Возвращение в неизвестное бесплатное чтение

Нина Дианина
Возвращение в неизвестное

Глава 1

Элеонора Сергеевна сидела в парикмахерском кресле и молча рассматривала себя в зеркало. Из зеркала на неё глядела немолодая усталая женщина, которую она помнила еще юной симпатичной девчушкой с румянцем во всю щёку. С прискорбием приходилось признать, что ни косметика и никакие другие ухищрения уже не вернут даже слабое подобие той румяной девушки, которую за десятки лет заменила эта пенсионерка, внимательно наблюдающая за Элеонорой Сергеевной из зеркала.

Лидочка, местный мастер парикмахерского искусства, сосредоточенно орудовала ножницами над её головой и пыталась сделать из сидящей перед ней в кресле лохматой старушки приличную женщину. Что удивительно, у неё это даже получалось. Медленно, но верно переросшие седоватые пряди принимали нужную аккуратную форму, а весь облик Элеоноры Сергеевны стал обзаводиться даже каким-то подобием привлекательности, несмотря на свою блёклость, потёртость, морщинистость и, чего уж греха таить, прочие явные признаки неуклонно наплывающей старости.

Ножницы мастера, тихо прищёлкивая, летали над головой немолодой клиентки, расческа отделяла точные пряди, зажимы то там, то сям висели на волосах.

— Да уж, — шепнуло Элеоноре зеркало, — в шестьдесят лет гладкостью и упругостью кожи хвастаться не приходится. Ты для своего возраста еще хорошо держишься, дорогая.

— Согласна, — подумала Эля, продолжая разглядывать себя. — Я, конечно, постарела, но не располнела и не согнулась, хотя уголки рта с годами опускаются всё ниже и ниже и придают лицу откровенно старушечье недовольное выражение лица.

Лидочка отложила ножницы и теперь колдовала над её головой круглой большой расчёской и обдувала горячим ветром фена. Женщина из зеркала улыбнулась, уголки её губ приподнялись и старушка в зеркале превратилась в насмешливо смотрящую даму. Серые глаза, овальное лицо, брови вразлёт, от природы густые и тёмные, но сейчас их цвет стал неопределённым, каким-то серым.

— Да, всё-таки парикмахеры лучшие друзья женщин, — подумала Элеонора Сергеевна, оглядев плод получасового труда мастера.

Теперь на неё из зеркала смотрела не взлохмаченная бабулька, которая пришла сюда полчаса назад с волосами, затянутыми резинкой в серый крысиный хвостик, а вполне приличная интеллигентная дама со строгими линиями прически типа каре. Этой приятной на вид немолодой даме наверняка из уважения уступят место в общественном транспорте, что, собственно, весьма немаловажно.

— Спасибо, Лидочка! — дама встала из кресла, не отрывая от зеркала оценивающего саму себя взгляда.

— Приходите к нам ещё, Элеонора Сергеевна, — Лидочка удовлетворённо оглядывала свою очередную сотворённую ею красоту. Эля подозревала, что у большинства своих клиентов девушка не помнит лиц, а отличает их только по волосам и причёскам, которым сама и ежемесячно придаёт форму.

Но у неё с Лидочкой были особые отношения. Когда-то очень давно, Эля занималась с ней, запустившей математику тогда ещё восьмиклашкой. Лидины родители почувствовали, что дело неладно, когда дошло до стадии подростковых истерик под лозунгом «Я в школу не пойду, она мне ставит двойки, потому что ненавидит». Эля хорошо знакомая с Лидиной мамой по работе, со своим хорошим техническим образованием и прекрасным знанием школьной математики пришлась весьма кстати и шаг за шагом стала разбирать этот образовавшийся в мозгах девочки школьный завал. Тем более Лида была вполне сообразительная ученица, но из-за длительного подтюкивания математички весьма неуверенная в своих умственных способностях. Год регулярных занятий и, что более существенно, психологической поддержки, вернули девочке веру в свои силы. Инженером она не стала, но умение связывать причины и следствие, делать из этого вывод и получать ответ научилась. С тех пор она очень очень уважала свою спасительницу и выделяла её из остальных клиенток.

— Приду, конечно, приду, и не раз, — Элеонора Сергеевна раскланялась со своей бывшей ученицей и улыбнулась на прощание даме, глядевшей на неё из большого зеркала парикмахерской. Дама улыбнулась ей в ответ.

Женщина вышла на улицу. Весна набирала обороты, солнце с каждым днём становилось всё ярче и ласковее, снег дотаивал в кучах на обочинах.

Маленький городок, в котором Эля жила уже больше тридцати лет, попав сюда после окончания института, вовсю готовился зазеленеть и обрасти травой. За долгие годы существования он пережил и бурный рост, и тяжёлый период разрухи, когда котельная в разгар зимы пыталась пасть голодной смертью без необходимого топлива. Сейчас городок переживал период сытого спокойствия. Денег у администрации хватало на старательных дворников, которые теперь тщательно отскребали парки и скверики от мусора, который с радостью явил себя народу, как сошёл снег.

Элеонора свернула в маленький сквер, который находился недалеко от её дома. Дорожки там уже были подметены, урны поправлены, а на красивых деревянных скамейках даже можно было сидеть, никто пока не вздумал залезть на сиденья грязными ботинками.

В уголке сквера у неё было любимое место: скамья, которая стояла немного в стороне и углом к центральной дорожке. С этого места можно было, не поворачивая головы и будучи самой почти незамеченной, не привлекая ничьего внимания, оглядеть почти всех посетителей этого зелёного оазиса. Когда листва покроет деревья, на любимой скамье будет тень, но сейчас солнце вовсю заливало её сквозь лишённые листьев пока ещё голые ветви.

— Сейчас это плюс, организм соскучился по прямым солнечным лучам, — решила Элеонора Сергеевна. Она опустилась на сиденье и опять вспомнила ту немолодую даму, которая наблюдала за ней из зеркала в парикмахерской.

— Да, годы не щадят, — размышляла она, откидываясь на спинку и с удовольствием вытягивая ноги. — Можно было сказать, всё, жизнь закончилась, но самое интересное, что жизнь совсем даже не закончилась, а очень даже продолжается и заканчиваться в ближайшие десятилетия не собирается. А жить как-то надо. Нет, конечно, все мы ходим под Богом, он и решает сколько нам отпущено. Однако вполне может быть, что, согласно возрасту, предстоит прожить еще пару десятков лет и прожить их хорошо бы достойно: интересно, не ноя и не злобствуя, не раскисая и не разваливаясь от болячек. Вот только знать бы как это сделать, если интересы затухли, а организм так и норовит чем-то заболеть.

Она вздохнула.

— Медленно, но верно катишься в беспомощное состояние. Конечно, так просто я не сдамся. Буду искать способы и методы, чтобы не рухнуть обузой сыну на руки. А ещё точнее, невестке. То-то ей будет радость за немощной свекровью ухаживать.

Элеонора Сергеевна жила одна, у неё был взрослый женатый сын, счастливо проживающий в далёком далеке с любимой женой и двумя детьми подросткового возраста. Он заботился о матери как мог, но заботиться получалось в основном финансово, потому что по-другому издалека не позаботишься. Элеонора была ему очень благодарна. Эта финансовая помощь давала ей полное ощущение свободы и непоколебимую уверенность, что с деньгами она с любыми хозяйственными проблемами вполне может справиться сама, будь это протёкшие трубы, сломанный каблук или перегоревший холодильник.

— С хозяйством разберёмся, главное, чтобы здоровье не подкачало. Эх, знать бы как избежать падения моей немощной тушки на плечи ни в чем не повинных родственников.

Эля закрыла глаза, подставила лицо солнцу, расслабилась и даже как будто задремала, когда какой-то шум заставил её открыть глаза.

У скамьи, которая находилась совсем недалеко, в агрессивной позе стоял молодой крепкий парень в черной куртке и черной же кепке — бейсболке, угрожающе нависая над сидящем на скамье человеком в шляпе.

— Деньги гони, дед! — донеслось до неё.

День из безмятежного мгновенно превратился в тревожный.

— Вымогает деньги у старика, гад! — чувство гадливости, опасности и злости всколыхнулись в ней одновременно. Внизу живота прошла знакомая волна. Это была обычная её реакция, когда она боялась. Это был страх перед простым и примитивным физическим насилием, боязнь того, что если она вмешается, её просто ударят, пнут или толкнут.

Но Эля научилась справляться с этой волной. Боязнь физического насилия давно не мешала ей бороться за справедливость так как она её понимала.

Женщина встала и, не обращая внимания на задрожавшие в коленях ноги, решительно шагнула к соседней скамейке, одновременно оценивая ситуацию. Да, действительно, на скамейке сидел старик: лицо в морщинах, из-под аккуратной фетровой шляпы виднеются седые волосы, сбоку от ноги прислонена палочка.

— Совести у тебя нет. Шёл бы ты отсюда, — она старалась говорить спокойно, уверенно и убедительно и надеялась, что в планы грабителя свидетели не входят, что он просто отступит, хоть и угрожающе шипя. Но парню, видимо, очень были нужны чужие деньги.

— Иди отсюда, старая… — и он мерзко выругался.

Эля избегала ругаться матом. Ей претило отвечать в том же ключе, хотя за свою длинную жизнь освоила весь дежурный набор сильных непечатных выражений. Зато она точно знала, что громкий голос пугает.

Поэтому она вздохнула, затолкала поглубже свою стеснительность и заголосила на полсквера:

— Да ты сволочь мелкопузая, иди отсюда пока полицию не позвала! Деньги он вздумал вымогать, грабитель недоделанный!

Парень вроде бы сначала отступил назад, но, видимо, угроза от тщедушной пожилой тётки ему показалась незначительной, поэтому он опять повернулся к мужчине и прошипел:

— Я сказал, деньги давай, старый сморчок!

Эля сжалась, бессознательно попыталась сделать шаг вперёд, закрыть собой старика и продолжить свою голосовую психическую атаку, но замерла. Её остановил неожиданно сильный и глубокий голос старика:

— Здесь тебе опасно. Тебе срочно нужно уйти и спрятаться! — каким-то очень твёрдым и повелительным тоном произнёс этот сидящий на скамье пожилой мужчина в шляпе, глядя сквозь парня так, словно он был стеклянным.

Эля застыла, наблюдая мгновенную метаморфозу: глаза парня, которые только что буравили её с выражением полного физического и морального превосходства, опасливо забегали по сторонам, плечи опустились, на лице отразился страх. Он будто уменьшился, съёжился, стал меньше ростом.

Потом сделал несколько осторожных шагов назад, не отводя от них взгляда, потом развернулся и убежал.

Эля повернулась к старику.

— Ну что, давайте знакомиться, дорогая моя защитница? — улыбнулся ей сидящий на скамейке пожилой мужчина. Она молчала и с интересом рассматривала обладателя такого потрясающего повелительного голоса. Он был сухой, жилистый, явно высокий, немного сутуловатый, с острым носом, с руками, покрытыми пигментными пятнами, седой и явно старый, наверное, под восемьдесят лет, с лицом с расползшимися от возраста чертами и глубокими морщинами. На вид лет на двадцать её старше, но теперь, когда она услышала его властные интонации, у неё язык даже в мыслях не повернулся бы назвать его стариком.

Да, пожилой. Да, очень пожилой, но настоящие мужчины стариками не бывают. Наверное.

По крайней мере не он. По крайней мере не те, которые могут говорить таким уверенным и звучным голосом.

Молчание затянулось. Эля присела рядом и протянула руку.

— Элеонора Сергеевна.

— Глеб Петрович. Ваш, между прочим, сосед.

Женщина удивлённо подняла брови.

— Мы живём в одном доме, только в разных подъездах, — ответил он на молчаливый вопрос. — Я пару лет назад к вам переселился.

— Простите, видимо, мы выходим из дома в разное время, — улыбнулась она. В их многоэтажном доме все знали друг друга только в момент расселения, потому что работали на одном предприятии. За минувшие десятилетия проживания кто-то продал квартиру и уехал, кто-то приехал, кто-то родился и вырос, а кто и вообще покинул этот мир. Дом наполнился новыми обитателями, которых женщина уже далеко не всех знала.

— А вы владеете гипнозом? — этот вопрос зудел у Эли на кончике языка и вылетел первым.

— Да, немного, достаточно, чтобы отбиться от молодых дураков, — мужчина иронично хмыкнул.

— И часто вы применяете гипноз в жизни?

— Исключительно для самозащиты. Не беспокойтесь, Элеонора Сергеевна, этические нормы не дадут мне применять гипноз только для забавы или каприза. Только самозащита или особая ситуация. Если вы не собираетесь на меня нападать, вам нечего бояться, — усмехнулся мужчина. — Честно говоря, этот странный парень подошёл ко мне, когда я уже было собирался уходить.

Он взял свою палочку в руки.

— К сожалению, я сейчас временно хромоног, подвернул ногу. Поэтому вынужден пока ходить… хм… с костылём, — он показал ей свою палку красного дерева с красивым набалдашником.

— Вам помочь дойти до дома? — вырвалось у неё. — Я и сама, признаться, собиралась домой.

— Если вы позволите мне взять вас под руку, то с превеликим удовольствием, — он легко приподнялся, взял Элю под руку и пошёл, опираясь на палку.

По дороге они разговорились и Глеб Петрович немного рассказал о себе. Недавно переехал из другого города, живёт один, детей нет. Имел возможность путешествовать, посвятил этому несколько лет. Эле стало интересно, где же он побывал, но они уже подошли к дому.

Глеб Петрович остановился у третьего подъезда:

— Вот в этом подъезде я и живу. Квартира номер семьдесят два. Надеюсь в ближайшее время увидеть вас еще раз.

— Спасибо. А я живу в первом подъезде, — Эля намеренно не назвала квартиру. Мужчина всегда узнает, если захочет.

Ей стало интересно, попытается ли Глеб Петрович продолжить знакомство, и если да, то в какой форме. Чтобы ходить друг другу в гости нужен повод или какое-то общее дело, что-то объединяющее, на основе чего можно будет общаться.

— До свидания.

— Всего хорошего.

Они учтиво раскланялись и Глеб Петрович, постукивая палочкой, направился к двери подъезда.

Элеоноре Сергеевне на мгновение стало досадно, что мужчина не попытался обменяться телефонами, его голос хотелось услышать ещё раз, но она отогнала это досаду.

— Действительно, обмен телефонами лишнее. Не пересечёмся еще пару лет — и не заметим. Дел у нас общих нет, интересов, вроде тоже. Я ни в няньки ему не хочу, ни в жёны, ни в помощницы по хозяйству. Он, наверное, очень интересный человек, но поводов для общения как ни жаль, но совсем нет.

* * *

Глеб отвернулся и пошёл, постукивая палочкой.

— Да, надо обдумать повод, чтобы побеседовать с ней еще раз и чем-то зацепить.

Он давно заметил её. Почти сразу, когда перебрался в этот дом. У неё была необычная для пожилой женщины походка: быстрая, летящая, какая-то танцующая, будто она бежала на цыпочках. При ходьбе она смотрела не под ноги, что обычно для пенсионерок, а вверх, на небо и слегка улыбалась.

Потом он всегда отмечал, когда видел её вдалеке, идущую по своим делам. Её походку было не перепутать ни с какой другой, даже если одевалась она в какие-то серые и неприметные балахоны или пальто.

То, что женщина магически одарена — сомнений не было, Глеб, как сильный маг, прекрасно видел это по структуре её кокона, как и то, что она о своих способностях не знает и не умеет ими пользоваться.

Однако повода близко познакомиться тогда не было, да и другие дела затянули в свой водоворот. Тогда он много путешествовал, побывал во многих других странах. Слишком многое нужно было понять и увидеть, слишком мало времени ему было выделено и очень не хотелось опоздать и, не рассчитав силы, умереть здесь от старости, не передав собранные им ценные знания.

Сейчас Глеб уже знал время своего ухода, который сам себе и назначил: в июне, в крайнем случае, в начале июля, когда тепло и ночи самые короткие. Тогда будет самое удобное время начать возвращение.

–. И то, что она далеко немолодая только в плюс, — продолжал размышлять он, поднимаясь в лифте на свой этаж. — Хотя приблизительно на целых двадцать лет меня моложе, ей по виду около шестидесяти — это как раз минус. Хорошо бы она была еще постарше.

Судьба явно привела в сквере эту женщину к его скамейке, когда Глеб обдумывал возвращение домой, значит, будет большой ошибкой упустить этот подарок.

Оказавшись сегодня рядом с ней, маг смог рассмотреть нехорошие возрастные вихри, которые то там, то сям клубились на её эфирном поле.

— Она вполне легко могла бы их убрать, если бы освоила свой магический дар, — с сожалением подумал мужчина. — А как она бросилась меня защищать! Бездумно, на уровне инстинктов, выдавливая свой страх на задворки сознания. А страх был и немаленький, но ведь отогнала его!

Глеб снова вспомнил эту сцену: угрожающе нависшая мужская фигура в чёрном, а перед ней беззащитная маленькая женская, вооружённая лишь тёмно-красной дамской сумочкой.

Он вздохнул, осознав, что уже прикидывает, все плюсы и минусы, если он будет возвращаться вместе с Элеонорой. То есть фактически уже решил, что позовёт её и сделает всё возможное, чтобы она пошла с ними.

— Что-то я тороплюсь. Неплохо бы узнать её получше. Может, у неё маленькие, но очень кусачие тараканы в голове и как спутница она будет обузой, — Глеб мысленно улыбнулся этому местному весьма точному выражению о бегающих в голове навязчивых мешающих нормальной жизни мыслях. — Да и вообще мнения её хорошо бы спросить. Вполне может оказаться, что ей и тут весьма неплохо, в её планах нянчить внуков и ни в какие далёкие путешествия в один конец она не собирается.

Он поднялся на лифте на свой этаж, но пошёл не к себе, а к соседу Павлу, с которым он сдружился почти сразу, как здесь поселился.

Павел был дома и открыл почти сразу. Бывший десантник, давно пенсионер, он подавлял своим ростом и величиной. Брюшко, которое он отрастил за годы спокойной домашней жизни, придавало ему веса и внушительности.

— Заходи, — как обычно немногословный сосед приглашающе открыл дверь. Он был абсолютно трезв, хоть и помят и небрит. Крупные черты лица, квадратный подбородок. Павел открыл дверь будучи в майке, в штанах с вытянутыми коленками. Редкие седые волосы всклокочены, видимо, опять забыл расчесаться.

Глеб вошёл и сразу направился на кухню, в которой сосед теперь поддерживал армейский порядок. Минимум посуды, всё лишнее засунуто в кухонные шкафы.

После смерти жены Наташи, хозяин дома обитал преимущественно на кухне, хоть и спать продолжал в спальне. Остальные комнаты тихо покрывались пылью. Гостей хозяин не жаловал, дети иногда приезжали, пытаясь встряхнуть отца, но дом без хозяйки перестал быть чистым и уютным. Квартира превратилась в берлогу, в обиталище холостяка, в место ночёвки. Основное время Паша проводил в гараже. Приближалось лето, надо будет ехать на дачу, однако мужчина тщательно гнал от себя эту мысль. Он вообще не представлял как это жить на даче без Наташи.

Глеба Петровича Павел считал боевым другом. Они познакомились как соседи сразу, как только Глеб поселился в этом доме пару лет назад. Наташа тогда ещё была здорова.

А когда она заболела, выяснилось, что сосед немного экстрасенс. Он не мог вылечить Наташу, но зато в последние месяцы помогал снимать ей боль, за что Павел, который в моменты её приступов от чувства бессилия и беспомощности мог сломать кулаком стены, был соседу очень благодарен.

Жена сгорела за несколько месяцев. Павел знал, что Глеб из-за этой помощи отложил свои путешествия и дела на стороне и только ради Наташи никуда далеко не выезжал.

Сказать, что бывший десантник это оценил — ничего не сказать. Он просто внутренне записал его в круг самых близких друзей, проверенных в бою.

После смерти жены Павел запил, не выходя из дома. Дети были далеко и слишком самостоятельные, для кого теперь жить, мужчина не понимал. Глеб пытался привести его в чувство укорами, упрёками и уговорами, но ничего не помогало. Однако те несколько месяцев, когда они вдвоём вместе стояли у постели умирающей женщины, связали их слишком сильно, чтобы он мог так просто оставить Павла наедине с его горем.

Тогда Глеб плюнул на конспирацию, и рассказал кое-что о себе и предложил другу возвращаться вместе с ним. Это было пару недель назад.

Паша принял эту идею сразу. Он и сам не знал как дальше жить. Со смертью жены пропал смысл существовать, а после предложения Глеба он опять появился. Простой и понятный — помощь и защита друга в тех передрягах, которые он ожидал, возвращаясь к себе домой, туда где жил.

Условие Глеба было тоже простым и понятным: сосед перестаёт пить, занимается своим здоровьем и по своим каналам интересуется где можно купить оружия. Ничего запредельного: автомат, можно пару, пистолет, можно несколько и патроны к ним. Ну и гранаты не помешают.

— Расскажу всё подробнее немного попозже, — тогда пообещал он другу.

Паша не настаивал. Ему уже было достаточно, что в его жизни появилось хоть что-то, на что можно опереться.

Глеб зашёл на кухню и сел у стола.

— Есть будешь? — хозяин квартиры грузно уселся на против. — Выпить не предлагаю. С чем пришёл?

— Ты знаешь эту женщину из двадцать девятой? Элеонору?

— А, Элю? Да, конечно, вместе работали. Мы тут все вместе работали, дом от предприятия построен. Наташа о ней неплохо отзывалась. А что?

— Думаю, не взять ли её с собой.

— Хм, зачем? Ты же говорил, что будет опасно добираться.

— Женщина всегда нужна для гармонии. Другой взгляд, другой подход, забота, в конце концов. Не тебе спрашивать, ты без женщины чуть сам себя не утопил. Да и способности у неё особенные.

— Тоже экстрасенс что ли, как ты?

— Вроде того. Я сегодня с ней поговорил, — немного слукавил Глеб, не впадая в детали сегодняшнего происшествия, — вроде подходящая, да неплохо бы её получше узнать. Как бы нам пообщаться? Можно даже и втроём, твоё мнение мне будет интересно.

— Тебе срочно?

— Не особо, время пока терпит. Ты же знаешь, я уход на июнь запланировал, а сейчас только конец апреля.

— Тогда всё просто — у нас дачи рядом. Все дачники поедут на майские на посадку, она, думаю, тоже. Я, кстати, с ней знаком, могу отследить её как-бы случайно и поинтересоваться. Поедем на дачу и там организуем шашлычок, пригласим, побеседуем. Обычное дело.

— То, что надо, — кивнул Глеб.

План был просто замечательный.

Буквально через день Павел «случайно» встретил Элю, выходящую из подъезда, и исподволь выведал у неё планы на майские и даже пригласил подвезти на дачу.

Она согласилась и была рада. До их садоводства прямой автобус не ходил, добираться приходилось около полутора часов на перекладных, а машины у неё не было. Ехать решили заранее на день раньше основного потока дачников.

Они договорились созвониться за день до поездки и расстались довольные друг другом.

Глава 2

Майские праздники приближались с ужасающей быстротой. Элеонора Сергеевна уже за неделю стала собирать необходимое: одежду, дачные мелочи, которые она потихоньку закупала всю зиму. В результате, этого необходимого набралась большая сумка. Нужно было ещё взять рассаду, которую всю весну с любовью выращивала на подоконнике. Её Эля упаковала в две большие картонные коробки.

Маленький дачный домик на её участке, вернее маленькая дачная хижина, вмещала в себя диван стол и пару стульев. Там можно было переночевать, но длительное проживание возможно было только летом, когда тепло и большого количества вещей не требуется.

Она созвонилась с Павлом, который уверил, что в машину всё поместится, так что пусть берёт всё, что находит нужным. Выезжать наметили утром.

Когда Эля вышла из подъезда со своими сумками и коробками, одетая в белую футболку, простые джинсы и неяркую практичную тёмную куртку, машина уже стояла. Паша стоял рядом со своей старенькой Тойотой, копаясь в багажнике. Он поднял голову на звук открывающейся двери подъезда.

— Привет, — сказал он, подошёл и забрал коробки с рассадой. — Коробки в багажник, не упадут, не бойся. Сядешь спереди или сзади?

Садиться на место хозяйки Эле не хотелось. Она чувствовала, что несмотря на внешнее безразличие, для Паши это до сих пор было «Наташино место».

— Сзади.

— Тогда устраивайся.

Женщина открыла заднюю дверь и увидела, что в машине сзади уже есть один пассажир. Там сидит и улыбается ей тот самый Глеб Петрович, с которым она познакомилась тогда в парке при таких необычных обстоятельствах.

— О, Элеонора Сергеевна, как я рад вас видеть! Добрый день!

— Добрый день, — кивнула в ответ Эля и забралась в машину.

Подозрительность подняла голову, хотя в чём-то плохом подозревать Пашу было совершенно невозможно.

Мужчина покосился на неё и, будто почувствовав её подозрительность, сказал:

— Я живу на одной площадке с Павлом, его сосед. Был еще с Наташей знаком до её кончины. Мы уже давно собирались вместе с ним провести пару вечеров на природе. Сами понимаете, дача, баня, шашлык, все прочие дачные прелести. Вот, решили, наконец, поехать. Когда Паша упомянул, что прихватит до садоводства и некую Элю, я сразу подумал, что это вы. У вас редкое имя. Ну и понадеялся, что эта женщина с редким именем будет не против разделить поездку со мной.

Его искренняя улыбка обезоруживала. Женщина успокоилась.

— Это просто стечение обстоятельств, — подумала она. — Да и мне самой тогда было интересно побольше побеседовать с Глебом Петровичем. Почему-то кажется, что он очень интересный человек, многое повидал, много знает. Хорошо было бы порасспросить его поподробнее, а тем более вечером на природе у огня. Посмотрим, пригласят ли они меня вечером на шашлычок.

Она усмехнулась своим мыслям.

Павел грузно уселся на водительское место, оглядел в зеркало заднего вида своих молчавших пассажиров и улыбнулся.

— Ну что, поехали? Вы вроде уже знакомы, — и без лишних слов завёл мотор.

* * *

Они сидели на низких лавках у костра, который развел на своём дачном участке Павел. С шашлыками было покончено. Сидеть было очень комфортно, погода радовала, тело удовлетворённо впитывало съеденный шашлык и наслаждалось чувством сытости и покоя.

Один бокал красного вина, который прилагался к еде, был всего лишь приятным расслабляющим бонусом. Мужчины к приятному удивлению Эли тоже ограничились одним бокалом. Сама она обычно пила мало, а с пьяными было скучновато, да и опасно. Из многих на вид спокойных людей в пьяном виде начинала вылезать укрощенные в трезвом состоянии неудовлетворённость жизнью, злоба, и даже агрессия.

Конечно, даже уже во время приготовления шашлыка не замедлила завязаться очень оживлённая беседа на отвлечённые темы. Ну не о рассаде же разговаривать, право слово. Глеб рассказывал, где он был, свои впечатления, любопытные случаи своих недавних путешествий, смеялся и провоцировал, втягивая собеседников в шутливые перепалки.

Постепенно разговор скользнул к теме возраста.

— Ну и что бы вы делали, если бы стали моложе? — спросил Глеб, глядя на друга, причудливо оттеняемого пламенем костра. Было темно, освещение во дворе они намеренно не стали включать. — Вот ты, Павел, тебе сейчас около семидесяти. И вдруг молодеешь, скажем, для начала, до пятидесяти, например.

— А в трудовой книжке мне до сих пор семьдесят? Пенсия остаётся? — практичный Павел первым делом подумал о формальной стороне дела.

— Да, внешние условия те же. Формально ничего не изменится, мы говорим о внутреннем ощущении молодости, о функционировании тела.

— Наверное, стал бы путешествовать. С рюкзаком, с палаткой, пешком по диким местам. Или на машине. Хотя да, она-то как раз денег требует. Может, даже и дачу для этого продал бы.

— А что бы делала ты, Эля? — они уже договорились обращаться на ты и сейчас женщина постепенно привыкала к такому обращению.

— Моложе на двадцать лет? Значит, мне около сорока? Дайте подумать.

Она помолчала.

— Если сорок, то значит, я уже не просто человек женского пола, а полноценная женщина, могу рожать детей. Хм… могу создавать новую жизнь, давно забытые ощущения, признаюсь. Но, это вряд ли было бы моей целью. Наверное, стала бы учиться чему-нибудь интересному, чтобы быть полезной. Сейчас-то моя учёба не имеет смысла. Память работает не как у молодых, всё, что я сейчас выучу, очень быстро забудется без практики, да и работать вряд ли меня возьмут по возрасту. Ну, если только уборщицей, и то по блату. А на неё учиться не нужно.

Глеб улыбнулся.

Ответы порадовали, значит, он не ошибся. Именно с этой компанией обратный путь должен быть легче. Идти придётся долгие месяцы как раз в тех условиях, которые описал Павел: пешком по диким местам. А Эля будет обучаться магии, уж куда полезнее. Наверное, самое время посвятить их в свои планы. Павел и так этого ждёт, а вот Эля…

— Будем надеяться, что она не испугается, и тот дух авантюризма, который я в ней чувствую, подтолкнёт её идти с нами, — подумал Глеб, а вслух сказал: — Вам никогда не казалось странным, что сначала в сказках описывались волшебные предметы, и через некоторое время они появлялись в реальности. И только в наш период, насыщенный техникой, принципиально новых идей нет.

— Что ты имеешь ввиду, Глеб?

— Ну например, в сказках было зеркальце, которое показывало дальние страны. Через пару столетий появился телевизор. Или ковер-самолёт из древних сказок. Да те же сапоги скороходы.

— И что вы… ты этим хочешь сказать? В чем идея этого экскурса? — спросила Эля, глядя на мужчину задумчивым взглядом из-за наполовину наполненного бокала. Красная жидкость в отсвете костра отсвечивала приятным рубиновым отсветом. — Ну да, сначала придумали, потом воплотили мечту человечества.

— Наоборот. Я просто хочу донести вам мысль о том, что в данном случае поменялись местами причина и следствие. Представьте, если человек, который наблюдал далёкие страны на экране телевизора попадает в прошлое и попробует описать его. Стеклянная поверхность, показывает людей и дальние страны. Вот вам и образ волшебного зеркала.

— Да, наверное, но путешествие в прошлое тоже из области сказок.

— Да нет, не совсем. Об этом как раз я и хотел бы с вами поговорить сегодня. Сейчас очень подходящее время. Помнишь, Павел, обещал, что расскажу всё поподробнее. Вот сейчас и попытаюсь.

Глеб вздохнул. Сегодняшний вечер определяющий.

— Ну… — длинная пауза, он улыбнулся и произнёс: — я сам из будущего и есть.

Ошеломлённое молчание было ему ответом. Элеонора и Павел переглянулись, но никто из них не встал, чтобы уйти. Это был хороший знак.

— Понятно, что не верится. Но попробую объяснить. На протяжении многих тысячелетий, скольких не знаю точно, на всей планете существуют порталы, прокалывающие время. Нечто вроде перехода, войдя в который ты можешь отправиться в прошлое или будущее. Насколько именно сотен лет, можно понять, если ведётся общее летоисчисление. Если не ведётся, то и не понять. Особенность этих порталов в том, что они появляются только ночью, на очень короткое время и видны только немногим людям, с особым зрением, которых называют странниками, а точнее, магами-странниками. Простые люди эти проколы во времени даже не заметят.

Эти порталы постоянны и всегда находятся на одном и том же месте. Но так как простые люди их не видят, то на этом месте они могут понастроить всяких зданий, фактически перекрыв портал. Для того, чтобы этого не произошло, вокруг этих порталов стали строить особые дома, у которых основным правилом было наличие свободного, ничем не заполненного пространства внутри, чтобы странники могли беспрепятственно проходить, не влетая в стену и не застревая на выходе или входе. Своего рода надёжную красивую коробку для перехода. Чтобы держать эти дома и их стены в сохранности долгие годы, их объявляли священными.

— Это храмы! — выдохнула Эля.

— Да, ты угадала. Зарождающиеся религии объявляли эти особые дома своими храмами, потому что в них не велись обыкновенные бытовые дела. Они как бы хранили само время, несли частицу вечности. Днём в них стали проводиться обряды, но только истинные хранители знали, в чём глубинное предназначение такого здания и чему на самом деле оно служит и почему стоит именно на этом, а не на каком-то другом месте.

И вот представьте себе такую картину: вокруг храма течет время, пролетают столетия, рядом с ним вырастает и постоянно перестраивается город, кипят войны, создаются крепости, меняются династии, рушатся одни крепостные стены, строятся новые. Меняется всё, кроме пространства внутри храма. Оно как бы вход в трубу времени, по которой можно перемещаться через столетия. Портал может быть и в какой-то церкви в маленькой захолустной деревеньке, и в дацане. Но смысл всё тот же. Хотя верно и обратное: не в каждом храме портал.

— И в православных может быть тоже?

— И в православных. Портал там должен находиться на месте перед престолом, где даже проходить лишним людям запрещено. Причем, лично я не думаю, что это наличие портала как-то может осквернить чувства верующих. Религия днём, портал ночью сосуществуют параллельно многие столетия и, может быть, и тысячелетия. Да, переход есть и никому не мешает, потому что его никто не видит. И используют его крайне редко.

— Почему?

— Потому что магов-странников рождается очень мало. А обученных странников ещё меньше. Без наставника человек, родившийся со такой способностью, просто не может научиться его видеть.

Эля представила себе, как человек может путешествовать из прошлого в будущее и наоборот. Это какие возможности!

— И что, так легко можно путешествовать? Раз и там? Или в прошлом или будущем, по вкусу? Только маги-странники?

— Нет, переходить может любой человек. Порталы открыты для всех. Но только странник может показать, куда и когда входить. Вот я такой маг-странник и есть.

Но не всё так просто в этих путешествиях, есть существенные ограничения.

— Какие?

Глеб окинул друзей взглядом.

— Ну хотя бы то, что при переходе в прошлое, тебе прибавляется возраст. Я здорово постарел, когда пришёл в ваше время. И уже не рискну погружаться в более глубокое прошлое, чтобы не умереть на выходе из портала. Так что несколько тысяч лет — это предел, который ограничен временем жизни самого странника. Уйти к динозаврам не получится.

— А если ты уйдешь обратно в будущее?

— Тогда снова помолодею. Я буду в том же возрасте, что и уходил, ну и плюс пара лет, что прожил здесь. Однако в моё будущее, относительно меня, моего времени, в котором родился, я уйти не могу.

— Почему?

— Такая особенность, странники не видят порталов, которые ведут в будущее относительно их реальной жизни. Так что в будущее, которое меня ждёт, по желанию и мимоходом скакнуть, да ещё и помолодеть мы, маги-странники, не можем.

— А здорово было бы. — заулыбался Павел. — Доживаешь до, скажем, пятидесяти и прыгаешь и опять тридцатилетний. Живёшь в будущем еще двадцать лет, потом опять прыг — в будущее и опять тридцатилетний. И так вечно живёшь, пока не надоест.

— Мир устроен так, что эту лазейку для вечной жизни странникам не оставил.

— Ну, можно ведь как-то договориться со странником из будущего, и он проведёт.

— Может быть, но я об этом не слышал. Переходы ведь длиной в сотни лет и тысячи лет. Самый короткий, что я знаю — около пятисот. Сложно договориться с человеком, который будет жить через пятьсот лет.

Было темно. Костёр почти совсем догорел. Глеб пошевелил палкой угли и от костра в темноту полетели яркие искры.

— Ну, время позднее. Думаю, продолжение нашей беседы перенести на завтра. Чувствуется, вопросов у вас будет масса. Однако хотелось бы, чтобы кроме всего прочего вы бы обдумали ещё и моё предложение.

— Какое?

Две пары внимательных глаз, мерцающих красными отсветами от затухающего пламени, смотрели на него.

— Я хотел бы, — продолжил Глеб после паузы, — чтобы вы ушли со мной в ваше будущее, на приблизительно тысячу лет вперёд. Там очень непростое время и меня там ждёт длительное довольно опасное путешествие. Мне хотелось бы иметь там друзей, спутников, которым я смог бы полностью доверять. Обдумайте всё, что я вам тут сегодня наговорил, завтра продолжим, если захотите.

— Да уж, — подал голос Павел, — надо бы всё переварить да обдумать.

Эля поднялась со своего места. — С вашего разрешения, я пойду?

Она немного помедлила, ожидая, что скажут мужчины.

Павел молчал, глядя на угли, оставляя за Глебом, как за лидером, последнее слово.

— Я провожу тебя, Эля. Если ты не против. — поднялся и Глеб. Как он не старался, старое тело двигалось не так ловко, как ему бы хотелось.

В темноте они дошли до Элиной дачи, ничего не говоря, погрузившись в весенние ночные запахи и звуки.

— Я надеюсь, до завтра? — Глеб протянул ей руку.

— Спокойной ночи, — женщина протянула руку в ответ, но ушла от ответа.

Она улеглась спать, боясь, что ей будет трудно заснуть от избытка мыслей и чувств, от наплыва вопросов, которые она не задала и надо будет обязательно задать завтра, но на удивление очень быстро заснула.

В ярком сиянии утреннего солнца всё произошедшее выглядело куда менее таинственно и загадочно и гораздо более практично. Даже если это был розыгрыш с дальнейшими криками, мол, мы тебя разыграли, а ты и поверила, то вчера в фантастической форме был поставлен один единственный вопрос: готова ли она оставить свою прежнюю жизнь и уйти вместе с Глебом и Павлом куда-то непонятно куда с надеждой научиться чему-то очень интересному.

Если ещё проще, готова ли она уйти от того, что её окружает куда-то в неопределённость, но с верными друзьями ради высокой цели.

— А ведь готова, — покопавшись в своих желаниях, удивилась сама себе Эля. — Мужа давно нет и не будет. Родители уже ушли в мир иной. Вот и хочется рискнуть и уйти, чтобы избежать печального конца: свалиться немощной обузой в семью сына. Я ведь всё равно рано или поздно уйду к Богу совсем, так что, если предоставляется выбор, лучше уйти здоровой и полной планов, нежели развалиной, потому что тело не справляется. Только нужно поподробнее узнать, что нас ждёт в бытовом отношении. Уходить в жуткие условия, чтобы просто остаток жизни бороться за примитивное выживание и ежедневную борьбу за добывание пропитания тоже как-то глупо. Да и доказательств хоть каких-то от Глеба Петровича хочется, кроме того случая гипноза.

Так что можно не сомневаться, вечером я опять к ним пойду. Опять же надо же узнать, куда именно меня зовут и зачем. Ну, Паша понятно, сила и мощь, защита, а я-то Глебу зачем?

Она заставила себя целый день заниматься хозяйственными делами, хотя посадка рассады в теплице в свете сделанного вчера предложения уйти насовсем полностью потеряла смысл.

С трудом дождавшись времени, когда начало темнеть, Элеонора Сергеевна подошла к знакомой калитке. Глеб Петрович в лёгкой светлой куртке стоял на крыльце.

— Добрый вечер!

— А, Эля, как хорошо, что ты пришла! Заходи, мы тебя ждём, — он, немного прихрамывая, спустился с крыльца и по выложенной камнем дорожке пошёл ей навстречу. — Мы как раз собрались приготовить, что Бог послал, и поужинать.

— А что он вам послал сегодня?

— Сосиски, — пробасил выходящий из-за угла дома Павел, улыбаясь ей. — Привет!

Паша был рад, что она пришла. Он попытался утром поспрашивать друга о будущем, но тот отговорился тем, что вечером придёт Эля с вопросами, а повторять два раз не хочется.

— Придёт ли?

— Думаю, что мы в ней не ошиблись. Не сомневайся, придёт.

Глеб и на этот раз оказался прав.

После прихода Эли они ещё полчаса готовились к ужину, резали хлеб и овощи, привезённые собой, разливали остатки вина, болтали ни о чём и в конце концов расселись вокруг костра как вчера.

Сполохи огня освещали лица. Немного прояснилось и похолодало, поэтому Эля закуталась в тёплое шерстяное клетчатое одеяло, которое вынес ей из дома Павел. Небо было чистым, с его тёмно-фиолетовой бархатной высоты поблёскивали искры звёзд и чётко, как нарисованный, сиял месяц.

Глеб оглядел молчащих собеседников.

— Ну, что притихли, вопросы есть?

— Есть, конечно.

Все переглянулись.

— Что там в будущем, как живут? Ты говоришь, что трудно. Почему? Что случилось? Всё-таки ядерная война произошла? — спросил Паша.

— Трудно, да. Но успокою сразу, ядерная война не случилась. Всё просто: произошёл обещанный учёными поворот земной оси на несколько десятков градусов. Земля просто повернулась к к Солнцу другим боком. По планете пронеслись природные катаклизмы, ледники начали таять в одном месте и собираться в другом. Климат поменялся везде принципиально. Многие города на побережье просто затопило. Но тогда человечество успело ухватить спасённые крохи цивилизации. Тогда уже были построены плавающие города, часть которых, несмотря на бушующие в океане волны и ураганы, сумели спастись.

— А почему они не смогли тогда удержать достижения цивилизации? — спросила Эля.

— А как? При всей автономности этих плавающих городов они не были абсолютно автономны. Даже для одежды, которую они могли шить, ткань нужно нужно производить. Нужны нитки и иголки. Даже если в океане можно добыть еду, для нормального функционирования такого города нужно электричество и топливо. Тем более исчез ваш интернет, на котором было завязано всё управление бытом. Весь ваш мир взаимозависим. Исчезает одна часть, другой для функционирования нужно восстановить исчезнувшее, иначе всё скатится к примитивному существованию: заботам об обеспечении еды, воды, одежды и защита добытого.

Но ты права, именно в таких плавающих городах остались специалисты и централизованное управление, хотя большинство населения этих городов умело только потреблять, но не производить. Но ещё тогда остатки цивилизации с трудом, но функционировали. Только, к сожалению, даже эти остатки человечество сохранить не успело. Почти сразу после природного катаклизма начался делёж этих городов и ресурсов с применением оставшейся военной техники. Хорошо хоть не ядерных ракет. После этого не осталось ни техники, ни людей, которые хоть что-то в этой технике понимали. Ни электричества, ни заводов, ни промышленности, ни образования, ни людей, которые могли это организовать. Чистый нетронутый природный мир с остатками человечества в виде разрозненных сообществ, которое опять вернулось к общинному строю.

— Да уж, печальную картину ты тут нам нарисовал, — задумчиво произнёс Павел.

— Что есть. Это в наших книгах написано.

В доказательство этого, вспомним то, что я вам вчера про идеи, переданные через сказки, говорил, то обратите внимание, что в современных сказках ничего нового нет. То есть идей из будущего нет. Потому что в будущем нет и достижений.

Да, ещё успеют сделать, лазерный меч. Тот самый меч-кладенец, я так понимаю. Другими словами до катастрофы человечество успеет усовершенствовать лазеры до личного оружия типа «меч-кладенец», да ещё сапоги-скороходы, видимо, появятся. Они уже и сейчас у вас почти созданы, скоро будут использоваться.

И всё. После этого ничего нового не произойдёт, а только наоборот, пропадут и телевизоры, и ковры — самолёты.

— И когда катаклизм произойдет?

— Лет через сто — сто пятьдесят после вашего времени. Точная дата неизвестна.

— А мы на сколько лет вперёд попадём?

— Первый прыжок — на тысячу лет вперёд. Тогда уже хоть какая-то организация общества будет.

Потом еще два прыжка по тысяче лет. Там совсем хорошо. Государства появятся и даже империя.

— А куда, собственно, мы направимся сначала? Где находится портал у нас?

— Да не очень далеко. Чуть больше двухсот километров. Я, собственно, поэтому здесь и оказался. Совершенно ни к чему было забираться далеко от перехода. Да и в ваших больших городах мне душно и питаться почти нечем, к вашей химической еде я не привык и привыкать уже не стоит.

— А цель нашего путешествия в твоё время будет какая?

— Книги довезти. Информацию. Попытаться передать накопленные знания.

— Какие книги?

— Справочники по электричеству, химии, автомобилестроению да металловедению. У нас ведь там электричества нет, машины, а тем более самолёты ещё не изобрели. Вот и получается, что одни книги пока. Ваши гаджеты работать не будут. Вот, поможем нашей молодой цивилизации освоить завоевания вашей старой цивилизации, если получится.

— Строй у вас там какой?

— Монархия. Короли.

Они замолчали. Эля поняла, что теперь её очередь задавать вопросы. Паша встал и подкинул пару поленьев в костёр. Пламя снова стало разгораться, темнота отступила, опять стали видны лица собеседников.

— Ну ладно, Паша, он большой и сильный, а я-то ва… тебе зачем? — спросила она Глеба.

— А ты, Элечка, необученный маг. Обучать тебя буду, как ты и мечтала.

— Что, какой маг?! Смогу огненными шарами кидаться?

Она посмотрела на свои руки.

— Нет, — в его голосе слышалась улыбка. — Это мы так говорим. Маг. А у вас здесь пользуются другим словом: экстрасенс. Ты хороший, сильный, но необученный экстрасенс. Обучить тебя — будешь видеть ауру, да слои полей вокруг каждого живого существа. У нас это кокон называется. Ну и лечить сможешь. Сильные маги даже недостающие органы могут отращивать. Вот начнём развивать твои способности, поймём к чему у тебя особые способности.

— А откуда ты знаешь, что я маг?

— Вижу, потому что я сам маг. Маг мага видит издалека, если перефразировать вашу поговорку.

— Да, звучит потрясающе. Даже забываешь, что можем и погибнуть по дороге, — усмехнулась Эля.

— Можем. Но ты забываешь про самый интересный бонус этого путешествия — мы будем молодеть. Ты же хотела бы, чтобы тебе опять было двадцать лет, но весь твой наработанный опыт остался?

Эля промолчала.

— Да мне бы хоть десяток лет бы сбросить, а то совсем тоскливо. И смысл у меня тут быть потерялся, — произнёс угрюмо Паша. — я бы и на пятьдесят был бы согласен, а сорок лет вообще красота. Да и местный комфорт, горячая вода, телефоны — интернеты, конечно, хорошо, но как представишь, что будет одно и то же еще десяток лет при постоянном ухудшении здоровья, готов уже в любую авантюру пуститься.

А почему мы можем погибнуть, в чем опасность?

— Следующий портал находится далеко от того места, куда мы выпрыгнем. Машин там нет, самолётов тем более, так что придётся добираться месяц — полтора до следующего перехода. Это если не застрянем нигде. А государство, как у вас здесь, защищать нас не будет. Нет никакой милиции-полиции. Минимальная защита за частоколом поселений. А глава поселения — Бог и царь. Захочет распять, позарившись на что-то, распнёт. В общем, опасно.

Но мы берём оружие, да и магия моя кое-что может.

— Что это интересно, если файерболами не кидаться?

— Многое и без файерболов. Глаза отвести, например, или подчинить человека.

Эля вспомнила голос повелительный голос Глеба, когда он велел грабителю уйти и спрятаться.

— Да, это тоже работает, сама видела.

Она немного помялась, но потом решилась и, вопросительно глядя на пожилого мужчину, спросила:

— Глеб, а можно нам представить какие-то доказательства того, что ты из будущего?

Павел тоже с интересом посмотрел на друга, хотя ему доказательства особо и не требовались. Месяцы, проведённые Глебом у постели Наташи, снимали все вопросы.

Глеб улыбнулся.

— Ну, вещей из будущего у меня нет, да и не докажут они вам ничего, потому что там они там попроще ваших нынешних. Однако могу продемонстрировать сомневающимся мои магические способности.

— А-а-а, — разочарованно протянула Эля, — гипноз, я уже видела.

— Не только подчинение. Могу продемонстрировать магию иллюзий. Для тех, кто сомневается.

И в тот же момент, на месте Глеба Эля увидела сына. Он был реален, был одет в свою любимую зелёную куртку, улыбался своей знакомой, чуть смущённой улыбкой и ничего не говорил, а потом помахал ей рукой и исчез.

— Ох, — выдохнула Эля и чуть было не заплакала от разочарования, что это была всего лишь иллюзия.

Глеб Петрович виновато посмотрел на неё.

— Прости, я дурак, невольно сделал тебе больно. Не подумал. Извини.

Он покосился на Павла. Иллюзию Наташи маг тоже легко мог бы сделать.

Но Паша ничего не говорил и только невидящим взглядом смотрел куда-то в сторону.

— Ну что, друзья, подведём итог? Вы принимаете моё предложение, и мы начинаем готовиться уже как следует?

— Да, — сказал Паша, — я принимаю. Наберём оружия и пойдём. Квартиру и дачу детям отпишу.

Эля молчала. Вопрос для неё всё так же висел в воздухе и что на него отвечать, она ещё не решила, тем более после демонстрации образа сына, когда она увидела его так близко, все сомнения всколыхнулись с новой силой.

Затянувшееся молчание нарушил Глеб.

— Ещё не определилась? Ну, время ещё есть, так что у тебя есть еще несколько дней. Но чем раньше ты решишь, тем раньше мы начнём заниматься развитием твоих способностей.

Эля удивлённо подняла брови.

— Ну Э-э-эля, — протянул мужчина, улыбаясь, — ты же не думаешь, что только после перехода твои способности заработают. Они есть уже сейчас. И чем раньше мы начнём их развивать, тем раньше они начнут давать пользу. А процесс этот не быстрый. Если ты решишь, то завтра уже можно начинать с азов.

Женщина поднялась с места, аккуратно сложила одеяло и оставила на лавке.

— Уже поздно, мне пора, — извинилась перед собеседниками она. — Спасибо за вечер. Спокойной ночи. Не нужно меня провожать.

И она, не оборачиваясь, ушла в темноту.

— Что это с ней? — удивился Паша.

— Ничего страшного. Просто боится себе признаться, что готова с нами идти. Женщинам надо давать время дозреть. Каким бы это решение не было.

— А сколько тебе реально лет, — вдруг заинтересовался Павел.

— Хочешь спросить, сколько я прожил с момента своего рождения?

— Да.

— Приблизительно тридцать пять лет.

Паша присвистнул.

— Да ты молодой! Это как тебе сейчас скучно в старом теле-то!

Глеб засмеялся.

— Именно! Скучно. Масса физических возможностей утеряна. Зато голова работает хорошо.

— Почему?

— Гормоны не мешают, внимание не уплывает. Чем моложе мужчина, тем чаще мозги оказываются ниже пояса, заставляя совершать глупейшие ошибки. Неужто не замечал? Ничего, свои глупости я ещё наверстаю через пару переходов, — засмеялся он.

— С Элей? — ухмыльнулся Павел.

— Не обязательно. Хотя не исключаю, она ведь привлекательная женщина, помолодеет, так вообще будет красавица. Но если ты думаешь, что я её беру с прицелом на дальнейшее развитие любовных отношений, то очень ошибаешься. Она мне просто нравится как человек, у неё хороший магический потенциал и характер комфортный. Буду формировать из неё магиню.

Да и вполне вероятно, — покосился на друга Глеб, — что это именно ваши отношения быстрее сложатся, у вас и возраст ближе, и менталитет. Я ведь на двадцать лет её всё равно, всегда буду старше, что в прошлом, что в будущем.

Да, мне всего лишь хочется, чтобы она была в нашей команде. С ней наша команда гармоничнее: женский подход, женский взгляд, женская оценка ситуации и это при отсутствии склонности к истерикам и скандалам. Серьёзное преимущество для команды. Согласись, неплохо!

Магический потенциал у неё на самом деле высокий, тут я не вру. Когда она обучится и тебя в очередной раз залатает после какого-нибудь боя — вспомни тогда меня добрым словом.

Глеб отвернулся, помолчал и задумчиво промолвил, глядя куда-то вверх на перемигивающиеся звёзды:

— Она согласится, вот увидишь. Уже завтра.

Эля, промучившись в сомнениях ночь, к утру поняла, что если она не согласится, то будет грызть себя за нерешительность всю оставшуюся жизнь.

Она проснулась почти к полудню и поняла, что решение выкристаллизовалось. Сыну всё равно рано или поздно придётся принять её уход. Почему не сейчас, когда у него налажена вся жизнь?

Женщина привела себя в порядок, спокойно позавтракала и направилась к Пашиной даче.

Когда она подошла к калитке, хозяин дачи с интересом вглядывался в открытый капот своей старенькой Тойоты.

— Привет!

— Привет! — Павел пошёл ей навстречу. В его глазах ей почудился молчаливый вопрос, мол, что надумала? Глеба не было видно.

Эля замялась. Кому она должна сказать своё «да»? Передать через Павла или дождаться самого Глеба?

Паша вдруг широко улыбнулся.

— Знакомое выражение лица наблюдаю, однако. У Наташки такое было.

— Когда?

— Когда она соглашалась, но ещё была не полностью уверена.

Эля засмеялась:

— А ты, оказывается, специалист по выражению женских лиц! Надо принять к сведению. Но приходится признать, что ты прав. Где Глеб? — оглядела она дачный участок.

— Собирается, мы сегодня едем домой, начинаем вплотную собираться, закупаться и доделывать всё. Поедешь с нами или остаёшься?

— Я с вами.

Слово было произнесено и упало как подпись на договоре.

И Павел это понял. Он в медвежьем объятии одной рукой сгрёб её за плечи и прогудел басом:

— Не бойся, девчонка, прорвёмся. Из нас выйдет отличная команда. Не пожалеешь.

Эля хмыкнула, услышав «девчонка».

— Иди собирайся. Полчаса тебе хватит?

— Да.

Рубикон был перейдён.

Через час они втроём уже ехали домой, обсуждая общие планы на ближайшее время.

* * *

Конец июня, на который Глеб Петрович назначил переход, неумолимо приближался. Эля знала, что мужчины каким-то образом добыли нужное оружие. Подробностей они не рассказывали, да она и не настаивала. Добыли и добыли. Реальность стремительно отступала и становилась прошлым.

Надо было ещё и приготовить одежду. Мужчины в будущем всё так же ходили в штанах и куртках, разница была только в том, что ещё обязательным был меч или кинжал, висящий на поясе. А вот женщинам джинсы и брюки в обтяжку носить уже не рекомендовалось.

Как сказал Глеб Петрович, женщина перешла в разряд приза, добычи, поэтому без мужчины рядом ходить не стоило. Но и самим защитникам вызывать дополнительные завистливые слюни у окружающих самцов тоже не было резона. Поэтому женщины на людях одевались скромно, прикрывая свои возможные прелести. В ходу была одежда, которая прикрывает тело понадёжнее: юбки подлиннее и лучше несколько, а если брюки, то сверху рубашка или что-то вроде камзола, скрывающего аппетитность пятой точки. Декольте и прочие красивости оставались только для узкого круга своих.

— Ну да, — хмыкнул мужчина в ответ на её перекосившееся от от разочарования выражение лица, — была бы ты помоложе, я бы тебя взять не рискнул.

В один из вечеров Глеб пришёл к Эле домой. Он дождался, когда она уснула, хотя расслабиться от присутствия чужого мужчины в её квартире было ей совсем непросто. Во время сна он провёл с ней сеанс, названный магическим обучением: напрямую передал ей знание языка, который будет использоваться через тысячу лет там, где им предстояло проходить. Передал слепок на ментал, так он сам сказал.

Такой же сеанс гипнопедии он провёл и для Павла. Только разница была в том, что Паша не напрягался и заснул почти сразу же как коснулся подушки, не обращая внимания на присутствие Глеба в его квартире.

После этих сеансов они трое могли разговаривать на неизвестном для всех остальных языке.

Эля спросила, можно ли так было выучить, например, испанский или арабский?

— Конечно, — равнодушно ответил Глеб, — это несложно. Я в путешествиях так и делал. Когда знаешь язык местного населения, узнаешь и понимаешь гораздо больше, чем обыкновенный турист.

Потом посмотрел на неё:

— Ты хотела выучить испанский?

— Это был португальский, — ответила она, — но, видимо, уже поздно. Это потеряло смысл.

А потом начались занятия, то самое главное, что нравилось Эле: они начали заниматься с Глебом и развивать её способности. Он учил её расслабляться, чувствовать своё тело, свою ауру, которую упорно называл коконом. Никаких особых способностей у себя она не наблюдала и, наверное, уже разочаровалась бы, но Глеб уверял, что всё очень хорошо продвигается, что слои структурируются в нужном направлении и совсем скоро она и сама почувствует свою магию.

Последние дни Элеонора занималась тем, что приводила всё, даже мелкие дела в порядок, сдала знакомым на лето дачу, написала сыну дарственную на всё, подключила ко всему, что можно автоплатежи и теперь надо было сделать самое тяжёлое — написать прощальное письмо сыну. Они редко виделись, у него было всё хорошо, и помощь ему не требовалась. В его жизни с её уходом ничего не менялось. Просто сейчас она просто уходила немного раньше, нежели ушла бы естественным путём. Она уходила от основного страха — быть обузой в старости. Всё вроде логично, но письмо никак не писалось.

Эля сочиняла его уже третий день, перепортив целую пачку бумаги.

Ей хотелось этим письмом передать свою нежность, спокойствие и уверенность, чтобы он не волновался и не бросился на поиски. Она решила не смущать его сообщением, что «уходит в будущее», а написала, что собирается в длительное путешествие с надёжными людьми очень далеко в тайгу. Связи там нет. Возможно, она там и приживётся, поэтому переоформляет квартиру на него. Если её долго не будет — квартиру и дачу можно будет продать.

Письмо выходило сумбурным, многословным, каким-то слезливым и совсем не таким, как ей хотелось бы.

В конце концов Элеонора Сергеевна взяла пример с Павла. Он длинных писем писать не стал, а просто позвонил детям и сказал, что у него дела, он уезжает надолго, и затем договорился с нотариусом, что им через полгода сообщат, что он переоформил квартиру на них.

Она позвонила, будничным тоном объявила о своём отъезде, попросив не волноваться, если её долго не будет, что, мол, она уезжает в тайгу в далёкую деревню, там не будет ни связи, ни интернета, передала привет внукам и невестке.

Но потом всё-таки написала большое письмо полное нежности и любви такими словами, которые ей давно хотелось сказать сыну, но в будничных делах и заботах, в простом общении казались пафосными и слишком высокопарными.

В конверт она вложила фотографию, где они сидят обнявшись, и после долгих раздумий написала на ней: «Спасибо, что ты со мной».

В письме было написано, что она уже не вернётся, это её твёрдое решение, поэтому через полгода её отсутствия можно писать заявление об её пропаже без вести, если это будет необходимо. Что пусть он не волнуется, никто не собирается умирать и планирует жить ещё долго, счастливо и в полном здравии, только слишком далеко.

Конверт она отдала с тем, чтобы послали сыну через полгода.

* * *

Глеб назначил точную дату выезда. Это был конец июня перед ночью в полнолуние.

После недолгого совещания решили до портала добираться на чужой машине, оставив Пашину старую Тойоту в гараже.

Ехать предстояло за двести с небольшим километров до небольшого посёлка, который вырос вокруг старого храма. Новые люди там никого бы не удивили, паломников по святым местам всегда было много, поэтому нанять туда машину и там остановиться не составляло труда. Это не привлекло бы особого внимания. Гигантские рюкзаки, которые им пришлось взять с собой, тоже не вызывали вопросов, потому что недалеко от этого посёлка начинался лес, часто посещаемый туристами с палатками, а у них как раз, как у настоящих туристов были прикреплены к рюкзакам пенки, у Паши даже болтался сбоку котелок.

Они договорились со знакомым автомобилистом и утром, нагруженные под самую завязку, усаживались в чужую машину.

У Элеоноры Сергеевны всё внутри дрожало, хотя она старалась этого не показывать. Зачем устраивать истерику, когда всё уже взвешено и решено ею самой. Никто её за верёвку не тащит, хотя очень хотелось поддаться страху, повернуть назад и сказать:

— Я передумала, извините.

Она не сомневалась в своих друзьях и знала, что её не осудят. Но не в них было дело.

Дело было в ней самой. Эля знала, что ей нужно это путешествие, ей самой.

Глеб поглядывал на неё с сочувствием. Он видел в её коконе тревожные вихри, хотя внешне ничего не было видно, она только сжала сильнее зубы и у линии губ легла дополнительная складка.

— Переживает, — подумал Глеб, — но молчит. Тяжело, наверное, отрываться. Это я с радостью возвращаюсь. Устал я быть очень старым. Паша тоже переживает, напряжён, но не так сильно как она. Он потерял свою главную привязку — жену, дети для него давно отделены. А вот её главная привязка — сын, остаётся. Ей придётся пережить разрыв.

Машина тронулась.

Через четыре с половиной часа они подъехали к одной из маленьких местных гостиниц при храме. Они выгрузили свои гигантские рюкзаки, тепло попрощались с водителем, который пожелал им хорошей погоды и не заблудиться, и вошли в гостиницу, где бросили в комнате свои рюкзаки, и пошли погулять и осмотреться до вечера.

Естественно, первым делом, путешественники пошли в храм и осмотрели его. Он был старый и намоленный, Эля хорошо это почувствовала. Было ощущение особого пространства, вроде как созданного за столетия канала, по которому молитвам легче пробиваться куда-то на другой уровень бытия, куда-то на высокие небеса.

Друзья вели себя как обыкновенные туристы: пообедали и погуляли вокруг посёлка. Он стоял на достаточно высоком холме, храм был виден издалека.

— Вот то, что он стоит так высоко его и спасёт, — сказал Глеб. — Затопит многие города и храмы вместе с порталами, лик планеты изменится, а останется этот храм и его портал внутри.

— А как мы ночью внутрь попадём? — спросила Эля.

— Ну, это совсем несложно, если умеешь подчинять людей. Пока ты впитывала в себя святость места, я узнал, кто в храме закрывает боковой вход. Так вот вечером нам нужно его будет встретить, и он нам просто отдаст ключи.

— Так просто? Как же вы в будущем живёте, если так легко подчинить любого?

— Ну, во-первых, это у вас техногенная цивилизация, надеетесь на технику, поэтому не умеете подчинять и этим пользоваться. Во-вторых, у нас в будущем разработали методы защиты, блоки в ментальном слое, амулеты всякие, зелья. Умение подчинять — это своего рода оружие, от каждого оружия должна быть защита и её создадут.

Но, конечно, мы, маги будущего, которые освоили воздействие на ментальный слой человека, в вашем времени всегда будем чувствовать себя просто королями. Именно благодаря этому я у вас жил вполне комфортно — добыл документы и легализовался.

— И деньги на покупку квартиры в нашем доме из банка увёл? — ухмыльнулся Паша.

— Не… ну ты уж меня совсем за грабителя держишь! Нет. Просто продал один из своих драгоценных многокаратных камешков. Я же только тут притворяюсь пенсионером, а на самом деле я состоятельный маг. У меня хороший дом в столице остался.

— Со слугами?

— Да. Если доберёмся, и не передумаете по дороге остаться, сами увидите.

— А у тебя и жена есть? — эта мысль как-то раньше не приходила Эле в голову, а теперь она представила себе богатый дом и сразу подумала о хозяйке.

— Нет, — засмеялся Глеб, — семья есть, а хозяйки нет.

— Что, тебя бросила жена и оставила с детьми?

— Ох, Эля, вечно вас женщин на эмоции сносит, и вы домысливаете то, чего нет! Нет у меня ни жены, ни детей, зато есть младшая сестра, мама с тётушкой и старший брат. Но сама понимаешь, их ещё нет в природе, до них еще почти четыре тысячи лет.

К вечеру Глеб вышел из гостиницы и буквально через двадцать минут спокойно вернулся обратно и показал друзьям большой ключ от боковой двери.

— Ключ есть. Выходим сразу, как полностью стемнеет, в одиннадцать.

А потом оглядел притихших друзей:

— Если будете делать точно то, что я скажу, всё будет хорошо, не волнуйтесь.

Глава 3

Их небольшая компания со своими большими рюкзаками протиснулась в алтарную комнату.

Было темно, и только луна светила в узкие высокие окна, давая хоть какое-то освещение. В этот момент Эля поняла, почему Глеб выбрал уходить в полнолуние.

Он аккуратно положил на метр перед престолом квадратный светлой расцветки коврик, который нёс в руках. Коврик был размером метр на метр, точно со столешницу престола.

— Портал откроется тут, — сказал он. — Храмы строились как раз вокруг таких порталов, чтобы уберечь место, но оставить его свободным. То есть выбирал место для планирования и строительства храма тот, кто знал про магов-странников и их пути. Ну и одновременно решали вопросы помещения для проведения религиозных обрядов.

Сначала вообще место портала отмечали престолом, то есть самое святое и неизменное место храма одновременно было местом временного прокола. То есть престол стоял именно там, где можно было перейти. Потом престол отодвинули немного вглубь алтаря, потому что вставать на престол в момент перехода как-то сильно оскорбляло религиозные чувства хранителей храма и портала.

Сейчас престол всё также отмечает место прокола, но через метр после. Я положил там коврик, чтобы вы знали, где переходить. Он светлый, его будет хорошо видно под лунным светом. Можно было бы нарисовать мелом, но вы не увидите нарисованное в темноте. Мне-то просто будет виден сам портал.

Эля приняла объяснения, но чувство, что они оскверняют алтарную комнату осталось. Она поймала себя на том, что тянется чувствами к Богу, чтобы открыть свои чистые намерения. Чтобы кому-то… Богу? Небу? Судьбе? Чтобы чему-то великому и трансцендентному, какой-то разумной вечности, управляющей миром, которая находилась сейчас с ними и глядела на них в этом тёмном храме со всех сторон, было ясно, что в их помыслах нет ничего злого и грязного, что они просто странники, только путешествуют не в пространстве, а во времени, и только поэтому они здесь.

Павел молча стоял рядом.

— Теперь будем ждать, — сказал Глеб Петрович, подхватывая свой немаленький рюкзак. Он сделал несколько шагов и сел на скамью, прислонившись к стене спиной, не снимая лямок рюкзака. — Портал появляется на очень короткое время. Его почти не видно, а точнее, увижу его только я, вы не увидите. Он достаточно большой и высокий, чтобы прошел человек с рюкзаком, но по ширине он ограничен столешницей жертвенника, в высоту метра два.

— Паша, — обратился он к другу, — будь осторожен. Коврик точно размером с портал. Следи за локтями. Помните, всё, что выйдет за границы портала — остается тут. Будь то выставленный локоть или рука, которой вы можете случайно махнуть. Не машите ничем, я вас прошу.

И второе, что важно помнить. Портал может открыться ночью в любое время только на очень короткое время. По моими прикидкам это всего лишь двадцать секунд. Поэтому мы должны быть в полной готовности каждую секунду. Мне хватит двух-трёх секунд, чтобы увидеть, осознать и сказать вам. Я сразу, не медля, включаю фонарь, вскакиваю и иду. Три шага и вход в портал— четыре секунды. Так что у вас семь секунд на сборы. У Паши одиннадцать. Вы идёте сразу за мной, не раздумывая, не задерживаясь, точно и быстро повторяя мои движения. У нас даже пять секунд в запасе. Мы успеем.

Паш, думаю, я пойду первым, Эля второй, ты замыкаешь. Если она замешкается — поможешь. Что скажешь?

— Нормально, успеем, — Павел присел рядом с другом и устроился поудобнее, тоже не снимая лямок рюкзака.

Эля села рядом, пытаясь снизить возбуждение.

— Четыре секунды на проход! — мысленно заволновалась она. — Нет, этого вполне достаточно, если ты молодой и прыткий, а мы старые и медлительные! Да ещё и с тяжёлыми рюкзаками, с которыми нужно быстро встать! Глебу Петровичу вообще за восемьдесят. Ну, понятно, Паша, у него остались армейские навыки, а я могу промедлить, вовремя не среагировать, прокопаться не только отведённые мне пять секунд, но и Пашины, и что в результате? Если закрытие портала застанет Пашу в процессе перехода, что тогда?

— Глеб Пе… Глеб, а если я промедлю и Паша не успеет пройти полностью, что тогда?

Мужчина помолчал, но всё-таки ответил. В лунном свете, падающем сквозь окна, было видно, что он смотрит на неё искоса.

— Или останется здесь, или… уйдет частью. Эля, не паникуй, не нагнетай, ты быстро пройдёшь, да и Паша из чувства сохранения тебе поможет.

— Пройдем нормально, — пробасил Павел. — Если кто-то будет копаться — подтолкну и пропихну. Будет тормозить — возьму на плечо и пропихну. А если при этом будет торчать какая-то часть тела в сторону — значит, этот кто-то останется без руки. Так что, Элечка, если я тебя хватаю на плечо — сгруппируйся и просто повисни и всё пройдет на ура. Быть располовиненным мне не улыбается, поэтому проскочим на рефлексах. Меня больше беспокоит, чтобы мы вовремя среагировали и не проспали. Ближе к утру можно так расслабиться, что за двадцать секунд даже сообразить не успеем, что портал был. Тем более в темноте.

— Это точно, — улыбнулся Глеб. — Если так произойдет, остаёмся до следующего цикла, куда деваться. Хотя и очень не хочется, ожидание выматывает. Что будем делать, чтобы внимание не терялось? Разговаривать? Молчать? Дежурить по одному?

— Глеб, давай мы с тобой дежурим, а Эля пусть сидит, старается не спать, но как получится. Если что — я помогу ей вскочить с рюкзаком, пропихну. Ты сам, главное, внимания не теряй. И действительно, если ты проскочишь, а мы замешкаемся, то останемся тут, во избежание. А расскажи нам поподробнее, что нас ждёт-то? Что не очень ласковое будущее — это уже понятно.

— Ну, смотря в каком смысле неласковое, — вздохнул Глеб Петрович. — В смысле натуральности климата и чистоты воздуха — очень даже ласковое. В смысле, устройства человеческого общества — да, дикие времена, выживай кто может. Мы же не зря оружие берём. Вы очень сильно недооцениваете мир и спокойствие своего времени. Проскочим через портал, получите возможность сравнить как это жить без государства и цивилизации. У вас человечество добилось того, что можно жить одному и спокойно ходить по улицам. Женщины могут ходить по улицам без боязни быть изнасилованной каким-то забавником, могут учиться вне дома, надевать короткие платья. У вас можно работать без того, чтобы вынужденно содержать кучу воинов, чтобы защитить заработанное. Мы сейчас переместимся во времена, когда ещё нет четко очерченных стран и границ, где главенствует право сильного, где женщина является добычей, если она не имеет защитника просто потому что она слабее физически, где нет всеобщей грамотности и высокая смертность. Люди живут общинами, города небольшие, фактически большие деревни, окружены по крайней мере частоколом, или устроены так, чтобы была естественная природная защита. Тяжелые времена, время становления и захвата, время выживания, из оружия мечи, стрелы, в лучшем случае арбалеты.

— Но ведь у нас есть оружие, мы ведь сможем защититься, — с надеждой в голосе произнесла Эля. Она уже отвлеклась и не смотрела на пространство над разложенным ковриком, но мужчины не сводили с него глаз.

— Есть. Надеюсь, это оружие поможет нам добраться до следующего портала, который перенесёт нас ещё дальше, ближе к моему времени на тысячу лет. Но добираться до этого следующего перехода далеко и сложно и частью по воде. Достаточно будет один раз перевернуться в воде, и мы останемся с голыми руками и без нашего ценного оружия. И тогда всё в разы усложнится.

Очень надеюсь, что у развалин этого храма в будущем никого не будет. Неизвестно, как нас могут встретить. Два года назад, правда, никого не было.

Он помолчал.

— Храм здесь такой красивый, чистый и ухоженный. Через тысячу лет от него одна коробка осталась, да и там я поверхность престола очистил от обломков и место портала перед ним.

— Там могут быть люди?

— Почему бы и нет, вероятность, хоть и маленькая есть. Этот храм в будущем стоит на острове. Если я нашёл этот остров, другие тоже могут его найти. Да, место для прыжка из перехода приготовлено, но в тот ли год мы попадём — не знаю. Я провёл у вас пару лет, да и у портала в тысячу лет, вероятно, есть какие-то погрешности. Попадём туда через два года плюс минус какие-то месяцы после того как я там побывал и сюда отправился.

Другими словами, что нас там ждёт — неясно, но есть большая надежда, что ничего особенно плохого и остров пуст как и прежде.

— А что это за портал такой и откуда ты про него узнал? — спросил Павел.

— Мы слишком мало о таких порталах знаем. Почти совсем ничего. Магов-странников очень мало, да и они часто платят жизнями, унося с собой в могилу результаты проведённых исследований. Представь, можно, исследуя переход, прыгнуть и оказаться в замкнутом пространстве. Или застрять при переходе. И уже никому о своей ошибке не скажешь.

Я узнал об этом портале из старых записей, которые откопал в библиотеке. С большим трудом, но смог найти найти этот остров, а на нём храм. Это значит, что маг-странник, который передо мной прошел путь туда и обратно, смог передать информацию в моё время. Но куда он делся потом и где он сейчас? Не знаю.

Так что за эти два-три года моего отсутствия там и люди могут появиться у храма, даже основать поселение рядом.

— Или перетащить престол в другое место.

— Да, или перетащить престол. Хотя это вряд ли, зачем? Слишком массивный. Но люди такие затейники.

— А мы выпрыгнем именно ночью или в любое время суток?

— Если я правильно понимаю, то ночью. Похоже, это как-то связано с ходом Солнца и тем, что ночью портал закрыт от солнечного влияния всей толщей Земли.

Эля слушала их спокойный разговор и чувствовала, что её волнение потихоньку спадает.

Тёплая темнота церкви успокаивала. Фонарь они выключили, звуки негромко, но гулко разлетались в тишине и отражались от купола и стен. Золотое убранство поблёскивало в лунном свете.

— Не отключайтесь, держите внимание, — Паша почувствовал общую накатывающую расслабленность и не терял бдительности. — Не забывайте, зачем мы тут. Разговоры разговорами, но норматив в двадцать секунд нам не отменят.

Эля улыбнулась и посмотрела на часы с подсветкой: полвторого. Ночи сейчас короткие, после заката прошло два часа. За оставшиеся до рассвета три часа должно всё определиться. Надо взять себя в руки: предрассветные часы самые тяжёлые, захочется спать.

Она не успела поднять взгляд от часов, как Глеб Петрович воскликнул:

— Пора!

Это звучало как приказ: резко и повелительно. Мужчина сразу слегка наклонился вперёд перенося вес рюкзака так, чтобы было легче встать и поднялся.

Павел почти одновременно включил фонарь.

Эля вскинула взгляд. Для неё это «Пора!» было словно выстрел из стартового пистолета, после которого надо оттолкнуться и начать бежать что есть сил, чтобы выиграть.

Глеб Петрович в два прыжка достиг престола, ступил на коврик у его подножия, шагнул и исчез.

Наверное, если бы Эля была одна, она бы растерялась, начала раздумывать, суетиться.

Но буквально в ту же секунду она почувствовала, что Павел быстро поднимает её рюкзак да так, что одновременно лямками поднимает её, ставит на ноги и слегка толкает вперёд, немного придерживая, чтобы она не споткнулась от сильного толчка.

— Эля, иди, не волнуйся, но и не тормози.

Женщина шагнула к престолу, наступила на край коврика и промедлила, потому что никакого портала или ещё чего-то особенного она не увидела. Впереди в свете фонаря виднелся престол с разложенными на нём священными предметами. Ей надо было всего лишь сделать шаг с одной стороны коврика на другой. Это было странно. Возникло чувство, что это всего лишь игра, затеянная Глебом Петровичем, и сейчас он выйдет из тени и скажет:

— Розыгрыш! А вы и правда поверили?

— Иди! — Павел почувствовал её сомнение. — Иди и ничего не думай!

И она шагнула.

Свет фонаря исчез, на мгновение её окутала серая мгла и потом Эля опять оказалась в темноте.

Буквально мгновения ей хватило понять, что она прошла портал, потому что темнота эта была совсем другая, очень тёплая, влажная, с запахом соли и шумом моря и намного светлее, чем предыдущая, потому что на этот раз луна светила не только в узкие окна, но и в пролом в крыше.

Глеб схватил её за руку и заставил сделать несколько шагов в сторону.

— С прибытием, Элечка! Отойди, дай перейти Павлу.

И сразу массивная фигура Павла шагнула по направлению к ним.

— Успели, — выдохнул он и включил фонарь.

Они огляделись.

Богатое убранство храма, где они провели несколько часов ожидания, исчезло. Ему на смену из темноты освещаемые фонарём осторожно проявились облупленные стены, покосившиеся проёмы дверей, крыша с прогнившими балками, провалившаяся на одном из углов от старости, обломки камней и дерева. Только это и осталось от былой красоты и величия.

Неизменным остался лишь мраморный престол, почти не изъеденный временем и стоящий точно там же где и прежде.

Павел хотел осмотреться прямо сразу и поставить дежурного.

Но Глеб настоял на том, что надо выспаться всем, просто натянув верёвку на входе, если кто попытается зайти, зашумит и они, хорошо вооружённые, смогут дать отпор.

— Паша, поверь мне, сейчас тела начнут привыкать к новому состоянию. Лучше спать и отдыхать, всё пройдёт легче. Я не говорил вам, чтобы не пугать, но перестройка организма в молодое состояние не совсем легко даётся. Предлагаю расстелить наши туристические коврики, палатка не нужна, я натяну верёвку сам, а вы ложитесь и отдыхайте.

Эля действительно почувствовала, что голова стала кружиться, и тело как-то ослабло. Она с трудом отвязала пенку от рюкзака, расстелила рядом и буквально рухнула на неё.

Она закрыла глаза, голова кружилась. Сквозь нарастающий шум в ушах она услышала несколько коротких фраз, брошенных Павлом, но смысла уже не поняла, уловила только звук его голоса.

— Мы прошли, — смогла подумать она. На этом все мысли закончились, её скрутило в какой-то тугой узел, однако не настолько удушающий, чтобы потерять сознание. Мышцы сводило дрожью, тошнило, во рту ныли зубы, низ живота тянуло давно забытым спазмом. Это кошмарное состояние всё длилось и длилось, не давая вздохнуть.

— Господи, как долго ещё это терпеть, я больше не могу! — сквозь дурноту прорвалась отчаянная мысль, и Эля, сжав зубы, протяжно застонала.

— Терпите, — услышала она какой-то напряжённый голос Глеба сбоку от себя. Видимо, перестройка и ему давалась несладко. — пока… ничем… не помочь.

Паша просто не ответил.

Сколько они так промучились, Эля не знала. Ей казалось, что эта нескончаемая пытка тянется уже целую вечность. Но в какой-то момент она поняла, что дышать чуточку легче, и надежда, путаясь в бессвязности мыслей вспыхнула в ней, приводя в чувство.

Тошнота спала, когда рассвет окрасил в серо-голубой цвет окна и дыру под потолком, но на смену тошноте пришла слабость. Усталое тело жаждало отдыха, и сознание, не спрашивая хозяйку, скользнуло в забытьё сна.

Элю разбудил громкий голос, гулко разлетавшийся под высокими сводами.

Слова казались знакомыми, но смысл сначала ускользал: то ли интонации были незнакомыми, то ли произносимые звуки, то ли всё вместе. Только через некоторое время она поняла, что это голос Глеба, и он говорит на том самом языке, которой передал им магическим обучением.

— Ну что, друзья мои, теперь будем говорить на другом языке. Вам пора привыкать и нужно бы потренироваться выражать на нём мысли. Русский останется нам для тайных приватных разговоров и что-то мне подсказывает, что вы его не забудете, потому что общаться на нём придётся часто. Хотя не забывайте, современный язык в этой местности произошёл от смеси русского и ещё ряда восточных языков. Это смесь языков тех народностей, которые из-за катаклизма оказались вместе и перемешались.

— Ну ты гад, — с пола ответил Паша на чистом русском, — предупредить о таком состоянии не мог?

— А зачем? Не хотелось вас пугать, особенно Элю. Ничего бы это не изменило, а дрожания нервам прибавило бы.

— А если бы на нас кто-то напал в таком состоянии?

— Ну не напал же. Сразу по приходу было понятно, что храм пуст и как был заброшенным, так и остался. Это значило, что к нему нет внимания и, если даже здесь недалеко есть люди, они здесь редко появляются. И уж точно не придут ночью. А до утра мы бы восстановились слегка. Эля, ты как? Тебе-то, наверное, хуже всего. — повернулся к ней Глеб.

— Почему? — хрипло сказала женщина, голос слушался её с трудом.

— Потому что в мужской природе стареть постепенно, а у вас скачком. Значит, и обратно должен быть скачок, удар по пожилому организму. Как себя чувствуешь? На вид вроде ничего, такая как прежде.

— Как «такая как прежде»?! — охнула Эля. Она села, и, превозмогая лёгкое головокружение, стала шарить в рюкзаке в поисках зеркала.

Глеб засмеялся.

— Ох, Эля, как легко заставить вас, женщин, шевелиться! Скажи что-нибудь о внешности, и вы сразу подпрыгиваете и начинаете брать себя в руки. Да и эгоистически думаешь только о себе. Вот посмотри на нас с Пашей, мы же не изменились, но тебя это не тронуло. Ты вообще об этом не вспомнила.

Однако, краснея под насмешливыми взглядами мужчин, Эля всё-таки упорно искала в рюкзаке свою косметичку, а когда, наконец, нашла, то вытащила маленькое зеркальце и стала себя разглядывать. Да, вроде ничего не изменилось. Те же морщины, та же обвисшая кожа на веках. Настроение ухнуло в пропасть.

— Господи, лучше бы я не строила планов на молодость, не было бы тогда так мерзко на душе сейчас, — подумала она и отвернула расстроенное лицо от спутников, пряча взгляд.

— Э-э-э-э-эля, — насмешливо пропел Глеб, — ты торопыга, которая любит домысливать. Изменения ты почувствуешь постепенно. У тебя изменился гормональный уровень, это твои внутренние железы, фабрики гормонов, получили приток молодой энергии и ночью устраивались в твоём организме в новую более молодую конструкцию на долгое проживание. Но это не значит, что с тебя должна сразу чулком, как у змеи, слезть старая кожа, а под ней оказаться новая и молодая. Клетки кожи просто будут постепенно отмирать, а вот следующие будут образовываться по новым правилам. Постепенно ненавистные тобой морщины расправятся. Нет, я понимаю, что наша с Пашей внешность тебя интересует во вторую очередь — съехидничал он, — но хочу уверить, что и у нас с Пашей тоже вид будет помоложе, и суставы скрипеть будут меньше. Хотя и не мгновенно, но всё наладится.

Паша, сидевший и стены на раскатанной туристической пенке, иронично хмыкнул.

— Ну, теперь ты понял, — обратился к нему Глеб, — почему нельзя прыгать туда-сюда, как ты мне когда-то предлагал? Организм взбрыкнуть может, так валяться у портала и останешься, помолодевший, но неживой. Ну что, друзья мои, давайте начинать новую жизнь? И всё-таки предлагаю потренироваться в новом для вас языке и начать на нём говорить. Вставайте, пойдём осматриваться. Эля, ты как, в норме?

Она кивнула и медленно поднялась, прислушиваясь к своему состоянию. Почти хорошо, а по сравнению с ночным самочувствием просто великолепно.

Павел опасливо подошёл к узкому окну и осторожно выглянул. Людей было не видно. Из окна, у которого он стоял, было видна лишь часть каменистого берега и море, уходящее вдаль. Где-то далеко на горизонте виднелась тёмная неровная полоска. Похоже на холмы или горы.

Ветер приносил с собой запах южного моря, соли, водорослей и ещё чего-то неуловимого, какой-то незнакомый запах другого мира.

Глеб направился к противоположному окну и внимательно оглядел небольшой перелесок, выросший почти на камнях. Даже утром и в тени уже было жарко. Людей не было видно, да и следов недавнего людского присутствия было незаметно.

Это хорошо. Остров был невелик, жить на нём долгое время не представлялось возможным, поэтому и людей не было, нечего им тут делать. Только таким как он, заинтересованным магам-странникам, есть дело до этого полуразрушенного храма.

— Паш, сейчас перекусим, потом возьмём оружие, да пойдём остров осмотрим. Похоже, нет никого, но во избежание неожиданностей оглядим. Остров небольшой, за пару часов проверим от и до. Да и ялик нужно посмотреть.

— Какой ялик?

— Лодка такая, с квадратным парусом. Я же сюда два года назад не пешком пришёл, а на лодке приплыл. Постарался её спрятать да смолой полил, чтоб не сгнила. Вот и посмотрим, осталось ли что от неё, или нет.

Эля, пойдешь с нами или тебе ещё тяжело?

— Пойду.

— Хорошо. Думаю, нам всем надо переодеться. Мы теперь практически на южном курорте — море, солнце, свежий воздух, крыша над головой и отсутствие злобно настроенных личностей — что ещё человеку для отдыха нужно? Хотя последний пункт нужно проверить.

Они перекусили бутербродами и водой, запасливо захваченной Глебом. Он помахал перед носом у спутников пустой пластиковой бутылкой и сказал:

— Надеюсь, понятно, что она теперь для нас дорога, словно сделанная из золота. С исключительными свойствами: легкая, герметичная, долговечная, не бьётся! Таких тут нет. Каждая вещь, какую мы взяли с собой — потрясающая и волшебная для этого времени. Просто магическая. Один Пашин налобный фонарик чего стоит. Какой ужас он сам может навести в темноте на не привыкших к такому свету людей! Маг света, да и только. Взамен за этот фонарик могут шикарную лошадь дать, особенно, если он скажет, что этот артефакт будет светить вечно, если включать ненадолго и по крайней надобности.

И не смотрите на меня так снисходительно, я не преувеличиваю. Сами потом поймёте.

— А как же материки пластикового мусора, плавающего в океане?

— Й-эх, где они, эти сокровища? За тысячу лет исчезли, переработанные природой. Да и по океану теперь на больших океанских лайнерах не шастают в таких количествах. Население сократилось, площадь океанов увеличилась, а возможности у человечества только на маленькие утлые судёнышки.

По совету Глеба Эля взяла несколько скромных, но удобных платьев. Она распаковала рюкзак и переоделась в свободное балахонистое тёмно-зелёное платье из тонкого льна с короткими рукавами длиной по щиколотку. Оно оказалось самой подходящей одеждой: не сковывало движений, но продувалось насквозь.

Рюкзаки они брать не стали, сложили их в углу и замаскировали обломками.

Мужчины взяли оружие и медленно вышли из полуразрушеного остова храма.

Новый мир встретил их ярким утренним солнцем и жарким влажным ветром.

Ничто не напоминало о том, что было прежде. Изменился пейзаж, сменившись с лесных просторов на водную гладь, исчез посёлок, который находился на холме ниже храма. Холм стал островом с уютной бухтой, которая со всех сторон защищала стоящий на её берегу храм от ветра и штормов. Если бы не бухта, его древние стены давно смыло бы, и вряд ли Глеб нашёл этот портал по оставшемуся без стен среди камней мраморному престолу. За долгие годы он превратился бы в большой валун, один из многих, лежащих на берегу.

Они поднялись на каменистую вершину острова, со склоном, заросшим какой-то южной растительностью.

Остров с другой стороны от бухты был немного вытянутой формы. С вершины весь он был виден как на ладони: небольшой, скалистый, кое-где полностью заросший, окружённый со всех сторон водой и только на горизонте какая-то земля.

— Да, — махнул в ту сторону Глеб, — туда нам и предстоит добираться. Хотя это тоже остров, только намного больше.

— А что здесь с питьевой водой? — спросил практичный Павел.

— Не знаю, не разбирался. В прошлый раз я приплыл, спрятал лодку и сразу ушёл к вам.

— Где спрятал?

— В бухте. Сейчас пойдём её поищем.

Эля поймала себя на том, что она рада, что решилась на переход. Её немного потряхивало физически, иногда накатывала слабость и жар, потом они отступали, но настроения это не портило. Она глядела на этих двух мужчин, в обществе которых оказалась, и радовалась, что они позвали её с собой. Эля ощутила основательно забытое с юности чувство защищенности и заботы, а внутри разгоралось желание заботиться самой. Хотелось обеспечить им тылы, чтобы они не тратили время на досадные бытовые мелочи, а делали то, что наметили, не задерживаясь по пустякам, хотелось лечить им раны и выпускать в бой, хотелось увидеть их победителями и гордиться ими.

Да она и сейчас уже немножко гордилась своей приобщённостью к чему-то важному и достойному. Передать знания, накопленные человечеством следующим поколениям, которые оказались в тяжёлых условиях, цель куда уж благороднее?

— Если здесь нет воды, то надо сразу опреснитель ставить, — практичный, далёкий от романтики, Павел, возвышающийся рядом в свободной серой футболке, спустил её с небес на землю.

Он молча сунул Глебу в руки бинокль.

— Там справа на два часа в море посмотри.

Глеб поднял бинокль к глазам. В направлении, указанном Павлом, почти на горизонте, виднелся совсем маленький скалистый клочок суши.

— Это остров какой-то.

— А гребёт к нему кто?

— Где?

— Да чуть левее, точка какая-то, на лодку похожа.

И действительно, в этот момент Глеб увидел маленькую движущуюся точку, выходящую из-за острова, очень похожую на лодку.

— Ну вот и люди. Хотя кто они и что там делают вокруг? Далеко, не видно. Даже если соберутся к нам, долго плыть будут.

— Что будем делать, Глеб? — спросил Павел, — Воды мало, надо ставить опреснитель прямо сейчас.

— Эля, — обратился Глеб к женщине, — оставайся, будешь наблюдателем, вот бинокль. Мы пойдём за лодкой и воду поищем.

Моторных лодок здесь нет, если кто пожалует, издалека увидишь, спустишься, скажешь.

Тем более и нас будет прекрасно в бинокль видно, где мы и чем будем заниматься.

— Тем более и платье у тебя как раз удачное для маскировки, — покосился на её тёмно-зелёное платье Павел и улыбнулся. — Как раз в цвет местной зелени. Только белый платочек не одевай.

Так как-то буднично и начался и первый день их день в другой эпохе.

В бухте, недалеко от храма Павел нашёл очень маленький родничок и организовал всё так, чтобы драгоценная пресная влага не пропадала. За час набирался литр, значит, пресной воды им должно было хватить.

Спрятанную им лодку Глеб нашёл в практически исправном состоянии.

— Хорошо, что я тогда смолы не пожалел, — похвалил он себя. Лодка, а точнее, ялик, была небольшая, на четыре человека.

Эля все эти полдня просидела наверху в тенёчке, периодически оглядывая окрестности в бинокль. Один раз к ней поднялся Павел, принёс воды и остатки от бутербродов, посидел с ней минут пятнадцать, а потом опять ушёл.

Ничего угрожающего им с моря она не видела, с того далёкого островка никто к ним не плыл да и вообще подозревала, что Глеб специально оставил её тут отдыхать и набираться сил, чтобы не мешалась со своим любопытством и вопросами.

Они не брали много еды, только много соли и спичек. Видимо, Глеб, зная местные условия, рассчитывал на рыбалку. Действительно, сколько еды не взять, вся кончится, надо рассчитывать на добычу. Вот поэтому они дальновидно взяли с собой разнообразные крючки и леску.

Мужчины занялись рыбалкой, а потом развели небольшой костёрчик в защищённом от ветра и солнца месте бухты и сами занялись готовкой.

— К рыбалке приготовились ещё вчера, тысячу лет назад, — хмыкнула Эля, ещё раз вспомнив об этой странной коллизии, которая превратилась в реальность.

Запечённая рыба пахла умопомрачительно. Этот потрясающе вкусный запах Эля унюхала уже на подходе к костру и поняла, что есть она хочет не просто как волк, а как стая волков. Видимо, организм требовал энергии для перестройки.

Судя по тому, что Павел в одиночку приговорил рыбину с метр длиной, у всех была такая же потребность.

— Итак, друзья мои, — сказал Глеб, когда голод был утолён, и они блаженно развалились в тенёчке за валуном. — Мы благополучно прибыли в первый пункт нашего путешествия. Теперь будем добираться до второго.

Нам надо плыть до вон тех гор на горизонте. Ялик я посмотрел — он в порядке. Чуть подправить. Даже парус почти в порядке! Мне в прошлый раз удалось запаковать глиной и смолой так, чтобы уберечь его от насекомых да плесени. Так что отправляться можем хоть завтра. Что скажете?

— Куда отправляться?

— В местный город рыбаков. Для вас он будет как большая деревня. Я тогда этот ялик там и купил. Город как раз у тех гор и находится, народ рыболовством промышляет, да торговлей с соседями в глубине материка, этим и живёт.

— А нам обязательно прямиком туда, в тот город? Мы не можем его обойти? — подала голос Эля.

— Оттуда ходят торговые караваны в следующий город. Мы можем или идти с ними, или в одиночку. Дорога одна, местные, конечно, знают больше, но всё равно, далеко от своих селений не уходят. Поэтому дорогу показывать особо некому.

— Караваны? С верблюдами? — удивилась Эля.

— Нет, караваны — это охраняемая колонна повозок. Купим повозку и поедем. И лучше не тянуть, пока ты, Элечка, ещё не совсем молодая. Скоро начнёшь хорошеть с каждым днём, придётся нам тебя отбивать от поклонников.

— Да ладно, — засмущалась Эля, — прямо из-за моей подступающей сорокалетней красоты и начнём торопиться, как же.

— Не совсем, конечно, так, но лучше не тянуть. Предлагаю ещё пару дней здесь сил набраться, с лодкой разобраться, парус натянуть, походить, привыкнуть. Мы потренируемся под парусом с Павлом ходить и на третий день с утра двинемся, если погода позволит. А ты, Эля, всё также на наблюдательном пункте будешь сидеть. Надо систему сигналов продумать. Позы, раз флажков нет.

— Принято, — пробасил Павел. — Договоримся о сигналах с Элей.

Он принял лидерство Глеба и явно не собирался спорить по мелочам.

— А ты, будущая красавица, заниматься не забывай, — обратился к ней Глеб. — Ищи контакт со слоями своими, как я тебя учил. Сидишь у нас на наблюдении, вот и трудись над собой в этом направлении, пока твоя помощь в другом не требуется. Концентрацию тренируй. Вечером уже вместе позанимаемся.

Эля кивнула головой. Ей стало стыдно. За всё утро, проведённое на холме, она ни разу не вспомнила о тренировках.

— Расслабилась, почувствовала себя на курорте и в хорошей компании и сразу растеклась тёплой лужицей, — обругала она себя мысленно.

Вторые полдня она занималась так, как её ещё дома учил Глеб, и периодически разглядывала горизонт в бинокль. Всё было спокойно.

Мужчины спустили ялик на воду, поставили парус и немного покрутились рядом с берегом, тренируясь управлять парусом.

Как начало темнеть, за ней на холм пришёл Павел и позвал ужинать.

Они поели, посидели, поболтали немного у костра, а потом Глеб подозвал Элю поближе и начались занятия.

Паша устроился недалеко и стал с интересом наблюдать за ними.

— Эля, я понял в чем твоя проблема, — через некоторое время заявил Глеб.

— И в чём?

— Ты перекрываешь себе сексуальную энергию.

— Как это? — покраснела Эля.

Со стороны Паши явственно послышалось насмешливое хмыканье.

— Это точно, — послышался его голос, — всех мужиков отвадила, а кого не отвадила, с ними дружит как с подружками. Я её больше двадцати лет наблюдаю.

— Это следствие, а не причина, — отмахнулся Глеб, жестом заставляя Пашу успокоиться, и начал объяснять, глядя уже на Элю. — Многое повторю и буду говорить в понятных тебе терминах чакры. У нас в ходу не слово «чакра», а слово «узел». У тебя есть канал связи с планетой, типа пуповины, от которой к тебе, как и ко всему идёт поток энергии планеты. Он у тебя нормально работает. Это первая чакра, или узел.

Потом идет узел твоего личного резерва энергии. Это энергия жизни, или сексуальная. Хорошо, чтобы ты каждый раз не вздрагивала на слово «сексуальный», объясню поподробнее. Я назвал эту энергию сексуальной, потому что она связана с размножением, с полом. Если угодно, это половая энергия. Энергия создания жизни, если хочешь. Её размер каждому даётся от природы, но его можно и развивать, хотя природные данные являются определяющими. У вас это называется второй чакрой. Резерв у тебя от природы вполне приличный, смею заметить.

Третий узел — вот он, — Глеб ткнул пальцем, указывая куда-то в центр её тела, — как раз у диафрагмы. Даже и не знаю как точнее сформулировать поточнее действие этого узла в тебе понятных терминах.

Глеб на мгновение задумался.

— Я сказал бы, что это энергия всех химических процессов тела. Переработка приходящей из всех источников внешней энергии. Энергия окисления как базового процесса человека, дышащего кислородом существа.

Окисление ведь суть горение и есть, поэтому и называют у вас это чакрой огня. Хотя это название не отражает того, что этот узел очень сильно зависит от дыхания. Без дыхания, без поставки воздуха в организм, без притока внешней энергии, даже хороший огонь затухнет за минуты и организм попросту погибнет.

Заметь! Без еды за десятки дней, без воды за неделю, а без глотка воздуха за минуты. Опять же — коснись этого узла и первое, что ты сделаешь, это вдох.

Эля коснулась и, да, сразу автоматически вдохнула.

— Вот! Убедилась? — торжествующе поднял палец к небу Глеб. — У созданий, которые не дышат кислородом, узел выглядит по-другому. Кстати, правильное дыхание требует не только кислорода, но и углекислого газа. Баланс нужен, как, впрочем и во всём. Уж не знаю, что там этому узлу у вас приписывают. Вроде влияние общества, но это слишком узкая трактовка.

Далее: четвёртый узел, он на уровне сердца — энергия чувства.

— У нас это чакра воздуха, — пискнула Эля.

— Я знаю, — откликнулся Глеб. — По мне, так это попытка ваших экстрасенсов передать этим словом базовые качества чувств: — взаимопроникновение. Чувства как потоки воздуха смешиваются между собой, невидимы и как ветер, чувства возникают вроде бы из ничего.

Пятый узел на уровне горла — это интеллект, мысли, знания, логика, энергия слова.

Шестой — это как раз ощущение трансцендентного, нематериального, более высокое видение. Вот к нему тебе надо пробиться, подпитать и заставить его работать. Тогда увидишь всю конструкцию слоёв. Пока он у тебя еле теплится.

А седьмой узел — высший, тебе ещё развиваться и развиваться, чтобы ты могла с ним работать. Про него пока говорить не будем.

Поэтому работаем пока с этими шестью. Остановимся пока на них.

Первые три — энергия планеты и твой резерв, ну и энергия огня или дыхания, думай как хочешь, она как топливо для эфирного слоя, или эфира. Или называй его физическим, так тебе будет удобнее для понимания.

Энергия чувств — эмоциональный слой, эмоционал. Энергия знания, интеллекта — ментальный слой или ментал.

Так вот ты, дорогая, почему-то почти заблокировала свой сексуа… хорошо, канал жизненной энергии. Энергия планеты в тебя входит, резерв от природы у тебя большой, и… всё… тебя хватает только чтобы уловить свои чувства и слегка подумать свои мысли. На магическое видение более высокого порядка тебе топлива не хватает. А уж тем более не хватит, чтобы почувствовать чужие слои или подействовать на чужие узлы.

— Мне что, секс нужен? — почти прошептала Эля, бросив смущённый взгляд на веселящегося Павла, который явно развлекался новым поворотом в теме занятия.

— Э-э-э-э-э-эля, — пропел Глеб, глядя на неё и чуть улыбаясь, — тебе не секс нужен, а разблокировать канал, который выпустит данную тебе от природы энергию жизни. А уж дальше сама решишь, нужен тебе будет секс или нет. У тебя третий узел полноценно подпитывать дыханием огонь процессов в твоём теле не в состоянии. Так, пыхтит слегка.

— А как его разблокировать?

— Почувствовать свой резерв и наладить связь между узлами.

— А ты можешь помочь? — краснея, пробормотала Эля. Все эти разговоры с мужчинами о сексе не нравились ей своей двусмысленностью. Бог его знает, что они могут подумать.

— Могу, — ответил Глеб и молча посмотрел на неё, ожидая продолжения.

Она сначала ждала, что, мол, давай помогу, но молчание затягивалось. Глеб выжидательно смотрел на неё блестящими в свете костра глазами.

— Помоги мне, пожалуйста, — сказала Эля.

— Хорошо, — сразу сказал Глеб. — Сядь поудобнее, а лучше ляг, расслабься, почувствуй узлы, как я тебя учил. Я попробую открыть твой канал. Если сможешь уловить это состояние, поймёшь, о чём я говорю.

Она принесла коврик, на которой спала, из храма и улеглась.

— Закрой глаза, так будет понятнее. А ты, Паша, не шуми.

Она послушно закрыла глаза, и знакомые ласковые волны расслабления накрыли её.

Некоторое время ничего не происходило, но потом что-то стало расширяться и разными цветами переливаться в её теле Даже с закрытыми глазами вдруг Эля ощутила себя лежащей в многоцветном туманном коконе, по поверхности которого закручивались вихри. Она попробовала увеличить эту слоистую оболочку и на периферии ощущений заметила ещё один кокон. А дальше ещё один, более тусклый.

— Не отвлекайся, — прошелестел шёпот Глеба, — почувствуй свой открытый сейчас канал.

Она послушно рассмотрела свои слои. Ясным свечением розовел эфирный слой, а внутри него Эля увидела более яркую дымку: поток, который проходил сквозь весь кокон, радугой меняя цвет от розового до искрящегося белого. Лепестки слоёв брали начало из этого потока, закручиваясь вокруг. И в этот момент она ощутила давно забытое какое-то искрящееся состояние души и тела, в котором чувствовала себя почти волшебницей.

— Вот, значит, каким ощущением проявляется этот поток, — подумала она.

Постепенно всё погасло и она открыла глаза.

— Ну, поняла о чем я говорил всё это время?

— Да, — ей не хотелось говорить под впечатлением от увиденного. Магия оказалось реальностью. Как оказалось, у неё есть не только руки и ноги, но и бутон магических лепестков, и возможно, даже есть и крылья, если она сможет их найти и раскрыть.

Они погасили костёр и пошли спать в храм.

— Да! Наверное, я сама себе перекрыла этот канал — размышляла она, засыпая. Ощущение себя, лежащей в бутоне из слоёв, не отпускало. Эля вспомнила себя в юности, ещё до замужества. Тогда у неё было много поклонников. Как она сейчас поняла, они слетались на этот фонтан света и тепла жизненной энергии. После замужества муж, которому эти крутившиеся вокруг его жены мужчины очень не нравились, потихоньку внушил ей мысль, что надо быть скромнее, потому она уважаемая мать семейства, а не девчонка какая-то, и женщина сама бессознательно перекрыла этот поток. И как следствие, и интерес мужа постепенно исчез, а потом и сам муж.

* * *

Ещё ночью сквозь сон Эля услышала как пошёл дождь, шумом больше похожий на тропический ливень.

Утром уже опять вовсю сияло солнце.

Очередной день прошёл спокойно. С утра они договорились с Павлом о нескольких нужных сигналах. Например, одна рука вверх будет «осторожно, опасность» и повернуться в ту сторону, где опасность. Рука, в сторону — вижу людей на горизонте. И надо тоже повернуться в ту сторону, где люди. Сесть на корточки и обнять колени — отбой.

Весь день в меру своего ещё преклонного возраста мужчины тренировались ходить под парусом, рыбачили. Эля всё так же с холма наблюдала за горизонтом и уже не забывала заниматься. Она вновь и вновь пыталась вызвать в себе то ощущение радужного дымчатого канала, который пронизывает её кокон. Ей показалось, что после вчерашней демонстрации в её сознании что-то сдвинулось и, наконец, она уловила в себе тот поток, о котором говорил Глеб. Это её очень воодушевляло.

Следующий день тоже прошёл спокойно, а вечером у костра Глеб, после очередной дружеской философской беседы, украшенной лёгкими шутками и смехом, уже серьёзно сказал:

— Ну что, дорогие мои друзья, мне кажется, мы вполне уже восстановились от перехода и теперь наше здоровье и самочувствие будут только улучшаться. Пора покинуть этот гостеприимный островок. Мне, как и вам, не хочется погружаться в трудности и сложности пути, но у нас есть цель. Как бы хорошо тут не было, пора двигаться.

Завтра, если погода позволит, с утра грузимся, тщательно прибираем за собой, чтобы не привлекать к порталу внимания и отправляемся.

И ещё одно. Мне хотелось бы пройти мимо того далёкого островка, у которого крутилась та лодка. Любопытно, что там.

— Это почти по пути, зайдём, — Павел не возражал, а Эля тем более.

Укладываясь спать, она поймала себя на мысли, что с удовольствием осталась бы тут на месяц-другой. И ничего, что приходится есть одну рыбу, а хлеб у них закончился. Давно ей не было так комфортно, несмотря на то, что ночуют они не на широких и мягких матрасах, а на расстеленных туристических пенках.

Утро встретило их ясным синим небом без намёка на какую-либо непогоду. Значит, пора в путь.

Они позавтракали, упаковали рюкзаки и погрузили их в ял.

Глеб последний раз обошёл и оглядел их место стоянки. Они с Пашей постарались уничтожить все следы их пребывания, а пара таких дождей, как вчера ночью, окончательно смоет то, что осталось ими незамеченным.

Зачем? Глеб и сам не знал. Предосторожность. В этом времени всё опасно, лучше следов нигде не оставлять, да внимания к храму не привлекать.

Они вышли в море, держа курс на тот самый маленький клочок суши, за которым на горизонте темнела линия гор.

Ветер был попутным и через три часа они уже подходили к этому скалистому бугорку посередине моря, который, по точному замечанию Павла, и размером, и видом был похож на футбольное поле, только каменистое и усыпанное гниющими водорослями. Единственным отличием от ровного поля были несколько больших валунов, которые лежали посередине. Скорее всего, во время штормов волны без труда перекатывались через этот каменистый плоский остров, замечая только валуны, стоящие у них на пути.

— Заглянем? — Глеб вопросительно посмотрел на Пашу.

— Давай, посмотрим. Островок маленький, надолго не задержимся.

Они осторожно причалили и бросили якорь.

Глеб первым выпрыгнул с ялика и пошёл к валунам, намереваясь обойти их кругом.

Когда он зашёл в ту сторону, где была тень, то понял, что их отдых на курорте закончился и начинаются суровые будни сурового мира прямо вот с этой минуты: в тени одного из валунов в грязной одежде, лицом вниз и поджав под себя руки лежал человек.

— Паша, — негромко позвал Глеб.

Павел подошёл, увидел лежащую фигуру и всё понял. Мужчины переглянулись.

— Живой, — сказал Глеб. — А вернее, живая. Это женщина.

— Что с ней? Без сознания?

— Нет, ослабленная, немного обезвоженная, голодная, но просто спит.

— Откуда ты знаешь?

— Вижу.

Глеб взглянул на непонимающе глядящего Павла.

— Кокон её вижу и как слои функционируют, — объяснил он. — Ослабленная, но не умирающая.

Что будем делать?

— Разбираться, почему она тут. Не бросать же её тут без помощи в самом деле, — пробасил Паша.

Сзади охнула только что подошедшая и увидевшая лежащее тело Эля, хотела было броситься к лежащему человеку, но остановилась по примеру мужчин.

Только спросила шёпотом:

— Кто это?

— А вот сейчас и узнаем, — ответил Глеб, наклонился и энергично потряс за плечо незнакомку.

Она вздрогнула, быстрым движением села, согнула и прижала к груди колени и прижалась спиной к валуну. Это оказалась молодая девушка с раскосыми глазами, с тёмными, сбившимися в колтун волосами, одетая в грязное, но целое платье, испуганная и растерянная.

Девушка молчала, перебегая взглядом с одного на другого.

— Ну рассказывай, как ты тут оказалась и зачем. И мы поймём стоит ли тебе помогать.

— Меня оставили тут в наказание, — решилась ответить она.

— На этом пустом острове насовсем? — ужаснулась Эля.

— Нет, на три дня, без воды и еды. Чтобы одумалась, — тихо произнесла девушка.

— Как же ты без воды на жаре?

— Дождь был один раз, напилась, — коротко ответила она.

— Когда вернутся? — сразу спросил Павел.

— Обещали сегодня днём.

Мужчины переглянулись. Время приближалось к полудню. Эти наказыватели скоро явятся, и чтобы не попасться им на глаза в любом случае и не привлекать внимания, надо срочно отплывать.

Глеб посмотрел на сидящую перед ним проблему, сжимающую колени с натянутым на них подолом серого длинного платья и повелительно сказал:

— Выбирай прямо сейчас: или мы даём тебе воды и еды и ты остаешься, или просто остаёшься, или едешь с нами, под полное покровительство и подчинение, работать будешь за еду и одежду. Посягать на твою невинность никто не будет, это я обещаю.

Услышав «под полное подчинение» Эля вздрогнула.

— Вот это да, какие заявочки! — онемела он формулировки, сразу налетели сомнения. — Может, я ошибаюсь в Глебе, не такой уж он белый и пушистый, ничего же фактически про него не знаю, а что знаю — только из его рассказов!

— Нет, — одёрнула она сама себя, — надо перестать метаться. Что это я, сужу человека по одной фразе! Ведь его знаю не только по его рассказам, еще и несколько месяцев знакомства чего-то да стоят, надо доверять своей интуиции. Потом потребую у него объяснений и разберусь, зачем ему эта девочка на таких условиях.

Девушка молчала.

— Хорошо. Мы уплываем. Оставляем всё как есть.

Глеб повернулся уходить, успокаивающе положив руку на плечо Эле, когда раздался тихий голос:

— Я с вами. Возьмите меня, хоть кем. Буду служить, господин.

Она отлепилась от валуна, встала на колени, упершись руками в мелкие камни, и низко наклонила голову.

Элю передёрнуло от той безысходности, какой на неё повеяло от этой склонённой фигуры, она зло поглядела на Глеба, но промолчала.

— Потом, всё потом, ни к чему сейчас разборки, — мелькнула мысль.

Глеб покосился на неё.

— Элеонора не понимает, что маги видят все эмоции. Злится на меня, но молчит, молодец, однако потом устроит мне допрос с пристрастием. Вот Пашу мои слова вообще ничем не царапнули, чувствует, что я — то лучше знаю, что делать. Уж куда лучше, чем он, новичок в этом времени. Ох уж эти женщины!

Он взял Элю под локоть и быстрым шагом пошёл к ялику, Паша проследил, чтобы девушка поднялась и пошла за ними, а сам двинулся замыкающим.

— Куда теперь? — спросил Павел, когда они увеличившимся составом поднялись на борт. — Обратно? В обход? Просто в сторону и причалим в стороне? Встречаться с этими наказывающими персонажами нам явно не с руки. Они явно захотят настоять на своих правах.

— Давай пока в сторону, параллельно берегу, потом разберёмся. До темноты ещё долго.

А ты, красавица, расскажи-ка нам всё поподробнее, кто ты, как зовут, как здесь оказалась и почему. Эля, налей ей воды да дай поесть, пожалуйста.

Девушка жадно напилась.

— Меня зовут Кира, — не поднимая головы, сказала она. — Живу здесь в городе с матерью. Отец умер ещё до дождей. Меня дядя сюда отвёз. Двоюродный. Он теперь за нас отвечает.

— Как зовут дядю?

— Жинг.

— «За них отвечает» — это определённый статус. Это значит, они с матерью с одной стороны, под его защитой, а с другой, в полной его власти, потому что в их семье нет мужчины, — пояснил Глеб, повернувшись к спутникам. — И в чем же ты его ослушалась?

— Замуж не хочу за кого он велит.

— И что же не хочешь? Старый, страшный?

— Не знаю. Всё равно какой. Только живёт далеко, в другом городе. Мать не хочу оставлять, в чужой город не хочу, а дядя уже сговорился. Ну я и сказала сдуру, что не пойду. Ну и нарвалась на наказание.

— А сейчас, после наказания пошла бы?

— Да в любом случае никуда бы не делась, пошла. Мужчина, говорят, не очень старый, не злобствует, да и не бедный вроде. Не знаю.

— А здесь тебе кто-то нравится? — Эля попыталась осмыслить ситуацию с привычных позиций.

— Да, нравится. Да только какая разница? Замуж он меня не возьмёт. Да и я уже перестарок почти. Уже скоро вообще никто не возьмёт.

— Так что вы с дядей Жингом твоим не договорились, раз ты фактически согласна?

— Это дядя меня, как он говорит, учит характер сдерживать и думать меньше. Говорит, думать за женщин должны мужчины. А я, говорит, строптивая слишком, надо учить.

— Ну и смыло бы тебя за три дня штормом, кому хорошо было бы?

— Не смыло бы, не сезон, — равнодушно сказала девушка.

Эля отвернулась и мысленно нехорошо выругалась.

— А к нам тогда зачем, если бы всё равно замуж пошла и в конечном счёте всё было бы нормально? — спросил девушку Глеб.

— А там ещё сынок дядин, житья совсем не даёт, просто совсем замучил, — опустила голову девушка. — Он и снасильничать может, опозорит меня. Никакого житья тогда не будет ни мне, ни маме. А с вами уйду, пропаду и с концами. Утонула! Хоть матери будет спокойнее. Нет меня и нет, дядя голодной её не оставит. Да и с вами буду, всё равно уже вы за меня в ответе будете, не в дядиной власти.

— Довели девчонку, — подумала Эля, — готова уйти в кабальные условия с первым встречным, кто ей помощь предложил. Да уж, как Глеб и говорил, тяжёлые времена.

— Ну, что будем делать, Павел? — мужчины посмотрели друг на друга. Островка уже не было видно, кругом расстилалась водная гладь да очертания гор существенно приблизились.

— Можно ехать в городок. Девочку там узнают, да, но мы можем объявить, что нашли её бесхозную. Без покровителя и сопровождающего. По местным правилам к нам не будет претензий, а вот дядя попытается на нас надавить и её вернуть, потому что наверняка он о свадьбе к своей выгоде договорился, и потерять её не захочет.

— Кира, — позвал Глеб девушку, которая сейчас жадно ела предложенную ей Элей рыбу, — дядя твой кто, большой человек в городе?

— Да. Третий глава.

Понятно, — он повернулся к Павлу, — это вроде как второй помощник главного человека в городе. — Не самый главный, но не рядовой.

— Да уж, — произнёс Паша, — не было печали, черти накачали. Посетили островок, называется, полюбопытствовали.

— Ну, Кира, на пристани, когда швартуемся, тебя узнают?

— Узнают. У нас все друг друга знают.

— Тьфу ты пропасть! Ну что скажешь, Эля, сердобольная ты наша? Ведь не разрешишь девочку обратно на остров отвезти, вроде как мы тут не причем и мимо проплывали? Ты ведь как на слова про полное подчинение вскинулась! А здесь просто такая формула рабочих отношений норма. Два свидетеля, на колени и поклон. Правда, Кира?

Девушка кивнула.

— Да, кстати, зови меня господин Глен, его отец Павл, а её матушка Элина.

— Матушка? Элина? — удивилась Эля.

— Да, матушка. И не пыхти так, — перешёл Глеб на русский. — Матушками всех женщин в возрасте называют, а мужчин отцами. Это местное уважительное обращение. Вроде как человек уже обзавёлся семьёй и детьми, очень умный и достойный.

Элина местное имя. Как Глен и Павл, кстати. Притворяемся местными, подруга. Перенимаем их правила и привычки. Вон, Паша непротив.

— Да мне всё равно, хоть горшком назови, только в печь не ставь, — усмехнулся Паша, — главное, понять, что делать, чтобы уйти дальше без потерь. Наши рюкзаки, да и одежда, и так привлекут внимание. Девочка просто будет как вишенка на торте. Этот дядя сразу разглядит, что мы с нашими вещами просто лакомый кусочек. А положить из автомата половину мужчин городка защищаясь, очень не хочется.

Глеб кивнул.

— Итак, продолжу свои наставления для слишком уверенных в себе женщин, — тоном учителя продолжил он. — Меня Кира будет называть господин, потому что она моя служанка, а госпожа — это только жена господина, а не вообще все женщины вокруг. Эля, если будешь мою жену изображать, вот тогда будет тебя Кира звать госпожой. Ты не забывай, я тут в этом времени, пока искал переход в ваше время, пару лет прожил, основы местной жизни и вежливые обращения изучил.

Ну и имей ввиду, большей частью я Киру для тебя подобрал, — добавил он, помолчал и посмотрел вопросительно глядевшей на него женщине прямо в глаза.

— Э-э-э-э-ля, — насмешливо протянул он, — ответь мне, что ты знаешь о бытовой стороне жизни женщин здесь? Что принято, что нет, какая одежда, какое бельё, где мыться и чем, в конце концов! Уж умолчу о всех прочих деликатных женских моментах. Здесь нет магазинов и шампуней, трусиков и футболочек, холодильников и горячей воды. Здесь даже платье из такой тонкой ткани как у тебя — безумная роскошь. Здесь другие правила, о которых тебе эта девочка и расскажет постепенно, чтобы ты глупейших ошибок не совершала. А ты главное спрашивать не забывай.

Элеонора покраснела и пристыженно опустила глаза.

— Действительно, — подумала она, — что же я, как дура, лезу-то в то, что не понимаю. Навыдумывала себе злодея из Глеба на ровном месте.

— Извини, — выдавила она, — я осознала свою… что не понимаю важных вещей. Впредь постараюсь так себя не вести.

Глеб удовлетворённо хмыкнул.

— Замечательно. Значит, этот вопрос закрыли, и ты больше не дуешься. Девочка теперь в твоём полном подчинении и, одновременно, твой путеводитель и справочник по местной жизни. Прошу тебя, Эля, не стесняйся, первые дни каждый шаг уточняй у неё, как должно быть правильно. И ещё что важно помнить: это агрессивный мир. Здесь неагрессивность и мягкость манер могут принять за слабость. Постарайся найти нужный тон в общении с ней, чтобы она тебе на голову не села. Характер, чувствуется, у неё есть.

— Хорошо, — Эля кивнула.

— А всё-таки, что делать будем? — подал голос молчавший и спокойно наблюдавший эту перепалку Павел. — Куда двигаем?

— Двигай к берегу, прямо к пристани. У меня тут мысль одна возникла. Как там в вашем фильме было: кто нам мешает, тот нам и поможет.

* * *

Они причалили к берегу после полудня не скрываясь. Кира немного ссутулившись от страха, сидела на скамье.

За время пока они плыли к пристани, девушку порасспросили о местных людях и порядках, а пока она отвечала, Эля расчесала её колтун на голове, заплела её длинные волосы в красивую косу и закрепила её кусочком ярко красной тесьмы, завалявшейся в кармане рюкзака. Кира пришла в восторг от такого украшения. Она перекинула косу себе через плечо и постоянно поглядывала на неё. Причесанная и умытая девушка завязала верёвочку на поясе своего простого платья, подчеркнув этим свою тонкую талию и округлые бёдра, и со своей яркой восточной красотой начала выглядеть весьма привлекательно. Стало понятно, почему сын дяди Жинга так настойчиво её домогается, девушка просто была красива.

Глеб вышел из ялика. Он был здесь два года назад перед уходом в портал, пару недель прожил здесь в этом городке.

Мужчина медленной уверенной походкой шёл по направлению к таверне — местному культурному центру, который он помнил ещё по своему прошлому посещению. Таверна представляла собой большое двухэтажное строение, с крышей из камыша и в этом поселении играла роль гостиницы, столовой, места сходок и заключения договоров на перевозку, да и вообще, центра стекающейся информации. Тут игрались свадьбы, устраивались местные праздники и периодически случались развлечения в виде драк и мелких потасовок.

Сама Кира шла на полшага сзади от Глеба, который положил руку на кинжал, висевший на поясе. Он одел рубашку и брюки местного образца, из грубой и небелёной ткани, которые хорошо сохранились вместе с парусом на острове.

Павел с Элей остались сторожить вещи, не поднимаясь на пристань, причем у Паши на поясе на виду тоже висел кинжал, а в кармане он держал наготове пистолет. Для них, пришедших из другого мира, всё было интересно. Они, не выходя из ялика, с любопытством рассматривали небольшие деревянные дома, стоящие дальше за пристанью, жителей этого поселения, которые занимались своими повседневными делами, слушали разговоры и перекрикивания. На берегу сохли сети, на верёвках тёплый влажный ветер полоскал рубахи и штаны из выцветшего белого полотна, бегали полуголые загорелые босые дети. В оконных проёмах вместо стёкол стояли деревянные решётки. Южный климат не требовал толстых стен, вся жизнь жителей проходила вне дома. Эля заметила женщину с вёдрами на коромысле. Да, водопровода здесь не было, зато коромысло не забыли. Эхо предыдущей цивилизации пробивалось сквозь тысячелетия.

Вроде бы всё было так же как в обыкновенной небогатой южной прибрежной деревне в оставленном ими прошлом тысячелетии, но какой-то нюанс ясно давал понять, что это другая эпоха. Эля пару минут пыталась сообразить, какая деталь в этой вроде бы обычной картине делает её странной и необычной, а потом догадалась: отсутствие привычного разноцветия красок в предметах быта, созданных людьми. Все цвета были натуральными. Никаких домов, окрашенных в ядрёный синий или жёлтый цвет, все лодки цвета потемневшего от воды дерева, а одежда на верёвках белая или бурая, с полным отсутствием разноцветных украшений или рисунков.

— Никаких тебе ярких футболочек с рисунком, синих джинсов и платьицев в горошек или весёленький узорчик, — с грустью подумала Эля. — Что ж, будем привыкать к простоте.

Павел тоже заметил то, чего не было бы в обычной для него деревне: высокий забор из кольев немного в сторону от пристани. Поселение явно принимало более серьёзные меры по своей защите, нежели в далёком прошлом.

* * *

В таверне было немноголюдно. Видимо, было рано для дружеских посиделок, местные жители ещё были погружены в дела и заботы текущего трудового дня, да и большинство посетителей сидели не в зале, а во дворе за столами, стоящими под навесом. Там жара чувствовалась меньше.

Столовая этого заведения представляла собой довольно просторный темноватый зал, в котором роль окон играли вырубленные в стенах большие проёмы без каких- либо признаков рам или стёкол. На ночь все окна просто закрывались ставнями, тёплый климат позволял, а стёкла были слишком большой роскошью для этих мест. Земляной пол, грубые столы и лавки, в углу очаг, у которого хлопотали две женщины, да пара подавальщиц, вот и все удовольствия. На несколько секунд шум разговоров стих, воцарилось молчание, все глаза изучающе повернулись к новому пришлому человеку. Потом шум возобновился, местное общество оглядело новичка и вернулось к своим текущим делам.

Мужчина, в котором Глеб узнал дородную фигуру хозяина таверны, шагнул к нему.

— Здоровья тебе, отец Вик! — за два года отсутствия маг не забыл ни хозяина, ни как его зовут и надеялся, что тот тоже вспомнит. Это существенно облегчило бы им жизнь и помогло бы им убраться отсюда побыстрее и без потерь.

— Здоровья тебе, отец Глен! — улыбнулся хозяин таверны. — Какими судьбами? Ты вернулся? А как ялик, который ты купил у Лима, ходит ещё или ты на другом пришёл?

— Да на нём, со спутниками. Крепкий ялик оказался. Мне нужна пара комнат переночевать пару тройку ночей до каравана на Коксу да помощник вещи выгрузить.

— А это кто с тобой? Неужто наша местная, Кира?

— Да, она, теперь у меня в полном подчинении, я её на острове подобрал, одну. Теперь мне служить будет.

— Хм, её дяде это не понравится, он, вроде как к нужному человеку её замуж хочет отдать. А он третий глава здесь.

— Вик, уже знаю. Но я в своём праве, ты же знаешь. Она была на острове одна, без защиты, без воды и еды. Я её спас, теперь её жизнь моя. Сам понимаешь, от такого подарка судьбы не отказываются.

— Как одна? Учудил Жинг.

— Да, одна. Но сам понимаешь, её дядю мне обижать тоже не хочется. Надеюсь, договоримся с ним как-нибудь. А пока будем устраиваться, да есть очень хочется.

— Есть комнаты. И парня дам помочь с тележкой.

— И три больших мешка продашь, чтобы донести вещи?

— Да.

Уже на пристани Глеб сговорился о продаже ялика, они с Пашей засунули рюкзаки в мешки, скрыв их необычный вид от посторонних глаз, погрузили на повозку и повезли в гостиницу при таверне.

Комнаты, выделенные им Виком, по просьбе мага были без окон, только посередине каждой из стен зияло затянутое сеткой вентиляционное отверстие, размером с тарелку. В одну из этих комнат мужчины сгрузили все их вещи, оставили там женщин с подносом еды, которую принесла с первого этажа подавальщица, да проследили, чтобы они закрылись на засов, а сами спустились на первый этаж, в зал, который наполнялся людьми всё больше и больше.

— Ну что, Паша, будем теперь ждать дядю, — сказал Глеб и придвинул к себе тарелку с вкусно пахнущей едой. — Если я правильно понимаю ситуацию, ему уже доложили, что девочкапропала с острова, и что в его городе появился незнакомец, которому она теперь обязана подчиняться.

Павел согласно кивнул.

— Он скоро должен появиться, начать торговаться и нам угрожать, — продолжил Глеб, оглядывая цепким взглядом входящих и выходящих. — Надеюсь, он не заставит нас ждать. Не хочется наших женщин оставлять одних надолго, здесь их даже в уборную надо сопровождать. Надеюсь, Эля это понимает.

Маг оглядывал сидящих в зале вокруг них людей, видел их коконы, отражающие их чувства и здоровье, а по ним мог догадаться, какие проблемы их одолевают. Вон тот толстяк явно имеет проблемы с печенью, а сидящий рядом с ним мужичок в свободной одежде с лёгкими.

Глеб давно оставил юношеские поползновения помогать всем подряд, даже тем, кто не просит. В магической академии даже предмет такой был «Магическая этика», где все эти вопросы помощи и разбирались со всех аспектов, включая философский. Даже слабый маг многое видит, но может ли он помогать мимоходом, без просьбы самого человека, просто пробегая мимо и фактически взяв на себя ответственность за всё, что с ним произойдёт потом? Просьба о помощи самого человека — вовсе не формальный, а важный магический акт, который обязателен, но не все это понимают. После просьбы идёт отклик на всех слоях кокона, включая высшие, отражающие судьбу самого человека, и человек берёт ответственность за всё дальнейшее на себя. Если нет к тебе просьбы — значит, ты вмешался сам и вся ответственность за последствия падает на тебя, а произойти может как хорошее, так и плохое. У судьбы свои планы и задачи, а вмешательство постороннего ей могут совсем не понравиться.

Молодым студиозусом Глеб не понимал важности глубокого понимания магической этики. Выучить-то он, как хороший студент, выучил и даже хорошо сдал, но суть и глубину разработанной столетиями этики магов проверял уже позже и собственной жизнью.

Если коротко, этика мага говорила: делай, что тебе надо, но не вмешивайся без просьбы в судьбы других, а уж если вмешался, не увиливай от ответственности, или хотя бы от осознания того, что натворил из благих намерений. Слишком много магам дано природой, слишком много они могут, слишком сильно способны вмешаться в чужие судьбы.

Глеб до сих пор помнил ту милую с кудряшками девчушку, которой он просто из симпатии, походя вылечил больную ножку. Буквально на второй день она, счастливая, что может быстро бегать, споткнулась, упала и сломала в двух местах другую.

Если бы её родители сами попросили бы Глеба вылечить её ножку, и на следующий день она бы всё равно сломала другую, на нём не висела бы ответственность за событие. Получалось бы, что родители приняли решение, и оно оказалось неправильным, больше ничего.

А в этом случае полностью и целиком виноват был только он сам.

Наверное, тогда он в первый раз осознал, что предмет «Магическая этика» вырос не на ровном месте и понял, что вмешался не туда куда нужно.

Судьба показала ему, что следует идти своим путём и походя не путать нити, которые она соткала.

* * *

Павел, сидящий рядом, насторожился. Глеб повернул голову: к ним подходил коренастый, крепкий, мужчина, чертами лица, напоминающий Киру. Чуть сзади за ним шли два высоких молодых парня.

— А вот и дядюшка пожаловали, — мысленно улыбнулся Глеб и вопросительно уставился на уверенно усевшихся к ним за стол мужчин.

Жинг не стал здороваться.

— Вот, пришёл посмотреть на тебя. Интересно мне, кто тут решил племянницу мою к рукам прибрать.

— Сам оставил одну на острове, никто не виноват, сам себя и вини.

— С собой я сам разберусь, — зло зыркнул на него Жинг. — Ты лучше расскажи-ка мне откуда ты и куда путь держишь.

Глеб стал рассказывать свою легенду, да их планы отправиться в Коксу, а потом и дальше, в Алатай, следующий большой город, куда шли караваны.

Жинг подавал какие-то заинтересованные реплики, поблёскивая тёмными вишенками раскосых глаз, но мага не оставляло ощущение, будто что-то идёт не так. Этот властный и хитрый мужчина, сидевший напротив не торговался, не обговаривал условий возврата племянницы, не интересовался, что они хотят взамен, а разговаривал так, будто Кира уже была у него, а сейчас он просто прикидывает как более выгодно выкинуть их с Павлом из города, прихватив их вещи, но так чтобы не осудили местные жители, потому что всё-таки девушку эти приезжие подобрали и взяли в услужение по всем местным правилам.

Хмурый вид Паши и его многозначительный взгляд под насупленными седыми бровями подтверждали подозрения.

— Что-то Жинг задумал и надо тупо брать его под магическое подчинение и диктовать свою волю, не ожидая, что он предложит, — решил Глеб. Ситуация ему категорически не нравилась, он уже хотел начать действовать магией, когда в этот момент с лестницы раздался топот и заполошный крик.

— Сиди со своими людьми здесь как ни в чем не бывало, никуда не уходи, жди нас, от меня тебе будет очень выгодное предложение, ты не хочешь упустить его, — властным голосом произнёс он, глядя Жингу в глаза. — Павел, иди посмотри что там, я следом приду. А наши гости спокойно подождут здесь и никуда не уйдут.

Жинг внутренне пытался сопротивляться, но его сильная воля не могла ничего противопоставить натренированной магической силе. Он принял своё подчинение и остался сидеть за столом таверны.

* * *

Эля всё больше проникалась тем, что попала в другой мир. Она это чувствовала не только по одежде, запахам и каким-то бытовым мелочам. В деревнях с простыми правилами жизни с туалетом на улице она бывала, но дело было не в простоте нравов, а в чём-то принципиально другом, которое неуловимо витало в воздухе.

Другие выражения глаз, другие движения, другие интонации, больше скрытой агрессии, любопытство, которое люди не скрывали, и оно сочилось из поворотов голов и коротких взглядов. Вокруг Эли теперь были люди, которые жили по другим правилам жизни, и эти правила она не знала. Любой её поступок мог привести совершенно непредсказуемым результатам только по тому, что она не понимала местной логики событий.

Эля вздохнула. Было ясно, что свои культурные привычки надо пересматривать. То, что было нормой в её прошлом времени, в этом времени нормой не было. Где-то далеко, тысячу лет назад, в седой древности царил свод правил и законов, охраняющих граждан от посягательств на их имущество и здоровье. Там полиция плохо или хорошо, но стояла на страже, охраняя граждан друг от друга, там можно было свободно, не боясь, ходить по улицам, жить одной и не ожидать, что кто-то заявит на тебя права. А тут даже в уборную опасно идти.

Она легла на одну из кроватей и попыталась расслабиться. Матрас был жёсткий, неудобный и комковатый. В комнате было темно и душно, хотя свет пробивался из щелей между досками и из вентиляционного отверстия. Жаркий влажный климат вносил свои коррективы, толстые стены были никому не нужны, тёплая одежда тоже. Эля заметила, что на одной из стен на одном крюке висел гамак.

— Может, перелечь в гамак, — вяло подумала она, но оставила эту идею, неохота вставать.

Кира дремала после еды на циновке в углу. Видимо, устала за три дня на каменистом островке, не так уж легко они ей дались. Она называла её матушкой, хотя по возрасту вполне могла называть и бабушкой.

Эля попыталась увидеть свой кокон и, похоже, ей это удалось. Она ощутила себя лежащей в разноцветных лепестках большого дымчатого бутона и стала рассматривать его. Сколько так прошло времени, она не знала, балансируя на краю сна и бодрствования, и очнулась от того, что Кира стояла над ней и, ничего не говоря, толкала её в плечо, а когда увидела, что хозяйка проснулась, с выражением ужаса на лице молча указала на дверь.

В первый момент, женщина не поняла в чём дело.

В комнате стояла тишина, дверь была на засове. Но потом она ощутила, именно ощутила присутствие людей за дверью. Их было двое. Видимо, Кира, всегда будучи настороже и никогда не расслабляющаяся полностью в этом агрессивном мире, услышала их тихие шаги.

Эля успокаивающе кивнула девушке, дав ей понять, что оценила опасность и медленно села на кровати, ожидая дальнейших действий от стоящих за дверью. Не будут же они двери выбивать! Или будут?

В следующий момент, отверстие для вентиляции проткнула палка, выбивая сетку от насекомых, а следом влетел комок тлеющей дымящейся пакли и кто-то прямо в отверстие гаркнул: «Пожар!», и комната стала затягиваться вонючим дымом.

Кира прижалась к стене и застыла в ступоре с широко раскрытыми глазами, глядя на исходящий вонью клубящийся комок.

Одинокая жизнь научила Элю принимать мгновенные решения. Ей хватило секунды, чтобы оценить обстановку и понять, что их просто и примитивно пытаются отсюда выкурить, чтобы они сами открыли засов и распахнули двери, а дальше не только они окажутся в чужих руках, но и все вещи, которые доверил им Глеб.

Она схватила глиняный кувшин с водой, оставшейся после обеда, резким движением выплеснула остатки на паклю, схватила её, мокрую, рукой и вытолкнула обратно в отверстие.

Затем стряхнула посуду с подноса, закрыла им дыру в стене и прижала спиной. В комнате было ещё дымно, но угрозы задохнуться уже не было. По крайней мере не сразу.

— Надо звать на помощь, — поняла Эля. — Но как? Отсюда до обеденного зала не докричишься, тем более там шум. Открывать дверь нельзя.

Притаившиеся люди за дверью всё также ждали открытых женщинами в панике дверей.

— Хорошо, они хотели паники, они её получат, — Эля вздохнула, затолкала свою стыдливость поглубже и закричала громким визгливым голосом: — Пожар! Караул! Горим! — и махнула Кире рукой, чтобы та поддержала её.

Кира, повинуясь этому жесту, тоже закричала.

Сначала вроде ничего не происходило, потом они услышали где-то недалеко в коридоре удаляющийся крик «Пожар!», и заполошный топот ног по лестнице.

— Сейчас примчатся — удовлетворённо подумала Эля, и успокаивающе подмигнула Кире. Девушка подмигнула ей в ответ. Этот жест, как оказалось, работал и в этом времени. Подмигивание пережило все катаклизмы, войны и крах цивилизации.

В коридоре раздался шорох. Кира молча показала Эле, что люди, караулящие их за дверью, спешно уходят, и сразу же в коридоре раздались другие тяжёлые уверенные шаги человека, который не собирался скрываться.

— Павел! — радостно подумала Эля.

И как ответ, за дверью прозвучал его взволнованный голос:

— Эля! Эля! Что у вас там? Открой.

Женщины сдвинули засов, открыли дверь, Павел зашёл и сразу оценил обстановку: и черепки от сброшенной Эли посуды с подноса, и вонь, и дым, витавший в комнате.

Он оглядел молчавших женщин, заметил Элины испачканные сажей руки, нетронутые вещи в углу, улыбнулся и пробасил: — Ну, с боевым крещением вас, девчонки!

Эля ощутила, как её сразу отпустило: всё закончилось, Павел здесь, они отразили нападение и теперь под защитой. Она устало опустилась на кровать.

Павел ухмыльнулся: — В уборную вас отвести?

Женщина взглянула на него, и захихикала от двусмысленности фразы, а потом совсем открыто засмеялась. Пережитое напряжение уходило из неё смехом. Кира тоже заулыбалась.

Так, смеющимися, их и нашёл Глеб.

— Они устроили пожар? — спросил он.

Эля кивнула.

— Паклю дымящуюся в комнату закинули через дыру в стене.

— Так вот почему Жинг не торговался, а просто выжидал. Думал, что вы обе у него в кармане вместе с нашими явно очень ценными вещами. Ну ничего, он ещё пожалеет, что начал не с того конца, — мстительно произнёс Глеб.

Он спустился в зал, сел за стол и уже по-другому посмотрел на сидящего напротив него мужчину, который вместе со своими людьми, терпеливо дожидался возвращения чужака, как ему было приказано. Суета, возникшая из-за криков о пожаре, уже стихла, хозяин быстро разобрался, что тревога ложная и гаркнул об этом на весь зал, теперь только гомон в зале был громче, люди обсуждали произошедшее.

— Твои люди пожар затеяли? Отвечай, — Жинг под подчинением не сопротивлялся.

— Мои.

— Зачем? Насчет Киры мы бы и так договорились.

— Твои спутники и их вещи интересовали. Уж слишком странно и хорошо одеты. И обувь хорошей выделки. Вы пришли откуда-то из хороших богатых мест, да ещё и недалеко от нас, раз только ялика доплыть хватило. Хотел знать где это.

— Ещё кому-то сказал о своих подозрениях? Главе?

— Нет, никому, хотел сам сначала посмотреть на вас.

Спутники Жинга во все глаза смотрели на мага и в полном недоумении слушали такие признания, но их присутствие не имело значения. Глеб заранее заблокировал им кратковременную память, они просто ничего не будут помнить, что они делали и о чем была речь за этим столом.

— Расскажи мне пока, куда и кому ты собрался Киру отдавать замуж и почему.

— В Коксу, с нужным человеком хотел породниться. Сыну его хотел отдать.

— Почему на острове бросил?

— Учил. Строптивая она слишком, не сдержался, — он самодовольно ухмыльнулся и добавил: — Наша порода.

— Когда следующий караван на Коксу идёт?

— Через четыре дня.

Медленно и внушительно, закрепляя мысль на подсознании, Глеб сказал:

— Запретишь всем своим людям нас трогать. Это большая удача для тебя, что мы тут. Мы важные гости, приехали, чтобы Киру в Коксу сопровождать, нас трогать нельзя, а то тебе же хуже будет. Снабдишь нас всем нужным для путешествия, Киру свадебными подарками, купишь нам фургон, пристроишь к каравану.

Мы со своими вещами и с Кирой вместе с первым же караваном должны без помех уйти из города. Девушку отвезём к жениху сами. После этого у тебя всё будет хорошо. Сегодня вечером пришлёшь для нас местную одежду и обувь в подарок. Иди да парней своих забери.

Жинг встал, махнул сопровождению рукой в повелительном жесте, и они вышли из полутёмного зала, провожаемые украдкой бросаемыми разочарованными взглядами обитателей таверны, которые явно надеялись ещё и дракой развлечься, а она не случилась.

Глеб смотрел ему вслед, гадая, не упустил ли он чего-то важного.

— Может, стоит срочно уходить в тень и съезжать из этого места, где мы тут на самом виду, и стоит поселиться в отдельном доме? Однозначно, маленькой команде нужны ещё надёжные люди. Но где их взять? Вик, конечно, может кого-то посоветовать, но можно ли будет доверять этим людям? У хозяина таверны всегда свои собственные интересы.

Надо бы поговорить с Кирой. А Элю и Павла в их одежде и обуви из комнаты выпускать нельзя, это точно. Одна их обувь уже привлекает внимание. Надо добыть местной одежды, хорошо хоть местные деньги есть с прошлого путешествия и от продажи ялика, но и их запас не безграничен. А продавать вещи из прошлого времени очень не хочется.

Глава 4

Через четыре дня они выехали из этого прибрежного рыбацкого городка и вот уже второй день караваном из семи повозок ползли по узкой полузаросшей дороге вглубь суши.

Караван вёл опытный немолодой мужчина, которого звали Коршень. Это не было его настоящим именем, это было прозвище, так называли здесь одну из хищных птиц. Он действительно внешне напоминал хищную птицу: широкоплечий, чуть сутуловатый, жилистый, темные волосы с проседью, завязанные в хвост, крючковатый нос и неподвижный взгляд чуть выпуклых карих глаз. Он был похож на коршуна.

Эля уже потом догадалась, что у него не имя, а прозвище как раз оттого, что он напоминал всем коршуна. Однако за тысячелетие название птицы «коршун» перемешивания языков на этой местности превратился в «коршень», хотя сама птица совершенно не изменилась и осталась всё той же.

Дорога вилась, огибая зелёные холмы, которыми изобиловала эта местность. В пяти фургонах торговцы везли свои товары: солёную и вяленую рыбу, морепродукты, раковины, безделушки из ракушек, даже засушенные водоросли. В шестой ехало семейство, переезжающее к родственникам со всем возможным для перевозки скарбом. В седьмой повозке по официальной версии везли Киру: невесту с родственниками и со свадебными дарами к жениху. По легенде Эля приходилась Глебу младшей сестрой, Павел был мужем их покойной сестры, а Кира был им двоюродная внучка. В общем, все они одна семья.

Изредка каравану приходилось останавливаться и длинными широкими кривыми ножами, которые здесь назывались серпами, срезать выросшие за несколько дней и цепляющиеся за фургоны ветки. Южная растительность очень быстро завоёвывала себе место под солнцем.

Глеб, всё ещё опасающийся чужого внимания, не терял бдительности. Мысли читать у него не было возможности, а вот считывать по кокону эмоции вполне мог.

Павел с пистолетом за поясом, укрытым от посторонних глаз длинной рубахой, почти не отходил от их повозки, которая фактически была большим фургоном, покрытым грубой материей от непогоды и солнца, а внутри было место для женщин и ночевали они там же на вещах. Мужчины обычно спали под фургоном.

Их маленькая команда выросла на шесть человек. Глеб взял с собой мать Киры Олгу и ещё троих мужчин, её соседей, которые показались ему самыми надёжными. Двое помоложе и один постарше.

Павел так и не понял, почему Глеб выбрал именно этих Олгиных соседей. Маг выбрал их по каким-то ему самому понятным признакам из десятка претендентов, приведённых матерью Киры. Для этих троих сопровождение повозки было просто хорошим заработком, обычным для этих мест. Повозки без охраны не ездили.

Олга, невысокая миловидная женщина со славянским типом лица, убранными в косу русыми волосами, с хорошо сохранившейся фигурой казалась Павлу совсем молодой, ей было около сорока лет, а то и тридцать пять. Для мужчины с его менталитетом семидесятилетнего она казалась почти девочкой.

Как выяснилось, мать Киры была совсем не против этой свадьбы, сговоренной братом мужа, и считала, что дочери ещё и повезло: Киру отдавали в зажиточную семью, муж будет молодой, а характер у дочери строптивый, весь в отца и его родню, так что сама за себя прекрасно постоит даже в чужом доме и городе.

Еще двоих сопровождающих к свадебному фургону приставил Жинг. Всё-таки Кира от его имени ехала к жениху, везла подарки и выходила замуж. Нужен был хороший присмотр. Эти двое держались особняком, хоть и всегда ехали рядом с фургоном на приземистых выносливых лошадках.

Один из этих присланных, широкоплечий рослый кареглазый Хан, и оказался тем самым сыном, которого опасалась Кира. Глеб хотел было сначала отослать его обратно к отцу и потребовать у Жинга другого сопровождающего, но, приглядевшись, решил оставить. Как оказалось, парень по настоящему был к Кире неравнодушен, а все его навязчивые приставания были всего лишь неуклюжей игрой, за которой он прятал своё желание быть с ней рядом. Своими сальными шутками он просто пытался привлечь внимание девушки, тем более ухаживать по правилам он не мог, отец уже присмотрел сыну достойную, по его мнению, жену.

Ехать целый день в скрипящей повозке, которую к тому же основательно трясло, Эле было скучновато. Женщина привыкла занимать свои мозги чтением книг или статей из интернета, а теперь надо было переориентировать мысли на что-то другое.

Мозги настойчиво требовали пищи, поэтому она втихаря просила у Глеба вытащить хоть одну книжечку из мешка, пусть даже это будет справочник, но он отказал, чтобы не привлекать чужого внимания.

Может, это было и к лучшему, потому что Эля, изображая, что она старчески дремлет, удобно устроившись на мешках фургона, большей частью занималась изучением своего кокона и коконов окружающих, а когда уставала, то просто прислушивалась к разговорам, которые вели её случайные спутницы. Это была очень познавательная для неё болтовня, полная важных бытовых мелочей. Несмотря на то, что Кира и её мать писали и читали с трудом, в уме им было не отказать. В этом мире без книг эти умения были желательны, но необязательны. Экстремальные условия, в каких женщины жили с детства, быстро развивали и ум и сообразительность. Другие тут не выживали.

Конечно, Эля была далека от культуры этой эпохи, которую ещё не коснулся бес саморефлексии. Песен их она не знала, сказок тоже. Этот мир был полон каких-то других ценностей, которых она ещё не понимала. Однако основное было понятно: в этой эпохе люди старались быстрее жить, смертность была высока, и слишком мало времени им было отпущено. У них не было ни чужих фотографий, с которыми бы они сравнивали себя, ни вымышленных эталонов. Все выдающиеся личности, на которых хотели быть похожими эти люди, они видели воочию, живыми и настоящими. Их красавицы жили на соседней улице, а герои вместе с ними ловили рыбу или искали жемчуг.

С первого дня, как она сюда попала, Эля окунулась в море естественных цветов, звуков и запахов, практически изгнанных из её прошлого слегка подчищенного мира.

Лошади, люди, животные, одежда, повозки, растения — всё было только в реальности, а не на экране, всё имело свой ярко выраженный запах. Вихри из этих запахов постоянно сплетались в клубки в разных сочетаниях.

Ей пришлось привыкнуть, что мужчины к вечеру пахли потом, и это было нормально. А после купания в какой-нибудь речке, у которой они останавливались на ночь, от них пахло речной водой и немного тиной.

Только здесь Эля отдала себя отчет, что естественные запахи были практически изгнаны из её прошлого времени. Там царствовали, в основном, искусственные, химические: мебельного лака, бензина, машин, разогретого асфальта, освежителей, духов, шампуней, хлорки или резины.

Здесь у неё будто вынули тампон из носа и каждый запах нёс массу информации. Запахло псиной, значит, рядом бежит собака. Пахнуло цветами, значит, рядом цветущий куст, причём даже с закрытыми глазами было понятно какой именно. Она стала подозревать, что стала в состоянии уже по запаху, как собака, узнавать людей. Каждое дело, каждое занятие оставляло на них свой невидимый но прекрасно воспринимаемый носом шлейф.

Женщины здесь не прятались за маской кукол. Эмоции, вырывавшиеся из них, были сильны и искренни, хоть и они и не выходили из рамок роли, которую навязала им жизнь.

Эля слегка завидовала тому, насколько гармонично чувствует себя Олга в этом времени. Сама-то путешественница во времени терялась почти в каждом простом бытовом действии и даже уже немного комплексовала на этот счёт. Весь быт здесь был устроен иначе.

Олга, казалось, умела всё: варить, ткать и вязать, ловить и солить рыбу, знала травы, умела лечить, защититься от насекомых, обращаться с лошадьми и упряжью. Трудно было представить, чего она вообще не умеет. В любой области хозяйствования женщина чувствовала себя уверенно, а если чего-то и не умела хорошо, то имела представление о том, в каком направлении действовать. Её каждодневная работа заключалась в организации быта, и она прекрасно справлялась.

Эля по сравнению с ней чувствовала себя маленькой неопытной девочкой, хотя на людях она изображала из себя умудрённую опытом матрону, которая всё знает, да только не опускается до уровня хозяйственных забот. Сама же смотрела и исподволь училась.

Ко всем этим сугубо хозяйственным навыкам у Олги был ещё один, очень важный навык: умение обращаться с мужчинами. Где лаской, где насмешкой, где прикрикнула, где похвалила, но именно она была в центре и рулила происходящими событиями на её территории, причем не вмешивалась в сугубо мужские занятия и интересы. В мире жесткого патриархата, где женщина была всего лишь чьей-то собственностью, умение непрямыми методами воздействовать на мужчин было очень ценным.

По Олгиным чересчур свободным в талии платьям Эля подозревала, что будучи мужниной женой, Олга была формами существенно попышнее, но для вдовы жизнь была тяжёлой и не такой сытной, поэтому пышные формы Олги несколько сдулись и остались в прошлом, хотя их аппетитность, столь привлекательная для мужчин, окончательно не пропала.

За эти несколько дней путешествия Эля совершенно разлюбила южный климат. Она чувствовала себя постоянно скользкой от пота, на одежде постоянно образовывались мокрые пятна. Насекомые, который обитали повсюду в изобилии и лезли изо всех щелей, постоянно пытались отгрызть кусочек от её тела или выпить каплю крови. Спасибо Олге, она принесла матушке Элине листья, соком которых можно было натереться, и её перестали сильно кусать, но назойливое жужжание маленьких хищников не прекратилось, оно преследовало и раздражало.

— Что же я прохлады раньше не ценила-то. Надел одежду и и радуйся, — расстраивалась Эля, чувствуя как пот стекает подмышками. — На жаре хоть кожу с себя снимай, не поможет.

* * *

Повозка скрипя катилась по пыльной дороге. День клонился к вечеру. Удушающая дневная влажная жара, которая не отпускала даже в тени, потихоньку спадала.

— Ну, как вы тут? — спросил Глеб, в очередной раз забираясь в фургон, который медленно катился в тени густой растительности.

— Жарища. Душно. Скучно. — ответила Эля за всех. — А у вас как?

— А нам не скучно, знаешь ли, — засмеялся мужчина, — мы, вообще-то, вас охраняем. Стоим, можно сказать, на посту непрерывно. Нам расслабляться нельзя.

— Извини, — Эля покаянно покосилась на мужчину. — Извини, забыла, что тут всё по-другому.

Она знала, что Глеб дежурил даже ночью, магически оглядывая окрестности, а потом отсыпался в фургоне уже утром после завтрака, когда все просыпались.

— А ты развлечься ничего с собой не взяла?

— Не догадалась, — уныло пробурчала Эля. — Ты-то что не подсказал?

— Тоже не догадался. А сделать самой?

— Что?

— Что-нибудь попроще.

Скучающие и работающие вхолостую Элины мозги мгновенно заработали и начали выдавать идеи одну за другой:

— Карты! Шашки! Шахматы! Домино! Кости! Нарды!

Карты и шахматы Эля отмела сразу за отсутствием бумаги и за сложностью шахматных фигур. Кости здесь уже были в ходу и в них играли мужчины. Эле игра в кости казалась скучноватой и больше психологической, чем интеллектуальной.

— Домино! Нужно изготовить домино! — решила она. Если отойти от идеала и оставить только суть — это всего лишь малюсенькие дощечки одного размера с определённым количеством точек.

С интересом смотревшая на них Олга подсказала, кто из мужчин мог бы сделать такие дощечки.

Вечером они обрисовали умельцу задачу, упросили Глеба на следующий день освободить его на некоторое время от охраны и отпустить его к ним в фургон.

С утра за час у женщин на глазах умелец, которого звали Данил, изготовил груду одинаковых щепочек, а Олга, сгорая от любопытства, аккуратно нанесла на них коричневые, хорошо видимые точки едучим соком какого-то растения точно в таком порядке, как указала матушка Элина.

Они расчистили ровную поверхность какого-то сундука, и Эля приступила к объяснениям сути игры. Игроков было как раз четверо: она сама, Кира, Олга и Данил.

Минут пятнадцать она объясняла правила игры и показывала как нужно играть. Считать до шести умели все.

Некоторое время, пока игроки чувствовали себя неуверенно, игра не клеилась. Они делали ошибки, не понимали логики, в фургоне было тихо, всем было скучно.

Мало-помалу появилось понимание и азарт. Глаза загорелись, игра захватила. Эля продемонстрировала игрокам значение понятий «рыба» и «дуплюсь» с соответственным звуковым сопровождением.

Грубая парусина не давала окружающим видеть, что именно происходит внутри фургона, а звуки оттуда летели громкие и интригующие. Что за удивительная рыба у них там появлялась время от времени?

Азартные крики привлекли не только своих сопровождающих, но и наёмников в караване. После очередного громкого Олгиного «рыба!», от которого вздрогнул, наверное, весь караван, в фургон залез Павел.

— Эля, что вы тут устроили?

— Э-э-э… мы играем. В домино. Данил сделал. Глеб разрешил, — виновато произнесла Эля.

— Э-э-э… — передразнил Паша, — а мы охраняем. Нельзя ли как-то не будоражить и не отвлекать всех своими криками? Ну и Данилу уже пора начать отрабатывать свои деньги за этот день.

Данил покраснел и спешно вылез наружу.

Когда Павел на прощанье бросил укоряющий взгляд на главную зачинщицу этого безобразия и покинул фургон, оставшиеся три игруньи переглянулись.

— А теперь я вам покажу, как в домино можно играть втроём, — шёпотом сказала Эля.

Весь остаток дня из фургона слышались какое-то эмоциональное громкое перешёптывание сдавленными голосами. Павел, который иногда заглядывал внутрь, видел только уставившиеся на него три пары честных красивых женских глаз. Придраться было не к чему.

Вечером, когда после всех хлопот по устройству на ночёвку и приготовлению ужина, начинающая магиня задумчиво глядела на сполохи огня, взлетающие в небо, она вдруг поняла, что с тех пор как Данил сделал это доморощенное домино, она ни разу не занималась своим коконом.

— Вот они, игрушки, — пристыженно подумала Эля, — вроде всё весело, а уводят куда-то не в ту степь.

* * *

Как правило, каждый вечер после длинного дневного перехода, фургоны ставили в большой круг и начинали устраиваться на ночь. А после ужина у костра люди отдыхали и расслаблялись, вытаскивались простые музыкальные инструменты, устраивались посиделки с танцами и песнями до темноты.

Так было и в этот раз.

Лагерь устроили около большого скального выступа, который нависал над ними своей громадой.

За эту неделю питания исключительно натуральными продуктами и полным отсутствием перекусов и чая с синтетическими сладостями у Эли существенно сдулись бока, и талия стала ощутимо тоньше. Женщина почувствовала себя намного стройнее, однако по сладкому очень скучала. Ей постоянно хотелось покатать во рту душистую карамельку или откусить кусочек тортика, но приходилось смириться. Всего этого здесь просто не знали.

Это был пятый день их путешествия в Коксу, а точнее, вечер. Ужин закончился.

Эля сидела рядом с Глебом на большом бревне недалеко от костра. Сгущались сумерки. Кто-то играл залихватскую мелодию на каком-то местном инструменте, типа, жалейки, кто-то подыгрывал на чём-то струнном, кто-то и не один, выбивал по стволу дерева затейливый ритм. А в центре рядом с костром, освещаемые сполохами огня, приплясывали и притоптывали парами любители потанцевать. Фигуры этих местных танцев иногда были весьма сложными и запутанными, а иногда очень простыми. Даже Эля могла бы их повторить, но её никто, конечно же, не приглашал. Она была «богатая и уважаемая двоюродная бабушка Киры» и никто не мог даже и подумать предложить ей руку для танца.

Эле было немного грустно от этого, откровенно хотелось танцевать, или хоть как-то принять участие в этом простом и искреннем веселье. Это был мир, где жизнь и смерть были очень близки, поэтому люди ощущали, что откладывать жизнь на потом не стоит. Сегодня ты есть, а завтра тебя может и не быть. Танцуй, если хочешь и можешь, веселись пока живой.

И они искренне без оглядки веселились.

Рядом плясала Кира с кем-то из наёмников, танцоры улыбались друг другу и, казалось, пространство между ними искрится от переполняющей их молодой энергии.

Глеб сидел рядом и искоса поглядывал на Элю. Он только усмехался, прекрасно разглядев тщательно скрываемые эмоции в её коконе и угадывая за равнодушным выражением лица её непреодолимое желание танцевать и радоваться жизни вместе со всеми. Она не замечала, что даже за эти десять дней, прожитых здесь в этом времени, внешне уже изменилась. Возраст начал отступать, кожа стала стала более упругой, начала разглаживаться. В воде ручьёв, у которых они останавливались на отдых, такие детали ей было не рассмотреть. Но Глеб видел как с шеи и лица уходили морщины, стал другим взгляд, потому что стали пропадать складки на веках и мешки под глазами.

— Надо её пригласить, кроме меня никто не решится, — подумал Глеб и совсем было собрался протянуть Эле руку, как новая неожиданная пара вышла на поляну перед костром.

Павел и Олга.

Они смотрелись очень гармонично. Элю неожиданно даже для неё самой кольнула ревность, будто она сама имела виды на Павла.

— А, может, я сама себе не хочу признаться в том, что мне Паша нравится? — спросила она сама себя. Ответа не было. В этот момент у этого костра у неё было полное ощущение, что жизнь быстра и скоротечна и всё решается именно здесь и сейчас, а она по старой привычке тормозит, меряя жизнь прежними мерками.

Ведь ей было видно, что Павел быстро превращался в немолодого, но привлекательного мужчину: темнели волосы, освобождаясь от седины, расправлялась спина, уходило брюшко, отступали годы. А ведь после следующего портала он будет ещё моложе! Может, он её судьба?

— Похоже, и Олга положила на Пашу глаз, а в искусстве манипулирования мужчинами я рядом с ней — слепой котёнок, — подумала Эля.

Она смотрела на кружащуюся и притопывающую пару у костра и ей стало совсем грустно, будто жизнь танцуя и дразня идёт мимо.

— А ведь Павел вполне может завести отношения, пусть даже короткие. Сколько они будут длиться — не имеет значения, если они будут красивыми. Хорошо им, мужчинам, — вздохнула она. — кочуют от одной женщины к другой и не заморачиваются.

В это момент Глеб толкнул её в плечо и протянул руку, приглашая на танец. Мгновение она колебалась, но увидела насмешливые глаза мага и решилась. Движения были несложными, ритм простым, значение играл лишь кураж, однако Эля почти сразу поймала его. Сделав несколько ритмических движений танца, она вдруг ощутила эту давно забытую волну радостной уверенности в себе, в своей женской силе и неповторимости. К ней вернулось почти задохнувшееся под грузом лет чувство удивительного единения с окружающим миром. Своим танцем она словно играла с сидящими вокруг костра людьми, завораживала их, а внимание окружающих в ней самой вызывало ощущение восторга.

Коршень сидел на камне довольно далеко от освещённого пламенем костра круга, наблюдая за людьми, которые доверили ему, главе каравана, свои жизни и имущество.

Он не следил за тем, кто именно, и с кем танцевал. До него лишь слегка долетали звуки музыки, да на фоне огня он видел движущиеся фигуры.

Почему-то одна пара стала больше других притягивать его взгляд, хотя вроде никаких особенных па они не совершали. Глядеть на них было как-то приятно, не хотелось отводить глаз, силуэт танцующей женщины завораживал, хотелось стряхнуть тяжесть прожитых лет, отодвинуть партнёра и присоединиться к танцу.

Сидящие вокруг костра люди стали хлопать, подбадривая пары.

Коршень пригляделся и с удивлением осознал, что его внимание привлекли старики: отец Глен и матушка Элина, державшиеся в караване немного особняком. Может быть, движения Глена и выдавали его годы, но в движениях матушки Элины не было ничего старческого.

— Вот уж никогда бы не подумал, что заинтересуюсь старой женщиной, — хмыкнул себе под нос глава каравана.

Но весь остаток вечера он непроизвольно тянулся глазами к этой паре, хотя они уже не танцевали, а просто разговаривали сидя рядом на

Глава 1

Элеонора Сергеевна сидела в парикмахерском кресле и молча рассматривала себя в зеркало. Из зеркала на неё глядела немолодая усталая женщина, которую она помнила еще юной симпатичной девчушкой с румянцем во всю щёку. С прискорбием приходилось признать, что ни косметика и никакие другие ухищрения уже не вернут даже слабое подобие той румяной девушки, которую за десятки лет заменила эта пенсионерка, внимательно наблюдающая за Элеонорой Сергеевной из зеркала.

Лидочка, местный мастер парикмахерского искусства, сосредоточенно орудовала ножницами над её головой и пыталась сделать из сидящей перед ней в кресле лохматой старушки приличную женщину. Что удивительно, у неё это даже получалось. Медленно, но верно переросшие седоватые пряди принимали нужную аккуратную форму, а весь облик Элеоноры Сергеевны стал обзаводиться даже каким-то подобием привлекательности, несмотря на свою блёклость, потёртость, морщинистость и, чего уж греха таить, прочие явные признаки неуклонно наплывающей старости.

Ножницы мастера, тихо прищёлкивая, летали над головой немолодой клиентки, расческа отделяла точные пряди, зажимы то там, то сям висели на волосах.

– Да уж, – шепнуло Элеоноре зеркало, – в шестьдесят лет гладкостью и упругостью кожи хвастаться не приходится. Ты для своего возраста еще хорошо держишься, дорогая.

– Согласна, – подумала Эля, продолжая разглядывать себя. – Я, конечно, постарела, но не располнела и не согнулась, хотя уголки рта с годами опускаются всё ниже и ниже и придают лицу откровенно старушечье недовольное выражение лица.

Лидочка отложила ножницы и теперь колдовала над её головой круглой большой расчёской и обдувала горячим ветром фена. Женщина из зеркала улыбнулась, уголки её губ приподнялись и старушка в зеркале превратилась в насмешливо смотрящую даму. Серые глаза, овальное лицо, брови вразлёт, от природы густые и тёмные, но сейчас их цвет стал неопределённым, каким-то серым.

– Да, всё-таки парикмахеры лучшие друзья женщин, – подумала Элеонора Сергеевна, оглядев плод получасового труда мастера.

Теперь на неё из зеркала смотрела не взлохмаченная бабулька, которая пришла сюда полчаса назад с волосами, затянутыми резинкой в серый крысиный хвостик, а вполне приличная интеллигентная дама со строгими линиями прически типа каре. Этой приятной на вид немолодой даме наверняка из уважения уступят место в общественном транспорте, что, собственно, весьма немаловажно.

– Спасибо, Лидочка! – дама встала из кресла, не отрывая от зеркала оценивающего саму себя взгляда.

– Приходите к нам ещё, Элеонора Сергеевна, – Лидочка удовлетворённо оглядывала свою очередную сотворённую ею красоту. Эля подозревала, что у большинства своих клиентов девушка не помнит лиц, а отличает их только по волосам и причёскам, которым сама и ежемесячно придаёт форму.

Но у неё с Лидочкой были особые отношения. Когда-то очень давно, Эля занималась с ней, запустившей математику тогда ещё восьмиклашкой. Лидины родители почувствовали, что дело неладно, когда дошло до стадии подростковых истерик под лозунгом « Я в школу не пойду, она мне ставит двойки, потому что ненавидит». Эля хорошо знакомая с Лидиной мамой по работе, со своим хорошим техническим образованием и прекрасным знанием школьной математики пришлась весьма кстати и шаг за шагом стала разбирать этот образовавшийся в мозгах девочки школьный завал. Тем более Лида была вполне сообразительная ученица, но из-за длительного подтюкивания математички весьма неуверенная в своих умственных способностях. Год регулярных занятий и, что более существенно, психологической поддержки, вернули девочке веру в свои силы. Инженером она не стала, но умение связывать причины и следствие, делать из этого вывод и получать ответ научилась. С тех пор она очень очень уважала свою спасительницу и выделяла её из остальных клиенток.

– Приду, конечно, приду, и не раз, – Элеонора Сергеевна раскланялась со своей бывшей ученицей и улыбнулась на прощание даме, глядевшей на неё из большого зеркала парикмахерской. Дама улыбнулась ей в ответ.

Женщина вышла на улицу. Весна набирала обороты, солнце с каждым днём становилось всё ярче и ласковее, снег дотаивал в кучах на обочинах.

Маленький городок, в котором Эля жила уже больше тридцати лет, попав сюда после окончания института, вовсю готовился зазеленеть и обрасти травой. За долгие годы существования он пережил и бурный рост, и тяжёлый период разрухи, когда котельная в разгар зимы пыталась пасть голодной смертью без необходимого топлива. Сейчас городок переживал период сытого спокойствия. Денег у администрации хватало на старательных дворников, которые теперь тщательно отскребали парки и скверики от мусора, который с радостью явил себя народу, как сошёл снег.

Элеонора свернула в маленький сквер, который находился недалеко от её дома. Дорожки там уже были подметены, урны поправлены, а на красивых деревянных скамейках даже можно было сидеть, никто пока не вздумал залезть на сиденья грязными ботинками.

В уголке сквера у неё было любимое место: скамья, которая стояла немного в стороне и углом к центральной дорожке. С этого места можно было, не поворачивая головы и будучи самой почти незамеченной, не привлекая ничьего внимания, оглядеть почти всех посетителей этого зелёного оазиса. Когда листва покроет деревья, на любимой скамье будет тень, но сейчас солнце вовсю заливало её сквозь лишённые листьев пока ещё голые ветви.

– Сейчас это плюс, организм соскучился по прямым солнечным лучам, – решила Элеонора Сергеевна. Она опустилась на сиденье и опять вспомнила ту немолодую даму, которая наблюдала за ней из зеркала в парикмахерской.

– Да, годы не щадят, – размышляла она, откидываясь на спинку и с удовольствием вытягивая ноги. – Можно было сказать, всё, жизнь закончилась, но самое интересное, что жизнь совсем даже не закончилась, а очень даже продолжается и заканчиваться в ближайшие десятилетия не собирается. А жить как-то надо. Нет, конечно, все мы ходим под Богом, он и решает сколько нам отпущено. Однако вполне может быть, что, согласно возрасту, предстоит прожить еще пару десятков лет и прожить их хорошо бы достойно: интересно, не ноя и не злобствуя, не раскисая и не разваливаясь от болячек. Вот только знать бы как это сделать, если интересы затухли, а организм так и норовит чем-то заболеть.

Она вздохнула.

– Медленно, но верно катишься в беспомощное состояние. Конечно, так просто я не сдамся. Буду искать способы и методы, чтобы не рухнуть обузой сыну на руки. А ещё точнее, невестке. То-то ей будет радость за немощной свекровью ухаживать.

Элеонора Сергеевна жила одна, у неё был взрослый женатый сын, счастливо проживающий в далёком далеке с любимой женой и двумя детьми подросткового возраста. Он заботился о матери как мог, но заботиться получалось в основном финансово, потому что по-другому издалека не позаботишься. Элеонора была ему очень благодарна. Эта финансовая помощь давала ей полное ощущение свободы и непоколебимую уверенность, что с деньгами она с любыми хозяйственными проблемами вполне может справиться сама, будь это протёкшие трубы, сломанный каблук или перегоревший холодильник.

– С хозяйством разберёмся, главное, чтобы здоровье не подкачало. Эх, знать бы как избежать падения моей немощной тушки на плечи ни в чем не повинных родственников.

Эля закрыла глаза, подставила лицо солнцу, расслабилась и даже как будто задремала, когда какой-то шум заставил её открыть глаза.

У скамьи, которая находилась совсем недалеко, в агрессивной позе стоял молодой крепкий парень в черной куртке и черной же кепке – бейсболке, угрожающе нависая над сидящем на скамье человеком в шляпе.

– Деньги гони, дед! – донеслось до неё.

День из безмятежного мгновенно превратился в тревожный.

– Вымогает деньги у старика, гад! – чувство гадливости, опасности и злости всколыхнулись в ней одновременно. Внизу живота прошла знакомая волна. Это была обычная её реакция, когда она боялась. Это был страх перед простым и примитивным физическим насилием, боязнь того, что если она вмешается, её просто ударят, пнут или толкнут.

Но Эля научилась справляться с этой волной. Боязнь физического насилия давно не мешала ей бороться за справедливость так как она её понимала.

Женщина встала и, не обращая внимания на задрожавшие в коленях ноги, решительно шагнула к соседней скамейке, одновременно оценивая ситуацию. Да, действительно, на скамейке сидел старик: лицо в морщинах, из-под аккуратной фетровой шляпы виднеются седые волосы, сбоку от ноги прислонена палочка.

– Совести у тебя нет. Шёл бы ты отсюда, – она старалась говорить спокойно, уверенно и убедительно и надеялась, что в планы грабителя свидетели не входят, что он просто отступит, хоть и угрожающе шипя. Но парню, видимо, очень были нужны чужие деньги.

– Иди отсюда, старая… – и он мерзко выругался.

Эля избегала ругаться матом. Ей претило отвечать в том же ключе, хотя за свою длинную жизнь освоила весь дежурный набор сильных непечатных выражений. Зато она точно знала, что громкий голос пугает.

Поэтому она вздохнула, затолкала поглубже свою стеснительность и заголосила на полсквера:

– Да ты сволочь мелкопузая, иди отсюда пока полицию не позвала! Деньги он вздумал вымогать, грабитель недоделанный!

Парень вроде бы сначала отступил назад, но, видимо, угроза от тщедушной пожилой тётки ему показалась незначительной, поэтому он опять повернулся к мужчине и прошипел:

– Я сказал, деньги давай, старый сморчок!

Эля сжалась, бессознательно попыталась сделать шаг вперёд, закрыть собой старика и продолжить свою голосовую психическую атаку, но замерла. Её остановил неожиданно сильный и глубокий голос старика:

– Здесь тебе опасно. Тебе срочно нужно уйти и спрятаться! – каким-то очень твёрдым и повелительным тоном произнёс этот сидящий на скамье пожилой мужчина в шляпе, глядя сквозь парня так, словно он был стеклянным.

Эля застыла, наблюдая мгновенную метаморфозу: глаза парня, которые только что буравили её с выражением полного физического и морального превосходства, опасливо забегали по сторонам, плечи опустились, на лице отразился страх. Он будто уменьшился, съёжился, стал меньше ростом.

Потом сделал несколько осторожных шагов назад, не отводя от них взгляда, потом развернулся и убежал.

Эля повернулась к старику.

– Ну что, давайте знакомиться, дорогая моя защитница? – улыбнулся ей сидящий на скамейке пожилой мужчина. Она молчала и с интересом рассматривала обладателя такого потрясающего повелительного голоса. Он был сухой, жилистый, явно высокий, немного сутуловатый, с острым носом, с руками, покрытыми пигментными пятнами, седой и явно старый, наверное, под восемьдесят лет, с лицом с расползшимися от возраста чертами и глубокими морщинами. На вид лет на двадцать её старше, но теперь, когда она услышала его властные интонации, у неё язык даже в мыслях не повернулся бы назвать его стариком.

Да, пожилой. Да, очень пожилой, но настоящие мужчины стариками не бывают. Наверное.

По крайней мере не он. По крайней мере не те, которые могут говорить таким уверенным и звучным голосом.

Молчание затянулось. Эля присела рядом и протянула руку.

– Элеонора Сергеевна.

– Глеб Петрович. Ваш, между прочим, сосед.

Женщина удивлённо подняла брови.

– Мы живём в одном доме, только в разных подъездах, – ответил он на молчаливый вопрос. – Я пару лет назад к вам переселился.

– Простите, видимо, мы выходим из дома в разное время, – улыбнулась она. В их многоэтажном доме все знали друг друга только в момент расселения, потому что работали на одном предприятии. За минувшие десятилетия проживания кто-то продал квартиру и уехал, кто-то приехал, кто-то родился и вырос, а кто и вообще покинул этот мир. Дом наполнился новыми обитателями, которых женщина уже далеко не всех знала.

– А вы владеете гипнозом? – этот вопрос зудел у Эли на кончике языка и вылетел первым.

– Да, немного, достаточно, чтобы отбиться от молодых дураков, – мужчина иронично хмыкнул.

– И часто вы применяете гипноз в жизни?

– Исключительно для самозащиты. Не беспокойтесь, Элеонора Сергеевна, этические нормы не дадут мне применять гипноз только для забавы или каприза. Только самозащита или особая ситуация. Если вы не собираетесь на меня нападать, вам нечего бояться, – усмехнулся мужчина. – Честно говоря, этот странный парень подошёл ко мне, когда я уже было собирался уходить.

Он взял свою палочку в руки.

– К сожалению, я сейчас временно хромоног, подвернул ногу. Поэтому вынужден пока ходить… хм… с костылём, – он показал ей свою палку красного дерева с красивым набалдашником.

– Вам помочь дойти до дома? – вырвалось у неё. – Я и сама, признаться, собиралась домой.

– Если вы позволите мне взять вас под руку, то с превеликим удовольствием, – он легко приподнялся, взял Элю под руку и пошёл, опираясь на палку.

По дороге они разговорились и Глеб Петрович немного рассказал о себе. Недавно переехал из другого города, живёт один, детей нет. Имел возможность путешествовать, посвятил этому несколько лет. Эле стало интересно, где же он побывал, но они уже подошли к дому.

Глеб Петрович остановился у третьего подъезда:

– Вот в этом подъезде я и живу. Квартира номер семьдесят два. Надеюсь в ближайшее время увидеть вас еще раз.

– Спасибо. А я живу в первом подъезде, – Эля намеренно не назвала квартиру. Мужчина всегда узнает, если захочет.

Ей стало интересно, попытается ли Глеб Петрович продолжить знакомство, и если да, то в какой форме. Чтобы ходить друг другу в гости нужен повод или какое-то общее дело, что-то объединяющее, на основе чего можно будет общаться.

– До свидания.

– Всего хорошего.

Они учтиво раскланялись и Глеб Петрович, постукивая палочкой, направился к двери подъезда.

Элеоноре Сергеевне на мгновение стало досадно, что мужчина не попытался обменяться телефонами, его голос хотелось услышать ещё раз, но она отогнала это досаду.

– Действительно, обмен телефонами лишнее. Не пересечёмся еще пару лет – и не заметим. Дел у нас общих нет, интересов, вроде тоже. Я ни в няньки ему не хочу, ни в жёны, ни в помощницы по хозяйству. Он, наверное, очень интересный человек, но поводов для общения как ни жаль, но совсем нет.

* * *

Глеб отвернулся и пошёл, постукивая палочкой.

– Да, надо обдумать повод, чтобы побеседовать с ней еще раз и чем-то зацепить.

Он давно заметил её. Почти сразу, когда перебрался в этот дом. У неё была необычная для пожилой женщины походка: быстрая, летящая, какая-то танцующая, будто она бежала на цыпочках. При ходьбе она смотрела не под ноги, что обычно для пенсионерок, а вверх, на небо и слегка улыбалась.

Потом он всегда отмечал, когда видел её вдалеке, идущую по своим делам. Её походку было не перепутать ни с какой другой, даже если одевалась она в какие-то серые и неприметные балахоны или пальто.

То, что женщина магически одарена – сомнений не было, Глеб, как сильный маг, прекрасно видел это по структуре её кокона, как и то, что она о своих способностях не знает и не умеет ими пользоваться.

Однако повода близко познакомиться тогда не было, да и другие дела затянули в свой водоворот. Тогда он много путешествовал, побывал во многих других странах. Слишком многое нужно было понять и увидеть, слишком мало времени ему было выделено и очень не хотелось опоздать и, не рассчитав силы, умереть здесь от старости, не передав собранные им ценные знания.

Сейчас Глеб уже знал время своего ухода, который сам себе и назначил: в июне, в крайнем случае, в начале июля, когда тепло и ночи самые короткие. Тогда будет самое удобное время начать возвращение.

– . И то, что она далеко немолодая только в плюс, – продолжал размышлять он, поднимаясь в лифте на свой этаж. – Хотя приблизительно на целых двадцать лет меня моложе, ей по виду около шестидесяти – это как раз минус. Хорошо бы она была еще постарше.

Судьба явно привела в сквере эту женщину к его скамейке, когда Глеб обдумывал возвращение домой, значит, будет большой ошибкой упустить этот подарок.

Оказавшись сегодня рядом с ней, маг смог рассмотреть нехорошие возрастные вихри, которые то там, то сям клубились на её эфирном поле.

– Она вполне легко могла бы их убрать, если бы освоила свой магический дар, – с сожалением подумал мужчина. – А как она бросилась меня защищать! Бездумно, на уровне инстинктов, выдавливая свой страх на задворки сознания. А страх был и немаленький, но ведь отогнала его!

Глеб снова вспомнил эту сцену: угрожающе нависшая мужская фигура в чёрном, а перед ней беззащитная маленькая женская, вооружённая лишь тёмно-красной дамской сумочкой.

Он вздохнул, осознав, что уже прикидывает, все плюсы и минусы, если он будет возвращаться вместе с Элеонорой. То есть фактически уже решил, что позовёт её и сделает всё возможное, чтобы она пошла с ними.

– Что-то я тороплюсь. Неплохо бы узнать её получше. Может, у неё маленькие, но очень кусачие тараканы в голове и как спутница она будет обузой, – Глеб мысленно улыбнулся этому местному весьма точному выражению о бегающих в голове навязчивых мешающих нормальной жизни мыслях. – Да и вообще мнения её хорошо бы спросить. Вполне может оказаться, что ей и тут весьма неплохо, в её планах нянчить внуков и ни в какие далёкие путешествия в один конец она не собирается.

Он поднялся на лифте на свой этаж, но пошёл не к себе, а к соседу Павлу, с которым он сдружился почти сразу, как здесь поселился.

Павел был дома и открыл почти сразу. Бывший десантник, давно пенсионер, он подавлял своим ростом и величиной. Брюшко, которое он отрастил за годы спокойной домашней жизни, придавало ему веса и внушительности.

– Заходи, – как обычно немногословный сосед приглашающе открыл дверь. Он был абсолютно трезв, хоть и помят и небрит. Крупные черты лица, квадратный подбородок. Павел открыл дверь будучи в майке, в штанах с вытянутыми коленками. Редкие седые волосы всклокочены, видимо, опять забыл расчесаться.

Глеб вошёл и сразу направился на кухню, в которой сосед теперь поддерживал армейский порядок. Минимум посуды, всё лишнее засунуто в кухонные шкафы.

После смерти жены Наташи, хозяин дома обитал преимущественно на кухне, хоть и спать продолжал в спальне. Остальные комнаты тихо покрывались пылью. Гостей хозяин не жаловал, дети иногда приезжали, пытаясь встряхнуть отца, но дом без хозяйки перестал быть чистым и уютным. Квартира превратилась в берлогу, в обиталище холостяка, в место ночёвки. Основное время Паша проводил в гараже. Приближалось лето, надо будет ехать на дачу, однако мужчина тщательно гнал от себя эту мысль. Он вообще не представлял как это жить на даче без Наташи.

Глеба Петровича Павел считал боевым другом. Они познакомились как соседи сразу, как только Глеб поселился в этом доме пару лет назад. Наташа тогда ещё была здорова.

А когда она заболела, выяснилось, что сосед немного экстрасенс. Он не мог вылечить Наташу, но зато в последние месяцы помогал снимать ей боль, за что Павел, который в моменты её приступов от чувства бессилия и беспомощности мог сломать кулаком стены, был соседу очень благодарен.

Жена сгорела за несколько месяцев. Павел знал, что Глеб из-за этой помощи отложил свои путешествия и дела на стороне и только ради Наташи никуда далеко не выезжал.

Сказать, что бывший десантник это оценил – ничего не сказать. Он просто внутренне записал его в круг самых близких друзей, проверенных в бою.

После смерти жены Павел запил, не выходя из дома. Дети были далеко и слишком самостоятельные, для кого теперь жить, мужчина не понимал. Глеб пытался привести его в чувство укорами, упрёками и уговорами, но ничего не помогало. Однако те несколько месяцев, когда они вдвоём вместе стояли у постели умирающей женщины, связали их слишком сильно, чтобы он мог так просто оставить Павла наедине с его горем.

Тогда Глеб плюнул на конспирацию, и рассказал кое-что о себе и предложил другу возвращаться вместе с ним. Это было пару недель назад.

Паша принял эту идею сразу. Он и сам не знал как дальше жить. Со смертью жены пропал смысл существовать, а после предложения Глеба он опять появился. Простой и понятный – помощь и защита друга в тех передрягах, которые он ожидал, возвращаясь к себе домой, туда где жил.

Условие Глеба было тоже простым и понятным: сосед перестаёт пить, занимается своим здоровьем и по своим каналам интересуется где можно купить оружия. Ничего запредельного: автомат, можно пару, пистолет, можно несколько и патроны к ним. Ну и гранаты не помешают.

– Расскажу всё подробнее немного попозже, – тогда пообещал он другу.

Паша не настаивал. Ему уже было достаточно, что в его жизни появилось хоть что-то, на что можно опереться.

Глеб зашёл на кухню и сел у стола.

– Есть будешь? – хозяин квартиры грузно уселся на против. – Выпить не предлагаю. С чем пришёл?

– Ты знаешь эту женщину из двадцать девятой? Элеонору?

– А, Элю? Да, конечно, вместе работали. Мы тут все вместе работали, дом от предприятия построен. Наташа о ней неплохо отзывалась. А что?

– Думаю, не взять ли её с собой.

– Хм, зачем? Ты же говорил, что будет опасно добираться.

– Женщина всегда нужна для гармонии. Другой взгляд, другой подход, забота, в конце концов. Не тебе спрашивать, ты без женщины чуть сам себя не утопил. Да и способности у неё особенные.

– Тоже экстрасенс что ли, как ты?

– Вроде того. Я сегодня с ней поговорил, – немного слукавил Глеб, не впадая в детали сегодняшнего происшествия, – вроде подходящая, да неплохо бы её получше узнать. Как бы нам пообщаться? Можно даже и втроём, твоё мнение мне будет интересно.

– Тебе срочно?

– Не особо, время пока терпит. Ты же знаешь, я уход на июнь запланировал, а сейчас только конец апреля.

– Тогда всё просто – у нас дачи рядом. Все дачники поедут на майские на посадку, она, думаю, тоже. Я, кстати, с ней знаком, могу отследить её как-бы случайно и поинтересоваться. Поедем на дачу и там организуем шашлычок, пригласим, побеседуем. Обычное дело.

– То, что надо, – кивнул Глеб.

План был просто замечательный.

Буквально через день Павел «случайно» встретил Элю, выходящую из подъезда, и исподволь выведал у неё планы на майские и даже пригласил подвезти на дачу.

Она согласилась и была рада. До их садоводства прямой автобус не ходил, добираться приходилось около полутора часов на перекладных, а машины у неё не было. Ехать решили заранее на день раньше основного потока дачников.

Они договорились созвониться за день до поездки и расстались довольные друг другом.

Глава 2

Майские праздники приближались с ужасающей быстротой. Элеонора Сергеевна уже за неделю стала собирать необходимое: одежду, дачные мелочи, которые она потихоньку закупала всю зиму. В результате, этого необходимого набралась большая сумка. Нужно было ещё взять рассаду, которую всю весну с любовью выращивала на подоконнике. Её Эля упаковала в две большие картонные коробки.

Маленький дачный домик на её участке, вернее маленькая дачная хижина, вмещала в себя диван стол и пару стульев. Там можно было переночевать, но длительное проживание возможно было только летом, когда тепло и большого количества вещей не требуется.

Она созвонилась с Павлом, который уверил, что в машину всё поместится, так что пусть берёт всё, что находит нужным. Выезжать наметили утром.

Когда Эля вышла из подъезда со своими сумками и коробками, одетая в белую футболку, простые джинсы и неяркую практичную тёмную куртку, машина уже стояла. Паша стоял рядом со своей старенькой Тойотой, копаясь в багажнике. Он поднял голову на звук открывающейся двери подъезда.

– Привет, – сказал он, подошёл и забрал коробки с рассадой. – Коробки в багажник, не упадут, не бойся. Сядешь спереди или сзади?

Садиться на место хозяйки Эле не хотелось. Она чувствовала, что несмотря на внешнее безразличие, для Паши это до сих пор было «Наташино место».

– Сзади.

– Тогда устраивайся.

Женщина открыла заднюю дверь и увидела, что в машине сзади уже есть один пассажир. Там сидит и улыбается ей тот самый Глеб Петрович, с которым она познакомилась тогда в парке при таких необычных обстоятельствах.

– О, Элеонора Сергеевна, как я рад вас видеть! Добрый день!

– Добрый день, – кивнула в ответ Эля и забралась в машину.

Подозрительность подняла голову, хотя в чём-то плохом подозревать Пашу было совершенно невозможно.

Мужчина покосился на неё и, будто почувствовав её подозрительность, сказал:

– Я живу на одной площадке с Павлом, его сосед. Был еще с Наташей знаком до её кончины. Мы уже давно собирались вместе с ним провести пару вечеров на природе. Сами понимаете, дача, баня, шашлык, все прочие дачные прелести. Вот, решили, наконец, поехать. Когда Паша упомянул, что прихватит до садоводства и некую Элю, я сразу подумал, что это вы. У вас редкое имя. Ну и понадеялся, что эта женщина с редким именем будет не против разделить поездку со мной.

Его искренняя улыбка обезоруживала. Женщина успокоилась.

–Это просто стечение обстоятельств, – подумала она. – Да и мне самой тогда было интересно побольше побеседовать с Глебом Петровичем. Почему-то кажется, что он очень интересный человек, многое повидал, много знает. Хорошо было бы порасспросить его поподробнее, а тем более вечером на природе у огня. Посмотрим, пригласят ли они меня вечером на шашлычок.

Она усмехнулась своим мыслям.

Павел грузно уселся на водительское место, оглядел в зеркало заднего вида своих молчавших пассажиров и улыбнулся.

– Ну что, поехали? Вы вроде уже знакомы, – и без лишних слов завёл мотор.

* * *

Они сидели на низких лавках у костра, который развел на своём дачном участке Павел. С шашлыками было покончено. Сидеть было очень комфортно, погода радовала, тело удовлетворённо впитывало съеденный шашлык и наслаждалось чувством сытости и покоя.

Один бокал красного вина, который прилагался к еде, был всего лишь приятным расслабляющим бонусом. Мужчины к приятному удивлению Эли тоже ограничились одним бокалом. Сама она обычно пила мало, а с пьяными было скучновато, да и опасно. Из многих на вид спокойных людей в пьяном виде начинала вылезать укрощенные в трезвом состоянии неудовлетворённость жизнью, злоба, и даже агрессия.

Конечно, даже уже во время приготовления шашлыка не замедлила завязаться очень оживлённая беседа на отвлечённые темы. Ну не о рассаде же разговаривать, право слово. Глеб рассказывал, где он был, свои впечатления, любопытные случаи своих недавних путешествий, смеялся и провоцировал, втягивая собеседников в шутливые перепалки.

Постепенно разговор скользнул к теме возраста.

– Ну и что бы вы делали, если бы стали моложе? – спросил Глеб, глядя на друга, причудливо оттеняемого пламенем костра. Было темно, освещение во дворе они намеренно не стали включать. – Вот ты, Павел, тебе сейчас около семидесяти. И вдруг молодеешь, скажем, для начала, до пятидесяти, например.

– А в трудовой книжке мне до сих пор семьдесят? Пенсия остаётся? – практичный Павел первым делом подумал о формальной стороне дела.

– Да, внешние условия те же. Формально ничего не изменится, мы говорим о внутреннем ощущении молодости, о функционировании тела.

– Наверное, стал бы путешествовать. С рюкзаком, с палаткой, пешком по диким местам. Или на машине. Хотя да, она-то как раз денег требует. Может, даже и дачу для этого продал бы.

–А что бы делала ты, Эля? – они уже договорились обращаться на ты и сейчас женщина постепенно привыкала к такому обращению.

– Моложе на двадцать лет? Значит, мне около сорока? Дайте подумать.

Она помолчала.

– Если сорок, то значит, я уже не просто человек женского пола, а полноценная женщина, могу рожать детей. Хм… могу создавать новую жизнь, давно забытые ощущения, признаюсь. Но, это вряд ли было бы моей целью. Наверное, стала бы учиться чему-нибудь интересному, чтобы быть полезной. Сейчас-то моя учёба не имеет смысла. Память работает не как у молодых, всё, что я сейчас выучу, очень быстро забудется без практики, да и работать вряд ли меня возьмут по возрасту. Ну, если только уборщицей, и то по блату. А на неё учиться не нужно.

Глеб улыбнулся.

Ответы порадовали, значит, он не ошибся. Именно с этой компанией обратный путь должен быть легче. Идти придётся долгие месяцы как раз в тех условиях, которые описал Павел: пешком по диким местам. А Эля будет обучаться магии, уж куда полезнее. Наверное, самое время посвятить их в свои планы. Павел и так этого ждёт, а вот Эля…

– Будем надеяться, что она не испугается, и тот дух авантюризма, который я в ней чувствую, подтолкнёт её идти с нами, – подумал Глеб, а вслух сказал: – Вам никогда не казалось странным, что сначала в сказках описывались волшебные предметы, и через некоторое время они появлялись в реальности. И только в наш период, насыщенный техникой, принципиально новых идей нет.

– Что ты имеешь ввиду, Глеб?

– Ну например, в сказках было зеркальце, которое показывало дальние страны. Через пару столетий появился телевизор. Или ковер-самолёт из древних сказок. Да те же сапоги скороходы.

– И что вы… ты этим хочешь сказать? В чем идея этого экскурса? – спросила Эля, глядя на мужчину задумчивым взглядом из-за наполовину наполненного бокала. Красная жидкость в отсвете костра отсвечивала приятным рубиновым отсветом. – Ну да, сначала придумали, потом воплотили мечту человечества.

– Наоборот. Я просто хочу донести вам мысль о том, что в данном случае поменялись местами причина и следствие. Представьте, если человек, который наблюдал далёкие страны на экране телевизора попадает в прошлое и попробует описать его. Стеклянная поверхность, показывает людей и дальние страны. Вот вам и образ волшебного зеркала.

– Да, наверное, но путешествие в прошлое тоже из области сказок.

– Да нет, не совсем. Об этом как раз я и хотел бы с вами поговорить сегодня. Сейчас очень подходящее время. Помнишь, Павел, обещал, что расскажу всё поподробнее. Вот сейчас и попытаюсь.

Глеб вздохнул. Сегодняшний вечер определяющий.

– Ну… – длинная пауза, он улыбнулся и произнёс: – я сам из будущего и есть.

Ошеломлённое молчание было ему ответом. Элеонора и Павел переглянулись, но никто из них не встал, чтобы уйти. Это был хороший знак.

– Понятно, что не верится. Но попробую объяснить. На протяжении многих тысячелетий, скольких не знаю точно, на всей планете существуют порталы, прокалывающие время. Нечто вроде перехода, войдя в который ты можешь отправиться в прошлое или будущее. Насколько именно сотен лет, можно понять, если ведётся общее летоисчисление. Если не ведётся, то и не понять. Особенность этих порталов в том, что они появляются только ночью, на очень короткое время и видны только немногим людям, с особым зрением, которых называют странниками, а точнее, магами-странниками. Простые люди эти проколы во времени даже не заметят.

Эти порталы постоянны и всегда находятся на одном и том же месте. Но так как простые люди их не видят, то на этом месте они могут понастроить всяких зданий, фактически перекрыв портал. Для того, чтобы этого не произошло, вокруг этих порталов стали строить особые дома, у которых основным правилом было наличие свободного, ничем не заполненного пространства внутри, чтобы странники могли беспрепятственно проходить, не влетая в стену и не застревая на выходе или входе. Своего рода надёжную красивую коробку для перехода. Чтобы держать эти дома и их стены в сохранности долгие годы, их объявляли священными.

– Это храмы! – выдохнула Эля.

– Да, ты угадала. Зарождающиеся религии объявляли эти особые дома своими храмами, потому что в них не велись обыкновенные бытовые дела. Они как бы хранили само время, несли частицу вечности. Днём в них стали проводиться обряды, но только истинные хранители знали, в чём глубинное предназначение такого здания и чему на самом деле оно служит и почему стоит именно на этом, а не на каком-то другом месте.

И вот представьте себе такую картину: вокруг храма течет время, пролетают столетия, рядом с ним вырастает и постоянно перестраивается город, кипят войны, создаются крепости, меняются династии, рушатся одни крепостные стены, строятся новые. Меняется всё, кроме пространства внутри храма. Оно как бы вход в трубу времени, по которой можно перемещаться через столетия. Портал может быть и в какой-то церкви в маленькой захолустной деревеньке, и в дацане. Но смысл всё тот же. Хотя верно и обратное: не в каждом храме портал.

– И в православных может быть тоже?

– И в православных. Портал там должен находиться на месте перед престолом, где даже проходить лишним людям запрещено. Причем, лично я не думаю, что это наличие портала как-то может осквернить чувства верующих. Религия днём, портал ночью сосуществуют параллельно многие столетия и, может быть, и тысячелетия. Да, переход есть и никому не мешает, потому что его никто не видит. И используют его крайне редко.

– Почему?

– Потому что магов-странников рождается очень мало. А обученных странников ещё меньше. Без наставника человек, родившийся со такой способностью, просто не может научиться его видеть.

Эля представила себе, как человек может путешествовать из прошлого в будущее и наоборот. Это какие возможности!

– И что, так легко можно путешествовать? Раз и там? Или в прошлом или будущем, по вкусу? Только маги-странники?

– Нет, переходить может любой человек. Порталы открыты для всех. Но только странник может показать, куда и когда входить. Вот я такой маг-странник и есть.

Но не всё так просто в этих путешествиях, есть существенные ограничения.

– Какие?

Глеб окинул друзей взглядом.

– Ну хотя бы то, что при переходе в прошлое, тебе прибавляется возраст. Я здорово постарел, когда пришёл в ваше время. И уже не рискну погружаться в более глубокое прошлое, чтобы не умереть на выходе из портала. Так что несколько тысяч лет – это предел, который ограничен временем жизни самого странника. Уйти к динозаврам не получится.

– А если ты уйдешь обратно в будущее?

– Тогда снова помолодею. Я буду в том же возрасте, что и уходил, ну и плюс пара лет, что прожил здесь. Однако в моё будущее, относительно меня, моего времени, в котором родился, я уйти не могу.

– Почему?

– Такая особенность, странники не видят порталов, которые ведут в будущее относительно их реальной жизни. Так что в будущее, которое меня ждёт, по желанию и мимоходом скакнуть, да ещё и помолодеть мы, маги-странники, не можем.

– А здорово было бы. – заулыбался Павел. – Доживаешь до, скажем, пятидесяти и прыгаешь и опять тридцатилетний. Живёшь в будущем еще двадцать лет, потом опять прыг – в будущее и опять тридцатилетний. И так вечно живёшь, пока не надоест.

– Мир устроен так, что эту лазейку для вечной жизни странникам не оставил.

– Ну, можно ведь как-то договориться со странником из будущего, и он проведёт.

– Может быть, но я об этом не слышал. Переходы ведь длиной в сотни лет и тысячи лет. Самый короткий, что я знаю – около пятисот. Сложно договориться с человеком, который будет жить через пятьсот лет.

Было темно. Костёр почти совсем догорел. Глеб пошевелил палкой угли и от костра в темноту полетели яркие искры.

– Ну, время позднее. Думаю, продолжение нашей беседы перенести на завтра. Чувствуется, вопросов у вас будет масса. Однако хотелось бы, чтобы кроме всего прочего вы бы обдумали ещё и моё предложение.

– Какое?

Две пары внимательных глаз, мерцающих красными отсветами от затухающего пламени, смотрели на него.

– Я хотел бы, – продолжил Глеб после паузы, – чтобы вы ушли со мной в ваше будущее, на приблизительно тысячу лет вперёд. Там очень непростое время и меня там ждёт длительное довольно опасное путешествие. Мне хотелось бы иметь там друзей, спутников, которым я смог бы полностью доверять. Обдумайте всё, что я вам тут сегодня наговорил, завтра продолжим, если захотите.

– Да уж, – подал голос Павел, – надо бы всё переварить да обдумать.

Эля поднялась со своего места. – С вашего разрешения, я пойду?

Она немного помедлила, ожидая, что скажут мужчины.

Павел молчал, глядя на угли, оставляя за Глебом, как за лидером, последнее слово.

– Я провожу тебя, Эля. Если ты не против. – поднялся и Глеб. Как он не старался, старое тело двигалось не так ловко, как ему бы хотелось.

В темноте они дошли до Элиной дачи, ничего не говоря, погрузившись в весенние ночные запахи и звуки.

– Я надеюсь, до завтра? – Глеб протянул ей руку.

– Спокойной ночи, – женщина протянула руку в ответ, но ушла от ответа.

Она улеглась спать, боясь, что ей будет трудно заснуть от избытка мыслей и чувств, от наплыва вопросов, которые она не задала и надо будет обязательно задать завтра, но на удивление очень быстро заснула.

В ярком сиянии утреннего солнца всё произошедшее выглядело куда менее таинственно и загадочно и гораздо более практично. Даже если это был розыгрыш с дальнейшими криками, мол, мы тебя разыграли, а ты и поверила, то вчера в фантастической форме был поставлен один единственный вопрос: готова ли она оставить свою прежнюю жизнь и уйти вместе с Глебом и Павлом куда-то непонятно куда с надеждой научиться чему-то очень интересному.

Если ещё проще, готова ли она уйти от того, что её окружает куда-то в неопределённость, но с верными друзьями ради высокой цели.

– А ведь готова, – покопавшись в своих желаниях, удивилась сама себе Эля. – Мужа давно нет и не будет. Родители уже ушли в мир иной. Вот и хочется рискнуть и уйти, чтобы избежать печального конца: свалиться немощной обузой в семью сына. Я ведь всё равно рано или поздно уйду к Богу совсем, так что, если предоставляется выбор, лучше уйти здоровой и полной планов, нежели развалиной, потому что тело не справляется. Только нужно поподробнее узнать, что нас ждёт в бытовом отношении. Уходить в жуткие условия, чтобы просто остаток жизни бороться за примитивное выживание и ежедневную борьбу за добывание пропитания тоже как-то глупо. Да и доказательств хоть каких-то от Глеба Петровича хочется, кроме того случая гипноза.

Так что можно не сомневаться, вечером я опять к ним пойду. Опять же надо же узнать, куда именно меня зовут и зачем. Ну, Паша понятно, сила и мощь, защита, а я-то Глебу зачем?

Она заставила себя целый день заниматься хозяйственными делами, хотя посадка рассады в теплице в свете сделанного вчера предложения уйти насовсем полностью потеряла смысл.

С трудом дождавшись времени, когда начало темнеть, Элеонора Сергеевна подошла к знакомой калитке. Глеб Петрович в лёгкой светлой куртке стоял на крыльце.

– Добрый вечер!

– А, Эля, как хорошо, что ты пришла! Заходи, мы тебя ждём, – он, немного прихрамывая, спустился с крыльца и по выложенной камнем дорожке пошёл ей навстречу. – Мы как раз собрались приготовить, что Бог послал, и поужинать.

– А что он вам послал сегодня?

– Сосиски, – пробасил выходящий из-за угла дома Павел, улыбаясь ей. – Привет!

Паша был рад, что она пришла. Он попытался утром поспрашивать друга о будущем, но тот отговорился тем, что вечером придёт Эля с вопросами, а повторять два раз не хочется.

– Придёт ли?

– Думаю, что мы в ней не ошиблись. Не сомневайся, придёт.

Глеб и на этот раз оказался прав.

После прихода Эли они ещё полчаса готовились к ужину, резали хлеб и овощи, привезённые собой, разливали остатки вина, болтали ни о чём и в конце концов расселись вокруг костра как вчера.

Сполохи огня освещали лица. Немного прояснилось и похолодало, поэтому Эля закуталась в тёплое шерстяное клетчатое одеяло, которое вынес ей из дома Павел. Небо было чистым, с его тёмно-фиолетовой бархатной высоты поблёскивали искры звёзд и чётко, как нарисованный, сиял месяц.

Глеб оглядел молчащих собеседников.

– Ну, что притихли, вопросы есть?

– Есть, конечно.

Все переглянулись.

– Что там в будущем, как живут? Ты говоришь, что трудно. Почему? Что случилось? Всё-таки ядерная война произошла? – спросил Паша.

– Трудно, да. Но успокою сразу, ядерная война не случилась. Всё просто: произошёл обещанный учёными поворот земной оси на несколько десятков градусов. Земля просто повернулась к к Солнцу другим боком. По планете пронеслись природные катаклизмы, ледники начали таять в одном месте и собираться в другом. Климат поменялся везде принципиально. Многие города на побережье просто затопило. Но тогда человечество успело ухватить спасённые крохи цивилизации. Тогда уже были построены плавающие города, часть которых, несмотря на бушующие в океане волны и ураганы, сумели спастись.

– А почему они не смогли тогда удержать достижения цивилизации? – спросила Эля.

– А как? При всей автономности этих плавающих городов они не были абсолютно автономны. Даже для одежды, которую они могли шить, ткань нужно нужно производить. Нужны нитки и иголки. Даже если в океане можно добыть еду, для нормального функционирования такого города нужно электричество и топливо. Тем более исчез ваш интернет, на котором было завязано всё управление бытом. Весь ваш мир взаимозависим. Исчезает одна часть, другой для функционирования нужно восстановить исчезнувшее, иначе всё скатится к примитивному существованию: заботам об обеспечении еды, воды, одежды и защита добытого.

Но ты права, именно в таких плавающих городах остались специалисты и централизованное управление, хотя большинство населения этих городов умело только потреблять, но не производить. Но ещё тогда остатки цивилизации с трудом, но функционировали. Только, к сожалению, даже эти остатки человечество сохранить не успело. Почти сразу после природного катаклизма начался делёж этих городов и ресурсов с применением оставшейся военной техники. Хорошо хоть не ядерных ракет. После этого не осталось ни техники, ни людей, которые хоть что-то в этой технике понимали. Ни электричества, ни заводов, ни промышленности, ни образования, ни людей, которые могли это организовать. Чистый нетронутый природный мир с остатками человечества в виде разрозненных сообществ, которое опять вернулось к общинному строю.

– Да уж, печальную картину ты тут нам нарисовал, – задумчиво произнёс Павел.

– Что есть. Это в наших книгах написано.

В доказательство этого, вспомним то, что я вам вчера про идеи, переданные через сказки, говорил, то обратите внимание, что в современных сказках ничего нового нет. То есть идей из будущего нет. Потому что в будущем нет и достижений.

Да, ещё успеют сделать, лазерный меч. Тот самый меч-кладенец, я так понимаю. Другими словами до катастрофы человечество успеет усовершенствовать лазеры до личного оружия типа «меч-кладенец», да ещё сапоги-скороходы, видимо, появятся. Они уже и сейчас у вас почти созданы, скоро будут использоваться.

И всё. После этого ничего нового не произойдёт, а только наоборот, пропадут и телевизоры, и ковры – самолёты.

– И когда катаклизм произойдет?

– Лет через сто – сто пятьдесят после вашего времени. Точная дата неизвестна.

– А мы на сколько лет вперёд попадём?

– Первый прыжок – на тысячу лет вперёд. Тогда уже хоть какая-то организация общества будет.

Потом еще два прыжка по тысяче лет. Там совсем хорошо. Государства появятся и даже империя.

– А куда, собственно, мы направимся сначала? Где находится портал у нас?

– Да не очень далеко. Чуть больше двухсот километров. Я, собственно, поэтому здесь и оказался. Совершенно ни к чему было забираться далеко от перехода. Да и в ваших больших городах мне душно и питаться почти нечем, к вашей химической еде я не привык и привыкать уже не стоит.

– А цель нашего путешествия в твоё время будет какая?

– Книги довезти. Информацию. Попытаться передать накопленные знания.

– Какие книги?

– Справочники по электричеству, химии, автомобилестроению да металловедению. У нас ведь там электричества нет, машины, а тем более самолёты ещё не изобрели. Вот и получается, что одни книги пока. Ваши гаджеты работать не будут. Вот, поможем нашей молодой цивилизации освоить завоевания вашей старой цивилизации, если получится.

– Строй у вас там какой?

– Монархия. Короли.

Они замолчали. Эля поняла, что теперь её очередь задавать вопросы. Паша встал и подкинул пару поленьев в костёр. Пламя снова стало разгораться, темнота отступила, опять стали видны лица собеседников.

– Ну ладно, Паша, он большой и сильный, а я-то ва… тебе зачем? – спросила она Глеба.

– А ты, Элечка, необученный маг. Обучать тебя буду, как ты и мечтала.

– Что, какой маг?! Смогу огненными шарами кидаться?

Она посмотрела на свои руки.

– Нет, – в его голосе слышалась улыбка. – Это мы так говорим. Маг. А у вас здесь пользуются другим словом: экстрасенс. Ты хороший, сильный, но необученный экстрасенс. Обучить тебя – будешь видеть ауру, да слои полей вокруг каждого живого существа. У нас это кокон называется. Ну и лечить сможешь. Сильные маги даже недостающие органы могут отращивать. Вот начнём развивать твои способности, поймём к чему у тебя особые способности.

– А откуда ты знаешь, что я маг?

– Вижу, потому что я сам маг. Маг мага видит издалека, если перефразировать вашу поговорку.

– Да, звучит потрясающе. Даже забываешь, что можем и погибнуть по дороге, – усмехнулась Эля.

– Можем. Но ты забываешь про самый интересный бонус этого путешествия – мы будем молодеть. Ты же хотела бы, чтобы тебе опять было двадцать лет, но весь твой наработанный опыт остался?

Эля промолчала.

– Да мне бы хоть десяток лет бы сбросить, а то совсем тоскливо. И смысл у меня тут быть потерялся, – произнёс угрюмо Паша. – я бы и на пятьдесят был бы согласен, а сорок лет вообще красота. Да и местный комфорт, горячая вода, телефоны – интернеты, конечно, хорошо, но как представишь, что будет одно и то же еще десяток лет при постоянном ухудшении здоровья, готов уже в любую авантюру пуститься.

А почему мы можем погибнуть, в чем опасность?

– Следующий портал находится далеко от того места, куда мы выпрыгнем. Машин там нет, самолётов тем более, так что придётся добираться месяц – полтора до следующего перехода. Это если не застрянем нигде. А государство, как у вас здесь, защищать нас не будет. Нет никакой милиции-полиции. Минимальная защита за частоколом поселений. А глава поселения – Бог и царь. Захочет распять, позарившись на что-то, распнёт. В общем, опасно.

Но мы берём оружие, да и магия моя кое-что может.

– Что это интересно, если файерболами не кидаться?

– Многое и без файерболов. Глаза отвести, например, или подчинить человека.

Эля вспомнила голос повелительный голос Глеба, когда он велел грабителю уйти и спрятаться.

– Да, это тоже работает, сама видела.

Она немного помялась, но потом решилась и, вопросительно глядя на пожилого мужчину, спросила:

– Глеб, а можно нам представить какие-то доказательства того, что ты из будущего?

Павел тоже с интересом посмотрел на друга, хотя ему доказательства особо и не требовались. Месяцы, проведённые Глебом у постели Наташи, снимали все вопросы.

Глеб улыбнулся.

– Ну, вещей из будущего у меня нет, да и не докажут они вам ничего, потому что там они там попроще ваших нынешних. Однако могу продемонстрировать сомневающимся мои магические способности.

– А-а-а, – разочарованно протянула Эля, – гипноз, я уже видела.

– Не только подчинение. Могу продемонстрировать магию иллюзий. Для тех, кто сомневается.

И в тот же момент, на месте Глеба Эля увидела сына. Он был реален, был одет в свою любимую зелёную куртку, улыбался своей знакомой, чуть смущённой улыбкой и ничего не говорил, а потом помахал ей рукой и исчез.

– Ох, – выдохнула Эля и чуть было не заплакала от разочарования, что это была всего лишь иллюзия.

Глеб Петрович виновато посмотрел на неё.

– Прости, я дурак, невольно сделал тебе больно. Не подумал. Извини.

Он покосился на Павла. Иллюзию Наташи маг тоже легко мог бы сделать.

Но Паша ничего не говорил и только невидящим взглядом смотрел куда-то в сторону.

– Ну что, друзья, подведём итог? Вы принимаете моё предложение, и мы начинаем готовиться уже как следует?

– Да, – сказал Паша, – я принимаю. Наберём оружия и пойдём. Квартиру и дачу детям отпишу.

Эля молчала. Вопрос для неё всё так же висел в воздухе и что на него отвечать, она ещё не решила, тем более после демонстрации образа сына, когда она увидела его так близко, все сомнения всколыхнулись с новой силой.

Затянувшееся молчание нарушил Глеб.

– Ещё не определилась? Ну, время ещё есть, так что у тебя есть еще несколько дней. Но чем раньше ты решишь, тем раньше мы начнём заниматься развитием твоих способностей.

Эля удивлённо подняла брови.

– Ну Э-э-эля, – протянул мужчина, улыбаясь, – ты же не думаешь, что только после перехода твои способности заработают. Они есть уже сейчас. И чем раньше мы начнём их развивать, тем раньше они начнут давать пользу. А процесс этот не быстрый. Если ты решишь, то завтра уже можно начинать с азов.

Женщина поднялась с места, аккуратно сложила одеяло и оставила на лавке.

– Уже поздно, мне пора, – извинилась перед собеседниками она. – Спасибо за вечер. Спокойной ночи. Не нужно меня провожать.

И она, не оборачиваясь, ушла в темноту.

– Что это с ней? – удивился Паша.

– Ничего страшного. Просто боится себе признаться, что готова с нами идти. Женщинам надо давать время дозреть. Каким бы это решение не было.

– А сколько тебе реально лет, – вдруг заинтересовался Павел.

– Хочешь спросить, сколько я прожил с момента своего рождения?

– Да.

– Приблизительно тридцать пять лет.

Паша присвистнул.

– Да ты молодой! Это как тебе сейчас скучно в старом теле-то!

Глеб засмеялся.

– Именно! Скучно. Масса физических возможностей утеряна. Зато голова работает хорошо.

– Почему?

– Гормоны не мешают, внимание не уплывает. Чем моложе мужчина, тем чаще мозги оказываются ниже пояса, заставляя совершать глупейшие ошибки. Неужто не замечал? Ничего, свои глупости я ещё наверстаю через пару переходов, – засмеялся он.

– С Элей? – ухмыльнулся Павел.

– Не обязательно. Хотя не исключаю, она ведь привлекательная женщина, помолодеет, так вообще будет красавица. Но если ты думаешь, что я её беру с прицелом на дальнейшее развитие любовных отношений, то очень ошибаешься. Она мне просто нравится как человек, у неё хороший магический потенциал и характер комфортный. Буду формировать из неё магиню.

Да и вполне вероятно, – покосился на друга Глеб, – что это именно ваши отношения быстрее сложатся, у вас и возраст ближе, и менталитет. Я ведь на двадцать лет её всё равно, всегда буду старше, что в прошлом, что в будущем.

Да, мне всего лишь хочется, чтобы она была в нашей команде. С ней наша команда гармоничнее: женский подход, женский взгляд, женская оценка ситуации и это при отсутствии склонности к истерикам и скандалам. Серьёзное преимущество для команды. Согласись, неплохо!

Магический потенциал у неё на самом деле высокий, тут я не вру. Когда она обучится и тебя в очередной раз залатает после какого-нибудь боя – вспомни тогда меня добрым словом.

Глеб отвернулся, помолчал и задумчиво промолвил, глядя куда-то вверх на перемигивающиеся звёзды:

– Она согласится, вот увидишь. Уже завтра.

Эля, промучившись в сомнениях ночь, к утру поняла, что если она не согласится, то будет грызть себя за нерешительность всю оставшуюся жизнь.

Она проснулась почти к полудню и поняла, что решение выкристаллизовалось. Сыну всё равно рано или поздно придётся принять её уход. Почему не сейчас, когда у него налажена вся жизнь?

Женщина привела себя в порядок, спокойно позавтракала и направилась к Пашиной даче.

Когда она подошла к калитке, хозяин дачи с интересом вглядывался в открытый капот своей старенькой Тойоты.

– Привет!

– Привет! – Павел пошёл ей навстречу. В его глазах ей почудился молчаливый вопрос, мол, что надумала? Глеба не было видно.

Эля замялась. Кому она должна сказать своё «да»? Передать через Павла или дождаться самого Глеба?

Паша вдруг широко улыбнулся.

– Знакомое выражение лица наблюдаю, однако. У Наташки такое было.

– Когда?

– Когда она соглашалась, но ещё была не полностью уверена.

Эля засмеялась:

– А ты, оказывается, специалист по выражению женских лиц! Надо принять к сведению. Но приходится признать, что ты прав. Где Глеб? – оглядела она дачный участок.

– Собирается, мы сегодня едем домой, начинаем вплотную собираться, закупаться и доделывать всё. Поедешь с нами или остаёшься?

– Я с вами.

Слово было произнесено и упало как подпись на договоре.

И Павел это понял. Он в медвежьем объятии одной рукой сгрёб её за плечи и прогудел басом:

– Не бойся, девчонка, прорвёмся. Из нас выйдет отличная команда. Не пожалеешь.

Эля хмыкнула, услышав «девчонка».

– Иди собирайся. Полчаса тебе хватит?

– Да.

Рубикон был перейдён.

Через час они втроём уже ехали домой, обсуждая общие планы на ближайшее время.

* * *

Конец июня, на который Глеб Петрович назначил переход, неумолимо приближался. Эля знала, что мужчины каким-то образом добыли нужное оружие. Подробностей они не рассказывали, да она и не настаивала. Добыли и добыли. Реальность стремительно отступала и становилась прошлым.

Надо было ещё и приготовить одежду. Мужчины в будущем всё так же ходили в штанах и куртках, разница была только в том, что ещё обязательным был меч или кинжал, висящий на поясе. А вот женщинам джинсы и брюки в обтяжку носить уже не рекомендовалось.

Как сказал Глеб Петрович, женщина перешла в разряд приза, добычи, поэтому без мужчины рядом ходить не стоило. Но и самим защитникам вызывать дополнительные завистливые слюни у окружающих самцов тоже не было резона. Поэтому женщины на людях одевались скромно, прикрывая свои возможные прелести. В ходу была одежда, которая прикрывает тело понадёжнее: юбки подлиннее и лучше несколько, а если брюки, то сверху рубашка или что-то вроде камзола, скрывающего аппетитность пятой точки. Декольте и прочие красивости оставались только для узкого круга своих.

– Ну да, – хмыкнул мужчина в ответ на её перекосившееся от от разочарования выражение лица, – была бы ты помоложе, я бы тебя взять не рискнул.

В один из вечеров Глеб пришёл к Эле домой. Он дождался, когда она уснула, хотя расслабиться от присутствия чужого мужчины в её квартире было ей совсем непросто. Во время сна он провёл с ней сеанс, названный магическим обучением: напрямую передал ей знание языка, который будет использоваться через тысячу лет там, где им предстояло проходить. Передал слепок на ментал, так он сам сказал.

Такой же сеанс гипнопедии он провёл и для Павла. Только разница была в том, что Паша не напрягался и заснул почти сразу же как коснулся подушки, не обращая внимания на присутствие Глеба в его квартире.

После этих сеансов они трое могли разговаривать на неизвестном для всех остальных языке.

Эля спросила, можно ли так было выучить, например, испанский или арабский?

– Конечно, – равнодушно ответил Глеб, – это несложно. Я в путешествиях так и делал. Когда знаешь язык местного населения, узнаешь и понимаешь гораздо больше, чем обыкновенный турист.

Потом посмотрел на неё:

– Ты хотела выучить испанский?

– Это был португальский, – ответила она, – но, видимо, уже поздно. Это потеряло смысл.

А потом начались занятия, то самое главное, что нравилось Эле: они начали заниматься с Глебом и развивать её способности. Он учил её расслабляться, чувствовать своё тело, свою ауру, которую упорно называл коконом. Никаких особых способностей у себя она не наблюдала и, наверное, уже разочаровалась бы, но Глеб уверял, что всё очень хорошо продвигается, что слои структурируются в нужном направлении и совсем скоро она и сама почувствует свою магию.

Последние дни Элеонора занималась тем, что приводила всё, даже мелкие дела в порядок, сдала знакомым на лето дачу, написала сыну дарственную на всё, подключила ко всему, что можно автоплатежи и теперь надо было сделать самое тяжёлое – написать прощальное письмо сыну. Они редко виделись, у него было всё хорошо, и помощь ему не требовалась. В его жизни с её уходом ничего не менялось. Просто сейчас она просто уходила немного раньше, нежели ушла бы естественным путём. Она уходила от основного страха – быть обузой в старости. Всё вроде логично, но письмо никак не писалось.

Эля сочиняла его уже третий день, перепортив целую пачку бумаги.

Ей хотелось этим письмом передать свою нежность, спокойствие и уверенность, чтобы он не волновался и не бросился на поиски. Она решила не смущать его сообщением, что «уходит в будущее», а написала, что собирается в длительное путешествие с надёжными людьми очень далеко в тайгу. Связи там нет. Возможно, она там и приживётся, поэтому переоформляет квартиру на него. Если её долго не будет – квартиру и дачу можно будет продать.

Письмо выходило сумбурным, многословным, каким-то слезливым и совсем не таким, как ей хотелось бы.

В конце концов Элеонора Сергеевна взяла пример с Павла. Он длинных писем писать не стал, а просто позвонил детям и сказал, что у него дела, он уезжает надолго, и затем договорился с нотариусом, что им через полгода сообщат, что он переоформил квартиру на них.

Она позвонила, будничным тоном объявила о своём отъезде, попросив не волноваться, если её долго не будет, что, мол, она уезжает в тайгу в далёкую деревню, там не будет ни связи, ни интернета, передала привет внукам и невестке.

Но потом всё-таки написала большое письмо полное нежности и любви такими словами, которые ей давно хотелось сказать сыну, но в будничных делах и заботах, в простом общении казались пафосными и слишком высокопарными.

В конверт она вложила фотографию, где они сидят обнявшись, и после долгих раздумий написала на ней: «Спасибо, что ты со мной»

В письме было написано, что она уже не вернётся, это её твёрдое решение, поэтому через полгода её отсутствия можно писать заявление об её пропаже без вести, если это будет необходимо. Что пусть он не волнуется, никто не собирается умирать и планирует жить ещё долго, счастливо и в полном здравии, только слишком далеко.

Конверт она отдала с тем, чтобы послали сыну через полгода.

* * *

Глеб назначил точную дату выезда. Это был конец июня перед ночью в полнолуние.

После недолгого совещания решили до портала добираться на чужой машине, оставив Пашину старую Тойоту в гараже.

Ехать предстояло за двести с небольшим километров до небольшого посёлка, который вырос вокруг старого храма. Новые люди там никого бы не удивили, паломников по святым местам всегда было много, поэтому нанять туда машину и там остановиться не составляло труда. Это не привлекло бы особого внимания. Гигантские рюкзаки, которые им пришлось взять с собой, тоже не вызывали вопросов, потому что недалеко от этого посёлка начинался лес, часто посещаемый туристами с палатками, а у них как раз, как у настоящих туристов были прикреплены к рюкзакам пенки, у Паши даже болтался сбоку котелок.

Они договорились со знакомым автомобилистом и утром, нагруженные под самую завязку, усаживались в чужую машину.

У Элеоноры Сергеевны всё внутри дрожало, хотя она старалась этого не показывать. Зачем устраивать истерику, когда всё уже взвешено и решено ею самой. Никто её за верёвку не тащит, хотя очень хотелось поддаться страху, повернуть назад и сказать:

– Я передумала, извините.

Она не сомневалась в своих друзьях и знала, что её не осудят. Но не в них было дело.

Дело было в ней самой. Эля знала, что ей нужно это путешествие, ей самой.

Глеб поглядывал на неё с сочувствием. Он видел в её коконе тревожные вихри, хотя внешне ничего не было видно, она только сжала сильнее зубы и у линии губ легла дополнительная складка.

– Переживает, – подумал Глеб, – но молчит. Тяжело, наверное, отрываться. Это я с радостью возвращаюсь. Устал я быть очень старым. Паша тоже переживает, напряжён, но не так сильно как она. Он потерял свою главную привязку – жену, дети для него давно отделены. А вот её главная привязка – сын, остаётся. Ей придётся пережить разрыв.

Машина тронулась.

Через четыре с половиной часа они подъехали к одной из маленьких местных гостиниц при храме. Они выгрузили свои гигантские рюкзаки, тепло попрощались с водителем, который пожелал им хорошей погоды и не заблудиться, и вошли в гостиницу, где бросили в комнате свои рюкзаки, и пошли погулять и осмотреться до вечера.

Естественно, первым делом, путешественники пошли в храм и осмотрели его. Он был старый и намоленный, Эля хорошо это почувствовала. Было ощущение особого пространства, вроде как созданного за столетия канала, по которому молитвам легче пробиваться куда-то на другой уровень бытия, куда-то на высокие небеса.

Друзья вели себя как обыкновенные туристы: пообедали и погуляли вокруг посёлка. Он стоял на достаточно высоком холме, храм был виден издалека.

– Вот то, что он стоит так высоко его и спасёт, – сказал Глеб. – Затопит многие города и храмы вместе с порталами, лик планеты изменится, а останется этот храм и его портал внутри.

– А как мы ночью внутрь попадём? – спросила Эля.

– Ну, это совсем несложно, если умеешь подчинять людей. Пока ты впитывала в себя святость места, я узнал, кто в храме закрывает боковой вход. Так вот вечером нам нужно его будет встретить, и он нам просто отдаст ключи.

– Так просто? Как же вы в будущем живёте, если так легко подчинить любого?

– Ну, во-первых, это у вас техногенная цивилизация, надеетесь на технику, поэтому не умеете подчинять и этим пользоваться. Во-вторых, у нас в будущем разработали методы защиты, блоки в ментальном слое, амулеты всякие, зелья. Умение подчинять – это своего рода оружие, от каждого оружия должна быть защита и её создадут.

Но, конечно, мы, маги будущего, которые освоили воздействие на ментальный слой человека, в вашем времени всегда будем чувствовать себя просто королями. Именно благодаря этому я у вас жил вполне комфортно – добыл документы и легализовался.

– И деньги на покупку квартиры в нашем доме из банка увёл? – ухмыльнулся Паша.

– Не… ну ты уж меня совсем за грабителя держишь! Нет. Просто продал один из своих драгоценных многокаратных камешков. Я же только тут притворяюсь пенсионером, а на самом деле я состоятельный маг. У меня хороший дом в столице остался.

– Со слугами?

– Да. Если доберёмся, и не передумаете по дороге остаться, сами увидите.

– А у тебя и жена есть? – эта мысль как-то раньше не приходила Эле в голову, а теперь она представила себе богатый дом и сразу подумала о хозяйке.

– Нет, – засмеялся Глеб, – семья есть, а хозяйки нет.

– Что, тебя бросила жена и оставила с детьми?

– Ох, Эля, вечно вас женщин на эмоции сносит, и вы домысливаете то, чего нет! Нет у меня ни жены, ни детей, зато есть младшая сестра, мама с тётушкой и старший брат. Но сама понимаешь, их ещё нет в природе, до них еще почти четыре тысячи лет.

К вечеру Глеб вышел из гостиницы и буквально через двадцать минут спокойно вернулся обратно и показал друзьям большой ключ от боковой двери.

– Ключ есть. Выходим сразу, как полностью стемнеет, в одиннадцать.

А потом оглядел притихших друзей:

– Если будете делать точно то, что я скажу, всё будет хорошо, не волнуйтесь.

Глава 3

Их небольшая компания со своими большими рюкзаками протиснулась в алтарную комнату.

Было темно, и только луна светила в узкие высокие окна, давая хоть какое-то освещение. В этот момент Эля поняла, почему Глеб выбрал уходить в полнолуние.

Он аккуратно положил на метр перед престолом квадратный светлой расцветки коврик, который нёс в руках. Коврик был размером метр на метр, точно со столешницу престола.

– Портал откроется тут, – сказал он. – Храмы строились как раз вокруг таких порталов, чтобы уберечь место, но оставить его свободным. То есть выбирал место для планирования и строительства храма тот, кто знал про магов-странников и их пути. Ну и одновременно решали вопросы помещения для проведения религиозных обрядов.

Сначала вообще место портала отмечали престолом, то есть самое святое и неизменное место храма одновременно было местом временного прокола. То есть престол стоял именно там, где можно было перейти. Потом престол отодвинули немного вглубь алтаря, потому что вставать на престол в момент перехода как-то сильно оскорбляло религиозные чувства хранителей храма и портала.

Сейчас престол всё также отмечает место прокола, но через метр после. Я положил там коврик, чтобы вы знали, где переходить. Он светлый, его будет хорошо видно под лунным светом. Можно было бы нарисовать мелом, но вы не увидите нарисованное в темноте. Мне-то просто будет виден сам портал.

Эля приняла объяснения, но чувство, что они оскверняют алтарную комнату осталось. Она поймала себя на том, что тянется чувствами к Богу, чтобы открыть свои чистые намерения. Чтобы кому-то… Богу? Небу? Судьбе? Чтобы чему-то великому и трансцендентному, какой-то разумной вечности, управляющей миром, которая находилась сейчас с ними и глядела на них в этом тёмном храме со всех сторон, было ясно, что в их помыслах нет ничего злого и грязного, что они просто странники, только путешествуют не в пространстве, а во времени, и только поэтому они здесь.

Павел молча стоял рядом.

– Теперь будем ждать, – сказал Глеб Петрович, подхватывая свой немаленький рюкзак. Он сделал несколько шагов и сел на скамью, прислонившись к стене спиной, не снимая лямок рюкзака. – Портал появляется на очень короткое время. Его почти не видно, а точнее, увижу его только я, вы не увидите. Он достаточно большой и высокий, чтобы прошел человек с рюкзаком, но по ширине он ограничен столешницей жертвенника, в высоту метра два.

– Паша,– обратился он к другу, – будь осторожен. Коврик точно размером с портал. Следи за локтями. Помните, всё, что выйдет за границы портала – остается тут. Будь то выставленный локоть или рука, которой вы можете случайно махнуть. Не машите ничем, я вас прошу.

И второе, что важно помнить. Портал может открыться ночью в любое время только на очень короткое время. По моими прикидкам это всего лишь двадцать секунд. Поэтому мы должны быть в полной готовности каждую секунду. Мне хватит двух-трёх секунд, чтобы увидеть, осознать и сказать вам. Я сразу, не медля, включаю фонарь, вскакиваю и иду. Три шага и вход в портал— четыре секунды. Так что у вас семь секунд на сборы. У Паши одиннадцать. Вы идёте сразу за мной, не раздумывая, не задерживаясь, точно и быстро повторяя мои движения. У нас даже пять секунд в запасе. Мы успеем.

Паш, думаю, я пойду первым, Эля второй, ты замыкаешь. Если она замешкается – поможешь. Что скажешь?

– Нормально, успеем, – Павел присел рядом с другом и устроился поудобнее, тоже не снимая лямок рюкзака.

Эля села рядом, пытаясь снизить возбуждение.

– Четыре секунды на проход! – мысленно заволновалась она. – Нет, этого вполне достаточно, если ты молодой и прыткий, а мы старые и медлительные! Да ещё и с тяжёлыми рюкзаками, с которыми нужно быстро встать! Глебу Петровичу вообще за восемьдесят. Ну, понятно, Паша, у него остались армейские навыки, а я могу промедлить, вовремя не среагировать, прокопаться не только отведённые мне пять секунд, но и Пашины, и что в результате? Если закрытие портала застанет Пашу в процессе перехода, что тогда?

– Глеб Пе.., Глеб, а если я промедлю и Паша не успеет пройти полностью, что тогда?

Мужчина помолчал, но всё-таки ответил. В лунном свете, падающем сквозь окна, было видно, что он смотрит на неё искоса.

– Или останется здесь, или… уйдет частью. Эля, не паникуй, не нагнетай, ты быстро пройдёшь, да и Паша из чувства сохранения тебе поможет.

– Пройдем нормально, – пробасил Павел. – Если кто-то будет копаться – подтолкну и пропихну. Будет тормозить – возьму на плечо и пропихну. А если при этом будет торчать какая-то часть тела в сторону – значит, этот кто-то останется без руки. Так что, Элечка, если я тебя хватаю на плечо – сгруппируйся и просто повисни и всё пройдет на ура. Быть располовиненным мне не улыбается, поэтому проскочим на рефлексах. Меня больше беспокоит, чтобы мы вовремя среагировали и не проспали. Ближе к утру можно так расслабиться, что за двадцать секунд даже сообразить не успеем, что портал был. Тем более в темноте.

– Это точно, -улыбнулся Глеб. – Если так произойдет, остаёмся до следующего цикла, куда деваться. Хотя и очень не хочется, ожидание выматывает. Что будем делать, чтобы внимание не терялось? Разговаривать? Молчать? Дежурить по одному?

– Глеб, давай мы с тобой дежурим, а Эля пусть сидит, старается не спать, но как получится. Если что – я помогу ей вскочить с рюкзаком, пропихну. Ты сам, главное, внимания не теряй. И действительно, если ты проскочишь, а мы замешкаемся, то останемся тут, во избежание. А расскажи нам поподробнее, что нас ждёт-то? Что не очень ласковое будущее – это уже понятно.

– Ну, смотря в каком смысле неласковое, – вздохнул Глеб Петрович. – В смысле натуральности климата и чистоты воздуха – очень даже ласковое. В смысле, устройства человеческого общества – да, дикие времена, выживай кто может. Мы же не зря оружие берём. Вы очень сильно недооцениваете мир и спокойствие своего времени. Проскочим через портал, получите возможность сравнить как это жить без государства и цивилизации. У вас человечество добилось того, что можно жить одному и спокойно ходить по улицам. Женщины могут ходить по улицам без боязни быть изнасилованной каким-то забавником, могут учиться вне дома, надевать короткие платья. У вас можно работать без того, чтобы вынужденно содержать кучу воинов, чтобы защитить заработанное. Мы сейчас переместимся во времена, когда ещё нет четко очерченных стран и границ, где главенствует право сильного, где женщина является добычей, если она не имеет защитника просто потому что она слабее физически, где нет всеобщей грамотности и высокая смертность. Люди живут общинами, города небольшие, фактически большие деревни, окружены по крайней мере частоколом, или устроены так, чтобы была естественная природная защита. Тяжелые времена, время становления и захвата, время выживания, из оружия мечи, стрелы, в лучшем случае арбалеты.

– Но ведь у нас есть оружие, мы ведь сможем защититься, – с надеждой в голосе произнесла Эля. Она уже отвлеклась и не смотрела на пространство над разложенным ковриком, но мужчины не сводили с него глаз.

– Есть. Надеюсь, это оружие поможет нам добраться до следующего портала, который перенесёт нас ещё дальше, ближе к моему времени на тысячу лет. Но добираться до этого следующего перехода далеко и сложно и частью по воде. Достаточно будет один раз перевернуться в воде, и мы останемся с голыми руками и без нашего ценного оружия. И тогда всё в разы усложнится.

Очень надеюсь, что у развалин этого храма в будущем никого не будет. Неизвестно, как нас могут встретить. Два года назад, правда, никого не было.

Он помолчал.

– Храм здесь такой красивый, чистый и ухоженный. Через тысячу лет от него одна коробка осталась, да и там я поверхность престола очистил от обломков и место портала перед ним.

– Там могут быть люди?

– Почему бы и нет, вероятность, хоть и маленькая есть. Этот храм в будущем стоит на острове. Если я нашёл этот остров, другие тоже могут его найти. Да, место для прыжка из перехода приготовлено, но в тот ли год мы попадём – не знаю. Я провёл у вас пару лет, да и у портала в тысячу лет, вероятно, есть какие-то погрешности. Попадём туда через два года плюс минус какие-то месяцы после того как я там побывал и сюда отправился.

Другими словами, что нас там ждёт – неясно, но есть большая надежда, что ничего особенно плохого и остров пуст как и прежде.

– А что это за портал такой и откуда ты про него узнал? – спросил Павел.

– Мы слишком мало о таких порталах знаем. Почти совсем ничего. Магов-странников очень мало, да и они часто платят жизнями, унося с собой в могилу результаты проведённых исследований. Представь, можно, исследуя переход, прыгнуть и оказаться в замкнутом пространстве. Или застрять при переходе. И уже никому о своей ошибке не скажешь.

Я узнал об этом портале из старых записей, которые откопал в библиотеке. С большим трудом, но смог найти найти этот остров, а на нём храм. Это значит, что маг-странник, который передо мной прошел путь туда и обратно, смог передать информацию в моё время. Но куда он делся потом и где он сейчас? Не знаю.

Так что за эти два-три года моего отсутствия там и люди могут появиться у храма, даже основать поселение рядом.

– Или перетащить престол в другое место.

– Да, или перетащить престол. Хотя это вряд ли, зачем? Слишком массивный. Но люди такие затейники.

– А мы выпрыгнем именно ночью или в любое время суток?

– Если я правильно понимаю, то ночью. Похоже, это как-то связано с ходом Солнца и тем, что ночью портал закрыт от солнечного влияния всей толщей Земли.

Эля слушала их спокойный разговор и чувствовала, что её волнение потихоньку спадает.

Тёплая темнота церкви успокаивала. Фонарь они выключили, звуки негромко, но гулко разлетались в тишине и отражались от купола и стен. Золотое убранство поблёскивало в лунном свете.

– Не отключайтесь, держите внимание, – Паша почувствовал общую накатывающую расслабленность и не терял бдительности. – Не забывайте, зачем мы тут. Разговоры разговорами, но норматив в двадцать секунд нам не отменят.

Эля улыбнулась и посмотрела на часы с подсветкой: полвторого. Ночи сейчас короткие, после заката прошло два часа. За оставшиеся до рассвета три часа должно всё определиться. Надо взять себя в руки: предрассветные часы самые тяжёлые, захочется спать.

Она не успела поднять взгляд от часов, как Глеб Петрович воскликнул:

– Пора!

Это звучало как приказ: резко и повелительно. Мужчина сразу слегка наклонился вперёд перенося вес рюкзака так, чтобы было легче встать и поднялся.

Павел почти одновременно включил фонарь.

Эля вскинула взгляд. Для неё это « Пора!» было словно выстрел из стартового пистолета, после которого надо оттолкнуться и начать бежать что есть сил, чтобы выиграть.

Глеб Петрович в два прыжка достиг престола, ступил на коврик у его подножия, шагнул и исчез.

Наверное, если бы Эля была одна, она бы растерялась, начала раздумывать, суетиться.

Но буквально в ту же секунду она почувствовала, что Павел быстро поднимает её рюкзак да так, что одновременно лямками поднимает её, ставит на ноги и слегка толкает вперёд, немного придерживая, чтобы она не споткнулась от сильного толчка.

– Эля, иди, не волнуйся, но и не тормози.

Женщина шагнула к престолу, наступила на край коврика и промедлила, потому что никакого портала или ещё чего-то особенного она не увидела. Впереди в свете фонаря виднелся престол с разложенными на нём священными предметами. Ей надо было всего лишь сделать шаг с одной стороны коврика на другой. Это было странно. Возникло чувство, что это всего лишь игра, затеянная Глебом Петровичем, и сейчас он выйдет из тени и скажет:

– Розыгрыш! А вы и правда поверили?

– Иди! – Павел почувствовал её сомнение. – Иди и ничего не думай!

И она шагнула.

Свет фонаря исчез, на мгновение её окутала серая мгла и потом Эля опять оказалась в темноте.

Буквально мгновения ей хватило понять, что она прошла портал, потому что темнота эта была совсем другая, очень тёплая, влажная, с запахом соли и шумом моря и намного светлее, чем предыдущая, потому что на этот раз луна светила не только в узкие окна, но и в пролом в крыше.

Глеб схватил её за руку и заставил сделать несколько шагов в сторону.

– С прибытием, Элечка! Отойди, дай перейти Павлу.

И сразу массивная фигура Павла шагнула по направлению к ним.

– Успели, – выдохнул он и включил фонарь.

Они огляделись.

Богатое убранство храма, где они провели несколько часов ожидания, исчезло. Ему на смену из темноты освещаемые фонарём осторожно проявились облупленные стены, покосившиеся проёмы дверей, крыша с прогнившими балками, провалившаяся на одном из углов от старости, обломки камней и дерева. Только это и осталось от былой красоты и величия.

Неизменным остался лишь мраморный престол, почти не изъеденный временем и стоящий точно там же где и прежде.

Павел хотел осмотреться прямо сразу и поставить дежурного.

Но Глеб настоял на том, что надо выспаться всем, просто натянув верёвку на входе, если кто попытается зайти, зашумит и они, хорошо вооружённые, смогут дать отпор.

– Паша, поверь мне, сейчас тела начнут привыкать к новому состоянию. Лучше спать и отдыхать, всё пройдёт легче. Я не говорил вам, чтобы не пугать, но перестройка организма в молодое состояние не совсем легко даётся. Предлагаю расстелить наши туристические коврики, палатка не нужна, я натяну верёвку сам, а вы ложитесь и отдыхайте.

Эля действительно почувствовала, что голова стала кружиться, и тело как-то ослабло. Она с трудом отвязала пенку от рюкзака, расстелила рядом и буквально рухнула на неё.

Она закрыла глаза, голова кружилась. Сквозь нарастающий шум в ушах она услышала несколько коротких фраз, брошенных Павлом, но смысла уже не поняла, уловила только звук его голоса.

– Мы прошли, – смогла подумать она. На этом все мысли закончились, её скрутило в какой-то тугой узел, однако не настолько удушающий, чтобы потерять сознание. Мышцы сводило дрожью, тошнило, во рту ныли зубы, низ живота тянуло давно забытым спазмом. Это кошмарное состояние всё длилось и длилось, не давая вздохнуть.

– Господи, как долго ещё это терпеть, я больше не могу! – сквозь дурноту прорвалась отчаянная мысль, и Эля, сжав зубы, протяжно застонала.

– Терпите, – услышала она какой-то напряжённый голос Глеба сбоку от себя. Видимо, перестройка и ему давалась несладко. – пока… ничем… не помочь.

Паша просто не ответил.

Сколько они так промучились, Эля не знала. Ей казалось, что эта нескончаемая пытка тянется уже целую вечность. Но в какой-то момент она поняла, что дышать чуточку легче, и надежда, путаясь в бессвязности мыслей вспыхнула в ней, приводя в чувство.

Тошнота спала, когда рассвет окрасил в серо-голубой цвет окна и дыру под потолком, но на смену тошноте пришла слабость. Усталое тело жаждало отдыха, и сознание, не спрашивая хозяйку, скользнуло в забытьё сна.

Элю разбудил громкий голос, гулко разлетавшийся под высокими сводами.

Слова казались знакомыми, но смысл сначала ускользал: то ли интонации были незнакомыми, то ли произносимые звуки, то ли всё вместе. Только через некоторое время она поняла, что это голос Глеба, и он говорит на том самом языке, которой передал им магическим обучением.

– Ну что, друзья мои, теперь будем говорить на другом языке. Вам пора привыкать и нужно бы потренироваться выражать на нём мысли. Русский останется нам для тайных приватных разговоров и что-то мне подсказывает, что вы его не забудете, потому что общаться на нём придётся часто. Хотя не забывайте, современный язык в этой местности произошёл от смеси русского и ещё ряда восточных языков. Это смесь языков тех народностей, которые из-за катаклизма оказались вместе и перемешались.

– Ну ты гад, – с пола ответил Паша на чистом русском, – предупредить о таком состоянии не мог?

– А зачем? Не хотелось вас пугать, особенно Элю. Ничего бы это не изменило, а дрожания нервам прибавило бы.

– А если бы на нас кто-то напал в таком состоянии?

– Ну не напал же. Сразу по приходу было понятно, что храм пуст и как был заброшенным, так и остался. Это значило, что к нему нет внимания и, если даже здесь недалеко есть люди, они здесь редко появляются. И уж точно не придут ночью. А до утра мы бы восстановились слегка. Эля, ты как? Тебе-то, наверное, хуже всего. – повернулся к ней Глеб.

– Почему? – хрипло сказала женщина, голос слушался её с трудом.

– Потому что в мужской природе стареть постепенно, а у вас скачком. Значит, и обратно должен быть скачок, удар по пожилому организму. Как себя чувствуешь? На вид вроде ничего, такая как прежде.

– Как «такая как прежде»?! – охнула Эля. Она села, и, превозмогая лёгкое головокружение, стала шарить в рюкзаке в поисках зеркала.

Глеб засмеялся.

– Ох, Эля, как легко заставить вас, женщин, шевелиться! Скажи что-нибудь о внешности, и вы сразу подпрыгиваете и начинаете брать себя в руки. Да и эгоистически думаешь только о себе. Вот посмотри на нас с Пашей, мы же не изменились, но тебя это не тронуло. Ты вообще об этом не вспомнила.

Однако, краснея под насмешливыми взглядами мужчин, Эля всё-таки упорно искала в рюкзаке свою косметичку, а когда, наконец, нашла, то вытащила маленькое зеркальце и стала себя разглядывать. Да, вроде ничего не изменилось. Те же морщины, та же обвисшая кожа на веках. Настроение ухнуло в пропасть.

– Господи, лучше бы я не строила планов на молодость, не было бы тогда так мерзко на душе сейчас, – подумала она и отвернула расстроенное лицо от спутников, пряча взгляд.

– Э-э-э-э-эля, – насмешливо пропел Глеб, – ты торопыга, которая любит домысливать. Изменения ты почувствуешь постепенно. У тебя изменился гормональный уровень, это твои внутренние железы, фабрики гормонов, получили приток молодой энергии и ночью устраивались в твоём организме в новую более молодую конструкцию на долгое проживание. Но это не значит, что с тебя должна сразу чулком, как у змеи, слезть старая кожа, а под ней оказаться новая и молодая. Клетки кожи просто будут постепенно отмирать, а вот следующие будут образовываться по новым правилам. Постепенно ненавистные тобой морщины расправятся. Нет, я понимаю, что наша с Пашей внешность тебя интересует во вторую очередь – съехидничал он, – но хочу уверить, что и у нас с Пашей тоже вид будет помоложе, и суставы скрипеть будут меньше. Хотя и не мгновенно, но всё наладится.

Паша, сидевший и стены на раскатанной туристической пенке, иронично хмыкнул.

– Ну, теперь ты понял, – обратился к нему Глеб, – почему нельзя прыгать туда-сюда, как ты мне когда-то предлагал? Организм взбрыкнуть может, так валяться у портала и останешься, помолодевший, но неживой. Ну что, друзья мои, давайте начинать новую жизнь? И всё-таки предлагаю потренироваться в новом для вас языке и начать на нём говорить. Вставайте, пойдём осматриваться. Эля, ты как, в норме?

Она кивнула и медленно поднялась, прислушиваясь к своему состоянию. Почти хорошо, а по сравнению с ночным самочувствием просто великолепно.