Пара для принцессы вампиров. Книга третья бесплатное чтение

Глава 1.Тайны тети Вероники

На маленькой кухне Вероники Гамильтон шипел чайник-свисток. Симон, протирая заспанные глаза, вышел из спальни и бухнулся на диванчик, опустив ноги на мягкий пуфик под столом. Несмотря на то, что его тетя строго соблюдала режим дня, и завтракала в одно и то же время, в отношении Симона она всегда делала послабление. Женщина старалась соблюдать порядок во всем, но единственный племянник, сонный и взлохмаченный, умилял ее настолько, что она дозволяла ему даже забираться на диванчик с ногами. Конечно, без тапок.

— Доброе утро, совеныш! С Днем Рождения! Тебе двенадцать, возраст серьезный, верно? — улыбнулась Вероника, выкладывая горячие вафли на чистую тарелку. Она кинула взгляд через плечо, собираясь спросить, помыл ли он руки, прежде чем сесть за стол, но так и застыла, глядя на мальчика.

Тот, не смущаясь ее взгляда, нетерпеливо постучал вилкой по столу, намекая, что не откажется от горячих вафель:

— Спасибо, тетя Ника.

— Симон, очки и шарф на тебе… Они же… принадлежат Джону?! Ты опять лазил на чердак, хотя я строго-настрого запретила? — тетя резко опустила тарелку с вафлями на стол, так что зазвенели чашки и блюдца, приготовленные для утреннего чаепития.

Мальчик растер виски, подражая одному клиенту тетушкиного магазина канцелярских товаров, который перед покупкой долго смотрел в кошелек, вздыхал и лишь затем расплачивался.

— Ты давно пообещала мне, помнишь? Когда буду старше, ты отдашь мне вещи родителей и расскажешь правду о том, что случилось во время их экспедиции в июне, десять лет назад.

— Мальчишка! Нос не дорос старших учить! Сначала повзрослей, получи образование и заработай денег, а потом беспокой единственную тетю! Как ты вообще пробрался на чердак?! Сломал замок? Хочешь две недели сидеть дома без сладкого, телевизора, мобильного, игр и интернета? Ты хоть понимаешь, что у твоего отца было очень слабое зрение, намного хуже, чем твое? Будешь носить эти очки и дальше, потребуется операция на глаза! — побушевав, тетя смягчилась. Ее колени все еще мелко дрожали, и она без сил опустилась на краешек углового дивана.

Симон почувствовал себя пристыженным. И, правда, может, и не стоило, сегодня копаться в семейных тайнах? Ему вспомнилось, о чем частенько вполголоса болтали соседи. Вероника долго работала в Красном Кресте и собиралась уехать в Африку, волонтером. Однако трагедия, унесшая жизни родителей Симона, заставила ее поселиться в городке Чатем под Лондоном, открыть собственный магазинчик. С мужчинами у тети Ники не сложилось, она для них слишком гордая и независимая. Поднимая двухлетнего ребенка в одиночку, Вероника Гамильтон чувствовала себя вправе решать за него любые вопросы. И если она считала, что какую-то информацию лучше утаить, то так и поступала.

— Тетя Ника, я закрывал вчера магазин и… не удержался… стащил ключ от чердака из общей связки. Прости, — хмуро отозвался Симон, покраснев от унижения. Нет, тетя никогда его не била, но порой ее длительные отповеди действовали на него хуже, чем удары уличных мальчишек-хулиганов. Тете удавалось надавить на самые больные мозоли, например, на жалость.

Вероника устало вздохнула. Сколько раз она обещала себе, что начнет этот разговор с Симоном. Ей хотелось убедить его в том, что не стоит ворошить прошлое. Но как сделать это и утаить правду? Возможно, она бы собралась, наконец, с духом и все рассказала, но не в день рождения любимого племянника.

«Как же он не понимает, что я защищаю его от опасностей этого мира! Откуда такое упрямство! Ему нравится меня расстраивать? Его не волнует, что он испортит праздник и себе, и мне?»

Всем видом выражая неудовольствие, Вероника налила племяннику свежего кофе. Затем поставила на стол вафли, подхватила самую верхнюю, еще горячую, и задумчиво начала жевать, запивая апельсиновым соком. Симон проигнорировал ее очередную попытку «замолчать проблему».

— Тетя, хотя бы в мой День рождения, скажите правду. Кого вы боитесь?

— Никого! — гневно вспыхнула женщина, комкая фартук на коленях.

— Тогда вы не вздрагивали бы каждый раз, когда я говорю о папе и маме. И не запрещали бы трогать их вещи!

Мисс Гамильтон молчала ровно минуту. Затем хмуро кивнула:

— Сегодня я собиралась отвезти тебя в Лондон. Сходить в кино, в зоопарк, или куда сам захочешь. Но, раз ты твердо решил испортить нам настроение… Я расскажу, что знаю. Днем, во время прогулки. Устроит?

Симон ответил ей радостной улыбкой. Все, чего он хотел сегодня от тети, — поговорить о родителях, о том, что давно отдавалось болью в груди, но вслух не произносилось. Тетя запрещала обсуждать эту тему, как дома, так и за ее пределами, с друзьями или случайными знакомыми.

«Узнаю, что ты опять болтал языком, уши надеру, так и знай!» — говорила она, и пусть никогда не приводила угрозу в действие, Симон не хотел огорчать единственного близкого человека. К сожалению, услуги детского психолога Веронике не по карману, а к школьному специалисту она обращаться запретила.

«Не стоит доверять свои тайны никому, — говорила она, — верь тете, совёныш! Ты же не хочешь, чтобы историю твоих родителей обсуждали чужие люди. Меньше знают, меньше судачат за спиной».

Так они и жили. Тетя успешно притворялась, что все в порядке. Симону приходилось поддерживать версию их счастливой семьи, потому что, время от времени, к ним заглядывали люди из органов опеки. Но сегодня, в собственный День рождения Спенсер решил, что выжмет из Ники все. И никакие уловки не помогут ей избежать серьезного разговора.

Что он, Симон, знал о смерти родителей? Они были археологами. Уехали в экспедицию в Сахару, когда ему исполнилось два года. Размышляя об этом, Симон еще мог понять отца, который содержал семью. Но почему мать бросила маленького сына на попечение сестры и отправилась в Сахару, вслед за мужем?

Мистер и миссис Спенсер погибли во время песчаной бури. В Англию не удалось вернуть даже останки. В истории родителей, Джона и Риа, существовала некая тайна. И Симон поклялся ее разгадать. А, когда повзрослеет, станет независимым и соберет достаточно денег — отправится в далекую Сахару. Вот о чем мечтал Симон, коротая вечера за стойкой продавца в пустом магазине.

Глава 2. Корона и письмо, преодолевшие время

Симон блаженствовал, сидя на лавочке в Риджент-парке, и глядя на здание Лондонского университета, находящегося в отдалении. После долгой прогулки по зоопарку, знакомства с лисами, волками и даже тиграми, хотелось немного отдохнуть. Они успели перекусить с тетей Вероникой в маленьком кафе. Потом еще побродить между ухоженных газонов, наблюдая за целыми семьями, пришедшими в выходной позагорать на траве.

Тетя даже пожалела, что не догадалась устроить пикник, не приготовила корзинку с сэндвичами. Однако заполненные отдыхающими лужайки имели особый плюс. Скамейки в парке освободились, и Симон мог в одиночестве сидеть в тени, лениво наблюдая за тетей, которая решила купить мягкое мороженое в лотке напротив.

Она стояла в очереди из пяти человек, то и дело поправляла нелепую сумку-портфель, сползающую с плеча, а Симон мысленно прикидывал, сумеет ли, наконец, добиться от нее правды. Совместное поедание лакомства делает людей ближе друг к другу. И мальчик очень рассчитывал на откровенность тети Ники. Спенсер уже придумывал каверзные вопросы, которые собирался задать тете, но в этот момент рядом с ним раздался хлопок. Симон от неожиданности подскочил на месте. Звук показался ему знакомым — словно бы в метре от него разорвалась рождественская петарда.

Мальчик на всякий случай осмотрел скамейку, на которой сидел в одиночестве. И тут снова подпрыгнул, точно ужаленный, — рядом с ним лежала картонная коробка, в которой вполне могла уместиться пара туфель тети Вероники.

Но еще больше Симона удивило, что, по-видимому, коробка была почтовой, хотя таких штемпелей Спенсеру прежде видеть не приходилось. Мальчик развернул коробку, надписью к себе, и прочитал, чувствуя, как по спине пробежал холодок:

«Моему любимому сыну, в двенадцатый день его рождения».

Остальные надписи Симон разбирать не стал. Дрожащими руками он принялся развязывать бечевку на коробке, отдирать липкую ленту. Спенсер молился только об одном — чтобы сейчас это не оказалось галлюцинацией или глупой шуткой тети. Если эта посылка действительно от отца, возможно, тот все еще жив?! Даже мизерный шанс заставлял сердце биться быстрее. То, что внутри посылки найдутся все ответы, Симон не сомневался.

И содержимое коробки не разочаровало его. Во-первых, сверху лежало письмо, написанное почерком отца. Стояла дата отправления. Накануне вечером Симон не зря рылся в вещах на чердаке, чтобы, прочитав старые тетради отца, запомнить этот размашистый почерк!

«Дорогой Симон!

Мы находимся в большой опасности. Мы с твоей мамой сделали все, чтобы защитить нашу семью и эту ценную вещь. Даже воспользовались магией, способной пройти сквозь время. Перемещение в пространстве кажется ерундой рядом с отправленным нами артефактом. Чтобы спрятать этот предмет в будущем, чтобы он достиг твоих надежных рук, потребовались не только мои умения, но и магические навыки твоей мамы Риа. Она всегда гордилась тем, что обходила меня по практической экспериментальной магии. Заклинание переноса мы создали вместе. Вещь, которая достанется сегодня тебе…»

Симон не успел дочитать письмо, когда его окликнула тетя:

— Что ты делаешь? Откуда взял коробку? Немедленно покажи, что ты там прячешь!

Спенсер взглянул прямо ей в глаза:

— Мой отец жив! Это так, да? Почему ты скрывала это!

Тетя смертельно побледнела:

— О чем ты говоришь? Он и Риа давно мертвы.

— Тогда почему он прислал мне посылку на День рождения, и письмо? — Симон протянул ей письмо, прожигая женщину взглядом.

Тетя Вероника, мельком взглянув на записку, уронила на землю оба рожка с мягким мороженым.

— Мне это снится, — даже не посмотрев под ноги, свистящим шепотом прошептала тетя, забирая записку и бессильно опускаясь на скамейку, — и правда почерк Джона.

Симон не ответил. Он смотрел на нее, пытаясь угадать, можно ли так хорошо притворяться. Но испуг и удивление тети выглядели настоящими. Мальчик выдохнул, собираясь с мыслями. Пока тетя пыталась взять себя в руки и прочитать письмо, комкая его в дрожащих руках, Спенсер достал два листа плотного картона и тихонько ахнул, глядя на то, что занимало большую часть коробки. На потертом черном бархате сверкала золотыми бликами самая настоящая корона.

Симон сразу почувствовал в ней что-то необычное. Желание дотронуться до этой вещи, спрятать ее ото всех прямо сейчас захлестнуло его целиком. Мысль, что кто-то посмеет забрать себе посмертный подарок отца, заставила его напрячься и даже слегка отодвинуться от Вероники. Опустив ладони на холодную поверхность золотой короны, он одновременно исследовал ее и глазами, и на ощупь.

Корона, инструктированная зигзагообразным рисунком из рубинов и изумрудов, дополненным золотыми листьями-филигранью по краям, оказалась тяжелой на вес. Двенадцать зубцов выглядели бы менее опасными, если бы один из них — центральный и самый большой — не венчал… самый настоящий череп, выполненный из золота. В глазницах черепа сверкали черные агаты, и Симон поймал себя на том, что не может оторвать взгляд от этих мрачных камней. Кажется, тетя что-то говорила ему, но ее голос звучал далеко, так ужасно далеко, что и не разобрать, ни слова.

…Прежде чем мальчик понял, что испытывает на себе влияние сильной магии, он уже оказался затянут в неясный мир образов и духов. Он стоял посреди пустыни. Справа и слева, где-то со спины покачивались тени. Каждое их движение пугало Симона до дрожи в коленках. Все вокруг застилал багровый туман. Из-за него болели глаза, словно в тумане содержалось нечто едкое, вредное для глаз. Но больше тумана и потери контроля над собственным телом, его пугали деревья, окружавшие со всех сторон.

Точнее, сначала он принял эти создания за деревья. Но, приглядевшись, увидел части тела — ноги и руки, врастающие прямо в землю.

Сплетенные руки и ноги представляли стволы деревьев. Сросшиеся человеческие пальцы — листья деревьев. И прямо на раскрытых «листьях» пугающе вращались черные глазницы. Время от времени глазницы закрывались, и тут же появлялся рот с острыми, как пики тремя рядами зубов.

Деревья… могли передвигаться. Они, то уходили под землю, то вновь появлялись уже на другом месте, и песок пузырился там, где они исчезали. Симон отступал в страхе, а они окружали его.

Вдруг, словно кто-то скинул с неба прочную паутину. Симон почувствовал, что его движения становятся медленнее, и сама жизнь вытекает по каплям, уходя в неизвестную Тьму. А тени, скользившие здесь и там, лишь тихонько посмеивались, перешептываясь… Самый худший кошмар его детства.

— Симон, Симон, очнись! Ты не можешь так со мной поступить! Мне страшно одной, я не вынесу еще одну потерю!

Симон почувствовал, что ему на щеку упала капля дождя. Слова, которые точно исходили от этой капли, принадлежали очень знакомому родному голосу. Тетя!

— Тетя Вероника! — крикнул он, и в ту же минуту туман расступился. Солнце, опалившее кожу, забирало с собой остатки мрачного видения. Его яркие лучи проникали сквозь сомкнутые веки, возвращая к жизни.

Симон очнулся в своей комнате. Первое, что бросилось в глаза — капельница рядом с его подушкой. Он лежал на кровати, в кресле всхлипывала тетя, сморкаясь в носовой платок. В перерывах между рыданиями она умудрялась отвечать незнакомым гостям, толпившимся в комнате.

Симон прислушался к их беседе, не открывая глаз.

— Вы не должны так расстраиваться, мэм! Ваш племянник здоров и невредим, несмотря на инцидент в Лондоне, произошедший по вине организации «Пепел». Благодаря вашему воспитаннику, его удивительной магии, удалось защитить и людей, и вампиров от распространения «мора», так называемого вируса бешенства.

— Как он может быть здоров? Его выписали вчера, он нормально дышит, но все еще не пришел в себя! Кажется, что он спит, но разве это состояние не похоже на кому? Почему тогда Совет вампиров надавил, заставив забрать его из больницы?

— Об этом мы и хотели с вами поговорить. Как его опекун, вы оказали бы нам огромную услугу, если бы согласились передать присмотр за ним Совету вампиров. Вы скрывали от мальчика его способности… Думаете, очнувшись, он захочет снова жить с вами? А если он так и не очнется от магического забвения, нужны ли вам эти сложности? Ведь вы даже не его родная мать… В то время как мы обещаем использовать любые лекарства и подручные средства, чтобы поднять его на ноги!

— Вы лжете! — голос тети зазвенел от гнева, — Симон интересует вас в первую очередь, как «Туманный»! Все магические газеты пестрят заголовками, что он — уникум, надежда обеих рас! Вы хотите разобрать его, как часы, вытряхнуть по винтику, и посмотреть, что внутри! Вас волнует только одно — почему последствия от магического взрыва в Лондонском университете, который случился по вине «Пепла», смог остановить один-единственный ребенок!

— Даже если и так, мэм…

— Мисс! — вскипела тетя.

— Мисс Гамильтон, прошу, успокойтесь, — голос мужчины звучал мрачно и холодно, — мы не станем отрицать, что нам безумно интересно, как у Симона получилось обезвредить «мор». Если бы не он, катастрофа необратимо разрушила бы весь Лондон и выбралась за его окрестности. Страшно подумать, что натворили бы люди, зараженные бешеной вампирской кровью. Мы должны винить только тайную организацию «Пепел». Я всегда говорил, что Смертные — сами себе враги. Если часть магов-людей объединилась для подобных глупостей, как эксперименты с кровью вампиров, стоит ли предъявлять претензии Совету вампиров? Может, лучше вам сбавить тон?

— Успокойся, Дориан, — произнес женский голос, — мы здесь для того, чтобы разобраться, а не затем, чтобы обвинять. Мисс Гамильтон и ее племянник не имеет никакого отношения к организации «Пепел». Более того, магические способности Симона проявились, как нельзя кстати. И вампиры, и люди в долгу перед ним.

— Значит, вы хотите сказать, дорогая Илона, что этот ребенок и его тетя оказались там в день трагедии, совершенно случайно? И, конечно, это никоим образом не связано с тем, что родители Симона были потомственными охотниками на вампиров? Вполне вероятно, что они когда-то входили в подчинение «Пепла», так зачем перед ними расшаркиваться? Достаточно забрать мальчишку с собой, мы же за этим приехали, и пусть Совет вампиров разбирается с его магией…

— Дориан, ты, кажется, имеешь личную неприязнь к семье Спенсеров? Не знала об этом… Обвинять людей в сговоре с убийцами, без всяких доказательств, не к лицу одному из «Летучих». Меня отправили с тобой, чтобы я добилась мирного диалога с их семьей. Более того, Симон — не подопытный экземпляр, он — будущий ученик Совместной магической Академии вампиров и людей! — в голосе женщине зазвучал металл.

— Илона, он может вообще не очнуться! И задать необходимые ему вопросы мы не сможем!

Тут вмешалась тетя Вероника:

— Я ответила на все ваши вопросы. Мы не имеем никаких связей с организацией «Пепел». Ни я, ни мой племянник, ни разу не пересекались с ними. После смерти Джона и Риа мы переехали в этот город и замели все следы… Через нас вы не сможете их поймать. Что же касается того злополучного дня, когда мы с Симоном гуляли в Риджент-парке, то я устала повторять одно и тоже. Я отошла за мороженым, потом вернулась, отдала Симону рожок. Присела на скамейку… Тогда все и началось. Небо почернело, словно при солнечном затмении. Но мы знаем, что его не было. Просто вдруг стало темно… Люди на улице падали на землю без всякой причины, один за другим. Симон тоже потерял сознание. Я не могла привести его в чувства… Он ведь до сих пор… В отличие от других людей и вампиров, мой мальчик до сих пор не пришел в себя! Но, если вернуться к тому дню, и его странностям…. Потом прямо из земли стал расти и заполнять собой все вокруг багровый туман. В Лондоне и его окрестностях туманы — не редкость… Но он казался таким необычным, словно орошенным кровью… Я потеряла сознание. И пришла в себя уже в лондонской больнице…

Симон слышал слова тети, словно сквозь вату. Одно он понял сразу — Ника ни разу не обмолвилась о посылке отца, которую он получил в День рождения. Тетя не упомянула и загадочную корону. Интересно, что стало с подарком Джона?

Едва Симон потерял связь с реальностью, и стал видеть жуткие галлюцинации, как посылка исчезла из его рук. В том странном потустороннем мире у него в руках не было никакой короны! Что это может значить? Ему все привиделось, или тетя специально скрывает информацию от незваных гостей и успела спрятать посылку? Или, может, у него в тот день от жары разыгралось воображение, и он помнит все детали не так, как тетя Вероника? В любом случае, Ника явно боится посетителей, и не собирается рассказывать лишнего.

— Ну, что ж, возможно, это правда, — неохотно заметил Дориан, — вы ни разу не споткнулись, во время рассказа. Но, когда дело коснулось багрового тумана и Симона, вы отвели глаза. Что-то скрываете? Не надо этого делать, прошу. Поверьте, мы найдем способ выяснить, какую именно информацию вы хотите от нас утаить! Боюсь, нам придется забрать Симона с собой в…

— Тетя…Ника… — Симон попробовал позвать родственницу, но голос звучал так, словно он набрал в рот горсть песка и пытается говорить.

— Совеныш! — всплеснула руками Ника и присела к нему на краешек кровати, — ты… как себя чувствуешь? Принести воды?

Симон с огромным усилием заставил себя кивнуть. Тетя Вероника, счастливая до слез, обернулась к гостям:

— Вам придется оставить нас сегодня! Мальчику нельзя напрягаться. Можете зайти через несколько дней. Как его опекунша, я требую, чтобы вы дали ему время окрепнуть!

Мужчина, которого называли Дорианом, издал смешок, после чего кивнул:

— Отлично. Живой юный Спенсер гораздо лучше, чем тот, который выглядит, как овощ. Мы вернемся через три дня. Поставьте его на ноги, мэм.

— Мисс! — окончательно разозлилась тетя.

Гости, тем временем, молча, раскланялись и вышли.

Глава 3. Правда о гибели Джона и его жены

Весь следующий день Симон провел в кровати. Он проваливался в глубокий сон без видений, затем снова приходил в себя, ворочался, чувствовал боль во всем теле, ломоту, как при сильной простуде. Но на утро следующего дня признаки болезни исчезли. Он даже смог сесть в кровати, и покушать, после чего решился, наконец, озвучить вслух вопросы, которые его мучили.

— Тетя, кто эти люди, что приходили сюда вчера? Ты давно с ними знакома? Они… не душевнобольные? Говорили про магию и вампиров, словно те и, правда, существуют.

Тетя свела тонкие брови на переносице:

— Пришло время тебе узнать правду о родителях, Симон. После того, что произошло в твой День рождения в Риджент-парке, я не могу больше скрывать все это. Но прошу тебя сохранить все, что услышишь сейчас, между нами. Это ради твоей же безопасности!

Симон хмуро согласился:

— Хорошо.

Ника, в этот момент сидевшая в кресле рядом с ним, тщательно разгладила край своей и, без того идеально прямой, юбки. Она уперлась ладонями в колени, словно ученица, приготовившаяся к сложному уроку.

— Итак…Даже не знаю, с чего начать. Ты — человек с магическими способностями, Симон. Семья Спенсеров — потомственные маги. Твоя мать, соединившись узами брака с Джоном, избрала свою судьбу. Ее тоже коснулась магия. Пусть и слабая, не постоянная. Но ты — дитя их любви, получил гораздо больше, чем она. Возможно, в тебе скрывается сила, куда более значимая, чем у Джона. Они хотели защитить тебя от опасности, про которую я почти ничего не знаю. Попросили меня позаботиться о тебе и уехали…

— Что же с ними действительно случилось в Сахаре? Или все, что мне рассказывали, — полное вранье, и они ушли в неведомые магические земли? — Симон сузил зеленые глаза.

Ника вздохнула. Сколько раз она представляла себе этот разговор, но в реальности оказалась к нему не готова. Все заранее придуманные слова разом покинули ее.

— Твои мама и папа, Симон, действительно погибли в Сахаре во время песчаной бури… Однако обстоятельства их смерти весьма загадочные. Их тела нашли обескровленными, словно кто-то «выпил» их досуха. Твой отец был охотником на вампиров. Учитывая вялотекущую вражду людей и вампиров, этот случай поставил обе расы «на уши». Совет вампиров потребовал у общества магов-людей выдать тела твоих родителей и провести собственное расследование. По закону, уже несколько сотен лет вампиры не имеют права убивать людей, если не хотят превратиться в изгоев в своем обществе. Конечно, случаются накладки, случайные жертвы всплеска их кровожадности, даже несмотря на нынешние сильные зелья успокоения… Но, убить потомственного охотника на вампиров, сильного мага, — это преступление, которое нельзя списать на случайность. Совет вампиров занялся этим лично. Тела твоих родителей кремировали… Но я так и не смогла попрощаться с ними. Прости, что хранила это втайне от тебя!

— Где же… останки моих родителей?

— Их похоронили на Хагейском кладбище, что вблизи Лондона. Это территория вампиров. Я не возила тебя туда, боялась твоих вопросов. Да и появляться там опасно, особенно, такому, как ты.

— Но я хочу!

— Тогда тебе придется научиться себя защищать. Как единственный наследник Спенсеров, ты должен научиться контролировать магию, способную нанести вред вампиру. Никогда не думала, что скажу это, но возможно то, что предлагает Совет вампиров, не лишено здравого смысла. Обучаться вместе с вампирами… Эта вынужденная мера защитит тебя лучше, чем тетя, обделенная магией и физической силой.

— Но кто-то из них убил моих родителей!

— Любая медаль имеет две стороны. Твоего отца вампиры подозревали в сговоре с «Пеплом» — организацией, которая хотела создать новый вид жизни, «нежить», соединив гены людей и вампиров. Но на самом деле, это «Пепел» охотился за работой твоего отца. Хотя, возможно, не он один. Незадолго до гибели, Джон шел по какому-то важному следу. Он твердил, что нашел нечто, способное перевернуть вверх дном мир людей и вампиров. Риа так верила его словам, что оставила тебя, совсем кроху, на попечение мне, и отправилась следом за ним. К тому же, она была настоящим археологом, и больше всего в жизни любила приключения. Жаль, это, последнее, стало для нее роковым. Находка стоила им обоим жизни. Но, поскольку вокруг этого случая поднялась такая шумиха, полагаю, что Совет вампиров тоже не получил желаемую игрушку. Некий артефакт исчез бесследно после смерти твоих родителей. И вот, в День рождения ты получаешь посылку с этой короной…

— Тетя, ты специально не упоминала о той посылке при вампирах? — удивился Симон.

— Они не должны ничего знать о ней! — отрезала тетя, — достаточно и проявления твоей странной силы, способной остановить биологический катаклизм! Тебя называют Туманным, и прекрасно помнят, чей ты сын, Симон! Тогда нам повезло, что за нами никто не следил, и мы не попали на съемку скрытых камер. Запомни, посылка, письмо и корона, что ты видел в тот день — не существуют! Так будет лучше для тебя. Если Совет вампиров узнает, что ты взаимодействовал с тем предметом… С тем, из-за которого погибли Джон и Риа, то я не поручусь ни за свою, ни за твою жизнь!

Мальчик почувствовал болезненный укол в сердце. Он понимал, что тетя оберегает его, но желание срочно распутать клубок мрачных тайн, мешало рассуждать здраво.

— Чем мне поможет обучение в этой школе?! — наконец, вспылил он. — Если вампиры убили моих родителей, мне не нужно общаться с ними. Лучше найти способ избавиться от них, раз и навсегда!

Тетя покачала головой:

— Повторяю, пока ты беззащитен. Там ты сможешь научиться контролировать магию, которая стихийно проявила себя, когда тебе угрожала смертельная опасность. Ты узнаешь секреты боевой магии. И однажды сможешь наказать убийц своих родителей. А еще, Симон… Скажу честно, твоя мама не хотела бы, чтобы ты шел по стопам отца. После их свадьбы Джон забыл свое мрачное прошлое. И Риа надеялась, что и ты не потратишь свою жизнь на бесконечную войну, а проживешь ее, как обычный человек.

— Но я уже не обычный…

— Обучаясь в Академии, ты своими глазами увидишь и людей-магов, и вампиров. Ты сможешь наблюдать за всеми, и однажды, подумав, выбрать сторону. Если, закончив Академию, ты изберешь судьбу охотника, я не скажу ни слова. Но, только сильный и умный человек может увидеть истину. Несмотря на судьбу твоих родителей, мне хочется верить, что за последние столетия вампиры изменились и ищут мирного сосуществования с людьми.

— Хорошо, я сделаю, как ты просишь, — сдался Симон, неловко проводя ладонью по взъерошенным волосам. — Но что насчет короны и письма отца? Они и, правда, исчезли в тот день?

— Я никогда не слышала о магии, способной перемещать предметы сквозь время. Но твой отец обладал редкими талантами. Он смог даже передать часть своей силы Риа, от природы, не наделенной даром. То, письмо, что мы видели в Лондонском парке, не было фальшивкой. Но оно исчезло, я даже не успела его прочитать. Что до короны, которая лежала в посылке, она также бесследно пропала. Возможно, вернулась в свое время? Или растаяла, как предмет, который не имеет права существовать в настоящем? Или же ее уничтожил тот взрыв, и твоя магия Туманного — все, что осталось от послания Джона. Я не знаю, Симон. Возможно, в Академии ты найдешь ответ на этот вопрос.

Глава 4. Ты принят!

За два дня Симон потратил немало сил на поиск сведений о таинственной короне в интернете, да и протирая штаны в местной городской библиотеке. Наверное, он доехал бы и до Лондона, но останавливало только, что в столичной библиотеке ему без сопровождения взрослого делать нечего. А тетя настаивала на том, чтобы он не делал глупостей и не доставлял ей проблем.

Информация про неведомо куда пропавший артефакт, появившийся из ниоткуда, всплыла в информационных источниках всего дважды. Корона шумеров — древней цивилизации, подходила под описание — с черепом на одном из зубцов. Корона, разумеется, считалась давно утерянной. По легенде, она давала силу, позволяющую править миром живых и мертвых.

Второй раз корона проявила себя в Африке. С ней связана история о кровавом уничтожении двух племен. Якобы, один из вождей племени нашел золотую корону на берегу реки. Получив от Неба такой дар, он счел себя избранником судьбы, и носил корону, не снимая, даже во сне. Так его и нашли однажды в кровати — с отрубленной головой, которую венчала корона. В тот день человек из соседнего племени, торговец финиками, был обезглавлен, как виновный в убийстве и покусившийся на золото племени. И корона досталась старшему сыну убитого вождя. Соседнее племя, узнав о гибели своего человека, поклялось отомстить. В итоге во враждующих лагерях не выжил никто, а корона снова исчезла…

«Отец действительно отправил мне древний артефакт? Зачем? В письме он написал лишь, что он доверяет эту вещь мне. И что же на самом деле случилось с короной в тот день? Видения о пустыне до сих пор вызывают дрожь. Неужели, в них кроется загадка проклятой короны?» — Симон не представлял, зачем отцу вообще понадобился такой опасный предмет. И, судя по всему, не ему одному. Убийцы шли за ним по пятам…

На третий день, как и обещали, в гости пожаловали вампиры. Принимать их существование — это одно, но оказаться с ними в одной комнате и смотреть в холодные, далекие, как соседняя галактика, глаза, оказалось гораздо сложнее. Все мысли о том, что он, Симон, выскажет в лицо тварям все, что думает о смерти родителей, разом испарились, уступив место неприязни и страху.

Трое, уже знакомых ему личности — Илона Локсли, Дориан Грейс и некий господин Нотри. Пожалуй, самое приятное впечатление производила Илона. Она выглядела ухоженной женщиной лет сорока, и порой даже улыбалась. Нотри разглядывал Симона с долей брезгливости. Казалось, он презирает время, проведенное под крышей человеческого жилища.

А вот Дориан Грейс… Этот худощавый мужчина с щетиной на лице, отросшими до плеч волосами, с болезненной синевой под глазами, испепелял взглядом темных блестящих глаз. Казалось, он и, правда, способен высосать кровь Спенсера прямо при свидетелях. Симон вспомнил, что у этого мрачного вампира какие-то давние счеты с его семьей. Вспомнил, и тут же отогнал эту мысль. Спенсеры за все расплатились еще десять лет назад. Хотя, кто знает, может, он, Симон, сейчас смотрит в глаза своему врагу.

— Симон Спенсер? Выглядите необычайно здоровым для того, кто совсем недавно едва дышал. Мы волновались, что без магии вампиров не удастся поставить вас на ноги, — голос Дориана звучал насмешливо. Несмотря на пронизывающий иглой взгляд, в словах и тоне Грейса не чувствовалось враждебности. Симон прекрасно понял причину — этот вампир желал узнать, что на самом деле произошло в день рождения Спенсера. Догадку Симона подтвердил следующий вопрос Грейса:

— Будьте добры, юный мистер Спенсер, поделиться с нами событиями того дня.

Симон спиной почувствовал взволнованный взгляд тети. Возможно, она боялась, что, желая узнать правду о смерти Джона и Риа, он случайно выдаст их общий секрет. Но Спенсер лишь пожал плечами:

— Я не помню о том дне ничего особенного. Мы поехали в Лондон, погуляли в зоопарке, присели в парке на лавочку, поесть мороженого. А потом я потерял сознание и очнулся уже здесь.

Дориан недоверчиво сверкнул глазами:

— Значит, в тот день, находясь в Лондонском парке, вы утверждаете, что не заметили ничего необычного? К вам не подходили незнакомцы, вам не звонили по телефону, вы не получали хммм…каких-нибудь записок или необычных сигналов от прогуливающихся рядом людей?

Симон отрицательно покачал головой:

— Не понимаю, о чем вы. Мы с тетей редко выбираемся из Чатема. Для меня это всегда — самый настоящий праздник. А тут еще совпало с моим Днем рождения. Я не следил за незнакомцами, а наслаждался прогулкой.

— Очень зря вы расслабились, Симон. Впрочем, тоже можно сказать и о нас, вампирах, — недовольно хмыкнул Грейс.

— Может, уже прекратим этот допрос, Дориан? — Илона вмешалась, недовольно постукивая туфлей на высокой шпильке по деревянному полу.

«Вампиры не любят снимать обувь», — отметил про себя Симон.

— Мы здесь для того, чтобы проверить способности Симона. Обучение в Совместной Академии начинается послезавтра. Для нашего заведения честь принимать такого ученика, как Туманный. Однако, даже ему непростительно прогулять первый учебный день! Дориан, давайте немедленно начнем проверку его способностей!

— Отлично, — пробурчал Дориан, доставая из кожаной сумки книгу размером с том «Трех мушкетеров». — Прошу, Симон, присаживайтесь. Если вы — все же не маг, или маг с низкой одаренностью, отдача от соприкосновения с магией учебника четвертого курса может оказаться для вас крайне неприятной. Либо вы совсем ничего не почувствуете.

Симон послушно сел на стул и вздрогнул — Илона успокаивающе положила ледяную ладонь ему на плечо:

— Не нужно волноваться, все хорошо. Магам лишь стоит прикоснуться к этой книге — и она откроется сама, на любой странице. Обычный смертный без способностей не сможет увидеть ни единой ее страницы, даже если приложит физическую силу.

Симон растер ладони. Еще пару дней назад, болтая с тетей, он отвергал саму идею отправиться учиться в Совместную Академию. А сейчас ему вдруг стало страшно, что он провалится на таком простом тесте. Если его отец, и, правда, — маг, обидно не унаследовать его способности.

Он коснулся бархатной обложки книги и замер. Тело оцепенело. Глаза, вместо вампиров и тети, и гостиной маленького дома в Чатеме, увидели перед собой бескрайнее небо…

Симон потерял счет времени. Ему казалось, что он лежит на лугу, среди трав, и далеко в вышине над ним проплывают облака, закрывая от него столь желанное солнце…

Тетя потом рассказала, что на самом деле случилось в момент пробуждения дара. Он прикоснулся ладонями к обложке, и книга начала перелистываться, страница за страницей. Глаза Симона при этом выглядели, как у слепого: полностью лишенные зрачков. И, лишь когда последняя страница книги закрылась, Симон пришел в себя.

Молчание прервал звук резких хлопков — Дориан решил, что это событие следует украсить фальшивыми аплодисментами:

— Директор Курт не ошибся в вас, Спенсер. Вы приняты в Совместную Академию. Занятия начинаются послезавтра. Илона передаст полную инструкцию, как добраться до места, где вам предстоит обучаться следующие шесть лет. Одежду, деньги на карманные расходы, ручки и тетради можете захватить с собой. От имени преподавателей, желаю вам удачи, мистер Спенсер. Она вам понадобится.

Глава 5. Первая встреча с Эммой Конни

Симон мрачно рассматривал дорогу, ведущую в Хайгейтский лес. Он вдруг подумал, что не слишком бы удивился, появись сейчас медведь, волк или кабан. Тетя Вероника, которая привезла его сюда на автобусе, и затем на попутке, некоторое время сомневалась, стоит ли оставлять мальчика одного, рядом с вампирской территорией. Да еще, учитывая болезненный интерес Симону к прошлому семьи.

Вероника вздохнула, пытаясь определить, где пролегает граница между владениями людей и вампиров. Тут рядом есть особый переход, скрытый от человеческих глаз. Пройдя по нему, окажешься на землях, принадлежащих Академии и самым богатым вампирским кланам. На их территорию простому смертному лучше не соваться.

Вероника успокаивала себя тем, что перемещение в Академию произойдет в полдень, при свете дня. Бросать Симона одного возле Хайгейтского леса в сумерки она бы точно не решилась. С другой стороны, в Совместной Академии (про себя она называла ее просто школой) Симону все равно придется научиться защищать себя. Но, может, она зря переживает? Кто рискнет напасть на Туманного? Совет вампиров строго накажет любого глупца, додумавшегося до этого, невзирая на род и магическую силу. Они наблюдали за Симоном с момента смерти его родителей, а теперь, после событий в Лондонском парке, его безопасность в приоритете. Они все еще стремятся разгадать «туманный» феномен.

«Да и вампиров, нынешних вампиров, можно не опасаться», — успокаивала себя Вероника. Зелья, получаемые без насилия и жертв, позволяют им забыть постоянный голод. Они теперь разумны и стремятся только к одному — спокойному существованию… По крайней мере, Веронике очень хотелось в это верить. Хотя история Джона и Риа не вписывалась в эту мирную картину… Но ведь и среди людей встречаются маньяки и убийцы! И от таких изгоев легче скрываться в Академии со строгими правилами и для вампиров, и для людей.

Сама Вероника получила сразу несколько охранных амулетов от Совета вампиров для своего дома и лично от директора школы Курта — на случай, если ей придется куда-либо уехать. Семью Спенсера, которая сейчас состояла всего из двух человек, решили оберегать.

Тетя взяла с Симона обещание приехать на зимние каникулы, и, со слезами на глазах, попрощалась с ним. Ее юный воспитанник должен остаться перед Хайгейтским лесом в полном одиночестве. Это требование в инструкции выделили жирным шрифтом. Только тогда Спенсер мог воспользоваться предметом для перехода в Академию.

… Спустя десять минут после ухода тети, Симон убедился, что вблизи не видно ни одной машины или случайного путника. Тогда он достал из кармана кожаной куртки магический предмет, а на деле — большую кедровую шишку, сделанную из меди, и задумчиво покрутил ее в руках. Шишка не царапала ладонь, была гладенькой.

«Золота на предмет перехода пожалели, а серебро — вампирам навредит», — хмуро подметил Симон и подбросил шишку в воздух. Применение артефакта казалось не хитрым. Что за ним должно последовать, Спенсер не знал. Потому очень удивился, когда кедровая шишка из меди преобразовалась прямо в воздухе.

Две щитовидные пластины по бокам выросли в один миг в крылья летучей мыши.

Симон с открытым ртом наблюдал, как медная летучая мышь спокойно усаживается ему на запястье, резко переворачивается, оставляя на руке кровавый след, и закрывает себя крыльями, повиснув на его руке вниз головой.

Ойкнув от боли, Спенсер собирался сбросить "животное" с руки, но тут услышал громкий свисток. Мальчик едва успел отскочить в сторону, когда на месте, где он стоял, резко тормознул автобус с ярко-зеленой вывеской «Хайгейтский лес». Автобус выглядел самым обычным, даже не двухэтажным, и Симон совсем не напрягся бы… Если бы от автобуса в разные стороны не разлетались летучие мыши в невиданных количествах.

Дверь резко отъехала в сторону, и Симон увидел за баранкой улыбчивого водителя. «Совсем не похож на водителя из фильма ужасов», — облегченно выдохнул мальчик. Мужчина выглядел лет на сорок пять, с проседью в волосах и в солнечных очках, сдвинутых на лоб. Никаких синих кругов под глазами или красных глаз. Не вампир.

Симон уже шагнул в салон автобуса, когда водитель его остановил:

— Твой билет, малыш.

Спенсер надулся — он ненавидел такие шутки. В двенадцать лет слышать подобные сюсюканья противно. Но ответить пришлось:

— У меня нет билета. Я могу его купить?

Водитель удивленно приподнял брови:

— Тебе толком не рассказали о первом визите в Академию? Магическая летучая мышь, что сейчас висит мертвым грузом на твоей руке, — и есть нужный мне билет. Он выдается ученикам, когда те отправляются в школу или разъезжаются на каникулы. Ты же знаешь, что из Совместной Академии так просто не вернуться?

Симон поймал себя на том, что неосознанно прячет руку с заснувшей летучей мышью за спину:

— Неужели нет никаких других способов покинуть это место?

Водитель усмехнулся, внимательно наблюдая за его реакцией:

— Не дрейфь, парень! В случае крайней необходимости ты получишь артефакт перемещения у преподавателей. Мы же занимаемся перевозом групп. Кстати, странно, что ты попал в нашу группу. Судя по запаху твоей крови, ты — человек? Совет вампиров перепутал твою кедровую шишку? Конечно, я отвезу тебя в школу, парень… Но это автобус вампиров. Мы как раз проезжали пещеры и подземелья, я забирал оставшихся учеников. Тебе не показалась странным вся свора этих летучих мышей возле автобуса? Просто ты «включил билет», и мы перенеслись к тебе прямо из пещер.

Симон, молча, пожал плечами, протягивая руку с сонной летучей мышью. Его совсем не обрадовала новость, что водитель все-таки вампир (оказывается, далеко не все они — писаные красавчики), да и с автобусом его обманули. Что называется, с места в карьер, сразу к темным тварям. Недаром, Грейс так мерзко улыбался, бросив напоследок: «Желаю вам, Спенсер, удачи!»

Водитель дотронулся до мыши на его руке, и — о, удивительно! — ты легко отвалилась от руки, снова превращаясь в кедровую шишку.

— Теперь смело занимайте любое свободное место! Да, побыстрее, нам нужно забрать еще десять учеников!

Симон прошел вглубь автобуса и только сейчас отметил затемненные стекла и глухие занавески на окнах. Юные вампиры, очевидно, не все из которых готовы к первой встрече с человеком, смотрели на него, кто с раздражением, кто с презрением и даже откровенной жаждой крови.

Спенсер удивился, насколько огромным оказался салон автобуса, о чем снаружи нельзя догадаться. Он уселся на первое свободное сидение, где второе место пустовало, и демонстративно раздвинул занавески. Сейчас рассматривать на пустой дороге совершенно нечего, но вдруг, за время их путешествия, появится что-нибудь интересное?

…Впрочем, он настолько устал за предыдущие дни, что после еще двух перемещений к широкой реке и на опушку леса, Спенсер просто заснул. Очнулся, лишь, когда услышал характерный свисток, и водитель прошел по салону, расталкивая зазевавшихся учеников.

— С вещами на выход! — прогремел он возле уха Спенсера, и тот, потянувшись, подхватил дорожный рюкзак и медленно выполз из автобуса. Тут сон точно рукой сняло. Перед ним во всей красе красовался замок в викторианском стиле. Симон насчитал не меньше шестнадцати башен разного размера — узких и огромных, таких, что вокруг них можно делать получасовой обход. Часть из них сверкала алой глянцевой плиткой, а часть — синей. У Спенсера мелькнула догадка, что так разделяли смертных и людей, учитывая, что алые башни красовались на востоке замка, а синие — на севере. Как Симон узнал позже, в бесцветных башнях размещали полукровок, которых среди учеников оказалось немного. В западном крыле вампиров комнаты на верхних этажах не пустовали только глубокими ночами. Большинство студентов-вампиров предпочитали спускаться вниз, в подземелья, где температура для них была более комфортной.

— Я провожу тебя до комнат учеников-людей, — предложил водитель, вызвав благодарность Симона. В одиночку исследовать замок ему не хотелось. Преодолев коварные магические лестницы, и пару раз, чуть не слетев с них вниз, Спенсер оказался, наконец, в гостиной смертных учеников.

— Спасибо! — поблагодарил он вампира, но тот лишь отмахнулся:

— Ты же — Симон Спенсер, верно? Твоя кровь имеет необычный запах. Я сразу заметил. В день, когда ты остановил инцидент в Лондоне, моя дочка находилась в городе, рядом с этим парком. Ты спас ей жизнь.

— Спенсер? — за спиной Симона раздался веселый голос. — Вот так удача! Отец привез меня еще вчера, чтобы я помог подготовить школу к открытию. Он подрядился помогать директору без всякой оплаты. Не думал, что первым учеником, которого здесь встречу, станет сам Туманный. Но где остальные ребята?

— Он приехал на автобусе вампиров, — ответил за Симона общительный водитель, — оставляю Симона на тебя, Берли!

С этими словами водитель поспешил удалиться. Ким Берли оказался долговязым парнем с лицом, словно истыканным тонкой кисточкой в коричневой краске. Его неровно подстриженные волосы имели красноватый оттенок.

…Симон поднялся этажом выше, в одну из комнат для мальчиков. Оказалось, Ким Берли решил поселить его рядом с собой. Пока Спенсер раскладывал свои вещи, Ким наворачивал вокруг него круги, не отводя пристального взгляда:

— А почему ты приехал вместе с вампирами?

— Так получилось, кто-то перепутал шишки для перемещения в школу, — неловко отозвался Симон, не особенно радуясь этому допросу.

— Я думал — так не бывает. Чтобы Совет взял и перепутал, — Ким с видом сыщика скрестил руки на груди и сдвинул на переносице брови. Он явно пытался разгадать первую попавшуюся тайну этой странной школы.

Симон, впрочем, не собирался помогать ему с этой задачей.

— А я думал, что вампиров не существует, — отшутился он. Разложив вещи, Спенсер сходил в душ, переоделся в свежее, и принял приглашение Кима прогуляться вокруг замка. По расчетам Берли, другие ученики должны приехать в школу не раньше, чем через пару часов. Так что заняться после небольшого полдника все равно нечем.

Они вышли из замка через парадный вход, и тут произошло то, что Симон не мог забыть все последующие годы. По проселочной дороге к замку прямо из туманной дымки стали выныривать роскошные черные автомобили Рено, один за другим. Всего Спенсер насчитал десять таких машин. Когда первая машина поравнялась с центральным входом, то резко и практически бесшумно остановилась.

Из машины вышел водитель, одетый в лучших традициях кинофильма «Люди в черном». За темными очками и такой же безликой одеждой угадывались крепкие накачанные мускулы и подготовка телохранителя. Мужчина обогнул машину, распахнул дверцу, выпуская пассажира.

Нежное создание, появившееся перед Симоном, выглядело очень даже представительно. Спенсер даже протер глаза, чтобы убедиться, что зрение его не обманывает. Больше всего девчонка напоминала ангела. Но ее уверенные движения и холодный взгляд говорили о вполне земном происхождении. Важно покинувшая машину, и сейчас, как светская львица, деловито опиравшаяся ладонью о плечо водителя, она с напускным интересом рассматривала окрестности

Фарфоровый цвет кожи сливался с цветом ее платья. Белое, как верхний слой снега после долгой метели, оно напомнило Симону свадебный наряд. Длинные юбки волнами спадали до самой земли, и казались похожими на лепестки розы — по крайней мере, складок и оборок в них точно насчитывалось ничуть не меньше, чем в воспетом поэтами бутоне цветка. По краям платья, точно капли росы, вспыхивали вставки кристаллов Сваровски. Край самой верхней короткой юбки платья слегка приподнимался, создавая иллюзию крыльев лебедя.

Симон пригляделся к платью, в котором можно смело отправляться на бал, и вдруг с удивлением понял, что материал, из чего оно сделано, — бумага. Он вспомнил, что видел подобное в одном из журналов. Такие платья — коллекционные, их заказывают для свадеб богачей, потому что наряду с ослепительной роскошью, они очень хрупкие и ломкие.

Голову девочки охватывала белая атласная лента, крепившаяся на длинных серебристых волосах. Лицо и фигура казались на удивление ладными и правильными, даже на строгий вкус Симона. Из украшений — тонкая золотая цепочка без медальона и такой же браслет на левой руке.

— Ого! — Ким очнулся от созерцания новой ученицы, — к нам что, сама принцесса сбежала прямо из Букингемского дворца? Проклятущая вампирка, как пить дать! Только они могут выбрасывать деньги на ветер.

Довольный своей шуткой, он захихикал. А между тем, действие продолжалось. Из машин стали выходить слуги, выносить какие-то коробки. Первые семь человек несли коробки, запакованные в алую фольгу и мастерски перевязанные крупными белыми бантами.

— Посторонись! — недовольно фыркнул один из носильщиков, заставив Симона и Кима отойти с дороги.

Алые коробки торжественно, одну за другой, внесли в замок.

— Замечательно, что я сама могу вручить директору подарки отца! — возликовала «принцесса», у которой голос напоминал чириканье воробья. Затем девчонка жестом дала понять, что пора заносить в школу и оставшиеся коробки, обернутые в белую фольгу. Среди носильщиков оказалась одна взрослая, но болезненная на вид девушка. При взгляде на нее Симона одолели нехорошие сомнения, что вампиры постоянно качают из нее кровь. На ней была синяя униформа, и девушка резко выделялась на фоне других «людей в черном». Служанка пронесла свою белую коробку ровно половину пути до парадных дверей замка, но, заглядевшись на величественное здание, не заметила валявшийся на дороге камень.

Симон успел подхватить ее в самый последний момент, но она все равно, похоже, подвернула ногу.

— Мэри, ты не осторожна! Если ты разбила мою любимую куклу, отец выгонит тебя из дома без денег и рекомендаций! — топнула ногой разъяренная «принцесса», — А ты еще кто такой?

Последняя фраза адресовалась Симону. Тот как раз забрал коробку у девушки.

— Спенсер, Симон Спенсер. А сама-то ты кто такая?

— Хам! — возмутилась «принцесса», — хочешь сказать, что не узнал представительницу чистокровных вампиров, наследницу рода Конни, Эмму Конни? Все магические газеты пишут обо мне, а ты… Спенсер, говоришь?

Симон передернул плечами и под фырканье Кима продолжил тащить коробку следом за предыдущим носильщиком. Горничная, прихрамывая, не отставала от него ни на шаг. По ее лицу Спенсер понял, что она боится увольнения сильнее, чем повредить ногу.

Глава 6. Эмма и ее претензии к роду человеческому

Эмма Конни сочла поведение Спенсера в первый день знакомства несносным. Хотя, она не могла не отметить и его хорошую сторону, когда он решил помочь ее горничной. Человек, который с помощью своей силы защитил от смерти людей и вампиров в Лондонском парке, не мог не привлечь её внимания.

Она презирала смертных, но честно обещала себе, что даст Спенсеру шанс заслужить ее благосклонность. Звезда должна тянуться к звезде, разве не так?

Но Симон оказался противным мальчишкой, полоснувшим по ней неприязненным взглядом. Ну и ладно. Пусть так. У нее, у Эммы есть свои причины недолюбливать людей. Пока провинившаяся горничная помогала наследнице рода Конни снимать красивое, но такое неудобное платье, Эмма думала о многих вещах. Например, о том, что ее первое появление в школе должно было стать триумфальным.

Она ожидала увидеть толпу восторженных учеников, а у входа топтались только двое смертных. Эмма не поехала в общем автобусе с другими вампирами, и ей казалось, что они просто обязаны сами выйти ей навстречу. Как итог — редкой красоты платье ученики-вампиры оценили уже в гостиной вечернего курса, и там оно оказалось не слишком уместно. А она так старалась!

Пусть отец не нашел времени ее сопровождать, а мать пообещала приехать только завтра, чтобы переговорить с директором и убедиться, что дочь нормально устроилась, сегодняшний день должен стать особенным. Но он оказался испорчен. Можно, конечно, обвинить в этом свое плохое настроение и стечение обстоятельств, но из головы никак не хотел уходить смертный по фамилии Спенсер…

Натянув на себя форму Совместной Академии и отпустив горничную обратно в поместье Конни, Эмма устало легла на кровать. Ее одолели неприятные мысли о первом знакомстве с человеческой подлостью.

В семь лет Эмма сильно заболела. Обычную простуду вампиру можно вылечить, просто увеличив дозу крови в специальном растворе. Ребенку же необходима свежая кровь, а не замороженная. Тогда Ленар выбрал «кормилицу» по своему вкусу. И, разумеется, тщательно проверив ее показатели здоровья по медицинской карте.

Новая обитательница поместья, Кайла, оказалась двадцатилетней девушкой с длинными темными волосами. Как и другие смертные гости поместья, она получала за пребывание в стенах дома Ленара огромные деньги.

Раствор для дочери Наргиза готовила самостоятельно, предварительно взяв у Кайлы кровь через шприц. Кайла лишь относила его в спальню к Эмме, робко протягивая, кланяясь и уходя. Эмма быстро пошла на поправку. Отец, посетивший ее перед самым выздоровлением, даже улыбнулся:

— Видишь, Эмма, не такие уж они и опасные — эти люди. Знаю, что Дориан, как заглядывает к тебе поболтать, пугает историями про их коварство и злобу. Он не прав. Мы должны жить в мире с людьми. Кровь, что течет в их венах, жизненно необходима нам.

Эмма согласилась с отцом. Она твердо решила дать смертным шанс и познакомиться с Кайлой поближе. Как-то раз она услышала грохот на первом этаже с раннего утра.

Наргиза уехала по делам, и Эмма выбежала на шум в одной ночной сорочке.

Источником шума оказалась Кайла. Она стояла на декоративной кухне и весело раскатывала по столу песочное тесто.

— Что вы делаете, мисс? — удивилась Эмма.

— Готовлю. Разве незаметно? — улыбнулась в ответ девушка, и на ее лице проступили милые ямочки. — Может вы, вампиры, и питаетесь кровью…или растворами с ее примесью. Но мы, люди, предпочитаем нормальную еду. Знаю, что вы тоже временами ею не брезгуете. Хотела приготовить тебе печение! Ты против?

— Нет, — растерялась Эмма, — но отец ненавидит запахи человеческой еды. Повара, которые готовят для нас, делают это в отдельной пристройке со стороны сада. Там железные двери…

— Ну, сегодня твои родители в отъезде. Потом я все вымою и проветрю, никто и не узнает. Милая, хочешь помочь мне с печеньем? Ты же уже чувствуешь себя лучше? — Кайла задорно хихикнула, протягивая свободный передник, и Эмма согласно кивнула. Ей вдруг захотелось научиться готовить сахарное печенье, напевая веселую песенку. Мама никогда не предлагала подобной забавы!

…Тот день был счастливым, равно как и последовавшие за ним другие дни. Кайла взяла на себя роль учительницы. Она помогала Эмме с чтением и письмом, рассказывала истории из жизни людей, втайне от Наргизы и Ленара. Кормилица также укладывала девочку спать.

— Так! Быстро засыпай! Закрывай глазки и начинай считать! Сто один, сто два, сто три…

— Почему ты всегда начинаешь считать со ста? — сонно приоткрывала один глаз Эмма.

— Просто начиная с длинных цифр, зевать получается быстрее, — подмигивала ей кормилица.

… Однажды Эмма подслушала разговор между Ленаром и Кайлой. Будучи еще совсем малышкой, она не поняла его сути. Лишь уяснила, что отец зол и недоволен:

— Мисс Дейкер, вы забываетесь. Если бы я хотел завести любовницу, то нашел способ сделать это за пределами дома. Как это ни парадоксально, я люблю жену.

— Я не прошу разводиться. Я могу оставаться в доме, просто постоянно присутствуя рядом. Она никогда не узнает! Я больше подхожу тебе, чем она! Моя свежая юная кровь, я подарю ее тебе, только не отталкивай меня! С первой встречи я влюбилась в тебя. Хочу ощутить твои объятия, целовать тебя, служить только тебе!

— Кайла, ты должна покинуть этот дом. Даю тебе один день, — холодно отозвался Ленар, — я никогда не заводил любовниц среди смертных. И ты не станешь первой в этом списке, Кайла. Уходи.

— Я люблю тебя!

— Убирайся!

Эмма видела, как Кайла выбежала из кабинета Ленара в слезах. Она не сразу решилась подойти к несчастной, потерявшей голову от любви к вампиру, кормилице. Простояв час возле двери кухни, где заперлась Кайла, она вздрогнула, когда та резко открыла дверь.

— Эмма, ты все это время ждала меня здесь?

— Вы плакали, мисс?

— Ерунда, — отмахнулась девушка. — Гораздо важнее, что твоя мать будет очень недовольна, если узнает, что я все еще не покормила тебя, как обещала. Раствор на столе, Эмма. А потом, если хочешь, можем погулять.

— Но папа… Он хочет, чтобы вы уехали…Сегодня… — Эмма взволнованно закусила губу, готовая заплакать.

— Ты подслушивала? — нахмурилась Кайла, но тут же смягчилась, — все в порядке. Я не оставлю тебя, Эмма.

В тот день Эмма выпила раствор, и они отправились гулять в летний сад возле поместья. Она не запомнила момент, когда ей стало плохо. Просто перед глазами все потемнело, её бросило в жар. Девочка упала на траву, и только тогда Кайла обернулась к ней. Она наклонилась, разглядывая ее:

— Тебе плохо? Не можешь встать? Не можешь выдавить и словечка? Почувствуй себя так же, как и я сегодня, по вине твоего проклятого папочки! Если он красив, как мраморная статуя, думает, ему все можно, да? Вы, вампиры — просто омерзительны! Сдохни, и пусть он поймет, каково это — терять раз и навсегда! Как я мечтаю посмотреть на его лицо, когда он… — силуэт Кайлы медленно таял, голос становился все тише.

А Эмма видела лишь край ее платья в синюю полоску, постепенно пропадающий из виду. Она пришла в себя, лежа на кровати, в детской. Дориан негромко разговаривал с её отцом:

— Я предупреждал тебя, Ленар, никогда не доверяй людям! Эмма чуть не умерла! Эта стерва накачала ее раствором с добавкой расплавленного серебра и яда, только, чтобы отомстить тебе! Она предчувствовала, что ты откажешь ей, и уже давно задумала извести твою дочь!

— Хватит, Дориан. Поверь, Наргиза мне все высказала без твоих нравоучений. Я буду осторожнее, на будущее. Эмма и Кайла так хорошо ладили. Кто мог подумать, что мисс Дейкер такая подлая? В любом случае, она уже наказана. Совет вампиров стер ей память, она забыла о том, что жила в этом доме, забыла свою убогую любовь. Поверь, уничтожение таких воспоминаний — серьезный удар по душевному состоянию человека. Ей все время будет казаться, словно она лишилась части своего тела.

— И все равно этого мало. Совет слишком мягко ее наказал.

…Лежа на кровати, и разглядывая расписной потолок, Эмма размышляла о том, что ненавидит подлых смертных. Одной она уже поверила. И чуть не погибла. Спенсер не сможет ее обмануть.

Глава 7. Кровь «Туманного»

Прошло немного времени с начала учебного года, когда Эмма решила навести визит Дориану Грейсу — лучшему другу отца. Без родителей в чужом незнакомом замке она чувствовала себя одиноко. Грейс преподавал в их школе магические растворы, и ему полагался отдельный кабинет в подземелье одной из вампирских башен.

…Когда она зашла, Дориан отсутствовал. Эмма подошла к преподавательскому столу и опустилась в деревянное кресло, решив просто подождать. Но тут взгляд у нее упал на пробирку с красной жидкостью, лежавшей на марлевой салфетке. Любопытство взяло верх, и Эмма протянула руку, чтобы взять миниатюрную склянку и рассмотреть ее поближе.

Она вздрогнула, когда увидела бумажку, приклеенную к пробирке.

«Симон Спенсер?» — Эмма нахмурила брови. Зачем Дориану кровь Симона? И как он ее достал? В голове тут же услужливо прокрутился недавний медосмотр в больничном крыле. Всех заставили его проходить. По крайней мере, понятно, откуда эта кровь.

Дальнейшие вопросы «зачем и для чего?» отступили перед охватившим Эмму любопытством. Этот нахальный мальчишка, который продолжает делать вид, что ему наплевать на всех вампиров Академии! Какова на вкус его кровь? Вот бы укусить его хоть раз, проучив за зазнайство! Тогда это маска пренебрежения на его лице сменилась бы страхом. Он не смог бы игнорировать существование Конни. Герой из лондонских трущоб!

Прежде чем Эмма поняла, что делает, она открыла пробирку и капнула несколько капель себе на язык. В голове что-то помутилось. Захотелось еще, словно спящий зверь внутри нее сорвался. И Эмма непременно бы выпила всю кровь, но тут в кабинет зашел его хозяин, и сразу же выдернул склянку из рук юной вампирки:

— Чем ты занята, Эмма? Почему берешь без спросу вещи с моего стола? И ты что, не знаешь, как опасно несовершеннолетнему чистокровному вампиру пить кровь смертного? Если для низших это еще не страшно, то ты… Выпьешь слишком много, и в будущем сможешь питаться только его кровью! Только он сможет стать твоим донором, понимаешь? Это беда чистокровных семей!

Эмма видела все словно через радужную призму. Перед глазами порхали бабочки, и сердитый Дориан казался ей даже милым. Ее взгляд снова остановился на склянке в его руках.

— Ах, так? Тогда лучше я сделаю вот что! — Дориан демонстративно вылил содержимое пробирки в раковину, затем открыл кран с водой.

— Зачем? — расстроилась Эмма. В ту же секунду голову словно сдавил раскаленный железный обруч.

— Затем, о чем я тебя только что предупредил! Чистая кровь в момент принятия дарит чувство эйфории, для вампира она, как наркотик. Но потом приходят минуты расплаты. И для юных чистокровных они наиболее неприятные.

— Отлично, я поняла, — Эмма уныло кивнула. — Но зачем тебе кровь Спенсера? Неужели… это связано с твоей неприязнью к их семье? Давно хотела спросить тебя, чем они тебе так насолили?

Дориан только неопределенно хмыкнул в ответ:

— Много будешь знать, скоро состаришься. А кровь «Туманного» могла бы помочь расследовать инцидент в Лондонском парке. Но, увидев тебя, позарившуюся на кровь Симона, я понял, что это плохая идея. Лучше просто скажу, что случайно разбил флакон с его кровью.

Глава 8. Как начинается вражда

Традиционная игра для вампиров-первокурсников под названием «Музыкальные кубики» проводилась ежегодно. И Эмма Конни вместе с верными вассалами Кортни и Джелли готовилась принять в ней участие. Дороти любезно помогла ей прибраться в большом зале вечернего факультета к началу игры.

Каково же было ее удивление, когда привычный для вампиров сценарий вдруг изменился! Дориан с мрачным видом зашел в зал, за ним, приветливо улыбаясь, шествовала декан «утреннего» курса, Илона Локсли вместе со своими учениками и полукровками.

— Прошу минуту внимания! — прокашлялся Дориан. — С этого года директор Курт решил ввести в школе новую традицию. Теперь в «Музыкальных кубиках» студенты нашей Академии соревнуются друг с другом. Победитель игры получит приз и будет освобожден от первого экзамена в конце полугодия. Разумеется, при наличии положительных оценок за контрольные и зачеты.

— Но вампиры всегда соревновались только между собой! — вмешалась Эмма, специально для такого случая сменившая темную женскую форму вечернего курса на бриджи и блузку цвета электрик.

— Вы быстрее и сильнее ваших противников. Вам ли беспокоиться о победе? — улыбнулась Илона, потирая ладошки. — Директор Курт считает, что такого рода забавы должны проводиться совместно!

— Достаточно уже общего магического футбола для оправдания статуса нашей школы, — фыркнула Эмма и раздраженно передернула плечом.

Дориан сделал ей замечание:

— Эмма, у тебя есть, что сказать директору? Могу проводить тебя после игры. А пока — просто докажи, что вампиры легко выиграют у любого смертного.

Эмме не оставалось ничего иного, как под пристальным взглядом Спенсера выйти на площадку. Чтобы поддерживать магию игры с большим количеством участников, двум преподавателям пришлось объединить силы.

Игра началась. Нежная мелодия, похожая на журчание ручья, звучала в воздухе, и замолкала только когда, все кубы, размером с хороший сундук, появлялись на полу зала. Игроки торопились их занять, но кому-то одному не хватало кубика, и он выбывал из соревнования.

Симон играл в подобную игру в детском саду, но там были самые обыкновенные стулья, которые не растворялись в воздухе, и не появлялись, где этого не ждешь.

Тем не менее, Симону ужасно хотелось выиграть у вампиров, и особенно у гордячки Эммы Конни.

И вот уже с поля вылетели Джелли и Кортни, а затем Дороти и Морис. Вместе с ними поредела и человеческая группа — Ким с Анитой проиграли в самом начале. Симон же успевал подбежать к кубику, словно заранее знал, где тот появится. Казалось, он предугадывал колебания магического фона.

Дориан мрачно переглядывался с Илоной, на лице которой читалось, как она довольна, что «Туманный» с необычными способностями учится на ее курсе. Эмму же вся эта ситуация жутко разозлила. Любимая еще с детских лет забава превратилась сейчас в нешуточное испытание. Она хотела остаться лидером до конца. А лидер должен получить победу, невзирая на любые сложности.

«Даже Спенсер с его всплесками магии не перейдет мне дорогу!» — решила Эмма, когда заиграла финальная мелодия. Она глянула в сторону Дороти, и та хитро подмигнула в ответ.

В одно мгновение в зал ворвались летучие мыши. Они не нападали на людей, а все бросились к Спенсеру, подчиняясь заклинанию Пейн.

— Разве так можно? Студенты вашего курса используют магию в игре! — возмутилась Илона.

— Это не запрещено, — безразлично передернул плечами Дориан. — Ваши студенты тоже могут…

— Но люди менее подготовлены… Они только приступили к изучению основ магии…

— Неужели? Тогда что, по-вашему, делает Спенсер?

По залу разошелся туман, который растаял также быстро, как и появился. Сонные летучие мыши лежали на полу без движения, и лишь по легкому трепетанию крыльев угадывалось, что они живы. Музыка затихала. Симон увидел синий кубик и бросился к нему, собираясь на него сесть.

И у него все получилось бы! Но, в последнюю секунду, Эмма с помощью магии, притянула к себе куб, и села на него, дерзко улыбаясь. Раздались победные музыкальные аккорды.

Эмма с превосходством посмотрела на соперника, который, не удержавшись, упал на пол. Кругом смеялись все — и вампиры, и люди. Чуть раньше Симон с громким хлопком неловко приземлился на пятую точку, и видел сейчас кругом только веселые лица.

Никто не сочувствовал ему. Все, даже друзья, оказались на стороне Конни.

А Илона, декан их курса, очевидно, не захотела спорить с Грейсом. А, может, она с самого начала собиралась согласиться с победой вампиров? Возможно, женщина хотела использовать игру «Музыкальные кубики» для тренировки и создания единого командного духа, но совершенно не подумала, что Симон зайдет так далеко в стремлении победить.

— Что ж, Симон, Эмма, вы бились до последнего. Но победа достается Эмме Конни. Не хмурься, Симон, Эмма — девушка, и ей положено хитрить. Иногда не сила, а хитрость решает все.

Симон посмотрел на Эмму так, словно хотел ее ударить. Почувствовав, как к бледным щекам притекает холодная вампирская кровь, Конни показала ему язык. Еще чего не хватало — чувствовать себя виноватой!

Пока им раздавали победные медали за первое, второе и третье место, Эмме казалось, что Симон непременно ее ударит. Либо вот прямо в момент награждения, либо дождется, когда все разойдутся по делам.

Но тот так и не подошел. Вместе с Анитой они ушли к Вишневому пруду. Эмма выследила их по запаху. С момента, как попробовала кровь Симона, прошло не так много времени, и она чувствовала того, в чьих жилах течет эта кровь. Спрятавшись в тени старого раскидистого дуба, Эмма подслушивала разговор людей.

…Они говорили тихо. Резкий сентябрьский ветер уносил звуки, и Эмма с трудом разбирала слова, несмотря на острый слух. Конечно, ругали ее. Эмме же вдруг стало стыдно за свое поведение. И за то, что чужой преподаватель потворствовал ее капризу и незаслуженно присудил ей победу. Девочка уже хотела выйти из укрытия и попросить прощения за то, что выиграла нечестно, но тут услышала слова Симона:

— Не хочу их прощать, Анита. Вампиры всегда останутся злобными хитрыми тварями. Эта Конни может внешне и выглядит, как ангелочек. Но она — вампир. И я никогда не прощу ее за сегодня! Как и тех вампиров, что убили моего отца и мать! Я обязательно доберусь до тех, кто это сделал!

— Но, Симон, ты же не уверен, что твоих родителей убили вампиры. Может все не так, как кажется на первый взгляд?

— Анита, ты вечно находишь всем оправдания! Как и положено хорошей ученице. Но тебе давно пора открыть глаза…

Дальше Эмма не могла слушать их разговор. Ей все опротивело. В мыслях возникла Кайла и ее злая усмешка, перед тем как она бросила вампирку умирать. Желание извиняться перед Спенсером испарилось, уступив место темному злому чувству.

…С этого началась долгая вражда между «вечерним» и «утренним» курсом, и самыми яркими его представителями — Эммой и Симоном. Одно цепляло другое, и кажется, ничто не заставило бы их помириться, если бы не сама судьба.

Повзрослевшая Эмма часто вспоминала тот случай, с которого начался их с Симоном раздор. Много раз обещала себе извиниться за свое детское поведение тогда. Но, возвращаясь мыслями к тому, что услышала в разговоре его и Аниты, всегда останавливалась на полуслове. Она не знала, как рассказать Симону, что знает его сокровенную тайну о родителях. Ту, которую он ей еще не поведал. Эмма так и не решила, как относиться к этой правде. Она только надеялась, что ее семья не причастна к трагедии ее любимого человека.

Глава 1. Попытка соблазнения

Морис, пару дней преследовавшая угрюмого Симона, который завел себе привычку прогуливать занятия, наконец, добилась от него согласия поговорить с глазу на глаз. Когда она проводила Симона до комнат «утреннего курса» после неудачного свидания с Эммой, у вампирки не получилось вытянуть из мрачного парня даже нескольких слов.

Но, как-то вечером, Симон признал, что молчание — не выход, и ему нужно поговорить о случившемся. Вероятно, с однокурсниками его на откровения не тянуло. Симон, как и многие представители человеческой расы, стремился сохранить свой образ не запятнанным в глазах окружающих, и сам же от этого страдал…

Они оба решили, что пропустят утренние занятия и встретятся в комнате отдыха. Родани сегодня не собиралась вести беседы о будущем людей и вампиров, возможной войне или коварной блондинке по имени Эмма Конни. Темная кровь, почему она должна обсуждать проблемы мироздания, или эту выскочку, в свое первое свидание с Симоном?

Разумеется, сам Симон не считал их встречу свиданием. Скорее уж, как в прошлый раз, собирался использовать Морис, чтобы облегчить душу и решить собственные проблемы. Но вампирка не унывала. В любом случае, о Конни можно вспомнить потом, когда они выяснят раз и навсегда отношения между собой. Морис решила, как говорят смертные, «ковать железо, пока горячо», и не тянуть с признанием. Сейчас, когда Симон и Эмма поссорились, для этого удобный момент.

Морис критически осмотрела себя в зеркало: если учесть бессонную ночь, проведенную в страстных мечтах, она выглядела безупречно. Короткая юбка и черный жилет, натянутый поверх белоснежной шелковой рубашки. Блестящие, словно вороново крыло, волосы, до которых так и тянет дотронуться, уложены лаком и спускаются раздельными прядями, обрамляя изящный овал лица. Чуть раскосые глаза смотрят дерзко, прямо и открыто; вспыхивающие в них золотистые искорки оттеняются покачивающейся в ухе длинной серьгой.

Родани взглянула на сервированный к завтраку стол, отметив, что её все устраивает: разве здесь нужно что-нибудь, кроме сладкого, фруктов и вина? Впрочем, если её красота и обаяние все же не подействует на человека…

Морис не была бы дочерью Изабеллы Родани, если б не рискнула прибегнуть к её излюбленному рецепту. Когда чары вампирки оказывались бессильны, та угощала мужчин собственноручно приготовленным винным напитком. Он сводил с ума любого, даже самого холодного человека, в десять раз сильнее, чем любой афродозиак.

«Что же, Симон, приходи… Я жду тебя», — снова улыбнулась Морис отражению в зеркале.

Симон задержался на добрую четверть часа, заставив Морис понервничать. Когда он, наконец, пришел, вид у парня был хмурый и уставший. Родани прежде не приходилось видеть у него таких пустых, лишенных света, глаз, глядя в которые, можно легко накинуть еще десяток лет.

«Как он болезненно воспринимает чужие поступки! Точнее, действия одной конкретной вампирки. Если бы ты так же волновался обо мне, Симон…»

Морис пригласила его к столу и, когда Симон неуверенно опустился на стул, девушка с самым решительным видом разлила напиток матушки по бокалам.

— Ты в последние дни мрачнее тучи, Симон, — осторожно заметила вампирка.

— Полагаю, я имею право злиться, не спрашивая ни у кого разрешения, — человек произнес эти слова с непривычной резкостью. Казалось, что он вот-вот «сорвется» и набросится на первого, попавшегося под руку.

«Симону нужно снять напряжение, но мне не хочется при этом пострадать. С другой стороны, я знаю один чудесный способ получить разрядку. Мы оба могли бы расслабиться…»

— Если честно, Симон, я не понимаю, почему ты переживаешь. Вместо того, чтобы злиться из-за измены Конни, ты должен радоваться, что, наконец, избавился от этой притворщицы! Кстати, я даже собрала небольшой стол, чтобы устроить проводы вашего горе-партнерства. Ты же, надеюсь, не забыл, что я предупреждала тебя насчет Эммы?

Словно в ответ на ее вопрос, в глазах Симона блеснули знакомые синие искорки. Чары доверия продолжали действовать. И, все же, вопреки этому, Спенсер неуверенно произнес:

— Но, возможно, я поторопился с выводами? Может, ее поступок — влияние магического существа? Эмма зависит от меня и первой пострадает при разрыве…

— Неужели ты все простишь?! Если судьба наделила её особым геном, сделав тебя её партнером, ты смиришься с любым поведением Эммы? Ты считаешь правильным, приносить себя в жертву, когда она делает все, что хочет?!

Симон не ответил, но явно не собирался соглашаться с её словами. Свидание грозило перейти в ту самую, опасную дискуссию, которую Морис совершенно не планировала.

— Все дело в том… Мне кажется, я влюбился. — Симон старался смотреть не на Морис, а на сладости на столе.

Вампирка мысленно взвыла: «Тоже мне, новость! Темная кровь, да, наверное, вся школа знает об этом!»

Пытаясь скрыть клокочущую внутри злость, Морис поднялась со стула и стала по-кошачьи мягко передвигаться по комнате.

— И, что, теперь? Разочаровался? — вампирка окинула парня, углубившегося в собственные мысли, проницательным взглядом, и вдруг усмехнулась. Её взгляд дольше положенного задержался на низко сидящих джинсах (решив прогулять учебу, Симон не стал одевать форму). — Знаешь, Симон, ты за собой совершенно не следишь! Даже не заметил, что запонка с правого рукава рубашки упала.

Парень вздрогнул, точно очнувшись от забытья, и посмотрел на пол. Чтобы поднять запонку, пришлось встать со стула и сделать пару шагов к двери. Но, прежде чем он успел наклониться, Морис подняла запонку, и, изящным жестом перехватив ладонь Симона, ласково произнесла:

— Ты мне позволишь? — не дожидаясь ответа, она погладила чужую ладонь, прежде чем прикрепить запонку обратно. Симон непонимающе уставился на неё.

Воспользовавшись замешательством Спенсера, Морис вдруг притянула его к себе, мягко коснувшись ладонью затылка, и лишь затем прошептала:

— А что, Симон, может, просто отплатишь Конни той же монетой?

Это мгновение, когда человек прикасался к ней, стоило целой жизни. По крайней мере, Морис казалось именно так. Не было никого желаннее, не было никого важнее Симона. Даже старые счеты с Конни ушли на второй план. Если бы Симон чувствовал то же самое! Но…

Хуже всего, что Родани вдруг поняла, что её решение поставить в отношениях с Симоном жирную «точку», снова заменяется «запятой». Оказалось, что, если ты действительно любишь, то чувствовать боль любимого просто невыносимо.

Чуть ли не впервые в жизни Морис думала не о себе, а о другом человеке. Такая опасная слабость…

— Морис, отпусти, а…? Я хочу пить, — на щеках Симона выступил слабый румянец. Он рассматривал вампирку своими малахитовыми глазами, так, словно увидел впервые, запоминая и оценивая.

Морис снова усмехнулась и разомкнула объятия, шутовским жестом пригласив Симона обратно за стол. Тот, раскрасневшись, залпом осушил бокал с ароматным напитком, прежде чем сказать, что-то важное:

— Просто, Морис, я не хочу тебя обманывать. Я люблю Эм…

Родани догадалась, о чем пойдет речь, поэтому прервала его нетерпеливым жестом, придвинув стул ближе к нему, и наливая в чужой бокал новую порцию дурманящей голову жидкости. Иногда выхода, кроме как опоить Симона, она не видела, ведь обольщение с треском провалилось.

Симон автоматически протянул руку за бокалом. Морис решила воспользоваться случаем, чтобы сорвать с чужих губ долгожданный поцелуй, наклонившись ближе, когда дверь с треском распахнулась…

Эмма Конни, узнав о несчастье с журналистом Суреном, бросилась на поиски партнера. Во-первых, это поручила ей замдиректора, во-вторых, это возможность помириться, и, наконец, — Эмма просто с ума сходила от беспокойства, думая о том, что неизвестный враг предпримет еще одну попытку убить Симона, раз первая сорвалась.

Но Спенсер, как назло, не находился.

Не сразу в голову Конни пришли мысли, где и с кем может развлекаться ее партнер, однако интуиция истинной вампирки буквально кричала, что стоит заглянуть в совместную комнату отдыха, которую её курс старательно игнорировал…

Но то, что Эмма там увидела, её, мягко говоря, не обрадовало. Напитки, сладости и фрукты на столе, улыбающаяся Морис, и… Симон, резко отстранившийся от неё, едва дверь комнаты распахнулась…

На этот раз Эмма решила не сдерживать магию. Она верила, что партнера сила существа не заденет, а судьба Родани её не волновала.

… Пламя охватило скатерть и стол, и метнулось к Морис, но прозрачная защитная сфера уберегла новую старосту «вечернего курса» от ожогов. Симон среагировал быстро, призвав чарами ведро воды, и потушил пожар.

— Совсем рехнулась, Конни? — Морис брезгливым жестом смахнула с рубашки пепел. — Решила сжечь школу дотла?

— Заткнись, Родани, или я за себя не отвечаю! Существо внутри меня сейчас жаждет твоей крови, когти у него острые! — рявкнула Эмма, потирая онемевшие ладони. После вспышки она почувствовала себя немного лучше. Но видение Морис, склонившейся к ее партнеру, никак не желало исчезать из памяти.

— Ты все не так поняла, Эмма. Мы просто разговаривали. Морис пыталась мне помочь.

Симон топтался на месте и ерошил непослушные волосы. На его лице читалась растерянность. Словно бы и, правда, пришел к Родани за советом, а не за…

— Какая разница, Спенсер, что я подумала. Я здесь только потому, что Локсли велела тебя найти. Пока ты флиртовал с Родани, в школе кое-что случилось. Поздравляю, дорогой партнер, кому-то ты сильно не угодил. В твоей почте нашли темный артефакт, способный убить… Но тебя спас Сурен. Скажешь ему «спасибо», если он очнется, конечно.

— Что?! — Симон побледнел и, мгновение спустя, сорвался с места. Эмма почувствовала укол совести — нельзя вываливать на человека плохие новости, разбавляя их сарказмом.

Но какого черта Родани и Спенсер здесь делали? Впрочем, Симона сейчас лучше не оставлять одного. И нужно выяснить, что случилось с журналистом. Решив отложить разборки с Родани на потом, Эмма покинула комнату.

…Морис смотрела на захлопнувшуюся дверь, раздраженно кусая губу. Свидание, начавшееся так удачно, превратилось в нелепый фарс. А, казалось, счастье так близко…

«Конни, обещаю, однажды я припомню тебе этот день. Дай время! Но что же делать? Я тоже пила отраву матушки… Милый Энтони, хорошо, что ты есть. Сегодня моему бывшему тоже придется прогулять уроки».

Глава 2. Последствия нападения

Эмма едва поспевала за Симоном, который несся к больничной палате, точно метеор. Но там их поджидал сюрприз — бледная от волнения Локсли беседовала с Тамарой Камерон. Двое крепких мужчин в форме (один из них был вампиром) охраняли вход.

Стоило Илоне Локсли увидеть Симона, как она облегченно выдохнула и вытерла платком пот со лба:

— Хвала Небу, Симон, ты цел и невредим! Если бы не Сурен, то… Что за несчастный день! Почему директора нет именно сейчас, когда он так нужен! — губы Илоны дрогнули. Камерон ободряюще сжала ее плечо и сказала:

— Вы ни в чем не виноваты. Давайте, я объясню все ребятам, а вы займетесь своими прямыми обязанностями.

Замдиректора неуверенно кивнула. Начало учебного года плохо сказалось на ее самочувствии.

Камерон жестом поманила студентов за собой. Эмма пошла сразу же, а Спенсер принялся неуверенно переминаться с ноги на ногу, не желая уходить, не убедившись в том, что с Суреном все в порядке. Насколько это возможно…

— Симон, сейчас к Сурену нельзя. В палате работают специалисты. Они пытаются определить, насколько серьезными были проклятия, нанесенные на предназначавшиеся тебе браслеты. Кстати, только этим людям удалось снять браслеты с пострадавшего… В любом случае, ты ничего не сможешь сделать, только помешаешь.

Спенсер замер, затем покорно кивнул и угрюмо побрел следом за вампиркой и Тамарой Камерон.

…В пустом классе царила чистота, и сквозь стекла пробивались тусклые солнечные лучи. Эмма старалась не обращать внимания на свою мрачную пару. А вот Симон, напротив, не спускал с неё глаз. Возможно, если бы не трагические события утра, Конни отметила бы и неровное дыхание Симона, и лихорадочный румянец на щеках. К тому же, после увиденного в комнате отдыха, с партнером не хотелось сидеть рядом, не то, что общаться. Гордость истинной чистокровной буквально вопила о том, что ей, Эммой, пренебрегают, и, ради кого — ради Родани! Таких предателей, как Спенсер, следует учить или, по крайней мере, игнорировать. Но гораздо важнее на данный момент личная безопасность. Требовалось срочно выяснить, кто же посмел…

Тамара Камерон села за стул, отведенный преподавателю, и строго взглянула на партнеров:

— Кажется, у вас проблемы? С момента нашей последней встречи вы сильно изменились, и не в лучшую сторону. Общая аура партнеров почти исчезла. И это, после того, как я столько сил приложила к вашему партнерству!

— Это он! Она виноват/а! — в один голос буркнули Эмма и Симон, одновременно ткнув друг в друга пальцем.

— О, хоть в чем-то вы сходитесь, — усмехнулась Тамара. — Вот что я скажу вам, друзья мои. Ваша связь очень слаба. Вы не должны ссориться, злиться, или, того хуже, использовать способности пары друг против друга! Один шаг в сторону, одна ошибка, и вы рискуете потерять все, что имеете, включая жизнь. Кстати, об этом. Как вам известно, Симон оказался на волосок от гибели. Это самое настоящая попытка убийства. Браслеты, отправленные ему неизвестной поклонницей, были «заточены» темномагическим заклятьем, специально против Симона.

— Спенсер, у тебя есть ангел-хранитель. Хорошо, что ты не дотрагивался до этих побрякушек, — у Эммы от лихих новостей закружилась голова. Магия, направленная непосредственно против Симона… Кто способен на такое?

— Ты считаешь, что мне повезло? Да что ты вообще понимаешь! — Спенсер тут же разозлился. — Думаешь, мне приятно, что другой человек умрет или пострадает вместо меня? Думаешь, мне это нравится, да?

Тамара Камерон ударила по столу кулаком:

— Успокойся, Симон. Сурену, как и тебе, действительно повезло, как бы странно это не звучало. На него магия браслетов подействовала не в полной мере. Его погрузили в сон, который продлится около месяца. Целители обещают, что после пробуждения с ним все будет в порядке. Но, если бы браслеты взял ты, мы бы сейчас не разговаривали.

Эмма не могла спокойно это слушать. Эти нелепые сухие и холодные слова, слетавшие с губ преподавателя… Они никак не ассоциировались с реальностью, в которой сегодня Симон Спенсер мог погибнуть:

— Симон! Да все будет в порядке с твоим горе-журналистом! Придет в себя через месяц и настрочит статью в желтую прессу: «Как я спас Симона Спенсера и магическую пару». Подумай лучше о том, кто отправитель сего сюрприза.

Симон очень странно посмотрел на неё, затем ответил:

— Понятия не имею. Среди людей у меня врагов нет. А вампиров я знаю слишком плохо. Помнишь нападение в Лондоне? Может быть, ваш король…

Тамара отрицательно покачала головой.

— Симон, не думаю, что молодой король вампиров причастен к этому. Разве что, в школе находится его последователь. Вся внешняя почта проверяется на наличие темной магии: это один из способов обезопасить учеников, ведь совместное обучение детей смертных и вампиров нравится далеко не всем. Получается, что эти браслеты прислал некто, находящийся в школе.

— Значит, неизвестный убийца может оказаться рядом с нами в любой момент и повторить попытку. Веселая перспектива. А что с чарами, позволяющими вычислить отправителя? Ученики не владеют ими, однако ваше подразделение… — начала размышлять вслух Эмма, но её остановил усталый взгляд Тамары:

— С этим почтовым отправлением все чисто. Словно отправитель никогда не существовал или просто уничтожил все следы. Мы впервые сталкиваемся с подобным. И, все же, самое плохое, — не это. Судя по всему, у нас серьезный противник, а это значит, что он повторит попытку. Меня направили к вам, пока ведется следствие. Так же я буду охранять Симона. Заодно немного подготовлю учеников, чтобы те могли защищаться в случае непредвиденных осложнений.

— Ты будешь обучать нас? Это здорово! — неожиданно загорелся Симон. — Однако твои методы… Тебе не кажется, что следует немного смягчить тренировки? В прошлый раз мы с Эммой чуть не погибли.

Женщина раздраженно фыркнула, словно ей наступили на больную мозоль:

— Несмотря на успешное завершение операции с зеркалом, Совет вампиров остался недоволен, дескать, я превысила полномочия. Так что, на этот раз, постараюсь действовать в рамках закона, иначе меня быстро отзовут.

Симон облегченно вздохнул, Конни же, напротив, нахмурилась. Мысли метались: «Будут еще покушения. Как вычислить нашего врага?»

— А сейчас, возвращайтесь к учебе, — Камерон сложила руки на груди, выражая сосредоточенность. — Не мешайте работе специалистов и постарайтесь не делать глупостей. И, самое главное, помиритесь! Не забывайте, что от вас зависит слишком многое. Берегите себя и свои чувства.

Услышав последнюю фразу новой учительницы, Симон дернулся, точно от болезненного удара. Эмма только раздраженно пожала плечами. Она считала, что не совершила ни одного поступка, который хоть чем-то запятнал её честь. А вот Спенсеру лекция о морали и нравственности, совсем не помешает.

Эмма так глубоко ушла в мысли, что не заметила внезапно сменившегося настроения Симона. Парень смотрел на неё, не отрываясь, точно зачарованный, жадно лаская взглядом каждый сантиметр скрытого под одеждой тела. Несколько минут спустя, когда они оба покинули класс, Конни все еще обдумывала способ выйти на след убийцы, когда вдруг оказалась грубо прижата к холодной стене.

Эмма, игнорируя боль от удара затылком по каменной кладке, пыталась разобраться в ситуации. Они с Симоном стояли посреди одного из темных, редко используемых, коридоров школы. Её партнер был не похож сам на себя. На секунду Эмме показалось, что Симона окружает темное облако. Пристальный взгляд горящих глаз напугал бы кого угодно…

Глава 3. «Вернись…»

Эмма попыталась оттолкнуть Симона. Вот странность: сегодня она не чувствовала привычного огонька желания, пробегающего по телу, когда к ней прикасался Симон. Вампирка впервые не откликнулась на зов партнера. Были тому виной последние события или же выпитое давно, словно в прошлой жизни, в Общине вампиров, непонятное зелье, она не знала. Но чувство неприязни, словно кто-то другой в её теле отчаянно сопротивляется ласкам партнера, сильно смущало.

Девушка ощутила горячее дыхание Симона, ласкающее ухо. Сильные ладони скользили по её спине, не давая возможности вырваться из кольца крепких объятий.

Симон с пьянящим восторгом касался трогательных лопаток, и не видел ничего кроме этого совершенного тела прямо перед собой.

— Ты — только моя, запомни это! Только моя собственность! Я никому не позволю дотрагиваться до тебя, слышишь? Ни Киму, ни любому другому, — с этими словами он впился жестким поцелуем в чужие губы, окончательно теряя над собой контроль.

Эмма чувствовала, что то, что сейчас случится, может навсегда положить конец их будущему. Симон, который принуждает её? Симон, который называет её, свою пару и вторую половинку души, своей собственностью? Неужели, это тот самый Симон, которому она подарила поцелуй всего несколько дней назад?!

Рука сама собой дернулась и отвесила звонкую пощечину. Однако, Спенсер, похоже, забылся настолько, что не вышло привести его в чувство одним ударом. Симон несильно, но чувствительно ударил в ответ по ее щеке, а затем резко притянул Конни к себе, снова срывая короткий жадный поцелуй.

Эмма успела тихонько вскрикнуть, когда почувствовала, что руки ей больше не подчиняются. Симон прошептал магическое заклинание, и оно сработало, намертво зафиксировав руки Эммы над её головой. Эмма не расслышала, что именно он сказал. Развязать руки не получалось.

— Спенсер, ты совсем свихнулся? — Эмме захотелось придушить партнера. — Не наигрался с Морис, решил сорваться на мне? Сейчас же отпусти! Я понятия не имею, что ты там бормочешь по поводу Берли! Если бы в тот вечер ты не обжимался с Морис, я бы еще тогда объяснила тебе, что всему виной чокнутое существо внутри меня. Кажется, оно стало почти неуправляемо. Чем-то ему приглянулся Берли, но, услышав твой голос, я же его остановила!

Симон ее не слушал. Он наклонился, прикусывая бледную кожу Эммы на плече, где пульсировала синяя жилка. Девушку сковал страх. По телу пробежала зябкая дрожь.

Симон почувствовал это и тихо сказал, прижимаясь щекой к её щеке:

— Не сопротивляйся. Мы же — пара. Все давно решено за нас природой. Знаешь, если все вокруг могут так легко получить тебя, к примеру, как Ким, то я больше не хочу изображать из себя пай-мальчика. Ты свела меня с ума, подставила под удар в будущей войне с вампирами, поссорила с друзьями. Я имею все права на тебя, как твой партнер. Мне плевать на твое прошлое, хотя, увидев тебя и Кима, я понял, что Морис не лгала, называя тебя доступной и готовой крутить интрижки со всеми. Но в будущем я не собираюсь терпеть измены! Каждый раз, когда ты меня предашь или причинишь боль, я отвечу тем же. Будь к этому готова… Ты сама во всем виновата! Ты не верна мне…

Эмма не верила своим ушам. Что за бред? Конни на секунду прикрыла глаза, всей кожей чувствуя напряженный взгляд партнера: «Симон…О чем ты говоришь? Когда все эти годы я думала только о тебе, смотрела только на тебя, пусть и, принимая это чувство за ненависть, и гадая, виновата ли во всем твоя проклятая кровь, которую я случайно попробовала…»

Эмма распахнула серые глаза, потемневшие от гнева и злости, и быстро заговорила:

— Возможно, мы друг друга не понимаем. Но я никогда не давала тебе повода усомниться в себе, с тех пор как мы объявили о партнерстве! Что касается Берли, то не вижу смысла повторяться… Но что тебе наговорила про меня Морис?! И почему я слышу это только сейчас, когда в твоем голосе столько горечи, словно это мучает тебя уже давно? Почему ты даже не заикнулся о вашем разговоре раньше?

Симон на секунду отстранился, продолжая скользить кончиками пальцев по чужому телу, очерчивая линию подбородка и точеной шеи:

— Морис рассказала о том, что ты меняла любовников, как перчатки, а затем выбрасывала их из своей жизни. Но со мной у тебя так не получится! Не сейчас и никогда в будущем…

— Спенсер, ты — идиот, полный кретин, если веришь словам Родани. Пойми, у неё есть основания ненавидеть меня. Правда в том, что я всегда…

— А мне глубоко чихать, правда это или нет. Мне уже все равно, с кем ты крутила шашни… Все равно сейчас я тебя получу! — Симон навалился на неё всем телом, практически вдавливая Эмму в стену.

— Нет, прекрати, я не хочу! — Конни почувствовала приступ еще более сильной тошноты, и невыносимой боли в ушах, так, словно разом лопнули барабанные перепонки.

Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы вдруг не появился Арам Джонсон…

Эмма увидела, как тень, молнией метнувшаяся из-за поворота, вдруг набросилась на Спенсера. Приглядевшись получше, она узнала полукровку, который, казалось, вслед за её партнером утратил остатки разума. С силой прикладывая голову Симона о каменный пол, он повторял:

— Я предупреждал тебя, Спенсер. Ты забыл об этом, но я помню! Всего несколько дней назад Эмма светилась счастьем. Но ты все испортил! А сейчас…Я никогда тебе этого не прощу!

Удары, от которых по лицу Симона ручьем побежала по лицу кровь, следовали друг за другом. Эмма, наконец, обрела дар речи:

— Прекрати немедленно, Джонсон! Ты убьешь его! Перестань!

Окрик девушки подействовал на полукровку отрезвляюще. Он неохотно отпустил Спенсера, поднялся с пола, и бросился к едва держащейся на ногах Эмме:

— Эмма, у тебя кровь!

— Должно быть, поранилась, когда ударилась затылком о стену… — начала, было, вампирка, но вдруг замолчала.

— Нет, кровь идет из ушей. Похоже на…отторжение… — Арам в ужасе смотрел на неё. — Тебе нужно к целителю!

Эмма грустно усмехнулась. Так вот что случается, когда партнеры противостоят друг другу. Пусть даже она не применяла силу против Симона, и все же…

— Нет, Джонсон. Пожалуйста, отведи меня в мою комнату. Я отдохну и буду в порядке.

Арам, молча, повиновался. А что еще он мог сделать? Пусть даже в такой ситуации, но перспектива хоть несколько минут побыть рядом с Эммой, почувствовать её легкое прикосновение к своей руке, делало его счастливым.

Сознание медленно возвращалось к Симону, как и запоздалое раскаяние. Ужас от того, что он едва не совершил, захлестнул с головой. Что с ним случилось? В голове мелькали разрозненные картинки, образы чужого стройного тела, сводящего с ума. Да, Симон понимал, что желание, жертвой которого он стал, было его собственным. Однако что-то подтолкнуло его выплеснуть страсть. В голову полезли непрошенные мысли о чудесном напитке, который он пробовал вместе с Морис. Напиток имел непривычный привкус. Возможно ли?…

Но думать о Родани плохо не хотелось. Она единственная с кем Симон мог без обиняков поговорить о своей паре. С Кимом они разошлись, и, возможно, навсегда, а обсуждать с Анитой тему личных отношений сложно еще с прошлого раза, когда она бесхитростно начала убеждать его книжными советами.

Однако Морис повела себя странно, делая весьма откровенные намеки, которые Симон, несмотря на усталость и полное уныние, просто не мог игнорировать. Наверное, не стоило лишний раз злить Эмму и встречаться с Родани. В конце-концов, она — вампирка, и, скорее всего, тоже выгадывает что-то для себя. Лучше держаться от неё подальше…

Конечно, Симон предпочитал думать о Морис, вернувшей ему зрение, как о друге. Какой смысл сваливать вину на другого? Возможно, все куда проще. Причина — в красоте Эммы, в её чарах существа, которые действовали даже на него, на Симона. И в собственной ревности и злости…

Думать о том, что он сходит с ума от вызванной магией любви, оказалось больно. Но, еще больнее видеть тонкую спину Конни, которая наспех поправив платье, и, чуть прихрамывая, уходила, опираясь на плечо Джонсона.

— Эмма… Не уходи, Эмма, — тихо прошептал Симон, чувствуя, как глаза начинает неприятно щипать. И это, несмотря на то, что он обещал себе после того дождливого вечера, пару дней назад, что больше не заплачет из-за Конни.

Эмма замерла, услышав его голос. Араму тоже пришлось остановиться. Не оборачиваясь, блондинка холодно объяснила:

— Симон, насчет Родани. Мне жаль, что я не рассказала об этом раньше, да и сейчас трудно подобрать слова. Когда-то, глядя на детей смертных, которые так весело играли, я тоже стала мечтать о настоящей дружбе. Тогда и выбрала Морис, несмотря на то, что мои родители не переносили даже упоминания о семье Родани. Но однажды Морис перешла черту и перечеркнула наши отношения. С тех пор она ненавидит меня и на все пойдет, чтобы отомстить. В общем, дружба между наследниками знатных семей вампиров невозможна. Как, впрочем, и доверие между вампиром и смертным. Ты доказал это только что своим поступком.

…Симону оставалось только смотреть, как они уходили от него, исчезая в сумраке коридора. Он сел на холодный пол, слегка поморщившись от боли, вызванной ушибами и царапинами. (Джонсон в гневе не брезговал и женскими приемами, пытаясь вытрясти из него душу). Перед глазами возник образ Эммы, её нежная улыбка. Девушка склонилась к нему…

Если бы время повернуть вспять… Если б вернуть то мгновение… Если бы Симон сегодня не испортил все окончательно…

«Вернись, Эмма. Вернись, та, что любила меня и верила мне. Не покидай меня!»

Глава 4. Библиотека и спорт

На следующий день после истории с браслетами, в комнату партнера постучалась Анита. Последнюю неделю она занималась написанием доклада по магии Древнего Рима, однако слухи о ссоре Симона и Эммы, а также известие о том, что её друг успешно прогуливает уроки, не могли оставить ее равнодушной.

Нападение на Спенсера поразило всю школу, и Анита непременно встретилась бы с Симоном раньше, если бы не просьба преподавателей оставить пару в покое, хотя бы на сутки. Но сегодня утром девушка справедливо рассудила, что те самые, заветные «сутки» истекли, и друг нуждается в ее поддержке. Тем более, что вместо утренних пар ученикам дали самостоятельную работу.

Анита отправилась к Симону сразу после завтрака, на котором он не появился. Друг открыл ей дверь и, молча, пропустил в комнату. Судя по бледному лицу и взлохмаченным волосам, Спенсер провел бессонную ночь.

— Симон, а у тебя фингал под глазом, — неожиданно для себя выдала Анита. — Ты, что, подрался? До меня дошли слухи, что вы с Эммой в ссоре, но я не поверила. В последнее время вы казались такими счастливыми!

— Ключевое слово — «казались», — буркнул Симон, подходя к зеркалу на стене и любуясь на свое отражение. — Да уж, красавец!

Анита, вздохнув, прошептала лечащее заклинание, которому научилась самостоятельно. Симон тут же преобразился: синяк пропал, исчезли тени под глазами, а сонное и измученное выражение лица, сменилось почти приемлемым, по меркам девушки.

— Симон, я пришла потому…

— Потому что я прогулял лекции, и за это с «утреннего курса» сняли баллы. И в этот раз для моего поведения даже нет достойного оправдания, вроде происшествия с Суреном, верно? — вздохнул Симон. — Прости, Анита, в последние дни я вел себя, как последний гад…

— Нет, ты не понял, Симон, — девушка нахмурилась и, подбоченясь, произнесла, — конечно, твое поведение оставляет желать лучшего, но сейчас меня интересует не учеба, а твое здоровье и безопасность. Вчерашние события, связанные с Суреном…

Симон резко помрачнел. Чувство вины ледяной змеей сдавило грудь. Почему опять кто-то пострадал по его вине? Казалось, совсем недавно Эмма прикрыла его в Парке Виктории, а теперь вот Сурен…

— Симон, ты меня слушаешь? Я выпросила у Тамары фотографию браслетов, — с этими словами Анита достала из сумки, перекинутой через плечо, фото, и сунула его под нос Симону.

Парень с долей восхищения рассматривал снимок. Браслеты и впрямь выглядели великолепно. Или же они обладали способностью манить к себе, даже на расстоянии? Неудивительно, что Сурен не устоял.

На мгновение Симон почувствовал дежа вю. Точно он видел эти браслеты раньше…

— Что с тобой, Симон? У тебя есть идеи, кто мог подбросить их тебе в почту? — окинув его внимательным взглядом, спросила Анита.

— Нет, не думаю, — неуверенно отозвался Спенсер. — Но зачем тебе эта фотография?

— Хочу с ее помощью выйти на след преступника. Такие браслеты не приобретешь в магазине или на интернет-аукционе, — просто ответила девушка. — Начну поиски с библиотеки, где много информации о проклятых вещах. Пойдешь со мной?

Симон кивнул.

— А что, насчет Конни? Она уже встала? Пойдет с нами?

Спенсер снова помрачнел:

— Боюсь, она не откроет, даже если мы постучим. Я вчера пытался… Но Эмма поставила на дверь дополнительную защиту. Теперь к ней даже гномы без приглашения не сунутся…

— Вот как…Не думала, что у вас все настолько плохо. Я могу чем-то помочь?

Симон покачал головой, а про себя подумал, что невыносимо, когда еще кто-то лезет в их с Конни разборки.

…Но до библиотеки друзья так и не дошли. По пути им встретилась сердитая Кейт Уильямс в алой форме капитана команды по магическому футболу. Раскинув руки, девушка преградила им дорогу:

— Так-так-так, кого я вижу! Симон Спенсер, собственной персоной! А не поведаешь ли, Симон, великую тайну, почему я в этом году ни разу не видела тебя на тренировках?

Симон растерялся от такого напора. Если его что-то и могло смутить — так это вот такие нападения «в лоб», неважно, обоснованные или нет.

— Не слышу четкого ответа, Спенсер! — указательный палец Кейт, точно перст судьбы, обвинительно уперся ему в лоб. — Ты помнишь, что через неделю состоится первый матч? А, может, ты расскажешь мне о своем рыжем друге? Берли начал брать с тебя пример, и в последние дни вообще не показывается на тренировках. Но если его еще можно заменить, то…

— Ким не появляется на тренировках? Как странно, ведь он так стремился попасть в команду! — удивилась Анита. Но ее никто не услышал.

— Симон, как, ты думаешь, мы вообще будем играть? — продолжала злиться Кейт.

— Не знаю, — честно ответил Симон, растерянно почесав затылок.

— Вот и я не знаю, — снова вспылила девушка, сжимая кулаки. — Марш переодеваться, и на тренировку!

— Эй, Кейт, погоди, — Анита схватила нового капитана команды за рукав формы, чтобы та, наконец, соизволила обратить на нее внимание. — Тебе не кажется, что после того, как на Симона совершили покушение, для всех лучше, чтобы он не участвовал в матче?

Симон и Кейт раздраженно посмотрели на нее. Спенсер подумал о том, что после вчерашней глупой стычки с Джонсоном, не отказался бы от победы над «дневным курсом», ради приличия и собственной гордости. Чужие страхи его мало волновали. А Уильямс, насмешливо смерив Аниту взглядом с головы до ног, хихикнула:

— И кого же ты предлагаешь мне на ведущую роль? Уж не себя ли?!

Староста «утреннего курса» изменилась в лице:

— Полегче на поворотах, Уильямс, если не хочешь получить взыскание! И, кстати, ты можешь взять Джейн Берли. Кажется, она неплохо играет.

Уильямс закатила глаза:

— Мне не нужны те, кто «неплохо играет». Мне нужны лучшие! Только с Симоном у нас есть шанс на победу!

— Я буду играть, Кейт. Анита, все в порядке. Извини, что с библиотекой сегодня не вышло, — пробормотал Симон, и, резко развернувшись, побежал обратно в свою комнату партнера, бросив через плечо:

— Кейт, я буду на поле через десять минут.

Там, на спортивной площадке его ждало низкое серое небо и холодный октябрьский ветер. Симону хотелось проветрить голову, выбросить из нее, наконец, все мысли о Конни.

Уильямс с видом победительницы прошествовала мимо Аниты. Староста «утреннего курса», не сдержавшись, топнула ногой:

— Симон Спенсер! Тебе, не мешало бы, расставить приоритеты! Разве игра дороже жизни?

Глава 5. Неожиданный союзник

Анита сама не заметила, как задремала среди горы бумаг и книг. Кажется, она слишком много взяла на себя, решив одним махом перелопатить все энциклопедии и монографии, касающиеся проклятых браслетов.

Создать браслет, который мог бы заставить человека или вампира сойти с ума, покончить жизнь самоубийством или же умереть, не составляло особого труда для темного мага. Но, чтобы «зачаровать» вещи, требовалось пожертвовать частью собственной жизни, и умные люди редко на такое шли. Иначе, одна половина магически одаренных существ давно перебила бы другую.

Проклятые вещи опасны для всех, кто к ним прикасается. Но, в данном случае, браслеты оказались зачарованы против одного-единственного человека. Подобная техника не встречалась в магических книгах.

Листая очередную энциклопедию, Анита почувствовала, как у нее слипаются глаза. Подавив зевок, она опустила голову на толстый том, решив немного отдохнуть. Проснулась резко от ощущения тепла. Даже не открывая глаз, девушка чувствовала, как кто-то нежно касается ее руки, проводя по ладони кончиками пальцев. От этого прикосновения по телу разливалось приятное тепло.

Староста «утреннего курса» вздрогнула, подумав, кто же это может быть, и резко подняла голову. Напротив нее, закинув ногу на ногу, сидела вампирка Дороти Пейн:

— Совсем заучилась? — сочувственно хмыкнула она, продолжая без всякого смущения гладить чужую кисть.

Анита мигом оценила ситуацию и, вырвав руку, спрятала ее за спиной:

— Что тебе от меня нужно?

Дороти, притворно зевнув, осуждающе глянула на нее. Дескать, чего ты дергаешься? Я не кусаюсь. Или кусаюсь, но не сегодня.

— Как я вижу, наш общий друг ни о чем с тобой не говорил. Как всегда, занят только своими проблемами.

— У Симона сейчас сложный период, — покачала головой Анита. — Кстати, и у Эммы Конни тоже… Могла бы помочь подруге, вместо того, чтобы доставать меня.

— Я помогаю Эмме по-своему, — блеснула белозубой улыбкой Дороти. — Например, сейчас. По всей школе разнеслась новость о чудо-браслетах, что нашли в почте Спенсера. Думаю, ты ищешь информацию о них.

— Это правда. Но пока безрезультатно, — неожиданно поделилась Анита. — Просто без толку потерянное утро!

— Ага, ясно. Вот что я скажу тебе, дорогая. Как насчет успешного и плодотворного сотрудничества? Мне не нравится то, что Спенсер стал парой Эммы, но судьбу не изменить. Если его убьют, Эмма тоже погибнет. Я хочу защитить свою самую близкую подругу. Подумай, Бангер, твой аналитический ум и мои знания чистокровной вампирки, могут сослужить хорошую службу, если мы сработаемся. Или ты слишком горда, чтобы принять помощь от «темной»?

— Я сейчас не откажусь даже от помощи кошки, — пробормотала в ответ Анита, которая уже в десятый раз за это утро спрашивала себя, чем занят Ким, и где он пропадает.

— Отлично, — улыбнулась Дороти. — А что это за фотография, наполовину скрытая «Энциклопедией защиты от проклятий»?

Анита секунду подумала, но потом все же протянула Пейн снимок. Та недолго, но внимательно изучала его. Затем произнесла:

— Вот, значит, как выглядят браслеты. Знаешь, мне они кажутся знакомыми. Когда мы учились на первом курсе, Грейс любил рассказывать о Селене, полукровке, которого уважали и боялись даже чистокровные вампиры. Давай-ка проверим мою догадку.

Она встала со стула, лениво прошлась вдоль стеллажа с книгами, и тихо произнесла:

— Рarens logos!

В ту же секунду в ее руках оказалась толстая пыльная книга, слетевшая с одной из полок. Дороти вернулась за стол и начала быстро листать страницы, пока не остановилась на одной из них, сунув затем книгу старосте «утреннего курса».

Анита пожала плечами, машинально просмотрев содержание:

— И чем это может помочь? Страничка посвящена жизнеописанию сильнейшего полу-вампира Селена. Здесь даты, сражения, число погибших… Причем здесь браслеты?

Дороти неодобрительно скривилась:

— Всему вас, смертных, учить нужно. Разве ты не видишь пустой абзац в конце страницы?

— И что?

Пейн протянула руку к пожелтевшему от времени листу бумаги и прошептала:

— Aparecium!

На странице медленно проступили неровные буквы:

— Видишь ли, в серьезных книгах, некоторые авторы позволяют себе делать приписки мелким шрифтом или даже невидимые глазу. Здесь они вносят непроверенные факты, или мифы об исторических личностях, которые могли быть просто выдумкой. Однако нет дыма без огня.

— Понятно, — растерянно ответила Анита, разбирая мелкий шрифт, и то и дело, косясь в сторону рисунка, на котором изображались обычные широкие браслеты без малейшего следа знаков и драгоценных камней. — Тут сказано, что браслеты из серебра были подарены Алестеру Перворожденному его другом Селеном. По легенде, они впитывали в себя все проклятия, которые насылали на светлого мага его враги… Но как это связано с Симоном?

Дороти помедлила, закусив губу, прежде чем ответить:

— Разве только, кто-то узнал, что Симон является потомком Перворожденного. Вероятно, его враг смог снять защитные чары, и обратить браслеты во зло. Проклятия, предназначенные для Алестера, очень опасны для человека, связанного с ним кровным родством. Но другому они большого вреда не причинят, как и случилось с вашим журналистом.

— Слабая версия, — Анита устало потерла виски. — Впрочем, другой информации все равно нет.

— Ты можешь подкинуть идею с браслетами Селена новой преподавательнице, — криво ухмыльнулась Дороти. — Её ведомство, по крайней мере, сможет точно определить, те ли это браслеты.

Анита только покачала головой. «М-да… Ваше прикрытие, Камерон — секрет, давно известный всем вампирам».

Вслух же, она сказала:

— Но если, положим, твоя версия окажется правдой… Кто мог подослать эти браслеты Симону? Я не видела, чтобы подобные штучки гуляли в свободной продаже!

Дороти изящным движением сняла с волос заколку и покрутила ее в руках:

— Думаю, тут замешан очень сильный маг. Не знаю, человек или вампир. Нельзя исключать нашего нового короля… Впрочем, способ убийства для него слишком замысловатый. Скажу больше, приближенные короля считают, что у него свои планы в отношении магической пары. Или, по крайней мере, одного из них. Вот почему мне кажется нелепым связывать короля вампиров и этот случай. Но, кто же, тогда настолько могуществен, чтобы изменить чары самого Селена?!

Анита не ответила, лишь сильнее нахмурилась. Ситуация ей совсем не нравилась. Меж тем, часы в библиотеке пробили полдень.

Дороти поспешно поднялась со стула:

— Бангер, было приятно поболтать, надеюсь, не последний раз. Если ты согласна сотрудничать, предлагаю на людях вести себя, как обычно. Чем больше мы будем «цапаться», тем меньше шансов, что нас раскроют. Враг у нас общий, и он может прятаться на любом курсе. Согласна?

Глава 6. Призрак из прошлого

Симон вяло слушал Камерон. Раньше магия защиты значилась его любимым предметом, но сегодня мысли витали вдалеке. С Эммой они до сих пор не сталкивались — совместных занятий с «вечерним курсом» не ставили, и даже в Обеденном зале Спенсер её не видел. Складывалось впечатление, что Эмма избегает его, и завтракает — обедает — ужинает у себя в комнате благодаря услужливым гномам, заботящимся о редком «существе»…

— Земля вызывает Симона Спенсера! Итак, что вы знаете о призраках, мистер Спенсер? — Звонкий голос Тамары Камерон заставил его вернуться в реальность. Молодая женщина хмуро смотрела на него.

— Призраки… Ну, если коротко… Призраки когда-то были живыми людьми, но погибли насильственной смертью, или по личной причине не решились уйти в другой мир. Что-то удерживает их здесь, — попытался выкрутиться Симон, пропустивший мимо ушей половину лекции Тамары.

— А какое заклинание используется для призыва духов? — коварно спросила женщина, подавив смешок. Симону не оставалось ничего другого, кроме, как честно признаться:

— Простите, прослушал.

— Как видно, наш общий друг себя переоценивает! А ведь, ему, как любому живому человеку, требуется защита, — обратилась Камерон к притихшему классу. — Ну, что ж. Повторю для особо одаренных. Наш сегодняшний урок посвящен экзорцизму. Точнее, временному изгнанию духов. Разумеется, не в наших силах отправить душу грешника на Небеса, но можно на время обезвредить призрака. Заклинание «vocatus» позволяет вызвать слабого духа. Отпугнуть призрака или обезвредить его поможет заклинание «vindicta».

— Эээ, — неопределенно протянул в ответ Симон, и тут же отвесил себе мысленную затрещину, — лучше бы молчал.

— О, Симон хочет быть первым, кто испытает это заклинание вызова! Я права, Симон?

Парень окинул тоскливым взглядом класс. То, чего он действительно хотел сейчас, так это не отрабатывать заклинания против призраков. Ни одного, более или менее сильного вампира таким заклинанием не проймешь, так зачем этот бесполезный урок?! Впрочем, Тамара выжидательно смотрела на него, и Симону не оставалось ничего другого, как встать из-за стола, и повернуться лицом в свободный угол класса:

— Vocatus!

Секундой позже Симон почувствовал нежное, почти невесомое прикосновение чужой холодной ладони, и незнакомый голос произнес:

— Accendere!

Его протянутую вперед ладонь окружило сразу две вспышки — синяя и красная. Камерон, стоявшая в нескольких шагах от Симона, вдруг побледнела и что-то крикнула, но вихрь, пронесшийся по классу, выбил часть стекол, заглушив её слова. Помещение затянул едкий дым, от которого Симон на секунду зажмурился, а когда открыл глаза, то обнаружил себя, стоящим в коридоре, за пределами класса.

Напротив него мерцал призрак в белом изорванном платье. Лицо серого цвета и пустые глазницы застыли совсем близко.

— Vindicta! — одними губами прошептал Симон, и с огромным трудом взмахнул рукой. Ничего не произошло. Призванное им создание лишь тихонько засмеялось.

— Слишком слабо. На меня такое не подействует, раз уж ты сама призвала меня.

И, прежде чем Симон успел удивиться, почему призрак обращается к нему в женском роде, на его горле сжались чужие пальцы.

— Убийца! Наконец, пришло время моей мести! — призрак снова неестественно рассмеялся.

Симон сделал попытку высвободиться, прошептав:

— Ты лжешь! Я не имею отношения к твоей смерти! Темная кровь побери, Камерон, обещала, что не практикует теперь опасные заклинания!

Призрак затих, но руки не убрал:

— Утверждаешь, что не убивал меня? Но я же чувствую, что это — Ты. Та, что лишила меня жизни ради собственных амбиций.

— Нет! — яростно выкрикнул Симон, понимая, что если согласится, то подпишет себе смертный приговор.

— Значит, я — всего лишь обманщица? — засмеялся призрак. — О, давай я попробую показать тебе свои воспоминания, и, если мне это удастся, значит, я права. И ты — убийца, которого я приговорила к казни много лет назад.

…Мир вокруг померк. Неясные видения мелькнули в голове Симона, одно из них стало вдруг особенно ярким — девушка в чепце, в платье из грубой ткани, с упоением расчесывала длинные иссиня-черные волосы богатой дамы, приговаривая:

— Восемьсот пятьдесят пять, восемьсот пятьдесят шесть, восемьсот пятьдесят семь…

— Мирабель, на сегодня достаточно, сколько можно? Мне надоело неподвижно сидеть. Меня ждет брат.

— О, госпожа… Но ваши волосы нужно расчесать магическим гребнем не менее трех тысяч раз, чтобы завораживать их красотой.

— Мирабель, ты слишком ревностно относишься к работе.

— Потому, что госпожа для меня — все. Мои родители погибли во время осады замка Грейц. Но благодаря вам я выжила. Вы не побоялись пожертвовать жизнью и душой, защищая эту землю и простых людей…

— Ты очень добра, Мирабель.

Симон не видел лица «госпожи», но ее голос, лишенный эмоций, его насторожил. Казалось, в молодой и красивой женщине, не осталось, ни грамма теплоты. Картинка снова изменилась. Симона обступила тьма. Но сейчас он не просто наблюдал со стороны, нет, он был участником событий. Спенсер шел по узкому каменному коридору, пока тот не сменился освещенным множеством факелов подземельем. В его центре оказалась нарисована пентаграмма, на которой лежала связанная юная девушка. Симон узнал ее — та самая служанка. Рядом с ней, образовав треугольник, замерли фигуры в черных одеждах, лица их скрывались за резными масками.

— Все готово для ритуала, миледи, — поклонился один из них и протянул Симону кинжал.

Симон чувствовал, что спина стала липкой от холодного пота. Ему захотелось, как можно быстрее, убежать отсюда. Но, вместо этого, одна из его рук, ставшая изящной женской ладонью, твердо сжала кинжал. Затем «Симон» вдруг опустился на колени перед дрожащей жертвой и сбросил с головы капюшон.

— Вы, вы… Неправда, не верю! — заплакала девушка, пытаясь разорвать веревки. — Почему, госпожа? Разве я плохо вам служила?

— Нет, наоборот. Ты — из тех редких людей, кто умеет верить и любить. Так послужи мне в последний раз, и отдай свое любящее сердце! Чтобы приворожить его, мне нужно сердце невинной девушки. Человека, который превозносит и обожает меня.

— Нет, госпожа, пожалуйста… Я хочу жить!

— Все ради него и нашего будущего. Я пойду на любые жертвы, — сказала та, в чьем теле сейчас находился Симон, а потом занесла кинжал, забрызгав свое лицо чужой кровью.

…Симон очнулся от собственного крика. Он вернулся в коридор школы, и пустые глазницы призрака впились в него насмешливо и обвиняюще:

— Ты видел. Ты смог это увидеть, значит, я права. Ты виновен! Ты — это она. А она — это ты. Пришло время заплатить цену за то, что в прошлом продала душу черной магии, моя ненавистная госпожа!

Симон внезапно понял, что сейчас умрет. Умрет, не успев извиниться перед Эммой. Не успеет сказать ей, что…

— Я тоже, как и ты когда-то не хочу умирать! Кто угодно, что угодно, спасите меня от этого кошмара!

В то же мгновение коридор заполнил туман, и из него к Симону метнулись мрачные тени. Они, казалось, выступили из жерла черного вулкана. Симон расслышал тихий шепот: «Мы пришли на твой призыв, господин…»

Тени прикрыли Симона от призрака. На разные голоса тени стали уговаривать призрака уйти вместе с ними.

Призрак задрожал, выдавая, что эти голоса ей знакомы.

— Мира, девочка, мама давно ждет тебя. Почему ты до сих пор не приходишь? Ну же, пойдем с нами…

— Мира, возьми меня за руку. Твой брат больше никогда тебя не отпустит…

— Мира. Мира… Мирабель!

Симон по-иному представлял себе тех, кто возвращает душу к Свету. Скорее выглядело так, словно мрак решил поглотить еще одну жертву. Вот призрак протянул ладони к той, кого считал своей матерью, и его тело оплели уже знакомые Симону корни. Что-то подобное появилось, когда Симон первый раз использовал силу пары, сражаясь с зеркалом Рицелли.

«Значит, я могу управлять этим даже без помощи Эммы!»

Едва он успел это подумать, как распахнулась дверь, и в коридоре появилась Тамара. Призрак исчез, увлекаемый под землю тенями. Женщина захлопнула дверь класса прямо перед носом любопытных учеников, затем подошла к Симону, бессильно опустившемуся на каменный пол.

— Симон, прости, что задержалась. У меня не получилось сразу же покинуть класс, наверное, из-за призрака. И, только когда его сила начала таять, я смогла открыть дверь. Ты вызвал слишком мощного, одержимого жаждой убийства, духа. Зачем ты использовал заклинание усиления призыва?

— Это не я, — тихо прошептал в ответ Симон. — Не знаю, как это случилось, но я почувствовал прикосновение чужой руки. А потом голос призрака…

— Похоже, тобой, как марионеткой, кто-то управлял издалека. Но, гораздо важнее, что это — уже второе покушение на твою жизнь. Вам с Эммой нужно…

— Не вмешивайте сюда Эмму! — резко оборвал ее Симон, переходя на «вы». Перед мысленным взором возникла картинка из недавнего прошлого, где Эмма с удивлением смотрела на свою ладонь, покрытую липкой кровью. — Ей и так нелегко приходиться из-за давления существа на ее сознание. Не стоит беспокоить её лишний раз, загружая моими проблемами. Я могу справиться с этим сам!

— Ха! Можешь справиться сам?! Мальчик, я впервые увидела твои способности, и должна предупредить — тебе нельзя часто их использовать! Они — не от светлых сил. Да ты и сам это поймешь, если заглянешь в свою душу.

— Загляну в свою душу? — отстраненно повторил за ней Симон и вздрогнул, вспомнив подземелье и убитую девушку. — Мне страшно, что я могу там увидеть. Камерон, пожалуйста, дайте мне время. Я расскажу Эмме об этом, но позже. У нас сейчас и так не все гладко.

Глава 7. Мальчик-красавчик

Мик Робертс спустился в гостиную «утреннего курса» в три часа дня, в надежде «поймать» там Джейн Берли, и не был разочарован. Девушка действительно сидела в кресле перед небольшим столиком. Взгляд ее темных глаз сверлил человека перед ней, который, казалось, полностью погрузился в чтение свежей прессы.

«Ну, конечно, снова Симон Спенсер! А я-то надеялся, что мы это уже проходили», — тоскливо подумал Мик.

В школе все знали, что Джейн решила отказаться от завоевания Спенсера, и эта новость приравнивалась по популярности среди мужской аудитории, известию о ссоре между Симоном и Эммой. Но на деле все оказалось не так просто. Джейн ворковала, открывая большую коробку, в которой прятался румяный пирог.

— Это банановый манник по специальному маминому рецепту, Симон! Мне пришлось приложить столько усилий, чтобы приготовить его! Меня едва не выгнали с общей кухни, ведь я потратила много продуктов, пока не получилось так же, как у мамы. Я заметила, какой ты подавленный в последнее время, поэтому решила тебя поддержать. Угощайся! — девушка придвинула к нему коробку, в которой лежал пирог, уже разрезанный на семь равных кусков, но Симон не спешил его пробовать.

— Этот пирог… Точно не отравлен? — хмуро спросил он, вызвав волну раздражения у Робертса.

Джейн обиженно заморгала:

— С чего бы это? Если хочешь знать, я приготовила его в знак того, что хочу извиниться за прошлое. Ты должен попробовать хотя бы кусочек! Я так старалась… — Джейн вытащила из коробки кусок пирога и немного откусила. — Ну, видишь теперь? Пирог абсолютно безвреден!

Симон внимательно на нее посмотрел, потом отстраненно кивнул и взял другой кусок, снова переводя внимание на газету. Пока он медленно жевал, Джейн не сводила с него напряженных глаз, и, наконец, не выдержала:

— Ну, как, тебе понравилось? Я уже давно не готовила…

Робертс не смог подавить ехидного смешка, когда услышал ответ Симона:

— Ну, доем… А потом нужно два часа подождать и посмотреть, что будет.

Однокурсники словно не догадывались, что сейчас далеко не самый лучший момент, чтобы «доставать» Симона. А Джейн казалась особо раздражающим человеком, с которым хотелось вести себя грубо. В этом, конечно, можно винить Конни и ее глупую просьбу о примирении с Джейн, после которой все полетело кувырком.

«Сама же просила меня не злиться на нее, но теперь со мной не общается. Ей, значит, не хочется меня прощать, а я-то почему должен держать слово в отношении Джейн? Потому что я — человек? Нет уж, дудки!»

Пирог буквально таял во рту, но Симон не спешил хвалить девушку. Ему хотелось, чтобы окружающие оставили его в покое. А тут опять Джейн со своей навязчивостью.

Послышались торопливые шаги. Мик Робертс, схватив сразу три куска пирога, принялся отправлять их в рот по одному:

— Отличный вкус, Джейн! Из тебя получится прекрасная хозяйка!

Джейн, на минуту опешив от подобной наглости, резко поднялась с кресла:

— Робертс, куда ты лезешь? Я приготовила это специально для Симона!

— Но ему же не нравится. Не пропадать же добру! У твоего пирога божественный вкус! — Робертс театрально прикрыл один глаз, затем изящным жестом поправил волосы, и послал Джейн воздушный поцелуй. Впрочем, на девушку его манипуляции впечатления не произвели:

— Я же сказала, что не ради тебя старалась, дурак. И вообще, ты не заметил, что третий здесь — лишний? — Джейн раздраженно хлопнула ладонью по столу, а другую руку уперла в бок.

Симон предпочел не вмешиваться в этот разговор на высоких тонах. Он просто наблюдал за ними, продолжая жевать пирог. Ему не хотелось встревать в чужие разборки.

— О, Джейн, ты разбиваешь мне сердце! Ты всегда так холодна. Но позволь мне, — парень быстро проглотил последние крошки и протянул руки к столу, — еще попробовать твоего божественного пирога! Что-то я с первого раза не определился со вкусом…

— Только через мой труп, — Джейн выросла между ним и коробкой, пылая праведным негодованием. Ее лицо оказалось слишком близко к лицу Робертса, и тот попробовал ее поцеловать. За что тут же получил затрещину.

Неожиданно Джейн запаниковала:

— Черт, из-за тебя, идиот, я потеряла свой браслет желания! Ну, куда же он упал? Я так долго плела его и вот…

— Это браслет, который якобы исполняет желание, когда разрывается, после того, как ты его долго-долго носишь? — спросил Робертс, отвлекая внимание на себя, и прикрывая браслет на полу ботинком. — Глупое суеверие.

— Мик Робертс, ты ничего не понимаешь в женских сердцах, — холодно ответила мисс Берли, тряхнув копной медных волос, — потому, у тебя никогда не будет девушки! Да, я очень дорожила этим браслетом… И сегодня он вдруг порвался, но моему желанию уже не суждено исполниться. — Джейн с тоской поглядела в сторону Симона, который снова погрузился в чтение.

Мик, тем временем, поднял браслет с ковра и спрятал у себя за спиной. Джейн зло ткнула в него пальцем:

— Слушай, верни браслет по-хорошему.

— А что мне за это будет? — промурлыкал Мик, хлопая ресницами.

— Я не буду тебя бить. Или буду бить не очень сильно… — задумчиво пообещала мисс Берли.

— Как ты можешь пытаться изувечить мое совершенное лицо? Будь уверена, мои фанатки тебе этого не простят! — Робертс быстро спрятал браслет в карман брюк и демонстративно прижал обе ладони к щекам, бросив на девушку томный взгляд.

Кстати говоря, он не слишком заблуждался относительно собственной внешности. На день Валентина в прошлом году Мик получил добрую сотню шоколадных сердечек и открыток. Правда, при подсчете подарков он расстроился, заметив, что их пришло от поклонниц на три штуки меньше, чем на Рождество.

Робертс был приятным на лицо высоким шатеном. Он одевался со вкусом, хорошо учился и слыл не самым скучным собеседником. Его единственным недостатком стала одержимость Джейн Берли.

— Ну, хорошо, хорошо, я хотел сохранить для себя вещь, которую ты так долго носила на руке, да, видно, не судьба. Тогда догадайся, в какой руке я спрятал браслет? Не угадаешь, оставлю его себе. — Мик ласково ей подмигнул. Симон подавил желание покрутить пальцем у виска.

Робертс вытянул вперед два кулака, и Джейн, не долго думая, ткнула пальцем в правый. Мик расплылся в радостной улыбке, быстро пряча вторую руку за спину:

— Милая, мы созданы друг для друга! — он разжал пальцы, и Джейн, протянувшая руку за браслетом, вместо этого взяла две какие-то бумажки.

Прочитав их, девушка, нахмурилась:

— Парные билеты на общую Хэллоуин-вечеринку через три недели? Робертс, тебя в детстве мама не роняла?

— Теперь мы точно пойдем вдвоем! Я так долго ждал этого момента! Теперь ты не можешь мне отказать! Конечно, ты жестокая, но не настолько же… Симон, представляешь, я предлагал Джейн стать моей девушкой девяносто четыре раза, и каждый раз ее ответ отрицательный. О, я несчастный! — Робертс с удовольствием ломал комедию, вовлекая в неё окружающих.

— А покажи-ка вторую руку, — недовольно процедила Джейн, разрывая билеты на мелкие кусочки.

Робертс лукаво прищурился и неожиданно повиновался:

— Ты — такая проницательная! За это я тебя и обожаю, дорогая!

Он вытянул вперед руку, которую до этого прятал за спиной. В его ладони оказалась зажата еще парочка билетов. Улыбаясь во все тридцать два зуба, Мик, под удивленным взглядом Симона и яростным Джейн, произнес:

— На всякий случай я купил сразу двенадцать билетов. Первые ты порвала, вторые — выкинешь в окно, третьи бросишь в огонь…А потом все-таки сдашься и ответишь на мои чувства, — Робертс с видом победителя скрестил руки на груди.

Мисс Берли не собиралась слушать этот бред и дальше, особенно в присутствии Симона. Она с самым решительным видом прошептала заклинание, вывернув Робертсу карманы. Браслет упал на пол, и Джейн его быстро подняла. Затем погрозила пальцем парню:

— Слушай, сюда. Завтра у нас первый матч по магическому футболу в этом сезоне, а ты — новичок. Я знаю, что ты хотел попасть в команду лишь за тем, чтобы мешать мне. Но, если из-за тебя мы проиграем, я тебя в пыль разотру. Усек? — затем, повернувшись к Симону, Джейн мило улыбнулась:

— Приятного аппетита, Симон.

Тот вместо ответа кивнул, наблюдая, как она покидает гостиную. Как только за девушкой закрылась дверь, Симон подал голос:

— Слушай, Мик, и не надоела тебе такая жизнь? Сколько можно за ней бегать? Не проще ли забыть и начать ухаживать за кем-то другим?

Робертс покосился в его сторону. Его лицо стало серьезным и почти злым:

— Вот за это я и не люблю тебя, Симон. Тебе слишком легко все дается — учеба, девушки, всеобщее внимание. Даже не приходится прилагать усилий, и от этого ты теряешь волю к победе. Кажется, у вас с Конни не все гладко? Глядя на тебя, я прекрасно понимаю, почему…

Симон удивленно посмотрел на него, потом вдруг улыбнулся:

— На самом деле я хотел сказать совершенно другое. Мне кажется, вы с Джейн прекрасно ладите. У вас нет секретов друг от друга. Можете ругаться и браниться, и, тем не менее, со стороны видно, что вы близки. Как бы я хотел вернуть то время, когда и мне было проще общаться…

Симон развернул газету и, закрывшись ей, дал понять Мику Робертсу, что разговор окончен. А Мик, подхватив со стола последний кусок манника, вспоминал, как вышло так, что он увлекся сестрой Кима…

В начале второго курса мама прислала Джейн корзину яблок, и девочка обратилась к своей подруге Лиз с просьбой, помочь дотащить ее до гостиной. Неожиданно они услышали шум на лестнице. Двое старшекурсников задирали третьекурсника и требовали у него денег. Мальчик выглядел неважно с подбитым глазом и кровоточащей губой.

— Лопоухий Мик, и откуда только берутся такие уроды как ты? За то, что мы каждый раз вынуждены видеть тебя, ты должен платить! Но почему ты сегодня опять без денег?

— Я отдал вам карманные за месяц на той неделе, — пролепетал мальчик, бледнея.

— Что ж, придется научить тебя общению со старшими!

Лиз потянула подругу за школьную форму, не желая вмешиваться, но та нахмурилась, и отдернула руку.

…Робертс удивился, когда ему в лоб прилетело красное яблоко. Еще больше его удивило, что его угнетатели, кажется, совсем забыли о нем. Они, злобно сверкая глазами, наступали на девочку, которая держалась нагло, схватив в маленькие ладошки еще по яблоку:

— Если первое яблоко попало по затылку, то в следующий раз я попаду вам в лоб, уроды!

— Ах, ты мелкая Берли! Думаешь, тебе все позволено? Мы не посмотрим, что ты младше, мы…

— О, конечно, ведь вы уже подняли руку на младшекурсника. Но, знаете что — свяжитесь со мной и можете забыть о спокойной жизни в школе! Вы же знаете моих братьев? Они могут сделать жизнь любого ученика невыносимой. Если вам нужны такие враги…

Парни мрачно переглянулись. О старших братьях Джейн, уже закончивших школу, но время от времени заглядывавших к любимой сестре, ходили легенды. Те постоянно что-то выдумывали и мастерили ловкие штуковины. Оказаться в центре их внимания, пусть и в последний год перед выпуском, неприятно.

Хулиганы с независимым видом прошествовали мимо Джейн, постаравшись посильнее толкнуть ее в плечо. Мик беспомощно оглядывался по сторонам, не веря в свою удачу.

— Почему ты позволяешь им себя задирать?

— Но мои уши…Они и, правда, слишком большие… — пробормотал в ответ Робертс, которому хотелось оправдаться в глазах храброй девчонки.

— Кажется, вы с Симоном — однокурсники, но он совершенно не похож на тебя. В первый раз вижу такого труса. Знаешь, Кима постоянно высмеивают за веснушки, но ты хотя бы раз видел, чтобы он кому-то подчинялся? А свою внешность нужно принимать и любить.

— Ты…Младшая сестра Кима?

— Да! — неожиданно во весь рот заулыбалась девчушка, заметив, как он потирает лоб, — и поделом тебе досталось яблоком! Ты же — настоящий позор для нашего курса.

Мик смущенно закрыл лицо руками. Эта рыжая чертовка права во всем.

— Не расстраивайся, — маленькая ладошка потрепала его по волосам. — Теперь я буду защищать тебя.

— Что? — Робертс удивленно воззрился на нее.

— Что слышал. Не бесплатно, разумеется. Станешь моим рабом, усек? Будешь помогать мне по учебе, покупать красивые безделушки, и так далее, и тому подобное.

…С тех самых пор прошло чуть больше года, но Мик Робертс кардинально изменился. Приняв совет любить свою внешность буквально, он принялся старательно ухаживать за собой. Со временем его усилия вознаграждены. Джейн даже стала называть его «нарциссом», узнав об этом. Также парень совершенно изменился в общении с другими учениками, стараясь держаться, как можно увереннее.

Полгода назад Мик неожиданно понял, что влюблен. Жаль только, что его единственная любовь по-прежнему видела в нем испуганного мальчишку, которого Мик всеми силами уничтожал в себе.

Глава 8. Перед матчем

Вечером того же дня Симон столкнулся на лестнице с Арамом Джонсоном, спешащим на ужин. Окинув его внимательным взглядом, Спенсер заметил, что полукровка лишь презрительно поджал губы и ускорил шаг.

«Странно… Раньше он набросился бы на меня со своими нелепыми обвинениями, а сейчас делает вид, что не замечает. Это поведение так напоминает Конни, что… Кстати, может, то, что Эмма избегает меня, связано с Джонсоном? Что, если они вместе весело проводят время, пока я…»

Симон не догадывался, что подобные мысли вызваны не только ревностью и ссорой с вампиркой. Чары доверия, которыми щедро поделилась с ним Морис, мучили его после истории с Кимом, все сильнее и сильнее. Чем больше от него отдалялась Эмма, тем сильнее Симон подчинялся чужой магии и хуже контролировал себя. Шагнув вперед, Симон преградил дорогу сопернику:

— Ты не забыл, что у нас завтра матч?

Повисла неловкая пауза, во время которой Симон пристально рассматривал Джонсона, а Арам, в свою очередь, вспоминал последнюю беседу с Эммой.

«… — Спасибо за помощь, — произнесла девушка, сразу отстранившись и бессильно опускаясь в кресло, когда они оказались в её комнате, — но ты должен знать, что то, что случилось сегодня, ничего не меняет. Может, тебе больно это слышать, но мне плохо не из-за того, что Симон пытался сделать… Хуже всего — сознавать, что я действительно люблю его. Это — не влияние существа, это — мои собственные чувства! Если теперь ты захочешь уйти и не возвращаться, то я пойму…

— Нет, я ни за что не брошу тебя! Спенсеру так повезло, но он этого совсем не ценит! Он разрушает все, к чему прикасается. Я не позволю, чтобы ты погибла из-за его глупости. Поэтому я продолжу следить за ним еще внимательнее, хочешь ты того, или нет! Если этот идиот снова забудется, как сегодня, то ему придется размышлять о своем поведении в больнице. Я говорю серьезно…

Эмма мгновение молчала, потом дернула на себя дверцу ящика стола и вытащила чистый платок, осторожно протирая лицо. Белая ткань тут же пропиталась кровью.

— Спенсер странно ведет себя в последнее время. С ним что-то происходит. — Вампирка вздохнула и закрыла глаза, откинувшись на спинку кресла. — Если заметишь необычное поведение снова, скажи мне, прежде чем вмешаться…»

Вспоминая этот разговор, во время которого Эмма казалась такой далекой и отстраненной, несмотря на то, что сидела всего в шаге от Арама, Джонсон не смог побороть раздражение. Полукровка машинально отметил румянец на щеках соперника, отсутствие теней под глазами от бессонных ночей, или же ссадин, оставшихся после их короткой схватки. В зеленых глазах не пылал огонь раскаяния или тоски. Наоборот, во взгляде Спенсера сейчас читалась ревность — чувство, хорошо знакомое и самому Джонсону.

— Прекрати бегать за моей девушкой, Джонсон. Пока прошу по-хорошему, — коротко бросил Симон.

Полукровка вспыхнул от негодования:

— Ты не учишься на своих ошибках, Спенсер?! Так поступают только дураки. Когда же ты, наконец, поймешь, что Эмма — не твоя собственность. Жаль, что завтра матч, иначе я с удовольствием врезал бы тебе еще раз. Но не хочу, чтобы говорили, что я специально вывел из строя игрока соперников. Мы и без этого победим.

— Слишком много на себя берешь, Джонсон.

Арам лишь презрительно отмахнулся:

— Давай заключим пари. Если победите вы, я оставляю Эмму в покое. В противном случае, ты будешь делать то, что я скажу!

— Я не буду спорить на партнерство, — покачал головой Симон.

— Уже струсил, Спенсер? Как жаль… И это — надежда «утреннего курса»? Похоже, я тебя переоценил.

Хорошо рассчитанный удар достиг своей цели.

— Нет, конечно. С чего бы мне тебя бояться, — фыркнул Симон, — но я хочу защитить Эмму, наше с ней будущее, и только поэтому принимаю твои условия.

«Людьми так легко управлять. Спенсер, как истинный представитель своей расы, ни за что не позволит обвинить себя в трусости, — улыбнулся Джонсон, когда Симон скрылся за поворотом. — И он всегда держит данное слово. К счастью, я — не такой гордец, и считаю, что обещание всегда можно взять обратно!»

В тот вечер один из смертных учеников, чье имя пока, в рамках нашей истории, останется неизвестным, быстро шел по коридору школы, тщетно пытаясь унять раздражение. Его мучили мысли о прошлом, когда он был так счастлив, считая себя любимым и единственным для своей избранницы. И что оказалось? Вампирка использовала его, как игрушку, потакая своим желаниям, став холодной и безразличной, едва появилась новая цель…

Можно ли «склеить разбитую чашку»? Ради этого он бы пожертвовал всем — уважением сокурсников, деньгами и будущим положением в обществе. Ради этого можно забыть о собственной душе, о правилах морали и даже перейти на сторону противников своей расы…

Если бы только его любили по-настоящему!

Вдруг он услышал быстрые шаги за своей спиной. Когда парень обернулся, первое, что он увидел, было небольшое старинное зеркальце на цепочке, покачнувшейся вправо — влево. Перед глазами все поплыло. Вслух прозвучали слова редко использовавшегося заклинания принуждения, и в глазах потемнело.

— Джейн, ты прекрасно выглядишь! Эта форма тебе очень к лицу! Сегодня каждый свой забитый мяч я посвящаю тебе! — Робертс явно был «в ударе», рассыпая комплименты хмурой Джейн, беспокойно постукивающей по стене изящными пальчиками.

— Ты начал хвастаться, даже не поднявшись в воздух, — девушка неодобрительно передернула плечами, глядя в сторону о чем-то задумавшегося Симона.

Магический футбол — не самая простая игра, поскольку противники с помощью особых браслетов могли подниматься в воздух и брать мяч в руки. Правда, взлетать выше десяти метров запрещалось правилами безопасности и натянутой над полем сеткой. Но, несмотря на это редкий матч обходился без травм — всегда находились игроки, врезавшиеся в сетку на полной скорости, в погоне за мячом, не говоря уже о различных уловках, позволяющих вывести соперника из строя.

Размышления о предстоящей игре у членов команды прервал Ким, который пришел, и ни с кем не поздоровавшись, направился к своему шкафчику.

— Какие люди! — недобро покосился на него Мик Робертс. — Ким, а просвети нас, недостойных, почему ты пропустил последние тренировки? Хочешь, чтобы мы продули?

Тяжело вздохнув, Берли обернулся к нему:

— Придержи язык, Робертс. Только и умеешь, что кривляться перед девчонками. А я уже второй год — вратарь.

— В прошлом сезоне ты не блистал, — вполголоса заметил Мик.

Нахмурившись, Джейн шагнула вперед, готовая вступиться за брата.

Симон, заметив, что назревает склока, быстро вмешался:

— Мик, успокойся уже. Давай не будем ссориться перед матчем. Сегодня у нас одна цель — победить.

— Правильно, Симон, — поддержала его Кейт Уильямс, окинув игроков грозным взглядом, — все личные счеты отставить до конца игры! Мы — одна команда, и наша сила — в единстве. Сегодня первый матч, в этом учебном году, и первый — для меня, как для капитана. Пусть каждый сделает все, что сможет! Вперед, к победе!

…Спустя четверть часа обе команды вышли на поле под приветственные крики трибун. Прозвучал свисток. Игра началась.

Глава 9. Начало матча

— Здравствуйте, дорогие зрители! Итак, мы собрались здесь, чтобы посмотреть на первую игру в новом сезоне! Мы все рассчитываем на победу команды Уильямс… то есть, сильнейшей из команд, и ждем яркого, запоминающегося матча. С вами я, несравненная Лиз Сименс. Замечу вскользь, что погода сегодня так же прекрасна, как и моя куртка из осенней коллекции…

— Мисс Сименс, — прошипела появившаяся за ее спиной Локсли, — хватит рекламировать свою одежду. Комментируйте по существу!

— Но ведь ничего интересного еще не происходит, — возразила Лиз. — Впрочем, могу рассказать о составе команд, который вы и так прекрасно знаете…

Энтони Гирс отстраненно слушал эту чепуху, жалея, что не может заткнуть уши. По школе прошел слух, что Сименс начала встречаться с кем-то из вампиров, и сейчас изо всех сил старалась не подыгрывать однокурсникам, чтобы не разочаровать бой-френда. Энтони терпеливо ждал: должно пройти не менее десяти минут с начала матча, прежде чем его чары начнут действовать.

В голове снова мелькнул образ из недавнего прошлого. Вот он, этот ненавистный Симон Спенсер, который находится совсем близко. Стоит только протянуть руку — и, считай, дело сделано. Когда команды выходили на поле, Энтони будто случайно задел Симона.

Одного прикосновения оказалось достаточно, чтобы магическая атака началась.

Подумать только, никогда прежде он не чувствовал такого жгучего желания уничтожить соперника. Энтони уже давно понял о том, что Морис пытается соблазнить Спенсера. Вот только знать и смириться с реальностью — разные вещи. Впрочем, принадлежала ли Морис когда-нибудь только Энтони?

Помнится, сам Гирс запал на вампирку именно потому, что та не обращала на него внимания. Энтони мог бы получить многих, если бы пожелал, благодаря слабым способностям суккуба-человека, которые передавались в его магическом роду по мужской линии. Но именно на Морис Энтони в первый раз обжегся. Та его в упор не замечала, словно чувствуя чужеродную магию и инстинктивно держась подальше. Как-то во время вечеринки, Морис даже облила его шампанским, когда полукровка оказался слишком настойчив в ухаживаниях.

Но Энтони умел ждать. Когда Морис потребовалось утешить, лучше кандидатуры не нашлось. А Родани так и не поняла, отчего ей не хочется покидать постель Энтони.

Несмотря на то, что интимные отношения были прекрасными, Морис не стала к нему ближе в эмоциональном плане. В последнее время Энтони стало казаться, что, занимаясь с ним любовью, вампирка представляет другого. Гирс даже знал кого… Симона Спенсера!

Порыв холодного ветра ударил его в спину, и Энтони с трудом затормозил, зависнув в воздухе в паре метров над землей.

«Нет, с воспоминаниями лучше повременить», — решил он. Сначала дело, затем удовольствие. Не хватало еще закончить матч раньше Спенсера. Находясь под заклятием принуждения, Энтони с трудом отличал свои желания, от мыслей, навязанных магически. Если бы все зависело только от Энтони, то он с удовольствием подкорректировал чужой план. Сократил бы его наполовину… Ему достаточно просто заставить соперника потерять координацию и упасть вниз.

Но чужая магия, утроившая в этот день его силы, внушала другое: «Когда у тебя еще появится шанс так повеселиться, и разом отомстить всем? Спенсеру, за его вечное везение, и Морис — за ее холодность. Сегодня ты узнаешь свою истинную суть, которой подвластно все. Даже человек, которого ты ненавидишь…»

— Арам Джонсон за лето возмужал и стал гораздо сильнее. Вы только представьте, какой пресс и мышцы скрываются под этой неброской формой! Вот почему полезно заказывать через каталоги разные магические «просвечивающие» штучки. Мой бинокль как раз оснащен такими! Знаете, по сравнению с Джонсоном, даже Симон Спенсер немного проигрывает…Уж больно худощав…

— Мисс Сименс! Прекратите немедленно! — снова зашипел в микрофон знакомый голос.

— Да, госпожа Локсли! Игра становится все более напряженной. Я, буквально чувствую, как искрится воздух от силы Арама Джонсона! Он обходит защитников, и несется к воротам команды Уильямс. Удар, ах, Ким нужно лучше защищать левый верхний угол! Тебя провели, как мальчишку! Болельщики ликуют, Берли грозит Джонсону кулаком! Увы, дорогой Ким, разве ты не слышал поговорку: «После драки кулаками не машут?» Но что это… когда мужчины беспечно «продувают», положение спасают женщины! Да, если парней волнуют только собственные разборки, очаровательные нимфы «утреннего курса» думают о победе! Мисс Джейн Берли перехватила инициативу и завладела мячом. Кстати, вы знаете о том, что она — моя близкая подруга? Мы дружим со второго курса, эти дни, проведенные вместе, навсегда останутся в моей памяти, и однажды я отражу их в своей биографии… Ой, простите, отвлеклась…Коварный Энтони Гирс врезался в хрупкую девушку. Какой негодяй! Таких надо отстреливать, точно говорю! Берли-младшая чудом удержалась в воздухе, но мяч потерян… Еще чуть-чуть, и он окажется в руках противников Уильямс! Скотт и Мик Робертс одновременно рванули за ним, однако Робертс оказался проворнее. Вот на что способна сила любви! Быстрее молнии Робертс прорвался к воротам соперников, минуя злобные окрики и ловко обходя защиту. Вы знаете, он обещал, что забьет сегодня первый мяч во имя своей возлюбленной, и наш славный Мик сдержал обещание! Счет сравнялся!

Соберитесь, команда Уильямс! Я же поставила на вас половину «карманных» денег, поспорив с Вейзи! Интересно, как долго сегодня продлится матч… Мне противопоказано сидеть на холодном ветру, это вредно для моей кожи! Счет пока равный… А вдруг будет назначено дополнительное время?! Я этого не вынесу. Хотя, что это там такое? Под самой сеткой зависают две фигуры… Кажется, это Спенсер и Гирс… Ребята, на сильном ветру, нельзя так высоко подниматься! Я не верю глазам. Симон, что ты делаешь?!

Симон напряженно оглядывался по сторонам. В любой момент мяч мог изменить цвет, что послужило бы сигналом к последней атаке. Команда, в чьи ворота попадал «цветной» мяч, автоматически считалась проигравшей. Иногда, в течение всего матча, мяч оставался прежним. Тогда победу определяли в зависимости от набранных очков.

Внезапно Спенсер ощутил чужое мягкое прикосновение. Словно кто-то невесомо провел рукой по волосам. Ему захотелось обернуться.

Спенсер оглянулся и увидел метром выше Эмму Конни, собственной персоной. Симон хотел, было, спросить, что вампирка делает здесь во время матча, и как вообще сюда попала, ведь площадка заколдована только для игроков. Но губы онемели. Для Симона неожиданно стали важны лишь эти серые грустные глаза напротив и тень улыбки на лице Эммы. Та вдруг взмахнула рукой, поманив за собою, и устремилась вверх.

Симон тут же забыл, где находится. Они с вампиркой не общались больше недели — сколько часов провел Симон в ожидании такого простого, дружеского жеста, говорящего, что девушка его простила! Все, что он понимал сейчас, что Эмма звала его за собой, высоко-высоко, в самое небо. Симон подумал, что сделает для вампирки все, любую глупость. Что такого, что Эмме вдруг захотелось полетать прямо посреди матча? «Я готов отдать жизнь за мгновение счастья, только, пожалуйста, больше никуда не уходи!»

Вот Эмма замерла в воздухе прямо напротив Симона. Парень потянулся к ней, мечтая о поцелуе. Тем более, что Конни больше не собиралась убегать — они зависли в воздухе настолько близко друг от друга, что Эмма могла коснуться его рукой. И она провела ладонью по его щеке. Следом за этим произошло сразу несколько событий. Тело Симона сначала свело судорогой, а затем словно сковал ледяной холод. А Конни вдруг рассмеялась чужим смехом и изо всех сил толкнула партнера вниз. Спенсер падал, чувствуя, что не может контролировать летную магию игрового поля. Его преследовала безумная улыбка вампирки

Нет, это не Эмма. Падая, Симон увидел, как внешность Конни меняется. Он готов был поцеловать не Эмму, а Энтони Гирса!

Чувство вины и потери затмило разум и уничтожило инстинкт самосохранения. На секунду Симону захотелось разбиться, чтобы покончить со всем этим безумием раз и навсегда. Но за два метра до земли, его схватила за запястье сильная рука, замедлив падение.

— Спенсер, ты в порядке? — Мик испуганно смотрел на него.

Энтони выбыл из игры. Камерон и Локсли одновременно вскочили на ноги и связали его с помощью заклинания. И, когда он оказался на земле, в пределах их досягаемости, то успел сухими губами прошептать:

— Это был не я. Заклятие принуждение… Я не хотел никого убивать.

Глава 10. Неожиданный финал

Эмма считала: недели бойкота достаточно, чтобы научить партнера держать себя в руках. Перед первым в этом году матчем по магическому футболу, она задумалась, стоит ли приходить, и, главное, за кого ей болеть. Гордость требовала остаться в своей комнате, а вот сердце настойчиво твердило о том, чтобы дать Симону шанс. К тому же, до последней минуты, вампирка надеялась, что матч отменят из-за покушения на Спенсера. Только преподаватели не считали это достаточным поводом. Может, надеялись, что неизвестный противник не рискнет напасть при свидетелях, или верили, что обеспечат безопасность игроков?

Итак, Эмма все-таки пришла. Ей казалось, что Симон должен знать — он, если не прощен, то, по крайней мере, вампирке не безразлична его судьба. К сожалению, к началу матча девушка опоздала, и на трибунах не осталось другого места, кроме, как рядом с Морис.

— Тут свободно? — выдавила Эмма, стараясь не встречаться взглядом с бывшей подругой. Она машинально отметила, что, несмотря на всю страсть к Симону, на матче Морис сидела среди вампиров и полукровок. Эмма не знала, что Родани просто не могла поступить по-другому. Внешняя нейтральность в отношении к Симону и Конни казалась ей лучшей политикой.

Морис скользнула по вампирке внимательным взглядом, отметив бледность лица, словно изваянного из мрамора, затем ядовито усмехнулась:

— Я ждала Дороти, но она, скорее всего, не придет. Кажется, к ней приехали родители. Не скажу, что я сильно разочарована. Приятно видеть тебя, Конни. Ты неделю не выходила из комнаты, что стало поводом для разных сплетен. Слушай, Эмма, ты, случайно, не в положении?

— Совсем с головой не дружишь, Родани? — Эмма покрутила пальцем у виска и изящно опустилась на скамью рядом с ней.

— Все в жизни бывает, — отозвалась Морис. — Впрочем, прости, как же я забыла? Вы же сейчас с Симоном друг друга за милю обходите. Но, в Академии есть и другие красивые парни, не так ли?

— Слушай, ты можешь помолчать? Я пришла посмотреть матч, а не выслушивать глупости! — Эмма поджала губы. Не то, чтобы её сильно задевала болтовня вампирки, но ощущение, что она чего-то не знает, что от неё ускользает некая важная деталь, сильно злило.

— Да, ладно, Конни, от меня можешь ничего не скрывать. Похоже, вы с Симоном все еще не помирились после твоей интрижки с Берли?

Эмма нахмурилась. Зря она села рядом с Родани. Видела же, что на трибуне «утреннего курса» есть свободные места, но не захотела туда идти. Сама виновата.

— Я не собираюсь ничего объяснять, Родани. Мои отношения с партнером тебя не касаются. Я уже устала это повторять! Древнее существо, как часть меня, тоже не слишком радо нашему соседству. Оно предлагает взять тебя за руку и сжечь прямо сейчас…

— Угрозы — это так предсказуемо, — Морис слегка напряглась, почувствовав, что Эмма не шутит. Чтобы скрыть волнение, она смахнула ладонью темную челку, упавшую на лоб, и улыбнулась. — Знаешь, Эмма, шутки шутками, но с некоторых пор в тебе чувствуется нечто невероятно притягательное. Я всего лишь пытаюсь понять, только ли существо в этом виновато?

Эмма в ответ лишь передернула плечами. Как раз в эту минуту произошло сразу несколько событий. Симон, сделав крутой вираж, рванул вверх за полукровкой Энтони. Затем, когда они поравнялись в воздухе, Гирс вдруг коснулся лица Симона, словно стирая невидимый след, а после Спенсер полетел камнем вниз. Если бы не подоспевший вовремя Мик Робертс, то вряд ли бы ему помогли магические целители. Эмма с удивлением рассматривала снующих туда-сюда преподавателей, которые разбирались с Гирсом. На несколько минут матч приостановили. Затем Симона проверили, убедившись, что на нем больше нет следов чужой магии, и игра возобновилась.

Но у вампирки иссякли силы оставаться в рядах зрителей. Она удивлялась глупости взрослых, которым, похоже, плевать на жизнь и здоровье одного из учеников, и злилась на себя из-за того, что не поговорила с партнером раньше и не запретила участие в этой игре. Эмма резко поднялась со скамьи, пошатнувшись при этом, что не укрылось от внимания Родани. Вампирке даже показалось, что, когда Конни скользнула по ней взглядом, цвет её глаз поменялся на фиалковый…

Нет, это невозможно! Глаз такого оттенка, холодных, точно хрусталики льда, Морис прежде видеть не приходилось.

— С тобой все в порядке? — вырвалось у Морис прежде, чем она поняла, о чем, и у кого спрашивает.

Эмма кивнула, тихо ответив:

— Я к себе в комнату. Матч неинтересный…

Морис в раздражении теребила кисточки шарфа. Симон сейчас мог погибнуть! Какого черта все кругом так спокойны? Почему не остановят матч? Какая разница, кто победит, когда на поле встречаются психически нестабильные игроки? Или, того хуже, люди, находящиеся под заклятием принуждения…

Родани знала о «золотом» правиле магических игр — любой матч должен быть закончен. К тому же, нападение на игрока, пусть и совершенное при помощи магии, не считалось чем-то, из ряда вон выходящим.

Но кто его совершил! Энтони, тот самый Энтони, с которым они так весело проводили время. Последние две недели Гирс, правда, начал намекать на то, что хочет более доверительных и близких отношений, но Морис только отмахивалась. Энтони для неё ничего не значил, тогда как Симон…

Морис, от злости, даже прикусила до боли костяшки пальцев. Если бы не Мик Робертс, возможно, этот матч стал бы для Симона последним. Но Энтони никогда не додумался бы до подобной глупости — напасть на соперника при сотне свидетелей — самостоятельно. Он — всего лишь пешка. Виновник — тот же человек (или не человек?), из-за которого пострадал горе-журналист Сурен.

Морис почуяла, как по спине пробежал озноб. Родани стало по-настоящему страшно. Кто так расчетливо играет с ними? Кто так жестоко забавляется с ее, Морис, близкими людьми, и по какому праву? А, главное, чего он хочет этим добиться?!

Вампирка вгляделась в серое небо: где-то там, под самой сеткой, кружил Симон, в ожидании своего шанса. Пока мяч не изменит свой цвет, или пока не истечет положенное время, матч не закончится.

В голове Морис хаотично мелькали мысли. Для чего неизвестному врагу устраивать подобное зрелище? Да, Симон мог погибнуть, но мог и выжить. Планировал ли неизвестный враг убить Спенсера руками Энтони? Или, все это — не более, чем мишура, которая должна прикрыть основное действо? Момент исключительно удачный — на трибунах не столько наблюдают за матчем, сколько обсуждают последние события, преподаватели отвлеклись на Гирса. Если бы Морис была тем, кто желал смерти Симону, каким стал бы её следующий шаг? Что должно произойти дальше?

Вампирка резко побледнела. Результат озарения или напряженной работой мысли, но чужой замысел вдруг открылся перед ней во всей своей неприглядности, точно книга на заданной странице. Да, Симона хотели убить наверняка… Приманкой, и, одновременно, орудием должен изначально послужить Энтони. Однако, раз идея с Гирсом себя не оправдала, существовал запасной план.

Внезапно Морис сорвалась с места и закричала, размахивая руками:

— Симон, остановись! Ты не должен выиграть! Тебе нельзя касаться мяча!

Но её голос потонул в реве трибун, а те немногие вампиры, кто обернулся на её крик, лишь презрительно скривились.

«Мяч меняет цвет под действием заклятия. Как же просто — наложить, кроме цветового, еще одно! До этого момента мяч безвреден. Забить последний гол имеет право лишь ведущий игрок. Симон — один из лучших, он почти всегда обходит соперников и никогда не промахивается. Но, видимо, погрешность, для убийцы не имеет значения… Если Симон коснется изменившегося мяча… Что мне делать? Бежать к преподавателям? Но уже сейчас слишком поздно! А если я все же ошиблась…»

И тут громкий голос Лаванды объявил:

— Внимание, мяч изменил цвет! У команды Уильямс есть все шансы на победу!

Сознание Морис словно раскололось на две части. Одна шептала: «Не встревай, это не твое дело. Ты даже не знаешь, какое заклинание наложено на мяч. Если ты используешь силу, тебя размажет магией отдачи. Рисковать всем ради человека, который тебя не любит?»

Другая упорно твердила: «Симон — тот, кто спас тебя. Да, Конни столкнула тебя в пропасть, но именно Симон протянул руку помощи. Сейчас ты, в здравом рассудке, и находишься здесь только благодаря его доброте. Ради чего ты живешь, Морис? Что ты хочешь защитить? С кем ты связываешь будущее?»

— Я спасаю не Симона, а себя! — прошептала Морис, сосредотачиваясь и собирая магическую силу для заклятья.

…Симон заметил вспыхнувший красным цветом мяч, и, прорываясь сквозь холодный ветер, понесся за ним. Его рука в перчатке коснулась кожаной поверхности, когда прозвучал взрыв. Но, спустя мгновение, парня окружил прозрачный купол, ставший защитой. Тем не менее, его пальцы обожглись так сильно, что от болевого шока перед глазами Симона все померкло. Падая в темноту, он услышал тихий голос:

«Жизнь устроена куда сложнее, чем я могла представить, Симон. Но, кажется, я не смогу разлюбить тебя!»

…Вампиры окружили Морис, которая ощутила на себе всю тяжесть чужой темной магии. Девушка лежала, не двигаясь.

Глава 11. Свет и мрак

Симон пришел в себя в больничной палате, под громкие причитания госпожи Пем. Через кровать от него лежала Морис, и медсестра тщетно пыталась привести её в чувство.

Парень ощутил острую боль в ладони, видимо, магический ожог госпожа Пем до конца излечить не смогла.

Симон посмотрел на руку — она забинтована. Затем его взгляд метнулся к бледной испуганной медсестре. Кажется, у Морис дела обстояли гораздо хуже. Спенсер на секунду закрыл глаза. Зачем Морис вообще во все это полезла? Несколько недель назад, в этой же палате, лежала Эмма, пострадавшая при попытке защитить партнера. Но, если мотивы Конни понятны — без партнера вампирка не выживет — то зачем Родани рисковала собой? Почему все так стараются сохранить ему жизнь? По существу, у него даже особых магических сил нет, если не считать той странной способности наводить туман и вызывать тени умерших, которая напугала Тамару Камерон.

Симону не хотелось открывать глаза. Он не сразу заметил, как отворилась дверь, и в палату вошла Локсли. Зато Спенсер услышал ее голос, обращенный к мадам Пем:

— Как она? Сможет продержаться до приезда целителей из столицы?

— Не знаю, Илона. Заклинание, что она использовала для защиты Симона, не является базовым. Я с ним, во всяком случае, не сталкивалась. Так же сложно определить, какие темные чары наложили на игровой мяч. Сейчас Морис страдает от боли, вызванной смесью нескольких заклятий. Она не приходила в себя. А что её мать, госпожа Родани? Почему ее до сих пор нет?

— Изабелла Родани прислала сообщение о том, что находится за границей. Приехать не сможет. Она так же сказала, что только идиотка станет рисковать жизнью, чтобы спасти смертного, — вздохнула замдиректора. — Этого следовало ожидать. Слухи о том, что Изабелла — плохая мать, к сожалению, подтвердились.

Спенсер распахнул глаза, вспомнив слова Морис: «Я — нежеланный ребенок, Симон…»

— Пем, посмотри, что с Морис? — воскликнула Локсли. — Кажется, ей минуту назад стало хуже! Возможно ли… что она могла нас слышать?

Медсестра всплеснула руками и бросилась к постели Морис.

Прежде чем он понял, что делает, Симон резко поднялся, сдержав стон от боли в раненой руке. В два шага преодолев расстояние до нужной кровати, не обращая внимания на чужие крики, юноша опустил ладонь на лоб Морис, смахнув с него черные пряди волос.

— Я могу ей помочь. Вы просто должны мне поверить, — умоляюще прошептал Спенсер, глядя на застывших в метре от него преподавателей. Затем Симон снова прикрыл глаза, собирая оставшиеся проблески силы: «Пришло время платить долги. Пусть я читал твою родовую книгу только раз, Морис, но то заклинание, что вернуло мое зрение, я запомнил. И, пожалуй, сейчас только я могу помочь тебе, потому что в этой палате лишь для меня ты — не просто больной ученик. Но, если я хоть чего-то стою, то сделаю все, чтобы вытащить тебя. Неважно, какой ценой».

Губы быстро шептали нужные слова. Его ладонь, касавшаяся лба Морис, вспотела. Самым сложным стало собрать в пальцах всю магическую силу, чтобы затем мгновенно выпустить ее. Страшила и цена за применение подобной магии. Однако, мысль о том, что это поможет спасти друга, не оставляла Симона…

Симон падал в темноту. Он помнил, что говорила Морис о цене: увидеть, словно наяву, свои худшие кошмары. Судя по примечанию в книге, все, что явится ему, будет настолько реальным, что помешает вернуться назад. И, чем опаснее травма или болезнь, которую пытаешься излечить, тем меньше шансов спастись самому целителю.

Юный волшебник ударился о холодный паркет, что остановило падение в бездну. Поморщившись от удара, он постарался сесть. Руки саднило, и кровоподтеки на них казались очень даже настоящими. Вокруг царила кромешная тьма, и только далеко впереди маячил огонек. Симон решительно встал и пошел на его свет. Чем ближе он подходил, тем отчетливей ему слышался детский плач.

«Что за…?»

Спустя минуту Симон оказался в небольшой комнате с горящим камином. Перед камином на коленях сидел мальчик. Симон узнал шестилетнего себя и побледнел. Этот день он помнил хорошо. Сквозь рыдания мальчика еле различимы слышались слова:

— Папа и мама погибли по моей вине. Я не должен жить на свете. Все умирают из-за меня. Я приношу людям несчастье! И это правда!

Спенсер присел перед мальчиком на корточки. Было непривычно видеть самого себя, но гораздо младше, заплаканного. Он помнил этот момент. Малыши во дворе отказались с ним играть, кто-то из мам пустил слух, что лучше держаться подальше от мрачного нелюдимого ребенка.

— Симон… Тебя ведь зовут Симон, так? Ты не виноват в смерти родителей. Никто не виноват. Люди умирают, кто-то раньше, кто-то позже. Этого изменить. И очень скоро ты забудешь про одиночество. Точно говорю! С тетей Вероникой не заскучаешь…

Мальчик вдруг поднял голову и посмотрел прямо на него, сверкнув стеклами очков:

— Значит, я ни в чем не виноват? Точнее, ты не виноват? Так же, как в парке Виктории, или же во время матча?

Симон вздрогнул. Определенно, ситуация из прошлого, но мальчик перед ним — не совсем он прежний. Кажется, подсознание испытывает его.

— А если погибнет Морис или Эмма, ты по-прежнему будешь считать, что не причем? — мальчик смотрел на него жестко, холодно, так, как дети просто не умеют.

— Не знаю, — Симон почувствовал, как раскалывается голова. — Я уже ничего не знаю.

— Может быть, Симон, тебе лучше остаться здесь, со мной, навсегда? Тогда тебе не придется видеть, как страдают близкие люди. Никакой беспомощности, одна уверенность. Согласен? — маленькая детская ладошка накрыла его руку.

Симон на секунду задумался. Ему показалось заманчивым остаться навсегда у этого теплого камина, где не нужно больше ни о чем волноваться. Но в следующую секунду он резко отдернул руку:

— Ты — не я! Кто ты? Мне есть, к чему возвращаться! Меня ждут друзья и… любимая.

Мальчик вдруг улыбнулся:

— Вот как. А я уж думал, что ты стремишься умереть, потому что жизни в тебе, в последнее время, ни на грош. Знаешь, когда человек теряет волю к жизни, прежде всего, страдают его близкие. Слишком просто в неудачах обвинять судьбу, мир, других людей. Но, поступая так, ты никогда не продвинешься дальше. Прости, что говорю это, но ты — инфантилен, слаб, и не желаешь брать на себя ответственность. Для тебя мнение окружающих важнее того, кто рядом с тобой. Сурен и Морис Родани — те, кто отвел от тебя беду, те, кто спас тебя. Но их жертва не потребовалась, если бы ты был сильнее.

— Я хочу жить, чтобы ты там не думал. Я хочу вернуться к Эмме, — упрямо сжал губы Симон.

Все что он слышал сейчас, виделось ему правдой, жестокой правдой. То, как он вел себя в последние дни, то, как игнорировал других, привело к ужасным последствиям. Возможно, стоило признать: ему нравилось плыть по течению. Или он подсознательно наказывал себя за смерть родителей, смутно испытывая необъяснимое чувство вины.

Тут он почувствовал, как холод и пустота в груди вдруг заполняются чем-то теплым. Словно желание бороться влило в него новые силы.

— Это хороший ответ, Симон, — мальчик у камина облегченно выдохнул. — Я был первым испытанием, и на протяжении времени, которое ты проведешь здесь, познавая себя, стану твоим проводником. Раз таково твое желание — я помогу тебе вернуться в реальный мир. Видишь огонь от камина, Симон? Считаешь ли ты, что стихия Эммы и то, что сейчас ты смотришь на огонь, лишь совпадение? Ты должен знать, что сила партнеров поможет тебе даже здесь, за гранью миров. Просто смотри на огонь, и он выведет тебя отсюда. И помни, что все, что ты увидишь здесь, лишь отражение твоих страхов и тайных фантазий. Оно не реально, как фантом, пока ты не позволишь ему стать реальностью. Ад или рай люди создают себе сами, в собственной душе. Никто не сможет причинить тебе вред, если твои мысли и поступки чисты. Помни, что выбор всегда остается за тобой.

Симон почувствовал, что видение тает, и снова все погружается во тьму. Вдали маячком вспыхнул огонек, и он уверенно пошел к нему. Вдруг из темноты перед ним вырос чужой силуэт. Спенсер узнал Кима, своего бывшего друга.

— Ким, подожди, пожалуйста, постой!

Но парень даже не обернулся. Он просто уходил.

«В этом мире все повторяется, Ким. Я боялся лишний раз спросить, что с тобой происходит. Я принимал, как данность, твою дружбу, мне казалось, что ты всегда останешься со мной. Я был эгоистичен, упиваясь своим счастьем, вплоть до того страшного дня… Но ты, злишься на меня, не только из-за Эммы. Я первым отвернулся от тебя. Если сможешь, прости! Я был не прав, Ким! И, если вернусь, попробую все начать заново».

Едва он подумал об этом, как силуэт Кима окончательно растаял в воздухе. А сам Симон оказался в подземелье. Сквозь узкие щели, заменявшие окна, сочился слабый свет, и Спенсер смог рассмотреть девушку, тело которой с ног до головы опутала паутина.

— Эмма…? Я сейчас помогу тебе выбраться! — Симон утратил чувство реальности. Он уже не понимал, где находится. Но ему важным казалось знать, что Эмма, его Эмма, в безопасности. Симон подбежал к ней и принялся распутывать паутину, которая оказалось невероятно прочной. В сердцах разрывая очередную нить, Симон не поверил глазам. Его ладони покраснели, и, когда он взглянул на Эмму, то заметил, что её спина покрыта кровавыми шрамами. Пол усыпали белоснежные перья.

— Кто это сделал с тобой, Эмма, кто? — Симон встряхнул её. И вдруг услышал тихий ответ:

— Ты. Это сделал ты, когда не захотел выслушать. Ты не умеешь прощать, Симон. И, что еще хуже, ты не умеешь верить.

И, прежде чем Симон успел возразить, мираж исчез. Его снова обступила темнота. Но юноша не мог забыть пустого, измученного взгляда вампирки. В голове промелькнули недавние события. Энтони чуть не заставил его поцеловать себя, притворившись Конни, применив темную магию. Что, если в истории с Кимом также не все чисто? Что, если Эмма не виновата, и никогда ему не изменяла?

«Просто мне удобно обвинить её. Годы вражды и недоверия не прошли бесследно. Какой же я слепец! Даже после принятия партнерства, я подсознательно ждал подвоха с её стороны. Но, разве любовь без доверия возможна? Теперь я все исправлю. Ты только дождись меня, Эмма. Я так сильно тебя люблю!»

Перед ним замаячил огонек, и Симон снова пошел на его свет. Хотелось вернуться в реальный мир, хотелось, как можно быстрее поговорить с Эммой, но… Расслабляться еще рано.

…Темноволосая молодая женщина качала колыбель, тихонько напевая. Симон потрясенно остановился. Он не мог сказать, что она ему совершенно незнакома. Казалось, он уже видел её совсем недавно.

Женщина оглянулась на него через плечо, и он испытал чувство дежа вю. Густой сплав эмоций, из прошлого и настоящего охватил Симона. Увы, ее лицо скрывала маска. Зато он сразу узнал низкий, чуть хрипловатый, голос. Призрак, что напал на него в школе, ненавидел эту женщину.

— Мы с тобой дали Ему столько силы, и все напрасно, верно, мой господин? Что же выберет этот глупец — вести или быть ведомым? Ему под силу то, что для меня недоступно. Симон, ты должен оправдать мои ожидания. Твоя кровь — ключ ко всему. Ты хочешь получить Конни? Не понимаю, чего ты ждешь! Используй силу, что я подарила тебе, и сделай её своей! Просто бери, что пожелаешь, тебе не нужно никого просить!

Шагнув к Симону, она опустила ладонь ему на плечо, и тот сразу же почувствовал, как устал. Больше всего ему хотелось упасть на пол и заснуть.

— Докажи, что в тебе — моя кровь, Симон, — продолжала женщина. — Законы, нормы морали существуют для слабаков. Сильные идут прямо к цели, они меняют этот мир по своему желанию, не обращая внимания на букашек под ногами.

— Так же, как это делала ты, сотни лет назад? — Симон вспомнил принесенную в жертву девушку и вздрогнул от отвращения. Он сбросил чужую руку. — Никогда.

— Ты так наивен, — женщина раздраженно качнула головой. — А если на кону судьба мира? Или жизнь Эммы?

Наступило молчание. Симон вытер выступивший на лбу пот и с усилием произнес:

— Все равно. Ни мир, ни человека, ни вампира нельзя спасти жертвоприношением и темной магией.

Женщина рассмеялась, но глухо, словно чувствуя, что это — не просто слова:

— Что ж, увидим. Не хотелось бы признавать, но ты похож на него. На Алестера. Он был ярким светом, который даже я не смогла изменить. Прощай, Симон. Когда встретишь моего брата, передай ему…

Но прежде, чем она договорила, видение изменилось. И в этот раз Спенсер мог вполне поверить в реальность происходящего, настолько реальным и живым казалось все вокруг. Он ступал по каменным плитам. Слева и справа от него стояли люди в темных плащах. В руках они держали свечи, мерцающие зловещим сине-зеленым пламенем. Симон, с невольным трепетом, сжимал в руках край чужого, кроваво-красного, плаща. У человека, что величаво и медленно шел перед ним, была одежда, алого цвета.

Симон, с усилием, поднял голову, чтобы узнать, куда же ведет его этот путь. И, когда увидел, замер на месте, не желая больше делать ни шага.

Каменная лестница, по которой они поднимались, устремилась к Вратам. Те с каждым их шагом медленно отворялись, являя миру темное облако и выпуская клубы черного тумана и дыма. Любой, даже не имеющий магических знаний, человек, почувствовал бы в них угрозу.

Незнакомец, шедший перед ним, резко обернулся. Гладко зачесанные назад и собранные в хвост волосы открывали высокий лоб. Глаза насыщенного зеленого цвета и белоснежные зубы, обнажившиеся в полуулыбке, явно принадлежали Симону Спенсеру.

Симон понял, что видит самого себя. Но, при этом, — совсем другого.

— Почему ты остановился? Ты еще не решил, кем ты хочешь быть: ведомым или ведущим, подчиняться или повелевать? Тогда отдай этот выбор в мои руки, — обратился к нему «близнец».

— Что там, за Вратами? — спросил Симон.

— Ты и сам прекрасно знаешь, что. То, что ты должен впустить в мир по праву крови, если хочешь стать сильнее.

— Мне не нужна такая сила. Вокруг нас — люди или вампиры? И почему они поклоняются тебе?

— Сколько вопросов… Но, хочешь ли ты знать ответы, Симон? «Многие знания — многие горести»… Может, лучше просто довериться более умному, более опытному? Обещаю, не пожалеешь. Я сделаю для тебя всё! Только прими меня, как истинную суть, как свою лучшую часть, Симон!

— Ты — не я, — отчаянно выкрикнул Симон. — Я — не монстр! Кто ты?

— Я создан из твоей злобы, ревности, ненависти и обиды, ради твоей же защиты, Симон. Просто прими мою помощь. И ты станешь свободным, более того, никогда не будешь ни в чем нуждаться, чувствовать страдания, страх, боль.

— Перестану чувствовать, да?! Хочешь сделать меня ходячим мертвецом? — Симон попытался отступить, но рука «близнеца» с силой сжала его запястье.

— Не сбежишь, трус! Поздно! Ты, потакая страхам и комплексам, слишком приблизился ко мне. Просто позволь поглотить тебя. — «Близнец» наклонился к самому уху Симона и облизнулся.

— Я никогда не стану тобой! Потому что есть те, кто меня любит, кто верит мне и ждет, — тихо произнес Симон. — И, пусть сейчас я слаб, и далек от Света, я пойду к нему. Даже если это займет целую жизнь. И вся твоя ненависть не погасит той искры любви, что жива в моем сердце.

Словно в ответ на его слова, рядом вспыхнуло пламя, и в воздухе закружились золотистые перья. Их теплый свет окружил Симона, растворяя иллюзию вокруг него. Спенсеру показалось, что он слышит голос мальчишки, которого встретил первым:

— Симон, запомни, что это твой собственный выбор. И теперь ты должен бороться до конца.…

Симон очнулся в больничной палате. С момента проведения футбольного магического матча прошло два дня.

Глава 12. Пробуждение силы

Морис пришла в себя, услышав чужой ласковый голос. Кто-то настойчиво звал её. Сначала Родани показалось, что тьма вокруг неё и связавшие тело цепи, — всего лишь мираж. Но там, где металл касался кожи, возникали кровоточащие язвы. А потом, когда цепи обвили талию и ноги, тело начало исчезать. И, если бы не родной голос, то, видимо, душа Морис сгинула бы, исчезла во мраке. Но, кто-то позвал её, кто-то настолько близкий, что, ради него захотелось разорвать цепи. И только тогда девушка очнулась, увидев рядом со своей больничной кроватью взволнованных преподавателей.

…Не сразу она поняла, что случилось, а бесконечные вопросы Камерон и Локсли лишь утомляли, притупляя чувство реальности. Женщины наперебой рассказывали, как Симон сделал необыкновенное, пытаясь её спасти, и сейчас сам находится в коме. Морис попросила, чтобы они описали подробнее действия Симона, и все поняла. Она коротко объяснила учителям о целительной магии Родани, которая основывалась на древних знаниях и экспериментах.

Наконец, Морис почувствовала, что ей поверили, но в глазах учителей мелькало недоумение — зачем Симон так поступил? Родани старалась не думать об этом. Тем более, что, следующая новость, свалившаяся на неё, забрала остатки сил и веры в завтрашний день.

— Очень жаль, мисс Родани, но на несколько дней, а, возможно, и недель, вы лишились магии. Несмотря на помощь Симона и чудесное исцеление, рана оказалась слишком серьезной. Мы впервые встретились с подобным… Все ваши силы исчерпаны. Но, не волнуйтесь, вас не вышлют из школы, просто придется на время смириться с ролью больной…

— Скажите лучше, неудачницы! — Морис фыркнула, закончив за Камерон ее мысль. — О, да, представляю, как все будут смеяться! Староста «вечернего курса» лишена магии! Просто чудесно!

— Морис! Пожалуйста, успокойся!

— Выйдете все! Убирайтесь! Мне нужно побыть одной, — Родани отвернулась, вытирая глаза рукавом рубашки. Она всем сердцем ненавидела такие ситуации. Еще чуть-чуть, и разрыдается тут при всех. Нет уж, спасибо, валите к темной крови с вашей жалостью!

Преподаватели ушли, оставив её одну. Точнее, в компании бледного Симона, лежащего на соседней кровати. Симона, который едва дышал, борясь со своими самыми страшными кошмарами.

«Я непременно отомщу тому, кто это сделал. Клянусь!» — Морис прищурилась, глядя прямо перед собой. Впервые она испытывала столь сильное и темное желание.

Эмма проснулась, когда за окном уже стемнело. Недовольно посмотрев на часы, стоявшие на столике, он поняла, что время ужина прошло. Голова болела, словно она хорошо погуляла накануне на веселом празднике «вечернего курса».

Конни села в кровати и растерла виски. В памяти медленно всплывали образы из недавнего прошлого: вот Симона сталкивают на землю на вчерашнем матче, а чуть раньше до этого ее партнер и Морис устраивают свидание в комнате отдыха.

Взгляд блондинки упал на смятую кровать и обнаружил, что на ней лежит какая-то цветная бумажка, исписанная мелким почерком.

Эмма развернула ее и мысленно скрипнула зубами — как она могла забыть сегодняшнее торжество? Что с ней вообще творится в последнее время?!

«Эммочка, надеюсь увидеть тебя на вечеринке, в честь моего Дня рождения! Приходи ровно в семь, в нашу гостиную. Мы ужасно соскучились! Даже Морис, ага. И можешь прихватить своего непутевого партнера.

Дороти»

Тяжело вздохнув, Эмма принялась собираться. Все же, Дороти — её лучшая подруга, и ее семнадцатилетние — совсем не та дата, которую можно пропустить.

Полчаса спустя отражение в зеркале показалось Эмме вполне приличным, чтобы спуститься к друзьям. К тому же, её начал мучить голод. Конни надеялась, что на вечеринке, если она и не получит удовольствия от веселья, то хотя бы сможет утолить голод парой закусок и вампирских растворов. Но все сложилось совсем иначе, чем она предполагала. Именинница бросилась к ней, едва не сбив с ног:

— Где тебя черти носят, Конни?! Ты хоть знаешь последние новости?

Эмма вгляделась в ее бледное лицо. Она как раз обдумывала, как лучше извиниться, что пришла без подарка. Но Пейн, казалось, плевать хотела на все условности, и собственное торжество волновало ее сейчас меньше всего:

— Почему ты не пришла в палату к Симону? Я, конечно, понимаю, что вы в ссоре. Но ты, хотя бы раз отбросила свою гордость и подумала о чувствах других! Из-за ужасного характера, ты уже потеряла Морис, неужели ты хочешь повторения? Тем более, с тем, кто тебе предназначен судьбой? Эмма, ты, вообще, соображаешь, что творишь?!

Эмма напряженно молчала. Кажется, пришла беда. Надо объяснить подруге, почему она не понимает что происходит:

— Дороти, дело в том, что во время матча мне стало плохо, и я ушла. Последнее, что помню, как падающего Спенсера спас Мик Робертс. Потом в голове туман…

Дороти тяжело вздохнула:

— Все, что ты говоришь, уже неважно. Похоже, некто всерьез решил уничтожить Спенсера. Морис пожертвовала собой, чтобы прикрыть его. Темная кровь, до сих пор жалею, что из-за родителей пропустила подобное зрелище. Двойное покушение на твоего партнера, на глазах у всех, — это покруче объявления войны смертным! И, главное, что убийца до сих пор на свободе. Это пугает, верно?

Ее сбивчивая речь совершенно запутала Конни, и лишь через десять минут Эмма более или менее поняла, что произошло.

Дороти, почувствовав, что подруга до смерти напугана и злится на себя, за то, что ушла с матча, решила подлить масла в огонь:

— Знаешь, Эмма, я тебе удивляюсь. Конечно, Спенсер — не лучшая партия, но ведь и не худшая. К тому же, другой судьбы и партнера у тебя все равно не будет. Исправить ситуацию вы можете только вдвоем… И вот еще что. Морис давно «положила глаз» на Симона. А она не из тех, кто, добиваясь желаемого, действует только законными методами.

— К темной крови, Родани. Я не рассказывала тебе, но в день, когда я застала Морис и Симона в комнате отдыха, Спенсер, он… — Эмма, покраснев, отвела взгляд в сторону. — Он набросился на меня прямо в коридоре.

— Ну, это лишь подтверждает мои слова, — хмыкнула подруга. — Спенсер, конечно, не образец приличий, но он и не подлец. Ты же знаешь, что существуют напитки и магические растворы, заставляющие сходить с ума от желания? А у смертных существует аналог — афродизиак. Спорю на все состояние Пейнов, что Симон с Морис не грушевый сок пили. И, тем не менее, он захотел тебя, а не Родани. Эмма, неужели ты настолько слепа?!

Эмма больше не могла ее слушать. Она резко развернулась и выбежала из комнаты, направляясь в больничную палату: «Симон, Симон… Пожалуйста, выживи! И больше никаких ссор, пререканий и глупых обид…»

…Дороти задумчиво смотрела ей вслед. Из головы никак не уходил утренний разговор с родителями.

«Дороти, сегодня, в день, когда тебе исполнилось семнадцать, ты получишь особую силу. Это наследие рода Пейн. Ты сможешь видеть магические ауры других людей и вампиров…»

Желая убедиться в их словах, Дороти, проводив родителей, гуляла по школе. Одним из первых, ей встретился Мик Робертс, возвращавшийся с матча. Его аура переливалась теплым золотистым цветом, и вампирка невольно улыбнулась.

Целый день она, с новым интересом, рассматривала учеников, преподавателей… Но сейчас, глядя вслед Эмме, испытывала неясные чувства. Аура Эммы оказалась прозрачной. Дороти не смогла разглядеть ни тьмы, ни света…

Глава 13. Разум и чувство

Когда медсестра снова вышла из палаты, Морис встала и осторожно переместилась на соседнюю кровать, к Симону. Состояние парня, по словам медсестры, стабилизировалось, хоть он и не приходил в себя. Бледное, до синевы, лицо, залегшие под глазами круги, затрудненное, едва слышное дыхание, — значит, так люди выглядят со стороны, когда используют целительную магию.

Неприятные воспоминания о том, как, в начале учебного года, Морис сама сделала то же самое, хотелось запрятать, как можно глубже.

— Ты пошел на это ради меня, Симон. Значит, что-то ко мне чувствуешь, верно? Ведь ты многим рисковал. Как и я во время матча. Значит, мы похожи больше, чем мне казалось. Теперь я ни за что не отдам тебя Конни… Симон, мне так и не удалось украсть твой поцелуй, но, каждый раз, когда я видела тебя, мне хотелось этого больше всего на свете! И мое время пришло. Сегодня я, наконец, подарю поцелуй своему принцу… Который, несмотря ни на что, вернул меня к жизни. Симон, прошу, не отвергай меня! Ведь, кроме тебя, у меня никого нет, и ничто здесь не держит…

Морис оперлась ладонями по разные стороны от головы парня, наклонилась и мягко коснулась губами красивых, но таких холодных губ Симона.

«Целовать спящего — все равно, что мертвого», — вдруг вспомнилось ей. Но вампирку это не остановило. Ей хотелось большего, гораздо большего. Сорвать это одеяло, снять всю одежду, что разделяет их, и, наконец, получить желаемое. И плевать, в каком Симон сейчас состоянии. Страсть, терзавшая её, больше не могла ждать. Ведь сама судьба распорядилась так, что они остались совсем одни!

Эмма прибежала к больничной палате и у самых дверей столкнулась с госпожой Пем. Та как раз возвращалась из кабинета директора.

— Мисс Конни! Вы соизволили явиться? У вас совсем нет сердца, так наплевательски относиться к своей же паре! — запричитала женщина, но Эмма нетерпеливо перебила ее:

— Как там Симон?

— Он остался жив лишь благодаря помощи мисс Родани. Та защитила его заклинанием. И, кстати сказать, дорого за это заплатила. Морис временно лишилась магических сил.

— Что? — Эмма растерянно смотрела на нее. Неужели Родани так далеко зашла, ради Симона, что даже рискнула здоровьем и магией?

— Да, а мистер Спенсер, в свою очередь, использовал заклинание из родовой книги Родани, чтобы спасти её.

— В Симоне я и не сомневалась. Его доброта и благородство не знают границ, — с легкой иронией в голосе ответила Эмма.

Медсестра страдальчески закатила глаза:

— Но, все же, вы слишком припозднились. Скоро отбой. Может, зайдете завтра с утра?

— Ни за что! Мое место рядом с парнером! — Эмма умоляюще сложила руки. Это был настолько не характерный жест для вампирки, что Пем вздохнула.

— Ну, даже не знаю. Сначала ответьте, почему вы отсутствовали на матче? Почему пришли только сейчас?

— У меня заболела голова… Существо… — заметив, как медсестра нахмурилась, Эмма мысленно дала себе подзатыльник.

— Потому-то я и не хочу, чтобы вы находились с Симоном прямо сейчас. Я уже объясняла, что, в момент кризиса, нестабильная магическая связь ничем не поможет, а, наоборот, ухудшит состояние больного. — Медсестра сложила руки на груди. — Я не могу допустить вас к нему!

— Пожалуйста, госпожа Пем… Я не смогла предотвратить этот ужас! А теперь мне запрещают даже увидеть его, побыть с ним… — Эмма отвела взгляд серых глаз в сторону, и женщина сжалившись, сменила гнев на милость.

— Хорошо, — вздохнула она. — Эту ночь вы можете провести рядом с ним.

С этими словами медсестра открыла дверь, пропуская девушку вперед, и застыла на месте, точно жена Лота, превратившаяся в соляной столп. На Эмму открывшаяся картина произвела не меньшее впечатление.

Морис крепко обнимала Симона, целуя его в губы, в открытую шею…

На секунду Конни показалось, что сейчас вся комната воспламенится. «Сожги, сожги!» — настойчиво твердило существо внутри. Она буквально видела, как вспыхнуло пламя, охватив кровать. Потом представила, как огонь распространяется по потолку, стенам, перекидывается на занавески…

Гспожа Пем с силой сжала её плечо:

— Придите в себя, Эмма! Не позволяйте инстинктам себя контролировать! А вы, мисс Родани, что творите? Если вы достаточно здоровы, чтобы отбивать чужого партнера, может, пойдете ночевать в спальню старосты «вечернего» курса?

В этот момент Эмма очнулась. Словно жаркая волна откатила от её горла. В глазах прояснилось. Она выпрямилась и, быстрым шагом, преодолела расстояние от двери до кровати Симона. Морис смотрела на неё по-новому. На секунду вампирке стало страшно — такая лютая ненависть и отчаяние всколыхнулись в этом пристальном взгляде:

— Неужели «принцесса» не убьет ту, что посмела прикоснуться к её партнеру?

— Ты защитила Симона во время матча, — коротко ответила Эмма. — Спасибо тебе. Я знаю — ты тоже пострадала. Никогда не думала, что до этого дойдет. Но, получается, что ты спасла и мою жизнь тоже.

Ярость схлынула. Родани может беситься, сколько хочет, но они с Симоном связаны нитями судьбы. Эти поцелуи, обращенные к бессознательному человеку, ничего не значат. Больше Эмма не позволит себя провоцировать.

— Забудь, Конни, я не ради тебя его спасала! И запомни: вы с Симоном никогда не будете вместе! Я не позволю!

— Мисс Родани, вы не слышали, когда я к вам обратилась? Что вы делали? — рассердилась медсестра.

— Просто пыталась разбудить несчастного больного красавца поцелуем. Простите, поцелуями. Помните сказку о спящей принцессе? — Морис, горько рассмеявшись, встала с кровати, и, прихрамывая, направилась к выходу. — Я ухожу.

Немного подумав, Эмма тихо окликнула её:

— Подожди. У Дороти сегодня вечеринка, не забыла? Там соберутся все вампиры и даже некоторые смертные. Хочешь появиться там, без признаков магии, и стать посмешищем?

Родани замерла, затем медленно повернулась к ней:

— Мило, что напомнила. Надеюсь, отдельной благодарности за это ты не ждешь. Госпожа Пем, можно, ночь я проведу здесь?

Женщина хмуро посмотрела на неё, затем утвердительно кивнула. Ну, не могла же она выставить за порог вампирку, спасшую жизнь одному из её любимых учеников. Похоже, ей предстояла бессонная ночь — придется наблюдать за Конни (вдруг её сущность все же захочет свести счеты с обидчицей), и за Морис Родани.

…И все же, как Пем ни старалась, не смыкать глаз, разбирая медицинские карты учеников, сон ее сморил. Когда медсестра проснулась, в окна светило осеннее солнце, а Морис в палате уже не было. Зато Пем едва не всплакнула над Эммой. Та дремала, сидя у постели Симона и держа его за руку.

Пем пришлось разбудить её: в конечном счете, занятия еще никто не отменял. К тому же, Симон спал спокойно и даже внешне выглядел лучше, чем вечером.

— Сегодня вы ночуете в своей комнате, мисс Конни. Хватит нарушать больничный режим.

— Хорошо… — тоскливо отозвалась Эмма. — Но, если появятся изменения, пожалуйста, дайте мне знать.

— И вы тоже, мисс Конни! Например, если ваше существо снова примется докучать вам…

— Со мной все в порядке. Просто перед тем, как все это случилось, мы с Симоном поссорились. Но этого больше не повторится.

— Очень надеюсь, мисс, — тяжело вздохнула медсестра.

— Ты пропустила мою вечеринку, Морис! Плохая девочка! — Дороти топала за ней, едва поспевая, потому как Родани шагала быстро, пытаясь оторваться от этой, острой на язык, подружки. — Но я тебя, так и быть, прощаю! Все-таки, едва не умереть и лишиться магии — причина достаточно уважительная. Ты вела себя, как героиня, защищая Симона, и вот теперь, почти, как смертная… Ну, что ты злишься, я же шучу! И, кстати, спасибо! Если бы не ты, я бы потеряла лучшую подругу.

Продолжая болтать, Дороти попыталась обогнать Морис. Тут-то ее и сбил с ног шагавший им навстречу Ким Берли.

Услышав, как девушка споткнулась и упала на пол, Морис нехотя обернулась.

— Берли, ты что — слепой? Смотри, куда идешь! — зашипела Дороти, но, встретившись с парнем взглядом, внезапно осеклась и сильно побледнела.

Бывший друг Симона собирался что-то сказать, но передумал. Его лицо стало спокойным и сосредоточенным, и он просто прошел мимо.

— Морис, скажи… А Берли всегда был таким…жутким?

Родани только раздраженно передернула плечами:

— Ким Берли — такой же неуклюжий, как обычно. Не вижу в нем ничего нового.

— Зато я вижу, — дрогнувшим голосом сказала Дороти. — Причем впервые… настолько темную ауру. И мне страшно.

— Да что с тобой? Или ты слишком много вчера выпила? — Морис подошла к дверям Обеденного зала, когда услышала негромкое:

— Наш род обладает способностью читать магические ауры. Вчера я вступила в права наследия. И, поверь, ты бы тоже испугалась, если бы увидела то же, что и я.

Родани почти не прикоснулась к обильному завтраку. Она обдумывала полученную от Дороти информацию, то и дело, поглядывая на стол «утреннего курса». Разрозненные кусочки мозаики стали складываться в одну общую картинку…

Глава 14. Появление темного духа

Морис почти в открытую прогуливала уроки. Её могло ждать суровое наказание, вплоть до лишения должности старосты. Но она не видела никакого смысла появляться на занятиях, если не может сотворить простейшее заклятие. К тому же, у вампирки появились подозрения, и отчаянное желание их подтвердить. Стараясь не привлекать внимания, Морис со стороны наблюдала за Кимом Берли. И то, что она увидела, её насторожило.

Как Морис раньше не заметила, что тот выглядит гораздо опрятнее, чем обычно? Куда делись эти веснушки, которые так портили его лицо? Светло-рыжие, торчащие в разные стороны волосы, уложены со старательностью, больше подходящей Конни, чем обычному смертному. Да и сами волосы, за последний месяц слишком сильно отросли. Ким выглядел почти…привлекательным. Но главным, что выделяло его среди толпы учеников, даже не внешность. Идеальная осанка, спокойный, уверенный взгляд, легкие движения и полное равнодушие к окружающим. Нет, такого в прежнем Берли Морис не замечала.

…У них со смертным неожиданно нашлось что-то общее. Берли решил пропустить занятия по ясновидению, на которое отправилась большая часть его курса, свернув в боковой коридор. Морис следовала за парнем, стараясь оставаться незамеченной, а для этого приходилось сохранять дистанцию в десять шагов. В какой-то момент, благодаря неловкой слежке, без намека на магию, Родани потеряла его из виду. Это случилось в пустом зале, куда выходили сразу несколько коридоров. Морис со злости ударила рукой по стене, отчего, сверху посыпалась штукатурка.

Она чувствовала, что с Берли и правда творится неладное. Учитывая, что и в школе с недавних пор, все встало с ног на голову, между этими событиями точно есть связь.

Но парень исчез. Морис, вздохнув, уже собиралась возвращаться, как вдруг услышала приглушенные голоса. Кто-то шел сюда. Родани поняла, что надо срочно спрятаться. Или, она — больше не жилец в этом мире, как подсказывал внутренний голос.

Мысленно проклиная себя за то, что не в силах использовать маскирующее заклинание, Морис забилась в угол между каменной статуей и стеной.

Её тело оказалось вплотную прижато к холодной каменной поверхности, без возможности повернуться.

Родани могла различать только голоса, и если один — голос Берли — был ей прекрасно знаком, то второй — нежный, точно мед, и, одновременно, холодный, словно льды в Арктике, — она не слышала никогда. Желание повернуться и посмотреть на обладателя столь необыкновенного голоса, проникающего прямо в сердце и заставляющего подобострастно подчиняться, стало просто нестерпимым. Но что-то внутри Морис еще продолжало сопротивляться, и она до боли закусила губу, чтобы не поддаться соблазну.

— Зачем вы звали меня, ваша светлость? — голос Кима, звучащий спокойно и размеренно, разрушил иллюзию.

«Кого это Берли называет «его светлостью?» Не король же вампиров появился в школе? Или кто-то из его приближенных? Я обязательно должна увидеть…»

— Прежде, чем задавать вопросы, стоило дождаться, пока я сам к тебе обращусь. Роберт никогда бы так не поступил, — незнакомый голос звучал раздраженно.

— Простите мою дерзость, — смиренно ответил Ким.

— В тебе слишком мало от Роберта, иначе ты не совершил бы столько промахов. Меня не покидает чувство, что все твои ошибки выдают наивное истинное желание — сохранить жизнь бывшему другу, — послышался серебристый смех.

От этого смеха Морис бросило в жар. Вампирку мало что могло испугать, но сейчас ей стало по-настоящему жутко.

Берли молчал. Похоже, он не придумал, что сказать в оправдание.

— Сколько воспоминаний… Раньше этот зал выглядел совсем по-другому. Именно здесь мы с Алестером дали друг другу клятву верности. Наши парные браслеты должны были стать символом самой прочной связи в истории людей и вампиров. Короткий нервный вздох выдал напряжение Кима. Морис вдруг показалось, что по каждой клеточке её тела ударила волна нестерпимой боли и ревности. И все же Родани пыталась думать: «Алестер… Браслеты…Что за?… Самая прочная связь… Кто же сейчас разговаривает с Берли?»

И, точно в ответ на её мысли, Ким вдруг разразился пламенной речью:

— Пожалуйста, дайте мне последний шанс, Селен. Вы знаете, что я предан вам так же, как мой далекий предок когда-то! После того, как мы заключили контракт, его воспоминания стали моими…

— Но ты, все же, не Роберт. Не спорю, ты пытался помочь мне уничтожить Симона Спенсера, но я больше не могу ждать. Равно, как и в полной мере исполнить условия нашей сделки. Впрочем, твоя магия подарила мне жизнь, так что я, пожалуй, отблагодарю тебя деньгами. Никто из твоей семьи теперь не будет нуждаться. Но оставь глупые мечты заполучить Эмму Конни.

— Нет, ваша светлость! Последний шанс, пожалуйста. Я буду стараться!

— Ты так надоедлив, Ким, — послышался короткий смешок. — Любовь, страсть, желание. Подумать только, ты присоединился ко мне из-за ерунды. А ты никогда не задумывался, Ким… Что, если Эмма Конни, вампирка, любовь к которой тебя терзает, никогда не существовала? Пустая оболочка, созданная лишь для того, чтобы однажды ее захватил истинный хозяин, тебе так нравится? Выдумка, обманка, тень, на которую вы с Симоном купились…

— Я…я… — Ким запнулся, видимо, не зная, что ответить. — Не важно, вы или она. Я люблю вас обоих, и вы неразделимы для меня.

Морис ощутила головокружение. Желание увидеть собеседника Берли накрыло её настолько, что заглушило даже инстинкт самосохранения. Родани вдруг вспомнила о медальоне отца, который никогда не снимала. В нем, на одной стороне, крепилось маленькое зеркало. Она осторожно вытащила медальон, открыла его, и навела зеркальце так, чтобы видеть, что происходит за спиной.

Никогда прежде Родани не приходилось наблюдать столь изумительного Исключения, ни среди людей, ни среди вампиров. Подлинное совершенство, лицом и фигурой, — вот каким был собеседник Кима. Вампиры говорили, что их новый король тоже был очень хорош собой, до роковой дуэли с отцом, но мужчина, отразившийся в зеркале, казался ангелом, сошедшим с небес. Длинные серебристые волосы волнами струились по плечам и при каждом движении чуть заметно светились. Одежда подчеркивала хрупкость стройной и, в то же время, сильной мужской фигуры. А глаза…глаза отливали сиреневым пламенем.

«Таких глаз у живых людей не бывает», — вздрогнула Морис, и едва не выронила медальон, когда тот, кого Ким называл Селеном, вдруг окутался дымкой и превратился в в Эмму Конни. Её глаза по-прежнему мерцали аметистом.

— Милый, милый Ким. Я хотел дать тебе шанс, начать новую жизнь, оставшись в стороне, не делать зла бывшему другу. Тебе все еще дорог Спенсер, не отрицай этого! Но ты так зациклен на своей страсти, и так мечтаешь о несбыточном… В принципе, мне больше не нужна твоя помощь. Я и сам могу избавиться от Спенсера. Но, если хочешь попытаться еще раз… Возьми это…. Когда-то этот артефакт принадлежал Ариадне. Я ненавижу эту вещь, равно как и ее хозяйку, и никогда не смогу использовать. Но ты можешь попробовать научиться. Порадуй меня — подчини эту вещь, и, возможно, тогда получишь главный приз.

— Я сделаю все, что в моих силах, ваша светлость, — поклонился Ким.

— Эмме Конни пора на занятия, — в голосе Селена прозвучала ирония. — Извини, но я уже ухожу.

Затихающие шаги ознаменовали бегство заговорщиков. Несколько мгновений Морис стояла, прижавшись к стене, но затем осторожно выбралась из укрытия и устремилась в противоположную сторону. Она не знала, что её торопливые шаги не прошли незамеченными.

— Ваша светлость, похоже, нас подслушала крыса?

Первым человеком, прорвавшимся в палату к Симону, оказалась Анита. Он, с усталой улыбкой, пытался отцепить от себя рыдающую девушку, которая раньше всех в школе узнала, что её друг пришел в себя и неплохо себя чувствует.

— Я так рада твоему выздоровлению, Симон! Но хотела убедиться лично, что ты выжил, применив заклинание из книги Родани, — язвительно добавила она.

Наверное, Анита не выпустила бы его так легко, если бы в окно больничной палаты не влетел сложенный из бумаги самолетик.

— Это от Эммы! Неужели… Мы, наконец, сможем во всем разобраться? И помириться.

Симон быстро пробежал глазами листок.

— Эмма хочет видеть меня! Она приглашает меня туда, где все началось…На башню.

Глава 15. Последняя дверь

Вечером, после подслушанного разговора, Морис запаниковала. Она заперлась в комнате старосты, пытаясь унять дрожь в руках и коленях. Вампирка и сама не знала, что её так напугало, — воскресший мертвец в теле Эммы Конни, или же Ким Берли, так легко предавший лучшего друга.

Только теперь Морис стало понятно выражение — «кто-то ходит по моей могиле». Сначала она собиралась даже обратиться к преподавателям, хотя бы той же Камерон, которая должна защищать Спенсера. Но эту мысль пришлось отбросить, как несостоятельную, потому что у вампирки отсутствовали доказательства. Только слова.

Впрочем, даже если её версию проверят, это займет время.

А жизнь Морис может оборваться, в любой момент, как тонкая нитка. Да и не доверяла она органам правопорядка, которые, несмотря на все усилия, не смогли предотвратить ни одного покушения. К тому же, если противник — сам Селен, один из сильнейших вампиров за всю историю их расы, то, что ему — кучка магически одаренных людишек?

В глубине души, Морис признавала, что попросту трусит. Хоть и успокаивала себя, что всего лишь пытается осторожничать, так как в недавнем прошлом героизм стоил ей магии.

…Воспоминание о собственной потере заставило ладони сжаться в кулаки. Она же — Родани, и обещала отомстить, разве нет? Только вот, каким образом? Требовалось все обдумать, составить план. Но времени нет. Тогда… Следует все рассказать Симону! Тот просто обязан поверить ей и найти верное решение.

Родани прикусила губу, вспомнив о примененных чарах доверия. Да уж, те действуют на Спенсера далеко не всегда, как плохая антенна от телевизора, постоянно создающая помехи. Ну, ничего, уж Морис постарается его убедить! Осталось только дождаться, что Симон очнется.

На следующее утро, Морис буквально влетела в больничную палату, став её вторым посетителем. Она чуть заметно вздрогнула, увидев, как счастливый Симон сжимает в руке записку.

— Симон, я так рада, что ты пришел в себя! — Морис порывисто обняла парня. — Я…я должна столько сказать тебе.

— Но не сейчас, Морис. Симона ждет партнер, тут уж ничего не поделаешь, — язвительно вмешалась Анита, сидевшая на стуле. Девушка увидела в объятиях вампирки куда больше страсти, чем положено друзьям. Заметив девушку, Морис скрипнула зубами. Та никогда ей не верила, особенно, когда дело касалось Конни. Так что стоит ли рассказывать ей о вампире Селене… Или нет, о её друге — предателе, Киме Берли?

— Я хочу поговорить с Симоном наедине, — быстро произнесла Морис, с неохотой выпуская парня из крепких объятий. Она опустилась на стул, смерив Аниту выразительным взглядом: «Я не съем твоего обожаемого Симона».

Посмотрев на Спенсера, в глазах которого застыла просьба оставить их одних, девушка решительно покинула палату. Ей не нравилась Морис, но она не хотела оказаться в тягость близкому другу.

— Симон, я хочу сказать тебе нечто очень важное, — начала Морис, едва за Анитой захлопнулась дверь. Она запнулась, не зная, как подступиться к деликатной теме. Эта минута промедления оказалось роковой. Симон серьезно смотрел на неё, сложив руки на груди. Его глаза наполняла невероятная грусть.

— Это не ты, а я уже давно должен поговорить с тобой, Морис, — взволнованно перебил он, стараясь смотреть в лицо вампирке. — Я совершил большую ошибку, закрывая на все глаза, и хочу попросить за это прощения. Ты неравнодушна ко мне, из-за этого совершаешь безрассудные поступки и подставляешься под удар. Мне нравилось общаться с тобой, я хотел найти хорошего друга, и получилось так, что бессознательно, или, может, все же, сознательно, начал использовать тебя и твои чувства. Пожалуйста, прости, за то, что причинил тебе боль. Принимая твое присутствие, я видел в тебе лишь жилетку, в которую можно выплакаться, чтобы перед другими выглядеть сильнее…

— Но ты можешь рассчитывать на меня! Если надо, плачь, сколько угодно, — попыталась встрять в его нестройную речь Морис. — Пока ты рядом со мной, я счастлива.

— Но это неправильно, у тебя есть своя жизнь. Я решил честно сказать, что никогда не смогу полюбить тебя. Между нами нет никаких отношений, кроме дружеских, но это лишь причинит тебе боль. Поэтому нам лучше забыть друг о друге.

Симон машинально протянул Морис руку, собираясь добавить что-то еще, но в последний момент осекся.

«Я не хочу снова видеть, как ты умираешь, по моей вине. Лучше злись, возненавидь меня, но держись подальше! Ты и так дорого заплатила за свою помощь. Надеюсь, твоя магия скоро восстановится… За мной кто-то охотится, и достаточно, что Эмма рискует жизнью… Я больше не могу вмешивать в это остальных!»

…Морис чувствовала себя раздавленной и опустошенной. Забавно, она даже не успела признаться в любви, а её уже отвергли. Что она хотела рассказать Симону? Что Конни — или тот, кто захватил ее тело, — хочет его смерти? Но сейчас это потеряло всякое значение. Морис словно вернулась в прошлое, испытывая ту же боль и отчаяние, когда Эмма отказала ей в день общего бала.

«Зачем тогда все это, Симон? Зачем я все это делала? Я сотворила для тебя в разы больше, чем для любого другого вампира или человека в мире, включая Конни и собственную мать. Но ты предпочел мне фальшивку, мираж, девушку, которая никогда не существовала! Ту, кто ненавидит, кто желает тебя убить, по одной ей известной причине. Ты…так сильно любишь её? Её, не меня. А меня никогда не полюбишь?»

Симон растер ладонями ноющие виски. Время неумолимо утекало. Его давно ждала Эмма. Совершенно не хотелось, чтобы она опять все неправильно поняла.

В сложившихся обстоятельствах он ничем не мог утешить Морис, да и те слова, что приходили на ум, казались донельзя банальными и пустыми. Он интуитивно чувствовал, что честным признанием, причинил вампирке боль не слабее, чем от заклятия. Но это следовало сказать, и чем быстрее, тем лучше.

Спенсер решительно шагнул к двери, когда Морис вдруг с силой сжала его запястье:

— Нет, не позволю, ты к ней не пойдешь! Она — не пара тебе, если останешься с ней, тебя ждет только смерть!

Симон осторожно высвободил свою руку: «Как же я не замечал до сих пор, как ты пристрастна…»

— Мы с Эммой — партнеры. Вместе мы справимся с любой бедой. Наше будущее — в наших руках.

Морис отрешенно наблюдала, как за Симоном медленно закрывается дверь.

«Когда закрывается одна дверь, открывается другая. Но порой, мы слишком долго с сожалением глядим на закрывшуюся дверь, совсем не замечая той, которая открылась», — вспомнились ей слова матери.

Морис подумала, что для неё судьба больше никогда не откроет дверей. В этот день захлопнулась последняя. Какая-то часть её души умоляла бежать за Симоном, остановить его, и рассказать все, что она знает. Но этот слабый свет быстро поглотился охватившей её злобой и ревностью.

«Ты — единственный человек, Симон, ради которого я еще хочу дышать! Но и ты предал меня, отбросил, как ненужную тряпку. Тебя интересует только она! Что ж, у меня нет магии, я все равно ничем не смогу помочь. Я пыталась тебя предупредить, но ты сам виноват, что слышишь только себя… Ничто не дается даром, Симон, и даже моя любовь к тебе имеет особую цену. Герой, отныне ты один на тропе войны. Докажи, что тебя не зря считают надеждой людей и вампиров. Выживи, далекий Туманный. А потом… Я покажу, что значит — отвергнуть меня. Я разрушу твою жизнь!»

Симон бежал вверх по ступеням башни, оставляя за собой тоску, боль, разочарование. Он чувствовал себя предателем, и все же, гнал прочь мысли о Морис. После блужданий во тьме подсознания, его душа наполнилась лишь одним чувством — любовью к Эмме. Даже таинственный убийца не занимал сейчас Симона.

…Золотые лучи осеннего солнца падали на открытую площадку башни. Симон замер на пороге, прикрывая рукой глаза. Он не заметил ни безоблачно-голубого неба, ни темневшего вдали озера и почти лишенного листвы леса. Его внимание было приковано к невероятному, почти сказочному видению…

В воздухе кружились перья, чуть переливающиеся в свете солнечных лучей. За спиной хрупкой светловолосой девушки развернулись белые крылья, делая её похожей на ангела. Повернувшись на звук шагов, она улыбнулась и протянула Симону руку.

Юноша не сдержал восхищенного вздоха. Его любимая наконец-то обрела крылья! Это лучший подарок от проснувшегося существа!

Глава 16. Прощай!

Тем утром Эмма Конни проснулась, испытывая волнение. Она подняла ладонь, чтобы поправить упавшие на лицо пряди волос, и этот простой жест всколыхнул в воздухе целый ворох перьев. Сев на кровати, девушка ахнула, глядя на постель, усыпанную белыми перьями. Спина чесалась, и, повернувшись к зеркалу, Эмма поняла, почему. Два чуть заметных рубца пересекали спину.

«Неужели ночью магическое существо создало настоящие крылья!? Это новая возможность пары Симона? Возможно, так случилось, потому что я решила больше никогда не ссориться с Симоном».

Едва эти мысли промелькнули в её голове, как вампирке почудилось сияние за спиной. И новый взгляд в зеркало доказал — крылья появлялись по её желанию, когда она думала о любимой паре.

— Симон, то, что происходит… Все это очень странно, — чуть слышно шептала Эмма, перебирая темные волосы парня длинными пальцами. — Нас хотят разлучить, прошу, не допусти этого!

Симон с трудом различал отдельные слова. Сейчас весь его мир сосредоточился в хрупкой фигурке, замершей на краю смотровой площадки. Он гладил чужие тонкие плечи, острый подбородок, маленькие изящные ушки и задыхался от счастья из-за того, что Эмма позволяет ему касаться себя.

Вампирка щурилась, точно довольная ласковая кошечка, и, отвечала неторопливыми, нежными ласками. Симону подумалось, что она всегда была такой, — гораздо холоднее и сдержаннее, чем он сам. А что, если она действительно раньше ни с кем не встречалась? Если у неё мало опыта, то эти робкие прикосновения объяснимы. У самого Симона остался неприятный осадок в душе после отношений с Мелиндой, подругой детства, но все же, те отношения и то, первое, чувство имели место быть.

А если… Эмма Конни и, правда, — невинна? При этой мысли к щекам подступила краска.

Эмма удивленно моргнула, замечая смену настроения партнера, который вдруг слишком крепко прижал её к себе.

— Симон, ты чуть не умер, только сегодня пришел в себя, мы наконец-то помирились, а все, что тебя интересует — мое тело?

— Я люблю тебя, — просто ответил Симон, у которого от близости вампирки кровь стучала в висках. То, что он сейчас чувствовал, нельзя сравнить с недавним инцидентом в коридоре школы. Симону казалось, что эту новую страсть не утолить никогда, даже если Конни подарит ему себя. Новое чувство, точно солнечный свет, сияло в груди, разгоняя вместе с кровью по телу ощущение счастья.

Эмма пару секунд, молча, смотрела на него. Спенсер решил, что слишком поторопился с подобными признаниями, и вампирка обязательно начнет ломаться или юлить.

— Хорошо. Но чуть позже. А пока — вот мое желание. Я смогла взлететь с первой попытки и к тому моменту, как ты поднялся сюда, сделала десять кругов над школой. Моя сила позволяет мне парить в небесах. Не хочешь тоже полетать, Симон?

— Да, — Симон все еще переваривал услышанное. Эмма действительно хочет заняться с ним любовью? Просто так, безо всяких там условий и ограничений?

— Погоди! Ты хочешь, эээ… Летать, держа меня на руках?

— Придерживая за руки. Ты же не — невеста, чтобы я носила тебя на руках, — усмехнулась Эмма. — Хотя, если ты не готов… то, в общем, и я могу стать твоим принцем, глупый Симон!

— Ты и так «принцесса» вампиров, пусть даже без официального титула, — съехидничал Симон.

— Хорошо, пусть так. — Эмма загадочно улыбнулась. — Давай во время полета просто насладимся присутствием друг друга. За время нашей ссоры существо истосковалось по тебе. Да и я соскучилась по тебе, Симон!

Симон пожал плечами. Все что он испытал до этой минуты, сейчас казалось ночным кошмаром. Даже невидимый убийца не мог испортить этот счастливый момент воссоединения. Эмма вдруг легко обняла его за талию, точно он — пушинка (силы магического существа?), и, перешагнув через каменную кладку, огораживающую смотровую площадку башни, оттолкнулась от пола и взмахнула крыльями.

Холодный ветер ударил в лицо Симону. Но, когда они начали подниматься ввысь, парень вдруг подумал, что немного поторопился принять предложение Эммы. Все-таки, даже если девушка научилась летать, это еще не значит, что она может находиться в воздухе с тяжелым грузом в руках. Ему некстати вспомнился сон, где качели, раскачиваемые Эммой, вдруг оборвались.

— Ты только не урони меня, вольная птица, хорошо? — неуверенно пробормотал Симон, прикрыв один глаз, и опасливо косясь вниз вторым.

— Боишься? — засмеялась над его ухом Эмма, — А ведь только благодаря тебе и нашей встрече, я теперь могу летать. Сегодня впервые я оценила по достоинству свое наследие. Это, воистину, чудо. Да, я могу вызывать из под-пространства эти прекрасные ангельские крылья по первому желанию. И, Симон… Я хочу, чтобы ты знал: наше партнерство — не ошибка. И я не считаю себя привязанной с помощью магии. Сначала мне хотелось так думать, но на самом деле ты всегда жил в моем сердце. И злость, гнев — всего лишь обратная сторона любви. Злиться можно только на близких людей. Я никогда не чувствовала к тебе равнодушия…

— Да, верно, когда мы впервые встретились, ты была еще той занозой в заднице, — с готовностью признал Симон.

— Спенсер, я ведь могу тебя и уронить.

— И убить себя. Ты не сможешь жить, лишившись партнера.

Эмма в ответ промолчала, разглядывая сверкающую внизу серебристую гладь Вишневого пруда, пожелтевшие поля, и облетевшие деревья. Ей не хотелось ни о чем задумываться, или вспоминать. А Симон… Симон просто впитывал каждой клеточкой тела её тепло, и думал о том, как счастлив, что в его жизни однажды появилась эта высокомерная, хитрая и все же, невероятно прекрасная вампирка.

Взаимная любовь может спасти от мрака любое сердце. А Симон слишком долго находился в темноте. Даже друзья не смогли помочь ему, поддержать, обогреть…

А вот у Эммы, кажется, получилось.

Когда Симон бесцеремонно втолкнул вампирку в её комнату, Эмма вдруг надулась:

— Спенсер, Дороти права, у тебя нет никакого понятия о приличиях. На свидание пришел без цветов и подарка, а сейчас решил, без лишних слов, уложить меня в кровать? А где «пряники», которые я должна получить, если ты так жаждешь мое тело?

Симон лениво тряхнул головой, надеясь хоть немного сбросить желание, острыми иглами разбегающееся по венам:

— Ну, что ты еще от меня хочешь, Эмма? Впрочем, проси о чем угодно, но только потом. И, вообще, думаю, после моих поцелуев в твоей кровати, тебе не захочется никаких цветочков, шоколадок и прочей чепухи.

Эмма на секунду задумалась. В серых глазах мелькнул коварный огонек, и она быстро шагнула к маленькому столику, на котором стояла заветная шкатулка.

Симон спохватился поздно:

— Нет, нет, только не это! Ты же знаешь, что эта мелодия меня с ума сводит!

Но Эмма уже щелкнула крышкой, и миниатюрная вампирка закружилась в плавном танце. Грустная музыка заполнила комнату, Симон почувствовала, что тело точно плавится на медленном огне.

Конни медленно подошла к нему, притянув к себе, и прошептала:

— Как насчет одного танца, мистер Спенсер? Я получу свою романтику, хочешь ты того или нет!

Симон тяжело вздохнул, чувствуя, что ноги уже вспомнили танцевальные движения, которые он в прошлом тренировал с Мелиндой. Но сейчас он вел в танце Эмму, выглядевшую невероятно довольной собой.

— Ну, и зачем ты это сделала? Прямо, как тогда на вечеринке! Что, живешь по принципу — сделай гадость — сердцу радость? — Симон чувствовал, что язык его не слушается.

— Хочу, чтобы сегодня ты думал только обо мне. Смотрел только на меня, чувствовал только меня…или даже…сходил с ума от любви ко мне… — прошептала Эмма, медленно развязывая его галстук, и нежными плавными движениями расправляя складки на его рубашке.

Тут Симон оказался совсем близко к столу, и резко захлопнул крышку шкатулки. Спустя пару мгновений морок спал, и в голове снова стала ясно.

«Ну, погоди, Конни!»

Он повернулся к Эмме, чтобы высказать все, что о ней думает, но вместо этого увидел прекрасную картину. Вампирка уже лежала на кровати, половину которой занимали огромные белые крылья. Она была раздета по пояс, лишь в одном черном кружевном лифе, на шее поблескивала золотая цепочка. Симон твердо вознамерился увидеть, что Эмма скрывает под одеждой. Сбросив обувь и забираясь на кровать, он склонился над возлюбленной:

— А крылья, может, уберешь? Или ты меня стесняешься?

— Стесняюсь тебя? Избави, Темная кровь, — фыркнула Эмма, но крылья тут же исчезли.

Довольный Симон, (немного обеспокоенный, как он сможет отделить крылья от тела девушки, если той вдруг придет в голову укутаться ими, в приступе стыдливости) принялся покрывать обнаженную шею и грудь Эммы жаркими томительными поцелуями, вверх-вниз пробегая ладонями по впалому животу, желая узнать о чужом теле, как можно больше.

Эмма вдруг остановила его, мягко коснувшись чужих манящих губ указательным пальцем. Она чуть приподнялась на локтях, затем села, и принялась снимать с Симона рубашку.

…Конни не могла избавиться от дурного ощущения, что в происходящем есть нечто неправильное. И Симон не причем, равно как и собственное, впервые в жизни испытанное, возбуждение. Эмме показалось, что за ними наблюдают чужие глаза. Эмма, расстегивала пуговицы рубашки Симона мучительно медленно, ловя себя на том, что руки начинают нервно дрожать.

«Да, что же это со мной? Чувство опасности зашкаливает. Будто должно случиться плохое. Но что? В наших комнатах чужих нет, и невидимый убийца вряд ли решится напасть, пока мы с Симоном вместе. Магия партнеров не допустит этого, правда? Но, не слишком ли вовремя пробудилась сила существа? Эти ангельские крылья? И кто скрывается за покушениями на Симона? Почему даже специалисты среди людей и вампиров не в силах обнаружить убийцу? Почему в последнее время так часто случались провалы в моей памяти? И почему невидимый враг не попытался убить Симона в больничном крыле?»

Ладони задрожали, и Эмма бессильно опустила руки. Симон, заметив это, накрыл её губы своими, после чего нежно прижал к себе, обнимая:

— Что случилось? Ты еще не готова? Волнуешься? Нужно время?

Эмма замерла в его объятиях. Перед глазами вдруг замелькали самые разные видения. Старая башня, где все началось… И там был кто-то еще… Тот, кто говорил, что хочет получить контроль над её телом. Тот, кто едва не заставил её спрыгнуть вниз…

Эмма поморщилась от сильной боли в висках, и, когда Симон отпустил её, упала спиной на кровать. Она снова увидела себя в Парке Виктории. Тогда их спасла не сила партнеров. Чужая душа, захватившая контроль над её телом, нарисовала ее, Эммы рукой, пентаграмму на земле.

«Как же я могла все это забыть? Или воля внутри меня специально все стирала? И лишь близость Симона помогла восстановить обрывки этих образов… Но, если бы я была тем, кто охотился на Симона, то, после всех неудавшихся покушений, чтобы я сделала? Что или кто, стал бы моим орудием?!»

Внезапное понимание обожгло сердце Эммы: «Самый опасный враг для Симона — это я?!»

В ту же секунду мир замер, как картинка в старом фотоаппарате-мыльнице. Симон почувствовал, что не в силах двигаться — руки, которыми он ласкал Эмму, не шевелились. Ноги и плечи точно налились свинцом. А ясные серые глаза, с любовью смотревшие него, вдруг стали холодными, ярко-фиолетовыми. Конни протянула ладонь к его груди. Симон распахнул глаза от ужаса, когда увидел блеснувшие острые и глубокие когти, замершие рядом с местом, где должно биться его сердце. Когтистая ладонь Эммы лениво провела по обнаженной коже, оставив на ней ряд алых полосок.

Симон пытался закричать, но голос его не слушался. Когти нажимали на рану сильнее, как вдруг, в последнюю минуту, Эмма резко отшатнулась.

После этого Симон мог вспомнить лишь тот краткий миг, когда снова увидел светло-серые глаза, полные слез, и свой крик, сменившийся рыданиями, когда когти Эммы впились в её собственную грудь, раздирая ее:

— Я люблю тебя, Симон… И прощай!

Алая кровь брызнула в лицо Симону. Не в силах пошевелиться, Симон видел, как Эмма пронзила себя когтями, но не мог ничего изменить. Он чувствовал себя простым зрителем, или второстепенным актером в театре, который не имеет права вмешаться в сюжет.

В последний раз, прекрасное тело, залитое кровью, содрогнулось в конвульсиях и стало медленно исчезать. Симон испытал столь сильный шок, что даже не сразу заметил, как рядом с кроватью возник полупрозрачный призрак незнакомого мужчины:

— Как жаль, Симон, моя последняя шутка не удалась. Видишь ли, мисс Конни, в чьем теле я жил до этого дня, ничего не знала о судьбе, предназначенной ей свыше. Никто не рассказал Эмме, что в её чистокровной семье есть предание о потомке самого Селена. Эмма не знала, что ей суждено стать сосудом для моего перерождения. Впрочем, когда она начинала что-то подозревать, я стирал ее память. Сегодня я планировал отомстить самым изощренным способом — дать тебе насладиться минутами страсти, а затем вырвать сердце из твоей груди. Но эта глупая девчонка мне помешала, тем самым уничтожив свою душу… Знаешь, в последнее время, я почти смирился с её существованием, как с необходимым злом. Глядя на свою оболочку, думал, что она очень похожа на меня в молодости. Такая чистая и гордая душа, такие светлые помыслы! Редкость для вампиров, да и для людей! Очень жаль, что она погибла! Да, тебе, наверное, особенно, приятно узнать, что её жертва бессмысленна. Тело, отданное черной магии, восстановится в любом случае. Правда, на это потребуется время…

Призрак прислушался к чему-то, и, с еле скрываемым торжеством, продолжил:

— Итак, драгоценный, Симон, у тебя есть три часа, пока я не восстановлюсь. Но, смею уверить, тебе от меня не сбежать. Если попробуешь, то я просто убью всех дорогих тебе людей. И начну с мисс Аниты Бангер. Я буду ждать тебя, герой… Если спустишься в подземелье замка, то найдешь там мой старый портрет, за которым начинается тайный ход. Думаю, ты не заблудишься. А сейчас, посмотри в окно, Симон.

Спенсер почувствовал, как голова, помимо воли, поворачивается. И то, что он увидел, ужаснуло его еще сильнее. За окном, где всего полчаса назад блистал в цвете красок солнечный день, сейчас царила кромешная тьма.

— С этого момента в мире начинается новая кровавая вампирская эра! Отчасти благодаря тебе. Только партнер Эммы мог помешать мне, Селену, вернуться в мир живых. Но ты оказался так слаб, так подвержен страстям, что я успел восстановиться полностью, прежде, чем ты понял, что следует делать.

Призрак резко повернулся и исчез, бросив на прощанье:

— Наслаждайся последними минутами жизни, что подарила тебе Эмма.

…Симон остался один в комнате, которую заволокло дымкой, просочившейся из окна. Смертельная слабость, сковавшая тело, исчезла. Он бессильно водил ладонью по кровати, собирая полные горсти окровавленных перьев. По щекам текли беззвучные слезы. Реальность на время перестала для Симона существовать.

Арам Джонсон ревновал. Ревновал ужасно. До этого дня он достаточно спокойно выполнял поручение Эммы — слежку за Спенсером, — но, когда увидел, как партнеры, рука об руку, и счастливо улыбаясь, входят в комнаты, его терпение подошло к концу. Впрочем, что он мог сделать? Эмма Конни — его прекрасная мечта — никогда ему не принадлежала.

Сейчас Араму захотелось все бросить и уйти в первый попавшийся заброшенный коридор или класс, чтобы разнести в мелкие щепки все, что там есть. Но потом он вспомнил, что Эмма впервые о чем-то его попросила. Только поэтому Джонсон, скрипя зубами, остался на посту — за статуей, откуда виден весь коридор.

Занятый горестными переживаниями, Арам не сразу заметил, как со спины его обошли двое вампиров, которые двигались прямо к комнате партнеров. Джонсон раздраженно окликнул их, они повернули одинаково круглые головы на звук его голоса, и тут произошло невероятное.

Солнечный свет, льющийся из окна, сменился непроницаемой тьмой. А потом телохранители Эммы, покачнувшись, упали на пол, точно сраженные заклятием. Арам подбежал к ним и внимательно всмотрелся в лица.

«Кажется, обошлось», — облегченно выдохнул Джонсон, и попытался привести вампиров в чувство. Но ничего не получилось. Те лежали без движения, и словно погрузились в глубокий обморок. А, спустя еще минуту, Арам услышал отчаянный крик, который донесся из комнаты Эммы.

Арам бросился к дверям, даже не удивившись, как магия комнаты пропустила его. Он ожидал увидеть что угодно, хоть короля вампиров, кроме того, что предстало перед его взором.

Симон Спенсер сидел на кровати, прижимая к груди окровавленные простыни, засыпанные снежно-белыми перьями. Эммы рядом с ним не оказалось. Успев отметить, что за окном темно, точно в склепе, Джонсон бросился с кулаками на Спенсера:

— Что ты сделал с Эммой? Это все из-за тебя, да? Если бы не магическое существо внутри нее, она никогда бы не связалась с тобой. Отвечай, где она! Что ты с ней сделал?

… Симон словно очнулся от забытья. Он не знал, сколько находился в состоянии аффекта, но резкий, дрожащий от ярости голос, заставил его поднять голову. Впрочем, он все равно не мог остановить поток слез, льющийся из глаз.

Джонсон тряс его за плечи, оставляя синяки, но у Симона не хватало сил, ни вырываться, ни бороться.

«Может он убьет меня, и всем сразу станет легче? Все равно Эмма уже…Эмма…мертва»

— Да говори ты, что случилось, черт тебя дери, — Джонсон со всей силы залепил ему пощечину, не выдержав этого молчания и потерянно-измученного взгляда зеленых глаз.

— Эм. ма… Она мертва. Её место занял древний вампир. Теперь…мы уже ничего не сможем сделать, понимаешь? Если хочешь, можешь избить меня, но это ничего не изменит. Но, хуже всего другое… Мир, каким мы его знали, погибнет. Самый темный из всех известных магов за тысячу лет, пробудился в теле Эммы, чтобы уничтожить или переделать весь мир под себя. И отчего-то этот вампир ненавидит меня. Все покушения в начале этого года, смерть Эммы — дело его рук. Так что, убей меня прямо сейчас, может тогда, удастся спасти хоть кого-то.

Джонсон не поверил ни одному слову, что говорил Спенсер, который выглядел, мягко говоря, неадекватно. Впрочем, ему никогда не нравился этот парень. Даже друзья Эммы, погрузившиеся на глазах Арама в бессознательный сон, не убедили его в правоте Спенсера.

— Вся эта история с пробуждением древнего вампира — полный бред. Я думаю, ты сделал это сам. После того, что я видел в коридоре неделю назад, думаешь, я поверю сказкам, Спенсер? Ты убил её из ревности, чтобы она не смела больше засматриваться на других, так? — последние слова вырвались у Джонсона машинально, когда он снова схватил Симона за плечи и стал трясти, словно обычный человек, начисто забыв о своих способностях полукровки. Но тут его отбросило от Спенсера невероятно сильной магической волной.

Симон не понял, как это случилось. Из глубин подсознания хлынула темная энергия, то, что он так старательно подавлял в себе, когда находился во внутреннем мире, вдруг высвободилось. Оскорбления и удары Джонсона сделали сразу две вещи — привели Симона в чувство и заставили его магию ответить. Со стены, в которую впечатался Арам, посыпался мелкий песок. Он прижал ко рту ладонь — по лицу Джонсона стекала струйка крови.

«Я перестарался», — Симон бросился к полукровке, но вспыхнувший яркий свет заставил его остановиться. Источник этого света мерцал в широко распахнутых, водянисто-голубых глазах, Джонсона.

Он пораженно сделал шаг назад, в то время как Арам стал медленно подниматься на ноги. Точнее, не совсем Арам. Другой в его теле…

Услышав голос, которым заговорил Джонсон, Симон подумал, что ему все снится. Это был мягкий и нежный женский голос, совершенно непохожий на обычный тембр его противника.

— Я всегда знала, что это случится. Тьма вернется. Потомок Алестера, твоя душа полна скорби. Но не сердись на человека, чье тело я сейчас занимаю. Судьба свела нас вместе, использовав его, как посредника.

— Что ты…такое? — с трудом выдавил из себя Симон. Он не мог сказать, что именно изменилось в облике полукровки. Пожалуй, только эти глаза, ярко сияющие, даже в наступившем полумраке.

— Что ж, ты имеешь право знать. Арам Джонсон родился больным. Сахарный диабет — не такое уж страшное заболевание для человека, но для полукровки может стать роковым. Определенные связи в мире вампиров позволили отцу Джонсона приобрести мой старый амулет, который вживляется в тело и защищает его от болезней. Такие амулеты я создавала для самых близких людей. Арам Джонсон даже не знал, кого должен благодарить за то, что болезнь отступила. «Пациент» не в курсе лечения — это единственное условие работы амулета. Но, Симон, сейчас речь не об Араме. Часть моих воспоминаний, моей силы, что живет теперь в его теле, чувствует твою боль, и желает помочь. Вот почему я смогла пробудиться, хоть и ненадолго.

— Если вы — могущественная волшебница, и прежде знали Селена… Вы должны понимать, почему он ненавидит меня, правда?

В ответ раздался тихий вздох:

— К сожалению, я не знаю, Симон. Прежде мне казалось, что нет пары счастливее и прекраснее, чем Селен и Алестер. Я не смела встать между ними, да у меня бы ничего и не вышло. Но потом… случилось несчастье. Селен пытался уничтожить своего друга, чтобы получить больше власти, и погиб. Не понимаю, почему, спустя столько столетий, он злится на тебя… Ведь его убила Ариадна.

— Ариадна… — Симон почувствовал, что к горлу подступает тошнота. Он сам не мог понять, почему внутри все переворачивается, при упоминании этого имени.

— У нас нет времени, Симон. Я отнимаю силы у Арама, разговаривая с тобой. Амулет призван защищать владельца, исцелять страдания, а не причинять ему боль. Но моя магия в силах помочь тебе вспомнить прошлое. Вернуть тебя к свету, потомок моего Алестера, лишь за этим я пришла. Но решение все еще за тобой!

— Есть ли смысл в том, чтобы сражаться с Селеном? — вдруг спросил Спенсер. — Ведь Эмма мертва?

— Так сказал Селен? Ты веришь словам Темного? Древний вампир недооценивает силу истинного чувства. Возможно, потому что сам давно разучился любить. Но ты умеешь любить, Симон, я это знаю. Позволь помочь тебе! Твой предок считался одним из сильнейших среди вампиров и людей. Тебе нужна его сила. Возможно, она пробудится не сразу. Я лишь приоткрою дверь, остальное — останется за тобой, Симон.

Симон кивнул, позволяя той, что была в теле Арама, подойти и взять в ладони его лицо, прошептав:

— Пробудись, мой дорогой друг. Верни утраченное, ведь ты еще можешь спасти этот мир!

Спенсер почувствовал пробежавший по телу жар, а затем перед глазами замелькали пятна. Симон вспоминал…

Глава 17. История Алестера

Симон очнулся в чужом теле, что оказалось не слишком приятным. Это было не похоже на просмотр фильма или фотографий. Все казалось очень реалистичным, и, хуже того, вызывало чувство давно знакомого, или увиденного во сне.

…Он сидел на большом камне, у старого дома, и строгал ножиком деревянную палочку. Трудно понять сразу, что именно пытаются создать из дерева руки, покрытые мозолями и ссадинами. Но тут, откуда не возьмись, подбежали босоногие мальчишки лет шести-семи. Окружив человека, в чьем теле сейчас находился Симон, они наперебой выпрашивали для себя подарки. И только тогда Симон понял, что этот кто-то вырезает деревянный меч.

Вдруг послышался топот, дорожная пыль взвилась под копытами лошадей. Мальчишки тут же потеряли интерес к деревянных дел мастеру, потому что вдали показалась очень необычная компания.

Высокий парень вез на вороной лошади девушку лет шестнадцати. Ее золотистые волосы, собранные в косу, всполохами янтаря светились на солнце. Их сопровождало еще четверо всадников, в красивых богатых одеждах.

— В целом, здесь не так уж и интересно. Деревня — деревней, уж простите, леди, что не можем вас ничем удивить.

Девушка качнула головой, указав в сторону Симона:

— Кто это?

— Правда, жуткий? Все обращают на него внимание. Наверное, во всей Британии не найти второго такого уродца. Наш горбун затмит собой даже бродячих комедиантов, которые специально ранят себя, чтобы вызывать жалость. Правда, дурень?

Симон собирался надерзить в ответ, но губы не шевельнулись. Похоже, тот, в чьем теле он сейчас находился, совсем не умел обижаться.

— Знаете, Хулия, про нашего горбуна ходят разные слухи. Говорят, что он — бастард и даже благородных кровей, но разве можно поверить в подобные небылицы, когда видишь это страшилище? Ко всему прочему, он еще и глуп. Раздает бесплатно детям деревянные мечи, чтобы с детства учились сражаться… Мог бы брать с родителей деньги, но он работает бесплатно. Говорят, живет за счет того, что охотится.

Девушка бросила в сторону Симона взгляд, полный сочувствия. А потом обратилась к сопровождающим:

— Я хочу увидеть больного.

— Граф живет на холме. Мы проводим вас.

…Симон почувствовал, что его уносит по реке воспоминаний дальше. Злобным эхом преследовали насмешки и издевки, которыми щедро сопровождалась жизнь молодого Алестера. Но прежде, чем он успел ему посочувствовать, появилась новая картина прошлого.

Симон стоял посреди толпы, прислушиваясь к громким крикам:

— Сегодня казнят колдунью! Говорят, она ест детей и насылает болезни! Поделом убийце!

— Но ходят и иные разговоры. Хулия, так ее зовут, спасла от болезни нашего графа, — тихо ответила женщина в синем чепце. — Но, когда она не захотела остаться в его замке, став личным целителем, ее обвинили в колдовстве.

— Глупости! Смотри, ее ведут! Разве такая молодая может смыслить в лечении и поставить на ноги больного, от которого отказались другие целители?

…Симон обернулся и увидел Хулию, которую вели к большому деревянному постаменту, со всех сторон покрытому соломой. Девушку привязали к столбу. Одетый во все черное человек — скорее всего, из инквизиции, — начал читать обвинительный приговор.

На этот раз желание горбуна и Симона совпало. Протиснувшись сквозь толпу, Симон смог оказаться совсем рядом с Хулией. Лицо девушки пугало мертвенной бледностью, из-под закрытых век струились слезы.

«Что же делать? Пытаться спасти ее на глазах у всех? Но…получится ли у меня?»

И, тут с другого конца деревни, кто-то закричал:

— Старый дом горит! Скорее, бегите за водой, или огонь перекинется дальше!

Люди торопливо бросились в разные стороны. Но палач остался спокойным, и невозмутимо поднес горящий факел к основанию столба. Сухая солома вспыхнула.

Симон, подбежавший к костру со спины Хулии, на секунду заколебался. Языки пламени вспыхивали и ползли все выше: «Лезть в костер сейчас бесполезно… Я не успею её спасти!»

Но тот, в чьем теле он находился, не был настолько осторожным, или же, вовсе не боялся погибнуть. Несмотря на жар и смолистый дым, мешавший вздохнуть, горбун бросился вперед, и, разрезал веревки на запястьях девушки.

Несколько горящих веток ударили его по лицу, по рукам. Симон ощутил мучительную боль и едва сдержал крик.

— Пожалуйста, держитесь за меня крепче, — собственный голос показался Симону скрипучим и хриплым. — У меня есть магический амулет, который спасет нас.

Но тут раздались возмущенные вопли:

— Не дайте им сбежать! Убить ведьму!

Симон увидел, как в воздухе мелькнула стрела. Он метнулся вперед, прикрыв собой девушку. И в этот раз ощущение холодного металла, пронзившего грудь, поразило реальной болью так, что у Симона потемнело в глазах. Последнее, что он увидел, — это Хулию, сжавшую его ладонь. Потом мир завертелся вокруг с огромной скоростью.

Очнулся Симон на берегу большого чистого пруда. В его ровной глади отражалось небо. Он легко узнал место, в котором оказался: «Не может быть… Это место… Магическая академия для людей и вампиров…»

Самой академии, конечно же, еще не существовало.

Солнце клонилось к западу, и его свет медленно таял в тумане, поднимающемся над водой. Хулия сидела на траве рядом с ним, до Симона донеслись глухие рыдания.

А потом он вновь услышал собственный резкий голос:

— Из-за меня не стоит плакать. Я сделал то, что должен был.

— А если я — ведьма? Жестокая и злая, которая убивает людей, ты спас бы меня?

— Счастье — в незнании. И все же не думаю, что ты — такая плохая. Я расскажу тебе свою историю, и ты поймешь, что твое спасение, всего лишь — дань памяти матери…

— Матери?

— Ты — волшебница, я сразу это понял. Я могу чувствовать в человеке присутствие магии. Моя мать происходила из знатной, но обедневшей семьи. В её роду часто появлялись люди с магическими способностями. Увы, она гордилась своим честолюбием. Благодаря редкой красоте легко обольстила благородного волшебника. К сожалению, мать не знала, что он уже женат и помешан на магической силе. Аристократ бросил ее с ребенком, узнав правду о том, что его сын и возлюбленная лишены магии. Я плохо помню мать. Единственное, что приходит на ум, это ее плач по ночам, когда она думала, что я уже сплю. Она действительно любила отца, и, день за днем, ждала, что он придет и заберет нас. Она сохранила его последний подарок — медальон, с помощью которого мы и спаслись. Жаль… Мало того, что я родился обычным человеком, так еще и внешностью не вышел… Среди людей мы с мамой стали изгоями. Видимо, такова моя судьба — родиться и жить, как неудачник. Но мне всегда интересно, что же люди находят в этом чувстве — «любовь»? Почему ради него рискуют всем? Если бы перед смертью я узнал это, то умер бы счастливым и спокойным.

Голос девушки задрожал от рыданий:

— Я, получившая с рождения дар целительницы, не понимала, почему должна лечить только волшебников или вампиров. Сегодня осознала причины, но уже слишком поздно. Не все люди, лишенные магии, достойны исцеления, многие из них опасны. Ты умираешь из-за меня. И я не в силах помешать.

— Исполни мое желание. Отнеси меня к воде. Если ожоги перестанут ныть, я вздохну в свой смертный час легче.

…Симон почувствовал, как по коже пробежала холодная волна. На минуту ему показалось, что его обступила непроглядная тьма. Вода тоже стала казаться бездонным темным омутом. «Кажется…Я умер… Или тот человек, в чьем теле я нахожусь?»

Вдруг он увидел, что по воде к нему идет некто удивительный. Тот, от лица которого расходятся лучи света. Остановившись над распростертым телом горбуна, он произнес:

— Юный Алестер, человек, рожденный под несчастливой звездой. Сегодня ты умрешь, и снова, подобно фениксу, возродишься из пепла. Твоя судьба полностью изменится, а тело станет сильным и красивым, таким же, как твой дух. Приближается тьма, и Британия нуждается в защитнике. Ты — именно тот, кто ей нужен. Я полагаюсь на тебя, потому что время Мерлина безвозвратно ушло. Миру нужен новый герой. Твое сердце не очерствело, несмотря на все испытания судьбы. В награду ты получишь редкий дар — удачу, которая станет только твоей силой. Но, помни, у любого дара есть обратная сторона. Твое везение с лихвой оплатится твоими близкими. Они примут на себя беды и несчастья, предназначенные тебе. О, воин Света, я предвижу твою нелегкую судьбу. Ты обретешь любовь и славу, и, наконец, узнаешь, почему твоя мать не могла так просто излечить свое сердце. Но берегись тех, кто любит так страстно, что их любовь превращается в ненависть!

Симон видел, как светлоликий наклонился и достал из-за пояса потрепанной рубахи горбуна некую вещь. Ей оказался небольшой, тщательно выструганный, деревянный меч. Светлоликий провел пальцем по лезвию, и, в тот же миг, меч из деревянного превратился в металлический. Его лезвие сверкало так ярко, что у Симона заболели глаза.

— Этот меч — мой последний подарок тебе. Если сражаться им бездумно, то его не отличить от обычного клинка. Но, если твои помыслы чисты, и дело — правое, он способен разогнать любую тьму. Но будь осторожен, Алестер, не обнажай его по прихоти: во время битвы меч использует жизненную силу владельца, укорачивая его земное время. Чем сильнее враг встретится на твоем пути, тем меньше ты проживешь. Помни об этом, юноша!

Симон открыл глаза. Он по-прежнему лежал на берегу озера. Хулия сидела рядом, рассматривая его, словно увидев впервые. Но на ее лице он не нашел ни единого следа жалости, грусти или сожаления.

— Я все еще жив… Это так странно…

— То, что ты жив, — чудо. Но взгляни на отражение. Если бы не цвет глаз, я бы не поверила, что это — ты.

Симон сел и склонился над темной водой. Да, таким Алестера, прозванного Перворожденным, он видел на старинных гравюрах. Ярко-синие глаза с удивлением щурились, рассматривая стройное тренированное тело и мужественное лицо. Исчез горб и следы от ожогов. Вода отразила прекрасные черты.

«Так вот как ты появился, самый сильный из людей-магов, Алестер!»

Следующие эпизоды чужой жизни оказались, куда более теплыми и радостными, чем мог предположить Симон. Отец Алестера, у которого не было других детей, с радостью признал красивого и сильного воина-волшебника наследником. Возможно, удача, о которой говорил Мерлин, подаривший Алестеру вторую жизнь, действительно начала работать.

… Симон с интересом рассматривал большой, освещенный тысячами свечей, зал. В глазах рябило от блеска драгоценностей и переливов шелка и бархата. Словно яркие бабочки, в танце кружились красивые девушки. За Алестером Симон теперь наблюдал со стороны, но по-прежнему чувствовал незримую нить, связывающую их судьбы.

«Словно мы — родственники, пусть и очень дальние…»

Отец Алестера, Чарльз, отвел скучающего сына к окну, и принялся отчитывать:

— Я пригласил первых красавиц Британии! Почему ты не хочешь уделить пару минут каждой из них, хотя бы из вежливости? Кто знает, вдруг, сердце забьется быстрее, так же, как у меня, при встрече с твоей матерью…

— Думаю, это не совсем удачный пример, — нахмурился Алестер.

— Я сожалею, что так и не смог сказать ей, что прощаю ее. И что не поддержал в ее смертный час…

— Давайте забудем, отец. Но прошу, не вмешивайтесь в мою личную жизнь.

Чарльз покачал головой:

— Мы должны думать о продолжении рода! Раз ты — единственный наследник…

— Так, теперь я понял, почему вы вдруг вспомнили обо мне, — в темно-синих глазах Алестера словно блеснула сталь. Он порывисто оттолкнулся ладонью от стены, и, так и не завершив разговор с раздраженным отцом, быстро направился в самый центр танцевальной залы. Там, среди других девушек он увидел ту, в которой таилось его спасение. Ему показалось, или пока он шел к Хельге, гости вполголоса обсуждали его внешность?

— Селен гораздо красивее, чем наследник нашего лорда. Впрочем, в Алестере есть нечто особенное, что заставляет сердце биться чаще. Сила и стать настоящего мужчины.

Взяв Хельгу за руку, и буквально чувствуя спиной обжигающий взгляд отца, он прошептал ей на ухо:

— Помоги мне отсюда сбежать.

Девушка чуть заметно вздохнула, и направилась к выходу. Симон поспешил за ними, когда они оказались во внутреннем дворе замка.

Алестер, длинные темные волосы которого были собраны в хвост, с удовольствием стянул ленту:

— Отец сведет меня с ума.

— Когда он увидел, что мы танцуем, на его лице промелькнуло одобрение, — печально улыбнулась Хулия. — Да-да, я помню, что ты всегда мечтал узнать, что такое «любовь», а не «брак».

Юноша скорчил в ответ забавную рожицу, а потом на ум ему пришла новая мысль:

— Хулия… Дамы на приеме говорили сегодня о Селене. Ты знаешь, кто это?

Волшебница удивленно вскинула брови:

— Лично с ним, я, конечно, не знакома. Однако все наперебой болтают об искусном художнике из вампирского рода, который создает живые картины, способные заставить людей чувствовать. Разве ты не знал, что в вашем замке висит одна из его первых картин?

…Симон посмотрел на большую картину, украшавшую обеденный зал. Конечно, ему не раз до этого приходилось видеть работы мастеров живописи, но ни одна из них не произвела на него такого сильного впечатления.

На картине изображалось иссиня-черное штормовое море. Тусклая вспышка молнии освещала крохотную рыбачью лодку, которую вот-вот поглотит волна. Симон, словно наяву, услышал отчаянные крики, молившие о спасении, почувствовал на лице соленые брызги… И только взволнованный голос Алестера вырвал его из морока:

— Похоже, тот, кто нарисовал эту картину, одинок. Даже не видя его, я могу сказать, что мы с ним очень похожи. Я чувствую такую же опустошенность с тех пор, как мама умерла… Но, знаешь что, Хулия…Я хочу познакомиться с ним…

— На следующей неделе состоится ежегодная магическая ярмарка. Волшебники и вампиры съедутся на нее со всей страны. Там будет и Селен… — в голосе девушки не ощущалась радость. Только констатация факта. Симону показалось, что она обеспокоена.

Но Алестер не заметил этого. Его взгляд, до этого с безразличием скользивший вокруг, вспыхнул веселым пламенем. И Симон узнал его. Так умели сиять только влюбленные глаза.

Симон следовал за Алестером по пятам, когда тот переходил от картины к картине. Спенсер старался на картины не смотреть — ему хватило гнетущих впечатлений и от первой, изображавшей бушующее море. Молодой лорд Алестер приехал на магическую ярмарку к полудню, когда основная часть посетителей уже разошлась. В поисках художника он обошел небольшой зал, пока не столкнулся со стражником:

— Вы кого-то ищете?

— Я могу увидеть Селена? Думаю, заказать у него портрет.

— Это невозможно. Господин Селен, по известной ему одному причине, отказывается рисовать людей или вампиров. Если вы заметили, на выставке нет ни одного портрета. Он не изобразил даже сестру и любимого отца, поэтому вряд ли удовлетворит вашу просьбу.

— А где он сейчас?

— Кажется, делает эскиз в саду.

Алестер поклонился и вышел в сад.

…Симону показалось, что он остро испытывает то, что прежде уже видел. Да, все это уже было. И это его глаза, а не Алестера, сейчас с восхищением рассматривали стройного юношу, очень похожего на Эмму, только еще более красивого. Тот лежал на ковре из клевера и, очевидно, крепко спал. Рядом с ним прямо на траве валялся пустой холст.

«Как будто я впервые встречаю Эмму. Если бы повернуть время вспять, и тот, кто сейчас передо мной — не был Селеном, а был бы Эммой, лишившейся памяти, то я постарался бы создать для неё только счастливые воспоминания…»

Алестер опустился рядом со спящим на одно колено, и Симон почувствовал волну светлой радости и мгновенной магической связи, вспыхнувшей между этими двумя. Точно бы два конца одной разорванной нити судьбы, наконец, соединились.

Лорд, хотел его разбудить, но потом раздумал. Лишь осторожно снял с прекрасных серебристых волос четырехлистный клевер. Он ничего не сказал вслух, но отчего-то Симон знал, что Алестер сохранит листочек растения… Не на удачу, на память.

И тут чудо первой встречи растаяло бесследно. За спиной Алестера послышались быстрые шаги. Он предостерегающе обернулся, приложив палец к губам.

— Вы должны немедленно отправляться со своими людьми на восток, сэр Алестер. Прибыл гонец, ваши союзники нуждаются в помощи.

— Как жаль… Надеюсь, я все же выживу, и смогу увидеть тебя снова, Селен, — прошептал Алестер, не замечая удивленного взгляда, брошенного на него слугой.

И снова — водоворот событий, то ярких, то почти незаметных, смазанных, словно кусочки мозаики, складывающихся в общую картину жизни лорда Алестера. Но, как показалось Симону, сам герой не придавал им большого значения. Время остановилось, только когда они вернулись в замок его отца.

Было заметно, что Чарльз злится, расхаживая по богато убранной комнате взад-вперед:

— После первых побед в войне с троллями, герцог решил лично наградить тебя, а тебе — наплевать? Запомни, второго такого шанса нам не предоставят! Если не ради себя, так хоть ради нашего рода, ты должен поехать ко двору!

— Я должен спасти Ариадну и Селена. Сегодня пришло известие, что их замок окружен. Отец, они могут погибнуть в любую минуту!

— Дались тебе эти наследники Слэй! Не они ли отказались присоединиться к Союзу волшебников, когда ты лично предложил им это? Пусть пожинают то, что посеяли! — Чарльз в сердцах хлопнул кулаком по столу.

— Отец… Вы прожили долгую жизнь, но почти ничего не знаете о любви. Впрочем, мне некогда вас осуждать.

— Любовь? К кому из них?!

— Если я скажу, что полюбил мужчину, то вы лишите меня наследства? Но вспомните, отец, что магия выбирает тех, кого хочет связать, раз и навсегда. Увы, сердцу и ей не прикажешь. — Алестер не стал ждать ответа на свой вопрос, похоже, его волновало сейчас только спасение Селена.

И Симон впервые увидел всю силу меча света. Яркая вспышка пронзила мрак, заставив троллей в панике бежать. А затем перед его глазами промелькнул турнир в честь брата и сестры, наследников земель Слэй. Особенно ребяческим, в глазах Спенсера, показался поступок Алестера, который оставил себе шрам от пореза на память о Селене…

Если кто и смущал Симона в воспоминаниях молодого лорда, так это Ариадна Слэй. Она напомнила ему женщину в маске, которую он увидел в забытьи, после того, как принял боль от ранения Морис на себя. Некстати вспомнился и случай из недалекого прошлого, не связанный с магами и вампирами.

Два года назад соседи тети Симона решили украсить свой коттедж и привезли из Египта статую темноволосой девушки. Вкус у них отсутствовал напрочь, и даже дорогостоящая реставрация статуи не помогла. Симон вскоре привык, выходя из дома, не смотреть в сторону соседского коттеджа. Несмотря на то, что статуя не содержала в себе магии — это Спенсер мог утверждать уверенно, — в ней угадывалось нечто жестокое, злое и… живое. Вместе с тем, на взгляд обычных людей, статуя была невероятно красива. Но, чем больше Симон смотрел на нее, тем сильнее ему казалось, что приближаться к ней опасно.

Красота Ариадны имела сходство с той статуей — холодной и зловещей. Но, Алестер совсем этого не замечал, или не придавал значения. Даже следующее видение не заставило его изменить свое отношение к «сестре» Селена.

…Алестер прошел по длинному коридору, освещенному факелами, и остановился перед дверью, у которой ему низко поклонились две девушки-служанки:

— Ваша милость, она ждет вас.

Распахнув дверь, Алестер застыл на пороге. Симон последовал его примеру. Уж очень деликатная открылась перед ними картина.

Ариадна Слэй с распущенными длинными темными волосами, стояла к ним спиной. Ее плечи секунду назад покрывал лиловый атласный халат. Но, стоило Алестеру открыть дверь, как накидка упала к ногам Ровены, открыв для любопытных глаз абсолютно нагое тело изумительно красивой женщины.

Симон покраснел и порадовался, что в чужих воспоминаниях он — не более чем призрак. А вот Алестеру, на которого Спенсер перевел взгляд, чтобы успокоиться, приходилось несладко. На мгновение Симон подумал, что тот сейчас сбежит, потому что Перворожденный бросил быстрый взгляд в сторону двери и сделал шаг назад:

— Произошло недоразумение. Умоляю меня простить, леди Ариадна! Считайте, я ничего не видел! Мне просто сказали, что вы хотите со мной поговорить.

Вскинув тонкую изящную руку, унизанную браслетами, Ариадна очень медленно повернулась, чуть поведя плечом, и, наконец, бархатным голосом ответила:

— Здесь нет ошибки, сэр Алестер. Я действительно звала вас. После турнира и того подарка, что вы сделали драгоценному брату, я хотела еще раз спросить — не приготовили ли вы сюрприз и для меня? Из ваших рук я приняла бы любой подарок, лорд.

Обнаженная грудь, золотистая, в свете огоньков камина, волнующе качнулась. Вместо ответа, лорд только чуть усмехнулся, подошел к Ариадне, старательно отводя глаза, и наклонился, подхватив с пола тонкую ткань:

— Тот подарок, что я сделаю вам, очень прост. Я дарю вам, леди Ариадна, свое безграничное уважение и почтение, как сестре мое лучшего друга.

С этими словами он выпрямился и накинул халат на плечи девушки.

Темные глаза девушки вспыхнули яростным пламенем. Когда она обернулась, то еще сильнее напомнила Симону ту статую.

Алестер отступил на два шага назад, и Ариадна притворно вздохнула:

— Моему брату повезло, я даже завидую. Впрочем, вы же не думаете, что сможете уйти просто так? Что, если, оскорбленная вашей холодностью, я закричу? Мой брат поверит мне, а не вам, если я скажу, что вы хотели меня обесчестить и прокрались в мои покои.

— Вы сильно и безгранично любите брата, и не захотите причинить ему боль. Я вижу это по вашим глазам. Вы не станете делать подобных глупостей. — Алестер сказал это, глядя ей в лицо, и девушка только уныло вздохнула в ответ.

— Конечно, я люблю своего брата.

Услышав ее ответ, Алестер улыбнулся, отвесил поклон и поспешил ретироваться.

…Не успев вволю позлиться на коварных женщин, Симон окунулся в новое видение.

На этот раз он оказался на ровной площадке, окруженной деревьями, ветви которых не скрывали виднеющихся вдалеке зеленых холмов. Симон стоял рядом с Селеном, сидевшим на бортике бассейна с фонтаном. На его кружевной белой рубашке остались слезы брызг. Перед ним лежал холст, на который юноша наносил первые штрихи будущей картины с помощью кусочка угля.

Вдруг послышался голос Алестера:

— Опять рисуешь в одиночестве?

— Это помогает мне сосредоточиться и отвлечься от дурных мыслей, — Селен ответил холодно, но, при виде Алестера, его лицо просияло. Казалось, он совсем не против компании.

— Тогда нарисуй мой портрет!

— Нет, я уже говорил тебе, что не рисую других людей.

— Почему?

— Тебя действительно это интересно? Ну ладно, мы здесь одни, и я расскажу тебе. Когда-то я нарисовал своих настоящих родителей, а спустя пару месяцев они погибли от эпидемии чумы. С тех пор я не рисую людей.

Алестер заслонил могучей фигурой половину красивых холмов и развел руки в стороны:

— А я хочу, чтобы сегодня ты нарисовал меня. Отбросьте свои глупые предрассудки, сэр Селен!

Селен собирался возразить, но передумал и лишь улыбнулся:

— Хорошо, встань вон там, и я тебя нарисую. — Селен указал рукой направо, и Алестер отошел. Художник даже достал чистый лист пергамента.

Симон с интересом ожидал, что на пергаменте появится волшебный портрет Алестера, но вместо этого там снова замаячили деревья и холмы. Селен, похоже, собирался закончить пейзаж, а Алестера просто обманул. В какой-то момент натурщик стал клевать носом. Когда лорд, в очередной раз, ущипнул себя за руку, чтобы не заснуть, он вдруг заметил, что Селен даже и не смотрит в его сторону.

— Покажи быстрее, что ты там нарисовал!

Блондин на секунду растерялся и попытался спрятать эскиз. Но напрасно, Алестер оказался быстрее и проворнее. Заметив, что его надули, мужчина лишь широко ухмыльнулся:

— А за обман придется расплачиваться! — он вдруг шутливо повалил Селена спиной прямо в полный прозрачной воды фонтан, упав за ним следом.

Когда светловолосый юноша, фыркая, вынырнул из воды, то заметил, что его запястья схвачены в плен твердой рукой Алестера и заведены высоко над головой.

Селен нахмурился:

— Мне, кажется, стоит тебе напомнить о приличиях. И поставить некоторые рамки, когда ты не должен касаться меня. Залезать в фонтан в одежде для аристократа несколько чересчур. Впрочем, для тебя это — норма жизни, как я мог забыть!

— Да-да, я — деревенщина, простолюдин, и слышал об этом тысячу раз. Ты совсем не умеешь отдыхать, Селен, даже в такую жару. Хочешь наказать меня за то, что я теряю из-за тебя голову, всякий раз, как вижу? Ну, так нарисуй мой портрет…

— Ни за что, — художник тряхнул серебристыми прядями, кажется, начиная получать удовольствие от своего неловкого положения, и прижался к Алестеру еще теснее…

Симон, который уже видел их первый поцелуй, покраснел. Эти двое безумцев ужасно напоминали его и Эмму, но они держались друг с другом гораздо искреннее и откровеннее. Им не мешали несколько лет школьной вражды…

Шли годы. Но волшебники с возрастом лишь становились красивее. Особенно выделялся Селен — «белокурая бестия» с фиалковыми глазами. Для него время, казалось, вело обратный отсчет… Путешествуя в лабиринте воспоминаний, Симон смог увидеть не только счастливые минуты жизни влюбленных, но и их первую серьезную ссору. Это касалось взаимоотношений людей и вампиров, и он был полностью согласен с мнением своего далекого предка. Только огорчало понимание, что невидимая, но прочная нить, протянувшаяся от сердца Алестера к Селену, начала исчезать. Новое воспоминание заставило его усомниться в том, ради чего Перворожденный пошел на конфликт с вампиром.

…Ариадна зашла в кабинет, забитый свитками и фолиантами, и, не сдерживаясь, громко хлопнула входной дверью.

— Сэр, вы даже поссорились с моим братом… Вы, действительно, решились, защищать его до последнего? Несмотря на то, что я его очень люблю, должна признать — он уже вырос из детского возраста. А то, что вы задумали…

— И что же я задумал? — Алестер оторвал напряженный взгляд от бумаг, и поднял голову. Кажется, он действительно переживал из-за ссоры с Селеном, потому что под глазами залегли темные круги. — Ариадна, я хотел поблагодарить вас за поддержку. Благодаря вам многие вампиры и люди получат магические знания.

Ариадна ответила резким смешком:

— Все, что я видела сегодня — лишь прикрытие для ваших истинных намерений, верно? Я поверила бы, если бы перед началом собрания кое-что не узнала. Магическая война с троллями и присоединившимися к ним темными, закончилась нашей победой. Но массовое использование магии создало трещину между мирами, произошел разлом земных плит, но не совсем обычный. То, что появилось там, — хуже всякого зла, ибо пожирает и тьму, и свет. И, по моим данным, десятки магов, как вампиров, так и людей, пропали бесследно, пытаясь уничтожить разлом. Возможно, на земле нет силы, способной предотвратить Конец Всего. И теперь, вы, Алестер, решили отправиться туда, а Селена вынудили покинуть школу, чтобы он не увязался за вами? Ваш героизм близок к безумию!

— Ваш брат спас меня от смерти, там, в Ореховой лощине, обратившись к темной магии. Он знал, чем ему это может грозить, и, тем не менее, открыл портал, — лорд Алестер устало прикрыл глаза.

— Да, Селен сделал это. Я до сих пор поражена, — голос женщины звучал отстраненно, так, словно она погрузилась в собственные печальные воспоминания.

Но Алестер ничего не заметил. Его мысли, судя по залегшим на лбу складкам, поглотила ссора с Селеном, или страх перед тем, с чем ему предстояло встретиться в одиночку.

— Но, раз вы все для себя решили, я не стану вас отговаривать. Ведь от этого зависит и моя жизнь тоже. Разумеется, я не присоединюсь к вашей самоубийственной попытке защитить всех…

— Я бы никогда и не попросил вас об этом, — улыбнулся краешком губ Алестер.

Наступило молчание. Ариадна теребила край длинного, переброшенного через плечо, шарфа, расшитого золотыми нитями.

— Я не всегда справедлива к вам, Алестер, — наконец, тихо сказала она. — И сейчас даже не знаю, чего вам пожелать — жизни или смерти.

— Пожелайте выполнить миссию. Этого вполне достаточно.

Следующее видение застало Симона врасплох. Вспышки магических заклинаний, висящая в воздухе пыль, отблески огненного зарева повсюду, грохот катящихся камней… Он машинально упал на землю, закрывая ладонями слух, и, в то же время, внимательно оглядываясь по сторонам.

…Алестер выглядел плохо. Его лицо покрылось коркой запекшейся крови, плащ разорван и запачкан грязью, в предплечье правой руки застрял осколок камня, и она повисла безвольной плетью. Он держал меч, мерцающий лунным сиянием, в левой руке, и, казалось, делал это из последних сил. Опираясь спиной о каменный выступ, он снова бросил взгляд направо, и Симон проследил за ним.

Там, среди пустоши, виднелось нечто, напоминающее молнию, рассекшую грозовое небо. «Тот самый разлом», — подумал Симон, и тут же отвел взгляд. Смотреть на него значило — испытывать боль. Даже на расстоянии десяти шагов чувствовалась невероятно мощная энергия, бьющая из трещины, из-за которой рядом с ней выжгло всю траву и даже землю.

И тут Симон услышал хриплый голос.

— Маленький человек. Ты не сдаешься четвертые сутки. Ты достоин похвалы. Но, разве ты в силах остановить то, что неизбежно? Завтра ты умрешь от ран, а я распахну двери потустороннего мира. Войны магов разбудили меня, Привратника. Значит, миру живых пришел конец. Обычному волшебнику, пусть даже такому сильному, как ты, не изменить мировой порядок. Вампиры бессильны, что могут обычные люди?

Алестер ответил минутой позже, стряхивая со лба слипшиеся от пота пряди волос:

— А я все же попытаюсь что-то изменить. Раз уж ты решил поговорить со мной.

— Мне просто интересно, к чему все эти бессмысленные усилия?

Лорд тяжело вздохнул и повернул на запястье браслет Селена, подаренный ему вампиром в одном из воспоминаний, что видел Симон. Его лицо просветлело:

— Скажи, Привратник, что ты знаешь о мире живых? Почему мы так отчаянно пытаемся его защитить, рискуя жизнью? Там есть свет, дружба, любовь… Ты собрался одним махом уничтожить все, не удосужившись даже узнать, что приносишь в жертву. Может, ты просто сам не знаешь, чего хочешь? Если бы ты сказал, что тебе нужно, я, возможно, сумел бы тебе помочь.

— Чего я хочу? — задумался голос. — А ты — интересный. До тебя здесь сновали десятки глупых магов, и никто из них не задал мне подобного вопроса. Впрочем, ни один из них и не продержался так долго, и у них не нашлось меча Света. Знаешь, я бы хотел… перестать быть наблюдателем и стать частицей вашего мира. Но для этого мне нужно заключить контракт с живым существом, равным мне по силе. До тебя подходящий вариант не подвернулся…

— Что станет с разломом, если я соглашусь стать твоим проводником в наш мир? — Алестер явно колебался.

— Разлом — это и есть я. Врата будут запечатаны и исчезнут из мира живых. Ты станешь моим хозяином, я поделюсь с тобой частью силы. Впрочем, если ты используешь ее слишком часто, то мир, который ты любишь, — обречен. Я возобладаю над твоим разумом. Знай, ритуал довольно неприятный. Другие не заметят, но ты лишишься одного глаза. Моя сущность заменит его. Сама Тьма поселится внутри твоего глаза.

— Хорошо. Я согласен.

Едва эти слова прозвучали, как левый глаз Симона пронзила острая боль. Настолько мучительная, что появилось желание отрезать себе половину лица, лишь бы забыть о боли: «Почему это происходит со мной?»

А потом Симон снова услышал голос Привратника. Но теперь он дрожал от ярости:

— Маг, ты обманул меня! Твои дни сочтены — ты слишком часто пользовался мечом Света, и он укоротил часы, отмеренные тебе свыше! Ты мог признаться в этом до того, как мы заключили контракт! Я не собирался сопровождать тебя в мир мертвых! Но, видимо, ты не хотел, чтобы я долго пробыл там, где живет тот единственный, кого ты любишь всем сердцем. Право же, глупо… Недосказанность — та же ложь. И за нее ты заплатишь высокую цену. Твои последние дни омрачит предательство. А я, пройду цикл перерождений, вслед за твоей душой… и однажды воскресну снова!

…В последнем воспоминании Алестера Симон успел увидеть башни Академии, и Селена, возвращающегося в замок, верхом на белом коне. А дальше… дальше все погасло, исчезло, рассыпалось, словно кусочки мозаики.

Симон очнулся в знакомой комнате. Рядом с ним на полу лежал Арам. Его грудь чуть поднималась от слабого дыхания.

«Жив», — облегченно выдохнул Симон, подхватив парня на руки и уложив на кровать. Спенсер бросил короткий взгляд на часы — время застыло, не сдвинувшись ни на минуту, с того момента, как его затянуло в омут прошлого.

Симон все еще не понимал причины, по которой Селен мстит ему, как потомку Перворожденного. Зато теперь он знал, что любовь Алестера была настоящей, способной преодолеть время и пространство. Тепло и нежность, что согревала сердце Алестера, которое пробудил в нем Селен, теперь мог чувствовать и Симон.

И, впервые за последние часы, у Спенсера стало спокойно на душе. Он поверил, что ничто еще не потеряно, Эмму можно спасти. Магия, что забрала её, вернет вампирку назад.

Глава 18. Я хочу жить

После объяснения с Симоном, Морис не находила себе места. Не хотелось, ни есть, ни спать. Она испытывала сильное искушение сдаться и сделать то, что уже пыталась совершить во время бала в не столь далеком прошлом.

«И зачем ты тогда спас меня, Симон? Чтобы сейчас «убить», своим отказом, самому?»

И все же, с того времени Родани стала старше. Умирать не хотелось. С этим чувством она очнулась от непривычного холода, пробирающегося под кожу. Да, для старосты довольно опасно пить в разгар учебного дня, да еще на виду у других учеников. Но в тот момент, когда Морис вернулась в комнаты «вечернего курса», ей овладело только одно желание — забыться. Так, чтобы больше ничего не чувствовать. Но, потрясение оказалось таким сильным, что даже алкоголь не оказал желаемого эффекта, лишь затуманив на время сознание.

Морис очнулась в обнимку с бутылкой винного напитка, и с минуту просто смотрела перед собой, пытаясь понять, сколько же сейчас времени. Неужели, ночь? Как странно, что никто не разбудил её. И тут снова неясное ощущение опасности сдавило грудь.

Староста «вечернего курса» не слишком уверенно поднялась с дивана и попыталась сделать пару шагов, к своей комнате, когда споткнулась о чужое тело. Затаив дыхание, она посмотрела вниз, и тут же протрезвела. На полу, скорчившись, лежал её однокурсник Вейзи. А в трех метрах от него без движения валялись две девчонки с пятого курса.

Родани присела рядом с Вейзи на корточки и, взяв за руку, попыталась нащупать пульс. Заметив крайне медленное, но, все же, сердцебиение, Морис мысленно поблагодарила темную кровь. Только привести в чувство Вейзи не удалось. Зато её действия заинтересовали кое-кого другого. Родани почувствовала, что в комнату проник чужой, но каким образом? Ведь здесь наложены защитные чары…

— Магия замка бессильна против нас. Впрочем, учитывая, что замок создавался с помощью нашего хозяина…

Морис обернулась и растерянно замерла, глядя, как возле резко распахнувшейся двери застыли две ослепительно прекрасные девы. Одна стояла, облокотившись спиной о стену и слегка приподняв колено, так что в разрезе длинной юбки из черного бархата сверкнуло, точно выточенное из слоновой кости, белоснежное бедро. Она накручивала на палец прядь пепельно-белых волос и при этом умудрялась выглядеть величественно. Другая женщина, почти точная ее копия, стояла рядом, бесстрастная и холодная, сложив ладони на груди. Она напомнила Родани судью из человеческого фильма-детектива, зачитывающего осужденному смертный приговор.

— Кто вы? Что вообще происходит? Что вы сделали…с ними? — Морис шагнула назад, мысленно прикидывая, получится ли сбежать.

— Мы — магические древние «существа», пробужденные к жизни волей нашего господина. Разве ты этого не чувствуешь? — Та, что накручивала локон на палец, вдруг отодвинулась от стены и обняла спутницу за плечи. — Меня зовут Айрис, а это моя сестра — Лекси. Мы — близнецы. С этой минуты весь замок принадлежит нашему господину Селену. Вампиры и люди, которые не думали о Симоне Спенсере, не пострадают, пока наш хозяин не осуществит свою месть. Они погружены в сон. Ну, а если потом найдутся глупцы, которые восстанут против господина, то их ждет незавидная участь.

— А я…

— А ты думала о Симоне, верно? Вот почему заклятие не подействовало на тебя. Впрочем, с тех пор, как ты спасла Симона во время матча, наш хозяин точит на тебя зуб. Но, если бы ты уснула… Возможно, он бы о тебе и забыл, — негромкий голос, мелодичный, как журчание горного ручья, вдруг показался Морис убаюкивающим. Она поняла, что не в силах пошевелиться.

Молчаливая Лекси сбросила ладони сестры с плеч:

— Прекращай веселиться. Нас отправили сюда не за этим. Мы просто должны убить её.

Айрис нахмурилась, но не посмела ослушаться:

— Верно, верно. Знаешь, Морис… Тебя так зовут, верно?

Родани не ответила. Ноги точно приросли к полу.

— В далеком прошлом, создавая нашу расу, господин надеялся, что мы станем добрыми созданиями, которые своей любовью смогут защитить этот мир. Но, случайно или намеренно, он использовал запретную магию, тем самым допустив ошибку. Мы — хищники, и временами испытываем смертельный голод. Партнер удерживает нас от безумия, вот почему мы заключали союзы с людьми и вампирами. Но, чужаков мы безжалостно уничтожаем.

— Зачем… Вы мне это рассказываете? — с трудом выдавила Морис.

— Сегодня ты — наша еда, вот почему. Ничего личного — мы только исполняем приказ. Верно, сестра? — Айрис улыбнулась уголком губ и сделала кокетливое движение рукой, на которой вдруг выросли острые когти.

— Меньше болтовни, больше дела.

— Погоди, разве мы не можем хоть немножко повеселиться? Мы так давно не посещали живой мир. Почему бы не сделать наше пиршество приятным и для самой жертвы? Так намного забавнее.

В следующую секунду Морис со спины обняли холодные руки. Айрис разорвала когтями рубашку и слизнула капли крови, заставляя Морис прогнуться назад. Очевидно, на ее языке жило нечто, что при впрыскивании в кровь заставляло тело корчиться от наслаждения.

— Я подумала, что тоже не прочь развлечься, сестра, — холодный голос у самого уха заставил Морис вздрогнуть от ужаса и отвращения. Она чистокровная вампирка, в конце концов! Она не может быть ничьей едой!

Последняя мысль, мелькнувшая в голове Морис, оказалась короткой: «Я не хочу умирать!»

А потом произошло нечто, чего не ожидала и сама Родани.

В области груди разлилось тепло, и каждая клеточка тела почувствовала возвращение… Возвращение магии. Похоже, в минуту смертельной опасности, организм напряг все силы, и магическая сила вернулась.

Вихрь, отбросивший сестер от Морис и раскидавший их по разным углам комнаты, доказал Родани, что у неё еще есть козыри.

— Простите, девочки, но если меня и интересует магическое существо, то уж точно не вы. Ничего личного, правда.

Совершив рукой давно отработанный пасс, она связала несостоявшихся убийц, а затем от души приложила их о стену. Наскоро починив заклинанием одежду и чувствуя, как в душе все расцветает от радости, Морис подумала о том, что творится в замке.

«Симон…Я должна помочь, спасти его!»

— Ничего ты никому не должна. Один раз уже спасла, хватит с тебя. Он все равно этого не оценит, — пыталась вразумить себя Морис.

Действительно, она уже достаточно пострадала после случая на матче, чуть не лишившись жизни и магии. Если Симон решил остаться с Конни, зачем вообще ему помогать? Глупо снова слушаться голоса сердца. Может, лучше подождать и примкнуть к победителю? Но, для начала, нужно хотя бы найти Симона…

Морис старалась всеми силами заглушить этот страх — лишиться Симона. Она не хотела думать, что, если бы сразу рассказала парню о Селене и Киме, то этой ситуации могло и не возникнуть.

Симон, перед тем как покинуть комнату, попытался вызвать меч Алестера.

«Все-таки, я — его наследник, во мне та же кровь. Ну, судя по тому, что сказала Хулия. Надо только сосредоточиться и…»

Но ничего не получилось. Или меч Света не подчинялся наследникам Перворожденного, или же у Симона просто не хватало сил, чтобы управлять им.

Времени до обещанной Селеном расправы оставалось все меньше. Он сам не знал, на что надеялся сейчас, спеша, по темным коридорам, и, почти на каждом шагу, встречая, погруженных в транс учеников и преподавателей.

Казалось, что попал в мрачную сказку о спящем королевстве. Вот только поцеловать принцессу и этим оживить заколдованный мир, вряд ли удастся. Эмма его не ждет, а вот Селен — очень даже. Зато теперь Симон верил, что любовь может спасти всех.

Примером тому служил его далекий предок.

Пересекая украшенный статуями зал, где проводили выпускные экзамены, он напрягся. Ему почудился пристальный взгляд, а потом рядом что-то просвистело, подкинутое в воздух враждебной рукой…

В последнюю секунду Симон успел пригнуться. Оглянувшись, он увидел большой топор, глубоко врезавшийся в деревянный шкаф в метре от него.

Факелы вспыхнули и погасли. Стало темно, как в гробу. И знакомый, очень знакомый голос, усмехнулся совсем близко:

— Спешишь, Симон? Время дорого? Прости, но дальше ты не пройдешь. Я не пущу к нему. Я убью тебя раньше.

Глава 19. Бремя лучшего друга

Симон не мог поверить, что это происходит в реальности. Нет, он просто еще не проснулся! Или же враг околдовал его, вызвав галлюцинации. А, может, он снова оказался в мире подсознания, как после последнего матча?

Ким, его лучший друг, с которым они столько пережили вместе, не может его предать. Разум твердил, что голос — его, но сердце отказывалось верить в подобный бред. Только не Ким. Да, они не ладили в последнее время, отстранились друг от друга… Но, узнать, что лучший друг перешел на сторону тьмы… Да и ради чего?

Немного подумав, Симон поднялся на ноги и решил просто игнорировать свое видение, продолжив путь. Ему необходимо срочно найти Селена, а Ким… Кима здесь нет. Это все — происки мрака.

…Прозрачный барьер в виде пятиконечной звезды среагировал на его движение, окружив место, где находился Симон, ярким свечением. Плечо, случайно коснувшееся барьера, отозвалось режущей болью. Симону вдруг показалось, что он вылил на кожу кипящее масло.

— Это ловушка, — Спенсер закусил губу, чтобы не закричать от боли. — Кто ты, если не Селен? Что он тебе пообещал?

В ответ раздался короткий смешок. Симон попытался сфокусировать взгляд на темном силуэте прямо перед собой. От этого человека Спенсера отделял барьер. Сходство парня с Кимом Берли было стопроцентным. Но, разве эта гордая осанка и этот, темный от ненависти, взгляд мог принадлежать лучшему другу Симона? Да и волосы, уложенные с тщательностью, достойной чистокровного вампира, ничем не выдавали прежнего Берли-младшего.

Парень, облаченный в темную одежду, с золочеными нашивками, очень мало напоминал знакомого и любимого Симоном друга. В ладонях он держал песочные часы.

— Ты все еще не понял, кто я? Ты издеваешься надо мной? Это я, Ким, твой лучший друг. Бывший лучший друг, так, наверное, правильнее сказать. А что до твоего вопроса по поводу Селена… Он пообещал мне все. Все, о чем я мог только мечтать, включая любовь недоступной для меня девушки. Понимаешь? Этот барьер вокруг тебя… Я сделал несколько таких ловушек по всему замку, зная, что ты пойдешь к Селену, чтобы снова испортить мне жизнь. Едва ты наступил на пентаграмму, как твое тело перешло под мой контроль. А топор — лишь отвлекающий маневр, друг мой. Смирись, Спенсер, тебе не увидеть Селена перед смертью.

Симон наблюдал, как двигались тонкие губы, и пытался убедить себя, что это — ложь, что это просто человек, как две капли воды, похожий на Кима. А потом вдруг пришло понимание, что это все — всерьез.

— Ким, это правда — ты? Что с тобой произошло?

— Только хорошее. Лучшее в моей жизни. Контракт с Селеном. Симон, неужели ты — такой тупой, и до сих пор ничего не понял? Как думаешь, кто прислал тебе браслеты Алестера? А кто наложил чары на Энтони Гирса? И, вообще, изменил ход последнего матча? О чем ты только думаешь, Симон! Ты никогда меня не видел, больше того, не хотел видеть, не хотел замечать. А я… годами жил в твоей тени, в надежде, что однажды, ты все же обернешься и заметишь. Но ты продолжаешь играть роль слепого котенка, которого спасают все, и вампиры, и люди, начиная с Эммы и заканчивая Камерон! Хреновый герой из тебя получился. Да и друг паршивый.

— Ким… — Симон потрясенно замер. Все слова разом потеряли смысл, а многие вещи, которые прежде не приходили в голову, обрели ясность. — Тот поцелуй с Эммой…Ты все подстроил?

— Тот поцелуй, что ты видел, — лишь начало. Однажды я получу Эмму, и ты не сможешь ничего сделать. Потому что мертвые не мешают живым. Но, что касается твоего вопроса… Хочешь почувствовать себя еще более жалко, чем сейчас? В тот вечер мы с Селеном заключили договор. Душа Эммы спала, вот почему мне удалось поцеловать её. Но ты тут же подумал об измене! Я так смеялся, наблюдая за тем, как ты изводишь себя и её муками ревности.

— Я… — Симон собирался ответить, но слова замерзли на языке. Ему вдруг стало очень стыдно. И не только потому, что он напрасно злился на свою девушку. Скорее, из-за того, что все его существо испытало огромное облегчение, узнав, что Эмма не изменяла ему. Оказывается, эта смутная тревога до сих пор терзала его, пусть даже подсознательно.

— Ким… Я не хотел думать, что ты серьезен по отношению к Эмме. Но, похоже, ради больной страсти, ты поставил на карту все — нашу дружбу, этот мир, даже свою жизнь. Но, что станет с душой Эммы, если Селен полностью завладеет её телом? Она погибнет, ты же должен это понимать…

— Конни — точно такая, как ты. Чужие чувства и страдания её не заботят. Я пытался стать добрым, понимающим, хорошим. Но она лишь сильнее отталкивала меня. Её интересуешь только ты! Так повелось, еще с первого курса, верно? Она замечала тебя, но не меня. Что ж, значит, поделом ей, — Ким задумчиво покрутил в руках песочные часы. — Знаешь, что забавнее всего, Симон? Когда я сказал, что заключил контракт с тьмой, тебя испугало только то, что станет с твоей обожаемой Конни!

Симон почувствовал, как вся кровь прилила к щекам. Так хотелось оттаскать Кима за рыжие патлы, расквасить ему нос о стену, что он забыл о барьере. Со всей силы ударив ладонью по прозрачной стене, что мгновенно обожгла его, Симон на мгновение почувствовал себя лучше:

— Я думаю не только об Эмме, идиот! Если удастся избавиться от Селена, то и твою душу еще получится спасти. Ты говоришь, что заключил контракт ради семьи, но на деле ты думал лишь о себе! Если мир погрузиться в хаос и тьму, достанется всем. Например, Аните, твоей подруге… Ты подумал о ней?

— Ты ничего не знаешь о прошлом моей семьи, Симон, так что лучше, молчи. Даже не представляешь, сколько наша семья уже испытала, чего лишилась… Селен может изменить судьбу, сделать нас богатыми и влиятельными! Что до Аниты… Мне надоело, что она считает меня ребенком, не способным принимать самостоятельные решения. Я докажу ей, что тоже — личность. Ты же понимаешь меня, правда? Сам чувствовал тоже самое, когда решил, вопреки ее совету, участвовать в матче. Но, знаешь, Симон, за это я тебя даже уважаю. Ведь ты впервые действовал без оглядки на других. Думаю, тебе всегда на всех плевать, верно? Но маска «Туманного защитника Лондона» приросла к лицу! Ее так трудно с себя снять!

Симон вдруг остро ощутил собственную беспомощность. «Если я не встречусь с Селеном, не верну Эмму, то все напрасно. А Ким…Я действительно ничего вокруг себя не замечал?»

Ким не ожидал следующего шага лучшего друга. Симон Спенсер, заносчивый и гордый ученик «утреннего курса», опустился перед на колени.

— Выпусти меня, умоляю. Я, правда, верю, что еще все можно вернуть назад. И наш прежний мир, и нашу дружбу, и Эмму. И, главное, можно спасти тебя, от тебя самого!

Ким нахмурился. В груди кольнуло. Жалость? Грусть? Прежние комплексы хорошего друга? Нет, ну только этого не хватало!

— Поднимись, Симон, меня тошнит от одного твоего вида. Не разочаровывай меня еще больше. Мы будем драться! Пусть тот, кто выиграет, получит все.

…Симон на несколько минут снова провалился в темноту, а когда очнулся, то увидел, что барьер вокруг него исчез. Но и обстановка изменилась. Появилась огромная шахматная доска с фигурами в человеческий рост. Он занимал место короля белых.

Симон сделал движение, чтобы подняться с пола, но заметил на запястьях кованые наручники. Неудачно наклонив голову, почувствовал, что и шею плотным кольцом сжимает холодный металл. Есть от чего сойти с ума.

— Пришел в себя, Симон? Я надеялся, что ты немного развлечешь меня перед смертью, — голос Кима слышался совсем рядом, но самого парня Симон не видел.

— Где мы? Как мы здесь оказались?

— Помнишь виртуальные игрушки? Там часто говорят что-то вроде: «прокачать скилл». Ты находишься в моей иллюзии, Симон. Выиграешь шахматную партию — я тебя отпущу. Проиграешь — извини… Правила просты… Фигуры, если ходить неправильно, могут убить тебя или покалечить. Но я добавил в правила особый штрих. Эти оковы на тебе, Симон, не для красоты. Чем ближе ты будешь к поражению, тем сильнее они сдавят твое тело, раскрошат его на куски. Ты же понимаешь, как заведено у королей? Победитель получает голову побежденного. Проиграешь — лишишься головы!

Глава 20. Партия для двоих

— Не забывай, Симон, смерть в иллюзии означает смерть в реальности. Если проиграешь, то боль, испытанная тобой здесь, заставит душу оставить тело, — донеслось до него издали.

— Почему же ты не играешь за короля? — оборвал его рассуждения Симон.

— О, король — это самая слабая фигура в шахматах, способная ходить лишь на одну клетку, ее постоянно надо охранять. Мне кажется, эта роль больше подходит тебе, Симон. Я уже вспоминал, как стал жертвой твоих амбиций. Думаю, будет честно, если сегодня я смогу просто руководить фигурами, не участвуя в шахматной партии.

— Ты струсил.

— Лучше не зли меня, Симон. Я терпеливый, даю тебе еще один шанс. Вот и попробуй им воспользоваться. Ты играешь за белых — следовательно, изначально в выигрышном положении. Твой ход — первый. Назови его!

— Глупость какая. Мне некогда играть с тобой в игры! Е2Е4!

— Вполне ожидаемо. D7D5! Знаешь, Симон, почему один твой вид вызывает во мне тошноту? Ты никогда не задумывался, насколько мешаешь мне? Ты с первого появления в школе стал всеобщим любимцем, ничего для этого не сделав! Родители радовались, когда я подружился с тобой. Я так хотел, чтобы они мной гордились. Но получилось иначе. Ты украл у меня родителей! Они любят тебя больше, чем меня! Когда я приезжаю на каникулы, первым делом они спрашивают о тебе. Твои успехи и провалы им важнее родного сына!

— Ты сам не понимаешь, о чем говоришь, Ким. Мои родители погибли…

— Бедная сиротка!

— Я никогда не просил тебя быть моим другом.

— Но я стал им. А ты этого не оценил. Как только на горизонте замаячила первая… ой, прости, вторая любовь, ты решил выбросить меня из своей жизни. Симон, знаешь, за что я ненавижу тебя больше всего? Сколько времени мы провели вместе, сколько сил я потратил, чтобы помогать тебе везде и во всем! Но, ты ни разу не поблагодарил меня, принимал мои действия, как должное. И, в самый сложный момент моей жизни, когда мы с тобой полюбили одну девушку, ты отвернулся от меня, предпочтя незнакомку… нет, уж лучше бы незнакомку… Кого угодно, но не Конни, только не её! Ты променял меня, бросив тогда, когда я больше всего в тебе нуждался! Я закрывал глаза на твои недостатки, защищал тебя с пеной у рта, когда люди сплетничали за твоей спиной. Так почему же ты выбрал её?! Все это — из-за тебя, Симон. Знай, все что происходит сейчас, — это твоя вина.

Симон попытался спокойно оценить ситуацию. Ему нельзя терять фигуры на доске, иначе это отразится на здоровье. В то же время Ким может свободно жертвовать фигурами ради победы. Впрочем… любимый метод Кима в шахматах — тактика пешечного наступления. Оберегая каждую пешку, он упорно шел вперед, и, в конце-концов, одна из них становилась ферзем, которая в итоге и ставила «мат».

Раньше Симон действовал бы осторожно, стараясь обеспечить собственную защиту и блокировку фигур соперника. Но не сегодня. Следовало рискнуть. Из-за брошенных в лицо жестоких слов Кима, сердце словно окаменело. Нет, пусть болтает. Такие гнойники следует вскрывать, а не носить в себе. И, как Симону не мучительно все это выслушивать, он понимает, что в словах Кима есть доля истины. Так пусть он бьет словами сильнее, не замечая, какие ошибки совершает на шахматном поле. И то, что часть их пешек, встретившаяся лицом к лицу, не отменяет быстроты коня, которого Симон выбрал для нападения.

— Я виноват перед тобой, Ким, прости меня.

— Нельзя так легко вернуть все назад!

…Симон скрипнул зубами, чувствуя, как металл на горле и руках сжался. Ким безжалостен. Он забрал его ладью. Но игра продолжается.

— Мат, — произнес Спенсер спустя несколько минут побелевшими губами, и Ким ответил удивленным восклицанием. Он только сейчас заметил, что сразу две фигуры на доске угрожали его королю. Но лишь одна из них закончила игру.

— О, ты еще что-то можешь… Но, это все потому, что ты меня заболтал! Я отказываюсь признавать результат этой партии. — Ким появился на доске вместо исчезнувшего короля, и взмахнул рукой, сметая фигуры.

Симон очнулся на стороне черных фигур и, не сдержавшись, вспылил:

— Что ты творишь? Партия закончилась моей победой, Ким! Успокойся уже и выпусти меня. Я достаточно тебя слушал. Послушай и ты меня! Никто не сможет заменить мне лучшего друга. Мы всегда много требуем от тех, кто нам особенно дорог. Мне сложно простить тебе то, что ты влюбился в Эмму. Но я уже простил. Потому что друг — это для меня не просто слово, это место в сердце, которое человек занимает раз и навсегда. Я не хочу с тобой драться, но, может быть, не сегодня, а когда все закончится, нам стоит все решить по-мужски? Хочешь избить меня, попробуй. Если так твоя злоба иссякнет. Но не сейчас. Из-за того, что ты делаешь, пострадают невинные люди. Подумай об этом!

— Черта с два! Играй партию, или я убью тебя без колебаний! Ты не покинешь иллюзию, пока не сдохнешь, ясно тебе? — в голосе Кима послышались истеричные нотки.

Симон вдруг с отчаянием понял, что если проиграет, то все напрасно. На что он готов пойти ради возвращения Эммы? Вампирка сегодня спасла ему жизнь, а он, партнер, неужели настолько бесполезен? Нет, не правда…Ради Эммы…Ради Эммы, если бы Селен пообещал вернуть её живой и невредимой, Симон с радостью расстался бы с жизнью.

В следующий миг его ладони окутало тепло. Спенсер зачарованно глядел на сверкающий молниями меч в правой руке, тот самый, что раньше в далекие времена принадлежал Перворожденному. По острому лезвию ползла полоска света, распространяя вокруг себя серебристое сияние. Свет искажал иллюзию Кима, заставляя ее таять, и Симон понял, что случилось чудо.

Меч ответил на призыв сердца — твердой решимости поставить на кон собственную жизнь ради спасения другого человека. Больше не тратя время на размышления, Симон сжал рукоять, и сделал выпад. Иллюзия рассеялась. Следом за ней исчезла и пентаграмма, удерживающая Симона в плену Кима Берли…

Глава 21. Спасение и гибель

Ким не мог поверить собственным глазам: все его заклинания оказались бесполезными? Нет, почему так?!.. Силу этого меча, что сейчас держал в своих руках Спенсер, он уже наблюдал в воспоминаниях Селена. Неприятно, конечно, да не смертельно.

— Меч Алестера? Поверить не могу, ты — счастливчик, Симон! Но это не значит, что все закончилось! — Ким использовал остатки темного волшебства Селена, чтобы направить в противника десяток кинжалов. И его снова постигло разочарование. Попав в полосу света, созданную мечом Алестера, клинки испарились прямо на глазах.

«Неужели, я проиграл? Больше ничего не могу? Нет, я ему не проиграю! Ведь в этом случае, Конни никогда не станет моей…Значит, придется использовать это!»

— Это твой последний туз в рукаве. Ты умрешь от моей руки, Симон. Даже меч Света не спасет от того, что обращает в камень. Ведь он еще не обрел полную силу, способную развеять магию Слэй. — Ким дернул на груди ожерелье Ариадны, собирая в руке темную энергию и произнося древнее заклятие: «Если знания Роберта об этой вещи не верны, то я могу умереть».

Фиолетовая искра озарила зал. Симон успел заметить метнувшийся к нему стройный женский силуэт, заслонивший его собой.

— Джейн!

Они с Кимом закричали одновременно, а потом бросились к застывшей посреди зала девушке. Джейн Берли стояла, широко распахнув глаза от ужаса и раскинув в стороны руки. Заклятье, предназначавшееся Симону, досталось ей. И очень быстро ее тело начало застывать. Ступни, щиколотки, колени…

«В награду ты получишь редкий дар — удачу, которая всегда будет сопутствовать тебе. Но, помни, у любого дара есть обратная сторона. Твое везение оплатится твоими близкими. Они примут на себя беды и несчастья, предназначенные тебе», — эти слова вихрем пронеслись в голове Симона. Неужели вместе с мечом Света, он унаследовал и проклятие Перворожденного? Это — его судьба, видеть, как другие отдают жизнь, чтобы спасти его? Как в далеком прошлом, когда меч Света принадлежал Алестеру.

— Джейн, откуда ты… Как ты здесь оказалась?

— Анита поговорила с другими ребятами… Мы не могли оставаться в стороне, после того, как тебя пытались убить в стенах замка. Сегодня моя очередь следить за тобой, Симон… Но, я потеряла тебя из виду, а потом люди и вампиры стали терять сознание прямо на моих глазах… Я ужасно испугалась. И пришла сюда слишком поздно. И, когда Ким…я поняла, что должна вмешаться. Ты и Ким…Вы никогда не должны ссориться! Я люблю тебя, Симон. Не забывай…

— Джейн! — Ким подбежал к ней и сжал холодные ладони. Но оказалось слишком поздно. Вместо его сестры в зале появилась новая статуя.

— Ким! — Симон схватил рыжего за грудки и встряхнул. — Может, теперь прекратишь это? Верни ее!

— Это невозможно… — голубые глаза парня наполнились слезами. — Это заклинание, что я использовал, — слишком древнее. Ни у тебя, ни у меня просто не хватит сил, чтобы его развеять.

— Идиот! — Симон в сердцах отвесил рыжему затрещину. — Это не правда! Только не Джейн…

— Я все исправлю. Я свяжусь с Селеном. Он вернет ее мне! — Ким подполз на коленях к окаменевшей сестре и обнял ее, мысленно взывая к Селену.

И тот сразу откликнулся, словно с самого начала наблюдал за поединком:

«Прости, Ким, но я не буду этого делать. Если я разрушу магию Ариадны, то потрачу слишком много сил. Жаль девочку, но тебе стоило целиться лучше. Впрочем, ты действовал решительно, теперь осталось только добить Симона! Твоя награда ждет тебя!»

Симон поежился, заметив, каким тяжелым взглядом, посмотрел на него Ким. Но тот вдруг принялся биться лбом о каменную статую, словно лишившись рассудка:

— Я думал, Симон, ты всегда во всем виноват! Но, похоже, и я не без греха. Джейн больше нет. Что я скажу родителям? Я обещал защищать ее, и вместо этого…

К глазам Симона подступили слезы. В эту минуты послышались шаги, и в зал вбежала вампирка.

— Морис?

— Джейн Берли? Что с ней? — Родани растерянно переводила взгляд с Кима на Симона, а затем на статую.

— Необратимое… — одними губами прошептал Симон.

— Меня чуть не съели, но у вас, смотрю, дела еще хуже, — пробормотала Морис.

— Что ж, Симон, ты все еще настроен спасти этот мир?

— Я… — Симон ощутил желание рвать на себе волосы. Он не мог сейчас здраво и спокойно мыслить или рассуждать. Но чья-то горячая ладонь, схватившая его за ногу, заставила его вздрогнуть:

— Ким?

— Если я помогу тебе остановить его, у моей сестры появится шанс… Ведь та же магия, что превратила Джейн в камень, возродила его к жизни! Возможно, если все вернется на свои места… Его слабое место, то, чего так боится Селен, — священный союз. Ты должен надеть ему на палец кольцо и принести клятву верности, если хочешь получить Эмму назад…

— К — кольцо? Какое кольцо?

— Не простое. Эмма, а сейчас и Селен носит на безымянном пальце гербовую печать Конни. Только печать другого рода, столь же древнего и сильного, способна подавить дух Селена. У тебя есть родовое кольцо?

— Откуда?!

— Плохо… Безвыхо… — Ким замер на месте, с раскрытым ртом. В его голове прозвучал холодный голос: «Предавший раз, предаст снова. Я доверял тебе, Ким. Но, кажется, ошибся с выбором слуги!»

В следующую минуту Симон и Морис стали свидетелями жуткой сцены — с перекошенным лицом и пеной, выступившей изо рта, Берли принялся кататься по полу.

— Держи его, держи! Он может повредить себе! — Морис наложила связывающие чары.

Симон бросился к бывшему другу, снова и снова зовя его по имени, но глаза Кима потускнели и потеряли осмысленность.

Спенсер даже не смог порадоваться, что к Родани вернулась магия. Разве сейчас до того?

— Кольцо… — прошептал он. — Где мне достать кольцо? Что еще за шутки?

— Никаких шуток. При заключении помолвки чистокровные вампиры обмениваются кольцами. В случае с вами, так закрепится Союз, который одобрит магия.

— Почему я раньше ничего об этом не слышал?

— Никто не хотел вас торопить… Вскоре, после заключения союза, обрученные должны заняться любовью… — Морис кашлянула, усиленно растирая виски. Ей в голову вдруг пришла необыкновенно удачная мысль.

— Да уж…

— Если ты не ценишь жертвы своих друзей, то можешь и дальше притворяться, что ничего не понимаешь! Но, если заключишь Союз, Селен исчезнет, как дурной сон. Симон, родовое кольцо… Не знаю есть ли такие кольца у людей-магов и полукровок. Да и нет сейчас нет времени искать перстень рода Спенсеров. Но, поскольку между твоей и моей семьей существует магическая связь, ты можешь взять мое кольцо!

Морис коснулась указательным пальцем серьги в ухе, которой любила играть, и та вдруг скатилась на его ладонь, превратившись в золотое украшение.

— Я отдаю тебе фамильную реликвию, Симон. В этой битве я хочу поставить на тебя, понимаешь?

Симон размышлял всего мгновение. В памяти всплыло лицо Аниты, которая хмурила брови, узнав, что Симон принял от Морис родовую книгу. Но времени оценивать все «за» и «против» у парня теперь не оставалось.

Взяв с ладони Морис перстень, Симон указал на Кима:

— Из-за меня постоянно страдают другие. Не хочу, чтобы это случилось с тобой, поэтому останься здесь, с Кимом. Ты владеешь целительной магией, и, возможно, у тебя получиться его спасти.

— Я могла бы поддержать тебя в борьбе с Селеном. Ты же знаешь, у меня тоже к нему есть свои счеты!

— Не стоит. Прости, Морис, но это — только моя битва.

— Как скажешь.

Морис смотрела в спину удаляющегося Симона. Тот крепко сжимал в руке меч Алестера. Догадайся он обернуться и посмотреть на Родани, улыбка которой перешла в жуткий оскал, то он еще раз взвесил бы все «за» и «против» перед последней битвой с Селеном.

Продолжение следует…