э-э-э-э-э…

 —Не обижайся только. Кстати… Не совсем, конечно, кстати, но тебя ждёт ещё одно испытание… Ты, очевидно, должен был бы и сам догадаться, но по всей видимости проще сказать тебе об этом прямо.

 —Петь, мне, если честно, стало настолько страшно от такого вступления, что уже одним этим ты можешь меня отговорить ото всех ваших прайдов!

 —Не ври, тебя ничем не отговорить! Да и бояться персонально тебе тут абсолютно нечего! А вот другим…

 —Давай уже выкладывай, блин, лысый гопник!!!

 —В общем, так. Первый Большой Замо́к – а в нашем случае не такой уж и большой – также завершается Волшебством Любви, но самое первое «волшебство» в жизни прайда имеет ещё одно название. Оно называется «Великое Откровение».

 —Вообще-то, я ожидал чего-то подобного: у вас всё имеет очень пафосные названия… Но мне интересно, что это на практике означает лично для меня! В чём конкретно это откровение состоит?

 —Ну как, сам подумай: все наши невесты практически полностью девственницы. И в первую брачную ночь, по-вашему, будет, естественно, происходить огромное количество дефлораций.