Это гиблое место бесплатное чтение

Into the Crooked Place

Copyright © 2019 by Alexandra Christo

All rights reserved.

Jacket art © 2019 by Yehrin Tong

Jacket design by Liz Dresner

© Авдонина М.В., перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Глава 1

Тавия

Тавия Сайн зарабатывала на жизнь магией. Это не всегда можно было назвать законным делом. Ее способности были слишком слабыми. Единственным способом продать ее становилось создание иллюзии силы – ловкость рук и нагромождение старомодных, ничего не значащих словес. Так повелось с самой войны – не то чтобы Тавия могла ее помнить: в те времена девушка еще и не родилась – и поэтому она почти все время слонялась по рынку, используя минимально возможное количество магии и максимально доступное число трюков. Первыми обычно расходились любовные эликсиры, поэтому Тавия старалась выставить их в первый ряд в своем «волшебном» заплечном сундучке. Это превращало ее переносной «прилавок» в разноцветную мозаику – от нежного бледно-розового оттенка до страстно пылающего алого цвета. Впрочем, последний так же сильно разбавлялся, как и первый: магия была недешевой, а Тавия не имела обыкновения торговать зельями, вызывавшими одержимость. И кроме того: если добавить в смесь немного красителя, кто об этом узнает, кроме нее самой?

Когда дело доходило до магии, имели значение только время и умение произвести нужный эффект. Быть может, цель есть цель, а деньги есть деньги. Однако существует разница в том, как ты достигаешь этой цели и получаешь эти деньги. В таком деле важно представление. А если Тавия и умела делать что-то хорошо, так это собирать народ.

– Соберитесь вокруг меня, – зазывала Тавия и продолжила немного громче и выразительнее: – Вы увидите чудеса, творимые посредством магии!

Зрители десятками стекались к ней.

В ярмарочные дни всегда бывало так. Люди клубились на рыночной площади, позвякивая содержимым карманов. Они останавливались на брусчатой мостовой, чтобы поглазеть на товары или на выступление фокусника. Это была законная сторона работы Тавии. Ее смотрящий – он же Уэсли Торнтон Уолкотт, он же полный мерзавец, поддерживал эту законность, потому что хотел хотя бы время от времени выглядеть чистеньким перед властями.

А не вымаранным в крови с ног до головы.

– Прямо со священной земли Рениаль, непосредственно из рук ясновидящей. – Тавия текучим жестом покрутила в руках шар для предсказаний. – Дамы и господа, я покажу вам истинную силу предвидения.

Она осторожно подула на фитиль ближайшей свечи с пряным ароматом – и на нем вспыхнул язычок пламени. Это было идеальное сопровождение для любых историй о Рениале. Его магия, как говорили, являлась даром, полученным от самого́ Непостижимого Бога. Это, конечно же, было абсолютной ерундой. Но ерунда и есть главный товар Тавии.

Если хочешь найти на магическом рынке толпу зевак, то собери ее вокруг себя. А самым действенным способом для этого было, конечно же, завлечение зрителей фальшивой магией.

Тавия переложила гадальный шар из руки в руку так аккуратно, словно он был хрупким и священным. На самом деле девушка соорудила его сама вместе с этим мерзавцем-смотрящим под влиянием несметного числа талисманов грез. Хотя, надо сказать, это было сделано еще до того, как Уэсли получил должность смотрящего – а значит до того, как он на самом деле стал мерзавцем.

– Полагаю, у тебя есть доказательства законности твоей магии? – спросил какой-то скептик в толпе.

Он с недоверием взирал на нее. Однако Тавия не только привыкла к подобным взглядам – она почти была рада им. В конце концов, девушка освоила множество магических трюков. Иногда главным вызовом для нее становилось убедить неверующих, превратив ту слабенькую магию, которую дозволял закон, в нечто более великое. В нечто чудесное – если свет упадет на ее руки под нужным углом.

Быть может, Тавия и не являлась мастером, способным создавать новую магию из воздуха. Но это не означало, что девушка не могла создать кое-что другое – ощущение чуда и восторга у зрителей.

– Я с удовольствием продемонстрирую их вам, – ответила Тавия, чуть приподнимая шляпу, чтобы выразить скептику свое почтение.

Он продолжал смотреть на нее с сомнением. В улыбке мужчины читался одновременно вызов и приглашение доказать его неправоту, к которому примешивалась капля надежды на то, что так оно и окажется.

Тавия с готовностью приняла это приглашение, поскольку ей очень нравилась сама магия, хотя работа на короля преступного мира была совсем не по душе.

В былые времена, когда она была просто уличной девчонкой, пытающейся освоить ремесло фокусника, Тавия даже не думала, что когда-нибудь начнет зарабатывать магией. Магия казалась чепухой, сказкой с непонятным сюжетом. Но прошло время – дни, недели и месяцы, – прежде чем Тавия наконец осознала: магия совсем не похожа на сказку.

Она напоминает математику.

Магия похожа на сложные игры в «ладошки», в которые Тавия играла с другими детьми, чтобы отогнать навязчивое чувство голода. Сначала это кажется сложным, но нужно лишь заучить ритм и понять формулу.

После этого быстро приходит и все остальное.

После этого все становится почти забавой.

Теперь для Тавии магия сделалась естественной, а сама девушка стала лучшей фокусницей во всем Крейдже. В городе, который был одновременно ее тюрьмой и ее сценой. И если этот человек хочет увидеть представление, девушка с радостью покажет ему.

Ее заученные действия были безупречны.

Тавия знала это, потому что проделывала их сотни раз. Сначала она поводила рукой над шаром, ловким движением мизинца сдвинув хитрый переключатель. Тот заставлял шар сиять чуть ярче. Потом девушка приготовила все для левитации шара, задействовав спрятанное в рукаве ветряное устройство.

Свободной рукой Тавия выразительно взмахнула вверх-вниз, а затем быстрым жестом свела запястья вместе. Ветряная монетка подлетела под шар и идеально слилась с ним, незримая постороннему глазу. Шар поднялся в воздух. Зрители указывали на него, ахали и смеялись. В это время Тавия преувеличенно-выразительными движениями заставляла шар опускаться и подниматься снова, вращаться вокруг оси и покачиваться из стороны в сторону.

Механика, куда более впечатляющая, чем слабенькая гадательная магия, что таится внутри.

– Предскажи нам будущее! – воскликнул кто-то.

– Сделай предсказание! – подхватил другой.

Тавия ухмыльнулась.

«Все, что угодно клиентам», – подумала она, ловко запуская пальцы в карман и добывая предсказательный талисман. Девушка незаметно сжала в ладонях шарик, содержащий не вполне законную магию, стараясь не открыть этого ни зрителям, ни затесавшимся в толпу стражникам. Фокусница позволила его силе впитаться в ее кожу. Тавия возложила ладони на верхушку шара, вливая в него эту магию. Шар засиял ярко-зеленым светом. Толпа ахнула, отпрянув прочь.

Шар завертелся под руками Тавии. Сложные механизмы, которые она и Уэсли вложили в предмет, активизировались. В шаре таилось множество загадок. Хотя она не помнила, сколько именно – казалось, девушка и Уэсли создавали что-то вместе целую вечность назад, – Тавия знала их наизусть. Она распознала бы эти загадки в любом виде: глупые пословицы и смутные предсказания относительно грядущего дня. Все это Уэсли почему-то считал забавным. Это раздражало.

Но на этот раз загадка оказалась незнакомой. Слова звучали тихо, непонятно. Они вызвали у Тавии жутковатое ощущение при попытке расшифровать их. Чувство это было таким сильным, что она потеряла всякое желание озвучивать загадку вслух. Однако в этот момент шар вырвался из ее рук и взлетел в воздух. Ветер негромко загудел, формируя слова.

Из слов складывалась странная песня:

Тавия в панике заставила шар опуститься. Ветер рассеялся.

Девушка не знала, что это было, во имя Огневрат, но этого они с Уэсли определенно не закладывали в шар. Не важно, под влиянием скольких талисманов грез фокусники пребывали; не важно, какое ощущение могущества и беспредельности вызывали у них пустые флаконы из-под эликсиров под рукой и лунный свет на лицах – они ни за что не сочинили бы нечто столь странное.

Их загадки скорее походили на шутки. Те, кто слышал эти творения, должны были находить их забавными.

А сейчас Тавии совершенно не хотелось смеяться.

Но несмотря на странность этого предсказания, зрители оказались в восторге. Они впали в буйство: выхватывали из карманов монеты и совали их под нос Тавии, словно предлагая на нюх определить достоинство этих монет.

Девушка сглотнула, отгоняя странное чувство после этой магии. Во рту горчило, словно Тавия жевала листья клевера.

Не важно, чем была эта загадка – она все равно оказалась достаточно подходящей нелепицей. Тавия не удивилась бы, если бы оказалось, что Уэсли вложил что-то в шар тайком от фокусницы. Он был мастером тайн и больше всего любил делать что-то, не говоря никому. Сейчас имело значение лишь то, что представление оказалось успешным.

Тавия сверилась с часами и вздохнула.

Близился час, когда ветер подует в другую сторону. На улицы выйдут фанатичные служители закона, выискивая фокусников, чья магия была достаточно черной, чтобы испачкать их кожу.

Другими словами, Тавии пора отправляться в Кривду.

Пора браться за настоящую работу.

Кривда называлась так потому, что была полна всего неправедного – подобно большей части города. И самым отвратительным из этого был Уэсли Торнтон Уолкотт – смотрящий Тавии. По роду занятий он наиболее близок к тому, что в Крейдже можно назвать «бандитом». Уэсли в одиночку превратил Кривду в самое доходное развлекательное заведение в стране: причем забавы предлагались как явные, так и тайные. Старая часовая башня на речном берегу возле моста, который делил город на две половины – на красивые кварталы, где бродили туристы, и убогие улицы, где обитали бедняки, – превратилась в бойцовский клуб. Он служил своего рода центром Крейдже. Здесь собирались все, кого интересовали незаконные зрелища. И благодаря Уэсли этих зрелищ было в избытке.

Тавия окинула взглядом очередь посетителей. Она тянулась к дверям от дальних переулков. Девушка плотнее запахнула куртку, чувствуя, как крепчает ветер. Обледеневшие кончики черных волос скользнули по ее подбородку, когда она вглядывалась в ночное небо.

В Крейдже стояла зима. Это означало, что дни были короткими, а ночи длинными. С наступлением темноты появлялось Вечносияние. Цветная сеть расстилалась по небу, подобно причудливому занавесу. Тьму озаряли зеленые и розовые вспышки. Так бывало каждую ночь во вторую половину года. Даже местные жители выглядывали в окна, чтобы застать небесную феерию. В воздухе разливалась магия. Она витала между звездами и покалывала кончики пальцев прохожих.

Тавия направилась к дверям в клуб Уэсли.

Она не любила приходить в Кривду по воскресеньям. В этот день двери охраняла Карам Тальвар – одна из тех людей, которые предпочитают темноту дневному свету.

Карам была родом из Рениаля, из города Гранка, стоящего на пяти реках. Туда стекались люди из всех земель, стремясь обучиться магии и считая ее чем-то вроде священного искусства. Однако в Карам не наблюдалось ни капли святости. Костяшки ее кулаков постоянно были разбиты, а под левым глазом неизменно красовался синяк.

При виде Тавии Карам что-то проворчала: это вполне можно было принять за приветствие.

– Карам, – произнесла Тавия, стараясь не обращать внимания на запах мяты – любимой жвачки простонародья, – исходящий от одежды охранницы. – Вижу, дела у тебя идут неплохо.

– Что тебе тут надо? – отозвалась та с сильным гранкийским акцентом.

«Как всегда, мила и обаятельна».

– Разве ты не рада видеть меня? – спросила Тавия.

Карам бросила на нее убийственный взгляд – чересчур недружелюбный.

Она всегда выглядела крайне опасной – прямые волосы до локтей, казалось, готовы были порезать кожу своими жесткими кончиками. Густые брови нависали над большими золотистыми глазами. Одежды Карам были украшены вышивкой, которая ярко выделялась в ночном сумраке даже при слабом лунном свете. Тавия часто гадала, как охранница ухитряется в таком наряде давать отпор буйным посетителям. Однако драться Карам умела лучше всего.

Как и злобно смотреть исподлобья.

Карам жестом велела Тавии проходить внутрь.

– Чтоб ты знала – когда болтаешь, ты становишься уродиной, – хмыкнула она.

– Ты мне льстишь, – отозвалась Тавия и подмигнула. Может быть, Карам и являлась убийцей, совершенно не умевшей вести себя с людьми, однако при этом она была довольно красива.

Тавия шагнула через порог в Кривду. Сейчас фокусница была не в настроении для дешевых фокусов и еще более дешевой выпивки. Тем не менее веселье в башне было в полном разгаре. Кругом мерцали цветные огни. Тавия буквально ощущала в воздухе вкус магии. Музыка проникала повсюду, словно зараза, витая над бойцами и зрителями, которые делали ставки на победителей.

Тавия прошла мимо бойцов и посетителей в воздушных шелках – каждый старался подыскать местечко получше, чтобы одновременно видеть бой и не рисковать случайно получить по лицу.

Отодвинув занавесь в дальнем конце зала, Тавия прижала руку к неприметной пластине из черного стекла. Девушка позволила магическому устройству опознать рисунок ее ладони – личность фокусницы и ее намерения.

Стекло произвело считывание. Дверь скользнула вбок. По ту сторону проема стоял смотрящий Тавии, держа в руке букет четырехлистного клевера.

Уэсли Торнтону Уолкотту было всего девятнадцать лет. Несмотря на это, парень уже создал себе репутацию, заставлявшую людей думать, будто он так и появился на свет в деловом костюме с галстуком и подтяжками. Тавия понимала, что это не так. Но она знала, что по четным дням Уэсли действительно носит костюм-тройку, а по нечетным еще и повязывает галстук.

Она не могла понять, каким образом король преступного мира отсчитывает четные и нечетные дни – на улицах Крейдже все дни выглядели одинаково неприятными. Но Уэсли назначил себе такой распорядок и придерживался его, потому что любил, чтобы все следовало его решениям.

– Тавия, – произнес парень и улыбнулся, отчего на одной его щеке появилась ямочка. Однако от этого его улыбка стала еще более холодной. – Пойдем, бой как раз начинается.

Уэсли прошел мимо фокусницы, направляясь к бойцовскому кругу. Тавия неохотно последовала за ним.

Зрители привычно уступали дорогу Уэсли. Когда он подошел к паре диванчиков, огражденных золотистыми цепями, полдюжины его подручных окружили эту часть зала, оттеснив прочих зрителей подальше.

Быть может, это сделали для того, чтобы никто не услышал беседы Уэсли с Тавией. Возможно, подручные смотрящего просто знали: Уэсли не очень любит людей.

Зрители кричали и махали бойцам билетами со ставками. Уэсли глядел на них: он казался слишком юным для человека, который проложил дорогу к своей должности посредством убийств и предательств. Его исчерна-каштановые волосы были безупречно уложены. Кожа у парня казалась смуглой, почти темно-коричневой. На горбатой переносице сидели зеркальные очки.

– Садись, – велел Уэсли.

Тавия не села. Она несколько мгновений наслаждалась тем, насколько идиотски Уэсли выглядит в этих очках.

Однако веселье девушки оказалось коротким. Едва увидев на ее губах ехидную улыбку, которую Тавия переняла у него, криминальный лидер снял очки. За ними скрывались глаза – черные, словно могильные ямы.

– Я пришла только для того, чтобы прихватить еще немного магии, – пояснила Тавия. – Так что, если хочешь поговорить, давай быстрее. Мое время – твои деньги.

Уэсли сунул в рот стебелек четырехлистного клевера – эта привычка осталась у него с детства.

– Я хочу поговорить с тобой о новом эликсире от Главы, – промолвил Уэсли. – Этот эликсир у тебя уже пару недель, а ты все еще не отчиталась о продажах.

При мысли о странных магических флаконах, все еще лежащих нетронутыми на самом дне ее сундучка, по спине Тавии пробежали мурашки. Всякий раз, когда она бросала взгляд на так называемый «эликсир счастья», в животе у девушки что-то сжималось. Это было странно, учитывая, какую магию она обычно продавала без малейших проблем. Поэтому Тавия просто перестала вообще смотреть на эти флаконы, спрятав их под множеством других волшебных зелий.

– Я работаю над увеличением продаж, – отозвалась Тавия, понимая, как это неубедительно звучит.

Уэсли вообще было трудно убедить. Даже когда Тавия выжимала из себя все очарование, а тем более – когда так открыто лгала.

– Ты знаешь, насколько это важно, – заметил он. – Мы уже стали магическим центром всей Усхании. Однако если мы добьемся успеха на следующей стадии, то сможем протянуть ниточки и к другим странам. Я рискнул, назвав тебя самой лучшей фокусницей, способной вывести это зелье на рынок. Не заставляй меня жалеть об этом. Оно может принести нам обоим кучу деньжат.

Тавия засмеялась – и не потому, что у Уэсли уже насчитывалось куда больше денег, чем ему требовалось на жизнь.

Все в Крейдже желали разбогатеть и были готовы ради этого даже убивать. Чем больше у человека денег, тем сильнее он желал увеличить свое богатство. Больше и больше. В итоге на самый верх поднимались такие, как Уэсли Торнтон Уолкотт в костюме-тройке и с полным чемоданом магии.

Но Тавия не хотела становиться богатой.

Уличные ребятишки шли в фокусники потому, что им требовалось выжить – и Тавия всегда более всего интересовалась именно выживанием. Богатство же было лишь одним из возможных побочных следствий этого.

– Я польщена, что именно меня ты вспоминаешь, когда речь идет о том, чтобы кого-нибудь надуть.

– Не помню, чтобы я упоминал об этом как о надувательстве.

Тавия едва удержалась от того, чтобы закатить глаза.

– Уэсли, я не ребенок. Я знаю, что никакой «новой магии» не существует. Мастеров больше не осталось – об этом позаботилась Война Эпох. Если собираешься кормить меня сказками, придумай хотя бы что-нибудь поинтереснее.

Уэсли только пожал плечами – другого ответа от него вряд ли можно было ожидать.

– Тогда давай назовем это просто чем-то старым и найденным заново, – предложил юноша. – Как бы то ни было, в твоих интересах продвигать это.

– И почему же?

– Потому что это уменьшит твой жизненный долг и принесет тебе достаточно денег, чтобы ты могла навсегда покинуть Крейдже.

Тавия ощетинилась.

Как и все остальные фокусники в Усхании, она была в жизненном долгу перед Главой. Он спасал ребятишек с улиц, а те в обмен отдавали ему свое детство – потому что дети становились лучшими мошенниками, способными уговорить кого угодно на что угодно.

Миловидные детишки со смертоносной магией.

Когда фокуснику исполнялось восемнадцать лет, он становился взрослым и перерастал детский долг. Тогда ему предлагали на выбор два варианта: уехать и никогда не возвращаться – или же воспользоваться всеми полученными знаниями и сделать преступную карьеру, накапливая богатство.

Большинство фокусников выбирали второе. Однако Тавия считала дни до того момента, когда сможет покончить со всем этим.

Оставалось еще семь месяцев.

Она уже провела шесть лет под рукой Главы, не по своей воле делая для него грязную работу, чтобы не умереть с голоду. Вынужденная плясать, когда ей велят, и разрушать жизни по указке властолюбивого мерзавца. Девушка не имела права творить магию по своему желанию. Она была заперта в городе, где умерла ее мать. Тавия не могла уехать отсюда и посмотреть чудеса, которые, несомненно, существовали на других землях.

Насколько Тавия понимала, она была лишь послушной марионеткой в руках Главы – возможно, чуть больше, чем просто марионеткой. Но и только.

– Это не смешно, – бросила она. – Нельзя вот так взять и аннулировать жизненный долг перед Данте Эшвудом.

Зрители ахнули, когда один из бойцов упал к их ногам.

– Это не шутка, – сказал Уэсли, хотя в его голосе не слышалось уверенности. – Консортесса Главы сказала мне, что с каждым проданным тобою флаконом твой жизненный долг уменьшается на один день. Но удостоверься, что продаешь их сносным клиентам, ясно? Людям, которые смогут позволить себе купить их, когда мы открыто выведем это зелье на рынок.

– Значит, не просто годным, – уточнила Тавия, – а богатым.

– Разве я не это сказал?

Тавия подавила желание наградить юношу злобным взглядом.

В Крейдже насчитывалось много богатых людей. Тем не менее в нынешние времена большинство из них были либо наивными романтиками, либо приезжими, которые сходили с плавучих поездов, сохраняя в сердцах жажду нового, а в головах – идеалистические воззрения. Крейдже притягивал романтиков. Тавия достаточно часто обманывала таких людей – и сейчас ей казалось, что хватит паразитировать на этих мечтах.

Хотя если бы девушка сказала об этом Уэсли, тот рассмеялся бы и ответил, что деньги есть деньги, а чего-то столь сложного, как невинность, не существует. Но все равно Тавия решила: лучший способ выжить после ухода из Крейдже – что было совсем иначе, нежели выживать в Крейдже, – это сохранить хотя бы те остатки морали, которые возможно сберечь.

– Люди десятилетиями пытались разлить счастье по бутылкам, – заметила Тавия. – И ты не сказал, что именно в этой разновидности такого уж замечательного.

– Не пытайся чинить то, что не сломано, – хмыкнул Уэсли. Тавия бросила на него многозначительный взгляд.

– В этой стране нет ничего, что не оказалось бы сломано. Включая людей.

Фокусница предполагала, что это относится и к ней тоже. В конце концов, фокусники отнюдь не являли собой пример счастливого детства.

Уэсли молчал несколько секунд. Тавия ожидала, что он велит выкинуть девушку прочь. За все эти «мудрые речи» в таком месте, как Кривда. Перед лицом здешнего смотрящего – в то время как в круге позади нее два человека лупили друг друга кулаками и магией. А еще Тавия предполагала, что криминальный лидер взглядом скажет ей: иногда она серьезна не в меру, а все остальное время – серьезна недостаточно.

Но вместо этого Уэсли сунул в рот еще один стебелек клевера и сосредоточился на драке.

Юноша больше не смотрел на Тавию.

– Если это все, – подытожил он, – можешь выметаться.

Глава 2

Тавия

– Ты мошенница, – заявила Саксони, швырнув в Тавию небольшим мешочком. Тавия поймала его и ухмыльнулась. Мешочек был слегка обуглен по краям. От него исходил характерный древесный запах огненной магии. Неплохой выигрыш для одного дня.

– А ты жалкая неудачница, – парировала Тавия. Саксони в ответ показала ей средний палец. Его фалангу обвивало кольцо с узором из листьев. Яркие цепочки-лозы тянулись от него к запястью. Это было великолепное украшение: в равной степени изящное и смертоносное – как большинство вещей в этой стране.

Тавия подбросила в воздух свой только что выигранный огненный талисман. Всякий раз, когда мешочек падал ей в ладонь, магия в нем издавала тихий перезвон. Они с Саксони вот уже полчаса делали беспорядочные ставки. На счету у Тавии было на три победы больше, чем у подруги.

– Победа – сладкая штука, – произнесла Тавия. – Хорошего понемножку.

– Здесь вообще нет ничего хорошего, – с некоторой неохотой отозвалась Саксони, – вот почему меня злит, когда я проигрываю.

Она горестно вздохнула и откинула голову, прислонившись затылком к стене храма. Черные кудри разметались по кирпичной кладке. Они переплетались нитями с подвешенными к ним золотыми монетами – последняя мода в Ришии, откуда Саксони была родом. Тавия фыркнула и прислонилась к кирпичной стене рядом с нею. Шершавая поверхность царапнула куртку.

Больше всего Тавии нравилось, когда день заканчивался вот так – рядом с другом, а не с врагом, как это часто бывало. В такие дни Крейдже источал запах магии и бесконечности. Когда Тавия устанавливала свой переносной прилавок на магическом рынке, в ее груди зарождалось странное веселье. Суета и блеск Крейдже касались ее кожи, подобно ветру. Закрыв глаза, девушка могла услышать журчание городских потоков.

Тавии нравилось, что это журчание звучало не слишком тихо и не чересчур громко. Была некая красота в этих водных потоках, которые пронизывали город, став путями для плавучих поездов. Огромная рыночная площадь была окружена дорожками, соединявшими между собой части города. Эти дорожки образовывали великолепный лабиринт. Фокусники выступали на фоне ярких картин, нарисованных кем-то на стенах зданий.

Если бы не тот факт, что Тавия была вынуждена оставаться здесь, в этом городе, она сочла бы это все невероятно чудесным.

– Не делай ставки, если не можешь выиграть, – сказала Тавия. – Похоже, я почти полностью выпотрошила тебя.

Саксони сунула руки в карманы – Тавия предположила, что только так подруга смогла удержаться от очередного неприличного жеста.

– Еще один круг, – предложила Саксони, – и победитель забирает все.

Тавия засмеялась:

– Я пас.

– Суги, – произнесла Саксони. Насколько было известно Тавии, на ришийском жаргоне это означало «трусиха». Она ткнула подругу локтем в ребра.

– И нечего на меня ругаться, ты не у себя на ферме. Я не боюсь, просто у меня дела.

Тавия указала на небо: солнце стояло уже совсем низко. Близилась ночь. Над городскими крышами начинали сгущаться облака – значит, луны сегодня не будет видно.

Крейдже был городом контрастов. После дня, полного чудес, наступала ночь – и город с готовностью встречал темноту и все зло, таящееся в ней.

– У всех дела, – парировала Саксони. – Всем нужно делать свою работу.

– И тебе тоже, – подтвердила Тавия. – Если только ты не хочешь войти в кабинет смотрящего, поглядеть ему прямо в глаза и подать прошение об отставке.

Саксони фыркнула:

– Если я когда-нибудь посмотрю Уэсли в глаза, можешь считать меня сумасшедшей.

– Боишься сойти с ума, влюбившись в его невинные карие глазки?

– Я боюсь того, что могу увидеть в них, – ответила Саксони. – Разве ты не слышала, что глаза – окна души?

Тавия оттолкнулась от стены и одарила Саксони улыбкой, в которую вложила все ехидство, на какое была способна.

– У Уэсли Торнтона Уолкотта нет души, – заявила фокусница.

– Кстати, о работе. – Саксони беспокойно качнула головой, указывая куда-то в сторону. – Твой первый вечерний покупатель.

Проследив за ее взглядом, Тавия увидела человека. Тот стоял у подножия храмовой лестницы. Его лицо оставалось в тени огромного цилиндра – так, что на виду были только усы. Однако Тавия отметила покрой его костюма и то, как гордо этот человек выпятил широкую грудь: как будто надменная поза для него привычна. Тавия могла возненавидеть человека и за меньшее, чем подобная надменность.

Она оглянулась на Саксони и махнула рукой.

– Долг зовет.

Саксони даже не улыбнулась подруге в ответ.

Она всегда питала живой интерес к магии и, похоже, любила ее не меньше, чем Тавия. Однако девушке было противно видеть, как эту магию продают на улицах – предлагая в равной степени отчаявшимся, подлым, недалеким…

– Мне нужно немного удачи, – сказал Тавии странный человек, едва фокусница приблизилась к нему. Затем незнакомец протянул горсть монет.

– Это рыночная магия. – Тавия была удивлена невинности его запроса. – Приходите, когда будет светло.

– Не доброй удачи. – Мужчина оглянулся через плечо, проверяя, не прячется ли кто-нибудь в темноте. Он явно не привык находиться по эту сторону черты законности. – Я знаю кое-кого, кому нужно преподать хороший урок.

Удивление Тавии угасло вместе с ее улыбкой.

«Значит, его требования не так уж невинны».

Возможно, невинности действительно не существует. Уэсли как-то сказал ей – точнее, твердил об этом постоянно, – что власть и сила способны совратить любого.

«Хороших людей не бывает, – объяснял он. – Бывают только те, кто еще не сделал неправильный выбор».

Тавия терпеть не могла, когда Уэсли оказывался прав.

– У меня осталось два флакона, – отозвалась она, понизив голос, хотя возле заброшенного храма их вряд ли кто-то мог подслушать. Кроме богов – быть может. – Цена – все, что у вас в руке.

Человек приоткрыл рот.

– За два флакона? А нельзя ли сбавить цену?

– Конечно, – с готовностью согласилась Тавия. – Вы даете мне половину, и я отдаю вам один флакон.

Мужчина фыркнул, но руку не убрал.

Тавия полезла в свой сундучок. Там хранились темные зелья и талисманы, которые нельзя было купить на магическом рынке: от семян, являющих несокрушимые клинки, до кукол вуду с булавками в комплекте. Некоторые виды магии даже не применялись на практике: их собирали и ставили на полки напоказ ценителям подобных редкостей.

Магия, созданная для сбора пыли, предназначенная для хранения в резных шкафах со стеклянными дверцами, – слишком ценная, чтобы пытаться использовать ее.

В темноте Тавии приходилось при выборе магии полагаться скорее на осязание, чем на зрение: разная форма флаконов, различная резьба на талисманах. Одни волшебные порошки под пальцами казались похожими на воду. Другие же были колючими и острыми.

Когда она протянула флакон с удачей покупателю, тот взболтнул жидкость, чтобы проверить качество. Это было несколько странно – ведь чем хуже была злая удача, тем лучше она действовала. Вот что случается, когда достаточно долго гноишь клевер. В этом и заключался смысл.

– Не боишься, что тебя поймают со всем этим? – спросил мужчина. – Дуайенна Фенна Шульце просто жаждет набить тюрьмы такими, как ты.

Тавия сделала вдох. Ей следовало понять: этот человек работает на правительство. Такие усы носят только те, кто замешан в политике.

– Наша бесстрашная правительница борется с преступными элементами, – ответила она, лучась поддельной невинностью. – А я в высшей степени законопослушна.

Хотя Тавия умела нести подобную чушь лучше, чем многие товарищи, даже ей было трудно заставить кого-то поверить в это. Все знали, что по ночам фокусники не делали ничего хорошего. Со времени своего избрания Фенна Шульце рьяно взялась доказывать это.

Тавия в каком-то смысле была на ее стороне. Возможно, когда дуайенна выполнит свою задачу, детей больше не будут забирать с улиц и учить преступному ремеслу.

– Вас еще что-нибудь интересует? – поинтересовалась Тавия. Ее пальцы нащупали в уголке сундучка новый эликсир. Девушку охватил непонятный страх.

«Счастье», – сказал Уэсли. Обещание криминального лидера эхом отозвалось в памяти Тавии. Ее долг жизни уменьшается на один день с каждым проданным флаконом этого зелья.

Как только Тавия будет свободна, она покинет Крейдже и оставит все это позади. Не важно, найдется ли у девушки в кармане хоть одна монета. Она начнет путешествовать по разным странам и приносить обеты богам, имен которых еще не знает. Будет плавать по морю Оннела, бросая якорь лишь для того, чтобы ощутить под ногами твердую почву. Отправится в Воло, родную страну матери, найдет город Гила, где та родилась, и, может быть, отыщет родных. Или встретит иную цель в жизни.

Тавия вытащила флакон. Он казался маслянисто-скользким. Фокуснице хотелось никогда больше не прикасаться к нему.

– Я получил все, чего хотел, – отозвался мужчина. – Разве что ты предложишь саму себя.

Тавия сжала зубы.

Обычно девушка спокойно относилась ко всему, чем ее награждали покупатели – к деньгам, к брани, даже к пинкам, – но мысль о том, что ее могут продать и купить, что фокусница будет переходить из рук в руки, словно магический талисман или какая-нибудь другая вещь из тех, которые любят собирать богатые люди… это было совсем другое. Потому что Тавия пока что не принадлежала даже себе самой. Она была не такой, как стоящий перед ней человек в дорогом костюме с тонкими, изящно подстриженными усами. У мужчины имелось достаточно денег и свободы, чтобы отправиться туда, куда он пожелает; чтобы обращаться с людьми так, как ему угодно. И поэтому незнакомец считал себя лучше Тавии. Полагал, что она – лишь обычная мелкая преступница, которая будет вечно торговать талисманами.

Тавия стиснула флакон в пальцах.

– Этот эликсир – последняя новинка, поступившая в продажу, – сообщила она, придав лицу выражение абсолютной уверенности.

Как там любит говорить Уэсли?

«Покупатель всегда прав».

Не считая, конечно, нынешнего случая – когда покупатель явный мерзавец. Тавия надеялась, что у этой магии есть какие-нибудь ужасные побочные эффекты.

– Он может воплотить в жизнь все ваши фантазии, – продолжила Тавия. – Можно считать его средством для осуществления желаний. Для исполнения мечт.

Она встряхнула флакон. Магия замерцала фиолетовым светом. Зелье казалось более легким, чем любой другой эликсир, который она когда-либо держала в руках – будто если вынуть пробку, оно просто растечется по воздуху.

В глазах мужчины промелькнула жадность. Высокомерная наглость сменилась интересом, на котором Тавия вполне могла сыграть. Это у нее получалось лучше всего – лгать и убеждать людей. Цеплять их на крючок темной магии и молиться Сонму Богов, чтобы это не обернулось против самой фокусницы. Молиться, чтобы мать простила за то, что Тавия оскверняет ее память.

– Вы первый обладатель этого зелья во всех четырех странах, – сказала Тавия. Не в силах устоять, мужчина протянул еще одну монету.

– Этого хватит?

Тавия кивнула. Едва флакон оказался у незнакомца в руках, он унесся прочь, словно муха, испугавшись, что девушка передумает. Тавия едва не фыркнула вслед исчезающему в темноте силуэту и всей душой надеялась, что от этой магии у него наступит небывалое похмелье.

– Что это было? – поинтересовалась Саксони. Тавия отвела взгляд. Она не сказала Саксони о сделке по уменьшению ее жизненного долга. А если бы и сказала, Саксони, несомненно, выбранила бы подругу за то, что та поверила Уэсли.

– Кое-какая новая магия от смотрящего, – только и ответила Тавия.

– Новая магия? – переспросила Саксони, вздернув брови.

– Другая магия, – поправила себя Тавия, потому что обе знали: первое попросту невозможно.

– Ты странно себя ведешь. – Саксони заглянула в сундучок Тавии. – Что это такое на самом деле?

– То, что они хотели бы получить.

Саксони пристально посмотрела на нее. Тавия только пожала плечами.

– Оно безвредно. Уэсли сказал, что его можно считать просто счастьем.

Хотя Тавия подозревала, что в этом кроется нечто большее, однако старалась не беспокоиться лишний раз. В Крейдже беспокойство о том, что тебя не касалось, не приводило ни к чему хорошему. Чем больше такой магии Тавия продаст, тем быстрее она сможет сбежать – и девушке уже никогда не придется думать об этом.

Саксони протянула руку:

– Дай мне.

Вздохнув, Тавия вытащила из сундучка еще один флакон.

Саксони всегда интриговала магия Тавии – особенно та, которую фокусница продавала после заката, – и Тавия уже привыкла к бесконечным вопросам подруги. Честно говоря, иногда ей нравилось изображать библиотеку магических знаний: давать Саксони ответы и пояснения – как будто девушка не торговала магией, а занималась ею по зову души.

– Смотрящий сказал, что она новая или другая? – спросила Саксони. – Какое именно слово он употребил?

Тавия выгнула брови.

– С каких это пор тебя заботит, что именно сказал Уэсли?

Саксони изучала зелье, покачивая флакон из стороны в сторону и глядя, как в нем клубится магия.

– Он сказал, что оно опасно?

– Только то, что зелье приспосабливается к клиенту. Ничего определенного я не услышала. Ты же знаешь, как Уэсли любит темнить. Он просто велел мне продавать это.

Саксони кивнула, презрительно скривив верхнюю губу.

– Смотрящий любит хорошие секреты.

– И плохие тоже, – добавила Тавия.

– Но новая магия… – пробормотала Саксони. – Полагаю, есть лишь один способ узнать.

И она откупорила пробку.

Тавия побледнела.

Продать странное зелье чужому человеку – это одно. Однако девушка не доверяла Главе настолько, чтобы угощать его товаром тех, кто был ей дорог.

– Саксони, не надо! – воскликнула Тавия, протянув руку за эликсиром.

Но не успела она сказать больше ни слова, как Саксони поднесла флакон к губам и запрокинула голову.

И за несколько мгновений выпила все до дна.

Потом флакон упал на каменный пол. Саксони моргнула. Последняя искра магии все еще блестела у нее на губах.

– Ты в порядке? – в панике спросила Тавия.

Саксони сглотнула. Голова ее мотнулась из стороны в сторону. Глаза забегали. Потом зрачки расширились, превратившись в черные дыры. Подруга слегка отклонилась назад – не так, будто намеревалась упасть, а так, словно ей казалось, что мир вокруг накренился, и девушка решила последовать его движению.

– Все хорошо, – ответила Саксони. Сказано это было четко и осмысленно. Ришийский акцент почти исчез из ее речи.

Тавия похолодела.

Во взгляде Саксони, в самих ее глазах, появилась некая пустота. Эта пустота расползалась по лицу девушки, а потом по остальному ее телу, делая каждую его частицу неподвижной и невыразительной. Осталась лишь улыбка – половинчатая и призрачная.

– Ты уверена, что с тобой все хорошо? – переспросила Тавия.

– Я чувствую себя хорошо, – сказала Саксони. – Разве я выгляжу плохо?

Тавия не знала, что на это ответить.

– Хотя теперь, когда ты об этом упомянула… – Саксони прижала ладонь к виску. – Мне кажется, что кто-то…

Она пошатнулась. Потом схватилась за затылок.

Тавии сразу же пришла на ум марионетка, которой двигает неумелый артист.

– Слишком громко! – закричала Саксони. Не успела Тавия моргнуть, как в руках подруги оказался амулет. Тавия не знала никого, кроме Уэсли, кто был бы способен двигаться так быстро.

– Саксони! – Тавия огляделась по сторонам, чтобы убедиться: поблизости никого нет. – Если миростражники застигнут нас за применением темной магии, то нам конец!

Но Саксони не слушала. Она дрожащими руками поднесла амулет к виску.

– Я слишком громкая, – произнесла Саксони, потом поправила себя: – Она слишком громкая.

Девушка сглотнула. Свет ближайшего уличного фонаря замерцал в такт ее дыханию, отбрасывая неверные отсветы на лицо, сморщившееся в болезненной гримасе. В ночи веснушки Саксони напоминали брызги крови.

– У меня в голове кто-то есть, – сказала она, зажмурившись.

А когда глаза подруги открылись, Тавия снова увидела в них ту же недвижную пустоту. Ту же призрачную улыбку.

Сердце ее сжалось.

Было что-то знакомое в этом… в этом ужасном взгляде – и ее пульс резко участился.

– Нам нужно найти Уэсли, – сказала Тавия. – Что бы это ни было, он может это исправить.

Саксони не ответила. Из носа у девушки потекла кровь. Когда она подняла руку, чтобы вытереть струйку, ее глаза расширились.

– Тавия, – промолвила она, – беги.

Но прежде чем до Тавии дошел смысл сказанного – не говоря уже о том, чтобы последовать этому совету, – Саксони вскинула руку. Тавия покатилась по полу храма.

Она едва успела ощутить боль, как из ладони Саксони вырвался луч света. Тавия перекатилась по полу, чтобы уйти от этого нового удара.

– Дьинфьи! – выругалась она.

Она даже не заметила талисмана в рукаве Саксони, пока не стало слишком поздно. Саксони не являлась фокусницей и не была обучена магии – так каким же образом подруге внезапно удалось стать такой быстрой?

Тавия вскочила на ноги и забежала за ближайшую колонну, пытаясь скрыться от очередной вспышки света. Луч врезался в стену храма рядом с нею.

Рано или поздно кто-нибудь услышит этот шум или увидит ослепительные лучи магии. Если соберутся зеваки, то миростражников долго ждать не придется. А меньше всего кто-то, балующийся черной магией, жаждал попасть в руки миростражников.

– Сонм Богов да проклянет этот день! – процедила Тавия, сунув руку в карман и выхватив оттуда мешочек с фокусами.

Наполовину магия, наполовину зажигалка.

Тавия отвела руку назад и метнула в подругу опасный «подарочек». Он взорвался у ног Саксони, выбросив столько искр, что ее башмаки едва не загорелись. Саксони испустила яростный крик и отскочила назад.

– Приди в себя! – рявкнула Тавия.

– Я пытаюсь! – отозвалась Саксони. – Я не хочу ранить тебя, я…

Ее голос прервался. Тавия пожалела, что не может вспомнить ни одного имени богов по эту сторону моря Оннела, чтобы обругать их персонально.

Не имея возможности добраться до сундучка, брошенного на ступенях храма, Тавия снова начала рыться в карманах. Девушка искала те кусочки магии, которые всегда хранились у нее наготове на тот случай, если кто-то попытается ее убить. Хотя обычно эти люди не были ее друзьями.

Вероятно, потому, что других друзей у фокусницы не было.

Коснувшись амулета невидимости, Тавия ощутила холод. Бусина казалась влажной под ее пальцами, а потом стала жидкой и потекла вверх по руке, впитываясь под кожу. Магия вызывала легкий зуд, но Тавия удерживалась, чтобы не начать чесаться. Вместо этого девушка закрыла глаза и позволила зуду проникнуть в самые кости.

Покалывание стало ритмичным. Каждый укол соответствовал удару сердца. Тавия мысленно вела отсчет.

Математика. Она всегда любила математику.

Девушка сжала руки в кулаки и исчезла прямо на глазах у Саксони. Это было неприятное зрелище. Тавия проделывала это не меньше десятка раз. Всякий раз Саксони подташнивало. Сначала исчезала кожа, обнажая красно-розовую мякоть мышц. Затем на виду оказывались внутренние органы и сосуды – ветвящиеся, словно древесные корешки. Потом оставались голые кости. Саксони моргнула – и в этот момент Тавия исчезла пол- ностью.

– Ты еще здесь? – спросила Саксони. – Тавия, ты должна мне помочь.

«Я помогу, если ты дашь мне хотя бы минуту», – подумала Тавия. Она шагнула к Саксони и полезла в карман за остатками магии.

Фокус, припасенный в этом мешочке, был далек от изящества. Однако отчаянные времена требуют отчаянных мер. Тавия высыпала содержимое мешочка на ладонь и дунула. Едва похожие на песчинки кристаллики закружились в воздухе, Саксони застыла. Ветерок облеплял крошечными кристаллами ее тело. В конце концов вся кожа подруги заискрилась, словно звездное небо.

Саксони открыла рот, чтобы заговорить, а потом рухнула на пол, ударившись головой о цементные плиты.

Тавия подошла вплотную. Ее временная невидимость уже рассеивалась. Фокусница потыкала ногу Саксони носком башмака, чтобы убедиться в действии парализующего заклятия. Подруга не пошевелилась. Тавия с облегчением вздохнула.

– Что это было? – произнесла она, решив, что подруга потеряла сознание. Фокусница опустилась на колени рядом с нею.

А потом увидела это.

Крошечную отметину, почти скрытую в складке под челюстью Саксони – ярко-розовую на темно-коричневой коже. Отметину, которая уже много лет пылала в памяти Тавии.

Самое отчетливое и ужасное воспоминание о матери.

«Не плачь, сиоло. Все будет хорошо».

– Как ты?..

Тавия резко умолкла, когда по улицам разнесся предупреждающий визг свистков.

К ним направлялись миростражники.

– Скехт! – выругалась Тавия.

Если они с Саксони попадутся на горячем, Уэсли придется вызволять подруг. А учитывая, что дуайенна Шульце пристально наблюдает за ними всеми, король преступного мира будет очень недоволен.

Тавия взглянула на Саксони. Парализующая магия выветрится только через час, а нести Саксони Тавии было не под силу.

Свистки стали громче.

Тавия сглотнула и снова посмотрела на отметину на шее Саксони.

А потом рванула прочь, бросив подругу и на ходу роняя проклятия и капли крови.

Глава 3

Уэсли

Уэсли Торнтон Уолкотт убил за свою жизнь одиннадцать человек. Большинство из них не были хорошими людьми. Немногих из них нельзя назвать и плохими. Но все они были теми, кто стоял на пути у Главы.

Конечно, одиннадцать – не особо большое число в сравнении с тем, сколько убийств приписывали Уэсли. А поскольку одним из этих одиннадцати стал прежний смотрящий – который, судя по всему, был куда хуже него, – то Уэсли полагал, что в счет идут только десять.

– Скехт, – сказал Стелиос. – Вытащи его.

Прошло десять минут с тех пор, как нож вонзился в цель. Хотя Стелиос уже оставил попытки самостоятельно вынуть острие, он продолжал просить об этом других. Стелиос стоял на коленях и истекал по́том. Кончик галстука впитывал кровь, струящуюся из его руки. Уэсли надеялся, что эта кровь отмоется. Он любил свой нож, свой стол и свой ковер, а сейчас его коллега-смотрящий заливал все это собственной кровью.

– Я не собираюсь делать тебя постоянным украшением своего клуба, – ответил ему Уэсли. Он смотрел, как ковер продолжает пропитываться кровью. – Но пока ты здесь, мы вполне можем закончить наш разговор.

Стелиос зажмурился и болезненно ухмыльнулся, оскалив зубы с золотыми коронками.

– Это лишь вопрос времени, – произнесла Илария. – Новый эликсир Главы в конце концов попадет и к нам. Ты просто получил его раньше.

Уэсли положил на язык стебель клевера, обдумывая смысл ее слов.

– Значит, вы хотите, чтобы я оказал вам услугу, – заключил он.

– Это профессиональная вежливость, – заметила Илария. – Быть может, нам время от времени и нравится пырять друг друга ножами… – Она бросила чуть насмешливый взгляд на руку Стелиоса. – …но когда речь идет о деле, мы все равны и едины. Мы все – смотрящие этой страны. Мы одна команда.

Ее слова несли в себе оттенок сентиментальности – приятной, но все же сентиментальности. Верность или предательство. Друзья или враги. Уэсли полагал, что в мире не бывает ничего полностью белого или полностью черного. Даже это собрание – одно из тех, которые с завидной регулярностью происходили раз в месяц, – быстро превратилось из трогательной дани обычаю в засаду. Или почти засаду. Смотрящие – коллеги Уэсли – объединились против него, неустанно пытаясь вынудить юношу отдать им магию, которой сами не заслуживали. Этот эликсир Глава передал лично ему – и только ему.

– Вы похожи на голодных зверей, выпрашивающих объедки, – заявил Уэсли. – Почему бы вам просто не подождать, пока Эшвуд лично накормит вас – если уж вы так уверены в том, что он это сделает?

Илария почти прорычала:

– Ты забыл, с кем имеешь дело!

Но это было не так. Уэсли улыбнулся в знак отрицания ее слов.

– Чего я никогда не делаю – так это не забываю, – отозвался он.

Поскольку парень отлично помнил, что эти трое смотрящих – а они были самыми опасными людьми во всей Усхании до появления Уэсли – полагали, что он недостоин того, чтобы войти в их внутренний круг. Сейчас вспоминать об этом было почти забавно: как коллеги глядели на него сверху вниз – ведь они были смотрящими центральных городов, пусть и не таких больших, как Крейдже. Эти смотрящие полагали, что он слишком молод и недостаточно испорчен.

А теперь они нервничали, стоило Уэсли сделать паузу.

Теперь коллеги видели, на что он способен, имея в своем распоряжении целый город.

Конечно, настороженное отношение смотрящих к нему не делало их менее опасными. Вести магическую торговлю во всем городе – не то ремесло, которое доверяют человеку за его доброту и законопослушность. Уэсли знал это лучше, чем кто-либо другой. По сути, юноша прекрасно понимал, насколько ужасны люди перед ним.

Мошенники и убийцы, которые не остановятся ни перед чем, лишь бы подняться на самый верх. И Уэсли был худшим из них.

Касим фыркнул:

– Быть может, нам не передали твое «особенное» зелье потому, что оно недостаточно хорошо для нас.

– А возможно, потому, что Глава выделяет меня среди вас, – парировал Уэсли.

Илария цокнула языком и бросила на Уэсли взгляд, полный усталости и недовольства.

– Просто скажи нам, что делает эта магия и что замышляет Глава. В конце концов, нас больше.

Уэсли вздохнул.

Ему очень не нравилось, когда люди бросаются угрозами вместо того, чтобы исполнять их. Это казалось парню напрасной тратой времени и слов.

«Лучше убить их всех и просто покончить с этим», – прошептал голос в его голове. Уэсли поправил запонки на рукавах. Воздух вокруг него стал холоднее. Магия гудела, взывая к убийству.

– Грубо приходить в дом к человеку и предъявлять ему подобные требования, – заметил он. Потом сунул руку в карман и нащупал крошечный кусочек металла, который всегда носил с собой. Касим заерзал, почувствовав себя неуютно.

– Кто-то должен отступить, – сказал Стелиос, вздрогнув. – Я не собираюсь стоять тут всю ночь с ножом в руке, потому что каждому из вас хочется доказать свое главенство.

– Мне ничего не нужно доказывать, – возразил Уэсли. Хотя какая-то часть сознания юноши всегда полагала, что именно это он и делает. Наклонившись вперед, Уэсли водрузил в центре стола серебряную пулю. Потом вскинул голову – и пуля послушно поднялась над столом.

– Ты собираешься застрелить нас магической пулей? – спросила Илария. Она в неверии смотрела на него, как будто только сейчас вспомнила, какой Уэсли подонок.

Конечно же, она в этом не виновата. У Уэсли было две маски. Когда другие смотрящие только пришли сюда, на виду оставалась та из них, которая выглядела приятной и располагающей. Но сейчас парень надел другую – соответствующую его репутации. Оно было безжалостным, со смертоносным взглядом. То лицо, которое так ненавидела Тавия.

– Сделай это. – Стелиос засмеялся и ударил здоровой рукой по столу. – Моей кровушке скучно без хорошей компании.

– Это немного чересчур даже для тебя, – сказала Илария, пристально глядя на Уэсли. – Подумай хорошенько о том, что ты делаешь.

Уэсли провел большим пальцем по нижней губе и отодвинулся назад – настолько, насколько позволяло кресло. Пуля вздрогнула в воздухе.

– Я и думаю, – ответил он. – Думаю о том, скольких из вас мне хочется отскребать от пола в этой комнате.

Смех Иларии был похож на осколок стекла.

– Похоже, ручной пес Эшвуда пытается откусить больше, чем может прожевать.

Уэсли выдохнул. Пуля без предупреждения – и словно бы даже не по его воле – пронзила воздух и пролетела в узкий промежуток между рукой Иларии и ее грудной клеткой. Илария вскочила, когда пуля вонзилась в диван позади нее и продолжила прокладывать себе путь, пока не разнесла вдребезги зеркало в дальнем конце комнаты.

– Ты с ума сошел? – рявкнула Илария. Это был хороший вопрос. – Ты мог меня убить.

– Я это понимаю, – отозвался Уэсли. – Я просто хотел удостовериться, что и вы это понимаете.

Илария лишь злобно посмотрела на него. Это означало, что Уэсли добился своего.

Быть может, смотрящие были недовольны тем, что Глава выдал Уэсли некую порцию магии и что это новое зелье, от которого Эшвуд пребывал в таком восторге, окружено густой завесой тайны. И тем, что только Уэсли было позволено продавать этот эликсир. Может быть, Уэсли следовало стать добрее и удовлетворить их честолюбие. Однако правда заключалась в том, что они не были союзниками; не стояли на одной стороне с юношей. И Уэсли нелегким трудом заслужил все те преимущества, которые имел перед ними.

Крейдже процветал благодаря ему. Благодаря юному криминальному лидеру этот город стал магическим центром Усхании. Уэсли занимал свою должность не так долго, как все прочие смотрящие. Он, вероятно, убил и замучил не так много людей, как они; разрушил не столь много жизней и сжег не так много мостов, как они. Но за те недолгие годы, что Уэсли занимал эту должность, он сделал для пользы своего города больше, чем другие смотрящие могли предпринять за всю свою жизнь.

Уэсли любил Крейдже, а эти люди были слишком ужасны, чтобы любить что бы то ни было. Он взял полупустой графин с «Клеверье» и заново наполнил свой стакан. В открытое окно врывался ветер, взывая ко всем фокусам, которые были припасены у юноши. Повторяя ему, что пора заканчивать.

– Если это все, – сказал Уэсли, – то прошу прощения, но у меня есть дела. Мне нужно быть в других местах. Необходимо заниматься городом. Я уверен, что хотя бы кто-то из вас знает, каково это.

Илария грохнула кулаками по столу.

– Что случится в тот день, когда у тебя больше не окажется этой хитрой магии Главы, которой ты так легко швыряешься? – спросила она. – Потому что в этот день мы придем за твоим городом, Уолкотт. Что ты будешь делать тогда?

Уэсли встал, поправляя рукава своего пиджака.

– Полагаю, тогда мне придется просто убить вас всех старым добрым способом.

– Ты один, а нас трое.

Уэсли бросил взгляд на Стелиоса, все еще маравшего кровью его ковер.

– Двое с половиной, – поправил юноша и направился к двери.

Как только Уэсли повернулся спиной к другим смотрящим, завеса магии вокруг парня начала гудеть – так бывало всегда, когда он оказывался к кому-то спиной. Эта завеса была готова защитить Уэсли в том случае, если кто-то решит вонзить нож ему в спину.

Слушая это гудение, Уэсли пересек Кривду и распахнул дверь в свой кабинет.

Это было не самое худшее завершение ночи. Никто не попытался убить его. Юноша сумел внушить всем, будто сам может их уничтожить.

В общем и целом это можно назвать успехом.

Смотрящие должны были знать, что он не уступит их требованиям. Ведь если Уэсли даст хоть малейшую слабину, они превратят эту слабину в веревку, которой смогут удушить его.

Коллеги завидовали ему, и Уэсли знал это. Не только потому, что Эшвуд выделял его, но и от того, что другие усханийские города совсем не походили на его город. Эльтриея на востоке – вотчина Иларии – была плотно застроена бетонными зданиями, скрывавшимися в облаках. Эти здания стояли так тесно, что напоминали детали головоломки. Монотонность прерывали лишь сполохи вывесок с рекламой еды или удовольствий. Южный город Кайтну, за которым присматривал Стелиос, был более древним: он отмечен клеймом очень скучного периода культуры, когда ценилась лишь красивая архитектура – и ничего больше. Там всегда было тепло, однако блеск солнца – единственное, что оживляло белизну одинаково безупречных кварталов. На западе располагалась Ришия, территория Касима. Эта страна сильнее прочих оказалась опустошена войной. Там крестьяне усердно обрабатывали землю. Здания утопали в зелени. Все это не шло ни в какое сравнение с Крейдже, где постройки представляли собой щедрое многоцветие. А когда их освещало солнце, отблески оконных стекол рисовали на земле причудливые картины.

Уэсли сел на край своего рабочего стола и сунул руку в карман за очередным стебельком клевера.

Позади него задрожала картина, которую он унаследовал от прежнего смотрящего. Уэсли взглянул на нее с любопытной улыбкой. На картине были изображены четыре стихии Сонма Богов. Их символы напоминали зоркие глаза, вечно надзирающие за тайнами Уэсли, а в нарисованных небесах над ними висела тень-луна.

В прежние дни ее называли Луной Мастеров. Она являлась частью некого священного ритуала, о котором Уэсли читал в какой-то книге – хотя и не помнил, в какой именно. Ее текст гласил, будто при появлении тень-луны магия усиливалась в десять раз. Он предположил, что это всего лишь россказни – а поскольку Мастеров, у которых можно было бы об этом спросить, больше не существовало, Уэсли не знал, правдивы ли они. И все же ему неизменно нравилась мысль о магической луне, одаривающей людей силой. Именно поэтому парень сохранил картину, хотя давным-давно избавился от ее владельца.

Уэсли терпеливо смотрел, как рисунок продолжает содрогаться, пока тот наконец не разделился надвое. Из темноты за ним показалось лицо.

– Сэр, – тихо и настороженно произнес Фальк, – мне кажется, я совершил прорыв.

Фальк был старше Уэсли, но лишь ненамного. И все же его лицо казалось измождено магией. Складывалось впечатление, что это лицо вытянули, а потом смяли, заострив все черты – от губ до маленького носа.

– Прорыв? – переспросил Уэсли. Фальк кивнул. Губы Уэсли растянулись в улыбке.

Остальные смотрящие оказались так озабочены эликсиром Главы и всем тем товаром, который Эшвуд поставлял Уэсли, что даже не подумали о вещах, что Уэсли мог сам для себя сделать.

Оружие и магия. И бесконечные возможности, которые давало их сочетание.

– Покажи мне, – приказал Уэсли.

Фальк шире распахнул замаскированную под картину дверь. Тень-луна скрылась из виду.

Уэсли сунул руки в карманы и, насвистывая в такт гудению своей магии, шагнул в дверной проем.

Глава 4

Тавия

Тавия уперлась ладонями в поясницу и посмотрела вверх. Камера Саксони, скорее всего, находилась на шестом этаже. Тавия ненавидела высоту. Еще она терпеть не могла карабкаться куда-либо и вообще заниматься телесными упражнениями – помимо уличных выступлений. У девушки не нашлось ни веревки, ни снаряжения для лазания по стенам. И уж точно не было навыков акробата.

Зато она могла летать.

Тавия украла амулеты для парения в воздухе у прежнего смотрящего в свой четырнадцатый день рождения – как подарок себе самой. Хотя фокусница не любила высоту, ей нравилась мысль о том, что всегда есть возможность сбежать. Ирония заключалась в том, что сейчас девушка намеревалась использовать эти амулеты, чтобы проникнуть в камеру.

Тавия потерла ладони одна о другую, позволив талисману согреться в руках. Фокусница вздрогнула, ощутив у себя под ногами лишь воздух. Она изо всех сил старалась не смотреть вниз.

– Смотри прямо перед собой, – сказала она себе, отсчитывая окна, мимо которых пролетала. Ветер хлестнул по ногам. Тавию бросило вперед. Выставленные вперед ладони ударились в кирпичную стену. – Проклятье!

Она вонзила ногти в стену. Ноги девушки опасно подергивались в воздухе.

Пять. Она воспарила на пять этажей вверх. Карниз шестого этажа, где наверняка держали Саксони, дразняще нависал над Тавией. Именно сюда помещали арестованных нарушителей закона о магии, и потому этот этаж строго охранялся. Тавия сделала вдох, чувствуя, как магия парящего амулета буквально растворяется под нею – это все, что сейчас удавалось чувствовать под ногами. В любую секунду она могла упасть вниз и сломать шею. Или оказаться в руках миростражников. Те, несомненно, сообщат об этом Уэсли даже до того, как доложат своему капитану.

Тавия потянулась к окну. Ее пальцы соскользнули с карниза. Девушка стиснула зубы, вонзая обитые сталью ранты ботинок в стену. Собрав всю свою редко используемую телесную силу, она подтянулась наверх. Пальцы Тавии в неистовой хватке сомкнулись на прутьях оконной решетки.

Теперь она посмотрела вниз.

– О, скехт… – выругалась фокусница, созерцая черную брусчатку. При взгляде сверху вниз расстояние казалось куда больше, чем снизу вверх. Тавия подползла поближе к решетке, чтобы заглянуть внутрь.

Тюремная камера была куда просторнее ее спальни, однако удобной комнатушку трудно назвать. Все поверхности были цементными. Выбоина на выбоине, заплата на заплате. С потолка, словно копья, свисали острые потеки. Слева, чуть выше уровня пола, располагался металлический унитаз. Рядом с ним к стене был привинчен рукомойник. На полу лежали три матраса, застеленные истертыми сырыми простынями. На одном из них, расположенном ближе всех к стене, сидел мужчина – и на Саксони он точно не походил.

Незнакомец был одет в фиолетовую робу, какую время от времени приходилось надевать большинству фокусников в Крейдже. Даже Тавия как-то провела день в камере предварительного заключения, облаченная в тюремный комбинезон. Девушка ожидала, пока Уэсли закончит свое собрание и позаботится о том, чтобы вытащить ее. В Крейдже ты считался виновным, пока кто-либо не состряпает достаточно свидетельств, дабы доказать обратное.

– Эй, – окликнула Тавия. Она не утруждала себя шепотом. Девушке было известно расписание стражи. Она знала, что обход начнется только через одиннадцать минут.

Мужчина вздрогнул, но продолжил сидеть, обратив к Тавии сгорбленную спину. Тавия вздохнула и подалась ближе, все так же крепко держась за решетку и не осмеливаясь снова взглянуть вниз. Она в любую минуту могла струсить.

– Эй, – повторила девушка, – сегодня еще кого-нибудь привозили?

Мужчина повернул голову в ее сторону. Свет был ровным, но тусклым. С потолка на шнуре свисала одна-единственная лампа. Когда мужчина обернулся, Тавия прищурилась, чтобы рассмотреть его лицо. Однако фокусница узнала его только тогда, когда заключенный встал с матраса и направился к окну.

Это оказался тот самый человек, которому она продала эликсир – прежде чем Саксони нахально опустошила еще один флакон. Мужчина в цилиндре, с наглым взглядом и с усами, которые сейчас были густо покрыты кровью. И что еще хуже, Тавия откуда-то знала: это не его кровь.

– Ты явилась спасти меня? – спросил он, потом угрюмо добавил: – Они все на меня орут. – Мужчина посмотрел на свои руки. – Они твердят, будто я убил кого-то. Я никогда никого не убивал прежде.

Тавия открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова.

Что бы с ним ни случилось, миростражники даже не озаботились умыть мужчину, прежде чем бросить в эту камеру. Они раздели его, заставили надеть робу цветов Крейдже и сунули сюда.

– Я ищу свою подругу, – ответила Тавия, пытаясь собраться с мыслями. – Миростражники схватили ее возле старого храма. Ты видел, как они притащили в тюрьму кого-то, кроме тебя?

Мужчина покачал головой.

– Как тебя зовут? – поинтересовалась Тавия.

– Дэниел, – ответил он. – Дэниел Эмильсон.

– Что с тобой произошло? – В глубине души девушка надеялась, что он не даст ответа.

«Эликсир. Эликсир. Эликсир».

– Я встречал тебя раньше, – произнес Дэниел, хмурясь так, словно это было самым странным во всей ситуации. – Я хотел… Там была магия. Ты сказала, что это мечта.

Он сглотнул и сделал еще шаг вперед. Свет ярче озарил лицо Дэниела. Тавия взглянула на его шею. Ей захотелось кричать. У мужчины тоже виднелось то, что неизменно присутствовало в ее кошмарах.

Отметина, свидетельствующая о магической болезни.

Отметина, ставшая символом смертной участи ее матери.

Отметина была размером всего лишь с фалангу пальца. По форме она напоминала дверной проем. Посередине тянулась линия, которая изгибалась влево, а потом вправо – к побуревшим краям. Это знак того, что человек обречен на смерть.

– Был голос, – продолжил Дэниел.

Его руки сомкнулись вокруг ладоней Тавии, прижав их к стальным прутьям. Из носа у мужчины потекла кровь. Тавия могла лишь смотреть, не в силах шевельнуться.

– Он шептал, чтобы я сделал ужасные вещи, – говорил мужчина. – Но когда я пытался не делать их, он перестал шептать и начал кричать. – Заключенный крепче стиснул пальцы, сжимавшие кисти Тавии. Она зашипела от боли. – Он велел мне убить того миростражника.

Тавия попыталась высвободиться из его хватки.

– Скажи, что ты веришь мне! – рыдал Дэниел. Кровь на его щеках смешивалась со слезами. – Я не мог управлять собой. Мне словно кто-то говорил, что нужно сделать. Я больше ни о чем не мог думать. Я просто должен был это делать. Ты…

Дэниел умолк. Его хватка ослабла. На миг Тавии показалось, что он сейчас рухнет в обморок. Взгляд мужчины стал пустым. Уголки глаз почернели – как у Саксони тогда, в храме.

– Что ты дала мне? – спросил он тихо и безвольно.

Тавия побледнела. Она тоже хотела знать ответ на этот вопрос. Ведь если слова Дэниела являлись правдой, содержимое флакона определенно не было счастьем.

– Фокусница…

Тавия подняла взгляд на человека по имени Дэниел Эмильсон. Его лицо казалось бледным. Окровавленные губы сжались в тонкую линию. Он знал, что обречен на смерть – или на нечто худшее.

– Что содержалось в этой магии? – спросил мужчина.

– Не знаю, – искренне ответила Тавия.

Слеза скатилась по щеке Дэниела. Его взгляд скользил по полу, как будто на неровном цементе было начертано заклинание, способное отменить все это. Вырезать из жизни весь день и те ужасы, которые мужчина совершил под влиянием магии, сосватанной ему Тавией.

Он снова сжал пальцы на руках фокусницы, медленно качнув головой из стороны в сторону.

– Ты сделала это со мной, – промолвил он. – Это все твоя вина.

А потом он оторвал ее пальцы от решетки и столкнул девушку с карниза.

Глава 5

Уэсли

У Уэсли была тайна.

По сути, у него имелись сотни тайн. Однако эту, конкретную, никто и никогда не должен был узнать. Заключалась она в том, что Уэсли пребывал не совсем в своем уме. Точнее, в его уме находился еще кто-то.

Люди любят бросаться словом «сумасшедший». Сонму Богов ведомо, что все они считают Уэсли безумным преступником. Однако они просто не знают, насколько правы. Потому что вот уже много лет в голове Уэсли звучат голоса.

А точнее, один голос.

Невозможный голос.

Голос девушки, которую он знал когда-то давно. Она даже после своей смерти каким-то образом сумела оставить юноше свой голос. Возможно, затем, чтобы напомнить Уэсли: у него никогда не было совести. Смотрящий не должен даже пытаться обрести эту совесть.

Почти все время голос напоминал «белый шум». Образы и ощущения; осознание того, что она здесь и прислушивается к каждому его движению. Юноша постоянно должен быть настороже, чтобы защититься от нее. Но время от времени, когда Уэсли был недостаточно сосредоточен, голос девушки прорывался в его сознание и обретал собственную жизнь.

Она бранила смотрящего, когда он становился слишком хорошим. Ликовала, если он вел себя очень, очень плохо. Уэсли не знал, как это прекратить. Он не знал, как остановить ее. Юноша мог лишь отстранять девушку в глубину сознания – поправляя галстук, застегивая запонки и сосредотачиваясь на чем-нибудь еще. Закапывать ее поглубже, пока та снова не решит подняться на поверхность.

Его личный призрак.

Уэсли смотрел на часы, наблюдая, как ускользает секунда за секундой.

Обитель Консортессы Главы выглядела грандиозным зданием, покосившимся на один бок. Единственным предназначением Консортессы была роль посредницы между Эшвудом и другими Главами – она скрепляла их сделки рукопожатием и переправляла секреты от одного к другому. Она являлась чем-то средним между шпионкой и дипломатом; ходили слухи, что в многочисленных сейфах Консортессы хранятся запасы самой темной магии в стране. Эту легенду рассказывали друг другу все юные фокусники, хотя Уэсли никогда особо не верил в эти россказни.

И все же здание было величественным, поскольку Консортессе нравилось считать себя великой. Оно нагло высилось по «бедную» сторону моста. Каждое из окон украшено пышными пучками перьев. С правой же стороны это здание кренилось набок, напоминая свод широкой грудной клетки.

Оно было мощным и внушительным – в том самом очевидном стиле, какой Уэсли никогда не одобрял. Но кроме того, оно казалось хитрым и коварным на тот лад, который юноше скорее нравился: для всего остального Крейдже – и особенно для дуайенны страны – это здание служило всего лишь магической мануфактурой, где возгонялись и разливались по флаконам законные зелья.

Добрые люди даже не знали о нескольких скрытых этажах этого здания.

Дверной проем в противоположной стене вспучился пузырем. Уэсли поднял взгляд на тощего человека, возникшего в дверях. Рейнхольт Лейфссон, секретарь этого учреждения. Он был полностью одет в черное, волосы зачесаны на один бок – кожа мужчины была бледной словно мел. Издали казалось, будто в воздухе парит одна лишь его голова, неспешно дрейфуя к Уэсли.

– Мистер Торнтон Уолкотт, – произнес Лейфссон с гладким крейджийским произношением. Он протянул обтянутую перчаткой руку и склонил голову. Не сделав ни единого движения в ответ на рукопожатие, Уэсли покосился на его перчатки и поднял брови.

– Вы носите их постоянно.

– Кое-кто полагает, что лучше не оставлять отпечатков пальцев, когда имеешь дело с темной магией.

– Об этом легко позаботиться. – Уэсли застегнул пуговицу своего пиджака и остановился. – Если кто-то недостаточно ловок, чтобы не оставлять отпечатки пальцев, эти пальцы всегда можно отрезать.

Девушка-призрак в его сознании зааплодировала – как делала всегда, когда Уэсли бывал ужасен. Лейфссон моргнул.

– Да, – согласился он, – это было бы весьма эффективно. – Мужчина вытянул руку в сторону проема, из которого появился. – Сюда, пожалуйста. – И повернулся на каблуках начищенных ботинок, провожая Уэсли к зеркалу.

Юноша взглянул на свое отражение в холодном сером стекле – галстук-бабочка свидетельствовал, что день сегодня нечетный, – и протянул руку. Зеркало под его пальцами расступилось. По поверхности пробежала рябь, смазав отражение лица Уэсли.

К этой части приема юноша так и не смог привыкнуть. Дверь в его кабинет в Кривде была устроена сходным образом – считывая отпечатки ладони, как любая система, сто́ящая своих денег: но эта дверь читала не только отпечатки. Она прочитывала человека, его намерения и, что самое важное, верность. Насколько Уэсли знал, Эшвуд был единственным в мире, кто сумел разработать нечто столь хитроумное.

Уэсли не отводил пальцев от зеркала. Спустя несколько мгновений, нужных зеркалу для того, чтобы магия подтвердила его преданность, стекло разгладилось и застыло.

Уэсли сунул руки в карманы и шагнул в свое отражение.

Коридор по другую сторону был настолько длинным, что казалось, будто к дальнему концу его стены сходятся в одной точке. Эти стены представляли собой сплошной ряд зеркал, отмеченных лишь серебряными ручками, которые торчали под странными углами. Не было видно никаких четких линий, отделявших одну зеркальную дверь от другой. Лейфссон склонил голову вправо и твердо взялся за ручку первой двери.

– После вас, – отозвался мужчина. Перед ними обозначился дверной проем.

Комната была в равной мере красной и черной. Стены ее сделаны из того же самого стекла, сквозь которое только что прошел Уэсли. Ковер цвета полночного рубина. Слабый свет давали угольно-черные свечи на стеклянных цепях и их бесчисленные отражения в зеркальных стенах.

В центре комнаты покоился темный силуэт. Вокруг него перешептывались тени.

Лейфссон, пятясь, вышел из комнаты.

– Уэсли, – произнес Глава. Эхо повторило это имя.

Данте Эшвуд находился здесь – и его здесь не было.

Он был человеком и не являлся им.

Уэсли видел очертания его цилиндра и элегантного сюртука, собранного складками вокруг тела. Но лицо… Уэсли никогда не видел лица Главы. Никто не видел. Вместо кожи и глаз проступали только темнота и дым. Можно было разглядеть лишь намек на губы, да из-под бледной до прозрачности ладони сиял набалдашник черной трости.

Воздух вокруг него мерцал, подобно пламени.

Хотя каждую из четырех стран возглавлял дуайен или дуайенна, мир криминала повсеместно был представлен Главой – с заглавной буквы «Г». В то время как дуайены стран занимались законными делами, Главы заправляли черномагической торговлей. Их смотрящие управляли многими городами, вербуя фокусников для продажи запрещенной магии, а Консорты и Консортессы выступали их представителями и посланниками. Но хотя другие Главы слыли могущественными, злобными и, вероятно, бездушными, они все-таки, несомненно, являлись людьми.

Все, кроме Эшвуда.

«Не человек, но бог», – произнесла тень в голове Уэсли.

Юноша проигнорировал ее слова – как старался делать всегда – и поклонился Главе. Эшвуд рассмеялся над этой формальностью.

– Слишком серьезно, мой мальчик. Налей себе чего-нибудь подороже и садись.

– Я могу и постоять, тек.

– Уэсли. – Глава постучал по набалдашнику своей трости. От прикосновения его длинных белых пальцев шар мигнул. – Налей себе выпивки.

Уэсли кашлянул и направился к бару.

Воздух был густым от множества слоев защиты, которыми оказались окутаны оба собеседника. В Крейдже нельзя доверять даже себе самому, не говоря уже о ком-то другом. Хотя Уэсли не обманывал себя: если Глава захочет подавить его магию, так и произойдет. Эшвуд просто хотел преподнести Уэсли иллюзию силы, в действительности никогда не давая ему полной власти над чем бы то ни было, в том числе и над собственной жизнью.

Уэсли взял бутылку «Клеверье», который предпочитал всем остальным напиткам в Крейдже, и наполнил свой бокал.

– Мы не так уж часто видимся, – произнес Эшвуд. – Ты слишком занят превращением Крейдже в свое королевство. Миновали те дни, когда ты полагался на мое руководство.

Уэсли сделал глоток из бокала, все еще стоя спиной к Главе. В голосе Эшвуда прозвучала ностальгия. Уэсли решил пропустить ее мимо ушей.

Можно было подумать, что Глава некогда взял Уэсли в ученики, и тот стал ему родным. Нет, все было совсем не так.

Он встретил Уэсли, когда юноша в канун своего седьмого дня рождения бродил по переулкам, обчищая карманы прохожих. В те времена Эшвуд был такой же тенью, как и сейчас – с затянутыми в перчатки руками и лицом, состоящим из дыма. Он, конечно же, решил, что Уэсли сирота, у которого нет семьи и дома, – и разве такой сирота не ухватится за возможность заполучить и то, и другое?

Но на самом деле у Уэсли была семья и дом. Вот только мальчик желал, чтобы всего этого у него не было.

Уэсли знал, что означает принять руку Главы. Однако парень хотел вернуться на улицы только тогда, когда станет большим и сильным. Когда сможет показать себя достойным в глазах своей семьи, которая вообще не желала его появления на свет. Но потом месяцы сложились в годы. Магия стала его жизнью. К тому времени, как Уэсли действительно смог бы что-то кому-то показать, оказалось уже слишком поздно. Разразилась магическая эпидемия. Самую страшную жатву она собрала на маленькой окраинной улице Крейдже, где он вырос.

Его родные, вероятно, уже мертвы – а если нет, мертв был тот маленький мальчик, который хотел что-то доказать им.

Уэсли передумал.

К этому времени он открыл для себя Крейдже: узнал тайны города, научился получать наслаждение от его изящных изгибов и острых граней. Сияние огней, звезд и магии… Уэсли попал под очарование этого города и хотел лишь охранять его безопасность. Защищать город так, как не мог защищать никто другой – Уэсли знал это.

– Как мои прочие смотрящие? – спросил Эшвуд.

Уэсли глотнул еще «Клеверье» и направился к дивану, стоящему параллельно ложу Главы.

– Все еще необходимы, – ответил он. – Пока что.

Эшвуд засмеялся:

– А мой эликсир?

Уэсли помолчал, не зная в точности, что на это ответить.

– Ты выглядишь обеспокоенным, – заметил Эшвуд. Уэсли взглянул на него сквозь зеркальные очки. Они отражали магию Главы обратно в призрачное лицо – потому что Данте Эшвуд был способен заглядывать сквозь глаза людей прямо к ним в душу и рыться в их секретах. Уэсли же предпочитал держать свои секреты при себе.

И кроме того, у юноши в голове и так ютилось достаточно народа.

– Мы не добились особого прогресса, – признал смотрящий. – Трудно продавать что-то, почти ничего о нем не зная. – Уэсли постарался подобрать следующие слова как можно тщательнее: – Делу могло бы помочь подробное изложение действия этой магии. Я полагал, что если у вас есть какие-то планы, я первым узна́ю о них.

Глава выдержал небольшую паузу, похожую на темную расселину в беседе. Потом сказал:

– Ты – моя правая рука, Уэсли. Для меня ты дороже любого другого смотрящего. Но мне нужна и левая рука тоже.

Уэсли проглотил раздражение от этих слов, осторожно, чтобы даже крупинка этого раздражения не проскользнула наружу.

– Это действительно эликсир счастья? – поинтересовался он.

– Да, – подтвердил Эшвуд. – И нет. Эта магия – способ обеспечить мне победу в войне.

– Мы ни с кем не воюем.

– Но скоро будем.

Уэсли не мог видеть лица Главы. Но юноша был уверен, что почувствовал, как по этому дымному лицу скользнула улыбка. Быть может, Уэсли и любил хаос, однако не имел ни малейшего желания вести войну – и особенно не хотел, чтобы в эту войну оказался втянут его город.

– Я всегда считал, что из тебя получится отличный заместитель, – продолжил Эшвуд. – Ты ведь знаешь, Уэсли, что ты для меня как родной.

Уэсли считал это правдой, поскольку Глава забрал его с улицы и вырастил, превратив в того, кем парень стал сейчас. Эшвуд вложил в Уэсли много труда, сделав его вождем целого города.

Уэсли был обязан мужчине всем.

И ненавидел это.

В каком-то смысле юноша терпеть не мог то, что Эшвуд стал его семьей. Не той, в которой Уэсли был рожден. И даже не той, какую он выбрал. Той, что была уготована смотрящему. Той, для которой его сделали. Кроме того, Уэсли не нравилась сама мысль являться чьим-то сыном. У него уже был отец, который относился к нему настолько ужасно, что Уэсли отнюдь не жаждал обзавестись другим папочкой.

– С кем вы собираетесь воевать? – спросил Уэсли. – Я думал, вы и другие Главы пришли к пониманию.

Тени вокруг Эшвуда зашевелились.

– Мне нет дела до этих глупцов, – сказал он. – Мой эликсир должен послужить свержению дуайенны.

Уэсли был рад, что очки скрывают нарастающую неуверенность в его взгляде.

– Ваша цель – Шульце? – уточнил он.

Глава издал приглушенный звук, выражавший нечто среднее между весельем и разочарованием.

– Моя цель – новая эпоха, мой мальчик. Фенна Шульце полагает, будто может устанавливать в моей стране законы, ограничивающие нас. Однако я пришел сюда задолго до того, как эта наглая девчонка заняла свой кабинет – и буду оставаться еще долго после того, как она его покинет. Магия – черная или белая – это то, что заставляет мир вращаться. И я не позволю какому-то политику разрушить все это.

Эшвуд произнес слово «политик» так, как будто это невероятно грязное ругательство.

– И эликсир поможет вам сделать это, – произнес Уэсли. – Он действительно настолько опасен?

Юноша не мог не спросить. Он дал эту магию Тавии, и если та пострадает…

– Войны выигрываются риском, – отозвался Эшвуд. – Мой эликсир позволяет мне открыть разум людей, чтобы те могли увидеть мою правду сквозь пропаганду Шульце. Когда я приведу их на свою сторону, мы свергнем это правительство с наименее возможным числом жертв среди населения.

Жертв. Не убийств.

– Я назвал его Лой, – гордо возвестил Эшвуд.

«Свет». По крайней мере, такое значение имело это слово в уличном жаргоне. Когда-то существовало старинное выражение лойиси уф хемга – «свет счастья», – но уличные ребятишки начали вкладывать в него другое значение. Внутренний покой, ставший чем-то вроде цели, к которой нужно стремиться. Это чувство возникает в душе, когда ты в первый раз за много дней поел горячего или сумел найти укрытие от дождя и смог поспать на жестком матрасе, а не на мостовой. Это облегчение от осознания того, что ты можешь на какое-то время оставить беспокойство и просто дать себе отдохнуть.

Это причина, по которой большинство уличных детей становились фокусниками.

Они хотели получить Лой. Знание того, что все будет в порядке.

И Эшвуд назвал в честь этого свою магию.

– Это действительно новая магия, – сказал Уэсли. – Как такое возможно?

Эшвуд наклонился вперед. Свет свечей замерцал на верхушке его цилиндра.

«Ты знаешь, как», – прошептал призрак девушки.

– Это довольно легко сделать, – сказал Эшвуд, – когда рядом с тобой есть Мастера.

Это было то, что Уэсли больше всего ненавидел в Данте Эшвуде.

Самая ужасная черта, которую нельзя переступать.

Магия, какой Уэсли торговал сейчас, являлась лишь подражанием. «Волшебным порошком», собранным на осколках магии, – и в этом порошке почти не содержалось силы сверх каких-то применимых на практике фокусов. Эликсиры, меняющие разум и тело, – они извлекались из зараженных магией людей на мануфактурах, которые финансировало правительство. Потом эти микстуры разливались по флаконам и поступали в продажу. Люди, послужившие источником, получали щедрую компенсацию. А амулеты? Быть может, они и содержали самую мощную – и незаконную – магию, однако фокусники после должного обучения могли управляться с ними, использовать, создавать магические предметы. При наличии нужной технологии эти амулеты удавалось даже копировать.

Но ни единый вид магии нельзя создать заново.

Если только ты не был Мастером.

До Войны Эпох Эшвуд провел не одно десятилетие в обществе этих пленников-магов. Он исследовал их, учился их трюкам, погружался в легенды магов. В это время их сила проникла в него, превратив мужчину в темное омерзительное существо.

Эту историю рассказывали каждому фокуснику в Усхании во время вербовки.

Эшвуд не был человеком и не был Мастером.

Он являлся воплощением чего-то промежуточного. Живой тенью – и, как говорили люди, достаточно могущественной тенью, чтобы прожить столетие, а то и не одно.

Предполагалось, что война раз и навсегда покончила с ремеслом Мастеров, хотя говорили, что она избавилась и от самих Мастеров, погубив многих из них и вынудив оставшихся бежать. Однако похоже, что Эшвуд не намерен считаться с такими мелочами, как невозможность чего бы то ни было.

Он нашел тех немногих из них, что сумели скрыться. Глава превратил их в своих марионеток.

– Сколько у вас Мастеров? – спросил Уэсли.

Он не хотел знать ответ на этот вопрос.

«Да, да, ты хочешь это знать».

– Количество не имеет значения, – отозвался Эшвуд. – Но когда я стану дуайеном, необходимость скрываться отпадет. Мы воспрянем и создадим светлое будущее, наполненное магией. Понимаешь, Уэсли?

Сила Эшвуда напитывала воздух, подобно сильному дождю, просачиваясь в легкие Уэсли.

Во всей Усхании не нашлось бы ни единого разумного человека, честного или нечестивого, который поддержал бы избрание Эшвуда на пост дуайена. Быть может, политики и являлись преступниками. Только вот людям не нравилось, когда те совершали преступления столь открыто. Даже если Эшвуд вырвет титул из холодных мертвых пальцев Шульце, его ни за что не примут. Убийством можно добиться власти в преступном мире – но не законного правления. Эшвуд уничтожит мир в попытке покорить его, потому что мужчину не заботят ни Усхания, ни Крейдже. Он не желает этому городу добра и уж точно не питает к нему той любви, которая движет помыслами Уэсли.

Если понадобится, Глава сожжет этот город.

– Когда разразится война, что будет с Крейдже? – спросил Уэсли.

– Ничего, – заверил его Эшвуд, – пока местные жители поддерживают меня. Но я не потерплю мятежа, Уэсли. Каждый игрок в этой партии должен следовать правилам.

– Война – не игра, – возразил Уэсли.

– Все игра, мой мальчик. И к тому времени, как появится тень-луна, мои Мастера будут готовы выиграть.

Тень-луна.

Уэсли вспомнил картину в его кабинете. В памяти возникли истории о том, как эта луна усиливала магию Мастеров.

Глава снова обратил к нему призрачную улыбку – как будто мог прочитать мысли Уэсли даже сквозь очки.

– Ты не хуже меня знаешь, какую власть имеет над магией тень-луна, – сказал Эшвуд. – Наша армия станет зрелищем, достойным созерцания.

«Он обещает тебе власть над миром», – проворковал призрачный голос.

Уэсли попытался удержаться от того, чтобы начать стирать с запонок отвратительные пятна или поднять руку и поправить галстук, хотя его пальцы дрожали от желания что-то сделать каждый раз, когда юноша слышал этот голос у себя в голове.

Вместо этого Уэсли крепко сжал руки в кулаки.

Должна быть некая граница. Где-то в этом мире должна существовать черта, которую не могут перейти даже самые худшие из людей.

– Вы отдали Крейдже мне, – произнес Уэсли. – Чтобы я мог сделать его великим.

Эшвуд постучал по навершию своей трости, обдумывая слова Уэсли. Тот ждал. Галстук на шее казался парню удавкой.

«Веди себя тихо, и все будет в порядке».

Наконец Эшвуд поднялся – тощий и высокий. Пространство вокруг него заволокло туманом.

Уэсли смотрел снизу вверх на безликого человека, который забрал его с улицы и превратил в того, кого все боялись. На человека, что дал юноше дом и был готов отнять этот дом одним щелчком пальцев.

На человека, который называл Уэсли родным.

На человека, которого он ненавидел сильнее, чем кого бы то ни было еще.

– Я не хочу, чтобы мой город оказался разрушен, – выговорил Уэсли.

Глава протянул руку, словно отлитую изо льда, и почти отеческим жестом положил ее на плечо Уэсли.

– Некоторые вещи нужно разрушать, – произнес он, – чтобы их можно было воссоздать.

Глава 6

Карам

Карам слизнула кровь с зубов.

Монеты и мешочки с фокусами летели в нее, врезаясь в канат, ограждающий ринг. Это напоминало амфитеатр – только вместо камня были узорчатые обои, а вместо воинов – она, Карам.

Бойцовский ринг Кривды был известен как единственное место во всем Крейдже, где законно можно измолотить кого-нибудь в хлам. Это место оправдывало свою репутацию. Потолок поддерживали прочные балки, с которых на металлических кабелях свисали огромные лампы. Ряды обитых плюшем кресел содрогались, когда зрители вскакивали, крича от восторга или ярости.

Это место казалось таким же холодным, как собравшиеся здесь люди.

Обычно сражения проходили скорее на магии, чем на кулаках. Но когда на ринге появлялась Карам, вся эта чепуха отметалась как мусор. Ее противники не полагались на фокусы и амулеты для завоевания победы. Не существовало никаких правил, никакой защитной магии. Была только Карам и кровь, которую она жаждала пролить.

Противник привалился к канатам и провел большим пальцем по своей нижней губе.

Он являл собой воплощение мощи – ни капли слабости. Мышцы так распирали тело бойца, что кожа едва не лопалась. Он не обматывал кулаки защитными ремнями, и в прошлом раунде кровь с его костяшек брызнула Карам в глаз.

– Маленькая ренийская девочка хочет поиграть? – врастяжечку спросил противник по-усханийски, словно она могла не понять его.

Карам инстинктивно зарычала в ответ.

Эта насмешка не разозлила ее и не застала врасплох. Напротив, девушка была зла потому, что именно этой подколки и ожидала от противника с самого начала. Она негодовала, потому что привыкла к этому. Прошло уже немало лет, а Карам по-прежнему оставалась чужачкой. Не-своей. Все еще недостаточно похожей на жителей Крейдже. Не из-за темного цвета кожи, а потому что ее кожа была темной по-другому. Блестяще-коричневой и украшенной синими и золотыми татуировками, которыми славились женщины ренийских земель. Узорные цепочки с самоцветами пронизывали волосы девушки даже сейчас, а на плечо время от времени падала сетва – черно-синяя, каким часто бывало лицо Карам. В ее говоре по-прежнему звучали нездешние интонации – даже после полудесятка лет жизни в этой стране.

Ничто из этого не имело значения – и все это имело значение.

Карам шаркнула по полу подошвой и сплюнула.

– Ухмыляйся, пока зубы целы, – отозвалась она. Противник рассмеялся и бросился на девушку. Его кулак врезался в щеку Карам с быстротой, которой она не ожидала от этой горы мышц. Девушка навзничь рухнула на каменный пол. Чтобы смягчить падение, она подставила руки. С секундным запозданием Карам поняла: это не лучшее решение. Руки служили ей оружием – предпочтительнее разбить лицо, чем ладони.

Толпа взвыла. Карам сглотнула наполнившую рот кровь.

Она ни за что не проиграет этому хиджада. Этому ублюдку. Девушка заставит его сдаться.

Вскочив на ноги, Карам кинулась на противника. Ее плечо пришло в соприкосновение с его боком. Карам ощутила мгновение, когда край ее кости врезался в его кишки.

Противник зарычал и сомкнул руки у девушки на спине, сдавливая изо всех сил. Карам просунула локоть между своим телом и телом бойца и уперлась ему в живот. Его хватка ослабла. Расстояние между ними увеличилось. Карам начала наносить удары. Жесткие тычки прямо под ребра.

Одной рукой.

Двумя руками.

Пока не уверилась, что услышала хруст.

Противник отшатнулся назад. Карам подпрыгнула, текучим движением ввинчиваясь в воздух. Край ее стопы врезался ему в лицо.

Зрители вскочили.

Они кричали, требуя большего.

Больше насилия, больше жестокости.

Столько, сколько могла дать Карам, чтобы насытить их пустые сердца.

Она смотрела, как они хватаются за спинки сидений, едва не подскакивая вверх, чтобы лучше видеть. Ряды для бедных и чуть менее бедных; для тех богатых, которые изо всех сил пытались скрыть свое богатство; для подлых, что совершенно не скрывали подлость.

Однако той, кого Карам неизменно ожидала увидеть, здесь не было.

Саксони невозможно было не заметить, словно молнию в грозу. Иногда Карам могла поклясться, что ощущает присутствие Саксони всей кожей. Быть может, это ощущение всемогущей силы, что струилась в жилах девушки.

Приходя посмотреть на бои, Саксони выделялась ростом среди прочих зрителей. Если же они с Карам стояли рядом – что в последнее время бывало редко, – то на добрых пятнадцать сантиметров Саксони возвышалась над ренийкой. И даже когда Саксони сидела в задних рядах, Карам всегда знала: та смотрит прямо на нее. Смотрит своими прекрасными глазами – такими же исчерна-коричневыми, как ее кожа.

Всякий раз.

Хотя при виде Саксони у Карам возникало чувство, будто время несправедливо разделило их – все, что они когда-то делили друг с другом, будь то магия или секреты, теперь разбилось вдребезги. Однако это было все же лучше, чем не видеть девушку совсем. Для обеих это был способ сказать друг другу, что нечто все еще живо. Что, возможно, оно останется навсегда.

Но на этот раз Саксони не появилась.

Карам резко свела сжатые кулаки.

Зрители топотали, словно ударяя в боевой барабан.

Противник Карам поднялся на ноги и изрыгнул череду ругательств. Девушка склонила голову набок, оценивая его стойку. Боец подогревал себя гордостью и яростью, а она знала, как быстро иссякает это «топливо».

– Ренийская тварь, – прорычал он. – Ты за это заплатишь!

Пустые угрозы.

На этом ринге Карам противостояла теневому демону – в ту ночь, когда здесь собрались все смотрящие и Кривду закрыли для зрителей.

Родители ее родителей сражались в Войне Эпох в рядах секты священных воинов, чьим долгом являлась защита Мастеров.

Карам была дочерью Рекхи д’Райхсни.

А этот человек был ничем.

Он метнулся вперед. Карам уклонилась в развороте, однако рука противника зацепила ее бедро. Яростная сила его броска заставила их обоих покатиться по полу.

Карам вскинула колено, нацелив удар ему между ног. Боец взревел. Девушка изо всех сил оттолкнула мужчину, потом перекатилась, прижав к полу его бедра.

Оказавшись сверху, она принялась безжалостно молотить врага, пока повязки на ее кулаках не стали скользкими от крови.

Противник плюнул девушке в лицо, потом с неистовой силой ударил ее в нос основанием ладони. Карам упала навзничь, ослепнув от невыносимой боли между глаз.

Противник неуклюже навалился на нее, сжал ладонями ее глотку и начал душить. Кровь капала с его лица на лоб и щеки девушки.

Карам хрипела, пытаясь сделать вдох. Боец продолжал душить ее.

Девушке и раньше приходилось убивать, – и человека, и демона – но предполагалось, что этот бой продолжится лишь до тех пор, пока кто-то не сдастся. Однако во взгляде противника читалось: живой он Карам не отпустит.

Мужчина собирался убить ее – и толпа подбадривала его криками.

Карам провела руками по своей ноге.

Казалось, что противник вот-вот оторвет ей голову, однако девушка даже не попыталась разжать его руки. Это стало бы напрасной тратой сил и дыхания. Одолеть эту груду мышц ей вряд ли удалось бы.

Вместо этого Карам сдвинула ткань на голени и сжала в ладонях рукоять потайного кинжала.

Это оружие она носила именно для таких случаев.

Одним резким движением девушка вскинула кинжал и вонзила его в бок противнику.

Мужчина замер. Карам провернула лезвие в ране.

Когда боец издал жуткий сдавленный звук, она извлекла кинжал и воткнула его в спину.

Хватка противника ослабла.

Тяжело дыша, Карам выкатилась из-под бойца. Потом, не вставая с пола, повернула голову и стала смотреть, как он хрипит и дергается.

Зрители разразились криками. Они, как и Карам, знали: миростражники не придут в Кривду. Не последует ни наказания, ни возмездия. Что значат законы там, где царит безвластие?

Кровь мужчины растекалась, подползая к пальцам Карам. Она заставила себя подняться на колени, чтобы не испачкаться еще больше. Склонившись над противником, девушка мысленно вознесла ренийскую молитву. Не за этого человека, но за девочку – ту, которой она была, когда впервые оказалась в этой стране. Ту, что скрывалась в потемках и плакала о семье, которую больше никогда не увидит. За девочку, которая выросла с желанием стать воительницей. И вместе со своим лучшим другом поклялась свергнуть Глав и возродить Рекхи д’Райсни.

Крошечная часть души Карам хотела бы ощутить вину или стыд за то, какой она стала теперь, но было уже слишком поздно. Слишком многое случилось с девушкой. Ее уже нельзя назвать той наивной девочкой, и здесь была не Гранка.

Карам вытащила нож из спины противника и вытерла окровавленное лезвие о свои штаны.

Это Крейдже. Здесь убивали или умирали.

Карам расставила ноги на ширину плеч и сделала неспешный глоток из полупустой бутылки с водой. В темноте затихал городской шум. После окончания боя она охраняла дверь в кабинет Уэсли – вот уже три часа и сорок восемь минут – и девушка начала скучать.

К счастью, Карам обладала достаточным опытом убийства, чтобы знать, как убить время.

Она представила, что Саксони стоит напротив, лениво прислонившись к стене и скрестив ноги в щиколотках: волосы переброшены через плечо, платье с геометрическим узором из отверстий плотно облегает талию и обрисовывает округлую линию бедра…

Карам вздохнула.

Ей нужно отделаться от навязчивых мыслей об отсутствии Саксони сегодня и о том, что это могло значить. Наверное, девушка действительно решила завязать с их отношениями. И только сама Карам продолжала цепляться за них, не в силах отказаться от чувств, которые ей следовало отбросить еще несколько месяцев назад.

Девушке нужно было отвлечься.

– Где он?

В узкий коридор вошла Тавия Сайн. На ее бледных пальцах блестели серебристые повязки. Стальной рант ботинок напоминал скругленные лезвия. Короткие темные волосы прикрывали лоб и глаза, словно капюшон плаща.

Жаль, что эта девица ничего не знала о том, как драться – потому что выглядела она весьма подходяще.

– Смотрящий занят, – отрезала Карам.

– Чем занят?

Карам пожала плечами.

Ее не интересовали грязные делишки Уэсли. Какие бы тайны у него ни водились, криминальный лидер мог оставить их при себе. Он заслужил это право.

В конце концов, именно Уэсли разглядел способности Карам, когда она только-только приехала в Крейдже и дралась на подпольных рингах в трущобах. Он убедил прежнего смотрящего дать девушке шанс и поставить охранять двери. Когда Уэсли сам стал смотрящим, то взял ее в свои личные охранники. Вместе с ним Карам поднялась до самого верха. Ее долг перед ним был больше, чем она признавала даже перед самой собой.

Тавия зарычала и двенадцатью тяжелыми шагами преодолела коридор. Она оберегала левую ногу, хотя и на правую старалась наступать полегче. Фокусница при этом морщилась. Ее рукава были закатаны. По белой коже, словно пятна акварели, расплывались свежие синяки.

Тавия действительно не умела драться.

Карам хлопнула ладонью по стене.

– Вернешься, когда тебе будет назначена встреча.

Тавия сердито зыркнула на нее, но этот взгляд не испугал Карам.

Проблема заключалась в том, что при всей своей черной магии и еще более черной помаде на губах Тавия была известна тем, что пыталась следовать морали. А мораль в Крейдже не уважали и не боялись ее.

– Отойди, – заявила Тавия.

– Уходи, – ответила Карам.

Воительнице уже надоело, что Тавия использует свою интрижку с Уэсли, чтобы добиться своего. Считает, будто это делает ее исключением из правил. И ошибается.

И сейчас Тавия сделала то, что сделал бы любой, кто зарабатывает себе на жизнь ловкостью рук: попыталась оттолкнуть Карам в сторону и пройти к двери.

А Карам ответила тем, что сделал бы любой, кто зарабатывает себе на жизнь избиением людей: ударила Тавию в лицо.

От удара фокусницу развернуло. Она оперлась ладонями о стену, с трудом перевела дыхание и попыталась выпрямиться. Девушка стояла спиной к Карам, не давая той увидеть последствия удара. Вероятно, у Тавии под глазом проявится фингал – в тон помаде, которую она достала из кармана.

Карам нахмурилась, когда Тавия щелкнула крышечкой тюбика и дрожащей рукой поднесла его к лицу. Потом чмокнула напомаженными губами. Звук получился неестественно громким.

– У меня нет на это времени, – сказала Тавия. – Ты пожалеешь о том, что попыталась остановить меня.

Хей реб, какой же смешной воякой она была: с раскладными ножичками в карманах, с разрезами под ногтями. Уличная девчонка с брошкой на плече, готовая покорить мир.

Воительница попыталась сдержать гнев. Саксони будет вне себя, если Карам убьет ее лучшую подругу.

– Ты не можешь мне угрожать, – хмыкнула Карам. – Полагаю, я просто вышибла из тебя остатки мозгов.

На щеке Тавии уже наливался темным цветом синяк. Она сложила губы в безэмоциональную улыбку и произнесла:

– Когда я тебя уложу, это будет твой самый крепкий сон за многие годы. Может быть, ты даже скажешь мне «спасибо» за это.

Карам едва не засмеялась.

– А потом Уэсли убьет тебя, если я не убью тебя сама. Мы обе знаем: его душа черна настолько, что чернее и быть не может.

Тавия одним рывком преодолела разделявшее их расстояние.

– У Уэсли Торнтона Уолкотта нет души, – сказала она и поцеловала Карам.

Та отшвырнула ее и сплюнула, глядя, как Тавия ударяется о стены коридора.

«Свихнулась», – подумала Карам.

Тавия свихнулась. Карам намеревалась убить ее за это. Сразу же после того, как вымоет губы и прополощет рот. Дважды.

Карам сделала шаг вперед, яростно утирая губы рукавом. И тут она споткнулась.

Ноги девушки внезапно задрожали и ослабели. И стали слишком тяжелыми, чтобы можно было оторвать их от земли.

– Постарайся не сопротивляться этому, – посоветовала Тавия. – Саксони убьет меня, если ты из-за этого покалечишься.

Похоже было, что Тавия хмурится. Однако Карам не могла разглядеть отчетливо. Коридор расплылся, затем снова вернулся в фокус – и начал вращаться, искажаясь и растягиваясь.

Карам почувствовала, как замедляется ее пульс. Когда же девушка попыталась осмотреться по сторонам, встряхнуть головой или собрать воедино многочисленные кривые отражения Тавии, глаза охранницы стали закрываться.

Она поднесла ко рту непослушную руку.

На кончике большого пальца остался мазок черной помады.

Серая магия. Черная магия.

Стоящая напротив Тавия с печальным вздохом спрятала тюбик в карман.

– Считай, что ты покойница, – выдавила Карам.

И упала.

Глава 7

Тавия

Тавия стерла помаду рукавом и переступила через тело Карам, рывком отодвинув занавесь перед дверью в кабинет Уэсли. Прижав ладонь к дверной пластине, она подождала. Черное стекло немного помедлило, вероятно, ощущая гнев Тавии, но в конце концов неспешно отъехало в сторону.

Первое, что открылось глазам Тавии – это Уэсли, примостившийся на краю стола. В руке он сжимал какие-то бумаги, брови юноши были нахмурены. Потом она увидела кровь.

На столе Уэсли лежал нож. Тавия отчетливо поняла: посредством этого оружия он сотворил что-то ужасное. На лице смотрящего оставалось слишком хорошо знакомое ей выражение: как будто ему не понравилось, что пришлось вставать для того, чтобы кого-то пырнуть. Или, быть может, королю преступного мира не нравилось то, что теперь придется отчищать кровь с ковра.

Уэсли поправил свой галстук-бабочку, как будто тот слишком туго сдавливал ему горло. Потом нахмурился еще сильнее, глядя на новые синяки, испещрявшие тело Тавии. Но когда он на краткую долю секунды встретился с нею взглядами, этого было достаточно, чтобы дать фокуснице понять: смотрящий не в восторге от того, что она не удосужилась постучаться.

– Мне нужна твоя помощь, – заявила Тавия.

Уэсли вздохнул. Однако дело было не в ней. Сейчас он совершенно не обращал на девушку внимания. Только когда его взгляд сместился, Тавия заметила: в комнате находится еще один человек. Фальк.

Неизменный крейджийский специалист по магическому оружию и заноза в заднице каждого фокусника. Трудно было понять, кому в Крейдже можно доверять, – однако легко сообразить, кому верить нельзя. Фальк был поганым пронырой. Глазами и ушами смотрящего – и любого, кто вознаградит его парой монет.

Мелкий ручной хорек Уэсли Торнтона Уолкотта.

Он давным-давно миновал рубеж выплаты жизненного долга и явно намеревался прожить остаток жизни под сенью Кривды, выстраивая своеобразную карьеру: от соглядатая до следующей должности в череде тех, что отделяли Фалька от звания смотрящего.

Возможно, ему удастся стать чистильщиком обуви при Уэсли.

– Мне нужно, чтобы эти гильзы были готовы уже сейчас, – сказал Уэсли.

Фальк кивнул:

– Я знаю, о чем вы просили, но…

– О, – произнес Уэсли. Потом повторил, как будто до него только что дошло: – О! В этом-то и загвоздка. Ты думаешь, будто я просил.

Уэсли взял со стола ножик для вскрытия писем. Лезвие блеснуло у него в руке.

– Если ты не можешь следовать простым приказам, Фальк, я найду кого-нибудь, кто на это способен.

Тавии не требовалось видеть лицо Фалька, чтобы понять: губы у него дрожат. Ее руки сжались в кулаки. У девушки не было времени на все это.

Она снова представила себе отметину на шее мужчины. Отметину на шее Саксони. Ту самую отметину, которую фокусница так часто видела внутренним оком – в кошмарах о смерти матери. Увидеть эту язву наяву дважды за один день – это напоминало кошмарный сон. Однако Тавия понимала: проснуться ей вряд ли удастся.

Она знала, что Саксони в опасности – и будь девушка проклята, если намеревается и впредь стоять в стороне и ничего не делать. Быть может, Тавия и не смогла спасти свою маму; быть может, она не сумеет помочь тому мужчине в камере – но свою подругу фокусница постарается вызволить из беды.

– Уэсли! – Тавия практически выплюнула его имя.

Смотрящий повернулся к ней – как будто вообще забыл о ее присутствии. Тавия заметила в уголках его глаз какое-то холодное выражение, которому не смогла найти определения. Но он сморгнул эту эмоцию и улыбнулся ей привычной хитрой улыбкой.

– Судя по твоему виду, денек удался, – сказал он. – Ты ведь не убила Карам для того, чтобы войти сюда? У меня нет времени на поиски нового охранника.

Тавия сердито взглянула на него. С каждой секундой она теряла терпение. Девушка знала, что на ее лице написано отчаяние. И Уэсли видит это. Не может не видеть.

– Фальк, – промолвил он, словно ощутив, что терпение Тавии на исходе. – Ты не оставишь нас одних?

Его ручного хорька не требовалось просить дважды.

Фальк практически выпрыгнул из кресла, мелко закивал и, пятясь, вышел из комнаты. Мужчина не сводил взгляда с Уэсли и ножика для бумаг, который тот вертел в руках.

Добравшись до двери, он бросил на Тавию взгляд – слишком самодовольный для того, кто пару минут назад едва не обмочил штаны при виде канцелярской принадлежности.

Дверь за прислужником со щелчком закрылась. Девушка не отрывала взгляда от Уэсли.

– Мне нужна твоя помощь, – повторила она, делая шаг к юноше.

– Да, – отозвался Уэсли, – я тебя слышал.

Огненный амулет, который Тавия выиграла у Саксони, жег ей ребра. Хотя фокусница спрятала его под подкладкой куртки, взгляд Уэсли был устремлен именно в эту точку – будто он каким-то образом чувствовал магию.

– Саксони в беде, – сказала Тавия. – Миростражники пришли за нами. Я даже не знаю, жива ли она сейчас – если вспомнить ее поведение.

– И это все? – Уэсли сунул руки в карманы, негромко вздохнув: – Я думал, случилось что-то серьезное.

Тавия без колебаний метнула в него огненный амулет.

Уэсли быстро извернулся. Талисман пролетел мимо него, ударившись о картину позади стола. Уэсли, нахмурившись, взглянул на разгорающееся пламя.

– Мне нравилась эта картина, – сообщил он.

«Вот ублюдок!»

Тавия выхватила из голенищ каждого ботинка по ножу. Однако Уэсли лишь откинулся назад, припав к крышке стола. За его спиной пылала картина.

– Рискну предположить, что ты не в том настроении, чтобы разговаривать по-людски, – заметил он.

– Все равно все твои слова – ложь!

– А я думал, тебе нужна помощь. Странный способ просить о ней.

Тавия прищурилась. Потом прокрутила ножи в руках. Как бы ни была зла, девушка испытала крошечное облегчение от того, что не уронила их.

Она поверить не могла, что Уэсли ведет себя так равнодушно – даже после ее слов. На кону стоит жизнь Саксони. Тавия поверить не могла, насколько далеко Уэсли ушел от прежнего себя – от того, с кем она дружила. Казалось невозможным, чтобы человек мог вот так взять и вывернуться наизнанку.

Как будто едва он убил старого смотрящего, то сразу после этого – бум! – как по волшебству, парень, которого она знала, исчез. Вместо него появился кто-то другой. А может быть, Тавия просто заблуждалась. Возможно, тот парень с самого начала являлся иллюзией.

– Просто чтобы тебе стало ясно, – произнес Уэсли. – Я не твой мальчик на побегушках. Я твой смотрящий. У меня есть город, которым надо управлять. Прямо сейчас спасение твоих друзей – отнюдь не моя главная задача.

– Ты прав, – отозвалась Тавия, нацеливая ножи. – Я не в настроении разговаривать.

Она бросилась вперед, готовая, если понадобится, силой отвести Уэсли в мироучасток. Девушка ни за что не могла оставить Саксони страдать в камере, как это произошло с Дэниелом Эмильсоном.

Но Уэсли встретил ее не оружием. Юноше понадобилось не больше секунды для того, чтобы взмахом руки отправить навстречу Тавии волну магии.

Одним текучим движением руки Тавия с зажатыми в них ножами оказалась отброшена назад. Она споткнулась, выругалась и снова метнулась к нему.

Уэсли вскинул обе ладони. Девушка оказалась недостаточно быстра. Всплеск энергии охватил ее. Незримая сила обвилась вокруг плеч, словно аркан, сдавив с такой силой, что девушка едва не закричала.

Она крутанулась на месте, освобождаясь от магии. Еще не завершив разворот, фокусница метнула оба ножа. Они с лязгом упали к ногам Уэсли. Смотрящий несколько мгновений хмуро смотрел на клинки. Тавия сжала кулак и ударила, но Уэсли легко уклонился, схватив ее за запястье и выкрутив так, что в конце концов девушка едва не рухнула на колени.

– Прекрати, – потребовал он.

Тавия пыталась вырваться.

– Отпусти меня, тогда прекращу.

– Верится с трудом.

Тавия фыркнула и ударила головой назад. Когда ее затылок встретился с носом Уэсли, девушка услышала хруст и ощутила, как кровь юноши брызнула ей на шею.

Уэсли выпустил ее руку и прижал ладонь к носу. Тавия ударила снова. Однако юноша все еще был невероятно быстр, хотя кровь стекала ему на губы. Он щурил глаза, стараясь справиться с болью.

Смотрящий с силой оттолкнул Тавию, а потом перешел в наступление. Протянув руку, он схватил девушку за воротник. Когда она попыталась пнуть юношу, ее ноги словно примерзли к полу. В дело снова пошла магия. Силы давили на нее, не давая сдвинуться с места.

Точно так же они сражались в детстве, испытывая свои новые амулеты и отрабатывая приемы.

Уэсли всегда брал верх, готовый к любой атаке, которую могла применить Тавия – какими бы хитрыми эти атаки ни были. Девушка не понимала, почему ее так удивляет то, что с тех пор ничего не изменилось.

В конце концов, именно Уэсли научил фокусницу всему, что она умела.

Тавия стала лучшей в этой игре только потому, что он перестал играть.

В течение нескольких минут Уэсли продолжал держать ее за воротник. Его залитое кровью лицо находилось в нескольких сантиметрах от лица Тавии. Потом парень вздохнул, выругался и оттолкнул ее. Отойдя к своему столу, он вытащил из кармана пиджака носовой платок и прижал к носу. За спиной смотрящего все еще потрескивало пламя. Уэсли прикрыл глаза, резко выдохнул и припечатал обе ладони к столешнице.

Огонь замерцал и угас.

– Я хочу, чтобы ты хотя бы раз сказал мне честно, – заявила Тавия, переводя дыхание. Говорила она так же тихо, как и Уэсли. Девушка старалась не смотреть на кровь, размазанную по его лицу. – Хватит вранья. Просто скажи мне прямо.

Уэсли снова хлопнул ладонями по столу. Когда парень поднял взгляд на Тавию, его глаза выглядели почти черными.

– Сказать тебе что?

Впервые за много лет его голос потерял всю тщательно выпестованную изысканность, которую Уэсли всегда старался поддерживать. В интонации появилось что-то от того уличного мальчишки, каким он когда-то был. Тавия проигнорировала это. Сентиментальность до добра никогда не доводила.

– Саксони выпила тот эликсир, который ты мне дал, – сказала она. – Ты знал, насколько опасно это зелье?

Несколько мгновений Уэсли медлил. Потом вытер платком верхнюю губу. Кровь уже начала подсыхать.

– Поверить не могу, что ты явилась сюда и затеяла драку только потому, что твоя тупая подружка выпила зелье, которое даже не подумала купить.

– Ты сказал мне, что я продаю счастье! Ты солгал мне.

Уэсли выпрямился.

– Я никогда тебе не лгал.

Он сказал это так, словно верил в правдивость этого. Как будто полагал, что если не видеть очевидного, это уменьшит его вину. Может быть, Глава и наплел парню что-то. Однако Уэсли отлично понимал, что все это враки, и все равно купился на них. И теперь пытался скормить их Тавии. Старался убедить девушку, что это вовсе не ложь.

– Ты же любимчик Главы, Уэсли.

Парень мрачно сощурился.

– Он что-то замышляет, – продолжала Тавия. – И ты действительно хочешь мне сказать, будто Глава не посвятил тебя в это?

Уэсли скривил губы.

– Я не приказывал тебе давать эту магию дружкам, – напомнил он. Потом сложил окровавленный платок аккуратным треугольничком и сунул в карман. – Тебе следовало слушаться меня.

Тавия подавила яростное желание швырнуть ему в лицо еще один огненный талисман.

– Это не игра, Уэсли. Моя мать…

Она умолкла. Уэсли нахмурился. Тавия много лет почти ничего не говорила о своей матери: время от времени у нее прорывалось несколько слов; несколько слезинок, несколько ужасных, судорожных воспоминаний. Уэсли удивился, что она заговорила об этом сейчас.

– Твоя мать – что? – спросил Уэсли.

Тавия сглотнула в попытке подавить дрожь в голосе.

– Это магическая болезнь, – сказала она. – Она вернулась.

Ни одного случая заболевания не возникало так давно, что она почти сумела забыть об этой хвори. Эпидемия магической болезни разразилась, когда Тавия была еще ребенком. Недуг распространился по всей Усхании. В те времена в бедных регионах было обычным делом очищать запасы воды при помощи магии. По сути, это оказалась не столько болезнь, сколько отравление магией, в избытке накопившейся в организме. А люди, не имевшие средств на свежую воду, купались в магически очищенной воде и готовили на ней еду.

Некоторые случаи заболевания были не особо тяжелыми: счастливчики отделывались головной болью и кровотечением из носа. Но если на теле появлялась отметина, надежды на выздоровление рушились. Магией нельзя вылечить передозировку магии.

Лекарства не существовало.

Спасти заболевшего было невозможно.

У него просто отказывали органы – один за другим.

Тот мужчина в камере должен был умереть из-за зелья, которое продала ему Тавия. Если и Саксони умрет, девушка не знала, что тогда сделает.

Уэсли моргнул, но и только. На его лице не отразилось ничего, кроме удивления.

– Что произошло, когда Саксони приняла эликсир? – спросил он.

– Она впала в безумие, – ответила Тавия. – Швырялась в меня магией так, будто хотела убить. Говорила что-то о голосах в своей голове. И мужчина, которому я еще до этого продала флакон зелья, рассказывал то же самое. Прямо сейчас он сидит в камере, и у него на шее эта клятая отметина. Эликсир что-то сделал у них в головах. Можно отобрать у человека многое, Уэсли, но только не разум. Разум нельзя украсть и нельзя продать.

На нижней челюсти Уэсли задергалась мышца.

– Я уже сказал тебе: я этого не делал, – произнес он. – И ты уверена, что видела эту отметину?

– Я могу узнать ее где угодно, – заверила Тавия. – И понадобился всего один флакон зелья, чтобы они заболели. Вот насколько оно сильное. Я не знаю, сможет ли Саксони оправиться – или же она прямо сейчас умирает где-нибудь в камере по соседству с тем человеком.

Уэсли слегка приоткрыл рот. Тавия заметила складку у него на лбу, но потом юноша выпрямился и придал своему лицу спокойное выражение. Сделав вдох, он шагнул было вперед, но сдвинулся всего на несколько сантиметров, а потом замер.

Уэсли ничего не сделал и не произнес ни слова. Тавия не знала, почему она ожидала от него чего-то иного.

– Саксони – не мошенница, – произнесла она. – Она не заслужила такого.

Выражение лица Уэсли оставалось отстраненным. Юноша стоял совершенно неподвижно.

– Конечно не заслужила, – согласился смотрящий. – Плохое случается только с хорошими людьми.

Тавия почти готова была поклясться, что расслышала в этих словах затаенный вздох. Это вызвало у нее желание возненавидеть Уэсли. Честно говоря, девушка всегда хотела ненавидеть его, но сейчас это желание проявилось острее, чем когда-либо прежде. У Уэсли не было ни друзей, ни родных. Тавия чувствовала себя дурой из-за того, что поверила, будто может стать ему другом.

– Я должна узнать, все ли в порядке с Саксони, – сказала она. – Если ты не поможешь мне, я просто сделаю это сама. Я сожгу мироучасток дотла, лишь бы освободить ее.

Тавия развернулась. Куртка парусом вздулась у нее за спиной. Но не успела девушка сделать и шага, как Уэсли дернул ее назад – он был проворнее любого фокусника.

Девушка посмотрела на свое запястье, плотно охваченное его сильными пальцами. Уэсли холодно, оценивающе взирал на нее. Фокусница всматривалась в юношу в поисках какого-нибудь знака, свидетельствующего о его намерениях. Подергивания мышцы на челюсти, медленного движения кадыка, когда он сглотнет всухую – быть может, во рту у смотрящего так же сухо, как у самой Тавии. Выражения вины или чувства ответственности за то, о чем он только что узнал.

Как обычно – ничего.

Уэсли из тех книг, которые всегда оставались закрытыми.

Когда-то он был просто мальчишкой – таким же фокусником, как Тавия. Они росли, изучая одни и те же трюки и вместе создавая мошеннические устройства. Даже когда Уэсли привлек внимание прежнего смотрящего и стало ясно, что он выбрал преступную карьеру, Тавия продолжала тешить себя мыслью о том, что они навсегда останутся друзьями. Родными друг другу. Что где-то под жесткой оболочкой всегда будут сохраняться потаенные останки морали. Но взбираясь на самый верх, Уэсли оставил Тавию позади и внизу. Вскоре девушка поняла: его оболочка вовсе не была скорлупой, под которой смотрящий что-то скрывал. Это оказалась просто грязная корка – засохшая глина с тех могил, которые он вырыл во имя Главы.

Тавия медленно убрала руку Уэсли со своего запястья. Несколько мгновений он смотрел на нее. Потом равнодушно сунул руку в карман.

– Угрозы – это все равно что обещания, – произнес он. – Не кидайся угрозами, которые не в силах исполнить.

– Я не оставлю Саксони умирать вот так!

Уэсли вздохнул. Татуировка у него на шее дрогнула.

Тавия представила себе широкие линии, которые тянутся до самых кончиков его пальцев, растекаются по груди и огибают шрам на плече. Здания и улицы Крейдже, густо-синими чернилами изображенные на его коже. Фокусница вспомнила, как юноше накалывали эту татуировку – она присутствовала при этом. Они оба тогда были еще детьми. Тавия, затаив дыхание, следила, как на его спине вырастает город.

– Хорошо, будь по-твоему, – сказал Уэсли. – Мы пойдем спасать твою подружку.

Потому что, похоже, никто не был готов окончательно разорвать последнюю тонкую нить дружбы, которая все еще связывала их.

Глава 8

Уэсли

Уэсли не любил людей – многие из них постоянно пытались его убить. И юноше казалось немного странным спасать кого-то из тех, кто желал ему смерти. Быть может, Саксони и была подругой Тавии, но к поклонницам самого Уэсли девушка явно не принадлежала.

Разгорался день. Ночь соскальзывала с небес, точно шелковое покрывало с кровати. В такое время город больше всего нравился Уэсли: когда было еще недостаточно светло, чтобы озарять все злые и неправедные деяния, которые здесь вершатся. В утреннем свете Крейдже выглядел истинной обителью всех чудес и ужасов, собранных с разных концов света.

Уэсли посмотрел на мироучасток. Тот, вероятно, можно считать одним из самых унылых зданий в городе. Оно было окрашено желтой краской – когда-то, давным-давно. Сейчас эта краска осыпалась с внешних стен, шла трещинами вокруг окон и была покрыта грязными потеками ближе к пологой двускатной крыше.

Оно располагалось за мостом, разделявшим город. Здесь мечтатели резко трезвели, а небо над крышами становилось цвета застарелой ножевой раны. Сюда никогда не ходили туристы, потому что в ущельях мертвых улиц царила темнота – даже когда солнце стояло в зените. И эту темноту нарушали лишь вспышки магии и огоньки сигарет.

После наступления ночи мало кому захочется пересекать мост. Однако если вам нужно это сделать, лучше держитесь подальше от ущелий.

У входа в участок торчало несколько миростражников. Они мрачно взирали на Уэсли. Их руки уже тянулись к талисманам подавления, подвешенным к ремням. Уэсли повернулся к Тавии. Стена, за которой прятался призрак его былого «я», сейчас стала еще выше, чем когда бы то ни было.

– Стой сзади и молчи, говорить буду я, – бросил он девушке. Тавия закатила глаза и прошла мимо Уэсли, направляясь вперед – как будто и не слышала его слов.

Упаси ее Сонм Богов слушать его речи.

Когда они вошли в участок, время словно остановилось. Все миростражники, сидящие за рабочими столами, подняли головы. Те, что куда-то шли, замерли на полушаге. Они словно ощутили особого рода неприятность, которая только что вошла в здание и которую там вовсе не ждали.

– Что ты там сказал насчет «стой и молчи»? – спросила Тавия. – Если бы взгляды могли убивать…

Уэсли поправил лацканы пиджака.

– Мы не сделали ничего плохого при входе сюда.

Конечно, это являлось правдой. Однако сейчас он далеко не был в этом уверен – едва ли не все миростражники Крейдже смотрели на юношу весьма недобрыми взглядами. И все же обязанностью Уэсли как смотрящего было проследить, чтобы закон и те, кто этот закон нарушает, продолжали сосуществовать в гармонии. Парень вполне мог это обеспечить: не зря же он пополнил карманы такого количества миростражников.

Возможно, они и ненавидели его – но совесть у стражников была не так уж чиста.

– О, вы только посмотрите, – послышался чей-то голос. – Это же щедрый молодой смотрящий!

Человек, сказавший это таким мягким тоном, какой вряд ли можно ожидать в приемной мироучастка, вышел вперед и одарил Уэсли приветственной улыбкой.

Уэсли немногое способно удивить – и менее всего люди, которых можно было встретить в мироучастке. Благодаря своему легиону шпионов и доносчиков он знал почти все тайны Крейдже. И все же юношу застало врасплох появление перед ним вице-дуайена страны, за спиной которого маячил телохранитель.

– Мы ожидали вас, мистер Торнтон Уолкотт, – продолжил вице-дуайен Краузе.

– Это объясняет столь теплый прием.

– О, уверяю вас, мы все польщены тем, что наконец-то воочию узрели смотрящего Крейдже.

Уэсли поправил галстук.

– Предположительно смотрящего. Я здесь лишь затем, чтобы забрать кое-кого. Я и не знал, что окажусь в столь почтенной компании.

Краузе поправил свои очки.

– Жаль, что не могу сказать то же самое.

Несмотря на дружелюбный тон, держался он высокомерно. Это отнюдь не внушало Уэсли симпатии к вице-дуайену. Армин Краузе был политиком с головы до пят. Это заметно не только по его строгому костюму. У него был такой вид, словно ему никогда не приходилось испытывать чего-либо ужасного в жизни, и все творящееся на свете зло мужчина наблюдал лишь опосредованно – через людей, которых он не знал и знать не хотел, однако испытывал к ним искреннее сочувствие.

– Саксони работает в Кривде, – объяснил ему Уэсли. – Она моя подчиненная, и я хотел бы получить ее обратно.

– Я думал, что вы можете это сделать, – отозвался Краузе. – Но она все еще в лечебном изоляторе. Оправляется от некоего маленького заклинания.

Похоже, вице-дуайен считал это смешной шуткой.

– С ней все будет в порядке? – спросила Тавия. – Магическая болезнь не…

Краузе поднял руку.

– Она без сознания, однако с ней все будет хорошо. Воздействие было слабым. Магическая болезнь не прогрессирует, несмотря на появление отметины. Пара дней отдыха – и она поправится.

Тавия с облегчением выдохнула.

– Мне нужно увидеть Саксони.

– Боюсь, это невозможно. Я получил от дуайенны Шульце строгий приказ: при любом случае магической болезни держать больного на карантине, пока симптомы не исчезнут.

– Эта болезнь не заразна, – напомнил Уэсли, но Краузе не нуждался в напоминаниях.

– Когда речь идет о черной магии, предосторожности всегда необходимы.

Тавия шагнула вперед. Взгляд Уэсли скользнул по ее наряду – он знал, что в многочисленных карманах и неприметных разрезах этой куртки скрываются ножи.

– Я хочу увидеть свою подругу, – заявила Тавия. – И вы не остано́вите меня, несмотря на ваш красивый галстук.

Уэсли вовсе не считал галстук вице-дуайена красивым.

Телохранитель Краузе слегка отклонился в сторону. Уэсли не понравился жест, которым этот тип потянулся к своему поясу.

– Отойди назад, фокусница, – прорычал телохранитель.

Тавия бросила на него сердитый взгляд, явно намереваясь сказать что-то в ответ – вероятно, это привело бы к тому, что девушка тоже оказалась бы в камере, а столь интригующий разговор не получил бы продолжения. Но Уэсли оттеснил ее назад.

– Скажите, – обратился он к ровным швам костюма Краузе, – а дуайенна страны тоже здесь?

Хотя Уэсли еще не встречался с дуайенной Шульце лично, так сложилось отнюдь не из-за отсутствия желания. Она создала себе определенную репутацию, произнося на всех собраниях речи против черной магии и разработав программу помощи зависимым от магии, которых в просторечии именовали «маго́ликами». По всей Усхании на стенах рисовали портреты дуайенны: с торжественно воздетыми руками и подписью «Шульце за светлую страну». Она установила награду за сведения, ведущие к аресту смотрящих. Шульце основала хранилища, куда люди могли сдать свои темные амулеты – и при этом их никто ни о чем не спрашивал.

С момента своего избрания дуайенной Фенна Шульце взяла на себя задачу положить конец бизнесу Уэсли. И это делало всю ситуацию несколько более интересной.

– Дуайенна Шульце все еще находится в Йеджлате, – сообщил Краузе.

Это был один из более мелких центральных городов Усхании. Там незыблемо возвышались Палаты Правительства, и законы чаще издавались, чем нарушались. Все официальные лица работали там. Большинство из них вдобавок жили в этом городе, отчего местечко так и кишело политиками с неодобрительно поджатыми губами.

Уэсли было немного жаль Грету, смотрящую Йеджлата. Должно быть, ей приходилось тяжко скрываться в тенях, когда улицы города были так хорошо освещены.

– Дуайенна слишком занята, чтобы тратить время на осмотр всех жертв вашей магии, – продолжил Краузе.

– А вы, судя по всему, нет?

Краузе слегка прищурился. Уэсли не смог удержаться от улыбки.

– Мне странно, что она послала сюда своего заместителя ради столь тривиального случая.

Под словом «странно» Уэсли подразумевал также «меня это раздражает». Он не любил последним узнавать о чем бы то ни было. По сути, юноше не нравилось узнавать о чем-то и самым первым – особенно если это происходило в его городе.

– Вы не сможете забрать эту девушку, – отрезал Краузе. – Ее будут судить по всей строгости закона за нарушение уложений о темной магии.

– Ей плохо, – возразила Тавия. – Вы не можете держать ее взаперти.

Краузе вздернул подбородок.

– На самом деле, я могу делать все, что захочу.

Он коротко и насмешливо улыбнулся Тавии. Уэсли стиснул зубы. Но сейчас не время гневаться – время искать возможности.

– А если я предложу вам сделку? – поинтересовался Уэсли.

– У вас нет ничего, что мне бы пригодилось, смотрящий.

Уэсли придвинулся к Краузе поближе, чтобы его шепот не мог расслышать никто со стороны.

– Это не совсем так.

Телохранитель нервно сглотнул, однако не осмелился пустить в ход оружие или хотя бы притвориться, что сейчас это сделает. Пусть Краузе и являлся вице-дуайеном, но Уэсли – смотрящий, а Крейдже был его городом.

– Вы отдадите мне то, что я хочу, – спокойно и тихо продолжил Уэсли, – а я поднесу вам Данте Эшвуда на блюдечке.

Уэсли никогда прежде не бывал в комнате для допросов и слегка стыдился этого. Это считалось чем-то вроде необходимой ступени на пути к званию смотрящего, и он перескочил через эту ступень.

И все же отчасти парень был признателен за это. Помещение оказалось холодным и серым: сплошной грязный цемент, впитавший запах отвратительного кофе.

– Это действительно единственное место, где мы можем поговорить наедине? – спросил Уэсли. Он постучал по металлическому стулу. – Я мог бы потребовать хотя бы мягких сидений, учитывая мое щедрое предложение.

Тавия забросила ноги на стол.

– Я чувствую себя совсем как дома, – заявила она.

Краузе снял очки и начал протирать их безукоризненно-белым носовым платком. Быть может, он пытался тем самым избавиться от вида смотрящего и фокусницы, которые нагло сидели перед вице-дуайеном без наручников и оков. Или, возможно, он просто не желал созерцать грязь на башмаках Тавии.

– Вы сказали, что хотите потолковать без лишних глаз и ушей, – напомнил Краузе. – Прошу прощения, что не смог приготовить для вас банкет.

– Извинения приняты, – отозвался Уэсли.

Краузе резко выдохнул:

– Я был бы благодарен, если бы вы больше не оскорбляли меня, подбрасывая нам подобные загадки.

– Это не загадка, – возразил Уэсли. – У Главы действительно появилась новая магия. Именно ею и вызвана болезнь Саксони.

Тавия широко раскрыла глаза и повернулась к Уэсли. Лицо девушки стало еще бледнее обычного. Но первым заговорил Краузе:

– Да, мы это знаем. Она – не первый случай.

Это уже становилось интересным.

– Значит, Шульце послала вас в Крейдже, чтобы наблюдать за этой ситуацией, – сделал вывод Уэсли. Тавия встала и сдавленно рассмеялась.

– Послушайте, давайте вернемся немного назад. Такой вещи, как новая магия, не существует.

И она по-своему была права.

Существовала одна-единственная раса людей, которая могла изменять законы природы и создавать новую магию, сплетая слова в заклинания и вызывая бури средь ясного неба.

И предполагалось, что вся эта раса исчезла.

Ни новой магии, ни Мастеров никто не видел вот уже более пятидесяти лет по одной простой причине: Война Эпох. Кровавое восстание, после которого остались лишь жалкие крупицы прежде созданной магии, путешествующие из одной страны в другую в новых обертках.

Именно поэтому магия казалась чем-то пленительным и особенным, потому что в любой момент даже эти жалкие огрызки могли полностью исчезнуть.

– Будем рассудительны, – продолжила Тавия. – Ты хочешь сказать, что Эшвуд откопал Мастера, прятавшегося под каким-то камешком?

– Земля большая, камней в ней много, – отозвался Уэсли.

У Тавии отвисла челюсть.

– И ты знал об этом?

Уэсли почти услышал, как фокусница заскрежетала зубами.

«Она не понимает. И никогда не сможет понять».

Уэсли надавил на свои запонки, пытаясь заглушить этот голос.

По сравнению с его темной кожей рубашка Уэсли казалась белоснежной. Краузе с любопытством взирал на юношу.

– Я знал, что Эшвуд что-то задумал, – сказал Уэсли. Он старался говорить спокойным тоном, но его голос все равно был похож на острие ножа. – И теперь я знаю, что именно. Он уничтожит весь город этой своей новой магией, если мы ему позволим. Эшвуд рассматривает борьбу дуайенны Шульце против магии как атаку против него лично. И он готов сражаться.

Краузе поерзал на месте. Он пытался скрыть потрясение, однако застывшее выражение лица и немигающие глаза выдавали мужчину.

Все знали, что Эшвуд злодей, но, похоже, политики во главе страны не считали его достаточно безрассудным для прямого нападения на дуайенну. И это означало, что они совершенно не знают Эшвуда.

В отличие от Уэсли.

– Мы можем справиться с Эшвудом сами, – заявил Краузе. Это был настолько явный блеф, что Уэсли промолчал, позволив словам просто повиснуть в воздухе.

Он ждал, небрежным движением забросив в рот стебелек клевера. Парень смотрел, как растет раздражение Краузе.

Магия клеверного листа была слабой, почти несущественной. Она могла дать человеку не более десяти минут удачи. Но Уэсли просто нравился этот вкус. Вяжущая терпкость, словно у незрелого лимона. Он практически вырос на этом вкусе. При мысли об этом смотрящий осознал, насколько странно звучат слова о том, что он вырос на чем-то – как будто люди были растениями, которые цеплялись за любую возможность выжить; карабкались вверх, не в силах расти без надежной и постоянной опоры.

Уэсли не особо любил постоянные величины. Они не представляли интереса, не доставляли сюрпризов и были довольно опасны тем, что заманивали людей в ловушку повседневности. Впрочем, Крейдже был исключением. Это та постоянная величина, которую любил Уэсли.

Краузе опять заерзал. Когда Уэсли почувствовал, что терпение вице-дуайена на пределе, он наконец заговорил:

– Чушь. Я нужен вам. У вас нет выбора.

Краузе раздул ноздри.

– Только Консортесса Главы знает, где он находится. А я единственный, кто знает, где находится Консортесса, – продолжил Уэсли. – И к тому же у меня одного есть доступ к Консортессе. Я единственный, кому верит Эшвуд. И я явно единственный в этой комнате, у кого есть хоть капля мозгов.

– Эй, – вмешалась Тавия, – аккуратнее!

– Вы годами пытаетесь поймать Эшвуда, – напомнил Уэсли, все так же обращаясь к Краузе. – А сейчас его магия сильнее, чем когда-либо. Использовать Мастеров было незаконно даже до войны, но все эти забавные новые законы, принятые в мире после нее, дабы защитить их… Он не обращает на эти законы никакого внимания. У вас нет другого выбора, кроме сотрудничества со мной.

– И что вы получите с этого? – осведомился Краузе. – Почему вы вдруг обратились против него?

Ответ был прост: потому что Крейдже стал для Уэсли домом. Он слишком много времени потратил на обустройство этого города, чтобы сейчас позволить его разрушить. Крейдже считался чудом Северной Усхании. Его мостовые блестели серебром от просыпанной магической пыли. Уэсли испытал ни с чем не сравнимые чувства, когда занял должность смотрящего и сделал этот город своим.

Глава украл и уничтожил очень многое, в том числе и множество жизней. Уэсли просто стоял и смотрел, как это происходит. Время от времени он даже помогал Эшвуду. Но сейчас речь шла о родном доме Уэсли – единственном доме, который у него остался. Он был готов отдать за этот дом и деньги, и магию, и остатки человечности.

Иногда Уэсли казалось, что он не просто родился в Крейдже, а создан из этого города. Лучшие и худшие части родного места приняли форму человека – и этим человеком являлся он сам.

Уэсли ни за что не позволил бы Эшвуду отобрать у него все. Юноша не допустил бы, чтобы тирания старика растоптала этот город.

– Полагаю, во мне проснулось человеколюбие, – произнес Уэсли. Краузе сухо рассмеялся:

– Когда Эшвуда не станет, необходимость в смотрящих отпадет. Вы сами роете себе яму.

Эта мысль уже посещала голову Уэсли.

Дуайенна Шульце хотела изгнать черную магию из Усхании. Она желала убрать Данте Эшвуда не меньше, чем этого хотел сам Уэсли. Но всегда существовал шанс, что правительница пойдет дальше первоначальной цели.

Сейчас она воюет с черной магией. Но что, если завтра Шульце обратится против всей магии вообще?

Шульце вселяла в сознание людей легкую паранойю: сомнения в том, какая магия правильная, а какая может считаться неправильной. Да, дуайенна сделала улицы более безопасными и тем самым завоевала некое доверие. Это заставляло Уэсли беспокоиться: а что, если она в конечном итоге желает превратить Усханию в какое-нибудь научное государство – наподобие Навстрио, где магию отвергли в пользу науки и техники? Парень явно не захочет жить в таком мире.

Уэсли сунул руки в карманы – в знак того, что следующее его предложение не следует скреплять рукопожатием. Оно не подлежало торгу. Существовал единственный способ надежно защитить Крейдже и сохранить его таким же полным чудес, каким он был сейчас.

«Ты, как обычно, умен, мой мальчик», – проворковал призрачный голос.

– Я хочу, чтобы вы дали слово, – произнес Уэсли, – что когда я свергну Эшвуда, я стану Главой.

Тавия, сидящая рядом с ним, замерла. Уэсли заставил себя не смотреть на нее.

– Зачем нам менять одного мошенника на другого? – поинтересовался Краузе.

– Я – меньшее зло. – Уэсли пожал плечами. – И я хочу обсудить условия для создания городов, свободных от темной магии. Я ослаблю свою хватку, если Шульце ослабит воинственный пыл и сочтет кое-какую магию законной в нашей стране. Она может сыграть в эту игру, как делают другие дуайены, и притвориться, будто ничего не было.

Краузе с протяжным вздохом откинулся на спинку стула.

Уэсли требовалась только свобода действий. Чтобы у него на хвосте не висели миростражники; чтобы парню не грозило постоянное преследование со стороны закона за все, что произошло с тех пор, как он встал на этот путь. Только некоторые поставки и то, что поможет Уэсли разорвать порочный круг, прежде чем зелье Главы хлынет на улицы и превратит их в пепел.

Краузе, похоже, размышлял над этим. Однако, насколько знал Уэсли, у официальных властей не хватало ни хитрости, ни связей для того, чтобы низвергнуть Эшвуда. Политики не были подготовлены к тому злу, которое ожидало их впереди – как бы они ни бравировали, пытаясь убедить его в обратном.

А вот Уэсли был готов.

Он знал Эшвуда. Знал весь потенциал нынешнего Главы. Это давало Уэсли исключительную возможность положить всему конец.

– Хорошо, мистер Торнтон Уолкотт. – Краузе подался вперед и облокотился на стол, сплетя пальцы. – Я поговорю с дуайенной Шульце и посмотрю, сумею ли убедить ее подписать это маленькое соглашение. Однако поставлять армию смотрящему мы не намерены. Это переросло бы в политический кошмар – особенно в том случае, если мы проиграем или если вы предадите нас и каким-либо образом поработите наших солдат. Все должно оставаться в строгой тайне. Только ваши люди, только ваши действия.

Уэсли кивнул:

– Несомненно.

– Тогда, если мы обсудили наши намерения и цели, полагаю, дело решено, – подытожил Краузе. – Вы убиваете Данте Эшвуда и прекращаете распространение его новой магии, а мы позволяем вам занять его место.

Он протянул ладонь. Уэсли молча пожал ее с ленивой улыбкой. Смотрящий чувствовал, как девушка-призрак в его голове с нетерпением и восторгом глядит в будущее.

«Так много крови впереди!»

Уэсли задержал руку Краузе в своей ладони и заставил призрачную советницу убраться в самый дальний угол его разума.

Он гадал: что, если после убийства Главы голос исчезнет навсегда? Уэсли очень на это надеялся.

Глава 9

Саксони

Саксони Акинтола не пользовалась своим настоящим именем, когда работала в Кривде. Поэтому девушка слышала это имя лишь в разговоре со своими родными, оставшимися в Ришии. Если это была беседа с отцом, Саксони лгала, будто переезд в Крейдже стал лучшим, что она могла сделать – поскольку девушка зарабатывает хорошие деньги, а все ее коллеги относятся к ней хорошо, честное слово. Кроме того, по имени к ней обращалась Тавия. Подруга произносила его с характерной усмешкой фокусницы. Или же Карам – проявляя таким образом нежность. Но Саксони почти всегда вздрагивала при звуке своего имени от Карам – она ненавидела то, каким мягким становился при этом голос охранницы. Их отношения будто сглаживали острые углы в характере Карам. Но именно эти острые углы и нравились Саксони. Лишь они могли обеспечить человеку безопасность в Крейдже. В итоге через некоторое время Карам перестала называть ее по имени.

Теперь Карам избегала вообще как-либо называть Саксони. Даже по прозвищам, хотя сама девушка была бы совершенно не против. Охранница никогда не произносила и то имя, которым Саксони пользовалась в Кривде и терпеть его не могла.

Девушки избегали прямых взглядов, но это уже было совсем другое дело.

Для всех остальных Саксони звалась Бренди. Напиток любили многие. Она обнаружила, что с таким именем может заработать неплохие чаевые: всякий раз, когда кто-то в зале выкрикивал: «Бренди!» – девушка с полным правом могла проследовать на зов.

И кроме того, прозвище «Самогонка» уже было занято.

По этим причинам Саксони никогда не слышала, чтобы ее имя звучало так часто, как в этот день.

«Саксони, с тобой все в порядке? Ты меня слышишь?»

«Саксони, давай я тебе помогу».

«Саксони, выпей воды».

«Саксони, ложись и отдохни».

Она очень любила Тавию и была признательна, что находится уже не в мироучастке, а дома. Но при этом Саксони обрадовалась, когда Тавия наконец ушла и оставила ее в покое.

Особенно потому, что еще раньше покинул девушку Уэсли. Юноша помог Тавии проводить Саксони до дома, а потом шмыгнул в угол, словно не знал, как в такой ситуации положено вести себя нормальному человеку, а не смотрящему.

Саксони растянулась на диване и потерла голову.

Ей стало намного лучше. Однако в затылке по-прежнему пульсировала боль, которая не оставляла Саксони с того момента, как она очнулась в мироучастке.

Ощущения становились неприятными. Именно поэтому Саксони в минувшие часы старалась не шевелиться.

Вздохнув, девушка положила на ладонь хрустальный шар. Из неяркого сияния на нее посмотрела ее бабушка.

Амджа Саксони была достаточно стара, чтобы помнить Войну Эпох. Шрамы на лице женщины переплетались с глубокими морщинами. Ее улыбка в солнечном свете казалась слегка печальной. Волосы у амджи были великолепного оттенка темной стали – почти одного цвета с глазами, сияние которых свидетельствовало о немеркнущей памяти, что хранит тысячи историй и глубокое знание магии.

Саксони любила ее больше, чем кого-либо еще в мире, ведь матери у девушки больше не было.

– Должно быть что-то еще, – настаивала амджа.

– Ничего нет. – Саксони поморщилась, когда пульсация в голове усилилась. – Я делаю все, что в моих силах, амджа, клянусь.

– Но этого недостаточно.

Тон амджи был напряженным. Бабушка не намеревалась быть грубой, да и Саксони знала, что устами бабушки вещает страх, однако слова все равно ранили, словно обвинение в чем-то ужасном.

– Ты уже долго пробыла в Крейдже, – продолжила амджа. – Иногда я беспокоюсь о том, что ты могла стать слепа к некоторым вещам. Порою мне кажется, что мы потеряли тебя, когда потеряли Зекию.

Сердце Саксони замерло при упоминании о младшей сестре.

Зекия пропала три года назад. Это стало причиной всего, что затем последовало, – причиной визита Саксони в Крейдже. Тогда она была благородной – по крайней мере, в какой-то степени – и невинной в том смысле, в каком это совершенно недопустимо здесь.

Саксони лишь хотела найти свою пропавшую сестру и собрать воедино разлученную семью. Однако в итоге девушка так и осталась здесь, движимая отчаянием и местью. Стала шпионкой смотрящего.

Она намеревалась узнать все, что сможет, о Данте Эшвуде и его слабостях. Сделать так, чтобы торговля магией никогда больше не причинила вреда родным. Это был долг Саксони: держать ухо востро и защищать свой народ даже на расстоянии, наблюдая за тем, как мошенники убивают и предают друг друга. И это было нормально – даже хорошо, – пока ее народ оставался в безопасности. Быть может, после войны все остальные забыли и продолжили жить дальше. Вернулись к тому, что смогли сберечь на пепелищах сражений. Они заново строили свое существование и о прошлом вспоминали лишь смутно – словно это все дурной сон, а не что-то, случившееся на самом деле.

Но эти люди не являлись Мастерами.

Они не провели пятьдесят лет, скрываясь в тени.

Старые Рода все еще помнили. Память семьи Саксони все еще не угасла. Их война не была окончена.

– Я отправляю доносы миростражникам Шульце, – поделилась Саксони. – Они забирают фокусников с улиц, как забрали меня. Уэсли поддерживает все это дело, а если его поддерживает Уэсли – значит, поддерживает и Глава.

– Ты должна быть осторожна, – напомнила амджа. – Если Данте Эшвуд и его смотрящий обнаружат твою истинную сущность, ты окажешься в великой опасности.

– Я всегда осторожна, – отозвалась Саксони.

И это по-своему являлось правдой.

Саксони была достаточно осторожна и доверила свою тайну только Карам и больше никому. Потому что Карам была воительницей из древнего рода, всегда защищавшего народ Саксони. И когда стало ясно, что Карам слишком многое извлекает из сосредоточенности Саксони на главной задаче, та постаралась благоразумно держать охранницу на расстоянии. Не слишком большом – ведь Карам оставалась Карам. Было больно прекращать отношения с нею окончательно, однако Саксони пыталась.

Она также соблюдала все предосторожности при передаче доносов миростражникам и тщательно следила, чтобы в эти ночи Тавия не работала на улицах – а если и работала, то на другом конце города. Подальше от того района, куда направлялись с облавой стражники.

Саксони была неизменно осторожна со всем и со всеми, кроме себя самой.

– Расскажи мне побольше об этом зелье, – попросила амджа.

– Оно было странным, – ответила Саксони. Никакое другое определение в голову не приходило. – Я не могу сказать точно, чем оно так выделяется, но ничего подобного я никогда в жизни не чувствовала. В моей голове звучали голоса, амджа. Они приказывали мне делать ужасные вещи. До меня доходили слухи, что это может оказаться новой магией.

Саксони не осмелилась сказать, что эти слухи сообщила Тавия. Девушка ни разу за все три года, что жила в Крейдже, не упоминала имени подруги. Амдже не следовало знать, что Саксони дружит с кем-то, кто торгует темной магией и заигрывает с определениями «добро» и «не совсем добро». Саксони не ведала точно, как бы амджа поступила с этими сведениями – и не хотела знать.

Точно так же уроженка Ришии не поведала Тавии о том, что она, Саксони, не просто девушка, работающая в Кривде и выполняющая все приказы Уэсли, а настоящая Мастерица, которая скрывается у всех на виду и следит за мошенниками Крейдже в ожидании новой войны.

Одному Сонму Богов ведомо, как бы отреагировала на это Тавия.

Саксони лгала почти всем. Это не дало девушке почти ничего.

– Если зелье Эшвуда – это новая магия, то мы обречены, – сказала амджа. – Если он снова собирает Мастеров, для нас не осталось безопасных мест.

Саксони не хотела думать об этом. Однако мысль о том, что Война Эпох велась впустую, что страдания, которые пришлось вынести ее амдже и несметному количеству иных Родичей, оказались напрасными… эта мысль была слишком ужасной, чтобы ее удалось игнорировать.

Прошло пятьдесят лет с тех пор, как подпольная торговля магией в мире стала организованной. Самые могущественные преступники поделили власть над этой организацией, собирая Мастеров, словно ценные диковины. С тех пор эти люди стали Главами, которых не могли остановить ни дуайены, ни принимаемые ими законы.

Война казалась единственным выходом.

Великие сражения прогремели во всех четырех странах – даже в немагическом Навстрио, когда Мастера восстали и объявили войну преступникам, которые желали использовать их. Эта война привела народ Саксони к уничтожению. Ее выжившие сородичи поклялись впредь жить под покровом тайны, защищаясь от мира. Но несмотря на то, что ее народ скрылся от людских глаз, магическая торговля продолжала процветать благодаря амулетам от Мастеров. Прежних Глав сменили новые, еще более жестокие.

Симран из Рениаля.

Аурелия из Воло.

Но не Эшвуд.

Данте Эшвуд из Усхании, каким-то образом ставший бессмертным за все грехи, сохранил свое положение и власть.

– Я могу ошибаться, – продолжила Саксони. – Слухи есть слухи – и ничего больше. Эликсир слегка спутал мои мысли, словно отрава. Но это все, что я сейчас могу сказать о нем точно.

Амджа кивнула, мрачно улыбаясь.

– Просто будь осторожна в своих поисках, – предупредила она. – Я не могу потерять и тебя тоже.

Саксони провела пальцами по поверхности шара – по лицу бабушки.

– Это не нам следует бояться, – заявила девушка, – а им. Им лучше бояться нас.

И она имела в виду именно это.

Саксони уже потеряла слишком много. Ей довелось увидеть смерть своей матери и младшего брата – а ведь тогда уроженка Ришии была лишь ребенком. А потом исчезла Зекия. Ее семья оказалась разрушена. Народ скрывался. Иногда мир становился слишком тесным для Саксони. Временами казалось, что цепляться уже больше не за что. Но если девушка потеряла все, то, несомненно, остается лишь обретать что-то новое – или возвращать прежнее.

А Саксони желала очень и очень многого.

Мира. Справедливости. Мести.

– Амджа… – начала было Саксони, но тут кто-то постучался – нет, заколотил изо всех сил – в ее дверь.

Отчаянно и громко. С такой силой, что Саксони не сомневалась: соседи этого не одобрят.

– Амджа, – повторила Саксони, когда стук усилился, – мне нужно идти.

Прежде чем бабушка успела ответить, Саксони пробормотала короткое заклинание разрыва связи. Затем спрятала хрустальный шар за коробкой со старыми магическими фокусами, хранившейся в буфете.

Саксони не знала, кого ожидала увидеть за дверью, но когда открыла и увидела перед собой Карам, ее сердце забилось немного быстрее.

Карам была по обыкновению прекрасна и очень-очень сердита.

– Я слышала, что тебя арестовали, – произнесла она. – Кого мне убить?

Саксони ухмыльнулась и распахнула дверь пошире, чтобы впустить девушку в комнату.

Она изо всех сил пыталась выкинуть из головы навязчивые слова и сосредоточиться на складке, залегшей между нахмуренных бровей Карам. Они же продолжали звучать в ее разуме, словно некое заклинание. Снова и снова – пока ничего больше не осталось.

Мир.

Справедливость.

Месть.

Глава 10

Уэсли

– Ты совсем рехнулся, – заявила Тавия.

Уэсли стоял перед ее домом, задумчиво изучая выщербленную дверь – по сути, это был просто кусок черного дерева, криво привинченный к дверной раме в совершенно неожиданных местах.

Можно было смело сказать: Тавия жила не в самой лучшей части города. В Крейдже имелись дыры достаточного размера, чтобы в них могли провалиться люди. Эти дыры маскировались под улицы, однако запах магии многое говорил тем, кто разбирался в этом деле.

Уэсли понимал – и потому ему ничего не стоило заявить, что Тавия обитает в настоящей дыре.

В ее дыре, конечно же, был дом. Но это все равно дыра. Она таилась среди небольшого скопления дешевых казино и баров, которые не могли сравниться с Кривдой ни по притягательности, ни по накалу страстей. Мрачная половина города по другую сторону моста: крошечные витрины здесь теснились бок о бок, а фонари светили странным оранжевым светом.

Общежития фокусников выглядели куда роскошнее и красивее – Уэсли следил за этим. Там были высокие сводчатые переходы и потолки с чернеными балками, в то время как жилье Тавии было менее… ну, оно просто меньше. Однако она переехала сюда из общежития, как только Уэсли занял свою должность – вероятно, девушке не хотелось находиться перед ним в долгу.

– Знаешь, мне кажется, нам следует обсудить твое жалованье, – произнес Уэсли. Тавия непонимающе посмотрела на юношу.

– Что тут обсуждать? Просто повысь его.

– Хороший заход. Ты собираешься пригласить меня в дом?

Тавия распахнула дверь настежь с такой силой, что Уэсли пришлось выставить руку – иначе та ударила бы его прямо в лицо. Это с трудом можно назвать приглашением, но он все равно прошел в дом вслед за Тавией.

– Ты могла бы, по крайней мере, обзавестись ковриком у двери, – заметил он.

– Ты боишься занести грязь в мое жилище?

– Да нет, просто кто знает, что я вынесу отсюда на подошвах, когда буду выходить.

Этой фразой он хотел ослабить витавшее в воздухе напряжение. Но Тавия лишь взглянула на юношу так, словно ей хотелось убить его.

Сильнее, чем обычно.

– Просто не тяни и скажи мне, ради чего ты затеял это представление в мироучастке, – сказала она. – Тебя что, по башке стукнули или как?

Уэсли расстегнул пиджак и сел.

– С Саксони все в порядке? – поинтересовался он. – Ты долго оставалась с ней после моего ухода?

Тавия нахмурилась:

– Ты неплохо притворяешься, будто тебе есть до этого дело. Но повторяю: не тяни.

Уэсли неизменно удивлялся тому, как она сразу переходила к сути вопроса, отбрасывая запутанный клубок проблем, в которых не любила копаться. Девушка сразу добиралась до корней. Тавия отсекала неразбериху, сопровождавшую любую жизнь, и оценивающим взглядом смотрела насквозь, приступая к чему-то простому, что составляло сердцевину этой неразберихи.

– Ты знаешь, существует такая вещь, как тактичность, – напомнил Уэсли. – Ты не могла бы ей овладеть?

Тавия снова бросила на него непонимающий взгляд. Смотрящий вздохнул.

– Мои слова были сказаны Краузе всерьез. Остальные дуайены имеют свою долю и свой интерес от торговли черной магией в их странах, но Шульце слишком чистенькая, чтобы играть в эти игры. Поэтому Эшвуд намерен убрать ее с доски. В следующем месяце, когда покажется тень-луна, он намерен использовать власть этой луны для усиления магии Мастеров, которых собрал у себя.

Скептицизм застыл на лице Тавии.

– Эшвуд никогда не сможет провернуть это. Ему потребовалась бы… – Она умолкла, побледнев.

– Целая армия, – закончил за нее Уэсли. – Солдаты, готовые умереть за его дело. Как ты и говорила, эта магия пробирается в головы к людям.

– А болезнь? – спросила Тавия. – Как он сможет собрать армию, если эти люди начнут умирать?

Уэсли понимал: сейчас девушка думает не о Саксони, а о своей матери.

«Она уже мертва. Мертвые не в счет. Он создаст для тебя новый мир».

Уэсли поерзал и прижал пальцем запонку. Не сейчас. Он не может позволить призрачной советнице взять верх.

– Этот эликсир сильнее любой другой магии, с которой мы имели дело, – сказал Уэсли. – Но я думаю, большинство людей смогут пережить его воздействие. И кроме того, половина армии – это лучше, чем ничего.

– Значит, Саксони повезло, что она выжила?

Это совсем не то слово, которое выбрал бы Уэсли.

– Я уже говорил с другими смотрящими, – сообщил он. – Мне нужно было узнать, дал ли Эшвуд это зелье и им тоже, чтобы я мог прикинуть, насколько широко оно распространилось. Похоже, пока это происходит только в моем городе.

– И именно это тебя беспокоит, – хмыкнула Тавия. – Твой город. Что произойдет со всей остальной страной, тебя не волнует.

Это не было вопросом.

«Ты не знаешь, на что я готов ради победы», – сказал однажды Уэсли – еще до того, как живущая в его голове девушка стала призраком. Тогда парень имел в виду именно то, что говорил. Но сейчас его уверенность пошатнулась.

Мысль о том, что какому-то человеку действительно придется умереть ради победы Уэсли, не особо омрачала его совесть. Но это было совсем другое. Это дом.

– Мне кажется, ты больше не знаешь, что меня волнует, а что нет, – отозвался Уэсли.

– Мне кажется, я больше ничего о тебе не знаю, – парировала Тавия.

Это было честно, однако слова фокусницы от этого не становились менее едкими. Возможно, Уэсли и был ужасным человеком, но он почти не сомневался, что не настолько ужасен, как полагает Тавия.

– Ты прав в том, что хочешь дать отпор Эшвуду, – продолжила она. – Мы не можем позволить ему заразить половину города магической болезнью и использовать выживших как боевых марионеток.

«Бедная маленькая сиротка, – тихо засмеялся призрак в голове Уэсли. – Готова умереть ради ответов».

Уэсли сжал кулаки, встал и застегнул пиджак.

– Ты не пойдешь со мной, – сказал он Тавии. – Я предоставил тебе объяснения, а не предложение работы.

– Эй, постой.

Тавия выпрямилась так, что ее подбородок оказался на одном уровне с грудью Уэсли. Тот кашлянул и попробовал было пройти мимо нее, но Тавия преградила ему дорогу.

– Я не хочу сидеть сложа руки, в то время как люди умирают.

– Это Крейдже, – напомнил ей Уэсли. – Люди здесь постоянно умирают.

«И в основном от твоей руки».

Тавия фыркнула:

– Ты не хуже меня знаешь, каково это – потерять всех родных из-за магической болезни. И если я могу помочь в том, чтобы никто другой не заболел этой дрянью, то я помогу.

Уэсли вздохнул и провел пальцем по шраму на своем запястье. Лишь маленькая частица огромного сувенира родом из детства, о котором он был счастлив забыть. В отличие от Тавии, юноша не скорбел о потере родных.

Уэсли провел в Крейдже всю жизнь. Но прошли годы, прежде чем он начал замечать чудеса своего города. Долгое время от парня была скрыта и магия, и красота Крейдже, пока Уэсли не сбежал из дома и не сделался фокусником. Он родился в Крейдже, а потом родился заново, впервые увидев все волшебство родного места и став частью этого волшебства. Новая жизнь, свобода, приключения.

Уэсли не жалел о том, кем он стал сейчас. Смотрящий не был одержим сомнениями – чего нельзя сказать о Тавии.

В детстве он не знал, что такое любовь или спокойствие. Отец Уэсли достаточно часто предупреждал его об опасностях этого мира, чтобы ощущение безопасности стало опасной ловушкой. Уроки родителя были надежно вписаны в память Уэсли и начертаны на его шкуре. Юноша и за Главой-то пошел в свое время ради того, чтобы доказать: он не лишний хоть где-то – пусть даже и не в своей семье.

А теперь у него не осталось даже семьи, куда можно было бы вернуться и похвастаться своим нынешним положением. Как и сказала Тавия, магическая болезнь отняла все у всех – даже у таких людей, как Уэсли. Хотя иногда парень думал, что, возможно – даже вероятно, – его родные пережили эту болезнь. Не исключено, что он десятки раз встречался с ними на улицах, но они не узнали Уэсли, а он не удосужился даже опустить взгляд, чтобы посмотреть на них.

Быть может, они были рады его исчезновению.

Быть может, они стыдились того, что юноша вообще существовал.

Как бы то ни было, Уэсли не мог разделить боль Тавии.

– Ты добьешься лишь того, что тебя убьют, – сказал он.

– Это Крейдже, – повторила Тавия его слова. – Люди здесь постоянно умирают.

Уэсли сделал шаг назад.

Она вела себя нелепо. У парня был план – общая стратегия и бесчисленные варианты гипотетических действий, при помощи которых удастся низвергнуть Эшвуда. Но хотя Уэсли подготовился к войне и всем ее возможным последствиям, он не был готов к одному – участию Тавии в этом сражении. Пытаясь быть справедливой и хорошей, она добьется лишь собственной гибели. Но если Уэсли оставит ее действовать своими силами, девушка, вероятно, все равно погибнет.

Выигрышного пути не существовало.

Вздохнув, он сказал:

– Если я позволю тебе пойти со мной, ты должна будешь в точности исполнять каждое мое слово. Никаких попыток удрать и самостоятельно поиграть в героиню. И Эшвуда я убью сам.

«Осторожно, – предупредила его призрачная спутница. – Бешеных собак пристреливают».

Уэсли ослабил галстук, который внезапно показался ему слишком тесным.

– А разве нам не понадобится собственная армия, прежде чем мы сможем за это взяться? – спросила Тавия.

– Я прикидывал, каких фокусников можно задействовать, – отозвался Уэсли. – Но нам нужны не только люди, которых можно нанять. Понадобятся бойцы – верные, честные, наделенные нужной долей кровожадности.

С лица Тавии пропал малейший намек на улыбку, когда она обдумала слова Уэсли.

Боец, но не фокусник.

Убийца, но не предатель.

Тавия поморщилась.

– Скажи мне, что ты это не серьезно.

– Разве я не серьезен всегда и неизменно?

Она пригладила волосы и тяжело вздохнула.

– Сомневаюсь, что ты сможешь уговорить ее, – сказала девушка. – Карам – человек жесткий и даже грубый.

Уэсли лишь пожал плечами:

– Верность способна завести далеко.

– Кто сказал, что она тебе верна?

– Я говорил не только о себе.

Тавия пристально вгляделась в юношу.

– Что ж, – произнесла она так же решительно, как обычно. – Похоже, мы составили хотя бы первоначальный план.

И эти слова означали, что они снова стали единой командой.

Глава 11

Саксони

Саксони покрутила в пальцах четыре бокала и вздохнула при взгляде на помаду, испачкавшую ее кожу. Если девушка еще хоть одну ночь проведет в Кривде, убирая за этими подонками и маго́ликами, она точно сойдет с ума.

Саксони почти жалела о том, что эликсир не вывел ее из строя еще на пару дней – чтобы она могла немного отдохнуть.

– Бренди, – сказала одна из новеньких официанток, – тебя ждут в кабинете для важных персон.

– Меня, считай, нет, – ответила Саксони. – Скажи им – пусть возвращаются тогда, когда я не буду насквозь потной и измазанной в… – Она обнюхала свои руки. – …в земляничной помаде.

– Ну, нет, – возразила девушка, убирая упавшие ей на ключицу волосы. – Я им этого не скажу.

Саксони вздохнула и вытерла руки. Потом наклонилась, чтобы снять туфли на высоких каблуках. Их не было видно под подолом ее струящегося зеленого платья – любимого платья Саксони. Девушке нравилось, как оно колышется, когда она идет куда-нибудь – словно под ноги стелется ветер, неся ее через Крейдже. И еще это платье было зеленым. Саксони часто носила зеленое – если могла себе позволить. Этот цвет напоминал о доме, о лесах, где она выросла, о поросших плющом деревнях в центре Ришии.

Этот цвет успокаивал девушку, сдерживал ее внутренний огонь.

Саксони согнутым пальцем подцепила туфли за ремешки и босиком направилась к кабинету для важных персон. Она устала и была не в настроении развлекать пьяных посетителей. Если людям хватает наглости ошиваться в заведении после закрытия, то их не смутят и ее босые ноги – не больше, чем саму Саксони.

По сути, она направлялась в обставленную мягкими диванами комнату с твердым намерением заявить гостям о том, что все напитки – какие бы они ни заказали – уже закончились, как и ее терпение. И что уважаемым гостям лучше уйти, если они не хотят увидеть, какой боеспособный персонал предпочитает нанимать Уэсли.

Вот только когда Саксони вошла в кабинет и увидела, кто на самом деле ждет ее, то решила: эти гости не очень хорошо отнесутся к подобному заявлению.

– Вам что, нужен кто-то, способный вас рассудить? – поинтересовалась Саксони.

Угрюмое молчание, которым были встречены эти слова, дало ей понять, в каком направлении двигался разговор.

Карам, скрестив руки на груди, стояла рядом с диваном и делала вид, что находится вовсе не здесь. Девушка шагнула вперед.

Саксони помимо собственной воли улыбнулась.

Наряд Карам по цвету напоминал кровь, расплывающуюся в воде. Это было вполне привычно, однако Саксони не ожидала увидеть с девушкой этих двоих.

Во-первых, в кабинете находилась Тавия. Руки фокусницы закрывали черные перчатки без пальцев. На ногах были новенькие ботинки, которые Саксони сразу же вознамерилась украсть. Кривая улыбка, адресованная всем и никому, выдавала в Тавии фокусницу вернее любого наряда. Девушка возлежала на диване, подбрасывая складной нож словно дубинку. Но еще более необычным показалось Саксони присутствие второго человека. И отнюдь не потому, что после закрытия Уэсли полагалось не сидеть в Кривде, а заниматься своими пакостными делами и портить кому-нибудь жизнь. Однако сейчас на шее у смотрящего был повязан темный красно-коричневый галстук-бабочка. Это означало, что сегодня нечетный день. А по нечетным дням Уэсли Торнтон Уолкотт бывал странным.

– Бренди, – произнес он с густым, словно сахарный сироп, крейджийским акцентом, – я хотел бы, чтобы ты оказала мне услугу.

Саксони пришлось приложить немало усилий, чтобы не рассмеяться смотрящему в лицо.

Если что-то и можно с уверенностью сказать об Уэсли – так это то, что ему нравится быть вежливым.

Когда Саксони росла в Ришии, амджа часто говорила: вежливостью можно добиться чего угодно. «Убивай людей по-доброму», – повторяла она. Саксони подозревала, что Уэсли поднаторел в этом: вежливо, без грубости убивать людей. Быть может, он даже говорил «пожалуйста» и «простите меня», когда выполнял грязную работу для Главы.

– Почему ты называешь ее Бренди? – спросила Тавия.

– Это ее кривдинское имя, – пояснил Уэсли. – Чтобы посетители не знали настоящего имени. Большинство моих работников носят прозвища, разве ты не обращала на это внимания?

Тавия повернула голову и посмотрела на Саксони, приоткрыв рот.

– Ты никогда не говорила мне, что у тебя есть кривдинское имя. И что здесь тебя зовут Бренди. – Она сморщила нос.

– Я рад лишь, что она не назвалась «Кровавой Мэри», – сказал Уэсли. – Это испортило бы весь бизнес.

– И вообще, как ты себя чувствуешь? – спросила Тавия. Она изо всех сил старалась не смотреть на полускрытую волосами отметину на шее Саксони, а значит, вообще избегала взглядов в сторону подруги.

Саксони поправила свой воротник.

– А что, я так плохо выгляжу?

– Не хуже обычного.

– Хорошо. Но я все еще чувствую себя так, словно по мне прокатился поезд, если тебя это так волнует.

– Ну а я все еще чувствую себя так, будто по мне шарахнули кучей злобной магии, – парировала Тавия. Она, конечно же, шутила. Однако на душе у Саксони все равно было погано. – Не смотри так мрачно, – продолжила Тавия. – Поскольку я в ответ неплохо тебя приложила и оставила миростражникам. Мы в расчете.

Саксони ухмыльнулась, даже не пытаясь скрыть эту гримасу.

– Так ради чего мы собрались здесь этим странным дружеским кругом?

– Мы с Уэсли хотим, чтобы ты и Карам помогли нам убрать Главу, – заявила Тавия. – И дуайенна Шульце дает нам добро на это.

Саксони ждала пояснений. Однако в кабинете было тихо. Только штаны Тавии скрипели по обивке дивана.

Убрать Данте Эшвуда?

Саксони ждала возможности сделать именно это – если под словом «убрать» они подразумевали «низвергнуть, обрушив на Главу лавину огня и невыразимых мучений».

Однако чтобы Уэсли возглавил этот бунт и заключил союз с Шульце?

Саксони хотела спросить, что за игру он затеял и действительно ли смотрящий ожидает, что она будет в этом участвовать. Но спросила лишь:

– Мы обе?

– Вы с Карам идете в паре, – сказала Тавия и хмуро посмотрела на Уэсли. – Судя по всему.

Саксони не стала сдерживать улыбку. Ей понравилось, как это прозвучало.

– Купи одну мошенницу и получи вторую бесплатно? – уточнила она. Карам сложила руки на груди.

– Я не мошенница.

– А поскольку вы обе работаете на меня, то вряд ли это можно назвать «бесплатно».

Услышав слова Уэсли, Саксони смерила Тавию пристальным взглядом – слишком рассудительным для той, которая совсем недавно пыталась убить фокусницу.

– Ты действительно веришь, что он пошел против Эшвуда?

Тавия лишь пожала плечами:

– Враг моего врага…

– Глава – не враг Уэсли.

– Но Глава намерен подвергнуть опасности Крейдже, – сказала Тавия.

Уэсли откашлялся. Вид у него был несколько раздраженный.

– Может, вы перестанете обсуждать меня так, словно меня тут нет?

Тавия вздохнула, встала и подошла к Саксони, чтобы оказаться между нею и Уэсли.

– Он поможет нам спасти мир от Главы.

– Не нужно преувеличивать, – хмуро поправил Уэсли, занимая место Тавии на диване и забрасывая ноги на сиденье, как это делала она. – Я просто спасаю Крейдже.

– О чем это вы говорите? – спросила Саксони.

– Эликсир, который ты выпила, – это новая магия, – объяснила Тавия. – Позволяет в некотором роде управлять разумом. Эшвуд намерен использовать это зелье, чтобы создать армию и свергнуть Шульце. Когда появится тень-луна, он воспользуется ее силой и развяжет войну.

При упоминании тень-луны Саксони замерла.

Луна Мастеров.

Старые легенды гласили: первый из ее сородичей был создан под этой луной. Саксони не знала, правда ли это, однако ей было ведомо, что могущество тень-луны безмерно усиливает магию Мастеров. За всю жизнь Саксони эта луна появлялась в небесах считаные разы, заслоняя солнце и погружая мир во тьму. В эти минуты Саксони ощущала себя вечной. Ее магия, таившаяся так долго, обретала свободу.

– Если Глава может использовать силу тень-луны, значит, он снова собирает Мастеров, – заключила Саксони.

От одного упоминания всего этого вслух внутри у нее все заледенело.

Вот почему зелье показалось девушке таким странным – это действительно новая магия. Глава собирает немногих выживших Мастеров, словно редкие трофеи, и осмеливается использовать тень-луну – их самый священный дар, – чтобы собрать себе армию. Саксони затошнило.

Как будто и не было Войны Эпох. Словно ничего не значили все страдания ее народа, изгнанного, лишившегося всего, что он обрел – дуайены стран называли достижения Мастеров просто «эпидемией».

Зекия…

В памяти Саксони всплыло лицо сестры.

Зекия пропала несколько лет назад. Но что, если Саксони не смогла найти ее в этом городе – в том месте, где девочку видели в последний раз, – лишь потому, что Зекия все это время находилась в плену у Эшвуда?

Регалии Саксони пульсировали на груди – свидетельства ее способностей и достижений в Мастерстве, вытатуированные на коже серебряными символами на языке магии. И в такт им, словно боевой барабан, колотилось ее сердце.

Капля пота скользнула по щеке Саксони к уголкам губ – жгучая, точно лава.

Карам шагнула к ней, но Саксони подняла руку, останавливая ее.

Кожа Мастерицы буквально пылала. Если Карам коснется ее, то может просто сгореть в огне магии.

– С тобой все в порядке? – спросила Тавия.

Саксони попыталась подавить бурлящую внутри магию. Когда она заговорила, собственный голос показался девушке обжигающим, точно языки пламени.

– Почему вы считаете, что я могу помочь?

Уэсли медленно обошел Тавию.

– Глава думает, будто может создать себе армию в моем городе. Зелье, которое он называет «Лой», – лишь первый шаг к этому, – сказал он. – Мне не до разборчивости, ведь до тень-луны осталось лишь несколько недель. Я знаю, что Карам не оставит тебя в Крейдже без своей защиты.

– Не помню, чтобы я соглашалась тебе помочь, – возразила Карам.

Но Саксони знала, что девушка согласится. Пусть даже Уэсли любил подшучивать над тем, что его охранница верна только Саксони, они оба знали: Карам в такой же степени верна ему. Саксони это было ненавистно.

Она ненавидела то, что именно Уэсли отточил боевое мастерство Карам. Саксони было отвратительно, что тот, кого она терпеть не могла, обучал ту, к кому она питала теплые чувства. Карам будет сражаться в этой битве – и не только из-за Саксони, но из-за своей семьи, из-за смотрящего. Из-за того, кем она была и кем Уэсли ее сделал.

Саксони пыталась прогнать эти мысли прочь. Она старалась сосредоточиться лишь на звучании голоса Карам в надежде, что этот голос уймет ярость и пламя, полыхающие внутри – и тогда она сможет успокоиться и подумать. Но перед глазами у Саксони все плыло, когда она думала о своей сестре и о том, что та сейчас, возможно, находится в плену. А глядя на Карам, Саксони видела, как та разрывается между двумя людьми.

Саксони не могла контролировать свою магию – в отличие от Зекии. Ибо Зекия была полноводной рекой, а Саксони скорее вулканом. Именно поэтому Зекия, будучи на шесть лет младше, была избрана предводительницей ришийских Мастеров. Ее спокойствие и мудрость оказались необходимы для того, чтобы сделаться Госпожой.

Зекия была одаренной Мастерицей, а Саксони – стихийным бедствием, чья магия ждала лишь позволения, чтобы обрушиться на врагов.

Как же она, Саксони, была глупа и слепа!

Все это время она полагала, что сестра погибла или же прячется где-то по неизвестной причине – потому что боится быть Госпожой либо не хочет всю жизнь прожить в лесу, – в то время как на самом деле Зекия, скорее всего, провела все эти годы в когтях Данте Эшвуда.

Саксони казалось, что кожа вокруг ее регалий начинает плавиться. Магия буквально кипела под этими символами.

Ей нужно успокоиться и…

– Быть может, попросить Карам облить тебя водой? Или же мы сможем вести беседу дальше, не боясь, что ты прожжешь дыру в моем диване? – поинтересовался Уэсли. – Разве Мастерам не полагается управлять своей магией?

Пламя внутри Саксони угасло, словно огонек свечи. Ее кожа потеряла алый оттенок. Сила девушки померкла, не найдя применения и оставив горечь во рту. Саксони открыла глаза, чтобы встретить нетерпеливый взгляд Уэсли.

Смотрящий знал, кто она такая.

– Т-ты Мастер? – Тавия, очевидно, не была в курсе. Сейчас фокусница буквально заикалась от потрясения. – Ты мне никогда не говорила.

Саксони судорожно вздохнула. Когда она заговорила, голос звучал хрипло. Одна ее половина пыталась подобрать нужные слова, а вторая старалась не дать им сорваться с языка.

– Я считала, что не должна этого говорить, – произнесла девушка. – Видела бы ты свое лицо сейчас!

Тавия выдохнула, пытаясь избавиться от потрясения, – однако ей это явно не удалось.

– Так вот почему ты действовала так быстро, когда напала на меня в храме, – заключила фокусница, словно ее несколько утешало то, что Саксони сумела застать ее врасплох не из-за неуклюжести самой Тавии. – У тебя не было амулетов. У тебя была истинная магия. – Тавия слегка надулась, словно считая это жульничеством со стороны Саксони. Потом повернулась к Уэсли и спросила: – Ты знал?

– Я знаю обо всем, что творится в Крейдже, – ответил он. – Неужели ты думаешь, будто я согласился вытащить Саксони из мироучастка лишь потому, что она твоя подруга? Она – ценный ресурс.

– Она полная дура, вот она кто, – фыркнула Тавия. Саксони приподняла брови.

– Это грубо.

– В этом городе процветает торговля черной магией. Не самое лучшее укрытие для Мастера, – объяснила Тавия. – Тебя могли поймать.

Карам согласно кивнула:

– Именно это я ей и говорила.

«Ну, здорово. Теперь они объединились!»

– Она тоже знала? – Не в силах поверить, Тавия указала на Карам. Саксони проигнорировала ее жест и снова повернулась к Уэсли:

– Ты не выдал меня своему Главе.

– Как я тебе и сказал, ты – ценный ресурс, который я рад был придержать для себя. Если ты поможешь нам свергнуть Эшвуда, я останусь в долгу перед тобой. А если смотрящий перед тобой в долгу – это весьма немало. Почеши мне спину, и я почешу тебе.

Тавия состроила гримасу.

– Тебя и близко никто не подпустит к спине, а вдруг ты воткнешь в нее нож?

– Я сделаю это ради Зекии, – сказала Саксони прежде, чем успела остановить себя. – Я буду помогать, если ее освобождение станет нашей главной задачей, когда найдем Эшвуда.

Уэсли приподнял бровь.

– Нельзя ли узнать, кто это такая?

– Она моя сестра и наша будущая Госпожа, – объяснила Саксони. – Зекия исчезла три года назад. В последний раз ее видели в Крейдже. Я приехала сюда, чтобы вернуть сестру домой. Однако как бы усердно я ни искала, какую бы магию ни пробовала, она просто… бесследно исчезла. Но после всех твоих слов я пришла к выводу: сестру не удалось найти, потому что ее забрал Эшвуд. Зекия наделена огромной силой. Если Глава забирает в плен Мастеров, она, вероятно, стала одной из них.

Саксони ожидала, что это объяснение как-то затронет Уэсли. Однако тот лишь вздохнул.

– Послушай, я сочувствую тебе, – произнес он, хотя Саксони подозревала, что такая вещь, как сочувствие, смотрящему неведома. – Но меня ничуть не интересуют твои семейные дела.

Тавия наградила его взглядом, в котором отражалась такая же ярость, какую испытывала Саксони.

– И кроме того, – продолжил Уэсли, – я не думаю, что Мастера, работающие на Эшвуда, находятся в плену. Похоже, он считает, будто они поддерживают его идею нового будущего.

Это обвинение едва не заставило Саксони снова воспламениться.

– Ты ничего не знаешь о моем народе, – заявила она. Уэсли испустил протяжный вздох и хлопнул в ладони.

– Хорошо, если твоя сестра у Эшвуда, мы спасем ее. Убьем двух зайцев разом. Так ты согласна?

Девушка согласилась.

Для Саксони это был шанс сделать что-то по-настоящему, а не только шпионить за империей Главы, как приказала амджа. Ее бабушка и остальные Родичи, вероятно, боялись Глав и их магии. Но Саксони не боялась. Она могла все исправить. Вернуть Зекию домой и отомстить человеку, который разрушил ее семью.

Она могла сделать так, чтобы все встало на места.

Девушка способна спасти всех.

– Четыре мошенника против Главы – это не армия, – задумчиво произнесла Саксони. Карам оскорбленно фыркнула.

– Прекрати называть меня мошенницей!

Саксони ухмыльнулась:

– Но ты и правда сражаешься на ринге, где противников подбирают так нечестно, что мелкие парни всегда проигрывают.

– Я никогда не проигрываю, – возразила Карам.

– Но ты и не парень.

– Как бы то ни было, – вмешался Уэсли, – я могу собрать армию из фокусников. Однако если мы хотим свергнуть Главу, нам нужно найти его.

– Ты не знаешь, где он живет? – Саксони была немного потрясена. – А разве ты не можешь просто назначить ему встречу? Разве ты – не его любимчик?

Вид у Уэсли был такой, словно смотрящий изо всех сил сдерживался, чтобы не убить ее.

– Это так не работает, – пояснил он. – Всякий раз, когда я встречаюсь с Главой, это происходит по его желанию, а не по расписанию. Иногда он не связывается со мной напрямую по несколько месяцев – а если ты еще не заметила, у нас мало времени. До тень-луны остались считаные недели. Нам нужна Консортесса. Она единственная в мире, кто знает о его местонахождении. К счастью для нас, обитель Консортессы находится в Крейдже.

– А как мы получим от нее сведения? – Тавия похлопала складным ножом по ладони. – Вежливо попросим ее?

– Это ничего не даст, – отозвался Уэсли. Карам с хрустом размяла пальцы.

– Так разреши нам спросить ее невежливо.

– Я ценю твое рвение, но сведения о местонахождении Главы хранятся в глубинах памяти Консортессы. Они охраняются магией, – объяснил Уэсли. – Она не сумела бы поведать нам об этом, даже если бы захотела. Эти сведения можно получить, озвучив условную фразу. Консортесса забывает их, едва сказав.

– Сочетание амулета памяти и заклятия раскрытия. – Саксони сомневалась, вызывает ли это у нее отвращение или уважение, но в любом случае не могла признать такое сочетание умным способом.

Извращенный и запутанный способ, который могут позволить себе только люди, располагающие кучей денег и времени, но тем не менее умный.

– Так как же нам добыть их из памяти Консортессы? – спросила Саксони. – Нам понадобится…

Она остановилась на половине фразы, охваченная ужасным предчувствием. Коварная улыбка на устах Уэсли только усилила это ощущение.

– Потянуть за все нити, до которых сможем добраться, – закончил он. – Без всякой жалости.

Саксони побледнела. В кабинете стало ощутимо теплее от жара ее магии.

– Я ни за что не применю к Консортессе заклятие извлечения, – твердо заявила она.

Заклинания, вторгавшиеся в разум людей, относились к самой черной магии – наподобие той, какую сейчас использовал Глава. Той, распространение которой они пытались остановить. Заклятия извлечения вгрызались в память и прорывались сквозь мысли, пока мучения того, кто им подвергся, не становились невыносимыми. Амджа всегда называла это худшей разновидностью магии. Колдовство, способное обречь Род Саксони на еще более тяжкое проклятье, чем то, которое уже лежало на нем.

– Такая магия запретна, – сказала Саксони. – Она может свести Консортессу с ума.

Уэсли только вздохнул, дав понять: ему совершенно неинтересен спор о моральной стороне вопроса.

– Человек может сойти с ума только в том случае, если останется в живых, – отозвался он. – А я слыхал, что это бывает редко. Так что проблема решена. И кроме того, пока мы спорим, Глава вполне может убить твою сестру.

Глаза Саксони расширились.

– Ах ты, манипулятор, сукин…

– Осторожно, – предупредил смотрящий. – Ты переходишь на личности.

– Это и есть твой великолепный план? – осведомилась Саксони. – Превратить нас всех в убийц – таких же, как ты?

– Это не убийство. Это выживание.

– Использовать черную магию нелегко. Убить кого-то нелегко.

– Но это можно сделать быстро, – парировал Уэсли. – И это почти одно и то же.

Саксони сжала зубы и задумалась о возможности испепелить юношу одним только взглядом. Похоже, Уэсли пытается ее спровоцировать.

– Итак, ты готова войти в мою победоносную команду? – поинтересовался он. – В день, когда мы начнем действовать, сомнениям уже не останется места. Дом Консортессы охраняет пара дюжин стражников. Как только мы получим от нее то, что нам нужно, они могут напасть. Не то чтобы у них имелся хоть один шанс схватить нас.

Смотрящий произнес это без тени сомнения в голосе, потому что знал не хуже любого другого: если Уэсли что-то и умел хорошо, так это побеждать. Заслуживал он победы или нет – не важно.

– Итак, договорились?

Уэсли медленно приблизился к Саксони и показным жестом протянул руку, словно испытывая девушку. Проверяя, осмелится ли она пожать ее или нет.

Саксони прикусила язык с такой силой, что ощутила во рту вкус крови.

На большом пальце Уэсли туго сидело кольцо смотрящего. Печать Главы отмечала его, подобно клейму.

Если бы амджа видела ее сейчас, то сказала бы, что внучка лишилась разума.

Бабушка думала, что ничто – никакой повод или причина – не может являться достаточно веским для заключения подобной сделки. Никто из Рода никогда не встанет на сторону смотрящего – даже ради возвращения Зекии или свершения мести за все несправедливости, причиненные их народу.

Саксони приняла руку Уэсли.

– Я в деле, – сказала она.

Потому что Саксони была иной.

Потому что она не боялась.

Саксони готова была сделать все, лишь бы найти Главу и воссоединить то немногое, что осталось от ее семьи.

В том числе и убить Уэсли, как только он перестанет быть ей полезен.

Глава 12

Уэсли

Уэсли держал в руке пистолет. Перед ним на коленях стоял человек.

– Это подарок, – сказал Эшвуд.

Вот только шестнадцатый день рождения Уэсли миновал несколько месяцев назад. И кроме того, ему казалось, что это больше похоже на предложение.

«Прими это и отдай мне свою душу», – как будто твердили юноше.

На голове человека, поникшего у ног Уэсли, надет мешок. Рядом с Главой стояла девушка – этой девушке предстояло поселиться в голове Уэсли. Вид у нее был непоколебимо-спокойный. Девушка улыбалась разбитыми губами, как будто и не была закована в цепи. Улыбалась так, словно знала, что заберется в голову Уэсли и будет карать юношу за тот выбор, который он сейчас сделает.

Пистолет в руке Уэсли был костяным. Это название не причудливый термин, а самое что ни на есть буквальное определение. Из металла были сделаны только пули. Все остальное было серовато-белым, словно кончики пальцев Главы. Это часть человеческого тела, превращенная в оружие. На рукояти были выгравированы узоры, исполненные красным цветом – Уэсли решил, что это действительно может быть кровь.

Он перевел взгляд с пистолета на Эшвуда, потом на девушку. Та только сейчас начала понимать, насколько парень ужасен.

Когда с головы пленника сняли мешок, Уэсли ничуть не удивился, узнав в этом человеке своего смотрящего.

Одна сторона лица у человека была исковеркана страшным ударом. Старый шрам от ножа казался лишь щепкой среди этого месива.

– Уэсли, – произнес смотрящий, по-прежнему стоя на коленях. Похоже, он тоже не удивился. – Сделай это быстро, когда…

Прежде чем он заговорил, Уэсли нажал на курок: это оказался самый быстрый способ, какой он мог придумать.

Пистолет не издал ни звука.

Уэсли почувствовал отдачу и увидел вырвавшийся из дула дымок, а затем отверстие, возникшее посреди лба смотрящего. Однако не прозвучало ни грохота выстрела, ни приглушенного вздоха со стороны зрителей.

Лишь тихий стук – у девушки подломились колени. Она рухнула на пол.

– Другое будущее мне нравилось больше, – промолвила девушка.

Уэсли опустился на колени и закрыл глаза убитому, проведя пальцами по его векам. Потом снял кольцо с печатью с пальца прежнего смотрящего и надел на собственную руку.

Именно так уличные детишки превращались в уличных королей. Так фокусники становились смотрящими. Это был единственный способ выжить в мире – столь голодном, что слабых он пожирает целиком.

Не верь никому. Предавай всех.

Убей или будешь убит – всегда.

Перебрав всех фокусников в городе, Уэсли едва смог набрать пятьдесят человек, которым, вероятно – если заплатить достаточно, – можно доверять. Которые, возможно – если заплатить достаточно, – не замарают штаны, едва узнав о предстоящем деле. Люди, которых заинтересовало замечательное предложение смотрящего: свобода от жизненного долга, возможность начать с чистого листа и честная работа – и все это в обмен на одну крошечную услугу.

Сейчас они ждали юношу на станции возле старых железнодорожных путей. Туристы осматривали эти пути, словно диковинку. Была некоторая выгода в том, чтобы иметь в союзниках дуайенну: например, это давало возможность Уэсли и его фокусникам бесплатно и беспрепятственно отправиться из Усхании в страну Рениаль. Там можно было заполучить припасы и союзников.

Этот вид транспорта был не настолько роскошным, как плавучие поезда. Однако Уэсли привык играть теми картами, которые ему раздала судьба.

Юноша беспокойно пошевелился.

Приемная в обители Консортессы была чернильно-черной. Из огромных, во всю стену, зеркал на Уэсли смотрели его собственные пустые глаза. Сегодня настал один из тех немногих дней месяца, когда Консортесса находилась в Крейдже. Поскольку до наступления тень-луны оставалось лишь несколько недель, пора было действовать.

Сейчас или никогда.

– Что, если что-то пойдет не так? – прошептала Тавия. – Я не в настроении умирать сегодня. У меня не было времени подготовить речь, которую ты должен сказать на моих похоронах.

Карам бросила на нее скептический взгляд и сказала:

– Сейчас не время для шуток.

– Держи нос выше, – поддразнила ее Тавия. – Кому не нравится ограбление со взломом?

Взгляд Карам сделался сердитым.

– Это не ограбление. Мы ничего не собираемся забирать и тем более взламывать.

– Только головы, – кивнула Тавия. Саксони едва подавила смешок.

Уэсли вытянул руки и поправил запонки, потом мысленно выбранил себя за это. Но парень просто не мог больше выдерживать вид крошечной складки на манжете.

– Все пройдет как надо, – заверил он, стараясь, чтобы это не прозвучало словно молитва.

Кто-то откашлялся. Уэсли поднял взгляд на нависшего над ним секретаря.

– Консортесса примет вас сейчас, – сообщил Лейфссон.

Сделав вид, что расправляет пиджак, Уэсли сжал в кулаке талисман изменения и ощутил, как тот плавится и впитывается в его кожу.

Магия являлась языком, созданным из устремлений. Символы этого языка были начертаны желаниями и сформированы мечтами. Когда талисман растворился в коже Уэсли, ему не нужно было думать о том, чего он хочет. Юноша чувствовал, как это желание пробирается по лабиринту его разума, отыскивая местечко в самой середине.

Оно просто находилось там. Оно пряталось.

– Сюда, – сказал Лейфссон, закладывая обтянутую перчаткой руку за спину и указывая на зеркало. Поверхность его закружилась, подобно водовороту. – Приложите руку.

Талисман уже бежал по жилам Уэсли. Смотрящий старался дышать ровно, скрывая боль и не позволяя своим пальцам даже дрогнуть, когда кожа словно облезала с них. Вместо нее нарастало что-то другое.

Действие талисманов изменения длилось не более часа и завершалось дикой головной болью. Эти талисманы не просто давали человеку возможность выглядеть определенным образом – они в буквальном смысле меняли и перекраивали тело, сжигая то, что было, и создавая нечто иное.

Уэсли чувствовал, как пылает кожа под выжидательным взглядом Лейфссона. Парень ощущал, как оно переплавляется в новую форму. В голове точно били барабаны, пока все его существо приспосабливалось к новой, чуждой части. К коже, которая не была его кожей. К руке, которая не принадлежала юноше. Это был единственный способ помешать зеркалу прочитать истинные намерения Уэсли.

«Умный, умный мальчик».

Он поднес к зеркалу свою новую руку. Боль уже притупилась. Жжение сменилось зудом. Громовой стук в голове утих до едва различимого эха. Тело Уэсли приняло новую часть без малейшего труда – прямо-таки с распростертыми объятиями.

«Добро пожаловать в логово льва», – шептало оно.

Зеркальная дверь дрогнула под ладонью Уэсли. Отражение смотрящего исказилось, а потом выправилось. Стекло принялось считывать магию с его руки. Читать секреты, которые не были его секретами, и прятать куда-то в тайники для долгого хранения.

Когда Уэсли убрал руку, стекло растаяло.

Смотрящий постарался ничем не выдать облегчение, обернулся к остальным и коротко кивнул. Затем шагнул сквозь дверной проем – прямо в режуще-красную обстановку кабинета Консортессы.

– Уолкотт, – лениво и протяжно приветствовали его.

Консортесса возлежала на темно-красном диване. Высокомерное выражение лица женщины идеально соответствовало ее наряду. Она сделала глоток чего-то белого, точно молоко, и вздрогнула, словно напиток обжигал горло.

– Меня нечасто навещает самая ценная игрушка Главы, – произнесла она, вглядываясь в лицо Уэсли. Тот даже глазом не моргнул. – Чему я обязана подобным удовольствием?

Уэсли вынул из-за спины костяной пистолет. Он казался легким и идеально вписывался в изгибы ладони, когда Уэсли наводил его на цель.

– Это удовольствие принадлежит только мне, – произнес юноша и нажал на спуск.

Глава 13

Саксони

Едва пуля ударила в магический переключатель, в этот же миг словно разверзлись Огневрата. Саксони показалось, что ее голова вот-вот лопнет от одного только звука сирен.

Железная стена рухнула с потолка, перекрывая проем за их спинами. Свет начал равномерно мигать, то погружая комнату во тьму, то снова высвечивая красные тона обстановки.

Потом вторая стена отсекла окно, неподалеку от которого стояла Тавия. И другое – за спинкой дивана, где восседала Консортесса. Та выронила бокал. Он со звоном упал на пол. Все выходы были перекрыты. Уэсли со спутницами оказались в ловушке.

Стена напротив Саксони затряслась. Полки, заставленные спиртным, начали содрогаться. В конце концов бутылки посыпались на пол. По ковру разлетелись осколки стекла.

А затем комната начала смыкаться.

Стена содрогалась под собственным весом и скребла по полу, медленно наползая на них. С каждой секундой комната становилась все теснее.

– Что происходит? – заорала Тавия, перекрывая рев сирен.

– Протоколы безопасности, – ответил Уэсли и сунул пистолет обратно под пиджак.

– Ты знал, что стены начнут смыкаться, когда стрелял в охранную систему?

– Несомненно, – подтвердил он, покосившись на фокусницу.

Карам кинулась к наползающей стене и уперлась в нее всем телом.

– Тогда прошу прощения, – произнесла девушка, тяжело дыша от напряжения и ярости, – но какого духа в твой план вообще входила стрельба?

– Охранная система записывает любую магию и любые звуки. Если бы мы не вывели ее из строя, Глава узнал бы обо всех наших действиях. И кроме того, когда комната запечатана, ни один сигнал не пройдет ни внутрь, ни наружу. Включая предупреждения и сигналы бедствия. – Уэсли бросил многозначительный взгляд на Консортессу. – Любая магическая ловушка в ее мозгу, которую мы можем случайно задействовать, не способна никуда отправить сообщение.

Тавия навалилась на стену рядом с Карам.

– И какой нам от этого толк, если мы умрем?

– Готов поспорить на что угодно – кодовая фраза, отключающая протоколы безопасности, находится в голове у Консортессы, – заявил Уэсли.

Консортесса провела ладонью по своим коротко стриженным волосам, стирая пот с кожи, и плюнула на пол – к самым ногам Уэсли.

– Эта кодовая фраза нужна как крайняя мера на тот случай, если в ловушке окажется кто-то важный, – сказала она. – А вы к ним явно не относитесь.

– О-о-о, – протянул Уэсли, показным жестом приложив руку к груди.

Потом взглянул на Саксони.

Она уже знала, что должна сделать. Воображение девушки рисовало ей Консортессу, принявшую смерть от ее руки.

Жизнь за жизнь. Жизнь этой женщины – за местонахождение Эшвуда.

И черная магия, которая навлечет проклятье на семью Саксони.

– Не знаю, что вы задумали, но у вас ничего не получится, – произнесла Консортесса. – Ты убил нас всех, Уолкотт.

Уэсли кивнул так, словно для него это была не новость. Неожиданно Саксони захотелось, чтобы здесь оказалась ее амджа. Или Зекия. Сестра наверняка знала бы, что делать. Она подобрала бы правильные слова, нужную магию; не впала бы в панику, завладевающую Саксони.

По сути, Саксони испытывала сейчас желание убить Уэсли, прежде чем стены раздавят их всех.

– Если готова, действуй, – обратился к ней Уэсли. – Пусти в ход свою магию.

– И побыстрее, – пропыхтела Карам. Саксони смотрела, как пот со лба течет ей в глаза. Когда Карам отняла руку от стены, чтобы вытереть ее, стена продвинулась чуть дальше. Карам выругалась, покрепче уперлась ногами в пол, а руками – в наползающую на них стену.

Руки у Саксони дрожали.

Магия извлечения была ужасна. Недаром Мастера запретили ее задолго до войны. Амджа говорила, что это искажение их дара. Оскорбление всего Сонма Богов и способ навлечь на себя вечную неудачу. Если Саксони сделает это, ее амджа и весь их Род обязательно почувствуют.

Она ощутила, как письмена на коже становятся горячими.

– Это убьет ее, – выдохнула Мастер. – И обречет на проклятие мой Род.

– А эта комната убьет нас, – парировал Уэсли. – Выбирай, что важнее.

– Саксони… – Карам стискивала зубы так, что они едва не крошились. – Ты должна что-нибудь сделать.

– Похоже, большинство не на твоей стороне, – заметил Уэсли. Он указал на Консортессу. Та побледнела, осознав свою участь.

Саксони покачала головой.

Убить Эшвуда – это одно: все равно, что выдавить гной из нарыва. Но убить черной магией Консортессу, хотя она всего лишь разменная фигура в этой игре? Это подвергнет опасности людей, о которых Саксони заботилась более всего.

Она пыталась спасти свою семью, а не найти новые и ужасные способы уничтожить ее. Эта магия была запрещена по веским причинам. Саксони не думала, что готова принять последствия нарушения священного закона.

Девушка не могла рисковать. Просто не могла.

– Во имя Сонма Богов! – воскликнула Тавия. – Отойди!

Она отпихнула Саксони с дороги.

– Что ты делаешь? – спросил Уэсли.

– Помогаю.

Тавия порылась в карманах в поисках подходящей магии и выругалась, добыв всего-навсего какой-то гипнотический амулет.

– Если бы это было так просто, я сделал бы это сам, – сказал Уэсли. – От наших талисманов здесь нет никакого толка. Нам нужен Мастер.

Тавия сжала амулет, позволив ему раствориться в ладонях.

– Просто заткнись и дай мне попробовать.

Она приложила пропитанные магией ладони к коже пленницы. Консортесса содрогнулась. Ее глаза закатились. Тавия действительно намеревалась попробовать это: соединить свой разум с разумом Консортессы при помощи амулета, вводящего в транс. Саксони не была уверена, гениально это или глупо, но в любом случае Тавия собиралась сделать то, что не смогла совершить сама Саксони.

– Быстрее! – закричала Карам.

Она навалилась на стену. Та подползала все ближе – сил одной Карам не хватало, чтобы остановить это движение.

Уэсли выругался, словно уже и забыл, что комната смыкается. Юноша сунул руку в карман. Когда же извлек ее снова, его ладонь была покрыта пылью. Смотрящий вытянул руку. Стена заскрежетала, замедляясь под давлением тела Карам. Но не остановилась.

Уэсли выругался снова. Потом пробормотал что-то куда более почтительным тоном. Саксони не расслышала, что это за магия, однако была уверена, что почувствовала ее. Чары проползли над нею и притушили пылающий под кожей огонь – всосали его, словно воронка.

Уэсли сжал кулак. Стена остановилась.

Юноша повернулся к Саксони. Из носа у него текла кровь. Девушка едва не ахнула. С каким демоном он заключил сделку, чтобы заполучить такую силу?

– Я не смогу сдерживать ее вечно, – сказал Уэсли.

– Я пытаюсь! – крикнула в ответ Тавия.

Она снова закрыла глаза и принялась раскачиваться всем телом из стороны в сторону, пока гипнотический амулет выстраивал мостик между ее разумом и разумом Консортессы. Но Саксони чувствовала, что эта сила – а точнее, бессилие – лишь едва-едва колыхала воздух.

Консортесса была ошеломлена, но оставалась в сознании. Как бы сильно Тавия ни желала того, чтобы эта магия свершила чудо, Саксони знала: чуда не произойдет.

Нельзя просто вломиться в чей-то разум при помощи амулетов, не сломив прежде свою душу.

Тавия отпустила Консортессу и посмотрела на Саксони взглядом, одновременно извиняющимся и молящим. Как будто она сожалела о том, что не смогла взять на себя эту ношу.

– Саксони…

Та вскинула руку и сказала:

– Знаю.

Так тихо. Так непохоже на воительницу, которой ей предстояло стать.

Саксони повернулась к Консортессе и заметила в ее глазах страх.

– Не надо, – попросила женщина, окончательно приходя в себя. – Пожалуйста, не надо!

Однако Саксони невозможно было уговорить. Девушка не желала делать того, что ей требовалось сделать, но иначе они все умрут. И если есть хоть шанс спасти Зекию, то Саксони должна пожертвовать любым, кто стоит у нее на пути.

Она уселась на Консортессу верхом и поднесла ладони к вискам женщины. Тело Консортессы дрожало под нею. Из глаза выкатилась слеза и потекла по руке Саксони, уже готовой действовать.

– Не надо, – повторила Консортесса.

Но Саксони не слушала ее.

Магия Саксони хлынула к Консортессе – словно река, не сдерживаемая ни берегами, ни отмелями, ни скоростью собственного течения. Их разумы стали лиманами, перетекающими в необъятность моря, которое бесновалось между ними. Приливы выдавливали воздух из их легких.

Саксони слышала всхлипы женщины у себя в голове. Слезы Консортессы текли из глаз Саксони, стоны Консортессы срывались с губ девушки. Ей хотелось кричать вместе с женщиной, но голос улетел куда-то к горизонту, отделившись от тела. Рвущийся из груди крик умирал среди безмолвия.

Что-то шероховатое и гибкое, словно змея, извивалось у нее в желудке, точно проползая по лабиринту. А потом оно принялось давить.

Оно выдавливало Саксони наружу и внутрь. Она плотнее прижалась к разуму Консортессы, пока змееподобная сущность не надавила с такой силой, что Саксони проломилась сквозь слои сознания, точно сквозь стены. Ее впечатывало в одну стену за другой. Девушке уже стало казаться, что они никогда не закончатся.

Ее голова треснула.

Саксони не нужно было видеть кровь, чтобы знать о ней. Мастер чувствовала, как теплая соленая струйка устремилась к губам.

И тут давление прекратилось.

Когда Саксони открыла глаза, реальность сместилась.

Разум Консортессы пах сигарами и дождевой водой. Воздух был настолько плотным, что им невозможно было дышать. Здесь было ничто. Бесконечность. Лишь крохотные кусочки реальности парили и дрейфовали перед Саксони, пока не образовали длинные гирлянды, свисающие у нее прямо перед носом.

Нити.

Уэсли говорил ей дергать за те нити, до которых девушка сможет дотянуться. Саксони задумалась, мог ли он вкладывать в эти слова буквальный смысл.

Она потянулась к одной из нитей.

Тьма завибрировала. Из ничего вдруг появился лес. Огромные деревья возникали из темноты. У них вырастали пальцы, которые превращались в ветви. Стволы были испещрены серыми пятнами. Листья один за другим краснели и опадали на землю. Саксони обнаружила, что сидит на скамье у края узкой дорожки. Эта дорожка вилась между деревьями, словно черта, проведенная мелом по земле.

Саксони мгновенно почувствовала отсутствие своей магии. Похоже, внутри разума не нашлось места для чудес.

Рядом негромко вздохнула Консортесса.

Эйрини Димитриу.

Теперь Саксони знала имя этой женщины и чувствовала: если приложить достаточно усилий, удастся узнать куда больше.

– В детстве это было мое любимое место, – сказала Эйрини.

Сейчас женщина была моложе. Волосы ее стали длиннее и светлее – даже длиннее, чем у Карам, – а неправедная жизнь еще не проложила морщины вокруг глаз. Эйрини откинулась назад и распростерла руки по спинке скамьи – так, что кончики пальцев скользнули по плечу Саксони. Посмотрев на нее, девушка увидела: глаза у Эйрини такие же красные, как листья в этом лесу.

– Это место не выглядит счастливым, – заметила Саксони.

– Здесь умерла моя мать. Полагаю, ее смерть омрачила это воспоминание.

Саксони сглотнула.

– Это не то воспоминание, которое я ищу.

– Ты ищешь не воспоминание. Ты ищешь карту.

Эйрини моргнула. От ближайшего дерева отделилось существо. Оно выскользнуло из ствола, вытянуло ноги из корней и отвалилось, подобно отрубленной ветке. Когда оно выпрямилось в человеческий рост, лес сделал вдох. Тысячи крошечных чудовищ, состоящих из света, вырвались на выдохе и ринулись к существу, окружая его защитной оболочкой.

Оно раскинуло руки – длинные, перекрученные и неровные, напоминая помесь человека с летучей мышью.

Световые чудовища послушно впитались в его кожу. Руки существа стали живыми и мерцающими. Оно взмахнуло ими, как птица крыльями, и воспарило на несколько метров над лесной почвой.

Не существо. Не просто существо.

Король чудовищ и магии.

Саксони встала.

– Что это?

– Ты хотела найти его, – отозвалась Эйрини. – Ты искала его карту.

Саксони наблюдала за порхающим по лесу существом. Его магия была настолько сильна, что у девушки возникло чувство, будто она снова тонет.

Данте Эшвуд.

Саксони не видела его лица, но однажды слышала болтовню фокусников о том, что этого лица не видел никто и никогда. Даже Уэсли. Тогда она не поверила им. Однако, видя это воплощение Главы, решила: слухи имели основание.

Дело даже не в том, что он никому и никогда не показывал свое лицо – скорее, у Эшвуда больше не было лица, которое кто-либо мог увидеть.

Это был человек, превращенный в кошмар. Человек, искаженный силой Мастеров, которых он похитил из их родных домов. Силой народа Саксони. Таких же людей, как ее амджа и Зекия. Вот что бывает с человеком, когда он играет с силой, не принадлежащей ему. Когда покупает и продает магию, словно вещь.

Эшвуд являлся самой магией, обращенной в безумие.

– Я хочу знать, где находится Глава в моей реальности, – сказала Саксони.

– Он здесь, – ответила Эйрини. – Здесь, там, везде.

Саксони злобно посмотрела на нее. Магия Мастера не имела силы в этом месте – однако это не означало, что она не могла забить Эйрини до смерти, если женщина не даст ей прямой ответ.

Карам кое в чем повлияла на нее.

– Я не понимаю, что ты пытаешься сказать мне, – прорычала Саксони.

– Я говорю тебе – убей его.

– Я это сделаю, если ты назовешь мне его местонахождение.

– Нет, – возразила Эйрини, – убей его сейчас.

Она указала на призрачное воплощение Главы, который так долго рыскал в думах Саксони безликой тенью.

– Убей его, если хочешь найти его.

Саксони без колебаний направилась к Главе и потянулась за ножом, который подарила Карам: в отличие от магии, оружие по-прежнему было при ней. Девушка подумала о том, куда нанести первый удар. Она вспомнила, как много раз наблюдала за Карам, калечащей людей в Кривде. Саксони подумала: это может стать хорошей тренировкой перед тем, как она найдет Эшвуда по-настоящему и сожжет его, словно ветхий лист бумаги.

Ей казалось, это будет хороший день.

Саксони не размышляла о том, что сейчас в первый раз убьет человека, потому что Глава не являлся человеком.

Он повернулся к Саксони. Капюшон его плаща был соткан из ветра, поржавевшего и разложившегося до осязаемости, как будто этот ветер пытался пролететь сквозь незримое лицо Эшвуда, да так и застрял.

Саксони попыталась посмотреть Эшвуду в глаза. Однако у него их не было. Выше шеи виднелось лишь размытое пятно – словно смутное воспоминание о чем-то, увиденном мимоходом. Саксони знала, что у Главы есть лицо – должно быть. Однако девушка не могла представить его – даже сейчас, когда стояла перед ним и обратила взгляд в ту точку, где должны были находиться глаза.

– Я собираюсь убить тебя, – произнесла Саксони. – И в этой реальности, и в другой.

Глава ничего не ответил – быть может, потому, что у него не было рта. Но Саксони заподозрила, что он просто не стал бы говорить с подчиненными Уэсли в какой бы то ни было реальности.

Помимо собственной воли – даже зная, что это не тот Глава; по сути, не тот, кого она ненавидела, и уж точно не тот, кто забрал ее сестру, – Саксони спросила:

– Ответь мне, что случилось с Зекией?

Глава рассмеялся – пусть у него не было рта, и мужчина не дышал, – но смех этот звучал настолько громко, что его услышали деревья и закачали ветвями, присоединяясь к веселью. Он смеялся над глупостью Саксони, над ее попыткой договориться с грезой и пригрезившимся существом. Над тем, что она дерзнула договариваться о чем-то с Главой. А возможно, он просто смеялся – ведь так положено злым созданиям.

Как бы то ни было, Саксони ударила его ножом.

Наступил момент блаженства. Он длился половину от половины секунды. Кончик лезвия коснулся той точки, под которой должно было находиться сердце Главы. Металл пронзил слой плотного воздуха, покрывающий тело Главы. Это было великолепно и чудесно. Саксони слышала, как в ушах у нее стучит пульс.

А потом лезвие замерло. Оно не пронзило кожу Главы. Не извлекло ни капли крови, ни судорожного вздоха из незримого рта.

Оружие не убило его.

Клинок уперся в грудь Эшвуда и сложился внутрь себя самого, оставив лишь рукоять.

Саксони отшатнулась назад.

– Этим не получится, – заметила Эйрини. – Попробуй что-нибудь другое.

– У меня больше ничего нет! – вскричала Саксони. – В твоем разуме нет магии.

Она почти ощутила, как Эйрини пожимает плечами.

– Похоже, что у Главы она есть, – возразила та. – Но я полагаю, ты можешь попробовать применить грубую силу.

Саксони резко выдохнула:

– А что, удар ножом не считается за применение грубой силы?

– Может быть, на этот раз тебе нужно воспользоваться головой, – посоветовала Эйрини.

Саксони взмахнула кулаком. Она метила Главе в лицо, но встретила лишь воздух. Эшвуд колыхнулся, словно ветка дерева. Девушка попыталась отдернуть руку, однако Глава схватил ее пальцами, похожими на птичьи когти. Мужчина сдавил ее с такой силой, что кости запястья выскочили из суставов, точно пробка из бутылки.

Кожа Саксони стала похожа на пепел. Из смуглого в серый, из серого – в ничто. Письмена на груди обжигали ее.

В памяти Мастера пронеслись картины прошлого – о том, как кричали ее мать и брат, объятые пламенем. Об отце и бабушке. О Зекии, когда та была еще ребенком.

Потом всплыло лицо Карам. Глубокие, словно пещеры, глаза. От кольца в ноздре тянется золотая цепочка. Темные губы растянулись в улыбке, которую она не в силах сдержать.

Хватка Главы усилилась. Образы один за другим угасли в памяти Саксони. Улыбка Карам исчезла. Как бы Саксони ни пыталась снова вспомнить ее, все было тщетно. Она не могла воскресить в памяти, как пахло от ее отца и какую молитвенную песнь пела амджа, чтобы заставить Саксони заснуть после смерти матери и брата.

Саксони извивалась в попытке вырваться.

Даже сейчас, даже здесь Глава отнимал у нее все. Не только ее кровь или ее магию, или даже саму ее жизнь. Он хотел забрать ее память. Желал вырвать ее мечты.

И тут до нее дошло.

Существо перед Саксони не было Главой. Это лишь иллюзия. Воображаемое чудовище. Но сама Саксони не была иллюзией. Она настоящая. Это означало, что она не связана правилами, которые устанавливал разум Эйрини.

Если она хочет смерти Эшвуда, нужно лишь пожелать это.

Саксони закрыла глаза.

«Воспользуйся головой», – советовала ей Эйрини.

Саксони представила себе кожу Главы и те создания, которые ползали под ней. Девушка вообразила, как эта кожа опадает, подобно истлевшей повязке, и облетает с костей. Крошечные световые чудовища уносятся прочь.

Она сто раз прокрутила в голове эту картину, представляя, как Глава кричит и мечется; как сквозь его безликость проступают размытые контуры боли.

Саксони так много раз повторила про себя эту сцену, что до нее не сразу дошло: его крики уже не были воображаемыми.

Ее глаза открылись. Она увидела, что Глава Усхании стоит на коленях. Кости Эшвуда почернели от магии. Кожа скручивалась и опадала, словно горящая бумага. Вокруг него роились светящиеся создания. Саксони чувствовала слабые разряды, когда они пытались сесть на нее. Однако девушка почти без усилий удерживала их на расстоянии. Заставляла смотреть, как их Глава рассыпается в прах.

Эйрини взяла Саксони за руку и промолвила:

– Хорошо. Теперь ты готова.

– Готова к чему?

Пальцы Эйрини сжались сильнее.

– К войне.

Деревья вокруг них клонились и дрожали. В конце концов шорох листьев стал громким и паническим, словно крик о помощи. Потом кусочки деревьев начали опадать – как прежде кожа Главы. Почва под ногами превратилась в светлый песок. Зелень вернулась к кронам, а прожилки листьев превратились в длинные иглы.

Вместо леса возник остров.

Саксони отшатнулась. Вокруг них море вздымалось в высоту на целые мили. Но незримая стена останавливала его за пределами острова, превращая в водяную завесу.

– Где мы? – спросила Саксони.

– В последнем месте, которое я когда-либо увижу. Мне оно представлялось именно таким, хотя я никогда здесь не была. Когда ты уйдешь, карта переместится из моего разума в твой. – Эйрини сглотнула. Этот звук оказался громче шума моря. – Ты заберешь ее, когда заберешь мой рассудок.

– Это укрытие Эшвуда! – ахнула Саксони. – Здесь он держит Мастеров!

Эйрини ритмично похрустывала пальцами. Щелчки напоминали тихие удары сердца.

– Когда вы придете в это место, ваши сожаления придут вместе с вами, – продолжила она. – Не дайте им запереть вас в ловушку.

– Наши сожаления? – переспросила Саксони. – Ты имеешь в виду, что нас ждет испытание?

Эйрини кивнула. Капля крови выскользнула из ее глаза, точно слеза.

– Ты можешь забрать меня с собой, когда покинешь это место? – спросила она. – Мне больше не нравится здесь находиться.

– Ты же знаешь, что это так не работает, – ответила Саксони.

Эйрини вдруг начала меняться.

Она склонила голову набок, рассматривая Саксони – и шея женщины треснула, заставив ее голову качаться туда-сюда, пока наконец ухо не коснулось плеча. На руке Эйрини неожиданно набух синяк.

Два.

Три.

Четыре.

Это были следы пальцев.

Саксони ломала ее.

С каждым моментом, который Саксони провела в разуме Эйрини, Консортесса распадалась на части. Здесь Саксони являлась чудовищем, пожиравшим то, что не следовало поглощать.

– Ты не можешь оставить меня. – Эйрини снова хрустнула костяшками. Когда рука сломалась, один палец выгнулся в обратную сторону.

– Дай мне пароль от охранной системы, – потребовала Саксони. – У меня мало времени.

– Время – это все, что у тебя есть. Это все, что тебе нужно. Неси его с собой, если хочешь выиграть в этой войне.

Саксони скрипнула зубами.

– Прекрати говорить загадками!

Эйрини улыбнулась. Весь ряд ее зубов осыпался на песок. Пламя ударило в землю между ними.

Саксони отскочила назад. У побережья могучие морские волны начали перекатываться через невидимую стену, осыпая брызгами песок.

Она не могла оставаться здесь. Разум Эйрини распадался. Если боль не заставит ее тело уступить, то безумие навечно запрет здесь Саксони.

– Пароль! – рявкнула девушка.

– Я уже сказала тебе. В этом месте нужно убить, чтобы получить ответы.

Позади древесные стволы качались, пытаясь вырваться из земли. Хрустальное небо начало содрогаться.

Не было времени колебаться или прислушиваться к своей совести.

Саксони знала, что нужно сделать.

Она уронила руку на плечо Эйрини, состоящее теперь из голых костей, а вторую руку протянула за кинжалом. Тем самым, который сломался о кожу Главы, но теперь чудесным образом восстановился вновь.

– Этот мир делает нас чудовищами, – промолвила Эйрини.

– Это не мир. – Клинок показался Саксони слишком легким. – Это люди, которые в нем живут.

Девушка задержалась на мгновение, сделала вдох и погрузила лезвие в живот Эйрини.

Консортесса рухнула на песок. Кровь выползала из раны, словно шеренга насекомых, оставляя черноту под ногтями Саксони.

– Да укажет тебе дорогу Сонм Богов, – прошептала девушка.

Эйрини потянула ее за руку, заставив опуститься на колени.

– Берегись своего прошлого, – произнесла она. – Дефт эс гурс.

Послышалась череда похожих на выстрелы ударов. Море хлынуло на остров, словно сквозь пролом в плотине.

А потом остров взорвался.

Он раскололся посередине, вырывая деревья из земли и отбрасывая песок с такой силой, что песчинки оставляли порезы на лице Саксони. Потом что-то снова сдавило тело девушки, оттолкнув ее назад, пока она наконец не поползла на четвереньках к разлому, не имея над собой власти.

Изломанное тело Эйрини лежало на земле. Даже поднявшийся ураганный ветер не мог сдвинуть его с места.

Саксони посмотрела на нож в теле убитой и успела пожелать, чтобы он снова оказался в ее руке – чистый, давно позабывший вкус крови, – прежде чем провалилась сквозь разлом в реальность.

Глава 14

Тавия

Тавия, конечно, отлично знала: у любого Мастера в кончике пальца больше магии, чем во всем ее арсенале. Однако увидеть эту силу воочию, в руках Саксони – совсем другое дело.

Саксони произнесла три слова. Всего три – и комната перестала смыкаться.

– Дефт эс гурс.

Стены отъехали на прежнее место. Железные балки, перекрывавшие все выходы, со скрипом исчезли в потолоке.

Воздух вновь стал свежим.

Тяжело дыша, Тавия осела на пол и отхлебнула спиртного из полупустого бокала Консортессы. Того самого, который стоял прямо возле мертвой руки женщины. Стены затряслись, словно от ужаса. Затем ударились одна о другую, пробив в боковой стене здания отверстие. Оно напоминало разинутый рот.

Саксони подошла к краю и тихонько присвистнула.

– Ты собираешься это сделать? – спросила Тавия.

– По крайней мере, я проделала дыру в стене, а не у нас в головах.

– Скажи мне, что ты узнала местонахождение Эшвуда, – потребовал Уэсли. Саксони кивнула.

– Путь до его острова лежит в моем разуме, словно карта.

– Значит, я оказался прав, поверив в тебя.

Уэсли достал свой пистолет и проверил заряды. Потом повернулся обратно к двери. Та вновь превратилась в зеркало, отражавшее весь сотворенный ими ужас.

Тело Консортессы лежало наискосок поперек дивана. Тавия видела кровь на щеке женщины и ее широко раскрытые обвиняющие глаза.

Уэсли навел пистолет на зеркало и выстрелил. Дверной проем брызнул осколками. Они посыпались к ногам Уэсли.

– Нам нужно уходить, – заметил тот. – Это лишь ненадолго задержит охранников Консортессы. Они найдут другой способ войти сюда.

Тавия встала, стараясь не смотреть на труп.

– И как нам выбраться? – спросила она. – Другого выхода нет.

Уэсли указал на зиявший в стене пролом.

– Ты читал слишком много детских сказок про Мастеров. – Саксони выглянула в дыру и посмотрела на протянувшиеся внизу улицы. – На самом деле мы не умеем летать.

– Может быть, вы и не умеете, – отозвался Уэсли.

Тавия почувствовала, как он смотрит на нее, и поняла: юноша размышляет о парящих амулетах, которые девушка стащила у его предшественника. Тех, которые использовала, чтобы пробраться в мироучасток.

– У меня их осталось всего три, – предупредила фокусница.

Уэсли провел по волосам рукой, другой по-прежнему сжимая костяной пистолет.

– Во имя Сонма Богов, Тавия, ты думаешь, я позволил тебе оставить их у себя только ради того, чтобы ты разбрасывалась ими направо и налево?

– Ты ничего мне не позволял, – возразила она. – И они изначально вовсе не принадлежали тебе.

– Тебе следовало бы знать: когда я стал смотрящим, я унаследовал все – даже краденое.

Он с оскорбленным видом поправил свой галстук. Сейчас Уэсли выглядел почти нелепо.

Для юноши это было характерно: даже сейчас, когда они могли выбирать лишь между падением со смертельной высоты или пытками в плену у стражников Консортессы, Уэсли по-прежнему вел себя как напыщенный болван.

Тавия сложила руки на груди.

– Трех более чем достаточно.

– Ты добровольно намерена остаться здесь? – осведомился Уэсли.

– Я хочу сказать, что если мы возьмемся за руки, то сможем растянуть действие амулетов на всех. Распределить вес. Не говоря уже о том, что Саксони может усилить их магию.

Уэсли сжал переносицу двумя пальцами.

– Отлично. Но если мы начнем падать слишком быстро, я отпущу именно твою руку.

– Я была бы признательна за это.

Тавия залезла в карман, достала украденные парящие талисманы и один за другим опустила их в протянутые ладони Уэсли.

Они вчетвером собрались возле пролома в стене и посмотрели вниз – на городские улицы внизу. Уэсли деловито растер в ладонях талисман, позволяя магии впитаться в кожу. Потом закрыл глаза и протянул им руки, предлагая создать цепь. Лицо Саксони сморщилось от отвращения при мысли, что придется взять его за руку. Хотя Уэсли не мог этого видеть, он ухмыльнулся так, словно все понял.

Тавия глядела на него, пытаясь вспомнить, когда в последний раз держала юношу за руку. Это было очень давно. С того момента они делали что угодно, только не поддерживали друг друга вот так. Ей даже с трудом удавалось вспомнить времена дружеского участия и тепла. Тавия подумала: с тех пор его кожа должна была огрубеть – столько крови на ней побывало.

По сути, она надеялась, что всякий раз при убийстве кого-то Уэсли зарабатывал новые и новые мозоли.

Никто не сделал ни шага к Уэсли. Тогда Карам взяла его за руку. Она выждала несколько мгновений, с силой прикусив нижнюю губу. Потом схватила руку Саксони. Та дернула плечом, словно боялась, что хватка Карам вывихнет руку из сустава.

Тавия обернулась, чтобы бросить прощальный взгляд на учиненный ими погром. В комнате царил хаос. Все напитки расплескались по полу. Все, что висело прежде на стенах, оказалось сорвано. Кругом виднелись осколки стекла и кровь. Даже половицы вздыбились острыми, словно ножи, щепками, окружая темные провалы.

Вот только там было не совсем темно. Ощущалось что-то странное в том, как пол вспучился в определенных местах. Что-то поблескивало под ним, взывая к Тавии, словно приглушенная музыка.

– Тавия!

Она оглянулась через плечо на Уэсли. Его глаза были по-прежнему закрыты. Свободная правая рука протянута к фокуснице. Уэсли вбирал в себя магию, сосредоточившись на том, чтобы равномерно распределить действие парящего талисмана между ними всеми. Тавия видела, как его смуглая кожа обретает серебристый блеск, когда смотрящий заставил силу талисмана течь наружу.

– Что ты делаешь? – спросил Уэсли.

Тавия не ответила, только улыбнулась. С того места, где она теперь стояла, было отчетливо видно нечто под полом – красный огонек мигал на замке, словно маяк.

Потайной сейф.

Эту магию Консортесса собирала с каждой из своих грязных сделок и запасала здесь.

О ее сейфах ходило так много слухов, что среди фокусников они стали уже чем-то вроде легенды. Тавии много раз представлялось, как она находит один из сейфов и использует его магию, чтобы завоевать свободу.

Девушка метнулась к сейфу. Тут череда громовых ударов сотрясла комнату.

Упав на колени, Тавия прикрыла голову руками, словно боялась, что все здание сейчас рухнет.

– Это стражники Консортессы, – сказал Уэсли. – Поскольку дверь разбита, они не могут войти при помощи магии. Поэтому пробиваются внутрь силой. Нам нужно уходить.

– Не сейчас! – взмолилась Тавия.

Она окончательно отодрала вспученные взрывом куски половицы и добралась до сейфа. Небольшой металлический ящик размером чуть больше портфеля был встроен в пол. Но Тавия лучше всех знала, как много амулетов может поместиться в портфеле.

– Это сейф Консортессы, – крикнула она. – Я могу вскрыть его. Нам потребуется все оружие, какое мы сможем найти.

– Я Мастер, – возразила Саксони. – Я ваше оружие.

– Все знают, что Консортесса хранила у себя магию, даже не поступавшую в оборот, – заявила Тавия. – Ты представляешь, к чему у нее был доступ? Тайны Рениаля! Вещи, о которых никто никогда не слыхал за пределами Воло! Это золотая жила магии.

Стражники продолжали бить в дверь. Тавия, все еще лежа на полу, достала из кармана маленький магнит.

– У тебя есть магический магнит? – спросила Карам.

Уэсли сунул руку в карман.

– И только три парящих талисмана.

Не обращая на него внимания, Тавия прижала магнит к сейфу. Дверь сотряслась, когда охранники принялись колотить в нее чем-то тяжелым. Небольшие осколки посыпались на пол. Рано или поздно они проделают в здании еще одну дыру.

Магнит прилип к замку. Тавия закрыла глаза, позволив магии впустить в ее сознание цифровую комбинацию. Шифр засиял перед внутренним взором. Его очертания взывали к фокуснице. Бесчисленные цифры ползли перед ее глазами, вызывая желание выцарапать эти самые глаза из орбит.

Потом раздался щелчок. Первая цифра была набрана.

– Шевелись, – поторопил Уэсли.

Тавия провела магнит вбок, позволив магии подключиться к следующему колесику. В таком сейфе их не могло быть больше пяти.

– Почти получилось, – сказала Тавия, зажмурившись. – Еще пару минут.

– У нас нет пары минут! – воскликнула Саксони. – Тавия, идем!

Град ударов, которые стражники насылали на стену, подчеркивал каждое ее слово.

Опять щелчок. Вторая цифра.

Тавия ни за что не согласилась бы покинуть эту комнату, не запустив руки в запасы магии Консортессы. Если Глава собрал себе армию Мастеров, нужно приготовить для него несколько сюрпризов.

– Просто уходите без меня, – сказала Тавия, махнув рукой своим товарищам.

– Мы тебя не оставим! – возразила Саксони.

– Ты хочешь, чтобы мы позволили тебе погибнуть? – спросил Уэсли.

Удары сделались громче.

Тавия указала на тело Консортессы.

– Мы и так постоянно губим людей, – произнесла она. – Просто отдайте мне третий парящий талисман, и я догоню вас. Удостоверьтесь, что фокусники будут готовы отбыть, как только я окажусь на месте.

– Ты с ума сошла, – заявил Уэсли.

Тавия отняла магнит. Девушка была уверена, что Уэсли не уступит – он скорее возьмет ее за шкирку и выкинет в окно. Это заметно по его взгляду – он всегда смотрел так, когда собирался задать взбучку какому-нибудь фокуснику. Но вместо этого юноша изрыгнул проклятие – совершенно не магическое – и вскинул руку. Сияние вокруг его ладони собралось в центре, образуя крошечную бусину. Уэсли кинул талисман Тавии. Она с кривой улыбкой поймала его. Смотрящий верил: она сделает все как надо.

– Лучше бы тебе появиться у станции не позже чем через час, – сказал Уэсли. – А то мы уедем без тебя.

Он взял остальных за руки. Они втроем шагнули назад, в воздух. Парили над городом, который пытались спасти.

– Не допусти своей смерти, – крикнула Саксони. – Не то я рассержусь.

– Валите отсюда, а то талисманы выдохнутся, и вы разобьетесь в лепешку! – рявкнула Тавия, снова сунув руки под пол. – Я не хочу наступить на вас, когда буду уходить.

Она снова сосредоточилась на сейфе. Сейчас девушка почти слышала, как журчит вода в каналах, пощелкивая цифрами, точно мелкими камешками. «Еще минуту…» Она коснулась магнита и почувствовала: четвертое колесико встало в нужное положение. Однако восторг от успеха был омрачен последним оглушительным ударом.

Стена, до сих пор сдерживавшая натиск, рухнула. В комнату хлынули стражники, вооруженные пистолетами и магией. К их поясам были привешены талисманы. Хранители порядка сжимали оружие в руках. На их лицах была начертана мрачная готовность убивать.

Тавия пригнулась пониже, пытаясь спрятаться за упавшей барной стойкой, в то время как Уэсли и остальные продолжали парить в воздухе, держась за руки.

Уэсли метнул взгляд на Тавию. Его лицо в мгновение ока приняло решительное выражение. Парень шагнул обратно в здание, потащив за собой Саксони и Карам. Однако едва их ноги коснулись полуразрушенного пола, стражники начали стрелять. Выстрелов было больше, чем можно сосчитать, но значение имел только один из них.

Плечо Карам дернулось назад. Пуля пробила верхнюю часть ее груди. Кровь брызнула на стену рядом. От удара девушку шатнуло. Ее нога соскользнула с края пролома.

А потом Карам упала. Она рухнула с высоты здания, потащив за собой Уэсли и Саксони.

И оставив Тавию на расправу стражникам.

Глава 15

Карам

Когда в тебя стреляют, это больно. Когда ты падаешь с высоты более нескольких сотен метров – это еще больнее.

Лицо Карам было исцарапано о бетон. Кости хрустнули, словно сухари, когда земля врезалась в нее. Именно так это ощущалось – не девушка рухнула на землю, а земля врезалась в нее.

Магия замедлила их падение. Это оказалось весьма кстати: Карам считала, что смерть ей будет не к лицу. И даже если девушке предстояло умереть, она очень не хотела делать это перед обителью Консортессы, держась за руку Уэсли. Но хотя так называемый парящий талисман снизил скорость их падения, а магия Саксони смягчила удар, Карам все равно казалось, что она сломала себе все лицевые кости.

– Вставайте, – велела она. – Нам нужно идти к станции.

Уэсли потер шею, а когда отнял руку, ладонь была мокрой от крови.

– Погоди минутку, – отозвался он. – Я в первый раз прыгаю с такого высокого здания.

Смотрящий деловито отряхнул одежду от пыли.

– Я очень любил этот костюм.

– Карам, с тобой все в порядке? – спросила Саксони.

Она стояла прямо и выглядела почти целой, не считая небольшой царапины на щеке, да и та уже начала затягиваться. Или Мастера были неуязвимыми, или изрядную часть своей магии Саксони использовала на то, чтобы максимально смягчить собственное падение.

Карам поднялась на ноги, держась за пробитое пулей плечо. Кровотечение можно контролировать: артерия не повреждена. К тому же воительница не умерла – это произошло бы, если бы пуля попала в сердце. Так что она сочла себя везучей.

– Давайте уходить по одному, – предложил Уэсли. – Пусть погоня тоже разделится. Встречаемся через час там, где ждут остальные фокусники. Как было условлено.

– А как же Тавия? – спросила Саксони. – Мы не можем просто бросить ее.

– Она сама велела нам уходить, – напомнила Карам. – И мы теперь не попадем обратно в здание – все входы и выходы заперты.

Уэсли посмотрел вверх. Даже с такого расстояния они слышали звуки выстрелов и видели вспышки, похожие на десятки крошечных солнечных искр.

– Тавия способна позаботиться о себе, – сказал Уэсли. – У нее в запасе достаточно магии для защиты. С ней все будет хорошо.

– Чушь! – в сердцах бросила Саксони. – Ты не можешь вот так взять и бросить ее.

Карам увидела на лице Уэсли странное выражение – как будто остатки его человечности пытались взять над парнем верх. Если бы кто-то из них троих был справедливым, добрым или хотя бы наполовину верным, они бы попытались каким-то образом вернуться в здание и спасти Тавию. Пусть даже эти усилия оказались бы тщетными.

Уэсли поправил запонки. Проблеск человечности на его лице быстро угас.

– Мы можем бросить кого угодно, – отрывисто произнес юноша.

Потому что никто из них не был по-настоящему справедлив, добр или хотя бы наполовину верен.

Примерно через час после того, как Карам отделилась от остальных, она вышла к старой железнодорожной станции. Хотя она оторвалась от стражников в нижнем городе, сюда девушка пришла переулками и городскими задворками, чтобы ее не заметили.

Старая станция была изрядно потрепанной, если не сказать хуже.

С тех пор, как система водных путей сообщения соединила все обитаемые земли, железная дорога стала лишь развлечением для туристов, которым нечем было заняться. Это памятник прошлого, который перевозил путешественников, заказавших себе обзорную экскурсию, из одного места в другое. Некоторые такие экскурсии могли занимать несколько дней.

Увидев их поезд, Карам глубоко вздохнула. Девушка наблюдала, как из трубы вырывается черный дым.

От холода и старости локомотив сделался бронзового цвета. Спереди к нему был небрежно прикручен очиститель, предназначенный для уборки снега с рельсов. Огромные сдвоенные арки треугольной формы прикрывали колеса. Изъеденная патиной передняя часть напоминала наконечник копья. Из каждого окна, точно бортовые орудия корабля, торчали пистолеты и винтовки. Быть может, выглядел этот поезд неуклюже, однако его огневой мощи хватило бы на небольшой городок. Или очень большого Главу.

Пятьдесят фокусников, отобранных Уэсли, в сомнениях слонялись вокруг поезда. Некоторые сидели на крыше, почти невидимые сквозь дым. Они перебрасывались мешочками с магией, смеясь настолько громко, что с тем же успехом могли зажечь сигнальную ракету и известить весь город о своем местонахождении.

«Если это жалкое сборище и есть наша армия, долго мы не протянем», – подумала Карам. С такими «солдатами» у нее не оставалось никаких шансов завоевать славу для своей семьи и свершить правосудие от имени Рекхи д’Райхсни.

Карам переступила через рельсы и огляделась по сторонам, высматривая Саксони. Но девушки нигде не было.

Уэсли тоже отсутствовал – а уж как он храбрился, что бросит кого угодно!

Один из фокусников стоял спиной к Карам, держа в ладонях маленькую летучую мышь. Наклонившись, он что-то прошептал на ухо зверьку. Того по-усханийски называли «дельг». Дневной посланец. Дельг, в отличие от прочих своих сородичей, не являлся ночным животным. Это магическое создание спало лишь в краткие минуты сумерек.

Дельг пискнул, подтверждая, что запомнил сообщение. Потом спрыгнул с ладоней фокусника и быстро унесся прочь, скрывшись из виду.

Фокусник обернулся. Карам вздрогнула.

Фальк.

Человек, которого Тавия называла хорьком Уэсли. Увидев его вблизи, Карам поняла почему.

– Что ты делаешь? – спросила его Карам. – Уэсли велел тебе отправить летучую мышь прямо сейчас?

«Кто станет рассылать сообщения в такой момент?»

– Мы не можем доверять никому, – продолжила Карам. – И я подозреваю, что ты, вероятно, выдаешь кому-то наше местоположение, если твои товарищи все еще этого не сделали.

Фальк открыл было рот, чтобы высказать какое-то объяснение. Однако вместо этого Карам услышала другой голос. Он звучал с гладкой ришийской растяжкой. Она едва не улыбнулась.

– Спокойно, – вмешалась Саксони. – Он просто выполняет свой приказ.

Карам резко обернулась и увидела: Саксони стоит, прислонившись к морде локомотива. Ее глаза искрились почти игриво. По ключице катилась капля пота. Сквозь ее рубашку Карам различила тонкие серебристые контуры одного из символов Мастеров.

– Кстати, как мило с твоей стороны, что ты явилась так вовремя, – промолвила Саксони. – Еще минута, и я могла бы забеспокоиться.

Карам пропустила ее слова мимо ушей.

– Сейчас нам не следует рассылать мышей куда бы то ни было.

Карам только пожала плечами:

– Ты же знаешь нашего смотрящего.

– Значит, он и тебя заставил слушаться его приказов?

Улыбка Саксони угасла – словно сама мысль об этом являлась для нее оскорблением.

– Уэсли не приказывает мне, – возразила девушка.

– Я за тебя рада.

Карам снова переступила через рельсы, направившись к кабине локомотива. Саксони двинулась за нею.

– Знаешь, если тебе нужно помочь расслабиться, я с радостью это сделаю, – игриво предложила Саксони.

Карам считала, что сейчас неподходящее время для шуток. Девушка же всегда любила шутить именно в такие моменты.

– Здесь не Кривда, а я не заказывала Бренди, – отозвалась Карам. – Не будь такой пошлой.

– Если для тебя это пошлость, то держись подальше от Кривды, – фыркнула Саксони. Карам скрестила руки на груди. Быть может, Мастер вела себя слишком резко, но менее всего ей сейчас хотелось говорить с Саксони о Кривде.

«Некоторые люди не созданы для счастья», – сказала Саксони два месяца назад среди мерцающих огней старой часовой башни. Карам не была уверена, кого Саксони имела в виду, ее или себя, но в любом случае это было больно.

В любом случае никто не заслуживает, чтобы его оставили вот так – в вихре бликов зеркального шара.

– Уэсли думает, будто только из-за своего нахождения в Крейдже он неприкосновенен, – фыркнула Карам. – Ему следовало бы знать, что мы не можем ослаблять бдительность и что мы должны…

Саксони взяла ее за руку. Карам остановилась. Ее пальцы инстинктивно обхватили ладонь девушки. У воительницы перехватило дыхание.

– Я же сказала тебе – не беспокойся, – промолвила Саксони.

Но истина заключалась в том, что Карам беспокоилась постоянно.

Она переживала, что никогда не станет достойной наследия своей семьи; что Эшвуд найдет Саксони и сочтет ее очередным блестящим кирпичиком для построения своей империи.

Вся кровь Карам взывала к тому, что она не должна допустить этого.

В ее родной стране люди почитали Мастеров как священных проводников воли Непостижимого Бога. На протяжении жизни многих поколений семья Карам защищала их. Родители ее родителей состояли в Рекхи д’Райхсни. Они жили как священные воины и погибли в попытке сохранить истинную магию.

Именно поэтому Карам выросла с желанием стать бойцом, а не учить людей в храмах, как это делали ее родители. Они считали, что проповедь мира – это их новый путь. Однако подобные стремления были чужды Карам. Она и ее друг Арджун еще детьми поклялись возродить Рекхи д’Райхсни и объявить войну Главам. Они вместе играли в воинов. Карам намеревалась штурмовать за́мки, а Арджун обещал вместе с нею низвергнуть их.

Карам покинула свою родную страну не только из-за родителей, но и потому, что они с Арджуном решили: в Усхании она лучше всего может выучиться на воительницу, достойную продолжить священное дело. Защита Саксони в буквальном смысле была ее кровным правом. Иногда Карам даже казалось, что ее связь с Саксони отчасти могла возникнуть из-за этого наследия. Девушка боялась, что желание быть рядом с Мастерицей возникло из неверно понятого чувства долга.

Но в другие дни, стоило ей лишь на мгновение поймать взгляд Саксони, и Карам понимала: это не так. И пусть все страны горят огнем! Может быть, они с Саксони и связаны судьбой. Однако Карам была уверена, что сама выбрала свою судьбу. И готова была выбрать ее снова, в любой другой жизни.

И поэтому сейчас она сказала:

– Я просто пытаюсь сохранить нам жизнь. И для этого необходимо беспокоиться.

Саксони улыбнулась:

– Что бы ни случилось, я смогу защитить тебя.

Карам едва не фыркнула. Как будто это ее требовалось защищать! Но прежде чем воительница успела перевести дыхание в достаточной степени для ответа, из поезда появился Уэсли.

Он взглянул на их соединенные руки. Карам быстро выдернула ладонь из пальцев Саксони. Ей казалось неуместным проявлять нежность на глазах у смотрящего. На глазах у человека, который помог ей стать воительницей.

– Давайте не будем привыкать к опозданиям, – сказал Уэсли. Карам предположила, что так юноша выражает свою радость от того, что она добралась сюда живой.

– Я и не знала, что Фальк – один из тех фокусников, которых ты выбрал, – заметила она.

– А он к ним и не относится. – Уэсли сел на подножку локомотива. – Он будет вести поезд, пока мы не достигнем Рениаля. Поскольку Шульце не выделила нам машиниста, мне пришлось задействовать единственного человека, который, насколько мне известно, умеет обращаться со старыми поездами. Фальк без ума от древней техники. И кроме того, он помогает мне в небольшой побочной затее. Фальк – один из нас.

Карам удержалась от замечаний на эту тему. Если бы Тавия была здесь, она обязательно сказала бы какую-нибудь колкость, с которой Карам согласилась. Согласилась бы, конечно же, молча – не следовало раздувать самомнение Тавии.

– Нам нужно отправляться в путь, – сказала Карам. – Все уже здесь.

– Не все, – возразила Саксони. Уэсли поправил галстук.

– Нет, не все.

– Вы оба собираетесь дожидаться Тавию?

– Я держу слово, – сказал Уэсли. – Я обещал, что мы будем ждать час, – значит, будем ждать час. Время еще не прошло.

Карам ожидала чего-то подобного от Саксони. Та, как ни странно, дружила с Тавией – это было одно из немногих близких знакомств, которые она завела в Крейдже. Но чтобы такое сказал Уэсли – хей реб! – Уэсли Торнтон Уолкотт. Последний, от кого можно было ожидать подобного. Человек, само имя которого, казалось, состояло из той же магии, какую он продавал, сейчас практически колебался, взвешивая на весах их жизни и жизнь Тавии.

Карам часто казалось, что Уэсли не только хозяин Крейдже, но и в некотором роде городской миф. Однако когда речь шла о Тавии, этот миф иногда становился просто человеком.

– Охранники Консортессы могут оказаться здесь в любую минуту, – напомнила Карам.

– Как и Тавия, – возразил Уэсли. Карам не понимала, откуда у него такой оптимизм.

– Люди Консортессы проверят все пути города. Лишь вопрос времени, когда они додумаются заглянуть сюда. Мы не можем рисковать всем ради надежды на появление одной девчонки, которая, скорее всего, уже покойница.

Это прозвучало грубо, но было правдой. Шансов на то, что Тавия могла пережить нападение стражников Консортессы, осталось немного. Тавия была хитра, но хитрость не защитит от пуль. Уэсли был непреклонен.

– Даже покойники заслуживают того, чтобы дать им пять минут, – отозвался он. Потом повернулся к фокусникам, слоняющимся вокруг поезда. По одному его взгляду они прекратили швыряться друг в друга мешочками с магией и побросали сигареты на землю. Потом встали по стойке «смирно» – как солдаты, готовые идти в бой.

– Что вы уставились на меня так, словно пришли на свидание? – спросил Уэсли. – Займитесь чем-нибудь полезным.

– Чем именно, сэр? – уточнил один из фокусников.

– Мне плевать. Просто сделайте что-нибудь. Пристрелите кого-нибудь. Во имя Огневрат, да хоть друг друга перестреляйте, мне все равно.

– Или перестреляйте их, – вмешалась Саксони. Она указала на складское здание, видневшееся в отдалении. Это как будто послужило сигналом. По паровозному котлу защелкали пули.

Стражники Консортессы бежали к ним. Такого количества оружия Карам никогда в жизни не видела. И они были не одни. Вместе с ними неслись две дюжины фокусников – те, кому Уэсли не настолько доверял, чтобы позвать с собой. Они бросали в сторону поезда амулеты, как будто пытались получить призовые очки в игре в дартс.

Они не боялись, что их схватят миростражники и посадят в тюрьму. Эти люди жаждали крови.

– Вероломные ублюдки, – прошипел Уэсли. – Стоило убить одну Консортессу, и все с ума посходили.

Он поднял пистолет, прицелился и выстрелил. Один из бегущих к ним фокусников упал. Духи побери, даже Карам была вынуждена признать: у смотрящего верный глаз.

– Я же приказал вам пристрелить кого-нибудь! – взревел Уэсли. – Не заставляйте меня повторять!

В одно мгновение все пассажиры поезда открыли огонь.

В их армии было всего пятьдесят человек, но у каждого было оружие и какая-нибудь магия. Пули летели из каждого окна поезда. Те, кто еще оставался на земле, выхватывали стволы из-под одежды.

А еще у них при себе была магия.

Хей реб, магия повсюду.

Фокусники стояли на крыше поезда и широкими взмахами рук посылали во врагов все – от мешочков со слепящей магией до амулетов, от которых у стражников кожа стекала с лиц.

Карам пригнулась и перекатилась под вагоном на другую сторону, скрывшись от града пуль. На таком расстоянии она ничего не могла сделать. Девушка умела бить руками и ногами и пырять ножом. Никогда прежде она не полагалась на огнестрельное оружие в бою. Уэсли последовал за ней. Карам повернулась к нему. Он подтянулся, поставил ступню на оконную раму вагона и вскарабкался на крышу, одной рукой стреляя из пистолета, а второй бросая один талисман за другим. Казалось, под рукавом у смотрящего скрыт пружинный рычаг – он посылал амулеты во врагов с такой же скоростью, что и пули. Талисманы взрывались у ног стражников, то пронзая их ледяными копьями, то отшвыривая массу людей на огромное расстояние.

Пуля разбила окно рядом с головой Карам. Саксони закричала, выкрикнув ее имя. И внезапно Саксони оказалась на крыше вместе с десятком фокусников. Ее кожа снова пылала, из смугло-коричневой сделавшись цвета расплавленного золота. Мастерица отвела их назад, а затем выбросила вперед, точно выталкивая пламя из своей души.

Оно пробежало по земле и охватило первый ряд стражников.

Окружающие Саксони фокусники поддержали ее атаку, бросая во врагов огненные талисманы, словно стреляли из пушек. Кто-то издал победный клич, но ему отозвался крик боли. Чье-то тело скатилось с крыши наземь, словно капля дождя.

Одно. Два.

– Нам нужно отправляться! – крикнула Карам.

Уэсли, чей костюм по-прежнему казался безупречно отглаженным, ответил ей между двумя выстрелами:

– Не помню, чтобы я разрешал тебе командовать моими людьми.

Карам не смогла ему ответить.

Конечно же, он не мог по-прежнему считать, что Тавия придет. Даже если она не погибла на месте – а это «если» было под большим вопросом, – то фокуснице уж точно не удастся добраться до поезда. И они не могли позволить себе ждать ее появления.

– Она права! – выкрикнула Саксони, перекрывая рев пламени. – Твое упрямство всех нас погубит!

– Лучше нас погубит мое упрямство, чем ваша неверность.

Саксони взвесила в ладонях очередной огненный шар.

– Тавия не захотела бы, чтобы мы погибли из-за нее. И вообще, где была твоя верность, когда ты бросил ее?

Уэсли начал приподниматься на крыше. Карам почувствовала в нем магию – так же, как ощутила ее в Саксони. В воздухе между ними столкнулись две волны силы. Но Карам не собиралась рисковать жизнью ради чьей бы то ни было гордости.

Она тоже подтянулась на оконной раме. Потом протянула руку и ухватила Уэсли за локоть.

– Сэр, – напомнила воительница, – можно бросить кого угодно.

Уэсли злобно стряхнул ее ладонь, но остановился, услышав из уст Карам свои собственные слова. Его зрачки пульсировали, когда юноша взвешивал на весах рассудка свою гордость и их шансы на выживание.

Еще один фокусник рухнул с крыши рядом с ними, подняв облачко пыли.

Уэсли зарычал и пристрелил стражника, пытающегося забраться на заднюю подножку поезда. Потом рявкнул:

– Кто-нибудь, заставьте эту кучу хлама двигаться!

Фальку не понадобилось много времени – полминуты спустя поезд дернулся и задрожал у них под ногами. Фокусники Уэсли продолжали посылать во врагов пули и талисманы, в то время как паровоз плевался дымом и пыхтел все чаще. Те, кто еще оставался снаружи, запрыгивали в двери и влезали в открытые окна. Карам насчитала на земле три тела. Однако у нее не было времени размышлять об их потерях – несколько стражников попытались забраться на уже тронувшийся поезд и задержать его отправление.

Когда семеро из них заскочили в вагон, где находилась Карам, она ухмыльнулась. Даже с пулевым ранением эта драка была для нее плевым делом. В считаные секунды воительница расправилась с первыми тремя. Оставшиеся четверо окружили ее. Фокусники продолжали метать магию из окон выезжающего со станции поезда. Однако теперь и Карам получила шанс подраться.

До этого ей приходилось стоять и просто смотреть, как они отражают атаку.

Сейчас девушка жаждала битвы.

Ухватив пальцы стражника справа, она выгнула их в обратную сторону так, что тот рухнул на колени. Молниеносным движением Карам полоснула его ножом по шее. Перескочив через обмякшее тело, девушка бросилась на второго – точнее, на вторую. Пинком в живот Карам заставила стражницу согнуться. Перекатившись через ее спину, воительница впечатала подошву ботинка в лицо третьего. Потом ткнула вторую ножом между позвонков.

Карам валила стражников, словно деревья. Она чувствовала, как их кровь брызжет на лицо и затекает под ногти. Покончив с противниками, девушка выпрямилась, прекрасно осознавая свой нынешний внешний вид. Делившие с ней вагон фокусники отступили назад, перешептываясь. Тяжелое дыхание Карам напоминало львиный рык.

Переступив через груду тел, Уэсли зааплодировал.

– Твое мастерство не ржавеет, – ответил он. – Лучшего телохранителя и желать невозможно. Напомни, чтобы я увеличил тебе жалованье.

Карам стерла пот со лба и навалилась на оконную раму, выглядывая наружу.

Саксони все еще стояла на крыше, запрокинув голову и распахнув руки навстречу ветру. В это время Фальк вел поезд прочь от станции, увеличивая скорость. Казалось, Саксони держит в объятиях весь мир. Когда она наклонила голову, глаза девушки пылали белым огнем. По спине Карам пробежал холодок.

У Саксони внутри хранилось столько магии, но она никогда прежде столь явно не показывала ее Карам. Эта магия вела Мастерицу. Неожиданно Карам поняла: магия являлась не просто частью Саксони или чем-то, что та могла использовать, – как это делали Уэсли или Тавия.

Саксони сама была магией.

Мастера не созданы из плоти и крови, как все остальные люди. Они сплетены из заклятий.

Вспышка света ударила по старому станционному зданию. Оттуда по ним продолжали стрелять охранники. Карам развернулась, заметив на крыше ближайшего склада фигуру. Та бросала магию, словно крошки птицам. Одна вспышка за другой – пока все стражники не рухнули на колени. Некоторые из них оказались подброшены высоко в воздух. Карам даже не увидела, как они упали обратно на землю.

Фигура повернулась. Карам высунулась еще дальше из окна, прищурившись. Но поезд уже двигался слишком быстро, к тому же наступал вечер. Фигура отступила на несколько шагов, помедлила на краю крыши, а потом кинулась вперед.

– Невозможно! – выдохнула Карам.

Фигура спрыгнула с крыши здания. У Карам отвисла челюсть.

Вместо того чтобы упасть, человек полетел, точнее, побежал по воздуху словно по дороге.

Карам моргнула и повернулась к остальным, чтобы убедиться, на месте ли рассудок. Не началась ли у воительницы лихорадка от пулевой раны в плечо. Но все прочие тоже смотрели во все глаза на странную фигуру, несущуюся к ним по воздуху.

Только когда та изящно спрыгнула на крышу рядом с Саксони, Карам смогла рассмотреть лицо их неожиданной союзницы – и кривую ухмылку.

Тавия выпрямилась, отряхнула штаны и посмотрела сверху вниз на лица, высунувшиеся в окна поезда.

– Не рано ли вы отправились? – поинтересовалась она.

Глава 16

Уэсли

Уэсли уже два дня не видел солнца.

Освещение в поезде было тусклым. Пассажиры могли различать лица друг друга днем и без помех спать ночью – или в то время, которое они считали ночью.

За окнами не было ничего, кроме темноты. Она прерывалась лишь редкими лучиками света, пробившимися сквозь гравий и бетон подземных тоннелей, по которым сейчас мчался поезд. Однако эти пятнышки света пролетали так быстро, что практически не приносили облегчения. Уэсли полагал, могло быть и хуже.

Изрядную часть своей жизни он провел в потемках: в обществе темной магии и еще более темных личностей. Тоннели являлись самым безопасным способом попасть из Усхании в Рениаль.

Фальк вел для пассажиров отсчет времени по своим наручным часам, объявляя, который сейчас час. По этим объявлениям Уэсли и его импровизированная армия сверяли свой распорядок дня: трапезы, сон, пробуждение и бодрствование, наполненное бессмысленными действиями.

При отъезде из Крейдже они потеряли почти полдюжины фокусников. Оставшиеся все свободное время бродили по поезду, пристально глядя по сторонам – словно готовые в любой момент отразить новое нападение.

Прошло уже два дня. Оставалось еще три до прибытия в Рениаль, где они смогут найти безопасное убежище за пределами досягаемости Эшвуда.

Еще три дня ожидания.

– Наша самая большая проблема в том, что мы лишены элемента внезапности, – сказала Карам. – До тень-луны осталось меньше месяца. При нехватке времени на подготовку мы проиграем.

– Ты просто море позитива, да? – хмыкнула Тавия. – Расскажи нам еще что-нибудь о том, какое мрачное будущее нас ждет и как Глава перебьет нас всех.

– Только не тебя, – парировала Карам. – Я собираюсь лично убить тебя.

– Вдвоем вы несносны, – бросила Саксони.

– Я не собираюсь участвовать в самоубийственной миссии, – заявила Карам.

– Тебе было бы легче, если бы я не дал тебе выбора? – спросил Уэсли. – Я мог бы просто заставить тебя. Но я решил, что будет проще тебе заплатить. Удвоить твое обычное жалованье. Так пойдет?

– Я и не знала, какое обычное жалованье могу получить за то, что иду на смерть, – ответила Карам. – Или за спасение мира.

Уэсли едва не вышел из себя.

– Мы спасаем место, в которое я очень много вложил. Не надо делать из меня хорошего парня. Это меня удручает.

– В этом костюме тебя никто не примет за хорошего парня, – возразила Тавия. – Вид у тебя такой, словно ты ограбил какого-нибудь бандита.

Уэсли напустил на себя безразличие.

– Но это был очень респектабельный бандит.

Он сел поудобнее. Они вчетвером собрались в основном вагоне. Как полагал Уэсли, этот вагон когда-то давно принадлежал к первому классу. Но сейчас окна были выбиты пулями. В них беспрепятственно влетал холодный воздух. На протяжении всех двух дней Уэсли и его «штаб» строили планы, а Карам утомительно-многословно обсуждала стратегию.

Фокусники Уэсли спали, ели и при помощи мешочков с фокусами устраивали друг другу каверзы – лишь бы скоротать время и ослабить напряжение, порожденное ожиданием гибели. Они играли в карты, флиртовали и затевали драки, разбивая посуду и носы друг другу.

Все это время Уэсли занимался только построением планов. Это было невероятно скучно.

Однако он брал на заметку слова Карам и Саксони. Когда мог, предлагал решения. Юноша радовался, когда девушки говорили о нем что-нибудь ужасное, и фыркал, стоило им произнести что-то неприятное друг о друге. Он слышал каждое их слово и замечал любое действие.

Но по большей части внимание Уэсли было направлено на Тавию. Та сидела рядом. От нее все еще пахло порохом и магией.

К поясу девушки были привязаны кошельки, набитые украденными амулетами. Фокусница не позволяла смотрящему на них взглянуть. Находиться так близко рядом с подобным богатством и не иметь возможности прикоснуться – это было мучительно. Но Уэсли задолжал Тавии. Или даже должен дважды, если учитывать ее помощь на железнодорожной станции.

Не то чтобы юноше требовалась чья-то помощь.

И все-таки ему нравилось слушать, как Тавия рассказывает о сражении со стражниками Консортессы при помощи слепящих амулетов. О том, что после прыжка со здания обители земля впитала девушку, словно губка, а потом выплюнула обратно. О том, как Тавии казалось, будто она целую вечность бежит по воздуху к уезжающему поезду.

Ему нравилась улыбка девушки в момент повествования. Юноша много лет не замечал на ее лице такой улыбки.

Но вне этих коротких моментов передышки Уэсли чувствовал себя словно тигр в клетке. Будто он один из зверей со спиленными когтями, сидящий в зоопарке на потеху зрителям, что глазеют на него через крепкую решетку.

Парень был хищником, не находящим добычи.

Два дня сплошных разговоров.

Это казалось Уэсли его личными Огневратами.

– Нам не нужна неожиданность, – сказала Саксони. – Глава не станет уклоняться от драки.

«Он будет ждать вас. И он придет не один».

Уэсли ослабил свой галстук.

Юноша не станет слушать этот голос и не будет думать о нем.

– Глава соберет армию. Пятьдесят фокусников ничего не смогут сделать, – возразила Карам. Уэсли развязал галстук и положил его на стол.

– Теперь у нас больше нет даже пятидесяти человек.

Это все еще язвило его.

«Но это получается у тебя лучше всего – позволять людям умирать».

– Мы можем проиграть даже с самой большой армией в мире, – заключил Уэсли. – Нам нужна не численность, а магия. Глава – один из самых могущественных людей из всех ныне живущих. А теперь, когда в его распоряжении есть Мастера, нам нужно каким-то образом уравнять шансы.

– Мы не поедем в Ришию, – отозвалась Саксони. – И я не отведу тебя к своей семье.

– Я и не упоминал о твоей семье. Я сказал тебе, что мы отправимся в Рениаль, – и мой план по-прежнему таков. – Уэсли повернулся к Карам. Та застыла, словно зная его последующие слова. – Мы направляемся в город пяти рек. В Гранку.

Карам моргнула.

Уэсли знал, как давно она покинула Гранку; сколько именно времени прошло с тех пор, как девушка решила не возвращаться. По сути, эти два события произошли одновременно.

Для Карам там не было жизни. По сущности своей девушка резкая и смертоносная. Она принадлежала Крейдже в куда большей степени, чем когда-либо могла принадлежать священной стране. Уэсли едва мог представить ее в качестве послушной дочери, молящейся Непостижимому Богу и проповедующей мир. Она была оружием. За много лет он удостоверился, что Карам довольна этим. Менее всего смотрящий хотел вызвать у нее ностальгию, тем самым испортив свой тяжкий труд по оттачиванию этого оружия.

– Ты хочешь, чтобы я устроила тебе встречу с Мастерами в Гранке, – сказала Карам. Ее голос звучал еще более угрюмо, чем обычно. – Ты полагаешь, я смогу сделать это.

– Давайте не будем притворяться, что не знаем нашего прошлого, – произнес Уэсли. – Рениаль почитает Мастеров. Твои бабки-дедки возглавляли отряды повстанцев, защищавшие их во время Войны Эпох. Ты – дитя Рекхи д’Райхсни.

Висящие по бокам руки Карам дернулись, словно пытаясь отразить удар.

– Я знаю об этом уже некоторое время, – продолжил Уэсли. – Так же, как уже некоторое время знаю, кто такая Саксони.

– Значит, ты изучал прошлое каждого из нас, – сделала вывод Саксони. – И даже не даешь нам шанса сказать «нет».

Уэсли едва не рассмеялся над подобной идеей.

Если Саксони считает, что смотрящий не дал ей шанса, она сильно заблуждается. Он мог передать девушку Главе, когда узнал о ее сущности. Уэсли мог шантажировать ее, чтобы Мастерица помогла его городу стать еще более великим… но он не сделал этого. Юноша не заставил ее создавать магическое оружие и не стал подвергать жизнь Саксони опасности.

Смотрящий даже ни разу не взглянул на нее искоса.

Он просто позволил Саксони жить в Крейдже и хранить свою тайну.

Что бы они ни думали о парне, каким бы злым ни считали его, Уэсли не был Данте Эшвудом, похищавшим Мастеров с улиц и бесплатно использовавшим их магию.

У смотрящего имелись границы, которые он не переступал. Уэсли знал: за некоторые грехи придется платить.

– Я сумел выжить так долго потому, что знаю, какими ресурсами располагаю. Я держу их под рукой, – сказал Уэсли.

Карам была слишком хорошо обучена, чтобы выдать свою обиду на то, что Уэсли мог использовать ее. Однако за эти годы он достаточно изучил воительницу и потому без труда мог прочесть все признаки ее настроения.

И немного сожалел, что так обошелся с ней.

– Ты просто невозможен, – заметила Тавия. Это трудно было назвать комплиментом. Однако Уэсли лишь пожал плечами.

– Даже если Карам не ведает, где искать Мастеров, это знают ее родные, – продолжил он. – Подобная верность живет поколениями. Единственный способ выстоять против Эшвуда – это иметь на нашей стороне собственных Мастеров.

– Не знаю, где ты услышал эти рассказы о моей семье, – прорычала Карам, – но доказательств у тебя нет.

– Верно. Прежние Главы казнили их по вполне разумным подозрениям.

– В казни нет ничего разумного.

Уэсли с этим не мог согласиться. В конце концов, он казнил своего предшественника. Это было вполне разумным шагом.

Или, быть может, это действие считается казнью только тогда, когда его творят люди у власти? Все остальные просто совершают старое привычное убийство.

– Если мы это сделаем, то все Мастера, которые присоединятся к нам, будут подчиняться мне, а не тебе, – заявила Саксони. Уэсли засмеялся.

– Ты не хочешь позволить Мастерам ответить на вопрос, не желают ли они сражаться под моим командованием?

– Я не хочу, чтобы ты определял судьбы моего народа.

– Они – народ Карам.

Карам решительно сложила руки на груди.

– И я не отведу тебя к ним, если их предводительницей не станет Саксони.

Именно поэтому Уэсли терпеть не мог работать в команде.

Он вздохнул.

Юноша всегда предпочитал делать дела в одиночку или приказывать кому-нибудь другому выполнить задачу. Ведь в командах всегда творился беспорядок. Чувство товарищества порождало ненужные сантименты. Оно заставляло каждого прислушиваться к чувствам всех остальных.

– Я с детства обучалась у своей амджи, – сказала Саксони. – Я владею навыками как магического, так и рукопашного боя. Я создана для того, чтобы руководить.

На Уэсли это не произвело впечатления.

– Можно подумать, мы в этом чем-то отличаемся от тебя.

– И мой основной талант – Энергия, – добавила Саксони. – В битве это будет очень полезно.

– А мне-то казалось, что твой главный талант – магическое зазнайство, – хмыкнула Тавия. На ее ехидство Саксони ответила лишь саркастическим «ха-ха».

Однако Уэсли уже стало любопытно.

Магия Мастеров разделялась на три отрасли: Интуиция, Энергия и Дух. Хотя любой Мастер мог создавать заклинания и освоить все виды магии, каждый был одарен только в одной отрасли.

Уэсли провел детство рядом с Тавией, стараясь разузнать все, что только можно, о Мастерах и их силе. В архивах существовало бесконечное множество записей обо всех фокусах, амулетах и зельях; о каждом заклинании и проклятии; о каждом кусочке магии, существовавшем прежде. Все это обратилось в слова и сохранилось для истории.

Мастера Энергии, управлявшие той стихией, с которой у них было наибольшее сродство, могли создавать покровы. Эти покровы давали невидимость и защиту.

Мастера Духа могли говорить с мертвыми и управлять природными духами погоды.

А Мастера Интуиции – самые опасные из всех – могли множить иллюзии и проникать в разум и будущее людей.

Уэсли и Тавия провели в библиотеках много времени, изучая эти истории и расцвечивая ими свое безрадостное детство. Воображая, как могло выглядеть место, где свободно обитала подобная магия.

Они вместе погружались в истории и память о прошлом.

– Итак, мы согласились официально разделить главенство, – подытожила Тавия. – Уэсли командует фокусниками, а Саксони – Мастерами. Что насчет путешествия?

Уэсли посмотрел на путь, который Саксони начертила из своего разума.

Дорога к острову Главы была отмечена на карте мира и завершалась в некой точке в море Оннела – это место именовалось Эйм-Вотен. В переводе это означало «одинокие воды», ведь располагалась эта точка во многих милях от любой цивилизации. Оно было достаточно смертоносным, чтобы никто не осмелился сунуться туда. Там кипели чудовищные бури, а из волн торчали обломки скал. Между возвышенностями почти невозможно было проложить маршрут. Из любого города, из любой страны через Эйм-Вотен не существовало прохода.

По крайней мере, безопасного.

На протяжении многих лет моряки рассказывали байки об этом месте. Путешественники утверждали, будто там под водой лежит затонувший город. Якобы в ветре можно услышать призрачные крики тех, кто утонул во время его гибели. Поговаривали, что именно эти призраки утаскивают корабли на дно; что стрелки компаса вращаются там как безумные. Ведь эти воды кишат морскими демонами, в крови которых течет сплошное железо. Список можно было продолжать до бесконечности.

Чем больше Уэсли думал об этом, тем больше осмысленным становился выбор места для жилья Главы. Где лучше скрываться, как не там, куда никто не смеет сунуться?

– Если в Гранке есть Мастер Духа, это может оказаться полезным при пересечении Эйм-Вотен, – сказал Уэсли. – Быть может, все эти легенды на самом деле часть тех испытаний, о которых упоминала Эйрини.

– Ну, здорово, – хмыкнула Тавия. – Позволить претенденту на мировое господство столкнуть нас нос к носу с нашими сожалениями. Да кто он вообще такой, чтобы судить нас?

– Дело не в суде, а в силе, – указал Уэсли.

– Если ты скажешь «в силе характера», меня стошнит.

– Мне кажется, это испытание: сумеем ли мы справиться с собственной слабостью, – вслух размышлял Уэсли. – Доказать, что мы способны быть кем-то бо́льшим, чем люди.

– У богов нет сожалений, – мудро заметила Карам. Тавия обернулась к Уэсли.

– Ты уже на половине пути. Никто никогда не обвинит тебя в том, что ты человек.

– Хочешь сказать, что я богоподобен?

Тавия фыркнула. У Уэсли что-то екнуло в груди – слишком резко, чтобы ему это пришлось по нраву.

– Эйрини упомянула еще что-то о времени, – напомнила Саксони. – Она сказала мне, что мы должны нести его с собой. Я не знаю, что она имела в виду.

Уэсли приложил усилие, чтобы не нахмуриться от удивления, и сказал:

– Я знаю. Это одна из причин, по которым я взял с собой Фалька. Он здесь не только для того, чтобы вести поезд.

Тавия чуть слышно застонала.

– Пожалуйста, скажи мне, что вы не разрабатываете способ разнести всех на кусочки магией.

Похоже, репутация Фалька как специалиста по магическому оружию катилась далеко впереди него.

– Это гильзы времени, – объяснил Уэсли. – Их еще нужно усовершенствовать. Но я привлек Фалька, чтобы он помог мне поработать над ними. Талисман времени способен заставить кого-то застыть на секунду, но я почти год пытаюсь улучшить эти талисманы так, чтобы их магия действовала не на одного человека. План заключается в том, чтобы эти гильзы, взрываясь, замедляли всех врагов у нас на пути. – Уэсли вздохнул с легким разочарованием. – Я думал показать их Главе, а не использовать против него. Жизнь – забавная штука.

– Бомба времени. – Саксони покачала головой, словно разрываясь между гневом и уважением. – А что помешает ей заморозить и нас тоже?

– Вот в этой части ее и надо было усовершенствовать.

– Быть может, Консортесса знала об этом оружии, – сказала Саксони. – Это объяснило бы значение ее слов. А если знала она, то, возможно, в курсе и Эшвуд.

– Мы не можем быть уверены, что Эйрини говорила именно о гильзах времени, – возразил Уэсли.

– Я все еще поверить не могу, что у тебя есть эти бомбы, – с недоверием произнесла Тавия. Уэсли ухмыльнулся:

– Блестящее изобретение, не так ли? Когда они будут закончены, то смогут устранить любого, не убивая при этом. Мы получим взрыв без разрушений.

– А ты уверен, что сможешь их закончить? – спросила Карам. – Я не хочу таскать с собой непредсказуемую бомбу времени.

– Мы почти достигли цели, – заверил Уэсли. – Расчет по времени пока не идеален, но с помощью Фалька я добьюсь точной настройки.

– К вопросу о времени, – вспомнила Тавия. – Недавно я выступала на магическом рынке и попробовала показать зрителям действие предсказательного шара. – Тавия покосилась на Уэсли, склонив голову и стараясь не встречаться с ним взглядом. – Ну, ты знаешь какого.

Юноша знал.

Друзья сделали его вместе, будучи пьяны от магии. Звезды искрились над ними. Дикое, небывалое чувство вздымалось в груди Уэсли, когда их руки соединялись. Этот шар был полон дурацких загадок и управлялся скорее механикой, чем магией. Однако где-то в глубине души Уэсли казалось, будто он вложил в этот шар частицу себя, спрятав между фокусами и иллюзией. Осколок магии, который казался юноше частицей его собственной души.

Хотя, быть может, это чувство возникло из-за воздействия талисманов грез или из-за ощущения того, что Тавия находилась рядом. Из-за улыбки, которая появилась на ее губах, когда Тавия взяла в руки готовый шар.

Эта улыбка сама по себе действовала словно наркотик. В ней была собственная магия.

«Я надеюсь, – сказала Тавия, стрельнув глазами, – что когда ты обзаведешься девушкой, она будет ужасной неумехой в этом ремесле».

Это было проклятие – в той же степени, как все то, что она носила у себя в карманах.

Уэсли встряхнулся и сел немного прямее.

– Знаю, – подтвердил он.

Тавия кивнула. Затем пояснила для Карам и Саксони:

– В основном это шар для трюков. В нем почти нет магии. Забава для туристов. Только вот зрители волновались. Я использовала амулет предсказаний, чтобы устроить зрелищное выступление и позволить им поломать голову над загадками. – Между ее бровями залегли легкие складки. – Но шар сделал предсказание, которого я никогда не слышала – что-то, чего мы с Уэсли в него не закладывали. Что-то о времени, которое чьи-то руки несут через весь мир. Еще о битве – она будет и разгромной, и победной. Я тогда подумала, что шар сработал неправильно, ведь на магию фокусов полагаться глупо. Однако мне кажется, что тут как-то слишком много совпадений.

Уэсли знал, какими бывают совпадения – и этот случай к ним не относился.

– Похоже, мир пытается нам что-то сказать, – произнесла Карам.

– Мне кажется, это магия пытается нам что-то сказать, – поправила ее Саксони. Карам кивнула.

– Непостижимый Бог вещает многими голосами.

Уэсли подавил желание закатить глаза.

– Как бы то ни было, я обязательно усовершенствую гильзы времени. Но если мы собираемся добраться до Главы перед наступлением тень-луны, то сразу же по прибытии в Гранку нам нужно украсть корабль.

– Почему бы просто не украсть поезд? – спросила Тавия.

– Плавучими поездами слишком трудно управлять. К тому же поблизости от Эйм-Вотен нет магических путей. Это запретная зона. Корабль – наш единственный шанс попасть туда.

– Корабли давно хранятся в музеях, – возразила Тавия. – А пути для плавучих поездов создаются всего лишь при помощи особой магической пыли. Разве мы не можем использовать силу Саксони, чтобы создать собственный путь и заставить поезд плыть по тому пути, который мы проложим? Фальк мог бы управлять им, а мы – указывать направление.

Уэсли повернулся к Саксони:

– Полагаю, это вопрос к тебе. Как думаешь, ты сможешь работать с таким заклинанием?

Саксони выпрямилась.

– Если вы считаете, что моя сила не справится с каким-то магическим путем для поезда, тогда я не знаю, зачем я вообще здесь нужна.

Уэсли ухмыльнулся.

Если это так, они смогут привести поезд прямо на побережье острова. Мастера Энергии, которых спутники найдут в Гранке, помешают противнику увидеть их армию. Им удастся войти незамеченными прямо в ворота вражеской твердыни. Все сходилось как нельзя лучше – пусть даже план строился в спешке.

И даже если Эшвуд увидит Уэсли в компании Мастеров и его лучшей фокусницы… Глава слишком любопытен, чтобы не выслушать парня. Чересчур самоуверенный, чтобы подумать о риске навлечь на себя гибель, впустив Уэсли в свой дом.

И именно это приведет Главу к падению.

«Ты сделаешь все ради победы», – произнес призрачный голос. В кои-то веки Уэсли согласился.

Смотрящий идет за Эшвудом. Когда найдет его, пощады не будет.

Глава 17

Тавия

Глаза ее мамы были черными, а улыбка – широкой. Такие дни Тавия ненавидела больше всего.

Дни, когда она крепко держала маму за руку, а та волокла дочь через комнату; дергала то туда, то сюда; как-то странно смотрела в пустые углы, будто там стоял кто-то очень важный.

– Вот они, – твердила она, указывая на собственную тень. – Теперь ты их видишь? Моих призраков?

Тавия мотала головой. Она хотела увидеть. Девочка отчаянно желала увидеть существо, преследовавшее ее мать. Но как бы пристально Тавия ни смотрела, она видела только свою тень. Та спокойно и терпеливо ждала, пока ее хозяйка пошевелится.

Тавия подозревала: это, наверное, потому, что она слишком маленькая. Существовали вещи, известные только взрослым. Тавии часто бывало сложно понять многое из того, что без малейшего труда осознавали люди постарше. Она гадала: может быть, если постараться чуть-чуть сильнее и вложить в это все свое усердие, то удастся рассмотреть нечто, скрывающееся в тени? Те существа, которых видела ее мама и которые так пугали женщину. Но ничего не получалось – даже если Тавия старалась изо всех сил.

Она обняла маму, прижалась щекой к ее животу и подумала: может быть, нужно солгать, если ничто другое не способно остановить мамины слезы?

– Вот там, – неизменно говорила мама. – Разве ты не слышишь, как они шепчут?

Тавия проснулась в пустом вагоне. Он тускло освещался единственным мерцающим фонарем, подвешенным к потолку.

За окнами все еще было темно. Они уже выехали из тоннелей. До прибытия в Рениаль оставалась пара дней или даже часов – Тавия потеряла счет времени, – но пока что весь мир казался далеким и чужим. Он был окутан ночной тьмой, которую пронзали лишь слабые огоньки звезд.

Тавия подавила зевок.

Она не спала по-настоящему вот уже несколько дней. Больше всего девушке хотелось улечься в настоящую, нормальную кровать. С толстыми одеялами и пышными подушками, которая бы стояла в нормальной комнате, где Тавия будет одна и куда не вломится толпа хохочущих фокусников. В последнем вагоне были койки. Однако Тавия не могла расслабиться достаточно, чтобы занять одну из них и выспаться. Ее ночи полнились жуткими отголосками прошлого.

До появления этого клятого эликсира Тавия хранила воспоминания о своем детстве словно святыню – они лежали в ее памяти, как стопка разноцветных картинок. Иногда девушка чувствовала, что слишком глубоко погрузилась в пучины преступного мира. Тогда Тавия перебирала эти картинки, решая, какая из них сейчас ей нужнее всего. Одну она использовала чаще остальных. Эта картинка истерлась и истрепалась в памяти; выцвела за прошедшие годы так, что девушке приходилось жмуриться, чтобы рассмотреть мелкие подробности.

То, как изгибались в улыбке губы ее мамы, а вокруг глаз появлялись мелкие морщинки. То, как мама обнимала Тавию – настолько крепко, что они почти становились одним целым. То, как мягко звучал голос мамы, когда она произносила имя Тавии, словно это был некий секрет, известный только им.

Это было прекрасно – когда тебя кто-то так сильно любил, – но сейчас девушка разрушала эти воспоминания и исследовала те, что скрывались под ними.

Воспоминание о том, какими холодными – просто ледяными – стали мамины руки. О ее черных глазах и метке, краснеющей на шее, словно мазок краски. Тавия пыталась отогнать эти мысли и дать дорогу другим воспоминаниям, полным неизъяснимой нежности – о том, как мама называла ее «сиоло», будто это самое ласковое прозвище в мире. Словно быть маленькой девочкой в Крейдже – это большая удача, а не несчастье.

Однако вспоминать об этом становилось все труднее.

Тавия слишком устала и была взвинчена. Каждую ночь, едва стоило закрыть глаза, перед внутренним взором вставало мамино лицо с черными пустыми глазами. И лицо того человека, Дэниела Эмильсона. Он, наверное, умер из-за нее в тюремной камере в Крейдже.

Все это отнюдь не способствовало крепкому сну.

И кроме того, коек в поезде насчитывалась лишь пара десятков. Тавия решила предоставить другим фокусникам делить эти места между собой. У Уэсли, конечно, был личный вагон с отдельной кроватью – по той простой причине, что это был Уэсли.

Тавия могла поспорить, что юноша спал сном младенца – пусть даже всегда держал один глаз открытым. Она натянула на лицо черный капюшон куртки. В окно, выбитое во время атаки на станции, проникал холодный воздух. От холода кости у нее ныли, однако свежий воздух все равно требовался: армии фокусников в поезде приходилось тесновато. Тавия была приятно удивлена, что они все еще не поубивали друг друга. Она направилась в соседний вагон. Оттуда доносился голос Саксони.

Открыв раздвижную дверь, Тавия увидела: Саксони валяется поперек двух сидений. Ее голова свисает за край. Буйные вьющиеся локоны метут пол, а в руке зажат ломоть хлеба. Карам сидела напротив и точила нож, кривя губы в полуулыбке.

Тавии нравилось видеть их вот так, вместе. Это напоминало девушке о прежних днях, когда она и Уэсли еще были друзьями и могли вдвоем смеяться по любому поводу – или вообще без него.

Конечно, если бы в прежние времена им с Уэсли пришло в голову поцеловаться… чего они, впрочем, не делали.

– Умираю с голоду, – заявила Саксони и бросила хлеб на тарелку между ними, как будто он не считался едой. – Этот поезд такой шумный, что я едва могу спать. А каждый раз, когда мне хочется облегчиться, в туалет стоит очередь длиной в половину города. Мне кажется, это и есть первое испытание Главы. Представить не могу, чтобы он придумал что-нибудь хуже.

Карам ухмыльнулась:

– Хочешь сказать, что ты не рада этой тесной дружеской обстановке? – спросила Тавия, подходя поближе. Саксони села и широко улыбнулась.

– Рада снова видеть тебя среди нас. Хорошо поспала?

– О да, лучше не бывает. – Тавия опустилась на сиденье рядом с ней. – Целых двадцать минут.

– Невероятная роскошь, – согласилась Саксони.

– И не хочу вызвать у тебя зависть, но час назад туалет был свободен. Мне удалось сделать все необходимое, и при этом никто не барабанил в дверь. Там даже висел рулон туалетной бумаги.

– Ты меня просто убиваешь, – вздохнула Саксони. – И как это люди жили до появления плавучих поездов? Поверить не могу: я принимала эти поезда как должное и сетовала, что они слишком большие, слишком роскошные. Кто же жалуется на излишки роскоши? Только такие дуры, как я.

Она с печальным видом выглянула в окно, прижав руку к груди. Едва девушка повернулась, взгляд Тавии упал на отметину на шее Саксони.

Тавия ничего не могла с собой поделать.

Отметина приняла розовый оттенок – словно свежий ожог. По крайней мере, так было раньше. Сейчас эта метка начала затягиваться, точно старая рана, сливаясь со смуглой кожей Саксони. Но каждый раз, когда Тавия видела отметину, ее душу наполнял ужас.

В памяти снова всплывали все те жуткие ночи, которые она изо всех сил пыталась забыть.

«Не плачь, сиоло».

Отметина магической болезни на шее у мамы была такой отчетливой – даже после того, как ее тело окоченело. Рука, которую сжимали крошечные пальчики Тавии, стала холодной точно лед. Однако с кожи Саксони эта метка исчезала, точно не желая быть увиденной. Быть может, она остается только на теле у мертвых, подобно клейму.

Тавия гадала, жив ли еще Дэниел Эмильсон.

Она откашлялась. «Нужно перестать думать об этом, иначе я свихнусь».

Саксони прислонилась головой к оконному стеклу.

– Держу пари, твоему смотрящему нравится вот так сидеть взаперти.

«Твоему смотрящему». Как будто Уэсли принадлежал только Тавии.

– Ну-ну, – отозвалась она. – Тебя никто не учил, что не следует плохо говорить о великом Уэсли Торнтоне Уолкотте?

– Ему необходимы три имени для всех его личностей, – сказала Саксони.

Тавия ухмыльнулась и взяла с тарелки ломоть хлеба.

– Кто у нас отвечал за запасы продовольствия?

– Думаю, лучше не спрашивать, – ответила Саксони. – Если я это узнаю, то не смогу сдерживать ярость.

– Правильная позиция. – Тавия откусила кусочек сухого хлеба. – Не надо нарушать спокойствие. На меня уже несколько дней никто не нападал. Я начинаю привыкать к отсутствию синяков.

– Тебе хорошо говорить, – пробурчала Карам. – В тебя не стреляли.

Тавия сочувственно улыбнулась воительнице. Хотя, если говорить честно, в нее стреляли – другое дело, что не попали. Но девушка не виновата, что Карам оказалась недостаточно проворна. К тому же Саксони быстро залечила рану. Карам сейчас выглядела вполне здоровой. По крайней мере, зыркала она на всех так же злобно, как обычно.

– Если рана еще болит, я могу кое-чем помочь, – предложила Тавия. – У меня есть болеутоляющий талисман, от которого ты проспишь неделю.

– Ничего у меня не болит, – возразила Карам.

– Вот как? – Тавия улыбнулась. – Значит, тебе просто нужен был повод пожаловаться?

Карам прищурилась. По выражению ее глаз стало понятно: девушка не оценила юмор Тавии. Смех Саксони прозвучал в ночной тишине громко, словно выстрел.

– Мне ужасно нравится, как вы ладите между собой. – Она обвила рукой плечи Тавии. – Мои самые любимые в мире девочки обязательно должны стать лучшими подругами.

Тавия подняла брови. Однако ухмылка Саксони оказалась заразной, и фокусница не смогла удержаться от смеха.

Это была отличная возможность отвлечься от предстоящей войны.

Тавия вывернулась из-под руки Саксони и заметила сквозь расстегнутый ворот ее рубашки крошечную серебряную отметину чуть повыше левой груди.

– Я и не знала, что у тебя есть татуировки, – сказала Тавия. Саксони закатила глаза и погладила подругу по голове.

– Бедная маленькая фокусница, – промолвила она, притворяясь, будто не видит сердитого взгляда Тавии. – Это одна из моих регалий. Их носит каждый Мастер – они обозначают отрасль магии, которой мы занимаемся, и то, чего нам удалось добиться. Это мой знак Мастера Энергии.

Конечно же, это было так.

Конечно же, у Саксони имелся этот знак.

Потому что Саксони была Мастерицей.

Тавия не знала, сможет ли когда-нибудь привыкнуть к этому.

Она не хотела злиться на подругу. Подобная злость была бы жутким эгоизмом. Казалось вполне разумным то, что Саксони никому не говорила о своей сущности – ведь девушка скрывалась от тех самых людей, на которых девушки работали. От сохранения этой тайны зависела ее жизнь – а может быть, и жизнь Тавии. Но насколько бы оправданным ни было недоверие Саксони к подруге, смириться с этим оказалось трудно.

– Они напоминают те руны, которые рисуют на себе туристы, – отметила Тавия. Саксони заметно напряглась и сморщила нос, словно почуяв что-то отвратительное.

– Суви.

«Подонки».

Очевидно, Мастерица была не в восторге от того, что традиции ее народа свелись к нательным украшениям для приезжающих в Крейдже зевак.

– Ты беспокоишься насчет будущей встречи с Мастерами? – спросила Тавия у Карам. – Будут ли они доверять тебе после твоего столь долгого отсутствия?

– Я больше беспокоюсь насчет встречи со своим отцом, – ответила Карам, продолжая точить нож. – Мы с ним не разговаривали вот уже несколько лет. К тому же расстались нехорошо. Он никогда не одобрял мое желание стать воином.

Тавия молчала. Фокусница не знала, что сказать. Странно, когда кто-то невероятно жесткий и опасный становится настолько уязвимым.

– Я бросила свою семью, своих друзей; все, что я обещала им, – продолжила Карам. – Я предпочла всему этому жизнь бойца в Крейдже. А теперь возвращаюсь не ради искупления, а ради того, чтобы просить их рискнуть жизнью для меня. Оказать мне доверие, которое я один раз уже разрушила.

Карам резко втянула воздух. Саксони положила ладонь ей на колено, словно понимая: Карам нуждается в утешении. Но девушка не знала, как это утешение предложить.

Тавия по-прежнему сидела тихо. Она никогда не разочаровывала своего отца, потому что не могла этого сделать – его попросту не было рядом. Тавия ничего не знала об отце: ни того, как он выглядел, когда злился, ни цвета глаз… она даже имени его не знала. И ее драгоценные и многократно просмотренные воспоминания были настолько полны образом матери, что мечты об отце возникали редко.

Мама никогда не говорила о нем. Тавии оставалось положиться лишь на свое воображение. Отец представлялся ей в двух разных образах. Иногда девушка полагала, что он был романтиком-путешественником, который всей душой любил ее мать, а потом трагически погиб. Мама же в приступе отчаяния бежала из Воло в Усханию, поселившись в Крейдже – ведь здесь была его родина. Она надеялась жить хотя бы рядом с его духом. В зимнее время, когда на Крейдже опускался холод, мама Тавии тосковала о теплых ночах Гилы. Она могла смотреть в окно на Вечносияние. Тогда в ее душу снисходил покой. В этих небесных огнях мать ощущала магию и присутствие своего умершего возлюбленного. Этого женщине было достаточно. Иногда же Тавии казалось, что ее отец являлся просто громилой, насильником и мерзавцем. Но девушка старалась гнать от себя эту мысль.

– Точно так же я чувствую себя при мысли о своей амдже, – сказала Саксони. – Я не знаю, как она поступит, когда обнаружит, что я примкнула к Уэсли ради свержения Главы. Она пережила Войну Эпох и своими глазами видела, что делает с людьми торговля темной магией. Амджа ненавидит все, что они олицетворяют.

– Ты хочешь сказать, будто не все считают Уэсли Торнтона Уолкотта величайшей личностью всех времен и народов? – осведомилась Тавия.

– Как ни странно, не все, – отозвалась Саксони. – И лишь Сонму Богов ведомо, как поступит мой отец, когда поймет: я отправилась в Крейдже, чтобы найти Зекию, а осталась там и стала шпионкой смотрящего. Когда он узнает обо всех моих поступках, он…

Она оборвала фразу и умолкла. Ее улыбка ослабла и помрачнела. Тавия напряглась. Девушке было неприятно, что она не умеет понимать людей, которых могла назвать близкими.

Если бы на месте Саксони находился Уэсли, Тавия поняла бы его. По одному тому, как юноша дергал свой галстук или невпопад поправлял запонки, Тавия за полсекунды понимала ход его мыслей.

Лжецов легче всего прочесть.

– Значит, вас всех ждут злые родственники? – уточнила Тавия. – Забавно.

– Думаю, мой отец будет скорее испуган, чем зол, – ответила Саксони. – Когда-то он сражался за то, чтобы отвоевать нам место в этом мире. Но после потери моей матери и Малика, а потом и Зекии… мне кажется, он просто боится пережить кого-то еще.

– Малика? – переспросила Тавия.

– Моего брата, – пояснила Саксони. – Он погиб в огне вместе с моей матерью, когда я была еще маленькой.

Она сказала это так просто, словно речь шла лишь об очередном факте из жизни, о котором девушка не упоминала прежде. Воздух как будто сгустился. Тавия ощутила себя самой никчемной из всех друзей, какие только могут быть на свете.

Она даже не знала, что у Саксони был брат.

Разве друг может не спросить о таких вещах?

– Малику стукнуло всего пять лет, но он был самым отъявленным баламутом, какого только можно вообразить, – продолжила Саксони. – Ему всегда требовалось, чтобы все вышло так, как он хочет. А поскольку он не был похож на нас с Зекией, я дразнила его – мол, Малик не наш брат. Якобы мы нашли его в лесу, а на самом деле он ребенок духов-проказников. Но Малик почему-то считал, что это хорошо.

Саксони засмеялась. Хотя ее смех звучал печально, во взгляде блеснула искорка радости – как будто она была счастлива, что может кому-то рассказать о своем брате… даже просто упомянуть его имя.

– Извини, – промолвила Тавия. Это, вероятно, было самое худшее, что она могла сделать. Слова сожаления ничего не меняли и уж точно не могли воскресить родных Саксони.

Саксони ткнула подругу под ребра:

– Не смотри так мрачно. Это было очень давно. Сейчас важно то, что мы можем найти Зекию.

– Мы найдем ее, – пообещала Тавия. – Во что бы то ни было. Мы вернем тебе сестру.

Саксони взяла Тавию под руку.

– Лучшая фокусница Крейдже дала мне слово, – сказала она. – Прямо бальзам на душу.

– Можешь рассчитывать на меня в этом деле, – подтвердила Тавия. – В моей профессии сомнение в себе – не самое хорошее качество.

– В твоей профессии хороших качеств вообще быть не должно, – заметила Карам. Она, конечно же, шутила – с той убийственной серьезностью, на которую только Карам и была способна, – но Тавия не могла с ней не согласиться.

Она всегда мечтала лишь об отъезде из Крейдже и путешествии в Воло, родную страну ее матери. Фокуснице казалось, что так удастся в некотором роде начать с чистого листа и стереть все свои плохие поступки. Тавия читала книги о Воло и представляла себе эту землю, пока та не стала казаться ей чем-то вроде легенды.

Волийцы веровали в Одинокую Богиню и Предателя. Богиня создала его, чтобы провести вместе с Предателем свою бессмертную жизнь. Но он позавидовал ее силе и ниспослал на все земли грех. Поэтому в наказание Богиня была вынуждена убить его. Каждый год волийцы устраивают празднество в честь жертвы, принесенной Одинокой Богиней. В Гиле, столице страны – именно там родилась мама Тавии, – улицы увешивают бумажными фонариками и наполняют небо магией. Звезды начинают сиять разными цветами. Говорят, это один из самых красивых праздников во всех четырех странах.

Тавия всегда думала: если бы она росла там, жизнь сложилась бы совершенно иначе. Девушка не швырялась бы проклятиями и амулетами, когда кто-то разозлит ее. Она бы просто поморщилась и высокомерным тоном произнесла: «Предатель вселил в тебя грех».

Вместо этого Тавия продавала людям опасные талисманы и зелья, делая вид, словно это ничего не значит; убеждая себя, будто люди заслуживают такого – пусть даже она понимала, что это ложь. Мать Тавии умерла от магической болезни. Тавия отлично осознавала, что, возможно, продает эту болезнь кому-то еще.

В тот день у храма она едва не погубила Саксони.

Тавия не знала, сколько жизней она разрушила, притворяясь, будто знать ничего не знает и только выполняет приказы. Девушка не могла сказать, что осталось от ее души после стольких лет на улицах и что уцелеет после того, когда все закончится, однако отчаянно надеялась, что среди этих остатков будет хоть что-то хорошее. Она должна своей матери хотя бы это.

Глава 18

Карам

Карам родилась на священных отмелях Гранки. Стопы ее матери в этот момент были погружены в воды самой большой из пяти рек.

Эти реки разбегались, точно артерии, от сердца города. Когда мать Карам поняла, что ее первое дитя вот-вот появится на свет, женщина пешком прошла милю до водопада на Сипе – реке милосердия. Она надеялась, что именно такой и будет ее дочь – милосердной и преданной древним обычаям. Вот только милосердия у Карам недоставало, а единственное, чему она, похоже, была предана сейчас – это хаос.

Прошло много лет с тех пор, как Карам видела место, которое когда-то называла домом. Тех людей, кого когда-то называла родными. Вопреки всем историям, время не лечит раны – лишь мешает разглядеть их. И чем дольше Карам носила эти раны, тем глубже они уходили, пока не скрылись так глубоко, что их без труда можно было игнорировать.

Чтобы найти гранкийских Мастеров, ей требовалось встретиться со своими родителями. А они узнают, что Карам посвятила свою жизнь насилию. Им не будет дела до того, молится ли она, как раньше, Непостижимому Богу. Потому что какой прок в молитве, если девушка только и делает, что просит о прощении?

И Арджун. Старый друг, которого она покинула, пообещав вернуться в статусе воительницы. Карам лишь надеялась, что он сохранил боевой дух, памятный ей по детским годам. Что Арджун не возненавидит подругу за то, что она примкнула к тем самым людям, которых обещала повергнуть, когда будет сражаться бок о бок с ним в сиянии славы.

– Я никогда не бывала за пределами Усхании, – восхитилась Тавия. – Здесь так красиво!

С ясного гранкийского неба сияло солнце. Его бело-золотые лучи обнимали их, словно теплые руки. Карам уже забыла, насколько здесь солнечно и ярко – будто сами небеса открыты над городом настежь, – чтобы Непостижимый Бог мог приглядывать за своими верными детьми.

Так называемый Сонм Богов Усхании, вероятно, предпочитал не видеть, что творится внизу. Это объясняло существование таких людей, как Уэсли.

Карам сделала вдох. Улицы, на которых она выросла, по-прежнему пахли перцем. Неподалеку от того места, где она и Арджун играли в воинов, в брусчатку была вмурована табличка со священной проповедью самоотверженного служения, мира между всеми, кто живет в мире, и отвержения греха.

– Дело не в том, что Гранка так красива. – Саксони хлопнула Тавию по плечу. – Просто ты уже неделю не видела солнца.

– Ну, во время нашего отъезда стояла зима, – отозвалась Тавия. – Напомни мне никогда больше не проводить так много времени в поезде. Мне не терпится увидеть звезды.

– Ты их не увидишь. – Уэсли снял куртку и аккуратно перекинул ее через руку. Промокшая от пота рубашка липла к его телу. – Наша задача – прийти, поговорить и уйти. Мы здесь не для того, чтобы любоваться достопримечательностями.

– Звезды – не достопримечательность, – возразила Карам.

– Тем не менее мы не станем бродить по улицам.

– Ты всю жизнь прожил в Крейдже, и тебя беспокоят здешние улицы? – спросила Карам.

– Меня беспокоит здешнее население, – ответил Уэсли. – Почитатели Мастеров не любят тех, кто продает и покупает магию. Нам нужно вести себя тихо.

Карам даже не потрудилась скрыть ухмылку.

– Мы приехали с целой армией мошенников на украденном паровом поезде.

– Вести себя тихо, начиная с этого момента, – дополнил Уэсли. Он расстегнул пуговицу на воротнике – жара одолевала юношу. – И тем не менее вести себя тихо.

Саксони пристроилась рядом с Карам. Вид у нее был такой, словно девушке не по себе. Карам всегда полагала: Саксони заметить легче лесного пожара. Однако в Гранке она должна быть словно рыба в воде. В конце концов, девушка являлась Мастерицей и находилась в стране, где ее сородичей считали проводниками божественного духа.

Но даже при этом Саксони выделялась среди всех – и не потому, что была выше большинства мужчин; не оттого, что держалась с небрежной самоуверенностью; и не потому, что ее одежда выглядела более облегающей, чем это было принято. Причиной этого стал ее взгляд на Карам; то, как воздух между ними словно бы воспламенялся от одной лишь улыбки Мастерицы.

Саксони коснулась ножа на своем боку. Карам сглотнула, вспомнив день, когда подарила ей этот нож. В этот день Саксони явила свою силу и впервые доверилась Карам. Нож… для Карам это был способ показать: она тоже верит Саксони. В конце концов, это был лучший из ее ножей. Девушке пришлось просить у Уэсли денег, чтобы купить себе новый клинок на замену.

– Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой? – спросила Саксони. Карам кашлянула.

– Нет.

Саксони подтолкнула ее в бок.

– Я отлично умею управляться с родителями. Мои уловки неотразимы для всех. И мои чары не выветриваются.

– Нет, – повторила Карам. Улыбка Саксони померкла.

– Почему?

Карам колебалась.

Хотя Крейдже научил ее не обращать внимания на мысли посторонних людей, она не вынесет, если ее родители посмотрят на Саксони с таким же разочарованием, с каким всегда принимали саму Карам. Им была ненавистна мысль о том, что их дочь сражается ради мира. Так что они подумают о Мастерице, заключившей союз со смотрящим?

Карам противно было думать, что они заставят Саксони тоже почувствовать себя предательницей.

– Трое – это уже толпа, – вмешался Уэсли. – Мы пойдем вдвоем с Карам. Нам не нужна нянька.

Если бы Карам не знала Уэсли, она могла бы решить, что юноша просто пришел ей на выручку.

– Тогда что следует делать нам? – спросила Саксони.

– Очевидно, не любоваться достопримечательностями, – отозвалась Тавия, бросив на Уэсли обиженный взгляд. Его губы изогнулись в полуулыбке. Парень слишком часто стал улыбаться в ее присутствии.

– Вам нужно подмазать кое-чьи ладони, – сказал Уэсли. – Прежде чем мы покинули Крейдже, наш приятель вице-дуайен дал мне кое-какие контакты, дабы удостовериться, что наше пребывание здесь пройдет гладко. Не бесплатно, конечно.

Он достал из кармана куртки листок бумаги. Там был начертан список из полудюжины имен. Уэсли протянул его Тавии.

– Так это законные контакты? – спросила она. – Нам не нужно угрожать им?

– Не нужно угрожать людям, которым ты можешь заплатить, – ответил Уэсли. – Они возместят нам боеприпасы, которые мы потратили на станции; снабдят фокусников дополнительными амулетами и укажут, где можно безопасно остановиться – там, где нас не ограбят и не убьют. Я бы мог составить для тебя список необходимых вещей, но будет проще, если ты просто заплатишь им и не станешь задавать вопросы. Скажи, что тебя прислала усханийская дуайенна. Они поймут, что надо сделать.

– А если не поймут? – поинтересовалась Тавия.

Уэсли ухмыльнулся:

– Тогда можешь начать угрожать им.

Карам вела Уэсли через лабиринт своего родного города. Он совсем не походил на Крейдже с его извилистыми переулками и резкими, непредсказуемыми поворотами. В Гранке вдоволь хватало открытого пространства и широких улиц. Булыжники брусчатки были достаточно массивными, чтобы на каждом можно начертать молитву. Дома, напротив, были небольшими и располагались группами – каждая напоминала очертаниями один из священных символов.

Это был город мудрости и центр паломничества, где крыша храма увенчана костями первых Мастеров. Некоторые дни – даже недели – в году посвящались почитанию этих проводников божественной воли. Здесь магия не являлась товаром или предметом, который можно заполучить в качестве боевого трофея. Она была призванием. До войны Мастера покровительствовали своим верным и обучали их обращаться с амулетами. Обладатели великой силы рассказывали им, как жить в гармонии с Непостижимым Богом.

Гранка была мирным городом. Несмотря на непрерывный шум толпы, покой заливал ее улицы словно расплавленный воск, запечатывая все и вся в этой безмятежности. На берегах пяти рек не было места ничему дикому и неукротимому. Опасность не маячила ни в небе, ни в глазах прохожих.

Карам злилась на себя за свою ненависть ко всему этому.

Они шли вдоль берега Тебхи, реки разрушения. Это соответствовало тому хаосу, который Карам намеревалась учинить. Каждая из пяти рек представляла один аспект Непостижимого Бога: Сипа воплощала милосердие, Тебхи – разрушение, Сахке – защиту, Бихи – мудрость, а река Сирта – созидание. Люди проводили целые дни на берегах своей избранной реки – молились и пили ее воду, как будто это могло принести благословение свыше.

Дом Карам не изменился за годы ее отсутствия. Он был маленьким, но нарядным: с черной чугунной оградой и стенами песочного цвета. Окна выступали из фасада наружу. Каждое было снабжено маленьким балконом – шириной едва в руку Карам. В детстве она втискивалась на какой-нибудь из этих балконов, упершись спиной в одну стенку, а подошвами – в другую. Девочка читала книги о хей-рекхи, науке самообороны. Когда ее отец уходил из дома, чтобы учить людей в храме, а мать шла раздавать пищу беднякам, Карам и Арджун упражнялись в саду со старым боевым шестом ее деда. Это была одна из немногих вещей, которые остались девочке от ее пехти-джала.

Она желала стать воином, каким являлся он. Ее родители же хотели, чтобы дочь держалась как можно дальше от этого пути.

Уэсли чуть отстал от Карам, предоставив ей указывать путь. Он уже закатал рукава рубашки и спрятал запонки в карман. Карам вздохнула, глядя на татуированные руки смотрящего. Они оказались теперь на виду. Ее родители, несомненно, будут в восторге, увидев эти наколки.

– Ты готовишься драться? – спросила она, указывая на закатанные рукава Уэсли.

– А придется?

Карам пожала плечами:

– Это зависит от того, собираешься ли ты признаться моему пехте в своей сущности.

– У меня есть ощущение, что он уже это знает.

– Ты пользуешься дурной репутацией.

– Ты теперь тоже.

Карам не хотела признавать, но ей нравилось, как это звучит.

Было что-то в том, чтобы завоевать себе место в Крейдже, а не получить его на тарелочке. Это вызывало у девушки гордость. Она сражалась за нынешнее положение. Воительнице не потребовались для этого ни молитвы, ни магия. Только кулаки, ловкость и понимание: она способна это сде- лать.

Едва спутники постучались в дверь, как мать Карам открыла им. На ней была оранжевая сетва в четыре полосы, а на лице не отражалось даже намека на удивление. Женщина бросила взгляд на синяки, не сходившие с лица дочери, а потом на грязь, прилипшую к подолу одежды Карам.

На Уэсли она даже не взглянула.

– Мете, – произнесла Карам, – мне нужна твоя помощь.

Это были первые слова, которые она сказала матери за пять лет. Карам стало стыдно за это.

Пять лет прошло с тех пор, как отец велел ей уходить и найти себе войну, если уж девушка так отчаянно этого желает.

Пять лет с того момента, как Карам умчалась прочь так стремительно, словно за ней гнались демоны.

Девушка хотела вернуться когда-нибудь, высоко держа голову; со спокойным пониманием того, что она поступила правильно, когда уехала отсюда. Желала доказать, что ее решение учиться боевым искусствам оказалось абсолютно правильным.

За все это время лицо матери ничуть не изменилось – словно было нарисовано на холсте и покрыто лаком. Карам видела у нее под ногтями следы теста и чувствовала с кухни знакомый запах пряностей. Девушка не сомневалась в том, что когда увидит отца, он будет таким же решительным и упрямым, как прежде, и с добрыми глазами. И уж конечно, не изменит своей привычки дотрагиваться до священного ожерелья на ее шее.

Прошло пять лет. Ничего не изменилось – не считая самой Карам.

– Помощь, – повторила ее мать по-усханийски. Карам немедленно выбранила себя за то, что не заговорила на священном языке. Ей уже давным-давно не с кем было на нем разговаривать. – Моя помощь всегда с тобой, дила.

Вот уже целую вечность никто не называл Карам «милой».

– Но я не стану помогать ему.

Мать Карам впервые посмотрела на Уэсли. Ее взгляд стал жестким.

– Значит, вы слышали обо мне, – произнес Уэсли.

– Нет.

Улыбка Уэсли погасла. Он не привык к безвестности.

– Но я знаю, что ты – смотрящий, – продолжила мать Карам. – Смотрящего я могу узнать где угодно. – Она обвиняюще взглянула на Карам. – Тебе не следовало приводить его сюда.

Уэсли расправил ворот рубашки.

– Я часто это слышу.

– Быть может, тебе следовало прислушаться. Такие люди, как ты, должны сидеть в тюрьме.

– На свете немного подобных мне людей.

– Нет, много.

Карам откашлялась и спросила:

– А где пехта? Мне казалось, он должен был уже вернуться из храма.

– Твой пехта не в храме. – Ее мать вытерла припорошенные мукой руки о ярко-оранжевую ткань штанов. – Он с Непостижимым Богом.

У Карам едва не подломились ноги.

Конечно же, она ослышалась. Отец не мог…

– Прошло уже много месяцев.

Карам оперлась рукой о стену, чтобы не упасть.

Девушка не могла не узнать о смерти отца. Такие люди, как он, не умирают тихо. Они гибнут на глазах толпы, взывая к миру. Их убивают в дни жестоких расправ. Тогда небеса плачут, а время замирает среди громовых раскатов – такова ярость Непостижимого Бога.

Он не мог просто уйти много месяцев назад – так, чтобы за эти месяцы его дочь ничего не проведала.

– Ты не сказала мне, – выдавила Карам.

– Тебя не было рядом, чтобы я могла тебе сказать.

Ее мать вернулась в дом, оставив дверь открытой – словно приглашала их войти. Карам проследовала за ней на кухню, чувствуя, как в груди поднимается гнев.

– Ты даже не сообщила мне!

Женщина продолжила готовить еду.

– А откуда мне было знать, куда сообщать?

– Вы сами велели мне уходить!

– Ты и Арджун уже замыслили этот уход.

– Вы велели мне уходить, – повторила Карам.

Ее мать оперлась ладонями о столешницу и вздохнула.

– Иногда сказанные в гневе слова – это не слова истины, дила.

– Мне не нужны твои проповеди.

– Только моя помощь.

– Мете, пожалуйста, – дрожащим голосом выговорила Карам.

Это прозвучало настолько не похоже на нее, что Карам почти ощутила себя снова маленькой девочкой. Как будто и не прошло всех этих лет, проведенных на улицах Крейдже – когда она прорубала себе путь через город, стряхивая прошлое с ног, точно пыль и прах. Сейчас девушка, как когда-то прежде, явилась домой и стояла, виноватая, перед своими родными.

Ее отец был мертв. Она никогда не сможет увидеть его и извиниться. Карам больше не сумеет обнять отца и услышать, как он гордится ею – такой, какой она стала. Пусть даже это совсем не то, чего мужчина хотел. Отца просто не было.

Карам бросила свою прежнюю жизнь в пламя. Крейдже помог ей все сжечь. Теперь уже не было шансов заново сложить это прошлое. Все его частицы обратились в пепел.

Карам упала на пол.

Слезы были горячими и безмолвными. В груди сидела боль. Комната расплывалась перед глазами. Карам казалось, что сейчас она тоже умрет. А потом ее мать опустилась рядом на колени и жестом утешения положила руку дочери на плечо. Карам каким-то образом нашла в себе силы посмотреть в материнские глаза. В них тоже стояли слезы.

– Дила, – произнесла мать. – Ты хотела быть воином. Воины не плачут.

И она обняла Карам.

Впервые за пять лет Карам оказалась в материнских объятиях – и впервые за пять лет почувствовала себя в безопасности.

А потом кто-то негромко откашлялся.

Уэсли последовал за ними в дом. Беззвучно, точно смерть. Похоже, ему было неловко и странно видеть плачущую на полу Карам. Девушка подумала: не совершила ли она ошибку, позволив смотрящему узреть ее такой уязвимой. Но каким бы ужасным ни считали его люди, Карам знала: есть вещи, которые для Уэсли священны – и одной из таких вещей была семья. Верность.

Возможно, у него самого не было ни семьи, ни верности. Однако юноша, по крайней мере, уважал это в других.

– Я могу подождать снаружи, – предложил Уэсли, стараясь не смотреть на Карам.

– Теперь ты живешь такими тайнами, – сказала мать, утирая слезы Карам. – Так много демонов вокруг тебя.

Выражение лица Уэсли не изменилось.

Карам предположила, что он воспринял это как комплимент. Наверное, это было лучше, чем когда парня постоянно называли ручным псом Главы.

– Мете, – произнесла Карам. Голос девушки обретал твердость. И хотя дыхание все еще сбивалось, это все-таки был ее собственный голос. – Мы делаем очень важное дело.

– Жестокость не бывает важным делом, дила.

Карам вскинула руки. Она и забыла, что ее упрямство было наследственным. Это оказалось практически единственным, что досталось девушке от ее родителей.

– Разве ты вершишь работу Непостижимого Бога? – спросила ее мать. Карам кивнула и поднялась на ноги. Мать последовала ее примеру. – Ты действительно веришь в это?

Карам снова кивнула.

– Глава Усхании затевает что-то ужасное и использует для своих целей магию, – объяснила она. – Их страна в опасности.

Мать покачала головой:

– Эти преступники – не короли. И чем скорее наши дуайены бросят их в темницы, тем лучше.

Уэсли сел за маленький деревянный стол в углу кухни и раскатал рукава рубашки.

– Главы подкупают слишком многих чиновников, отсекая подобную возможность.

Мать Карам шагнула к нему и стукнула юношу по ногам, показывая: он должен встать. Карам побледнела.

– Мете! – предостерегла она, но Уэсли без возражений поднялся.

– Желание таких, как ты, давать взятки бесконечно.

– Так же, как и желание ваших дуайенов брать эти взятки, – парировал Уэсли.

– У Главы Усхании есть свои Мастера, – сказала Карам. – Он использует их, чтобы создавать ужасную магию и готовиться к войне.

– Священных проводников нельзя использовать.

– Именно поэтому мы хотим остановить его, – пояснил Уэсли. – Чтобы спасти священных проводников. Все, что нам нужно, – это встретиться с гранкийским Родом.

Хотя это пожелание высказал Уэсли, по спине от матери получила Карам.

– И ты смеешь требовать подобного? Ты готова подвергнуть невинных людей опасности ради него? Невинных людей – таких, как Арджун, вместе с которым ты росла!

На душе у Карам просветлело при упоминании давнего друга. Значит, по крайней мере, он жив и здоров.

– Арджун будет не единственным Мастером, примкнувшим к нам, – возразила воительница. – У нас уже есть кое-кто.

Мать помолчала.

– С вами прибыл кто-то из Мастеров?

– Ее зовут Саксони, – начала Карам. – И она хочет помочь нам остановить все это безумие. Ты бы видела ее силу, мете! Я даже не подозревала ни о чем подобном. Саксони великолепна.

Женщина понимающе улыбнулась:

– В твоих глазах горит свет. Такого я никогда в них не видела прежде, дила. Твой отец гордился бы этим.

Карам сглотнула.

– Саксони обеспечит безопасность всем Мастерам, которые примкнут к нам. Ты и пехта учили меня, что Мастеров следует защищать любой ценой. Пехти-джал и мета-джил погибли при попытке сделать именно это. Если мы сможем остановить Главу, я закончу их работу и принесу славу своей семье.

Мать Карам положила выпрямленные ладони на плечи дочери и глубоко вздохнула.

– Даже если я помогу тебе, они могут не захотеть этого сделать. Возможно, Арджун решит поверить тебе и убедит Госпожу сделать то же самое, но в этом случае жизни Мастеров окажутся в твоих руках. Если из-за тебя они пострадают, то даже в иных странах тебе не спастись от Непостижимого Бога. Я не смогу защитить тебя от Его гнева, дила.

Карам положила ладонь поверх руки матери, жалея о том, что не может вот так же коснуться руки отца.

– Обещаю тебе, я выиграю эту битву и закончу работу, начатую нашими предками. Мне никогда не требовалась твоя защита, мете. Только твое доверие.

Глава 19

Саксони

Роды были в некотором смысле подобны бандам.

Они существовали по одному в каждом крупном городе каждой страны. Их Господа несколько напоминали смотрящих – разве что не занимались убийством. Обычно.

С самой войны ни один Мастер не разговаривал с другими Мастерами за пределами своего Рода. Это было попросту небезопасно. Никому нельзя доверять. Риск всегда становился слишком велик. Потому они держались сами по себе, не делясь тайнами и не обмениваясь заклинаниями. У каждого Рода были свои традиции. Никто из них не желал делиться с другими.

Однако сейчас Саксони собралась встретиться с гранкийским Родом и впервые увидеть других Мастеров помимо собственных Родичей.

Лес вокруг священного храма занимал чуть больше трехсот акров. Здесь росли деревья с корой странного цвета – зеленовато-бурой на стволе и ярко-зеленой на ветвях. Их листья напоминали листья клевера, а корни тянулись по поверхности земли, точно плети водорослей. Сама почва представляла собой магическую пыль. Такая пыль покрывала бурую землю столь густо, что ее исконный цвет становился почти не виден. Сам же магический слой напоминал мокрый песок под полуденным солнцем. Когда они ступали по нему, позади оставались светящиеся отпечатки ног. Следуя этим отметкам, можно было вернуться обратно той же дорогой.

Саксони не могла отделаться от мысли: будь это в Крейдже, фокусники бы в мгновение ока расхватали и продали этот песок.

Род жил не в священном храме, а под ним. Мать Карам настойчиво указала им не приближаться к ступеням древнего монумента, чтобы не навлечь на себя злую участь. Спутники сразу решили: делать этого не следует. Поэтому они должны были найти у его подножия потайной вход, через который можно безопасно пройти в обитель их союзников.

Четверо шли через лес. Рядом с Уэсли шагал Фальк, притворяясь, будто в сражении от него может быть какой-то толк.

Неожиданно Карам остановилась и носком ботинка начертила в пыли косой крест, обозначив их местоположение светящейся меткой на земле.

В руке у девушки было ожерелье, некогда принадлежавшее отцу: украшение дала им мать Карам в качестве указателя пути. Хотя Карам цеплялась за ожерелье скорее так, словно оно не давало воительнице рухнуть замертво.

– Это здесь, – сказала она.

Подвеска ожерелья ярко сияла. Карам пригнулась к земле.

– Я вижу только песок, – заметил Уэсли.

– Конечно. – Карам внимательно изучила отмеченную точку. Потом повела рукой над самой землей. – Такие, как ты, и не должны видеть подобные вещи. Иначе какой же это был бы тайный ход?

– Такие, как я… – повторил Уэсли.

Саксони склонилась рядом с Карам – так близко, что их колени соприкасались. Тепло от ее близости дурманило голову.

– Я чувствую магию, – сказала Саксони. Карам взяла ее за руку и приложила к земле в центре начертанного креста. Почва была горячей. Этот огонь ощущался так же, как тот, что Саксони могла пробудить в себе. Он пульсировал. Когда ладонь Саксони покрылась по́том, частицы магической пыли прилипли к ее линии жизни.

Саксони отдернула руку. Карам некоторое время подержала собственную ладонь над магической точкой, а потом сжала в кулак. Магическая пыль взвилась ей навстречу, образовав веревку. Когда Карам встала и потянула за этот новосозданный канат, пласт земли откинулся, словно люк, открыв ступени.

– Иди первой, – обратилась Карам к Саксони. – Будет лучше, если они увидят дружеское лицо.

– Я им не друг.

– Значит, лучше, если они почувствуют кого-то такого же, как они.

– Я не такая, как они, – возразила Саксони.

Карам лишь резко выдохнула, предупреждая, что глупостей не потерпит. Этот выдох прозвучал в равной степени угрожающе и притягательно. Хотя, быть может, притягательным он был только для Саксони. Тавия смотрела озадаченно, а Уэсли просто вел себя как обычно – то есть как болван.

– Если не прекратишь дурить, я скину тебя вниз, – пригрозила Карам.

– Любой предлог, лишь бы дотронуться до меня? – Саксони подмигнула ей и ступила в потайной ход.

Выстрелы прозвучали неожиданно. Звук громом отдался в ушах Саксони. Она быстро метнулась назад – из безопасного прохода прочь через лес, петляя между деревьями, точно перекати-поле.

Девушка успела заметить лишь размытые силуэты странных нападающих, прежде чем их магия швырнула ее к стволу дерева. Саксони слышала выстрелы и отдаленный скрежет клинков, но не могла подняться.

Глава не мог последовать за ними в священную землю. Ему попросту неоткуда было узнать. Кроме того, ни один Мастер не стал бы проливать кровь в святом лесу – особенно кровь тех, кто пришел сюда как союзник.

Саксони попыталась осознать происходящее и оперлась ладонью о землю, чтобы собраться с телесными и душевными силами.

Ее рука провалилась сквозь почву. Лес начал меркнуть.

Саксони моргнула и едва успела смутно увидеть Карам. Та с криком бежала к Мастерице. Вдруг все вокруг потемнело.

Мир сместился.

Вдали воздвиглись огромные башни, увитые цветущими лозами. Под ногами была земля, поросшая травой и готовая принять в себя лезвие плуга. В спокойном воздухе чувствовался аромат апельсиновых цветов с ближних ферм.

Саксони уже не была в Гранке.

Она находилась в Ришии.

Это было подобно сну. Только вот девушка бодрствовала и гадала: ей, во имя Огневрат, проснуться теперь?

Слезы катились по щекам Саксони за воротник рубашки, пока шея не промокла. Она не знала, почему плачет и откуда взялся этот неожиданный прилив эмоций, как будто какая-то огромная сила всколыхнула ее чувства. Однако, несмотря на то что кожа намокла от слез, регалии на груди Саксони горели. Внутренний огонь прожигал ее кости и сухожилия.

Магия девушки казалась ошеломляюще пробужденной.

А потом, словно соткавшись из ветра, до ее слуха донесся голос бабушки:

– Ты в безопасности.

Волосы амджи цвета темного металла были заплетены в косу, спускавшуюся ей на спину. Улыбка женщины была нежной, но серебристые глаза жестко поблескивали. Она была облачена в белое платье, колыхавшееся на ветру. Голос бабушки звучал так, словно был создан из воды или магии. Или из того и другого.

Рядом с ней стоял весь ришийский Род.

Семья. Армия.

И тут до Саксони дошло: ее бабушка выглядит как воин. Амджа приняла вид Госпожи, хоть и не является таковой.

– Это сон? – спросила Саксони. – Как я оказалась здесь?

– Мы беспокоились о тебе, – ответила амджа. – Мы почувствовали, когда ты использовала темную магию, рискуя навлечь проклятие на всех нас. В тот день небеса плакали, а сила в наших жилах казалась нам свинцом.

Саксони постаралась держать голову прямо, не пряча лицо от стыда. Она знала: вторжение в мозг Эйрини было риском. Однако девушка питала глупую надежду, что Сонм Богов избавит ее Род от лишней скорби.

– Амджа, это был единственный способ. Ты не понимаешь…

– Мы понимаем, что ты сейчас у смотрящего. Он держит тебя в своих когтях. – Бабушка протянула руку и взяла Саксони за руку. – Ты заблудилась, как я и опасалась, и подвергла нас всех опасности.

Саксони сделала вдох.

– Я делаю это ради нас всех, амджа. Ради Зекии. Тот эликсир, о котором я тебе говорила, – это действительно новая магия. Данте Эшвуд держит у себя в плену Мастеров. Я думаю, Зекия в их числе. Уэсли и остальные хотят помочь мне найти ее.

– Невозможно! – воскликнула ее амджа. Рядом с нею зашевелились все Родичи. Саксони чувствовала их силу. Их боль и ярость. Мастера горевали по Зекии так же сильно, как она сама. Род был связан чем-то более глубоким, чем кровь. Госпожа являлась нитью, которая соединяла силу, живущую внутри каждого из них. Когда Зекия исчезла, они словно лишились какой-то части собственного «я».

Они хотели вернуть ее – так же, как и Саксони. Родичи просто не верили, что это возможно.

– Это правда, – сказала девушка. – Уэсли и остальные помогут мне спасти ее.

– Это грязная ложь для того, чтобы заманить тебя в ловушку – так же, как они пытались поймать нас всех во время войны! – бросила амджа. – Им ни за что нельзя доверять. Они хотят лишь взять нашу магию и использовать эту силу ради своих целей.

– Ты ошибаешься, – возразила Саксони. – Ты не знаешь всего, амджа.

«Ты не знаешь Карам», – хотела произнести она. Того, что прекрасная воительница, согласно своему священному долгу, обязана была защищать Мастеров. И даже не будь у нее этого долга, Карам все равно последовала бы на край земли ради защиты Саксони.

Амджа не знала, что добрые люди могут жить и в Крейдже – и вообще где бы то ни было за пределами их Рода. Война оставила на теле и душе бабушки слишком много шрамов. Женщина не знала, что люди не делятся на исключительно злых и исключительно добрых. Что могут существовать такие люди, как Тавия – девушка являлась лучшей фокусницей Уэсли и одновременно лучшей подругой, какая когда-либо была у Саксони.

– Я обещаю, что смогу вернуть Зекию, – продолжила Саксони. – Я смогу восстановить то, что осталось от нашей семьи. У нас есть армия фокусников. Сейчас мы идем, чтобы призвать гранкийский Род на помощь в нашей борьбе против Эшвуда. Когда мы достигнем твердыни Главы, я покончу с ним и спасу Зекию.

– Ты погубишь себя в попытке сделать это, – возразила амджа. – Его сила слишком велика. Ты забываешь, что я видела его прошлое. Я была там, когда разразилась война.

Саксони не забыла. Она не смогла бы забыть.

– Даже если вы сможете сравняться с ним по силе, этим фокусникам нельзя доверять. Смотрящему Крейдже нельзя доверять, – предупредила амджа. – Ты должна убить его, прежде чем он убьет тебя. Смотрящий, словно змея, выжидает нужного момента, чтобы нанести удар. Убрать его – вот единственная победа, на которую мы можем надеяться.

Жуткое ощущение зародилось в животе у Саксони.

Не то чтобы она действительно намеревалась стать союзницей Уэсли или позволить ему занять место Главы и заправлять магической торговлей по всей Усхании. Но убить юношу сейчас? На глазах у всех? На глазах у Тавии?

В том поезде приехали десятки фокусников. Они мгновенно обратятся против Саксони, а ее лучшая подруга возглавит их в своей справедливой ярости. И лишь Сонму Богов ведомо, как поведет себя Карам, если Саксони кого-то убьет на священной земле. Если девушка лишит жизни кого-то, кто им помогает – лишь потому, что может это сделать. По простой причине: так велела ее бабушка.

– Уэсли на моей стороне, – сказала Саксони. – Если наступит момент, когда это изменится, я разберусь с ним. Но до тех пор мне нужна его помощь.

– Он должен умереть, – настаивала амджа. – Прежде, чем смотрящий сможет тебя предать. Не позволяй ему очаровать тебя. Этот парень принесет лишь войну и смерть. Такова его судьба. Это становится понятно с первого взгляда на его лицо.

Саксони стряхнула руки бабушки.

Мастерица была готова убивать ради выживания и когда это необходимо, но сейчас убийство Уэсли не было оправдано ни тем, и другим. И уж точно не оправдано судьбой.

И кроме того, Саксони не доверяла тому, что можно прочесть по лицам людей. Лица лгали и редко бывали открытыми – их всегда прикрывал тонкий слой какого-нибудь притворства. Вместо этого Саксони судила людей по исходящему от них ощущению. По своему внутреннему чувству. По тому, как в их присутствии у нее внутри воцарялось либо спокойствие, либо тревога.

Именно так она узнавала Карам – при любом соприкосновении с нею внутри у Саксони все внезапно вздрагивало. Это говорило Саксони одно: вечно резкая и покрытая синяками Карам на самом деле являлась хорошим человеком. Или, по крайней мере, слишком хорошим для нее, Саксони.

В присутствии Уэсли кончики ее пальцев холодели, а сердце начинало гореть, успокаиваясь лишь после большой кружки отвара из имбирного корня. Это твердило девушке: он, вероятно, был хорошим в той же степени, в какой и плохим. Юноша, скорее всего, еще не определился, каким же ему выгоднее быть.

– Ты должна отпустить меня, – сказала Саксони. – Мне нужно вернуться. Кажется, там на нас напали.

В серебряных глазах амджи сверкнуло нечто, чего Саксони никогда прежде в них не видела. Быть может, гнев из-за упрямства внучки, которая раньше никогда не шла против желаний бабушки и даже не говорила не в свою очередь.

– Саксони, – произнесла амджа. Ее голос звучал мягко и спокойно. Слишком ровно, чтобы поверить в подлинность этого спокойствия. – Я не хочу терять третью из детей моей дочери и не позволю тебе рисковать жизнью ради дурацкой затеи. Теперь, когда Зекии нет, за безопасность Родичей отвечаю я. Я буду защищать тебя любой ценой.

– Довольно, амджа! – крикнула Саксони. – Отпусти меня отсюда немедленно. Я должна помочь своим друзьям!

Отчаянное желание уйти отсюда подкатывало к горлу Саксони словно тошнота. Услышанные выстрелы эхом отдавались в голове – как и образ бегущей к ней Карам. Оставаться в этом месте грез было неправильно. Саксони знала: если она не уйдет отсюда как можно скорее, случится нечто ужасное. А может быть, уже случилось.

– Убей смотрящего и возвращайся к нам, – молила ее амджа.

– Я не убийца, – ответила Саксони и взглянула в небо в надежде, что от ее слов заклинание бабушки каким-то образом рухнет и она вырвется из этого иллюзорного мира.

Девушка закрыла глаза, всей душой желая, чтобы вокруг снова образовался лес, а она сама оказалась в Гранке – рядом с Карам.

– Саксони…

Голос бабушки стал далеким. Уже не ветер, а эхо ветра. Тающая в воздухе рука протянулась к Саксони, но та вдруг оказалась за пределами досягаемости.

Небо застонало. Саксони подняла руку, чтобы потрогать свой затылок. Пальцы стали влажными. Кровь потекла по линиям ладони. Даль больше не была мирной. Тихие ришийские фермы утонули в криках.

Саксони уже не чувствовала запаха апельсиновых деревьев, зато ощутила пороховую гарь, дым и запах лесной почвы.

Не открывая глаз, Саксони выкрикнула в темноту:

– Я не убийца!

– Ужасно жаль, – отозвался кто-то. Не ее бабушка или кто-то из Родичей, но тем не менее этот голос был знакомым. Жесткий крейджийский выговор и почти неприкрытое нахальство.

Уэсли.

Саксони открыла глаза и обнаружила, что снова находится в гранкийском лесу. Она чувствовала под руками листья и почву; ощущала разлитый в воздухе запах.

Смотрящий стоял перед ней, озабоченно хмурясь. Его костюм был испачкан землей и кровью. Рядом с ним тяжело дышавшая Тавия прятала один нож за другим в потайные разрезы на одежде и ботинках. Потом она опустилась на землю рядом с Саксони и спросила:

– Ты в порядке?

Девушка кивнула, хотя сомневалась, что это правда.

Гранкийские Мастера окружали их, словно воины. Их яркие одеяния свободно колыхались вокруг тел. На некоторых надеты рубашки, на других – нет. Их регалии отблескивали золотом на смуглой коже в свете солнца. У мужчин на головах были яркие повязки; женщины носили узорные украшения наподобие тех, что Саксони видела на Карам.

Их присутствие сразу же наполнило Саксони ощущением покоя и родства. Она почти видела внутренним взором времена, предшествовавшие Войне Эпох, которая заставила их всех скрываться. В эти времена их не использовали как разменную монету; не существовало ни Глав, ни их подданных-мошенников. Магия распространялась свободно, а во всех странах Мастеров чтили как святых.

Никому из них не нужно было бояться или смотреть, как умирают дорогие люди. Гранкийские Мастера выглядели бесстрашными и смертоносными – и не в последнюю очередь оттого, что были окружены мертвыми телами. На земле вокруг них валялось не менее дюжины трупов. Эти мертвые были не Мастерами, а странными врагами. Враги напали в тот самый миг, когда волшебство амджи затянуло девушку в иллюзорную Ришию.

Саксони прикусила губу.

– А где…

– Я здесь, – сказала Карам, словно прочитав мысли Саксони. Та повернулась на голос. Несколько Мастеров расступились, давая ей возможность увидеть Карам. Воительница сидела на земле, прислонившись к стволу дерева – почти точно так же, как сама Саксони. Лицо Карам, как обычно, было в синяках, хотя и несколько грязнее обычного. Однако ее рука была прижата к боку. Из-под ладони расплывалось кровавое пятно. Саксони стиснула зубы. Карам ударили ножом или выстрелили в нее, а Мастерица в этот момент находилась в мире грез и не могла ей помочь. Девушку уже начало тошнить от этого ощущения. Тавия положила руку Саксони на плечо, помогая подняться на ноги.

– Что случилось? – спросила она.

– Ты решила вздремнуть, а мы попали в засаду, – ответил Уэсли.

– Я не спала, я… – Саксони замолчала. Она не смогла закончить.

«Я оказалась перенесена своей бабушкой в мир памяти. Там она пыталась убедить меня убить тебя и бежать обратно домой, в Ришию», – это прозвучало бы совершенно безумно.

– Я думаю, Глава попытался пробраться в мой разум, – солгала она.

Уэсли прищурился. Саксони явственно прочла на его лице недоверие и подозрение.

– Каким образом?

Саксони сглотнула.

– Я почти ничего не помню. Просто ощущение темной магии.

Тавия подняла брови:

– Ты уверена, что тебе не почудилось?

– Или не приснилось, – добавил Уэсли.

– Она сильно ударилась головой, когда налетела на это дерево, – согласилась Тавия. Саксони пожалела, что у нее нет сил метнуть в них огненный шар.

– Это был поединок разумов, – отозвалась она. По сути, это не являлось ложью. – Глава пытался переманить меня на свою сторону. Давал ложные обещания и сулил награду за то, чтобы я обратилась против тебя.

– Это могло бы объяснить атаку, – вслух подумал Уэсли. – Разделяй и властвуй. Глава посылает людей отвлечь нас, а тем временем сам является нашей Мастерице.

Саксони указала на павших врагов вокруг.

– Они явились от Главы?

Тавия кивнула:

– Похоже на то. Но он послал всего двенадцать человек. У них не было ни единого шанса против нас. К счастью, в Гранке у Эшвуда немного людей, но все равно – этот ублюдок знает наше местоположение.

– Может быть, он догадался об этом из-за происхождения Карам, – предположил Фальк. – Иначе он никак не мог бы узнать, куда мы отправи- лись.

– Да, – обронил Уэсли, поворачиваясь к прислужнику с плохо скрытым недовольством. – Полагаю, никак не мог.

– Как бы то ни было, повезло, что мы оказались здесь и спасли вас, – вмешался один из Мастеров.

Он был младше Саксони, но крепко сложен: с широкими плечами и суровым выражением на юном лице – как будто юноше с детства пришлось привыкать быть сильным. Его окровавленные пальцы сомкнулись на рукояти меча с четырьмя крючковатыми лезвиями, судя по их виду, эти клинки внесли немалый вклад в сражение.

Уэсли закатил глаза и сунул свой пистолет обратно за пояс.

– Меня не требуется спасать, – заявил он. Мастер скопировал выражение лица смотрящего.

– У усханийцев странная манера говорить «спасибо». Я ожидаю, что ты отдашь этот жизненный долг. Если я когда-нибудь окажусь на прицеле, можешь получить эту пулю вместо меня.

Уэсли, похоже, обиделся.

– Я предпочитаю нажимать на курок.

– Арджун, – произнесла Карам, обращаясь к Мастеру. Он обернулся к ней. Губы парня вздрогнули, словно он пытался проглотить что-то горькое. Тяжелое молчание повисло между ними.

– Мы признательны вам, – сказала Карам.

– Ты медлительна, – отозвался он.

В его голосе звучала та же самая непреклонная суровость, что и у Карам, как будто они являлись двумя сторонами одной монеты.

Это был друг детства Карам, покинутый ею когда-то давным-давно. Тот, кто знал Карам с той стороны, которую Саксони еще не видела. И похоже, эта сторона Арджуну не очень-то нравилась.

– Похоже, Крейдже все-таки не самое лучшее место для повышения боевых навыков, – продолжил он.

В этом уколе не было ничего смешного. Однако Карам фыркнула, удержавшись от едкого ответа, который, как ясно видела Саксони, просился девушке на язык.

– Если хочешь, я подойду к тебе и покажу, чему именно я научилась на улицах Крейдже, – предложила Карам.

Она попыталась встать, но втянула воздух, крепче прижимая руку к боку. Саксони вздрогнула.

– Значит, в Крейдже тебя не научили правильно стоять, – сказал Арджун и повернулся к Саксони: – Ты должна исцелить ее. Мы не можем проливать кровь возле святого храма, а наша Госпожа ждет.

– Твоя забота согревает мое сердце, – проворчала Карам. Саксони направилась к ней. Мастерица изо всех сил старалась не смотреть на мертвецов, но их лица невольно притягивали ее взгляд. На каждом из этих лиц начертано изумление и даже потрясение, как будто они даже не рассматривали иного исхода боя, кроме своей победы.

Они были одеты в темно-синее. Руки открыты до плеч. В этих руках убитые все еще сжимали мечи, пистолеты или магические мешочки. На запястьях у каждого начертан символ: прямые линии соединялись в странный разомкнутый круг, разрезанный посередине – так, что он почти напоминал глаз. Саксони остановилась. Сердце девушки забилось сильнее.

Она слишком хорошо знала этот символ.

– Они были Мастерами? – спросила она, снова поворачиваясь к Уэсли. Но ответ девушка знала еще до того, как смотрящий высказал его вслух.

– Нет. – Уэсли покачал головой. – Но у них были очень сильные амулеты. Эшвуд хорошо вооружил своих людей.

«Я не хочу терять третью из детей моей дочери. Я буду защищать тебя любой ценой».

Не это ли имела в виду амджа? Не стал ли мир грез лишь отвлекающим маневром?

Нет. Саксони не могла поверить в это. Амджа не была способна на подобные вещи. При виде этих символов Саксони вздрогнула. Однако девушка подавила это чувство, переступила через мертвые тела и поспешила к Карам.

– С ней все будет хорошо? – спросила Тавия. Саксони опустилась на колени рядом с Карам и кивнула – хотя не была уверена, что сейчас у нее найдутся силы на исцеление. Голова девушки все еще шла кругом от удара о дерево.

– С ней все будет в порядке, – сказала Саксони. – Это лишь поверхностная рана.

– На самом деле она достаточно тяжелая, – возразила Карам, откидывая голову, чтобы взглянуть на Тавию. – Мне кажется, она глубокая.

Тавия поморщилась. Саксони заподозрила, что Карам именно этого и добивалась. Вероятно, она была ранена при спасении Тавии – заслонив ее от ножа или ударного амулета, как и положено истинной героине. Только при таком раскладе столь проворная воительница, как Карам, могла получить подобную рану – в то время как Тавия осталась невредимой. И Карам не даст Тавии слишком быстро забыть об этом. Как бы то ни было, выражение виноватости почти сразу исчезло с лица Тавии. Фокусница просто пожала плечами, сказав:

– Полагаю, теперь мы квиты.

Карам даже рот приоткрыла от возмущения.

– Когда это ты подставилась за меня?

Саксони приподняла рубаху Карам. Кровь сочилась из-под ребер и стекала до талии. Рана была обширной, но не глубокой – не самой тяжелой из тех, которые приходилось видеть Саксони. И уж точно не самой тяжелой из всех прошлых травм Карам.

– Я, по сути, спасла вас тогда возле станции, – ответила Тавия. – Следовательно, теперь мы в расчете.

– В последний раз – я не нуждаюсь в чьем-то спасении, – вздохнул Уэсли. – И никогда не нуждался.

Они не обратили на смотрящего внимания.

– Я получила пулю в ожидании, пока ты вскроешь сейф, – напомнила Карам. – А значит, ты уже была мне должна.

Тавия помедлила, потом заявила:

– Знаешь, нам не следует подсчитывать, кто кому должен. Что такое пуля-другая в отношениях между друзьями?

– Мы не…

Саксони прижала ладонь к ране Карам.

– Хей реб, – проворчала Карам. – Просто залечи ее уже.

Ее смугло-коричневая кожа потускнела. Губы побледнели. Когда Саксони дотрагивалась до нее, Карам дрожала, словно от невыносимого холода.

– Я пытаюсь сосредоточиться, – отозвалась Саксони. – Для исцеления нужна концентрация, а у меня все еще гудит в голове. Я не хочу рассечь тебя пополам.

Карам моргнула.

– А что, такое может быть? – Она взглянула на Арджуна. – Ты не говорил, что это так рискованно.

Саксони промокнула рукавом кровь Карам, чтобы лучше видеть рану.

– Ты мучительница, – выговорила Карам.

Саксони попыталась скрыть улыбку. Больше всего Карам нравилась ей именно такой, сердитой. Но поскольку Карам всегда была сердитой, это означало, что она постоянно и неизменно нравилась Саксони.

Поэтому оказалось очень трудно удержаться от поцелуев.

– Приступим, – сказала Саксони. Она простерла ладони над раной Карам и сделала вдох.

Когда Зекия исцеляла, она закрывала глаза, чувствуя, как энергия пробегает через все нутро, пока девушка соединяла кожу и мышцы и перекрывала ток крови наружу. Но Саксони любила смотреть, как действует ее магия; наблюдать, как сила стирает все то, что произошло прежде.

Золотой свет брызнул из ладоней Саксони и погрузился в порез на боку Карам. Кожа воительницы начала пузыриться.

Саксони, сжав губы, смотрела, как Карам извивается от боли. Казалось, магия Мастерицы создает новые раны, а не залечивает уже былую.

Золотые прожилки разбежались, словно корни, по животу Карам, вверх по ее груди, заползли на шею – в то время как магия Саксони проникала в каждый сантиметр тела, пульсируя в сосудах вместе с кровью.

А потом кожа Карам начала срастаться.

Она соединялась и темнела. Розовый цвет уступал место темным участкам. Кровь шипела и испарялась. Дыхание Карам замедлилось. Липкая пленка испарины на ее щеках рассеялась. Губы порозовели, а выступивший на лбу пот напоминал теперь скорее мерцание.

Тавия с присвистом выдохнула.

– Это просто невероятно круто, – заявила она. – Оно так действует на любые раны? Потому что один из типов Эшвуда пнул меня прямо в задницу. И я знаю, как буду чувствовать себя завтра.

Саксони не ответила. Она повернулась и снова посмотрела на тела под деревьями. Затем вытерла ладони о свой подол.

Несколько мгновений исцеляющая магия блестела на ткани. Потом потускнела и пропала.

Глава 20

Дэниел

Мир распадался на части. Задачей Дэниела было исправить его.

Жуткие вещи таились в извилистых артериях Крейдже, где к магии относились как к ставке в карточной игре; где ее продавали отчаявшимся и одиноким, желавшим сбежать из той реальности, в которой они родились – в ту реальность, какую могли творить сами. Магия не была священной и почитаемой. Ей поклонялись на другой манер – как ресурсу, способному дать людям временное облегчение жизненных тягот.

Способ утолить жажду перемен в себе самих.

В этом месте мир распадался на части. Дэниел Эмильсон являлся его центром.

Готовым действовать.

Таким же ненасытным, как они.

Его черные глаза взирали на кровь, засыхающую под ногтями. На фоне посеревшей кожи она казалась бурой, как ржавчина.

«Грязная кровь. Предательская кровь».

Миростражники грудой лежали возле камеры мужчины, все еще держась за пистолеты или усмиряющие талисманы. Глаза и рты жертв были открыты, как будто их смерть уложилась в промежуток времени, достаточный лишь для того, чтобы вдохнуть или моргнуть.

На самом деле это было дольше, но лишь на мгновение.

Они не могли узреть правду этого мира, а Дэниел не позволил бы им жить во лжи.

Миростражники распространяли ее словно заразу.

Дэниел знал, каким мир должен стать теперь.

Он знал, что нужно сделать и где найти средство для осуществления замысла.

Мужчина коснулся отметины у себя на шее.

Голоса зашипели.

– Да, – ответил он им. – Знаю.

Дэниел поднял с пола нож и вышел в ночь.

Глава 21

Уэсли

Им не позволили пройти внутрь храма, но Уэсли это устраивало. Он никогда особо не любил святые места. Они недолюбливали смотрящего в ответ.

Однако их провели в тайную комнату под храмом. Там сидели, скрестив ноги, около сотни человек. Уэсли спустя несколько мгновений понял: они расположились по контуру ренийского священного символа.

Никто не произнес ни слова. Даже тот Мастер с четырехклинковым мечом – Арджун.

С того момента, как они вошли в комнату, юноша не сводил взгляд с Уэсли. Его золотистые глаза следили за каждым движением крейджийца. К тому же, похоже, в присутствии Уэсли Арджун так и намеревался держать меч в руках. Это было умно – пусть и изрядно раздражало.

– Саксони Акинтола, – произнесла женщина в центре Рода. Она не была ни особо высокой, ни особо массивной. Однако ее присутствие было практически осязаемым.

Глаза у нее были темные и блестящие. Черные волосы, зачесанные на одну сторону, заплетены в толстую косу. Руки так густо покрыты регалиями, что под ними трудно разглядеть ее собственную кожу.

Когда она заговорила, все Мастера в комнате устремили на нее взгляд.

– Меня зовут Асиз, я защитница города пяти рек и Госпожа гранкийских Мастеров, – голос ее звучал тихо, но властно. – Я вижу, вы уже познакомились с моим заместителем – Арджуном.

Уэсли сдержал изумление.

Неудивительно, что Арджун стоял так близко к Асиз, точно телохранитель. Этот спесивый юнец был вторым после нее.

– Если бы не его верность тебе, Карам, вас и близко не подпустили бы к моему храму, – продолжила Госпожа. – Можете считать, что вам повезло.

Вид у Карам сделался такой, словно ее в чем-то упрекнули – Уэсли не привык видеть на лице воительницы подобное выражение. Асиз повернулась к Саксони:

– Поскольку ты следующая претендентка на титул Госпожи ришийских Мастеров…

– Нам не понадобится новая Госпожа, – прервала ее Саксони. – Это место уже занято. Мы найдем мою сестру, чтобы она могла вступить в должность, принадлежащую ей по праву.

Уэсли вздохнул. Если Саксони и дальше будет такой самоуверенной, они не наберут вообще никаких союзников.

– Я знаю о твоей сестре, – отозвалась Асиз. – Я слыхала, что она была доброй и мудрой.

– Не была, а есть, – поправила Саксони. Хотя ее, похоже, скорее печалила, чем злила необходимость подчеркивать разницу. – Должно быть, ты тоже добра, если согласилась на эту встречу с нами.

– Мне пришлось проявить немало душевных качеств, чтобы позволить тебе просить моей помощи, в то время как рядом с тобой стоит смотрящий.

– Так вы слышали обо мне, – промолвил Уэсли.

– Нет.

Его улыбка стала натянутой.

Очевидно, репутация Уэсли ничего не стоила за пределами его родной страны.

– Я уже знаю о ваших затруднениях, – продолжила Асиз. – Арджун передал мне вашу просьбу. Однако она касается только ваших стран, а не моей.

Насколько Уэсли понимал, это было неуважительно. Хотя Карам и жила в Усхании, это не значило, что Рениаль больше не являлся ей домом.

– Эта битва касается не только какой-то из стран, – возразил он. – Она затрагивает ваш народ.

– Наш народ – здесь. – Асиз бросила многозначительный взгляд на Карам. – Я не стала бы забывать об этом.

– Эшвуд не удовлетворится захватом одной страны, если сможет получить три, – сказал Уэсли. – Поверьте мне.

– Веру еще нужно заслужить.

– Или завоевать.

На Асиз это замечание, похоже, не произвело впечатления.

– Вы нужны нам, – сказала Саксони.

При этих словах даже Уэсли ощутил нарастающее напряжение Мастеров. Они смотрели на нее так, словно девушке нельзя было доверять; как будто они с подозрением относились к ее чуждой усханийской магии – с таким же подозрением, как и к его украденным и позаимствованным амулетам.

– Прошу тебя, как Мастер Мастера – не оставляйте нас сражаться с этим в одиночку, – произнесла Саксони. – Моя сестра может умереть в темнице у Главы. Эшвуд продолжит брать в плен Мастеров. Все жертвы, которые наш Род принес в Войне Эпох, окажутся напрасными.

Ее голос дрогнул. Девушка судорожно сглотнула – то ли слезы, то ли ярость. Уэсли не мог сказать точно. Однако у юноши возникло ощущение, что сейчас он не может смотреть ей в глаза. Если бы он только сказал Главе – нет, пусть смотрящий живет и…

«Тогда ты не смог бы стать таким могущественным, что все миры будут лежать у твоих ног».

– Они правы, – вмешался Арджун. – Данте Эшвуд не остановится. Это значит, что он придет и за нами тоже. Мы должны отомстить за тех из нас, кто пал в той войне, и почтить их память – сделав так, чтобы больше никому не пришлось погибать.

Слова истинного последователя Рекхи д’Райхсни.

Когда Уэсли читал об этом Роде, он запомнил их лозунги: «Мы сражаемся для того, чтобы жить в мире. Мы умираем, чтобы тем, кто придет после нас, не пришлось умирать».

Арджун, в сущности, являлся ходячей брошюрой о воителях прошлого.

Несколько мгновений Асиз обдумывала его слова. Потом, повернувшись к нему, испустила протяжный вздох – словно опасение задеть его самолюбие пересилило даже желание повесить Уэсли на ближайшем суку.

– Какая магия пригодится вам больше всего? – поинтересовался Арджун. Уэсли лишь пару секунд спустя осознал, что молодой Мастер смотрит на него. Уэсли поправил галстук и ответил:

– Чем больше, тем лучше. Я возьму всех добровольцев, каких смогу получить. Хотя нам был бы полезен Мастер Духа, чтобы справиться с морями Эйм-Вотен.

– Таково мое направление магии.

– Арджун, – предостерегла Асиз, – довольно.

Она мрачно посмотрела на Уэсли.

– Мы предлагаем вам безопасное убежище. Но это все, что мы можем дать, – заявила Асиз.

– Я понимаю, что вам может понадобиться время на размышления, – медленно произнес Уэсли. Смотрящий не был уверен, что правильно понял ее. – Но у нас его мало. Тень-луна…

Асиз подняла руку, давая ему знак умолкнуть.

– Я знаю, когда взойдет Луна Мастеров. Мне не нужно, чтобы смотрящий сообщал мне об этом. Мой ответ – нет.

Она непреклонно смотрела на него. Когда Уэсли сделал к ней шаг, женщина вскинула голову и одарила смотрящего взглядом, способным заморозить пламя.

– Гранкийский Род не может помочь вам. Я знаю, как больно терять родных. И именно поэтому не стану рисковать своими родными в чужой войне.

– Моя сестра у Эшвуда! – Саксони почти кипела от негодования.

– И я понимаю твое положение, – отозвалась Асиз, однако ее голос оставался спокойным. – Но я должна думать о своем народе.

– Асиз… – Тон Арджуна был мрачным и растерянным. – Мы не можем отвернуться от их просьбы.

– Твое суждение не беспристрастно, – возразила Асиз. – Из-за Карам и вашего общего детства. Не тебе принимать такие решения.

– Но…

Асиз покачала головой. Одного этого было достаточно, чтобы ее заместитель умолк – такой властью обладала Госпожа.

– Время Рекхи д’Райхсни миновало, – сказала Асиз. – Время войны и жестокости ушло. Это мое окончательное слово.

Арджун сглотнул, сжав зубы. В этот миг он выглядел точь-в-точь как воин, чью верность присяге подвергли сомнению.

– Тогда мы поможем им другим способом, – заявил он. Асиз резко повернула к заместителю голову.

– Я уже сказала тебе, что не буду рисковать своим народом.

– Знаю, – процедил он сквозь зубы. – Но если мы не дадим им Мастеров, то можем поделиться кое-какой магией.

Уэсли не совсем понимал, что имеет в виду Арджун. Но Карам шагнула вперед. В ее полуприкрытых глазах не было ни намека на замешательство.

– Вы не можете дать нам Мастеров, – промолвила она. – Но вы способны сделать нас ими.

Уэсли замер.

Саксони переступила с ноги на ногу. Рука ее дернулась, как будто девушка хотела схватить Карам за плечо и встряхнуть, возвращая воительнице здравый смысл. И это заставило Уэсли почувствовать себя так, словно смотрящий был единственным, кого не посвятили в эту важную тайну.

– Придержи язык, – приказала Асиз. Но Карам никогда не прислушивалась к предупреждениям.

– Я не хуже тебя помню, чему нас учили, – сказала она. – Согласно священным книгам, Непостижимый Бог вдохнул в достойных гранкийцев свой дух, тем самым создав первых Мастеров и дав им силу. Это – единственный Род во всех четырех странах, способный одарить кого-либо силой Мастеров.

Уэсли стоял неподвижно.

Это была легенда.

Просто байка, которую рассказывали друг другу дети, веря, что в один прекрасный день смогут заполучить истинную магию и оставить позади свою унылую жизнь.

Это лишь выдумка уличных детишек. И ничего более.

– Мастера могут создавать других Мастеров? – уточнила Тавия.

– Они называются Сосудами, – сказал Арджун.

Саксони сделала вдох, как будто не хотела продолжать. Однако и молчать была не в силах.

– В моем собственном Роду есть ритуал, способный определить, наделен ли кто-либо потенциалом Мастера, – сообщила она. – Именно так мы выбираем себе союзников и проверяем, достойны ли доверия наши не-магические спутники. Если кто-то из Мастеров влюбляется за пределами рода или заводит дружбу, эту связь не позволено сохранять, если человек не проходит испытание. Мастера Интуиции говорят, что если человек проходит проверку, значит, в другой жизни он был Мастером. Поэтому ему можно доверить наши тайны. В доказательство мы отмечаем таких людей регалиями. Но я никогда не слышала о пробуждении подобного потенциала и о превращении такого человека в одного из нас.

– Это свойство лишь нашего Рода, – сказал Арджун.

– И все не так просто, – дополнила Асиз. – Это заклятье временное. И если мы наполним магией недостойный Сосуд, это навлечет гнев Непостижимого Бога.

– Не так ли становятся всемогущими подобные Данте Эшвуду? – поинтересовался Уэсли.

Что-то изменилось в лице Арджуна. Когда юноша заговорил, слова его были сухими, подобно прошлогодней листве.

– В те времена Главы вели торговлю между странами. Эшвуд очень интересовался нашим народом и заставил десятки гранкийских Мастеров наполнять его магическим даром – снова и снова, пока магия не застыла в его крови и не стала неотделимой. Эшвуд стал наполовину человеком, а наполовину мерзостью пред ликом Бога. Он – не один из нас.

– Но и не один из нас тоже.

Арджун склонил голову набок, оценивающе глядя на Уэсли.

– Мне кажется, ты считаешь, будто других таких, как ты, нет.

– Мы можем создавать лишь один Сосуд в каждый оборот, – объяснила Асиз. – Так что, даже если я соглашусь, мы не сможем наполнить магией всех твоих мошенников.

– По одному в год? – разочарованно уточнил Уэсли.

– Такова священная магия.

– И она не очень-то нам поможет.

Асиз улыбнулась. Уэсли сердито посмотрел на нее.

– Нам понадобится кровь, – сказал Арджун. – Чтобы понять, сочтет ли тебя Непостижимый Бог достойным.

Он указал на Уэсли своим четырехлезвийным мечом.

Это было безумие. Возможность обладать силой Мастеров, когда они пойдут против Главы… это звучало слишком круто, чтобы Уэсли мог пройти это испытание. Смотрящий сделал шаг к Арджуну, но ощутил, что кто-то тянет его назад.

Несколько мгновений юноша не мог понять, кто решил оказаться столь глупым и попытаться удержать его, Уэсли Торнтона Уолкотта, от того, на что он уже решился. Но прикосновение несло в себе знакомое тепло. Когда юноша опустил голову, то увидел руку Тавии. Фокусница крепко сжимала его запястье.

Ее пальцы закрывали часть шрамов на коже Уэсли. На миг ему представилось, что этих шрамов нет вовсе. Перед внутренним взором парня встали детские годы, когда он дорожил своими воспоминаниями и грустил о том, что позабыл.

Хватка Тавии усилилась, удерживая его на месте. Девушка так редко касалась его, что Уэсли даже забыл спросить, почему она сделала это сейчас.

– Ты идиот, – сказала Тавия. Это мгновенно разрушило чары. Уэсли стряхнул ее руку.

– Очаровательна, как всегда.

– Во имя Сонма Богов, Уэсли, ты не можешь доверять первому попавшемуся типу с мечом, который требует твою кровь для какого-то там ритуала.

– Если тебя это беспокоит, я тронут. Но я большой мальчик и сам могу принять решение.

– Именно это меня и беспокоит. Ты принимаешь худшее из решений. – Тавия обошла его и обратилась к Арджуну: – Пусть это буду я. На тот случай, если вы планируете отравить нашего бесстрашного вождя. Если он умрет, то так и не позволит мне услышать, чем все это закончится.

Но голос девушки дрожал так явственно, что Уэсли едва не расхохотался.

Тавия не хотела быть Мастером – даже поддельным и даже на некоторое время. Не потому, что не любила магию и не хотела получить побольше этой магии – фокусница не желала быть обязанной кому бы то ни было. Тавия не хотела идти на такой риск – ведь тогда ей будет что терять.

В этом и заключалась особенность Тавии. Она хотела заслужить все, чтобы это никто не смог отнять – в то время как Уэсли довольствовался иным: достаточно крепко вцепиться в то, что у него есть, чтобы никто даже не посмел посягнуть на собственность парня.

Он протиснулся мимо фокусницы и сказал:

– Если ты умрешь, то всю вечность будешь преследовать меня. И кроме того, я стал смотрящим не потому, что избегал риска.

И будь он проклят, если позволит Тавии подвергнуться риску вместо него. Прежде чем она успела возразить, Уэсли поднес руку к зазубренному краю клинка Арджуна.

В конце концов, это был всего лишь очередной шрам в дополнение к коллекции.

Арджун передал клинок своей Госпоже.

– Она изменит цвет, если у тебя есть потенциал к тому, чтобы стать Сосудом, – объяснил Арджун. Уэсли кивнул.

Асиз позволила крови стечь с клинка в небольшую чашу.

Саксони смотрела на это чуть в стороне с печальным видом. Это дало Уэсли понять: она не одобряет, что такой, как он, может уподобиться Мастерице. Девушка считает смотрящего недостаточно хорошим для владения истинной магией.

Гранкийский Род в один голос затянул мелодию без слов над чашей с кровью Уэсли. Их тела раскачивались взад-вперед. Магия вращалась в воздухе, словно веретено, вытягивая нить откуда-то из-за пределов комнаты.

Воздух стал горячим. Собственная кожа казалась Уэсли липкой. Он сделал глубокий вдох, стараясь сосредоточить внимание на комнате и людях в ней, а не на том, что юноша чувствует себя так, словно его последовательно окунают в крутой кипяток. Уэсли инстинктивно провел ладонью по шрамам на запястье. Они казались горячее, чем остальная кожа, Уэсли казалось, что он чувствует запах паленой плоти от них.

«Ближе, – проворковала девушка-призрак в его сознании. – Подойди ближе».

Асиз произнесла несколько непонятных ему слов на ренийском языке и подняла с пола щепоть магической пыли, чтобы бросить в чашу.

Кровь Уэсли пошла рябью.

Если это сработает, он станет Мастером.

Если бы Уэсли волновало мнение покинутой им семьи, этим парень доказал бы им, что стоит кое-чего. Что он не какая-то мелкая сошка, а важная персона.

Асиз подняла чашу и зашептала над ней. Ее слова уносились ветром, который перебирал волосы Уэсли.

Он поднял руку, чтобы смахнуть их с лица. Когда Уэсли ощутил, как они шевелятся на затылке и щекочут шею, то выругался про себя.

Похоже, магия крови была неприятной.

В комнате царила напряженная атмосфера. Все ожидали, пока решится судьба Уэсли. И вдруг он осознал, о чем все думают: менее всего смотрящему Крейдже необходимо тешить свое самолюбие. Данте Эшвуд – наглядный пример того, что случается, когда такие люди, как Уэсли, обнаруживают в себе потенциал.

Что-то настораживало Уэсли. И не только смехотворное осуждение присутствующих, но и нечто еще, вполне реальное и осязаемое. Он слышал голос. Это не был ни голос Асиз, ни тот призрачный голос, от которого Уэсли пытался избавиться. Негромкий, чуть сбивчивый голос словно бы проносился прямо через сознание Уэсли и улетал дальше, в мир.

Ветер взывал к нему – сначала просто свистом, а потом мелодией. Эти звуки Уэсли ощущал буквально костями.

Уэсли закрыл глаза. В темноте под веками, словно на страницах книги, замелькали образы. Стрелки часов вращались с безумной скоростью, пока не рассы́пались осколками. Ветер перемещался, точно сонм призраков. Тонкая черная нить пролегала через центр мира, точно разлом во времени.

Потрясенный, он повернулся к Тавии. Однако девушка, судя по всему, не слышала этой мелодии. Никто из них не слышал. Но ведь она звучала так громко и отчетливо и повторялась снова и снова, будто сон.

Это то самое предсказание, которое Тавия услышала из хрустального шара. Это должно было быть именно оно. И теперь оно пришло и к Уэсли.

Мир действительно пытался сказать им что-то.

Уэсли сделал вдох и опять ощутил клятый запах паленой плоти. От него болела голова. Смотрящий снова закрыл глаза, пытаясь отделаться от этого чувства, но не нашел покоя. Видения затопляли разум гигантской волной. Он не мог найти в них смысла или по-настоящему отделить одну картину от другой. Они сменялись так быстро, что почти ослепляли парня.

Уэсли мимолетом увидел мчащуюся по небу луну. Юноша заметил среди леса огонь. Там сгорало что-то важное. И Тавию, которая держала Уэсли за руку и твердила, чтобы он бежал. Только вот ее лицо было каким-то другим. Голос девушки казался не совсем ее…

«Ты близко, так близко».

Уэсли отскочил назад. Сквозь видения проступила реальность.

– С тобой все в порядке? – спросила Тавия, протягивая к нему руку.

Снова наступила тишина.

Воцарился покой.

Уэсли посмотрел на девушку, фальшиво улыбаясь во весь рот. Что бы это ни было, он должен забыть, чтобы не разрушить то, что есть.

– Я всегда в порядке, – отозвался он. – Разве ты не знала?

Он повернулся к Асиз, подавляя желание разгладить галстук или поправить запонки. Тавия заметит, если смотрящий сделает это, и поймет, что что-то не так.

– Ну? – спросил Уэсли. – Каков ваш приговор?

Асиз нахмурилась и протянула ему чашу.

Кровь Уэсли была черной.

Арджун встал рядом с нею и с таким же замешательством взглянул на чашу. Они не сердились. Это уже что-то. Однако Уэсли не было дела до непонимающего выражения их лиц.

– Странно, – произнесла Асиз. Арджун кивнул.

– Что странно? – осведомился Уэсли.

– Ничего, – сказал Арджун. – Полагаю, твоя кровь действительно отображает твою душу.

Асиз улыбнулась этим словам.

– Это означает, что я прошел испытание? – спросил Уэсли.

– Поздравляю, – сказала Асиз, хотя ее тон отнюдь не подразумевал поздравлений.

Уэсли встал и обмакнул палец в свою кровь.

– Разве она не должна быть… – Саксони умолкла и покачала головой, словно сочла свою фразу слишком глупой, чтобы завершать ее.

Уэсли не озаботился спросить Мастерицу, что у нее на уме. Его не волновали все их дурацкие сомнения.

Он станет Мастером.

Это было странно. Не только цвет его крови, но и ощущение от прикосновения к ней. Земля покачнулась. Уэсли прищурился, чтобы комната оставалась в обычном положении.

В глубине его разума звучало слабое эхо. Оно напоминало песню, мелодию которой юноша не мог как следует вспомнить. Слова присутствовали, но они были путаными и несогласованными. В его крови рисовались какие-то картины. А может быть, не в крови, а прямо перед глазами Уэсли.

Он все еще чувствовал запах горелого. Только теперь вдобавок парень видел плачущую женщину. Шрамы на его руке потрескивали, словно горящие угли. Что-то глубоко внутри него, злое, заключенное в клетку, молило о свободе.

Память восставала из пепла.

«Смотри внимательнее. Разгляди, что там».

Уэсли затолкал поглубже все это разом – и призрачную советчицу, и воспоминания – в самые глубокие, самые ужасные и самые темные ямы своего разума.

Он не хотел знать.

Не желал помнить.

Ему было все равно.

Уэсли обмакнул в кровь еще один палец и позволил черной жидкости стечь до костяшек руки.

– Раскошеливайтесь, – обратился он к Асиз. – Ты обещала накачать меня силой.

Глава 22

Карам

В Гранке жили невинность и чистота, от которых Карам уже успела отвыкнуть.

Ее мать сидела за окном храма, скрестив ноги, прямо на земле. Вокруг нее собрались несколько ребятишек. Они с благоговением внимали наставлениям женщины о том, как петь молитвенные песни и формулы, правильно держа дыхание. Через дорогу еще одна группа ребятишек заинтересованно окружила Уэсли. Они бегали, играли и бросались грязью. А когда дети дергали его за рукав рубашки, убеждая присоединиться к их игре, Уэсли хмурился и уходил на другую сторону лагеря. Тогда дети следовали за юношей.

Они все были такими свободными – без страха перед магией или перед людьми, которые могут попытаться отнять ее у них. Ребята не знали войны и не могли представить, что она сулит им.

– Забавно встретить тебя здесь.

Карам обернулась. Саксони вошла в храм, двигаясь так, словно была создана из ветра и его историй.

– Ты следила за мной? – спросила Карам. – Преследовать людей вообще-то некрасиво.

Лицо Саксони озарилось улыбкой.

– На самом деле меня призвали. Твой старый приятель Арджун попросил меня встретиться с ним. Но смотреть, как ты пытаешься притвориться, будто не думаешь о моих достоинствах, – это приятно.

Карам бросила на девушку уничтожающий взгляд.

Арджуна нигде не было видно. Поэтому они просто стояли в центре обширного молитвенного зала, чувствуя себя несколько потерянными – и это становилось заметно по лицам обеих.

Карам не хотела двигаться; не желала ни к чему прикасаться, опасаясь, что может испачкать это. Пол был безупречно чистым, из белого и сероватого камня. На стенах и потолке были вырезаны невероятно сложные узоры красного и золотого цвета. Потолок напоминал искусную картину, а сбоку располагалось круглое окно головокружительных размеров – до самой крыши, – из которого открывался вид на бесконечный лес.

Карам видела, как дети Мастеров швыряют грязную землю в Уэсли, стараясь запачкать его костюм. Уэсли зарычал и принялся гоняться за ними между деревьев.

– Мне нравится это место, – сказала Саксони. – Оно немного похоже на дом.

Карам это место тоже нравилось, хотя со второй частью она не могла согласиться.

– Я видела, как чуть раньше еще два-три Мастера посматривали на тебя, – с хитрой улыбкой продолжила Саксони. – Они очень красивые. Ты разговаривала с кем-нибудь из них?

Карам закатила глаза.

– Нет. И прежде, чем ты скажешь об этом еще что-нибудь, – я не территория, чтобы меня метить.

Саксони изумленно приоткрыла рот и издала короткий смешок.

– Метить тебя? Ты проводишь слишком много времени с Тавией.

Кто-то откашлялся. Обернувшись, Карам увидела: за ними наблюдают Асиз и Арджун.

Карам не знала, когда они подошли. Их походка была бесшумной, точно у смерти. Воительница ощутила укол раздражения – ведь ее застали врасплох. В Крейдже такие вещи могут привести тебя к гибели.

Арджун перевел взгляд с Карам на Саксони и слегка укоризненно покачал головой.

– Здесь святое место. Никто не должен никого метить.

– Я буду сдерживаться, – отозвалась Саксони.

– Ты принесла это? – спросил Арджун.

– Если нет, значит, мы напрасно тратим время, – произнесла Асиз. Карам непонимающе глядела на них всех.

– Что я должна была принести?

– Не ты. – В руках у Саксони появился флакон. – Передаю, как и обещала. И все благодаря моей любимой фокуснице.

Эликсир Лой. Хотя Карам даже не видела его прежде, ошибиться было невозможно. Эхо магии доносилось от флакона, словно отзвук далекого крика. Карам поежилась.

– Тавия принесла это с собой?

– На самом деле его принес Уэсли, – пояснила Саксони. – Но я не собиралась спрашивать его. Вместо этого я попросила зелье у Тавии, а она попросила у смотрящего.

– Весьма действенно.

Асиз выдавила напряженную улыбку.

– Значит, это та самая вещь, от которой ваш смотрящий хочет защититься, и потому ищет нашей помощи.

Она взяла маленький сосуд с открытой ладони Саксони и покачала его, глядя, как фиолетовая жидкость перетекает с одного конца флакона в другой – как будто в клепсидре.

Когда Асиз откупорила пробку, Саксони отступила назад.

– Будь осторожна с этим, – предупредила она. Почти не думая, девушка подняла руку, чтобы коснуться уже почти невидимой отметины на шее.

– Я не собираюсь его пить, – ответила Асиз. – Это было бы очень глупо.

Саксони повернулась к Карам и подняла бровь. «Глупо», – одними губами произнесла она, подразумевая: «Я убедилась в этом на собственном опыте». Карам спрятала улыбку.

– Что вы хотите от этого зелья? – поинтересовалась воительница.

– Это действительно не наша битва, – сказала Асиз. – Но это не значит, что мы не собираемся подготовиться к тому дню, когда она станет нашей.

Арджун старался не смотреть в глаза Карам. Это многое сказало ей о том, насколько юноше не по душе решение Асиз. Арджун являлся воином – с тех самых пор, как они оба были детьми – и потому Карам знала: для него бежать из боя или предпочесть не сражаться вообще – это одно и то же.

Асиз передала эликсир ему. Арджун поднес флакон поближе к носу. Карам переступила с ноги на ногу.

Из-за окна донесся смех – теперь Уэсли с руками, полными грязи, гонялся за детьми, совсем забыв о чистоте своего костюма. Это было на него совершенно не похоже. Затем Тавия похлопала юношу по плечу. Смотрящий кивнул, и они быстро ушли куда-то вместе.

Карам надеялась, что они не причинят особых неприятностей.

А еще она рассчитывала, что спутники не будут отсутствовать долго. Им следовало быть здесь, в храме. Казалось неправильным даже смотреть на зелье в отсутствие двух людей, которые, несомненно, лучше прочих знают о правильном обращении с ним.

– Как оно действует? – спросил Арджун.

– Ты его выпиваешь, и весь мир теряет смысл, – ответила Саксони так просто, как будто давала указания. – Такое ощущение, что черное становится белым, неправильное – правильным, а все друзья превращаются во врагов. Оно просто выворачивает все наизнанку. А еще доносился голос. Он нашептывал мне: я должна делать ужасные вещи, которые на самом деле якобы прекрасны.

У Саксони был такой вид, словно эти воспоминания шокировали ее саму. Карам придвинулась ближе к девушке.

– Что-то вроде управления разумом, – произнес Арджун. Он был явно заинтересован сильнее, чем намеревался показать. – И его следует выпить?

Саксони пожала плечами:

– Насколько мне известно – да.

Арджун макнул в открытый флакон указательный палец, взяв на него крошечную каплю зелья. Юноша растер жидкость по своему большому пальцу.

Изменился он практически мгновенно.

Хотя Карам не могла сказать, в чем заключались эти перемены – выглядел он в точности как прежний Арджун. Однако теперь юноша сделался чопорным и высокомерным. Движения воина стали резкими. На губах медленно появилась призрачная улыбка.

Когда он заговорил, голос казался каким-то пустым.

– Я чую в тебе предательницу.

Он смотрел на Карам, и только на Карам. Парень нахмурился. Тогда она заметила перемены в его глазах. Крошечные черные точки окружили белки его глаз, точно пятна от краски.

Карам напряглась и сказала:

– Арджун, присядь на минуту.

Похоже, это предложение его ничуть не заинтересовало.

– Ты предала магию, – продолжил юноша.

Глядя ему в глаза, Карам ощутила холодную дрожь, какой не чувствовала никогда прежде – даже на улицах Крейдже или на бойцовском ринге. А там она противостояла теневому демону, готовому разорвать девушку на клочки.

В лице и в голосе старого друга появилось что-то призрачное. Он теперь выговаривал слова, будто проклятия.

– Предателям нет оправдания. Мы должны восстать из тени и уничтожить всех, кто хочет, чтобы мы и дальше скрывались.

– Арджун, довольно, – сказала Асиз, взяв его за руку. – Что с тобой не так?

Карам заметила мгновение, когда зрачки Арджуна пронзило сияние, словно серебристый лепесток коснулся его глаз, на миг изгнав из них черноту. Это было похоже на падающую звезду узнавания и здравого смысла, а потом взгляд воина снова остекленел.

– Она не одна из нас, – заявил Арджун. – Не Мастер. Не союзница. Карам не взыскует истины. Она не желает, чтобы магия вознеслась вновь.

Его рука метнулась вперед, схватив Карам за запястье. Мир вокруг парня был озарен магией – в такой концентрации, что мерцание стало зримым. Карам видела, как воздух перемещается и вихрится в тусклом сиянии рядом с Арджуном.

Она даже обоняла эту магию – подобно запаху разложения.

– Я заставлю тебя кричать, – сказал Арджун и с силой сдавил ее запястье. Карам сглотнула.

– Я не хочу причинять тебе боль, Арджун, – предупредила она. Но юноша лишь улыбнулся и приказал:

– Кричи.

Хватка его усилилась. Карам ощутила, как хрустят ее кости. Боль обрушилась оглушительно. Карам была признательна лишь за то, что это была правая рука, а не левая. Для драк ей не требовались обе руки.

– Карам! – воскликнула Асиз, схватив его за руку и попытавшись разжать его пальцы. Но Арджун едва шевельнулся. Карам сознавала, что Саксони дергает и тянет Арджуна за другую руку, крича что-то о зелье. Мастерица не думала, будто Асиз и Арджун окажутся настолько глупы. Карам слышала крики обеих женщин.

Но сама она не кричала.

Колени у девушки дрожали. На секунду показалось, что она вот-вот рухнет. Однако Карам никогда прежде не уступала врагу и не собиралась делать этого сейчас, в святом месте.

Карам сжала левую руку в кулак и нанесла удар.

Она ударила Арджуна столько раз, что уже сбилась со счета. Девушка даже не знала, сколько времени это заняло. Но в конце концов он отшатнулся прочь.

– Предательница, – бросил парень. – Ты никогда не станешь такой, как мы. Ты – оковы, которые держат нас на земле. Ты – проклятие будней, которое уничтожит нас.

– Во имя проклятых духов! – выругалась Карам, приготовившись к сражению и зная: оно неизбежно. – Ты не в себе, Арджун.

Его глаза потемнели.

– Может, ты и считаешь, что мы друзья, но это ничего не значит. Однажды ты уже ушла. Когда-то ты уже предала меня – потому что именно так поступают тебе подобные.

Ей подобные.

Люди, не созданные из магии и огня.

– Я даю тебе три секунды, – произнесла Карам. – Три секунды на то, чтобы снова обрести разум, прежде чем я покажу тебе все, чему меня научил Крейдже.

Но Арджун не стал ждать.

Порыв ветра ворвался в зал через окно, обхватив Карам за шею и подняв ее в воздух.

Ноги девушки беспомощно болтались над полом. Когда она тщетно попыталась сорвать ветер со своего горла, Арджун зарычал. Карам потянулась за ножом под одеждой. Но прежде чем она успела метнуть его в Арджуна, магия извернулась и впечатала Карам в одну из храмовых колонн. Девушка соскользнула на пол, вздрогнув от боли. Кровь потекла по шее на спину. Карам не знала, откуда взялась эта кровь, но голова у нее сразу закружилась.

Саксони бросилась на Арджуна. Карам увидела, как огонь просачивается через кожу Мастерицы наружу.

Так много магии.

Столь много разрушения.

И именно здесь, в этом святом месте.

Арджун перевел взгляд на Саксони. Та полетела через весь зал, точно пуля. Так, словно являлась частью ветра; так, будто состояла уже не из огня, а из ничего вообще. Невесомая и совершенно ничего не значащая.

Саксони покатилась по полу и врезалась в стену с такой силой, что Карам задохнулась. Преодолевая боль, воительница поднялась и побежала к девушке. Однако Арджун каким-то образом оказался у нее на пути.

– Ты будешь кричать, – повторил он, точно обещая. – И магия воспрянет.

Асиз схватила его за руку, но Карам знала: та не воспользуется магией, чтобы остановить юношу или помочь ей. Госпожа ни за что не напала бы на своего Родича. Немыслимо было даже ожидать этого.

– Арджун, прекрати это, пожалуйста, – потребовала Асиз.

Он не прекратил. Юноша даже не взглянул на нее. Он почти лениво взмахнул рукой. Асиз застыла на месте. Черный дым – черная магия – клубился вокруг запястий женщины, словно наручники.

Арджун снова сосредоточил внимание на Карам.

Когда парень снова атаковал воительницу, его оружием был уже не ветер и не тяжелый меч, висящий у него на боку. Это было пламя ночи.

Небо над головой ревело и трескалось.

Карам посмотрела сквозь выбитое окно в застывшее от ужаса лицо матери.

Дети теперь не играли, а смотрели во все глаза – не на Карам, а на небо. На свет, который дробился вверху, словно стекло.

«Мастер Духа», – подумала Карам и сглотнула.

Вместо девушки кричало само небо.

А потом из туч вырвалась молния и ударила в храм, целясь прямо в нее.

Глава 23

Саксони

Все случилось слишком быстро.

Мгновение назад небо раскололось. В следующее мгновение Карам уже метнулась прочь, уходя от молнии. Грозовой разряд разминулся с нею буквально на волосок. Ныряя в сторону, Карам ударилась головой о пол с такой силой, что Саксони ощутила этот удар собственными костями.

Карам истекала кровью.

Карам лежала без сознания.

А Саксони пылала в огне.

Она позволила этому огню разгореться у себя внутри. Магия полыхала глубоко у девушки в груди. Обжигала так, что девушке казалось, будто сотни волдырей вздулись под регалиями на ее коже. На ее сердце.

Это пламя ветвилось и прокладывало себе дорогу в глубины ее существа, пока кровеносные сосуды Саксони не превратились в корни дерева – и тогда она ощутила ровный пульс земли, огня и разрушения.

Магия разрасталась между ладонями девушки. Глядя на Арджуна, Саксони готовилась метнуть эту магию в него.

– Нет! – воскликнула Асиз, бросаясь вперед.

Она с силой врезалась в Саксони. Они обе рухнули на пол спутанным клубком конечностей и отчаяния.

– Отпусти меня, тупица! – прошипела Саксони.

– Не причиняй ему вреда! – молила Асиз. – Он не может совладать с собой.

Саксони сопротивлялась ей, лягаясь, чтобы освободиться.

Возле другой стороны зала Карам каким-то чудом сумела подняться и уже бежала на Арджуна с ножом в левой руке – в то время как правая бессильно болталась вдоль тела. Арджун снял с перевязи свой меч и ухмыльнулся. Они закружились в вихре клинков и кулаков. В то время как Карам явно пыталась сдерживаться, Арджун жаждал крови.

В любое мгновение он мог призвать новую молнию, используя свою силу Мастера Духа, чтобы повелевать стихиями на тысячу разных ладов.

Саксони вскинула локоть, ударив Асиз в нос. Та упала.

Быть может, Асиз и являлась Госпожой. Однако это означало, что она слишком полагается на свою магию. А если Карам чему-то и научила Саксони – так это выживанию в драке без магии.

Тому, как нанести хороший удар.

– Саксони! – крикнула Карам. Та развернулась, чтобы разглядеть происходящее.

Карам повалила Арджуна на пол. Молния вонзилась в пол у самых ее ног, промахнувшись всего на несколько сантиметров.

Карам ударила противника, собрав остаток сил.

– Помоги мне привязать его к колонне! – крикнула она. Саксони сорвала одну из ближайших занавесей и распустила шнур, которым была стянута ткань. Сойдет за веревку.

Она подбежала к Карам и ухватила Арджуна за одну руку повыше локтя, пытаясь подавить его собственной силой. Девушка чувствовала, как он сопротивляется. Магия юноши сражалась с ее магией за контроль, билась о ее защитные барьеры.

Огонь против духа.

Они прижали Арджуна к колонне и привязали шнуром от занавеси.

Взгляд его стал еще более темным и мутным. Саксони надеялась, что она сама не выглядела так же ужасно под воздействием Лой.

– Асиз, – выдохнул Арджун. Тьма в его глазах поплыла. Парень моргнул. – Где она? – Сглотнув, он повернулся обратно к Карам и выдавил: – Грязная… предательница!

Но Саксони видела: чернота в его глазах выцветает.

– Ты грязная…

Карам снова ударила его. Саксони было немного жаль, что воительницу довели до подобного. Арджун заерзал, вздрогнул, закашлялся.

– Что ты…?

Голос его прервался. Глаза закатились. Чернота уступила место обычному цвету белков. Он моргнул. Когда же юноша снова взглянул на них, то принял такой вид, словно не мог ничего понять – что произошло, что происходит, что произойдет дальше.

– Что это? – спросил он, дергая за шнур.

– Неужели ты в буквальном смысле вбила в него немного разума? – спросила Саксони. Карам пожала плечами и ответила:

– Он едва-едва коснулся этой магии. Быть может, она уже выветрилась?

– Пропустите меня! – велела Асиз. Она оттолкнула Саксони в сторону и поспешно склонилась над Арджуном, гладя его окровавленный лоб и высматривая другие раны, которые парень мог получить.

– С тобой все в порядке? – спросила она. – Они тебя не ранили?

– Не ранили ли мы его? – возмущенно переспросила Саксони.

– Асиз… – Глаза Арджуна сверкнули. Они снова стали карими. Взгляд стал скорее не убийственным, а покаянным. – С тобой все в порядке?

– Да, ведь ты пытался убить не ее, – ответила Карам. Она опустилась на пол рядом с Арджуном, облегченно вздохнув. Шея воительницы была густо покрыта засыхающей кровью.

– К слову о том, кого пытаются убить, – обратилась к ней Саксони. – Ты не могла бы перестать подвергаться нападениям? Я истощу всю свою магию, если постоянно буду пытаться лечить тебя. Это уже третий раз подряд.

Карам засмеялась – скорее для того, чтобы успокоить Саксони, чем для чего-либо еще.

– Можете вы уже отвязать меня? – спросил Арджун.

– Нет, – отозвалась Карам и похлопала его по колену, словно утешая. – Ты едва не пришиб меня молнией.

– Ты ударила меня, – возразил Арджун. – Много раз.

– Но недостаточно сильно, чтобы вырубить тебя.

Арджун закатил глаза, но спорить не стал. Он прислонился головой к колонне и сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться.

– Может быть, договоримся больше не пить, не трогать и даже не смотреть на этот эликсир? – предложила Саксони. – Нас и так желают убить достаточно много людей. Не хватало еще, чтобы мы начали убивать друг друга.

– Тебе вообще не следовало приносить его сюда, – отозвался Арджун.

У Саксони едва не отвисла челюсть.

– Вы сами попросили меня об этом! – оскорбленно рявкнула она.

Но Асиз избегала ее взгляда – вместо этого она продолжала взирать на Арджуна с выражением вины, скорби и подлинного, непреходящего страха. Такого взгляда Саксони никогда не видела у своей сестры – будущей Госпожи ее Рода, как и у своей бабушки, которую временно выбрали заместительницей Госпожи. Саксони полагала, что перед лицом опасности и смерти у Госпожи не должно быть подобного взгляда. Она должна оставаться сильной и стойкой.

– Мы должны помочь им сражаться, – произнес Арджун. Потом сглотнул и вздрогнул, как будто ему казалось, что в словах все еще звучала темная магия. Юноша отчаянно хотел избавиться от него. – Эта магия уничтожит нас всех. Мы не можем просто стоять в стороне и смотреть.

Асиз кивнула.

– Знаю, – согласилась она. – Вот почему мы не будем смотреть. Вот почему мы скроемся.

Госпожа взглянула на Карам. На Саксони.

– Заберите это зло и отправляйтесь на свою войну, – сказала она. – И больше никогда не приносите его моему народу.

Глава 24

Тавия

– Мы действительно собираемся это сделать? – поинтересовалась Тавия. Она стояла рядом с Уэсли, рассматривая вокзал. Хотя это скорее можно назвать не вокзалом, а хижиной, притулившейся на берегу реки Сирты. Древесные стволы поддерживали деревянную крышу и отбрасывали ровный ряд теней. Между ними стояли скамьи, сделанные из чугуна и сплетенных лоз. Ближайшие деревья осыпали их лепестками розового цвета.

Водные вокзалы обычно бывали огромными и роскошными: с просторными залами и настолько высокими потолками, что под ними, казалось, клубились облака. Поезда, словно узкие клинки, скользили по зачарованным водам. Окна в них делали широкими и прозрачными, чтобы пассажиры не упустили во время путешествия ни один из великолепных видов. Они были прекрасны и грандиозны. И вполне соответствовали городской архитектуре.

По крайней мере, так было в Крейдже.

Но гранкийский вокзал предстал совсем иным. Однако он был красив своей простотой. Тавия подозревала: в Дешри или Майните, двух крупных ренийских городах, вокзалы больше похожи на привычный девушке. Но Гранка была священным городом, стоящим на пяти реках. В здешней скромности ощущалось нечто чудесное и умиротворяющее. Что-то, заставляющее саму Гранку выглядеть куда более магической.

– Только не говори мне, что ты передумала, – отозвался Уэсли. – Нам нужен плавучий поезд, чтобы перебраться через море Оннела в нужный срок и найти Главу. Ты сказала, что корабль для этого не подойдет. Мы не можем использовать старый паровой поезд, на котором приехали сюда. Ему нужны настоящие рельсы. Это была твоя идея. Если бы я знал, что ты струсила, я взял бы с собой Фалька или кого-нибудь еще из фокусников.

Тавия знала, что это неправда. Конечно, Уэсли мог бы взять с собой кого угодно, но никогда не сделал бы этого. Он взял на это дело ее, потому что они оба знали: больше никого и не нужно. Не только оттого, что вокзал был маленьким и почти не охранялся. Дело вот в чем: вместе они являлись силой, с которой приходилось считаться.

Когда они были вместе, никто другой не требовался.

Уэсли указал на многочисленные кошельки, похищенные Тавией из сейфа Консортессы.

– Магия наготове, – сказал он. Девушка поморщилась.

– Она нам не понадобится. Думаю, я могла бы украсть этот поезд даже в одиночку и с завязанными глазами, держа при этом одну руку за спиной.

– Не будь такой самонадеянной, – укорил ее Уэсли. – Они могут нажать кнопку тревожного вызова. Через пару минут тут будет полным-полно стражи.

– Или, – ответила Тавия, делая шаг вперед и не дожидаясь его, – они обмочат штаны, едва увидев меня.

На вокзале было четыре кассы. Три из них оказались пусты. В единственной открытой сидел молодой человек – на несколько лет старше Тавии. Опершись на конторку локтями, он высовывал голову в окошко и ловил мимолетное дуновение ветра.

Работник носил очки – редкое явление в Крейдже, где среди местных жителей и туристов в моде были амулеты для коррекции зрения. На столе рядом с ним аккуратным рядом были разложены различные предметы – начиная от разноцветных талисманов и заканчивая кинжалом.

Кассир задал им вопрос по-ренийски. Когда Тавия и Уэсли только моргнули, он помедлил, окидывая взглядом их одежду: ботинки Тавии с окованными сталью носами и безупречно отглаженный костюм Уэсли.

– Усханийцы? – спросил он. Спутники кивнули. – Из Крейдже? – с энтузиазмом осведомился работник вокзала. Они снова кивнули. – Чем могу быть полезен? – поинтересовался кассир на их языке с преувеличенно-радостным произношением. Он решил, что парень и девушка всего лишь туристы.

Уэсли улыбнулся ему – сплошное ленивое обаяние и привлекательность. И да, Тавия не могла не признать: смотрящий действительно был привлекателен.

– Если можно, мы хотели бы лишь по-быстрому задать пару вопросов.

Тон Уэсли был сладок, как чистый мед. Тавия изумилась, но потом упрекнула себя за это. Она постоянно забывала: за пределами Крейдже для посторонних людей, которые не в курсе дела, Уэсли мог выглядеть совершенно невинно и дружелюбно. В любой момент парень способен создать ту иллюзию, которая требовалась именно сейчас. Для этого ему не нужны ни магия, ни фокусы. Достаточно костюма и улыбки – и того, что вполне могло сойти за личное обаяние.

– Я готов вам помочь, – сказал кассир. – О чем вы хотите спросить?

Уэсли достал пистолет и наставил его на мужчину.

– Вы здесь один?

Лицо кассира вытянулось. Он метнулся к длинному ряду своих защитных средств. Однако те исчезли прямо у парня на глазах. Прежде чем он успел удивиться, Тавия вытянула руки. Все его магические безделушки лежали у нее на ладонях. Стащить их удалось почти без усилий.

– Воровать намного проще, когда у тебя есть грязная магия Консортессы, – заметила Тавия. – Если бы еще в Крейдже у меня имелся трюк, позволяющий призывать вещи из чужого кармана, это было бы ужасно забавно.

– Но сейчас он пошел на то, чтобы помочь нам спасти мир, – отозвался Уэсли.

– Именно. – Тавия указала на только что похищенный у кассира кинжал, заткнутый за ее пояс. – Спасибо за лишнее оружие. Я всегда говорила, что хороших вещей слишком много не бывает.

Иногда она просто не могла удержаться. Выражение лица кассира лишь раззадоривало фокусницу.

Уэсли улыбнулся – широко и искренне. Это вызвало у Тавии ностальгию по тем дням, когда они вместе создавали принадлежности для фокусов. Ностальгию по детству, когда Уэсли был всего лишь таким же сиротой, как и она – только немного постарше и куда хитрее.

В то время другие фокусники предпочитали не учиться своему ремеслу, а мешать друг другу. Однако Уэсли был настолько талантлив, что ему не требовалось проявлять жестокость – и это означало, что Тавии не нужно было ненавидеть друга.

Именно Уэсли заставлял ее упражняться в занятиях магией – даже когда девушка страдала простудой или расстройством желудка от пайков. Целыми днями, неделями, месяцами Тавия только и делала, что практиковалась, читала книги, которые юноша ей приносил, запоминала естественный способ обращения с талисманами, пока наконец они не смогли вместе с Уэсли выйти в центр рыночной площади. А потом, став старше, ребята всю ночь напролет вместе создавали шар для предсказаний.

До этого мгновения Тавия не осознавала, как сильно скучает по всему этому. Как непомерно скучает по нему. Не по Уэсли Торнтону Уолкотту, смотрящему Крейдже и полному мерзавцу, но по ее Уэсли. По своему другу. И по той девочке, которой Тавия была, когда они вершили все это – такой же восторженной и наивной, как те люди, что приезжали в Крейдже в поисках мечты.

– Вряд ли ты захочешь, чтобы я снова спрашивал, один ли ты здесь, – произнес Уэсли. – Это было бы некрасиво.

Кассир снова осел в кресло.

– Сейчас я один. Но скоро придут еще трое.

– Значит, другие кассы закрылись ненадолго, – сказала Тавия. Она испытывала радость от понимания правдивости своего вывода. Они действительно могли захватить это место с закрытыми глазами.

Тавия перебрала на ладони только что украденные талисманы, считывая каждый из них, прежде чем ссыпать все в кошелек.

– Надеюсь, здесь найдется какая-нибудь связывающая магия, – прикинула она. – Потому что нам нужно, чтобы он и его коллеги были надежно обездвижены и не вмешивались. Может быть, понадобится и амулет молчания, чтобы они не могли раскрыть рты и позвать на помощь.

Уэсли перегнулся через прилавок. Его улыбка стала злой, когда молодой человек наградил смотрящего взглядом, полным страха и отвращения.

– Ты только подумай: если при ней столько талисманов, какой-нибудь из них мог повлиять на нее, – с шутливой угрозой произнес Уэсли и постучал пистолетом по прилавку. – А теперь нам нужно от тебя только одно.

Он повернулся к Тавии. Впервые за несколько лет девушка ощутила, что они снова стали настоящей командой. Навалившись на прилавок рядом с прежним другом, она рассматривала кассира. А потом с такой же улыбкой, как та, что играла на губах Уэсли, сказала:

– Полагаю, ты не знаешь, когда прибудет следующий грузовой поезд?

Глава 25

Уэсли

Уэсли казался точно таким же, как прежде.

Он думал, что стать Сосудом для магии Мастеров означает получить возможность стрелять льдом из глаз и убивать кого-то одним щелчком пальцев.

Увы, это оказалось не так.

Вместо этого он почувствовал себя… заряженным. Не иным, но усиленным. Как будто всю жизнь жил с половинной энергией, а теперь наконец получил недостающую часть. Юноша ощущал себя так, словно впервые пробудился.

Что бы ни жило внутри Уэсли, оно было создано для магии.

Всего через день он понял, как призывать удачу – не очень сильную, но достаточную, чтобы выигрывать в карты у Тавии, – и создал талисман невидимости. Этот талисман заставил его шрамы исчезнуть на целый час.

Юноша не стал насылать на мир бедствия, как все явно ожидали от него. Он собирался использовать свою новую силу, чтобы исправить ужасную ошибку, как только они доберутся до Главы.

Если бы только это было так легко!

Уэсли позволил теплому ветерку овеять шею и затылок.

Он лежал, болтая ногами, на крыше поезда. Состав стоял на реке Сирте в ожидании отправления. Вместо рельсов путями ему служила извилистая полоса воды.

Уэсли по-прежнему предпочел бы корабль – наподобие того, о которых он читал в книгах. Парень вообразил, как поднимает черный парус на старом пиратском судне – однако в действительности все оказалось совсем по-другому.

У них был грузовой поезд для коммерческих перевозок. На нем не нашлось ни паруса, ни пушек. Поскольку все автоматически управлялось магией, не было ни руля, ни кресла машиниста. Уэсли мог просто стоять в стороне и притворяться, будто что-то знает о навигации.

Сплошная механика и магия – все это вызывало у юноши некоторое разочарование. Это транспортное средство совершенно не подходило для войны.

И все же это было лучше, чем добираться на остров Главы вплавь. Билетные кассы вокзала были закрыты – Уэсли и Тавия при помощи нескольких связывающих амулетов удерживали кассиров в дальнем помещении. До прибытия пассажирского поезда оставалось еще изрядно времени, так что вряд ли кто-то вмешается в их затею.

Уэсли выдохнул.

Они ждали полчаса, пока Карам попрощается с матерью и друзьями. Уэсли считал, что это слишком долго, учитывая, что Арджун пытался убить ее. Пусть даже причиной тому стало зелье – по мнению Уэсли, это не обеспечивало приятного прощания.

Смотрящий выпрямился и раскинул руки, чувствуя, как от нетерпения у него буквально сводит все мышцы. Затем неспешной походкой двинулся по крыше поезда.

Фокусники в задних вагонах смеялись и перебрасывались мешочками с магией, дымя сигаретами. Время от времени они поглядывали на пассажиров передних вагонов – опытных смертоносных преступников. Те молча ждали, почти не моргая; вертели в руках ножи или со зловещими ухмылками поглаживали кукол вуду.

И еще Фальк – он держался в стороне от остальных, почти незаметно, и нашептывал что-то дельгу, которого держал на сгибе руки. Все в нем раздражало Уэсли. Быть стукачом – это одно дело. Однако вообще не иметь верности – совсем другое. За человеком, которого можно подкупить такой незначительной суммой денег, следовало присматривать внимательно.

– Я отдам тебе огненный талисман за заклинание, которое препятствует кому-либо быть идиотом, – сказала Тавия. Уэсли повернулся и увидел: она карабкается по лесенке на крышу поезда. Когда он сел, девушка устроилась рядом. Волосы коснулись ее подбородка. Тавия качнула висящими на поясе кошельками с заклинаниями.

– Ты только скажи, какой тебе отдать, – сказала она.

– Другие фокусники тебе совсем надоели? – поинтересовался Уэсли.

– Они без конца задают вопросы и бегают за мной, словно щенки. Как будто в твое отсутствие им кажется, что я должна знать все ответы.

– Ты моя лучшая фокусница, – пояснил Уэсли. – Они смотрят на тебя снизу вверх. Это комплимент, так что попробуй хотя бы притвориться, будто ты не ненавидишь их.

– Да, да. – Тавия достала один из своих ножей и воткнула его в крышу между ними. – Но если я скину с поезда одного-двух, как только мы тронемся, это же не сильно уменьшит наши шансы победить Главу?

Уэсли улыбнулся, хотя знал: Тавия говорит не всерьез. У нее было обыкновение сначала сулить всем ужасные кары, а потом становиться жуткой моралисткой.

– Потерпи, – посоветовал он. – Когда мы свергнем Эшвуда и вернемся в спасенный Крейдже, тебе больше никогда не придется разговаривать с кем-либо из них.

– Вот только когда мы победим человека, владеющего моим жизненным долгом, это все потеряет смысл, – отозвалась Тавия. – Когда все закончится, я распрощаюсь с Крейдже и уеду куда-нибудь далеко, очень далеко.

В голосе девушки прозвучала нотка грусти. Она заставила Уэсли на некоторое время замолчать. Обычно разговоры об отъезде приводили Тавию в приподнятое настроение. Менее всего – не считая жизненного долга – она желала быть связанной отношениями с кем бы то ни было. Уэсли понял, что каким-то образом стал для нее якорем, хотя и не понимал, когда это могло случиться.

– Являлся ли Крейдже когда-либо домом для тебя? – спросил он, не успев как следует обдумать свои слова. – Или ты всегда грезила об отъезде?

Тавия покусала нижнюю губу. Девушка делала так всегда, когда долго и напряженно размышляла над чем-нибудь, словно боль от укуса, ритмично возникавшая и исчезавшая, могла подсказать ей ответ. Так Уэсли постоянно трогал шрамы, испещрявшие половину тела, будучи уверен: отголосок прошлой боли заставит его сосредоточиться на настоящем.

– Не знаю, – ответила Тавия искренне и почти угрюмо.

– Не знаешь?

Тавия произнесла, пожав плечами:

– У грез есть кое-что общее со снами – они приходят по ночам.

– А потом исчезают, – дополнил Уэсли. Тавия бросила на него странный взгляд.

– Моя мама всегда говорила, что следует прислушиваться к тем, которые остаются с тобой и требуют, чтобы ты за ними последовала.

– Звучит как-то банально.

– Предполагалось, что это вроде как утешает. Так и поступают родители, Уэсли. Они придумывают красивые слова и истории, чтобы нам самим не пришлось додумываться или выискивать где-то еще. В какой-то момент ты начинаешь верить этим словам, тебе становится лучше.

Уэсли поерзал и отвернулся.

Он был рад, что у Тавии остались подобные воспоминания. Банальности и притчи, которые утешали ее, когда мир вокруг становился слишком мрачным. Юноша был рад, что она запомнила добрый материнский голос и даже сейчас старалась держаться за эти воспоминания.

Но Уэсли никогда не мог сделать то же самое. Единственная мудрость, которой научил его отец: никогда не создавай себе больше одного врага разом. Иначе тебе придется повернуться к кому-то из них спиной, присматривая за остальными.

По правде говоря, Уэсли почти не помнил своего отца – прежняя жизнь казалась ему настолько чужой, что парень не озаботился сохранить из нее хоть что-то. Однако подобные предупреждения ему запомнились. Если что-то и любил его отец – а Уэсли он не любил точно, – так это изрекать предостережения.

Уэсли попытался стряхнуть с себя это ощущение, но Тавия не сводила с него взгляда. Под этим взглядом странное чувство усиливалось, доходя едва ли не до тоски. Фокусница сидела рядом и целеустремленно молчала – как будто задала ему вопрос и знала, что парень не ответит, но на всякий случай хотела оставаться здесь.

Уэсли вытащил из крыши нож Тавии и со вздохом протянул обратно ей.

– Воло и не подозревает, что его ждет, – изрек он.

– А почему ты думаешь, что я отправлюсь туда после отъезда из Крейдже?

– Это все, о чем ты говорила, когда мы были детьми.

Тавия задумчиво улыбнулась:

– Ты запомнил.

По правде говоря, Уэсли помнил все, что кто-либо когда-либо говорил ему. Однако особенно хорошо смотрящий помнил все, что касалось Тавии. Если кого-то впускаешь в душу, выдворить его оттуда уже никак не получится.

Он знал, что должен оставить это в прошлом. Только вот Уэсли уже избавился от своего прежнего «я» до такой степени, что хотел сохранить хотя бы это. Когда Тавия покинет Крейдже, все будет кончено. Уэсли больше никогда ее не увидит. Рано или поздно они забудут друг друга – девушка, вероятно, раньше, а он позже.

Уэсли станет Главой, а Тавия – странницей. Быть может – так же, как это случилось с его родными, – в один прекрасный день они встретятся на улице и пройдут мимо, не узнав друг друга.

Уэсли понимал: им не суждено стать чем-то большим, нежели временные союзники, которые остаются рядом лишь до тех пор, пока судьба не даст Тавии возможность отправиться куда-то еще.

Но сейчас Уэсли хотел помнить все – до тех пор, пока может.

– Ты когда-нибудь вспоминала о том, как несколько лет назад мы удирали от миростражников? – спросил он. – Мы тогда еще оказались заперты в том тупике у моста.

Тавия фыркнула:

– И у нас не было ни одного ножа. Не оказалось даже защитной магии или чего-то, способного заставить их потерять нас из виду хотя бы на минуту.

– Ничего, кроме дешевого талисмана преобразования.

– Во имя Сонма Богов! – Глаза Тавии вновь заискрились озорством. – Мы применили его для того, чтобы пройти через ближайшую стену.

– И прямо в бордель, – дополнил Уэсли. Тавия широко ухмыльнулась.

– Должно быть, выражение наших лиц было неописуемое. – Она едва удерживалась от смеха. – Я никогда не видела так много голых людей.

– Предпочитаю думать, что мы неплохо справились с этим потрясением, – сказал Уэсли. – И кроме того, это лучше, чем угодить в тюрьму. Прежний смотрящий избил бы нас в кровь, если бы мы попались миростражникам.

– Особенно если бы это случилось потому, что у нас по нашей же глупости закончилась магия, – согласилась Тавия. – Полагаю, тебе больше нет нужды тревожиться об этом. – Она посмотрела на Уэсли, все еще улыбаясь. – Теперь у тебя есть сила Мастеров. Ты чувствуешь себя как-то иначе?

Уэсли поднял голову, чтобы девушка могла как следует рассмотреть его.

– Разве я выгляжу как-то по-другому?

– Не заставляй меня говорить о твоем внешнем виде.

– Полагаю, я достаточно красив, чтобы лишить тебя дара речи, – хмыкнул он. Тавия состроила гримасу.

– Ты определенно несешь в себе силы Мастеров. Твое самодовольство распухло как на дрожжах. Честное слово, это многое объясняет относительно Саксони.

– Ты будешь скучать по этому, когда переберешься в Воло, – сказал Уэсли. – Так же, как начнешь тосковать по такому количеству магии. Наверняка там фокусникам не дают развернуться.

– Придется освоить другую профессию. – Тавия прикусила губу, как будто напряженно размышляла над возможными вариантами профессий. Никто из них никогда не занимался ничем, кроме магии. – Может быть, я займусь чем-то, из-за чего меня не будут пытаться убить пять дней в неделю.

– Звучит скучно.

– Мне всегда нравилась обыденность.

Уэсли пожал плечами:

– Именно об этом я и говорю. В любом случае у тебя появится больше свободного времени, если тебе не придется залечивать раны от драк.

– Это не очень-то много значит при наличии старых шрамов.

– Шрамы изглаживаются, – возразил Уэсли. Улыбка Тавии дрогнула.

– Не все.

Хотя Уэсли знал, что девушка говорит не только о телесных шрамах, он не смог удержаться от взгляда на ее руку. И правда, на тыльной стороне кисти Тавии белели старые отметины от ножа. Некоторые тянулись до самого запястья, скрещиваясь между собой.

В горле у Уэсли встал комок.

Он вспомнил те ночи, когда они вместе занимались ремеслом фокусников, торгуя амулетами и бодрствуя до самого утра. Ребята сочетали технику с магией и создавали что-то из ничего, словно были Мастерами. Потом юноша вспомнил те времена, когда его не было рядом с нею – Уэсли был слишком занят тем, что карабкался вверх по иерархической лестнице и завоевывал доверие смотрящего. Он гадал, скольких шрамов Тавия могла не получить, если бы друг оставался рядом с нею на улицах.

Тавии не нужно было ничего говорить – Уэсли знал и сам. Она стала его лучшей фокусницей не потому, что девушку легко напугать. Однако если бы юноша остался с ней – может быть, Тавия и передумала бы уезжать из Крейдже. Это эгоистичная мысль, но Уэсли всегда был эгоистом, когда дело касалось Тавии.

Вот почему он считал себя мерзавцем.

Не потому, что развивал в Крейдже торговлю черной магией. Не из-за всего того, что сотворил, обагрив кровью руки, а из-за Тавии. Уэсли заботился о ней и позволял девушке заботиться о нем в ответ. Это в большей степени делало Уэсли отпетым мерзавцем.

Он положил ладонь на руку Тавии, скрывая порезы и царапины, как будто это что-то могло исправить.

Кто-то из них всегда уходил прочь.

– Для смотрящего Крейдже ты не так уж и страшен, – произнес чей-то голос. Рука Тавии скользнула в карман. Желудок Уэсли сжался. Он перегнулся через край крыши, чтобы увидеть лицо новоприбывшего.

Арджун казался напыщенным идиотом в куда большей степени, чем когда-либо выглядел Уэсли – от четырехклинкового меча в ножнах до ухмылки на лице. Позади него, улыбаясь, стояла Карам и как минимум пара десятков гранкийских Мастеров.

– Полагаю, твоя репутация – просто пустая болтовня, так? – продолжил Арджун, глядя на Уэсли снизу вверх. Тот спрыгнул на берег, приземлившись с кошачьей грациозностью.

– Вот так проживешь всю жизнь, не видя ни одного Мастера. И вдруг у твоих ног появляется целая толпа, – произнес Уэсли. Тавия спрыгнула и встала рядом с ним, поправляя капюшон.

– Обычно так действует зараза, – хмыкнула она.

– Не хватало нам только эпидемии, – возразил Арджун. Уэсли напрягся. Ему уже слегка надоело, что люди сравнивают его работу с болезнью.

– Все, кроме дуайенны Шульце, ведут дела с подпольными торговцами, – сказал он. – Даже твои святые-пресвятые гранкийцы. Я не какой-то придуманный демон, который отхватил себе уголок на магическом рынке.

– Я не обсуждаю нравственность с убийцей, – заявил Арджун.

– Значит, это лишь пустословие.

Арджун фыркнул:

– Ты искусный мошенник.

– Но тем не менее искусный.

– Ты зарабатываешь на чужом горбу, – не сдавался Арджун. Уэсли улыбнулся.

– Предпочитаю все-таки убивать. Что ты вообще здесь делаешь?

Арджун буквально выпятил грудь и объявил:

– Мы едем с вами.

Уэсли попытался сохранить невозмутимое выражение лица.

– Мне казалось, что ваша Госпожа не намерена оказывать нам какую-либо помощь. Особенно после того, как Лой сделал из тебя безумца, жаждущего крови одной из моих людей.

Арджун откашлялся. Вид у него был такой, словно юноша пытается скрыть, насколько ему не по себе от такой мысли: Карам – одна из людей Уэсли. Однако это заместителю Госпожи удавалось чрезвычайно плохо.

– Асиз мудра. Ее решение остаться в убежище вполне понятно, – сказал Арджун. – Но среди нас есть несогласные с тем, что это единственно возможный путь.

Весьма дипломатичный способ сказать, что парень не намерен слушаться приказов.

– Так она просто позволила тебе ехать с нами? – спросил Уэсли. – И взять с собой половину ее Рода?

– Мы сами приняли собственное решение, – ответил Арджун. – Мы не допустим, чтобы еще больше Мастеров стали жертвами Глав и их темной магии.

– Поэтому ты вместе со своими приятелями-бунтовщиками удрал, чтобы явиться к большому и злому смотрящему. – Уэсли почти впечатлился. – Полагаю, твоя измена мне только на руку.

Арджун зарычал. Последняя фраза ему явно пришлась не по душе.

– Наше согласие сражаться в этой войне не означает, что мы примкнули к тебе. Мы здесь потому, что наш народ в опасности. Едва мы поможем освободить всех Мастеров, которых захватил ваш Глава, мы оставим тебя на произвол судьбы.

Уэсли ухмыльнулся. За пару минут он сумел расколоть Арджуна.

Праведный до упрямства, верный до глупости – потому что слепая верность всегда глупа – и несущий тяжесть, к которой его плечи были слишком непривычны.

– И может быть, не только мы, – продолжил Арджун. – Возможно, все твои драгоценные фокусники покинут тебя. В отсутствие настоящей угрозы, которую являет собой Эшвуд, у них не будет необходимости оставаться с тобой.

Он оглянулся на Тавию. У Уэсли что-то дрогнуло внутри.

– Преступники не отличаются верностью, – заключил Арджун.

Уэсли не обманывал себя и не считал, будто наделен многими добродетелями, но никогда не сомневался в своем большом запасе терпения. Однако этот запас только что иссяк.

– Когда Эшвуда не станет, я сделаюсь новым Главой, – сказал Уэсли. – И кто сказал, что я просто не заберу себе все, что останется после него? Мастеров и все прочее.

Рука Арджуна взметнулась с неожиданной стремительностью.

Белая вспышка понеслась к Уэсли. Тот мгновенно понял: это молния. Смотрящий дернул плечом. Разряд вонзился в воду. Уэсли сделал мысленную пометку: если он тоже наделен силой Мастера Духа, то должен научиться этому приему.

Арджун выхватил меч. Уэсли вскинул руку, сжав ее в кулак. Его новообретенная магия повлекла Арджуна к нему. Мастер застыл в нескольких дюймах от Уэсли, сопротивляясь удерживавшей его мощи. Смотрящий протянул вторую руку. Магия перенесла нож Тавии из ее кармана в его ладонь. Уэсли прижал клинок к горлу Арджуна.

– Пусти его! – воскликнула Саксони, выскакивая из вагона. Карам уже была рядом с ней. Уэсли видел, что рука девушки находится в опасной близости от ее собственного ножа.

– Он второй после Госпожи в своем Роду, – напомнила Карам. – И этот Род здесь.

Краем глаза Уэсли видел, что это действительно так: гранкийцы собирались вокруг него. Люди ворчали, не сводя глаз с Уэсли. И юноша чувствовал, как их магия обжигает его. Только вот его фокусники тоже были здесь – а уж они-то всегда готовы к бою.

– Я отпущу его, как только мы придем к пониманию.

– Ты сделаешь это сейчас, – возразил Арджун.

Уэсли склонил голову набок, любуясь тем, как меняется высокомерное выражение на лице Арджуна, словно произведением искусства.

– Уэсли… – Тавия стояла рядом. В ее голосе звучало предостережение. – Не делай того, что может лишить нас огромного преимущества, которое мы только что получили.

Уэсли отвел глаза от Арджуна, чтобы взглянуть на нее. Однако это оказался глупый шаг. Мгновенная невнимательность ослабила магию смотрящего. Арджун воспользовался этой возможностью, чтобы мотнуть головой вперед и неуклюже ударить Уэсли лбом по губам. Уэсли ощутил во рту привкус крови и ухватил Арджуна за воротник.

– А теперь-то я могу убить его?

Но Арджун уже размахнулся, чтобы нанести удар кулаком в челюсть Уэсли. Тот вздрогнул и с силой впечатал локоть в нос Арджуну. Мастер отшатнулся, моргая от внезапного головокружения, и рухнул на песок. Пусть он и был Мастером, но смотрящим он не являлся.

Помотав головой, Арджун попытался приподняться.

«Проклятье, а он не из слабаков», – подумал Уэсли и пнул Арджуна по рукам, на которые тот опирался.

– Довольно, – сказала Карам, опускаясь на колени рядом с Арджуном. Тавия встала перед Уэсли, прежде чем смотрящий успел нанести новый удар.

– Хватит идиотничать! – прошипела она.

Ее ладонь уперлась в грудь Уэсли. Он задумался: чувствует ли девушка, как бьется его сердце? И бьется ли оно еще.

– Если не начнешь вести себя по-умному, то развяжешь войну совсем не с теми людьми – и это даже до того, как мы доберемся до Эшвуда, – продолжила Тавия. – Арджун теперь на нашей стороне.

Уэсли пожал плечами:

– Вообще-то начал он. Это была честная драка.

Во имя Сонма Богов, как же по-детски это прозвучало!

Саксони бросила на него сердитый взгляд.

– Ты никогда в жизни не дрался честно. Все, что ты делал – это забирал то, что тебе не принадлежит.

Уэсли сжал зубы.

А Саксони только и делала, что обращалась к нему так, словно смотрящий грязь, которую Мастерица соскребла с подошвы своего башмака. За что? Он же был ей союзником. Им всем.

– Ты полагаешь, что раз мы уже не в Крейдже, то и порядок соблюдать не нужно, – произнес Уэсли достаточно громко, чтобы это услышали все – и Мастер, и фокусники. – Но мой запас доброй воли ограничен. Происходящее почти истощило его. Если кто-то еще хоть раз посмеет пойти против меня – с оружием, магией или просто косыми взглядами, – то я сделаю все, чтобы оправдать свою репутацию. Ясно?

Гранкийцы оскорбленно фыркнули, но ничего не сказали. Даже Саксони – у нее дрожали губы, когда девушка сдерживала заклинание или проклятие, которое хотела метнуть в него.

Уэсли выждал несколько секунд, проверяя, не сделает ли она этого. Однако Саксони продолжала хранить молчание. Глаза ее пылали. Она нуждалась в нем для того, чтобы добраться до Главы. Уэсли знал это. Если кто-то из них намеревается получить желаемое, они должны работать вместе.

Они должны быть командой.

– Я рад, что мы поняли друг друга, – сказал он наконец. Саксони покачала головой:

– Я никогда тебя не пойму.

Но Уэсли вполне способен это пережить.

Быть может, все остальные и участвовали в этом деле ради благородных целей. Однако целью Уэсли являлась империя. Сберечь созданную им империю и сделать из нее еще более великую. Быть может, его иногда и одолевала сентиментальность и желание по старой привычке защищать Тавию, но это ничего не меняло.

Возможно, они и намеревались спасти мир. Только вот ничто не могло спасти Уэсли от самого себя.

И теперь, когда юноша был наделен истинной магией, ничто не могло и остановить его.

Глава 26

Карам

Почти все время Карам тратила на обучение их команды искусству выживания. Они провели в поезде уже неделю, бороздя бесконечные воды, чтобы достичь Эйм-Вотен. В этом пути спутники следовали карте, которую Саксони нарисовала по своему разуму. Их армия отнюдь не была едина: на одной стороне – фокусники, которых они набрали в Крейдже, на другой – гранкийский Род.

Фокусники были искусны в драке, а Мастера виртуозны во всех видах магии, доселе невиданной крейджийцами. И потому все эти бойцы, спешно собранные вместе, бывшие смертельными врагами в прошлой жизни – да и в этой тоже, – стали наставниками друг для друга.

В те дни, когда Карам бралась за обучение, Мастера делились на группы. К каждой из этих групп прикреплялся фокусник, чтобы учить их рукопашному бою. В другие дни за дело брались Саксони и Арджун. Мастера становились учителями для избранных мошенников из Крейдже, позволяя им узнать новую магию и показывая, как эффективно использовать эту магию в качестве оружия.

Это было трудно проворачивать в ограниченном пространстве поезда, однако грузовые вагоны оказались достаточно обширными, чтобы обеспечить место для арены.

– Думала ли ты об этом, когда собиралась стать защитницей? – спросил Арджун. Карам услышала, как за ним закрылась дверь вагона.

Она продолжила обматывать кулаки повязками, готовясь к предстоящему дню тренировок. Когда она наконец повернулась к Арджуну, то увидела: юноша без рубашки; его кожу испещряло такое множество регалий, что сосчитать их не представлялось возможным. Вся магия, которую он освоил и создал, была отражена в этих символах.

Воительница понимала, почему прежний друг гордится своими достижениями, но предпочла бы видеть его при этом в одежде.

– Я спасаю мир, не так ли? – отозвалась Карам. Было приятно снова говорить на священном языке. – Я бы сказала, что достаточно неплохо исполняю долг Рекхи д’Райхсни.

Арджун смотрел на нее так, как мог бы смотреть разочарованный старший брат. Он все еще не простил девушку за отъезд из Гранки. Хотя Карам понимала это, она не могла смириться с одним: парень ведет себя так, как будто она предала свои детские мечты. Быть может, это и не то будущее, которого она ожидала, – однако свержение Главы и спасение Мастеров являлось вовсе не плохой затеей.

Это тоже способ почтить обычаи Рекхи д’Райхсни.

– Ты хотела спасать мир от таких людей, как Уэсли, а не действовать бок о бок с ним, – напомнил Арджун.

Карам подняла брови:

– Кто бы говорил!

Арджун лишь улыбнулся в ответ. Это не та широкая улыбка, которую помнила Карам. Нынешняя гримаса была напряженной и несколько вымученной.

– Когда ты не вернулась, я почувствовал себя так, словно меня предали, – поделился он. – Когда ты покинула меня, чтобы в одиночку следовать своей мечте.

– У меня не было выбора, – ответила Карам. – Мете и пехта…

– Я знаю, каковы твои родители. Не забывай, я был знаком с ними дольше, чем ты.

Карам застыла, осознав истинность этих слов.

Все годы отсутствия девушки Арджун оставался дома. Он видел, как ее мете покупает фрукты на рынке, и, быть может, слышал последние слова ее отца.

Арджун являлся частью той семьи, которую Карам покинула. Воительнице больно было осознавать, что за время своего отсутствия она сама перестала считаться частью этой семьи.

– Я каждую ночь проклинал твое имя перед духами, – продолжил Арджун. – Я говорил себе, что ты могла бы взять меня с собой, если уж не собиралась возвращаться. Что мы могли бы вместе сбежать и стать воинами. Мы могли бы противостоять всему миру, как брат и сестра.

Он снова посмотрел на Карам. Она отметила, что его головная повязка-тира того же цвета, что и глаза юноши. Из-за этого в их золотистом оттенке сквозила печаль.

– Я знаю, что это неправда, – произнес Арджун. – Я рад, что ты покинула меня.

Карам покачала головой:

– Я смотрю на это иначе. Я знаю, что попросту не смогла бы дышать, если бы осталась дома. А если бы я вернулась, то все, чем я стала, пошло бы прахом.

– А я умер бы, если бы уехал, – отозвался Арджун. – Обитаемые земли опасны для Мастеров. Для того безрассудного юнца, каким я являлся, они стали бы смертельными. Твой отъезд научил меня тому, что никому нельзя доверять; нельзя ослаблять бдительность. Мастера могут полагаться только на себя.

По мнению Карам, это не звучало как нечто хорошее.

– Я говорю это не для того, чтобы причинить тебе боль, – пояснил Арджун. – Я вовсе не презираю тебя. Даже спустя столько лет я счастлив видеть тебя, Карам.

– Что-то непохоже.

Арджун положил тяжелую ладонь ей на плечо. С такого небольшого расстояния девушка видела у него на шее след от отметины, оставленной эликсиром.

– Я рад тебя видеть, – подтвердил парень. – Но было бы глупо оставлять между нами невысказанные слова, пока у нас есть шанс все уладить.

Карам взяла Арджуна за руку.

– Если говорить начистоту, то я должна сказать тебе: мне очень стыдно было видеть, как тебя побил какой-то смотрящий, только что получивший магию Мастеров.

Арджун засмеялся – весело и громко. Сердце Карам дрогнуло при звуках этого смеха. Она снова видела перед собой того мальчика, с которым играла в детстве. Своего брата, своего друга. Как же сильно они изменились: из детей, мечтавших стать героями, превратились в убийц! Карам казалось, что она видит перед собой того мужчину, которым мог бы стать Арджун – если бы не столь ужасный мир.

– А может быть, я позволил Уэсли выиграть, – заявил он. Карам фыркнула.

– Должно быть, в качестве заместителя ты доставлял Асиз немало трудностей.

– Асиз способна с этим справиться.

Карам не могла не заметить улыбку на его губах.

– Видел бы ты свое лицо, когда произнес ее имя. Просто смотреть тошно.

Усмешка Арджуна осталась такой же широкой.

– Она действительно великолепна. Поверь, Карам. Она заново вдохнула жизнь в наш Род. Дети свободно и без страха гуляют по Гранке, потому что Асиз заботится о них. Горожане не боятся нас. Фокусники не подходят и близко. Хотя мы, возможно, не таковы, какими были когда-то, мы и не скрываемся. Это священное убежище. Асиз создала для нас дом. – Арджун подался вперед. – Я знаю, ты считаешь, будто она слишком строга или даже боязлива. Но она просто заботится о своем народе. Остаться, чтобы защитить их – это тот способ, который Асиз избрала для борьбы.

Карам сморщила нос.

– Ты говоришь как ее заместитель или как ее любовник?

Арджун поднял брови:

– Тебе не следует произносить это слово – «любовник».

– Тогда тебе не следует говорить о своей Госпоже так, будто ты не взрослый человек, а влюбленный мальчишка, – парировала Карам, сопротивляясь желанию высунуть язык – как это сделала бы Тавия.

Арджун взъерошил ей волосы. Карам нахмурилась.

– Ты хочешь, чтобы я тебя убила? – спросила она, приглаживая их. Арджун продолжал улыбаться. Карам хотелось, чтобы это выражение счастья никогда не покидало его лицо.

– Когда-нибудь эта война закончится, – сказал он. Его глаза искрились. – И тебе остается лишь надеяться, что в этот день Саксони не будет поблизости и она не увидит, как я заставлю тебя взять эти слова обратно.

Карам жестом велела Мастерам из своей тренировочной команды действовать. Они находились в самом большом из грузовых вагонов, где хватало места для арены. Двери были широко распахнуты, чтобы впустить свет. По обе стороны расстилался спокойный безбрежный океан.

Несколько Мастеров окружили ее, словно голодные стервятники. Они желали доказать, что за прошлые тренировки научились многому – и ради этого готовы разорвать Карам на части.

Первый из них кинулся прямо на нее, словно мчащийся по океану поезд. Его плечо было нацелено в грудь Карам, однако мужчина действовал медленно и неуклюже. Она ускользнула с его пути достаточно проворно, чтобы он врезался прямо в другого Мастера. Тот пытался напасть на воительницу сзади.

Оба они рухнули на пол, перепутавшись конечностями. Карам вскинула кулак. Удар заставил третьего из нападавших развернуться на месте. Карам схватила его за плечи, придав дополнительное вращение. Затем с силой опустила локоть ему на шею и пнула пониже спины. Еще один атаковал сзади. Карам резко вскинула голову, услышав хруст.

Когда пятая прыгнула на нее, воительница вскинула ногу и впечатала ботинок в грудную клетку женщины. Та рухнула на спину, задыхаясь.

Еще двое.

Карам кинулась на одного из них. Он, защищаясь, нанес удар. Его кулак вскользь зацепил глазницу Карам, но сила соударения оказалась недостаточной, чтобы вызвать хотя бы головокружение. Карам сморгнула, чувствуя, как лоб становится мокрым от крови – кольцо Мастера распороло ей кожу.

Он снова ударил. Однако действовал слишком медленно. Карам лишь опустила плечо и скользнула вбок, а потом с размаху двинула противника в щеку. От последующего рывка за плечи он нагнулся так низко, что девушка вбила колено ему в живот.

Мастер рухнул. Карам прыгнула на него, оттолкнувшись ногами от его плеч, чтобы врезаться в стоявшую позади него Мастерицу. Обвив голенями шею девушки, Карам дернула с такой силой, что они обе повалились на землю – Мастерица навзничь, Карам поверх нее.

Будь они на ринге, Карам усилила бы давление, пока не услышала бы хруст позвоночника.

Но они сражались не на ринге.

Карам разжала хватку и одним прыжком оказалась на ногах.

– И ты мертва, – подытожила она, резко выдыхая. Саксони, которая стояла у боковой стены, прислонившись к открытой двери, неспешно зааплодировала. Ее волосы были собраны в хвост. Пряди метались на ветру туда-сюда – такие же неукротимые, как она сама. Рядом с Мастерицей на полу сидела Тавия, высунув одну руку и время от времени касаясь океанской воды. Характерная «фокусническая» ухмылка играла на ее накрашенных губах.

– Кто-нибудь может мне сказать, что они сделали не так? – спросила Карам.

– Помимо того, что разозлили тебя? – хмыкнула Тавия. – Кстати, напомни мне никогда не делать этого.

Карам сдула волосы с лица.

– Слишком поздно, – отозвалась она. Потом повернулась обратно к Мастерам. – Вы все заранее декларировали свои действия. Когда вы собирались ударить, вы смотрели на свой кулак. Когда намеревались пнуть, вы делали шаг вперед. Не говоря уже о том, как шумно вы атаковали сзади – нельзя же дышать так громко, словно ветер во время урагана.

Саксони и Тавия засмеялись. Но Карам – нет. Смерть – это не то, что можно воспринимать в шутку.

– Вы должны быть тенями, – продолжила она. – Самое худшее в смерти – вы редко видите ее приближение. Смерть подкрадывается к вам и в одно мгновение отнимает вашу жизнь. Вот какими вы должны стать.

– Ты хочешь, чтобы они стали смертью? – спросила Тавия. Карам вздохнула.

– Я хочу, чтобы они выжили. Тень-луна приближается. Вскоре нам всем предстоит воевать с Главой. – Она покрутила шеей и услышала щелчок. Узлы в мышцах начали расслабляться. – Достаточно на сегодня.

Большинство Мастеров покинули вагон настолько быстро, что Карам заподозрила: они опасаются, как бы девушка не передумала и не решила забить их до потери сознания. Но некоторые остались лежать на полу, истекая кровью и хватая ртами воздух, словно воду. В конце концов Тавия помогла Мастерам подняться и отвела в другой вагон. Там, как полагала Карам, их ждал целитель.

– Ты суровый учитель, – заметила Саксони, когда все ушли.

– Как будто Глава обойдется с ними мягче!

– Если продолжишь в том же духе, то, вероятно, не останется уже никого, кто мог бы с ним сражаться.

Карам пожала плечами:

– Несколькими слабаками меньше.

Она села на пол и откинулась назад, опираясь на руки. Океанский воздух нес запах соленой воды, похожий на запах пота. Ветерок приятно охлаждал мокрую шею Карам.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Саксони.

– Если ты решишь, что кто-то из них может причинить мне серьезный вред, я обижусь.

Саксони опустилась на пол рядом с Карам.

– Я имею в виду то, что произошло с твоим отцом. Мы так и не поговорили об этом в Гранке.

Карам старалась не вспоминать это. Ни уныние, ни обида не принесут ничего хорошего – она знала это, потому что за последние годы в Крейдже часто испытывала то одно, то другое. Девушка потеряла отца уже давно – и отгоревала по нему еще тогда. Было бы странно снова делать это сейчас.

И все же ей было неприятно, что все оказалось настолько окончательным. Нельзя было вернуться. Не удастся запрыгнуть в поезд в сторону дома, чтобы принести извинения и попросить прощения. Духи действительно забрали все. Карам намеревалась не думать об этом как можно дольше.

Она провела рукой по лицу.

– Ты плачешь? – встревоженно спросила Саксони. Карам бросила на нее мрачный взгляд.

– Кровь в глаз затекла.

Она указала на порез у себя на лбу. Смех Саксони прозвучал, словно перезвон музыкальной шкатулки.

– Что угодно, лишь бы сменить тему.

– А на эту тему мне нечего сказать, – проворчала Карам.

Из других вагонов донеслись радостные крики. Она посмотрела на свои наручные часы. Наступало время ужина. Все и вправду были голодны, как стервятники.

– А как ты? – спросила Карам. – Глава пытался залезть к тебе в голову.

Саксони пристально смотрела на океан, избегая взгляда Карам.

– Я пережила это, – ответила она. – Нам скорее следует волноваться о том, с какими сожалениями заставит нас столкнуться Глава. Наверняка это окажется что-то впечатляющее.

– «Впечатляющее» звучит интересно, – заметила Карам.

Саксони положила ладонь ей на колено. Карам попыталась сдержать напряжение, норовившее сковать все тело.

– Предложение поговорить все еще в силе, – сказала Саксони. – Если ты решишь перестать подавлять каждую свою эмоцию.

– А ты всегда такая открытая во всем, – парировала Карам. Саксони вздохнула. Свет вокруг словно бы померк. Она сняла руку с колена Карам. Отсутствие этого прикосновения добавило холодка в вечерний воздух.

– То, что произошло между нами, случилось не из-за тебя, – произнесла Саксони. Карам не считала, будто это как-то улучшает положение.

– Тогда из-за кого?

– Моя сестра пропала. Всякий раз, когда я разговаривала со своей бабушкой, мне напоминали о том, что я не сумела найти Зекию и воссоединить нашу семью. Я хотела сделать что-нибудь. Сделать хоть что-нибудь правильно – даже если это означало шпионить за Уэсли. Я все равно приносила хоть какую-то пользу. А происходящее между нами грозило отвлечь меня от этой задачи.

– Ты послала меня под зеркальным шаром, – напомнила Карам. Она никак не могла отделаться от этого воспоминания. Саксони издала звук, средний между ворчанием и вздохом. Мастерица снова откинула голову на пол. Карам медленно улеглась рядом.

Воительница и не осознавала, как сильно ноет все тело, пока не позволила голове опуститься наземь. Дни казались слишком длинными, а ночи – еще длиннее.

– Ты предпочла бы, чтобы я покончила со всем под люминесцентными фонарями в раздевалке? – спросила Саксони. Карам повернула голову, прижимаясь щекой к холодному цементному полу. Под таким углом зрения глаза Саксони выглядели темно-карими. Губы у нее были влажными. Карам видела веснушки, разбросанные по лбу девушки.

«Не думай об этом», – велела она себе.

Но Карам никогда не могла перестать думать, если речь шла о Саксони. Ни одна другая девушка не оказывала на нее такого воздействия. Не потому, что они не были достаточно красивыми, умными или выдающимися, чтобы у Карам перехватило дыхание. Просто они не являлись Саксони. И похоже, только это и имело значение.

– Знаешь, мой отец всегда хотел, чтобы я жила обычной жизнью, – произнесла Саксони. – Чтобы отринула традиции Рода и придерживалась пятидесятилетнего обыкновения нашей семьи – таиться от всех. Он так и не стал прежним после гибели моей матери и Малика в огне. Вероятно, если бы отец увидел меня сейчас, у него случился бы сердечный приступ.

– Ты редко говоришь о своем отце, – заметила Карам.

– А ты никогда не упоминаешь своего, – возразила Саксони. – И об Арджуне ты мне почти ничего не рассказывала.

Сейчас Карам не хотела думать об Арджуне.

– Полагаю, у нас обеих есть семейные сложности.

Саксони кивнула:

– Ничего не бывает просто, когда речь идет о красивой девушке.

Карам бросила на нее взгляд, который обычно приберегала для таких, как Тавия.

– Что такое? – спросила Саксони, изображая неподдельную невинность. Сердце в груди Карам колотилось словно бешеное. – Я считаю, что ты действительно красива.

Карам оглянулась – не подслушивает ли их кто-нибудь.

– Прекрати, – пристыженно потребовала она.

– Просто это иная красота, другого типа, вот и все, – продолжила Саксони, точно не слышала ее. Карам продолжала сверлить Мастерицу взглядом, пытаясь приглушить неистовое биение сердца.

– И сколько же типов красоты существует вообще?

Саксони притворилась, будто отсчитывает на пальцах. Когда лицо Карам стало еще мрачнее, Мастерица послала ей улыбку – такую же пронзительную, как и взгляд.

– Твой тип нельзя назвать гладким, – ответила Саксони. – Но придавать ему гладкость – напрасная трата времени. Золото есть золото. Не важно, насколько ярко оно блестит.

Карам сглотнула и даже не отстранилась, когда Саксони смахнула прядь волос с ее потного лба. В этот момент Карам забыла, как моргать – и даже как дышать, – а Саксони только улыбалась. Карам устала от той бесконечности, которая пролегла между ними и никак не желала сокращаться.

Она хотела наконец-то отдохнуть. Желала, чтобы все само собой разобралось на части, а потом собралось в правильном порядке.

Несколько мгновений Саксони медлила, словно ждала, что Карам отодвинется. Но когда та осталась лежать рядом, Саксони провела языком по нижней губе.

Пальцы на ногах у Карам сами собой поджались в предвкушении.

Саксони втянула воздух. Одно это чуть не свело Карам с ума. Она ждала, не сводя взгляда с губ Саксони и сжав лежащие по бокам руки в кулаки. Обе девушки не шевелились.

Карам хорошо знала эту игру.

Саксони любила пробовать воду и смотреть, как по поверхности бежит рябь. Однако иногда смело ныряла в глубину с разбега.

Карам нарушила повисшее молчание:

– И кто теперь подавляет эмоции?

Саксони ухмыльнулась, снова облизнула нижнюю губу, а потом поцеловала воительницу. Это было именно так, как помнила Карам – и в то же время так, как она и не воображала.

Губы Саксони были мягкими и теплыми. Они касались губ Карам так нежно, что та застонала. В этот момент ей не хотелось никаких нежностей.

Подавшись вперед, воительница схватила Саксони за ворот, а второй рукой скользнула к ее талии. Ткань под ее ладонями была шершавой. Саксони выгибалась от прикосновений, прижимаясь к Карам все теснее.

Ее губы и тело вызывали у Карам головокружение. Она не могла сосредоточиться ни на чем, кроме пылающего между ними жара.

Едва язык Саксони скользнул по ее языку, весь мир вспыхнул ярким пламенем и рассыпался в прах. Карам запустила пальцы в волосы Саксони, а та прижала ладонь к скуле воительницы. Они сплелись воедино, не в силах оторваться друг от друга – даже если бы захотели.

Этому не было ни начала, ни конца.

Только пламя – и весь мир, которому Карам с радостью позволила бы сгореть в этом пламени.

Девушке казалось, что они могут остаться так навечно. Но у Непостижимого Бога имелись другие планы.

Над ними раздался вопль летучей мыши – такой пронзительный, что Карам отшатнулась от Саксони.

Они посмотрели на небо. Зверек продолжал верещать им что-то, кружа над поездом. Его крики буквально леденили кровь.

– Кто-нибудь, избавьте эту тварь от страданий, – сказал Уэсли при входе в вагон. Потом с недовольным фырканьем выглянул в открытую дверь.

Следом за ним шли Тавия и Арджун. Очевидно, вопли мыши достигли даже вагона-столовой и прервали их священную трапезу.

– Это почтовая мышь, – произнесла Карам, поднимаясь на ноги и протягивая руку, чтобы помочь Саксони встать. Но и после этого Саксони не отняла руку.

– Ладно, ладно, мы ясно и четко расслышали сообщение! – закричал Уэсли, перекрывая визг мыши, как будто соревновался с нею. Тавия фыркнула.

– Теперь ты знаешь, как звучат твои вопли, когда ты отдаешь нам приказы.

Уэсли ответил ей неприличным жестом. С небес все так же неслись крики крылатого зверька.

– Нужно как-то приманить ее вниз, – сказал Арджун. – Иначе ее услышит даже ваш Глава.

– Кто-нибудь ждет летучую мышь? – спросила Тавия. – Она не сядет без пароля.

– Зекия, – произнесла Саксони. Карам предположила, что это почтовый пароль ее Рода.

Мышь и не подумала приземлиться. Саксони пожала плечами. Уэсли вздохнул и еле слышно пробормотал по-усханийски слово «всемогущий». Тавия бросила на него хитрый взгляд. Карам не знала, почему фокусница так отреагировала. Сделать такое словечко паролем вполне в духе Уэсли.

Потом все повернулись к ней. Карам закатила глаза.

– Все, кого я знаю, не считая мою мете, находятся на этом корабле, – отозвалась она. Арджун выступил вперед, сделал глубокий вдох и произнес:

– Хей итна.

Мышь пискнула в знак подтверждения и молнией метнулась вниз. Арджун поднял руку. Зверек впорхнул в вагон, уцепившись когтями за его предплечье. Мастер погладил его по животу, успокаивая усталого посланника. Тот заворковал от прикосновения юноши.

– Что значит «хей итна»? – спросила Тавия.

– «Спускайся», – сухо ответила Карам, хотя точный перевод был ближе к словосочетанию «иди ко мне». Тавия фыркнула:

– Пароль вашего Рода – «спускайся»?

– Очень секретно, – согласился Уэсли. Арджун проигнорировал их.

– Говори, друг мой, – шепнул он по-ренийски. Мышь встряхнулась и закрутила головой. Ее нос описывал круги, словно часовая стрелка. Потом глаза животного стали похожи на два зеркальца. Из открытой пасти донесся тихий, совсем не звериный голос:

– Арджун…

Голос Асиз был тихим и гортанным, но Карам опознала его.

– Наш Род погиб, – сказала Асиз по-усханийски. – На святой храм напали. Их было больше. Я пыталась… – Ее голос прервался. Мышь взвизгнула. – Я пыталась, Арджун. Но в любую минуту вражеские силы могут вломиться в эту комнату и убить всех, кто еще остался в живых.

Сердце Карам сжалось.

– Гранка осталась без защиты, – продолжила Асиз. – Мы уничтожены.

Этого не могло произойти.

Род защищал Гранку, а в ответ семья Карам защищала Род.

Если их больше нет, значит, она не выполнила свой священный долг – как долг Рекхи д’Райхсни, так и долг миролюбивой охраны, который нес отец.

Тяжесть невыполненного долга легла девушке на сердце.

Арджун смотрел в пол. Его сжатые в кулаки руки дрожали. Карам подумала: будь у парня кинжал, он мог бы просто разрезать в клочья весь мир.

Ей не следовало вообще убегать из Гранки годы назад. Не следовало втягивать Арджуна в эту войну. Если бы не ее поступок, всего этого бы не случилось. Без Рода Гранка станет уязвимой перед Главами обитаемых земель.

Будет уничтожена.

Все эти люди. Асиз. Те дети, которые швыряли грязью в Уэсли.

На этом поезде отбыло более половины Рода. Эшвуд воспользовался возможностью, дабы перебить оставшихся.

Дыхание застряло в горле Карам. Она попыталась сглотнуть колючий ком, в который превратился воздух. Саксони сжала ее руку. До этого мгновения Карам и не осознавала, что дрожит.

– Арджун, – произнесла Асиз. Ее голос упал до шепота.

«Она умирает», – подумала Карам. А потом осознала: это совершенно не так. Асиз уже мертва. Посланнику, вероятно, понадобилось не меньше недели, чтобы добраться до них. Асиз погибла уже много дней назад. Остальные гранкийские Мастера умерли множество дней назад.

Слишком поздно…

– Ты был прав, когда желал сражаться, – сказала вдруг Асиз. – Спаси остальных. Отомсти за это безумное деяние. Построй будущее, за которое сражались ради нас наши предки.

Ее голос звучал, подобно шелесту ветра.

«Вот и все», – подумала Карам. Наследие целого рода было вверено почтовому дельгу, а потом рассеялось по ветру.

Карам посмотрела на Арджуна. Он не моргал. Юноша ничего не говорил и не плакал.

Он выглядел так, как чувствовала себя Карам: словно весь мир рухнул за мгновение, которое понадобилось для вдоха. Столько времени прошло, а они даже не знали.

Народ Арджуна, народ Карам, народ Саксони.

– Эшвуд убил их всех, – промолвила Тавия. Голос ее звучал мягче, чем когда-либо слышала Карам. В нем проступала печаль. Тавия смахнула слезу со щеки и продолжила: – Из-за нас. В наказание за помощь нам.

Что-то, похожее на чувство вины, промелькнуло на невозмутимом лице Уэсли. Он поправил запонки – будто не знал, что еще можно сейчас сделать.

Карам хотела заплакать. Подвеска с ожерелья ее отца давила девушке на грудь, словно камень. Хей реб, если бы он был жив и увидел произошедшее, это сломило бы его. Знать, что их семья не смогла исполнить свой долг. Ведь не осталось никого, кто мог бы этот долг осуществить.

Эгоизм Карам обрек их всех на смерть.

– Я найду Данте Эшвуда, – выговорил Арджун. – И заставлю его поплатиться за это.

– Ты будешь не один, – отозвался Уэсли. – В этой битве мы станем сражаться вместе.

Арджун поднял на него взгляд. Между юношами промелькнуло нечто новое. Бессловесное соглашение о том, чтобы отбросить прочь все различия и заключить подлинный союз – пусть даже временно.

Арджун потерял своих родных, а Уэсли Торнтон Уолкотт, смотрящий Крейдже, намеревался сражаться, чтобы отомстить за них.

Желание отомстить было понятно даже такому человеку, как Уэсли.

Карам сжала в кулаке отцовскую подвеску.

– Чего бы это ни стоило… – прохрипела она. – Если Глава жаждет крови, мы утолим эту жажду его собственной кровью.

Глава 27

Краузе

Вице-дуайен Армин Краузе был не в восторге от смотрящего Крейдже. Единственная проблема заключалась в том, что мужчина никак не мог сказать ему об этом. Клятый Уэсли Торнтон Уолкотт не выходил на связь. Ни вызова через хрустальный шар, ни сообщения, посланного с дельгом. На данный момент Краузе дошел уже до того, что желал хотя бы узнать дальнейшие планы смотрящего. Что он замышляет? И собирается ли ради этих замыслов предать забвению их соглашение?

Магический рынок продолжал действовать. Фокусники продавали свои дешевые трюки, а наивные любители магии ловились на это. Краузе протер очки – просто ради того, чтобы не смотреть на них.

Ему нужно было убраться из этого города – подальше от всех фокусов и амулетов. Лучше бы Фенна Шульце избавилась от всего этого и сажала любого, кто посмеет использовать магию, в тюрьму. Когда – если – Уэсли сумеет убить Эшвуда, следует выжечь все дотла. И вместе со всем магическим хламом выжечь и смотрящих. Если бы только Фенне хватило на это твердости!

Кавардак, который Уэсли со своей бандой мошенников устроил на железнодорожной станции, был политическим кошмаром, а следовательно, худшей разновидностью кошмара. Разносить складские помещения и общественные владения черной магией у всех на виду! Уничтожить туристические достопримечательности при помощи той же самой магии!

Краузе вздохнул.

Поблизости группа фокусников давала зрелищное представление. Они запускали в воздух магические огни, словно фейерверк, жонглируя световыми шарами и обращаясь к зрителям с загадочными фразами. Притворяясь, будто ничего не происходило, не происходит и не произойдет в самом скором времени. Хотя они должны были знать, ведь все фокусники являлись мошенниками и уж точно слышали обо всех ужасных событиях прошлого и будущего. Краузе не сомневался: они знают про эликсир и, быть может, даже сами продавали его.

Без смотрящего фокусники скоро станут совсем неуправляемыми.

Как ни противно Краузе было признавать это, на улицах Крейдже без Уэсли стало неспокойно. В ночной тишине тихо кралась магическая болезнь. Только на этой неделе было отмечено пять случаев. Фенна бессильна остановить это. Все оказались бессильны. Единственный человек, который знал местоположение Эшвуда и располагал такой же темной душой, такой же жуткой магией и такой же неправедной армией, исчез в никуда. У Краузе не нашлось способа сообщить смотрящему, что его город находится на грани.

И к тому же, возможно, Уэсли уже был мертв.

Быть может, они все обречены.

– Вы верите в магию? – спросил кто-то возле самого его уха. Краузе с отвращением отступил назад. Несмотря на то что солнце еще светило ярко, человека скрывала тень здания. Голос незнакомца звучал тихо, словно шепот.

– Прочь от меня! – велел Краузе. Он был не настолько терпелив, чтобы болтать с фокусниками, пытающимися впарить свой хлам.

– Мы должны защитить магию, – заявил человек. Его голос казался каким-то неправильным. Он протянул бледную руку с короткими костлявыми пальцами. На его ладони лежал флакон. Магия этого флакона была прекраснее, чем все, что когда-либо видел Краузе. Она переливалась на свету пурпуром. Солнечные лучи рождали в ней крошечные шарики, похожие на капли крови. Краузе не мог отвести взгляд.

Вдалеке кто-то закричал.

Послышался панический топот множества ног, удар от столкновения тела с телом. Кто-то выругался. И Краузе знал, чувствовал, даже видел краем глаза: люди бегут. Но сам он не мог перестать вглядываться во флакон. Сосуд был таким красивым и ярким. На мучнисто-белой ладони незнакомца этот флакон походил на странный провал. На портал в другой мир.

Краузе потянулся за ним. Но не успел мужчина коснуться странного флакона, как один из бегущих людей врезался ему в плечо и нарушил его сосредоточенность.

Краузе развернулся, чтобы обругать неуклюжего болвана, и увидел хаос. Прилавки магического рынка сломаны и опрокинуты толпой. Люди бежали в панике. Их крики были такими громкими, что Краузе не мог понять, каким образом не расслышал их раньше.

Повсюду виднелась кровь, магия и ножи. Краузе не мог понять, кто убивает, а кто защищается. На земле лежал какой-то парень, истекая кровью и моля о помощи. Женщина, склонившись над ним, вливала что-то ему в рот.

Магия. Пурпур. Точно такая же жидкость, как в том флаконе, что протягивал незнакомец, – прекрасная, бесконечно прекрасная.

Парнишка сел, улыбнулся женщине и помчался в толпу.

– Вы не хотели бы нам помочь? – осведомился мужчина.

Краузе снова посмотрел на него. Едва тот вышел из тени, дыхание вице-дуайена оборвалось. Само его сердце словно оборвалось. Глаза мужчины были черными, словно гнилая магическая пыль. На его лице выступала кровь, как будто мелкие сосуды полопались по всей коже.

– Ты грязный маго́лик, – бросил Краузе. – Что это за безумие?

– Это не безумие, – ответил тот. – Это магия. Это истина.

А потом Краузе ощутил удар ножа, нанесенный ниоткуда. Лезвие целилось ему в сердце. Он ощутил невероятную боль, когда клинок пронзил кожу и кость. Сквозь смех незнакомца различил хлюпающий влажный звук, с которым оно вышло из плоти.

Краузе упал на колени. Человек смотрел на него сверху вниз. Краузе ухватился за его лодыжки в попытке встать.

– Мы должны защитить магию, – повторил незнакомец.

Краузе попытался сделать вдох, глядя в невероятно черные глаза человека. Они походили на дыры, в которых таился смертный приговор всему миру.

А потом этот мир померк. Остались только ужасные крики.

Глава 28

Уэсли

Хотя Уэсли уже вел работу над превращением времени в оружие, близящийся срок появления тень-луны отнюдь не упрощал процесс.

Им осталось чуть больше недели до прибытия на остров Главы. Тот намеревался задействовать мощь тень-луны, чтобы превратить своих Мастеров в непобедимых убийц и при помощи Лой сделать жителей Крейдже собственной армией.

К несчастью, Фальк при всем своем опыте и энергичности был весьма нервным работником. Под угрозой войны – и угрозой со стороны Уэсли – его руки становились неуклюжими, а извинения повторялись изо дня в день.

Уэсли даже в хорошие дни не терпел неудач. Сейчас же близилась война. На кон был поставлен Крейдже. Юноша мог лишь надеяться, что в его отсутствие Краузе присмотрит за городом.

– Проблема в связующем элементе, – объяснил Фальк. Он утер пот со лба, но капли на шее стекали по татуировке, заставляя плакать летучую мышь – изображение чуть выше края воротника.

– У меня нет связующего элемента, – отозвался Уэсли.

– Вот именно.

Арджун уставился в гильзу.

Она была обвешана амулетами времени, на создание которых Мастера совместно потратили не один день. Уэсли даже сам сумел сделать пару штук. Хотя они сияли не так ярко, как остальные, смотрящий мог поклясться: они тоже несли в себе немалый заряд.

Гильза представляла собой смесь магии и проводов, аккуратно переплетенных с техническими и взрывчатыми приспособлениями Уэсли. План был прост: использовать эти заряды, чтобы остановить время и дать им преимущество. Это преимущество, несомненно, понадобится в сражении против Главы.

Благодаря Арджуну – не то чтобы Уэсли когда-либо благодарил его – они наконец нашли способ заставить заряды взрываться безопасно. Это можно назвать самой важной частью. Однако они так и не поняли, как самим избежать воздействия взрыва, что, определенно, являлось второй по важности частью плана.

И все же у Арджуна имелось приятное отличие от Фалька: он умел видеть малейшие изъяны и помогал устранить их. Вместе они составили неплохую темпоральную команду. Фальк присоединял талисманы к зарядам, а Арджун соединял талисманы с заклинанием. Точнее, с кодовой фразой, которая заставит их сработать. Уэсли же нашел способ соединить множество гильз так, чтобы они одновременно среагировали на эту фразу.

– Что такое связующий элемент? – спросил Арджун.

– Что-то вроде средства для неуязвимости, – ответил Уэсли. – Если выстроить связь между нами и талисманами, то во время своей работы они будут знать, что нас не надо трогать.

– Нам нужна частица от каждого, – подтвердил Фальк. – И необходимо найти способ связать целую армию с гильзами.

– Мы можем использовать материальную связь, – предложил Уэсли.

– Слишком рискованно, – возразил Арджун. – Если мы все будем связаны с талисманами, то окажемся связаны друг с другом. Мы сможем заглядывать друг другу в душу и читать мысли каждого. Этого хватит, чтобы заставить всех нас потерять разум.

«И это было бы очень печально».

Пальцы Уэсли дернулись.

Смотрящему совершенно не нравилась эта идея. Особенно то, что его армия сможет прочесть его мысли. Не для того он выстраивал свою карьеру на фундаменте из тайн, чтобы теперь открыть эти тайны всем и каждому.

И кроме того, одного постороннего присутствия в его разуме было более чем достаточно.

– Мы можем использовать кровную магию, – сказал Арджун. – Это самая могущественная разновидность.

Идея оказалась не самой плохой из тех, что слышал Уэсли. По сути, это выглядело как весьма хорошая идея. Юношу даже обеспокоило то, что он не додумался до нее первым.

Фальк покачал головой:

– Мы выкачаем всю кровь, пытаясь наполнить все эти гильзы, – сказал он. – Нужно придумать что-то еще. Что, если использовать только одну гильзу? Она тоже может дать хороший эффект и…

– Нам не понадобится наполнять все гильзы, если они связаны, – возразил Арджун. – Хватит и одной капли крови от каждого из наших людей. – Он хмуро посмотрел на Фалька. – Неужели фокусники ничего не знают о магии?

Уэсли положил руку на плечо Фальку.

– Он силен умениями, а не мозгами.

– Но вы согласны, что это может сработать? – поинтересовался Арджун.

– Может быть. – Фальк сглотнул и провел руками по проводам. – Если связь будет стабильной, полагаю, кровь сдержит их все.

Уэсли подавил желание хлопнуть Арджуна по спине. Смотрящий не хотел, чтобы между ними возникло нечто столь опасное, как симпатия.

– Значит, у нас есть план, – сказал Уэсли.

– На самом деле план есть у меня, – поправил Арджун.

– Если переживем следующую неделю, напомни, чтобы я вынес тебе благодарность.

Уэсли закатал рукава рубашки до локтя. Смазка от зарядов просочилась сквозь ткань и размазалась по его татуировке. По шрамам. Если кто-нибудь из них переживет следующую неделю, Уэсли понадобится множество новых костюмов. А если они выиграют это сражение, он намерен вернуться в Крейдже и никогда больше не уезжать.

Мир за пределами его города казался чужим и непредсказуемым. В этом мире не было ничего похожего на дом. Приключения, которые здесь попадались на каждом шагу, были не по-хорошему опасными. Уэсли любил, чтобы все риски были взвешены и рассчитаны. Он любил знать, что ждет его за углом, чтобы точно понимать, как с этим справиться. Юноша любил, чтобы его костюм оставался чистым.

Когда эта битва будет окончена, смотрящий вернется в дом, который сам же и построил, и сделает его еще более прочным. Уэсли создаст из всей Усхании крепость, неприступную для Эшвудов из других стран. Он объединит все города – прочно, как никогда прежде.

Когда Уэсли станет Главой, то вдобавок к дому обзаведется и семьей.

– Так и сделаем, – сказал он Фальку. – Я сообщу остальным, что придется пролить кровь немного раньше.

Уэсли вышел из отсека, оставив Фалька работать. Арджун рысцой поспешил следом, стараясь угнаться за резкой походкой Уэсли. Тот шагал через весь поезд.

– Ты получил эти отметины в сражении? – спросил Арджун. – Или защищаясь?

Это был хороший вопрос. Уэсли слегка сбился с шага. Никто никогда прежде не спрашивал его о шрамах. Вероятно, потому, что парень редко показывал их, пряча под костюмом. В иных случаях татуировки неплохо их маскировали. Но помимо того, Уэсли подозревал: люди просто не хотят знать ответ или видеть, как он среагирует на вопрос. И сейчас прямолинейность Арджуна застала смотрящего врасплох.

– Не знаю, – произнес Уэсли, снова направляясь вперед. – Шрамы – это прошлое, а я скорее сосредоточен на будущем.

– Ты никогда не спрашивал у своих родных?

– У меня нет родных, – отозвался Уэсли.

«Ложь. Ты всегда был невероятным лжецом».

– У всех есть родные.

Уэсли остановился и бросил на Арджуна усталый взгляд.

– В Гранке – может быть. Но Крейдже построен на спинах сирот. Фокусники – это дети, о которых забыл и мир, и страна. Ясно?

Арджун угрюмо кивнул, показывая, что действительно все понял.

– Я не хотел оскорбить тебя. Я спросил об этом лишь потому, что хочу побольше узнать о человеке, с которым мы стали союзниками.

– Что ж, ты узнал. Есть у тебя еще какие-нибудь навязчивые вопросы?

Уэсли опять пошел вперед – немного быстрее, чем раньше. Однако Арджун без труда держался рядом с ним.

– Как, по-твоему, ты достаточно силен, чтобы остановить своего Главу при помощи одних только этих зарядов и заемной магии? – спросил Арджун, как будто ему действительно было интересно: являлась ли уверенность Уэсли напускной или же у них действительно имелся шанс победить.

Уэсли сунул руки в карманы.

– Ты что, меня недооцениваешь?

– За прошедшие эпохи многие из моего народа были убиты, – сказал Арджун. – И теперь, когда твой Глава снова похищает Мастеров с улиц, нет ничего удивительного в том, что я насторожен.

– Насторожен? Или испуган?

– Бдителен.

Уэсли пожал плечами:

– Удача благоприятствует отважным.

– Но только глупец не следует предостережениям осторожных людей, – отметил Арджун. Уэсли повернулся к нему и поднял брови:

– Ты это только что придумал.

– После всего случившегося в Гранке я должен стать защитником своего народа, – заявил Арджун. – Теперь, когда Асиз… больше нет.

Похоже, он не мог заставить себя сказать «мертва» – как будто, если не произносить вслух, это перестанет быть правдой.

– Теперь я должен стать Господином и защищать тех, кто остался от нашего народа. Я не могу подвести их, как подвел Асиз.

В глазах Арджуна читалась такая острая боль, что Уэсли с трудом удерживался, чтобы не отвести взгляд. Смотрящий пытался представить, каково ему было бы, если бы речь шла о его родных… если бы это оказалась Тавия. Если бы Глава отнял ее у юноши… Уэсли пытался вообразить себе жизнь, в которой девушки не было бы рядом с ним; в которой Тавия не находилась бы в безопасности. И не потому, что могла бы наконец-то свободно бродить по миру. По той причине, что никогда не сумела бы вновь обрести свободу. Уэсли казалось, что от этих мыслей что-то внутри сжимается в комок и трескается.

«Твоя слабость слишком заметна. Осторожнее, осторожнее с тем, кому ты показываешь эти трещины».

Уэсли вынул руки из карманов, потом сунул обратно – отсутствие запонок выбивало его из равновесия.

– Мы оба беспокоимся за своих сородичей. Предполагаю, в этом мы похожи, – произнес Арджун.

Уэсли приложил руку к груди, пытаясь скинуть с души тяжесть этого разговора. Парень совершенно не желал кому-то показывать чувство, которое обуревало его сейчас.

– Я оскорблен, – заявил он. Арджун засмеялся.

Так было лучше. Приятнее. Куда легче дразнить Арджуна, чем думать о том, сколько им обоим приходится терять в этой войне; о своих общих чертах. Сказать по правде, Уэсли видел в Арджуне изрядное сходство с собой. Не телесное, конечно же – поскольку Уэсли был худощав и гибок, а Арджун широкоплеч и мускулист. Общими стали другие, куда более обескураживающие черты, такие как упрямство и самоуверенность. Жажда проявить себя перед своими людьми. То, как мерцали от магии глаза Арджуна – словно это не умение, а неотделимая часть его самого.

Даже золотые знаки-регалии, вытатуированные на руках Арджуна, напоминали карту Крейдже, нанесенную на тело Уэсли. Карту, которая набрасывала на шрамы прошлого покров будущего. Это стало напоминанием: единственный дом, имеющий значение – это тот дом, который Уэсли построил для себя сам. Юноше казалось, что они оба несут на своей коже изрядную часть чего-то важного для них – точно священное клеймо, которое никто не сможет отнять.

В Арджуне было что-то от того, каким Уэсли являлся в действительности, а часть от того, каким смотрящий мог бы стать. Праведность и стойкость; готовность сражаться скорее за честь, чем за власть. Кем-то подобным Уэсли хотел стать когда-то давно, когда пошел за Главой.

Но сейчас парень понимал: ему уже не сделаться таким человеком.

– Ты обещал, что поможешь мне спасти мой народ или отомстить за него, – напомнил Арджун.

– Я знаю, что именно я обещал.

– Были ли это всего лишь слова? – спросил Мастер. – Потому что, клянусь духами, если это лишь способ покрасоваться перед твоими фокусниками, то…

– Я не так-то легко даю обещания, – прервал его Уэсли. – И никогда не нарушаю их.

Быть может, впервые за все время Уэсли не думал о том, чтобы стать Главой или наконец-то ощутить, что чего-то сто́ит. Мысли смотрящего были заняты Арджуном, Саксони, Карам и теми, кого они потеряли. Их родными. И в каком-то смысле Уэсли был в ответе за это.

Юноша думал обо всех своих поступках, которые привели его к должности смотрящего. Обо всех грязных тайнах, закопанных глубоко, так глубоко; о мертвой девушке, чей голос все еще проникал в его мысли. Уэсли вдруг понял: это обещание, возможно – всего лишь возможно, – послужит способом искупить все это.

– Если ты действительно говорил правду, нам нужно обучить тебя тому, как должным образом владеть своей магией, – продолжил Арджун. Уэсли поднял брови.

– Все идет своим ходом. Мне не так уж много осталось освоить.

Впервые за все то время, что Уэсли был с ним знаком, губы Арджуна изогнулись в хитрой улыбке.

– А об этом предоставь судить мне, – заявил он.

Глава 29

Уэсли

Уэсли со вздохом сжал переносицу двумя пальцами.

– Ты бьешь совершенно неправильно. Как ты дожил до своих лет? Скажи честно, звание заместителя ты получил за взятку?

Арджун едва слышно пробормотал какое-то ренийское ругательство.

– Давай не будем забывать, что это я должен тебя обучать, – сказал он, тяжело дыша после спарринга. Уэсли пожал плечами.

– Я решил, что это работает в обе стороны. Ты учишь меня обращаться с магией, я учу тебя бить кулаком, а не пальцами. И тому, что нужно держать запястье прямо и работать на удар всем торсом. А точнее, всем телом, – ответил он. Потом показал удар в замедленном движении – как будто Арджун никогда прежде не видел драки. Тот лишь моргнул и спросил:

– Ты закончил?

Уэсли подозревал: Арджун с радостью попытался бы изрезать его на кусочки, если бы не отсутствие сейчас при Мастере его грозного блистающего меча.

– Взаимодоговоренность – ключ к успеху, – подметил Уэсли.

– А способность слышать то, что тебе говорит могущественный Мастер из древнего Рода, – ключ к тому, чтобы научиться должным образом использовать свою магию.

С этим Уэсли поспорить не мог. То есть мог, но решил этого не делать.

– Не ругай меня, о могущественный учитель! – сказал Уэсли, вскинув руки.

Вздох Арджуна воспринимался необоснованно тяжко. Уэсли на миг ощутил легкое веселье. По какой-то причине он никак не мог справиться с желанием поддразнивать Арджуна – примерно так, как Тавия дразнила всех. Только у Уэсли это было направлено на одного конкретного человека.

Спарринг помогал несколько спустить пар. Уэсли не нравилось находиться в замкнутом пространстве поезда. На крайний случай, он мог утолить свое стремление к жестокости и двигательной активности на импровизированном ринге.

– Ты уверен, что готов? – спросил Арджун.

– Дай мне минуту, – отозвался Уэсли. – Мне нужно перевести дыхание после того, как пришлось на целый дюйм уклониться от твоего…

Арджун создал шаровую молнию и запустил ею в Уэсли. Тот развернулся на каблуке и бросился на пол.

Грузовой вагон был большим и пустым. Пол в нем холодный. Поверхность тонким слоем покрывали металлические и деревянные опилки. Когда Уэсли ударился локтем о пол, ему понадобилась вся его гордость, чтобы не поморщиться. Арджун снова вскинул руку, но Уэсли уже вскочил на ноги, прищурив глаза и широко ухмыляясь.

Давненько ему не приходилось участвовать в хорошей драке.

Молния пролетела мимо головы Уэсли и с треском ударила в стенку вагона.

Уэсли бросился вперед и пнул Арджуна по щиколоткам, заставив того рухнуть на пол. Воспользовавшись этим, Уэсли простер руку. Арджун поднялся в воздух, удерживаемый магией крейджийца за воротник. Арджун дергал ногами, точно в предсмертных судорогах, и хватал себя за горло, хотя отнюдь не был придушен. Уэсли не стал бы давить магией так сильно. Но когда смотрящий увидел, как Арджун пытается выровнять дыхание, сила Уэсли буквально воззвала к своему владельцу: больше жестокости! Пусть победа будет убедительной!

Уэсли поднял ладонь вверх. Арджун впечатался спиной в маленькое застекленное окно вагона. Стекло разлетелось от удара. Уэсли захотелось поднять побольше шума.

«Еще раз. Еще! Все как надо, мой смотрящий».

Впервые Уэсли не отогнал призрачный голос прочь. Он позволил этому голосу задержаться в своем разуме, гордясь ее воображаемым весельем. Все его безумие, пузырясь, всплывало на поверхность. Юноша наслаждался ее похвалой и тем, каким могущественным она считала Уэсли теперь, когда он получил такую силу.

В разбитое окно влетел ветер. Арджун зарычал. Воздух вокруг него стал плотным и горячим от магии Мастера. Уэсли чувствовал, как этот воздух скручивается возле него, препятствуя теперь уже ему сделать вдох; забивая горло, словно кляп; пытаясь пробраться в легкие.

Уэсли сделал шаг вперед. Сила парня двинулась с места вместе с ним, выдавливая Арджуна из окна в попытке ослабить магию Мастера.

Внизу, словно разъяренный враг, бесновалось море. Волны взлетали вверх, орошая брызгами волосы Арджуна. Ветер завывал у него в ушах.

Но Мастер не дрогнул. Он продолжал поддерживать ответное давление, сжимая горло Уэсли своей магией. Воздух буквально пылал во рту Уэсли – слишком горячий, чтобы его можно было вдохнуть. Чернота встала перед его глазами, когда парень начал давиться собственным дыханием.

Оба готовы были удушить друг друга, но не сдаться.

Уэсли уже наполовину жалел о том, что непрестанно поддразнивал Арджуна. Тот и вправду оказался наделен великой силой.

Но Уэсли казалось, что его собственная сила еще мощнее.

«Прикончи его, – подзуживала призрачная советница. – Ты же этого хочешь!»

И Уэсли понимал: это действительно так. Его тело буквально бурлило магией. Если бы юноша захотел, он мог бы разредить воздух. Смотрящий способен превратить ночь в день, а мог и выбросить Арджуна из поезда в море; сумел бы проглотить все обитаемые земли целиком. Его магия была подобна голодному зверю, требующему пищи.

«Сдайся этому ощущению. Сдайся ему, как это сделала я».

Уэсли освободил Арджуна и, задыхаясь, сделал шаг назад. Отрезвление наступило мгновенно.

Арджун сделал вдох и закашлялся. Воздух вернулся к обычному состоянию, когда он отозвал свою атакующую магию. Уэсли загнал подальше и хищную силу, и тот ужасный голос, который всегда пробуждал в нем самые худшие качества.

Коварство новой магии в сочетании с растущим безумием Уэсли было поистине достойно Эшвуда. Возможно, оно являлось именно тем, чего всегда хотел Глава – чтобы его правая рука, опьяненный черной магией, сидел рядом, пока весь мир горит. И это означало одно: когда Уэсли увидит его в следующий раз, юноша может использовать мечты Главы против самого Главы – воспользоваться этой силой, чтобы низвергнуть его.

Уэсли похлопал Арджуна по спине. В этот момент раздвижная дверь вагона открылась. Это оказалось достаточно неожиданно. Уэсли напрягся.

Порыв свежего воздуха ворвался внутрь вместе с вошедшей в вагон Саксони. Волосы ее были спутаны, глаза широко открыты. По взгляду этих глаз становилось понятно: она ненавидит Уэсли едва ли не больше, чем кого-либо еще. Рядом с ней шла Тавия, одетая в серое и черное. Улыбка фокусницы была такой острой, что могла прорезать сталь.

Тавия всегда казалась, словно нарисована графитом на бумаге. От черных волос, пряди которых свисали до кончика подбородка, до темно-серых глаз – как будто слегка размазанные отпечатки ее любимой помады. Одежда девушки: кожаные штаны, подбитые сталью ботинки и свитер того же цвета, что и глаза. Все это резко контрастировало с ее кожей – особенно в лунном свете.

Вероятно, мир не был черно-белым. Но Тавия была. Каждый раз, когда Уэсли видел ее, он почти забывал обо всем остальном.

Странно, что она даже спустя столько лет действовала на парня подобным образом. Иногда Уэсли думал, что это самый крутой ее фокус: так часто заставать его врасплох.

– Вы что, пытались убить друг друга? – спросила Саксони, окидывая взглядом битое стекло на полу, а затем Уэсли и Арджуна. Те дышали в равной степени тяжело.

Это был глупый вопрос. Если бы Уэсли хотел убить Арджуна, того уже не оказалось бы в живых.

Уэсли никогда не пытался что-то сделать. Он просто делал.

– Мы тренировались, – объяснил Уэсли. – Немного практических занятий с моей новой силой.

– Ты тренировался, пытаясь скинуть Арджуна с поезда? – уточнила Тавия.

От того, как свет от выбитого окна озарял ее улыбку, у Уэсли пересохло в горле.

– Все, что делает смотрящий, направлено на причинение кому-то вреда, – отозвалась Саксони.

По сути, это нельзя назвать ложью. Но все-таки ее слова омрачили настроение Уэсли. Саксони многое умела делать хорошо. Однако похоже, сильнее всего Мастерице нравилось давать Уэсли понять: в ее глазах смотрящий навеки останется мелким мошенником. Учитывая, кого она выбрала себе в девушки, можно было бы ожидать, что Саксони будет меньше придираться к людям, которые склонны выпускать пар в драках – и даже без смертоубийства, следует заметить. Но, похоже, когда речь шла об Уэсли, Саксони не была склонна прощать ему подобные замашки и указывала на них с неизменным занудством.

– Разве тебе не следовало помогать Тавии? – поинтересовался он.

– Помогать с чем? – Саксони уперла руку в бок и подняла брови. Девушка словно наслаждалась тем, что она старше смотрящего, и считала, будто это придает ей какой-то авторитет.

Уэсли почти с мольбой взглянул на Тавию. Он пытался сдерживаться – если не ради спокойствия в их армии, то хотя бы ради Тавии. Раз уж девушка обладала таким плохим вкусом в выборе друзей.

– Ты еще не закончила разбирать ту магию, которую забрала у Консортессы, – напомнил ей Уэсли. – Саксони могла бы помочь тебе с этим.

– Мы мешаем вашим мужским разговорам? – спросила Саксони.

– Нет, – с отвращением отозвался Уэсли. – Только портите веселье.

– Поверю тебе на слово, что бить людей может быть весело.

– Вполне может, – сказал Арджун, пожимая плечами.

Эта реплика была настолько неожиданной, что Уэсли рассмеялся. Арджун начинал нравиться ему все больше.

Уэсли довольно кивнул Арджуну и обратился к Саксони:

– Видишь? Ты в меньшинстве.

Тавия закатила глаза, чувствуя нарастающую враждебность.

– Уймитесь, детки. Не нужно соревноваться, кто дальше помочится. Мы тут все друзья.

Уэсли понравилось то, каким тоном фокусница назвала его своим другом – как будто в этом не было совершенно ничего постыдного.

Тавия подтолкнула Саксони в бок и указала в сторону двери.

– Пойдем, оставим их и дальше убивать друг друга. Видит Сонм Богов, это даст нам всем немного тишины и покоя.

Она улыбнулась краешком губ. Уэсли захотелось сказать ей о перемене своего решения: Тавия уж точно может остаться.

Но он не сказал этого.

Юноша никогда такого не говорил и не собирался говорить.

Хотя одна лишь мысль об этом заставила его ухмыльнуться: новая магия Тавии против его силы Мастеров. К тому же оба они знают все уличные трюки и – благодаря общему прошлому – ведают слабости друг друга. Это была бы невероятно хорошая драка.

Но Уэсли промолчал.

Саксони, похоже, была довольна колкостью Тавии; подмигнув подруге, Мастерица злобно глянула на Уэсли. Она делала так всегда, когда находилась в одном помещении с ним. Потом девушка направилась к двери.

Как только дверь со щелчком закрылась, Арджун развернулся, без предупреждения метя кулаком в нос смотрящему. Хороший удар – как и показывал ему Уэсли. Запястье прямое, кулак сложен правильно, в удар вкладывается инерция всего тела.

Но Уэсли все равно заметил удар заранее.

Сейчас его мало что могло застать врасплох, не считая фокусов и талисманов. Магия помогала юноше догадываться о том, что случится в следующий момент – немногие способны на такое. Уэсли перехватил кулак Арджуна в нескольких дюймах от своего носа и ухмыльнулся.

– Хорошее использование элемента неожиданности. Хотя кое-кто мог бы сказать, что это практически провальный удар.

– Ты быстрый, – сказал Арджун.

Да, Уэсли был быстр. И гордился этим. То есть вообще-то гордился он многим, но этим особенно. Магия всегда была благосклонна к смотрящему. Иногда она шептала где-то в глубинах разума парня, когда близилось что-то нехорошее.

Уэсли всегда считал это просто чутьем.

Но теперь все было иначе.

Сейчас магия кричала: «Я ЗДЕСЬ! ОПАСНОСТЬ! БЕГИ, НАПАДАЙ, ВПЕРЕД!»

И Уэсли прислушивался к ней.

За несколько секунд до того, как Арджун метнул очередную молнию – быть может, даже до того, как он успел об этом подумать, – Уэсли начал двигаться. Он развернулся на пятке, изогнулся немного влево и вскинул руку.

Эта атака не походила на прежние.

Это была энергия. Дух. Кусочек сердца Уэсли, брошенный в воздух и несущийся к Арджуну – быстрее и ярче любого грозового разряда.

Весь восторг, гнев, надежда и разочарование Уэсли.

Все его худшие страхи и утраченные воспоминания.

И магия, старая подруга Уэсли, превратившаяся во что-то, что он мог использовать.

Энергия ударила Арджуна в грудь. Тот, вращаясь, полетел по воздуху, пока наконец не оказался в опасной близости от стеклянных дверей вагона.

Уэсли двинул ладонью, остановив Арджуна в полете в нескольких сантиметрах от двери, о которую Мастер вот-вот рисковал разбить голову. Осколки стекла, брызги крови… обычно все это становилось для Уэсли лишь поводом улыбнуться, но Арджун не являлся его врагом. Это не была смертельная схватка.

Уэсли уронил парня на пол.

Несколько секунд Арджун не шевелился. Уэсли направился к нему. Он был в изрядной степени доволен собой. Одолеть Мастера было весьма почетно, а смотрящий сделал это дважды. Трижды – если считать случившееся в Гранке. Жаль, что Уэсли не мог похвастаться этим Главе, поскольку тот был слишком занят планами по завоеванию мирового господства и превращению в абсолютного злодея.

Эшвуд сейчас гордился бы Уэсли.

А Уэсли была ненавистна та часть собственной души, которая все еще жаждала этого.

– Я не окончательно выбил из тебя дух? – спросил он, потом протянул руку. Арджун принял ее, чтобы подняться на ноги.

– Что ты сейчас сделал? – спросил он. Уэсли пожал плечами.

– Энергетическая сфера? – предположил смотрящий. – Световой круг? Огромный шар рока? Я еще не придумал этому названия. Может быть, Мастеробой Уэсли.

Арджун не засмеялся.

– Это была шутка, – пояснил Уэсли. – Иногда я шучу.

– Это не насчет твоего чувства юмора, смотрящий, – ответил Арджун. – В этом свете я что-то видел. Оно заставило меня замереть.

Это прозвучало обескураживающе. И отнюдь не так забавно, как казалось Уэсли.

– Вроде иллюзий?

Арджун покачал головой:

– Это были не иллюзии. Это было… – Он прервался на полуслове, вздохнул, а потом, похоже, решил не продолжать. Наступила напряженная тишина, но Уэсли не было до этого дела.

Похоже, все вокруг сговорились испортить ему торжество от превращения в Мастера. Это не добавляло юноше хорошего расположения духа. Сначала смотрящий был вообще недостоин магии, а теперь сила его подводит?

– Значит ли это, что ученик стал Мастером? – осведомился Уэсли с кислой ухмылкой. На лице Арджуна вновь появилось каменное, равнодушное выражение.

– Да здравствует король мошенников, Мастер ущербной магии, – ровным тоном произнес он.

– Наконец-то меня чествуют. Хотя бы так, – парировал Уэсли. – Полагаю, сойдет.

Арджун закатил глаза, но уголки его губ приподнялись в намеке на улыбку. Уэсли был горд этим.

– Повторим, – сказал Арджун. – И на этот раз я не позволю тебе выиграть.

Уэсли раскинул руки, показывая, что только рад такой перспективе.

Если для подготовки к грядущей войне против Эшвуда требуется регулярно пинать Арджуна под зад, чтобы как следует натренироваться, Уэсли не намеревался на это жаловаться.

Глава 30

Тавия

Шторм бушевал, не утихая.

Тавия стерла дождевую воду с лица и цеплялась за лесенку между вагонами, чтобы не упасть за борт.

Она крикнула Саксони, чтобы та развернула поезд влево – иначе тот врежется в скальное образование размером с небольшой город, появившееся словно ниоткуда.

Молния расколола небо. Кожа Тавии блестела от дождя, подобно стеклу. Часы проходили за часами, а никаких признаков утихания шторма не виднелось. Чем дальше они продвигались, тем яростнее стихия преследовала их.

Арджун стоял на коленях на крыше поезда рядом с Саксони, одной рукой держась за маленький поручень, чтобы не упасть, а другую вознеся к небу в попытке усмирить бурю. Ветер бил ему в лицо. Промокшие волосы мотались туда-сюда.

– Давай! – прорычала Тавия, взбираясь на несколько ступенек. – Докажи, что ты что-то можешь!

Арджун бросил на нее сердитый взгляд. При этом сосредоточенность юноши нарушилась. Это мгновение невнимания заставило поезд рыскнуть вправо. Волны сделались выше. Их пенные гребни напоминали зубы, готовые перемолоть импровизированную армию.

Тавия вцепилась в лестницу еще крепче, но вода ударила девушку словно кулак. Ее ноги соскользнули со ступенек. Тем не менее она сумела не разжать руки даже под натиском волны. Тело швырнуло вбок. Хоть Тавия и держалась изо всех сил, ее ударило головой о стенку поезда.

На секунду в глазах у фокусницы потемнело. В этой мимолетной темноте до нее донеслись из вагонов крики пассажиров, сбитых с ног и ударившихся обо что-нибудь.

Эйм-Вотен поистине оправдывал свое название.

Никто, кроме идиота, желающего побыстрее сдохнуть, не сунулся бы в эти воды. Карта Саксони почти привела их к гибели.

Тавия выругалась и слезла вниз по лестнице. Потом побежала по вагонам, расталкивая фокусников и Мастеров, пока не добралась до лобовой кабины. Огромная раздвижная дверь была открыта. Уэсли стоял, высунувшись в окно.

– Сосредоточься! – кричал он Арджуну.

Чтобы удержать равновесие, Тавия ухватилась за металлическую петлю, свисавшую с потолка. Она слышала, как в ответ на требования Уэсли Арджун выкрикивает заклинания, но толку было мало – Мастер в прямом и переносном смысле бросал слова на ветер. Каждая аномалия, которую он останавливал, порождала новую. Если Арджун прекращал дождь, молния пробивала дыру в поезде. Если Мастер сбивал циклон, то по поверхности моря, словно водоросли, разбегались приливные волны.

Саксони держалась рядом с ним и шептала заклятья так быстро, что Тавия едва могла различить шевеление губ подруги. Она пыталась управлять поездом, в то время как другие Мастера Энергии старались создать для защиты силовое поле. Но каждый раз, когда их транспорт швыряло бурей из стороны в сторону, Саксони падала и теряла концентрацию.

Карам неизменно находилась с нею рядом и снова поднимала девушку на ноги. Но даже она не могла сохранить равновесие достаточно надолго, чтобы не дать им обеим упасть.

– Мы умрем еще до того, как доберемся до Главы, – произнесла Тавия. Она почти кричала, чтобы ее удалось услышать за воем ветра.

– Я не собираюсь умирать посреди этого безлюдного моря, – возразил Уэсли. – Когда я покину этот мир, я сделаю это в ореоле славы, чтобы весь Сонм Богов взирал на меня в изумлении.

Если бы Тавия могла отпустить петлю достаточно надолго и при этом устоять на ногах, она стукнула бы его.

– Обязательно скажи об этом шторму, – посоветовала фокусница. Уэсли зажал в кулаке только что созданный талисман удачи. Потом бросил его в море. За ним – второй.

Смотрящий быстро, один за другим, швырял их в центр появляющихся ураганных воронок, сразу же разрушая эти воронки.

Поезд снова тряхнуло. Тавия повернулась к Арджуну. В то время как другие Мастера в безумной спешке пытались удержать поезд на плаву, Арджун выглядел так, словно шторм, от которого Мастер их защищал, вот-вот поглотит его.

Поднялась еще одна гигантская волна – вдвое больше поезда.

Арджун рванулся вперед, словно пытаясь схватить ее. Волна замедлилась и застыла на полпути.

Он опустил руку. Вода расстелилась перед ним, словно покорный раб. Но когда поезд снова резко рыскнул в сторону, Арджун схватился за поручень, чтобы не упасть.

И волна врезалась в поезд. Тот буквально рухнул в яростно кипящую воду. Тавия услышала чей-то крик. Ноги у девушки подломились. Уэсли одним движением обхватил ее за талию, не давая покатиться кувырком вместе с остальными. Она вцепилась в плечи парня, чтобы удержать равновесие. Он сильнее напряг руку, прижимая Тавию к себе – так близко, что девушка чуяла запах магии от него.

Ее сердце забилось быстрее – быстрее, чем в любом сражении. Тавия видела капли дождя на ресницах Уэсли и то, как его непроницаемо-темные глаза искрились при вспышках молний.

– Некоторые девушки так нестойки, – произнес Уэсли.

Что ж, это оказался неплохой способ вернуть ей здравый смысл. Тавия стукнула его по плечу – достаточно сильно, чтобы рука Уэсли слетела с ее талии.

– В следующий раз позволь уж мне упасть, – заявила она.

Дождь сделал улыбку на губах Уэсли поистине блестящей. Тавия втянула воздух – слишком глубоко. В этом ночном свете, среди бесконечного шторма, когда их спасала лишь магия, искрящаяся на кончиках его пальцев, Уэсли казался хозяином бесконечных возможностей. Как будто он мог сделать весь мир лучше, а не хуже.

– Сэр, смотрите! – закричал вбежавший в вагон Фальк. Тавия и Уэсли оторвали взгляд друг от друга и посмотрели туда, куда указывал Фальк. Неподалеку из туч опустился смерч и коснулся поверхности океана. Он неистово вращался, втягивая и воду, и тучи. Стихия тащила поезд к себе, готовясь проглотить его целиком.

Море ревело.

А потом из растущего шторма явились чудовища.

Призрачные создания, пропитанные лунным светом, выскальзывали из водяной воронки. Они держали выпрямленные руки по бокам. Нижняя часть их тел рассеивалась в воздухе. Создания были сотворены из тусклого сине-зеленого света, похожего на мутную морскую воду. Их лица перетекали в лишенные кожи тела.

Они были похожи на людей и демонов одновременно.

Десятками выходя из моря, эти существа проходили сквозь поезд, с жутким завыванием втекая и вытекая в окна вагонов и прямо через стены. Их крики превращали воздух в густой туман.

Тавия отшатнулась назад одновременно с Уэсли.

– Дьинфьи! – выругался он, а потом потянулся к радио перед лобовым стеклом поезда. – Вызываю всех Мастеров и убийц в центральный грузовой вагон! Немедленно.

Он схватил Тавию за руку и побежал, протащив девушку через четыре вагона, пока они вместе не ввалились в нужный.

Часть их армии тоже пробралась сюда – во главе с Саксони, Карам и Арджуном. Они смотрели сквозь открытую дверь, как мертвецы вползали в поезд и выползали наружу. Их движение сопровождалось криками.

Уэсли бросился к другой стороне вагона и распахнул тяжелую дверь.

Внутрь хлынул свет.

И вместе с ним призраки.

– Держитесь вместе, – приказал смотрящий, отступая.

Тавия последовала его примеру. В конце концов половина собравшихся встали спиной к спине, образовав круг и наблюдая, как мир сходит с ума.

Поезд выровнялся, остановившись почти рядом со смерчем. Все, кто находился в вагоне, приготовили свое оружие: магию, ножи, пистолеты. Они смотрели на новоявленных врагов. Никто не смел моргнуть.

Рука Уэсли покачивалась рядом с рукой Тавии – настолько близко, что девушка никак не могла сосредоточиться.

– Когда настанет момент, – сказал он, – пускай в ход все свои похищенные амулеты.

Тавия смогла лишь кивнуть. Она наблюдала, как мертвые лезут в поезд.

– Солги мне. Скажи, что это не призраки, – попросила фокусница. Она стояла плечом к плечу с Карам. Обе они держали наготове ножи. Ни одна из них не была уверена, что это оружие хоть как-то поможет.

– Это не призраки, – отозвалась Саксони.

Дождь немного утих. Однако ветер продолжал завывать так громко, что приходилось кричать.

– Я не специалист, – заявил Уэсли, – но, на мой взгляд, они вполне похожи на мертвые души.

– Это фантомы, – поправила Саксони. – Воспоминания о мертвых, обретшие форму.

Тавия вздрогнула.

– Что-то мне от этого ничуть не легче.

Саксони переступила с ноги на ногу, словно пытаясь собрать всю свою храбрость.

– Они безвредны. – Хотя ее голос звучал так, как будто сама Мастерица не была в этом уверена. – Они просто повинуются заклинанию, создавшему их.

Тавия кивнула, а потом…

– Погоди, а если заклинание прикажет им убить нас?

Саксони ничего на это не ответила. Тавия внезапно пожалела о том, что вообще спросила.

– Возможно, самое время воспользоваться магией духа, – обратился Уэсли к Арджуну. – Сейчас мне кажется, что умение говорить с мертвыми – не самая плохая штука.

– Смысл совсем не в том, – прорычал Арджун, перекрывая шум ветра. – Я могу лишь вселить духа в того, кто сам этого пожелает, и принимать сообщения с той стороны, как и передавать их.

Уэсли крепче сжал пистолет.

– Тогда передай им сообщение, чтобы убрались из моего поезда.

– Это так не работает, – ответил Арджун. – И они не призраки.

Фантомы перетекали все ближе.

– Мы все станем призраками, если никто ничего не сделает, – промолвила Тавия.

Но сделать ничего было нельзя.

Точно так же, как магия Арджуна оказалась бессильна против бури, она ничего не могла поделать с тем, что представляли собой эти создания.

Глава зачаровал это море. Теперь здесь царил вечный хаос. Им придется пройти через этот хаос – или не пройти вовсе. Тавия надеялась только, что из-за чар Главы им не придется умереть.

Один из фантомов подплыл ближе. Его безногое тело буквально стекало на пол. Он полз к ним, глядя белыми глазами. Только когда фантом повернул голову, Тавия осознала: он смотрит на каждого члена команды по очереди. Рот фантома раскрылся – точнее, растянулся.

– Вы достойны пройти испытания, – прохрипел он. – Сожалением, полным страдания.

Губы его не двигались. Рот по-прежнему зиял отверстием, растянутым до самого основания шеи, словно фантом являлся лишь сосудом для чужих слов. Точно дельг, посланный из самых Огневрат.

– Ну, круто, – произнесла Тавия, содрогнувшись. – Оно говорит стихами. Это совершенно не страшно.

Уэсли повернулся к Саксони:

– Это и есть те испытания, о которых говорила Эйрини?

– Она не упоминала о призраках.

– Я думала, это фантомы, – хмыкнула Тавия. Саксони бросила на нее сердитый взгляд.

Тавия шарила в памяти в попытке понять, о какой части своего прошлого жалеет больше всего. Таковых оказалось слишком много – не счесть. Когда она была младше, фокусники пели о том, как опасно жить в прошлом и насколько смертельным это может оказаться. У них имелась песня почти на каждый случай – особенно если речь шла о воспоминаниях. Но сейчас Тавия не могла вспомнить ни одного слова из этой песни.

– Свое былое вожди проживут, в свои сердца глубоко заглянут. – Фантом повернул голову, глядя на Уэсли. – Пусть сожаленья хотят повториться, мир по желанию может сместиться.

– Мы можем изменить прошлое? – спросил Уэсли.

– Нет. – Арджун повернулся к нему. – Ты не сможешь изменить свою жизнь подобным образом. Окна Времени – это темная магия, которая паразитирует на желании изменить прошлое. Но это все сплошная иллюзия. Если попытаешься, это втянет тебя в бесконечную петлю. В изменившуюся жизнь, которая окажется всего лишь сном, но ты этого так и не поймешь. Вот почему такая магия запретна.

– Он прав, – подтвердила Саксони. – Изменить прошлое невозможно. Я говорила тебе, как опасная магия вторгается в разум людей. Это дорога к безумию – без возврата.

– Верно, – сказала Тавия. – Никакого изменения прошлого. Заметано. А как нам выбрать своих вождей?

Едва она выговорила это, как пять фантомов вскинули руки, указывая пальцами прямо на них.

Тавия. Уэсли. Саксони. Карам. Арджун.

– Вы вожди, – в один голос заявили фантомы. И повторили: – Вы вожди.

– Ну что ж, – вздохнула Тавия, – мне уже становится не по себе.

И тут она вдруг вспомнила песню фокусников:

При одной мысли об этом по коже Тавии побежали мурашки.

– Ты хоть знаешь, о чем ты сожалеешь? – спросила у нее Саксони.

– О том, что постоянно всех раздражает, – ответила вместо Тавии Карам. Тавия ощутила желание показать язык, но девушка была слишком занята страхом за свою жизнь. Вдобавок ее не радовала перспектива умереть от испытания Главы.

– Готовы ль вы встретить, что вам предстоит – свои сожаления, горестный стыд? – спросил фантом.

Уэсли расправил воротник и коротко кивнул. Фантом воздел полупрозрачную руку. У Тавии перехватило дыхание. Луч света вырвался из пальцев фантома, расширяясь и принимая форму дверного проема.

Едва обретя очертания, проем сделался черным. По нему сверху вниз разбежались прожилки, расширяясь до тех пор, пока отверстие не превратилось в бесконечную воронку тьмы.

– Что бы вы там ни увидели, не позволяйте этому взять над вами верх, – предупредил Уэсли. – Не пытайтесь ничего изменить.

Он обернулся к Тавии. Она подняла руку, останавливая юношу.

– Не надо мне читать лекции, – начала она. Но взгляд его стал таким пронзительным, что девушка неожиданно растеряла все слова. Ее глупое сердце неистово колотилось в груди. – Что будет, если мы не справимся? – спросила Тавия. Карам вложила свой нож в ножны.

– Вероятно, мы умрем.

Тавия кивнула, принимая это.

– Приятно знать.

Проем был похож на разрез в ткани мира. Тавия вновь взглянула на Уэсли – ей требовалось увидеть выражение бесстрашия на лице парня, прежде чем сделать вид, что она тоже ничего не боится. Но выражение лица Уэсли оказалось вовсе не бесстрашным – вид у смотрящего был такой, будто его сейчас стошнит.

– Что у тебя с лицом? – спросила Тавия. Он поднял бровь.

– Лицо как лицо. Никто еще не жаловался.

Но беспечная ухмылка на его губах не могла одурачить Тавию. Та видела его неуверенность. Она знала многочисленные маски Уэсли достаточно хорошо, чтобы различать их.

– В чем дело? – спросила она. Девушка не думала, что получит ответ. Уэсли не любил отвечать на вопросы – если только не приставить ему к горлу нож. Разве что смотрящему выгодно дать ответ.

– Я знаю, каким будет мое сожаление, – произнес он.

Тавия открыла рот для уточнения, но Уэсли уже шагнул во тьму. Тавия протянула руку вслед ему. Однако юноша мгновенно исчез. Ей оставалось только смотреть.

Карам, Саксони и Арджун в буквальном смысле стояли плечом к плечу – готовые принять все, что приготовил им Глава, и отомстить за свой народ.

Тавия не знала, с каким сожалением должен был, по его мнению, столкнуться Уэсли. И уж точно не ведала, каким окажется ее собственное – однако решила, что это не важно. Не важно все, что ждет их по ту сторону. Потому что Уэсли тоже будет ждать.

Они встретят это вместе – все они, враги и друзья.

И сделают все ради победы.

Глава 31

Уэсли

Уэсли помнил тот день, когда действительно стал мерзавцем. Ему было шестнадцать лет. Мальчик только что в очередной раз встретился с Главой. Такие встречи происходили достаточно часто и сами по себе не являлись чем-то особенным. В конце концов, Эшвуду нравилось разговаривать с Уэсли; рассказывать ему об опасностях Крейдже – как будто тот был способным подмастерьем.

Особенным стало то, что в этот раз Глава дал Уэсли приказ.

Это не были слова, нашептанные через прежнего смотрящего, или обычный мудрый совет, какие часто давал ему Эшвуд – только юноше, потому что Уэсли вдруг стал любимчиком Главы. Единственным среди толпы сирот.

Прозвучал настоящий приказ, отданный лично Эшвудом. Он в какой-то степени выглядел повышением в должности – если повышение включает в себя убийство людей. В Крейдже так бывало часто.

В ту ночь, укладываясь спать, Уэсли изо всех сил старался думать о значении последних событий для его карьеры – а не то, что это значит для человека, которого ему предстояло убить.

«Привет».

Это прозвучало подобно шепоту – словно с ним разговаривал ветер. Уэсли знал достаточно много и мог сообразить, возможно ли это. Однако день выдался слишком долгим. Парень хотел поскорее оставить его позади.

Он снова устроился в постели, когда голос раздался опять – это был резкий девичий вскрик:

«Пожалуйста, не засыпай, когда я здесь!»

Уэсли протянул руку за пистолетом. Оружие лежало под подушкой. Его взгляд обшаривал комнату. В ней никого не было.

Он зажег свет.

Никого.

Уэсли заглянул под кровать, чувствуя себя ребенком.

«Мне очень жаль», – произнес голос.

Уэсли стало понятно: говорит совсем юная девушка. Ее акцент определенно не был крейджийским.

– Где ты? – спросил Уэсли.

«У тебя в голове».

Уэсли едва не уронил свечу.

– Не самое лучшее место для пребывания.

Девушка помолчала, потом произнесла: «Здесь очень темно».

Уэсли засмеялся.

Это было абсурдно.

Девушка в его разуме? Он подошел к зеркалу и внимательно всмотрелся в свое отражение. Юноша увидел только себя самого со свечой в руке и вытаращенными в зеркало глазами – точно последний придурок.

Он покачал головой и снова заглянул под кровать.

«Не думаю, что ты сможешь меня увидеть», – заметила девушка.

Уэсли вздрогнул от близости этого голоса. Он посмотрел на себя в зеркало и велел:

– Выметайся.

«Я не знаю, как я сюда попала. Я заблудилась».

Уэсли терял терпение. Какой бы это ни оказался фокус, ему уже не было забавно.

– Ты используешь какой-то амулет? – спросил он. – Это Тавия подговорила тебя так сделать? Потому что если она все еще дуется на меня за то, что я не поместил ее скучные предсказания в гадальный шар, то…

«Я не знаю, кто такая Тавия, – сказала девушка. – Я просто упражнялась в своей отрасли. А потом вдруг поняла, что оказалась здесь».

Уэсли отвернулся от зеркала на тот случай, если девушка могла увидеть его изумление. «Отрасль». Он изучил достаточно исторических книг, чтобы понимать значение этого. Неужели парень действительно обнаружил то, что искал Глава – в собственной голове?

И так это началось. Настоящая живая Мастерица. Девушка, которая отказывалась назвать ему свое имя.

Девушка, которая то и дело возникала в разуме Уэсли.

Он очень хотел рассказать об этом Тавии. Но подруга бы просто решила, что он сошел с ума. Или посмотрела бы на юношу так, как смотрела обычно, когда Уэсли делал что-то, что ей не нравилось. А не нравились ей, похоже, почти все его поступки. Так что мысли и воспоминания Уэсли стали открытой книгой для этой странной девушки. Она тоже помнила их и думала. Все, что заставляло Уэсли чувствовать себя никем; все, что ему требовалось – как считал сам юноша, – чтобы сделаться кем-то.

«Тебе нужно найти кого-то, подобного мне», – сказала девушка однажды, несколько месяцев спустя. Уэсли кивнул.

– Если я добуду Мастера для Главы, то в одну секунду стану смотрящим. – Он вздохнул почти с сожалением. – Но я покупаю и продаю магию, а не людей.

Девушка молчала, тщательно подбирая слова. Уэсли чувствовал ее колебания. Он начал хорошо распознавать эмоции незнакомки, как будто они были его собственными.

«Если я приду к нему, случится очень много важного».

– Ты умеешь предсказывать будущее?

«Предсказания ненадежны. Будущих слишком много, чтобы знать, какое из них случится. Я вижу их все разом. От этого мало прока. Время так же нерешительно, как и те, кто живет в нем».

Уэсли усмехнулся:

– Выше нос, детка.

Он ощутил, как девушка нахмурилась.

«Перестань называть меня деткой. Мне суждено совершить великие деяния».

– Тебе всего тринадцать лет, – возразил он. – Наслаждайся этим комплиментом. Меньше всего кому-либо хочется стать взрослым.

«Не думаю, что у кого-то из нас появится такой шанс, – ответила она. – Так много ужасных будущих для тебя, меня и даже для Тавии».

Услышав это, Уэсли замер.

– Тавия будет лучшей, – заявил он, потому что даже думать не хотел о других вероятностях. – Она начнет путешествовать по миру и станет тем, кем захочет стать. В ее будущем нет ничего ужасного.

«В некоторых из них – есть, – возразила девушка. – В некоторых она предает тебя. В каких-то ты убиваешь ее, чтобы спасти жизнь множества Мастеров».

Уэсли сел и замер. От ярости его кожа покрылась мурашками – кусачими, словно осы.

– Я скорее убью тебя и всех Мастеров до единого, чем отвернусь от Тавии, – заявил он. И имел в виду именно то, что сказал. Может быть, Уэсли не был святым. Однако парень не являлся и вероломным скотом. Существовали границы, которые он ни за что не переступил бы. Все они имели отношение к Тавии.

– Ты не знаешь, что такое создавать семью из ничего, – сказал Уэсли. – Не по крови, а по общности души. Заслужить, чтобы рядом находился дорогой тебе человек.

«Разве мы с тобой не таковы? – спросила девушка. – Разве мы не семья тоже?»

– Ты – Мастер. – Уэсли сказал последние слова так, будто считал это худшим из обвинений. Худшим, чем ее предположение, будто юноша предаст свою лучшую подругу. – Мы с тобой – не родные друг другу. Ты должна быть признательна, что я не выдал тебя Главе.

Прозвучали ужасные, неправильные слова. Когда Уэсли выговорил их, то ощутил ядовитый привкус – словно от испорченного талисмана грез. Парень хотел взять их обратно, но не мог.

Он был слишком зол, чтобы проявлять доброту.

«Ты не предашь меня, – сказала девушка. – Я тебя знаю».

И именно в этом-то заключалась проблема. Страх оказаться прочитанным являлся его величайшей слабостью, которую Уэсли отчаянно хотел скрыть.

– Нет, – произнес он. – Ты просто не знаешь, на что я готов ради победы.

Всего три дня спустя Уэсли увидел эту девушку рядом с Главой в обители Консортессы. Девушка была связана и истекала кровью. Уэсли понял, что это та самая, даже не слыша ее голоса. Юноша узнал ее лицо, хоть до сих пор и видел его только в своем сознании.

– Она пришла, чтобы найти тебя, – сказал Глава. – Пересекла всю страну и явилась прямо к смотрящему, чтобы узнать твое местоположение.

Девушка думала, будто Уэсли спасет ее; докажет, что он лучше Главы. Она считала, что парень хороший, а она – его друг. Так же, как Тавия. Или что он пощадит прежнего смотрящего, держа в руках костяной пистолет. Или Уэсли, получив власть, совершит что-то хорошее.

Быть может, она вообразила себе многое – как часто делают дети. Но Уэсли лишь опровергнул ее догадки. Он не спас девушку и не пощадил прежнего смотрящего. Юноша не сделал ничего даже отдаленно хорошего.

– Это начало новой эры, – сказал Глава. – Когда я поглощу ее силу, я начну создавать страну, которая станет лучше прежней. И ты будешь работать вместе со мной.

– Для меня это будет честью, – отозвался Уэсли, снимая кольцо с печатью смотрящего с пальца мертвеца и надевая на собственную руку.

Он чувствовал онемение.

Юноша испытывал ужас.

– Ты вовсе не то имеешь в виду, – сказала девушка. – Это не выбор между мною и ею.

Уэсли уловил миг, когда Глава с интересом повернул голову, гадая: кому еще, помимо него, Уэсли может быть верен?

Когда Эшвуд заговорил, Уэсли ощутил, как эти слова царапают его кости. Его душу.

– Кто такая «она»?

Тавия.

Всегда и неизменно – Тавия.

Его лучший друг. Его напарница. Его семья.

Уэсли не хотел, чтобы Глава знал ее имя.

Может быть, когда-нибудь, когда парень станет могущественным смотрящим и сможет защитить подругу; сделать ее лучшей фокусницей в Крейдже… Но пока что – нет. Сейчас Эшвуд увидит в ней скорее помеху, чем преимущество. Нельзя, чтобы самый опасный человек в мире точно узнал слабость Уэсли.

– Это выбор между тобой и моим Главой, – сказал он девушке. – И я всегда выберу его.

Возможно, Уэсли был слишком упрям, чтобы признать: ему не все равно.

Возможно, ему была ненавистна сама возможность того, что предсказания девушки окажутся истинными – и потому ненавидел ее за то, что Мастерица увидела будущее, где Тавии не будет с ним рядом.

А может быть, Уэсли просто был мерзавцем.

Как бы то ни было, он подписал этой девушке смертный приговор. Смех Главы превратил воздух в острые осколки. Тьма вокруг него затанцевала.

– О, мальчик мой, – произнес он. – Я создам для нас новый мир.

Все последующие события стали виной Уэсли. Все, что сделал Глава, было на совести Уэсли. Он подпитывал безумие Главы. Юноша был в ответе за всех, кто потерял жизнь из-за этого.

Иногда кровь невозможно смыть. После всех своих поступков Уэсли заслуживал того, чтобы призрак этой девушки преследовал его. Поэтому, ступая в черный проем, сотканный в вагоне поезда, Уэсли с абсолютной уверенностью знал, какое сожаление встретит его по ту сторону.

В его голове громко и обвиняюще повторялось одно слово:

«Трус!»

Глава 32

Тавия

Тавия прошла через разрыв в ткани мира – и обнаружила, что идет по воде.

Выглядело все так, словно девушка по-прежнему находится в Эйм-Вотен – море было цвета стоялой воды в банной лохани. Но кроме воды здесь ничего не было. Никаких скальных образований или смерчей. Ни поезда с их так называемой армией. И уж точно никаких фантомов, которые окружали состав, словно хищники – жертву.

Была только вода, тянущаяся на многие мили во все стороны. И Уэсли посреди этой воды.

От шагов Тавии по воде бежала рябь. Девушка раскинула руки, чтобы удержать равновесие, как будто это помешало бы ей провалиться под поверхность и утонуть.

– А где остальные? – окликнула девушка.

Ей понадобилось некоторое время, чтобы дойти до Уэсли. Он, похоже, развлекался, глядя, как фокусница неуверенно пошатывается, ступая по воде.

– Может быть, они разделили нас на группы, – предположил он.

Тавия сморщила нос.

– И как же я оказалась в твоей компании? – посетовала она. А потом, прежде чем Уэсли успел что-либо ответить, добавила: – И я не вижу вокруг никаких сожалений.

Тавия посмотрела в безоблачное небо. Оно напоминало чистый холст, на котором не виднелось ни звезд, ни луны. Только зловещий полумрак.

– Идем со мной, иначе умрешь с голода, – произнес низкий голос. Лицо Тавии помрачнело.

Эти слова были слишком знакомы. Она ни за что не смогла бы забыть их – если бы даже захотела. Они много лет преследовали ее, всплывая в кошмарах – слова, определившие участь девушки. У Тавии перехватило дыхание. Она обернулась, молясь всему Сонму Богов, чтобы это оказалось лишь слуховым наваждением.

Прежний смотрящий Крейдже был подобен великану. Он стоял на воде, простерев руку – словно предлагая Тавии одновременно спасение и смертный приговор. На его большом пальце блестел перстень с печатью Главы – тот самый, который сейчас носил Уэсли. На губах мужчины играла теплая, спокойная улыбка, лживо сулящая лучшую жизнь. Отныне и впредь.

Неожиданно Тавия снова стала ребенком.

Смотрящий возвышался над нею. Бескрайние воды пошли рябью, превращаясь в улицы Крейдже. Тавия дрожала. Ее руки покрылись «гусиной кожей». Холод кусал девушку, точно мириады блох. Это был город ее детства.

Желудок урчал от голода – Тавия хорошо помнила голод этого монстра. Но она уже забыла, как больно это было – как будто монстр заживо пожирает девушку изнутри.

– Я могу спасти тебя, – начал смотрящий. – Присоединись к моим фокусникам, и у тебя всегда будет еда, одежда и тепло. У тебя снова появится семья.

Это, конечно же, была ложь, но достаточно красивая, чтобы ребенок поверил.

Тавия была такой маленькой. Смерть мамы все еще заставляла девочку плакать по ночам, а голод был так силен, что вызывал тошноту. Быть одинокой в Крейдже – это совсем не то, что быть одинокой где-то еще. Мечты превращались в кошмары. Красота звезд меркла в сравнении с мрачностью глубоких теней. Тавии казалось, что дни пролетают слишком быстро, а ночь тянется целую вечность. В этой ночи она слышала мамин шепот: «Не плачь, сиоло».

Тавия не хотела существовать одна. Обещания смотрящего казались такими сладкими для детских ушей. Она была слишком испугана, чтобы усомниться в них.

Но девушка не хотела снова совершить эту ошибку.

Тавия сделала шаг назад.

– Я могу дать тебе все, чего ты когда-либо хотела, – продолжил смотрящий. Тавия отвернулась от него – лишь для того, чтобы обнаружить перед собой Уэсли.

– Прими его руку, Тавия.

Она и не осознавала, что Уэсли все еще здесь. Сейчас юноша казался таким высоким по сравнению с ней! Словно настоящий взрослый.

– Я не должна снова идти с ним, – возразила Тавия.

– Нет, должна.

Тавия яростно замотала головой.

Ей просто хотелось убежать отсюда как можно скорее. Так быстро, как смогут нести ее маленькие слабые ноги.

Быстрее, быстрее, пока прежний смотрящий снова не втянул девушку во все это и не сделал той, которая разрушает чужие жизни.

Желудок Тавии урчал от голода.

– Ты не можешь осуждать меня за то, что я хочу изменить все.

Улыбка Уэсли была мягкой и печальной – он очень редко так улыбался.

– Я не осуждаю тебя, Тавия.

Рука его дрогнула, как будто юноша хотел вытереть слезу с ее щеки. Однако он не предпринял попытки. Тавия была этому рада. Если бы Уэсли прикоснулся к ней, девушка могла бы не выдержать.

– Это игра, – продолжил Уэсли. – Ты же слышала, что сказали нам Арджун и Саксони. Это место просто использует наше желание исправить ошибки.

Уэсли взглянул на прежнего смотрящего – на человека, которого убил юноша и занял его место. Глаза парня сузились, как будто он хотел бы оказаться неправым. Словно Уэсли желал, чтобы Тавия убежала.

– Если ты не примешь его руку, то можешь застрять в этом мире грез до конца жизни – или даже навсегда.

Тавия облизала потрескавшиеся губы. Она ощутила вкус крови. Это лишь усилило муки голода.

Ей казалось, что жить в грезах не так уж плохо. Тавия желала стереть из памяти все свои ужасные поступки; каждый флакон магии, который она продала, не думая о последствиях; о том, сколько вреда это принесет. И может быть – может быть! – в мире грез ее мама останется жива. Тавия сможет снова увидеть ее.

– Я знаю, что ты хочешь вернуться в прошлое, но жизнь не допускает этого, – сказал Уэсли. – Я понимаю, каково это: обагрить свои руки кровью и отчаянно желать смыть ее.

Сердце Тавии гулко стукнуло невпопад. Она никогда не слышала, чтобы Уэсли говорил об ответственности, а тем более о сожалениях.

– Никто не назовет меня хорошим человеком, – продолжил он. – Но я не бегу от своих ошибок. Если ты жалеешь о чем-то, попробуй исправить это, но не в прошлом. Не пытайся стереть то, что уже случилось, Тавия.

– Нет, я попробую, – уперлась она. – Я могу убежать в Воло и найти родных моей мамы, и тогда…

Уэсли сжал ее плечи.

– Во имя Сонма Богов, Тавия, а я тебе разве не семья? Разве Крейдже – не твой дом? Здесь есть люди, которым ты не безразлична. – В его глазах читалось что-то, похожее на боль. – Иногда приходится выбирать. Мне, Саксони, Карам. Единственная причина, по которой мы сражаемся в этой битве вместе, – это ты, Тавия. Ты то, что соединяет нас, словно клей. Без тебя мы разбредемся в разные стороны.

Клей.

Семья.

Дом.

То, что девушка так долго искала, не осознавая: все это у нее уже есть.

– Не забывай об этом. – Уэсли помолчал. Потом намного тише добавил: – Не позволь мне потерять тебя.

Что-то стиснуло желудок Тавии – куда сильнее, чем голод. Девушка так долго убеждала себя, что побегом из Крейдже она сможет стереть ту себя, какой стала в последние годы. Тавия считала, что сможет просто начать все заново. Жить той жизнью, которой должна была жить; являться тем человеком, которым должна была.

Потому что Тавия была собой.

Мошенницей, продававшей людям магию, которая могла им повредить – и Тавия это знала.

Девушкой с желанием спасти мир.

Быть может, Тавия и могла сбежать из города. Но она больше не способна бежать от себя.

– Если ты это сделаешь, то сотрешь и меня из своего прошлого, – напомнил Уэсли.

Тавия подумала о том, как они вместе торговали талисманами и магическими мешочками; как росли на улицах, становясь такими похожими друг на друга. Девушка вспомнила, как Уэсли улыбался, добывая очередной талисман; как она сама улыбалась при виде Уэсли. Юноша сделал все, чтобы она не чувствовала себя одинокой и испуганной.

Фокусница подумала о месте, где всего этого не существовало. О мире, о целой жизни, где они не росли вместе. Где девушка вообще не знала Уэсли.

Тавия оглянулась на прежнего смотрящего. Тот все еще стоял, протянув к ней руку.

Она сделала шаг к нему.

Один.

Второй.

Пока не оказалась достаточно близко, чтобы ощутить исходящий от него запах магии.

Потом Тавия взялась за руку смотрящего, скрепляя свою участь – как сделала это много лет назад. Его пальцы крепко сомкнулись вокруг ее ладошки. А затем он в один миг растворился в воздухе.

Рука Тавии так и осталась поднятой. Девушка чувствовала, как возвращается в настоящее время. Голод утихал. На ее теле появлялись застарелые шрамы. Уэсли взял Тавию за протянутую руку и сплел пальцы с ее пальцами. Их запястья соприкоснулись. Он наклонился к девушке, коснувшись лбом ее лба. Тавия вдохнула его дыхание. Потом положила свободную руку юноше на грудь. Ощущение его близости стало единственным, что удерживало ее от падения на колени. Знакомое тепло и холод его кожи. Сердцебиение парня под ее ладонью.

Уэсли сглотнул, облизал губы, но не пошевелился.

Они стояли так несколько минут, пока образ Крейдже не последовал за прежним смотрящим и не растворился в пустоте.

– Мой мальчик.

При звуках этого голоса они резко обернулись. Сердце Тавии едва не остановилось.

Перед ними стоял Данте Эшвуд. Проклятые сожаления быстро вернулись вновь во всей своей силе. Уэсли крепче сжал ладонь Тавии. Он дрожал, глядя прямо перед собой.

Тавия окинула взглядом то, что предстало их глазам.

Эшвуд оказался лишь тенью человека, восседающей на троне из магии и золота. Даже его силуэт был едва-едва виден. Голос Главы, похожий на карканье ворона, плыл над водой, поднимая волнение на море.

Рядом с ним стояла девушка. Ее запястья и лодыжки были скованы цепями. Кровь покрывала ее растянутые в улыбке губы. Волосы у девушки были длинные и черные. Косички перемежались с витыми локонами, ниспадая до золотых браслетов на запястьях. Подол белого платья окунался в море, словно тоже был сделан из воды.

Уэсли, не моргая, глядел на эту девушку.

Тавия не знала, что и думать. Фокуснице казалось, будто она знала всех, с кем имел дело Уэсли. А тех, кого она не знала, даже сам Уэсли считал слишком опасными и безнравственными, чтобы знакомить с ними кого-либо. Однако эта девушка не выглядела опасной и безнравственной. Она была совсем юной. Лицо у нее нежное. Хоть незнакомка явно находилась в плену, испуганной она не казалась.

Девушка глядела на Уэсли так, словно он был залогом ее безопасности.

– Это не выбор между мной и ею, – сказала девушка.

Рука Уэсли дрогнула в ладони Тавии.

– Не смотри на это, – сказал он Тавии и выпустил ее руку.

Холод опять заледенил пальцы Тавии, когда Уэсли вошел в свое сожаление. Он подошел к мужчине на коленях, которого Тавия до этого мгновения не замечала, и сдернул мешок с его головы.

Рот Тавии приоткрылся сам собой.

Прежний смотрящий. Тот, чью руку она только что приняла – хотя сейчас он был несколько старше и весь испачкан в крови. Уэсли вынул из поясной кобуры пистолет и поднес оружие к виску мужчины.

– Уэсли, – произнес смотрящий.

– Не смотри, – повторил Уэсли.

У Тавии не было ни малейшего желания наблюдать за смертью этого человека. И уж точно она не хотела смотреть на то, как Уэсли убивает его. Но девушка не могла отвернуться. Словно почувствовав это, Уэсли оглянулся через плечо. На его лице появилось напряженное выражение.

– Тавия, – хрипло сказал он. – Пожалуйста.

Она закрыла глаза.

Пистолет выстрелил.

Тело смотрящего погрузилось в море. Уэсли упал на колени.

Девушка закричала.

Глава зааплодировал.

– О, мой мальчик, – выговорил Эшвуд. – Я создам для нас новый мир. Мой дар тебе в обмен на твой дар мне.

Он указал на девушку. Та рухнула на поверхность моря рядом с Уэсли. Ее лицо больше не было нежным и добрым. Незнакомка выглядела сломленной.

– О чем он говорит? – спросила Тавия. – Почему она – твой дар ему?

Уэсли стряхивал воду с коленей, не глядя на Тавию.

– Она – Мастерица, – объяснил парень. – Она оказалась в моем разуме, когда я был моложе. Девушка разговаривала со мной, словно фантом. Я не знаю, как и почему это произошло. Мне почти казалось, что я схожу с ума. И вдруг я увидел ее здесь. Как ни иронично, именно после этого я лишился рассудка. – Уэсли горько и зло рассмеялся над собой. Потом продолжил: – Эта девушка мертва, но я все еще слышу ее. Она – призрак в моем сознании, карающий меня за мои действия в тот день. Не позволяющий мне забыть о том, насколько я ужасен.

– Уэсли… – Тавия не знала, что произнести, кроме его имени. Все слова и чувства покинули ее. Эта девушка обитала в рассудке Уэсли, преследовала его, а Тавия и не знала?

Как она могла не знать?

– Если я ничего не сделаю и позволю Главе забрать ее, он дарует мне мое будущее, – произнес Уэсли. – Я стану смотрящим.

– Другое будущее мне нравится больше, – отозвалась девушка.

Уэсли сжал пистолет.

Тавии он всегда казался некой неудержимой силой. Человеком достаточно бесстрашным и безрассудным, чтобы добиться успеха во всем, чего хотел. И от осознания его слабости, пусть даже один раз, и страха, пусть даже на миг, фокуснице стало больно.

– Это уже сделано, – напомнила Тавия. – Ты не можешь изменить прошлое, забыл?

Уэсли запустил пальцы в свою шевелюру.

– Ты не слышишь ежедневно этот голос. Он нашептывает мне, что я должен быть ужасным человеком, потому что это получается у меня больше всего. – Уэсли устремил на Тавию пылающий взгляд. – Эта девушка доверилась мне, а я оставил ее гнить. Она была первым Мастером, которого Глава увидел после Войны Эпох. Девушка сама пришла к нему в руки, потому что искала меня. Именно это вдохновило его на дальнейшие безумия. Все, кого он забрал с тех пор, даже сестра Саксони, оказались в плену из-за меня, Тавия. Род Арджуна мог бы выжить, если бы…

– Прекрати.

Она не могла позволить Уэсли так терзать себя самого. Что бы юноша ни совершил, это не делало его ответственным за все плохое, что творилось в мире.

– Мы здесь не для того, чтобы менять прошлое, – продолжила Тавия. – Наша цель – изменить будущее. – Она взглянула на Эшвуда. – Мы оба были такими же плохими, как Глава. Но именно ты сказал мне, что мы можем это искупить.

Уэсли покачал головой:

– Ты никогда не была такой же плохой, как он.

– Отчасти – была.

Уэсли выглядел таким усталым, каким Тавия никогда его не видела.

– Думаю, это «отчасти» – моих рук дело.

– Не приписывай себе мой выбор, Уэсли.

Тавия протянула руку. Она поможет юноше пройти через это – так же, как он помог ей.

Вместе они все сделают правильно.

Уэсли оглянулся на девушку. Тавия ощутила, как дрогнуло что-то у него внутри. Парень придвинулся к ней чуть-чуть ближе и вздохнул.

Когда он взял Тавию за руку, девушка почувствовала его сожаление и крепко сжала руку Уэсли – его мозоли коснулись ее шрамов. Впереди открылся дверной проем. Огромный черный разлом, ведущий в реальный мир и дающий Уэсли возможность окончательно разделаться с его сожалением.

Им нужно лишь пройти через этот разлом. Это будет означать, что они выдержали изуверское испытание Главы. Нужно лишь оставить девушку – кем бы она ни была – той судьбе, которая уже свершилась.

Тавия повела Уэсли к двери. На каждом шагу юноша сжимал ее руку – как будто только это и удерживало его от того, чтобы броситься назад.

Но в этом не было необходимости.

Когда все закончится, они придут за этой девушкой, которую смотрящий оставил в руках Главы. И за сестрой Саксони, и за всеми остальными, чьим страданиям Уэсли и Тавия попустительствовали в прошлом.

Они найдут способ вернуться назад и спасти их всех.

Глава 33

Саксони

Пусть вокруг царила тьма, но рядом была Карам.

Она озаряла пустоту мира так, как не могла озарить Саксони. Все остальное выглядело тусклым и серым, как будто они дрейфовали через саму сущность мира, безвидную и беспредельную. Когда Саксони делала шаг, это ощущалось отчасти как полет, а отчасти как падение.

– Как ты думаешь, мы в Огневратах? – спросила она.

– Никаких Огневрат не существует, – заявила в ответ Карам. – А если бы и существовали, Уэсли оказался бы здесь вместе с нами.

С этим Саксони не могла поспорить.

Она взяла Карам за руку. Было приятно снова иметь такую возможность. Впервые за долгое время между ними не возникло никаких стен.

Возможно, это и был мир кошмара. Однако Саксони хотела держаться за него – держаться за Карам, – пока их снова не выкинет в реальный мир, где любая уязвимость гибельна.

– Я не вижу ничего зловещего, – сказала Саксони.

Она пыталась сморгнуть темноту с глаз. Однако здесь больше ничего не было. До тех пор, пока в некотором отдалении частицы, из которых состоял мрак, не начали кружиться с неожиданной быстротой, точно услышав ее жалобу. От темноты отламывались крошечные кусочки и окружали их сплетенные руки. Шепчущие дуновения касались затылка Саксони. Она ощущала, как магия этого места силится обрести форму.

Саксони не знала, почему каждый мир, куда ее уносит, оказывается настолько зловещим. Разум Консортессы, заклятие амджи, а теперь это. Она гадала, приходится ли Тавии и остальным настолько же тяжко. И какую форму обрели их миры – их кошмары?

Все началось с размытого пятна в воздухе, как будто кусочек мира был невосстановимо поврежден; помещен не на свое место. Но потом оно полностью отделилось и поплыло к спутницам. Чем ближе оно подплывало, тем сильнее скручивалось во что-то еще. В силуэт, сделавшийся ростом с Карам, а потом отрастивший две руки. Силуэт разделился понизу на две ноги, а вверху сформировал лицо.

Он уже не плыл, а шел – после чего остановился в нескольких шагах от них.

Саксони моргнула. Сгустившийся из ткани мира мужчина моргнул в ответ.

Глаза его были цвета древесной коры. Когда кожа мужчины из серой сделалась смугло-коричневой, у Саксони возникло ощущение: она где-то видела его прежде. Он заговорил. Мастерица поняла, откуда взялось это ощущение.

– Карам, – произнес мужчина.

И Саксони осознала, что видела его в глазах Карам. В чертах ее лица. В контуре ее прямых губ и крепкой челюсти.

Это был отец Карам.

Карам рванулась к нему.

Хардев Тальвар был невысок и худ. Одежда приглушенных тонов была украшена бисером и серыми полудрагоценными камнями. На шее он носил священное ренийское ожерелье – точно такое же сейчас надето на Карам. Когда он смотрел на дочь, то задумчиво трогал это ожерелье.

В нем не показалось ничего от бойца. Он не являлся воином. Когда Саксони встретилась с ним взглядом, то подумала лишь о безмятежном внешнем виде мужчины – вероятно, благодаря своей вере в то, что со временем даже плохое может стать хорошим.

Вокруг него из пустоты соткалась Гранка.

Как будто кто-то пролил краску, расцветив пространство вверху под небо, а пустоту внизу – под песок и брусчатку. Воздух был теплым. Саксони, даже не особо прислушиваясь, услышала перезвон храмовых колокольчиков, звучащий в такт порывам легкого ветерка.

Саксони жадно впитывала этот покой в предчувствии неизбежной боли.

– Ты не можешь избрать этот путь, – сказал Хардев. Карам фыркнула.

Для Саксони, стоящей чуть позади, это прозвучало так, словно Карам пыталась не заплакать. И это было самым странным, потому что если Карам и умела что-то делать хорошо – помимо убийства, – так это не плакать. И только когда Саксони присмотрелась внимательно, она поняла: ничего странного в этом нет. Та девушка, что стояла перед ней, не являлась той Карам, которую знала Саксони. Это не ее прекрасная воительница, а юная девушка, которую Мастерица едва узнала.

Четырнадцатилетняя Карам, ставшая еще ниже ростом – если это было вообще возможно, – смотрела отцу в глаза. Воительница отражала смесь страха, которого Саксони никогда не видела в ее взгляде, и упрямства – это Мастерица наблюдала несчетное количество раз.

– Пехта, – моляще произнесла Карам. – Я хочу быть воином, как пехти-джал и мета-джил. Они сражались ради спасения Мастеров. Я хочу сражаться и защищать Арджуна.

– Это были времена войны, дила. Мы покончили с этим.

Карам повернулась к Саксони. Та увидела в ее глазах конфликт. Детское желание порадовать отца в сочетании со взрослым осознанием: он умер, и это последний раз, когда воительница видит отца перед собой.

Карам должна была воспользоваться вторым шансом, чтобы снова разбить его сердце. В противном случае ей оставалось лишь дезертировать с этой войны и навечно остаться жить в мире грез. И Саксони не была уверена, что если Карам останется, то она сама найдет в себе достаточно отваги, чтобы уйти без девушки.

– Все в порядке, – сказала Саксони. – Сейчас я с тобой. Мы вместе, верно? Всегда.

Карам с новой решимостью сжала зубы и снова встретилась взглядом с отцом.

– Мы всегда будем на войне, – заявила она. – Что бы ни говорили вы с мете, борьба не окончена. Мастера всегда будут нуждаться в защите Рекхи д’Райхсни.

Хардев разочарованно склонил голову.

– Если ты решила пойти против дела мира, ты должна уйти и никогда не оглядываться назад. Уезжай из Рениаля. Отправляйся в какую-нибудь Усханию или другую столь же ужасную страну.

– Пехта! – взмолилась Карам.

Но она знала, что будет дальше. Даже Саксони понимала это.

Это был тот самый момент, когда Карам оставила свою прежнюю жизнь и сбежала в Крейдже. Там девушка встретила Уэсли и принялась делать карьеру в преступном мире. Там же познакомилась с Саксони и зажгла в ее душе искру, какой та никогда прежде не ощущала.

Как ужасно, что худший момент в жизни Карам являлся в некотором смысле самым лучшим для Саксони.

Она чувствовала себя отвратительной личностью за одну мысль об этом – особенно зная, что случится с отцом Карам. Однако Саксони даже представить себе не могла, какой была бы для нее эта война и эта жизнь, не будь рядом Карам.

– Хей прайтен, – сказала Карам.

За годы общения с Карам Саксони достаточно хорошо выучила ренийский язык, чтобы понять значение слов.

«Я люблю тебя».

Хардев покачал головой, все еще трогая двумя пальцами свое ожерелье.

– Не делай этого, – сказал он. – Та, что живет войной, не может быть моей дочерью.

Карам сжала руки в кулаки. Саксони видела, как невысказанные слова замирают на ее губах – слова сожаления и мольбы о прощении. Когда Карам приоткрыла рот, Саксони на миг показалось, что та сейчас бросится в объятия отца, раскаиваясь и рыдая; с обещаниями остаться рядом с ним и защищать Род Арджуна так, как не могла защитить в реальном мире.

Вместо этого Карам уставилась в землю и произнесла:

– Значит, полагаю, я тебе больше не дочь.

А потом она повернулась и стрелой метнулась прямо в объятия Саксони, заставив ту сделать несколько шагов назад. Саксони крепко прижала Карам к себе, позволив своей воительнице наконец сделать то, от чего та воздерживалась так много лет.

Карам плакала, пока мир не изменился, создавшись заново и вернув ей прежний облик. Но Саксони так и не отпустила девушку. Даже когда небо потемнело, воздух сделался холодным, а песок под ногами превратился в землю.

Саксони не открыла глаз.

Она не хотела видеть ожидающее ее сожаление.

Мастерица не желала отпускать Карам.

– Кто это? – приглушенно спросила Карам, по-прежнему пряча лицо у нее на плече.

Саксони неохотно отстранилась и с болезненным вдохом вобрала этот новый мир.

Они были окружены уходящими в облака деревьями, ветви которых, оплетенные лианами и пурпурным остролистом, образовывали где-то под самым небом плотный покров.

Это был дом.

Саксони наконец-то оказалась дома.

Не в том ужасном месте, которое явила ей в видении бабушка, а в своем подлинном доме. Там, где девушка выросла и научилась Мастерству; где ее Род нашел убежище от всего мира.

В прежней Ришии дома были так же грандиозны и высоки, как эти деревья. Их чудесные плавные линии гармонировали с пышной зеленью. После войны, во время которой город оказался практически разрушен, природа постаралась взять свое. Теперь это было поразительное сплетение некогда величественной архитектуры и лесной растительности, обрамляющей людские творения. Место это выглядело настолько прекрасным, что даже Шульце не решилась бы что-то здесь менять. Протекающие через город реки были узкими. По ним стремительно скользили поезда, высаживая людей на берег и снова забирая их.

В такой картине можно разглядеть определенное очарование. Но это не был лес.

Лес находился там, где таилась магия.

В этом месте – в родной деревне Саксони – водные пути были широкими. Над ними выгибались высокие древесные арки. Эти потоки служили дорогами, а окружающие их камни блестели от магии, просыпанной в воду. Эта магия несла вперед лодки, озаренные фонариками. Это был удаленный от мира оазис. Лес словно пел колыбельную, качая ветвями ей в такт, а ветер говорил с Родичами, передавая сообщения от одного Мастера к другому.

Духи леса защищали их, защищали эту землю, защищали великолепную магию, скрывающуюся здесь.

В этом месте они построили дом. Целая деревня – между деревьями и внутри них; от поросших мхом стволов до самых высоких ветвей. Саксони провела детство, бегая по подвесным мостикам из одной части леса в другую. Каждый ее шаг сопровождал яркий свет луны.

Она и забыла, как много хороших воспоминаний прячется под другими – жуткими.

– Саксони, – сказала Карам, – смотри.

Она указала пальцем куда-то вдаль. Саксони с неистово бьющимся сердцем проследила за ее взглядом.

Мастерица знала, кого сейчас увидит. Она четырнадцать лет молилась об этом дне.

Вея Акинтола была прекрасна.

Ее руки были испещрены узором из регалий. Коротко подстриженные волосы не скрывали ни решительный абрис подбородка, ни россыпь веснушек у нее на лбу – такого же медного оттенка, как и ее глаза. Вея выглядела воздушной и сильной. Пурпурное платье, словно ветер, колыхалось, обтекая смуглое тело.

Видеть Вею было все равно, что смотреться в зеркало. Саксони передалось так много от матери – и улыбка, и мелкие веснушки, которые так нравились Карам. Даже то, как шагала Вея – упруго, словно готовясь встретить все, что пошлет ей навстречу этот мир.

На руках она несла маленького Малика. Саксони не смогла удержаться от слез.

Ее брат. Живой, улыбающийся, когда мать Саксони крепко обнимала его, словно не в силах опустить наземь. Малик выглядел таким крошечным, что Саксони вновь испытала острый приступ скорби – ведь она потеряла их обоих.

Это был худший день в ее жизни.

Они только что отпраздновали пятый день рождения Малика. И хотя Саксони была лишь на год старше, амджа позволила ей сделать талисман для его браслета с регалиями. Это было обычаем – носить браслет, пока Мастер не достигнет своей полной силы. Хотя Малик уже сейчас мог насылать маленькие наваждения.

Он уже очень хорошо умел забираться к людям в головы.

– Это твои родные, – промолвила Карам.

Она сплела пальцы с пальцами Саксони. Спутницы смотрели издали, как Малик снова и снова создает между своими крошечными ладошками световой шар, а потом развеивает его. В это время амджа подошла к Вее и зашептала что-то ей на ухо.

– Она похожа на воительницу, – заметила Карам, глядя на мать Саксони. Это была самая лучшая оценка, которую девушка могла дать человеку. – А Малик похож на воплощенную неприятность, – добавила Карам и засмеялась. Саксони засмеялась вместе с нею.

В пять лет Малик уже был шустрым. Одним лишь взглядом больших карих глаз он мог уломать любого сделать что угодно. Саксони не сомневалась, что он вырастет в самого несносного младшего брата, какого только можно вообразить. И даже за это Мастерица будет любить его.

Она любила бы Малика, кем бы он ни стал.

Девушка представила, как Малик будет безжалостно дразнить его, когда освоит какое-нибудь заклинание раньше нее. Как она начнет бранить его, одновременно пытаясь скрыть гордую улыбку. Зекия постарается помирить их, а мать будет смотреть на все это.

Такому множеству воспоминаний не суждено было возникнуть.

Так много времени у них украли.

– Малик родился со знаком «энси» над сердцем, – пояснила Саксони. – Он был первым Мастером в нашем Роду, наделенным силой от рождения. Вот почему ему уготовано было стать Господином. Амджа сказала, что он будет мудрым правителем. Однако мне всегда казалось, что брат, едва приняв власть, поднимет бунт.

Но им так и не суждено было узнать, что из этого окажется правдой.

Саксони потребовалась вся ее выдержка, вся сила и магия, чтобы не броситься вперед и не крикнуть матери и Малику уходить оттуда. Бежать прочь от опасности, пока не стало слишком поздно – если они хотят пережить этот день.

Но девушка не могла. Саксони знала, что не может этого сделать.

Если она так поступит, то навеки застрянет в этом месте, снова и снова проживая один день. Зекия умрет, зная, что сестра бросила ее ради грезы.

Саксони не могла снова подвести Зекию.

– Я думала, вашей Госпожой должна была стать твоя сестра, – сказала карам.

Саксони сглотнула. Ей следовало продолжить разговор. Иначе скорбь захлестнет девушку с головой.

– Малик был избран раньше, – объяснила она. – В день его рождения весь наш Род плакал. Малик был невероятно силен. Только несколько лет спустя после его смерти Зекию избрали вместо него.

– Ты никогда не говорила мне об этом.

Об этом Родичи Саксони не рассказывали никому за пределами их Рода. Это было худшее, что когда-либо случалось. Иногда Саксони даже казалось, что это хуже войны. Потому что, по крайней мере, ее Род пережил войну – в то время как гибель Малика едва не уничтожила их всех.

– В Ришии это место должен занять первый ребенок, рожденный после смерти Госпожи или Господина. Пока ребенок растет, власть временно принимает советник прежнего вождя, наставляя преемника в мудрости и обучая быть достойным предводителем. Смерть Малика изменила это. После того как огонь забрал его, в нашем Роду не было новорожденных. Никто из наших Мастериц не мог зачать. Прошло семь мрачных лет, прежде чем мы поняли: это знак. Наша новая Госпожа уже была с нами. Сонм Богов не позволил другому ребенку прийти в Род, пока она не будет избрана и не последует своей судьбе.

Саксони смахнула слезу.

Малик засмеялся, когда шарик из света покатился с его ладони на землю.

«Продолжай говорить, – приказала она себе. – Не двигайся. Не подходи к ним».

– Зекия родилась за несколько месяцев до смерти Малика. Последнее дитя ришийского Рода. Никто не верит, что кто-то еще родится прежде ее смерти. Вот поэтому я и знаю: она до сих пор жива где-то.

– На Зекию возложили очень многое, – заметила Карам. Саксони кивнула.

– Господа должны всю свою жизнь жить в соответствии с судьбой. Их учат и тренируют этому с рождения. Однако Зекии была доверена чужая судьба, когда ей уже исполнилось семь лет. Род считает, что сущность Малика перенеслась в мою сестру после его смерти, потому что они несут одну и ту же кровь, один и тот же дар.

– Малик – Мастер Интуиции?

Саксони замерла, услышав, что Карам говорит о нем в настоящем времени.

Это лишь мелочь. Однако в течение четырнадцати лет к нему относилось лишь прошедшее время. Но сейчас, в этом месте, он был жив. Ее семья вновь стала цельной. Они не являлись воспоминаниями или призраками. Они были настоящими, веселыми и живыми. Такими живыми!

Мать Саксони серьезно кивнула амдже. Они вместе направились в заклинательную хижину. Малик все еще был на руках у Веи.

И внезапно Саксони побежала.

Казалось, она не может управлять собственным телом. Оно несло Мастерицу вперед так быстро, что та едва ощущала землю под ногами.

Карам окликнула ее по имени, но Саксони словно не слышала.

Девушка бежала, пока ее пальцы не врезались в оконное стекло хижины – и оно брызнуло осколками. Крупинки стекла впились Мастерице в кожу. Она прижалась лицом к пробитому отверстию, в отчаянии глядя, как ее бабушка зажигает свечи, расставленные в круг. В центре этого круга стояли Вея и Малик.

Саксони всегда считала, что это нечто вроде защитного талисмана. Но теперь, видя это взрослыми глазами, она сомневалась в истинном значении этого. Она не совсем понимала, что делает амджа. И как-то не подумала спросить.

– Саксони… – Карам, задыхаясь, подбежала к ней сзади. – Ты не можешь войти туда. Что бы ни случилось, оно…

– Знаю, – ответила Саксони. Слезы обжигали ее щеки.

Девушка действительно собирается это увидеть?

Ей казалось невозможным одновременно испытывать подобную боль и все же оставаться в живых. Дышать и стоять на ногах, когда душа рвется в клочья.

Она хотела отвести взгляд, но не могла даже моргать.

Саксони ждала ослепительной вспышки света, которая швырнет ее обратно в гущу леса. Ожидала запаха паленой плоти и предсмертных криков. Ждала, чтобы это заклятье, чем бы оно ни было, пошло неправильно и поглотило ее семью.

– Ты нынешняя, а не прошлая, – сказала Карам. – Я думала, мы должны пережить свои сожаления, будучи в прежнем виде.

Саксони отвернулась от окна и посмотрела на Карам, понимая: это правда.

Саксони не была маленькой девочкой, которая с любопытством взирала на происходящее и отчаянно желала знать, какое заклятие творят ее мать и бабушка. Девочкой с завистью к Малику – ведь это он, а не она, стоит в центре круга. Вместо этого девушка осталась взрослой и полной скорби. Она ощущала тяжесть участи своего Рода с привычной силой. Мастерица не превратилась в ребенка, как это случилось с Карам.

Саксони снова повернулась к окну, чтобы в последний раз взглянуть на своих родных. Однако ей едва хватило времени, чтобы увидеть их лица – и попытаться понять, почему они вдруг закричали. Словно каким-то образом узнали о предстоящем. А потом мир взорвался.

Весь лес сделался ослепительно-белым.

Сила взрыва отшвырнула Саксони и Карам назад. Девушки врезались в землю, расщепив корни какого-то дерева. Боль была острой, свежей и куда более сильной, чем помнилось Саксони. Но вспышка оказалась меньше, чем запечатлелось в ее сознании. Эта вспышка не охватила весь лес, как твердила Саксони ее память. Только хижина окуталась черным пламенем, похожим на извивающиеся когтистые тени, которые разбивали окна и превращали стены в уголь и пепел.

Это пламя не коснулось окружающих деревьев и не вышло за пределы здания.

Оно не обуглило траву и почву.

Пламя не трещало и не плевалось искрами.

Но во имя Сонма Богов, оно горело.

Саксони чувствовала в воздухе его жар – подобный тому огню, что тек в ее жилах.

Весь Род кричал.

Саксони кричала.

Лес рыдал от горя.

Карам с силой навалилась на Саксони, прижимая девушку к земле. И вдруг отпрянула, вскрикнув от боли.

– Ду́хи!

Карам отползла на пару шагов. На ее коже алели свежие ожоги.

Тело Саксони пылало. Однако она не могла ни моргнуть, ни взглянуть на Карам – взор девушки был устремлен в черное пламя, поглощавшее родных.

Саксони трясло от магии, ярости, решимости и жажды. Внутри нее словно извергался вулкан.

Вот оно. Тот первый раз, когда Глава разрушил ее семью.

Эшвуд был виновен в том, что они жили в этом лесу, оберегая себя и свою магию от мира. Если бы не он и не война, которую Глава помог развязать, мать и брат Саксони остались бы живы. Бабушке не было бы нужды помогать им в наложении какого-то защитного заклятья. Они могли бы жить в Ришии, свободные и почитаемые.

Малик стал бы Господином. Мать Саксони смотрела бы за взрослением дочери. Когда та встретилась бы с Карам – а Саксони знала, что встретила бы ее в любой жизни, – то мать провела бы ритуал, по закону закрепляя их союз и делая воительницу официальной защитницей их Рода.

Вместо этого амджа, обожженная, лежала на земле, в безмолвном ужасе глядя, как сбежавшиеся Мастера бросают магию в пламя.

Мир вокруг погибал.

Кожа Саксони зашипела. В этот момент девушка с неожиданной ясностью осознала: ее сожаление относится не к своему поступку.

Оно было о том, чего Мастерица не сделала.

Не отомстила за своих родных.

Все началось здесь, в этом пожаре. Когда Саксони найдет Эшвуда, она обязательно сделает так, чтобы там оно все и закончилось.

Она испепелит одного врага за другим – сколько их есть в этом мире.

Глава 34

Уэсли

Когда Уэсли выбросило обратно в настоящий мир, он держал Тавию в объятиях. Точнее, ее голова стукнулась о его плечо, а остальное ее тело распростерлось поверх юноши так, что он едва мог дышать. Смотрящий застонал. Когда Тавия соскользнула с него, реальность обрушилась на Уэсли, точно рухнувшая кирпичная стена. Несколько фокусников звали его по имени – настолько громко, что парню казалось, будто у него вот-вот начнется мигрень.

Открыв глаза, чтобы попытаться прийти в себя, Уэсли увидел: фантомы зависли вокруг него и Тавии, образовав кольцо. Собравшиеся в вагоне фокусники боялись прорвать это кольцо.

Только Фальк осмелился подойти ближе.

«Ничего себе, верная армия!»

Уэсли прижал основание ладони ко лбу в попытке прогнать боль. Однако из носа на губы струйкой потекла кровь.

Прыжки из одной реальности в другую не прошли бесследно.

Тавия покрутила шеей, чтобы размять ее. Уэсли, словно загипнотизированный, следил за ее движениями. Парень чувствовал себя оглушенным и разбитым. Мир был каким-то неправильным. Хотя большинство окружающих предметов виделись юноше размытыми и неясными, облик Тавии был отчетливым и резким. Девушка оставалась центром его кружащегося мира.

Уэсли вспомнил, как ее ладонь прикасалась к его груди; как пальцы Тавии сжимали его ладонь; как смешивалось их дыхание…

– Вы в порядке, сэр? – спросил Фальк.

– Нет, – ответила Тавия вместо Уэсли. – Кто-нибудь, ущипните меня, чтобы я знала, что все это нам не снится.

Уэсли с кривой улыбкой подался вперед.

– Я бы лучше тебя поцеловал.

Тавия замерла.

Уэсли был так близко, что ощущал запах морской воды, исходящий от Тавии. Смотрящий видел, как блик света дрожит на ноже на ее бедре. Его слова были в некотором роде шуткой. Однако Уэсли казалось, что его сердце сейчас лопнет.

Их разделяли считаные дюймы.

А потом клинок Тавии оказался у его горла.

– Тебе недостаточно того, что ты уже столько раз едва не помер? – спросила она.

– Я только начал входить во вкус.

Уэсли небрежно улыбнулся, хотя чувствовал: его ладони вспотели. Вряд ли смотрящий что-то еще мог сделать под взглядами своих фокусников и морских фантомов. Эти качели в его отношениях с Тавией становились все более опасным – особенно сейчас, когда они проводили вместе больше времени. Это пробуждало ту часть существа Уэсли, которую он считал давно погребенной.

Тавия видела худшее из всех его деяний – она наблюдала, как юноша стал смотрящим, – но не взирала на него, словно на какого-нибудь монстра.

«Однако именно это ты и есть, мой прекрасный монстр».

Уэсли кашлянул. Тавия яростно вытерла губы тыльной стороной кисти, как будто он действительно поцеловал ее.

– Тогда тебе придется поцеловать всех и каждого в этом поезде, – заявила она. – Чтобы распробовать.

– Даже Карам? – Уэсли изобразил на лице выражение преувеличенного ужаса. Тавия опустила нож.

– А разве она недостаточно красива для тебя?

Она ухмыльнулась. Уэсли едва не вздохнул с облегчением.

– Не в том дело, – ответил он, потому что считал Карам красивой на тот грубый и дикий манер, как может быть красив неотшлифованный алмаз. Уэсли никогда особо не нравились алмазы.

– Тогда в чем?

Уэсли хотел сказать Тавии, что его просто тянуло поцеловать девушку в этот конкретный момент. И честно говоря, в любой другой момент. Но парень быстро передумал быть честным.

В прошлом у него от этого были сплошные неприятности.

– Полагаю, я не в ее вкусе, – отозвался смотрящий.

– Полагаю, ты вообще ни в чьем вкусе.

– Скажи это трепету у тебя в животе.

Тавия убрала нож.

– Это называется тошнота.

– Предпочту считать это любовной лихорадкой.

Фальк протянул руку, чтобы помочь Уэсли встать. Тавии же пришлось подниматься на ноги самостоятельно. Она повертела головой, окидывая взглядом вагон.

– А где Саксони и остальные?

Разрыв реальности оставался открытым, но неподвижным. Нигде не было видно ни Карам, ни Саксони. И Арджуна тоже.

Не то чтобы Уэсли особо волновался за них.

– Может быть, наша команда выиграла, – сказал смотрящий. Тавия сердито зыркнула на него.

– Они тоже наша команда.

Уэсли пожал плечами:

– Победа есть победа.

Черный проем словно услышал парня. Ему не понравилась мысль о том, что Уэсли может в чем-то выиграть. Темнота начала содрогаться. Уэсли и Тавия сделали шаг назад. Едва они убрались с пути, как из разлома в вагон влетела Карам.

Потом Саксони, а следом Арджун.

Уэсли наконец-то выдохнул.

Они приземлились друг на друга, стеная и пытаясь откатиться прочь, пока проем не выплюнул еще кого-нибудь. Выглядели спутники такими же выжатыми, каким чувствовал себя Уэсли.

Тавия посмотрела на эту шевелящуюся кучу-малу с усмешкой.

– Смотрю, вы хорошо провели время.

Карам рукавом утерла кровь под носом. Арджун протер глаза.

– Кто-нибудь ранен? – спросила Тавия. Карам этот вопрос, похоже, оскорбил.

– Тогда рассказывайте, – продолжила Тавия. – Я хочу знать, что явили вам ваши сожаления, чтобы мне не было настолько погано.

Карам откашлялась.

– Моего отца, – сказала она тоном, явно дававшим понять: девушка не намерена сообщать еще какие-либо подробности.

Арджун, так и лежавший на полу, отпихнул ногой мешавшего ему фокусника.

– Мою гордость.

– Ты сожалеешь, что был напыщенным болваном? – спросила Тавия.

– А ведь так серьезно рассуждал о том, что он лучше меня! – добавил Уэсли. Арджун встал, неуверенно пошатываясь.

– Будь рад тому, что мой грех – не смерть. Иначе ты не ушел бы отсюда целым.

Уэсли ухмыльнулся ему краем рта.

– Мне нравится, когда ты изображаешь передо мной настоящего мужчину.

– А ты? – спросила Тавия у Саксони. – Каково было твое сожаление?

Саксони сделала такой глубокий вдох, словно готовилась к великой битве. Уэсли не знал, как это расценивать, поскольку полагал, что битву они уже выиграли.

– Мое сожаление относилось к моей семье, – промолвила Саксони. – Я прошла через эту дверь. Мне пришлось смотреть…

Мастерица умолкла и закрыла глаза, словно ее воспоминание было слишком ужасным, чтобы выразить его словами. Карам придвинулась ближе к ней.

– Мне пришлось заново пережить день смерти моей матери и моего брата, – продолжила Саксони. – Мое сожаление заключалось в том, что я не смогла это предотвратить.

Уэсли не был с этим согласен.

Саксони говорила слишком быстро. То, как она переступила с ноги на ногу, заставило смотрящего задуматься.

Тавия крепко обняла ее, бормоча какие-то слова. Уэсли не мог их разобрать. Хоть Саксони и обняла подругу в ответ, взгляд ее блуждал. Мастерица посмотрела на пол, на фантомов, потом на Уэсли – и быстро отвела глаза.

Юноша начал поправлять запонки, чтобы руки не тянулись к пистолету. Ему не нравилось, когда в воздухе повисало что-то невысказанное. И Уэсли особенно не любил, когда все остальные этого, казалось, не замечали.

– Так что дальше? – спросила Тавия, отстраняясь от Саксони. – Мы покончили со всеми нашими сожалениями.

Карам прислонилась к стенке вагона.

– Может быть, они нас убили?

Тавия застонала:

– Можно подумать, в этом поезде и без того мало призраков.

– Это фантомы, – поправила Саксони. Даже Карам закатила глаза при этих словах.

Одно из созданий вышло из круга. Уэсли инстинктивно потянулся к пистолету – просто чтобы подбодриться.

– Вы последнюю жертву должны принести, коль хотите поход до конца довести. Смерть вас ждет, вы должны ее вместе принять – или это сраженье навек проиграть.

Он больше походил на человека, чем остальные фантомы. Небольшая шапочка была натянута на туманный лоб. Лицо смутно напоминало детское. Когда мальчишеские губы открылись, из них раздался хриплый голос. Такой голос не мог принадлежать ребенку. Уэсли поморщился.

– Последняя жертва, – повторила Тавия. – Значит, один из нас должен умереть?

– Нет проблем, – отозвался Уэсли. Он достал пистолет. Большинство фокусников отпрянули назад. Арджун нахмурился.

– Я так и знал, что ты всегда готов убивать.

– Я с радостью пока посижу здесь, – сказала Тавия. Уэсли взвел курок.

– Годится. – Потом проверил прицел. – Я уже наметил жертву.

Он даже не потрудился взглянуть в сторону своей армии. Уэсли знал, кто должен умереть. Юноша помассировал плечо. Потом шею, чтобы убедиться, что туман перед глазами рассеялся, а рука не дрожит. Если он промахнется, это будет большим позором.

Он навел ствол на Саксони. Та фыркнула.

– Ну да, кто бы сомневался.

Уэсли ухмыльнулся. Парень не доверял ей и не считал своим другом. Однако Тавия считала, и это кое-что значило для него. Смотрящий перевел пистолет на Арджуна и посоветовал:

– Закрой глаза.

Карам рванулась вперед.

– Стой…

Уэсли нажал на спуск.

Фальк, стоявший позади Арджуна, осел на пол.

Пуля впилась ему прямо в лоб.

Точно, как в тире.

Арджун отскочил с траектории выстрела и многословно выругался по-ренийски. Потом прижал ладонь к уху, чтобы проверить, не оцарапала ли его пуля. Не оцарапала – хотя у Уэсли был соблазн это сделать.

– Что это было? – воскликнула Тавия.

– Пельг хиджада! – выплюнул Арджун. Уэсли сомневался, что это похвала его стрелковому искусству. Жаль – ведь этот выстрел был достоин аплодисментов.

– Ты совсем с ума сошел! – заявила Саксони. – Ты только что убил невинного человека.

Уэсли вложил пистолет в кобуру на поясе.

– Ничего подобного. Этот мерзавец посылал дельгов к Главе с самого Крейдже.

Уэсли мог не доверять Фальку, но не выносил суждений на основе одной только своей нелюбви к кому-то. Он знал, как быть беспристрастным. Уэсли имел дело с фактами, а факт заключался в следующем: Фальк шпионил не на него, а за ним.

– Ты думаешь, он передавал сведения Эшвуду? – спросила Саксони.

– Да.

– Но ты не можешь быть в этом уверен.

– Это моя работа – быть уверенным. Если бы дело обстояло иначе, половина людей в этом поезде была бы мертва.

Даже Карам, похоже, сомневалась.

– Если у тебя нет доказательств…

– Это началось в Крейдже, – нетерпеливо прервал ее Уэсли. – Сначала на железнодорожной станции, где люди Консортессы как-то случайно прознали, что мы отбываем на старом паровом поезде. Он послал дельга.

– Я думала, он сделал это по твоему приказу, – сказала Карам.

– Нет. А потом на нас напали в Гранке. Не говоря уже о том, что я видел Фалька с летучей мышью перед тем, как мы вышли в эти воды.

Арджун побледнел:

– Он отправлял посланца после твоей встречи с моим Родом?

Уэсли кивнул. Он знал разницу между совпадением и грязным шпионажем. Хотя в малых дозах Фальк был неплохой компанией, однако честным человеком он не являлся ни в каких пропорциях. Ему нельзя было доверять. То, что прислужник посылал дельгов к Главе, не только определило участь Рода Арджуна, но и ставило под угрозу все, ради чего работал Уэсли. Это подвергало опасности Тавию и всю их армию.

– Ты думаешь, это он в ответе за нападение в Гранке? – спросила Саксони, глядя на тело Фалька глазами, полными ужаса. Арджун сжал зубы и посмотрел на труп с такой ненавистью, на какую, по мнению Уэсли, был способен только он сам.

– Зачем же было держать его рядом? – поинтересовалась Тавия.

– Он мне требовался, чтобы закончить создание гильз времени, – объяснил Уэсли. – Этот мерзавец замедлял весь ход работ. Но когда в дело вступил Арджун, у Фалька не оставалось другого выбора, кроме как довести дело до конца. Я убил его сразу же, как только это стало возможно.

Тавия стояла неподвижно.

Она всегда с настороженностью относилась к Фальку. Девушка даже дошла до того, что прозвала его «ручным хорьком Уэсли» – впрочем, Уэсли считал, что это оскорбляет его самого. И все же, похоже, у Уэсли вошло в привычку убивать людей на глазах у Тавии – даже в грезах. И он сам это ненавидел.

Тавия сделала глубокий вдох и произнесла три слова. Уэсли их не слышал с тех пор, как они были детьми.

– Я тебе верю.

Карам кивнула.

– Я тоже постараюсь.

Арджун процедил, глядя на безжизненное тело Фалька:

– Собаке собачья смерть.

Но больше всего Уэсли удивила Саксони, сказав:

– Ты сделал то, что было необходимо. Это можем сделать мы все.

Уэсли откашлялся.

Ему уже давно никто не доверял. Даже когда юноша был ребенком, его родные замолкали, стоило только войти в комнату. Семья никогда не спускала с него глаз. Как будто за Уэсли требовалось следить и судить его. Словно они знали, что ему уготованы жуткие деяния.

Уэсли не был уверен, правильно ли доверять ему. Никто никогда даже не думал так делать. Но эти люди поверили ему – и это затронуло что-то у парня внутри.

– Мы закончили? – спросил он у фантомов. – Мы прошли испытание?

Призрачные фигуры улыбнулись и в один голос произнесли:

– Твердо держи курс, смотрящий. Твой король ждет.

Глава 35

Дэниел

Звезды смотрели на Дэниела сверху вниз и мерцали.

Одна за другой они пропадали с неба, скрываясь в тучах, дожде и мраке.

Дэниел опустился на мостовую, глядя, как жадная темнота пожирает Крейдже. Магия и истина рыскали по городу и забирали то, что нужно было забрать.

Вокруг него грохотали шаги.

Миростражники, словно охотники, окружали мужчину. Когда они увидели, что Дэниел покрыт кровью, а глаза у него совершенно черные, в ночи загремели противоречивые выкрики:

«Отойди назад!»

«Не двигайся!»

«Руки вверх!»

«Брось на землю все свое оружие и всю магию!»

Они не замечали, что темнота начинает рассеиваться. Что теперь есть свет и цвет, под которыми погребен Дэниел, пытающийся прокопать себе путь наружу.

Дэниел Эмильсон. Сын Маргарет и Эмиля. Еще Дэниелу казалось, что он когда-то состоял в браке и что у него был сын. Или, может быть, дочь. Мужчина не мог вспомнить точно, но не сомневался: они присутствовали здесь, в самых ярких уголках его разума, которые теперь были надежно спрятаны – из страха, что их сотрут.

Дэниел повертел в пальцах нож и стал выковыривать кончиком лезвия кровь и грязь из-под ногтей.

– Мы тебя предупреждаем, – сказал миростражник. – Сдавайся или умри.

Дэниел был уже мертв, поэтому не стал сдаваться. Не оттого, что не хотел, а потому что действительно не мог. Голоса слушали и смотрели – если, конечно, голоса могут это делать. Если бы Дэниел посмел сделать хотя бы вдох без их приказа, то ощутил бы боль. Их крик кровью потек бы у него из ушей. Мужчина снова забыл бы, как отличать правильное от неправильного.

Лучше он не будет шевелиться.

– Послушайте, – сказал Дэниел. – Вы их слышите? Они все еще внутри?

Молчание.

Миростражники держали его на прицеле своих винтовок, широко и прочно расставив ноги. Зеркальные визоры, закрывавшие половину лица каждого из них, не давали Дэниелу увидеть, что читается в их глазах: решимость или милосердие.

Не было ничего, кроме тишины и закона Крейдже, от которого его отделяла лишь длина винтовочного ствола.

Дэниел засмеялся.

Мужчина провел большим пальцем по уголку своего рта, сдирая сгусток крови. Больше ему ничего не оставалось делать.

– Бегите, – сказал им Дэниел. Это была не угроза, а мольба. – Бегите от безумного короля и его безумных истин.

Дэниел ощутил, как приклад винтовки впечатался ему в живот. Мужчина согнулся пополам. Второй удар пришелся в спину, заставив его рухнуть на колени. Он упал с размаху, ударившись ладонями о брусчатку. Дэниел хватал ртом воздух, словно это был «Клеверье».

Было больно. Не больнее шепота – ничто не могло быть больнее, – но больнее, чем большинство других ощущений.

Холодный металл дула прижался к виску Дэниела. Тот приготовился.

– Погоди. – Миростражница положила ладонь на винтовку своего товарища. – Дуайенна захочет увидеть его. Она желает изучить то, что он собой представляет.

Тот, что приставил ствол к голове Дэниела, вздохнул.

– Пусть изучит другого. Их полно по всему городу. Сомневаюсь, что ей нужен именно этот.

Дэниел моргнул, глядя на них. Миростражник отвел ружье, уперев его в подмышку. Его лицо затенял визор так, что стража было трудно отличить от сослуживцев. Но судя по щетине на подбородке и тембру голоса, он был практически ровесником Дэниела.

– Ты хочешь умереть? – спросил миростражник.

Дэниел поднял взгляд к спрятавшимся звездам. Потом снова посмотрел на свои руки в раздумиях: не имеет значения, чего он хочет. Кровь на костяшках пальцев уже почти засохла. Пятна. Мужчина знал, что избавиться от них нет ни малейших шансов.

Дэниел уже некоторое время не помнил себя. Однако кое-что он точно знал. Пепельный король придет. Он принесет с собой смерть, магию и новый мир.

– Вы предатели, – произнес Дэниел.

Он тоже был предателем.

Предателями являлись все – а предатели должны были умереть.

Все должны умереть. Это оказалось лучшее, что они могли сделать, прежде чем наступит новый мир.

Миростражник снова прижал дуло к виску Дэниела.

Дэниел закрыл глаза. Кроме этого мужчина не сделал ни одного движения. Он даже не пытался думать или бежать.

Он больше не боялся.

Дэниэл с радостью ждал тьму и окончательный покой, который она принесет.

Глава 36

Тавия

«Клеверье» пили все важные шишки в Крейдже. У Уэсли было запасено достаточно бутылок этого напитка, чтобы насмерть споить небольшую армию. Тавия задумывалась, не могут ли они действительно использовать этот запас против Главы.

Она не знала, зачем юноша озаботился первым делом загрузить на борт столько «Клеверье» и кого заставил таскать этот груз. Озирая коллекцию Уэсли, она наполовину подозревала: парень намеревается сделать поезд новой Кривдой.

– Это особое увлечение смотрящих? – спросила Тавия, подняв брови. – Приобретать бутылку «Клеверье» после каждого очередного трупа?

Смех Уэсли звучал монотонно.

– Вижу, Саксони научила тебя правильно шутить.

Тавия удержалась от фырканья.

Отношения Уэсли и Саксони застряли где-то на полпути между отметками «смертельная вражда» и «дурацкое соперничество». Хотя за ними забавно было наблюдать, это вряд ли поможет выиграть войну.

Уэсли протянул Тавии стакан. Однако она покачала головой и вместо этого схватила бутылку.

– Если нам предстоит умереть, не следует ограничивать себя в выпивке.

Она сделала глоток горького напитка и сразу вспомнила, почему редко пьет. А конкретно – почему она редко пьет «Клеверье». Быть может, богатым и безжалостным он и нравился своей престижностью, но вкус у напитка отвратительный.

Тавия скорчила гримасу и практически швырнула бутылку обратно в руки Уэсли.

– Во имя Сонма Богов, – произнесла она, вздрогнув. В тот же самый момент, когда Уэсли сказал:

– Ты всегда такая утонченная!

Он налил себе стакан «Клеверье» и улыбнулся, отчего Тавии стало невероятно тяжело ответить парню злобным взглядом.

Фокусница уселась напротив него и уставилась на океан за окном – бескрайний и такой невероятно синий.

Они продолжали мчаться через море. Но когда Тавия опустила окно и глубоко вдохнула пропахший солью воздух, она ощутила мир и покой. Девушка почти могла вообразить себе, будто они просто путешествуют без какой-либо цели – от нечего делать. Просто пара почти смертельно уставших странников, желающих найти место, где заканчивается мир.

Тавия не знала, сколько времени прошло после. Они передавали бутылку друг другу. Уэсли смаковал каждый глоток, а Тавия вздрагивала, когда спиртное обжигало ей горло. Вскоре мир сделался расплывчатым. Девушка ощутила, как ее тело расслабляется. Напряжение утекало из ее мышц в воздух и уносилось по ветру. Тот завывал снаружи поезда.

В какой-то момент Тавия пересела, устроившись рядом с Уэсли и закинув ноги на противоположное сиденье. Он сделал то же самое. Теперь они сидели в расслабленных позах, параллельно вытянув ноги и откинув головы назад. Песнь войны звучала слишком далеко, чтобы ее можно было расслышать.

– Еще по одной? – спросил Уэсли. Он поднес бутылку к стакану Тавии. Однако поезд подскочил на волне, и «Клеверье» выплеснулся юноше на ботинки.

– Я и забыла, какой ты неуклюжий, когда пьяный, – промолвила Тавия. Уэсли нахмурился:

– Не забывай, что я твой…

– Смотрящий, – подхватила Тавия. – Да, но ты вдобавок идиот. Поздравляю, ты блестяще справляешься со многими задачами разом.

Уэсли, похоже, воспринял это как комплимент. Тавия покачала головой.

– Дай сюда. – Она снова выхватила у него бутылку. – А то опять прольешь.

Хмурые морщины залегли на лбу Уэсли, точно шрамы.

– Ты всегда говоришь мне что-нибудь ужасное, – произнес он и вскинул голову. – Я ужасен со всеми, кроме тебя – говорю на тот случай, если ты этого сама не заметила.

Тавия моргнула.

Невероятно обиженное выражение лица Уэсли вызвало у девушки желание то ли засмеяться, то ли стукнуть его.

– Ты заслужил свое место отнюдь не тем, что относишься к людям хотя бы с минимальным уважением, Уэсли. Именно так тебе и полагается себя вести.

Уэсли ответил ей ребяческим фырканьем.

– Зато ты всегда так любезна со всеми!

Тавия хмыкнула:

– Быть может, мы отложим войну, чтобы ты мог как следует оплакать свое уязвленное самолюбие?

Он выпрямился.

– Могу заверить тебя, мое самолюбие совершенно не пострадало.

– Непогрешим, – проворчала Тавия. – Еще с тех пор, как мы были детьми. Ты помнишь, как тебе в первый раз пришлось выйти на магический рынок? Ты был самым маленьким из фокусников. У тебя даже не было еще своего места, и тот мальчишка… во имя Сонма Богов, как же его звали? – Тавия помотала головой, как будто это не имело значения. – Он был одним из самых старших и подошел к тебе во время твоего выступления, пытаясь испортить твой трюк прямо на глазах у толпы. А ты просто отряхнулся, словно от дождя, и продолжил. Как будто его вообще там не существовало. Словно он не стоил того, чтобы обращать на него внимание.

– Мы вроде бы в Эйм-Вотен, а не на вечере воспоминаний, – сказал Уэсли. Тавия закатила глаза и сделала вид, будто не услышала его слов.

– Ты подсыпал яду в паек того мальчишки, и он проболел целые две недели.

– На самом деле, – возразил Уэсли, – это ты подсыпала яд в его паек.

– Он назвал тебя и всех твоих друзей хвастунами с мусорной магией, – заявила Тавия. – Я была твоим другом. Этот мерзавец оскорбил меня без всякого повода. Желудочные колики – это самое меньшее, чего он заслуживал.

Уэсли прижал руку к груди и промолвил:

– Как это мило!

Тавия сделала еще глоток «Клеверье».

– Как ты думаешь, Глава предвидел, что это случится? – спросила она, выглядывая в окно и вздыхая. – Что именно ты, из всех, кто есть на свете, пойдешь против него?

Уэсли покачал головой. Это движение выглядело бы как твердое отрицание, если бы от него юношу слегка не повело в сторону. Вместо этого смотрящий выглядел очень мило. Даже приятно, что было совершенно не в духе Уэсли, зато вполне соответствовало его возрасту – и это тоже абсолютно не в его духе.

– Это ужасно, верно? – сказал Уэсли. – Он доверял мне. Самый худший человек в мире, да и не человек на самом деле. Я находился ближе всех к тому, чтобы стать для него чем-то вроде семьи.

«Иногда приходится выбирать», – подумала Тавия.

– А тебе не будет трудно? – спросила она. – Ну, когда настанет момент…

– Официально предать человека, который дал мне все? – Уэсли издал странный звук – наполовину смех, наполовину вздох – и ответил: – Нет.

Он сделал еще один глоток. Тавия не знала – стало ли это попыткой скрыть ложь или утопить горькую правду.

– Самое забавное то, что он не увидит в этом предательства. Глава будет гордиться мной, – сказал Уэсли. – За то, что я зашел так далеко.

– А что насчет той девушки?

Да, той юной Мастерицы из его сожаления.

Тавия не могла понять, каким образом она столько времени ничего не знала об этом. Ни о дружбе Уэсли с Мастерицей, ни о том, что та пробралась в его разум, – и уж точно не об ее призраке, который все еще жил там.

Тавия непрестанно думала об этом. Тысячи различных вопросов роились у нее в голове. Однако девушка не была уверена, что Уэсли ответит хотя бы на один. Поэтому Тавия выбрала самый важный – просто на всякий случай.

– Ты слышишь ее сейчас?

Уэсли поднес пальцы к своему запястью. Сначала Тавии показалось, будто он трогает свои шрамы, рассеянно прижимая руку к старым ранам, скрытым под линиями татуировки. Или, быть может, ищет клочок кожи, не испещренный изображением кварталов Крейдже. Малую часть себя, нетронутую, незапятнанную.

Потом она увидела складку между его бровями. Она появилась, как только пальцы юноши коснулись кожи. Девушка сразу поняла: на самом деле он тянулся к своим запонкам, желая поправить эти маленькие кусочки металла; расположить их в безупречном порядке, чтобы на манжетах не осталось ни складочки, ни асимметрии. Подарить себе немного уюта среди хаоса.

Но сейчас уюта найти не удалось. Пиджак Уэсли аккуратно повешен на спинку ближайшего стула, а рукава рубашки закатаны до локтей, открывая руки на всеобщее обозрение. Вид у Уэсли был встрепанный. Волосы, когда-то аккуратно подстриженные, отросли. Черты лица заострились. Татуировки изображали карту города, который он собрал воедино. Они покрывали его руку и спину, достигая самого горла и заходя под нижнюю челюсть, словно лезвие бритвы. Зрачки темно-карих глаз были расширены. Развязанный галстук небрежно свисал с шеи. В этом хаосе невозможно было найти ни порядка, ни уюта.

Уэсли прикусил губу и нахмурился еще сильнее. Тавия едва не расклеилась, видя, как из лощеного смотрящего он становится тем мальчишкой, которого девушка когда-то знала.

– Мертвые не могут говорить, – ответил он. – Она всего лишь эхо, которое напоминает мне, чтобы я знал свое место.

– Свое место?

– Место худшего мерзавца в Крейдже.

Его усмешка была настолько опустошенной, что Тавия сделала еще один большой глоток «Клеверье».

– Теперь уже я отказываюсь пить, – сказал Уэсли, несколько приходя в себя. – Но тебе не кажется, что талисман грез оказался бы лучше в этой ситуации? – Голос его был хриплым, улыбка – ленивой и чуть растерянной. – Мы могли бы упасть в звезды и на одну ночь сбежать из этого мира.

Тавия закусила краешек губы.

В прошлый раз, когда они вместе воспользовались этим талисманом, разделявшая их завеса дружбы сделалась тоньше паутинки. Она почти исчезла совсем, готовая растаять и смениться чем-нибудь другим – если друзья осмелятся. За минувшие дни эта завеса сильно истончилась, и потому – что могло остановить их теперь, когда в жилах играло ощущение бесконечности, а на горизонте маячила война без надежды на победу?

«Я бы лучше тебя поцеловал», – сказал Уэсли, когда пройденное испытание все еще стояло у него перед глазами. Когда юноша находился достаточно близко, что Тавия чувствовала от него запах соли и перечной мяты.

И сейчас Уэсли неловко пошевелился рядом с ней. Его глаза были влажными от опьянения. Опасными. Этот взгляд казался невероятно опасным.

Он придвинулся ближе и положил ладонь поверх ее руки. Сердце Тавии сбилось с ритма.

Не важно, каким ужасным был Уэсли: даже когда он являлся самым хладнокровным мерзавцем в Крейдже, от него всегда исходило тепло.

От парня всегда исходило ощущение дома.

После того как Уэсли сделался смотрящим и покинул общежития фокусников, Тавия съехала оттуда, как только смогла. Все забавы и все воспоминания стали казаться ей жестокой шуткой – ведь друг бросил ее. Она не являлась частью его планов по захвату власти в стране. И хотя девушка, в отличие от Уэсли, не желала делать карьеру в преступном мире, ей было неприятно, что Уэсли не желает видеть ее рядом с собой. После его ухода общежития больше не казались ей домом.

А сейчас она очутилась в этом поезде, с краденой магией на поясе. Уэсли улыбался так, словно время было лишь созданной ими иллюзией, а от всего остального мира спутников отделял бесконечный океан… и как ни странно, Тавия ощущала покой.

Она чувствовала себя дома.

И девушка знала тому причину. Она понимала: дом может быть где угодно. Ведь это не место – это чувство. Дом – это люди, а не кирпичи; дом – то, что ты сам создаешь для себя. Так же, как и семью.

«Иногда приходится выбирать», – говорил Уэсли.

Он сжал ее руку.

– Тавия…

Ее имя, но не совсем имя. Скорее мольба, нежели что-то еще.

Тавия встала так резко, что едва не потеряла равновесие. Фокусница вырвала свою ладонь из пальцев Уэсли. Тепло испарилось с ее кожи, как только их руки разъединились.

Тавия постаралась не тосковать по этому теплу.

– Пойду поищу Саксони, – сказала она, но не сдвинулась с места. Голос девушки звучал слишком нежно… и почему она никуда не идет?

Уэсли сглотнул. Хотя он больше ничего не сказал, взгляд юноши обжигал ее, крича о тысяче разных вещей.

«Останься, – умолял этот взгляд. – Пожалуйста, останься!»

И проблема была в том, что Тавия хотела остаться.

Не только здесь, в эту самую минуту, но в Крейдже. Изрядная часть ее существа желала сбежать и быть свободной. Однако равная – или, быть может, даже бо́льшая – часть жаждала остаться. С Уэсли, с Саксони; с той магией, которую они могли сотворить вместе.

Тавия слышала учащенное дыхание Уэсли. С каждым его вдохом решимость девушки ослабевала – пока она почти осязаемо не представила, как вновь подходит к нему вплотную, как их руки соединяются. Все ужасные, жуткие вещи становятся прекрасными…

Тавия схватила бутылку со столика между ними и метнулась к двери, игнорируя перестук своего сердца. Девушка не оглядывалась и не видела, сделал ли Уэсли хоть шаг вслед за ней. Тавия не слушала – на тот случай, если смотрящий вздумает окликнуть ее. Она не являлась той, кем он хотел ее видеть.

Если бы Тавия позволила ему, юноша приблизил бы ее к себе и оставил рядом с собой, в Крейдже, в закоулках Кривды. В мире, который постоянно напоминал девушке кошмарную правду о смерти ее мамы и обо всем, что она, Тавия, сделала с тех пор. Уэсли подарил бы ей этот мир, хотя Тавия не заслуживала такого подарка. Он дал бы ей силу, хотя фокусница ее не желала. И среди всего этого таилась самая жуткая мысль: страх, что ей может понравиться этот мир и эта сила; что Тавия привыкнет игнорировать все плохое и всех хороших людей, с которыми происходит это плохое.

И потому Тавия покинула Уэсли. Хотя чудесная, ужасная часть ее существа так отчаянно желала остаться.

Глава 37

Карам

Была уже полночь, когда Саксони притащила бутылку «Клеверье», три стакана и Тавию в головной вагон, где Карам пыталась поспать. Карам настороженно смотрела на бутылку, поскольку она определенно была от Уэсли. А на Тавию – еще более настороженно, ведь фокусница с какой-то злостью взяла стакан и первой налила себе спиртного.

Час миновал незаметно. Морская болезнь, к которой Карам все еще не привыкла, сменилась тошнотой другого рода.

Карам чокнулась стаканами с Саксони и запрокинула голову. Ветер утих. Хотя Арджун время от времени подправлял движение поезда или усмирял волны, финальный отрезок Эйм-Вотен они проходили практически беспрепятственно. Фантомы растворились в ветре, из которого и появились. Оставалось лишь несколько дней до того, как все будет кончено – так или иначе.

Карам не могла точно выразить свои мысли насчет смерти.

Она сталкивалась с такой возможностью всякий раз, когда выходила на бойцовский ринг в Кривде. Однако это было совсем другим. Что бы ни случилось с ними сейчас, оно изменит ход вещей. В любом случае эти перемены окажутся не в чью-то пользу. Карам, по крайней мере, надеялась в процессе нанести несколько хороших ударов.

– Тебе уже хватит, – сказала Саксони, убирая бутылку подальше от рук Тавии. Фокусница попыталась схватить спиртное, но под предупреждающим взглядом Саксони обмякла и оперлась на изголовье.

– Мне мало, – вздохнула она.

– Ты скоро свалишься, – возразила Саксони. – Напьешься до отключки.

– Не важно, – ответила Тавия. – Ваши сожаления… – Она вскинула голову и обвиняюще ткнула пальцем в Карам и Саксони. – Вы обе видели своих родных, а вот моей мамы там не было. Все, что я увидела – это старого мерзавца-смотрящего.

Саксони поднесла бутылку к губам.

– Мне всегда казалось, что прежний смотрящий выглядел симпатично, – сказала она. Тавия непонимающе уставилась на подругу. Саксони плеснула ей в стакан немного «Клеверье», словно в возмещение. – Извини. Дурацкая шутка.

Они сдвинули стаканы. Тавии пришлось запрокинуть голову, чтобы влить в себя ту крошечную порцию жидкости, которая плескалась в ее сосуде. От этого движения девушка едва не упала на спину.

– Считай, что тебе повезло, – произнесла Карам, одной рукой поддерживая фокусницу за плечи. – То, что я смогла увидеть своего пехту, – это было едва ли не хуже всего. Столько ужасных чувств снова всплывает…

Она сжала подвеску на ожерелье своего отца, признательная за то, что он сопровождает дочь в этом путешествии – пусть даже духом. Карам покажет ему наследие, которым можно гордиться, – когда поможет защитить Мастеров и принести в обитаемые земли истинный мир.

– Я сожалею насчет твоего отца, – сказала Тавия.

– Не сожалей. Готовься. Когда доберемся до острова, мы вместе убьем Главу.

Тавия подняла свой пустой стакан.

– Так выпьем же за это. – Она звякнула стаканом о бутылку в руке Карам и повернулась к Саксони.

– Скажи мне, что убивать его тогда, в сознании Консортессы, было приятно.

Саксони засмеялась.

– Второй раз – это к удаче.

Карам тоже на это надеялась.

Нельзя было позволить Главе пережить это сражение – только не после всего, что он натворил в Гранке. Если он выживет, то не удовлетворится местью им лично. Мужчина обрушится на их семьи, города и на весь мир. Безумца, у которого есть армия и повод к войне, не остановить.

– Хочешь знать тайну? – спросила Саксони.

– Только если она грязная, – ответила Тавия. Карам дала ей подзатыльник.

– Когда все это окажется позади и я освобожу свою сестру, я все равно не буду счастлива.

– Некоторые люди вечно недовольны, – фыркнула Тавия. Саксони кивнула, как будто это было правдой.

– Мне придется оставить Крейдже, чтобы помочь сестре стать Госпожой. Я многое ненавижу в этом городе, однако многое мне нравится.

Она посмотрела на Карам, потом на Тавию.

– Это ты так хочешь сказать, что любишь нас? – уточнила Тавия. – Потому что это как-то очень банально.

Саксони сморщила нос и сказала:

– А, заткнись.

Они засмеялись. Ветер снаружи немного усилился. Саксони создала на своей ладони пламя, чтобы поддержать тепло в купе. Девушки собрались вокруг нее, словно у костра. «Клеверье» обжигал им губы, когда спутницы, забыв о стаканах, просто передавали друг другу бутылку.

Карам смотрела на Саксони, которую она любила, потеряла и снова обрела. Воительница глядела на Тавию. Фокусница нравилась ей по меньшей мере один раз из каждых четырех встреч. Карам надеялась, что ни та, ни другая не умрут.

Даже если Карам придется умереть вместо них, она надеялась, что девушки переживут эту битву. Чтобы Саксони могла вернуться в Ришию, а Тавия – отправиться туда, куда зовет ее сердце. И чтобы они обе остались живы и свободны.

Если эта война больше ничего не изменит, Карам желала хотя бы этого.

– Чтобы первыми убить наших врагов, – произнесла она тост. Тавия подняла бутылку.

– Чтобы отменить конец мира.

Улыбка Саксони была широкой и красивой. От такой улыбки Карам чувствовала слабость в коленях и силу в сердце.

– За родных, – сказала Саксони. – Новых и старых. По крови и по выбору.

Она взяла бутылку у Тавии и подняла вверх.

И тут поезд резко повернул влево. Бутылка «Клеверье» выпала из руки Саксони и разбилась о пол.

Небо потемнело и загрохотало. Небеса разразились ливнем.

Тавия в панике посмотрела на Саксони. Тут в вагоне раздались голоса Уэсли и Арджуна. Уэсли схватил радио. Оба начали выкрикивать приказы своей армии – фокусникам и Мастерам в равной степени. Приказывать им выполнить поворот и удерживать новый курс.

Дождь, ворвавшийся в открытое окно, водяной пленкой повис на ресницах Карам. Саксони взяла ее под руку. Карам услышала резкий выдох Тавии, заглушивший даже вой ветра. Глаза фокусницы оказались прикованы к чему-то вдали.

– Во имя Сонма Богов… – выговорила Тавия.

Водоворот распахнулся, словно рот самого моря – распространяясь во все стороны без конца и края. Сине-зеленые воды Эйм-Вотен сделались безжизненного темно-серого цвета. Море расступилось. Карам показалось, будто она видит тропу прямо в мир духов.

Молнии тянулись с небес, точно руки. Девять разрядов змеились, не угасая и подпитывая растущий разлом, который тянул к себе поезд – словно привязанную на веревочке игрушку.

– Задний ход! – крикнул Арджун.

Карам слышала поспешный топот команды. Та бежала в рубку управления. Слышала, как Мастера выкрикивают заклинания. Видела, как Арджун поднимает руку, чтобы прекратить бурю, а потом…

– Стойте, – приказал Уэсли. Голос его звучал ровно. Взгляд устремлен в глубины океана.

– Мы же умрем! – воскликнул Арджун.

– Нет, не умрем, – возразил Уэсли.

– Твое честолюбие не может отменить природную катастрофу, – сказала Тавия. – Нам нужно уносить свои задницы тем же путем, каким пришли.

– Это не природная катастрофа. Это часть плана.

– План заключался в том, чтобы умер Глава! – крикнул Арджун, перекрывая шум ливня. – А не мы!

– Я и сказал, что мы не умрем.

– Пельг! – Арджун помотал головой, не в силах поверить.

Карам не могла не согласиться с ним. Уэсли действительно вел себя как безумец. Арджун выхватил у него передатчик.

– Я хочу, чтобы все Мастера швырнули в эту штуку всю магию, какая у них есть. А все фокусники сделали все необходимое, чтобы развернуть поезд.

Судя по выражению лица Уэсли, парень изо всех сил пытался сдержаться.

– Любой фокусник, который хотя бы пальцем шевельнет, будет выброшен за борт, – заявил он. – Что касается Мастеров – давайте, пробуйте свою магию. Гарантирую, что тут она не поможет.

– Уэсли… – Дождь пропитал одежду Тавии и стекал по ее щекам, точно слезы. – Скажи мне, что у тебя есть план.

– У меня всегда есть план, – ответил он. – Это наше последнее испытание.

– Мы уже прошли его, – напомнила Саксони. – Фальк мертв.

Поезд полз вперед. Мастера выкрикивали заклинания и бросали магию в водоворот. Однако силы не действовали.

Поезд не останавливался. Он даже не замедлял ход.

Воронка всасывала воду, словно пытаясь выпить океан. Поезд несся вперед, неуклонно набирая скорость.

Внутри водоворота не было ничего. Он затягивал их прямиком на морское дно.

– Уэсли! – крикнула Тавия. Он скрипнул зубами.

– Ты сказала, что веришь мне. – Это прозвучало как обвинение. – Так что поверь, когда я говорю, что не позволю тебе умереть. Фантомы велели нам твердо держать курс, если мы хотим увидеть Главу. Они сказали, что потребуется последняя жертва. Мы все будем в этом участвовать. Убийством Фалька еще ничего не закончилось.

– «Смерть вас ждет, вы должны ее вместе принять»… – произнесла Тавия. Голос ее был отстраненным, когда девушка цитировала слова фантомов.

– Ты думаешь, они говорили в буквальном смысле? – спросила Карам.

– Они говорили о чем-то, что мы должны встретить единой командой. После того как я пристрелил Фалька, а фантомы позволили нам следовать своим путем, я понял: мы еще не завершили испытание. Это – последний этап. Мы – последняя жертва.

– Ты хочешь, чтобы мы совершили самоубийство, смотрящий? – скептически осведомился Арджун.

– Мы не умрем, – повторил Уэсли усталым тоном, словно его утомило, что приходится говорить это по нескольку раз.

Поезд нырнул вперед. Все они с размаха полетели на пол. Саксони упала на Карам.

Потом поезд помчался по краю воронки, описывая безумные круги. Сила инерции заставила всю армию заскользить по полу.

Карам ощутила, как растущее давление прижимает ее к полу, выдавливая воздух из легких, а вращение все не прекращалось. Дождь хлестал сквозь выбитые окна и сек воительницу по лицу. Карам сглотнула подкатившую к горлу желчь и подумала о том, что ее вот-вот стошнит – если прежде девушка не умрет.

– Ты уверен, что нам не следует отступить? – крикнула она, обращаясь к Уэсли, где бы он ни был. – Уверен, что мы не умрем?

Несколько мгновений царило молчание. Потом спокойный голос Уэсли прорезал шум ветра:

– Уверен. Но если мне придется повторить это еще раз, я просто сам убью вас всех!

«Вполне неплохо», – подумала Карам.

У Уэсли не имелось привычки ошибаться – так же, как и привычки умирать. Так что для Карам его слов было достаточно.

Никто из них не знал Главу. Однако если в мире и существовал человек, способный понять принципы работы извращенного разума Эшвуда, то это был смотрящий Крейдже. Лучшее, что спутники могли сделать, – следовать за Уэсли. Ведь они уже зашли так далеко.

– Если мой Род умрет, я сам отволоку тебя в земли обреченных духов, – заявил Арджун.

– Тебе и не понадобится этого делать. Ты окажешься там вместе со мною, – отозвался Уэсли.

Поезд снова качнулся вперед. Карам вдруг обнаружила, что смотрит прямо в разверстую пасть моря. В невозможную бесконечность.

Она приложила ладони к щекам Саксони и поцеловала девушку – в последний раз. Наслаждаясь вкусом ее губ, ее улыбкой, ее прикосновением… просто на всякий случай. Карам хотела сказать Мастерице тысячу разных вещей. Однако ветер выл слишком громко, а время было уже на исходе. Все, что можно было сказать, Саксони уже знала. Слова не могут изменить того, что понятно и без них.

Карам собралась с силами.

А потом они оказались проглочены целиком.

Попасть внутрь водоворота – это было все равно, что умирать, не в состоянии умереть до конца. Воздух душил Карам. Вода душила ее. Карам не была уверена, осталось ли в мире хоть что-то, что не душит ее.

Поезд продолжал мчаться по спирали, падая в бездонную черную яму.

Карам полагала, что к этому времени ее уже должно было выкинуть сквозь окно в эту бездну. Однако девушка оказалась пришпилена к месту силой вращения. Ветер наполнял ее легкие, но вода забивала его, наполняя желудок воительницы, а потом с бульканьем устремляясь обратно, пока Карам не стало казаться, что она дышит морской водой.

Она уже не чувствовала ладонь Саксони в своей руке. Не ощущала ничего, кроме боли и надвигающейся смерти – снова и снова.

А потом мир с грохотом вернулся на место.

Поезд врезался во что-то твердое. Голова Карам с силой мотнулась, стукнувшись об пол. Ей казалось, что все тело изломано. Живо, но, несомненно, изломано. Она застонала.

Снаружи было светло, но Карам не видела солнца. Только…

Она протерла глаза.

Неба больше не было. Остался лишь океан, чьи волны вздымались над ними, точно гонимые вечной бурей.

Здешнее небо было сотворено из вод Эйм-Вотен.

Карам вскочила на ноги.

– Вставайте, – сказала она, обращаясь ко всем разом и ни к кому в частности. – Вставайте немедленно.

Саксони оказалась рядом с нею. Карам не знала, цела ли Мастерица, но не осмелилась оторвать взгляд от неба, чтобы проверить это. Они провалились сквозь океан. Теперь его штормы проплывали у них над головой, словно грозовые тучи.

– Это невозможно, – вымолвила Саксони. Карам и сама не смогла бы выразиться лучше.

Глава 38

Саксони

Они находились на суше. Они были живы и на суше.

В бескрайнем небе над спутниками бушевало море – они будто оказались под разрывом в ткани мира.

Поезд каким-то чудом остался цел и стоял на широкой песчаной полосе. Замок Эшвуда, построенный из металлических блоков, вырастал из поверхности скалы. Строение плавало над черным «ничто», похожим на нефть. Стальные башни замка уходили в нарастающую тьму, а его дорожки постепенно растворялись в воде. Волны вздымались, но не касались стен. Море словно боялось даже дотянуться и атаковать это строение.

– Если все живы, продолжаем действовать по плану, – сказал Уэсли. Тавия встала рядом с ним, потирая спину.

– Потому что все твои планы чудесным образом сработали.

Девушка вздрогнула – наверняка все ее тело было покрыто синяками. Уэсли снова взялся за передатчик.

– Всем Мастерам Энергии на борту – сделайте нашу армию невидимой. Потом разделитесь на группы, чтобы установить гильзы времени вокруг замка.

Среди них было девять Мастеров Энергии, не считая Саксони – этого с избытком хватало, чтобы создать поле невидимости, скрывающее численность армии вторжения. Они могли сосредоточиться со всех сторон и сидеть в засаде. Саксони предположила, что исключением станет парадный вход в замок, через который предстоит войти ей, Тавии и Уэсли.

– Карам будет координировать вас, – продолжил Уэсли. – Когда я дам сигнал, вы должны остановить время на этом острове. Что бы ни случилось, мы покончим с этим сегодня. До тень-луны осталось всего несколько часов. Мы не можем позволить Эшвуду прожить достаточно долго, чтобы увидеть ее.

Фокусники и Мастера закивали, быстро распределяясь по группам. В каждой присутствовал Мастер Энергии, чьей обязанностью стало скрыть их из виду. Гильзы времени, которые Уэсли более или менее усовершенствовал за последние несколько дней, стояли на песке у их ног.

Прежде чем Мастера заставили армию исчезнуть из глаз, Саксони обняла Карам на прощание. Мастерица пообещала, что в следующую их встречу она приведет с собой Зекию и наконец-то представит их друг другу. Карам шепнула ей, что когда они увидятся в следующий раз, в руках у нее будет голова Главы.

Потом Карам поцеловала Саксони – но отнюдь не нежно. Поспешно обняв ее, воительница отвернулась. Не сказав ни слова прощания, Карам выпрыгнула из поезда. Саксони смотрела ей вслед.

– Не погибни там, – крикнула она в спину Карам. Та не обернулась. Однако ее голос был подобен ножу в ночной темноте:

– Сделай все, чтобы Глава подох.

Стояла тишина. Нигде не виднелось ни одного стража; незваные пришельцы ждали возле подъемного моста. Поезд маячил позади них, вдавившись в песок на том самом месте, куда рухнул с небес.

Карам и Арджун давно исчезли вместе с невидимой армией.

Магия Саксони пылала в ее жилах, готовая высвободиться. Но та удерживала силу. Пусть Глава считает ее просто еще одной ничтожной Мастерицей, оказавшейся не в своей стихии.

Когда придет время, девушка сожжет его в прах.

Огненная чаша над подъемным мостом вспыхнула. Громовой голос вопросил:

– Кто настолько жаждет смерти, что осмелился приблизиться к замку Главы Усхании?

Уэсли вздохнул:

– Полагаю, моя репутация простирается не так далеко, как мне хотелось бы.

Пуля ударила в землю у их ног. Саксони подпрыгнула. Тавия выругалась и навела свой пистолет на сторожевую башню.

– Скехт! – воскликнула Тавия. Уэсли не пошевелился. Саксони казалось, что он даже не моргнул.

– Это был предупреждающий выстрел, – сказал страж.

– Да. – Уэсли кивнул. – Спасибо за объяснение. Вы не против выслушать мое предупреждение?

Не успела Саксони сделать вдох, как в руке у него оказался пистолет. Уэсли сделал один-единственный выстрел. Со сторожевой башни вниз рухнуло тело. Мужчина, немногим старше их самих, в черной форме стражника с символом Эшвуда на груди. Пуля поразила его в самый центр лба.

– Я не даю предупреждений, – произнес Уэсли.

Он взглянул на опустевшую сторожевую башню, где без присмотра продолжало гореть пламя.

– Передайте Главе, что смотрящий Крейдже проделал долгий путь, дабы найти его, – воззвал юноша к тем, кто мог его слышать. – И мне кажется, он захочет выслушать меня.

Уэсли покосился на Саксони и демонически улыбнулся – впрочем, она и считала его демоном. Последовала недолгая пауза. Потом цепи подъемного моста заскрипели. Огромное сооружение начало опускаться.

Их встретили мужчина и женщина, одетые в такую же черную форму, как убитый страж; с гербом Главы на груди – как будто они носили клеймо. Мастера. Саксони чуяла это в них. Когда незнакомцы улыбнулись ей хищными бесстрашными улыбками, она знала: они тоже учуяли девушку.

– Уэсли Торнтон Уолкотт, – сказал мужчина. У него была аккуратно подстриженная рыжая борода, карие глаза и чистая кожа. Незнакомец приветственно распахнул объятия. – Меня зовут Гаэль. Пожалуйста, пройдите сюда.

Уэсли сделал шаг вперед, но молодая женщина подняла руку, останавливая смотрящего.

– Оставьте свое оружие здесь.

В ее голосе звучал знакомый акцент.

«Во имя Сонма Богов!»

Саксони едва не ахнула. Мастерица не сразу узнала ее. Толстая коса задевала рукоять меча на боку у женщины. Золотые регалии, покрывавшие обе руки, рассказывали о магии, которую она сумела освоить. Прямая, строгая осанка воительницы, привыкшей защищать свой Род.

«Асиз!»

Она была жива, находилась в оплоте Главы и совершенно не походила на пленницу.

– Асиз, – выговорила Саксони. Ей вспомнилось выражение боли на лице Арджуна, когда дельг передавал последние слова этой женщины. Чувство вины, охватившее Карам. Воительница считала, что могла бы предотвратить это, если бы осталась в Гранке; если бы никогда не встретилась с Уэсли, Тавией или Саксони. Это чувство вины, как знала Саксони, не должно было лечь на плечи Карам.

– Ты жива. Ты…

– Молчи, – приказал Уэсли.

Саксони повернулась к нему, готовая сказать, чтобы юноша убирался прямо в Огневрата. Однако Уэсли смотрел на Асиз настороженно, постукивая пальцами по рукояти пистолета.

– Это не совсем она, – произнес смотрящий. Асиз прищурила золотистые глаза. Когда она улыбнулась, выглядело это так, словно уголки губ кто-то потянул в стороны и вверх за ниточки. Теперь Саксони видела. Не только отметину, видневшуюся из-под воротника, но и скованные движения Асиз. Ее большие, суровые глаза не искрились гневом и подозрением, как это было в Гранке. Взгляд женщины был пустым. Опустошенным. Таким стеклянным, что Саксони пробирала дрожь всякий раз, когда она встречалась глазами с Асиз.

Магия – та самая, которую они хотели остановить и не дать ей распространиться по миру – держала Асиз в своей власти.

– Ваше оружие, – произнесла Асиз.

– Если оно вам нужно, можете вырвать его из моих холодных мертвых рук, – возразил Уэсли.

Асиз снова улыбнулась, словно учтивая марионетка. В горле у Саксони встал комок. Если бы Карам была здесь, если бы Арджун был здесь… Саксони знала, что бы они сделали. Они в одно мгновение повергли бы весь этот остров в пыль.

Горе, ярость и дикое, дикое отчаяние.

– В этом нет необходимости, – вмешался Гаэль. Голос мужчины, по крайней мере, казался его собственным. Однако от этого было ничуть не лучше. Это лишь означало, что либо Гаэлю задурили голову, либо он предатель по натуре. Саксони считала: лучше стать марионеткой, чем перебежчиком. – Глава хочет видеть тебя живым. В эту сторону.

Он еще раз указал рукой направление. Уэсли, достав из кармана зеркальные очки, надел их.

Асиз и Гаэль провели спутников через огромный двор в главный коридор. Саксони обшаривала взглядом каждый дюйм этого места, где ее сестра, судя по всему, провела в плену три года. Она хотела запомнить полы, по которым, должно быть, волокли Зекию; девушка высматривала других Мастеров. Тех, кто мог захватить Зекию и удерживать ее здесь. Мастерица желала увидеть и запомнить этих людей, чтобы знать, кого убивать первыми.

Стены были исчерна-коричневыми, как и пол; достаточно гладкими, чтобы тень Саксони смотрелась как отражение. В замке царила тишина. В этой тишине мерным ритмом отдавалось эхо их шагов. Только когда Тавия несколько раз выругалась, глядя на обстановку замка, Саксони вспомнила: она здесь не одна.

Уэсли не сводил взгляд с Асиз, держа руку на пистолете. Его глаза скрывали очки, но еще возле подъемного моста Саксони успела заметить в этих глазах тревогу.

Они приблизились к помещению, куда вели двери – высокие, точно горный склон. Мастера выступили вперед, вскинули руки и заговорили в один голос. Наполовину заклятье, наполовину пароль. Саксони не узнала этот язык – он звучал, как смесь всех наречий, какие только встречались в четырех странах. Но когда они произнесли фразу, двери с грохотом начали отворяться.

Потолок зала был стеклянным. Сверху на них смотрело небо, открывая идеальный вид на подступающую тень-луну. Полы были скользкими, словно намасленные. С потолка и стен в качестве украшений свисали огромные конструкции из костей. Звериных и человеческих.

Данте Эшвуд сидел в центре на троне из теней. Его окружали шестеро Мастеров.

Саксони с трудом могла разглядеть его силуэт – если не считать бледных, словно мел, пальцев. Они лежали на шаре, которым была увенчана трость Главы. Магическое свечение шара озаряло его костлявые руки. Лицо Эшвуда скрывалось во тьме. Хотя Саксони ощущала на себе взгляд его глаз, самих глаз не было видно.

Она сжала кулаки, чтобы удержать пламя своей магии. Это было то самое существо, которое Мастерица убила в разуме Консортессы. На сей раз она сделает это по-настоящему.

Из тени сбоку от трона главы вышла девушка. Она была облачена во все белое. Черные волосы ниспадали до кончиков пальцев. Глаза были подобны горящим углям. Не связанная. Не испуганная. Девушка стояла рядом с Главой, словно гончая около хозяина.

– Сестра, – произнесла Зекия. Ее голос не изменился. Улыбка сестры не изменилась. На ее шее не виднелось отметины. – Мы ждали тебя.

Глава 39

Уэсли

Девушка-призрак, жившая в сознании Уэсли, стояла прямо перед ним. Настоящая и ничуть не изменившаяся с прошлого раза – первого раза, – когда юноша видел ее.

И она была жива.

Несмотря на все мысли Уэсли и на все, что сказал Эшвуд о том, что поглотил ее силу, девушка сумела выжить. Теперь она стояла рядом с Главой – как будто и не могла находиться где-либо еще.

«У меня есть и левая рука», – сказал однажды Глава.

– Сестра. Мы ждали тебя.

Ее голос остался не по годам сдержанным. Это не был голос пленницы. Однако и не слышалось ровного кукольного звучания, как у Асиз.

Это была она – та самая девушка, которую знал Уэсли. Она казалась вполне в себе. Смотрящему не требовалось смотреть на ее шею, чтобы понять это.

Саксони рухнула на колени.

– Зекия! – вскрикнула она. Уэсли вздрогнул.

Сестра Саксони. Это была она – все это время.

«Да».

Девушка улыбнулась ему, когда ее шепот раздался у юноши в голове.

Не призрак, как он полагал. Уэсли не сошел с ума, как ему казалось. Все эти годы Зекия нашептывала ему; убеждала парня быть плохим. Он гадал, знал ли об этом Эшвуд. Не являлось ли это частью какого-то извращенного плана.

– Ты проделал долгий путь, чтобы найти меня, – произнес Эшвуд. Уэсли выпрямился и высоко поднял голову.

– Ты немало потрудился, чтобы удостовериться в своей безопасности, – парировал он.

Эшвуд подался вперед. Его улыбка была подобна пятну во тьме.

– Но ты никогда не относился к тем, кто слушается приказов.

– И ты привез нам подарок, – добавила Зекия.

Саксони так и стояла на коленях. Ее глаза наполнились слезами, когда Зекия направилась к сестре. На ее руке надето кольцо – копия того, что носил на пальце Уэсли: печать Главы, какая имелась у всех смотрящих. Только Зекия не являлась смотрящим. Ее кольцо не черное. Оно было таким же огненно-ярким, как глаза Мастерицы.

Знак верной союзницы.

– Я должна была защитить тебя, – выговорила Саксони. – Я должна была прийти раньше.

– Встань, сестра. Если часто падать на колени, то так и останешься на коленях навсегда.

Это звучало совсем не похоже на ту девушку, которую знал Уэсли.

Время – самый большой мерзавец в мире. Оно делает из некоторых людей дураков, а из тех, с кем они расстались, – чудовищ.

– Мы думали, ты покинула нас, – сказала Саксони. – Я и не знала, что тебя захватили, пока…

– Меня не захватили, – поправила ее Зекия. – Я действительно ушла.

Эшвуд откинулся на спинку кресла, положив руки на тени-подлокотники.

– Она предложила свою жизнь, чтобы мой мальчик мог сохранить свою.

От извращенно-отцовского тона Эшвуда Уэсли внутренне сжался. Именно о случившемся с Зекией юноша сожалел больше всего. Он совершил убийство, чтобы получить свою должность. Но то, что Уэсли предал ее, казалось ему худшим деянием. Ведь девушка верила, что он не настолько плох.

Величайшим талантом Уэсли было разочаровывать людей, которые верили ему и в него. Все это время смотрящий считал, будто ее голос – наказание за это. Уэсли считал, что ее призрак преследует его, дабы он никогда больше не совершил подобной ошибки. Но Зекия не была мертва. Девушка преследовала его, пребывая в этом замке во плоти и крови. Пытаясь столкнуть юношу еще дальше во тьму.

– Она не знает, кто такой смотрящий Крейдже, – сказала Саксони.

Зекия посмотрела прямо на Уэсли и скривила губы.

– Когда я познакомилась с ним, он не был смотрящим чего бы то ни было.

– Она – та девушка из твоего сожаления, – произнесла Тавия, как будто только сейчас узнав ее. – Та Мастерица, которую ты принес в жертву Главе, чтобы стать смотрящим.

Саксони обернулась к Уэсли, глядя на него бешеными глазами – словно если бы Мастерица не была сломлена, то разорвала бы парня на куски голыми руками.

– Я помогала тебе, – процедила Саксони. – А ты столько лет назад променял ее на повышение в должности?

Уэсли не сказал ничего. Вместо него ответила Зекия:

– Это было лучшее из множества будущих.

Уэсли был рад, что зеркальные очки скрывают выражение его лица.

– Ты не можешь предсказывать будущее, – возразил он, вспомнив слова девушки. – Вероятностей слишком много.

– И я могу видеть их все, – заявила Зекия. – Нашим судьбам было уготовано сплестись сотнями различных способов. В каких-то Глава находил меня, в каких-то ты выдавал меня ему. – Зекия помолчала. Что-то, похожее на печаль, промелькнуло в ее глазах. – Я не хотела ждать, опасаясь, что сбудется именно последняя вероятность.

– Ты сошла с ума, – сказала Саксони. – Ты позволила ему превратить тебя в чудовище.

– Что за ерунда! Я превратил ее в нечто великолепное.

Эшвуд щелкнул пальцами. Зекия, словно хорошо обученная домашняя зверушка, послушно подула себе на ладонь. Образы хлынули с ее руки, словно вода.

Видение явило другую Саксони. Мастерица одета в такую же черную форму, как та, что была на Асиз, с печатью Главы на пальце. Пламя ползло по ее рукам, лизало шею и зажигало кончики волос чистым золотым огнем.

Иллюзорная Саксони шагнула к Эшвуду. Тот подался вперед, чтобы лучше видеть ее. Девушка заставила пламя угаснуть по мере ее приближения к трону. Потом опустилась на колени и склонилась перед своим королем.

«Мастер Интуиции».

Такова была отрасль Зекии. Она пробиралась в головы людей, в их разум. Именно так девушка оказалась в разуме Уэсли несколько лет назад. Именно так все это время оставалась там.

Созданная магией Саксони рассеялась в воздухе. Настоящая Мастерица плюнула на пол у ног Эшвуда.

– Этого никогда не произойдет, – отозвалась она.

– Твоя сестра предсказала множество будущих. Хочешь знать, в скольких из них ты примкнешь ко мне?

– Я хочу знать, в скольких из них я убью тебя.

Эшвуд рассмеялся:

– А ты, Уэсли? Ведь мой мальчик убил мою Консортессу и встал лицом к лицу со своим прошлым не только для того, чтобы подарить мне жаждущую мести Мастерицу, а?

Уэсли посмотрел на часы, тикавшие над троном Главы. Их циферблат был сделан из кости, а стрелки – из сухожилий. Тень-луна надвигалась. Однако юноше требовалось выиграть время, чтобы Карам и остальные успели разместить заряды. Чтобы их армия приготовилась нанести удар.

Уэсли поправил зеркальные очки на носу.

– Значит, я был прав, – хмыкнул он. – Жертва, которую мы должны были принести, – это не смерть Фалька. Мы должны отдать наши собственные жизни.

– Это было драматично, не могу не признать, – произнес Эшвуд. – Хотя мне любопытно, почему ты решил устранить своего любимого шпиона.

– Он работал на тебя, – сказала Тавия.

И когда Эшвуд лишь улыбнулся, желудок Уэсли сжался.

– Если бы Фальк это делал, я бы поаплодировал его убийству, маленькая фокусница. В конце концов, предателей нужно устранять, едва они исчерпают свою пользу. Я научил этому Уэсли, когда он был еще мальчишкой.

– Фальк посылал к тебе дельгов, – упрямо заявила Тавия. – Из-за него ты напал на нас в Гранке.

Эшвуд хихикнул:

– Я напал, и вы ухитрились выжить? Зачем бы мне прерывать мою игру подобным образом?

Наступило молчание. Воздух вокруг них сгустился. Что-то ужасное происходило в этот момент – еще ужаснее того, что Зекия оказалась союзницей Главы. Более ужасное, чем то, что Эшвуд намеревался убить их всех.

– Это была я. – Саксони смотрела в пол, словно желая провалиться сквозь землю. – Я заставляла Фалька посылать летучих мышей. Я сказала ему, что это нужно для Уэсли.

Тавия покачала головой:

– Ты не стала бы этого делать. Ты ведь на нашей стороне.

– Я на стороне Зекии, – возразила Саксони.

– Ты же мой друг! – закричала Тавия. – Мы договорились, что вместе будем участвовать в этом! Ради твоей сестры и моей мамы.

– Тебя не было на той железнодорожной станции в Крейдже! Я думала, ты погибла, – ответила Саксони. Из ее глаз текли слезы ярости. – И я уже знала, как найти Главу. Поэтому Уэсли мне не требовался. Я послала дельга к стражникам, намекнув, где мы находимся. Я думала, мы с Карам сможем ускользнуть, когда все будет кончено. Я не знала, что они пошлют так много народа.

– Но ты знала, что они попытаются убить нас, – отозвался Уэсли. Его голос звучал так же тихо, как у нее. Юноша чувствовал, что если заговорит чуть громче, то может попросту взорваться. – Ты знала, что они попытаются убить меня. Ты надеялась на это.

В нем бурлила магия. Она разбухала с каждым его яростным вдохом.

– А в Гранке? – спросила Тавия. – Тогда я была там.

– Это не я, – с неожиданным отчаянием сказала Саксони, поднимаясь на ноги и хватая Тавию за руки. – Клянусь перед Сонмом Богов! Я была усыплена магией моей амджи. Она увлекла меня в место внутри наших с ней разумов, чтобы убедить меня предать вас. Амджа слишком боялась потерять меня. Но я ответила «нет». Я не знала, что именно она замышляет.

Тавия рывком высвободила руки из пальцев Саксони.

– Это твои Родичи напали на нас?

– Наши союзники, – поправила Саксони. – Я узнала знаки на их одеяниях и поняла: тревога моей амджи за меня ослепила ее. После того как Карам была ранена, я не желала, чтобы кто-либо из моего Рода даже приближался к вам. Тогда я впервые осознала, что не могу довериться им даже в правом деле. Страх сделал Родичей безрассудными. Поэтому я заставила Фалька послать летучую мышь, велев им держаться подальше. Что я не скажу Родичам наши дальнейшие планы; что я сама верну Зекию.

– Но на Род Арджуна напали уже после этого, – напомнил Уэсли.

– Я тут совершенно ни при чем! – ответила Саксони. Однако в ее голосе звучало больше вины, чем ярости. Уэсли хорошо знал лжецов. Сейчас здесь присутствовало немало лучших из них.

– Ты ничего не сказала нам, – произнесла Тавия. – Даже после того, как мы отвернулись от Фалька.

Уэсли переступил с ноги на ногу. Юноша убил человека, который был по меньшей мере наполовину невиновен. И втянул в это Тавию. Девушка поверила в него, в его суждение, подавив свои принципы – и все ради ничего. Ради чьей-то игры.

– Мне жаль, что с Фальком так вышло, – сказала Саксони. – Но вы должны поверить: я не в ответе за случившееся с Родом Арджуна. Тот дельг…

– О да. – Эшвуд лениво откинулся на спинку трона. – Теперь я вспомнил.

Зекия хмыкнула:

– Очень милое создание. Оно так красиво пело нам.

– Ты перехватил его, – сделал вывод Уэсли. – А потом перебил гранкийский Род за то, что те помогли нам.

Зекия медленно, гипнотически качнула головой из стороны в сторону.

– Не всех. – Она кивнула в сторону Асиз – оружия, готового атаковать их со спины. – Мы спасли кое-что самое вкусное.

– Я думал, что поймаю тебя на последнем испытании, – почти с волнением произнес Эшвуд. – В конце концов, мой Уэсли ни за что не пожертвовал бы собой наряду с обычными мошенниками. Они всего лишь бесполезные подонки. И все же ты стоишь передо мной.

Уэсли сглотнул. Скука. Любопытство. Всего лишь очередная игра. Все эти разбитые жизни; весь хаос, который спутники оставили на своем пути, – все ради ничего.

Уэсли так и не удалось переиграть Главу, хотя бы на минуту. В действительности он сам являлся марионеткой. Ручным псом.

– Я знал, что когда-нибудь ты предашь меня, – продолжил Эшвуд. – Но пес должен укусить, прежде чем его можно будет по праву прикончить, Уэсли.

В голосе Эшвуда не звучало раздражения – скорее, он был отчасти восхищен тем, что Уэсли сумел восстать против него. Как будто это проявление инициативности, а не неверности со стороны его хитрого юного протеже.

– Ты именно это собираешься сделать? – спросил Уэсли. – Прикончить меня?

– Я собираюсь подарить тебе мир, мой мальчик. Твое предательство оказалось для тебя единственным способом доказать: ты достаточно силен, дабы стать моим преемником. Ты показал, что в тебе есть все необходимое, чтобы со временем сделаться таким же, как я. – В голосе Эшвуда звучала такая гордость, что Уэсли ощутил ненависть к себе. – Крейдже – первый из множества городов, которые мы покорим вместе. Это уже началось. Мало-помалу мы отнимем Усханию у Шульце и вымостим путь в наше новое королевство.

– Похищая разум людей – так же, как ты похитил разум моей сестры, – сказала Саксони.

– Это не похищение, – возразила Зекия. – Это был дар.

– Ты не предмет, чтобы тебя можно было дарить.

– Я имею в виду магию, – пояснила Зекия. – Это дар от меня моему Главе.

Саксони побледнела. Уэсли пытался разглядеть ту девушку, которую когда-то знал, в той, что стояла перед ним.

Это Зекия создала тот эликсир. Она использовала свою отрасль Мастерства, чтобы сделать нечто достаточно могущественное, способное отнять разум человека, а ведь когда-то девушка извинялась за то, что случайно забрела в разум Уэсли.

Что же он наделал, оставив ее в руках Главы?

– Это неправда! – выдохнула Саксони. – Ты лжешь!

– Тогда почему твой разум все еще принадлежит тебе? – спросила Зекия. – Как, по-твоему, ты смогла справиться с магией Лой?

– Кровь, – обронил Уэсли. Как же он был глуп, что не подумал об этом!

«Мой умный, умный мальчик».

– Я почувствовала это в тот же момент, как ты выпила эликсир. В тебе, сестра, есть часть меня. Ты даже смогла зарастить отметину. Ты считаешь, это произошло потому, что ты так сильна и могущественна? – спросила Зекия, кривя губы в усмешке. – Нет. Ты – моей крови, а этот эликсир и есть моя кровь. Это дает тебе устойчивость определенного рода. Не то чтобы я это планировала, но ты лучше, чем кто-либо еще, знаешь: Мастера нельзя одолеть его собственной магией.

– Моя магия – твоя магия, моя кровь – твоя кровь, – произнесла Саксони, глядя в пол с неизмеримой скорбью. – Ты должна была стать нашей Госпожой, Зекия. И вот во что ты превратилась вместо этого.

– Я никогда не должна была никем стать, – возразила Зекия. – Мое будущее – совсем не мое. Оно принадлежало нашему брату.

– Действие эликсира неотменимо? – спросил Уэсли.

– Лой не может действовать вечно, – ответила Зекия. – Как и все прочее, магия лишь временна.

Вокруг Главы закружились тени.

– Вот почему любой, кто отказывается склониться и вместо этого цепляется за прошлое, будет убран.

– Ты имеешь в виду – убит, – сказал Уэсли.

– Я имею в виду – вычищен, – поправил Эшвуд. – Как зараза, которой они и являются.

– Желание быть свободным – не зараза.

– Тогда каким же образом я нашел лекарство? Тогда почему же Крейдже уже пал на колени?

При упоминании его города Уэсли подался вперед. Юноша не знал, какое еще безумие Эшвуд навлек на Крейдже в его отсутствие. Однако сама мысль о том, что его город, его дом может погибнуть, ранила Уэсли в самое сердце.

Он больше не мог ждать. Парень чуял горящий в Саксони огонь и видел, как подрагивают руки Тавии, когда она пытается удержаться и не схватиться за кошельки с амулетами на поясе. И даже сам Уэсли чувствовал, как его недавно обретенная магия поднимается в нем, бурлит внутри.

Он не был праведен. Юношу нельзя назвать святым. Но будь Уэсли проклят, если позволит Эшвуду уничтожить разум всех до единого людей в его стране. Это было неправильно – и вдобавок совершенно безумно.

Уэсли бросил еще один взгляд на часы. Тень-луна могла оказаться над ними в любую минуту.

Но что-то остановило смотрящего. Воспоминание о случившемся в Гранке пронеслось в его голове.

«Полночь поет… Время проносят руки чужие…»

Он снова слышал эту песню. Это была не галлюцинация – магия Мастера Интуиции предсказала этот самый момент. И то же самое сделал хрустальный шар в руках Тавии в Крейдже.

– Я уничтожу тебя, – сказал Уэсли. Он не потянулся за пистолетом. Магия Мастера у него внутри ждала, пока ей откроют путь наружу. Уэсли сделал еще один шаг к Главе.

Эшвуд понюхал воздух. Его смех прозвучал, словно карканье ворона в ночи.

– Твоя магия – не заемная, – произнес он.

Уэсли сорвал очки и посмотрел прямо во тьму, которая скрывала от него Эшвуда. И в первый раз темнота обратила на юношу ответный взгляд.

– Я – Сосуд для магии гранкийского Рода Мастеров, – отчеканил Уэсли. – Я несу в себе их силу.

Эшвуд подался вперед, наградив его змеиной улыбкой.

– Вот как?

– Они наполнили меня своей силой.

– Вот как?

Глава не выглядел встревоженным. Он казался очень, очень гордым.

Зекия покачала головой и цокнула языком.

– Какая ложь, – произнесла она. – Какая прекрасная, опасная ложь. Я выдавлю ее из тебя по капле.

«До тех пор, пока не останется ничего».

Шесть Мастеров рядом с Главой нахмурились. Уэсли, обернувшись, увидел: Тавия и Саксони уже смотрят в сторону двери. Глядят на Асиз и Гаэля.

Уэсли надеялся, что у них суммарно хватит магии на сражение с восемью Мастерами, пока не сработают гильзы времени. Тавия не выглядела обеспокоенной – девушка коснулась рукой одного из своих кошелей с амулетами и пристально посмотрела на противников, готовая к сражению.

– Можешь занять свое место, Уэсли, – сказал Эшвуд. – Рядом со мной, где оно всегда и было по праву. Позволь мне стать для тебя отцом.

Пустые, пустые слова.

У Уэсли был отец. Пусть даже его отец, вероятно, уже был мертв. Пусть мужчина, наверное, никогда не любил Уэсли. Пусть даже Уэсли бросил его и всю остальную семью… Юноша мог забыть их лица, их голоса и то, при каких обстоятельствах семья оставила на его теле шрамы, но не мог забыть об их существовании.

Не мог стереть из памяти то, что они являлись его родными.

– Я тебе не сын, – отозвался Уэсли. – И я не предатель.

Потому что это Глава предал его в своем безумии и жадности. Уничтожив Эшвуда, Уэсли защитит Усханию.

Глава встал.

– О нет, ты предатель. А предатели должны быть наказаны.

Он еще раз улыбнулся. Из шара на трости Эшвуда родилась армия.

Глава 40

Тавия

Война кипела у самых ног Тавии.

Призрачные образы их армии хлынули из шара Главы и обрели форму. Они убивали друг друга у нее на глазах, двигаясь по залу, словно привидения. Завывая при каждом ударе. Мастера, фокусники и люди Главы, которые выглядели как смесь тех и других, резали, стреляли и швыряли друг в друга вспышки энергии. Лилась кровь. Раздавались крики. Над ними всеми плакало небо. Дождь потоком лился на сражающихся и на тела тех, для кого сражение уже окончилось.

Тавия отступила назад. Уэсли подхватил ее под руку. У девушки не хватало времени, чтобы осознать пронзившее ее чувство или наслаждаться им.

Их армия погибала от рук Главы на побережье возле замка. Тавия не знала: то ли это видение будущего, то ли образ того, что происходит сейчас. Фокусница не знала, живы ли еще их люди – или же они погибли снаружи этих стен еще до того, как Уэсли со спутниками узнали о начале битвы.

Саксони протянула руку, чтобы коснуться изображения Карам. Однако ее пальцы прошли сквозь щеку воительницы. Карам подняла меч и обрушила его на стража. Потом еще раз. И еще. До тех пор, пока Мастер с красными, как Огневрата, глазами не швырнул в нее луч света.

Он врезался в позвоночник Карам, отчего та кувырком полетела по воздуху. Через все поле битвы. Через стены комнаты, прочь из поля зрения.

– Карам!

Саксони подбежала к каменной стене и ударила в нее ладонями, словно та могла расступиться и показать происходящее с другой стороны.

Уэсли крепче сжал руку Тавии. Его трясло.

– Я знаю твои мысли, Уэсли, – произнесла Зекия. – Даже не думай.

– Ты больше не в моей голове, детка. Ты понятия не имеешь, о чем я думаю.

– Так давай это исправим.

Зекия взвилась в воздух, нацеливая ногти, словно когти. Уэсли быстрым движением оттолкнул Тавию назад. Зекия обрушилась на него, как дикая кошка, с такой силой, что оба покатились по полу.

И в этот момент Мастера Главы атаковали.

Они бросали магию, точно камешки. Осколок льда пролетел по воздуху, едва разминувшись со щекой Тавии, отскочившей с его пути.

Саксони ответила на удар порывом огня. Он мгновенно сжег одного из противников. Тот едва успел вскрикнуть, прежде чем превратиться в пепел.

– Это будет забавно, – произнесла Асиз с незнакомой, ужасной улыбкой на губах. Саксони призвала еще один шар пламени и подбросила его на ладони.

– Я тоже собираюсь позабавиться.

Она метнула пламя. В тот же миг Тавия сунула руку в один из своих кошельков и бросила первый попавшийся талисман. У фокусницы не было времени должным образом определить его, так что пришлось полагаться на чутье. А чутье подсказывало ей: нужно кидать в этих мерзавцев все, что найдется у девушки в запасе.

Кто-то из Мастеров ударил кулаком в пол. Камень треснул. Тавия отпрыгнула от извилистой трещины и швырнула очередной амулет. Он взорвался над головами врагов. На одного из них обрушилась целая лавина камней.

Двумя меньше.

Саксони сотворила магический щит и прикрыла им Тавию со всех сторон, когда оставшиеся Мастера Главы окружили их.

Нужно было подать сигнал остальным и дать им знать: пора взрывать заряды времени.

Тавия развернулась. Глава недвижно сидел на своем троне из теней и наблюдал. Зритель на собственной войне.

И Уэсли. Во имя Сонма Богов, Зекия швырнула его через всю комнату одним лишь движением запястья. Но спустя секунду юноша вскочил, одной рукой посылая в противников пули, а другой – энергетические шары.

Тавия ощутила, как содрогается пол.

Амулеты, которые Мастера раз за разом швыряли в команду, барабанили по магическому щиту Саксони. Та отступила на несколько шагов и закричала. С кончиков ее пальцев, словно стрелы, сорвались пучки пламени. Мастера пригнулись, чтобы уйти от них.

– Вперед! – рявкнула Саксони. – Помоги Уэсли!

Не обращая на нее внимания, Тавия достала еще один боевой талисман и размяла в пальцах. А потом отвела руку назад и метнула амулет изо всех сил. Воздух над ними забурлил и застонал. Молния ударила в Мастеров Главы, поразив одного из них в сердце. Тот рухнул на пол и застыл. Но Тавия не могла себе позволить тратить драгоценные мгновения на вину или облегчение. Оставалось еще четверо.

Асиз ухмыльнулась, глядя на своего павшего товарища. Затем женщина протянула руки к молнии, призывая воду и ветер, пока разряд не задрожал и не рассеялся.

Она была Мастером Духа – так же, как Арджун.

Тавия выругалась. Ее трюки были всего лишь трюками. Против Мастеров она оказалась все равно что жалкий новичок.

– Я могу справиться с этими, – сказала Саксони.

– Ты не удержишь их в одиночку.

– Сонм Богов побери, Тавия! – Саксони сжала кулаки, усиливая магический щит. – Иди и присмотри, чтобы твой чокнутый дружок не убил мою сестру!

Тавия развернулась и увидела, как Уэсли бежит на Зекию с ножом в руке. Юноша полоснул ее по груди. Зекия отскочила назад. Уэсли метнул нож. Девушка вскинула руку, чтобы отразить удар. Клинок застрял в ее ладони. Мастерица медленно вытащила его, словно не ощущая боли, и бросила обратно в Уэсли. Кинжал вонзился парню в колено.

Тавия бросила еще один взгляд на Саксони. Та в буквальном смысле выдыхала огонь. Ее кожа пылала, глаза превратились в угли. Чем больше магии метали вражеские Мастера, тем выше вздымалось ее пламя.

Потом Тавия побежала.

Она мчалась через тронный зал к Уэсли. Поскальзывалась и обдирала ноги о потрескавшийся пол. Протянув руку за очередным талисманом, фокусница помедлила, чтобы оценить его вес, форму и то, как ее душа обернулась вокруг него.

Режущий амулет.

Зекия приближалась к Уэсли. Он вытащил нож из своей ноги и попытался встать.

Тавия раздавила амулет в ладони. Осколки рассыпались по ее ладони, точно стеклянные. Не сводя глаз с младшей сестры Саксони, Тавия подула на них.

Они пролетели по воздуху, готовясь впиться в милое прелестное личико Зекии.

Но остановились в нескольких дюймах от нее.

Глава встал с трона.

Тавия побледнела.

А потом фокусницу швырнуло через весь зал.

– Предоставь моим детям самим сражаться друг с другом, – заявил Эшвуд и сошел с тронного возвышения. Его шаги по направлению к ней звучали подобно барабанной дроби.

Один. Два. Три.

Один. Два. Три.

Уэсли выкрикнул ее имя. Тавия увидела, как он попытался броситься к ней. Но Зекия толкнула его, опрокинув на спину. Юноша застонал от боли.

Хотя Зекия еще совсем юна, ее магия была невероятно могущественной. Неудивительно, что девушку избрали Госпожой ришийских Мастеров.

Один.

Два.

Три.

Магия Главы вздернула Тавию на ноги: вцепилась в волосы, сила ударила по лодыжкам и сдавила шею, заставив буквально всползти вверх по стене. Тавия задыхалась и хваталась за шею в попытке снять незримую удавку.

Она не могла дышать. Во имя Сонма Богов, как сделать вдох? Комната расплывалась перед глазами. Крики Уэсли звучали отдаленным эхом.

Темный силуэт Главы навис над нею. Теперь Тавия видела… черноту его глаз на фоне черноты лица. Сквозь тьму едва прослеживались контуры лица того, кто когда-то был человеком.

– Я знаю тебя, маленькая фокусница.

Она хотела сказать, чтобы он убирался в Огневрата, но могла лишь сдавленно хрипеть.

Глава душил фокусницу – не настолько, чтобы убить. Лишь достаточно для поддержания на грани смерти. Каждые несколько секунд он ослаблял давление, чтобы Тавия могла глотнуть воздуха, а потом усиливал вновь – до тех пор, пока этот воздух вновь не выходил из ее легких.

– Я хорошо помню твою мать.

Смерть. Его голос был смертью.

– Ты так сильно похожа на нее. Бедная, прекрасная Коралина.

Тавия застыла. Из ее глаз покатились слезы. Было невыносимо слышать имя мамы из этих кошмарных уст.

– Она была одной из первых, – продолжил Глава. – До того, как Зекия стала моим светом. В те времена я еще полагал, что все Мастера в мире мертвы. Я пытался создать собственную магию. Она вызывала привыкание, но не делала больше почти ничего. Сила сводила людей с ума – сначала тягой к новым дозам, потом моим голосом. Однако я не мог управлять ими так, как могу сейчас. О, и все же я мог шептать им. – Он наклонился ближе к Тавии. Голос Главы сочился ей прямо в ухо. – Коралина ненавидела этот шепот.

Глава ослабил хватку на шее Тавии – как будто хотел насладиться горестными нотками в ее голосе.

– Ты убил ее, – с трудом выговорила Тавия.

– О нет, – возразил Эшвуд. – Она сама убила себя. Это оказался единственный способ прекратить шепот. Кажется, это был яд, хотя подробности я помню довольно смутно. Одно жалкое человеческое существо неотличимо от другого.

– Убийца, – выплюнула Тавия. А потом действительно плюнула прямо в его отвратительное лицо. Глава даже не вздрогнул.

– Ты должна радоваться, маленькая фокусница, что Зекия смогла воплотить в жизнь мои замыслы касательно Лой. Твоя мать была одной из немногих, кто помог мне усовершенствовать мое наследие. Ее безумие стало важным уроком.

Плечи Тавии содрогались от рыданий. Девушка пыталась выровнять дыхание, но магия Главы все еще сдавливала горло – пусть уже не так туго.

Лицо мамы встало перед ее внутренним взором.

Улыбка мамы.

«Все хорошо, сиоло. Все будет хорошо».

Сколько же этот монстр украл у нее?

– Моя магия пробиралась по ее жилам, пока Коралина не перестала отличать свои мысли от моих. Мы испробовали этот метод на многих жителях окраин, – сказал Глава почти с ликованием. – Разве ты не понимаешь, маленькая фокусница? Магическая болезнь – это миф. Это всегда было делом моих рук, моей силы, экспериментом над недостойным уличным отрепьем – по одному зараз, – пока я наконец не получил результат.

Тавия опустила руку к бедру.

Он отнял у девушки детство. Ее прошлое и ее будущее. Эшвуд уничтожил ее.

Глава отнял единственного человека, который был у Тавии. Забрал девочку с улиц под предлогом спасения. Убедил ее продавать другим людям то самое зелье, которое убило и маму.

И это случилось не только с ее семьей. Он разрушил бессчетное множество других семей. Даже семью Уэсли.

Тавия скрипнула зубами.

Данте Эшвуд являлся всего лишь человеком, подсевшим на магию. Это не делало его неуязвимым. Она, Тавия, может убить человека. Способна убить его так же, как мужчина убил ее маму.

– Ощути в себе этот гнев и то, как он жаждет тьмы, – сказал Глава. – У тебя есть возможность стать подобной мне, маленькая фокусница. Стать такой же, как мой Уэсли.

Тавия сжала рукоять ножа. Ощутила в ладони ее твердость. Девушка глядела на Эшвуда снизу вверх. Глаза ее были темнее, чем у него.

– Уэсли не такой, как ты, – ответила она.

А потом ударила ножом в сердце Главы.

Глава 41

Карам

В склепе пахло смертью и разложением.

Стены были сырыми от влаги, выделяемой гниющей плотью. Тьма царила такая, что даже призванный Арджуном шар света озарял пространство лишь на несколько шагов. Казалось, тени отступают, а затем ползут следом.

Карам и Арджун шли медленно, стараясь ступать бесшумно. Они морщились от веса гильзы. Устройство было тяжелым, как тысяча духов разом – хоть они и несли его вдвоем.

Внутри гремели талисманы, желая поскорее сработать.

Карам опустила взгляд, чтобы поудобнее перехватить гильзу. Воительница в очередной раз изумилась, не увидев своих рук.

Она втянула воздух. Девушке никак не удавалось привыкнуть к этому полю невидимости. Карам думала, что Мастера сделают их незримыми только для посторонних глаз. Воительница не представляла, что они медленно растворят ее кожу, плоть и кости, пока она не станет воздухом.

Карам надеялась, что Уэсли может подождать еще немного.

Это была последняя оставшаяся гильза. Карам не хотела, чтобы сигнал пришел на половине процесса установки. Несмотря на то что амулеты окроплены ее кровью, девушка не жаждала рисковать.

Особенно когда речь шла о магии – тем более взрывчатой магии.

«Еще несколько минут», – подумала она.

– Этот склеп какой-то бесконечный, – сказал Арджун по-ренийски.

Карам едва не подскочила, услышав его голос так близко. Она действительно никак не могла привыкнуть к невидимости.

Однако Арджун был прав. Склеп, казалось, тянулся без конца. Они заметили это строение, скрытое за рощицей мертвых деревьев и кустов с колючками. Длиной эти колючки оказались едва ли не с меч. Огромные стальные ворота были заперты на толстые стальные цепи. За ними обнаружилась еще одна дверь, с которой не смогло справиться даже искусство вскрытия замко́в, которому Карам научилась у Уэсли. Даже Арджуну пришлось применить изрядную толику магии, чтобы пробиться внутрь.

Склеп выглядел так, будто тянулся под всем за́мком и служил потайным выходом на случай, если придется спасаться бегством. Если установить последнюю гильзу здесь, то когда Глава или кто-то из его людей попытается сбежать, он окажется заморожен во времени и не сумеет использовать свою магию для сражения. Идеальная цель.

Они продолжили идти. Через пару минут Карам с признательностью вздохнула, когда ее руки вновь стали зримыми. Она и Арджун вышли за пределы поля невидимости.

«Хвала духам», – подумала девушка.

Карам внимательно смотрела под ноги. На полу виднелись отметины от когтей. Засохшая кровь между плитами напоминала бурую краску. Карам прислушивалась в ожидании сигнала от Уэсли – или, скорее, от Саксони. Звука, с которым ее пламя прорежет воздух и устремится к луне.

Ничего не было слышно. Карам не знала, хорошо это или плохо.

Арджун поддернул гильзу повыше. Карам была рада, что теперь может видеть его лицо.

– Далеко еще, как ты думаешь? – поинтересовался он.

Карам не знала. Воительница полагала, что они могут идти несколько часов, но так и не дойти до нужного места. Или, быть может, спутники уже миновали лучшую точку для установки гильзы.

– У меня нет схемы, – ответила она.

Арджун смахнул пот со лба. Световой талисман в его ладони замерцал, на миг погрузив их во тьму.

Тени рванулись ближе. Раздался вой.

Арджун опустил руку. Темнота отпрянула назад.

– Что это было? – спросил он. Карам сглотнула. Из темноты до ее слуха донесся какой-то шорох и голодное рычание.

Девушка медленно поставила гильзу на пол. Арджун последовал ее примеру.

– Не двигайся, – приказала она. – И не дай свету погаснуть.

Карам выхватила ножи из ножен. Сталь взвизгнула, освобождаясь. Арджун потянулся за собственным клинком. Свет мигнул. Тени взвыли.

– Я же сказала – не двигайся! – прошипела Карам.

Она знала этот звук. Духи побери, воительница слишком хорошо его знала.

Взгляд Арджуна обшаривал окружающую тьму. Световой талисман был крепко зажат у него в ладони.

– Что это?

– Призови другой свет, – велела Карам. Арджун разжал ладонь. На ней появился маленький шар. Его свет был тусклым, но этого оказалось достаточно, чтобы отогнать тени.

Карам с облегчением улыбнулась. Однако потом по пещере промчался порыв ветра, неся с собой вонь мертвечины.

Талисман заискрил и моргнул.

Из темноты доносилось дыхание. Каждый выдох был заряжен магией. Из-за черты полумрака, где свет смешивался с тенью, высунулась когтистая лапа.

Существо поднялось в рост. Спина его была согнута. Когти длиной в руку скребли по полу. Позвоночник выпирал наружу. Тело наполовину состояло из дыма – так, что когти на перепончатых ступнях, казалось, были отделены от остальной массы. Слюна тянулась из пасти, из которой и состояла вся его морда.

Никаких глаз – это существо обитало во тьме. Только пасть. Только зубы.

Теневой демон.

Монстр, который однажды на глазах у Карам за считаные минуты разорвал в клочья девятерых бойцов.

Этот склеп не был запасным выходом из замка. Он являлся клеткой. И они открыли эту клетку.

– Беги! – закричала Карам. Но было уже слишком поздно.

Тени окружали их со всех сторон, сжимая кольцо. Поглощая свет, капля за каплей.

Глава 42

Карам

Карам ударилась головой о пол пещерного склепа. Теневой демон бросился на нее, лязгая пастью. Его коготь прочертил длинную линию от ее виска до ключицы.

Карам крикнула Арджуну. Тот сжал в руках световые амулеты, шепча заклинания, которые воительница почти не слышала из-за рычания твари. Когда же демон уже готовился убить ее, Арджун наконец вскинул руку. Вспышка света озарила демона. Это обожгло ту малую толику плоти, которой было наделено существо. Оно осело на задние лапы, испустив отвратительный визг. Карам потянулась за своими ножами.

– Как нам убить его? – крикнул Арджун. Карам взмахнула ножами над головой.

– Теневых демонов не убивают – их просто заставляют пожалеть о жизни.

– А как мы…

Карам метнулась к твари, кромсая и разрезая ножами дым и кость. Кровь демона брызнула на стены. Он взревел, раскрывая пасть и обнажая зубы.

Когда существо бросилось на Карам во второй раз, она была готова. Девушка схватила демона. Ее руки прошли через дымное туловище и тянулись дальше, пока воительница не нащупала выступы его позвоночника. Потом перебросила тварь через плечо, так, что они оба рухнули назад. Карам вцепилась в его шею. Демон грыз ее руки и махал когтями, пытаясь располосовать девушке живот.

Карам не разжимала хватку.

– Давай! – закричала она. Арджун призвал еще один световой шар – ярче прошлого и жгучий, как пламя Саксони. Тварь заверещала, мечась и извиваясь в попытках удрать. Но Карам держала ее крепко. В воздухе повис запах гари. Спустя несколько минут вопли демона оборвались. Его искореженное тело поникло наземь. Карам отпустила его. Существо заскулило.

Арджун помог ей подняться на ноги. Девушка ощутила знакомый прилив адреналина, приходящий с осознанием: ты жива. Ты победила.

– Хей реб, – произнес Арджун, закидывая ее руку к себе на плечи. – Это было что-то с чем-то.

– В первый раз видишь демона?

– В первый раз вижу тебя.

Карам навалилась на него, чтобы не упасть. Девушка постаралась отдышаться, но радость была короткой. Из тени донесся ленивый рык.

Арджун и Карам отшатнулись. Он крепче ухватил ее за талию.

Еще одно рычание.

И еще.

Свет в руке Арджуна замерцал, когда дыхание демонов докатилось до спутников. Карам почти различала во мраке силуэты тварей. Видела зубы. Они блестели в отсветах того слабого света, который у них еще оставался. Должно быть, там насчитывалось не меньше дюжины этих существ.

Дюжина демонов.

– Что теперь? – прошептал Арджун.

– Постараемся не умереть, – ответила Карам.

– Это твой план?

Он сжал руку девушки. Свет распространился чуть дальше, удерживая теневых демонов на расстоянии.

– Это запасной план, – сказала Карам.

– А какой основной?

– Бежать!

Карам рывком высвободилась из его рук и помчалась к дверям склепа. Арджун следовал за ней по пятам. Демоны понеслись за спутниками. Арджун метал световые амулеты, словно это были ножи. Юноша сбивал тварей, которые заползали на стены и потолок.

Демоны выли от голода.

– Быстрее! – крикнула Карам через плечо.

– А ты попробуй отгонять этих гадов и одновременно бежать! – рявкнул в ответ Арджун, однако ускорил бег. Карам улыбнулась.

Заметив впереди дверь, Карам замерла и покрепче уперлась ногами в землю. Потом с удвоенной скоростью рванулась вперед. Ее плечо врезалось в дверь. Та распахнулась; Карам кувырком вылетела наружу. Арджун последовал за воительницей, захлопнув дверь за собой.

Карам заставила себя подняться на ноги и навалилась на дверь рядом с Арджуном, сдерживая тварей. Арджун выкрикнул несколько слов. Они звучали в равной степени как заклятие и как ругательства. Карам надеялась, что это магия запечатает дверь так надежно, чтобы та никогда не открылась. Похоже, ее догадка оказалась верна – вскоре стук с той стороны прекратился. Отступив от двери, Арджун рухнул на колени и вздохнул с облегчением.

Карам соскользнула по двери на землю и перевела дыхание.

Издали доносились крики и громовые раскаты. Сражение уже началось. Они пропустили его начало.

– Хорошо бегаешь, – промолвила Карам. – Для Мастера, конечно.

Арджун засмеялся, прикрывая рот ладонями. Потом поднял их над головой и испустил очередной протяжный выдох.

– Ты тоже, – отозвался он. – Для отщепенки.

Карам поднялась на ноги. Они дрожали сильнее, чем девушке хотелось бы. Арджун протянул ей руку, но Карам покачала головой. Сейчас было не время ощущать боль от ран. Время сделать все, чтобы их враги оказались проигравшей стороной.

Бой уже шел в нескольких шагах от них.

Спутники обогнули угол и вышли из опаленной рощи, скрывавшей вход в склеп; миновали потрескавшийся валун. И вдруг их со всех сторон окружила смерть.

Их армия была изранена и разбита.

Союзники кричали, метались и умирали – в то время как солдаты Главы безостановочно наступали. Его отряды шли с подъемного моста и, казалось, вываливались прямо из воздуха. А еще была магия. Магия, несущаяся вместе с ветром.

Они ошиблись. Ду́хи побери, они ошиблись. У Главы было вовсе не несколько Мастеров, сидящих взаперти. У него имелся целый легион Мастеров, которые сражались так, будто готовы были положить свои жизни за его дело.

И эти Мастера побеждали.

– Арджун, – потребовала Карам. – Произнеси заклинание.

Ее ножи были уже наготове.

– Но нам еще не дали сигнала, – возразил Арджун.

И все же юноша сжимал кулаки с такой силой, что из-под ногтей едва не выступала кровь. Небо вверху взревело от его ярости и обрушило на них дождь.

– Сделай это, – поторопила его Карам и побежала вперед, не дожидаясь его ответа. Она бросилась в гущу сражения. Раны жгло, но девушка изо всех сил пыталась не останавливаться. Люди полагались на нее. Карам резала, колола, налетала на солдат Главы всей тяжестью своего тела, сбивала их на землю словно кегли.

Она не знала, как долго это длилось – секунды или минуты, – но когда Арджун произнес слова заклятия, Карам их услышала. Услышала даже с противоположной стороны поля боя, где каким-то образом оказалась. Она слышала голос Арджуна сквозь вой ветра и чувствовала пробежавшую по миру рябь, когда время останавливало свой бег.

Гильзы взорвались.

Карам упала, с силой ударившись коленями о береговой песок. Девушка заткнула уши пальцами, когда остров закричал. Земля содрогнулась. Ветер сделался твердым словно камень.

Мир вокруг них замер.

Карам встала.

Их армия была обессилена и наполовину мертва. Но оставшиеся в живых улыбались. Карам окинула взглядом поле боя. И вражеских солдат, замороженных во времени.

Глава 43

Саксони

Последний из Мастеров Эшвуда рассыпался прахом. Саксони ослабила магический щит.

Асиз лежала на полу без сознания – она единственная из Мастеров осталась в живых. Пусть благодарит за это Арджуна и Карам.

Ногти на руках Саксони были опалены и покрылись зазубринами. По ту сторону зала тяжело дышал Уэсли, стараясь не ступать на левую ногу. Однако он оставался еще вполне жив – к вящему разочарованию Саксони.

Она взглянула на Зекию и на кровь, струящуюся из ладони сестры. Зекия была так похожа на их мать. Так напоминала саму Саксони. И хотя они всегда были разными, Саксони никогда не чувствовала это так остро, как сейчас. Ее сестра, некогда такая спокойная по сравнению с буйной Саксони, оказалась чудовищем.

Она примкнула к тому самому человеку, который уничтожил их родных. Саксони радовалась, что отец не видит этого. Он уже потерял сына и жену. А если бы увидел, во что превратилась Зекия, это было бы равнозначно тому, чтобы лишиться и дочери тоже. И амджа, столько испытавшая во время Войны Эпох… возможно, сейчас она увидела бы в Зекии врага – как и во всех, кто стоял на стороне Эшвуда. Быть может, женщина попробовала бы убить Зекию – как это было с Уэсли и его спутниками в Гранке.

Саксони сжала кулаки.

Она намеревалась убить Уэсли за ту роль, которую он сыграл во всем этом. Юноша и понятия не имел…

Мастерица остановилась.

Уэсли и Зекия уже не пытались убить друг друга.

«Почему они не пытаются это сделать?»

Она проследила за их взглядами на другой конец зала – на Тавию. Девушка скорчилась на полу, держась за горло и пытаясь перевести дыхание. Над нею нависал Глава, похожий на сумеречное пятно.

Оттуда, где должно было находиться его сердце, торчал нож.

Тавия убила Главу.

Война была окончена. Саксони могла забрать Зекию домой, пусть даже силой, и все будет…

Эшвуд засмеялся.

Он выдернул нож из своей груди. Тот рассыпался пылающими угольками.

– Маленькая фокусница, – произнес Глава. – Я вижу, ты все еще так же глупа, как в тот день, когда я спас тебя с городских улиц.

Тавия плюнула ему под ноги.

– Ты не спасал меня. Ты похитил меня. Отнял у меня маму. И я найду способ за это отнять у тебя жизнь.

– Я стал чистой магией, – возразил Глава. – Ни одно оружие в мире не способно убить меня.

Это прозвучало как предвестие их поражения. Однако Саксони достаточно времени провела, шпионя за скрытными людьми, чтобы уметь отличать правду от лжи. Быть может, ни одно оружие в мире и не могло убить его – с учетом того, сколько магической силы было влито в Эшвуда. Но магия не принадлежала этому миру.

Она являлась даром от Сонма Богов.

И у Саксони ее было достаточно, чтобы пустить в ход.

– Посмотрим, как ты выдернешь из своей груди вот это, – произнесла она и призвала пламя, придав ему форму копья. Оно вонзилось в ту же точку, что и нож Тавии. Только на этот раз Глава должен стать пеплом.

Светильники содрогнулись. Саксони потеряла равновесие. Ее пламя угасло.

Воздух вокруг них сгустился, потом поредел. Затем, казалось, вовсе исчез.

Время замерло.

– Заряды! – воскликнула Тавия.

Зекия бросилась к Главе. Окружавшие его тени начали расступаться. Саксони на миг уловила промелькнувшее между ними лицо, прежде чем тени снова сомкнулись. Магия прорывалась сквозь тьму и грозила обнажить человеческое существо, окутанное ее завесой.

– Тавия, уйди! – крикнул Уэсли.

Он вскинул руку. Магический луч полетел в Главу. Тавия юркнула в сторону как раз в тот миг, когда луч ударил Эшвуда в грудь. Тот кувырком полетел через зал. Его тени завизжали. Зекия вскрикнула.

Уэсли кинулся вперед, но Зекия встала у него на пути. Магия черным озером расплывалась вокруг ее пальцев. Саксони, не думая, ударила всей своей силой, послав волну огня в сторону сестры. Мастерица молилась Сонму Богов, чтобы это хотя бы отвлекло Зекию. Пламя опалило ноги Зекии. Она повернулась к Саксони, злобно сверкая глазами. Та едва успела вскинуть руку, защищаясь, когда Зекия атаковала. Ее энергия забарабанила по магическому щиту Саксони, словно град пуль.

Глава поник на пол. Что-то, похожее на кровь, капало из его раны – черная, вязкая жидкость, шипевшая на каменных плитах, точно кислота. Его тени мерцали и рвались. Эшвуд испустил утробный стон. Время разворачивалось у него внутри.

– Зекия… – прохрипел Глава.

Зекия обернулась как раз в тот момент, когда Уэсли схватил один из своих ножей и метнул его – прямо в ослабевшее сердце Эшвуда.

Время замедлило бег.

Глава протянул белую, словно кость, руку и потянул за незримую нить. Тавия подлетела к нему с другого конца зала, как будто эта самая нить была обвязана вокруг ее талии и дернула девушку, словно тряпичную куклу, прямиком к Эшвуду.

Точно на траекторию полета ножа.

– Уэсли!

Клинок замер в нескольких дюймах от лица Тавии. Уэсли сжал руки в кулаки. Оружие зависло в воздухе. Уэсли трясло от ярости. Весь мир начал содрогаться вместе с ним.

За все годы, проведенные в Кривде, Саксони ни разу не видела его таким. Она наблюдала смотрящего раздраженным, выведенным из себя, обозленным… но такую холодную ярость в его глазах девушка узрела в первый раз.

– Убери от нее руки, – процедил он. Хватка Главы только усилилась. Он обхватил руками горло Тавии, словно намереваясь сломать ей шею.

– Уэсли, я тебя предупреждаю…

– А по-моему, это я тебя предупреждаю.

– Я это не принимаю! – прорычал Эшвуд. Уэсли ухмыльнулся. Его рубашка была разорвана на груди. Тело покрыто синяками и кровоточащими ранами. Но он ухмылялся.

В небе над ними разрасталась тень.

Саксони подняла взгляд – они все это сделали – и увидела, как луна ползет по звездам и скрывает солнце от мира.

Тень-луна была подобна исчезновению света – просто этот свет держал чудовищ взаперти. А теперь они обрели свободу.

Сила внутри Саксони забила ключом. Когда девушка сделала вдох, ей показалось, будто сам воздух состоит из огня и тьмы.

Она чувствовала себя чудесно.

Девушка чувствовала себя ужасно.

Она ощущала себя так, словно могла сделать все, что захочет. Никто не посмеет остановить ее.

Луна скользнула на место. Когда огненная солнечная корона окружила ее сияющим кольцом, Саксони вспомнила: это должен наступить священный день Сонма Богов. Но этот свет вскоре исчез. Осталась лишь тьма.

Лишь тень.

Лишь смотрящий с его ночными глазами.

Уэсли оглянулся на Главу. Его улыбка засияла в сером сумраке мира.

– Ты пожалеешь о том, что дотронулся до нее, – промолвил смотрящий.

Уэсли собрал свою магию и призвал в ладони реальность, позволив ей воздвигнуться и просочиться у него между пальцами.

Зекия испустила тихий смешок.

– Да, ты именно такой, – прошептала она.

Магия Уэсли росла.

В его руках смешивались образы прошлого, будущего и настоящего. Реальности, которые были и которые могли быть. Еще не прожитые жизни и пока не созданные миры.

Они срывались с кончиков его пальцев и вихрем роились вокруг юноши.

Когда Саксони посмотрела ему в глаза, они были абсолютно, непроницаемо черными.

– Тавия, – произнес парень голосом, не совсем принадлежавшим ему. – Это просто очередной тупик.

Саксони не знала, что это должно было означать. Однако в глазах Тавии блеснуло понимание. Ее рука скользнула в кошелек на боку – так быстро, что Саксони едва заметила это.

Тавия сжала в кулаке талисман и закрыла глаза. Потом упала прямо сквозь Главу.

Саксони моргнула.

Тавия превратилась в ничто – всего на несколько секунд – и прошла через Эшвуда. Амулет отбрасывал сияние на ее кожу, ставшую прозрачной.

А потом девушка побежала.

Как только Тавия освободилась, Уэсли вскинул руки. Кусочки реальности устремились к Главе. Эшвуд вскинул руку, чтобы создать щит. Видения Уэсли ударились об него. Глава заскользил по полу, дрожащими руками пытаясь удержать барьер.

– Нет! – воскликнула Зекия.

Она швырнула в Уэсли мощный порыв магии. Однако тот расплескался о его кожу, будто вода. Уэсли, казалось, даже не заметил этого. Ее магия была для юноши словно бы ничем.

Уэсли зарычал на Главу. С каждым движением его подбородка видения напирали все яростнее. Они шептали, кричали и бились, стараясь прорваться; проделать отверстия в щите Главы и в нем самом.

А потом на коже Уэсли появились регалии.

У Саксони едва не подкосились ноги.

Магические письмена, начертанные жирными линиями, скользили по татуировкам Уэсли. Вверх по рукам, по груди, собираясь напротив сердца. Саксони видела серебряные очертания сквозь разрывы в рубашке смотрящего. Их было много, очень много. Но два из этих знаков заставили сердце Мастерицы замереть.

Знак умения видеть вероятности мира.

Знак умения заглядывать в разум людей.

«Мастер Интуиции!»

Но этого не могло произойти.

Саксони вспомнила о заклятии, которое Асиз прочитала над кровью Уэсли.

Черная. Его кровь была густо-черной.

Она знала: здесь что-то не так. Но отмахнулась от этого, словно невежественное дитя, подумав лишь о различии между магией своего Рода и магией гранкийских Мастеров. Однако, во имя Сонма Богов, даже Асиз выглядела сбитой с толку.

Глупцы. Какими же глупцами они были! Саксони вспомнила рассказы амджи. В каждом из них кровь союзников Рода становилась ярко-зеленой – словно растительный покров земли, созданной Сонмом Богов.

Зеленый цвет означал рост и гармонию; яркость потенциальной судьбы.

Но черная кровь…

Уэсли произнес заклинание в обители Консортессы, когда стены грозили сомкнуться и раздавить их… Так вот почему его магия тогда оказалась так сильна!

Дыхание Саксони стало прерывистым.

Тень-луна похитила свет у всего мира, но не у Уэсли. Ему она преподнесла дар: магия юноши наконец-то вырвалась на свободу. Пробудилась во всей своей полноте.

Уэсли был подлинным Мастером и даже не знал об этом.

Заклятие Асиз не дало ему ничего. Оно лишь заставило всплыть на поверхность то, что уже таилось в нем. Теперь тень-луна щедро подкармливала эту силу. Подкармливала магию Уэсли, словно монстра… которым эта магия и являлась.

Уэсли крепче сжал кулаки, наращивая силу. В щите Главы появились пробоины.

– Перестань! – вскричала Зекия и бросилась вперед. Уэсли остановил обстрел реальностями.

– Отойди, детка, – гортанно произнес он. Зекия прорычала в ответ:

– Я уже не детка!

Она вскинула руку. Уэсли чуть-чуть сместился, чтобы уйти от ее магии – всего лишь на волосок.

– Уходи! – поторопила Зекия Эшвуда. Повернувшись к его трону, Мастерица зашептала заклятия. Изречения походили на урчание зверя. Из трона шагнули еще три Мастера, словно соткавшись из дыма. По одному на каждого из них.

Этот клятый трон являлся порталом. Разрывом в реальности – чтобы Глава мог удрать от опасности.

Эшвуд метнулся к трону. Саксони закричала от ярости. Она кинулась за ним, меча в Главу магию, подобную горящим пулям. Однако вражеские Мастера воздвигли щит, в центре которого стояла ее сестра. Огонь Саксони угас у их ног.

Глава прыгнул в дым.

Тавия подбежала к Уэсли, стараясь не обращать внимания на его глаза. Они по-прежнему оставались непроницаемо-черными. Союзники вместе отступили от Мастеров. Уэсли вытянул руку перед Тавией, создавая собственный барьер.

Трое против четверых. Однако одной из этих четверых была сестра Саксони. Глава скрылся. Все их поступки не значили ничего, если Эшвуд остался в живых.

Саксони нашла свою сестру лишь для того, чтобы снова потерять ее. Во всем этом был виноват Уэсли. Она смотрела, как юноша держит Тавию за руку – так, словно ему было ведомо, что значит заботиться о ком-то, кроме себя самого.

«Мерзавец!»

Он был таким же плохим, как Глава, который покупал Мастеров. Именно из-за юноши ее сестра пришла к Эшвуду. Они были знакомы друг с другом. Уэсли проник в разум Зекии и отдал ее своему Главе, словно ценную добычу.

Быть может, Эшвуд и сбежал. Но его смотрящему не уйти. Саксони позаботится об этом.

Во имя Огневрат, она ни за что не позволит, чтобы оба этих аспида ускользнули из ее хватки. Так или иначе, Саксони отомстит – отомстит за Зекию. И если она не может добраться до Главы, то остается его ручной пес.

– Убью, – процедила Мастерица.

– Вот это настрой! – оценил Уэсли. Он смотрел на вражеских Мастеров, прищурив глаза, точно пытался продумать план.

– Не их, – сказала Саксони. – Тебя.

Уэсли выпустил руку Тавии и оглянулся через плечо.

Саксони охватило пламя.

Угольное пламя – такое же черное и мстительное, как то, что горело в ее душе. Оно было слишком сильным. Слишком жарким. Чересчур много магии вложила в это пламя тень-луна. Саксони не могла бы остановить его, даже если бы захотела. Она чуяла запах этого пламени. Гнев девушки окрашивал его языки в черный цвет, обжигая ее собственную кожу. Грозя обратить Саксони в пепел – так же, как мертвых Мастеров у ее ног.

Лицо Уэсли не выражало ничего. Ни удивления, ни страха. Никаких эмоций.

Саксони гадала, человек ли он вообще – или же магия захватила душу смотрящего так же, как душу Главы.

Уэсли Торнтон Уолкотт был монстром.

Он должен был им являться. Лишь магия смерти, самое темное из кровных заклятий, способно скрыть силу Мастера. Ее использование навлекает на весь Род вечное проклятие. Вот почему никто даже не пытался применять его после Войны Эпох. Вот почему они ушли в укрытия и всю жизнь проводили в тени. Это было лучше, чем убивать кого-то ради сокрытия своей силы.

Но кто-то совершил убийство, чтобы спрятать силу Уэсли.

Убил, чтобы подавить то зло, которое жило в нем.

И теперь оно пробудилось.

Саксони должна была остановить Уэсли, пока не стало слишком поздно.

Глава 44

Уэсли

Уэсли не ощущал слабости.

Он не чувствовал себя истощенным или усталым от использования такого количества магии. Напротив, юноша ощущал себя сильным и бодрым. Как будто это все годами росло внутри него, и освобождение столь мощной энергии лишь едва-едва утолило жажду действий.

Уэсли хотелось большего.

Тень-луна была подобна огромному источнику силы. С каждой секундой, когда она заслоняла солнце, тьма заряжала его до бесконечности.

Лава текла с ладоней Саксони и собиралась лужей у ее ног – так, что пол кипел и пузырился. Все это время магия роилась внутри Уэсли, не ведая страха и умоляя о том, чтобы ее пустили в ход.

– Ты с ума сошла? – воскликнула Тавия. Девушка сделала шаг вперед, чтобы попытаться поговорить с Саксони и вернуть подруге разум. Хотя Уэсли видел: это бесполезно. Схватив Тавию за руку, он потянул ее к себе за спину. Дальше от Саксони, зато ближе к другим Мастерам, которые сейчас намеревались убить их.

Уэсли знал, что враги находятся слева, справа и спереди от него. Однако это казалось почти смехотворным. Его магия росла – темная и невероятно голодная.

Как будто внутри у смотрящего щелкнул выключатель. Теперь Уэсли не знал, как вернуть его в прежнее положение.

«Не ее, – сказала магия. – Всех, кроме нее».

Уэсли уже привык слышать голоса в своей голове – Зекия позаботилась об этом. Но слышать свою силу казалось совсем иным. Он ощущал это буквально собственными костями.

Саксони в буквальном смысле прорычала:

– Когда я с тобой покончу, им уже ничего не достанется!

– Не считай себя такой уж везучей, – посоветовал Уэсли.

– Ты сам лучше сосчитай свои жизни, – парировала Мастерица. Даже ее голос теперь стал пламенем. Он трещал и разбрасывал искры. – Мне кажется, их запас как раз закончился.

Она низко пригнулась, готовясь прыгнуть. Уэсли сжал кулаки. Он убил достаточно людей на глазах у Тавии и каждый раз клялся, что это будет последний… но когда уже люди прекратят попытки убить юношу? Уэсли пытался быть вежливым, однако этого всегда оказывалось недостаточно. Прошлое не было прошлым. Оно сделало парня таким, какой он есть. И всякий раз одолевало юношу.

Тавия встала спиной к спине с Уэсли, глядя на оставшихся Мастеров Эшвуда. Уэсли думал о том моменте в поезде, когда едва не поцеловал ее.

Сейчас он жалел, что просто не сделал этого.

Саксони взмыла в воздух, словно феникс – вскинув пылающие руки и намереваясь прожечь его насквозь. Уэсли собрался, ощутил, как магия проникает сквозь кожу и в сердце, готовая взорваться, стоит только сделать вдох. Готовая разорвать весь мир на куски, если Уэсли это позволит.

«Не подведи нас», – твердила она.

А потом Саксони полетела в обратную сторону. Ее пронесло через всю комнату и шарахнуло о стену с таким громким стуком, что Уэсли едва не бросился к девушке в порыве чего-то, похожего на сострадание. Пламя Саксони зашипело, как будто на него плеснули холодной водой. Ее кожа снова проступила сквозь огонь. Осталась лишь лужа расплавленного камня на полу, где Саксони стояла прежде.

Зекия вышла вперед, сердито глядя на сестру. Она махнула рукой назад, приказывая остальным Мастерам не подходить. Удерживать позиции, но не нападать.

– Это было очень, очень глупо, – произнесла Зекия. – Ты не сможешь причинить ему вред.

Она повела пальцем. Магия подняла Саксони на ноги.

– Ты строила планы на меня, но мы уготовили для него вдесятеро больше. Если бы ты знала, ты бы поняла.

Зекия указала на Уэсли. Тот сжал зубы. Хватит с юноши планов, которые другие люди строят на него. У смотрящего имелись собственные планы, которые он намеревался осуществить: например, взять трон Данте Эшвуда и засунуть его Главе туда, где солнце не светит.

И Уэсли сомневался, что со своей новой силой он сможет снова изображать для кого-то ручного пса.

– Посмотрим, смогу ли я преподать тебе урок – что бывает с теми, кто становится у меня на пути, – продолжила Зекия. Она поднесла руку к виску. Воздух пошел рябью, протянувшись к Саксони, словно наполненный образами туннель. Они мелькали так быстро, что Уэсли не мог их разглядеть. Воспоминания, видения или галлюцинации. Может быть, то, другое и третье разом. Эта магия невероятно напоминала то, что он сам пытался применить против Главы.

Видения врезались в Саксони.

Из носа у девушки потекла кровь. Она закричала. Несколько секунд спустя крик перешел в поскуливание. Что бы ни делала Зекия, это убивало ее сестру.

«Не позволь ей сделать это».

Еще не начав действовать, Уэсли знал, что это глупо. Юноша совершенно не сомневался: впоследствии это покажется ему еще более глупым. Но Уэсли не любил мстить и терпеть не мог кого-то терять. Нравилось это ему или нет, нравилось это самой Саксони или нет, но она была на стороне смотрящего.

Что-то в нем не могло позволить ей умереть.

Что-то в юноше не могло позволить Зекии стать убийцей.

Уэсли прыжком вклинился в тоннель видений. Его рассудок брызнул осколками.

Он упал на колени.

Мир больше не являлся цельным. Он состоял из кошмаров, которые струились, словно вода. Воздух кричал что-то парню.

Уэсли не мог пошевелиться.

Тавия находилась где-то поблизости. Она что-то выкрикивала. Уэсли видел взрывающиеся вокруг сгустки магии. Фокусница сражалась с Мастерами. Однако он не мог сосредоточиться и понять, где именно; не сумел повернуть голову, чтобы высмотреть девушку.

Зекия опустилась перед ним на колени. Уэсли желал закричать на Мастерицу, чтобы она убиралась прочь. Он хотел пошевелиться – потянуться за своим пистолетом или магией, – но оказался парализован. Весь мир исчезал. И Уэсли исчезал вместе с ним.

– Полагаю, Саксони ошибалась, – промолвила Зекия. – У тебя еще осталось в запасе сколько-то жизней.

Уэсли обрел голос. По крайней мере, юноша полагал, что это именно его голос. Но этот голос оставлял во рту странный привкус.

– Уходи, – произнес он. – Ты – не ты.

«И ты тоже».

– А кем бы я должна стать, чтобы тебе понравилось? – спросила Зекия.

Уэсли не знал, что это означает. Но потом пальцы Зекии коснулись его виска. В разуме смотрящего раздался пронзительный вой.

Ее лицо изменилось.

Уэсли отпрянул.

Шум стал слишком сильным. Глаза с трудом удавалось держать открытыми, но Уэсли не мог выпускать Зекию из виду. Он не способен отвести от Мастерицы взгляда. Юноша даже не мог…

Уэсли моргнул.

Когда он снова открыл глаза, Зекия исчезла. Перед ним на коленях стоял кто-то другой.

Уэсли прищурился. Все вокруг было слишком ярким. Смотрящий моргнул опять. Лицо, маячащее перед ним, обрело резкость: похожие на полночь глаза и кривая полуулыбка.

Тавия.

Фокусница Уэсли. Его друг – если она решит таковой остаться. Его кто-то еще, если девушка проживет достаточно долго, чтобы убить Уэсли за одну мысль об этом.

Ее улыбка была подобна солнечному лучу.

Приложив руку к его щеке, Тавия произнесла:

– Уэсли… – голос ее звучал слишком ровным и рассудительным. Но это была она. Это должна была быть она. – Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал.

Уэсли кивнул. Он сделает все, что угодно.

– Мне нужно, чтобы ты бежал. Прямо сейчас. Бежим отсюда.

Смотрящий повиновался.

Неожиданно Уэсли сумел встать. Весь зал был размытым. Только лицо Тавии юноша видел ясно. И так же ясно слышал ее голос сквозь вой ветра в ушах и прочий шум. Только ее голос.

Что бы ни происходило, они должны бежать отсюда. Уэсли не знал, почему союзники вообще пришли сюда. Им следовало вернуться в Крейдже. Юноше было странно, что он вообще решил оттуда уехать.

Что такого важного было на этом острове?

Тавия взяла Уэсли за руку.

Ее ладонь ощущалась теплее и мягче, чем ему помнилось. Юноша не мог нащупать ни мозолей, ни шрамов. Однако Тавия крепко сжимала его руку и тащила Уэсли через зал. Он последовал за девушкой.

Они должны бежать. Союзники должны спастись от того, что здесь творится – что бы это ни было. Они должны вместе вернуться домой.

Если они сбегут, все будет в порядке. Уэсли обнаружил, что сейчас почти не против мыслей о бегстве – хотя прежде они всегда раздражали парня. Но сейчас смотрящий не желал оставаться и досматривать все это до конца. Ему казалось правильным прекратить сражение.

Перед ними, словно грозовые тучи, встали тени. Тавия крепче сжала руку Уэсли.

Не тени. Врата. Путь к спасению.

Что-то маячило в разуме Уэсли. Что-то, о чем он забыл. Что-то, что юноша должен был сделать.

В отдалении кто-то выкрикнул его имя.

Уэсли посмотрел на Тавию. Девушка улыбнулась ему. Неожиданно парень забыл снова. Что бы это ни было, оно не могло являться важным. Сейчас это не имело значения.

Здесь было небезопасно. Они должны бежать.

Тавия потянула Уэсли вперед.

Рука об руку спутники прыгнули во тьму.

Глава 45

Карам

Карам неслась по за́мку, подобно урагану. Несколько гранкийских Мастеров следовали рядом с нею, словно магические тени.

На каждую свернутую ею шею и каждый нож, воткнутый в сердце одного из людей Главы, приходилось несколько молний. Эти молнии обрушивались Мастерами из воздуха – точно капли дождя. Они бросали во врага вспышки энергии, расщеплявшие кости. Воины больше не являлись миролюбивыми магами и уж точно не собирались проигрывать. Они считали, что для солдат Главы нет спасения. Не для всех, конечно. Некоторые сдались после того, как сработали гильзы времени. Но многие – слишком многие – не желали этого делать. Мастера не желали спасаться. Они хотели быть со своим Главой в новом мире, который он обещал создать.

Снаружи замка бушевал хаос – Арджун и его воины громили армию Эшвуда. Мастера с обеих сторон получили огромную силу от тень-луны. Это было безумие. И когда магическая техника Уэсли подействовала, море начало колотиться о берега острова, уже не боясь мощи хозяина.

Карам не знала, что произошло. Однако что-то изменилось после включения гильз, поэтому девушка бросилась в за́мок, чтобы узнать.

Быть может, Эшвуд был мертв. Возможно, мертвы ее друзья. Может, они все-таки не победили.

Карам распахнула двери в тронный зал.

Сначала не было ничего, кроме ярких вспышек света и глухого пульсирующего звука. Но потом Карам увидела Тавию. Увидела Асиз, склонившуюся над полуобморочной Саксони. Женщина вздрагивала, когда талисман за талисманом обрушивались на еле державшееся защитное поле вокруг них.

Мастера. Трое Мастеров пытались проломить стену, которую с таким трудом держала Саксони.

У Карам не было времени размышлять, что, во имя духов, Асиз делает здесь и почему полы ее одежды обуглены. Об этом можно узнать и после.

Карам сжала ножи и приготовилась обрушиться на Мастеров. Она с боевым кличем кинулась вперед и метнула клинок. Тот поразил одного из врагов прямо между глаз.

Гранкийские Мастера последовали за нею, швыряя заклинание за заклинанием – пока люди Главы не отступили назад, переходя к обороне.

– Хей сакна, – сказала Карам.

«Прикройте меня».

Один из ее Мастеров кивнул и простер в сторону воительницы защитное поле, свернувшееся тоннелем. По нему Карам бросилась к людям Главы. Каждое заклинание, каждый брошенный в нее амулет отскакивали от поля и возвращались к тем, кто их метнул.

Двое оставшихся в живых врагов отскочили назад. Карам подняла руку, давая своим Мастерам сигнал стоять на месте. Что бы ни сделали с Саксони люди Эшвуда, Карам заставит их за это заплатить.

Она прокрутила ножи в руках.

Первый Мастер уклонился в сторону, но лезвие царапнуло его плечо. Маг с разворота ударил Карам локтем в висок.

Он был быстр. Но девушка оказалась быстрее. Ей не требовалось защитное поле. Она намеревалась взять с них дань кровью.

Карам полоснула клинком по груди Мастера. Кровь брызнула ей на щеку. Его напарница сразу же схватила Карам за запястье, выкручивая его с такой силой, что та едва не упала на колени. Но вместо этого воительница толкнулась назад, еще сильнее вжимая запястье в ладонь Мастерицы и смещая тело вбок. Ноги Карам взметнулись в воздух и обвили шею женщины. Та рухнула на пол. Бедра Карам охватывали ее шею словно колодка. Крутанув ими, Карам услышала хруст – донесся скорбный вопль мужчины – и, оттолкнувшись, вскочила на ноги.

Мужчина зашипел. На его ладони вспыхнул световой шар.

– Я сожгу тебя изнутри, – бросил он. Шар в руках мужчины разгорелся ярче. – Я превращу в жидкость все твои внутренности!

Он зарычал и кинулся на Карам. Когда противник рухнул на нее, девушка заворчала в ответ.

Вот уже во второй раз за день какое-то безумное существо роняло ее на землю. Карам надеялась, что это не войдет в привычку.

Мастер ударил ее локтем под подбородок. Зубы Карам лязгнули. Он поднял руку. Свет в руке противника горел так ярко, что воительница поморщилась. Она обхватила его шею обеими руками и с размаху ударила лбом в лоб. Мастер скатился с нее, прижимая ладони к лицу.

У Карам было достаточно практики. Девушка знала, под каким углом нужно ударить, чтобы голова противника треснула словно кокосовый орех.

Она стояла над мужчиной. Свет все еще сиял в его ладони, подобно маяку. Воительница с размаху ударила ногой и услышала, как хрустнула кость. Свет угас.

Саксони все еще полулежала на полу в объятиях Тавии. Карам подошла к ним.

Живой или мертвый, этот Мастер уже не станет сражаться.

– Он ваш, – обратилась она к гранкийцам. – Можете взять его в плен, а можете оставить гнить здесь.

Опустившись рядом с Саксони, Карам убрала завиток волос с ее лица. Кровь текла из ушей Саксони, скрываясь под воротником. Лицо девушки выглядело серым. Кончики вьющихся волос были опалены.

– Ты ужасно выглядишь, – прохрипела Саксони. Карам фыркнула.

– Я победила теневого демона. А у тебя какая отмазка?

– Ее сестра пыталась убить ее, – сообщила Тавия.

– Зекия? – удивилась Карам. – А где она? Ее не было…

Она резко умолкла, не решаясь даже думать об этом.

– Не беспокойся, – сказала Асиз. – Она жива. К сожалению.

Карам снова смогла дышать. Ее напряженные мышцы несколько расслабились.

– Что ты здесь делаешь? – спросила защитница. – Арджун чуть с ума не сошел. Твоя мышь сказала, что на ваш Род напали.

Едва договорив, Карам поняла, что уже знает ответ.

– Эшвуд забрал тебя, – выговорила она.

– И более того, превратил ее в одну из своих приспешников, – добавила Тавия. – Благодаря кое-кому.

Карам никогда не видела, чтобы Тавия смотрела на Саксони так, как сейчас. Это напоминало ненависть или что-то весьма похожее.

– Я не была приспешницей, – фыркнула Асиз. – Он держал меня под воздействием странной магии. Это было так, будто он…

– Мог управлять твоими мыслями, – закончила за нее Тавия. – Да, мы знаем.

«Ду́хи побери. Арджун совсем не будет рад, когда узнает об этом».

– Что случилось с Мастерами, верными Главе? – спросила Асиз. – Вы убили их всех?

Она поморщилась, выговорив последние слова. Это было настолько неуместно, что Карам почувствовала себя слегка задетой.

Убить всех Мастеров Главы?

Она воительница, а не убийца.

– После того как сработали гильзы времени, мы смогли взять верх, – сообщила Карам. – Действие эликсира выветрилось почти мгновенно. Я полагаю, заряды каким-то образом разрушили эту магию. Те Мастера, которые были порабощены, пришли в себя. Но некоторые все же попались на извращенную логику Главы. Те, кто не сдался, бежали в дальнюю часть острова, как только появилась тень-луна. Они оказались в таком меньшинстве, что не стали сражаться. А мы решили не преследовать их.

Карам не видела в этом смысла. Они явились сюда не для того, чтобы убить всех. Глава – единственный, кто должен был умереть. Что касается остальных, то спасать следует только тех, кто хочет быть спасенным.

Карам обвела взглядом зал, вдруг осознав: кое-кого не хватает.

– Где Уэсли? – спросила она.

– Сбежал, – ответила Тавия, не сводя с Саксони пылающего взгляда. – Вместе с Зекией.

Глаза Карам расширились от изумления.

– Что?

Уэсли не было никакого смысла удирать, тем более вместе с сестрой Саксони. Он пришел сюда, чтобы убить Главу, как и все прочие. Хотя намерения юноши далеки от благородных – они тем не менее были незыблемы. Уэсли собирался занять место Эшвуда – он договорился об этом с Шульце. Парень не стал бы просто так отбрасывать в сторону эти амбициозные устремления.

– Зекия была на стороне Главы, – пояснила Тавия. – По своей воле.

Саксони на руках у Карам напряглась, но не сказала ни слова.

Тавия указала на пустое пространство на возвышении, где лежали тела Мастеров Эшвуда.

– Вон там был трон Главы, – сказала она. – Но сам Глава сбежал после того, как вы задействовали гильзы. Заряды времени ослабили его. Эшвуд словно оказался отрезан от своей магии. Зекия и Уэсли прыгнули вслед за ним. Ворота закрылись. Как только они прошли в этот портал, тени рассеялись. – Фокусница моргала, глядя в пол. – Они все просто исчезли.

– Ты считаешь, что наш вождь – предатель? – спросила Карам.

Она знала, что Уэсли не тот человек, которому можно доверять. Однако воительнице трудно было поверить, что он мог вот так взять и бросить их всех в разгар войны.

Тавия открыла было рот, чтобы что-то сказать, но ее опередил хриплый голос Саксони.

– Зекия – Мастер Интуиции, – произнесла она. – Она может забраться внутрь чьей-нибудь головы и управлять его мыслями. Это одна из причин, по которым сестра должна была стать нашей Госпожой. Мастера Интуиции – самые редкие среди нас. Если они добры, то могут использовать свой дар для несравненно острого понимания чувств всех остальных. В сочетании с предвидением это делает их мудрыми правителями.

– А если Мастер злой? – спросила Карам.

– Тогда надейся, что боги, в которых ты веришь, окажутся на твоей стороне.

Тавия покачала головой – как будто это все не имело смысла.

– Зекия бывала в разуме Уэсли и до нынешнего дня. Именно так они познакомились. Ты хочешь сказать, что она управляла им даже тогда?

Саксони с трудом приподнялась, принимая сидячее положение, и оперлась головой о грудь Карам.

– Нет, – сказала она, морщась при каждом движении. – Это не было управление. Это объединение сознания.

– Во имя любви Сонма Богов, говори по-усханийски!

Дыхание Саксони дрогнуло. Из глаз покатились слезы.

– Зекия постоянно залезала ко мне в голову, когда мы были детьми. Ведь мы с ней связаны общей кровью. Если Зекия приходила в разум Уэсли – значит, у них тоже было что-то общее на двоих.

– Например? – осведомилась Тавия.

– Магическая отрасль, – ответила Саксони. – Уэсли наделен истинной магией. Он тоже Мастер Интуиции.

Тавия побледнела сильнее, чем когда-либо прежде.

– Это невозможно.

– Хотела бы я, чтобы это оказалось невозможно, – вздохнула Саксони. – Но кровь Уэсли не должна была сделаться черной. И я видела, как он использует заклинания. А во время сражения с Эшвудом он… – Мастерица умолкла, словно не в силах продолжать. – Уэсли явил свои регалии. Я видела, как они появились после прихода тень-луны.

Асиз втянула воздух.

– Наше заклятье не сделало его Сосудом, – произнесла женщина, наконец-то осознав. В ее голосе звучало острое сожаление. – Мы только пробудили силу, которая в нем уже жила.

– Как же Уэсли мог не знать об этом? – спросила Карам.

– Это запретное заклинание, – объяснила Асиз. – В нем используется кровавая жертва для подавления магии Мастера. Немногие Роды рискнули бы сделать подобное.

Саксони кивнула.

– К какому бы Роду ни принадлежал Уэсли, этот Род был готов совершить убийство, чтобы спрятать его от всего мира. И раз уж Уэсли сам не знал о своей магии – значит, они совершили это убийство, чтобы он так никогда и не узнал. Этим его Родичи навлекли на себя проклятие.

– Но зачем? – спросила Тавия. Карам почти фыркнула:

– Ты что, не знаешь Уэсли?

Тавия метнула на нее злой взгляд, но не стала оспаривать ее слова.

Вздохнув, они встали с пола и подняли Саксони на ноги. Карам закинула руку Саксони к себе на плечи. Они направились к дверям. Но не успели девушки сделать и нескольких шагов, как в зал влетел Арджун, запыхавшийся и покрытый кровью. Он увидел Асиз и то, что в зале нет Главы – ни живого, ни мертвого. В глазах юноши, все еще пылающих огнем сражения, отразилось замешатель- ство.

– Асиз! – Он кинулся вперед. На миг Карам показалось, что Арджун сейчас расплачется от счастья. Он нежно и торопливо приложил ладонь к щеке Асиз и со вздохом облегчения прижался лбом к ее лбу. Никто из них не произнес ни слова. Асиз улыбнулась, закрыла глаза и позволила себе расслабиться.

– Я в порядке, – прошептала она наконец. – Все в порядке.

Арджун глотнул воздуха и отстранился от женщины.

– Нам нужно уходить немедленно.

– Не то чтобы мы намеревались здесь остаться, – съязвила Тавия.

– Я имею в виду – сию секунду, – подчеркнул Арджун.

– Что случилось? – спросила Асиз.

Саксони закашлялась и немного сильнее навалилась на Карам.

– Да, что за спешка?

– Море атакует остров и, похоже, вот-вот поглотит его, – сказал Арджун. – Наши Мастера держат барьер, чтобы остановить шторм и защитить поезд. Однако они не смогут держать его долго. Так что идите быстрее или, клянусь духами, я брошу вас здесь!

Но он уже направился к Саксони, неспособной идти без посторонней помощи. Забрав ее у Карам, Арджун поднял Мастерицу на руки. Карам была признательна ему за это.

Замок застонал.

– Это магия Главы, – произнесла Асиз. – Этот остров не может существовать без нее. Теперь, когда Эшвуд бежал, остров вернется туда, где ему и положено быть.

– На дно Эйм-Вотен, – дополнила Карам.

Она споткнулась на бегу, когда огромная крепость покачнулась. С потолка посыпалась пыль и камни, словно первые капли грядущего ливня.

Союзники едва успели выскочить из зала, как он рухнул, рассыпавшись в прах.

Пол дрожал под ногами у Карам. Они все неслись по коридору. Стены вокруг изгибались. Когда они достигли широкой лестницы, Карам прыгнула с балкона и перекатилась, чтобы смягчить удар. Арджун, Асиз и остальные Мастера последовали ее примеру. Их ступни мягко стукнули о пол – магия замедлила падение. Тавия при приземлении вздрогнула. Спутники побежали дальше. Вдруг Карам заметила, что фокусница хромает, но скорость не сбавляет. Это произвело на воительницу некоторое впечатление.

Они мчались вперед. Лестничный пролет за их спинами рассыпался щебнем. Сквозь окна в за́мок врывались морские волны.

Саксони была права. Та магия, которая создала это место, теперь исчезла. И Эйм-Вотен намеревался забрать остров обратно.

Союзники выскочили из за́мка, пробежали по подвесному мосту и кинулись туда, где увяз в песке их поезд. От побережья уже осталась едва заметная полоска.

Разлитая в воздухе магия казалась практически осязаемой. Защитный барьер и шторм спорили друг с другом. Когда беглецы пробирались по песку на борт, Карам ощущала на языке мускусный привкус магической силы.

Она влетела в поезд и заорала, не обращаясь ни к кому в частности:

– Вперед!

Поезд покачнулся и заурчал. Потом оторвался от берега и грянул в воду. Двигатели завывали, точно баньши.

Он мчался быстро – быстрее, чем помнилось Карам по путешествии сюда. Тень-луна многократно усилила магию, которую Мастера использовали для движения этой махины. Карам была признательна за это.

Она лишь надеялась, что все их люди – и все те, кого спасли от Главы, – успели на борт. Хотя, вероятно, лучше обойтись без предателей.

Поезд взлетел с острова. Карам стала смотреть, как ветер и гроза разрушают за́мок.

Вода уже готовилась поглотить его. Похожие на хищные пасти волны намеревались стереть все следы существования этого за́мка.

Карам слышала крики. Видела вспышки магии, когда оставшиеся на острове пытались сохранить свои жизни.

Море с ревом билось о поезд. Над их головами бушевал шторм. Но Мастера сдерживали бурю, а Карам не могла отвести глаз от острова.

Море обрушилось внутрь себя самого. Крики смолкли. За́мок провалился в бездну, словно его никогда не было.

Глава 46

Саксони

Саксони не стала открывать глаза даже после пробуждения. Она не знала, сколько времени прошло с того мгновения, как остров Главы обратился в прах. Может быть, минули часы. Возможно, дни. На самом деле девушке было все равно.

Зекия пыталась убить ее.

Ее сестра пыталась убить Саксони.

И не клинком или талисманом, а их семейной магией. Зекия пыталась свести ее с ума. Сестра наполнила голову Саксони видениями возможных будущих, в которых Саксони станет марионеткой Главы. Образы того, как Саксони убивает невинных. Образы, как она убивает Карам.

Саксони думала, что сейчас умрет, и это станет последним ее воспоминанием. Вместо этого Сонм Богов милосердно послал Мастерице избавителя в лице Уэсли Торнтона Уолкотта.

Саксони не знала, почему он не позволил Зекии убить ее – хотя всего за несколько секунд до того сама Саксони пыталась уничтожить юношу. Она не понимала, почему Уэсли рискнул своей жизнью ради ее спасения.

Это было не важно.

Уэсли исчез – так же, как и Зекия. Саксони не могла дать обещание, что возместит юноше кровный долг. Она не знала точно, что сделает, когда увидит его в следующий раз. Если вообще когда-нибудь увидит.

Саксони открыла глаза и обнаружила: рядом с ее постелью на маленьком деревянном стуле сидит Карам. Глаза у нее выглядели усталыми и покрасневшими – как будто за все это время воительница ни разу даже не моргнула, не говоря уже о сне.

Увидев, что Саксони проснулась, она улыбнулась – улыбка была похожа на лезвие ножа.

– Хорошо отдохнула? – спросила Карам. – Ты проспала несколько дней.

– Не докапывайся, – отмахнулась Саксони. – Ты сама всегда дрыхнешь до полудня.

Она приподнялась. Суставы Мастерицы хрустнули от этого движения.

– Тавия очень зла? – спросила она.

– Да, – подтвердила Карам. – Но она с этим справится. Фокусники быстро приходят в себя.

– Тавия думает, что я ее предала, – сказала Саксони.

– Ты предала Уэсли.

– Полагаю, это практически одно и то же. – Саксони сделала долгий, утомленный вздох.

Ей нужно было наладить испорченные отношения – это будет нелегко. Когда речь шла об Уэсли, Тавия становилась упряма и слепа. Как бы она ни пыталась это отрицать, любой выпад против него превращался в выпад против фокусницы.

– По крайней мере, ты со мной, – продолжила Саксони. – Я не была уверена, что ты захочешь со мной разговаривать, когда узнаешь о моем поступке.

Жесткость исчезла с лица Карам. Хотя Саксони обычно находила эту жесткость привлекательной, сейчас девушка была признательна за ее отсутствие. То, что Карам смотрела на нее с любовью, а не с ненавистью, приносило Саксони самое большое утешение, какое только может существовать в мире.

– Если речь о почтовых летучих мышах, то кто-нибудь более сентиментальный мог бы сказать, что тебе не следует себя винить, – отозвалась Карам. – Он мог бы уверить тебя, что все мы в какой-то момент хотели убить Уэсли. И что за случившееся с гранкийским Родом в ответе только Глава. Не пытайся отнять у него эту вину.

– Как жаль, что ты не сентиментальна, – вздохнула Саксони. – Это было бы очень приятно услышать.

Улыбка Карам сделалась напряженной. Воительница посмотрела на Саксони с неожиданной серьезностью и сказала:

– Я знаю, каково это – терять родных. Если ты хочешь поговорить о Зекии…

– Я ее не потеряла, – перебила Саксони. – Когда я вернусь в Ришию, то расскажу обо всем моей амдже. Она придумает, что делать. Я все еще способна спасти сестру.

– Может быть, сначала расскажешь все мне? – спросила Карам.

Саксони так и сделала. Она поведала о Зекии. Сестра стояла рядом с Главой, точно почтительная дочь, и с гордостью носила перстень с его печатью. Зекия явилась к Главе, чтобы помочь Уэсли стать смотрящим. Саксони объяснила, как Зекия строила планы на Уэсли и как использовала свою магию Мастера Интуиции, чтобы обмануть юношу и заставить сбежать вместе с ней.

Саксони рассказала Карам о том, как родная сестра пыталась ее убить.

К чести говоря, заплакала Саксони только после завершения рассказа.

Она рыдала, уткнувшись Карам в плечо. Ее прекрасная воительница молча позволяла Мастерице пропитывать слезами ее воротник. Когда Саксони выплакалась – когда у девушки уже не осталось слез, которые можно было бы пролить, – она перевела дыхание и прислонилась к изголовью койки.

– Что могло заставить Зекию стать такой? – спросила Карам. – Судя по твоим словам, она не стала бы предавать все, чем жила, ради чьих-то красивых слов.

– Но так поступила не только Зекия, – напомнила Саксони. – Ты же видела других Мастеров. Некоторые из них желали того будущего, которое сулил Глава. Они были верны ему.

Ей становилось тошно даже думать об этом. Война Эпох велась ради того, чтобы даровать Мастерам свободу от эксплуатации. Во время этой войны погибло несчетное количество людей. Были разрушены многие города. И казалось невозможным, чтобы любой из Мастеров, знающих историю, по своей воле примкнул к Главе.

– Быть может, дело в эликсире, – предположила Карам. – Асиз сказала, что всякий раз, как ей давали микстуру, он отнимал кусочек ее духа.

– Этот эликсир создала Зекия, – сказала Саксони. – Она не находилась под его влиянием. Именно благодаря нашим с ней кровным узам я смогла преодолеть действие зелья в Крейдже.

– Значит, Глава задурил ей голову, – заявила Карам так, словно другого варианта и быть не могло. – Три года у него в плену – достаточно большой срок, чтобы Эшвуд успел исказить ее разум.

Зекия хотела верить в это, но не могла окончательно убедить себя. Карам не видела глаза Зекии. Это не был взгляд обманутой, сломленной девушки. Перед ними предстала девушка, которая сама ломает других.

– Не важно, что уже произошло, – промолвила Саксони. – Я верну Зекию. Я не потеряю больше никого из своих родных. Обещаю это.

– Что бы для этого ни потребовалось. – Карам взяла Саксони за руку, словно скрепляя клятву. – Я с тобой.

И Саксони знала, что Карам имеет в виду именно это: воительница всегда будет с нею. Если понадобится, они вместе дойдут до края мира. Когда Саксони в следующий раз увидит свою сестру, рядом будет Карам. Девушки вместе спасут Зекию.

Они приведут Мастерицу домой и повергнут любого, кто посмеет встать у них на пути.

Глава 47

Тавия

Тавия болтала босыми ногами за бортом поезда. В воздухе все еще ощущалась магия. Хотя они покинули руины за́мка Главы на дне Эйм-Вотен вот уже неделю назад, его гибель каким-то образом продолжала преследовать их.

Море было спокойным – чего Тавия не могла сказать ни о себе, ни о ком-либо еще. В живых осталась едва половина их армии. В их новой команде насчитывалось слишком много бывших людей Главы. Это не давало никому расслабиться. Гильзы времени обратили исход битвы в их пользу. Однако к тому времени, как Арджун привел в действие заряды, слишком многие уже пали. И хотя часть Мастеров Эшвуда находилась просто под влиянием Лой, и кое-кого удалось спасти, остальные являлись просто убийцами по своей натуре. За исключением тех шестидесяти, кого они взяли на борт – и это держало всех в напряжении, – остальных оставили на смерть. А может быть, и сумели сбежать – если знали способ.

Так же, как Зекия и Уэсли.

Уэсли, который являлся Мастером.

Не просто Сосудом, а подлинным Мастером, творцом заклинаний.

Это была полная бессмыслица. Вот только чем дольше Тавия размышляла, тем больше смысла она в этом находила. Уэсли стал самым юным смотрящим в мире. Он обладал большей силой, чем любой другой из ее знакомых. Магия как будто сама приспосабливалась к парню, подстраивалась под него, точно старый друг.

Даже хрустальный шар, который Тавия искренне считала обманкой, точно предсказал применение гильз времени. Ведь Уэсли приложил руку к созданию этого шара. Его магия Мастера Интуиции просочилась в шар, связала сосуд с Уэсли, протянув между ними нить силы.

Тавия вздохнула. Следовало перестать думать об этом.

Только перестать оказалось не так просто. Она хотела знать, что Зекия и Глава собираются сделать с Уэсли – теперь, когда они захватили юношу. И что, во имя Огневрат, они собираются сделать с Тавией и всей этой армией, бесцельно блуждающей по морю.

Фокусница желала знать, как истинная сущность Уэсли могла оставаться в тайне так долго. Заклятие или не заклятие, но как они не догадались? Они с Уэсли оба были слишком заняты, пытаясь вести счет – кто больше выиграл у другого, – и не замечали того, что находилось прямо у них под носом.

Тавия гадала: сказал ли бы ей Уэсли о своей истинной сути, если бы знал сам? Девушка гадала, почему его семья поступила так. Саксони сказала, что они совершили убийство при помощи кровной магии, чтобы скрыть способности Уэсли от него самого и от всего мира. Тавия размышляла, жив ли кто-нибудь еще из них, чтобы можно было спросить об этом.

Она выругалась.

Фокусница действительно не могла перестать сейчас размышлять об этом. Если она прекратит думать об Уэсли, ей останется только вспоминать свою мать. Это было подобно смертельному удару ножа в сердце.

Для Главы жизнь ее мамы значила не больше, чем жизнь подопытной крысы. Он просто ставил над ней опыты; испытывал свою жуткую магию, чтобы усовершенствовать эту самую магию и сделать еще более жуткой…

– Хочешь выпить? – Голос Карам вырвал Тавию из раздумий.

Воительница приблизилась, держа в одной руке нож – словно не была готова окончательно поверить, что они больше не воюют. В другой девушка покачивала бутылку с выпивкой, взятую из купе Уэсли.

После сражения прошло некоторое время. Карам была исцелена, но магия не могла убрать все следы. По ее лицу и шее от виска до ключицы тянулся длинный вертикальный шрам – тонкий, но еще заметный. Тавия знала: Карам уже не больно. Магия позаботилась об этом. Но фокусница все равно сочувственно поморщилась.

– Как Саксони? – спросила она.

– Жива.

– Жаль, что она не оставалась без сознания чуть дольше.

– На самом деле ты на нее не так уж и злишься, – сказала Карам.

– На самом деле – очень злюсь, – возразила Тавия. Карам уселась рядом с фокусницей, откинувшись назад и опершись на ногти. Бутылку «Клеверье» она поставила между ними в опасно неустойчивом положении. Этикетка была слегка надорвана. «Уэсли это не понравилось бы».

– Есть идеи насчет того, когда нам следует остановиться? – спросила Карам. – Или где?

– С чего это вдруг я стала капитаном беглого поезда?

– С того, что ты лучшая фокусница Уэсли, а Уэсли с нами нет. Полагаю, это делает тебя его заместительницей. Сомневаюсь, что фокусники последуют за кем-то другим.

– А тебя эта должность не прельщает?

Карам пожала плечами:

– Может быть, потом.

И это означало, что до тех пор ответственность ложится на плечи Тавии – хотя девушка совершенно к этому не стремилась.

– Пусть даже наши силы ослаблены, мы не можем позволить Главе осуществить его планы, – вслух начала рассуждать Тавия. – Эшвуд ни за что не остановится на должности дуайена Усхании. А даже если и остановится, ему придется убить невероятное множество людей, чтобы обеспечить себе безопасное правление. Глава превратит нашу родину в страну-тюрьму.

– И что из этого следует для нас? – спросила Карам. – Главу и так-то было трудно убить еще до того, как мы узнали о сотрудничестве сестры Саксони с ним. До того, как наш смотрящий примкнул к нему.

Тавия напряглась.

– Уэсли не примкнул к нему.

Что бы ни произошло там, на острове, это Зекия заставила юношу поступить так. Тавия не могла позволить себе думать иначе. И уж точно не разрешала себе сомневаться в возвращении Уэсли. Невозможно, чтобы это оказался последний раз, когда они видели друг друга.

– Глава сбежал, когда обнаружил у нас гильзы времени. Значит, есть сила, способная ранить его – может быть, даже убить, – сказала Тавия. – Если мы просто поймем, что это за сила, то сумеем победить: это я знаю точно. Нам только понадобится помощь Саксони.

– У нас была помощь Саксони. Ничем хорошим это не кончилось.

– Я не то имела в виду, – пояснила Тавия. – Она способна помочь нам таким образом, каким не хотела помогать раньше.

У Саксони всегда были проблемы с Уэсли, а теперь – как бы горько ни было Тавии думать об этом – он был выведен за скобки. Если союзники собираются сбросить Главу без Уэсли, им понадобятся политики, положению которых Эшвуд угрожал. Им потребуются официальные лица, способные действовать в рамках закона. Кроме того, нужно как можно больше магии. Не просто несколько мятежников из Гранки и крейджийских фокусников, побоявшихся сказать Уэсли «нет». Им понадобятся настоящие бойцы. Люди, которые заинтересованы в исходе этой битвы – как заинтересованы в нем Карам, Саксони и Тавия. Им нужно привлечь к делу людей, жаждущих крови и мести. Эти люди не просто следуют приказам или пытаются поступать правильно. Нет, это должны быть люди, которые желают видеть Главу мертвым – будь то ради мести или власти.

– Пусть Саксони приведет нас в Ришию, – сказала Тавия. – Мы обоснуемся там и соберем ее Род. Мы соберем все Роды́, скрывающиеся в Усхании. Точно так же, как гранкийцам понадобится собрать все ренийские Роды́. Мы можем даже привлечь Роды́ из Воло. Мы обыщем все три магических страны и найдем людей, искренне желающих отомстить Эшвуду. Я ошибалась – мы не способны победить одними лишь добрыми намерениями. А когда у нас появится вся эта магия, мы пойдем прямиком к дуайенам. Ко всем четверым. Мы должным образом привлечем их к войне, вместо того, чтобы позволить наблюдать за нею со стороны – как пыталась делать Шульце. И дадим им понять: лучше выбрать сторону правильно.

Других вариантов не существовало. Пути назад не было. Теперь Уэсли находился у Эшвуда – пусть даже в качестве пленника. Глава обязательно первым делом полностью захватит Крейдже. Он опустошит город и продолжит прокладывать себе путь через Усханию, кусочек за кусочком, пока не доберется до Фенны Шульце.

Они не могли ждать, пока это случится. Союзники должны были первыми добраться до дуайенны, послать дельга в Палаты Правительства в Йеджлате и предупредить ее об опасности. Они предложат женщине настоящий союз в этой войне.

– Хей реб. – Карам испустила протяжный вздох. – У тебя есть что сказать хорошего? – На ее губах появилась нехарактерная для Карам улыбка. – Может, мы и не выиграли войну – зато выиграли хорошую драку.

Тавия засмеялась. Это веселье было абсурдным. Однако именно оно, казалось, слегка облегчило тяжесть на ее сердце. Карам была права. Им предстояло пройти долгий путь. Однако они уже столкнулись с Главой Усхании и выжили. Спутники заставили его сбежать. Что бы ни случилось дальше, это все же была победа. И ее следовало отпраздновать.

Карам наконец-то вложила нож в ножны и откупорила бутылку «Клеверье».

– Пей, – велела она. – Силы тебе понадобятся.

Она протянула бутылку Тавии. Та с благодарностью приняла ее.

Ночь шла своим чередом. Звезды постепенно тускнели. Они пили по очереди, передавая бутылку друг другу, пока та не опустела наполовину, а луна не склонилась к горизонту.

У них была цель. Был план. Пока что этого хватало. Когда союзники достигнут Ришии и найдут Род Саксони, начнется новая битва. Но пока что Тавия могла позволить себе перестать думать и просто наслаждаться тем, что они здесь.

Союзники были живы.

И она намеревалась сделать все, чтобы так оставалось и впредь.

Глава 48

Зекия

В возрасте семи лет Зекия Акинтола обнаружила, что ей предстоит принять статус Госпожи целого рода. В возрасте тринадцати лет девушка стала левой рукой Главы целой страны.

Она считала это переменой к лучшему. Не то чтобы амджа поняла бы ее в этом. Не поняли бы девушку и покойная мать, и боящийся магии отец. И уж точно не поняла бы Саксони.

Это было не важно. Зекию не должно это волновать.

Мастерицу это и не беспокоило.

У Зекии была новая семья и новая цель. К ней следовало стремиться. Глава намеревался проложить путь в будущее, где Мастера станут не скрывающимся меньшинством, а правителями этого мира, внушающими всем остальным страх.

И Зекия должна была помочь сделать это будущее реальностью. Это одно из немногих будущих, которые теперь ясно виделись девушке.

Теневой демон слизнул кровь с когтей и повернулся к Зекии, скаля зубы. Позади твари на холодном полу из серого камня лежал пленник.

Зекия исцеляла его уже столько раз, что сбилась со счета.

Она была готова позволить демону разорвать его на части еще дюжину раз.

Теневые демоны являлись всего лишь тьмой. Они возникали из зла, оставленного проклятыми заклинаниями: теми, которые похищали разум; теми, что похищали душу и сердце. Теневых демонов нельзя убить. Ведь магия не может умереть. Однако им возможно причинить вред. А все, чему можно причинить вред, удастся держать под контролем.

Зекия знала это лучше, чем кто-либо другой.

Демон испустил протяжный, утробный вой и опустил голову. Зекия вытянула руку. Демон подался вперед. Когда рука девушки коснулась его шкуры, он заскулил и склонился, опустившись на четвереньки. Демон ластился к ней.

Зекия сделала шаг вперед.

Уэсли Торнтон Уолкотт, самый подлый из всех смотрящих, вновь истекал кровью. Мальчик стал мошенником; стал мужчиной. Многие люди произносили его имя с таким же почтением и страхом, как и имя Главы.

И вот юноша здесь.

Связанный, с повязкой на глазах, покрытый грязью и собственной кровью. Порезы на его теле в этот раз были глубже.

Зекия была впечатлена тем, что парень все еще оставался в сознании. Впечатлена и слегка разочарована. Для него было бы лучше воспользоваться такой возможностью, чтобы отдохнуть. У него имелось мало шансов урвать хоть немного сна.

Уэсли не просил пощады. Они еще не дошли до просьб. Однако Зекия была уверена, что это произойдет. В итоге все просят и умоляют. Даже такие люди, как Уэсли Торнтон Уолкотт. Быть может, особенно такие люди, как он.

Зекия возложила пальцы на виски Уэсли, удерживая его голову. Та клонилась в краткие секунды обморока. Туда-сюда, вверх-вниз.

Зекия погладила его по щеке. Даже в полуобморочном состоянии юноша дернулся от ее прикосновения. Она не убрала ладонь с его лица.

Смотрящий был очень красив. Зекии ужасно хотелось удержать Уэсли при себе. Как брата или, быть может, даже как домашнего питомца. Зекия не особо размышляла над тем, какой вариант предпочтет – главное, чтобы он оставался при ней.

– Ну же, – произнесла девушка. – Мне нужно увидеть, что таится в этом дивном разуме.

Она позволила своей магии выплеснуться наружу и заструиться по каналу связи, который Уэсли не мог оборвать. Зекия гадала, какие мысли сейчас бродят у юноши в голове. Подбородок Уэсли вздрогнул, когда пленный смотрящий подавил крик. Зекия улыбнулась.

Она сломает смотрящего – даже если для этого понадобится весь остаток ее жизни. Зекия сломает его, чтобы они могли создать новую семью и новый мир. А если он будет сопротивляться, Мастерица сломает его просто ради забавы.

Зекия усилила нажим, прорываясь в разум Уэсли.

Девушка взяла его воспоминания, которые ей не требовались, и закопала их где-то глубоко. Затем для равновесия заменила их кое-какими собственными воспоминаниями, подлинными и воображаемыми. Вариантами будущего, которые не сбудутся, и теми, какие могут когда-нибудь наступить. Она читала каждую его мысль и видела каждое ценное воспоминание, которое юноша хранил в памяти.

Уэсли мало что считал ценным. Однако Зекия нашла все, что было ему дорого. Это отняло больше времени и сил, чем обычно. Но как только Мастерица оказалась внутри его разума, обратного пути не существовало. И когда она вырвала эти воспоминания из его головы, Уэсли Торнтон Уолкотт наконец закричал.

Позади нее хрипло рявкнул теневой демон.

Звезды моргнули.

Зекия погрузилась глубже.

Благодарности

Итак, моя вторая книга! Когда это произошло? По крайней мере, в этой книге я не поубивала кучу народа. Однако они все могут умереть в следующей. Не вешайте нос, ваши любимые персонажи останутся живы! Вероятно. Может быть. Кто знает?

Как обычно, большое спасибо моему литературному агенту Эммануэль Морген – лучшему подарку от мироздания, о каком я только могла просить. Знать, что вы на моей стороне, – замечательное ощущение. Я вечно признательна вам за то, что в этом путешествии вы оставались со мной. Спасибо Уитни, которая всегда заботится о том, чтобы мои слова распространились по миру и достигли как можно большего числа читателей.

Спасибо всей команде издательства «Macmillan/Feiwel & Friends», которая помогла мне претворить замысел этой книги в реальность и вместе со мной вычитывала и перевычитывала ее, а также рекламировала на каждом углу. Анна, Морган и Тереза, вы просто великолепны. Кейтлин и Старр, спасибо вам за потрясающие редакторские пометки!

Спасибо ребятам из британского издательства «Bonnier Zaffre/Hot Key Books» – идеальной команде мечты. Флисс и Тина, я не знаю, каким образом мне повезло наткнуться на вас, но ваш бесконечный энтузиазм и крутые идеи мероприятий, и вся магия, которую вы свершили, чтобы сделать мои книги такими чудесными… могу сказать лишь, что вы самые крутые!

Имоджен, Карла, Эллен и Ройсин, спасибо и вам тоже за весь ваш тяжкий труд! Я до нелепого счастлива, что у меня есть такая отличная команда.

Спасибо вам, Кимберли и Сана, за ваши роскошные примечания. И всем остальным, кто не назван здесь, но все же неустанно трудился над этой книгой и навсегда останется частью команды, совершившей путешествие в Неправедные Земли.

Патрик, спасибо тебе за то, что ты своей картой воплотил Крейдже в жизнь. НИЧЕГО ИНОГО Я НЕ МОГЛА БЫ ПОЖЕЛАТЬ.

Спасибо всем друзьям, которыми я обзавелась в книгоиздательском мире – новым и старым. Мне невероятно повезло! Вы дарите мне смех, поддержку и неизмеримую мудрость. Саша Альсберг, Бригид Кеммерер, Сара Гленн Марш, Мелинда Солсбери, Исабель Дэвис, Ребекка Куанг и Джейкоб Йорк (который стал лучшим Элианом для книги «Уничтожить королевство» и продолжает быть потрясающим во всем).

Спасибо моим приятелям-книгоманам Джесу и Сиири. Вы никогда не переставали верить в меня. И даже если пропадаете со связи на целую вечность. Но когда вы мне нужны, вы всегда оказываетесь рядом. Мне ужасно повезло с вами.

Спасибо Леанн и Бекке за то, что стали мне лучшими подругами, какие только могут быть у любой девушки. Вы научили меня тому, что люди действительно могут заканчивать фразу друг за другом и читать мысли друг друга.

Спасибо моим родным – самым лучшим родным в мире. Моим родителям, которые растили меня в обстановке любви и радости; которые поддерживают меня во всех начинаниях. И которые мне не только родители, но и друзья. Вы научили меня тому, как нужно верить в себя, никогда не сдаваться и иметь силу, чтобы пройти через что угодно. А если мне не хватает силы, вы всегда готовы занять мне ее – в любых количествах.

Спасибо моим многочисленным тетушкам, дядюшкам, двоюродным, троюродным и четвероюродным братьям и сестрам и всем остальным, с кем я состою в родстве (ого, как же нас много!). Вы всегда были странными, иногда чудесными, но всегда оставались не дальше, чем на расстоянии одного телефонного звонка. Я люблю вас.

И конечно же, спасибо Нику (потому что, тс-с-с, ты самый любимый. И еще потому, что это единственный способ вставить твое имя в одну из моих книг).

И как всегда, спасибо моим читателям. Вы заставляете меня двигаться вперед даже в самые мрачные времена. Ваша неугасимая любовь к книгам вдохновляет меня. Спасибо вам за фанатские рисунки. Спасибо, что приходите на встречи и прочие мероприятия, чтобы повидаться со мной. Спасибо за то, что поддерживаете меня, когда я переношу на бумагу истории, которые иначе остались бы только в моей голове. Спасибо вам за то, что верите в меня. В миры, которые я создала и которые еще только создам.

СПАСИБО ВАМ ЗА ТО, ЧТО ПРОЧИТАЛИ ЭТУ КНИГУ.