Мои королевские дела бесплатное чтение

Пролог

– Что? Возложить корону на голову первому попавшемуся голодранцу, из чужих краев?

– Вселенная указала мне именно его.

– Но почему?! Почему не…

– Не вас, герцог?

– Я не сказал – меня… Но кого-нибудь из местной знати… Кто знаком с обстановкой, кто любит наш народ…

– Да кто его может любить, герцог…

– Хотя бы понимать…

– А я всегда считал – свежая голова для короны лучше. Ни бахвальства родословной, ни великих замыслов, ни самомнения…

– Ваши намеки мне прекрасно понятны, Мерлин.

– А я ни на что не намекал, герцог.

Глава 1

К чему порой приводит купание в бассейне с девушками

Ахх! Ты что ж! Уже светает, что ли?! Сколько же?!

Арсений Горохов никогда не опаздывал. Буквально никогда и никуда. Для подъема на работу он ставил будильник, для подстраховки – через пять минут после будильника должен был запищать сотовый.

Потому что Сеня считал, что фраза «Точность – вежливость королей» имеет к нему прямое отношение. Нет, он не был королем. Но один из его пра-пра-пра и еще неизвестно сколько «пра» -дедушек был, вероятно, каким-то там троюродным племянником самому Юрию Долгорукому (что выяснилось после многочасовых и многодневных просиживаний в архивах). И Сеня считал своим долгом всею своею жизнью показывать, что значит настоящая дворянская честь и настоящая дворянская кровь (пусть даже этой крови была в нем всего капля).

А потому на работу в офис он ходил в бабочке (служил он младшим бухгалтером), его рубашки всегда были выглажены, а ботинки начищены до удивительного блеска. Он открывал двери перед дамами. Никто никогда не слышал от него ни единого бранного слова. И он был чертовски пунктуален!

Но не сегодня. Стрелка будильника печально подрагивала на без пяти шесть – сели батарейки. Сотовый молча лежал на прикроватной тумбочке рядом с провинившимся будильником. Настенные часы показывали полвосьмого. Ничего не понимая, Сеня схватил телефон, открыл – экран остался темным. Тоже разрядился? Нет, Сеня вспомнил, что сам его выключил: какой-то пьяный все названивал посреди ночи, перепутав номера.

В пределах цензуры кляня непослушную технику и подумывая, не купить ли еще один будильник (а, может, два?), Сеня умылся, оделся и – решив, что раз уж он все равно опоздал, надо хотя бы выглядеть как всегда безупречно – еще двадцать минут завязывал бабочку.

В общем, день у Сени начался необычно. Но, учитывая, чем день собирался завершиться, это было вполне закономерно.

Из дома Сеня вышел в восемь вместо семи. А значит, должен был прибыть на работу к десяти вместо девяти. Никаких оправданий вроде поломки автобуса или эскалатора в метро Сеня выдумывать не собирался: он считал ложь ниже своего, замешанного седьмой водой на киселе, дворянского достоинства.

Погода была по-осеннему мерзопакостной. Моросил дождь, стоял туман. Возле офисного крыльца расползлась огромная лужа. Хотя Сеня опоздал минут на сорок, он увидел, как к крыльцу подходит Лена Половцева. Она всегда прибывала с опозданием. И Сеня считал, что она имеет на это право – потому, что она была удивительно красивой. Когда она входила на их этаж – а Сеня сидел за столом недалеко от лифта – казалось, солнце появилось. И серый, унылый офис с одинаковыми, облупленными по углам столами становился светлее и уютнее. Да, она имела право приходить с опозданием.

В общем, впервые в жизни Сеня увидел, как она подходит к крыльцу. И вот она стоит в нерешительности перед лужей, прикидывая, с какой стороны ее обойти. А на ней такие изящные, такие розовые сапожки на тонких каблучках – они казались хрупкими, будто игрушечными. Ну куда же ей в них в эту ужасную грязную лужу! И Сеня поспешил вперед, обдумывая, что лучше предпринять – кинуть рыцарским жестом перед девушкой плащ на тротуар или перенести ее на руках.

И оба эти жеста не казались Сене слишком фантастическими в тот момент. Хотя плащ у него был единственный и ни за что бы не очистили его ни в одной химчистке после ядовитой городской грязи. А телосложение Сени было слишком хлипким для того, чтобы поднять даже семилетнего ребенка. Потому что в представлении Сени дворянин не обязательно должен был быть сильным, как Геракл. Возможно даже, полагал Сеня, некая утонченность и изящество облика более подходят дворянину, чем накачанные бицепсы.

В общем, он бежал к Лене, наверное только для того, чтобы постоять в нерешительности рядом. Но случай не дал ему сделать и этого.

Случай банально кинул банановую кожуру на тротуар. И Сеня банально на этой кожуре подскользнулся. И полетел вперед, в эту саму дурацкую лужу. Плюхнулся на живот прямо перед Леной, обдав ее брызгами.

Лена завизжала. А когда Сеня поднялся, крикнула:

– Вы идиот, Горохов?!

Так как плащ все равно уже был безнадежно испорчен, Сеня его снял и постелил перед Леной. Взгляд Лены сказал ему, что она еще больше утвердилась в мысли о Сениной ненормальности. Но она все же, наморщив брови, осторожно прошла по плащу к двери, и Сеня эту дверь любезно перед ней открыл, причем не удостоившись даже простого «спасибо». Сеня объяснил себе ее молчание тем, что она до глубины души потрясена его благородством.

Сеня хотел было махнуть на погрязший в луже плащ рукой, но потом вдруг вспомнил, что в нем остались сотовый, бумажник и проездной билет.

Он поднял плащ, с которого стекала грязь, и стал опустошать его карманы. Прохожие взглядывали на него то ли с жалостью, то ли с любопытством.

Сотовый промок и не включался. Портмоне защитило деньги. Проездной был ламинирован.

Безнадежно испорченный плащ Сеня запихал в мусорный бак у входа.

Сеня зашел в здание, держа грязные телефон, кошелек и проездной в грязных мокрых руках. Поздоровался с вахтером и направился к лифтам.

Прибыв на свой этаж, он прежде всего украдкой поискал глазами Лену – за ее столом было пусто. Немного поодаль стояла группка сотрудников и оттуда слышался голос Лены. Арсений уловил обрывки фраз «ну не чокнутый», «и главное, смотрит на меня как баран», «я даже напугалась». Лена, и правда, стояла в центре этой хохочущей группки, громче других смеялся высокий красавец-серцеед Леха Бразкин, и как бы по-дружески он слегка приобнимал Лену за талию. Лена, увлеченная разговором, и не замечала этого. А может быть, делала вид, что не замечает.

Сеня и не стал проходить к своему столу, а развернулся и пошел в туалет привести в порядок и костюм, и чувства.

Нет, он ни капли не сожалел, что его красивый поступок не был оценен. Он не думал о том, что если бы он был высоким, симпатичным и обаятельным, как, например, его коллега Леша Бразкин, то Лена бы оценивала его поступок по-другому.

Он протирал одноразовым бумажным полотенцем телефон и кошелек и размышлял о том, что бедняжка Лена не привыкла к тому, чтобы ради нее совершались такие красивые жесты. Что она растерялась и не знает, как себя вести. Что не те нынче времена и нравы.

Он посмотрел на себя в зеркало – всклокоченный светлый вихор, серые глаза, и, пожалуй, слишком узкий подбородок. Он достал расческу из внутреннего кармана пиджака и расчесался. Заметил на лбу грязное пятно, включил воду, смыл его. Оглядел себя критическим взглядом в зеркале, выровнял бабочку.

И тут вдруг зеркало затуманилось, отражение Сени исчезло. Стекло будто подернулось мутной зеленоватой рябью, как поверхность пруда в тенистом лесу, а потом в зеркале на несколько мгновений возникло лицо старика. У старика была длинная белая борода и мятый синий колпак. Голубые полупрозрачные глаза глядели на Сеню сердито, белые брови хмурились. Старик махнул рукой в просторном белом рукаве, на зеркало снова наполз туман, скрывая старика. Когда через секунду туман рассеялся, Сеня снова увидел в зеркале себя. Причем лицо его было слегка перекошено от страха.

Мысли Арсения забегали как мыши, и все в разные стороны. «Может, я увидел себя в старости?» «Но все же старинный колпак и белая рубаха… Может, это один из моих славных предков хотел что-то мне сказать?» Последняя мысль была самая неприятная «Не схожу ли я с ума?» Потом Сеня вспомнил, что где-то читал, что сумасшедший не может даже и предположить, что он сумасшедший. А раз Сеня задал себе этот вопрос, значит, с умом у него все в порядке.

На Сеню старик совсем не был похож. Во-первых, нос слишком длинный. Во-вторых, Сеня не собирался ни отращивать бороду, ни надевать колпаки и балахоны. Хотя была вероятность, что к старости он все это сделает. Но все же нос был явно не его.

Значит, предок? Что он хотел Сене сказать? Почему исчез? Может, появится еще? Сеня всмотрелся в зеркало внимательно. Сказал – своему отражению:

– Эй? Вы еще там?.. Вы чего хотели?

– Мы хотели «пипи», – отозвался насмешливый голос Лехи Бразкина от входа.

Сеня резко обернулся. Леха подошел, смеясь.

– Я не тебе, – конфузливо сказал Сеня.

– А кому? – спросил Леха, и с наигранной подозрительностью поглядел кругом. – Здесь больше никого нет.

– Кхм, – сказал Сеня, – я… репетировал, как разговаривать с…

– Леной, что ли? – насмешливо спросил Леха.

– Вовсе нет, – пробубнил Сеня и направился к выходу из туалетной комнаты.

– Знаешь, эти твои трюки с плащом сегодня! Это что-то!..

Сеня приостановился. А Леха продолжал:

– …Такие вещи, чтобы привлечь внимание девушки, только школьники проделывают!

Сеня почувствовал, как у него запылали уши. И еще ему первый раз в жизни захотелось подраться. Со всего бы размаху двинуть этому Бразкину в глаз. У Сени даже кулаки зазудели.

Он развернулся, готовый наброситься на этого дурака, как бык на красное. И в то же время понимая, что не набросится.

А дурак между тем болтал свое:

– Хочешь, могу, как человек более опытный в подобных делах, дать тебе один бесплатный и… – он поднял указательный палец, – бесценный совет.

Сеня молчал, потому что ярость будто сковала его. Он не мог уйти, он не мог говорить, он не мог пошевелиться. Он подумал, какая жалость, что сейчас нет дуэлей. Что нет перчатки, чтобы кинуть ее этому наглецу в лицо и сказать: «Выбор оружия за вами». Нет, Сеня ни умел фехтовать также, как не умел драться, и даже в тире он никогда не попадал в мишени. Его бы самого прикончили на первой же дуэли. Но ведь если бы сейчас был век дуэлей, если бы были шпаги, Сеня бы точно выучился, он бы стал лучшим фехтовальщиком Москвы и самым опасным противником.

За своими мыслями Сеня не слышал почти ничего, что говорил со снисходительной и покровительственной улыбкой Бразкин. Потом уловил фразу «Ты представь Ленку в купальнике!» и машинально пробормотал:

– Чего?

– Ха! – сказал Бразкин. – Прям крыша едет, да?

Сеня смотрел на него непонимающе. Бразкин хлопнул его по плечу:

– Два квартала от офиса. Она каждый день туда ходит, с понедельника по пятницу.

– Куда?

– На аквааэробику! Да ты что, не слушаешь меня! Будет у вас общее хобби…

Сеня в недоумении пожал плечами:

– Не понимаю…

– Туда и парней записывают.

– Ну и что.

– Ну ты и тупишь иногда, Сентий. Запишись. Прям сегодня. Поплаваешь с ней в бассейне, поболтаешь. То, се…

Все мечты о битие Лехиной морды куда-то улетучились, уступив место смутным представлением о резвящейся в бассейне Лене.

– Я тебе адрес и название клуба дам. Как узнаю.

Сеня кивнул и вышел, совсем растерянный. С чего вдруг Бразкин советы раздает? Неужели весь отдел в курсе, что ему Лена нравится? Ну конечно, наверное, это просто по его взглядам прочесть можно. Он же всегда на нее смотрит, как она сказала, «как баран». Сеня вздохнул. С восхищением, вот как он на нее всегда смотрел.

Весь день сотрудники, проходя мимо Сениного стола, подхихикивали тихонько. Сеня старался не обращать на них внимания. И старался больше и не взглядывать на Лену. Ему казалось, каждый его взгляд будет как громкий и глупый крик на весь отдел: «Лена, я тебя люблю!» И Сеня работал, не поднимая головы. Цифры, цифры, расчеты, проценты…

Ближе к вечеру на клавиатуру его компьютера вдруг упала сложенная записка. Сеня поднял голову – Леха Бразкин, отходя от его стола, подмигнул ему и сказал:

– Удачи.

Сеня открыл листок и прочитал: «пр. Космонавтов 187, спортивный клуб “Амазонка”». Сеня поднял взгляд – Лена сидела за своим столом и расчесывала длинные золотистые, как у русалки, волосы. Готовилась идти домой. То есть, наверное, в клуб. Может, Бразкин прав? Хороший повод сблизиться с Леной – общие интересы…

Сеня зашел в магазин по пути, купил плавки и направился в спортклуб.

Удивительно, но через пятнадцать минут после прибытия туда он уже плескался в одном бассейне с Леной. Правда, любоваться ею ему мешали три или четыре весьма объемные тетеньки, плескавшиеся между ними под звучные команды тренерши.

Не видел он не только Лену. Но и Леху Бразкина, который прятался за колонной и, хихикая, снимали неуклюжие движения Сени на видеокамеру. Выглядел Сеня презабавно, можно будет повеселить коллег. Бледный, хилый, маленький, в зеленой резиновой шапочке, широком спасательном поясе и алых трусах (Сеня решил, что они напоминают костюм супермена), он смешно дрыгал ногами, пытаясь повторить движения тренерши – она все проделывала на суше – и был похож на лягушку.

А потом вдруг в том месте, где плескался Сеня, сверкнула ослепительная белая вспышка, раздался громкий хлопок… И Сеня исчез…

А произошло с Сеней вот что. Он пытался взмахнуть руками, как показывала тренерша, и не перевернуться на спину, он изображал какие-то дикие пируэты ногами. А потом его вдруг кто-то схватил за щиколотку.

Сеня, дрыгнув ногой, посмотрел вниз – кто-то из девушек подшучивает? Но сквозь лазурную воду он увидел сухую жилистую руку, густо поросшую седым волосом. Рука была сама по себе, она не продолжалась телом, она возникала ниоткуда. И эта рука стала утягивать Сеню на дно. Он закричал от ужаса, уходя в глубину, и в рот ему залилась хлористая вода…

Глава 2

Дровишек подкинуть?

Солнце светило ярко. На лесных полянках цвели белые ромашки и дикие темно-фиолетовые ирисы. Жужжали и стрекотали насекомые. Серый здоровенный заяц высунулся из травы, пошевелил задумчиво бархатными ушами и, заслышав громкий плеск воды, а за ним истошный крик, пустился наутек в кусты.

Плеск и крик раздались из самой дремучей чащи, оттуда, где темным зеркалом раскинулось большое лесное озеро. Старые корявые деревья бросали на него густую тень. Из озера с криком вылетел человек в красных спортивных трусах и улетел в лес. Еще один человек, с длинной белой бородой и в белом одеянии, был на суше, у самой воды. Его в то же время отшвырнуло от воды невидимой волной, он упал навзничь на корни деревьев и не шевелился.

Кафельное дно бассейна вдруг исчезло, и Сеня провалился куда-то в бесконечную толщу воды, и непонятно как оказалось, что эта толща уже не под ногами, а над головой. Какая-то жуткая сила выбросила его в воздух. Он завопил. А потом почувствовал, что падает. И упал в тенистую гущу деревьев, он падал и ветки ломались под ним, и он наконец шлепнулся на землю – на влажную листву.

Сеня открыл глаза. Он лежал на боку. Все тело болело. Кожа местами была содрана до крови. Но обошлось, похоже, без серьезных травм. Сеня повернул голову и увидел над собой узорную зеленую листву на фоне голубого летнего неба. На одной ветке была паутина.

«Я утонул и умер? Это рай?»

«А может, все это сон? Я заснул во время барахтания в воде? От переохлаждения, например?»

Но ссадины горели и давали явственно понять, что он вовсе не бестелесный и все это ему отнюдь не снится.

Что-то тихо шоркнуло за деревом. Сеня сел, едва слышно охнув. Посмотрел в том направлении – на миг в густых ветвях зажглись два зеленых фосфорецирующих фонарика, потом с тем же шорохом исчезли в густой листве – только ветки слегка колыхнулись. Похоже, какой-то зверь. Сеня вскочил, лихорадочно вглядываясь в темно-зеленую гущу листвы.

Но все замерло, лишь слегка подрагивало от легкого летнего ветерка. Вокруг был лес, могучие, раскидистые деревья. В зеленой листве весело плясали солнечные блики.

«Где же я? Как я сюда попал?»

Сеня пошел вперед, пошел наугад, в ту сторону, где, как ему показалось, было больше света. Он шел, оглядывался, прислушивался. Было тепло. Но ногам было больно ступать без обуви – то ветки, то шишки, то непонятно что еще. Сеня пожалел, что не занимался аквааэробикой в кроссовках.

Вскоре лес действительно посветлел и поредел, и вот уже Сеня увидел между деревьями впереди светло-зеленое поле. И тут, на опушке, он так сильно споткнулся обо что-то, что улетел вперед. И снова приземлился на израненные свои локти и колени. Застонав, он поднялся. Посмотрел, обо что это он так – в траве лежал железный шар с шипами. Сеня поднял его – шар оказался весьма тяжелым, и к нему был прикреплен обрывок цепи.

«Как интересно, – подумал Сеня. – Похоже на средневековое оружие».

Сеня подумал, что в квартире этот предмет будет смотреться замечательно, и, может быть, такую вот э-э… что ж это такое – палица? булава? – в общем, может, какой-нибудь его знатный предок дрался с врагами вот такой вот железякой.

Он понес шар, держа его за цепь. А через несколько шагов нашел нечто еще более интересное. А именно – круглый шлем с рогами. Он был слегка покрыт ржавчиной с того бока, который лежал на земле. Сделан был шлем неуклюже, но крепко. Заклепки шли неровным рядом, одни были больше по размеру, другие меньше. Ручная работа, понял Сеня.

«Ролевики тут, что ли, побывали?» – подумал Сеня. И шлем тоже взял. Вряд ли, конечно, кто-то из его предков носил такой: скорее, их враги, тевтонцы какие-нибудь.

Интересно, каково это – носить такой?

Сеня положил шар на землю. Вытряхнул из шлема мусор, протер его ладонью и нацепил на голову. «Они, интересно, под это ведро хоть шапочку трикотажную одевали?.. Хотя в то время не было никаких трикотажных шапочек».

Едва он хотел его снять, как услышал женские голоса впереди. И он побежал к ним. Поле пересекала тропинка, и по ней шли, переговариваясь, две женщины – в длинных темных платьях и в чепцах.

Сеня закричал:

– Добрый день! Вы не знаете…

Женщины посмотрели на него и завизжали. Побросали свои корзины и бросились бежать, вопя:

– Викинги! Викинги!!!

– Постойте! Сударыни!

(Сеня всегда терялся, когда надо было обратиться к женщине среднего возраста. Девушку всегда можно окликнуть «Девушка!», и она не обидится. Но обращаться к женщина «Женщина!» Сене казалось грубым. Поэтому он выбрал для себя слегка устаревшее, но довольно галантное «Сударыня» и так и справлялся с этой сложной задачей).

Но сударыни завизжали еще громче и не сбавляли ходу.

– Погодите же! – отчаялся Сеня. – Я вас не обижу! Я просто хотел спросить дорогу. Я заблудился!

Потом Сеня представил, как он выглядит в их глазах – голый мужчина в шлеме и с железякой наперевес.

Он отбросил шар. Но, едва снял шлем, как что-то со свистом пролетело и бухнуло его по голове.

«Пожалуй, шлем снимать не стоило», – подумал Сеня, теряя сознание и падая на мягкую, прогретую солнцем душистую землю.

– Повесить!

– Надежнее голову отрубить…

– Мечом?

– Если знатный – то мечом. А так и алебардой сойдет…

Сеня приоткрыл глаза. Перед ним была толпа людей в одежде из мешковины. «Массовка из кино, крестьяне», – подумалось Сене. Массовка слегка качнулась. Он встряхнул головой, чтобы окончательно прийти в себя.

Плечи ужасно ломило, и он почему-то не мог пошевелиться. Спина опиралась на что-то твердое.

Он сидел на куче ломких сухих веток. Ноги были связаны. Руки заведены назад – за деревянный высоченный столб, упирающийся в голубое летнее небо – и тоже крепко связаны. Он подтянул ноги к себе – ветки пружинили и ускользали – и попытался подняться, опираясь на столб и ведя связанные руки вверх.

– О! Очухался! – крикнул кто-то, и толпа загудела громче.

Сене так и не удалось встать в полный рост и он снова сел на ветки, неловко подогнув связанные вместе ноги. Он успел увидеть, что находится на вершине небольшого зеленого холма, у подножия его росли кусты и деревья, и шла дорога. Дорога эта приходила от небольшой деревеньки, видневшейся вдали.

В этот момент раздался повелительный голос:

– Мало хвороста, лентяи! Несите еще!

Толпа расступилась перед всадником, который направлялся к Сене. Всадник был черноволос, одет в черное, и конь под ним был черный. Мороз пробежал по Сениной коже. И не зря. Всадник ткнул длинной рукой в сторону Сени и крикнул:

– Сжечь викинга!

– Сжечь викинга! – подхватила толпа.

Двое оборванных людей подбежали к Сене и кинули к нему охапки веток.

– Кто викинг? – растерялся Сеня. – Я? Вы чего?

Но никто его и не слышал. У людей в толпе были радостные глаза. Люди предвкушали зрелище. «Какие викинги, в самом деле? – ничего не понимал Сеня. – И кто эти люди?»

– Он шпион! – снова ткнул в его лицо всадник рукой в черной перчатке и надетых поверх нее перстнях.

Толпа взревела радостно при этом объявлении.

– Зачем жечь? – раздался чей-то дребезжащий голос. – Я превращу его в лошадь – пусть пашет.

Эту нелепицу прокричал рыжебородый старик с косящим глазом. На голове его был небольшой темный колпак.

– Ты, Криворук, превратишь, как же! – отозвался кто-то. – Ты давеча сметану в масло превратить не смог! А это даже моя баба умеет!

Толпа загоготала.

– Я не викинг! – прокричал Сеня. – Вы кто? Это кино??

– Ки-мо? – переспросил всадник с презрением. – Это Гольштания, идиот!

– Какая еще… Гольштания? – не понял Сеня. В памяти всплывали какие-то ли немецие, то ли австрийские княжества. – Которая в Европе?

– Где-где? – засмеялся всадник и сказал Сене: – Кретином прикидываешься?

– Что? Нет… – сказал Сеня.

– Да какой же это викинг! – прозвучал над толпой зычный бас.

– Вот именно! – горячо поддержал его Сеня, при этом понимая, что спор, викинг он или нет, совершенно сюрреален. Все же то, что хоть кто-то выступил против обвинения, очень ободряло.

Обладатель баса, здоровенный парень со смоляными кудрями, повязанными шнурком, продвигался вперед, раздвигая толпу. Он продолжал говорить:

– Вы посмотрите на этого задохлика – он же щит поднять не сможет!

– У него шлем был, – сказала какая-то женщина.

– Вот именно! Он его снял, я в него камнем и запустил! – горделиво заявил кто-то. К сожалению, Сеня его не разглядел.

– Шлем? – спросил здоровяк.

– Да! – ответили ему. – Держи, Микола, вот!

И по рукам передали тот самый шлем с рогами.

– Да он же ржавый! – сказал Микола. – Он в земле долгие месяцы провалялся. У викингов доспех всегда новый!

Толпа явно заколебалась.

– Шел бы ты в свою кузницу, кузнец! – зло сказал черный всадник и скомандовал: – Поджигай уже!

– Эй! – крикнул Сеня. – Не надо! Погодите!

Но всадник взмахнул рукой и откуда ни возьмись к столбу подбежал человек в двухцветном серо-желтом одеянии и приложил горящий факел к куче хвороста. Ветки быстро занялись огнем. Потрескивая, оранжевые искры весело побежали к голым Сениным ногам.

Глава 3

Другие претенденты на трон

– Остановитесь, олухи! – прокричал кто-то издали. Голос был властный, высокий и немолодой.

Кто-то продвигался сквозь толпу к столбу, прокладывая себе дорогу длинным посохом – люди охали, получая тычки и затрещины, и расступались. Этот кто-то оказался тем самым стариком из зеркала в офисном туалете.

Он был высокий, белая борода развевалась на ветру, колпак немного съехал набок. На старике был длинный тяжелый белый плащ, какие в средневековье носили, и что-то вроде длинного белого платья.

– Гасите огонь, идиоты! – гаркнул старик.

Несколько человек бросились к костру. Но всадник предостерегающе поднял руку и крикнул:

– Я, герцог де Гуз, уже решил судьбу этого викинга!

Имя герцога, наверное, насмешило бы Сеню, если бы воздух вокруг не наполнялся дымом. В носу защипало.

Старик ухватил герцогского коня за поводья и резко и тихо сказал:

– Судьбы, герцог, не в вашей компетенции.

– Хотите сказать, только в вашей, Мерлин? – зло огрызнулся черный всадник.

«Мерлин? Что за игры у них тут?» – пронеслось в голове у Сени между тем как он изо всех сил пытался освободить руки и ноги, корячась, как гусеница и едва не вывихивая плечо.

– Нет. И не в моей, – отозвался старик. – Но я вижу, что в судьбах предначертано.

Сеня же не видел уже почти ничего – дым заволакивал все вокруг и к тому же вышибал слезы из глаз. Становилось жарко.

– А предначертано, – провозгласил старик громовым голосом, – что он, – старик указал посохом на Сеню, – будет вашим королем!

Толпа ахнула. Какая-то женщина тоненько всхлипнула. Потом громко высморкалась.

– В этот раз, ты, возможно, неверно прочел предначертания, – нагло сказал всадник старику. – Или они были неразборчиво написаны… Ведь все знают, – всадник повысил голос, – что когда приходит новый король, Большой Малый Динь звонит новую мелодию. А мы ничего не слышали!

Сквозь слезы и дым Сеня увидел, как старик поднял руку с посохом. Все притихли. Сеня закашлялся от дыма и потому не сразу услышал… В тишине ветер донес звук колокола. Он все звонил и звонил какую-то песенку. Кажется, это была «Братец Жанно, братец Жанно, спишь ли ты?» А Сеня задыхался от дыма, и кожа его, как ему казалось, начала плавиться от жара.

– Большой Малый Динь, – сказал кто-то.

– Новая песня, – уточнил другой.

К костру подбежал кузнец, стал затаптывать огонь. Другие тоже стали топтаться и отбрасывать ветки прочь. Стали носить воду ведрами. Сеню окатили водой заодно. Развязали. Помогли встать и сойти с костерища.

Всадник крикнул:

– Еще посмотрим, к чему вас приведет такой король! – развернул коня, едва не сшибив с ног крестьян, и поехал вниз с холма.

– Викинг будет королем? – удивленно вопросил кто-то из крестьян.

– Сам ты викинг, – ответили ему.

Старик крикнул громко:

– Да здравствует новый король!

– Ура, – вяло отозвался один голос.

– Еще один на нашу голову, – проворчал другой.

– Бедняжка, – жалостливо сказала женщина.

А Сене очень хотелось снова спросить, где он и кто они. Но сейчас это почему-то показалось ему неуместным.

– Господин Мерлин, – робко обратился Сеня к старику.

– Ну что вы, Ваше Величество, – усмехнулся тот, – все называют меня просто Мерлин.

– Кхм, – Сеня сглотнул: в горле запершило. Он закашлялся.

– Эй, – крикнул старик, – принесите-ка королю попить! И одежды какой-никакой!

Сене подали ушат с водой. Сеня поднял, пить было неудобно, и он больше пролил на себя. Поставил ведро на траву. И снова обратился к старику:

– Э… Мерлин.

– Да?

– Сегодня утром, в зеркале… Это ведь вы были?

Старик посмотрел на него непонимающе:

– В каком зеркале?

– Ну… В офисе.

Старик пожал плечами, и уставился вдаль. Несколько крестьяне суетились вокруг, растаскивая хворост. Другие разбрелись, видимо, разочарованные.

– Я ведь вас узнал, – настаивал Сеня. – Вы, наверное, знаете, как я сюда попал?

– Сюда? – переспросил старик, снова поворачиваясь в Сене. – О чем это вы, Ваше Величество?

– Ну, эта страна…

– Наша благословенная Гольштания? – уточнил старик.

– Да, – кивнул Сеня. – Как я попал сюда?

– Не знаю, – сказал старик и нахмурился. – Здорово же вас по голове камнем ударило. Не помните, откуда вы?

– Почему? – возразил Сеня. – Прекрасно помню. Я из Москвы. Я просто не пойму, как я здесь очутился. И где это вообще – ваша Гольштания?

– Гольштания, Ваше Величество, как всегда, в центре всего. А вот вы ведете невероятно странные разговоры. Уж не ударило ли вас слишком сильно? Король-дурак-то ведь нам не нужен. А раз не нужен, герцог опять за вас возьмется, – и старик кивнул головой в сторону столба. – Очень он шпионов не любит.

У Сени возникло сильное подозрение, что старик опасается, как бы Сеня не отказался от королевской должности. Но у него и в мыслях такого не было. Пусть эта страна находится непонятно где. (Может быть, в параллельном мире?) И как он сюда попал, совершенно необъяснимо. Но его вдруг назначили королем. (А королей разве назначают? Неважно. Тут вообще непонятно какие законы.) Он – настоящий король настоящего – хотя ужасно странного – государства. Сеня и мечтать о таком не смел. А знает ли Мерлин, что Сеня дворянин?

В это время ему принесли штаны изо льна и белую рубашку – вроде бы все чистое. Потом и башмаки из грубой толстой кожи, по форме калоши-калошами. Одежда была неудобной и слишком большой по размеру. Штаны подвязывались на поясе веревкой.

Пока Сеня одевался, Мерлин куда-то исчез. Сеня спросил у крестьянина, который помогал ему переодеваться:

– Большая страна – Гольштания?

– А вы – что, с неба свалились, Величество, что Гольштанию не знаете?

– Ну-у, – протянул Сеня. – Вроде того. Только из воды.

– Да? – недоверчиво сказал крестьянин.

Он направился вниз, к дороге, Сеня пошел рядом, чтобы услышать ответ. Башмаки-калоши норовили упасть с ноги при каждом шаге.

– В общем, я издалека, – сказал Сеня.

– Из очень далека, видать, – сказал крестьянин. – А Гольштания – большая. Три дня будешь на лошади ехать и никуда не доедешь…

– Никуда?

– Ага. Потому что дороги ни к черту не годятся. Как от ромских варваров остались, ну и разрушились за столько-то веков!.. Потом, если что ценное везешь, вроде жратвы, так вообще не провезешь.

– Да? – зачем-то спросил Сеня, будто собирался возить по здешним дорогам торты. С другой стороны, как королю, ему надо было быть в курсе всех дел. Потому что ему бы надо тут все как следует и наладить.

– Хапуг дофига, потому что.

– Каких еще хапуг?

– Да всяких. Ты, видать, совсем издалека, если про хапуг Гольштании не слышал. Хапают все подряд. А ты работай, как последний кретин. А они только хапают.

– Да кто они-то? – Сене пришло на ум, что в этой странной Гольштании вполне могут водится какие-нибудь ужасные чудовища или, например, одичавшие налоговые инспекторы. И он уточнил с опаской: – Чудища какие-нибудь?

– Точно, – веско кивнул крестьянин и стал загибать пальцы, перечисляя: – Братва. И гран-коты. И гномы – те пуще всего чудят. И у них что ни вечер – попойка. Сами увидите. До нас, они, слава богу, редко добредают. А уж около дворца – навидаетесь.

– Да? – Сеня пытался как-то переварить услышанное.

– Ну! – заверил его мужчина. – Главное, колени берегите.

– Колени?

– Ну! – снова сказал мужчина.

Тут на дороге, огибавшей холм, показались одна за другой несколько груженых телег. Тащили их здоровенные, с лохматыми ногами, коричнево-белые пятнистые лошади.

На первой телеге сбоку, свесив ноги, сидел Мерлин.

– Садись, – сказал он Сене, когда тот подошел. – Повезло тебе, сегодня провиант отправляют.

– Куда? – спросил Сеня.

– Тебе, – ответил старик. – Во дворец.

Дворец! У него есть дворец! Почему-то это радовало больше, чем то, что у него есть целая страна.

Сеня забрался на телегу, сел рядом с Мерлином. Телега была заставлена большими корзинами с овощами и фруктами. На дне была солома, но было все равно не очень-то мягко. Дорога была неровной, в колдобинах, и Сеня успел отбить себе то, на чем сидел, когда они только обогнули холм и выехали в поля. Сеня надеялся, что дорога в полях станет ровнее, но его надежды не оправдались. Мерлин подпрыгивал, как и он, на ухабах, но даже и не морщился. Похоже, он был привычен к путешествиям на телегах.

Сеня подгреб к себе соломы, и увидел, что Мерлин сидит на большой толстой подушке. Мерлин заметил Сенин взгляд и сказал:

– Да. Старость не радость. Косточки совсем стали нежные. Тебе, молодому, этого не понять.

Сеня понимал его прекрасно. Поэтому спросил, впрочем, безо всякой надежды на положительный ответ:

– А еще одной подушки у вас нет?

– Есть, – ответил Мерлин. – Она лежит под первой.

Похоже, Мерлин действительно путешествовал на телеге не в первый раз.

– Нам ехать далеко? – спросил Сеня.

– Нет, – сказал старик. – Вон лес видишь?

Сеня посмотрел на темный густой лес, волнами вздымавшийся далеко впереди.

– Через лес, – продолжал Мерлин, – там опять поля. Если никто нас не задержит, что маловероятно, то не пройдет и часа будем во дворце.

– Кто задержит? – не понял Сеня.

– А может, и не задержит, – сказал Мерлин и мгновенно сделал вид, что заснул.

Сеня понял, что он не хочет отвечать. Тогда он решил сменить тему:

– А вы знаете, я ведь дворянин.

– Чего? – спросил Мерлин, не открывая глаз.

– Дворянин я.

– Это им по барабану, – сказал Мерлин.

– Кому?

– Никому, – пробормотал Мерлин, не открывая глаза, и снова засопел.

– Вы ведь поэтому меня королем назначили? Что у меня родословная?

Мерлин открыл глаза и сказал сердито:

– Я тебя не назначал. Я увидел, что ты будешь королем, и все.

– Где увидели?

– Где надо, – отрезал Мерлин. – Можешь, кстати, меня на «ты» звать.

– Хорошо, – робко сказал Сеня.

И после паузы старик спросил:

– А что, ты слишком знатный, что ли?

– Не то чтобы слишком…

– Угораздило же меня! – еще сердитее сказал старик, отвернулся, положил руки на корзину с яблоками, на руки голову, и не то что засопел, а захрапел во весь голос, так что Сеня не смог бы и перекричать этот храп. Сеня взял красное большое яблоко и принялся его есть. Он не ел с обеда.

Скоро караван телег оказался под сенью громадных дубов и вязов. Лес сгущался, пока ветви деревьев не стали такими густыми, что сквозь них едва просвечивало небо. На других телегах разговоры тоже стихли. Доносилось только беспокойное кудахтанье кур. Их в деревянных клетках тоже везли к столу. В этой тишине Сене почудилась тревожность.

А потом раздался оглушительный свист, от которого с веток вспорхнуло несколько лесных птичек, и в яблоко, что Сеня держал в руке, вонзилась стрела.

Рука Сени дрогнула, остановившись на полпути ко рту. По оцарапанному указательному пальцу поползла кровавая струйка. Стрела была тонкой, деревянной, с металлическим наконечником и оперением, собственно, из перьев.

Телега, на которой ехали Сеня и Мерлин, возглавляла караван. Откуда-то с дерева на дорогу спрыгнул парень в замшевой короткой куртке и схватил и так замедлившую шаг лошадь под уздцы. Телега остановилась. За ней и остальные возы.

Парень был рыжий, кучерявый, веснушчатый, за ремень у него была заткнута большая сковорода. Он сказал, добродушно ухмыляясь:

– Добро пожаловать в Шнырвудский лес, крестьяне…

– Да уж. Добро, – проворчал возница.

– Мерлина приветствуем! – раздался громкий голос – к телеге подошел плечистый бородач.

Из-за деревьев вышли еще люди. Среди них был даже поп в рясе, и молодая женщина – высокая, с золотыми вьющимися волосами.

– И тебе привет, Робин, – ответил Мерлин.

– Робин? – переспросил Сеня. Неужели Робин Гуд?

– Для кого Робин, – сказал бородач, – а для кого господин Робин Дуб.

Сеня не сдержал улыбку, услышав имя. От внимания бородача улыбка не ускользнула.

– А то и с поклоном, – гаркнул он Сене прямо в лицо.

Похоже, зубы разбойники не чистили никогда.

– И с чего это мне… – медленно произнес Сеня…

Мерлин сказал:

– Нет!

Но Сеня уже закончил фразу:

– …мне, королю, кланяться простолюдину?!

– Чертов ослиный дворянин! – процедил Мерлин сквозь зубы.

– Королю? – не понял Дуб.

– Точно, – отозвалась девушка, которая как раз обследовала корзины в телеге, – я слышала, как Большой Малый Динь пробил новую песню… Уилл, забери-ка капусту.

Рыжий парень, что остановил лошадь, подошел, снял с телеги корзину.

– Эй, – сказал Сеня, – поставь-ка на место.

Рыжий ухмыльнулся, поставил корзину, но не на телегу, а на землю. И вытащил из-за пояса сковороду. На такой сковороде можно было бы спокойно всю эту корзину капусты и пожарить. Нашинковав, разумеется, предварительно.

– Не марай сковородку об этого заморыша, – сказал Дуб рыжему.

– Да, – кивнула девушка, – сегодня я хочу приготовить овощное рагу с курицей, а отмывать сковороду после его мозгов замучаешься, – и она с насмешкой взглянула на Сеню.

Сеня с тоской вспомнил о шлеме с рогами.

– Если бы у него были мозги, – сказал Робин Дуб, – он бы нам не перечил. И вообще помалкивал. За твою грубость, Ваше Величество, сидеть тебе без обеда неделю! – и Дуб обернулся к разбойникам, которые тащили в лес провиант. – Забирай все, братва!

Возница схватился за голову. Сеня почувствовал, как запылали щеки, и сердце застучало в горле. Он схватил лежавший себе спокойно меж корзин посох Мерлина, и, размахнувшись им, как саблей, ударил Дуба сбоку. Казалось, он ударил спичкой по спичечному коробку. Воздух взорвался снопом искр. Дуб рухнул на землю, как подрубленный. А Сеня от этого замаха свалился с телеги.

Он поднялся молниеносно. Мерлин отобрал у него посох с криком:

– Не балуй!

– Ах ты скотина! – завизжала девушка, и швырнула в Сенину голову яблоко.

«Ах ты черт! Как больно!» Похоже, в шлеме тут можно ходить все время, решил Сеня, прячась за телегу от очередного яблочного снаряда и потирая ушибленный висок. И тут его кто-то схватил за шиворот и поднял в воздух. Рубаха затрещала.

Оказалось, поднял его Робин. Быстро же он очухался… И Мерлин, и возница будто испарились. Сеня брыкался и лягался, и махал руками, но Дуб просто взял да и кинул его со всего размаха на траву, так что Сеня улетел шагов на пятнадцать.

А потом он услышал чей-то взбешенный бас:

– За короля!!!

Поднял голову от земли и увидел, как на Робин Дуба безо всякого оружия (а зачем оно, если есть такие кулаки?) обрушился кузнец Микола.

Другие разбойники – здоровяк метра под два ростом, поп и смуглый восточного типа парень, весь в черной коже с металлическими заклепками, вроде рокера – побросали ворованное и кинулись на помощь предводителю. Трое крестьян тоже повыползали оттуда, куда спрятались, когда Сеня начал возникать на Дуба, и замахали кнутами на разбойников, выкрикивая такие ругательства, от которых у Сени дополнительно к уже горевшим от возмущения щекам запылали уши.

Кузнец дрался с Дубом, один из возниц так щелкнул кнутом, что тот опутал Уилла вместе с его сковородой. Возница толкнул его, и Уилл упал столбиком на землю.

Златовласая разбойница просто стояла и визжала. Тонко и пронзительно – так, что у Сени закладывало уши. Сеня кинулся в гущу драки и скоро махал кулаками на попика. Тот все пятился и пятился, неловко прикрываясь локтями, пока они не оказались рядом с все так же, как сирена, вопящей девицей. Сеня подумал, что сейчас и оглохнет. А потому изловчился, и продолжая боксировать с попиком одной левой, правой рукой аккуратно прикрыл ей рот. Сказал глупо:

– Не бойся!

А она вдруг так вонзилась зубами в его ладонь, что Сеня и сам взвизгнул. А златовласка ударила его локтем в живот, потом пнула куда-то в бок. У нее были ужасно жесткие и остроносые туфли! Сеня едва не свалился, но ухватился за борт телеги и устоял. А попик схватил из корзины кабачок, немаленький такой кабачок, и со всей силы опустил его на голову Сени. На этот раз Сеня и подумать о шлеме не успел. Он только услышал смачный хруст кабачка. Ноги его подогнулись и он тихо опустился куда-то в темноту.

Он очнулся, от того, что кто-то сильно бил его по щекам. Еще не открыв глаза, Сеня замахал руками, отбиваясь. А потом увидел, что к нему наклонился кузнец Микола и, в-общем, больше его и не бьет. Ну и Сеня отбиваться перестал.

– Нас побили, – сообщил Микола грустно. На скуле его красовался кровоподтек.

– Да? – Сеня выпрямился.

Микола помог ему подняться. Сказал:

– И телеги очистили.

– Супер, – сказал Сеня, оглядываясь.

Поляна сражения представляла собой жалкое зрелище. Одна из трех телег валялась на боку. Возле нее копошились двое крестьян, пытаясь поставить ее в правильное положение. Лошадь, полуотвязанная, оглядывалась на них и беспокойно фыркала.

На земле тут и сям валялись пучки соломы, кочаны капусты, сладкий перец и другие овощи. Видимо, телеги разбирались во время боя.

Возле разбитой клетки, лежащей на траве, гуляла довольная курица. Третий крестьянин заметил ее и стал обходить сбоку, похоже, намереваясь поймать.

– А где Мерлин? – спросил Сеня, встревожившись. Не прибили ли бедного старика в пылу драки?

– Не знаю, – сказал Микола, тоже вертя головой по сторонам. – Но я бы о нем не беспокоился. Он в таких переделках не участвует никогда…

– И другим не советую! – раздалось откуда-то сверху. – Ну-ка, помогите слезть!

Мерлин сидел на дереве, на толстой ветке метрах в двух от земли. «И как он только туда забрался?» – подумал Сеня.

Вдвоем Сеня с Миколой помогли старику благополучно спуститься на землю.

– Глупец! – сказал он Сене. – Король должен быть благоразумным! И если видит, что силы противника намного превосходят… Короче, не связываться со всякими придурками…

– Но это же несправедливо! – возмутился Сеня. – Грабеж среди бела дня!

Мерлин только пожал плечами, и направился к первой телеге, куда крестьянин ставил клетку с пойманной курицей.

А Микола сказал:

– Ну ночью они ж продуктов не разглядят. Что брать-то?

Сеня и Микола тоже направились к первой телеге. Микола, как понял Сеня, жил где-то на дворцовой территории и возвращался к себе.

Когда они уселись на телегу, возница сказал, кивая на единственную клетку с курицей да на два кочана капусты:

– Вот вам и весь провиант, Ваше Величество. И не говорите, что мало. Так бы что – они бы забрали половину, как всегда, остальное – вам! А теперь – фиг вам с маслом остался!

Сеня не стал указывать на неподобающее обращение к королю, он сказал:

– И часто они вас грабят?

– Два раза в неделю, – сказал крестьянин.

– Два раза в неделю?! – возмутился Сеня.

– Ага. Мы два же раза в неделю вам провиант доставляем, – беззаботно ответил крестьянин.

Телега двинулась дальше по дороге, а две другие разворачивались, чтобы вернуться обратно.

Глава 4

Подготовка к главному событию в жизни

Когда телега выехала из леса, Сеня сразу его увидел. Свой дворец. Видно его было издалека, потому что перед дворцом и вокруг него расстилались бледно-зеленые поля. Определить, к какому архитектурному стилю он относится, было невозможно. Похоже, строить его начали вон с той огромной и неуклюжей круглой башни из грубого серого камня. Потом к этой башне кто-то прилепил стену из белого камня с изящными зубцами. А дальше, видимо, пошло-поехало. Полукруглые высокие окна, квадратные маленькие окна, балконы с колоннами, крошечные балкончики – похоже, для цветов, но цветов на них не было, красная черепичная крыша, крыша, покрытая жестью… Гармонии при этом всем не было никакой. Зато в оригинальности дворцу отказать было никак нельзя!

Впечатление полного и бесповоротного хаоса усиливал парк, из которого дворец и торчал. Парк выглядел ощетинившимся и диковатым – буйная зелень, высокие раскидистые деревья и с трудом угадываемая планировка. «Но, возможно, это впечатление при взгляде издали», – подумал Сеня. Вблизи парк выглядел еще более лохматым и неухоженным. Деревья росли как попало, угрожающе раскидывая ветки, газоны поросли сорной травой. Розы одичали – цветы были мелкими, зато, правда, горели ярко-красным огнем. Но вряд ли кто решился бы полезть за ними в цепкие, колючие заросли.

Да, дворец не был идеален, это был не Петергоф и даже не Версаль. Но Сеня расправил гордо плечи. Это его, Сени Горохова, дворец! Он хозяин всей это роскоши. Ну ладно, не роскоши, а дикой причудливости и беспорядка…

Телеги стали огибать парк, Микола спрыгнул на повороте, пожелал удачного вечера и зашагал по дороге от дворца.

А телеги проехали вперед и остановились у левого крыла. Хотя крылом его можно было назвать с трудом, так, нагромождение стен, фантазия безумного архитектора.

Судя по запахам и по тому, что из распахнутых дверей выскочили поварята в белых высоких колпаках, здесь располагалась дворцовая кухня.

Поварята, готовые таскать и таскать, надрываясь, тяжелые корзины со съестными припасами, остановились в недоумении перед телегой.

Мерлин слез с телеги, Сеня – тоже. Возница пробурчал поварятам:

– Ну, забирайте то, что видите.

Мерлин сказал Сене:

– Идем за мной, провожу.

– А почему не с главного входа? – Сеня почему-то всегда считал, что короли ходят только через входы парадные. Видимо, плохо он историю знал.

– Если хочешь, иди с главного, – сказал Мерлин и махнул рукой вперед: – Туда, за угол, и вдоль. Увидишь крыльцо с колоннами, туда и иди. А я тут, тут ближе.

Сеня только пробормотал, устыдившись своих чрезмерных амбиций:

– Нет, я с вами.

Кухня была преогромная, из нескольких непонятно как расположенных комнат, к тому же все вокруг парило, дымило, коптило, шумело и бренчало. Повара покрикивали. Поварята суетились. Сеня бы потерялся тут моментально, если не Мерлин, который уверенно шел вперед. То есть, то сворачивал вправо, то влево, но куда-то они все же продвигались, потому что вскоре вышли в прохладный каменный коридор.

– Для кого они столько готовят? – удивился Сеня.

– Вечером коронация, – сказал Мерлин. – Все дворяне будут тут как тут.

– Но откуда они знают, что короля уже нашли?

Мерлин пожал плечами:

– Колокол же прозвонил. Большой Малый Динь.

Коронация! Ему, Сене, на голову наденут корону! Интересно, а у корон есть размеры? Голова у Сени была не очень-то большая. То есть, скорее, маленькая. Ну, в общем, не то чтобы маленькая, но она соответствовала его тщедушному тельцу. И Сеня забеспокоился, что корона ему окажется так велика, что когда его будут короновать, голова сквозь нее проскользнет и корона окажется на шее, как воротник. «Интересно, подумал Сеня, – а…»

– А у предыдущего короля была большая голова? – спросил он Мерлина.

Они входили в маленькую башенку, где была винтовая лестница. Мерлин обернулся и ответил:

– Шестидесят сантиметров в окружности.

– Да? – эта цифра Сене ни о чем не говорила. Он покупал шапки не глядя на размеры, просто примерял, как подойдет. Но шестьдесят, это похоже, очень много для головы. У Сени, наверное, всего сорок.

– У тебя, – Мерлин снова обернулся – он взбирался по ступенькам впереди Сени, – думаю, пятьдесят семь.

– Правда? – поразился Сеня. И подумал, что Мерлин, наверное, спец по головам. Или по коронам. Он спросил: – И вы так, на глаз опередляете?

– Хороший был бы я шляпник, если бы не мог размер головы на глаз определить.

– А вы шляпник? – удивился Сеня. Ему-то казалось, что Мерлин – это и есть профессия Мерлина.

– Каждый друид, – ответствовал Мерлин, – должен уметь сам сшить себе колпак. Потому что колпаки, они как перчатки, постоянно теряются, изнашиваются, опаляются пламенем и прочее…

Сеня подумал, что перчатки на обязательно опаляются пламенем (если это, конечно, не перчатки пожарного), но промолчал.

– Поэтому, – продолжал Мерлин, – каждый волшебник немного шляпник… Как и, впрочем, каждый шляпник немного волшебник.

– Да? – с сомнением сказал Сеня.

– Головной убор, – важно сказал старик, – может совершенно изменить лицо человека. А значит, и его поведение.

Сеня подумал, что это действительно может быть так. Особенно если головной убор – корона.

Но сказал о другом:

– Но вы же могли бы заказать кому-нибудь сшить себе колпак.

– Вот еще! – хмыкнул Мерлин.

Они поднялись наконец на второй этаж и вышли в широкий и длинный коридор, с потолка которого хрустальными гроздьями свисали огромные люстры. Прошли мимо нескольких разномастных дверей – то изящных резных, то из толстых досок и оббитых железом, то витражных (что изображалось на этих витражах, было совершенно непонятно – то ли мастер был не способен изобразить что-нибудь, хотя бы отдаленно напоминающее хоть что-нибудь, то ли, наоборот, был чертовски талантлив, перегнал свой век и дошел до абстрактной живописи, в которой по степени абстрактности дал фору самому Пикассо. Хотя какой в этой стране был век, это еще неизвестно. Но судя по общему развитию, можно было бы предположить, что до технической революции им еще топать и топать. По их неровным и бандитским дорогам).

Мерлин толкнул одну из простых деревянных, выкрашенных белой краской дверей, сказал, заходя:

– Твоя спальня, Ваше Величество.

Они зашли в большую квадратную залу с окнами во всю противоположную двери стену. Да, спальня была – сказать большой, это не сказать ничего – она была размером с… пожалуй, с небольшую дачку. Хочешь – бегай, хочешь – на велосипеде катайся.

Но ожидалось, что в ней всего лишь будут спать: у стены на возвышении стояла кровать с голубым бархатным расшитым золотыми королевскими лилиями балдахином. Бахрома с края балдахина была оторвана и свисала дохлой золотистой змейкой, а в центре полога была продрана дыра.

Мерлин увидел, куда смотрит Сеня, и сказал:

– Даже не спрашивай, – потом добавил: – Не проси никого прятаться на пологе…

– Кого?

– Хоть кого, – сказал Мерлин.

Все остальное в комнате было подобно кровати: роскошным, но до того потертым, рваным, излохмаченным временем и не только им, что хоть плачь. Плашки выложенного узором паркета покоробились, и некоторые торчали горбом, так что Сеня чуть не споткнулся. Обои, похоже, шелковые, выцвели так, что рисунок почти исчез. Изогнутые ножки одного из стульев были грубо приколочены гвоздями – так, что расщепилось дерево. На камине стоял гипсовый бюст с облупленным носом.

– И предыдущий король тут жил? – с сомнением спросил Сеня.

– Где же еще, – сказал Мерлин.

Зато окна оказались стеклянными дверьми на большой балкон, с великолепным видом на парк.

Мерлин дважды громко хлопнул в ладоши и тихо сказал Сене:

– Вот так будешь его звать.

– Кого? – не понял Сеня.

Но в этот момент ответ сам зашел в комнату – и он был даже не человеком. Или не совсем человеком. Или человеком особой расы. Такой… Лягушачьей.

В общем, фигура у него была вполне человеческая, ну разве что ноги слишком поджарые и длинные (да, Сеня это заметил сразу, потому что ноги эти были выставлены на всеобщее обозрение с помощью белых чулок). А вот голова! Да, голова под малиновым беретом была совершенно лягушачья: зеленая, с большим ртом и выпученными темными глазищами. И ко всему – ушей на этой голове абсолютно не наблюдалось!

М-да. Впрочем, если у них тут и герцоги, и Мерлины, и викинги, и кто там еще… Сеня пытался вспомнить слова крестьянина – вроде тот упоминал гномов и котов… Так почему бы не быть и человеку-лягушке?

Человек-нечеловек был в коротких зеленых штанишках с бордовыми разрезами и в зеленом камзоле. Костюм наподобие этого Сеня видел во французском историческом фильме. Кажется, на герцоге Анжуйском.

Зеленый человек, едва переступив порог, раскланялся, расшаркался, причем снял с головы берет (и оказался совершенно лысым, что, впрочем, почему-то не удивило Сеню), и махал им так, что перо прошлось метелкой туда-сюда по паркету.

А потом выпрямился и произнес с расстановкой:

– Ваше Величество, позвольте представиться. Я Ля Гуш, ваш писарь и церемонимейстер.

– Оч-чень приятно, – почему-то то, что зеленый человек заговорил, изумило Сеню больше, чем то, что он носит штаны. – А я Арсени…

– Арчибальд, – сказал Мерлин внушительно, – Первый!

Сеня закашлялся. Нет, может быть, Арсений и неподходящее имя для короля. Но тогда он мог бы быть, например… Артуром! Да, королем Артуром!!! Но не Арчибальдом же!

Человек-лягушка между тем снова раскланялся. Видимо, на придворном языке это означало: «Мне тоже очень приятно познакомиться».

Мерлин приветственно махнул ладонью человеку-лягушке, и не успел тот ответить, сказал:

– Ну, я пошел. А вы тут веселитесь, – и он направился прочь, но потом приостановился, оглянулся, посмотрел на Сеню внимательно и сказал: – М-да, опеределенно.

– Что определенно? – не понял Сеня.

– Пятьдесят седьмой, – ответил Мерлин уже из коридора.

– А вы, – растерялся Сеня, – куда?

– Корону подгонять! – донеслось издалека.

Ля Гуш тактично произнес:

– Не желаете ли умыться с дороги, Ваше Величество?

Сеня желал не просто умыться. Он осведомился о наличии душа, Оказалось, душа нет (даже и слова такого Ля Гуш не знал), но есть ванна. И дверь в «ванную залу» находится практически рядом с кроватью – Сеня ее не заметил, потому что она дверь была скрытой – казалось, в стене, прямо по обоям и панелям, просто вырезан прямоугольник.

Человек-лягушка прошел к коридору, выглянул туда и, сложив зеленые ладони рупором, прокричал:

– Ванну королю!

Казалось, эхо запрыгало по всему этажу, но эхо было неточным, сначала прозвучало: «Король грязный!», потом: «Корыто!», а дальше Сеня уже и не расслышал.

Сеня застыл в недоумении, а Ля Гуш невозмутимо сказал:

– Пока они будут готовить ванну, я зачитаю вам, как вам себя вести на коронации, – он достал из-за пояса, куда перед этим сунул берет, свиток, развернул его и прочел: – Ведите себя с достоинством.

Сеня пробормотал, несколько уязвленный:

– И так понятно.

Ля Гуш сложил свиток и заткнул его обратно за пояс.

– А дальше? – обеспокоился Сеня. – Извини, я не должен был перебивать…

– Король никогда не перебивает. Он только оживляет беседу, – заметил Ля Гуш. – И я зачитал весь текст.

– Да? – удивился Сеня.

Ля Гуш взволновался:

– Если вы желаете, я могу почитать что-нибудь еще…

– Что, например? – спросил Сеня.

Ля Гуш снова достал свиток, развернул его, поискал глазами, предложил:

– Правила поведения короля на воде.

– Интересно, – сказал Сеня.

Ля Гуш, подбодренный его замечанием, радостно зачитал:

– Не зная броду не суйся в воду!

– Мудро, – пробормотал Сеня.

В этот момент в коридоре послышался шум, шаги, и в спальню стали заходить слуги с ведрами горячей воды. А потом и еще слуги – с полотенцами, мочалками, губками, мылом, какими-то флаконами.

Воду налили в высокую белую эмалированную ванну, стоявшую на четырех золотых лапах, полотенце и прочее положили на стул рядом с ней. Двое слуг остались. Сеня подумал, не ждут ли они чаевые – кто его знает, как в этих дворцах заведено?

И он готов был уже извиняться, что у него нет при себе денег, как один из слуг шагнул к нему и схватил за рубашку:

– Я помогу Вашему Величеству раздеться…

Сеня оттолкнул его, крикнул от испуга:

– Да вы что! Я сам…

– Но… – сказал удивленный слуга.

– Идите, идите, – велел им Сеня.

– А – спинку потереть? – вежливо осведомился второй слуга.

– Я сам, сам! – сказал Сеня.

– А – с кувшинчика полить? – удивленно спросил первый.

Сеня вздохнул и снова повторил:

– Сам.

Слуги, несколько обиженные, ушли.

Мыло оказалось душистым, вода горячей. Сеня вымылся с удовольствием, не спеша. Вылез и вытерся большим льняным полотенцем. Заметил на втором стуле сложенное белье. Это были панталоны и рубашка. Все из тонкого хлопка ли, батиста. Все с кружевами и завязочками. Он надел все это, а свои красные трусы постирал в ванной и повесил на спинку стула, рассчитывая надеть их, как только они высохнут. Потому что удобнее они. Если бы он знал, где и когда он их увидит в следующий раз, он бы их тут не оставлял так беспечно, а велел стеречь и закрыл бы ванную залу на замок.

Когда он вышел из ванной, он увидел, что в спальне успели прибраться: пол блестел, а мебель будто стала ярче – видимо, с нее вытерли пыль, на кровати красовалось другое покрывало.

А еще он увидел с десяток слуг, выстроившихся в линию. В руках каждый из них держал предмет гардероба. Ля Гуш стоял перед ними, как дирижер, у него в руках снова был развернутый свиток. Ля Гуш повернулся к Сене и сказал:

– Ваша одежда для коронации, сир.

– Но коронация вроде бы вечером, а сейчас… – неуверенно произнес Сеня.

Ля Гуш достал из кармана камзола часы на цепочке:

– Сейчас четверть пятого. Коронация в шесть. То есть менее чем через два часа! – в ужасе воскликнул он. – Мы едва успеваем!

Он живо спрятал часы обратно в карман, снова раскрыл свиток и торопливо провозгласил:

– Рубашка парадная, с кружевами шириной не менее тридцати двух сантиметров.

Первый в шеренге слуга, в руках которого было что-то, напоминающее белоснежно-золотую пенную гору, шагнул к Сене.

Парадную рубаху полагалось надевать поверх нижней. Что Сеня и сделал с помощью слуги. Ушло на это всего минут двадцать. Благодаря круглым пуговичкам в количестве штук ста. Причем они были гладкие и маленькие. И, похоже, жемчужные. Наверное, одна эта рубашка стоит целое состояние.

Слуга обошел Сеню, чтобы поправить воротник. И Сеня услышал тихое «Ох!» за спиной. Он обернулся, слуга отошел обратно в шеренгу, пряча глаза.

Ля Гуш строго посмотрел на него, сам подошел к Сене, заглянул за спину, произнес спокойно:

– Ничего. Поверх будет камзол.

– Да что там такое? – спросил Сеня.

– Ничего особенного, – невозмутимо ответил Ля Гуш. – Небольшая… прореха.

Прорехи в этом дворце, как уже понял Сеня, действительно были в порядке вещей. И Сеня только пожал плечами. Под камзолом так под камзолом. Главное значит: не снимать камзол.

За дырявой рубашкой последовали: чулки с протертыми пятками («Ничего, – сказал Ля Гуш, – поверх же будут туфли»), пышные штаны с оборванным кружевом на правой штанине (Ля Гуш оборвал его и на левой, выкинул в окно и сказал: «Главное – симметрия»), и туфли с пряжками, усыпанными алмазами (туфли оказались размера на два больше). С камзолом все было вроде бы в порядке. По крайней мере, нигде не жало.

После этого Ля Гуш сделал знак рукой слугам, одни бросились раздвигать полузакрытые шторы, другие выкатили откуда-то из угла большущее зеркало. И подкатили его к Сене.

Сеня с радостным нетерпением шагнул к нему, потерял туфлю и чуть не упал, Ля Гуш метнулся к нему, поддержал, кивнул слуге, тот подобрал туфлю и снова надел Сене на ногу.

«Хоть бы во время коронации так не опозориться», – подумал Сеня. И посмотрел наконец на себя в зеркало.

Он увидел коротышку, который тонул в ворохе одежды. Он понял, почему камзол был такой удобный – он был шире самого Сени раза в два. Голова Сени выглядывала из всего этого пышного бело-парчового великолепия, как голова цыпленка из скорлупы. Жалкая маленькая белобрысая голова на тонкой шее. И Сеня еще воображал себя величественным! И его поза – он встал, подбоченившись и выпятив грудь – была совершенно смешной и нелепой.

Ля Гуш, похоже, все понял по выражению Сениного лица и сказал:

– Это еще не все, Ваше Величество!

«Неужели?» – мрачно подумал Сеня, но ничего не сказал, а послушно уселся за небольшой туалетный столик и позволил накинуть себе на плечи простыню.

В кожу его лица втерли какой-то крем, потом лицо посыпали розовой-прерозовой пудрой, потом на голову надели белый кучерявый парик, так что Сеня стал похож на Мальвину. Потом опять посыпали пудрой – уже золотой, и уже вместе с париком. И побрызгали ужасно душистыми духами – так что Сеня, старавшийся не вдохнуть пудру, сейчас все же расчихался.

– Великолепно! – с восхищением сказал Ля Гуш, глядя в зеркало.

Сеня ничего великолепного не видел и надеялся только, что коронация –это единственный день, когда королю положено пудриться.

А потом слуга принес ту деталь парадного туалета, что привела Сеню в восторг – и это была шпага.

На Сеню надели портупею – широкую замшевую ленту накинули на правое плечо, она пересекала грудь наискосок, и у левого бедра к ней привесили шпагу. То есть ножны.

Когда дико обрадованный Сеня схватился за золотой витой эфес, и вытащил шпагу, оказалось, что шпаги, как таковой, и нет. Есть всего сантиметров пятнадцать клинка.

– Кхм, – смущенно кашлянул Ля Гуш, – вы не вынимайте ее, Ваше Величество. Вы же не на войну идете и не на дуэль.

– Ну да, – огорченно пробормотал Сеня, засовывая шпагу обратно.

В общем, нужно было только не снимать камзол, не терять туфли, не вынимать шпагу – и все будет отлично.

От волнения и от смущения, что ли, но Сеня почувстовал зверский голод, и вспомнил, что он давным-давно не ел.

– Знаете, – робко сказал он Ля Гушу, – я что-то немного проголодался…

– Разумеется! – огорченно сказал Ля Гуш. – И как я сам не подумал!

Он свирепо поглядел на слуг и крикнул:

– Ча-ю королю!

Три человека тут же сорвались с места и убежали.

Ля Гуш вынул из кармана часы, сказал:

– Не волнуйтесь, Ваше Величество, мы успеваем!

– А сколько сейчас? – спросил Сеня.

– Без двадцати пяти шесть, – ответил Ля Гуш немного нервно.

– А коронация – здесь же, во дворце? – осведомился Сеня.

– Да, – кивнул Ля Гуш вежливо, – в парадной зале. Она на первом этаже.

– Значит, идти недалеко, – улыбнулся Сеня. – Успеем.

– Да, – сказал Ля Гуш, – недалеко. Минут за пять дойдем. Хотя учитывая м-м-м… туфли…

Да, в этих туфлях кросс Сеня не побежал бы.

Ля Гуш стоял и постукивал башмаком по полу. Сеня стоял и теребил эфес шпаги, чувствуя неловкость, что так обеспокоил людей. Он хотел было сказать, что обойдется и без чая, как в дверях появились слуги. Один нес поднос с шоколадными пирожными, а другой – поднос с чайником, чашками и прочей посудой.

– Садитесь, садитесь, Ваше Величество, – проговорил Ля Гуш.

И Сеня плюхнулся на ловко подставленный Ля Гушем стул. Ля Гуш моментально схватил с подноса с посудой большую салфетку, встряхнул ее, расправляя, и повязал Сене на шею. Потом писарь-церемоннимейстер быстро налил чаю, спросил: «Сливки?» и после Сениного кивка налил сливок, так же по согласию Сени бросил два кусочка сахара и, не успел Сеня и взяться за ложечку, сам размешал чай и подал его Сене в руки. Похоже, в экстремальных ситуациях церемоннимейстер предпочитал все делать сам, не полагаясь на слуг.

Сеня взял одно из пирожных и проглотил его в два откуса. Не хотелось ему подводить Ля Гуша. И к тому же опоздать на собственную коронацию!

В итоге Сеня расправился с двумя пирожными и с двумя чашками чая за две минуты! По одной на каждую порцию!

Ля Гуш, не успел Сеня и воспротивиться, промокнул ему губы краем салфетки, потом пару раз взмахнул помпоном с пудрой перед лицом Сени, и Сеня опять расчихался. А Ля Гуш сказал:

– Пора! – и буквально выхватил из-под Сени стул.

– Да-да, – пробормотал Сеня, спеша к выходу из спальни и все же успевая еще раз мельком взглянуть на себя в зеркало. Издалека казалось, что вместо цыпленка из кучи одежды теперь выглядывает белый баран.

В коридоре Ля Гуш снова вынул часы.

– Сколько? – на ходу спросил Сеня.

– Без десяти шесть, – будто бы спокойно произнес Ля Гуш, но голос его предательски дрожал.

А Сеня вдруг как назло почувствовал, что ужасно хочет… «И зачем было пить столько чаю!» – подумал он. Можно было и потерпеть, но коронация может продлиться неизвестно сколько времени…

– Кхм, – кашлянул Сеня на бегу.

– Что, Ваше Величество? – с подозрением спросил Ля Гуш.

– А где у вас тут…

– Что? – с еще большим подозрением спросил Ля Гуш.

– Н-ну… туалет, – сказал Сеня.

Сене повезло. Туалет находился буквально в двух шагах – в эркере. Ля Гуш проводил его до деревянной досчатой двери. Возле двери стоял гвардеец в серо-голубой форме.

– Это король, – сказал гвардейцу Ля Гуш.

Гвардеец посмотрел на Сеню с недоверием, но посторонился.

Туалет оказался небольшой комнатой. Под малюсеньким окошком-бойницей было нечто вроде деревянного короба и на этом коробе была деревянная овальная унитазная крышка. Сеня ее открыл – да, это и был обычный унитаз, но встроенный в этот короб.

У другой стены стоял умывальник. Обычный, деревенский. С подвешенным к емкости звенящим штырьком. И, как выяснилось минутой позже, в умывальнике даже была вода, так что Сеня смог вымыть руки.

Выходя из туалета, Сеня заметил, что к двери прикреплена золотая эмблема-корона. Гвардеец, проследив за его взглядом, тихо хмыкнул.

Когда они с Ля Гушем спускались по винтовой лестнице, Сеня спросил:

– А зачем охрана?

– Возле туалетного кабинета? – уточнил Ля Гуш. – Чтобы обеспечить персонализацию.

– Что? – не понял Сеня.

– Чтобы только для короля, – пояснил Ля Гуш.

– А остальные как же? – поинтересовался Сеня. Народу в этом дворце работало уйма.

– Для остальных есть туалеты снаружи, – сказал Ля Гуш. – На заднем дворе.

По извилистым коридорам первого этажа туда-сюда бегали слуги – с подносами, канделябрами, стульями, цветами в вазах.

Ля Гуш остановился перед двойными дверями, богато украшенными золотыми завитушками. По бокам двери стояли два стражника – эти, как и гвардеец около туалета, тоже были одеты в серо-голубую форму, но только более нарядную, обшитую серебристым шнуром. В руках стражников были пики. Тот, что стоял слева, ел рогалик. Крошки сыпались на пол. Ля Гуш строго взглянул на жующего, и тот, замявшись, быстро спрятал рогалик в карман куртки.

Ля Гуш взглянул на свои часы, убрал их, повернулся к Сене:

– Я сейчас зайду и объявлю о вашем прибытии, сир. И вы тогда войдете в залу.

Сеня кивнул.

Глава 5

Натурально, коронация

Ля Гуш сказал стражам:

– Открывайте.

И те распахнули двери. В коридор вырвался гул сотен голосов.

Бесконечное, как показалось Сене, пространство зала было заполнено людьми. От его ног убегала вдаль бордовая дорожка. Лица терялись в блеске сережек, бус и брошей, в белоснежной пене кружев и сероватой пене париков, в разноцветном бархате, переливающемся шелке и сияющей парче. И только оголенные плечи и едва не оголенные бюсты дам бросались в глаза.

Голоса притихли. Все взгляды обратились к двери. Сеня стоял, чувствуя себя певцом на сцене. И ему ужасно хотелось сбежать. Но потом он вспомнил, как король должен вести себя на коронации. И – с достоинством – задрал подбородок.

А Ля Гуш важным шагом зашел внутрь. И Сеня услышал, как церемониймейстер объявил торжественно:

– Его Величество Король Гольштании Арчибальд Первый!

Сеня шагнул в зал. И в тот же миг в уши ему ударил звук фанфар. Люди в зале заулыбались. Дамы энергичнее замахали веерами.

И Сеня под этот тихий шелест, медленно, следя за тем, чтобы не слетели туфли, пошел по ковровой дорожке. Ля Гуш следовал за ним чуть позади.

Все склоняли головы при его приближении. Сеня чувствовал себя жутко неудобно. Он, конечно, всегда гордился, что он дворянин. Но никогда не предполагал, что это делает его выше других. Он просто думал, что обязан быть благородным и невероятно честным, раз уж он дворянин.

А тут ему вдруг оказывают такое почтение. И только потому, что у него какое-то звание. Сеня растерялся ужасно. Потом он вдруг вспомнил, как смотрел инаугурацию президента по телевизору – там все жали президенту руки. Пожать им руки? Чтобы они поняли, что он вовсе не задается. Пусть увидят, какой у них дружелюбный и демократичный новый король.

Сеня схватил первую попавшуюся руку и как можно энергичнее (потому что он ужасно боялся, что все заметят, как он трусит) потряс ее. Поднял голову и едва не уперся носом в высокий декольтированный бюст. Над декольте было нарумяненное лицо с круглыми испуганными глазами.

– Э… – заикнулся Сеня. Что сказать-то? «Здрасьте, я ваш новый король»? И Сеня выговорил бессодержательно-вежливое: – Добрый вечер, сударыня…

У уха Сени прозвучал тихий голос Ля Гуша:

– Баронесса Рюменпунш. И отпустите ее руку наконец!

Сеня отпустил ручку баронессы, будто его ужалили. Произнес:

– Баронесса. Очень рад.

Баронесса присела в реверансе:

– Ваше Величество.

Сеня увидел, что у нее задрожали ресницы.

Никогда еще женщины так не волновались во время разговора с Сеней!

Это окончательно сбило Сеню с толку, так что душевных сил пожимать руки и дальше у него уже не осталось. И он просто поплелся вперед по красной, в пятнах то ли от вина, то ли еще от чего, дорожке – и смотрел он только себе под ноги.

Дорожка взбиралась на ступеньки. Сеня поднял взгляд и увидел прямо перед собой трон. Слева от трона стоял Мерлин – по случаю коронации, видимо, на нем был другой, серебристый колпак. Справа стоял герцог де Гуз, сейчас поверх черного его камзола на алой ленте висел какой-то похожий на звезду орден. Герцог хмурился, Сене стало не по себе, когда его глаза встретились с колючим взглядом герцога. Но Сеня поднялся по трем ступенькам к трону.

Рядом с Мерлиным стоял мальчик с красной бархатной подушкой в руках. На подушке возлежала корона. Взгляд Сени невольно задержался на ней. Корона была простая, невысокая, с редкими зубцами. Золотая, похоже, но без драгоценных камней.

Но лучше бы он рассматривал задрапированную бархатом стену позади трона, потому что он успел только увидеть, что она будто подернута белесым колышащимся туманом, как Ля Гуш прошептал ему строго:

– Повернитесь же к подданным!

И Сеня развернулся к разнаряженным придворным. К нему шагнул Мерлин, встал рядом и громовым голосом провозгласил:

– Сегодня, девятнадцатого августа, туман неведения рассеялся передо мною. И звезды указали мне, кто будет нашим королем.

Зал зааплодировал. И Сеня снова почувствовал себя артистом на сцене.

Аплодисменты не помешали ему расслышать тихий злобный шепот позади:

– Какие звезды посреди бела дня?

Разумеется, это был герцог. Мерлин сделал вид, что не слышал, он повернулся к герцогу и произнес медовым голосом:

– Герцог… – и сделал пригляшающий жест рукой.

Герцог сморщился еще больше (если это только было возможно), и шагнул к Сене.

А Мерлин произнес, обращаясь к придворным:

– Знак Первейшего из Первейшей Знати с сего дня переходит от герцога де Гуза Его Величеству.

Герцог обнажил желтоватые зубы в некоем подобии улыбки, снял с себя красную ленту с орденом и подошел к Сене. Сеня наклонил голову, герцог надел ему ленту на шею. Он продолжал улыбаться, но зубы его при этом скрежетали так, что, казалось, вот-вот их осколки посыпятся на пол.

– И Его Величество получает титул… – начал объявлять Мерлин.

Сеня замер. Настоящий дворянский титул! Это совсем другое, чем доказательства из архива! Сеня станет самым что ни на есть настоящим…

– … пэриссимо! – договорил Мэрлин.

«Пэриссимо»? – Сеня с недоверием посмотрел на старика. Разве существует такой титул? Но в Гольштании, похоже, существовало все. Мерлин с улыбкой смотрел в зал, а зал снова аплодировал.

Сеня смирился. Пэриссимо так пэриссимо. Это, судя по названию, самый главный над пэрами.

– Герцог? – почти нежно обратился к герцогу Мерлин.

Герцог, свирепо раздувая тонкие ноздри, стянул с руки перстень с огромным синим камнем и ткнул им в Сеню. Сеня машинально перстень взял.

– Это знак пэриссимства, – тихо пояснил Ля Гуш, который так и оставался рядом с Сеней.

Сеня надел перстень на палец. Перстень был ему слегка великоват.

Герцог, ссутулившись, вернулся на свое место. Сене стало его даже немного жаль. При всех отобрали титул и украшения. Но все же, все же… именно герцог собирался Сеню совсем недавно беспощадно сжечь!

Так что Сенино чувство справедливости тут же провозгласило, что все идет как надо.

– К трону, – подсказал ему в затылок Ля Гуш.

Сеня снова развернулся лицом к трону и снова не успел разглядеть, что за туман шевелился у портьер. Потому что Ля Гуш поднял мягкую седушку трона, убрал ее в сторону и сказал:

– Читайте.

Под седушкой лежал плоский камень, и на нем были выбиты слова. Крупными, неровными буквами. Местами они были стерты.

– Громко, – подсказал Ля Гуш.

– Спиной к зрителям? – прошептал Сеня. Он теперь уже чувстовал себя актером на сто процентов.

– Да, – прошептал Ля Гуш.

Сеня откашлялся смущенно. Хорошо, что текст был совсем короткий. Сеня начал читать:

– Я, имя…

– Ваше имя! – подсказал Ля Гуш.

– Я, – снова начал Сеня, – Арсений Горохов…

– Арчибальд! – в отчаянии просипел ему в ухо Ля Гуш.

А в зале зашептались в недоумении. Герцог ухмыльнулся кривой ухмылкой.

– Я, – вымученно, в третий раз повторил Сеня, – Арчибальд…

– Первый! – подсказал теперь голос Мерлина.

– … Первый! – повторил Сеня. И продолжил по тексту: – Обещаю. Ничего тут не менять… Уважать обычаи и традиции страны…

Сеня уже хотел было развернуться, но в бок его больно толкнул острым локтем Мерлин и сказал сердито:

– И еще внизу строчка!

Сеня поискал глазами. Внизу ничего не было.

– Впереди трона! – сказал Мерлин.

Сеня посмотрел на переднее ребро камня. И правда, по узкой этой стороне шли буквы, не выдолбленные, а написанные золотистой краской. Сеня их послушно прочел:

– И слушать советов Мерлина.

Зал, будто ждал этой фразы, зааплодировал снова. Ля Гуш вернул седушку трона на место. Сеня развернулся к публике и едва сдержался, чтобы не раскланяться.

Мерлин прислонил посох к трону, взял с подушки корону двумя руками и поднял ее над головой Сени:

– Объявляю тебя королем Гольштании, Арчибальдом Первым!

Корона оказалась тяжелой, но по голове впору и проскальзывать до шеи не собиралась. Внутри, по самому нижнему краю ее шла мягкая лента. И голове было почти что комфортно. Видимо, Мерлин и правда был хороший шляпник.

Потом подошли два пажа и накинули ему на плечи длинную бордовую мантию, подбитую горностаем.

Придворные закричали:

– Да здравствует король!

За спиной десяток голосов тоже прокричал: «Да здравствует король!» Но Сеня и не понял, откуда там могло оказаться столько людей. Он обернулся, чтобы посмотреть, но снова ничего не успел разглядеть толком, кроме движущегося тумана, потому что Ля Гуш скомандовал ему коротко:

– На трон! На трон садитесь!

Грянула веселая музыка – на балконе в дальнем углу расположились скрипачи и трубачи.

Сеня плюхнулся на трон. Спина его, несмотря на подбитую мехом мантию, вдруг ощутила холод. Будто он сел спиной к открытой дверце холодильника. Так как он начал озираться по сторонам, пытаясь понять, откуда так дует, Ля Гуш склонился к нему:

– Что-то не так, Ваше Величество?

– Что за троном? – спросил Сеня.

– За троном? – переспросил Ля Гуш.

– Да. Так дует.

– Это не дует, Ваше Величество. Это пэрвидения.

– Что? – ужаснулся Сеня и чуть не вывернул шею, оглядываясь.

Он и правда, увидел, что туман – это вовсе не туман. А неясные полупрозрачные фигуры. Просто яркий свет зальных люстр в сотни свечей делал их почти невидимыми.

– Привидения… – в ужасе повторил Сеня.

– Пэр-видения, – с почтением поправил его церемонимейстер. – Потому что дворцовые привидения.

– Да? – переспросил Сеня. Но ему, честно говоря, было все равно, как они называются. Главное – они стояли, то есть – колыхались – за его спиной!

Поэтому он даже не заметил, что музыка закончилась. Ля Гуш развернул длиннющий, метра в два, свиток и стал зачитывать имена всяких маркизов, графов и баронов. Эти самые называемые Ля Гушем подходили, останавливались на момент у нижней ступеньки, прямо перед Сеней, и делали реверансы – кланялись, изящно взмахивая руками и шаркая ногами. Их было так много и они были так похожи друг на друга, что Сеня никого и не запомнил.

Та баронесса, которой Сеня сдуру пожал руку, подошла к трону и бросала на новоиспеченного короля такие страстные взгляды и так красноречиво обмахивала пышную грудь веером, что Сеня почувствовал, что краснеет, и перевел взгляд на пряжки своих замечательных туфель.

Наконец, когда были представлены младшие сыновья и дочери баронетов, и прошло никак не менее двух часов с начала церемонии коронации, очередь к трону иссякла.

Ля Гуш вышел вперед и объявил:

– Его Величество приглашает дорогих гостей на пир в честь коронации. К шести часам. А пока Его Величество предлагает совершить прогулку по парку и насладиться свежим воздухом.

Как много Сеня предложил, мало что даже на открыв рта, но даже ни о чем и не подумав!

Слуги распахнули стеклянные двери, ведущие в парк. Придворные стали выходить. Герцог, гордо задрав острый подбородок, спустился с подиума и тоже направился в парк.

В зале от свечей и от присутствия большого количества людей стало душно и тепло. Пахло пудрой и духами. А в спину, только сейчас понял Сеня, уже давно никаким холодом не веяло.

Сеня обернулся. Туман исчез.

– Они давно ушли, – сказал Мерлин с улыбкой, взял свой посох и тоже пошел к стеклянной двери.

А Ля Гуш проговорил совсем тихо Сене на ухо:

– Они никогда не остаются на скучные мероприятия.

– Отлично, – пробормотал Сеня и спросил у Ля Гуша неуверенно: – Значит, и я пойду прогуляюсь?

– Как желаете, Ваше Величество, – склонил голову Ля Гуш.

Сеня желал. Он встал с трона. Мантия была тяжелой и тянула плечи вниз. Корона тоже как будто бы потяжелела за эти два часа.

– Могу я… – спросил Сеня у зеленого церемонимейстера, – снять мантию и корону? Или мне в них остаться?

– Как желаете, Ваше Величество, – повторил Ля Гуш с почтением. Вроде бы с почтением.

Сеня снял мантию и положил ее аккуратно на трон. Снял корону, к нему тут же шагнул паж с подушкой, и Сеня положил корону на подушку. Потом посмотрел на нее с сожалением, подумал. Нет, голова все же устала.

И, освобожденный от тяжестей, легким шагом направился к распахнутым стеклянным дверям. И услышал, что кто-то следует за ним. Он обернулся: это были пажи, с мантией и с короной, и Ля Гуш.

– Зачем это? – спросил Сеня пажа, кивком указывая на мантию.

– Вдруг вы замерзнете, – сказал мальчик-паж.

– Лето же, – сказал Сеня. – Иди отдыхай.

– Так положено, – робко сказал паж.

– А корона? – спросил Сеня у Ля Гуша.

– Тоже, – коротко сказал Ля Гуш.

Сеня подумал, что же теперь – он будет гулять как под конвоем?

– А вы? – спросил он Ля Гуша.

– Можете мне тыкать, Ваше Величество, – с уважением сказал Ля Гуш.

– Хорошо, – сказал Сеня. – А ты – зачем?

– Чтобы быть рядом, – сказал Ля Гуш.

– Зачем? – упрямо повторил Сеня.

– Так положено, – ответил Ля Гуш.

– Зачем? – Сеня понимал, что он сейчас своими «зачем?» напоминает капризного ребенка, который не хочет идти в детский сад. Но он понимал, что если он сегодня позволит этой троице увязаться за ним, то они, пожалуй, от него никогда не отвяжутся.

Ля Гуш немного растерялся. И Сене это понравилось, потому что до сих пор терялся только он сам. Но потом Ля Гуш все же ответил:

– А вдруг вы захотите продиктовать новый указ?

– Действительно, – сказал Сеня и после некоторого раздумья добавил: – И вот мой новый указ.

– Указ номер один! – торжественно отозвался Ля Гуш, моментально развернул чистый рулон бумаги, выдернул из берета, что так и был заткнут за пояс, перо, и отвинтил крышку у висевшей на его шее чернильницы.

«Значит, перья на берете – вовсе не украшения, – понял Сеня, – а рабочий инструмент».

Ля Гуш макнул перо в чернильницу.

– Королю… – продиктовал Сеня, – позволяется гулять в чем хочется… – потом на всякий случай уточнил: – и где хочется…

Ля Гуш строчил.

– Одному! – сказал Сеня главное.

И пошел в парк. Один.

Глава 6

Нагул аппетита и спасение некоторых подданных

Не то чтобы Сене нравилось гулять по дикой чащобе, ломая ветки и срывая колючки с одежды, но после всех сегодняшних сумасшедших событий и после парадной суматохи ему хотелось побыть одному. Подумать. Успокоиться быть может. Поэтому он направился по самым нехоженным дорожкам в самые тенистые кущи.

Прежде всего, он не мог понять, как он попал в это странное место. И что это за место такое? И что ему вообще теперь делать?

Самой большой загадкой было, что это за мир и где он находится. Это явно было не на Земле. По крайней мере, не на той Земле, с которой прибыл Сеня. После недолгих размышлений Сеня решил, что это параллельный мир. Он читал, что параллельные миры, скорее всего, очень похожи, просто находятся в разных гранях реальности. И похожи они, как похоже на предмет его отражение в зеркале. Но в зеркале не простом, а кривом.

Так и мир, в который попал Сеня, отражал обрывки и лица земной истории и даже земных легенд в нелепом абсурдном искажении.

Во-вторых, как же он сюда попал? Сеня подозревал, что к этому причастен Мерлин – слишком уж он пугливо уходил от Сениных вопросов, что да как. И отрицал, что появлялся в офисе в зеркале. Возможно, предположил Сеня, Мерлин должен был во что бы то ни стало сделать Сеню королем. Но почему именно Сеню? Неужели и правда просто-напросто какие-то звезды указали на него? И чтобы удержать Сеню на троне, старик даже припугнул его казнью и не хотел рассказывать, как выдернул Сеню из его Вселенной – чтобы он не попросил вернуть его обратно.

Вот тут перед Сеней вставал третий вопрос – самый простой. (По крайней мере, для Сени). Пытаться всеми силами вернуться обратно (если это вообще возможно) или остаться и править страной. Простой вопрос – потому что ответ на него для Сени был абсолютно ясным. Никогда еще в своей жизни Сеня не чувствовал себя так на своем месте, как сейчас.

Одновременно с тем, как Сеня выбрался из темной чащи вопросов, ему захотелось выбраться и из темной чащи парка. Он брел наугад, пересекая лужайки, поросшие бурьяном, и обходя колючие кусты одичавших роз, пока не услышал невдалеке звяканье посуды. Он пошел на этот звук, и вышел к ровной, покрытой плиткой большой площадке, в центре которой находился круглый фонтан – нерабочий, разумеется. Вокруг фонтана, кругом, были расставлены покрытые белыми скатертями столы. Около столов сновали взад-вперед лакеи, расставляли приборы, стулья, серебряные канделябры со светло-желтыми восковыми свечками.

Недалеко, под раскидистыми деревьями устраивались музыканты: ставили пюпитры, настраивали скрипки, флейтист дышал на блестящие кнопочки флейты и начищал их рукавом.

Сеня приблизился к столам. На тарелках стояли карточки с именами, написанными до того завитыми буквами, что Сеня не мог разобрать ни одного имени. Мимо прошествовал лакей с блюдом, на котором красовался копченый окорок. Лакей поставил блюдо на стол недалеко от Сени, потом заметил Сеню, поклонился ему и ушел.

Сене ужасно захотелось отрезать кусочек мяса или украсть хоть помидор, но это было бы неудобно. Он оглянулся – лакеи сновали туда-сюда. А потом он вдруг снова увидел ИХ – два зеленых фосфоресцирующих глаза. Они светились, как фары, среди листвы. Они даже не мигали. А потом двинулись к Сене. Почти бесшумно. Только едва слышно зашуршали ветки.

И из кустов выглянула большущая кошачья морда – серая с полосками – розовый нос потянул воздух, принюхиваясь. Изумрудные глаза посмотрели на Сеню задумчиво и даже как будто вопросительно.

– Не бойся, – сказал коту Сеня. Хотя кто тут испугался – это был еще вопрос.

Кот слегка прищурил один глаз, будто оценивая обстановку и, наконец, вышел из зарослей весь – оказавшись размером с приличного лабрадора. Но выглядел он, несмотря на размер, мирно. И, казалось, смотрел на Сеню даже с улыбкой. Если бывают улыбающиеся коты.

Сеня и сказал ему:

– Кис-кис… – и подумал угостить кота кусочком бараньего окорока.

Кот в ответ будто нахмурился и вдруг тихо рявкнул:

– Пшел сам!

Потом метнулся к столу, схватил зубами огромную баранью ногу и с нею шмыгнул обратно в кусты.

От удивления дару речи у кота Сеня свой потерял. Поэтому не крикнул вслед: «Постой, киса!» или «Как тебе на стыдно воровать со стола!»

Он посмотрел на лакеев, работающих у соседних столов – они ничего не видели. Сеня подошел к ним и спросил:

– А у вас тут… коты водятся?

– Вы о гран-котах, ваше величество? – отозвался один из них.

– Наверное, – ответил Сеня.

– А то! – сказал лакей. – Сколько провианта тырят, мерзавцы!

– Понятно, – сказал Сеня.

«Значит, тут это у них в порядке вещей. Можно не волноваться. Однако…»

– А людей они кусают? – спросил Сеня.

– Ежели голодные очень, а ты им кушать не даешь, – сказал другой лакей. – А так они почти ласковые. Только грубые.

– Ага, – сказал Сеня.

Сеня кошек любил – у родителей жил большой черный с белым лбом кот по имени Тимофей, коротко – Тяма. Сеня с ним ладил. Но возможно ли поладить с котом величиной с теленка, Сеня не знал.

Лакеи при Сене волновались, начинали кланяться, суетится, роняли вилки, задевали рукавами карточки, и те летели на потрескавшиеся плитки.

И Сеня решил их не волновать, он прошел между столами к фонтану, заглянул в его круглый бассейн – на мозаичном дне его была небольшая грязная лужа и валялись пожухлые прошлогодние листья и мусор.

Сеня сел на широкий мраморный край фонтана. Площадка находилась недалеко от здания дворца, напротив балкона королевской, то есть теперь Сениной, спальни – Сеня узнал фигурную белую балюстраду.

По аллеям, примыкавшим к площадке, прогуливались дамы и кавалеры. Они беседовали, смеялись и нетерпеливо косились в сторону столов.

А слуги начали носить главные яства: кабаньи туши, обложенные овощами, каких-то мелких жареных птиц на овальных блюдах, круглые хлеба, вазы с фруктами. Сеня потянул носом вкусные ароматы. И пробормотал удивленно:

– Нас же ограбили…

– Ага, – отозвался старческий голос.

Рядом на парапет фонтана усаживался Мерлин. В одной руке его, как всегда, был посох, а в другой – жареная куриная ножка.

– Откуда тогда столько еды? – спросил Сеня его.

– Во дворце кое-что было, – сказал Мерлин и откусил от ножки. – Ну и в ближайшей деревне заняли.

– А-а, – кивнул Сеня.

– Но, – сказал старик, чавкая, – на эту неделю нифига не осталось.

– Нифига? – повторил Сеня – это слово в устах Мерлина звучало странно.

– Нифига вкусного, – сказал Мерлин. – Правда, может, ты у себя ни к чему вкусному и не привык, – тут Мерлин быстро и усиленно зажевал, потому что понял, видимо, что проговорился.

– Вы знаете, откуда я, – сказал Сеня.

– Не понимаю вас, ваше величесство, – пробубнил Мерлин с полным ртом.

– А озеро – оно вроде портала, да? – напирал Сеня.

Мерлин нахмурился и что-то совсем невнятно пробормотал, покрутил посох, а потом стукнул его верхушкой легонько о стенку фонтана.

– Что вы хотите этим сказать? – не понял Сеня.

Старик посмотрел на него непонимающе:

– О чем это вы, ваше величество?

Внезапный резкий порыв холодного ветра взметнул крахмальные локоны Сениного парика. А вслед за тем с неба упали тяжелые крупные капли дождя. На небе – казалось, прямо над головой Сени – собрались сизые тучи.

А на площадке и на подступах к ней к тому времени собрались тучи придворных. Они непринужденно фланировали, не отходя, впрочем, слишком далеко от фонтана, и принюхивались к ароматам еды.

– Об озере, – продолжал настаивать Сеня, не обращая внимания на дождь.

Но ему пришлось обратить. Потому что вдруг хлынул самый настоящий ливень. Буквально как из ведра.

Дамы завизжали. Некоторые кавалеры – тоже. И все бросились кто куда – ко дворцу, под деревья, к скрытым в кустах беседкам.

Лакеи спасали банкет: бежали с блюдами куда-то, собирали карточки или просто паниковали и не знали что делать.

Сеня поспешил под сень деревьев. Музыканты уже стояли там, вытирая платками драгоценные инструменты.

Мерлин будто испарился. Ну да, он же всегда умеет смыться вовремя.

Какая-то дама, мчась мимо Сени, вдруг притормозила, вцепилась в Сенин рукав и воскликнула жалобно:

– Ах! Спасите меня, ваше величество! Какой ужасный дождь!

Это была баронесса Рюменпунш. Локоны ее сложного парика намокли и прилипали к шее и лицу. На ресницах сияли капли дождя. По щекам ползли черные полоски подводки для глаз. Пудра почти исчезла, открыв естественную розовость кожи.

Сеня пожалел, что распорядился не таскать за ним мантию. Она бы сейчас ужасно пригодилась. Но он все равно не растерялся, стащил с себя камзол и накинул на баронессу.

Та благодарно улыбнулась и, невзирая на ливень, присела в реверансе:

– Ах, ваше величество! Вы безгранично великодушны!

– Ну что вы, – смутился Сеня. – Идемте же под деревья.

Он поддерживал ее за локоть, чтобы она не подскользнулась, пока они шли к деревьям, под которыми прятались музыканты и с десяток придворных.

«Как странно, – подумал Сеня, – дождь начался тогда, когда Мерлин постучал своим посохом и что-то пробормотал. Неужели такое возможно? У них тут возможно волшебство? Или все это совпадение?.. Но все же, Мерлин хотел уйти от ответа, и ушел!»

Кроны были и правда так густы, что пропускали только некоторые капли дождя. Завидев Сеню, люди стали расшаркиваться, склонять головы, бормоча почтительно «ваше величество», и расступаться, освобождая ему место. Сеня смущенно кивал им в ответ и улыбался. Баронесса смотрела на него влюбленным глазами.

Но едва он повернулся к придворным спиной, как позади раздалось тихое хихиканье. Сеня резко обернулся. Все тут же состроили абсолютно серьезные мины. Но едва он отвернулся, как хихиканье снова окружило его. И кто-то к тому же произнес тихо:

– А гладильщица-то как сильно ревновала Пепина!

«Ах ты… – даже про себя Сеня не выражался. – Это же рубашка! Что же там с ней?»

Сеня стал расстегивать жемчужные пуговки, потом понял, что все их ему не расстегнуть и за неделю. А потому просто стянул парадную рубашку через голову, чтобы наконец узнать, в чем дело.

Дамы в этот момент тихо охнули. Сеня оглянулся – они взмахнули веерами и замахали ими перед своими лицами, и украдкой взглядывали на Сеню. Баронесса совсем зарделась и опускала глаза. Похоже, Сеня нарушил местный этикет, оставшись перед обществом в нижней рубашке (которая бы, между прочим, по мнению Сени, спокойно сошла за парадную).

Сеня, досадуя на свою поспешность, на Ля Гуша и на дождь, все же развернул перед собой злосчастную парадную рубашку – на спине ее красовалась огромная, с коричневыми обожженными краями, дыра в форме утюга.

– Чудесно, – пробормотал Сеня.

И что теперь? Не одевать же ее снова всем на смех! Он скомкал рубашку и решил, как дождь утихнет, пойти и попросить у Ля Гуша другую.

Баронесса, пряча глаза, протянула ему его камзол. Сеня поблагодарил и надел его. Чтобы не смущать дам.

Дождь закончился так же внезапно, как и начался. И снова выглянуло вечернее солнце. Люди покидали свои убежища. А перед Сеней будто ниоткуда возник Ля Гуш, с камзолом на деревянных плечиках. Ля Гуш с укоризной посмотрел на смятую рубашку в Сениной руке. Осведомился вежливо:

– Жарко было, ваше величество?

– Угадал, – буркнул Сеня и всучил негодную рубашку ему.

– Она мокрая, – заметил Ля Гуш и спросил недоуменно: – Вы камзол снимали?

– Ага, – сказал Сеня.

– Я же просил не снимать, – сказал Ля Гуш.

– Да, – сказал Сеня. И спросил, чтобы не развивать эту тему: – Камзол – мне?

– Разумеется, – кивнул Ля Гуш.

Сеня сменил камзол. У столов уже собирались гости. Лакеи протирали легкие деревянные стулья с плетеными спинками. И придворные усаживались.

– И припудриться, – сказал Ля Гуш, вынимая из кармана розовую коробочку.

– Обойдусь и так, – сказал Сеня. – Зеркало есть?

Ля Гуш, надув обиженно зеленые щеки, вытащил из другого кармана зеркало на ручке.

Сеня вытер лицо от остатков пудры поданным платком. И направился к столам. Не успел он дойти до плиток, его туфли увязли в размокшей земле, и он из них выскочил, едва не упав носом в землю – Ля Гуш поддержал его. Но чулки были теперь в грязи.

Ля Гуш сокрушенно посмотрел на них, потом сказал:

– Снимайте чулки, – вытащил туфли из грязи, вытер их дырявой рубашкой и поставил перед ним. – Под столом на вас никто не смотрит.

Сеня встал в туфли. Ля Гуш посмотрел на его ноги и произнес:

– Ни за что не сойдут за чулки. Побрить бы.

И Сеня впервые в жизни устыдился своих ног – они показались ему не только, и правда, излишне мохнатыми, но даже какими-то худыми и кривыми.

– Да уже некогда, – сказал Ля Гуш. – Идите как есть.

Сеня вздохнул. М-да. Один дождь – и от парадного вида ничего не осталось.

– Где мне сесть? – спросил он Ля Гуша.

– В середине стола, – махнул Ля Гуш зеленой ладонью. – Стул с высокой спинкой…

Но Сеня уже и сам заметил стул с очень высокой спинкой, сразу выделявшийся в ряду остальных. И направился к нему.

Ля Гуш шепнул ему в спину:

– Я велел посадить баронессу напротив. Надеюсь, вам это будет приятно, – и пошел, с мокрой одеждой, во дворец.

Глава 7

«Еще рюмку, под щучью голову»

или

“A la claire fontaine je m’en ai promene

J’ai trouver l’eau si belle que je me suis baigner…”

или

«К прозрачному фонтану

Пошел я прогуляться,

Вода была столь чистой,

Решил я искупаться».

Сеня подошел к накрытым белыми и теперь мокрыми скатертями столам. Десятки слуг суетились около них, пытаясь ликвидировать последствия стихии: тарелки и бокалы были наполнены водой, и вода капала в них с пышных букетов, не спасенные несмотря на все усилия карточки с именами смыло – и большая их часть валялась на плитах. Слуги, похоже, выжали края скатертей. И создавалось ощущение, что мимо проходило стадо слонов и пожевало их.

Снова приносили блюда с едой.

По бокам от стула с высокой спинкой расположились: справа – Мерлин, слева – герцог. Сеня отодвинул стул, уселся. На тарелке стояла промокшая карточка с расползающимися словами: «Его Величество Арчибальд Первый, король Гольштании».

По столам побежал шепот: «Он уже за столом». Сначала робко и тихо, потом все громче застучали вилки. Руки потянулись к блюдам, лакеи стали откупоривать бутылки.

– А разве я не должен объявить начало пира, – вполголоса спросил Сеня у Мерлина, – ну или что-то вроде того?

– Конечно! – сказал Мерлин. – Объявите, если хочется.

Сеня поднялся. Руки замерли на полпути к жареным кабанчикам и запеченной в тесте птице.

– Кхм, – сказал Сеня. – Я очень рад…

Не успел он закончить фразы, кто-то скептически произнес: «Речь», и снова зазвенели вилки, ножи и бокалы. Во всю мощь, так что даже перекричать этот шум было бы невозможно.

Сене ничего не оставалось делать, как снова сесть. И тоже взяться за вилку.

– Это было очень мило, ваше величество, – сказал герцог, приветливо показав клыки.

Музыканты заиграли вальс Штрауса. Слева протянулась лакейская рука с бутылкой и налила в Сенин бокал розовое вино.

«Да и правда, – подумал Сеня, – зачем речи? И так понятно, что пир начался…» И еще подумал, хорошо, что они его подождали. Во-первых, уважают, значит. А во-вторых…

Еда исчезала с блюд очень быстро. А Сеня был очень голодный. Что такое два маленьких пирожных за целый день? И он принялся ужинать.

Мерлин уписывал за обе щеки. Герцог вяло жевал какую-то зелень. «Не зря он такой худой», – подумал Сеня.

Разговоры за столом возникали пустячные – потому что, видимо, мысли у всех были заняты едой. Которая, кстати, была не слишком мудреная, как в современных московских ресторанах, но зато очень вкусная. И разная морская рыба, и дикая птица, и бараньи и кабаньи окорока, и овощи с деревенских огородов, и фрукты из оранжереи – все было сочным, свежим, и приготовленным по-домашнему. Мерлин умудрялся не только с аппетитом набивать рот, но и комментировать каждое блюдо. От него-то Сеня все это и узнал. Сеня даже отважился попробовать некоторые кусочки с большого блюда даров моря – то ли щупальца осьминога, то ли хвост медузы. Но волновался он при этом так сильно, что и вкуса-то как следует не почувствовал. Что-то скользкое, мягкое и с сильным ароматом, собственно, моря. Решил больше такое не есть.

Ля Гуш куда-то исчез. Наверное, сидел где-нибудь на другом конце стола и пировал тоже. Но оказалось, это не так. Едва Сеня подумал, что здорово было бы вымыть руки, как за спинкой его стула раздался тихий голос Ля Гуша, кому-то командовавший:

– Чашу для мытья рук королю.

И чаша с водой появилась через несколько секунд.

Потом такие же чашки подали и другим господам.

Несложные разговоры вертелись, во-вторую очередь (потому что в первую они были, разумеется, о яствах), вокруг нехорошей погоды нынешним летом. То дождь, то солнце. Одних не устраивало одно, других – другое.

Быстро сгущались сумерки. Слуги зажгли садовые фонари по углам площадки и в аллеях. Зажгли и свечи в канделябрах на столах. На пюпитрах у музыкантов тоже засветились огоньки.

Герцог, едва наступили сумерки, поднялся из-за стола и обратился к Сене:

– Позвольте откланяться, ваше величество. Дела.

– Конечно, – сказал Сеня. Весь вечер ему было неуютно сидеть рядом с этой кислой миной.

Сеня, без помех, решил задать Мерлину вопрос, который его беспокоил. (Нет, спрашивать о перемещении между мирами и об озере он больше не хотел: снова вымокнуть до нитки – небольшое удовольствие. Да и какая разница, как Мерлин его сюда затянул, если возвращаться он не собирался!) Сеня спросил:

– Мерлин?

– Да, – невнятно отозвался старик, так как откусывал кусок пирога.

– Почему вы меня Арчибальдом Первым назвали?

– Потому, – сказал Мерлин, прожевав, – что Арчибальдов на троне еще не было.

– Да нет, – сказал Сеня, – я не о том. Почему именно Арчибальдом?

– А что? – пожал плечами Мерлин. – Разве не красиво звучит – «Арчибальд»!

– Н-ну, – стесняясь, сказал Сеня, – могли бы и по-другому как-нибудь. Королем Артуром, например…

Старик взял из салата веточку петрушки, пожевал, причмокивая, и сказал:

– М-да. Артур, пожалуй, было бы более по-королевски… Ну да ладно. Я ведь уже объявил прилюдно, что ты Арчибальд.

– А нельзя пере… ну… объявить, что имя меняется? – попросил Сеня.

– Нет, – категорично сказал Мерлин и выпил полный бокал вина.

– И Пепин был тоже «Первый», – вспомнил вдруг Сеня, – и Хранциск.

– Обязательно! – подтвердил Мерлин. – Какой король захочет быть Вторым? Королю всегда приятнее быть Первым… И потом, – он махнул ладонью, и лакей тут же налил ему красного вина в бокал. Мерлин глотнул, кивнул довольно, – и потом, их же так легче различать! Никакой путаницы. Один – Пьер, а другой – совсем даже Филипп…

Сеня кивнул. В словах старика есть некая психологическая истина, подумалось Сене.

Мерлин закончил:

– Поэтому я их всех по-разному и называю!

«Всех!» – удивился Сеня и спросил:

– Сколько же вам лет, Мерлин?

– А это, – сердито сказал Мерлин, – слишком личный вопрос!

Сене не оставалось ничего, как только извиниться.

Вино было совсем слабым и Сеня удивился, почему многие за столами вдруг стали совсем хмельными, а потом раздалось нечто, напоминавшее пение. Пели музыканты, которые к тому времени, видимо, устав играть и проголодавшись, расположились за столами и тоже пировали. И запели они вовсе даже не Моцарта и не Генделя, а какую-то народную, похоже, песню, которая начиналась словами: «Не летайте коровы…» Дальше было совсем не разобрать, так как музыканты, похоже, порядочно набрались. Где-то за дальним столом завизжали дамы. Видимо, кавалеры совсем отбились от их рук. Или распустили свои.

Старая дама, сидевшая напротив, поджала сморщенные губы и сказала:

– Опять кто-то брагу притащил!

– Где? – живо отозвался Мерлин. – Где?

Мерлину явно что-то передали – но под столом. Он вытащил на свет глиняную бутыль и украдкой налил в свой бокал нечто бурое. Потом поставил бутыль под свой стул.

Старая дама посмотрела на Мерлина недовольно, но ничего не сказала.

– А мне? – робко спросил Мерлина тучный господин, сидевший около пустого стула герцога.

Мерлин сунул бутыль Сене со словами:

– Передайте дальше, ваше величество.

Сеня понюхал горлышко бутыли – пахло кислым, налил немного себе в бокал и потом передал дальше. Глотнул. Брага не была особо вкусной – вроде скисшего яблочного сока.

– Вообще-то, – не выдержала старая дама. – Брага в Гольштании запрещена.

– Да? – сказал Сеня. – Почему?

– Потому что, – весело отозвался выхлебавший половину фужера и довольно причмокивающий Мерлин, – король Пелопоннес Первый спился посредством браги и умер.

– Вот именно! – нравоучительным тоном сказала старая дама Сене.

В этот момент снова вдалеке завизжали дамы, потом стало слышно, как опрокидываются стулья и, похоже, даже столы. Кто-то затянул грубым голосом:

– А-у-э! Ла-ла-ла!

– Что там такое? – обеспокоенно вскочил Сеня.

– А, – махнул рукой Мерлин, – не волнуйся, величч-во, это гномы. Они всегда, где брага.

– Что? – удивился Сеня.

– Пьяницы и дебоширы, – сурово сказала старая дама.

Скоро Сеня и сам их увидел. К пустому стулу герцога подошел откуда ни возьмись шаткой походкой коротенький и коренастый бородач – ростом Сене по пояс. И на этот стул уселся. Тут же другой точно такой же бородач схватил стул за спинку и попытался первого стряхнуть.

Первый заорал:

– Ы-а-у! – сгреб со стола блюдо и, развернувшись на трясущемся стуле, двинул со всего маху второго по голове.

Тот отцепился от стула, потряс головой и накинулся на первого. Оба гнома хряпнулись о землю вместе со стулом, а потом покатились по плиткам, подвывая.

Стол трясся. Дамы визжали. Кавалеры пытались отпинаться от гномов.

У Сени у самого от браги помутилась голова, он вскочил, выхватил шпагу и закричал:

– Именем короля! Арчибальдом!

Потом понял, что сказал что-то не то, а в руках у него всего лишь рукоятка с крошечным обломком, застыдился, и сел. Но стыдился он, похоже, напрасно – никто на него и внимания не обратил в этом шуме.

Мерлин поднял бутыль и сказал громко:

– Кому браги?

Как по мановению волшебной палочки гномы остановились. Встали, чинно отряхнулись и, схватив со стола первые попавшиеся емкости – одному досталась чаша для омовения рук – протянули их к Мерлину.

Мерлин плеснул им по глотку и сказал:

– Отдам бутылку. Если унесете ее в свою деревню.

– Лады, – прохрипели дружно бородачи. Схватили бутыль и убежали.

Но, как показалось Сене, вовсе не в деревню. А в ближайшие заросли.

Сам Мерлин допил свой бокал, отодвинул тарелку, положил руки на стол, а на них голову, и мирно захрапел.

Сеня тоже почувствовал страшную усталость, он подумал, это потому, что день был очень длинным и тяжелым, но, похоже, и без воздействия браги тут не обошлось: когда он хотел встать, ноги не очень послушались его и хотели остаться сидеть. Но он все же встал, опершись о стол, и постоял так немного, пока не обрел равновесие и пока его не подхватили под белы руки откуда ни возьмись взявшиеся лакей и, разумеется, Ля Гуш.

– Ф-спа… в спаль-ню? – смог соединить звуки в слова Сеня.

– Как вам взбредет в голову, ваше величество, – отозвался Ля Гуш немного дерзновенно.

– Збре-эт, – ответил Сеня утвердительно, имея в виду «взбредет».

Ко дворцу его (видимо, чтобы поскорее выполнить королевское желание очутиться в спальне) повели самым прямым путем – через фонтан. Прямо впереди светились окна бального зала. Сеня смотрел туда, его сопровождающие, вероятно, тоже, потому что внезапно под колени им ударило чем-то ужасно твердым и они втроем, с разными криками полетели вперед. (Сеня даже сейчас не выругался, а прокричал что-то вроде «А-а-а!», в отличие от лакея и Ля Гуша. Правда, Ля Гуш замаскировал ругательства под вполне приличное, правда бессмысленное «На крен брать!»). Полетели они прямо в бассейн фонтана. Хорошо еще, что после проливного дождя, устроенного Мерлином, бассейн был полон воды. И они приземлились очень мягко, правда, совершенно мокро.