В новогоднюю ночь
С Никой я познакомился на обыкновенной новогодней вечеринке.
Мой друг Рома Меламуд, как всегда, устраивал ночь сюрпризов.
Рома преподавал физику в одной из киевских школ. Его любили ученики и ненавидели учителя.
Это был странный тип, который больше всего в жизни страдал от скуки. От скуки страдают все, потому у нас так развит шоу-бизнес и процветает электронное общение, но так страдать от скуки, как Рома…
Он и секунды не мог просидеть, ничего не делая. Мне, к примеру, он регулярно присылал письма, хотя мы виделись с ним регулярно, еще более регулярно разговаривали по телефону.
Иногда нарочный приносил на дом посылку, в ней оказывались…ножки от стула или что-нибудь в этом роде.
После чего моя мама, обожавшая Рому, звонила ему и радостно сообщала, что из ножек стула она сделает отличное холодное. Им было весело.
Я же относился к действиям Ромы спокойно: скучно человеку.
Он и в школе завел так называемые реальные уроки, на которых проводил физические опыты прямо на своих учениках.
Он вызывал к доске отличника Петю и говорил ему:
– Петя, возьми за руку Таню и скажи, что любишь ее и хочешь, чтобы она родила тебе ребеночка.
Потом Меламуд просил рассказать, что почувствовали при объяснении влюбленные. Волнение?
Значит, вы искренне относитесь друг к другу.
И, между прочим, волнение является возбудителем электромагнитного поля.
И он рассказывал об электромагнитном поле. И все прекрасно понимали, что это за зверь такой и надолго запоминали урок. В мозгах делалась засечка: магнитное поле – любовь и ребеночек.
Часто на экзаменах, на которых присутствовали учителя и директор, Меламуд подсказывал своим ученикам, называя, как пароль, ту или иную засечку.
– Ты про любовь вспомни, – говорил Рома задумавшемуся Пете.
И Петя выдавал вполне разумный пятерочный ответ.
Конечно, об этом знали все в школе. Меламуда вызывали на педсоветы, но всегда туда он приходил в окружении своего класса.
Точно так же Меламуд поступал со своими друзьями. Нас было четверо мальчишек, как он нас называл. Меламуд, я, Гарик Проташевский и Слава Торосов.
Компашка еще та. Все серьезные люди на пороге создания семей, все умные и любящие хорошо посидеть за вкусным столом. Разумеется, в обществе красивых и умных девушек.
Меламуд на новогодний вечер приглашал всегда девушек незнакомых.
Клеил он их (его выражение) своеобразно. Мог подойти на улице и ущипнуть себя за щеку (щеки у него были сделаны из особого твердого сорта мяса, поэтому боли он не ощущал), а затем предложить то же сделать девушке.
Девушка начинала улыбаться, а Меламуд, страшно серьезный, тут же объявлял, что он самый знаменитый учитель во Вселенной, что он обязательно подготовит дочь девушки для сдачи на красный диплом.
Девушка хихикала, нет, мол, у нее такой взрослой дочери, да и вообще никакой нет. С этого момента девушка попадала прочно в паутину Ромы и запутывалась в ней.
Рома отбирал для новогоднего вечера девушек на протяжении года.
Он этим начинал заниматься, как только заканчивались новогодние праздники. Что-то вроде организаторов бразильского карнавала.
С Ромой я познакомился в филармонии. Туда он приходил знакомиться с одухотворенными, глубоко чувствующими музыку особами. Правда, здесь он получал частенько отлупы. Музыкальные девушки быстро распознавали фальшивую ноту, но иногда были и удачи. Ника принадлежала к библиотечным типам.
Она, обложившись небоскребами книг по биологии, готовилась к экзаменам.
Рома всунул между небоскребов свой толстый нос и краешек щеки и подмигнул Нике (так он рассказывал).
Девушка смотрела на него сквозь тонкие очки, как на заученную только что формулу.
В таком положении они находились некоторое количество секунд, после чего Ника медленно потянулась рукой и потрогала Ромин нос.
Нос шевельнулся (Рома умел шевелить носом, ушами и всем остальным, имеющимся в его распоряжении).
И вот Ника досталась по новогодней разнарядке мне.
Мама Ники, доктор филологических наук, всю жизнь изучавшая Достоевского, проницательно посмотрела на дочь (об этом потом мне рассказывала Ника). Только и сказала:
– Иди, ты уже взрослая, но врать мне не надо.
Ты там никого не знаешь. А телефон оставь, я буду звонить.
Мама Ники была человеком одиноким. Обычно праздновала Новый год дома с дочерью. Но всегда говорила, как хорошо было бы, чтобы единственный в году настоящий праздник Ника встретила с кем-нибудь. Пора уже и в общество выходить.
Мама Ники была такой же странной, как и Рома. Она выталкивала дочь за порог дома в настоящую жизнь, хотя сама же воспитала девочку домашней. Она считала, что наш век – век резкого падения нравов.
– Сейчас даже убивают без идей, – сказала, когда мы были уже хорошо знакомы.
Ника пришла на квартиру к Меламуду (он жил в доме-городе на 10 тысяч жителей) в черном в белый горошек платье, хотя на улице вовсю трещал мороз.
От Ники прямо-таки разило весной, а ее очки настолько срослись с глазами, что казались большими.
Ника пахла ландышами, это еще одна причина, почему я остался при ней.
Аромат этого цветка у меня всегда ассоциировался с летом и деревней (обязательно с рекой и заливными лугами).
Наверное, в глубоком детстве я побывал в такой местности, а, может, мне пришлось бродить по заливным лугам в прошлой жизни.
Мы сидели за столом, Рома откалывал свои обычные шуточки, парни знакомились с девушками. Это был самый интересный момент. За столом стоял небольшой гуд, как в средней мощности трансформаторной подстанции.
Через этот гуд иногда выскакивали на поверхность слова типа: «да, я вас прекрасно понимаю».
Или: «нет, я не собираюсь всю жизнь посвятить сцене». Это кто-то из моих друзей впаривал девушкам что-то про перспективы жизни, показывая всю серьезность своих намерений на сегодняшнюю ночь.
Ника рассеянно смотрела на стол и молчала. Я не сразу врубился в новогоднее настроение и тоже молчал.
Рома нас все время подбадривал фривольными замечаниями. Он не любил, когда за его столом изображали столь ненавистную ему скуку.
А я ничего не изображал, просто не врубился в настроение, ощутил холодное поле девушки, замороженной в домашнем воспитании.
И на какое-то мгновение мне стало действительно скучно. Правда, я ничего такого от праздника не ожидал, но все же хотелось почувствовать себя более раскованным с этой холодной девицей.
Когда часы пробили двенадцать, и мы, как полагается, взялись высказывать банальные пожелания, я сделал вялый прогноз, что Ника обязательно сделает открытие в биологии.
– Вы знаете, что я занимаюсь биологией? – удивленно спросила Ника.
– А как же, – с петушиной гордостью ответил я.
– Это вам Рома сказал. Он большой трепач. Я еще только студентка и никаких открытий не сделаю в следующем году. У меня нет для этого возможностей.
Меня заинтересовала такая постановка вопроса: получалось, что если бы были возможности (например, много денег), то тогда Ника открытие обязательно бы сделала.
Об этом я спросил девушку.
– Речь не о деньгах, а о моих возможностях. Наверное, я тупая и бездарная. Такая я и есть, – убежденно сказала Ника.
– А все-таки, что бы вы хотели открыть в биологии?
– Клетку. Вы знаете, как это интересно.
Сегодня мало кто знает, что на клеточном уровне идет революция. Вы даже себе представить не можете…
Я в это время накладывал заливное в тарелку Ники и задержал вилку с ножом на весу. Почему-то я сразу вспомнил старый фильм «Полосатый рейс», клетки с тиграми.
– Что вы так на меня смотрите? – спросила Ника, внимательно наблюдая за куском заливного, угрожающе нависшим над ее платьем в белый горошек.
– Что может быть интересного в этой самой клетке для нормального человека? – спросил я, осторожно опуская заливное в тарелку Ники.
– Для нормального, может быть, и ничего, а для биолога – очень многое. Вот знаешь ли ты, что состоишь из 50 триллионов клеток?
В человеческом теле нет ни одной функции, которой не было бы в отдельной клетке. Каждая клетка – разумное существо, способное жить самостоятельно. Как и у людей, у клеток есть свои желания, всем им присуща целеустремленность – они активно ищут благоприятные для них условия и избегают агрессивных ядовитых сред.
Всякая клетка, обладающая ядром (их называют эукариот) имеет функциональные эквиваленты человеческой нервной системы, системы пищеварения, системы дыхания, костно-мышечной системы, кровеносной системы и даже примитивной иммунной системы…
И каждая клетка отдельное разумное существо, которое в совокупности со всеми остальными клетками обеспечивает тебе защиту от посторонних вирусов и прочих врагов, программирует твою жизнь и следит за тем, чтобы ты не очень перебирал.
Ведь когда человеку плохо после вот такого стола, то это тебя предупреждают именно клетки о приближающейся катастрофе.
– Ты хочешь сказать, чтобы я не пил?
– Ты все буквально понимаешь, – сказала Ника.
– У тебя реальное мышление.
– Позволь, а каким оно еще должно быть?
Вот, к примеру, в биологии еще и сегодня спорят о генетике и эпигенетике. Эпигенетика – новая наука о самоуправлении.
Ее основой постулат: не гены являются главными в программе жизни человека, большее влияние имеют условия и обстоятельства существования индивида, то есть тебя.
– Я, по-моему, сейчас неплохо существую: пью шампанское, заедаю его заливным и с интересом слушаю студентку-профессора биологии.
Мы сидели среди разгоряченных пар, слева и справа на нас давили, чтобы мы приняли участие в общем разговоре или рассказали, о чем там шепчемся.
Но я только отмахивался, так мне было интересно то, что рассказывала Ника.
Это же надо: в новогоднюю ночь под хороший кайф слушать про клетку.
Очкообразные глаза Ники горели, она готова была мне всю ночь рассказывать об этих ДНК и ядрах, которых в качестве экспериментов лишают клетки (и тогда они, неспособные к репродукции-рождению новых клеток – умирают), и еще Бог его знает о чем.
А я слушал и не мог наслушаться, потому что мне так понравился голос Ники и ее манера говорить.
Ника выступала на сцене в полутемном зале. Задник сцены ярко светился, а лица ее не было видно, а только голос, которым она то пела, то говорила, растягивая гласные. Голос этот, казалось, звучал отовсюду.
На меня нападала приятная дремота, я впитывал в себя, как клетки, питательную влагу искусства. Мир мой наполнялся неизвестным доселе цветом и ароматом.
Утром я пришел к выводу, что неплохо провел новогоднюю ночь, познакомившись с удивительной девушкой и клетками…
Маргарита Александровна
Через два дня мы решили с Никой пожениться. В ту новогоднюю ночь я не успел ее даже поцеловать, а только слушал голос.
Потом мы целый день ходили смурными по заснеженному городу, заходили едва ли не в каждую кафешку, чтобы посидеть и посмотреть друг на друга.
О чем мы говорили, я не помню. Но говорили беспрерывно, вцепившись друг в друга. Ника была водой, а я путником, который прошел без Моисея пустыню и жаждал только одного – напиться.
И вот передо мной оказался источник, наполненный холодной чистой и звенящей влагой. И я пил и никак не мог остановиться. Отдаленно в моем сознании мелькнула к концу дня тревога за окончательный результат, ведь когда-нибудь я все-таки остановлюсь, что будет дальше?
Помню, уже к вечеру, до меня дошли слова Ники, что мне следовало бы прежде познакомиться с ее мамашей. Я никак не мог понять, прежде чего?
И только потом, когда мы уже расписались, Ника сказала, что где-то в середине дня в кафе «У Георгия» я предложил объединить наши две клетки и создать одну – неделимую.
Буквально так я и выразился, видно, совершенно пропитавшись лексикой моей биологини, слегка добавив своей высокой поэтической души.
С матерями своих девушек я никогда не знакомился, инстинктивно их опасаясь. Но ведь я еще никогда и не женился, так что, хочешь не хочешь, а такой визит нанести нужно было.
Я спросил, как мне одеться, чтобы выглядеть перед мамашей достойным супругом? Ника ответила, что я вполне нормально одет, что больше ничего не нужно.
Я никогда не носил галстуков и избегал костюмов, а обходился куртками, свитерами и джинсами.
– Моя мама – наш человек, – заглянула мне в глаза очкастая Ника.
Нашим человеком, насколько я понял, стал недавно и я. Это Ника принимала «в наши». Меня это должно было радовать.
Сказать, что я волновался перед визитом, так нет. Мне как-то было по барабану, я ведь решил жениться.
А небольшая комната в коммунальной квартире у меня была. Я уже два года после смерти матери жил в ней и дружил с соседями. Так что, можно сказать, я был жених с приданым, а, следовательно, независимым.
Ника с матерью жила в доме, построенным по чешскому проекту (это мне Ника сообщила с непонятной гордостью). Визит следовало нанести лучше утром.
– Вечером уставшая мама плохо воспринимает реальных людей. Только по телевизору.
– Она у тебя весь вечер смотрит телевизор? – спросил я.
– Нет, только сериалы.
– А разве сериалы…
– Нет, – не дала мне договорить Ника, – сериалы – это не телевизор, а жизнь в клетке особого воображения.
Господи, вздохнул я про себя тихо, чтобы не услышала моя будущая жена, и тут клетка!
Мы пришли к Маргарите Александровне в одиннадцать часов утра. Было воскресенье. В воздухе летало настроение легкой обалделости от бессмыслицы происходящего.
На Маргарите Александровне был надет красивый халат в бело-синих пунктирах. А сама она выглядела свежей и даже моложе своей дочери. Такое иногда мы видим в тех же сериалах, где мать выглядит моложе дочери. Это всегда вызывало во мне протест.
Но тут была, что называется, самая реальная реальность. Наверное, Нику старили все-таки очки.
Маргарита Александровна тут же усекла мое недоумение и победительно улыбнулась, будто я пришел делать предложение ей, а не просить руки ее дочери.
– Вы великолепно выглядите, Маргарита Александровна, – заявил я. – Даже моложе Ники.
Эти слова, которые сформировались в мозгу и поступили через глаза к моей будущей теще, в словах выглядели гораздо прозаичней. Маргарита Александровна ожидала, что я усилю уже переданную мысль, а я всего лишь ее словесно зафиксировал.
Но все равно ей было чертовски приятно.
Ника строго кивнула мне в знак полного одобрения, а я подумал, что соскакиваю со своего образа будущего мужа этой симпатичной очкастой девушки на образ ухажера за новой красавицей.
И действительно, я почувствовал, как весь мой мужской организм сосредоточился на завоевании еще одной женской вершины.
На столе дымился в глубоком блюде пирог, стояли бутылки: «Немирова», шампанского и грузинского вина «Пиросмани».
Я спросил, где здесь можно помыть руки. Последовал красноречивый взгляд мамаши в сторону дочери (вот видишь, говорил этот взгляд, он моет руки!).
Я помыл руки, потом по очереди пошли мыть руки Маргарита Александровна и Ника.
Мне стало неудобно за свою инициативу, которой я подчеркнул как бы невоспитанность хозяев, первым отправившись в ванную.
Может быть, Маргарита Александровна уже мыла руки перед нашим приходом, но теперь я ее заставил мыть их вторично, хотя я никого и ничего не заставлял.
Продумав эти мысли, я понял, что надо быть очень осторожным в обществе Маргариты, она реагирует на любые мужские проявления.
Мы выпили. Ника сказала, что я делаю ей предложение, что она согласна выйти за меня замуж.
– Скажи мне, пожалуйста, а на какие средства вы будете жить? – задала вопрос Маргарита Александровна дочери.
– Мы будем работать. А он, – кивнула в мою сторону Ника, – уже работает.
Это ее утверждение прозвучало неубедительно. Мамаша воззрилась на меня с удивлением.
– Да, я работаю, – сказал я. – Говорят, что неплохо. Но придется работать еще лучше и больше.
Теперь я отчетливо понял, на какую сложную жизнь я себя обрекаю. Это соревнование между дочерью и матерью может здорово подпортить мою семейную жизнь. Если все так и будет продолжаться, разумеется.
Мы провели чудесный день. Посидели за столом, потом даже немного потанцевали. И когда мы расставались, раскрасневшаяся Маргарита Александровна, протягивая мне руку, укоризненно произнесла:
– Я надеюсь, вы пригласите меня на вашу свадьбу?
– Надо подумать, – уловил я ее тон.
И вдруг я увидел молнией мелькнувшее озлобление. Оно было столь стремительным, что его смог заметить только я. В следующее мгновение Маргарита Александровна все так же улыбалась, а Ника была просто счастлива, что мы отбыли номер.
Зачем человеку ум
Ведь как все гармонично устроено. Даже слова, определяющие что-то, соответствуют содержанию. Вот, к примеру, слово «ум». Короткое и емкое.
И умный человек всегда выражается коротко и емко, потому что ум – это когда ты много думал, сформулировал о чем думал, а потом выложил на тарелочке, призывая чужой ум поработать.
Если говорить на клеточном уровне (я заметил: с тех пор, как познакомился с Никой, все переводил на этот уровень), то и все 50 триллионов твоих клеток должны быть умными, ведь они – точная копия самого человека. А это значит, что эти клетки надо подпитывать нужной информацией, заботиться об их интеллектуальном развитии.
Без мыслей нет ума. Прежде, чем стать умным, следует научиться думать. Дурак тем и отличается от умного, что брякает первое, что в голову придет. Это все равно, как без подготовки ринуться в бой против боксера Кличко. Ум – это подготовка.
Всю эту свою теорию я придумал в одну секунду – ровно столько длилась пауза между словами Ники: «Ты вел себя не умно, этим и понравился маме».
Уже зная, что такое ум, я промолчал, решив сформулировать ответ, за который не было бы стыдно.
– Чего молчишь? – занервничала моя очкастая.
– Дай мне твои очки, – неожиданно (даже для себя) попросил я.
– Зачем?
– Хочу посмотреть на мир твоими глазами.
– Не дам. Мои глаза – это мои. Я ведь не прошу твои глаза, чтобы ими посмотреть на мир.
– Знаешь, мне кажется, что очки твои – фикция, – снова сказал я неожиданную фразу.
Ника посмотрела на меня внимательно.
– Откуда ты узнал?
– Они не увеличивают твоих глаз, а очки должны или увеличивать или уменьшать.
Все это говорил не я, а кто-то другой. Я вообще не задумывался над ее очками, а попал в десятку.
– Ладно, – смиренно сказала Ника, – смотри.
Я надел Никины очки. Какая прелесть: вид был словно через промытое дождем окно.
– Значит, ты носишь это для понта? Обманываешь доверчивых мальчиков и девушек, особенно своих биологов. Хочешь показаться умной, – понесся я в кавалерийскую атаку.
– Да, хочу. Я и есть умная, потому что сообразительная (вот еще одно определение ума, мы начали общаться на хорошем уровне, мне нравилось).
– Я, например, сразу сообразила, что моя матушка хочет тебя испытать на верность, а ты и хвост распустил, повел себя неумно.
Все-таки она произнесла эту фразу.
– Почему неумно? – вяло возразил я. – Я повел себя бесконфликтно, потому что хотел понравиться твоей матушке. А ты разве не этого хотела?
– Я хотела, чтобы ты понравился ей не так.
– А как?
– Как мой будущий муж.
Тут мы остановились и посмотрели друг на друга. Мы еще не были расписаны, но уже вели себя как супруги, прожившие не один десяток лет.
У меня точно было такое ощущение. Так и казалось, что где-то там за нашими спинами телепается этакий крикун лет пяти.
– Дай я тебя поцелую, – миролюбиво сказал я. – Только очки сними. Ты мне больше нравишься без них.
– Без них я выгляжу дурой. Я однажды экзамен сдавала без очков, потому что Валька размял их ногами.
– Это как?
– Я нагнулась зашнуровать ботинки, очки и упали, а мимо проходил наш староста Валька и своими башмаками размял их в порошок. Так я из-за своего неумного вида экзамен провалила, хотя была хорошо подготовлена, весь курс шпаргалки записывал с моего голоса.
А без очков я превратилась в обыкновенную дуру, даже забыла, как называется чашка Петри. Последняя стадия тупости.
– Это потому, что ты не веришь в себя. Надо жить без очков и всегда помнить, что такое чашка Петри. Вот и все.
– Тебе легко говорить, а я привыкла. Вот, к примеру, ты куришь?
– А ты не заметила?
– Не успела еще.
– Не курю.
– И не пьешь?
– А ты не заметила?
– Пьешь.
– Как все.
– Так вот, заставь себя отказаться.
– От того, что не курю, закурить?
– Вот видишь, я снова стала тупой, потому что ты снял с меня очки.
– Но я ведь тупым не стал оттого, что надел их.
– Да ты смеешься надо мной, – по-девичьи звонко засмеялась Ника и бросилась отбирать у меня очки.