Ночные истории бесплатное чтение

Вечный побег

Автор: Эр_Джей

Онлайн: https://ficbook.net/readfic/8428247

Сид любит короткие имена. Рэш, Хитч, Кай – и десятки других, таких же звучных, хлестких. Всех уже не упомнить за пару сотен лет. Всего три или четыре буквы, ничего лишнего, никакой вычурной вызывающей шелухи. Он всегда выбирает себе подобное, в эти пятнадцать лет решив назваться Сидом. В честь давно умершего отца и в честь того, что он сам еще какого-то дьявола жив.

Хотя какой дьявол? Сид и сам похож на него – дитя ночи, вампир, которым пугают маленьких непослушных детей. С одной только разницей, над которой все время смеется единственная подруга Джи.

Сид ненавидит ночь с того самого дня, как его обратили. Двести тринадцать лет ненависти к самому себе и попытки жить так, как раньше – просто и без изысков. Заводя знакомых и любимых. И неизменно теряя их в череде пробегающих лет.

Сид терпеть не может смотреть в календарь. Когда стоит бежать, меняя личности и места, понимает по косым взглядам и шепоткам: не меняется, не стареет высокий черноглазый сосед, коллега, друг. К счастью – или сожалению – до такого доходит лишь пару раз за последнюю половину века. Тогда он спокойно собирает вещи в небольшой чемодан, открывает карту мира и наобум выбирает страну. Неважно, какую: за столько времени можно выучить множество языков, и обрести науку ладить со всеми, кто нужен, даже без проклятой силы вампира.

Безо всяких обольщений. Как встарь – чистым сухим обаянием и упорством.

Сид смеется скупо сам над собой и смотрит на часы. Без пятнадцати полночь: глаза загораются мертвым красным и клыки царапают десны. Ночь призывает своих детей к себе, открывая все двери – а Сид запирает квартиру и откупоривает виски. Мешает с кровью животных (кажется, кролика на сей раз) и цедит скупо, невидяще глядя в окно.

Сид ненавидит ночь.

Он бы и рад поспать, как обычные люди, но вот беда – вампирам не нужен сон. И он, борясь с собственными желаниями, каждую ночь смотрит в глаза своему мутному в оконном стекле двойнику. Тот с оскалом кривым тянет руки с когтями и шепчет: «Иди, пред тобой весь мир».

Сид ломает губы в усмешке. Это кончится хоть когда-нибудь? Дикая жажда, липкая, душащая, приходящая под руку с тьмой. Она жжется, изводит его изнутри, каждый день подталкивая все ближе к краю. Но Сид держится не вопреки чему-то, просто назло себе. Снова и снова доказывая тому, кто смотрит на него из оконного стекла – он не монстр. Не убийца, не тот, кто приходит из кошмаров и навязчивых снов.

Он не монстр. Но в ушах диким злобным ветром звучит смех той, кого он когда-то считал спасением.

– Ты неправильный вампир, Аш. Ты неправильный учитель, неправильный друг.

Сид запрокидывает голову на спинку кресла и закрывает глаза. Тьма уже кружит по квартире, и даже свет ночника не справляется с мерзкими тенями. Они лезут изо всех щелей и липнут к коже, утаскивая за собой. Виски встает поперек горла, и он выдыхает шумно. Почему так неправильно все? Кто проклял его? Или сам на себя однажды навлек беду? Сид не думал, что так обернется, когда лишь единственный раз за всю долгую жизнь решил: его сила должна исцелить. Помочь выбраться с той стороны.

Улыбается горько, почти зло – наигрался в бога? Исполнил мечту, стал спасителем и несколько лет был поистине счастлив, любя светлую девочку. Яркую рыжую бестию со смешинкой в зеленых глазах, ведьму истинных, древних кровей. Так он звал ее раньше, слушая, как заливисто хохочет она и ласково касается щеки. Тонкие пальцы, горячее дыхание и любящий, искренний взгляд. Много ли надо отвыкшему от чувств нелюдимому вампиру-одиночке?

Думал, что больше не будет прятаться и убегать. Обучил свою звездочку всему, что только сам знал, взяв одну-единственную клятву на собственной крови.

– Не убивай, Джи. Не убивай.

Повторял снова и снова, пока не услышал заветных слов. И искренне верил, глядя в ее глаза. Наивный дурак – так сказала она, когда Сид нашел у порога особняка первый труп. Не поверил, думал: случайность. Просто неловкое совпадение.

Джи заставила поверить. Силой.

Сид выпрямляется резко и скалится своему отражению. Что, доволен? Создал еще одного монстра? Больше не получишь. Он залпом допивает вязкий коктейль и наливает себе еще. Впереди долгая ночь и мутное утро, к которому нужно быть в форме. Никаких красных глаз и клыков, никаких мрачных мыслей.

Никакой Джи в его жизни. Хватит. Он так устал…

Сид ухмыляется жутко, слыша, как открывается дверь. Слишком быстро в эти пятнадцать лет: он ведь только начал жить! Даже не оборачивается, медленно делая глоток.

– Я же просил тебя не приходить.

Тонкие руки обвивают сзади, а острые клыки царапают шею. Струйка крови выступает кричаще-алым, стекая на воротник белоснежной рубашки. Жаркий шепот опаляет кожу:

– Не будь таким злым, Аш. Я скучала.

От Джи явственно пахнет кровью и смертью еще сутки назад живых людей. На ней красное платье, в декольте призывно сверкает бриллиантами ожерелье. Рыжие волосы собраны в прическу, локоны игриво обрамляют лицо. Соблазнительный вид, красивая девушка – грех с такой вечер не провести. Сид нехотя всматривается в отражение и стискивает стакан. Сам он рядом с ней истинное дитя ночи: черные волосы растрепаны, взгляд диковат, а клыки так и манят взгляд. Жажда снова вспыхивает внутри, стоит Джи наклониться и игриво провести языком по щеке.

– Давай поиграем, Аш.

– Не зови меня так!

Сид швыряет стакан в стену и отбрасывает опутавшие цепями руки прочь. Быстро встает, оказавшись с подругой, любовницей и проклятьем лицом к лицу.

– Чего ты хочешь, Джи? Я дал тебе жизнь, дал волю, дал силу. Отпусти меня. Я не хочу быть таким, как ты.

Джи улыбается диковато, но обольстительно-сладко. Она почти пьяна и свободна, она сильна. И все, чего не хватает в жизни – того, кто однажды протянул руку сквозь смерть. Учителя, друга. Любовника.

– Не могу, – она одним шагом оказывается рядом, целуя-кусая и прижимаясь всем телом. – Не могу, Аш. Ты мой.

Для Сида ее поцелуи – что яд, отвратительны и сладки. Он отстраняется, но силы в Джи больше: не пускает, почти ломая взметнувшуюся в ударе руку. Скользит языком по шее, оставляя след, зализывая уже затянувшуюся ранку, и заглядывает в глаза:

– Не надо, Аш. Просто позволь мне сегодня остаться с тобой.

Сид молчит слишком долго, чтобы позже был нужен ответ. Он готов был убить Джи больше сотни лет назад, но не смог. И сейчас признает – не может. Не после того, как сам спас ее, а потом отпустил, отрекаясь единожды и навсегда. Сид отказался и сбежал, решив больше не думать о прошлом, не вспоминать.

– Ты мое проклятие, – шепчет он устало. Понимает, что обречен. Навсегда, пока вечность не кончится мигом одним.

До тех пор, пока смерть не разлучит их одной пулей в место, где раньше билось сердце.

– Так исцелись, – Джи довольна. Жмется ближе, стаскивает рубашку и рвет осторожно клыками кожу. Ей нравится даже мертвая кровь.

Сид не чувствует боли и, выдохнув, сам сжимает ее плечо. Раз он проклят, то пусть сегодня все идет, как идет.

Когда-нибудь у него хватит сил нажать на спусковой крючок. И начать жизнь сначала. Как обычному человеку.

Но не сегодня. Этой ночью проклятье снова стучится в двери – и Сид распахивает их, добровольно отдаваясь в его власть. Сам овладевая им.

Обещая себе – это в последний раз…

Царапины

Автор: Lacysky

Онлайн: https://ficbook.net/readfic/8416204

Город наполняется вечерними тенями и расчерчивается яркими огнями, тихой поступью шагов и запахом крови, которая остается темными мазками на коже.

Ночь дышит и готова стать убежищем для всех одиноких и обездоленных душ, неважно, бьется ли еще их сердце или навсегда замерло и застыло в темной вечности.

Сегодня Ланс приезжает в клуб, когда вечер только начинается. Расплачивается за такси и окидывает взглядом змейку очереди на вход. Черные куртки, кожа и сетка, разноцветные ирокезы и цепочки. В его вкусе, пусть Ланс и выбрал в этот раз новый клуб.

На часах нет полуночи, внутри уже тесно и людно. Пол еще не липкий от разлитого алкоголя, за барной стойкой – свободные места, а электронная музыка играет не так громко, как зазвучит через пару часов.

Кажется, однажды Ланс здесь был, но так давно, что теперь оглядывается по сторонам, то ли изучая, то ли вспоминая. Незаметно проводит руками по дереву барной стойки, по обивке стульев и стеклу стакана с первым случайным коктейлем из меню. Собирает следы клуба, пульсирующего ночью, удовольствиями, музыкой и свободой.

Ланс предпочитает длинные черные шарфы, обрезные кожаные перчатки и куртки на голое тело – какая разница, если не чувствуешь ни тепла, ни холода? Когда даже прикосновения к коже – только тени того, как было раньше.

Он сам – только тающий след жизни.

Такая мысль противна и чем-то даже отталкивает. Ланс невзначай касается пальцами груди слева, надавливает, будто хочет проткнуть грудную клетку, дотянуться до собственного сердца и заставить его снова биться. Хотя бы один раз.

Боли нет. И биения тоже. Мертвец навсегда.

Ланс допивает коктейль и соскальзывает в жар клуба, сплетенный из запаха пота, кожи, белил на лицах и такой горячей манящей крови. Его движения – неуловимые мазки в ночи, его кожа – тонкая и бледная, пленка с линиями вен и росчерками резких татуировок.

Охота началась.

Его прикосновения – аккуратны, но холодны, и в духоте тесного маленького клуба заставляют вздрогнуть, обернуться, захотеть найти его – сейчас или позже. Возможно, кто-то забудет через короткий миг, другие – к утру, а есть и те, кто с легким разочарованием будет искать и не находить.

Ланс чувствует себя хищником, и это почти приятно. Отдаленно, но близко к тому, что он помнит, когда все только началось несколько десятков лет назад. Сейчас у него куда больше опыта, умений и навыков.

Вернувшись к стойке, Ланс примечает хрупкого юношу, который вряд ли подходит по возрасту для такого клуба, но в кармане наверняка поддельные документы. Он весь состоит из углов, на одной руке – кожаный наруч, волосы выкрашены в ярко-зеленый, одежда исколота булавками.

– Ну и духота! – выдыхает парень.

– Так выйди на свежий воздух, – небрежно предлагает Ланс, присматриваясь к нему.

– А, лучше пива взять.

– Могу угостить.

Тот явно колеблется, бросает подозрительный взгляд на Ланса, который и бровью не ведет. Обманчиво расслабленный, ненамного старше, такой похожий на этого мальчишку. Весь его вид говорит: «я такой же, как ты. Я понимаю тебя».

Ланс не запоминает имени – это неважно. Почти случайно прикасается к его плечу, голос тихий и шуршащий сквозь электронную музыку. От мальчика пахнет дешевым табаком, чужими поцелуями и алкоголем. В нем смешано одиночество и показная взрослость, и желания, и упоение этой ночью, которая сейчас еще кажется бесконечной.

Дальше почти просто. Ланс делал так тысячу раз. Разные города, разные времена, но все любят тех, кто слушает и ставит бесплатное пиво.

И когда Ланс выходит покурить на свежий воздух, парень тянется за ним, пожав плечами на вопрос:

– Разве ты пришел сюда один?

– Да никто больше не захотел. Все остались тухнуть на квартире у Джона, у него опять предки свалили, наверняка кто-нибудь притащил травку. Каждый раз одно и то же. Надоело! Уеду отсюда.

– Конечно, – спокойно поддерживает Ланс.

Клуб остается за спиной. Они молча курят и бредут по ночным переулкам, а Ланс размышляет, был бы он таким же потерянным и одиноким, родись в этом времени. Хотел бы уйти с первым незнакомцем, который так похож на никогда не существовавшего старшего брата? Или проявил хоть толику осторожности?

Хотел бы прикоснуться к смерти?

Для него все началось так ярко и сочно. Он был пьян одним новым миром вокруг, полным тьмы, ночей и новыми вкусами. Тогда чужая кровь казалась лучше любых ощущений, обостряла все чувства и едва не сводила с ума. Ему всегда хотелось еще.

Он не понимал, что кровь глушила иные чувства. Что ее терпкий вкус, который оставался на кончике языка и острых клыках, заменял дыхание и жизнь. Возобновлял чувства.

Ланс не знал, что умирать так больно, а возрождаться – словно вылезти из пепла и сырой земли, увидеть на короткий миг все, что ждет тебя за той гранью, ощутить кожей, как копошатся черви, как отрастают ногти, когда уже нет ничего. Как клетка смерти смыкается и утягивает в вечное ничто. Тогда он возродился с криком страха на губах и видениями, от которых хотелось сбежать.

А еще он не знал, что со смертью стираются все эмоции. Их медленно слизывает смерть, забирая свою дань, оставляет только пустоту и бессонные ночи, острые клыки и жажду крови, которая насыщена эмоциями.

Сердце Ланса не бьется.

Он не чувствует ничего.

И сейчас это почти болезненно – пусть слабым отголоском, и все равно лучше, чем ничто.

Парень даже не успевает ничего понять, когда Ланс впечатывает его с силой в стену, прижимает руки к шершавому камню и шепчет «не шевелись».

Аккуратное движение, стон то ли боли, то ли наслаждения – его или жертвы. Клыки прокалывают нежную кожу шеи, и Ланс чувствует кровь этого мальчика. Чувствует, как он бьется мотыльком, пытаясь вырваться, когда приятная истома сменяется болью и слабостью, когда у него отнимают не только жизнь, но и последние чувства.

«Я заберу твои страдания».

Насмешливый голос всегда звучит в голове. Ланс закрывает глаза, приникает к шее юноши и пьет жадно.

«Вместо мучительной смерти – долгая жизнь. Позволь мне помочь тебе… никакой боли. Верь мне».

Этот проклятый шепот никогда не оставит. Ланс едва не рычит, изгоняя собственного демона, злое наваждение, напоминание, кто его привел в мир, где вместо клетки смерти – клетка равнодушия. Ему даже не жаль этой отнятой жизни, когда в его крепких объятиях юноша обмякает, уже не в силах сопротивляться.

Ланс едва не сплевывает последний глоток со вкусом смерти и отшатывается назад.

Тело сползает по стенке и неловко падает на землю – только пустая оболочка. Как когда-то Ланс, которому все-таки дали выбор в последний миг. Он садится на корточки и обмокает пальцы в кровь, мажет ею по лицу, касается собственных губ.

Он тоже одинок – как этот мертвый юноша. И сейчас, впитав в себя чужие эмоции, вспомнив этот чертов голос, Ланс ненавидит своего покровителя. Ненависть даже сильнее других эмоций, сильнее всех желаний, от нее хочется крошить стены и расцарапать кожу на груди, вынуть собственное сердце и бросить к ногам того, кто его обратил.

Говорят, только покровитель может забрать дар вечной смерти.

Каждый раз Ланс мечтает об этом. Пока горькая ненависть растекается по телу, пока он помнит, каково это – чувствовать, но только ценой чужой крови. Достаточно нескольких глотков, но не всегда Ланс может сдержаться.

Ланс помнит, что за гранью смерти. Но сейчас кажется, что его постоянное существование с равнодушием внутри ко всему, с тенями ощущения всего – вкусов, прикосновений, мира – лишь пародия на настоящую жизнь.

Возможно, ему хватит смелости найти покровителя. И если тот не прервет его вечность, что ж… Ланс ждал достаточно, чтобы теперь выступить с ним наравне.

Говорят, если уничтожить покровителя, то и те, кого он обратил, падут.

Эмоции тают, и Ланс, закатав рукав куртки, царапает кожу запястья до крови. Ранка почти сразу затягивается, но он запомнит ее, и как каждую отметину до этого.

Уже сто две.

Ланс не смотрит на мертвого юношу, когда исчезает в ночи.

Настоящая охота только началась.

Король под горой

Автор: Джезебел Морган

Онлайн: https://vk.com/throughthewoods

Канцлер в который раз проверяет ключи. Его руки дрожат.

Здесь, в отдаленном монастыре у подножия гор, еще мирно. Война не докатилась в эти земли, не дотянулась жадными руками, выжигая заповедные леса и отравляя реки кровью и мазутом. Но пепел с неба сыпется и здесь.

До неприметной дверцы в основании центральной башни идти всего пару минут. Перебежать через двор, по старой, гладкой от времени брусчатке, спуститься по неровным, вырубленным в скале ступеням. Самое страшное – дальше. Ключи, массивные и зеленоватые от времени, неприятно холодят руки, тянут вниз, пригибают к земле.

Пора.

Дверь удается найти не сразу, хотя канцлер не раз внимательно изучил древние тексты, легенды и апокрифы. Она слилась со скалой, тяжелые плети дикого винограда увили основание башни, тянулись выше, верно прятали все секреты. Сопровождающим пришлось вырубить все лозы и вьюны, прежде чем удалось обнаружить тяжелые створки.

Простые, ни рисунка, ни надписи, ни орнамента, даже замочную щель – и ту отыскали с трудом. Канцлер замирает в сомнениях, поднимает лицо к небу. Серое, свинцовое, осеннее, оно уже должно сеять мелким первым снегом, который сладко пахнет холодом, сном и покоем, но к земле летит только мелкий крупитчатый пепел. Канцлер облизывает губы, и кисловатый металлический привкус остается на языке.

Правильно ли он поступает? Во всех текстах, во всех источниках авторы заклинали забыть о тех, кто спит под древней башней у северных скал, не тревожить их сон. Только если другого выбора нет, только если беда настолько велика, что человечьими силами ее не одолеть, только тогда можно спуститься по неровным вырубленным ступеням к древней двери и потревожить то, что за ней.

Да и то – не стоит. Ничего этого не стоит.

Ключи звенят в дрожащих руках, попасть в замочную скважину удается не с первой попытки. Канцлер все еще сомневается в своем праве, хоть и понимает – нет иного шанса сохранить свою страну, свой народ, его язык и историю, его дух и легенды. Враги пришли не завоевывать – уничтожать. Королева-мать убита, инфанта и его маленькую сестру успели вывезти и спрятать, но поможет ли это, если враг с огнем и мечом пройдет из края в край, оставляя на карте только безымянную выжженную область, о которой забудут через пару поколений?

С неба падает пепел, и лучше открыть дверь сейчас, воспользоваться призрачным, жутким шансом на спасение, чем ждать, когда к стенам монастыря подкатят танки и минометы, и удар артподготовки выжжет здесь все до самого сердца скал. Даже тех, кто спит за дверью.

Канцлер закрывает глаза, с трудом проворачивает ключ. Поздно сомневаться на пороге. Раз уж он сюда пришел, значит, решил уже, что вправе тревожить сон древних. Щелчка замка он не слышит, но тяжелые створки беззвучно вздрагивают, приоткрываясь. Густая первобытная тьма за ними.

– Фонарь, пожалуйста.

Голос его почти не дрожит. Один из сопровождающих подает ему массивный мощный фонарь, остальные зажигают свои, поменьше и послабее.

Спуск запомнился слабо. Узкий коридор, нависающий над головой свод, весь в прожилках кварца и слюды, неровные ступени, слишком большие пролеты для человечьих ног. Мысли канцлера вращаются по кругу: как их разбудить, что им сказать, смогут ли они понять его, ведь язык сильно изменился с тех пор, как они заснули. В одном канцлер не сомневается: назад он уже не поднимется, как и все, кто идет вместе с ним. Сопровождающие, правда, об этом не догадываются. Не стоит им знать, что дремлет под скалой.

Лучи света вспарывают тьму тонкими белыми иглами, выхватывают ненадолго уступы ступеней, бесконечную каменную лестницу, окончание которой теряется в темноте. Стылый холод обжигает ноги даже сквозь толстую подошву.

Арочный свод – единственное, что чего коснулся здесь резец человека, выводит в огромный зал. Звуки гулко разлетаются к стенам, словно потревоженные летучие мыши. В пятнах света мелькают древние мечи и секиры, топоры и щиты, мелкой чешуей блестят рассыпанные монеты, столь старые, что аверс и реверс истерлись, не различить уже на них профиль властителя.

На высоких каменных постаментах покоятся статуи воинов, в сжатых руках – верные мечи. Кажется, от древности они уже утратили цвет – если когда-то и были белыми, то теперь серый выпил все цвета, обесцветил их до призрачной хрупкости, заострил каменные черты.

Тихо звякают монеты под ногами, кто-то из сопровождающих отпихивает носком ботинка выкатившийся под ноги кубок. Кажется, его дребезжание будет столь оглушительно, что свод вздрогнет, уронит на святотатцев тонны камня. Но тишина такая густая, настоявшаяся за многие века, что любой звук гаснет в ней, не успев родиться.

Как же их разбудить? Да и можно ли еще разбудить?

В конце зала на высоком троне сидит человек. Массивный, с тяжелыми чертами лица, спутанными волосами, он уронил голову на грудь, словно в глубоком сне. На коленях лежит топор, лезвие все в выщерблинах и, кажется, пятнах крови.

Вот он, Король под Горой. Первый властитель, герой легенд, спаситель страны. Спит вместе со своей верной дружиной, ждет, когда на его родину обрушится столь большая беда, что крики и плач пробьются сквозь толщу камня и разобьют оковы сна.

Только некому уже кричать.

Канцлер облизывает пересохшие губы, сглатывает. Горло дерет, словно наждаком. Кровь его, старая, густая, уже давно не горяча. Но, может, Королю хватит и ее.

Пока сопровождающие озираются в недоумении, разглядывают старинные богатства в электрическом свете фонарей, канцлер подходит к огромному гонгу и, больше не позволяя себе сомнений, бьет в него. Тишина разлетается на куски, как хрупкий фарфор от удара об камни. Глубокий низкий звон вибрирует, пробирает до нутра, будоражит.

Король открывает глаза.

Канцлер заставляет себя не опускать взгляд, не отворачиваться, не склонять шею в поклоне. Радужка Короля – алая, такая яркая, что светится в темноте. Зрачки его не отражают свет.

Голос его – скрип несмазанных петель.

– Орлы еще кружат над вершиной горы?

Голос Канцлера ничем не лучше, с болью и кровью он выдавливает из сжатого горла свои последние слова:

– Нет в небе больше орлов.

Король улыбается, обнажая в усмешке клыки.

Le Dieu

Автор: Naisha

* Le Dieu (франц.)  – бог.

Куда мы идем, брат?

Он резко распахнул глаза и уставился на темное глубокое небо, усеянное мелкими неяркими звездами. Было тепло, и в воздухе, таком привычном, оглушающе пахло травами. Полынью, понял он запоздало, отчетливо пахло полынью. Ее горечь оседала на губах, расцветала на языке новыми и незнакомыми оттенками.

Все было новым. Все было другим. Мир был вокруг был такой знакомый, привычный и в то же время новый. Ночь, упоительно теплая и наполненная стрекотанием цикад, теперь переливалась запахами и красками, о которых он раньше даже не догадывался.

Старый новый мир.

Он сам идет вперед уверенным и твердым шагом, зная, что, если остановится, то не сможет. Если замедлится хоть на миг, то все было зря. Он делает глубокий вдох и шагает вперед. В третий раз должно получиться. Третий и последний. Больше у него ничего не осталось. Большему ему нечего предложить.

Он опустил взгляд, глядя на свои руки, испачканные чем-то темным, стягивающим кожу. Кровь. Она дурманит его разум, заглушает остальные ароматы. Она так маняще щекочет ноздри, что ему начинает казаться еще немного, и он не выдержит – вцепится зубами в собственную ладонь.

– Куда ты так спешишь? Подожди меня! – кричит брат за спиной.

Силится догнать старшего, поравняться с ним, но все равно отстает. И он слышит сиплое дыхание за спиной. Младший всегда был слабее. Он часто болел в детстве и сейчас дышит шумно и тяжело, но шаг не сбавляет. Он усмехается, упрямства у младшего всегда было хоть отбавляй.

Он поднес пальцы к лицу и слизал засохшую кровь. В таких ритуалах всегда нужна кровь. Обжигающая. Пряная. Опьяняющая подобно самой крепкой настойке. Нет, понял он, даже больше. Кровь дает жизнь. Она дает силу. Дает то, к чему он все это время стремился.

Древний каменный алтарь стоял в лесу столетиями. Он обнаружил его давно, еще до того, как брат появился на свет. В тот день он замер возле старых потрескавшихся камней, влажных от дождя. Алтарь забытым темным богам. Богам, как ему подумалось, у которых даже нет имени.

Он прикоснулся к камням рукой и вздрогнул от внезапного холода, прошившего тело. Чужой взгляд кольнул между лопаток, но, обернувшись, он никого не увидел. Только густые кроны деревьев и темнеющее за ними сумеречное небо.

И с тех пор ему стало казаться, что он слышит чей-то шепот, отдаленный, глухой, рассказывающей ему о том, кем он может стать, что может приобрести. Слышит голоса, поющие о силе, о тенях, о величии и вечных ночах, наполненных безграничным могуществом.

Он провел языком по заострившимся клыкам, с непривычки чуть не прикусив себе щеку. Затем поднялся на еще слабые ноги, зная, что слабость эта пройдет. Все пройдет. Он сам, тот еще он, смертный, хрупкий, пройдет. Забудется. Сотрется. Выцветет из памяти, и на место ему придет новый он. Сильный. Хищный. Бессмертный и бессменный.

Сомнение точит изнутри, жалит, колит. Оно как назойливая муха, которую никак не отогнать. Жужжит над ухом, не давая покоя. Брат послушно следует за ним, полагая, что вскоре они вернутся в деревню. Он ведь даже не попрощался ни с кем. Просто выскочил из дома вслед за старшим, который обронил, что нашел кое-что интересное в лесу.

Брат ему всегда доверял. Верил, как никому другому. И вера эта его подвела.

Вокруг шепчутся тени, и ему кажется, что он слышит смех за спиной. Боги выполнили свой уговор. Боги теней и безлунных ночей. Они подарили ему обещанную силу. Величие, о котором он грезил так долго. Могущество, за которое ему пришлось заплатить высокую цену, потому что у всего в этом мире есть цена. А у такой силы и подавно.

И когда брат останавливается, неуверенно оглядываясь на деревню позади, он замирает тоже.

– Может, мы посмотрим на это утром? – сомнение скользит в голосе младшего.

– Ты мне не доверяешь? – улыбается он. – Это совсем близко. Идем. Или ты испугался темноты, Авель?

Тот хмыкает и первый шагает вперед, доказывая, что темноты не боится. Его старший брат подбирает же с земли камень и молча следует за ним.

Он сделал несколько шагов к каменному алтарю. Так и замер, жадно втягивая запах крови. Алтарь этот был окроплен три раза. Первый раз он принес в жертву своих лучших коз и быков, но безымянные боги рассмеялись ему в лицо.

«Принеси нам то, что тебе дороже всего, смертный. И ты получишь то, о чем так долго грезишь».

Во второй он убил над алтарем свою жену. Перерезал ей горло и бесстрастно смотрел, как она умирает. Но боги рассмеялись и в этот раз, а потом исчезли, не сказав ничего. В третий, последний раз он привел младшего брата. Подвел к алтарю, а затем занес камень над его головой. Младший брат, который всегда к нему тянулся, который в детстве следовал за ним по пятам, которого он оберегал и ближе которого у него не было.

Авель падает с криком. По лицу его течет кровь, и он смотрит на брата. Почему-то изумленно, а не испуганно.

– Брат? – удивленно спрашивает он. – Что ты делаешь?

«Убиваю тебя. И себя тоже», – хотелось ответить ему, но вместо слов он занес камень снова.

Пути назад уже нет.

Что такое человеческая жизнь, когда перед ним лежит могущество, несравнимое ни с чем в мире людей?

Он бьет до тех пор, пока Авель не замирает неподвижно. А потом отбрасывает камень в сторону и сам падает возле алтаря, не в силах смотреть на свои окровавленные руки.

– Я принес самое дорого, что у меня было. Я отдаю вам его, – глухо говорит он. – Это мое последнее подношение. Больше у меня ничего нет.

И боги приняли эту жертву.

Невидимая сила впивается ему в грудь, раскаленным огнем пробегает по венам. Он кричит, когда тени смыкаются над ним, когда в глотку ему льется что-то темное, густое, холодное и горькое… этого так много, что он вскоре давится. А потом начинает задыхаться.

Он, старший сын Адама, умирает в ту ночь. А потом возрождается. Но не человеком. А кем-то совсем другим. Сильнее и лучше, чем он, смертный, был. Возрождается первым сыном Подлунного мира.

Потом скажут, что он убил брата из ревности, зависти и прорастающей внутри злобы. Но он любил его, и любовь сгубила младшего брата. Богами ценятся только те жертвы, которые смертные с кровью отрывают от себя.

Он возложил на алтарь не только брата, но и все человечное, что в нем было. Смертный он тоже умер. Бессмертного же ждет вечность и целый мир, который был подарен ему богами.

«Мы властны там, где тени и тьма», – раздался надтреснутый шепот позади. – «Мы правим там, где нет солнца. Жизнь ты нам отдал, и жизнь – это то, что ты отныне будешь забирать у других».

Он опустился рядом с мертвым братом. Вгляделся в его белое лицо, а затем закрыл холодные веки. Просидел так, неподвижный и молчаливый, целую ночь, и ушел только тогда, когда небо посветлело в преддверии рассвета, потому что знал, отныне солнце для него смертельно и у него нет силы там, где царит день.

Подобно древнему богу, когда-то вылепившему своих детей из глины, он, первый бессмертный, создаст своих. От крови его начнется новый род. Род, которому суждено будет править подлунным миром. Род, который будет носить его дар, его печать вечной жизни. Род, который в последствии проклянет своего создателя, а потом предаст забвению.

Род Каина.

Ночные лекции

Автор: Lienin

– Бежевые.

– Что?

– Тени бежевые. Темно-синие не подходят к платью, а зеленые – это какое-то «ДК Маяк двадцать лет спустя».

Зоя с сомнением уставилась на палетку. С одной стороны, да, это бежевый – универсальный выбор, зато темно-синие – ярче, должны выделить глаза в приглушенном свете бара; с другой стороны, она ведь не потусить идет.

– Думаешь? – Она обернулась на соседку, догадываясь, что лицо ее выражает такую муку, точно она не тени выбирает, а решает одну из задач тысячелетия.

– Ты ведь на свидание идешь. – Ира, вольготно расположившаяся на узкой студенческой кровати, оторвалась от ноутбука. – И вообще, главное – чтобы тебе самой нравилось.

– Ты совсем не помогаешь, – надула губы Зоя, но палетку с яркими тенями отложила. – Не на свидание я иду, а на публичную ночную лекцию.

– На которую тебя пригласил Влад, так что – на свидание, – хохотнула Ира и поправила подушки, на которые откинулась спиной.

– Ты просто завидуешь. – Зоя быстро нанесла тени, немного растушевала в уголках бровей и вытащила из косметички контур для губ. В зеркале, немного запачканном тоналкой и в потеках от спрея для укладки волос, она отчетливо видела, как посерело лицо Иры.

– Да, завидую, – не стала отпираться она. – Я весь ее ютуб-канал дважды пересмотрела. И даже ту передачу на Культуре.

– А на Рен-ТВ? – уточнила Зоя, давя усмешку. Смеяться и красить губы одновременно оказалось предсказуемо неудобно, да еще и карандаш норовил вильнуть в сторону. Руки немного подрагивали от нетерпения. Всего полтора часа и…

– Кто вообще в наше время смотрит Рен-ТВ? – презрительно отозвалась Ира и скривилась, всей собой демонстрируя отношение к каналу. «Это потому что тебя туда на практику не взяли», – подумала Зоя, но промолчала. – Я имею в виду, смотрят само Рен-ТВ, а не обзоры на его чепуху.

– Моя бабушка, – сказала Зоя, разглядывая себя в зеркале. Под левым ухом не до конца размазалась тоналка, и Зоя поспешила исправить эту оплошность. Ей хотелось выглядеть идеально, как всякой собирающейся на свидание девушке. Получить пару комплиментов от Влада… Может, не только от него… – Ты вот знала, что бункеры Владивостокской крепости образуют пентаграмму и построены масонами, чтобы скрыть существование подземного ангара с летающими тарелками?

Отраженное в зеркале лицо Иры было бесценно. Очень хотелось рассмеяться, пользуясь тем, что соседка не сможет догнать и надавать по шее, но после секунды размышлений Зоя решила, что это как-то совсем бесчеловечно, и Ира не сделала ей ничего такого, чтоб страдать.

– Ты это сейчас серьезно? – наконец, выдавила из себя Ира.

– Ага. Погугли, наверняка в том выпуске и подземные ходы тибетцев упомянуты, и Атлантида.

– Скорее уж Шамбала, – фыркнула Ира.

– А еще я эту историю от бабушки слышала году так в одиннадцатом, так что и про Нибиру много нового узнаешь.

Ира пробурчала что-то неразборчивое и уткнулась обратно в ноутбук, поудобней устроив его на коленях так, чтобы не тревожить гипс. Из-за ноги, сломанной аккурат к новому циклу публичных лекций Агаты Гант, Ира неимоверно бесилась. Зоя даже попыталась подбодрить соседку, предложив нарисовать на бинтах что-нибудь милое и даже успела красным вывести заглавную латинскую L, после чего ее едва насмерть не забили плюшевым котом.

– Хочешь, я запишу тебе лекцию на телефон? – осторожно предложила Зоя. При параде, она была готова к выходу «в свет». Ладонь уже сжимала дверную ручку.

– Да не, – махнула рукой Ира. – У тебя камера на телефоне так себе. Подожду следующего цикла.

– Окей.

На всякий случай Зоя проверила содержимое сумочки. Кошелек, ключи, влажные салфетки, маленький «походный» набор косметики, маникюрные ножницы и перцовый баллончик, которым (тьфу-тьфу-тьфу!) ей ни разу не приходилось пользоваться, но вес которого придавал уверенности в себе.

Из общажной кухни тянуло чем-то настолько острым, что глаза едва не заслезились. Зоя ускорила шаг, надеясь, что если удушающий аромат специй и успел прицепиться к волосам, то на улице тут же выветрится, унесенный подальше прохладным апрельским ветерком.

С Владом они договорились встретиться на станции, а оттуда уже вместе пойти в «Кордову».

Руки снова задрожали. Зоя нахмурилась. Она боялась, что в последний момент лекцию отменят, как на прошлой неделе из-за пожара в «Двери в стене».

«Спорим, Уэллсу бы это понравилось», – прокомментировал новость Влад, и Зое вдруг захотелось ему врезать. Все мысли были об Агате: как она, все ли в порядке, ведь пожар случился накануне вечером, сразу после ее лекции… Зоя не могла представить, что мир может лишиться кого-то вроде Агаты. Ей не хотелось жить в мире, в котором короткое замыкание может оборвать жизнь Агаты Гант.

Путь до метро занимал чуть больше десяти минут и этого времени хватило, чтобы успокоиться, отбросить все тревожные мысли. Зоя улыбнулась своему отражению в оставшейся после недавнего дождя луже и последние метры до спуска преодолела вприпрыжку.

Лекция Агаты… И свидание с Владом.

Может ли грядущий вечер стать краше? Ну, разве что если добавить немного вафель с шоколадным мороженым.

– Блеск! – Влад поднял большой палец, едва Зое стоило подняться на улицу. Они договорились встретиться у симпатичных скамеечек перед входом в метро и сразу двинуть к «Кордове». – Выглядишь замечательно. Любого в самое сердце сразишь.

– Так уж и любого? – Зоя кокетливо откинула с плеча каштановый локон.

– Уж поверь, – улыбнулся Влад, беря ее под руку.

По переулку не спеша прогуливались такие же парочки. Зое нравилось в этой части города, хоть и меньше, чем на Кузнецком мосту, где вечерами через каждые две сотни метров играли музыканты, а летом окрестные бары настежь распахивали окна и двери, выпуская на улицу живую музыку.

  Но «Дверь в стене», притаившаяся аккурат напротив Театра оперетты, у забегаловки со вкусными пончиками, сгорела. Зоя так и не успела туда сходить, а ведь, судя по Инстаграму Агаты, место было очень… антуражное.

– Нам вот сюда, – сообщил Влад, когда они свернули в темную подворотню. По кирпичной стене тянулись провода, но заканчивались пустым патроном. – Кстати, тут прямо напротив книжный магазин как из «Книжного магазина Блэка». Смотрела?

– Что, без Манящих чар фиг что отыщешь? – засмеялась Зоя, вертя головой по сторонам. В небольшом дворе припарковалась пара автомобилей, три кошки вылизывались на крыльце одного из подъездов, свет горел лишь в нескольких окнах третьего этажа. Решительно не было ясно, где здесь бар.

– Может, после лекции заглянем туда? – предложил Влад.

Зоя закусила губу. С одной стороны, ей всегда нравились читающие парни, с другой – она помнила себя после прошлой лекции, вернее – едва помнила. Подкашивались ноги и сознание медленно плыло по реке, уносящую ее тело прочь из страны искусства; а еще остро хотелось взяться за краски и написать картину. Возможно – портрет.

– Поздно же уже будет, наверняка он закроется, – с легким сожалением отказалась Зоя. – Давай в другой раз. На неделе, например?

– Боюсь, я и на этой неделе буду маяться с проектом до ночи, – вздохнул Влад. – Но ради тебя найду вечер, – тут же добавил он, спохватившись.

Зоя улыбнулась. Лесть банальная, но приятная.

– Нам сюда. – Влад уверенно взял ее за руку и поднялся на крыльцо дальнего подъезда. Дважды коротко нажал на звонок и принялся ждать. Замок почти сразу щелкнул.

«Как условный стук в дверь убежища тайного общества», – подумала Зоя, протискиваясь мимо широкоплечего Влада в узкий дверной проем.

По лестнице, на каждой ступени которой черной краской было написано по латинскому выражению (Зоя успела зацепиться взглядом за несколько про смерть, героическое самопожертвование и вино), они поднялись на второй этаж.

– А на входе у нас кодовое слово спросят или только в паспорт возраст проверить заглянут? – полюбопытствовала Зоя, глядя под ноги. Она как раз стояла на «teneo» в «Auribus teneo lupum».

– У масонов здание на Полтавской.

– На одних масонах мир клином не сошелся, – фыркнула Зоя. Прочитав к семинару по социальной психологии двухтомник Шустера и заполировав это чтиво Гекертоном, она считала, что кое-что понимает в тайных обществах.

– Ну, знаешь… – хотел что-то сказать Влад, но дверь как раз открылась, и их встретила высокая синеволосая девушка. Левая ее рука была полностью забита татуировками, через правую же тянулось предложение из одного слова.

«Посмеешь? – прочитала Зоя. – Интересно, что это значит?»

– У нас заказан столик.

– Конечно. – Девушка приветливо улыбалась. – На какое имя?

Зоя приподнялась на цыпочки, чтобы заглянуть хостес за спину. Хорошо освещенный бар, что немного необычно. Зоя удивилась – почему с улицы света было не видно? Но, бросая осторожные взгляды по сторонам, пока синеволосая девушка провожала их к столику, она заметила, что все окна оклеены какой-то бумагой. На вид – пергаментной.

– Арбузный сидр, пожалуйста, – сказала Зоя подошедшему официанту, изучив оформленную под дореволюционную книгу барную карту.

– Как тебе? – поинтересовался Влад.

Зое было неловко разглядывать бар во все глаза, она знакомилась с ним по частям, постепенно поворачивая голову, чтобы увидеть все новые и новые его уголки.

– Очень уютно, – ответила она, наблюдая, как одна из посетительниц встает и ставит на место толстый синий том. Заставленные книгами, пластинками и множеством сувениров из разных стран полки тянулись по всему периметру бара. С потолка вперемешку свисали ловцы снов, собранные из металла птицы и птерозавры, и стеклянные шары со снегом. Играла классика. Пульт диджея справа от барной стойки пустовал. – Совсем не похоже на «Дверь в стене».

– Это хорошо или плохо? – обеспокоенно уточнил Влад.

– Это просто другое, – пожала плечами Зоя. – Главное, что выглядит интересно. И что до лекции Агаты всего десять минут.

Погасили свет. Теперь горело всего несколько выкрашенных красной краской ламп, да синим мигала лампочка на корпусе проектора. Бар погрузился в притягательную бархатную мглу, и Зоя, затаив дыхание, ждала, когда же войдет Агата. Она бросила несколько торопливых взглядов по сторонам, надеясь, что не выглядит слишком нелепо, но лица посетителей слились в едва различимые профили.

Глухо потрескивал проектор, на голой белой стене плясали блики, как на старой пленке. Зое вдруг показалось – теперь она тоже героиня фильма. Не артхаусного, но и не мейнстримового, с сюжетом, в котором герои расшифровывают тайные знаки, оставленные среди граффити, чтобы попасть на закрытый просмотр не вышедших в прокат фильмов режиссера-затворника.

Вспыхнула еще одна лампа под потолком, и в красноватом свете появилась фигура.

Зоя наконец смогла вдохнуть. Когда Агата вошла? Не могла же она все это время стоять тут.

– Добрый вечер, уважаемые слушатели. – Голос Агаты, глубокий, с легкой хрипотцой и едва уловимым восточноевропейским акцентом, отражался от стен. Она подняла правую руку, и рукав ее красного платья скатался, обнажая тонкое белое запястье. – Я рада приветствовать вас здесь, в этом баре, и перед лекцией хотела бы поблагодарить мою дорогую подругу Виолетту – владелицу «Кордовы», благодаря чьей щедрости мы сегодня собрались здесь. Во-вторых, я хотела бы попросить всех неравнодушных помочь с реставрацией «Двери в стене». Реквизиты для сбора пожертвований можно найти у меня в фейсбуке и инстаграме, и на страницах «Двери» там же.

Агата откашлялась и улыбнулась одними губами так очаровательно, точно была профессиональным агитатором благотворительного фонда. Кое-где в зале неярко засветились экраны телефонов. Видимо, кто-то решил не откладывать благое дело на потом.

Зоя тоже перевела немного денег на счет бара и поэтому пропустила начало лекции. Она хмуро посмотрела на Влада – почему не привлек внимание? – но тот во все глаза уставился на Агату, словно не хотел пропустить и слова из ее речи.

– … Караваджо, известный не только за художественный талант, но и буйным нравом, собрал в Риме банду из своих товарищей – в основном, архитекторов – и терроризировал город. Говорили, что однажды он убил сутенера, который не хотел уступать ему проститутку; мог выбить зубы прохожему за недостаточно почтительный взгляд…

Один за другим сменялись слайды презентации. Величайшие полотна Ренессанса, сцены кровавого насилия и чистосердечная добродетель, воплощенная в портретах Девы Марии шли одна за другой, вплетаясь в рассказ Агаты.

– … Бенвенуто Челлини впервые ранил человека в шестнадцать, за что был изгнан из родной Флоренции. Мстя за брата, он убил капрала папской гвардии, но избежал суда благодаря протекции самого Папы. Как и Караваджо, Челлини собрал собственную банду, без которой не выходил из дома. Любил попойки у Микеланджело, куда дурным тоном считалось приходить без хотя бы одной жрицы любви…

Зоя сглотнула, облизнула пересохшие губы. Агата не двигалась с места, лишь иногда переступала на каблуках, но отчего-то казалась, что она – повсюду. В позабытом арбузном сидре, в чужих профилях, в потрескивании ненового проектора. Зое казалось, что в самом воздухе есть эссенция Агаты и, дыша, она становится ближе к ней, впитывает ее слова не только ушами, мозгом, но душой, в которую Зоя не верила с тринадцати лет, но в которую готова была поверить, если Агата скажет, что она существует.

– …Художники прошлого оставляли за собой длинный след из трупов, обесчещенных дев, несчастных вдов и величайших шедевров искусства. Полотна, скульптуры и украшения, созданные руками пьяниц, авантюристов, наемников и насильников – все эти вещи источают энергию, кою принято называть в равной степени божественной и дьявольской. Спустя века мы замираем перед Оплакиванием Христа, не в силах оторвать взгляда от лица Пресвятой Девы, и сердца наши наполняются скорбью: Ее скорбью…

Зоя почувствовала, как ее наполняют злость и гнев, а потом вдруг печаль. Сожаление, что родилась не в то время, не в век, когда гении встречались на каждом шагу и весь мир был устроен так, чтобы питать, превозносить их мастерство. Нет, Зое не повезло родиться в веке победивших высоких технологий, когда сердце можно распечатать на 3D-принтере, а портреты обмазывают по фотографиям со скоростью десять картинок в пять минут. Зое казалось – она не жила до того, как слова Агаты коснулись ее слуха. Не понимала ничего и слепо брела куда-то по стрелке Гугл.Карт.

– …Родись величайшие творцы прошлого в наш век – безопасный, сытый, гуманный и бесплодный – сотворили бы они хоть десятую часть той красоты, которой мы восторгаемся? Или мы отказались бы признавать их – убийц и пьяниц, сквернословов и бандитов? Может ли искусство рождаться из одной только добродетели? Что ж. Я полагаю – нет.

«Я полагаю – нет», – повторила Зоя про себя, стискивая кулаки. Ярость – вот, что она испытывала, и оставалось только радоваться, что свет погашен и даже Влад не разгладит, как искажено ее лицо.

Агата обернулась в сторону. В ее, Зои, сторону. В красноватом полумраке ее темные глаза казались вовсе черными.

Зоя почувствовал, что краснеет, и поскорее уткнулась в плечо Влада, о чьем существовании едва ли не забыла.

«Не смотрела она на тебя, – с раздражением подумала Зоя, боясь шелохнуться. – Впечатлительная ты дуреха».

– Наша увлекательная лекция подошла к концу. Теперь настало время ваших вопросов. Прошу, поднимите руки те, кто хочет что-нибудь спросить.

– Может, пойдем? – просипела Зоя Владу на ухо, стискивая его руку.

– Ты чего? Совсем нет вопросов?

– Есть, просто… что-то у меня голова разболелась. Душно тут очень.

Влад тут же встал и потянул Зою за собой, позволяя опираться о свой локоть.

– Давай найдем аптеку и возьмем тебе что-нибудь от головы.

Она промычала что-то согласное и словно не по своей воле обернулась.

Агата смотрела им вслед. Она точно смотрела на них. Всего мгновение, а потом позволила кому-то задать очередной вопрос, отвлечься. Но она точно смотрела.

Внутри Зои все леденело от этого взгляда, в котором точно жила ночная тьма.

Было совсем по-летнему тепло, не душно и не ветрено. Зоя сняла плащ, и теперь на сгибе локтя его галантно нес Влад. Людей почему-то было совсем немного, что не могло не радовать. А машины… Что машины? Без их привычного гула невозможно было заснуть.

– У тебя сейчас шоколад на платье окажется.

Спохватившись, Зоя успела поймать каплю сиропа языком.

– Ты чего так загрузилась?

– Да я как-то… – пролепетала Зоя, глядя на свою почти нетронутую вафлю, нанизанную на шпажку. Они с Владом успели ухватить по штуке в последний момент – до закрытия кафе оставалось меньше получаса. – Сложно, в общем… Ты читал «Пражское кладбище»?

– Внезапно. Допустим, не читал.

– Так читал или нет?

– Так что у тебя там за сложная метафора в голове сложилась?

– Это точно не «метафора»… В общем, Эко постоянно описывает еду в этой книге. Очень много всяческой еды, настоящее фуд-порно! И он описывает ее, процесс ее поглощения так, что ты начинаешь ненавидеть главного героя. Он и так человек неприятный, но вот это просто добивает, как он ест. Я одновременно восторгалась Эко, потому что это ведь талант – так смачно описывать что-то, чтобы манипулировать мнением читателя, и ненавидела, потому что у меня аппетит на пару дней испортился.

Они стояли под фонарем у закованной в пластиковые «под дерево» панели урны, на металлической крышке которых тлели красноватые на концах бычки. Влад дожевал свою вафлю и теперь вертел шпажку между пальцев, точно это был какой-нибудь нож из тех, что крутые герои крутых боевиков используют вместо зубочисток.

– С лекциями Агаты так же. Я же вообще рекламщик будущий, а не искусствовед, но, когда я ее слушаю, это какое-то состояние измененного сознания.

– Агату сложно не обожать, – заметил Влад. Зоя почувствовала, что снова краснеет. Но всегда можно было сослаться на жару или холод, или что это тоналка так странно в свете фонаря смотрится. – Скажи она идти на Бастилию, я бы пошел.

Зоя тихонько засмеялась.

– Что смешного?

– Ничего-ничего! – Подняла она руки в извиняющемся жесте. – Просто представила Агату на баррикадах. В этом ее платье длинном, на каблуках. Или как на той картине с флагом, как же ее…

– «Свобода, ведущая народ».

– Спасибо! – кивнула Зоя. Эрудированность Влада очень ей нравилась. А еще то, что он не кичился знаниями, не ходил надутым индюком, как некоторые парни с философского, уверенные, что им должны рукоплескать, потому что они читали Витгенштейна и Арендт.

– Я видел твои рисунки, – вдруг сказал Влад. Зоя наконец разобралась с вафлей, они выбросили шпажки в урну и продолжили вечерний променад. Впереди маячил горящий красным знак метро. – Почему ты не пошла на дизайнера?

– Боялась, что возненавижу рисование, – смутилась Зоя. – Когда это просто ни к чему не обязывающее хобби, как-то проще. Хочу – рисую, не хочу – не рисую. Никаких сроков, ограничений и заказчиков.

– Но ты же будущая рекламщица!

– И большая часть моей работы будет состоять в том, чтобы понять, что вообще хочет заказчик, а потом убедить его, что именно результат нашей работы он и хотел.

Влад закатил глаза. Легкий ветерок, гуляющий по широкому проспекту, ерошил его собранные в короткий хвост темные волосы. Эмоции, давящие тяжестью на голову, отпустили, и теперь, рядом с Владом, Зое было хорошо и надежно. Мама с детства говорила, что с мужчиной должно быть надежно и безопасно, без всех этих эмоциональных качелей, которые хорошо смотрятся только в сериалах на десятки сезонов (нужно же чем-то удерживать зрителей, когда внятные сюжеты закончились).

Зое нравился Влад. От него не веяло угрозой, проблемами и скупердяйством. Не веяло тайной.

Как от Агаты.

– Наклонись, – потребовала Зоя, когда они стояли в переходе. Ехать им предстояло в разные стороны по кольцевой и момент прощания можно было растянуть до прибытия поезда. Благо ночью они ходили с большими промежутками.

Целовался Влад тоже уверенно и спокойно. Аккуратно, не пытаясь съесть лицо Зои, укусить.

Зоя отвечала и думала, что должна радоваться. Но, вопреки ожиданиям, ничего внутри не екнуло. От обиды на себя саму она едва не поджала губы.

– Знаешь, если ты нарисуешь портрет Агаты, – Влад почему-то перешел на заговорщический шепот, – ей понравится. Я уверен.

Ошеломленная Зоя только открыла рот, но грохот стремительно вырвавшегося из тоннеля поезда заглушил ее слова.

– Дурак ты, – прошипела Зоя захлопнувшимся дверям.

Электронные часы над тоннелем мучительно медленно отсчитывали секунды. От красных точек, из которых состояли цифры, в глазах начало покалывать. Зоя нервно теребила завязки фенечек, потом вытащила телефон и, обрадовавшись, что интернет ловит, зашла в Инстаграм.

– Мне кажется, я лесбиянка.

Ира громко и очень театрально закашляла, разве что не приложила ладонь ко лбу и не откинулась на подушки так, чтобы локоны красиво разметались по плечам и наволочке.

Зоя нахмурилась, надула щеки и сильнее закуталась в синий флисовый плед с рукавами, точно пыталась укрыться им с головой, основать в его тепле Подпледное королевство и никогда больше не выходить на белый свет.

– Если ты – лесбиянка, то я – аниме-тян. Серьезно, с чего ты взяла?

Зоя тяжело многозначительно вздохнула.

– Зря убиваешься. Мой гей-радар на тебя молчит.

– Чего-чего?

– Это как счетчик Гейгера, только гей-радар. Уверяю тебя, если твоя гетеросексуальность и пошатнется, то точно не из-за Агаты.

– Ты не помогаешь! – простонала Зоя, падая на бок. Последние полчаса она провела, листая инстаграм Агаты: фотографии с лекций, из гримерок, бэкстейджи и виды ночных городов.

Всегда в толпе, множество лиц, большинство из которых не повторялись, в полумраке ночных парков и освящении мостов, Агата казалась чем-то незримо иным, большим. Зоя считала: погуляет с Владом, поцелует его и все схлынет. Она листала фотографию за фотографией, читала пост за постом («на Ночи музеев нынче восхитительно…», «для тех моих русскоязычных подписчиков, что коротают сегодняшнюю неделю в Шартре…», что-то на французском, немецком и каком-то языке с большим количеством диграфов), а потом отматывала ленту вверх, чтобы найти селфи поинтереснее и впиться взглядом в точеное лицо, запоминая его линии.

Черт! Агату ведь нельзя было назвать идеалом красоты, но лицо ее обладало той чарующей привлекательностью, какая полагается ораторам, собирающим толпы слушателей.

– А что ты собиралась услышать? – фыркнула Ира, вскинув брови. – «Да, конечно, несись к своему крашу на крыльях любви»? Съешь лучше шоколадку и посмотри какой-нибудь детективный сериальчик, чтоб мозги расслабились. Или начни курсовую.

Зоя снова тяжко вздохнула. Детективы в последнее время ее не прельщали, до загрузки курсовой в университетский антиплагиат оставалось еще бесконечные два месяца, а вот шоколадка где-то точно была и могла помочь. Конечно, потом Зоя будет страдать, что позволила себе быстрые углеводы после восьми, тем более что сегодня уже ела вафлю, но это потом.

Успевший погаснуть экран телефона вспыхнул.

«Доброй ночи, Зоя».

Кусок шоколадки застрял в горле, стоило увидеть ник написавшего. Вернее, написавшей. Зоя уронила телефон, точно обжегшись и уставилась на него, как на спящую змею.

Хотелось одновременно подскочить к слушавшей в наушниках какой-то металл Ире и закричать в нее, налить себе полчашки валокордина, удалить профиль в Инстаграме и купить билет в Данию в один конец.

Вместо того, чтобы срочно погуглить билеты, она взяла себя в руки и написала ответное сдержанное «Здравствуйте».

Агата Гант написала ей. Агата Гант!

Кажется, управляющее жизнью Зои колесо сделало поворот в ту сторону, о которой та едва ли мечтала в самых смелых своих грезах.

«Ты не поверишь, кто мне написал!»

Зоя сидела на подоконнике в коридоре, беспечно покачивала ногой и пересказывала Владу переписку с Агатой. Обычно тот работал по ночам и отвечал сразу, это днем до него было не достучаться, и в этот раз тоже среагировал мгновенно, отправив заинтересованный смайлик.

«Агате нужна временная ассистентка, которая будет разбирать корреспонденцию, пока ее постоянная ассистентка лежит с аппендицитом».

Написав это, Зоя прильнула к окну. За ним стояла глубокая ночь, так что ничего, кроме едва уловимых силуэтов деревьев и соседних домов различить было нельзя.

«Вау! – Вспыхнуло ответное сообщение. – Поздравляю!»

«Рано еще. Мы только завтра вечером встретимся и обсудим условия. И я не уверена, что потяну объем работы, у меня еще ведь универ».

Зоя отправила сообщение, потом перечитала, собиралась исправить, но Влад уже писал ответ. Она поморщилась. Выглядело, будто она хочет, чтобы ее поуговаривали, польстили ее самолюбию, хотя она имела в виду совсем не это. Права была Агата, сказав, что в переписке по Сети теряется вся суть человеческого общения, что только при личной встрече люди могут понять, смогут ли сработаться.

«Зоя, хватай удачу, пока кто-нибудь другой не ухватил! С учебой я могу помочь. Я хоть и экономист, но кое-что в маркетинге понимаю».

Зоя оказалась права – Влад решил, что ее уговаривать нужно.

«Так что беги завтра в ее офис и держись молодцом».

«Мы в «Кордове» встретимся. Агата там к лекции послезавтрашней готовиться будет».

Влад прочитал сообщение не сразу. Должно быть, отлучился к кофе-машине. Зоя подавила зевок. После столь эмоционально богатого вечера она должна была валиться с ног, но, напротив, испытывала душевный подъем.

«Ты большая молодец, Зоя. А теперь ложись-ка спать, а то никакой косметикой круги под глазами скрыть не сможешь».

Подобная забота Влада пока не бесила, но Зоя уже несколько раз порывалась сказать, что не любителю работать в графике с часу ночи до девяти утра ей про сон говорить.

Еще с десяток минут они перекидывались сообщениями ни о чем и картинками с котиками, прежде чем Зоя сдалась и вернулась в постель. Ира уже видела пятый или шестой сон, ее ровное дыхание убаюкивало. Но Зоя, снедаемая пополам тревожными и радостными мыслями, все равно провалялась почти до самого рассвета, прежде чем забыться безмятежным сном.

В «Кордове» было светло и тихо. Пустовали места за барной стойкой и диджейским пультом, стулья были подняты на столы. Пол еще влажно поблескивал после недавнего мытья – полное ведро мыльной воды стояло у стены. Пахло лимонным глориксом.

Зоя чихнула, потерла нос и перепугалась, что стерла тоналку и так не вовремя выскочивший прыщ станет заметен.

– О, Зоя! – Портьера, отделяющая бар от кухни, отъехала в сторону, и вошла Агата. Даже скорее вплыла, плавная и гипнотическая, как завихрения дыма. – Я рада, что вы пришли.

– З-здравствуйте, – запинаясь произнесла Зоя. От волнения ее словно парализовало, поэтому за тем, как Агата подходит к бару, берет стаканы и разливает по ним мартини, она наблюдала молча.

– Давайте перед делом выпьем за встречу, – предложила Агата, и Зоя с готовностью ухватилась за холодный стакан, по стенкам которого еще стекали редкие капли воды. После первого же глотка стало не так тревожно.

– Юное создание. Моя дорогая Зоя… – Акцент в речи Агаты немного усилился. Она облокотилась на стойку локтем, склонила голову на бок. В глазах ее жила вся ночная тьма, но та не пугала. Зоя считалась совой, ей всегда нравилась ночь. – Случалось ли, что тебе казалось – ты рождена не в тот век? Что родись ты на три столетия раньше, жизнь твоя была бы ярче, насыщенней, блистательней?

– Ну, быть женщиной в восемнадцатом веке как-то не очень. – Не ожидавшая от себя такой резкости Зоя закусила губу.

Агата, вопреки опасениям Зои, не обиделась, а рассмеялась, каким-то образом почти не открывая рта.

– Я понимаю о чем ты, Зоя. Когда-то я была замужем, – она усмехнулась. Получилось немного кровожадно. – Не верится?

– Почему же, – смущенно залепетала Зоя. Одним махом она осушила стакан – для храбрости. – Вы ведь очень умная, и красивая и… и… извините, я такая косноязычная!

– Налить вам еще мартини?

– Да-да, с-спасибо.

От алкоголя стало теплее и смелее. Для Зои это был уже второй стакан, Агата же к своему так и не притронулась. «Если так дальше пойдет, – прошмыгнула в сознании мысль, – я напьюсь». Нужно было поесть перед выходом, но Зоя так волновалась, что кусок в горло не лез.

– Почему вы не пошли обучаться мастерству художника, Зоя? Вы редко выкладываете свои работы в Сеть, но я заметила в вас искру. Вам не хватает твердости в линиях, но вы чувствуете свет, динамику и пространство. Вы – не ограненный самоцвет, Зоя, чья красота едва проглядывает за лишней породой. Но в руках умелого ювелира самоцвет раскроется, засверкает.

Услышь Зоя что-то подобное от Влада или любого другого парня, она бы скривилась и едко осведомилась, на каком пикаперском форуме тот нашел такую банальную речь. Но Агата… она говорила так убежденно, так искренне и смотрела на Зою темными, почти черными своими глазами…

Ноги подгибались от ее голоса, в голове стало тихо-тихо, и ушли все тревоги. Зоя даже не заметила, как Агата подошла и взяла ее ладонь в свою. Изящная белые рука оказалась мертвенно-холодной.

– Подумай, юное создание, какой путь ты отвергаешь всего лишь из страха. У тебя еще достаточно времени, а пока же…

Холод прикосновения исчез. Зоя моргнула несколько раз, пытаясь ухватить ускользающее сознание. Надо же, как ее развело, а ведь считала, что меру свою знает…

– Я слышу тебя, охотник! – Теплота исчезла из голоса Агаты, теперь в нем звучала сталь. – Ты ждал, когда я насытюсь этим юным созданием, чтобы напасть. Твоя уловка не сработала. Выходи же, охотник!

Несколько лампочек с хлопком взорвалось. Зоя взвизгнула и рефлекторно спряталась за барную стойку, прикрыв голову руками и зажмурившись. Под потолком взорвалось еще несколько лампочек, осыпая голую кожу колючим стеклянным крошевом.

Когда Зоя опасливо открыла глаза, «Кордова» погрузился в красноватый полумрак. Несколько крупных осколков оцарапало руки. Порезы слегка кровоточили. На глаза навернулись слезы не то страха, не то боли.

Настороженно выглянув из-за угла стойки, Зоя обомлела.

– Влад! – закричала она, но тот даже не глянул в ее сторону, скрестив клинки с Агатой.

«Агата!», – была вторая мысль, до конца не сформировавшаяся. Ошеломленная, утратившая всякое понимание происходящего, Зоя только и могла наблюдать, как яростно сражались эти двое, громя бар.

Кем-то запущенный стул влетел в ряды бутылок за спиной Зои, и она закричала, нырнув обратно в укрытие. К ногам потекли потоки вермутов, джина, водки и сиропов, смешиваясь в однородное липкое грязно-коричневое месиво. Всей собой Зоя вжималась в стойку, слепо таращась перед собой.

Полиция! Она должна вызвать полицию! Телефон в сумочке, нужно только поднять руку и дотянуться…

Где-то в зале с треском сломалось что-то. Зажмурившись, Зоя подняла руку и зашарила по стойке, сдерживаясь, чтобы не зарыдать в голос. Щепки, куски стекла впивались в ладонь. Наконец, кончики пальцев задели кожаный ремешок сумки, и Зоя тут же потянула ее к себе. Сердце билось где-то в ушах, его шум перекрывал все остальные звуки.

«Где же… Где же… Где же?!»

Зеркальце, пудреница, флешка, блокнот, ручка… Куда она умудрилась запихать телефон, что не может найти?! Пальцы сомкнулись на чем-то металлическом. Зоя вытянула из сумочки газовый баллончик. Красная этикетка, предупреждающая надпись, карабин на донышке…

– Эй, Влад! – Неведомая Зое раньше смелость заставила ее подняться на негнущиеся ноги. Ей повезло, Влад был повернут к барной стойке спиной и в следующую секунду в нее полетел уцелевший стакан. Он обернулся. – Получай! – Воздух тут же наполнил жгучий перечный аромат. Зоя выпустила баллончик из рук, схватилась за сдавленное спазмом горло. Сквозь шум в ушах она услышала крик, перешедший в страшный сиплый хрип.

Зоя рухнула на колени, забрызгав платье по пояс алкогольной  смесью, и разрыдалась. Страх сжал внутренности холодной лапой; казалось, если не заплакать – остановится сердце. Постепенно приходило осознание и ужас от этого. Разум все отрицал, но в самой глубине сознания Зоя понимала. Понимала и боялась.

Когда ее обняли со спины, Зоя рванулась не в сторону, разрывая кольцо рук, а назад, приникая ближе. Горьковатый аромат духов окутал ее, точно одеялом, белый в багряных разводах шелк блузки касался порезов, прогоняя боль.

– Плачь, дитя, станет легче, – произнес заботливый голос с легким акцентом. Агата гладила ее по волосам и плечам, обнимая крепко, точно пытаясь оградить от мира, который вдруг оказался таким. – Пусть со слезами тебя покинет боль от предательства.

«Влад мертв».

Зоя распахнула глаза, сморгнула слезы. На место страха вдруг пришло безразличие, точно все это время прятавшиеся за ширмой, ожидая своего часа.

– Такие как он – охотники – считают нас паразитами на теле человечества, – шептала Агата на ухо. – Они не видят и не хотят видеть, как много мы делаем для людей, как бережно ищем таланты, растим, питаем их, чтобы плодами их гения любовались веками.

Зоя шмыгнула носом и подняла взгляд на Агату. Она улыбалась мягко, с нежностью. Длинные белые клыки не портили ее улыбку.

– Этот охотник шел за мной несколько лет по всей Европе. Едва не настиг в «Двери в стене», устроив пожар. Использовал тебя, зная, что, разглядев талант, я не стану упускать его, позабуду о безопасности.

Зоя попыталась выглянуть за угол туда, где должен был лежать Влад, но холодная ладонь легла на щеку, задержала.

– Не кори себя за его невежество и предательство, Зоя.

– Но… но…

– Иди со мной, Зоя, мой не ограненный самоцвет. Со мной ты отбросишь страх. Я раскрою тебя, защищу…

Объятия Агаты больше не казались холодными. Точно Зоя поделилась с ней своим теплом, согрела ту, кто, может, десятилетиями не могла найти тот самый самоцвет.

Темные глаза обещали буйства на ночных улицах Флоренции, необузданные танцы в потаенных уголках Рима; они обещали жизнь, которой Зоя грезила в детстве и от которой отказалась, почти забросив кисти и краски.

– Да, – со всей твердостью сказала Зоя, не отрывая взгляда от темных глаз. Агата улыбнулась шире, полностью обнажая клыки. Но Зою они не пугали.

– Но сперва ты отдохнешь, – промурлыкала Агата, склоняясь, прижимаясь виском к виску. Зоя могла представить ее дыхание у своей шеи. – Это была долгая, тяжелая ночь… Нам обеим нужно отдохнуть.

Укус был похож на поцелуй.

Зоя расслабилась и закрыла глаза.

Тени города

Автор: Хелен Тодд

Онлайн: https://vk.com/h_todd

Редактор: Дэминея Ан

Как ты? Твое взволнованное сердце все так же ускоряет пульс?

Она знала – это будет один их тех дней, которые всегда на грани.

Праздник начался еще до заката. В туманном городе вот-вот закончилась гроза. Слабое свечение едва пробивалось сквозь тучи, но тут же меркло: наступали сумерки. Все казалось неживым, мрачным, древним. В узких улочках мерещились тени. Иллит чудилось, что это призраки. Они раскачивались и мотались из стороны в сторону, где-то исчезали, где-то появлялись вновь. Словно пытались предупредить: праздник Северной ночи не для теплокровных. Их сердца слишком часто пропускают удары, их вены слишком манят тех, кто пьет кровь. Вампиры… В такой вечер лучше всего было оставаться дома и не высовываться, но Ил этого не любила. В осеннем торжестве было что-то манящее, привлекающее и, год за годом, несмотря на страх, она посещала его.

На широких улицах царило оживление: смех, разговоры, вспышки заклинаний. Большинство вампиров не скрывали белоснежных клыков. У некоторых все еще виднелись остатки крови на губах.

Еще мгновение назад Иллит видела, как одна из добровольных жертв попала в свою ловушку: нет пути назад, если дал согласие, нет шанса выжить, если попросил сам. Их яд – зависимость.

Перед глазами все еще стоял ее хрупкий силуэт, безжизненный и полный упоения эмоциями взгляд. Спутанные волосы и тонкая струя крови, пропитавшая белоснежный съемный воротник блузы, накинутый поверх теплого пиджака. Теперь она больше не уснет. Ни воли, ни страха, ни желания жить. Только навязчивое желание получить еще один укус, испытать эту эйфорию, забыться, отдать свою жизнь в чьи-то руки и ни о чем не думать. Никаких дурацких подсчетов: время до зарплаты, график, обязанности, бытовые мелочи… Пустота. В этих ранее теплых, зеленых глазах теперь навсегда пустота.

Ил всегда считала, что такие не страдают. Скорее уходят от реальности, не зная, что ждет их за ширмой другой жизни. Ее не слишком тревожили судьбы подобных жертв… до этого дня. До времени, когда все внутри сводило от боли, и больше ничего не хотелось. Поможет ли?

– I -

Ветер нещадно срывал с деревьев пожелтевшие листья. Они слетали, оголяя кривые черные ветви, падали, наполняя брусчатку яркими красками, а со временем превращались в грязь и пыль. Когда-то все станет илом, стоит только утопить. Осень – время прощаний. С прошлым, с летом, с чувствами. Осень – граница потери. Именно в этот период острее ощущается одиночество, обостряются эмоции.

Иллит отчетливо понимала, что она такой же кленовый лист, как и те, что на улицах: ее жизнь не вечна. Несколько десятков лет, и все станет таким же тленом и пустотой. Стоит ли ускорять?

Сердце взволнованно отбивало свой ритм. Знала, что праздник Северной ночи слишком опасен. И этим он манил: страх возвращал ощущение жизни, давал ту зацепку, тот смысл вдыхать насыщенный влагой воздух, думать, что все в порядке, что она не существует – живет.

Тихая, ритмичная мелодия наполнила город. Ее не перебивал ни шум ветра, ни голоса.

Ил знала, что не решится на этот шаг, не позволит прокусить свою шею ради острых ощущений, ради эйфории, о которой говорили ее знакомые. Эмоции в другом. А это всего лишь способ получить больше, чем должен, чтобы потом возвращаться к этой зависимости вновь и вновь.

– Уходи.

Ледяной голос незнакомца заставил Иллит почувствовать, как по телу прошлась нервная дрожь. Она затаила дыхание, боясь увидеть владельца этого хриплого и низкого тона. Вампиры прекрасно владеют внушением. Кто мешал его применить? Браслет не поможет: его магия исчезает в эту ночь.

– Я знаю твои мысли, пташка, тебе здесь не место. Ты ищешь не то, что нужно.

Перед Иллит показался вампир: длинные светлые волосы, собранные в низкий хвост; темное пальто из-под которого виднелись рукава белоснежной рубашки; пронзительный стальной взгляд… Она отшатнулась, но все ведь бесполезно. В его глазах отчетливо читалась жажда крови. Ведьма почувствовала, как холодные подушечки пальцев коснулись ее щеки, шеи, убрали прядь темных волос за ухо.

– Чтобы убедиться, что ничего не изменилось, подумай, что важнее: чувства или иллюзия эйфории?

Он криво улыбнулся, обнажая клыки. Радужка его глаз вспыхнула: внушение…

– Уходи.

– II -

Останься она дома и все, может быть, сложилось бы иначе. Но вот, спустя год, Иллит вновь переступала черту главной улицы в Северную ночь. Теперь ее цель была поблагодарить. За неравнодушие, за то, что ей не хватило смелости стать на кривую дорожку эмоциональной смерти.

Нет никаких шансов. Все лишь воля случая и везение. Вот только, в этот раз ведьма не желала переходить черту.

Лучше настоящие волнения, чем искусственное счастье.

Еще одна узкая улочка и тупик. Стоило точнее выбирать дорогу, а пока это ловушка.

– Я знал, что ты придешь.

И вновь этот голос. Вновь это волнение. Вновь сердце стучит быстрее обычного. В этот раз ничего не случится, так же, как и в прошлый.

На пару секунд все стихло, но гром напомнил о том, что вот-вот начнется гроза. Иллит уже предчувствовала эту вибрацию дождя, холод, промокшее пальто и простуду. Но плевать. Эмоции стоили дороже.

– И ты, как в прошлый раз, не жаждешь стать жертвой. Тебя вновь влекут эмоции. Зачем?

Вампир задумчиво изучал ее растерянное выражение лица. Как нашел? Секунда, на ее запястье вспыхнул символы – магическая метка, маяк, который в любой момент показал бы, где она.

– Чтобы поблагодарить. За прошлое.

– Иллит, за это не говорят спасибо, – он обнажил клыки в неровной ухмылке.

– Мне нужно твое имя.

– Элан, – вампир наклонил голову. – Но я, как и тогда, повторюсь: тебе стоит уйти.

– III -

Она тянула до последнего. Знала, что пути на праздник больше нет. Не может повезти трижды. Сердце билось быстро и при мысли, что она – жертва, ужас его сковывал, замораживал, лишал любых других эмоций. Но Иллит ощущала некую привязанность к своему спасителю. Не долг. Не вину. Симпатию. Хотелось, чтобы их разговоры не оставались мимолетным мгновением, после которого следовал год молчания.

Хотелось, чтобы кто-то с силой потряс ее за плечи, приводя в чувства. Но никого не было. Пустая комната. Тишина. Она останется дома.

Из приоткрытого окна дуло холодным октябрьским ветром. Пахло осенью: влагой, сыростью, спелыми грушами, лежащими на столе. Все привычно, все так, как всегда и все равно по-новому. Не бывает одинаковых дней, не существует одинаковых ощущений: они все искажаются через призму обстоятельств. Или нет?

Послышалась чья-то легкая поступь. Иллит почувствовала, как пальцы сжимают ее плечо. Их ледяные прикосновения чувствовались даже через свитер.

– Я рядом. Как ты того хотела. Без твоей зависимости, с твоими настоящими эмоциями.

Низковатый голос Элана отчего-то согревал. Легкая хрипотца, забота. Ему верила. Возможно, это стало той причиной, по которой к вампиру тянуло. Не потому что с ним был шанс забыться, нет… Казалось, будто это что-то настоящее. Пока незнакомое, пока безнадежное. Но Иллит была уверена – это взаимно.

Гать

Автор: Sиничка

Онлайн: https://ficbook.net/readfic/8427826

Раздвижные Ворота Города ярко вспыхнули. Смешение холодных синих тонов в цветах инфракрасного зрения – нечетко и одновременно завораживающе. Мелани моргнула, и цветовосприятие перестроилось на обычное, человеческое зрение, по крайней мере, близкое к тому, как видели этот мир не-вампиры.

Искусственный свет прожекторов утонул в темной топкой грязи Болот, отразился от зеленых стеблей осок и рогоза. Мелани, притаившись за свисающими до самой земли ивовыми ветвями, наблюдала за тем, как солдаты Мэра ведут под руки провинившегося. Издалека она не могла рассмотреть безвольно повисшего человека, но запах крови, окутывавший его, она не могла спутать ни с чем. Тут даже не нужно было зрение летучей мыши Десмодус ротундус – Прародительницы.

Невдалеке, на границе Болота и Города – осушенной полосы земли, взрытой ковшами бульдозеров, – стояла Кормушка для вампиров. И солдаты неумолимо волокли пленника туда.

Мелани прищурилась, стараясь разглядеть человека получше. Худощавый, высокий, через плечо свисает длинная темная коса. Больше рассмотреть ей ничего не удалось: солдаты остановились, заслонив собой пленника. Лязгнул засов, хлопнула дверь Кормушки, и до обостренного слуха Мелани донесся хлюпающий звук: солдаты бросили человека в грязь. Она даже слышала его тяжелое приглушенное дыхание. Его били, поняла она, и били сильно.

Снова проскрежетал металлом о металл засов, а по сигнальным лампам на крыше Кормушки пробежала красная световая волна – жертва на месте. Значит, когда солдаты уйдут, любой вампир может забрать себе пленника. И этим вампиром сегодня будет Мелани.

Она дождалась, пока солдаты скрылись за Воротами – перемирие перемирием, но в Городе все же находились те, кто считал, что вампирам не место в умирающей, цепляющейся за последние крохи твердой суши человеческой цивилизации.

Мелани криво усмехнулась тонкими губами.

Люди сами их создали, а теперь считали за проклятие, за парий, которых выселили из городов при первом признаке недовольства. Однако численность вампиров росла, а обычных людей наоборот стремительно падала: ядовитые испарения Великих Болот невозможно перекрыть никакими фильтрами. Слишком много токсичным отходов в свое время было сброшено в почву и воду, и планета теперь щедро платила свои долги.

Двести сорок лет назад жители Земли все же не смогли предотвратить глобальное потепление. Один за другим континенты стали уходить под воду, а та часть суши, что все еще оставалась на поверхности, превратилась по большей части в болота. Для того, чтобы выжить, оставшиеся в живых стали экспериментировать с гибридами человека и различных животных – из-за угрозы Шестого вымирания закон о запрете участия человека в клонировании и опытах генной инженерии был отменен.

Так на свет появились вампиры – гибриды человека и летучих мышей из подсемейства Вампировых летучих мышей. Острый слух, способность общаться с помощью эхолокации, полет на кожистых, втягивающихся в тело крыльях-перепонках и, главное, способность жить во влажной лесной среде – тогда еще на планете были леса – сделали вампиров самыми перспективными живыми существами на Земле.

Ученые строили большие планы по перерождению всего населения планеты в вампиров, но в какой-то момент гордость взяла верх, и обитатели немногочисленных Городов решили остаться людьми. Вампиры были изгнаны, а периметр городов навсегда остался закрытым для гибридных существ.

Все думали, что они погибнут, подумала Мелани, пробираясь по высокой траве к Кормушке. Но они выжили. И размножились. Теперь популяции вампиров насчитывали многие миллионы, а людей оставалось вовсе немного. И Мелани тем более не понимала, зачем жители Города разбрасываются своими жителями.

Люди оставались людьми.

Под ногами в плотных сапогах хлюпало. При каждом шаге запах кабаньего дерьма становился все сильней: где-то недалеко бродили поджарые болотные свиньи. Дикие, не те, что паслись на пастбищах Гати – сооруженного сто двадцать лет назад первыми изгнанными вампирами участка твердой суши.

В Гати жила большая колония вампиров. Пожалуй, самая крупная из всех существовавших там, где раньше находилась Евразия. Не чета, конечно, Южноамериканским колониям Лира и Десма, находившимся на прародине Десмод в бывшем Перу, но все же стабильная и сильная.

Мелани легко откинула железный засов и, поведя острыми изогнутыми ушами с крупными козелками⁴, вошла внутрь Кормушки.

Брошенный в Кормушку человек уже поднимался. Опираясь на руки, он старался сесть, тяжелая черная коса испачкалась в грязи.

У него красивые волосы, подумала Мелани, наблюдая за тем, как человек поднимается. На рукавах его комбинезона она заметила нашивку с изображением шестеренки – знак инженера. Это хорошо. Инженеры полезны. Даром, что люди.

В следующее мгновение силы как будто оставили человека, и он, глухо застонав, рухнул на землю. Мелани успела подхватить его, резко метнувшись вперед. Она чувствовала, как бьется под ее ладонями – за ребрами – сердце человека.

Она осторожно перевернула на спину потерявшего сознание пленника, осторожно убирая с его лица выбившиеся пряди черных жестких волос. Он был довольно молод, но между бровей уже залегла глубокая морщина. Короткая черная щетина оттеняла четкую линию твердого подбородка и шеи. Мелани поудобнее устроила человека у себя на руках. Высокий, жилистый, наверняка выносливый. Она с сожалением вгляделась в его разбитое солдатами Мэра лицо.

«Кто еще здесь животные? – мрачно подумала Мелани, вытаскивая из походной аптечки пакетик со стерильными салфетками. – А он красивый…»

Она аккуратно разорвала упаковку и, смочив салфетку дезинфицирующим раствором с примесью генномодифицированных антибиотиков, начала вытирать кровь с лица человека.

Едва она успела коснуться краешком салфетки лица мужчины, как он дернулся и открыл глаза. Прекрасные карие глаза в обрамлении по-девичьи густых ресниц. Его густые брови взлетели вверх, зрачки расширились, и Мелани вдохнула полной грудью запах адреналина.

Резко вздохнув, человек перехватил руку Мелани с салфеткой.

– Что это? – У него был приятный голос, сейчас хрипловатый от страха и недоверия.

– Дезинфицирующая салфетка четвертого поколения, – спокойно ответила Мелани. Она могла бы с легкость сломать ему руку, но не хотела этого делать. Человек не сделал ей ничего плохого.

– А ты, значит, из вампиров? – Адреналин потихоньку растворялся в крови, но смотрел человек по-прежнему настороженно. – Меня все же бросили в Кормушку?

– Да, – Мелани резким движением высвободила руку и продолжила протирать лицо человека. Он слегка дернулся, но потом, видимо, решил, что сопротивляться бессмысленно. – Как тебя зовут? – Для нее все люди были на одно лицо, но этот…

– Денис. – Он смотрел на нее, и в глубине его черных глаз Мелани видела… любопытство.

– За что тебя так, Денис?

– Посмел высказать свое мнение, – Ден попытался усмехнуться, но рассеченная губа, видимо, отозвалась болью. Мелани шикнула на него и вытерла струйку крови.

Сейчас пряный аромат ее не дурманил: она была сыта и пришла к Кормушке за совершенно другим.

– У вас это не принято?

– Не с нашим Мэром, – Ден смотрел на нее внимательно, его взгляд то и дело соскальзывал на острые уши Мелани, прикрытые спутанными светлыми волосами.