Тром бесплатное чтение

Трудно найти большего параноика, чем писатель, который в глубине души верит, что пишет чушь.

Стивен Кинг

Чудесное приятно; это видно из того, что все рассказчики, чтобы понравиться, привирают. 

Аристотель

Существует предание, что несколько веков назад нас, простых людей, в Великой войне ценой собственного бессмертия спасли эльфы – высшие существа, живущие в Верхней долине. Согласно этому преданию, эльфы – святы и наделены природой разнообразными дарами, основным из которых является бессмертие. Цена бессмертия – это праведность. Лишив живое существо жизни, эльф теряет свое право на вечную жизнь. Высокие и грациозные создания, эльфы взрослеют до тридцати человеческих лет – это и есть эльфийское совершеннолетие. Лишь после лишения другого живого существа жизни, эльф начинает стареть и, подобно нам, людям, умирает в преклонных летах. Именно это и постигло древних эльфов, защитивших нашу и свою расы в Великой войне. Их убивали, и они были вынуждены убивать. Врагом всего доброго был страшный и ненавистный народ – тромы. Они – враги, ужасные исполины, великаны, жаждущие лишить жизни всего живого. Так нас, людей, учит Книга Света – послание эльфов к людям.

Верхняя Долина – это удивительное место, которое словно висит высоко в небе над нашими головами. Нам неизвестно, есть ли в других уголках земли подобные Долины, но эта всегда была нашей святыней. Однако, ход простым людям туда был закрыт. Тысячелетиями эльфы, живя в Верхней долине высоко над нашей землей под облаками, наблюдали за нами, смертными людьми. Чувствуя свое превосходство, по зову благородной крови, они оберегают нас. Именно поэтому многие из них отдали свою жизнь в войне с тромами. По преданию тромы пришли в наши земли из дальних лесов. Они были ужасны: трехметровые гиганты с уродливыми ужасающими лицами, они поглощали все на своем пути. Своими огромными руками тром мог разорвать человека пополам. Мы против них – ничто. Говорят, что вожди тромов имели рост двоих крупных мужчин из расы людей. Видя неравные силы, эльфы пришли к нам на помощь. Нет, они не сильны физически. Но за свои длинные жизни они научились управлять данными им дарами, подчинять себе различные стихии, покорять своей воле силы природы. Самые могущественные эльфы могли смотреть сквозь пространство и время. В Книге Света говорится, что не одна тысяча эльфов полегла в войне с тромами. Этот ущерб был сильно ощутим эльфийской расе. Ведь за всю бессмертную жизнь эльфийская женщина могла родить ребенка лишь единожды, после чего ее тело теряло возможность производить на свет детей. Именно поэтому многие семьи эльфов после Великой войны познали одиночество. И именно поэтому мы, люди, хотим отблагодарить их и обеспечиваем им беззаботную жизнь и поныне.

Меня зовут Дарет. Я с детства работаю на поле своего отца. Мой отец, его отец и отцы его отца были земледельцами. Каждый год мы собираем неплохой урожай, половину которого отдаем собирателям – людям, всегда облаченным в черную одежду, которые ездили верхом только на черных скакунах. Они никогда не показывают своего лица. Первый отряд собирателей был основан сразу после Великой войны. Их целью было собирать с каждой человеческой семьи дары для эльфов. Будь то часть с собранного на полях урожая, часть стада у пастухов или выловленная рыбаками речная рыба – мы всем всегда были обязаны делиться. В давние времена собирателей уважали. Но со временем они начали действовать ни как посланники добра, но как алчные разорители. Они стали забирать все больше и больше еды, практически ничего не оставляя простым людям. Однако все об этом молчат, потому что боятся гнева собирателей. Люди утешают себя той мыслью, что все отобранное идет во благо спасителей, эльфов. Мой отец был уверен, что немалую часть того, что собиратели у нас изымают, они не отдают эльфам, а оставляют себе. И он оказался единственный, кто не стал об этом молчать. С этого и начинается моя история…

Глава 1

Знай, кто ты есть

Утро… Как я люблю утро! Начало нового дня. Я всегда хотел просыпаться первым, чтобы сделать завтрак для своих родных. Но как бы я не пытался, мама всегда встает раньше меня! Ее длинные темные волосы, местами, увы, уже покрытые сединой, всегда пахли сладким хлебом, который она неизменно пекла нам по утрам.

– Терек, просыпайся! Уже пахнет чем-то вкусным, – толкал я брата.

– Дарет, отстань от меня! Солнце только встало, – пробормотал Терек и спрятался от меня под одеяло.

– Вот именно! Солнце уже встало, пора работать.

– Откуда в тебе столько рвения к труду? Мне бы еще поспать часок…

– Потому ты и слабее меня, что только и делаешь, что спишь, – ответил я.

– Ты забыл, сколько я вчера сделал работы? Я к вечеру ни рук, ни ног не чувствовал. Отец остался мною доволен. А слабее я потому, что ты выше меня на две головы и шире меня в два раза.

– На то я и старший брат! – улыбнулся я и побежал на запах вкусной еды к матушке. На кухне помимо нее уже были отец и Шерен – наша младшая сестра.

После завтрака все занялись привычными делами: Шерен осталась убираться в доме, мать с братом пошли на поле проверять грядки, а мы с отцом направились в амбар, чтобы отделить часть уже собранного урожая для передачи эльфам.

День был ясным и солнечным. Осень лишь приближалась, и летнее солнце еще сполна дарило свое тепло. В такую ясную погоду хочется упасть в еще зеленую траву, заложить руки за голову и мечтать, глядя в небо на иногда проплывающие одинокие облака. Но сроки нас поджимали, а работа еще не была завершена.

Мы с отцом говорили о Тереке и о том, что он хочет добиться больших успехов как в труде на поле, так и за его пределами для того, чтобы потом иметь возможность уехать в город и попытаться вступить в ряды собирателей, несмотря на то, что их уважало с каждым годом все меньше и меньше людей.

– А что, Дарет, – сказал отец, – ему тяжелее приходиться, чем тебе. Он не такой сильный и ловкий, вот и хочет обеспечить себя легким заработком, не прикладывая особых усилий.

– Ты прав, но представь, что однажды к нам приедет Терек и заберет половину урожая! Вот тогда уж я точно ему задам, даже не глядя на то, что он в два раза меньше меня! – рассмешил я отца.

– А кто знает, может тогда нам и не придется платить собирателям…

– Я думаю, отец, что эльфы сильно не пострадают, если не получат от нас пайка!

Тут наш разговор прервал топот копыт. Я вышел на улицу, там было трое собирателей верхом на черных скакунах. Одеты они были как всегда в черные плащи с капюшонами так, что их лиц было не разглядеть.

– Пора платить, – сказал один из них.

– Но ведь у нас есть еще неделя, – сказал я. Тут вышел отец.

– Господин, – сказал он, – мы еще не собрали весь урожай. Мы как раз начинаем готовить дар эльфам.

– Условия меняются, – сказал всадник, – ты сегодня же должен отдать все, что уже собрано. А то, что соберешь за оставшуюся неделю, останется тебе.

– Но господин, поймите, что собрать осталось всего пятую часть всего нашего урожая, – пытался возразить отец. – Даже если я полностью оставлю ее себе, ничего не продав, мне не хватит для того, чтобы прокормить семью даже до весны!

– Ты, – всадник толкнул ногой отца, от чего тот упал на землю, – ты хочешь признать себя предателем, который не благодарен святым эльфам за спасение своего рода?

Внутри меня впервые в жизни стала закипать неподдельная ярость. Я поднял отца и вступился за него:

– Наша семья каждый сезон честно отдавала все, что было необходимо. Мы никогда ничего не укрывали. Сейчас вы лишите нас возможности прожить до следующего сезона, а нас не мало.

– Надо было думать об этом раньше и засеивать больше земли, – сказал собиратель. – Сколько вас человек в семье?

Я уже хотел было ему ответь, но отец, остановив меня рукой, сказал:

– Я, моя жена и двое наших сыновей.

После этих его слов я осторожно посмотрел в сторону дома. Шторка слегка шелохнулась. Я понял, что испуганная Шерен наблюдала за нами, а отец обманул собирателей, дабы они не причинили ей вреда.

– Это твой старший сын? – собиратель спросил отца, указав на меня.

– Да, господин. Это мой старший сын Дарет. Ему двадцать лет, господин.

– А где младший? В доме?

– Нет, господин. В доме никого нет. Моему младшему сыну шестнадцать лет, сейчас он с моей женой работает в поле.

Собиратель дал знак рукой двум другим, и они направились в сторону поля.

– Зачем вы их туда направили? – спросил отец.

– Для уверенности, что ты выполнишь мое приказание и немедленно отдашь все, что сейчас находится в твоем амбаре, – явно с ухмылкой ответил собиратель.

– Вы не причините им вреда! – уже основательно разозлился я.

– Дарет, успокойся, – стараясь выказывать спокойствие и смирение, сказал мне отец. – Погрузи все мешки в телегу и вывези сюда.

– Но, отец! – отчаянно возразил я.

– Сейчас же, Дарет…

Я развернулся и пошел в амбар. Справился я очень быстро, так как злость переполняла меня, отчего я ощутил огромный прилив силы в руках. Нагрузив полную телегу, я запряг коня и вывез все из амбара.

– Коня с телегой мы тоже забираем, – сказал собиратель.

– Что за наглость? – вспылил я. – Скажите, зачем эльфам наша старая кляча?

– Мальчик, не влезай туда, откуда потом не сможешь выбраться, – грубо сказал мне собиратель. При этом он наклонился ко мне, и я немного разглядел его лицо под капюшоном. Все, что я заметил, было металлическим ухом, вместо потерянного, видимо, в каком-то бою или схватке с животным, так как от этого уха к щеке шел глубокий шрам.

– Но, господин, – все еще спокойно сказал отец, – мой сын прав. Без этого коня мы не сможем обрабатывать землю так, как делали это раньше. А денег на нового у нас теперь не будет! Да и эльфам, я думаю, он действительно ни к чему…

– А ты не думай, – сказал всадник. – Если он не понадобится им, как рабочая сила, то наверняка сгодится на мясо. Эльфам убивать не положено, ты знаешь, но ведь мясо на их обеденных столах должно же как-то появляться! Вот мы им это и устроим. Но, ты прав. Вам на четверых действительно не хватит оставшегося урожая. Думаю, я могу решить эту проблему.

– Я благодарю, господин, – сказал мой отец.

– Не спеши благодарить, – рассмеялся собиратель, развернул своего коня и направился в сторону поля туда, где были Терек, мама и двое других собирателей.

– Нет, нет, только не это, – пробормотал отец и бросился за всадником. – Стой! – кричал он ему вслед.

Я побежал за отцом, не совсем понимая, что происходит.

– Эй, мальчишка, – крикнул всадник Тереку, тот оглянулся.

– Да, господин, – Терек выпрямился и пошел навстречу собирателю. Мама следовала за ним. Они ничего не могли слышать из нашего разговора, поэтому ни о чем недобром не подозревали.

– Что, немного урожая довелось собрать? – спросил, ухмыляясь собиратель.

– Больше, чем в прошлом году, господин, – ответил Терек. – А вы знаете, я всегда мечтал вступить в ваши ряды! – заявил он с улыбкой на лице.

– Мальчик мой, ты никогда не станешь собирателем, – ответил человек со шрамом.

– Почему? Потому что я родился в семье простых людей? Или я слишком взрослый для обучения? – возмущенно и разочарованно одновременно спросил Терек.

– Нет, – ответил собиратель, – потому, что мы забрали весь ваш урожай, а того, что осталось на поле вам до следующего урожая не хватит, если, конечно, численность семьи вдруг не уменьшится…

В этот момент улыбка сошла с лица Терека. Мы с отцом почти добежали до них. Всадник вытащил меч из ножных и замахнулся на брата.

– Нет! – в один голос отец и я закричали, подбегая к Тереку, но мама нас опередила. Она без слов толкнула Терека и приняла удар на себя…

Я не помню, что именно мы кричали, какие мысли промелькнули в тот самый момент, такой короткий, но изменивший все. Все то же ясное небо да пара небольших, одиноких, кочующих облаков над нами. Все то же приятное тепло от солнца. Но в миг оно сменилось на жар, подобный жару в преисподней. Через несколько секунд я почувствовал дикую ярость, обернулся, чтобы догнать троих собирателей, которые, воспользовавшись нашим состоянием, успели покинуть поле и находились уже около дома. Я бросился бежать за ними изо всех сил. Я не понимал, как и куда бегу. Я видел, что они подъехали к амбару, один из всадников пересел на нашего коня с телегой, другой всадник взял за узду освободившуюся черную лошадь, и все они направились в сторону города, особо даже не торопясь. Они знали, что без коня мне их не догнать. Да и что бы изменилось, если мне удалось бы все-таки это сделать? Я бежал долго, сил было много. Но через некоторое время я понял, что не смогу их нагнать, а за моей спиной на поле лежит израненная мама.

Развернувшись, я побежал к нашему дому. Кровь в моих жилах словно кипела, выдавая через кожу испарины пота. Сердце колотилось настолько быстро, что я уже перестал его слышать. В животе словно какой-то шар давил на органы, отчего меня затошнило. А в горле, казалось, вырос ком размером с большое яблоко, не давая мне дышать.

Дверь в дом была открыта. Ум мой осознавал, что надо торопиться, но ноги отказывались подчиниться ему. Я боялся войти в дом. И не напрасно. Когда я все же вошел, то увидел маму, лежащую на полу. Она уже была мертва. Рядом, обнявшись, плакали сестра с братом. Отец стоял молча у окна и смотрел на наше поле. Я подошел к матери, сел на пол возле ее ног. Я не плакал. Я смотрел на брата. Он пытался казаться сильным, чтобы поддержать Шерен, но у него это не особо выходило. Мне стало ясно, что ответственность эта лежит на мне. За это короткое время лицо сестры очень переменилось. Взрослый взгляд сменил детский озорной огонек в ее глазах, что сделало ее так сильно похожей на нашу дорогую матушку. Ее желтые, словно пшеница в поле, волосы растрепались. Шерен отчаянно пыталась собрать их, но дрожащие руки не позволяли ей этого сделать.

Я прижал к себе брата с сестрой и поднял взгляд на отца. В его глазах я увидел безысходность, и мне стало за него страшно. Никогда еще эти полные жизни глаза не были такими неживыми, словно это его самого лишили жизни. Отчасти так и было, ведь жену свою, нашу матушку, он называл своею душою. Я поцеловал сестру в растрепанные волосы на макушке и оставил ее на попечение Терека, который и сам сейчас нуждался в поддержке. Подойдя к отцу и положив ему руку на плечо, я сказал:

– Я отомщу им, пап. Я обещаю тебе.

Отец повернулся ко мне, сперва посмотрел на меня, потом на маму, потом снова отвернулся к окну и сказал:

– Дарет, ваша мама… Без нее… Как мы сможем без нее жить? Все держалось на ее хрупких плечах. Я лишь работал в поле. И все. Я не знаю, как нам теперь жить. Прости.

– Отец, – сказал я, приобняв ладонью его за шею, – посмотри на них, – я указал на Терека и Шерен, – они помогут тебе содержать дом и собрать оставшийся урожай.

– А ты? – взглянул на меня отец снизу-вверх. И лишь теперь я заметил, насколько я стал выше отца. То ли это он от возраста и тяжелой работы стал казаться ниже, то ли это я так вырос.

– Я должен отомстить тем, кто отнял у нас маму, – я старался казаться хладнокровным и более взрослым, чтобы внушить отцу уверенность в серьезности моих намерений.

– Даже и не думай, – прошептал он, – мы потеряли ее, нам нельзя терять и тебя. Мы должны сейчас держаться вместе. К тому же ты не сможешь противостоять собирателям. Хотя, ты ведь… – отец замолчал и подошел к маме.

– Что «я»? Что ты хотел сказать? – спросил я его.

– Сейчас это неважно, – он сел около мамы и погладил ее темные волнистые волосы, которые растрепались, но от которых еще пахло хлебом. – Дети, – обратился отец к нам, – нам необходимо быть сильными. Нам тяжело, но надо собрать все свои силы и попрощаться с мамой… а завтра мы продолжим работу, – отец встал, подошел к Шерен и обнял ее.

– Шерен, доченька, мы с тобой подготовим маму к погребению, а затем я с Даретом отвезу ее туда, где покоятся ее предки, – сказал отец.

– А что делать мне? – спросил Терек.

– А ты, сынок, будешь оберегать сестру, пока нас с твоим братом не будет дома, – ответил отец. – Всем уходить нельзя, дом не должен пустовать. Мы все очень любили вашу маму. Сегодня страшный день, – он заплакал…

Я вывел Терека во двор, чтобы отец с Шерен могли подготовить тело мамы. Мне было жаль сестру за то испытание, какое ей сейчас предстояло пройти. Но отцу нужна помощь. Мы с братом для этого не сгодились бы. Да, Терек всегда был намного ниже меня, но сейчас от боли внутри его груди Терек согнулся, словно старый горбатый дед. Взгляд его был устремлен под ноги, но он не видел земли. Его несколько месяцев нестриженные волосы свисали вниз, прикрывая глаза, красные и мокрые.

– Брат, – сказал он мне, – за что они с нами так? Ведь мы всегда все честно отдавали эльфам.

– Ее убили не эльфы, Терек, – ответил я, – ее убили люди. Я думаю, что эльфы и не узнают о случившемся.

– Дарет, а я ведь хотел стать одним из них.

– И хорошо, что не станешь, – сказал я.

– Это ведь из-за меня, – плакал он, – понимаешь, из-за меня! Они хотели убить меня!

– Если ты начнешь себя обвинять, – сказал я, присев напротив брата и положив руки на его еще достаточно узкие плечи, – легче ты не сделаешь ни мне, ни отцу с сестрой, ни себе. И уж тем более такими мыслями маму не вернешь, так что не стоит…

– Ее уже ничем не вернешь! – перебил он меня сквозь слезы.

Терек снова заплакал и отвернулся, пытаясь это скрыть. Я обнял его. Мы оба рыдали, словно в детстве, когда кому-то из нас бывало очень больно. Только сейчас было больнее. Намного больнее. Нутро словно пыталось вывернуться наизнанку, но у него ничего не выходило. От этого сознание сперва сжималось до размеров сознания насекомого, а через секунду уже не могло вместиться в голове, увеличиваясь до размеров, казалось, всех миров сразу.

Я знал, что на мне ответственность лежит больше, чем на Тереке. Но я тоже не смог сдержать слез. Мы сидели на крыльце дома. Время тянулось мучительно долго. Вот уже прошло полуденное солнце, редкие облака сменились большими и пористыми, накрывая тенью наше поле, но дождя не предвиделось. Ветер слегка усилился, обдавая приятной прохладой и принося откуда-то запах только что скошенной травы, только мы ничего этого тогда не замечали. Как и не заметили того, что уже давно прошло время обеда: есть никому из нас еще долго не будет хотеться. Город, на окраине которого стоял наш дом, ничего не знал о нашей утрате. Он продолжал жить, словно человек, у которого лишь безболезненно выпал один волос и который даже не заметил этого. То, что для нас являлось страшным горем, для других будет лишь одной из новостей, которая прозвучит где-то на рынке на ряду с радостными известиями о чьем-то рождении или свадьбе и будет тут же забыта.

– Терек, нам надо беречь Шерен, – сказал я брату, – она еще совсем ребенок, ей всего двенадцать лет.

– Да, Дарет, – наконец, немного успокоившись, покорно ответил он.

– Но я еще должен и тебя сберечь.

– Дарет, – ответил Терек, – я уже взрослый, я сам могу за себя постоять.

– Не можешь. Ты должен постоять за сестру, а я – за тебя. А все вместе мы должны позаботиться о нашем отце.

– Тот собиратель хотел убить меня, а не маму… – снова повторил он.

– Терек, посмотри на меня, – я крепко сжал его плечи, – ему было все равно кого убивать, тебе это ясно? Ты ни в чем не виноват. Мама спасла тебя, и самой большой благодарностью ей за это будет – забота о Шерен.

– Пора, – отец прервал наш разговор. Он вышел из дома, подошел к Тереку и сказал: – Мы с твоим братом отвезем маму. Вы с Шерен поужинайте тем, что осталось от завтрака, который готовила мама… Затем ложитесь спать. Я думаю, что собиратели не скоро сюда вернутся. Коня нет, поэтому мы пойдем пешком. Дарет, – отец посмотрел на меня, – привези из амбара старую телегу. Вдвоем мы ее довезем. Нам необходимо все успеть сделать до заката. Но сперва, мальчики, зайдите в дом и попрощайтесь с мамой…

Терек плакал около мамы, бережно замотанной в саван, который уже впитал в себя слезы Шерен. Сын просил у мамы прощения, говорил, что любит ее. Шерен тихо всхлипывала, сидя за столом на кухне. Мы же с отцом молча стояли рядом с телом мамы зная, что прощаться с ней будем немного позже и не здесь.

Я вывез небольшую телегу о двух колесах, отец аккуратно положил на нее маму, в саване. Рядом он положил немного дров и огромный молоток. Я не спрашивал, зачем все это ему. Терек с Шерен молча наблюдали, стоя на крыльце. Сестра передала отцу сверток с маминым хлебом нам в дорогу.

– Закрывайте дом, а когда стемнеет, то потушите все свечи и ложитесь спать в одной комнате. Мы вернемся утром, – отдал распоряжения отец.

– Но почему утром? Вы же можете успеть вернуться и до утра, – возмутилась Шерен.

– Ночью опасно идти, а мы без коня, – ответил отец, – мы проведем эту ночь там, с мамой…

Когда Шерен с Тереком зашли в дом, а отец убедился, что тот закрыт изнутри, мы выдвинулись в путь. За нашим полем был большой зеленый холм, покрытый мягкой травой, перейдя который, мы увидели на горизонте скалы и пещеры. Я знал о них, мы в детстве с Тереком играли на этом холме и видели эти скалы, но подходить к ним нам было запрещено. В одной из них покоились предки нашей мамы, в другой-отца. Возможно, что и другие люди здесь хоронили своих близких. Я не знал этого, не знал, часто ли здесь кто-то бывает, ведь так близко впервые подходил к этим пещерам.

Вся наша дорога заняла около двух часов. Солнце постепенно двигалось к своему закату, окрашивая зеленую траву под ногами в багровый оттенок. Такая же багровая зелень осталась на нашем поле в том месте, где человек со шрамом лишил жизни нашу любимую матушку. Все то время, пока мы с отцом шли, мы молчали. Мы везли телегу. Наш дорогой груз. Я видел, как тяжело отцу, но душе его было намного тяжелее, чем телу. Ведь часть его души сейчас лежала за нашими спинами, замотанная в свой последний наряд. Я не знал, что сказать отцу, зато он знал, что сказать мне. Вот только не знал, как.

Когда солнце еще немного освещало верхушки скал, мы дошли к нужной нам пещере. Я не знаю, как отец здесь ориентировался, но он без сомнений указал именно на нее. Лишь у пещеры мы прервали молчание. Вход в нее был привален огромным камнем, который даже я с трудом смог сдвинуть с места. Отец хотел мне помочь, но я сказал, что справлюсь сам. Если быть откровенным, я не совсем был уверен, что мне одному это под силу, но я хотел, чтобы отец отдохнул. Он выглядел очень уставшим. В отличии от нас, своих детей, он дал волю чувствам лишь тогда у окна, когда только занес маму в дом. Ведь не спроста мы молчали в пути. Он внутри изводил себя мыслями и сожалениями о потере.

Воздух в пещере был сырой и затхлый, но я на другое и не рассчитывал. Солнце стремительно садилось, однако в пещере было темно даже, наверное, когда оно стояло в зените. Отец занес дрова вовнутрь, ловко и быстро разжег костер немного дальше от входа, и я наконец-то смог разглядеть каменную комнату изнутри. Она была достаточно большой, на земле лежало множество небольших камней. Пещера находилась внутри скалы, поэтому и пол, и стены были из камня. В дальней стене я увидел высеченные отверстия, большинство из которых были закрыты камнями. Только одно было пустым.

– Это для мамы? – спросил я.

– Да, – ответил отец, – пойдем, скоро наступит ночь.

Мы вышли на улицу, подошли к телу матушки. Отец сложил на нее свои руки, наклонился и прошептал ей: «Прости…».

Бережно мы отнесли ее, положили в приготовленное для нее место и заложили его камнями настолько плотно, чтобы никто не смог нарушить покой почившей. Все это было сделано тихо, без слов и без слез. Но каждый из нас рыдал внутри себя, словно малое дитя.

Отец попросил помочь теми камнями, что были покрупнее, заложить вход в пещеру изнутри, чтобы ночью к нам не смогли пробраться дикие звери. Затем мы сели у костра. Рядом с отцом лежал тот самый большой молоток, который он взял из дома. Я не понимал, для чего. Тишину прерывал лишь треск бревен, которые, сгорая, извергали из себя яркие огоньки искр, отбрасывая на стены пещеры различные бесформенные тени. Безумно мрачное зрелище, особенно для места, где лежат покойники.

Думать о чем-либо у меня не получалось. Я пытался осознать утрату, но все казалось необычным страшным сном, от которого я вскоре обязательно должен пробудиться. Я поднес руку к огню надеясь, что его жар мне не будет ощутим, но огонь укусил меня и я перевел свой взгляд с костра на ярко освещенное лицо, находившееся напротив меня. Впервые за сегодня я смог разглядеть испуганные глаза своего отца.

– Поговори со мной, – сказал я ему. Он ответил:

– Поговорю, сынок, обязательно поговорю, только не знаю, как начать разговор…

– Дело в маме? – спросил я. – Ты не можешь говорить из-за переживаний? Отец, мне тоже тяжело, я не знаю, какие слова сейчас будут правильными, но…

– Дарет, – перебил меня отец, – дело не только в маме.

– А в ком еще?

Отец повернул голову в сторону стены, которую костер плохо освещал. Я понял, что с этой стеной что-то не так, еще когда мы только вошли, но тогда мне было некогда ее разглядывать вблизи. Выбрав полено, которое лежало у края костра, и одна его часть еще не была охвачена огнем, я взял его и поднес к стене. Я увидел, что в этой стене было не так: выглядело так, словно ее замазали.

– Что за ней? – спросил я у отца.

– Присядь, я все тебе расскажу, – с небольшой тревогой в голосе ответил он.

Я послушался его, покорно сел у костра, бросил обратно туда полено, а отец начал рассказывать то, во что мне было очень сложно поверить тогда, да и сейчас, вспоминая это, я испытываю те же чувства непонимания и сомнения.

– Я очень надеялся, что не мне выпадет участь поведать тебе обо всем, но твоя мама взяла с меня слово, что, если ее не станет первой, я должен буду все тебе рассказать. Дарет, за этой стеной, к которой ты только что подходил, – он указал на неосвещенную замазанную часть пещеры внутри скалы, – лежит твой отец.

– Как это – мой отец? Что за ерунда? Мой отец сейчас сидит передо мной! Ведь ты – мой отец! – сказал я очень эмоционально, но понял, что разговор будет куда серьезнее, чем ожидалось.

На мгновение я решил, что это все помешательство от потери любимой женщины, однако взгляд отца был суровым и серьезным, без отсутствия даже намека на помешательство или неуверенность в том, что он говорит. Его коротко стриженая, слегка облысевшая голова, блестела на свету от огня капельками пота, проступившего от волнения. В ярко красном свечении седые волосы снова стали походить на некогда желтые, подобные волосам Шерен. Пожалуй, лишь мы с матерью могли помнить отца с густой шевелюрой на голове, ведь непрерывный тяжелый труд под палящим солнцем сделал свое дело, и уже к появлению моей сестры отец больше походил на ее дедушку, чем на папу. Я сосредоточил внимание на его голубых глазах. Они блестели куда больше головы. В них я прочел мольбу: понять его и отнестись очень серьезно ко всему, что мне предстоит услышать. Затем он устремил взгляд на огонь и начал свою длинную речь, дававшуюся ему с немалыми усилиями:

– Сынок, когда я женился на твоей маме, тебе было уже почти два года. Я познакомился с ней случайно в городе. Она с тобой на руках пыталась продать то, что вырастила у себя в поле. Ныне наш дом был некогда ее домом, который она унаследовала от своих родителей, рано почивших и находящихся теперь здесь, рядом с ней. Мама жила там с тобой до моего появления в этой семье. Когда я ее заметил, несколько мальчишек пытались у нее украсть овощи. Она ничего не могла поделать, ведь рядом был маленький ты. Я предложил ей помощь, прогнал мальчуганов, что-то купил у нее, а после провел вас домой. По дороге она мне рассказала, что живет одна с сыном в доме за городом, что ее муж умер, а за полем некому следить. Она предложила мне купить и ее дом, и поле. Но я убедил ее сдать поле мне в аренду. Она согласилась, чему я был несказанно рад, ведь, лишь увидев ее, я тут же полюбил ее всей душой, и просьба о сдачи земли в аренду была на самом деле предлогом быть к вам ближе. Со временем мы все привязались друг ко другу, и мама тоже полюбила меня, а ты стал звать меня папой. Затем родились Терек и Шерен. Ты был слишком мал, чтобы запомнить мое появление в доме. Словно родного сына, я полюбил тебя с первого дня нашей встречи и считаю, что вправе называться твоим отцом. Но, как бы мне того не хотелось, не могу быть им всецело, – тут отец перевел взгляд на темную стену.

Слушая эти слова, подсознательно я уже заново воспроизводил те свои размышления, в которых я не раз для себя констатировал то, что я ни капли не похож на своего отца. Но крепкая любовь между родителями и небольшое сходство с матушкой всегда словно растворяли все мои подозрения. Теперь же они, словно бурлящий гейзер, вырвались и начали взрываться у меня в голове.

– А что же случилось с моим настоящим отцом? И почему вы никогда мне о нем не говорили? Почему я должен узнавать об этом в самый страшный день моей жизни – в день смерти своей матери? – я был возмущен и, возможно, даже зол.

– Дарет, – отец умоляюще посмотрел на меня и ответил очень спокойно, – есть вещи, которые нам знать опасно. То, что мы скрывали от тебя правду, было лишь тебе во благо. Но дольше я молчать не могу. Не имею права. Случись и со мной завтра что-то, а я не успел бы тебе рассказать, ты бы так никогда и не узнал правду. Хотя, я не уверен, что поступаю верно, рассказывая тебе это. Но того хотела твоя мама.

– Так что же здесь не так? – я встал и подошел к запечатанной стене. – Что не так с моим отцом? Кем он был? Вором? Убийцей? Отчего он умер?

– Его убили собиратели, – сказал отец, глядя мне в глаза исподлобья, – его убили те, кто убил и твою мать.

Я присел и облокотился на стену.

– За что? – спросил я. – Он тоже не хотел отдавать больше, чем полагается?

– Нет, – ответил отец, – его убили ни у дома, а около Темного леса. К счастью для тебя и твоей мамы они не знали, что он жил с вами. Они не знали тогда и не должны узнать сейчас, что у него остался сын.

– Почему? Что с ним было не так? Почему эта стена так надежно запечатана? – я вскочил и стукнул кулаком по стене. Не нарочно, а от отчаяния и злости, переполнявших меня изнутри. Стена задрожала, каменная пыль с нее слегка осыпалась на землю.

– Дарет, – отец встал, подошел и обнял меня, – дело в том… – сказал он мне тихо, почти шепотом, на ухо, – дело в том, что твой отец был тромом.

– Что?! – возмущение во мне сменилось растерянностью. Я небрежно оттолкнул от себя отца и даже, наверное, закричал. – Что ты такое говоришь? Как такое вообще возможно? Ведь тромы – монстры, которые давно были уничтожены эльфами. Ни у меня, ни, тем более у нашей матери, – я указал на то место, куда мы недавно ее положили, – не может быть ничего общего с этими чудовищами!

– Я боялся такой реакции, но ты не прав, Дарет, – отец снова сделал шаг навстречу мне, пытаясь меня успокоить, – все, что я тебе сказал и скажу еще – чистая истина. Тромы ни монстры, ни чудовища, они не выглядят ужасно, как вас учили тому в детстве, и ты – тому самое прекрасное доказательство. Дарет, ты – сын трома, в тебе течет его кровь. Они такие же, как мы… Как я. Да, они были исполинами. Но не монстрами. И тебе придется мне поверить.

– Я даже не хочу этого слышать, не хочу думать о том, что ты мне сказал, – отчаянно замахал я головой и руками, словно прогоняя от себя все услышанные отцовские слова.

Я отошел от стены, сел около костра и взялся за голову. Думал я о том, что мое подозрение, в котором я допустил мысль об отцовом помешательстве, все же было не безосновательным. Я успокаивал себя тем, что он всего лишь тронулся умом, похоронив только что свою горячо любимую жену, часть своей души. Помешательство отца я пережить бы смог, но вот принять за правду его безумные слова и наречь себя отпрыском тех, к кому с самого рождения отовсюду мне внушалась ненависть – нет. Вдруг я осознал, что все же не отовсюду. Мы никогда не говорили о тромах дома. Ни мать, ни отец никогда не упоминали их, а если мы, дети, заводили разговор об этом после услышанного в городе от школьных наставников, то тема тут же закрывалась, как неинтересная и не заслуживающая нашего времени.

Отец сел около меня и приобнял, как в детстве, когда я с разбитыми коленками сидел на крыльце дома, изо всех сил сдерживая слезы от боли, пытаясь казаться взрослым. Или, когда, будучи уже примером для младшего брата, я давил в себе боль утраты после смерти старой кошки, которую я помнил и любил с самого своего раннего детства. Я боялся показать слабость, а отец сумел поддержать меня и взять часть печали на себя. Теперь же я смотрел на эту стену и думал о том, что за ней, отвергая и принимая одновременно историю, изреченную мне тем, кого я отныне не должен считать родным. Я даже забыл цель нашего прихода сюда, забыл о маме, о брате и о сестре. Посмотрев на молот, который отец взял с собой, я понял наконец, для чего он это сделал. Я схватил его и с необъяснимой яростью начал бить им по стене. Отец сидел у костра и молча наблюдал за мной. Стена была не толстой, она быстро проломилась. За ней оказалась еще одна комната. Я выдолбил проход такой, чтобы можно было пройти через него. Работал я минуту или целый час – я не знаю. Для меня все было словно одним мгновением. Отец подошел ко мне, в руках он держал два горящих с одного края полена.

– Идем, – сказал он и зашел в пробитую стену. Я вошел вслед за ним.

Здесь была небольшая комната, в центре которой стоял огромный каменный гроб, накрытый плитой.

– Это сделал я, – сказал мне отец, проведя рукой по крышке гроба и смахивая с нее толстый слой пыли на землю, – твоя мама просто оставила его здесь, заложив эту часть пещеры камнями. Я решил, что он должен быть достойно похоронен, и высек этот гроб из камня, переложил в него останки и запечатал стену. Я отчаянно надеялся, что ты поверишь мне на слово и не станешь сюда входить, но раз мы уже здесь, то можешь сдвинуть плиту. И ты увидишь все сам.

Сейчас, возможно, мне это кажется ужасным, но тогда я должен был узнать правду. Отец более не казался мне сумасшедшим, а огромный каменный гроб, стоявший прямо передо мной, помог принять, что все им выше сказанное, как ни печально, но было правдой. Я сдвинул плиту настолько, чтобы она не упала с гроба. Некогда белый саван покрывал неровности того, что когда-то было живым существом. Приподняв ткань, я увидел большой скелет. Это был такой же скелет, как и у обычного человека, просто крупнее. Однажды я видел в лесу за городом человеческие останки какого-то бедолаги, который решил закончить свою жизнь в петле на суку дерева. Этот от него отличался лишь размерами.

– Его звали Грэз, – сказал мне отец, прервав поистине гробовую тишину.

Я смотрел на каменный гроб и пытался понять и принять все то, что сегодня на меня свалилось. Я знал, что мне необходимо держать себя в руках, ведь я всегда так делал. Я всегда чувствовал, что на мне лежит ответственность. Мне надо собрать всю свою волю в кулак, мне надо быть сильным, как никогда. Я подумал о том, что было бы лучше, если такую страшную правду мне рассказала бы мама. Она знала его, моего отца. Она знала, какой он был, могла указать на мои сходства с ним, рассказать мне о нем, как о человеке. То есть, я имею ввиду о том, каким он был в жизни. Почему она мне ничего не рассказала? Она боялась за меня. Боялась, что, если собиратели узнают, кто я, они убьют меня. Нет, она ни Терека закрыла собой сегодня, а меня.

– Пойдем к костру, – сказал я отцу.

– Хорошо, идем, – ответил он.

Я взял было ткань, чтобы снова накрыть тело трома, когда увидел на нем подвеску. Видимо, когда-то она висела на его шее на кожаном ремне, сейчас она лежала между высохшими ребрами. Я аккуратно извлек ее вместе с ремешком. Он удивительным образом сохранился за эти годы и даже не истлел. По всей вероятности, он по всей своей длине был обработан каким-то веществом, которое и не дало ему разложиться, в отличии от плоти того, кто носил его на себе.

– Отец, это что, золото? – спросил я, показывая ему, как я сам решил, амулет, который занимал половину моей ладони.

– Да, золото. Золотой медальон тромов, – ответил тот, даже не глядя на подвеску в моих руках. – Защита и талисман, знак принадлежности к царскому роду тромов.

– Но откуда у трома золото? Оно ведь находится только в Верхней Долине? – я крутил медальон в руках, рассматривая его со всех сторон, и на нем, казалось, что-то было изображено. Или всего лишь казалось… – И что ты сказал? К царскому роду тромов? – вопросов у меня было много. Но и ответов, судя по всему, у отца было не меньше.

– Этот тром, – он указал на гроб, – Грэз, твой настоящий отец, был последним царем тромов. Именно поэтому он и смог сюда пройти.

– Пройти? Откуда? А золото? Ведь оно может быть только у эльфов…

– Дарет! – воскликнул отец, подпрыгнув со своего места, словно молодой. – Да пойми же ты наконец, что все, что исходит от эльфов – это ложь! Ты только что узнал, что являешься потомком тромов, но, как видишь, у тебя нет уродливого лица, острых зубов и лютой ярости, которую сказки эльфов приписывает всем тромам. Это не потому, что твоя мать – человек, а потому, что тромы – такие же, как и мы, люди, просто крупнее и сильнее нас физически, но не более того!

На мгновение в пещере снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием костра, в который пора бы уже было подбросить свежих поленьев.

– Сынок, давай успокоимся, – сказал отец тише, – сядь около меня ближе к костру. Ночь будет длинной, я все расскажу тебе, а утром мы оправимся к Тереку и Шерен оплакивать маму.

Я послушался отца, сел с ним рядом и обнял его. Я видел, что ему доносить все это до меня не легче, чем мне предстоит принимать. Отец говорил, а я покорно слушал, пытаясь ничего не упустить и стараясь все осознать.

Каждого ребенка в городе обучали старейшины и школьные наставники. Они прививали нам с малых лет историю, которая, как оказалась, была ложью. Меня учили тому, что люди выжили и существуют только благодаря эльфам, что страшные тромы были повержены, уничтожены высшими существами ценой собственного бессмертия. Грэз поведал моей матери, а она затем моему отцу, совершенно иную историю. В давние времена на нашей земле жили ни эльфы, а тромы: славный, могучий и сильный народ, который ни с кем не вступал в войну. Они не претендовали на чужие земли, у них были свои плодородные поля, которые теперь возделываем мы. Поля были окружены зелеными холмами, которые могли вдоволь обеспечить пропитанием весь скот, имеющийся у тромов. А за холмами вдаль простирались густые леса, переполненные всевозможной дичью. Бурная река за городом обеспечивала жителей водой и рыбой.

Верхняя Долина – это земля над землей, находившаяся как сейчас, так и тогда высоко под облаками необъяснимым чудесным образом, словно паря над селениями исполинов. Тень от нее падала по утрам на лес, что стоит на западе, а к вечеру немного касалась города, но в любое время дня она была над Темным лесом. В долину можно добраться лишь одним путем: по каменной лестнице, подножие которой находится недалеко от нашего города. Отец мне рассказал, что раньше в Верхней Долине обитали цари тромов и их семьи, а остальные жители поднимались в Долину несколько раз в году на празднования. Никто не платил дань царской семье, каждая семья тромов обеспечивала только себя. В этом народе ценились трудолюбие, справедливость и доверие. Был мирный уклад, и ничего не предвещало войны.

Однажды на землю тромов пришло несколько кочующих семей эльфов. Они рассказали, что их поселение было уничтожено огнем, все их запасы пропали, и им попросту стало негде жить и нечего есть. Тромы были миролюбивым народом, они посочувствовали эльфам и пустили их в свой город. Эльфы внешне отличались от них: они были немного ниже ростом, но выше, чем большинство обычных людей сейчас, у них были утонченные лица с узкими благородными подбородками, когда скулы тромов, напротив, были широкими и массивными. Кончики заостренных необычных ушей выглядывали из длинных волос, собранных у женщин в причудливые прически, украшенные лентами, а у мужчин напротив – распущенных. Эльфы особо гордились своей внешностью, даже оставшись без ничего.

Но главной особенностью эльфов было то, что каждый из них обладал определенным умением влиять на природу. Кто-то мог слышать и понимать зверей, кто-то общался с птицами, кто-то управлял ветрами, а кто-то водой. Предводителем их был Зоки – старый и мудрый эльф, который выглядел не старше своего молодого сына Корона, ведь бессмертные эльфы не стареют. Оба они были достаточно высокими, ростом почти достигая тромов, обладали изящной, грациозной походкой, которая выдавала их принадлежность к знатному роду. Яркой внешности добавлял контраст цветов: темные, как угли, глаза и белые, словно свечение от луны, длинные волосы. Незнающий смело нарек бы их кровными братьями, так они были похожи друг на друга. Вот только жены у Зоки не было: эльфы бессмертны, но против дикого зверя не спасает даже бессмертие…

Царем тромов в то время был Грэз, предок моего отца трома, в честь которого, по всей видимости, тот и был назван. Тромы проявили милость и сочувствие к эльфам, оказав им добрый прием в свои земли. Зоки заключил союз с Грэзом, что позволило эльфам поселиться рядом с нашим городом. Шли годы, поселение эльфов постепенно увеличивалось и застраивалось все новыми и новыми домами. Тромы помогали в их строительстве, для чего они без особого труда повалили немало деревьев в соседнем лесу. Пустовавшие поля стали засеиваться и шириться. Узнавая о том, как здесь хорошо живется поселению эльфов, другие эльфы приводили в эти земли свои семьи со всех концов света, и в скором времени рядом с городом тромов вырос такой же город эльфов. Грэз с осторожностью наблюдал за жизнью новых соседей с Верхней Долины, но не мог разглядеть в них никакой опасности или угрозы для своего народа.

Эльфы питались только тем, что давала им земля, ведь им было запрещено убивать животных даже для того, чтобы есть. Видя, как тромы пасут стада, охотятся на дичь, они также решили испробовать то, что едят тромы. И им пришлось по вкусу мясо животных, при этом им не надо было их убивать – за них это делали тромы. По доброй воле тромы делились мясом с эльфами или же за что-то продавали, мне неизвестно. Но то, что эльфам это было удобно и выгодно, я не сомневаюсь. Ведь этот обычай сохранен и по сей день, только теперь бессмертных мясом снабжают люди…

Больше всего я был удивлен, когда узнал от отца, что во времена всех описанных им событий, не было людей. Их просто не существовало, ни одного! Я не мог представить, что человеческой расы попросту не было!

Грэз не знал, как будут сосуществовать тромы и эльфы после его правления, поэтому он решил пойти на очень рискованный шаг – он предложил Зоки взять в жены свою дочь. Зоки был старым, хотя и с внешностью молодого, эльфом, а дочь Грэза – еще совсем юным тромом. Никто не знал, к чему может привести такой союз. Но он состоялся, чтобы скрепить дружбу двух таких разных народов, волей судьбы объединенных тесным соседством. Вдовец Зоки женился во второй раз. После этого многие тромы стали жениться на эльфийках, а эльфы брали себе в жены девушек из тромов. Разница во внешности уже никого не смущала, ведь сам царь тромов выдал свою дочь замуж за эльфа.

Казалось, все идет, как нельзя лучше. Два великих народа объединились, всех это устраивало. Всех, кроме сына Зоки. Корон пытался донести до своего отца, что нельзя связывать свой род с родом тромов, кровосмешение и политическое объединение принесут конец расе эльфов. Возможно, он был прав, но отец его не послушал. Оба народа ожидали появления первенцев в смешанных браках, полагая, что дети от родителей, обладающих такими различными способностями и силой, будут наделены еще большим могуществом. Но, когда в первых смешанных семьях родились дети, все увидели, что они отличаются и от тромов, и от эльфов. Дети были очень маленькими. Внешне они были похожи на тромов, с обычными ушами, однако их тело было намного меньше чем у детей не из смешанных союзов. Дети были слабыми, часто болели. В них не было ни той силы, что была в руках трома, ни тех даров, какими мог обладать эльф. А значит – не было и бессмертия. Это были люди. Первые люди, которые показали миру, что они всего лишь слабые существа, ничего особого из себя не представляющие, которым отведен весьма недолгий век в этом мире. Корон и его единомышленники сочли это наказанием от судьбы за кровосмешение. Быть может они и были правы…

Зоки также стал отцом во второй раз. Его жена, тром царских кровей, родила дочь, которую назвали Зариной. Во все времена те, в чьих венах текла кровь царей, отличались от остальных: они были сильнее и могущественнее. В народе тромов считали, что это было благодаря родоначальнику царской семьи – Артуру, которого добрые духи благословили особой силой, дабы его дети и их потомки смогли противостоять злу.

В отличии от других детей, Зарина была похожа и на тромов, и на эльфов: она не была простым человеком. Царская кровь в девочке помогла ей сохранить бессмертие, переданное ей по наследству от отца, равно как и благородная кровь матери одарила ее силой тромов. С малых лет она проявляла и эльфийский дар – Зарина могла управлять водой, точно так же, как и ее отец. Это очень не нравилось Корону. Он возненавидел свою мачеху, свою сестру, своего отца. Он задумал уничтожить тромов и людей, чтобы лишь эльфы владели здешними землями, Верхней Долиной и всеми богатствами, которые там были сокрыты.

Корон знал, что далеко за лесами живут и другие эльфы. Но он никогда не слышал, чтобы где-то еще, кроме этого места, обитали тромы. На стороне Корона было самое главное – это время. Тромы старели, а эльфы нет. Тромы были сильны, но, со временем, даже самый сильный из них слабел и умирал. Корон собрал вокруг себя единомышленников-эльфов, которых объединяла идея единого лидерства расы, чистой крови и превосходства своего народа над всеми остальными. Они не считали тромов достойными жить в Верхней Долине и править оттуда всеми этими землями. И уж тем более они не признавали людей, которых с каждым годом становилось все больше и больше.

Грэз Великий, как и любой смертный, умер, хоть и в преклонных годах. Место правителя заняла его дочь, жена Зоки. Когда она взошла на трон, она уже была немолода, а рядом с ней был ее нестареющий муж и юная дочь Зарина, так похожая на мать. Правда, Зарина, в отличии от царицы, любила распускать свои длинные светлые волосы, как ее отец, надев поверх них лишь свою тиару принцессы. Вся семья Зоки поселилась в Верхней Долине, в центре которой располагался большой и прекрасный город, каких на земле не сыскать. Корон увидел, сколько богатств здесь сокрыто: золото, драгоценные камни, дома из мрамора, во дворах которых были высажены прекрасные сады. В садах обитали всевозможные птицы неземной красоты. Да ведь это и не была земля. Все это находилось много выше, в небесах, где можно было почувствовать себя богами. В царской коннице стояли прирученные единороги, которых эльфы никогда не видели прежде, а в лесах Долины обитали дикие табуны. В центре Долины была огромная площадь из мрамора, местами украшенная картинами из фрески, на которых были изображены моменты из жизни тромов. Здесь весь народ собирался на праздники. Корон понимал, что через несколько лет Зарина займет трон тромов. Наполовину тром, наполовину эльф, но с царской кровью в венах – она будет править вечно уже над тремя народами: над тромами, над эльфами и над людьми. Он не мог этого допустить. Между Короном и властью стоял отец его и Зарины – Зоки, который уважал тромов и их право на царствование в этих землях.

Девочка росла, родители баловали ее. Сперва Корона это немного забавляло, ведь даже в его темном сердце были светлые чувства к младшей сестре. Но со временем он понял, что Зарина с каждым годом получает все больше и больше, а скоро и вовсе станет хозяйкой всего. В том числе и его самого.

Мать Зарины увядала и все меньше проводила времени со своим мужем, который был молод уже ни одну сотню лет. Корон воспользовался этим и каждый день стал прививать отцу мысль, что его жена хочет убить их обоих, чтобы они не помешали Зарине взойти на трон. Зоки отказывался верить сыну, но все же иногда задумывался и размышлял над его словами. И постепенно это переросло в навязчивую идею, чего и добивался Корон.

Однажды, за царской семейной трапезой, Корон, проходя за сидящими отцом и мачехой, наклонился к ним, чтобы пожелать приятного вечера. Он поцеловал отца в щеку, слегка прикоснулся губами к руке мачехи, якобы в знак почтения, и в это время незаметно подложил охотничий нож тромов, приобретенный заблаговременно на земле, на стул возле платья матери Зарины, надеясь, что в следствии его обнаружения, царица будет обвинена в измене. Корон думал, что тогда отец уж точно будет убежден в предательстве своей жены, но он не рассчитывал на то, что произошло потом. Во время обеда жена Зоки случайно столкнула нож на пол, все услышали звон от падения и посмотрели на нее. Она растерялась. Не зная, как нож оказался возле нее, она озадаченно и испуганно взглянула на мужа. Зоки встал, поднял нож и спросил ее:

– За что? Неужели ты и вправду думаешь, что я мешал бы нашей дочери править тромами, эльфами, людьми, да кем угодно? Да, она не такая, как я, но она – моя плоть и кровь, к тому же она – законный наследник. За кого ты меня держишь?

– Зоки, – растерянно ответила жена, – я не понимаю, что происходит. С чего все эти разговоры? У меня нет ни единого предположения, как этот нож здесь появился, а главное – зачем.

– Отец, в чем дело? – вмешалась Зарина, встав из-за стола.

– Дочь, присядь на свое место, – ответил Зоки. – Или ты в сговоре с матерью? – он перевел свой обезумевший подозрительный взгляд в сторону Зарины. Его черные глаза горели ненавистью, а их блеск отражался в ноже, который Зоки крепко держал в своей руке.

– Я давно тебя предупреждал, отец, но ты не хотел мне верить, – спокойным тоном сказал Корон, даже не вставая с места и продолжая жевать свой обед. – Все эти годы я пытаюсь донести до тебя, что они – не такие, как мы, – тут он, все же, отложил столовые приборы и вышел из-за стола, не спеша направляясь в сторону Зоки, стоявшего с ножом около своей напуганной жены. – Они могут убивать и, если им это необходимо, убивают. Отец, мы не такие, – с ухмылкой он положил руки на плечи Зоки. – Мы не убиваем. Мы чтим жизнь, а у тромов, – Корон указал на мачеху, – нет принципов. Лишь жажда власти над всеми, – он показал отцу кулак, символизирующий описываемую им жестокость тромов.

– Корон, о чем ты говоришь? – возмутилась его мачеха, не вставая со своего места. – Я, как царица, приказываю тебе немедленно извиниться передо мной и навсегда прекратить подобные разговоры!

– Ты мне не царица, он – мой царь! – Корон указал на отца и склонил перед ним голову.

– А ведь он прав, – сказал Зоки и перевел взгляд на жену. – Вы пользуетесь тем, что мы бессильны против тромов, заставляя нас жить по вашим правилам, подчиняться и унижаться перед тромами. Мы не убиваем. – Зоки говорил это с видом в край обезумевшего сумасшедшего. – Мы не хотим убивать, это желание не предусмотрено нашей природой, однако ведь мы все-таки в силах сделать это.

С этими словами Зоки нанес удар тем самым охотничьим ножом своей жене прямо в грудь. Она сидела за столом, а он стоял рядом с ней. Нож вошел в ее грудь по самую рукоять, пронзив сердце. Никто из присутствующих не мог понять, что произошло, настолько быстро это случилось. Дочь Грэза Великого, правительница тромов медленно соскользнула со стула и упала на пол, уставив свои красивые, широко раскрытые глаза на мужа с навсегда застывших в них вопросом «За что?». На полу лежала немолодая, но красивая царица. Она была мертва. Зоки, словно воспрянувший от помутнения рассудка, выронил нож и склонился к жене. Все наконец-то пришли в себя. Зарина вмиг подбежала к матери. Она пыталась привести ее в чувства, плакала и звала, однако безрезультатно.

– Ты, – взглянула она на отца, – что на тебя нашло? Что ты наделал? – кричала она.

– Увести ее отсюда и запереть в своей комнате! – приказал страже Корон, указывая на сестру. – Это измена, которую мой отец только что раскрыл перед всеми вами!

– Брат, что ты делаешь? – сквозь слезы спросила Зарина, лежавшая на теле царицы. Но ее никто не слышал. Двое эльфов из царской охраны, которые были в сговоре с Короном, взяли ее под руки и вывели из зала. Тромов рядом не было, об этом Корон побеспокоился заранее.

Зоки сидел на полу возле тела жены и смотрел на свою окровавленную руку. Он все еще не смог до конца осознать, что произошло. Одурманенный беспочвенной ненавистью, которую навязал ему сын, Зоки, возможно, понимал, что натворил, но боялся это признать. Даже сам Корон не ожидал того, что его отец решится на убийство царицы. Это не входило в его планы, он хотел лишь отправить мачеху пребывать в темнице до ее природной кончины, но, однозначно, случившееся было ему даже еще больше на руку. Ведь теперь его отец стал смертным…

Позже тромы будут в своих песнях вспоминать случившееся:

Эльфийский царь убил царицу,

А дочь свою сокрыл в темнице…

В царе в том дух недобрый жил

И самого его сгубил.

Пока тромы не узнали о гибели своей царицы, Корон разослал гонцов к эльфам из дальних земель, которые уже стояли не так далеко за пределами города и ждали сигнала, чтобы войти в него. У них был уговор: эльфы вступают в битву с тромами, принося, возможно, в жертву свои бессмертия и даже жизни. Взамен семьи этих эльфов будут вознаграждены Короном беззаботной жизнью для своих семей в Верхней Долине. В достатке эльфийский народ не жил никогда, поэтому многие мужчины были согласны с такими условиями.

Зарина была закрыта в темнице, ее мать мертва, а отец в тот момент был не способен принимать какие-либо решения. Для Корона все складывалось наилучшим образом. Он отдал приказ эльфам наступать на город тромов ночью. Приказал убивать как можно больше его жителей. Эльф, который убьет одного трома, не должен был останавливаться на этом, ведь бессмертие уже будет потрачено. Казалось, это нестоящая сделка. Но для тех, кто десятилетиями или даже сотнями лет скитался по пустынным и неплодородным землям, не имея надежного крова над головой, предложение Корона казалось заманчивым, хотя и цену он назначил высокую. Однако эльфам было выгодно отдать свои жизни ради того, чтобы их семьи вечно жили там, где у них не будет больше никаких забот.

Корон знал, что если эльфы уничтожат всех в городе, то совершенно беззаботной жизни у них не будет, ведь снова придется возделывать землю, а от мясной пищи, к которой они привыкли за время соседства с тромами, придется отказаться. Ведь эльфы не смогут закалывать скот даже ради еды. Жизнь за смерть – такой многовековой уклад эльфийского народа, установленный некогда богами. Поэтому Корон пошел на рискованный шаг и приказал не трогать людей, которые родились от смешанных союзов двух рас и даже уже начали создавать свои человеческие семьи. Корон не видел в них опасности, ведь людей было немного, они были слабы физически, не обладали сверхъестественными силами, а главное – они были смертными.

Ночью, когда последние огни в домах погасли, в город вошли воины Корона. Они были хорошо подготовлены и вооружены. Среди них не все выглядели одинаково молодо, подобно Корону и Зоки, были и стареющие телом эльфы, а это означало, что на их руках уже была чья-то кровь, что им уже приходилось кого-то когда-то лишать жизни. Они заходили в каждый дом и убивали всех на своем пути, даже эльфов, живущих в семьях тромов. Крики женщин и детей, взывающие о помощи ввысь к безучастным звездам, наполнили ночной город. Тромы поздно осознали, что на них напали. Началась битва. Гибли тромы, гибли эльфы. Кровь напитала землю. Против могучей силы тромов эльфы использовали свои способности. Тромы отчаянно защищали свои дома и жизни своих родных, но эффект неожиданности врага предрек исход битвы еще до ее начала.

В это время в Верхней Долине Корон пришел в комнату к своему отцу. Тот сидел у окна и пустыми глазами смотрел на звезды в небо, до которого, казалось, можно было дотянуться рукой.

– Отец, – сказал Корон, – ты поступил мудро. И ты не ошибся.

Зоки повернулся в сторону сына:

– Ты прав. Я не ошибся. Ошибся ты, – сказал он.

– Нет, – ответил Корон, – там внизу на земле сейчас льется кровь. Кровь нашего народа, отец. Тромы напали на эльфов, и мы были вынуждены защищаться.

– О чем ты говоришь?

– Они узнали, что власть может перейти к эльфийскому народу, к тебе, – продолжил Корон, снова поклонившись, – и решили истребить нас.

– Сын, что мне делать? – отчаянно спросил Зоки, опустив полный слез взгляд в пол. Некогда мудрый, сейчас он напоминал несмышленое дитя. – Я никогда не был настолько растерян, как сейчас. Моя жена – царица великого народа – мертва. Она умерла от моей руки. Я лишился и жены, и жизни. Я потерял однажды ту, которая любила меня – твою маму. Тогда это решил случай, от меня не зависящий. Судьба вознаградила меня за мои страдания, но сейчас… – он заплакал. – Я сам разрушил все. И это непоправимо.

– Отец, позволь мне заглянуть в твое будущее, – спросил разрешения Корон. Его даром было умение видеть прошлое или будущее того, к чьей голове он прикоснется. При этом Корон не мог увидеть то, что ожидало его самого.

Зоки одобрительно кивнул, и сын наложил руки на его голову. Корон сам не мог выбирать, какой именно эпизод ему должен открыться, однако в тот момент в этом и не было необходимости – отцу он собирался описать фальшивое видение. Закрыв глаза, он увидел ту же комнату, в какой они находились, ярко залитую солнцем и отца, сидевшего у того же окна, что и сейчас. Тот нервничал. Вдруг без стука дверь в комнату распахнулась, и вошедшая служанка-тром поднесла к эльфу сверток.

– Это девочка, – с улыбкой на лице сказала она и передала сверток эльфу. На его руках теперь лежал спящий младенец.

– Зарина… – с любовью прошептал Зоки и нежно поцеловал дочку в маленький красный лобик.

Корон резко отдернул руки от отца. Обида и зависть заиграли на его лице, однако он попытался выдать их за переживания о Зоки. Он присел рядом.

– Отец, – сказал он взволнованно, – тебе надо укрыться. Если ты выйдешь к тромам – ты погибнешь. Тебя свергнут и убьют. Но мне повезет больше, поэтому сейчас роль правителя ты обязан возложить на меня. Ради спасения нашего народа!

– Вероятно, ты прав, – согласился Зоки и поцеловал сына в лоб также нежно, как в видении Корона он целовал новорожденную дочь. – Какой с меня нынче правитель?

– Отец, я даю тебе слово, я буду мудрым царем…

– Ты – царем? – казалось, Зоки пришел в себя, сказав это достаточно живо. – Верховный правитель эльфов – это одно, но царь? Ведь этот трон, как бы то ни было, принадлежит тромам. А как же Зарина, твоя сестра? Ведь именно в ней течет кровь царей тромов, а не в тебе.

– Отец, моя сестра предала нас, как и ее мать, – продолжал лгать Корон. – Зарина знала о мятеже и грядущей битве и ничего тебе не сказала. Она не должна взойти на трон.

– Не смей причинить ей боль, достаточно с нас и смерти ее матери, – грозно ответил Зоки.

– Отец, ты же знаешь, я не смогу ее убить, – так тихо и спокойно говорил Корон, словно шипящий змей, одурманивающий свою жертву. – И не хочу. Зачем мне это? Я люблю ее, ведь она – моя сестра, хотя и единокровная. Я даю тебе слово, что и волос не упадет с ее головы, но править здесь она не будет, – его лицо переменилось. Сказал он это, зловеще растянув улыбку. – Достаточно предательств и унижений. Я – твой сын, однако я уже достаточно прожил на земле и набрался мудрости, а Зарина еще слишком молода.

– Корон, – Зоки встал, а следом за ним и сын, которого отец обнял за шею, – я потерял все, чего никогда и не имел. Ты оказался мудрее меня. Отныне тебе решать, как будет лучше для всех нас. Мой грех на мне. Твои грехи будут на тебе. А я буду оплакивать свою вечную жизнь. Несмотря на все, я надеюсь после смерти увидеть ваших с Зариной матерей и попросить у них за все прощения.

Зоки снова сел у окна. Он все еще выглядел молодым и красивым эльфом, но казалось, что все прожитые им годы в один миг легли непосильным грузом на его плечах, согнув его, подобно старику, которому прожитое им время скрутило спину дугой. Корон добился своего и даже большего – теперь власть всецело принадлежала ему одному.

А в это самое время под ними на земле уже стоял запах смерти. Обезумевшие от крови эльфы убивали даже детей. Могучие тромы встали на защиту своих жизней, но они были застигнуты врасплох. Такого побоища эти земли еще не знали. Кровь щедро окропила город, навсегда покрыв позором нападающих.

К утру осталось небольшая группа из уцелевших тромов, среди которых были преимущественно женщины и дети. Их было не более ста человек – остатки от великого народа… Уже не было сил рыдать, и они молча наблюдали за тем, как тела их убитых родных, любимых, близких или просто знакомых складывали на одну огромную кучу, чтобы затем придать огню. Так жестокость и жажда крови может долго скрываться в тех, кого мы знаем, а потом неожиданно обрушиться всей своей силой на окружающих.

Эльфов в ту ночь пало меньше, к тому же они знали, что и уцелевшим предстоит встреча со смертью в недалеком будущем, что противоречит природе эльфийской расы. На рассвете Корон спустился с Верхней Долины на землю и в сопровождении охраны вошел в город. Он пришел к месту, где стояли выжившие тромы. Туда же привели и тромов, живших во дворце Зоки: прислуга, свита царицы, приближенные.

– Почему они живы? – задал Корон вопрос эльфам.

– Господин, – ответил один из них, – среди нас осталось мало из тех, кто потерял бессмертие. Многие погибли, а те, кто выжил, не могут при свете солнца поднять руку на безоружных женщин и детей.

– Но при свете луны вам же это как-то удавалось? – разозлился Корон.

– Да, – смиренно ответил эльф, – но ночью мы не видели, да и не хотели видеть, кого убиваем. Более же мы не можем, – эльф упал на колени перед Короном, – мы просим тебя пленить оставшихся и выполнить свое обязательство перед нами.

– Хорошо, – ответил Корон, – вы и все ваши родные сможете поселиться в Долине, как только мы посадим их туда, – он указал на тромов, – откуда они уже никогда не смогут выбраться. Соберите самых могущественных эльфов, обладающих сильнейшими магическими дарами. Сегодня же мы отправимся в одно место далеко отсюда, из которого вернемся уже без наших прежних соседей, – с ухмылкой сказал Корон и подошел к одной из девушек тромов. Она была беременна, но старалась это скрыть от эльфов, и Корон все же не заметил ее слегка округлившийся живот. – Что это? – спросил Корон, разглядев на ее шее золотую подвеску. – Такая вещь может быть только у царской семьи, но я тебя ни разу не замечал во дворце тромов. К тому же по моему приказу все родственники моей дорогой мачехи должны были быть убиты. Уж не украла ли ты…

Девушка плюнула в лицо Корона и отвернула от него свое.

– Она была женой племянника Грэза, – пробормотала старуха, стоявшая рядом, чтобы убедить Корона в том, что девушка не кровная родственница царицы и тем самым защитить ее.

– Племянника самого Грэза Великого! – удивился Корон. – Тогда приношу тебе свои соболезнования, ведь кузина твоего павшего мужа, которая до сегодняшнего дня была вашей царицей, отошла к своему отцу, как и ее подданные – Корон нарочно говорил медленно и, ухмыляясь, указал на город. – Отныне, – сказал он громко, обернувшись по сторонам, – я, Корон, сын эльфийского царя Зоки, который, к моему огромному сожалению, сейчас не в ладах со своим разумом, являюсь царем всех здешних земель и Верхней Долины. Отныне здесь никогда не будут жить тромы – этот нечистый и грубый народ. Я провозглашаю бессмертных эльфов высшими существами, которые имеют единоличное право обитать в Верхней Долине. Благодаря своему мягкому сердцу и доброй воле, я разрешаю народу людей остаться обитать в этих землях, но в благодарность за это, они должны будут обеспечивать всем необходимым жителей Верхней Долины, то есть – эльфов, – на лице у Корона растянулась довольная зловещая улыбка.

Все это время люди прятались в своих домах, не зная, что им уготовано судьбой. Они видели, как рядом умирали их родные тромы и эльфы, поэтому они были уверены, что их ожидает та же участь.

Корон оставил своих ближайших доверенных навести новый порядок в избитом городе и разоренной Верхней Долине, а также приступить к строительству домов. Эльфы во главе со своим новым правителем повели пленных тромов в ту сторону, где сейчас находится Темный лес. В то время этот лес не был столь ужасным. Находясь точно под Верхней Долиной, в лесу были растения, напоминающие лианы, но они были мягкие и податливые. В Темный лес никто не заходил, но это было возможным. После истребления тромов лес порос колючками, а магия, наложенная на него, не давала их уничтожить. Сюда никогда не попадали лучи солнечного света, здесь не было жизни, поэтому до Корона в этот лес не заходило ни одно разумное живое существо. Похоже, что кроме него никому не было известно, что находится за этой темнотой. Именно поэтому он и повел туда тромов.

С того самого дня история, настоящая история народа тромов была забыта, а эльфами написана новая. Корон сам создал так называемую Книгу Света, передал ее людям и следил за тем, чтобы те обучали своих детей только по этой книге, прививая уверенность в том, что тромы – враги, а эльфы – освободители. Эльфы отбирали из человеческих семей сильных мальчишек, воспитывали их в строгости и изоляции, после чего направляли назад на службу собирателями. У собирателей не было семей, они лишь выполняли свою работу – собирали дань с остальных людей и передавали ее эльфам. С появлением первых собирателей у эльфов полностью отпала необходимость спускаться на землю с Верхней Долины. Они построили там новые дома, как и обещал некогда Корон. У них было все, чего они только могли пожелать. Этого Корон и хотел, и он был вполне доволен тем, чего добился.

Мы просидели почти всю ночь, скоро должен был наступить рассвет. Однако ни мне, ни отцу спать не хотелось. Он остановил свой рассказ, но мне этого было мало.

– А что случилось с Зоки и Зариной? – спросил я у отца. Переведя дух, он продолжил:

– Зоки, скорее всего, просто состарился и умер. Он потерял всякую радость в жизни и не обращал внимания на то, что творил его сын. А о Зарине больше никто ничего не слышал. Возможно, Корон приказал кому-то убить ее, а возможно, она и сейчас заперта где-то в его замке наверху, ведь он все же пообещал отцу, что не тронет сестру. Никто не знает наверняка.

– А как же тот тром – мой отец, настоящий отец? – снова задал я вопрос, оборачиваясь к комнате за нашими спинами.

– Когда тромов увели отсюда, Корон приказал самым могущественным эльфам сделать все, чтобы те не смогли выбраться из места своего заточения. Магия сокрыла тромов. Но сам Корон должен был иметь доступ к ним, дабы, если возникнет необходимость, иметь возможность убедиться, что все так, как он того хочет, что тромы надежно заточены. Поэтому вход к месту, где были оставлены тромы, доступен только царю, будь то царство по крови или по назначению. Любой, не имеющий отношения к царскому трону, не сможет пройти там. Как магия эльфов, которой запечатан вход к тромам определяет, кто достоин пройти в него, а кто нет – мне неведомо.

Твой отец рассказал твоей матери, как тромы выжили. Те немногие, что остались после нападения эльфов, были на грани смерти. Им пришлось приспосабливаться к новому месту, которое казалось непригодным для жизни. Но они смогли, они выжили. Все эти долгие годы они живут в изгнании, не имея возможности вернуться в свои родные земли. Та девушка, жена племянника Грэза, погибшего от руки эльфа, родила сына уже в новом месте. Ему она передала тот самый знак тромов, который ты держишь в руках. Так он передавался по роду, пока не попал и к твоему отцу. Именно благодаря этому медальону твой отец и смог покинуть плен. В нем, как и в тебе, текла кровь царей тромов. Этого Корон не учел, когда накладывал заклятие на проход. Другие тромы не смогли пройти. Но главное то, что они не истреблены. Народ тромов не был уничтожен полностью, как тому учили нас с детства. Где они находятся сейчас, я не знаю. Твой отец говорил маме, что это место очень далеко отсюда, но знаю точно, что начало пути лежит через Темный лес, который находится под Верхней Долиной, и который все живое обходит стороной.

– Отец, – сказал я, – почему вы скрывали это от нас? Зная всю правду, ты ни разу не сказал ничего Тереку в те моменты, когда он говорил о желании вступить в ряды собирателей. Как они узнали о моем отце? Почему он не вернулся в свой народ и не попытался освободить их?

– Дарет, – ответил отец, – твой отец Грэз с большим трудом добрался сюда. Он был удивлен, когда увидел здесь только людей и не увидел эльфов. Твоя мать жила одна в доме после смерти ее родителей. Грэз прятался, он хотел попасть в Верхнюю Долину и найти Корона. Но он не мог позволить ни эльфам, ни людям дать себя обнаружить, иначе его бы сразу убили, а Корон отправил бы отряд собирателей уничтожить остальных. Ночью он спрятался в нашем амбаре. Ваша мама услышала беспокойство лошади и решила проверить, все ли в порядке, а обнаружив там трома, она очень испугалась. Он каким-то образом смог убедить ее в том, что не причинит ей вреда и завоевал ее доверие. Она рассказала ему, как люди в городе относятся к тромам, на что он ей поведал истинную историю, которую я и передал тебе. Мама лечила его, ведь его тело было все изранено после того, как он преодолел Темный лес, находящийся под Долиной. Она убедила его не искать встречи с Короном зная, что один он все равно не выстоит против эльфов и собирателей, что состоят у них на службе. Так Грэз остался у нее и некоторое время прожил в амбаре. Он видел, как собиратели забирали часть ее дохода с урожая для эльфов, он понимал, что люди теперь ненавидят тромов, и, если он выйдет к ним, они немедленно убьют его. К тому же так он мог навлечь опасность на свой выживший народ.

Грэз прожил у твоей матери больше года. Сперва он так и жил в амбаре, но потом мама обустроила для него комнату в доме, ставни в окне которой всегда были закрытыми и имелось укрытие, на случай визита непрошенных гостей. Со временем они полюбили друг друга. За все это время Грэз ни разу не покидал пределы ее земли. По ночам он пахал в поле, что давало значительно больше прибыли, чем, когда она работала одна. Затем родился ты. Грэз понимал, что не сможет вечно скрываться, что рано или поздно кто-то узнает о том, что он здесь живет. И тогда это обернется опасностью не только для него самого, но и для вас. Он принял решение вернуться к своему народу. Под покровом ночи он пробрался к Темному лесу, но там его настигли всадники – собиратели. Грэз был сильнее, однако тех было двое. Одного он убил, второму ножом отсек ухо и оставил глубокий порез на лице, после чего собиратель, обезумев от гнева и боли, вонзил свой меч в спину Грэза, и тот прошел насквозь, выйдя из груди трома возле золотого медальона. Собиратель, оставив павшего товарища и мертвого трома и отступил в город за помощью, опасаясь, что поблизости могли быть и другие. За всем этим издалека наблюдала твоя мама, которая хотела убедиться, в том, что Грэз сможет покинуть эти земли. Когда раненый собиратель уехал, она подъехала к твоему отцу. Понимая, что это был момент не для слез, стойко держа себя в руках и не давая воли чувствам, она своей одеждой перевязала его раны, чтобы следы от крови не указали, в какую сторону она направится, с огромным трудом взвалила тело на коня и скрылась оттуда. Вернувшись на это место, собиратели не нашли тела и решили, что, видимо, тром чудесным образом выжил и сбежал в Темный лес. Если бы они доложили о случившимся эльфам, на трома была бы объявлена охота, но собиратели, вероятно, боялись наказания от эльфов за то, что упустили его. Поэтому об этом происшествии больше не узнал никто. А твоя мама, похоронив Грэза здесь, долго оплакивать его не могла, чтобы не привлекать внимание людей, да и о тебе ей следовало заботиться теперь одной. Все, что было потом, ты знаешь. Мне больше нечего тебе сказать, сын.

– Спасибо, – ответил я, – спасибо за то, что вырастил меня, как родного, даже зная, кто я есть.

– Я всегда знал, кто ты есть, – отец обнял меня, – ты – мой сын Дарет, в котором течет кровь великого народа.

– Ты сможешь меня понять, если я захочу найти тромов? – спросил я.

– Понять смогу, но смогу ли я тебя отпустить? – ответил он.

Наступил рассвет нового дня. Новой жизни. Без мамы. Другим человеком. Человеком ли?

Мы с отцом постарались заложить проход к могиле Грэза, который я ночью пробил молотом. Затем потушили остатки костра, попрощались с мамой, вышли на улицу и, привалив гробницу камнем, отправились домой. За пазухой у меня висел золотой медальон, принадлежавшая целому поколению тромов. По дороге домой я не думал обо всем том невероятном, что узнал ночью от отца. Я думал о человеке, убившем мою мать. Был ли это тот самый, которому мой настоящий отец отсек ухо? Ведь я немного смог его разглядеть…

Мы пришли к дому, во двор выбежала Шерен и со слезами бросилась на шею к отцу. За ней вышел Терек. По их лицам я понял, что они, как и мы, не спали всю ночь. Они плакали по маме. Я решил, что этот день проведу со своей семьей, словно ничего нового мне накануне не открылось. Я должен поддержать их в это тяжелое для нас время. А завтра я решу, как мне жить дальше. Сегодня вечером я засну человеком, но утром я проснусь тромом.

Глава 2

Друг оказался врагом, который стал другом

Дарет стоял у небольшого, слегка потемневшего зеркала. Он смотрел на себя так, словно видел это отражение впервые. К нему подошел брат.

– Терек, – обратился Дарет, не отводя взгляда от отражения, – посмотри на нас в зеркало. Ты замечал, какие мы с тобой разные?

– Ничего удивительного, – ответил младший брат, – вы с Шерен очень похожи на маму, – он опустил голову, – а я больше на отца. Ну, правда, и волосы у тебя темнее, чем у сестры, тоже мамины… Но все равно, мы похожи! Мы же братья!

– Посмотри, насколько я выше тебя, – продолжил Дарет так, словно не слышал слов Терека.

– Но ты же мой старший брат, – впервые за прошедшие дни улыбнулся Терек.

– Нет, ты не понял. Ты и в двадцать лет вряд ли будешь таким, как я сейчас.

– Дарет, ты намекаешь на то, что я на твоем фоне выгляжу слабаком? – с недоверием спросил Терек.

– Нет, брат, я хотел сказать, что ты такой же, как все, а вот я отличаюсь от остальных… людей, – ответил, помедлив, Дарет.

– Да, тебе многие парни завидуют! Ты же самый сильный из всех нас в округе, – подбадривал брата Терек. – тебе повезло, что ты такой родился. Но и мне повезло не меньше, ведь ты можешь работать в два раза больше меня! – братья рассмеялись.

– Терек, – спросил Дарет, – а ты когда-нибудь думал о том, как выглядели тромы?

– Зачем мне о них думать? – удивился брат. – Мы знаем о них достаточно, чтобы не иметь желания даже представлять их в своей голове.

Но Дарет возразил:

– А что, если все же недостаточно знаем? Что, если то, что мы о них знаем – ложь?

– Брат, ты пугаешь меня, – сказал Терек.

– А ты подумай. Ты с детства мечтал стать собирателем. В твоих глазах они были особенными среди простых людей. И что в итоге? Чем это обернулось?

– Я знаю, не напоминай мне об этом, – Терек словно обиделся на слова брата.

– Прости, Терек, – извинился Дарет. – Я не имел ввиду твой случай, я просто хотел тебе показать, что не всегда то, во что мы верим, является истиной.

– Почему ты начал этот странный разговор? Почему вспомнил тромов?

– Терек, посмотри на меня, – Дарет снова подошел к зеркалу, – ты когда-нибудь видел кого-нибудь выше меня? А что, если тромы были такими, как я? Конечно, они были еще больше, но что, если они выглядели так же, как я? Что, если они не были уродливыми, но были похожи на простых людей, только выше и сильнее?

– Дарет, – рассердился Терек, – в этом разговоре я не вижу смысла. Я думаю, ты обезумел от потери мамы. Тебе нужно время, чтобы прийти в себя и перестать сочинять подобную ерунду.

Терек уже собрался выходить из комнаты, но Дарет его остановил:

– Брат, постой. Да, ты прав. Слишком много всего произошло. Я только хочу попросить тебя беречь Шерен и отца, если я вдруг исчезну.

– Исчезнешь? Дарет, о чем ты вообще говоришь? После смерти мамы я совершенно не могу тебя узнать!

– Я сам себя не узнаю, Терек, – ответил Дарет. – Знай, что что бы ни произошло, я всегда останусь твоим братом. Но мне, возможно, придется уехать в ближайшее время.

– Куда? – возмутился Терек.

– Прости, брат, но этого я тебе сказать не могу ради твоего же блага. Скажу только то, что, если я вернусь, все навсегда в нашей жизни переменится.

Терек задумался. Он не понимал слов брата.

– Дарет, мы потеряли маму. И в такое тяжелое время ты хочешь нас бросить?

– Терек, – ответил брат, – если бы ты знал то, что знаю я, ты бы меня понял.

– Так расскажи же мне! – воскликнул Терек.

– Не могу, брат, прости, не могу… По крайней мере не сейчас.

Дарет вышел из комнаты. Терек был зол на него, но пошел за братом. Он видел, как Дарет вошел в комнату родителей. Терек хотел подслушать, о чем тот будет говорить с отцом, но они разговаривали слишком тихо. Затем Дарет направился на кухню и поговорил с сестрой. Этот разговор, в отличии от предыдущего, не покрывался тайной. Старший брат утешал и наставлял младшую сестру, а также он попросил ее сшить для него плащ подобно тем, какие носят собиратели: темный, длинный и с капюшоном.

Полдня братья с отцом работали в поле, практически не разговаривая, а Шерен тем временем суетилась в доме. Она приготовила обед и позвала мужчин к столу.

– Идемте, – сказал отец, – ваша сестра очень старается, хотя ей намного тяжелее, чем нам. Надо приободрить ее и поддержать.

За едой оба брата нахваливали обед, хотя, конечно, он был далек от того, чем кормила их матушка. Но разве могли они обидеть сестру, которая была лишь девочкой, на плечи которой по воле злого рока судьбы навалились заботы взрослой женщины?

После обеда на работу в поле ушли лишь отец и Терек, Дарет же остался в доме. Тереку очень не нравилось то, что брат ничего ему не хотел рассказывать. Вечером Шерен накрыла приготовленный ею ужин на стол. За ужином все молчали. Когда огни в доме были погашены, и все разошлись по своим комнатам, Дарет надел сшитую сестрой накидку (пускай не идеальную, у матушки вышло бы гораздо лучше, но Дарет благодарно похвалил сестру за удачно перешитую старую мантию, найденную на чердаке и принадлежавшую, наверное, еще деду их деда), накинул капюшон и вышел из дома.

Терек все это видел и решил проследить за братом. Дарет обошел свое поле и пошел дальше по окраине города, чтобы не быть кем-то замеченным. Он старался быть очень аккуратным, оборачивался по сторонам, и, спустя некоторое время все же понял, что за ним кто-то следит. Дарет остановился, осмотрелся и решил немного вернуться назад. Какого же было его удивление, когда за одним из деревьев он обнаружил своего брата.

– Терек, что ты здесь делаешь?! – шепотом недовольно спросил Дарет.

– Я хотел бы задать тебе тот же самый вопрос, – ответил Терек, – куда ты направляешься? Ты не взял с собой ничего, а значит, ты планируешь скоро вернуться домой. Так куда ты шел в такое время?

– Брат, – Дарет присел на землю, он явно был огорчен, – я обещаю, что все тебе расскажу, но не сейчас. Немного позже. Сейчас я шел к тому месту, откуда можно попасть в Верхнюю Долину.

– В Верхнюю Долину? – негромко вскрикнул Терек. – Дарет, да ты с ума сошел? Зачем тебе туда идти?

– Терек, – спокойно ответил Дарет, – раз ты уже здесь, я не могу тебя одного ночью отпустить домой. Сейчас я ничего тебе объяснять не буду, просто следуй за мной. Обещаю, что ты все узнаешь после того, как я вернусь из Верхней Долины. Если вернусь.

– Что значит «если»?

– Это значит, что, если к рассвету меня снова не будет внизу, возвращайся к отцу, но не говори ему ничего о сегодняшней ночи. Просто жди обо мне известий. Пообещай мне, – Дарет был спокоен так, словно тысячи раз бывал в подобной ситуации.

– Я обещаю, брат, – ответил Терек, поняв, что бессмысленно здесь сейчас выспрашивать у Дарета подробности. – Но почему ты идешь туда ночью, а не днем?

– Потому что днем меня туда не пропустят собиратели, а сейчас у меня есть шанс. Не задавай лишних вопросов, пожалуйста, – взмолился Дарет. – Иначе мы обнаружим себя и нам обоим придется вернуться домой.

Терек замолчал и молча двинулся за братом. Дальше они отправились уже вдвоем, стараясь не издавать шума.

Братья шли достаточно долго, пока не пришли к каменной широкой лестнице, больше напоминающей скалу, уходящую в небо. Дарет приказал Тереку спрятаться за ней и ждать, пока тот не вернется, а сам отправился наверх. Он не знал, что его там ждет, но у него была цель – узнать хоть что-то о нахождении места заключения тромов. Любые зацепки, любые упоминания об этом могли бы облегчить его предстоящие поиски. «Человек, имеющий цель, препятствия на своем пути преодолевает намного легче чем тот, кто двигается бесцельно. Дабы получить желаемое, стоит идти на рискованные поступки и, лишь не струсив, можно добиться того, к чему стремишься.» Так всегда говорил отец. Человек. Дарет осознавал, что он может не только ничего не узнать о тромах в Долине, но и быть пойманным эльфами. Несмотря на все возможные опасности, он все же пошел на риск.

Поднимаясь все выше, Дарет обнаружил, что ему уже невидно Терека. Зато с такой высоты он смог разглядеть весь город. В окнах некоторых домов горели огни, которые с такой высоты казались лишь маленькими белыми точками. Поля вокруг города, ярко освещенные луной, не казались такими большими, какими их видели их владельцы, возделывая землю. Холмы за полями в темноте походили на гладкое темное море, отражающее в себе блеск луны и звезд, а позади них возвышались скалы, подобно стерегущим здесь покой великанам. Такой красоты Дарет еще никогда не видел прежде. С каждой ступенькой горизонт все больше открывал новые для взора просторы. «Я бы многое отдал, чтобы каждый день любоваться этим», – подумал Дарет про себя.

Достигнув самых верхних ступеней, он увидел перед собой землю. Обычную землю, такую же, по какой он ходил всю свою жизнь. Вокруг росла обычная трава. Немного дальше стояли довольно высокие ворота, являвшие собой настоящее произведение кованного мастерства. Ворота были открыты. От них вдаль вела широкая дорога, вымощенная мрамором, по обеим сторонам которой стояли роскошные дома. Все они были практически одинаковыми. Дома были из дерева, но они не были похожими на те, в каких жили люди внизу. Ступени с резными перилами по обеим сторонам вели на веранды, также украшенные всевозможной резьбой. На верандах стояли большие горшки с диковинными цветами, которые обвивали собой перила. В каждом доме было по два этажа с одинаковым расположением окон, обрамленными резными открытыми ставнями. Света в окнах не было. Город эльфов спал.

Дорога вела вперед, и ее конца не было видно. Дарет накинул черный капюшон и, словно растворившись в темноте, устремился дальше. Он не знал, что ищет. Каждый дом был похож на предыдущий, от этого или от высоты, на которой он находился, у Дарета закружилась голова.

Ничего особенного он не замечал, пока не дошел до развилки дороги. Прямо продолжалась улица с домами, поэтому он решил свернуть направо. Пройдя немного, Дарет вышел на огромную площадь. Он узнал ее из рассказа отца. Сама площадь была, как и дорога, вымощена мрамором, на котором возвышались золотые статуи эльфов. Фресок, о которых упоминал отец, не было. Дарет предположил, что именно на месте фресок сейчас и стоят статуи. Ничего не напоминало о тех, кто правил здесь раньше. Вокруг площади расположился сад с аккуратно выстриженными кустами и деревьями, некоторые причудливых форм, вокруг которых были насажены цветы неземной красоты. На некоторых деревьях висели большие золотые клетки, а в них спали крошечные птицы, каких Дарет на земле никогда не встречал – от их перышек исходило слабое золотое свечение. Тишину прерывал звук журчания воды из небольшого ключа. Подойдя ближе, Дарет увидел, что вода в ключе бьет из земли, словно из маленького гейзера. Он не мог понять, откуда она там берется. Все вокруг его удивляло, и он на какое-то время даже забыл о цели своего прихода, сосредоточив всю свою сущность на любовании диковинной красотой.

Отпрянув от минутного забвения, Дарет выбежал на площадь и вернулся на развилку дороги. На этот раз он пошел в противоположную сторону. Пройдя немного, он увидел еще одни ворота. Они были не менее красивее предыдущих, но уже из золота. Ворота были закрыты, но не заперты на замок. Видимо, эльфы привыкли к своему спокойному укладу жизни, не ожидая откуда-либо опасности, им попросту не от кого было закрываться. Дарет вошел в ворота. Здесь находился сад подобно тому, в каком он только что побывал, но этот был еще красивее. Деревья были густо насажены, и было видно, что за каждым из них бережно ухаживает садовник, знающий свою работу. Дарет сошел с дороги и укрылся среди них. Он всмотрелся вперед, где увидел дворец. Тот отличался от домов, мимо которых Дарет пришел сюда. Дворец был намного выше, и выглядел он богаче. Сияние луны, которая, казалось, находилась так близко, что можно было дотянуться до нее рукой, отражалось в золотом обрамлении. Дарет смог разглядеть, что у замка есть по меньшей мере два крыла, по три этажа в каждом, на крышах которых возвышались острые золотые пики. Вход во дворец представлял собой тяжелые высокие двери, несомненно, также обрамленные золотом. Размеры как дверей, так и ворот, указывали на то, что те, для кого они предназначались, были очень высокими. Все сходилось.

У входа стояла стража: два эльфа. Дарет решил обойти замок, чтобы не попасться на глаза часовым. Он сделал всего несколько шагов, как кто-то сзади схватил его и закрыл своей рукой ему рот. Однако это не помешало Дарету в одно мгновение развернуться и приставить к горлу обидчика нож, который он на всякий случай захватил с собой из дома. Напротив стоял некто в черном плаще, подобно тому, что был надет на Дарете.

– Ты собиратель? – спросил шепотом Дарет, не убирая нож.

– Нет, а ты? – ответил женский голос.

Дарет снял капюшон с незнакомки. Это была эльфийка. У нее были длинные черные волосы, которые в темноте словно сливались с ее накидкой в единое целое.

– Ты следила за мной? – спросил ее Дарет.

– Достаточно долго, чтобы убедиться, что ты здесь впервые, – ответила девушка. – А значит, ты не один из тех людей.

– И что ты будешь делать? Позовешь их на помощь? – Дарет указал на стражу у замка.

– Смотря, для чего ты хотел туда попасть. Да и нож сейчас у моего горла, а не у твоего. Ты хотел кого-то убить?

– Нет, – ответил Дарет.

– Жаль, – с ухмылкой ответила эльфийка. – Так зачем же ты сюда пришел, если не хочешь никого убивать?

– Мне нужны ответы. От Корона, – сказал Дарет.

– Ну, возможно, я смогу тебе помочь, только нож от меня убери, – хитро улыбнулась девушка.

– Почему я должен тебе верить? – спросил Дарет, виновато опуская руку.

– А почему я должна верить тебе? – девушка чувствовала, что становится хозяйкой положения. – Сразу заметно, что ты впервые видишь эльфа. Вряд ли какой другой эльф решит помогать простому человеку. Кстати, я – Рика.

– Своего имени я тебе не хочу говорить, – ответил Дарет и спрятал нож.

– Пойдем отсюда, пока тебя не заметили, – сказала ему Рика и направилась к воротам, ведущим к выходу, – к Корону тебе все равно не попасть. Разве что в качестве пленника, который уже никогда не увидит свободу.

Дарет пошел за ней, хотя и сомневался, правильно ли делает:

– Откуда мне знать, что ты меня не отведешь сейчас к охране?

Рика остановилась, развернулась и подошла ближе к Дарету, сняла с него капюшон, внимательно осмотрела лицо парня и сказала шепотом:

– У тебя голова, на первый взгляд, такая же, как и у нас, – произнесла она, с внимательным взглядом изучая со всех сторон голову Дарета. – Но вот думать ею ты совсем не умеешь, – негромко рассмеялась эльфийка и дважды легонько стукнула его кулачком по лбу. – Если бы я хотела сдать тебя им, – она указала пальцем на дворец, – ты был бы уже заперт в темнице.

Рика вывела их на дорогу и свернула за одним из домов. Там оказался лес, и Рика пошла в его сторону. Лес существенно отличался от садов, в каких перед этим побывал Дарет. Деревья росли беспорядочно, траву под ними никто не состригал. Пройдя пару минут, они вышли на небольшую поляну, ярко освещенную луной. Дарет смог лучше рассмотреть эльфийку. Она была очень юной. Не сильно высокая, потому что Дарет был выше ее. Длинные и прямые черные волосы были подобраны тонким ободком, оголяя изящные тонкие, острые ушки. Утонченный подбородок, прямой нос и благородный взгляд карих глаз: именно такими себе Дарет и представлял эльфов.

– Сколько тебе лет? – спросил ее Дарет.

– Ты о бессмертной жизни эльфов? – улыбнулась она. – Моя жизнь еще не исчисляется сотнями лет. Я еще не достигла совершеннолетия, именно поэтому здесь, – она указала пальцем на свою голову, – еще достаточно легкомыслия, чтобы позволить себе сидеть с незнакомым мне человеком в лесу, спасая его от наказания за проникновение в Верхнюю Долину.

– Почему ты решила помочь мне? – спросил Дарет.

– Нет, так дело не пойдет! Не забывай – ты на моей территории. Сперва ты расскажи мне, зачем ты пришел к замку Корона, – строго ответила Рика.

– Я не знаю сам, зачем туда пришел.

– А ты действительно не умеешь использовать голову по назначению, – снова рассмеялась эльфийка, но уже громче, не боясь, что здесь они будут кем-то замечены.

– Нет, вернее будет все же сказать, что я знаю, зачем пришел, – попытался оправдаться Дарет. – Мне нужны сведения. Но я до последнего не представлял себе, каким образом и от кого мне узнать то, что я хочу узнать, – он посмотрел прямо в глаза Рике. – Я хочу узнать все о тромах.

Улыбка исчезла с ее лица. Она присела на землю и спросила:

– Зачем тебе знать о тромах?

– Этого я не могу сказать, – ответил Дарет, присев рядом с ней, – но мне необходимо знать, где они.

– Ты хочешь их найти?

– Да, хочу, – сказал он.

– Чтобы вернуть их сюда?

– Возможно, я не знаю.

– Ты хочешь, чтобы они свергли Корона и заняли свое место в Верхней Долине? – Рика посмотрела на Дарета.

– Ты знаешь об их правах на Верхнюю Долину? – удивился Дарет.

– Все знают, – сказала Рика. Она поднялась и подошла к деревьям. В темной чаще зашумела листва. Дарет вскочил и ухватился за нож, но Рика остановила его:

– Убери. Просто смотри.

Из-за деревьев вышел большой белый конь. Дарет не верил своим глазам: это был единорог. Он подошел к Рике и поклонился ей, а она поклонилась в ответ.

– Прекрасное создание, не правда ли? – спросила Рика Дарета, поглаживая могучую белую шею. – Его зовут Ветер. Не будь таким невежливым, – Рика повернулась к Дарету, – поздоровайся и представься ему, – она указала на единорога.

Дарет подошел к ним, неловко поклонился перед жеребцом и сказал:

– Меня зовут Дарет.

Услышав его имя, Рика снова рассмеялась:

– А я думала, что тебя зовут Дубина!

Дарет выпрямился и удивленно посмотрел на нее. Ситуация казалось неловкой, к тому же он проговорился и назвал свое имя.

– Он не понимает тебя и твоего имени тоже не понял, – Рика показала Дарету на единорога. – Ты снова не думаешь своей пустой головой! Ты назвал свое имя, хотя не хотел этого делать!

Дарет чувствовал себя униженным. Он снова попытался оправдать себя и сказал:

– Но я же видел, как он поклонился тебе!

– Ветер поклонился мне, потому что я могу говорить с ним. Я умею общаться со всеми животными, а они со мной. Это мой дар, – мило улыбнулась Рика. – Посмотри на него, – она снова погладила коня, – его имя означает свободу, но он ни разу в своей жизни не несся, как ветер. Он вынужден жить здесь. Я прихожу сюда по ночам, разговариваю с ним и другими животными.

– Так вот, как ты меня заметила? – спросил Дарет.

– Да, – ответила Рика, – я видела, когда ты еще шел по улице. Если бы я не выследила тебя, и мы бы не встретились, ты бы уже был пойман, а на утро тебя передали бы собирателям. Им позволено убивать.

– Эльфы больше не убивают? – спросил Дарет.

– Если ты знаешь о тромах, то должен знать и о том, что эльфы больше не убивают. – Немного подумав, Рика добавила: – Я помогу тебе.

– Ты знаешь, где находятся тромы? – обрадовался Дарет.

– Нет, я не знаю, – ответила эльфийка, – но я знаю, кто знает.

– И кто же?

– Сестра Корона, – сказала Рика.

– Зарина? – удивился Дарет.

– А ты все-таки не так глуп, как кажешься.

– Зарина жива? Она в Долине?

– Да, она жива, и нет, она не в Долине, – ответила Рика.

– Где же она, как ее найти? – спросил Дарет.

– Я тебя отведу. Я не была никогда в том месте, но я думаю, что смогу найти его.

– А что ты хочешь взамен?

– Дарет, – улыбнулась Рика, – а ты все-таки не дубина! За час общения со мной ты научился использовать свою голову по ее прямому назначению – ты стал думать!

Они оба улыбнулись, затем Рика продолжила серьезным тоном:

– Я хочу бежать. Бежать из Долины.

– Бежать из Верхней Долины? Но зачем? – удивился Дарет. – Ваша жизнь здесь – это беззаботное вечное существование среди такой красоты, – он погладил жеребца по гриве.

– Причину такого странного, на первый взгляд, моего желания я тебе скажу только тогда, когда ты скажешь, почему именно ты хочешь найти тромов. К тому же, подобно Ветру, я желаю ощутить свободу, которой никогда всецело не обладала.

– А твоя семья? – спросил Дарет.

– Семья?.. – печально ответила Рика. – У меня ее отняли…

– Хорошо, будем считать, что меня не интересует, из-за чего ты хочешь покинуть Долину, – рассудительно сказал Дарет. – Но почему ты сама не можешь этого сделать? Зачем тебе нужна моя помощь? – спросил он.

– Я много раз хотела спуститься вниз, – девушка печально опустила взгляд. – Я простояла у ступеней не одну ночь, но ни разу не сделала первый шаг. Я не знаю, что меня там ждет, но и здесь я не могу находиться. Кстати, скоро наступит рассвет, – Рика посмотрела в небо.

– Терек, – воскликнул Дарет.

– Кто такой Терек? – спросила Рика.

– Это мой брат, он ждет меня внизу. Я боюсь, что его могут поймать. Людям запрещено приближаться к лестнице, ведущей сюда. Я выведу тебя отсюда, только скажи мне, когда, – Дарет подошел к Рике ближе.

– Через три дня. Ночью. На этой самой поляне я буду ждать тебя, – ответила она.

– Ты понимаешь, что обратного пути не будет?

– Именно поэтому я и прошу у тебя три дня. Я должна успеть попрощаться здесь кое с кем. Но в назначенное время я буду ждать тебя. Обещаю, – сказала Рика.

– До встречи, – ответил Дарет, накинул капюшон и поспешил к брату. Он вышел на мраморную дорогу и словно вор, крадучись, бесшумно побежал между домами к воротам, ведущим к лестнице.

Пока он cпускался вниз, на востоке горизонт начал озаряться красным заревом. С такой высоты рассвет выглядел неописуемо красиво. Но Дарету некогда было любоваться небом, он должен был спешить к Тереку.

Когда Дарет дошел до земли, он нигде вокруг не увидел брата. Он хотел было его позвать, но услышал топот копыт. Дарет спрятался за скалу, из которой была высечена лестница. Он услышал, как подъехало несколько всадников. Это были собиратели. Дарет хотел выглянуть, чтобы рассмотреть их, когда кто-то схватил его за руку. Он обернулся и увидел Терека. Рядом с ним был высокий мужчина в старом, не раз штопаном плаще и накинутом на голову капюшоне. Терек подал знак брату, чтобы тот молчал и шел за ним. Пригнувшись, они отбежали немного и укрылись в кустах, а тот человек вышел к собирателям. В его руках был лук, а на спине колчан со стрелами.

– Кто он? – тихо спросил Дарет у Терека.

– Он охотник, – ответил Терек, – он ночью спас мне жизнь. Сюда забежал одинокий волк, а он убил его.

– Терек, не надо было тебе идти со мной! А если бы его не оказалось здесь в тот момент? В твоей смерти был бы виноват я! – возмущался Дарет полушепотом.

– Дарет, но все ведь обошлось, – улыбнулся Терек, – главное, что ты вернулся. Я уже сомневался в том, что смогу тебя дождаться. Ты узнал то, что хотел?

– Не совсем, – ответил Дарет, – но я нашел того, кто мне поможет. Я позже тебе расскажу, я обещаю.

В этот момент к ним подошел охотник.

– Можете выходить, они ушли наверх, – сказал он братьям, глядя по сторонам. Низкий и серьезный голос говорил о том, что перед ними стоит взрослый мужчина. Братья вышли из укрытия. – Собиратели всегда оставляют здесь своих лошадей. Обычно волки редко сюда заходят. Их лес, тот, в котором я и охочусь, находится далековато отсюда, а тот волк, что был здесь этой ночью, скорее всего был изгнан из своей стаи, вот и блуждал далеко от привычных ему мест.

– Я хотел сказать тебе спасибо за то, что ты спас моего брата, – сказал Дарет и протянул мужчине руку.

– Потом скажешь, – ответил охотник, подав руку в ответ. – Идем, – сказал он.

– Но наш дом в другой стороне, – возразил Дарет.

– А мой – в этой, – ответил незнакомец, указав рукой в сторону, в которую направился.

– Дарет, – сказал Терек, – мы должны пойти за ним. Ты должен кое-что увидеть.

Дарет согласился и пошел с братом за охотником. Они пришли к небольшому дому, который находился вдалеке от всех остальных, за чертой города, больше напоминавшему заброшенную хижину. Зайдя в дом, Дарет увидел много висевших шкур различных животных. Охотник поставил лук в углу комнаты и предложил братьям присесть за стол. Он заварил травяной чай, поставил его на стол и сел рядом с ними.

– Меня зовут Дугир, – сказал хозяин дома и скинул с головы капюшон.

Дарет не мог сказать ни слова. Перед ним сидел стареющий эльф. Длинные светлые волосы, поседевшие у висков, были небрежно собраны в хвост. Неглубокие, но заметные морщины покрывали лицо, которое, видимо, еще не так давно не предавалось изменениям и оставалось молодым. Грубая и местами седая щетина покрыла некогда благородные черты. Дарет взглянул на брата, который уже не был удивлен увиденным, потом снова на эльфа.

– Что, сынок, – улыбнулся Дугир, – не ожидал увидеть старика-эльфа?

– Не ожидал увидеть здесь эльфа, – поправил удивленный Дарет.

– Дарет, – обратился к брату Терек, – он хочет помочь.

– Что-то все эльфы, каких я сегодня встречаю, хотят мне помочь, – недоверчиво сказал Дарет, – с чего бы это?

– Значит, кого-то встретил… – Как бы сам себе сказал эльф. – Зачем ты ходил наверх? – спросил он Дарета, спокойно попивая горячий чай.

– Хотел кое-что узнать, – ответил тот.

– О тромах? – снова спросил Дугир.

Дарет недовольно посмотрел на брата.

– Не ругай его, он ничего толком мне не рассказал, – спокойно сказал Дугир. – Мне достаточно взглянуть на тебя, чтобы понять, что тебя интересуют именно тромы, причем вряд ли этот интерес вызван простым и бессмысленным изучением истории и межрасовой вражды.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Дарет эльфа. Тот придвинулся к нему ближе и тихо сказал:

– Судя по всему, у вас с братом не больше пяти лет разницы, – охотник указал пальцем на Терека, – при этом ты на две головы выше его. К тому же, он ненароком упомянул, что прошлым утром ты завел с ним неожиданный разговор о тромах, а тут еще и тот факт, что ты тайком пробираешься наверх… Совпадение? Не думаю.

Дарет задумался. Отступать назад уже было поздно. Либо он идет на риск и узнает больше информации о тромах, либо, рано или поздно, обо всем узнают собиратели, а это грозит бедой для всей семьи.

– Почему ты здесь живешь? – спросил он Дугира.

– А ты как думаешь? – с ухмылкой ответил тот.

– Ты кого-то убил? – переспросил Дарет.

– Ты весьма наблюдательный, – снова ухмыльнулся охотник. – Да, я убил. Это было двадцать лет назад. За это эльфы изгнали меня из Верхней Долины, и не скажу, что я сильно был огорчен по этому поводу.

– За всю свою жизнь я видел всего двоих эльфов, к тому же обоих сегодня. И оба они рады покинуть Долину, – задумчиво пробормотал Дарет.

– Оттуда еще кто-то хочет уйти? – спросил Дугир.

– Да, мне довелось пообщаться сегодня кое с кем, кто мечтает бежать из Верхней Долины.

– Могу предположить, – перебил его эльф, – что он не менее древний, чем я.

– Как раз наоборот, – ответил Дарет. – Судя по всему тот эльф не достиг вашего совершеннолетия. А ты долго прожил до того, как…

– Как убил? – перебил Дугир. – Сынок, я не буду говорить, сколько мне лет. Да я и сам уже этого не помню. Но я скажу тебе, что я своими глазами видел тех, кто тебя так интересует, и на то время я отметил уже не одно свое совершеннолетие…

– Ты видел тромов? – воскликнул Дарет.

– Тише, парень, тише, – успокоил его эльф, – запомни: повсюду уши… Да, я видел их. Это было очень давно. И, насколько я понимаю, ты хочешь знать, где они сейчас?

– Что? – удивленно спросил Терек. – Что значит: «Где они сейчас»? Тромы живы? И ты собираешься их искать? – обратился он к брату. Дарет взглянул на него, потом опустил глаза вниз. Он не хотел все рассказать Тереку при таких обстоятельствах. – Зачем тебе это нужно? – не успокаивался Терек.

– Да потому что он – тром! – не выдержал эльф, махнув рукой в сторону Дарета. – Извини, сынок.

– Что за бред? – сказал Терек. – Он – мой брат, мы всю жизнь росли вместе. То, что он выше меня, не делает его тромом. Он такой же сын наших родителей, как и я.

– Не такой же, – ответил Дарет. Затем он взглянул на Терека и очень тихо, словно раскаиваясь, сказал:

– Брат, мой отец был тромом. И это правда. Я узнал об этом после смерти мамы. Об этом рассказал мне наш отец, когда мы уходили для погребения. Или, если быть точным, твой отец. И он смог мне это доказать.

– Я не верю в это, – сказал Терек. В его голосе были слышны злость и отчаяние.

– Терек, я тоже по началу отказывался верить, – спокойно сказал Дарет, положив руку на плечо брату, – но это так. Именно поэтому я не хотел тебе этого рассказывать. Я боялся, что ты не сможешь этого принять и понять меня. Я хотел уберечь тебя от этой правды, потому что даже на мои плечи она легла тяжким грузом.

Терек молчал. Пустой взгляд был направлен на полную чашку чая, из которой уже не выходил пар. Дарет повернулся к Дугиру, который молча наблюдал за не совсем обычной беседой двух братьев:

– Теперь ты знаешь правду. Ты можешь сдать нас собирателям или другим эльфам. Если ты это сделаешь, прошу, умолчи о моем брате, о моей семье. Они не имеют к родству с тромами ни малейшего отношения. Лишь я. Но все же я надеюсь на твою помощь, какой бы она не оказалась.

– Зачем мне сдавать тебя тем, от кого я ушел сам? – с ухмылкой ответил охотник. – Я прожил длинную жизнь, в которой было не мало событий, за которые мне по сей день стыдно. Здесь, – он показал пальцем на свою голову, – и здесь, – указал на сердце, – слишком много больных воспоминаний, которые мне хотелось бы забыть. Я всего лишь одинокий старик, который с каждым годом теряет свою силу. Поэтому я хочу сделать что-нибудь достойное, хочу помочь тем, у кого мой народ однажды отнял все.

– Терек, – снова обратился Дарет к брату, – я сегодня расскажу тебе о тромах все, что знаю. Но чуть позже. А сейчас, прошу, просто забудь то, что ты о них слышал ранее. Принять истину возможно лишь тогда, когда ты осознаешь, что навязанное тебе мнение – это лишь одурманивание. Одурманивание тех, кто умеет думать. Со временем это умение мы теряем, потому что за нас постоянно думает кто-то другой. Однако правду можно увидеть, только действительно желая ее видеть, взглянуть на все с чистым сознанием, понимаешь? И не всегда то, во что верит большинство, является правдой. Просто, кому-то выгодно, чтобы у всех было одно мнение, чтобы мы не допускали мысли, что что-то здесь не так.

– В нашем случае, это – Корон, – Дугир дополнил слова Дарета.

– Я ничего не понял, – озадаченно ответил Терек.

– Поймешь, обязательно поймешь, – подбодрил его брат.

– Какие у тебя планы, сынок? – спросил эльф у Дарета.

– Я выдвигаюсь на поиски через три дня, ночью, – сказал Дарет. – В поисках мне поможет тот эльф из Верхней Долины, о котором я говорил.

– Ты в нем уверен? – спросил Дугир.

– Не более, чем в тебе, – ответил Дарет. – Но у меня нет другого выбора.

– Я пойду с вами, – сказал охотник. – Лишняя помощь тебе не помешает, а для меня это хороший повод очистить совесть.

– Я тоже с тобой пойду, – сказал Терек, не поднимая глаз.

– Нет, – резко ответил ему Дарет. – Терек, ты должен помогать отцу, заботиться о сестре. Я иду в неизвестность, брат. Я не могу взять ответственность за твою жизнь перед отцом. Если с тобой что-то случиться, я не смогу потом показаться ему на глаза.

– Он прав, – сказал Тереку Дугир.

Терек встал из-за стола и вышел во двор. Он был обижен на брата, но понимал, что тот прав. Ответственность мужчины и жажда к приключениям мальчишки боролись внутри него. Эти мысли увлекали его от размышлений о тромах.

Дарет договорился с эльфом идти вместе через три дня. Они обговорили, что им необходимо взять с собой, уточнили время встречи, затем вышли во двор. Терек сидел на крыльце и всматривался вдаль, в сторону Темного леса.

– Вам же туда надо, верно? – спросил он.

– Да, брат, – Дарет сел рядом с ним. – Я не знаю, что нас ждет в том лесу, я никогда не был даже близко возле него, не знаю, что будет за ним, но, если я не попытаюсь, больше никто не пойдет на это.

– Сперва мама, теперь все это. Я не хочу потерять и тебя, – печально сказал Терек.

– И я не хочу вас потерять, но я должен туда пойти.

Дугир проводил их до города так, чтобы им не пришлось идти мимо каменной лестницы, но сам заходить в город не стал. Они попрощались до назначенного времени. Днем братьям было нечего опасаться в городе, поэтому они спокойно дошли до своего дома через улицы. Шли они молча, так как осознавали, что разговоры на актуальные для них темы в людных местах лучше не вести.

На пороге дома их ждал встревоженный отец.

– Где вы были? – рассерженно спросил он.

– Отец, прости, это моя вина. Я все тебе объясню, но давай сначала зайдем в дом, – спокойно ответил ему Дарет.

Они вошли. Шерен готовила обед, и Терек решил ей помочь, тем самым оставив брата наедине с отцом для разговора.

– Дарет, она еще ребенок, – сказал отец, – она все утро проплакала, когда узнала, что вас нет дома.

– Отец, я был в Верхней Долине, – с тем же невозмутимым спокойствием сказал Дарет.

– Я подозревал об этом, я боялся этого! Но зачем ты взял с собой брата?

– Я не брал его! – ответил сын. – Я обнаружил, что он идет за мной, уже когда ушел достаточно далеко от дома. Я никогда бы не взял его с собой и не подверг бы опасности. Но отпустить его назад одного ночью я тоже не смог. Не волнуйся, он не поднимался со мной наверх.

– Не будем больше об этом. Я не в праве тебе указывать… Но, Дарет, ты узнал, что хотел? – спросил отец.

– Нет, я не узнал. Но у меня появился шанс узнать. Отец, – сказал Дарет, бережно взяв морщинистые руки с темными бороздками в складках в свои молодые и сильные, – через три дня я ухожу.

– Ты все-таки решил их найти? – огорченно спросил тот. – Сынок, я не имею права запрещать тебе этого, останавливать тебя. Я и не буду этого делать, хотя очень хочу. Просто знай, что я очень хочу, чтобы вы все, мои дети, были рядом со мной.

– Я понимаю тебя, но я должен, – Дарет обнял отца.

– Тогда, – сказал отец, – я помогу тебе всем, чем только попросишь, всем, что мне окажется по силам. Помогу собрать с собой все необходимое, но прошу: ничего мне не рассказывай. Я не хочу знать, что ты сегодня видел и с кем говорил. Я хочу думать, что в нашей семье все остается по-прежнему, разве только мамы не стало с нами… Ну, а ты всего лишь должен на время уехать от нас.

Они оба улыбнулись, обнялись и пошли на кухню, где Терек и Шерен вдвоем уже накрывали на стол.

Следующие два дня Дарет работал в поле с утра до ночи, чтобы успеть все сделать самому, не оставляя работы отцу и Тереку. В один из вечеров он поведал брату все, что узнал о тромах, а на третий день начал собираться в дорогу. Шерен все дни проводила на кухне, ведь теперь все женские обязанности мамы легли на ее хрупкие детские плечи. Она обняла брата и заплакала:

– Я не хочу, чтобы ты уезжал, – сказала она.

– Я знаю, сестренка, но я должен, – ответил Дарет. – Когда-нибудь, я надеюсь на это, ты сможешь понять меня…

– Пообещай, что вернешься! Вы не называете мне даже причины твоего отъезда, но я-то понимаю, что происходит что-то очень важное и серьезное. Прошу, береги себя, Дарет! – сказала Шерен и заплакала.

Брат прижал к себе сестру и сказал:

– Я обещаю, Шерен. Я обязательно вернусь домой. Я не могу вас оставить одних!

Когда стемнело, Дарет попрощался с семьей и пошел к каменной лестнице той же дорогой, какой шел с Тереком три дня назад. Придя на место, Дарет спрятал свою сумку, собранную вместе с отцом и сестрой, в кустах, в которых недавно прятался с братом от собирателей, и пошел наверх. Достигнув Долины, Дарет вышел на темную улицу, обошел дома и направился к лесу на поляну, где должен был встретиться с Рикой. Поляна была хорошо освещена звездами на ясном небе, однако Рики нигде не было видно. Дарет постоял какое-то время на одном месте, затем вышел из леса, но потом снова вернулся на место встречи. Ему нельзя было терять времени, ведь спуститься надо до рассвета. Подождав еще немного, Дарет решил идти без Рики. Но, уходя, он заметил в деревьях какое-то движение. Через мгновенье на поляну вышел Ветер – единорог, с которым Рика познакомила Дарета во время их прошлой встречи. На его спине было седло, и лежала сумка с какими-то вещами, а копыта жеребца были обвязаны тканью. Следом за Ветром из чащи леса вышел еще один единорог с завязанными копытами и с седлом на спине, в котором и сидела Рика.

– Привет, – улыбнулась она. – Садись верхом, так будет быстрее.

– А зачем ты завязала копыта? – удивился Дарет.

– Какой ты забавный и глупый человек, – улыбка не сходила с лица Рики, – так нас не услышат, пока мы будем спускаться вниз.

– Ты решилась? Помни, назад дороги не будет, – тихо сказал Дарет.

Эльфийка лишь улыбнулась в ответ и накинула капюшон. Дарет погладил Ветра и сел верхом на него.

– А где ты взяла седла? – спросил он.

– Я их принесла сюда прошлой ночью. Позаимствовала из царской конницы.

– Украла? – уточнил Дарет.

– Нет, если я что-то возьму из дворца – это бы не сочли воровством, но о седлах все же я никому не сказала, – ответила Рика.

– Рика, – еще раз обратился к ней Дарет, пытаясь поймать ее взгляд, – ты уверена, что хочешь пойти на это? Я понимаю, что у тебя сокрыты свои цели и интересы, но этот поход – это не развлечение и не пикник, это очень большой риск. Ты наверняка решила для себя?

– Дарет, – успокоила его эльфийка, – я все понимаю и все решила давно. Наверное, я решила это еще до нашего с тобой знакомства и просто ждала подходящего момента. И вот он настал. Я ухожу не ради поиска приключений, хотя от них я тоже не отказываюсь. Я свободна, но живу, как в тюрьме. Это сложно объяснить. Да, ты прав: у меня нет дороги назад, как, я полагаю, и у тебя. Ты помогаешь мне, а я помогаю тебе, – сказала она, протянув ему руку.

– Партнеры, – пожал ее руку Дарет.

– Партнеры, – подтвердила Рика.

– Тогда, пропускаю девушку вперед, – Дарет улыбнулся и указал рукой Рике в сторону выхода из леса.

Они вышли из чащи и бесшумно добрались до ворот у подножия лестницы. Рика остановилась. Она много раз стояла на этом пороге, но так ни разу и не решилась его переступить.

– Я переживала, – сказала Рика, – что единорогам будет тяжело спускаться, хотя ступени достаточно широкие и не крутые. Но, как оказалось, мне это будет сделать куда сложнее.

– Смелее, – сказал Дарет. Он слез с коня и повел его вниз. Лошади были спокойны, ведь Рика, обладав даром общения с животными, подготовила их к предстоящим испытаниям и успокоила их.

Рика спустилась с единорога, взяв узду в руки, подошла к самой верхней ступени и сделала шаг вниз. Дарет повернулся, посмотрел на нее. Рика улыбнулась и радостно начала опускаться все ниже. В один момент, пройдя примерно половину пути, она остановилась, обернулась назад, а потом завороженно посмотрела вдаль на горизонт. Все ей казалось новым и безумно красивым. Рика была рада, что наконец-то нашла в себе силы сделать этот шаг, за который ее бы наверняка презирали нынешние обитатели Долины.

Внизу их уже поджидал Дугир. Он был очень удивлен, когда увидел Дарета с двумя белоснежно-белыми единорогами, но еще больше его удивило присутствие юной эльфийки.

– Давненько я не видывал их… Эти красавцы нам пригодятся, – сказал он, хлопая рукой по массивной шее Ветра, – но вот она… – Дугир указал на Рику. – Что она здесь делает?

– Это тот самый эльф, о котором я тебе говорил, – пояснил Дарет.

– Да, но ты не говорил, что тем эльфом окажется зеленая девчонка.

– Кто ты такой, чтобы так обо мне говорить? – возмутилась Рика.

– Девочка, – Дугир подошел к ней поближе, чтобы она могла разглядеть, что и он тоже является эльфом, – я тот, чьи опыт и навыки пригодятся этому отчаянному юноше в задуманном им опасном походе.

– Дугир, – остановил его Дарет, – она идет с нами, и это не обсуждается. Без нее мы не сможем найти их, к тому же, благодаря ей, я теперь тоже смогу ехать верхом.

Эльф обменялся не доверительными взглядами с Рикой, но послушался Дарета:

– Хорошо, но у нас есть и другая проблема, – сказал охотник и подал знак рукой. Из-за высокого камня к ним вышел Терек.

– О нет, Терек, что ты снова здесь делаешь? – спросил Дарет, явно будучи неприятно удивленным очередному внезапному появлению младшего брата.

– Ты прости, брат, – ответил тот, – но я поеду с тобой. Ты мне не отец, чтобы решать за меня. К тому же я достаточно взрослый, чтобы мне самому принимать решения в подобных ситуациях.

Дарет не знал, как ему поступить. Ведь, если он откажет Тереку, то тот все равно будет тайком пробираться за ними, подвергаясь еще большей опасности, чем идя рядом. Он спросил:

– А как же отец и сестра? Ты о них подумал?

– Дарет, так им двоим оставшихся запасов хватит на большее время. Шерен я предупредил о том, что ухожу с тобой. Она скажет утром отцу, чтобы тот не искал меня. Сам я не смог ему сказать… Да тогда бы он и не отпустил меня.

– Что же мне с тобой делать? – растерянно сказал Дарет.

– Пусть едет вместе со мной верхом на моей лошади, – сказал Дугир. – Я присмотрю за мальчишкой. Куда деваться, если уж навязался? А ходить туда-сюда вокруг подъема в Долину ему явно нежелательно – поймают!

– Хорошо, спасибо тебе, – смирившись, ответил Дарет.

Он бросил укоризненный взгляд на Терека, затем снова обратился к Дугиру:

– Теперь веди нас, охотник!

– Да, нам стоит поторопиться, – ответил эльф. – Садитесь верхом и езжайте за мной.

Дарет захватил свою сумку, оставленную здесь ранее, закинул ее через плечо, и они направились в сторону Темного леса. Дугир жил не так далеко от него, поэтому неплохо знал его окраины. Шли они вдоль широкой скалы, из которой и были высечены ступени наверх, единственный путь в Верхнюю Долину.

– Ты раньше заходил в этот лес? – спросил Дугира Терек.

– Пару раз, но далеко зайти не решался, – ответил охотник. – Я знаю, где в этом лесу есть что-то, некогда напоминающее тропу. Туда мы и направляемся. Главное, успеть зайти в лес до рассвета.

– А обойти его нельзя? – спросила Рика.

– Однажды я пробовал объехать его, – сказал Дугир. – Площадь Темного леса ровно такая же, как и площадь Верхней Долины, то есть очень большая, ведь он полностью лежит в ее тени. Не мне тебе рассказывать о бескрайних лесах Долины. Ведь город, открывающийся после входа в ворота – это лишь малая часть небесной земли. Город простирается намного дальше дворца, вокруг надежно укрытый от небесных ветров густыми лесами. Ступени, ведущие наверх, расположены примерно по центру всей ширины Темного леса и Верхней Долины. По правой стороне Темного леса находится крутой обрыв, который нам не преодолеть, уж поверьте мне. К тому живность не рискует ходить в ту сторону, а это что-то, да значит. А с левой стороны расположены два поселения собирателей. Я уверен, что в наши планы не входил визит к ним.

Глава 3

Темный лес

Они подъехали к Темному лесу. Издалека он походил на темное мрачное пятно, с близи же оказался еще мрачнее: сухие, но прочные стволы неизвестных видов деревьев простирались высоко вверх касаясь, кажется, небес. Вот только небес там не было, а густая растительность словно подпирала Верхнюю Долину снизу. Плотные и прочные ветви, как лианы, переплетались между собой так густо, что лес казался непроходимым. Практически ничего не было видно даже на метр вглубь этих зарослей, но Дугир смог отыскать узкий проход.

– Дальше идем пешком, – сказал он. – Вот, держите, – он дал Дарету и Рике толстые покрывала, которые были в одной из двух больших сумок, висящих вокруг его седла. – Накройте этим своих коней, так они не поранятся об сухие сучья. Хорошо, что я взял накидок больше, чем планировал, словно знал, что эти прекрасные создания пойдут с нами, – он снова погладил Ветра.

Они накрыли единорогов и коня Дугира, накинули на себя свои одежды и зашли в лес. То ли и правда здесь некогда была тропа, то ли каким-то чудесным образом эти диковинные растения не поглотили узкую полоску земли, но пройти, хоть и с огромным трудом, было возможно. Дугир держал перед собой на вытянутой руке масляную лампу, которую взял из дома. Продвигались они медленно, так как кругом были сухие колючие ветки, которые путали ноги и, словно руками, хватали путников за одежду. Лес не хотел никого впускать и раскрывать свои тайны, хранимые им многие века, он хотел поглотить каждого, кто отважится потревожить его покой.

– Страж… – пробормотал себе под нос Дугир.

– Куда мы идем? Хотя бы известно, в правильном ли направлении мы двигаемся? – спросил Терек.

– Пока мы идем прямо, насколько это возможно. Нам надо пересечь лес, если он нам позволит, – ответил эльф.

– А ты знаешь, насколько он большой? – продолжил Терек.

– Не меньше Верхней Долины, ведь лес находится под ней, – сказал Дарет, на что Терек ответил:

– Мы идем уже пару часов, когда же должен наступить рассвет?

– Никогда, – ухмыльнулся охотник. – Этот лес потому и назван Темным, что здесь не бывает ни рассветов, ни закатов, ни даже полнолуния. Солнечные лучи и сияние луны не пробиваются в эти заросли. Взгляни наверх, – он остановил Терека, – что ты видишь?

– Все те же ветви, что и вокруг нас.

– А теперь опустись к земле и найди, откуда они растут, – сказал Дугир.

Терек наклонился вниз и не увидел ни одного стебля, который растет из земли. Дарет также осмотрел землю, но все колючие ветви словно лежали на земле, но не росли из нее. Некоторые напротив – словно вросли в землю сверху, утончаясь у «основания», но большинство просто едва касались ее.

– Почему так? Что это за растения? – спросил он у эльфа. Тот ответил:

– Это корни. Корни тех деревьев, которые когда-то росли в Верхней Долине. Раньше, до приходов эльфов, почти всю площадь Долины занимал лес, в котором было множество животных таких, каких нет на земле. Не только единороги удивили бы вас, побывав вы там в те времена. Ведь в Долине жила только царская семья и их приближенные, они не нуждались в большом городе. Когда Корон стал населять Долину эльфами, он приказал вырубить почти весь лес, а мощные корни оставить, чтобы перебраться через это место стало невозможным. На лес, как и на тайное место, где заточены тромы, самые могущественные из нас по приказу Корона наложили заклятие: корни поросли колючками, прилегли плотно к земле, к тому же их не разрубит ни один топор и не сожжет огонь.

Дугир потушил лампу, чтобы экономить масло в ней. Они шли в полной темноте, ориентируясь лишь на свободные участки земли, куда ступала нога. Слабый блеск исходил от белоснежной гривы единорогов, но этого было недостаточно, чтобы отчетливо видеть то, что их окружало. Дарет прошел вперед, ведя за собой Ветра. За ними шли Терек и Дугир с его конем. Рика оказалась последней. Все это время она молчала, и Дугир решил это исправить, обратившись к ней:

– Ты сторонишься меня, не так ли? Это из-за того, что я старею? Не бойся, я для тебя не опасен. К тому же ты такой же эльф, как и я. Меня зовут Дугир.

– Я уже знаю, как тебя зовут. Я – Рика, – ответила она. – Я не боюсь тебя, просто я еще никогда не видела…

– Эльфа, который убивал? – перебил ее Дугир.

– Да, – ответила Рика.

– Ну пока ты можешь не думать об этом – здесь ты меня все равно не видишь, уж слишком лес темный, – Дугир рассмеялся. – Ты еще юна, сколько тебе лет?

– Я достигну совершеннолетия через одиннадцать лет, – сказала она.

– Что же столь юную эльфийку, живущую в самом прекрасном месте известного мне мира, заставило покинуть все ради мероприятия, не сулящего ничего выигрышного?

– А что вынудило эльфа добровольно потерять бессмертие и жизнь в самом прекрасном месте известного ему мира? – ответила Рика.

Дугир ухмыльнулся Рике, затем крикнул Дарет:

– Устроим привал! Здесь, кажется, небольшая поляна или что-то вроде нее. Мы всю ночь не спали, к тому же кони устали пробираться через эти дебри. Я думаю, мы вполне можем разместиться здесь.

Они вышли на открытое пространство, которое удивительным образом не заросло сухими корнями. Дарет обошел его вокруг, трогая руками колючие корни, дабы убедиться в достаточном для привала размере поляны. Дугир снял с себя сумку и поставил ее у того места, из которого вела тропа, по которой они пришли сюда, чтобы после отдыха не спутать направление и не уйти туда, откуда пришли. Он достал из этой сумки хворост и камни для разжигания огня. Не прошло и пяти минут, как первые искры ярким светом больно озарили глаза путников. Уставшие, они немедля легли на землю, настелив на нее снятые с лошадей покрывала. Огонь осветил место, где они остановились, но от света лес казался еще мрачнее. Рика достала из своей сумки свежий хлеб, заранее припасенный в Долине и раздала его каждому.

– Кто-то хочет спать? – спросил Терек, жуя хлеб. – Ничего вкуснее в жизни не ел!

Все лишь улыбнулись в ответ.

– Возможно, мы и не уснем, – сказал Дугир, – но отдохнуть нам надо. Могу предположить, что ровно над нами находится дворец Корона. Именно поэтому здесь и нет корней деревьев. Дворец – единственная постройка Верхней Долины, которая находится там со времен тромов. И, если я прав, то это была первая и последняя подобная поляна, какая попалась нам в этом проклятом лесу.

Рика уложила единорогов и коня Дугира. Они покорно легли рядом с ними.

– Ты говоришь с животными? – заметил Дугир.

– Да, – ответила Рика.

– Отлично, нам это может пригодиться, когда нас захотят сожрать волки, – рассмеялся Дугир.

– А какой дар у тебя? – спросила его Рика.

– Мой дар… – Дугир печально опустил глаза вниз. – С тех пор, как я потерял свое бессмертие, мой дар стал слабеть вместе со мной. Старею я, стареет и он.

Дугир набрал в ладони землю, затем разжал ладони, но земля не упала: она зависла в воздухе.

– Я управлял землей. Я легко мог поднять в воздух земляную насыпь или без лопаты «выкопать» огромную яму.

– Твой дар пригодился бы на нашем поле, – засмеялся Терек, а вместе с ним и Дарет, – мы недели тратим на то, чтобы как следует его вспахать. В следующий раз позовем тебя!

– Обещаю помочь, если вернемся домой, – ответил Дугир.

– Дугир, – серьезно сказал Дарет, – нам всем предстоит провести немало времени вместе. И раз уж так вышло, я думаю, нам стоит все рассказать друг о друге. У каждого из здесь присутствующих, кроме, я надеюсь, моего брата, есть свои тайны. Мою ты уже знаешь. Ты знаешь, что я – сын трома.

В этот момент Рика испуганно и удивленно взглянула на Дарета.

– Да, это так, – тихо сказал он ей, словно пытаюсь успокоить. – Моим отцом был тром, которого много лет назад убили собиратели. Я его не видел, а узнал правду совсем недавно и был удивлен намного больше твоего, уж поверь.

– Я видел, как его убили, – перебил Дарета Дугир, не смея поднять на него глаз.

– Что? – переспросил Дарет.

– Это было чуть меньше двадцати лет назад, я только начинал жизнь здесь, внизу. Я редко выхожу днем, чтобы ненароком не повстречать простых людей, но я каждую ночь отправляюсь к скалам на охоту. К тем самым скалам, где твоя мать и похоронила его. Я видел это. И я был свидетелем того, как собиратели напали на него. Сразу хочу тебе сказать, что я ничем не смог бы ему помочь. Поэтому и не вмешался даже тогда, когда твоя мать увозила его. Если бы они узнали, что я видел все это, они бы нашли его тело, а затем, возможно, и тебя, но я тогда и не знал о твоем существовании. Корон бы отправил отряд к тромам, чтобы добить их. Однако я был рад тому, что увидел твоего отца, даже при таких нехороших обстоятельствах. Это дало мне уверенность в том, что тромы выжили, что эльфы не всех их уничтожили, а значит у моего народа есть шанс на искупление.

– Почему тебе не наплевать на судьбу народа тромов? – спросил эльфа Дарет.

– Потому что я чувствую перед ними огромную вину, которую хочу искупить, – ответил Дугир. – Вам всем интересно, кого я убил, когда потерял бессмертие? Я отвечу. Я убил свою жену. Не потому, что не любил ее. Как раз наоборот: я очень ее любил, потому и сделал это. Когда Корон предложил эльфам сделку: истребить тромов, а взамен получить беззаботную жизнь в Верхней Долине, наш сын пошел на нее. Мы жили бедно, у нас ничего не было. Мы скитались от одной бесплодной земли к другой, но не находили для себя ничего, что могло бы обеспечить нам стабильную жизнь. Затем мой сын узнал о том, что Корон собирает эльфов для какой-то рискованной затеи, но награду обещает достойную. И таким образом он решил заработать нам обеспеченную бессмертную жизнь. Я не скажу, что тогда был против его выбора. Напротив, я был рядом с ним. Так вышло, что я в ту ночь никого не убил. Мне поручили отделять людей от тромов. Но я видел, что мой сын убивал. И самое страшное – ему это, похоже, нравилось. А затем убили его… Одного удара хватило, чтобы он отлетел на несколько метров и уже никогда не встал.

Вы все знаете, что эльфийка может родить лишь одного ребенка за всю свою жизнь. Моя жена страдала. Ее не радовали ни новый дом, который мы затем строили в Верхней Долине, ни наше богатство, ни обеспеченность всем необходимым. С каждым годом ей становилось все хуже. Она стала ждать возвращения сына, хотя знала, что он не вернется. Тело ее не менялось, но разум покинул ее. Годы складывались в десятилетия, в столетия. Я начал забывать лицо нашего сына, но она в своем безумии, казалось, все время видела его перед собой. Я больше не мог смотреть на ее мучения. Я понимал, что если я их не остановлю, то и сам со временем стану таким же. Я лишил ее жизни быстро и безболезненно, она ничего не поняла и не почувствовала, я избавил ее от мучений. Когда я это сделал, эльфы хотели меня осудить, однако многие отнеслись с пониманием, тем самым сохранив мне свободу. Чтобы не смущать их своим старением, я принял решение уйти на землю. Я – тот, кто изгнал меня с Верхней Долины. С тех пор я просто жду, когда снова воссоединюсь со своей семьей.

Дугир закончил свою историю. Все сидели молча, они были потрясены.

– Мы договаривались с тобой, – нарушила тишину Рика, обратившись к Дарету, – что я тебе расскажу причину своего побега, если ты скажешь, для чего ищешь тромов. И я должна сдержать слово. Все знают, что у Корона нет жены. Будь у него жена, то непременно был бы и наследник, который ему не нужен, ведь Корон боится потерять трон или того хуже: бессмертие или жизнь. Однако он – мужчина… Поэтому в дальнем крыле замка, которое никак не разглядеть с того места, с которого на замок смотрел ты, Дарет, живут эльфийки, которые являются собственностью царя. Иногда их ряды пополняются. Молодых девушек просто забирают из семей, обещая их родным, что те будут жить в роскошных условиях во дворце. Больше их никто не видит.

– Так хотели поступить и с тобой? – спросил Дарет.

– Нет, – ответила Рика. – Я с рождения живу в замке. Вернее, не в самом замке, а в доме, что стоит рядом с ним. Наложницы Корона рожают от него детей. Но, не являясь законнорожденными, дети не признаются семьей царя. Их сразу же отнимают у матери и воспитывают отдельно. Моя мама однажды смогла пробраться в дом, где живут все дети Корона. Она узнала меня по родинке на левом запястье, – Рика показала свою руку. – Она рассказала мне правду, а я сейчас впервые рассказываю ее кому-то еще. В тот момент я возненавидела Корона и решила сделать все, чтобы освободить свою маму. Я рисковала, но смогла с ней вчера увидится. Всего минуту. Но я хочу видеть ее каждый день. Поэтому я рискнула всем и ушла из Долины. Я мечтаю о свержении Корона, я хочу жить со своей мамой, подарив ей свободу.

– Ты не говорила это остальным детям Корона? – спросил Дугир.

– Нет, – сказала Рика. – Они не знают, кто они. Нам с детства говорили, что нас бросили родители, а на внешнее сходство друг друга мы никогда не обращали внимания. Я узнала правду в тринадцать лет, но не стала никому говорить, чтобы не подвергать маму опасности. Сейчас там живет восемь моих братьев и шестеро сестер. Все они еще не достигли совершеннолетия, как и я, младшему сейчас всего два года. После достижения совершеннолетия мне должны были предоставить дом где-то в Долине, как выдавали всем выходцам из нашего маленького приюта.

– Все построено на лжи… – пробормотал тихо Дарет.

– А сколько всего эльфов живет в Верхней Долине? – спросил у Рики Терек.

– Я не знаю точно. Но я часто гуляю по городу, нам это не воспрещается, и, судя по количеству домов, в Долине живет не менее десяти тысяч эльфов.

– Внушительное количество, – задумчиво сказал Дарет.

– И на что ты надеешься, Дарет, – спросил его Дугир, – что тромы победят стольких эльфов?

– Я надеюсь, что можно избежать войны. Кровопролитием мы только распалим новую вражду в и так испорченных отношениях этих народов. Я хочу восстановить справедливость, я хочу, чтобы народ тромов жил на своей законной земле. При этом не обязательно убивать эльфов, людей или кого-то еще, – ответил Дарет.

– Все ваши рассказы утомили меня, – улыбнулся Терек.

– Я же говорил, что ты еще слишком молод для такого похода, – ответил ему брат.

– Юнец прав, – сказал Дугир. – Нам всем надо поспать. Пару часов сна, а потом снова будем пробираться через дебри.

– Я буду дежурить, – сказал Дарет, – я все равно не смогу уснуть.

Все кроме него заснули. Дарет смотрел на каждого, кто был на этой поляне и понимал, что если с кем-то из них что-то произойдет, вина будет лежать исключительно на нем. Он достал из кармана золотую подвеску, которую нашел в гробнице трома. Это была аккуратная прямоугольная пластина, на которой ничего не было выгравировано, кроме небольшой резьбы по краям, создавая эффект рамки. Дарет надел на себя кожаный шнурок с подвеской и спрятал его под одеждой. В тишине, нарушаемой лишь потрескиванием костра и сопением то ли охотника, то ли лошадей, он снова стал обдумывать последние события из своей жизни. Вспомнилась мама, нежная и любящая, вспомнился отец, которому выпала такая сложная задача – сказать сыну, что тот не приходится ему родным. Почему-то вспомнились городские ярмарки, полные веселья. Дарет понимал, что так, как раньше, уже не будет. Он знал свою цель, но он не думал о том, что же будет потом. В случае неудачи, не найдя тромов, сможет ли он вернуться к прежней жизни? Возможно, да. А Рика? Ее положение куда более шаткое, чем его. Но также нет уверенности, что даже дойдя до своей цели, они добьются желаемого и их жизнь изменится к лучшему.

Пытаясь осмыслить все, Дарет не заметил, как пролетело время. Спустя пару часов проснулся Дугир и разбудил остальных. Он дал воды своему коню и единорогам Рики.

– Я пойду первой, – сказала Рика.

– Почему же? – поинтересовался Дугир.

– Мне надо найти одно место, – ответила эльфийка. – Я не уверена, как оно должно выглядеть, но я думаю, что смогу узнать его.

– Как узнать то, что никогда не видел раньше? – спросил у Рики Терек. – А главное – зачем? Что ты ищешь?

– В Темном лесу или недалеко от него на той стороне есть кто-то, кто может нам всем помочь, – сказала она.

– Кто может находиться в этом лесу? – рассмеялся над Рикой Дугир. – Городских детей пугают выдуманными историями про нечисть, что здесь обитает. Неужели ты тоже в это веришь? Здесь нет никого, кроме нас. Даже мухи и комары не залетают сюда, потому что им здесь нечем поживиться. Это мертвый лес.

– Рика думает, что где-то здесь Корон спрятал Зарину, и у меня есть основания верить ей, – сказал Дарет.

– Зарина? – удивленно переспросил Дугир. – Она разве жива?

– Думаю, что да, – ответила Рика.

– Кто такая Зарина? – поинтересовался Терек.

– Зарина была сестрой Корона, – сказал Дарет.

Терек задумался:

– Но я думал, что в эльфийских семьях может быть только один ребенок,

– Да, – сказала Рика, – но мать Корона погибла задолго до прихода эльфов в эти земли, а его отец женился повторно на наследнице престола тромов.

– То есть, Зарина – наполовину тром, наполовину эльф? – пытался понять Терек. – Дарет, – сказал он, – но ты же говорил, что от союза тромов и эльфов появились люди? Выходит, что Зарина – человек? Как же она может оставаться живой все это время?

– В ее жилах объединились сильная царская кровь тромов и могущественная царская кровь эльфов, поэтому она унаследовала все самое важное от своих родителей: она была сильной, как тром, похожей на и на эльфа, и на трома и обладала бессмертием, – пояснил Дарет. – Ну, так мне рассказал отец…

– Я думал, что Зарины давно нет в живых, – сказал Дугир. – Зачем Корону сохранять ей жизнь?

– Сам он ее не мог убить, – ответила Рика, – и не нашлось того, кто смог поднять свой меч на дочь царицы. Корону нужно было спрятать ее от всех, объявив о том, что мятежники-тромы убили ее и ее мать. Но даже, прикажи он своим приспешникам еще тогда тайно казнить ее, они бы сочли его изменником, ведь она была его сестрой, а семейные узы эльфы свято чтут. Отец Корона со временем состарился и умер в помешательстве, так и не подозревая, где находится его дочь.

– Откуда ты все это знаешь? – спросил Дарет у эльфийки. – Неужели сам Корон открыл тебе тайны своего прихода к власти?

– Нет, – сказала Рика. – Но у стен замка есть глаза и уши. К тому же многое из этого рассказала мне моя мама за те короткие встречи, что у нас были.

– Где должна быть Зарина? Как ты поймешь, что нашла ее? – спросил Дугир.

– Корон может заглядывать в будущее или прошлое того, к кому прикоснется, а еще он обладает очень сильным даром наведения сна, – ответила Рика. – Он может усыпить любого, просто глядя ему в глаза. Я видела, как он это проделывал в саду с птицами просто ради развлечения. Однажды он усыпил взглядом птицу, а сам ушел. Та лежала в клетке, словно мертвая. Спустя некоторое время она проснулась, как от обычного сна. Я думаю, что для того, чтобы так надолго усыпить Зарину, он должен был сделать еще что-то. Но я верю, что она все еще жива. Если бы она умерла во сне, Корон в тот же момент потерял бы свое бессмертие.

– Если она просто должна была спать все эти годы, – ухмыльнулся Терек, – то она уже давно умерла бы с голоду.

– Это бы тоже считалось смертью от рук Корона, – вмешался Дугир, – ведь он навел на нее сон. А раз он все еще жив, значит, жива и Зарина. Если, конечно, вся эта история – не выдумка обиженной дочки царя.

– Если все это правда, – сказал Дарет, – то мы просто недооцениваем силу Корона, либо же ему помогали другие сильные эльфы. Одно ясно: Зарина хорошо спрятана, и, даже если нам удастся ее найти, вернуть ее в сознание может быть непросто.

Они шли. Идти было сложно: ноги путались в лежащих колючих корнях, приходилось насильно тащить коней, которые отказывались идти дальше. Рика успокаивала их, как могла, и кормила яблоками, которые припасла с собой. Никто из путников не знал, сколько времени они идут, день сейчас или ночь, долго ли еще идти до конца этого бесконечного леса.

А в это время отец Терека осознал и смирился с тем, что младший брат пошел вслед за старшим. Братья собрали весь урожай, работы в поле почти не оставалось. Отец надеялся, что они смогут вернуться до зимы. Так он говорил и Шерен. Наедине же с собой он думал только о том, что они обязательно должны выжить и вернуться домой, и не важно, какое время года тогда будет. Главное – живые. Главное – дома.

Прошло четыре дня. Запасы еды и воды закончились. Все четверо, изнуряя от бессилия, шли молча, но каждый думал о том, что они заблудились, и что им уже никогда не выбраться из этого проклятого леса. Дарет шел первым и, когда силы уже были на исходе, ему показалось, что вдали он видит свет. Из последних сил он стал пробираться в ту сторону. Оттуда раздавался какой-то звук. Нет, это не было миражом, он отчетливо слышал приближающийся шум воды. Дойдя до конца порослей, Дарет просто выпал из них на землю. Сверху на него потоком падала вода просто с неба, но это был не дождь. Остальные выбрались из леса и упали на землю рядом с Даретом. За дни, проведенные в сплошном мраке, все они отвыкли от солнца, которое здесь сейчас светило очень ярко. У всех заболели глаза, но нашедшая на всех радость от этого не убавилась. Рика довела лошадей до ручья, в который стекала падающая вода.

– Откуда этот водопад? – спросил радостный и мокрый Терек.

– Она падает с Верхней Долины, – ответила Рика.

– А откуда она там? – снова удивился Терек.

– Вода всегда была в Верхней Долине, – сказал Дугир. – Когда мы, эльфы, там поселились, мы не могли понять не только, откуда в Долине вода, но и как сама Долина вообще может находиться там, где она находится. Возможно тромы это знали, ведь это была их земля. Но мы так и не смогли этого понять. Эта магия нам была неподвластна.

– Мы преодолели наше первое препятствие, – сказал Дарет. – Пускай мало, но хоть что-то о Темном лесе мы знали, когда входили в него, – он обернулся и взглянул на лес, а затем посмотрел прямо. – Но мы не знаем ничего о том, что нас ждет дальше. Мы не знаем, куда именно следует идти и как долго.

Все путники отвлеклись от воды и обернулись по сторонам. За ними был Темный лес, впереди же открывался совсем новый горизонт: скалистая степь, усеянная множеством каменных глыб, словно какой-то великан разбросал их здесь. Вдалеке виднелись высокие горы и скалы, которые растянулись почти по всей линии горизонта. По левой стороне вдали был лес, тот самый, что простирался вдоль Темного леса и брал свое начало не так далеко от города людей.

– Устроим здесь привал, немного восстановим силы, а затем попробуем раздобыть пищи и решим, куда продвигаться дальше, – посоветовал охотник.

Братья расстелили для всех на земле недалеко от воды покрывала, какими накрывали коней в лесу. Четверо путников: два эльфа, человек и человек, наполовину являвшийся тромом, смогли преодолеть то, что двадцать лет назад в одиночку преодолел отец Дарета, дав надежду тем самым народу тромов снова обрести свободу и вернуться однажды в родные земли.

Глава 4

Покои царицы.

Немного отдохнув, Дугир решил осмотреть местность в поисках еды. Рика пошла за ним вместе с единорогами, затем она что-то шепнула им, и те помчались вдаль.

– Ты что, отпустила их? – удивился Дугир.

– Это Ветер и его сестра Зуи, – ответила Рика, с улыбкой глядя вслед двум белоснежным скакунам, – у них ни разу в жизни не было возможности почувствовать свободу, ощутить порыв ветра на бегу. Как и у меня… Я их не отпустила, нет, они вернутся. А вот твой конь не захотел бежать с ними, хотя они его звали, он решил остаться рядом с тобой.

– Он уже стар, и быстрый бег не для него, – сказал Дугир, похлопывая жеребца по могучей шее. – Я взял его к себе молодым жеребенком спустя пару лет после того, как поселился внизу. С тех пор он был моим единственным товарищем. Я назвал его Верный. Гляди! – Дугир упал на землю, словно пытаясь что-то ухватить. – Это же ящерица, причем достаточно крупная! – сказал он Рике. – Кто-то один точно сможет наесться, – рассмеялся эльф, держа в руках зеленую рептилию.

– Это все, на что способен великий эльфийский охотник? – подбежал к ним Дарет.

– Я еще не знаю, кто здесь водится и кого покрупнее можно найти на этой земле, – оправдался Дугир. – Но, для начала, и это неплохо.

– Дай ее мне, – сказала Рика. Она явно была не рада тому, что задумал Дугир.

– Я подозреваю, что ты для начала мило поболтаешь с этой зеленой красавицей, а затем отпустишь ее? – сказал эльф. – Я не против теплой беседы с ящерицей, – ухмыльнулся он, – но только в том случае, если тепло будет исходить от костра, а я затем ее съем.

– Я просто прошу тебя дать мне ее в руки, – продолжала настаивать Рика.

– Отдай ей ящерицу, – сказал Дугиру Дарет. – Я думаю, с твоим опытом ты сможешь еще поймать что-нибудь, например, мышь.

– Очень смешно, – возмущенно ответил Дугир, но отдал ящерицу Рике.

Рика взяла ее, села на землю и пару минут просто смотрела на нее, немного поглаживая.

– Она поможет нам, – сказала Рика.

– Чем? – рассмеялся Дугир, – приведет к нам на обед свою семью?

Рика не обращала внимания на насмешки Дугира, она опустила ящерицу на землю и сказала:

– Идем за ней.

Рика побежала за ящерицей, Дарет за ней. Ящерица быстро понеслась по полю, оббегая камни. Пробежав пару минут, она нырнула в нору. Рика упала на колени около норы, осмотрелась и сказала:

– Это здесь.

– Что здесь? – спросил Дарет.

– Место, которое мы искали. Зарина, – ответила она.

– Ты уверена? – уточнил Дарет. – Здесь вокруг нет ничего, кроме травы и камней.

– Животные не такие, как мы, – сказала Рика, подняв взгляд на Дарета, – они не умеют лгать.

В этот момент к ним подоспели Дугир и Терек.

– Что вы нашли? – спросил охотник.

– Я думаю, что где-то здесь, – Рика встала с колен и указала рукой на землю, – и спрятана Зарина.

– Отойдите назад, – сказал Дугир и присел. Он приложил руки к земле, потом немного отошел и повторил то же самое на другом участке. Так он делал три раза. Затем сказал:

– Уйдите как можно дальше от меня. Я уже не настолько силен, чтобы контролировать все, что сейчас может произойти.

Дарет отвел брата и Рику дальше от Дугира, они укрылись за большой каменной глыбой и следили оттуда за эльфом. Тот снова положил руки на землю, затем начал медленно поднимать их. Земля поднималась вверх за его руками. Чем выше он поднимал руки и отходил назад, тем больше поднималось земли. Начала образовываться яма. Дугиру было тяжело удерживать всю эту землю, и он резко откинул ее в сторону. Земля упала, подняв в воздух огромный столб пыли. Дарет с остальными побежали к нему. Старый эльф кашлял от пыли.

– Ты в порядке? – спросил его Дарет.

– Да, – ответил эльф, – вот только я почти не чувствую своих рук. Ничего, силы позже немного восстановятся. Лучше давайте взглянем на то, что нам удалось или не удалось обнаружить.

Они подошли к яме, из которой Дугир смог убрать землю.

– Там что-то виднеется, – сказал Терек и спустился вниз. Он начал руками расчищать оставшуюся землю, под которой было что-то твердое. – Это ступени, – сказал он, – и они ведут вниз.

– Я почувствовал, что под землей ей пустота, – ответил на это Дугир.

Все спустились в огромную яму и принялись расчищать ступени. Когда они закончились, Дарет расчистил землю, под которой обнаружил тяжелый железный люк с большим замком.

Над головами раздался топот копыт. Дугир выбрался наверх и увидел вернувшихся единорогов. Рика поднялась к ним, подошла к Ветру, который положил перед ней на землю спелое яблоко, принесенное в зубах. Рика взяла в руки яблоко, погладила Ветра и отдала яблоко Дугиру для Верного.

– Они нашли фрукты, а это значит, что мы пока можем обойтись без ящериц, – улыбнулась Рика.

Братья также поднялись наверх. Дарет положил свою грязную руку на плечо Тереку и сказал ему:

– Садись верхом, и езжайте с Рикой за едой. Наберите с собой как можно больше яблок и других фруктов, какие найдете. Если увидите сухие ветки, пригодные для костра, также берите их с собой. Возвращайтесь до темна. А мы с охотником пока будем пытаться вскрыть этот люк.

– Хорошо, – послушно ответил Терек, – только не входите туда без нас.

– Чтобы туда спуститься, – сказал Дарет, – нам нужен огонь, а для огня у нас нет дров. Вокруг одни трава да камни. Так что, не теряйте времени и отправляйтесь.

Терек и Рика оседлали Ветер и Зуи, и те ускакали. А Дарет с Дугиром спустились вниз.

– Что будем делать с этим замком? – спросил Дугир Дарета. – Он хоть и стар, но его не взяла ржавчина. Я не знаю, из чего он, но нам непросто будет открыть его. Могу поспорить, что это дело рук эльфа, которому подвластны металлы…

– Тогда мы его сломаем, – ответил Дарет. Он снова поднялся наверх, выбрал большой камень и спустился с ним. Дарет стоял над замком и с высоты своего роста сбросил камень вниз. Камень раскололся надвое, а на замке осталась лишь малая царапина.

– Так мы долго будем его открывать, – скептически заметил Дугир.

– Я не собираюсь опускать руки после первой неудачной попытки, – возразил Дарет. – Не для того я оставил отца и сестру, прошел несколько дней в лесу, на который другие даже смотреть боятся, чтобы сейчас расстраиваться из-за разбитого камня. А ты пока можешь сходить наверх и поохотиться на ящериц, – ухмыльнулся он.

– Что вы все смеетесь над этой историей с ящерицей? – возмутился Дугир. – Я намного старше тебя, а ты смеешь насмехаться надо мной. Поверь, я еще проявлю свои охотничьи способности. И, напомню, ты сейчас пытаешься разбить этот замок благодаря тому, что я нашел этот спуск.

– Да, но место этого спуска нам показала ящерица, – снова ехидно улыбнулся Дарет.

– Признаю, ящерица нам помогла, – рассмеялся и Дугир, – но я и без нее смог бы почувствовать пустоты под землей. Пускай, это заняло бы у меня больше времени, зато на сытый желудок.

– Ты даже не извинился перед Рикой, – заметил Дарет. – Ты смеялся над ней, а она очень помогла нам.

– Я не привык извиняться, я привык расплачиваться делами. Рика – хорошая девушка. Признаюсь, я ей не доверял. Но сегодня, после того, когда она пообщалась с моим конем, я изменил о ней свое мнение. Зверя не проведешь, он чувствует подвох. А он стоял возле нее, как ребенок возле матери. Дарет, – сказал Дугир после небольшой паузы, – на что ты рассчитываешь, найди мы и освободи тромов?

Дарет все это время бил камнем по замку, но тут он отложил камень и задумался:

– Я не знаю наверняка. Все изменится, но будут это изменения к лучшему или худшему – я не знаю. Я просто должен приложить все усилия, чтобы освободить этот народ, мой народ из заточения. И пока я не хочу думать о последствиях. А ты? На что надеешься ты?

Дугир печально улыбнулся и сказал:

– Я надеюсь не пережить это путешествие, – признался он. – При них, – он махнул рукой в сторону, в которую направились Рика и Терек, – я бы не сказал этого. Я устал от этой жизни. Возможно, я смогу еще вам помочь, это будут последние хорошие дела в моей длинной бесполезной жизни. Их было очень мало, но сейчас я знаю, что должен вернуть долг тебе и твоему народу.

– Ты не рассматриваешь вариант того, что мы все живые вернемся домой? – спросил Дарет.

– Если так будет, – ответил Дугир, – значит, я не все сделал, что должен был сделать в этом мире.

– Конечно не все! – воскликнул Дарет. – Ты же обещал моему брату помочь вспахать поле! Забыл уже?

Они оба рассмеялись. А тем временем Терек и Рика приехали туда, откуда Ветер принес яблоко. Это был большой дикий сад. Терек радостно спрыгнул на землю и принялся срывать яблоки. Рика опустилась к кустарникам, чтобы набрать ягод. Рядом протекал ручей, к которому ушли Ветер и Зуи.

– Какие вкусные яблоки, – сказал Терек.

– Смотри не объешься ими, – улыбнулась Рика.

Набрав полную сумку яблок, Терек принялся собирать сухие ветки. К нему подлетела маленькая птица. Он никогда не видел таких, как она: ее крылья были словно из золота, глаза блестели красным цветом, а длинный клюв был, казалось, из черного стекла. Птица сперва села на ветку рядом с Тереком, затем прилетела еще одна и села рядом с ней. Одна из птиц взлетела и села на плечо Терека.

– Ты хочешь яблок? – спросил он и протянул яблоко к птице. – Смотри, какие красивые, – крикнул Терек Рике. Птица заинтересованно посмотрела на яблоко и клюнула, но только не фрукт, а руку Терека. – Больно! – вскрикнул он и прогнал птицу с себя. Та снова села на дерево, к которому стало подлетать все больше и больше таких же птиц.

Рика обернулась на крик Терека и подбежала к нему.

– Что случилось? – спросила она.

– Эта тварь клюнула меня, – Терек показал рану на руке, а птиц тем временем становилось все больше. – Что это за птицы? – возмущенно спросил он.

Рика подошла ближе к дереву, посмотрела на одну из птиц и сказала:

– Это не птицы. Это не живые существа, я их не чувствую. Я с детства общалась с птицами, но таких не встречала.

– Кто же это? – спросил Терек.

– Чем бы они не были, но это не птицы, – тихо сказала Рика. – Нам надо уходить отсюда и как можно скорее.

Рика позвала единорогов, Терек быстро закинул на них полные сумки. Птицы тем временем взлетели в воздух, некоторые из них пытались клюнуть Терека и Рику, которые укрывались своими накидками. Когда они сели верхом, птицы отлетели в сторону деревьев и не стали преследовать их.

– Ты много собрал фруктов? – спросила на ходу Рика у Терека.

– Дня на два нам должно хватить, – ответил Терек. – Как ты думаешь, что это были за птицы? Вернее, я понял, что это не птицы, но все же?

– Они отступили, когда мы сели единорогов. Единороги – священные животные, это не просто кони с рогом на голове. Их боятся демоны.

– Так значит, то были демоны? – переспросил Терек.

– Скорее всего, да, – ответила Рика. – Все сходится: я не чувствую в них души, как у животных, а они боятся единорогов.

– А еще они хотели меня съесть, – Терек показал свою руку, из которой все еще текла кровь. – Давай не будем историю с птицами-демонами рассказывать Дарету, – попросил он. – Я не хочу, чтобы он жалел, что взял меня с собой и переживал обо мне.

– Тогда остановись, – сказала Рика и остановила Зуи.

Терек и Рика спешились, Рика взяла его руку, подошла к Ветру и сказала:

– Смотри ему в глаза, ничего не бойся и не убирай руку.

Жеребец смотрел на Терека, а Терек смотрел на него. Рика поднесла раненую руку ближе к голове Ветра, тот наклонил ее и коснулся своим рогом раны. Терек скривился от боли, но постепенно она стала уходить.

– Ничего себе, – сказал он, – он может лечить раны?

– Да, но не все, – ответила Рика. – лишь те, которые были нанесены темными силами. Если бы это был не демон, а тебя клюнул бы, ну скажем, петух, – Рика улыбнулась, – Ветер смог бы только посочувствовать тебе.

Единорог поднял голову, а на руке у Терека остался лишь маленький шрам.

– Здорово, спасибо! – удивленно и радостно сказал Терек Ветру.

– Поклонись ему, – сказала Рика. Терек поклонился, Ветер поклонился в ответ.

– Спасибо тебе, – Терек погладил коня, – без твоей помощи рука бы долго заживала.

– Нет, – сказала Рика, – она бы не зажила, ты бы умер через несколько дней.

– Что? Почему?

– Укусы демонов не заживают. С их укусом в твою рану попадает яд, который убил бы тебя в скором времени, – ответила эльфийка.

– Но теперь я не умру, верно? – испуганно спросил Терек, сажаясь снова верхом на Ветра.

– Не умрешь, – улыбнулась Рика.

– Откуда ты все это знаешь? Неужели ты встречала демонов в Верхней Долине?

– Они рассказали, – Рика обняла Зуи за шею и поцеловала ее. – Поехали, пока нам еще не повстречалась нечисть, которая здесь может водиться, – сказала Рика и помчалась вперед верхом на единороге.

Все это время Дарет безуспешно пытался разбить замок. К яме, в которой он был, уже подъехали Терек и Рика.

– Нам привезли яблок! – с ухмылкой воскликнул Дугир.

– Дарет, поднимайся, отдохни и поешь, – позвал его Терек.

Дугир проверил сумки, которые они привезли. Он отложил мешок с ветками для костра, затем нашел ягоды, которые набрала Рика.

– А ты уверена, что они съедобные? – спросил он.

– Тебе от них точно ничего не будет, – с улыбкой ответила Рика.

Дарет и Дугир принялись за еду, а Терек спустился в яму посмотреть, каких успехов добился брат.

– У нас есть веревки? – спросил он охотника, не увидев прогресса в открытии замка.

– Да, – ответил эльф, – а зачем тебе?

– А что, если привязать к люку веревку и заставить наших лошадей протянуть ее, – пояснил Терек.

– А это может сработать, – сказал Дугир, забыв про яблоки, и побежал к вещам, которые брал с собой из дома. Он принес толстую веревку, спустился вниз и привязал ее к люку.

– А она выдержит? – спросил Дарет.

– Я сам ее делал, должна выдержать, – ответил охотник. Он привязал другой конец к упряжи своего коня, а его сбрую ремнями соединил с Ветром. Рика помогла присоединить сбрую Зуи.

– Я поговорю с ними, – попросила она Дугира. Она прижалась к каждому в упряжке, затем отошла от них и крикнула:

– Давай!

Лошади начали двигаться вперед. Им было тяжело. Копыта на передних ногах глубоко вдавливались в землю. Дарет подбежал к веревке и стал тащить вместе с ними. Ему казалось, что у них получается. Дугир смотрел вниз на люк. Дарет закричал от болезненного давления в руках, вены выпирали поверх напряженных мышц, разработанных тяжелой работой в поле. Сухожилия на широкой шее, казалось, сейчас разорвут кожу от давления. Дарет, что было силы, дернул веревку.

– Стой! – закричал Дугир и спрыгнул в яму. Рика бросилась к уставшим коням, а Терек к Дарету, чьи ладони были в крови. Но Дарет, казалось, не обращал на это никакого внимания. Он тут же спрыгнул вниз к люку, не замечая, что руки болтались, словно ватные.

– Смотри, – сказал охотник, – вы сдвинули его!

Люк немного был сдвинут с места так, что под него можно было просунуть руку. Сломанный замок лежал рядом вместе с петлями, на которых крышка люка крепилась к металлической плите. Дарет довольно взглянул на Дугира и сказал:

– Я думаю, что смогу его поднять.

– Не сейчас, сынок, – сказал Дугир, похлопав по спине парня, – тебе надо отдохнуть. К тому же уже темнеет. Ты ничего не ел. Этот тайник ждал посетителей столько веков, подождет и еще немного. До утра.

– Он прав, брат, – сказал Терек.

– Хорошо, – согласился Дарет, заметив кровь, капавшую со своих ладоней. – Устроим ночлег здесь, рядом с ямой, а утром мы спустимся вниз и найдем ее.

– Я разведу костер, – сказал Дугир.

– Пойдем к ручью, я промою раны на твоих руках, – сказала Дарету Рика.

Терек и Дугир занялись костром и приготовлением ночлега, а Рика пошла с Даретом к ручью, в котором текла вода из Верхней Долины. Дарет опустил руки в воду, а Рика начала бережно промывать раны. Она сказала:

– Твой брат очень любит тебя. Его сильно беспокоит то, что ты переживаешь о нем и опекаешь его.

– Но он же мой младший брат, – сказал Дарет.

– Да, именно поэтому он боится расстроить тебя, а еще боится казаться неловким и неумелым в твоих глазах.

– Рика, – улыбнулся Дарет, – я немного помню то время, когда он учился ходить, я помню, как он падал лицом в грязь, когда учился пахать поле. И, чтобы он себя не чувствовал неловко, я падал рядом с ним. Я рад, что он сейчас со мною здесь, но я боюсь, что, однажды, защищая его, я упущу шанс достичь своей цели. Именно поэтому я не хотел брать его с собой. Если мне придется выбирать: тромы или брат, я выберу брата.

– Вы не только отличаетесь ростом, – заметила Рика, – но вы не похожи и внешностью.

– Я немного похож на маму, – Дарет улыбнулся, с нежностью вспомнив о маме, – у нее были темные волосы и добрые глаза. Кстати, глаза у меня, по всей видимости, не мамины, – пошутил он, вызвав улыбку и у Рики. – У мамы они были карие, как и у Терека, а у нашей сестры глаза голубые, как у отца. А мне, по всей вероятности, достался цвет глаз от моего родного отца – зеленый. Видимо, я все-таки похож на своего настоящего отца, на трома. Я всегда немного отличался от своей семьи, но не придавал этому значения.

– Немного отличался?.. – переспросила Рика.

– Ну да, хорошо, я сильно отличался. Я ни разу не встречал парня среди людей выше себя.

Рика подняла его руки из воды, аккуратно обтерла их и достала из кармана пузырек.

– Больно не будет, – сказала она и насыпала на раны Дарета немного какой-то пыли.

– Что это? – спросил он.

– Это пепел. Ему очень много лет. Когда вырубили леса Верхней Долины, все деревья, какие были непригодны для строительства домов, были сожжены, а пепел собран. Пепла осталось немного, но мне удалось раздобыть для себя, – улыбнулась Рика. – Лес Долины, как и его обитатели, такие, как единороги, священны и способны на многие чудеса. Но эльфы никогда не ценили этого, как это делал до них твой народ.

Рика бережна перевязала ладони Дарета. Они вернулись к Дугиру и Тереку, который уже спал около костра.

– Парнишка устал, – сказал охотник.

– Мы все устали, – ответил Дарет.

Перекусив, они легли у костра. Рика заснула так же быстро, как и Терек, Дарет еще какое-то время приводил в порядок мысли в голове, но потом и над ним усталость взяла верх. Охотник же решил лишь дремать, сидя около своего коня, чтобы быть готовым среагировать в случае опасности, единороги спали рядом с ними. Ясное небо над головами путников изображало завораживающую картину: весь небосвод был усеян звездами, словно их в беспорядочном порядке рассыпали на темной скатерти. Некоторые звезды мигали, некоторые двигались. Или это только кажется?

Дарет проснулся рано утром и увидел, что Дугира нет рядом, Верного также не было. Единороги уже паслись недалеко от места ночлега. Дарет подошел к Ветру, погладил его по шее и сел верхом.

– Ты не понимаешь меня, как понимаешь Рику, – прошептал он на ухо единорогу, – но, прошу, попробуй найти этого старого эльфа.

Ветер неспешно пошел в сторону Темного леса, немного свернул вправо и прошел вдоль него. Дарет увидел дым и погнал коня чуть быстрее в ту сторону. Там был костер, у которого сидящий рядом Дугир жарил, судя по запаху, дичь.

– Ты это сделал, охотник! – радостно воскликнул Дарет и спустился на землю.

– Я же говорил, что я умею охотиться, – ответил Дугир. – Это дикий кабан. Он небольшой, но нам на пару дней должно хватить.

– Почему ты не сказал вчера, что утром собираешься на охоту?

– А зачем? – спросил эльф. – Если бы я вас вечером об этом предупредил, то до ночи выслушивал бы от нашей милой девочки рассказы о том, что животные – наши друзья. А друзей есть нельзя, с ними надо собирать в поле цветы и болтать за чаепитием! – попытался он пародировать голос Рики. – Я согласен с тем, что многие животные и вправду могут быть нашими друзьями, – сказал он уже своим голосом, глядя на Верного, – как и согласен с тем, что некоторые из них созданы исключительно для того, чтобы их ели. А мне, потеряв двадцать лет назад свое бессмертие, было бы глупо игнорировать столь аппетитную живность.

– Как этот кабан? – рассмеялся Дарет.

– Да, как этот кабанчик. Я уважаю мнение Рики, пускай не ест мясо. Мы все когда-то его не ели. Но я требую уважения и к своему законному желанию питаться тем, чем я считаю нужным.

– Я думаю, – сказал Дарет, – Рика расстроиться, но не будет зла на нас. Почему ты так далеко ушел от лагеря?

– Ну, во-первых, там, где мы остановились, кроме ящериц водятся разве что полевые мыши, а в той стороне, – Дугир показал рукой в сторону, в которую дул ветер, – есть лес, возле которого я и нашел этого несчастного. А во-вторых, ветер уносит запах дыма и жареного мяса в противоположную от вас сторону. Я не хотел разбудить вас до того, как завтрак будет готов.

– Ты меня удивил, спасибо тебе, – сказал Дарет.

– Тебе спасибо, сынок, – ответил Дугир. – Я никогда не ощущал свободу так, как ощущаю ее сейчас. А еще ты мне напоминаешь моего сына. Я давно уже оплакал его, даже забыл, как он выглядел, ведь прошло столько лет… Но твое присутств

Трудно найти большего параноика, чем писатель, который в глубине души верит, что пишет чушь.

Стивен Кинг

Чудесное приятно; это видно из того, что все рассказчики, чтобы понравиться, привирают. 

Аристотель

Существует предание, что несколько веков назад нас, простых людей, в Великой войне ценой собственного бессмертия спасли эльфы – высшие существа, живущие в Верхней долине. Согласно этому преданию, эльфы – святы и наделены природой разнообразными дарами, основным из которых является бессмертие. Цена бессмертия – это праведность. Лишив живое существо жизни, эльф теряет свое право на вечную жизнь. Высокие и грациозные создания, эльфы взрослеют до тридцати человеческих лет – это и есть эльфийское совершеннолетие. Лишь после лишения другого живого существа жизни, эльф начинает стареть и, подобно нам, людям, умирает в преклонных летах. Именно это и постигло древних эльфов, защитивших нашу и свою расы в Великой войне. Их убивали, и они были вынуждены убивать. Врагом всего доброго был страшный и ненавистный народ – тромы. Они – враги, ужасные исполины, великаны, жаждущие лишить жизни всего живого. Так нас, людей, учит Книга Света – послание эльфов к людям.

Верхняя Долина – это удивительное место, которое словно висит высоко в небе над нашими головами. Нам неизвестно, есть ли в других уголках земли подобные Долины, но эта всегда была нашей святыней. Однако, ход простым людям туда был закрыт. Тысячелетиями эльфы, живя в Верхней долине высоко над нашей землей под облаками, наблюдали за нами, смертными людьми. Чувствуя свое превосходство, по зову благородной крови, они оберегают нас. Именно поэтому многие из них отдали свою жизнь в войне с тромами. По преданию тромы пришли в наши земли из дальних лесов. Они были ужасны: трехметровые гиганты с уродливыми ужасающими лицами, они поглощали все на своем пути. Своими огромными руками тром мог разорвать человека пополам. Мы против них – ничто. Говорят, что вожди тромов имели рост двоих крупных мужчин из расы людей. Видя неравные силы, эльфы пришли к нам на помощь. Нет, они не сильны физически. Но за свои длинные жизни они научились управлять данными им дарами, подчинять себе различные стихии, покорять своей воле силы природы. Самые могущественные эльфы могли смотреть сквозь пространство и время. В Книге Света говорится, что не одна тысяча эльфов полегла в войне с тромами. Этот ущерб был сильно ощутим эльфийской расе. Ведь за всю бессмертную жизнь эльфийская женщина могла родить ребенка лишь единожды, после чего ее тело теряло возможность производить на свет детей. Именно поэтому многие семьи эльфов после Великой войны познали одиночество. И именно поэтому мы, люди, хотим отблагодарить их и обеспечиваем им беззаботную жизнь и поныне.

Меня зовут Дарет. Я с детства работаю на поле своего отца. Мой отец, его отец и отцы его отца были земледельцами. Каждый год мы собираем неплохой урожай, половину которого отдаем собирателям – людям, всегда облаченным в черную одежду, которые ездили верхом только на черных скакунах. Они никогда не показывают своего лица. Первый отряд собирателей был основан сразу после Великой войны. Их целью было собирать с каждой человеческой семьи дары для эльфов. Будь то часть с собранного на полях урожая, часть стада у пастухов или выловленная рыбаками речная рыба – мы всем всегда были обязаны делиться. В давние времена собирателей уважали. Но со временем они начали действовать ни как посланники добра, но как алчные разорители. Они стали забирать все больше и больше еды, практически ничего не оставляя простым людям. Однако все об этом молчат, потому что боятся гнева собирателей. Люди утешают себя той мыслью, что все отобранное идет во благо спасителей, эльфов. Мой отец был уверен, что немалую часть того, что собиратели у нас изымают, они не отдают эльфам, а оставляют себе. И он оказался единственный, кто не стал об этом молчать. С этого и начинается моя история…

Глава 1

Знай, кто ты есть

Утро… Как я люблю утро! Начало нового дня. Я всегда хотел просыпаться первым, чтобы сделать завтрак для своих родных. Но как бы я не пытался, мама всегда встает раньше меня! Ее длинные темные волосы, местами, увы, уже покрытые сединой, всегда пахли сладким хлебом, который она неизменно пекла нам по утрам.

– Терек, просыпайся! Уже пахнет чем-то вкусным, – толкал я брата.

– Дарет, отстань от меня! Солнце только встало, – пробормотал Терек и спрятался от меня под одеяло.

– Вот именно! Солнце уже встало, пора работать.

– Откуда в тебе столько рвения к труду? Мне бы еще поспать часок…

– Потому ты и слабее меня, что только и делаешь, что спишь, – ответил я.

– Ты забыл, сколько я вчера сделал работы? Я к вечеру ни рук, ни ног не чувствовал. Отец остался мною доволен. А слабее я потому, что ты выше меня на две головы и шире меня в два раза.

– На то я и старший брат! – улыбнулся я и побежал на запах вкусной еды к матушке. На кухне помимо нее уже были отец и Шерен – наша младшая сестра.

После завтрака все занялись привычными делами: Шерен осталась убираться в доме, мать с братом пошли на поле проверять грядки, а мы с отцом направились в амбар, чтобы отделить часть уже собранного урожая для передачи эльфам.

День был ясным и солнечным. Осень лишь приближалась, и летнее солнце еще сполна дарило свое тепло. В такую ясную погоду хочется упасть в еще зеленую траву, заложить руки за голову и мечтать, глядя в небо на иногда проплывающие одинокие облака. Но сроки нас поджимали, а работа еще не была завершена.

Мы с отцом говорили о Тереке и о том, что он хочет добиться больших успехов как в труде на поле, так и за его пределами для того, чтобы потом иметь возможность уехать в город и попытаться вступить в ряды собирателей, несмотря на то, что их уважало с каждым годом все меньше и меньше людей.

– А что, Дарет, – сказал отец, – ему тяжелее приходиться, чем тебе. Он не такой сильный и ловкий, вот и хочет обеспечить себя легким заработком, не прикладывая особых усилий.

– Ты прав, но представь, что однажды к нам приедет Терек и заберет половину урожая! Вот тогда уж я точно ему задам, даже не глядя на то, что он в два раза меньше меня! – рассмешил я отца.

– А кто знает, может тогда нам и не придется платить собирателям…

– Я думаю, отец, что эльфы сильно не пострадают, если не получат от нас пайка!

Тут наш разговор прервал топот копыт. Я вышел на улицу, там было трое собирателей верхом на черных скакунах. Одеты они были как всегда в черные плащи с капюшонами так, что их лиц было не разглядеть.

– Пора платить, – сказал один из них.

– Но ведь у нас есть еще неделя, – сказал я. Тут вышел отец.

– Господин, – сказал он, – мы еще не собрали весь урожай. Мы как раз начинаем готовить дар эльфам.

– Условия меняются, – сказал всадник, – ты сегодня же должен отдать все, что уже собрано. А то, что соберешь за оставшуюся неделю, останется тебе.

– Но господин, поймите, что собрать осталось всего пятую часть всего нашего урожая, – пытался возразить отец. – Даже если я полностью оставлю ее себе, ничего не продав, мне не хватит для того, чтобы прокормить семью даже до весны!

– Ты, – всадник толкнул ногой отца, от чего тот упал на землю, – ты хочешь признать себя предателем, который не благодарен святым эльфам за спасение своего рода?

Внутри меня впервые в жизни стала закипать неподдельная ярость. Я поднял отца и вступился за него:

– Наша семья каждый сезон честно отдавала все, что было необходимо. Мы никогда ничего не укрывали. Сейчас вы лишите нас возможности прожить до следующего сезона, а нас не мало.

– Надо было думать об этом раньше и засеивать больше земли, – сказал собиратель. – Сколько вас человек в семье?

Я уже хотел было ему ответь, но отец, остановив меня рукой, сказал:

– Я, моя жена и двое наших сыновей.

После этих его слов я осторожно посмотрел в сторону дома. Шторка слегка шелохнулась. Я понял, что испуганная Шерен наблюдала за нами, а отец обманул собирателей, дабы они не причинили ей вреда.

– Это твой старший сын? – собиратель спросил отца, указав на меня.

– Да, господин. Это мой старший сын Дарет. Ему двадцать лет, господин.

– А где младший? В доме?

– Нет, господин. В доме никого нет. Моему младшему сыну шестнадцать лет, сейчас он с моей женой работает в поле.

Собиратель дал знак рукой двум другим, и они направились в сторону поля.

– Зачем вы их туда направили? – спросил отец.

– Для уверенности, что ты выполнишь мое приказание и немедленно отдашь все, что сейчас находится в твоем амбаре, – явно с ухмылкой ответил собиратель.

– Вы не причините им вреда! – уже основательно разозлился я.

– Дарет, успокойся, – стараясь выказывать спокойствие и смирение, сказал мне отец. – Погрузи все мешки в телегу и вывези сюда.

– Но, отец! – отчаянно возразил я.

– Сейчас же, Дарет…

Я развернулся и пошел в амбар. Справился я очень быстро, так как злость переполняла меня, отчего я ощутил огромный прилив силы в руках. Нагрузив полную телегу, я запряг коня и вывез все из амбара.

– Коня с телегой мы тоже забираем, – сказал собиратель.

– Что за наглость? – вспылил я. – Скажите, зачем эльфам наша старая кляча?

– Мальчик, не влезай туда, откуда потом не сможешь выбраться, – грубо сказал мне собиратель. При этом он наклонился ко мне, и я немного разглядел его лицо под капюшоном. Все, что я заметил, было металлическим ухом, вместо потерянного, видимо, в каком-то бою или схватке с животным, так как от этого уха к щеке шел глубокий шрам.

– Но, господин, – все еще спокойно сказал отец, – мой сын прав. Без этого коня мы не сможем обрабатывать землю так, как делали это раньше. А денег на нового у нас теперь не будет! Да и эльфам, я думаю, он действительно ни к чему…

– А ты не думай, – сказал всадник. – Если он не понадобится им, как рабочая сила, то наверняка сгодится на мясо. Эльфам убивать не положено, ты знаешь, но ведь мясо на их обеденных столах должно же как-то появляться! Вот мы им это и устроим. Но, ты прав. Вам на четверых действительно не хватит оставшегося урожая. Думаю, я могу решить эту проблему.

– Я благодарю, господин, – сказал мой отец.

– Не спеши благодарить, – рассмеялся собиратель, развернул своего коня и направился в сторону поля туда, где были Терек, мама и двое других собирателей.

– Нет, нет, только не это, – пробормотал отец и бросился за всадником. – Стой! – кричал он ему вслед.

Я побежал за отцом, не совсем понимая, что происходит.

– Эй, мальчишка, – крикнул всадник Тереку, тот оглянулся.

– Да, господин, – Терек выпрямился и пошел навстречу собирателю. Мама следовала за ним. Они ничего не могли слышать из нашего разговора, поэтому ни о чем недобром не подозревали.

– Что, немного урожая довелось собрать? – спросил, ухмыляясь собиратель.

– Больше, чем в прошлом году, господин, – ответил Терек. – А вы знаете, я всегда мечтал вступить в ваши ряды! – заявил он с улыбкой на лице.

– Мальчик мой, ты никогда не станешь собирателем, – ответил человек со шрамом.

– Почему? Потому что я родился в семье простых людей? Или я слишком взрослый для обучения? – возмущенно и разочарованно одновременно спросил Терек.

– Нет, – ответил собиратель, – потому, что мы забрали весь ваш урожай, а того, что осталось на поле вам до следующего урожая не хватит, если, конечно, численность семьи вдруг не уменьшится…

В этот момент улыбка сошла с лица Терека. Мы с отцом почти добежали до них. Всадник вытащил меч из ножных и замахнулся на брата.

– Нет! – в один голос отец и я закричали, подбегая к Тереку, но мама нас опередила. Она без слов толкнула Терека и приняла удар на себя…

Я не помню, что именно мы кричали, какие мысли промелькнули в тот самый момент, такой короткий, но изменивший все. Все то же ясное небо да пара небольших, одиноких, кочующих облаков над нами. Все то же приятное тепло от солнца. Но в миг оно сменилось на жар, подобный жару в преисподней. Через несколько секунд я почувствовал дикую ярость, обернулся, чтобы догнать троих собирателей, которые, воспользовавшись нашим состоянием, успели покинуть поле и находились уже около дома. Я бросился бежать за ними изо всех сил. Я не понимал, как и куда бегу. Я видел, что они подъехали к амбару, один из всадников пересел на нашего коня с телегой, другой всадник взял за узду освободившуюся черную лошадь, и все они направились в сторону города, особо даже не торопясь. Они знали, что без коня мне их не догнать. Да и что бы изменилось, если мне удалось бы все-таки это сделать? Я бежал долго, сил было много. Но через некоторое время я понял, что не смогу их нагнать, а за моей спиной на поле лежит израненная мама.

Развернувшись, я побежал к нашему дому. Кровь в моих жилах словно кипела, выдавая через кожу испарины пота. Сердце колотилось настолько быстро, что я уже перестал его слышать. В животе словно какой-то шар давил на органы, отчего меня затошнило. А в горле, казалось, вырос ком размером с большое яблоко, не давая мне дышать.

Дверь в дом была открыта. Ум мой осознавал, что надо торопиться, но ноги отказывались подчиниться ему. Я боялся войти в дом. И не напрасно. Когда я все же вошел, то увидел маму, лежащую на полу. Она уже была мертва. Рядом, обнявшись, плакали сестра с братом. Отец стоял молча у окна и смотрел на наше поле. Я подошел к матери, сел на пол возле ее ног. Я не плакал. Я смотрел на брата. Он пытался казаться сильным, чтобы поддержать Шерен, но у него это не особо выходило. Мне стало ясно, что ответственность эта лежит на мне. За это короткое время лицо сестры очень переменилось. Взрослый взгляд сменил детский озорной огонек в ее глазах, что сделало ее так сильно похожей на нашу дорогую матушку. Ее желтые, словно пшеница в поле, волосы растрепались. Шерен отчаянно пыталась собрать их, но дрожащие руки не позволяли ей этого сделать.

Я прижал к себе брата с сестрой и поднял взгляд на отца. В его глазах я увидел безысходность, и мне стало за него страшно. Никогда еще эти полные жизни глаза не были такими неживыми, словно это его самого лишили жизни. Отчасти так и было, ведь жену свою, нашу матушку, он называл своею душою. Я поцеловал сестру в растрепанные волосы на макушке и оставил ее на попечение Терека, который и сам сейчас нуждался в поддержке. Подойдя к отцу и положив ему руку на плечо, я сказал:

– Я отомщу им, пап. Я обещаю тебе.

Отец повернулся ко мне, сперва посмотрел на меня, потом на маму, потом снова отвернулся к окну и сказал:

– Дарет, ваша мама… Без нее… Как мы сможем без нее жить? Все держалось на ее хрупких плечах. Я лишь работал в поле. И все. Я не знаю, как нам теперь жить. Прости.

– Отец, – сказал я, приобняв ладонью его за шею, – посмотри на них, – я указал на Терека и Шерен, – они помогут тебе содержать дом и собрать оставшийся урожай.

– А ты? – взглянул на меня отец снизу-вверх. И лишь теперь я заметил, насколько я стал выше отца. То ли это он от возраста и тяжелой работы стал казаться ниже, то ли это я так вырос.

– Я должен отомстить тем, кто отнял у нас маму, – я старался казаться хладнокровным и более взрослым, чтобы внушить отцу уверенность в серьезности моих намерений.

– Даже и не думай, – прошептал он, – мы потеряли ее, нам нельзя терять и тебя. Мы должны сейчас держаться вместе. К тому же ты не сможешь противостоять собирателям. Хотя, ты ведь… – отец замолчал и подошел к маме.

– Что «я»? Что ты хотел сказать? – спросил я его.

– Сейчас это неважно, – он сел около мамы и погладил ее темные волнистые волосы, которые растрепались, но от которых еще пахло хлебом. – Дети, – обратился отец к нам, – нам необходимо быть сильными. Нам тяжело, но надо собрать все свои силы и попрощаться с мамой… а завтра мы продолжим работу, – отец встал, подошел к Шерен и обнял ее.

– Шерен, доченька, мы с тобой подготовим маму к погребению, а затем я с Даретом отвезу ее туда, где покоятся ее предки, – сказал отец.

– А что делать мне? – спросил Терек.

– А ты, сынок, будешь оберегать сестру, пока нас с твоим братом не будет дома, – ответил отец. – Всем уходить нельзя, дом не должен пустовать. Мы все очень любили вашу маму. Сегодня страшный день, – он заплакал…

Я вывел Терека во двор, чтобы отец с Шерен могли подготовить тело мамы. Мне было жаль сестру за то испытание, какое ей сейчас предстояло пройти. Но отцу нужна помощь. Мы с братом для этого не сгодились бы. Да, Терек всегда был намного ниже меня, но сейчас от боли внутри его груди Терек согнулся, словно старый горбатый дед. Взгляд его был устремлен под ноги, но он не видел земли. Его несколько месяцев нестриженные волосы свисали вниз, прикрывая глаза, красные и мокрые.

– Брат, – сказал он мне, – за что они с нами так? Ведь мы всегда все честно отдавали эльфам.

– Ее убили не эльфы, Терек, – ответил я, – ее убили люди. Я думаю, что эльфы и не узнают о случившемся.

– Дарет, а я ведь хотел стать одним из них.

– И хорошо, что не станешь, – сказал я.

– Это ведь из-за меня, – плакал он, – понимаешь, из-за меня! Они хотели убить меня!

– Если ты начнешь себя обвинять, – сказал я, присев напротив брата и положив руки на его еще достаточно узкие плечи, – легче ты не сделаешь ни мне, ни отцу с сестрой, ни себе. И уж тем более такими мыслями маму не вернешь, так что не стоит…

– Ее уже ничем не вернешь! – перебил он меня сквозь слезы.

Терек снова заплакал и отвернулся, пытаясь это скрыть. Я обнял его. Мы оба рыдали, словно в детстве, когда кому-то из нас бывало очень больно. Только сейчас было больнее. Намного больнее. Нутро словно пыталось вывернуться наизнанку, но у него ничего не выходило. От этого сознание сперва сжималось до размеров сознания насекомого, а через секунду уже не могло вместиться в голове, увеличиваясь до размеров, казалось, всех миров сразу.

Я знал, что на мне ответственность лежит больше, чем на Тереке. Но я тоже не смог сдержать слез. Мы сидели на крыльце дома. Время тянулось мучительно долго. Вот уже прошло полуденное солнце, редкие облака сменились большими и пористыми, накрывая тенью наше поле, но дождя не предвиделось. Ветер слегка усилился, обдавая приятной прохладой и принося откуда-то запах только что скошенной травы, только мы ничего этого тогда не замечали. Как и не заметили того, что уже давно прошло время обеда: есть никому из нас еще долго не будет хотеться. Город, на окраине которого стоял наш дом, ничего не знал о нашей утрате. Он продолжал жить, словно человек, у которого лишь безболезненно выпал один волос и который даже не заметил этого. То, что для нас являлось страшным горем, для других будет лишь одной из новостей, которая прозвучит где-то на рынке на ряду с радостными известиями о чьем-то рождении или свадьбе и будет тут же забыта.

– Терек, нам надо беречь Шерен, – сказал я брату, – она еще совсем ребенок, ей всего двенадцать лет.

– Да, Дарет, – наконец, немного успокоившись, покорно ответил он.

– Но я еще должен и тебя сберечь.

– Дарет, – ответил Терек, – я уже взрослый, я сам могу за себя постоять.

– Не можешь. Ты должен постоять за сестру, а я – за тебя. А все вместе мы должны позаботиться о нашем отце.

– Тот собиратель хотел убить меня, а не маму… – снова повторил он.

– Терек, посмотри на меня, – я крепко сжал его плечи, – ему было все равно кого убивать, тебе это ясно? Ты ни в чем не виноват. Мама спасла тебя, и самой большой благодарностью ей за это будет – забота о Шерен.

– Пора, – отец прервал наш разговор. Он вышел из дома, подошел к Тереку и сказал: – Мы с твоим братом отвезем маму. Вы с Шерен поужинайте тем, что осталось от завтрака, который готовила мама… Затем ложитесь спать. Я думаю, что собиратели не скоро сюда вернутся. Коня нет, поэтому мы пойдем пешком. Дарет, – отец посмотрел на меня, – привези из амбара старую телегу. Вдвоем мы ее довезем. Нам необходимо все успеть сделать до заката. Но сперва, мальчики, зайдите в дом и попрощайтесь с мамой…

Терек плакал около мамы, бережно замотанной в саван, который уже впитал в себя слезы Шерен. Сын просил у мамы прощения, говорил, что любит ее. Шерен тихо всхлипывала, сидя за столом на кухне. Мы же с отцом молча стояли рядом с телом мамы зная, что прощаться с ней будем немного позже и не здесь.

Я вывез небольшую телегу о двух колесах, отец аккуратно положил на нее маму, в саване. Рядом он положил немного дров и огромный молоток. Я не спрашивал, зачем все это ему. Терек с Шерен молча наблюдали, стоя на крыльце. Сестра передала отцу сверток с маминым хлебом нам в дорогу.

– Закрывайте дом, а когда стемнеет, то потушите все свечи и ложитесь спать в одной комнате. Мы вернемся утром, – отдал распоряжения отец.

– Но почему утром? Вы же можете успеть вернуться и до утра, – возмутилась Шерен.

– Ночью опасно идти, а мы без коня, – ответил отец, – мы проведем эту ночь там, с мамой…

Когда Шерен с Тереком зашли в дом, а отец убедился, что тот закрыт изнутри, мы выдвинулись в путь. За нашим полем был большой зеленый холм, покрытый мягкой травой, перейдя который, мы увидели на горизонте скалы и пещеры. Я знал о них, мы в детстве с Тереком играли на этом холме и видели эти скалы, но подходить к ним нам было запрещено. В одной из них покоились предки нашей мамы, в другой-отца. Возможно, что и другие люди здесь хоронили своих близких. Я не знал этого, не знал, часто ли здесь кто-то бывает, ведь так близко впервые подходил к этим пещерам.

Вся наша дорога заняла около двух часов. Солнце постепенно двигалось к своему закату, окрашивая зеленую траву под ногами в багровый оттенок. Такая же багровая зелень осталась на нашем поле в том месте, где человек со шрамом лишил жизни нашу любимую матушку. Все то время, пока мы с отцом шли, мы молчали. Мы везли телегу. Наш дорогой груз. Я видел, как тяжело отцу, но душе его было намного тяжелее, чем телу. Ведь часть его души сейчас лежала за нашими спинами, замотанная в свой последний наряд. Я не знал, что сказать отцу, зато он знал, что сказать мне. Вот только не знал, как.

Когда солнце еще немного освещало верхушки скал, мы дошли к нужной нам пещере. Я не знаю, как отец здесь ориентировался, но он без сомнений указал именно на нее. Лишь у пещеры мы прервали молчание. Вход в нее был привален огромным камнем, который даже я с трудом смог сдвинуть с места. Отец хотел мне помочь, но я сказал, что справлюсь сам. Если быть откровенным, я не совсем был уверен, что мне одному это под силу, но я хотел, чтобы отец отдохнул. Он выглядел очень уставшим. В отличии от нас, своих детей, он дал волю чувствам лишь тогда у окна, когда только занес маму в дом. Ведь не спроста мы молчали в пути. Он внутри изводил себя мыслями и сожалениями о потере.

Воздух в пещере был сырой и затхлый, но я на другое и не рассчитывал. Солнце стремительно садилось, однако в пещере было темно даже, наверное, когда оно стояло в зените. Отец занес дрова вовнутрь, ловко и быстро разжег костер немного дальше от входа, и я наконец-то смог разглядеть каменную комнату изнутри. Она была достаточно большой, на земле лежало множество небольших камней. Пещера находилась внутри скалы, поэтому и пол, и стены были из камня. В дальней стене я увидел высеченные отверстия, большинство из которых были закрыты камнями. Только одно было пустым.

– Это для мамы? – спросил я.

– Да, – ответил отец, – пойдем, скоро наступит ночь.

Мы вышли на улицу, подошли к телу матушки. Отец сложил на нее свои руки, наклонился и прошептал ей: «Прости…».

Бережно мы отнесли ее, положили в приготовленное для нее место и заложили его камнями настолько плотно, чтобы никто не смог нарушить покой почившей. Все это было сделано тихо, без слов и без слез. Но каждый из нас рыдал внутри себя, словно малое дитя.

Отец попросил помочь теми камнями, что были покрупнее, заложить вход в пещеру изнутри, чтобы ночью к нам не смогли пробраться дикие звери. Затем мы сели у костра. Рядом с отцом лежал тот самый большой молоток, который он взял из дома. Я не понимал, для чего. Тишину прерывал лишь треск бревен, которые, сгорая, извергали из себя яркие огоньки искр, отбрасывая на стены пещеры различные бесформенные тени. Безумно мрачное зрелище, особенно для места, где лежат покойники.

Думать о чем-либо у меня не получалось. Я пытался осознать утрату, но все казалось необычным страшным сном, от которого я вскоре обязательно должен пробудиться. Я поднес руку к огню надеясь, что его жар мне не будет ощутим, но огонь укусил меня и я перевел свой взгляд с костра на ярко освещенное лицо, находившееся напротив меня. Впервые за сегодня я смог разглядеть испуганные глаза своего отца.

– Поговори со мной, – сказал я ему. Он ответил:

– Поговорю, сынок, обязательно поговорю, только не знаю, как начать разговор…

– Дело в маме? – спросил я. – Ты не можешь говорить из-за переживаний? Отец, мне тоже тяжело, я не знаю, какие слова сейчас будут правильными, но…

– Дарет, – перебил меня отец, – дело не только в маме.

– А в ком еще?

Отец повернул голову в сторону стены, которую костер плохо освещал. Я понял, что с этой стеной что-то не так, еще когда мы только вошли, но тогда мне было некогда ее разглядывать вблизи. Выбрав полено, которое лежало у края костра, и одна его часть еще не была охвачена огнем, я взял его и поднес к стене. Я увидел, что в этой стене было не так: выглядело так, словно ее замазали.

– Что за ней? – спросил я у отца.

– Присядь, я все тебе расскажу, – с небольшой тревогой в голосе ответил он.

Я послушался его, покорно сел у костра, бросил обратно туда полено, а отец начал рассказывать то, во что мне было очень сложно поверить тогда, да и сейчас, вспоминая это, я испытываю те же чувства непонимания и сомнения.

– Я очень надеялся, что не мне выпадет участь поведать тебе обо всем, но твоя мама взяла с меня слово, что, если ее не станет первой, я должен буду все тебе рассказать. Дарет, за этой стеной, к которой ты только что подходил, – он указал на неосвещенную замазанную часть пещеры внутри скалы, – лежит твой отец.

– Как это – мой отец? Что за ерунда? Мой отец сейчас сидит передо мной! Ведь ты – мой отец! – сказал я очень эмоционально, но понял, что разговор будет куда серьезнее, чем ожидалось.

На мгновение я решил, что это все помешательство от потери любимой женщины, однако взгляд отца был суровым и серьезным, без отсутствия даже намека на помешательство или неуверенность в том, что он говорит. Его коротко стриженая, слегка облысевшая голова, блестела на свету от огня капельками пота, проступившего от волнения. В ярко красном свечении седые волосы снова стали походить на некогда желтые, подобные волосам Шерен. Пожалуй, лишь мы с матерью могли помнить отца с густой шевелюрой на голове, ведь непрерывный тяжелый труд под палящим солнцем сделал свое дело, и уже к появлению моей сестры отец больше походил на ее дедушку, чем на папу. Я сосредоточил внимание на его голубых глазах. Они блестели куда больше головы. В них я прочел мольбу: понять его и отнестись очень серьезно ко всему, что мне предстоит услышать. Затем он устремил взгляд на огонь и начал свою длинную речь, дававшуюся ему с немалыми усилиями:

– Сынок, когда я женился на твоей маме, тебе было уже почти два года. Я познакомился с ней случайно в городе. Она с тобой на руках пыталась продать то, что вырастила у себя в поле. Ныне наш дом был некогда ее домом, который она унаследовала от своих родителей, рано почивших и находящихся теперь здесь, рядом с ней. Мама жила там с тобой до моего появления в этой семье. Когда я ее заметил, несколько мальчишек пытались у нее украсть овощи. Она ничего не могла поделать, ведь рядом был маленький ты. Я предложил ей помощь, прогнал мальчуганов, что-то купил у нее, а после провел вас домой. По дороге она мне рассказала, что живет одна с сыном в доме за городом, что ее муж умер, а за полем некому следить. Она предложила мне купить и ее дом, и поле. Но я убедил ее сдать поле мне в аренду. Она согласилась, чему я был несказанно рад, ведь, лишь увидев ее, я тут же полюбил ее всей душой, и просьба о сдачи земли в аренду была на самом деле предлогом быть к вам ближе. Со временем мы все привязались друг ко другу, и мама тоже полюбила меня, а ты стал звать меня папой. Затем родились Терек и Шерен. Ты был слишком мал, чтобы запомнить мое появление в доме. Словно родного сына, я полюбил тебя с первого дня нашей встречи и считаю, что вправе называться твоим отцом. Но, как бы мне того не хотелось, не могу быть им всецело, – тут отец перевел взгляд на темную стену.

Слушая эти слова, подсознательно я уже заново воспроизводил те свои размышления, в которых я не раз для себя констатировал то, что я ни капли не похож на своего отца. Но крепкая любовь между родителями и небольшое сходство с матушкой всегда словно растворяли все мои подозрения. Теперь же они, словно бурлящий гейзер, вырвались и начали взрываться у меня в голове.

– А что же случилось с моим настоящим отцом? И почему вы никогда мне о нем не говорили? Почему я должен узнавать об этом в самый страшный день моей жизни – в день смерти своей матери? – я был возмущен и, возможно, даже зол.

– Дарет, – отец умоляюще посмотрел на меня и ответил очень спокойно, – есть вещи, которые нам знать опасно. То, что мы скрывали от тебя правду, было лишь тебе во благо. Но дольше я молчать не могу. Не имею права. Случись и со мной завтра что-то, а я не успел бы тебе рассказать, ты бы так никогда и не узнал правду. Хотя, я не уверен, что поступаю верно, рассказывая тебе это. Но того хотела твоя мама.

– Так что же здесь не так? – я встал и подошел к запечатанной стене. – Что не так с моим отцом? Кем он был? Вором? Убийцей? Отчего он умер?

– Его убили собиратели, – сказал отец, глядя мне в глаза исподлобья, – его убили те, кто убил и твою мать.

Я присел и облокотился на стену.

– За что? – спросил я. – Он тоже не хотел отдавать больше, чем полагается?

– Нет, – ответил отец, – его убили ни у дома, а около Темного леса. К счастью для тебя и твоей мамы они не знали, что он жил с вами. Они не знали тогда и не должны узнать сейчас, что у него остался сын.

– Почему? Что с ним было не так? Почему эта стена так надежно запечатана? – я вскочил и стукнул кулаком по стене. Не нарочно, а от отчаяния и злости, переполнявших меня изнутри. Стена задрожала, каменная пыль с нее слегка осыпалась на землю.

– Дарет, – отец встал, подошел и обнял меня, – дело в том… – сказал он мне тихо, почти шепотом, на ухо, – дело в том, что твой отец был тромом.

– Что?! – возмущение во мне сменилось растерянностью. Я небрежно оттолкнул от себя отца и даже, наверное, закричал. – Что ты такое говоришь? Как такое вообще возможно? Ведь тромы – монстры, которые давно были уничтожены эльфами. Ни у меня, ни, тем более у нашей матери, – я указал на то место, куда мы недавно ее положили, – не может быть ничего общего с этими чудовищами!

– Я боялся такой реакции, но ты не прав, Дарет, – отец снова сделал шаг навстречу мне, пытаясь меня успокоить, – все, что я тебе сказал и скажу еще – чистая истина. Тромы ни монстры, ни чудовища, они не выглядят ужасно, как вас учили тому в детстве, и ты – тому самое прекрасное доказательство. Дарет, ты – сын трома, в тебе течет его кровь. Они такие же, как мы… Как я. Да, они были исполинами. Но не монстрами. И тебе придется мне поверить.

– Я даже не хочу этого слышать, не хочу думать о том, что ты мне сказал, – отчаянно замахал я головой и руками, словно прогоняя от себя все услышанные отцовские слова.

Я отошел от стены, сел около костра и взялся за голову. Думал я о том, что мое подозрение, в котором я допустил мысль об отцовом помешательстве, все же было не безосновательным. Я успокаивал себя тем, что он всего лишь тронулся умом, похоронив только что свою горячо любимую жену, часть своей души. Помешательство отца я пережить бы смог, но вот принять за правду его безумные слова и наречь себя отпрыском тех, к кому с самого рождения отовсюду мне внушалась ненависть – нет. Вдруг я осознал, что все же не отовсюду. Мы никогда не говорили о тромах дома. Ни мать, ни отец никогда не упоминали их, а если мы, дети, заводили разговор об этом после услышанного в городе от школьных наставников, то тема тут же закрывалась, как неинтересная и не заслуживающая нашего времени.

Отец сел около меня и приобнял, как в детстве, когда я с разбитыми коленками сидел на крыльце дома, изо всех сил сдерживая слезы от боли, пытаясь казаться взрослым. Или, когда, будучи уже примером для младшего брата, я давил в себе боль утраты после смерти старой кошки, которую я помнил и любил с самого своего раннего детства. Я боялся показать слабость, а отец сумел поддержать меня и взять часть печали на себя. Теперь же я смотрел на эту стену и думал о том, что за ней, отвергая и принимая одновременно историю, изреченную мне тем, кого я отныне не должен считать родным. Я даже забыл цель нашего прихода сюда, забыл о маме, о брате и о сестре. Посмотрев на молот, который отец взял с собой, я понял наконец, для чего он это сделал. Я схватил его и с необъяснимой яростью начал бить им по стене. Отец сидел у костра и молча наблюдал за мной. Стена была не толстой, она быстро проломилась. За ней оказалась еще одна комната. Я выдолбил проход такой, чтобы можно было пройти через него. Работал я минуту или целый час – я не знаю. Для меня все было словно одним мгновением. Отец подошел ко мне, в руках он держал два горящих с одного края полена.

– Идем, – сказал он и зашел в пробитую стену. Я вошел вслед за ним.

Здесь была небольшая комната, в центре которой стоял огромный каменный гроб, накрытый плитой.

– Это сделал я, – сказал мне отец, проведя рукой по крышке гроба и смахивая с нее толстый слой пыли на землю, – твоя мама просто оставила его здесь, заложив эту часть пещеры камнями. Я решил, что он должен быть достойно похоронен, и высек этот гроб из камня, переложил в него останки и запечатал стену. Я отчаянно надеялся, что ты поверишь мне на слово и не станешь сюда входить, но раз мы уже здесь, то можешь сдвинуть плиту. И ты увидишь все сам.

Сейчас, возможно, мне это кажется ужасным, но тогда я должен был узнать правду. Отец более не казался мне сумасшедшим, а огромный каменный гроб, стоявший прямо передо мной, помог принять, что все им выше сказанное, как ни печально, но было правдой. Я сдвинул плиту настолько, чтобы она не упала с гроба. Некогда белый саван покрывал неровности того, что когда-то было живым существом. Приподняв ткань, я увидел большой скелет. Это был такой же скелет, как и у обычного человека, просто крупнее. Однажды я видел в лесу за городом человеческие останки какого-то бедолаги, который решил закончить свою жизнь в петле на суку дерева. Этот от него отличался лишь размерами.

– Его звали Грэз, – сказал мне отец, прервав поистине гробовую тишину.

Я смотрел на каменный гроб и пытался понять и принять все то, что сегодня на меня свалилось. Я знал, что мне необходимо держать себя в руках, ведь я всегда так делал. Я всегда чувствовал, что на мне лежит ответственность. Мне надо собрать всю свою волю в кулак, мне надо быть сильным, как никогда. Я подумал о том, что было бы лучше, если такую страшную правду мне рассказала бы мама. Она знала его, моего отца. Она знала, какой он был, могла указать на мои сходства с ним, рассказать мне о нем, как о человеке. То есть, я имею ввиду о том, каким он был в жизни. Почему она мне ничего не рассказала? Она боялась за меня. Боялась, что, если собиратели узнают, кто я, они убьют меня. Нет, она ни Терека закрыла собой сегодня, а меня.

– Пойдем к костру, – сказал я отцу.

– Хорошо, идем, – ответил он.

Я взял было ткань, чтобы снова накрыть тело трома, когда увидел на нем подвеску. Видимо, когда-то она висела на его шее на кожаном ремне, сейчас она лежала между высохшими ребрами. Я аккуратно извлек ее вместе с ремешком. Он удивительным образом сохранился за эти годы и даже не истлел. По всей вероятности, он по всей своей длине был обработан каким-то веществом, которое и не дало ему разложиться, в отличии от плоти того, кто носил его на себе.

– Отец, это что, золото? – спросил я, показывая ему, как я сам решил, амулет, который занимал половину моей ладони.

– Да, золото. Золотой медальон тромов, – ответил тот, даже не глядя на подвеску в моих руках. – Защита и талисман, знак принадлежности к царскому роду тромов.

– Но откуда у трома золото? Оно ведь находится только в Верхней Долине? – я крутил медальон в руках, рассматривая его со всех сторон, и на нем, казалось, что-то было изображено. Или всего лишь казалось… – И что ты сказал? К царскому роду тромов? – вопросов у меня было много. Но и ответов, судя по всему, у отца было не меньше.

– Этот тром, – он указал на гроб, – Грэз, твой настоящий отец, был последним царем тромов. Именно поэтому он и смог сюда пройти.

– Пройти? Откуда? А золото? Ведь оно может быть только у эльфов…

– Дарет! – воскликнул отец, подпрыгнув со своего места, словно молодой. – Да пойми же ты наконец, что все, что исходит от эльфов – это ложь! Ты только что узнал, что являешься потомком тромов, но, как видишь, у тебя нет уродливого лица, острых зубов и лютой ярости, которую сказки эльфов приписывает всем тромам. Это не потому, что твоя мать – человек, а потому, что тромы – такие же, как и мы, люди, просто крупнее и сильнее нас физически, но не более того!

На мгновение в пещере снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием костра, в который пора бы уже было подбросить свежих поленьев.

– Сынок, давай успокоимся, – сказал отец тише, – сядь около меня ближе к костру. Ночь будет длинной, я все расскажу тебе, а утром мы оправимся к Тереку и Шерен оплакивать маму.

Я послушался отца, сел с ним рядом и обнял его. Я видел, что ему доносить все это до меня не легче, чем мне предстоит принимать. Отец говорил, а я покорно слушал, пытаясь ничего не упустить и стараясь все осознать.

Каждого ребенка в городе обучали старейшины и школьные наставники. Они прививали нам с малых лет историю, которая, как оказалась, была ложью. Меня учили тому, что люди выжили и существуют только благодаря эльфам, что страшные тромы были повержены, уничтожены высшими существами ценой собственного бессмертия. Грэз поведал моей матери, а она затем моему отцу, совершенно иную историю. В давние времена на нашей земле жили ни эльфы, а тромы: славный, могучий и сильный народ, который ни с кем не вступал в войну. Они не претендовали на чужие земли, у них были свои плодородные поля, которые теперь возделываем мы. Поля были окружены зелеными холмами, которые могли вдоволь обеспечить пропитанием весь скот, имеющийся у тромов. А за холмами вдаль простирались густые леса, переполненные всевозможной дичью. Бурная река за городом обеспечивала жителей водой и рыбой.

Верхняя Долина – это земля над землей, находившаяся как сейчас, так и тогда высоко под облаками необъяснимым чудесным образом, словно паря над селениями исполинов. Тень от нее падала по утрам на лес, что стоит на западе, а к вечеру немного касалась города, но в любое время дня она была над Темным лесом. В долину можно добраться лишь одним путем: по каменной лестнице, подножие которой находится недалеко от нашего города. Отец мне рассказал, что раньше в Верхней Долине обитали цари тромов и их семьи, а остальные жители поднимались в Долину несколько раз в году на празднования. Никто не платил дань царской семье, каждая семья тромов обеспечивала только себя. В этом народе ценились трудолюбие, справедливость и доверие. Был мирный уклад, и ничего не предвещало войны.

Однажды на землю тромов пришло несколько кочующих семей эльфов. Они рассказали, что их поселение было уничтожено огнем, все их запасы пропали, и им попросту стало негде жить и нечего есть. Тромы были миролюбивым народом, они посочувствовали эльфам и пустили их в свой город. Эльфы внешне отличались от них: они были немного ниже ростом, но выше, чем большинство обычных людей сейчас, у них были утонченные лица с узкими благородными подбородками, когда скулы тромов, напротив, были широкими и массивными. Кончики заостренных необычных ушей выглядывали из длинных волос, собранных у женщин в причудливые прически, украшенные лентами, а у мужчин напротив – распущенных. Эльфы особо гордились своей внешностью, даже оставшись без ничего.

Но главной особенностью эльфов было то, что каждый из них обладал определенным умением влиять на природу. Кто-то мог слышать и понимать зверей, кто-то общался с птицами, кто-то управлял ветрами, а кто-то водой. Предводителем их был Зоки – старый и мудрый эльф, который выглядел не старше своего молодого сына Корона, ведь бессмертные эльфы не стареют. Оба они были достаточно высокими, ростом почти достигая тромов, обладали изящной, грациозной походкой, которая выдавала их принадлежность к знатному роду. Яркой внешности добавлял контраст цветов: темные, как угли, глаза и белые, словно свечение от луны, длинные волосы. Незнающий смело нарек бы их кровными братьями, так они были похожи друг на друга. Вот только жены у Зоки не было: эльфы бессмертны, но против дикого зверя не спасает даже бессмертие…

Царем тромов в то время был Грэз, предок моего отца трома, в честь которого, по всей видимости, тот и был назван. Тромы проявили милость и сочувствие к эльфам, оказав им добрый прием в свои земли. Зоки заключил союз с Грэзом, что позволило эльфам поселиться рядом с нашим городом. Шли годы, поселение эльфов постепенно увеличивалось и застраивалось все новыми и новыми домами. Тромы помогали в их строительстве, для чего они без особого труда повалили немало деревьев в соседнем лесу. Пустовавшие поля стали засеиваться и шириться. Узнавая о том, как здесь хорошо живется поселению эльфов, другие эльфы приводили в эти земли свои семьи со всех концов света, и в скором времени рядом с городом тромов вырос такой же город эльфов. Грэз с осторожностью наблюдал за жизнью новых соседей с Верхней Долины, но не мог разглядеть в них никакой опасности или угрозы для своего народа.

Эльфы питались только тем, что давала им земля, ведь им было запрещено убивать животных даже для того, чтобы есть. Видя, как тромы пасут стада, охотятся на дичь, они также решили испробовать то, что едят тромы. И им пришлось по вкусу мясо животных, при этом им не надо было их убивать – за них это делали тромы. По доброй воле тромы делились мясом с эльфами или же за что-то продавали, мне неизвестно. Но то, что эльфам это было удобно и выгодно, я не сомневаюсь. Ведь этот обычай сохранен и по сей день, только теперь бессмертных мясом снабжают люди…

Больше всего я был удивлен, когда узнал от отца, что во времена всех описанных им событий, не было людей. Их просто не существовало, ни одного! Я не мог представить, что человеческой расы попросту не было!

Грэз не знал, как будут сосуществовать тромы и эльфы после его правления, поэтому он решил пойти на очень рискованный шаг – он предложил Зоки взять в жены свою дочь. Зоки был старым, хотя и с внешностью молодого, эльфом, а дочь Грэза – еще совсем юным тромом. Никто не знал, к чему может привести такой союз. Но он состоялся, чтобы скрепить дружбу двух таких разных народов, волей судьбы объединенных тесным соседством. Вдовец Зоки женился во второй раз. После этого многие тромы стали жениться на эльфийках, а эльфы брали себе в жены девушек из тромов. Разница во внешности уже никого не смущала, ведь сам царь тромов выдал свою дочь замуж за эльфа.

Казалось, все идет, как нельзя лучше. Два великих народа объединились, всех это устраивало. Всех, кроме сына Зоки. Корон пытался донести до своего отца, что нельзя связывать свой род с родом тромов, кровосмешение и политическое объединение принесут конец расе эльфов. Возможно, он был прав, но отец его не послушал. Оба народа ожидали появления первенцев в смешанных браках, полагая, что дети от родителей, обладающих такими различными способностями и силой, будут наделены еще большим могуществом. Но, когда в первых смешанных семьях родились дети, все увидели, что они отличаются и от тромов, и от эльфов. Дети были очень маленькими. Внешне они были похожи на тромов, с обычными ушами, однако их тело было намного меньше чем у детей не из смешанных союзов. Дети были слабыми, часто болели. В них не было ни той силы, что была в руках трома, ни тех даров, какими мог обладать эльф. А значит – не было и бессмертия. Это были люди. Первые люди, которые показали миру, что они всего лишь слабые существа, ничего особого из себя не представляющие, которым отведен весьма недолгий век в этом мире. Корон и его единомышленники сочли это наказанием от судьбы за кровосмешение. Быть может они и были правы…

Зоки также стал отцом во второй раз. Его жена, тром царских кровей, родила дочь, которую назвали Зариной. Во все времена те, в чьих венах текла кровь царей, отличались от остальных: они были сильнее и могущественнее. В народе тромов считали, что это было благодаря родоначальнику царской семьи – Артуру, которого добрые духи благословили особой силой, дабы его дети и их потомки смогли противостоять злу.

В отличии от других детей, Зарина была похожа и на тромов, и на эльфов: она не была простым человеком. Царская кровь в девочке помогла ей сохранить бессмертие, переданное ей по наследству от отца, равно как и благородная кровь матери одарила ее силой тромов. С малых лет она проявляла и эльфийский дар – Зарина могла управлять водой, точно так же, как и ее отец. Это очень не нравилось Корону. Он возненавидел свою мачеху, свою сестру, своего отца. Он задумал уничтожить тромов и людей, чтобы лишь эльфы владели здешними землями, Верхней Долиной и всеми богатствами, которые там были сокрыты.

Корон знал, что далеко за лесами живут и другие эльфы. Но он никогда не слышал, чтобы где-то еще, кроме этого места, обитали тромы. На стороне Корона было самое главное – это время. Тромы старели, а эльфы нет. Тромы были сильны, но, со временем, даже самый сильный из них слабел и умирал. Корон собрал вокруг себя единомышленников-эльфов, которых объединяла идея единого лидерства расы, чистой крови и превосходства своего народа над всеми остальными. Они не считали тромов достойными жить в Верхней Долине и править оттуда всеми этими землями. И уж тем более они не признавали людей, которых с каждым годом становилось все больше и больше.

Грэз Великий, как и любой смертный, умер, хоть и в преклонных годах. Место правителя заняла его дочь, жена Зоки. Когда она взошла на трон, она уже была немолода, а рядом с ней был ее нестареющий муж и юная дочь Зарина, так похожая на мать. Правда, Зарина, в отличии от царицы, любила распускать свои длинные светлые волосы, как ее отец, надев поверх них лишь свою тиару принцессы. Вся семья Зоки поселилась в Верхней Долине, в центре которой располагался большой и прекрасный город, каких на земле не сыскать. Корон увидел, сколько богатств здесь сокрыто: золото, драгоценные камни, дома из мрамора, во дворах которых были высажены прекрасные сады. В садах обитали всевозможные птицы неземной красоты. Да ведь это и не была земля. Все это находилось много выше, в небесах, где можно было почувствовать себя богами. В царской коннице стояли прирученные единороги, которых эльфы никогда не видели прежде, а в лесах Долины обитали дикие табуны. В центре Долины была огромная площадь из мрамора, местами украшенная картинами из фрески, на которых были изображены моменты из жизни тромов. Здесь весь народ собирался на праздники. Корон понимал, что через несколько лет Зарина займет трон тромов. Наполовину тром, наполовину эльф, но с царской кровью в венах – она будет править вечно уже над тремя народами: над тромами, над эльфами и над людьми. Он не мог этого допустить. Между Короном и властью стоял отец его и Зарины – Зоки, который уважал тромов и их право на царствование в этих землях.

Девочка росла, родители баловали ее. Сперва Корона это немного забавляло, ведь даже в его темном сердце были светлые чувства к младшей сестре. Но со временем он понял, что Зарина с каждым годом получает все больше и больше, а скоро и вовсе станет хозяйкой всего. В том числе и его самого.

Мать Зарины увядала и все меньше проводила времени со своим мужем, который был молод уже ни одну сотню лет. Корон воспользовался этим и каждый день стал прививать отцу мысль, что его жена хочет убить их обоих, чтобы они не помешали Зарине взойти на трон. Зоки отказывался верить сыну, но все же иногда задумывался и размышлял над его словами. И постепенно это переросло в навязчивую идею, чего и добивался Корон.

Однажды, за царской семейной трапезой, Корон, проходя за сидящими отцом и мачехой, наклонился к ним, чтобы пожелать приятного вечера. Он поцеловал отца в щеку, слегка прикоснулся губами к руке мачехи, якобы в знак почтения, и в это время незаметно подложил охотничий нож тромов, приобретенный заблаговременно на земле, на стул возле платья матери Зарины, надеясь, что в следствии его обнаружения, царица будет обвинена в измене. Корон думал, что тогда отец уж точно будет убежден в предательстве своей жены, но он не рассчитывал на то, что произошло потом. Во время обеда жена Зоки случайно столкнула нож на пол, все услышали звон от падения и посмотрели на нее. Она растерялась. Не зная, как нож оказался возле нее, она озадаченно и испуганно взглянула на мужа. Зоки встал, поднял нож и спросил ее:

– За что? Неужели ты и вправду думаешь, что я мешал бы нашей дочери править тромами, эльфами, людьми, да кем угодно? Да, она не такая, как я, но она – моя плоть и кровь, к тому же она – законный наследник. За кого ты меня держишь?

– Зоки, – растерянно ответила жена, – я не понимаю, что происходит. С чего все эти разговоры? У меня нет ни единого предположения, как этот нож здесь появился, а главное – зачем.

– Отец, в чем дело? – вмешалась Зарина, встав из-за стола.

– Дочь, присядь на свое место, – ответил Зоки. – Или ты в сговоре с матерью? – он перевел свой обезумевший подозрительный взгляд в сторону Зарины. Его черные глаза горели ненавистью, а их блеск отражался в ноже, который Зоки крепко держал в своей руке.