Дизайнер обложки Лилия Чумовицкая
© Александр Чумовицкий, 2018
© Лилия Чумовицкая, дизайн обложки, 2018
ISBN 978-5-4490-5732-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Вместо предисловия
чистосердечное признание
- В мире есть много прекрасных сюжетов:
- и у прозаиков, и у поэтов,
- и у народных сказителей… – страсть
- как же их хочется взять да украсть!
- Если из многого взять понемножку
- и не взаправду, а так, понарошку,
- строчки смешать, то получится он —
- не плагиат, а законный центон.
- Или не строчки взять, а персонажей —
- не насовсем даже, речь не о краже —
- и отпустить их гулять в интертекст.
- Сами вернутся, когда надоест.
- Авторы и не заметят пропажу,
- ну, а читатели весело скажут:
- «Это не вор, это постмодернист —
- хоть без таланта, но в помыслах чист».
- Так, безусловно, не станешь поэтом,
- но и никто не осудит за это.
И прозаиком таким способом тоже, само собой разумеется, не станешь.
Кстати, некоторые почему-то думают, что в прозе классический центон – то есть, такой, когда отсебятины не вставлено ни единого словечка, практически невозможен.
Но они заблуждаются. Если бы у нас сейчас была дискуссия, я бы доказал.
Берём, к примеру, один известный роман…
Теперь берём другой, не менее известный…
Вуаля! Лёгким движением курсора и клавиш из двух Степанов у нас получается один, несмотря на утверждение о том, что только все счастливые Степаны похожи друг на друга, а каждый несчастный Степан несчастен по-своему.
«…Всё смешалось в доме Облонских. На третий день после ссоры князь Степан Аркадьич проснулся не в спальне жены, а в своем кабинете, на сафьянном диване.
Если бы Степе сказали бы так: «Степа! Тебя расстреляют, если ты сию минуту не встанешь!» – Степа ответил бы томным, чуть слышным голосом: «Расстреливайте, делайте со мною, что хотите, но я не встану».
Он повернул свое полное, выхоленное тело на пружинах дивана, как бы желая опять заснуть надолго, с другой стороны крепко обнял подушку и прижался к ней щекой.
И тут он вспомнил вдруг, как и почему он спит не в спальне жены, а в кабинете; улыбка исчезла с его лица, он сморщил лоб, чувствуя, что похмелье дарит его новым симптомом: ему показалось, что пол возле кровати ушел куда-то и что сию минуту он головой вниз полетит к чертовой матери в преисподнюю.
«Ах, ах, ах! Ааа!..» – замычал он, вспоминая все, что было.
Тут ему так ударило в голову, что он закрыл глаза и застонал… Он хотел позвать домработницу Груню и потребовать у нее пирамидону, но все-таки сумел сообразить, что это глупости…».
Ну и, чтобы два раза туда не ходить, сразу – кульминационная сцена с катарсисом и очищающими душу слезами, как положено.
«Утихли истерические женские крики, взволнованные люди пробегали мимо, что-то восклицая. В расстроенный мозг вцепилось одно слово: «Аннушка».
Тут он затрясся от слез и начал вскрикивать:
– Горе-то, а? Ведь это что ж такое делается? … одно колесо пудов десять весит… А? Верите – раз! Голова – прочь! Правая нога – хрусть, пополам! Левая – хрусть, пополам! – И, будучи, видимо, не в силах сдержать себя, стал содрогаться в рыданиях.
Алексей Александрович, увидав слезы Вронского, почувствовал прилив того душевного расстройства, которое производил в нем вид страданий других людей, и, отворачивая лицо, он, не дослушав его слов, поспешно пошел к двери.
– Нет, не могу больше! Пойду приму триста капель эфирной валерьянки!
Алексей Александрович подал ему руку, не удерживая слез, которые лились из его глаз».
Тот, кто, прочитав это, не счел себя оскорбленным в лучших чувствах, не закричал, швыряя эту книжку: «В печку её!», – может без опаски читать её и дальше. Даю честное слово, что там далеко не всё так цинично.
Да и настоящих, по всем правилам, центонов там совсем немного, прямо скажем. Ведь правила гораздо интереснее нарушать, чем соблюдать.
Зимнее
Февраль. Чернила. Слёзы. Слякоть…
И повторится всё, как встарь:
поэт в России должен плакать,
взглянув с утра на календарь.
- Мело, мело, несло пургу
- во все пределы.
- Сидела птичка на лугу,
- в снегу сидела.
- И всё терялось в снежной мгле.
- И снова, снова
- к несчастной птице по земле
- ползла корова.
- Неотвратимая, как рок,
- корова кралась.
- Взлететь из-за скрещенья ног
- не удавалось.
- Босые пальцы на снегу
- свело тревогой:
- сейчас ухватит за ногУ!
- Или за нОгу?
- Не бойся, птица, всё пройдёт,
- тужить нам рано.
- До свадьбы рана заживет,
- любая рана.
Весеннее
Баллада о внутреннем сурке Финдлее
- С моим сурком вчерашний день
- мы вышли со двора.
- Сказал сурок, увидев тень:
- «Весна пришла. Ура!»
- – Еще февраль, не вышел срок!
- «Ты враль!» – сказал сурок.
- – Ступай домой и выспись впрок!
- «Не ной!» – сказал сурок.
- «Журчат ручьи, кричат скворцы…», —
- твердил он, как урок.
- «Грачи летят во все концы!», —
- присочинил сурок.
- Напомнил об апрельском пне…
- И я сказал: – Ах, так?
- За это не сурок ты мне —
- мармот ты и байбак!
- А, ну-ка, быстро марш в кровать,
- поговорим весной!
- И сам отправился поспать,
- а мой сурок со мной.
Летнее
(Слова – так себе, зато музыка очень хорошая – Оскара Фельцмана)
- Вышла Татьяна на берег Дуная,
- бросила мячик в волну
- и заревела. Зачем? Я не знаю:
- мячик же не утонул!
- Мячик в реке увидала собака
- со своего бережка.
- Вслед ей суровый Герасим не плакал,
- разве что всхлипнул слегка.
- Дальше видна нам такая картина:
- вечером, в дождь и грозу
- плюхнулась с берега к ним Катерина,
- наспех смахнувши слезу.
- Мячик, Муму и Кабанова Катя
- плыли недолго втроём,
- спьяну рыдая, подбросил им: «Нате!», —
- Стенька княжну в водоём.
- Плачет Полоний: «Куда же ты, дочка?»
- Тише, Полоний, не плачь!
- Крепко вцепилась Офелия в бочку —
- бочка надежней, чем мяч.
- Славный корабль омулёвая бочка!
- В бочке – царевич Гвидон.
- Здесь ради рифмы поставим мы точку,
- Хоть не последним был он.
- …… … … … … … … ……
- …… … … … … … … ……
- …… … … … … … … ……
- …… … … … … … … ……
- Столько их бестолку падало в реки,
- столько бежало к прудам…
- Так что тебе я, Татьяна, вовеки
- мячика в руки не дам!
Осеннее
- Летят перелетные птицы
- в осенней дали голубой,
- там девушка, песнь распевая,
- сидит на вершине крутой:
- «Не знаю, что стало со мною,
- печалью душа смущена —
- не нужно мне солнце чужое,
- чужая земля не нужна.
- Далеко-далеко, за морем,
- стоит золотая стена,
- а я остаюся с тобою,
- родная моя сторона.
- В стене той заветная дверца,
- за дверцей большая страна.
- Не нужен мне берег турецкий
- и Африка мне не нужна!»
- И кос ее золото вьется,
- и чешет их гребнем она.
- Вставай, вставай, кудрявая,
- На встречу дня!
Отмороженный малютка
«…или, например, у Н. Некрасова: «Малыш уж отморозил пальцы, ему и больно и смешно…«» (из рецензии на сайте proza.ru)
Вечер был, сверкали звёзды.
На дворе трещал мороз…
По двору, хоть было поздно,
мальчик в санках Жучку вёз.
Вышел из лесу Некрасов,
посинел и весь дрожал.
Он назвал малютку Власом
и к себе в стишок забрал.
Плачет дома мать-старушка
и грозит ему в окно:
«Вот ужо приедет Пушкин —
нас рассудит, всё одно!»
- Вечер был, и не на шутку
- на дворе трещал мороз.
- Шёл по улице малютка
- и тащил с дровами воз.
- «Ну, а где ж твоя савраска,
- почему одна вожжа?»
- «Умерла!» – сказал он басом,
- посинел и задрожал.
- Плакал он, как вырубали
- лес, а следом и отца
- зарубил жестокий барин,
- бросил в дровни мертвеца.
- Вдоль дороги стынут ёлки,
- Наш сиротка весь продрог,
- утащили тятю волки
- прямо с похоронных дрог.
- Много вынес этот мальчик,
- мёрз и мок, плутал в лесу,
- даже заморозил пальчик.
- ковыряя им в носу.
- Сёк его десятник жадный,
- голод-царь его морил,
- но широкий и громадный
- путь малютка проторил.
- Милый плут! Малютка этот
- уморительно был мал…
- Под уздцы рванул поэта
- и быстрее зашагал.
- Так сказал поэту мальчик:
- «Вместе нам судьба теперь.
- Как помянет кто мой пальчик —
- сразу вспомнит о тебе!»
Вор он
Очень вольное переложение Эдгара По
на музыку Алексея Иващенко
и Георгия Васильева (дуэт ИВАСИ)
- Как-то в полночь, в час угрюмый
- полон был я страстной думы:
- «Приходи ко мне, Глафира,
- ненароком, невзначай.
- Мы с тобой за самоваром
- не потратим время даром,
- самовар исходит паром,
- будем пить горячий чай.
- Приноси кусочек сыра —
- в доме нету, выручай!
- Ведь без сыра – что за чай!»
- Ясно помню ожиданье,
- самовара раздуванье,
- в самоваре – очертанья
- тускло тлеющих углей…
- О, как жаждал я рассвета,
- как я тщетно ждал ответа
- на страданье без привета,
- на вопрос о ней, о ней —
- о Глафире, что блистала
- ярче всех земных огней.
- И о сыре, что при ней.
- Я хочу напиться чаю,
- к самовару подбегаю:
- «Приходи скорей, Глафира,
- малость рядышком побудь», —
- ожидая этой встречи,
- повторял я целый вечер.
- И когда собрался в чашку
- кипятка себе плеснуть,
- стук внезапный в двери дома
- мне почудился чуть-чуть —
- Вот и к чаю что-нибудь!
- Но едва лишь дверь открыл я,
- вдруг, расправив гордо крылья,
- перья черные взъероша
- и выпячивая грудь,
- вовсе даже не Глафира,
- а ворона, хоть и с сыром,
- в дом влетела и присела
- на минутку отдохнуть.
- Позабыв мне даже клювом
- в знак приветствия кивнуть.
- Или сыра дать куснуть.
- Взгромоздясь на бюст Паллады,
- что стоял у двери рядом,
- этим сыром собралась она
- уж было закусить —
- то ли поздно пообедать,
- то ль позавтракать так рано.
- И тогда на всякий случай
- я решил ее спросить:
- «Уж не ты ль – моя Глафира,
- без которой мне не жить,
- чаю с сыром не попить?»
- Но во всё воронье горло
- каркнула ворона гордо
- мне в ответ одно лишь слово,
- только слово: «Невермор!».
- Сыр из клюва тут же выпал,
- я схватил его – и выпил
- чашку чаю с этим сыром.
- Каркнула ворона: «Вор!» —
- и с тех пор такого сыра
- не встречал я невермор…
- Очень вкусный был рокфор!
Руна пятьдесят первая, тайная
Руну эту мне Лонгфелло
пел в тавернах Калевалы,
Гайавата наливал нам,
сам весёлый и хмельной.
Пили горькую из кружки,
за здоровье той старушки
Лоухи и этих лохов,
что рыдали над волной…
- Над седой равниной моря
- ветер тучи собирает
- и кораблик подгоняет
- на надутых парусах —
- это парни из Суоми
- у соседей спёрли Сампо —
- ту, что сделал Ильмаринен
- из пушинки лебединой,
- из кусочка веретенца
- и из молока коровы
- и из ячменя крупинки… —
- там еще есть компоненты,
- но перечислять их долго,
- надо плыть домой скорей.
- Между тучами и морем,
- реет Лоухи-колдунья,
- редкозубая старуха,
- к бедрам крылья прикрепив.
- Им летит она вдогонку,
- то бедром волны касаясь,
- то стрелой взмывая к тучам, —
- не освоилась ещё.
- Настигает бабка финнов,
- Сампо с палубы хватает
- и за борт её бросает —
- ту, что сделал Ильмаринен
- из пушинки лебединой,
- из кусочка веретенца
- и из молока коровы… —
- в набежавшую волну.
- Сам могучий Ильмаринен
- испугался и заплакал:
- «Вот утонет, что я создал
- из пушинки лебединой,
- из кусочка веретенца —
- и так далее по списку,
- и тогда у Калевалы
- будет очень много бед».
- Вяйнямёйнен тоже плачет:
- «Утонула в море Сампо —
- та, что сделал Ильмаринен
- из пушинки лебединой…
- В общем, страшный нам урон».
- Тут отважный Лемминкяйнен
- говорит слова сквозь слёзы:
- «Знаю я, друзья, героя,
- что поможет нам в беде —
- изведёт старуху злую
- и со дна достанет Сампо —
- ту, что сделал Ильмаринен… —
- дальше знаете вы сами.
- Про него мне рассказали
- руны в очень странной книжке.
- Он живёт неподалёку —
- там, где наши рыболовы,
- словно пасынки природы,
- раньше невод свой бросали,
- где чернели наши избы,
- как приют убого…“ – „Хватит! —
- тут промолвил Ильмаринен. —
- Лемминкяйнен, ты увлёкся!
- Ближе к делу говори!»
- «Буду краток, извините, —
- согласился Лемминкяйнен,
- просморкался, слёзы вытер
- и по делу так сказал:
- – Есть у этого героя
- из старинной русской сказки,
- как у бога-громовержца,
- удивительный топор —
- этим колуном он даже
- прорубил окно в Европу,
- а потом старух немало
- злых и жадных погубил.
- Порешит и нашу Лоухи,
- а топор закинет в море —
- тот топор умеет плавать,
- значит, и нырнуть сумеет,
- чтобы Сампо отыскать,
- ту, что сделал Ильмаринен…»
- «Знаем, знаем! – закричали
- остальные персонажи. —
- Все мы тоже пели руну
- про чугуевский топор!»
- Перестали финны плакать,
- а над ними в туче Лоухи,
- веселится и хохочет,
- будто кто её щекочет,
- что-то сверху им кричит.
- В этом крике финны слышат:
- «Как же я от вас устала
- чёрной молнией метаться
- взад-вперёд, туда-сюда!
- Прежде чем к специалисту
- плыть, мозгами-то раскиньте!
- Сампо сделал Ильмаринен
- из пушинки лебединой,
- из кусочка веретенца,
- и из молока коровы,
- и из ячменя крупинки…
- Верно? Но такое Сампо
- не утонет никогда!»
«Когда Ульяновск был морем…»
«Liopleurodon rossicus охотится в прибрежных заводях теплых морей Юрского периода, некогда покрывавших территорию современной Ульяновской области»
(с сайта pterosaurus.paleoimperia.ru)
- В воскресный день моя сестра
- сидела у костра.
- Была моя сестра хитра —
- поймала осетра.
- И нет моей сестры умней —
- не съела осетра:
- – Мы поплывем на нём в музей! —
- сказала мне сестра.
- – В большой, красивый красный дом,
- похожий на дворец.
- Живет там Лиоплевродон,
- он вождь нам и отец!
- Из зала в зал переходя,
- там плавает планктон,
- глаза таращит на вождя:
- какой великий он!
- Он был рептилией – такой
- простой, как мы с тобой,
- но с ним воспрянул род морской
- в последний смертный бой.
- Он с детских лет мечтал о том,
- чтобы на всей Земле
- кто был нектон, тот стал планктон,
- прекрасный, как желе.
- И все, кто слушали его,
- те шли за ним вперед,
- вплоть до ракообразного,
- что полз наоборот.
- Далась победа нелегко,
- и вот мечта сбылась!
- До кайнозоя далеко,
- но кончился триас.
Из альтернативной истории
(Или, может быть, это про игровые будни реконструкторов)
- Мы видим город Петроград
- В семнадцатом году.
- Бежит матрос, бежит солдат,
- Вздыхают на ходу.
- Рабочий тащит пулемёт,
- Сейчас он упадёт —
- Его любой из нас поймёт,
- Кто бегал в гололёд.
- Скользят отряды и полки,
- Не удержав плакат,
- Сидят на льду большевики,
- И губы шепчут в лад…
- Вот так мечта и не сбылась
- Рабочих и крестьян.
- Поскольку соль не сыпалась,
- Был дворник в стельку пьян.
«Чего тебе надобно, старче?»
– Подойди на секундочку, рыбка!
– И чего тебе надобно, старче?
– Пуще прежнего старуха вздурилась,
Не даёт старику мне покою.
Уж не хочет она быть крестьянкой,
столбовою дворянкой, царицей…
– Ну, купите тогда, дедуля,
для забавы костюм медсестрицы.
- Приплыла к нему рыбка и спросила:
- «Чего тебе надобно, старче?»
- Ей с поклоном старик отвечает:
- «Есть заказ, государыня рыбка…
- Помнишь, ты присылала студента
- Из строительного отряда?
- По корыту к нему нет претензий,
- Даже стружку потом прибрал он.
- И избу срубил он на совесть,
- Сразу видно, что этот парень
- Топором владеет отменно.
- Да, спасибо, и терем крепкий.
- И по царским палатам тоже
- У заказчика нет замечаний…
- Но неделя-другая проходит,
- Пуще прежнего старуха взбесилась…
- Не даёт старику мне покоя…
- Что мне делать с проклятою бабой?
- Может, снова пришлёшь к старухе
- Ты какого-нибудь студента?»
- Ничего не сказала рыбка,
- Лишь кивнула: заказ, мол, принят.
- Воротился старик с моря,
- А вопрос уж решён радикально.
- «Даже слишком…, – старик подумал.
- – Но зато я теперь свободен».
Так, куда кривая выплывет…
Ехал Грека через реку
сразу после похорон,
вслед с горы свистели раки:
«Не суй руку в Ахерон!»
***
Ехал Грека через реку.
«Рак?» – спросил его Харон.
«Рак», – ответил грустно Грека,
сунув руку в Ахерон.
***
Ехал Грека через реку,
говорит из речки рак:
– Надо, надо тебе, Грека,
руку мыть перед тем, как!
***
Ехал Грека через реку,
вместе с Грекой ехал рак:
– Ох, и ядовит ты, Грека!
– Отцепись уже, дурак!
- Ехал Грека через реку,
- сам веселый и хмельной,
- сунул Грека руку в реку
- и качает головой:
- – Надо, надо умываться
- по утрам и вечерам…
- Здесь, не трудно догадаться:
- рак за руку Греку – ам!
- Всё в нем страшно онемело,
- опустились руки вниз,
- и в распухнувшее тело
- раки черные впились.
- Раки грудь его кусают,
- тянут за руки ко дну,
- и за борт его бросают
- в набежавшую волну.
- Светит месяц, светит ясный,
- невод на песке лежит.
- Безобразно труп ужасный
- посинел и весь дрожит.
- Прибежали в избу дети,
- Тянут, тянут мертвеца:
- – Тятя, вам подарок в сети
- от донского молодца!
- Мчатся тучи, вьются тучи,
- мутно небо, ночь нежна.
- Пригляделись дети лучше:
- – Тятя, это не княжна!
- Мужику какое дело?
- Озираясь, он спешит
- и потопленному телу:
- – Как фамилия? – кричит.
- – Это кто приплыл без спроса?
- Кто велел пугать улов?
- После каждого вопроса
- добавляет крепких слов.
- Молвит тот, сверкнув очами
- И кусая длинный ус:
- – Я не Грека, я – Чапаев!
- А тебя я не боюсь!
- Поступлю с собой я просто,
- Пожалев твоих ребят…
- Взял он саблю, взял он востру
- И зарезал сам себя.
- Есть в народе слух ужасный:
- говорят, что каждый год
- с той поры мужик несчастный
- в ночь урочную поёт.
- Ночь тиха, в небесном поле
- бродит Веспер золотой,
- льется песня на просторе:
- «Чёрный ворон, я не твой!»
Жалостная бушменская песня
- – Черный ворон, что ты вьешься,
- Что ты вьёшься надо мной?
- Ты добычи не дождешься…
- Ворон крикнул: «Надо мной».
- – Что ты когти распускаешь
- Над моею головой?
- Иль добычу себе чаешь…
- Ворон крикнул: «Головой».
- – Ты лети к моей любимой,
- И скажи, что нет другой.
- Ты лети сегодня мимо…
- Ворон крикнул: «Нет другой».
- – Чёрный ворон, брось глумиться,
- Я и так уже в бреду…
- «Не могу! – сказала птица, —
- Я же чёрный какаду!»
Раз морозною зимой…
«Мужчина отбил жену у медведя» (из газет)
- Раз морозною зимой
- по тропинке лесной
- шёл медведь к себе домой —
- не один, а с женой.
- Шли они своей дорогой
- из деревни в берлогу,
- а навстречу им мужик —
- грозен, хоть и невелик.
- Отдавай, кричит, жену,
- достает револьвер.
- А не то как пальну!
- Хенде хох! Руки вверх!
- Тут медведь с испугу вмиг
- на сосну большую влез,
- и теперь с женой мужик,
- а медведь – вовсе без.
- С той поры зимой медведь
- без жены в берлоге спит.
- И доволен он ведь,
- что никто не храпит!
Не читайте детям
Да, задумывалось для них, но что-то с самого начала пошло не так…
- Старый Мазай запирался в сарайчике.
- Чем занимался – не знает никто.
- Бабы судачат: «Да были ли зайчики,
- может, и не было зайчиков-то..»
***
- Если в речке Лимпопо
- воду взять во фляжке
- и, размазав каплю по
- маленькой стекляшке,
- положить под микроскоп…
- Гляньте, убедиться чтоб:
- там живёт нанопотам,
- рыжий и румяный.
- Я его придумал сам,
- не отдам в «Роснано»!
***
- Уронили мишку Тедди
- гималайские медведи,
- повалили прямо на пол,
- панды оторвали лапу.
- Вместо лапы на дорогу
- дали липовую ногу.
- Даже добрый Винни-Пух
- выдал пару оплеух.
- (Прибегал и барибал,
- приводил ошкуя,
- но таких я в стих не брал —
- я их не рифмую!).
- Прочитав, запомни, кроха:
- Бить игрушку – очень плохо!
- Потому что Тедди, дети,
- за хозяев не в ответе!
***
- На горе Арарат
- растет крупный виноград.
- На горе Пиренеи —
- еще крупнее.
- На горе Эльбрус —
- слаще на вкус.
- На горе Сион
- дорогой он.
- На Килиманджаро —
- почти даром.
- На горе Аю-Даг
- раздают так.
- На горе Эверест
- никто его не ест.
- А на горе Тибет
- винограда нет!
***
- Ни за что на свете
- Не ходите, дети,
- По горам в Тибете
- С йетями гулять!
- Станут вас там яки,
- Монахи-забияки
- И другие всякие
- Бить и унижать.
- Не помогут мамы.
- Будете упрямы —
- вас заставят ламы
- Мантры повторять.
- Не балуй! – прикажут.
- За уши накажут —
- Шамбалу покажут—
- Век бы не видать!
- Дети, не ходите!
- Слушайтесь родителей!
- Там вы угодите
- в страшную беду.
- Этому рассказу
- поверите вы сразу,
- подцепив заразу
- прямо в Катманду.
***
- Десять покемонов
- Пошли купаться в море.
- Десять покемонов
- Резвились на просторе.
- Чтобы их поймать,
- Толпа детей нырнула.
- Одна не плачет мать —
- Ей дочь волна вернула.
***
- Эй, покемоны! Вас – миллионы!
- Объединяйтесь, вместе вы – сила.
- Страшен толпой человек со смартфоном
- А в одиночку он – лох и терпила!
- Пятеро – спереди, пятеро – сзади,
- Чтоб не ушел проходными дворами.
- «Слышь, а с какого раёна ты, дядя?
- Это же ты в нас швырялся шарами?»
- Так отжимайте девайс за девайсом
- (Гаджеты тоже в карманах у многих).
- Эй, покемон! Вооружайся!
- Сам превращайся в ловца двуногих.
Считалочка
Десять снегритят взялись сугробы делать.
Сугробов вышло много, но их осталось девять.
Девять снегритят вернуть решили осень,
Один пошел ее искать, а ждать остались восемь.
Восемь снегритят прождали целый день.
Один со скуки помер, и их осталось семь.
Тогда семь снегритят на ужин стали есть
Холодные сосульки, и их осталось шесть.
Потом шесть снегритят устроились поспать.
Один улегся с краю, хватились утром – пять.
С утра пять снегритят, убрав в своей квартире,
Открыли мусоропровод – и стало их четыре.
Четыре снегритенка помчались горку строить.
Крутая вышла слишком – в живых осталось трое.
Трое снегритят пошли в лес по дрова,
Был на троих один топор – вернулись только два.
Двое снегритят слепили вместе бабу.
Остался с ней тот, что сильней. А зачем ей слабый?
И вот вам результат – вновь десять снегритят…
Завтрак при Гастингсе
- В день, когда Вильгельм Нормандский
- флот привёл свой в графство Суссекс,
- он у Гастингса не сразу
- англосаксов бить пошёл,
- а сначала без дискуссий
- он сказал такую фразу:
- «Хлеб ячменный мне невкусен,
- мне с него нехорошо!»
- Про величие момента
- и про славу мировую
- так сказал нормандский герцог,
- почесав рукою бок:
- – По амбарам пометите,
- поскребите по Суссексу
- и сейчас же испеките
- мне пшеничный колобок!
- – Никто, никто на свете, —
- сказал завоеватель
- солдатам на корвете
- и свите на фрегате:
- – Не возразит мне, если я
- наделаю здесь бед,
- когда вдруг даст мне Англия
- ячменный чёрствый брэд!
Ничто не ново под луной
…Луна в вечернем чистом небе висела полная, видная сквозь ветви клена.
Липы и акации разрисовали землю в саду сложным узором пятен. Трехстворчатое окно в фонаре, открытое, но задернутое шторой, светилось бешеным электрическим светом. В спальне Маргариты Николаевны горели все огни и освещали полный беспорядок в комнате.