Легенда о Подкине Одноухом бесплатное чтение

Киран Ларвуд
Легенда о Подкине Одноухом

Kieran Larwood

The Five Realms. The Legend of Podkin One-Ear


Text © Kieran Larwood, 2016

Illustrations © David Wyatt, 2016

The right of Kieran Larwood and David Wyatt to be identified as author and illustrator of this work respectively has been asserted in accordance with Section 77 of the Copyright, Designs and Patents Act 1988

© Колябина Е. И., перевод на русский язык, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

* * *

Для Амели


Глава первая. Бард для Куманельника

Шурх-шорх. Шурх-шорх. Кто-то бредёт по глубокому снегу, и звук тяжёлых шагов далеко разносится в ночной тиши.

Пушистое белое одеяло укрыло цепь холмов, известную как Острый хребет. Лунный свет танцует на снежной глади, вспыхивая то тут, то там облаком искр, словно кто-то припорошил пейзаж бриллиантовой пылью. Ничто не нарушает его безмолвного великолепия – ничто, кроме цепочки следов, бегущей от холмов к спящему лесу в долине.

Шурх-шорх, шурх-шорх – сминают снег шаги того, кто прокладывает путь в ночи. Усталость давит ему на плечи, а длинный посох помогает брести через сугробы. Его можно принять за старика, но вот уже многие сотни лун на эти земли не ступала нога человека. Присмотрись – и ты увидишь, что перед тобой кролик, идущий на задних лапах, как некогда ходили люди; уши его скрыты под тяжёлым кожаным капюшоном, зорко вглядываются в застывший полночный мир хмурые глаза.

Густой мех на морде и лапах покрыт причудливыми синими узорами. Они выдают в нём барда – скитальца, у которого на плечах только истрепавшаяся в странствиях одежда, а в голове бессчётные сказания и песни, старые и новые, крепко сшитые и залатанные. Он хранит в своей памяти все истории, что ты когда-либо слышал – и ещё больше тех, что тебе только предстоит услышать.

Не тревожься, в эту морозную ночь он не останется без крова. Благодаря своему ремеслу бард – желанный гость в любой норе. Таков обычай и закон во всех Пяти королевствах Ланики, и горе тому, кто посмеет его нарушить.

Шурх-шорх, шурх-шорх. Из-под капюшона вырываются белые облачка пара. Навостри ушки – и услышишь, как кролик-бард сопровождает проклятиями каждый увязающий в снегу шаг. Тихо щёлкают пригревшиеся у него на груди деревянные бусины. Негромко вторят им закреплённые на поясе подвески и кошели.

Бард не останавливается ни на миг, словно опаздывает куда-то. Но куда? До самого горизонта лишь белеет снег и темнеют деревья. Впрочем, не стоит забывать, что речь идёт о кролике, а кролики живут под землёй, в тёплых норах, надёжно укрытых от льда и холода зимней ночи.

Так и есть. Наш бард бредёт через лес к тяжёлым дубовым дверям у подножия холма. За ними лежит нора Торнвуд, и хорошо бы её обитателям встретить барда с распростёртыми объятиями, иначе быть беде.

Бум, бум, бум! Он ударяет посохом о дверь и ждёт ответа.

В стародавние времена, когда кролики были крохотными и боялись собственной тени, они жили в узких тёмных лабиринтах, но за минувшие века их норы превратились в настоящие подземные города, скрытые от чужих глаз.

Бард знает, что там, за крепкими дубовыми дверями, прячутся уютные домашние норы и шумные рынки, мастерские и храмы, библиотеки и кладовые с припасами, а также дюжины кухонь, необходимых, чтобы прокормить местных жителей. Там его ждут солдаты и лекари, слуги и повара, кузнецы и ткачи, портные, гончары и художники. Старые кролики, юные кролики, бедные кролики и знатные кролики. Кроличья жизнь во всём её многообразии кипит в освещённых факелами туннелях. А сердце каждого подземного города – огромная пиршественная пещера с ревущим очагом и длинными рядами столов, где почти всегда звучит музыка, потому что кролики любят песни, гомон и веселье. Особенно в канун Куманельника, праздника зимнего солнцестояния, когда таинственный Полночный кролик приносит всем подарки.

Но какой же Куманельник без удивительных историй, рассказанных странствующим бардом? И бард непременно поведает их – если, конечно, его удосужатся впустить! Бум, бум! Он снова стучит в дверь и уже заносит посох в третий раз, когда из норы доносится приглушённое бормотание:

– Ладно, ладно, расшумелся. Иду я! – Кажется, неизвестный привратник добавляет пару нелестных замечаний о глупых кроликах, которым не сидится дома в такую ночь, но слова вязнут в толстых дубовых досках. Наконец двери со скрипом отворяются, на снег проливается факельный свет, и дюжий кролик-солдат высовывается из норы.

– Во имя Богини, а ты ещё кто такой? – бурчит он, оглядывая незнакомца.

В ответ из-под капюшона грозно сверкают бледно-зелёные глаза.

– Значит, вот как в Торнвуде встречают барда, который пришёл рассказывать сказки в канун Куманельника? Вот как здесь чтут обычаи и законы?

И хотя кролик-солдат похож на закованный в латы валун, от слов барда его охватывает мелкая дрожь.

– Простите, господин, – лепечет он и плечом распахивает дверь. – Прошу, входите и разделите с нами тепло очага в Ночь посредине зимы…

– Ночь середины зимы, репоголовый, – сердито поправляет его бард и заходит внутрь. Тяжёлые двери закрываются, и он отряхивает снег с плаща на чистый мощёный пол. – В какой там стороне очаг? – спрашивает он и, не дожидаясь ответа, решительно устремляется вперёд, словно бывал здесь сотни раз.

– Ночь середины зимы репоголовых – это ещё что такое? – озадаченно бормочет стражник и, спохватившись, спешит вслед за бардом.

* * *

Как все норы и отнорки выстраиваются вокруг главной пещеры, так и все кролики в подземном городе объединяются вокруг вождя. Он – глава племени, каким был его отец до него и каким его сын станет после. Вождь с супругой принимают все важные решения в норе, улаживают споры и устраивают праздники.

В Торнвуде всем заправляет Хьюберт Широкий, могучий вислоухий кролик. На его громадном животе легко поместится целый дом! Сейчас он сидит на троне во главе пиршественного стола, положив уши на колени. На голове его красуется корона из куманики, а туника на необъятном пятнистом пузе того и гляди затрещит по швам. Хьюберт поёт развесёлую песню о том, как Полночный кролик застрял в норе, и маленькие крольчата покатываются со смеху у его ног. Когда в зале появляется бард, Хьюберт обрывает пение, встаёт и поднимает ему навстречу рог, полный вина.

– Приветствую тебя, бард! – кричит он так громко, что комья земли сыплются с потолка пещеры. – Приветствую в канун Куманельника!

– Так-то лучше, – ворчит бард, распахивая тяжёлый кожаный плащ. Капюшон остаётся у него на голове, но теперь отблески пламени танцуют на причудливых синих завитках, покрывающих лапы сказителя.

– Мы уж думали, ты не придёшь, – говорит Хьюберт. – Но канун Куманельника полон сюрпризов! Споёшь ли ты нам в обмен на ужин?

– Мой голос слишком стар и скрипуч для песен, – усмехается бард, присаживаясь к очагу и протягивая к огню озябшие пальцы. – Но, может статься, вы уговорите меня поведать вам одну-две истории…

– Еды сказителю! Быстрее, быстрее! – кричит Хьюберт и машет ушами своим виночерпиям[1]. Те срываются с места, чтобы вскоре вернуться с миской маслянистого супа из репы и тарелкой кукурузного хлеба. Бард вцепляется в угощение так, будто давно не ел досыта, и, проглотив всё до последней капли, вытирает рот лапой.

– Такой ужин заслуживает сказки, – произносит он, довольно щурясь. – Что бы вам рассказать?..

Крольчата кидаются к нему, наперебой выкрикивая:

– Расскажи про Беокрольфа!

– Про кроликов Круглого стола!

– Про Подкина Одноухого!

– Я не ослышался? Кто-то упомянул Подкина Одноухого? – спрашивает бард, поудобнее устраиваясь в кресле. – Подкина – Рогатого короля? Лунного следопыта? Подкина с волшебным клинком?

Крольчата радостно кивают, попискивая от волнения, а бард складывает лапы на груди и задумчиво дёргает себя за бороду.

– Я знаю о нём немало историй, но таких вы ещё не слышали. Я не буду рассказывать вам о том, как он зажигал огонь взглядом или голыми руками побеждал кроликов-гигантов. Нет, такого вы от меня не услышите.

– А какие истории ты знаешь? О чём расскажешь? Почему не будет про огненный взгляд и гигантов?

– Мои истории другие, – неторопливо отвечает бард. – Потому что они – правда, от первого до последнего слова. И потому, что огонь взглядом зажигают только в сказках – и в фантазиях маленьких глупых кроликов.

Взмахом лапы бард призывает зал к молчанию – и начинает свой рассказ.

Глава вторая. Худший Куманельник в истории

Пожиралы. Пожалуй, сперва стоит рассказать вам о них.

В наши дни, хвала Богине, о Пожиралах остались лишь дурные воспоминания. Ими пугают непослушных крольчат, если те расшалятся. Но когда ваши бабушки и дедушки были молодыми кроликами, они жили в постоянном страхе перед этими жуткими всадниками, перед скрежетом железа в ночи и воем боевых рогов.

Пожиралы.

Никто в точности не знает, откуда они взялись. Поговаривают, что впервые их увидели у маленькой норы, именуемой Песчаным колодцем, – в северном Эндерби, где Красная река впадает в море.

Когда-то там проживало племя пушистых серых кроликов. Смирные и кроткие, они любили рыбачить и были искусными корабелами[2]. Никому они не причиняли хлопот и никто не обращал на них внимания. Но однажды всё изменилось.

Одни говорят, что вода в реке отравила их кровь. Другие – что они слишком глубоко зарылись в землю и разбудили древнее проклятие. Третьи винят во всём ведьм. Как бы то ни было, за какую-то ночь серые кролики из Песчаного колодца превратились в страшных злобных чудовищ.

Их нора тоже изменилась – ощетинилась металлическими шипами, которые вылезли из стен, словно ядовитые иглы дикобраза. Земля вокруг почернела и обуглилась. Красная река подле норы потемнела и стала источать зловоние. Звери, жившие в её водах и лесах окрест, либо умерли, либо навсегда утратили свой изначальный облик. Теперь прочие кролики называли Песчаный колодец Оскольчатым холмом – и старались держаться от него подальше. К несчастью, это их не спасло, потому что серые кролики вылезли из норы, с головы до ног закованные в железо. А ведь ушастый народ издревле остерегался этого металла, ядовитого для самой Богини!

Но кролики Песчаного колодца не просто плавили и ковали железо – они сроднились с ним, как будто оно проросло им под кожу, проникло в кровь, и глаза кроликов стали ржаво-красными. С помощью железа они изменили и других животных – тупоголовых гигантских крыс, которых использовали для перевозки грузов, и чёрных ворон из близлежащих лесов. Теперь в небе натужно скрипели стаи ржавых гарпий.

Когда серые кролики вырвались из Оскольчатого холма, то бросились истреблять всё вокруг, за что их и прозвали Пожиралами. Если они подступали к дверям норы, участь её обитателей была предрешена. Пожиралы убивали вождя и его сыновей, рвали на куски солдат, а половину племени забирали с собой, чтобы превратить Богиня знает во что. Немногие выжившие влачили жалкое существование, работая на новых господ и поставляя им припасы. Они не знали, когда настанет их черёд сгинуть во мраке.

То были тёмные времена для всего кроличьего рода.

И в те времена жил Подкин Одноухий. Тогда он ещё не победил ни одного великана, не собрал банду разбойников и даже не помышлял о спасении прекрасных дев. В ту пору ему едва минуло восемь лет, а на пушистой макушке красовались оба уха.

Подкин был сыном Лопкина, вождя Манберийской норы. Он знал, что однажды тоже возглавит племя – как когда-то возглавили его отец, и дед, и прадед, и прапрадед… И самый далёкий предок ещё в те дни, когда Богиня создала двенадцать первых племён. Но Подкин считал, что вождём он станет очень нескоро, и старался лишний раз об этом не думать.

У него была старшая сестра по имени Паз, которая всячески его опекала и допекала, и младший брат – крольчонок Пик, который всё время либо что-то жевал, либо требовал покормить его супом.

Вы можете вообразить, что даже в столь юном возрасте в Подкине проглядывал будущий герой, что он прекрасно владел мечом, был смел, отважен, решителен и мудр. Но, увы, право слово, во всех Пяти королевствах трудно было отыскать такого же ленивого и избалованного сына вождя! Отец, не жалея сил, готовил Подкина к управлению норой – учил истории, кроличьей письменности и военному делу. Но Подкин преуспел лишь в одном – в искусстве избегать этих занятий. На уроках он старательно практиковался в сладкой дрёме и витании в облаках, чем приводил в отчаяние всех учителей, а в особенности бедного Мелфри, мастера по оружию. Почтенный кролик трижды (если не больше!) подавал в отставку, а юному наследнику не было никакого дела до надежд и чаяний, которые на него возлагали.

И вот, в канун Куманельника – такого же, как этот – Подкин Одноухий (хотя тогда он был ещё Двуухим) сидел на деревянной галерее в главной пещере Манберийской норы. Он лениво катал по полу игрушечную повозку, жевал кусок кукурузной лепёшки, которую умыкнул с кухни, и думал о Полночном кролике. Ведь сегодня он должен был навестить Манбери с мешком, полным подарков! Интересно, Полночный кролик принесёт ему деревянных солдатиков, которых Подкин так просил? А может, игрушечный меч и щит? Или, как в прошлом году, подсунет криво связанную шерстяную тунику?

– Что ты здесь делаешь, Под? – Старшая сестра Подкина поднялась по ступенькам и теперь сердито смотрела на него сверху вниз. Малыш Пик, уютно устроившийся у неё на руках, громко хрустел морковкой. – Мама послала меня за тобой. Скоро подадут суп из репы, и все будут танцевать Куманичный рил. Ты должен сидеть внизу, как и подобает будущему вождю.

Паз тяжело было смириться с тем, что сама она никогда не встанет во главе племени, пусть и родилась раньше Пода. Увы, такова была традиция: справедливо это или нет, но трон наследует старший сын.

Подкин нарочито громко зевнул.

– Куманичный рил. Как интересно. – Он забрал у сестры маленького Пика и пощекотал ему животик. Снизу долетали звуки шумного праздника, но у Подкина не было ни малейшего желания присоединяться к пирующим. – Сделай милость, подвинься, чтобы я сбежал вниз и тоже сплясал. Пусть все узнают, что я грациозен, как пудинг.

– Если не спустишься, у тебя будут неприятности, – пригрозила Паз. – Ты хоть понимаешь, что значит быть вождём? Никто не пойдёт за предводителем, который только и знает, что щекотать младшего брата, играть в игрушки и прятаться по углам.

Подкин надулся и щёлкнул на сестру ушами.

– Ты просто завидуешь, потому что считаешь, что из тебя вождь вышел бы лучше, чем из меня.

– Но ведь так и есть! И все со мной согласятся. – Паз начала загибать пальцы в подтверждение своих слов. – Я старше тебя. Я делаю то, что говорят мама с папой. И хожу на занятия вместо того, чтобы бегать по лугам и собирать ромашки, будто феечка с крысиными мозгами. Была бы на свете хоть какая-то справедливость, трон вождя наследовали бы девочки, а не олухи вроде тебя!

Подкин уже был готов броситься на сестру и хорошенько оттаскать её за уши, когда звучный рёв горна сотряс своды главной пещеры. Кролики кинулись к перилам галереи и уставились вниз. Солдаты хватали щиты и пики, детей разгоняли по укрытиям, а вождь Лопкин решительно направлялся ко входу в пещеру, крепко сжимая свой меч – большой серебряный клинок, который многие считали волшебным.

– Полночный кролик! Полночный кролик! – заверещал Пик, пытаясь вырваться из хватки Подкина.

– Это не Полночный кролик, – шикнул на него Подкин, мигом позабыв о ссоре с сестрой. – Беда пришла! А беда не оставляет подарки у порога.

В толпе внизу шелестели испуганные шепотки:

– Всадник… Скачет одинокий всадник…

А потом:

– Всадник в доспехах… Железных доспехах.

И вдруг шёпот перерос в крик:

– Пожиралы! Сюда идут Пожиралы!

Собравшихся на праздник кроликов охватила паника. Подкин видел, как отец призывает всех к порядку, но голос вождя тонул в испуганных воплях. Обитатели Манбери потеряли голову от ужаса, и сейчас больше, чем когда-либо, нуждались в предводителе. Лопкин набрал полную грудь воздуха и гаркнул:

– Тишина!

Кролики мгновенно застыли. Сотни наполненных страхом глаз обратились к Лопкину, который стоял с занесённым серебряным мечом. Дав тишине настояться, он молвил со всем возможным спокойствием:

– Всё так, к норе приближается всадник в доспехах. Вы не ошиблись, это Пожирала. Но он один, и у него белый флаг. Мы позволим ему войти и послушаем, что он скажет.

Пронзительный скрип тяжёлых дверей докатился до самых дальних отнорков Манбери. Кролики в пиршественной пещере прижались к стенам. Солдаты подняли пики и затаили дыхание. Что-то двигалось к ним по главному проходу.

– Паз, всё ведь будет хорошо? – шёпотом спросил Подкин. Он всегда восхищался своим высоким, могучим отцом. Лопкин казался ему непобедимым – до этого дня.

– Не знаю, Под, – очень тихо ответила Паз. – У отца есть меч…

Взгляд сестры, устремлённый вниз, заставил Подкина по-настоящему испугаться – впервые за всю его короткую жизнь.

Вождь Лопкин выкрикнул в темноту туннеля традиционное приветствие:

– Войди, странник, и раздели с нами тепло очага в канун Куманельника!

Ответом ему стал лязг металла и грохот тяжёлых кожаных башмаков. Всадник спустился со своего скакуна – кем бы ни было это животное – и теперь шагал к пиршественной пещере. Сто пятьдесят кроликов от страха забыли, как дышать.

Затем вновь послышался скрежет. Пик тихонько захныкал. Что-то двигалось в темноте туннеля. Свет факелов из главной пещеры натыкался на металл и оранжевыми всполохами отскакивал назад.

– Входи же! – снова позвал Лопкин. – Мы не причиним тебе вреда!

Скрежет наконец смолк. А в следующий миг из туннеля с оглушительным лязгом выскочил Пожирала – чтобы приземлиться точно перед собравшимися воинами. Кролики Манбери слышали много историй об этих монстрах – но ни одна не могла передать подобной жути.

Существо, явившееся им в канун Куманельника, больше не было кроликом – если вообще когда-то им было. Над толпой возвышался ходячий кусок железа и плоти, увенчанный рогами. Покрытые вмятинами и царапинами доспехи были испещрены ржавчиной и бурыми пятнами, подозрительно напоминавшими кровь.

Голова Пожиралы была целиком скрыта под шлемом, утыканным похожими на осколки шипами. Закрученные железные рога царапали потолок. В тёмных прорезях тускло светились алые зрачки, опутанные паутиной сосудов.

Подкину стало так страшно, что он едва не заплакал. Больше всего кролика пугал чёрный, в зазубринах, меч в лапах Пожиралы. А ещё расписанные зловещими рунами черепа, которые висели у него на поясе. Кроличьи черепа всех форм и размеров, включая детские.

Пожирала обвёл взглядом обитателей норы и остановился на Лопкине.

– Мне не нужен ваш очаг, – раздался голос из-под железного шлема. В нём звучал гулкий холод металла и бессердечность убийцы. – Я пришёл сказать, что эта нора отныне принадлежит мне. И твой волшебный клинок я тоже заберу.

Напуганные, но отважные кролики вмиг ощетинились пиками, устремив их в грудь чужаку. Пожирала склонил голову к плечу, словно ему вдруг стало любопытно, и трижды ударил чёрным мечом об пол.



Из глубины земли донёсся ответный грохот. Пещера задрожала, по полу зазмеились трещины, и кролики Манбери кинулись врассыпную. Плитка вспучилась, столы и скамьи полетели в стороны, и на поверхность полезли Пожиралы. Онемев от ужаса, кролики смотрели, как они вырастают из-под земли, и грязь осыпается с шипастых наплечников. Пять, десять, пятнадцать – Пожирал становилось всё больше; все они были закованы в железные доспехи и сжимали в лапах мечи или боевые топоры.

– Теперь это наша нора, – прогрохотал тот, что пришёл первым, и голос его был подобен скрежету металла. – Мы убьём любого, кто нам воспротивится. Так говорит предводитель Пожирал.

– Скрамашанк, – процедил вождь Лопкин. Имя главного Пожиралы было хорошо известно остальным кроликам – его одного хватало, чтобы шерсть на загривке поднималась дыбом.

Лопкин покрепче перехватил серебряный меч и встал в боевую стойку.

– Скрамашанк, оставь мой народ в покое. Решим всё один на один.

– Эти кролики – больше не твой народ, – рассмеялся Скрамашанк, словно услышал на редкость удачную шутку. – Теперь они Пожиралы. Или скоро ими станут. Как только ты умрёшь.

Скрамашанк резко взмахнул мечом, намереваясь разрубить Лопкина пополам, но вождь Манбери успел заслониться серебряным клинком, и мечи столкнулись с громким лязгом, осыпав зал снопом искр.

– Отец! – закричали Подкин и Паз. Малыш Пик зарыдал в голос.

Они успели увидеть, как отец метнул короткий взгляд в их сторону, а Скрамашанк занёс меч для следующего удара, когда кто-то резко дёрнул их назад, вглубь галереи.

Крольчата завизжали от ужаса, думая, что за ними пришли Пожиралы, но позади стояла их тётушка Олвин. Мех на её мордочке промок от слёз, но губы были решительно сжаты.

– Вы трое – за мной, – скомандовала она и потянула их к лестнице.

– Но отец… – начал было Подкин.

– Не думай о нём, – перебила Олвин. – Он сам о себе позаботится. – Она уже тащила племянников по ступенькам вниз. – Вы должны уйти прежде, чем вас схватят Пожиралы.

Тётушка Олвин была очень сильной крольчихой, и вывернуться из её цепких лап было не так-то просто. Поэтому, хотя за спиной у них раздавались крики и звон металла, маленькие кролики послушно бежали за тётей по Манберийским туннелям. Миновав немало развилок, они оказались перед родительской спальней.

– Сюда, скорее, – прошептала тётушка Олвин, заталкивая их внутрь. Затем она заперла дверь и кинулась искать что-то под кроватью.

– Тётя, что ты делаешь? Мы должны вернуться и помочь отцу!

– Вы ему ничем не поможете. Скоро он, благослови его Богиня, отправится в Земли по ту сторону, – едва слышно ответила тётушка Олвин. Наконец она встала, прижимая к груди что-то длинное, тонкое и завёрнутое в ткань.

– Отец сказал отдать это тебе, если с ним что-нибудь случится. – Олвин вручила свёрток Подкину. – А мать велела привести вас сюда, если нора падёт.

– В спальню? – Паз смотрела на тётушку так, будто та сошла с ума. Подкин осторожно сдвинул ткань в сторону и увидел медный клинок, потемневший от времени и затупившийся, с грубо вырезанным профилем на эфесе.

– Здесь есть потайной ход. – Тётушка Олвин потянула за столбик кровати и, когда в стене открылась маленькая дверь, торопливо поцеловала детей в лоб. – Бегите. Бегите так быстро, как только можете. Идите в Красноводную нору, там вам помогут. И даже не думайте возвращаться! Забудьте об этом!

– Но как же ты? И мама? – спросил Подкин.

– За нас не волнуйтесь. Всё будет в порядке. А если нет, мы подождём вас в Землях по ту сторону. Помните, дети: ваши родители любят вас. Любят очень сильно.

С этими словами тётушка Олвин втолкнула их в потайной ход и, прежде чем они успели что-нибудь сказать или сделать, закрыла дверь и накрепко её заперла.

Глава третья. Звёздный коготь

Не стану в подробностях рассказывать, как охваченные ужасом крольчата мчались по тёмному туннелю, как, подвывая от страха, выскочили они в заснеженный лес. Ночь захлёбывалась метелью, и крольчата брели прочь от родной норы, шарахаясь от каждой тени и подозревая врага в каждом кусте.

Вам не нужно знать, сколько раз они думали о том, чтобы вернуться и попытаться спасти маму, тётушку и друзей. Или как часто падали на землю, сломленные горем, только для того, чтобы снова подняться и продолжить путь.

Та жуткая ночь осталась в памяти лишь двух крольчат: Пик был, к счастью, слишком мал и запомнил только холод, голод да тоску по маме. А Под и Паз никогда больше не говорили о ней – ни друг с другом, ни с кем-либо ещё.

Вам следует знать только то, что, когда небо на востоке начало светлеть, крольчата, шатаясь от усталости, вышли на просеку и без сил привалились к обледеневшему стволу старого дуба.

– Как думаешь, где мы? – задыхаясь, спросил Подкин. – До Красноводной ещё далеко?

– Откуда мне знать? – ответила Паз. Пик тихо спал, пригревшись у неё под туникой. Ну, хоть одному из них было тепло. – Я потерялась вскоре после того, как мы вышли из потайного хода. Может, если бы ты слушал на уроках географии…

– Ты слушала за нас обоих! – огрызнулся Подкин. – И раз уж даже ты не представляешь, где мы, значит, эти уроки были пустой тратой времени.

Крольчата замолчали, обдумывая своё незавидное положение. Они прекрасно знали, что в такую погоду в лесу долго не протянуть. Мороз погубит тебя, невзирая на тёплый мех, – если прежде не сожрут волки или медведи, не говоря уже о рыщущих в округе Пожиралах.

– Наверное, нам стоит… – начала было Паз, но её прервало хлопанье крыльев над головой. Крольчата вскинулись и увидели большую птицу, летящую над деревьями.

– Просто ворона, – с облегчением выдохнула Паз. – Я уж подумала, что это…

– Не просто ворона, – прошептал Подкин. – Это была одна из них! Ты разве не видела? У неё шипы торчали из перьев. А глаза! Глаза были красные, как у Пожирал.

– Тебе почудилось, Под. После всего, что случилось… ты слегка тронулся умом.

– Нет, я правда видел!

– Но как ворона может быть Пожиралой?

– А ты не помнишь, что говорил отец? – Подкин снова заплакал. Крупные слёзы катились по пушистым щекам и протапливали ямки в снегу. – Пожиралы меняют животных: крыс и ворон. Они превращают их в своих слуг. Ворона заметила нас и теперь расскажет им, где мы.

Слова Подкина не убедили Паз, но рассиживаться всё равно было нельзя. Может, в дороге они увидят что-нибудь, что подскажет им, куда они забрались. Ох, если бы не этот проклятый снег! Из-за него даже знакомые места казались чужими.

Уложив спящего Пика поудобнее, Паз зашагала по просеке, но вскоре обнаружила, что Подкин не спешит за ней. Он сидел, уткнувшись в свёрток, который отдала ему тётушка Олвин.

– Подкин, чего ты ждёшь? Надо идти!

Но Подкин и ухом не повёл.

– Погоди минутку, Паз. Тут что-то есть.

Прошлой ночью у Подкина не нашлось времени толком разглядеть клинок. Он использовал его вместо посоха, чтобы сподручнее было брести через сугробы, и в конце концов даже позабыл о том, что скрыто под тканью. Но теперь, когда в лес просочился призрачный свет утренней зари, Подкину стало любопытно, что же такого особенного в этом мече. Заглянув в свёрток, он обнаружил, что клинок обёрнут пергаментом.

– Смотри, тут послание! – сказал он, протягивая его Паз. – Читай ты. Я не понимаю огам.

Полагаю, вы знаете, что огам – древний письменный язык, который придумали, чтобы помечать дорожные столбы, деревья и верстовые камни[3]. Подкин ленился учить его – как, впрочем, и другие науки – и теперь горько об этом сожалел.

Паз уставилась на кусок пергамента. Губы её беззвучно шевелились, дыхание белым облачком клубилось над головой.

– Это письмо от мамы! – ахнула она.


Мои дорогие! Если вы читаете это письмо, значит, сбылись наши худшие кошмары и в Манбери пришли Пожиралы. Слава Богине, что вам удалось сбежать. Клинок, который вы держите в лапах, – главное сокровище нашей норы. Это волшебный меч, известный под именем Звёздный коготь. Ваш отец внушил всем, что его серебряный меч обладает магической силой, но на самом деле это простой медный палаш[4]. А перед вами – один из Двенадцати даров, которые Богиня преподнесла первым племенам в начале времён. Может, на вид он и невзрачен, но его лезвие способно разрезать всё что угодно. Всё, кроме железа.

Мы знаем, что Пожиралы охотятся за Двенадцатью дарами Богини. Вы должны любой ценой сберечь этот клинок. Теперь это ваша задача.

Бегите, милые мои, бегите как можно дальше! Мы с отцом любим вас так сильно, как вы себе и представить не можете.

Ваша мама


Если бы Паз уже не выплакала все слёзы, то сейчас непременно разрыдалась бы. Но она лишь выпрямилась, вся онемев от горя, и посмотрела на клинок в лапах Подкина. А Подкин только и сказал:

– Какой прок от волшебного меча, который бессилен против железа, если наши враги – чудовища в железных доспехах?

– А ты что собирался делать, гений? Ворваться в Манбери и изрубить Пожирал в капусту?

– Ну, это же волшебный меч, – пожал плечами Подкин.

– Да, но мы с тобой – не герои из легенд. Мы просто дети.

Подкин снова уставился на клинок. Бесполезный кусок металла, но поди ж ты, зачем-то понадобился Пожиралам. А отец отдал за него жизнь… Подкина вдруг охватила такая тоска, что он едва не зашвырнул меч подальше в снег. Только просьба матери остановила его. Встретятся ли они снова? Подкин попытался вспомнить последние мамины слова, вспомнить, когда обнимал её в последний раз – но не смог. Сейчас это казалось Подкину чрезвычайно важным, но он так замёрз, что ничего не соображал.

Бегите, милые мои, бегите как можно дальше. Вот как они должны поступить. Он сбережёт меч ради мамы. Подкин завернул клинок обратно в ткань и поднял глаза на сестру.

– И в какую сторону пойдём? Мы же так и не поняли, куда нас занесло!

– Красноводная находится к северо-востоку от Манбери. Солнце встаёт на востоке. Значит, нам туда.

Подкин не знал, хватит ли у него сил сделать ещё шаг – не говоря уж о том, чтобы пройти весь путь до Красноводной. Пожалуй, он бы поспорил с сестрой, но тут чуткие уши уловили подозрительный звук.

Кролики насторожились. Падающий снег скрадывал шорохи зимнего леса, окутывая его плотной тишиной. С минуту её нарушало лишь посапывание малыша Пика, как вдруг Подкин и Паз снова услышали звук, от которого кровь стыла в жилах – точнее, стыла ещё больше, потому что кролики и так уже почти замёрзли.

Где-то вдалеке, с каждой секундой становясь всё ближе, завывал боевой рог. А за ним сквозь предрассветные сумерки летел лязг железа.

Глава четвёртая. Поберегись!

В чём кролики хороши, так это в искусстве убегать от опасности. Мы овладели им в совершенстве ещё в те времена, когда были беззащитными комками меха, на которые точили зубы все хищники от мала до велика. Учуяв беду, мы молнией бросались в укрытие, чтобы не стать обедом для кого-нибудь с большой пастью и не меньшим аппетитом.

Но Подкин и Паз и так уже набегались за ту невыносимо долгую ночь. Мышцы их горели огнём, мех звенел сосульчатой бахромой. У Паз лапы отваливались тащить малыша Пика, хотя он и был крохотным крольчонком. Поэтому, заслышав Пожирал, они лишь беспомощно заковыляли на северо-восток, – хотя жуткий лязг с каждым ударом сердца становился всё ближе.

Паз с глухим ворчанием передвинула Пика повыше, не обращая внимание на протестующий писк.

– Быстрее, Подкин! – рыкнула она на брата.

– Я и так бегу со всех лап, – задыхаясь, огрызнулся он.

Будь у него силы, он бы продолжил препираться с сестрой, но сейчас все они уходили на то, чтобы переставлять лапы. Крольчата шли вперёд, пока не уткнулись в стену из земли и тесно переплетённых древесных корней. По бокам высились крутые снежные завалы: в панике убегая от Пожирал, крольчата сами не заметили, как забрели в овраг.

За деревьями – уже совсем близко! – скрежетали железные доспехи. Пожиралы могли настигнуть беглецов с минуты на минуту.

Подкин озирался вокруг, глаза его от ужаса стали как плошки.

– Нам конец! – сдавленно прошептал он. – Это тупик! Они загнали нас в западню и теперь убьют, как убили отца.

– Замолчи! Ты пугаешь Пика! – шикнула на него Паз и теснее прижала к себе младшего братца, который похныкивал от страха.

– Но нам отсюда не выбраться! Что ты предлагаешь делать?

Паз на мгновение застыла. Она отказывалась верить, что выхода нет. Обычно Паз здорово соображала в сложных ситуациях, но никогда прежде ей и её семье не грозила смертельная опасность.

– Мама написала, что волшебный клинок разрежет всё, кроме железа, верно? – медленно проговорила она.

Подкин кивнул.

– Отлично.

Паз понимала, что в этой идее изъянов больше, чем гусениц в капусте, но другой у неё не было. Она схватила Подкина и торопливо зашептала, что он должен сделать.

* * *

Полминуты спустя, после отчаянного карабканья по склону, Подкин уже стоял над оврагом, укрывшись за деревом. Дрожащими лапами он развернул ткань и вытащил медный клинок.

Подкин ждал, что металл обожжёт его холодом, ведь стоял лютый мороз, но рукоять была на удивление тёплой. Подкин ощутил в ладони приятное покалывание. Неужели это магия, и этот невзрачный на вид клинок в самом деле может разрезать всё что угодно? Подкин знал лишь, что ощущает в нём силу. Он ничуть не походил на деревянные ученические мечи, которыми кролики фехтовали на скучных занятиях по военному мастерству.

Подкин несколько раз взмахнул клинком. По сути, это был скорее кинжал, но в лапах маленького кролика он смотрелся как короткий меч. Увы, даже с ним Подкин не чувствовал себя воином. И ему уж точно не хватило бы духу выйти против Пожиралы один на один, как вышел его отец. Отец. Интересно, там, в Землях по ту сторону, он приглядывает за своими непутёвыми крольчатами? Сможет ли он помочь им – или же будет просто наблюдать, как они гибнут от лап Пожирал? «Сейчас не время для этого», – мысленно одёрнул себя Подкин. У них был план. И Подкин должен был воплотить его в жизнь.

Внизу стояла Паз. Она прижималась спиной к переплетению корней и крепко держала малыша Пика. Вид у неё был изрядно напуганный, в соответствии с их задумкой – так и должна выглядеть приманка в наспех устроенной ловушке.

Из укрытия Подкин отчётливо слышал, как Пожиралы мчатся по лесу на своих скакунах – то были крепкие зверюги в грохочущей броне; их когтистые лапы играючи сминали молодые деревца, крушили ветки и пропахивали глубокие борозды в снегу. Измученные животные тяжело дышали и утробно ворчали; до Подкина доносился скрежет железных пластин, наползавших одна на другую.

Он поднёс рукоять меча к морде и произнёс слова короткой молитвы к Богине. Уже пора? «Нет, – сказал он мысленно. – Сначала надо понаблюдать. Тут важно правильно выбрать время».

Подкин был бы рад никогда больше не видеть Пожирал, но заставил себя высунуться из-за дерева. По следу крольчат скакали двое всадников на гигантских крысах. Точнее, на чудовищах, которые когда-то были крысами – смирными пушистыми зверьками, только и знавшими, что есть да пищать. Эти же выглядели так, словно их собрали из обломков ржавого железа и сплавили в адской кузнице.

Каждый сантиметр их тела был покрыт пластинами покорёженного металла, утыкан шипами и крючьями и разрисован кривыми кроваво-красными рунами. Там, где полагалось быть голове, у перекованных крыс торчали клыкастые, капающие слюной пасти, а в прорезях шлемов горел ржавый огонь зрачков. Они больше не были крысами. Пожиралы искорёжили их кости и плоть, превратив в настоящих монстров. Железных тварей.

Скрипя и дребезжа, крысы шли по следу, оставленному Паз, а их жуткие всадники наклонялись вперёд, скрежеща зубами от голода. Издалека казалось, что они срослись со своими скакунами в невиданное уродливое существо.

А затем раздался голос. Громкий, резкий, он звучал так, будто кто-то рвал в клочья листы тонкой жести.

– Ты! Девчонка! Где твой брат? Где сын вождя?

Подкин услышал, как Паз что-то испуганно лепечет в ответ. Неужели потеряла голову от страха – или, наоборот, заманивает Пожирал в западню? Да, это как раз в духе Паз. В Манбери она без конца изводила брата – придумывала обидные прозвища и устраивала хитроумные розыгрыши. Тогда Подкин ненавидел сестру за коварство и смекалку, но сейчас молча благодарил за них Богиню.

– Отвечай, заморыш!

Теперь голос звучал совсем близко. Стараясь ступать как можно тише, Подкин обошёл дерево и увидел, что жуткие всадники остановились прямо под ним. Он мог разглядеть мельчайшие вмятины и царапины на их доспехах – и почувствовать горячую вонь отдающего железом дыхания.

Пора!

Подкин вспомнил, как его учили рубить деревья – отец не терял надежды, что из наследника всё же выйдет толк. Но Подкин слушал вполуха: где это видано, чтобы сын вождя выполнял грязную работу? Сейчас он жалел об этом, как никогда.

«Там было что-то про подруб…»

Ругая последними словами непослушные окоченевшие лапы, Подкин оторвал глаза от Пожирал и посмотрел на клинок. Лезвие меча затупилось и потускнело от времени, годы испещрили его царапинами и зазубринами. Подкина вновь одолели сомнения, сохранилась ли в клинке хоть капля магии. Скорее всего, меч отскочит от дерева, не оставив на нём и следа. И зачем он только послушал Паз? Глупая была идея.

Подкин сжал зубы и задержал дыхание. Если всадники посмотрят вверх, всё будет кончено. Он должен сделать то, что собирался – и как можно скорее. Подкин приставил лезвие к стволу, под углом к земле, и надавил.

Он почти ждал, что ничего не случится, и потому опешил, когда Звёздный коготь прошёл сквозь столетний дуб, как нож сквозь масло. Подкин чудом остановил клинок, прежде чем он выскочил с другой стороны.

«Так, теперь снизу вверх. Скорее!»

Подкин выдернул меч и снова вонзил в дуб, теперь под другим углом. Мгновение спустя деревянный клин с глухим стуком упал на землю. Всадники внизу продолжали наступать на Паз – а та бормотала, что потеряла брата в метели, – как вдруг всё заглушил долгий протяжный стон. Уши Подкина испуганно задрожали: кролик не сразу понял, что стонет дуб, чей зимний сон он так нахально потревожил. Дерево накренилось и начало падать – сперва медленно, потом всё быстрее и быстрее. Ветки трещали, со свистом рассекая воздух. Пожиралы вскинули головы, распахнули пасти в немом изумлении – и дуб обрушился на них, подняв тучу снежной пыли. Злобный вой взвился над лесом и оборвался.

Когда рой снежинок осел и отголоски воплей стихли, Подкин отважился посмотреть вниз. Старый дуб разломился пополам, наглухо перегородив овраг. Вокруг разметало осколки наста. О всадниках напоминали только куски покорёженных доспехов да темнеющие на снегу потёки ржавой крови.

Интерлюдия

Бард замолкает, смотрит на вождя Хьюберта и нарочито громко причмокивает, всем своим видом выражая желание чего-нибудь выпить. Хьюберт намёк понимает и щёлкает ухом прикорнувшему у трона виночерпию – да так резко, что бедолага от неожиданности опрокидывается навзничь. После чего вскакивает, хватает деревянный кувшин, до краёв наполненный пенным мёдом, и кидается к сказителю. Не обращая внимания на возмущённо галдящих крольчат, бард осушает кувшин тремя долгими глотками и довольно вытирает остатки пены с бороды.

– Ну, что дальше, что дальше? – вопят крольчата. – Расскажи, что случилось с Подкином и Паз?

Но вместо продолжения у барда вырывается звучная отрыжка. Он хмурится, потом рыгает ещё раз.

– Погодите-ка минутку, – бормочет он. – Моё нутро работает уже не так бодро, как в прежние времена. Но, клянусь кочерыжкой, давно я не пробовал столь дивного мёда.

– А Пожиралы существовали на самом деле? – робко спрашивает маленькая крольчишка. – Мой брат говорит, их выдумали, чтобы детей пугать…

– Никто их… бр-р-рык… не выдумал, – отвечает бард. – Прошу прощения.

Он пожирает глазами блюдо с дымящимися – только из печи! – кукурузными лепёшками. Рядом стоит большая плошка репового супа, в котором медленно тает кусочек масла. Но крольчата нетерпеливо притопывают лапками и дёргают ушами – ждать они не намерены.

– А кто-нибудь выяснил, почему кролики превратились в Пожирал? Это ведьмы их заколдовали? – В глазах крольчишки плещется страх: она боится, что Торнвуд постигнет судьба Манбери и незваные гости испортят праздник.

– Может, и ведьмы, – уклончиво отвечает бард. – А может, и что-то другое, куда более жуткое. Мы пока в самом начале истории, и… Ох ты ж морковкин хвост! Зря я так быстро выпил мёд. О чем бишь я?.. Мы пока в самом начале истории, и никто ничего толком не знает. Так что и вам придётся потерпеть.

Бард уже собирается продолжить, но что-то во взгляде крольчишки заставляет его остановиться. Глаза у неё сделались совсем большими, от ужаса разве что не белыми, а в уголках поблёскивают слёзы. Нет, барду, конечно, нравится иногда напустить жути на слушателей – совсем чуть-чуть! – но не в канун же Куманельника! В эту ночь маленькие кролики должны сладко спать в своих кроватках и видеть сны о засахаренных морковках и деревянных игрушках, а не таращиться в потолок, икая от страха.

Бард задумчиво дёргает себя за бороду, потом лезет в кошель на поясе и достаёт древний, много раз сложенный кусок пергамента.

– Послушайте, я обычно так не делаю, но…

– Что у тебя там? – пищат, подпрыгивая от любопытства, кролики. – Что? Покажи!

– Это? – Бард неспешно разворачивает потрёпанный пергамент. – Я нашёл его во время своих странствий. И, как правило, детям не показываю. Особенно если мы застряли посреди истории.

– Ну пожалуйста, прочитай, что там написано! – Крольчатам не терпится услышать что-то тайное, не предназначенное для их маленьких пушистых ушек.

– Это история, записанная со слов старого кролика, которого я встретил далеко к востоку отсюда, в Хюльстланде. – Бард разглаживает затёртый на сгибах пергамент и проводит пальцем по рядам убористых рун – то ли выжженных, то ли записанных чернилами. Крольчата, сталкиваясь лбами, тянутся посмотреть, хотя читать никто из них ещё не умеет.

– А о чём эта история? О Пожиралах? О том, откуда они взялись?

– Ревень и редиска, до чего ж вы шумные! Да. Здесь написано, как появились Пожиралы. Эту историю поведал мне кролик, который видел всё своими глазами. И я вам её прочитаю, если обещаете потом напомнить, где мы остановились. Договорились?

Крольчата громко кричат, что обязательно напомнят, и бард усмехается в усы. Потом кивает, машет крольчатам, чтобы они угомонились, пристраивает пергамент на колене и приступает к чтению.


Моё имя – Ауна. Я очень стар – в Хюльстланде таких, как я, называют «длинный зуб», – но когда-то я был маленьким серым кроликом, родившимся на северном побережье Эндерби, в местечке под названием Песчаный колодец. То была скромная нора, в которой жили скромные кролики-рыбаки.

Теперь эта нора носит другое имя, а её обитатели больше не ловят рыбу. Все зовут их Пожиралами, и они творят такое, что при одном упоминании о них у кроликов дрожат уши и мех встаёт дыбом. Но жители Песчаного колодца не всегда были чудовищами. И потому я хочу поведать тебе свою историю – чтобы другие могли чему-то научиться. Чтобы ни одна нора не повторила судьбу моей родной норы.

Когда я был крольчонком, мы жили счастливо и беззаботно. Сразу за порогом начинался песчаный пляж, и мы часами скакали по дюнам и плескались на отмелях. Когда я думаю о тех временах, то вспоминаю лишь бьющее в глаза солнце, песок между пальцев и застывшую на шерсти соль. Чудесные были деньки.

Нашим вождём был низкорослый кролик по имени Крама. Крама Осторожный, так его звали, ибо он в жизни не принял ни одного решения, прежде не обдумав его раз сто, если не больше. Он вечно колебался, сомневался и откладывал дела в долгий ящик, пока не становилось совсем поздно.

Помню, по вечерам в главной пещере отец с друзьями постоянно сетовали на нерешительность Крамы, но никто не осмеливался оспорить его власть. От отца Краме достался волшебный шлем Богини – большая металлическая штуковина с медными рогами. На голове у Крамы он смотрелся, как перевёрнутый котелок, но прежних хозяев исправно защищал от клинков и копий, и потому вождь никогда его не снимал. У шлема было своё особое имя, но мы звали его просто «Котелком».

Жизнь в Песчаном колодце была небогата событиями, зато мы ни в чём не знали нужды – и бояться нам было нечего. До того страшного дня.

Я бы хотел никогда о нём не вспоминать, но, кроме меня, рассказать некому.

После долгих мучительных раздумий Крама наконец решил, что нам нужно вырыть новую пещеру. Песчаная почва, в которой залегали наши жилища, всё время осыпалась, в старых норах начались обвалы. Работа предстояла немалая, и никому не позволяли прохлаждаться. Даже нас, крольчат, приспособили к делу: мы вытаскивали вёдра с землёй на поверхность и приносили копателям еду и питьё.

Почва была мягкой и глинистой, работа спорилась. И вот, спустя несколько дней, из новой пещеры донёсся крик – копатели что-то нашли. Помню, как мы с друзьями бросились туда в надежде увидеть горшки с золотом или сказочное сокровище. Но увидели нечто… нечто иное.

До сих пор – а ведь столько лет прошло! – при мысли об этом у меня шевелится шерсть на загривке.

Кусок металла, похожего на железо, торчал из земли, как огромный, изъеденный гнилью клык. Мы и раньше натыкались на железную руду. Нам было известно, что Богиня ненавидит этот металл и что кроликам нельзя с ним работать. Но то были маленькие обломки, размером с твою лапу, не больше. А кусок, который нашли копатели, мог высотой поспорить с самым рослым кроликом в норе. И кролик проиграл бы спор.

А ещё было в нём что-то неправильное, что-то плохое. Словно некая сила пульсировала в глубине породы, царапалась и хотела вырваться наружу. Злая, гадкая, отвратительная.

Обломок покрывали зазубрины и сколы, но сквозь неровную поверхность можно было разглядеть, как внутри что-то движется и извивается. Там мелькали шипы, рога и щупальца, а иногда даже глаза и рты.

Мы сразу почувствовали, что отрыли какое-то зло. Никто в этом не сомневался. Никто больше не хотел и шагу ступать в новую пещеру. Наша жрица запечатала нору заклинаниями, и мы попытались сделать вид, будто ничего не случилось. Но в ту ночь никому из нас не спалось.

А потом мы начали слышать звуки.

В глухой ночи из-под земли раздавались голоса. Одни принадлежали кроликам, другие – кому-то ещё. Иногда до нас доносились смех и пение, но слов не разобрали – мы не знали такого языка. А следом послышались удары молота.

С того дня наш вождь Крама больше не показывался при свете солнца.

Каждую ночь, когда кролики укладывались спать, он спускался со своими солдатами в новую пещеру. Та штука изменила их. Она рассказала, как ковать железо. Нашёптывала тёмные секреты и обещала запретные радости. Злой обломок металла похитил душу нашего вождя. Что он ему посулил? Власть, силу, богатства? Может, обменял его боязливость и осмотрительность на нечто иное?

Я знаю точно лишь одно: пока вождь ковал железо, оно перековывало его.


Бард прерывается и смотрит на крольчат – те заворожённо ловят каждое его слово. Теперь и старшие кролики отвлеклись от праздничного стола. Барда слушает вся пещера. Он откашливается и продолжает:


Миновала неделя, и стук молотков стих.

На следующий день Крама вновь предстал перед своими подданными. Как сейчас помню, то был праздник моря – день, когда мы чествовали Морскую богиню. Мы сидели в главной пещере, столы ломились от жареной макрели и пирогов с крабовым мясом. Это был последний раз, когда я ел рыбу.

Крама с солдатами вошёл в пещеру, и все закричали.

Медный котелок исчез с головы вождя, его место занял другой шлем – железный, с шипами. Словно в насмешку над шлемом богини, он тоже был увенчан рогами, но только несоразмерными, покорёженными. Крама будто раздался в плечах, и шаг его стал шире. Он больше не был Крамой Осторожным – нет, он стал злобным куском железа в обличье кролика.

Крама обратился к нам, и мы не узнали его голос – скрипучий, скрежещущий. В последующие годы я пытался вспомнить ту речь, но правда в том, что я не слушал его, а только смотрел: на железный боевой шлем на голове Крамы и на его глаза. Потому что теперь это были не глаза кролика, о нет. Глаза Крамы и его солдат стали красными, как ржавчина или засохшая кровь.

Некоторые кролики отказались подчиниться железному вождю. Среди несогласных были жрица и мой дядя. Солдаты схватили их и увели в глубь пещеры. Больше мы их не видели.

В ту ночь моя семья покинула Песчаный колодец. И мы были не единственными. Под покровом темноты мы бежали, спасая свои жизни, и остановились, только когда между нами и проклятой норой пролегли леса, реки и горы. Если ты читаешь эти строки и хочешь остаться в живых, то ради всего, что тебе дорого, при появлении Пожирал не медли – беги.

И куда бы ты ни пришёл, помни совет старого кролика, который умудрился за много лет сохранить свою шкуру целой: держи нору в тепле и сухости, но… не копай слишком глубоко.


Бард аккуратно складывает старый пергамент и убирает его в кошель. Крольчата не спешат нарушить молчание – они воображают, какая жуть таится под землёй, на которой они сидят. С другой стороны, пока эта жуть заперта в земле, бояться нечего – это же не злые ведьмы, которые бродят по лесу и могут заколдовать тебя и превратить в монстра. Бард внимательно смотрит на маленькую крольчишку. Та выглядит уже не такой напуганной – значит, можно продолжать, да и другим крольчатам уже не терпится.

– А медный котелок был таким же волшебным, как Звёздный коготь? Вождь Крама превратился в Скрамашанка? – Пёстрая крольчишка поднимает на сказителя огромные, как плошки, глаза, блестящие в свете факелов. Остальные крольчата кивают, им тоже хочется услышать ответ.

– Опять вопросы? А ты у нас любознательная! – Бард наклоняется и треплет крольчишку по ушам. – В стародавние времена, уже стёршиеся из кроличьей памяти, Богиня преподнесла двенадцати племенам волшебные дары. Кролики Песчаного колодца получили Котелок, а Звёздный коготь достался Манбери. Когда-то это было величайшее из племён!

– А нам что досталось? Что Богиня подарила Торнвуду?

Бард смеётся и подмигивает вождю Хьюберту, который закатывает глаза и отпивает из миски с реповым супом.

– Торнвуду немногим больше шестидесяти лет. В те дни, когда Пожиралы топтали окрестные леса и холмы, он был всего лишь дырой в земле. Они сюда даже не заглядывали.

– А где сейчас эти волшебные дары? Кому достался Звёздный коготь? Что случилось со шлемом, Пожиралы его уничтожили? И что получили остальные племена?

– Да, да! – вопят остальные крольчата. – Расскажи, куда делся Звёздный коготь? Кому он достался?

Бух! Бард с громким стуком опускает на стол деревянный кувшин, и крольчата подскакивают от неожиданности. Они попискивают и подрагивают от волнения, но бард смотрит на них суровым взглядом, и они потихоньку успокаиваются. Когда в зале воцаряется тишина – такая, что слышно, как в очаге трещат поленья, а вождь Хьюберт прихлебывает суп, – бард заговаривает снова:

– Помнится, вы мне кое-что пообещали. Ну, кто скажет, где мы остановились?

– Они убегали от Пожирал! – кричит один крольчонок.

– Подкин свалил на них дерево! – вопит другой.

– И оно раздавило их, как спелые вишни! Всюду была кровища! И глаза, и кишки, и мозги!

– Хорошо, хорошо, – останавливает разошедшихся крольчат бард. – Хватит с нас кровавых подробностей. Вернёмся к истории…

Глава пятая. Красноводная

Итак. Как вы любезно мне подсказали, кролики уронили дерево на двух Пожирал. Их останки вы тоже в красках расписали, спасибо большое.

Выждав несколько минут и убедившись, что пока им ничего не угрожает, крольчата устремились дальше в лес.

Солнце уже поднялось над горизонтом, и теперь шедшие на восток Подкин с Паз шагали ему навстречу. Под уставшими лапами хрустел снег, капли с сосулек падали кроликам за шиворот, заставляя дрожать от холода.

Вскоре они очутились на берегу узкой, скованной льдом реки. Паз, в отличие от брата, на уроках географии не зевала и сразу признала в ней Красную реку.

– Она течёт мимо норы Красноводной! Ты разве не помнишь?

Даже если Подкин что-то и помнил, к этому времени он так закоченел, что названия рек и деревьев смёрзлись у него в голове в кусок льда. Страх, что их настигнут Пожиралы, и восторг, вызванный волшебной силой Звёздного когтя, давно схлынули. Теперь Подкин больше всего на свете хотел лечь на мягкий пушистый снежок и проспать целую вечность. Но одна смутная мысль упорно билась в уголке его озябшего сознания: не сюда ли они каждый год приезжали на праздник Середины лета? Не здесь ли веселились с другими маленькими кроликами? И ели такой вкусный салат из листьев одуванчика с заправкой из морковного сока?.. Это Подкин помнил.

– Раньше здесь в-всё б-было п-по-другому? Н-не т-таким б-белым? – пробормотал он, стуча зубами.

Паз с тревогой посмотрела на брата и схватила его за лапу. Спотыкаясь и падая, они бежали по берегу реки, пока не наткнулись на мост, выгнувший дугой деревянную спину. По нему кролики перешли на другую сторону и дальше уже шагали через лес по заснеженной дороге. Она привела их к дубовым воротам, утопленным в склоне холма. Руны, вырезанные на столбиках, гласили, что за ними лежит нора Красноводная.

– Хвала Богине, – выдохнула Паз. На глаза у неё навернулись слёзы. Собрав последние силы, она постучала в ворота. Подкин мог только стоять рядом и дрожать, а малыш Пик слишком замёрз даже для этого.

Вскоре ворота заскрипели, и наружу высунулся рыжий кролик-привратник.

Паз и Подкин, может, и окоченели до полусмерти, но они уже бывали в Красноводной и помнили о знаменитом гостеприимстве местных обитателей. Все кролики на мили[5] окрест знали, что им не нужен был повод для веселья. Любого кролика, которого угораздило замешкаться на пороге Красноводной, буквально затаскивали внутрь и заставляли есть, петь и танцевать до упаду.

Вот почему Подкин и Паз изрядно удивились, наткнувшись на мрачный взгляд привратника. Уши его поникли, а глаза покраснели от усталости и недосыпа. Порванные кожаные доспехи давно не чистили, держались они кое-как и висели на стражнике, словно лохмотья на пугале. Если бы Подкин и Паз так не замёрзли, они обязательно задумались бы, почему такой хилый кролик несёт службу у ворот – и куда подевались настоящие стражники?

– Что вам нужно? – спросил кролик, хотя, судя по виду, ответ его мало заботил.

Паз нутром чуяла – что-то здесь не так, но слишком устала, чтобы слушать даже своё нутро, поэтому она откашлялась и сказала:

– Пожалуйста, помогите нам.

– Нас п-преследуют П-пожиралы, – добавил Под.

– С-суп? – едва слышно пискнул Пик, высунув дрожащий нос из туники Паз.

– Мы из Манбери, – воскликнула Паз. – Дети вождя Лопкина.

Глаза стражника расширились, и он захлопнул дверь. Подкин и Паз в отчаянии подумали, что их так и не пустят внутрь, но потом услышали, как стражник зовёт на помощь.



– Они же н-нас не п-прогонят? – спросил Подкин. От холода у него зуб на зуб не попадал.

– Не думаю, – покачала головой Паз. – Но что-то здесь нечисто. Лучше спрячь клинок.

Подкин тупо уставился на меч, словно недоумевая, откуда он взялся в лапе. Тогда Паз раздражённо выхватила у него Звёздный коготь, завернула в ткань и сунула под тунику – туда, где уже сидел Пик. Крольчонок возмущённо пискнул, но Паз только шикнула на него. Едва она успела спрятать меч, как дверь снова отворилась и крольчата увидели знакомую мордочку. Перед ними стояла леди Рыжетт, супруга вождя Красноводной.

Пусть мозги Подкина и превратились в глыбу льда, он не мог не заметить в ней страшной перемены. Ещё в прошлом году круглощёкая леди Рыжетт была воплощением жизнерадостности. Её мех блестел, смех звенел, а глаза сияли, как летнее солнце на водной глади.

Теперь же щёки её исхудали и обвисли, а между бровей залегла тревожная складка. Взгляд стал затравленным, глаза ввалились и покраснели, словно она пролила немало слёз. Когда она заговорила, голос её был добрым и приветливым, но от крольчат не укрылось, что эта радость напускная. Леди Рыжетт пыталась утаить от них какую-то печаль.

– Богиня, это же Паз и Подкин! Как вы выросли с прошлого лета. А тут кто у нас, неужели малыш Пик? Бедняжки, вы продрогли до костей. То, что стражник сказал о Пожиралах, – правда? Они вторглись в Манбери? Заходите, заходите скорее. Обещаю, тут вам нечего бояться.

Подкин чувствовал, что это неправильно, что нужно развернуться и бежать в скованный морозом лес. Но его ушей уже коснулся жаркий треск поленьев, а замёрзший нос учуял аромат жареного пастернака и свежего хлеба. В тот миг возможность согреться и поесть была для Подкина важнее всего на свете, даже его собственной безопасности. Вы можете подумать, что это глупо, но легко рассуждать, когда под боком растопленный очаг, а в животе – горячий суп из репы. А вы попробуйте-ка целую ночь бегать от смертельной опасности по зимнему лесу! Да вы потом бешеному барсуку хвост отгрызёте за тёплую лежанку и миску похлёбки.

На самом деле, еда и тепло в тот момент и правда были важнее всего. Кролики не понимали этого, но ещё чуть-чуть – и они замёрзли бы насмерть. Если бы Подкин улёгся на снег, как ему хотелось, он бы уже не проснулся. Точнее, проснулся бы в Землях по ту сторону, откуда не возвращаются.

Поэтому дети зашли в Красноводную нору, совершив ошибку, о которой Подкин будет сожалеть до конца жизни…

Их провели в главную пещеру и усадили поближе к огню. Леди Красноводной отправилась «распорядиться насчёт комнат». Молчаливые слуги, едва слышно шурша, принесли гостям заправленный маслом пастернак и маленькие краюхи хлеба.

Как только Подкин немного отогрелся и кровь живее побежала по венам, лапы у него затряслись так, что он едва удержал тарелку. В конце концов он ухватил кусок пастернака. Тот ожёг ему горло и тяжело ухнул в желудок, но Подкин всё равно не мог припомнить ничего вкуснее.

Вскоре дрожь унялась, и Подкин принялся заглатывать пастернак не жуя. Он отрывал куски хлеба с такой жадностью, будто скитался по лесу не один день. Паз не отставала от брата. Даже Пик зашевелился и высунулся из туники. Глаза его блестели от голода.

– Кушать! Кушать! – требовал он, открывая рот, как галчонок. Паз сноровисто кормила его пастернаком с ложки.

Тело Подкина потихоньку оттаивало, а вместе с ним и разум. Наконец отвлёкшись от еды, он обратил внимание, что в пещере темно и сыро. Углы затянула густая паутина, огонь едва горел. В очаге громоздились горы пепла, словно его не чистили уже много месяцев.

Подкин окинул взглядом столы и лавки, вспоминая праздник Середины лета, когда в зале было не протолкнуться от пирующих. Теперь здесь почти не осталось мебели. Вон те стулья явно чинили на скорую руку, а спинку этой скамьи, кажется, разрубили топором…

И еда… Жёсткий пастернак и подгоревший хлеб из серой муки – никакого сравнения с угощением, которое подавали в Красноводной в прежние времена. После прошлогоднего праздника Подкину ещё долго снилась огромная морковь, фаршированная брюквой и печёной репой. Когда морковь разре́зали с одного бока, начинка так и посыпалась! Вот угощение, достойное Красноводной, а не этот скудный, наскоро сготовленный обед…

Подкин уже не мог остановиться – глаза его подмечали всё больше и больше подозрительных деталей. Откуда на земляной стене взялись эти полукруглые вмятины? Вроде бы раньше их там не было… А это что за высохшие красные пятна на полу?

И главное, куда запропастились дети? Дети вождя, с которыми Подкин играл в прятки и «обмани крольчонка» с тех самых пор, как научился ходить? Шумные, задорные, они были под стать остальным кроликам Красноводной. Пусть сейчас в пещере их нет, но где-то же они должны скакать и веселиться? Почему не слышно радостных криков? В конце концов, на дворе утро Куманельника. Маленьким кроликам надлежит толпиться в главном зале и хвастаться подарками, которые принёс им Полночный кролик. Во всяком случае, в Манбери утро Куманельника только так и проходило.

«А я мечтал о деревянных солдатиках», – с горечью подумал Подкин. Интересно, Полночный кролик всё-таки оставил их возле его пустой кровати – или, прознав о Пожиралах, предпочёл обойти Манбери стороной? Теперь это казалось неважным, хотя в последние недели подарки занимали все мысли Подкина. «Как быстро может измениться твоя жизнь.»

– Паз, – шёпотом окликнул он сестру. – Как думаешь, где Руфус и Расти? Почему они не пришли с нами поздороваться? Неужели леди Рыжетт им не сказала?

Паз кивнула. Её глаза метались по залу, подмечая то же, на что обратил внимание Подкин. Но больше всего крольчишку заинтересовала металлическая статуя, которой она не видела раньше. Высокий железный пьедестал вырастал прямо из пола пещеры. А на нём стояла не обычная скульптура, а бесформенное, перекрученное месиво, словно кто-то взял кусок железа, кое-как скомкал и оставил. «Зачем в Красноводной железная статуя?» – изумлённо подумала Паз. Все же знают, Богиня ненавидит этот металл. Отчего-то при взгляде на статую шерсть у Паз на загривке вставала дыбом. Увы, она слишком замёрзла и вымоталась за эту бесконечную ночь, и потому не сразу сообразила, что не так.

Наконец её осенило.

Пожиралы.

Она хотела сказать Подкину, но не успела – двое слуг внесли в пещеру большой сундук, на который было накинуто плотное покрывало. Кролики старались держаться в тени и шли, низко опустив головы. От Паз не укрылись нервные взгляды, которые они бросали на гостей. Пройдя через пещеру, слуги направились к главным воротам. Когда они исчезли из виду, Паз шёпотом спросила у Подкина:

– Как думаешь, что они несли?

Тот собирался пожать плечами, как вдруг из коридора послышалось приглушённое карканье. Неужели в сундуке сидела птица? Они уже слышали этот звук, причём совсем недавно. Подкин с Паз переглянулись – им в голову пришла одна и та же мысль.

Это был не сундук, а клетка. Клетка, в которой сидела перекованная ворона – шпионка Пожирал. Нашпигованная железом птица с мёртвыми глазами и ржавыми перьями.

Птица, статуя, опустевшая, словно вымершая нора, – внезапно все кусочки мозаики сложились воедино.

– Они прислужники Пожирал! – прошипел Подкин. – И хотят сообщить им, что мы здесь!

Должно быть, Пожиралы захватили Красноводную прежде, чем напали на Манбери. Вождя Рыжетта и стражников убили, а остальных кроликов обратили в рабство. Что до детей… Подкин отогнал от себя тягостную мысль. Лишённая сердца и души, нора медленно умирала. Из всех мест, где можно было искать спасения, они с Паз выбрали самое гиблое.

– Нужно выбираться отсюда! – воскликнула Паз, но Подкин уже вскочил и пустился бежать. Паз подхватила Пика и бросилась за братом, как вдруг краем глаза заметила, что с железной статуей творится что-то странное. Внутри застывшего месива что-то извивалось и толкалось, подобно жирному угрю, застрявшему в грязной луже на мелководье. Как такое вообще возможно? Паз моргнула, силясь отогнать наваждение. А в следующую секунду статуя пробудилась и завыла скрипучим воем, который становился всё громче.

Паз больше не могла его выносить. Прижав к себе Пика, она побежала за Подкином так быстро, как позволяли уставшие лапы. Они неслись по пещере прочь от ворот, когда на галерее сверху раздался крик. Кажется, леди Рыжетт всё-таки не решилась оставить гостей без присмотра.

– Остановите их! Не дайте им сбежать!

Подгоняемые воплями, кролики мчались по туннелям. Можно было подумать, что бежать в глубь норы не слишком умно, но Подкин знал, что у ворот стоит стража. А ещё – что в любой норе есть множество лазеек и запасных выходов. В ушах звучал голос отца, снова и снова повторявшего нерадивому отпрыску: «Нора, в которой только один вход, – не нора, а ловушка». А они и так уже дали заманить себя в западню.

Туннели змеились, изгибаясь то влево, то вправо. Подкин и Паз сворачивали всякий раз, когда поблизости раздавались шаги, но кролики Красноводной прочно сели им на хвост и гнали, как хорьки когда-то гоняли их пушистых предков.

Голоса слышались всё ближе и ближе. Малыш Пик, раздосадованный тем, что его завтрак бесцеремонно прервали, высунулся из туники и принялся вопить: «Кушать! Кушать!» Он чувствовал, что сестра напугана, но ускользнувшая из-под носа еда беспокоила его куда сильнее.

– Туда! – крикнула Паз. – Бежим туда!

Темнота норы постепенно рассеивалась. Завернув за угол, кролики увидели небольшие открытые ворота, за которыми лежал заснеженный лес. Они поднажали, но…

– Запечатайте нору! – закричала где-то позади леди Рыжетт. – Перекройте все выходы!

По туннелю прокатился грохот, перемежаемый щелчками. Подкин с немым ужасом смотрел, как опускная решётка поползла вниз, отрезая их от леса. Челюсти капкана неумолимо сжимались.

Порой, когда вашей жизни угрожает смертельная опасность и кажется, что надежды нет, неизвестно откуда берутся силы на последний, отчаянный рывок. И часто его хватает, чтобы пройти на волосок от гибели.

Именно это случилось с Подкином и Паз. Они с удвоенной силой рванулись вперёд, к тяжёлой решётке, опускавшейся всё ниже.

Паз подскочила к воротам первой, ещё на бегу упала на колени и ящеркой юркнула под прутьями решётки прямо на снег. Подкин отстал от неё всего на секунду. Повторяя за сестрой, он упал на спину и по инерции заскользил вперёд. Свод туннеля пронёсся у него над головой, вслед за ним мелькнула решётка, и вот уже глаза Подкина смотрят в свинцовое зимнее небо.

«Получилось! – ликующе подумал он. – Я свободен!»

Но уже в следующий миг Подкина настигла острая боль, раздирающая ухо на клочки. Кролик попытался встать, однако что-то прочно удерживало его на земле. Он услышал, как кричит Паз, и извернулся, чтобы посмотреть, кто же его схватил.

Они выскочили из норы прежде, чем решётка опустилась. Вот только одно шелковистое, покрытое коричневой шерстью ухо не поспело за хозяином. Металлический прут пронзил его насквозь и пригвоздил Подкина к земле.

Капкан захлопнулся.

Глава шестая. Одноухий

Паз услышала стук решётки за спиной, а обернувшись, увидела, что Подкин лежит на снегу. Он успел. Паз почувствовала облегчение – однако оно быстро схлынуло, едва Паз заметила выражение му́ки на морде Подкина.

«Почему он не встаёт? – подумала она. – Лодыжку потянул? Или спину ушиб?»

А потом Паз разглядела, что прут решётки пришпилил ухо брата к земле. Вот тогда она не сдержалась и закричала.

Кинувшись к Подкину, Паз схватила его за лапу.

– Ох, Под! Твоё ухо!

Глаза Подкина от боли вылезли из орбит. Он изо всех сил стискивал зубы, чтобы не завопить – и не выдать кроликам Красноводной, куда они побежали. Бедняга едва мог пошевелить головой. Надежда скрыться в лесу таяла на глазах.

А затем в темноте туннеля раздался голос:

– Если бы вы не сбежали, этого не случилось бы.

Паз вскинула голову и увидела, что к решётке подошла хозяйка норы – исхудавшая, истерзанная страхом леди Рыжетт с холодными мёртвыми глазами.

– Отпустите нас, миледи, – взмолилась Паз. – Вы всегда были нашим другом. Не отдавайте нас Пожиралам!

– Живая статуя в пещере почуяла вас. И мы уже отправили им ворону, – сказала леди Рыжетт. – Теперь она, верно, долетела до своих господ и передала им весть. Слишком поздно.

– Как вы можете так с нами поступить? Почему вы им помогаете? Они убили нашего отца!

На секунду в глазах леди Рыжетт мелькнуло что-то, похожее на жалость. Паз показалось, она даже заметила слезинку на её ресницах, но та быстро исчезла в рыжем мехе.

– Моего мужа они тоже убили, – едва слышно прошептала леди Рыжетт. – Как и всех наших воинов. Но они забрали моих детей… Руфуса и Расти. Если я отдам вас Пожиралам, быть может, они вернут их мне.

Паз почувствовала, как в груди вскипает горячая злость. И это трусливое бесхребетное существо имеет наглость называть себя женой вождя? Паз подскочила и вцепилась в решётку.

– Что бы сказал мой отец, услышь он это? – закричала она в темноту. – Что бы сказал ваш муж? Какой же вы после этого кролик? Да вы просто куница, вы… вы… предательница!

Леди Рыжетт отшатнулась и скрылась в тени. Когда она снова заговорила, голос её дрожал, словно она сдерживала рыдания.

– Скоро они будут здесь. Твой брат застрял, и освобождать его я не собираюсь. Но если вы с малышом сбежите, я скажу Пожиралам, что он явился сюда один. Это всё, что я могу для вас сделать.

С этими словами леди Рыжетт развернулась и ушла в нору, оставив перепуганных замёрзших кроликов на снегу.

* * *

– Ты её слышала, Паз, – наконец сказал Подкин. – Оставь меня здесь. Отнеси Пика в безопасное место.

Паз стиснула зубы и в бессильной ярости тряхнула решётку.

– Я тебя не брошу, – отчеканила она. – Мы придумаем, как тебя освободить.

– Репа! Репа! – вдруг завопил Пик, отчаянно извиваясь под туникой сестры.

– Сиди тихо! – рявкнула на него Паз. – Нет у меня никакой репы.

– Репа! Репа! – не унимался крольчонок.

– Да нет у меня репы! И другой еды тоже нет! Хватит орать, дай мне спокойно подумать!

Пик завопил ещё громче и завертелся юлой. Паз собиралась шикнуть на него снова, но Пик вдруг вытолкнул на свет свёрток с мечом, который она спрятала за пазухой у ворот Красноводной. Паз не сразу поняла, зачем он это сделал, а когда поняла, то ахнула от радости.

– Ну конечно! Не репа, а резать! Ты гений, Пик! – Она быстро потёрлась носом о макушку брата и принялась торопливо разворачивать ткань.

Бам! Клинок отскочил от решётки, не оставив на ней ни следа. Паз нахмурилась и перехватила меч поудобнее. Бам! Бам! Бесполезно.

– А-а-а… – простонал Подкин. – Прекрати!

От ударов меча решётка дрожала, и ухо взрывалось болью.

– Ох, усы и лапы! Решётка железная! Дурацкий клинок не может её разрезать. Но откуда у кроликов железная решётка? Неужели «подарок» от Пожирал? – Паз выругалась и воткнула меч в снег. Какой прок от волшебного оружия, если половину времени оно валяется без дела?

Подкин захныкал, ощупывая пробитое ухо. Должен же быть способ его освободить. Паз торопливо оглядела решётку. Может, разрезать мечом камень, в который уходят прутья? Или притолоку? Интересно, сколько времени у них осталось?

Словно в ответ на её немой вопрос, по ту сторону норы взревел рог. Кролики переглянулись. Похоже, Пожиралы будут здесь совсем скоро.

– Бегите, – только и сказал Подкин. – Спасайтесь.

Нет. Паз упрямо мотнула головой. Она обязана что-нибудь придумать. Крольчишка лихорадочно перебирала в уме варианты, но, похоже, выход у них был только один.

– Под. – Она снова схватила брата за лапу и крепко сжала. – Меч не разрежет железо, но он может разрезать… твоё ухо.

Паз сглотнула. Подкин понял, что она не шутит, и тоже сглотнул.

Решётка пробила ухо почти у самого основания. Если резать, то целиком.

– Пожалуйста, не надо, – испуганно пробормотал он. – Просто оставь меня Пожиралам. Может, они меня не убьют. Правда ведь?

– Теперь ты – вождь Манберийской норы, – напомнила Паз. – И с тобой они поступят так же, как поступили с отцом. Твой череп украсит пояс Скрамашанка.

– Но как же я без уха?!

– Под, надо решаться. У нас мало времени.

Подкин посмотрел в глаза сестре и наконец кивнул. Паз вытащила клинок из снега. Под туникой задрожал и свернулся в клубок малыш Пик.

– Погоди, – сказала Паз и огляделась по сторонам. На уроках лесоведения им рассказывали, что паутина помогает остановить кровь. Встав на цыпочки, Паз собрала пригоршню с камней возле решётки. Жирные пауки кинулись врассыпную, возмущённые тем, что кто-то потревожил их сон. Паз прижала лезвие к уху Подкина.

– Будет больно? – осипшим голосом спросил он.

– Скорее всего, да. – Паз вспомнила, как легко клинок прошёл сквозь столетний дуб. – Зато быстро.

– Тогда режь, – сказал Подкин и зажмурился.

Странно, но сперва он ничего не почувствовал. Ни как меч отсёк ему ухо, ни как Паз сначала прижала к ране паутину, а потом снег. Ещё более странно было бежать по лесу, оставив часть себя лежать на земле. Но страннее всего было то, что даже расставшись с ухом, Подкин продолжал ощущать боль там, где в него воткнулся железный прут – боль в отрезанном ухе.

Интерлюдия

– Эй! Подкин не так потерял ухо!

– Все знают, что его отгрызла дикая кошка!

– Нет же, его откусил кролик-вампир!

– Да всё не так было! Ухо оторвал великан!

– А я слышал, что Подкин сам отрезал себе ухо и сделал из него лодку, чтобы уплыть с острова, где жили чудовища!

Бард складывает лапы на груди и обводит крольчат строгим взглядом. Те в конце концов умолкают и смотрят на него, сердито надувшись.

– Жареные редиски, вот вам неймётся! – вздыхает бард. – Не сомневаюсь, вы и без меня знаете о том, как Подкин стал Одноухим. Но это моя история. Она принадлежит мне. И в моей истории он пожертвовал ухом, чтобы сбежать от Пожирал.

– Глупость какая-то! – снова подаёт голос любознательная крольчишка. – История не может никому принадлежать. Это же не морковка.

– Истории принадлежат рассказчику, – возражает бард. – По крайней мере, наполовину. Вторая половина принадлежит слушателям. Когда хорошую историю рассказывают внимательному слушателю, они владеют ею сообща.

– Значит, эта история теперь наша? – спрашивает другой крольчонок.

– Она станет вашей, если – во имя всех кочерыжек! – вы дадите мне закончить!

– А мне кажется, бард дело говорит, – вдруг заявляет тихий пятнистый кролик в первом ряду. – Все знают, что никаких вампиров не бывает. Я всегда думал, что Подкин потерял ухо в бою, но эта версия тоже похожа на правду.

– Благодарю, мой юный друг, – кивает бард. – Вижу, что ты очень разумный кролик. Сын вождя, я полагаю?

Вождь Хьюберт на троне раздувается от гордости – точнее, раздулся бы, будь это возможно. Если его необъятное пузо вырастет ещё хоть на миллиметр, то точно лопнет, разлетевшись клочками по всей норе. Тем временем любопытная крольчишка не упускает случая воспользоваться перерывом в рассказе:

– Но откуда ты знаешь, что случилось на самом деле? Тебя же там не было!

Бард тяжело вздыхает и закатывает глаза.

– Я сказитель. Я рассказываю истории. Это моя работа.

– А, то есть ты всё выдумал. – Она выглядит слегка разочарованной. – Ну, если ты и дальше собираешься выдумывать, то добавь в свою историю кроликов-вампиров! Про них всегда интересно слушать.

– Клянусь святым сельдереем… – Бард роняет голову на руки и глухо стонет.

Пятнистый кролик толкает подружку локтем в бок.

– Вампиров не бывает! – повторяет он. – Если в истории появятся существа, которых на самом деле нет, то мы не захотим в неё верить. А если мы не захотим в неё верить, она развалится! И зачем тогда её слушать?

Бард смотрит на него в щёлку между пальцев и подмигивает.

– У бардов и сказителей есть покровитель – бог Кларион, – произносит он доверительным тоном. – Говорят, он приходит к спящим кроликам – не ко всем, но к немногим избранным – и делится с ними секретами своего искусства. Думается мне, что тебя он уже навестил, мой мудрый мягкоухий друг.

Наступает черёд крольчонка раздуваться от гордости – отчего он на миг становится точной копией отца. Глядя на него, можно живо представить, каким он будет, когда взойдёт на трон Торнвуда.

– Ну хорошо, – откашливается бард и сурово смотрит на слушателей. – Если вы устали меня перебивать, будет ли мне дозволено продолжить свой рассказ?

Глава седьмая. Лесная ведьма

Маленьким кроликам было непросто вернуться в зимний лес. Крупицы тепла, которыми они запаслись в Красноводной, вскоре испарились, и на сей раз крольчата не знали, куда им идти. Казалось, теперь против них ополчился весь мир – и негде искать убежища.

Вероятно, Пожиралы уже прибыли в Красноводную, – а значит, через пять минут обнаружат под решёткой отрезанное ухо. И тогда им всего-то нужно будет пойти по следам на снегу. Интересно, как много времени Пожиралам потребуется, чтобы взмахом железного меча оборвать жизни крольчат?

Но сейчас мысли Подкина были не об этом. Он потерял много крови, у него кружилась голова, а перед глазами всё плыло. Он спал на ходу, и ему снилось, что он идёт по пушистому облачку. Сестра шагала впереди и несла на руках говорящую морковку, до странности похожую на его младшего брата. У Подкина болело ухо, но он не помнил почему. Он думал, что скоро проснётся, а потом вылезет из норы и подыщет мягкое местечко на берегу реки, чтобы ещё подремать.

Паз тащила брата за руку, бросая на него тревожные взгляды. Рана сочилась кровью, мех на голове Подкина уже стянуло бордовой коркой. А времени, чтобы остановиться и перевязать ухо как следует, у них, к сожалению, не было.

Пик – словно Паз не хватало забот о Подкине – тоже начал дрожать. Он жалобно попискивал под туникой, и она не знала, сколько ещё малыш выдержит на лютом морозе. Паз старалась ступать по снегу как можно легче, чтобы оставлять поменьше следов, и избегала открытых пространств: вдруг чаща всё-таки скроет их от хищного взора Пожирал? Хотя она уже так устала, что даже встреча с Пожиралами не пугала её. По крайней мере, всё закончится быстро.

Поэтому Паз почти не удивилась, когда они вышли на поляну и увидели сидящую на пне скрюченную ворону. Перекованная птица таращилась на них пустыми ржавыми глазами.

– О нет, – устало простонала Паз. На большее у неё сил не хватило. – О нет.

Ворона моргнула и склонила на бок шипастую металлическую голову. Из приоткрытого клюва капала маслянистая медно-красная жидкость. Перья со скрипом тёрлись друг о друга, осыпая снег рыжими хлопьями ржавчины. Паз попыталась придумать, как остановить ворону прежде, чем она взлетит и выдаст беглецов. Кинуть в неё мечом? Напрыгнуть и раздавить? Вряд ли у неё получится…

– Ка-а-ар! – мерзко прохрипела ворона и уже развернула крылья, чтобы подняться в воздух, как вдруг раздался громкий лязг, и железные перья рассыпались по снегу. Паз взвизгнула и уставилась на сбитую птицу: ворона валялась возле пня, не подавая признаков жизни.

– Ненавижу этих тварей, – раздался голос с другого конца поляны. Паз подняла меч, готовая защищать себя и братьев, но из-за деревьев вышла старая сгорбленная крольчиха в залатанном плаще. В лапе у неё покачивалась кожаная праща с пустым «гнездом». – Пора бы им научиться не совать клюв в чужие дела.

– Эм-м… Здравствуйте? – робко окликнула её Паз.

– Мамочка, уже утро? – сонно спросил Подкин.

– Суп? – подал голос Пик.

– Вы вовремя подошли, – сказала крольчиха. – Я жду вас тут целую вечность. Мои несчастные лапы уже заледенели.

– Вы нас ждали? – оторопела Паз. Может, ей это снится? Или старуха – очередная приспешница Пожирал? Конечно, у неё из головы не торчат железные шипы, но кто их знает…

– Кого же ещё, милая? Я знала, что вы придёте. Кости показали мне этот день много лет назад. А теперь нам лучше поспешить и заняться ухом твоего брата. Иначе мы потеряем бедолагу, и тогда пиши пропало.

Паз посмотрела на измученного Подкина, потом перевела взгляд на крольчиху. Стоит ли ей доверять? Паз подозревала, что от старости та слегка тронулась умом, но смогут ли они удрать от Пожирал без её помощи? Крольчиха тоже смотрела на Паз; пронзительные синие глаза были слишком молодыми для седой морды. Морща нос от мороза, она терпеливо ждала, когда Паз примет решение. Наконец Паз кивнула.

– Ладно, мы пойдём с тобой.

«Но только попробуй нас обмануть». Паз не сказала этого вслух, лишь крепче сжала рукоять Звёздного когтя. Если понадобится, старую крольчиху он разрубит даже быстрее, чем ухо Подкина.

Старуха довольно кивнула, словно всё шло, как она задумала.

– Хорошо. Именно это ты и должна была сказать.

Она остановилась у края поляны, вытащила из-за пояса бронзовый серп и принялась рубить им молодую сосенку. Паз неотрывно наблюдала за старухой. В голове у неё крутились тысячи беспокойных мыслей. «Вдруг она предательница, как леди Рыжетт? Или ведьма? Разве ты забыла, что случается с глупыми кроликами, которые позволяют ведьмам заманить их в лес?»

Старуха тем временем закончила рубить сосенку, перехватила её на манер метлы и стала заметать следы. Затем выпрямилась и посмотрела на детей:

– Ну что, вы идёте? Поскакали, крольчатки.

С этими словами она развернулась и скрылась в подлеске.

* * *

Ведьма она там или нет, но Паз ничего не оставалось, кроме как плестись за ней.

Они петляли между кустов и деревьев, Подкин тихо стонал и спотыкался, а старая крольчиха останавливалась то тут, то там, чтобы замести следы.

Наконец они вышли к огромному дубу на пригорке – Паз в жизни такого не видела! Водопад толстых шишковатых корней сползал по склонам, а необхватному стволу было четыре-пять веков от роду. Укрытые снегом ветви утопали в лесной земле, образуя пещеру с решётчатым сводом. Всё вместе напоминало птичью клетку, из которой получилась бы чудесная хижина. В прежние счастливые времена Паз с удовольствием поиграла бы в ней. Но сейчас она смотрела на дуб и думала лишь о том, что от Пожирал он их не укроет. Впрочем, старая крольчиха нырнула под ветки довольно решительно. Паз оставалось надеяться, что она не собирается прятать их между спутанных корней.

Но нет: крольчиха подошла к пригорку и нажала на неприметный клочок земли. Покрытый мхом, лишайником и сухими листьями, он ничем не выделялся среди прочих, но за ним обнаружился потайной лаз. Паз слишком устала, чтобы удивляться. Она поспешила внутрь, таща на себе Подкина, который едва переставлял лапы. Едва они вошли, старуха захлопнула дверь и заперла её на засов.

«Вот и всё, – подумала Паз. – А теперь она сделает из нас пирог или даже рагу».

Но ничего подобного не случилось. Старуха повесила плащ на крюк и растопила маленькую печь, заменявшую камин. Поставив на огонь котелок, она налила в него воды из глиняного кувшина, взяла Подкина за руку и усадила на стул возле очага.

Хотя Паз не покидала мысль, что печка как раз предназначена для кроличьего рагу, она убедилась, что прямо сейчас никто их есть не собирается, и принялась осматривать жилище старой крольчихи. Домик, притаившийся под корнями дуба, был скромным и опрятным. Хозяйка побелила земляные стены, а пол укрыла красными ковриками. С потолка свисали горшки, котелки, сковородки и прочая утварь; в стенах было вырыто множество полок. А там, где вырыть не получилось, висели полки, сколоченные из грубых досок. Все они были уставлены диковинными вещицами – причём в таком множестве, что Паз не знала, куда смотреть.

В горшках и банках, аккуратно подписанных на огаме, хранились сухие травы, луковицы и клубни. Паз заметила дикий чеснок, розмарин, наперстянку, шиповник и кучу грибов – навозников, розовых мухоморов, боровиков, сыроежек и «ангельских чепчиков».

Но куда больше в жилище старухи было вещей, о предназначении которых Паз могла только догадываться. Например, там была стеклянная банка с птичьими черепами; крашеная деревянная маска с клыками и огромными глазами; глиняная статуэтка кролика, сидящего со скрещёнными ногами и умиротворённым выражением морды. Над его головой поднимался тонкими завитками сладко пахнущий дым.

«Так вот как живут ведьмы!» – подумала Паз.

Правда, помимо непонятных штуковин, в доме имелись и совершенно обычная кровать, прялка, ткацкий станок и пара буфетов. Там было даже витражное окно, заключённое в раму из корней. Паз не удержалась и выглянула наружу. Увиденное заставило её крепко прижать лапу ко рту, чтобы сдержать крик.

Отряд железных всадников шёл по снегу всего в нескольких метрах от ведьминого дома. Перекованные крысы вспахивали сугробы, пятная их чёрным маслом, а Пожиралы медленно поворачивали головы, шаря по лесу хищным взглядом. Зазубренные мечи дрожали в их лапах, словно лезвиям не терпелось отведать кроличьего мяса. Паз слышала скрежет металла, чувствовала запах горячего масла и вонь запёкшейся крови. Вне всяких сомнений, Пожиралы быстро раскроют ведьмино убежище, и вековые корни их не остановят…

– Не тревожься, – успокоила Паз крольчиха, от которой не укрылся ужас в её глазах. Старуха сняла котелок с огня и поставила его рядом с Подкином. – Здесь они нас не найдут. На моём доме понавешано столько чар и заклинаний, что сам Херн-Охотник[6] его не отыщет – если, конечно, я не захочу.

И правда, Пожиралы уже разворачивали скакунов и двигались прочь от дуба.

«Настоящее волшебство, – прошептал тихий голосок в голове Паз. – Она ведьма, но хорошая».

Паз улыбнулась своим мыслям и пошла посмотреть, как там брат.

– Рана большая, – зацокала языком крольчиха. – Придётся накладывать швы.

Движения её лап были скупыми и проворными; старуха не тратила лишних слов, и отчего-то у Паз стало спокойнее на душе. Эта ведьма явно знала, что делает.

– С ним всё будет хорошо? – спросила Паз.

– Насколько хорошо может быть одноухому кролику. Но потом он ещё спасибо скажет. Истории про кролика с двумя ушами слушать не так интересно.

Потом? Истории? О чём говорит эта странная старуха?

Хозяйка норы тем временем напоила Подкина сонной настойкой. Вскоре тот закрыл глаза и засопел прямо на стуле. Паз со старухой перенесли его на кровать и омыли обрубок уха тёплой водой. Затем ведьма вдела шерстяную нить в костяную иглу, ловко зашила рану, наложила компресс и крепко забинтовала. Всё это не мешало ей болтать: Паз узнала, что старуху зовут Бригид, что живёт она одна и сама добывает пропитание, собирая травы и грибы. И хотя она этого не сказала, Паз догадалась, что Бригид отшельничает уже давно; так давно, что слегка одичала и позабыла, каково это – разговаривать с другими кроликами. В кроличьих норах с малых лет приучают к вежливости, но зачем она в лесу, где и словом не с кем перемолвиться?

Пока Подкин спал, Бригид сварила крапивного супа. Паз в мгновение ока проглотила свою порцию, а потом они просто смотрели на огонь и слушали, как трещат поленья. Всё-таки чудесно сидеть в тепле и безопасности, пусть даже где-то поблизости рыщут враги.

Наконец Паз почувствовала, что её тоже клонит в сон. Пик сладко посапывал на коврике у печки, и Паз сама не заметила, как улеглась рядом. Бригид накрыла кроликов лоскутным одеялом. Паз попыталась сказать ей спасибо – а ещё задать хотя бы один из множества вопросов, что не давали ей покоя, – но сон смежил её веки, и она сдалась.

* * *

Когда Паз проснулась, Бригид сидела в кресле у печки и задумчиво крутила в лапах Звёздный коготь, то и дело останавливаясь, чтобы получше разглядеть профиль на рукояти.

Паз тайком наблюдала за ней, не зная, что делать. Она не хотела показаться грубой, но ей было не по себе видеть клинок в чужих руках отчасти потому, что Паз почти ничего не знала о Бригид. А ещё потому, что меч мог с лёгкостью отрезать старой крольчихе пальцы.

Хотя хозяйка норы не смотрела на Паз, она всё же как-то почуяла, когда та проснулась.

– В этом мече таится могучее волшебство, – сказала Бригид. – Если я не ошибаюсь, вы принесли в мой дом один из двенадцати даров Богини.

– Но откуда… – Паз замешкалась, боясь сболтнуть лишнее. – Откуда вы знаете про дары?

– Так у меня тоже один есть, – улыбнулась Бригид и вытащила из-за пояса медный серп. Когда она поднесла его к мечу, серп на секунду вспыхнул голубым сиянием. И Паз показалось, что Звёздный коготь сверкнул в ответ.

– Где вы его взяли? – удивилась она. – Я думала, что Богиня вручила дары вождям двенадцати племён.

– Всё верно. – Бригид убрала серп на место и уставилась в огонь немигающим взглядом. – Когда-то я была принцессой, совсем как ты, – пусть сейчас по мне и не скажешь. Мой отец был вождём Красноводной, но один из воинов обманул его и заставил уйти. Нашу семью изгнали из норы и обрекли на скитания, как бродячих торговцев. Я знала о серпе и решила: наше племя его не заслуживает. Я забрала дар Богини с собой. Он светится красным, когда рядом яд; голубым, если вблизи что-то хорошее. Серп научил меня всему, что я знаю о травах и целительстве.

Паз с трудом могла представить сгорбленную старуху юной принцессой, сидящей во главе стола в пиршественной пещере или танцующей в роскошном платье на Морковство в честь сбора урожая.

– Так значит, вождь Рыжетт выгнал вашу семью? А мне он всегда казался таким добрым…

– Нет, это сделал его отец, злобный, двуличный хорёк, – сплюнула Бригид. – Он был капитаном почётной стражи. Мой старик слишком ему доверял. Посмотри, к чему это привело. Моя родня покинула эти края, я осталась в лесу и наблюдала, как в поисках серпа предатели переворачивают нору вверх дном. А он-то всё время был у меня. – У старухи вырвался сухой смешок, словно ветер разворошил кучу опавших листьев.

Когда Бригид смеялась, в ней проглядывала маленькая озорная крольчишка, и Паз поймала себя на том, что тоже невольно улыбается.

* * *

Крольчата задержались у Бригид на добрых две недели. Рана Подкина потихоньку заживала, и к нему постепенно возвращались силы. Поначалу он был мрачнее тучи – кролик всегда гордился своими ушами и считал их невероятно красивыми, хотя никогда бы в этом не признался. Но, когда Бригид сказала, что ему нужно больше отдыхать, немного повеселел. Впервые в жизни Подкину велели спать вволю! Такого с ним прежде не случалось.

Пик дни напролёт играл с костями и камешками, при помощи которых Бригид предсказывала будущее: сидел возле очага и выкладывал из них узоры. Проходя мимо, хозяйка норы одобрительно качала головой, приговаривая, что у маленького кролика дар провидца. Время от времени она останавливалась, внимательно разглядывала его творения и бормотала под нос: «Да, это будет очень кстати» или «Значит, надо запасти побольше сонного зелья», а Пик смотрел на неё большими влюблёнными глазами и радостно кивал.

Паз ходила с Бригид за припасами и постигала лесную науку. Старая крольчиха рассказывала ей, какие грибы можно есть, а от каких рискуешь выкашлять внутренности; как найти орехи, припасённые белкой на зиму, и кору какого дерева нужно жевать, чтобы унять лихорадку. Бригид так и сыпала названиями растений – коровяк, страстоцвет, анютины глазки, – а Паз старательно запоминала рецепты целебных снадобий.

Подкин наблюдал за сестрой и невольно завидовал. Это ведь ему поручили заботиться о волшебном мече! Так почему не он учит заклинания и яды? Слушать Бригид было невероятно интересно, хотя прежде Подкин пропускал мимо ушей всё, что говорят учителя.

Однажды он набрался смелости и попросил Бригид рассказать про волшебство.

– Какое волшебство? – лукаво улыбнулась старая крольчиха.

Паз, растиравшая в ступке сухие семена, навострила ушки.

– А волшебство бывает разное? – удивился Подкин.

– Да. Бывает хорошее, а бывает плохое.

– А какое оно, плохое волшебство?

– Его ты уже повидал с лихвой, – вздохнула Бригид.

Подкин понял, что она говорит о Пожиралах. Подтверждая его мысли, хозяйка норы сняла со стены гобелен и протянула кролику. Подкин уставился на двух змей, которые кусали друг друга за хвост, образуя круг. Одна была чешуйчатой морской тварью с шипами и плавниками – свирепой, но по-своему прекрасной. Тело другой состояло из железных пластин, утыканных острыми крючьями.

– Существует два вида магии, – продолжала Бригид. – Природная магия и тёмная, железная. В мире всегда присутствуют обе, но они уравновешивают друг друга, бесконечно поглощая, но ни одна не одерживает верх. Во всяком случае, так повелось испокон веков.

– Но зачем нужны два вида магии? – спросил Подкин. – Почему не оставить только природную, ведь она никому не вредит?

Вместо ответа Бригид подошла к покосившейся полке и достала деревянную статуэтку. Искусный резчик изобразил двух крольчих. Одну Подкин узнал сразу – по ожерелью из цветов и птицам, которые прятались в складках её одеяния. Это была Остара, дарительница жизни.

Вторая крольчиха выглядела куда более суровой. Она сжимала в лапе грозный лук; пояс из крохотных черепов стягивал на талии её платье.

– Близняшки, – пояснила Бригид, делая лапой странный жест. – Остара и Нюкта. Богини жизни и смерти.

Подкин осторожно гладил полированное дерево, не в силах оторвать глаз от статуэтки.

– Я слышал о Богине, – задумчиво произнёс он. – Нам рассказывали, что после смерти кто-то сопровождает кроликов в Земли по ту сторону. Но дома мы нечасто говорили об этом.

– В здешних краях о таком стараются лишний раз не вспоминать, – Бригид покачала головой. – Хотя смерть – неотъемлемая часть жизни. В южных землях живёт одно племя, в котором почитают только Нюкту. Забавные кролики, как по мне. Я бы советовала вам держаться от них подальше, но…

Подкин почувствовал, что старуха припасла для них очередное непонятное пророчество, и торопливо перебил её:

– А какое отношение Богини имеют к Пожиралам?

– Видишь ли, – Бригид аккуратно поставила статуэтку обратно на полку, – чтобы разобраться, нам придётся вернуться к началу времён. Это длинная история…

– Ну расскажи, пожалуйста!

Бригид задумчиво пожевала губами. Ей нужно было варить крапивный суп к обеду, да и жёлуди для хлеба сами себя не почистят и не смелют в муку… Однако в конце концов старая крольчиха вздохнула и повела Подкина к очагу, возле которого играл с костями и камешками Пик. Паз тоже подтянулась, позабыв о семенах в ступке. Крольчата расселись у ног Бригид, словно она была бардом и рассказывала им сказку на ночь.

– Ладно, милые. – Бригид поудобнее устроилась в кресле. – Слушайте же историю Богинь, с которой началось всё, что мы знаем. Её рассказала мне старая жрица Красноводной, когда я сама была крольчишкой с пушистыми ушами.



В стародавние времена мир был скверным местом. Земли, моря – всё покрывал ядовитый кипящий металл. Но то был не просто металл, а жуткое, мерзкое существо по имени Громалек.

Ненасытный, одержимый жадностью, Громалек пожрал всё, что было на этом свете до него.

Только представьте: наш мир плавал в пустоте, залитый отвратительным железом. И так бы он и болтался там до скончания веков, безжизненный и никому не нужный, если бы не Богини.

Неизвестно, когда это случилось, но Богини наткнулись на наш мир, и чем-то он им приглянулся. Быть может, они увидели что-то сквозь ядовитую оболочку Громалека, или же знали, каким он был до появления монстра. Гадать бессмысленно. Так или иначе, богини – к счастью для кроликов – решили задержаться в наших краях. Оставалась только одна проблема: как избавиться от Громалека, который всё вокруг отравлял своей железной злобой?

Первым делом они спросили его, не хочет ли он бурлить ненавистью где-нибудь в другом месте. Разумеется, он сказал: «Нет, ни за какие морковки!» – или что-то в этом роде.

Тогда богини вызвали его на поединок, договорившись, что победитель получает этот мир.

Остара предложила ему сразиться в «Лисью лапку» – так она называла игру в кости. И одержала верх.

Нюкта состязалась с Громалеком в стрельбе из лука. Даже не сомневайтесь, он проиграл: ведь никто не может превзойти Нюкту в меткости.

Она никогда не промахивается, и мы все убедимся в этом, когда придёт наш последний час.

Наконец настала очередь Громалека. Не мудрствуя лукаво, он пожелал вступить с Богинями в схватку. И поскольку был в тысячу раз крупнее и зловреднее этих грациозных созданий, то разнёс их в пух и прах.

Получается, никто не победил. Ни Богинь, ни Громалека это не обрадовало, но им пришлось договариваться. Они условились, что Богини будут править на поверхности и вернут в наш мир жизнь и смерть, как и было изначально. Громалек уйдёт глубоко под землю, туда, где рождается железо и прочие металлы, а между ними останется полоса, которая никому не будет принадлежать.

Они назвали это Соглашением о равновесии и пообещали его соблюдать. Отныне и вовеки веков. И так оно и было – до недавнего времени.

Бригид зачерпнула глиняной чашкой воды из миски, которая стояла у печки, и осушила её чуть ли не залпом.

– Клянусь ушами, я за десять лет столько не говорила, сколько сказала сегодня.

– Значит, Пожиралы – детища Громалека? – понизив голос до шёпота, спросил Подкин. – Думаете, он хочет вернуть себе власть над миром? Но это значит, что равновесие нарушено, ведь Пожиралы побеждают!

– Так и есть. Равновесие действительно нарушено. Громалек нашёл способ обойти Соглашение, и сила Пожирал растёт. Древняя магия Богинь находится под угрозой.

Подкин бросил взгляд на Звёздный коготь и серп – дары Богини лежали на кухонной лавке.

– Пожиралы искали меч. Из-за него Скрамашанк убил нашего отца. Но зачем они собирают дары?

– Может, всему виной слепая злоба, – Бригид пожала плечами. – Или же они хотят уничтожить двенадцать даров, чтобы стереть любую память о богах и богинях.

При мысли об этом Подкин задрожал, и Бригид ободряюще ему улыбнулась.

– Не бойся, малыш. Я уже говорила, что магия стремится к равновесию. И если одной становится слишком много, значит, совсем скоро маятник качнётся в другую сторону. Не забывай, таковы были условия, а это сделка не из тех, которые можно нарушать.

Поразмыслив над словами Бригид, Подкин уверился, что Пожирал ждёт возмездие. И пусть его здоровое ухо ещё дрожало от страха, он скупо улыбнулся, а посмотрев на сестру, увидел, что она тоже улыбается.

* * *

Крольчата страшно скучали по маме с папой. Больше всего на свете им хотелось вернуться домой и обнаружить, что там ничего не изменилось, а вторжение Пожирал было дурным сном. Но они знали: это не так. К счастью, маленький домик, затерянный в лесах, стал для них надёжным убежищем.

Здесь крольчата были счастливы и старались не думать, что рано или поздно им придётся уйти. Но однажды Паз заметила: горшок с сухими крапивными листьями почти опустел – Бригид сварила суп из остатков. Она поняла: настало время покинуть гостеприимный кров старой крольчихи. Всё-таки нечестно заставлять её заботиться о трёх прожорливых крольчатах.

– Но ведь она может найти ещё еды, – проворчал Подкин, когда Паз поделилась с ним своими мыслями. – К тому же ты теперь помогаешь ей собирать припасы!

– Да, но на дворе зима, и довольно лютая, – напомнила Паз. – А ты хоть замечал, сколько супа Пик съедает за день?

– Но куда мы пойдём? Тётушка Олвин отправила нас в Красноводную – мол, там нам помогут, – и посмотри, чем это обернулось. – Подкин потрогал обрубок уха.

Паз только участливо сжала его лапу.

– Бригид что-нибудь придумает, – уверенно сказала она.

* * *

Тем же вечером они спросили старую крольчиху, куда им идти. И как это часто бывало, Бригид ничуть не удивилась их вопросу, словно давно его ждала.

– Есть одно место, – тяжело вздохнула она. – Не скажу, что приятное, и не скажу, что безопасное. Но там Пожиралы уж точно не подумают вас искать.

Старая крольчиха поведала им о поселении беженцев, которое раскинулось под развалинами древнего кладбища у границы леса. Там, среди костей и зубов давно почивших существ, они вырыли норы, чтобы укрыться от зла.

– Это место зовётся Костеградом. Как придёте, держите ушки на макушке и не зевайте. Но одно я могу вам обещать: на приспешников Пожирал вы там не наткнётесь. Все кролики, которые нашли прибежище в Костеграде, бежали от этих монстров. Их норы были захвачены или выжжены дотла, а родные и близкие порабощены. Они ненавидят Пожирал так же сильно, как я – если это вообще возможно.

Бригид добавила, что среди жителей Костеграда есть солдаты-наёмники, которые согласны служить за деньги. Она ткнула пальцем в серебряный браслет Паз и золотую пряжку на ремне Подкина.

– Если продадите свои драгоценности, вырученных денег хватит, чтобы нанять охрану. Найдите кроликов, которые будут сражаться на вашей стороне. Пусть они отведут вас в безопасное место – например, за Льдистые горы, куда не ступала нога Пожирал.

У Подкина всё внутри сжалось от страха и тоски. Меньше всего на свете ему хотелось покидать уютную нору под дубом и отправляться в холодный, жестокий мир, где тебя могут оставить без ушей. Он надеялся, Бригид ещё передумает и предложит им остаться… Может, если вид у него будет совсем испуганный и несчастный?.. Но, конечно, Бригид не передумала. Она всегда знала, что должно случиться. И если она решила, что им нужно уйти, значит, иного пути у них не было.

Паз проводила со старой ведьмой больше времени, чем братья, и потому стала немного разбираться в том, как Бригид распутывает нити будущего и трактует узоры. Выходит, им предначертано идти в Костеград. Неужели это часть истории Подкина, о которой она без конца толкует? Но, если это предопределено, почему в глазах крольчихи столько грусти? Что случится с ними в городе под древним кладбищем? Тревожные мысли жужжали у Паз в голове, не давая сосредоточиться.

Пик тоже не хотел разлучаться с Бригид – он цеплялся за полы её плаща всякий раз, когда старая крольчиха проходила мимо, и не расставался с гадальными костяшками. А она с видимым сожалением сторонилась крольчонка, что не укрылось от Паз. Наверное, сложно знать, что произойдёт, и не мешать событиям разворачиваться так, как должно. Особенно если они принесут кому-то боль и страдания. Неужели Бригид позволит им случиться только потому, что всё уже предрешено? У Паз на такое не хватило бы духу. Поэтому она посмотрела на Бригид с ещё большим уважением.

Старая крольчиха объяснила им, как добраться до Костеграда, и углём нарисовала карту на куске коры. А потом вручила тёплые зимние плащи с капюшонами, вязаные шапки и шарфы – в качестве прощального подарка. Одежда идеально подходила по размеру, но пролежала в сундуках не один месяц, если не год – так много в вещах скопилось пыли. Подкин не мог сообразить, как же Бригид это провернула.

Ещё она сшила заплечные ножны для Звёздного когтя, чтобы Подкин носил его под плащом, вдали от чужих глаз. Она предупредила крольчонка, что этот меч дороже любого сокровища, и он должен беречь его изо всех сил. Бригид заставила Подкина пообещать, что он не подпустит Пожирал к волшебному клинку.

Наконец они попрощались, стоя в снегу под сводами старого дуба. Крольчата обняли Бригид и поцеловали в морщинистый нос. На глаза у старухи навернулись слёзы.

Когда Бригид уже почти скрылась за деревьями, Паз не выдержала и обернулась. Ей показалось, что серп на поясе у крольчихи сверкнул серебром, словно пожелал им счастливого пути. А Звёздный коготь за спиной у Подкина вдруг налился тяжестью.

Глава восьмая. Костеград

Карта Бригид привела их назад к Красной реке. Они прошли вдоль русла до речной развилки, а там по шаткому бревенчатому мостику перебрались на другой берег, то и дело рискуя свалиться в ледяной поток. Узкий рукав реки убегал на юг, где до самого горизонта раскинулся Мрачный лес. Занесённые снегом деревья вздымались застывшими волнами. Здесь легко могла спрятаться целая армия Пожирал или тысяча истосковавшихся по тёплой крольчатинке волков. Разбойники, убийцы – опасность чудилась Подкину за каждым кустом, и переставлять слабеющие от страха лапы становилось всё сложнее.

К счастью, им предстояло пройти по самой кромке леса, где деревья росли не так густо. Путь их лежал на восток.

Дыхание окутывало головы кроликов туманной дымкой, но плащи и шапки исправно защищали их от мороза. Всякий раз, когда под ногами громко трещал наст или хрустела ветка, они испуганно озирались и выглядывали в небе перекованных ворон, спешащих к хозяевам с радостной вестью. Уши кроликов (хотя в случае Подкина ухо было только одно) поворачивались на каждый шорох и напряжённо вслушивались, не раздастся ли вдалеке лязг железных доспехов или грубые голоса Пожирал.

Но всё было тихо: либо Пожиралам надоело рыскать по лесу в поисках неуловимых беглецов, либо Бригид заколдовала плащи. Так или иначе, кролики брели среди деревьев, и никто не пытался на них напасть.

Бригид сказала, что путешествие в Костеград займёт у них два дня, если не дольше. Следуя её совету, они остановились на ночлег засветло и выкопали нору в большом сугробе. Пику очень понравилось утрамбовывать лапками стены их временного пристанища. В прошлом году он был слишком мал, чтобы играть в снегу, а этой зимой все сначала были заняты подготовкой к Куманельнику, а потом… потом пришла беда.

Паз и Подкин смотрели, как младший брат кувыркается в пушистом снегу и пробует льдинки на вкус, и вспоминали, как сами играли в снежки и рыли в сугробах туннели. Казалось, с тех пор прошла целая вечность. Какой простой и безоблачной была тогда их жизнь – и как мало они её ценили.

Крольчата закончили обустраивать пещеру до наступления темноты – и, скажу я вам, могли по праву гордиться своей работой. Подкин даже соорудил деревянную подставку для восковой свечки. Он изрядно повеселился, пока рубил на куски целое дерево: Звёздный коготь рассекал крепкий ствол так, словно это была переваренная морковка. Подкин до того увлёкся, что пустил бы весь лес на дрова, не останови его Паз.

Запив талой водой скромный ужин из овсяных лепёшек и ломтиков сушёной свеклы, кролики улеглись спать. В снежной норке было уютно и почти тепло. Но к Подкину сон не шёл. Он лежал, повернувшись ко входу в пещеру, и разглядывал усыпанное звёздами ночное небо. Вот созвездие Большой редиски, а вот Крыса и Змея – мама показывала их Подкину, когда он был маленьким крольчонком и сидел у неё на коленях. Он часто вспоминал маму с тех пор, как ухо начало заживать, – прежде все его мысли занимало бегство из Красноводной и дикая боль. А теперь тоска одолела Подкина с новой силой.

Он пихнул сестру лапой.

– Что? – сонно пробормотала Паз. – Снаружи кто-то есть?

– Нет. Только звёзды.

– Тогда в чём дело? Я спать хочу.

– Я просто маму вспомнил, – ответил Подкин. – Мы так быстро сбежали из Манбери, что даже не знаем, жива она или… – Он собирался сказать «её убили Пожиралы», но перед глазами возник отец, идущий на бой со Скрамашанком, и слова застряли в горле.

– Я надеюсь, что с ней всё хорошо, – прошептала Паз. – Но мы не можем вернуться и проверить. Тогда Пожиралы схватят нас и заберут, как забрали детей Красноводной.

– Но если она жива, – не унимался Подкин, – неужели ты думаешь, что она будет служить Пожиралам, как леди Рыжетт?

Паз расхохоталась, но тут же прикрыла лапой рот – потревоженный шумом Пик завозился у неё под боком.

– Наша мама? Служить Пожиралам? – переспросила она, весело блестя глазами.

Подкин сперва оторопел: неужели Паз может смеяться после всего, что случилось? Но потом он попытался представить, как гордая леди Манберийской норы драит полы в одежде служанки. Нет, это просто немыслимо. Подкин тоже улыбнулся, хотя к горлу подступили слёзы. Его сильная, несгибаемая мама. Однажды она выгнала из Манбери вождя Овражной норы – тот нагрубил её супругу, за что и поплатился. Даже суровые воины из почётной стражи боялись леди Манбери и трепетали под её стальным взором.

Подкин обратился к Богине с молчаливой молитвой: пусть мама, где бы она ни была, тоже могла посмотреть на звёзды.

– Зачем любить кого-то, если в конце концов у нас всех забирают? – спросил он, не глядя на сестру. – Отца мы больше не увидим. И маму, скорее всего, тоже. Когда я об этом думаю, дышать больно. Лучше бы у меня вовсе не было родителей.

Паз ответила не сразу. Наконец она подползла поближе к брату и обняла его.

– Я знаю, Под. Боюсь, эта боль останется с нами навечно. Придётся смириться: теперь она – часть нашей жизни. Но мы должны быть сильными. Думаю, этого хотел бы отец.

Подкин горестно вздохнул и уткнулся лбом сестре в плечо.

– Да, я просто…

– К тому же они не покинули нас! Мама с папой всегда будут с нами, что бы ни сделали с ними Пожиралы. Ведь мы их помним, и наши воспоминания не выжечь никаким железом…

– А ты слышишь папин голос? Ну, в голове? – спросил Подкин спустя время, но Паз уже спала, и её сонное дыхание смешивалось с тихим сопением Пика.

На снежную норку опустилась тишина.

– Я слышу, – прошептал Подкин в темноту, а потом уронил голову на лапы и заплакал. И плакал, пока не уснул.

* * *

Когда крольчата подошли к Костеграду, день уже клонился к вечеру. Бригид сказала им высматривать на деревьях круг, похожий на рисунок со змеями, который висел у неё в норе. Круг должен быть отмечен огамическими символами К и Г.

Пик увидел его первым, хотя вряд ли понял, о чём Бригид толковала с братом и сестрой. Он принялся тыкать пальцем в ствол кривой ивы и верещать так, что Подкин испугался, как бы на его крик не сбежались Пожиралы. Когда они наконец успокоили малыша, то разглядели вырезанный на коре символ, который кто-то замазал грязью, чтобы тот меньше бросался в глаза.

Теперь отыскать остальные круги было проще, да и попадались они чаще. Это напоминало игру в поиски клада – или охоту на маленькие деревянные морковки, которые прятали для крольчат на лугу в Люпинов день в начале весны.

Круги должны были вывести их к каменному дереву. Когда Бригид рассказывала о нём, Подкин подумал, что это какая-то загадка. Но нет, речь шла о самом настоящем дереве из камня, поднимавшемся из зарослей куманики. Мощный ствол венчала завитая крона, покрытая мохнатыми пятнами лишайника. Отступив на пару шагов, Подкин сообразил: перед ним остатки древней арки.

Некоторое время крольчата разглядывали её молча. Зачем кому-то сооружать подобное на поверхности? И что за кролики оказались на такое способны? Дерево нависало над путниками, поражая чистотой линий. В Манбери был каменный очаг, но всё остальное делали из древесины и украшали резным орнаментом из листьев и маргариток, которые служили символом их племени. Невозможно представить, сколько сил потребовалось, чтобы высечь из камня огромный ствол. А ведь он составлял лишь часть арки! Каким же тогда было всё строение целиком?

Голос, раздавшийся из ниоткуда, заставил детей подпрыгнуть.

– Стой! Кто идёт?

Паз и Подкин испуганно заозирались, но в лесу никого не было. Не мог же с ними заговорить камень?

– Эм-м… Здравствуйте? – осторожно сказал Подкин.

– Я спрашиваю: кто идёт? – грозно повторил голос.

Теперь стало ясно, что он раздаётся из-под земли. Крольчата уставились на куманику и с удивлением обнаружили у самых её корней небольшую дыру, откуда на них с подозрением таращилась пара кроличьих глаз.

– Мы просто дети, – ответил Подкин, вспомнив наставления Бригид. – Пришли купить трав для нашего учителя. Он нарисовал нам карту, как сюда добраться.

В подтверждение своих слов он помахал куском коры.

– Вряд ли вы найдёте здесь тра́вы в такое время года, – недовольно отозвался голос. – Это не место для детей.

– Ну пожалуйста, – жалобно взмолилась Паз. – Если вы нас не пустите, мы замёрзнем насмерть. А если вернёмся без трав, учитель нас поколотит.

– Хм-хм, – пропыхтел невидимый стражник. – Дайте-ка посмотреть на ваши глаза.

Просьба сперва показалась Подкину странной, но он быстро сообразил, в чём дело: привратник хотел проверить, не коснулась ли их ржавчина Пожирал, не бежит ли по венам отравленная железом кровь.

Крольчата по очереди опустились на колени перед дырой и оттянули пальцами веки, чтобы стражник получше рассмотрел их глаза. Кажется, увиденное его удовлетворило, потому что из-под земли донеслось ворчание и стук засова. А потом снег вокруг дыры вдруг осыпался и обнажил вход в туннель, освещённый дрожащими огоньками свечей.

Обладатель грозного голоса наконец предстал перед крольчатами. Это был старый, покрытый шрамами воин с длинной, заплетённой в косы бородой. Его кожаные доспехи покрывали многочисленные заплаты. Судя по всему, кролик прошёл через множество битв, в которых его враги лишились важных частей тела. Не хотел бы Подкин оказаться на месте того, кто попытается тайком пробраться в Костеград мимо такого привратника.

Стражник внимательно оглядел крольчат. Лапа его покоилась на рукояти меча, а с морды не сходило суровое выражение.

– Проходите, – сказал он. – Но мой вам совет: как купите тра́вы, скорее уносите ноги. Здесь есть кролики, которые вас живьём сожрут, даже пискнуть не успеете!

Дети торопливо протиснулись мимо привратника, опасливо кивнули ему на прощание и зашагали по туннелю, круто уходившему вниз. Норы, где прежде доводилось бывать Подкину, всегда начинались с просторного, вымощенного плиткой холла. Стены обычно белили или завешивали гобеленами. Но в Костеград вёл грязный туннель, с потолка которого свисали корни деревьев. Свечи трещали и дымили в сыром воздухе и с трудом разгоняли темноту. Подкин старался не думать о том, куда же их занесло.

Дверь позади затворилась с глухим стуком. Теперь крольчата были заперты в Костеграде. А значит, им оставалось только идти вперёд, что бы ни ждало их за поворотом.

* * *

Первым делом Подкин заметил запах.

Он вырос в большой норе и знал, что как бы старательно кролики ни следили за чистотой, при таком скоплении пушистых обитателей в замкнутом пространстве неизбежно будет пахнуть. Особенно если на ужин репа. Или, упаси Богиня, свекольный карри.

Но здесь пахло иначе.

Это был не просто навязчивый аромат, нет: запах вставал на пути непробиваемой стеной, и кролики вре́зались в неё с размаху, с трудом удержавшись на ногах. Казалось, все запахи мира сплелись здесь в густой мускусный смрад.

– Дух захватывает, да? – крикнул привратник – должно быть, расслышал, как крольчата задохнулись от отвращения.

Они даже не смогли ответить: просто, зажав лапами носы, поспешили дальше – и вскоре обнаружили, что же так воняет.

Воняли кролики. Сотни кроликов.

В Костеграде собралось бесчисленное множество ушастых всех размеров и мастей. Там были коричневые кролики и снежно-белые, пёстрые, пятнистые и даже полосатые. Кролики-великаны возвышались над толпой, а под ногами у них шныряли карликовые, ростом не выше Пика. То тут, то там мелькали пушистые гривы львиноголовых кроликов, яркие арлекины, бархатные рексы и ангорские кролики в роскошных шубках. Но куда больше там было пород и племён, о которых Подкин в жизни не слышал. И всем им пришлось оставить родные норы из-за Пожирал. Наверное, они тоже чувствовали себя потерянными и одинокими…

Шум, царивший в Костеграде, был даже сильнее запаха. Едва путники ступили под своды большой, битком набитой пещеры, их окатило волной бурлящего гомона и музыки.

Полуразрушенная арка, недавно поразившая воображение Подкина, не шла ни в какое сравнение с тем, что сейчас открылось его взору. Высоченные резные колонны подпирали потолок, не давая ему рухнуть на головы кроликам. Пещера была воистину огромной: в ней легко поместилось бы десять пиршественных залов Манбери. Корни деревьев змеились по своду, спускались по стенам, оплетая древние камни, и паутиной ложились на землю. И везде, где только было можно, горели светильники, факелы и свечи, заливавшие всё вокруг потоками расплавленного воска.

Между колоннами раскинулся многоголосый рынок: на лотках и в киосках продавали всё что душе угодно. Одни кролики сидели в богато расписанных лавках, другие обходились столами, застеленными скатертью, а третьи и вовсе бросали на землю потрёпанные покрывала. Но все без исключения не замолкали ни на миг, старательно нахваливая свой товар и с жаром торгуясь с покупателями. У Подкина от их криков голова шла кругом. На подземном рынке продавали мёд в пузатых кувшинах, жареные, пареные и печёные овощи на любой вкус, глиняные горшки, свечи, лампы, оружие, одежду, доспехи, музыкальные инструменты, талисманы, книги, свитки, деревянные игрушки, кукол… Глаза разбегались.

Но кто же всем заправлял? Кто отвечал за порядок? Подкин осмотрелся, но не увидел ни стражников, ни солдат. Кажется, здесь все могли творить, что им вздумается, – и рынок до сих пор умудрялся работать.

Крольчата простояли на входе в пещеру несколько минут, удивлённо моргая и глазея по сторонам. У них в головах не укладывалось, что Манберийский главный зал, бывший для них центром мира, – всего лишь крохотный закуток по сравнению с местом, куда завела их судьба.

– Ух ты, – выдохнул наконец Подкин.

– Ага, – поддакнула Паз. – Ух ты.

– Суп, – добавил Пик.

Подкину вспомнилась ярмарка, которую каждый год устраивали в Манбери на исходе лета. Перед норой ставили разноцветные шатры, странствующие торговцы продавали со своих фургончиков диковинки, привезённые со всех уголков Пяти королевств. Ещё на ярмарке обязательно выступали жонглёры, акробаты, выдыхатели огня и ходульщики.

– Похоже на нашу ярмарку, да? – Кажется, они с Паз подумали об одном и том же.

– Точно! А помнишь, как отец попытался проглотить огонь?

– И чуть не спалил себе бороду.

Подкин захихикал, но веселье было недолгим. Отца больше нет. Внутри у Подкина будто что-то оборвалось. Он встретился глазами с сестрой и понял: она чувствует то же самое. После смерти отца мир для них надломился, и они знали: он никогда не станет цельным, как раньше. Странно было смотреть, как жизнь течёт своим чередом, а кролики смеются и покупают всякие побрякушки, хотя славный вождь Лопкин уже не увидит следующую весну.

Но местные жители, скорее всего, даже не знали о его существовании. Дети Лопкина молчали, медленно впитывая звуки и запахи рынка.

– Ну, с чего начнём? – наконец тряхнула ушами Паз. – Где будем искать наёмников?

Подкин не сразу сообразил, о чём она говорит. Усилием воли отогнав горестные мысли, он вспомнил, зачем они пришли в Костеград. Им нужны наёмники. Охрана. Но как найти солдат в этой безликой толпе?

– Давай у кого-нибудь спросим, – предложил он.

– Блестящая идея. Я и не догадывалась, что мой брат гений.

– Нашла время язвить, – пробурчал Подкин. – Не нравится – придумай что получше.

– Ещё чего! Я же не вождь племени. Забыл, что девочки вождями не становятся? – Паз схватила Пика под мышку и зашагала к ближайшему лотку. За ним стояла чёрная как смоль крольчиха и продавала маринованную свёклу. Подкин нехотя поплёлся за ней.

– Простите, вы не подскажете, где можно нанять солдат? – со всей учтивостью спросила Паз. – Есть здесь какой-нибудь магазин или лавка?

– Солдат? Ты про вольных стрелков? – Торговка смерила крольчат подозрительным взглядом. От Подкина не укрылось, что её глаза задержались на серебряном браслете Паз и его золотой пряжке. – И зачем же вам, детишки, понадобился этот сброд?

– Да так, просто любопытно. – Подкин не смог сходу придумать, как убедительно соврать. Крольчиха недоверчиво вскинула бровь, но всё-таки указала на другой конец пещеры, где между колоннами виднелась огороженная площадка.

– Вам туда. Хотя толковых воинов вы здесь не найдёте. Все солдаты, кого я знала, бежали от Пожирал за Льдистые горы. Думают там отсидеться. А баночку свёклы купить не желаете? – поинтересовалась торговка.

Вежливо отказавшись, крольчата начали протискиваться сквозь толпу к площадке за забором. По ней прогуливалось несколько одетых в лохмотья кроликов – в том числе широкоплечий громила с белоснежным мехом, который торчал вокруг его головы, словно иглы дикобраза. Левая лапа вояки покоилась на перевязи, а левая нога была затянута в лубок. Рядом расхаживал чёрный великан с порванными ушами и культёй вместо лапы. Компанию им составлял коричневый в крапинку арлекин с деревянной ногой, опиравшийся на костыль.

Взгляд Подкина зацепился за серого кролика, который неподвижно сидел в углу. Глаза его затянули бельма. По всему было видно, что кролик слеп как крот. Неужели всё, что мог предложить им Костеград, – это жалкую шайку калек? Да проще сразу сдаться Пожиралам!

– Не нравятся они мне, – вполголоса сказал Подкин.

Паз кивнула.

– Мне тоже. Хотя, наверное, таких можно нанять по дешёвке. Моего браслета хватит, чтобы дважды оплатить их услуги.

Подкин уже собирался пройти за изгородь, как вдруг чьи-то грубые пальцы схватили его за лапу с такой силой, что он едва не закричал от боли, но замер, почувствовав холодный укол прижатого к рёбрам ножа. Паз испуганно смотрела куда-то за спину брата. Подкин обернулся и тоже увидел нависшего над ними коричневого кролика со свирепой мордой и злыми оранжевыми глазами. От него разило гнилыми овощами и кислым мёдом.

– Вы трое пойдёте со мной. Цацки ваши я тоже заберу. И ни звука мне, а то вот этот лишится второго уха. Пошевеливайтесь, что застыли!

Кролик гнусно ухмыльнулся, обнажив жёлтые обломки зубов, и ткнул Подкина ножом в бок – да так, что тот жалобно взвизгнул. Паз ничего не оставалось делать, кроме как последовать за братом прочь из пещеры – в бесконечный лабиринт боковых туннелей Костеграда.

Глава девятая. Шейп и Квинс

Вонючий кролик с оранжевыми глазами уводил Подкина всё дальше от рынка, не забывая время от времени для острастки тыкать его ножом. Позади раздавались торопливые шаги Паз и тихое хныканье Пика. Злобный кролик иногда бросал взгляд через плечо и говорил обманчиво мягким голосом:

– Правильно, девочка. Иди за мной, и твой брат не отправится в котёл с рагу.

Чем сильнее они углублялись в туннели, тем тише становилось вокруг. Шум рынка ещё долетал до них, но был до того невнятным, что Подкин начал задумываться: а не померещилась ли ему та огромная пещера?

Сперва они шли обжитыми улицами: на пути им попадались вывески магазинов и таверн, двери домов, бельё, развешанное для просушки. Один раз они наткнулись даже на продавца маринованной редиски, который, впрочем, скользнул по ним равнодушным взглядом и отвернулся. Но довольно скоро они оказались в заброшенной части Костеграда, где зияли чернотой пустые норы, а своды и стены туннелей медленно отступали под напором корней. Когда вонючий кролик не тыкал его ножом, Подкин отрешённо думал, что, наверное, таким станет мир, когда кроличий род обратится в пыль. Корни, мох и земля вторгнутся в города, заполонят их и сотрут все воспоминания о том, кто здесь жил.

То тут, то там кроликам попадались на глаза чьи-то кости: с потолка свисали обломки рёбер, челюсти торчали прямо из земли. Местные обитатели приспособили их к делу и использовали как подсвечники, отчего на костях наросли сталагмиты растаявшего воска. Интересно, кому они принадлежали? И кто их зарыл? Не будь Подкин так занят страхом за свою жизнь, он бы непременно поразмыслил над этим.

В туннелях, куда завёл их похититель, было сыро. По стенам ползла плесень, на полу, наполняя воздух запахом разложения, громоздились кучи гнилого мусора. Бледные грибы светились во мраке, словно маленькие привидения – или глаза притаившихся в засаде хищников. Под ногами извивались жирные дождевые черви и личинки. Подкин услышал, как сестра наступила на одну: личинка лопнула с тихим «чпок», а Паз приглушённо вскрикнула. Она всегда ненавидела этих ползучих тварей – оттого было так весело подкидывать их ей в кровать, когда они жили в Манбери.

Ох, Подкин бы сейчас всё отдал, чтобы вернуться в те дни.

Он подумал о том, чтобы вытащить меч и напасть на вонючего кролика, но быстро отказался от этой мысли. Пока он выпутает клинок из ножен, громила сто раз успеет покрошить его в капусту, а потом заберёт Звёздный коготь. Подкин тяжело вздохнул, понимая, что ничего не может сделать.

Наконец они остановились перед норой в туннеле, заваленном мусором и объедками: обгрызенными редисками, глиняными черепками, липкими смердящими лужицами. Пол был покрыт шевелящимся слоем личинок, которые явно не испытывали недостатка в пище.

Из норы сочился тусклый свет. Подкин не успел даже вообразить, какие ужасы там таятся, когда вонючий кролик отдёрнул старое одеяло, служившее дверью, и толкнул его внутрь. Следом в нору влетели Паз и Пик. Они врезались в брата, сбили его с ног, и все трое повалились на пол.

– Так-так-так, кого это ты привёл, Квинс?

Подкин поднял голову и осмотрелся. Нора, в которой они очутились, была крохотной даже по меркам кроликов. На стенах кое-где белели следы штукатурки, но куда больше там было пятен сырости и пузырящейся плесени.

В глубине стоял большой деревянный сундук и две грубо сколоченные клетки из веток орешника. На полу валялись пустые глиняные бутылки и морковные огрызки. В углах лениво шевелились клубы пыли и обрывки паутины. Трудно было представить, что здесь кто-то живёт: в норе пахло гнилью и запустением, едва ли не хуже, чем в туннеле снаружи.

За кучами мусора скрывался маленький очаг, в котором трещали сырые поленья. Они давали больше дыма, чем света и тепла. Перед огнём грел необъятное брюхо толстый кролик с ушами, стянутыми грязным платком. Его борода была заплетена в длинную косу с серебряным колокольчиком на конце. Рядом – только лапу протяни – стояла внушительная дубинка, утыканная ржавыми гвоздями.

– Мистер Шейп, я сорвал большой куш! – воскликнул вонючий кролик, которого, оказывается, звали Квинс. – Два богатеньких крольчонка, и ещё вот этот цыплёнок. Глазели на вольных стрелков, как будто в зоопарк пришли.

– На вольных стрелков, говоришь? Если они хотели поглядеть на лучшего бойца в Костеграде, могли бы сразу сюда прийти. – Толстяк поднялся, и его исполосованное шрамами брюхо свесилось чуть ли не до колен. Он был в наплечниках и кожаных поножах. – Подними-ка их, хочу рассмотреть получше.

Подкин почувствовал, как его тянут вверх за здоровое ухо. Паз рядом взвизгнула от боли и тоже встала. Пик снова захныкал и попытался спрятаться за пазухой у сестры.

– Клянусь усами Херна, ты только погляди на эту пряжку! А браслет-то какой! Наверное, маленьким кроликам тяжело таскать такие драгоценности. Помоги-ка им, Квинс, облегчи их ношу.

Вонючий кролик мерзко захихикал и грубо сдёрнул браслет с лапы Паз. Потом он схватил Подкина за пояс и отрезал пряжку. Подкин едва не закричал, что это отцовский подарок на Ночь середины зимы, но выражение морды мистера Шейпа заставило его замолчать.

– Это всё, Квинс?

Пронырливый кролик нашарил ножны со Звёздным когтем и вытащил меч. Подкин в отчаянии закрыл глаза. «Тебе всего-то и нужно было, что сберечь волшебный клинок. А ты и этого не смог».

– Какой-то вшивый нож для масла, мистер Шейп. Таким даже ногти не подрежешь.

Шейп коротко взглянул на меч, но браслет и пряжка интересовали его куда больше.

– Будем считать, что это ваша плата за ночлег, – гадко ухмыльнулся он. – Игрушечный ножик можете оставить себе, проку от него всё равно нет. Хотя кто знает, вдруг он сгодится на то, чтобы срезать кошельки? В конце концов, вам же нужно будет отрабатывать харчи и кров.

Мерзкие кролики дружно расхохотались, будто он удачно пошутил, – хотя Подкин не понял, что в этом смешного.

– Квинс, покажи-ка нашим гостям их комнату, – отсмеявшись, приказал мистер Шейп.

Вонючий кролик подвёл их к деревянной клетке, открыл дверь и пихнул детей внутрь.

– На случай если вам взбредёт в голову сбежать, предупреждаю, что один из нас всегда бодрствует, – сообщил мистер Шейп.

А его сообщник хохотнул и помахал ножом, чтобы у крольчат не осталось сомнений в том, что с ними случится, если они попытаются улизнуть. Паз и Подкин в ужасе переглянулись, а Шейп и Квинс только вновь рассмеялись.

* * *

Ночь тянулась бесконечно долго. Подкин и Паз сидели в тесной клетке и испуганно таращились на Квинса и Шейпа. Пик, зажатый между братом и сестрой, тоненько плакал от голода. Раз или два они шёпотом заговаривали друг с другом, но злодеи не соврали и в самом деле не спускали с пленников глаз. Стоило детям открыть рот, как Квинс просовывал между прутьев длинную палку и больно бил их по голове. В конце концов они оставили попытки и замерли в тоскливом молчании.

Соседняя клетка не пустовала: в ней ютилось двое крольчат. Но они, видно, уже приучились не злить хозяев норы и потому не издавали ни звука. Время от времени они с боязливым любопытством поглядывали на Подкина, но отводили глаза, стоило ему повернуться в их сторону. Интересно, долго они уже сидят тут безо всякой надежды на спасение? Подкин зябко передёрнул плечами – не хотелось думать, что им уготована та же участь.

Только Богиня знает, сколько часов прошло, прежде чем Пик наплакался и уснул. Уставшая от переживаний Паз тоже задремала, а вслед за ней захрапели рядом с клетками взрослые кролики. «Вот мой шанс! – сообразил Подкин. – Но что же мне делать?»

Измученный страхом, он ничего не мог толком придумать и схватился за последнюю соломинку: как бы поступил отец? Подкин надеялся, что в голове раздастся спокойный голос вождя Лопкина, но услышал только тишину. Неужели тот сидел бы и покорно ждал утра? Да никогда! Отец наверняка разрубил бы клетку и бросился на врагов.

Но Подкин не зря пропустил все уроки военного мастерства. То, что он знает, с какого конца браться за меч, – уже большая удача. Хотя вдруг он сможет аккуратно разрезать прутья, и тогда выберется наружу? Эта идея пришлась Подкину по душе. Во всяком случае, ему не придётся размахивать клинком.

Подкин уже потянулся к Звёздному когтю, чтобы высвободить меч из ножен, когда голос из темноты заставил его замереть.

– Даже не надейся, крысёныш, я не сплю, – глухо прорычал мистер Шейп. – И не буду спать ещё два часа, пока меня не сменит Квинс. Так легко тебе не удрать.

Толстяк довольно хмыкнул и придвинул к себе кувшин с мёдом. А два часа спустя, как и обещал, растолкал Квинса, чтобы вздремнуть на груде тряпья.

«Квинс не такой большой и страшный, – подумал Подкин. – Может, я успею выскочить из клетки и отрубить ему голову прежде, чем он разбудит Шейпа?»

Но Подкин заранее знал: ничего у него не получится. Разрубить дерево – это одно. Но при мысли о том, чтобы отрубить кому-то голову, у него холодели лапы.

Значит, придётся ждать до утра. Крольчонка не покидало противное ощущение, что он провалил испытание. Впрочем, к этому он привык. Уж проваливаться он умел блестяще.

«Прости, отец. Я совсем на тебя не похож. Не вышел из меня герой». Подкин тоскливо почесал живот там, где раньше поблёскивал отцовский подарок, и погрузился в воспоминания о том Куманельнике, когда вождь Лопкин с гордой улыбкой вручил ему пряжку.

* * *

Утро серый от усталости Подкин встретил, забившись в угол клетки. Паз и Пик, учитывая обстоятельства, умудрились неплохо выспаться, а вот он почти не сомкнул глаз. Шум заставил крольчат насторожиться. Они опасливо переглянулись, гадая, что же случится с ними дальше.

Шейп и Квинс давно проснулись. Распахнув дверцу клетки, они схватили Подкина за шиворот и выволокли наружу. Крольчонок неловко переступал затёкшими лапами, пока Шейп и Квинс занимались пленниками в соседней клетке. Оттуда они вытащили коричневую крольчишку с пушистой мордочкой и острыми ушками. Второй крольчонок проводил её грустным взглядом.

– Слушай внимательно, новичок, – сказал мистер Шейп, нависая над Подкином своим необъятным брюхом. – Ты вернёшься на рынок и будешь весь день просить милостыню и красть всё, до чего дотянутся твои маленькие лапы.

– Нам нужна еда, – встрял Квинс. – И выпивка. И деньги. И всё, что можно продать.

– Надеюсь, ты понял, – продолжил мистер Шейп. – Мы хотим, чтобы ты набил карманы полезными вещицами и вернулся сюда.

– А если не вернусь? – хмуро спросил Подкин. Ему совершенно не хотелось воровать и ещё меньше – возвращаться в вонючую нору, больше напоминавшую помойную яму.

– А если не вернёшься, мы проголодаемся и съедим твою сестру, – ответил Квинс.

– Из неё выйдет отличная закуска, да, Квинси? – мистер Шейп пихнул напарника локтем в бок, и его огромный живот затрясся от смеха.

Подкин тяжело сглотнул. Вдруг мистер Шейп посерьёзнел, сгрёб его за воротник и подтянул к себе.

– Твоя сестра – залог того, что ты не натворишь глупостей, – прорычал он. – Будешь возвращаться сюда каждый день – и мы её не тронем.

– Каждый день? – в ужасе переспросил Подкин.

– Да. – Губы Шейпа растянулись в зловещей ухмылке. – Теперь ты работаешь на нас. И будешь работать ещё очень и очень долго.

Пик в клетке заплакал. С каждой секундой он всхлипывал и завывал всё громче и громче. Паз отчаянно пыталась его успокоить, боясь, что Квинс опять схватится за палку, но Пик не слушался, даже когда она обещала накормить его супом. Паз беспомощно посмотрела на Подкина.

– Заткни его сейчас же! – проревел Шейп. – Или, клянусь волосатыми коленками Херна, я сам это сделаю!

Квинс потянулся за палкой, и Подкин выпалил:

– Он не будет молчать, пока сидит в клетке. Лучше я возьму брата с собой! Так вам не придётся слушать его плач, а моя сестра всё равно останется тут.

Подкин пока не знал, что будет делать с Пиком. Сейчас ему нужно было увести его подальше от Квинса и Шейпа. Может, вдвоём они смогут сбежать и позвать кого-нибудь на помощь? Но кто станет помогать им теперь, когда ему нечего предложить взамен?..

– Ладно, забирай! – рявкнул Шейп.

Квинс вырвал Пика из лап Паз и швырнул его Подкину. Тот едва успел поймать брата, а Пик от потрясения на секунду даже перестал плакать.

– Хватит ушами хлопать, – пробурчал Шейп. – Идите и только попробуйте вернуться с пустыми лапами!

Квинс пинками выгнал Подкина и коричневую крольчишку из норы и задёрнул одеяло. Подкин едва успел бросить прощальный взгляд на сестру. Одинокая, напуганная, она сидела в клетке – но это не помешало ей быстро шевельнуть пальцами. Подкин понял, что означал её жест. Бегите. Спасайтесь.

Паз хотела, чтобы он забрал Пика – и ушёл без неё.

Глава десятая. Лисья лапка

Очутившись в полумраке туннеля, Подкин растерянно уставился на крольчишку. Та равнодушно пожала плечами, развернулась и побежала в сторону рынка.

– Эй, подожди! – Подкин бросился за ней со всех лап, стараясь ненароком не уронить Пика. Он нагнал крольчишку у свечки, которую налепили прямо на торчавшую из стены кость неизвестного существа. Пламя дрожало в затхлом воздухе, и отблески странными узорами ложились на корни и груды мусора, отчего казалось, что они находятся не под землёй, а на дне исключительно грязного озера.

Крольчишка глянула на Подкина с нескрываемым раздражением.

– Чего тебе? – буркнула она.

Подкин стоял, тяжело дыша, и судорожно соображал, что ответить.

– Э-э… Привет. Меня зовут Подкин. А это Пик. Я просто… Подумал тут…

– Послушай, – перебила его крольчишка. – Не хочу показаться грубой, но нам нужно как можно скорее добраться до рынка. Если не вернёмся к закату с едой и деньгами… – Она поморщилась. – Поверь мне на слово, ты не хочешь знать, что с нами сделают.

– А ты ходишь туда каждый день? – осторожно спросил Подкин. – Каждый день воруешь и побираешься? Ты не пыталась сбежать?

– Сбежать? – Крольчишка посмотрела на Подкина так, будто он сошёл с ума. – Там остался мой брат. Как я могу его бросить?

– А почему ты не позовёшь на помощь родителей?

– Потому что им пятьдесят лет и они живут по ту сторону Льдистых гор.

У Подкина сделалось такое выражение морды, словно она вдруг заговорила на незнакомом языке. Крольчишка вздохнула и покачала головой.

– Давай кое-что проясним, Попкин, или как там тебя. Я не ребёнок. Мы с братом – карликовые кролики. Пусть я не вышла ростом, но поверь, я уже взрослая. Эти тупоголовые хорьки схватили нас, потому что приняли за детей.

– И давно вы у них?

Крольчишка отвела взгляд. Плечи её поникли.

– С полгода, наверное. Хотя в клетке время тянется дольше. Раньше на Шейпа и Квинса работал ещё один кролик, но он заболел и умер. Его похоронили прямо в туннеле.

Подкин с трудом сглотнул. Он очень не хотел закончить свои дни в вонючем отнорке Костеграда.

– Так что лучше их не злить. Будешь паинькой – и они не станут тебя бить. Постарайся притащить как можно больше еды. Только смотри не попадись! На рынке нет стражников, и вождей в Костеграде отродясь не водилось, так что торговцы здесь расправляются с ворами сами.

Крольчишка хлопнула Подкина по спине и побежала дальше. Подкин молча смотрел ей вслед, но когда она уже почти скрылась из виду, крикнул:

– Подкин! Меня зовут Подкин, а не Попкин!

– Прости! – отозвалась крольчишка перед тем, как исчезнуть за поворотом. – А я Миш. Моего брата зовут Маш.

Миш и Маш. Что ж, по крайней мере, не только они влипли в неприятности. Пик проводил взглядом их новую знакомую и слабо пискнул:

– Миш!

* * *

Вскоре Подкин и Пик вышли из бокового туннеля на рыночную площадь. Крольчат снова чуть не сбила с ног волна шума и вони, хотя они успели немного притерпеться к ароматам Костеграда. При желании Подкин даже мог различить отдельные запахи: специй, печёных овощей, жареных кофейных зёрен, дублёной кожи и ладана. Они боролись друг с другом, стараясь пересилить соперников, и от такого изобилия к горлу подкатывала тошнота.

Подождав, пока в голове прояснится, Подкин посмотрел на толпу занятых своими делами кроликов. Где-то здесь он должен добыть достаточно еды и денег, чтобы не разозлить Шейпа и Квинса – и попутно не лишиться последнего уха. Подкина снова затошнило – на этот раз от страха. Лапы ныли от напряжения: он всю дорогу тащил на себе Пика. Подкин в жизни ничего не крал. Мама всегда говорила ему, что Богиня не любит воров. Но разве та не поймёт, что маленький кролик пошёл на преступление ради спасения сестры?..

Глаза Подкина метались по бурлящему рынку, пока не остановились на туннеле, через который можно было выйти из Костеграда. Неужели Паз в самом деле хотела, чтобы они её бросили? Неужели думала, что он на такое способен? Она же его старшая сестра. Да, порой Подкину хотелось сбежать от её придирок и нравоучений на край света. Но кроме Паз, у него почти никого не осталось. Теперь они с Пиком были его единственной семьёй. И он очень любил сестру (хотя ни за какие морковки бы в этом не признался).

К тому же в их компании голова у Паз работала лучше всех. Она могла найти выход из любой ситуации, а Подкин был ленивым, избалованным сыном вождя. Не напади на Манбери Пожиралы, он бы так и витал в облаках, пока не сел на трон – а там устроился бы поудобнее и витал бы дальше. Да он без Паз и десяти минут не продержится, не говоря уже о том, чтобы позаботиться о Пике!

«Паз никогда бы меня не бросила, – подумал Подкин. – И я её тоже не брошу».

Он набрал в грудь побольше воздуха и снова зашарил глазами по толпе, выискивая, чего бы украсть. Срезать кошелёк у зазевавшегося кролика? Шейп явно рассчитывал на то, что Подкин пустит Звёздный коготь в дело. Но что, если его поймают? На ум пришли слова Миш: «Торговцы здесь расправляются с ворами сами». Интересно, как именно? Бросают в тёмное подземелье? Протыкают раскалённой кочергой? Отрубают лапы? Подкин уже потерял одно ухо, так что остальные части тела ему хотелось сберечь.

Тогда, может, стащить что-нибудь с прилавка, когда продавец отвернётся? Подкин зацепился взглядом за лоток с горячими пирожками. Рядом торговали флягами с мёдом. Подкин не знал, сумеет ли незаметно схватить одну и скрыться в толпе – тем более с Пиком на руках. Зря он не оставил брата в клетке: Пик измотал бы Шейпа своими воплями, и тот бы выгнал их от греха подальше.

– Суп! – вдруг заверещал малыш. – Суп! Суп!

– Не получишь ты никакого супа, – сердито сказал Подкин, но мимо как раз проходил продавец похлёбки, и от восхитительного аромата было никуда не деться.

– Суп! – истошно завизжал Пик. Подкин решил увести брата подальше от соблазнительных запахов и отошёл за каменную колонну. Там воняло сыростью и кислятиной – но Пик не унимался и вопил всё громче. Интересно, что мама делала в таких случаях? Шлёпала его по попе? Или затыкала рот гнилой репкой?

Нет же, она его отвлекала – и Пик замолкал, позабыв об урчащем от голода желудке.

– Погляди-ка, Пик! Толстый кролик продаёт морковку…

– Ма-ко-ку! Ма-ко-ку! – с новыми силами заорал Пик.

– Нет, нет, давай лучше посмотрим вон туда! Большущий кролик с длинными ушами! И что же он продаёт? Он продаёт…

– Мёд! Мёд!

Подкин почувствовал, что сейчас заплачет, и без сил опустился прямо в рыночную грязь. Вопли Пика ярмарочными шутихами взвивались над толпой. Подкин сокрушённо помотал головой. Ни за что на свете он не добудет столько еды, чтобы Квинс остался доволен. И даже если каким-то чудом они выберутся из клетки, снаружи их ждут Пожиралы. Так зачем напрягаться? С таким же успехом он может умереть прямо здесь, в вонючей жиже…

От расстройства Подкин дёрнул ногой – и вдруг наткнулся на что-то твёрдое. И круглое. Затаив дыхание, он запустил пальцы в грязь, вытащил оттуда кругляш, потёр его краем плаща и замер, различив блеск металла.

– Блестяшка! – радостно воскликнул Пик.

Подкин принялся торопливо оттирать монету, на которой красовалась голова кролика. Судя по красноватому отливу, это была медь или бронза. Прежде Подкину не случалось беспокоиться о деньгах, и теперь он не знал, чего стоит его находка. Разумеется, не так много, как золотая или серебряная монета, но вдруг этого хватит, чтобы умилостивить Квинса и Шейпа?

– Точно, Пик, но нам нужно больше, – сказал он. – Поможешь мне найти ещё?

– Блестяшки! – пискнул Пик и с готовностью зарылся в грязь и отбросы рыночной пещеры. Не может быть, чтобы там валялась только одна монета. А копаться в мусоре всё же безопаснее, чем воровать. Подкин опустился на колени и присоединился к брату.

* * *

За следующий час они перерыли, кажется, половину рынка. Продавцы гоняли их и обзывали землеройками; пару раз Подкина даже пнули по рёбрам, чтобы не путался под ногами. И всё бы ничего – но кроме той, самой первой монеты, они нашли только старый яблочный огрызок, который теперь жадно обсасывал Пик. Вот тебе и удачная идея.

– Так дело не пойдёт, – вздохнул Подкин.

Но Пик не слушал старшего брата. Его внимание привлекло что-то на другой стороне пещеры.

– Кости! Кости! – закричал он, выронил огрызок и ткнул пальцем в дальний загаженный угол. Четверо одетых в лохмотья кроликов сидели кругом и по очереди кидали кубики. Подкин догадался, что это какая-то игра.

– Кости! – не унимался Пик. Подкин и глазом не успел моргнуть, как брат пополз туда – наверное, вспомнил гадальные кости, с которыми возился дома у Бригид. Подкин не понимал, что в них интересного, но Пик не выпускал кубики из лап.

«Вряд ли эти бродяги обрадуются, если несмышлёныш испортит им игру». Подкин побежал за Пиком и схватил его, когда маленькая грязная лапка уже тянулась к вожделенным костяшкам.

– Эй, зубастый, держи свою мелочь подальше отсюда! – рявкнул чёрно-белый оборванец с потрёпанными ушами и потемневшими резцами. Он попытался шлёпнуть Пика, но Подкин вовремя дёрнул брата на себя.

– Ага, – поддакнул худющий коричневый кролик. – Или он хочет к нам присоединиться?

Остальные покатились со смеху – все, кроме одного. Четвёртый кролик с несчастным видом бросил на землю пригоршню монет, и другие торопливо их расхватали. Подкин не верил своим глазам. Перед ним только что мелькнуло настоящее богатство!

– Вы на деньги играете? – робко спросил он. Помнится, стражники в Манбери тоже так развлекались в свободное от службы время. Но мама никогда его даже близко к ним не подпускала.

– Конечно, это же «Лисья лапка». Победитель забирает всё, – сказал коричневый кролик. – Хочешь попытать удачу?

«Лисья лапка». В голове звякнул колокольчик. Точно! Бригид рассказывала, что богиня Остара обыграла в «Лисью лапку» Громадюка, или как его там. Это знак!

Тётушка Олвин вечно повторяла: «Глупый кролик и морковку мимо рта пронесёт». Или так говорила мама? В любом случае Подкин не раз слышал эту поговорку от тех, кто был куда умнее его. Ему с детства твердили, что на деньги играют только кролики, у которых вместо мозгов свёкла. За всё утро они с Пиком отыскали единственную монетку – и вот ему уже не терпится с ней расстаться.

Но… Пик так ловко кидал кости, когда они жили у Бригид. Она даже сказала, что у него дар! Подкин покосился на брата: малыш подпрыгивал от нетерпения и не сводил с кубиков глаз. Может, Богиня в самом деле решила им помочь? Подкин посмотрел на столбики монет, которые поблёскивали перед игроками. «Глупо, конечно, но кто меня осудит? – подумал он. – Вдруг сработает?»

– Мы с вами, – решительно сказал Подкин и подкинул на ладони медную монету. – Но брат будет кидать кости за меня.

Бродяги засвистели и заулюлюкали так, что на них стали оборачиваться. Вокруг собралась небольшая толпа.

– Ну давай сыграем, – хмыкнул коричневый кролик. – Правила знаешь?

Когда Подкин покачал головой, он так и покатился со смеху.

– Смотри, вот три кубика, у каждого шесть граней. На них нарисованы одна, две, три, четыре, пять точек – и лисья лапка. Бросаешь кости – набираешь очки. Можешь бросать, сколько хочешь, но, если выпадет лисья лапка, сразу выбываешь. У кого больше очков, тот забирает деньги. Всё понял?

Подкин кивнул. Главное – не выкинуть лисью лапку. Всё просто.

Чёрно-белый кролик издевательски улыбнулся.

– Раз ты играешь в первый раз, то тебе и бросать первым.

– Давай, Пик, – подтолкнул брата Подкин. В толпе раздались одобрительные крики. Пик с радостным воплем схватил кости и кинул.

Подкин зажмурился от страха – но когда зрители довольно зашумели, всё-таки отважился посмотреть на кубики. Пик выкинул две тройки и единицу.

– Новичкам везёт, – проворчал коричневый. – Ещё кидать будешь?

Подкин подумал, что им стоит остановиться. Семь очков – неплохой результат. А если в следующий раз выпадет лисья лапка, они потеряют всё. С другой стороны, разве смысл азартных игр не в том, чтобы рисковать?

– Пик, кидай ещё раз.

Малыш охотно сцапал кости и бросил. На краткий миг Подкину померещилось, что кубик упал лисьей лапкой вверх. Он похолодел от ужаса, но толпа снова разразилась радостными воплями. Две четвёрки и тройка.

– Одиннадцать, – с плохо скрываемой досадой сказал коричневый кролик. – Ну что, ещё бросать будешь? Этот счёт легко перебить.

– Не надо! – крикнул кто-то из толпы, и его поддержали другие кролики: – Одиннадцать – это много! Даже Богиня выкинула девять!

Подкин потянул Пика на себя, но тот, задорно визжа, уже бросил кости.

– Пик! – в отчаянии завопил Подкин. Он смотрел, как кубики катятся по земле, подпрыгивают и замирают. Сейчас точно выпадет лисья лапка… Но нет. Три пятёрки.

– Они жульничают! – взревел чёрно-белый кролик. – Точно жульничают, невозможно выкинуть пятнадцать!

Он вскочил, но толпа за спиной Подкина возмущённо загудела. Чёрно-белый вернулся на место, скрестил лапы на груди и злобно зыркнул на крольчат.

– Малыш, кинь ещё разок, – коричневый засюсюкал с Пиком в надежде, что тот потеряет очки. – Это же так весело, бросать кости!

Подкин покрепче схватил брата, но тот внезапно утратил всякий интерес к игре. Он сел, обхватил лапами круглые коленки и с вызовом поглядел на бродяг – ну что, кто выкинет больше?

«Этот ребёнок – прирождённый игрок», – восхищённо подумал Подкин.

Кролики – куда деваться? – потянулись за костяшками. У коричневого сразу выпала лисья лапка, чёрно-белому тоже не повезло. Их товарищ попытал удачу два раза, и на второй увидел аж три лисьих лапки. Четвёртый тоже не смог выкинуть больше пятнадцати. Зрители хохотали и радостно хлопали.

– Платите! – кричали они. – Крольчата обыграли вас вчистую! Разделали под орех!

Бродяги с мрачными мордами отдали Подкину деньги. Тот недоверчиво уставился на тяжёлые монеты. Каким-то чудом им с Пиком удалось превратить один медяк в пять, хотя по всему выходило, что они должны были уйти с пустыми руками.

– Блестяшки! – важно сказал Пик, весьма довольный собой.

Интерлюдия

Бард замолкает, дёргает себя за бороду и обводит слушателей задумчивым взглядом.

– Полагаю, мне стоит сказать пару слов о том, что только глупые кролики играют на деньги.

– Но Подкин Великий играл в кости! – возражает любознательная крольчишка. – А он прославленный герой!

– И Богиня играла в «Лисью лапку», – вторит ей рассудительный крольчонок. – Разве Богиня может быть глупой?

– Мой дядя Кольм всё время играет, – добавляет их сосед. – Однажды выиграл целый бочонок мёду.

– А мой папа выиграл у другого кролика копьё, щит, плащ, штаны – и даже подштанники!

– Да-да-да, – бард машет лапой, чтобы унять разболтавшихся крольчат. – Уверен, вы знаете немало историй о везучих игроках. Но держу пари… То есть хочу сказать, что теряли они гораздо больше. Пик выиграл, потому что у него был дар – кости странным образом его слушались. Но многие ли могут этим похвастать? Так что зарубите на носу: азартные игры для идиотов.

Бард собирается сказать что-то ещё, но ему мешают радостные крики в углу пещеры. Там бросают кости стражники. Привратник, который не хотел пускать его в Манбери, пришёл с поста – и, кажется, ему улыбнулась удача.

– Что и требовалось доказать, – пожимает плечами бард.

– Мы поняли, поняли, – кивает рассудительный крольчонок. – Играть на деньги плохо. А что Подкин сделал с монетами?

Бард улыбается и продолжает рассказ.

Глава одиннадцатая. Наёмники

Как вы помните, Подкин плохо разбирался в деньгах. Он был сыном вождя и отродясь ни за что не платил. Кто-то назовёт его избалованным увальнем – и будет прав. Но жизнь оказалась неласковой учительницей, а Подкин – неожиданно способным учеником. И теперь он сжимал пять медяков так крепко, словно они стоили больше, чем все сокровища мира.

Уведя Пика из грязного угла, Подкин торопливо спрятал монеты во внутренний карман плаща. Он боялся, что бродяги захотят вернуть деньги, и потому поспешил затеряться среди лавок, корней и осыпающихся колонн. Наконец, убедившись, что за ними никто не идёт, Подкин остановился подумать, как поступить с выигрышем.

Отнести всё Квинсу и Шейпу? От одной мысли об этом ему делалось тошно. Может, отдать им пару монет, а остальное припрятать? А вдруг они решат его обыскать?.. Или сначала купить еды, поесть самому и накормить Пика? Но будет настоящим свинством грызть морковку, пока бедная Паз сидит в клетке, голодная и несчастная.

Подкин завертел головой в поисках подсказки – и обнаружил, что стоит возле огороженной площадки, где днём ранее их схватил Квинс. Бравые вояки выглядели не лучше, чем вчера, а зазывала у ворот нахваливал товар с энтузиазмом сонной улитки.

– Наёмники, наёмники, – зевая, бормотал он. – Лучшие бойцы всех Пяти королевств. Отважные воины, победившие… Ну, кого-то там они победили, и битва была славная, и они молодцы. Во всяком случае, не хуже прочих.

Подкин подумал, что с таким настроем вряд ли дела у них идут хорошо. Эти солдаты будут рады любым деньгам. За пять медяков он наймёт целый отряд, отведёт их к вонючей норе мистера Шейпа и с удовольствием посмотрит, как они выбьют блох из него и Квинса.

Подкин так живо представил себе эту картину, что ноги сами понесли его к зазывале. Потыкав кролика в живот, чтобы тот обратил на него внимание, Подкин проговорил самым царственным голосом, на который был способен:

– Прошу прощения, я хотел бы нанять бойцов.

Зазывала смерил Подкина удивлённым взглядом и звучно расхохотался.

– Очень смешно, малыш, – сказал он, когда успокоился и вытер выступившие на глазах слёзы. – Но иди-ка ты поиграй в другом месте. Я тут делом занимаюсь.

– Что-то не похоже, – презрительно фыркнул Подкин. – Я хочу нанять твоих солдат. Всех сразу. – С этими словами он вытащил монеты из кармана и выразительно подбросил их на ладони.

– И ты предлагаешь за них пять медяков? Целых пять медяков? – уточнил зазывала.

– Вот именно, – важно кивнул Подкин. – Считай, что у тебя сегодня на редкость удачный день.

– Ха! – Зазывала опять было рассмеялся, но, когда понял, что Подкин не шутит, вид у него стал донельзя раздосадованный. – Пять вшивых медяков? Да ты на них и кружку воды из канавы не купишь. За такие деньги мои люди в твою сторону даже не посмотрят! Всемилостивая Богиня, уж и не знаю, пожалеть тебя или уши открутить… То есть, прости, ухо.

– Что, этих денег и на одного не хватит? – обескураженно пробормотал Подкин. Мечты о том, как он спасёт Паз и полюбуется на меховые коврики из Шейпа и Квинса, обратились в прах.

– Ну… – Зазывала почесал в затылке. – На этого, может, и хватит. – Он ткнул пальцем в угол, где на рваном одеяле сидел седой от старости кролик с белыми глазами. – Но только на полдня!

Подкин угрюмо посмотрел на наёмника. Слепой солдат на пару часов – вовсе не та охрана, которую обещала им Бригид. Подкин сильно сомневался, что старый вояка поможет им вызволить Паз и выбраться из Костеграда. С другой стороны, что ещё ему оставалось?

– Хорошо, я согласен, – сказал Подкин и протянул деньги.



* * *

– Кром, – представился седой кролик. – Меня зовут Кром.

– И давно ты пошёл в солдаты?

Они стояли возле изгороди, и Подкин, запрокинув голову, пытался получше рассмотреть своего наёмного бойца. Пик с пыхтением карабкался по ноге Крома, а тот безучастно смотрел в никуда затянутыми бельмами глазами.

– Да. Очень давно.

Его мех был весь исчеркан старыми шрамами, на доспехах красовались вмятины и царапины. Подкин видел, что перед ним опытный воин, но ему не давал покоя вопрос: разве можно сражаться, если ничего не видишь?

– Но как же твои глаза?

– Я взял меч в лапы задолго до того, как потерял зрение, – ответил Кром. – Слепота не мешает, просто теперь я бьюсь… иначе.

Подкин кивнул, хотя слова Крома его не слишком убедили. Но седого кролика это ничуть не смутило. Он только откашлялся и обратился к Подкину:

– Могу я спросить?

– Да?

– Зачем тебе понадобился наёмник? Я по голосу слышу, что ты ещё ребенок. Как ты очутился в этом гадком месте?

– Злые кролики забрали мою сестру, – сказал Подкин. – Они посадили её в клетку, а меня послали на рынок побираться и воровать. Я хочу, чтобы ты освободил мою сестру и вывел нас из Костеграда.

– Эти злые кролики – Шейп и Квинс? – вдруг спросил Кром.

– Да! Ты их знаешь?

– Слыхал о таких. – Седой кролик пожал плечами. – Я много чего слышу.

– Как думаешь, они тебе по силам? – Подкин с сомнением покосился на бойца. – Просто мистер Шейп такой большой…

– Не волнуйся, я смогу о себе позаботиться, – усмехнулся Кром и похлопал по висящему сбоку мечу. Остро наточенный и повидавший немало битв, он выглядел куда внушительнее Звёздного когтя – хоть в нём и не чувствовалось ни капли волшебства.

– Тогда нам надо спешить, – сказал Подкин, отдирая Пика от ноги старого солдата. – Пока время не вышло.

* * *

Подкин сам не знал, как ему удалось отыскать туннель, который привёл их с Пиком на рынок. Но теперь они шли через сырой, пахнущий плесенью сумрак, и Подкин то и дело оглядывался на Крома. Старый воин шагал вполне уверенно, скользя пальцами по земляным стенам. Слепота будто ничуть ему не мешала.

Когда до норы Шейпа и Квинса оставалась половина пути, Пик закапризничал и снова запросил есть.

– Давай-ка его сюда, – сказал Кром и ловко забросил крольчонка себе на плечи. Пик крепко вцепился в седой мех, зарылся в него носом – и вскоре благополучно уснул. А Подкин подумал, что пять медяков – не такая уж большая плата за то, чтобы не тащить брата на руках.

Они успели пройти ещё совсем немного, как вдруг Кром остановился, обернулся и положил лапу на рукоять меча.

– Что там? – встревоженно спросил Подкин.

– За нами кто-то идёт, – прошептал Кром.

Подкин оглянулся. Со стороны рынка в самом деле доносились звуки торопливых шагов, а потом показался и смутно знакомый ушастый силуэт. Вскоре Подкин понял, что по туннелю бежит его карликовая крольчишка Миш.

– Попкин! – выдохнула она, поравнявшись с ними. – Что… что происходит? Кто это с тобой?

– Подкин, – поправил её кролик. – А это Кром, солдат, которого я нанял разобраться с Шейпом и Квинсом.

– Ты хочешь, чтобы он сразился с Шейпом? – изумлённо переспросила Миш. – Но он же… Как…

– Да, Кром слепой, но это неважно, – перебил её Подкин. – Он всё равно побьёт Шейпа. Так ведь, Кром?

Из темноты, где тот стоял, раздалось приглушённое ворчание, которое Подкин счёл за утвердительный ответ, хотя на самом деле его это не слишком волновало: он уже придумал, как помочь Крому и обеспечить ему преимущество в бою.

– Ты уверен? – в голосе Миш слышалось сомнение. – Даже боюсь представить, что с тобой сделают Шейп и Квинс, если план провалится. Мой брат…

– Всё будет хорошо, обещаю, – сказал Подкин. – Мы освободим и твоего брата, и мою сестру.

– Если так, я буду перед тобой в неоплатном долгу, – ответила Миш.

* * *

Остаток пути Подкин молча взывал к Богине, прося одарить их своей милостью. Уже второй раз за день он собирался поставить на кон всё, что у него было. Либо его действительно направляла сама Остара, либо после пережитого он окончательно тронулся умом. Конечно, Подкину очень хотелось верить, что с головой у него всё в порядке.

Темнота в туннеле сгущалась, под ногами чавкала грязь. Когда вонь от гнили и отбросов стала почти невыносимой, они наконец увидели завешенный одеялом вход в нору.

Все трое (четверо, если считать Пика) остановились и затихли, прислушиваясь к тому, что происходило внутри. В норе кто-то храпел, в маленьком очаге потрескивали дрова. Время от времени там что-то шуршало, а пару раз до Подкина донёсся печальный вздох. Возможно, это вздыхала Паз.

Кром уже потянулся отдёрнуть одеяло, но Подкин схватил воина за рукав. Маленькая лапа крольчонка терялась на фоне огромной солдатской лапищи.

– Погоди, – прошептал он едва слышно. – Я хочу тебе кое-что дать.

Путаясь в плаще, Подкин вытащил из заплечных ножен Звёздный коготь. Едва он прикоснулся к мечу, как почувствовал знакомое тёплое покалывание. Это был его клинок. Его и только его. Вдруг солдат заберёт Звёздный коготь навсегда?

Всё в порядке, ты можешь ему доверять. Голос отца прозвучал так отчётливо, словно вождь Лопкин стоял у Подкина за спиной. Тяжело вздохнув, он вложил Звёздный коготь в мозолистую лапу Крома. Он знал, что поступает правильно.

Старый наёмник взвесил клинок на ладони, покрутил и пробежался чуткими пальцами по рукояти. Подарок Богини смотрелся в его руках безобидной игрушкой. Кром опустился на одно колено и шепнул Подкину:

– Мальчик, у меня есть меч. А это просто маленький кинжал.

– Да, – согласился Подкин. – Но я всё равно хочу, чтобы ты его взял. Это особенный кинжал. К тому же я тебя нанял, и ты обязан мне подчиняться. По крайней мере, ещё пару часов.

Кром пожал плечами, снял со спины Пика и передал его брату. После чего отодвинул одеяло, загораживавшее вход, и шагнул в нору.

* * *

Изнутри тут же донёсся громкий вопль. Подкин с Миш кинулись за Кромом и увидели, что Квинс стоит посреди норы, раскрыв рот от удивления. В лапах он сжимал уже знакомую Подкину палку. Кажется, он как раз собирался треснуть по голове сидевшую в клетке Паз.

– Клянусь копытами Херна, – опомнившись, выругался Квинс. – Что тут проис…

Договорить он так и не успел: Кром бросился вперёд и приложил его рукоятью Звёздного когтя промеж ушей. Послышался гулкий стук, и Квинс повалился на пол, раскинув лапы в разные стороны.

– Подкин! – Паз вцепилась в прутья клетки. Однако не успел Подкин ей улыбнуться, как в дальнем конце норы кто-то зарычал. Оказывается, Шейп спал там на груде тряпья, сжимая в лапе полупустую бутылку с мёдом. Теперь же он проснулся и злобно уставился на Крома.

– Ха! Да ты же тот слепой боец, которого никто не хочет нанимать. Во имя Херна, что ты здесь делаешь? И зачем напал на моего друга?

– Меня наняли, чтобы я с тобой разобрался, – спокойно ответил Кром. – И на твоём месте я бы поторопился выпустить крольчат из клеток.

– Да? – странным голосом произнёс Шейп и покосился на Подкина. У того в груди шевельнулась слабая надежда, что толстяк их отпустит и �

Скачать книгу

Kieran Larwood

The Five Realms. The Legend of Podkin One-Ear

Text © Kieran Larwood, 2016

Illustrations © David Wyatt, 2016

The right of Kieran Larwood and David Wyatt to be identified as author and illustrator of this work respectively has been asserted in accordance with Section 77 of the Copyright, Designs and Patents Act 1988

© Колябина Е. И., перевод на русский язык, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

* * *

Для Амели

Глава первая. Бард для Куманельника

Шурх-шорх. Шурх-шорх. Кто-то бредёт по глубокому снегу, и звук тяжёлых шагов далеко разносится в ночной тиши.

Пушистое белое одеяло укрыло цепь холмов, известную как Острый хребет. Лунный свет танцует на снежной глади, вспыхивая то тут, то там облаком искр, словно кто-то припорошил пейзаж бриллиантовой пылью. Ничто не нарушает его безмолвного великолепия – ничто, кроме цепочки следов, бегущей от холмов к спящему лесу в долине.

Шурх-шорх, шурх-шорх – сминают снег шаги того, кто прокладывает путь в ночи. Усталость давит ему на плечи, а длинный посох помогает брести через сугробы. Его можно принять за старика, но вот уже многие сотни лун на эти земли не ступала нога человека. Присмотрись – и ты увидишь, что перед тобой кролик, идущий на задних лапах, как некогда ходили люди; уши его скрыты под тяжёлым кожаным капюшоном, зорко вглядываются в застывший полночный мир хмурые глаза.

Густой мех на морде и лапах покрыт причудливыми синими узорами. Они выдают в нём барда – скитальца, у которого на плечах только истрепавшаяся в странствиях одежда, а в голове бессчётные сказания и песни, старые и новые, крепко сшитые и залатанные. Он хранит в своей памяти все истории, что ты когда-либо слышал – и ещё больше тех, что тебе только предстоит услышать.

Не тревожься, в эту морозную ночь он не останется без крова. Благодаря своему ремеслу бард – желанный гость в любой норе. Таков обычай и закон во всех Пяти королевствах Ланики, и горе тому, кто посмеет его нарушить.

Шурх-шорх, шурх-шорх. Из-под капюшона вырываются белые облачка пара. Навостри ушки – и услышишь, как кролик-бард сопровождает проклятиями каждый увязающий в снегу шаг. Тихо щёлкают пригревшиеся у него на груди деревянные бусины. Негромко вторят им закреплённые на поясе подвески и кошели.

Бард не останавливается ни на миг, словно опаздывает куда-то. Но куда? До самого горизонта лишь белеет снег и темнеют деревья. Впрочем, не стоит забывать, что речь идёт о кролике, а кролики живут под землёй, в тёплых норах, надёжно укрытых от льда и холода зимней ночи.

Так и есть. Наш бард бредёт через лес к тяжёлым дубовым дверям у подножия холма. За ними лежит нора Торнвуд, и хорошо бы её обитателям встретить барда с распростёртыми объятиями, иначе быть беде.

Бум, бум, бум! Он ударяет посохом о дверь и ждёт ответа.

В стародавние времена, когда кролики были крохотными и боялись собственной тени, они жили в узких тёмных лабиринтах, но за минувшие века их норы превратились в настоящие подземные города, скрытые от чужих глаз.

Бард знает, что там, за крепкими дубовыми дверями, прячутся уютные домашние норы и шумные рынки, мастерские и храмы, библиотеки и кладовые с припасами, а также дюжины кухонь, необходимых, чтобы прокормить местных жителей. Там его ждут солдаты и лекари, слуги и повара, кузнецы и ткачи, портные, гончары и художники. Старые кролики, юные кролики, бедные кролики и знатные кролики. Кроличья жизнь во всём её многообразии кипит в освещённых факелами туннелях. А сердце каждого подземного города – огромная пиршественная пещера с ревущим очагом и длинными рядами столов, где почти всегда звучит музыка, потому что кролики любят песни, гомон и веселье. Особенно в канун Куманельника, праздника зимнего солнцестояния, когда таинственный Полночный кролик приносит всем подарки.

Но какой же Куманельник без удивительных историй, рассказанных странствующим бардом? И бард непременно поведает их – если, конечно, его удосужатся впустить! Бум, бум! Он снова стучит в дверь и уже заносит посох в третий раз, когда из норы доносится приглушённое бормотание:

– Ладно, ладно, расшумелся. Иду я! – Кажется, неизвестный привратник добавляет пару нелестных замечаний о глупых кроликах, которым не сидится дома в такую ночь, но слова вязнут в толстых дубовых досках. Наконец двери со скрипом отворяются, на снег проливается факельный свет, и дюжий кролик-солдат высовывается из норы.

– Во имя Богини, а ты ещё кто такой? – бурчит он, оглядывая незнакомца.

В ответ из-под капюшона грозно сверкают бледно-зелёные глаза.

– Значит, вот как в Торнвуде встречают барда, который пришёл рассказывать сказки в канун Куманельника? Вот как здесь чтут обычаи и законы?

И хотя кролик-солдат похож на закованный в латы валун, от слов барда его охватывает мелкая дрожь.

– Простите, господин, – лепечет он и плечом распахивает дверь. – Прошу, входите и разделите с нами тепло очага в Ночь посредине зимы…

– Ночь середины зимы, репоголовый, – сердито поправляет его бард и заходит внутрь. Тяжёлые двери закрываются, и он отряхивает снег с плаща на чистый мощёный пол. – В какой там стороне очаг? – спрашивает он и, не дожидаясь ответа, решительно устремляется вперёд, словно бывал здесь сотни раз.

– Ночь середины зимы репоголовых – это ещё что такое? – озадаченно бормочет стражник и, спохватившись, спешит вслед за бардом.

* * *

Как все норы и отнорки выстраиваются вокруг главной пещеры, так и все кролики в подземном городе объединяются вокруг вождя. Он – глава племени, каким был его отец до него и каким его сын станет после. Вождь с супругой принимают все важные решения в норе, улаживают споры и устраивают праздники.

В Торнвуде всем заправляет Хьюберт Широкий, могучий вислоухий кролик. На его громадном животе легко поместится целый дом! Сейчас он сидит на троне во главе пиршественного стола, положив уши на колени. На голове его красуется корона из куманики, а туника на необъятном пятнистом пузе того и гляди затрещит по швам. Хьюберт поёт развесёлую песню о том, как Полночный кролик застрял в норе, и маленькие крольчата покатываются со смеху у его ног. Когда в зале появляется бард, Хьюберт обрывает пение, встаёт и поднимает ему навстречу рог, полный вина.

– Приветствую тебя, бард! – кричит он так громко, что комья земли сыплются с потолка пещеры. – Приветствую в канун Куманельника!

– Так-то лучше, – ворчит бард, распахивая тяжёлый кожаный плащ. Капюшон остаётся у него на голове, но теперь отблески пламени танцуют на причудливых синих завитках, покрывающих лапы сказителя.

– Мы уж думали, ты не придёшь, – говорит Хьюберт. – Но канун Куманельника полон сюрпризов! Споёшь ли ты нам в обмен на ужин?

– Мой голос слишком стар и скрипуч для песен, – усмехается бард, присаживаясь к очагу и протягивая к огню озябшие пальцы. – Но, может статься, вы уговорите меня поведать вам одну-две истории…

– Еды сказителю! Быстрее, быстрее! – кричит Хьюберт и машет ушами своим виночерпиям[1]. Те срываются с места, чтобы вскоре вернуться с миской маслянистого супа из репы и тарелкой кукурузного хлеба. Бард вцепляется в угощение так, будто давно не ел досыта, и, проглотив всё до последней капли, вытирает рот лапой.

– Такой ужин заслуживает сказки, – произносит он, довольно щурясь. – Что бы вам рассказать?..

Крольчата кидаются к нему, наперебой выкрикивая:

– Расскажи про Беокрольфа!

– Про кроликов Круглого стола!

– Про Подкина Одноухого!

– Я не ослышался? Кто-то упомянул Подкина Одноухого? – спрашивает бард, поудобнее устраиваясь в кресле. – Подкина – Рогатого короля? Лунного следопыта? Подкина с волшебным клинком?

Крольчата радостно кивают, попискивая от волнения, а бард складывает лапы на груди и задумчиво дёргает себя за бороду.

– Я знаю о нём немало историй, но таких вы ещё не слышали. Я не буду рассказывать вам о том, как он зажигал огонь взглядом или голыми руками побеждал кроликов-гигантов. Нет, такого вы от меня не услышите.

– А какие истории ты знаешь? О чём расскажешь? Почему не будет про огненный взгляд и гигантов?

– Мои истории другие, – неторопливо отвечает бард. – Потому что они – правда, от первого до последнего слова. И потому, что огонь взглядом зажигают только в сказках – и в фантазиях маленьких глупых кроликов.

Взмахом лапы бард призывает зал к молчанию – и начинает свой рассказ.

Глава вторая. Худший Куманельник в истории

Пожиралы. Пожалуй, сперва стоит рассказать вам о них.

В наши дни, хвала Богине, о Пожиралах остались лишь дурные воспоминания. Ими пугают непослушных крольчат, если те расшалятся. Но когда ваши бабушки и дедушки были молодыми кроликами, они жили в постоянном страхе перед этими жуткими всадниками, перед скрежетом железа в ночи и воем боевых рогов.

Пожиралы.

Никто в точности не знает, откуда они взялись. Поговаривают, что впервые их увидели у маленькой норы, именуемой Песчаным колодцем, – в северном Эндерби, где Красная река впадает в море.

Когда-то там проживало племя пушистых серых кроликов. Смирные и кроткие, они любили рыбачить и были искусными корабелами[2]. Никому они не причиняли хлопот и никто не обращал на них внимания. Но однажды всё изменилось.

Одни говорят, что вода в реке отравила их кровь. Другие – что они слишком глубоко зарылись в землю и разбудили древнее проклятие. Третьи винят во всём ведьм. Как бы то ни было, за какую-то ночь серые кролики из Песчаного колодца превратились в страшных злобных чудовищ.

Их нора тоже изменилась – ощетинилась металлическими шипами, которые вылезли из стен, словно ядовитые иглы дикобраза. Земля вокруг почернела и обуглилась. Красная река подле норы потемнела и стала источать зловоние. Звери, жившие в её водах и лесах окрест, либо умерли, либо навсегда утратили свой изначальный облик. Теперь прочие кролики называли Песчаный колодец Оскольчатым холмом – и старались держаться от него подальше. К несчастью, это их не спасло, потому что серые кролики вылезли из норы, с головы до ног закованные в железо. А ведь ушастый народ издревле остерегался этого металла, ядовитого для самой Богини!

Но кролики Песчаного колодца не просто плавили и ковали железо – они сроднились с ним, как будто оно проросло им под кожу, проникло в кровь, и глаза кроликов стали ржаво-красными. С помощью железа они изменили и других животных – тупоголовых гигантских крыс, которых использовали для перевозки грузов, и чёрных ворон из близлежащих лесов. Теперь в небе натужно скрипели стаи ржавых гарпий.

Когда серые кролики вырвались из Оскольчатого холма, то бросились истреблять всё вокруг, за что их и прозвали Пожиралами. Если они подступали к дверям норы, участь её обитателей была предрешена. Пожиралы убивали вождя и его сыновей, рвали на куски солдат, а половину племени забирали с собой, чтобы превратить Богиня знает во что. Немногие выжившие влачили жалкое существование, работая на новых господ и поставляя им припасы. Они не знали, когда настанет их черёд сгинуть во мраке.

То были тёмные времена для всего кроличьего рода.

И в те времена жил Подкин Одноухий. Тогда он ещё не победил ни одного великана, не собрал банду разбойников и даже не помышлял о спасении прекрасных дев. В ту пору ему едва минуло восемь лет, а на пушистой макушке красовались оба уха.

Подкин был сыном Лопкина, вождя Манберийской норы. Он знал, что однажды тоже возглавит племя – как когда-то возглавили его отец, и дед, и прадед, и прапрадед… И самый далёкий предок ещё в те дни, когда Богиня создала двенадцать первых племён. Но Подкин считал, что вождём он станет очень нескоро, и старался лишний раз об этом не думать.

У него была старшая сестра по имени Паз, которая всячески его опекала и допекала, и младший брат – крольчонок Пик, который всё время либо что-то жевал, либо требовал покормить его супом.

Вы можете вообразить, что даже в столь юном возрасте в Подкине проглядывал будущий герой, что он прекрасно владел мечом, был смел, отважен, решителен и мудр. Но, увы, право слово, во всех Пяти королевствах трудно было отыскать такого же ленивого и избалованного сына вождя! Отец, не жалея сил, готовил Подкина к управлению норой – учил истории, кроличьей письменности и военному делу. Но Подкин преуспел лишь в одном – в искусстве избегать этих занятий. На уроках он старательно практиковался в сладкой дрёме и витании в облаках, чем приводил в отчаяние всех учителей, а в особенности бедного Мелфри, мастера по оружию. Почтенный кролик трижды (если не больше!) подавал в отставку, а юному наследнику не было никакого дела до надежд и чаяний, которые на него возлагали.

И вот, в канун Куманельника – такого же, как этот – Подкин Одноухий (хотя тогда он был ещё Двуухим) сидел на деревянной галерее в главной пещере Манберийской норы. Он лениво катал по полу игрушечную повозку, жевал кусок кукурузной лепёшки, которую умыкнул с кухни, и думал о Полночном кролике. Ведь сегодня он должен был навестить Манбери с мешком, полным подарков! Интересно, Полночный кролик принесёт ему деревянных солдатиков, которых Подкин так просил? А может, игрушечный меч и щит? Или, как в прошлом году, подсунет криво связанную шерстяную тунику?

– Что ты здесь делаешь, Под? – Старшая сестра Подкина поднялась по ступенькам и теперь сердито смотрела на него сверху вниз. Малыш Пик, уютно устроившийся у неё на руках, громко хрустел морковкой. – Мама послала меня за тобой. Скоро подадут суп из репы, и все будут танцевать Куманичный рил. Ты должен сидеть внизу, как и подобает будущему вождю.

Паз тяжело было смириться с тем, что сама она никогда не встанет во главе племени, пусть и родилась раньше Пода. Увы, такова была традиция: справедливо это или нет, но трон наследует старший сын.

Подкин нарочито громко зевнул.

– Куманичный рил. Как интересно. – Он забрал у сестры маленького Пика и пощекотал ему животик. Снизу долетали звуки шумного праздника, но у Подкина не было ни малейшего желания присоединяться к пирующим. – Сделай милость, подвинься, чтобы я сбежал вниз и тоже сплясал. Пусть все узнают, что я грациозен, как пудинг.

– Если не спустишься, у тебя будут неприятности, – пригрозила Паз. – Ты хоть понимаешь, что значит быть вождём? Никто не пойдёт за предводителем, который только и знает, что щекотать младшего брата, играть в игрушки и прятаться по углам.

Подкин надулся и щёлкнул на сестру ушами.

– Ты просто завидуешь, потому что считаешь, что из тебя вождь вышел бы лучше, чем из меня.

– Но ведь так и есть! И все со мной согласятся. – Паз начала загибать пальцы в подтверждение своих слов. – Я старше тебя. Я делаю то, что говорят мама с папой. И хожу на занятия вместо того, чтобы бегать по лугам и собирать ромашки, будто феечка с крысиными мозгами. Была бы на свете хоть какая-то справедливость, трон вождя наследовали бы девочки, а не олухи вроде тебя!

Подкин уже был готов броситься на сестру и хорошенько оттаскать её за уши, когда звучный рёв горна сотряс своды главной пещеры. Кролики кинулись к перилам галереи и уставились вниз. Солдаты хватали щиты и пики, детей разгоняли по укрытиям, а вождь Лопкин решительно направлялся ко входу в пещеру, крепко сжимая свой меч – большой серебряный клинок, который многие считали волшебным.

– Полночный кролик! Полночный кролик! – заверещал Пик, пытаясь вырваться из хватки Подкина.

– Это не Полночный кролик, – шикнул на него Подкин, мигом позабыв о ссоре с сестрой. – Беда пришла! А беда не оставляет подарки у порога.

В толпе внизу шелестели испуганные шепотки:

– Всадник… Скачет одинокий всадник…

А потом:

– Всадник в доспехах… Железных доспехах.

И вдруг шёпот перерос в крик:

– Пожиралы! Сюда идут Пожиралы!

Собравшихся на праздник кроликов охватила паника. Подкин видел, как отец призывает всех к порядку, но голос вождя тонул в испуганных воплях. Обитатели Манбери потеряли голову от ужаса, и сейчас больше, чем когда-либо, нуждались в предводителе. Лопкин набрал полную грудь воздуха и гаркнул:

– Тишина!

Кролики мгновенно застыли. Сотни наполненных страхом глаз обратились к Лопкину, который стоял с занесённым серебряным мечом. Дав тишине настояться, он молвил со всем возможным спокойствием:

– Всё так, к норе приближается всадник в доспехах. Вы не ошиблись, это Пожирала. Но он один, и у него белый флаг. Мы позволим ему войти и послушаем, что он скажет.

Пронзительный скрип тяжёлых дверей докатился до самых дальних отнорков Манбери. Кролики в пиршественной пещере прижались к стенам. Солдаты подняли пики и затаили дыхание. Что-то двигалось к ним по главному проходу.

– Паз, всё ведь будет хорошо? – шёпотом спросил Подкин. Он всегда восхищался своим высоким, могучим отцом. Лопкин казался ему непобедимым – до этого дня.

– Не знаю, Под, – очень тихо ответила Паз. – У отца есть меч…

Взгляд сестры, устремлённый вниз, заставил Подкина по-настоящему испугаться – впервые за всю его короткую жизнь.

Вождь Лопкин выкрикнул в темноту туннеля традиционное приветствие:

– Войди, странник, и раздели с нами тепло очага в канун Куманельника!

Ответом ему стал лязг металла и грохот тяжёлых кожаных башмаков. Всадник спустился со своего скакуна – кем бы ни было это животное – и теперь шагал к пиршественной пещере. Сто пятьдесят кроликов от страха забыли, как дышать.

Затем вновь послышался скрежет. Пик тихонько захныкал. Что-то двигалось в темноте туннеля. Свет факелов из главной пещеры натыкался на металл и оранжевыми всполохами отскакивал назад.

– Входи же! – снова позвал Лопкин. – Мы не причиним тебе вреда!

Скрежет наконец смолк. А в следующий миг из туннеля с оглушительным лязгом выскочил Пожирала – чтобы приземлиться точно перед собравшимися воинами. Кролики Манбери слышали много историй об этих монстрах – но ни одна не могла передать подобной жути.

Существо, явившееся им в канун Куманельника, больше не было кроликом – если вообще когда-то им было. Над толпой возвышался ходячий кусок железа и плоти, увенчанный рогами. Покрытые вмятинами и царапинами доспехи были испещрены ржавчиной и бурыми пятнами, подозрительно напоминавшими кровь.

Голова Пожиралы была целиком скрыта под шлемом, утыканным похожими на осколки шипами. Закрученные железные рога царапали потолок. В тёмных прорезях тускло светились алые зрачки, опутанные паутиной сосудов.

Подкину стало так страшно, что он едва не заплакал. Больше всего кролика пугал чёрный, в зазубринах, меч в лапах Пожиралы. А ещё расписанные зловещими рунами черепа, которые висели у него на поясе. Кроличьи черепа всех форм и размеров, включая детские.

Пожирала обвёл взглядом обитателей норы и остановился на Лопкине.

– Мне не нужен ваш очаг, – раздался голос из-под железного шлема. В нём звучал гулкий холод металла и бессердечность убийцы. – Я пришёл сказать, что эта нора отныне принадлежит мне. И твой волшебный клинок я тоже заберу.

Напуганные, но отважные кролики вмиг ощетинились пиками, устремив их в грудь чужаку. Пожирала склонил голову к плечу, словно ему вдруг стало любопытно, и трижды ударил чёрным мечом об пол.

Из глубины земли донёсся ответный грохот. Пещера задрожала, по полу зазмеились трещины, и кролики Манбери кинулись врассыпную. Плитка вспучилась, столы и скамьи полетели в стороны, и на поверхность полезли Пожиралы. Онемев от ужаса, кролики смотрели, как они вырастают из-под земли, и грязь осыпается с шипастых наплечников. Пять, десять, пятнадцать – Пожирал становилось всё больше; все они были закованы в железные доспехи и сжимали в лапах мечи или боевые топоры.

– Теперь это наша нора, – прогрохотал тот, что пришёл первым, и голос его был подобен скрежету металла. – Мы убьём любого, кто нам воспротивится. Так говорит предводитель Пожирал.

– Скрамашанк, – процедил вождь Лопкин. Имя главного Пожиралы было хорошо известно остальным кроликам – его одного хватало, чтобы шерсть на загривке поднималась дыбом.

Лопкин покрепче перехватил серебряный меч и встал в боевую стойку.

– Скрамашанк, оставь мой народ в покое. Решим всё один на один.

– Эти кролики – больше не твой народ, – рассмеялся Скрамашанк, словно услышал на редкость удачную шутку. – Теперь они Пожиралы. Или скоро ими станут. Как только ты умрёшь.

Скрамашанк резко взмахнул мечом, намереваясь разрубить Лопкина пополам, но вождь Манбери успел заслониться серебряным клинком, и мечи столкнулись с громким лязгом, осыпав зал снопом искр.

– Отец! – закричали Подкин и Паз. Малыш Пик зарыдал в голос.

Они успели увидеть, как отец метнул короткий взгляд в их сторону, а Скрамашанк занёс меч для следующего удара, когда кто-то резко дёрнул их назад, вглубь галереи.

Крольчата завизжали от ужаса, думая, что за ними пришли Пожиралы, но позади стояла их тётушка Олвин. Мех на её мордочке промок от слёз, но губы были решительно сжаты.

– Вы трое – за мной, – скомандовала она и потянула их к лестнице.

– Но отец… – начал было Подкин.

– Не думай о нём, – перебила Олвин. – Он сам о себе позаботится. – Она уже тащила племянников по ступенькам вниз. – Вы должны уйти прежде, чем вас схватят Пожиралы.

Тётушка Олвин была очень сильной крольчихой, и вывернуться из её цепких лап было не так-то просто. Поэтому, хотя за спиной у них раздавались крики и звон металла, маленькие кролики послушно бежали за тётей по Манберийским туннелям. Миновав немало развилок, они оказались перед родительской спальней.

– Сюда, скорее, – прошептала тётушка Олвин, заталкивая их внутрь. Затем она заперла дверь и кинулась искать что-то под кроватью.

– Тётя, что ты делаешь? Мы должны вернуться и помочь отцу!

– Вы ему ничем не поможете. Скоро он, благослови его Богиня, отправится в Земли по ту сторону, – едва слышно ответила тётушка Олвин. Наконец она встала, прижимая к груди что-то длинное, тонкое и завёрнутое в ткань.

– Отец сказал отдать это тебе, если с ним что-нибудь случится. – Олвин вручила свёрток Подкину. – А мать велела привести вас сюда, если нора падёт.

– В спальню? – Паз смотрела на тётушку так, будто та сошла с ума. Подкин осторожно сдвинул ткань в сторону и увидел медный клинок, потемневший от времени и затупившийся, с грубо вырезанным профилем на эфесе.

– Здесь есть потайной ход. – Тётушка Олвин потянула за столбик кровати и, когда в стене открылась маленькая дверь, торопливо поцеловала детей в лоб. – Бегите. Бегите так быстро, как только можете. Идите в Красноводную нору, там вам помогут. И даже не думайте возвращаться! Забудьте об этом!

– Но как же ты? И мама? – спросил Подкин.

– За нас не волнуйтесь. Всё будет в порядке. А если нет, мы подождём вас в Землях по ту сторону. Помните, дети: ваши родители любят вас. Любят очень сильно.

С этими словами тётушка Олвин втолкнула их в потайной ход и, прежде чем они успели что-нибудь сказать или сделать, закрыла дверь и накрепко её заперла.

Глава третья. Звёздный коготь

Не стану в подробностях рассказывать, как охваченные ужасом крольчата мчались по тёмному туннелю, как, подвывая от страха, выскочили они в заснеженный лес. Ночь захлёбывалась метелью, и крольчата брели прочь от родной норы, шарахаясь от каждой тени и подозревая врага в каждом кусте.

Вам не нужно знать, сколько раз они думали о том, чтобы вернуться и попытаться спасти маму, тётушку и друзей. Или как часто падали на землю, сломленные горем, только для того, чтобы снова подняться и продолжить путь.

Та жуткая ночь осталась в памяти лишь двух крольчат: Пик был, к счастью, слишком мал и запомнил только холод, голод да тоску по маме. А Под и Паз никогда больше не говорили о ней – ни друг с другом, ни с кем-либо ещё.

Вам следует знать только то, что, когда небо на востоке начало светлеть, крольчата, шатаясь от усталости, вышли на просеку и без сил привалились к обледеневшему стволу старого дуба.

– Как думаешь, где мы? – задыхаясь, спросил Подкин. – До Красноводной ещё далеко?

– Откуда мне знать? – ответила Паз. Пик тихо спал, пригревшись у неё под туникой. Ну, хоть одному из них было тепло. – Я потерялась вскоре после того, как мы вышли из потайного хода. Может, если бы ты слушал на уроках географии…

– Ты слушала за нас обоих! – огрызнулся Подкин. – И раз уж даже ты не представляешь, где мы, значит, эти уроки были пустой тратой времени.

Крольчата замолчали, обдумывая своё незавидное положение. Они прекрасно знали, что в такую погоду в лесу долго не протянуть. Мороз погубит тебя, невзирая на тёплый мех, – если прежде не сожрут волки или медведи, не говоря уже о рыщущих в округе Пожиралах.

– Наверное, нам стоит… – начала было Паз, но её прервало хлопанье крыльев над головой. Крольчата вскинулись и увидели большую птицу, летящую над деревьями.

– Просто ворона, – с облегчением выдохнула Паз. – Я уж подумала, что это…

– Не просто ворона, – прошептал Подкин. – Это была одна из них! Ты разве не видела? У неё шипы торчали из перьев. А глаза! Глаза были красные, как у Пожирал.

– Тебе почудилось, Под. После всего, что случилось… ты слегка тронулся умом.

– Нет, я правда видел!

– Но как ворона может быть Пожиралой?

– А ты не помнишь, что говорил отец? – Подкин снова заплакал. Крупные слёзы катились по пушистым щекам и протапливали ямки в снегу. – Пожиралы меняют животных: крыс и ворон. Они превращают их в своих слуг. Ворона заметила нас и теперь расскажет им, где мы.

Слова Подкина не убедили Паз, но рассиживаться всё равно было нельзя. Может, в дороге они увидят что-нибудь, что подскажет им, куда они забрались. Ох, если бы не этот проклятый снег! Из-за него даже знакомые места казались чужими.

Уложив спящего Пика поудобнее, Паз зашагала по просеке, но вскоре обнаружила, что Подкин не спешит за ней. Он сидел, уткнувшись в свёрток, который отдала ему тётушка Олвин.

– Подкин, чего ты ждёшь? Надо идти!

Но Подкин и ухом не повёл.

– Погоди минутку, Паз. Тут что-то есть.

Прошлой ночью у Подкина не нашлось времени толком разглядеть клинок. Он использовал его вместо посоха, чтобы сподручнее было брести через сугробы, и в конце концов даже позабыл о том, что скрыто под тканью. Но теперь, когда в лес просочился призрачный свет утренней зари, Подкину стало любопытно, что же такого особенного в этом мече. Заглянув в свёрток, он обнаружил, что клинок обёрнут пергаментом.

– Смотри, тут послание! – сказал он, протягивая его Паз. – Читай ты. Я не понимаю огам.

Полагаю, вы знаете, что огам – древний письменный язык, который придумали, чтобы помечать дорожные столбы, деревья и верстовые камни[3]. Подкин ленился учить его – как, впрочем, и другие науки – и теперь горько об этом сожалел.

Паз уставилась на кусок пергамента. Губы её беззвучно шевелились, дыхание белым облачком клубилось над головой.

– Это письмо от мамы! – ахнула она.

Мои дорогие! Если вы читаете это письмо, значит, сбылись наши худшие кошмары и в Манбери пришли Пожиралы. Слава Богине, что вам удалось сбежать. Клинок, который вы держите в лапах, – главное сокровище нашей норы. Это волшебный меч, известный под именем Звёздный коготь. Ваш отец внушил всем, что его серебряный меч обладает магической силой, но на самом деле это простой медный палаш[4]. А перед вами – один из Двенадцати даров, которые Богиня преподнесла первым племенам в начале времён. Может, на вид он и невзрачен, но его лезвие способно разрезать всё что угодно. Всё, кроме железа.

Мы знаем, что Пожиралы охотятся за Двенадцатью дарами Богини. Вы должны любой ценой сберечь этот клинок. Теперь это ваша задача.

Бегите, милые мои, бегите как можно дальше! Мы с отцом любим вас так сильно, как вы себе и представить не можете.

Ваша мама

Если бы Паз уже не выплакала все слёзы, то сейчас непременно разрыдалась бы. Но она лишь выпрямилась, вся онемев от горя, и посмотрела на клинок в лапах Подкина. А Подкин только и сказал:

– Какой прок от волшебного меча, который бессилен против железа, если наши враги – чудовища в железных доспехах?

– А ты что собирался делать, гений? Ворваться в Манбери и изрубить Пожирал в капусту?

– Ну, это же волшебный меч, – пожал плечами Подкин.

– Да, но мы с тобой – не герои из легенд. Мы просто дети.

Подкин снова уставился на клинок. Бесполезный кусок металла, но поди ж ты, зачем-то понадобился Пожиралам. А отец отдал за него жизнь… Подкина вдруг охватила такая тоска, что он едва не зашвырнул меч подальше в снег. Только просьба матери остановила его. Встретятся ли они снова? Подкин попытался вспомнить последние мамины слова, вспомнить, когда обнимал её в последний раз – но не смог. Сейчас это казалось Подкину чрезвычайно важным, но он так замёрз, что ничего не соображал.

Бегите, милые мои, бегите как можно дальше. Вот как они должны поступить. Он сбережёт меч ради мамы. Подкин завернул клинок обратно в ткань и поднял глаза на сестру.

– И в какую сторону пойдём? Мы же так и не поняли, куда нас занесло!

– Красноводная находится к северо-востоку от Манбери. Солнце встаёт на востоке. Значит, нам туда.

Подкин не знал, хватит ли у него сил сделать ещё шаг – не говоря уж о том, чтобы пройти весь путь до Красноводной. Пожалуй, он бы поспорил с сестрой, но тут чуткие уши уловили подозрительный звук.

Кролики насторожились. Падающий снег скрадывал шорохи зимнего леса, окутывая его плотной тишиной. С минуту её нарушало лишь посапывание малыша Пика, как вдруг Подкин и Паз снова услышали звук, от которого кровь стыла в жилах – точнее, стыла ещё больше, потому что кролики и так уже почти замёрзли.

Где-то вдалеке, с каждой секундой становясь всё ближе, завывал боевой рог. А за ним сквозь предрассветные сумерки летел лязг железа.

Глава четвёртая. Поберегись!

В чём кролики хороши, так это в искусстве убегать от опасности. Мы овладели им в совершенстве ещё в те времена, когда были беззащитными комками меха, на которые точили зубы все хищники от мала до велика. Учуяв беду, мы молнией бросались в укрытие, чтобы не стать обедом для кого-нибудь с большой пастью и не меньшим аппетитом.

Но Подкин и Паз и так уже набегались за ту невыносимо долгую ночь. Мышцы их горели огнём, мех звенел сосульчатой бахромой. У Паз лапы отваливались тащить малыша Пика, хотя он и был крохотным крольчонком. Поэтому, заслышав Пожирал, они лишь беспомощно заковыляли на северо-восток, – хотя жуткий лязг с каждым ударом сердца становился всё ближе.

Паз с глухим ворчанием передвинула Пика повыше, не обращая внимание на протестующий писк.

– Быстрее, Подкин! – рыкнула она на брата.

– Я и так бегу со всех лап, – задыхаясь, огрызнулся он.

Будь у него силы, он бы продолжил препираться с сестрой, но сейчас все они уходили на то, чтобы переставлять лапы. Крольчата шли вперёд, пока не уткнулись в стену из земли и тесно переплетённых древесных корней. По бокам высились крутые снежные завалы: в панике убегая от Пожирал, крольчата сами не заметили, как забрели в овраг.

За деревьями – уже совсем близко! – скрежетали железные доспехи. Пожиралы могли настигнуть беглецов с минуты на минуту.

Подкин озирался вокруг, глаза его от ужаса стали как плошки.

– Нам конец! – сдавленно прошептал он. – Это тупик! Они загнали нас в западню и теперь убьют, как убили отца.

– Замолчи! Ты пугаешь Пика! – шикнула на него Паз и теснее прижала к себе младшего братца, который похныкивал от страха.

– Но нам отсюда не выбраться! Что ты предлагаешь делать?

Паз на мгновение застыла. Она отказывалась верить, что выхода нет. Обычно Паз здорово соображала в сложных ситуациях, но никогда прежде ей и её семье не грозила смертельная опасность.

– Мама написала, что волшебный клинок разрежет всё, кроме железа, верно? – медленно проговорила она.

Подкин кивнул.

– Отлично.

Паз понимала, что в этой идее изъянов больше, чем гусениц в капусте, но другой у неё не было. Она схватила Подкина и торопливо зашептала, что он должен сделать.

* * *

Полминуты спустя, после отчаянного карабканья по склону, Подкин уже стоял над оврагом, укрывшись за деревом. Дрожащими лапами он развернул ткань и вытащил медный клинок.

Подкин ждал, что металл обожжёт его холодом, ведь стоял лютый мороз, но рукоять была на удивление тёплой. Подкин ощутил в ладони приятное покалывание. Неужели это магия, и этот невзрачный на вид клинок в самом деле может разрезать всё что угодно? Подкин знал лишь, что ощущает в нём силу. Он ничуть не походил на деревянные ученические мечи, которыми кролики фехтовали на скучных занятиях по военному мастерству.

Подкин несколько раз взмахнул клинком. По сути, это был скорее кинжал, но в лапах маленького кролика он смотрелся как короткий меч. Увы, даже с ним Подкин не чувствовал себя воином. И ему уж точно не хватило бы духу выйти против Пожиралы один на один, как вышел его отец. Отец. Интересно, там, в Землях по ту сторону, он приглядывает за своими непутёвыми крольчатами? Сможет ли он помочь им – или же будет просто наблюдать, как они гибнут от лап Пожирал? «Сейчас не время для этого», – мысленно одёрнул себя Подкин. У них был план. И Подкин должен был воплотить его в жизнь.

Внизу стояла Паз. Она прижималась спиной к переплетению корней и крепко держала малыша Пика. Вид у неё был изрядно напуганный, в соответствии с их задумкой – так и должна выглядеть приманка в наспех устроенной ловушке.

Из укрытия Подкин отчётливо слышал, как Пожиралы мчатся по лесу на своих скакунах – то были крепкие зверюги в грохочущей броне; их когтистые лапы играючи сминали молодые деревца, крушили ветки и пропахивали глубокие борозды в снегу. Измученные животные тяжело дышали и утробно ворчали; до Подкина доносился скрежет железных пластин, наползавших одна на другую.

Он поднёс рукоять меча к морде и произнёс слова короткой молитвы к Богине. Уже пора? «Нет, – сказал он мысленно. – Сначала надо понаблюдать. Тут важно правильно выбрать время».

Подкин был бы рад никогда больше не видеть Пожирал, но заставил себя высунуться из-за дерева. По следу крольчат скакали двое всадников на гигантских крысах. Точнее, на чудовищах, которые когда-то были крысами – смирными пушистыми зверьками, только и знавшими, что есть да пищать. Эти же выглядели так, словно их собрали из обломков ржавого железа и сплавили в адской кузнице.

Каждый сантиметр их тела был покрыт пластинами покорёженного металла, утыкан шипами и крючьями и разрисован кривыми кроваво-красными рунами. Там, где полагалось быть голове, у перекованных крыс торчали клыкастые, капающие слюной пасти, а в прорезях шлемов горел ржавый огонь зрачков. Они больше не были крысами. Пожиралы искорёжили их кости и плоть, превратив в настоящих монстров. Железных тварей.

Скрипя и дребезжа, крысы шли по следу, оставленному Паз, а их жуткие всадники наклонялись вперёд, скрежеща зубами от голода. Издалека казалось, что они срослись со своими скакунами в невиданное уродливое существо.

А затем раздался голос. Громкий, резкий, он звучал так, будто кто-то рвал в клочья листы тонкой жести.

– Ты! Девчонка! Где твой брат? Где сын вождя?

Подкин услышал, как Паз что-то испуганно лепечет в ответ. Неужели потеряла голову от страха – или, наоборот, заманивает Пожирал в западню? Да, это как раз в духе Паз. В Манбери она без конца изводила брата – придумывала обидные прозвища и устраивала хитроумные розыгрыши. Тогда Подкин ненавидел сестру за коварство и смекалку, но сейчас молча благодарил за них Богиню.

– Отвечай, заморыш!

Теперь голос звучал совсем близко. Стараясь ступать как можно тише, Подкин обошёл дерево и увидел, что жуткие всадники остановились прямо под ним. Он мог разглядеть мельчайшие вмятины и царапины на их доспехах – и почувствовать горячую вонь отдающего железом дыхания.

Пора!

Подкин вспомнил, как его учили рубить деревья – отец не терял надежды, что из наследника всё же выйдет толк. Но Подкин слушал вполуха: где это видано, чтобы сын вождя выполнял грязную работу? Сейчас он жалел об этом, как никогда.

«Там было что-то про подруб…»

Ругая последними словами непослушные окоченевшие лапы, Подкин оторвал глаза от Пожирал и посмотрел на клинок. Лезвие меча затупилось и потускнело от времени, годы испещрили его царапинами и зазубринами. Подкина вновь одолели сомнения, сохранилась ли в клинке хоть капля магии. Скорее всего, меч отскочит от дерева, не оставив на нём и следа. И зачем он только послушал Паз? Глупая была идея.

Подкин сжал зубы и задержал дыхание. Если всадники посмотрят вверх, всё будет кончено. Он должен сделать то, что собирался – и как можно скорее. Подкин приставил лезвие к стволу, под углом к земле, и надавил.

Он почти ждал, что ничего не случится, и потому опешил, когда Звёздный коготь прошёл сквозь столетний дуб, как нож сквозь масло. Подкин чудом остановил клинок, прежде чем он выскочил с другой стороны.

«Так, теперь снизу вверх. Скорее!»

Подкин выдернул меч и снова вонзил в дуб, теперь под другим углом. Мгновение спустя деревянный клин с глухим стуком упал на землю. Всадники внизу продолжали наступать на Паз – а та бормотала, что потеряла брата в метели, – как вдруг всё заглушил долгий протяжный стон. Уши Подкина испуганно задрожали: кролик не сразу понял, что стонет дуб, чей зимний сон он так нахально потревожил. Дерево накренилось и начало падать – сперва медленно, потом всё быстрее и быстрее. Ветки трещали, со свистом рассекая воздух. Пожиралы вскинули головы, распахнули пасти в немом изумлении – и дуб обрушился на них, подняв тучу снежной пыли. Злобный вой взвился над лесом и оборвался.

Когда рой снежинок осел и отголоски воплей стихли, Подкин отважился посмотреть вниз. Старый дуб разломился пополам, наглухо перегородив овраг. Вокруг разметало осколки наста. О всадниках напоминали только куски покорёженных доспехов да темнеющие на снегу потёки ржавой крови.

Интерлюдия

Бард замолкает, смотрит на вождя Хьюберта и нарочито громко причмокивает, всем своим видом выражая желание чего-нибудь выпить. Хьюберт намёк понимает и щёлкает ухом прикорнувшему у трона виночерпию – да так резко, что бедолага от неожиданности опрокидывается навзничь. После чего вскакивает, хватает деревянный кувшин, до краёв наполненный пенным мёдом, и кидается к сказителю. Не обращая внимания на возмущённо галдящих крольчат, бард осушает кувшин тремя долгими глотками и довольно вытирает остатки пены с бороды.

– Ну, что дальше, что дальше? – вопят крольчата. – Расскажи, что случилось с Подкином и Паз?

Но вместо продолжения у барда вырывается звучная отрыжка. Он хмурится, потом рыгает ещё раз.

– Погодите-ка минутку, – бормочет он. – Моё нутро работает уже не так бодро, как в прежние времена. Но, клянусь кочерыжкой, давно я не пробовал столь дивного мёда.

– А Пожиралы существовали на самом деле? – робко спрашивает маленькая крольчишка. – Мой брат говорит, их выдумали, чтобы детей пугать…

– Никто их… бр-р-рык… не выдумал, – отвечает бард. – Прошу прощения.

Он пожирает глазами блюдо с дымящимися – только из печи! – кукурузными лепёшками. Рядом стоит большая плошка репового супа, в котором медленно тает кусочек масла. Но крольчата нетерпеливо притопывают лапками и дёргают ушами – ждать они не намерены.

– А кто-нибудь выяснил, почему кролики превратились в Пожирал? Это ведьмы их заколдовали? – В глазах крольчишки плещется страх: она боится, что Торнвуд постигнет судьба Манбери и незваные гости испортят праздник.

– Может, и ведьмы, – уклончиво отвечает бард. – А может, и что-то другое, куда более жуткое. Мы пока в самом начале истории, и… Ох ты ж морковкин хвост! Зря я так быстро выпил мёд. О чем бишь я?.. Мы пока в самом начале истории, и никто ничего толком не знает. Так что и вам придётся потерпеть.

Бард уже собирается продолжить, но что-то во взгляде крольчишки заставляет его остановиться. Глаза у неё сделались совсем большими, от ужаса разве что не белыми, а в уголках поблёскивают слёзы. Нет, барду, конечно, нравится иногда напустить жути на слушателей – совсем чуть-чуть! – но не в канун же Куманельника! В эту ночь маленькие кролики должны сладко спать в своих кроватках и видеть сны о засахаренных морковках и деревянных игрушках, а не таращиться в потолок, икая от страха.

Бард задумчиво дёргает себя за бороду, потом лезет в кошель на поясе и достаёт древний, много раз сложенный кусок пергамента.

– Послушайте, я обычно так не делаю, но…

– Что у тебя там? – пищат, подпрыгивая от любопытства, кролики. – Что? Покажи!

– Это? – Бард неспешно разворачивает потрёпанный пергамент. – Я нашёл его во время своих странствий. И, как правило, детям не показываю. Особенно если мы застряли посреди истории.

– Ну пожалуйста, прочитай, что там написано! – Крольчатам не терпится услышать что-то тайное, не предназначенное для их маленьких пушистых ушек.

– Это история, записанная со слов старого кролика, которого я встретил далеко к востоку отсюда, в Хюльстланде. – Бард разглаживает затёртый на сгибах пергамент и проводит пальцем по рядам убористых рун – то ли выжженных, то ли записанных чернилами. Крольчата, сталкиваясь лбами, тянутся посмотреть, хотя читать никто из них ещё не умеет.

– А о чём эта история? О Пожиралах? О том, откуда они взялись?

– Ревень и редиска, до чего ж вы шумные! Да. Здесь написано, как появились Пожиралы. Эту историю поведал мне кролик, который видел всё своими глазами. И я вам её прочитаю, если обещаете потом напомнить, где мы остановились. Договорились?

Крольчата громко кричат, что обязательно напомнят, и бард усмехается в усы. Потом кивает, машет крольчатам, чтобы они угомонились, пристраивает пергамент на колене и приступает к чтению.

Моё имя – Ауна. Я очень стар – в Хюльстланде таких, как я, называют «длинный зуб», – но когда-то я был маленьким серым кроликом, родившимся на северном побережье Эндерби, в местечке под названием Песчаный колодец. То была скромная нора, в которой жили скромные кролики-рыбаки.

Теперь эта нора носит другое имя, а её обитатели больше не ловят рыбу. Все зовут их Пожиралами, и они творят такое, что при одном упоминании о них у кроликов дрожат уши и мех встаёт дыбом. Но жители Песчаного колодца не всегда были чудовищами. И потому я хочу поведать тебе свою историю – чтобы другие могли чему-то научиться. Чтобы ни одна нора не повторила судьбу моей родной норы.

Когда я был крольчонком, мы жили счастливо и беззаботно. Сразу за порогом начинался песчаный пляж, и мы часами скакали по дюнам и плескались на отмелях. Когда я думаю о тех временах, то вспоминаю лишь бьющее в глаза солнце, песок между пальцев и застывшую на шерсти соль. Чудесные были деньки.

Нашим вождём был низкорослый кролик по имени Крама. Крама Осторожный, так его звали, ибо он в жизни не принял ни одного решения, прежде не обдумав его раз сто, если не больше. Он вечно колебался, сомневался и откладывал дела в долгий ящик, пока не становилось совсем поздно.

Помню, по вечерам в главной пещере отец с друзьями постоянно сетовали на нерешительность Крамы, но никто не осмеливался оспорить его власть. От отца Краме достался волшебный шлем Богини – большая металлическая штуковина с медными рогами. На голове у Крамы он смотрелся, как перевёрнутый котелок, но прежних хозяев исправно защищал от клинков и копий, и потому вождь никогда его не снимал. У шлема было своё особое имя, но мы звали его просто «Котелком».

Жизнь в Песчаном колодце была небогата событиями, зато мы ни в чём не знали нужды – и бояться нам было нечего. До того страшного дня.

Я бы хотел никогда о нём не вспоминать, но, кроме меня, рассказать некому.

После долгих мучительных раздумий Крама наконец решил, что нам нужно вырыть новую пещеру. Песчаная почва, в которой залегали наши жилища, всё время осыпалась, в старых норах начались обвалы. Работа предстояла немалая, и никому не позволяли прохлаждаться. Даже нас, крольчат, приспособили к делу: мы вытаскивали вёдра с землёй на поверхность и приносили копателям еду и питьё.

Почва была мягкой и глинистой, работа спорилась. И вот, спустя несколько дней, из новой пещеры донёсся крик – копатели что-то нашли. Помню, как мы с друзьями бросились туда в надежде увидеть горшки с золотом или сказочное сокровище. Но увидели нечто… нечто иное.

До сих пор – а ведь столько лет прошло! – при мысли об этом у меня шевелится шерсть на загривке.

Кусок металла, похожего на железо, торчал из земли, как огромный, изъеденный гнилью клык. Мы и раньше натыкались на железную руду. Нам было известно, что Богиня ненавидит этот металл и что кроликам нельзя с ним работать. Но то были маленькие обломки, размером с твою лапу, не больше. А кусок, который нашли копатели, мог высотой поспорить с самым рослым кроликом в норе. И кролик проиграл бы спор.

А ещё было в нём что-то неправильное, что-то плохое. Словно некая сила пульсировала в глубине породы, царапалась и хотела вырваться наружу. Злая, гадкая, отвратительная.

Обломок покрывали зазубрины и сколы, но сквозь неровную поверхность можно было разглядеть, как внутри что-то движется и извивается. Там мелькали шипы, рога и щупальца, а иногда даже глаза и рты.

Мы сразу почувствовали, что отрыли какое-то зло. Никто в этом не сомневался. Никто больше не хотел и шагу ступать в новую пещеру. Наша жрица запечатала нору заклинаниями, и мы попытались сделать вид, будто ничего не случилось. Но в ту ночь никому из нас не спалось.

А потом мы начали слышать звуки.

В глухой ночи из-под земли раздавались голоса. Одни принадлежали кроликам, другие – кому-то ещё. Иногда до нас доносились смех и пение, но слов не разобрали – мы не знали такого языка. А следом послышались удары молота.

С того дня наш вождь Крама больше не показывался при свете солнца.

Каждую ночь, когда кролики укладывались спать, он спускался со своими солдатами в новую пещеру. Та штука изменила их. Она рассказала, как ковать железо. Нашёптывала тёмные секреты и обещала запретные радости. Злой обломок металла похитил душу нашего вождя. Что он ему посулил? Власть, силу, богатства? Может, обменял его боязливость и осмотрительность на нечто иное?

Я знаю точно лишь одно: пока вождь ковал железо, оно перековывало его.

Бард прерывается и смотрит на крольчат – те заворожённо ловят каждое его слово. Теперь и старшие кролики отвлеклись от праздничного стола. Барда слушает вся пещера. Он откашливается и продолжает:

Миновала неделя, и стук молотков стих.

На следующий день Крама вновь предстал перед своими подданными. Как сейчас помню, то был праздник моря – день, когда мы чествовали Морскую богиню. Мы сидели в главной пещере, столы ломились от жареной макрели и пирогов с крабовым мясом. Это был последний раз, когда я ел рыбу.

Крама с солдатами вошёл в пещеру, и все закричали.

Медный котелок исчез с головы вождя, его место занял другой шлем – железный, с шипами. Словно в насмешку над шлемом богини, он тоже был увенчан рогами, но только несоразмерными, покорёженными. Крама будто раздался в плечах, и шаг его стал шире. Он больше не был Крамой Осторожным – нет, он стал злобным куском железа в обличье кролика.

Крама обратился к нам, и мы не узнали его голос – скрипучий, скрежещущий. В последующие годы я пытался вспомнить ту речь, но правда в том, что я не слушал его, а только смотрел: на железный боевой шлем на голове Крамы и на его глаза. Потому что теперь это были не глаза кролика, о нет. Глаза Крамы и его солдат стали красными, как ржавчина или засохшая кровь.

Некоторые кролики отказались подчиниться железному вождю. Среди несогласных были жрица и мой дядя. Солдаты схватили их и увели в глубь пещеры. Больше мы их не видели.

В ту ночь моя семья покинула Песчаный колодец. И мы были не единственными. Под покровом темноты мы бежали, спасая свои жизни, и остановились, только когда между нами и проклятой норой пролегли леса, реки и горы. Если ты читаешь эти строки и хочешь остаться в живых, то ради всего, что тебе дорого, при появлении Пожирал не медли – беги.

И куда бы ты ни пришёл, помни совет старого кролика, который умудрился за много лет сохранить свою шкуру целой: держи нору в тепле и сухости, но… не копай слишком глубоко.

Бард аккуратно складывает старый пергамент и убирает его в кошель. Крольчата не спешат нарушить молчание – они воображают, какая жуть таится под землёй, на которой они сидят. С другой стороны, пока эта жуть заперта в земле, бояться нечего – это же не злые ведьмы, которые бродят по лесу и могут заколдовать тебя и превратить в монстра. Бард внимательно смотрит на маленькую крольчишку. Та выглядит уже не такой напуганной – значит, можно продолжать, да и другим крольчатам уже не терпится.

– А медный котелок был таким же волшебным, как Звёздный коготь? Вождь Крама превратился в Скрамашанка? – Пёстрая крольчишка поднимает на сказителя огромные, как плошки, глаза, блестящие в свете факелов. Остальные крольчата кивают, им тоже хочется услышать ответ.

– Опять вопросы? А ты у нас любознательная! – Бард наклоняется и треплет крольчишку по ушам. – В стародавние времена, уже стёршиеся из кроличьей памяти, Богиня преподнесла двенадцати племенам волшебные дары. Кролики Песчаного колодца получили Котелок, а Звёздный коготь достался Манбери. Когда-то это было величайшее из племён!

– А нам что досталось? Что Богиня подарила Торнвуду?

Бард смеётся и подмигивает вождю Хьюберту, который закатывает глаза и отпивает из миски с реповым супом.

– Торнвуду немногим больше шестидесяти лет. В те дни, когда Пожиралы топтали окрестные леса и холмы, он был всего лишь дырой в земле. Они сюда даже не заглядывали.

– А где сейчас эти волшебные дары? Кому достался Звёздный коготь? Что случилось со шлемом, Пожиралы его уничтожили? И что получили остальные племена?

– Да, да! – вопят остальные крольчата. – Расскажи, куда делся Звёздный коготь? Кому он достался?

Бух! Бард с громким стуком опускает на стол деревянный кувшин, и крольчата подскакивают от неожиданности. Они попискивают и подрагивают от волнения, но бард смотрит на них суровым взглядом, и они потихоньку успокаиваются. Когда в зале воцаряется тишина – такая, что слышно, как в очаге трещат поленья, а вождь Хьюберт прихлебывает суп, – бард заговаривает снова:

– Помнится, вы мне кое-что пообещали. Ну, кто скажет, где мы остановились?

– Они убегали от Пожирал! – кричит один крольчонок.

– Подкин свалил на них дерево! – вопит другой.

– И оно раздавило их, как спелые вишни! Всюду была кровища! И глаза, и кишки, и мозги!

– Хорошо, хорошо, – останавливает разошедшихся крольчат бард. – Хватит с нас кровавых подробностей. Вернёмся к истории…

Глава пятая. Красноводная

Итак. Как вы любезно мне подсказали, кролики уронили дерево на двух Пожирал. Их останки вы тоже в красках расписали, спасибо большое.

Выждав несколько минут и убедившись, что пока им ничего не угрожает, крольчата устремились дальше в лес.

Солнце уже поднялось над горизонтом, и теперь шедшие на восток Подкин с Паз шагали ему навстречу. Под уставшими лапами хрустел снег, капли с сосулек падали кроликам за шиворот, заставляя дрожать от холода.

Вскоре они очутились на берегу узкой, скованной льдом реки. Паз, в отличие от брата, на уроках географии не зевала и сразу признала в ней Красную реку.

– Она течёт мимо норы Красноводной! Ты разве не помнишь?

Даже если Подкин что-то и помнил, к этому времени он так закоченел, что названия рек и деревьев смёрзлись у него в голове в кусок льда. Страх, что их настигнут Пожиралы, и восторг, вызванный волшебной силой Звёздного когтя, давно схлынули. Теперь Подкин больше всего на свете хотел лечь на мягкий пушистый снежок и проспать целую вечность. Но одна смутная мысль упорно билась в уголке его озябшего сознания: не сюда ли они каждый год приезжали на праздник Середины лета? Не здесь ли веселились с другими маленькими кроликами? И ели такой вкусный салат из листьев одуванчика с заправкой из морковного сока?.. Это Подкин помнил.

– Раньше здесь в-всё б-было п-по-другому? Н-не т-таким б-белым? – пробормотал он, стуча зубами.

Паз с тревогой посмотрела на брата и схватила его за лапу. Спотыкаясь и падая, они бежали по берегу реки, пока не наткнулись на мост, выгнувший дугой деревянную спину. По нему кролики перешли на другую сторону и дальше уже шагали через лес по заснеженной дороге. Она привела их к дубовым воротам, утопленным в склоне холма. Руны, вырезанные на столбиках, гласили, что за ними лежит нора Красноводная.

– Хвала Богине, – выдохнула Паз. На глаза у неё навернулись слёзы. Собрав последние силы, она постучала в ворота. Подкин мог только стоять рядом и дрожать, а малыш Пик слишком замёрз даже для этого.

Вскоре ворота заскрипели, и наружу высунулся рыжий кролик-привратник.

Паз и Подкин, может, и окоченели до полусмерти, но они уже бывали в Красноводной и помнили о знаменитом гостеприимстве местных обитателей. Все кролики на мили[5] окрест знали, что им не нужен был повод для веселья. Любого кролика, которого угораздило замешкаться на пороге Красноводной, буквально затаскивали внутрь и заставляли есть, петь и танцевать до упаду.

Вот почему Подкин и Паз изрядно удивились, наткнувшись на мрачный взгляд привратника. Уши его поникли, а глаза покраснели от усталости и недосыпа. Порванные кожаные доспехи давно не чистили, держались они кое-как и висели на стражнике, словно лохмотья на пугале. Если бы Подкин и Паз так не замёрзли, они обязательно задумались бы, почему такой хилый кролик несёт службу у ворот – и куда подевались настоящие стражники?

– Что вам нужно? – спросил кролик, хотя, судя по виду, ответ его мало заботил.

Паз нутром чуяла – что-то здесь не так, но слишком устала, чтобы слушать даже своё нутро, поэтому она откашлялась и сказала:

– Пожалуйста, помогите нам.

– Нас п-преследуют П-пожиралы, – добавил Под.

– С-суп? – едва слышно пискнул Пик, высунув дрожащий нос из туники Паз.

– Мы из Манбери, – воскликнула Паз. – Дети вождя Лопкина.

Глаза стражника расширились, и он захлопнул дверь. Подкин и Паз в отчаянии подумали, что их так и не пустят внутрь, но потом услышали, как стражник зовёт на помощь.

– Они же н-нас не п-прогонят? – спросил Подкин. От холода у него зуб на зуб не попадал.

– Не думаю, – покачала головой Паз. – Но что-то здесь нечисто. Лучше спрячь клинок.

Подкин тупо уставился на меч, словно недоумевая, откуда он взялся в лапе. Тогда Паз раздражённо выхватила у него Звёздный коготь, завернула в ткань и сунула под тунику – туда, где уже сидел Пик. Крольчонок возмущённо пискнул, но Паз только шикнула на него. Едва она успела спрятать меч, как дверь снова отворилась и крольчата увидели знакомую мордочку. Перед ними стояла леди Рыжетт, супруга вождя Красноводной.

Пусть мозги Подкина и превратились в глыбу льда, он не мог не заметить в ней страшной перемены. Ещё в прошлом году круглощёкая леди Рыжетт была воплощением жизнерадостности. Её мех блестел, смех звенел, а глаза сияли, как летнее солнце на водной глади.

Теперь же щёки её исхудали и обвисли, а между бровей залегла тревожная складка. Взгляд стал затравленным, глаза ввалились и покраснели, словно она пролила немало слёз. Когда она заговорила, голос её был добрым и приветливым, но от крольчат не укрылось, что эта радость напускная. Леди Рыжетт пыталась утаить от них какую-то печаль.

– Богиня, это же Паз и Подкин! Как вы выросли с прошлого лета. А тут кто у нас, неужели малыш Пик? Бедняжки, вы продрогли до костей. То, что стражник сказал о Пожиралах, – правда? Они вторглись в Манбери? Заходите, заходите скорее. Обещаю, тут вам нечего бояться.

Подкин чувствовал, что это неправильно, что нужно развернуться и бежать в скованный морозом лес. Но его ушей уже коснулся жаркий треск поленьев, а замёрзший нос учуял аромат жареного пастернака и свежего хлеба. В тот миг возможность согреться и поесть была для Подкина важнее всего на свете, даже его собственной безопасности. Вы можете подумать, что это глупо, но легко рассуждать, когда под боком растопленный очаг, а в животе – горячий суп из репы. А вы попробуйте-ка целую ночь бегать от смертельной опасности по зимнему лесу! Да вы потом бешеному барсуку хвост отгрызёте за тёплую лежанку и миску похлёбки.

На самом деле, еда и тепло в тот момент и правда были важнее всего. Кролики не понимали этого, но ещё чуть-чуть – и они замёрзли бы насмерть. Если бы Подкин улёгся на снег, как ему хотелось, он бы уже не проснулся. Точнее, проснулся бы в Землях по ту сторону, откуда не возвращаются.

Поэтому дети зашли в Красноводную нору, совершив ошибку, о которой Подкин будет сожалеть до конца жизни…

Их провели в главную пещеру и усадили поближе к огню. Леди Красноводной отправилась «распорядиться насчёт комнат». Молчаливые слуги, едва слышно шурша, принесли гостям заправленный маслом пастернак и маленькие краюхи хлеба.

Как только Подкин немного отогрелся и кровь живее побежала по венам, лапы у него затряслись так, что он едва удержал тарелку. В конце концов он ухватил кусок пастернака. Тот ожёг ему горло и тяжело ухнул в желудок, но Подкин всё равно не мог припомнить ничего вкуснее.

Вскоре дрожь унялась, и Подкин принялся заглатывать пастернак не жуя. Он отрывал куски хлеба с такой жадностью, будто скитался по лесу не один день. Паз не отставала от брата. Даже Пик зашевелился и высунулся из туники. Глаза его блестели от голода.

– Кушать! Кушать! – требовал он, открывая рот, как галчонок. Паз сноровисто кормила его пастернаком с ложки.

Тело Подкина потихоньку оттаивало, а вместе с ним и разум. Наконец отвлёкшись от еды, он обратил внимание, что в пещере темно и сыро. Углы затянула густая паутина, огонь едва горел. В очаге громоздились горы пепла, словно его не чистили уже много месяцев.

Подкин окинул взглядом столы и лавки, вспоминая праздник Середины лета, когда в зале было не протолкнуться от пирующих. Теперь здесь почти не осталось мебели. Вон те стулья явно чинили на скорую руку, а спинку этой скамьи, кажется, разрубили топором…

И еда… Жёсткий пастернак и подгоревший хлеб из серой муки – никакого сравнения с угощением, которое подавали в Красноводной в прежние времена. После прошлогоднего праздника Подкину ещё долго снилась огромная морковь, фаршированная брюквой и печёной репой. Когда морковь разре́зали с одного бока, начинка так и посыпалась! Вот угощение, достойное Красноводной, а не этот скудный, наскоро сготовленный обед…

Подкин уже не мог остановиться – глаза его подмечали всё больше и больше подозрительных деталей. Откуда на земляной стене взялись эти полукруглые вмятины? Вроде бы раньше их там не было… А это что за высохшие красные пятна на полу?

И главное, куда запропастились дети? Дети вождя, с которыми Подкин играл в прятки и «обмани крольчонка» с тех самых пор, как научился ходить? Шумные, задорные, они были под стать остальным кроликам Красноводной. Пусть сейчас в пещере их нет, но где-то же они должны скакать и веселиться? Почему не слышно радостных криков? В конце концов, на дворе утро Куманельника. Маленьким кроликам надлежит толпиться в главном зале и хвастаться подарками, которые принёс им Полночный кролик. Во всяком случае, в Манбери утро Куманельника только так и проходило.

«А я мечтал о деревянных солдатиках», – с горечью подумал Подкин. Интересно, Полночный кролик всё-таки оставил их возле его пустой кровати – или, прознав о Пожиралах, предпочёл обойти Манбери стороной? Теперь это казалось неважным, хотя в последние недели подарки занимали все мысли Подкина. «Как быстро может измениться твоя жизнь.»

– Паз, – шёпотом окликнул он сестру. – Как думаешь, где Руфус и Расти? Почему они не пришли с нами поздороваться? Неужели леди Рыжетт им не сказала?

Паз кивнула. Её глаза метались по залу, подмечая то же, на что обратил внимание Подкин. Но больше всего крольчишку заинтересовала металлическая статуя, которой она не видела раньше. Высокий железный пьедестал вырастал прямо из пола пещеры. А на нём стояла не обычная скульптура, а бесформенное, перекрученное месиво, словно кто-то взял кусок железа, кое-как скомкал и оставил. «Зачем в Красноводной железная статуя?» – изумлённо подумала Паз. Все же знают, Богиня ненавидит этот металл. Отчего-то при взгляде на статую шерсть у Паз на загривке вставала дыбом. Увы, она слишком замёрзла и вымоталась за эту бесконечную ночь, и потому не сразу сообразила, что не так.

Наконец её осенило.

Пожиралы.

Она хотела сказать Подкину, но не успела – двое слуг внесли в пещеру большой сундук, на который было накинуто плотное покрывало. Кролики старались держаться в тени и шли, низко опустив головы. От Паз не укрылись нервные взгляды, которые они бросали на гостей. Пройдя через пещеру, слуги направились к главным воротам. Когда они исчезли из виду, Паз шёпотом спросила у Подкина:

– Как думаешь, что они несли?

Тот собирался пожать плечами, как вдруг из коридора послышалось приглушённое карканье. Неужели в сундуке сидела птица? Они уже слышали этот звук, причём совсем недавно. Подкин с Паз переглянулись – им в голову пришла одна и та же мысль.

Это был не сундук, а клетка. Клетка, в которой сидела перекованная ворона – шпионка Пожирал. Нашпигованная железом птица с мёртвыми глазами и ржавыми перьями.

Птица, статуя, опустевшая, словно вымершая нора, – внезапно все кусочки мозаики сложились воедино.

– Они прислужники Пожирал! – прошипел Подкин. – И хотят сообщить им, что мы здесь!

Должно быть, Пожиралы захватили Красноводную прежде, чем напали на Манбери. Вождя Рыжетта и стражников убили, а остальных кроликов обратили в рабство. Что до детей… Подкин отогнал от себя тягостную мысль. Лишённая сердца и души, нора медленно умирала. Из всех мест, где можно было искать спасения, они с Паз выбрали самое гиблое.

– Нужно выбираться отсюда! – воскликнула Паз, но Подкин уже вскочил и пустился бежать. Паз подхватила Пика и бросилась за братом, как вдруг краем глаза заметила, что с железной статуей творится что-то странное. Внутри застывшего месива что-то извивалось и толкалось, подобно жирному угрю, застрявшему в грязной луже на мелководье. Как такое вообще возможно? Паз моргнула, силясь отогнать наваждение. А в следующую секунду статуя пробудилась и завыла скрипучим воем, который становился всё громче.

1 Виночерпий – в старину: человек, подносивший напитки на пиру.
2 Корабелы – то же, что и кораблестроители.
3 Огамическое письмо – письменность древних кельтов и пиктов, употреблявшаяся на территории Ирландии и Великобритании в IV–X вв. н. э.
4 Палаш – холодное оружие с широким длинным клинком.
5 Миля – мера для измерения расстояния. 1 миля равна 1,61 километра.
Скачать книгу