Бестиата бесплатное чтение

От автора

Выражаю особую благодарность и признательность своим соавторам Валерию Богословскому и Юрию Пашковскому за помощь в создании мира Йаманарры.

В какой-то момент наши творческие пути разошлись, однако их поддержка и советы были неоценимы. Один из соавторов дал своё благословение на издание этой серии, а вот связаться со вторым, к сожалению, не удалось. Как бы то ни было, я от всей души благодарен обоим за невероятно полезное общение и сотрудничество.

Глава 1

Брэнан поднялся с лежака и, шлепнув по голой ягодице дремавшую рядом рабыню, кинул ей хитон.

– Утро. Уходи.

Девчонка сверкнула на него обиженными глазами, но послушно накинула одежду и выскользнула под дождь. Бестиарий дотянулся до грубо сколоченной тумбы и схватил кувшин, на дне плескалось вчерашнее вино. Йаманаррка не соврала – жизнь архиспатия имела свои преимущества. Хотя они отнюдь не распространялись на подготовку к бестиате. Его вытаскивали под дождь, невзирая на то, что по утрам и вечерам изо рта и от тела валил густой пар, снова и снова загоняли в ледяную запруду, заставляли изучать новых бестий. Каждая из них успела переродиться во взрослую особь, и он успел привыкнуть к бирюзовому свету из глазниц. Мастера бранились, гадая, почему Мерридолакосам вместо обещанных первосортных зверей поставили переростков.

С ними ведь и впрямь пришлось намучаться. Поначалу звери и вовсе не желали нападать на человека, лишь пятились и огрызались, но пара-тройка ударов по особенно чувствительным местам лишала их всякой способности соображать, оттого чуть ли не каждый раз приходилось иметь дело с крайне разъяренными созданиями. Но такая школа станет в матии большим подспорьем.

Брэнан отставил пустой кувшин к стенке и размотал пропитавшуюся кровью повязку на запястье. Пожалуй, не стоило так усердствовать – порез открылся и кровоточил. Лекарь будет ворчать. Бестиарий усмехнулся, вспоминая проведенную ночь. К мауру лекаря, оно того стоило.

За шумом дождя он не услышал шагов и гостя увидел только, когда тот заскочил в барак.

– Фух! – Джахи отряхнулся, и на Брэнана полетели холодные капли. – Ну и льет! Никак сам Левиафан на нас мочится.

– Как тебя выпустили? – Брэнан прижал испачканную повязку к ране.

– Ну, архиспатий – не единственный, кто пользуется поблажками.

– Ардан предположил, что ты соблазнил стражника.

– Да чтоб ему в первом же бою бестия засадила по самую глотку! – бестиарий отер лицо. – Есть, чем горло промочить?

– Было. Теперь придется ждать. Обед еще не приносили.

– Скверно. Ну, если не возражаешь, посижу у тебя.

Брэнан покосился на дверной проем, белый от шумящего ливня:

– Какой хозяин выгонит гостя в такую погоду? Сиди.

– Вдобавок ты мне должен этот кувшин вина.

– Так уж и должен? – поднял бровь Брэнан.

Джахи уселся на лежак:

– Вообще-то я тот, кто убедил тебя согласиться.

– Верно лишь наполовину. К тому времени я уже принял решение. Хотел услышать мнение со стороны.

Он знал ответ уже тогда, глядя в спину закрывшей его от Мерридолакосов девчонки. Тот разговор в бараках с самого начала выглядел странным, неправильным. Как будто раньше он все представлял себе неверно. Сломленная династа, два сумасшедших вепря в образе династов, непонятные слова о смерти и браслете. Они что-то сделали с ней, к чему-то принудили. Подробностей Брэнан не знал, а домашние рабы, несмотря на обычную в любом господском доме тягу к сплетням, на эту тему не судачили. Он подозревал, что челядь просто-напросто ничего не знала. И это тоже было странно.

А ведь маленькая дура и впрямь собиралась умереть – Брэнан без труда прочел это в ее глазах. Когда он сжал ее горло, девчонка почти не сопротивлялась. На следующее утро она пришла в палестру, спокойная и собранная, но очень бледная. Выслушала короткий ответ своего архиспатия, поблагодарила и исчезла. Вот уже какую деку он не видел ни ее, ни ее фелимы. Что там у них твориться, маур их побери?

Однако время шло и постепенно притупляло любопытство. Главное, чтобы не забывали об обещанном. Если они даруют ему шанс выкарабкаться из чаши победителем, то после пусть хоть передушат друг друга. Ему-то какое дело?

– Что слышно о доспехах? – он хотел отвлечься от досаждавших мыслей.

– Куются. Говорят, заказывали оружейникам с Медных островов. Сколько у них деньжищ, ну? Там за одни поножи можно выкупить половину невольничьего рынка!

– Поменьше бы всяких украшений и покрепче пластины.

– Нашел, о чем переживать! Поверь, твои доспехи будут лучшими из возможных.

– Этого мало, чтобы защитить от бестий.

– Тебя и так натаскивают будь здоров! – проворчал Джахи, без особой надежды заглянув в стоявший под стеной кувшин.

– Все равно этого недостаточно.

– И какой, по-твоему, выход?

– Бежать…

Джахи уронил кувшин и вытаращился на него:

– Ты что, последние мозги себе отшиб?

– Жить хочу. Хочу увидеть мать, брата и сестру… и кое с кем посчитаться. Очень хочу.

– Эй! – товарищ приблизился к нему и тряхнул за плечо. – Ты себе такое выторговал! Иным и не снились! Ты можешь стать свободным вполне законно.

– Или мертвым.

– Верно, но… во-первых, бежать отсюда невозможно, во-вторых, не забывай о татуировке, в-третьих, насколько я понял с твоих слов, йаманаррка убьет себя.

– Вот так довод, – Брэнана повеселила горячность приятеля. – И бежать я бы попытался не отсюда, а по пути в матий. О татуировках ты мне сам говорил.

– Говорил, – облизнул губы Джахи. – Говорил, но так ведь это слухи, забыл? Сам я мастеров никогда не видел. Спустя деку яд начнет отравлять, и если к тому времени ты их не разыщешь, попросту загнешься!

– Ну, лучше попытаться, чем сдохнуть здесь.

– А платить ты им чем будешь? Собой?

– Разберусь.

– Да уж, умно. Послушай, мой тебе совет – забудь и не рушь того, что имеешь.

Брэнан сжал и разжал кулак.

– Чем ближе долбанные игры, тем больше я уверен, что не доживу до их конца.

– И это он говорит, – огрызнулся Джахи. – Мы вот вообще ни на что не рассчитываем! Нам так и так придется помереть. А ты как поступаешь со своей возможностью? Заталкиваешь ее себе поглубже в задницу и надеешься сбежать, когда уж легче победить в бестиате, чем провернуть такое!

– Откуда тебе знать?

– А разве и так непонятно? Особому бойцу – особое внимание. На тебя угрохано много сил и денег, стеречь будут как зеницу ока. Ты, конечно, боец, но все же раб. В прошлую бестиату один смельчак попытался бежать прямо из чаши, так он там таких дел наворотил. Теперь они будут держать ухо востро, уж поверь. И твоя татуировка… дракон в ошейнике – знак архиспатия, он тебя далеко не отпустит. Слишком большой риск, слишком!

Слова Джахи звучали до тошноты рассудительно. Брэнан скосил глаза на плечо, где его дракон не так давно обзавелся ошейником с инициалами хозяйки, и вздохнул.

Оставшиеся дни до выезда в Эдевк прошли в особенно тяжких тренировках. Перед отправлением следовало прикончить бестий – с отбытием бестиариев надобность в зверях отпадала. Под проливным дождем, лившим день за днем почти без перерыва, он смог уложить лишь двоих. Большинство прикончили Ардан, Дамх и Джахи.

Ночь перед отъездом выдалась неспокойной. В господском доме до утра горел свет. В холодном промозглом воздухе стоял смолистый запах горящих факелов и мерзлой земли. Под утро многодневный ливень прекратился, а земля кое-где укрылась паутиной инея. Стражники у калитки кутались в тяжелые, набрякшие от влаги хламиды и недружелюбно поглядывали на сборы в палестре. Брэнан покинул барак, дожидаясь, когда выведут наверх остальных бойцов. Йаманаррка следила за приготовлениями с балкона, укутавшись в подбитый мехом плащ. За ее плечом привычно маячила Никс.

Бестиарии выходили по одному, ежась от холода и щуря глаза. Кое-кто бросал взгляд наверх и приветствовал хозяйку скупым кивком, на который та отвечала не менее скупым вздергиванием подбородка. Со времени ее последнего визита девчонка, кажется, совершенно охладела к своим бойцам и в палестре больше не появлялась. Время от времени заходил династ, но надолго никогда не задерживался. Хозяева внезапно оказались по уши в делах, судя по всему, совершенно не касавшихся столь важной для всех бестиаты.

Йаманаррка стояла, примерзнув к перилам, и смотрела в пространство. Она выглядела все такой же бледной и нездоровой. Лицо заострилось и посерело, словно неживое. Рабыня в золотых цепях, не иначе. Брэнан отвернулся и поприветствовал собратьев.

– Ну, готов стать победителем бестиаты? – Дамх закутался в плащ по самый нос.

– До бестиаты еще четыре деки. Куда спешить?

– Вот и я не понимаю, – вклинился Ияр, передергиваясь от утренней сырости. – Сам бы и ехал. А вот мы что там будем делать?

– Тренироваться, – отрезал Менек, жестом указав служке, куда грузить инвентарь. – Тетра дождей на исходе. И деки не пройдет – начнет теплеть, и можно будет выехать на озеро. Там успеете попотеть.

Династа с рабыней покинули балкон, а значит, совсем скоро они двинутся в путь. Брэнан окинул взглядом дом, площадку, запруду и реку за частоколом голых ветвей. Он знал наверняка: как ни сложится его судьба, сюда он больше не вернется. В нем засело странное ощущение – будто он по-настоящему здесь никогда и не был, а только спал и видел сон. Прошлое размылось в памяти, не оставляя по себе ни сожалений, ни приятных воспоминаний.

Краем глаза Брэнан заметил движение у садовой калитки. В проеме маячила тоненькая фигурка в накинутом поверх хитона коротком плаще. Тия. Девчонка с атласной кожей и тремя шрамами на плече. Она рассказывала, Тессий любит погорячее. Бестиарий ей улыбнулся, не особенно жалея о расставании. Рабыня улыбнулась в ответ прыгающими губами и отерла щеки. Здесь она входила в его особый рацион с тех пор, как Брэнан стал архиспатием, но в Эдевк хозяева ее не брали.

Ардан опустил руку ему на плечо:

– По тебе здесь будут плакать.

– Слабое утешение.

– Ты мог бы попросить забрать девчонку с собой. Думаю, госпожа бы тебе не отказала.

Брэнан посмотрел на него с удивлением. С чего он взял? Мотнул головой и отвернулся:

– Нет нужды.

– Ну, как знаешь.

Ардан на прощанье хлопнул его по спине и, подчиняясь оклику Менека, последовал за остальными к большой крытой повозке.

Джахи не ошибся: архиспатий в путешествие отправился отдельно. Долгая дорога в одиночестве не приносила никакого удовольствия – оставаться наедине с собственными мыслями не хотелось. Пейзаж за прутьями повозки тоже особенно не радовал – обычно дорога стискивалась пологими склонами лысых серых холмов или вилась по голым, продуваемым всеми ветрами равнинами. Попадавшиеся по пути городки и селения не сильно отличались друг от друга. В это время года почти все они пустовали из-за непогоды – люди перебирались в ближайшие крупные города, чтобы переждать ненастную тетру, снимая комнаты в доходных домах. Серые от дождей стены жилищ, похожие на мокрых дворняг; грязь полузатопленных половодьем дорог; темные, похожие на нечесаную овечью шерсть набрякшие облака – все это навевало страшную тоску.

Сады и рощи стояли голые и мрачные, с тонких черных веток ветер скидывал в повозку пригоршни ледяных капель. Греться получалось лишь на привалах, когда разводились костры, – люди могли хоть немного обсушить пропитавшуюся влагой одежду и погреть промерзшие кости. Хозяева, конечно, таких трудностей не испытывали: на одном из привалов Дамх шептал, будто в их похожих на громадные расписные лари, повозках стоят жаровни, все обито мехами и завалено подушками.

Бойцы косились в сторону головы поезда и ворчали.

– Хороши же хозяева, – сплюнул в костер Джахи. – По прибытии нас всех разобьют ревматические боли. Вот будет с нас потеха в матиях!

Не успел он договорить, как рядом на утоптанную мертвую траву плашмя упал короткий меч.

– Очень хорошо помогает от ревматических болей, – процедил Отолик. – Рекомендую всем, опасающимся за свои кости.

Брэнан стал одним из немногих, кто с позволения мастеров оставшееся время на привалах так от простуды и спасался. И это сослужило двойную службу – до самого Эдевка мысли о холоде больше не докучали.

В город они въехали очередным бессолнечным утром, но воздух стал куда суше. Может, оттого, что здесь, рядом с одним из Драконовых очей, он был соленее, да и дожди не лили вот уже несколько дней.

Эдевк располагался у перешейка Демисета, самого знаменитого из пяти мостов Йаманарры – природной каменной арки, соединявшей столицу-остров с Внешним кольцом. По этому мосту герой древности перевел островитян, спасшихся от гнева Аммугана и ставших родоначальниками всех знатных семей новой Йаманарры. Горстка выживших, с тех пор именовавших себя не иначе как поцелованными Драконом. Со временем арку укрепили мощными опорами, уходившими глубоко в дно водоемов; камень отесали, снабдили перилами, и теперь мост не отставал в великолепии от четырех остальных, рукотворных, лучами расходившихся от столицы к кольцу. Въезжая в город с этой стороны, каждый мог видеть пролет моста где-то далеко на северо-западе – сейчас темно-серый над такой же серой гладью воды. В теплое время года его было бы не разглядеть из-за пышных крон деревьев. Нынче же город стоял голый и каменный. Лишь кое-где зеленели миртовые деревья и аккуратные пирамидки пихт, серебристая листва олив сливалась с бело-серыми постройками.

Повозки свернули влево – из-за высоких стен доходных домов, жмущихся друг к другу на окраинных улочках, выплыл охристый бок эдевкского матия. Три ряда арок, словно глазницы со скульптурами вместо зрачков в молчаливом ожидании смотрели на него с громадной высоты. В вышине черными росчерками проносились птицы. Нижний этаж терялся за крышами домов, верхний подпирал собою низкие холодные небеса. Брэнан вжался лбом в прутья повозки и закрыл глаза, не желая смотреть на исполинскую скотобойню. Совсем скоро он окажется внутри, и эта мысль заставляла малодушно жалеть о том, что он так и не попытался бежать по дороге.

Обшарпанные стены и заполненные нечистотами канавы городских окраин сменили широкие улицы, стройные колонны пропилей, храмовые постройки, портики и дома, прятавшие облицованные дорогим камнем стены за высокими расписными заборами. Все чаще на пути попадалась сочная зелень омытых дождями туй и серебро олив, выпроставших из-за оград свои широкие ладони. Грубый булыжник сменила узорчатая плитка. Где-то рядом, гремя доспехами, прошагал патруль – Брэнан успел разглядеть крылья серо-синих форменных плащей до того, как блюстители порядка свернули в один из многочисленных проулков. Тут и там от дома к дому расхаживали разносчики свежего хлеба и фруктов – от накрытых вышитыми полотенцами корзин неслись дурманящие запахи. В компании рабов-помощников вышагивали со своим товаром ювелиры и продавцы тканей.

Однако, несмотря на близость к сердцу города, здесь совершенно не ощущалось суеты, обычно сопровождавшей любые крупные празднества – будто никто и не готовился к бестиате. Сонное время для Йаманарры почти истекло; дни очищения, покаяния и поминовения уходили; Звездный остров облизывался в предвкушении скорых празднеств, но пока шторма не улягутся окончательно, порты Йаманарры продолжат пустовать, так же как и ее крупные города. Все изменится, стоит только смягчиться дыханию Великого Дракона, возвещающему о начале тетры воды и улучшении погоды. Йаманаррцы были настолько изнежены, что отказывались и нос высовывать наружу, покуда не придет долгожданное тепло. Его они, впрочем, тоже очень скоро начнут поносить, ожидая дождей. Глупый народ. В Сетреме умели радоваться любой погоде, и у каждого времени года находились свои труды. Брэнану надоело глазеть на улицу. Он повернулся спиной к проему и, укутавшись в шерстяной плащ, стал дожидаться окончания поездки.

Менек был прав: времени на отдых в новом обиталище им давать никто не собирался. Господский дом в Эдевке был, может, и не таким большим, как в предместье Келетиса, но не менее роскошным. Об этом говорила и добротная черепичная крыша, и покрытые цветной мозаикой стены, и большие застекленные окна. Помещения для бойцов оказались не хуже прежних. Брэнана в соответствии со статусом определили отдельно от других в одной из пристроек палестры, окружавших площадку на заднем дворе.

Тем же вечером их выгнали на тренировку и оставили в покое лишь поздней ночью, когда небо окрасилось в черный, и слуги в саду зажгли факелы. Вымотанные дорогой бойцы повалились прямо на холодную утоптанную землю. От тел шел пар, остро пахло железом и потом. Тимх утирал ладонью рассеченную бровь, Геруз разминал ушибленную руку. Казалось, будто они никуда и не уезжали, а сон все длился и длился.

Каждый новый серый день превратился в предыдущий, растягиваясь в мутную жвачку без цвета, вкуса и запаха. По ночам, мешая заснуть, ныли натруженные мышцы. А наутро он с гудящей головой выбредал на площадку, но бесконечные тычки и боль от пропущенных ударов побуждали просыпаться и отплачивать за новые синяки, ссадины и порезы. Тренировочное оружие им уже не выдавали. Раз в несколько дней приходили люди от оружейников, заставляли бойцов примерять доспехи, деловито карябали что-то в своих восковых дощечках, снимали новые мерки и уходили.

Кормить стали лучше, и Брэнану больше не приходилось делиться пищей с остальными. Ардан неизменно шутил, что их старательно откармливают перед бойней, дабы мертвецы имели цветущий вид – стыдно приносить в жертву полуживых доходяг.

– В конце концов, дорожит нами хозяйка или нет? – усмехался беловолосый.

– Похоже, не особенно, раз так и не соизволила навестить своих смертников.

Йаманаррка словно и впрямь забыла об их существовании, хотя чуть ли не каждый вечер из дома доносился шум голосов и музыка – жизнь у господ била ключом. С каждым днем приближалась церемония открытия игр, и суета нарастала: у ворот все чаще толпились повозки торговцев, а недавно пригнали новых домашних рабов.

– Но, поверь мне, недалек тот час, когда вниманием нас обласкает не одна она.

Ардан угадал – оставшееся время до начала бестиаты пролетело слишком быстро. Дожди прекратились, и Хорос вернулся в свою вотчину – на вымытое небо снова вскарабкалось солнце. Еще не такое беспощадное, оно ласково оглаживало просыпающиеся городские рощи, где деревья выпускали из набухших почек свежие листья.

Вчера вечером мастера объявили об окончании тренировок. Доспехи лежали на скамьях, начищенные и промасленные, готовые принять в свои крепкие объятия слабую человеческую плоть.

– Жалко будет такой красоты, – Ияр провел пальцами по тонкому узору насечек на бронзовых пластинах новенькой маники*.

– Себя жалей, – особого восторга от красоты своих будущих доспехов Брэнан не испытывал.

После примерки и показательного боя с новым оружием им приказали сдать все снаряжение, заперев его до поры в арсенале. Вечер перед открытием по традиции посвящался бойцам, но во всем великолепии бестиарии покажут себя только в матии.

– Династы любят растягивать удовольствие от демонстрации собственных богатств, – на губах управляющего эдевкского дома Лидаста играла улыбка. Он был худ, темен кожей и похож на змею, но казался куда приятнее жирного Тессия, от чьего подобострастного вида у Брэнана сводило зубы. – Предпраздничный симпосион Мерридолакосов-Мерценариев обещает стать самым популярным в нынешнем году.

– Мы вроде как должны испытывать гордость, – пробормотал Брэнан, отстегивая туго стянутые ремешки наплечника.

– Ты – архиспатий и потому сам по себе – предмет гордости этого дома.

– Предмет. Верно, – кожаные полоски плохо слушались пальцев. – Стараюсь об этом не забывать.

Лидаст пристально посмотрел на бестиария и лишь пожал плечами.

– За вами пошлют. Будьте готовы, – домоправитель кивнул служкам. – Отправляйтесь в купальню и приведите себя в порядок.

В порядок. Да, таким грязным свиньям не место на хозяйском пиру. Архиспатий с остервенением тер себя губкой, смывая песок и масло. На скамьях вдоль стены рабы раскладывали расшитые укороченные хитоны, фибулы, пояса и остальную мелочь. Все это очень походило на их предыдущий смотр в Келетисе, где он получил самые позорные шрамы в своей жизни. Неприязнь всколыхнулась с новой силой, но Брэнан затолкал ее поглубже – не время распалять себя пустой злостью. На этот раз застарелый гнев не оказал такого сильного сопротивления и послушно спрятал острые клыки.

Нынешний вечер был похож и не похож на прошлый: из обстановки он ничего не запомнил, но пиршественная зала казалась меньше, хотя украшена была, без сомнения, так же богато – цветы, светильники, красивые росписи на стенах и чистая вода бассейна в окружении мраморных колонн. По-над стенами стояли заваленные подушками кушетки на звериных лапах; напоенный теплом больших жаровен воздух колыхал легкие занавеси. Блестели драгоценные камни в прическах йаманаррок, лилось вино, а от блюд, вносимых рабами, исходили такие запахи, что слюна невольно наполняла рот, заставляя забыть обо всем.

Их снова приветствовали одобрительным гулом, жадно разглядывая, стремясь дотронуться и пощупать до того, как бойцы займут места на широкой полосе мрамора посреди бассейна, прямо напротив возвышения, где стояли хозяева. Династ с лошадиным лицом, его черноокая жена, сыновья и молодая йаманаррка в красивом наряде, густо расшитом вычурным орнаментом. Крупные кольца черных волос рассыпаны по плечам, свисая ниже пояса. «Как у моей матери», – подумалось Брэнану, но он тут же отогнал крамольную мысль. Эта пустоголовая дрянь не стоила и мизинца его матери.

Династа смотрела на архиспатия с какой-то странной внимательностью. Он видел, как сжимаются сцепленные в замок тонкие пальцы, будто сосредоточенность дается ей с большим трудом. Рядом, приобняв девчонку за руку, стояла еще одна молодая богачка. Ее бестиарий помнил по Келетису – рыжеволосая, с пышными формами под рубиново-красным нарядом. Она тоже смотрела на него, и в ее светлых глазах вместе с интересом читалась плохо скрытая тревога.

Вошедшие вслед за бестиариями наставники поправили шеренгу, шепотом приказывая стоять смирно, пока не будут отданы особые указания. Бойцы послушно замерли, давая возможность всем желающим восхититься результатами тяжких трудов и тренировок. Его то и дело обдавало волнами всевозможных благовоний и чьи-то любопытные пальцы скользили по предплечьям, груди и животу, заставляя ежится. Женщины шептались, прикрывая улыбки разноцветными веерами, но жадные глаза так и сверкали над окоемами из парчи, перьев и жемчуга. Мужчины смотрели оценивающе и диктовали цифры маячившим за их спинами писцам. Те беспрекословно вносили их в таблички, хмуро поглядывая на бестиариев.

– Делают ставки, – прошипел сквозь уголок рта Ардан.

– Вот бы в случае победы и нам перепало, – успел ответить Брэнан, прежде чем тычок Отолика заставил его закрыть рот. Северянин хмыкнул и застыл, не желая получать выговор.

Стоять пришлось долго – гостей в дом набилось столько, что они с трудом передвигались по атрию. Интерес к бойцам значительно возрос – толпа любопытствующих не желала редеть. Сладко-терпкий запах притираний и душистых масел вытравил остальные, а от калейдоскопа пестрых тканей и блеска украшений начинали болеть глаза. Им бы провести вечер в покое и выспаться – завтра первый бой, не все вернутся… Но вместо положенного отдыха они торчат тут, развлекая ряженных шакалов.

Он всего на миг прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на заботах завтрашнего дня, когда почувствовал на предплечье чьи-то пальцы. Брэнан поднял веки и встретился с потемневшим от тревоги взглядом серых глаз. Он сжал челюсти и ответил хозяйке кивком, так и не сумев выдавить из себя «госпожа».

– Итак… – рядом яростно обмахивалась веером ее рыжеволосая спутница. – Все-таки он. Никогда бы не подумала.

– Десма…

– О, я умолкаю, умолкаю. Это твое священное право, но лично я бы ставила на белого северного зверя.

– Он тоже с севера, – йаманаррка старалась не смотреть на бестиария.

Рыжеволосая только вздохнула.

– Ступай за мной, – династа снова дотронулась до его руки. – Держись позади, но не отставай. Ты мой архиспатий и теперь по необходимости будешь меня сопровождать.

Брэнан с удивлением взглянул на Отолика, но тот без лишних слов вытолкнул раба вперед и поклонился госпоже. Ничего не оставалось, как подчиниться. Архиспатий последовал за йаманаррками вглубь залы, за колонны.

Из разряженной толпы вынырнула смуглая Никс, и династа, склонившись к ее уху, отдала какие-то указания. Пока они шли через залу, к ним присоединилось еще несколько юных созданий в роскошных нарядах. Кое-кто из них тоже держал за правым плечом раба.

Вся компания, на ходу обмениваясь шутками с пьющими и вкушающими, покинула залу и вышла в сад, откуда по внешней лестнице, выдолбленной в стене дома, поднялась на балкон верхнего этажа. Воздух был прохладен и свеж. На балконе стояли кушетки и столики с блюдами, полными всевозможных яств. В тени дверной ниши застыли виночерпии с амфорами в руках. По углам в высоких кованых треножниках горел огонь, освещавший и согревавший присутствующих.

Позабыв об остальных, хозяйка схватила архиспатия за руку и увлекла в дальний конец обширного балкона. Рыжеволосая не последовала за ними, так же как и личная рабыня. Девчонка явно пребывала не в себе, то и дело сминая в потных кулачках края роскошного одеяния и оглядываясь по сторонам, будто ждала неминуемого разоблачения. Впрочем, об этом она могла не беспокоиться – молодежь галдела и веселилась, обрадовавшись возможности хоть ненадолго вырваться из-под опеки взрослых. Вино и здесь лилось рекой, а пальцы то и дело погружались в блюда со снедью. Династа, кажется, успела перехватить его голодный взгляд:

– Ты, наверное, хочешь есть. Я прикажу принести чего-нибудь.

– Нет, – он отвернулся и сглотнул, не представляя себя, набивающим желудок под ее странным взглядом. Как-нибудь перетерпит.

– Я ведь могу и приказать.

– Можешь, но тебе, кажется, не нужны лишние проволочки?

В яблочко – девчонка посмурнела, но оставила разговоры о еде.

– Тебе понравилось новое жилье и содержание? Всем ли ты доволен?

– Поздновато спрашивать… госпожа.

– Я не хотела приходить. Ничего, кроме грубостей, не услышала бы. Мне и без…

Она запнулась и смолкла. И это красноречивое молчание говорило больше всяких слов.

– Я не желала злить тебя еще больше. Сейчас ты мне очень нужен и твою злобу я как-нибудь стерплю, как проглочу и твое неуважение. Но я хотела поговорить не об этом.

Династа медлила, а между тем он видел – она просто дрожала от желания чем-то с ним поделиться.

– Говорят, Аммуган не одобряет уличных гадалок, – наконец произнесла она, глядя в сторону.

– В такие тонкости я не посвящен.

– Такое поверье бытует на Йаманарре. Но мне кажется, оно выдумано жрецами, чтобы уличные прорицатели не отбирали их хлеб. Зрячие не пускают к себе по пустякам, и жаждущим прозреть свое будущее приходится полагаться на умения тех, кто им доступен. И я не без греха, но ни о чем не жалею.

Девчонка встретила его взгляд и сжала губы, по-видимому, отбросив сомнения в том, стоит ли посвящать раба в тайну.

– Она говорила о тебе.

– Что бы то ни было, я не хочу этого слышать.

– А я не спрашиваю твоего разрешения, – ее голос посуровел. – Она сказала, я должна держать за руку северного человека, держать крепко и не отпускать. Северный человек вытащит меня из бездны, сказала она. Значит, я поступаю правильно. Уверяю, неудобств тебе это не принесет, скорее наоборот.

– Что, и в чашу со мной войдешь, госпожа?

Она посмотрела на него с вызовом:

– Если бы это спасло меня от будущих унижений, вышла бы. Я легла бы в пасть той бестии, с которой тебе предстоит сразиться.

Он смерил династу взглядом и усмехнулся – наверное, впервые за все время со снисходительностью. Сейчас перед ним стояла не ненавистная богачка, а просто глупая девчонка.

– О большем и желать нельзя – зверь наверняка подавился бы ядом, сунься ты ему в глотку.

– Попадись ты ему в пасть, и его ждет та же участь.

Брэнан не сдержался от ухмылки:

– Мне нет дела до твоей скорби, и тебе это известно. И я мало верю всяким пророчицам…

– Не твои заботы. Просто делай, что тебе велят.

– Только это и слышу с тех пор, как тут очутился.

– Тогда несложно будет затвердить. Завтра – начало празднеств, ты отправишься со мной. Бой в матие назначен на вторую стражу, времени на отдых хватит. Бестии молоды и слабы. Будет легко. Самый трудный день в Эдевке – третий.

Она говорила тихо, и Брэнану, чтобы разобрать слова, пришлось наклониться. Шум на балконе надежно защищал их разговор от чужих ушей. Наверное, со стороны они смахивали на заговорщиков. Впрочем, когда дело касалось престижа, денег и силы в браслете, династы на что только шли, готовя своих бойцов.

– И что он, этот третий день?

– Сначала вы сразитесь с бестиями, а выжившие сойдутся в бою за право представить своего династа в столице. В каждом из пяти матиев должен остаться один победитель. Он отправится в матий триумфаторов в Ауруме.

– Словно уже и не в бестиях дело. Во что вы, йаманаррцы, превратили священные игры?

– В развлечение и доход, – девчонка пожала плечами, будто интересовалась этим меньше всего.

Наверное, стоило поблагодарить ее за полезные сведения, которыми их не удосужились снабдить даже наставники, но язык не повернулся. Раз нужда толкает девчонку идти на сговор с бестиарием, он-то тут при чем? Пусть мечтает и надеется. Если выберется из чаши живым, ему ничто не помешает поскорее вернуться на Сетрем. Пока сговор выгоден обоим, стоит ли гнушаться? Тут сам Дракон велит…

– Я все сказала. Отдохни в оставшееся время. Праздничные шествия начнутся рано, – неожиданно она обхватила его запястье выше браслета, крепко сжала и так же быстро отпустила, отступив на шаг. – Стража!

По лестнице поднялись двое в плащах и эмалированных нагрудниках.

– Отведите архиспатия в палестру. Распорядитесь подать хороший ужин перед сном. Утром перед отправкой приведете ко мне.

Брэнан тряхнул запястьем, еще чувствуя на коже ее пальцы, и, кивнув на прощанье, в сопровождении стражников покинул балкон. Всю ночь ему снился громадный унгвем, державший в пасти полумертвую йаманаррку, и он бился со зверем, пытаясь ее спасти.

Глава 2

Озаренная утренним солнцем, главная площадь Эдевка утопала в бело-розовых гирляндах цветов. Шумные толпы, разряженные в белоснежные одежды, теснились на ступенях алтаря, где на жертвеннике возлежала громадная туша первого заколотого быка. Алые реки крови из распоротого горла омывали мраморную тумбу, украшенную барельефами Дня Гнева.

Верховный жрец Эдевка в ярко-синем одеянии, широких золотых браслетах и в венце из лазурита с ликом Аммугана поднял над головой жертвенную фиалу. Пропев начальные строчки молитвенного гимна, выплеснул на тушу густое багровое вино. Толпа встретила возлияние громкими криками. Стоявший на ступень ниже жрец принял фиалу и следом подал Верховному чашу поменьше. Зачерпнув горсть чего-то вязкого, жрец смазал обагренную тушу, взял из рук помощника факел и опустил на бок животного. Пламя взвилось мгновенно, исторгнув у толпы новые крики. Все напряженно следили за дымом, поднимавшимся над жертвой. Струи взвились вверх и, покружив в воздухе, потянулись на закат, в сторону океана.

– Аммуган принял жертву и благодарит нас! – выкрикнул Верховный жрец, и площадь взорвалась ликующим ревом. Руки вздымались вверх, точно желали схватить благословенный дым. С крыш портиков, окаймлявших площадь, на празднующих хлынули потоки молочно-белых лепестков, укрывая все вокруг благоухающим снегом. Брэнан на миг затаил дыхание, чувствуя странное единение со всеми, кто находился на площади. В шаге от него застыла Мерценария, с головой укутанная в белое полупрозрачное покрывало. От соседних одежд ее отличал рисунок из мелких кроваво-красных камней по кайме. Она обернулась, словно почувствовала его взгляд, и послала ему нервную улыбку. Брэнан отвел глаза и всей грудью вдохнул тяжелый запах горелого мяса и шерсти, смешанный со сладким духом смолистых благовоний. Жрецы на алтарных ступенях затянули незнакомое ему песнопение, которое тут же подхватила вся площадь.

Брэнан стряхнул лепестки с заклепок кожаного панциря и широкого пояса, державшего короткую набедренную повязку. Руки до локтей скрывали кожаные наручи, на ногах плетеные сандалии на толстой подошве. Он выглядел как телохранитель, только ножен у бедра не хватало.

На площади пришлось задержаться чуть ли не до полудня, и все это время династа поглядывала на архиспатия, будто боялась, что тот сбежит. И, в общем-то, не напрасно – такие мысли его посещали. Однако теперь, если верить Джахи, они связаны крепче всяких цепей. Брэнан окинул взглядом шумящую толпу: скрыться в таком столпотворении не составило бы труда. Не будь ядовитого тавра, он не преминул бы воспользоваться такой роскошной возможностью. И все же, невзирая на досаду, желания подразнить спесивую сучку не убавилось.

Когда толпа разделила их с Мерридолакосами, он нагнал династу и зашагал вровень. Сейчас на подобную дерзость никто бы не обратил внимания – в толпе все равны.

– В таком месиве легко потеряться, – архиспатий склонился едва ли не к самому ее уху.

Девчонка вздрогнула и споткнулась. Брэнану пришлось подхватить ее под локоть.

– Хочешь попытаться? – серые глаза так и впились в него.

Брэнан пожал плечами и оглядел запруженную площадь поверх голов.

– А что мне помешает?

– Это будет глупой и бесплодной попыткой.

Бестиарий ухмыльнулся:

– Так и приглашаешь попробовать.

– Я не могу тебе препятствовать, конечно, – она говорила с искренним безразличием. Брэнан остановился, позволяя толпе увлечь йаманаррку вперед, и отступил к наполненным тенью портикам. Но едва расстояние между ними увеличилось, как в левой руке заворочалась, скручивая жилы, ноющая боль. Время шло, и тело понемногу застывало, словно в параличе. Он посмотрел на предплечье и стиснул зубы – узор воспалялся, превращая тонкие синие линии в багровые рубцы.

Когда Брэнан, наконец, нагнал девчонку, едва различив среди сотен других укутанных в белое силуэтов, ему хотелось свернуть ей шею. Джахи оказался прав, а вот династа не стала посвящать его в то, что татуировка скрепила их дополнительными узами. Йаманаррка обернулась, безуспешно пытаясь скрыть усмешку:

– Мой архиспатий передумал?

– Ты солгала мне, маленькая дрянь, – прошипел он, не в силах удержать слова, в гневе слетевшие с языка. Но династа лишь улыбнулась.

– Скрыть правду – не значит, солгать. Связь прервется после финальной битвы, будь уверен. До тех пор, не все ли равно, связан ты или нет? В чаше не почувствуешь – там свои законы – адепты позаботятся. Но ты ведь не собирался бежать на самом деле?

Брэнан не ответил, опасаясь вновь наговорить лишнего и выставить себя куда большим дураком. Время для побега безвозвратно потеряно. А раз так, что такое для скованного – еще один моток цепи?

Жертвоприношения и возлияния длились до самого заката. Процессии, с восходом поднявшиеся на акрополь через врата Чистоты, переходили от храма к храму, чтобы почтить каждого из Драконовых слуг. Бледно-бирюзовый лик Аруны, Драконицы теплых течений, высеченный на главном метопе ее святилища сменили серебристые плавники Таргато, хранительницы всех рыбаков. Должно быть его мать, сегодня затемно начавшая службу, так же льет сладкие вина на жертвенник, испрашивая урожайного года для родного Сетрема. Желто-красные кольца Вароса – судьи во дворце Аммугана – плыли по стенам его храма в густом дыму воскурений, а темно-синий лик грозной матери морской пучины Кебас, вздыбившей острый гребень под самыми сводами наоса, внушал почтительный страх. Серо-голубая чешуя Эрея, Дракона спокойных вод и попутного ветра, к закату уступила место слепяще-белым палатам Феррида, Дракона соли и очищения. В громадном бассейне перед внутренним жертвенником сверкало зеркало горько-соленой океанской воды. Каждый входивший в храм зачерпывал щедрые пригоршни, омывая ими лицо и рот, очищаясь от греховных помыслов и нечистых слов.

Всю жизнь Брэнан привык склонять колени только перед Таргато и чтить Великого Аммугана. Прочие его слуги оставались ему чуждыми, в храмах Эдевка он впервые встретил их так близко. И не мог не почтить. Только бы они не оказались глухи к его неумелым молитвам. И если правду говорят о справедливости Феррида, беспристрастности Вароса и милосердии Аруны, пускай Драконы внемлют его словам.

Солнечные лучи из золотых превратились в медные, когда процессия остановилась на верхушке акрополя, у врат главного храма. Меж колонн из резного кварца, меняющего цвет от кобальтового у основания до белого под самым архитравом, высились жрецы в ритуальных одеяниях. Двое из них выделялись особенно – роскошью одежд и совершенной бесстрастностью лиц. На плечах первого – тощего и лысого – возлежала багровая порфира с вышитыми языками пламени; венец с оком сдавливал загорелую кожу. Весь облик этого человека навевал мысли о большой старой змее.

Второй был почти на голову выше «змея», а его вытянутое лицо покрывала густая сеть татуировок, за которой не получалось разобрать черты лица. Облачение составляли густо-синие одежды с вышитыми блестящей нитью завитками волн. По присмиревшей перед храмовыми ступенями толпе порхал шепоток из двух имен – «Аспис» и «Эвмахий».

– Гляди-ка, нас почтили вниманием главные затворники Йаманарры, – шепнул кто-то рядом. – Эдевк нынче никак благословен.

Брэнану ничего не говорили ни эти слова, ни передающиеся из уст в уста имена, но он дал бы голову на отсечение – невзирая на иронию, здешним польстило внимание со стороны важных персон.

Молящиеся потоптались перед храмом, слушая длинный монолог верховного жреца о том, что двери храма Аммугана откроются лишь после того, как Йаманарра получит знак благоволения.

На жертвенник, вынесенный служками к площадке перед ступенями, торжественно водрузили большой, пропитанный влагой сверток. Толпа заметно разволновалась, все вытягивали шеи и донимали друг друга расспросами. Жрец откинул край холстины и кивнул, протягивая руку за ритуальным ножом. Брэнан смог разглядеть лишь темный бок, голый длинный хвост и край гребня.

«Черный вестник», – зашептались вокруг, а он вглядывался в мертвое тело, пытаясь понять, что это за тварь. Жрец вспорол глянцевито блестевшее брюхо – кровь брызнула на снег одежд рубиновой россыпью. Запустив руку внутрь, он вытащил наружу красно-черный, истекающий кровью комок, сложил его в поднесенную чашу и отдал нож.

– Мы передаем это нашим благословенным сестрам чистоты! – провозгласил жрец и, не колеблясь, отер руки о белоснежные одежды. – И да будет победа за отцом нашим Аммуганом!

– Быть тому! – отозвалась толпа, едва не оглушив бестиария.

Жрец сошел с алтарного возвышения и удалился в храм вместе со всеми, кто стоял на ступенях. Врата за ними затворились. Йаманаррка обернулась, отерев лоб краем накидки.

– Церемонии закончились, хвала Драконам. Впереди матий. Идем.

Выглядела девчонка измотанной. Тенью следовавшая за ней Никс тоже осунулась. Мать-Таргато, эти пышные торжества и его самого вымотают задолго до того, как начнется бестиата.

В хозяйский дом они вернулись к закату. Отсюда, начиная с первой стражи, его дорога в матий тянулась в гордом одиночестве.

Эдевк пустовал. Открытая решетчатая повозка катилась по улицам к берегу ока, откуда на пароме архиспатия доставят прямиком под стены водяной арены. В палестру незадолго до отъезда прибыл помощник распорядителей игр в сопровождении служителей матия, осмотрел доспехи, оружие, бестиариев и что-то надиктовал писцу.

– Архиспатий – отдельно. Номер камеры – семь, – смерив Брэнана безразличным взглядом, он щелкнул пальцами своей «свите» и скрылся с глаз.

Облака на закате догорали огненно-рыжим и малиновым, на восходе высыпали первые звезды, и небо затягивалось густой синевой. Сумерки сделали мир серо-голубым и зыбким. Скрипели колеса телеги, пахло промасленной кожей и железом кольчужных вставок. По ступеням чьего-то порога тенью проскочила бродячая кошка и шмыгнула в переулок. Город остался безлюдным, изрыгнув почти всех своих жителей на островок посреди Драконова ока. Там они потели в богатых одеяниях, глазели на гостей с материков, ждали начала вечернего таинства и долгожданного кровавого – на сладкое.

К берегу под раскидистыми ветвями цветущей черной вишни прибыли уже затемно – звезды густо укрывали почерневший небосвод. Короткие сумерки быстро проглотила прожорливая ночь, в едва начавшуюся тетру воды еще не привыкшая быстро отступать перед растущим днем. Повозка выкатилась на каменную пристань с причалившим к ней паромом. Вдали над черной маслянистой гладью ока высилась громада матия. Три ряда стройных арок сияли огнями светильников, горевших у подножий статуй и отбрасывавших желтые блики на воду. Шум внутри и движение под нижними арками-входами делали его похожим на живого исполина, беспокойно ворочающегося посреди неподвижных вод соленого озера. Брэнан сглотнул, гоня прочь страх и робость, но колени подогнулись, когда он выходил из повозки. Служители, соскочив с козлов, простерли руки к пристани, молчаливо приглашая переправляться.

Бестиарий распрямил плечи, чувствуя обнаженной кожей каждый ремешок доспеха, и пошагал к пологому спуску. Стоило ступить под сень ветвей, как налетел прохладный ветер, и водопад черных в звездном свете лепестков захлестнул его терпковатым ароматом. Они, невесомые словно перышки, кружились в воздухе, гладя лицо и руки. Один из служителей что-то вполголоса сказал второму, и они закивали друг дружке.

Паром отчалил. Чем ближе становился каменный зверь, тем явственнее различалось громадье построек на узеньком клочке замощенной суши вокруг матия – торговые палатки, приземистые складские помещения, длинные бараки. Они выглядели еще более убого и неприглядно по сравнению с облицованными мраморной плиткой стенами гиганта – ее поверхность мягко светилась в отблесках огней и наверняка радовала бы глаз, не украшай она собой скотобойню.

Паром мягко уткнулся в бревенчатый настил. Отсюда Брэнан в сопровождении служителей добрался до одной из громадных боковых арок. Широкий свод закрыл собой ночное небо. Они свернули налево в просторную боковую галерею и спустились вниз. От доносившегося из чаши гула все внутри сотрясалось, и за малым не дрожали стены. Служители передали его из рук в руки товарищам по ремеслу, а те сетью освещенных коридоров провели бойца до камеры. Один из сопровождавших втолкнул бестиария внутрь, буркнув напоследок:

– До начала церемонии есть время. Отдохни. Скоро принесут еду.

Брэнан едва не рассмеялся. Ужин перед закланием? Любопытно, он тут один такой трус, кому и крошка в горло не полезет? Это он-то, обучавшийся мечу в Таннае? Это он-то?…

К горлу подкатил ком величиной с матий, и бестиарий опустился прямо на пол, пытаясь вздохнуть. Из груди вырвался полузадушенный всхлип – страх не хотел отпускать. Миллионы талантов камня давили сверху, грозя задушить, покалечить, стереть. Руки дрожали, глаза заволокло. Реальность, наконец, выдрала его из кокона оцепенения, в котором Брэнан пребывал с тех пор, как попал на Йаманарру. Вот здесь, сейчас, совсем скоро, быть может, оборвется его жизнь. Он в корчах рухнет к ногам восторженной умащенной толпы, и всему придет конец. Все закончится. Как хотелось, чтобы все скорее закончилось!

Решетка скрипнула, глиняная плошка заскребла о пол, и по камере разлился запах вареного мяса и луковой полбы. Брэнан с отвращением мотнул головой, сглотнув горькую слюну.

Дитя океана, мечник из Танная… Видел бы его теперь мастер Прант. Уж он бы порадовался. Перед внутренним взором встало искаженное гневом лицо, и Брэнан внутренне рассмеялся. Торжествуй, учитель! Твой самый ненавистный ученик, едва помня себя от страха, шагает в глотку бестии. Мог ли ты вообразить более сладостную месть?

Брэнан подтянул колени к груди и опустил на них горячий лоб – смазанная кожа доспехов пахла маслом и поскрипывала. Нет, обычный поединок Брэнана не пугал. Но битва со зверем величиной с сетремский храм Таргато… Вспомнив, скольких трудов стоило уложить молодняк из запруды Келетиса, он вообразить не мог, что кто-либо способен продержаться здесь хотя бы один бой. Гул над головой усилился, и желудок скрутила немилосердная судорога. Так быстро?

Дверь его камеры открылась, впуская стражников-сопровождающих. За их спинами маячил один из устроителей со слугами. Брэнан поднялся и пошагал к выходу, по пути задев ногой миску с нетронутой едой. У решетки ему без лишних слов протянули щит и длинный меч с массивным оголовьем – по широкому листу изогнутого лезвия струились дымчатые полосы, преломляя змеистый рисунок на границе с долом. Отделанная бронзой гарда в свете факелов отливала красным. Круглое навершие представляло собою закованного в бронзовую чешую яшмового дракона, скрутившегося в тугую спираль. Щит тяжелый, прямоугольный с углублением для оружия вверху, обтянули красной кожей и украсили бронзовыми пластинами. И щит, и меч весили немало, но были куда легче тренировочных. Обмотанная мягкой шагренью рукоять не станет ерзать в руке и хорошо вбирает влагу. Брэнан крутнул клинком в воздухе – отменно. Вооружившись, он почувствовал себя куда увереннее.

Служки осмотрели доспех, подтянув ремешки на массивном бронзовом наплечнике. Вниз от него по правой руке шла наборная пластинчатая маника с узором из крадущихся кошек. Ноги защищали фасции* и пристегнутые поверх литые бронзовые поножи, доходившие до ременных сандалий. Широкий кожаный пояс удерживал набедренную повязку с кольчужными вставками. Грудь оставалась открытой, не считая широких кожаных ремней, тянувшихся от оплечья к правому боку.

В сопровождении стражников Брэнан вышел в широкий сводчатый коридор, и шум матия обрушился на него, едва не придавив к полу. Здесь было куда светлее и просторнее, чем в полутемной камере. Стражники проводили его до самой решетки – сквозь прутья виднелась водяная чаша и часть трибун, с уходившими вверх гигантскими ярусами. Тут его препоручили заботам очередного распорядителя в светлом хитоне, скромно стоявшего у самой стены. По ту сторону решетки высились стражники в блестящих нагрудниках и синих плащах с вышитым драконом. Когда придет время, они распахнут перед бойцом створки ворот, чтобы выпустить в чашу.

Отсюда сквозь широкие ячейки прутьев открывался прекрасный обзор на исполинскую утробу матия. У проходов пылали огни, освещавшие водяную арену и зрительские ряды, но их свет постепенно угасал, скрывая под саваном ночи разноцветную волнующуюся толпу. Ему предстоит драться в темноте? Он бросил взгляд на человека у стены, меланхолично взиравшего куда-то вдаль, но передумал спрашивать.

Огонь погас быстро, не дав как следует разглядеть чашу. Люди на трибунах успокаивались, стихал тысячеголосый гомон. В полной темноте, почти не рассеиваемой призрачным светом далеких звезд, казалось, будто матий пуст.

Брэнан вынул левую руку из ремней щита и опустил его на землю. Стражники вытащили факелы из стенных колец и двинулись к центру по проходам, лучами расходившимся от чаши и делившим ярусы матия на сектора. Они кольцом окружили водяное око, отделенное от трибун песчаной полосой с бордюром, и одним слаженным движением окунули горящие головни в воду. В наступившей тишине было слышно, как зашипела вода, пожирая пламя. Мир погрузился в непроглядный мрак – можно было разглядеть лишь кусок неба с крошевом звезд над чернильно-черным ободом матия. В прохладном воздухе пахло затхлой водой, водорослями, и едва уловимым ароматом тысячи благовоний – только он и был свидетелем того, что в матий полон.

Черная тишина длилась недолго – откуда-то слева потянулась нить женского пения, поначалу едва слышного, но постепенно разгоравшегося, подобно занявшемуся от искры огню. Мягко зашелестела под босыми ступнями вода. К первому голосу присоединился второй, третий, четвертый, и вскоре пел целый хор, ввысь несся исполненный торжественности гимн на незнакомом языке. Одни голоса тянулись вверх, другие растекались понизу, вибрируя там с такою мощью, что по телу прокатывался озноб. Стены матия отражали звуки, усиливая их, делая слышными каждому.

А потом к Брэнану стало возвращаться зрение – над громадным зеркалом водяной арены из ночной черноты выскользнули янтарные змейки. Они наливались горячей желтизной, скручивались в кольца, танцуя, расползались во все стороны. Голоса набирали силу, вибрируя в участившемся, равном ритме. Новые змейки выскальзывали из ниоткуда, переливались, пульсировали, разгорались. Совсем скоро света стало достаточно, чтобы разглядеть: в чаше плясали не змеи – по щиколотки в воде извивались обнаженные девичьи тела, покрытые светящимся узором. Громадный костер неистовствовал посреди водяных брызг, вытягивая в воздух тонкие языки. Матий ответил одним слитным вздохом и начал просыпаться – отовсюду неслись вскрики и экстатические возгласы.

Архиспатий поднял взгляд на трибуны: скамьи и лестницы между секторами тоже наливались светом – он, точно в желоба, вливался в нанесенные на камень и мрамор рисунки, постепенно охватывая матий целиком. Узоры змеились повсюду, набухали горячим светом, пульсировали, горели. Зрители поднимали руки к небу и кричали. Танцовщицы в чаше буйствовали, запрокидывая головы и растопыривая пальцы. Волосы вздымались, хлеща по разрисованным телам мокрыми длинными плетями. Матий дрожал и вопил от восторга – казалось, еще немного, и он сам пустится в пляс. Сердце архиспатия молотом ухало в грудной клетке. Посреди этого огненного рева вдруг взвился, располосовав его ножом, высокий женский голос.

– Победа! – вещала невидимый глашатай. – Победа Отца нашего Аммугана над царем бестий Левиафаном, порождением бездны и проклятым зверем! Свет из нутра убитой лунной рыбы вещает вам – победа!

Толпа взвыла, приветствуя радостную весть.

– Свет матиев согласен свету маяков нашей благословенной родины, готовой принять в свои ласковые объятия любого странника. Стужа отступила, отступили холодные ветры, унеслись прочь стылые волны от наших берегов! Аруна принесла с собой теплые воды, согретые дыханием Великого Дракона. Возрадуйтесь!

Восторженные вопли сотрясли матий.

– Храмы чистоты, обители Феррида и их верные служительницы омоют свои тела в весенних водах и освятят чаши матиев для справедливого боя порождений бездны со слугами Дракона.

Юные жрицы как одна рухнули в чашу, смывая с нагих тел краску. Золотые змейки засветились в темной воде, заскользив прочь от жриц. Зрители рукоплескали купальщицам, а те, омывшись, покинули чашу – их тела в свете матия казались восковыми. Брэнан вдохнул, только теперь сообразив, что на какое-то время позабыл дышать. Гости Звездного острова готовы платить любые деньги, чтобы увидеть подобное, и неудивительно. Сам он до сих пор знал о танцах лишь понаслышке. Но и не предполагал, что наблюдать всю эту красоту ему доведется из-за решетки…

Женский голос уступил место мужскому. Не иначе, дали слово распорядителю торжества – отсюда видеть главную трибуну Брэнан не мог.

– Жители Змеиного архипелага, сыны и дочери Йаманарры, гости! Великий Дракон продолжает хранить наш покой, ниспослав нам знак своего благоволения в извечно золотом свете. Наступило, наконец, то время, когда мы воочию убедимся в его силе благодаря мастерству лучших бестиариев. А наши инициаты, готовясь стать полноправными династами, да будут благословлены победами своих бойцов, отдающих жизни во имя Аммугана!

Крики и новые аплодисменты. Столько же выспренности в этих речах, сколько и лжи – бойцы мрут здесь только потому, что они рабы, а любой из сидящих в расцвеченных огнем ложах, скорее сожрет свою руку, чем осмелится выйти один на один с чадом бездны. Брэнан всадил меч в землю и отер вспотевшую ладонь о голый бок.

– В этом году жителей и гостей славного города Эдевка почтили своим вниманием две многоуважаемые персоны. Верховный адепт Эвмахий…

Трибуны ответили радостными возгласами и рукоплесканиями.

– Во все дни бестиаты зрителей нашего матия по древней традиции будут охранять силы морских Твердынь.

Очень жаль. Возможно, у него оказалось бы куда больше шансов выжить, доберись зверь до тех, кто заполняет трибуны…

– Второй гость спустился к нам с Хребта Аммугана и проделал немалый путь, чтобы среди прочих городов кольца отдать предпочтение Эдевку и порадовать его жителей своим присутствием. Хранитель оракула Йаманарры, Верховный Зрячий Аспис!

Второму почетному гостю досталась своя доля громогласных приветствий. Брэнану же эти громкие титулы ни о чем не говорили – жителям таких отдаленных мест, как Сетрем, не было дела до знаменитостей столицы. Впрочем, и знаменитостям до них – тоже.

– Приветствую славный Эдевк с началом бестиаты и нового года, – пронеслось над примолкшей толпой. Голос стелился мягко, вкрадчиво – перед глазами тут же всплыла костистая фигура в развевающихся одеждах. Брэнан мог бы поклясться, что слово взял тот самый смахивающий на змею человек, которого он видел во время дневных торжеств.

– Я покинул своды храма не по своей воле, хоть и рад находиться среди вас, добрые горожане и гости Змеиного архипелага. Хранители оракула не смеют надолго покидать стены обители, ибо все труды их направлены на радение за судьбы родины. Взгляды их устремлены внутрь, в ее недра – туда, где бьется огненное сердце.

Матий снова будто вымер – зрители внимали словам Асписа, вытягивая шеи и раскрыв рты. Видимо, этот человек здесь и впрямь редкий гость.

– Прежде чем начнется священная бестиата, мой долг – пересказать вам слова оракула, на прошлой деке отверзшей уста для послания всей Йаманарре, всему архипелагу. Внемлите.

Брэнан и сам невольно затаил дыхание.

– Оракул речет: «Грядут шторма. Примите кормчего, что оседлает водяного зверя».

Тишину сменил легкий ропот – толпу прорицание удивило и смутило. Архиспатий мотнул головой и нахмурился. Маур знает, что могут означать подобные речи и как их растолковывать, но угроза в них читалась безо всякого труда.

– Не стоит бередить себе сердца, – вновь замурлыкал голос. – Разве мог я утаить от вас оракул? К тому же, весть не так уж и черна.

– Аспис прав, добрые горожане, – надрывался устроитель. – Вокруг вас знаки, это подтверждающие. Оглянитесь – все сияет светом Аммугановой победы. Жрицы чистоты никогда не ошибаются, не ошибается и требуха выпотрошенной на закате лунной рыбы. Дракон хранит нас!

– Прислушайтесь к разумным речам, прислушайтесь, – воззвал Зрячий, и этими словами ему удалось смирить разволновавшуюся толпу. – В них много правды. Беда возможна, но внемлите второй части оракула: «Примите кормчего, когда он придет. Откройте ему сердца и будете спасены».

– Кто этот кормчий? – выкрикнули со скамей, и вопрос подхватили сотни глоток.

– Узрите его вашими сердцами и душами. И не перечьте делам его, ибо они праведны и угодны Аммугану. Судьба будет вести его, а Судьбе подвластны даже Драконы! Оракул зрит далеко. Не печальтесь раньше срока, веселитесь и приветствуйте новый день, но придет время – подготовьте себя.

– Не с лучшими вестями к нам спустился Аспис, – раздалось с трибун.

Брэнан пробежался взглядом по переполненным рядам – и впрямь нерадостные новости для Звездного острова. Он очень мало знал о йаманаррском оракуле и понятия не имел, правдивы ли предсказания, но народ на трибунах разволновался не на шутку, а значит, его словам верили. Жаль, он, скорее всего, не доживет до падения гнилого плода. А этот кормчий… он не достоин звания героя, если собирается спасать Йаманарру от напасти, какой бы страшной она ни была.