Мистериум бесплатное чтение

Скачать книгу

МИСТЕРИУМ

Дверь в ничто и во всё

Пролог

Человек не может взять да измениться. Он не может так быстро отказаться от устоев, которые росли, развивались, распространялись в нём, бросая в каждый уголочек сознания свой корешок. Для этого нужно время, и не малое. И самое главное – человек никогда не сможет измениться полностью, даже за тысячу лет. На половину да, но не полностью. В нём всегда останется частичка его самого, частичка настоящего его, та часть души, которая не изменится и через сотни и сотни веков.

Но всё же… всё же бывают в жизни такие невероятные моменты, которые способны перевернуть всю нашу жизнь вверх дном, разорвать рутину повседневности и изменить человека до неузноваемости. Но такие случаи и такие люди очень и очень редки.

Просто не забываете про ту неизменяющуюся часть души.

                         ***

Был дождливый осенний вечер. Весь день, не прекращая лил дождь, словно не из ведра, а из огромных чанов. Златовласая миловидная женщина, лет двадцати пяти кутаясь в махровую шаль и прижимая к груди двух младенцев, торопливо шагала через улочки, то и дело, наступая на лужи. Она прошла мимо ярких неоновых вывесок модных бутиков, перешла через дорогу, почти бегом преодолела не жилую часть улицы и оказалась перед железными воротами. Над воротами была чуть косая вывеска с пожелтевшими от дождя и времени, написанными на ней словами: Приют для бездомных «Тихий Лес». Странное название для приюта, конечно же. Но другого приюта, по близости не было.

Женщина заметила в паре шагов от себя коробку, не больших размеров. Коробка лежала под кустами и была сухая. Она завернула детей в шаль и положила в коробку. Открыла со скрипом железную калитку ворот и вступила на земли приюта. Торопливо преодолела дорогу из потрескавшихся плит, дошла до трёхэтажного дома из красного кирпича. Поставила коробку у крыльца, постучала в дверь, посмотрела в последний раз на своих спящих детей. В глазах её читалась грусть и безысходность. Услышав шаги по ту сторону двери, торопливо удалилась из жизни собственных детей, навсегда.

Дверь медленно отворилась. На пороге стаяла Марила Вишневская, пожилая женщина, лет пятидесяти, с собранными в пучок волосами и проседью. На ней была чёрная юбка-карандаш и белая рубашка с кружевным воротничком, поверх которого она второпях накинула цветастую шаль. Женщина посмотрела по сторонам, ничего не заметила, и хотела было закрыть за собой дверь, но её внимание привлёк шум, доносящийся снизу. Марила Вишневская склонила голову, протёрла шалью толстые линзы огромных круглых очков. И заметила в коробке двух белобрысых младенцев. Девочка спала, смачно посасывая пальчик, а мальчик проснулся и барахтался в огромном бежевом шале. Младенцам-близнецам было примерно по два месяца.

– О! – только и произнесла женщина и подняла коробку.

Вошла в дом, торопливо направилась через коридор в главный зал. Там сидели все преподаватели, живущие в приюте, и пили чай. У детей в это время был тихий час.

– Смотрите, что я нашла, – сказала женщина, ставя на стол коробку.

К ней подошла молодая учительница географии, девушка лет двадцати двух, с длинными тёмными волосами. Щёки её были усеяны веснушками, а на подбородке чернело родимое пятно. Она подошла, стуча каблуками, одетая лимонного цвета платье. Заглянула в коробку.

– Близнецы! – воскликнула она.

– Да, – кивнула пожилая женщина с очками. – Кто-то оставил их, я не увидела кто.

К ним подошёл мужчина средних лет. Волосы у него успели пробиться сединой, на носу была бородавка, но в целом, в своём строгом сером костюме, он выглядел презентабельно.

– А ну ка, может там есть какая-нибудь записка или письмо? – он покопался под младенцами и нашёл маленький квадратный клочок бумаги.

Перевернул его и прочёл следующее:

«Оставляю их на ваше попечение. Мальчика зовут Эмиль, девочку – Севиль. Им по два месяца. Пожалуйста, не разлучайте их, даже на долю секунды. Они этого не любят, особенно Эмиль»

И в самом крайнем углу фамилия: З. Эфендиева.

– Значит, Эмиль и Севиль? – сказала Евангелина Кравчик, географичка.

Марила Вишневская сняла свои очки, протёрла их о край кофточки и снова надела.

– Это значит, что у нас пополнение, – произнесла она. – Даниса, отведи малышей в комнату номер два. А я пойду и запишу их имена и данные.

Даниса Янковская была молодой девушкой лет восемнадцати, только-только поступившая на работу няньки для самых младших. Она послушно взяла коробку с близнецами и вышла из помещения. Направилась через извилину коридоров в комнату под номером два. Там уже спали пять-шесть малышей в кроватках, от двух до двенадцати месяцев. Девушка обвела комнату взглядом. Там было четыре пустых кроватки. И Даниса уложила младенцев, каждого в одну кроватку. Сменила им одежду и памперсы, нарядила в ярко-жёлтые ползунки, так что их, невозможно было различить. Всё это время близнецы спали мирным сном, не подозревая, что их жизнь с мамой окончена и начинается жизнь в приюте.

Через 10 лет.

– Сив, – позвал сестру Эмиль.

Он называл её так с восьми лет, когда прочитал книжку с красочными иллюстрациями про скандинавских богов. Так звали жену Тора.

– У Сив тоже были длинные золотистые волосы, – говорил он сестре, когда она просила его, не называть её так.

Они оба лежали в одной кроватке на втором этаже, в комнате номер восемнадцать, в ярко-красочных пижамах. Кровать стояла у окна. Был жаркий июньский день.

– Да? – сонно подала голос Севиль.

– Осталось совсем немного, – сказал мальчик.

– Чего немного? – не поняла девочка.

– Скоро мы уйдём отсюда, – пояснил Эмиль.

– Да… через… мм… восемь лет, вот, – посчитала по пальцам Сив.

– Я обещаю тебе, что однажды, ты увидишь то, что никто, никогда, и нигде не видел, – призадумался и добавил. – Я покажу тебе безумие. Я покажу тебе Мистериум.

– Мистериум? – переспросила Севиль. – Нет такого места и вообще, такого слова.

– А вот и есть, – упрямо молвил мальчик. – Я видел его в своих снах.

– Это же сны. Они – не правда, – заметила Сив.

Она перевернулась на бок и посмотрела на брата.

– А сны, создаются из того, что мы видим за день, – тоном учителя по психологии, произнёс Эмиль. (Такого учителя у них в приюте не было и в помине.)

Сив тихо рассмеялась, и посмотрела по сторонам. Убедилась в том, что все спят, и она своим смехом никого не разбудила. В комнате номер восемнадцать было три девочки и три мальчика от восьми до десяти лет.

– Правда покажешь? – спросила она.

– Правда, правда, – серьёзно проговорил мальчик. – Мы увидим безумие и сами станем безумием. А потом… потом мы будем счастливы. Счастливее всех на свете.

Глава 1. Ничто и Всё в одном флаконе

Был жаркий сентябрьский день, а солнце припекало словно летнее. Знаете, говорят, что перед тем как рассветать, бывает самая тёмная ночь. Так и с погодой. Перед тем как похолодать, она в последний раз милостиво разрешает погреться на солнышке, лёжа в ещё зелёной траве и слушая мелодию ещё не улетевших на зимовку птиц.

Вот почему все окна приюта «Тихий лес» были открыты. Дети в последний раз резвились на лужайке, после утренних изнурительных уроков. Преподаватели сидели в беседке и попивали чай и неустанно следили за детьми. Среди учителей была и директриса, а также преподаватель польского языка, истории и литературы, Марила Вишневская. А также географичка, физичка Евангелина Кравчик. Презентабельный Радослав Войцеховский – учитель английского, (он и французский преподавал) и математичка Валентина Петровская, толстушка лет сорока с круглым розовым лицом. Она не жила в приюте как все остальные учителя.

Самому младшему в приюте ребёнку было четыре, и звали его Анджей, но все звали его Клюшкой, так как он один раз попал в лоб директору приюта Мариле Вишневской и тем самым сломал ей очки. В приюте было всего двадцать детей, от четырёх до шестнадцати лет и все прекрасно знавали друг друга. Детей было мало, из-за того, что последние десять лет поступило лишь шестеро детей. Десять лет назад число детей достигало сорока. Но тем, кому исполнялось восемнадцать лет, уходили, оставив свой приют, дом детства в мир взрослых проблем.

Последние восемнадцатилетки, два парня и одна девушка покинули приют в прошлом году. Хотя девушка, Августина, осталась в качестве няньки для самых младших. А Даниса повысилась в должности, став учительницей астрономии и природоведения. (Она прекрасно разбиралась в этих уроках и с детства любила астрономию.) В общем, в приюте было десять взрослых. Кроме сидящих в беседке были ещё учитель химии и биологии Анислав Зелинский молодой мужчина лет тридцати с вьющимися светлыми волосами. Он как Валентина не жил в приюте. Все девчонки от одиннадцати, сохли по этому учителю. (Да и Августина тоже.) ещё была училка арифметики и обществоведения Зофия Ожешко, женщина, прожившая полвека, худая и коренастая, но зато в отличной спортивной форме. Её тридцатилетний сын работал лётчиком.

В приюте работали ещё дядя Вась, полностью Валислав Щенкевич. Он был сторожем, учителем физкультуры, и труда для мальчиков, плотником и электриком в одном флаконе. Уроки труда для девочек преподавала Даниса. А также кухарка Владислава Судовская, пожилая женщина похожая на пирожок. Уборкой в приюте занимались кухарка, Августина и Даниса. Да и старшие дети следили за чистотой своих комнат.

Приют был большим трёхэтажным домом, построенным из красного кирпича. Левое крыло, было комнатами детей, а правое – классными комнатами.

В приюте, кроме четырёхлетки Клюшки, было ещё девятнадцать детей. Шести, восьми и девяти летки Натазя, Есения и Гавриил, две десятилетки близнецы Юзеф и Юрек, три одиннадцатилетки Амадей и Лейла с Лидией. Одна лет двенадцати Злата, две тринадцатилетки Рубен и Зарема. Елисей, Валериану и Ирена – четырнадцатилетки. А также подростки лет пятнадцати Шарль, Эмиль и Севиль, и Аниела по прозвищу Мальвина. Мальвиной её называли из-за цвета волос. В прошлом году она втихомолку купила себе в одной из вылазок в город голубую краску и покрасила волосы. Но волосы росли, так что она стала на половину Мальвиной. Досталось же ей тогда от учителей…

И самый старший шестнадцатилетний Люций, короче Юнг. Состав детей состоял не только из поляков. Из имён детей можно было понять, что в приюте есть и русские, французы, украинцы, азербайджанцы и т д.

Конечно иногда, а точнее каждый день, происходили перепалки между детьми, но в целом приют был тихим пристанищем в глуши Кабацкого леса, под стать названию.

Люций был высоким и с хорошим телосложением юношей, с загорелой кожей и рыжими всколоченными волосами. Парень он был не слишком дружелюбным, и если открывал рот, то для того, чтобы проговорить что-то не хорошее по меркам приюта. В приюте ему нравились две девчонки: Аниела (у неё были классные голубые волосы) и Севиль. (у той были классные золотистые волосы) И он пока не мог решить, кто ему больше нравиться, так что подкатывал к обеим, на всякий случай.

Мимо вихрем пронеслись мелкотня – Клюшка с Аназькой, чуть не сбив парня с ног. Тот мрачно на них поглядел. А не догнать их и дать каждому по звонкой оплеухе? Но тут, он заметил двойняшек. Сив выглядела особенно прекрасно в короткой джинсовой юбке и белой футболке. Нет, всё же Севиль красивее. И он решил, что выбирает её. Близнецы сидели у небольшого озера и кидали в водную гладь камни. Юнг подкрался сзади бесшумной походкой и резко отвесил звонкую затрещину Эмилю. Тот, от неожиданности, подскочил на месте.

– Ты что, совсем?! – заорал парень, покраснев как рак.

Люций невозмутимо так посмотрел на Миля.

– Сдрысни в куст Спица, – произнёс он, указывая на ближайший куст.

Эмиль скрестил руки на груди и приподнял светлые брови.

– Это почему же? – осведомился он.

Юнг хотел сказать, чтобы он растворился, и он смог бы поболтать с его сестричкой, но в этот момент заметил Мальвину, с накрученными голубыми локонами, и в ярком голубом платье собственного дизайна и забыл про Севиль. Нет, всё же Аниела была красивее. Всё, это его конкретное решение. Юнг ничего не сказав, развернулся и потопал в сторону Мальвины. Та уселась на другом конце озера с подружками Иреной и Заремой.

– Что это было? – удивлённо спросила Сив, смотря вслед удаляющемуся Юнгу.

Эмиль привёл в порядок свои светлые патлы, и сел обратно.

– Не знаю, – буркнул парень. – Но его надо проучить. Разошёлся тут…

Севиль хихикнула, потянулась и зевнула. Подобрала камешек поувесистее и бросила в озеро.

Эмиль и Севиль были очень похожи друг на друга. Оба – златовласые, взлохмаченные, стройные, с тёмно-карими глазами и загорелой кожей. У обоих были курносые носы, пухловатая верхняя губа, (из-за того, что два передних зуба были крупнее, чем надо) и ямки на щеках, а щёки круглые и розоватые, словно они всегда стояли под морозом.

Сив в свои пятнадцать была не хилых метр шестьдесят, а Эмиль опережал сестру на целых пятнадцать сантиметров. Севиль любила играть на кяманче, (азербайджанский музыкальный инструмент) а Эмиль на пианино. И они прекрасно подходили друг другу в музыкальном плане. Любили устраивать мини концерты для жителей приюта. У них были похожие характерные черты. К примеру, обе заранее могли предугадать настроение другого. Им бывало больно, когда больно другому. И всё, больше в них ничего похожего не было.

Эмиль был умным парнем. В некотором роде замкнутым в себя. Любил поразмышлять без посторонних. У него был более спокойный и расчётливый характер. Он любил в основном наблюдать за другими и тем самым его рассуждения о ком либо, были всегда правдивы, так как он, своими наблюдательскими навыками, мог заметить каждую мимику и чёрточку в вашем лице и с точностью да точки сказать какого вы поля ягода. Он слишком любил свою сестру. Для него существовала она одна, и он готов был горы свернуть для неё. А родители… он старался о них не думать. Они бросили их, бросили Севиль. Можно ли их простить? Почему они бросили их? Где они сейчас? На эти вопросы он и сам не знал ответа.

Севиль была девочка душа кампании. Она любила улыбаться, демонстрируя свои ямочки, всем вокруг, любила смеяться, веселиться и радоваться даже самым маленьким и незначительным мелочам. Если её обидеть, она этого никогда не покажет, а лишь улыбнётся вам в лицо. Девушка эта была упряма как козёл, любила настаивать на своём и всегда верила в прекрасное будущее, потому что, в этом заверял её брат. И самое главное – она была ребёнком. Растил её в основном брат, и она многому набралась у него. Может для других Эмиль и был угрюмым мальчиком, но только не для сестры. Для неё он стал не только братом, но и отцом и матерью. Он вырастил из неё большого капризного ребёнка, не понимающего жизнь как таковой, и очень далёкой от взрослых людских проблем.

Севиль любила мечтать. Особенно перед тем, как заснуть. Она мечтала о доме, маленьком, небольшом, но самом уютном во всём мире. А самым уютным он будет потому, что там будут и их родители. Ей достаточно и одной комнаты с братом. Она мечтала о том, как они будут наряжать ёлку у камина на новый год, как мама будет готовить праздничный ужин, а отец разгребать снег у порога. А потом, потом они всей семьёй будут, есть мамины выпечки, к примеру, плов там, или разнообразные салаты. И станут за ужином рассказывать всякие интересные истории, которые происходили с ними в этот день. А потом, потом она с Эмилем пойдёт спать, и мама поцелует их на ночь. И перед тем как заснуть, Севиль всегда говорила спокойной ночи, обращаясь к никогда ею не виденным родителям. Она чуть ли не каждую секунду думала о них, но у неё никогда не получалось представить их лица. Золотистый цвет волос достался им от мамы или папы? А цвет глаз? А какая была у мамы улыбка?

– Сив, – позвал сестру Эмиль.

– Да? – отозвалась она, встряхнув волосами.

– У меня такое ощущение, что сегодня случиться что-то не поправимое, – признался он.

У Эмиля была такая особенность: предчувствовать. И предчувствия его никогда не обманывали. Если он говорил, что произойдёт что-то хорошее или плохое, то всегда случалось то, что он предсказывал. Он еще ни разу не ошибался. Нет, он не был экстрасенсом или что там ещё бывает. Просто, у него была очень хорошо развита интуиция, (в отличие от сестры) Она никогда его не подводила. Да и, в общем, он был слишком ко всему подозрительным и наблюдательным малым.

– Что, правда? – рассеянно спросила девушка.

– Ага, – кивнул тот. – Сегодня постарайся быть рядом со мной, ладно?

– Ладно, – согласилась девочка. – А как же ночью?

Эмиль призадумался. Что же делать ночью? Он был в одной комнате с Шарлем. А тот был нормальным парнем. Ему можно доверять.

– Тайком проберись в нашу комнату. Будем вместе спать, как в детстве, – наконец нашёлся Миль.

– Ладно. Попробую, – вымолвила она.

– Не ладно, – укоризненно проговорил юноша. – А есть командир.

Севиль хихикнула и встала.

– Пойдём, чем-нибудь перекусим, – обратилась она к брату.

Эмиль тоже встал и потянулся.

– Давай, – согласился он.

Они направились в столовую. Столовая была построена с западной части здания, прилегающая к левому крылу. Столовая была просторным светлым помещением, с огромными окнами и круглыми столами и стульями, разбросанными по всему залу.

Сив уселась у столика у окна. Эмиль направился к кухарке бабе Вале, хлопотавшей у плит, готовя еду на вечер.

– Баба Валь, – позвал он кухарку, облокотившись о стойку и обворожительно улыбнулся, продемонстрировав ямочки на выпуклых щеках, когда кухарка повернулась, дабы узреть посетителя.

– Чего тебе? – недовольно пробурчала старушка, нарезая тонкими кругами морковку. Она хотела испечь морковный пирог.

– Баб Валь, ну дай булочку, а? И чаёк, – попросил парень, пытаясь выглядеть самым милым и невинным ребёнком на свете.

Кухарка искоса поглядела на Эмиля. Тот выглядел самым милым и невинным ребёнком на свете. Умилилась. Она давала себе слово, что не будет попадаться на трюки а-ля милая мордашка, и не раз давала, между прочим. Но каждый раз попадалась.

– Ну, хорошо, – смилостивилась она и положила в белую тарелку целых четыре булочки. Две с маком, две с яблочным джемом.

– И две чашки чая, – напомнил Эмиль. – Если вам не трудно.

– Что и для сестрёнки? – усмехнулась старушка, наливая чай в пластиковые стаканчики.

– Ага, – кивнул юноша.

Поблагодарил кухарку, поставил всё честно нажитое добро на поднос и отнёс к столу, где сидела сестра.

Та похлопала в ладоши, предвкушая вкусные тёплые булочки бабы Вали.

– Две с маком, две с джемом, – сообщил Эмиль, водрузив на стол поднос и уселся сам. – Те, что покрыты белой стружкой – с джемом.

– Мм… повидло какое?

– Яблочное.

Парень взял одну из булок. Это была булка с маком. Откусил не хилый кусок и принялся энергично жевать. Севиль остановила выбор, как и брат на булке с маком. Засунула сперва кончик булки в чай, а потом надкусила, только кусок поменьше. Не из-за того, что она была девчонкой, и надо было соблюдать приличия и всё такое. Просто рот побольше не открывался. Он у неё был меньше, чем у брата. Она не любила заморачиваться всякими девчачьими штучками.

В помещение ввалилось ещё парочку ребят и расселись на соседних столах. Это были модница Мальвина, Ирена по прозвищу Сирена, (из-за голоса у неё было такое прозвище) а рядом с подружками развалился Юнг. Они о чём-то болтали. Люций что-то сказал девчонкам и встал. Подошёл к кухарке и хотел выпросить у той пару сдобных булочек, но у него ничего не получилось. Он раздражительно передёрнул плечами и повернулся на сто восемьдесят градусов. Заметил близнецов и две целёхонькие булочки засахаренные сверху. Развязной походкой и противной улыбочкой на губах подошёл к ним.

– Так, Спица, а не лопнешь от такого количества булок? – осведомился он.

Тот не удостоил Юнга даже взглядом.

– Нет, – сказал он и запихнул остаток булочки в рот.

Хотел было взять следующую, но Юнг с молниеносной быстротой схватил тарелку.

– Я же сказал, лопнешь, – учительским тоном произнёс парень.

– Верни булки, – вставая, проговорил Эмиль.

Севиль тоже встала, поправила кофточку.

– Юнг, – позвала она Юнга. – Это вообще-то не твои булочки.

– Милая Сив, фигуру испортишь, если будешь столько лопать. Я же о тебе забочусь, – елейным голоском отозвался тот.

Мальвина с Иреной заинтригованно следили за нарастающей потасовкой. Кухарка была в этот момент в кладовке и ничего не видела и не слышала и не знала.

– Не смей так говорить с моей сестрой! – крикнул Эмиль, покраснев от злости.

Люций с любопытством взглянул на пацана.

– А то что, заноза кое-где? Ударишь меня? Смотри, а то сегодня поговаривают, страшная ночка будет. Как сестричку не похитила бы, – он ухмыльнулся и добавил. – Как дражайшую Тиону.

Эмиль не сдержался и заехал кулаком по физиономии Юнга. Напал на него, и стал колотить, куда попало. Девочки завизжали, от чего из кладовки выбежала кухарка и ахнула, да охнула.

Юнг пытался отбиться от Эмиля. Он думал, что сможет побить того и превратить в сухомятку, но просчитался. Прогневав Миля, он не подумал, что у того случиться прилив сил.

В столовую вбежали учителя и другие дети. Учитель химии и биологии Анислав Зелинский, схватил Эмиля за шиворот и еле оттащил. Юнга оттащил Радослав Войцеховский.

– Что здесь происходит? – строго осведомилась Марила Вишневская.

– Этот, придурок напал на меня! – вскричал Люций, выплёвывая изо рта кровь.

– Неправда! – заорал Эмиль, всё ещё пытаясь высвободиться из хватки учителя.

Марила Вишневская посмотрела на целёхонького Эмиля, лишь с маленькой ссадиной на щеке. Перевела взгляд на Люция. У того кровоточила щека, виднелся нехилый фингал, под правым глазом и футболка была порвана.

– Так Эмиль, – в конец сказала директриса. – Выходные будешь под домашним арестом. Начиная с этого момента. А также будешь целую неделю помогать сторожу Валиславу, в его работах с шести до восьми вечера.

– Но Марила Вишневская! – возмутился такой не справедливостью провинившийся.

– Так! Немедленно в свою комнату! – тоном, не терпящим возражения, сказала директриса.

И Эмилю ничего не оставалось, как поджать губы и повиноваться.

– А ты, Люций, быстро в медпункт, – велела она после ухода Эмиля.

– Слушаюсь Марила Вишневская, – чопорно проговорил Юнг и вышел из столовой.

Медпунктом заведовала Августина. Медицинская комната находилась на первом этаже правого крыла. Юнгу нравилась Августина, пусть даже та была старше его на три года.

– Манила Вишневская, – подала голос, до сих пор молчавшая Севиль. – Вы несправедливы! – заявила она.

– Севиль! – воскликнула директриса, поражённая до глубины души таким поведением девчонки. – Ты грубишь взрослым?

– Я не грублю. Я говорю правду, – ответила девочка, гордо подняв голову и смотря прямо в глаза пожилой женщине.

– Ох! – только и вымолвила пожилая женщина. – Вы с братом одна лишь головная боль! В каждой передряге только вы!

– Не нравиться, так не держите нас в приюте! – огрызнулась та.

Она никогда не умела вовремя заткнуться и всегда страдала из-за своего языка. Ну не любила она врать. Брат учил её, что надо говорить только правду, и только то, что ты думаешь на самом деле. А не то, что от тебя хотят услышать другие. Для неё, конечно, было странно такое поведение, но всё же, её нервы не из стали. Дети тоже способны злиться. А она ненавидела несправедливость. А здесь пахло несправедливостью.

– Так, юная девушка! В комнату, немедленно! Ты под домашним арестом! – взорвалась Марила Вишневская. Она не любила, когда дети приюта возражали ей и её поступкам.

Севиль ничего не ответила. И с такой же гордо поднятой головой, покинула столовую, словно не она, а они были виновные. Из-за этого её характера многие из девчонок недолюбливали её, и теперь злорадно улыбались ей в спину.

Девушка потопала в свою комнату, на третьем этаже, левого крыла. Комната была под номером двадцать пять. В двадцать шестом была комната Эмиля с Шарлем. Она с силой захлопнула дверь. Комнаты в приюте мало чем отличались друг от друга. Маленькие, простецкие, с одним окном, занавески в цветочек и обои в серо-голубых тонах. Две кровати, каждый у противоположной стены, рядом тумбочка. Один шкаф, с двумя половинками, (у комнаты номер 14, была ещё одна тумбочка, так как там жило целых три девочки) трюмо, с всякими тюбиками, кремами. И каждый ребёнок приюта пытался украсить свою половинку так, чтобы можно было знать, что вот эта половинка – его половинка. (Ванные комнаты и туалет, в каждом этаже были по два: один для девочек, другой для мальчиков.)

Севиль прошлёпала босыми ножками до кровати, (сандалии она сняла у порога) убранной пастелью с пёстрыми рисунками клубник. И развалилась на ней. Кровать находилась на левой стороне комнаты. Свою половинку она украсила вазочкой, которую откапала на чердаке, (на чердак запрещалось ходить) наполнила его водой и поставила туда собранные в саду розы, всех оттенков красного. На стене, на изголовье её постели, среди множества масок, висел на гвозде футляр. Она взяла его, уселась обратно, скрестив ноги. Вытащила из футляра музыкальный инструмент под интересным названием кяманча. Подпёрла инструмент к левой ноге, взяла смычок в правую руку, слега прижала к струнам.

Для того чтобы научиться играть на кяманче, Севиль пришлось потрудиться и немало лет. Когда в пять лет, её с братом спросили, на чём бы они хотела играть, Эмиль ответил, что на пианино. Он видел, как на этом инструменте играли на концерте, который показывали на чёрно-белом телевизоре. Маленькая Севиль ничего не ответила. Сказала лишь, что хочет подумать. Тогда, в кабинете директрисы, был допотопный компьютер и Севиль попросила разрешения найти инструмент, который будет ей по душе. Помогала ей вводить слова одна из старших девочек приюта.

Это после был открыт компьютерный кабинет, которым заведовал Анислав Зелинский. Кабинет был открыт на третьем этаже правого крыла, через шесть лет после этого события.

Так вот, Севиль тогда уже знала, что происходит она с братом из страны под названием Азербайджан. Она досконально изучила эту страну по компьютеру и в отделе музыкальных инструментов натолкнулась на кяманчу. Инструмент ей пригляделся, и она заявила о том, что хочет научиться играть на кяманче. Ей ответили, что учителя, который мог бы научить её играть на этом предмете, нет.

– Не побоюсь этого слова, даже во всей Варшаве, а может быть и в Польше, – тогда ответила Марила Вишневская.

Но маленькая девочка так разревелась, так билась в истерике, что быстренько заказали этот инструмент из рубежа. И через неделю с половиной этот самый инструмент вручили Севиль, и сказали, что научиться она должна сама игре на этой штуке. Немало дней и ночей потратила на это дело Севиль, смотря уроки по компьютеру. Потратила она на это целых восемь лет. Но зато теперь, играла на кяманче, не побоюсь этого слова превосходно.

Она плавно провела смычком по струнам и решила сыграть на азербайджанском музыкальном инструменте английскую мелодию, а точнее «Лунную сонату» Бетховена.

***

Эмиль лежал в своей комнате, прибывая в мрачных раздумьях. Он вспоминал Тиону. Тиона была лучшей подругой Эмиля, кроме сестры. Когда ему было три, она поступила в приют. Двухлетняя девочка, напуганная и беззащитная. С того времени они и дружили все втроём. Но после десяти Эмилю хотелось уединяться с Тионой, болтать с ней обо всём и может, если повезёт, даже за руку подержатся.

Тина была красивой девочкой, худенькой брюнеткой с голубыми глазами, кажущимися огромными на маленьком овальном личике, (у Эмиля с Севиль лицо было треугольное, с заострённым подбородком) Волосы она всегда тайком подрезала до плеч, сколько за это её не наказывали учителя.

В детстве Эмилю всегда снились странные сны, про какой-то несуществующий мир снов, под названием Мистериум, вплоть до двенадцати лет. Он всегда видел одно, и тоже. Как отец и мать исчезают один за другим за какой-то непонятного цвета дверью. И он всегда шёл за ними, но никогда не мог найти их в том мире.

Он верил в этот мир и в то, что его родители там. Он рассказывал об этом, только Сив и Тине. Они верили ему. Особенно Севиль. Она верила, что там они найдут маму с папой и смогут привести в этот мир обратно.

Но однажды, одним дождливым осенним днём, Тиона пропала. Произошло это года два назад. Вечером, они играли в шарады, а после каждый пошёл спать в свою комнату. Они были соседние. Тина тогда жила с Сив. Все сладко спали, и внезапно Севиль подняла тревогу, что Тионы нет. Девочка уверяла всех, что Тина спала на своём месте. И она вздремнула. Точно не знала, но, кажется не прошло и пятнадцати минут, она повернулась на другой бок, случайно открыла глаза и заметила, что Тионы нет. Она клялась, что не слышала ни одного шороха, или даже скрипа. А чтоб открывалась дверь, тем более.

Двери в приюте страшно скрипели, да и все половицы тоже. Если ночью открыть дверь, то и спящий на первом этаже узнавал об этом.

Обыскали тогда весь дом. Полиция тогда, заявилась рано утром и обыскала весь лес, и даже окраинные территории. Они нырнули даже в озеро. А вдруг утонула? Но ничего. Её не нашли. Прошло три месяца, и полиция окончательно сдалась. Объявила Тину без вести пропавшей. Но Эмиль искал её целый год. Он не сдавался. Он собственноручно, тайком сбегал в лес и обыскивал всё то, что можно было обыскать. Добирался до соседних кварталов, и даже на много миль дальше. Его даже один раз поймали и привели к директрисе. Та разгневалась от того, что он шляется, бог знает где.

– Я искал Тиону. – ответил он тогда. – Вы отказались от неё, но я нет.

И больше никто его ни о чём не спрашивал.

Но настало время, и Эмиль сдался. Подруга детства, его первая невинная любовь, пропала навеки вечные. И никто не знал куда. И после этого события он разом перестал верить в чудеса. Он перестал верить в свои сны. Он вдолбил это и в голову сестры. Но окончательно убить в ней веру в чудеса он не смог. Лишь в то, что никакого Мистериума нет, и не было.

Эмиль вздохнул и закрыл глаза. Он начал постукивать пальцами по ноге играя ими музыку Бетховена, ту же самую, что играла прямо сейчас его сестра. Они всегда чувствовали настроения друг друга. И Севиль играла «Лунную Сонату» потому, что брату захотелось её сыграть. Хотя она не понимала, что хочет этого именно он. Но она тоже, как и брат любила музыку Бетховена.

Эмиль всегда начинал играть на невидимых клавишах, когда ему было грустно или плохо. (Пианино находилось на первом этаже и не получалось каждый раз играть на нём.)

Вообще у двойняшек было много мелких привычек и хобби. К примеру, Севиль любила, перед тем, как съесть булочку или печенку или конфетку разницы нет, даже торт, сначала засовывала в чашку с чаем или соком, и лишь потом съедала. И при этом всегда пачкала одежду крошками и каплями чая. Ей всегда говорили, мол, ты же девочка, будь аккуратнее. А она лишь махала на них руками и продолжала делать то, что хотела делать. А именно засовывать печенье в чай. Или же она была ярой поклонницей клубники. Могла тоннами поедать клубнику и не насытиться. Она любила, перед тем как есть тот или иной овощ или фрукт, подносить его к носу и нюхать. У неё было странное хобби: она любила собирать маски. Она тратила на них все свои карманные деньги, сама их мастерила из подручных материалов и часто разгуливала в них по всему приюту.

Кроме как стучать пальцами по невидимым клавишам, Эмиль привык носить только клетчатые рубашки или кофточки. А также, когда сильно над чем-то раздумывал, морщил нос, а когда делал что-то сложное, высовывал кончик языка, (так и Сив, делала) Когда играл на пианино, то закрывал глаза, и всё вокруг для него пропадало, меркло перед музыкой. Существовали лишь его пальцы, клавиши, да мелодия которую он создавал. Он привык, когда не верил собеседнику, склонять голову на бок. (а он, часто не верил собеседнику, ведь ему было легко распознать ложь или правду) Он любил выходить зимой на улицу и ловить языком снежинки. (это любила делать и Севиль) И у него тоже было хобби: он обожал шляпы. Если Севиль тратилась на маски, то он тратился на шляпы. У него их собралось штук двадцать. Труд последних шести лет. Некоторые он находил на свалках, некоторые купил. Один ему связала Сив на уроках вышивания.

Он постукивал пальцами по колену, думая совсем о другом. Он думал о том, что осталось совсем немного. Им исполниться восемнадцать лет, и он заберёт свою сестру далеко, далеко, и он сделает её самым счастливым человеком на свете. Он будет много работать и зарабатывать много денег, чтобы Севиль могла, сколько её душе угодно, покупать маски и клубник. Она будет счастлива, а значит и он будет счастлив.

Всё это время, прожитое в приюте, он старался заменить ей и мать и отца. Но на самом деле, он был всего лишь пятнадцатилетним мальчишкой, на пять минут старше сестры. Но он слишком сильно любил Севиль, и не представлял без неё ни секунды своей жизни. Кроме неё у него ничего и никого не было. И если с ней вдруг что-то случиться, то он… он… нет, об этом даже думать не стоит. Пусть всё плохое, что может случиться с ней, случиться с ним. Она должна быть счастлива и точка. Лишь так он тоже сможет быть счастливым.

Раздумывая над всем этим, Эмиль даже не заметил, как стемнело. Он посмотрел на настенные часы, висевшие над дверью. В этот самый момент тоже самое сделала и Севиль. Было восемь часов вечера. Через час в комнату вошёл Шарль. В этот момент Эмиль перечитывал историю музыки семнадцатых-восемнадцатых веков. Читал он её только тогда, когда его наказывали. И если честно, то он мог бы пересказать всю историю музыки семнадцатых-восемнадцатых веков наизусть, ни разу не поглядывая в содержимое книги…

– Как Севиль? – спросил юноша, не поднимая взгляда от книги.

Шарль стянул с головы футболку, швырнул на кровать и сел на стул. Шарль был светловолосый мальчик-романтик, с чуть длинноватым носом, характерным для некоторых французов, и россыпью веснушек на щеках. И худой, как щепка. В приют он попал в трёх годовалом возрасте и славился под прозвищем Шарль-Марль, или же просто Щепка.

– Она после тебя, как всегда, язык не прикусила, – отозвался Щепка.

Эмиль отложил книгу и вздохнул, потёр пальцами глаза, наморщил нос.

– Ах, Сив, никак не могу ей втолковать! Тоже наказана?

– Да, – кивнул Шарль.

Встал, открыл свою половинку шкафа, извлёк оттуда чистую одежду и полотенце.

– Я в душ, – бросил он и вышел из комнаты.

***

Севиль отложила кяманчу, сунула его в футляр и повесила среди масок на стене. Маски она расклеила по всей стене. Ну а где ещё ей их держать? Решила принять душ. Наказание, наказанием, а душ они не могут ей запретить. Через сорок минут она вернулась в комнату. Там сидела, скрестив ноги, на кровати, в цветастой пижаме Зарема. Она любила всё цветастое. Это была девчонка с бледной кожей и раскосыми глазами. Волосы её были длинными, прямыми и чёрными. В руках у неё была тетрадь и ручка. Она что-то туда записывала. Наверное, закорючки всякие рисует, или пишет как она без ума от Шарля-Марля.

Ничего не сказав, Севиль протёрла влажные волосы полотенцем, натянула на себя пижаму, состоящую из маечки и шортиков, из шёлковой ткани и кружевной вышивкой по краям. Пижама была сиреневого цвета с изображениями маленьких клубник. Залезла в постель, накрыв себя с головой одеялом. Всё-таки осень, холода. Особенно ночью. Через четверть часа Зарема отложила тетрадь и ручку, подошла к двери, выключила свет и тоже легла, натянув одеяло до самого подбородка.

Сив зевнула и перед тем как закрыть глаза и заснуть, пожелала никогда ею не виденным родителям спокойной ночи. Было десять тридцать ночи. Севиль и Эмиль ещё не заснули, хотя крутились в постели не первый час. Они оба ворочались с бока на бок, и получилось-таки заснуть через добрых два часа. Эмиль не засыпал, потому что думал о том, почему его сестра до сих пор не явилась. Заснул он в ожидании её прихода. Севиль не засыпала так долго, потому что пыталась вспомнить что-то, но не могла. Она точно что-то забыла, но вот что не знала. И так и заснула не вспомнив.

Три часа ночи. Севиль резко распахнула глаза. Она вдруг вспомнила, о чём забыла. Она же обещала брату, что придёт! Тот, наверное, волнуется. Она тихо, стараясь не шуметь (а потому кровать злорадно заскрипела) встала на цыпочках направилась к двери, на ходу чуть не перевернув всю мебель в комнате, надела шлёпки. Слава богу, Зарема спала как убитая. Распахнула дверь и вышла, тихонько её затворив. Странно, но дверь не скрипнула, не издала не единого шума, а закрылась, словно вообще не открывалась. Девушка медленно подкралась к соседней комнате под номером двадцать шесть. И хотела было занести руку на ручку двери, но замерла. Её слух уловил какой-то шум. Она прислушалась. Звуки были какие-то странные, чарующие, словно кто-то не то выл, не то пел. Интересно, кому не спиться в это время? Севиль стало очень и очень интересно. Но самое главное то, что она не смогла понять то, что шум этот привлекал её слух. Ей хотелось пойти к его источнику. Она оглянулась по сторонам, на цыпочках подбежала к лестнице, бесшумно спустилась на второй, а потом на первый этаж. В коридоре свет не горел, а лишь через окна пробивал лунный свет. У Севиль получилось преодолеть такой длинный путь, довольствуясь лишь лунным светом, без единого шума, ни скрипнув, ни одной ступенькой или доской. Поверьте, это было невозможно. Чтобы вытворить такое, нужно было иметь сверх способности, или же уметь летать, а девчонка не могла ни того, ни другого. Но Сив, не обратила внимания на этот странный факт. В любое другое время, может и обратила бы, но не сейчас.

Сейчас её привлекал и увлекал за собой странный непонятный шум. Она тихо, с чувством взломщика сейфов, открыла замок на парадной двери и вышла в прохладу осенней ночи. Вдохнула поглубже ночного воздуха, аж в носу защекотало, и поёжилась. Надо было надеть что-то потеплее. Но возвращаться было лень. Да и вдруг кто-то заметит? Шум исходил от озера. А озеро находилось на заднем дворе. Севиль обогнула здание, подошла к озеру. И замерла.

Прямо на поверхности водной глади у самого берега стояла, а точнее лежала дверь. Порог её упирался о берег. Дверь была тёмная, но какого-то не понятного оттенка. Точно, какого цвета именно была дверь, Сив, не поняла. Наверное, не для её человеческих мозгов цвет этой двери, подумалось девчонке. Она с опаской подошла к берегу, вытянула шею, дабы получше разглядеть дверь. Интересно, кто её сюда кинул? Дядя Вась что ли? Но зачем? Шум исходил от двери. А точнее из-под двери. Какой-то вой, словно выл сам ветер бесконечности на просторах пустыни. И делал он это очень даже мелодично. Прям сиди и слушай до скончания времён.

Внезапно что-то с силой стукнуло по ту сторону двери. Севиль аж подскочила от страха и попятилась. И тут дверь с тихим скрипом, медленно стала отворяться. Она открылась, шлёпнувшись о воду. Севиль опять подошла, думая увидеть в проёме плескающуюся мутную воду. Но очень сильно ошибалась в своих рассуждениях. Там клубилось Ничто. И Всё. Нет, не чернота, а именно ничто, одновременно со всем. Ничто и Всё в одном флаконе. Представить это невозможно человеческому мозгу, но именно это видела в проёме двери с непонятным цветом Сив. Девушка нагнулась, чтобы лучше разглядеть, что же там в проёме. Что-то опять стукнуло, и Севиль вздрогнула всем телом, не удержалась на ногах. И головой вперёд, вопя во всё горло полетела в Ничто и во Всё.

Глава 2. Город Лучей

Эмиль.

Было примерно три десять ночи. Эмиль резко распахнул глаза и сел в постели. Сердцебиение участилось. Он пошарил рукой постель. Севиль не пришла. Что-то не так. Он чувствовал это. Чувства его никогда не обманывали. Сестра никогда не ослушивалась брата. Ну, может и ослушивалась, но только не в таких случаях. Он встал, вышел из комнаты, натянул на ноги кеды, стоящие у порога. На юноше были клетчатые пижамные штаны и чёрная футболка. Он подошёл к соседней двери и легонько открыл её. Но, даже не взглянув на кровать сестры, хотя было довольно темно, хоть глаз выколи, он понял, что её там нет. Интуиция его никогда не обманывала. А свою сестру он знавал очень и очень хорошо, а с неё будет выкинуть что-нибудь эдакое. Тихонько затворил дверь и стремительно спустился вниз. В отличие от сестры, он сразу приметил тот факт, что ни лестницы, ни половицы, ни пол под ногами, абсолютно ничего ни разу не скрипнуло. Здесь что-то не так, промелькнуло в его нормально и логически мыслящей голове. Он увидел открытую щеколду, и сердце его бедное ухнуло куда-то вниз, в самые дебри земли. Он вывалился на улицу и только сейчас обратил внимание на странный гул, не то кто-то выл, не то пел. Шум доносился позади дома. И что-то говорило Эмилю настойчивым назойливым шёпотом, что Севиль направилась за этим странным пением ни то ветра в просторах пустыни, ни то водных глубин.

Он направился туда. Живот не хорошо так заурчал. Он, кроме булочки, съеденной днём, ничего толком не ел. Вот, показалось озеро и что-то странное на его поверхности. Эта была дверь. Дверь непонятного оттенка. И дверь была распахнута. Эмиль подошёл к ней вплотную и узрел клубящееся ничто и всё. Он сглотнул. Инстинкты вопили во всё горло, чтобы он бежал, куда подальше от озера. Кажется, у инстинктов началась истерика, и случился нервный срыв. Но парень отчётливо осознавал, что его сестра там, неизвестно где. Может, она уже мертва? Или жива?

Задаваться вопросом и удивляться почему в открытом проёме не вода а что-то непонятное, а точнее Ничто и Всё, (Эмиль прекрасно понимал про невозможность этой мысли, но факт оставался фактом. Он видел именно Ничто и Всё.) не было ни времени, ни сил, ни хотения. Если его сестра мертва, то зачем ему жить, удивляться или ещё что-то жизненное? Она была не просто его сестрой, она была его половинкой, лучшей половинкой, они дополняли друг друга как две половины одной монеты. И теперь без неё нет и его.

Эмиль сделал глубокий вдох. Конечно, он боялся. Как здесь не бояться то? Он не герой, но сестра важнее любого страха. И парень, широко открыв глаза навстречу неизвестному, сделал шаг вперёд и пропал в клубящемся Ничто и Всё.

Лишь утром была замечена пропажа двух детей. Сигнал тревоги был поднят Шарлем и Заремой одновременно. Их искали везде, но не смогли найти. Все следы найденные полицией вели к озеру, но на береге обрывались. Под водой ничего не было, над водой – тоже. Ещё два ребёнка пропало без вести, но поиски должны продолжаться.

                         ***

Эмиль барахтался непонятно в чём, его куда-то заносило. Он пытался понять, куда попал, но все его старания были тщетными. Попытки встать, сесть, или ещё что, были невозможны, так как не было понятно, где верх, где низ, а где вообще пространство в самом настоящем смысле этого слова. Он просто летел или плыл или всё-таки стоял на одном месте? Внезапно в глаза ударила вспышка фиолетового цвета, и через секунду его буквально выплюнуло из проёма двери. Эмиль рухнул на влажную землю. Было темно, где-то вдалеке занимался рассвет. Земля под ногами была мягкая, её покрывала какая-то странноватая кремово-зелёная трава. И цветы, с прозрачными лепестками. Парень озадаченно посмотрел на траву, потрогал её, трава как трава, взглянул на дверь, через которую он попал в это непонятное место. Дверь непонятного оттенка вздрогнула и с тихим хлопком пропала. В буквальном смысле – пропала. Только что она была здесь, перед его очень даже не плохо видящими глазами, и вдруг, её нет.

– Что за… – пробормотал Эмиль, встал и повернулся.

– Ну что, хмырь, оклемался? – поинтересовался Кровожадный Джек, но Эмиль ещё не знал что перед ним Кровожадный Джек.

Кровожадный Джек был кровожадным мужчиной, с грязной козлиной бородкой, не высокий и худощавый. Лицо его было испещрено шрамами и глубокими морщинами. Бесцветные глаза смотрели с интересом и кровожадностью. Рядом со стариком стоял паренёк лет двенадцати с фиолетовой копной волос и такого же цвета веснушками на щеках. Глаза были фиолетового цвета. Он что в бочку с краской упал? Эмиль посмотрел по сторонам. Местность была не менее странная, чем фиолетовые веснушки фиолетового мальчика. Деревья какие-то скрюченные, закрученные, расплющенные, а то и вовсе раздутые. Даже были такие, которые висели корнями вверх. Как, не спрашиваете, Эмиль и сам не знал. Просто представьте перевёрнутое дерево и всё. Листья деревьев были в причудливых формах и оттенках, от квадратного, до спиралевидного, от розового до ядовито-красного.

– Где мы? – выдавил из себя Эмиль, даже не пытаясь понять окружающую среду.

Всё равно не поймёт, сколько не напрягай все извилины мозгов. А может он попал на съёмки какого-то фантастического фильма? А дверь была лишь дверью, ведущей в подземный ход? Хорошие у них декорации, словно настоящие… и говорили они на каком-то непонятном языке… Хотя нет, понятном! Он и сам говорил на нём!

– Он ещё спрашивает, где он, сонбес его побери! – удивился Кровожадный Джек, достал из-за пояса увесистый кинжал и принялся им ковырять заусенцы. – Случайно не из… – старик пристально рассмотрел парня с головы до ног. – Хотя их не было больше пятнадцати лет…

– Нет, – поспешно сказал Эмиль. – Я не из… Я просто хотел выйти в другом месте, а дверь занесла меня сюда, и я хорошенько приложился головой.

Эмиль был мастер врать, когда нужно, в отличие от сестры. Её он учил говорить только правду, а сам прибегал к возможностям ложных аргументов. Он мог быстро оценить ситуацию и наврать то, что нужно. Сейчас он понял, что старику не понравиться, если он скажет, что оттуда, не знаю откуда. Эти двое не внушали доверия, чтобы открыть им правду.

– Он врёт, – пропищал паренёк, скрестив руки и презрительно разглядывая Эмиля.

Тот уже понял, что это никакие не съёмки фантастического фильма.

– Думаешь Фиолт? – с сомнением спросил Джек.

– Да, – кивнул Фиолт. – У меня нюх на таких…

– Это Фиолт врёт, – нашёлся Эмиль. – А я – нет.

– Так, так, – протянул Кровожадный Джек. – Заберём его к одноногому, однорукому, одноглазому Сэму. Он знает толк в таких дельцах. Эй, пацан, если тебе житёнка дорога, пойдёшь с нами. В лесу закрученных душ, не безопасно.

Эмиль промолчал. Впереди шёл Кровожадный Джек, потом Ошарашенный Эмиль и замыкал шествие Фиолетовый Фиолт. Они шли по тропинке, вымощенной из каких-то прозрачных или стеклянных, пульсирующих изнутри плит. Сквозь них было видно, как копошатся в почве сахарные муравьи и не спеша ползают мармеладные черви. Скрюченные, перекрученные деревья расступились, и перед Эмилем предстал во всей своей фиолетовой красе странный городок. Как бы мозг и логика не вопили «Такое Невозможно!», Эмиль был человеком, который стопроцентно верил своим глазам и ощущениям. Он понимал и осознавал тот факт, что попал в какой-то невероятный безумный мир, с невероятными безумными жителями. И всё это было каким-то смутно… знакомым что ли?

Дороги в городе были из таких же фиолетовых плит. Дома были деревянные, металлические, стеклянные, водяные, туманные, одноэтажные, а то и бесконечноэтажные, тянущиеся до самого космоса. Было такое ощущение, словно смешали в миксере десятые, шестнадцатые, а то и двадцать пятые и сорок шестые века. От каждого века понемногу.

По улицам ехали повозки упряженные лошадьми. Лошади были красных, фиолетовых, и серо-буро-малиновых оттенков. Были и другие животные совсем фантастических фиолетовых форм. Люди одевались во все оттенки фиолетового. Проезжали мимо машины, и даже радиоактивные ракеты. Тоже в основном фиолетового цвета. Откуда было Эмилю знать, что городок, в который он попал, назывался Город Фиолетовых Истин?

Его отвели в какое-то мрачно-фиолетовое заведение. Здание этого трактира, а это был трактир, готово было развалиться. Сдунешь, и пух и пах! Превратился в прах. Нет трактира больше в мире.

Одноногий однорукий одноглазый Сэм действительно был одноногим, одноруким, одноглазым. Он сидел за стойкой и пил что-то похожее на фиолетовое пиво и сам был готов развалиться в пух и прах. Тыча Эмилю кинжалом в спину, его подвели до этого половинного старикана.

– Эй, одноногий однорукий одноглазый Сэм, – позвал Кровожадный Джек. – Мы к тебе кое-кого привели тут.

– Что? – проскрипел старческим голосом одноногий однорукий одноглазый Сэм.

– Говорю, – прокричал старику в самое ухо Джек. – Что привёл тут кое-кого.

– Кого? – старик поднял голову.

– Кое-кого, – сказал Фиолт. – Вот он.

Одноногий однорукий одноглазый Сэм нахмурил брови. Взглянул, сначала на Кровожадного Джека, потом на Фиолетового Фиолта, а в конце на просто Эмиля.

– Что это за хрыщ в пижаме? – осведомился он.

– Я Эмиль, – представился Эмиль. – И я не хрыщ.

– О… вижу смелый, раз перечишь одноногому однорукому одноглазому Сэму, – присвистнул Фиолт.

Эмиль промолчал. У него иногда, ладно не только иногда, случаются приступы недержания языка за зубами. Как у Севиль.

– Мы хотим знать, откуда он, – подал голос Кровожадный Джек.

– Что? – приложил к уху острый скрюченный кинжал. Он плохо слышал. И да вместо отрубленной руки он приложил не крюк, а скрюченный кинжал.

В полутёмном помещении трактира давно уже никто не болтал. Все молчали. И навострив мохнатые, висячие, а то заячьи уши, слушали. С недобрым таким интересом, пялились на Эмиля. Тот побоялся, что не выйдет отсюда живым. Парень заметил, что абсолютно у каждого посетителя во внешности преобладал фиолетовый оттенок. У кого волосы, у кого глаза, у кого одежда у кого даже цвет кожи. У Кровожадного Джека была тёмно-фиолетовая рубашка, а у одноногого однорукого одноглазого Сэма – фиолетовый скрюченный кинжал вместо руки, фиолетовая повязка вместо глаза и фиолетовая деревяшка, вместо ноги.

– Говорю, откуда он, сонбес тебя подери! – прокричал Джек.

– Что тут непонятного? – удивился одноногий однорукий одноглазый Сэм. – Он из мира живого. Да от него за километр человечиной воняет, – поморщился старикан.

Все ахнули. Эмиль сглотнул.

– Человечина говоришь… – недобро протянул Кровожадный Джек, многозначительно поигрывая кинжалом.

– Что? – спросил половинный Сэм.

Джек от него отмахнулся.

– Ну что ребятки? – спросил он присутствующих. – Кто хочет человечины?

Присутствующие одобрительно загудели, захлопали и даже завизжали. Эмиль насторожился. Всё оборачивалось для него плачевно. Ему надо что-то предпринять и срочно, а то он умрёт здесь и сейчас, даже на миллиметр, не приблизившись к сестре. Так, стоп. Он что прыгнул в тот проём, чтобы его съели? Нет и нет. Парень решительно встряхнул головой. Кровожадный Джек решительно занёс свой кинжал. Фиолетовый Фиолт решительно попятился назад. А вдруг заденет кинжалом?

– Стоять! – завопил на весь трактир Эмиль. – Никто, слышите никто, меня не тронет! Я не для этого прыгнул в эту чёртову дверь. Я хочу найти сестру! Ради неё, если понадобиться, я сожгу весь этот мир к чёртовой бабушке, но найду её! И никто, слышите?! Никто мне, не помешает! – парень перевёл дух.

– Да понятно всё, зачем кричать то? Мы не глухие, – проворчал одноногий однорукий одноглазый Сэм.

– Просто расскажите, где я и как мне найти сестру, – попросил Эмиль.

Все присутствующие как-то разом потеряли к нему интерес и принялись за свои недоедки и сплетни.

– Ну, ну парень, – похлопал Эмиля по спине рукой без кинжала Кровожадный Джек. – Думаю твоя сестра того, к душникам её.

– Чего? – не понял юноша.

– Ну, того, сдохла, померла, копыта откинула, – пояснил Джек.

– Это почему? – возмутился Эмиль.

– Ты лучше на выпей фиопива. – предложил ему бармен, который гном с фиолетовым колпаком.

Он протянул Эмилю фиолетовый напиток.

– У меня нет денег, – развёл руками тот.

– За счёт заведения, – заверил гном, с фиолетовым колпаком.

Эмиль с опаской взял в руки кружку с фиопивом, пригубил. Напиток оказался не плохим, даже очень вкусным, отдалённо напоминал смородину, но всё же с толикой спиртного.

– Спасибо, – поблагодарил он. – Так почему же? – вопрос был обращён к Джеку.

– А потому, – подал голос одноногий однорукий одноглазый Сэм. – Ты – в Мистериуме. Обычному человеку здесь не выжить.

Эмиль чуть было не подавился фиопивом. Он откашлялся, еле придя в себя.

– Где я? – ошарашенно переспросил он.

– В Мистериуме, в районе Фиолетовых Истин, – скучающим тоном произнёс Фиолт, попивая такой же фиолетовый напиток.

– Так… так… это правда? – прошептал Эмиль, обращаясь к самому себе, нежели к собеседникам.

– Что, правда? – не понял фиолетовый мальчик.

– Да, бессонница тебя побери, – сказал Джек.

– Ничего, – бросил Эмиль.

Этого просто быть не может! Все его детские сны были правдой! Он знал, что Мистериум делится на королевство Светлых Снов и королевство Тёмных Сновидений. Но и только.

– А Фиолетовые Истины, в каком из королевств? – поинтересовался юноша.

– Нигде, – встрял одноногий однорукий одноглазый Сэм. – А точнее между двух огней. Наши земли не принадлежат ни одному из королевств. Земли глубокого подсознания.

Значит он где-то посередине? Интересно где сейчас Севиль? Он мало что помнил из своих снов, но надеялся, что его сестрёнка не в королевстве Тёмных Сновидений.

– Знаешь, – внезапно сказал старикан, приблизившись к самому его уху. – Ты мне какого-то напоминаешь. Да точно сонбес тебя побери, напоминаешь!

– И кого же? – без интереса спросил юноша. Он сейчас совсем о другом думал.

– Не знаю, – одноногий однорукий одноглазый Сэм наморщил нос, да и всё лицо. – Помню, в последний раз здесь были люди, женщина и мужчина, пятнадцать лет назад. Хороший мужик был, ты на него кстати похож. Жаль, что оба мертвы…

– О… – промолвил Фиолт. – Великие люди… убиты кое-кем конечно…

– Где же я могу найти сестру? – озадачено спросил Эмиль.

Ему не было дела до мёртвых людей, гуляющих по просторам Мистериума до него.

– В городе Лучей, – опять встрял одноногий однорукий одноглазый Сэм. – Там можно найти ответы на все вопросы у сестёр Прошлое, Настоящее и Будущее.

– Да, да, – кивнул Кровожадный Джек. – Одноногий однорукий одноглазый Сэм прав.

– Но как мне добраться до города Лучей? – нетерпеливо вопросил Эмиль.

– Легко, – сказал Фиолт, щелкнул пальцами и вместе с Эмилем исчез.

– Всё-таки напоминает он мне того человека, – настаивал на своём старикан. – Кажется, его звали Аливан, или Ализан… эх сонбес меня побери, забыл. А девку как? Злута, Злита, Злота? Нет, не помню, – и одноногий однорукий одноглазый Сэм залпом осушил свой стакан с фиопивом.

Эмиль не успел моргнуть глазом как оказался на окраине города Фиолетовых Истин, с северо-восточной стороны. Рядом стоял, невозмутимо грызя ноготок фиолетовый мальчик. Он сплюнул откусанный ноготь.

– Значит так, парень, – сказал Фиолт. – Видишь впереди повозку? – Эмиль кивнул. – Подходишь к ней, просишься подвезти до города. Будь настырным. Дашь слабинку, не повезут. В этом мире только так и выжить можно.

Фиолт щелкнул пальцами и исчез. Эмиль переминался с ноги на ногу, глубоко вдохнул. Поплёлся по прозрачной дороге. Повозка стояла в нескольких метрах от него. Старик неопределённого возраста с фиолетовыми штанами менял колесо телеги. Между прочим, лошадь была лилового оттенка. Грива и хвост – бордового. Эмиль подошёл к телеге. Лошадь искоса поглядела на него. Парню показалось, что в глазах лиловой лошади промелькнуло недовольство.

– Э… дедушка? – неуверенно позвал Эмиль.

– Да? – не поднимая головы, пропыхтел старик.

Он как раз вкручивал последний болт в колесе.

– Вы, не могли бы меня подвезти?

– Нет, – отрезал дед. – Не могу.

Эмиль поджал губы.

– Можете, – сквозь зубы процедил он. – В вашей телеге есть место ещё для одного пассажира.

Наконец старик поднял голову, посмотрел на парня, прищурился и встал. Инструменты закинул в телегу.

– Есть, – согласился он. – Но не для тебя.

Старик запрыгнул на переднюю часть повозки. Эмиль решительно загородил лошади дорогу.

– Либо вы возьмёте меня, либо никуда не поедете. Решайте, – заявил парень, грозно раскинув руки по бокам.

Старик удивлённо взглянул на него, пораскинул что-то в мозгах.

– Ладно, – сдался он. – Садись.

Эмиль торжественно улыбнулся и взгромоздился рядом со стариканом.

– Куда путь то держишь малой? – через десять минут дороги по прозрачным плитам, спросил старик.

– В город Лучей, – ответил Эмиль.

Ему хотелось кушать и очень. Одним фиолетовым напитком не насытишься.

– А я в долину падших звёзд, – сказал старик. – А как тебя зовут то?

– Эмиль, – ответил Эмиль.

– А я Настыр. – представился Настыр.

До города Лучей, от района Фиолетовых Истин, было примерно пять-шесть часов езды. Они проезжали через поля мозговых штурмов и ленивых раздумий, через леса сонных будней, города Ночных Видений и района Дневной Дремоты, через провинцию Памяток и вдоль озера Молчанок.

Весь путь Эмиль думал над тем, чтобы не помереть с голоду. Дорога из прозрачных плит сменилась, став сперва просто обычной земляной, а потом словно ночное небо и дневное, а в конце стало необычайно белого цвета, чуть светящимся изнутри. По мере приближения, перед путниками вырастали стены города Лучей королевства Светлых Снов. Белоснежные, без единого пятнышка, казалось, они возвышались до небес, а то и сами являлись небесами. Телега прошла по Висячему мосту, являющейся границей между земель без королевства и королевства Светлых Снов. Мост действительно висел, и пришлось прыгать на него с размаху. Промахнёшься – упадёшь в бездну. А потом, сразу огромные золотые ворота, слепящие своим светом и красотой глаза. Эмиль даже зажмурился. Телега, не останавливаясь, ехала прямо на ворота, не сбавляя ходу, а наоборот прибавляла. А ворота не открывались.

Эмиль хотел было сказать, а вообще завопить, деду, что дверь закрыта, но промолчал, ждя, что они врежутся о дверь. Лошадь шла медленно, всё прибавляя скорость. Но как только нос лошади коснулся ворот, те вздрогнули, и лошадь прошла сквозь них, словно это были не ворота, а голограмма. Он зажмурился, проходя сквозь ворота. Через тело прошло лёгкое приятное покалывание. Если бы у Настыра не было разрешения, они не смогли бы пройти сквозь ворота. Распахнул глаза. Челюсть само собой чуть не отвалилась.

Город Лучей был невероятен. Эмиль не мог подобрать нужные слова, дабы описать всю красоту, и невозможность столицы королевства Светлых Снов. Весь город светился всеми оттенками светлых цветов. Тёмные оттенки тоже были, но их было мало, и в основном это были приезжие. Они проезжали мимо облачных, хрустальных, ледяных и даже карамельных домов. Здания были то сахарные, то ватные, а то и карточные. Улицы были то мечтающие, то поющие, а то и танцующие. Там была одна улица, в которую вела большая запертая дверь. И невозможно было понять, что в этой улице такого. Но на двери было нарисовано сердце и знак 18+. Эмиль покраснел и отвернулся. Принялся разглядывать другие достопримечательности города. Проскакали рядом с фабрикой Грёз. Здание было похоже на грёзы. Как здание может быть похоже на грёзы? Фабрика находилась на улице грёз. Символично, хмыкнул про себя Эмиль. Возле одной не приметной молочно-грёзной улочке Настыр остановил повозку.

– Ну, вот и приехали, – объявил старик.

– Спасибо, – поблагодарил его Эмиль, и хотел было спуститься, но старик его остановил.

– Ты что, так и будешь в пижаме разгуливать?

– Э… у меня другой одежды нет, – развёл руками юноша.

– А ну ка забирайся в телегу, и одень что-нибудь приличное и посветлее. У меня там всякого барахла куча. Я везу их сжигать в долину падших звёзд. Попадает же с того мира сюда всякого ненужного мусора, а падшие звёзды хорошо всё это сжигают.

– Спасибо, конечно, но… – Эмиль не хотел злоупотреблять добротой Настыра.

– Никаких но, – отрезал старик – Залезай.

Эмилю оставалось лишь послушаться. Да и перспектива ходить в пижаме, ему и так не улыбалась. Он вошёл в телегу и оказался в куче того самого барахла. С виду повозка была самой обычной, но изнутри она какая-то просторная, слишком уж просторная, а всякой всячины здесь была целая гора. Хорошенько покопавшись, Эмиль нашёл и натянул на себя чёрные штаны с кожаным поясом, рубашку выцветшего светло-жёлтого оттенка, (он просто обожал жёлтый цвет) А поверх рубашки надел серую мастерку с капюшоном и без рукавов. На ноги нашлись светло-коричневые ботинки. Откопал даже кожаную сумку, в тон ботинок. И закинул туда пижаму и кеды, предварительно обмотав их каким-то кульком. Странно было если честно, что во всём этом барахле, нашлись вполне нормальные вещи, да ещё его размера. Так они выглядели просто кучкой, а точнее горой безвкусных вещей и безделушек. Эмиль решил не думать об этом и вылез из телеги.

– Спасибо, – ещё раз поблагодарил он.

Настыр усмехнулся и поскакал дальше, ничего не сказав. Эмиль остался совсем один на улице грёз города Лучей, королевства Светлых Снов. Он не знал, куда сперва можно было бы поддаться. Хотя, нет знал. К сёстрам Прошлое, Настоящее и Будущее. Вот только где их искать он не знал. Как их найти? Вот это была проблема. Он решил попытать счастье, и начал спрашивать всех прохожих подряд. Сначала он спросил у двух дам преклонных лет, в белых пышных нарядах. Причёски их были сделаны в причудливых многоэтажных формах, а на руках они держали и махали веерами, как подумалось Эмилю из облака. На лицах – тонна макияжа. Вообще люди или кем являются эти человекоподобные существа, одевались странно. От каждого века по не многу. Можно было увидеть кого-то в одеяниях индейца или же африканского племени. Вплоть до женщин в чадрах, пышных платьях и мини юбках. А мужчин во фраках, рыцарских доспехах или нормальной куртке и шортиках.

– Нет-с, – сказала одна из дам. – Не знаем-с.

– Да-з, да-з. – подтвердила слова подруги вторая дама.

Один мужчина с заячьими ушами ответил, что где-то между улицами Завтрашний день и Вчерашний день. А на вопрос, где эти улицы, мужчина с ушами ответил, что после улицы Мечтающих Книг и квартала Воздушных Снов, надо потом свернуть вправо рядом с фонтаном Желаний. Эмиль поблагодарил мужика, вздохнул и побрёл по улице Белых Сонных Облаков. Захотелось спать. Разлечься на одном из белых пушистых облаков и заснуть. Но как только он свернул на улицу Мечтающих Книг, это желание пропало. Там действительно мечтали книги. Мечтали о том, чтобы их кто-то купил. Все магазины на этой улице были только книжные или же на книжную тематику кафешки и отели. Книги сидели или стояли на витринах (именно сидели или стояли) и мечтали, мечтали, когда же их купят. Эмилю стало их жалко. Книги выглядели такими грустными, такими печальными. Ему захотелось купить парочку книг. Он подошёл к одной витрине. Книги издали радостный вопль, возглас и визг. Некоторые даже упали в обморок. Все остальные затолпились у витринного стекла.

– Выбери меня! Меня! Нет меня! Я про жизнь… А я про уют, дождик и кафе… А я историю рассказываю… – заголосили книги наперебой.

– У меня нет денег, – развёл руками Эмиль.

– Ничего! Ты выбирай! Всегда найдётся что-то важнее денег! Я про удачу… А я рассказываю историю морей… – ответили ему опять наперебой.

Юноша колебался всего лишь пару секунд. Он посмотрел на название магазина. «Мировые Бестселлеры» гласило название магазина. Он отворил дверцу и вошёл. В лицо дунуло запахом старых книг, ароматом свежей типографической краски, булочек и кофе. Ему этот запах понравился и даже очень. Прям захотелось плюнуть на всё и остаться жить здесь, среди книг. Он провёл рукой по многочисленным фолиантам. Книги под его пальцами загудели, задрожали, затаили дыхание. Эмиль выбирал долго. Все эти книги ему нравились. Абсолютно все. Ну, как выбрать одну, когда все книги прекрасны? Но ему казалось, что всё это не то. Книги не те. Не то, что ему действительно нужно. А разве ему нужна какая-то конкретная книга?

Он приметил, в самом углу дальнего книжного стеллажа, внизу книжной полки, одну книгу. Если бы не хорошее зрение, он бы даже не заметил эту книгу. Он подошёл и взял книгу в руки. Стряхнул с неё многовековую или многосонную пыль. Книга слегка задрожала, затрепетала, не веря своему фолианту. Его взяли в руки!

– Брось её! Меня возьми! Это плохая книга! Она тебя ничему не научит! – запричитали другие книги.

– Не бывает плохих книг, бывают плохие читатели, – заметил Эмиль и решительно зашагал в сторону прилавка.

Там сидел древнего вида старичок. Наверное, ему было лет триста, не меньше. Было такое ощущение, словно на нём, как и на книгах был не хилый слой пыли. Глаза его были закрыты. Наверное, спит.

– Эм… простите… – неуверенно начал Эмиль.

Старик медленно повернул голову в сторону парня, сфокусировал затуманенный взгляд на нём.

– Да… – протянул старик старческим скрипучим голосом.

– Я эту книгу, хочу взять, но мне нечем расплатиться, – пояснил юноша.

– Всегда можно чем-то расплатиться. Это же книги. А деньги, потраченные на книги, не могут быть потрачены впустую.

– Я же сказал что у меня нет…

– Покажи книгу, – прервал его старик.

Эмиль поставил на прилавок дрожащую то ли от волнения, то ли от страха книгу. Продавец книг внимательно поглядел на неё, чем внимательнее смотрел, тем больше удивлялся. После долгого рассмотрения книги, старик так же долго рассматривал Эмиля. И чем больше рассматривал, тем больше удивлялся. Тому не понравился этот пристальный взгляд. Он склонил голову и также пристально стал рассматривать лицо старика.

– Человек… – прошептал он. И как показалось Эмилю, у старика жадно загорелись глаза. – Берите, – сказал он – Берите книгу.

– Но… – растерялся Эмиль. – Мне нечем…

– Нет, нет и нет, – проговорил старик, возбуждённо потрясая головой. – Есть чем…

– И чем же? – с опаской осведомился юноша.

– В этом мире, есть свои деньги – сонники и лунники, но человек может платить и… мм… снами, – продавец книг как-то странно улыбнулся, продемонстрировав три зуба, которые были у него во рту.

– Снами? – переспросил Эмиль.

– Да, – кивнул тот. – Это даже лучше денег. Сон, да и только. Какой-нибудь незначительный, детский к примеру.

В мире, где всё создано из снов, подумалось Эмилю, сон не может быть незначительным. Этот старик что-то недоговаривает… он не внушал доверия. Юноша это чувствовал своим особым чутьём. Интересно, что может случиться, если отдать другому свой сон?

– Ладно, – согласился он в конец. – Забирайте.

В глазах продавца промелькнуло торжество и… и алчность? Ох, не нравиться ему это идея… но книга…

Старик покопался под прилавком, крякнул, вякнул, и выпрямился, со стуком поставив на стойку странный круглый предмет, цвета забытых снов.

– Возьмите это в руки, – посоветовал продавец мечтающих книг. – И попытайтесь вспомнить какой-нибудь сон, который станет первым, тот и нам нужен.

Эмиль с опаской взял в руки круглый предмет. Он жутко холодный, от чего захотелось разжать пальцы. Но юноша со светлыми вихрами, сжал пальцы и закрыл глаза. Первым сном, который пришёл на ум, был сон пяти дневной давности, где он и Севиль поедали клубники, сидя в каком-то уютном большом доме. Там были и мама с папой, и дед с бабушкой и много, много других родственников. Они все смотрели на них и смеялись. Он рассказывал этот сон сестре. Ей тогда он очень понравился, и она заявила, что тоже хочет его увидеть. Все родственники смотрели на них с любовью и… и… в следующую секунду Эмиль не помнил о чём думал. Он открыл глаза и часто заморгал. Круглый предмет в руке, стал невыносимо жарким. Он кинул её на лавку.

– Что случилось? – растерянно спросил Эмиль.

Парню стало не по себе. Ему казалось, что внутри что-то оборвали, какою-то тонкую ниточку и из-за этого стало как-то… пусто.

Старик ухмыльнулся, взял шар в руки и быстро спрятал за прилавок.

– Всё, ты расплатился. Забирай книгу и уходи, – как-то грубо сказал продавец.

Эмиль ничего не ответил. Взял книгу и с быстротой пантеры вылетел из магазина мечтающих книг, не удостоив больше ни одну книгу даже мимолётным взглядом. И лишь отдалившись от этой улицы и дойдя до квартала Воздушных Снов, он внимательно рассмотрел книгу. Та была растрёпанная, фолиант в некоторых местах подпалён и разодран. Обложка тёмно-коричневая, цвета коры у столетних деревьев, больше напоминающий цвет глаз самого Эмиля. На обложке было что-то написано золотистыми буквами на непонятном языке. Он повертел её так и эдак, и хотел было открыть, но книга зашевелилась, затрепетала своими страничками.

– Как… тебя зовут? – слабым голосом старой потрёпанной книги, спросила книга.

Было видно, что книга больна, или слаба.

– Эмиль, – ответил Эмиль. – А тебя? Я не мог прочесть…

– Можешь, – ответила книга. – Раз сном заплатил… просто… ещё не готов.

– Я забыл тот сон… который забыл… – предложение получилось каким-то странным.

– Да забыл… – ответила книга. – А зря… Ещё неизвестно стою ли я этого сна или нет.

Юноша вздохнул и не стал спорить с книгой. Вообще это было бы странно спорить с книгой, и вообще болтать с книгой, но Эмиль решил не вдаваться в подробности всего увиденного. Раз видит своими собственными, отлично видящими глазами, значит это всё реальность. Нет смысла тратить время на истерику и «Этого не может быть!!» или «Я не верю своим глазам!» или «Ауауааа!!». Эмиль своим глазам верил. А если вдаваться в подробности, то и с ума сойти не сложно, а ему нужна трезвая, хорошо мыслящая башка.

Опять взглянул на обложку, даже пощупал фолиант, а книга хихикнула. Опять не смог прочесть странные закорючки букв, непонятного для его ума языка.

– Почему все остальные книги, так плохо отзывались о тебе? – поинтересовался Эмиль, тщательно пытаясь прочесть название книги или хотя бы одну букву.

– Потому, – отозвалась книга. – Что я создан из Тёмных Сновидений.

Эмиль бродил по кварталу Воздушных Снов. И улица действительно была воздушная. Было такое ощущение, что дома, растения и бродившие по улочкам, вот-вот да взлетят. У юноши чуть приподнялось настроение. Внутри всё стало легко и просто. Хотелось порхать как бабочка и тупо улыбаться всем подряд. И все подряд улыбались ему в ответ. По дорогам, мягким как постель, скакали барашки воздушные как облака. Некоторые разлеглись прямо посередине улицы и спали сладким сном. Эмилю тоже захотелось так сделать.

Книга, которую он запихнул в сумку, зашевелилась, заворочалась, давая знать о себе. Эмиль вытащил её.

– Не увлекайся, – предупредила книга. Кажется, ей становилось всё лучше, даже голос окреп. – В воздушных снах можно потерять голову от воздушных мыслей.

Эмиль раздражённо сунул книгу обратно. И огляделся. Действительно, он даже забыл, зачем пошёл этой улицей. Ему надо найти дом сестёр Прошлое, Настоящее и Будущее, который находиться между улицами Завтрашний и Вчерашний день.

Он сверился с уличными знаками, прошёл ещё пару шагов, свернул от фонтана Желаний вправо и оказался на улице Вчерашний день. Во Вчерашнем дне, было всё как вчера. Для всех, кто живёт на этой улице, день на один день опаздывает от других дней. Они все живут вчерашним днём. В своих прошлых проблемах, заботах и воспоминаниях. Эмиль спросил у пару тройки вчерашних людей, где здесь найти сестёр Прошлое, Настоящее и Будущее. Ему отвечали невнятно, запоздало, думая, что вчерашний день – это сегодня, хотя было вчера. Но всё же он смог разузнать, где кончается вчера, а где начинается завтра. Пару раз, свернув то направо, то налево, он дошёл до улицы Завтрашний день, где все жили завтрашним днём, думали сегодняшним, хотя это будет только завтра. Эмиль остановился прямо между этими двумя совсем разными улицами, живущими в разных днях. Но не смог заметить тот дом, который ему был нужен.

– Смотри внимательно, – донеслось из сумки.

Эмиль послушно посмотрел. Внимательно. И вот, он смог заметить дом, который был ему нужен. Серый, неприметный домишко, с одним этажом. Он был такой неприметный, что юноша не удивился, почему не заметил его сразу. Он подошёл к крыльцу. Взобрался по трём обветшалым ступенькам и решительно постучал в дверь.

Глава 3. Лес Запертых Воспоминаний

Севиль.

Севиль резко распахнула глаза. Она хотела было встать, но не смогла. Ничего не было видно. Было трудно дышать. У девушки было такое ощущение, словно кто-то навалился на неё и придавил к земле, не давая встать, сделать вдох. Она задыхалась. Попыталась пошевелить пальцами рук и ног. Тщетно. Севиль захотела закричать, но и это у неё не получилось. Из горла вырвался какой-то хриплый булькающий звук. Волна паники накрыла её с головой. Она мысленно сделала вдох, расслабилась, постаралась кое-как набрать воздуха в лёгкие и со всех сил дёрнулась. В неприглядной темноте загорелись две красные точки. Точки находились в нескольких сантиметрах от глаз девчонки. Глаза, догадалась Сив. Но чьи?

– Не дёргайся… – послышался хриплый, тягучий голос, как смола, разве что сравнимый с шипением лавы, поглощающий на своём пути целые города.

– Отпустите меня! – захныкала девочка.

Если вам сперва показалось, что она не боится, то это неверное мнение. Севиль боялась до чертиков. Сами представьте: упали в проём ни с чем и всем, открыли глаза и оказались неизвестно где, ничего не было видно и ещё кто-то сидит на вас, придавливая вас так, что вы не можете пошевелиться и становиться, труднее дышать.

Существо приблизило красные глаза к лицу Севиль. Девочка почувствовала странный запах, исходящий из пасти существа и поморщилась. Контуры лица неведомого чудища проступили в темноте. На лице были лишь одни горящие красным глаза и ничего больше, одна клубящаяся чернота.

– Отпущу… – протянуло существо. – Только насытюсь…

Севиль в попытке освободиться, дёрнулась.

– Кто вы? – полу-крича, полу-рыча спросила она.

На лице выступили капли пота. Было и так тяжело дышать, а теперь стало ещё слишком душно.

– Намной… – тем же протяжным голосом ответило существо. – Пожиратель душ…

Севиль закрыла глаза и как только давала возможность, глубоко вдохнула. Она попыталась вспомнить все детские байки, которые им рассказывали в детстве. Может она и ребёнок, но не тупая там какая-то. И иногда тоже была способна мыслить как Эмиль – быстро и логически. Значит, этот пожиратель душ без единого сомнения был плохим существом, злом. А что лучше всего побеждает зло? Конечно же, добро. А чем считается добро? Добро – это наши самые лучшие и самые сокровенные воспоминания. Добро имеет много видов. У Севиль эти воспоминания в основном были связаны с братом, с приютом, клубникой и снами. Сны, где есть мама и папа, и ей с Эмилем больше не приходиться заботиться друг о друге, потому что о них позаботятся родители.

Для кого-то эти мысли покажутся грустными и печальными, но только не для Севиль. Представлять родителей и их дом было, чуть ли не самым желанным для девочки. Она улыбнулась искренней детской улыбкой, по щеке потекла одна единственная слеза счастья и покатилась за ухо.

– Я тебя не боюсь, – чётко проговорила она каждую букву.

Родители её бросили, живёт в приюте, попала неизвестно куда, и её душит неизвестно что. Спрашивается: так зачем бороться за такую жалкую жизнь? Но Севиль заявила бы вам, что жизнь не может быть для всех сладкой, как клубника в шоколаде. Сколько вы будете плохо думать и плохо относиться к жизни, столько и будет вам плохо житься в мире. Надо радоваться каждому прожитому дню, ибо жизнь у нас одна, какая бы она не была хорошая или плохая, клубничная или горчичная, жизнь одна. И если в ней вам что-то не нравиться, то в этом виноваты вы и только вы, и никто больше. Если вы будете улыбаться жизни самой широкой улыбкой до ушей, то когда-нибудь и жизнь повернётся к вам лицом, и может быть, так же искренне улыбается вам в ответ.

Существо зашипело и надавило на грудную клетку. Но девушка улыбнулась ещё шире. Терять ей было нечего. Хотя нет. Её брат. Эмиль. Ради него она свернёт горы и съест три ящика клубники в один присест. Ради него она должна остаться в живых. Потому что знала, чувствовала своим шестым чутьём, той самой особой связью, что бывает у близнецов: брат её ищет. Он здесь. Где это здесь она пока не знала. Но обязательно узнает. Она улыбнулась так, что начали болеть мышцы на щеках. Она вспоминала всё больше и больше хороших воспоминаний. Она не переставала верить, и перестала бояться. Как сказал бы Эмиль: Верь, если ты не веришь, значит, ты не человек. Не бойся, тогда всё страшное отступит.

И она верила, и не боялась. И действительно. Намной издал какой-то странный булькающий звук и после этого его хватка, парализующее всё тело, ослабилась. Севиль даже смогла пошевелить кончиками пальцев рук и ног. Она вспоминала как они с Эмилем, игрались в снежном дворе, ловя ртами снежинки, а потом простудились, и целую неделю пролежали в постели. Она вспоминала все сны брата с их родителями, особенно тот, где они кушали клубнику и все их родственники смотрели на них и улыбались. Все эти мечты, желания, сны, они наполнили юную душу девочки, до самых краёв и ей казалось, что она светиться изнутри и это свечение постепенно окутывало всё вокруг. И правда, не то она действительно светилась, не то глаза привыкли к темноте, но стало лучше видно. Она смогла различить неровные стены помещения. Кажется, она была в подземной пещере. Никаких других очертаний и какой-либо мебели она различить не смогла. А существо всё ослабляло хватку и как показалось Севиль, стало меньше в размерах, съёжилась, сморщилась и даже ослабела. Ослабела на столько, что девушка ещё раз попытавшись освободиться, смогла оттолкнуть Намноя от себя. Быстро вскочила на ноги. Существо зашевелилось, зашипело, заблестело красными глазищами.

– Не убежишь… – опять этот тягучий голос.

Сив, лишь победоносно улыбнулась.

– Поспорим? – сказала она, развернулась и со всей прытью, на какую только была способна, подбежала к рыхлой стене и взобралась на неё.

Выход она смогла учуять. Там, откуда до неё долетало дуновение ветра, и был выход. Она выбралась наружу, вся в комьях грязи, травы и влажная от пота. После духоты пещеры, здесь, на выходе, казалось слишком прохладно и Севиль в одной лишь маечке и шортиках, с рисунками клубник, поёжилась и, не раздумывая, побежала вперёд, хотя не знала где перед, а где назад, главное подальше от пещеры и его хозяина.

Была ночь. Где-то над горизонтом, виднелись первые лучи, багровая полоска света. При каждом вдохе изо рта вырывалось маленькое облачко пара, а шлёпки издавали звуки шлёп-шлёп-шлёп. Она бежала туда, где занимался рассвет. Где она, девушка ещё не могла определить, но осознала то, что находилась очень далеко от приюта. Остановилась, отдышалась и оглянулась. Где же всё-таки она? Она была в лесу. В странном лесу. Над лесом поднялась багровая заря, и она смогла различить силуэты деревьев. Деревья как деревья, да вот вместо обычных знакомых нам плодов, вишня там яблоко, росли замки. Замки без ключей. Она побродила между этими странными деревьями с полчаса и вышла к окраине леса. Заметила табличку с названием леса, вбитого в один из стволов. На табличке было написано неизвестным для Севиль языком надпись. Но девчонка прекрасно его поняла, да ещё прочитала, и не имела понятия как. «Лес Запертых Воспоминаний» было написано, корявыми буквами на табличке. (В этот лес, попадали все забытые людьми воспоминания. И сюда же впоследствии попадёт и сон Эмиля с клубниками и родственниками. Если прийти сюда, найти затерянное воспоминание и открыть замок, то воспоминание возвращается.)

Она с интересом рассматривала замки. Ни один из них не был похож на другой. Когда она с критическим взглядом ювелира оценивала один замок с камешками, её слух уловил какой-то шум. Шум исходил от вершины холма. Холм находился в нескольких метрах от девушки. Севиль решила взобраться на холм, она приметила тропинку и выглядела тропинка совсем безобидно. Если с вершины холма исходит шум, значит там люди. А если там люди, значит и её спасение. А если её спасение, то… её спасение, вот.

Девушка решительно встряхнула головой и поёжилась, что не говори было холодновато. И начала пятиминутный подъём на холм. Добравшись до вершины холма, Севиль остановилась, дабы перевести дух. Она была не в такой уж хорошей физической форме, как Эмиль. Путь к людям ей преграждал куст, не малый такой. Она подошла к этому кусту и присмотрелась, чуть раздвинув ветви. Там стояло несколько людей и все мужчины, в странных одеяниях, больше напоминающих одежды средневековых времён, вперемешку с современным и ещё каким-то стилем. Там стояло примерно шесть человек. Четыре из них – были какими-то безликими, тёмными пятнами в одинаковой форме, похожей на форму гвардейцев, состоящей из чёрных и серых оттенков. Один из двух – пожалуй, самый высокий и мускулистый на холме, примерно лет двадцати восьми, с чёрными, как смоль волосами, собранными в хвост на затылке. Один глаз – чёрный, другой – серый. Выразительные, аристократические, черты лица – прямой нос, широкие скулы, волевой подбородок, выдавали в нём человека из высшего общества. Одет он был, так же как выглядел. Чёрные плотные штаны, чёрные сапоги, чёрная рубашка и чёрный с серебристой вышивкой камзол. На шее – длинная цепочка с кулоном в виде тёмно-серебристого круга с узорами. На бедре висел меч в чёрных ножнах.

Рядом стоящий был ниже, с тёмно-синими курчавыми волосами, один глаз – чёрный, другой – синий, он был смуглее другого и худее. Лет двадцати одного, с похожими чертами лица, только нос был орлиным, да щёки выпирали. В серо-синюю полоску штаны, синие сапоги, чёрная рубашка со стоячим воротничком и ярко-синий камзол с серебристой вышивкой. А на курчавых волосах чёрный цилиндр с сине-буро-малиновой лентой, на котором были прикреплены пилотные очки и всякие безделушки, вроде копеек, булавок, крестиков и перьев. На бедре висел меч в синих ножнах. Наверное, братья, подумала Севиль. Какие странные… линзы – цветные, волосы – радужные… одежда чёрте знает что. А цилиндр ничего, Эмилю бы понравилось.

В отдалении, почти на самом краю скалистого обрыва, стоял ещё один человек. Точнее юноша, которому можно было от силы дать восемнадцать. Высокий, ростом с черноволосым, бледный на столько, что на висках и под глазами выступали сине-фиолетовые сетки вен. И очень худой. Он был похож на тех двух. Один глаз – чёрный, другой – багровый. Волосы – ярко-красного оттенка, словно пылающий факел, беспорядочно ниспадали до плеч. Прямой нос, выпирающие скулы, заострённый подбородок, а также надменные большие глаза. Чёрные штаны, бордовые сапоги, серая рубашка, багрового цвета камзол с чёрной вышивкой и всевозможными заклёпками в виде звёздочек, лун и разнообразных кругляшек. В волосы был заплетён маленький ловец снов и копейка. При каждом движении головы, копейка и ловец снов (кроме перьев на нём были ещё маленькие железные трубочки) сталкивались и позвякивали. Копейка с изображением закатного солнца издавала звук вроде гыынь, а ловец снов – дзинь, дзень. И получалась такая мелодия типа гыынь, дзинь, дзень, дзинь, гыынь, дзень. Интересная такая штука, может и самой такой сделать?

Севиль прислушалась, дабы узнать, о чём говорят эти странные типы, и можно ли им доверять.

– Мой… – услышала она обрывок предложения, который начал черноволосый. Они говорили на том языке, который был на табличке, но девушка его прекрасно понимала. – Как мне не жаль, но это воля отца… – было сказано отнюдь не сожалеющим тоном, от которого девчонку пробрала дрожь.

Красноволосый скорчил гримасу отвращения.

– Вот только не надо врать Дамион. Ты рад, что меня щас грохнут, – голос у него был спокойный, низкий, чуть с хрипотцой.

– Может быть, – не стал возражать черноволосый. – Но ты сам в этом виноват.

– Не надо было быть таким противным, – встрял синеволосый. – И предателем.

– Багря… от кого слышу, – в притворном удивлении сказанул красноволосый. – А ты значит у нас святоша Дисон злюка-глюка, а?

– Да я…

Дисон дёрнулся, намереваясь врезать обидчику, но Дамион его остановил.

– Тише брат, – сказал он. – А ты, Дион, постыдился бы перед смертью.

– Интересно чего? – полюбопытствовал красноволосый Дион. – То, что украл корону папочки, превратил её всухомятку? И ах да, чуть не забыл, – он хлопнул рукой по своему лбу. – Чуть было не отравил отца. Жаль, конечно, что не вышло, – притворный вздох. – Всё шло по плану, а жаль.

– Постыдился бы! – повторил черноволосый. – Собственного отца!

– Ой, да не морочьте вы мне голову, ради Все-Мистика! Как будто вы не хотели его угробить. Когда у вас не получалось, кидали всю вину на меня, младшего брата! Отец и так меня недолюбливал. Трусы! – заключил Дион и сплюнул.

Дамион помолчал, собирая всю волю в кулак, дабы не прибить братца самому.

– Принц Дион багрейший королевства Тёмных Сновидений, – начал церемониально черноволосый. – Ты изгоняешься из своей страны, на вечное скитание и вечное умирание, в ущелье тайных кошмаров, что является наказанием хуже смерти. За то, что пытался покуситься и не раз, на жизнь нашего отца, Аламэдаса, правителя королевства Тёмных Сновидений и бога кошмарных снов и уничтожил ценный артефакт в виде короны престола королевства Тёмных Сновидений.

– Ты кончил? – уточнил Дион, со скучающим выражением лица.

– Да, – сквозь зубы процедил Дамион. – Тебе помочь или сам?

– Сам, – с таким же скучающим видом бросил красноволосый и развернулся.

Небо совсем рассвело, и солнце выхватило своим свечением всё вокруг. Дион посмотрел на небо, а потом на чёрную расщелину у его ног, словно гигантский зверь раскрывший пасть. При багровых лучах парень выглядел нереальным, словно призрак, излучающий красноватый свет. Он занёс ногу.

– Нет! – услышала Севиль свой звонкий испуганный голос и вывалилась из-за кустов.

Парень замер, балансируя одной ногой над пропастью. Все в недоумении посмотрели на неё. Перед ними стояла златовласая юная девчонка, худая и маленькая, полураздетая и вся какая-то грязная. От пристальных взглядов Севиль стало не по себе, и она уже пожалела о том, что решила помочь, тому, кто собирался сигануть с обрыва.

– Что тебе девчонка? – раздражённо вопросил Дисон, шагнув к ней.

– Я… я… – Севиль не нашлась, что сказать и просто стояла и заикалась.

– Держите её, – велел гвардейцам Дамион.

– Ч-что? – удивлённо захлопала ресницами Сив и побелела от страха.

И тут Дион рванул со своего места, стремительнее, чем скорость света, подбежал к девушке, не сбавляя скорости, на ходу схватил Севиль за запястье и они оба нырнули в кусты и дальше кубарём покатились по склону.

– Взять их! – заорал Дамион им вдогонку.

Гвардейцы, да и братья рванули со своих мест.

Севиль больно ударилась коленом о камень. Она охнула и схватилась за ушибленное место. Рядом очутился Дион, опять схватил девушку за руку и принудительно поднял.

– Нет времени! Беги! – бросил он.

И опять побежал, увлекая девчонку за собой. Севиль даже пикнуть не успела. Ей казалось, что она не бежит, а болтыхается на ветру, словно тряпка. И колено больно саднило. Десять минут назад она только выходила из леса запертых воспоминаний, а теперь этот парень увлекал её обратно. Рука, кстати у этого самого парня, была твёрдая, как должно было быть у мужчины, (наверное, Сив точно не знала) но одновременно тёплая и… и влажная от пота. От чего стало противно и скользко. Он бежал слишком быстро. Теперь Севиль чувствовала себя тряпичной куклой. Лёгкие горели, колено болело, желудок требовал еды… Они лавировали между деревьев, с запертыми замками вместо плодов. (Точнее бегал Дион, а Севиль так, летела с ветерком.) Погоня продолжалась минут десять. Но принц багрейший был самым быстрым сновцом во всём королевстве, и вскоре они оторвались. Остановились лишь после сорокаминутного бега.

Севиль готова была задохнуться и умереть прямо здесь, непонятно где. Она дышала, хватая ртом воздух, и никак не могла отдышаться. А Дион выглядел как новенький, ничуть не запыхавшимся и готовым пробежать ещё часок другой. Сив прислонилась к дереву и глубоко вдохнула пару раз. Красноволосый терпеливо ждал. Девушка отлепилась от дерева и прошлёпала к нему. Цвет волос у того словно изменился, став на пару тонов темнее.

– Что это, чёрт побери, было?! – воскликнула она, не слишком вежливо выражаясь.

– Эм… – вымолвил парень, оглядел девушку с ног до головы и поморщился. Наверное, увиденное ему пришлось не по вкусу. – А ты что за фифа?

– Я-то фифа?! – возмутилась Севиль. – Иду такая себе, вижу, тебя хотят сбросить, помогаю, меня швыряют через холм, заставляют бегать, да ещё и фифой называют!

– Ты кончила? – принц скептически поглядел на неё. – Так, фифа, – начал Дион. – Ты спасла меня, я тебя. Если бы не я, тебя поймали бы, и вышвырнули в ущелье тайных кошмаров. Так что мы в расчёте. Прощай.

Красноволосый развернулся и зашагал куда-то влево.

– Эй! Стой! – охая и ахая, Севиль побежала за ним.

– Чего? – бросил тот, не оборачиваясь.

– Где мы? – угрюмо спросила девчонка.

– В лесу запертых воспоминаний, – отозвался принц.

– Это я поняла, – нетерпеливо перебила его Сив. – Где мы вообще? Я просто упала в эту треклятую дверь и…

Дион резко остановился, да так, что девушка чуть не врезалась в него.

– Дверь? – переспросил он.

– Да, – кивнула она. – Такая, непонятного цвета.

– Я знаю, как она выглядит, – раздражённо проговорил Дион.

Севиль старалась шагать ему вровень, хотя ей периодически надо было переходить на бег.

– Такая выхожу из комнаты, слышу шум. Решила спуститься, вижу, на озере дверь лежит, и… – она отдышалась и продолжила. – Дверь открылась, дай думаю, загляну и падаю в неё. Кричу, потом хлоп, темнота. Открываю глаза…

– Так, стой, – перебил её Дион. – Мне плевать.

– Открываю глаза, – Севиль сделала вид, что не расслышала слов принца. Ей надо было всё это кому-то рассказать или она сойдёт с ума. – И ничего не вижу. Темнота. На мне какой-то Намной – пожиратель душ типа, сидит и жрёт мою душу.

– Так, стой, – повторил парень. – Ты сбежала от Намноя?

– Да, – пожала плечами Сив. – Сперва казалось на те конец, но я вспомнила слова брата и вот.

– Хм, – только и выдал принц, внимательно поглядела на девушку. В чёрно-красных глазах промелькнуло удивление. – Человек… бессонница побери…

– А ты? – не унимался тот самый человек. – Хотя можешь и не рассказывать. Ты же отца хотел убить, значит, ты плохой и…

Принц резко остановился. Севиль опять чуть не врезалась в него. Развернулся и пристально посмотрел на девушку. От этого взгляда той стало не по себе.

– Молчи, – сквозь зубы процедил он, надвигаясь на неё. На бледных щеках выступили красные пятна ярости. – И не иди за мной. Ведь я плохой. Могу и убить.

Волосы парня пылали огнём. Севиль сглотнула и поёжилась. Сделала пару шагов назад. Больно уж пылающим был взгляд принца.

– Прости, – сдавленно пикнула она. – Но я не знаю куда идти.

– И решила пойти за убийцей? – поинтересовался Дион. – Да ещё полураздетой, словно из борделя?

Девушка вспыхнула до кончиков волос.

– Я не из борделя! Я… я в пижаме, – обиженно проговорила она.

– Так, фифа. Я не буду помогать тебе, выживать в нашем распрекрасном мире. Так что, валяй, – грубо заявил принц и опять зашагал, куда глаза глядят, да ноги ведут.

– Меня не фифа зовут, а Севиль! – прокричала ему в удаляющуюся спину девушка.

– Что? Свина? – отозвался Дион.

– Севиль! – крикнула она и тихо добавила. – Дурак.

Она тоскливо смотрела в багровую спину, удаляющегося красноволосого принца. Что теперь ей делать? Одна, в холодном и тёмном лесу, да ещё голодная… да ещё колено до сих пор болит… нет голод сильнее. Вот бы клубничного пирога… Постояв так ещё пару минут, девушка побрела в ту сторону, где скрылся Дион. А что ей оставалось делать? Этот красноволосый был здешним, и, наверное, знал куда идти, а она нет. По дороге она заметила маленький кустик смородины. Съела пару кислых ягод, но только разъярила этим поступком голод. Аж живот забурлил, не слишком прилично.

Скачать книгу