Одна на две жизни бесплатное чтение

ПРОЛОГ

С тихим шуршанием падали осенние листья. Их мягкий шорох был единственным звуком, нарушавшим тишину. Только шорох листьев да порой хлопанье крыльев сорвавшейся с ветки вороны. Большой город с его стуком колес, топотом конских копыт, шагами людей и нелюдей, криками разносчиков и зазывал, звонками, гудками, стуком дверей и калиток был так далеко и в то же время близко. За росшими вдоль ограды деревьями виднелись улочки с высившимися на них двухэтажными домами. В трех шагах уже раскинулся пригород, шумный, деловой. Но здесь… Здесь царила тишина, нарушаемая только шорохом опадающей листвы и хлопаньем вороньих крыльев.

Цокот копыт по брусчатке и стук колес резко оборвались у самых ворот. Из небольшого наемного ландо выбралась молодая женщина в черном платье. Густая вуаль спускалась на лицо, не позволяя полностью рассмотреть ее черты. Только по стройной фигуре, обтянутой платьем, и по тому, как легко она двигалась, можно было догадываться о ее возрасте. Не поднимая глаз, она протянула вознице империал,[1] кивнула в ответ на вопрос: «Прикажете подождать?» — и, прижимая к груди охапку пестрых осенних цветов, пошла по усыпанной листьями дорожке вглубь городского кладбища.

Могилы, заключенные в тесные решетки оград, тянулись по обе стороны дорожки. Через каждые пятнадцать шагов между ними росли деревья, сейчас ронявшие листву на каменные плиты с высеченными на них именами. Многие могилы в старой части кладбища были заброшены — если бы не ухаживавшие за ними монахи-молельщики, внутри ограды стеной давно встали бы сорные травы, пророс молодой кустарник, корни деревьев разломали бы плиты, а мох и лишайник скрыли бы давным-давно забытые имена. Молодая женщина шла мимо, не глядя по сторонам. Она знала, куда идет. Ей не было нужды выбирать путь. Она смотрела только себе под ноги и не ведала, что за нею наблюдают.

«Опять пришла…»

«Каждый день ходит!»

«Никак не может забыть».

«Никак не хочет забыть».

«Ей больше не для чего жить».

«Это и плохо. И сама мучается, и его мучает…»

Привычным путем, который она могла бы проделать с закрытыми глазами, женщина дошла до окраины кладбища. Здесь вдоль посыпанных гравием дорожек шел ровный ряд относительно свежих могил — им было от силы полгода, и еще не надо всеми шелестели листвой молодые деревца. Надгробный камень на одной из них был весь усыпан цветами — иные были еще свежими, принесенными на днях, а иные уже засыхали. Опустившись на колени, женщина положила свой букет сверху и застыла, закрыв лицо руками.

Двое тихо следили за ней.

«Сил нет смотреть! Как думаешь, можно что-нибудь сделать?»

«Не беспокойся! О ней найдется кому позаботиться!»

С противоположного конца аллеи за женщиной наблюдал еще один человек. Он не видел тех двоих и не знал, что говорят о нем.

ГЛАВА 1

Вернувшись домой, Агния тихо поднялась по ступеням, тяжело опираясь на гладкое, отполированное сотнями прикосновений дерево перил. Миновала прихожую, переступила порог гостиной, машинально распустила завязки плаща, позволив ему упасть на пол, прошла к креслу. Опустилась в него, сложив руки на коленях и словно в первый раз оглядывая большую, тесно заставленную мебелью комнату. Два кресла у камина, бюро между двух высоких, забранных шторами окон. Диванчик, комод со старинной расписной посудой. Обеденный стол, стулья, подставка для шляп. Маленький журнальный столик. Большие напольные часы, равнодушно отбивающие время… Все как и прежде. Все как всегда. Как будто ничего не произошло. Как будто ее жизнь еще продолжается. Как будто она не осталась там, под сенью деревьев и каменных плит.

Цокот копытец прозвучал неестественно громко. Из расположенной внизу кухни своей семенящей походкой поднялась горничная Лимания.

— Госпожа! — проблеяла сатирра, всплеснув руками. — Вы уже вернулись! А я слышала шаги… Ох, плащ-то что ж на полу-то забыли? Обронили?

Агния вздохнула. Говорить не хотелось.

— Да что же вы так. — Не переставая болтать, горничная быстро подняла плащ, ловко встряхнула и, подпрыгнув, повесила на крюк возле подставки для шляп. — Как же можно так с вещами-то обращаться? Ткань-то дорогая, запылилась… И платье у вас по подолу в листве… А сапожки! На каблучки-то листьев налипло! Чистить надо!

— Зачем?

— А как же? — Лимания опять всплеснула ручками. Кончики ее пальцев заканчивались не ногтями, а крошечными копытцами, так что получился сухой клацающий звук. — Когда на каблучки листва налипла, они не стучат, а чуть слышно топают. Зато когда каблучки чистенькие, любо-дорого послушать, как они цокают! Так-так-так-так!

Поведя плечиком, она несколько раз притопнула копытцами по полу, призывно качая бедрами. У сатиров — и особенно сатирр — чистоте и звонким звукам копыт придавалось большое значение. Сама Лимания каждое утро полировала свои копытца и часами на заднем дворе репетировала особую ритуальную походку, которая должна была сигнализировать самцам ее вида, что она молодая, здоровая и холостая самка, готовая к отношениям. К сожалению, в понимании сатиров «отношения» обозначали не создание семьи, а пылкий флирт и бурные ухаживания, после которых сатир отбывал в неизвестном направлении, а сатирра оставалась одна растить потомство и ждать следующего кавалера.

— Зачем? — повторила Агния чуть громче. В голосе, как ни старалась сдерживаться, прорвались слезы. — Зачем мне все это знать?

— Ну, — Лимания застыла с поднятой ножкой, — как же… я думала… Каблучки… Они… Ой, ну простите, госпожа! Я такая дурная! Я же совсем забыла! Ведь вы же опять туда ходили, да? Ой, да что же это я? Совсем вас заболтала… Простите!

Приседая и дробно топая копытцами, она запрыгала вокруг кресла, всплескивая руками и лепеча извинения. Агния не слушала ее дребезжащего голоска. Отвернувшись, она пустым взглядом смотрела в окно. Тихий осенний день. Пока еще тепло и светит солнышко, но уже через два с половиной месяца наступит зима. Все застынет, замерзнет до весны. Вот бы и ей так же замерзнуть — и не оттаивать уже никогда!

Лепет сатирры действовал на нервы, и Агния отмахнулась:

— Все, ты прощена.

— Правда-правда? — тоненько воскликнула Лимания. — И вы не-не-не пойдете жаловаться?

Козлоногим трудно было найти хорошее место. Горничная — вот самое большее, на что могла рассчитывать сатирра. И если ее уволят, вряд ли Лимании опять улыбнется удача. Тогда придется идти в поденные рабочие или вовсе убраться из города и где-то переждать зиму, чтобы весной наниматься на какую-нибудь ферму.

— Нет, — покачала головой Агния больше для того, чтобы от нее отвязались. Никуда не хотелось идти, ни с кем не хотелось общаться. На душе было тяжело и пусто.

— Тогда, — горничная преданно заглядывала в лицо своими округлыми грустными глазищами, — может быть, я чаю сделаю? С жасмином и чабрецом? Как вы любите?

Вернее, как любил когда-то он. Как наяву, Агния услышала его голос, ровный, звучный, глубокий тенор: «Ты божественно завариваешь чай, Лимания! Скажи, это какой-то секрет, которым владеет только твой народ? Или ты совершаешь какие-то таинственные ритуалы, чтобы придать ему столь изысканный аромат? С чем он на этот раз? Какие новые травы тебе удалось раздобыть?» Он любил чай. Любил булочки с корицей и тмином. Любил мятные лепешки. Любил оладьи с кленовым сиропом. Любил…

На глаза навернулись слезы. Теперь все в прошлом.

Стуча копытцами, маленькая сатирра убралась в кухню. Агния осталась сидеть в кресле, глядя на окно.

За стеклом тянулся обычный осенний день. Это была ничем не примечательная осень — то проглядывало неяркое солнышко, то начинал накрапывать мелкий дождик. Лето закончилось почти две недели назад. Самое страшное, самое долгое, самое кошмарное лето. Оно тоже было обыкновенным, и Агния в глубине души негодовала на жару, цветы, пение птиц, смех детей, тепло и свет. Ее мир умер, ее солнце погасло в тот жуткий день, когда…

Нет, она долго не верила. Когда ей сказали — не поверила. Когда увидела воочию — не поверила. Когда шли приготовления — не верила, жила словно во сне. И даже в самый последний день до самой последней минуты, до того мига, когда лопаты могильщиков бросили в яму первые комья земли, — она не верила и тогда. Поверила позже, вернувшись с кладбища домой и внезапно ощутив в душе пустоту.

Три месяца назад, в самом начале лета, умер ее муж.

Марек… Когда ей сказали о том, что случилось, она восприняла весть как глупую шутку Марек не мог просто так взять и умереть. Он же ничем не болел. Сколько они были знакомы — со дня первой встречи и до самого конца, — он ни разу не чихнул, ни разу не упал и не повредил себе ногу или руку. Ни разу даже не получил ожога на своей работе. А там так опасно — химикаты, всякие приборы, котлы, высокая температура… Даже когда у них взорвался перегонный куб, и то Марек не пострадал. Его удачливости можно было позавидовать. И вдруг…

Было трудно поверить, что больше она не услышит его голоса, не порадуется его улыбке, не увидит, как он входит в комнату. В пустом доме больше не прозвучит раскатистый звонкий смех. Никто больше не бросит мимо стула рубашку, никто не подшутит над нею, когда она станет выходить из ванны. И не будет больше тех ночей, то нежных и теплых, то горячих и душных от страсти. И не будет ребенка — сына или дочери — так похожего на отца. Они хотели подождать с детьми, пожить немного для себя.

Поначалу она даже не поверила, что он мертв. Подбежала, схватила за руку, встряхнула, окликая по имени. Даже поцеловала несколько раз. Он не отозвался, его руки и губы были холодными и твердыми. Но она не верила. Все ждала на похоронах, что обман откроется. Была убеждена, что это не он, что Марек просто исчез и это чей-то чужой труп. Что сейчас муж войдет и очень удивится, увидев посреди комнаты гроб с незнакомым телом. Может быть, даже рассердится, устроит скандал… Хотя он не умел злиться. Он всех любил, всех уважал. Все платили ему тем же. Он был самым лучшим.

Был. И вот его не стало.

А жизнь продолжалась. Глупая, никому не нужная жизнь. Город легко перенес потерю, заметили только соседи и его коллеги по лаборатории. Да еще несколько родственников, явившихся на похороны. Они-то всем и занимались — две какие-то тетушки в трауре и вуалях старых дев и тощий, болезненного вида священник, оказавшийся его троюродным братом, удалившимся в монастырь по причине слабого здоровья. Примчались и ее родные. Смутно запомнились слезы матери, ее неловкие и совершенно неуместные попытки утешать. Ни от мамы, ни от сестры не было никакой пользы — одна лишь всхлипывала и причитала, жалея дочь, а другая исподтишка пыталась выяснить размер наследства, которое теперь причитается бездетной молодой вдове. И, кажется, только презрительно фыркнула, узнав, как ничтожно мало ей досталось. Ничего удивительного, что всем занимались тетушки ее супруга. Они да несколько сердобольных соседок и взяли на себя все хлопоты. У Агнии не было сил ни на что, даже на разговоры. Она пребывала словно во сне и проснулась, лишь когда все было кончено.

С тех пор время словно остановилось. Она жила по инерции, ни о чем не думая, ничего не желая и не принимая у себя ни родных, ни друзей. Оттаивала лишь в те минуты, когда ходила на кладбище. Каждый день. Все три с половиной месяца. И каждый раз приносила цветы. Это было все, что она могла дать умершему мужу. Да еще ночи… Ночи, о которых она предпочитала бы не рассказывать никому. Это была ее маленькая тайна, то, что давало силы жить дальше. Но до ночи должен был пройти этот длинный, ужасный день…

Тихо цокая копытцами, вошла Лимания. Выпучив от напряжения округлые желтые глаза, водрузила на стол самовар. Быстренько, бросая на хозяйку вопросительные взгляды, накрыла на стол — две чашки, сахарницу, молочник, две вазочки, с печеньем и конфетами, маленькую креманочку с вареньем. Уже открыла рот, чтобы что-то спросить, но передумала и выскользнула вон.

Агния лишь мельком бросила на суетящуюся служанку равнодушный взгляд и снова отвернулась. Она вспоминала кладбище. Осенний денек. Наконец-то перестало жарить это надоедливое солнце! Желтые листья в кронах деревьев, как первая седина. Пожухлая трава. Последние осенние цветы. Она купила букет, не торгуясь, несмотря на то что пришлось отдать за него целый империал, а денег оставалось не так много. Прижимая подарок к груди, прошла мимо чужих могил, не глядя по сторонам. Ее ждал муж. Там, под каменной плитой с высеченными на ней именем и несколькими прощальными словами. Все пространство вокруг было усыпано цветами. Она приносила их каждый день, клала новые поверх старых, садилась рядом, на ту же плиту, обнимала камень… Каждый день. Как всегда. Или…

Агния нахмурилась. Сегодня все было не так, как всегда. Могила выглядела по-другому. Нет, надгробная плита не покосилась. Ограда была на месте. И груда цветов никуда не делась. Но что-то было не так. Что-то изменилось. Такое впечатление, что на могиле побывал кто-то еще. Но кто? Родители Марека умерли, когда он был еще мальчиком. Его вместе со сводным братом накануне отослали в частную школу, где он жил и воспитывался до восемнадцати лет. Обе тетушки? Про них Агния не думала — она и увидела-то их в первый раз только на похоронах и понятия не имела, откуда они взялись и куда потом подевались. Кто же там побывал и что делал? Подумав еще немного, Агния отбросила эту мысль. Ее ничего больше не интересовало. Уже три месяца она жила как во сне. Говорят, за такой срок может угаснуть любая боль. Врут. Ей по-прежнему так больно, что не хочется жить. Если бы можно было просидеть всю жизнь вот так, а потом…

Скрип приоткрывшейся двери прозвучал, словно гром среди ясного неба. Вздрогнув, Агния резко обернулась и оцепенела, от удивления и ужаса не в силах даже закричать. В проеме двери застыл темный силуэт.

— А…

Это было все, что она смогла выдавить из перехваченного спазмом горла. Силуэт сделал шаг. Бесшумно, как призрак, перенес ногу через порожек…

— Не ждала? Извини, не получилось раньше…

Агния помотала головой, не в силах вымолвить ни слова.

— Ты чего в темноте сидишь? — будничным тоном поинтересовался незваный гость. — Уснула, что ли?

Он прошел к камину, на ходу доставая кисет. Чиркнул спичкой, зажигая выставленные на мраморной полке в ряд три свечи. Высокий, худощавый, в своем длинном темном плаще кажущийся еще выше и тоньше, чем есть на самом деле.

Три желтых огонька озарили комнату, и Агния сообразила, что и в самом деле уже сгустились сумерки. Наступил вечер. Неужели она действительно задремала? Это при том, что ночами ее с давних пор мучила бессонница. Она до двух-трех часов ночи лежала с открытыми глазами, думая о Мареке, вспоминая Марека, разговаривая с его тенью, и лишь перед рассветом забывалась коротким сном. Просыпалась через пару часов с тяжелой головой, чтобы прожить еще один тягостный день…

— Как, — собственный голос показался чужим, — как ты попал сюда?

— Вошел, — лаконично объяснил гость, скидывая плащ и вешая его на гвоздь. — У тебя было не заперто.

— Как ты посмел сюда явиться? — Агния почувствовала, что голос ее подводит, и прикусила язык. Гнев, ненависть и ужас, которые она испытывала при виде этого мужчины, лишали ее остатков разума. — Как ты мог вообще переступить порог этого дома?

— Как-как… ногами! — Он склонился над камином, подбросил в него несколько кусков угля из корзины, развел огонь. — И потом, Агни, неужели если я чего-то хочу, меня может кто-то остановить? Или что-то?

Лимания мялась на пороге.

— Простите, госпожа, — проблеяла она, — я не-э-э хотела… Он сам ме-ме-меня заставил…

— Пошла вон, — коротко распорядился гость. — Не хватало еще, чтобы ты тут свои козьи орешки с перепуга рассыпала… Нет, стой! — встрепенулся он, уже когда сатирра кинулась прочь. — Что это тут у нас? — подошел к самовару, потрогал. — Давно остыл… Ну-ка, согрей снова и принеси чего-нибудь посущественнее пары печенек. Есть готовое?

— Пи-пироги, — еле слышно промолвила сатирра. — С капустой…

— Тащи.

Лимания бросила на хозяйку затравленный взгляд. Одним из условий приема козлоногих на работу было обязательное повиновение всем людям без разбора, если они не приказывали что-то незаконное. Но, с другой стороны, она слишком уважала свою хозяйку, чтобы безропотно подчиняться.

— Беги-беги, — подбодрил ее гость. — Твоя госпожа тоже с удовольствием поужинает.

— Я не хочу есть. — Агния наконец собралась с силами. — Тем более с тобой.

Желудок тут же протестующее забурчал — с утра во рту не было ни крошки.

— А почему? — не обращая внимания на возмущение хозяйки, гость расположился в другом кресле, закинув ногу на ногу и покачивая носком выпачканного в пыли сапога.

— Ты не имеешь права здесь находиться! — воскликнула Агния. — Это мой дом. А ты… Ты — убийца!

— Мм? — Он заинтересованно поднял бровь. — Это что-то новое!

— Ты убил Марека! — отчеканила молодая женщина. — Ты не мог простить ему, что он лучше тебя, умнее тебя, добрее… Ты не мог смириться с тем, что я предпочла его тебе! И ты решил избавиться от него.

— Чтобы ты досталась мне? — кивнул гость. — Идея заманчивая, но ей не хватает логики. Ты мне нравишься, Агни. Я хотел сделать тебя счастливой, но отнюдь не таким способом. Ведь сейчас ты несчастна?

Агния кивнула, чувствуя, как на глаза сами собой наворачиваются слезы.

— Вот видишь, — мягко произнес мужчина. — Тебе плохо…

— Да! — со слезами выкрикнула она и, не выдержав, разрыдалась. — И виноват в этом ты! Только ты! Ты убил Марека!

— Снова-здорово! Доказано, что смерть наступила в результате естественных причин!

— Но ты был там! Вместе с ним!

— Да. И поверь, я ничего не мог сделать. Просто не успел. Кроме того, Мар был моим другом… моим братом, несмотря на… на то что было между нами.

— Другом! А ты его предал! И убил!

Внезапно мужчина вскочил на ноги. Он сделал это так быстро, что Агния ойкнула и отпрянула, вжимаясь лопатками в спинку кресла. Он навис над нею, сжимая кулаки. В серых глазах загорелся ледяной огонь.

— Послушай, Агни, — он никогда не звал ее полным именем, — я могу многое от тебя стерпеть потому, что ты мне нравишься. Но, клянусь кишками Первопредка, еще одно обвинение — и ты пожалеешь! Мар был моим сводным братом. Мы выросли вместе. И не тебе бросать мне подобные обвинения!

Похолодев от страха, она вдруг поняла, что сейчас он ее ударит. Кинув беспомощный взгляд в сторону двери, Агния заметила, что та прикрыта. Лимания, конечно, не станет ввязываться. Да и что она может сделать?

— Ариэл, — прошептала она. — Не надо…

Он отступил, все еще сжимая кулаки. Развернулся в сторону двери.

— Кто еще там? — рявкнул, срывая злость.

— Пи-пирожки есть будете? — послышался дрожащий голосок Лимании.

— Давно пора!

Бросая на людей робкие взгляды, сатирра засуетилась у стола, заново накрывая его для ужина. Она, конечно, не слышала и половины разговора, держась в стороне, как и положено вышколенной служанке, но ее присутствие действовало на Агнию успокаивающе.

Ариэл уже опять сидел в кресле, по своему обыкновению положив ногу на ногу и не обращая явного внимания на хозяйку дома. А та рассматривала незваного гостя с тревогой и недоумением. Ведь, как ни странно, ее покойный муж и этот человек действительно были друзьями. И действительно считали друг друга братьями. Хотя, казалось бы, двух более несхожих типов представить было невозможно. Один — весь на виду, прямой, открытый, честный. А другой — все время в тени, вечно окружен тайнами и что-то скрывающий ото всех. К одному люди тянулись, другой сам от себя всех отталкивал. Он показался Агнии таким еще при первой встрече, которая сама по себе была таинственной и пугающей.

Марек жил в большом общежитии, находившемся в глубине парка, который вплотную примыкал к университету. В конце липовой аллеи стояло четыре корпуса. В двух жили студенты, слишком бедные для того, чтобы снимать жилье в городе или квартировать у родни. Еще в одном обитали преподаватели и холостые мастера, а последнее было отдано для аспирантов, лаборантов, подмастерьев и многочисленных техников. Некоторые из них имели дело со столь сложными и дорогими приборами, поэтому им не дозволялось покидать территорию университета в течение всего срока действия контракта.

Аспиранты и подмастерья, однако, люди изобретательные. Несмотря на строгий запрет и необходимость то и дело отмечаться у вахтеров, куда и на сколько часов отлучаешься, некоторые находили способ покидать общежитие, не ставя никого в известность.

Марек занимал три довольно просторные комнаты в конце коридора: переднюю, представлявшую собой часть того самого коридора, только отгороженную фигурной решеткой, и две небольшие спальни, расположенные друг напротив друга. Коридор заканчивался декоративным балкончиком, на который вела зарешеченная стеклянная дверь. Вниз с балкончика спускалась короткая пожарная лестница. В передней комнате у окна стояли два кресла, вешалка, большое, в рост человека, зеркало, подставка для зонтиков и тросточек и скамеечка для обуви.

Агния приходила к Мареку в общежитие всего дважды, и не столько потому, что ради каждого прихода нужно было заказывать пропуск, а вахтер считал своим долгом с точностью до минуты контролировать ее нахождение здесь. Просто жила она на противоположном конце города, и если после свидания провожать девушку до дома, то Марек не успел бы вернуться в общежитие к сроку.

Агния немного робела. Ей казалось, что все, абсолютно все знают, зачем Марек Боуди ведет девушку в свои покои. Студенты ухмылялись как-то двусмысленно, вахтер покачал головой, вздыхая своим мыслям. Попавшиеся несколько раз на пути подмастерья и бакалавры расступались и, можно было голову дать на отсечение, провожали ее взглядами. Был уже вечер, и Агния прекрасно понимала, что засветло не успеет вернуться домой. Ей предстояло впервые в жизни провести с мужчиной так много времени.

Коридор был освещен очень скупо. Две лампы горели желтоватым светом возле лестницы и еще одна — в противоположном конце коридора. Агния невольно теснее прижалась к Мареку, и тот взял ее под руку, накрывая пальцы девушки своей крепкой ладонью.

— Все будет хорошо.

Она ответила улыбкой.

Отперев дверь, отделяющую его переднюю от коридора, Марек посторонился, давая девушке дорогу, и вздрогнул, когда из полумрака послышался хрипловатый голос:

— Ну наконец-то! И где тебя носило столько времени?

— Ариэл?

Первый испуг прошел, и Агния увидела, что в кресле у окна сидит худощавый незнакомец в пыльном, несколько старомодном сюртуке.

— Он самый!

— Как ты сюда попал? — Марек переступил порог, пропуская Агнию внутрь.

— Вошел. — Незваный гость кивнул в сторону зарешеченного балкона.

— Но ведь решетка…

— Мар, — этот человек никого и никогда не называл полным именем, — если я хочу куда-то проникнуть, разве меня остановит какая-то решетка? — Он резко встал, оказавшись на полголовы выше хозяина комнаты. — Слушай, мне нужно где-то отсидеться. Ты приютишь меня на пару-тройку дней?

— Опять?

— Не опять, а снова. По-родственному! На сей раз мне есть чем заплатить за свое проживание и кормежку! — Он извлек откуда-то и подбросил на ладони золотой кругляшок. — Держи. Задаток.

— Ого! — Марек поймал монету. — Золотой декариал![2] Откуда у тебя такие деньги?

— Не скажу. Это секрет, но… — Тут он посмотрел на Агнию, и девушке показалось, словно ледяная рука сдавила ей горло, до того цепким и пристальным был его взгляд. — Я готов открыть тебе свою тайну, если ты поведаешь мне, где отыскал такую красавицу!

От него веяло силой и еще чем-то — может быть, опасностью. Агния невольно придвинулась ближе к Мареку.

— Мы познакомились случайно. На приеме у ректора. Это — Агния Пани. Моя… невеста. — И, прежде чем девушка сообразила, что он только что сказал, быстро добавил: — Агния, разреши представить тебе моего сводного брата Ариэла…

— Широко известного в узких кругах, — дополнил тот и склонился над рукой девушки, не сводя с Агнии пристального взгляда. — Ты не говорил, что собираешься жениться!

— Я, — Марек посмотрел на Агнию, — еще никому об этом не говорил. Мы…

— Мы не торопимся, — промолвила девушка просто для того, чтобы что-то сказать. Откровенно говоря, Марек еще ни разу не беседовал с нею о будущем. Они пока были просто друзьями и целовались-то всего несколько раз, так что звание невесты свалилось на Агнию как снег на голову.

— А зря, — под пристальным взглядом серых глаз было неуютно. — Ты должен как можно скорее сделать эту красавицу своей женой, пока не нашлись охотники отбить ее у тебя. Она слишком хороша для такого, как ты!

— Много ты понимаешь! — воскликнул Марек.

Агния же почувствовала неприязнь к этому худощавому смуглому мужчине. Вроде и лицо у него приятное, с резкими мужественными чертами, и сам он мог бы показаться привлекательным, даже красивым, и двигался он легко и непринужденно, а все равно Агния бы дорого дала, чтобы этот тип куда-нибудь исчез.

— Сейчас я понимаю только одно — в лотерее жизни ты выиграл самый счастливый билет. Ты родился с монеткой во рту![3] Она чудо. И я предлагаю выпить за это.

Агния запаниковала. Она вдруг подумала, что стоит Мареку хоть на миг покинуть комнату, как этот его кузен наброситься на нее — и одному Первопредку известно, что произойдет. Но Марек лишь улыбнулся, открыл стоявший в углу длинный узкий ящик и извлек оттуда две оплетенные лозой бутыли.

— Ого! — Ариэл бесцеремонно отобрал у него вино. — «Южная ночь» и «Северная звезда»! Шикарно!

— Остатки роскоши.

— Роскошный напиток для роскошной женщины! — торжественно провозгласил Ариэл.

Тот вечер был безнадежно испорчен. Ни о каком романтическом свидании и ужине при свечах не могло быть и речи, пока рядом находился Ариэл. Его присутствие холодило у Агнии кровь — и это при том, что он не был ни назойлив сверх меры, ни цинично-развязан, ни груб, ни нахален. Но с первой же минуты она мечтала только об одном — чтобы он исчез и больше не появлялся.

Разговор вертелся вокруг них двоих — Марек пытался осторожно выпытать у сводного брата, откуда тот свалился как снег на голову и где взял столько денег, а сам Ариэл то и дело обращался к Агнии, не спеша внятно отвечать ни на один вопрос. В конце концов девушке это надоело, и она объявила, что идет домой.

Марек тут же вызвался ее проводить, и Ариэл тоже вскочил с места:

— Разрешите и мне составить вам компанию!

— О нет! — вырвалось у Агнии.

— А разве тебе не нужно где-то отсидеться? — поинтересовался Марек. — Ты так и не сказал, что опять натворил!

— Я все обязательно объясню, когда придет время, — пообещал Ариэл. — Но можешь мне поверить — на сей раз я никого не убил!

— Точно?

— Клянусь чреслами Первопредка! Когда я уходил, тот тип еще дышал!

— И на том спасибо! — горячо воскликнул Марек. — Но ты уверен, что тебе безопасно появляться на улицах города?

— Ради твоей очаровательной невесты я готов рискнуть своей жизнью. Кроме того, я вооружен! — Распахнув камзол, Ариэл продемонстрировал два пистолета, крест-накрест заткнутые за пояс. — И не хуже тебя владею шпагой!

— Лучше! Намного лучше! — с улыбкой заявил Марек и пояснил Агнии: — Пока я корпел над книгами и учился составлять формулы, мой сводный брат упражнялся в деле, более достойном настоящего мужчины.

— А именно — учился всем способам отбирать жизнь у ближнего своего. Сначала воевал в колониях под знаменами его императорского величества, а с некоторых пор предпочитаю тихие городские улочки. — Ариэл набросил на плечи плащ и галантным жестом предложил девушке руку. Агния отступила, демонстративно беря под локоть Марека.

— Прекрати, — попросил Марек. — Ты пугаешь Агнию!

— Эта? Испугалась? Она сама кого хочешь в дрожь вгонит!

Марек неожиданно рассмеялся необидным веселым смехом, а Ариэл одарил девушку насмешливой улыбкой, от которой Агния покраснела, и отступил на шаг, пропуская пару.

Так они и следовали по улицам вечернего города.

Агния крепко прижималась к Мареку и чувствовала сквозь перчатку и ткань камзола тепло его руки. За спиной по брусчатке постукивали подковы сапог Ариэла. Стук был каким-то нарочитым, он словно заявлял на всю улицу о своем присутствии, и девушка не могла отделаться от мысли, что Ариэл топает не просто так. Это был какой-то знак. Возможно, для грабителей, поджидающих свои жертвы в подворотне. Агнии хотелось бежать со всех ног, и она все ускоряла и ускоряла шаг.

— Ты чего? — спросил ее Марек. — Устала? Хочешь домой?

«Я боюсь! — хотелось ответить девушке. — Боюсь этого человека, который идет по пятам!» Но вслух она ответила согласием:

— Да. Я очень устала. И… у меня ноги в туфлях болят.

— Хорошо, тогда я найду нам экипаж.

Марек остановился и стал оглядываться. Но тускло освещенная улица — фонари на обочинах горели не везде, гораздо больше света давали окна верхних этажей и лампады у дверей некоторых магазинчиков — была пустынна. Несколько пешеходов торопились, как и они, добраться до нужного места. По противоположной стороне не спеша грохотала подвода, мимо перекрестка проскочил извозчик-лихач, но в возке уже кто-то сидел.

Агния тоже остановилась, но не успела и слова вымолвить, как ее схватили в охапку. Девушка завизжала и стала отбиваться от похитителя.

— Ох, поосторожнее! — воскликнул тот голосом Ариэла. — Как я тебя буду нести, если ты так брыкаешься?

— Поставьте меня! — закричала Агния. — Марек, сделай что-нибудь!

— Неси свою невесту на руках, если не можешь найти экипаж, или позволь сделать это тому, кто справится с такой ношей, если у самого не хватает сил, — пояснил Ариэл.

— Поставь ее, — негромко и спокойно произнес Марек, и державшие ее руки разжались. — И лучше сам найди нам экипаж.

Ариэл одарил Агнию улыбкой и отступил, выходя на дорогу.

— Давай убежим, — прошептала девушка, цепляясь за жениха.

— От кого? От Ариэла? — не понял тот. — Почему?

— Я его боюсь!

Марек опять рассмеялся:

— Не бери в голову. Ариэл со странностями, это верно, но он неплохой парень. Просто ему не везло в жизни. Он ведь приемыш.

— Что?

— Только никому не говори, — подмигнул Марек. — Мои родители долго не имели детей. Им все советовали смириться: дескать, такова воля Первопредка и спорить бессмысленно. Но они все-таки взяли из приюта малютку. А через год у них родился я. Мы росли вместе, пока не умерли наши родители. А когда родственники стали разбирать документы, все и открылось. Нам тогда было довольно много лет. Ариэлу вот-вот должно было исполниться четырнадцать, мне только-только миновало двенадцать. Как раз на день моего рождения я и видел родителей последний раз.

Голос его тоскливо дрогнул.

Братья тогда находились в закрытой школе для мальчиков. Родители приехали в гости, поздравили Марека и уехали, чтобы погибнуть. Накануне в их дом поставили техническую новинку — паровой котел. Отец Марека хотел идти в ногу со временем. Он не желал, чтобы дом отапливался по старинке, дровами в камине. Паровой котел должен был решить эту проблему, но взорвался однажды ночью, разворотив перекрытия. По злой иронии судьбы, супружеская постель родителей стояла как раз над ним.

Завещания отец не оставил — он не собирался умирать, — посему ориентировались на его дневниковые записи и общее мнение семьи. Большая часть состояния отходила Мареку как единственному прямому наследнику. Ариэл должен был поступить на военную службу — приемные родители уже отложили часть денег на покупку лейтенантского патента. В семнадцать лет Ариэл оставил школу и пошел в армию. Дослужился до лейтенанта, но вышел в отставку, когда совершеннолетия и права распоряжаться деньгами достиг его младший брат.

Марек к тому времени уже был на третьем курсе и считался одним из самых талантливых студиозусов. Смерть родителей повлияла на него странным образом — юноша во что бы то ни стало решил добиться, чтобы паровые котлы в будущем не взрывались и не губили людей. Получив состояние, он большую его часть тут же пожертвовал университету на развитие науки.

В это время к нему и явился Ариэл — с чином лейтенанта за плечами и кое-каким военным опытом. Он тоже попытался заняться наукой, но это дело показалось ему скучным. Обладая острым умом и наблюдательностью, Ариэл большую часть времени тратил на гулянки, попойки и дружбу с сомнительными личностями. Кончилось дело тем, что его отчислили после дуэли с каким-то студиозусом. И вот уже года три со дня своего отчисления Ариэл вел весьма странную жизнь — он то пропадал куда-то, то появлялся и просил брата приютить его по-родственному.

Однако после того вечера, когда Ариэл познакомился с Агнией, он, по словам Марека, изменился. Словно решил взяться за ум и наверстать упущенное. Стал чуть ли не ежедневно посещать лабораторию, подал документы о восстановлении его в звании вольного слушателя, ночевал только в общежитии, в апартаментах сводного брата, почти перестал куда-то отлучаться без ведома Марека… И неизменно сопровождал его на все свидания с Агнией. Девушка же его избегала. Он ее не то чтобы пугал — с первых дней было ясно, что Ариэлу она нравится. В присутствии Марека он держался в тени, когда они ходили куда-то всей компанией, от него и двух слов за весь день нельзя было добиться. Но тяжелые взгляды, которые он бросал на девушку и ее жениха, говорили сами за себя.

…На похоронах его не было — во всяком случае, Агния не могла вспомнить. И вообще за все три месяца он почти не появлялся в ее жизни, заходя лишь несколько раз, в первые дни ее вдовства.

Так было до сегодняшнего вечера. Зачем, ну зачем он пришел? Она же только-только начала успокаиваться! Чего он добивается? Хочет окончательно разрушить ее жизнь, от которой и так совсем ничего не осталось? Ну почему это случилось именно с нею? Почему Марек, умный, добрый, веселый, милый Марек лежит в могиле, а этот тип сидит здесь, закинув ногу на ногу, и как ни в чем не бывало смотрит Агнии в лицо? Почему жизнь так несправедлива?

Подняв глаза, молодая женщина встретила прямой открытый взгляд человека, которого она ненавидела. Гость рассматривал ее пристально, словно ощупывал.

— Ты стала совсем другой, — негромко промолвил он. — Побледнела, осунулась. Выглядишь плохо.

Агнии было наплевать, как она выглядит. Уже три месяца она не вылезала из траурных платьев, выходя из дома, опускала на лицо вуаль, перестала пользоваться косметикой. А зачем, если жизнь кончена? Но неожиданно слова этого мужчины причинили ей боль.

— Ничего себе! Умеешь ты сказать женщине приятное! — воскликнула она.

— Это не комплимент, а констатация факта. Я тебя не видел несколько недель. За это время ты ужасно переменилась. Если не возьмешь себя в руки, добром это не кончится.

— Ты жестокий…

— Какой есть! — Тонкие губы тронула кривая усмешка. — Я не Мар, красивые слова говорить не умею!

— Марек… он был… таким…

Вспомнив мужа, Агния почувствовала, как горло сдавила знакомая боль. Не в силах бороться с нею, молодая женщина уткнулась лицом в колени, пытаясь сдержать подступающие слезы.

Скрипнуло кресло, когда с него встал мужчина. Прошел к столу.

— Не реви, — послышался голос, который она ненавидела. — Слезами горю не поможешь!

Агния не выдержала и все-таки разрыдалась.

Отец Мило был молельщиком. Каждое утро он обходил кладбище Невинных Душ, особое внимание уделяя могилам детей и тех, кто похоронен совсем недавно. Возле таких захоронений он задерживался, опускаясь на колени, и читал заупокойные молитвы. Иногда обходил надгробие по солнцу, окропляя святой водой и выкладывая на камень освященные на алтаре кусочки пресных лепешек-облаток. Если встречал родственников, утешал их, как мог, беседовал и за небольшую отдельную плату соглашался провести на могиле одну из ночей, молясь за душу усопшего.

Каждый день он обходил могилы по новому маршруту — ведь люди умирали чуть ли не ежедневно, — а возвращался всегда одной и той же дорогой. Мимо надгробия, усыпанного цветами так обильно, что камень с надписью уже почти скрылся за букетами. Большая часть цветов успела высохнуть, и отец Мило уже думал о том, что весной надо будет прислать сюда могильщиков, чтобы те убрали сухие и гнилые стебли, освободив место для новых подношений.

Просто удивительно, что все это — дары одной-единственной женщины! Отец Мило видел ее иногда. Молодая и довольно привлекательная вдова. Всегда с опущенной вуалью, всегда с охапкой свежих цветов, всегда молчит. Отец Мило пробовал заговорить с нею, понимая, что иным необходимо выговориться, но эта женщина либо молчала, либо начинала плакать.

Дерево над могилой вроде было то же самое, но вот сама могила… Молельщик даже остановился, озираясь по сторонам. Ошибиться он не мог — не первый раз проходил усыпанной гравием и первыми опавшими листьями дорожке. И не так уж много было кленов на кладбище, чтобы перепутать. Но вот знакомый холм из цветов казался чужим.

Отец Мило свернул с тропинки, идя по осенней поникшей траве, и в удивлении покачал головой. Сваленные грудой букеты были раскиданы как попало. Несколько штук отлетело на соседние могилы. Такое впечатление, что кто-то пытался докопаться до надгробной плиты, очень торопился и действовал кое-как, второпях. Сама надгробная плита казалась слегка сдвинутой в сторонку, словно кто-то пытался приподнять ее. Хорошо еще, что каменный постамент в изголовье не тронули.

Молельщик огорченно покачал головой. Кто бы мог сотворить такое?

Обойдя могилу, он собрал разбросанные по сторонам цветы, сложил их на прежнее место, постарался кое-как придать холму первоначальный вид. Закончив работу, поспешил к храму, раздумывая, стоит ли сообщить о происшествии отцу настоятелю.

Время от времени такое случалось — обязательно находился кто-нибудь, кто разрывал могилы. Как правило, это были грабители, узнавшие о том, что вместе с каким-нибудь богачом на тот свет отправились ювелирные украшения. Иной раз могли вскрыть могилу, чтобы забрать на память прядь волос умершей возлюбленной или матери — если убитый горем родственник по каким-то причинам не успевал сделать это до похорон. Однажды какой-то влюбленный поэт положил вместе с предметом своей страсти альбом со стихами. А когда ему некоторое время спустя предложили издать его произведения, разрыл могилу, выкрал стихи и продал их. Несколько раз крали и сам труп, оставляя в могиле только пустой гроб. А что на сей раз? Вроде бы ничего не тронуто, лишь подвинули могильную плиту. Но кто и зачем? Ответа на этот вопрос у отца Мило не было.

Тот вечер закончился тяжело. Агния сидела в кресле и ждала, когда же уйдет Ариэл. А он вел себя так, словно имел полное право здесь находиться. Верная Лимания принесла пироги и крутилась в комнате, вытирая несуществующую пыль и наводя порядок, хотя все и без того было идеально. Она отыскивала для себя одну за другой причину остаться, пока Ариэл не цыкнул на сатирру:

— Убирайся вон!

Подпрыгнув от неожиданности, та метнулась к порогу, и Агния выпрямилась. Она боялась этого человека, но и злилась на него.

— Как ты смеешь повышать голос в моем доме?

— Смею, — ответил Ариэл, жестом приказывая горничной закрыть за собой дверь с той стороны. — Нам надо поговорить!

— Нам не о чем разговаривать! — воскликнула Агния.

— Даже если речь идет о Маре? — заговорщически понизил голос мужчина.

— Не смей произносить его имени! — Агнию всю затрясло. — Ты и мизинца его не стоишь…

— И тем не менее он был моей семьей. А теперь моей семьей стала ты…

— Я не желаю иметь с тобой ничего общего! — Она сжала кулаки.

— Придется иметь. Неужели тебе неинтересно, где я пропадал все это время?

Его действительно не было в городе уже давно. Живя своей болью, Агния не могла даже точно сказать, когда видела его в последний раз.

— Меня это не интересует!

— А я занимался делами моего брата.

— Замолчи! — Она зажала уши руками. — Не хочу больше ничего слышать! Убирайся вон!

— Я могу уйти, — помедлив, Ариэл встал из-за стола. — Но неужели ты не хочешь узнать…

— Я ничего не хочу знать! Я хочу, чтобы ты ушел! Сию минуту! И оставил меня в покое!

— Но это…

— Вон! Вон из моего дома! — закричала Агния.

Ариэл раздраженно дернул щекой, как от пощечины.

— Как прикажешь, — холодно промолвил он, направляясь к двери и срывая с гвоздя свой плащ. — Провожать меня не надо. Я отлично знаю дорогу!

Распахнул пинком дверь, напугав притаившуюся снаружи Лиманию. Его подкованные сапоги быстро прогрохотали вниз по ступеням. Хлопнула входная дверь. Наступила тишина, нарушаемая только потрескиванием пламени в камине.

Две тени, держа на плечах лопаты, неслышно пробирались по аллеям кладбища. Заканчивался серый осенний вечер, холодная ненастная ночь вступала в свои права. Луны не было видно за облаками, деревья в вышине качали ветвями, словно пытались разогнать тучи и расчистить небо. Где-то выла собака. Ей вторили странные заунывные голоса.

— Слышишь? — Тот, что шагал позади, тронул своего напарника за плечо.

— Что?

— Вой! Это… как думаешь, кто это, Фил?

— Почем мне знать? Собаки, наверное.

— Нет, — подумав, промолвил мужчина. — Собаки так не могут. Как считаешь, это не вилы?[4]

— Поздновато для них, — ответил Фил. — Сейчас осень, а они выходят только весной и летом. Пришли! Вот тут его закопали.

Могила была усыпана цветами так, что издалека напоминала курган. Надгробный камень был еле заметен среди букетов. Мужчины стали осторожно разгребать завал, действуя быстро, но аккуратно.

— Тогда… может быть, — голос его напарника дрожал, — это шезрулы?

На сей раз Фил замер, прислушиваясь к его словам.

— А все может быть, — протянул он. — Про них даже вездесущие лепрехуны почти ничего не знают.

В империи жило несколько нелюдских рас — козлоноги (самыми известными среди которых были сатирры и рогачи), тролли, ликантропы, лепрехуны. Большинство из них, будучи подданными империи людей — «человеков», — находили свое место в обществе, работая сторожами, грузчиками, уборщиками, рассыльными, нанимаясь приказчиками в лавки и прислугой в дома, занимались фермерством, мелким кустарным ремеслом или перебивались поденной работой.

Но была среди них одна раса, которая существовала как бы сама по себе. Это были шезрулы. Разбросанные по всей империи и раньше не имевшие отдельного государства, они жили своей жизнью, занимались своими делами и никому не позволяли узнать правду о себе. Кем были шезрулы на самом деле, чем жили — люди питались только слухами, один другого чуднее. Самым неправдоподобным — и самым живучим — был слух о том, что шезрулы на самом деле духи, по каким-то причинам обретшие плоть.

— Смотри!

Фил выпрямился, и лопата сама выскользнула у него из рук. В их сторону не спеша двигалась высокая белая тень. Она походила на необыкновенно худого человека с очень длинными руками и ногами.

— Шезрул! — не своим голосом завопил напарник Фила, кидаясь прочь.

— Вот дьявол, — выругался тот, складывая пальцы в фигу. — Сгинь! Сгинь, нечисть! Сгинь, погань! Сгинь, пропади, рассыпься!

Тень продолжала идти. Более того — внезапно рядом с нею оказалась еще одна, поменьше, с размытыми очертаниями. Она вырвалась вперед, взмывая в воздух, и Фил развернулся и со всех ног бросился бежать, прижимая лопату к груди.

В ту ночь Агния отправилась в постель с особым чувством. Расчесала волосы, надела новую ночную сорочку с кружевами, серебряную цепочку — подарок супруга — слегка тронула помадой губы. Потом легла на середину кровати, натянула одеяло до подбородка и стала ждать.

Как всегда, ждать пришлось недолго. Не успели часы в гостиной пробить одиннадцать раз, как в комнате резко похолодало. Пронесшийся по комнате сквозняк заколыхал занавески на окне. На удивление громко зашелестел листвой старый клен, росший под окном. Одна ветка качнулась, стукнула в стекло. Трещавший в углу сверчок испуганно смолк.

Агнию пробрала дрожь. Закрыв глаза, она ждала. Несмотря на пуховое одеяло, было холодно, словно уже наступила зима, а она забыла закупить угля.

А потом чьи-то ледяные пальцы коснулись ее лба. Проползли до переносицы, потом вниз, до самого кончика носа, добрались до губ.

«А-Агния…»

Столько нежности было в этом тихом шепоте, что захотелось плакать. Но слез не было — они замерзли сразу, как появились, склеив ресницы так, что открыть глаза молодая женщина не смогла бы при всем желании. Но она и не собиралась этого делать. Просто лежала и чувствовала, как попеременно то в холод, то в жар кидает ее тело от прикосновения призрачных рук.

«Агния, — нежный голос совсем близко, — моя Агния… Как бы я хотел…»

А как хотела она! Эти прикосновения сводили с ума. Тело отзывалось на ласки призрака, которые становились все откровеннее. Она попыталась застонать, но не смогла открыть рот и лишь замычала что-то. Ледяные пальцы скользнули ниже, до шеи, ключиц… Минуя сорочку, добрались до груди. Ни одеяла, ни одежды для них просто не существовало. Агния тихо взвыла, когда две ледяных ладони легли на ее груди. Как бы хотелось, чтобы это был настоящий, живой Марек! Если бы можно было повторить хотя бы одну из тех ночей!

«Агния, — снова этот сводящий с ума шепот, — моя прекрасная Агния! Если бы ты знала, как я скучаю без тебя!»

«А я! Как скучаю я!» — хотелось крикнуть в ответ, но она не смогла — губы опять обожгло льдом.

На этот раз прикосновение было долгим и причиняло боль — словно она целует на морозе железную скобу, как в детстве, на спор с соседскими мальчишками, — но боль быстро переросла в наслаждение. Агния застонала, чувствуя, что одновременно холодные пальцы призрака отпускают ее грудь и скользят ниже, к животу и бедрам. И она подалась навстречу, послушная, готовая на все и сходящая с ума от призрачных ласк. Вот сейчас холодные пальцы дотронутся до самого сокровенного и…

И все кончилось.

Ощущение чужого присутствия ушло. Она словно вынырнула из водоворота тяжелого сна. Но это был не сон. Тело ныло, требуя продолжения ласк. Губы болели, а тоска в груди стала такой нестерпимой, что Агния разрыдалась. Опять одно и то же! Почти каждую ночь к ней являлся призрак умершего мужа. Почти каждую ночь он ласкал ее, шептал нежные слова, заставлял снова и снова переживать любовный жар — и исчезал так же внезапно, как и появлялся.

Чувствуя себя опустошенной, обессиленной, бесконечно усталой, Агния долго лежала в постели без сна, ожидая, не вернется ли призрак. Миновало еще часа два прежде, чем она погрузилась в сон.

И ей приснился Марек.

Муж часто приходил во сне. В большинстве случаев ей виделось одно и то же — она бежала по пустой незнакомой улице за удаляющейся фигурой. Кричала, звала, протягивая руки. А он уходил, не оборачиваясь. И в темноте, среди клочьев тумана, нельзя было даже понять, он это или кто-то иной. Во сне Агния мучительно мечтала догнать наконец-то эту фигуру и узнать, за кем она гонится.

А в эту ночь все было иначе.

Она стояла на той же пустынной улице. Только что — и это Агния знала совершенно точно — она видела знакомую фигуру. Но куда та пропала? Неизвестно. И спросить не у кого. Женщина вертела головой, прислушивалась к звенящей тишине, ловила хотя бы тень, чувствуя нарастающий ужас. Она понимала, что осталась совсем одна, что у нее нет даже цели, куда бежать. И что если не придет помощь, она может остаться тут навсегда.

Внезапно кто-то окликнул ее по имени.

«Агния…»

Она бы узнала этот голос из тысячи, несмотря на то что прозвучал он глухо, словно из бочки.

— Марек?

«Агния», — повторил он.

— Где ты? — Она завертела головой, пытаясь что-то разглядеть. Но в темноте за клочьями тумана виднелись только силуэты домов, мрачные и неподвижные. Ни тени, ни шороха…

«Агния!»

— Где ты? Я не вижу тебя!

«Иди ко мне! Помоги мне!»

— Марек. — От облегчения она готова была разрыдаться. — Где ты? Я иду! Я…

«Сюда!»

Глухой голос доносился откуда-то сбоку, с той стороны, где высились темные дома. Не раздумывая, женщина бросилась на голос, протягивая руки.

«Агния…»

Впереди показался силуэт. Нездешним огнем горели знакомые глаза. Он здорово изменился — волосы стали почти белыми, нет, не седыми, а именно молочно-белого приятного цвета. Черты лица истончились, обрели прозрачность и нежность. Агния подумала, что, если бы у Марека была сестра-близнец, она могла бы выглядеть именно так.

— Марек!

«Иди ко мне!» — Он протянул руки.

— Я иду! Марек, я иду!

«Я жду…»

Она бросилась бежать, смеясь и плача одновременно…

И еле успела затормозить на самом краю невесть откуда взявшейся ямы. Вскрикнула, взмахнула руками, изо всех сил рванулась назад, отступая…

И проснулась.

Занимался серый осенний рассвет. Небо от края до края закрывали облака, но дождя не было. Несколько минут Агния лежала в постели, глотая слезы и вспоминая свой сон. Было одновременно сладко и страшно. А еще тоскливо. Впервые за долгое время она увидела лицо мужа, услышала его голос. Он звал ее. Если бы не эта яма… Если бы знать, что она там, можно было перепрыгнуть нежданное препятствие. «Прости меня, Марек! — подумала Агния, глотая слезы. — Прости! Я такая трусиха! Я не смогла…»

Полежав еще немного, она тихо встала с постели. Ни за что не хотелось приниматься. Но душа тосковала. Немного утихомирить боль могло только посещение родной могилы. Можно еще заглянуть в храм, попросить о помощи. А если откажут, отправиться к гадалкам. Может быть, хоть кто-то подскажет, что происходит?

ГЛАВА 2

Не успела она сойти с крыльца, как над ухом прозвучал негромкий голос:

— Агни?

Молодая женщина вздрогнула. Маленькая сумочка-кошелек выпала из руки, и Ариэл проворно нагнулся, поднимая ее.

— Ты что тут делаешь? — прошипела Агния, досадуя на себя за свой страх.

Здесь, днем, среди людей, она боялась его гораздо меньше. Хотя ее дом и стоял в глубине Капустной улицы, но в пяти сотнях шагов раскинулся широкий Радужный проспект, по которому туда-сюда сновали экипажи. Мимо шли прохожие, вприпрыжку торопились по свои делам мелкие служащие — люди, сатиры, представители других рас. Достаточно было одного ее возгласа, чтобы привлечь внимание. Конечно, нелюди не ввяжутся в ссору двух людей, но могут позвать патруль.

— Тебя ждал. — Ариэл выпрямился, протягивая ей ридикюль. — Куда направлялась?

— Не твое дело! — Она выхватила сумочку из руки, демонстративно распустила завязки, проверяя содержимое. В одном отделении были деньги — десяток империалов и несколько мелких монеток. Агния позвенела мелочью, но наткнулась на холодный взгляд чуть прищуренных глаз и передумала пересчитывать свои «богатства» на улице.

— Тебя проводить?

— Вот еще. Сама прекрасно дойду!

Отступив в сторону, она наткнулась каблучком на ступеньку крыльца, покачнулась — и тут же жесткие пальцы сжали ее локоть.

— Ну вот видишь! На ровном месте спотыкаешься! — Ариэл рывком заставил ее выпрямиться. — Нет уж, позволь тебя проводить!

Он коротко свистнул, взмахнул рукой — и фиакр, стоявший у обочины на противоположной стороне улицы, поравнялся с ними. То, что мужчина нанял его заранее, не вызывало сомнений и оставило неприятное впечатление. Оказывается, он все спланировал.

— Так куда ты едешь? — Ариэл протянул руку, помогая забраться на сиденье. Не желая принимать его помощь, Агния запрыгнула внутрь сама и уже оттуда ответила:

— На кладбище.

— К нему? Понимаю! Гони к Невинным Душам!

Одним прыжком Ариэл запрыгнул внутрь. Фиакр рванулся с места. Застоявшийся конь пошел широкой рысью, словно участвовал в бегах.

Внутри на кожаном узком сиденье было достаточно просторно — в ряд могли усесться трое, а коли потесниться, то и четверо пассажиров. Агния отодвинулась как можно дальше от своего спутника и принялась усердно рассматривать через окно дома, людей, козлоногов, рогачей. Рассеянно читала вывески над лавками и яркие афиши. Ей не хотелось разговаривать. Ариэл, правда, несколько раз пытался что-то сказать, но она не обращала на его слова никакого внимания, и в конце концов он замолк.

Когда фиакр остановился у ворот кладбища Невинных Душ, мужчина выбрался первым и Агнии пришлось дотронуться до его руки — иначе он бы просто не выпустил ее наружу. Но, оказавшись на земле, она решительно выдернула ладонь и зашагала в сторону большого собора Праматери Скорбящей.

К началу службы они опоздали. На хорах уже пели величальный гимн, священник провозгласил молитву, приветствуя собравшихся, и теперь произносил речь, благословляя свою паству, а люди стояли и сидели неподвижно, внимая его речам. Прежде чем найти свободное место на скамьях, Агния окунула пальцы в купель со «слезами Матери», коснулась ими глаз, лба и губ. К ее удивлению, Ариэл сделал то же самое. Обычно он отличался редкой нечувствительностью к подобным обрядам.

— Что? — уловив ее удивленный взгляд, ответил он. — Мар был моим братом… хоть и не родным. И я так и не смог проводить его, как подобает.

— Ты вообще ничего не делаешь так, как подобает! — не удержалась Агния от подколки.

— Да, — без тени улыбки кивнул он. — В прошлом я совершил много ошибок. И самая большая из них…

— Т-ш-ш! — зашипела на них какая-то дама под такой же темной вуалью вдовы. — Имейте совесть!

— Ничего, — скривился Ариэл. — Думаю, Праматерь простит одного из своих сыновей.

Агния присела на краешек соседней скамьи, с неудовольствием отметив, что ее спутник пристроился рядом. В прошлом он не был столь набожен, но думать о характере этого человека не хотелось. Молодая женщина опустила на лицо вуаль, склонила голову, внимая звукам органа и ловя отдельные слова из речи священника. Она сидела у самого выхода, сюда долетали только обрывки фраз, поэтому ничто не мешало ее мыслям.

Венчались они не здесь, а в небольшом храме Благой Вести. Пронизанный светом, льющимся из разноцветных витражных окон, он был таким маленьким, что не мог вместить всех желающих, несмотря на то что у жениха и невесты было мало родных. Родители, замужняя сестра и несколько подружек невесты, всхлипывающие тетушки и еле держащийся на ногах от старости дядюшка жениха, несколько его университетских приятелей, ректор в качестве почетного гостя. Остальные ждали на улице, теснясь в распахнутых дверях, и устроили молодым бурную овацию, когда те появились на пороге церкви.

Целый дождь цветов, зерен и мелких монеток хлынул на Агнию, и она спрятала лицо на плече мужа. Марек обнял ее, привлекая к себе:

— Ты что?

Она подняла глаза, чувствуя, что на них наворачиваются слезы.

— Ты плачешь?

— От счастья, — прошептала она тогда. И Марек двумя пальцами поднял ее лицо за подбородок и поцеловал в губы на глазах у всех.

— Обещаю, — торжественно сказал он, — что, пока я жив, ты будешь плакать только от счастья!

Тогда ей казалось, что счастье будет длиться вечно. И первые два месяца она действительно была счастлива, просыпаясь каждое утро с мыслью о том, что в ее жизни есть самый лучший мужчина на свете, которого она будет любить всю жизнь.

А потом он однажды ушел. Собрался, сказал, что отправляется в важную экспедицию, что его не будет несколько дней, но это разлука временная, а потом… И ушел, чтобы вернуться мертвым. И с тех пор в ее жизни не было счастья. Были только слезы…

Они и сейчас навернулись на глаза, и, не в силах сдерживаться, Агния заплакала, пряча лицо в ладони и стискивая зубы, чтобы не зарыдать в голос. Она ничего не могла поделать со своей болью, но люди осуждали подобное, и она научилась сторониться посторонних. Держалась в отдалении, никуда не выходила без крайней нужды, перестала общаться с подругами и родными. Ей не хотелось, чтобы рядом был хоть один человек. Лимания не в счет, она же сатирра из племени козлоногих.

Сквозь слезы Агния почувствовала, как крепкие пальцы сжали ей локоть. Сопровождавший ее мужчина встал, заставив подняться тоже, увлек за собой к выходу, пока отчаянные рыдания не нарушили молитвенные песнопения.

Двери храма были распахнуты настежь, и после полумрака неяркий осенний денек казался похожим на летний солнечный полдень. Ариэл оттащил Агнию в сторону, достал из кармана камзола надушенный платок, отвел ее руки от заплаканного лица и вытер ей щеки.

— Не реви. Слезами горю не поможешь!

— Много ты понимаешь! — Она вырвалась, достала собственный платок. От этого так разило фиалками и еще чем-то приторно-сладким, что хотелось чихать. Кто бы мог подумать, что у такого мужчины платок будет благоухать, словно оранжерея в королевском дворце! — Тебе не приходилось…

— Ну да, — кивнул Ариэл. — Мне не приходилось сначала терять родителей, потом семью, затем любимую женщину, а под конец младшего брата… Да успокойся ты! Мар умер почти четыре месяца назад. Уже ничего не исправишь, остается только смириться и…

— Нет! — воскликнула она. — Я не смирюсь! Я люблю Марека и буду любить его вечно! До самой смерти! Он — моя единственная любовь! Одна на всю жизнь!

— Ну и глупо! Он умер. Понимаешь? Умер! А ты — жива. И надо продолжать жить.

— Моя жизнь кончилась…

— А моя — нет. И я намерен жить дальше! И любить.

— Вот и живи. — Агния отвернулась, сердито глядя на подъездную аллею и примыкавшее к храму кладбище Невинных Душ. К нему вели два подхода — со стороны храма, то есть в двух шагах от ступенек, и с противоположной стороны, от высокой ограды и окраинных улиц. — А меня оставь моей судьбе!

— Чахнуть в четырех стенах, проливая слезы и предаваясь скорби? Нет уж.

— Уйди! И забери свой платок!

Скомкав надушенный фиалками и жасмином кружевной лоскуток, она швырнула его в лицо Ариэла.

— Платок? — Он ловко поймал влажный комок. — Но он не мой! — развернул отороченный кружевом прямоугольник, внимательно осмотрел вышитую в уголке монограмму. — «О. Л.» Интересно, кто это такая? Может быть, Оливия Лаймери? Или Октавия Лансеро?.. Хм… — Он понюхал краешек. — Нет, по-моему, это все-таки герцогиня Ольторн… Как там ее звали? Лариса?

Агния с изумлением смотрела на этого наглеца и циника. А тот, поймав ее взгляд, вдруг улыбнулся и небрежно сунул платок в карман с таким видом, словно это была простая тряпочка:

— Ты ревнуешь?

— Нет. — Она отвернулась. — Ты мне безразличен. И оставь меня! Мне надо к Мареку.

— На могилу?

— В гости! — воскликнула она, чувствуя, что еще чуть-чуть — и расплачется снова.

Взгляд зацепился за продавщицу, у ног которой стояли две большие корзины, полные ярко-желтых и ядовито-розовых лохматых осенних цветов. Агния со всех ног кинулась к продавщице, но Ариэл ее опередил. В три прыжка обогнав спутницу, он бросил торговке империал, выхватил из корзины несколько цветов и быстро протянул их ошеломленной его поступком женщине. Цветы Агния не приняла.

— Прости меня. У меня не хватило духа прийти на твою свадьбу. У меня не нашлось времени как подобает проводить в последний путь Мара, но никогда не поздно признавать свои ошибки…

— Признавать, может, и не поздно. А вот исправлять…

— Не будем здесь ругаться. — Ариэл взял ее под локоть. — Пойдем лучше к нему!

Агния смирилась и безропотно позволила увлечь себя по дорожке.

Вблизи храма могилы были старые. Многие каменные плиты глубоко ушли в землю, некоторые надгробные камни были покрыты мхом и серо-желтыми пятнами лишайника. Старые деревья смыкали ветви над ними, роняя первые осенние листья. Общий День поминовения еще не настал, и большинство могил выглядело неухоженными. У братьев-молельщиков не хватало рук, чтобы обихаживать все огромное кладбище — ведь они должны не только порядок наводить, но и молиться над покойниками и утешать скорбящих родственников.

Ариэл крепко держал одной рукой Агнию за локоть, в другой руке неся цветы.

— Покажи мне дорогу, — сказал он. — Я точно не знаю…

— Ты ни разу у него не был?

— Почему? Заходил. На другой день после похорон, и еще чуть позже, когда… ну, это мои личные дела.

Она кивнула, не желая расспрашивать. В конце концов, что ей до этого человека?

Дорога со стороны храма была почти в два раза дольше, и в какой-то момент молчать стало невыносимо.

— Ты… давно приехал?

— Нет. Позавчера. Закончил свои дела — и сразу к тебе. Понимаю, что должен был сделать это раньше…

— Ты мне ничего не должен. Я нормально жила без тебя…

— Ага, нормально, как же! Сидела взаперти, проливала слезы… Ты похудела и стала такой бледной. Я сначала подумал, что ты болеешь…

— Мне не для кого жить.

— А для себя? Ты молодая, красивая… Ты могла бы…

— Могла бы что? Второй раз выйти замуж? — Агния остановилась, в упор посмотрела на Ариэла.

— Ну хотя бы! Мар оставил тебе небольшое состояние. Правда, оно довольно скромное…

— Мне хватает! А какое тебе дело до моего состояния? — Внезапно Агния вспомнила, что, насколько она знала, своего дома у Ариэла не было. Пока был студентом, как и Марек, жил в общежитии, а когда его отчислили… Где он ночевал в промежутках между посещениями более успешного брата? — Ты охотишься за ним?

Бледные губы на обветренном лице изогнулись в улыбке:

— Если бы я охотился за состоянием, то давно бы женился. Мне не нужны деньги. Мне нужна ты.

«Мне нужна ты!»

Однажды она уже услышала эти слова, сказанные тем же самым тоном. Только тогда был вечер.

До свадьбы оставалось всего два или три дня. Уже было готово платье — верхнее, теплого кремового цвета, с золотым шитьем, и нижнее, собранное в мелкие складочки. Портниха не успевала, и к Агнии приехала сестра, чтобы помочь пришить кружева. Тут же хлопотали подруги — без конца перебирали в шкатулках и ящиках комодов мелкие вещи, щебетали о чем-то своем. Внизу носились слуги — кроме Лимании для предстоящих торжеств были наняты еще трое козлоногов.

Один из них как раз и поднялся наверх, к людям, постучав в дверь:

— Госпожа, вас там про-о-осят! — На человеческом языке он говорил с заметным акцентом.

Агния посмотрела в окно. Смеркалось.

— Кто?

— Мужчина. Че-э-элове-э-эк!

Подруги, копавшиеся в ее белье, тихо захихикали. По традиции жених последние три дня не должен был видеть невесту. Во всяком случае, официально и наедине.

— Проси сюда.

— Не-э-эт! — Сатир покачал головой. — Он не-э-э согласе-э-эн!

— А кто это? Он назвался? Сказал, что ему надо?

— Не-э-эт, — затряс головой сатир. — Он ничего не-э-э сказал.

— Ты пойдешь? — Сестра подняла голову от шитья.

— Я быстро. — Агния набросила на плечи шаль. Весна была ранней и теплой, снег уже почти весь растаял, лишь в парках и на задних дворах в тени кое-где оставались грязные сугробы. Но вечером в передней было прохладно.

Узкие ступеньки старой деревянной лестницы спускались вниз, в темноту. Сбоку под лестницей был проход на кухню, к комнатам слуг, кладовой и ванной, а также узкий, заставленный ящиками и корзинами путь на задний двор, такой грязный, маленький и заброшенный, что Агния давно уже оставила всякую мысль сделать его ухоженным и разбить там садик. Возле самой двери маячила темная фигура. Из-под щегольски заломленной шляпы блеснули светлые глаза.

Это был не Марек, и Агния остановилась на полпути, держась за перила. Миновало почти полгода с той первой встречи в общежитии, и за это время она почти никогда не видела до этого Ариэла без Марека, успев привыкнуть, что он — всего лишь говорящая тень, навязчивый и подчас бесцеремонный спутник ее жениха.

После того случая он почти всегда вел себя вполне пристойно, как друг. Не раз и не два он сопровождал Марека и Агнию на свидания и очень редко возмущался, когда его под благовидным предлогом отсылали ненадолго прочь — поискать на соседней улице свободный экипаж, сделать заказ в кафе, сбегать на угол в бакалею за приправами для бульона или к аптекарю за настойкой от простуды. Он жил в смежной комнате с Мареком и, по словам молодого человека, стал чаще появляться в лабораториях, проявляя странное рвение к занятиям. То ли решил взяться за ум, то ли преследовал свои цели. Первое впечатление оказалось немного обманчивым, и, хотя раз или два случались досадные происшествия, Агния постепенно привыкла к родственнику своего жениха и сейчас встретила его вполне спокойно.

— Ты… здесь?

— Долго же тебя пришлось ждать. — Он улыбался, но голос был серьезен.

— Я занята. У меня… гости.

— Понятно.

Он не сводил с нее пристального взгляда.

— Говори, что тебе надо.

— Ничего. Просто хотел на тебя посмотреть. Спустись.

Она переступила на несколько ступенек пониже. Протянув руку, Ариэл взял ее за запястье.

— Ты ищешь Марека? — догадалась Агния. — Но его здесь нет.

— Я знаю. Он в лаборатории, с профессором Молосом. У них там очередной эксперимент. — Он презрительно скривился, всем своим видом показывая, как относится к такому рвению. — Мне не нужен Марек. Мне нужна ты.

— У тебя проблемы?

— У меня только одна проблема — ты. И твоя свадьба.

— Не понимаю. — Агния попыталась высвободить руку из его цепких пальцев, но Ариэл подтянул девушку ближе, вынудив спуститься еще на одну ступеньку. Теперь их лица оказались на одном уровне.

— Ты все прекрасно понимаешь. — Светлые глаза оказались очень близко. — Послушай, у меня не будет возможности сказать тебе это в другое время. Уже завтра будет поздно… Но ты должна знать… Не выходи за Марека, не надо!

— Что ты говоришь? — Агния не поверила своим ушам.

— Не выходи за Марека! Ты нужна мне!

— Ты бредишь, — осенило Агнию, — ты простыл. Весенняя погода такая непредсказуемая. У тебя жар. Тебе нужно лечь в постель, позвать лекаря и…

— Мне не нужен лекарь! — вскрикнул Ариэл, свободной рукой хватая девушку за талию и притягивая к себе. — Мне нужна ты!

Взвизгнув, Агния свободной рукой ударила его по лицу.

— Уходи! — вырвавшись, она отбежала на несколько ступенек вверх, цепляясь за перила лестницы.

— Прости. — Он сделал движение, хватая ее подол. — Постой! Я… не хотел. Вернись! Ты нужна мне.

Наверху скрипнула дверь.

— Агния? — послышался голос сестры. — Что происходит? Ты кричала?

— Все хорошо. — Девушка попятилась, не сводя глаз с оставшегося внизу Ариэла и со страхом прикидывая, что будет делать, если он бросится следом.

Не бросился. Стоял как вкопанный, не сводя с нее горящих глаз. И уже когда она оказалась наверху, рядом с сестрой, хлопнул дверью, выскочив за порог.

До самой свадьбы Агния потом не находила себе места. В каждом скрипе двери ей чудились шаги Ариэла. Каждый резкий звук означал его приход. Она с замиранием сердца искала его среди гостей, и когда все вышли из дома, чтобы ехать к церкви, бросила пристальный взгляд на улицу — нет ли там знакомой худощавой фигуры. По дороге тоже смотрела по сторонам, вглядывалась в лица пришедших с Мареком гостей. Ариэла не было. Он не появился ни во время обряда венчания, ни потом. Лишь когда садились в фиакр, чтобы ехать на свадебный пир, девушке показалось, что в глубине аллеи мелькнула знакомая темная тень в надвинутой на глаза шляпе. Но как раз в этот момент ее отвлекла рыдающая от счастья мать. А когда Агния снова посмотрела в ту сторону, тени — или человека — уже не было. Девушку окружали только знакомые светлые, счастливые лица. Рядом был Марек, несколько минут назад ставший ее мужем. Жизнь казалась прекрасной.

— Мне нужна ты.

Она вздрогнула, услышав эти слова, так напугавшие ее каких-то полгода назад:

— Перестань.

— Но это правда!

— А мне какое дело? — Агния быстро зашагала по аллее кладбища. — Ты мне никто. Оставь меня в покое.

— Ты мне нравишься, — сказал он ей в спину.

Она вздрогнула, но не сбавила ход.

— Знаю.

— Давно, — продолжал он, идя следом. — С самой первой встречи. Но ты уже была с Мареком. Если бы я встретил тебя раньше, ни за что бы не отдал ни ему, ни кому-то другому.

— И поэтому ты его убил.

Мужчина возмущенно фыркнул, но для Агнии все было понятно и не вызывало сомнений. Ариэл ревновал ее к мужу, мечтал устранить соперника. Случай представился неожиданно рано, через каких-то два месяца после свадьбы. Они вместе отправились выполнять поручение профессора алфизики, а живым вернулся лишь один из них. В этом наверняка и кроется причина того, почему Ариэл дал о себе знать не так скоро. Ясно как день — прятался в укромном месте, выжидал удобного случая. Наблюдал, собирал сведения. А как только понял, что никто не считает его убийцей, вернулся и прямиком направился к вдове своей жертвы. И ведь он сам неоднократно говорил, что умеет отнимать жизнь!

— Это неправда. Кровью Первопредка клянусь: я его и пальцем не тронул!

— О да, конечно! Есть много других способов. Яд, например…

Он рассмеялся:

— Как же ты меня ненавидишь!

— А за что мне тебя любить? Ты мне всю жизнь сломал! Ты сделал меня несчастной…

— Агни…

— Оставь меня в покое!

Она побежала, задыхаясь от страха. На кладбище было мало посетителей, она не знала, что будет делать, когда Ариэл ее настигнет. Надо было свернуть на центральную дорожку, поближе к храму, где ее могли защитить, но знакомая желто-зеленая крона была уже близко. У Агнии мелькнула мысль, что само присутствие могилы мужа может послужить надежной защитой.

— Марек! — закричала она, зовя его по имени.

— Стой!

Ее крепко схватили за локти. Агния закричала, стала вырываться, и тогда мужчина приподнял женщину над землей, прижимая к себе.

— Да стой же ты, глупая! — рявкнул он на ухо.

— Пусти! Пусти немедленно! Я закричу! Помогите!

Краем глаза она заметила отца-молельщика, который спешил в их сторону, и удвоила усилия. Ариэл повиновался и поставил Агнию на землю, но крепко стиснул за плечи.

— Пущу, — заявил он, — если ты во всем будешь меня слушаться.

— Что происходит, господа? — Отец-молельщик приблизился к ним.

— Ничего особенного, — улыбнулся Ариэл. — Я просто учу эту молодую даму правилам поведения в местах захоронений. Скажите хоть вы ей, а то она не верит, что здесь нельзя вопить во все горло и носиться сломя голову среди надгробий.

— Это правда, — кивнул монах.

— Он меня преследовал, — заявила Агния, тряхнув головой.

— И у меня были на то причины. — Ариэл еще сильнее стиснул женщине плечи. — Ты могла споткнуться и упасть.

Тем не менее он разжал руки, давая ей свободу. Агния немедленно встала так, что отец-молельщик оказался между нею и ее спутником.

До могилы Марека оставалось всего несколько шагов. Агния приблизилась, встала над курганом из цветов, который сама и возводила день за днем все эти месяцы. Плита давно скрылась под ними, надгробный камень в изголовье был едва виден.

Обычно Агния разговаривала с мужем, рассказывала, как сильно любит его, как тоскует и мечтает о том, чтобы поскорее соединиться с ним под этой же плитой, ласково укоряла за то, что оставил ее совсем одну на свете, вспоминала про ночные визиты. Порой просто плакала, обнимая камень и прижимаясь к его нагретому солнцем боку. Но сегодня рядом с нею стоял Ариэл, держа в руках помявшиеся желтые и розовые лохматые цветы, и слова не шли с языка. «Прости меня, Марек! Если можешь, прости!» — без конца повторяла она мысленно.

Ариэл постоял молча, потом шагнул вперед, всматриваясь в высеченные на плите слова.

— «Камень сей установила по мужу своему, Мареку Боуди, безутешная вдова его», — прочитал он вслух. — Красиво!

— Что ты понимаешь в красоте? — воскликнула Агния. — Если бы не ты…

Он не ответил. Пожал плечами, делая шаг вперед и наклоняясь, чтобы положить букет сверху кучи остальных цветов…

И вдруг резко отпрянул, толкнув Агнию в грудь:

— Назад!

— Ты с ума сошел! — воскликнула она. — Ты что себе позволяешь?

— В самом деле, сын мой, — вмешался отец-молельщик, последовавший за ними на могилу Марека, — имейте совесть! Вспомните, где вы находитесь! Такое поведение недопустимо в…

— Помолчите! Оба, — цыкнул Ариэл. — Здесь кто-то побывал до нас.

— С чего ты взял?

— Куча… Такое впечатление, что ее ворошили. Хотел бы я знать для чего. — Он сделал несколько шагов, внимательно глядя себе под ноги. — А ты стой где стоишь!

— Зачем?

— Затем! Ты можешь затоптать следы.

— Глупости! — передернула плечами Агния. — Не мели чепухи.

— Боюсь, дочь моя, что этот молодой человек говорит сущую правду, — вздохнул монах. — Меня зовут отец Мило. Я, как вы знаете, молельщик при кладбище и уже давно приметил вас. Несколько раз я порывался подойти к вам и даже как-то раз осмелился заговорить…

Агния внимательно посмотрела на невысокого пожилого отца-молельщика с лицом, похожим на печеное яблоко, и в самом деле припомнила, что уже неоднократно встречала его недалеко от могилы. И вроде бы даже как-то разговаривала. Она кивнула, подтверждая его слова.

— Так вот, — продолжал отец Мило, — в мои обязанности входит также уход за могилами на этом участке. И сегодня утром я заметил, что этот великолепный курган цветов, этот памятник истинной любви разворошен, словно кто-то пытался докопаться до плиты. Нашелся некто, безо всякой жалости разбросавший их, так что обнажилось надгробие. Я, как мог, собрал их снова…

— Да так, что вялые цветы и полупрелое сено оказались на самом верху, — кивнул Ариэл, присаживаясь на корточки перед цветочным холмом и принимаясь его раскапывать. — Хвалю ваше рвение, отец Мило, но вы только что уничтожили улики.

— Какие улики? — переспросила ошеломленная Агния.

— Откуда я знаю? Следы, например! Тот, кто раскидал всю эту кучу компоста, наверняка оставил множество следов, которые вы, отец Мило, затоптали, приводя тут все в порядок. — Он отбросил в сторону охапку гнилых стеблей и горстями сдвинул назад верхнюю часть кучи, не давая ей обрушиться на голову. — Вот это вам в отместку за излишнее рвение.

— Ты что делаешь? — поинтересовалась Агния.

— Пытаюсь понять, что произошло. Ну, так я и думал! Плита цела!

Ариэл произнес это таким тоном, что Агния оставила свои страхи и наклонилась вперед, чтобы посмотреть. Мужчина отгреб часть кучи, обнажив край просевшей могилы. Прямоугольная плоская плита под собственным весом ушла в землю. Если бы не ворох цветов, ухаживавшие за кладбищем монахи-молельщики давно бы приподняли ее и подсыпали немного земли. Несколькими взмахами рук расчистив еще немного места, Ариэл осмотрел край, потрогал землю.

— Нет, ее не сдвигали, — определил он. — Во всяком случае, настолько, чтобы это было заметно невооруженным глазом.

— Ты думаешь, кто-то пытался разрыть могилу Марека? — изумилась Агния.

— Это кощунство, — возмутился отец Мило. — Кому и зачем это могло понадобиться?

— Не знаю. — Ариэл встал и, к ужасу Агнии, стал небрежно, кое-как, ногами сгребать помятые, грязные, вялые и гнилые букеты обратно в кучу. — Могу только предположить. Кому-то хотелось что-то достать… Ты ничего такого не клала в гроб… необычного?

Агния затрясла головой.

— Ладно. — Сорвав пучок листьев с ветлы, Ариэл кое-как вытер испачканные в земле ладони. — Будем считать, что ничего не было. Кстати, отец Мило, не стоит пока приводить могилу в порядок. Если вы уберете эту траву сейчас, то только облегчите задачу гробокопателям… или кем бы они ни были на самом деле!

Всю дорогу домой Агния молчала, стараясь не смотреть в сторону своего спутника. Ариэл увязался за нею, и никакими силами нельзя было заставить его отстать. Не затевать же скандал прямо на улице или в фиакре! Вот была бы потеха для зевак и соседей! Впрочем, от соседей и без того покоя не будет. Улица полна внимательных глаз и чутких ушей. Как ни скрывайся, обязательно найдется кто-то, кто что-то видел или слышал и потом рассказал остальным. И каждый рассказчик считает своим долгом добавить что-то от себя, так что неудивительно, что порой по городу ходят самые невероятные слухи.

— В дом я тебя не приглашаю, — решительно заявила Агния уже на крыльце, когда фиакр укатил прочь. — Я живу одна, не считая горничной, только два раза в неделю приходит прачка и один раз — уборщица. И если соседи заметят у меня постороннего мужчину…

— Скажешь, что это — брат твоего мужа, — пожал плечами Ариэл. — Тем более, что, чем дольше мы стоим на крыльце, тем больше глаз нас видит!

Раздраженная его правильным замечанием, Агния потянулась к шнурку звонка. Дребезжание колокольчика они услышали сквозь закрытую дверь, но никто не поспешил им открыть. Помедлив, Агния позвонила еще раз, потом — в третий. Тишина.

— У тебя есть ключ? — поинтересовался Ариэл.

— Был. Но я им не пользуюсь, — вздохнула Агния. — Я почти никуда не выхожу — только до кладбища и обратно. Лимания знает.

— Она не могла никуда уйти? Скажем, на рынок…

— Она бы дождалась меня.

— Ладно. Попробуем…

Ариэл не договорил — стоило ему дотронуться до двери, как та распахнулась.

— Не заперто!

Удивленная Агния сделала было шаг в переднюю, чтобы подняться по лестнице, но ее бесцеремонно схватили за локоть и задвинули назад, буквально вытолкнув на крыльцо.

— Ты что себе позволяешь?

— Тихо! — Мужчина плавным движением извлек из-за пояса под плащом два пистолета. — Ни звука. Следуй за мной.

Агния прикусила губу. Да какое право он имеет ею командовать? Он — убийца. Может быть, ее предположения верны и смерть ее мужа действительно на совести этого странного человека. Человека, который однажды почти признался ей в любви. Брр, ну уж нет! Все что угодно, только не это! Он ей совсем не нужен. Он только мешает ей жить. Зачем он ворвался в ее размеренное существование? Вот что он сейчас творит?

Ариэл тем временем быстро, чуть ли не бегом пересек крошечную темную прихожую, распахнул дверь в кухню, нацелив внутрь дула пистолетов. Ничего не обнаружил — как и следовало ожидать! — точно так же распахнул дверь в кладовую, затем в ванную и комнаты для прислуги. Потом, повернувшись боком, протиснулся к задней двери, убедился, что она заперта, и, наконец, локтем отодвинув Агнию с дороги, прыгая через три ступеньки, устремился наверх.

— Ты куда? — Молодая женщина бросилась за ним по пятам. Это не его дом! Что он вообще себе позволяет!

Она догнала его на пороге большой комнаты, той самой, где накануне сидела в кресле, пока он пил чай. Опустив пистолеты, Ариэл озирался по сторонам.

— Тут кое-что изменилось, не находишь?

Выглянув из-за его плеча, Агния вскрикнула.

Комната выглядела так, словно по ней прошел ураган. С каминной полки чужая рука посшибала все свечи и сувениры-безделушки. Кресло перевернуто, и нутро сиденья вспорото — из разреза вылез конский волос, которым оно было набито. Со стола сдернули скатерть. Дверцы шкафа распахнуты настежь, книги, оставшиеся от мужа, валялись на ковре, растрепанные, корешками вверх. Среди них сверкали осколки нескольких фарфоровых тарелок и соусниц из сервиза. Серебряная и оловянная посуда, к счастью, не пострадала. Из комода вытащили и распотрошили все ящики, и Агния покраснела, увидев валяющиеся сверху свои чулки, подвязки и панталончики. Ковер отогнут, картины вырваны из рам.

— Что здесь произошло? — пролепетала она, тихо делая шаг вперед. Ариэл посторонился, давая ей дорогу, но, когда молодая женщина попыталась пройти на середину комнаты, опять решительно задвинул себе за спину:

— Погоди! А вдруг…

Легко перескочив через валявшийся стул, кинулся к дверям, ведущим в кабинет Марека и спальню. Кабинет оказался заперт, а дверь в спальню — открыта.

— Сиди здесь, — Ариэл толкнул Агнию внутрь.

— Не хочу! — уперлась женщина.

— Глупая! Они могут быть еще в доме!

— Они?

— Грабители.

— Ты хочешь сказать, что в моем доме побывали воры?

— Нет, почтальон! — огрызнулся мужчина. — И он принес тебе письмо! Только ты задержалась, и он решил положить его в укромное местечко, но мы как раз спугнули его во время поисков… Вернее, когда звонили в дверь. У него было время уйти по-тихому.

— У него или у них?

— Откуда я знаю? В ванной комнате я видел открытое окно. Наверняка они убрались на задний двор и сейчас уже далеко.

Агния прошлась по разоренной комнате.

— Что им было нужно? — подумала она вслух.

— Откуда мне знать? Это твой дом, а не мой! Вернее, твой и Мара…

Упоминание о покойном муже болью отозвалось в душе Агнии, но женщина тут же вспомнила кое-что еще.

— Лимания! Где она?

— Я тоже об этом подумал! — кивнул мужчина. — Тише!

Агния попыталась сказать, чтобы он перестал командовать, и уже открыла рот, но Ариэл сурово сдвинул брови и склонил голову набок, прислушиваясь. Молодая женщина послушно сосредоточилась. Ей показалось, что в доме еще кто-то есть. Да-да, внизу, на первом этаже, почудился шорох или… Она сделала движение, и ее спутник в тот же миг сорвался с места. Как когда-то он нарочно громко топал подкованными сапогами по брусчатке мостовой, так сейчас бесшумно, в два прыжка, выскочил из комнаты и почти съехал вниз по лестнице. Когда подоспела Агния, он уже стоял внизу и вертел головой во все стороны, ловя звуки. Угадав появление хозяйки дома, махнул рукой — мол, оставайся на месте — и направился к кладовой.

Любопытство заставило Агнию последовать за ним. В конце концов, это ее дом, она имеет право знать…

В кладовой не было ни души, но вход в подвал был заперт, и изнутри доносились невнятные блеющие звуки.

— Отойди.

Агния послушно попятилась. Отыскав топор, Ариэл выбил скобу вместе с замком, и из подвала, дрожа и что-то лепеча заплетающимся языком, кое-как выбралась потрепанная Лимания. На сатирре не было лица. Она еле стояла на ногах, и если бы человек не поддержал ее за шкирку, не удержалась и свалилась бы на пол.

— Лимания? — Агния бросилась к ней. — Что случилось?

— Не зна-а-аю, — всхлипнула она. — На меня напа-а-али, столкнули сюда-а-а, а потом… О-о-о… это было так страшно… Госпожа, я…

— Ты их видела? — поинтересовался Ариэл. — Тех или того, кто тебя столкнул в подвал?

— Да… то есть нет… То есть… я слышала, но…

— Все понятно! — Ариэл быстро огляделся по сторонам. — Один позвонил в дверь, так? Пока Лимания разговаривала с ним через дверь, второй проник через окно и либо оглушил твою горничную, либо просто набросил на голову мешок и отволок в подвал. Я угадал?

Сатирра мелко закивала головой так, что ее ушки заболтались туда-сюда, как две тряпочки.

— Ну вот! Скорее всего, они пошли шарить наверху, а наше появление их спугнуло. Вернее мое.

— Почему?

— Все просто. — Ариэл подал ей руку, направляясь к выходу из кладовой. — Их двое сильных мужчин. Ты — слабая женщина. Они бы позволили тебе войти в дом и потребовали отдать им то, что искали. Но со мной им было труднее справиться, что лишний раз доказывает, что никакие они не убийцы, а простые грабители. Иначе не запихнули бы твою горничную в подвал, а убили.

Лимания за его спиной тихо икнула от страха.

— Не переживай так! Все в прошлом… почти.

Агния поднялась наверх, присела на уцелевший диван, разглядывая погром в комнате. Следом за нею поспешила горничная. Сатирра всплеснула руками, увидев беспорядок.

— Что же они искали? — подумала вслух молодая женщина.

— Понятия не имею. — Ариэл поднял с пола ее подвязки. Белые, кружевные. Те самые, которые были на ней в день свадьбы. — Но они это не нашли. Может быть, просто не знали, где искать?

— А что ты так на меня смотришь? — Агния вскочила и вырвала подвязки, спрятав их за спину. — Я понятия не имею, что им понадобилось у меня дома!

— И очень плохо. Потому что если они придут снова — а они придут, можешь не сомневаться! — то начнут спрашивать об этой вещичке. И ни за что не поверят, что ты не догадываешься, о чем речь. Они просто решат, что тебе надо немного помочь освежить память… даже если придется чуть-чуть тебя освежевать.

— Ты что? Всерьез уверен, что они станут меня… допрашивать?

— Нет. Они станут тебя пытать.

Лимания испуганно мемекнула.

— Не смей меня пугать! — воскликнула Агния.

— Я не пугаю. — Ариэл переступил с ноги на ногу, с хрустом раздавил что-то, попавшее под каблук. — Я предупреждаю… Извини, это, кажется, были твои духи?

По комнате разлился приторный аромат жасмина и тубероз. Эти духи подарил ей Марек.

— Уходи.

— Хорошо-хорошо. — Мужчина попятился, зацепился каблуком за какую-то кружевную сорочку, протащил ее несколько шагов за собой, пока не догадался отцепить, порвав край кружева. — Но если у тебя будут проблемы, пообещай, что обратишься ко мне.

— Я обращусь куда следует! — крикнула ему вслед Агния.

Оставшись одна, она огляделась по сторонам. Комната была разгромлена. Не до конца, но все же. Собственно, кроме кресел и обивки дивана, ничего серьезно не пострадало. Мебель можно перетянуть заново, разбросанные вещи собрать и положить на прежнее место, осколки вымести — все равно она почти не пользовалась этим сервизом, подаренным какой-то из тетушек. Распахнуть окна, чтобы выветрился запах духов. Он будет слишком напоминать ей о Мареке…

— Открой окна, — приказала Агния горничной. — И принимайся за дело. Надо сбегать к мебельщику, чтобы перетянули кресла и диван, разложить вещи по полкам, потом… что-то придется сделать с ковром, чтобы от него так не пахло.

Лимания оглушительно чихнула и сорвалась с места, распахивая окно настежь. Ее чувствительный нос не выносил человеческих духов. Сама же Агния принялась перебирать вещи.

Так уж вышло, что с тем, что и куда класть, возникла небольшая проблема. Комод был забит под завязку, и молодая женщина, к стыду своему, не помнила точно, для чего какой ящик или полка. Пришлось выдвигать все ящики по очереди, набивать каждый, пытаясь отсортировать предметы туалета — чулки к чулкам, сорочки к сорочкам.

Порванная Ариэлом сорочка валялась у самого порога. Про нее Агния вспомнила, когда большая часть вещей с горем пополам оказалась забита в комод. Сперва женщина подумала ее зашить, но посмотрела на кружевной подол и неожиданно расплакалась опять. Марек просил, чтобы она почаще меняла для него белье. А теперь уже никто и никогда не попросит ее надеть кружевную обновку… Не для кого надевать. Все мужчины мира перестали существовать для Агнии в тот миг, когда тело ее мужа опустили в могилу. И даже немного раньше. А для того призрака, что наведывался к ней, сводя с ума своими ласками, кажется, белье не имело никакого значения.

Торопясь избавиться от сорочки — с глаз долой — из сердца вон, как говорится! — она выдвинула первый попавшийся ящик, кое-как запихнула в него вещь, скомкав, словно тряпку, задвинула… То есть, попыталась задвинуть — ящик неожиданно перекосился, словно между ним и стенкой что-то попало.

«Вот неумеха!» — обругала себя Агния. Вещами занималась Лимания, но она сама отослала сатирру к мебельщику. Горничная придет только через четверть часа. Подождать — и пусть сама все укладывает? Нет уж!

С усилием надавив на ящик и нажав коленом, Агния вдруг услышала хруст. Что-то треснуло. Сломался комод? Или…

Резко выдернув ящик и отшвырнув его в сторону, она с тревогой заглянула внутрь. Слезы досады навернулись на глаза — только сломанной мебели не хватало для полного счастья! — и неожиданно увидела застрявший в глубине какой-то предмет. Пузырек? Еще одни духи? Как эти-то сюда попали?

Марек дарил ей много духов — жасмин, лаванда, мята, туберозы, нарциссы с ванилью, фиалки и сирень… всего не перечислить. Самые любимые стояли в спальне на туалетном столике. Остальные ждали своего часа в шкатулке, в особых отделениях. А этот с чем?

Пузырек из темного непрозрачного стекла оказался неожиданно тяжелым, словно это было не стекло, а свинец. Или… Нет, не может быть, чтобы серебро!

Агния торопливо зажгла свечу, поднося странный пузырек к свету. Пробка притерта… даже замазана чем-то, затвердевшим от времени. Внутри… нет, даже если потрясти, ничего не бултыхается. Но что-то там наверняка есть. Что там такое?

Агния сжала пузырек в кулаке и внезапно поняла, что не хочет этого знать. Но как он туда попал? Случайно закатился? Откуда? Или его засунули нарочно? Но это значит, что все правда. Что грабители действительно знали, что в доме что-то есть! О Кровь Первопредка, что же происходит?

Внизу хлопнула дверь. Послышался голосок Лимании. Она что-то говорила… объясняла. Затопали шаги. Двое или трое мужчин. Мебельщики или…

Агния сорвалась с места и кинулась прятаться в свою комнату, крепко зажав странный пузырек в кулаке.

Несмотря на позднее время, в одном из просторных лабораторных залов университета собралось много народа. Разместившись на стульях и креслах, десятка два зрителей, затаив дыхание, следили за профессором алфизики и тремя его подмастерьями, хлопотавшими над сложным прибором. Их коллеги-алхимики могли принять его за установку для добычи философского камня. А парфюмеры решили бы, что тут извлекают некие эфирные соединения, долженствующие служить основой для новой разновидности духов.

Лунный луч, проходя через встроенную в окно линзу, распадался на небольшую радугу, которая отражалась на колбе из освинцованного стекла. Внизу, под колбой, кипел, исходя паром, котел. В бурлящей воде плавали какие-то листики и тонкие пряди мха и паутины. Попадая в колбу, водяные пары оседали на стенках тончайшей изморосью, собираясь крупными каплями, в которых свет лунного луча странным образом густел и становился плотным, осязаемым.

— Где камертон? — не сводя глаз с содержимого колбы, прошипел алфизик. — Скорее камертон! Нужен звук… Один чистый нежный звук — и…

Дзи-и-инь…

Внутри колбы вспыхнул огонек.

— Пробку!

Чья-то рука протянулась вперед, и разогретая в пальцах сургучная нашлепка легла на горлышко таким точным и легким движением, что не только содержимое колбы, но и, кажется, лунный луч не дрогнул.

— Есть! Готово! Что стоите? Огня! Живо! И воды! Надо охладить, чтоб осел конденсат!

Трое подмастерьев засуетились — один кинулся к бочке за водой, где плавали, постепенно тая, куски льда из погреба. Другой поспешил к мехам, чтобы раздуть огонь побольше, третий подал мастеру большие щипцы, которыми тот осторожно стиснул бока колбы.

— Всем не дышать! Где вода?

— Вот она, мастер!

Ведро грохнулось на пол так, что алфизик едва не разжал руки. Припал на колено, стиснув зубы, медленно наклонил щипцы, погружая колбу в воду…

— Есть!

От холодной воды содержимое колбы мигом разделилось на фракции — темная вязкая жидкость сгустилась на дне, а над нею засверкала сквозь запотевшие и закопченные бока крошечная капелька, словно клубок золотых ниток висел в воздухе.

— Готово! — Алфизик поставил колбу на подставку и выпрямился, продолжая крепко сжимать в руках щипцы. — Поздравляю вас, господа! Впервые в истории мы только что синтезировали душу — сиречь эфирную нематериальную субстанцию, призванную служить источником неисчерпаемых возможностей.

Двое подмастерьев зааплодировали учителю. Третий не спешил бурно выражать свой восторг.

— Вы все отменно потрудились, господа, — продолжал алфизик, разворачиваясь к зрителям и продолжая вещать в большей степени для них. — Сегодняшний опыт был финальным в череде долгих и упорных поисков. Наш путь еще не окончен, но эта маленькая победа — залог будущих свершений! Вы подумайте только — много веков люди пытались придать обычным предметам необычные свойства. Они накладывали на них чары, превращая простые в общем-то безделушки, в могущественные артефакты. Напитывали их силой, способной созидать и разрушать. Редко, очень редко на свет появлялись и природные артефакты — так сказать, вещи, наделенные душой. И сегодня впервые нам удалось синтезировать душу, которую теперь можно поместить в любую вещь.

Подмастерья заозирались по сторонам. Зрители тоже насторожились.

— Вы уверены, учитель? — поинтересовался один. — Практически в любой предмет?

— Да, юноша, — нахмурился тот. — Любой неодушевленный предмет отныне может обзавестись собственной душой. Разве это справедливо, что не только люди, но и звери наделены душами. Души — или, вернее, природные духи! — есть даже у воды, лесов, полей, воздуха, огня. Но у творений рук человеческих, многие из которых достойны соперничать с творениями природы, души нет! Достаточно вспомнить уникальные произведения искусства. Про них говорят, что они сделаны с душой. Но во всех ли них есть душа как таковая? Или, к примеру, легендарные мечи?

— Многие из них обладали душами, — подал голос другой подмастерье. — Достаточно вспомнить Рассекающий короля Дрозодера Первого. Или Ревущую Ярость императора Бальдуга.

— Не буду спорить, — помотал головой алфизик и осторожно поместил колбу на специальную подставку. Огонек качнулся, взмывая к самой пробке, словно пытался убраться подальше от темного месива на дне. — Это были великие клинки. Они могли разговаривать и давать советы. А меч Голос Бури короля Шарамы пел, когда его обнажали, и для каждой битвы у него была своя песня. Но знаете ли вы, как эти мечи получили свои души? Чтобы родился один такой клинок, должна была умереть одна женщина. В Рассекающем жила душа жены короля Дрозодера. Ревущей Ярости свою душу отдала несостоявшаяся невеста императора. Она была воительницей и нарочно в бою бросилась на этот меч, ибо убить императора было выше ее сил, а признать поражение означало перестать быть воином и стать просто женщиной. Она предпочла смерть — и ее душа перешла в меч, чтобы вечно сражаться. А Голосу Бури отдала свою душу и голос любимая дочь короля Шарамы, пожертвовавшая собой, чтобы ее отец мог вернуть себе трон и отомстить захватчикам. Но, господа, согласитесь, что это слишком жестоко — использовать женщин и приносить их в жертву. Грядет новый век, он принесет большие перемены. Все больше и быстрее в нашу жизнь входит техника. То, что еще недавно было простенькими механизмами, служащими в основном для развлечения детей и скучающей публики, теперь завоевывает место в нашей жизни. Уже никого не удивляют часы и музыкальные шкатулки. Мы можем наблюдать звезды с помощью выдвижных телескопов. Кое-где опробованы новые ткацкие и прядильные станки. Недалек тот день, когда для передвижения по городу нам не нужно будет запрягать в повозку лошадь — фиакр или ландо смогут ехать сами, повинуясь только разуму человека и заключенной в них энергии…

— Ну, — раздался голос среди слушателей, — это, простите, ересь…

— Не ересь, ваше сиятельство! — тут же кинулся в бой один из зрителей в первом ряду. — Осмелюсь напомнить, что вы находитесь на кафедре алфизики, которая почти полвека назад создана при нашем Всеобщем университете науки и искусства. В этих стенах было сделано множество открытий, и одно из них вы сейчас имеете возможность лицезреть!

— Благодарю, господин ректор, — поклонился докладчик. — Если позволите, я продолжу…

Он смотрел при этом не на спорщика, а на его соседа, который и бровью не повел из-за этой перепалки и лишь кивнул головой.

— Так вот. Нам удалось путем наблюдений, серии опытов и теоретических расчетов выяснить одну вещь. Для того чтобы технический прогресс оказался на деле, а не на словах, необходимо в каждый механизм вдохнуть живую душу. Без этого они просто не будут работать…

— Но позвольте, — снова вылез спорщик, — а как же часы и все эти развлекательные штуки?

— Часы и игрушки — суть примитивные приспособления, сиятельный герцог. Их легко сломать, еще легче заменить на другие. Мы же говорим о настоящих механизмах, способных работать на благо человека, служить ему. Создатель вдохнул живую душу в Первопредка и оживил его, а мы хотим вдохнуть душу в машину и сделать ее способной выполнять возложенные на нее задачи. Но, как я уже сказал, рисковать чужими жизнями — жизнями людей! — мы не имеем права…

— А если — нелюдей? — раздался голос из рядов зрителей.

Алфизик насторожился, выискивая взглядом говоруна.

— Нелюдей? — переспросил он. — Да, в империи живут многие нечеловеческие расы, являющиеся ее верными подданными. Достаточно вспомнить сатиров, рогачей, шезрулов… Но, насколько я знаю наши законы, они являются такими же подданными и имеют практически те же права, что и люди. Отличным выходом из положения станет синтез искусственной души — наилучший вариант для творения рук человеческих. Только что вы были свидетелями, как мы создали искусственную душу. И сейчас на ваших глазах в качестве эксперимента мы попытаемся поместить ее в один из предметов… — Алфизик потер руки и внимательно посмотрел на колбу, внутри которой сверкал крошечный огонек. — Для чистоты эксперимента мне нужна любая вещь искусственного происхождения, способная выполнять строго определенные функции.

Он обвел собравшихся внимательным взглядом, но все только переглядывались и перешептывались.

— Кхм… — Третий подмастерье, державшийся за спинами двух других, шагнул вперед. — А вот это подойдет?

Подойдя к кафедре, он ловким движением выхватил из-за пояса короткий широкий офицерский кортик.

Аудитория ахнула. Кто-то из первых рядов подался вперед. Кто-то попятился. Лишь несколько человек застыли, во все глаза глядя на сцену.

— Откуда это у вас? — поинтересовался алфизик.

— Нашел, — коротко ответил подмастерье.

— Где?

— Зря интересуетесь. Другого там уже нет. Так берете?

Острый кончик смотрел прямо в живот ученому. Тот сглотнул, не сводя глаз с полосы металла. Он не любил своего младшего подмастерья и побаивался его. И именно этот страх — хотя чего бояться-то? — и заставлял давить в себе остальные эмоции.

— Если все получится, мы будем иметь оружие, всегда разящее без промаха и не способное причинить значительный ущерб своему владельцу, — негромко произнес тот. — Оружие, которое всегда будет лежать в руке как влитое и при любом раскладе сможет нанести врагу рану опаснее, чем другой такой же кортик. Правда, вряд ли кортик будет способен петь и разговаривать… Если же нет… Думаю, несколько капель жидкости не причинят ему особого вреда. Только вот… Зачем вам это надо, Ариэл? — Алфизик предпочитал не обращаться к своему подмастерью по фамилии.

— Это уж мое дело, — спокойно ответил тот.

— Прошу вас, — промолвил сидевший в первом ряду ректор. — Мы ждем результатов! Первая часть произвела на нас должный эффект, но что будет со второй?

Алфизик поджал губы. Этот малый его просто подставляет, притом что среди зрителей находятся высокие гости — его заранее предупредили об этом, да и стража у дверей что-то да означает! Если на глазах у десятков людей удастся подсадить искусственную душу в оружие, станет ясно, что подобное возможно и в массовых масштабах. Подумать только! Огромное количество разумных механизмов. А что, если, обретя душу, эти приборы захотят власти над человечеством? И так уже идут жаркие споры о том, нужны ли вообще станки и машины и не грозит ли это концом света? А машины, способные думать и чувствовать? Экспериментаторы стояли сейчас на пороге если не великого открытия, то поворотного момента в истории.

«Неподобающие мысли в голову лезут!» — оборвал сам себя ученый и кивнул:

— Давайте сюда ваше оружие.

Кортик лег на кафедру. Сам Ариэл встал рядом, касаясь руками столешницы.

— Действовать будем классическим методом, многократно описанным в литературе, — заговорил алфизик, обращаясь преимущественно к аудитории. — Все знают, что нужна капля крови. Предполагается, что оружие — личное, значит, и владелец должен либо предоставить собственную кровь, либо кровь кого-то, кого принесут в жертву…

— А без этого нельзя? — опять вылез тот, кого недавно поименовали сиятельным герцогом. — Что за дикость и варварство? Мы, кажется, в храме науки, а не на сборище сектантов?

— Кровь, ваше сиятельство, несет в себе эманации жизни. — На сей раз ученого сбить было не так-то просто. — Душа — тоже проявление и признак живого существа. Подобное тянется к подобному. Капля крови сообщит на время клинку свойства живого организма, и душа сможет занять надлежащее место. Извольте немного поцарапать руку и…

Он еще не договорил, как Ариэл взял кортик и спокойно провел лезвием по ладони, разрезая кожу.

— Мм… вполне достаточно. Теперь верните образец на прежнее место и извольте отойти и не мешать!.. Господа, прошу заметить, что ритуал не отработан до конца. И вполне возможно, что результат тоже окажется… как бы… э-э-э… не таким. Так что заранее прошу у вас извинения…

Присутствующие невольно затаили дыхание, хотя мастер пока еще ничего особенного не сделал.

По его знаку два подмастерья осторожно придвинули тиски. Стараясь действовать медленно и не спеша, зажали в них кортик рукоятью вверх.

— А почему не острием? — поинтересовался один из зрителей. — Ведь удар наносят им!

— Совершенно верное наблюдение. — Мастер встал над кортиком, крепко держа склянку с образцом души. — Однако если вы обратитесь к истории, то можете заметить, что испокон веков именно в рукоять вставляли различные украшения, помещали мощи святых, магические артефакты, драгоценные камни. Именно рукоять отделывали золотом и серебром, слоновой костью или чеканкой. Крайне редко так поступали с самим клинком — максимум на основание наносили клеймо мастера и несколько оберегающих рун. Еще реже эти руны складывались в слова…

— На мече одного из моих предков было вытравлено: «Я пью кровь, как хозяин — вино», — вспомнил собеседник, важно кивая головой.

— Совершенно верный пример, ваше сиятельство! И, несмотря на все позднейшие легенды и учения, принято считать, что именно в рукояти помещается субстанция, которую можно поименовать душой, — продолжал алфизик. — И поэтому мы наш образец подсадим именно сюда… А теперь внимание…

Аудитория затаила дыхание. Алфизик протянул руку — и в этот момент чужие пальцы крепко обхватили его запястье:

— Разрешите все-таки мне! Как-никак это мой кортик.

И прежде чем ошеломленный такой наглостью мастер вымолвил хоть слово, Ариэл выхватил у него склянку. Поднес к самой рукояти и быстро перевернул вверх тормашками, откупорив сосуд.

Высвобожденная из плена темного стекла искорка вспыхнула так ярко, что все невольно ахнули. Какой-то миг она висела в воздухе, а потом упала — словно крошечная капелька эликсира — попав точно на яблоко кортика. В аудитории резко запахло улицей — сырой мостовой, дождевой водой, свежей землей. К этому аромату примешался пряный запах травы — и растаял, растекся по воздуху, смешавшись с дорогими духами высоких гостей и вонью реактивов.

— Вот и все. — Владелец кортика поставил пустой пузырек на стол.

— Вы понимаете, что сейчас натворили, Ариэл? — прошипел мастер-алфизик.

— Понимаю, — так же тихо ответил тот и осторожно высвободил из тисков свой кортик.

— И это все? — с ноткой разочарования в голосе воскликнул ректор.

— Вам нужна была колдовская мистерия? Книги заклинаний, алтарь древнего божества в зачарованном храме, жертвенная кровь девственницы? Книги заклинаний вот, — он кивнул на несколько учебников, лежавших на полках, — этот стол вполне мог заменить собой алтарь в храме науки, университете. Даже кровь в наличии. — Ариэл продемонстрировал порезанную ладонь.

— Но эксперимент должен был проводить ваш мастер! Вы только младший подмастерье…

— Да, но это — мое оружие. И я не хочу, чтобы оно подчинялось кому-то еще, вне зависимости от того, как закончится эксперимент, — парировал Ариэл, убирая кортик в ножны.

— Кстати, надо же еще и проверить, удался ли эксперимент! — вмешался лорд-попечитель, единственный из высоких гостей, на кого мастера, профессора и ректор не боялись посматривать время от времени. Он сидел чуть в отдалении, словно пытался отмежеваться от происходящего. — Как вы собираетесь это проверить?

— Проще простого. — Ариэл шагнул вперед, и прежде чем его успели остановить, обнажил кортик. — Возьмите его в руки и ударьте любого из присутствующих. Если эксперимент удался, то клинок затупится еще в момент нанесения удара и выбранный вами подопытный образец отделается только синяком и порванным камзолом. Если же нет — в ваших руках окажется орудие убийства.

Уже протянувшийся, чтобы встать и подойти, лорд-попечитель поспешил убрать руки за спину.

— Может быть, вы сами?

— Сам — что? В моих руках это в любом случае будет орудие убийства, вне зависимости от того, удался эксперимент или нет. Ибо я — владелец и моя кровь испачкала кортик… Так что? Есть желающие?

Он обвел ученых и высоких гостей пристальным взглядом. Одни таращились на него с нездоровым любопытством, другие озирались по сторонам, выискивая смельчаков. Мастер и ректор скрипели зубами. Положение надо было спасать.

— Нет смелых? Что ж, тогда я сделаю вот что…

И Ариэл быстро ударил себя в живот.

Послышался треск рвущейся ткани. Зрители повскакивали с мест. Мастер отпрянул в сторону. Ректор подался вперед. Ариэл наклонился, несколько секунд продолжая держать кортик двумя руками, а потом медленно разжал руки. Загорелое лицо его слегка посерело. Но только стоявший ближе всех мастер заметил расширившиеся зрачки и нервную складку у рта.

— Что и требовалось доказать, — произнес он в напряженной тишине.

Не спеша, рисуясь, Ариэл поднял совершенно чистый кортик, показал лезвие без следов крови. После чего продемонстрировал распоротый кожаный передник подмастерья и разрез на рубашке.

— Подойдите-ка сюда, молодой человек.

Этот спокойный, лишенный эмоций и каких-либо примет в виде акцента или особой манеры растягивать гласные голос прозвучал в аудитории впервые. Но все как-то сразу застыли, задерживая дыхание. И только возмутитель спокойствия сделал шаг вперед.

Один из зрителей, сидевший в середине ряда, недалеко от его сиятельства герцога, даже не шелохнулся, ожидая, пока к нему подойдут. Лишь снизу вверх внимательно рассматривал подходившего молодого человека. Тот, в свою очередь, с удивительной дерзостью, учитывая, как напряглись все остальные, смотрел на него. Широкое лицо. Квадратная челюсть с плотно сжатыми губами. Морщин ровно столько, сколько нужно для человека, которому слегка за пятьдесят. Серый камзол без каких-либо знаков отличия — даже не вдруг поймешь, военный или гражданский. Складки жабо ниспадают на грудь. Каштановый парик уложен волосок к волоску. Пожалуй, только пуговицы были серебряными, и на пальцах перстни сверкали драгоценными камнями в таком количестве, какое не мог позволить себе никто из присутствующих. Такое впечатление, что некоторые он надел нарочно, вопреки этикету и даже здравому смыслу. Было заметно, что спокойствие составляло часть его характера, души и внутреннего облика, как парик и жабо составляли часть облика внешнего.

— Как ваше имя, молодой человек?

— Ариэл, ваше… хм… — Подмастерье чуть замялся, компенсировав ошибку коротким, по-военному четким поклоном. — Ариэл… Боуди.

— Вы военный, господин Боуди?

— Нет. В данный момент я имею честь состоять младшим подмастерьем на кафедре алфизики.

— Ваша выправка и любовь к оружию свидетельствуют об ином.

— Мне приходилось заниматься многими вещами…

— Но любовь к науке победила, верно?

— Скажем так, — Ариэл в упор взглянул на собеседника, — в этом направлении я увидел для себя кое-какие перспективы. И личную выгоду.

Слышавшие этот разговор ректор и профессора возмущенно переглянулись, но не осмелились и слова вставить.

— Значит, наука для вас — способ обогащения? — продолжал мужчина в сером камзоле.

— Позвольте мне не отвечать на этот вопрос, ваше… хм… императорское величество.

— Это непростительная дерзость!

Словно услышав условный сигнал, несколько стражников ненавязчиво придвинулись ближе, а профессора и ректор, наоборот, отступили подальше.

— О, всего лишь нежелание делиться с кем-либо своими проблемами.

— Даже с тем, кто мог бы помочь в их решении?

— Даже с такими людьми.

И снова, как будто только что прозвучал некий сигнал, стража сделала шаг — теперь уже назад.

— И что же это за проблемы, которые никто не может для вас решить?

— Женщина.

Несколько секунд мужчина в сером, тот, кого Ариэл назвал его императорским величеством, молчал, размышляя о чем-то своем, а потом согласно кивнул головой и первым встал с места, показывая, что можно расходиться. Охрана распахнула двери. Высокие гости заторопились следом за императором. На своих местах остались лишь лорд-попечитель, ректор и профессора. Не желавший участвовать в обсуждениях, Ариэл тоже покинул лабораторию и уже в коридоре заметил, как сопровождавший императора начальник Тайной канцелярии обернулся и смерил обладателя кортика двусмысленным взглядом.

ГЛАВА 3

Всю ночь Агния не могла сомкнуть глаз. Ей чудился скрип половиц в соседней комнате, приглушенные мужские голоса, скрежет отодвигаемых ящиков комода, лязг оружия. Каждый стук колес на улице она принимала за дребезжание коляски грабителей.

Заветный пузырек лежал под подушкой, и Агния то и дело запускала туда руку, чтобы поверить, на месте ли он. Открыть его она так и не сумела и, если быть честной, вообще мечтала от него избавиться. Но просто так его не выбросить! Если за ним в ее дом залезали грабители, значит, он представляет определенную ценность. А не связано ли это со смертью Марека?

Ответ на этот вопрос мог бы дать сам Марек, но — увы! — именно в эту ночь призрак не посетил терзавшуюся бессонницей вдову.

Утром Агния встала с больной головой — задремать удалось только перед рассветом и она не выспалась. Но решение было принято. Наскоро позавтракав, молодая женщина положила пузырек в ридикюль и выскользнула из дома, предупредив Лиманию, чтобы не смела никому открывать и ни с кем не разговаривала даже через дверь.

Крепко прижимая ридикюль к груди, Агния быстро шла по улице. Можно было взять ландо и доехать, но рисковать не хотелось. Мало ли кто окажется возницей? А вдруг он завезет ее прямиком в руки вчерашних грабителей? Нет уж! На людной улице хотя бы можно привлечь внимание прохожих или стражей порядка, тем более в толпе то и дело мелькали солдаты дневной стражи в ярко-зеленой с черной и желтой отделкой форме. Кто-нибудь да придет на помощь.

Следственное управление помещалось недалеко от здания большой городской тюрьмы. Здесь, насколько знала Агния, содержались только те преступники, кого задержали временно, пока не добудут доказательств их вины, или те, кому через несколько дней предстояло взойти на эшафот. Тех, кого приговорили к длительному тюремному заключению, отвозили куда-то к озеру Ласточек. Там из его глубоких вод поднимался остров, на котором высилась мрачная крепость.

Само следственное управление представляло собой трехэтажную башню с закругленными углами и массивным крыльцом. С трех сторон ее окружали стены и надворные постройки — конюшня, склады, дровяной сарай, — так что место это напоминало средневековый замок. Колодец двора, вытоптанный тысячами ног, всегда был в тени. Свет падал внутрь только в полдень, да и то если были распахнуты ворота.

Сейчас был как раз день. Ворота только-только отворились. Когда Агния подошла к ним, в арку въезжала карета начальника управления. Внезапно решившись, Агния бросилась к карете.

— Господин следователь!

Стоявшие на часах констебли, до этого застывшие навытяжку с выпученными от служебного рвения глазами, мигом ожили и схватили ее за локти, оттаскивая в сторону. Понимая, что шансов мало, Агния закричала:

— Господин следователь, я пришла, чтобы сделать заявление!

Карета проехала было дальше, но изнутри послышался окрик, и экипаж остановился. Шторка приоткрылась, явив бледное от недостатка света недовольное лицо пожилого мужчины.

— Что еще?

Державшие Агнию руки разжались, и она бросилась к дверце кареты.

— Заявление!

— Убийство? Ограбление? Нападение?

— Убийство! Моего мужа убили, а на меня саму напали!

— Вот как? — Выражение лица стало чуть более оживленным. — А где труп?

— Чей? — не поняла Агния.

— Труп вашего мужа? Нужно предъявить доказательство его убийства!

— Но, — молодая женщина огляделась, — он на кладбище!

— Что?

— Мой муж, господин следователь…

— Господин главный следователь, — скривившись, как от зубной боли, промолвил собеседник. — Главный следователь, прошу запомнить!

— Хорошо… Какая я глупая! Простите! Я так волнуюсь! — Агния тихо улыбнулась. — Понимаете, мой муж умер три месяца назад и…

— Три месяца? Что вы мне голову морочите? — Бледное лицо главного следователя постепенно стало краснеть. — У меня и так работы полно, а вы еще глупости болтаете! Проезжай!

Карета тронулась, спеша вкатиться во двор. Агния, опасаясь, что сейчас ее прогонят, ухватилась за ручку двери, побежала рядом, задыхаясь от волнения.

— Это не глупости, господин главный следователь! — закричала она. — Я убеждена, что моего мужа убили, потому что у меня есть доказательства!

Споткнувшись обо что-то, она чуть не упала и, чтобы не попасть под колеса, выпустила ручку двери. Проехав еще немного, карета остановилась, и сразу несколько человек и нелюдей бросились к вышедшему из нее рыхлому мужчине, страдающему одышкой. Темно-коричневый камзол его, черные штаны и башмаки с простыми пряжками, а также темно-фиолетовая шляпа и такого же цвета плащ контрастировали с цветом его лица, отчего оно казалось еще бледнее. Он не глядя вынул из протянутых рук разносчиков-сатиров запечатанные депеши, кивнул двум-трем людям и ступил на крыльцо. Агния поспешила присоединиться к сопровождающей мужчину толпе.

— Господин главный следователь, а как же…

— Ждите, — не оборачиваясь, бросил он.

Карета укатила к сараю, где возница выпряг из нее лошадей. Большая часть встречавших разошлась по своим делам. Осталось всего несколько человек, в том числе и Агния. «Такие же просители, как и я», — догадалась молодая женщина.

Здесь было мрачно, сыро, неуютно. На ожидавших не обращали никакого внимания, служащие, стражники, констебли сновали по своим делам. Агния озиралась по сторонам, прикидывая, что она скажет главному следователю.

— Проходите!

Просители толпой поспешили на крыльцо.

Внутри полутемной передней Агния растерялась, не зная, куда идти. Наверх, на второй этаж, вела широкая лестница, куда уверенно, как к себе домой, устремилась большая часть народа. Двое скрылись за боковыми дверями, предварительно назвав чьи-то имена. А куда идти ей? Наверное, наверх?

— Сюда, сударыня! — Дежуривший внизу констебль указал ей на еще одну дверь. Расположенная за лестницей, в полутьме, она не была заметна при беглом осмотре.

Внутри было словно еще мрачнее, хотя два зарешеченных окна давали достаточно света. Широкий стол, две лавки вдоль стен поближе к входу, вешалка для плаща, шкаф, больше похожий на поставленный на попа сундук. Проводивший ее констебль остался стоять у порога, жестом указав на следователя-рогача, перебиравшего за столом какие-то бумаги.

Агния впервые видела рогача так близко и растерялась уже окончательно. Она-то думала, что ей придется разговаривать с человеком — пусть не с самим главным следователем, но с кем-то из его помощников! — а к общению с представителями этого вида ее не готовили. Нет, сами по себе рогачи не были такими уж диковинными существами — из-за своей недюжинной физической силы они часто подрабатывали грузчиками, носильщиками, строителями. Многие люди считали рогачей подвидом троллей, отличавшимися от родичей тем, что спокойно выносили дневной свет и могли разговаривать. Но чтобы рогач стал следователем? Нет, это какая-то ошибка! Не может представитель нечеловеческой расы, внешне похожий на вставшего на задние ноги оленя, заниматься расследованием преступлений! Наверное, он просто подсобный рабочий, который шутки ради присел за чужой стол, и сейчас сюда придет настоящий хозяин кабинета. А констебль не уходит как раз потому, что должен охранять человека от нелюдя.

Подумав об этом, Агния успокоилась и уже с любопытством принялась рассматривать чуть вытянутое лицо рогача с длинным горбатым носом и раскосыми лиловыми глазами, его широкие плечи и торс, покрытые рыжевато-бурой волнистой шерстью, благодаря чему нелюдь не нуждался в рубашке. Мощные мускулистые руки с четырьмя пальцами, оканчивающимися небольшими копытцами. Задние ноги и хвост под столом не были видны, и Агнии вдруг стало интересно — а носит ли он штаны или так и ходит, не стесняясь? Хотя последнее маловероятно, ведь одним из условий проживания нелюдей в человеческих городах является обязательное ношение ими одежды.

Рога у него были шикарные. Ветвистые, словно у оленя, с пятью кончиками каждый. Агния задалась вопросом, не сбрасывают ли рогачи свои рога каждый год, как олени? Наверное, тяжело постоянно носить на голове такую громадину?

— Ну? И что вы хотели?

Агния вздрогнула. Голос у рогача оказался низкий, гулкий, одновременно звучный и хриплый. Словно бык проревел. Она растерянно заморгала:

— Я… хотела сделать заявление…

— Так делайте. Мне сообщили, что речь идет об убийстве вашего мужа?

— Да, но… А вы разве следователь?

Лиловые глаза сузились еще больше, превратившись в две щелки-прорези, и стали наливаться кровью.

— А вы считаете, что представитель моего народа не имеет права занимать этот пост? Что мы можем только камни на стройке таскать да уголь в вагоны грузить? И больше ни на что не способны?

Констебль за ее спиной издал странный звук — нечто среднее между смешком и предостерегающим покашливанием — и Агния торопливо помотала головой:

— Нет-нет, я просто… Я разговаривала с господином главным следователем, и он… Я думала, что…

— У господина главного следователя и без того много дел, чтобы заниматься еще и вашей проблемой. Он вызвал меня и распорядился выслушать вас и, если надо, принять необходимые меры. Так что там у вас?

— Мой муж… — Агния покосилась на констебля. — Марек Боуди. Он — подмастерье в университете… Был подмастерьем.

— Да? — Рогач подцепил перо, осторожно вывел на чистом листе бумаги крупными буквами имя ее покойного супруга и два слова — «университет» и «подмастерье». — И чем же он занимается в университете?

— Занимался… — Агния прикусила губу. Прошло три месяца, но она все еще чувствовала боль. — Он занимался алфизикой…

— Ал-фи-зи-ка, — по слогам произнес рогач, записывая слово. — На кафедре у кого-то из профессоров? Вы знаете у кого?

Агния подумала и назвала несколько имен — те, которые слышала от мужа.

— А вообще-то я не слишком вникала в его дела, — добавила она. — Алфизика и алхимия — это ведь так сложно!

— О да! Превращение одних веществ в другие и изучение свойств предметов для того, чтобы придавать одним вещам свойства других! — покивал рогач. — Не каждый справится!.. А чем конкретно занимался ваш муж? Вы знаете?

Молодая женщина вздохнула:

— Ну… Чем-то связанным с механикой и… переселением душ. Вернее, одушевлением механизмов… ну или как-то так. Я не вникала.

— То есть вы не в курсе дел вашего мужа?

— Нет. Понимаете, мы были женаты не так давно. А сначала, когда только начали встречаться, мы…

— Понимаю… — Рогач испустил шумный вздох. — Вы больше смотрели друг на друга, чем по сторонам.

— Да. Марек, правда, говорил, что у них на кафедре готовится какой-то эксперимент, который может совершить переворот в науке и технике. И если он окончится удачей, то мы сказочно разбогатеем. Они хотели изобрести способ… Но я не понимаю, какое отношение это имеет к убийству моего мужа?

— А его убили?

— Разве я не сказала? — Агния почувствовала раздражение. В конце концов, рогач и есть рогач. Существо, недалеко ушедшее от тупых троллей и отличающееся от них только тем, что научился говорить… Ах да! Еще и писать! — Три месяца назад его убили! Он отправился в экспедицию и… не вернулся.

— Пропал без вести?

— Не вернулся живым. Там, в походе, он умер. Вернее, это мне так сказали, что он умер. Но я теперь точно убеждена, что его убили. Там он что-то нашел или… Я не знаю!

— Понятно. — Рогач скрупулезно выводил на листе букву за буквой. — А с чего вы взяли, что его убили? Кстати, где это произошло, вы не знаете?

— Ну, Марек говорил, что они собирались отправиться к подземелью Духов…

— Подземелье Духов? — эхом повторил ее собеседник, вскинув рогатую голову. — Вы уверены?

Агния кивнула, прикусив губу, чтобы не расплакаться.

— Это он вам так сказал? — Следователь посмотрел на написанные им самим крупные буквы.

— Нет, но… — она вздохнула, — я слышала разговоры… Тогда я не придавала им значения, ведь женщинам не пристало вникать в мужские дела… Понимаете, на похороны собрались… ну… его коллеги. Профессора из университета, в том числе и его руководитель, мастер… э-э-э… не помню… Кажется, алфизики. Они говорили между собой, обсуждали, какой он молодой, перспективный и как рано… ну и все в том же духе. И тогда кто-то сказал про подземелье Духов, что ему не следовало так поступать. Я не знаю, что он имел в виду — мне было не до того. Просто потом, оставшись одна, я постоянно вспоминала этот день, людей, речи, образы… Понимаете, мне больше нечем было заняться…

— Понимаю. — Следователь качнул ветвистыми рогами. — И вы считаете, что его там и убили? А кто? У вас есть подозрения?

Ответ на этот вопрос у Агнии был давно готов.

— Конечно да! Его убил Ариэл!

— Кто это? — Зажатое в клешнявых уродливых пальцах перо угрожающе нависло над бумагой.

— Его родственник. Дальний. Сводный брат. Он… странный человек. Домогался меня. Это Ариэл убил моего мужа!

— А почему?

Или следователь был очень тупой, что подтверждало теорию о том, что нелюди в принципе обделены умом, или хотел, чтобы она произнесла это вслух. О Первопредок, как ты допускаешь подобное унижение?

— Он… был в меня влюблен. И хотел, чтобы я стала его женой. А когда я все-таки вышла замуж за Марека, улучил момент и убил его.

Рогач опять покачал головой. Откровенно говоря, он не видел во всей этой истории такого криминала, какой наверняка воображали себе человеки. Среди рогачей, козлоногов, троллей, ликантропов — хотя последние намного ближе стоят к людям, чем им самим того хочется, — в порядке вещей, когда на одну самку претендует двое соперников. От самой самки мало что зависит. Спорщики устраивают поединки, проходящие в присутствии родственников всех заинтересованных сторон, вождя или старейшины и всех желающих. Соперники сражаются либо до смерти, либо до сигнала прекратить бой — обычно его дает сам вожак. Самка достается победителю. Иногда так разбиваются и уже существующие пары — при условии, что у них нет детей. Ибо в противном случае многие победители начинали семейную жизнь с того, что убивали детей, рожденных от своего соперника. Но потом этот обычай запретили и положили запрет отбивать самок, у которых уже есть дети. Кстати, иной раз можно было обойтись и без ритуально организованного поединка — если победитель представлял доказательства, что соперника умертвил именно он. Чаще всего достаточно было принести отрубленные рога. Тролли притаскивали в качестве трофея хвост, ликантропы — уши.

Все это промелькнуло в мозгу следователя в несколько секунд. Когда человеки подмяли под себя остальные расы, они в приказном порядке потребовали запретить многие старинные обычаи, а другие — существенно смягчить или вовсе переделать, сохранив только форму, но не содержание. Теперь цивилизованные рогачи должны были устраивать что-то вроде ритуальных танцев, а самки — ужас и позор! — выбирать того, чья пляска показалась им наиболее сексуальной. То ли дело старый добрый поединок! Испытание силы, смелости, ловкости, отваги, крепости рогов и духа! В молодости следователю приходилось присутствовать на таких турнирах, и он до смертного часа не забудет испытанные им чувства. Тогда его рога только-только пробивались на лбу. А теперь у него ветвистая корона, но удастся ли хоть раз использовать ее по назначению — то есть сразиться за самку?

Эта человеческая самка — ох нет, он опять думает по-своему! — эта человеческая женщина, стоящая перед ним, добивается соблюдения своего человеческого закона. Не понимая, что все по закону как раз и совершилось. Но, может быть, можно найти какую-то зацепку?

— Еще несколько вопросов, милостивая государыня. Как давно вы были замужем?

— Два с половиной месяца. Мы поженились в один из первых дней весны. В первый же выходной после начала календарной весны.

— И прожили вместе…

— Те же два с половиной месяца! Что непонятно?

— Прошу меня извинить… Просто некоторые представители вашего вида начинают вести семейную жизнь задолго до того, как проведут соответствующие ритуалы…

— А, понимаю. Не жили ли мы в гражданском браке? Нет. Мои родственники бы этого не допустили. Моя мать очень строгих правил.

— Понятно. И у вас нет детей?

Агния опять прикусила губу:

— Нет. Мы хотели сначала пожить для себя.

Рогач покивал, делая пометки на бумаге. На сей раз он пользовался своим родным алфавитом, который для человеков выглядел как набор палочек, перечеркнутых косыми линиями. Человеки считают такое письмо примитивным, а, по мнению следователя, именно их закорючки только усложняют жизнь. Письмо же должно ее облегчать, не так ли?

— Хорошо. А сколько времени вы знаете этого… Ариэла? Он, кстати, кто? Вы сказали, сводный брат?

— Да. Мы… познакомились через несколько месяцев после того, как я начала встречаться с Мареком. И где-то за полгода до нашей свадьбы.

— И он сразу дал вам понять, что хочет забрать вас себе?

Сказано было, пожалуй, слишком прямолинейно, но что возьмешь с нелюдя? Агния посмотрела на следователя с неприязнью. Сидит перед нею, развалившись, огромное волосатое животное, бормочет что-то басом, таращит лиловые глазищи… Нет, молодая женщина в целом лояльно относилась к нелюдям — трудно быть ксенофобом, если у тебя горничная — сатирра, в загородном домике родителей живет семейство лепрехунов и о существовании боггартов[5] знаешь не понаслышке! Да и рогачей она встречала раньше на улицах — они работали грузчиками и строителями. Однако этот, видимо, возомнил о себе боги знают что! Агния еле-еле взяла себя в руки.

— Ну, наверное… — Она вспомнила тот первый вечер, как Ариэл вскинул ее на руки, пытаясь нести до дома, как смеялся, что она сама напугает любого, как шагал по пятам… — Да. Думаю, что сразу.

— То есть вы это знали? Знали, что у вашего жениха есть соперник? А знал ли ваш жених?

Агния даже опешила. Марек…

Ариэл вел двойную жизнь — это она поняла скоро. Сам Марек рассказывал, что его сводный брат частенько пропадает где-то. Именно из-за этих странных прогулов он не мог нормально учиться в университете, и, хотя голова у него была светлая и многое он схватывал на лету, все же прогулы мешали учебе. И злополучная дуэль послужила лишь формальным поводом для отчисления. Ариэл часто участвовал в драках, и Марек все время ждал, что однажды он попадет в участок за убийство или вооруженное нападение. Его тревога за сводного брата была неподдельной, и Агния переживала, видя, как он терзается. Ей самой Ариэл не нравился. Нет, внешне он, может быть, и был привлекателен, но как подумаешь о том, что за романтической внешностью скрывается обыкновенный убийца…

В тот день они заявились оба — Ариэл накануне опять свалился к Мареку в общежитие как снег на голову и потащился за ним на свидание. Агния изо всех сил старалась быть с ним любезной — хотя бы потому, что ее возлюбленный так за него переживал, и потому, что лично ей этот сводный брат пока не сделал ничего плохого. Не оскорбил, не ударил, не наговорил дерзостей, ничего не сломал и не разбил. Они довольно мило беседовали какое-то время, прогуливаясь втроем по улицам города. Стоял чудесный зимний денек. Слегка подморозило, но не настолько, чтобы бояться высунуть на улицу нос. Недавний снегопад укрыл дома, тротуары, крыши домов пушистым белым покрывалом. Снег искрился и переливался на солнце так, что больно было глазам. Ярко-синее небо, ослепительно-белый снег, темно-серый, бурый, рыжеватый камень домов. Агнии нравились краски зимы.

Сначала братья беседовали с нею, но потом как-то увлеклись и о чем-то горячо заспорили, оставив девушку молча шагать по заснеженному тротуару, слушая скрип снега под каблучками и думая о своем.

— Ты не замерзла? — в какой-то момент обратился к ней Марек.

— Нет-нет! Все хорошо, — ответила Агния. — Я люблю зиму!

— А по-моему, замерзла, — тут же заявил Ариэл. — Нос совершенно красный, а щеки побелели. А еще устала. Давайте зайдем в кофейню. Ты хочешь горячий шоколад?

Горячий шоколад Агния любила и проглотила слюну.

— Решено! — Ариэл, которого она держала под руку точно так же, как и Марека, шагая между двумя мужчинами, потянул ее вбок. — За углом есть отличное заведение…

— Ты уверен, что оно подходит для Агнии? — тут же заспорил Марек. — Все отличные заведения, которые ты знаешь, — обычные трактиры.

— А что? Ты откажешься от стаканчика горячего вина?

— Я — нет. Но вот Агния…

— Ты не пьешь вино? — Ариэл посмотрел на девушку в упор.

— Я…

— Моя невеста не пьет! — категорично заявил тогда Марек.

— С чего ты взял? Она не твоя собственность, чтобы ты все решал за нее. Если захочет, она может пить все что угодно…

— Может, но не хочет. Правда, Агния?

— Ты свободная женщина, Агни. Решать тебе!

Две пары глаз — светло-серые и темно-серые — с двух сторон смотрели на нее. Девушка неожиданно растерялась. С одной стороны, мама внушила ей, что порядочные женщины не пьют вино, тем более в трактирах. Разве что по праздникам пунш и игристые вина. Но с другой стороны, она действительно пока не собственность Марека. «Собственность» — как про неодушевленный предмет. А она — человек. Разве может человек быть чьей-то вещью?

— Я… я бы хотела шоколада, — промолвила она.

Марек просиял:

— Ты — умница, и я тебя обожаю. Идем! Отличная кофейня в двух кварталах отсюда!

Трактир, куда ее хотел затащить Ариэл, находился намного ближе — примерно на полпути. И все же они отправились в кофейню. Немного уставшие и замерзшие, они втроем спустились в полуподвальное помещение, отделанное деревом и потемневшей от времени бронзой. Небольшие столики стояли в неглубоких нишах вдоль стен. Еще несколько столиков были расположены в центре. Над каждым на цепи покачивался светильник. Официантка-сатирра быстренько принесла им меню, которым тут же завладел Ариэл.

— Ого! — воскликнул он. — Тут и карта вин есть! Тебе чего заказать, Мар? «Смерть монаха» или «Водопад любви»? Впрочем, забудь! Тут есть «Черная дама»! Это вещь! — и быстро добавил, обращаясь к официантке: — Нам бутылку «Черной дамы», а для девушки — горячий шоколад.

Качнув головкой, сатирра удалилась.

Когда принесли заказ, Ариэл сам разлил вино по стаканам:

— Предлагаю выпить за Агни, самую лучшую женщину в мире!

— Спасибо, — смутилась девушка, грея ладони о кружку с шоколадом. К нему полагался один маленький пирожок за счет заведения.

Мужчины выпили. Девушка после первых глотков вдруг поняла, что еще и проголодалась и недолго думая надкусила пирожок. Но вместо начинки на язык попалась какая-то бумажка…

— О боже!

Скривившись, она вытащила длинную полоску, скрученную трубочкой.

— Пирожок с предсказанием! — воскликнул Ариэл. — Что там?

Агния развернула бумажку, и он тут же сунул в нее нос.

— «Тот, кто предан тебе всей душой, сейчас рядом с тобой!» — прочитала девушка вслух.

Одним краем столик был придвинут к стене, и они сидели по трем его сторонам. Но едва прозвучали слова предсказания, как Ариэл проворно передвинул свой стул так, что оказался рядом с Агнией, чем смутил девушку.

— Ты что делаешь? — спросил Марек.

— А что тут такого? — Ариэл придвинул к себе свой стакан, дотянулся за бутылкой и налил по второй порции. — Давай выпьем за судьбу, которая дает такие предсказания!

— Ты в это веришь? Я — нет. Человек сам творец своей судьбы. Только от него зависит, какой шаг сделать…

— Но иной раз неплохо бы получить подсказку, куда стоит шагать! Мы же читаем дорожные указатели на перекрестках!

— И ты считаешь…

— Что судьба довольно ясно дала понять, какое будущее нас ждет!

Агния почувствовала, как рука Ариэла протянулась, поползла по спинке стула и легла ей на плечи. Девушка вздрогнула, едва не расплескав шоколад, и Марек вскочил:

— Ариэл, если ты не возражаешь, мне надо сказать тебе пару слов наедине.

Судя по ухмылке, которая исказила его лицо, Ариэл прекрасно понял, что это за слова. Как раз накануне они обсуждали его отчисление и возможность восстановления в университете, но уже не в качестве студиозуса, а так называемого вольного слушателя, который оплачивает свое обучение тем, что помогает в лаборатории мастерам. Поскольку самому Мареку в скором будущем предстояло возглавить собственную лабораторию и получить мастерскую шапочку,[6] он мог бы взять Ариэла вольным слушателем-подмастерьем к себе. Пока же пусть побудет под крылышком мастера алфизики Димера Молоса. Димер Молос оказался единственным, кто согласился иметь дело с дуэлянтом, прогульщиком и темной личностью, и братья много спорили по этому поводу. Ариэл клялся, что бурное прошлое теперь уже позабыто, но сейчас Агния подумала, что все возвращается.

— Может быть, не надо? — испуганно пролепетала она.

— Надо, малышка! — Ариэл вскочил одним движением, напомнив ей хищника. — Мы ненадолго.

Они ушли, старательно обходя столы и стулья. Агния осталась одна, глядя на недоеденный пирожок и чашку остывающего шоколада. Официантка робко приблизилась, похлопала глазами:

— Господа ушли совсе-э-эм?

— Нет. Они… вышли поговорить.

— Буде-э-эт дуэль?

Это слово напугало Агнию, и она вскочила, со всех ног кинувшись по пятам.

Мужчины не ушли далеко. Они только завернули за угол. Агния прижалась к стене дома, боясь выглянуть и обнаружить свое присутствие.

— То, как ты себя ведешь, — недопустимо! — Голос Марека звучал ясно и четко.

— Что тебе не нравится? Я не нарушаю общественный порядок…

— Ты пристаешь к моей невесте!

— Я? — Ариэл коротко рассмеялся, и у подслушивающей Агнии в глазах потемнело от злости. — Милый братец, у меня и в мыслях не было…

— Ты ее смущаешь! Я помню, что мы братья. Помню, что у тебя нет своей семьи и своего дома. Помню, что мы выросли вместе. Я привык к твоему поведению, но Агния… Она не такая! Перестань относиться к ней как к дамочке из салона! Она моя невеста! Изволь ее уважать.

— Я ее уважаю, — понизил голос Ариэл. — Может быть, даже больше, чем ты.

Агния не выдержала и одним глазком выглянула из-за угла.

Обтянутая темным плащом спина Ариэла закрывала от нее жениха. Он был не только почти на полтора года старше, но и выше ростом и шире в плечах, чем Марек. Стоял ссутулившись, сжимая кулаки. Девушка не видела лиц обоих мужчин, но, может, это было даже к лучшему. Ей и без того было страшновато.

— Что ты этим хочешь сказать? — В голосе Марека послышалась такая боль, что Агния еле сдержалась, чтобы не кинуться к жениху. — Я люблю ее.

— Я тоже. — Сказано это было так тихо и глухо, что Агния в тот раз не поняла, что правильно расслышала слова Ариэла.

— Ты? Но она моя невеста! Я сделал ей предложение. Она согласилась!

Ариэл что-то проворчал.

— Мы уже назначили дату свадьбы. А ты… Извини, но ты — лишний. Ты должен уйти.

— Я не отступлю.

— Отступишь. Если тебе действительно небезразлична Агния, ты оставишь ее в покое. Ради ее же счастья. Уйдешь в тень и не станешь мешаться под ногами.

— Но я…

— Во имя нашей дружбы, брат. Уйди. Оставь нас в покое! Прошу тебя!

Ариэл ничего не ответил, но его молчание было столь красноречиво, что Агния, не помня себя, кинулась бежать по зимней заснеженной улице. Она увидела фиакр и закричала, прося остановиться. Возница с готовностью дернул вожжи, направляясь в ее сторону, но в это время каблучок сапожка Агнии заскользил по льду. Девушка испуганно вскрикнула, теряя равновесие, шлепнулась на тротуар, ударившись локтем и боком так, что оцепенела, не в силах пошевелиться от боли. Возница резко осадил испуганно заржавшего коня.

Двое прохожих в четыре руки кинулись поднимать ее, когда из-за угла выскочили Марек и Ариэл. Ариэл, который подбежал первым, внезапно остановился и отступил в сторонку, пропуская Марека вперед. Тот подскочил, подхватил Агнию, помогая забраться в фиакр, и, уже сидя внутри, обернулся, ища глазами брата, но тот куда-то исчез.

И вот теперь тот некрасивый случай в кофейне снова всплыл в памяти так ясно и четко, словно это было вчера. Агния стояла перед следователем, ее щеки пылали от волнения, и молодой женщине казалось, что рогач читает ее мысли. Вон как уставился!

— Он знал, — вздохнув, призналась она. — Они… несколько раз ссорились. Но Ариэл был братом Марека, и тот не мог рассориться с ним.

По мнению рогача, женщина — достаточный повод для того, чтобы рассорить двух мужчин. Но эти человеки такие странные… Они думают, что можно словами решить проблему, которая требует применения силы. Впрочем, этот Ариэл, кажется, настоящий мужчина. Не побоялся вступить в бой. И одержал победу, надо полагать. Будь перед ним самка-рогач, она бы давно уже перешла в его дом. Но это — человеческая женщина. А сам он работает на человеков и должен вести себя в соответствии с человеческими законами. Значит, надо задать еще несколько вопросов.

— Получается, ваш муж знал, что его брат — его соперник? И что было дальше?

— Ну, — Агния вздохнула, — затем Ариэл не показывался мне на глаза несколько дней. То есть он пару раз приходил вместе с Мареком, но держался в сторонке. Почти ни слова не говорил, вел себя тише воды ниже травы. На свадьбу не явился — пришел только через несколько дней, поздравил и сообщил, что были срочные дела. Я почти не виделась с ним в отсутствие мужа. А потом они ушли. Вместе.

— К подземелью Духов?

Женщина кивнула.

— А зачем?

— Я же сказала — не знаю! Это нужно было Мареку для работы. Он готовил важный эксперимент. Он был так им увлечен, что они говорили про это даже в моем присутствии. Но я не прислушивалась. Кроме того, мне был неприятен Ариэл. Я нарочно старалась найти себе какое-нибудь дело, только чтобы держаться от них подальше. А наедине Марек твердил, что это принесет нам большие деньги.

— И они ушли, чтобы подготовить эксперимент?

Агния начала ненавидеть нелюдя. Ну чего он прицепился? Задает совсем не те вопросы!

— Да. Ушли. И Ариэл там убил Марека.

— И у вас есть доказательства?

— Конечно! — Она обрадовалась. — Вот!

Маленький пузырек из темного стекла, в котором было заключено слабо светящееся нечто, был извлечен из ридикюля и водружен на стол.

Рогач подался вперед, внимательно рассматривая его. Потянулся потрогать, но вовремя отдернул пальцы. Все равно такой маленький он вряд ли сможет взять и рассмотреть. Но цвет стекла… форма горлышка… и даже эта пробка…

— Похоже, это работа лепрехунов, — определил он. Осторожно кончиком пера опрокинул пузырек набок, всмотрелся в донышко. Так и есть! Клеймо в виде четырехлистного клевера!

— Мне не важно, кто его сделал. Важно, что за этим пузырьком охотились. Мой дом перерыли сверху донизу. И лишь стечение обстоятельств помешало ворам добраться до тайника. Я сама нашла его по чистой случайности, когда стала наводить после погрома порядок.

— Погрома? — повторил рогач. — А какое это имеет отношение к убийству вашего мужа?

— Ну, — растерялась Агния. — К нему все имеет отношение! Кто-то пытался вскрыть его могилу! И еще этот Ариэл Боуди…

— А что с ним такое?

— Его некоторое время не было в городе. А потом он вернулся — и все это началось. Мне кажется, что он все это задумал и подготовил. Сначала убил Марека, потом ненадолго исчез, чтобы усыпить мою бдительность. Наверняка у него есть свои люди, которые наблюдают за домом. Решив, что настал благоприятный момент, он вернулся и… и что-то затевает! Он убийца моего мужа! Вы должны его остановить!

— У вас есть другие доказательства, кроме личной неприязни? — Следователь внимательно посмотрел на женскую сумку. Эти человечки обожают носить с собой кучу всяких предметов. И если она сейчас достанет что-то еще…

— Я просто это знаю! Это ваше дело — искать доказательства! И потом — разве вот это — не улика?

— Нет. Это — просто пузырек, сделанный лепрехунами. Вы знаете, что внутри?

— Нет. Но, наверное, что-то достаточно ценное, чтобы…

— Вот когда узнаете, тогда и приходите! И постарайтесь добыть доказательства того, что смерть вашего мужа была насильственной.

— То есть?

— Его осматривали врачи? Вам сообщили, отчего он умер? Или просто показали тело, и вы сразу побежали хоронить?

Агния опешила. Откровенно говоря, она ни разу об этом не думала.

— Мне это как-то не пришло на ум, — пролепетала она.

— То есть доказательств, что вашего мужа убил именно этот человек, у вас нет? Нет окровавленного платка, которым убийца счищал кровь с кинжала? Нет пули, которая была выпущена из его пистолета? Нет свидетелей, которые видели, как один из людей ударил другого? Нет даже предсмертной записки? Нет отчета врача, который осматривал тело? Ничего, кроме этого пузырька и ваших слов? Нужно хоть что-то еще, чтобы я поверил и начал расследование!

Сначала Агния растерялась. Потом разозлилась. Но к концу речи следователя успокоилась.

— А если я достану доказательства? Вы посадите его в тюрьму?

Сажать в тюрьму мужчину, который убил соперника ради обладания любимой женщиной, рогачу очень не хотелось. Он же победитель! Он делом доказал, что достоин оставить потомство! Но, увы, человеки — такие странные существа! Они просто не поймут.

— Да, — сказал он.

Вернувшийся от ректора старший мастер алфизики Димер Молос пребывал в таком дурном расположении духа, что подмастерья и ученики поспешили спрятаться куда подальше. Те же, кому бежать не позволяла совесть, или кто просто опоздал, чтобы укрыться от его гнева, со всех ног кинулись имитировать бурную деятельность, что-то вычищая, отмывая, переставляя с места на место и просто внимательно осматривая. Только один из них и ухом не повел, никак не реагируя на появление мастера — он как копался на полках, проверяя содержимое бутылей и флаконов с настоями и эссенциями, так и продолжил свое занятие.

— Уже вернулись, мастер? — воскликнул он. — Смею вам заметить, что синильная кислота практически выдохлась! Не пора ли послать алхимикам запрос на новую партию? Или лучше синтезировать самостоятельно? Я тут нашел все необходимые ингредиенты и…

— Но почему, Ариэл? — взвыл мастер Молос, сдирая с головы мастерскую шапочку и швыряя ее об пол. — Как ты посмел…

— А что тут такого? Разве синильная кислота вам больше не нужна для опытов? И неплохо бы проверить линзы. Известно, что достаточно крошечной царапины или микротрещины, чтобы луч не расщепился на полноценную радугу. А это…

— Почему? — еще громче вскрикнул мастер Молос. — Почему ты вообще это сделал?

— Что именно?

— И он еще спрашивает? — теряя над собой всякую власть, закричал алфизик. — Зачем ты вылез вперед со своим проклятым кинжалом? И еще нес всякую чушь, беседуя с императором?

В просторной лаборатории мигом установилась тишина. Подмастерья и ученики бросили притворяться, что заняты делами, все словно обратились в слух. Некоторые даже придвинулись ближе. Та демонстрация, на которой инкогнито присутствовал сам император и кое-кто из членов его семьи — инкогнито в первую очередь для младших сотрудников, чтобы поменьше болтали и побольше работали, — еще была у всех на слуху. И ее результаты — тем более.

— Разве император остался недоволен? — холодно поинтересовался Ариэл.

— Еще бы ему быть довольным! Ты же практически сорвал эксперимент! Мало того что притащил сюда оружие… Как, кстати, тебе это удалось? Ведь всех же обыскивали!

— Потому и пронес, что обыскивали…

— Да еще и вылез со своим кинжалом…

— Кортиком!

— Это все равно, — отмахнулся мастер, торопливо стаскивая парадную мантию, в которой обычно ходил на прием к ректору, и облачаясь в более простую, из темной шерсти, заляпанную реактивами. — Теперь у нас проблемы! Весь университет из-за тебя поднят на ноги!.. Да поставь ты ее на место, бестолочь! Нашел за что хвататься! — сорвался он, заметив, что Ариэл спокойно держит на ладони большую синюю бутыль из толстого стекла.

— Я хотел проверить, что там находится!

— И собирался открыть, не так ли? Без резиновых перчаток? Ну-ну… Ох, ну что за бездарь! — выхватив у Ариэла бутыль, мастер Молос сам осторожно водрузил ее на полку и задвинул подальше, к самой стене. — Горе ты мое! И почему я согласился взять тебя обратно в лабораторию?

Вопрос был риторическим. Все, кроме самых уж новых учеников, знали, что Ариэл когда-то уже был студиозусом и обучался в университете, но был отчислен за прогулы и вызывающее поведение. Последней каплей стала его дуэль с одним из старших подмастерьев, закончившаяся тяжелым ранением его противника. Хорошо хоть удалось доказать, что имела место именно дуэль, при свидетелях и с соблюдением всех формальностей, да и сам подмастерье остался в живых — иначе не миновать бы Ариэлу острова на озере Ласточек. Какое-то время он болтался без дела, но примерно девять месяцев назад благодаря поручительству своего сводного брата Марека Боуди был восстановлен в университете в звании младшего подмастерья.

— Может быть, вы кое-что обо мне знали? — вкрадчиво поинтересовался Ариэл.

— Знал? Я знал и знаю только одно — ты бездарь, каких свет не видывал! — воскликнул мастер. — Наглый бретер с таким огромным самомнением, что, как говорится, дальше некуда!

— Зато я смелый, решительный и не боюсь рисковать. — Ариэл и бровью не повел, показывая, что его как-то задели слова мастера Молоса. — Я же отправился в подземелье Духов, в то время как никто другой и слышать об этом не хотел!

— Да, и сманил туда Марека Боуди! Гениального, талантливого Марека! Такие, как он, рождаются не каждый век! Двадцать шесть лет — а готовился получить мастерскую шапочку! Он стал бы самым молодым мастером университета!

— Мар погиб…

— А ты выжил, хочешь сказать? И какая мне в том радость? Почему убили его, а не тебя?

Светлые глаза Ариэла превратились в две щелочки.

— Мар умер сам, — прошипел он, и большинство подслушивающих подмастерьев поспешили переместиться поближе к дверям.

— Как же! Сам! — отмахнулся мастер. — Не лги хотя бы мне! Мы оба в курсе, что значит это «сам» в твоих устах!

Подслушивающие подмастерья переглянулись. Оказывается, у мастера Молоса были свои тайны. Окончательно убедила их в этом усмешка, появившаяся на устах Ариэла.

— А вы знаете, мастер, что за такие слова я могу вас убить? — процедил он.

— Знаю.

У Ариэла всегда за пояс был заткнут хотя бы один пистолет. Но сейчас он не успел и пальцем шевельнуть, как острие широкого ножа уперлось ему в живот. Мастер Молос оказался проворнее.

— Знаю, — повторил он. — И я всегда наготове.

Домой Агния шла окрыленная. Конечно, дело представлялось ей серьезным — добыть доказательства виновности Ариэла Боуди и спустя столько месяцев обвинить его в смерти сводного брата. Она не знала, с чего начать. Не представляла, что делать, куда обратиться. Ей было двадцать три года, из них два, достигнув совершеннолетия, она жила отдельно от родителей, в небольшом домике, доставшемся ей от бабушки. Собственно, к старой бабушке она и переехала. Старушка, умирая, завещала внучке дом и скромную сумму денег. Этого хватило как раз на то, чтобы рассчитать лишнюю прислугу, кое-что отремонтировать в ветхом жилище и влачить весьма скромное существование. Не появись в ее жизни Марек, ей бы пришлось искать работу или, и того хуже, идти в содержанки. Марек смог поправить ее материальное положение настолько, что даже сейчас, оставшись вдовой, она не нуждалась в деньгах. Правда, следовало экономить, но ей все равно не нужно столько денег! Особенно она думала так в первые несколько дней после похорон, когда ей казалось, что жизнь кончена.

Однако теперь впереди замаячила цель. Ее монотонное серое существование, наполненное скорбью и воспоминаниями об умершем муже, внезапно обрело смысл. Она отомстит Ариэлу Боуди за убийство Марека. Она найдет доказательства его вины! Даже если для этого придется перевернуть вверх дном весь город и спуститься в это самое подземелье Духов! Она это сделает! Она не успокоится, пока не посадит Ариэла Боуди в тюрьму! Правда, она не представляет, с чего начать расследование. Ей нужна хоть какая-то зацепка. Хоть что-то…

Минуя большую площадь Старого Лаэна, она машинально посмотрела на большие часы. Башня, носящая название Старый Лаэн, нависала над городом с незапамятных времен. Есть легенда, что Ланнэбрук будет стоять нерушимо, пока высится эта башня. В прошлом были такие периоды, когда враги пытались ее разрушить, но у них ничего не вышло. Вмешивались какие-то потусторонние силы, и башня оставалась стоять. Сейчас на ее макушке красовались большие часы, и огромные, в рост человека, стрелки показывали ровно полдень. Практически в тот же миг, как Агния подняла голову, в недрах башни раздался хрип, скрежет, позвякивание, как будто натягивались огромные цепи, и над городом поплыл звон колокола. Один удар… два… три…

Полдень! А она не только забыла про завтрак, но и не сбегала на кладбище, навестить могилу.

Марек!

Мысль пронзила, как игла, впившаяся под ноготь. Ну разумеется!

— Эй! — закричала она, перекрывая звон колокола и размахивая рукой. — Сюда!

Проезжавший мимо фиакр свернул ей навстречу. Получив щедрую плату, возница пустил лошадь вскачь.

Всю дорогу Агния отчаянно молилась, сжимая руки. Едва фиакр остановился, она выпрыгнула из него и, кинув вознице монетку, бегом бросилась по дорожке к могиле, впервые за все время забыв купить цветы. Вспомнила на полпути, задержалась, торопливо дергая на обочине жесткие стебли пижмы и кульбабу. Набрала охапку и, подбежав, опустилась на колени перед надгробием.

— Марек! Здравствуй! Прости, что задержалась. Обычно я приезжаю утром, но тут такое дело… Милый, я так по тебе скучаю! Если бы ты знал, как мне хочется тебя увидеть… Ты приходишь ко мне почти каждую ночь — я знаю, что это ты, я чувствую! — но мне этого мало. Я все прошу-прошу тебя, а ты не отзываешься… Ох, прости! — Она провела ладонью по лицу. — Я такая глупая! Болтаю сама не знаю что! Я ведь приняла решение! Я отомщу за твою смерть! Ариэл за все заплатит. Я докажу, что это он тебя убил. Как он мог? Вы же выросли вместе! Пусть он только приемный сын, но это не дает ему права так с тобой поступать! Он разрушил нашу жизнь и не должен оставаться безнаказанным… Знаешь, я ведь ходила сегодня к следователю и сделала заявление. — Она помедлила и присела рядом с надгробием, обнимая его одной рукой и прижимаясь щекой к прохладному камню. — Сказала, что это Ариэл тебя убил. Только мне не поверили. Велели добыть доказательства. Я поэтому и других цветов не принесла — забыла, представляешь? Ты на меня не сердишься? Я обязательно найду эти самые доказательства, только не знаю, с чего начать. Если бы ты мне немного помог… Подсказал или знак какой-нибудь подал! Я теперь не успокоюсь, пока ему не отомщу за тебя, Марек! Ариэл не только тебя — он и меня убил! Только ты — там, под этим камнем, а я тут… И мне так тяжело одной. У меня никого нет, кроме тебя, Марек. Любимый.

Всхлипнув, Агния зажмурилась, прижимаясь к камню и обнимая его руками. Как всегда, стиснула изо всех сил, словно желала раздавить. Если бы можно было, как в сказке, руками разбить камень и высвободить из плена возлюбленного! Она бы все отдала, даже жизнь, в обмен на то, чтобы снова его увидеть и услышать его голос. Ох, какое это было бы счастье! Умереть не жалко!

Она посидела возле надгробия еще некоторое время, пока бурчащий желудок не напомнил ей о том, что пора бы немного перекусить.

— Прости, Марек. — Она выпрямилась, вытерла лицо. — Я такая глупая. Я бы с удовольствием провела тут всю оставшуюся жизнь. Но сейчас мне надо идти. Это ненадолго. Ты не думай, что я про тебя забыла. Я же говорила, что собираюсь доказать, что это Ариэл тебя убил. Он обязательно ответит за то, что сделал с тобой… С нами. Я люблю тебя!

Наклонившись, она поцеловала камень в том месте, где резец кладбищенского скульптора вырезал мужской профиль. Сходство было потрясающим, и Агния не испытывала сомнений по поводу того, что ей приходится целовать надгробие.

Помахав на прощанье рукой, она направилась в сторону главных ворот, где надеялась найти свободный экипаж. И не чувствовала нацеленного в спину пристального взгляда.

Открывшая хозяйке дверь Лимания была взволнована.

— Простите-э-э, госпожа, — проблеяла она, — но у нас гости!

«Ариэл! — была первая мысль. — Что ему неймется? Как он вообще посмел переступить этот порог?»

— Почему ты его впустила? — Агния торопливо взбежала по ступенькам, уже представляя, как вышвырнет наглеца за порог.

— Не-э-э впускала я! — Сатирра торопилась следом. — Она сама пришла!

— Она?

Распахнув двери, она с удивлением уставилась на сухонькую старушку, которая, опираясь на палку, удивительно прямо сидела в кресле у камина и озиралась по сторонам с таким видом, как будто до сих пор не могла понять, где находится. Старомодное глухое платье, чепец с кружевами, перчатки, носок туфли, высовывавшийся из-под подола ровно на два пальца, не больше и не меньше. По иронии судьбы эта дама была Агнии хорошо знакома.

— Бабушка…

Старая дама вперила в нее взор прищуренных глаз.

— Явилась? Где ты была?

— Я, — Агния прошла в комнату, снимая накидку и шляпку, — ходила по делам…

— Какие это дела могут быть в городе у такой женщины, как ты?

— Разные дела. — Агния уже давно вышла из того возраста, чтобы бояться бабушки. Хотя в детстве и отрочестве старая дама доставила им с сестрой немало неприятных минут. — Я ходила на кладбище.

— До сих пор носишь траур? Это правильно! Где твоя спутница?

Агния обернулась на двери. Но Лимания уже исчезла, со свойственной слугам проницательностью вспомнив, что у нее есть дела подальше от гостиной.

— Моя горничная? Она внизу. Не угодно ли выпить чаю или…

— Не заговаривай мне зубы! Где та женщина, которая тебя сопровождала? Ты настолько опустилась, что не пригласила ее подняться наверх? Кто она такая, твоя компаньонка? Она из низших слоев общества, что ей нельзя подниматься на второй этаж?

— Но, бабушка, — до Агнии наконец дошло, что старая дама имела в виду, — у меня нет никакой компаньонки! Я была на кладбище одна. Я вообще живу одна со дня смерти Марека.

— Да, Инесс мне говорила, что ты высказывала желание остаться тут, — покивала головой старая дама. — Но я не думала, что все настолько запущено!

— Я вас не понимаю, — опешила молодая женщина.

Самое забавное и странное во всей этой истории то, что гостья не приходилась ей родной бабушкой. Это была тетка ее отца, старая дева, обеспокоенная тем, как бы устроить судьбу своих племянников, племянниц и прочей родни. Она жила одиноко, выползая из своего особняка только для того, чтобы побывать на очередных похоронах или свадьбе, — или вот как сейчас, чтобы вмешаться в чужую жизнь. Родственники ждали ее смерти, как праздника, ибо старушка обещала оставить огромное состояние. Но она жила и продолжала трепать нервы всем подряд.

— Твое поведение недопустимо! — воскликнула старая дама, стукнув палкой об пол. — Ты живешь совсем одна! Порядочные женщины так не поступают. — Она посмотрела на свою спутницу, бледную худую женщину средних лет в скромном сером платье. Та сидела на краешке стула в стороне, держа на коленях сумку, и старалась занимать как можно меньше места. Насколько успела узнать Агния, старая дама никогда не появлялась в обществе одна. — Я могу порекомендовать тебе отличный пансион. Госпожа Помф содержит его специально для молодых женщин и девушек, сбившихся с пути. Небольшая уютная комнатка, трехразовое питание, многочисленные благопристойные занятия, полезный труд на благо общества, вечерние чтения и прогулки по городу в воскресные дни. Правда, нужно оплатить вступительный взнос, но я думаю, на первых порах твоих денег хватит, а потом можно будет получить доход от этого дома, что вполне окупит твое содержание в…

— Бабушка, вы о чем? — прошептала Агния, не веря своим ушам. — Какой пансион?

— Для молодых женщин и сбившихся с пути девиц, — терпеливо повторила старушка. — Ты — одинокая молодая вдова, без детей и почти без средств. Живешь одна. Такой образ жизни не для тебя. Это пятнает твою честь и является позором для семьи! Ты должна переехать в тот пансион. Я напишу рекомендательное письмо госпоже Помф, и она примет тебя.

— Я никуда не поеду, — промолвила Агния, начиная что-то понимать. — Это мой дом, моя жизнь, и я…

— Так жить нельзя! Ты — одинокая женщина…

— Самостоятельная женщина! — попробовала спорить Агния.

— Женщины не должны быть одинокими! Они должны жить в семье! Своих родителей или своего супруга. Если ты не желаешь в пансион, то должна вернуться к матери…

— Но я не хочу!

— Твое желание никого не интересует. Общественное мнение на моей стороне. Тебя осудит любой! Своим поведением и образом жизни ты бросаешь тень на свою семью. И не забывай, что ты тоже — моя наследница. Ты тоже упомянута в завещании, но я с легкостью могу и вычеркнуть тебя из него, если ты и дальше будешь позорить семью таким поведением!

— Но у меня есть дом…

— Эта старая развалина? Его давно следовало продать, что тебе и надлежит сделать как можно скорее. Впрочем, я ожидала, что ты агрессивно воспримешь любое предложение как-то помочь тебе. Поэтому я готова забрать тебя к себе. Выбирай! Пансион госпожи Помф, дом твоей матери или переезд ко мне. Учти, что без твоего окончательного решения я и с места не сдвинусь!

В доказательство серьезности своих намерений старая дама так стукнула палкой, что острие оставило в полу след.

Ох нет! Только не это! Агния с тоской оглянулась по сторонам. Ей очень не хотелось никуда уезжать. Этот старый дом со скрипучими ступеньками, треснутым кафелем в ванной комнате и отстающими кое-где от стен обоями, наследство от родной бабушки, был ей очень дорог. Здесь жили они с Мареком. Здесь она была счастлива… Здесь оплакивала свое короткое замужество. Тут каждая мелочь напоминала о муже. Вплоть до крошечного пузырька, который смирно лежал в ридикюле и ждал своего часа.

— Но я не могу… так сразу дать ответ, — пролепетала она, надеясь как-то оттянуть неизбежное.

— Как долго тебе надо думать? Три месяца твоя мать не беспокоила тебя, полагая, что за это время душевные раны должны зажить. У тебя было достаточно времени подумать. Решай немедленно и начинай собирать вещи!

Агния сидела ни жива ни мертва. Она была просто поражена стремительностью, с какой развивались события, и, когда на лестнице послышались быстрые тяжелые шаги, а потом хлопнула дверь, подпрыгнула на стуле, взвизгнув от неожиданности.

— Агни! Ты дома? — раздался голос, который она сейчас меньше всего хотела услышать. — А кто это?

ГЛАВА 4

— Ну скажи, зачем ты пришел? Зачем? — Уткнувшись лицом в диванную подушку, молодая женщина дала волю слезам. — Ты же одни несчастья мне приносишь!

— Прямо уж и несчастья! — как ни в чем не бывало откликнулся на спинку кресла возмутитель спокойствия, как всегда закинув ногу на ногу. — Или я ошибся и та старая мегера была тебе дорога как память? Милая Агни, если хочешь полюбоваться на мощи, можно отправиться в музей. Там как раз идут последние дни выставки «Тайны древнего мира». Восхитительные мумии! Черепа, инкрустированные опалом и ониксом! Скелеты вымерших животных… То, что надо. Я хотел тебя пригласить немного развеяться…

— Спасибо, — Агния оторвала от подушки зареванное лицо, — развеял! Ты все развеял! Понимаешь — все!

— Нет, не понимаю. Кто эта бабка?

— Бабка! — Агния села на диване. Злость полностью вытеснила страх. Она с ненавистью взглянула на развалившегося в кресле Ариэла. — Она — тетка моего отца. Одинокая, бездетная и жутко богатая. Все родственники трясутся над нею, потому что никто точно не знает, сколько у нее денег!

— Понятно, — скривился он. — И ты боишься, что она в отместку вычеркнет тебя из завещания? И много там на твою долю приходится?

— Откуда я знаю? А, — Агния отмахнулась, — не имеет значения. Теперь она это непременно сделает, особенно после того, как ты выставил ее за порог.

— Я? — Ариэл рассмеялся. — Да я был сама любезность!

— Да уж!

Агния отвернулась, вспомнив, как он бесцеремонно прошел в комнату, скинув чуть ли не на пол плащ и шляпу, достал из-за пояса и выложил на стол пистолеты, потом обнажил кортик и как ни в чем не бывало попросил у хозяйки дома суконку, дескать, кажется, на лезвии остались пятнышки крови. Этого было достаточно, чтобы двоюродная бабушка мигом засобиралась восвояси. Ариэл еще даже пытался ее удерживать, жестикулируя и размахивая кортиком. Обещал усадить пить чай и позабавить историями о своем бурном прошлом. Сообщение о том, что он брат покойного мужа Агнии и что «в прошлом мы чудесно проводили время втроем», старая дама и ее спутница выслушали уже на лестнице, проскочив мимо перепуганной Лимании так быстро, что сатирра не успела даже забежать вперед и открыть для них дверь. Они распахнули ее сами и заковыляли к ожидавшей их карете.

— Что, скажешь, я поступил неправильно? Судя по твоему лицу, ты отчаянно нуждалась в помощи!

Агния поджала губы. Да, в какой-то миг она обрадовалась его вмешательству. Но ее бы порадовал любой посторонний человек — на людях двоюродная бабушка ни за что бы не стала отчитывать внучатую племянницу и завела бы чопорный разговор о погоде.

— Да, но не так! — Признаваться в том, что Ариэл ей помог, не хотелось. — И скоро мне все равно пришлось бы идти к ней на поклон.

— Почему? Ах да! Деньги! Я угадал?

Агния кивнула.

— Если дело только в этом, то… — Он полез за пазуху и вытащил кошель, из которого один за другим на свет появились десять двойных империалов. — Вот. На первое время этого хватит.

— Нет! — Молодая женщина вытаращила глаза. — Я не возьму денег!

Брать деньги от того, кого она считала убийцей своего мужа? Что может быть хуже!

— Брезгуешь?

Агния отвернулась:

— Уходи.

— И денег не возьмешь?

— Нет.

— Даже чаю выпить не предложишь? Твоя горничная его заваривает отменно. С какими-то травками…

— Нет.

— Вот, значит, какова твоя благодарность за то, что спас тебя от этой старой мегеры?

— Ты ничего не понимаешь! — Агния сцепила руки на коленях. — Эта, как ты выражаешься, старая мегера — часть моей семьи. И она запросто могла сейчас отправиться к моей матери и наговорить столько гадостей, что остальные родственники просто проклянут меня!

— Ага! И ты этого боишься? Скажи честно, Агни, — он поворошил угли в камине, сыпанул немного из корзины, чтоб огонь горел ярче, — тебе так важно мнение твоих домашних? Тех, кто просто-напросто бросил тебя тут задыхаться в одиночестве? Кто махнул на тебя рукой?

— Много ты понимаешь! — Молодая женщина ревниво следила за его руками. Уголь она старалась экономить, о чем этот тип не догадывался. — Я сама так захотела! Сама попросила оставить меня в покое. Я хотела быть одна со своим горем… И ты, между прочим, тоже меня бросил!

— А тебе, — он весь подался навстречу, — хотелось, чтобы я остался?

— Нет. Тебя я хочу видеть меньше, чем кого бы то ни было из своих родственников… И не говори мне, что эти люди меня бросили, отреклись, отказались и все такое прочее! Слышать ничего не хочу! Они — моя семья! Впрочем, что можешь понять ты? У тебя же нет и не было никакой семьи! Ты — приемыш…

Уважая тайну Марека, Агния до этого времени помалкивала о том, что ей известно о происхождении Ариэла. И невольно вздрогнула, когда увидела, как исказилось его лицо.

— Вот теперь, — он встал, протянул руку к так и валявшимся на столе пистолетам, — я действительно уйду.

Оставшись одна, Агния почувствовала себя такой разбитой и усталой, что сразу отправилась спать.

Но сон, как обычно, не спешил приходить. Сжавшись в комок под одеялом, молодая женщина лежала с закрытыми глазами. Она так привыкла не спать до полуночи, терзаясь своими мыслями, что лежала, ни о чем не беспокоясь.

В какой-то момент ее пронзила судорога. Тело вздрогнуло. Легкий сквознячок коснулся щеки. Агния сразу напряглась. Была осень, она все реже открывала на ночь окно. Наверное, от дуновения ветра распахнулась форточка. Эдак, если ветер усилится, за ночь через окно выйдет все тепло! Весной так тоже бывало — Марек привык спать с открытым окном, и это было единственной причиной их споров. Но тогда под боком всегда имелся теплый муж. Пробудившись в выстуженной комнате, она просто-напросто прижималась к нему всем телом. Он отвечал на прикосновение, обнимал, начинал целовать и ласкать…

Агния всхлипнула. Этого больше не будет! Ни ласк, ни поцелуев, ни объятий… Только грезы и сны.

Опять сквозняк. Надо встать и закрыть форточку. Теперь ее некому согревать. А что будет зимой? «Ничего, — мрачно подумала она. — Буду укрываться двумя одеялами!»

Она пошевелилась, чтобы вылезти из постели, приоткрыла глаза — и оцепенела.

Форточка оказалась плотно закрыта, но в комнате все равно было прохладно. Холодом веяло от призрачной фигуры, стоявшей в ногах. При взгляде на стройный силуэт Агния вскрикнула. Ее охватил ужас.

— О-о-о… — Вот все, что ей удалось выдавить.

«Ты меня боишься?» — Знакомый голос словно пронзил ее до костей.

— Т-ты…

«Разве ты не узнаешь меня? — Тень придвинулась ближе. — Не может быть, чтобы я так изменился».

— М-Марек?

Агния села на постели, глядя во все глаза. Тень пошевелилась, медленно подплывая ближе. Да, это был он, ее муж. Лицо, чуть растрепанные светлые волосы, прижатые к груди руки. Какое-то странное одеяние, ниспадающее складками до полу — не поймешь, то ли плащ, то ли хламида.

«Да, это я».

— Марек! — вскрикнула Агния. — Ты… пришел?

Она не верила своим глазам. До этого были лишь чувства — чьи-то ледяные прикосновения к телу и тревожные сны. И вот теперь она наконец-то смогла увидеть мужа.

«Ты так меня звала! Так молила! Я не мог не откликнуться на твой призыв!»

— Марек, — от облегчения Агния расплакалась. — Если бы ты знал, как мне плохо без тебя! Где ты сейчас, Марек?

«Далеко. — Призрачная грудь колыхнулась, в комнате стало еще холоднее. — Ты даже не представляешь, насколько это далеко… И как трудно оттуда вырваться даже на минутку».

Агния кивнула, готовая соглашаться со всем и сразу. Сейчас она чувствовала себя донельзя счастливой. И это не сон! Это все наяву!

— Мне плохо без тебя, Марек, — произнесла она, и изо рта вылетело облачко пара. — Ой!

«Там ужасно холодно, моя милая, — вздохнул призрак ее мужа, подплывая еще ближе. Было достаточно лишь протянуть руку, чтобы дотронуться. Очень хотелось так и поступить, но что-то удерживало женщину от такого поступка. — Ты себе не представляешь, какой там мороз! Этот холод навсегда въелся в мою новую сущность».

— Почему?

Священники говорили, что в объятьях у Первопредка хорошо, спокойно и привольно, как младенцу на руках у доброго и любящего отца.

«Холод источают души тех, про кого забыли родные и друзья. Чем больше людей забывает своих мертвых, тем холоднее там, где я сейчас. И хуже всего тем, кто при жизни не имел семьи и друзей. Такие души похожи на куски льда. Даже объединенной любви Первопредка и Праматери не хватает, чтобы отогреть таких, как они… И я бы тоже мог замерзнуть, если бы не твоя любовь. Твои слезы согревают меня».

— Мне кажется, только я тебя и помню, — вздохнула Агния. — А больше — никто.

Она подумала об Ариэле, о старых тетушках своего покойного мужа. О его кузене-священнике. Больше родни не было. А немногочисленные друзья быстро забывают ушедших — Агния помнила, что сначала к ней часто заходили молодые подмастерья, друзья Марека. Но уже через месяц она осталась наедине со своим горем.

«И только о тебе все мои мысли…»

— А мои — о тебе! Ох, Марек, я так хочу…

«Не надо, — перебил он, — ничего не говори. Я все знаю и обещаю обо всем позаботиться!»

Это одновременно обрадовало и напугало Агнию. Она слышала разные истории о призраках, несколько раз читала в любовных романах, что сильное чувство могло победить смерть. Что Марек имел в виду?

— Что ты хочешь сделать?

Он придвинулся ближе. Волна холода окутала Агнию с головы до ног, и она невольно поспешила натянуть одеяло до подбородка.

«Не бойся!» — прошелестел его голос. Облачко пара сорвалось с губ, устремилось к ней, на лету превращаясь в тонкие ледяные иглы. Они с пронзительным хрустом вонзились в щеки и лоб Агнии, женщина вскрикнула и… распахнула глаза в темноту.

Сердце колотилось где-то в горле, мешая вздохнуть, кровь отдавалась в висках пульсирующими толчками. Щеки еще горели от холода — как будто она выскочила на улицу в лютый мороз — и Агния осторожно дотронулась до кожи кончиками пальцев. Ее бы не удивили капельки крови, выступившие из оставленных иглами ранок, но все было в порядке.

Приподнявшись на локте, она внимательно посмотрела на свою руку, напрягая в темноте зрение. Мелькнула мысль зажечь свечу. Боже! Она оставила свечу в гостиной, на столе. А что, если бы начался пожар?

Агния машинально села на постели — и замерла. Успокоившееся было сердце забилось снова — и снова от страха. Ей почудился какой-то шорох. То ли кто-то что-то передвинул по ковру, зацепив при этом его край, то ли неосторожно повернулся…

В доме кто-то был.

Первой мыслью было позвать Лиманию, но язык словно одеревенел. И потом — сатирра спала в комнатке на первом этаже. Придется кричать во все горло, чтобы позвать на помощь. Пока горничная добежит, незваные гости могут сделать все что угодно. И справится ли служанка с пришедшими?

Очень хотелось забраться с головой под одеяло, как маленькой девочке, но что будет, если они придут сюда? Надо найти более надежное укрытие или вовсе убраться подальше.

Тихо-тихо, стараясь не издать ни одного лишнего звука, Агния села, спустила босые ноги на пол. Пошарила под подушкой, отыскала заветный пузырек, закрепленный на шнурке, надела на шею. Пока она не выяснит, что внутри, находку нужно держать при себе. Дотянувшись, Агния набросила на плечи шаль, нашарила домашние туфли. Ее всю трясло. Незваные гости могли услышать доносившиеся из спальни шорохи и проверить, как там хозяйка. Ох, надо бежать!

Мягкие туфли ступали по ковру почти бесшумно. Агния подобралась к двери, наклонилась, всматриваясь в щелочку. Кажется, в гостиной никого. Да, так и есть. Звуки доносятся из кабинета Марека. Отлично! Она успеет выскользнуть и убежать. Только бы добраться до двери. А уж там…

Пальцы плотно обхватили дверную ручку. Дверь отворилась бесшумно, ровно настолько, чтобы молодая женщина рискнула выглянуть наружу. Из-под двери, ведущей в кабинет Марека, действительно пробивался слабый отсвет.

Сердце глухо стучало в горле. Шум крови в ушах заглушал шорохи из-за двери, а собственное неровное дыхание казалось таким громким, что Агния поневоле стиснула зубы, пытаясь хоть как-то унять дрожь. Какое счастье, что дверь в спальню отворяется в другую сторону! Она смерила взглядом расстояние до входной двери. Если что, можно успеть. Добежать, запереть дверь, спуститься по лестнице и…

Рядом что-то шевельнулось. Не успела Агния и глазом моргнуть, как одна крепкая рука обхватила ее поперек туловища, а вторая зажала рот.

— М…

— Тихо! — От страха она не могла понять, знаком ли ей этот сдавленный шепот. — Молчи! Не шевелись!

Какое там «не шевелись»! У Агнии подкосились ноги. Если бы незнакомец не держал ее так крепко, женщина наверняка упала бы на пол.

— Молчи! Не ори. Не шевелись. Поняла?

Агния кивнула. У нее и так не было сил шевелиться.

— Хорошо. Стой тут.

Ее, как неживую, прислонили к стене, после чего незваный гость — еще один? Да сколько же их! — темной тенью метнулся вперед. Одной рукой на ходу выхватил из-за пояса пистолет, другой рванул на себя дверь…

Грохот выстрела слился с хлопком двери. От неожиданности Агния рухнула на пол там, где стояла, у самого дивана, скорчившись у стены и закрыв уши руками. В ответ на выстрел послышался стук и треск. Что-то упало, что-то разбилось. Второй выстрел прозвучал почти без паузы, после чего раздался такой грохот, словно рухнула стена. Во всяком случае, Агнии так показалось. Обхватив голову руками, она пронзительно завизжала.

Чьи-то руки схватили ее за плечи, встряхнули несколько раз. Она услышала голос, зовущий по имени:

— Агни! Агни, дьявол тебя возьми! Посмотри на меня! Ну?

Ее опять встряхнули так резко, что голова беспомощно мотнулась. Женщина распахнула глаза, уставившись на стоявшего перед нею на коленях мужчину. В комнате было темно, но его глаза горели, словно у хищника.

— Ы-ы-ы… — простонала она.

— Ты в порядке?

— А-а-а, — кивнула она.

— Держись!

Ее подхватили на руки, усаживая на диван. Агнию всю трясло.

— Г-где они?

— Ушли. Я их спугнул. — Ариэл присел рядом. — Извини, но там небольшой погром. И окно разбито.

— Ты откуда взялся?

— Вошел. — Мужчина отступил. — Что, нельзя?

— Нет! Это мой дом! А т-ты… Как ты посмел?

— Я за тебя беспокоился. Та старушка права — тебе не стоит жить одной.

— Это мое дело! — воскликнула Агния. — Я три месяца жила одна, и никого это не беспокоило! А потом явился ты…

Страшная догадка пронзила ей мозг. Молодая женщина осеклась, закрывая рот рукой. Ариэл! Как она могла забыть? Его не было в городе какое-то время — он убрался из Ланнэбрука вскоре после похорон Марека, а потом вернулся. Где он был все это время? Чем занимался? Не важно. Но, как бы то ни было, его возвращение совпадает с началом таинственных событий. И кто может поручиться, что не Ариэл Боуди стоит за всем этим? Ведь кто-то же должен был его впустить?

— Это ты, — прошептала она, цепенея от страха. — Это все ты… Что тебе нужно?

— Ты.

— Не ври! Как ты попал в мой дом?

— Через окно на первом этаже. Я беспокоился о тебе…

— Заметно!

— Погоди-погоди, — Ариэл присел на край стола, скрестив руки на груди, — так ты считаешь, что это все я? — Он кивнул в сторону приоткрытой в кабинет двери.

— А то кто же? — воскликнула Агния. — Ты впустил их в мой дом, ведь ты знал, где тут что находится. И пока они шарили в кабинете Марека, караулил меня под дверью… А когда я проснулась, просто-напросто позволил им уйти… Убирайся! Видеть тебя не могу!

— Ты переволновалась. Я все понимаю, — кивнул мужчина. — Посиди!

Оставив Агнию одну, он вышел и через пару минут вернулся, волоча за собой перепуганную Лиманию. Сатирра проснулась, услышав грохот и выстрелы, и забилась под кровать, дрожа от страха. Ариэл, словно куклу, швырнул горничную к ногам молодой женщины.

— Вот! Если тебе неприятно мое общество, пусть до утра с тобой побудет она. Но в твоих же интересах, Агни, доверять мне хоть чуть-чуть!

Она только фыркнула в ответ и даже не повернула головы, когда Ариэл ушел, хлопнув дверью.

Некоторое время две женщины сидели неподвижно, слушая тиканье часов и далекие звуки ночного города. Заскреблась мышь, заставив сатирру с визгом вскочить на стул с ногами. Агния, обхватившая себя руками за плечи, встрепенулась, словно пробудившись ото сна.

— Сходи в кабинет, — распорядилась она. — Посмотри, что там.

— Я б-боюсь, — проблеяла горничная, не двигаясь с места.

— Глупости! — Агния вздохнула и встала сама. Распахнула дверь, несколько секунд смотрела на черный провал на месте выломанной рамы, на опрокинутый стол и стулья, на разбросанные повсюду бумаги и всякие вещи, а потом захлопнула дверь и два раза повернула ключ в замке.

Вернувшись в гостиную, она, подчиняясь какому-то наитию, приблизилась к окну. Улочка была пуста. Под ближайшим фонарем замерла высокая фигура в плаще. Шляпа со щегольски заломленной тульей закрывала лицо. Стоит! Дежурит! Ждет, что она снова ляжет спать, чтобы довести начатое до конца. Нет! Если надо, она вообще спать не будет!

Агния зажгла свечи и уселась на диван с твердым намерением не сомкнуть глаз до рассвета.

Он снизу вверх смотрел на слабо освещенные окошки. А она — девчонка с норовом! Приятно знать, что потеря не сломила ее. Что она такая же упрямая и ершистая. Такой она ему нравилась гораздо больше. Сразу после похорон это была потерянная бледная тень прежней Агнии. Он говорил с нею, но женщина его не слышала. Она ушла в себя, казалось, большая часть ее души умерла и теперь осталась лишь пустая оболочка. Было больно видеть ее такой, и он ушел, отступил в сторонку, решив, что лучший лекарь — время. И не ошибся. Агния очнулась, пришла в себя и стала такой, как прежде. Если бы тень Марека не стояла между ними! Ничего, он прогонит всех призраков, сколько их ни будет! Он вернет этой женщине нормальную жизнь! Он любит ее.

Утро для Агнии началось с генеральной уборки. Денег на то, чтобы вставить новую раму вместе со стеклом, у нее не было, но зато имелись деревянные ставни, которые теперь пришлось забить наглухо. Кабинет после этого погрузился в темноту — лишь несколько лучиков дневного света пробивалось сквозь щели в досках. Пришлось зажечь свечи, чтобы вдвоем с Лиманией поставить опрокинутый стол, вернуть на место стулья, собрать раскиданные по всем углам вещи. В этой комнате Марек хранил книги. У него была обширная библиотека — не только те толстые научные фолианты, которые он приобрел, еще будучи студиозусом, но и кое-что из оставшегося от родителей. Стена напротив камина вся была занята стеллажом, от пола до потолка, и там теснились толстые тома. Еще несколько книг и сшитых вручную тетрадок лежало на этажерке возле письменного стола. Для собственных книг Агнии — нескольких сборников советов для рачительных хозяек, брошюр духовного содержания и дамских романов — была отведена полка в гостиной. Имелся здесь и рабочий стол, у окна, но почти все приборы, которые там стояли, Агния еще после смерти мужа отнесла и заперла в кладовке. Собственно, это было все, на что ее хватило. Она несколько раз порывалась вернуть колбы, газовые горелки, реторты, образцы минералов и химикаты на прежнее место, но всегда ее что-то останавливало. А сейчас она тихо порадовалась своей предусмотрительной лени — что было бы, если бы разбились стеклянные сосуды и разлилась находившаяся внутри жидкость?

Впрочем, ночные грабители и без того задали ей много работы. Когда Ариэл их спугнул — в самом ли деле вспугнул или просто дал сигнал к отступлению? — они занимались тем, что шуровали в ящиках письменного стола и по одной вынимали и потрошили книги. Теперь бумаги валялись по всей комнате, и молодая женщина собирала листок к листку. Многие были исписаны рукой Марека — там были какие-то непонятные значки и картинки. Имелись и пометки, но Агния знала о работе мужа слишком мало, чтобы читать записи. Она лишь следила, чтобы все пронумерованные листы шли по порядку и не оказались вверх тормашками. Но это были заметки, написанные его рукой. Это было все, что осталось от мужа, и молодая женщина задумалась, разглаживая их на коленях. Если бы она раньше интересовалась его работой, если бы хоть раз спросила, над чем он думает, что пишет… Вряд ли он стал бы отмахиваться: «Не женского ума дело!» Конечно, женщины не могут овладевать науками — их мозг устроен по-другому. Где, например, вы видели женщину-алхимика? Или женщину-изобретателя? И в университет никогда не принимали девушек. Девочек учили читать и писать в пансионах, потому что хорошая жена должна уметь вести дом, но науки — дело мужчин, кто бы что ни говорил! А теперь она сидит на полу в кабинете, разложив на коленях сделанные мужем записи, и ничего в них не понимает!

Тихий стук в дверь вывел ее из задумчивости. На пороге мялась Лимания.

— Госпожа, к вам посе-э-этитель! Примете?

— Если это опять Ариэл, скажи, чтобы…

— Нет-нет! Это почте-э-энный человек!

— Иду!

Она сложила листы в стопку, сунула их в верхний ящик стола, машинально заперла его на ключ и переступила порог.

Гость был уже немолод и годился Агнии в отцы. Среднего роста, плотный, ухватистый, с круглым простоватым лицом торговца, но холодным острым взглядом ученого. Он скинул плащ, снял с лысины небольшую круглую шапочку, оставшись в скромном темном камзоле, коротких бархатных штанах и башмаках с простыми пряжками. Лицо его было Агнии знакомо — это был один из тех профессоров, которые провожали ее мужа в последний путь. Кажется, это он говорил над могилой прочувствованную речь, взяв слово сразу после господина ректора. Но вот имя совершенно выскочило из памяти.

— Добрый день, милостивый государь, — промолвила она. — Рада вас видеть.

— Имею честь беседовать с почтенной Агнией Боуди? — поинтересовался гость.

— Да, это я. А…

— Имею честь быть мастером алфизики Димером Молосом. — Он поклонился, церемонно отведя в сторону руку с тростью.

Такие трости вместе с мастерскими шапочками вручали всем мастерам. И Марек тоже должен был ее получить…

— Я рада, что вы посетили меня, мастер Молос, — произнесла Агния. — Не угодно ли отобедать? Правда, я живу довольно скромно, но…

— Благодарю за заботу, — кивнул мастер, присаживаясь на диван. — Откровенно говоря, я немного притомился, добираясь до вашего дома, и не прочь слегка перекусить.

Агния кивнула. Какое-то время они оба помалкивали, глядя, как суетится, накрывая на стол, Лимания. Ее хозяйка ела мало, могла вовсе забыть про завтрак и обед, и сейчас сатирра радовалась и надеялась, что появление за столом гостя заставит госпожу перекусить.

Молодая женщина в самом деле неожиданно почувствовала голод и с аппетитом съела луковый суп и овощное рагу, которое Лимания каждый раз готовила по-разному.

— Милое дитя, — нарушил молчание мастер Молос, когда они перешли к чаю и булочкам с маслом и сыром, — вы разрешите мне именовать вас так? Все-таки вы по сравнению со мной достаточно молоды… Так вот, милое дитя, я — ученый. Ваш покойный супруг, потерю которого мы до сих пор оплакиваем, тоже был таковым. Мы вместе работали над решением некоей проблемы. Вы знаете, над чем работал ваш муж?

— В общих чертах, — солгала Агния. — Но не думаю, что могла бы…

— О нет! Потеря молодого Боуди невосполнима! Его брат — я говорю сейчас об Ариэле Боуди — не так давно восстановился в университете в качестве вольного слушателя и подрабатывает у меня младшим подмастерьем. Этот молодой человек тоже по-своему одарен, у него острый ум и твердый характер, но его таланты лежат несколько в иной плоскости. Увы, выше младшего подмастерья ему подняться не суждено. Способностей нет!.. Простите, если говорю так о вашем родственнике…

— Ничего-ничего. Мне все равно, — торопливо воскликнула Агния. Ей было неприятно упоминание об Ариэле. — Так что вы говорили про моего мужа?

— Марек в последние дни своей столь внезапно оборвавшейся жизни работал над решением важной проблемы. К сожалению, он не подозревал, где и когда настигнет его смерть, и его дело осталось незавершенным. А ведь открытие, на пороге которого он стоял, могло бы совершить переворот в науке! Лишившись столь ценного ума, мы пытались какое-то время продолжать исследования в том же направлении, но, увы, нас постигла неудача. И стало ясно, что без наработок Марека Боуди нам просто нечего делать. И это как раз тогда, когда нашей работой заинтересовались там. — Он выразительно поднял глаза к потолку.

— Я все понимаю, — кивнула Агния, хотя на самом деле не поняла почти ничего. — Но чем я могу помочь?

— Вы не знаете, Марек оставил какие-нибудь бумаги?

Она вздрогнула. Бумаги! Те, что она заперла несколько минут назад на ключ в верхнем ящике стола.

— Я… не знаю…

Мастер Молос по-своему понял ее замешательство.

— Вы нам очень поможете, если найдете время и поищете среди вещей записи, оставленные вашим мужем.

— Какие записи?

— Любые! Вы ведь знаете его почерк? Нас интересует абсолютно все, написанное его рукой! Не важно, что это — заметки, дневники, просто обрывки фраз на клочках бумаги. Мы готовы купить их у вас за любую цену. Конечно, никто не просит передавать нам личные письма, но деловые бумаги нам очень важны.

Агния помолчала, взвешивая все «за» и «против». Что-то подсказывало ей, что от ее ответа будет зависеть очень многое.

— Заплатить? — уточнила она. — А сколько?

— Смотря о каких бумагах идет речь. — Мастер весь подобрался, двумя руками стискивая свою палку.

— Ну, хотя бы примерно. Понимаете, скоро зима, мне надо запастись углем, и неплохо бы заменить кое-какие рамы…

— Ага, значит, бумаги у вас?

Агния вздрогнула — столько неприкрытой радости прозвучало в голосе этого человека.

— Я не знаю, — торопливо солгала она. — Дело в том, что многие вещи мужа я убрала. И сейчас не помню, есть ли среди них бумаги. И тем более не знаю, будут ли среди них те, что вам нужны. Но я могу посмотреть…

— Пятьдесят двойных империалов вас устроит? Понимаете, мастера не слишком богаты, несмотря на молву. Император, конечно, финансирует университет, но только, так сказать, по результатам. А пока их нет — нет и финансовых вливаний. Стыдно признаться, но многие мои коллеги в свободное время занимаются частными уроками. Я сам обучаю основам математики дочь герцогини Ольторн. Математика девочке в будущем не слишком пригодится, и лорд и леди Ольторн платят мало, но без этих денег… Э-э-э… шестьдесят? Больше правда не могу дать!

Для Агнии даже эти деньги были внушительной суммой. Эх, если бы еще знать, не за этими ли бумагами охотились ночные грабители? Тогда можно было бы продать записи мужа и, получив вознаграждение, обезопасить себя от неприятностей. И посоветоваться не с кем!

— Приходите завтра, — решительно заявила она. — Опять в это же время. Я поищу.

— Отлично! — расплылся в улыбке алфизик. — А это — задаток. Так сказать, в подтверждение серьезности моих намерений!

Улыбаясь, он вынул из кошеля десять двойных империалов, горкой сложив их рядом со своей чашкой.

Стоило за ним закрыться двери, как Агния со всех ног бросилась в кабинет мужа. Нет, мысль о том, чтобы расстаться с чем-то, имевшим отношение к памяти Марека, была кощунством. Это ее муж! Это все, что от него осталось! И продать, пусть даже за деньги, память о нем? Нет и нет! Но деньги ей были нужны. Шестьдесят двойных империалов — сумма немалая. Это и уголь на зиму, и новое окно в кабинет… да мало ли на что ей могут понадобиться деньги! Ох, Марек, если это правда и ты нарочно послал этого человека, спасибо тебе за заботу!

Рука, отпиравшая замок на ящике письменного стола, чуть дрожала. Молодая женщина выложила на столешницу всю пачку исписанных листов и стала их перебирать. Теперь она уже пыталась вчитываться в текст, чтобы определить, с чем можно расстаться, а что лучше припрятать. Ах, как жаль, что тут ничего не понятно! Вот, например, что значат несколько кружочков, соединенных двойными линиями и стрелочками? И почему некоторые стрелки смотрят в разные стороны? А эта странная надпись «вектор приложения силы»? Может быть, не «приложения», а «предложения»? Может, Марек написал с ошибкой? Одного у него не отнимешь — почерк четкий, ровный. В пансионе для девочек, где Агния прожила несколько лет, с десяти и до четырнадцати, наставница заставляла их переписывать одну и ту же страницу до тех пор, пока буковки не начинали выходить ровными, как по линеечке. И била розгами по пальцам тех, у кого ничего не выходило и на десятый раз. На десятый раз руки дрожали и пальцы немели от усталости у каждой, так что девочки старались изо всех сил. Наставница говорила, что красивый почерк, ровные стежки на белье, музыкальный слух и умение рассчитывать расходы — главный признак образованной женщины.

Задумавшись, Агния с запозданием заметила, что среди записок мужа затерялся какой-то необычный листок. Бумага была тоньше, явно дорогая, с неровно оторванным верхним краем. Присмотревшись, молодая женщина заметила на линии отрыва какие-то точки — в верхней части листа было что-то написано или нарисовано, и автор записки оторвал ненужный ему кусок.

Но это отметилось вскользь. Агния увидела почерк — и забыла обо всем на свете. Несколько строк были написаны вкривь и вкось. Одни буквы больше других, а концы строчек загибались то вверх, то вниз. И смысл столь разительно отличался от остальных записей…

«Мар, я нашел. Она кое-что знает. Вчера проговорилась. Ссуди еще пару империалов. Я отдам в конце месяца или когда подвернется заказ. Но это очень важно. А.»

И все. Ни даты, ни обратного адреса. Но Агнию записка почему-то заинтересовала. И не только потому, что, судя по всему, написана она была Ариэлом. Но это было что-то из той жизни Марека, о которой она ничего не знала. Молодая женщина принялась перебирать остальные записи, сунулась в другие ящики стола, вытаскивая то, что не успели достать грабители. Нет, ничего. Или она плохо смотрела, или записка была единственной.

Ах нет! Что это там за смятый клочок, забившийся в угол ящика? Точно! Тот же почерк, но всего несколько слов:

«Мар, нужны деньги. Вопрос жизни и смерти!»

Молодая женщина отложила оба листка, на глазок разделила пачку записей мужа на две неравные части. Меньшую она продаст, а большую сохранит. Какая жалость, что кроме нескольких коротеньких записочек, хранившихся у нее в спальне, Марек оставил только эти непонятные сочинения!

И эти две записки явно от Ариэла. Какие у него были дела? Что он искал? Агния еще не знала, что с ними сделает, но решила, что просто так этого не оставит. Ей, конечно, нет никакого дела до проблем Ариэла, но, если судьба — и провидение в лице Марека — дает ей в руки оружие для борьбы с этим человеком, грех не воспользоваться случаем. Ведь это улики! Те, которых ей так не хватало для обвинения!

Мастер Молос явился на другой день точно в назначенное время. Взгляд его сразу зацепился за несколько листков, лежащих на столе:

— Это… они?

— Да, — солгала Агния, спрятав руки за спину. — Это все, что я смогла найти. Ума не приложу, куда могли задеваться остальные бумаги!

Присев к столу, алфизик стал перебирать листки. Некоторые оказались перевернуты вверх тормашками — не понимая значения некоторых схем, Агния случайно перепутала их. Молодая женщина стояла рядом, внимательно глядя на посетителя. Только бы он согласился! «Марек, милый, пожалуйста! Сделай так, чтобы он согласился! У меня нет сил расстаться с большей частью твоих бумаг, но мне так нужны деньги!»

— Жаль, — через некоторое время нарушил молчание мастер Молос, — очень жаль, что их так мало. Скажите, а вы везде смотрели? Кабинет, библиотека, чердак?

— У нас очень маленький дом. Кабинет и библиотека — это одно и то же. Там было много книг, которые достались моему мужу от родных. И большую их часть я сочла нужным вернуть обратно… ну, его родственникам.

Выпалила — и запаниковала, подумав, что у алфизика хватит упрямства отыскать семью Боуди и поинтересоваться, не передавала ли им вдова каких-либо книг. Поэтому быстро добавила:

— Но, наверное, у Ариэла кое-что может быть. Он ведь тоже Боуди и… и был с моим мужем до последнего.

— Да-да, — кивнул мастер Молос. — Ариэл… конечно… Как я не подумал! Они же там были вместе.

— В подземелье Духов? — Агния тихо присела на стул.

— Да. А вы откуда…

— Случайно услышала разговор во время похорон. Понимаете, я ведь ничего не знаю о том, как умер Марек. Ариэл, который был с ним там, исчез почти сразу и долго не показывался у меня. Я не знаю не только того, зачем муж туда пошел, но и как он умер, понимаете? Мне нужно хотя бы что-то… Ариэла я почти не видела и подумала — может быть, вы…

— Нет-нет, милостивая госпожа, — улыбнулся алфизик. — Я тоже не в курсе, что случилось возле подземелья. Боюсь, я ничем не могу вам помочь.

Агния приуныла.

— А впрочем, можете поискать кое-кого еще, — вдруг произнес мастер Молос. — Насколько я знаю, Марек ходил не один. Они с Ариэлом брали с собой еще одного… мм… человека.

— Кто это?

— Некий Фил Годвин. Он не является сотрудником университета, во всяком случае — официально. Но его временно приняли на работу помощником младшего подмастерья, чтобы Марек Боуди смог получить от ректората дополнительные субсидии на организацию экспедиции. Известно же, что у троих людей и расходов больше, чем у двоих.

Сердце у Агнии так сильно забилось, что пришлось прижать его ладонью. «Спасибо, милый! — мысленно взмолилась она. — Только бы мне узнать, где можно найти этого Фила Годвина!»

— А где я могу его найти?

— Точно не знаю. Его нанимал ваш муж. Просто когда шла подготовка к экспедиции, он обмолвился, что с ними пойдет «еще один толковый парень». Так он выразился и при этом упомянул… погодите, дайте подумать! — Он потер лоб. — Кажется, он высказался весьма странно… Что-то вроде каламбура… «В наше время такие специалисты сохранились только в музее!» Да, точно! Похоже, там он его и нашел.

— Фила Годвина? Он работал в музее?

— Да, наверное, и сейчас работает, если с ним ничего не случилось. А вам зачем? Хотите узнать, как погиб ваш муж?

— Да. — Агния сжала кулаки. — Погиб, умер сам или его убили…

— И вы убеждены, что это сделал кто-то из них?

Молодая женщина отвела взгляд. Для нее не существовало вопроса, кто это сделал. Ариэл Боуди, кто же еще способен убить брата, пусть и сводного? Но одной уверенности мало. Нужно раздобыть доказательства. Если она найдет этого Фила Годвина и тот расскажет все, что знает, она сможет обвинить Ариэла в убийстве. Он попадет в тюрьму, а она… она вздохнет свободно. «Марек, помоги мне! Я должна отомстить за твою смерть!»

— А разве это неправда?

— А вы не знаете официальной версии? Причина смерти Марека — разрыв сердца.

— Я в это не верю.

— Вы поздновато спохватились, госпожа Боуди. Можно было бы потребовать эксгумации…

— Мне не нужна эта… эксгумация. Мне нужно узнать, как погиб мой муж.

— Похвальное решение, но лично я больше ничем не могу вам помочь. А вот вы нам очень помогли. Эти записи… Тут есть кое-что интересное. И я готов заплатить вам требуемую сумму. Десять двойных империалов вы получили, вот, прошу, еще пятьдесят.

Пять столбиков по десять монет в каждом выстроились в рядок, и Агния, завороженная блеском денег, позволила мастеру Молосу забрать бумаги.

Проводив гостя до дверей — он так торопился заняться работой, что даже не остался на чай, — она метнулась к своей комнате. Фил Годвин. Музей! Скорее туда!

Линнэбрук был столицей империи, но гордое звание музея носило только собрание древностей, помещавшееся в старом здании ратуши. Кроме него было несколько частных музеев — просто собрания картин и статуй — а также королевская сокровищница, где раз в месяц для широкой публики выставляли на всеобщее обозрение драгоценности короны и подарки, полученные императорской семьей в течение последних четырехсот лет. Одно из зданий университета именовали собранием раритетов, а за городом помещалась выставка под открытым небом — макеты зданий, храмов, пирамид и других чудесных творений рук человеческих, собранных со всего света.

В музее, старейшем хранилище древностей, было несколько залов — зал истории, зал мифологии, зал народов мира и так далее. До этого момента Агния ходила с Мареком только в собрание раритетов, да с родителями посещала частные собрания, любуясь на картины и статуи. Со дня смерти мужа это был едва ли не первый ее выход в свет, но молодая женщина привычно надела свое траурное платье.

Она как раз возилась со шнуровкой корсажа, когда Лимания доложила о визите гостя.

Ариэл переступил порог бесцеремонно, как всегда. Дверь в комнату была открыта, и они с хозяйкой дома увидели друг друга почти одновременно. Агния смутилась и рассердилась одновременно — на себя, за то, что опрометчиво позволила постороннему мужчине увидеть себя в эту минуту, и на него самого за неурочный визит.

— Похоже, я вовремя. Куда-то собираешься? — поинтересовался визитер.

— Не твоего ума дело, — процедила Агния, с трудом затягивая шнурок на спине. Раньше ей помогал Марек, а после его смерти она предпочитала справляться со всем сама. Тем более что выходить ей никуда, кроме кладбища, не хотелось. И вот сейчас она внезапно заволновалась, заспешила и начала путаться в шнуровке, что не добавило ей хорошего настроения.

— Могу составить компанию. — Чужие руки отстранили ее пальцы и сами взялись за шнуровку. — А что тут делал мастер Молос?

— Не твое де… — От неожиданности Агния подпрыгнула и рванулась, но Ариэл уверенными движениями стал затягивать на ней корсет. — А с чего ты взял, что он тут был? — прошипела она, выворачивая шею, чтобы видеть мужчину.

— Я видел его выходящим из твоего дома. — Ариэл как ни в чем не бывало затянул шнур и отступил на шаг, оценивая свою работу. — Он спешил так, словно за ним гнались голодные вампиры! Что тут забыл старый сморчок?

— И вовсе он не сморчок. — Агния припомнила немолодого, но еще довольно крепкого мужчину. — То есть как тебе не стыдно так дурно отзываться о своем мастере! — Она была так зла на него за появление, что даже не подумала поблагодарить за помощь.

— Не твоего ума дело, — вернул шпильку гость и, поскольку руки его больше не были заняты, прошелся по комнате, заглядывая во все углы. Потом подошел к двери в кабинет Марека и — Агния следила затаив дыхание — пару раз дернул за ручку.

— Ты чего?

— Ищу. Кортик мой куда-то задевался. Не видела?

— Сам следи за своими вещами. У меня его точно не было. Я там вчера и сегодня порядок наводила. Если бы был там — отдала. Делать мне нечего, как только твои вещи у себя хранить! — отчеканила Агния, а сама невольно похолодела, вспомнив о двух записках, накарябанных угловатым почерком Ариэла. Мелькнула и пропала мысль воспользоваться записками, обменять их на… на деньги? На информацию? На клятву оставить ее в покое? Ну уж нет! Она решила, что отнесет их в следственное управление как улики против убийцы — и точка.

— Жаль. — Ариэл все-таки еще раз пересек комнату, зачем-то заглянул за диван и под кресло. — Кортик был заговоренный. Не в моих руках он просто бесполезен. Им даже бумагу не разрежешь, не то что мясо.

— Гнется?

— Тупится лезвие.

Фыркнув — это не ее проблемы! — Агния быстренько набросила на платье жакет и начала надевать шляпку.

Оставив поиски, Ариэл наблюдал за этой женщиной. Он давно не видел ее такой — энергичной, уверенной в себе. Неужели дело в визите мастера Молоса? Да нет, вряд ли. Агния не такая. Она не станет кидаться в объятия первому встречному. Но что-то определенно произошло. Этот блеск в глазах, эта тень улыбки… Он давно не видел, как она улыбается.

— Куда наряжаешься? — поинтересовался он.

— Не твое дело, — уже привычно фыркнула Агния, но потом сменила гнев на милость и ответила: — В музей.

— О, посмотреть на мумии из запасников? Я сам хотел тебя туда пригласить!

Молодая женщина вздохнула. Как отвертеться от назойливого спутника, она не знала. Может быть, удастся как-нибудь улизнуть от него, затерявшись в толпе посетителей?

Но ее уловка не удалась. Огромное здание Большого государственного музея ошеломило Агнию уже тогда, когда фиакр подъехал к высокой мраморной лестнице. Она была такая большая, что на каждой ступени нашлось место для мраморной статуи. Таблички под некоторыми свидетельствовали о том, что это были вещи, привезенные издалека и сотворенные несколько веков и даже тысячелетий назад. Наверху лестницы массивное крыльцо с каменным фронтоном поддерживал двойной ряд колонн, между которыми обычно прогуливались скучающие пары. Они любовались видом — музей располагался в центре красивого парка, где на все еще ярко-зеленых газонах росла подстриженная травка, тут и там пестрели клумбы с осенними цветами и меняли листву декоративные кустарники. Агния почему-то застеснялась своего простого траурного платья и шляпки, вышедшей из моды еще весной. Но что поделать, если после смерти Марека у нее не было сил заниматься собой?

Ариэл шел рядом и служил дополнительным источником головной боли. Строгий темный камзол полувоенного покроя и надвинутая на глаза шляпа почему-то делали его старше, чем он есть на самом деле. Сейчас он скорее походил на гувернера, чем на младшего подмастерья. Она отвергла его руку, и тогда мужчина сам взял ее за локоть. Это выглядело нелепо — словно она упиралась, а он нарочно тащил ее приобщаться к искусству. Да, со стороны так могло и показаться, и женщина от души надеялась, что не встретит знакомых и это не вызовет пересудов.

Перед дверями было широкое крыльцо с галереей, и сейчас там, как обычно, гуляли, дыша прохладным осенним воздухом, посетители. Любопытствуя, некоторые обращали внимание на молодую женщину и ее спутника. Почти все они были из высшего света, судя по нарядам, и Агния от души порадовалась, что тут нет знакомых, но шаг все-таки прибавила.

Высокие двустворчатые двери захлопнулись за ними, отрезав от любопытных взглядов. В холле царил полумрак — день был обычный осенний, серенький, без солнца, и свет из узких окон, забранных цветными витражами, не мог разогнать сумрак в помещении. Положение немного спасала огромная многоярусная люстра под потолком.

Две широкие лестницы вели наверх. Марши были такими огромными, что Агния невольно испугалась. Очнулась лишь когда ее локоть сдавили самым немилосердным образом:

— Пошли.

— Ку-куда?

— Я покажу тебе мумии. Или ты для начала желаешь осмотреть чучела зверей и птиц?

Откровенно говоря, Агнию не интересовали ни те ни другие. Она хотела найти Фила Годвина, но ее пугали размеры помещения. Посетителей в холле было немного, большинство столпилось возле подробной карты, где был изображен каждый этаж с подписями, какая экспозиция где находится. Определившись, куда идти, люди парами, поодиночке или небольшими группами либо поднимались по одной из лестниц, либо сворачивали в боковые двери. День был в разгаре, но выходящих было намного меньше.

Зал мумий располагался на третьем этаже, в правом крыле здания. Для того чтобы пройти к ним, надо было миновать несколько больших комнат со стеклянными шкафами и большими витринами, где были выставлены старинные сосуды различных форм, небольшие статуэтки, орудия труда и предметы быта. Облаченные в синие хламиды служители ходили тут и там, и Агния невольно провожала их взглядом. Где-то среди них был и тот самый Фил Годвин. Но как ей с ним встретиться? Ах, если бы удалось чем-нибудь отвлечь Ариэла и хоть на пять минут остаться одной!

Зал, где помещались мумии, был погружен в полумрак. Несмотря на то что двери зала были распахнуты настежь, Агния и ее спутник оказались здесь единственными посетителями, и их шаги гулко отдавались под потолком.

Окна были забраны тяжелыми портьерами темно-красного цвета, и все вокруг казалось выдержанным в багровых тонах. Каждая мумия помещалась в небольшом искусственном углублении, справа и слева озаренная парой свечей и заключенная под стекло. Свечи не разгоняли темноту, а лишь усиливали зловещее впечатление. Резкие тени ложились на лица, подсвечивая их снизу вверх, и казалось, что фигуры за стеклом живые.

— Ох, — сделав первые несколько шагов и случайно бросив взгляд налево, Агния наткнулась на пару блестящих глаз, которые ярко горели из темноты, и от страха невольно прижалась к своему спутнику.

— Что, страшно? — Ее тут же взяли под руку.

— Очень, — призналась Агния. — Он… живой!

— Как живой, моя милая, — снисходительно улыбнулся Ариэл и проказливо помахал рукой ближайшему экспонату. — Видишь ли, здесь выставлены мумии из Кайтарры, в основном — периода Чурдженьского царства, а в соседних залах есть более ранние и более поздние захоронения. Изначально древние кайтаррцы делали из своих покойников обычные чучела.

— Чучела из людей? — против воли заинтересовалась Агния.

— Ну да. А что?

— Это… жестоко!

— Поверь, покойнику все равно, что делают с его останками. Многие религии весьма равнодушны к тому, как поступают с телами, — их больше волнует, что ждет душу после смерти. Ты знаешь, что в некоторых северных странах храмы собирают из человеческих костей? Тела покойников особым образом вываривают, отделяя мясо, потом кости пропитывают укрепляющим составом и…

— Прекрати! Какая гадость! — воскликнула Агния.

— Как скажешь, — покладисто согласился Ариэл, не спеша вышагивая вдоль витрин, откуда на молодую женщину таращились блестящие глаза. — Но вообще-то это очень интересная тема. Кайтаррцы в какой-то момент перестали просто набивать чучела и усложнили процесс. Они начали делать мумии. Это и выглядит эстетично, и хранится дольше. А набитые соломой чучела через несколько лет превращаются в просто кучку вонючих отходов. Особенно если от неправильного хранения солома внутри начинает преть… С каждым поколением технология изготовления мумий все усложнялась. Вот, например, глаза. Раньше, — он почти силой заставил спутницу остановиться возле ниши, где на алом бархате распростерлось темно-бурое худое тело, задрапированное полосками ткани с бахромой и увенчанное короной, — в начале эпохи, они вставляли в глаза просто отшлифованный нефрит. Потом начали вытачивать глазные яблоки из белого оникса и украшать их обсидиановыми зрачками. А позднее научились консервировать и сами глазные яблоки. Их мариновали в вине, после чего…

— Меня сейчас стошнит! — попыталась перебить его Агния.

— Ладно, помолчу про подробности, тем более что сам я не помню всего. Вот Фил этим просто бредил. Бывало, сидишь у костра, а он все бормочет про сосуды с внутренними органами и вместилищами души. Даже за едой! Хорошо, что…

— Фил? Какой Фил? — не поверила своим ушам Агния.

— А, — отмахнулся Ариэл, — ты его не знаешь. Он сильно интересуется мумиями и душами. Древние кайтаррцы верили, что душа не покидает тело после смерти и испытывает невыносимые страдания от того, что тело разлагается. Она, мол, остается на месте до тех пор, пока плоть и кости не истлеют полностью. И потому старались максимально облегчить ей существование, искусственно задерживая на этом свете. Правда, так поступали не со всеми покойниками. Многих просто сушили или…

— Да можешь ты хоть немного помолчать? — взорвалась Агния. — Мне это неинтересно!

А у самой внутри все сжималось от волнения — только что прозвучало имя Фила. Это тот самый Фил Годвин, который работает здесь, в музее, или его тезка? И что там про души? Марек в тот раз ходил к подземелью Духов. А что, если…

— Хорошо, помолчу. Давай просто походим и посмотрим, — покладисто согласился Ариэл.

Они не спеша пошли вдоль череды экспонатов. Зал по-прежнему был пуст, и можно было останавливаться через каждые три-четыре шага, подолгу оставаясь на одном месте. Сначала Агнии было противно смотреть на высушенные тела, но потом она пару раз бросила взгляд на одежду и украшения из бисера и полосок цветной кожи. Потом присмотрелась к фигурам. Как ни странно, лица некоторых красноречиво свидетельствовали о прожитом ими возрасте.

— Здесь столько молодых! — не выдержала она. — Вот, смотри! Это девушка?

— Да, — как ни в чем не бывало, кивнул Ариэл. — А вон там — мужчина, ровесник нам с тобой. Понимаешь, кайтаррцы по-своему относятся к смерти. Чтобы заслужить честь быть мумифицированным, человек должен уйти из жизни в молодом возрасте и как-нибудь необычно. Но никак не убийство, старость или тяжелая продолжительная болезнь. Например, имел место несчастный случай. Или смерть во сне. Или сердечный приступ. Такие люди считались отмеченными богами. Из их тел изготавливали мумии. Считалось, что в таком теле душа сохраняется намного дольше — ибо в старом, больном или сильно попорченном теле и душа слабая. Фил мог про это часами говорить. Жаль только, что технологии древних кайтаррцев утеряны. Кое-как еще можно восстановить и повторить технологию в общих чертах, но вот какие методики они использовали для общения с обитающими в телах душами, как они могли удержать душу в теле и как за ними ухаживали — увы, тайна, покрытая мраком. А только представь, сколько всего интересного могла бы сообщить, например, вот эта юная красавица о своей жизни и смерти! — указал он на фигурку совсем юной девушки. Если не считать обуви, пышного головного убора и многочисленных браслетов, на ней не было ничего. Даже чресла не прикрыты. И высохшую наготу этой мумии Ариэл рассматривал с особым, чисто мужским вниманием!

Агния поняла, что с нее хватит.

— Я устала, — заявила она. — Мне необходимо присесть и… подумать.

— Присядешь здесь? — Он указал на скамью, установленную в центре зала.

Оказаться под прицелом «глаз» пары десятков мумий? Ну уж нет!

— Давай выйдем, — пролепетала молодая женщина, не особо надеясь, что ее спутник уступит.

Ариэл не заставил себя упрашивать. Подав руку, вывел в соседний зал, где был яркий свет и много народа, устроил на лавочке между подставками с экспонатами. Судя по табличкам, это были глиняные сосуды для благовоний.

— Я пить хочу, — пожаловалась Агния. — Ты не мог бы…

— Проводить?

— Нет, принеси. Я тут посижу.

— Хорошо. Но если сделаешь хоть шаг…

Она отчаянно замотала головой, мечтая только об одном — чтобы этот тип поскорее убрался куда подальше.

Ариэл умчался чуть ли не бегом, столкнувшись в дверях с какой-то чопорной парой. Судя по мундиру и ленте через плечо, пожилой мужчина был военным.

Оказавшись одна, Агния с тревогой огляделась по сторонам. Она понятия не имела, где Ариэл достанет воду, но догадывалась, что у нее всего несколько минут. За это время надо сделать то, зачем пришла.

Служители — молодые и пожилые, в одинаковых синих мантиях похожие на голодных студиозусов — ходили тут и там. Некоторые беседовали с посетителями, рассказывая о выставках, другие наводили чистоту. Решившись, Агния шагнула наперерез одному из них:

— Я могу вас попросить… Мне нужно найти одного человека.

— Вашего спутника, сударыня? — Служитель вежливо сложил руки на груди. — Вы потерялись? Или он отошел по делам?

— Нет-нет, я ищу одного из ваших… э-э-э… сотрудников. Этот человек работает здесь, в музее. Его зовут Фил Годвин. Он… работает вон с теми мумиями… Я не знаю точно, что он делает, но его работа как-то связана с ними.

— Фил Годвин? — повторил служитель с таким видом, что сердце у Агнии упало. Сейчас он скажет, что не знает никакого Фила. И что делать дальше? — Подождите немного здесь, я схожу и спрошу.

Агния кивнула, в глубине души молясь, чтобы служитель вернулся раньше Ариэла.

Но ее надеждам не суждено было сбыться. Не прошло и пяти минут после того, как ее собеседник покинул зал, как вернулся Ариэл. В руке он держал бокал с легким вином.

— Воды там не было, — объяснил он.

— Где — там? — Агния пила вино мелкими глотками, время от времени посматривая в сторону двери.

— Тут внизу есть небольшой ресторанчик с открытой террасой, где можно отлично перекусить на свежем воздухе. Идем?

— Туда? — испугалась молодая женщина.

— А почему нет? Или ты желаешь осмотреть экспозицию до конца? Кроме мумий, тут больше и рассматривать нечего… Ну разве еще оружие или предметы культа мертвых. Это в третьем отсюда зале. — Он махнул рукой, указывая направление. — Куда пойдем?

— Знаешь, мне не хочется никуда уходить. — Агния допила вино и протянула бокал Ариэлу. — Верни, пожалуйста.

— Пошли вместе. — Он решительно взял ее за локоть.

Молодая женщина поняла, что сейчас он ее уведет. Но как задержаться в зале? Устроить скандал? Затеять ссору? Мало того что это привлечет ненужное внимание, но со стороны это будет выглядеть, как… как будто у них с Ариэлом есть кое-что общее.

На ее счастье, в дверях показался служитель.

— Милостивая госпожа, — заговорил он, подходя, — должен сообщить вам, что Фила Годвина в музее нет.

— Что? — чуть ли не хором воскликнули Агния и Ариэл. — Как — «нет»?

— Что? Ты ищешь Фила? Зачем он тебе?

— Не твое дело, — воскликнула расстроенная Агния, но уже следующие слова служителя частично развеяли ее тревогу.

— Сегодня у него выходной. Приходите сюда завтра, в это же время. Ручаюсь, Фил Годвин будет на своем рабочем месте, и вы сможете пообщаться. Может быть, ему что-нибудь передать?

Молодая женщина покосилась на Ариэла. Лицо его было совершенно непроницаемым, и она не решилась ничего говорить. Только покачала головой и попятилась к выходу.

ГЛАВА 5

Когда Ариэл пришел в лабораторию, там уже вовсю шла работа. Двое старших подмастерьев, вооружившись инструментами, что-то собирали, то и дело посматривая на наскоро нарисованный от руки чертеж. Сам мастер Молос, сидя за столом при свечах, копался в разложенных на столе бумагах. Время от времени он делал на отдельном большом листе пометки или срывался с места и принимался перебирать стоявшие на полках приборы и колбы с химикатами.

В тесной темной передней Ариэл скинул камзол, облачившись в простой кожаный передник подмастерья. Но не успел переступить порог, как мастер Молос заметил его присутствие.

— Ну и где вас носит, милостивый государь?

— Почти там же, где все утро носило и вас, — уклончиво ответил Ариэл. — А что тут происходит?

— Не дерзите, молодой человек! — Мастер пристукнул ладонью по столу. — Не забывайте, что вы здесь практически из милости, исключительно из уважения к памяти вашего гениального брата! Но никакие чувства признательности и уважения не спасут вас, если вы и дальше будете нарушать дисциплину!

— Прошу извинить, — подчеркнуто сухо ответил Ариэл. — Я был в музее.

— Развлекались?

— Никак нет. Сопровождал одну даму… у которой там имелось небольшое дело.

— У дамы? В музее? — Старый мастер принадлежал к тому поколению ученых, которые считали, что у женщин нет не только способностей к наукам, но даже и души.

— И тем не менее это так. Я не мог ей отказать, поскольку это — вдова моего покойного брата.

— Госпожа Боуди?

— Да. Вообразите, мастер, она пыталась встретиться с Филом Годвином. — Ариэл посмотрел на ошарашенное лицо алфизика и добавил невинным тоном: — Не понимаю, с чего это вдруг?

Мастер Молос нахмурился, потер ладонью лоб. Подмастерья навострили уши.

— Фил Годвин… Она уже виделась с ним?

— Нет. Сегодня у него выходной. Он должен появиться в музее только завтра рано утром… или поздно ночью. Они встретятся, и он ей все расскажет…

— Что — «все»? То, что произошло в подземелье Духов? — Мастер еле успел прикусить язык.

— Что бы он ни рассказал, это прольет свет на смерть Марека Боуди. Насколько я понимаю, его вдова пытается докопаться до истинной причины смерти своего супруга. Это вполне нормальное желание. — Ариэл пожал плечами. Взгляд его упал на разложенные на столе исписанные листы. — Ого! Знакомый почерк! Где достали?

— Не твоего ума дело, — проворчал алфизик.

Ариэл усмехнулся. За день ему уже не раз приходилось слышать эти слова.

— Все, что касается Марека Боуди, касается и меня, — отчеканил он. — Эти черновики вы купили у вдовы?

— Да. А что? Женщина все равно не в состоянии понять ничего в этих записях! Некоторые листы лежали вверх ногами. Она явно не в курсе, что там начертано! А Марек много занимался теоретическими выкладками. Как раз тем, на что у меня не всегда хватает времени. И глаза уже не те, и все эти бюрократические проволочки, все эти отчеты, доклады, планы работы, донесения в специальные комиссии… Вся эта никому не нужная писанина только отвлекает настоящего творца от работы! А вот Марек находил время заниматься этим. Кое-какие его записи наивны, основаны скорее на собственных умозаключениях, но тем не менее…

— Вы сколько ей заплатили?

— Сто двойных империалов, — солгал мастер. — И то пришлось поторговаться — она запросила сто двадцать, но у меня больше не было ни медяка. Сам ведь знаешь, как нас финансируют. Выплаты начинают только после того, как мы предоставим им результат. Марек выбил у ректора и лорда-попечителя небольшой кредит, и мы его должны отработать, как можно скорее. А ты позволяешь себе гулять полдня.

— Хм… Завтра мне придется еще немного прогулять. Я должен снова сопровождать госпожу Боуди в музей…

— На встречу с Филом Годвином?

— Да.

— Отговорите ее, — вдруг заволновался алфизик. — Как можно скорее! Этот человек — сумасшедший!

— Откуда вы знаете? Вы же с ним почти не общались!

— Мне было достаточно услышать, как он рассуждает о теории перемещения душ, чтобы все стало понятно! Он опасен, как может быть опасен любой фанатик!

Ариэл скептически усмехнулся. В известном смысле фанатиком можно было назвать даже самого мастера Молоса.

— Он опасен в первую очередь для госпожи Боуди или для вас? — поинтересовался он.

— Для всех! Он одержимый! Маньяк! Еще неизвестно, что он ей наговорит. Поймите, госпожа Боуди подвергнет себя опасности, если встретится с ним! Во имя человеколюбия постарайтесь этого не допустить! Кроме того, мне кое-что известно о ваших темных делах. А что, если в разговоре вдовы с Филом всплывут ненужные для вас подробности?

— Я постараюсь что-нибудь сделать, — уклончиво ответил Ариэл.

Весь вечер Агния была под впечатлением посещения музея. Необычайно живые глаза мумий, их высохшие тела, едва-едва прикрытые вышитыми бисером полосками ткани и узорной кожей, скрюченные пальцы на руках, оскаленные рты с ярко раскрашенными губами. Тогда, в зале, она не заметила всех подробностей и была больше озабочена своим делом, но стоило ей остаться одной и лечь в постель, как в полутьме перед ее мысленным взором стали одно за другим появляться худые тела. Они смотрели на нее внимательными блестящими глазами, скалили зубы из каждого угла. В их глазах теплилась жизнь, и, натянув одеяло до подбородка, Агния лежала без сна, боясь даже зажмуриться. Ей все казалось, что стоит смежить веки — и мумии набросятся на нее и разорвут. У них такие длинные ногти, заточенные и искривленные, словно когти хищных птиц. А зубы… Ох, даже у зверей нет таких огромных зубов! А все этот Ариэл! Это он виноват — потащил ее к этим ужасным мумиям! Как будто хоть одна нормальная женщина может получить удовольствие, рассматривая высохшие тела и слушая кошмарные истории про то, как их делают! А завтра ей опять предстоит идти туда, в музей. И искать Фила Годвина, который тоже работает с этими чудовищами. Нет, она ни за что не станет разговаривать со служителем в зале! Страшно! Но что не сделаешь ради любимого мужа!

Самым правильным было позвать к себе Лиманию. Но сатирра, добрая и верная, перепугается до полусмерти, когда услышит, что в комнате хозяйки поселились призраки. Она ни за что не станет ночевать здесь. Вот если спуститься на первый этаж и попросить горничную уступить свою постель — пусть одну ночь поспит на полу! Но для этого надо встать, выйти из комнаты, преодолеть лестницу…

«Марек, — молодая женщина всхлипнула и сама испугалась судорожного вздоха, — милый Марек! Если бы ты знал, как мне страшно!»

Откуда-то повеяло холодом. Агния содрогнулась всем телом, натянула одеяло до подбородка. Как же холодно! Но это был не тот холод, который бывает зимой в не отапливаемом помещении. Он не пробирал до костей тело, а вымораживал саму душу. Это был холод Бездны, и означать он мог только одно — к ней пришли.

Облачко пара, сорвавшись с губ, не растаяло, а сгустилось в ночном воздухе, разрастаясь и превращаясь в призрачную фигуру. У нее были длинные тощие руки с кривыми пальцами, заканчивающимися острыми когтями, горящие глаза и огромные зубы мумии.

— А-а-а! — завопила Агния, когда призрачная фигура сделала шаг навстречу.

«Агния? — Силуэт замер, протягивая руки. — Агния, ты не узнаешь меня?»

Черты лица поплыли, стали меняться. Исчезли жуткие зубы, кривые когти. Фигура приобрела привычный облик.

— М-Марек? — всхлипнула молодая женщина, не веря своим глазам.

«Я. Ты испугалась? Меня?»

— Нет. — Она с жадностью смотрела на дорогое лицо. — Просто я… сегодня была в музее, видела тех ужасных мумий…

«Мумий?»

— Да! А он мне сказал, что кайтаррцы нарочно мумифицировали своих мертвых, чтобы душа после смерти не могла их покинуть! И что мумиями могли стать только те, кто умер молодым и необычной смертью. И… Марек, я так боюсь…

«Чего?»

— Что ты стал мумией! — На глаза Агнии навернулись слезы.

«Глупышка! — Он тихо рассмеялся. — Иди ко мне!»

— Что? — Она приподнялась на локте.

«Я скучаю без тебя… Тут так холодно, так одиноко и пустынно…»

Призрачная фигура протягивала руки. Милый голос звучал так нежно, страстно и странно. У Агнии защемило сердце. Сама не понимая, что делает, она потянулась к мужу.

Первое прикосновение было болезненным — лед его рук обжег, словно пламя, и молодая женщина невольно отпрянула, вскрикнув. Призрак тут же отступил:

«Я сделал тебе больно? Прости…»

Тоска, звучавшая в его голосе, была невыносима. Агнии захотелось заплакать от досады и жалости. Подумать только! Он там, в ином мире, терзается от тоски и одиночества, а она слезы проливает. Она заставила себя улыбнуться:

— Прости. Я… Я просто очень по тебе соскучилась. Ты почему так долго не приходил?

«А ты хочешь, чтобы я приходил?»

— Да! И не только во сне!

«Сейчас ты не спишь…»

— Правда?

Призрак кивнул, и Агния, отбросив сомнения и страх, опять потянулась навстречу. Опять была боль от леденящего прикосновения потусторонней сущности, но она тут же сменилась удушливым жаром, словно из раскаленной печи. Объятия призрака оказались неожиданно материальны и горячи, и молодая женщина уже через несколько минут забыла, что обнимает бесплотный дух. Огонь проник в каждую клеточку ее тела, пронесся по жилам ураганом, сметающим все на своем пути…

Фил Годвин открыл запасной выход своим ключом. Музей уже час как погрузился в тишину. Погасли последние огни, осмотрев опустевшие залы, один за другим отправились по домам служители. На фиакрах и в ландо укатили засидевшиеся в ресторане последние посетители. Ночные сторожа уже сделали первый обход. Во всем огромном здании, по площади сравнимом с императорским дворцом, не осталось ни единого человека. Сторожа — все шестеро — сидели сейчас в каморке под главной лестницей. Еще дважды они выйдут оттуда — ровно в три часа ночи и через час после рассвета. Во второй раз — чтобы отпереть двери для служителей.

Когда Фил подходил к задней двери, миновав погруженный во тьму парк, где-то вдалеке на часах ратуши пробило полночь. Отлично. У него есть целых два часа, чтобы сделать то, зачем он пришел, и убраться восвояси.

Зал истории древней Кайтарры был погружен во мрак. Тяжелые темные шторы там и так опущены большую часть дня, для создания, так сказать, колорита. Это его задумка — с одной стороны — погружает в мрачную атмосферу тех веков, а с другой — в полутьме так удобно кое-что скрывать… Посетители настолько проникаются образом гробницы, где своего часа ждут зловещие мертвецы, что не слишком внимательно всматриваются в выставленные напоказ мумифицированные тела. И мало кому в голову придет, что далеко не все из них вывезены когда-то из Кайтарры. И некоторым намного меньше, чем пара тысяч лет. Кое-кому — всего пара месяцев от роду…

Идея пришла Филу Годвину давно — еще когда он заметил, что некоторые экспонаты стали портиться от времени. Самые первые из найденных мумий вообще прибыли в музей в ужасном состоянии. А ведь каждая была на вес золота! И за каждую он нес материальную ответственность. Пытаясь как-то остановить процесс разложения, Фил начал читать все по искусству мумификации. И решил однажды сам попробовать создать такую мумию. Реконструировать древние технологии, так сказать. Несколько лет ушло на подготовку, на поиск материалов, в том числе и на образцы для опытов. Конечно, можно было ограничиться крысами, кошками и собаками — кто там их считает, этих зверей? — но у этих тварей нет души. Как узнать, что эксперимент закончился удачей, если невозможно проверить главное — осталась ли в мумии душа? И как обеспечить внезапную смерть, скажем, собаке? У них же не бывает сердечных приступов! Требовались люди. Или нелюди.

Первые опыты были неудачны, но около года назад судьба свела его с молодым мастером Мареком Боуди, который работал над созданием искусственных душ для машин. Собственно, Марек сам подошел к служителю и поинтересовался, как такое могло быть, чтобы кайтаррцы не просто мумифицировали тела своих покойников, но привязывали к ним души, мешая тем уходить в иной мир. Они разговорились — и сообразили, что у них много общего.

А три с половиной месяца назад Марек Боуди погиб. Но, как ни пафосно это звучало, его дело продолжало жить.

Продолжало жить и дело Фила Годвина.

В подсобке он зажег фонарь и тихо прошел вдоль ряда выставленных мумий. Они тупо смотрели перед собой тускло блестящими глазами. У некоторых вместо зрачков были стеклянные или опаловые подделки. Но были и такие, чьи глазные яблоки уцелели, обработанные особым составом, секрет которого был известен только ему и древним кайтаррцам. Напротив одной из них он остановился. Долго смотрел на лицо, потемневшее не только от времени, но и от мумифицирующих смол, которыми кожа была пропитана на начальном этапе.

Запрокинув голову, он думал, глядя на молодое лицо. На первый взгляд ничем не отличается от остальных лиц. И тем не менее…

Легкая улыбка тронула его губы. Тем не менее это прорыв. Когда научный мир узнает о его открытии… О, это будет нечто! Сам император удостоит его чести… И ректор, четыре года назад отказавшийся даже слушать выскочку из низов, придет с извинениями и сам предложит звание мастера и все соответствующие званию награды и жизненные блага. А он воспользуется. Он не гордый! Глупо отказываться от заслуженных почестей. Вдоволь налюбовавшись на образец, он свернул в лабораторию, где готовил составы, которыми обрабатывал мумии. Некоторые из них могли ему пригодиться.

На то, чтобы отобрать нужные ингредиенты, ушло всего каких-то полчаса. Можно было не спешить, но осенние ночи — не самое приятное время для прогулок. Счастье, что он жил в двух шагах от музея, снимая небольшую квартирку в доходном доме. Когда все закончится, он переедет в жилье получше.

Вернувшись в свою одинокую квартирку, он не торопился ложиться в постель. До рассвета оставалось еще несколько часов, он успеет выспаться. А пока стоит сделать кое-какие записи. Он скинул сюртук, зажег свечу…

Тихий шорох заставил его оглянуться. Фил вздрогнул. Нет, в доходном доме публика обитала приличная, чужой сюда заглянуть просто не мог. Значит, это либо кто-то из ночного народа нелюдей, которым закон не писан и с кем иной раз даже стража предпочитает не связываться, либо… либо его посетил гость из иного мира. Такое случается крайне редко, но после того, что Фил Годвин своими глазами увидел на кладбище всего лишь пару ночей назад, он предпочитал верить абсолютно во все. Даже в то, что Первопредок сам, своими руками, творил мир и лепил себе жену, так сказать, по образу и подобию. Неужели шезрулы его все-таки отыскали?

— Кто здесь?

— Доброй ночи, милостивый государь, — прозвучал знакомый голос. — Это всего лишь я. Не узнали?

Невысокая фигура показалась на пороге одной из комнат.

— Уф… — Фил Годвин перевел дух, бросив быстрый взгляд за спину ночному визитеру — не привел ли тот шезрулов? Нет, обошлось. Человек пришел один. — Что вы тут делаете? Как вы вошли?

— Через дверь. Это было просто. Вы изволили ее не запереть.

— Кровь Первопредка и все выродки иномирья! — выругался служитель музея. Да, он забыл запереть дверь. Но кто бы мог подумать, что в таком приличном месте — и может произойти такое! Ведь привратнику дан строгий приказ — пропускать только тех, кто проживает в этом доме, и еще тех, о ком жильцы предупреждают заранее.

— Что вам угодно?

— Предупредить. Вас ищут.

Фил непроизвольно метнулся к шкафу, где хранил самое ценное, и, уже схватившись за дверцу, сообразил задать вопрос:

— А кто?

— Одна женщина.

— Вы смеетесь? Я ни разу не…

— Вы ее не знаете. Это вдова некоего Марека Боуди. Да-да, того самого!

— И зачем я ей понадобился?

— Она интересуется обстоятельствами смерти своего мужа.

— А я-то тут при чем?

— Ну как же! Вы же там были и все видели… Или не все?

— Не понимаю, куда вы клоните. — Фил начал нервничать. Вот только этого ему и не хватало. И именно сейчас! Ну за что ему такое наказание?

— А к тому, что она завтра непременно постарается вас разыскать в музее. И начнет задавать вопросы.

— Ну и что? Я не боюсь. Мне нечего скрывать.

— Ой ли? — промолвил гость таким тоном, что Фил опять занервничал.

Ну да, если что, он может соврать женщине. Но вот перед ним ночной гость. И уж он-то догадывается, что у скромного на первый взгляд служителя музея и смотрителя зала мумий рыльце не просто в пушку, но выпачкано по самое некуда. И рано или поздно любая правда всплывает наружу. Вон кто-то же выдал этой вдове Боуди, что ему кое-что известно о смерти ее супруга.

— Но надо же что-то делать! — промолвил он. — Ее как-нибудь можно заставить замолчать?

— Можно сделать так, что она перестанет вас искать, — произнес ночной гость.

— Как это?

— Есть у меня одна идея…

Агния проснулась совершенно разбитой. Тело болело, и молодая женщина сначала испугалась, но потом вспомнила, что произошло ночью. Марек… Неужели это ей не привиделось и призрак мужа действительно приходил к ней? Ох, если бы это было так! Какое было бы счастье — каждую ночь встречать в объятиях любимого супруга, пусть он и приходил бы из Бездны!

По гостиной уже вовсю цокали копытца Лимании. За окном был день. Пересилив себя, Агния встала, позвонила в колокольчик, приглашая горничную войти. Темно-серое домашнее платье, глухое, с длинными рукавами, уже было готово. Но молодая женщина его проигнорировала, сразу кинувшись к шкафам с одеждой. Траурное черное платье висело первым, но и его она отбросила в сторону, окинув пристальным взглядом содержимое шкафа. По ее приказу Лимания убрала подальше все платья и кунтуши[7] ярких расцветок, оставив только темно-синие, коричневые, фиолетовые и серые. Ярким пятном выделялось зеленое, задвинутое в самый дальний угол. Недолго думая Агния схватила темно-синее, приложила к себе, повернувшись к зеркалу. Вроде бы ничего. Мареку всегда нравился синий цвет.

— Быстро приготовь мне чаю! Я спешу! — сказала она.

— Госпожа? — удивленно выпучила глазки горничная. — Как э-э-это?

— У меня дела! Живее. И помоги одеться. Я тороплюсь.

Собиралась и пила обжигающий чай она в страшной спешке, но, как выяснилось, все оказалось напрасным — едва Агния выскользнула за порог, как дорогу ей преградил высокий мужчина:

— Наконец-то!

Она взвизгнула и едва не метнулась обратно, но на улице был яркий солнечный день, а мужчина оказался Ариэлом.

— Ты что здесь делаешь? — прошипела молодая женщина, злясь не только на него, но и на саму себя за проявленную слабость.

— Жду тебя. Нельзя?

— Нет.

— Почему?

— Это мое дело! — Агния быстро пошла по улице, озираясь по сторонам в поисках свободного ландо.

— А по-моему — и мое тоже. — Ариэл не отставал. Именно он первым заметил наемный экипаж и махнул рукой вознице, чтобы тот осадил своего рысака и подъехал поближе. — И только я буду решать, что мне делать.

Ругаться в присутствии возницы Агнии не хотелось, и она молча позволила усадить себя в ландо, но тут же поспешила отодвинуться подальше.

— Куда едем?

— В музей.

Мужчина хмыкнул, но ничего не сказал.

В музее ее ждало разочарование — несмотря на то что он открылся для посещения уже почти час тому назад, Фила Годвина на рабочем месте не оказалось. Ни привратник, ни остальные служители его с утра еще не видели. Агния полчаса потратила на расспросы и блуждания по музею, старательно обходя испугавший ее вчера зал мумий, но безрезультатно.

— Может быть, он просто опаздывает? — с надеждой вопросила она у старшего смотрителя.

— Сомневаюсь, милостивая госпожа, — пожал тот плечами. — Фил Годвин просто одержим работой. Он почти всегда является в числе первых.

— А с ним могло что-нибудь случиться? — подумала она вслух и тут же вздрогнула, когда стоявший рядом Ариэл презрительно фыркнул.

— Не могу знать… Впрочем, можно послать к нему домой…

— Домой? — Молодая женщина встрепенулась. — А это далеко?

— На улице Гирлянд.

— Это совсем рядом. — Агния оглянулась на Ариэла.

Тот, хотя и смотрел нарочно в другую сторону, почувствовал ее взгляд и обернулся. Брови его взлетели под самую треуголку:

— Как, госпожа Боуди, вы собираетесь нанести визит незнакомому мужчине? В одиночку? Неужели ваша любовь к покойному мужу столь сильна, что вы готовы рискнуть своей репутацией?

— Моя репутация не ваше дело, господин Боуди! — отрезала Агния. Еще несколько минут назад она и помыслить не могла о том, чтобы и впрямь пойти в дом к постороннему мужчине. Если бы этот несносный Ариэл повел себя по-другому, она бы смирилась и оставила все как есть.

— Нет, мое, госпожа Боуди. Не забывайте, что вы — вдова моего брата! И мне небезразлично, что будут судачить люди о фамилии, которую я как-никак до сих пор ношу. И поэтому я настаиваю… нет, я даже приказываю вам оставить эту глупую затею. Вы никуда не пойдете!

— Попробуйте меня остановить! — Агния вздернула подбородок. — Вы просто его никогда не любили! Говорите адрес! — приказала она старшему смотрителю.

Тот взирал на перепалку с любопытством. Женщинам не дозволялось нигде бродить в одиночку. Вдовам было простительно без сопровождающих лиц посещать кладбища, но в остальном они должны были показываться на улице только с дамой-компаньонкой или ближайшим родственником-мужчиной — отцом, братом, мужем, дядюшкой, кузеном. И наилучшим вариантом было, если даму сопровождали несколько человек: пожилая дама-компаньонка, мужчина-родственник и кто-либо из прислуги — ливрейный лакей или горничная. Агния, правду сказать, до недавнего времени придерживалась этого правила — сначала она всюду сопровождала бабушку, которая и оставила ей в наследство небольшой домик. Потом она много времени проводила в обществе подруги, имевшей компаньонку. Затем в ее жизни появился Марек вместе со своей тенью — Ариэлом. После смерти мужа Агния никуда, кроме как на кладбище, и не выходила, целыми днями сидя дома взаперти и оплакивая свою судьбу. И лишь последние два-три дня снова начала появляться на улице. И все из-за этого Ариэла, который ворвался в ее тихую жизнь и поставил все с ног на голову.

— Доходный дом господина Соламина, улица Гирлянд, — объяснил старший смотритель. — На доме вывеска, а рядом — кондитерская лавка и портняжная мастерская. Вход со двора. Вам стоит доложить о себе привратнику — он обязан позвать Фила Годвина, если тот вообще дома.

Ариэл за ее спиной снова насмешливо фыркнул, как будто сомневаясь в том, что адресат на месте. Но Агнии было все равно. Поблагодарив смотрителя, она решительно направилась на улицу Гирлянд. И уже прошла почти весь парк, пересекла его напрямик, когда заметила, что за нею по пятам топает ее спутник.

— Я тебя с собой не звала, — отрезала она. — Уходи.

— Ты не понимаешь. — Ариэл догнал ее в два шага, крепко взял за локоть. — Это может быть опасно.

— Что? Среди бела дня?

— Ты не знаешь Фила, а я провел в его обществе несколько дней. Ручаюсь головой, если кто и обрадовался гибели Марека, так это он. Несмотря на то что они были знакомы еще до этого похода и даже, кажется, успели спеться. Ты не думала почему?

— Нет. А почему?

— Ты меня вчера внимательно слушала? — вздохнул Ариэл. — Когда я рассказывал про мумии? Кайтаррцы научились заключать в тела своих мертвых их души и потом общались с покойниками. А Марек работал над созданием искусственных душ, которые можно было вселять в машины для того чтобы…

— Слышать ничего не хочу!

Вырвав руку, она прибавила шагу, но отделаться от Ариэла Боуди было не легче, чем от собственной тени. Бежать сломя голову женщине неприлично, а он со своими длинными ногами скоро догнал ее и зашагал рядом. Все, чего Агния добилась, — он больше не пытался взять под руку, но топал рядом с упрямством личного телохранителя.

На улице Гирлянд между домами на высоте второго этажа были протянуты проволочные шнуры, на которые во время празднеств и торжественных шествий вешали гирлянды — из живых цветов, свежих зеленых веток или ярких разноцветных флажков. Одним концом улица Гирлянд упиралась в Соборную площадь, а другим — в императорский дворец, что делало ее престижной для проживания.

Доходный дом Соламина находился в глубине улицы, скрытый небольшим ухоженным садом. В соседнем здании действительно находилась портняжная мастерская — не увидеть вывеску, на которой были изображены ножницы и два платья, мужское и женское, было трудно.

— Вход со двора, — предупредил Ариэл, молчавший все это время. — У тебя деньги есть?

— Э… — Агния впервые подняла на него глаза.

— Это приличный район. Во двор пускает только привратник — либо самих жильцов, либо тех, о ком его предупреждали заранее. О тебе предупреждали заранее? Нет? Значит, придется платить.

Агния кивнула. Она выросла в мире, где в то, что не в деньгах счастье, верят только богатые.

За кованой решеткой ограды виднелся ухоженный двор с каретным сараем. У ворот рядом с будкой маячил привратник. Завидев посетителей, он шагнул навстречу, протягивая руку ладонью кверху всем известным жестом просителя.

Агния полезла в ридикюль, радуясь, что не придется упрашивать и намекать: мол, мы не просто так, у нас серьезные намерения, но Ариэл опять поспел первым. Сунув в подставленную ладонь пол-империала, он холодно промолвил:

— Мы ненадолго. Нам…

— Что, небось тоже полюбопытствовать пришли? — усмехнулся привратник, рассматривая монетку.

— Нет. У нас дела.

— Ага. У них у всех тоже дела с утра. — Привратник заговорщицки подмигнул. — А сами только и спешат, что поглядеть…

— На что?

Агния посмотрела на двор. Просторный, с газоном вдоль забора и подстриженными кустами, он был полон — стояли три наглухо закрытые кареты, несколько человек из числа местных жителей толпились в сторонке, поглядывая то на распахнутые настежь двери парадного крыльца, то на стражников, прохаживавшихся между экипажами. Вертелись вездесущие мальчишки.

— На убийство! — Привратник сделал большие глаза. — На шестом этаже постояльца зарезали. Говорят, там кровищи — весь пол заляпан… Ждали только господина Соламина — без него ничего не трогали, потому как дом ему принадлежит и за жильцов он вроде как ответственен… Барышня ваша не забоится? — поинтересовался он у Ариэла. — Барышни — они чувствительные…

— Не забоится, — коротко ответил тот, беря Агнию за локоть и проводя внутрь.

— Мы не спросили, где живет Фил Годвин, — забеспокоилась та, упираясь и порываясь вернуться.

— Я примерно знаю. Как раз в среднем подъезде, на шестом этаже. Наверное, он потому и на работу не пришел, что тут такое случилось…

На первых четырех этажах доходного дома на каждой площадке располагалось всего по две массивные двустворчатые двери с именами жильцов на позолоченных табличках. Начиная с пятого этажа квартир на площадке было по три-четыре, и двери тут были попроще. Наверх вели две лестницы — широкая, покрытая ковром — для тех, кто жил на нижних этажах, и узкая — для всех остальных.

На этой узкой их в первый раз остановили два констебля:

— Куда и зачем?

— Мы идем к своему другу, — холодно ответил Ариэл, незаметно сжимая локоть Агнии, чтобы та не вздумала подавать голос. — Фил Годвин. Он проживает на шестом этаже. Мы должны были встретиться с ним и…

— Шестой этаж? — Один из констеблей сделал широкий жест. — Проходите.

И затопал по пятам, чем изрядно нервировал Агнию.

— Все в порядке, — шепнул ей Ариэл. — Это тоже на шестом этаже. Обычная предосторожность…

На площадке шестого этажа народа собралось так много, что на вошедших не сразу обратили внимание. Четверо констеблей толпились на площадке. Еще двое разговаривали с оживленно жестикулирующей соседкой. Какой-то человек в скромном сюртуке мелкого служки, присев на ступеньку, что-то быстро записывал, время от времени бросая по сторонам внимательные взгляды. Двери одной из квартир были распахнуты настежь. Оттуда доносились шаги и голоса пяти или шести человек. Громче всех раздавался надтреснутый голос, восклицавший с неподдельной тревогой:

— В моем доме! И такое! О Первопредок! За что? Какой позор! Какое пятно на репутации!

Агния робко сделала несколько шагов поближе к распахнутым настежь дверям, с любопытством и тревогой осматриваясь по сторонам. В квартире, состоявшей из передней, кухни и двух комнат, толпился народ.

— Успокойтесь, господин Соламин! — Пожилой жандарм стоял над скорчившимся на стуле худощавым человеком. — На вас пока не падает подозрения… А вы что тут делаете?

Агния вздрогнула, сообразив, что обращаются к ним.

— Мы, — пролепетала она, — пришли в гости…

— К кому? — Навстречу им шагнул незнакомый мужчина с холодными глазами, затянутый в серый, нарочито скромный сюртук.

— К Филу… Годвину.

— Вот видите! — Худощавый человек, которого только что поименовали господином Соламином, всплеснул руками. — И эти туда же! Ох, какой позор! Теперь весь город будет знать, что в доходном доме Соламина почем зря режут постояльцев! От меня сбегут не только жильцы, но и даже прислуга! Как я буду жить? Я разорен! Я уничтожен! — Он то раскачивался на стуле, схватившись за голову, то отчаянно принимался рвать на себе волосы, отталкивая стакан с водой, который ему протягивал пожилой жандарм.

Незнакомый мужчина в сером форменном сюртуке императорского следственного управления — Агния смутно помнила, что в точно такого же пыльного оттенка сюртуки были одеты все служащие — шагнул навстречу, выйдя из большой комнаты.

— Вы к кому? — строго спросил он.

— По большому счету я лишь сопровождаю почтенную вдову Боуди, — ответил Ариэл. — У госпожи дело к проживающему в этом доме Филу Годвину.

— Вы кто?

— Ариэл Боуди, родственник недавно овдовевшей Агнии Боуди, младший подмастерье на кафедре алфизики Всеобщего университета науки и искусства, к вашим услугам, — отрекомендовался он.

— Старший инспектор Вонк, — представился служащий. — Вы по какому делу?

— Я хотела задать ему несколько вопросов. Личного характера, — стараясь говорить твердо, произнесла Агния.

— Я тоже хотел бы задать проживающему в этом доме Филу Годвину несколько вопросов, — ответил инспектор Вонк. — И тоже личного характера. Но — увы! — он уже никому и никогда не сможет сказать ни слова.

— А почему?

— Интересующий вас Фил Годвин был убит сегодня ночью.

Агния вскрикнула. Ариэл присвистнул.

— Как?

— Прошу взглянуть.

Инспектор чуть посторонился, позволяя увидеть сквозь распахнутые двери комнату, в которой находились еще трое. Один торопливо что-то записывал, а другой бродил вокруг распростертого на полу третьего. Еще молодой, лет тридцати — тридцати трех мужчина лежал, раскинув руки, в луже крови, вытекшей из нескольких жутких ран. Грудь и живот его были залиты кровью, в крови было и лицо, при одном взгляде на которое Агния побледнела и покачнулась, теряя равновесие.

Комната поплыла у нее перед глазами, в глазах потемнело. Она вскрикнула, чувствуя, как ее подхватывают чьи-то руки. Ноги стали ватными, голова закружилась. Она смутно поняла, что ее усаживают на стул. Возле губ оказался стакан. Молодая женщина сделала торопливый глоток — это оказалась вода.

— Какой ужас, — пролепетала Агния хрипло. — Кто мог сотворить такое?

У трупа не было глаз — их не выкололи, а буквально вынули из глазниц. Оскаленный рот был раззявлен в последнем крике.

— М-да, — прозвучал над головой голос Ариэла. — Вот и поговорили…

— Вы о чем-то собирались беседовать с покойным Филом Годвином? — Инспектор Вонк не отходил от них ни на шаг. Он встал так, чтобы заслонить от женщины окровавленное тело, и Агния была ему за это очень благодарна. Она торопливо сделала еще глоток воды.

— Я хотела у него спросить… он был с моим мужем, Мареком Боуди, в тот день, когда тот… погиб, — пролепетала она. — Они втроем ходили к подземелью Духов. Там мой муж погиб. И я хотела выяснить у него обстоятельства смерти Марека…

— Вы договаривались о встрече?

— Нет. Я приходила к нему в музей, чтобы поговорить там, но его в тот день не было на работе. Мне сказали, что он должен прийти завтра… то есть, сегодня утром. Но утром он не пришел. Я узнала адрес и… и вот. — Агния всхлипнула.

— Кто-нибудь знал о том, что вы собираетесь навестить Фила Годвина? Вы кому-нибудь говорили о своих планах? — продолжал расспросы инспектор.

— Да. Я… мне про Фила Годвина сказал мастер, с которым работал мой муж…

— Мастер Димер Молос, из университета, — подсказал Ариэл. Он остался стоять и из-за плеча собеседника мог видеть комнату и тело на полу.

— Ну и служащие в музее… Я не помню их имен, — вздохнула Агния.

— И больше никого?

Она покачала головой. В душе нарастало отчаяние. Фил Годвин знал, как и почему погиб ее муж. И он убит. Почему? Это случайное совпадение или же кто-то нарочно не желает, чтобы правда выплыла наружу? А кому не хочется открывать тайну? На всем белом свете был только один человек, который горел желанием скрыть правду. И этот человек стоял рядом с нею.

— Вы сказали, что означенный Фил Годвин и ваш муж втроем ходили к подземелью Духов? — нарушил короткое молчание инспектор. — А вы знаете, кто этот третий?

— А… — Агния вскинула голову и открыла рот, чтобы назвать имя, но Ариэл уже заговорил сам:

— Прошу прощения, господин инспектор Вонк, но мне кажется, что госпожа Боуди больше ничем не может вам помочь, — ледяным тоном промолвил Ариэл. — Кстати, а можно узнать, как он был убит?

— Можно. Его зарезали. Вот этим ножом!

Агния отвернулась от тряпицы, сквозь которую проступали кровавые пятна, а Ариэл уставился на завернутое в нее оружие.

— Это не нож, — промолвил он. — Это кортик. Гвардейский.

— Точно? — напрягся инспектор Вонк.

— Точнее не бывает…

Что-то странное в его голосе заставило Агнию оглянуться. Ариэл смотрел на испачканный в крови кортик так, словно увидел призрака.

— Ничего не понимаю, — пробормотал он.

— Что такое?

— Понимаете, инспектор, это… нет, ничего. — Ариэл отступил на шаг.

— А это не тот кортик, который ты искал? — произнесла Агния.

Двое мужчин воззрились на женщину. И выражение глаз одного из них было таким, что она тут же вскочила на ноги, невзирая на слабость в коленках, и отступила, отгораживаясь стулом от своего спутника.

— Ты еще вчера искал свой кортик! — воскликнула Агния. — Помнишь? Спрашивал у меня, не видела ли я его… А он все это время был здесь?

— Агни! — прошипел Ариэл. — Ты сама понимаешь, что говоришь? Замолчи!

— Нет уж, пусть говорит! — повысил голос инспектор. — Госпожа Боуди, вы точно уверены, что это его кортик?

— Ну не так чтобы очень, — замялась Агния. — Я не разбираюсь в оружии. Но очень похож.

— Отлично! — Инспектор Вонк просиял. — Вы нам очень помогли, госпожа Боуди. Сообщите констеблю свой адрес — он проводит вас до дома. Постарайтесь никуда не отлучаться из города надолго — вы можете понадобиться как свидетельница… А вас, милостивый государь, нам придется задержать до выяснения.

— Это ошибка, — отчеканил Ариэл.

Лицо его превратилось в каменную маску, и только глаза жили на нем. И смотрели на Агнию так, что молодой женщине хотелось бежать сломя голову. Едва дождавшись появления в дверях того самого пожилого констебля, который еще недавно успокаивал господина Соламина, она попрощалась и выскользнула вон.

Проводив ее взглядом, Ариэл повернулся к инспектору:

— Я ни в чем не виноват. Этот кортик действительно похож на мой. Я не помню, где его оставил. Может быть, у нее дома. Может быть, в лаборатории… Да, скорее всего, именно там. Спросите мастера Молоса, спросите других подмастерьев. Вам наверняка скажут… Это обычный гвардейский кортик. Такие есть у многих офицеров гвардии. Он является табельным оружием…

— Табельным? Значит, и номер есть? А что, если мы проверим? Вы служили?

— Двадцать шестой гвардейский полк его императорского величества. Резерв. — Ариэл вздохнул. — Почти четыре года. Попросился в отставку пять лет назад по семейным обстоятельствам. Имею чин лейтенанта.

— И воевали?

— Участвовал в нескольких локальных конфликтах. В основном подавляли восстание горских народов в провинции Зейнар. Какое это имеет значение?

— В нашем деле все имеет значение. И пока мы не выясним, чей это кортик, вам придется задержаться.

Камеры в следственном управлении были небольшие — пять шагов в длину и четыре в ширину. Толстые каменные стены, выкрашенные в темно-коричневый цвет, не пропускали ни звука. Небольшое полукруглое окошко располагалось под потолком в глубокой нише. Простая железная кровать, прикрученная к стене, сбитый из досок стол, накрытое дощечкой ведро — вот и вся обстановка. Чем-то она напоминала гауптвахту, на которой Ариэлу приходилось сидеть в армии.

Перед тем как запереть здесь, у него забрали пистолеты, все личные вещи, пояс, сняли даже камзол и поясную сумку, где были все деньги. Оставили только плащ, да и то после того, как на его глазах прощупали подкладку и подпороли тут и там — а вдруг он пронесет в камеру оружие. Такая забота о благе заключенного объяснилась через несколько часов, после того как день стал клониться к вечеру — толстые каменные стены тюрьмы отбирали все тепло. А тонкое застиранное одеяло было немногим толще сукна, из которого шили одежду.

В довершение всего надели кандалы. Это было непривычно — словно он уже осужден и должен быть доставлен на каторгу или в тюрьму на озере Ласточек, где ему предстоит провести несколько лет в каменном мешке. Два широких браслета соединялись вместе цепочкой длиной чуть больше пяди. Вполне достаточно для того, чтобы уверенно пользоваться, скажем, ложкой, но слишком мало на тот случай, если ему взбредет в голову напасть на охрану.

Для Ариэла все это не имело особенного значения. Ни временные неудобства, ни холод, ни даже скудный ужин — его пока еще не успели поставить на довольство и накормили тем, что осталось от обеда остальных заключенных, — его не волновали. А вот то, что он оказался словно выключен из жизни и его свободе угрожала реальная опасность, действовало на нервы. Но размышлять и изыскивать способы побега он пока не собирался.

И еще Агния. Она ушла из доходного дома в полной уверенности, что он виновен в смерти Фила Годвина. И шансов доказать обратное было ничтожно мало. Ведь кортик, что ни говори, на самом деле принадлежал ему. Он узнал свое оружие с первого взгляда. И знал особую примету, которая лишала его шансов когда-либо вообще выйти на свободу. Нет, рано или поздно его освободили бы — за простое убийство не дают пожизненное заключение, — но какой в этом смысл, если к тому времени уже пройдет несколько лет? Устав от одиночества, Агния либо все-таки выйдет замуж за кого-то третьего, либо уйдет в монастырь, либо зачахнет от тоски и будет навсегда потеряна.

Тот день заканчивался полной неизвестностью. С ним никто не разговаривал, к нему никто не заходил, кроме тюремного сторожа, принесшего остатки ужина. Утро начиналось точно так же. Но вскоре после полудня — до его слуха донеслись отголоски колокольного перезвона — дверь в камеру отворилась. На пороге показались тюремный сторож и два констебля с оружием — короткими пиками и палашами.

— На выход!

Из следственной тюрьмы — камера располагалась на первом этаже — его провели длинным темным коридором в соседнее здание. Но вместо того чтобы, велеть подняться по лестнице наверх, где находились кабинеты следователей, приказали свернуть к двери под лестницей, в глубине холла.

Просторный кабинет казался огромным из-за того, что в нем было мало мебели. Стол следователя, шкаф в углу, две лавки у двери. Его конвоиры остановились у порога. Ариэл сделал несколько шагов и остановился у стола, за которым сидел крупный самец-рогач. На столе были разложены бумаги, а на чистой тряпице лежал его кортик.

— Подозреваемый в убийстве доставлен, — отрапортовал старший из двух констеблей.

— Отлично, — пробасил рогач и поднял голову.

У него были большие лиловые глаза в ореоле длинных ресниц, красивые и влажные, как у настоящего оленя. Горбатый нос, мясистые губы, скошенный подбородок и щетина на лице только усиливали впечатление. А рога были хороши. Только знавший кое-какой толк в нетрадиционном оружии Ариэл заметил, что их кончики были закруглены. Ударить ими рогач мог, а вот пронзить врага — уже нет.

— Меня зовут Ффырх-хым-муум, — представился он. — Вам, человекам, запомнить это с первого раза и тем более правильно выговорить довольно трудно, поэтому можете звать меня просто Холодный Туман. Я назначен вести ваше дело.

В голосе следователя не было особого восторга, и Ариэл, знавший, как некоторые люди относятся к нелюдским расам, кивнул. Наверняка либо решили, что это дело настолько простое, что с ним справится даже тупой нелюдь, либо тут все очень сильно запутано и дурно пахнет. Вот и спихнули на того, кого потом можно просто подставить.

— Холодный Туман. Очень приятно, — сказал человек.

— Вы готовы к сотрудничеству?

— Конечно. Мне, как и вам, нужно установить истину, — ответил Ариэл.

Будь на месте рогача человек, он бы ни за что не осмелился открыть рот — люди, облеченные властью решать чужие судьбы, крайне болезненно относятся к тому, что кто-то кроме них может иметь свое мнение. Но осадить нелюдя — иное дело. Пусть не думает, что с ним так легко справиться.

Взгляд серых глаз столкнулся с лиловыми глазами — и рогач первым отвернулся.

— Присаживайтесь, — пробасил он, указывая на табурет напротив. — И начнем работать. Ваше имя?

— Ариэл Боуди.

— Возраст? — Следователь тщательно выписал каждую буковку.

— Двадцать семь лет. Почти двадцать восемь.

— Чин?

— Бывший лейтенант двадцать шестого гвардейского императорского полка. Ныне — младший подмастерье на кафедре алфизики под началом мастера Димера Молоса.

— Сословие?

— Понятия не имею. Дело в том, что семейство Боуди взяло меня из воспитательного дома грудным младенцем и о настоящих родителях я ничего не знаю. Ну, почти ничего.

Рогач — одежду он не носил, но крест-накрест грудь его пересекали два кожаных ремня — старательно записывал за ним все слово в слово.

— Значит, вы — приемный сын? К какому сословию принадлежало семейство Боуди?

— К дворянскому. Мои приемные родители умерли рано и завещали мне сумму, достаточную для поступления в Военную академию и покупки чина лейтенанта.

— Как давно и по какой причине вы оставили военную службу?

— У меня был младший брат, Марек Боуди, законный сын моих приемных родителей. Ему исполнился двадцать один год, и он должен был вступить в права наследования. Я к тому времени уже почти четыре года состоял в гвардии и тут же подал прошение об отставке.

— Награды за военную службу имелись?

— Особенных — нет. Ни одного ордена или медали — только вот это…

Он не сдержался и кивнул на кортик. Именной. Полученный как награда за проведение карательной операции в провинции Зейнар. Все остальные поощрения выражались либо в виде словесной благодарности, либо в звонкой монете.

— То есть вы признаете, что это ваше оружие?

— Да, хотя я ума не приложу, как он там оказался! Я оставил его… точно не помню где. Наверное, в лаборатории алфизики у мастера Молоса.

— А кстати, почему вы, военный, вдруг пошли по стезе науки?

«А почему ты, судя по рогам, самец не самого низшего ранга, не стоишь во главе собственного гарема, а сидишь тут, в столице людей, и бумажки перебираешь?» — хотелось огрызнуться Ариэлу, но он сказал:

— Из-за брата. Марек с юных лет решил заниматься наукой. В двадцать один год он уже был студиозусом, и мне захотелось быть рядом с ним.

— Но мастер Молос, с которым мы вчера беседовали, отрицал вашу причастность к науке.

Ариэл кивнул. Ничего иного он от желчного старика не ожидал. Тот вообще терпел бывшего офицера, а ныне бретера и сорвиголову исключительно ради Марека. А после смерти подмастерья и вовсе едва не желчью плевался. Если этот рогач с ним разговаривал, можно представить, какие слова прозвучали в адрес Ариэла…

— Что верно то верно. Наука меня не особенно прельщала.

Холодный Туман опять покачал головой. А потом протянул руку и подцепил кортик за рукоять, поднося оружие к глазам.

— Интересную вещь поведал нам вчера мастер Молос, — промолвил он. — Дескать, в этот кортик посредством научного эксперимента была внедрена некая искусственная субстанция, аналогичная душе. В результате чего сей предмет обрел способность становиться смертельно опасным оружием только в руках владельца.

Ариэл задержал дыхание. Тайны он из этого не делал — тем более научный эксперимент проходил в присутствии многочисленных свидетелей. И он сам во всеуслышание объявил об этом.

— Вы не будете столь любезны и не напомните мне, что это за свойство, уникальное для холодного оружия? — невинным тоном поинтересовался рогач.

«Он все знает, — сообразил Ариэл. — И хочет только убедиться…»

— Это оружие… одушевленное оружие, — промолвил он, — становится смертельно опасным только в моих руках. Раны, нанесенные с его помощью другим человеком, не будут смертельными… Но это не я убил Фила Годвина! В ту ночь я спал. У себя в комнате. Один.

— То есть алиби и свидетелей нет, — подытожил Холодный Туман, кладя кортик на место и снова берясь за перо. — Но тогда как вы объясните, что смертельные раны были нанесены именно им?

— Как объясню? Вы знаете, как в подобных случаях поступают зейнарцы? У них есть особые ритуальные ножи. Одноразовые, так сказать. Если хотят показать, что смерть этого человека не случайна и что он не стал жертвой грабителей, а тут имело место, так сказать, заказное убийство, то в ране оставляют этот ритуальный нож. У них очень интересные рукояти — на верхушке вырезан человеческий череп, а сам клинок — слюдяной. Слюда, понимаете? Она хрупкая. Ею нельзя убить. Клинок из слюды просто вставляют в рану и оставляют труп на всеобщее обозрение.

— Зачем? — моргнул рогач.

— Чтобы все знали — это была казнь. Возмездие. Высшая мера наказания. Называйте как хотите. Что поделать — другая культура…

— И вы хотите сказать, что кто-то поступил аналогичным образом, чтобы свалить вину на вас? Кто-то, кто кроме вас настолько хорошо разбирается в обычаях зейнарцев?

Ариэл кивнул.

— И вы кого-нибудь подозреваете?

Ариэл покачал головой. Он мог навскидку назвать в столице трех-четырех людей, кто его недолюбливал настолько, чтобы обвинить в убийстве, но никто из них не был связан с Зейнаром. Кроме покойного Фила Годвина. Нет, он не служил с ним в одном полку, но, помешанный на мумиях, погребальных обрядах и экзотических традициях южных и восточных земель, служитель музея однажды побывал в Зейнаре, который, между прочим, граничил с Кайтарром и еще недавно был одной из провинций этой древней страны. Фил ездил в Зейнар буквально за несколько месяцев до начала там беспорядков. Он мог знать об этом обычае. Но мог ли кому-то о нем рассказать?

— Мы будем искать, — промолвил Холодный Туман, под написанными словами принимаясь чертить свои резы. — А пока возвращайтесь в камеру.

Конвоиры, все это время стоявшие за спиной Ариэла как два столба, сделали шаг вперед, взяли пики на караул, и ему пришлось подчиниться.

ГЛАВА 6

Оставшись без навязчивой опеки Ариэла, Агния словно расцвела. Нет, она все еще чувствовала себя немного скованно, когда ее провожал до дома пожилой констебль. Соседки-кумушки наверняка увидели все, что хотели, — как сперва молодая вдова вышла из дома в сопровождении постороннего мужчины и как несколько часов назад вернулась с полицией. Либо она что-то натворила, либо ее спутник оказался нечист на руку. И ведь как все верно! Ариэл — убийца. Сначала он убил Марека, а потом, узнав, что она собирается расспросить о чем-то свидетеля его гнусного деяния, прикончил и Фила Годвина. Просто чудо, что она сама осталась жива! Что такое пересуды кумушек по сравнению с потерей жизни! Она ни разу не давала им пищу для сплетен — жила тихо, скромно, кроме двух-трех родственниц и Марека почти ни с кем не общалась. Поболтают и перестанут. А если не угомонятся, можно продать домик и перебраться к матери. Она будет только рада. Правда, денег за него дадут немного, но…

Агния даже остановилась и помотала головой. Что это на нее нашло? Еще никто и слова не сказал, а она уже переезжать собралась! Просто кошмар, до чего этот Ариэл нервы вымотал. Ох, Марек, Марек, и как ты мог дружить с таким ужасным типом! Хотя братьев не выбирают. Супруги Боуди, отправляясь в воспитательный дом за младенцем, не могли знать, кого подбросит им судьба. И уж Марек-то ни в чем не виноват точно.

Констебль смущенно попрощался с нею на крыльце, в дом пройти и выпить чаю отказался, но вежливо осведомился, не нужно ли чего даме. Дама покачала головой, выудила из ридикюля мелкую монетку — награда за труды — и скрылась в доме.

Лимания метнулась ей навстречу из кухни, окутанная соблазнительными запахами домашней выпечки. Пирожки сатирра пекла отменные, и измучившаяся Агния неожиданно ощутила приступ голода.

— Ну как? — Горничная потянулась помочь снять накидку. — Все узнали?

— Нет. — Агния прошла к любимому креслу, присела. — Ничего не узнали. Наоборот.

— Он не-э-э захоте-э-эл говорить? — В голосе Лимании звучало праведное негодование. Ну еще бы! Какой-то мужчина отказался беседовать с ее хозяйкой!

— Он не мог. Его убили.

От изумления сатирра выронила накидку.

— Ка-а-ак? Совсе-э-эм?

— «Совсе-э-эм!» — передразнила Агния. — Его зарезали.

— А кто?

Говорить Агнии не хотелось. И так настроение испорчено, а тут горничная буквально силой заставляет ворошить прошлое. Она только покачала головой и отмахнулась.

— А где-э-э? — Сатирра подобрала накидку, повесила и вопросительно оглянулась на дверь.

— Господин Ариэл? Он остался там… И я больше не хочу об этом говорить! Живо неси чай и пирожки!

Горничная присела в неуклюжем реверансе и убежала на кухню, стуча копытцами.

Агния сцепила руки на коленях, глядя в окно. Что же делать? Ох, Марек, что же с тобой произошло? Как получилось, что ты расстался с жизнью? Почему так выходит, что молодые, красивые, добрые, умные умирают, а подонки остаются в живых? Правда, никто бы не назвал Ариэла уродом. Он тоже красив, если смотреть непредвзято. Многие подруги Агнии интересовались: кто этот романтический красавец? Даже на свадьбе то и дело спрашивали, не придет ли красавчик с загадочным взглядом? Сама Агния была влюблена в Марека, внешность его старшего брата не имела для девушки значения. Даже наоборот — кто бы мог подумать, что под такой привлекательной оболочкой скрывается такая жестокая натура? Хладнокровно убить двоих — сводного брата и своего приятеля? Какое счастье, что возмездие все же настигло убийцу!

Но как же ей теперь узнать тайну смерти Марека? Ариэл будет молчать или соврет, зная, что свидетелей нет. Нет никого живых… А мертвые молчат.

Молчат! Как же она сразу не подумала об этом?

Агния сорвалась с места, сама достала накидку, торопливо затянула под подбородком ленты шляпки, подхватила ридикюль и кинулась вниз по лестнице. Распахнула дверь на кухню.

— Лимания, собирайся! Мы уходим!

— Куда? — Сатирра оторвалась от готовки. На столе на большом блюде горкой высились горячие пирожки, а сама горничная резала начинку для последней порции.

— На улицу Зеленых Огней.

— Ой!

Нож выскользнул из пальчиков сатирры и упал на пол.

— И побыстрее!

— Как? Даже не пообе-бе-бедав? Пирожки же остынут!

— По дороге съедим. — Агния схватила два сверху, надкусила. Один оказался с яблоками, другой — с капустой. — Печь погаси, передник сними — и за мной!

Несколько минут спустя они уже выскочили из дома. Лимания нервничала, беспокойно переступала копытцами и пару раз уронила-таки из-под длинной юбки несколько едко пахнущих катышков. Хорошо, что на улице и прохожих сейчас мало. Бедная сатирра так засмущалась, что едва не кинулась собирать их в подол. Агния торопливо схватила горничную за запястье и потянула к выходу из переулка. Эти «козьи катышки», которые любой сатир мог уронить посреди дороги, просто на ходу, и служили основной причиной, по которой многих нелюдей требовали держать отдельно. Мол, они хуже собак. Те хоть неразумные звери, им не объяснишь, а эти разговаривать научились! Пора бы им понять, что такое чистота на улицах. Приехали в человеческий город — так пусть и ведут себя по-человечески!

Они прошли уже до следующего переулка прежде, чем увидели свободный фиакр. По знаку Агнии Лимания выскочила навстречу, запрыгала перед мордами лошадей:

— Останови-и-ите!

Возница уже хотел огреть сатирру кнутом, но заметил направлявшуюся в их сторону молодую женщину и раздумал. Услышав адрес, он только уточнил:

— К самому университету или подальше куда?

— Нет, в квартал гадателей. Знаете, где это?

Возница щелкнул кнутом.

На самом деле улица Зеленых Огней занимала в столице целый одноименный район. Кроме собственно улицы, давшей ему название, тут имелось десятка полтора небольших переулочков, площадь Звезды и великое множество тупичков, закоулков и проходов. Дома в них стояли как попало, образуя настоящий лабиринт. Здесь жили художники, неудачливые актеры, городская беднота, подрабатывающая где придется, тут же селились многие нелюди, которым не хватало средств заиметь жилье в других местах. Ну и, конечно, имелся квартал гадателей, обиталище предсказателей будущего, факиров, глотателей огня, карманников всех мастей и прочих. Надо всем этим словно нависал Всеобщий университет науки и искусства — восемь огромных корпусов, соединенных галереями, около десятка особняков, где обитали самые родовитые мастера и их домочадцы, небольшая улочка, где жили мастера рангом поменьше, четыре общежития для студиозусов и совсем уж бедных подмастерьев и учеников, и многое, многое другое. Университет представлял собой город в городе и государство в государстве.

Улица Зеленых Огней примыкала к нему одним концом, другим растворяясь в многочисленных переулках, тупичках и закоулках. Возница довез Агнию и Лиманию до большой площади, высадил и укатил, не став дожидаться.

Обе женщины не спеша пошли вдоль домов, читая яркие вывески. Названия звучали загадочно и странно: «Третий Глаз», «За порогом тайны», «Светлый Путь», «Дурман очарования», «Созвездие Трех Царей». Заглядывать в каждую дверь не хотелось, хотя многие были призывно распахнуты.

На счастье, никто не обращал внимания на женщину и ее спутницу — тут и без того было полно народу. Одни бесцельно слонялись по мостовой, другие, как Агния с Лиманией, внимательно изучали вывески и, приняв решение, входили в одну из дверей. Третьи отыскивали знакомых и завязывали беседы.

— Госпожа, смотрите!

Сатирра указывала на еще одну вывеску. «Разговор по душам» — было написано на ней.

— Может, э-э-это то, что вам нужно?

— Давай зайдем, — кивнула та. В конце концов, они прошли уже половину улицы и ни разу никуда не заглянули.

Вход располагался сбоку, до крыльца и железной двери, покрытой чеканкой, надо было протиснуться в щель между домами. Вопреки мнению о том, что такие переулки служат своеобразной мусорной свалкой — там можно было найти что угодно: от сугроба прошлогоднего снега до оброненной кем-то бумажки — тут было чистенько. Видимо, здесь часто ходили люди.

Над дверью висела бронзовая чеканная табличка: «Разговор по душам. Салон Мадамы Ноа». Колокольчики над дверью разразились серией мелодичных звуков, когда Агния переступила порог. Они с Лиманией оказались в темной тесной передней, погруженной во мрак. Темноту разгоняла только полоска света, льющаяся откуда-то из-под двери. Пахло травами и еще чем-то сладким, знакомым и одновременно чуждым.

— Эй! — позвала Агния. — Здесь есть кто-нибудь?

— Бу-у-удь… — отозвалась темнота.

Лимания испуганно заблеяла и, судя по резкому запаху, снова уронила пару катышков.

— Мы ищем гадателей. Нам нужна помощь. — Молодая женщина попятилась к дверям, решив удрать, пока не поздно.

— Гадателей? — Голос, прозвучавший откуда-то с потолка, заставил их обоих испуганно взвизгнуть. Утробный, раскатистый, он мог принадлежать кому угодно.

— Ну, не совсем гадателей… Мне нужен кто-нибудь, кто смог бы вызвать дух моего умершего мужа, — пролепетала Агния.

— Сама судьба вас привела сюда! — прогремело над головами, после чего тьма взорвалась яркими красками. Обе женщина взвизгнули и зажмурились от неожиданности.

— Проходите!

Приоткрыв один глаз, Агния заметила, что дверь распахнулась. На пороге возникла высокая худощавая фигура, крестообразно раскинувшая руки.

— Проходите! — повторила она обычным, негромким и приятным голосом, и гостьи повиновались. — Следуйте за мной!

И зашагала, широко и свободно размахивая руками и покачивая обтянутыми узким платьем бедрами. Агния нашла такой фасон одежды вызывающе неприличным — вся фигура напоказ! — но потом подумала, что гадатели так одеваться могут. Она же пришла вызвать дух мужа, а не о моде толковать!

Узкий коридор, ярко озаренный свечами, привел их в круглую комнату без окон. Под потолком на витой проволоке крутился огромный стеклянный шар, бросая по сторонам яркие блики. Из-за мелькающих огней осмотреться было трудно. Стены закрывали тяжелые портьеры черного или темно-фиолетового цвета, на которые были нашиты символы. Многие из них Агния видела впервые. Тяжелая ткань слабо колыхалась, время от времени откуда-то налетал ветерок, приносивший всякий раз разные запахи — то конского навоза, то ладана, то ванили, то дыма, то пряностей. Слышались шорохи, треск, хруст, невнятное бормотание. Комната была пуста. Только два кресла стояли друг напротив друга. Два глубоких мягких кресла, заключенные в начерченный на полу белый круг.

Проводившая их молодая, еще моложе Агнии, девушка куда-то скрылась, нырнув за одну из портьер, и посетительницы остались одни. Прошло несколько минут.

— Эй! — рискнула позвать Агния. — Здесь есть кто-нибудь?

— Здесь всегда кто-нибудь есть, — прозвучал голос. Он принадлежал, без сомнения, женщине, но явно больной и усталой. — Всегда кто-нибудь где-нибудь есть. Природа не терпит пустоты…

— Мне нужно вызвать дух моего мужа или…

— Дух… Всем нужен дух. А духам нужна плоть. Живая, теплая, мягкая, нежная плоть, — продолжал голос. — Они страдают без плоти, томятся в своей бестелесности…

— Я не понимаю, — призналась молодая женщина. — Вы можете вызвать дух моего мужа?

— Дух нельзя вызвать. Его можно только призвать!

— Простите, я не знала…

— Призвать, умолить подняться из мировой Бездны, пообещав в обмен на эту услугу нечто ценное в уплату…

— У меня есть деньги, — сказала Агния.

— Речь не идет о деньгах! Что деньги для тех, у кого больше нет низменных желаний? Духам нужно иное — живое тепло, жизнь!

Портьеры внезапно взметнулись ввысь. Агния вздрогнула. Вперед шагнула высокая худощавая фигура, закутанная в складчатый балахон так, что не разберешь, женщина это или мужчина. Накидка скрывала даже верхнюю часть лица, а полумрак комнаты и мерцающий свет свечей не позволял присмотреться как следует. Но Агния уже сообразила, кто перед нею, и молодую женщину пробрала дрожь.

Мадама Ноа была шезрулом. Представители этой загадочной расы испокон веков жили на востоке материка, но когда Линнебрукская империя начала свою экспансию, расширяя территорию, нежданно-негаданно перебрались в человеческие города. Держались они обособленно, вели скрытный образ жизни, почти ни во что не вмешивались, и люди постепенно привыкли к странному соседству. Агния не знала про шезрулов практически ничего, кроме нескольких бредовых слухов, и сейчас запаниковала. А вдруг все сказанное — правда? Вдруг шезрулы действительно всего лишь паразиты, которые, подобно некоторым насекомым, подкладывают своих младенцев в тела людей, и нерожденные шезрульчики просто высасывают человека изнутри? А вдруг…

— Ты боишься, — вдруг констатировала пророчица. — Я чувствую твой страх. Он лишает тебя жизни. Отринь страх — и ты станешь сильнее.

Она протянула руку — из широкого рукава балахона вынырнула кисть с неестественно длинными тонкими пальцами. Агния попятилась и внезапно рухнула в одно из кресел, каким-то чудом оказавшееся за спиной. Взвизгнула от неожиданности.

— Я… не боюсь, — пролепетала она, глядя на эту руку, как птичка на змею. — Я хотела… дух мужа… При чем тут моя жизнь?

Мадама Ноа кивнула головой, словно наконец услышала нечто разумное.

— Духи забирают нашу жизнь, — просто объяснила она, плавно опускаясь во второе кресло, которое тоже как-то подозрительно быстро оказалось рядом. — Каждая встреча с духом отбирает частичку жизненной силы. У меня или у того, кто согласится выступить медиумом. Таких мало. Что у тебя?

Последние слова она произнесла сухим деловым тоном, и это подействовало на посетительниц лучше всех успокоительных препаратов. Сунув ридикюль Лимании, которая сжалась в комочек за креслом, Агния подробно, но без лишних слов пересказала историю своего короткого замужества, загадочной смерти мужа и перечислила цепь недавних событий.

— Я жалею только об одном — что не побеспокоилась задуматься об этом раньше, — заключила она. — Три месяца миновало, как Марек умер, а я только сейчас решила к вам сходить…

— Не вини себя. Все происходит лишь тогда, когда настает срок. Если ты три месяца не могла или не хотела сюда прийти, значит, срок не настал. А сейчас — пора. Что тебе нужно?

— Я… я хотела узнать, как и почему он умер. Он… иногда снится мне, иногда приходит по ночам…

— Наяву?

— Не знаю, — смутилась Агния. — Но мне обычно бывает очень холодно, когда он рядом. Правда, это было всего несколько раз…

— Ты отталкивала его? Гнала от себя?

— Нет. Как можно? Он же мой муж! Я хотела у вас спросить, что мне делать, если он… ну, снова придет? Понимаете, мне его так не хватает! Я бы все отдала за возможность его вернуть. Хотя бы на пару минуточек…

Женщина в балахоне покачала головой:

— А ты уверена, что к тебе приходит твой муж?

Агния так и вспыхнула, выпрямляясь.

— И вы туда же? Вы меня знать не знаете, а беретесь судить! Я верна Мареку и останусь верна ему до конца своих дней! Я всю жизнь буду его любить и уже никогда не смогу отдать свое сердце другому! Любовь — одна на всю жизнь! Ни один мужчина не прикоснется ко мне, и за все три месяца вдовства я ни разу даже не подумала об этом! И уж конечно я уверена, что ко мне приходит дух моего мужа! Я не могу ошибиться!

— Ты сама ответила на свой вопрос, — вздохнула прорицательница. — Не уверена, что это принесет тебе счастье, но ты сама сделала свой выбор… А от меня-то что хочешь?

— Я думала, что… ну, что вы можете призвать дух моего мужа, и он скажет…

— Что?

— Кто его убил, — пролепетала Агния, немного смущенная резким тоном прорицательницы.

— И ты думаешь, что он скажет это мне, если до этого не сказал тебе? — Мадама Ноа уронила голову на грудь и бессильно покачала головой. — Духи капризны и своенравны. Ты не представляешь себе, насколько они меняются. Но, если ты хочешь…

Она взмахнула рукой:

— Аремоханна!

Шар мгновенно погас. На несколько секунд комната погрузилась во мрак. Испуганно заблеяла Лимания. Агния сидела ни жива ни мертва. Ей стоило большого труда не закричать, когда рядом послышался шорох. Какая-то тень промелькнула совсем близко.

Вспыхнул свет. Он шел откуда-то снизу, искажая лица и предметы. Запахло травами. От резкого запаха у Агнии защипало в носу. Она поморщилась, борясь с желанием чихнуть.

Прорицательница в кресле напротив в неверном свете, идущем, казалось, из-под пола, превратилась в какое-то чудовище с бледным лицом и черными провалами на месте глаз. Капюшон сполз с ее головы, обнажая чуть вытянутый блестящий череп шезрула. Зрелище было жутким, но и чем-то привлекательным. Вцепившись скрюченными пальцами в подлокотники, Мадама Ноа покачнулась, запрокидывая голову.

— Духи и демоны! Придите на зов! Придите на зов мой, откликнитесь, духи! Вас призываю! Вам повелеваю! — и добавила несколько отрывистых слов на своем родном языке.

Голос ее становился все громче. Она раскачивалась все сильнее. Ее мотало из стороны в сторону, как будто кто-то дергал за невидимые нити. Выпучив глаза, женщина тяжело, с хрипами дышала, но продолжала выкрикивать: «Придите! Придите!» — сразу на двух языках.

Резкий порыв ветра всколыхнул портьеры. Послышался странный звук — не то слитный вздох множества голосов, не то шуршание оседающей ткани. Где-то завыла собака.

— Они пришли, — замогильным голосом провозгласила пророчица. — Зови его!

Агния растерялась, оглядываясь по сторонам.

— М-марек?

И не сдержала вскрика, когда тьма отозвалась ей пронзительными воплями, стонами, рычанием, визгом и хохотом. Лимания заверещала от ужаса.

— Марек! — громче вскрикнула Агния, уже начиная жалеть, что пришла. Вой и стоны заглушали визг Лимании.

«Дай! Дай!»

— Что?

«Кр-рови!»

Чья-то рука высунулась из-за спинки кресла и крепко схватила ее запястье. Молодая женщина завопила от неожиданности во весь голос, рванулась, но это была всего лишь та девушка, что провожала ее сюда. Она заставила Агнию протянуть правую руку вперед и быстро — был заметен только блеск иглы — уколола ее кисть точно между средним и безымянным пальцами.

Руку обдало жаром и холодом одновременно. Огнем горело то место, где выступила капелька крови, а вся остальная кисть казалась погруженной в лед.

— 3-зови! — низким голосом прорычала прорицательница.

— Марек…

Женщина в кресле напротив вдруг дернулась, подскакивая и выгибаясь дугой. Девушка отпустила руку Агнии, и она отпрянула, сжимаясь в комок и борясь с желанием вскочить и убежать. Вытаращенными от ужаса глазами она смотрела, как Мадаму Ноа корчит припадок.

Он прекратился так же внезапно, как и начался. Женщина выпрямилась, властным жестом провела ладонью по блестящему от пота черепу, словно убирая с глаз несуществующие волосы.

— Агния?

Голос был женский, но вот интонация…

— Марек?

— Агния…

— Марек! Марек, это ты?

— Марек… — Тот или та, что сидел в кресле, повел головой из стороны в сторону, словно осматривая помещение. — Ну да. Это я. Я был Мареком… Что ты хочешь у меня спросить?

— Я… — Агния растерялась. Еще минуту назад на языке были сотни слов — и вот не осталось ни одного. — Я… скучаю без тебя, Марек!

— Я тоже. Тут так пусто и холодно одному…

— И мне тоже… без тебя.

— Иди ко мне!

— Нет, — прошипел на ухо чей-то голос. Две руки легли сзади на плечи, заставив ее остаться в кресле.

— Иди ко мне! — вскрикнул дух голосом пророчицы. — Помоги мне!

— Марек, милый! — Агния рванулась, но девушка держала ее крепко и успела шепнуть:

— Не поддавайся! Просто задавай вопросы, пока есть время.

— Марек… — По щекам потекли слезы. — Марек… Я не знаю, что спрашивать. Марек, Ариэла арестовали! За то, что он убил Фила Годвина…

— Фила. — Голос споткнулся. Прорицательница захлопала глазами, изображая удивление. — Впервые слышу…

— Да! Он убил его этой ночью! Заколол этим своим кортиком. Представляешь! Теперь-то он за все заплатит…

— Заплатит… Заплатит… Заплатит… Ы-ы-ы!

Прорицательницу внезапно скрутило, словно от невероятной боли. Она завыла, забилась в судорогах, глаза закатились так, что стали видны белки, на оскаленных губах появилась пена. Откуда-то выскочила девушка-помощница, всплеснув руками, кинулась к ней, пытаясь удержать припадочную в кресле. Метнула через плечо испуганный взгляд, и одного этого оказалось достаточно, чтобы Агнию как ветром сдуло. Даже не попрощавшись, она бросилась бежать. Вслед ей неслись дикие вопли прорицательницы и на миг перекрывший их крик девушки:

— Задержитесь!

Сломя голову Агния вместе с Лиманией выскочила обратно в тот проулок и без сил привалилась к стене. В двух шагах от них город жил своей жизнью. По улице ходили люди. Цокали копыта лошадей. Мимо пробежал посыльный-сатир, бросил любопытный взгляд на соплеменницу, но не задержался. Где-то прозвенел колокольчик. Звонко закричал мальчишка-газетчик:

— Свежий номер «Имперского вестника»! Таинственное убийство в доходном доме! Месть или ритуал? Кайтарра снова поднимает голову!

Скрипнула дверь. Выглянула девушка — помощница прорицательницы.

— Что? — вздрогнула Агния.

— Уходите, — быстро промолвила она.

— Но почему? Я только хотела узнать…

— Я бы сама хотела узнать, что произошло, — честно призналась девушка. — Такой припадок с нею впервые… Но она в последнее время работала на износ, так что, может быть, всего лишь совпадение. Когда она придет в себя, я постараюсь ее расспросить, в чем причина. Если хотите, оставьте ваш адрес, я забегу и перескажу.

— Капустная улица, дом шестнадцать. Это в цеховом квартале.

— Я запомню. Кстати, с вас два империала. За визит.

Агния без лишних слов отдала деньги и пошла прочь. Она чувствовала себя странно. Почему Марек ничего не сказал?

Свеча ему не полагалась, и камера постепенно стала погружаться в темноту. Ариэл какое-то время расхаживал по ней из угла в угол, вспоминая свой разговор со следователем и прикидывая, чем ему это грозит. Следствие вряд ли затянется — такая неопровержимая улика, как опознанное орудие убийства, не должна оставить сомнений. Но все равно месяца полтора тут точно придется провести. Потом — суд, короткий и формальный. И… сколько сейчас он получит за убийство, которого не совершал? Если пошлют запрос в канцелярию полка, оттуда может прийти положительный отзыв — лейтенант Боуди был на хорошем счету у сослуживцев, хотя не обошлось и без пары взысканий. Правда, потом, в университете, он не показал себя прилежным студиозусом, но ведь и учился он больше ради Марека, чем ради науки.

Устав ходить, он прилег на кровать. Темнота сгущалась. Из открытого окошка — стекол нет, только решетка, так что зимой тут, наверное, ужасно холодно — доносился тихий шум засыпающего города. Как там Агния? Что делает? Она, конечно, ни разу не навестит его в тюрьме, а вот на суд может и прийти, чтобы полюбоваться на поверженного врага. Эх, если бы знать заранее…

Шорох. Нет, скорее шелест. Крысы? Тут? Так быстро?

Приподнявшись на локте, Ариэл посмотрел в тот угол, откуда доносились странные звуки, и неожиданно почувствовал страх. Тьма в том углу сгустилась так, что казалась каменной. И по ней змеилась белая вязь морозных узоров. Камень на глазах покрывался инеем. И странно, но Ариэл вдруг обрел способность видеть в темноте. Узоры можно было рассмотреть до мельчайших деталей. Но одновременно крепло чувство, что все это — для отвода глаз.

«Догадался, — прошелестел тихий безжизненный голос. — Ты всегда был умным… Умнее, чем хотел казаться…»

— Ты кто? — откликнулся Ариэл. При выдохе с губ сорвалось облачко пара. А тут действительно похолодало.

«Не узнаешь? Да это и не нужно. Я тебя узнал — это главное. Ты ни капельки не переменился…»

— Я могу тебя увидеть?

По голосу определить, кем был собеседник, не представлялось возможным. Мужчина. Не старый. На этом все.

«Смотри».

Во мраке проступил призрачный силуэт, но лица было не разобрать. Впрочем, Ариэлу это особо и не было нужно.

— Я ни в чем не виноват, — сказал он.

«Неправда», — прошелестел тихий голос.

— Я ни в чем не виноват, — упрямо повторил Ариэл. — Ты это знаешь.

«Я много чего знаю. Даже больше, чем ты».

— Агния… — Это имя само пришло на ум. — Где она сейчас?

«Дома».

— С нею… все будет в порядке? Сейчас, когда я и… ну, кое-кто еще… когда рядом с нею никого нет…

«Ты уверен, что никого?»

— Сатирра? Эта трусиха, повсюду рассыпающая свои орешки и не умеющая связать двух слов? У нее даже рогов нет!

«Я говорю о тебе».

Сердце от неожиданности пропустило удар.

— Скажешь тоже! — фыркнул Ариэл, когда снова смог говорить. — Где она — и где я? И потом… она терпеть меня не может!

«И тем не менее…»

— Ей грозит опасность. — Он не спрашивал, он утверждал. — А я сижу тут. И буду сидеть еще несколько лет. Ты… сможешь что-нибудь для нее сделать?

«Все, что мог, я для нее уже сделал. Теперь твоя очередь!»

Камеру окутало волной такого жуткого холода, что Ариэл невольно зажмурился, задерживая дыхание, потому что боялся, что внутри все превратится в кусок льда. Но это продолжалось только несколько мгновений, а потом…

Он открыл глаза и какое-то время просто лежал на койке, завернувшись в одеяло и силясь сообразить, приснилась ли ему ночная встреча или была наяву.

За ним пришли вскоре после завтрака. Два стражника ввели арестанта в знакомый кабинет. Тот же рогач Холодный Туман сидел за тем же столом и что-то писал, тщательно выводя каждую букву. «Отчет за третий квартал», — прочел Ариэл заголовок, написанный вверху крупными буквами.

Следователь был так увлечен перечислением количества принятых посетителей, количества поданных заявлений и описанием того, какая работа проделана и сколько дел раскрыто, а сколько находится в стадии рассмотрения, что не сразу отложил перо. Закончив писать, он переложил отчет на широкий подоконник, придвинул к себе другие исписанные листы и кивнул на табурет.

— Добрый день. Присаживайтесь!

Ариэл сел, тихо звякнув цепочкой кандалов.

— Я пригласил вас сюда, чтобы сообщить, что некоторое время назад некая молодая дама сделала заявление, обвинив вас в смерти своего мужа, — ровным голосом промолвил рогач и заглянул в разложенные на столе исписанные листы. Вперемешку с перечеркнутыми палочками-резами рогачей там были крупным каллиграфически четким почерком написаны несколько имен. Даже на расстоянии в ярд и вверх тормашками Ариэл смог их все прочесть.

— Понимаю, — промолвил он. — И это…

— Это обстоятельство только запутывает ваше дело, — любезно пояснил Холодный Туман. — По сути, это уже второе обвинение в убийстве. И если первое по отдельности раньше не представляло интереса, то, учитывая несчастный случай с Филом Годвином, первое преступление тоже можно считать доказанным. Хотя бы потому, что становится ясно — человек, убивший один раз, легко может убить и второй.

Пока Ариэл сидел в камере, у него было время подумать. Ночной разговор только дал толчок его размышлениям, хотя мало что прояснил.

— У вас есть доказательства? — поинтересовался он. — Улики…

— Немного, но есть. — Рогач полез в ящик своего стола, осторожно со второй или третьей попытки подцепил копытами два листка. — Та молодая дама передала их вчера. Она уверена, что это — письма с угрозами. Вы вымогали у потерпевшего деньги?

Ариэл с удивлением посмотрел на свои старые записки. «Нужны деньги. Вопрос жизни и смерти…» Ну да, так можно подумать…

— Да. И нет, — сказал он.

— Что вы имеете в виду?

— Да, мне действительно нужны были деньги. Да, я в ту пору находился на мели и не мог позволить себе лишние расходы, а с меня требовали определенную сумму, причем как можно скорее. Я просто не успевал собрать ее к сроку и обратился к Мару по-родственному за помощью. Никто никого не собирался убивать. Мне нужно было заплатить за информацию. Личного характера, — добавил он, давая понять, что распространяться на эту тему не намерен.

— Значит, это не записки с угрозами? — дотошно уточнил следователь.

— Это записки с просьбами брату одолжить денег. К тому, что произошло потом, они не имеют никакого отношения! Меня подставили.

— Кто? — Рогач потянулся к перу и чернильнице, явно собираясь записывать все слово в слово.

— Не знаю. Но, думаю, это тот, кому выгодно, чтобы никто не узнал правду о смерти Марека Боуди. Тот, кому важно, чтобы в этом обвинили именно меня. Как вы сказали: если убил одного, значит, мог убить и другого, чтобы обрубить все концы…

— А вы что? Вы могли убить Марека Боуди?

Ариэл задержал дыхание, бросил взгляд на дверь. Там, у порога, замер конвой. С этим рогатым он может справиться, хотя и с трудом — скованные руки не дают простора движения, рассчитывать можно только на фактор внезапности. Один удар — достаточно оглушить и… Но у рогачей очень крепкий лоб. Тут не кулаком — тут кувалдой бить надо. И как быть с теми людьми, что стоят в трех шагах от него? Они не могут не вмешаться. И наверняка у них есть приказ стрелять.

Следователь-рогач сидел за столом напротив, глядя на Ариэла лиловыми влажными глазами. Сейчас он почему-то напоминал чучела оленей и лосей в музее, в зале естественной истории, только был живым и хлопал длинными ресницами. Но мысль об оленях засела в голове.

— Послушай, что я скажу, — понизив голос, заговорил Ариэл, переходя на «ты». — Никому из них не скажу — только тебе. Ты другой. Ты поймешь… надеюсь. Я хотел его убить. Я мог его убить… Я имел право его убить… Ну, ты понимаешь?

Рогач кивнул.

— Но я этого не сделал! Кто-то или что-то сделало это за меня. Я опоздал, понимаешь? Я почти решил это сделать — не мог только решиться действительно отнять у Мара жизнь. Мы же выросли вместе и первые двенадцать лет считали друг друга родными братьями. Это не так-то просто — отнять жизнь у брата, пусть и сводного. Ты понимаешь… по глазам вижу, что понимаешь… Будь это кто-то еще, я бы не колебался и давно все сделал. А с Маром вышла промашка. Пока я думал, пока решался, пока колебался — все и случилось. Я этого хотел, но я этого не делал. Вмешались другие люди и сама судьба. Но это должен был сделать я. Понимаешь? И когда это случилось, я…

— Почувствовал себя обесчещенным, — глухо промолвил Холодный Туман, тоже отбросив формальности.

Да, он знал или догадывался о чем-то в этом роде. В его племени, если кто-то бросал вызов на бой ради самки, считалось нарушением всех обычаев вмешиваться в происходящее. Даже самка, из-за которой спорили, не имела права высказывать свое мнение, а должна была спокойно и смиренно ожидать решения своей судьбы. Нельзя было ни отговаривать противников, ни взывать к примирению сторон, ни тем более пытаться спасти жизнь одному из них, убив соперника. Это значило, что второй самец настолько слаб, что не в состоянии даже самостоятельно выйти на бой, и все его притязания — бахвальство и ложь. В прежние времена такого «победителя» казнили — подобный лжепоединок не мог завершиться его победой. Еще хуже, если это было убийство из-за угла. В этом случае смерти подлежал и доброхот, причем убить его должны были собственные родители, как обесчестившего род.

— Да. Но люди не совершают ритуальных самоубийств, если задета честь такого рода. Я мог отмыться только одним способом — попытаться найти, кому и зачем была выгодна смерть Мара. Я сделал вид, что у меня есть важные дела, требующие немедленного отъезда. Сам затаился, стал выжидать, наблюдать, пытался делать выводы. Увы, за три месяца не произошло ничего! Абсолютно ничего, что дало бы мне зацепку. В конце концов мне надоело ждать. И ведь все эти месяцы я не видел свою женщину… Почти три месяца! Это долго. Тогда я решил выйти из подполья и поискать того, кто вместо меня совершил это убийство. Кто так вовремя избавил меня от Марека Боуди, как раз в тот самый момент, когда я был уже готов пойти на крайние меры.

— И оказался здесь, — кивнул рогач.

— Да, и оказался здесь. Агни ненавидит меня, думает, что это я убил Мара. А я просто не успел его убить! Моя вина только в этом! Но я бы мог убедить ее, мог заставить полюбить себя, заставить поверить… Ведь я люблю ее. На самом деле люблю.

Рогач осторожно положил перо.

— Я не буду этого записывать, — сказал он. — Но если ты настолько хорошо знаешь наши обычаи, то должен понять, что настоящий преступник должен быть убит. Если не рукой своего отца, то твоей. И тогда тебе не миновать наказания — уже за это, несомненное, преступление.

— Догадываюсь. Но, — он поднял голову, посмотрел на следователя, — я знаю еще кое-что… Если, например, это будет поединок… Дуэль… Я участвовал в дуэлях, кодекс знаю. Дуэли не запрещены — сейчас нет никакой войны.

— То есть… — Холодный Туман внимательно смотрел на свои записи, и Ариэл много бы дал за то, чтобы понять, какие мысли бродят в этой рогатой голове. — То есть ты хочешь сказать, что, едва очутившись на свободе, кинулся бы искать своего… соперника, после чего провел бы с ним поединок по всем правилам, сохранив свою честь?

— Да. Сохранив свою честь. Именно так. Я офицер в отставке и прекрасно знаю, что такое честь. Лейтенант королевской армии, двадцать шестой линейный гвардейский полк. Я уже говорил это.

Рогач взял-таки перо и сделал несколько пометок.

— Но мы в любом случае не можем вас отпустить… просто так, бывший гвардии лейтенант Ариэл Боуди. — Тон его опять стал сухим и официальным. — Нужны веские причины. Более веские, чем вызов на дуэль. Причины, которые описаны в законах вашего мира, мира человеков. Например, чье-либо поручительство. Или внесенный залог. Вы знаете кого-либо, кто может выступить поручителем или внести залог? Ваша женщина? Ваше начальство? Ваш… э-э-э… другой какой-нибудь родственник?

Ариэл с готовностью ухватился за эту идею. Нет, мастер Молос и тем более ректор университета и пальцем не шевельнут ради его спасения. Агния тем более откажется. Родственники Марека? Госпожа Парата Боуди? Еще чего не хватало! Никто из тех, кто носил или носит эту фамилию, не считает его своим. Разве только…

— Есть одна женщина. Она может… должна захотеть мне помочь. Если не она…

Если не согласится и она, шансов выйти на свободу законным путем практически не остается.

— Это ваша родственница?

— Почти.

— Она влиятельна? Обеспеченна?

Он кивнул, и рогач, помедлив, подвинул ему чистый лист и чернильницу.

Слишком короткая цепочка ручных кандалов мешала. Тщательно подбирая слова, Ариэл написал несколько строк и протянул письмо следователю. Тот внимательно прочел и само послание, и подпись, опять согласно качнул рогатой головой и, сложив лист, капнул воск. Запечатал и протянул.

— Извольте надписать адрес, кому и куда доставить.

— Особняк герцога Ольторн, ее сиятельству герцогине Ларисе Ольторн в собственные руки.

— Ого! — только и вымолвил Холодный Туман, но спорить не стал.

Семейство Ольторн являлось одним из самых родовитых и уважаемых в столице. Сам герцог много лет был посланником империи в сопредельных странах, являлся одним из руководителей разведки, причем не только внешней, но и внутренней. И если у сидящего перед следователем человека там есть связи, то посадить его в тюрьму за убийство будет очень трудно. Нет, рогач не испытывал к человекам особой расовой ненависти, но, чтобы удержать за собой это кресло, ему необходимо доводить до конца каждое из порученных дел. То есть найти виновного во что бы то ни стало и как можно скорее.

Вернувшись в камеру, Ариэл опустился на колени перед койкой, упираясь локтями в тощий матрас, спрятал лицо в ладонях и взмолился Первопредку, чего не делал со школьной скамьи.

«Пожалуйста, пусть будет так, как я хочу! Тебе ведь не трудно — даже пальцем не надо шевелить! Я все сделаю сам. Ты только мне не мешай. И пусть никто не мешает мне! Дай выйти отсюда. Дай найти того, кто меня подставил. Дай доказать Агни, что я ее люблю! Мне больше ничего не надо. Я… я даже не буду его убивать, этого типа. Я даже не нападу на него первым… Но дай мне отсюда выйти».

День тянулся неимоверно долго. Ариэл то мерил камеру шагами, то падал на койку, стараясь не поддаваться отчаянию. Бездействие оказалось утомительным.

Наступило время ужина. В коридоре послышались шаги, лязг задвижек, скрежет замков. Дошла очередь и до него, но вместо тюремного сторожа с миской супа на пороге возникли два констебля:

— На выход. С вещами!

В третий раз переступив порог знакомого кабинета, он увидел следователя. Холодный Туман опять быстро что-то писал.

— Уже явились? — Он оторвал глаза от документа. — За вас внесли залог. Ее сиятельство герцогиня Лариса Ольторн любезно поручилась за вас и внесла некую сумму…

— Спасибо, — пробормотал Ариэл.

— И вы понимаете, что поручительство столь знатной дамы дорогого стоит. Ольторны — фамилия, приближенная к императору. Если окажется, что они поручились за преступника, это будет большой скандал. Это уже будет политика. Причем может быть, что и международная! Не факт, что герцогу не придется подать в отставку, а ведь он много лет был послом империи.

— Я все понимаю, — кивнул Ариэл. — Его сиятельство не будет разочарован… и ее сиятельство тоже.

— Сейчас уже поздно. Вы можете выйти отсюда завтра утром или…

— Сегодня. Сейчас!

— Но…

— Сейчас. Если можно.

— Только что пробило девять часов… Может быть, переночуете здесь?

Ариэл нервно рассмеялся, покачав головой. В камеру он больше не вернется. Ни за что.

— Ну ладно. Как вам будет угодно. В таком случае прошу подписать.

Ариэл поставил размашистую подпись под тем, что нацарапал Холодный Туман, даже не читая внимательно текст. Кажется, там было что-то про обещание не покидать город без письменного разрешения властей, не менять указанного места жительства без объективных причин (пожар, наводнение, стихийные бедствия) и не ввязываться ни в какие посторонние дела.

А через полчаса он, получив назад все свои вещи — и даже деньги уцелели, что удивительно! — шагал по улицам вечерней столицы. До университета, где в общежитии за ним сохранялась комната, дорога была неблизкой, но Ариэл даже не думал туда направляться. Его путь лежал в цеховой квартал. К дому Агнии.

Осенний вечер был прохладен. Резкий ветер трепал полы плаща, приходилось придерживать шляпу рукой. Ариэл преодолел уже довольно большое расстояние, прежде чем сообразил, что может остановить наемный экипаж. Собственные мысли не давали сосредоточиться. В камере было время подумать.

Итак, в дом Агнии за последние несколько дней пытались проникнуть уже дважды. И оба раза что-то искали. Судя по всему, поиски не увенчались успехом, значит, будет третья попытка. Если ее уже не было этой ночью. Этой ночью, которую он провел в тюрьме. И значит, пока он там бредил призраками, ее вполне могли…

Сорвавшись с места, он побежал, одной рукой придерживая треуголку. Спешащие по домам прохожие что-то кричали вслед. Какой-то возница на перекрестке еле успел затормозить, замахнулся кнутом, ругаясь на чем свет стоит. Забыв нанять экипаж, Ариэл промчался мимо.

До Капустной улицы он добежал, задыхаясь и не чуя ног от усталости. К тому времени на город спустилась ночь, прохожих становилось все меньше и меньше. На работу вышли фонарщики, но сюда, в этот переулок, они должны были заглянуть еще не скоро.

Нужный дом он отыскал без труда. Стиснутый с двух сторон каким-то доходным домом средней руки и особняком купца, он казался безжизненным. Но, присмотревшись, мужчина заметил пробивающуюся из-за ставней полоску света. Подойдя к окнам первого этажа, он осторожно заглянул в щель между ставнями и осмотрел кухню. Все было как обычно.

От облегчения ноги подкосились, и Ариэл привалился к ближайшему фонарному столбу. Агния дома. С нею все в порядке. Во всяком случае, вчерашняя ночь прошла спокойно. Конечно, это не повод расслабляться: мол, опасность миновала. Наоборот, она стала еще больше. У врагов молодой вдовы был целый день, чтобы подготовиться к нападению.

Но теперь на сцене снова появился он.

Заняв позицию у дома напротив, втиснувшись в щель между двумя строениями, Ариэл проверил свой арсенал. Оба пистолета, конечно, были разряжены, и он осторожно зарядил их на глаз, в темноте насыпая порох и забивая пули в стволы. Кортик ему, разумеется, не вернули, но офицерская шпага была на месте. Что ж, этого достаточно, чтобы отразить нападение.

Подготовившись, он устроился поудобнее и стал ждать рассвета, не сводя глаз с окон. Через полчаса свет погас. Легкая улыбка тронула губы. Агния легла спать. А ему спать явно не придется.

Ближе к полуночи погода начала портиться. Осень — не лучшее время года для поздних прогулок. Ветер стих, но ощутимо похолодало, а из туч стал накрапывать мелкий противный дождик. Он не усиливался, так и оставаясь дождиком, и не спешил перерастать в ливень, но грозил затянуться до рассвета. Ариэл поглубже надвинул на глаза шляпу, закутался в плащ, прижимаясь к стене. Может быть, сегодня они не придут? Хотя вряд ли. Ночь ненастная. На улицах точно никого не встретишь…

И только он так подумал, как заметил крадущуюся тень.

Понадобилось минуты две, чтобы узнать ликантропа. И еще целая минута, чтобы поверить, что ему не мерещится. Но эти плечи, эта сутулая спина, эти опущенные вдоль тела руки, эта походка, плавная и неуклюжая одновременно, эти блеснувшие странным светом глаза… Что он тут делает?

Пальцы сами сжали рукоять пистолета. Пуля в нем была простая, не серебряная. Она не убьет, а только ранит нелюдя. А противник серьезный. Большинство ликантропов не в ладах с законом. Лишь в деревнях они — добропорядочные фермеры, занимающиеся, как ни странно, скотоводством. В городах это либо торговцы и спекулянты той же самой бараниной или говядиной или воры, грабители, наемные убийцы всех мастей.

Несколько секунд была уверенность, что ликантроп его не заметит — все-таки темно, он стоит в тени, да и дождь отбивает запахи… Но вот взгляд нелюдя скользнул по ряду домов и задержался на человеке. Глаза вспыхнули зеленым огнем. Заметил, но… не подал вида. Неужели принял за такого же представителя «ночного народа», только не домушника, а, скажем, грабителя, поджидающего поздних прохожих с криком: «Кошелек или жизнь!»? Все возможно. Грабители и воры никогда не перебегали друг другу дорогу. Одни работали в домах, другие — на улицах. И ликантропу с Ариэлом нечего было делить…

Если бы нелюдь не остановился как раз возле дома Агнии Боуди.

Но и это была еще не причина для тревоги. Ну мало ли что ему тут надо? Может, остановился дух перевести! Но ликантроп, бросив последний взгляд через плечо на стоявшего на противоположной стороне улицы Ариэла и вроде как кивнув ему головой — заметил, значит, но принял за своего, — подошел к стене дома. Примерился, подняв передние конечности, а потом резким отработанным рывком вогнал когти в деревянные панели, которыми был обит дом снаружи, и сноровисто полез по стене.

То, что ликантропы прекрасно умеют бегать по стенам и даже потолку — почему в городах они быстро переквалифицируются в домушников, — было всем известно. Но за всю свою богатую на события жизнь Ариэл еще ни разу не видел, как это происходит. И потерял несколько драгоценных секунд, наблюдая удивительное зрелище.

Взломщик работал в основном когтями передних конечностей. Он резкими тычками вгонял их до отказа в дерево, дергал раз-другой, проверяя крепость, при необходимости повторял попытку, после чего переносил вес тела на эту руку и повторял маневр для другой, втыкая когти чуть выше. Ноги же его, босые, что было в обычае у этого народа, лишь бессильно царапали по стене. Когти имелись и на тех пальцах, но были короче и тупее, и он вставлял их в дыры, проделанные передними конечностями. Здесь то ли панели были старые, рассохшиеся и не настолько крепкие, то ли взломщик был не настолько опытен, но карабкался он до второго этажа слишком долго. Во всяком случае, Ариэл успел перебежать улицу и, изловчившись, схватил его за заднюю лапу.

— Назад!

— Пр-рочь! — Ликантроп дернулся, стараясь высвободиться. Махнул второй ногой — когти просвистели в опасной близости от лица.

Ариэл отшатнулся, вынужденный разжать руку. Даже молодой полуволк сильнее взрослого человека.

Шуметь и будить весь переулок не хотелось, но другого выхода не было. Изловчившись, ликантроп уже ухватился за ставень. Еще несколько секунд и…

Ариэл выхватил пистолет и выстрелил, не целясь.

Промахнуться даже в темноте на таком расстоянии было трудно. Пуля вошла полуволку в бок. Он содрогнулся, теряя концентрацию, коротко взвыл, и Ариэл, отбросив разряженный пистолет, схватил другой. Простая пуля не остановит ликантропа, только разозлит, но если вторым выстрелом попасть в голову…

Он стрелял снизу вверх, держа пистолет двумя руками, но полуволк мотнул головой, и пуля лишь обожгла ему щеку и порвала ухо. Он уже висел на ставне и торопливо, отбросив осторожность, пытался разломать запор с внутренней стороны. Избавившись и от второго пистолета, Ариэл подпрыгнул и ухватил его за задние лапы.

От резкого рывка когти сорвались, и ликантроп повис только на передних конечностях, отчаянно дергаясь и брыкаясь, пытаясь скинуть человека. Пальцы скользили по мокрой грязной шерсти, но Ариэл сжимал его щиколотки так, словно уже ухватил врага за глотку. Изловчившись, он уперся подошвами сапог в стену, рванул — и ликантроп сорвался.

Падать оказалось невысоко — с высоты ярд или около того. Мокрая мостовая ударила в спину, вышибая воздух из легких, а рухнувшая сверху туша его противника довершила начатое. Ариэл невольно вскрикнул. Перед глазами словно взорвался сноп разноцветных искр. На долю секунды он оказался оглушен, но рук не разжал. Ликантроп проворно извернулся, отмахиваясь передней лапой.

Ариэл успел выставить локоть и взвыл еще раз от сильной боли — вспоров рукав, нелюдь разодрал ему руку до кости. Он разжал пальцы, чтобы тут же, сложив кулак, ударить в ответ. Костяшки пальцев врезались в оскаленные зубы. Он содрал кожу, но даже не заметил этого. Ликантроп замахнулся еще раз. Ариэл успел перехватить его руку, изловчился, сбрасывая волосатую тушу с себя, и человек и полуволк покатились по мокрой мостовой, поочередно пытаясь добраться до глотки противника.

У ликантропа было неоспоримое преимущество — на руках вместо обычных ногтей имелись крепкие когти. Пусть и не такие острые, как у кошек, но достаточно мощные для того, чтобы одним ударом вспороть кожу на горле. Рукава камзола Ариэла скоро превратились в лоскуты, а намокший плащ только сковывал движения. Кроме того, его противник был намного тяжелее и сильнее и уже через минуту подмял человека под себя, усевшись ему на грудь и собираясь покончить с врагом.

Ариэл сражался за свою жизнь. Он подтянул подбородок к груди, чтобы хоть как-то защитить шею и, прищурившись — из рассеченной брови лилась кровь, мешая видеть, — отбивал удары когтистых лап. Окровавленные кисти уже теряли чувствительность. Каждый удар отдавался болью. В бок упиралась рукоять шпаги. Был бы кортик, можно бы рискнуть, попытаться вытащить и всадить врагу в бок. В его руках один удар одушевленного оружия мог бы если не убить, то серьезно ранить ликантропа. А если бы изловчиться и ударить в печень…

Что толку! Промахнувшись, он лишь съездил противнику по уху, и тот в отместку так ударил его по голове, что Ариэл откинулся назад, открывая горло.

И в этот миг наверху стукнуло окно.

Ставни распахнулись, поток света озарил два силуэта под дождем.

— Убирайтесь вон! — послышался отчаянный женский крик. — Караул! Полиция!

— Агни…

— Ты? Убирайся! Видеть тебя не могу!

— Агни, — пользуясь мгновенным замешательством противника, Ариэл вскинул голову. — Агни, живо в дом!

— Пошел вон!

— Агни, скройся!

Ликантроп ударил опять. Ариэл успел поймать его запястье, выворачивая руку и, защищаясь от зубов, сам выбросил вторую руку, упираясь в ключицы. Силы были неравны, но он был обязан продержаться еще хотя бы несколько мгновений, чтобы дать женщине время понять, что ей грозит опасность.

Она еще что-то прокричала, а потом…

— Убирайтесь вон! Оба! Немедленно! А иначе…

Широкие плечи ликантропа скрывали от Ариэла окно, и он мог лишь догадаться, что произошло. За шумом дождя он не услышал плеск воды, но внезапно его противник вздрогнул, запрокидывая голову. По его и без того мокрой шерсти что-то текло. Чисто машинально слизнув каплю со щеки, он взвыл и отпрянул. Пахнуло мочой.

Ариэл не преминул воспользоваться ситуацией. Разряженные пистолеты валялись где-то в стороне, кортик у него отобрали, до шпаги еще надо было дотянуться — гарда врезалась в бок на уровне почек, — но он подтянул колени к животу и изо всех сил ударил каблуками полуволка в брюхо.

То место, куда он метил, находилось у ликантропов там же, где у собак, — не между задних ног, а чуть выше. И один каблук попал точно в цель.

Полуволка отбросило в сторону. Ариэл вскочил на ноги, хватаясь за шпагу. Стиснул зубы, заставляя себя забыть об изодранных пальцах, обнажил клинок и коротко, как на уроке, сделал выпад.

Лезвие вошло между ребер, лишь чуть скользнув по кости. Ликантроп покачнулся. И этот удар еще не был смертельным. Но, выдернув шпагу, Ариэл ударил второй раз, метя в живот и печень. Потом еще раз, наотмашь, пытаясь оставить порезы на ногах. Полуволки ужасно живучи, но любого противника можно измотать серией уколов и заставить ослабеть от потери крови.

Четвертого удара не потребовалось — ликантроп отступил. В конце концов, он был только вором, его наняли для проникновения в дом, а не для драки с его защитником. Обычный взломщик давно бы уже удрал.

Опершись на шпагу, Ариэл проводил взглядом удиравшего противника. Тот бежал быстро — не скажешь, что у него пробиты грудь и живот, прострелен бок и раны на руках и ногах. Когда домушник завернул за угол, Ариэл поднял голову. Агния все стояла у окна, двумя руками прижимая к груди ночной горшок, содержимое которого, как стало ясно, и отпугнуло обладавшего чувствительным обонянием ликантропа. Кроме того, как запоздало припомнил Ариэл, к самкам у полуволков особое отношение, и оказаться облитым именно женскими выделениями — такое заставит отступить и матерого вожака стаи.

— Благодарю. — Ариэл улыбнулся. — Ты появилась вовремя.

— Что вы тут делаете? — воинственным шепотом откликнулась она.

— Да так… прогуливаюсь, дышу свежим воздухом.

Ужасно хотелось присесть. Грудь и голова болели, шляпу он потерял, и дождевая вода смывала со лба кровь, которая каплями стекала на лицо. Непослушными пальцами он кое-как засунул шпагу в ножны. Надо было хотя бы обтереть оружие, но, видит Первопредок, он сам сейчас нуждается в помощи.

— Почему вы не в тюрьме? — прошипела Агния.

Хотелось пошутить: мол, сегодня день открытых дверей, — но сил на шутки не было.

— Отпустили за недостаточностью улик. Кроме того, за меня внесли залог.

— Кто? — В ее голосе послышалось праведное негодование.

— Нашлись добрые люди. Жалко, что вы к их числу не относитесь! — Он нарочно тоже назвал ее на «вы», показывая, как его задела эта отстраненная вежливость.

Агния уже открыла рот, чтобы возмутиться, уже набрала полную грудь воздуха, но внезапно выдохнула:

— У вас кровь.

— Не обращайте внимания, госпожа Боуди! — Он осторожно лизнул разодранные костяшки. — Я не ранен.

— Ну… вам надо хотя бы умыться…

— Ничего. — Он внезапно разозлился. — Дождь все смоет. Не беспокойтесь!

— А… — она никак не хотела уходить от окна, — кто это был? О-оборотень?

— Ликантроп, — поправил он. — Пытался влезть в дом. Теперь не полезет. По крайней мере сегодня.

— Поднимитесь на минутку.

Он не поверил своим ушам. Но некоторое время спустя — как раз успел отыскать один из своих пистолетов — дрожащая, заспанная Лимания отворила ему дверь.

Агния ждала его в кухне на первом этаже, кутаясь в наспех наброшенный пеньюар. На разделочном столе горело несколько свечей. Молодая женщина тихо ахнула, когда он переступил порог.

— Вы в таком виде…

— Да уж… — Он посмотрел на свои руки. Костяшки пальцев были содраны до кости. На тыльной стороне ладоней алело несколько глубоких царапин. Рукава камзола были разодраны в клочья вместе с рубашкой, и от локтей до запястий тоже виднелись царапины.

— Умывайтесь. — Агния кивнула на рукомойник. — И… снимите этот… эти лохмотья!

Сбросив на пол промокший, тяжелый от воды и грязи плащ, он избавился и от остатков камзола. Рубашка тоже оставляла желать лучшего — рукава разодраны, все мокрое и грязное, — но он не решился раздеваться дальше. Осторожно сполоснул руки и лицо.

Агния все это время стояла рядом и не спускала с него глаз. Он чувствовал на себе взгляд женщины, но старался не смотреть в ее сторону.

Бросающая на хозяйку вопросительные взгляды Лимания принесла несколько бинтов, и он туго-натуго перетянул изодранные кисти, помогая себе зубами. Агния не предложила свою помощь, стояла, спрятав руки за спину, слишком разочарованная, напуганная и разозлившаяся на него.

— Может, поможешь? — не выдержал он. — Или мне просить служанку?

Она осторожно принялась за дело. Ее прикосновения были осторожными, скупыми, но от близости этой женщины на губы сама собой наползала глупая улыбка.

— Но все-таки, — бинтуя, она не смотрела на него и цедила слова сквозь зубы, — неужели тебя на самом деле отпустили? — Она опять перешла на «ты», и Ариэл счел это добрым знаком.

— Да, я действительно не сбежал. Меня действительно отпустили.

— Но почему? Ведь ты же…

— Это не доказано!

— Я все равно тебе не верю… Вот так… — Она завязала последний узелок, закрепила концы бинта и отступила. — Все. Можешь идти.

— Куда?

— Не знаю. Ты куда-то шел?

— Я шел к тебе.

Ариэл встал, и Агния попятилась, спеша встать так, чтобы между ними оказался стол.

— Я тебя не ждала… Тебе лучше уйти.

— Там дождь. — Он кивнул на плотно закрытые ставни. Было слышно, как капли стучат по водостоку, шуршат по мостовой и стенам. С крыши уже журчали ручейки. — Ты выставишь меня за порог после того, как я спас твою жизнь?

Агния поджала губы. Она видела ликантропа, но не могла поверить, что это существо является ее врагом. Слишком быстро он убежал. Как будто все было спланировано заранее. Как легче всего продемонстрировать женщине свою силу и отвагу? Сразиться на ее глазах с кем-то и одержать победу. Правда, изодранный камзол, грязная, мокрая рубашка, рассеченный лоб и разбитые в кровь руки свидетельствовали об обратном, но червячок сомнения оставался.

— Да.

Настаивать не хотелось. Шутить и ерничать — тоже. Он слишком устал за сегодняшний день, а последние полчаса просто лишили всех сил. В конце концов, своей цели он достиг. Агния жива, ликантроп удрал, и, кто бы его ни послал, сегодня ночью вторую попытку он не предпримет. Значит, до утра все будет спокойно. Можно поискать ночлег. Нет, за ним оставалась комната в общежитии университета, но туда так далеко идти.

— Хорошо. — Он непослушными пальцами кое-как надел перевязь, заткнул за пояс уцелевший пистолет, набросил на плечи плащ. Второй пистолет и шляпа остались там, под дождем. Вот и отличный повод — можно поискать оброненные вещи. Их у него не так много.

Агния молча смотрела, как он собирается, и сделала шаг навстречу только после того, как он направился к выходу.

— Запри двери, — распорядился он, уже переступая порог. — Проверь все запоры на окнах и заднюю дверь. Конечно, второй раз сегодня никто не полезет, но мне так спокойнее.

Дверь закрылась. Шум дождя, усилившийся, когда Ариэл шагнул на улицу, стал глуше.

Огромные глаза Лимании мерцали в полутьме, как два уголька, и это было жутковато. Агния вздохнула.

— Прибери тут все и можешь идти отдыхать, — сказала она и стала подниматься наверх.

В комнате на столе горела масляная лампа. Уже решившая потушить ее, Агния в самый последний момент подкрутила фитилек посильнее и уселась в кресло, кутаясь в пеньюар. Зловещие тени сгущались по углам комнаты, предметы теряли привычные очертания. Казалось, в углах притаились незваные гости.

Несколько минут молодая женщина сидела, глядя перед собой и силясь собраться с мыслями. Сон как рукой сняло. Шум дождя за окном не убаюкивал, а будоражил — словно кто-то стоял снаружи и упрямо стучал в ставни.

Поднявшись, она подошла к окну. Осторожно приоткрыла ставню и прижалась лицом к стеклу, закрывшись ладонями, чтобы лучше видеть в темноте.

На улице было тихо и пустынно. Соседи если и заметили стрельбу и шум, не пожелали высунуть носы и посмотреть, что происходит. Наверное, уже легли спать — во всяком случае, ни в одном из ближайших окон свет не горел. Агния вспомнила, как она пробудилась от странного звука и лежала в оцепенении, пока он не повторился. Лишь когда он повторился, до нее дошло, что она слышала выстрелы. Вспомнила, как дрожащими руками пыталась зажечь лампу, как кралась к окну. Как, сообразив, что возмутителем спокойствия опять был Ариэл, кинулась за ночным горшком — просто потому, что бросать вниз лампу было жалко, а его содержимое все равно выплескивать… Но могла ли она знать, что вместо Ариэла все достанется ликантропу?

Да вот же он! Внизу, под фонарем, шевельнулась тень. Мужчина видел ее — сделал шаг вперед, снял с головы шляпу, отвесив поклон. Он что, издевается? Почему не идет домой? Что он тут забыл? Чего ждет? Неужели всерьез решил ее охранять? Преступник, убийца ее мужа взял на себя роль охранника несчастной вдовы? Почему?

Отступив от окна, Агния нашарила шнурок звонка.

— Отопри ему дверь, — приказала она поднявшейся на зов горничной. — Пусть войдет. Постели внизу. В той, свободной комнате.

ГЛАВА 7

На другое утро Ариэл присоединился к ее завтраку в своей грязной рваной рубашке и с забинтованными руками, но спокойный и самоуверенный настолько, что Агния быстро забыла про его увечье.

— Доброе утро. — Он без спросу прошел и сел за стол. — Это так любезно с твоей стороны не оставить меня на всю ночь мокнуть под дождем, как бродячего пса…

— Ну должна же я была как-то поблагодарить тебя за то, что ты сделал.

Лимания с утра пораньше выскочила на улицу и в самом деле обнаружила на стене следы когтей. Это напугало впечатлительную сатирру, и, помогая хозяйке одеться, она все уши прожужжала о том, какой страшной опасности подвергались обе женщины и какое счастье, что поблизости оказался такой мужчина. «Даже жаль, что он не сатир! — завистливо вздохнула Лимания. — Ох, я бы перед ним…» И она выразительно поцокала копытцами, демонстрируя походку. Если учесть, что еще несколько дней назад та же Лимания вздрагивала от ужаса при одном звуке голоса Ариэла Боуди, перемена в ней произошла разительная.

— Агни, для тебя я готов сделать все что угодно! — серьезно промолвил мужчина, в упор глядя на нее. — Только не проси, чтобы я оставил тебя в покое. Это выше моих сил!

Агния вздохнула.

— Я тебе по-прежнему не верю, — промолвила она, наконец беря себе один оладушек из большой горки. — Если бы не ты…

— Если бы не я, ты была бы мертва. — В отличие от нее Ариэл не церемонился и свалил себе на тарелку почти половину оладий, обильно полив их сиропом. Той порции, которую он вылил, экономной Агнии хватило бы дня на два.

— Я тебе не верю! — повторила она, больше обидевшись на такое расточительство.

— Как хочешь. — Он торопился расправиться с завтраком и говорил с набитым ртом. — Мм… в тюрьме так не кормили! Я там пробыл всего два дня, но уже по горло сыт баландой. Армейская еда и то лучше.

— Очень жаль. — У Агнии, наоборот, от его прожорливости пропал аппетит. — Тебе будет трудно привыкнуть есть ее в течение нескольких дней!

— Почему? — прочавкал он.

— Тебе предъявлено обвинение в убийстве, не забывай этого! И ты так и не объяснил мне, почему тебя отпустили!

— Погорячились, с кем не бывает! — отмахнулся он вилкой с нанизанным на нее куском оладьи. От резкого рывка кусок соскочил и упал на пол. — Потом разобрались, извинились, отпустили…

— Но ведь улики…

— Послушай, Агни, — он резко отодвинул в сторону тарелку и оперся локтями на стол, — ты ведь умная женщина, но до тебя никак не дойдет, что все очень серьезно. Тот, кто убил Фила Годвина, сделал это нарочно. И не только для того, чтобы ты что-то не узнала, но и чтобы убрать с дороги меня!

— А ты тут при чем?

— Я защищаю тебя. Ты в опасности, Агни. Вспомни — к тебе в дом уже дважды пытались вломиться. Воры что-то искали. Они уверены, что у тебя есть нечто ценное. Нечто важное, что как-то связано со смертью Мара!

Агния вздрогнула и невольно бросила взгляд на дверь в спальню. Странный пузырек лежал под подушкой, она еще несколько минут тому назад проверяла, на месте ли он. Ариэл проследил за ее взглядом. Догадывается ли он? Нет! Она будет молчать.

— Будешь молчать? — холодно поинтересовался он, и женщина вздрогнула. Как будто мысли читает!

— Ты о чем?

— Тебе что-то известно. Ты что-то нашла. Что-то видела, слышала, запомнила.

— Ничего я не видела и не слышала! — вскрикнула она. — Совсем ничего! С чего ты взял, что мне что-то известно?

— А с того, что ты внезапно перестала только проливать слезы на могиле и переживать о своей загубленной молодости и начала задавать вопросы. Это подозрительно. Ты ходила к следователю, оставила заявление. Ты расспрашивала о чем-то мастера Молоса. Ты, узнав от него о существовании Фила Годвина, кинулась его разыскивать… И, наконец, в твою жизнь вернулся я!

— Тебя-то я в свою жизнь не приглашала! — воскликнула Агния. — Ты принес мне несчастье.

— И тем не менее это так. Отсюда кое-кто сделал вывод, что ты успокоилась и решила выяснить, как на самом деле погиб Мар.

— А ты этого не знаешь?

Повисла тягостная тишина. Ариэл замолчал, уставившись в свою тарелку. Он даже жевать перестал.

— Я знаю, где это произошло, — наконец произнес он. — Знаю, когда это случилось — на рассвете. Утро было туманное… Туман стоял такой густой, что в двух шагах ничего не разглядишь. Это было поблизости от входа в подземелье Духов. Мы решили не двигаться с места по крайней мере до полудня в надежде, что мгла рассеется. Но Мар не захотел ждать. Он ушел. Через несколько минут вслед за ним отправился Фил. «На поиски», — как сообщил мне. Я был уверен, что мне придется искать их обоих, и тут раздался крик. Это был голос Фила. Он меня звал. Я побежал туда. И нашел тело Марека.

Агния сидела ни жива ни мертва.

— Где… это случилось?

— У реки. Он лежал у самого берега. Чуть-чуть не дошел до входа в подземелье. Сначала я думал, что он всего лишь потерял сознание. Потом заметил…

— Что?

— Он был холодным. Слишком холодным для того, кто еще несколько минут назад был жив и здоров. Он был как… ну, как если бы труп несколько часов пролежал зимой на снегу. Совсем окоченел. Фил, кстати, не поверил, что он мертв. Он… ты знаешь, что он интересуется… то есть интересовался искусством мумификации древних кайтаррцев. Он был убежден, что мертвых при определенных условиях можно вернуть к жизни. Не знаю, зачем, но он таскал с собой такую… смесь. И первым делом намазал Мару все… ну, выходные отверстия этой мазью. Даже… ну… там, внизу.

— Зачем? — Агния представила, как Фил Годвин ползает на коленях вокруг тела ее мужа и покрывает его мазью, и ее замутило от отвращения. Впервые она подумала об убитом без жалости, а с каким-то странным мстительным чувством: «Так ему и надо!»

— Он говорил, что это поможет запечатать душу внутри тела и не дать ей его покинуть. Дескать, есть шанс оживить Мара, и если ему дать возможность провести эксперимент, довести исследования до конца, то…

— Почему ты мне раньше этого не рассказывал?

— Ты была не в том состоянии, чтобы с тобой можно было беседовать. Кроме того, я так и не узнал, что стало причиной смерти Мара. Не может молодой, здоровый, полный сил человек просто так упасть и умереть! Отравление было исключено. Как и смертельная рана. На теле не было ни одной лишней царапины. Его не ударили по голове, не зарезали, не задушили. Такое впечатление, что у него просто-напросто остановилось сердце. Или, что наиболее вероятно, ему приказали умереть. И тело выполнило приказ.

— Но это же безумие! Как можно приказать умереть?

— Такое бывает. В Древней Кайтарре и на Востоке практиковалось не только это. Колдун давал выпить жертве обычную воду, жертва засыпала, ее окуривали дурманом местных трав, потом закапывали в землю, обернув пальмовыми листьями, а через несколько дней извлекали и оживляли, опять окурив теми же травами. И получался отличный слуга. Говорят, некоторые местные колдуны таким образом хоронили себя заживо на сорок и даже шестьдесят дней. Так они надеялись достичь просветления. Ученики должны были выкопать тело учителя и…

— Погоди-погоди, ты хочешь сказать, что мы похоронили Марека… живым?

Агнии стало страшно. Неужели это правда? Те видения покойного мужа, его странные слова о помощи, которой он у нее просит, упоминание о жутком холоде, который может растопить только она своей любовью… Выходит, он очнулся там, в гробу, и… Нет, слишком страшно! Слишком неправдоподобно.

— Этого просто не может быть. — Ариэл смотрел исподлобья. — Но если ты настаиваешь, можно добиться эксгумации. Опытные эксперты из следственного управления, куда ты уже ходила, наверняка определят, как на самом деле он умер и когда — до похорон или после.

Агния представила, что мог почувствовать ее муж в закрытом гробу, как он мучился, — и ее замутило.

— Прекрати! — простонала она. — Это чудовищно! Это…

— Это бред, — согласился мужчина. — Мар мертв, хочешь ты того или нет. Я не знаю, что его убило и как, но я все-таки бывший военный, и, хотя мне не приходилось участвовать в настоящих войнах, на покойников я насмотрелся. Мне очень жаль…

Он протянул руку и попытался дотронуться до пальцев Агнии. Она вырвалась.

— Не пытайся заговаривать мне зубы, — промолвила она. — Я тебе не доверяю. То, что ты спас мне жизнь, еще ничего не меняет. И я по-прежнему намерена доказать твою причастность к смерти моего мужа.

— Я невиновен. За меня бы не поручились, если бы не были уверены в обратном!

— Кто? — напряглась Агния. Сама мысль о том, что нашелся человек, считающий Ариэла невиновным, почему-то показалась неприятной. Кто бы ни был таинственный доброхот, он не знал сводного брата Марека Боуди так хорошо, как она! Она не могла ошибиться!

— Женщина. — Он улыбнулся привычной наглой улыбкой. — А ты ревнуешь?

— Вот еще! — фыркнула она. Ревновать этого типа? — А… кто она такая?

Сердце почему-то сжалось. Нет, не от ревности — он же ей безразличен, пусть его забирает себе кто угодно! Хоть женщина, хоть самка тролля — ей-то какое дело? Пусть берет его в мужья, пусть делает с ним все, что хочет. У нее есть Марек… вернее, память о нем.

— Ревнуешь. — Он развеселился.

— И вовсе нет. Я люблю Марека и собираюсь хранить ему верность до конца своих дней. Просто интересно, кто та дурочка, что поверила твоим байкам!

Лицо Ариэла окаменело — прямо так, с улыбкой, превратившейся в жуткий злобный оскал. Взгляд, еще недавно живой и веселый, мгновенно потух. Агния сжалась в комок, от души порадовавшись, что между ними стол и Ариэл не дотянется до ее горла так быстро. Может быть, она успеет вскочить… закричать… позвать на помощь…

И она действительно заорала во все горло, когда мужчина внезапно вскочил. Упал резко отодвинутый стул.

— Т-ты… — на миг ей показалось, что сейчас он ее ударит, — ты ее не знаешь. Ты ничего о ней не знаешь! Ты и мизинца ее не стоишь! В крайнем случае таких, как ты, я себе найду сто штук. А она — единственная…

Выдохнув последнее слово сквозь зубы, Ариэл шагнул к дверям.

— Я ухожу, — бросил он, уже переступая порог. — Всего хорошего.

Агния осталась сидеть ни жива ни мертва. Сердце стучало где-то в горле, руки были холодны и дрожали.

Внизу хлопнула входная дверь. Казалось, весь дом содрогнулся от резкого стука. Через минуту в гостиную робко заглянула Лимания.

— Госпожа, — сатирра потрясла ушами, — а господин Ариэ-э-эл… он… куда ушел?

— Не знаю. И оставь меня в покое!

Горничная исчезла, а Агния осталась сидеть за столом, сложа руки и терзаясь одновременно злостью, страхом и обидой. Ну чего она такого сказала?

Без камзола было холодно — осень на дворе. Паутинное лето подходило к концу, но все равно под плащ задувал ветер. Одной рукой придерживая шляпу, а другой привычно касаясь рукояти шпаги, Ариэл шагал по городу. Прохожие расступались, с удивлением и тревогой провожая его глазами.

Холод, пробежка по улицам и эти взгляды помогли успокоиться. Так дело не пойдет. У него мало времени, и жалеть себя просто некогда. Тем более что Агни действительно ничего не знала. Она брякнула, что думает. Нет, конечно, обидно — получается, что за него никто не должен ручаться, ему никто не может верить! — а с другой стороны… Он ведь даже имени ее не называл! Тут либо настоящая слепая ненависть, либо все-таки ревность. И то и другое лучше, чем полное безразличие.

И все-таки обида жила. За что она с ним так?

Остановившись на перекрестке, он посмотрел по сторонам, прикидывая, что делать дальше. Можно продолжать лелеять свою обиду, терзаться, переживать, вынашивать планы мести. А можно оставить эмоции. У них еще будет время объясниться. Она поймет свою ошибку. Должна понять и извиниться. А если не поймет — значит, судьба. Значит, надо задушить в себе чувства и начать жизнь сначала.

Но перед этим неплохо бы заглянуть в университет. Он не был там трое суток. Многое могло произойти за это время, особенно если учесть, что за эти дни убили Фила Годвина. В общежитии остались его вещи, а одеться потеплее не мешает. И засвидетельствовать свое почтение мастеру Молосу тоже нужно. Пусть не думает, что он так легко избавился от неугодного подмастерья! Тем более что мастер Молос тоже был связан с Мареком Боуди. Он тоже мог что-то знать. Его не стоило сбрасывать со счетов.

Университет располагался на другом конце города. Решив сэкономить на наемном экипаже, Ариэл проделал весь путь пешком. Для бывшего военного не так уж и серьезно. Правда, он продрог на осеннем ветру, но рассчитывал вознаградить себя кружкой подогретого вина в университетской столовой. Студиозусов там кормили за деньги, но подмастерье мог рассчитывать на скидки.

В общежитии его поджидал неприятный сюрприз. Вахтер на входе вытаращился на него, как на привидение или ожившего мертвеца. Он только разевал рот, как выхваченная из воды рыба, и Ариэл, не желая тратить времени на разговоры, просто прошел мимо. Ключ был у него в кармане — его вернули вместе с остальными вещами, — но на двери висел другой замок. Тяжелый, амбарный.

Взвесив его на ладони, Ариэл немного постоял, силясь собраться с мыслями. Быстро они. Решили, что он уже вычеркнут из жизни. Ладно, оставим на потом вопрос, как и почему его так быстро вышвырнули за порог. Ответ может быть только один — от него действительно были рады избавиться. Значит, он все-таки подошел слишком близко.

Но об этом можно поразмыслить на досуге. Там, за дверью, остались его вещи, и есть и другой способ их забрать.

Выскочив из общежития, он обежал его вокруг. Комнаты Марека, где на правах брата квартировал и он сам, располагались на втором этаже. Там на окнах и декоративном балкончике стояли изящные решетки, и Ариэл знал, как их можно отпереть. Не перечесть сколько раз он пользовался этим путем, если случалось возвращаться сюда после отбоя!

Руки и ноги сами находили выступы в стене — каменная кладка была старой, местами раскрошилась, и лезть было удобно, несмотря на то что забинтованные руки болели. Тем более, что на уровне второго этажа шел лепной карниз. Подтянувшись — от напряжения сквозь бинты на костяшках пальцев проступила кровь, — он встал на карниз, прижимаясь грудью к стене, прошел несколько шагов до окна, непослушными пальцами отыскал несколько ненужных камешков. Раствор тут раскрошился от времени, и лишь на первый взгляд казалось, что они крепко держат решетку. Стоило осторожно вынуть просто лежавшие в ямках камешки, как решетка сама выскользнула из пазов.

Торопясь — был день, и, хотя окна общежития выходили на сквер и складские помещения, любой человек, случайно проходящий мимо, мог его заметить, — Ариэл поставил решетку на карниз и толкнул оконную раму, которая никогда не запиралась — он специально, на случай таких вот незапланированных визитов, позаботился выломать замки. И обычно было достаточно легкого толчка…

Но не сегодня.

Хмыкнув, Ариэл толкнул посильнее. Рама даже не дрогнула.

Прижавшись лицом к стеклу, он с удивлением разглядел новенький запор, а внутри…

Пустота.

Голые стены. Из комнаты вынесли все — даже казенную общежитскую кровать, не говоря уж о личных вещах.

Еще несколько секунд Ариэл смотрел на опустевшую комнату, чувствуя в душе такую же пустоту.

Торчать тут дальше не имело смысла. Поставив решетку на прежнее место и уложив камешки в гнезда, он покинул карниз и вернулся к входу. Вахтер уже несколько успокоился, но все равно вздрогнул, заметив что-то в глазах Ариэла.

— Где мои вещи? — поинтересовался тот.

— А… э-э-э… какие?

— Мои. — Ариэл был терпелив. — Одежда, сапоги… все остальное…

Все его личные вещи легко могли уместиться в туго набитом мешке — жизнь просто не дала ему возможности обзавестись нормальным домом, где каждый предмет был его собственностью. С двенадцати лет он жил только в общежитиях, казармах, снятом на время жилье — и сейчас переживал даже за пару портянок.

— Их унесли.

— Куда?

— Почем я знаю? Наверное, в ночлежный дом.

Ну да, логично. Только туда. В ночлежный дом со всего города собирали ненужные вещи для тех, у кого не было даже своей крыши над головой. Мелькнула мысль, что, если поторопиться, можно присоединиться к его обитателям и даже получить шанс увидеть свой камзол на ком-то из бродяг. Тем более, судя по всему, ему вскоре действительно предстояло переселиться туда.

— А по чьему приказу это сделано?

— Распоряжение свыше. Я — человек маленький. Мне приказали — я исполнил.

Не было смысла спрашивать, кто приказал. Весь город небось уже прочел в газетах о том, что он убил Фила Годвина. И мастера университета озаботились избавиться от всего, что могло как-то связывать их с убийцей.

Но убийца на свободе, и от ответственности им не уйти.

Легкая улыбка сама собой появилась на губах, когда он направлялся к одному из лабораторных корпусов — если они считают его убийцей, значит, так тому и быть.

Лабораторный корпус представлял собой массивное здание в старом готическом стиле. Ряды узких окошек почти терялись среди лепнины, декоративных колонн и карнизов. Он имел три входа — большое главное крыльцо и два боковых. Ариэл свернул направо. Дверь оказалась незаперта.

В алфизической лаборатории мастера Молоса проводился какой-то эксперимент. Два подмастерья, стиснув зубы от натуги, вращали рукояти, приводя в движение внушительных размеров вертушки. Сам мастер суетился возле подсоединенных к ним на проволоках металлических шариков.

— Еще быстрее! Еще! — покрикивал он. — Сейчас должно сработать! Сейчас они среагируют…

Подмастерья, стиснув зубы, изо всех сил вращали рукоятки. Ариэл, остановившийся в дверях, даже посочувствовал парням. Они уже взмокли, их лица раскраснелись. Два колеса вращались все быстрее и быстрее, закрепленные на стержнях под шариками полоски промасленной бумаги стали подниматься, но ничего не происходило. Ариэл ждал, не спеша привлекать к себе внимание. При всех недостатках тут было довольно тепло, а он намерзся вчера под дождем и сегодня на ветру. И еще неизвестно, где предстоит провести ночь. Хорошо если отыщет комнатку, а то придется топать в ночлежный дом.

— Быстрее! — подначивал подмастерьев мастер Молос. — Сейчас будет искра! Где банка? Банка где?

Желая быть полезным — и понимая, что это отличный повод заявить о себе, — Ариэл сделал шаг, подхватил металлический цилиндр, запаянный с одного конца, и ловко подал.

— Вот она, пожалуйста!

Мастер Молос машинально протянул руку, взял банку и только после этого обернулся.

— Ты?

От резкого крика подмастерья вздрогнули, сбиваясь с ритма. У одного из них сорвалась рука. Пытаясь поймать рукоять, он задел колесо, еще больше тормозя его вращение, и заорал от боли, когда отскочившая ручка ударила его по пальцам. Полоски бумаги на стержне опали.

— Ну, видишь, что ты наделал? — всплеснул руками мастер Молос. — Еще немного — и мы получили бы искру! Ну что ты тут делаешь? Кто тебе разрешил тут находиться?

— Я пришел на свое рабочее место, — ответил Ариэл. — Немного опоздал, но…

— Ты здесь больше не работаешь, — отрезал мастер и кивнул подмастерьям: — Пять минут отдыхаете, пока я выпроваживаю этого, — последовал небрежный взмах руки, — а потом повторим.

Чего-то подобного Ариэл, если честно, ожидал, но все равно поразился.

— Не работаю? — переспросил он. — С каких это пор?

— С таких! В университете нет места преступникам и убийцам.

— Вы прочли в газете? Но это ошибка. Меня отпустили…

— Ошибка! То, что тебя отпустили, вот что ошибка! И то, что ты явился сюда! Убежден, что тебя уже ищут. Если ты уедешь немедленно, то я, так и быть, промолчу о том, что тебя видел. И парни будут молчать! Правда?

Подмастерья энергично закивали. Они сидели на лавке возле машины, глядя на рукояти, которые им сейчас снова предстояло вращать. Один из них тряс ушибленной рукой и время от времени дул на пальцы.

— Мне кажется, можно облегчить работу, если придвинуть обе части чуть ближе друг к другу, — поделился соображениями Ариэл. — Тогда для добычи искры понадобится меньше времени и усилий.

— Самый умный, да? Без тебя разберемся! — отмахнулся мастер. — И вообще, шел бы ты отсюда! Ты же одни несчастья приносишь…

— Не уйду, — уперся Ариэл. — Мне некуда идти.

— Знаешь, меня это совершенно не волнует, — огрызнулся мастер, на всякий случай отходя подальше. — Тебя выгнали из университета и уже вряд ли восстановят. В первый раз за тебя просил Марек Боуди — дескать, ему в лабораторию нужен будет свой человек. Теперь за тебя просить некому. И ты все равно так мало смыслишь в алфизике, механике и алхимии, что это даже к лучшему. Тебя бы в любом случае выгнали, не сейчас, так позже.

— У меня больше ничего нет…

Конечно, он врал. При освобождении ему вернули все вещи, и он сберег немного денег, пистолеты, запас пороха и пуль в кошеле. Вместе с кисетом к нему вернулись обмылок и бритва, завернутая в суконку, а также огниво и кремень — сказалась привычка солдата самое нужное постоянно держать при себе. На имеющиеся деньги он мог прожить в столице недели две, а если решить вопрос с бесплатным ночлегом, то и целый месяц. Но через два месяца похолодает. А от камзола остались лохмотья, да и те — в доме Агнии.

— Понятно. Ну, так бы сразу и сказал, что деньги нужны!

Мастер Молос кинулся в подсобное помещение, где хранил свои вещи, и вскоре выскочил с зажатыми в кулаке монетами — несколько золотых империалов и горсть серебра и медяков. Все это он высыпал в подставленную ладонь.

— Бери и проваливай на все четыре стороны. А если попытаешься вернуться, я уже не буду столь лоялен!

В другой руке мастер сжимал старинный пистолет с широким дулом. Если стрелять в упор — опасное оружие. А свои пистолеты Ариэл, как назло, забыл зарядить, решив, что порох и пули стоит экономить. И стоял он слишком близко. И подмастерья, если он решится на что-то, не станут сидеть и считать ворон, а поднимут тревогу.

— Боитесь. — Ариэл внезапно развеселился. — Правильно боитесь. Я еще вернусь!

Сейчас он не готов сражаться. Сейчас надо отступить, собраться с силами, проанализировать данные, полученные в результате этой «разведки боем». Конечно, жаль, что приходится отступать — это признак слабости, но ничего. Пусть. Сейчас он и впрямь не готов.

Проходя через переднюю комнату, заметил висящие на крюках камзолы, плащи, верхние кафтаны. Без труда отыскал черную шерстяную мантию мастера Молоса, накидки покороче из серого простого сукна принадлежали подмастерьям. Не особо церемонясь, сорвал с гвоздя висевший с краю камзол, показавшийся подходящим по размеру и достаточно теплым. Мелькнула веселая мысль о том, что напоследок он обокрал кого-то из бывших коллег. А пусть! Хуже уже не будет! Подумаешь — воровство против убийства!

Задержался на выходе только для того, чтобы накинуть краденый камзол и прикрыть его сверху плащом. После чего покинул университет. Конечно, как и обещал, он еще сюда вернется, и, наверное, не раз. Но сейчас навалились другие дела. И перво-наперво стоит нанести визит герцогине Ларисе Ольторн.

Агния злилась на Ариэла еще несколько часов, распаляя себя снова и снова. Подумаешь, обиделся! На правду не обижаются. Лично она не верит в его невиновность, и если та женщина столь легкомысленна, что повела себя по-другому, значит, она просто не знает Ариэла Боуди так хорошо. Наверняка он заморочил ей голову своими романтическими бреднями — Марек рассказывал, что он сирота. История о несчастном младенце, которого воспитывали чужие люди, обделив лаской и любовью… Всеми брошенный, непонятный и покинутый, мечтающий о капельке любви и ласки, — в романах, которые Агния раньше любила читать, именно это скрывалось за брутальной внешностью и мужественным характером главных героев. И лишь героиня — во всех книгах ей было восемнадцать лет, она была нежна, невинна и прекрасна — могла разгадать за этой маской столь же чистую и ранимую душу и получала в награду неземную любовь. Наверное, та дамочка перечитала романов и убеждена, что внутри Ариэл Боуди не такой, как снаружи. Что ж, ее ждет горькое разочарование. А Агния уже разочаровалась. И — если уж на то пошло! — ему нельзя на нее обижаться. Ведь он сам говорил, что любит. Вот пусть и прощает предмету своей страсти подобные маленькие грешки!

Размышления прервало появление Лимании.

— Госпожа, — сатирра переминалась с копытца на копытце, — а как быть с камзолом?

— С каким?

— Господин Ариэ-э-эл оставил. Я его постирала, он высох, и тепе-э-эрь…

— А что с ним не так?

— Но он же рваный! Може-э-эт быть, зашить?

— Принеси, — вздохнула Агния.

Когда горничная разложила перед нею на спинке дивана то, что осталось от камзола, молодая женщина чуть не скомандовала выбросить это на помойку. Уцелели только спинка и полы. Все остальное — рукава и грудь — было изодрано когтями ликантропа.

Две женщины — человек и сатирра — несколько минут смотрели на изуродованную одежду.

— Принеси мою корзинку для рукоделия, — со вздохом, злясь на себя за проявленную слабость, приказала Агния. Ну, если Ариэл вернется, она заставит его рассчитаться за каждый стежок!

Он не вернулся.

И с камзолом дело не ладилось. Агния умела шить — в пансионе, кроме грамоты и счета девушкам преподавали в обязательном порядке музыку, обучая пению и игре на клавесине даже тех, кто не имел ни голоса, ни слуха, танцы, домоводство и рукоделие. Ибо что это за женщина, которая не умеет вести хозяйство, планировать доходы и расходы, готовить, шить, вязать и вышивать? Музыку Агния ненавидела и дальше самых простеньких мелодий не продвинулась, для пения ее голос был слишком слаб и невыразителен, а вот шить и вышивать она обожала. Но через два часа борьбы сдалась совершенно, ибо собрать камзол из обрывков ткани ей не удавалось, как ни старайся.

Было два выхода — либо выкинуть бесполезную тряпку и махнуть рукой на загубленный день, либо пожертвовать для Ариэла один из старых камзолов Марека. Она не выкидывала ничего из вещей покойного мужа, все они находились в целости и сохранности, но расстаться хоть с чем-то? Если только с тем, какой он так ни разу и не надевал? Такой, если поискать, отыщется. Другой вопрос, что Ариэл был на полголовы выше и шире в плечах. Значит, из двух камзолов придется делать один. Ну, Ариэл! Он никогда не сможет рассчитаться за жертвы, на которые она пошла ради него!

За этим занятием — распарывать, раскладывать клочки, подгоняя друг под друга, и сшивать снова, перекраивая на ходу, — Агния засиделась до поздней ночи. И опомнилась только, когда резкий порыв ветра задул свечу, погрузив комнату во мрак.

Вздрогнув от неожиданности, она уколола себе палец до крови. И когда только успела наступить ночь? Камин давно погас, в комнате было холодно. Распахнутые окна — ставни на ночь она тоже забыла закрыть — серыми прямоугольниками выделялись во мраке. Судя по слабым отблескам, фонари уже зажгли. Вот она засиделась! Интересно, заперла ли Лимания дверь?

Агния тихо встала, отложив недоделанную работу. Сама мысль о том, что надо спуститься вниз по темной лестнице, неожиданно напугала ее так сильно, что женщина вцепилась в спинку стула обеими руками. А что, если снаружи ее уже поджидают? Что, если там опять ликантроп? И Ариэла нет. Где его дьяволы носят?

Решившись, она сделала осторожный шаг. Половица под ногой предательски скрипнула, и Агния вскрикнула от неожиданности. Изо рта вырвалось облачко пара. Неужели так резко похолодало. Или…

«А-а-агния, — отозвалась темнота глубоким вздохом. — Моя Агния!»

Нет, она определенно не спала! Невозможно уснуть за работой! Тем более что вот недошитый камзол, выделяется темным пятном на светлой обивке дивана. Она полностью одета и не помнит, чтобы шла в постель. И в комнате еще пахнет свечным воском. Это не сон. Это явь или…

— Марек?

«Я».

Опять тяжкий вздох, и новый порыв холода, пробирающий до костей. Молодая женщина обхватила себя руками. В спальне на кресле осталась шаль, теплая, из козьего пуха. Но до нее сейчас так далеко…

«Тебе холодно?» — догадалась тьма. Из мрака соткалась тень. Ростом и сложением силуэт напоминал Марека, но черты лица пропадали. Только голос был его — ошибиться невозможно.

— Д-да.

«Мне тоже холодно. Тут такой холод… От него замерзает душа, и память становится хрупкой, как льдинка. Только живое человеческое тепло способно согреть меня. Иди ко мне, Агния!»

Тень протягивала руки. Всем существом Агния тоже тянулась навстречу, но что-то останавливало.

— Погоди! — Мысль пришла, как озарение. — Если ты — Марек, скажи, кто тебя убил?

От этого зависит сейчас очень многое. Пусть он назовет хотя бы одно имя. Не важно чье!

«Ты знаешь его».

Ариэл? Быть того не может! То есть очень даже может, она всегда это знала…

— Но почему? Это из-за меня?

«Отсюда все видится иначе. Ты — моя, Агния. И должна остаться моей! Иди ко мне!»

Тень приблизилась. От холода у Агнии потемнело в глазах. Дыхание перехватило. Сознание помутилось. Смутно, как сквозь сон, она чувствовала, как ее обнимают чьи-то руки, как знакомый голос шепчет на ухо ласковые слова, как ледяные губы касаются ее губ. Она, кажется, сама целовала их в ответ, но, когда холодные пальцы дотронулись до ее груди, вскрикнула, как от боли. Ей показалось, что к нежной коже приложили раскаленное железо!

— Нет!

«Агния?» — Тень отпрянула, но по-прежнему была рядом. И цепенеющее тело отказывалось повиноваться.

— Я… мне холодно.

«Мне тоже. Иди ко мне, и мы согреемся в объятиях друг друга! Если бы ты знала, как тут пусто, холодно и одиноко! Как мне не хватает тебя! Как я тоскую по тебе…»

— Я тоже по тебе тоскую, Марек, — призналась она, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. — Если бы я могла…

«Помочь мне, — тень без труда угадала невысказанные мысли, — освободить меня… Спасти меня! И тогда наградой для нас станет вечное слияние. Только ты и я… Любовь… Счастье… Вечное блаженство…»

— Я не знаю, что мне делать. — Агния залилась слезами. — Я уже ходила к дознавателю, заявляла, что Ариэл тебя убил. Мне не поверили! Его отпустили, ты знаешь? Он на свободе! Какая-то дура внесла за него залог! И что мне теперь делать?

«Искать… Спрашивать… Ты сильная! Ты справишься! Ты все сделаешь. А я… я верю в тебя! Ибо только тебе под силу вырвать из плена мою душу. Спаси меня, Агния! И мы вечно будем вместе!»

Такой тоской повеяло от этих слов, что Агния как подкошенная рухнула на диван, пряча лицо в ладонях и сотрясаясь от слез.

Проснулась она поздним утром от того, что ее испуганно трясла за плечи Лимания. Сатирра была напугана до полусмерти — оказывается, она будила хозяйку уже полчаса. И трясла, и щипала, и кричала, и даже перышко под носом жгла. Уже хотела бежать за доктором, но испугалась оставить ее совсем одну. И потом — доктор был человеком, он мог и не послушать испуганную горничную-нелюдя.

Агния пошевелилась, с трудом садясь на диване. Все тело ломило, грудь горела, а кожа в том месте, где к ней прикасались пальцы призрака, покраснела и чесалась. Видимо, во сне она замерзла и закуталась в недошитый камзол. Сейчас Агния отбросила его на пол, как тряпку.

— Что случилось, госпожа? — Лимания тревожно заглядывала в глаза. — Вы такая бле-э-эдная!

— Он был здесь. — Таиться не хотелось.

— Кто?

— Марек. Его призрак. Он…

— Он к вам приходил? — Сатирру затрясло.

— Да. Он меня…

— Трогал? — Лимания отшатнулась, забегала по комнате, ломая руки. — Бе-бе-беда! Траге-э-эдия! Надо звать свяще-э-энника! Или того, кто уме-ме-меет укрощать призраков!

— Тихо! — вскочила Агния. — Не надо никого звать!

— Но это же бе-бе-беда! Если призрак сюда повадится, он вас убьет! Вы умре-о-оте! Он вас утащит за собой в Бе-бе-бездну!

— Глупости! Это же Марек! Он не причинит мне вреда! Он меня любит! И он просил у меня помощи!

Но Лимания продолжала стенать и причитать, предрекая смерть и тяжелые мучения, и постепенно заразила хозяйку своей тревогой. В самом деле, если призрак просит о помощи, кто может помочь лучше, чем священник? Тем более что у Марека был троюродный брат монах. Может быть, стоит обратиться к нему?

По счастью, муж успел многое рассказать про свое семейство. Род Боуди был когда-то довольно многочисленным, но несколько несчастных случаев и прогремевшая двадцать лет назад война существенно сократила число родственников. Кроме двух тетушек, кузена-монаха и престарелой бабушки было еще семейство, которым руководила Парата Боуди — родня настолько дальняя, что общей у них осталась только фамилия и ветки на генеалогическом древе. С уважением относившаяся к отцу Марека, госпожа Парата тем не менее недолюбливала мужа Агнии за то, что тот решил уйти в науку и даже пожертвовал университету все отцовское наследство, оставив себе только небольшую ренту. После смерти Марека оставшаяся бездетной Агния потеряла на нее права, и ей осталась лишь небольшая пенсия от того же университета. Но родственник-монах был жив и здоров.

Маленький монастырь Милостивой Праматери, в котором спасался от мира троюродный брат Марека, располагался на противоположной окраине города, где новые кварталы давным-давно перевалили за городскую стену. Добираться туда было долго и трудно — наемный возница согласился везти Агнию в монастырь только после того, как женщина согласилась заплатить пол-империала сверху.

Монастырь располагался в конце старой улицы, которую даже не замостили — тут и там блестели лужи от недавнего дождя, встречались выбоины, колдобины и камни. Фиакр потряхивало через каждые два-три шага. Грязь брызгала из-под колес, и немногочисленные пешеходы старались держаться подальше от повозки. Агния с тревогой озиралась по сторонам — она в первый раз была в этом районе и боялась заблудиться.

Фиакр остановился возле запертых ворот в глухом заборе.

Агния подошла к воротам. Возница отъехал в сторонку, придержав лошадь — то ли решил подождать, то ли высматривал новых пассажиров, чтобы не гнать обратно порожняком.

Наконец решившись, Агния несколько раз стукнула кулаком в створку. И почти сразу в двери открылось маленькое окошечко, откуда на нее уставился прищуренный глаз.

— Чего ты тут встала? — нелюбезно обратился привратник к гостье. — Дело какое или так, любопытствуешь?

— Я… ищу одного из ваших братьев, — смущенно промолвила Агния. — Фра Гайдо. Он…

— А зачем?

— Понимаете, — пустилась в объяснения Агния, — он родственник моего мужа… был. Я вдова. Моего мужа звали Мареком Боуди и… Мне очень надо его видеть!

— А зачем?

— Поговорить…

— На исповедь, что ли?

— Да, — кивнула Агния. — На исповедь.

Она никогда прежде не была в монастырях, тем более в мужских, и не знала, что да как надо делать.

— Погоди пока, — ответил привратник и захлопнул окошечко. Послышались торопливо удаляющиеся шаги.

Растерянная Агния осталась стоять у запертых ворот, ломая голову, не стоит ли махнуть на все рукой и уехать, пока возница еще на месте? А вдруг ее вообще не пустят? Вдруг фра Гайдо болен или сильно занят? Вдруг его вообще нет в монастыре? Чем они там занимаются, монахи? Агния видела некоторых в городе. Значит, у них там дела. А если и он тоже ушел? Минуты ползли, а с ними таяла и ее решимость.

Опять зашаркали шаги. Скрипнула, отворяясь, маленькая калитка:

— Проходи, не стой!

Агния торопливо переступила высокий, по щиколотку, порожек, оказавшись во внутреннем дворе. Утоптанный до твердости камня, он со всех сторон был стиснут деревянными и каменными строениями, между которыми тут и там имелись проходы. В глубине виднелась остроконечная крыша монастырского храма и кроны деревьев.

— Вон туда иди. — Привратник указал в один из проходов. — Там сад монастырский, а подле — домик. Фра Гайдо там.

Долго идти не пришлось. Агния пересекла внутренний двор, обогнула какой-то длинный дом с двумя крылечками с торцов и оказалась на краю просторного сада, где между яблонь и груш виднелись пустые грядки. Тут же стоял небольшой домик, огороженный низким заборчиком. В палисаднике буйно разрослись различные травы и осенние цветы. И сам фра Гайдо копался среди кустов, убирая сорняки и увядшие стебли ползучих растений.

Агния робко остановилась у калитки, не зная, как привлечь к себе внимание. Но фра Гайдо угадал ее присутствие, выпрямился, локтем убирая с лица упавшую на глаза прядь волос. Со дня их последней встречи три месяца назад он загорел и похудел, а в волосах появилось столько седины, что он казался стариком, хотя на самом деле ему быть чуть за тридцать.

— Вы ко мне? — поинтересовался он.

— Да. Если… вы меня помните, фра. — Молодая женщина коснулась рукой калитки и тут же отдернула пальцы, словно обожглась. — Я жена Марека… то есть вдова… Марека Боуди, вашего кузена.

— Агния Боуди? — Он положил на дорожку грабли и направился к ней, отворяя калитку и жестом приглашая родственницу пройти внутрь. — Рад встрече.

— Я тоже.

У дверей маленького домика под окном стояла скамейка, ножки которой оплел вьюнок. Его стебли обвивали траву и полусухой кустарник, выросший рядом, и отчаянно цеплялись за неровности стены, выискивая малейшие трещинки и щели, чтобы забраться повыше. Рос тут вьюнок явно давно, дотягиваясь уже до окошка. Сейчас, осенью, цветов на нем почти не было, многие стебли и листья пожелтели, а среди них висели засыхающие коробочки семян.

— Я люблю сам работать в саду. — Фра Гайдо потер руки. — Это отвлекает от суетных земных забот и возвышает душу. Созерцание творений природы и бога есть высшее наслаждение, доступное человеку. И труд, как заповедали нам Первопредок и Праматерь. Он в поте лица своего добывал хлеб, ковал долю себе и детям своим, она — учила жить в любви и терпении, и мы тоже должны неустанно трудиться, ибо только труд отличает нас от тварей неразумных. Труд — и благо, и наслаждение, и тяжкая повинность…

Агния молчала, терпеливо ожидая, пока он выговорится.

— А вы, Агния, как трудитесь? — сменил он тему.

— Я, — молодая женщина посмотрела на свои руки, сложенные на коленях, и вспомнила, чем занималась весь вчерашний день, — шью.

— Благое дело. Рукоделие — женская добродетель, наука, заповеданная женщинам самой Праматерью, прядущей нити судьбы человеческой и из тех нитей ткущей ковер истории земли нашей. Не хотели бы вы принести пользу, поспособствовав…

— Я пришла не за этим! — воскликнула она. — Я… фра Гайдо, мне нужно поговорить о Мареке.

— Понимаю. — Монах коснулся рукой ее плеча. — Это тяжелая утрата. Боги послали вам это испытание, чтобы укрепить дух ваш. Как когда-то они испытывали Первопредка и Праматерь наших, дабы наставить на путь истинный и помочь взглянуть на себя иными глазами, так сейчас пришел и ваш черед. Вы должны смириться с потерей и найти утешение в том, что у вас в жизни были светлые минуты и счастье. Темная полоса в жизни закончится, верьте в это!

— Фра Гайдо, мне так плохо…

— Это испытание. Его надо вынести с честью, и тогда впереди будет ждать награда.

— Какая награда, о чем вы? — Агния прикусила губу.

— Награда за перенесенные страдания. В нашей жизни ничего не совершается просто так. Боги Первопредку послали испытание, не сказав, на что испытывают. Нашему Первопредку не с кем было словом перемолвиться, не у кого было спросить совета. Он должен был слушать только свое сердце и только в своей душе найти ответы. Ему не у кого было учиться, но он нашел в себе силы и принял верное решение. И наградой ему стала Праматерь и любовь ее, а также дети, коими начался на земле род человеческий. Нам, его потомкам, легче — мы можем спрашивать совета друг у друга, учиться на чужих ошибках и вдохновляться чужими примерами. Сколько жен в разное время оставались вдовами — и все они рано или поздно находили в себе силы жить дальше и жили достойно, сохраняя честь и память о муже…

— У этих женщин были дети! — всхлипнула Агния. — А у меня…

— Значит, не в этом ваше предназначение! Ищите — да и обрящете. Молитесь Праматери, просите ниспослать вам силы телесные и духовные. Женщине надлежит быть надеждой и опорой, ибо на двоих сил дадено каждой из вас. Мы, мужчины, изначально слабее.

— Я молюсь, — вздохнула Агния. — Я почти каждый день молюсь. И на могилу к Мареку хожу каждый день… — Она опять прикусила губу, вспомнив, что как раз сегодня-то и вчера на кладбище не была. — Фра Гайдо, мне так тяжело без него!

— И эта боль пройдет. — Священник погладил ее по плечу. — Боги не посылают никому меру страданий больше, чем та, что человек способен вынести. Если не дает кому-то Праматерь детей — значит, не видит в женщине сил вынести тяжесть материнства. Если нет у кого-то богатства — значит, слаб тот человек и, внезапно разбогатев, золотом погубит душу свою. Ничего не происходит зря. Ни разу еще не ошиблись ни боги, ни сама Праматерь, каждому назначая долю его.

— Ох, фра Гайдо, — Агния внутренне сжалась, — но ведь Марек не отпускает меня! Он приходит ко мне!

— Что?

— Он является ко мне почти каждую ночь! И не только во сне. Сегодня я засиделась за шитьем, забыла, что пора отходить ко сну. Сидела одна — моя горничная, наверное, уже ушла спать, я даже не заметила… Шила себе, о своем думала — и вдруг погас свет…

Внимательно глядя в глаза монаху, Агния подробно поведала обо всем, что произошло этой ночью, упомянув, что дух Марека и раньше навещал ее.

— И теперь я не знаю, что мне делать! — всплеснув руками, закончила она. — Я люблю его, но сегодня ночью мне стало страшно! Мне кажется, у меня до сих пор в груди все горит. И на том месте, где он дотрагивался…

Жестом прервав поток слов, священник погрузился в молчание.

— Значит, он просит у вас помощи? — помолчав, поинтересовался он.

— Да. Но…

— Значит, так тому и быть. Помогите Мареку обрести покой. Его душа никак не может оторваться от земли, улететь в горние выси, слиться с Вселенской Душой. — Он вскинул руки к небу, глядя вверх. — Исполните его просьбу — и позвольте ему уйти. И постарайтесь, — голос его внезапно обрел твердость, — сделать все как можно быстрее. Ибо эти визиты с того света не принесут вам счастья.

— Почему?

— Поймите, Агния… Мне ведь можно называть вас просто по имени, ведь мы родня?.. Так вот, Агния, Марек и мне был дорог, но он умер. Даже если его душа и возвращается к вам, это уже не прежний Марек. Это… кто-то другой. Чужой. И с каждым днем он будет становиться другим. Рано или поздно в нем ничего не останется от прежнего Марека. И даже имя его может стать другим.

— Значит, это не он ко мне приходит? — Сердце у Агнии сжалось. — А кто тогда?

— Я не знаю, — просто сказал фра Гайдо. Но по тому, как он отвел глаза и как слишком быстро ответил на ее вопрос, молодая женщина поняла, что все-то он знает, только говорить не хочет.

— Не скрывайте от меня ничего, — взмолилась она. — Это… дьявол?

— И да и нет, — помолчав, ответил монах. — Такое иногда бывает, но вот чтобы это случилось с кем-то… близким…

— И что же мне делать? — жалобно промолвила Агния. — Понимаете, я жить без него не могу. Когда он умер, казалось, мне лучше самой умереть, чем продолжать жить без него. Он мне во сне снился, я вещи его до сих пор храню, все-все, до последней тряпочки, до мелочи, до бумажки… Я радуюсь, когда его вижу и слышу — хотя бы вот так, во сне. Но слова, которые он мне говорит… Его просьбы о помощи… Это пугает меня. Что делать?

— Я ведь уже сказал — он просит о помощи. Значит, только вы можете ее оказать. Когда он получит то, что желает, отпустите его. Позвольте вернуться в лоно Вселенской Души. Этим не только он, но и вы обретете покой. А иначе… Мне останется вам только посочувствовать.

— Значит, дух Марека обретет покой, когда будет наказан его убийца? — подумала вслух Агния.

— Да.

— Но его отпустили! Ариэл сам так сказал!

— Ариэл? Ариэл Боуди? Наш… Э-э-э… сводный брат Марека? — уже рванувшийся, чтобы встать со скамейки, фра Гайдо резко обернулся на женщину.

— Да. Ведь это он убил Марека. Правда, мне он говорил совсем другое…

— Вот вам и надлежит выяснить, где правда, а где — ложь! — отрезал фра Гайдо.

Служба в храме завершилась, и Агния вышла вместе со всеми. Она задержалась в домике родственника, а затем вместе с ним отправилась к вечерне и сидела на дальней скамье, сцепив руки на коленях и погруженная в свои молитвы. Виновен Ариэл или нет? Он утверждал, что обвинения — ложь, что это было просто совпадение, что он сам не знает, что произошло. Но кто тогда может рассказать правду? Фил Годвин, который был убит кортиком Ариэла? Или кто-то третий, о ком она пока ничего не знает? Но если это так, то этот третий и мог убить служащего музея! А почему? Неужели из-за того, что Агния начала интересоваться смертью своего мужа?

Уже начало темнеть. Фиакр, на котором она приехала, не дождался и укатил, но женщине было все равно.

Погруженная в свои мысли, она зашагала по улице, но не успела пройти и двух сотен шагов, как к ней подкатил свободный экипаж. Возница свесился с козел, протягивая руку.

— Куда спешите, милостивая госпожа? Таким милым ножкам не стоит много ходить — они устанут и ослабнут! Лучше садитесь, я подвезу, куда скажете!

Агния попятилась. Обычно наемные извозчики ведут себя по-другому и столь активно не предлагают свои услуги.

— Чего думаешь? Забирайся уже в коляску и поедем!

Эта настойчивость напугала молодую женщину. Она проворно отпрянула, пряча руки за спину.

— Нет. Я немного пройдусь!

— Путь до дома не близок. Устанут ножки!

— Мне все равно. Я… не тороплюсь…

— Тогда тем более…

Возница не договорил. Стоило ему бросить вожжи и приподняться на сиденье, чтобы соскочить наземь, как Агния развернулась и со всех ног бросилась бежать, расталкивая прохожих. Ею овладел ужас: а что, если возница погонится за нею? Он мужчина. Он сильнее и крепче. Схватит, как куклу, бросит в фиакр и увезет… куда? Нет, знать это не хотелось.

Ей уже мерещился топот ног за спиной, тяжелое дыхание и крики: «Держи ее! Лови!» — но, на ее счастье, на улице действительно было много народа. Обернувшись на углу, Агния увидела, что возница разворачивает фиакр, чтобы преследовать ее на колесах, но делает это слишком медленно, стараясь никого не задеть. Но стоит ему выбраться из толпы, и он в два счета нагонит свою жертву.

Подобрав юбки, Агния со всех ног бросилась бежать, не разбирая дороги. Вслед ей немедленно понеслись крики. Кто-то заулюлюкал, завопили женщины. Она бежала, не оборачиваясь. Сердце бешено колотилось где-то в горле.

Сзади послышались громкие крики, испуганное ржание лошадей, брань и щелканье кнута. Обернувшись, Агния с легким удивлением и облегчением увидела, что судьба пришла ей на помощь — какой-то прохожий, заметив свободный фиакр, вознамерился воспользоваться им. И вознице пришлось остановиться и вступить с ним в пререкания. Оба были напористы, горласты, в меру наглы, и спор грозил затянуться.

Ждать, чем он закончится, смысла не имело. Агния развернулась и торопливо зашагала прочь, сворачивая в первый попавшийся переулок, чтобы сбить возможную погоню со следа.

Было уже позднее время, пора задуматься о ночлеге.

Третью ночь Ариэл проводил на свободе и опять должен был сменить место жительства. В первый раз ему повезло вздремнуть на узкой койке в комнате для прислуги — все лучше, чем мокнуть под дождем, а во второй его приютил старый заброшенный дом, где устроиться пришлось по-простому, на полу, подстелив плащ и укрывшись краденым камзолом. Он даже огня не мог себе позволить развести, чтобы согреться, ведь топить пришлось бы, ломая шпалеры и выворачивая старый трухлявый паркет. Эдак недолго весь дом превратить в один большой костер!

Нет, можно было вернуться обратно, но еще одна холодная ночь ему совсем не нужна. Идти в ночлежный дом? Он слишком уважал себя для этого. Снять комнату? Можно, но где? Надолго денег не хватит, а на один-два дня никто никому ничего не сдаст.

Правда, на крайний случай оставались друзья и родственники. Пусть большинство из них отвернулось от него, когда в бумагах родителей нашли свидетельство об усыновлении. Все эти тетушки и дядюшки хором стали твердить о том, что его дурные наклонности — следствие нечистого происхождения, что его матушка наверняка была гулящей девкой, а отец — вечно пьяным солдафоном или вообще вором и проходимцем. И что от своих непутевых родителей Ариэл унаследовал неуживчивый характер, склонность к авантюрам, презрение к нормам морали и все прочие отрицательные черты характера. Дескать, благородная кровь в жилах не допустила бы такого. Именно резко изменившееся отношение бывшей родни и подвигло его когда-то на поиски своих настоящих родителей. Он потратил на взятки и поиски свидетелей кучу денег, влез в долги, связался с преступным миром столицы — еще одно свидетельство его «подлого» происхождения! — и за несколько дней до трагической гибели Марека, кажется, нашел…

Идти к ней? Нет! Не сегодня. Не сейчас, на ночь глядя. Они обязательно встретятся лицом к лицу, и он посмотрит ей в глаза. Той единственной и неповторимой, которая дала ему жизнь. Он ничего ей не скажет, только посмотрит…

А сейчас он спешил к кузену Гайдо. Тот не должен отказать — не в обычае священников гнать с порога страждущих. Тем более, что в монастыре должна быть гостиница, где можно бесплатно прожить целую неделю. С фра Гайдо можно поговорить об Агнии и о той женщине… нет, конечно, он расскажет далеко не все. Есть вещи, которые Ариэл не доверил бы никому в целом свете. О том, как втайне мечтал, чтобы Марек исчез и очистил дорогу к сердцу Агнии. О том, как он несколько раз был близок к тому, чтобы убить сводного брата. О том, что к скорби от потери примешивалась радость освобождения от соперника. О том, как близко он подошел к разгадке тайны своего происхождения. И о чувствах, которые, несмотря на нанесенную обиду, все еще питает к Агнии. И о том, что задумал в отношении этой женщины. Это последнее добродетельный фра Гайдо не одобрит точно. Вот мы ничего и не скажем! Но Агния за все заплатит.

Задумавшись о молодой женщине, Ариэл мерил шагами мостовую, не обращая внимания на редких уже прохожих и еще более редкие ландо, телеги и фиакры. Эту часть города он знал плохо. А как хотелось сократить путь… Может быть, свернуть в этот переулок? Потом свернуть еще раз, пересечь площадь, нырнуть под арку, дальше будет еще один переулок и прямая улица до самого монастыря.

Ноги сами миновали поворот. Ничего. Так чуть дольше, но до цели он доберется. А пока есть время подумать об Агнии.

И едва имя женщины всплыло в памяти, как впереди мелькнул знакомый силуэт.

Не может быть. А она-то что здесь делает?

ГЛАВА 8

Агния заблудилась. Она понятия не имела о том, что в столице, где прожила всю жизнь, есть такие улочки и закоулки. Хотя, с другой стороны, разве девушке из приличной семьи пристало блуждать на окраине по тупикам и подворотням? Стены пансиона она покидала только по выходным — пройтись по улицам вместе с другими воспитанницами под присмотром классной дамы. То, что столица намного больше, Агния лишь догадывалась. А сейчас убедилась воочию.

Ноги очень устали — за последние месяцы она отвыкла столько ходить. Вдобавок почему-то хотелось есть. Наверное, с перепуга.

Убежав от преследователя — весьма странный тип, чего ему было нужно? — молодая женщина какое-то время просто шла куда глаза глядят, опасаясь даже окликать возниц. Потом, поняв, что забрела в какой-то другой район, решила повернуть назад, к монастырю. Пусть уже вечер, не откажется же кузен Марека проводить его вдову до дома? А если откажется, то, может быть, сумеет где-нибудь устроить ее на ночлег до утра?

Но найти дорогу обратно оказалось слишком сложно. Агния вскоре сбилась и запуталась в приметах, а расспрашивать прохожих почему-то стеснялась. Проходила ли этот магазинчик обуви или нет? Видела ли этот фонтанчик в сквере и был ли сам сквер? Кажется, был… Но, наверное, она сейчас обогнула его с другой стороны. А если перейти на другую улицу?

На город тем временем спускался поздний осенний вечер. Лавки закрывались одна за другой. Загорались огни в домах. Распахивали двери таверны и кафе, оттуда тянуло соблазнительными запахами, на которые ее желудок отзывался урчанием. Но приличной женщине не следует ходить в такие места без сопровождающих. А поздно вечером даже с подругой или дамой-компаньонкой там нечего делать. В пансионе рассказывали жуткие истории про подружек, которые воскресным вечером решили пренебречь этим правилом и жестоко за это поплатились. С каждым пересказом история обрастала новыми подробностями, так что до Агнии дошла уже версия с разбросанными по улице окровавленными останками несчастных жертв.

Поздние прохожие косились на молодую женщину, и она ускоряла шаг, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не перейти на бег. «Бегущая женщина не смотрится!» — говорили ей мама, бабушка, тетушки и классные дамы. Причем говорили таким тоном, словно «не смотреться» было еще большим позором чем, скажем, пройтись по улице пьяной.

Пару раз как бы случайно оглянувшись по сторонам, Агния в один далеко не прекрасный момент заметила, что за нею на некотором отдалении движется какой-то мужчина. Темный плащ, надвинутая на глаза треуголка. Было в нем что-то неуловимо знакомое, но мало ли таких плащей и треуголок на улицах города? А в том, что этот тип шел за нею, сомневаться не приходилось. Агния нарочно начала петлять, резко сворачивая в переулки — он если и отставал, то ненадолго, находя ее с упорством, достойным лучшего применения…

Пока на каком-то повороте не отстал совсем.

От облегчения она даже рассмеялась, но вскоре смех оборвался. Спеша уйти от погони, путешественница забрела в лабиринт темных мрачных улиц. Каменные дома тут стояли вплотную друг к другу, между ними на высоте второго-третьего этажа были перекинуты арки и небольшие мостики-балкончики. Фонари горели только над дверями. Большая часть ставней была плотно закрыта, и лишь из окон верхних этажей лился слабый свет. Вдоль стен валялся мусор, какие-то отбросы. Мимо прошмыгнула кошка, державшая в зубах здоровенную крысу. В проулке шириной не более трех шагов над кучей мусора дралось еще несколько грызунов. Когда проходившая мимо женщина ненадолго замедлила шаг, собратья неудачливой крысы поприветствовали Агнию хоровым писком и блеском глаз.

Самым правильным, наверное, было повернуть обратно, но Агния была уверена, что настоящие женщины не сворачивают с выбранного пути. Это как жизнь — исправить ошибку можно, но сделать вид, что ее не было совсем, — нельзя. И она шла вперед, беззвучно молясь про себя: «Только бы все обошлось! Только бы обошлось… Марек, милый, сделай что-нибудь!»

Навстречу не спеша двигалась какая-то фигура. Остановилась под фонарем, прислонившись к стене. Мужчина. Немолодой. Бледный. Длиннополый камзол. Непокрытая голова с редкими светлыми волосами. Он сунул руки в карманы и выглядел безобидным. Что опасного может быть в усталом путнике? И выглядит не так чтобы отталкивающе…

— Простите, — Агния остановилась в паре шагов, стараясь держаться поближе к середине улицы, — а вы не подскажете, где я нахожусь?

Мужчина какое-то время смотрел прямо перед собой, а потом поднял голову и воззрился на женщину.

— Кошачий переулок, — сказал он.

— А как пройти на улицу… улицу Медников? Это далеко?

Опять пауза и прямой взгляд красных, воспаленных глаз.

— Далеко.

— А… как туда дойти? Мне очень нужно. Я опаздываю…

— Прямо. Потом направо. Потом еще направо. Потом прямо. Налево до угла… Но я могу проводить. — Он покачнулся, с явным усилием выпрямляясь. — Такая красивая молодая женщина не должна ходить по улицам одна.

— Проводить? Я могу вам довериться?

— Конечно. Мне все женщины доверяют… Пойдем!

Он протянул руку ладонью вверх. Бледная тонкая кисть с узкими пальцами и узловатыми, как у старика, суставами чем-то напоминала кисть Мадамы Ноа, пророчицы-шезрула.

Агнии очень не хотелось касаться этой руки. Она быстро оглянулась. Опять вдалеке тот самый тип в плаще? Нет, показалось. Улица пуста.

— Я… лучше, если вы просто будете следовать рядом, — промолвила она.

— Пойдем!

Он пристроился сбоку, высокий, тощий, сутулый. Агния мельком увидела его лицо — болезненно-бледное, костистое, но с правильными чертами лица. На вид ему было около пятидесяти лет, а может, и старше.

Они прошли всего шагов десять, когда, сделав резкое движение, незнакомец схватил ее за локоть:

— Иди сюда!

— Вы что делаете? — Она рванулась, но тонкие пальцы держали крепко. — Пустите меня!

— Тихо. Не ори! Хуже будет! Пошли!

Он потянул молодую женщину в узкий проход между глухими стенами домов. Даже в темноте было заметно, какая там грязь.

— Нет! — Агния уперлась ногами, свободной рукой схватилась за угол.

— Будешь орать — убью! — прорычал незнакомец, подтягивая ее к себе.

Совсем близко оказалось его лицо. Несмотря на темноту, Агния увидела выпученные, горящие нездоровым блеском глаза с воспаленными гноящимися веками, оскаленный рот с тонкими губами и жуткого вида зубами. Женщину передернуло от страха и отвращения. А этот раззявленный рот уже тянулся к ее шее…

Отчаянно сопротивлявшаяся Агния не услышала топота ног, но внезапно ее оглушил крик:

— Оставь ее!

Чужая рука вынырнула из-за плеча, просунулась между Агнией и незнакомцем. Крепкие пальцы вцепились в плечо, отрывая женщину как пушинку и отбрасывая в сторону. Она отлетела к стене, больно ударившись локтем и лопатками. Вскрикнула от неожиданности и страха.

Яркий свет ударил по глазам — во второй руке нежданный спаситель держал фонарь из тех, что крепились над дверями. Одно из стеклышек было вынуто, и огонь озарял узкий проулок, слишком тесный для трех людей, кучи мусора и отбросов, замешкавшуюся и перепуганную не меньше Агнии крысу и двух мужчин.

В одном из них женщина с некоторым облегчением узнала Ариэла, выхватившего пистолет. Он светил фонарем в глаза напавшему на Агнию незнакомцу. И тот, еще недавно столь грозный, корчился и отступал перед ярким светом, закрывая лицо руками и сгибаясь в три погибели.

— Убирайся, пока я не пристрелил тебя!

— Не трогайте! Оставьте… — скулил незнакомец. — Я не хотел… Больно!

— Мне плевать.

— Всего один глоточек… чуть-чуть… мучаюсь… сил нет! Ну хоть капельку! Я ж не до смерти…

— Я сказал: пошел вон! — Ариэл цедил слова сквозь зубы, но все равно казалось, что он рычит.

— Ну пожалуйста! — Незнакомец чуть не плакал, но Агния почему-то не испытывала к нему сочувствия. Праматерь заповедовала женщинам быть милосердными и все прощать, но сейчас ей хотелось крикнуть: «Так тебе и надо!»

— Умоляю, — ныл незнакомец, опускаясь на колени. — Свет уберите… глаза режет… Ну хоть капельку… Год не пробовал…

— Год? — неожиданно заинтересовался Ариэл. — И чем жил?

— Крысами… Видеть их уже не могу… А тут смотрю — молодая, крепкая… Глоточек всего! Хоть вспомнить, какова она на вкус!

Агния насторожилась, но не успела и рта раскрыть, как ей в руки впихнули фонарь.

— Держи.

Она машинально обхватила его двумя руками — тяжелый! — прижала к животу и вытаращилась на Ариэла. А тот как ни в чем не бывало сунул пистолет за пояс, зато обнажил шпагу и, стиснув зубы — на этом месте женщина отвернулась и зажмурилась, — размотал испачкавшийся заскорузлый бинт, открывая исцарапанный и только начавший подживать кулак. Незнакомец весь затрясся, заметив свежие рубцы, а Ариэл провел лезвием шпаги по ладони, делая глубокий надрез. Со свистом втянул воздух сквозь зубы.

— На, пей…

«Пей»? Изумленная Агния распахнула глаза и чуть не упала в обморок от ужаса — от падения спасла стена, к которой она привалилась.

Ладонь Ариэла была в крови, сочившейся из глубокого разреза. Кровь собиралась крупными каплями, и незнакомец, стоя на коленях и трясясь от волнения и жадности, хлюпая и причмокивая, слизывал их, иногда присасываясь к разрезу.

— Ну, хватит. Все-все, хватит, я сказал! — Отдернув ладонь, Ариэл ударил незнакомца свободной рукой в плечо. — И проваливай, пока я твою собственную кровь не выпустил.

Он взмахнул шпагой, и незнакомец шарахнулся прочь. Сперва пополз на четвереньках, потом вскочил и, пошатываясь, бросился бегом.

— Спасибо! Спасибо, — слышался дрожащий, захлебывающийся голос. — Уважил… век помнить буду! Если что — сочтемся… Спасибо!

Ариэл смотрел ему вслед, пока тот не выскочил из проулка с другой стороны. Только после этого он повернулся к Агнии:

— Ты как? В порядке?

Она только кивнула, все еще крепко обнимая фонарь.

— Тогда пошли.

Ариэл силой разжал ее судорожно сведенные руки, забирая фонарь, схватил за локоть, выводя на улицу. Агния не сопротивлялась, но ноги ее подкашивались от усталости и пережитого страха. Сделав несколько шагов, она просто прислонилась к стене, борясь с дурнотой. Мужчина тихо выругался, поставил фонарь на мостовую и притянул Агнию к себе. Она прижалась к нему, цепляясь за плащ на груди.

— Испугалась? — Он тихо погладил женщину по спине.

Агния кивнула головой. Тогда Ариэл чуть отстранил ее — ровно настолько, чтобы приподнять двумя пальцами за подбородок лицо и поцеловать.

Первое прикосновение его губ было тихим и осторожным, словно крылышко бабочки или перо птицы. Агния не оттолкнула его, и он осмелел, обнимая ее теснее, прижимаясь сильнее и целуя все настойчивее. Это было совсем не то, что нежные пылкие поцелуи Марека, и уж конечно не то, что она испытывала, когда ее ласкал призрак. Невольно отдавшись новым ощущениям, Агния тихо застонала сквозь зубы, обвила руками шею мужчины…

И он тут же прервал поцелуй, наклонился и поднял ее на руки. В другое время она бы тут же стала вырываться, но не сейчас. Пусть делает с нею, что хочет. Не убьет же? Продолжая обвивать руками его шею, она склонила голову ему на плечо.

— Ты откуда взялся? — пробормотала негромко.

— Шел.

— Просто шел? — Она выпрямилась, взглянула на его профиль, такой близкий сейчас, что даже в темноте можно было рассмотреть каждую черточку, каждую морщинку в уголке глаза, каждую горькую складочку возле губ. Красивый мужчина. Красивый и… опасный.

— Угу. — Он не смотрел в ее сторону и не видел выражения глаз Агнии. — Увидел тебя. Пошел следом. Это случайность, что мы встретились.

Агния кивнула. Да уж, счастливая случайность. Если бы не Ариэл, этот тип бы ее убил.

— Кто это был? — помолчав, поинтересовалась она.

— Вампир. Ты что, не знала?

— Нет. — Она отчаянно помотала головой. — Настоящий?

— Нет, из папье-маше. Вот такие они и есть на самом деле, а не как в ваших дамских романах.

— Жуть какая. — Агнию передернуло при воспоминании о худом изможденном лице, нездорового цвета коже, красных воспаленных глазах, кривом изломе губ, под которыми виднелись неровные огромные зубы странного грязно-желтого цвета. — И… он хотел крови?

— Да.

— А т-ты…

— Я с ним поделился.

— Кровью?

— Да. Он больной.

Агния опять помотала головой. В книгах вампиры были другие — молодые, красивые, богатые и здоровые. Большинство из них вообще отказывались пить кровь людей из соображений гуманизма, переходя на искусственные заменители и кровь животных. Все как один знали толк в женской душе. И главной героине в объятиях такого красавца была гарантирована вечная молодость и неземная любовь. Прочитанное в книгах как-то не сочеталось с грязным дрожащим изможденным стариком, с противным чмоканьем слизывающим текущую из раны кровь.

— Где ты был? — помолчав, поинтересовалась Агния.

— Ходил по делам.

— У тебя есть дела?

— Да.

— А… где ты ночевал?

— Не твое дело, — сказано это было таким тоном, что Агния чуть не обиделась и поэтому продолжила расспросы:

— В общежитии или… ну…у нее?

— Не болтай. — Он говорил отрывистыми фразами, словно выталкивая слова.

— Ты не думай, я ничего такого не хотела…

— Помолчи.

Агния обиделась. Она хотела только поблагодарить за помощь и действительно ничего такого не имела в виду!

— Между прочим, спасибо. За то, что ты… меня… ну, спас.

— Между прочим, пожалуйста! — коротко бросил он.

Ну и вот чего он злится?

До дома добрались только через час. Навстречу бросилась заспанная Лимания, заблеяла, всплескивая руками. Ариэл помог Агнии подняться на второй этаж, усадил в кресло у камина, разжег огонь, пока сатирра торопливо готовила горячий грог. Укутал пледом ноги и, дождавшись, пока весело разгорится пламя, отступил к дверям:

— Я пошел.

— Куда? — слабо встрепенулась она.

— Не знаю. До ночлежного дома далеко… До утра — тоже. Полночь. — Он взглянул на часы над камином. — Поброжу по улицам, если ночная стража не остановит.

— Тебе некуда идти?

— Догадалась. — Он нервно дернул уголком рта. — Да, некуда. Из общежития меня вышибли. Постоялые дворы уже, наверное, заперлись до утра. Своей квартиры не было отродясь. А в тюрьму, несмотря ни на что, все-таки неохота!

Агния обиделась. Как он мог с нею так разговаривать? И это после всего, что он для нее сделал? А что, собственно, он сделал? Спас сегодня от нападения? И позавчера тоже… Раны на кистях до сих пор не зажили. А он ее еще и на руках тащил полгорода… И с вампиром дрался этими самыми руками…

— Оставайся, — пробормотала она, не зная, что будет делать, если он согласится. — Тебе повязку сменить надо.

— Спасибо за заботу, — с сарказмом промолвил он, — спать мне, как я предполагаю, следует внизу, в комнате для прислуги?

Агния кивнула, чувствуя себя скверно.

— Поторопи, пожалуйста, Лиманию, — промолвила она. — И пусть принесет свежие бинты.

Он кивнул, выходя из комнаты и оставив молодую женщину в смятении чувств. Но это смятение переросло в панику, когда Ариэл вернулся один. Выложил ей на колени два бинта, поставил на стол бутылку вина, полез в буфет за бокалами.

— Ты что делаешь?

— Твою горничную я отослал спать, — грубовато объяснил он, откупоривая вино и разливая его по бокалам. — У нее так тряслись лапки, что ничего путного она бы все равно не приготовила. На, выпей. Тебе надо успокоиться. А заодно отметим твое чудесное спасение…

— И сменим тебе повязку, — перебила Агния, пока он не сказал что-то еще.

Отец Мило не мучился бессонницей — работа на свежем воздухе выматывала его настолько, что молельщик к концу дня обычно уставал и засыпал как убитый. Тем более что среди ночи дважды надо было вставать на молитву, прерывая сон. Он давно научился засыпать сразу и глубоко, пользуясь редкими минутами отдыха и покоя.

Но не сегодня.

Проснувшись, как от толчка, отец Мило несколько минут лежал на постели, завернувшись в тонкое одеяло и прислушиваясь к тишине. Он был уверен, что его разбудил звук колокола к полуночной молитве, но вслушивался напрасно — снаружи царила полная тишина. Обычно колокол звенел негромко и размеренно до тех пор, пока все монахи — а их было совсем немного, всего лишь двадцать человек — не встанут и не придут в храм. Но колокольного звона слышно не было. Неужели его разбудил самый последний удар и молитва уже началась? Как же он проспал?

Торопясь и шепотом моля Первопредка о милосердии, отец Мило стал торопливо одеваться. Если соврать, что шел мимо кладбища и решил идти вдоль края, а не по кладбищенским тропинкам, что намного дольше, ему могут и не засчитать опоздания. Ох, только бы Первопредок и Праматерь не обиделись на эту невинную ложь! Но, в конце концов, он всегда был честным, правдивым и никогда никого не подводил. Можно один раз дать слабину?

Нижняя рубашка, подрясник, ряса, подпоясанная веревкой, накидка, сандалии на босу ногу — и отец Мило выскочил из кельи. Быстро прошлепал до конца коридора, отворил наружную дверь, ступая на дорожку, и зашагал к храму.

Кельи располагались чуть в стороне от храма, сбоку. От них можно было пройти либо окольным путем, по дорожкам, либо напрямик, через кладбище.

Это место он знал как свои пять пальцев и почти бежал, подобрав полы рясы. Ряды могил, оградки, покосившиеся памятники, высаженные кусты и деревца, далекие огни…

Огни? Ну да. Слева храм, а возле него — торговый комплекс и лавка ритуальных услуг, где продают символы веры, четки, пояса, молитвенники, лампадки и прочие атрибуты. Там горят огни…

Но слева же! А это — справа. Что там?

Кладбище. Там — кладбище, и на нем горят огни.

Отец Мило остановился, забыв о том, что спешит на ночную молитву. Протер глаза, всмотревшись во тьму. Действительно огни. Кто-то бродит среди могил? Но зачем?

Впрочем, на этот-то вопрос ответ имелся. Грабители. Миновали те времена, когда студиозусы тайком вырывали из могил тела для вскрытия — теперь всех найденных на улицах покойников сразу отвозят в университет, на кафедру медицины, где будущие врачи по ним изучают болезни и пороки общества. Больше никому нет нужды сперва тайно доставать, а потом тайно возвращать трупы на прежнее место. Если только не имеет место обратное явление — кто-то кого-то убил и притащил труп на кладбище, чтобы подложить в одну из свежих могил.

Забыв про полуночную молитву, отец Мило направился в сторону тех огней. Кожаные сандалии ступали совершенно бесшумно.

Огни — два факела, как стало заметно при ближайшем рассмотрении — перемещались по территории нового кладбища, где хоронили только последние полгода. Подойдя чуть ближе, отец Мило заметил трех мужчин. Они несли лопаты, носилки, ломы. Еще у одного на боку висела большая переметная сума, но в темноте и на таком расстоянии рассмотреть, так ли это, не получалось. Одеты все трое были как обычные горожане, но на глаза надвинуты шляпы.

Плетеные сандалии ступали бесшумно. Монаху удалось подобраться достаточно близко. Он остановился за кустами жасмина, разросшимися возле одного из надгробий. Ближе подходить было опасно.

Гробокопатели выбрали одну из могил, устроенную недалеко от молодого раскидистого клена. Она была вся завалена цветами, и отец Мило узнал ее — это к ней все лето ежедневно приходила и подолгу молилась и плакала та молодая женщина. Эту могилу уже пытались разрыть, но в первый раз грабителей что-то спугнуло. Долго же они ждали, чтобы вернуться!

Один взял оба факела, а два других человека споро принялись за дело. Под быстрый шепот третьего разгребли груду букетов и начали копать, подрывая каменную плиту.

Отец Мило колебался недолго. Его священным долгом была охрана кладбища, и он выпрямился, торопливо направляясь к гробокопателям.

— Остановитесь, нечестивцы! — Его крик пронзил ночную тишину. — Немедленно покиньте это место! Иначе гнев богов обрушится на вас, и сам Первопредок…

— Шезрулы? — вскрикнул один, в первый миг едва не бросившись бежать.

— Да ты что? — осадили его. — Это ж человек!

— Заткните его! — воскликнул тот, кто стоял в стороне с двумя факелами в руках. — Только этого не хватало!

— Убирайтесь вон!

Подбежав, отец Мило попытался оттолкнуть одного из гробокопателей в сторону от могилы.

— Не позволю осквернять священную землю!

— Да уймите его! Время дорого!

Один из копателей замахнулся лопатой. Уверенный, что он не станет бить, отец Мило не отступил. От удара потемнело в глазах. Боль окутала сознание…

Залитое кровью тело упало на траву. Копатели переглянулись.

— Ну, и чего теперь делать?

— Чего-чего? — передразнил тот, что держал факелы. — Быстро выкапываем того и кладем на его место этого. Нет человека — нет проблемы.

Его товарищи снова взялись за лопаты, налегая на них изо всех сил. Далекий набат, созывающий обитателей монастыря на всенощную молитву, только подстегнул их, заставив действовать быстрее.

После второго совместного завтрака Агния, смущаясь, продемонстрировала Ариэлу недошитый камзол:

— Извини, я немного не успела закончить…

— Жаль, — помрачнел тот, осматривая свою верхнюю одежду. — Это никуда не годится.

— Почему? Я могу закончить его к вечеру…

— Поздно. Сегодня в полдень мы с тобой приглашены.

— Куда?

— У меня вчера и позавчера было время подумать о тебе. — Ариэл сидел на диване, закинув ногу на ногу, и его вид странным образом нервировал Агнию. Этот мужчина как настоящий кот — живет тут всего несколько часов, а уже ведет себя так, словно дом принадлежит ему. — Ты живешь совсем одна, с единственной служанкой, от которой никакого толка. Я тебе никто. Сегодня ты позволила мне переночевать в своем доме, а завтра имеешь полное право выставить за порог, и закон будет на твоей стороне. Кроме того, у тебя проблемы…

— Какие?

— А то, что в твой дом дважды забирались воры, а позавчера я еле отогнал ликантропа. Я уж молчу про деньги… Ты в опасности, Агни, и я решил о тебе позаботиться.

— Спасибо, но я как-нибудь сама справлюсь. — Она взялась за иголку с ниткой, полная решимости как можно скорее дошить камзол. Чем скорее работа будет закончена, тем скорее Ариэл уберется из ее жизни. А с ним может исчезнуть и большая часть ее проблем.

— Да знаю я, как ты справляешься! — отмахнулся он. — В общем, я позавчера нанес визит ее светлости герцогине Ларисе Ольторн. Она любезно согласилась принять тебя в свой дом.

Агния от неожиданности уколола палец и сунула его в рот. Вот это была новость! Нет, она слышала, что время от времени кто-то из знатных дам занимался благотворительностью — они брали на воспитание девиц из благородных, но обедневших родов, принимали участие в их судьбе и помогали выйти замуж. У самой императрицы было три или четыре таких воспитанницы. Официально они числились фрейлинами королевы. Но чтобы герцогиня Ольторн, жена посланника империи и главы службы разведки, решила взять на воспитание не сиротку, а молодую вдову без малого двадцати трех лет от роду? С чего это вдруг?

— Вот при случае и задашь ее светлости этот вопрос, — улыбнулся Ариэл своей обычной кривой улыбкой, словно прочитав мысли Агнии. — И нас, между прочим, ждут.

Охнув, Агния вскочила, роняя недошитый камзол:

— Ой! Но как же…

— А вот так. Одевайся. Можно в траурное платье. Ее светлость знает, что ты скорбишь по мужу, и простит тебе скромный наряд.

Два часа спустя наемный экипаж доставил их к особняку семейства Ольторн.

Дом стоял за глухой белокаменной стеной, в которой были только большие въездные ворота и одна-единственная калитка для слуг, расположенная чуть далее, в углу. Короткая — шагов сорок — аллея, обсаженная низким кустарником и подстриженными деревьями, вела к крыльцу. Слева от аллеи раскинулись лужайки с клумбами, а справа начинался парк.

Агния редко бывала в роскошных особняках. У Марека имелись богатые родственники, которые взирали на непутевого племянника свысока. Достигнув совершеннолетия, он не стал отстраивать принадлежавший погибшим родителям дом, а все свое состояние пожертвовал университету, из-за чего его считали неудачником. Конечно, имелся шанс стать самым молодым мастером и возглавить собственную кафедру, а там, глядишь, и еще какое-нибудь наследство бы подвернулось… Но до тех пор путь в богатые дома ему был заказан. И сейчас молодая женщина очень волновалась. Ее даже порадовало, что Ариэл предложил ей свою руку. Она схватилась за рукав его старого камзола, как утопающий за соломинку. Ее скромное траурное платье казалось нелепым, старым, даже каким-то грязным посреди этой роскоши.

Навстречу вышел лакей, взиравший на гостей как на бедных просителей. Агнию смутило, с каким вниманием ее рассматривают. А Ариэл и ухом не повел.

— Ариэл Боуди к ее светлости, — небрежно бросил он. — Меня ждут.

Лакей кивнул, направляясь вглубь дома и жестом предлагая гостям следовать за ним.

— Ее сиятельство в малой западной гостиной, — промолвил он на ходу.

В центре просторной гостиной стояли четыре кресла — три побольше, занятых самой герцогиней и двумя дамами, и одно поменьше. На маленьком изящном столике были расставлены блюдца с пирожными, нугой и засахаренными орехами, а также чашки — дамы пили чай со сластями.

Малая западная гостиная была выдержана в светлых теплых тонах. Серо-кремовая мозаика на полу, золотисто-коричневые стены, бело-розовая обивка кресел и оттоманки, серебристо-серый клавесин, темно-желтые шторы. Агния остановилась на пороге, чувствуя себя здесь лишней. Ее волнение переросло в панику, когда Ариэл небрежно высвободил свой локоть из ее пальцев и прибавил шагу.

— Ваше сиятельство! — воскликнул он. — Счастлив лицезреть и засвидетельствовать вам свое почтение.

— Добрый день, лейтенант Боуди. — Герцогиня оторвалась от вышивки и протянула ему руку, к которой он припал, задержав ее у губ на несколько секунд дольше, чем того требовали приличия.

— Но-но, — ее сиятельство отняла руку и шутливо погрозила пальцем, — вы очень милый молодой человек, но благодарите Первопредка и всех богов, что здесь нет моего супруга. Подобное можно расценивать и как покушение на мою добродетель…

— Ваша добродетель под надежной охраной, сударыня. Я бы скорее сам отрезал себе руку, чем рискнул преступить границы дозволенного, — ответил Ариэл.

— А что с вашими руками, сударь? — поинтересовалась одна из женщин.

— Лейтенант Боуди поранился, сражаясь за честь прекрасной дамы, — объяснила госпожа Ольторн.

В ответ раздались изумленные восклицания, охи и вздохи. Ариэл спокойно переждал эту бурю.

— А вот, кстати, и та дама, о которой я вам говорил, — промолвил он, махнув рукой в сторону Агнии.

Женщина осторожно приблизилась и присела в реверансе, как учили когда-то в пансионе.

— Здравствуйте, — кивнула герцогиня. — Присаживайтесь!

Ариэл мигом оказался рядом, придвигая своей спутнице кресло. По знаку хозяйки дома неслышно подошел лакей, наливая гостье чаю.

Сделав небольшой глоток горячего напитка, Агния посмотрела на ее светлость. Герцогине Ларисе Ольторн было около сорока трех или сорока пяти лет лет, но выглядела она моложе. Когда-то в юности она была красавицей, и остатки былой красоты еще сохранялись на ее круглом лице, покрытом слоем бело-розовой пудры. Завитая, обильно украшенная жемчужинами и присыпанная пудрой прическа явно была из собственных волос. Герцогиня была несколько полновата, и пышное платье, ярко-желтое, с розовыми разводами и вышитыми цветами, только подчеркивало ее полноту. Положив на колени работу — герцогиня вышивала кошелек, — она внимательно рассматривала Агнию, и та засмущалась под чересчур пристальным оценивающим взглядом темно-серых глаз. Как ни странно, они напомнили глаза Ариэла — тем более что он стоял подле и точно так же буравил Агнию взглядом.

— Как вас зовут? — поинтересовалась госпожа Ольторн.

— Агния. Агния Боуди, ваша светлость, — промолвила та. — Я…

— Моя родственница, — вставил Ариэл. Он стоял, облокотившись на спинку кресла одной из дам, так, чтобы видеть всех. — Я услышал, что вы ищете женщину в компаньонки…

Агния встрепенулась. Компаньонка и воспитанница — это разные понятия.

— С хорошим воспитанием, образованием, добродетельную, — продолжал ее спутник. — Я все прекрасно помню. И рекомендую вам госпожу Боуди. Она вполне соответствует этим качествам. Тем более что она — вдова, и в ее добродетели я ни капли не сомневаюсь.

Дамы при этих его словах переглянулись, и Агния почувствовала себя неуютно. Она догадалась, что ее мысленно обсуждают и что мнение составляется не самое лучшее.

— Сколько вам лет? — обратилась к ней герцогиня, склонив голову набок.

— Двадцать три. — Агния опустила чашку. — Исполнится в конце осени.

— Вы вдова?

— Уже три месяца.

— И как долго вы пробыли замужем?

— Три месяца…

— Значит, вышли замуж после того, как достигли совершеннолетия, не так ли? Ваши родители были согласны с вашим браком?

Агния поджала губы — допрос ей не нравился. Хотя, с другой стороны, Лариса Ольторн — герцогиня, она имеет право дотошно изучить женщину, которую берет в свой дом.

— Мои родители были согласны с моим выбором, — вежливо ответила она.

— Они живы?

— Мама — да, жива. А отец…

Отец не дожил до свадьбы младшей дочери.

— Понятно. И детей у вас, судя по всему, тоже нет. — Герцогиня окинула взглядом ее фигуру. — И на что вы сейчас живете? Вы ведь остались одна?

— Да. — Агния вспыхнула. Как эта женщина могла сомневаться в ее добродетели! — Я живу одна, веду скромную жизнь. Мне не интересен ни свет, ни… люди. Университет положил мне небольшую пенсию. Кроме того, я немного шью…

— Белошвейка? — как-то странно оживились остальные дамы, опять переглянувшись.

— Ну не то чтобы… Не за деньги. Я просто шью. Правда, после смерти Марека я долго не могла себя заставить взяться за иголку…

Собственно, если бы не порванный камзол Ариэла, она бы еще пару месяцев про нее не вспомнила.

— Вы умеете вышивать? Платки, монограммы?

— Да.

— Музицировать? Петь?

— Н-нет.

— Декламировать?

— Немного…

— Что-нибудь еще?

Агния с тревогой посмотрела на Ариэла. Тот как ни в чем не бывало облокотился на спинку соседнего кресла и, склонив голову набок, со странной улыбкой прислушивался к разговору. Взгляд его почти не отрывался от лица герцогини Ольторн и лишь изредка скользил по чайному столику, другим дамам и деталям интерьера. На свою спутницу мужчина не смотрел.

— Нет, наверное, ничего. — Агния пожала плечами. — Я не обладаю какими-то особенными достоинствами…

— Жаль. Вы мне не подходите.

— Что? — вырвалось у Агнии. — Как это?

— Видите ли, милочка, — с долей ехидной снисходительности произнесла Лариса Ольторн, — я искала даму-компаньонку для своей дочери. Девочке уже двенадцать лет. Скоро ей надо будет выезжать в свет. Отсылать ее в пансион я не желаю. Но хотела, чтобы рядом с нею была дама солидная, умная, добродетельная, наделенная некоторыми талантами. Лейтенант Боуди рекомендовал мне вас как вполне подходящую кандидатуру. Я ценю его мнение, но сейчас вынуждена констатировать, что он ошибся. Вы — не та дама, которой я могла бы доверить свою дочь.

Последние слова она произнесла, глядя на Ариэла, и тот поклонился:

— Что всего-навсего лишний раз доказывает известный постулат о том, что мужчины ничего не понимают в женщинах и часто судят о них весьма ошибочно и поверхностно!

— Милый льстец. — Герцогиня улыбнулась и пожаловала ему руку для поцелуя.

Он припал к ней губами с пылом любовника.

— Вам, сударыня, я никогда не льстил и всегда говорил только правду! Разве я могу не оправдать высокое доверие, которое вы мне когда-то выразили? Поверьте, я глубоко раскаиваюсь в этой ошибке и сожалею о том, что заставил вас потратить на нас свое время.

— Я не сержусь, — ответила Лариса Ольторн. — И в доказательство прошу вас обоих остаться на обед.

В Агнии взыграла гордость. Захотелось встать и вежливо отказаться, но по выражению лица Ариэла она поняла, что провожать ее никто не собирается. А уйти в одиночку — позор еще больший, чем этот странный унизительный отказ. И она нацепила на лицо светскую улыбку и рассыпалась в благодарности.

— Как она могла? Как она смела так со мной поступить?

Молодая женщина дала выход обуревавшим ее чувствам уже по дороге домой. Она отказалась от коляски, которую любезно предоставила им герцогиня, и шла пешком. Ариэл шагал рядом, крепко стискивая ее локоть. Уже несколько раз молодая женщина пыталась вырвать руку, но хватка у мужчины была железной. Он словно нарочно сжимал пальцы все крепче и крепче.

— Я в жизни не испытывала такого унижения! Даже когда меня представляли этой вашей двоюродной бабушке и госпоже Парате Боуди! Она смотрела на меня как на полное ничтожество. — От обиды хотелось плакать. — Она оскорбила меня!

— Ты ее тоже, — внезапно нарушил молчание Ариэл.

От удивления Агния даже остановилась.

— Когда? И чем?

— Несколько дней назад. Ты назвала ее светлость дурой.

— Я?

— Ты. — Он дернул ее за локоть, потащив дальше. — Несколько дней назад. Ты сказала, что дура та женщина, которая мне поверила.

— Значит, это она внесла за тебя залог?

— Да. Ее светлость герцогиня Лариса Ольторн. Лучшая женщина в мире. Единственная и неповторимая.

— Вот и шел бы к ней, раз она такая!

— Ты когда-нибудь научишься не оскорблять людей? — Теперь уже остановился Ариэл, за локоть развернул Агнию лицом к себе. — Ладно я. Ты ненавидишь меня, и я смирился с этой ненавистью, хотя, клянусь кровью Первопредка, больше всего на свете я хочу от тебя уйти. Но за что ты не любишь людей, которые относятся ко мне по-человечески? Почему ты считаешь меня настолько ужасным, что не можешь допустить даже мысли о том, что меня тоже можно хотя бы уважать? Я привык к тому, что меня презирают: когда открылась правда о моем происхождении, только Марек не отвернулся от меня, а остальные Боуди не захотели знать. Бабушка так вообще высказала мне пожелание поскорее сдохнуть и не позорить их благородный род своим существованием. Да, я ничего не достиг. Мне скоро двадцать восемь, а у меня ни дома, ни семьи — только обвинение в двух убийствах, которые я не совершал… У меня даже камзол чужой! И вот в кои-то веки нашлась женщина, которая отнеслась ко мне по-доброму — и ты тут же поливаешь ее грязью. За что? Ведь она…

Оборвав сам себя, он отвернулся, и Агния прижала ладони к щекам. Прямо перед ее глазами оказалась широкая мужская спина, обтянутая старым сукном. Ариэл стоял удивительно прямо, напряженный, словно каменный. А она чувствовала себя словно в клетке. И кругом глухие стены. Каменные. Обтянутые сукном…

Проще простого было повернуться и уйти. Этот тип ее обидел. Он ее оскорбил! Он нарочно все подстроил. Знал, что речь идет о знатной и богатой даме, но ни словом, ни жестом не намекнул на нее, а вместо этого заставил Агнию… просто-напросто ткнул носом… И теперь отвернулся! И если он совсем решит уйти, она не сможет его удержать. Просто останется стоять одна, никому не нужная…

Агния всхлипнула от жалости к себе и попыталась успокоиться. Нельзя плакать. Благородные дамы не плачут. По крайней мере, на людях. По крайней мере, вот так, из-за пустяка… Но ничего себе пустяк! Ее обидел мужчина! Обидел ни за что! Ну подумаешь, сказала что-то не то. Так ведь не в лицо герцогине Ольторн! А если — тут стало страшно, так страшно, что слезы мигом высохли, — если он передал ее светлости, что Агния назвала ее дурой? И герцогиня нарочно позвала ее в гости, чтобы унизить?

Прижав ладони к лицу, она изо всех сил боролась с подступающими слезами, когда над головой раздался мягкий голос:

— Ну вот… Теперь ты понимаешь, каково было мне?

И то ли от того, что так оно и было, или от того, что Ариэл произнес эти слова спокойно и даже нежно, Агния не выдержала и расплакалась в голос. И когда ее обняли за плечи, уткнулась лицом в обтянутую сукном грудь убийцы своего мужа. Его крепкие руки обнимали, прижимали, и от их крепости и надежности хотелось плакать еще сильнее.

— Ты… ты… — всхлипывала она, — ты такой…

— Да, я такой. Ты мне тоже сделала больно. Теперь вот ревешь от жалости и обиды. А я стою, как дурак, и жалею тебя… На вот платок. Вытри нос. Я пока найду экипаж!

Удерживая ее одной рукой, второй Ариэл полез в карман камзола. Замер. Пошарил по большому накладному карману.

— Хм…

Поменял руку, сунулся в другой карман.

— Странно. Куда я мог его задевать? И кисета нет… И кошеля… Погоди-ка!

Он опять полез в первый карман. Эта суета немного отвлекла Агнию. Она чуть отстранилась, глядя, как Ариэл, нахмурившись, шарит по карманам.

— Куда оно все…

— Ариэл, — рискнула позвать она, — это не твой камзол.

— Вот дьявол, ты права! — Он вспомнил, что, уходя из алфизической лаборатории, стащил с гвоздя чью-то чужую одежду. — Что это?

В руке обнаружился клочок бумаги. Развернув его, Ариэл уставился на несколько строчек, написанных знакомым почерком. Свободной рукой несильно ударил себя по щеке.

— Ты чего? — забыв и слезы, и обиду, Агния потянула его за обшлаг рукава, пытаясь заглянуть в бумажку. — Адрес какой-то… Что это такое?

— Это… — Ариэл осторожно свернул бумажку и убрал обратно в карман. — Как тебе объяснить… Кажется, я нашел убийцу Фила Годвина.

Заперев дверь в лабораторию изнутри, мастер Молос торопливо прошел к дальней стене. Воровато выглянул в окно — не идет ли кто — и откинул плотно пригнанную крышку, сбитую из нескольких досок. Вход в подвал имелся во многих лабораториях на первом этаже, и никого не должно было удивить, что алфизик собирается спуститься туда, но мастер Молос все равно волновался. Откинув крышку, он еще раз прислушался к шуму снаружи. Нет, все тихо и спокойно.

Но причины для беспокойства имелись, и еще какие. Несколько минут назад его вызывал ректор для доверительной беседы. За три месяца никаких результатов — это плохо. И не надо отговариваться смертью первого помощника! Марек Боуди был всего-навсего помощником и подмастерьем. Звание мастера он должен был получить только по завершении эксперимента, до которого не дожил. Но мастер был обязан продолжать исследования! Почему три месяца он топтался на месте, а когда его прижали, разродился показательным выступлением, не имеющим особого практического значения?

Ректор потребовал результатов в сжатые сроки. Что ж, он им покажет! Они покажут.

В подвале не было кромешного мрака. Слабый огонек позволял видеть дощатые переборки, разделившие помещение на несколько закутков. В одном из них толпились люди.

Мастер Молос подошел поближе. Три человека ждали его возле низкого стола, на котором лежало тело со скрещенными на груди руками. В спертом воздухе пахло пылью, травами, гнилью.

— Принесли?

— Да.

Мастер осторожно сделал несколько шагов, склоняясь над телом и с брезгливой боязнью рассматривая его.

Землисто-бледная, сухая кожа обтягивала череп. Темные волосы свалялись в войлок. Глазные яблоки ввалились. Тонкие почерневшие губы слегка приоткрылись, обнажая оскал зубов. Заострившийся нос, тонкие узловатые пальцы рук. Нарядная когда-то одежда выпачкана в земле. В подвале было сухо и прохладно, но все равно вблизи тела ощущался странный запах. Нет, это не был запах тлена или плесени. Скорее он походил на аромат южных смол и запах дыма, какой бывает в храмах после службы, — тяжелый, приторно-сладковатый, едкий.

— Это… то, что я думаю? — поинтересовался мастер Молос.

Алфизик осторожно дотронулся до руки покойника. Странно, но кожа была неожиданно упругой и теплой. Казалось, человек на столе крепко спит. И это в сочетании с его внешностью вызывало дрожь. А что, если это чудище сейчас откроет глаза?

— Да.

— Оно… то есть он… э-э-э… ну… Не выглядит сильно испорченным!

— Условия хранения, мастер, — усмехнулся его собеседник. — Плюс уникальные методики кайтаррских мастеров.

— То есть вы хотите сказать…

— Да, мне удалось восстановить весь процесс! — Один из гробокопателей, с которыми несколько часов назад на свою беду столкнулся отец Мило, обошел вокруг стола, при свете небольшой масляной лампы рассматривая тело на столе. — Пять лет отчаянного труда. Горы перелопаченных свитков. Долгие часы в гробницах, необходимость дышать пылью и пеплом… Искать нужные снадобья, смешивать их, опытным путем добиваясь нужного сочетания… О, не каждый парфюмер сравнится со мной с искусстве смешивать декокты и эссенции, выпаривать растворы и вымачивать препараты! И прошу учесть, у меня не было даже собственной лаборатории! И вот перед вами он — результат.

— То есть это тело…

— Это мумия. Мумия, изготовленная с точным соблюдением всех правил, всех инструкций, оставленных нам древними кайтаррцами. Тело умершего внезапной смертью, обработанное и должным образом подготовленное для эксплуатации, выдержанное в закрытом гробу определенное время. Немного передержанное, если честно, но несколько дней не должны сыграть существенной роли. Эта мумия…

— Мумия, — вслед за собеседником повторил мастер Молос. — И в этой мумии…

— Есть то, что вам нужно. Душа!

— Душа? — Мастер посмотрел на тело с некоторой опаской. — А вы уверены, что…

— Абсолютно уверен! Мне удалось уловить нужный момент. Посмотрите на него внимательно!

Мастер наклонился, при слабом свете лампы разглядывая покойника. Вблизи слабый аромат стал чуть сильнее. Можно было различить отдельные компоненты. Ладан… дурман… хинин… какой-то горький сок, словно клопа раздавили… Мастер Молос всмотрелся в лицо, плотно сомкнутые веки, оскал рта. Попытался заглянуть даже в ноздри.

— Ничего не понимаю.

— Вот это! — Его собеседник ткнул в ухо мумии.

Внутри ушной раковины засохло что-то вроде глиняной пробки.

— Тот самый состав, которым древние кайтаррцы обмазывали тела своих покойников для придания им необходимых свойств в том случае, если нельзя было изготовить мумию на месте и требовалось обеспечить телу сохранность до достижения определенного момента. Большую часть его пришлось счистить, чтобы никто ничего не заподозрил, но не сразу. И это дало шанс провести эксперимент.

— Шанс? То есть вы хотите сказать, что это все-таки не мумия? — Мастер Молос опять дотронулся до странно теплой руки.

— Мумия. Кайтаррская мумия. Но этот человек не кайтаррец. И умер не несколько веков, а несколько месяцев назад. Но подготовлен к погребению и обработан в соответствии с древними ритуалами, которые позволили не только уберечь тело от тлена, но и сохранить в целости его душу.

— Что? — Алфизик отдернул руку, отступил подальше, а потом вновь спросил: — Внутри этого… трупа?..

— Да! Перед вами, — гробокопатель прошелся туда-сюда, — не просто мумия, но вместилище души! Души живой и вполне готовой к сотрудничеству. Древние кайтаррцы общались со своими мертвыми. С помощью некоторых ритуалов они умели пробуждать мумии для жизни — на небольшое время! — и беседовали с душами, задавали им вопросы, гадали о будущем…

— Значит, если его разбудить, он… оживет?

— Не совсем так, — усмехнулся гробокопатель и поднял с пола объемистую сумку. — Перед вами лишь сосуд. Вместилище души, которой внутри тесно и неудобно. Но ведь душу — живую, полноценную душу! — оттуда можно извлечь. И использовать по вашему желанию.

Мастер Молос не был бы мастером, если бы не умел подхватывать идеи на лету. И ему понадобилось всего несколько секунд, чтобы все обдумать и отбросить пустые моральные терзания.

— То есть можно сказать, что эксперимент увенчался успехом? И мы стоим на пороге великого открытия?

— Ну да. Правда, есть еще множество проблем, но первый шаг сделан. Осталось извлечь душу из ее «временного хранилища» и перенести на, так сказать, «постоянное место пребывания». — Мужчина начал копаться в сумке, доставая книги, инструменты, какие-то пузырьки и рулоны бинтов. — И я могу сделать это в любой момент.

— Приступайте, — кивнул мастер Молос.

Наемный фиакр быстро доставил Агнию и Ариэла на Капустную улицу. Но еще до того, как он остановился, Агния заметила небольшое оживление возле собственного дома.

— Что это там?

Агния первая выскочила из повозки и бросилась к толпе, которая собиралась перед крыльцом. Соседи, случайные прохожие останавливались, спрашивали друг у друга, что случилось. Молодой женщине пришлось как следует поработать локтями, прежде чем ее узнали и расступились.

— Пропустите! Что это значит? Я — хозяйка этого дома!

Воображение уже нарисовало страшную картину — в дом опять проникли грабители, но сейчас не обошлось без жертв. И Лимания наверняка убита, а внутри все перевернуто вверх дном. Конечно, сатирра — не человек, но все равно страшно.

Рядом с закрытыми дверями стояли два констебля-человека, а между ними переминался с ноги на ногу самец-рогач. Короткие штаны — дань традиции жизни среди людей — поддерживал широкий кожаный пояс, к которому крепилась крест-накрест кожаная же портупея. На боку висела шпага, кажущаяся игрушечной по сравнению с мощными плечами рогача, толстой шеей, покрытой густым волосом, и мускулистыми руками. Густая рыжевато-бурая шерсть только подчеркивала его силу и мощь. Он вертел головой из стороны в сторону и негромко что-то мычал сквозь стиснутые челюсти, не то тихо ругаясь на людей, не то пытаясь утихомирить толпу.

— Что тут происходит? — подлетела к нему Агния. — Вы… здесь? Почему?

Ариэл протиснулся следом, и следователь Холодный Туман взглянул на него в упор.

— Я по делу.

— Что-то случилось? Агни, поверь, на сей раз я тут ни при чем!

— Пройдемте в дом, — качнул головой рогач.

— Да-да. — Агния торопливо полезла в ридикюль за ключом.

Лимания, запертая ею от греха подальше, так и выпрыгнула навстречу, заламывая руки и непрерывно блея. Она подсматривала за всем происходящим в щелочку и умирала от страха и любопытства.

Поднявшись в гостиную, рогач остановился на пороге. В комнате он казался еще больше — развесистые рога доставали до потолка, и ему пришлось сильно наклонить голову, чтобы ничего не задеть. Стул, на который указала ему Агния, жалобно скрипнул под весом могучего самца. Сама женщина опустилась в любимое кресло. Ариэл остался стоять.

— Я пришел, чтобы с вами немного поговорить, — промолвил Холодный Туман. — Дело в том, что накануне произошло нечто важное… и… непонятное.

— Что бы ни случилось, я не имею к этому никакого отношения, — быстро вставил Ариэл. — Правда, на позапрошлую ночь у меня нет алиби, но смею вас заверить, что…

— Дело не в вас, — отмахнулся рогач. — Я пришел именно к госпоже Агнии Боуди. Это касается вашего покойного мужа. Соберитесь.

Агния сцепила руки на коленях. Что бы ни сказал сейчас рогач, вряд ли это что-то изменит. Марек в любом случае мертв.

— Дело в том, что две ночи назад на кладбище Невинных Душ было совершено преступление. Была разрыта могила, в которой похоронен ваш супруг.

Агния задохнулась от изумления.

— Зачем?

— Если бы мы знали…

Холодный Туман покачал головой. Ему немного нравилась эта человеческая женщина. Сейчас она не походила на ту испуганную самочку, что несколько дней назад пришла сделать заявление в убийстве своего мужа… именно этим человеком, который сейчас стоял рядом. То, с каким спокойным и самоуверенным видом он держался, яснее ясного говорило, что эти двое все-таки нашли общий язык. С точки зрения морали рогачей это было правильное решение. Двое спорили из-за самки. Один проиграл и лег в могилу. И самка осталась с победителем.

— О преступлении сообщили монахи, обслуживающие кладбище. В ту ночь пропал один из их братьев, отец Мило. Мы обыскали кладбище и прилегающую территорию и обнаружили следы чужого присутствия. Когда обыскали кладбище еще раз, нашли одну из могил поврежденной.

— Это могила… Марека? — Агния похолодела. Ей стало страшно. Вспомнился недавний разговор о том, что в результате нелепой случайности или злого умысла ее муж был похоронен живым.

— Да. И вы должны дать разрешение на исследование могилы.

— Исследование? — Она посмотрела на Ариэла.

— Эксгумация, — пожал тот плечами. — Лично я не вижу в этом ничего предосудительного. Я, конечно, не являюсь кровным родственником Мара, но ношу ту же фамилию, Боуди, и если вы спросите мое мнение, то лично я не против.

Двое мужчин в упор посмотрели на женщину. И Агнии ничего не оставалось, кроме как кивнуть.

— И когда… Э-э-э?

— Завтра утром. Мне нужно еще оформить кое-какие бумаги. За вами заедут. — Следователь поднялся на ноги, задел рогами потолок. — Извините. И всего хорошего.

Агния опять кивнула, не в силах сдвинуться с места, и он направился к двери один. Уже когда его копыта застучали по лестнице, Ариэл, столбом простоявший все это время, хлопнул себя по лбу и кинулся вдогонку. Он настиг следователя уже на крыльце. Агния, припав к оконному стеклу, наблюдала, как мужчина сует рогачу ту самую бумажку, вынутую из кармана чужого камзола, и что-то быстро-быстро говорит. И как следователь осторожно принимает ее и убирает к себе. Как потом кивает рогатой головой и уходит вместе с констеблями.

На другое утро они стояли на кладбище возле знакомого клена. Было холодно и ветрено, низкие тучи заволокли полнеба, и начинал накрапывать мелкий дождик. Агния дрожала от холода, стиснув руки на груди и глядя, как четыре могильщика под присмотром двух монахов, пары констеблей и следователя быстро разрывают могилу.

На противоположной стороне замерли остальные родственники: фра Гайдо, одна из тетушек и госпожа Парата Боуди вместе с супругом. Агния чувствовала на себе их взгляды — внимательные, любопытные, сочувствующие. Ей было холодно и страшно. Все тело сотрясалось в ознобе, и она куталась в кунтуш, обнимая себя руками за плечи. По календарю еще должно было быть паутинное лето, но холодно и сыро было как поздней осенью.

Ариэл стоял рядом. Не в стороне — он был еще более чужд этой семье, чем Агния, — а рядом, за левым плечом. Стоял, по-простому сунув руки в карманы перешитого таки камзола. И Агния в глубине души была даже благодарна за то, что хотя бы он ее не бросил.

Ночью шел дождь, и земля была сырой и тяжелой. Могильщики взмокли, скинув куртки и оставшись только в одних рубашках, но работали быстро. Комья земли тяжело шлепались на вырастающие по бокам ямы холмики грунта.

— Земля не слежалась, — сделав паузу, объяснил один. — Копали на днях.

Рогач качнул головой. Монахи поджимали губы.

Наконец лопата стукнула обо что-то.

— Гроб! — с готовностью и даже как-то весело объявил один из могильщиков.

Агния всхлипнула, закрывая лицо ладонью, и тут же крепкая рука легла ей на плечо. Ее развернули, как куклу, и молодая женщина уткнулась лицом в грудь Ариэла, не в силах сдержать слезы. За спиной все шуршали комья земли. Потом послышались голоса, скрип и скрежет, какие-то стуки. Забормотали молитвы монахи.

— Осторожнее! Не урони!.. Держи свой конец! Давайте, тяните!.. Да придерживай его!.. Вы бы на пару шагов отошли, сударь. А то неровен час… Вот так! Еще! Устанавливай.

Рядом кто-то переступил с ноги на ногу.

— Сударыня, — послышался низкий раскатистый голос следователя, — вы должны подойти и посмотреть.

Агния отчаянно замотала головой, но Ариэл взял ее за локти и встряхнул:

— Надо.

Выпрямившись, она увидела бледное породистое лицо Параты Боуди. Дама держалась крепко, смотрела на мир сухими холодными глазами и явно осуждала бывшую родственницу за проявление эмоций.

Крепко взяв Агнию под руку, Ариэл заставил сделать несколько шагов к установленному на краю могилы раскрытому гробу. Рядом стояли констебли. Следователь загораживал путь.

— Это тяжелое испытание, — прогудел он, — но согласно букве закона вы должны провести опознание. Просто скажите: «Да» или «Нет». Этого достаточно.

Агния кивнула и сделала последний шаг. Если бы не Ариэл, не отпускавший ее локтя, у нее не хватило бы сил сдвинуться с места. Рогач отступил в сторону, и молодая женщина получила возможность первой взглянуть на лежавшее внутри тело. Помотала головой, не веря своим глазам. Зажмурилась. Открыла их снова.

— Нет. Нет. Это не он. Где мой Марек?

ГЛАВА 9

Агния не помнила, как добралась до дома. Весь этот день словно стерся из ее памяти. Она смутно помнила, как с кладбища поехали в следственное управление, где ей пришлось подписывать многочисленные бумаги и отвечать на бесконечные вопросы. Потом — опять на кладбище, уже беседовать с настоятелем по поводу оскверненной могилы. Затем пришлось ненадолго вернуться к следователю — она уже сама не понимала, зачем, — и снова подписать подсунутую ей бумагу. Хорошо, что рядом были родственники. Фра Гайдо взял на себя все вопросы по перезахоронению и отпеванию отца Мило. Парата Боуди любезно предоставила свой экипаж и даже снизошла до того, что пригласила «девочку» отобедать. В другой момент Агния бы порадовалась — госпожа Парата была достаточно богата, чтобы обеспечить будущее бывшей родственницы, назначив приличную пенсию, но в данный момент чужое внимание ее только раздражало. Где она была три месяца назад, когда хоронили Марека?

Хорошо, что рядом был Ариэл. Его рука так и не покидала ее локтя. Он то и дело влезал в разговор вместо нее, отвечая на вопросы, и даже пару раз подмахнул какие-то бумаги. Может, оно и правда. Может, он действительно не убивал Марека. Как бы то ни было, сейчас она не хотела думать ни о чем. Переступив наконец порог дома, она сразу ушла к себе.

…А очнулась на кладбище. Она брела между могил холодной ночью, кутаясь в шаль, которая была почему-то длиной до пят и волочилась по земле. Светила полная луна, озаряя мертвенным светом ряды надгробий, памятники, редкие деревья. Где-то слышался вой собак. Все было так реально, что Агния даже испугалась вначале — как она здесь оказалась, ведь засыпала же в своей постели! Или не засыпала? Она точно помнила, что доковыляла до двери в свою комнату, зашла внутрь, опустилась на кровать, даже не дав себе труда раздеться… Разулась точно — помнила, как башмачки со стуком упали на пол. Да, все реально! Она идет по кладбищу в одних чулках и чувствует неровность почвы, траву и камешки буквально каждым пальчиком. И как ее угораздило? Неужели она прошла пешком половину города босая и никто ее не остановил? И почему сейчас ночь? Сколько времени она бродила? И какое это кладбище? Не Невинные Души, это точно. Там намного больше деревьев и надгробия не стоят такими ровными рядами. Каменные памятники тянулись сколько хватало глаз, постепенно сливаясь с ночным мраком. В какую сторону идти?

Вой усилился. Это уже не одна собака, а целая стая. Они все ближе. Почему-то не получается обернуться. Она словно во сне и может идти только вперед и вперед, прибавляя шаг.

Вой нарастает. Он слышен уже не только сзади, но справа и слева. Псы ее гонят? Они что, всерьез охотятся на человека? И собаки ли это? Раньше Агния слышала, что на кладбищах водится всякая нечисть. Никто точно не знает, как выглядят эти твари, ибо никто увидевший их не ушел живым от страшных ночных охотников. А теперь их жертвой стала она.

Агния побежала. Стиснув руки у горла, запрокинув голову, не чувствуя ног, она бежала и бежала, пока не запнулась обо что-то. Резкая боль пронзила ступню. Женщина закричала и упала, покатившись по земле и путаясь бахромой шали в росшем бурьяне. Крапива хлестнула по лицу, обожгла шею, руки и глаза. Зацепившись за что-то, шаль не давала сдвинуться с места, и беглянка вывернулась из нее. Вскочила, припадая на левую ногу — наступить на пятку было больно, — и внезапно с ужасом обнаружила себя совершенно голой. Даже панталон не было! А шаль темнела черным пятном в бурьяне.

В первый миг Агния прикрылась руками — чисто машинально, не думая ни о чем. Было ужасно холодно. Холоднее, кажется, чем зимой. Потом она потянулась за шалью — обмотать хотя бы вокруг тела. И в этот миг перед нею возникла собака.

Большой черный пес с горящими глазами встал на том месте, где еще пару секунд назад была ее шаль. Оскаленные клыки, прижатые уши. В глазах — злоба. Агния попятилась, холодея и понимая, что не успеет даже закричать. Пес сделал шаг.

Пятясь, она переступила с ноги на ногу — и земля внезапно исчезла. Заорав от неожиданности, Агния спиной вперед рухнула в какую-то яму. Больно ударилась копчиком, лопатками, затылком, локтями. На несколько секунд у нее потемнело в глазах.

Яма оказалась узкой и длинной, в рост человека. «Могила!» — мелькнула страшная догадка. И она лежала на чем-то твердом. Доски? А рядом ощущалось что-то странное.

Повернув голову, Агния уставилась в пустые глазницы человеческого черепа, одетого в ее собственный ночной чепец, и закричала.

И кричала до тех пор, пока ее не ударили по щеке.

— Агни? Агни, очнись!

В лицо плеснули холодной водой. Откуда здесь вода? Она же в яме! Она…

— Да перестань ты орать! Все кончилось!

От нового удара крик захлебнулся. Она открыла глаза.

И совсем близко увидела лицо Ариэла. В одной рубашке, он сидел на ее постели и тряс женщину за плечи.

— Все кончилось, — громко и внятно повторил он. — Успокойся.

Агния обвела глазами комнату. Ее собственную комнату, озаренную светом свечи. Ставни закрыты. Темнота.

— Это был с-сон? — пролепетала она.

— Это был кошмар! — Ариэл поднес к ее губам стакан. — Выпей. Ты так орала. Что хоть приснилось-то?

— К-клад-дбище, — стуча зубами о край стакана, выговорила Агния. — И с-соб-баки.

— Соба-а-аки, — протянул Ариэл.

— И скелет!

— Чей? Мой?

— Не знаю. По-моему, мой.

— М-да. Ну и фантазия! — Мужчина дотронулся рукой до ее лба. — Да у тебя жар.

— Это не жар! — Агния отстранила стакан. — Это чепчик. Мой чепчик!

— Ну, все ясно. Ложись!

— Нет! Там… ты не понимаешь… — Агния вцепилась в его руки. — Я видела!

— Я тоже видел. Ложись. Боишься спать — просто лежи с открытыми глазами.

— Не уходи! — Она держалась изо всех сил.

Странная улыбка исказила лицо мужчины.

— Не уйду.

Она мужественно боролась со сном, но усталость и болезнь взяли верх, и вскоре глаза Агнии закрылась. Но дыхание оставалось неровным, прерывистым. От ее тела исходил жар. На бледных щеках цвели алые пятна, лоб покрывала испарина. Обнимая ее, Ариэл любовался ее лицом, длинными ресницами на щеках и боролся с желанием поцеловать сухие обветренные губы.

В комнате стало холоднее, и он, не сводя глаз со спящей Агнии, потянулся за одеялом. Но облачко пара, вырвавшееся изо рта, заставило его замереть с протянутой рукой. Холод… верный признак того, что в мир живых пожаловал гость из мира мертвых.

Вскинув голову, Ариэл увидел белую тень, стоявшую по ту сторону кровати. Мужчина. Вернее, тот, кто когда-то был мужчиной.

— Ты?

«Я».

— Зачем ты пришел? — с каждым словом изо рта вылетало облачко пара.

«Я к ней. — Гость кивнул на спящую Агнию. От ее тела исходил жар. — Я хочу помочь ей. Она стоит на краю…»

— И я — слышишь? — не дам ей сделать шаг! — Ариэл крепче обнял тело молодой женщины, которая сейчас не услышала бы и грохота взрыва.

«Она мечтает об этом!»

Словно в подтверждение сказанного, Агния вдруг пошевелилась, и сухие губы вместе с паром вытолкнули одно слово:

— Ма-арек…

«Вот видишь?» — Призрак ликовал.

— Нет. — Ариэл возмутился. — Ты сам сказал, что оставляешь ее мне!

«Пока она жива. Но она умирает. Я пришел за нею…»

— Ма-арек, — снова послышался тихий шепот.

«Слышишь? Она зовет меня!»

— Нет! — Ариэл почувствовал злость. — Пока я жив, ты ее не получишь!

Он понятия не имел, как надо отгонять призраков, и сделал то единственное, что подсказал ему рассудок. Помогая себе зубами разорвать узел, стянул с одной руки бинт и содрал с костяшек подживающие струпья, обнажив ранки, из которых тут же начала сочиться кровь.

Приблизившийся было призрак отпрянул, словно натолкнулся на невидимую преграду.

«Ты выиграл битву, — прошипел он, растворяясь во мраке, — но не войну…»

Ощущение чужого присутствия ушло. В комнате снова потеплело. Ариэл перевел дух и, сообразив, что последнюю минуту задерживал дыхание, обессиленно уронил голову на подушку.

Утром Агния с трудом смогла повернуться на бок и уткнулась носом в чью-то теплую грудь.

— Мама!

Отпрянув, она с удивлением увидела лежащего рядом мужчину, который обнимал ее за плечи.

— Т-ты… кто?

— Не узнаешь?

Голос был знакомым. Настолько, что память вернулась, и Агния тряхнула головой, но тут же поморщилась от резкой боли.

— Ох, нет… Откуда ты взялся?

— Пришел.

— 3-зачем?

— Как — «зачем»? Ты сама меня позвала!

— Убирайся! — простонала Агния, с трудом отодвигаясь.

Болело все тело. В глаза словно раскаленного песка насыпали, и она с удовольствием зажмурилась — лишь бы не видеть ненавистное лицо. К телесной боли примешивалась боль душевная — неужели она действительно изменила Мареку? И не просто с другим мужчиной, а с этим? Ариэл Боуди лежал рядом с нею. В одной постели! Какой ужас!

— Ночью ты говорила совсем другое. Умоляла остаться…

— Нет! — Агния откинулась на подушки, мечтая провалиться сквозь землю. — Нет, я не верю… Не было этого! Уйди! Оставь меня! Убирайся вон!

От боли хотелось плакать, но слезы были горячи, как расплавленный металл. Сам воздух был сухим и обжигающим, дышалось с трудом. А голова вообще казалась налитой свинцом.

— У тебя жар. — Влажные прохладные губы коснулись лба.

— Пошел вон!

— Уйду.

К вящему облегчению Агнии, он поднялся. Она не открывала глаз, вяло прислушиваясь к шороху и шагам. Было плохо, горячо и больно. Ей давно не было так плохо, с самого детства. Хотелось пить и умереть. Открыть глаза — больно. Пошевелиться — больно. Глотать — больно. Где Ариэл? Неужели действительно ушел? Ну да, в комнате его нет. От облегчения Агния провалилась в дремоту.

Шаги. Голоса. Низкий — Ариэла, и чей-то незнакомый мужской. Вернулся? Не один? Да как он посмел? Но сил возмущаться нет. Она и пошевелиться-то не может — способна разве что немного приоткрыть глаза.

Над нею склоняется незнакомый мужчина. Что-то говорит мягким негромким голосом — слов не разобрать сквозь стук крови в ушах. Просит открыть рот. Агния стискивает зубы и мотает головой. От этого в черепе словно катается свинцовый шар. Больно так, что хочется плакать.

— Откройте рот, сударыня, — произнес незнакомец. — Мне необходимо вас осмотреть.

— Зачем? — простонала она.

— Я — врач. А вы больны…

— Нет…

Ей оттянули веко, заглядывая в глаз. Заставили открыть рот и высунуть язык. Потом водили маленьким молоточком перед лицом, требуя, чтобы она следила за ним взглядом. Щупали лоб и шею за ушами, слушали сердце через слуховую трубку, считали пульс. Доктор действовал быстро, умело, без лишних слов и жестов. Агния слушалась его беспрекословно, мечтая только об одном — чтобы он поскорее ушел.

За спиной доктора, у самой двери, маячил Ариэл. Скрестив руки на груди, он стоял и улыбался так противно, что хотелось запустить в него чем-нибудь потяжелее, ударить, оскорбить — все что угодно, чтобы только перестал смеяться. Ей плохо, а он издевается!

— Что ж… — Закончив осмотр, доктор убрал инструменты в чемоданчик и встал. — Простуда. Но в необычной, очень тяжелой форме. Иногда такое бывает — человек долго сопротивляется болезни, а потом раз — и слег.

— Она выздоровеет?

— Болезнь запущена, состояние тяжелое, но она молода и крепка… Шансы есть. Вы ей кто?

Ариэл через плечо низенького доктора посмотрел на разметавшуюся по постели женщину. Раскрасневшееся лицо, сухие губы, темные круги под глазами. Мокрые волосы прядками прилипли ко лбу. Сказать правду?

— Брат.

— Я пропишу настойки. Будете давать строго по рецепту. Наймите сиделку. Пусть следит за нею, дает теплое питье и смачивает виски и руки уксусом, обтирает влажной губкой. На лоб — холодный компресс. Обильное питье. Если улучшений не наступит, надо будет пустить кровь. Я загляну завтра после полудня, а пока…

Мужчины вышли в гостиную, неплотно прикрыв двери. Сквозь гулкий стук крови в ушах и собственное хриплое дыхание Агния слышала, как негромко бормочет доктор: «По три столовые ложки трижды в день… А вот это — пять… нет, лучше семь капель на стакан воды… Еще. Думаю, хинин тоже не повредит». Ариэл переспрашивал, просил уточнить то и это. Ему-то зачем? Неужели он останется тут? Только этого не хватало! Чтобы за нею ухаживал посторонний мужчина? Нет, это решительно невозможно!

Голоса удалились. Хлопнула входная дверь. Они ушли. Оставили ее одну.

Но ненадолго. Буквально в тот же миг — Агния была уверена, что промелькнуло всего несколько секунд — ее осторожно потрясли за плечо.

— Агни. — Противный голос человека, который был ее врагом, ворвался в уши. — Агни, открой глаза и посмотри на меня!

Смотреть не хотелось. Она же видеть его не может! Но Ариэл никуда не ушел, он продолжал тормошить больную, и пришлось через силу разлеплять веки. В свой взгляд Агния вложила всю ненависть и презрение, на которые сейчас была способна, но перед глазами маячило нечто белое, и вся ненависть досталась ему.

— Не смотри так. — В голосе склонявшегося над нею мужчины послышался смешок. — Это всего-навсего молоко, и ты должна его выпить!

Агния застонала.

— Уйди! Оставь меня…

— Доктор прописал…

— Мне плевать. Уйди…

— Нет, милая! — Он одной рукой приподнял ее голову, поднося стакан к губам. — Будь хорошей девочкой и сделай глоток. Ну?

— Уйди! — От этого человека она не примет ничего. Ни лекарства, ни яда. Хотя яд был бы предпочтительнее. Один глоток, немного мучений — и все закончится. Она окажется рядом с Мареком на том свете.

— Пей.

— Не буду! Я тебя ненавижу.

— Меня — это понятно. Но молоко-то тут при чем? Или дело как раз в нем? Знаешь, я бы с удовольствием налил тебе шампанского, но, боюсь, современная медицина не одобряет таких методов лечения!

Нет, он точно издевается!

— Уйди. Я не буду пить.

— Не будешь пить — умрешь.

— И отлично. Избавлюсь от тебя…

— И не мечтай! Я здесь надолго! — Он рассмеялся коротким злым смехом и так стиснул ее шею, впиваясь в кожу ногтями, что Агния непроизвольно вскрикнула, открыла рот — и ей на язык тут же плеснули теплого молока, приторно-горький вкус которого подсказывал, что в него добавили не только мед, но и, наверное, что-то еще. Закашлявшись и едва не поперхнувшись, Агния все-таки сделала глоток.

— Вот так! Еще пара часов, и по капельке ты все выпьешь…

Ариэл выглядел настолько довольным, что хотелось запустить в него чем-нибудь. Жаль, руки не поднять!

— Я лучше умру.

— Даже не пытайся. Я буду рядом и помешаю.

— Тогда убей меня сам. Как убил Марека!

Выпалив эти слова, Агния забылась, и это привело к тому, что Ариэл попытался снова влить ей в рот молока. Едва теплая жидкость коснулась языка, молодая женщина очнулась и изо всех сил мотнула головой. Удар вышел слабым, но мужчина непроизвольно дернулся, в результате чего половина напитка выплеснулась на одеяло и ему на руки.

— Вот дьявол! — выругался он. — Ты что натворила?

— Я тебя ненавижу! Убийца! — Агния зажмурилась, чтобы не видеть его лица.

— Снова-здорово! Когда ты перестанешь носиться с этой идиотской идеей? Не убивал я Мара!

— Врешь! — Она стиснула зубы.

— Ну, тогда просто выпей молока.

— Нет!

Стиснув зубы, она помотала головой, ухитрившись оттолкнуть руку Ариэла. Голова упала на подушку. Боль охватила череп раскаленным кольцом. Агния застонала, зажмурившись. Ариэл еще несколько раз пытался заставить ее попить молока, но она сопротивлялась изо всех сил, и в конце концов он сдался. Со стуком поставил стакан на прикроватный столик:

— Ну все. Ты сама напросилась!

Агния вздрогнула — столько досады и злости было в его голосе. Вскочив, мужчина выбежал из комнаты, хлопнув дверью, а из глаз женщины сами собой покатились слезы. Она плакала от слабости, от головной боли, от страха, от жалости к себе…

Нет, оставаться тут нельзя! Надо уйти. Но куда? Это ее дом. Куда отправиться? Ей больше некуда податься. Мама живет на другом конце города, подруги тоже далеко, прочие родственники — ох, даже думать не хочется… Ее все бросили, она никому не нужна. И еще главный вопрос: сможет ли она выбраться из дома?

Стиснув зубы, она все-таки попыталась подняться с постели. Руки дрожали. Голова кружилась. К горлу подкатывала тошнота. Агнии кое-как удалось сесть, но при первой же попытке сползти с кровати она потеряла равновесие и рухнула обратно, заливаясь слезами.

Отревевшись, Агния посмотрела на стакан с недопитым молоком.

Пить не хотелось — руки словно налились свинцом, глаза никак не желали открываться, а голова не отрывалась от подушки. Сделав над собой усилие, молодая женщина выпила несколько глотков и отставила стакан, проваливаясь в сон.

В следующий раз она проснулась, когда ее начали вытаскивать из одеяла.

— Она вся горит! — ворчал смутно знакомый женский голос. — Кто ее так укутал? Хотите, чтобы она совсем сварилась?

— Это не я, — ответил мужчина.

— А кто? Ох, вы, мужчины, порой так себя глупо ведете… Хорошо, что вы меня позвали, молодой человек! Сиделку? Никакой сиделки не нужно. Я сама со всем прекрасно справлюсь! А вы отправляйтесь к аптекарю… Агния, девочка моя! Открой глазки, это я!

— М-мама? — Она честно попыталась разлепить веки. Перед глазами все плыло. Знакомое лицо было как в тумане.

— Я, девочка, я. Как только узнала, что ты не здорова, так сразу и приехала. Буду за тобой ухаживать, пока ты не окрепнешь настолько, что можно будет забрать тебя к нам домой. Ну как же так? Совсем одна в пустом доме… И вы тоже хороши, молодой человек! Как можно было бросить ее одну в таком состоянии?

— Я не бросал, — ответил державшийся поодаль Ариэл. — Она сама не хотела меня видеть.

— А что вы до сих пор стоите? Бегите к аптекарю, срочно! Рецепт у вас?

— Да. Агни, деньги у тебя где лежат?

Их голоса раздражали. Голова болела так, что хотелось умереть. Только чтобы ушел хоть кто-то, она махнула рукой:

— Там… ридикюль…

Кивнув, Ариэл вышел, а ее мать принялась доставать из сумочки какие-то порошки и пузырьки.

— Ну ладно еще этот мужчина, — ворчала она. — Но ты-то родной матери могла дать знать, что заболела? Неужели ты думала, что я тебя брошу? Почему ты не заходила, не писала? Хоть пару строчек со своей горничной могла прислать! Это же так просто!

«А вы сами почему за все три месяца так и не вспомнили о моем существовании?» — хотелось возразить Агнии, но сил на перепалку не было. Она просто лежала и сквозь полуопущенные веки наблюдала, как хлопочет ее мать, как отдает приказания дрожащей от волнения Лимании, как раскладывает на столике лекарства.

— Сейчас выпьешь касторки, потом — травяной отвар с медом, — приговаривала она. — Насыплем в носочки горчицы, компресс на голову — и все как рукой снимет. Ты не волнуйся, я за тебя возьмусь! Живо на ноги поставлю!

Мама развила бурную деятельность. Она прибыла со своей горничной и загоняла всех троих — Лиманию, Ариэла и свою служанку, тоже, кстати, сатирру. Агнии только оставалось лежать и послушно открывать рот, если надо было выпить очередное снадобье или проглотить ложку-другую куриного бульона. Есть не хотелось, но сопротивляться матери сил не было.

Пять дней пролетели как в тумане. Агния спала, пила лекарства и бульоны, лежала в постели, слушая, как мама пересказывает ей последние городские новости и семейные сплетни. Сначала она даже ночевала тут же, не отходя от больной ни на шаг, а потом стала проводить у постели дочери только день, приезжая утром и уезжая вечером, оставляя Агнию наедине с Ариэлом. Этих долгих вечеров молодая женщина боялась — в доме никого, она одна с мужчиной, которого от ее спальни отделяет только хлипкая дверь. И нет сил встать, чтобы запереться. Ариэл ночевал на диване в гостиной, нарочно оставляя дверь открытой. Несколько раз он вставал ночью, менял ей компрессы на лбу, давал выпить еще ложку-другую лекарства. Часто, открывая глаза, она видела его лицо, склоняющееся над нею, чувствовала его руки, дотрагивающиеся до нее с осторожностью и нежностью. Губами он касался ее лба, проверяя температуру, и было в этих прикосновениях что-то доброе и теплое.

Не раз ей снились кошмары — то же самое кладбище и те же самые псы, гнавшие ее к открытой могиле. Агния бежала босиком по земле, продиралась сквозь колючие кусты, металась в жару и звала… Звала на помощь хоть кого-нибудь — и на ее отчаянные призывы откликался именно Ариэл. Во сне она влетала в его объятия и, вынырнув из дурмана кошмара, чувствовала его взгляд.

Агния сама не заметила, как привыкла к его присутствию. Рук он не распускал, воспользоваться ее беспомощным состоянием не спешил, на глаза лишний раз не лез и больше помалкивал, избавляя ее от необходимости поддерживать разговор. Днем его вообще нередко было не видно и не слышно, и лишь по ночам он вставал на вахту, как часовой на границе.

И мама тоже начала его привечать. Выздоравливая, Агния замечала, как госпожа Пати все больше улыбается, говоря с Ариэлом, как ненавязчиво предлагает вместе попить чаю в гостиной, как интересуется его жизнью и преувеличенно радуется известию о том, что он бывший лейтенант императорской армии, дескать, профессия военного для мужчины — самое подходящее занятие. Она по-прежнему отправляла его с поручениями, но всегда добавляла: «Возвращайтесь поскорее!» И встречала на пороге, словно любимого сына.

Агнии это не нравилось.

— Как ты можешь так поступать, мама? — не выдержала она в один прекрасный момент, дождавшись, когда Ариэл вышел из комнаты, отправившись с каким-то поручением. — Ты его не знаешь…

Она с тревогой посмотрела на закрытую дверь. Сил у молодой женщины уже было достаточно для того, чтобы сидеть в глубоком кресле, укутанной пледом и обложенной подушками. В это кресло ее только что перенес Ариэл.

— Прекрасно знаю, дорогая! — Мама присела рядом на скамеечку, схватила вязание. — Он брат твоего покойного супруга. Бывший офицер на службе у правительства. Весьма достойный молодой человек.

— Это у какого правительства он на службе? — прищурилась Агния.

— У нашего, разумеется! Он — патриот своей страны и стоит на страже ее интересов!

— Кто тебе сказал?

— Он сам. Я спросила, чем он занимается, а он ответил, что разведкой. И знаешь, — госпожа Пати прищурилась, — он мне нравится. Присмотрись к нему повнимательнее, девочка.

Агния опять повернулась к двери, за которой только что скрылся Ариэл.

— Я на него уже насмотрелась!

— И как он тебе?

— Мама, ты о чем?

— Я все понимаю, милая. — Спицы в руках госпожи Пати так и мелькали, словно соревновались в скорости друг с другом. — Ты недавно овдовела. И так сильно любила Марека… Но жизнь продолжается. Судьба посылает тебе достойного друга. Это так редко бывает, чтобы мужчина был не только опорой и защитником, но и другом!

— Мама, я в трауре по Мареку!

— Да, но через каких-то восемь месяцев он закончится. А ты так молода! Тебе еще нет и двадцати трех. И ты можешь выйти замуж еще раз.

— За Ариэла? — Она не поверила своим ушам.

— Почему бы и нет? Ты нравишься ему. Я поняла это сразу. — Мама оторвалась от вязания и подмигнула.

Агния задохнулась. Нет, только не это. Она перед алтарем поклялась Первопредку и Праматери хранить верность своему мужу душой и телом. И ни за что не изменит клятве. Тем более с этим человеком.

В тот день она долго не могла уснуть. Заходивший днем доктор сказал, что выздоровление не за горами, что молодая женщина поправляется на диво быстро и что всему причиной, наверное, хороший уход. «Уход и любовь, доктор! — поддакнула тогда мама. — Любовь способна творить чудеса!» И при этом так посмотрела на маячившего в дверях Ариэла, что все сразу все поняли. Вот уж от кого она не ожидала, так это от матери! Так ее подвести! Мама ведь не знала Ариэла. Он не ходил к ним в гости вместе с Мареком, не присутствовал на свадьбе и похоронах. Для госпожи Пати он словно возник ниоткуда и выглядел «достойной заменой» Мареку.

Марек… Милый Марек! Если бы ты знал! От досады, тоски и жалости слезы навернулись на глаза Агнии, и сквозь их дымку показалось, что в комнате кто-то есть. Какая-то тень чуть шевельнулась возле кресла — его перенесли в комнату и поставили у окна, чтобы больной далеко не ходить.

— Кто здесь? — Собственный голос показался чужим. До костей пробрал озноб. — Ариэл? Это ты? Как ты…

«Нет, — прошелестело в ответ, и внутри все похолодело. — Ты… больше не узнаешь меня, Агния?»

— Марек! — вскрикнула она, всплеснув руками.

«Конечно, я так изменился, — продолжала тень. — Стал совсем другим, да и ты тоже… какая-то не такая…»

— Я больна, Марек.

«Ты просто стала другой. Ты бросила меня. Предала».

— Нет! Марек, нет, что ты! Я верна тебе…

«И это сейчас, когда мне так нужна помощь…»

В призрачном голосе звучала такая тоска, что Агния разрыдалась:

— Нет! Нет, я люблю тебя, Марек! Люблю и всегда буду любить! Я…

«Докажи».

— Как?

«Помоги мне. Спаси меня!»

— Как?

«Иди сюда!»

Он внезапно оказался так близко, что у Агнии перехватило дыхание. Сейчас Марек выглядел таким осязаемым, таким живым и родным, что у молодой женщины отпали все сомнения. Радостно вскрикнув, она распахнула объятия, мечтая только об одном — наконец-то ощутить прикосновение любимого, прижаться к нему, раствориться в нем…

«Агния, — страстный шепот из губ в губы, и сладкая дрожь проникла до костей. — Моя Агния! Ты моя!»

— Да, — шепнула она в ответ, пытаясь обнять Марека. — Твоя! Навсегда!

«Дай мне свою силу, Агния! Дай мне…»

Еще несколько минут назад ей было жарко под теплым одеялом, но сейчас тело окутала блаженная прохлада.

Она не услышала хлопок двери, но вспыхнувший свет больно ударил по глазам. Агния вскрикнула от неожиданности. На пороге ее спальни возник Ариэл в исподнем, с настольной лампой в одной руке и обнаженной шпагой в другой.

— Назад! Отойди от нее.

Призрак Марека, при свете ставший полупрозрачным, с расплывающимися чертами, медленно выпрямился. На Агнию пахнуло затхлым запахом земли, старого дерева, гниющих отбросов и почему-то пряных восточных трав.

— Отойди от нее, — повторил Ариэл, делая шаг в комнату.

— Нет! — Агния попыталась сесть прямее. — Выйди! Ты что тут делаешь? Как ты смеешь?

— Я не дам ему забрать тебя, Агни, — решительно заявил мужчина. — Отойди от нее. Возвращайся на тот свет, туда, где тебе и место!

— Как ты можешь так говорить? — закричала она. — Это же Марек. Он…

— Это не Марек. Мар — умер. Уйди. Оставь нас в покое!

Призрак зашипел. Это было неожиданно и жутко. Агния отпрянула, вжимаясь спиной в подушку и мечтая исчезнуть.

«Нет! — прозвучал гулкий голос. — Вы не можете меня изгнать! Вы не можете со мной так поступить! Вы не должны так поступать!»

— Это ты не должен нас тревожить! — Ариэл сделал еще шаг. — Уйди, оставь ее. Она живая, ей надо жить! Позволь ей жить, освободи ее от себя!

«Нет! Она нужна мне! Она должна мне помочь…»

— Она погибнет, если ты и дальше будешь мучить ее. Она живая, а ты — мертвый…

— Нет, Марек, не слушай его! — не выдержала Агния. — Он просто завидует тебе, потому что я до сих пор люблю тебя. А он для меня никто! Я твоя жена, Марек!

Призрак оказался рядом, протянул руку, и Агния потянулась к нему.

— Нет!

Пролетев через всю комнату и едва не задев Агнию, настольная лампа ударилась о стену и разбилась. Налитый в нее керосин вспыхнул ярким пламенем.

Агния отпрянула, закрываясь руками от огня. Мимо что-то пронеслось. Кровать содрогнулась, когда Ариэл задел ее ногой. Послышалось злобное шипение, сдавленный крик, свист рассекающей воздух шпаги и треск рвущейся материи. Запахло дымом и горелыми тряпками.

— Агни! Агни, очнись!

По полу, портьере и прикроватному столику растекались ручейки жидкого огня. Пламя лизало пол и стену, подбиралось к подоконнику и постели. Оторвав край портьеры, Ариэл забивал огонь на стене и столике, попутно пытаясь затоптать горящий пол. В клубах дыма и оранжевых отсветах он походил на выходца из иного мира — горящие глаза, растрепанные волосы, злой оскал.

— Что сидишь? — гаркнул он. — Беги!

— Ты что наделал? — Агния поползла на другой край постели. — Ты устроил пожар! И прогнал Марека…

— Призрака! Вот дьявол!

Агния вскрикнула — одним движением сорвав с нее одеяло, Ариэл набросил его на загоревшийся столик, затоптал начавшие тлеть края. Комната погрузилась в дымную тьму.

— Пошли!

Она вскрикнула — бесцеремонно обхватив ее за талию, Ариэл поднял молодую женщину из постели и понес прочь.

— Отпусти меня! Поставь на пол! — Агния принялась колотить его кулаками по плечам. — Не смей ко мне прикасаться! Ты что наделал?

— Спас тебя. Опять! — Ариэл не усадил, а скорее мешком свалил ее на диван, где спал сам, набросил ей на плечи плед, которым укрывался вместо одеяла, полез за подсвечником. — Хоть бы спасибо сказала!

— Спасибо! — Плед был ее собственный, и Агния закуталась в него, поджав ноги. — Из-за тебя я чуть не сгорела!

— Из-за меня ты вообще жива! — Он зажег свечу. — Ты что, не понимаешь, чего он от тебя хотел?

— Это ты не понимаешь! — Ее всю трясло. — Это был Марек! А ты его прогнал! Он просил у меня помощи!

— Он хотел, чтобы ты умерла! Глупая, — Ариэл подошел, опустился перед диваном на колени, — неужели ты не понимаешь, чего мертвые хотят от живых?

— Чего?

— Жизни! Он приходил, чтобы забрать твою жизнь! Если бы я не явился и не отвлек его, завтра утром ты была бы мертва! Он уже приходил, пока ты болела. Почти каждую ночь приходил. Я не спал, караулил, чтобы отогнать. А сегодня, — он потер ладонями лицо, — не выдержал и задремал. И он попытался этим воспользоваться. Агни, Мар, точнее призрак Мара, хочет убить тебя!

— Я тебе не верю, — воскликнула Агния и заплакала. — Ты это нарочно придумал! Ты ревнуешь…

— Ревную, — согласился он. — Ревную к мертвецу. Согласись, это глупо. Ты любила Мара, но он умер. А ты жива. Вот и живи!

От его проникновенного голоса у Агнии защипало в носу. Она всхлипнула, прикусив губу, зажмурилась и уронила лицо на руки.

Тихо скрипнул диван. Ариэл опустился рядом, положил руку на плечо.

— Уйди! — глухо буркнула она. — Оставь меня в покое!

Но вместо того, чтобы убраться, он придвинулся ближе, тихо обнимая, и погладил по голове. В этом жесте было столько нежности, что на ум сам собой пришел Марек. Любимый муж больше никогда не обнимет ее, не дотронется рукой до волос, не поцелует в макушку. При мысли об этом Агнии стало так горько, что она расплакалась сильнее, прижимаясь мокрым от слез лицом к плечу мужчины.

В комнате ощутимо похолодало. Пламя свечи затрещало, колеблясь и вытягиваясь вверх тонкой струйкой с ниточкой копоти. Ариэл напрягся. Возникло стойкое ощущение чужого присутствия. Кто-то опустился на диван с другой стороны. Его не было видно и слышно, но он все же находился здесь.

— Ты опять? — Ариэл крепче обнял Агнию за плечи. — Никак не успокоишься? Я ее не отдам, так и знай!

Несколько долгих секунд ничего не происходило. Казалось, замер даже огонек свечи. Агния притихла, перестала дышать. Холод усилился. На какой-то миг показалось, что они сейчас замерзнут, но внезапно все кончилось. Опять весело затрещало пламя, где-то послышался треск сверчка. Ариэл выдохнул и понял, что все это время не дышал.

Агния застыла в его объятиях, как мертвая. На какой-то жуткий миг ему показалось, что он обнимает труп, — так неподвижно она лежала. Стиснув зубы, он заставил себя взглянуть на лицо женщины и перевел дух.

Бледная как мел, с темными кругами под запавшими глазами, Агния мирно спала у него в объятиях. И не проснулась, даже когда он осторожно уложил ее на диванчик и пристроился рядом, готовый до рассвета опять не смыкать глаз.

Замершая в сарае машина казалась громоздкой и уродливой. Она чем-то напоминала ландо, только более низкой посадки, а впереди, вместо кучерского облучка, находилась надстройка с рычагами управления. Сиденье для пассажиров было чуть приподнято, так что они должны были сидеть и смотреть сверху вниз.

— Ну что, у нас все готово. — Мастер Молос любовно погладил свое детище по гладкому боку. Металл, резина, дерево, обтянутое кожей. Не верилось, что все позади — долгие бессонные ночи, потраченные на размышления, бессчетное количество чертежей, многочисленные эксперименты, опыты, заканчивающиеся провалом, и редкие удачи.

— И вы считаете, это будет работать? — Навестивший его ректор обошел машину со всех сторон, осматривая. — Поймите, мастер, я не сомневаюсь в ваших способностях, но ожидание слишком уж затянулось. Университет в любой момент может отказать вам в финансировании. И заинтересованные лица там, — он указал глазами в потолок, — наверху, тоже могут потерять терпение, если вы продолжите кормить их обещаниями!

— Это будет работать! Я полгода потратил только на то, чтобы все проверить, — оскорбился старый алфизик. — Конечно, это опытный образец, но это и основа, так сказать. Потом можно будет создавать различные модификации. Главное сейчас — принцип. Это первая в мире повозка, которая действительно будет ездить сама.

— Как?

— О, ваше мастерство, — мастер Молос потер руки, — это поистине новое слово в механике. Вам известно, что источником энергии может быть многое. Вода вращает лопасти водяного колеса. Ветер надувает паруса и крутит мельничные колеса. Мы используем силу животных и огня… Но есть и еще один источник. Эту энергию мы называем одухотворяющей. Именно энергия духа сообщает всем живым существам жизнь. Если помните, я уже имел честь рассказывать вам о том, как в древности великие мастера поступали с неодушевленными предметами — в частности, с легендарными мечами. И мы теперь сделали то же самое!

— То есть, — ректор подошел ближе, — вы хотите сказать, что внутри этого… этого сооружения есть живая душа?

— Да! — воскликнул старый алфизик. — Впервые в истории мы осуществили уникальный эксперимент — подсадили в мертвый механизм живую душу!

— Интересно… — Ректор окинул машину заинтересованным взглядом. — И где она помещается? У человека душа, насколько я помню теологию, в груди. — Он коснулся своего сердца. — А где грудь у этого… мм… сооружения?

— Вот тут. — Мастер Молос похлопал ладонью по передку, где торчали рычаги. — Желаете взглянуть?

— Желаю!

Поманив посетителя пальцем, алфизик театральным жестом указал ему на небольшую крышку между трех рычагов разной формы. Один, самый большой, надо было крутить. Второй мог двигаться лишь вправо-влево, а третий — вперед-назад.

— Смотрите! — эффектным жестом мастер Молос откинул крышку и пригласил заглянуть внутрь.

Внутри было небольшое углубление, выстланное бархатом. В нем находился до половины утопленный крошечный, с кулак ребенка, глиняный сосуд странной формы. Пришлось напрячь зрение, чтобы сообразить, что это — фигурка человечка с прижатыми к груди руками и неестественно огромным чревом. Практически это был один большой живот с прилепленной сверху головой и только-только намеченными конечностями. На макушку был приклеен клок светлых волос.

— Что это?

— Сосуд, — с готовностью объяснил мастер Молос. — Сиречь вместилище души данного механизма.

Ректор потянулся было потрогать, но алфизик вежливо отвел его руку в сторону:

— Э нет! Вещь чрезвычайной хрупкости. Дотрагиваться категорически запрещено!

— Но мне интересно, как она сделана! — обиделся главный мастер.

— Сотворена по чудом сохранившимся технологиям, которыми ныне не обладает практически никто, кроме моего помощника и открывателя данного метода.

— И как оно работает?

— О, ваше сиятельство, вы увидите все очень скоро. Предлагаю провести демонстрацию возможностей этого технологического чуда. Я уверен в успехе.

— Значит, труды Марека Боуди не пропали даром? — оживился ректор.

— Скажу больше, ваше мастерство! Если бы не бумаги Марека Боуди, которые мне удалось добыть и изучить, и если бы не самопожертвование молодого дарования, безвременно ушедшего от нас во цвете лет, мы бы еще долго не увидели результатов! Поистине Марек Боуди жизнь свою отдал для дела!

С этими словами мастер Молос осторожно прикрыл крышку и любовно погладил бок машины.

Агния сидела у открытого настежь окна и смотрела вниз, на улицу.

Несколько последних дней шли дожди, но накануне погода переменилась. Облака разошлись, выглянуло яркое, почти летнее солнце. Земля, уставшая от бесконечных потоков воды, лившихся на нее, вздохнула свободнее. Краски стали ярче, образы четче. Осень развернулась во всей своей красе. В воздухе даже в городе пряно и свежо пахло палой листвой, травами, поздними цветами и еще чем-то трудноуловимым, сладким и тревожным одновременно. В парке и скверах деревья нарядились в золото и багрянец и с шелестом роняли листву.

Но красота золотой осени не радовала молодую женщину. Позавчера ее последний раз навестил доктор и сообщил, что пациентка совершенно здорова, а бледный и унылый вид — лишь следствие недавно перенесенной болезни. И все, что ей теперь надо, — это положительные эмоции, моцион и свежий воздух. Агния выполняла предписания частично — она попросила распахнуть окно и дышала воздухом улицы, сидя рядом в кресле.

Лимания хлопотала у стола, накрывая легкий обед.

— Я бе-бе-бегала в парк, — болтала она. — Погода дивная! Пре-э-элесть! Говорят, что ночью там на лужайке видели танцующих вил!

— Глупости! — отрезал Ариэл, стоявший у открытого окна. — Сейчас осень! Они должны спать до весны.

— Сейчас еще тепло. И вилы еще танцуют! Ах, госпожа, вот бы увидеть их танец! — Сатирра всплеснула копытцами. — У меня есть одно заве-э-этное желание…

— Заветное желание в этом году поздно загадывать, — усмехнулся Ариэл. — Чтобы желание исполнилось, надо выйти в лес или поле у реки в первое весеннее полнолуние. И вот если в этот день увидеть танцующих вил и загадать желание — тогда…

— У-у-у… — Горничная притворно огорчилась. — Вы надо мной сме-ме-меетесь!

— Ничуть. — Ариэл улыбнулся. — Это истинная правда!

— А вы, госпожа, как считаете? — поинтересовалась Лимания.

Агния не принимала участия в разговоре — ей хотелось как можно меньше общаться с Ариэлом. Она сидела и смотрела на улицу. Когда-то, маленькой девочкой, она мечтала увидеть ночью танцующих вил. Они с сестрой даже гадали, покажутся ли им добрые духи природы или сочтут, что девочки семи и десяти лет еще слишком малы для этого таинства. Несколько раз в полнолуние они порывались выскользнуть тайком из загородного дома, где любили отдыхать от городской суеты их родители, чтобы добежать до реки и, затаившись за кустами, подсмотреть, как танцуют вилы.

— Не знаю, — наконец ответила она. — Я их никогда не видела.

— А посмотреть хотели бы?

— Не знаю. Зачем?

— Как — зачем? — Желтые глаза сатирры стали круглыми. — Чтобы загадать желание! Я не ве-э-эрю, что у вас нет ни одного заветного желания!

— У твоей госпожи сразу два желания, — встрял Ариэл. — Одно — чтобы с того света вернулся живым и невредимым Мар, а другое — чтобы я исчез с лица земли. Но оба эти желания неосуществимы.

— Почему? — Агния с вызовом посмотрела в его сторону. Видит Первопредок, этот мужчина ее так раздражает, что, пожалуй, она бы согласилась загадать подобное!

— Агни, Мар мертв, как бы тебе ни хотелось верить в обратное. То, что его тело пропало и до сих пор не найдено, еще ничего не доказывает! А я исчезать никуда не собираюсь. Я хочу жить, по возможности долго и счастливо! И буду драться за свое счастье до конца!

Агния уже открыла рот, чтобы ответить наглецу, но в это время у ее дома остановилось шикарное ландо. Из него выпорхнула молодая женщина в сиреневом платье и лиловой накидке. Подождала, пока к ней присоединится пожилая компаньонка, и вскинула голову, придерживая рукой шляпку. Глаза их встретились.

— О, Митина!

— Агния! — Ее давняя подруга по пансиону помахала рукой. — Я к тебе в гости. Можно?

Она кивнула головой. Настроение было испорчено заявлением Ариэла, и видеть никого не хотелось. Но не скажешь же подруге, чтобы убиралась?

Гостья ворвалась в комнату, далеко опередив свою спутницу, и сразу кинулась приветствовать хозяйку дома.

— Ну здравствуй! — воскликнула она, усаживаясь рядом и сжимая ее руки. — Твоя матушка обмолвилась моей тетушке, что ты долго болела, но теперь вполне оправилась. Твоя матушка и дала мне этот адрес. Ох, я еле тебя нашла! Подумать только, в каком глухом уголке ты живешь! Я думала, никогда не отыщу эту Капустную улицу. Но все позади, и вот я здесь и ужасно рада тебя видеть!

— Да, я…

— Ты выглядишь такой бледной! — продолжала болтать Митина, рассматривая Агнию. — Бедная ты моя, бедная! Тяжело тебе пришлось! Но теперь все позади. Еще чуть-чуть — и ты вернешь себе прежний цветущий вид. Ну-ка улыбнись!

Агнии не хотелось, но она заставила себя раздвинуть губы в улыбке.

— Веселее! Еще веселее! Ну ради меня! — настаивала Митина. — Вот, теперь немного получше… И ты все еще живешь здесь?

— Да. Это мой дом, и он мне нравится.

— Тесновато, но миленько и чистенько. — Гостья оглядела обстановку. — Эта мебель продавалась вместе с домом?

— Она не продавалась. Дом достался мне от бабушки.

— Миленько! Ты извини, что я долго не заглядывала! У меня было столько дел, столько дел! Я ведь рассталась со своим поклонником! Просто указала ему на дверь. Он мне надоел. Такой ужасный зануда, просто кошмар! И это несмотря на то, что у него две лесопилки и чудесная ферма на берегу озера Ласточек. И дом на Красной улице. Но мне с ним было так скучно, представляешь?

Агния не представляла.

— И теперь я свободна как птичка! Могу делать, что хочу, — весело болтала девушка. — Ах, Агния, это так хорошо — быть свободной! Прости, но я не понимала тебя, когда ты так быстро вышла замуж. Первая из всей нашей группы!

— Я очень любила Марека, — пробормотала молодая женщина.

— Да-да, любовь — это прекрасно! Это самое светлое, что может случиться в жизни! Любишь только раз! И потерять любовь — просто катастрофа, я понимаю, — отмахнулась Митина. — Ну да ничего! Мы живы, а это главное. Ты еще будешь счастлива!

— Никогда…

— Будешь, я тебя знаю! Ты всегда была такая энергичная и целеустремленная… Послушай, а ты все время сейчас сидишь дома? Никуда не выходишь? Твоя матушка рассказывала…

— Мне не хочется.

— А вот мне очень хочется тебя куда-нибудь вытащить. Ты слышала, что послезавтра будет какое-то техническое шоу? Странное название, не находишь? — Митина захихикала.

Агния пожала плечами. Она не видела тут ничего забавного.

— Да, а ты не знала? Весь город только об этом и говорит.

— Я слышал, как кричали мальчишки-газетчики, — подал голос Ариэл. — И даже купил и прочел информационный листок. И рекламные плакаты висят на всех углах.

— Здорово, правда? — повернулась к нему Митина. — На бывшем турнирном поле устроят показ какого-то алфизического изобретения! Ах, это так интересно! Агния, пошли посмотрим?

Та покачала головой. Ал физика… Марек тоже занимался алфизикой.

— Ну пойдем, — заныла гостья, пожимая хозяйке руки. — Я обязательно пойду, но мне одной там будет неинтересно! Госпожа Ивенна скучна до невозможности, с нею не поболтаешь. — Она посмотрела на компаньонку. — А с тобой мы бы так весело провели время!

— Я никуда не пойду, — промолвила Агния.

— Пойдешь, — неожиданно принял сторону Митины самый противный мужчина в мире.

— Надо только достать билеты! — встрепенулась гостья.

— Билеты будут.

От одной Митины Агния бы в конце концов отвязалась, но спорить с Ариэлом было бесполезно.

Воскресенье выдалось ясным и солнечным. Тепло было по-летнему, а чистое ярко-синее небо напоминало о весне. Казалось, время повернуло вспять, и даже легкий ветерок был совершенно уместен. А если не смотреть на выгоревшую полегшую траву с редкими желтыми осенними цветами и яркие желтые и оранжевые листья в кронах высаженных вдоль дороги деревьев, можно решить, что сейчас начало лета. Это лето Агния пропустила, погруженная в свою скорбь, и сейчас нарочно отмечала признаки осени.

Когда-то, еще пару сотен лет назад, на этом огромном стадионе устраивались турниры конных рыцарей. Прошло время, арену переделали в стадион, где по-прежнему устраивались различные представления, но уже не только с участием вооруженных всадников: то парад по случаю какой-либо годовщины, то театрализованное действо, то выставка достижений мастеров из университета, то вот, как сейчас, техническое шоу.

За последнее время народ соскучился по зрелищам, и на скамьях для зрителей было не протолкнуться. Агния, впервые с начала болезни вышедшая на улицу, была немного огорошена шумом, гамом, суетой, яркими разноцветными полотнищами, которыми украсили ложи. Частных и наемных экипажей всех мастей — фиакры, ландо, наглухо закрытые кареты — было столько, что не всем удалось подъехать достаточно близко, и многие люди оставляли экипажи и последние сто-двести ярдов шли пешком. Пользуясь случаем, вокруг стадиона разместили палатки купцы и мелкие торговцы, спешившие сделать деньги на народном гулянье. Их было столько, что казалось, будто не они прибыли сюда ради шоу, а, наоборот, шоу устраивается для развлечения покупателей, чтобы как-то отвлечь их от траты денег. Играл оркестр, и звуки марша плыли в прозрачном звенящем воздухе. Время от времени гармонию нарушали визгливые голоса скрипок и дудок — выступали бродячие артисты.

Ариэл помог выбраться из экипажа трем своим спутницам — Агнии, Митине и ее компаньонке. Подал им руки и сквозь пеструю веселую толпу повел к стадиону. Агнии пришлось опереться на его руку — окружающие просто не поняли бы, вздумай молодая женщина шагать отдельно. Это компаньонке прилично семенить по пятам.

— Девушки, хотите что-нибудь посмотреть? Или сразу отправимся на свои места? — поинтересовался он на ходу.

— А у нас много времени? — поспешила уточнить Митина.

— Еще полчаса. Мы прибыли заранее.

— Тогда давайте погуляем немного. Вдруг тут медведя водят? Я ужас до чего хочу посмотреть на медведя, — защебетала Митина. — Я их только один раз видела, в детстве!

— А ты, Агни?

Она в ответ только пожала плечами.

— Если тебе станет дурно, только скажи. Мы найдем, где тебе присесть, или сразу отправимся на свои места.

Ишь ты, какой заботливый! Агнии его внимание совсем не было нужно. Но люди смотрят… Вон Митина так и пожирает глазами.

— Спасибо, я хорошо себя чувствую.

Ей и правда нравилось идти вот так, никуда не спеша. И, если смотреть в другую сторону, можно представить, что рядом идет Марек и что это его рука бережно поддерживает ее локоток. Не смотреть на спутника и не обращать на него внимания оказалось легко — на поле перед стадионом было столько всего интересного! Лотки с сувенирами, продавцы сладостей и пирогов, шарманщик с попугаем, достающим из коробочки бумажки с предсказаниями. В прошлом году они с Мареком дважды посещали подобные гулянья, и это было так здорово! Ох, если бы он был тут! Если бы смог порадоваться…

— Ой, а давайте узнаем судьбу! — Митина потянула всех троих к шарманщику. — Ваша птичка может предсказывать будущее?

— А как же, милостивая госпожа! Мой попка все может! — Шарманщик крутил ручку, заставляя инструмент наигрывать негромкую приятную мелодию, и легко перекрикивал ее. — Он у меня ученый! А ну-ка, попка, поприветствуй гостей!

— Др-расть! — Белоснежный попугай поднял ярко-желтый хохолок и раскланялся.

— А как надо обращаться к девицам?

— Ба-ар-рышня, — растягивая гласные, ответил попугай.

— А что надо желать людям?

— Здор-ровья импер-ратор-ру! Здор-ровья импер-ра-тор-ру! — заорал попугай, мотая головой.

— Правильно, попка. А почему? Что нам дает император?

— Мир-р во всем мир-ре!

Митина захлопала в ладоши, засмеялась звонко, как колокольчик. Ариэл бросил шарманщику мелкую монетку.

— А что он еще может?

— Все! Он у меня дрессированный!

В следующую минуту, попросив какого-то мальчишку покрутить ручку инструмента, шарманщик заставил попугая ходить по веревке, дергать за разноцветные веревочки, взрывая хлопушки, кланяться и падать на бок, притворяясь мертвым. Митина веселилась как девочка и то и дело дергала Ариэла за рукав: «Еще! Еще!» — как будто дрессированным попугаем был именно он.

— А предсказание можно?

— Конечно. Попка, порадуй зрителей!

Попугай не спеша, вразвалочку подошел к коробочке и, сунув в нее клюв, вытащил крошечный белый конвертик. Митина тотчас же выхватила его из птичьего клюва.

— «Вас ожидает незабываемая встреча», — прочла она. — Ах, это чудесно! Агния, а ты хочешь погадать?

— Сделайте милость, госпожа. — Шарманщик смотрел на Ариэла, который передавал ему деньги.

Тот пожал плечами, жертвуя еще одним медяком, и забрал у птицы второй конвертик.

— На, прочти.

— Зачем? — Агния смотрела в другую сторону. Митина ловко выхватила конверт из пальцев Ариэла и развернула сама.

— «Скоро все твои желания исполнятся!» — воскликнула она. — Поздравляю, Агния! А о чем ты мечтаешь?

Та в ответ покачала головой. Она мечтала, чтобы Марек вернулся, а Ариэл провалился сквозь землю. Мечтала проснуться и понять, что последние четыре месяца были страшным сном. Мечтала о любимом муже. Мечтала перестать чувствовать боль. Мечтала, чтобы ее оставили в покое… Агния зажмурилась, чтобы никто не видел выражения ее глаз.

— Ты в порядке? — Ее бережно тряхнули за рукав.

— Я… ничего!

— Давайте присядем. Лучше заранее занять места, чтобы потом не пришлось протискиваться сквозь толпу.

Ариэл повел своих спутниц к стадиону, пробираясь между лоточниками и разносчиками. Кругом бродили разряженные парочки и небольшие компании. Слышался смех, веселый говор. Иногда долетали обрывки фраз, от которых Агнии хотелось плакать:

— Говорят, покажут новые достижения…

— Алфизики даром времени не теряли…

— Изобретение века!

— Наука не стоит на месте…

— Вот увидите — нас ждут перемены!

— Будет война?

— Какая? Зачем?

— А как же? Надо же испытать новое оружие!

— Об этом речи нет! Император не допустит…

— Прогресс не остановить…

— Алфизика на службе человечества…

— А вы знаете, что там покажут?

— Машину, которая…

— Не машину, а новое слово…

— Говорят, лучшие мастера-алфизики годы потратили на то, чтобы создать это чудо!

— Глупости! Мертвая груда металла! Как она может…

Агнии хотелось кричать и плакать. Это они все глупцы! Ее муж жизнь положил ради науки! Если бы не его смерть, он мог бы тоже присутствовать на этом шоу.

ГЛАВА 10

На самом стадионе народа пока было мало — рассаживались по местам лишь самые степенные горожане, те, кому надоело бродить туда-сюда. Ариэл быстро нашел их места, все четыре в третьем ряду, недалеко от центра. Тень от полотняного навеса сюда не доставала, зато можно было погреться на осеннем солнышке.

Бывшая турнирная арена была расчищена, по песку мелким гравием обозначили какие-то линии, разбив пространство на участки. В середине возвели дощатый помост, на котором уже высилось нечто, закрытое мешковиной. Восемь полицейских стояли в оцеплении в парадных мундирах.

Усевшись, Митина принялась осматриваться по сторонам.

— Отличные места! — заявила она. — Нам все будет прекрасно видно! Как вам удалось раздобыть билеты? — поинтересовалась она у Ариэла. — Наверное, это ужасно дорого?

— Нет, что вы. — Тот сел между двух своих спутниц, по очереди глядя то на одну, то на другую. — Для того, кто старается ради любимой женщины, нет ничего невозможного. Как нет и цены, которая показалась бы слишком велика!

Агния вздохнула. Она терпеть не могла, когда Ариэл напоминал ей о своей любви.

— Вы так хорошо это сказали! — Митина, наоборот, с удовольствием поддерживала разговор. — Но все-таки, как вам это удалось? Папа хотел купить билеты, но ему ответили, что могут предложить только на самом верху, вон там! — Она указала веером на противоположную трибуну, куда сейчас светило солнце, слепя зрителей. — Это просто ужасно, там сидеть, но что поделаешь, если все места уже распроданы. И тут — вы! Вы волшебник?

— Увы, нет. Я даже не ученый из университета, — ответил он. — Просто у меня большие связи… И огромное желание доставить удовольствие своим друзьям и любимым.

Этого Агния уже не смогла снести. Она рванулась вскочить, и лишь воспитание удержало ее от того, чтобы не уйти совсем.

— Что с тобой? — встрепенулась Митина. — Тебе дурно? Душно? Жарко?

— Да, мне жарко, — прошептала Агния.

— Принесите чего-нибудь попить, — затеребила Митина Ариэла.

Тот кивнул и стал пробираться вдоль ряда к выходу. По лестнице шагах в десяти от них как раз поднимался разносчик с двумя кувшинами лимонада.

— Ну, подруга, — Митина подвинулась ближе и схватила молодую женщину за локоть, — у нас есть несколько минут. Рассказывай!

— Что рассказывать? — Агния беспомощно оглянулась по сторонам.

— Все! — Глаза Митины горели огнем восторга. — Что у тебя с этим красавчиком?

— Ничего.

— Хорошенькое «ничего»! Да он глаз с тебя не сводит! На меня совсем внимания не обращает, зато возле тебя так и вьется. Признавайся, вы влюблены, но поссорились? Брось, милая! Он, конечно, не миллионер, но явно человек со связями. Такие на дороге не валяются. Вот увидишь — он сколотит огромное состояние, если уже не сколотил. Не упускай свой шанс!

— Он мне совершенно не нужен, — отрезала Агния. — И я не понимаю, с чего вы все меня за него сватаете?

— А что, правда-правда совсем ничего нет? — Подруга, кажется, расстроилась.

— Совсем ничего, — отрезала Агния, яростно принимаясь обмахиваться веером. — Более того, это он убил Марека.

— Что? — Митина вскрикнула и, подпрыгнув на месте, зажала себе рот ладошкой. — Какой ужас! А почему он до сих пор не в тюрьме?

— Он сидел в тюрьме, но его отпустили. — Агния прикусила губу. — У них не нашлось доказательств. И потом — ты же сама слышала, у него огромные связи. За него заплатили!

— Какой ужас! — Подруга поспешила отодвинуться подальше, как будто общение с Ариэлом оставило отпечаток и на Агнии и теперь было страшно испачкаться. — Ой!

Ариэл как раз возвращался к дамам с двумя стаканами, наполненными лимонадом. От него не укрылось, с каким выражением смотрела на него Митина, и, присаживаясь на свое место, он шепнул Агнии:

— Ты чего ей про меня наговорила?

— Не твое дело, — также шепотом огрызнулась она.

— Как раз мое, раз за моей спиной меня обсуждают и поливают грязью. Моя репутация…

— Репутация? У тебя ее никогда не было! А если и была, то она уже давно и безнадежно испорчена!

Стакан с лимонадом она все-таки взяла, и, едва освободив руку, Ариэл обнял молодую женщину, привлекая ее к себе.

— Агни, — ухо обжег жаркий шепот, от которого по спине пробежали мурашки, — не отталкивай меня.

Горячие губы коснулись мочки уха, язык дотронулся до синей капельки сережки. Агнии хотелось провалиться сквозь землю. Мало того что он нагло пристает, так еще и делает это в людном месте. А если кто заметит? Митина вон уже все глаза проглядела. Сплетен не оберешься! Она — честная вдова, блюдет честь мужа и намерена еще год носить траур.

От неприятного продолжения и необходимости отвечать ее спасли фанфары. Громкие торжественные звуки государственного гимна враз заглушили гул голосов на трибунах. Люди напряглись, как-то сразу подтянулись. Многие стали вставать, приветствуя появившихся в ложе членов императорского дома. Ариэл вскочил в числе первых, разве что не отдавая честь и сразу перестав обращать внимание на своих спутниц, за что Агния была ему только благодарна.

Она впервые видела императора так близко. Собственно говоря, она вообще видела его впервые не на портрете и поразилась, насколько внешне это совершенно обыкновенный человек. Среднего роста, средней комплекции, в скромном костюме. Если бы не усыпанная алмазами голубая перевязь через плечо и звезда на груди, ни за что не догадаешься. Даже корона была какой-то обыкновенной. Императрица и наследник, одетые чуть ярче, в бело-голубые цвета государственного флага, держались позади государя. Митина всплеснула руками и восторженно охнула. Нет сомнений, что уже сегодня вечером она в красочных подробностях будет рассказывать всем и каждому о членах императорского дома, а также о тех людях, которым выпала честь сопровождать его величество и разделить с ним ложу.

Оркестр доиграл государственный гимн. Император еще немного постоял, приветствуя своих подданных, а потом махнул рукой на арену и сел в кресло.

Мастер Молос, ступивший на помост, пребывал во взволнованно-приподнятом расположении духа. Накануне он имел весьма содержательную беседу с ректором, и тот еще раз заставил его поклясться, что все пройдет как задумано.

Машина под мешковиной замерла. И старому алфизику пришлось даже ущипнуть себя, чтобы не отвлекаться на посторонние мысли. Но внезапно он подумал, что машина живая. Что она следит за ним, что она затаилась и прислушивается к гулу заполняющегося зрителями стадиона, к далеким звукам музыки, к шагам и голосам распорядителей.

Помощник подошел, запрыгнул на помост. Этот не церемонился — похлопал машину по боку сквозь мешковину.

— Отлично выглядишь!

— Что ты тут делаешь? — зашипел старый алфизик.

— А что? Нельзя?

— Нельзя! Особенно если учесть, что официально ты мертв! — Мастер Молос с тревогой оглянулся по сторонам, не заметил ли кто появления этого человека. Но вроде все обошлось. Констебли стояли в оцеплении как парализованные, зрители не спеша занимали свои места, в загородке под самой императорской ложей рассаживался оркестр.

— Да успокойтесь вы, мастер! Через несколько минут мы станем победителями, а победителей, как известно, не судят! Тем более, что в том убийстве обвинили совсем другого человека. Улика неопровержимая!

— Да уж… — Мастер Молос кивнул головой, признавая правоту помощника. Тот спокойно обошел вокруг машины, осматривая ее и разве что не заглядывая под мешковину:

— Ну как? Готов?

— Ты разговариваешь с ним… с ней… в общем, разговариваешь, как будто…

— А что тут такого? Наш эксперимент завершился удачно. Осталось лишь продемонстрировать почтеннейшей публике наши достижения и получить одобрение высокородных особ. — Он кивком головы указал на ложу, где скоро должен был появиться император с семейством и ближайшими советниками. — Тебе выпала великая честь — послужить на благо науки! И стать, возможно, провозвестником будущего! Подумай сам, — продолжал человек, обращаясь к машине как к живому существу, — ну что тебя ждало впереди? Еще лет сорок-пятьдесят, а потом что? Старость и смерть. А это — практически бессмертие! Сотни, тысячи людей будут только мечтать о подобной участи. Мощь. Сила. Власть.

Машина молчала. Да и как она могла бы ответить?

Оркестр дождался сигнала от распорядителя и заиграл государственный гимн.

— Ну, не подведи нас! — сказал человек, последний раз хлопнул машину по боку и спрыгнул с помоста.

Мастер Молос остался ждать. Демонстрация его достижения являлась гвоздем программы, а до него должны были выступать молодые мастера и подмастерья университета с других факультетов и направлений. Алхимики показывали «домашний фейерверк» и чудеса превращения одних веществ в другие. На глазах зрителей в больших стеклянных колбах из крохотных кристалликов вырастали причудливые растения. Биологи демонстрировали заспиртованных диковинных существ, полученных от скрещивания разных видов, — крольчонка с крылышками и четырьмя куриными лапками, рыбку, которая могла ползать по суше, жуткого вида существо без головы, но с глазами и ртом на животе. В остальном это был человеческий младенец мужского пола, и нескольким дамам в первом ряду стало плохо. Два подмастерья самого мастера Молоса вытащили динамо-машину и показали электрическую дугу. Все это и многое другое было мастеру Молосу неинтересно. Он смирно стоял возле своего изобретения и ждал, пока очередь дойдет до него.

Наконец выступили предпоследние — биологи показали настоящего живого гомункула, ходившего на поводке и выполнявшего простейшие команды, — и оркестр снова заиграл музыку, на сей раз какой-то вальс. Распорядитель объявил перерыв на пять минут. По рядам, словно только того и ждали, поспешили разносчики с пирогами, сладостями и разливным лимонадом. Зрители торопливо расхватывали угощение и жевали, не отрывая глаз от арены. Мастер Молос чувствовал нацеленные на него взгляды и слегка нервничал. Чтобы успокоиться, старый алфизик погладил бок машины:

— Ну, пора. Не подведи нас. Да и себя заодно!

Распорядитель дождался последних аккордов и вышел вперед.

— А сейчас, — поплыл над стадионом его хорошо поставленный голос, — ваши императорские величества, — он отвесил императорской ложе почтительный поклон, — дамы и господа, милостивые государи и государыни, позвольте представить вам чудо современной науки и техники. Творение досточтимого мастера Димера Молоса… живую машину!

Трибуны разразились аплодисментами, оркестр исполнил несколько тактов военного марша. Мастер Молос подошел к краю помоста.

— Дамы и господа, — заговорил он, потирая руки. — Я прошу прощения у почтенной публики, что не умею красиво говорить. Я — человек науки, меня не учили произносить речи. Вместо меня всегда говорили мои дела. Меня с давних пор занимал вопрос одушевления неживой материи. Вам всем известно выражение «вложить душу в свою работу». Я, когда впервые услышал о себе в таком вот ключе, задумался, а что, если попробовать действительно вложить душу? До сего момента ведь я, да и все вы, знали, что есть лишь один способ так сделать — выполнять свою работу хорошо, с полной отдачей, стараясь принести людям пользу. Но некоторое время назад я услышал от одного моего подмастерья, некоего Марека Боуди, о том, что в древности были одушевленные мечи. Многие герои древности, о которых почтенная публика читала книги, имели оружие, наделенное душой и разумом…

Услышав имя мужа, Агния вздрогнула, как от пощечины и, не помня себя, вцепилась Ариэлу в запястье.

— Успокойся. — Тот накрыл ее руку своей. — Обычное вступительное слово. Не обращай внимания. Эти люди науки любят поболтать!

— Но он говорит о Мареке! — простонала Агния.

— И что такого? Мар ведь работал с мастером Молосом… как и я одно время. Хм… — помрачнел Ариэл, прерывая сам себя.

— Что? — встрепенулась Агния.

— Ничего, — отрезал мужчина.

— Ты что-то знаешь? — настаивала она. — Скажи!

— Да это просто мелочи! Не обращай внимания!

— Нет, все, что касается Марека, не может быть мелочью! Скажи!

— Дело в том, — Ариэл подавил вздох, — что… ну, в общем, на самом деле идея о душах, про которую сейчас говорит мастер, принадлежала именно Мару. Сам его начальник тут ни при чем.

— То есть он всех обманывает?

— Да. Это была идея Мара — про переселение живых душ в мертвые изначально предметы. Перспективная, надо сказать, идея. И открывающая многие горизонты… вот как раз сейчас мастер об этом и вещает. Если тебе противно меня слушать, послушай его. Он правильные вещи говорит. И про первые неудачные опыты, и про идею оживлять неживое, и про то, какие души можно использовать… Все это — идеи твоего мужа, моя дорогая! И интересные идеи. Настолько, что кое-кто наверху заинтересовался им намного плотнее, чем нужно. Это ведь так интересно — живые вещи. Предметы, обладающие зачатками разума!

— Мне-то какое до них дело? — сердито прошипела Агния. Ей не нравилось, что Ариэл наклоняется к ее уху и шепчет, почти касаясь губами мочки. Это было слишком интимно, слишком нарочито и отвлекало внимание. Она — вдова, он не должен так себя с нею вести! Тем более что она — вдова его сводного брата!

— Это идея твоего мужа, моя милая! У него была готова довольно стройная теория. Они работали над нею вместе с Филом Годвином — он ведь занимался изучением истории создания мумий древнего Кайтарра… Ну, помнишь, мы были в музее? Помнишь, я рассказывал, что древние кайтаррцы нашли способ как-то сохранить в мумиях души умерших людей. Научились привязывать их друг к другу и общаться с душами умерших посредством магических ритуалов. Фил мечтал провести эксперимент в современных условиях, и знаешь, что я думаю…

— Ой, помолчи! — отмахнулась Агния.

— Что Фил не просто так увязался с нами к подземелью Духов. Мар мечтал выловить там пару-тройку бесхозных душ, чтобы произвести над ними кое-какие эксперименты, а Фил стремился заполучить живого человека для опытов. И внезапная смерть Мара случилась донельзя вовремя…

— Вот ты и попался! — Агния почувствовала прилив мстительной радости. — Ты убил Марека потому, что ревновал его ко мне. И отдал этому ужасному Филу для опытов! А когда я попыталась найти Фила и задать ему пару вопросов, отправил его на тот свет, чтоб он не проговорился! Я тебя раскусила! Какой ужас! Вы — чудовища, ты и твой Фил Годвин! Вы… убийцы! Проводить опыты… на моем Мареке? — От ужаса Агния не находила слов. Ей было страшно и противно одновременно. Не хотелось верить в то, что ее муж может оказаться… подопытным кроликом.

— Пожалуйста, Агни, помолчи! Ради Мара! Этому делу он отдал свою жизнь! — Ариэл показал на арену стадиона.

Мастер Молос заканчивал выступление.

— Чтобы не утомлять вас, дамы и господа, ненужными подробностями, — говорил он, — я сразу перейду к сути. И хочу продемонстрировать вам первую в мире одушевленную машину!

Он эффектным жестом сдернул с сооружения на помосте мешковину, и стадион тихо охнул, уставившись на замершую там штуковину. На первый взгляд она напоминала карету, в которую забыли запрячь лошадь, но эта карета была весьма странной формы. Ее борта закрывали металлические пластины, а передок выдавался вперед и напоминал морду бульдога. Торчавшие сверху рычаги походили на рога или уши причудливой формы, а два светильника справа и слева довершали сходство с животным. Казалось, что на помосте замер бесхвостый диковинный зверь на круглых лапах.

— Что это? — тихо воскликнула Митина.

Словно услышав ее вопрос, мастер Молос хлопнул по боку машины.

— Наверное, многие из вас задаются вопросом, что это такое. Имею честь представить вам первую в мире машину, которая имеет живую душу и передвигается, используя живую энергию. Внутри этого устройства заключена настоящая душа. Мы провели огромное количество опытов, дабы научиться перемещать живые души в неживые объекты. И вот наконец свершилось! Живая машина перед вами! Ну-ка, парень, — он забрался на передок, поерзал, устраиваясь поудобнее, и похлопал ладонью между рычагов, словно быка между рогами, — очнись и покажи, на что ты способен!

— Парень? — нахмурился Ариэл.

Машина внезапно вздрогнула. Мастер Молос дотронулся до рычагов, надавил на переднюю панель — и передок разложился, меняя форму. Сработала скрытая пружина, и часть его отъехала в сторону, а вперед выдвинулось обитое бархатом гнездо, на котором была закреплена небольшая глиняная фигурка.

— Ну же! Шевелись! — Мастер Молос крутанул рычаги. — Давай, покажи им всем, кто ты есть!

— Мастер, — крикнул кто-то из советников, сидящих в ложе императора, — а почему она не двигается? Разве машина не должна ехать? Или это какая-то другая машина? Например, прядильная…

— Может быть, в нее стоило запрячь лошадь? — добавил женский голос.

Раздались смешки. Ариэл внезапно стиснул руку Агнии. Молодая женщина хотела было возмутиться его поведением, но покосилась на лицо своего спутника и осеклась — таким он был мрачным.

— Дамы и господа, — старый алфизик оставался спокоен, — дело в том, что эта машина обладает душой. И ваше поведение для нее если не оскорбительно, то, во всяком случае, чувствительно. Кроме того, не забывайте, что это — опытный образец. Душа внутри есть. Вернее, снаружи. Вот, изволите ли видеть, — он указал на фигурку, — это ушебти…

— А что это?

— Вместилище души. Мы назвали его в честь таких же вместилищ душ, какие были в ходу у древних кайтаррцев. В этой фигурке заключена душа машины. И стоит мне дать команду, как машина продемонстрирует вам все, на что способна. Команды подаются голосом. И есть специальный набор команд, которых она слушается.

— Она будет слушаться каждого, кто подаст команду, или нет?

Это спросил сам император, и на стадионе на миг стало довольно тихо. Все обратились в слух.

— Я понимаю опасение вашего величества, — кивнул мастер Молос. — Да, пока еще она слушается любого, кто знает ключевые слова. Мужчина, женщина, ребенок — не важно. Умеет он или нет обращаться с такой машиной — тоже не суть. Главное — сказать ключевое слово в нужный момент. Но это опытный образец. Впоследствии мы надеемся после ряда опытов добиться того, чтобы машина слушалась только одного человека. Согласитесь, это удобно… И налагает ответственность.

— Ну, так подайте эту команду! Мы хотим видеть, на что способна ваша… техника.

— Давай, парень! Покажи им! Вперед! — громко сказал мастер Молос и, наклонившись к самому корпусу, что-то негромко прошептал.

Машина вздрогнула еще раз. Сами собой вспыхнули два фонаря — словно огромный зверь открыл глаза. Рычаги на передке пришли в движение. Казалось, их крутит невидимая рука. Сначала медленно, осторожно, словно не зная, можно ли дотрагиваться вообще. Потом скрипнули колеса — повернулись вправо-влево. Затем в недрах машины что-то чихнуло. Послышался негромкий скрип.

И машина сама тронулась с места.

С помоста она съехала как-то криво, словно осторожничая. Слегка подпрыгнула на месте и внезапно легко и плавно покатила вперед.

— Вот, дамы и господа! — Мастер Молос помахал одной рукой. — Что и требовалось вам продемонстрировать!

Зрители разразились изумленными восклицаниями. Дамы хлопали в ладоши, мужчины выражали свои эмоции спокойнее.

Агния сидела ни жива ни мертва. Она не слышала приветственных криков, аплодисментов, голоса Митины над ухом. Намертво вцепившись в руку Ариэла, молодая женщина не сводила глаз с машины. Нет, это бред! Ей мерещится! Она переутомилась, но почему ее не отпускает странное чувство узнавания? Как будто эта машина — лишь внешняя оболочка, а внутри…

Машина не спеша двигалась вдоль ограждения стадиона. Алфизик крутил рычаги, задавая направление движения, хватаясь то за один, то за другой. Под восторженные восклицания и крики: «Браво!», «Это чудо», «Превосходно», — он объехал помост дважды, после чего, приноровившись наконец к управлению, заставил машину дать задний ход, развернуться на месте и довольно ловко затормозить в двух шагах от императорской ложи и первых рядов зрителей.

Зрители зааплодировали громче. Мастер Молос слез с передка, похлопав по нему, как по крупу норовистого коня.

— Вот, дамы и господа! Вы сами видите, какова эта техника! Не шумит, не загрязняет воздух… И совершенно послушна, в отличие от лошади.

— А она способна ехать сама? Без человека? — прозвучал чей-то вопрос.

— А что она еще может делать? — тут же послышался другой.

— Пока только ездить, но мы работаем над тем, чтобы оснастить ее и оружием. В древности были известны боевые колесницы, колеса которых украшали шипами. При движении эти шипы вращались, образуя что-то вроде маховика, и острыми краями резали ноги вражеским коням. Сейчас эта машина тоже может быть использована в качестве оружия — обратите внимание на ее передок. Он снащен дополнительными металлическими пластинами — это одновременно броня и таран, способный на большой скорости сминать преграды. Для демонстрации сейчас выставят кое-какую баррикаду… вот сейчас, — алфизик обернулся и указал на поле, — мои помощники этим и занимаются.

Два подмастерья в сопровождении десятка солдат тем временем выкатили на стадион подводу, груженную бочками. Быстро выпрягли лошадь, сгрузили бочки, засунув в некоторые мешки с песком.

Агния не смотрела на баррикаду. Все внимание женщины было нацелено на машину. Ее не отпускало странное чувство, которое она не могла выразить словами. Не помня себя, она так вцепилась в запястье Ариэла, что тот с удивлением посмотрел на спутницу:

— Ты чего?

— Она… он смотрит на меня. — Агния указала рукой. — И я боюсь…

— И наше чудо техники сейчас самостоятельно разрушит эту баррикаду, — тем временем объяснял мастер Молос. — Как только подготовка будет закончена, я скомандую — «вперед» и…

Агния не договорила. Машина тихо взревела. Негромко, словно прокашлялась. А потом сама тронулась с места.

— Что происходит? — подался вперед император. — Она едет… без помощи человека?

— Конечно, ваше величество! — раскланялся алфизик как ни в чем не бывало. — Эта машина реагирует на голос. Я случайно дал ей команду «вперед», и, сами видите, она поехала вперед… И даже быстрее, чем…

Машина действительно ускорилась. Фырча и порыкивая, как громадный зверь, она катилась — но не в сторону баррикады, а прямиком к императорской ложе.

— Стой! — закричал мастер Молос, срываясь с места. — Куда? Назад! А ну вернись, сукин сын!

— Остановите его! Немедленно, — распорядился император. — Вы знаете, как это сделать?

— Да, ваше величество. Я сейчас. Я быстро! Стоп!

Но чудо техники не среагировало на его голос.

Махнув рукой, алфизик бросился догонять машину, которая внезапно вильнула в сторону, взрывая колесами песок арены. На сей раз она помчалась прямо на баррикаду и, разогнавшись, врезалась в нее на полной скорости.

Зрители закричали. Агния от волнения прижалась к Ариэлу — массивная морда ударила по бочкам, и те покатились в разные стороны. Солдаты и подмастерья кинулись врассыпную. Издавая странные рокочущие звуки, машина разметала баррикаду и круто развернулась на месте, словно выбирая, куда ехать дальше.

— Назад! Назад! — кричал мастер Молос, подбегая.

Словно услышав команду, машина действительно довольно резко дала задний ход. Да так резво, что алфизик еле успел отпрыгнуть в сторону.

— Стоять! — воскликнул он. — Ты что?

Машина резко затормозила, но лишь для того, чтобы рычаги крутанулись туда-сюда. Потом, определившись с направлением, она ринулась вперед.

— Куда? А ну стой! Стоп, я сказал!

Машина понеслась прямиком на разгромленную баррикаду, но в самый последний момент повернула и устремилась на ограждение стадиона — а именно на ту его часть, которая отделяла от арены ложу императора и расположенные чуть ниже ряды для почетных гостей. Сидевшие в первых рядах люди заволновались, вскакивая с мест.

— Остановите ее! Куда она едет? Почему прямо на нас? — послышались крики.

— Мастер Молос!

Алфизик кинулся к машине, но та вильнула рычагами, разминувшись с человеком, и покатила дальше. Рычаги крутились, два фонаря мигали. Она не врезалась в ограждение, но проехала довольно близко. Доехала до угла, резко сдала назад и внезапно врезалась задом в соседнюю секцию. Затрещали, ломаясь, доски. Отчаянно закричали люди.

— Остановите ее!

— Бегу!

Алфизик кинулся к машине, но она вновь ускользнула от него. На сей раз не слишком удачно, разломав попутно несколько досок. На трибунах началась паника. Словно испуганный зверь, машина шарахнулась в сторону — и опять увернулась от пытавшегося кинуться наперерез мастера Молоса. И врезалась бронированным задом в ограждение в третий раз. Рычаги, как один, нацелились на человека. Сейчас машина походила на зверя, который припал к земле, готовясь прыгнуть на жертву.

— Сделайте что-нибудь! — Император встал.

На стадион бросилась стража, но еще прежде, едва ли не за миг до императора, с места поднялся Ариэл. Стряхнул с себя руку Агнии, скинул ей на колени свой плащ и камзол, добавил сверху перевязь со шпагой и, вскочив ногами на скамью, прыгнул. Агния даже не покосилась в сторону мужчины — не теряя времени, металлический монстр устремился на констеблей. Двое успели вскинуть мушкеты, но выстрелы не остановили взбесившуюся машину. Она увеличила скорость, врезаясь в толпу стражей порядка. Послышался хруст ломаемых костей и отчаянные крики, когда машина, двигаясь резкими зигзагами, чтобы обойти преследователей, на полной скорости устремилась опять в сторону императорской ложи и того места, где сидела перепуганная Агния.

Та испуганно зажмурилась и вместе с большинством зрителей, не сводивших глаз с мечущейся машины, пропустила миг, когда на арене появился Ариэл. В два прыжка добравшись до ограждения, он перемахнул через него и побежал на арену. А когда Агния открыла глаза, Ариэл был уже там, в гуще событий.

Агния сидела, машинально обнимая скомканные плащ и камзол. На подмогу констеблям на стадион высыпал наряд конной полиции, там же метались подмастерья и сам мастер Молос, выкрикивавший команды, которые никто не хотел слушать. Машина опять раскидала заслон из людей, сбив нескольких человек с ног, и ударила в ограждение в четвертый раз, промахнувшись совсем чуть-чуть. На сей раз доски не выдержали. Зрители кинулись врассыпную, толкая и давя друг друга.

— Давайте уйдем отсюда поскорее, — заторопилась компаньонка Митины. — Идемте, дамы!

Митина подхватилась с места, дернула Агнию:

— Пошли скорее, пока эта штука не бросилась сюда!

— Остановите его! — пронесся над толпой голос императора. Сама императрица и наследник поспешили покинуть ложу, и только он оставался на месте, вцепившись обеими руками в перила. — Это приказ!

Агния только покачала головой, не сводя глаз со стадиона. Кругом нарастала паника — люди бежали со своих мест. Людской поток уже увлек куда-то Митину и ее компаньонку, но Агния осталась сидеть, не в силах сдвинуться с места.

Тем временем Ариэл добрался до заламывающего руки мастера Молоса и встряхнул алфизика за плечи:

— Как им управлять?

Тот глянул испуганными глазами:

— Т-ты? Откуда?

— Не ваше дело. Как им управлять?

— Голосом! Но она… он… оно почему-то не слушается команд.

— Что за команда?

— Мы договорились, что надо сказать «стоп!»

— Что, в самое ухо кричать? — усмехнулся Ариэл.

Алфизик хотел было что-то добавить, но Ариэл уже оттолкнул старика и кинулся к машине.

Та как раз в этот момент дала задний ход, несомненно для того, чтобы ударить в ограждение с разгону, как тараном. Конные полицейские пытались окружить ее, но из недр машины вырвался низкий раскатистый рев, и лошади испугались, вставая на дыбы и не слушаясь всадников. Живой заслон сумел удержать машину только на несколько секунд, после чего она снова понеслась в атаку. Трибуны паниковали. Прозвучало два или три пистолетных выстрела. Голосили женщины, ругались мужчины.

Оставив мастера Молоса, Ариэл побежал навстречу монстру. Сверкнув фарами, машина попыталась объехать человека, но тот совершил еще один прыжок и — стадион ахнул, как один человек — успел вскочить на передок, цепляясь за рычаги.

Машина затормозила так резко, что песок и опилки полетели в разные стороны. Взвизгнула и, поддав задом, сбросила всадника одна из лошадей. Ариэла мотнуло туда-сюда, но он удержался. Дотянулся, перехватился второй рукой за другой рычаг, подтягивая тело повыше. Машина опять рявкнула, дернулась и устремилась вперед, чтобы врезаться в ограду, явно собираясь расплющить об нее повисшего на передке человека. Но Ариэл уже перебрался на сиденье, двумя руками вцепившись в рычаги, как в штурвал потерявшего управление корабля. Только этот корабль трясся и ходил ходуном, словно живой. Ариэл резко крутанул рычаг, и в ответ раздался противный визг.

Машина завертелась на месте, взрывая колесами песок, но уже не пытаясь атаковать. Она отчаянно крутилась волчком, словно ловящая свой хвост собака. Из-под колес, будто шрапнель, летели мелкие камешки. Ариэла слегка замутило. Резко рванув на себя оба рычага так, что они показывали друг на друга, он перехватил их одной рукой, второй потянувшись к статуэтке. Пальцы обхватили глиняную фигурку…

— Стой или я раздавлю это.

Машина остановилась так резко, что он упал грудью на рычаги, едва не выпустив их из рук.

— Осторожнее! — долетел запоздалый крик мастера Молоса.

Последний раз где-то внутри раздалось сдавленное ворчание, словно у великана бурчал больной желудок. Машина вздрогнула. Подбежавший алфизик кинулся к передку, отталкивая Ариэла, сам стиснул руками глиняную фигурку.

— Если бы ушебти… Если бы вместилище души разбилось, я бы тебя… я бы…

— Приберегите свои угрозы для императора, — выдохнул Ариэл, отстраняясь. Сполз с передка, сделал несколько вздохов, покачнулся, едва не потеряв равновесие. Перед глазами все плыло и качалось, от удара болела грудь, но, кажется, все цело. Не замечая бегущих к машине людей, он пошатываясь зашагал прочь.

Агния была так потрясена тем, что произошло на шоу, что безропотно позволила увести себя со стадиона. Ее подруга вместе со спутницей куда-то исчезли, а она все сидела на своем месте, не обращая внимания на мечущихся и кричащих людей. Ее толкали коленями и локтями, но Агнии было все равно. Забыв о Митине и ее компаньонке, Ариэл подхватил молодую женщину на руки, прокладывая путь в толпе. Фиакры и ландо, наемные и частные экипажи были нарасхват. Люди так спешили убраться отсюда, что тут и там вспыхивали ссоры. Возницы торговались, прося побольше денег. Кто-то соглашался, кто-то нет, уступая свое место другим. Ариэл не стал связываться, зашагал по обочине, неся Агнию на руках. Забыв про прежние чувства, она цеплялась за его шею одной рукой, второй продолжая прижимать к груди его камзол, плащ и перевязь со шпагой.

Только на окраине города им удалось остановить какое-то ландо. Возница спешил к стадиону, но согласился подвезти их до дома. Всю дорогу оба молчали. Ариэл забрал у Агнии шпагу и камзол, но оставил плащ, и молодая женщина так и держала его, прижав к груди и время от времени посматривая на своего спутника. Он сидел вполоборота, отвернувшись и уставившись куда-то в одну точку. Прищуренные глаза, поджатые губы, складка между бровей. Он был так задумчив и напряжен, что Агния боялась лишний раз шевельнуться и распаляла себя гневом. Она так испугалась! Так волновалась! А он сидит и молчит, только раздувает ноздри и тяжело дышит. Хоть бы поинтересовался, как она себя чувствует! Хоть бы обнял…

Открыть рот она осмелилась только в гостиной, куда Ариэл втащил ее опять-таки на руках.

— Я… так испугалась, — промолвила Агния, опустившись на диван.

Он только кивнул.

— Это было так ужасно! — сделала она вторую попытку. — Эта машина… Такое чудовище! Я первый раз видела что-то подобное.

Ариэл ничего не ответил и ничем не показал, что услышал и понял ее слова. Отошел к окну, встал, скрестив руки на груди и предоставив своей спутнице созерцать спину. Агния почувствовала себя брошенной. Она именно сейчас нуждается в надежном мужском плече, но это плечо так далеко. И ведь не пойдешь и не обнимешь сама — ибо должна же быть у женщины хоть какая-то гордость.

— Она… эта штука… Что теперь будет?

— Ушебти… — наконец разлепил губы Ариэл.

— Что?

— Ушебти, — чуть громче повторил мужчина. — Та фигурка. Я… дотронулся до нее и был почти уверен, что она… живая.

— Кто? Машина? Живая? Но это же глупо! Там только дерево, железо и это… как его… ну, всякие штуки…

— И ушебти.

— Да что ты заладил одно и то же? Что это за штука такая — убше…

— У-шеб-ти, — по слогам промолвил Ариэл, отворачиваясь от окна. — Фил рассказывал, что так древние кайтаррцы называли глиняные сосуды, в которые переселялась душа. Они обычно изымали из тела внутренние органы, а ушебти вкладывали в область солнечного сплетения. Вот сюда. — Он показал рукой, дотронулся до груди и тихо поморщился. Больно, черт возьми! — Но откуда он мог знать?

— Кто?

— Мастер Молос, конечно! Про ушебти знал только Фил. И мне это не нравится.

— Тебе ничего не нравится, — вздохнула Агния.

— Неправда. — Он внезапно сделал два шага и оказался рядом с нею, нависая и упираясь руками в спинку дивана над головой женщины. — Мне нравишься ты!

Их лица оказались так близко, что у Агнии перехватило дыхание. Вжавшись в спинку дивана, съежившись, как маленький испуганный зверек, она забыла о том, что еще минуту назад мечтала о дружеских объятиях, и дрожащим голосом выдохнула:

— А ты… ты мне — нет! Ни капельки!

Хотелось выкрикнуть эти слова гордо и громко, но получился лишь придушенный писк, которым не то что мужчину — комара не испугаешь. И, видимо, что-то такое было в ее глазах, что заставило Ариэла наклониться ниже. Агния ждала поцелуя, но мужчина лишь усмехнулся своим мыслям, отстраняясь. И оставил ее совершенно разочарованной.

Мастер Молос метался по своей лаборатории, как зверь по клетке. И на скрип отворяемой двери аж подпрыгнул, хватаясь за висевший на поясе старинный пистоль.

— Кто здесь?

— Мастер? — На пороге стоял ректор.

— Это вы…

— Вы можете объяснить, что произошло? — Гость переступил порог.

— А что тут объяснять? Эксперимент пошел немного не так. — За ним не явилась полиция, чтобы арестовать по приказу императора, и алфизик немного успокоился. — Это бывает. Отрицательный результат — тоже результат, вы не находите?

— Нахожу. Я нахожу это зрелище даже немного забавным, но вы должны понять, что ваша… выходка чуть было не стоила жизни мирным гражданам! Кроме того, пострадало шесть констеблей. И лишь милостью Праматери можно объяснить тот чудесный факт, что во время паники на трибунах никого из зрителей не затоптали насмерть.

— Во время войны подобное не просто сошло бы с рук, но и порадовало заказчика!

— Да, но сейчас не война! И могли погибнуть подданные империи! Мирные жители! Да и вы сами… Что было бы, если б это… эта штука набросилась на вас?

— Это исключено, — фыркнул мастер Молос. — Машина не способна напасть на своего создателя. Я знал ключевое слово…

— Что-то там, на поле, вы не спешили применить свои знания! — покачал головой ректор. — Благодарите Первопредка, что кое-кому из сановников понравилась демонстрация! И на вас даже не будут подавать в суд за причиненные неудобства…

— Как это мило со стороны властей, — не удержался алфизик от сарказма.

— Это не просто мило! Это еще и крайне важно! Но если вы не дадите внятного объяснения, почему произошел подобный… срыв, вам придется ответить за все!

Мастер Молос бросил взгляд в глубину лаборатории, туда, где за полотняными и фанерными ширмами стояли на столах некоторые приборы. Вход посторонним туда был запрещен.

— Я пока не готов. Мы должны устроить серию дополнительных экспериментов, произвести кое-какие расчеты, изучить еще раз наше изобретение, чтобы понять и устранить все недостатки…

— Поторопитесь. Наверху не слишком любят ждать. Там, — указал глазами ректор на потолок, — и так считают, что ждали слишком долго!

— Я сделаю все, чтобы не затягивать! Но могу ли я узнать хотя бы приблизительно, на какие сроки рассчитывать?

— Чем быстрее, тем лучше, — отрезал ректор.

Мастер Молос еще раз посмотрел на ширмы — так пристально, словно ему оттуда должны были подать какой-то знак.

— Думаю, в начале следующего месяца у вас будут результаты, — промолвил он.

Кивнув головой, ректор направился к выходу. Едва за ним закрылась дверь, старый алфизик трусцой кинулся вглубь лаборатории.

Там на столе, под полотном лежало чье-то тело. Рядом мужчина перебирал инструменты, доставая их и тут же убирая обратно в большой саквояж, с таким видом, словно сам не знает, что ищет, и пытается лишь чем-то занять свои руки.

— Фил…

— Тише, мастер, — шепнул тот, кого назвали Филом. — Прошу об осторожности.

— Да кто услышит?

— Мало ли? Тут с некоторых пор полным-полно лишних ушей и глаз! И не только. — Он кивнул на тело под простыней.

Мастер Молос тоже покосился на мертвеца и невольно придвинулся ближе к собеседнику, словно покойник мог вот-вот ожить и наброситься на него.

— Ты все слышал? — поинтересовался он.

— Да. И более чем уверен, что и он — тоже, — Фил указал на распростертое на столе тело.

— И… что делать?

— Продолжать работу. Вы уверены, что правильно расшифровали записи Марека Боуди?

— Правильно ли? Да я разобрал их по буковкам…

— И все равно где-то допустили ошибку. Потому что с моей стороны все было проделано верно! Эти ушебти, — он достал и выставил на полку еще несколько глиняных фигурок, — придуманы не мною. Я проделал в музее десятки экспериментов. И больше чем убежден, что делаю правильно! Не забывайте, что это и мой эксперимент тоже. И я вложил в него душу, если можно так сказать!

— Это смотря чью! — парировал мастер.

— Да мне все равно! Могу и вашу, если того пожелаете…

— А ты не подумал, что все дело как раз в душе? В том, чья именно душа там, внутри?

Мастер Молос осторожно подошел к телу, приподнял край полотна, всматриваясь в обтянутый пожелтевшей кожей череп. Сверху его обработали мазью, подсушили, чтоб приостановить процесс разложения, но вид все равно был неприятный. Подумать только, что рано или поздно все люди будут выглядеть так или даже хуже!

— Душа? С каких это пор вы, мастер, стали мистиком? Вы долго были закоренелым материалистом, считающим, что материя первична, а разум вторичен!

— Практически со вчерашнего дня. — Алфизик осторожно вернул край полотна на место. — Даже с того момента, как мне показалось, что машина… что он вышел из-под контроля! И если бы не один наш общий знакомый…

— Думаете, они могли узнать друг друга?

— Я уже ни в чем не уверен. Но если дело в душе… Марек ведь что-то говорил на эту тему.

— Да, и экспедицию к подземелью Духов он организовал и выбил средства на ее осуществление именно потому, что хотел отыскать строго определенный тип души. И надеялся, что там его и можно добыть.

Мастер Молос кивнул, припоминая:

— Но в его бумагах ничего подобного не было!

— А в бумагах ли?

Собеседники посмотрели друг на друга. Обоим в голову пришла одна и та же мысль.

— Этого не может быть! — произнес алфизик. — Я был должен догадаться… Когда она начала задавать вопросы…

— Думаете, его вдова что-то самостоятельно раскопала?

— Да! И я был так погружен в свои собственные мысли, что не догадался сразу…

— Мы должны с нею побеседовать, — принял решение собеседник мастера. — Я все беру на себя. Агния Боуди хотела увидеться с Филом Годвином? Она с ним увидится!

Повестку принесли на другой день поутру. Казенный курьер вручил изумленной Лимании конверт, скрепленный сургучной печатью, на которой был оттиснут герб, отказался от чаевых и убежал. Ариэл помрачнел, но вскрыл послание сразу, не колеблясь. Пробежал глазами бумагу, задержав взгляд на подписи.

— Что там? — поинтересовалась Агния, шагнув было к нему.

— Ничего особенного. — Он быстро сложил бумагу, сделал резкое движение, словно собирался порвать, но лишь смял.

— Что, опять государственные дела? — Молодая женщина изо всех сил старалась скрыть, как это ее задевает.

— Не то чтобы… но…

— Да мне все равно! Ты мне безразличен, и если тебе надо куда-то уйти — иди, никто не держит! Я только хотела поинтересоваться, как долго смогу быть свободной от твоего общества? Час? День? Или, может, судьба улыбнется и ты исчезнешь навсегда?

Ариэл внезапно с хрустом сжал письмо в кулаке, кроша печать на мелкие кусочки.

— Скажи, Агни, за что ты меня так ненавидишь?

— Ненавижу? А за что тебя любить? Что ты такого мне сделал? Ты сломал мою жизнь! Ты…

Не дав ей договорить, Ариэл метнулся и схватил женщину за плечи, встряхнув так, что она задохнулась.

— Сколько можно, Агни? — выдохнул он ей прямо в лицо. — Как долго ты будешь меня мучить? Когда тебе надоест надо мной издеваться? Я живой человек, а не бездушный механизм! У меня есть сердце, есть чувства. Почему ты думаешь только о себе и не желаешь хотя бы на миг подумать о других? Я люблю тебя, а ты так упорно меня не замечаешь…

— Я люблю Марека, — попыталась возразить она. Близость Ариэла нервировала. Она попятилась и совершенно неожиданно уперлась спиной в дверной косяк.

— Мар умер…

— Для меня он жив, несмотря ни на что!

— Замолчи!

Схватив ее за затылок и запустив пальцы в волосы, Ариэл притянул женщину к себе и поцеловал.

Твердые сухие губы легли на рот. Агния попыталась возмутиться, но сил не было. Она задыхалась в тесных мужских объятиях. Попыталась открыть рот — и тут же почувствовала, как чужой язык раздвигает губы. Это было… невероятно. Непривычно. Марек никогда не целовал ее так — страстно, горячо, жадно. От неожиданности она оцепенела, прислушиваясь к своим ощущениям — и Ариэл тут же прервал поцелуй. Отстранился, глядя сверху вниз. Он дышал так тяжело, словно только что вынырнул из воды. Облизнул губы — Агния почему-то не могла смотреть ему в глаза и опустила взгляд чуть ниже, именно на губы, которые только что ее целовали.

— Что, — голос у мужчины был хриплый, — неужели настолько противно?

«Нет!» — хотелось ответить Агнии, но она прикусила губу.

— Извини.

Ее, как неживую, отодвинули в сторону. Покачнувшись, она задела диван и почти упала на него. А Ариэл прошел мимо, подхватил с гвоздя свой плащ и вышел, хлопнув дверью.

Агния тихо дотронулась кончиками пальцев до губ, еще хранивших след от поцелуя. Настоящего, живого поцелуя, который, что ни говори, не шел ни в какое сравнение с холодными объятиями призрака.

Следователь-рогач по имени Холодный Туман тихо прикрыл дверь мертвецкой. Тела отменно сохранялись во льду, но запах все равно стоял такой, что для чувствительного носа рогача там просто невозможно было находиться. Это было одной из причин, по которой он не часто заходил сюда. Тем более что до недавнего времени ему и не поручалось сколько-нибудь сложных дел. Люди не доверяли нелюдям. Рогачи, сатирры, лепрехуны, ликантропы, даже тролли жили в человеческих городах уже много веков, а последние несколько десятилетий и вовсе стали считаться полноправными гражданами империи. Но до сих пор многие люди воспринимали нелюдей как говорящих животных и относились к ним соответственно, не удостаивая чести даже заикнуться о наличии у них умственных способностей. Собственно, Холодный Туман был едва ли не первым из своего племени, кому удалось получить квалифицированную работу — не грузчика, не ночного сторожа, не уборщика или ремонтника. Он работал сперва младшим помощником, специализируясь на конфликтах между людьми и нелюдями, и лишь недавно ему стали поручать расследование преступлений. Заявление, которое ему несколько дней назад принесла та человечка, положило начало практически первому для него делу на новом поприще, и Холодный Туман горел желанием узнать правду.

Не так давно из мертвецкой вынесли тело, вскрытие которого породило больше вопросов, чем ответов. Студент университета краснел и запинался, рассказывая о том, что удалось обнаружить. Сейчас рогач имел с ним повторную беседу — прямо над еще одним телом — и теперь напряженно раздумывал о том, что узнал. Это существенно меняло дело!

На пороге кабинета его ждал человек, которого он вызвал сегодня утром по повестке. Это было удивительно — человек проявил дисциплинированность, свойственную скорее нелюдям. Достойно уважения.

— Добрый день, — качнул рогами Холодный Туман.

— Добрый, — со странной интонацией ответил человек.

— Прошу проходить. — Следователь распахнул дверь, приглашая гостя войти.

Тот кивнул головой, первым переступая порог. Прямая спина, уверенные движения. Рогач не настолько хорошо знал людей, но догадывался, что этот мужчина либо не испытывает страха, либо умело его преодолевает. Пройдя следом, он указал на стул.

— Присядьте. Разговор предстоит долгий.

Гость повиновался. Устраиваясь на стуле, он невольно обернулся на дверь — следом за ними в кабинет вошли два констебля, замерли по обе стороны у стены, как часовые. Это было не слишком хорошим признаком, но, с другой стороны, его по-прежнему подозревают в убийстве и такая мера могла быть оправданна.

— Итак, господин Ариэл Боуди, — следователь стал раскладывать бумаги, — некоторое время назад вы были задержаны по подозрению в убийстве некоего Фила Годвина, сотрудника государственного музея. Основанием для задержания стало то, что в ране был найден военный кортик, принадлежавший вам и являвшийся именным личным оружием. Кортик был вами опознан.

— Да, — кивнул Ариэл, прямо глядя на следователя.

С точки зрения рогачей прямой взгляд не означал агрессии. Но если он чуть наклонит голову, словно собираясь бодаться, и взглянет исподлобья…

— Вас задержали на двое суток на предмет выяснения вашей причастности к этому делу, но были вынуждены отпустить в связи с тем, что за вас поручилась и внесла залог одна высокопоставленная особа, а именно ее светлость герцогиня Лариса Ольторн. Не подскажете — чисто из любопытства! — почему она это сделала?

— Я ей нравился, — улыбнулся Ариэл, принимая правила игры.

— Допустим… — Тон следователя опять стал серьезным. — Я не собираюсь докапываться до истинных причин и тем более искать связь между этими двумя фактами. Но в вашем деле появились новые обстоятельства. Мною был отправлен запрос в канцелярию двадцать шестого гвардейского полка, и не так давно получен ответ.

Казенная бумага с гербовой печатью лежала вверх тормашками, Ариэлу было трудно прочесть, что там написано, но он все равно кивнул.

— Командование дало вам весьма лестную характеристику. Честность, благородство, смелость, решительность, чувство долга… Образ идеального офицера! Конечно, были отмечены и недостатки: свободомыслие, трудности в общении с товарищами, неуживчивый характер, любовь к неоправданному риску, даже неповиновение приказам! Но при этом ни слова о жестокости по отношению к простым солдатам и тем более мирному населению.

— Не понимаю.

— Вы командовали целым отрядом. — Холодный Туман нашел нужный документ и пробежался глазами по строчкам. — И за все время ни разу не допустили вольного или чрезмерно жестокого обращения с солдатами. Ни одного превышения должностных полномочий, ни одного случая рукоприкладства или телесного наказания, за исключением трех трибуналов, когда судили дезертиров и мародеров. И то вы просили смягчить приговор. А во время войны…

— Да какая это была война, — отмахнулся Ариэл. — Так, приграничная стычка и подавление парочки мятежей в колонии. Они там вечно бунтуют, мы были больше нужны для устрашения уже завоеванных племен, чем для покорения новых и расширения границ империи…

— И тем не менее! Факты говорят о том, что вы к мятежникам и бунтовщикам из числа мирного населения тоже относились избирательно. Кого-то карали по всей строгости закона, а кому-то ограничивались предупреждением и отпускали на все четыре стороны…

— За что потом сидел на гауптвахте, — кивнул Ариэл.

— Да, это тоже отражено в документах. И тем не менее, несмотря на эти и некоторые другие конфликтные ситуации, за вами не было замечено жестокости.

— И к чему вы это говорите? — сказать по правде, Ариэл не был в восторге от того, что вскрылось его военное прошлое. Он приобрел патент лейтенанта, больше подчиняясь завещанию приемных родителей, и снял военный мундир при первой же возможности.

— А к тому, что тело убитого Фила Годвина было обезображено. — Рогач нашел еще один документ. — Выколоты глаза, срезан кончик носа, разорвана губа, исцарапаны щеки, срезана часть скальпа. Причем, как удалось установить, резали уже мертвого человека. То есть сначала его убили, а потом изуродовали. Вывод отсюда можно сделать однозначный — кто-то очень хотел, чтобы убитого приняли за Фила Годвина. И сделать это мог только…

— Сам Фил Годвин. Или кто-то, кому нужно было как можно дольше считать его таковым, — добавил Ариэл. — Я же передавал вам записку! Она была написана рукой Фила. Он договаривался о встрече с владельцем того камзола, который я машинально снял с гвоздя в лаборатории мастера Молоса. Достаточно определить, кому он принадлежал, — и вы можете найти если не настоящего убийцу, то хотя бы его сообщника.

— Записка — еще не доказательство. Человек может сказать, что вы ее нарочно подбросили, что это не его камзол, что он даже никогда не встречался с убитым. Все это — только голословное утверждение…

— Утверждение, которое может стоить мне свободы! — фыркнул Ариэл.

— Но, на ваше счастье, есть кое-что еще. Вскрытие показало, что смертельные раны не были нанесены кортиком.

— А чем?

— Длинным тонким стилетом. Лезвие прошло глубже, чем кортик. Кроме того, стилетом явно резали плоть, чтобы сделать надрез достаточной ширины и вставить туда лезвие кортика. Версию подтверждают и края разрезов — плоть именно пилили, расширяя до нужных размеров. Вы можете это как-то объяснить?

— Только одним — некоторое время назад я участвовал в эксперименте по подселению живой души в неживой объект. В качестве опытного образца использовался именно мой кортик, в результате чего он обрел нечто вроде привязанности. И в чужих руках просто не способен нанести смертельную рану. Тот, кто убил Фила Годвина и изуродовал его тело, прекрасно знал об этой тонкости. Если только в моих руках кортик может убивать, значит, только я и мог убить этого человека. А раз, как вы говорите, использовали два орудия убийства, значит, второе держал кто-то еще, не я.

— Да. — Следователь в продолжение всего монолога внимательно смотрел на разложенные на столе бумаги и лишь сейчас поднял взгляд, моргая длинными ресницами. — Я пришел к аналогичному выводу. А вы можете предположить, кто бы это мог быть?

— Ну, — Ариэл пожал плечами, — учитывая то, что труп был изуродован, могу предположить, что убийцей был сам Фил Годвин.

— И убил он сам себя? Или кого-то еще?

— Откуда я знаю? Скорее всего, это один из тех несчастных, кто числится в сводках вашего ведомства как пропавший без вести. Если не ошибаюсь, в столице ежедневно пропадает несколько человек?

— Да, и не все тела потом находят. Ваша версия хороша, но у нее есть один существенный недостаток. — Холодный Туман вздохнул. — Нет прямых доказательств, что Фил Годвин жив. Где он скрывается? В чем причина его внезапного исчезновения?

— И вы предлагаете мне найти эти доказательства?

— Да. Это в ваших же интересах!

— Вы думаете, что я справлюсь?

— Конечно! Желаю успеха.

Он махнул рукой, указывая на дверь.

— Я могу быть свободен? — Ариэл осторожно поднялся, посматривая на констеблей.

— Да, разумеется. — Рогач уже придвинул к себе чистый лист и стал записывать краткое содержание беседы, тщательно выводя каждую буковку. — Желаю успеха.

Мужчина сделал несколько шагов к двери. Констебли расступились перед ним. Один распахнул дверь. Тихо усмехнувшись, Ариэл переступил порог, но стоило ему сделать несколько шагов по коридору, как констебль мягко взял его за локоть:

— Прошу сюда!

Они свернули к простой двери, находившейся чуть дальше по коридору, чем кабинет следователя. Дверь распахнулась в ответ на условный троекратный стук. Ариэл угадал в нем первые звуки государственного гимна. Хм, интересно! Этот порог он переступил, заинтригованный.

Типичный кабинет следователя, во многом похожий на тот, где с ним беседовал рогач, но выходивший окнами на внутренний дворик. Впрочем, рассмотреть обстановку ему не дали. В кабинет вошли двое. Один отворил дверь и, кивнув вошедшему, тотчас вышел.

У окна в кресле сидел мужчина немного старше пятидесяти лет, среднего роста, плотного сложения, в простом сером мундире без каких-либо знаков отличия. Лицо его было обыкновенным, незапоминающимся, хотя в нем чувствовались признаки того, что обычно называют породой.

— Добрый день, господин Боуди, — промолвил он негромко, не спеша встать. — Вот мы и встретились.

Этот голос Ариэл уже слышал пару недель назад, и сейчас он отступил на шаг, склоняя голову.

— Добрый день, ваше…

— Без лишних слов. — Мужчина вскинул руку. — Я хотел приватно побеседовать с вами, без свидетелей и протокола. И в первую очередь поблагодарить за проявленное вчера мужество и героизм.

— Это слишком громкие слова, ваше… сиятельство, — ответил Ариэл, не поднимая глаз.

— Отнюдь! Кто знает — может быть, ваш вчерашний поступок спас жизни нескольким десяткам или даже сотням людей. И тем, кто пострадал бы под колесами этого… монстра, и тем, кого затоптала бы перепуганная толпа. Ваш поступок заслуживает награды…

— Ваше сиятельство, я сделал это не ради денег!

— Помню. — Собеседник улыбнулся. — Ради женщины! Надеюсь, она оценила ваш поступок по достоинству?

В прищуренных глазах плавали смешинки. Ариэл вспомнил поведение Агнии вчера днем и пожал плечами.

— В принципе да. Она… все еще мне не доверяет настолько, чтобы…

— Ну, это не главное. — Мужчина усмехнулся одними глазами, лицо и голос оставались серьезными. — У вас есть шанс.

— Вы думаете? — Слово вырвалось само прежде, чем Ариэл сообразил, что с этим человеком нельзя говорить как с простым смертным.

Но тот, кажется, не заметил ни оговорки, ни смущения собеседника.

— Да. У вас будет шанс показать, что вы достойны доверия. Ведь я собираюсь доверить вам важное дело…

— Что?

— Я хочу поручить вам расследовать инцидент, произошедший вчера на стадионе.

— Мне? — Ариэл нервно дернул щекой и сделал над собой усилие, чтобы не рассмеяться. — Но я…

— Думаете, я ничего о вас не знаю? — Смешинки исчезли из глаз мужчины, он встал и заговорил сухо и властно. — Ариэл Боуди, настоящее имя неизвестно. Двадцать восемь лет. Приемный сын семейства Боуди, был подброшен в воспитательный дом спустя два дня после рождения, откуда усыновлен в возрасте шести месяцев. Закончил частную школу для мальчиков. Не блестяще, но оказался в числе дюжины лучших выпускников…

— Тринадцатым, — проворчал себе под нос Ариэл и, по счастью, это замечание осталось без ответа.

— В четырнадцать лет после смерти приемных родителей вы поступили в высшую офицерскую школу, откуда через четыре года вышли с патентом лейтенанта. Состояние, оставленное семейством Боуди, позволило вам оказаться в двадцать шестом гвардейском императорском полку, который вскоре отправился в южные колонии для надзора и обеспечения порядка в провинции Зейнар. Служили не слишком хорошо, заработали восемь нареканий и шесть поощрений, но в целом были одним из лучших офицеров полка и заслужили весьма похвальную характеристику. Отличились при подавлении локальных конфликтов среди восставшего местного населения, провели три карательные операции. Могли сделать карьеру, вас уже собирались произвести в капитаны, но вдруг вы подаете в отставку и возвращаетесь в столицу. Ведете весьма… мм… странный образ жизни, подаете прошение о зачислении вас в слушатели университета, где учился ваш сводный брат Марек Боуди, законный сын ваших приемных родителей. Продолжаете вести разгульный образ жизни, связываетесь с криминальным миром столицы, имеете несколько столкновений с законом, но выходите сухим из воды, после того как вам предлагают стать осведомителем. Еще через год из-за дуэли с одним из подмастерьев вас отчисляют из университета, и практически одновременно вами начинает интересоваться Тайная канцелярия. Вы даете свое согласие на сотрудничество и становитесь тайным агентом, бойцом невидимого фронта и… Продолжать?

Ариэл стоял, опустив голову и сжав кулаки.

— Не надо. Я все понял.

— А раз поняли, то напомню вам еще раз, что вы — офицер на службе правительства. И должны верно служить своей стране. А уж страна — раз у нас с вами состоялся этот разговор — не оставит вас без награды. Вы, кажется, некоторое время назад предпринимали поиски своих настоящих родителей? Я мог бы…

— Не надо, — поспешил воскликнуть Ариэл. — Я… уже почти нашел свою мать.

— Вот как? — Брови его собеседника чуть приподнялись, интонации изменились опять. — И кто же она?

— Этого я пока не могу вам сказать.

— Она не подозревает, что вы — ее сын? Как же так случилось? Вас украли с целью получения выкупа, но так и не вернули?

— Нет. Моя мать… она была слишком молода в то время, чтобы… думать о последствиях. Я прошу вас ее не трогать. Она ничем не заслужила подобного… И если сейчас все откроется, то… Она ведь замужем, и может пострадать репутация ее супруга, хотя он в то время еще и не был с нею знаком.

— Похвальное решение не беспокоить других. Но все равно я подумаю, что для вас можно сделать. Расследуйте это дело, представьте мне результаты. И как можно скорее, капитан Боуди.

Рука сама поднялась в приветственном салюте.

— Слушаюсь, государь. Разрешите выполнять?

Собеседник поморщился, словно Ариэл выдал невесть какую важную государственную тайну, но ничего не ответил. Только кивнул головой, давая согласие.

ГЛАВА 11

Лимания шла по улице, громко цокая копытцами и повиливая задом. Складчатая юбка соблазнительно колыхалась вокруг ее ножек при каждом шаге. Сатирра нарочно старалась вести себя вызывающе, хотя и опасалась близко подходить к людям и рогачам. Но пусть остальные видят, что она — молодая здоровая самочка, готовая и к легкому флирту, и к серьезным отношениям.

Была осень. Та самая ее теплая и благодатная пора, когда жизнь еще прекрасна, но природа уже готовится к зиме. Деревья в парках и скверах пожелтели. В рощах, где изначально и жили сатирры, было полным-полно грибов, и самцы начинали ссориться и драться, а самочки изо всех сил старались привлечь к себе внимание.

Большая часть жизни Лимании прошла в городе, среди людей. Она была совсем крошкой, когда ее родители перебрались сюда и были вынуждены изменить свою жизнь. И юная самочка знала, что в мире человеков не принято, чтобы самцы дрались за самок. Даже когда человеки ведут войны, они воюют не за женщин, а за территорию, за богатство, за власть. Драться из-за женщины здесь не принято. А это значит, как ни печально, что ни один самец-сатир не станет бодаться из-за нее с соплеменником, если не захочет попасть за решетку. И все же Лимания решительно выбрасывала такие мысли из головы. Ведь вертеть попкой, завлекая сатиров, ей никто не запрещал!

Как назло, соплеменников сегодня на улице было раз-два и обчелся. Только пробежал рассыльный, цокая копытами по мостовой, да две мамаши прошли со своими детьми. Но Лимания не теряла надежды и за четвертым поворотом — она гуляла не просто так, а обходя все лавки в квартале со списком покупок! — заметила, что чуть позади, след в след, топает молодой сатир.

Сердце стукнуло — вот она, удача! — но Лимания заставила себя быть сдержанной. Она не должна показывать свою доступность. Драться тут не с кем, так пусть по-иному докажет, что достоин ее внимания. И потом, может, ему просто по пути!

Самочка нарочно отклонилась от маршрута — свернула не туда. Молодой сатир упрямо топал по пятам. Это уже становилось интересно. Лимания зацокала копытцами, вертя юбкой и кокетливо помахивая корзиной. Она уже наполовину наполнилась продуктами — артишоки, два пучка зелени, морковка, капуста, творог, круг сыра, булочки, — но сатирра старалась нести ее так, словно для нее это пара пустяков. Это у человеков принято, чтобы мужчина таскал за женщиной тяжести. У сатиров чем сильнее самочка, тем она крепче и тем здоровее от нее родятся детишки. Лимания зашла в бакалею, купила соль, приправы, спички, чай и замешкалась перед выходом, исподтишка рассматривая улицу. Сатир был тут! Следит он за нею, что ли? Молодой, рога длинные, гладкие, шерсть лоснится, сам выглядит крепким. Глаза, правда, чуть навыкате, зато масть красивая — светлая, рыжевато-золотистая. И такие замечательные кудряшки на макушке!

Налюбовавшись, Лимания вышла из лавки и продолжила путь. И едва не завизжала от восторга, когда цокот копыт соплеменника стал приближаться. Но продолжала шагать, не глядя по сторонам, пока за спиной не раздался голос:

— Вам не тяже-э-эло?

— Нет, — отрезала Лимания.

— И не разре-э-эшите помочь?

— Нет.

— Но корзинка тяже-о-олая!

— Я такое ношу каждый день.

— Ве-э-эликолепно! — проблеял сатир, все-таки поравнявшись с нею. — То есть я хочу сказать, что ты пре-э-экрасна! — перешел он на «ты».

Лимания посмотрела на него вблизи оценивающим взглядом. Светлая шерстка, на шее пробивается грива — знак зрелости. Лицо симпатичное, между рогами на голове — шапочка-колпачок. Из остальной одежды — штаны на помочах и жилетка. Пожалуй, стоит позволить ему некоторые вольности в обращении.

— Мне так часто говорят, — кивнула она, показывая, что пользуется успехом.

— Как тебя зовут?

— Лимания. А тебя?

— Марилий. Тебя проводить?

— У ме-ме-меня еще дела…

— Я пройдусь с тобой. Не возражаешь?

Лимания качнула головой. Ей действительно надо было зайти еще в одну лавку — список покупок почти закончился, — но и поболтать с соплеменником хотелось. Поэтому она решила дойти до соседней улицы и навестить шляпный салон — не для себя, а для госпожи. Она такая молодая и красивая, и хоть пока еще носит траур, но уже появляется в свете, а новых шляпок у нее практически нет! Вдруг там появились новые фасоны? Можно узнать заранее.

Марилий оказался отменным собеседником. Он взялся за ручку корзинки с другой стороны, так что они несли ее вместе, приноравливаясь к шагам друг друга. Сатир рассказывал о себе. Его семья недавно перебралась в столицу из провинции — родители жили по законам человеков, и сам Марилий мечтал тоже связать свою судьбу с одной самочкой на всю жизнь. Он успел устроиться на работу, а в свободное время ходил по улицам и знакомился со столицей.

— Такой большой город! — говорил он. — Мы жили там, где народа мало!

— А я тут с младенчества, — гордо ответила Лимания. — Мама перебралась сюда, когда я была совсем крошкой. Тут она нашла себе-бе-бе второго мужа.

— Ты тут все знаешь?

— Да.

— Покажешь мне город?

О, намечается романтическая прогулка? Неужели ей наконец-то повезло?

— Но я сейчас не могу. — Она указала на корзину. — Столько дел…

— Я помогу.

Ох, от этого заявления сатирра совсем потеряла голову. Как здорово! Чудесно! Волшебно! Великолепно! От радости хотелось петь и плясать. Только бы повезло! Только бы не сорвалось!

Она зашагала по улице, и кавалер пристроился рядом. Вышагивая как можно изящнее и стараясь звонче цокать копытцами, Лимания краем уха слушала воркотню Марилия и одновременно стреляла глазами по сторонам. Увидел бы ее хоть кто-нибудь из знакомых! Самочка редко общалась с другими сатирами из диаспоры — работа у госпожи Агнии не оставляла много свободного времени. Чаще всего с сородичами она случайно встречалась на улице или на базаре. Ну иногда по большим праздникам, которые сатиры по традиции отмечали в городском парке. Подруги часто спрашивали, нашла ли она уже себе кого-нибудь. Вот вам всем! Молодой, холостой, красивый… И сразу обратил на нее внимание.

— У тебя-бя такие красивые глаза! — говорил Марилий. — Сиреневые… И ресницы такие длинные… А какая бе-бесподобная челка… Загляденье!

— Правда? — Лимания млела от восторга.

— Ты очень красивая!

— Спасибо. Ты тоже ничего…

Никого из знакомых, как назло, встретить не удалось, и Лимания начала чувствовать разочарование. Прогулка затягивалась, что рассказывать о городе, историей которого она не интересовалась, сатирра не знала. А дома ждет госпожа Агния. Волнуется и сердится, наверное. Надо ее с Марилием познакомить — авось подобреет.

— Надо покупки отнести, — сказала она.

— К тебе-бе-бе домой?

— Не-э-эт! Я служу горничной у одной дамы. Она ме-ме-ме-ня ждет уже давно.

— Я провожу?

Они направились в сторону Капустной улицы. Лимания отчего-то волновалась, но ее спутник был спокоен. А ему-то что за дело? Он там чужой. Не его будут ругать. Хотя госпожа Агния добрая, не рассердится.

— Твоя госпожа — она какая? — спросил Марилий.

— Молодая, — пустилась в объяснения Лимания. — Красивая. Добрая. И не-не-несчастная.

— Почему?

— У не-нее мужа убили. И она горюет…

— Нового найти не может? — понимающе кивнул сатир.

— Не-э-эт! Она старого любит.

— До сих пор? Почему? Он же уме-ме-мер!

— А она его помнит. Странно, правда?

Марилий кивнул. Для сатиров было в порядке вещей создавать брачные союзы всего на год-другой. Понравится вместе жить и растить ребенка — остаются еще немного вместе. Надоело — самец просто собирает вещи и уходит. А самка ищет нового мужа.

На Капустной улице обычно до соседней лавки не добежишь, чтобы соседа не увидеть, но в этот раз поблизости знакомых лиц не было. А вот незнакомые — имелись. Лимания насчитала троих и немного заволновалась. Интересно, вернулся ли уже господин Ариэл? Госпожа его, конечно, недолюбливает, но все-таки мужчина в доме нужен. С ним всяко спокойнее. Марилий, правда, тоже мужчина, но против рогача или даже человека все равно слабоват.

Перед ее домом сатир остановился, запрокинув голову и осматривая небольшой двухэтажный особнячок.

— Ого! — воскликнул он. — И ты живешь в таких хоромах?

— Ну, — смутилась Лимания, — это дом мое-э-эй госпожи. Я — горничная. Мне-не-не не удалось найти другой работы — и вот я здесь. Но ты не думай, — быстро добавила она, — госпожа Боуди хорошая, добрая. И платит вовремя. И мне-не-не не тяжело совсем у нее работать!

— Ага, корзинки вон какие тяжелые таскаешь! — фыркнул Марилий.

— Так это на первый этаж!

— Я отнесу?

Лимания смутилась. С одной стороны, ей хотелось, чтобы этот красавчик не исчез бесследно, а с другой — с точки зрения сатиров подобное поведение предполагало форсирование событий. Уже ночью она и Марилий могут оказаться в одной постели. Ей этого хочется? Да! Так быстро? Нет!

— Давай встретимся завтра? — предложил сатир, и это решило дело.

Лимания достала из кармана передника ключ и отперла дверь, пропуская гостя в прихожую. Вернее, он почти втолкнул сатирру внутрь, не давая задержаться на улице лишнего мига:

— Показывай, что и где тут у вас!

Лимания прошла несколько шагов вперед, по тесному коридору по направлению к дверям, ведущим на кухню и в комнаты прислуги, когда за спиной хлопнула, распахиваясь, дверь.

Удивленная, сатирра начала оборачиваться, чтобы посмотреть, почему дверь распахнулась, и в этот самый миг что-то тяжелое обрушилось ей на затылок.

Ариэл возвращался в дом Агнии со смешанным чувством. С одной стороны, его не могло не радовать оказанное доверие. А с другой — в душе был страх: а ну как его постигнет неудача? Император взвалил на него огромную задачу. Как подступиться к этому делу? А отыскать ответ необходимо — хотя бы потому, что от этого зависит и его личная жизнь. Агнии нужны доказательства того, что Марек умер не от его руки. Поверив, что Ариэл не убийца, она станет доверять ему и, как знать, может быть, однажды сменит гнев на милость. Ради призрачной надежды, ради только намека на ответное чувство со стороны этой женщины Ариэл был готов решиться на многое. Даже на то, чтобы вернуться на службу.

Дом встретил его тишиной, и это насторожило сразу. Обычно Лимания хлопотала на кухне или стирала, подметала, вытирала пыль. Ее присутствие было ненавязчивым, но создавало шумовой фон — шаги, шорохи, звук дребезжащего тоненького голоска. А сейчас все было тихо. Слишком тихо.

— Агни?

В ответ ни шороха, ни звука.

— Агни, это я.

Шагая через три ступеньки, он поднялся в жилые комнаты. Дверь в гостиную нараспашку.

Одного этого было достаточно, чтобы Ариэл почувствовал неладное. Агния всегда прикрывала двери. У нее вообще не было привычки оставлять их открытыми — ее отрочество прошло в пансионе, где каждая девочка была рада малейшему шансу уединиться. Ариэл ее понимал — в закрытой школе и кадетском корпусе он тоже мечтал о тихом уголке, где никого не будет рядом. Он тоже любил закрытые двери — и это, пожалуй, было единственным, что у них имелось общего. Но что должно было произойти, чтобы Агния оставила дверь открытой?

«Ничего хорошего», — понял он, замерев на пороге.

Гостиная носила следы легкого беспорядка. Такое впечатление, что покидали дом в страшной спешке. Опрокинутый стул, от сдвинутого кресла половик собрался складками. Разбросанные вещи. Кочерга где-то в стороне, словно ее пинком отбросили подальше. Перевернутая корзина с рукоделием — клубки, игольница, ножницы валяются, где попало. Рядом, на полу, сорочка. На белой ткани — след чужого сапога.

Чужой.

Ариэл припал на колено, всматриваясь в отпечаток обуви. Ничего приметного не было. Сапог как сапог. След не слишком четкий. Ну это как раз понятно — на улице сухо, ни луж, ни грязи, испачкаться негде. А если владелец этой обуви приехал в экипаже, то и вовсе.

Мужчина огляделся. Нет, беспорядок в комнате не был следствием обыска. Кто бы ни явился сюда, он слишком спешил, чтобы тратить время на поиски тайников.

— Агни? — позвал Ариэл, не особо надеясь на ответ. — Агни, все в порядке. Это я.

Тишина.

Выпрямившись, он прошел в спальню. Там все было как обычно, если не считать валявшихся на полу вещей, смятой постели, сброшенных с туалетного столика флаконов. То же самое в библиотеке. Только разворошен письменный стол Марека, но, видно, если что-то и искали, то быстро, кое-как, скорее чтобы создать видимость обыска. Ариэлу не приходилось, даже во время службы, проводить обыски. Он был из тех, кого использовали, если надо применить силу. Угроза, похищение, вооруженное нападение с целью напугать, а то и покарать предателя, оставив на трупе записку: «Так будет с каждым, кто не умеет хранить тайны».

— Агни, — промолвил он, уже догадываясь о самом худшем.

Быстро зарядив пистолет, он вышел из библиотеки, осторожно спустился на первый этаж. В то, что Агния ушла сама, даже не ушла, а сбежала из дома, он не верил. Ридикюль молодой женщины, плащ, шляпка, перчатки — все осталось на месте. И нигде не было домашнего коричневого платья. Черное траурное платье и другое, темно-фиолетовое, в котором она была на техническом шоу, валялись в спальне возле гардероба. И ее полусапожки тоже на месте. Уйти в домашнем наряде, без верхней одежды, уличной обуви и денег — это так не похоже на рассудительную и строгую Агнию Боуди! Но что-то заставило ее так поступить. Может, призраки? Да нет! Такого просто не может быть! Ариэл верил в существование призраков. Он сам неоднократно встречал их и знал, что вилы, которые якобы до сих пор танцуют по ночам в городском парке на берегу пруда и которые могут исполнять желания, — это суть души умерших без погребения людей. Да и ночью на кладбище не стоит находиться в одиночку без крайней необходимости. Более того — ему самому не так давно являлся призрак Марека. Но чтобы средь бела дня?

Размышляя, он дошел до нижней ступеньки и остановился. Прислушался. Показалось или нет, но в недрах дома кто-то был. Ему померещился неясный звук.

— Кто здесь? — крикнул во всю силу легких. — Выходи!

Звук повторился. Без сомнения, его услышали.

— Лучше выходи сам! Тогда точно плохого не сделаю! — И в доказательство серьезности намерений взвел курки. Он мог выстрелить в упор практически в любого — если этот кто-то кидается на него с оружием. Во время одной из карательных акций пришлось насадить на шпагу двенадцатилетнего мальчишку, бросившегося на него с мотыгой. Правда, когда Ариэл увидел, что тот всего-навсего защищал младших братика и сестру, пожалел о содеянном… Но ведь здесь и сейчас не дети?

В ответ раздался… стон?

— Агни! Это я! — заорал он во всю силу легких, едва ли не впервые теряя самообладание. Воображение нарисовало молодую женщину, истекающую кровью, забившуюся в дальний угол, беспомощную, умирающую.

— Агни!

— Э-э-э…

Голос шел откуда-то со стороны кухни и кладовой. Держа пистолет наготове и собираясь стрелять в любое живое существо, если это не Агния, Ариэл направился в ту сторону.

— Агни?

— А-а-а… Э-э-э…

Звук доносился… из-под пола? Он несколько раз топнул ногой, и в ответ тоже раздался тихий слабый стук. Подпол! Ну конечно! Надо было сразу…

Крышка была придавлена сверху ларем, где хранилась мука и другие продукты. Сгоряча Ариэл своротил его одной рукой, ногой откинул крышку:

— Агни?

— Не-э-э…

Навстречу из мрака выглянула мордочка Лимании. Увидев нацеленный на нее пистолет, сатирра испуганно заверещала и чуть было не рухнула на пол с шаткой лесенки. Ариэл вовремя успел подхватить ее за загривок, как кошку:

— Вылезай!

Дрожа и блея, та кое-как выбралась наружу, отползла подальше от темного провала, скорчилась в углу на полу. От нее несло козьими катышками, но сейчас мужчине было на это наплевать. Он опустился перед горничной на колени, несколько раз встряхнул ее за плечи, потом дернул за ухо.

— Очнись! Лимания, что тут было? Где Агни?

— Не-э-э зна-а-аю… — протянула она, вздрагивая и всхлипывая. — Голова болит…

— Голова? Чему там болеть, дура безмозглая? Где Агни?

— Не-э-э знаю! Ме-ме-меня ударили по голове… Больно! — всхлипнула сатирра. — Я думала — он хороший, настоящий, а он вот как… За что это мне-э-э?

— Кто тебя ударил?

— Марилий…

— Кто это?

— Сатир…

— Понятно. Где это произошло?

— Зде-э-эсь. Я его… а он ме-ме-меня… — Лимания всхлипывала, скулила, стенала и вздыхала.

— Ты привела сюда чужака?

— Да не-э-эт! Мы на улице познакомились… Он ме-ме-меня до дому проводил. А потом по голове уда-а-арил…

Оставив ее плакать, Ариэл сходил, принес воды и выплеснул на сатирру. Та испуганно взвизгнула, но мигом успокоилась и с грехом пополам рассказала все. Как она решила пригласить нового знакомого к себе домой, как он ее ударил и оттащил в подвал, как она провалялась там какое-то время без сознания, а потом, придя в себя, стала звать на помощь. Что случилось с Агнией, служанка не знала, но Ариэлу и того было достаточно. Дождавшись, пока сатирра немного успокоится, он за локоть поставил ее на ноги и потащил к выходу.

— Куда вы ме-ме-меня? — перепугалась та.

— Наверх.

В гостиной Ариэл швырнул Лиманию на диван.

— Все тут прибрать, дверь запереть. Сидеть, никого не впускать, — приказал он и добавил: — Кроме меня. Ждать!

— А вы куда?

— Искать Агнию, — не прибавив более ни слова, Ариэл направился к выходу.

Лимания бросилась было следом — ей было страшно оставаться одной в доме, — но он решительно оттолкнул перепуганную служанку. Постоял немного снаружи, ожидая, пока в замке не щелкнет ключ, и только потом вышел на улицу.

Откровенно говоря, у него не было никаких идей, где может находиться похищенная женщина. Город большой. Впрочем, если подумать, найти ее можно.

Стоя на крыльце, Ариэл огляделся по сторонам. Взгляд его скользил по соседним домам, по мостовой, по фонарным столбам, по редким прохожим — в середине дня, как правило, народу на улице мало — а сам он напряженно раздумывал.

Он отсутствовал не более трех часов. Чтобы за такое короткое время организовать похищение, надо долго следить за домом, выжидая удобного момента. Значит, это опять те же люди и нелюди, что и раньше. Несколько попыток взлома и грабежа результатов не дали, и Агнию похитили в надежде, что она что-то знает. Речь идет о наследстве Марека, как пить дать. Наверняка похитители надеются, что она может указать им, где хранятся его бумаги. Вернуться в дом и посмотреть? Не стоит. Воры уже побывали тут, они что-то искали, но вряд ли нашли. И обыск в кабинете тоже был скорее сымитирован. Значит, дело не в бумагах… Тогда зачем тратить время? Надо всего лишь как следует допросить вдову — и она сама укажет на тайник. Другой вопрос — зачем везти ее куда-то далеко? Ответ один — они не хотели столкнуться с Ариэлом. Тот мог вернуться в любую минуту и нарушить планы. И с той же целью увезли Агнию — оказавшись в незнакомом месте, не уверенная, что ей вот-вот придут на помощь — ведь надо сначала отыскать! — она быстрее сломается и откроет тайну.

Итак, начнем сначала. Воры — или кем они там были на самом деле — знали, что Агния настороже. Они не могли проникнуть в дом просто так и решили действовать через Лиманию. Задурить голову глупенькой сатирре — нет ничего проще. Марилий — Ариэл сомневался, что сатир назвал свое настоящее имя, но другого все равно не было, — сыграл влюбленного, проник в дом и отпер дверь сообщникам. Было понятно и то, почему Лимания осталась жива, ведь сатир никогда не причинит вреда сатирре, самке своего племени. Экипаж ожидал в укромном месте, где-нибудь в переулке поблизости. Похитители быстро проникли в дом, схватили Агнию и увели. Ее запихнули в экипаж — наверняка закрытый, типа кареты — и увезли в неизвестном направлении. Хотя почему сразу «в неизвестном»? Среди бела дня в столице трудно остаться незамеченным. Если расспросить соседей, особенно в особняке купца по соседству, наверняка можно найти свидетелей, которые что-то заметили.

Ободренный этой мыслью, Ариэл решительно направился к соседнему дому.

Его предположения в какой-то мере оправдались. Оказывается, супруга купца весь день скучала и сидела у окна, ожидаючи мужа и наблюдая за людьми. Она случайно заметила, что в дом молодой вдовы, где с недавних пор поселился привлекательный мужчина — Ариэл и без намеков понял, что речь идет о нем, — вошли трое. Рассмотреть их не удалось — они выбрались из наглухо закрытой кареты, запряженной парой гнедых коней. Купчиха тогда еще подумала, что это прибыли люди из Тайной канцелярии — как раз арестовать жильца вдовы. И внимательно рассмотрела карету, чтобы потом было о чем посудачить с соседками. Запомнила, что экипаж был старый, но его недавно чинили — поставили новенькие колеса и выкрасили в темно-коричневый цвет. На козлах сидел человек. Он кинул монетку сатиру, который вышел следом за людьми.

Конечно, купчиха, притаившись за занавесками, рассмотрела, как трое мужчин выносят молодую женщину, хозяйку дома. Та была либо без сознания, либо вовсе не собиралась идти своими ногами, подчиняясь похитителям. Соседка рассмотрела все — ее домашнее платье, ее растрепавшуюся прическу. Кажется, она даже запомнила выражение лица женщины. Притаившись за занавеской, она проследила, что карета покатила вглубь Капустной улицы и в конце завернула направо. И было это буквально за несколько минут до того, как с противоположной стороны, от Кожевенной улицы, вернулся Ариэл.

Тот еле дотерпел, пока купчиха в своем повествовании дойдет до этого места, и выскочил вон, прекрасно понимая, что своей спешкой дает пищу для новых размышлений. Но ведь он сам как раз в те минуты шел по Кожевенной улице, на которую выходила Капустная. И припомнил, что действительно из-за поворота выехала на большой скорости наглухо закрытая карета, устремившаяся в сторону Радужного проспекта. Он заметил экипаж, но никак не мог предположить, что внутри находится Агния! И потерял почти полчаса, изучая обстановку. За это время женщину могли увезти куда угодно!

Агнии было страшно. Так страшно, что она почти ничего не чувствовала. Когда в гостиную, где она шила рубашку — вдруг до нее дошло, что Ариэл живет у нее уже несколько дней и всегда ходит в одной и той же рубашке, не имея смены белья! — ворвались незнакомцы в полумасках, она успела только вскочить. Ее схватили. Она пыталась сопротивляться, вырывалась, но против троих мужчин ничего не могла поделать. Ее просто вынесли из дома и засунули в карету, куда тут же втиснулись и похитители.

На небольших зарешеченных окошках были темные шторки, не позволявшие запомнить дорогу. Но Агния была не в том состоянии, чтобы смотреть по сторонам. Ее крепко держали за локти два человека, третий устроился на сиденье напротив. Впервые в жизни оказавшись в окружении незнакомых мужчин, молодая женщина больше всего на свете боялась, что сейчас над нею надругаются. Она мысленно уже чувствовала чужие руки, шарящие по обнаженному телу, в ее фантазиях на нее наваливался чужой потный мужик, и внутренности пронзала боль. Воображение столь ярко нарисовало картину того кошмара, который ждал впереди, что Агния к тому моменту, когда карета, промчавшись по улицам города, наконец остановилась, почти лишилась чувств. Смутно она ощущала, как ее поднимают на руки, выносят из кареты, потом поднимаются на крыльцо, затаскивают в дом, спускаются на несколько ступенек, затем осторожно кладут на скамью. Уходят. Слышится щелчок запирающегося замка. А потом — удаляющиеся шаги. И тишина.

Несколько минут Агния лежала неподвижно, боясь пошевелиться и открыть глаза. Кружилась голова, во всем теле была слабость, а сердце бешено колотилось. Наконец немного успокоившись, она рискнула разлепить веки и осмотреться.

Небольшая полутемная комнатка была почти пустой. Скамья, на которой лежала сама молодая женщина, несколько ящиков и старый рассохшийся шкаф составляли всю обстановку. Сбоку от двери, под потолком, было полукруглое окошко, пол покрыт слоем пыли и мелкого мусора — видимо, комнатой не часто пользовались. Пахло мышами, плесенью, старым деревом и земляной пылью.

Агния тихо села, опираясь на дрожащие руки. Страх полностью парализовал ее волю. Она не верила, что такое могло случиться с нею. Она читала книги о том, как прекрасная дева попадает в плен к разбойникам. Как правило, бедняжка недолго грустит и чахнет — атаман проникается сочувствием к юной красавице и предлагает ей руку и сердце. Внимательно рассмотрев похитителя и пару раз поговорив с ним по душам, дева начинает испытывать по отношению к нему нежные чувства, а потом непременно оказывается, что он — наследник старинного и богатого рода, когда-то невинно оклеветанный и вынужденный с тех пор влачить столь жалкое существование. В книгах справедливость торжествует, негодяи, оклеветавшие героя, получают по заслугам, и дева с благородным разбойником идут под венец. Но это были книги. А где здесь благородный атаман? Какова ее судьба? Она не богата, не слишком знатна, у нее нет влиятельной родни. У нее вообще никого и ничего нет. Но ее все равно похитили и привезли сюда. Почему?

Снаружи было тихо. Агния немного посидела на лавке, потом осторожно спустила ноги на пол. Поморщилась от боли — когда ее вытаскивали из дома, похитители не слишком церемонились с пленницей, и теперь у нее болели плечо и рука. Осторожно огляделась, прислушиваясь. Ей показалось, что где-то слышны приглушенные голоса. Охранники?

Агния тихо встала, сделала несколько шагов. Перебирая по стене руками, добралась до окошка, привстала на цыпочки, пытаясь разглядеть, что там, снаружи. Ничего не видно. Какой-то внутренний дворик, заросший сорной травой, да глухие стены. Много ли увидишь снизу? Где же она?

Устав глядеть на сорную траву и камни ограды, узница прошлась вдоль стен, изучая свою тюрьму, тщетно пытаясь найти выход. Попробовала открыть дверцы шкафа, но они рассохлись и оказались плотно закрыты. Ящики были заколочены. В них явно лежало что-то тяжелое — как ни старалась, Агния не могла сдвинуть их с места. Со Скамьей дело пошло чуть быстрее, но она сдвинулась с места с таким противным скрипом, скользя ножками по твердому, словно камень, полу, что Агния поскорее бросила это занятие. А вдруг охранники услышат, как она пытается сбежать? И мало подтащить скамью к окну — надо еще как-то ухитриться выломать решетку и протиснуться в окошко.

Тихий скрежет ключа в замке нарушил размышления узницы — скрип услышали. Агния вздрогнула от неожиданности, попятилась, вжимаясь лопатками в стену. Дверь отворилась. На пороге показался незнакомый мужчина. На вид ему было чуть за тридцать. Он был одет в темный простой сюртук, короткие штаны, обыкновенные башмаки и походил на подмастерья средней руки или мелкого служащего. Агния могла поклясться жизнью, что никогда его прежде не видела. Вряд ли он был одним из той троицы, что ворвались в ее дом.

— Добрый день, сударыня, — промолвил незнакомец, останавливаясь на пороге. — Вижу, вы уже пришли в себя?

Агния не сводила с него глаз. Этот человек был невооружен, но от него веяло чем-то жутким.

— Вы кто? — наконец выдавила она.

— Мое имя вам знакомо, но пока я желаю сохранить его в секрете. Но если хотите как-то ко мне обращаться, зовите меня мастером. Правда, я не имею чести состоять в числе мастеров университета, каковым мог бы стать ваш покойный муж, но, откровенно говоря, мне это не нужно.

— Мой… муж?

— Ваш покойный муж, Марек Боуди, сударыня. Я знаю, кто вы. Я все про вас знаю. Знаю, что вы живете одна на Капустной улице. Знаю, что Марек Боуди оставил вам очень маленькую пенсию, которой едва хватает на то, чтобы сводить концы с концами, но вы столь горды, что предпочитаете жить практически в нищете, экономя на всем необходимом.

— Это не ваше дело, как я живу, — обиделась Агния.

— Разумеется. Ваша жизнь, если честно, меня не особенно касается. Мы с вами друг другу чужие люди. И вы мне по большому счету безразличны.

— Тогда отпустите меня, — предложила Агния.

— Не раньше, чем вы кое-что для меня сделаете.

Ну так и есть! Сейчас он ее обесчестит! Или с нею произойдет нечто жуткое, по сравнению с чем и смерть не так страшна. Но что же хуже смерти и насилия?

— Предупреждаю — я буду кричать! — промолвила Агния дрожащим голосом.

— Кричать? А вы уверены, что вас услышат?

— Я буду громко кричать, — предупредила она. — И еще буду сопротивляться! Вам будет трудно добиться своего!

Незнакомец, представившийся как мастер, усмехнулся:

— Вы, конечно, красивая женщина, и я понимаю, что в вас нашли братья Боуди. Но мне от вас нужно совсем другое.

— А что? — против воли заинтересовалась Агния.

— То, что вам никогда не принадлежало. То, что вам совершенно не нужно, без чего вы прекрасно жили до сих пор и вполне сможете жить дальше, не испытывая никаких неудобств. Это то, что оставил вам ваш муж.

— Марек? — изумилась Агния. — Но он мне ничего не оставил… Только кое-какие сбережения и бумаги.

— Позвольте с вами не согласиться.

— Но это правда! Клянусь вам!

— А если подумать?

Голос ее собеседника звучал вкрадчиво, и это бросало в дрожь. Агния прижала руки к груди.

— Я не знаю, о чем вы говорите…

— Вспомните. Ваш муж должен был оставить вам кое-что важное. Неизмеримо важнее, чем деньги, титул, никчемные бумажки, исчерченные непонятными значками!

Записи Марека — никчемные бумажки? А что же тогда важно? Она затрясла головой, пытаясь собрать мысли воедино и теряясь в догадках. Но ее собеседник — в числе похитителей его не было, это точно, теперь она вспомнила! — понял все по-своему.

— Вы отказываетесь сотрудничать, — произнес он по-прежнему мягко и спокойно. — Или вы не понимаете, какую ценность для науки представляет наследство вашего покойного супруга… Ладно-ладно, не совсем покойного, ведь мертвые живы до тех пор, пока о них помнят!.. Или вы нарочно стоите на пути у научно-технического прогресса? Как бы то ни было, мне крайне важно получить то, что оставил вам Марек Боуди. Оставил, допустив ошибку, ибо мне совершенно ясно, что женщина, с ее ограниченным умом, не в состоянии постичь всю важность сделанных им открытий. Отдайте мне его наследство или укажите, где находится тайник, — и вас тотчас же отпустят.

— А если я не скажу? — поинтересовалась Агния.

— Скажете. — Мужчина отступил на шаг. — Если хотите выйти отсюда живой.

— Что? — Она не поверила своим ушам. — Вы оставите меня… здесь?

Она оглядела полуподвальное помещение, скудную обстановку, зарешеченное окошко.

— Мне жаль, что приходится держать вас здесь. — На сей раз ее поняли правильно. — Но некоторый дискомфорт поможет вам побыстрее все вспомнить. Пока оставлю вас одну. Когда вспомните, подойдите к двери и постучите три раза вот так. — Костяшками пальцев он выбил нехитрую дробь. — Запомнили? Тогда счастливо оставаться!

И ушел, заперев за собой дверь.

Агния привалилась к стене, чувствуя, что еще немного — и упадет без сил. Потом сползла на пол, еле живая от слабости и страха. Марек, милый Марек, что же такого ты оставил?

Вечером того же дня Ариэл сидел на скамье в городском парке недалеко от пруда и ждал.

Весь день он бегал по городу, пытаясь отследить путь кареты, но потерял его на третьем перекрестке. На многолюдных улицах не так много народа обращает внимание, куда и кто проехал. Праздношатающиеся гуляки не в счет. Владельцы мелких лавочек, коих на Радужном проспекте было великое множество, никуда не отлучались, но больше интересовались клиентами, чем каретами. Констебли на улицах были обязаны следить за порядком, а карета не нарушила правил.

Ничего не дали и поиски сатира Марилия. В районе, где проживали его соплеменники, нашлось пять или шесть Марилиев, но это были либо подростки, либо сатиры в возрасте. А шестой, молодой и холостой, имел кривой правый рог и темно-рыжую масть. И никто из опрашиваемых не мог вспомнить светловолосого парня с прямыми рогами. Либо лгали, не желая иметь ничего общего с посторонним человеком, либо он действительно недавно прибыл в столицу из провинции и еще не успел примелькаться.

Правда, существовал и третий вариант, и, подумав о нем, Ариэл обратился к своим старым знакомым. Двойная жизнь, которую он вел последние шесть лет, жизнь одновременно и агента Тайной канцелярии, и наемного бретера и грабителя, позволила ему завести знакомства среди криминального мира столицы. Правда, последний год он почти ни с кем не общался, а после смерти Марека и вовсе ненадолго залег на дно, но старые связи сохранились. В конце концов, ему согласились устроить встречу с одним из глав преступных кланов, ликантропом, который проходил в картотеке полиции просто как Лохматый.

Осенний вечер в городском парке был тих и прохладен. В разгар золотой осени темнеет достаточно рано, и здесь, на одной из боковых аллей, сгустились сумерки. Скамейка находилась в тени, ближайший фонарь желтым пятном выделялся сквозь поредевшую листву деревьев ярдах в тридцати. Было бы лето, позднее время суток не мешало бы отдыхающим совершать вечерний моцион. Порой тут до полуночи на площадке играл оркестр и прогуливались под фонарями пары. Но здесь и сейчас человек был единственным посетителем, время от времени посматривающим на часы.

С пруда тянуло сыростью, свежестью и запахами травы и водорослей. Парк был разбит лет триста назад, когда быстро увеличивающаяся столица добралась наконец до рощи на берегу реки. Сначала хотели застроить это место, но некий вельможа выкупил землю, перегородил речку, сделав пруд, вдобавок к роще высадил еще несколько десятков деревьев, разбил клумбы, проложил между ними дорожки и обнес все это оградой.

Лет двести парк был императорским — здесь могли отдыхать только члены августейшей фамилии и особы, приближенные к правителю. Лишь сто лет назад его открыли для посещения простых горожан. Примерно тогда же парк облюбовали и нелюдские меньшинства — сатиры, рогачи, ликантропы, лепрехуны. Что до вил, то они были тут всегда, — в их честь парк изначально назывался Вилий Луг.

Но Ариэлу было не до красот природы и истории. Он устал, проголодался, весь день провел на ногах и лишь один раз забежал домой к Агнии. Проведал перепуганную Лиманию и выяснил, что похитители никак о себе не заявили — ни записки с требованием выкупа, ни попыток проникнуть в дом не предпринималось. Не хотелось думать, что дело в женщине и что ее похитили торговцы живым товаром, чтобы переправить куда-то в южные земли. Правда, торговцы интересуются, как правило, молодыми девушками от тринадцати до семнадцати лет, а Агния намного старше, но из каждого правила бывают исключения. Торговцам могли заплатить за то, чтобы они взяли ее. Как бы то ни было, каждая минута промедления уменьшала шансы найти Агнию живой. Но, с другой стороны, если он сейчас встанет и уйдет, то нетерпением нанесет оскорбление всей диаспоре ликантропов, а среди них есть и порядочные, честные жители столицы. И Ариэл сидел, ждал, скрипел зубами, но терпел.

За шорохом листвы он не различил осторожных шагов, но ударивший в нос запах псины спутать не мог ни с чем. Ликантроп подобрался со спины, облокотился на спинку скамейки.

— Здор-рово, гладкокожий. На луну воешь?

— И тебе привет, Лохматый. — Ариэл покосился на небо, где в разрывах облаков прятался молодой месяц. — Тут, пожалуй, завоешь…

— Тебе чего надо?

— Ищу я кое-кого. Из ваших.

Обернувшись через плечо, Ариэл в упор посмотрел на заросшее коротким жестким волосом лицо — длинный нос, тяжелые челюсти, слегка заостренные уши, расположенные чуть выше, чем у людей, раскосые желтые глаза. Внешне Лохматый ничем не отличался от любого другого своего соплеменника. И в случае чего отыскать его было бы трудно — ведь главным отличием одного ликантропа от другого является запах.

— Какое совпадение! — выдержавший взгляд человека Лохматый тяжело задышал всей пастью, что должно было означать смех. — Тебя кое-кто тоже ищет. И тоже из наших!

— Мне не до шуток, Лохматый! И мне действительно надо, чтобы ты кое-кого отыскал.

— Тебе надо — ты и ищи! — Ликантроп демонстративно зевнул.

Ариэл стиснул рукоять заряженного пистолета. Упустивший момент Лохматый дернулся было, заметив резкое движение, но поздно — дуло смотрело прямо ему в лоб. Щелкнул взводимый курок.

— Еще одно слово и…

— Не серебряная. — Ликантроп облизал тонкие черные губы. — Фигня.

— Спорим, с такого расстояния она все равно разнесет тебе череп? Ты меня знаешь, Лохматый…

В определенных кругах его действительно знали — успели узнать за шесть-то лет! — и ликантроп нервно хихикнул:

— Что ты такой дерганый? Я с ним как с равным, а он…

— Знаешь, ты меня с собой не равняй! Если бы у тебя похитили подругу, ты бы давно половину столицы в крови утопил, а я сижу тут, разговариваю…

— Опусти пукалку, — вдруг промолвил Лохматый и в следующий миг одним прыжком перемахнул через спинку скамейки, пристраиваясь рядом на сиденье. Он был без одежды, даже чресла не прикрыты, и развалился с самым вальяжным видом.

— У тебя увели волчицу? И давно?

— Сегодня днем, — ответил Ариэл, мельком подумав, что Агнии не понравится такое сравнение. — И она не моя… То есть не совсем моя. Но я люблю ее.

— И хочешь, чтобы она приносила щенят именно тебе? Должен огорчить — среди наших на такое дело ни один не ходил. Я бы знал. Нанимали одного парня к некой человечке в логово залезть, пошарить по углам, да сорвалось… Но это почти половину луны назад было…

Ариэл благоразумно решил не вспоминать про тот случай.

— Я хочу, чтобы твои волки отыскали некоего сатира. Живым! Молодой, холостой, рога прямые, тонкие. Светлой масти, кучерявый. Звать Марилием… но мне почему-то кажется, что это не настоящее его имя. Говорил, что в столицу прибыл недавно и еще нигде не работает…

— Сатир? — переспросил Лохматый и вдруг расхохотался лающим смехом, хлопая себя ладонями по коленям. — Ох, ну ты и шутник, — отхохотавшись, промолвил он. — Ты сам-то понял, что сказал? Чтобы волки тебе козла живого привели! А если серьезно, то дохлый номер. Сатиры никогда человеческих женщин не похищали!

— Тебе пересказать пару абзацев из учебника истории? — поджал губы Ариэл. — Я не говорил, что этот Марилий выкрал женщину. Но похитители использовали его, чтобы проникнуть в дом. Он мог знать, что это за люди. Это помогло бы мне выйти на след.

— Понятно. А чем рассчитываться будешь? Денег у тебя таких сроду не водилось…

— Не деньгами. Властью. Я в Тайной канцелярии служу.

— Опять? Ты ж вроде уходил оттуда? Дескать, не можешь и нашим и вашим служить!..

— Уходил, — кивнул Ариэл, — да император приказал вернуться.

— Вот оно что… — Ликантроп встал, потянулся. — Ну, если сам император… Ладно, мои парни побегают, понюхают кое-где… но сдается мне, что живым ты этого Марилия уже не застанешь.

— Да мне бы хоть какой след отыскать! И того довольно.

— Ладно. Говоришь, в дом заходил? — Ликантроп почесал когтями щеку. — Приходи сюда завтра вечером… Но за тобой должок!

— Само собой… Как — завтра вечером? — встрепенулся Ариэл. — А раньше?

— А ты как хотел? — оскалился Лохматый. — Это ж как иголку в стоге сена искать! Я пошел.

Одним прыжком перемахнув через спинку скамейки, ликантроп трусцой направился прочь. Устремившись в неосвещенную часть парка, он вскоре пропал из вида — серый на сером. Ариэл остался сидеть на том же месте, вслушиваясь в звуки ночи. Вот где-то прогрохотала поздняя пролетка. Залаяла собака. Словно в ответ ей раздался короткий резкий вой — перекличка ликантропов. Стоило отзвучать их голосам, как в глубине рощи протяжно закричала какая-то ночная птица. Ариэл сидел, сжимая в пальцах пистолет. Идти никуда не хотелось. Казалось, если он не сдвинется с места, время пойдет быстрее и уже до рассвета сатир будет найден. И совершенно неожиданно окажется, что он прекрасно знает имена своих нанимателей и даже может указать примерный адрес. И вызовется проводить…

Конечно, ничего этого не будет. Но помечтать-то можно? Каждая минута задержки означала для Агнии лишние страдания. Только бы ее удалось найти! Только бы она была жива! Пусть ненавидит и презирает его и дальше, но пусть останется живой и невредимой!

Агнии было плохо. Когда день подошел к концу, в подвале сгустилась тьма. Ни свечи, ни лампы ей не принесли. Пленница сидела в темноте, пока могла выносить шорох и скрипы, доносившиеся из углов, а потом, не выдержав, подошла к двери и постучала. Как там ей советовали? Три раза…

Снаружи послышался какой-то шорох, шаги, скрип деревяшки.

— Чего надо? — поинтересовался мужской голос. Не тот, что разговаривал с нею, а другой, ниже и грубее.

— Я… можно мне свечку? Тут темно…

— А ты вспомнила?

— Что?

— Ты должна была вспомнить, что оставил тебе муж!

— Ничего я не вспомнила! И извольте говорить мне «вы»! — обиделась Агния. — Я — женщина!

— А я — мужчина. И что с того? Так вспомнила или нет?

— Марек мне ничего такого не оставлял. Я не представляю, чего от меня хотят! Я… не помню! И я есть хочу. — Ее похитили перед самым обедом, а сейчас было самое время для ужина, и в животе урчало. — И еще…

Признаться, что ей очень хочется в уборную, было стыдно, но, как ни странно, ее поняли.

— Там ведро в углу стоит. Пользуйся! А насчет остального — не велено!

— Кем не велено? — Агнию вдруг заинтересовало имя человека, который приказал ее похитить.

— Кем надо. Вспомнишь — постучи. Тогда все и получишь!

Послышались удаляющиеся шаги. Агния несколько раз стукнула ладонью по двери, но ответа не последовало.

Прислонившись лбом к запертой двери, она несколько минут постояла, пытаясь успокоиться. Потом тихонько, ощупью, двинулась вдоль стены на поиски того самого ведра. Уже стемнело, предметы пропадали во мраке. Только светло-серым пятном выделялось полуподвальное окно. Но ведро действительно оказалось в углу — пленница, пробираясь на ощупь, задела его ногой.

Вернувшись на лавку, Агния посмотрела на окно с тоской и надеждой. А что, если закричать? Интересно, услышит ли ее кто-нибудь?

— Помогите! — произнесла она, прислушиваясь к звукам своего голоса, и добавила громче: — Кто-нибудь! Спасите меня! Я тут! Помогите! Выпустите меня!

Снаружи послышались тяжелые шаги. В дверь тяжело грохнул кулак.

— Заткнись! — посоветовал мужской голос. — Будешь орать — не посмотрю, что женщина. Так врежу — мало не покажется!

— Но вы не можете со мной так обращаться! — попробовала протестовать Агния. — Я вам ничего не сделала… Вы можете дать мне хотя бы воды?

— Пить, стало быть, хочешь? А я — поссать. Поможем друг другу?

От возмущения пленница не смогла вымолвить ни слова, а ее тюремщик рассмеялся и ушел.

Когда его шаги стихли вдалеке, тишина и темнота, казалось, стали еще более осязаемы, а шорохи по углам — громче. Агнию пробрала дрожь. Со страхом оглядела она темное подземелье. Из каждого угла на нее смотрели чьи-то глаза. Везде чудились жуткие тени. В детстве ее как-то раз сестра и кузен заперли в чулане, и, хотя было это ясным днем, девочка тогда натерпелась страху на много лет вперед. И сейчас забытый детский ужас с каждой минутой становился все сильнее. Подтянув ноги на лавку, она долго сидела, обхватив колени руками и вздрагивая от каждого звука. Хотелось пить. Пустой желудок стянуло тупой нудной болью. От помойного ведра воняло.

Уткнувшись лицом в колени, Агния расплакалась от жалости к себе. Ну почему все так происходит? За что ей все это? Она же ничего не знает, ничего не умеет и ничего не помнит! Ей не на кого надеяться, кроме своего супруга. Марек, помоги!

Вспомнив, что муж умер почти четыре месяца назад, Агния заплакала громче. И рыдала, упав на лавку, пока не обессилела и не уснула.

А проснулась от странного звука.

Еще не открывая глаза и находясь во власти сна, она уже сообразила, что это отнюдь не скрежет ключа в замке. В подвале находился кто-то, кому не нужны были двери, кто мог не обращать внимания на замки и запоры, для кого не существовало преград. Было холодно. Так холодно, как бывает, если судить по рассказам священников, только там, в Бездне, где во мраке вечно скитаются души умерших, согреваемые лишь теплом воспоминаний. Так холодно, как бывало, когда к ней с того света приходила душа Марека. И это воспоминание все объяснило.

«Я умерла, — подумала Агния. — Умерла от голода, страха и одиночества. И попала в Бездну. Но на земле я никому не была нужна, меня никто не помнит, и я теперь заледенею… Что будет тогда?»

Она попыталась представить, каково это — быть мертвым, оставаться лишь бесплотным духом, не чувствовать собственное тело. Попыталась поднять руку, приподнялась на локте и неожиданно осознала, что лежит, свернувшись калачиком, на лавке у стены. Бедро затекло от неудобной позы, поясница ныла. Напомнил о себе мочевой пузырь, недовольно забурчал пустой желудок. У душ в Бездне такого не должно быть. Значит, она все еще жива? И все еще заперта в этом подвале?

От осознания этого слезы сами собой потекли по щекам. Но высохли — или, вернее, все-таки оледенели, — когда на нее вновь пахнуло холодом. Агния вздрогнула. Если она жива, холод мог означать только одно — здесь, рядом, гость из Бездны. И это его присутствие разбудило молодую женщину.

«Очнулась…»

Замогильный голос был незнакомым. Было в нем что-то жуткое, из тех самых детских страхов, от чего волосы зашевелились у женщины на затылке. Но она только сильнее зажмурилась, стискивая зубы, чтобы не кричать от ужаса. Если закричать, может прийти тюремщик. И неизвестно, кто страшнее — человек или это существо…

«Очнулась… Ух ты какая… Живая… теплая… смертная…»

Сердце колотилось где-то в горле. Голова кружилась. В уши словно набилась вата. Агния распахнула рот, но вместо крика родился придушенный хрип. И все-таки она не открывала глаз.

«Посмотри-и-и на меня! — взвыл голос. — И у-у-ужаснись!»

Агния прикусила губу и отчаянно помотала головой, чувствуя, что теряет равновесие. Ногам стало мокро. От понимания того, что произошло, ей стало ужасно стыдно. Так стыдно, что она расплакалась, уткнувшись лицом в ладони, всхлипывая и завывая от стыда и страха.

«У-у-у ты какая… — В голосе послышалось что-то вроде разочарования. — Ну-у-у, если так, то… прощай!»

— Нет! — вырвалось у Агнии прежде, чем она поняла, что сказала. — Не уходи!

Рванулась всем телом, вскрикнула от боли в отлежанном боку, выпрямилась, распахивая глаза и хватаясь за лавку, чтобы не упасть от приступа внезапной слабости. Страх остаться в одиночестве пересилил ужас перед неведомым собеседником. Кто бы это ни был, а все же не ее тюремщик. И если бы предоставили выбор, Агния осталась бы с таинственным гостем.

В подвале было светлее, чем несколько часов — или минут? — назад. То ли ночь перевалила за середину и уже наступал рассвет, то ли просто глаза привыкли к мраку, но пленница рассмотрела громаду шкафа, смутные тени ящиков и коробок вдоль дальней стены, прямоугольник двери. Ей показалось, что она даже различает темное пятно помойного ведра в противоположном углу. А прямо перед нею в воздухе парил светлый силуэт. Призрак.

Выглядел он жутко — обтянутый кожей скелет скалил в ухмылке кривые зубы. В провалах глазниц копошились черви, волосы свалялись в войлок, плоть отставала кусками там, где ее не прикрывала выцветшая ветошь платья. С ужасом Агния узнала в одежде остатки собственного домашнего платья. Того самого, в котором была сейчас. И ее домашние туфли были на ногах у призрака. И свалявшиеся волосы словно слагались в ее собственную прическу. Но как такое возможно?

«У-у-угадала! — Призрак протянул к ней костлявые пальцы, пошевелил ими. — Это ты-ы-ы…»

— Нет! — вырвалось у Агнии. Отпрянув, она врезалась лопатками в стену, зажмурилась. — Нет! Нет!

«Да! Да! — глумился призрак. Даже сейчас его жуткий оскал стоял перед мысленным взором. — Это то, что тебя жде-о-от! Ты умре-о-ошь! — завыл он. — Умре-о-ошь здесь! От го-о-олода! Уо-о-оу! И станешь такой… такой… такой…»

Внезапно он изменился — мгновенно, Агния даже не успела испугаться. Вместо скелета в остатках платья перед нею стояла мумия, точь-в-точь такая, как в музее в зале искусства Древнего Кайтарра. Похожая на те мумии, как две капли воды — сухая темная кожа, сложенные на груди руки, кое-как обмотавшие тело заскорузлые бинты, сморщенное лицо, высохшие веки прикрывают глаза, ритуальные рисунки на груди, странная голубая мазь видна между губ, в ноздрях, в ушных раковинах. Набедренная повязка и причудливый головной убор составляют весь наряд и довершают сходство. Но это не женская мумия. Это мужчина. Мужчина со светлыми волосами, слегка вьющимися, как у…

— М-марек?

Высохшие веки распахнулись. На мертвом лице горели живые глаза. Но на сей раз в них была не тоска, а веселая злость.

«У-у-узнала? — Он оскалил зубы. — Иди ко мне! Я заждался».

Затрещали бинты, разрываясь и превращаясь в пыль, когда мумия с видимым усилием попыталась распрямить руки. Агния завопила, срывая голос, схватила первое, на чем сомкнулись пальцы, и запустила в жуткое видение.

Призрак неожиданно отлетел назад, словно был вполне материален. И врезался в стоявший у стены шкаф с сухим стуком, рухнув на пол грудой костей. Рядом валялась домашняя туфля.

Крик захлебнулся в горле, сменившись сдавленным хрипом. Агния сжала шею руками, оцепенев и не в силах даже моргнуть.

А потом услышала шаги. И — обострившимся слухом — злобную ругань в свой адрес:

— Ну, тварь, сейчас я тебе покажу, как орать среди ночи! Я тебя…

Слова, которые он произнес дальше, Агния никогда не слышала даже от Ариэла, а тот редко стеснялся в выражениях. Сорвавшись с места, она со всех ног бросилась бежать. Но куда? Шкаф у стены, где валялся скелет в истлевшей одежде, показался ей самым надежным убежищем. Одним прыжком перемахнув через груду костей, Агния рванула на себя дверцу. Еще пару часов назад закрытая наглухо, она вдруг распахнулась без малейшего усилия, и женщина забилась внутрь, захлопывая ее за собой и забираясь в дальний угол, задыхаясь от страха и наполнявшей затхлый воздух пыли. Внутри оказалась какая-то ветошь, рассыпавшаяся под руками. Так отчаянно захотелось чихать, что пришлось зажать себе нос двумя пальцами, хотя приличные девушки так не поступают. Втянув голову в плечи, она зажмурилась, задерживая дыхание и слушая сквозь стук крови в ушах, как где-то там, снаружи поворачивается в замке ключ.

Несколько секунд ничего не происходило, и за это время Агния успела если не совсем умереть от страха, то отчаянно пожелать смерти. Потом дверь распахнулась.

— Ты, гадина, я тебе что говорил? Пикнешь — при…

Пауза, наполненная растущим звоном в ушах.

— Ты где?

Агния еще крепче сомкнула ресницы, как в детстве, когда кажется, что если зажмуриться, то чудище под кроватью тебя не увидит. Она почти теряла сознание, и лишь одна мысль удерживала ее на грани реальности — не чихнуть. И — жгучее желание, чтобы этот тип убрался раньше, чем она задохнется.

— Сбежать надумала? А ну вста… А-а-а!

Истошный крик, полный ужаса, едва не заставил ее саму завопить из солидарности. Она непроизвольно дернулась, врезавшись затылком в стену шкафа, но этот гулкий удар только заставил тюремщика завопить еще громче. Было слышно, как он со всех ног, споткнувшись на пороге, кинулся бежать, крича что-то о том, что пленницу забрал боггарт.[8]

Агния тихо сползла на пол, скорчившись в углу шкафа на груде старой ветоши и уткнувшись носом в колени, чтобы не так сильно хотелось чихать. Она слышала про боггартов и, как ни странно, это ее успокоило. Но вот из шкафа выбираться расхотелось.

ГЛАВА 12

И, как оказалось, поступила она правильно. Не прошло и десяти минут, как снаружи послышался топот ног. В подвал спустились два человека. Двое мужчин — если судить по тяжелым размеренным шагам.

— Ну, и из-за чего весь сыр-бор? — послышался голос того незнакомца, который несколько часов назад предлагал ей отдать нечто, оставленное в наследство Мареком. — Что произошло?

— Извольте видеть сами, мастер, — а вот это ее тюремщик, только сейчас его голос дрожит. — Она того… э-э-э… сами видите! Обратилась! Может, мастер Боуди и в самом деле был колдуном, а?

— Скажешь тоже — «колдуном»! — фыркнул первый. — Если Марек и был колдуном, то недоучкой. Как, впрочем, и ты. Это же простая мумия!

Агния глухо взвизгнула и поспешила зажать себе рот ладонью. Мумия? Неужели правда? Все эти жуткие сморщенные уродцы, которых она видела несколько дней назад в музее… Боггарт таскал на себе… мумию? Но где он ее взял?

— В запасниках музея таких полно, — словно отвечая на ее вопрос, произнес первый голос. — Меня интересует другое — откуда и кто притащил вот эту? Ведь не эта же дура? Ни одна женщина в жизни к ним не прикоснется…

Что правда, то правда. Агния дала бы себе отрубить руку, лишь бы не дотрагиваться до мумий даже одним пальцем. И оставаться в этом шкафу расхотела. Но пришлось ждать, пока мужчины не уберутся.

Она не видела, как над скелетом замерцала легкая дымка. Призрачная тень несколько секунд дрожала в воздухе, а потом бесшумно всосалась в неприметную щель под потолком.

День тянулся бесконечно. Каждая минута была мучительна. Ариэл то срывался куда-то бежать, то буквально падал на диван в гостиной. Ждать вестей от ликантропов или не терять времени и спешить на поиски Агнии самостоятельно? Лохматый и его диаспора могут не найти Марилия, а любая минута может стать последний в жизни Агнии.

В конце концов он не выдержал — его деятельная натура жаждала выплеснуть энергию — и отправился в следственное управление.

Разговор с Холодным Туманом получился коротким и сумбурным. Рогач сочувственно отнесся к известию о похищении женщины, но тут же посоветовал никуда не обращаться. Это нелюди могут дрожать за своих самок — у человеков должно пройти трое суток прежде, чем пропавшего начнут искать. А что, если она всего-навсего внезапно решила навестить подругу, которая живет слишком далеко? Они заболтались за чашечкой чая, подруга оставила ее у себя ночевать, а сегодня они где-то там бродят по торговым рядам, весело болтая и выбирая шляпки и туфельки, и знать ничего не знают? Объявится, куда она денется? Сейчас нужно идти домой и попросить врача прописать капли. Вот так могли бы ответить Ариэлу люди в управлении.

— Я бы вам помог. — Следователь покачал рогами. — Но мое начальство не даст согласия.

— Даже если приказать именем императора?

— Ваша человеческая бюрократическая машина не способствует принятию быстрых решений. — Следователь глубоко вздохнул и стал похож на огромного быка. — Мое начальство может и не поверить вашим словам и сперва отправит запрос в Тайную канцелярию по поводу того, есть ли у вас полномочия разбрасываться такими словами…

— Это дело моей чести, — напомнил Ариэл недавний разговор со следователем.

— Вот оно что… — Холодный Туман мигом сменил гнев на милость. — Тогда я постараюсь кое-что сделать. Отправляйтесь на поиски. Если что-то узнаете — вызовите. Я буду держать наготове пять констеблей, чтобы оказать вам поддержку.

Все же правильно говорят, что главное — начать, а там дело само сдвинется с мертвой точки. Пока Ариэл бегал туда-сюда, к дому Агнии явились два ликантропа, вызвав ажиотаж среди соседей и панику у Лимании.

Сатирра металась на верхнем этаже, время от времени по пояс высовываясь из окон гостиной и вереща так, словно весь первый этаж был объят пламенем. На противоположной стороне улицы толпились зеваки, соседки подсматривали из-за шторок, а два ликантропа как ни в чем не бывало расположились на крыльце, одетые только в короткие штаны и куцые, распахнутые на груди безрукавки. У ног их валялся огромный мешок. Стоявший в сторонке констебль не знал, вмешаться или нет. С одной стороны, такая толпа создает опасность, а с другой — никто же вроде не запрещал нелюдям находиться на этой улице. И они ничего не делают, просто стоят и ждут.

На ходу доставая пистолет, Ариэл протиснулся сквозь толпу. Со шпагой было бы сподручнее, но по пути он зашел в чародейный квартал и у одного торгаша из-под полы приобрел пули с покрытием из серебра. Ликантропы почуяли это, стоило ему взвести курок.

— Но-но! — зарычал один. — Мы от Лохматого. Есть новости!

— Тогда пошли.

Толпа зрителей заволновалась, но Ариэл круто развернулся к людям:

— Тайная канцелярия.

На обывателей эти два слова произвели нужное впечатление — люди вдруг вспомнили, что у каждого есть срочные дела, и поспешили прочь. Только констебль остался на месте, заинтересованно вытянув шею.

Сделав гостям знак следовать за собой, Ариэл тычком руки распахнул двери. Наблюдавшая сверху из окошка Лимания испустила счастливый вопль, простирая к нему ручки и от полноты чувств только блея, как овца.

Подниматься на второй этаж ликантропы отказались — они вообще, несмотря на умение лазить по стенам, недолюбливали многоэтажные строения и предпочитали селиться на первом этаже, если не получалось снять жилье в полуподвале. А тут еще и царил приятный для волчьего глаза полумрак.

Переступив порог, ликантропы не стали долго тянуть и вытряхнули из мешка живого, но изрядно помятого молодого сатира.

— Вот, — сказал один из них. — Вроде похож.

Сатир попытался вскочить, но шлепнулся на задницу и испуганно заблеял, когда Ариэл приставил ему дуло пистолета к макушке точно между рогов:

— Как звать?

— Ма-марилий…

Внешне он действительно походил на того козлоногого блондинчика, которого описала Лимания — светлая масть, прямые тонкие рога, кудряшки… Но светловолосыми была почти треть всех сатиров, да и кудрявые среди них встречались частенько.

— Где ты был вчера днем?

— Не ваше дело, — тонким голосом огрызнулся сатир. Вышло не слишком грозно, учитывая его явный испуг.

— Пристрелю. И отдам на мясо этим парням за работу, — пообещал Ариэл.

— Я буду жаловаться в ме-ме-местную полицию! — заблажил сатир. — Это преступле-э-эние! Я требую уваже-э-эния! Я ни в чем не-не-не виноват!

Вопить и отпираться он мог сколько угодно, но в эту самую минуту на него злым бесенком налетела Лимания. Скатившись с верхней площадки, где подслушивала разговор, она с разгону боднула сатира безрогой макушкой так, что тот покатился кубарем.

— Вот тебе-бе-бе! Говори, где моя хозяйка? Говори! — заверещала она, высоко подпрыгивая и норовя лягнуть его копытцами.

Получив несколько чувствительных пинков в бока, Марилий на четвереньках бросился спасаться под ноги ликантропов, которые сочли за благо отступить перед разгневанной самкой. На их лицах отразилось явное одобрение — волчицы тоже имели право трепать волков почем зря.

Ариэл подскочил и сгреб Лиманию в охапку. Она визжала и брыкалась как одержимая.

— Да цыц ты, коза! — рявкнул человек и повернулся к сатиру. — Сам все расскажешь или тебе помочь?

— Я ничего не-не-не знаю! — заблеял Марилий.

— Врешь.

Сатир кинулся было бежать, но один из ликантропов проворно сбил его с ног и наступил на грудь. Ариэл подошел с другой стороны, с третьей — Лимания. Оказавшись в кольце врагов, Марилий стал рассказывать…

В столицу он действительно прибыл всего несколько дней и еще не успел ни с кем познакомиться из местной диаспоры. Дома, на селе, ему было скучно. Он подался в город в надежде на легкие заработки и все это время слонялся по улицам, разинув рот. Пару раз ему удавалось заработать — помочь разгрузить мешки и коробки у магазина, перебрать фрукты на рынке, сбегать отнести записку. Платили мало, но почти не имевший до этого дела с деньгами Марилий ощутил себя богачом.

А потом к нему подошел человек и предложил заработать. И назвал сумму, которая для сатира была просто запредельно огромной — двойной империал. Надо было всего лишь познакомиться с одной молодой самочкой, погулять с нею немного, а потом дойти до ее дома и нейтрализовать сатирру, впустив внутрь того человека и его спутников.

Марилий справился с задачей, но не смог причинить вреда самке своего вида, ударил по голове не слишком сильно и оттащил тело в подвал. Пока он возился, эти люди увели сверху молодую женщину.

Сатира с собой не взяли, и он поспешил за каретой, уверенный, что люди просто забыли о нем в суете. Он преследовал карету довольно долго, но, запутавшись в незнакомом городе, упустил ее на одном из перекрестков.

— Покажешь это место. — Ариэл за шиворот, как щенка, поднял сатира на ноги. — А вы двое — за мной. На случай, если этот козел опять будет упираться.

Ликантропы довольно оскалились, предвкушая развлечение за чужой счет. Лимания вцепилась в локоть Ариэла:

— Вы ее найдете? Вы ее спасете? Вы поможете моей бе-бе-бедной хозяйке?

— Я жизнь за нее отдам, — просто ответил он.

Вчетвером они отправились по следам. Прохожие оборачивались на странную компанию — два ликантропа вели под локти перепуганного сатира, от которого явственно несло, а из штанины время от времени на мостовую падали козьи орешки. По пятам за ними шагал мужчина с пистолетом и шпагой.

— Тайная канцелярия, — буркнул он констеблю, пытавшемуся задержать их.

Марилию повезло больше, чем в свое время Ариэлу, — он долго бежал практически по пятам кареты, изо всех сил пытаясь догнать, и потерял ее только на проспекте Славы, где похожих карет было видимо-невидимо.

— Мне-не-не показалось, что она поехала туда, — указал он вдоль выходящей на проспект набережной, — но я забоялся…

— Пойдем, — решительно заявил Ариэл, выдвигаясь вперед.

На набережной теснились особняки знати и некоторые административные здания, а также именно сюда выходил окружавший музей центральный парк, именовавшийся Королевским. Карете отсюда деться было некуда. Она должна была либо проехать набережную до конца и там свернуть, либо остановиться около одного из этих зданий. Что-то подсказывало Ариэлу, что долго кататься по столице похитители не стали и набережная — конец пути. Правда, были еще и два больших моста — один так вовсе был застроен лавочками мелких торговцев. Там легко можно было спрятать женщину, но ее могло увидеть много посторонних глаз. Нет, мост отпадает.

За шесть лет, которые он провел в столице, изучая ее второе дно и ведя двойную жизнь, Ариэл успел узнать не только расположение улиц и адреса обитания воротил преступного мира. Он был вхож во многие особняки и пользовался определенным влиянием — особенно в дамском обществе. Но здесь и сейчас все эти знания оказались бесполезны. Не побежишь же в будуары графинь и герцогинь и не станешь расспрашивать их о женщине, которую могли содержать в подвалах их особняков!

— Ой, смотрите! Смотрите!

Блеяние сатира нарушило ход его мыслей. Тот задергался в лапах ликантропов, подпрыгивая на месте.

— Вон она!

— Что?

— Карета! Вон она стоит! В парке! Возле того дома!

— Стой!

Троица остановилась. Отпущенный на свободу Марилий ткнул пальцем в каретный сарай, возле которого стояла одна из карет. Присмотревшись, Ариэл вспомнил, что промелькнувшая на Капустной улице карета действительно была похожа на эту — и формой, и цветом, и наглухо закрытыми окошками. И даже вроде как колеса новые, недавно поставленные, как показала соседка-купчиха. Одна из служебных карет… музея?

Убрав шпагу в ножны, Ариэл направился к сараю и примыкавшей к нему конюшне.

— Ты, — кивнул Марилию, — ищи лошадей, которые были запряжены в ту карету. Приметы помнишь?

Сатир кивнул.

В сарае было немноголюдно. Три кучера отдыхали в подсобке, возле одной из карет возился плотник. Карет — одинаковых, но с номерными знаками и эмблемой музея на боках — было штук пять, не считая трех частных, принадлежавших директору музея и двум его ближайшим помощникам. У этих на дверцах красовались гербы, увенчанные графскими коронами, но два из них Ариэлу были практически не знакомы.

— Чего надо?

— Тайная канцелярия. Эти кареты куда-нибудь уезжали?

— Да постоянно. Но только по приказу. У нас распорядок!

— Понятно. А та карета, что на дворе, вчера куда-нибудь ездила?

— Это номер шестнадцатый-то? А как же? В университет. Тамошним алфизикам чего-то надо было перевезти.

Значит, университет? Цель была близка. Правда, храм науки находился в другой стороне — как раз надо было доехать до конца набережной, там свернуть на улицу Роз и далее.

— А кто возил?

— Да никто. Алфизики своего человека присылали. Пришли, заплатили честь по чести… Потом и лошадей, и карету в целости вернули. А чего такого-то? Это разве не алфизики были?

— Нет, — коротко ответил Ариэл, выходя.

Ликантропы и сатир ждали на пороге. Марилий опознал гнедую пару, которая была впряжена в карету. Раздумывал Ариэл недолго.

— Вот что, — распорядился он. — Один из вас возвращается к Лохматому и говорит, что за мной — долг. Он знает. А второй бежит в следственное управление на площадь Справедливости. Пусть отыщет там следователя-рогача по имени Холодный Туман и передаст ему…

Ликантропы переглянулись.

— Ну ты даешь, человек, — прорычал один. — Мы тебе что, щенки на побегушках? Пусть вот этот побегает! — Они кивнули на Марилия.

Сатир весь съежился под их взглядами.

— Я задолжал Лохматому. — Ариэл крепче стиснул рукоять пистолета. — Это в счет долга.

— Ну если долга… А с нами там захотят разговаривать?

Ариэл почувствовал настоятельное желание кого-нибудь убить. Просто так, в целях профилактики.

— Спросите имя того, кто станет вам мешать, чтобы мне знать, кого потом отправить в Тайную канцелярию для дознания.

Ликантропы переглянулись. На их физиономиях появилось одинаковое мстительное выражение. Человек догадался, что полузвери поспешат воспользоваться представившейся возможностью свести старые счеты, но отбросил эту мысль. Главное — спасти Агнию. А там будь что будет. Университет, конечно, занимает огромную площадь, но он не зря почти полтора года был там студиозусом, а потом — вольным слушателем и, нелегально проживая в комнате Марека, изучил все вдоль и поперек. Даже спросонья среди ночи он мог назвать пять или шесть укромных местечек, где могли незаметно спрятать человека. Дело было за малым — прочесать их все и найти Агнию до того, как похитители что-нибудь с нею сделают.

Агния сидела в шкафу. Разум подсказывал ей, что надо отсюда выбираться, но тело не слушалось. Она пребывала в каком-то оцепенении, находясь где-то на грани между сном и явью. И совершенно не испугалась, когда воздух перед ее носом внезапно засветился и появилась прозрачная фигура.

— Марек… Ты нашел меня?

«У-у-у…» — тихо завыла фигура.

— Боггарт, — так же тихо, одними губами, прошептала Агния. — Ты — боггарт?

«У-у-у», — повторил он, но уже с другой интонацией, утвердительно. Страха не было, и пленница вспомнила, что боггарты не опасны, если их не бояться. Наоборот, они питаются чужими страхами и слабеют, если не получают эмоциональной подпитки.

— Мне страшно, — сказала она. — Мне очень страшно.

Светящийся силуэт еще несколько секунд висел в воздухе, а потом растаял, оставив пленницу в одиночестве.

Слезы сами полились из глаз, хотя, казалось, взяться им неоткуда. Ее все бросили. Даже боггарт, бесплотный дух, лишенный мыслей и чувств, сбежал! Она совсем одна, в окружении врагов. И никто, совсем никто не придет на помощь… Уткнувшись носом в коленки, Агния еле слышно всхлипывала, забившись в дальний угол шкафа.

Университет жил своей жизнью — студиозусы, завершив на сегодня все дела, разбегались кто куда. Мастера и подмастерья запирались в лабораториях. Те немногие, кому нечего было там делать, спешили вместе со студиозусами и вольными слушателями по домам. Где-то в учебных корпусах еще горели огни в лекционных аудиториях, но многие окна уже погасли.

— И куда дальше? — поинтересовался Холодный Туман.

Он чувствовал себя не в своей тарелке — присутствие рогача среди людей всегда было заметно. Тем более здесь, где из нелюдских рас встречали только сатиров-рассыльных. А тут еще и пять констеблей рядом и ликантроп в придачу… Они тут заметнее, чем черная ворона на белом снегу. Даже сейчас, вечером, когда вечерний сумрак скрадывает очертания предметов. Такая группа не могла не привлекать внимания, но польза от них была. Именно присутствие констеблей заставило привратника вспомнить, что вчера около полудня в ворота проезжала наглухо закрытая карета без гербов, запряженная парой гнедых. Но вот куда она направилась дальше?

— Дайте подумать.

Ариэл покрутил головой, отчаянно жалея сейчас, что у него нет опыта настоящей войны. Ну разве назовешь таковым пару карательных акций в местных деревеньках! Хотя когда военные врывались в те поселения, жители тоже встречали солдат чужой армии таким вот показным спокойствием. И надо было вовремя разглядеть, угадать момент, когда из-за глинобитных хижин в его людей полетят отравленные стрелы… А если учесть, что где-то тут находится женщина, ради которой он готов убивать… Он не сомневался, что ее держат где-то тут. И даже был уверен, что знает, кто мог отдать приказ похитить вдову Марека. Ну, старый пень, это тебе так даром не пройдет! Если это действительно ты, то надо благодарить судьбу за предложение императора вернуться на службу в Тайную канцелярию.

Если рассуждать логически, то искать надо в нежилых помещениях. Лаборатории, подсобки, склады, расположенные на окраине, подальше от жилых корпусов. Но, если прочесывать все, пройдет много времени. И все же придется рискнуть.

— За мной!

Начать стоило с места, на которое никогда не подумаешь, а именно — с пристройки к учебному корпусу. И дело не только в том, что она располагалась между корпусом и глухой стеной, отделявшей университет от задворок соседней улицы. Просто днем в учебном корпусе обычно толпится народ, и кто-нибудь обязательно заметит посторонних. Похитители могли на это и рассчитывать — никто не решит искать пленницу там, где ее трудно спрятать. Но зато и самим похитителям там легче затеряться. Как говорят: хочешь спрятать лист — прячь его в лесу. А если еще и вспомнить, что полуподвальные помещения почти все заняты лабораториями и у каждой есть отдельный вход…

Ариэл постарался отогнать гадкую мысль о том, что первая ошибка может оказаться и последней. Жизнь Агнии зависит от того, насколько быстро и правильно они будут действовать. Ведь пленницу легко убить, чтобы не оставлять свидетеля…

Пристройка выглядела безжизненной. Дверь закрыта, но Ариэл чувствовал, что это может быть обманом. Если внутри находятся люди, они позаботились о том, чтобы остаться незамеченными.

— Смотрите! — Рогач опустился на одно колено, осторожно трогая пожухлую осеннюю траву. — Следы. Тут проезжала карета… или какая-то другая повозка на колесах, обитых железом.

— Ага. — Ликантроп шлепнулся на четвереньки, пробежался немного туда-сюда, тыча носом в землю. — Запашок знакомый. Ну ты даешь, гладкокожий! У тебя нюх почище звериного будет!

Ариэл с ними не спорил, хотя и был уверен в том, что нелюди всегда лучшие следопыты. У них острее зрение, лучше обоняние, они ближе к природе и замечают то, на что его соплеменники никогда не обращают внимания. Он только кивнул.

— Ы-ы-ы…

Крик-стон одного из констеблей заставил подпрыгнуть, хватаясь за оружие, и лишь усилием воли Ариэл удержался от того, чтобы не выстрелить. Нет, он не испугался, но так неожиданно…

К ним приближался полупрозрачный силуэт. Присмотревшись, Ариэл понял, что перед ним — тень старого полковника, которого до дрожи боялись солдаты и младший офицерский состав за те наказания, которые он ввел за любое нарушение дисциплины. Не только лейтенанта, но и капитана могли высечь, как новобранца, за малейшую провинность, а кое-кого он расстреливал самолично или применял такие пытки, по сравнению с которыми угрозы ликантропов ничего не стоили. Его нарочно бросали исключительно на подавление мятежей в колониях. И солдаты его полка старались казаться злее, чем есть на самом деле из страха перед начальством. Надо же! Шесть лет прошло, вроде, все забылось, и вдруг так внезапно… Но неужели он умер? Тогда это его призрак, и он не способен причинить вред.

— Что, на гауптвахту или сразу расстреляешь? — процедил Ариэл, злясь в первую очередь на себя за минуту слабости. — Чем мушкетик-то держать будешь? Или изобрел новую пытку — заунывным воем?

«У-у-у…» — взвыл призрак и внезапно сменил облик. Теперь это был просто силуэт человекоподобного существа.

— Боггарт, — узнал Ариэл.

Собственно, в этом не было ничего удивительного — боггарты часто селились именно в нежилых помещениях, а подсобку никак нельзя назвать домом. Но удивляло необычное поведение духа. Значит, в его владениях происходит нечто действительно необычайное, раз он осмелился пойти на контакт с людьми.

— Чего ты хочешь? — спросил Ариэл и внезапно все понял.

Агния.

— Все за мной, — прошептал он.

Боггарт поплыл вперед, облетая здание, и вывел всех к противоположной стене, почти примыкавшей к глухому внешнему забору и складским помещениям. В неглубокой нише виднелась еще одна дверь, явно ведущая в подвал. Странно. Ариэл до последнего был уверен, что прорываться придется либо через главный, либо через боковой вход. И долго плутать по первому этажу в поисках пути в подвалы, теряя время. Боггарт существенно облегчил ему задачу. Но кого стоит благодарить за подобное поведение злого духа? Неужели все-таки Мара?

— Может, не стоит штурмовать эту дверь всеми силами? — осторожно поинтересовался рогач, прерывая его размышления. — Насколько я помню, тут есть и другой выход, через который они могут уйти!

— Я сбегаю узнаю? — поинтересовался ликантроп, которому явно хотелось поскорее оказаться как можно дальше от представителей власти.

Ариэл мотнул головой, словно отгонял муху, и полузверь умчался в обход здания. Рогач был прав — тут имелись не один, а сразу два выхода, и похитители не смогут ими не воспользоваться. Ну и пусть! Главное — найти женщину. А до мужчин можно добраться как-нибудь потом. Не уйдут!

— Теряем время!

И первым, пресекая дальнейшие разговоры, с разбегу врезался в дверь плечом.

Прочный косяк выдержал. Дверь лишь содрогнулась в пазах, но устояла, а плечо обожгло такой болью, что в глазах потемнело. Ариэл пошатнулся, на чем свет стоит ругая себя за порыв, но тут его решительно отстранил Холодный Туман.

— Именем закона! — прогремел его низкий трубный голос. — Немедленно отворите!

Внутри послышался какой-то шорох. Шаги. Приглушенный голос.

— Советую сдаться, — предложил следователь, — отпереть дверь и впустить полицию для досмотра помещения. В противном случае мы будем вынуждены применить силу! Мы знаем, что вы там!

Ариэл молчал, стиснув зубы. Плечо отходило, но мужчину била нервная дрожь, и он боялся сорваться. Пальцы онемели на рукоятках пистолетов. Он мог бы расстрелять замок в упор, но эта дверь была заперта на засов. Его так просто не разобьешь.

Изнутри что-то крикнули.

— Отворяйте! Именем закона! Считаю до трех! Раз! Два!

— Бей! — не выдержал Ариэл.

Примерившись, рогач коротко разбежался и, пригнув голову, всей массой врезался в дверь, ударив в нее рогами.

Дерево дрогнуло. Послышался треск и сухой хруст. Очередной удар рогов разнес дверь в щепки. Рогач пошатнулся, пытаясь восстановить равновесие, пробить такую прочную дверь было слишком тяжело даже для существа его комплекции, и Ариэл занял его место. Ударил ногой, ломая надтреснутые доски, шарахнулся в сторону. И вовремя — изнутри раздался выстрел. Пуля взвизгнула над ухом. Вторая прошла где-то рядом.

Торопясь, пока засевшие внутри люди не перезарядили пистолеты, Ариэл ударил в дверь вторым плечом, доламывая ее, просунул руку в пролом, нашарил засов, распахивая то, что осталось от двери, не глядя разрядил пистолет во тьму. И первым бросился внутрь, даже не дав себе труда скомандовать констеблям: «За мной!» Счастье, что они оказались понятливыми и сами, без приказа, побежали следом.

Какая-то тень мелькнула впереди. Он успел заметить поднятую руку, выстрелил из второго пистолета, сбивая врагу прицел, но мигом раньше перед глазами мелькнула белесая дымка — завывая, внутрь влетел боггарт. Особого вреда призрак причинить не мог, но вот отвлечь на себя внимание — вполне. Стрелок не смог точно прицелиться и, поняв, что промахнулся, кинулся бежать.

Его напарник был смелее, или ему просто нечего было терять. Он не отступил. В его руке блеснул клинок шпаги. Ариэл рассмеялся и, отбросив разряженные пистолеты, схватился за свое оружие.

Противник сделал быстрый и вполне профессиональный выпад. Он действовал бесчестно, подло, не дожидаясь, пока соперник встанет в позицию. Ариэл заметил нацеленный в грудь клинок, успел увернуться, подставляя локоть и чувствуя, как шпага вспарывает вместе с камзолом кожу и мышцы на руке. Было больно, и разбирала злость. Да как он посмел? Стиснув зубы, Ариэл отвел клинок противника в сторону. Демонстрировать высокое искусство фехтования здесь и сейчас смысла не было — похититель ранил его в правую руку, пальцы еле сжимали рукоять, он держался только на злости и силе воли, чувствуя, как горячая волна боли туманит рассудок. В карательных акциях, когда кругом летали отравленные стрелы туземцев, его как-то миновали серьезные раны и заразные болезни. Будучи наемником и отнимая чужую жизнь за деньги, он тоже ухитрялся выходить сухим из воды и заработал лишь несколько шрамов, а тут, в мирное время, получил серьезную рану, сражаясь за женщину, которая его презирает. Было от чего разозлиться. Поэтому, обменявшись первыми пробными выпадами-уколами, резким рывком — может быть, излишне резким — уведя чужое оружие в сторону, он скользнул клинком по клинку и вонзил острие шпаги в бок противника. Тот скособочился, хватаясь за пропоротый бок. Ариэл наотмашь ударил его по руке, метя в кисть, державшую шпагу, и сам уронил свой клинок, потому что ослабевшие пальцы больше его не слушались.

Два констебля кинулись к еле державшемуся на ногах противнику Ариэла. Еще двое устремились куда-то в темные полуподвальные коридоры. Пятый остался с рогачом, патрулировавшим выход, и Ариэл кинулся вперед:

— Агни!

Она, наверное, снова впала в забытье, задыхаясь в спертом воздухе шкафа, потому что грохот и треск ворвались в сознание внезапно. Агния невольно вскрикнула и дернулась, ударившись затылком об стенку. Снаружи что-то происходило, но напуганная пленница не могла заставить себя даже проявить любопытство. Она лишь теснее вжалась в угол, стараясь занимать как можно меньше места.

Два выстрела в замкнутом помещении прозвучали так громко, что казалось, от грохота обрушится потолок. Шум, гам, беготня, треск и грохот слились воедино. Зажав уши руками, и уткнувшись в колени лицом, Агния до крови прикусила губу, чтобы не кричать от ужаса. Хотелось визжать, но в горле пересохло.

— Агни!

Громкий голос, звавший ее по имени, не сразу пробился в сознание. Только один человек во всем мире называл ее так, и молодая женщина почувствовала прилив счастья. Наконец-то! Он пришел! Он все-таки ее отыскал. Не веря своим ушам, она выпрямилась.

— Я здесь!

Голос ее был слаб, хотя Агнии казалось, что она кричит во всю глотку.

— Здесь…

Он подлетел как ураган. Плечом выломал дверцу, оказавшуюся совсем трухлявой, глухо вскрикнул то ли от боли, то ли от злости. Агния кинулась навстречу, вцепилась, крепко-накрепко обхватила его за шею, чувствуя, как ее обнимают крепкие мужские руки. От него пахло просто восхитительно — дымом, железом, деревом, потом, пылью и еще чем-то незнакомым, но тревожным и притягательным одновременно — в общем, так, как и должен пахнуть настоящий мужчина. Она прижалась всем телом, вдыхая самый лучший в мире запах.

— Никогда! Никогда не смей оставлять меня одну!

Он хрипло рассмеялся. Ох, какой у него смех…

— Не оставлю. Теперь уже не оставлю.

Он так и понес ее наверх, схватив в охапку, и Агния боролась с желанием обхватить его еще и ногами, чтобы не разлучаться ни на миг. Он здесь! Он пришел за нею. Теперь все будет в порядке. Хвала Первопредку и Праматери! От счастья она даже не чувствовала, что мужчина держит ее только одной рукой.

Ариэл вынес женщину из подвала, сам ничего не чувствуя от облегчения. Агния была жива, и, судя по тому, как крепко она цеплялась за его шею, с нею ничего плохого не случилось.

Холодный Туман встретил его у разбитой двери. Вид у рогача был недовольный.

— Один убит, другого арестовали, — хмуро сообщил он, — но тут были еще двое, и им удалось уйти. Я отозвал своих людей, приказав прекратить преследование.

Ариэл тихо скрипнул зубами. Победа — победой, но какая-то она половинчатая. Словно для того, чтобы подавить мятеж, пришлось положить половину солдат. Да и раненая рука болела с каждой минутой все сильнее.

— Почему?

— У нас не было санкций. Начальство и так может разжаловать меня в простые констебли за нарушение приказа. А для меня это… это как… — Он махнул рукой, не желая тратить время на объяснения. Да что знает человек о жизни нелюдей!

— Пригрозите связями в Тайной канцелярии, — буркнул Ариэл. — Как бы то ни было, этого дела я так не оставлю.

Он колебался до последнего, принимать ли высказанное в форме приказа предложение императора, но теперь четко понимал, что иного пути нет. Мало расследовать дело на стадионе — надо было покарать тех, кто осмелился похитить у него любимую женщину, и заодно защитить тех, кто поверил его идеям.

— Арестованного — в камеру предварительного заключения, — распорядился он. — Срок задержания… ну, вы сами знаете. Обвините в похищении человека. Думаю, этого будет достаточно. Заодно можно направить сообщение ректору — если он допустил, чтобы на его территории творилось подобное, значит, его тоже можно привлечь к ответственности… И найдите экипаж. Срочно! Мы едем домой.

Домой. Агния не предполагала, что это слово опять будет вызывать у нее теплые чувства. Четыре долгих месяца дом был для нее только четырьмя стенами, унылым склепом, где она проводила время в ожидании встречи с Мареком — живым или мертвым. И вот он снова стал убежищем, местом отдыха, тишины и покоя. Она продолжала цепляться за Ариэла — правда, уже не с тем пылом, что раньше, — всю дорогу до дома. И чуть не расплакалась, когда наемное ландо остановилось у знакомого крыльца.

Навстречу выскочила взволнованная Лимания, забегала кругами, ломая руки и причитая.

— Ванну! — распорядился Ариэл, помогая Агнии подняться по ступеням в гостиную. — И ужин. Быстро! Ты хочешь есть?

— Да. — Женщина кивнула. — И пить. И… я чувствую себя такой грязной…

— Поняла? Живо!

Заблеяв что-то на своем языке, сатирра убежала, громко стуча копытцами.

Оказавшись в гостиной, Агния оглядела привычные вещи, всплеснула руками и внезапно расплакалась.

— Ты чего? Все же кончилось! Вот женщины! Откуда у вас столько слез-то берется? — Ариэл неловко, одной рукой, вытащил из-за пояса пистолеты, положил на стол, потом стал возиться с перевязью шпаги. Действовать приходилось только левой рукой — на правом предплечье была рассечена мышца, и боль разливалась от кончиков пальцев до плеча, отдавая даже в шею.

— Я… я так испугалась, — всхлипнула Агния, пытаясь улыбнуться. Ворчание Ариэла сейчас казалось ей самой сладкой музыкой на свете.

Он осторожно потянул ее на диван, стараясь поменьше двигать раненой рукой. Боль усиливалась, приходилось прилагать все силы, чтобы не дать женщине понять, как ему плохо. Агния прижалась к его левому плечу, вздрагивая и всхлипывая. Ариэл не мешал ей выплакаться. В конце концов, она здесь, в безопасности, все кончилось благополучно, и он уже не отпустит эту женщину от себя ни на шаг, станет оберегать днем и ночью, нравится ей это или нет. Потом, конечно, она вспомнит, что он — мерзкий тип и предполагаемый убийца ее мужа, но сейчас так сладко прижимается, так доверчиво тычется носом в шею… За эти минуты нежности можно простить все — и слезы, и капризы, и упрямство, и даже ненависть. Видит Первопредок, он столько сил потратил на спасение, что сейчас имеет право на капельку счастья. Улыбнувшись, Ариэл тихо потерся щекой о ее макушку. Волосы женщины пахли пылью, старым деревом и — да, совсем чуть-чуть, но все-таки! — жасмином.

После того как слезы иссякли, Агния еще несколько минут сидела вот так, прижавшись к нему и обхватив руками за пояс. Постепенно ее дыхание выровнялось, она поелозила, устраиваясь поудобнее, засопела.

Услышав это приглушенное сопение, Ариэл чуть повернул голову, в сгустившихся сумерках рассматривая милое лицо. Женщина спала.

Тихонечко вошла Лимания, переступила с копытца на копытце:

— Там… Э-э-э… Ванна госпоже готова.

— Оставь, — прошептал он. — Иди спать… Или нет. Погоди. Пусть так стоит. Я сейчас спущусь.

Сатирра ушла. Ариэл осторожно снял со своего плеча голову Агнии, тихо, стараясь не слишком громко скрипеть зубами от боли в раненой руке, уложил женщину на диване, подсунув под щеку вышитую подушку-думочку. Снял одну домашнюю туфлю — интересно, куда подевалась вторая? — тихо накрыл спящую пледом и только после этого спустился вниз.

Ванная комната была просторной, почти как дома у родителей. Шкафчик с туалетными принадлежностями, изразцовая печка с котлом, в котором нагревали воду, сама круглая чугунная ванна на гнутых ножках, ширма, пара скамеек. Имелось даже овальное зеркало в витой оправе, закрепленное на стене перед туалетным столиком. На нем стоял подсвечник с зажженными свечами. Отличие от домашней состояло в том, что в особняке Боуди таких ванных комнат было четыре — отца, матери, общая для сыновей и еще одна, гостевая, оборудованные по-разному. Эта, как ни странно, больше походила на гостевую.

Лимания не легла спать, она топталась рядом, с удивлением и тревогой заглядывая в глаза. Горничная, конечно, учуяла запах крови, а теперь, на свету, увидела потемневший от крови рукав камзола и испачканную руку.

— Лучше не мешайся, — предупредил ее Ариэл, начиная раздеваться. Не то чтобы он чувствовал себя слишком грязным, но грех не воспользоваться случаем. Да и рану промыть лучше в теплой воде. А тут — он поискал глазами — можно найти и чистую тряпицу, чтобы сделать повязку. Нечего тревожить Агнию. Она и так вымоталась, пусть поспит спокойно. А утром…

Вода была не слишком горячая — так, чуть теплее парного молока, — но он привык и не к такому. Когда четыре года обитаешь в казарме, а потом практически на городских улицах, начинаешь ценить воду не за температуру, а за то, что она хотя бы чистая и никто в ней не мылся до тебя.

С рубашкой он провозился долго — рукав прилип к ране, и снять его можно было только по частям. Справившись наконец, влез в ванну, устроился поудобнее и, пристроив руку на бортик, стал осторожно смывать присохшую кровь. Все было не так уж страшно — края пореза ровные, хотя сам он довольно глубокий, чуть ли не до кости. Кровь все еще сочилась, место разреза щипало. Надо чем-нибудь перетянуть, чтобы остановить кровотечение. Просто удивительно, как он не истек кровью. Хотя, судя по легкому головокружению, уже близок к этому.

Бинтов тут, конечно, не нашлось — это он обнаружил, когда вылез из ванны и, обмотав чресла чистой простыней, принялся шарить по шкафчику. Недолго думая надорвал край простыни зубами, отодрав длинную полоску, и, присев на скамеечку, стал осторожно наматывать на локоть давящую повязку. М-да, бинтовать исцарапанные ликантропом костяшки пальцев было намного легче.

Тихо скрипнула дверь.

— Я тебе что велел? — невнятно, сквозь зубы, поскольку в них был зажат кончик бинта, процедил он. — Ты свободна. Иди спать.

— Ты… тут?

Агния? Ариэл вскинул голову, выпустив кончик самодельного бинта. На пороге стояла молодая женщина. В том же домашнем платье, но кутаясь в плед.

— Ты… что тут делаешь? — Несмотря на то что на нем все еще оставалась простыня, Ариэл попытался дотянуться до штанов и прикрыться ими сверху. Не то чтобы он страдал ложной стыдливостью, просто чем больше на нем будет одежды, тем легче ему станет себя контролировать. — Почему не спишь?

— Мне было страшно, — призналась Агния, стоя на пороге. — А ты что тут делаешь?

— Я? Пользуюсь твоей ванной комнатой, — одновременно натягивать одной рукой штаны, закреплять повязку и разматывать простыню было трудно. — Понимаю, что это наглость, но вот такой я безответственный и невоспитанный тип… Дьявол! — выругался он, выпустив штаны и кончик повязки одновременно.

— Ты чего? — Она только что заметила, чем он занят, и глаза женщины расширились. — Это что, кровь?

— Не вздумай падать в обморок, — предупредил он. — Понимаю, что ты много пережила, но я при всем желании не смогу тебя подхватить. Готова удариться затылком об пол?

— Ты… ты невозможный человек, Ариэл Боуди! Это из-за меня?

— Ты тут совершенно ни при чем. Случайность. Не обращай внимания!

И все-таки было приятно видеть, как на ее лице отражается испуг. Неужели это правда и она его жалеет?

— Тебе очень больно?

Он внимательно посмотрел в ее глаза и мгновенно выбрал из двух ответов наиболее подходящий:

— Да.

— Бедненький, — всхлипнула Агния, всплеснув руками. Ариэл уже подумал, что она опять заплачет, но вместо этого женщина решительно откинула плед: — Погоди, я сейчас!

Оставив дверь приоткрытой, она схватила со столика свечу и кинулась вон. Ариэл, воспользовавшись моментом, принялся натягивать штаны.

Ему удалось кое-как надеть только исподние, и он возился со шнурком, когда вернулась хозяйка дома. В одной руке она прижимала к груди небольшой сундучок.

— Иди сюда! Давай руку.

— Ты не боишься крови? — удивился Ариэл.

— Боюсь, — призналась Агния. — Немножко. Но нас в пансионе учили, как бинтовать и останавливать кровь.

Порывшись в сундучке, она достала корпию, вату, несколько бинтов. С сомнением и тревогой посмотрела на глубокий разрез, побледнела, прикусив губу.

— Только если придется шить, я не умею…

— Ничего. Просто обработай и перетяни потуже. Завтра забегу к какому-нибудь коновалу, чтоб заштопал, а пока достаточно и так.

Прикусив от волнения губу, Агния промокнула рану, наложила корпию, принялась за повязку. Ариэл терпел, ждал. Боль не отпускала, пульсировала в ране, и он отчаянно думал, чем бы отвлечься. Классический способ — пара глотков рома, но вряд ли у Агнии дома осталась выпивка.

— Потуже, — промолвил он, когда она начала бинтовать возле локтя. — Еще чуть-чуть… С-с-с…

— Больно, да?

— Терпимо. Надеюсь, не помру.

— Ты еще шутишь…

— А что мне, плакать? Это обычная рана. Я на такое насмотрелся. Все, хватит! Достаточно. А теперь иди ко мне.

Агния удивленно захлопала глазами и только охнула, когда он левой рукой притянул ее к себе и, усадив на колено, поцеловал.

Коснулся губами губ — и сам внутренне сжался, не зная, что за этим последует. Но с той минуты, как она вошла, он хотел эту женщину. Вот такую — с растрепанными волосами, в мятом платье, перепачканном в пыли и трухе из старого шкафа, босую, пахнущую потом и той же пылью. Женщину, из-за которой он почти не спал всю прошлую ночь, за которой он двое суток носился по городу, лез под пули и был ранен. Женщину, которая его ненавидит и презирает. И даже боль в ране не могла заглушить этой жажды обладания.

И она не оттолкнула его, а лишь оцепенела от неожиданности, застыла, как парализованная, а потом тихо выдохнула, обнимая за шею, и ее губы наконец-то задвигались, отвечая.

Он нашел в себе силы прерваться, чуть отстранился, глядя ей в глаза. Она тяжело дышала, словно пробежала весь путь от университета сюда без остановки. Но сидела на его колене, обнимая за шею. Левая рука Ариэла по-хозяйски лежала у нее на талии, правая, как неживая, покоилась на коленке Агнии.

Надо было что-то сказать, что-то сделать, но Ариэл, который в мечтах не раз себе представлял, как это может произойти у них в первый раз, не знал, как быть.

— У тебя… выпить есть? — спросил он хриплым голосом.

— Нет. Не знаю. — Агния растерялась. — Наверное нет. Только вино…

— А чего-нибудь покрепче?

— Покрепче нет. Марек же много не пил, а я…

А женщины не пьют вовсе. Леди пьют только шампанское и иногда — легкое вино, по праздникам, в строгом соответствии с этикетом. Белое — под рыбу, красное — под мясо.

Марек. Опять Марек. Ариэл почувствовал раздражение.

— А это обязательно — пить?

— Да. — И плевать, что она может подумать не то. — Сейчас мне это крайне необходимо.

— Ну, может, у Лимании есть? Она же все время что-то печет. Может быть, я разбужу ее и спрошу?

— Не знаю.

Как ни странно, у горничной на кухне нашлась початая бутылочка рома — как объяснила сатирра, она время от времени добавляла несколько ложек в тесто, чтобы выпечка была пышнее. Ариэл конфисковал всю бутылку и поднялся наверх. Плеснул напиток в две рюмки.

— Это мне? — ахнула Агния.

— Тебе. Ты перенервничала, тебе надо успокоиться.

— Ну и запах. — Она осторожно понюхала темную жидкость.

— Это же ром! Вот так! Одним глотком, сразу! — Он левой рукой придержал ее локоть, заставив буквально опрокинуть в себя напиток. Пока Агния кашляла, расправился со своей порцией и, убрав рюмку, притянул женщину к себе. — А теперь…

На сей раз Агния отстранилась первая, отворачиваясь.

— Ты невозможный человек, Ариэл Боуди, — заявила она. — Ты что себе позволяешь?

— Пока еще ничего. — Он обнимал ее одной рукой, оберегая правую, и тихо ненавидел свою временную ущербность, особенно сейчас, когда женщина его мечты была так близка и доступна.

— Но… я же чувствую!

— Ах это… — Он рассмеялся. — Агни, давай-ка снимем эти грязные тряпки и переберемся в постель.

— Ты что мне предлагаешь? Ты… ты… — Она уперлась ладонями в его голую грудь, но совсем отстраниться не получилось. Ариэл наклонился, касаясь губами ее уха.

— Я хочу тебя, Агни. Давно хочу. Не отталкивай меня, пожалуйста!

Он тихо коснулся губами ее шеи, пощекотал языком мочку уха, и Агния вдруг тихо застонала, раздумав вырываться. Ноги неожиданно подогнулись, и, чтобы не упасть, женщина обвила руками шею мужчины, прижимаясь к нему. Волна забытого наслаждения родилась где-то внизу и вмиг поднялась, затопив все ее существо с головы до ног.

— Ты… ты что со мной делаешь?

— Тш-ш… — Он нашел ее губы. — Не надо ничего говорить.

И он действительно не дал ей такой возможности.

Утром он проснулся от тихих всхлипов. После вчерашнего нервы все еще были напряжены до предела, и он встрепенулся, приподнявшись на локте. Агния лежала, отвернувшись, и тихо плакала в подушку.

— Агни? — забывшись, он протянул правую руку и, поздно спохватившись, заметил на сбившейся повязке проступившие пятна крови. Боль тут же стрельнула в шею, напомнив о себе. — Ты опять? Агни, что случилось на сей раз?

— Ма… Марек, — послышалось сквозь рыдания. — Марек… что же мы наделали?

— Тьфу ты! — Ариэл откинулся обратно на подушки, неловко потянулся, подтаскивая женщину поближе левой рукой. Она упиралась, сколько могла, но потом поддалась и повернулась к нему, спрятав лицо на плече. — И это все? А я-то думал…

— Ты не понимаешь, — глухо, ему в подмышку, пробормотала Агния. — Я изменила Мареку!

Ариэл почувствовал настоятельное желание кому-нибудь хорошенько врезать.

— Мар умер, — вздохнул он. — А ты — жива…

— Жива, — всхлипнула Агния, — чтобы помнить его и хранить ему верность. Я изменила его памяти…

— Не пори чушь, — резче, чем хотелось, оборвал Ариэл. — Изменить его памяти — значит забыть. Значит предать те идеалы, за которые он отдал жизнь. А ты его помнишь. Он навсегда останется у тебя в сердце.

— Мне его так не хватает, — с тоской промолвила женщина.

— Мне его тоже не хватает, — согласился мужчина. — У меня практически никого нет. Из близких, я имею в виду. Только Мар и ты — вот и вся моя семья. Родители — погибли, в смысле приемные родители. А настоящие… Я им был не нужен. Они даже не знают о моем существовании. Отец вряд ли вообще знал, что я должен был появиться на свет, а вот мама… А теперь осталась только ты. И если еще и ты меня оттолкнешь, я… просто не знаю, что буду делать. Ты уж меня не выгоняй, пожалуйста!

— Куда я тебя выгоню?

— Как — «куда»? На улицу. Как бездомную собаку…

Агния приподнялась, рассматривая его лицо:

— И ты бы пошел? Если бы правда прогнала?

— Да. — Он вспомнил, как стоял на улице в ту ночь, когда к ней в дом пытался проникнуть взломщик-ликантроп. — И стоял бы там до рассвета…

— Ты? Стоял бы? — усмехнулась женщина. — Не верю.

— Ну сидел, лежал, бродил туда-сюда… В любом случае мне некуда идти. — Про наемные квартиры он предпочел молчать. — И я бы очень хотел побыть с тобой подольше, но, — он с усилием выпрямился, опираясь на левый локоть, — боюсь, мне пора.

— Ты куда? — Агния потянулась было к нему, но в это время мужчина встал, откинув одеяло, и она отвела взгляд. Они провели эту ночь вместе, и не только спали, но ей было непривычно видеть рядом чужого мужчину. Мужчину, который к тому же совершенно не стесняется своей наготы в нарушение всех мыслимых и немыслимых правил приличия.

— Искать коновала или толкового лекаря, чтобы зашил мне руку. — Он продемонстрировал сбившуюся за ночь повязку. Края раны разошлись, подсыхающая корочка трескалась, место разреза кровоточило. — А то я тебе все постельное белье за неделю перепачкаю.

Агния посмотрела на простыни и ахнула — уже подсохшие пятна крови были везде.

— Ой, мама! — Она выскочила из постели, торопливо бросилась к висевшему на спинке кресла халату и завернулась в него. — Это теперь не отстирается…

— Извини. Я постараюсь, чтобы это не повторилось. Позвони Лимании, пусть приготовит завтрак. И помоги мне одеться. Я сейчас не могу действовать правой рукой.

Агния сделала, как он просил, не переставая в глубине души удивляться, как этот вчера еще чужой мужчина так быстро прижился в ее доме. Да еще и провел с нею ночь… При воспоминании о том, что было несколько часов назад, Агнию бросило в жар. А тут еще и просьба помочь одеться, высказанная таким невинным тоном… Она подала штаны, придержала двумя пальцами край, стараясь смотреть в другую сторону. Ночью, в почти кромешной тьме, было трудно, да и некогда рассматривать друг друга. А теперь, ранним утром, когда уже достаточно рассвело, она могла волей-неволей приглядеться к поджарому мускулистому Ариэлу, мысленно сравнивая его с Мареком. Муж был ниже ростом, уже в плечах и не такой развитой, хотя сводные братья были чем-то похожи — оба худощавые, но старший был намного крепче и жилистее. Исподтишка изучая его плечи и грудь — под левой ключицей старый шрам, словно от косого удара ножом, еще один шрам, похожий на звездочку, на боку, и правое плечо явно когда-то было поранено, — Агния поймала себя на мысли о том, что ей хочется дотронуться до его тела, изучить его, провести пальцами по белесым отметкам шрамов. Вскоре к ним прибавится еще один — след от раны, которую он получил, сражаясь за нее. А сколько тех, которые давно зажили, не оставив следа? Или вот это, на боку, под ребрами — что это? Еще один шрам или ей мерещится?

— Что, нравится?

Агния покраснела и поскорее сунула Ариэлу рубашку, которую только что прижимала к своей груди, без стыда таращась на его торс.

— Помоги.

От смущения и волнения у нее из глаз брызнули слезы, но Агния, привстав на цыпочки, набросила на плечи Ариэлу рубашку, расправила, помогая попасть в рукава. С Мареком ничего подобного она не переживала. Ее муж всегда одевался сам, не прося помощи, и делал это удивительно легко и быстро. Пока она осторожно натягивала рукав на раненую руку, стараясь еще больше не сбить повязку, Ариэл вдруг обнял ее здоровой рукой, притягивая к себе. Агния оказалась прижатой к его груди, уткнулась носом в глубокий вырез. Жуткие шрамы исчезли из поля зрения, и теперь был виден краешек только одного, который был под ключицей.

— Так лучше? — шепнули ей в макушку.

— Что?

— Ты так таращилась на мои отметины, что я решил тебя не смущать. В следующий раз постараюсь не слишком шокировать тебя своей внешностью.

— Ты меня не… не шокируешь.

— Тогда перестань дрожать!

— Я не дрожу, — прошептала она, касаясь губами его кожи.

— Дрожишь. Трясешься, как осиновый лист… Успокойся. Они уже давно не болят. Их даже можно потрогать. И, если ты мне поможешь снять рубашку, я тебе покажу кое-что интересное…

Что именно? Ох нет! Неужели это то, о чем она только что подумала? Агния запаниковала. Неужели он собирается заняться с нею любовью прямо среди бела дня? А как же Лимания? Сатирра сейчас поднимется, скажет, что завтрак готов, а они тут… на простынях… при свете… Ужас! Он уже прижал ее к себе, отыскивая губами губы, и Агния чувствовала, что слабеет перед этим напором. Почти не владея правой рукой, этот мужчина ухитрялся проделывать такие вещи…

— А… какие у тебя дела? — выпалила она первое, что пришло в голову, чтобы хоть немного его отвлечь. — Ну, кроме того, что нужно найти хорошего врача, чтобы зашил твою руку?

Ариэл на миг замер.

— Умеешь же ты поставить на место, — севшим голосом промолвил он и отстранился. — Я собираюсь заняться делами Мара.

— Марека? Но…

— Да. Меня очень интересует, где находится его тело. И душа, если на то пошло.

— Душа? — Агния рассмеялась бы, если б ей не было так больно. — Душа его в Бездне!

— Сильно в этом сомневаюсь! Не забывай, что его тело было похищено из могилы. И, судя по тому, что пытался проделать с ним Фил Годвин, когда отыскал Мара еще там, на берегу реки, его душа могла быть привязана к телу. Как у кайтаррских мумий, помнишь?

Агния содрогнулась. Вспоминать то, что ей пришлось пережить в подземельях, не хотелось. Вот зачем он напомнил? Она же ночью теперь спать не будет! Правда, до ночи еще много времени…

— И что ты намереваешься делать? Где ты будешь… искать?

— Я примерно знаю где.

Он произнес это таким тоном, что Агния все поняла — и похолодела.

— Неужели…

— Все может быть. В любом случае они догадываются, где он может находиться.

Агнии не хотелось уточнять, кто такие «они». Ее волновало другое.

— А потом?

— Потом я заберу у них тело Мара и его душу заодно.

— Выкупишь? А если они…

— Никаких «если». — Он усмехнулся, торопливо приводя себя в порядок. — У меня есть то, на что они согласятся обменять любое тело! Я был готов отдать эту штучку в обмен за тебя, но обошлось.

— Что за штучка? — заволновалась Агния.

Проказливо улыбнувшись, Ариэл дотянулся до поясной сумки, где обычно носил патроны, деньги и личные вещи, и жестом иллюзиониста извлек из нее маленький пузырек из темного стекла:

— Вот эту!

— Ой! Откуда она у тебя?

— Взял.

Всплеснув руками, Агния кинулась за своим ридикюлем, распахнула, стала торопливо шарить внутри, выкидывая одну за другой все хранившиеся там вещи. Пусто! Крошечный пузырек, который она совершенно случайно обнаружила в тайнике письменного стола Марека, исчез. То есть его не было в ридикюле — его крепко сжимал в кулаке Ариэл. Ну зачем, зачем она перестала носить его постоянно при себе?

— Ты, — от возмущения Агния не сразу смогла подобрать слова, — ты… Ты его украл?

— Не украл, а взял.

— Ты шарил в моих вещах! Как ты мог?

— Вот так и смог. Ты болела, мне нужно было взять денег на покупку лекарств. Я полез в твою сумочку, потому что ты сама сказала, что деньги там, и обнаружил сосуд.

— И забрал! — Агнию уже трясло от гнева. — Почему?

— Потому что ты не знаешь, что это такое, а я знаю.

— Да? И что же?

Он уже открыл рот, чтобы произнести слово, но вместо него сказал другое:

— Душа. Вернее… нет, ты все равно не поймешь.

— Конечно, я же женщина! — обиделась Агния.

— Извини. — Он сделал шаг, раскинул руки, собираясь ее обнять, но Агния проворно отпрянула, пытаясь спрятаться за креслом.

— Не подходи!

— Агни? — Он выглядел сбитым с толку. — Ты чего? И это после всего, что между нами было?

— Не было! — воскликнула она. — То есть, конечно, было, но это не то, что ты подумал! Я тебе доверяла, а ты меня предал! Ты меня обокрал!

— Агни, — Ариэл старался быть спокойным и терпеливым, — пойми, у меня не было иного выхода. Эта вещь имеет огромную ценность. Это, по сути дела, то, ради чего твой муж отдал свою жизнь. Я не знаю, как она попала к тебе, но он показывал мне ее перед походом к подземелью Духов. И если я правильно понимаю, то это именно ее хотели у тебя забрать те люди.

— Я не верю, — прошептала она. — Это же просто пузырек… Правда, мне сказали, что его сделали лепрехуны — там, на донышке их клеймо… Но я думала, что это… Не может быть! Простой пузырек…

— Не простой пузырек. Дело в его содержимом.

— Мне все равно! Ты меня обманул! Я тебе доверяла! Еще немного, и я сказала бы, что люблю тебя, а ты…

— Любишь меня? Не лги. Всю ночь ты называла меня Мареком!

Агния задохнулась от забытой боли.

— Да Марек меня бы ни за что так не обманул! Марек был лучше тебя, а ты…

— А с меня хватит! — неожиданно рявкнул Ариэл.

Хлопнув дверью, он выскочил из комнаты. Было слышно, как простучали по лестнице его сапоги.

ГЛАВА 13

Оставшись одна, Агния отправилась в гостиную и присела на краешек дивана, не в силах больше двинуться с места. Возбуждение схлынуло, она чувствовала только усталость и странную пустоту в душе. Хотелось плакать, но слез не было. Не было вообще ничего.

Тихо скрипнула дверь — в щель сунулась голова Лимании.

— Господин ушел? — робко поинтересовалась она.

— Да.

— Он не-не-не будет завтракать? Есть гре-э-энки, как он любит…

— Нет.

— А куда он ушел?

— Не знаю.

Сатирра бочком протиснулась в комнату, тихонько подошла поближе.

— Ох, хоть бы он пошел в полицию…

«Да там и остался!» — мстительно подумала Агния, но лишь пожала плечами.

— Жаль, что я поздно заме-ме-метила, что он ушел, — продолжала горничная. — Я бы попросила его узнать, что будет с Марилием.

— С кем? — против воли заинтересовалась Агния.

Смущаясь и запинаясь, сатирра поведала о знакомстве с молодым соплеменником, который проник в их дом и оглушил ее ударом по голове.

— Вы ме-ме-меня не прогоните за то, что я так поступила? — пролепетала она. — Он мне-не так понравился… Такой воспитанный и симпатичный… Я так ме-ме-мечтала хоть с кем-нибудь познакомиться, думала, что и мне наконец повезло… А он…

— Он тебя предал, — вздохнула Агния и посмотрела на дверь, через которую только что выскочил Ариэл. Этот мужчина тоже ее предал. Осмелился обокрасть, когда она лежала больная. Воспользовался беспомощным состоянием женщины! Наверное, и в остальных вещах шарил! Конечно, ему же нужны были деньги! Надо проверить драгоценности, все ли на месте. У нее не так уж много украшений, но все дороги как память.

— Может, и предал. — Лимания потопталась и потом уселась на пол у ног хозяйки, как большая собака. — А может, и нет… Мне так его жалко. Я бы попросила, чтобы Марилия не наказывали слишком строго и разрешили нам встречаться…

— Ты хотела бы связать с ним жизнь? — удивилась Агния.

— А почему нет?

— Но он же преступник!

— Не-нет! Он просто оступился! Ему немного не-не повезло. И если его пе-э-эревоспитать, из него мог бы получиться отличный муж. Такой, как у вас, госпожа!

— Как Марек?

— Не-э-эт. Как господин Ариэл! Он сме-ме-мелый, сильный и совсем не страшный. И добрый. Он мог бы мне помочь спасти Марилия, я знаю!

Она глубоко вздохнула, поудобнее устраиваясь на полу у ног хозяйки и прижимаясь к краю дивана. Агния задумалась.

Мастер Молос был почти раздавлен. Сколько можно? Призрачная удача только-только поманит — и опять ускользает, как блуждающий огонек в руках крошечной пикси. Он столько лет шел к своей цели, иной раз шагал буквально по трупам — и вот опять.

…Его уверяли, что все будет в порядке. Ему говорили, что женщина слаба и беспомощна. Что достаточно на нее хорошенько надавить — и она все сделает сама. Но сначала эта глупая курица ухитрилась связаться с боггартом, который отвлек внимание и каким-то образом ухитрился спрятать ее от посторонних глаз, а потом внезапно нагрянула полиция. Пятерых констеблей и здоровенного рогача заметили всего несколько человек, но новости такого рода разносится на удивление быстро. Не прошло и десяти минут, как уже половина слушателей и преподавателей университета знали про них. Слухи расползались и множились, обрастая подробностями, и к тому моменту, когда они достигли ушей ректора, несколько констеблей превратились в целую армию, которая брала учебный корпус штурмом. Говорили про стрельбу и стаю ликантропов, засевших в подвалах и изготовлявших какое-то запрещенное законом зелье, про кровь девственниц, лившуюся целыми потоками, и про то, что одну такую жертву удалось вырвать из лап нелюдей-чернокнижников в самый последний момент. В общем, ректор, который только что вызвал мастера Молоса на ковер, потребовал правды.

Да, сказал алфизик, лаборатория была. Да, там изготавливали запрещенные зелья. Нет, никаких ликантропов и близко не было. Нет, он понятия не имеет, как ключ попал к преступникам. Да, это пятно на репутации университета, но в наших же интересах как можно скорее замять это дело. Что посоветовать? Если придут из полиции, отрицать все до последнего.

Ректор-то ему поверил, но вот поверят ли в полиции? Они арестовали одного из его подмастерьев, и, если верить свидетелям, тот обвиняется в покушении на полицейского. Неужели не понятно — если запахло жареным, надо уходить! Остальные-то ушли! А он почему остался? Некуда было бежать или захотелось поиграть в героя? И что будет, если он заговорит в участке и расскажет, как было дело? Ох, как все плохо…

Письмо было доставлено необычным способом — сложенный вчетверо листок просунули под дверь лаборатории. У мастера Молоса дрожали руки, когда он вчитывался в скупые строки, написанные незнакомым, кривым и косым почерком:

«Несмотря на то что вы совершили в отношении вдовы Марека Боуди, я, в память и из уважения к вашему мастерству, готов предоставить вам второй шанс. То, что вы столь безуспешно искали в его доме, сейчас находится у меня, и я знаю, что это такое. Готов обменять на останки Марека Боуди (они вам больше не понадобятся) для последующего захоронения. Если вы согласитесь, я могу закрыть глаза на все ваши деяния. Если откажетесь — я пойду с этим в полицию. В течение следующих трех часов посыльный будет ждать у ваших дверей. Выбор места и времени встречи оставляю за вами. Ответ напишите здесь же».

И все. Ни даты, ни подписи.

— Не нравится мне это, — подумал вслух старый алфизик. — Кто бы это мог быть?

Вопрос был явно риторическим, но сидевший в той же комнате молодой человек заглянул через плечо, пробегая глазами написанное.

— Наследство Марека Боуди, — протянул он. — Держу пари — если это не случайное совпадение, это… это…

— Я понятия не имею, что это такое! И я этому не верю!

— Мастер, вы не хотите рискнуть?

— Рискнуть? А если это ловушка?

— Не думаю. Тут ясно сказано: «Готов предоставить второй шанс». И выбор места и времени встречи тоже остается за нами.

— Значит, надо соглашаться?

— Надо рискнуть. Пока они не раскололи вашего парня, у нас есть немного времени. — Мужчина вынул листок из рук мастера и направился к столу в поисках пера и чернильницы. — А вы пока посмотрите, нет ли поблизости обещанного посланца?

Мастер Молос осторожно выглянул в коридор, прошел до конца, посмотрел в окно — и скорей кинулся обратно в лабораторию, где его напарник заканчивал писать ответ.

— Ты знаешь, Фил, что там за посланник? — прошептал он. — Там ликантроп!

— Настоящий? — отвлекся от письма Фил.

— Да!

— В таком случае я, кажется, знаю, кто автор этого письма. Ариэл Боуди.

Мастер Молос кивнул головой. Он успел узнать характер брата Марека и понимал, что тот вполне мог решиться на такой поступок.

— И где мы с ним встретимся? — поинтересовался он, наблюдая, как Фил сворачивает листок обратной стороной, чтобы скрыть собственную запись.

— Там, где этого добра навалом, — загадочно изрек Фил.

Ариэл не удивился письму, которое доставили, не прибегая к услугам почты, — кто-то просунул его под дверь. Лимания, которая возилась на кухне с ужином, клялась и божилась, что не слышала никаких шагов. Просто белый конвертик сам собой скользнул в щель и оказался на коврике.

Агния протянула было к посланию руку, но Ариэл ее опередил.

— Это мне, — пояснил он женщине, быстро прочел и просиял: — Они клюнули!

— Ты о чем? — Агния потянулась посмотреть, но мужчина уже убрал листок за пазуху.

— Да так, ни о чем. — Ее поцеловали в макушку. — Не бери в свою очаровательную головку. Ужинай спокойно и найди себе какое-нибудь занятие.

— А ты?

— А у меня дела! — отговорился мужчина, подхватил пистолеты, шпагу, плащ и направился к выходу.

В записке, переданной ему, четко оговаривалось место — музей и время — встреча была назначена через два часа, в половине девятого вечера. Все бы ничего, но это было время закрытия музея. Опоздать было нельзя. И все-таки Ариэл рискнул и поспешил в следственное управление.

Ему повезло — когда он выскочил из ландо и подбежал к воротам, следователь-рогач Холодный Туман как раз выходил из них, собираясь идти домой.

— Сударь, вас-то мне и надо! — Ариэл протянул вперед правую руку, прекрасно зная, что ни один рогач не ударит раненого. Сатир бы шарахнулся от него, как от проклятого. Ликантроп или вампир атаковали, не задумываясь. Пикси, лепрехуны и загадочные шезрулы вообще не заметили бы ранения и никак на него не отреагировали.

— Что случилось? — Холодный Туман отступил на несколько шагов в сторону, чтобы не загораживать ворота.

— Вот. — Ариэл достал записку. — Через… уже через час и несколько минут мне предлагается прийти к автору этого послания на встречу.

— И что думаете?

— Я пойду.

— В запасники музея? В одиночку? Без оружия? Да еще и с раненой рукой? — фыркнул рогач.

— Я все равно пойду, — поджал губы Ариэл. — Речь идет о душе и теле моего сводного брата… вернее, о том, что от них осталось. И потом — я больше чем уверен, что это — он… Тот, о ком я рассказывал.

— Вы, человеки, — странные существа! Вы готовы рискнуть жизнью ради… — С уст следователя чуть не сорвалось крамольное: «Ради другого самца», но он вовремя прикусил язык, причем в самом прямом смысле слова, став до странности похожим на свежий охотничий трофей. — Ради другого, даже не задумываясь над тем, а что такого этот другой может в благодарность сделать для вас!

— Он — мой сводный брат. И муж моей… близкой подруги. Его душа сейчас в опасности. Ее собираются использовать, если уже не использовали, в преступных целях. Мой долг — не только спасти Мара, но и остановить преступников, пока они не совершили нечто ужасное.

— Хорошо, — подумав, Холодный Туман качнул рогами вверх-вниз в знак согласия, — а что требуется от меня?

— То, что всегда требуют от полиции, — чтобы она явилась и арестовала преступников.

— В одиночку я с вами не пойду, — ответил рогач. — Мне нужно собрать людей, написать вышестоящему начальству рапорт… Брать придется почти наверняка тех, кого мне смогут выделить, — у констеблей и без того много работы, чтобы еще и добровольцев вызывать. И потом, на сверхурочную работу нужно спрашивать особое разрешение. И часть сотрудников уже разошлись по домам, что только усложнит дело. Короче, вы отправляйтесь туда первым, а подкрепление прибудет потом. Потяните время. Чем большую фору вы нам дадите, тем большим количеством людей я буду располагать.

— Хорошо, — кивнул Ариэл. — Я попробую.

Но следовать этому заявлению не получилось.

Ближе к вечеру достать в центре города свободное ландо было трудно — все были либо уже заняты, либо спешили с заказами, торопясь поспеть на встречу с важным клиентом. Не помогало даже упоминание о Тайной канцелярии — одни возницы не верили Ариэлу и требовали показать бумаги, другие спешили убраться подальше, не желая связываться. Он начал нервничать и принял решение идти пешком, хотя и понимал, что непременно выдохнется и толку в драке от него никакого не будет. А в том, что драка предстоит, он не сомневался. Автор записки — Ариэл узнал его по почерку — не из тех, кто так просто сдается. Человек, совершивший не одно, а целых два убийства ради своей идеи, вполне способен пойти и на третье. И это если не вспоминать о похищении женщины!

На углу улицы Гирлянд и набережной ему повезло — на глаза попалась свободная коляска. Ехать оставалось всего ничего, но несколько относительно спокойных минут передышки ему бы не помешали.

— Вы в музей собрались, сударь? — Возница попался словоохотливый. — К наукам потянуло?

— Да. — Ариэл погрузился в планирование и отвечал односложно.

— А не поздновато? Время вечернее…

— Я успею.

— И чем интересуетесь, смею спросить?

— Историей.

— Эва! А чего ею интересоваться-то? Ну было. Но так дело-то прошлое! Сейчас все не так, все иначе! О настоящем надо думать, а не в прошлом копаться. Живем-то сейчас, а не тыщу лет назад!

— Ты не прав. — Ариэл запрокинул голову, глядя в небо. — Мы живем всегда.

— Это что, как священники говорят, что душа, мол, бессмертная?

— Да.

— А-а-а, я-то думал… Тогда все равно непонятно — ежели душа бессмертна, то она, стало быть, о прошлом должна сама все знать? На кой ляд тогда историю учить?

— Приехали, — перебил Ариэл, приподнимаясь в коляске.

— Куда приехали-то? — Возница указал кнутом. — Главные ворота — вон они, дальше! А это для работников музейных…

— Приехали, — с нажимом повторил Ариэл, собираясь выскочить на ходу.

— Ежели вы такой обидчивый, что вас мои слова за живое задели, то, конечно, извиняйте. — Возница протянул руку за оплатой. — А вот ежели бы вы…

Ариэл сунул ему пару медяков и решительно направился к боковым воротам.

Кроме главного входа в музей и в прилегающий к нему парк можно было попасть двумя путями — со стороны конюшен (Ариэл уже побывал там накануне и не хотел светиться) и через боковые ворота, которыми пользовались служащие. Эти же ворота использовали для доставки в музей разных диковин для новых экспозиций и продуктов в ресторан.

Музей, как обычно, работал до последнего посетителя. В большинстве залов еще прогуливались любопытствующие, но многие либо спешили к ресторану, чтобы спокойно поужинать, либо уже направлялись домой. Ариэл шагал не спеша, изображая праздношатающегося гуляку. Время от времени он то останавливался возле какой-нибудь картины или красивой статуэтки, то наклонялся над толстым стеклом, под которым на подушках лежали крошечные сувениры из далеких стран.

В тех залах, откуда посетители уже ушли, суетились служители. Одни прибирали и подметали полы, другие протирали тряпочками подоконники и дверные ручки, третьи тащили корзины с мусором, четвертые накрывали полотнами особо ценные экспонаты. Многие провожали Ариэла удивленными взглядами.

— Мы закрываемся через несколько минут, — счел нужным предупредить один, когда Ариэл, миновав весь первый этаж, решительно направился на второй.

— Сколько у меня времени? — приостановился тот.

— Еще четверть часа. — Служитель указал на большие настенные часы, висевшие над входом. Ариэл обернулся на циферблат через плечо.

— Мне времени хватит, — сказал он.

— А куда вы направляетесь?

В записке не было сказано точное место встречи, но сомнений у Ариэла почему-то не возникало.

— В зал истории Древнего Кайтарра.

— Мумиями интересуетесь?

— Да.

— Там сейчас новую экспозицию делают. После гибели Фила Годвина решили все поменять. Так что пока смотреть особо нечего.

— Отлично. Тогда только одним глазком гляну — и сразу назад. Вы уж не торопитесь запирать двери-то. А то мне придется среди мумий ночевать! А они, говорят, по ночам встают и разговаривать начинают…

Ариэл нарочно задержался, болтая со служителем. Тот теперь запомнит позднего посетителя и, уходя, предупредит ночных сторожей о том, что еще не все покинули музей. Сторожа не станут запирать двери сразу после закрытия, будут ждать… А потом либо подъедет полиция, либо у них самих не выдержат нервы и они пойдут проверять.

На третьем этаже, где располагалась экспозиция Древнего Кайтарра, было пусто и тихо. В некоторых залах уже погасили все огни. Кое-какие двери были заперты на засовы и щеколды. Но Ариэл знал, что нужная дверь будет открыта, и уверенно шел по неосвещенным коридорам, наступая на пятна лунного света на полу. Эхо его шагов катилось впереди.

Нужные двери оказались распахнуты настежь. Хороший знак.

Он задержался на пороге, сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду. Вошел в помещение.

Зал был освещен красноватым светом масляных ламп, снизу вверх подсвечивающих мумии, которые были установлены в нишах под стеклом. Вопреки заверениям служителя, тут ничего не меняли. Или все-таки где-то что-то переставили?

Ариэл замедлил шаг, всматриваясь в ряды высохших тел. Мужчины и женщины, молодые и старые, взрослые и подростки, едва-едва вышедшие из детского возраста. Тут было такое разнообразие, словно древние могильщики пытались оставить для потомков целый срез своего общества. С некоторым волнением и даже отвращением Ариэл заметил мумию беременной женщины. Музейные работники или же сами могильщики с невероятным цинизмом отрезали лоскут кожи от ее живота, чтобы можно было видеть мумифицированного ребенка — еще не родившегося, но уже убитого. Ариэл представил, как бы содрогнулась от отвращения Агния, увидев в их первый приход сюда такое…

Но нет! Она не могла этого увидеть. Этой мумии здесь точно раньше не было. Ариэл был готов поклясться спасением души, что видит ее впервые. Выходит, служитель не соврал? Значит, тут действительно все меняли местами?

Тихий шорох за спиной заставил насторожиться.

— Любуетесь? — вкрадчивый голос.

— Да, — ответил он, не обернувшись. Во-первых, в стекле отразился мужской силуэт, больше похожий на чью-то неупокоенную тень. А во-вторых, так подошедший не заметит, что рука Ариэла осторожно поползла к рукояти заряженного пистолета.

— Интересное зрелище, не правда ли?

— Первый раз такое вижу, — согласно кивнул он. Голос человека был знаком настолько, что все сомнения отпали. Он разговаривал с автором записки, с тем, кого подозревал в убийстве Фила Годвина и похищении Агнии. Не было смысла спрашивать, как он остался в живых — сейчас не до того. — Тонкая работа. Как вам это удалось?

— Удалось — что?

— Вот это. — Он ткнул пальцем в витрину. — Мумифицировать нерожденного младенца.

— А кто сказал, что это моя работа? Нет, это тоже сделали кайтаррцы. Мне до них далеко.

— И все же вы добились кое-каких результатов?

— Да. — Собеседник улыбнулся. Он держался поодаль, и Ариэл не спешил поворачиваться к нему лицом. — Желаете посмотреть?

— Желаю.

— Только за плату. Вы принесли то, что должны?

— Да. — Ариэл стоял спиной, внимательно глядя на отражение темного силуэта.

— Покажите.

Действуя нарочито медленно, Ариэл полез за пазуху правой рукой. Пришлось стиснуть зубы — рассеченные мышцы повиновались плохо. Нащупал крошечный пузырек, вынул, протянул в сторону руку, держа его на ладони.

— Да. Это он!

Человек дернулся вперед — и пальцы Ариэла плотно сомкнулись на пузырьке.

— Вы обещали!

— Хорошо. Пройдите сюда! — Он сделал приглашающий жест.

Повинуясь его указаниям, Ариэл сделал несколько шагов вдоль ряда витрин с мумиями. За беременной женщиной последовала юная девушка. Потом — высокий плечистый мужчина в боевом облачении и воинской раскраске, как гласила надпись на табличке. Потом еще одна женщина, на сей раз какая-то старуха. А дальше…

Мужчина. Молодой, если судить по сохранившимся зубам и густым светлым волосам. Обычная фигура. Чресла прикрыты набедренной повязкой. Вторая повязка надежно удерживает волосы надо лбом. На шее — что-то вроде ожерелья. На ногах — сандалии. Рядом на подставочках инструменты — папирус, свернутый в трубочку, перо, чернильница, стилус. «Писец», — гласила надпись.

Там были еще и примечания, чем знаменита эта каста и что делали писцы, но Ариэл не стал читать. Запрокинув голову, он уставился в лицо мумии.

В лицо того, кто еще полгода назад был живым человеком, полным сил, надежд на счастье и смелых научных замыслов.

— Не может быть, — вырвалось у него. — Это невероятно!

— Да, у меня все получилось, — не без гордости ответил собеседник. — Мне удалось полностью восстановить древние технологии. Вплоть до выяснения того, какими маслами обрабатывали тела, чтобы защитить их от преждевременного разложения.

— Это… чудовищно.

— Ничуть. Когда-то такое было в порядке вещей…

— Убивать людей ради удовлетворения своего честолюбия?

— Ради науки! — поправил собеседник. — Ему уготована вечная жизнь…

— В качестве музейного экспоната. — Ариэл не верил в реальность происходящего, но ошибиться не мог. Это тело его брата было выставлено в экспозиции «Древние кайтаррцы». Тело Марека Боуди, умершего при загадочных обстоятельствах во время научной экспедиции к подземелью Духов.

— А почему нет? Многим из них — несколько тысяч лет. И так прекрасно сохранились!

— Но почему он? Почему Мар?

— Удачное стечение обстоятельств, не более того. Он сам виноват — зачем заключал часть своей души в этот сосуд?

— Поход в подземелье Духов был опасен для него. Он рисковал жизнью…

— Рискнул — и проиграл. Это нормально, вам не кажется?

— Нет. Если бы не это… стечение обстоятельств, он бы вернулся живым и невредимым. И наверняка принес бы оттуда несколько подходящих душ — для завершения своего эксперимента. А вместо этого…

— …сам стал экспериментом! — усмехнулся собеседник и вдруг стал серьезным: — Хватит болтать. Отдай мне ка!

— Сначала покажи мне то, что должен был отдать вместе с мумией! — предложил Ариэл, переходя на «ты».

— Ты… мы так не договаривались! — Мужчина сделал шаг навстречу. — Ты обещал не делать глупостей!

— А ты обещал отдать мне тело брата!

— Забирай!

— Вот и ты забирай! Как я понимаю, ка тебе нужнее, чем мне — останки Мара. Я свою часть договора выполнил. Отдай мне ушебти и забери ка сам!

Он медленно повернулся спиной к витрине. Свет теперь бил ему в спину, освещая погруженный во тьму зал. На противоположной стене серыми пятнами выделялись окна. Силуэт человека казался черным пятном во мраке.

Что-то мелькнуло в воздухе. В темноте было не разобрать, но Ариэл угадал движение за миг до того, как его собственный кортик ударил его по руке. Он заметил резкое движение, но не успел сжать пальцы и почувствовал сильный удар железной рукоятки по кисти. Зачарованное оружие не могло причинить вреда своему владельцу. Но боль от удара стрельнула через рассеченную мышцу до самого плеча, и пальцы разжались, выпуская драгоценный сосуд.

— Ах ты…

Кортик отлетел в одну сторону, а пузырек — в другую. Оглушенный болью, Ариэл секунду или две стоял неподвижно, в то время как его противник со всех ног кинулся к упавшему пузырьку, бросаясь на него, как зверь на добычу.

— Отдай!

— Черта с два! — Тот покатился по полу, вскакивая с добычей в руке.

Левой рукой Ариэл выхватил пистолет. Искать кортик смысла не было — он бы терял драгоценные секунды.

— Ты не посмеешь. — Противник попятился от нацеленного в него дула.

— Уверен?

Вместо ответа мужчина бросился бежать.

Он метнулся вглубь зала, туда, где, насколько помнил Ариэл, имелся второй выход из зала мумий. Опасаясь, что враг уйдет, Ариэл выстрелил.

Грохот выстрела слился со звоном разбитого стекла. Пуля выбила витрину одной из мумий. Отшвырнув разряженный пистолет, Ариэл выхватил второй, кинувшись в погоню. Стрелять левой рукой, да еще на ходу, он не умел, и вторая пуля разворотила дверной косяк. Досадуя, что противник сейчас уйдет, Ариэл со всей силой швырнул в него пистолетом.

Тот пролетел мимо, ударился о стену, а беглец нырнул в дверной проем. Было слышно, как загрохотали его башмаки вниз по лестнице.

Самым правильным было отступить — тело Мара он получит так или эдак, в полиции все знают, преступнику не уйти. Но оставить в руках убийцы душу названого брата? Ни за что!

Додумывал Ариэл эту мысль уже на бегу.

Лестница запасного хода вывела его куда-то вниз, в полупустой зал на первом этаже, заставленный большими ящиками и коробками. То ли запасники музея, то ли склад. Свет пробивался из одной из дверей, позволяя кое-как ориентироваться в пространстве.

Он ворвался сюда почти на плечах убегавшего противника, видя его спину, и сразу заметил, что тот нырнул куда-то за ящики. Метнулся следом, чуть-чуть притормозив, чтобы обнажить шпагу. Держать ее в левой руке Ариэлу приходилось и раньше, но вот быстро выхватывать из ножен не получалось. И эта заминка едва не стоила ему жизни, ибо в следующую секунду из-за ящиков выскочил его противник, тоже вооруженный шпагой, и, стой Ариэл чуть ближе, тот с легкостью насадил бы его на острие.

Вовремя заметив в полутьме блеск стали, Ариэл отпрыгнул в сторону, поднимая оружие. Наконец-то все условности были отброшены в сторону — он видел своего врага и мог его убить. На дуэли, как когда-то обещал следователю-рогачу. Убить того, кто отправил на тот свет его сводного брата, подставил под обвинение его самого и похитил любимую женщину.

Ариэл фехтовал намного лучше противника, у которого за плечами не было военной академии, где всем мальчикам в обязательном порядке преподавали искусство фехтования. Но сейчас силы сравнялись — Ариэлу приходилось действовать левой рукой, да и свет из распахнутой двери бил ему прямо в лицо, заставляя отступать в темноту и щуриться. После первого обмена ударами он был вынужден перейти в оборону, понимая, что это — прямой путь к проигрышу. Но в душе оставалась надежда на то, что музейные работники услышали выстрелы и теперь спешат на помощь. Значит, надо только протянуть время.

Противник наступал. Отступавший Ариэл внезапно запнулся обо что-то ногой и с ужасом почувствовал, что теряет равновесие. Любой ценой стараясь удержаться и не упасть, он устремился в слепую атаку, наугад отмахнулся, сбивая клинок противника, сделал молниеносный выпад. Спасаясь от неожиданной атаки, его враг шарахнулся в сторону. Противник пытался удержать позиции, но ему все-таки недоставало опыта. Внезапно он развернулся и кинулся бежать.

Опасаясь, что враг уйдет — тот намного лучше ориентировался в складских помещениях музея и мог найти укромный уголок, — Ариэл совершил то, на что не решился бы в здравом уме и твердой памяти: примерился и метнул противнику вдогонку свою шпагу. Метнул не как копье, а как большой нож.

И попал. Как раз в этот миг убегавший обернулся, и описавшая круг рукоять попала ему в лицо. Нелепо взмахнув руками, он упал навзничь. Не теряя времени, Ариэл подскочил и пнул его в бок ногой.

Мужчина среагировал мгновенно. То ли удар был не слишком сильным, то ли это был отвлекающий маневр, но он проворно перекатился набок, успел поймать Ариэла за ногу и дернул его на себя.

Не устояв, Ариэл рухнул на спину. От удара об пол у него едва не вышибло дух. Перед глазами вспыхнули звезды. Он взвыл, клацнув зубами, и замер, а в следующий миг на него навалился его противник. Голова едва не оторвалась от мощного удара в челюсть.

Сражаться одной рукой было трудно, тем более что нарочно или случайно, но противник коленом прижал именно правую руку. Боль сводила с ума, но, хрипло взревев, Ариэл выбросил вперед и вверх левую руку, ловя противника за горло.

— Ты-ы-ы…

Мужчины покатились по полу. Ариэл вцепился в глотку своего противника со всей злостью и силой, сражаясь насмерть, как не сражался с тем ликантропом несколько недель назад. Пальцы нащупали кадык мужчины, сдавили его. Противник хрипел, рычал, брызжа слюной, и отчаянно лупил по нему кулаками.

У пропустившего несколько ударов Ариэла кружилась голова. Непослушные пальцы скользили по коже. Но он упрямо впивался в шею врага ногтями, словно дикий зверь — когтями. Был готов разодрать горло врагу, и тот тоже слабел, вынужденный сражаться за каждый глоток воздуха. В какой-то миг он сам попытался сомкнуть руки на шее Ариэла, но помедлил — в одной из них был зажат пузырек. Ему надо было выпустить добычу, а это оказалось таким сложным делом. Его удары становились все слабее и слабее, но и Ариэл держался из последних сил…

Наконец раздался топот бегущих ног. Вспыхнули огни масляных ламп, освещая два сцепившихся в схватке тела. А потом чьи-то руки принялись растаскивать противников в стороны.

— Все! Хватит! Хватит! — Смутно знакомый голос ворвался в сознание. — Вы его взяли! Он почти готов…

Ариэл разжал сведенные судорогой пальцы, почувствовал, как его поднимают, приводя в вертикальное положение. Глубоко вздохнул, обвел мутным взглядом собравшихся. Его держали за руки два музейных работника. Один из служителей и констебль заламывали назад руки его полузадушенного противника. Рядом стояли знакомый рогач и еще два полицейских.

— Вы вовремя, — промолвил Ариэл. — Спасибо. Обыщите его. У него должен быть такой пузырек из темного стекла, лепрехуновской работы. И еще один. Глиняный сосуд в форме человечка…

Констебль профессионально охлопал одежду задержанного, полез во внутренние карманы, ощупал подкладку камзола и протянул Ариэлу пузырек:

— Это все. Глиняной фигурки нет.

На какой-то миг Ариэлу стало страшно — мелькнула мысль, что фигурка выпала во время бегства и драки и теперь в лучшем случае валяется где-то, закатившись в угол, если не раздавлена в темноте чьим-то сапогом. А это катастрофа. Но потом встретил хитрый взгляд задержанного и все понял.

— Тварь, — выдохнул он. — Подстраховался-таки?.. Где находится ушебти Марека Боуди? — обратился Ариэл к своему недавнему противнику.

— Не скажу.

— Решил поиграть в героя? Ну-ну… Ваша честь, — окликнул он следователя, — я обвиняю этого человека в двух убийствах и похищении женщины. И еще, позаботьтесь о том, чтобы завтра задним числом был подготовлен приказ об аресте мастера-алфизика Димера Молоса.

— Основание? — деловым тоном поинтересовался Холодный Туман.

— Пока — подозрение в соучастии в убийстве своего коллеги Марека Боуди. И незаконное использование человеческой души в личных целях.

— Ого! — фыркнул рогач. — И вы сможете это доказать?

— Да.

Мастер Молос не мог усидеть дома. Его небольшая холостяцкая квартирка в одном из жилых корпусов университета казалась ему тесной клеткой, западней, откуда надо выбираться, если он хочет сохранить жизнь. И без того большую часть времени проводивший в лабораториях и на кафедре и являвшийся сюда только переночевать, старый алфизик без сожаления готовился покинуть дом. Вещи уже были собраны, деньги — тоже. Дело было за малым — дождаться возвращения Фила из музея, и можно отправляться в путь. До рассвета они покинут столицу. Пока их хватятся завтра утром, пока проведут расследование, пока то да се — след простынет.

Минуты ползли одна за другой, и вместе с ними в никуда уползало терпение мастера Молоса. Ну где носит его помощника? Он должен был вернуться уже четверть часа назад! Неужели что-то пошло не так?

Нервы были напряжены до предела. Когда внезапно задребезжали часы, отмечая одиннадцать ночи, алфизик не выдержал и бросился на улицу. Он подождет Фила там, в условном месте, чтобы не терять времени даром. А если окажется, что его помощник сбежал или, хуже того, арестован, — тем более, какой смысл медлить? Бумаги Марека Боуди у него, ушебти — тоже. Есть люди, которым можно все это выгодно продать и обеспечить себе достойную старость.

Осенняя ночь выдалась ненастной — резкий ветер, вдобавок ко всему, кажется, опять начинался дождь. Тем лучше, значит, есть шанс покинуть город незамеченным.

Замаскировать самодвижущуюся карету оказалось проще простого — достаточно было запрячь в нее лошадь, благо университетская конюшня неподалеку. Мастер Молос накануне вывел оттуда нестарого крепкого мерина. Большую скорость он не разовьет, но, если машина будет ехать сама, а лошадь — только бежать в оглоблях, они успеют уйти далеко.

Дрожащими руками алфизик стал запрягать мерина, на чем свет стоит ругая себя и Фила за то, что не позаботились об этом заранее. Теперь, на ветру, в осеннем мраке, каждая секунда промедления казалась вечностью.

Закрепив последний узел, мастер Молос забрался на передок и стал ждать. Для себя он решил, что досчитает только до трехсот, после чего попытается уехать один. И запнулся на счете «сто тридцать три», ибо увидел вдалеке свет.

Огни. Факелы. Движутся в его сторону. Три… нет, четыре… пять… Растянулись цепью. Все пропало!

Нервы у старого алфизика и так были напряжены до предела, и сейчас словно что-то лопнуло внутри. Вскрикнув, он хлестнул лошадь, решив прорываться сквозь цепь загонщиков. Их не так много, можно объехать…

Мерин всхрапнул, дернулся, сдвигая машину с места.

— Вперед! Вперед! — крикнул мастер Молос условное слово.

Машина вздрогнула, как живая, и с неохотой поехала. Колеса завертелись и с грохотом — о Первопредок, с каким ужасным грохотом! — покатилась вперед.

— Вот он! Стоять! Полиция! — послышались голоса.

— Вперед! — завопил мастер Молос, хлестнув мерина кнутом.

Несколько человек, размахивая факелами, бежали наперерез. Их было много. Слишком много. Десять? Двадцать? Некогда считать! Рванув напрямик, машина тряслась и подскакивала на неровной дороге, забуксовала и опасно покачнулась, когда переднее колесо наткнулось на что-то. Алфизик закричал, слишком живо представив себе, как летит кувырком в грязь, теряя вожжи и контроль над ситуацией. Но машина выровнялась — не без помощи мерина.

— Вперед! Вперед!

Вот и аллея. Теперь прямиком до ворот. Если они открыты…

— Назад! — Знакомый голос, срывающийся на рев. — Мар, назад! Стой, Мар!

Машина внезапно вильнула колесами из стороны в сторону, пошла как-то боком. Мерин, не привыкший к тому, что груз движется самостоятельно, взвизгнул и поддал задом.

— Стоять! Мар, да остановись ты, брат!

Ариэл либо не знал, либо напрочь забыл кодовое слово, и мастер Молос почувствовал мстительную радость. Он все-таки победит! У него все-таки все…

Выстрел.

Второй… третий… Отчаянный визг раненого мерина. Сделав еще скачок, конь внезапно рухнул на колени. Громко, на весь университет, треснула одна оглобля. Машина по инерции врезалась в упавшего коня, забуксовала. Задняя нога забившегося в судорогах мерина попала ей под колесо, и она, покачнувшись, внезапно опрокинулась на бок. Мастер Молос вывалился наружу и на несколько секунд отключился.

А когда снова пришел в себя, кругом были люди. Два констебля поднимали его за локти. Еще двое стояли рядом. Остальные облепили машину. На глазах у все еще оглушенного падением и крушением всех надежд алфизика человек, которого он с некоторых пор терпеть не мог, вскарабкался на передок и, зарычав от боли и напряжения, отодрал переднюю панель, вынимая фигурку ушебти.

Ариэл освободился только через два часа. Ему предоставили служебную карету — такие в следственном управлении использовали, когда ехали кого-либо арестовывать, — и Ариэл не преминул воспользоваться ею. В конце концов, сегодня он славно потрудился на благо государства и имел право попользоваться жизненными благами. Тем более если возвращение на службу в Тайную канцелярию стало реальностью, ему время от времени придется разъезжать в таких каретах по делам. Пора привыкать. Кроме того, правая рука болела просто невыносимо. Швы, наложенные сегодня днем, разошлись, и, хотя ему перетянули рану жгутом, чтобы остановить кровь, он страстно мечтал о глотке чего-нибудь болеутоляющего.

Карета остановилась возле дома номер шестнадцать по Капустной улице. Выбравшись наружу, Ариэл запрокинул голову и ахнул. На втором этаже три окна гостиной были ярко освещены. Агния не спала, хотя было почти два часа ночи. Ее силуэт темным пятном виднелся в окне.

Боль внезапно схлынула, задавленная волной облегчения и глупого счастья. Чувствуя, что на губы сама собой наползает улыбка, Ариэл помахал рукой — и женский силуэт в окне ответил ему таким же приветственным жестом.

А еще через минуту он, прыгая через две ступеньки, взлетел на второй этаж и обнял свою женщину.

ГЛАВА 14

— Агни, собирайся!

Торжественный тон Ариэла немного сбил с толку. Последние два или три дня он то и дело исчезал из дома, убегая на целый день и отказываясь даже обсуждать с женщиной свои дела. От него нельзя было ничего добиться, кроме намеков, что у арестованного мэтра Молоса нашли кое-что интересное и важное. И вот он решил посвятить ее в свои дела?

— Куда?

— В полицию. Так надо. И не бойся — я с тобой!

— Ничего я не боюсь, — покачала головой она. — А зачем?

Вот сейчас он скажет: «Забери свое заявление!» И что ответишь? Что согласна? После того, что Ариэл для нее сделал, и после того, что между ними было, глупо продолжать сердиться на этого человека. Но и безоговорочно верить ему не получалось. Как же так? Если он действительно убийца Марека, как ей жить с этим? Она же обнимала и целовала того, кому должна желать если не смерти, то сурового наказания!

— Я хочу показать тебе кое-кого. Собирайся.

Внутренний двор следственного управления был все таким же — погруженный в вечный сумрак колодец каменных стен, заполненный народом. Люди, сатиры, несколько рогачей, лепрехуны, даже ликантроп — все спешили по своим делам, не обращая внимания друг на друга и не замечая посетителей, пока те не решались самостоятельно обратить на себя внимание.

Гордо держа руку на перевязи — Агния шла рядом, опираясь на его правый локоть — Ариэл прошествовал в холл, и почти сразу им навстречу попался знакомый рогач. Он выглядел довольным.

— Вы точны, — промолвил следователь гулким басом. — Добрый день, госпожа Боуди.

Агния кивнула.

— Зачем нас пригласили?

— Простая формальность, госпожа. — Холодный Туман предложил ей опереться другой рукой на его собственный локоть. Он был выше ростом, чем Ариэл, и держаться было неудобно. — Вы должны опознать одного…

— Двух, — тихо подсказал Ариэл.

— Да, двух человеков, — поправился следователь. — Процедура не совсем приятная, но нам всего лишь надо подтвердить или опровергнуть их личности. Вы знаете, так или иначе, обоих. Ваши показания будут занесены в протокол, после чего вас отпустят с миром.

— Я буду рядом, — негромко пообещал Ариэл, накрывая второй рукой ее ладонь.

Они прошли по узкому старому коридору, где стены нуждались в покраске, а доски пола поскрипывали и слегка прогибались, так угрожающе потрескивая под копытами тяжелого рогача, что Агния начала нервничать: вдруг полы не выдержат и проломятся? Справа шел ряд одинаковых дверей, слева было несколько окон с решетками. Коридор сделал поворот, и, вырвавшись вперед, следователь толкнул одну из дверей:

— Прошу сюда.

Просторная комната была почти пуста. В одном углу стоял письменный стол, где устроился секретарь, рядом — два стула. Третий стул находился у противоположной стены, подле боковой двери, установленный за невысокой оградой. Секретарь что-то торопливо дописывал и, привстав, подал Агнии перо:

— Прошу прочесть и подписать.

Она пробежала глазами сухой канцелярский текст, повествующий об ответственности за оговор невинного человека:

— Я должна… опознать преступника?

— Вы просто должны будете внимательно на него посмотреть и сказать, видели ли вы его раньше и при каких обстоятельствах. Это формальность, но она нам крайне важна.

— А если я не буду в этом так уверена? Ну мало ли…

— Так и скажете, что вы его не знаете.

— Хорошо. — Агния поставила подпись. Ариэл неловко, вкривь и вкось, нацарапал рядом свою фамилию левой рукой. — Я готова!

— Тогда присядьте… Давайте этого! — гаркнул следователь.

Его зычный раскатистый бас, казалось, был слышен даже на улице. Агнии показалось, что задребезжали стекла.

Боковая дверь отворилась, и под охраной двух констеблей вошел человек. С виду — обычный мужчина, каких десятки, если не сотни бродят по улицам любого города. Встретишь его на улице — пройдешь мимо и второй раз не посмотришь.

И тем не менее Агния так и впилась взглядом в это лишенное особых примет лицо. Человек остановился возле стула за загородкой, оказавшись в пяти шагах от нее, и посмотрел на женщину долгим взглядом, в котором смешались гнев, презрение, удивление и многое другое. Гнева и ненависти было больше — столько, что молодая женщина отшатнулась и тут же услышала, как мягко переступил с ноги на ногу стоявший рядом другой мужчина. Мысль о том, что он здесь, принесла уверенность.

— Успокойтесь, сударыня, — пророкотал следователь-рогач. — Здесь вам ничего не грозит. Подумайте хорошенько и скажите, узнаете ли вы этого человека?

— Да, — кивнула она.

— Вы с ним раньше встречались?

— Да, — снова кивок.

— Когда? При каких обстоятельствах?

— Я должна отвечать? — Агния обернулась на собеседника.

Арестант скривился. Взгляда он не отводил, продолжая сверлить глазами и саму женщину, и ее спутника.

— Да. Все ваши ответы будут занесены в протокол и потом приобщены к делу в качестве оправдания или обвинения…

— Обвинения, — подал голос арестант. — Кто тут кого собирается обвинять? Ретрограды, вставляющие палки в колеса прогресса? Так знайте — его не остановить! Рано или поздно придут другие, и тогда…

— Замолчите! У вас еще будет время высказаться! На суде! — рявкнул рогач и снова повернулся к женщине: — Так что?

— Я встречалась с ним, — кивнула Агния.

— Когда?

— Дня три или четыре назад. Мне… было трудно следить за временем, но этот человек говорил со мной, когда я… когда меня… в общем, когда я была там… в подвале, — закончила она шепотом. Вспоминать проведенные там часы не хотелось. Слишком жуткими были воспоминания.

— И о чем вы с ним говорили? Хотя бы вкратце?

— Да не все ли равно? — начал арестант снова. — Эта глупая курица…

— Молчать!

Агния вздрогнула — и тут же ей на плечо легла мужская рука. Этот властный жест собственника, как ни странно, вселил в женщину мужество. Она еле сдержалась, чтобы не накрыть эту руку своей, и без страха посмотрела на арестанта.

— Он хотел… — Агния с трудом отвела взгляд от его лица. Сейчас ей мерещились на нем печати всех мыслимых и немыслимых пороков. — Хотел, чтобы я отдала им наследство мужа… То, что он мне оставил…

— И то, чем ты со своим ограниченным бабским умишком никогда бы не смогла воспользоваться! — Арестант не мог долго молчать. — У тебя оно бы пропало втуне, а у меня…

По знаку рогача один из констеблей ударил арестованного в живот так, что тот согнулся пополам, хватая ртом воздух.

— Он хотел заставить меня отдать наследство Марека, — отчеканила Агния. — А иначе пообещал никогда не выпустить оттуда… живой!

— Значит, этот человек лишил вас свободы и шантажировал? — уточнил следователь.

— Да.

— Вы его узнали и готовы повторить свои показания в суде?

— А его, — Агния покосилась на арестанта, — посадят?

— Срок заключения определит суд, но думаю — да!

— Тогда я согласна!

— Подпишите протокол.

Агния взяла перо и аккуратно вывела внизу листа свои имя и фамилию.

— А теперь, — Ариэл так и держал руку у нее на плече, — позволь тебе представить… Фила Годвина, собственной персоной!

— Фил Годвин? — Агния вздрогнула. — Но он же…

— Убит мною? — В голосе Ариэла промелькнули знакомые горькие нотки. — Нет. Он инсценировал собственную смерть, прекрасно зная, что обвинят в этом только меня. Ибо это моим кортиком было совершено убийство. А кортик был заклят и лишь в одних руках мог наносить смертельные удары. Ему нужно было хоть на время убрать меня с дороги, чтобы подобраться к тебе и к тому, что оставил тебе Марек.

— Я до сих пор ничего не понимаю, — беспомощно произнесла Агния. — Неужели пузырек и бумаги были настолько ценны, что даже тот старый алфизик…

— Мастер Димер Молос, — подсказал следователь. — Он получил их. Прочел в них то, чего не могли заметить вы. И понял, что это далеко не все.

Агния вздохнула. Она ведь вообще не читала бумаг. Только просмотрела некоторые из них и понятия не имела, что там написано. Достаточно того, что это были записи, сделанные рукой ее любимого мужа.

— Да уж, — фыркнул Фил Годвин. — Это был прорыв! Гениальная идея! Ее нужно было только доработать. Марек не смог — он испугался, дрогнул в самый последний момент! Струсил, сообразив, какие это открывает перспективы. А вот я — нет. И я сделал то, на что никогда не решился бы такой трус, как Марек. Всего-то и надо было, что убрать его с дороги и…

— Ты! — Агния вскочила как подброшенная. — Так это ты его убил?

Ариэл предостерегающе сжал ее плечо, но женщина сбросила его кисть одним движением и кинулась вперед, протягивая руки и намереваясь вцепиться арестованному в глаза. Один из охранявших его констеблей встал у нее на пути, заслоняя Фила собой. А в следующий миг Ариэл настиг ее и обнял одной рукой, прижимая к себе.

— Ты! Ты! — исступленно кричала Агния, пытаясь вырваться. — Убийца!

Рогач пришел людям на помощь. В его племени к самкам не относились с таким пиететом, как у других рас, — считалось, что главные достоинства самки — это скромность, смирение и умение соглашаться с мнением самца. Следователь легко поднял человечку на руки, отнес в сторонку и, без особой почтительности свалив на стул, плеснул ей в лицо немного воды из графина. Не рассчитал, выплеснул больше половины, и Агния зафыркала, мотая головой и стряхивая с лица и шляпки воду.

— Так-то лучше, — из своего угла прокомментировал Фил Годвин. — Тем более что я его не трогал. Я его предупреждал: «Не лезь в подземелье Духов! Не суйся куда попало!» Он меня послушал? Он полез!

— Ты сам его подначивал, — через плечо бросил Ариэл.

— Я настоящий ученый! Я поставил опыт и не жалею о его результатах, — парировал тот. — Переворот в науке стоит нескольких жертв!

— Вы совершили преступление, — спокойно сказал рогач.

— Я сделал великое открытие. Я двигаю науку, а вы — только тормоза на пути прогресса! Ничего, еще придет наш час! Настанет время, и кругом будут разумные машины, способные сами принимать решения. Оружие, которое само выбирает себе цель. Приспособления, которые полностью избавят человека от жизненных трудностей и облегчат ему существование. Механизмы все будут делать за нас. Нам останется только создавать для себя все новые и новые машины, чтобы…

— Если вы таким представляете себе будущее, — все так же спокойно перебил его рогач, — то я постараюсь сделать все, чтобы оно никогда не наступило.

— Время покажет!

— Увести. — Следователь предпочел оставить последнюю реплику арестованного без ответа.

Агния постепенно успокоилась. Она прижалась к Ариэлу, и тот тихонько гладил ее одной рукой по спине. Наконец она выпрямилась, вытерла мокрые щеки ладонью, машинально приняла от Ариэла платок, поблагодарила кивком.

— Сожалею, что вам пришлось через это пройти. — Рогач стоял перед ними, высокий, плечистый, слегка наклонив голову. — Но если вы уже успокоились, вам надлежит пройти еще одну неприятную процедуру. Если хотите, можем отложить ее на завтра или даже послезавтра.

— Это вы о чем? — Агния обернулась на Ариэла, и тот пожал плечами.

— Вам придется опознать еще кое-кого… кое-что, — промолвил Холодный Туман.

Агния все поняла и побледнела:

— И где он?

— Внизу.

Мертвецкая представляла собой просторный подвал без окон, вечной тьмой и прохладой наводя на мысли о Бездне. Они спустились по крутой узкой лестнице, попав в небольшую комнатку, где за столом скучал дежурный лекарь. При свете масляной лампы он заполнял какой-то журнал и поднялся навстречу посетителям.

— Вы к кому?

— Номер двенадцатый. Тот, что был доставлен из музейных кладовых.

— Уверены? — Дежурный обошел стол, снял с пояса связку ключей. — Выглядит он не лучшим образом. И не думаю, что его стоит показывать даме.

Агния вцепилась в руку Ариэла. Не заметила, что взялась за правую, и тот тихо поморщился от боли, но ничего не сказал.

— Здесь погодите. — Дежурный отпер дверь, переступил порог. — Я свечки зажгу. Запашок тут… не для женских носов.

И не для носов рогачей. Следователь, хоть и стоял у входа, шумно хлюпнул и задержал дыхание.

— Проходите, — позвал дежурный пару минут спустя.

Окон в подвале не было, освещался он четырьмя факелами — два горели у входной двери, еще два — над большим столом, возле которого на полках теснились ножи, пилы, долота, клещи, пинцеты и прочие инструменты, рассматривать которые Агния не хотела — уж слишком все тут выглядело зловещим. Пахло кровью, гнилью, землей и почему-то ладаном. Присмотревшись, молодая женщина заметила, что по углам стола горят ароматические свечи. Еще три свечи были в подсвечнике, который нес дежурный. От них исходил аромат каких-то экзотических цветов. В сочетании с запахами разлагающихся тел смесь получалась неописуемая. Было прохладно. Даже холодно — голые каменные стены и глинобитный пол словно вытягивали из живых посетителей жизненные силы.

А еще тут были столы. Они стояли в ряд у противоположной стены, и на каждом лежало укрытое простыней тело. В изголовье на стену крепился светильник — сейчас они почти все были погашены — и номер. Головы покойников были укрыты, но вот голые ноги торчали на всеобщее обозрение. И даже хорошо, что было темно, но все равно торчащие пятки вызывали тошноту.

Под сводами каждый звук, каждый шорох усиливался, порождая эхо, и казалось, что тени по углам шевелятся, стонут, дышат и перешептываются между собой. Агния так крепко вцепилась в руку Ариэла, что тот тихо охнул.

— Тебе плохо?

— Будет еще лучше, если ты не станешь так стискивать мою руку, — процедил он.

Агния опустила глаза — с облегчением, потому что смотреть на накрытые простынями тела и голые пятки не хотелось. Если бы можно было точно так же отключить и обоняние!

— Извини, — пробормотала она. — Я… лучше с другой стороны встану. Может быть, тебе предложить нюхательные соли? У меня есть.

Ариэл мотнул головой. Эту боль он как-нибудь перетерпит. А вот если Агния упадет в обморок, ее надо будет приводить в чувство.

Дежурный прошел вперед, неся подсвечник над головой. Добрался до одного из дальних столов, от свечей зажег над ним светильник. Озарилась цифра двенадцать. Лежащий там труп отличался от остальных тем, что у него были прикрыты и ноги. Поставив подсвечник в ногах, мужчина отогнул край простыни, всматриваясь в лицо покойного.

— Этот. Идите сюда.

Внезапно Агния почувствовала, что не может сдвинуться с места. Ариэлу пришлось взять ее под локоть, подводя ближе.

Здесь запах земли и гнили был сильнее. Женщина быстро сунула руку в ридикюль, доставая надушенный платок и прижимая его к лицу. Тихо-тихо, еле переступая одеревеневшими ногами, она сделала несколько меленьких шажков. Задержала дыхание.

— Глядите, госпожа. — Дежурный откинул простыню.

В первый миг она крепко зажмурилась, приготовившись к самому страшному. Прошло несколько секунд. Мужчины рядом молчали, ожидая ее действий, а Агния тихонько приоткрыла один глаз, потом второй…

Сухая пергаментная кожа серовато-коричневого цвета обтягивала череп. Вместо носа была уродливая складка, волосы свалялись в светлый грязный войлок, который, впрочем, был прикрыт чем-то вроде вязаного колпака с нашитыми на него бисеринами. Провалившиеся веки прикрывали то, что осталось от глаз. Нижняя челюсть откинулась, обнажая ряд зубов. Тонкие руки сложены на груди.

И все-таки это была не просто мумия, как те, которые она видела в музее, — не сухой обтянутый кожей скелет, а именно останки человека. Лицо еще сохраняло знакомые черты, и Агния пошатнулась, внезапно узнав его.

— Нет!

Перед глазами все поплыло, потемнело. Она попыталась сделать шаг, но ватные ноги не слушались. Вслепую протянула руки в поисках любой опоры. Вскрикнула, когда чьи-то пальцы сомкнулись на ее запястье, — подумалось, что труп ожил и устремился к ней…

А потом резкий тошнотворный запах ударил через ноздри вверх, дойдя до самого мозга. Агния вскрикнула еще раз, закашлялась, моргая слезящимися глазами, и внезапно обнаружила, что сидит на лавке у противоположной стены. Над нею склонялись Ариэл и рогач, загораживающие своими плечами ряды столов и их тошнотворное содержимое. Дежурный топтался неподалеку.

— Вам лучше? — поинтересовался следователь.

Агния смогла только кивнуть. От резкого запаха глаза все еще слезились, а горло словно сдавили тиски.

— Вы узнали этого человека?

— Да, — ответил за нее Ариэл.

— О вас речи нет, — прогудел Холодный Туман. — Вы доставили сюда эту мумию. Я спрашиваю у женщины. Вы узнали его?

Агния задержала дыхание. Ей не нужно было сосредотачиваться — ужасное видение так и стояло перед глазами.

— Да, — услышала она свой голос.

— Это был…

Светлые волосы. Линия носа — то есть той его части, что осталась… Излом бровей… Подбородок с милой ямочкой…

— М-марек…

— Вы уверены?

Она кивнула. Мысль о том, что она могла ошибиться и что тогда пришлось бы смотреть второй раз, повергла в ужас. Все что угодно, только не это!

Следователь вздохнул. Человечка оказалась обычной. Она боялась смерти. Что ж, это нормально для самок. Им ведь не приходится смотреть в лицо опасности.

— Я понимаю, что не должен этого говорить, но мы должны иметь полную гарантию. У вашего мужа были какие-нибудь особые приметы? Шрамы? Нанесенные при жизни на тело знаки? Может быть, родимые пятна?

— Родинка, — прошептала Агния. — У него была родинка там, на спине. Между лопаток. И еще вот тут, — показала на свою грудь. Слезы сами полились из глаз — не к месту вспомнилось, как однажды она, в первые дни после замужества, поддавшись минутному порыву, поцеловала мужа как раз в родинку на спине. И потом несколько дней чувствовала себя безнравственной, потому что была убеждена, что порядочные жены так не поступают. Для поцелуев есть губы, лоб, щеки, запястья, но никак не… остальное тело. Так ее воспитывали в пансионе. Так она сама была убеждена, пока Марек, а потом Ариэл не доказали ей обратного.

Холодный Туман кивнул дежурному, и тот откинул простыню, бесцеремонно — Агния видела со своего места и одновременно возмущалась и ужасалась — переворачивая останки ее супруга на бок.

— Есть, — сказал он. — Аккурат между лопаток. На груди смотреть? На правой или на левой?

— На левой, — прошептала Агния и покраснела.

— Ага, — кивнул лекарь. — И такая тоже имеется.

— Других меток нет, — добавил Ариэл. — Это я весь в шрамах. Если будут опознавать меня, не ошибутся.

Агнию всю затрясло, но почти сразу дрожь прошла.

— Значит, вы можете подписать протокол опознания? — уточнил следователь. — Если так, прошу пройти за мной!

Ариэл помог ей подняться, но Агния неожиданно остановилась:

— Нет. Подождите! Я хочу последний раз на него посмотреть! Это можно?

Дежурный только покачал головой, видимо сомневаясь в наличии у женщин ума и логики, но Холодный Туман лишь качнул рогами в знак согласия, и простыню откинули опять. Ариэл взял ее под локоть, но Агния сбросила его руку:

— Нет. Я… со мной все хорошо.

Не чувствуя под собой ног, двигаясь как во сне, она подошла к столу, на котором лежало то, что осталось от того, кто еще недавно был ее мужем. От жуткого запаха кружилась голова. Изуродованное смертью лицо одновременно притягивало и отталкивало взгляд. Но это было лицо Марека. Каких-то четыре месяца назад она последний раз видела его в гробу. Такого спокойного, такого живого, что не хотелось верить в его смерть. Может быть, она потому и не поверила в нее сразу? Может, потому и спокойно воспринимала визиты его призрака среди ночи, что чувствовала — тело, лежавшее в гробу, не было совсем мертвым. А сейчас оно мертво и стремительно разлагается — быстрее, чем положено покойнику.

— Что они сделали с тобой, милый? — прошептала она.

— Мумию, — прозвучал за спиной голос Ариэла. — По рецепту древних кайтаррцев. С точным соблюдением всех технологий. С точки зрения теоретической науки Фил Годвин действительно совершил прорыв. Он реконструировал весь процесс, внес вклад в историческую науку, но, увы, захотел пойти дальше и свернул не туда.

— Замолчи! — от злости куда-то делся весь страх. — Как ты можешь? Это же Марек! Мой Марек! Прости меня!

И, не помня себя, Агния упала на колени перед столом, прижимаясь лбом к его жесткому краю.

Ариэл стоял позади, не делая попыток прикоснуться и как-то утешить плачущую женщину. Тот далекий день встал перед глазами, как будто это было вчера.

…Темная громада старинного кургана, скрывавшего под собой подземелье Духов, почти сливалась с ночным беззвездным небом. Лагерь разбили на некотором расстоянии, не рискуя подходить вплотную. Уж слишком жуткими слухами обросло это место. Пламя костра очерчивало круг света, но дальше темнота стояла стеной. Кусты казались затаившимися чудовищами. Что-то шуршало, потрескивало, шелестело — то ли ветер, заодно задевавший огонь и утаскивавший куда-то дым, то ли ночные зверьки, то ли менее безобидные обитатели.

— Что это? — Фил Годвин даже подпрыгнул, когда на границе света и тени промелькнул какой-то силуэт. — Там! За кустами…

— Не обращай внимания. Это, наверное, пикси. Эти холмы, — Марек указал вдаль, — их вотчина.

— Пикси, — повторил Фил. — А я думал, они водятся только на болотах.

— Пикси водятся везде.

Плеснула вода в близкой речке, да так, что Фил опять встрепенулся:

— А там тоже пикси?

— Откуда я знаю? Сходи и посмотри.

— Ну уж нет! Я лучше тут посижу.

Ариэл не принимал участия в разговоре. Конечно, он верил и в пикси, и в лепрехунов, и в ундин, но не считал нужным об этом разговаривать. Но сейчас не мог смолчать:

— Зря ты так, Фил. А вдруг это вилы? Сейчас для них самая пора. Тот, кто увидит танцующих вил, должен загадать желание, и оно обязательно исполнится… если только вилы не утащат его душу и не сделают одним из них.

— А они могут? Ну, утащить душу? — изумился Фил.

— Ты прямо как первый день живешь на свете! — усмехнулся Марек. — Еще как могут. Но у меня есть оберег.

Жестом фокусника он извлек из внутреннего кармана крошечный пузырек из темного стекла.

— Вот. Это — ба. Часть моей души. Пока она здесь, со мной ничего не случится. И завтра я пойду в подземелье Духов и выйду оттуда живым.

Фил опасливо протянул руки, но не посмел дотронуться до пузырька. Однако Ариэл со своего места с противоположной стороны от костра заметил, как заблестели его глаза. Заметил — но не подал вида, что правильно угадал его намерения.

— А если все-таки случится? Ну, ты потеряешь ее или… украдут?

— Кто украдет? — Марек рассмеялся, запрокидывая голову. — Ариэл? Или ты? Или, может быть, пикси? А если серьезно, то я позаботился об этом. И ты мне в этом помог.

— Я?

— Помнишь, ты рассказывал мне о том, что душа человеческая есть нечто более сложное, чем мы себе изначально представляли? Что можно отдать кому-то или чему-то часть своей души и при этом остаться целым? Вот, я подумал об этом и попробовал договориться с шезрулами…

Ариэл невольно затаил дыхание. Как всегда бывало, имя загадочной расы вызывало трепет у всех, кто слышал его не первый раз.

— …и они сделали мне такое. Это привязывает мою душу к телу. А на случай, если с ба что-нибудь случится, у меня есть и второй такой же.

— Покажи!

— Э нет. Он остался дома, у Агнии. Я не могу полностью умереть, пока он цел и невредим. Моя душа сейчас словно в трех местах — в моем теле, внутри этого пузырька и там, дома. Так что с такой страховкой я смело могу отправляться в подземелье Духов.

Ни Фил, ни тем более Ариэл больше ни слова не сказали об этом в тот вечер, но на рассвете Ариэл проснулся от пронзительного визга.

Визжали пикси, и голоса их звучали так странно, что он машинально схватился сперва за пистолеты и лишь потом, вскочив и прицелившись, сообразил, что обычные пули не способны причинить этим существам вреда.

Все в лагере были на ногах — каким-то образом он, бывший военный, проспал там, где первыми проснулись гражданские. На Мареке не было лица:

— Нет! Этого просто не может быть! Я не верю… они… не могли!

— Что случилось? — Ариэл быстро оглянулся по сторонам, не спеша убирать оружие. Серый рассветный сумрак окутывал место стоянки. Холмы пропадали в тумане, он подступал к самым кустам. Из-за кустов слышались визгливые вопли пикси. Маленький народец что-то обнаружил и бурно реагировал на находку.

— Ох нет. — Марек схватился за сердце. — Только не это.

— Что?

— Он исчез. Ба исчез!

— Что?

— Я чувствую… боль. — Марек побледнел, лицо его исказилось, взгляд обратился внутрь — он словно прислушивался к себе. — Я должен его вернуть, хотя не понимаю, как это произошло.

— Конечно, иди! — Фил положил руку ему на плечо. — Ты должен вернуть себе ба. Ты же знаешь — без тебя весь поход к подземелью Духов теряет смысл.

«Нет! — мог бы сказать Ариэл. — Это опасно! Не ходи! Твоя душа в руках этих тварей. Кто знает, что они с нею сделают? В конце концов, у тебя осталась вторая часть…» — но он промолчал. Крамольная мысль о том, что Марек действительно сейчас рискует жизнью и что риск этот велик, промелькнула в голове. Если с братом что-то случится, Агния будет свободна. А если он выживет… Но Марек обязательно выживет, если его сейчас остановить. И тогда у Ариэла не будет шанса.

Марек как чувствовал, посмотрел на него.

— Это твоя жизнь, — выдавил Ариэл. — Тебе решать.

— Иди! И поскорее, — подначивал Фил. — Пока они ничего с нею не сделали!

— Ничего, — улыбнулся Марек. — Это как раз тот случай, про который я говорил. Как чувствовал. Так что все в порядке. Не берите в голову.

Он посмотрел на Ариэла, и тот отвел взгляд. Брат явно хотел что-то сказать, о чем-то попросить, но он чувствовал, что не сможет обещать всего. Если Марек не вернется… А почему, собственно, он не должен вернуться? Потому что пузырек с ба куда-то делся? Все будет хорошо. Все должно быть хорошо!

Силуэт брата растворился в утреннем тумане. Стихли негромкие шаги. Стали глуше вопли пикси — что бы ни произошло, жители курганов уже успокаивались.

Двое сидевших у костра мужчин некоторое время молчали.

— Я беспокоюсь, — произнес Фил, поднимая голову и озираясь по сторонам. — Слишком уж тихо. Как бы чего не вышло!

У Ариэла самого было недоброе предчувствие, но он промолчал.

— Зря он пошел один, — несколько минут спустя продолжил Фил. — Надо было вдвоем… чтобы было кому подстраховать.

— Кого? Только Мар обладает защитой от обитателей подземелья Духов…

— И все-таки я пойду за ним. Как бы чего не вышло!

Мужчины обменялись быстрыми взглядами, после чего Фил подхватил свою сумку и направился в редеющий туман.

Ариэл остался у костра. Несколько минут он сидел, уставившись на почти погасший огонь…

И в этот миг тишину прорезал тонкий отчаянный крик. Так кричат, срываясь на визг, только в минуту смертельной опасности.

Ариэл вскочил и устремился вслед за Филом Годвином, но тот, как стало ясно уже намного позже, прекрасно знал, куда идти. Когда Ариэл прибежал на полянку у входа в подземелье Духов, Фил уже стоял на коленях над телом Марека и торопливо, что-то бормоча себе под нос, мазал его сомкнутые веки, ноздри, ушные отверстия и рот голубой мазью из жестяной банки.

— Это… было ужасно. — Агнию всю трясло. Она рыдала, пока они ехали в ландо домой, и лишь сейчас немного успокоилась. — Какой кошмар! Какая жестокость! И вы с этим ужасным нелюдем заставили меня смотреть на это!

— Так было нужно. — Ариэл поддерживал ее под локоть на лестнице, кивнул выскочившей на голоса Лимании, чтобы та принесла успокоительные капли. — Это необходимая процедура.

— Процедура… Глумиться над останками моего мужа!

— Мар был моим братом. Тот, кто сотворил с ним такое, сполна поплатится за это!

— Если бы Марек действительно был твоим братом, ты бы такого вообще не допустил!

Ариэл вздрогнул. Ему давно не напоминали о его происхождении.

— Ты считаешь, что я его не любил? Мы выросли вместе. Да, у нас были разные родители, но мои приемные мать и отец не делали между нами различий… Они любили меня и Мара одинаково, дали мне ту любовь и заботу, которой я был лишен в настоящей семье…

— Да, а как ты им отплатил?

— Слушай, Агни, не начинай снова! У тебя, да и у меня был тяжелый день. — Ариэл присел, потер левой рукой лоб. — Да, я был обижен на своих приемных родителей за то, что они не только не захотели скрыть от всех мое происхождение, но и практически лишили меня наследства, как неродного. Да, я должен был ненавидеть Мара — у него было все, а у меня ничего. Боуди оставили мне только имя. Но у меня не получалось ненавидеть брата. В конце концов, я точно знал, что мои настоящие родители были живы… ну, в теории, а у него не было даже этой надежды. Вот у него действительно больше никого не было…

— Да? — против воли заинтересовалась Агния.

— После отставки я занялся этим вплотную. Мне дали хорошие рекомендации, я был принят во многих богатых домах столицы… Не сразу конечно, нет! Я шел к этому четыре года. Учеба казалась мне скучной. Вместо того, чтобы просиживать штаны на лекциях, я заводил знакомства, флиртовал с молодящимися вдовушками и засидевшимися в невестах девицами. Выполнял разные поручения. В основном личного плана — отнести записку, кое-что разузнать. Раз или два меня нанимали для защиты. После этого мои дела быстро пошли в гору. Я стал широко известен…

— В будуарах, — подсказала Агния.

— И там тоже, — кивнул Ариэл с такой невозмутимостью, что ей захотелось придушить этого наглеца. — Пока мой брат учился в университете, я…

— …кувыркался в постелях знатных дам, убивал и грабил?

— Что?

— Ну чем же еще занимаются преступники?

— Откуда у тебя такие сведения? Книжек перечитала? Да, я вел ту вольную жизнь, которая мне нравилась. Пришлось запачкаться немного — когда время от времени общаешься с преступниками всех мастей…

— Сам становишься преступником!

— Есть такое, — как ни в чем не бывало, кивнул мужчина. — Правда, мне повезло — меня заметила Тайная канцелярия и предложила работу. На благо государства. И три года назад в моей жизни произошел переворот. Пока Мар овладевал науками, я…

— Шпионил!

— Агни, когда ты прекратишь меня перебивать? — вспылил он. — Я работал на государство! На свою страну! Я не виноват, что моя жизнь сложилась именно так! Мне и без того было тяжело. Да, дуэль с подмастерьем, которую я спровоцировал нарочно, для меня была шансом хотя бы ненадолго разорвать тот круг, в котором я оказался. Двойную жизнь оказалось вести очень тяжело. С одной стороны — студиозус, а с другой — шпион на службе у правительства, теснее, чем хочется, связанный с преступным миром… А год назад мне поручили расследовать одно дело…

— Дело моего мужа?

— Да. Агни, пойми, я не виноват, что все нити вели в лабораторию мастера Молоса, где уже трудился Мар! Мне не хотелось подставлять брата, но я ничего не мог поделать! Только с его помощью мне удалось восстановиться в университете вольным слушателем.

— Это ты во всем виноват! Если бы не твое малодушие, он был бы жив!

— Малодушие? Я все-таки довел дело до конца, и его убийца теперь получит по заслугам!

— Марека это не вернет! — с горечью воскликнула Агния.

Ариэл посмотрел на нее долгим взглядом, словно силясь проникнуть в потаенные мысли. А молодая женщина сидела, зажмурившись, и гнала от себя образ мумии на столе в мертвецкой.

— Тебе все еще нужно, чтобы он вернулся? — Голос мужчины дрогнул.

Не открывая глаз, она несколько раз кивнула головой. Слезы сами собой потекли из-под век.

— Ты его до сих пор любишь?

Она снова закивала. И с каждым кивком ему казалось, что здание его будущего начинает рушиться.

— А как же я? — Голос его упал до шепота, и Агния разрыдалась в голос.

— Ну что ты мучаешь меня? — воскликнула она сквозь слезы. — Оставь меня в покое! Это все из-за тебя! Как ты не понимаешь… Если бы можно было все начать сначала… Я бы все отдала, чтобы…

Голос ее прервался. Упав лицом в диванные подушки, молодая женщина расплакалась так, что не услышала, как мужчина встал и тихо вышел.

Он долго ходил по городу. Брел сам не зная куда, все прямо и прямо, лишь изредка сворачивая, если нельзя было пройти напрямик. Ноги двигались словно сами по себе, а в голове теснились мысли. Будущего больше не было — его смыло потоком женских слез. Агния его не любит. Ей все еще нужен Марек. После всего, что между ними было, после той ночи… Ночи, когда она называла любовника именем мужа. И она призналась сама, что отдала бы все…

Если бы речь шла о живом человеке, Ариэл, наверное, нашел бы в себе силы и забыл эту женщину. Отступил, уйдя в тень. Погрузился с головой в работу или женился на первой попавшейся девице, вышибая клин клином, и ненавидел бы жену до конца дней своих.

Если бы речь шла о живом человеке.

Но Марек мертв. Его призрак, лишенный тела, иной раз выходит из Бездны, ибо тут осталось его ка. Вместилище души было уничтожено, но заветный пузырек Ариэл не отдал, и к делу приобщили лишь опустевший глиняный сосуд, извлеченный из машины. На допросе Фил Годвин признался, что добавил в вечерний чай немного сонного настоя, чтобы без помех выкрасть пузырек и подбросить его туда, где его могли найти пикси. Существа отыскали его… дальше все известно. По-хорошему надо бы откупорить второй пузырек в тот день, когда будут перезахоранивать тело Марека, чтобы брат мог обрести полный покой. Холодный Туман обещал выдать останки как можно скорее. Ариэл откроет пузырек — и Марек уйдет навсегда.

Но как же Агния? Сможет ли она смириться?

Нет! Зажмурившись от нахлынувших чувств, он так и прошел несколько шагов с закрытыми глазами и врезался в стену дома. Открыл глаза, потирая ушибленный лоб.

Ноги завели его на улицу Зеленых Огней. Не все дома здесь выстроились в одну линию — некоторые слегка выступали из общего ряда полностью или только пристроенным фасадом. В один такой фасад он и врезался. «Разговор по душам. Пророчества, сеансы вызова духов, гадания», — гласила вывеска, обильно украшенная звездами, стрелами, черепами и рунами. Стрелка показывала направление — в узкий темный проулок между домами. В глубине виднелось небольшое крылечко.

А что, если… Ариэл осторожно поднялся на крыльцо. Взялся за кольцо. Задумался. Что он скажет? О чем захочет попросить? «Мадама Ноа», — прочел на табличке. Имя знакомое.

Ему открыла девушка, представившаяся помощницей прорицательницы.

— Изложите вашу просьбу, — произнесла она.

Путаясь и запинаясь, как юнец, который впервые в жизни договаривается о свидании с девчонкой, Ариэл изложил только что пришедшую в голову мысль.

— Переселение душ? — уточнила девушка.

— Да.

— Душа?

— Здесь, — он показал пузырек с ка.

— Ждите!

Девушка повернулась и исчезла, оставив его стоять на крыльце в узком темном проулке. Ариэл ждал, озираясь по сторонам и жалея, что у него есть возможность действовать только одной рукой. Впрочем, если все пройдет удачно, скоро его перестанет это волновать.

Скрипнула дверь. Давешняя помощница показалась на пороге:

— Мадама Ноа ждет вас.

Его провели в полутемную комнату, где стояли только два кресла. Тяжелые портьеры закрывали окна, создавая полумрак. Голые стены и некрашеный пол производили неприятное впечатление недостроенного здания. Впрочем, про шезрулов ходило много разных слухов, один другого противоречивее. Говорят, они сторонники минимализма и для них здесь вполне уютно.

Ариэла усадили в одно из кресел. В другом уже устроилась высокая худощавая фигура, закутанная в подобие складчатого плаща из тонкой ткани. Капюшон был опущен на лицо, голова склонена на грудь.

— Я слушаю, — прошелестел мягкий женский голос.

— Мадама Ноа?

— Говорите, зачем пришли.

— Вот. — Он достал пузырек, показал на ладони. — Узнаете?

Несколько секунд царила глубокая тишина. Фигура пророчицы в кресле не шевелилась, но была уверенность, что она все заметила, все увидела и сейчас напряженно размышляет.

— Наша работа, — наконец вместе с кивком пришел ответ. — И лепрехунов.

— В таком случае вы знаете, что там, внутри.

— Да. Прекрасно знаю.

— Я хочу… поменяться местами. С нею. То есть с ним.

— Поменяться телами, я верно понимаю? Отдать свое тело этой душе, а самому…

Ариэл смог только кивнуть. Когда эта мысль в первый раз пришла ему в голову, он как-то не сомневался, а вот сейчас понял, что колеблется.

— Почему?

— Дело в женщине. Она… до сих пор любит его. Ну… — Он кивнул на пузырек. Внутри мерцала крошечная искорка. Если присмотреться, можно было заметить, что она пульсирует, словно за матовым стеклом бьется настоящее сердечко. — …Его. Того, который внутри. Его призрак приходит к ней. Она… ждет его до сих пор. Но его тело мертво. Уже четыре месяца. Да, позавчера было ровно четыре месяца, как его положили в могилу… первый раз. И он до сих пор не может умереть. Именно потому, что есть вот это. Понимаете?

— Понимаю. — Снова кивок. — В моих силах не только призвать чью-то душу из Бездны, но и отправить ее туда.

— Вот и отправьте мою! Я люблю эту женщину, но она не любит меня. И никогда не полюбит…

— Уверен?

Ариэл сжал кулаки.

— Да.

— И ты не пытался добиваться этой женщины?

— Пытался, но без толку. У меня ничего не получается. Все мои попытки заканчиваются ничем. Я был ей другом, братом, телохранителем, любовником, но она любит другого. Она несчастна без него. А я… я всего лишь хочу, чтобы она была счастлива.

— С другим?

— Этот другой — мой сводный брат. Он лучше меня. Моложе. Умнее. Благороднее. Он никогда никого не убивал, а я участвовал в карательных акциях, подавляя восстания в колониях. Я подрабатывал наемным убийцей, был бретером, уничтожая неугодных личностей по приказу Тайной канцелярии, залезал в постель к знатным дамам только для того, чтобы выведать у них секреты их мужей, водил дружбу с преступниками всех рас… почти всех рас, — уточнил он потому, что официально шезрулы никогда не нарушали законов. — Да мало ли… какой смысл рассказывать все это? В общем, я весь в грязи и дерьме, а мой сводный брат чист, аки божий посланник. И Агни его любит, а меня только терпит. Я приношу ей одни несчастья.

Женщина-шезрул молчала, сидя неподвижно, склонив голову на грудь. Из широких рукавов высовывались только кончики ее пальцев с длинными, ярко накрашенными ногтями.

— Конечно, я понимаю, — помолчав, продолжил Ариэл, — что вот это тело — не слишком приятное вместилище для его души, но другого под рукой нет. Думаю, она оценит хотя бы это…

— Уступаешь без борьбы? Сдаешься? — прошелестел голос.

— Сдаюсь. Я устал. Я не могу сражаться с призраками. Сколько можно бороться?

— Столько, сколько нужно.

— Но не для меня. Я сыт по горло. Вы мне поможете? Учтите, если откажете вы, я найду другого… специалиста. Тайная канцелярия располагает сведениями практически обо всех магах и заклинателях столицы и кое о ком в провинции. Шезрулов, правда, среди них мало, но они есть. И я не остановлюсь, пока не отыщу того, кто может мне помочь!

— И этот человек говорит, что устал от борьбы, — обращаясь непонятно к кому, воскликнула пророчица. — Будущее свое узнать не желаешь?

— Нет.

— Бесплатно.

— Нет.

— Твое право. Даю шанс одуматься. — Мадама Ноа выпрямилась резко и плавно. — Если не передумаешь, завтра в полдень. Приходите вдвоем. Одна минута опоздания — и никто никому помогать не станет. А все шезрулы будут предупреждены.

Ариэл тоже встал:

— Сколько я буду должен?

— Все после обряда. Иди.

Поклонившись, он направился к выходу. Девушка-помощница ждала за дверью, молча выпроводила его на крыльцо.

Не теряя времени, Ариэл направился в здание, занимаемое Тайной канцелярией. Оно находилось неподалеку, и далеко не все в городе знали, что это никакой не доходный дом купца Молычана, как было сказано на воротах. Первый этаж занимали лавчонки, где работали «свои люди» и куда заходили агенты, чтобы передать ценную информацию.

Ариэл спокойно прошел через двор и поднялся на второй этаж к своему начальнику. Тот уже сам шел ему навстречу:

— Капитан! Наслышан о вашем деле, наслышан! Поздравляю с повышением. Какими судьбами?

— Я пришел, чтобы подать прошение об отставке, — сказал Ариэл.

— Отставка? Опять? Но почему? На вашем месте я бы…

— На моем месте вы бы поступили точно так же. Это дело касалось смерти моего сводного брата…

— Вот оно что? И вы твердо так решили?

— Да.

— И когда?

— С завтрашнего дня. И вам меня не отговорить!

Начальник пожат плечами. В конце концов, каждый сам выбирает свой путь. Они вместе прошли в кабинет, где Ариэл быстро написал прошение.

— А за подписью приходите завтра, — сказал начальник. — Впрочем, надеюсь, что вы еще одумаетесь.

— Нет. — Ариэл еще раз перечитал написанное. — Уже нет.

Тем более что завтра его уже перестанет что-либо волновать. Уходя из занимаемого Тайной канцелярией здания, он не обернулся.

ГЛАВА 15

Ноги сами принесли его к этому особняку. Несколько минут Ариэл стоял, глядя сквозь ажурную решетку ворот на подъездную аллею и роскошное крыльцо, а потом решительно шагнул в калитку. Поднялся по высоким мраморным ступеням, кивнул лакею, велев доложить о себе: «Если госпожа герцогиня захочет меня принять…» Если она занята, или в отъезде, или просто у нее гости, или болит голова — словом, мало ли какие причины у леди Ларисы Ольторн отказать неурочному визитеру, — он просто развернется и уйдет. Как бы то ни было, но он должен был нанести этот визит и поставить точку. И так слишком долго откладывал. И даже сейчас, прохаживаясь туда-сюда по светлому вестибюлю, он колебался. С одной стороны, он столько лет жил без этого, и жил неплохо, а с другой — его жизнь подошла к самому краю. И будет глупо принимать последнее решение, не попытавшись отдать еще и этот долг.

Шаги лакея эхом отдавались под потолком.

— Ее сиятельство примет вас в малой золотой гостиной.

— Благодарю.

Пришлось сделать усилие, чтобы сдвинуться с места. Не так он представлял себе эту встречу. Он, если честно, вообще ее никак не представлял, полагая, что не стоит зря тревожить прошлое. Но сейчас, когда он вот-вот сам станет прошлым, всего лишь воспоминанием, эта последняя точка должна быть поставлена, и самая первая тайна его жизни перестанет существовать. Лакей шагал впереди, важный и равнодушный, а он следовал за ним по пятам. Он шел к женщине, которая много лет назад сыграла в его судьбе решающую роль. Шел, чтобы увидеть ее в последний раз. Шел — и колебался, стоило ли приходить. Он — взрослый мужчина, ему двадцать восемь лет. У него за плечами армия, карательные акции среди восставших аборигенов, служба в Тайной канцелярии, близкое знакомство с городскими низами и преступниками всех мастей и рас. Что может дать ему блистательная герцогиня, жена императорского посланника? Только то, что мать может дать сыну. Но она уже сделала этот подарок. Так какой смысл? И все же он пришел. Не мог не прийти.

Лариса Ольторн была одна, если не считать пожилой дамы-компаньонки, которая тут же поднялась со своего места и, присев в почтительном реверансе, поспешила удалиться.

— Добрый день, господин Боуди. — Герцогиня обмахивалась веером, играя им небрежной рукой. Немного знакомый со знаками, которые обычно подавались с его помощью, Ариэл не находил ни одного знакомого сигнала. — Я очень рада вас видеть! Право слово, я уж подумала, что вы на меня обиделись за тот случай с девушкой…

— Сударыня, — он склонился над протянутой рукой, поцеловал ее с особенным чувством, — вы так прекрасны, что на вас совершенно невозможно сердиться! Ни дня, ни часа, ни минуты!

— Но вы должны меня понять, — продолжала ее сиятельство, указав гостю на соседнее кресло и позвонив в колокольчик. — Я не ожидала встретить особу столь юную. Вы рекомендовали мне эту женщину как здравомыслящую, серьезную и… вдову. Что она вдова, было заметно, но вот серьезность и здравомыслие?

— Уверяю вас, и того и другого у этой женщины в избытке, — ответил Ариэл. — И если кто и должен извиняться, то это я — за то, что не оправдал ваших ожиданий. А также за то, что столь долго пренебрегал вашим гостеприимством и благосклонностью.

Он прервался. Вошла горничная, внесла поднос с чашкой горячего шоколада для госпожи и ром для ее гостя.

— Чем же вы были заняты все это время? — дождавшись, пока служанка вышла, поинтересовалась герцогиня. — Я вижу, вы были ранены?

— Рука — это пустяки, — Ариэл посмотрел на перевязь. Лекарь прекрасно зашил рану, она уже немного начала подживать. Жаль, что это для него теперь не имеет особого смысла. — Не стоит беспокоиться.

— Где вы… пострадали?

— На службе у его величества.

— Вы служите? Ах да, кажется, вы говорили, что носите чин лейтенанта?

— Капитана, ваше сиятельство. Его императорское величество был так любезен, что присвоил мне чин капитана несколько дней назад.

— Несомненно, за проявленное вами мужество там, на стадионе?

— Да.

— Ох, я так испугалась! — Леди Лариса опять начала обмахиваться веером, как будто ей не хватало воздуха. — Но вы поступили как герой. Ваши родители могли бы вами гордиться…

Вот оно! Она сама свернула на скользкую тему, которой он хотел и боялся.

— Это вряд ли, ваше сиятельство, — промолвил он. — Мои родители… мои настоящие родители, я хочу сказать… скорее всего, не знают о моем существовании.

— Ваши настоящие родители? — Веер замер в руке герцогини.

— Да. — Он отставил пустую рюмку. — Семейство Боуди усыновило меня, взяв из приюта в младенческом возрасте. Когда они трагически погибли четырнадцать лет назад, среди бумаг моего приемного отца нашли документы о том, что они взяли из приюта младенца. Уже после рождения моего сводного брата Марека наследником состояния был объявлен он, а я, всю жизнь считавшийся старшим братом, должен был посвятить себя карьере военного или священника. Я предпочел первое. И выбился в люди, несмотря ни на что.

— Вы очень мужественный человек, лейтенант… то есть капитан, — улыбнулась ее сиятельство. — Вы мне понравились сразу, когда впервые появились в моем салоне. И я не жалею, что сделала вас другом дома. Мой супруг тоже отзывается о вас хорошо.

— Благодарю вас, сударыня. Поверьте, я очень ценю ваше ко мне отношение…

«Особенно после того, как узнал кое-что о вашем прошлом», — подумал он, а вслух же сказал:

— …почти материнское. Тем более что, если бы не доброта моих приемных родителей, я бы так никогда и не узнал, что такое жить в семье. Мне очень повезло, что в приюте я пробыл всего несколько недель. Подав в отставку и вернувшись из колонии в столицу, я попытался найти адрес приюта и хоть какие-нибудь следы своей матери и отца.

— Зачем?

— Сам не знаю. Случай и связи, в том числе неоценимая помощь вашего супруга, помогли мне отыскать и адрес приюта Скорбящей Матери, и записи в старых книгах. И там было сказано, что двадцать восемь лет тому назад в конце весны, где-то через две недели после Духова дня, в приют был доставлен младенец двух дней от роду, а еще через шесть месяцев был усыновлен семьей Боуди.

— Две недели после Духова дня? — Голос Ларисы Ольторн дрогнул.

— Да. Его принесла служанка акушерки, которая держала больницу для оступившихся девиц на Собачьей улице. Сейчас повитуха умерла, дом развалился, и его снесли, но пять лет назад старушка была еще жива. Правда, она отошла от дел, перебивалась на нищенскую пенсию, почти ослепла и еле передвигалась по комнатам. Я жил у нее несколько дней — так получилось, что мне не всегда удавалось снимать приличное жилье, — просматривал старые записи… Она вела учет всех поступавших к ней рожениц и отмечала, куда подкидывала новорожденных младенцев. Надеялась, наверное, когда-нибудь предъявить счет.

Он нарочно не смотрел на свою собеседницу, но краем глаза заметил, как лихорадочно обмахивается она веером.

— Вам нехорошо? Может быть, позвать кого-нибудь?

— Не знаю… Может быть… Нет! — вдруг вскрикнула герцогиня. — И вы… нашли?

— Вы хотите сказать, узнал ли я имя или нашел женщину? И да, и нет. Там было указано лишь имя. Ни титула, ни звания. Только имя — больше ничего. Как бы то ни было, я не держу никакого зла на мою настоящую мать и того мужчину, который… Кем бы она ни была тогда и кем бы ни стала теперь, я намерен свято хранить тайну. К чему ворошить прошлое? Что случилось, то случилось, изменить ничего нельзя. Она ни в чем передо мной не виновата. Двадцать восемь лет назад она была еще молода…

— Пятнадцати лет, — вырвалось у герцогини.

— Пятнадцати лет, — эхом повторил Ариэл, сделав вид, что не заметил невольного признания герцогини. — Думаю, она уже заплатила за ошибку свою цену. Мне бы не хотелось предъявлять ей этот счет. Тем более что она наверняка уже замужем, и ее супруг вряд ли обрадуется появлению внебрачного сына… Вам плохо?

Лариса Ольторн была бледна как полотно. Приоткрыв рот, она тяжело дышала, глядя в одну точку. Веер дрожал в руке. Ариэлу пришлось дважды повторить свой вопрос, прежде чем ее сиятельство перевела на гостя заблестевший взор.

— Вам плохо?

— Да. Мне… немного нехорошо. Наверное, креветки за завтраком были поданы несвежие… Будьте любезны, сударь, позовите… кого-нибудь…

— Я сожалею, — Ариэл встал, сделал шаг назад, кланяясь по-военному четко и сухо, — что отнимал у вас время пустой болтовней. Смею надеяться, что ваше недомогание нетяжелое… Обещаю исчезнуть из вашей жизни как можно скорее. Прошу меня извинить!

Еще раз поклонившись, он развернулся на каблуках и направился прочь, ни разу не обернувшись. Он не знал, смотрит ли ему вслед леди Лариса Ольторн, но зато был твердо уверен в одном — теперь ему ничего не оставалось, кроме как исчезнуть.

Порог дома он переступил уже поздно вечером. Не потому, что очень уж хотел тут находиться, просто ему надо было увидеть Агнию еще раз прежде, чем наступит завтрашний день.

Дверь в гостиную была приоткрыта — странно, учитывая, что Агния одна дома и что она после нескольких попыток кражи и похищения должна бояться распахнутых дверей. Затаив дыхание, тихо заглянул внутрь.

Гостиная была погружена во мрак — снаружи даже казалось, что все уже отправились спать и погасили огни. На столе в центре комнаты горела одна-единственная свеча, которой не под силу было разогнать темноту. У стола, сцепив руки на коленях, неподвижно сидела Агния. Она не отрываясь смотрела на огонек. Если бы не вздрагивающие ресницы и вздымавшаяся от дыхания грудь, женщину вполне можно было принять за мертвую — тени на лице и гробовая тишина создавали такое впечатление.

Под ногой тихо скрипнула половица. Агния встрепенулась, вздрогнув, словно пробуждаясь ото сна. Обернулась, встретилась с Ариэлом взглядом и взвилась с места. Протягивая руки, рванулась навстречу — и в самый последний миг, прежде чем он успел заключить ее в объятия, остановилась.

— Никогда, — выдохнула она, — слышишь? — больше никогда так не делай!

— Как — «так»?

— Никогда не уходи без предупреждения! Никогда не исчезай так неожиданно! Понятно? И обязательно говори, куда пошел и когда вернешься, ясно? Я же просила тебя не оставлять меня одну? Просила! А ты… Ты опять меня бросил!

Сами эти слова, их смысл прозвучали для Ариэла сладкой музыкой. Еще несколько дней назад он не думал, что доживет до такого. Но тон, которым они были сказаны, и принятое накануне решение задавили радость. Поздно же ты спохватилась, дорогая! Это надо было говорить вчера или третьего дня, а сегодня днем откинуть гордость и броситься следом, остановить силой, упросить, если надо, повиснуть на ногах, пытаясь удержать. Теперь уже поздно.

— Ясно! — воскликнул он. — В следующий раз обязательно предупрежу! В письменной форме или достаточно устного сообщения? И как подавать сие прошение? По уставу: «Милостивая государыня, разрешите обратиться…» — или в произвольной форме?

Она вспыхнула — на бледных щеках расцвели пятна румянца.

— Издеваешься?

— Над тобой? О нет, это твоя привилегия — издеваться надо мной! Ты столько времени это делала! Продолжай! Отлично получается. Я прекрасно понимаю, что живу в этом доме из милости. Ем, сплю, сижу на диване — и все это бесплатно. А ты небогата, тебе содержать постояльца накладно… Ладно. Сколько?

— Ты о чем?

— Сколько я тебе должен? Десять империалов? Пятнадцать?

— Ты… ты… — Агния притопнула ногой. — Замолчи немедленно!

— Как прикажете, милостивая государыня! — Он шутовски раскланялся и добился того, чего хотел: женщина заплакала.

— Ты дурак! — сквозь слезы выкрикнула она. — Я волновалась за тебя! А ты… Иди спать!

Не прибавив больше ни слова, она направилась в спальню. Ариэл задержался только на несколько секунд, чтобы скинуть плащ и камзол — с одной рукой это было сделать не так легко? — и, когда он подошел к двери в спальню, та захлопнулась перед его носом.

Вот, значит, как? Ну что ж, он не гордый. И на диване можно вполне устроиться. Правда, диван маленький, ноги не вытянешь, ну да ладно. Недолго осталось терпеть.

Спать не хотелось. Принятое накануне решение камнем лежало на сердце. Одно дело — покончить с жизнью под влиянием момента, расписываясь в постыдной слабости или понимая, что честь утрачена и жить дальше не имеет смысла. И совсем другое — пойти на такой шаг, взвешивая «за» и «против», тщательно все обдумав и подготовив. Уходить, когда впереди открываются новые горизонты, когда наконец-то появился шанс… Никогда еще Ариэл так не любил жизнь, как в эту ночь.

Было темно и тихо. Свеча догорела и погасла. В полуоткрытые ставни проникал слабый свет уличного фонаря. Где-то там столица жила ночной жизнью, и иногда ему казалось, что он слышит стук колес запоздавшего ландо, крики околоточного, вопли бродячих котов и лай собак, завывание ликантропов. А здесь было тихо, и только трещал сверчок.

Нет, не только. Еще какие-то звуки нарушали тишину спящего дома. Приподнявшись на локте, Ариэл прислушался. Стоны? Или плач?

Уже решив встать, он внезапно заметил, что не один. Лунный свет сгустился в призрачную фигуру. Когда Ариэл лежал, она казалась всего лишь бликом, снопом бледных лучей. А под другим углом приняла четкие и вполне узнаваемые очертания.

Молодой мужчина сидел на стуле, закинув ногу на ногу и обхватив колено руками. Черты его лица сливались, и лишь глаза темнели двумя провалами в Бездну. Но по фигуре, прическе, манере слегка наклонять голову набок, Ариэл безошибочно признал Марека.

— Ты?

«Я. Не ждал?»

— Ждал, но… — Ариэл невольно бросил взгляд на двери в спальню.

«Да, — призрак Марека без труда угадал его мысли, — она там плачет. От любви и жалости. Почему ты это допустил?»

— Я делаю то, что считаю нужным.

«Я надеялся, что ты позаботишься о ней, — продолжал призрак. — Сможешь стать ей достойным супругом…»

— Вот не получилось у меня! — Ариэл развел руками. Вернее, только одной рукой, оберегая правую от лишних движений. — Ты всегда знал, что я неусидчивый, нетерпеливый, импульсивный и так далее. Во мне слишком много дурной крови, доставшейся мне от неведомого папочки. Ты его «там», — он показал глазами вниз, — не встречал? Хотелось бы посмотреть, кому я обязан своим появлением на свет!

«Когда настанет твой черед и ты шагнешь в Бездну, он выйдет тебя встречать. Может быть».

— И на том спасибо. — Ариэл подумал, что это будет уже скоро, и призрак, угадав его мысли, покачал головой:

«Сомневаюсь».

— А я — нет. — Ариэл решительно отогнал все мысли, чтобы его собеседник не прочел их прежде, чем он успеет высказаться. — Мар, я принял решение. Агни меня не любит. Ей нужен ты. До сих пор нужен только ты. Ты был прав. Я боролся — и проиграл. Проиграл тебе — идеальному, молодому, благородному, честному, с незапятнанной репутацией. Я — живой человек с целой кучей недостатков. А ты — дух, божий посланник. Тебя любят, о тебе мечтают. А я… только временная замена. Наемный охранник, которого берут на работу и увольняют, когда проходит нужда. И я должен уйти. А ты — занять мое место. То есть свое.

«Интересно, как ты себе это представляешь? Обе моих души на свободе, я больше не привязан к этому миру…»

— Но этот мир привязан к тебе, хочешь ты того или нет! — злым шепотом воскликнул Ариэл и тут же обернулся на дверь — не услышала ли Агния, как они тут пререкаются? Нет. Видимо, наплакавшись, женщина уснула. Или просто призрак пришел не к ней, и ей не дано услышать, что происходило за стеной. — Здесь есть те, кто тебя любит! И ты вернешься сюда! Завтра. Ты ведь хочешь этого?

Прежде чем ответить, призрак какое-то время сидел неподвижно, склонив голову набок.

«И да, и нет. Мои дела в этом мире завершены. Кроме вас двоих, меня тут ничего не держит…»

— Отлично! Тогда завтра в полдень. Сможешь?

Призрак помедлил и кивнул, и Ариэл откинулся на подушки, переводя дух.

«И все-таки я не понимаю, зачем тебе это надо. Неужели ты решил добровольно отказаться от борьбы? Я же все про вас знаю! Отсюда происходящее видится по-другому! И многое понимаешь…»

— Да? Тогда ты должен понимать, что Агни до сих пор любит тебя! Она тоскует по тебе. Ты нужен ей. Ты, а не я!

«Ты ее любишь».

— Сам знаю, — огрызнулся Ариэл.

«Любишь — и уступаешь мне…»

— Да! Ты победил! Она по-прежнему верна тебе! Правда, пусть не телом — уж прости женщину! — но в душе… Я не могу бороться с такой любовью. Она слишком любит тебя, чтобы в ее сердце нашлось место для кого-то еще! У меня нет на это сил. Хватит. Теперь уйди, оставь меня. Завтра у тебя будет время позлорадствовать…

Он демонстративно отвернулся, ложась на левый бок, чтобы не задевать раненую руку. Поелозил, устраиваясь так, чтобы потом вскочить как можно быстрее, если призрак явится к Агнии. Он был готов начать действовать в любой момент, по первому звуку. Ждал. Ждал. И сам не заметил, как уснул.

Утро началось как ни в чем не бывало. Они позавтракали в гробовом молчании, так же молча расположились в гостиной, не обращая внимания на вопросительные взгляды Лимании, которая, любопытствуя, но не смея спросить, в чем дело, нарочно долго вытирала пыль с бюро и комода. Агния присела к окну, пользуясь погожим ясным осенним деньком, достала шитье. Ариэл сидел на диване, посматривая на часы. Стрелки приближались к полудню.

— Агни, — решившись, сказал он. — Я должен кое-куда уйти.

Не переставая шить, она кивнула головой.

— Ты пойдешь со мной. Собирайся!

Она подняла голову:

— Куда?

— Недалеко.

— А зачем?

— Я не могу тебе сейчас ничего сказать. Там узнаешь.

— Ты от меня что-то скрываешь?

— Пока — да. Но когда мы приедем, я все тебе расскажу. Обещаю. Собирайся!

— Это так важно?

— Да, дьявол меня возьми! Важно. Для тебя и меня! Поверь мне.

Она посмотрела на него в упор, холодно и строго, словно пыталась прочесть его мысли, а потом кивнула головой и поднялась, положив недошитую сорочку на стул. Ариэл поманил пальцем изнывавшую от любопытства Лиманию:

— Приготовь чего-нибудь повкуснее. Когда твоя госпожа вернется домой, она будет очень счастлива, и ей захочется как-то отпраздновать этот день. На вот, — он достал кисет, выудил пару империалов, — пробегись по лавкам.

Агния вышла из комнаты через несколько минут, в темно-фиолетовом платье, в котором была на стадионе во время технического шоу, и черной траурной шляпке с вуалью. Остановившись на пороге, бросила взгляд исподлобья, и у Ариэла захватило дыхание. Он встал, не чуя под собой ног. Самая красивая женщина в мире стояла перед ним, и ее глаза из-под ресниц горели таким огнем, что было больно в груди. За этот взгляд можно было убить любого или умереть самому.

Что он и собирался сделать.

— Идем. — Он подал руку.

Наемное ландо быстро привезло их на улицу Зеленых Огней. Ариэл остановил экипаж на перекрестке, расплатился, повел женщину по улице к нужному дому. Агния шла рядом с ним со спокойным любопытством. Она уже была тут пару недель назад, когда посещала пророчицу Мадаму Ноа. Сейчас они шли по той же самой улице, по которой проходила и она.

— Куда мы идем? — поинтересовалась она.

— К пророчице.

— Ее зовут Мадама Ноа?

— Да, а как ты…

— Я была у нее. Она — шезрул.

— Да. Ты не боишься?

— Немножко. — На самом деле она испытывала сильный страх, ибо шезрулов так или иначе боялись почти все. — Зачем мы идем к ней?

— Она может кое-что для тебя сделать.

— Устроить мне встречу с Мареком?

Упоминание имени брата отозвалось в душе болью, но одновременно только укрепило в первоначальном решении. Значит, так и надо. Значит, судьба. Что ж, бороться бессмысленно.

— Да. Ты встретишься со своим мужем. Сейчас. Через несколько минут.

Они свернули в знакомый Агнии узкий темный проулок между домами. Дошли до крыльца под вывеской, постучали. Буквально через несколько секунд дверь отворилась. Знакомая девушка-служанка стояла на пороге.

— Входите, — прошелестел ее голос. — Госпожа ждет.

Агния вдруг вцепилась Ариэлу в руку.

— Ты чего?

— Я… боюсь.

— Глупости! — Он первым переступил порог. — Ты ведь уже была тут?

— Была. И я помню, чем закончился мой первый визит.

— На сей раз все будет по-другому. Доверься мне!

Он оказался прав. Служанка провела их в другую комнату. Это темное просторное помещение больше напоминало могильный склеп. Кругом только голый камень, по углам горят смоляные факелы, пахнет ароматическими травами, землей и тленом. Агния поежилась — ее вдруг пробрало холодом, и женщина безотчетно прижалась к Ариэлу.

В центре комнаты на полу был установлен небольшой прямоугольный помост, на котором стоял самый обычный пустой гроб — шесть сбитых досок, и больше ничего. Ариэл так и впился в него взглядом, рассматривая идущий по краю помоста ряд рун. По размерам гроб вполне подходил человеку выше него примерно на полторы головы и немного шире в плечах. Отлично, будет удобно лежать.

Агния лихорадочно цеплялась за его руку.

— Тебе страшно? — удивился он. — Мне — нет.

И поскорее отвернулся, пока она не заметила выражение его лица. Впрочем, через несколько минут ему уже не будет ни больно, ни страшно. Скорей бы!

Пророчица возникла неожиданно. Только что они стояли вдвоем, предоставленные сами себе — и вот уже кроме четырех факелов вспыхнули еще два, озаряя стены и сводчатый высокий потолок, а рядом с ними появилась закутанная в складчатый балахон худощавая фигура. Капюшон падал на лицо, оставляя открытым только острый, косо срезанный подбородок и сомкнутые губы.

— Ты пришел, — прозвучал ее голос. — Не испугался.

— Я готов идти до конца…

— Отказавшись от борьбы… — Пророчица покачала головой. — Впрочем, кто я, чтобы мешать кому-то делать свой выбор? Тонкие миры связаны между собой тысячами невидимых нитей. И все, что мы делаем здесь, рано или поздно находит отклик где-то там. Ни одно наше решение мы не принимаем просто так. Нас вынуждают к нему сотни решений, принятых ранее другими людьми. И наши ошибки тоже влияют на судьбы мира. Когда стоишь на развилке, не зная, куда шагнуть, не можешь предугадать, в какую сторону свернуть. Куда бы ни пошел, что бы ни сделал, знай — у всякой медали две стороны.

— Я ничего не понимаю, — прошептала Агния. — О чем она говорит?

— Скажи ей сам.

Агния удивленно захлопала глазами, когда мужчина взял ее за руку.

— Агни. — Голос его чуть дрогнул. Он вчера весь день репетировал эту сцену, так и эдак прикидывал, что скажет, и теперь не колебался. — Я тебя люблю. А ты любишь Мара. Мне понадобилось больше года, чтобы понять это. Я тебе не нужен. Я стоял рядом с вами, но в стороне. И даже после смерти Мара не смог вытеснить его образ из твоего сердца. Он нужен тебе. Он, а не я…

— Ариэл, я и тебя теперь не понимаю…

— Да тут и понимать нечего! Я не смог заставить тебя полюбить меня, и я ухожу. Прямо сейчас. Видишь это? — отпустив ее руку, он достал из кармана камзола пузырек. — Там, внутри, душа Мара. Его тело давно умерло, воскресить его нельзя, но есть я. Есть мое тело, которое я готов отдать брату.

— А… — Молодая женщина смогла издать только сдавленный звук — горло почему-то перехватило.

— Сейчас Мадама Ноа проведет обряд. Моя… душа покинет это тело, а на освободившееся место она, — кивок в сторону пророчицы, — поместит душу Мара. Конечно, я понимаю, что моя внешность — не лучшее, что можно пожелать, но уверен, что душа Мара с готовностью ухватится за эту возможность.

Он обернулся на женщину-шезрула, и та медленно кивнула головой.

— Тяжелее всего придется тебе, — как ни в чем не бывало, продолжал Ариэл. — Тебе придется каждый день видеть это лицо. Но ты просто помни, что там, под этой оболочкой, — твой любимый Мар. Я все продумал. Я уже подал в отставку в Тайной канцелярии. Вы продадите дом и уедете из столицы. В провинции жизнь дешевле, намного. Где-нибудь вдали от этих мест вы сможете начать жизнь заново.

— Но я не… — Агния попыталась вставить хоть слово, но ей не дали этого сделать.

Ариэл обнял ее и поцеловал. Мелькнула мысль, что он сам целует ее в последний раз. Если обряд пройдет удачно, в следующий раз уже Марек воспользуется его телом. На миг стало так обидно расставаться с жизнью…

Агния отстранилась первая, упираясь ладонями ему в грудь.

— Ариэл, скажи, что это неправда.

— Это правда, — ответил он.

— Но почему?

— Ты меня не любишь. Тебе нужен Мар, а не я. Я пытался занять его место, пытался вытеснить его образ из твоего сердца, но не смог. Ты слишком сильно любила его — и слишком долго считала меня виновным в его гибели. Даже в ту ночь, когда мы с тобой — помнишь? — оказались в одной постели, ты называла меня его именем. Я так больше не могу. Я хочу уйти. Мар вернется к жизни, пусть в моем теле, прости, что тебе до конца дней придется смотреть на эту рожу, но тут уж ничего не поделаешь. Постепенно привыкнешь. Главное, что твой Мар будет с тобой.

Агния уже несколько раз порывалась его перебить, но от волнения не могла издать даже хрип. Ей казалось, что она сходит с ума.

— Ты ведь это не всерьез? — наконец, сумела прошептать она.

— Боишься, что обману? Нет. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, пусть и без меня. Ты права. Я только мешаю тебе жить, а значит, должен уйти. Вы ведь сделаете это? — Он посмотрел на пророчицу. — Ради нее?

Женщина-шезрул стояла совершенно неподвижно, как закутанное в плащ изваяние. Она пошевелилась только один раз — когда кивнула головой.

— Да. Если ты готов.

— Готов!

На самом деле он не чувствовал ничего такого — особенно когда широко распахнутые глаза любимой женщины были так близко и на губах еще жил вкус поцелуя. Поцелуя, на который она отвечала так, как будто любит… Пришлось напомнить себе, что это — для ее блага. И он торопливо сорвал плащ и неловко, действуя только одной рукой, расстегнул пуговицы камзола и жилета, оставшись в одной рубашке. Последним снял пояс и перевязь со шпагой. Пистолеты на сей раз оставались у Агнии дома.

— Ложись! — последовал приказ.

Он забрался в установленный на каменном ложе гроб, поерзал на досках. Жестковато, но ничего. Недолго осталось. Интересно, а как это будет — освобождение души? Он никогда не умирал. И спрашивать у Мара уже поздно. Мелькнула мысль, что, может быть, удастся остаться призраком и витать подле счастливых супругов, оберегая, помогая, просто тихо радуясь чужому счастью.

Мадама Ноа подошла вплотную. Снизу вверх он в полутьме увидел ее лицо — тонкие черты, острый, как лезвие ножа, нос, провалы темных глаз, неестественно бледная кожа. Их взгляды встретились, и на какой-то миг человеку показалось, что женщина-шезрул что-то знает. Ну конечно, она же пророчица!

— У меня… получится? — шепнул он, уверенный, что она догадывается, что его волнует.

— Нет.

Он разочарованно вздохнул, но отступать было поздно. Сложил руки на груди, последний раз посмотрел на Агнию — женщина стояла у порога, прижав к груди ворох его одежды, — закрыл глаза. А правда, как это — умирать? Вряд ли будет больно — это же не казнь и не убийство.

Женщина-шезрул начала обряд.

Когда, раскинув руки, пророчица тихо запела, откуда-то вынырнула девушка-помощница. Неслышно и ловко поставила справа и слева от Мадамы Ноа две подставки, где в железных плошках тлели угольки, распространявшие пряный запах. Потом прошлась по комнате, зажигая в настенных подсвечниках свечи. Быстро наклонилась, прочертила ножом в изножье постамента знак звезды и протянула Агнии руки:

— Дай.

Женщина покачала головой. Расставаться с камзолом и плащом — его камзолом и плащом — не хотелось. Было неудобно держать их, да еще и шпагу, но руки разжимать пришлось силой.

— Дай. Потом заберете.

Дым от курильниц стелился по полу. Свечи мерцали. В их неверном свете на полу стали проступать какие-то знаки, начертанные здесь раньше. Агния отступила на шаг, когда один из них вспыхнул прямо перед нею.

Женщина-шезрул допела, взмахнула руками, словно собираясь танцевать. Агния смотрела во все глаза, но так и не поняла, откуда в ее руках взялись нож и заветный пузырек.

— Пр-риди…

От низкого голоса, похожего на рык, Агнии чуть не стало плохо. Она содрогнулась — резкий порыв ветра, налетевшего невесть откуда, задул все свечи, кроме одной, оказавшейся точно за спиной пророчицы. Стало холодно. Агния стиснула руки, украдкой подула на вмиг закоченевшие пальцы.

Рядом кто-то был. Молодая женщина ощутила чужое присутствие, но повернуть голову и посмотреть сил не было. Она только почувствовала, как мимо пронеслось что-то, обдавшее ее порывом ледяного ветра.

— Приди…

Пророчица оказалась над лежащим мужчиной. Подняла руки. Неуловимо резкое движение, хруст — и разбитый пузырек падает на грудь человека. Каждый осколок вспыхивает ярким светом. Поверх них ложится рука с тонкими, гибкими, словно черви, бледными пальцами. Свет вспыхивает так ярко, что пальцы кажутся черными. Затаив дыхание, Агния увидела, как они резко скрючиваются, словно пытаясь ухватить этот свет, сжать его в кулаке, оторвать от груди лежащего человека. И как тот внезапно начинает биться в судорогах.

Какая-то тень. Белая, туманная, имеющая смутные очертания человеческой фигуры, соткалась из мрака, нависла над лежащим. И отступила, сливаясь с темнотой.

В тот же миг прекратились и судороги. Неподвижное тело распростерлось в гробу на каменном постаменте. В комнате одна за другой сами собой начали загораться свечи.

Ощущение было странное. Тело больше не повиновалось ему, и в то же время не было ощущения тяжести бренной плоти. Чувства притупились — зрение, слух, обоняние, осязание, — но появилось и стало расти другое.

Разочарование.

— А теперь целуй!

Голос пророчицы задрожал, наливаясь новой силой, и Агния осторожно сделала несколько шажков, прижав руки к груди и не отводя взгляда от неподвижной фигуры на постаменте. Ей и самой хотелось поцеловать этот слегка приоткрытый рот, но что-то заставляло медлить. Слишком неподвижно он лежал. А что, если он мертв и она поцелует покойника? Наклонится, дотронется — и ощутит под пальцами холод? И слабый, неумолимый запах тлена… Один раз она уже пережила нечто подобное. Неужели все повторится?

«Я не хочу!» — подумала Агния.

— Я не хочу…

— Ты должна! Целуй!

Окрик подействовал, как удар кнута. Наклонившись, женщина коснулась губ мужчины…

Теплых, живых губ! И они задвигались, оживая от ее первого прикосновения.

Агния выпрямилась, глядя на неподвижное лицо. Оно оживало на глазах. Между бровей пролегла морщинка, дрогнули крылья носа. Несколько раз дернулся рот, словно кто-то потягивал за невидимые ниточки в уголках губ. А потом веки приподнялись, и взгляд мутных глаз уставился в потолок.

Вначале бессмысленные, как у младенца, они постепенно прояснились. В них появилось удивление. Потом, когда взгляд переместился на стоявшую у изголовья женщину, узнавание.

— А… — глубокий хриплый вдох, похожий на стон, — А-Агния…

Голос был тот же, знакомый, но что-то было не так.

— Ты… — Она прикусила губу, не зная, что сказать.

— Аг-ния, — словно пробуя имя на вкус, повторил мужчина. — Ты… здесь.

— Да, я здесь. А т-ты?

— И я… — он прислушался к себе, — тоже здесь. Странно. Агния. Моя Агния. Помоги. Я…

Дурное предчувствие заставило молодую женщину попятиться.

— Агния? — Он с усилием повернул голову. — Ты чего?

«Агния»! Он назвал ее полным именем! Ариэл никогда так не делал. Он всех и всегда звал сокращенными именами. А тут…

— Где Ариэл?

— А-ри-эл, — по слогам, словно услышал это имя в первый раз, повторил мужчина и с явным усилием поднял правую руку. Скривился от боли. — Не помню… Не знаю… Что это было? Повязка? Зачем? Больно…

— Ты — Марек? — почему-то поинтересовалась Агния.

— Да. — Он нахмурился, прислушиваясь к себе. — Да, Марек. Я Марек… А ты кого ждала?

— А где Ариэл?

Пророчица, отступившая в тень, издала невнятный звук, словно смешок.

— Ариэл? — Марек попытался приподняться. Со второй попытки у него получилось сесть. — Не знаю… Странно, — он посмотрел на руки, ноги, грудь под рубашкой, — ничего не понимаю… Это тело… Так непривычно!

— Это тело Ариэла, — всхлипнула Агния. — Он отдал его тебе, чтобы ты жил, Марек!

Севший в гробу мужчина медленно поднял руки к лицу, провел пальцами по лбу, носу, скулам, потом снова осмотрел руки, поворачивая так и эдак.

— Точно, — промолвил он. — Это Ариэла… О Первопредок! Он сумасшедший. Но это так здорово! — Он тихо рассмеялся.

— Здорово? — вскрикнула Агния. — Он умер ради нас с тобой! Умер, чтобы ты жил!

— А ты не рада?

Вопрос заставил женщину оцепенеть. Она ведь в самом деле не испытывает радости от того, что любимый муж снова с нею, пусть и в чужом теле. Он рядом, он дышит, разговаривает, сейчас они вместе пойдут домой, а там…

— Нет, — выдохнула она. — Нет! Где Ариэл?

— А зачем он тебе?

На этот вопрос Агния не могла ответить, только затрясла головой. Зачем ей Ариэл? Она сама не могла бы сказать внятно. Он был нужен ей.

— Зачем? — Мужчина нахмурился. Ариэл никогда не хмурился так, и лицо человека перекосилось. — Зачем он тебе, если есть я?

— Он нужен мне, — выдавила она и вдруг поняла, что это правда.

Она не могла смириться с тем, что в этом теле теперь будет жить другой человек.

Женщина повела рукой в воздухе, пытаясь нащупать что-то растопыренными пальцами. Как бы ей хотелось наткнуться на его руку, опереться на услужливо подставленный локоть! Ну почему его нет, когда он так нужен?

— Ариэл? — позвала она тихим шепотом.

— Агния, ты в своем уме? — Голос сидевшего в гробу мужчины заставил вздрогнуть. Голос Ариэла — и не его. — На тебя все это так подействовало? Понимаю, я тоже… многое пережил, но в остальном я остался прежним! Если ты о внешности, то подумай и обо мне! Я теперь должен буду привыкать к этому телу… Я даже встать сейчас боюсь! Не уверен, вдруг откажут ноги! Иди сюда! Помоги мне!

Этот новый повелительный тон никак не мог принадлежать Ариэлу и тем более ее прежнему Мареку. Наверное, понимание этого отразилось у нее на лице, потому что мужчина опять нахмурился, а потом расхохотался — неестественным резким смехом, словно выкашливая звуки:

— Ха-ха! Ты никак меня боишься? Я сам себя боюсь! Как вспомню, кем — или, вернее, чем мне пришлось побывать, жутко делается. И это при том, что я познал могущество, силу, даже власть! Держу пари, Ариэлу такое и не снилось! Вот чью душу можно было бы поместить в ту машину. Неистовую, могучую, дерзкую…

— Где Ариэл? — воскликнула Агния, повернувшись к пророчице. — Куда вы его дели?

— Никуда, — прошелестел тихий голос. — Он все еще здесь.

— Где? — Женщина завертела головой. Вспомнилась та белесая тень. Она снова протянула руку, пытаясь отыскать его.

— Ты кого ищешь? — подал голос мужчина на постаменте. — Зачем он тебе, когда есть я? Иди сюда и помоги мне встать! Скорее!

Окрик подействовал как удар кнута. Прежний Марек никогда не повышал на нее голоса. Прежний Марек улыбнулся бы и пожал плечами: мол, извини, что приходится так поступать. Прежний Марек… Прежнего Марека больше не существовало.

— Где Ариэл? Верни мне его! Немедленно!

— Забудь о нем!

Не помня себя, Агния подлетела к мужчине и ударила его кулаком в грудь.

— Не смей так говорить! Ты его совсем не знаешь!

— Ты меня ударила, Агния? — Он ловко перехватил ее запястье, выкручивая. От неожиданной боли у женщины навернулись слезы, и она сделала то, на что не могла бы решиться в другой ситуации. Ударила еще раз, другой рукой, метя в раненое плечо.

Ее противник вскрикнул от боли, разжимая пальцы, и Агния отскочила.

— Верни мне моего Ариэла, слышишь? — закричала она пророчице. — Ты можешь!

— Нет, — покачала та опущенной головой. — Смотри…

На узкой ладони с неестественно гибкими пальцами лежало отбитое горлышко от пузырька и несколько осколков.

— Его здесь нет! Но он где-то здесь. И если ты позовешь, он может тебя услышать.

— Правда? — Агния попятилась, пока не уперлась лопатками в стену. — Ариэл! Если ты слышишь меня! Вернись! Ты нужен мне!

— Предательница! — взвыл мужчина на постаменте. Рванулся, вываливаясь из гроба. — Как ты могла? Ты…

И в этот миг она его увидела.

Белесая тень — та самая тень — встала между Агнией и вылезшим из гроба человеком. Полупрозрачный силуэт — широкая спина, обтянутая рубашкой, собранные в косицу волосы, поджарый торс, сжатые кулаки. Агнии вдруг ужасно захотелось обнять этого человека, прижаться всем телом. И лишь страх схватить пустоту удержал ее руки.

«Нет, — раздался голос, который она не надеялась услышать. — Не подходи».

— Что?

«Не трогай ее…»

— Вот как ты заговорил? — Марек выпрямился, сжимая кулаки. Сквозь полупрозрачное тело ее защитника Агния видела искаженное лицо и ужасалась. Два человека стояли друг напротив друга. Похожие больше, чем братья-близнецы, но один был бестелесным духом, а другой — из плоти и крови.

— Уйди. Ты нам мешаешь. Ты всю жизнь нам мешал. Всю жизнь стоял рядом, не отходя ни на шаг, дышал нам в затылок… Теперь ты мертв, а я — жив. Ты проиграл, а я — победил. Ты сам признал свое поражение. Уходи!

«Нет…»

— Убирайся в Бездну! — заорал Марек. — Там тебе самое место! Хватит мучить ее и меня! Ты всегда мне мешал! Путался у меня под ногами, застилал свет. А теперь твое время вышло. Убирайся вон!

«Вот как ты заговорил! А я-то…»

Агния не видела лица того, второго, настоящего Ариэла, но почему-то чувствовала его боль. Грудь сдавило. Какая-то тяжесть легла на сердце. Голова закружилась. Все поплыло перед глазами…

Голоса…

«Агни…»

— Агния!

И — хором:

— Нет!

«Не смей!»

— Уйди!

«Сам уйди! Не отдам!»

Распахнув глаза, Агния уставилась на человека, который… который больше не был ее мужем.

Он бросился к ней, но мгновением раньше прозрачная тень метнулась наперерез и накрыла его с головой, как облако дыма. Мужчина застыл на долю секунды, а потом рухнул навзничь, закричал, колотя руками по чему-то невидимому. Пронзительный крик перешел в визг, противный, скрипучий. Агния зажмурилась, закрывая уши руками. Опять похолодало, да так резко, что в груди перехватило дыхание. Она задохнулась, напуганная воплями, которые издавал корчившийся на полу человек. Только Мадама Ноа и прибежавшая на крики помощница оставались спокойны и безучастны.

Наконец бьющийся, словно в припадке, мужчина затих, неловко повернувшись на бок и закрыв лицо руками. Он тяжело, со всхлипами, дышал.

— А… Ар… Ма… — Агния прикусила губу, не зная, как обратиться к тому, кто лежал на полу.

Он пошевелился, с усилием выпрямляясь. Взгляд, которым мужчина одарил женщину, был полон боли.

— Прости, Агни, но я… не смог. Я хотел, чтобы ты была счастлива, но… прости. — Голос его как-то странно дрогнул. Агния никогда не видела плачущего Ариэла и застыла, хлопая глазами. А тот перевел взгляд на Мадаму Ноа. — Вы это знали?

— Да, — кивнула та. — Я же пророчица.

— Прости, Агни. — Он опять отвернулся. — Я хотел как лучше…

Словно чья-то рука толкнула между лопаток — чья-то на удивление холодная, прямо-таки ледяная рука, — и Агния подлетела к лежавшему на полу мужчине. Опустилась рядом на колени. Осторожно, самыми кончиками пальцев, дотронулась до плеча:

— Не надо. Все хорошо!

— Ты…

Она не дала договорить — обняла его голову, прижимая к своей груди и неловко подавшись вперед.

— Ариэл, — прошептала в макушку, — ты чудовище. Ты законченный эгоист. Думаешь только о себе, совершенно не заботясь о моих чувствах. Неужели так трудно было спросить, люблю ли я тебя?

— А ты… любишь? — Голос прозвучал глухо, но там, где еще несколько минут назад в груди был только холод, теперь от дыхания мужчины разливалось блаженное тепло.

— Да.

На большее сил Агнии не хватило. И кто сказал, что любить можно только раз в жизни?

Послание доставил не сатир, как это бывает сплошь и рядом, а человек — императорский курьер в парадном мундире с галунами. Он приехал верхом, взбудоражив и без того взволнованных последними событиями соседей. Спешился у дверей, вошел чеканным шагом, даже не покосившись на испуганно забившуюся в уголок Лиманию, четким движением протянул конверт с гербовой печатью.

— Капитану Ариэлу Боуди в собственные руки!

Тот принял конверт, вскрыл, пробежал глазами несколько строк:

— Почту за честь.

— Завтра в десять утра за вами заедут! — Курьер отсалютовал и, развернувшись на каблуках, покинул комнату.

— Что случилось? — Агния стояла в дверях кабинета.

— Меня вызывает император для аудиенции. Завтра в одиннадцать часов. Приготовься.

— Я… постараюсь, — пробормотала та.

— Не «постараюсь», а приготовишься! Аудиенция у императора — это…

— Я сделаю другую прическу. И можно послать к модистке за новыми лентами и цветами на шляпку.

— Агни, — он закатил глаза, подавив вздох, — я говорю о платье! Не вздумай надеть черное!

— Но я же в трауре! И буду в трауре еще восемь месяцев!

— Не восемь, а только семь месяцев, три недели и два дня!

Теперь пришел черед Агнии вздыхать.

— Все равно это больше чем полгода… Ладно-ладно, я надену то, фиолетовое. Которое с кружевами. Или коричневое… Ну не серое же! У меня пять траурных платьев, а светлых нарядов нет совсем. Мне до весны нельзя!

— Тогда зеленое!

— Ариэл, ты ничего не понимаешь в женских нарядах! Только не зеленое! Оно мне не нравится! И я его не надену. Точка!

Притопнув ногой, Агния скрылась в кабинете, и уже там ее догнала ехидная реплика:

— А если я захочу, чтобы ты в нем была на нашей свадьбе?

Женщина с досадой схватила со стола чернильницу и запустила ею в камин. Вот вредный тип! И что она в нем такого нашла?

В императорском дворце не только Агнии — никому из ее родственников ни разу не доводилось бывать, и она не сомневалась, что сразу после аудиенции ее атакуют и матушка, и замужняя и давно живущая сама по себе сестра, и подруги, и даже соседки, желая узнать подробности. Только дальняя родственница ее покойного мужа, госпожа Парата Боуди, получала приглашения на ежегодные балы. И Агния много бы дала, чтобы увидеть ее в толпе разряженных придворных. Ариэл вчера отказался писать семейству и сообщать родственникам о приглашении. Все равно Боуди он был только на словах.

К огорчению Агнии, она была единственная одета в темное, и ее фиолетовое платье и черная шляпка с вуалью бросались в глаза. Ей казалось, что все показывали на нее — если не пальцами, то веерами и исподтишка перешептывались. Она даже была рада, что Ариэл надел перевязь, в которую устроил раненую руку. В нарушение этикета женщина пристроилась с правой стороны, вцепившись в его локоть, и время от времени с преувеличенной заботой касалась руки.

— Успокойся и получай удовольствие, — шепнул Ариэл. — Да, они вечером будут тебя обсуждать, но зная, кто я, обязательно придержат языки. Тут постоянно кто-то против кого-то плетет интриги, и если один из присутствующих сделает лишнее телодвижение, рано или поздно это станет известно мне. И мне ничего не стоит сообщить их противникам кое-что интересное.

— Интриган! — выдохнула Агния.

— Есть такое. Скажи еще, что я грязный интриган! Но ради безопасности государства пойдешь на многое. Даже на убийство.

— И ты так спокойно об этом говоришь?

— А что? Это моя работа. Меня побаиваются, мною интересуются потому, что я только начал карьеру и уже взлетел довольно высоко. Ты тоже в центре внимания, но утешайся хотя бы тем, что точно так же, как они — тебе, ты завтра-послезавтра сможешь перемывать косточки уже им. Смотри, запоминай, чтобы было о ком говорить гадости соседкам!

— Ну уж и гадости… Я не люблю болтать с соседками. И я тут никого не знаю…

— За чем же дело стало? Я тебя сейчас кое с кем познакомлю.

Агния задохнулась от волнения, но Ариэл не потащил ее по залу, чтобы знакомить с придворными. Он просто принялся негромким шепотом описывать каждого из них:

— Вон та дама в лиловом платье и жутких розочках по подолу — графиня Имьяс. Довольно милая. У нее один из самых модных салонов. Дамы с утра до ночи играют во всякие игры, пока не надоест.

— Как дети?

— Как дети. В хорошую погоду — на лужайке. В плохую погоду — в доме. Там есть специальная игровая комната. Собственно, этим ее салон и знаменит. А вон тот мужчина у колонны — это граф Марус. Страстный охотник. Его супруга, кстати, тоже. Она нарочно носит длинные и невероятно широкие юбки, которые закрывают лошадям всю спину, чтобы никто не видел, что в седле она ездит по-мужски.

— Да? — Агния вообще не умела ездить верхом и была поражена.

— А еще графиня Тереза Марус отменно стреляет из мушкета. И, говорят, именно ее пуля прервала жизнь девицы Ларэ в прошлом году. Та вздумала положить глаз на ее племянника, за что и поплатилась.

— А граф знает, что его жена — убийца?

— Все считают, что это был несчастный случай. Доказать никто ничего не смог. Графиню Терезу спас титул и собственный пол. Но Тайная канцелярия располагает кое-какими уликами, которые, в случае чего, будут переданы в суд. И тогда Терезе Марус несдобровать. А заодно и ее супругу.

Дальнейшие разговоры прервало появление императора.

Он вошел в зал один, без супруги и наследника, сопровождаемый только немногими советниками. Остановился на пороге, окинув взглядом собравшихся. Дамы присели в низких реверансах, мужчины поклонились — кто четко, по-военному, прижав подбородок к груди, кто в пояс, демонстрируя чинопочитание.

Агния была готова не просто присесть в реверансе, но и вообще прижаться к полу и не подниматься больше никогда. Ибо стоило ей выпрямиться, как ее крепко схватили за локоть и потащили вперед. От волнения у молодой женщины так сильно стучало сердце, что она почти ничего не слышала. Только негромкий рокочущий голос императора и ровный баритон ее спутника. Ей понадобилось минуты две, чтобы успокоиться и начать прислушиваться. Император благодарил Ариэла за прекрасно проделанную работу и обещал награду:

— Верному слуге короны…

Боковые двери распахнулись, и слуги внесли на подушке шпагу с позолоченной рукоятью в дорогих ножнах. Ариэл с почтительным поклоном принял именное оружие из рук императора, поцеловал основание клинка.

— Служу империи! — отчеканил он, выпрямляясь.

— Мы рады, что не ошиблись в вас, капитан Боуди. — Император улыбался холодной деловой улыбкой. — Вы — верный слуга короны. Уже выяснили, каковы были их планы относительно этих живых машин?

— Выясняем, ваше величество.

— Жду от вас подробного доклада в любое время суток. А ректор еще ответит, как он допустил такое в стенах вверенного ему заведения.

— Осмелюсь предположить, ваше величество, что это от безденежья. — Услышав эти слова, Агния чуть в обморок не упала. — Профессорам и мастерам так мало платят, что многие просто вынуждены заниматься… коммерческими проектами и искать покупателей для своих изобретений, работая на заказ вместо того, чтобы заниматься чисто наукой.

— Вы говорите это так уверенно…

— Да, ваше величество. Мой сводный брат Марек Боуди несколько раз говорил мне, что его жалованья старшего подмастерья еле-еле хватает на то, чтобы свести концы с концами. Он надеялся, что досрочное получение звания мастера поможет ему рассчитаться с долгами и обеспечить себя и свою молодую жену. А добиться этого звания можно было лишь одним способом — как можно скорее сделать великое открытие и доказать свою теорию на практике. Мастер Молос помогал ему за долю в прибыли. Идея с походом в подземелье Духов принадлежала тоже ему. Как и знакомство с Филом Годвином…

— Который, как выяснилось, работал на кайтаррскую разведку?

— Это пока только предстоит доказать, ваше величество. Сейчас мы можем предъявить ему лишь обвинение в двух убийствах — Марека Боуди и того неизвестного, тело которого следствие изначально приняло за труп Фила Годвина.

— Докажите это, капитан, и вам не придется жаловаться на безденежье. Ведь, как я понимаю, вам тоже надо содержать жену?

Агния поняла, что говорят о ней, и ей стало жарко. Щеки, лоб, даже уши пылали огнем.

— Это пока еще не моя жена, ваше величество. И даже не невеста, — промолвил Ариэл негромко, и при этом нежно и бережно коснулся левой рукой ее кисти, лежавшей на правом локте. — Это — вдова Марека Боуди, госпожа Агния Боуди.

— Сударыня?

Сообразив, чего от нее хотят, Агния вскинула голову. От волнения в глазах защипало, и ей пришлось несколько раз моргнуть, чтобы смахнуть непрошенную влагу и посмотреть на императора.

— Вы очаровательны, госпожа Боуди, — сказал тот. — И так мило краснеете…

О Первопредок и Праматерь! Щеки запылали еще жарче.

— Благодарю вас, ваше величество, — пролепетала она.

— Надеюсь, в будущем, когда завершится срок траура, вы сможете иногда бывать при дворе?

Ошеломленная Агния посмотрела на Ариэла. Тот по-своему понял ее замешательство и кивнул:

— Да, ваше величество. Сможем!

Она не успела открыть рот, чтобы поинтересоваться, с чего это мужчина решает все за двоих. Император счел этот ответ приемлемым и отпустил их взмахом руки, давая понять, что разговор закончен.

Ариэл чуть ли не за шиворот оттащил свою спутницу в сторону. Агния была в таком состоянии, что совершенно растерялась. Бывать при дворе? Ее род вполне обеспечен, но недостаточно богат и вообще не настолько знатен, чтобы кто-то из ее родственников был представлен императору. Правда, была тетка Марека Парата Боуди, имевшая здесь кое-какие связи. Но Марек умер, а Ариэл является Боуди только на бумаге…

Она не успела ни высказать Ариэлу все, что думает, ни сама раскинуть мозгами. К ним приблизился лакей:

— Господа, вас желают видеть его сиятельства герцог и герцогиня Ольторн.

Агния пискнула — так крепко Ариэл сжал ей руку. Покосилась на спутника — тот был спокоен. Слишком спокоен, чтобы это не бросалось в глаза. Внутри — сейчас она это знала — бушевала такая буря чувств!

— Это большая честь…

Лорд и леди Ольторн стояли чуть в стороне. Вдвоем, если не считать двух лакеев. Остальные приглашенные держались на расстоянии — дескать, нам неинтересно, но подслушать обязаны.

При виде герцогини Агния сразу вспомнила тот единственный визит в особняк их сиятельств и опустила взгляд. Смотреть на женщину, которая ее оскорбила, было тяжело и больно. А вот бесчувственный Ариэл поклонился их сиятельствам вежливо и непринужденно.

— Благодарю за оказанную честь.

— Мы поздравляем вас, сударь, — промолвил герцог. — Или, может быть, ваша светлость?

Агния тихо охнула и покосилась на своего спутника. Тот и бровью не повел — только усмехнулся так двусмысленно, что всем все стало понятно.

— Нет, в самом деле, на днях в кулуарах обсуждался вопрос о награждении вас графским титулом, — продолжал герцог.

— Пока это только слухи, — парировал Ариэл, а сам тихо пожал руку Агнии. — Его императорское величество ни слова не сказали об этом…

— И тем не менее, — вступила в разговор доселе молчавшая герцогиня Лариса, — мы будем рады видеть вас в своем доме в любое время. Разумеется, вместе с вашей очаровательной… — она оторвала взгляд от лица Ариэла и впервые посмотрела на Агнию.

— Невестой, — подсказал ее спутник.

— Невестой, — повторила герцогиня, снова обращая взор на мужчину. — Конечно, невестой. Я буду ждать.

И что-то такое промелькнуло в ее последних словах, что Агния сразу обо всем догадалась. Но предпочла промолчать.

ЭПИЛОГ

Лето в этом году так торопилось потеснить весну, что уже на Духов день все вокруг зазеленело, а у пруда в городском парке на декаду раньше срока устроили свои танцы вилы, порадовав людей. Всюду, куда ни глянь, раскрывались цветы, и даже старое кладбище Невинных Душ выглядело вполне празднично.

Подметавший дорожки молельщик заметил мужчину в военной форме, который целеустремленно шел между надгробий, но не придал этому значения. Традиционно в Духов день и накануне на свидание с умершей родней собирается половина города. И сейчас он был далеко не первым и не последним посетителем за день.

Знакомую могилу Ариэл отыскал без труда — заплутать там, где был уже однажды, он не смог бы при всем желании.

Было видно, что могилу подновляли — насыпали земляной холм, на который установили памятник с высеченными на нем именем и датами и надгробную плиту. А вот цветов с прошлого года поубавилось. Они уже не покрывали надгробие пестрым вянущим ковром. Лишь несколько букетов лежало возле камня. Ариэл присел рядом, поставил на край плиты откупоренную бутылку. Помолчал, хлебнул из горлышка.

— Вот и свиделись, Мар, — негромко произнес он. — Дела, знаешь ли, дела. Это тебе хорошо и спокойно — пока твоя душа там, — он указал глазами, — в холоде и мраке Бездны, греется в огне воспоминаний, тело тут разлагается на радость земляным червям. А что тут такого? Все живые, всем надо жить. Вот и я живу. — Он опять приложился к бутылке. — Ни ты, ни я не виноваты, что все сложилось именно так… А впрочем, если хочешь, можешь считать виноватым меня. Но я должен был довести это дело до конца. Во что бы то ни стало должен! Ты… ты просто оказался в неподходящее время в неподходящем месте. Ты прекрасно знаешь, что я ничего не подстраивал нарочно. Побывав на том свете, пока ты несколько минут владел моим телом, я кое-что понял, но пусть меня расстреляют, если я изменюсь! Это теперь моя работа. И точка.

Отец-молельщик подметал дорожки, опасаясь приближаться к могиле. Он узнал ее сразу — когда заступил на место убитого полгода назад отца Милона, ему рассказали про эту могилу такое, что поневоле возбуждало любопытство.

— Знаешь, я даже рад, что все так сложилось, — продолжал Ариэл. — Рад, что ты лежишь в могиле, а Агния досталась мне. Если бы не стечение обстоятельств, рано или поздно мне пришлось бы пойти на настоящее преступление, потому что жить без нее я не хочу. А вот она без тебя хочет. И может. Нет, мы поженимся, только когда истечет срок траура, ни днем раньше. Мы ждем… Извини, что не приглашаем тебя на свадьбу. Сам понимаешь, это было бы странно. На вот, — он взял бутылку, но, вместо того чтобы допить самому, вылил остатки на могилу, — выпей за меня, Агнию и нашего ребенка. Прости, но мы не дотерпели. Узнали только сегодня утром. Если родится мальчик, назовем Мареком. Ты уж присмотри за ним… оттуда! Ладно, — внимательно посмотрев на опустевшую бутылку и пожалев, что не оставил себе ни капли, Ариэл зашвырнул пустой сосуд в кусты, — я пошел. Счастливо оставаться. А меня ждет семья!

Он встал с надгробного камня, отряхнул камзол и зашагал прочь.