Мое бессмертие бесплатное чтение

Часть 1. Тайна моего рождения

Прошло много десятилетий с момента начала моей истории. Рассказать о ней, с моей стороны, конечно слишком рискованно, и даже слишком откровенно. Но теперь мне все равно, и я, наверное, готова к эмоциям и осуждениям чужих незнакомых мне людей.

Сколько я себя помню – я всегда была «не такой», другой. Окружающий мир воспринимала через призму своего, только мне понятного виденья. Хотя понятным оно мне было далеко не всегда. Познала я себя не сразу, по кусочкам. Словно мозаику, соединяла воедино все чувства, эмоции, качества своей души и тела. Что со мной происходит? Кто я? Зачем я? Даже теперь, прожив не одну сотню лет, я не могу до конца ответить на эти вопросы.

Родилась я в небольшом поселке Аян, что в Хабаровском крае. В одном из самых отдаленных северных районов России. Про такие места говорят «забытые богом», но именно в таких местах ощущаешь наибольшее единение с божественной силой. Поселок расположен на берегу природной бухты Охотского моря. В то время там проживало чуть более 900-ста человек. Поселок был основан в 1843 году, Русско – Американской компанией, которая рассматривала его в качестве пункта нового тракта. Новый пункт должен был связать Якутск с охотским побережьем, с целью перевозки груза. С открытием тракта появилась торговля, которая очень хорошо стала развиваться, но после продажи Аляски и прекращения деятельности Русско – Американской компании значение поселка упало. Основной доход местным жителям приносила добыча полезных ископаемых, животноводство и рыболовство. Уникальные девственные леса, чистое неприступное бушующее море, большое количество заповедников, холодная северная красота – делают это место неповторимым и единственным на земле. Если тебя там еще не было, тогда ты еще не разговаривал с Богом.

На момент моего рождения моя мать работала единственным в поселке акушером – гинекологом, но даже для нее это стало неожиданностью. Было шесть месяцев беременности, когда отошли воды. По прошествии времени, рассказывая мне об этом, она призналась, что тогда даже она не верила, что я выживу. Врачи «из большого города» говорили, что шансов у меня нет, учитывая тяжелые болезни матери во время беременности, но она так и не решилась сделать аборт. На календаре 28 января, суровая снежная зима. Бабушка Вера, помогавшая маме, тихо шепчет ей: – Она – не жилец. Готовься, родная, к похоронам, а я сбегаю за «верующим».

В нашем поселке не было церкви и батюшки. Если нужно было кого – то отпеть, приглашали человека, который знал все молитвы, часто ездил в соседний поселок, в церковь и соблюдал все посты. В нашем поселке таким человеком был дед Степан. Но, несмотря на то, что Степан ждал под дверями, чтобы по крестить меня и тут же отпеть, я дышала. Каждая струя воздуха, наполнявшая мои легкие, вонзалась в мое тело, заставляла кровь наполняться молекулами живительного воздуха, поднимая мою крошечную грудную клетку против ее воли. Но, несмотря на все старания высших сил и моего уставшего организма – жизнь все равно уходила из моего естества, через кровоточащую рану на месте пуповины. Кровь, так с трудом наполненная кислородом, никак не хотела останавливаться, и жизнь все равно медленно, но верно, покидала меня.

Когда – то давно Степан окончил медицинское училище «в большом городе», когда он и сам уже не помнил. Так что в некотором смысле он тоже имел отдаленное отношение к медицине.

Робкими неслышными шагами Степан вошел в комнату. Он, только вышел из запоя и его щетина, свидетельствовала о том, что запой длился не один день. Но когда дело касалось его долга, он чудесным образом трезвел и уже через минуту, с серьезным выражением лица, нахмурив одну бровь, делал свою «тяжелую» работу. Интересно, что жителей поселка никак не смущало такая биполярность их «верующего», даже наоборот, никто не хотел выполнять его обязанности.

Войдя в комнату, Степан остановился у порога, снял свои тяжелые сапоги и несмелыми шагами подошел к моей люльке, будто боясь увидеть то, что не сможет преодолеть. Он долго всматривался своими большими, почти, что черными глазами, с густыми длинными ресницами, в маленькое тельце, завернутое в когда – то белоснежные простыни, а теперь от крови ставшими красными. Затем медленно, тяжело дыша, повернулся к матери, сидевшей на кровати и аккуратно сел возле нее. Безмолвным взором он оглядывал комнату, будто надеясь увидеть где – ни будь ответ на свой вопрос: Что делать? Или на худой конец надежду, витавшую в воздухе и которой уже практически не осталось. Возле двери стоял большой, громоздкий шкаф черно – коричневого цвета, обшарпанный от времени, по углам и всем своим видом показывающий свою очень долгую жизнь и потому привилегию по отношению к остальным предметам мебели. За шкафом возле стены стояла большая кованая кровать, выделявшаяся своей величавостью и особенным стилем. Возле окна находился круглый деревянный стол, украшенный самодельной вытканной белой скатертью с большими бордовыми цветами. Под столом скромно спрятались три деревянные табуретки. За столом, возле стены, стоял комод, сделанный из дерева в коричневом цвете, но по сравнению со шкафом, имеющий не такую долгую историю и более современный дизайн. За комодом стояла большая русская печь, выложенная из красного кирпича и имеющая также камин, в котором сияло пламя. Горение сопровождалось потрескиванием, всхлипыванием дровишек. Трескание было слышно по всей комнате и создавалось ощущение, как будто и нет меня, так как я находилась в бессознательном состоянии. Помолчав немного, Степан сказал:

– Прости Софья, но я не знаю чем тебе помочь. Природу не обманешь, не хочет она, что бы твоя дочка жила. Может, если бы больница рядом хорошая была. У нас в больнице ничего современного нет, да ты же сама врач, ты же все знаешь. На самолете не добраться – снежная буря.

Тогда моя мать упала на колени и сквозь слезы, протягивая руки, стала умолять:

– Степан! Прошу тебя, помоги! У меня же никого, кроме моей доченьки нет! Заклинаю тебя! Сделай что-нибудь! Между людей давно слухи ходят, что ты, кровь животных добываешь и эксперименты с нею проводишь! Я всю жизнь валяться в ногах у тебя буду!

Степан, будучи человеком бесстрашным, привыкшим ко всему, заплакал. Было что-то жуткое в этой картине – широкоплечий коренастый, с большим ростом человек, плачет от беспомощности возле люльки маленького ребенка, греющего свое маленькое бессознательное тельце возле камина; возле груды камней, которые дают тепло, так необходимое и помогают даже больше, чем люди.

Степан вытер большой ладонью слезы и произнес:

– Я попробую что – ни будь, сделать, но особо не надейся.

Мама покорно опустила голову и уже не плакала, а только молчала. Степан встал, подошел к порогу, обул свои высокие сапоги и вышел. Мама поднялась с колен, чуть дыша, подошла к моей люльке и облегченно вздохнула – я еще дышала. В комнате было тихо, только потрескивание сухого дерева нарушало тишину да еще шепот бабушки Веры в соседней комнате. Эта добрая женщина была для мамы и подругой, и помощницей и просто палочкой – выручалочкой на все случаи жизни. Так случилось, что родители матери рано ушли в лучший мир, поэтому бабушку Веру я по праву называла своей бабушкой. Мы для нее тоже были единственной «семьей». У нее не было ни мужа, ни детей. Вот и сейчас она очень сильно переживала за меня и за маму. Сидела в соседней комнате перед иконой и, глотая слезы, просила у Бога за меня. Вскоре в дверях появился Степан с небольшим пакетиком в руках. Теперь его взгляд не был таким растерянным и абстрактным. Почему – то при взгляде на него у моей мамы сразу появилась уверенность в том, что он мне обязательно поможет. Зайдя в комнату и раздевшись, он попросил маму выйти. Это ее сильно насторожило, но она не сопротивлялась, потому что была готова сейчас на все. Что тогда происходило в комнате, многие годы оставалось загадкой. Степан категорически отказывался об этом говорить и все чаще впадал в состояние забытья. Тогда, той ночью, он действительно «вылечил» меня. К утру пупочная рана затянулась и я уже открывала глаза. Мама и бабушка Вера никак не могли поверить в чудо. Они все время, поочередно проверяли меня и не переставали благодарить Бога. На следующее утро, буря прекратилась и к нам вылетел самолет. На борту было все необходимое для перевозки тяжелых новорожденных, но мне вообще не требовалось никакой помощи. После обследования в Хабаровской больнице, врачи сказали, что со мной все в порядке, но из – за маленького веса я должна остаться у них на неделю, а выписали нас уже через пару дней, так как я очень быстро набрала норму. Вот такие воспоминания она рассказала мне через много – много лет, когда все очевидное и невероятное уже не кажется таким невозможным и страшным.

Мое сознание сформировалось ближе к годам пяти. Примерно с пятилетнего возраста я стала осознавать свою принадлежность к своему физическому облику и запоминать некоторые моменты из своей жизни. Я не считала себя особенным ребенком. Просто изначально мое мировоззрение было другим, отличным от других детей и даже взрослых. Сначала окружающие люди с любопытством и некоторой опаской наблюдали за мной, но так как поселок у нас не большой, обособленный от внешнего мира, все живут рядом всю жизнь – все ко мне быстро привыкли. Мы жили вдвоем – я и мама. Про отца мама никогда не говорила, а я и не спрашивала. Понимала, если его нет, значит, так нужно. Знала только, что он исследователь. Приезжал в наш поселок в составе экспедиции; исследовать наши уникальные места. Познакомился с мамой, пожил некоторое время, а потом сказал, что ему пора уезжать к жене и детям. Когда уехал, мама поняла, что беременна. Одной с ребенком оставаться было страшно. Из – за переживаний много болела, но меня сберегла.

Жили мы на окраине поселка, возле самого леса, у подножия не больших, с густой растительностью, возвышенностей.

Через несколько лет после моего рождения, мама сделала капитальный ремонт дома. Просто как – то вечером я нарисовала дом, в котором хотела бы жить и мама решила, что моя мечта должна обязательно осуществиться. Теперь вместо старого темного мрачного дома стоял небольшой сочный сказочный домик. Он красиво вписывался в пейзаж зеленого моря листвы, благодаря своему насыщенному бордовому цвету. Дом был деревянный с маленькими белыми окошками и большой верандой, тоже белого цвета. Несмотря на суровый климат, в теплое время года на веранде буйствовала растительность с большими яркими цветами. На веранде стоял белый маленький деревянный столик, с белыми небольшими скамеечками, сделанными также из дерева, и обязательно кресло – качалка. На ней очень любила качаться бабушка Вера, пока мама заваривала чай из шиповника и гибискуса с медом и капельками лимона. Крыша дома была покрыта красной черепицей, что, несомненно, придавало дому еще более волшебный привлекательный вид. Я росла достаточно замкнутым ребенком. Из тех немногочисленных сверстников, что росли вместе со мной – компании мне не нашлось. До шести лет мои воспоминания теряются в шорохе листьев, звоне капель дождя, в белом ковре снега, по которому даже звери боялись ступать, дабы не нарушить целостность картины.

Часть 2. Мое противоречивое детство

В первый класс я пошла вместе со своими сверстниками, с которыми иногда встречалась, поэтому никого дискомфорта у меня не было. Никто меня не рассматривал и не спрашивал о том, почему я так выгляжу. В моем классе было десять человек. Среди них я выделялась лишь бледной белой кожей и черными, как смоль, прямыми волосами. Мои ногти всегда были заклеены белой плотной лентой, почему, я не знала и воспринимала это как должное. Мама не хотела говорить на эту тему и все время обещала рассказать попозже. Забегая вперед, скажу, что потом ее объяснения мне не понадобились, я сама, методом исследований и ошибок, понемногу раскрывала свои особенности и отличия. После недели обучения к нам пришла учительница. Зайдя в дом, она поздоровалась и дружелюбно улыбнулась. Лично мама с ней знакома не была, но слышала о ней много положительных отзывов. Моя первая учительница была худенькой светловолосой женщиной около сорока лет. Вышла замуж за местного и решила здесь остаться. Любила вязаные вещи и носила их практически всегда. Вот и тогда на ней была коричневая юбка до колена, серенькая тоненькая кофточка, поверх которой была надета толстая вязаная кофта темно – серого цвета. Волосы гладко причесаны и собраны на затылке. Мама проводила ее в комнату, предложила сесть на диван. Елена Сергеевна села и начала молча, нетороплива, осматривать комнату, пока мама готовила чай. В эту комнату – гостиную – мы приглашали всех немногочисленных гостей, которые заходили к нам. В углу стоял большой мягкий диван, напротив него, в другом углу, возле окна находился стеллаж с многочисленными фотографиями «мама очень меня любила и хотела запечатлеть каждый момент моей жизни» и сувенирами. Возле стеллажа, напротив дивана, находился большой телевизор, а по сторонам висели полочки с книгами. Ее взгляд зацепился лишь за пальму, которая стояла в углу, возле дивана. Да, это было странно, в наших краях растить пальму, но она чувствовала себя отлично и хорошо росла. Тут вошла мама с подносом в руках. Всех гостей она всегда угощала чаем и пирожками с яблоком и корицей.

– Вы хотели поговорить о моей доченьке? – спросила мама.

– Да, Софья… – возникла неловкая пауза.

– Можно просто Софья – тут же выручила мама.

– Да, конечно. Ваша дочка замечательная, очень хорошая. Вы не замечали, что она немножко отличается от других детей?

Мама нахмурилась, а учительница продолжала:

– Ирма серьезная, вдумчивая, рассудительная не по годам. У нее прекрасная память, даже очень. Она знает намного больше, чем ее одноклассники. Программу первого, второго и даже третьего класса она уже знает! Ей нечего делать в первом классе! Если вы хотите, я напишу заявление в административный округ о переводе ее в третий класс, но должна вас предупредить, что за ней будут пристально наблюдать и предлагать тестовые задания, потому что такие способные дети встречаются крайне редко.

– Нет! Нет! Нет! – замахала руками мама. Она вскочила с дивана, была взбудоражена и взволнована. – Я не хочу, чтобы за ней наблюдали, испытывали или еще что – ни будь! Нам совершенно это не нужно!

– Вы уверены?

– Абсолютно!

– Тогда я могу предложить индивидуальные занятия. По мере возможности я буду давать упражнения, соответствующие ее умственному развитию.

Мама немного помолчала, а потом неуверенно кивнула головой.

– Хорошо – сказала педагог и добавила. – Ирмочка у вас очень красивая, необыкновенно красивая. Я таких девочек еще не видела.

Я не присутствовала при том разговоре, но слышала каждое слово. Я находилась в соседней комнате, в маминой спальне. В этой комнате, как и во всем доме, интерьер тоже изменился, осталось лишь большая кровать и теплая уютная печь с камином. По всей комнате были расставлены кадки с цветами – мама их очень любила. В углу стоял небольшой коричневый шкаф, а возле него комод такого же цвета. На стенах висели полочки с мамиными личными вещами и книгами. Я вспоминаю, что уже тогда я не хотела рассказывать матери о том, что все прекрасно слышала, потому что уже на тот момент понимала, что все слышать через стену, наверное, странно.

После ее ухода мама еще долго сидела в задумчивости. Потом пришла бабушка Вера. Мама попросила меня пойти в свою комнату, но любопытство заставило меня остаться. Вера и мама пошли в мамину спальню, заперлись там и долго о чем – то разговаривали. Мне очень хотелось услышать, о чем они говорили. Я чувствовала, что для меня это важно. Я выбежала из дома и подошла к окну. Мне не нужно было прислушиваться и напрягать слух. Я и так прекрасно все слышала.

– Она просто другая, баб Вера! – воскликнула мама.

– Да, поэтому – то и страшно – ответила пожилая женщина.

Бабушке Вере было за восемьдесят, а сколько точно она категорически не хотела говорить. Она была из того поколения, которому не просто принять и понять новое, непонятное, другое. Она боялась не знакомого и не знала, как на это реагировать. Не смотря, на свой возраст, выглядела она хорошо, была довольно подвижна, хоть и полновата. А ее голубые, обрамленные глубокими морщинами глаза, всегда отражали свет и доброту. Вот и сейчас, бабушка Вера говорила о страхе, хотя глаза были как всегда спокойными и добрыми.

– Посмотри на Ирмочку – продолжала бабушка, – у нее белая бледная кожа, волосы выросли до пояса и больше не растут, глаза – в них лучше не смотреть – утонешь. А когда она болела в последний раз? Ты помнишь, когда она вообще болела, Софья?

Мама задумалась и покачала головой.

– Нет, она вообще никогда не болела. У нее ведь даже соплей не было!

– Вот… – протянула бабушка Вера.

После этого мама встала и подошла к окну. Я побежала в дом. Без оглядки вбежала по лестнице на второй этаж и закрылась в своей комнате. Как такого – го второго этажа у нас не было, была лишь небольшая комната, с косым потолком под крышей. До ремонта там был чердак, но после ремонта комната стала настолько привлекательной, что мама решила сделать из нее мою комнату. Свою комнату я очень любила. В ней было все, что мне нужно. Все помещение было в розово – голубых тонах. Очень мило для девочки, но только мало соответствовало моему характеру. Кровать, комод, шкаф и мой письменный стол были розового цвета. Оттенок розового был бледным, разбавленным – поэтому не раздражал глаза. Покрывало на кровати и мягкий пушистый ковер были голубого цвета. Вокруг было много мягких игрушек, кукол и статуэток диких зверей. Из всего этого многообразия мне больше всего нравились фигурки диких животных. Мама это знала и каждый раз, при вылете в ближайшие города, привозила мне копии всяких зверушек. С куклами я не игралась. Для меня это было слишком просто и неинтересно.

Подойдя к большому зеркалу, я остановилась. Я долго стояла перед ним и себя рассматривала. Руки, грудь, ноги действительно были белого, почти мраморного цвета. На них практически не были заметны вены. Волосы я и правда давно не стригла. Губы имели насыщенный красный цвет. Ногти… ногти всегда обмотаны белой лентой. Тут открылась дверь и вошла мама. У мамы была трудная однообразная жизнь. После школы улетела в Хабаровск, учиться. На последнем курсе ее изнасиловали. Она долго не могла оправиться, но все – же окончила медицинский университет. Прилетела домой, к родителям. Стала работать акушером – гинекологом, но проблемы со здоровьем, после того страшного кошмара, только усугубились. На фоне этого бабушка стала болеть и вскоре умерла от сердечного приступа. Дедушка не выдержал разлуку с любимым человеком и тоже вскоре умер от инфаркта. Мама осталась одна. Через некоторое время она познакомилась с моим отцом, который приехал в составе научно – исследовательской экспедиции. К сожалению, ничего хорошего из этой встречи не вышло. Из – за всех проблем беременность протекала тяжело и роды начались раньше положенного срока. Как ты уже знаешь, родилась я дома. Была зима, метель; вертолет прилетел только через два дня. За эти два дня произошло настоящее чудо. Тогда мама ничего не сказала врачам, о чем ни разу в жизни не пожалела. Несмотря на все проблемы, мама осталась красивой высокой женщиной. Длинные русые волосы всегда были причесаны и собраны в «конский хвост». Красивые славянские черты лица подчеркивали, едва появившиеся морщинки, которые только украшали ее безупречное аккуратное лицо. Ей, высокой и стройной – необычайно шли платья. Даже отсутствие рядом сильного плеча не сказалось на ее женственности.

– Малыш. Ты не спишь? – спросила мама.

Я отрицательно покачала головой.

– Не важно, кто и что тебе скажет, ты всегда должна помнить, что ты у меня одна. Одна – единственная. Я тебя очень сильно люблю.

– Я тебя тоже люблю, мамочка – ответила я.

Затем мама уложила меня в кровать, поцеловав на ночь. В одно мгновение все мои наблюдения и вопросы исчезли сами собой. Мне было хорошо. Тепло. Уютно. Я была счастлива, а остальное стало не важным. Все стало не важно, но только на время.

В ту ночь мне впервые приснился сон, от которого стало страшно. По – настоящему жутко и страшно. Я бегу, босая, без одежды, по лесу. Вокруг меня быстро мелькают деревья. Я бегу очень быстро, иногда просто поднимаюсь над землей. Мне безумно страшно. За мной бежит кто – то или что – то. Я чувствую движение, быстрое движение крови по венам этого существа. Я чувствую запах, запах крови. Она – кровь – меня зовет. Удивительное ощущение чего – то знакомого. Я знаю, что оно меня не убьет, но мне страшно и нужно бежать. Я бегу и вдруг… падаю. Я проснулась. От холодного пота стало неприятно. В комнате было тихо и темно. Я включила настольную лампу и долго еще сидела на кровати, приходя в себя. Матери я решила ничего не рассказывать. Не хотела ее пугать. Проходили дни, недели.

В школе я получала индивидуальные задания, а на уроках делала вид, что мне интересно. С одноклассниками я практически не общалась, мне было с ними скучно. Я сидела за одной партой с девочкой по имени Алия. Впоследствии она стала единственной близкой мне подругой до определенного момента в нашей жизни. Алия выделялась среди других одноклассников своими большими черными глазами с острым пронзительным взглядом, копной черных, как уголь, волос и смуглой кожей. Ее внешность не была уж такой странной здесь, в поселке. Просто в венах Алии текла другая кровь, другого народа. Она была одной из представительниц народа под названием – эвенки. До 1931 года эвенки имели общее с другими народами название – тунгусы. На тот момент в нашем поселке проживало всего три семьи, представителей этого народа. В России эвенки расселены на огромной территории от Енисея до берегов Охотского моря.

Алия отличалась не только по крови, но и по образу мышления – не любила кукол, розовый цвет и красивые платья. Мне с ней было интересно. Ее рассказы об укладе жизни и традициях своего народа были познавательными и очень увлекательными. Небольшое количество человек не пугало эвенов и они пытались сохранить свои традиции, устраивая традиционные праздники. Я с удовольствием наблюдала за встречей Нового года в дни летнего солнцестояния. С этого месяца начинался Новый год эвенов. После суровой зимы, в течение трех самых долгих дней в году, эвены водили хороводы, пели, танцевали. Особое место во всем этом занимало исполнение кругового танца. Все члены из трех семей нашего поселка собирались вместе и исполняли этот танец. При этом они говорили, что именно этот вариант танца исполняют только они. Облачившись в замысловатые традиционные костюмы, они танцевали, произнося заклинания на хороший добрый день. Благодаря Алии, я имела возможность наблюдать за традициями и особенностями повседневной жизни этого уникального народа.

После школы мы бежали в бухту и там проводили свое свободное время. Прохладный ветер с моря, монотонный шум, ударяющихся об прибрежные камни, волн – все это успокаивало и расслабляло. Сидя на камнях, мы разговаривали, смеялись. Спорили, сможет ли кто – ни будь из нас окунуться в ледяную воду. Однажды, через несколько лет, я выиграла этот спор – погрузилась в воду с головой. Алия была очень удивлена и испугана; сильно боялась, что я заболею. Я уже тогда не чувствовала холода и не болела. Так прошло семь лет; в наших посиделках на берегу Аянской бухты, в наших разговорах, в школьных занятиях, в детских увлечениях и наблюдениях за потрясающей живописной природой. Кошмары мне больше не снились. На вопросы: Почему у меня так и не поменялись молочные зубы? Почему у меня больше не растут волосы? Почему мне нельзя находиться на солнце? Почему, в конце концов, у меня постоянно заклеены ногти? Мама лишь растерянно пожимала плечами. Я давно привыкла, что мне не бывает ни холодно, ни жарко. Зимой мама всегда тепло меня одевала. Я не сопротивлялась. Ей так спокойнее. Летом на солнце я никогда не выходила. Мама всем говорила, что у меня аллергия на солнечные лучи, хотя она и сама толком не понимала, что это. Алия вопросов не задавала. Мы просто всегда сидели в тени. Уже к этому времени она стала увлекаться тяжелой музыкой, что также отразилось и на ее внешнем виде. Когда она чем- ни будь увлекалась, то уходила в это с головой, без остатка. Про свое увлечение она хотела рассказать всем, насколько это возможно, а изменение внешнего вида наиболее полно рассказывало об ее музыкальных увлечениях. В то время я тоже познакомилась с этой музыкой, что в дальнейшем предопределило мои музыкальные предпочтения. Несмотря на мои издевки, стиль «готика» ей невероятно подходил. От природы темная, с правильными чертами лица она была очень привлекательна в черной одежде, с черными глазами. Выбеленная, насколько возможно кожа, контрастировала с копной черных волос. Большие глаза были сильно и ярко выделены, что делало их еще больше и глубже. Черные губы скрывали белые ровные зубы. Несмотря на мрачный вид, душа Алии была невероятно доброй, отзывчивой и всегда готовой прийти на помощь.

Видимая оторванность от внешнего мира была лишь только надуманным представлением о закрытой замкнутой жизни, отделенной от большого материка. У всех были телевизоры и компьютеры, с выходом в интернет, поэтому быть в курсе обо всем было не сложно. Этим активно пользовалась Алия. Она регулярно представляла моему вниманию новинки музыкальной индустрии. И действительно, некоторые группы вызывали в моей голове приятные вибрации и желание послушать их вновь. Я слушала металл – композиции все чаще и чаще.

На улице была весна. Теплом пропиталась земля, нагрелся воздух. Подходил к концу предпоследний год нашей учебы. Следующий класс – выпускной. Я и Алия вышли из школы, спустились с крыльца и не спеша, пошли по дорожке, ведущей к ее дому. Сегодня я ее провожала. Мы шли, разговаривали, смеялись; волновались от мыслей о выпускном балу. Уголком глаз, в дали я увидела старика. Он медленно шел, прихрамывая, нам навстречу. Видимо, когда – то он был крепким рослым мужчиной, но жизнь его здорово согнула; и теперь он мог только идти куда – то, шаркая ботинками по асфальту. Его старого, сморщенного лица почти не было видно из – за седой, густой бороды и шапки, натянутой на глаза. Глаза смотрели куда – то вдаль; тоскливо и безнадежно. За нашей беседой я не заметила, как мы поравнялись со стариком. Мой взгляд инстинктивно упал на его лицо. Он тоже посмотрел на меня. Вдруг он замер. Кожа его лица стала бледной. Он упал на колени, начал креститься и что – то шептать. Я ехидно улыбнулась, подумав, что старик испугался Алию; хоть Алия и была красивой девушкой, но ее манера одеваться до сих пор пугала некоторых людей преклонного возраста. Не привыкли жители поселка к таким новым веяниям культуры. Тогда он тихим голосом спросил, как зовут мою мать и сколько мне лет. Я вежливо ответила ему. Услышав мой ответ, старик стал еще сильнее креститься со словами:

– Господи, прости! Я создал монстра! Это моя вина, ты не человек! Ты – монстр! Ты – зверь!

От такой откровенности я опешила. Стояла и не знала, как на это реагировать. Вдруг почувствовала, как Алия тянет меня за руку.

– Пойдем! Зачем ты его слушаешь? Он же ненормальный! – кричала Алия. Ее это явно разозлило.

– Что, что он сказал? Почему он так сказал? – тихим голосом повторяла я.

Я не понимала, почему он набросился на меня. Мысли в голове путались от ужасного негодования и непонимания. Алия вела меня куда – то, а я начинала вспоминать. Я вдруг поняла, кто этот старик. Мама как – то обмолвилась с бабой Верой, что сразу после моего рождения Степана как будто подменили. Он все реже общался с людьми. Все дольше уходил в запои и впадал в бессознательное состояние. В церковь он ездить перестал и не хотел выполнять свою «работу». В моей голове стала выстраиваться пирамидка жизни человека по имени Степан. Сначала его ровная размеренная спокойная жизнь, потом стремление уйти от всего, спрятаться от всех, забыться в алкоголе. Между этими двумя полосками жизни что – то произошло. Произошло… мое рождение. Что, что все – таки в ту ночь произошло? Алия что – то мне говорила, но я не слышала ни одного ее слова. Установленный мной факт никак меня не шокировал, просто потому – что я не верила, что могло произойти что – то невероятное. Алия сама довела меня домой, попрощалась и ушла.

Войдя в дом, маму я не обнаружила. Она работала по графику, но сейчас, наверное, пришлось срочно уйти. Я поднялась в свою комнату. Села на кровать и тяжело вздохнула. Все было как – то странно и невразумительно. Взгляд упал на руки. Почему я не могу сама посмотреть на свои ногти? Конечно, могу! Я взяла ножницы и аккуратно отрезала кусочек ленты, остальную часть просто размотала. Подняла вверх свой большой палец на правой руке и внимательно посмотрела на него. Странно, я никогда не подстригала ногти, но он такой правильной формы, яркого лилового цвета. Рассматривая ноготь, я нечаянно уронила ножницы на пол. Потянулась, что бы их достать.

– Ой, больно! – вырвалось из меня.

На светло – голубой ковер упали бордовые темные пятна крови. Я посмотрела на свою руку. Со среднего пальца правой руки струился ручеек багрово – черной крови. Палец был порезан. Появилось неприятное ощущение боли. Для меня это было так незнакомо, странно, ново. Ведь я никогда в жизни не испытывала чувство дискомфорта и боли. У меня никогда в жизни не было ни ссадин, ни порезов, ни ушибов. Моя кожа была крепкой и эластичной. Она просто не допускала повреждений. Прикасаясь к ней чем – то острым, она мгновенно становилась твердой, как камень, в месте прикосновения опасного предмета. При нажатии пальцем она прогибалась и, как мне казалось, даже извивалась, не допуская контакта ни с чем. Я стояла и просто молча, смотрела на стекающую кровь. Я не знала, что мне делать. Мое сознание было настолько поглощено изучением нового для меня чувства и пока единственного, что я забыла, что кровь капает на ковер, а это не очень хорошо. Когда я спохватилась, то рефлекторно зажала порез большим пальцем правой руки и стала думать, как очистить ковер. Через минуту я убрала палец посмотреть и не поверила своим глазам – пореза не было. На пальце не осталось вообще никакого следа! Я бы могла заорать, что случилось чудо или этого не было на самом деле, но я уже стала привыкать к тому, что я вся, с ног до головы, странная и необъяснимая. Мою кожу порезал мой же ноготь! Вот это совсем невозможно объяснить. Я с опаской посмотрела на свой открытый ноготь и поняла, почему мама всегда проверяла, надежно ли спрятаны мои ногти. Так уж получилось, что, несмотря на близкие и теплые отношения со своей матерью, обо всех своих качествах и свойствах я узнавала практическим методом, т. е. сама наблюдала за собой и за своим поведением. Так, чтобы удостовериться в своих наблюдениях, я взяла лист белой бумаги и провела по нему ногтем – лист моментально разлетелся на две половины. Быстрее, чем бы я порезала ножом!

Внизу хлопнули входные двери. Пришла мама. Я замотала ноготь обратно и прикрыла пятно крови на полу маленьким декоративным ковриком из искусственного меха, в виде овечьей шерсти. Я не могла держать это в себе. Алие я рассказывала далеко не все, что со мной происходило, даже, несмотря на то, что она была единственной моей подругой. У меня всегда были секреты от нее, потому что очень много было такого, про что знать было не нужно никому. Но сейчас мне надо было кому – то рассказать, что со мной произошло и попытаться в очередной раз найти всему этому логичное объяснение. Маме рассказать я не могла. Она будет сильно волноваться и пытаться подобрать правильные слова. Поздоровавшись с мамой, я быстро выбежала из дома. Добежала до дома Алии и постучала в дверь. Она мне открыла и мы пошли в ее комнату. Сам дом и вся обстановка в доме свидетельствовали о том, что ее владельцы имели достаточно хорошее материальное положение. Иногда Алия вспоминала своего прадеда, который заработал большие деньги, благодаря драгоценным металлам, которые добывал здесь на протяжении всей жизни. Именно благодаря ему, она теперь могла хорошо жить и ни в чем не нуждаться. Наличие материальных благ помогало Алие поддерживать свое новое увлечение и связанную с этим смену имиджа в нужном направлении. Родители, свято чтившие традиции своего народа, не понимали данное увлечение, но покорно терпели переходный возраст своего ребенка. Сейчас, большую часть ее гардероба составляли кожаные вещи. Ей нравилось их носить и делала она это постоянно. Я помню, когда впервые взяла в руки ее кожаную куртку. Ее запах ударил мне в нос и я почувствовала нечто совсем странное. Этот запах вызвал в моей душе непонятное волнение и тревогу. Мне стало неприятно и жалко эту куртку одновременно. Я поспешила положить ее обратно на кровать. После этого я старалась не подходить близко к подруге и ее кожаным вещам. Вот и сегодня, она открыла мне дверь в кожаном топике и коротких хлопковых шортиках. Пройдя в ее комнату, я взахлеб рассказала, что у меня случилось.

– Нет, я, конечно, понимаю, что ты какая – то особенная, но здесь ты уже перемудрила. Извини, подруга, не обижайся – сказала Алия.

Я поняла, что она мне не поверила. Я вдруг подумала, что не стоило ей это говорить. Я не хотела показывать доказательство моих слов. Нельзя было подвергать себя такому риску и выкладывать всю правду, да еще и с наглядными примерами. Именно тогда, в тот момент, я решила для себя, что это моя тайна. Моя личная, странная правда. Она только моя. Я никому никогда ее не расскажу, потому что она слишком не приемлема для чужих посторонних людей. Я вспомнила о маме, которая оберегала меня и мою тайну так тщательно, насколько это возможно. К врачам я никогда не ходила. Взвешивать меня было бесполезно. Я весила тридцать килограммов, даже в выпускном классе. Хотя внешне была нормальной, без каких – либо признаков анорексии. Последний поход к врачу в пятом классе, закончился истерикой у… врача. Она не могла проколоть мою кожу, чтобы взять кровь. Нет, я не обиделась на Алию. Я понимала, что это все действительно странно.

Выйдя из ее дома, я пошла на свое любимое место. Так как наш дом находился на самом краю поселка, сразу, за калиткой, начинался лес. Поселок со всех сторон был окружен лесом и возвышенностями с густой растительностью. От нашего дома было только две дорожки. Одна – направо, в поселок, а вторая – налево, в лес. Когда рабочие делали внешнюю отделку дома, кто – то из рабочих, увидев, что я часто бегаю в лес, предложил выместить небольшую дорожку из камней, чтобы мне было удобнее ходить в дождь и слякоть. Мама согласилась. С тех пор от нашего дома вела красивая небольшая каменная дорожка, которая заканчивалась у корней высокой старой сосны. Просто ходить в лес меня не устраивало. Я хотела сделать там нечто такое – свое, личное. Сделать то, чтобы мне понравилось. В девятом классе я вырвала несколько деревьев и пересадила их в другое место, уплотнив ряды по кругу. Я не помню, когда я обнаружила в себе такую силу. Мне кажется, что я знала всегда, что обладаю огромной силой. Особенно где – то я ее не проявляла, может, поэтому мама о ней не знала. Я создала свой личный уголок счастья. Небольшая полянка в лесу – это было то место, где я проводила все свое свободное время. Я любила природу и не представляла своей жизни без деревьев под окном. По обе стороны от поселка на побережье Охотского моря находился Джугджурский государственный природный заповедник. Огромное количество охраняемых диких животных, растений; многообразие видов рыб – делали это место особенным и неповторимым. Я сидела среди берез, сосен, елей на земле, устланной толстым пушистым ковром из зеленой травы и всяких разнообразных растений. Несмотря на суровые климатические условия, с наступлением теплого времени года, на полянке зацветали цветы. Их было не очень много, но из – за большого количества ярких красок, казалось, что вся полянка полыхает и светится. Достопримечательностью моего места было наличие нескольких камней – валунов, которым был не один десяток лет. Я нашла их в лесу, когда бесцельно бродила в поисках нужных мыслей. На них было удобно сидеть, и я решила перетянуть их поближе к себе. Каждого из трех гигантов я знала «в лицо». У каждого был свой цвет, форма, история. Мне казалось, что я чувствую их энергию и настроение. Я могла часами сидеть на одном из них и ловить каждый свой вздох чистого воздуха, малейший шелест листвы, неторопливое движение жука – короеда в коре лиственницы. Листва деревьев была густой и казалось, доходила до небес, поэтому солнечным лучам тяжело было пробиться на мой островок. Из – за этого там мне было невероятно комфортно и хорошо. Там, где имелись прорехи в зеленом море, тоннели пустоты сразу заполнялись солнечным светом. Солнечные тоннели, достигая земли, согревали ту, счастливую растительность, которой повезло погреться в немногочисленных солнечных ванных. В тени деревьев было прохладно и сыро, поэтому там скапливалось огромное количество всевозможных насекомых, в том числе и кровососущих. Меня они никогда не трогали, почему – то моя кровь их не привлекала, а если кто – то все – таки решался меня укусить, то сразу отпадал со сломанным жалом. Когда я в первый раз увидела тщетную попытку комара прокусить мою кожу, мне было смешно и весело. По мере взросления, наблюдая за этим процессом, мне все меньше хотелось смеяться. Это означало лишь то, что я отличаюсь от обычных людей гораздо больше, чем я себе представляла. В этой сырости мне было уютно и спокойно. Я никогда не чувствовала холода, жары, влаги. На солнце мне было плохо. Кожа сразу же покрывалась красными пятнами. Они начинали сильно зудеть и болеть. Это единственный случай, когда я чувствовала сильную боль. После случая с порезом самой себя, я знала, как еще могу причинить себе боль. Боль, конечно же, вызывала негативные эмоции, поэтому я старалась не попадать под прямые солнечные лучи и больше не трогать свои ногти. Без солнечных ожогов, белая кожа была гладкой и мягкой. Вен и капилляров видно не было, как не было ни одного родимого пятна. Волос было много. Густые и жесткие – они выросли до пояса и дальше расти отказывались. Темно – шоколадного цвета, с небольшими изгибами по всей длине, не требовали расчесывания и мытья. На протяжении некоторых жизненных периодов цвет волос менялся. В школе это был молочный шоколад, в университете уже горький шоколад. Голубые глаза я часто прятала за густыми длинными черными ресницами, потому что многие спрашивали, где я взяла контактные линзы такого небесного цвета. Я никогда не пользовалась декоративной косметикой, но губы всегда были насыщенного бордового цвета.

Лучик солнца пробился сквозь большие листья. Ему очень хотелось меня потрогать. Он коснулся моего плеча и сразу обжег его. Я услышала небольшое шипение. Стало больно. Тогда я села под плотную тень ели и просто наслаждалась тишиной и покоем. Когда солнце стало спускаться с небосвода, я вышла из своего убежища и пошла гулять. Обогнув скопление молодых невысоких елей, я вышла на небольшой кусочек безлесья. Кусочек был настолько ярким, что появилась резь в глазах. Посреди леса теплый сочный кусочек солнца, который меня не обожжет. Вся маленькая полянка пестрела от красочных желтых одуванчиков. Я бережно опустилась на этот мягкий натуральный ковер. Мое лицо коснулось душистых цветов. Я лежала и вдыхала чудесный цветочный аромат; слушала музыку ветра, запутавшегося в тонких шершавых листьях. Я была в своем личном раю и не представляла, что его может кто – то нарушить.

Маме я решила ничего не говорить про дневной инцидент. Она знала, что я другая, но предпочитала этого не замечать. Ей было страшно это принять. Вечером мы сидели на кухне и пили чай, когда к нам пришла бабушка Вера.

– Опять ведьмы гор разошлись – недовольно буркнула бабка, входя в дом.

Иногда, после заката, можно было слышать странный гул и сильные тупые удары. Некоторые утверждали, что это волки, а особо впечатлительные, были уверены, что это ведьмы. В наших краях водилось много диких животных, но близко к поселку они не подходили – боялись. Несколько раз, в детстве, сидя на веранде, я видела в темноте пару горящих глаз. Глаза были большие и, казалось, что в них горело черное пламя. Они внимательно наблюдали за мной. У меня возникало ощущение, что глаза умели думать и говорить, настолько они были живыми и осмысленными. Несколько секунд я смотрела на них, а потом с криками страха бежала к матери. Она успокаивала меня, уверяя в том, что страшные животные в заповеднике и здесь находиться не могут. А я знала то, что видела и была уверена, что это не взгляд дикого зверя. Зрение у меня всегда было отличное, а с возрастом становилось еще четче и острее. Тогда в темноте я видела лишь глаза, а через пару лет могла бы разглядеть и самого хозяина этих глаз, даже в абсолютной темноте.

После посиделок с двумя самыми близкими своими женщинами, я пошла спать. В ту ночь, впервые за много лет, мне опять приснился кошмар. Я бегу в темноте по лесу. Бегу очень быстро, но это уже не я. Я не ощущаю своего тела. Я в каком – то другом теле. Я совсем не чувствую страха, хотя знаю, что смерть где – то рядом. Я бегу. Меня мучает жажда, сильная жажда. Я хочу пить. Вокруг темно, только тупые удары за спиной. Вот впереди деревьев становится меньше, я чувствую запах воды. Я огибаю последнюю ель… вот оно, озеро! Но там нет воды, там кровь! Много крови! У меня нет отвращения, у меня лишь жажда.

Я проснулась в холодном поту. Мне и вправду хотелось пить, но не крови, а воды. Я спустилась на первый этаж, вошла в кухню, налила стакан холодной воды. Я не успела сделать и глотка, как услышала звук падающих капель. Я посмотрела вниз. По моим ногам струилась струйка крови и стекала на плитку. От неожиданности стакан выпал из моих рук и разбился. На шум прибежала мама. Она была сильно встревожена. Я стояла в растерянности и не знала, что сказать. Мама посмотрела вниз и успокоилась.

– Ничего страшного не произошло. Ты ведь знаешь, что это такое. У тебя начались месячные. Пойдем, я отведу тебя в комнату.

Конечно, я знала, что это такое и все время ждала, когда это произойдет. Я боялась, что со мной этого может вообще не случиться.

– Ты стала совсем взрослой. Теперь, ты можешь выполнить роль, заданную тебе природой. Ты можешь стать матерью. А теперь прими душ и спокойно ложись спать – сказала мама, поцеловав меня в лоб. Она ушла, закрыв дверь.

Я, безусловно, знала все функции и механизмы женского организма, но это произошло так внезапно, что напрочь лишило меня сна. Я давно уже не спала больше двух, трех часов за ночь. Этого времени хватало моему организму, чтобы полностью восстановить свои силы. Мама, конечно же, об этом не знала. Мне не хотелось лишний раз ее беспокоить. В свободное от сна время, я читала. Я очень любила читать. Предпочитала книги в бумажном варианте. Новая, напечатанная книга имела удивительный запах, неповторимый вид, по которому ее можно было легко отыскать среди множества литературы. Читать напечатанную книгу, означало для меня, погрузиться целиком в эту историю, сюжет; поглощать энергию напечатанных букв; чувствовать вибрации живых слов. Если не удавалось купить нужную книгу, приходилось пользоваться интернетом. Вот и сегодня, я открыла книгу и живо унеслась в мир иллюзий до утра. Утро выходного дня было лучшим временем для прогулок по одинокому песчаному пляжу. Я стояла на мокром мягком песке, смотрела вдаль на поднимающиеся грозные волны, слушала крики чаек. Я любила море и не представляла своей жизни без него. Я сидела на песке, у самой воды. Моими собеседниками были лишь серые одинокие камни, об которые небрежно ударялись волны холодного моря. С моря дул холодный ветер. Даже весной и летом вода была очень холодной, поэтому никто никогда не купался. Иногда, когда меня никто не видел, я заходила в воду по колена. Ощущения были невероятные. Я чувствовала тепло, легкое, нежное, как прикосновение шелка. Я смотрела вдаль и благодарила Бога за удивительную природу, которой я имею счастье наслаждаться. Мои размышления прервал телефонный звонок. Алия просила зайти.

Мы сидели на кухне. Алия, в который раз забыв, что я не ем сладкого, предложила мне пирожное. Немного поморщив лоб, достала свиную отбивную. Я никогда не ела сладкого, просто потому, что не чувствовала его вкуса. Вкусовые рецепторы распознавали только вкус мяса, а благодаря удивительно острым зубам, я легко его пережевывала, даже с небольшими косточками. Косточки я ела, когда у меня чесались зубы, у себя в комнате, чтобы никто не видел. Кстати, зубы у меня никогда не болели и не покрывались кариесом.

Проболтали мы до ночи. Мама волновалась, как я дойду домой, в темноте. Алия знала, что я не боюсь темноты. Идя в кромешной тьме, я все прекрасно видела. Вдруг за спиной я что – то почувствовала. Я слышала, как быстро движется кровь по венам у этого существа! Это было странно, я чувствовала его страх! Оно меня боялось. Я повернулась и увидела впереди горящие глаза. Они в упор смотрели на меня. В них я видела всю жизнь этого животного, его боль и страх. Это была волчица. Здесь? Сейчас? Это выглядело как – то неправдоподобно, невероятно. Я услышала рычание. Она приближалась ко мне. У меня не было страха и смятения. Я знала, что она меня не тронет. Я сильнее ее! Это безумие! Этого не может быть! Это сложно объяснить, но я знала, что я главная. Через мгновение, она бросилась на меня. В этот момент у меня вообще не было никаких мыслей! Инстинктивно я оттолкнула ее рукой. Она упала на землю. Я подошла и наклонилась. Смотря ей в глаза, я не видела перед собой зверя. Я видела человека. И пахла она, как человек. Это был какой – то бред. Я стала рычать, даже не задумываясь, зачем я это делаю. Она отвела глаза и медленно поползла в темноту. Я пошла дальше. Я не помню, как дошла домой, как поговорила с мамой, как оказалась в своей комнате. Меня преследовали эти глаза. Непонимание произошедшего еще долго вводило меня в ступор.

Было лето – пора школьных каникул. Мы с Алией все время проводили вместе. Я ей рассказывала об всяческих природных явлениях, она мне о музыке. Я везде ходила с зонтиком. К этому все привыкли. Несмотря на северные широты, у нас тоже были жаркие солнечные дни. В июле и августе температура могла подниматься до 27 градусов. Солнышко пригревало хорошо, поэтому я прикрывалась зонтиком. Он был маленьким, компактным, чтобы мне было удобнее его носить, цвета мокрого асфальта, с изображением Нью – Йорка в черно – белом варианте. Иногда мы с Алией ходили на мою поляну. В то время одуванчики уже отцвели и на их место пришли ромашки с ирисками. Ромашки были крупными, с большими белыми лепестками, отходящими от желтой большой сердцевины, как лучики от солнца. Ириски, наоборот, маленькими фиолетовыми цветочками, сидели по обе стороны плотного толстого зеленого стебля. Вокруг цветов роились пчелы и множество других насекомых, в том числе комаров и слепней. Я отгоняла их от Алии, так как меня они не трогали. В такие моменты Алия мне завидовала. В такую пору моя поляна имела, действительно, сказочный вид.

Время летело быстро. Осень уверенными шагами наступала на пятки лету, все еще пытавшемуся увернуться и подарить земле еще немного тепла. Начинался последний учебный год. Безусловно, он был самым трудным и волнительным. Для меня, конечно, не в плане получения и закрепления знаний, а в плане больших перемен в моей тихой замкнутой жизни.

Утром, зайдя в класс, было приятно увидеть всех своих немногочисленных одноклассников.

– А, Ирма! Все такая же бледная и серьезная! Ничуть не изменилась! – с иронией произнес Олег.

Олег… Олег… Он заслуживает несколько строчек в моей автобиографии, хотя бы потому, что выделялся среди других мальчиков своим отношением ко мне. С каждым годом мои способности и отдельные качества становились все лучше и четче. Я помню тот день в выпускном классе, когда утром проснулась и вдруг поняла, что я знаю все обо всех. Я долго сидела на кухне и под предлогом, что неважно себя чувствую, принюхивалась к собственной матери. Я не могла понять, чем она пахнет, пока не разобралась, что так пахнет ее кровь. Теперь я знала, что она чувствовала во время моего зачатия и как сходила с ума от незнания – выживу я или нет. Теперь я могла почувствовать запах предательства и то, что она до сих пор любила моего отца. Теперь я знала все. Поэтому, придя в очередной раз на занятия, посмотрев на Олега, я все поняла. Еще в младших классах, провожая меня домой, он сильно краснел и заикался. Я думала, что это давно прошло, но это не так. Детская симпатия переросла в нечто большее, что было мне чуждо. В некоторой степени он тоже мне был симпатичен – высокий, плотного телосложения, с большими карими глазами, черными волнистыми волосами, с прямым ровным носом и пухлыми губами. Тогда я была слишком закрытой для всех, закрытой от любых эмоций. Потом я почувствовала его мысли и убедилась, что все эти годы была права. Мы были разными. Иногда я уже готова была влюбиться, но внутренний голос останавливал меня, потому что чего – то не хватало. Потом я поняла, чего. Не хватало моей любви. Последний год мне сложно было находиться с ним рядом, потому что я чувствовала, как он горит желанием ко мне, как бьется его сердце, но я закрылась от него, о чем ни разу не пожалела.

Остальные три мальчика ничем особым мне не запомнились, лишь тем, что ходили всегда вместе. Девочки же были гораздо разнообразнее по внешнему виду и увлечениям. Хрупкая рыжая Вика увлекалась пирсингом, поэтому зияющие пустотой проколы, красовались на ее теле повсеместно. Пустыми они были, потому что родители умоляли дочь хотя бы в школе снимать всю эту красоту. Удивительно, но получить желаемое, допустим Вике, не составляло труда, даже в нашем забытом поселке. В теплое время года, авиация к нам прилетала довольно часто, и не было большой трудностью слетать в Хабаровск. Остальные девочки не занимались экстремальными видами искусства. Варвара была яркой, крашенной блондинкой с маленькими накрашенными губами. Варя вовсю готовилась к поступлению и переезду в большой город. Честно говоря, у нее были все шансы пройти тесты на отлично. Несмотря на внешность маленькой кокетливой блондинки, она была умной и образованной. Наташа, наоборот, была неприметной серой мышкой, в сереньком платье, с хвостиком каштановых волос. Всегда задумчивая и молчаливая. Ольга имела посредственную внешность и не совсем эрудированную голову, но благодаря своим родителям, которые ее боготворили, была уверена в собственной уникальности. Мы с Алией завершали сие странное сборище.

Дни пролетали быстро. Все были заняты подготовкой к предстоящим экзаменам и выпускному вечеру. В свободное время я ходила в лес, на свое любимое место. Полянка и все вокруг менялось, в зависимости от поры года, но в любое время, в любую погоду лесной пейзаж меня манил, притягивал к себе своей вечностью, умиротворением. Время от времени, сидя на камнях или просто слоняясь по лесу, я слышала странные звуки. Они доносились со стороны больших гор либо со стороны моря. Я к этому, практически, привыкла и не придавала такого важного значения. С наступлением половой зрелости, мое тело стало меняться быстрее и сильнее. У меня появилась грудь, округлились бедра, губы стали пухлее. Вес не изменился. Он, как и прежде, был очень маленьким. Несмотря на изменяющийся рост в большую сторону, вес не хотел расти. При прохождении медицинского осмотра, мама вписывала лишние двадцать пять килограммов. Это было странно. При росте сто семьдесят сантиметров весить тридцать килограммов, но мама ничего сделать не могла, только наблюдать, как я расту. Иногда, при сильном порыве ветра я поднималась над землей. Сначала меня это пугало, а потом я привыкла и в сильный порывистый ветер старалась не выходить из дома. Ночные кошмары стали чаще. Слух стал настолько острым, что теперь я слышала, как дышит мама в своей комнате. Теперь все чаще я слышала вой со стороны гор. Я могла различить, что это смех и визг женского голоса. От этого становилось не по себе. Я сразу вспоминала легенды о ведьмах, которые здесь живут со дня основания поселка. С каждым днем меня все сильнее мучила жажда. Она наступала внезапно и также внезапно исчезала. Во время таких приступов я держалась за горло и готова была залезть на стену. Никакие жидкости не могли утолить эту страшную пронзающую жажду. Я ощущала, что каждый мой орган внутри моего тела требует что – то. Что именно – я не знала. В такие моменты я чувствовала каждую клеточку своего организма. Каждый миллиметр моего тела просил, неистово просил чего – то. Мне хотелось кричать, от раздирающего меня чувства потребности в чем – то. Я покрывалась липким потом. Я не чувствовала его, лишь ручейки, бежавшие по лицу, свидетельствовали о его наличии. Я закрывала рукой рот, чтобы не один звук не вылетел из моего страдающего организма. Через несколько минут все стремительно заканчивалось. Изнеможденная, я падала на кровать и моментально засыпала. Я спала три – четыре часа. Иногда мой сон сопровождался чудесными счастливыми картинками, а иногда я вскакивала от ужасных кровавых кошмаров.