Великий Инквизитор и поколение Z. Утёк III. Проверь свой IQ бесплатное чтение

Великий Инквизитор и поколение Z

В ожидании конца света трудно занять себя чем-то полезным. Можно, конечно, например, провести акт, тот самый, который ведет иногда к продолжению рода. Хотя перед концом света, если честно, продолжать свой род – занятие совершенно бессмысленное и бесполезное.

Зато приятное.

Я даже поднялся с жесткой кушетки и стал пристально вглядываться в полумрак комнаты, надеясь в золотисто-желтом свете ядовитой луны увидеть отблеск звездной Венеры. Увы. Никаких соблазнительных силуэтов наподобие плодовитой Сикстинской мадонны, ни с ребенком на руках, ни без, я не заметил. Более того, я вообще никаких силуэтов не заметил. То есть, в комнате я находился один.

Из чего следовал неопровержимый вывод: задуманное совершить не удастся. Оставалось лишь через распахнутую форточку глазеть на луну, похожую на обглоданный алкашами сыр.

А что еще делать в ожидании конца света?..

Стоп!

Кажется, настало время признаться: никакого конца света на самом деле я не ожидал. Зачем же тогда написал об этом? Сейчас поясню.

Доподлинно известно, что современный читатель может осилить только три первых предложения любого художественного произведения. Да и то не всегда. А лишь в том случае, когда самое первое из них чем-то зацепит, удивит, поразит…

Вот почему я так необычно начал свой выдающийся роман: "Перед концом света трудно занять себя чем-то полезным". Тот, кто это прочтет, одолеет и весь первый абзац, то есть, все три предложения, заключенные в нем.

И этим мое авторское самолюбие будет полностью удовлетворено!

Ибо более трех предложений в книжках читают одни идиоты, а больше одного абзаца пишут одни графоманы. Если вы читаете эти строки, значит, вы идиот. С чем я вас и поздравляю! И себя, разумеется, тоже. Надеюсь, вы простили мне эту вынужденную ложь. Тем более, что в ней я сам чистосердечно признался. Зато в награду за терпение и верность (согласитесь, верность – это и есть идиотизм), я торжественно клянусь, что впредь буду вешать (извините, вещать) вам одни абсолютные истины.

В подтверждении чего заверяю, что факт любования мною обглоданной луны, и то обстоятельство, что луна в ту безысходную ночь действительно выглядела, как обглоданная, – чистейшая правда.

Правда, впрочем, и то, что в конце «Пролога» неполная, ущербная луна почти полностью скрылась за черным гребнем ночного уснувшего леса.

Лишь под самое утро мне удалось забыться тяжелым, свинцовым сном. Когда я с трудом разлепил глаза и взглянул в зарешеченное окно, то никакой луны на небе уже не было. Да и самого неба тоже, только лес и облака. Никогда прежде мне не приходилось наблюдать таких облаков. "Наверное, они приплыли из Абакана", почему-то подумал я. Облака были совершенно неподвижны, огромные белые глыбы нагло лезли прямо в окно, и лишь у их основания зеленела узкая полоска леса. Словно кто-то наложил в огромную чашку с зеленой каймой большие куски мороженного и предлагал мне это угощение.

Я вежливо отказался. Хотя, чего греха таить, люблю полакомиться сладеньким и вообще не дурак потрескать чего-нибудь вкусненькое, но сейчас никаких позывов к еде я не чувствовал. И это было странно.

Я лихорадочно стал соображать. Признаюсь, обычно это мне удается с трудом, соображать – не самая сильная особенность моего организма. Но куда деваться, иногда приходится думать. Обстоятельства вынуждают. После не свойственного мне умственного напряжения, удалось установить, что в данной комнате, смахивающей то ли на тюремную камеру, то ли на больничную палату, я провел уже несколько месяцев. Причем, провел в полном забытье и пришел в себя лишь минувшей ночью. Судя по всему, за окном было лето. А до того, как я сюда попал, улицы города были завалены сугробами…

Улицы города… Да, мне удалось вспомнить, что прежде я жил в большом городе-миллионнике, и за окном моей квартиры никакого леса не было. И окна там были без решеток…

Где я нахожусь? Кто, когда и зачем меня сюда заточил? От бесплодных дум начала болеть голова, и я переключил сознание на другие свои не менее важные органы.

Ощупывая внутренним взором сердце, легкие, печень, селезенку, желудок, я с удивлением обнаружил, что все они функционировали идеально, намного лучше, чем до того, как я здесь очутился. И даже позвоночник, который частенько доставлял мне хлопоты, стал мягким и гибким, как змея. Орган же, расположенный ниже живота, я исследовать поленился. Зачем! Судя по тому, как настойчиво минувшей ночью мне в пустой комнате мерещились всякие соблазнительные образы, он, этот орган, тоже пребывал в полной боевой готовности. Впрочем, я и раньше на него не жаловался.

Похоже, это все-таки была больница. Может, я попал в аварию, потерял сознание, и меня привезли сюда и основательно отремонтировали? Однако на теле не было никаких следов от травм, а возле прикроватной тумбочки – никакой медицинской аппаратуры. А если не больница, тогда что – тюрьма? Не зря же все окна забраны железными решетками. Словно боятся, что я приду в себя и сбегу. Нет, на камеру тоже не похоже. Я уже осмотрелся – комната была просторной и светлой, с туалетом и ванной, даже кой-какой мебелишкой обставлена.

За массивной, обшитой коричневой кожей дверью послышались чьи-то шаги, а вскоре – и скрежет ключа в замочной скважине. Ну вот, сейчас все узнаю.

В комнату вкатились два незнакомых мне существа. Один сухонький, лысый мужичок, похожий на швейцара. Квадратная челюсть другого выдавала в нем грузчика или телохранителя.

– Собирайтесь, господин Голо-Граф, вас ждут, – произнес швейцар бесстрастным голосом.

Я неуверенно стал озираться по сторонам в поисках загадочного голого графа, на всякий случай заглянул даже под кушетку. Но там тоже никакого графа не обнаружил, ни голого, ни одетого. Последнее усилие было избыточным, поскольку я еще ночью досконально обследовал свое новое место обитания и убедился, что в нем никого кроме меня не обитало. Швейцар молча следил за моими телодвижениями и терпеливо ждал, чем они закончатся. Телохранитель недовольно пыхтел, однако тоже молчал, видимо, он был не главным в этом тандеме.

– Извините, но никакого голого графа здесь нет, и никогда не было, – сообщил я своим гостям.

– Не голый граф, а Голо-Граф, – последовал ответ.

– Голо-Граф?

– Именно.

– А-а…

Наконец-то, я допер, что господин Голо-Граф – это я. Правда, меня так еще никто не называл. Хотя помню, после службы в армии, я захотел поступить на философский факультет МГУ, но нужна была характеристика из воинской части, и мне ее прислали с запиской сержанта-черпака, который почему-то назвал меня «Графом». Зачем он так написал? Непонятно. Он был младше меня призывом, то есть, еще только «черпаком», а я уже «дембелем», и он не знал, как ко мне обращаться. Вот и написал «Граф». И в этом был свой резон, потому что три буквы из четырех совпадали с моим именем. Я тогда еще подумал, "а граф-то голый".

Возможно, мои дотошные гости как-то прознали про тот давний случай или, может, даже залезли в мои мысли, потому так странно и обратились ко мне. Ладно, Голо-Граф так Голо-Граф, Хорошо, еще не Порно-Граф или не Граф-Оман, что было бы обиднее, хотя и точнее.

Я не стал больше испытывать терпение швейцара и телохранителя, и мы, выйдя из комнаты, отправились туда, где меня, оказывается, уже ждали.

Когда мы оказались на свежем воздухе, моему взору открылась удивительная картина. Стало понятно, что я находился на территории какого-то странного объекта, явно не больничного городка и не тюрьмы. На опушке живописного леса за высоким забором прятались несколько десятков различных сооружений. Небольшие темно-желтые домики с плоскими коричневыми крышами подковой упирались в причудливый двухъярусный дворец, построенный из дерева и черного непроницаемого стекла. По краям дворца располагались два красивых здания поменьше. За ними виднелся еще один забор, внутренний, за которым находились еще какие-то объекты. Ко дворцу вела ухоженная, выложенная красной брусчаткой, зеленая аллея. По ней я сейчас и вышагивал в сопровождении почетного караула.

В просторном холле, удобно усевшись в мягкие кресла, сидели два важных господина.

Один, облаченный в черный халат, похожий на японское кимоно с драконами, был, мягко говоря, почтенного возраста, а если говорить прямо, выглядел совсем скверно. Редкие кучеряшки на лысом черепе скрутились в спираль, всклоченная борода, бывшая когда-то черной, изрядно покрылась пеплом. Бульдожьи ноздри большого мясистого носа жадно и трудно, как испорченный пылесос, всасывали воздух.

Второй господин тоже был не молод. Жидкие волосы аккуратно прилизаны, сухое бесстрастное лицо не выражало ни единой эмоции. Выглядел он настоящим денди. Светлый классический костюм-тройка с черной бабочкой, в руках трость из слоновой кости с золотым набалдашником. Так одевались в Лондоне и Париже в 30-х годах XX века – в памяти всплыла картинка из исторического журнала.

– Здорово, пацаны! – вежливо, в соответствии с детства привитым мне дворовым этикетом, поздоровался я.

Однако пацаны не ответили на это учтивое приветствие. Они даже не подняли свои ленивые задницы из глубоких кресел, словно утонули в них навечно.

– Меня зовут Грэй Иванович, – прогнусавил толстячок в кимоно. – А это мистер Гарри, он здесь самый главный босс.

"О, Гарри, Гарри, Гарри, ты не наш, а ты с другого, Гарри, океана", закрутились в голове слова из популярного пионерского шансона. Но петь я не стал, решил сначала представиться.

– А я… я мистер Голо-Граф, – вспомнил я свое новое имя и уточнил: – Прошу не путать, не Граф-Оман и не голый граф, а Голо-Граф.

– Мы знаем, – успокоил меня любитель драконов, гостеприимно указуя своей мохнатой дланью на пустующее кресло.

Я не преминул воспользоваться столь любезным предложением, и завязалась светская беседа.

Перво-наперво Грэй Палыч извинился за похищение. Да, меня похитили. Оказывается, мой организм излучал электромагнитные волны, которые свидетельствовали о его неблагополучии. Эти импульсы были настолько сильными, что их смогли уловить сотрудники научно-исследовательской лаборатории программно-аппаратного обеспечения, которую создал мистер Гарри – вот куда я попал! В общем, меня привезли сюда и основательно подлечили.

Какие милые люди!

– Как вы себя чувствуете? – заботливо спросил Грэй.

– Спасибо, замечательно! Теперь вы отвезете меня обратно домой?

– Не торопитесь. Ваш реабилитационный курс еще не окончен.

– Как долго он продлится?

– Трудно сказать, – Грэй шумно забрал своими большими ноздрями воздух и раздумчиво произнес: – Видите ли, мы обнаружили, что вы обладаете неординарными экстрасенсорными способностями. Вы ничего такого необычного за собой ранее не замечали?

– Замечал, – не задумываясь, ответил я. – Я хорошо ем и хорошо совокупляюсь. И еще могу хорошо выпить.

"Мог, раньше", нужно было добавить мне, но я забыл или поленился добавить.

– Да, это, конечно, здорово, – скривил губы в жабьей улыбке Грэй Иваныч. – Но я несколько о другом. Если вы не против, мы сейчас проведем один маленький эксперимент.

– Не против, страсть как люблю всякие эксперименты. Маленькие и большие.

Грэй перевел взгляд на босса, который молчал на протяжении всей беседы и лишь мерно, словно маятник, покачивался в своем кресле. Сейчас он также не произнес ни слова, а только, выбиваясь из заданного ритма, сильнее обычного качнулся вперед.

– Недавно у нас произошел очень неприятный инцидент, – обладатель японского кимоно вновь обернулся ко мне. – Не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что во время установки мебели в эту гостиную – приемную для гостей, один из рабочих, как мы подозреваем, спрятал здесь флеш-накопитель с очень важной информацией. Никакой он оказался не мебельщик, а вражеский лазутчик, по заданию конкурентов охотящийся за секретными разработками нашей лаборатории. Мы вычислили «крысу» и вели за ним наблюдение, во время ремонта, когда было отключено видеонаблюдение, он здесь находился один, и больше спрятать флешку ему было негде. Мы проверили все варианты, досконально обыскали его самого и буквально каждый сантиметр гостиной. Но пропажа так и не нашлась. Как я не напрягал свою энергетику, у меня ничего не получилось. Старею… Вся надежда теперь только на вас, мой друг.

– Что я должен сделать?

– Найти эту флешку.

– Каким образом?

– Используя свои экстрасенсорные способности.

– Как это? – опять не понял я.

– Обычно я закрываю глаза и стараюсь сосредоточиться на поставленной задаче. Решение, то есть, в данном случае местонахождение искомого предмета, должно явится само.

Я откинулся в кресле, прикрыл глаза и добросовестно пытался сосредоточиться. Но никакие предметы, включая искомых, мне не явились. Я ведь, кажется, говорил уже, что соображать и сосредоточиваться – это не для меня.

– Ну как, видите что-нибудь? – с нетерпением в голосе спросил Грэй.

– Нет, – честно ответил я.

– Как же так, мы возлагали на вас такие надежды, – растерянно протянул мой протеже.

Мне стало его жаль – он так верил в меня, и чтоб не огорчать Иваныча, я решительно объявил:

– А я и так знаю, где находится эта флешка.

– Знаете?! Так показывайте же скорее, где она, – возбужденно вскричал Грэй.

И даже главный босс шумно заерзал в кресле. Я подошел к черному роялю, который прятался за кустиками кактуса в углу комнаты, отодвинул его заднюю стенку и достал искомый предмет. Да, это была она, маленькая белая флешка!

– Э-э, мистер, как эта вас там…

– Голо-Граф, – подсказал своему шефу Грэй Иваныч.

– Да, да, мистер Голо-Граф, как эта вами удалось? – наконец-то я услышал голос мистера Гарри, он был визгливым, как скрип не смазанной двери деревенской бани. – Скажите-ка, ви конкретно видеть, кто прятал флешку или ви видеть толко место?

– Ни то, ни то другое.

– А что тогда ви видеть? – не унимался главный босс.

Мне стыдно было признаваться, и я промолчал.

– Нашему другу еще трудно анализировать свои новые ощущения. Ему нужно время, чтобы освоиться в новой роли, – поспешил мне на помощь Грэй. – Но обратите внимание, как быстро, используя дар ясновидения, он нашел искомый предмет. Похоже на то, как знаменитый 14-й Далай-лама в свое время отыскал зубы своего предшественника.

Если честно, никакого ясновидения я не использовал и ни о никаких далай-ламах, тем паче об их зубах, слыхом не слыхивал. Просто мне вспомнился случай из моей прошлой жизни: я прятал тайные любовные письма (флешек тогда еще не было) именно там, за задней стенкой рояля.

Но разве можно было в этом признаться моим новым друзьям! А вот вам, моим верным читателям, признаюсь – ведь я же обещал говорить вам одну только чистую правду.

И еще мне почему-то показалось, что эту злополучную флешку за рояль засунул сам мистер Гарри, и потому так настойчиво вопрошал, видел ли я воришку в своих видениях. Это был мой первый экзамен, который, как сообщил мне Грэй Иваныч, я блестяще выдержал.

Мой коллега и опекун Грэй Иваныч вызвался меня провожать. Когда я направился было по главной аллее к своему домику, он придержал меня под локоток:

– Нет, нет, мой друг, теперь вы будете жить в другом месте. Вы блестяще выдержали экзамен!

Грэй свернул на боковую дорожку и привел меня к внушительного размера сооружению, сложенному из сосновых бревен. Мы вошли внутрь, и мой провожатый устроил экскурсию по дому.

Большая зала с мягкой мебелью и камином. За высокой аркой – рабочая кухня, оборудованная всевозможной кулинарной техникой. Три уютные спальни с изысканными ложами любви. Рабочий кабинет с компьютерным оборудованием и стеллажами бумажных книг. Но самое главное – это спортивно-оздоровительный комплекс: тренажерный зал, сауна и плавательный бассейн. Причем, бассейн не игрушечный, а стандартного размера 50 на 20 метров, где можно даже олимпийских чемпионов готовить.

– Вот здесь будет проходить ваша реабилитация, – сообщил Иваныч.

– Не хило, – искренне восхитился я.

Особенно мне понравилась «качалка» с подвесной боксерской грушей.

– Я живу в таком же блоке, с другой стороны аллеи, – похвастался Грэй и грустно добавил: – Только спортсмен из меня уже никакой. А вы молодчик! Столько пролежали в неподвижности, а мышцы даже не одрябли. Но для обретения формы потребуется месяца два-три усиленных тренировок. Вам нужен фитнес-тренер?

– Мне бы лучше тренершу, знаете, такую сисястую, большую, – шутка, пожалуй, получилась пошловатой, и я быстро сменил тему. – Я сам себе тренер, я обычно быстро восстанавливаюсь.

– Древняя скифская кровь воина, – то ли позавидовал, то ли потроллил новоиспеченный сосед.

– Когда переехал не помню, наверное, был я бухой, – продекламировал я внезапно пришедшие на ум слова из популярной некогда песенки одного скандального питерского музыканта и нанес несколько пробных ударов по боксерской груше.

– Да, кстати, – оживился экскурсовод, – ваш переезд неплохо бы отметить.

– Можно было, конечно, – неуверенно пробормотал я, глотая слюну, – но я ведь не пью.

– Как не пьете? Сами же хвастались, что мастер по этому делу, – Грэй совершил характерный щелчок по горлу.

Видно, горло у него сильно пересохло.

– Это раньше было. А теперь не пью… Кажется.

– Да мне тоже нельзя, но по такому случаю, думаю, можно.

– Разве только немного белого бакарди, – согласился я в надежде, что этого редкого сорта рома в моем новом доме не окажется.

Мы отправились на кухню, Иваныч открыл холодильник… Все мои надежды рухнули… И душа понеслась в рай.

– Ты счастливчик, ты увидишь новый мир, – после литра отборного крепкого рома Иваныч заметно охмелел и, отбросив условности, перешел на "ты".

– Я уже видел "Новый мир", и… этого, как его, – память стала с непривычки (давно не пил) подводить, я стал заикаться и с трудом подбирать нужные слова: – Ну это, в "Новом мире"… один день… Ивана Денисыча… Вот.

– Ты че лепишь! – выпучил на меня свои лупоглазые глаза мой тоже не совсем трезвый собутыльник. – Какой еще Денисыч? И кто его пустит в новый мир! Даже на один день не пустят. Фак-ыт! – Иваныч даже икнул от возмущения.

– Не Денисыча, а Солжени… Солженисыча, – выплел я, наконец, переставшим мне подчиняться языком эту труднопроизносимую фамилию, правда, не ручаюсь, что получилось точно.

– Какого еще Сыча? Никаких Сычов… э-э, Сычев… э-э, Сычей… Короче, никаких Сыкунов! – Иваныч тоже запутался и пригрозил кому-то пальчиком, хищно раздувая ноздри.

– Один день Денисыча Александра Солженисыча, – поправил я собственную ошибку, но, кажется, опять не удачно, зато угадал с рифмой.

– Какой там день, даже ни на минуту… А ну-ка постой! Ты про этого… Солженицына, что ли? А-а, понял, не так туп, как выгляжу. Понял, понял! Журнал "Новый мир", рассказ "Один день Ивана Денисовича". Так?

– Так! – радостно закивал я головой в знак стопудового согласия.

– Нобелевский лауреат… Он ведь умер уже давно. Но если б был и жив, то все равно его не взяли бы.

– Куда? – я совершенно потерял нить разговора.

– Куда, куда! Я тебе битый час толкую – в новый мир! Не в журнал "Новый мир", а в другой, реально новый мир. Понял?

– Нет.

– Давай тогда выпьем.

– Давай.

Иваныч раскупорил еще одну бутылку рома, разлил по зеленым фужерам. Закусили ананасом.

– Вот смотри, – дожевывая гнилыми черными зубами сладкий плод, продолжил свои объяснения мой неугомонный просветитель. – Ты литературой увлекаешься, я приведу тебе пример из поэзии. Про ананас. Знаешь такой стих Блока: "Ешь ананасы, рябчиков жуй, день наш последний приходит, буржуй"?

– Маяк…, – меня тоже потянуло на икоту.

– Что, маяк?

– Не Блок, а Маяк… Маяковский.

– Это не важно.

– Но ты, Иваныч, еще одну ошибку допустил, – я даже не заметил, как мы перешли на "ты".

– Какую?

– Ты сказал "день НАШ последний приходит, буржуй".

– Правильно.

– Нет, неправильно. В оригинале: "день ТВОЙ последний приходит, буржуй".

– И что?

– Вместо «ТВОЙ» ты сказал "НАШ".

– И что это меняет?

Я начал соображать, но, как обычно, ничего не получилось. Напрягать мозги у меня никогда не получается.

– Не знаю. Слаб умом, – был вынужден признаться я.

– Смотри… – взялся было разъяснять Иваныч.

Но я его остановил:

– Не гони, Иваныч, «ямщик, не гони лошадей». Давай еще по одной, а то мозги напрячь не получается.

– Может, пока тормознемся? А то зачастили.

– Не капай мне на мо́зги, не говори навзрыд, не капай мне на мо́зги, душа еще болит, – дурашливо и фальшиво пропел я.

– Понял, – легко согласился Палыч, – без сто грамм здесь и правда ничего не разберешь.

Выпили, закусили. Ананасом. Рябчиков не было, наверное, их слопали буржуи.

– Вот смотри, – пошел на второй заход Палыч. – Блок написал…

– Маяковский.

– Какая хрен разница! Блок! Маяковский! – стал выходить из себя Палыч. – Ты можешь помолчать?

– Могу.

– Вот молчи и слушай. "День ТВОЙ последний приходит, буржуй" – это пролетарская версия. Дескать, ты, буржуй, пока кушай своих рябчиков, ананасиков жуй, но скоро мы отправим тебя в могилу. Так?

– Так.

– А вот другой вариант, секретный: "День НАШ последний приходит, буржуй". То есть, пролетарии вроде как сами признают, что скоро наступит их последний день. Буржуи, как жевали рябчиков и ананасов, так и будут продолжать их жевать, а вот пролетариям скоро наступит хана. Понятно?

– Как это?

– А вот так. Это и есть новый мир. В нем не будет ни больных, ни убогих, ни униженных, ни оскорбленных.

– Жаль только жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе.

– Пушкин?

– Некрасов.

– Как точно сказано! – с плаксиво-трагической ноткой в голосе пролепетал знаток поэзии золотого века и шумно засопел.

По толстым, изрезанным глубокими морщинами щекам старика потекли крупные слезы. Я налил снова. Иваныч выпил, не закусывая. И размазывая слезы кулаком по лицу, грустно признался:

– Я скоро умру. Я тяжело болен, у меня рак.

Иваныч наполнил свой фужер до краев, и опять быстро его осушил.

– А вот ты, мой друг, доживешь до той прекрасной поры. Сто процентов! Некрасов писал не про тебя, а лишь про меня.

Я думал, что Иваныч сейчас тут же заснет за столом, уронив голову на свои тяжелые кулаки. Действительно, он прикемарил, но совсем на чуть-чуть, минутки на две. Очнувшись, сразу взял себя в руки и произнес длиннющий монолог.

Не все умные мысли из его мудреной речи я понял и запомнил, – тоже ведь принял на грудь будь здоров (если б бакарди гнали не из опилок, то чтоб нам было из двух, трех, четырех бутылок). Однако то, что застряло в памяти, я попытаюсь вынести наружу и донести до тебя, мой верный читатель.

Как ни печально, эскулапы отпустили Грэй Иванычу всего два-три месяца жизни. Рак – это серьезно. И ему срочно нужно было найти человека на свое место. Иваныч, если верить его словам, был едва ли не правой рукой самого мистера Гарри, поскольку занимался организацией астральной безопасности психосферы своего хозяина. Оказывается, есть и такая. Я плохо представляю, что это такое, но Иваныч какими-то оккультными путями, подключив электроволновые приборы поиска, вышел на меня. Видите ли, мой мозг, как выяснилось, способен улавливать какие-то низкочастотные колебания, а это означает, что я способен чувствовать, видеть и слышать то, что обычный человек не чувствует, не видит и не слышит. Хотя я ничего такого за собой не замечал, и вообще вся эта эзотерика – для меня темный лес и китайская грамота. Но мистер Гарри, опять же по словам Иваныча, и шагу не ступал без советов своей домашней Ванги, экстрасенса, астролога, звездочета – назовите это как хотите.

О своем боссе Иваныч говорит только с раболепным придыханием, он для него почти что Бог. Во всяком случае, мистер Гарри, – один из самых влиятельнейших людей планеты, он имеет титул Рыцаря Командора Ордена Британской Империи. Правда, над ним еще кто-то стоит, но это уже точно не люди, а Боги. Так сказал мне Иваныч.

Мистер Гарри занят каким-то глобальным ультрареволюционным проектом, который переустроит всю жизнь на планете Земля, а может и во всей Вселенной. Для осуществления этого плана во многих развивающихся и в развитых странах уже созданы специальные научно-исследовательские базы. Недавно, выкупив огромные земельные массивы, мистер Гарри построил такие лаборатории в Украине и России. Для того чтобы было удобней работать с местным персоналом, выучил русский язык (да, я заметил, что по-русски господин Гарри говорил с заметным акцентом). И вообще он полиглот – владеет 37 языками и наречиями, включая говор бушменов южной Африки. Но у его босса много врагов по всему миру. Один из самых опасных – международная террористическая организация «Аль-Кул». Буквально на днях террористы подбросили жуткий плакат – лоб мистера Гарри на нем пронзен окровавленный стрелой.

– Твоя главная задача, – инструктировал меня неожиданно отрезвевший Иваныч, – создание опережающей защиты мистера Гарри на астральном уровне и блокировка всех отрицательных психоволн, направленных в его сторону. Возможно, тебе придется исполнять и другие его поручения. Но окончательно твой круг обязанностей определится после того, как завершится реабилитационный курс, и в полной мере выявится твой экстрасенсорный потенциал.

Я хотел задать пару вопросов своему наставнику, (например, о том, как это они меня без меня женили), но не успел. Иваныч уронил свою плешь на свои густо покрытые шерстью кулаки и захрапел.

За два месяца я вошел в отличную форму – качалка и плавательный бассейн сделали свое дело. За это время меня никто не беспокоил, к руководству не вызывали, новых заданий не давали, мистера Гарри я больше не видел.

А Грэй Иваныча я за начальство не считал, хотя каждое утро к 10 часам должен был являться в его блок на обучающие семинары. Честно говоря, проку от них было мало, да и сам Иваныч это понимал, и мы просто болтали о том, о сем. Пару разу я заикался на тему, как долго меня тут еще продержат? Почему не предлагают трудовой контракт, а я бы еще подумал, подписывать его или нет? Сбежать с территории Базы не представлялось никакой возможности – кругом высокие заборы, охрана и "собаки рвутся с поводов". Все-таки эта странная лаборатория была точно похожа если не на тюрьму, то на зону, на привилегированную «шарашку». И чем мог помочь мне тут бедный Грэй Иваныч? Его самого, похоже, отстранили от всех дел и оставили тихо умирать.

Палыч познакомил меня с комендантом Базы – добродушным толстяком с плутоватой физиономией бравого солдата Швейка. Но у этого коменданта лишь вид был добродушным, а по своему складу характера он относился к разряду тех хозяйственников, у которых каждый бутылек бакарди на учете и зимой снега не выпросишь. Впрочем, я ни в чем и не нуждался. С бакарди завязал, окончательно и бесповоротно. Грэй тоже на греве больше не настаивал. С каждым днем он выглядел все хуже и хуже, некогда тугой, как краснодарский арбуз, живот обвис, под глазами нарисовались черные круги, ноздри стали раздуваться еще шире – ему явно не хватало воздуха. Скоро кони двинет, какая уж тут выпивка! Жаль, конечно, было старика, я успел к нему привязаться. Но тут ничего не попишешь – все там будем…

Однако я отвлекся. Да, от Швейка мне ничего было не нужно. В то время, когда я прохлаждался у Иваныча, мой домик тщательно прибирала горничная. И даже ни одна, как сказал комендант, горничные работали по сменам. Пылесосили, меняли постельное белье, стирали, готовили, наполняли холодильник съестным… Правда, своих горничных я еще ни разу не видел – во время их работы я тоже в поте лица постигал эзотерику на учебных семинарах Грэя. Меня разжигало любопытство и одолевали буйные фантазии. Как выглядят мои прелестные незнакомки? А может, там были одни беззубые старухи? Это непременно нужно было выяснить.

И вот под благовидным предлогом отпросившись пораньше у Иваныча, я помчался в свой блок, чтобы застать одну из горничных.

Увы, опоздал. С горничной я столкнулся буквально в дверях, исполнив свои обязанности, она уже уходила. Как она выглядела? Точно не как Баба-Яга, но и не как Шамаханская царица. Если я скажу, не то – не сё, не рыба – не мясо, – это будет, наверное, неправильно. Хотя горничная, действительно, была какая-то безликая. Не старая – не молодая, не толстая – не худая, не высокая – не низкая… Возможно, ее соблазнительные формы скрывались под рабочим халатом. Не под тем воздушным, полупрозрачным, эротичным халатиком с белым кружевным передником, который я нарисовал себе в своих мечтах (кстати, мечтать у меня получается гораздо лучше, чем соображать), а под обыкновенной робой из темно-синего сукна. Но даже это плотное синее сукно не смогло остановить мое либидо. Иногда женщина в парандже возбуждает больше, чем совершенно обнаженная натурщица. К тому же начал сказываться долгий тактильный голод.

– Задержитесь, пожалуйста, на минутку.

– Извините, я тороплюсь, меня ждет работа, – голосок был строгий, но приятный.

– Назовите хоть ваше имя?

– Венера.

– Урбинская?

– Челнинская.

Наконец-то, меня взяли на дело. И никто-нибудь, а сам мистер Гарри. Правда, сделал он это через моего наставника. Иваныч уже еле передвигал ноги, но прибежал радостный и счастливый. Как же, и о нем вспомнили! Боги спустились на грешную землю.

– Тебя босс хочет видеть.

А я как раз в это время уплетал свежую селедку с луком и картошкой – иногда хочется простой еды. Поскольку чай заваривать времени уже не было, я наскоро запил все это холодным молоком из холодильника. Иваныч выпучил глаза:

– Ты что делаешь!

– А что я делаю?

– Рыбу запиваешь молоком. Тебя же понос прошибет.

Отродясь у меня не было никаких поносов, но тут Иваныч, как ни странно, оказался прав. Однако обо всем по порядку.

Мы ехали в город в бронированном авто мистера Гарри в город. В роскошном салоне, сзади, рядом со мной в мягком кожаном кресле с широкими подлокотниками сидел главный босс, а спереди, возле водителя расположился какой-то парень по имени Макс.

– Это специалист по телекоммуникациям, – коротко представил его мистер Гарри.

За то время, что я не видел главного босса, он здорово поднаторел в русском языке и говорил уже почти без акцента. Великий Инквизитор (так я теперь буду называть главного босса, почему, объясню позже) был на этот раз чрезвычайно словоохотлив – наверное, оттачивал свои языковые навыки.

– Скажите-ка, ребятки, а знаете ли вы, что такое опен-джи?

– Я больше по 5-джи практикуюсь, – подал голос с переднего сиденья Макс.

– Это, кажись, гитарный строй такой, – вставил и я свои две копейки. – Розенбаум в нем лабает, "Вальс Бостон" и все такое прочее.

– Браво, Граф, – Великий Инквизитор сократил мое имя с «Голо-Графа» до «Графа», или просто забыл, как оно звучит полностью. – Макс вас познакомит с одной интересной тинейджерской группой, которая как раз играет в этом строе.

Главный Инквизитор не объяснил, куда и зачем мы едем, но Макс, похоже, знал. Возможно, он с этими тинейджерами был уже и знаком. А на кой ляд они сдались боссу? Трудно представить, что он интересуется молодежным рэпом. Или благотворительностью решил заняться? Странный все-таки тип этот Великий Инквизитор…

– А скажите-ка, Граф, – на сей раз он обратился непосредственно ко мне, – любите ли вы Достоевского так, как люблю его я?

– Не знаю, но читал.

– Например?

Я перечислил, что вспомнил:

– Бытие, Исход, Левит, Числа и Второзаконие.

– Это же "Пятикнижие Моисея", – в очередной раз удивил меня своим обширным кругозором Великий Инквизитор. – А-а, вы, наверное, имели ввиду "Великое Пятикнижие" Достоевского?.. Ах, вы шутник! Что-то я запамятовал, не можете напомнить, какие произведения в него входят?

– "Преступление и наказание", «Бесы», "Братья Карамазовы", «Подросток», "Идиот".

– Нет, все это не то! Самое гениальное произведение Достоевского, и не только его, а всей мировой литературы, – это "Легенда о Великом Инквизиторе".

– Эта легенда включена в роман "Братья Карамазовы", – подсказал я.

– Да? Я не знал. Я отдельно, как рассказ читал "Легенду о Великом Инквизиторе".

Вот почему я стал называть мистера Гарри Великим Инквизитором – за его пристрастие к этой литературной фигуре.

– Вот, вы только вдумайтесь в эти слова, – Великий Инквизитор продолжал восхищаться творчеством отпрыска золотоордынского бека Челеби (родословная Достоевского имеет татарские корни) и, достав смартфон, стал что-то долго и нудно читать своим скрипучим голосом. Иллюзия была полная, что это говорит сам персонаж из рассказа Федора Михайловича, мистеру Гарри даже играть было не нужно:

"Но стадо вновь соберется и вновь покорится, и уже раз навсегда. Тогда мы дадим им тихое, смиренное счастье, счастье слабосильных существ, какими они и созданы. О, мы убедим их наконец не гордиться, ибо Ты вознес их и тем научил гордиться; докажем им, что они слабосильны, что они только жалкие дети, но что детское счастье слаще всякого. Они станут робки и станут смотреть на нас и прижиматься к нам в страхе, как птенцы к наседке. Они будут дивиться и ужасаться на нас и гордиться тем, что мы так могучи и так умны, что могли усмирить такое буйное тысячемиллионное стадо. Они будут расслабленно трепетать гнева нашего, умы их оробеют, глаза их станут слезоточивы, как у детей и женщин, но столь же легко будут переходить они по нашему мановению к веселью и смеху, светлой радости и счастливой детской песенке. Да, мы заставим их работать, но в свободные от труда часы мы устроим им жизнь как детскую игру, с детскими песнями, хором, с невинными плясками. О, мы разрешим им и грех, они слабы и бессильны, и они будут любить нас как дети за то, что мы им позволим грешить. Мы скажем им, что всякий грех будет искуплен, если сделан будет с нашего позволения; позволяем же им грешить потому, что их любим, наказание же за эти грехи, так и быть, возьмем на себя. И возьмем на себя, а нас они будут обожать, как благодетелей, понесших на себе их грехи пред Богом. И не будет у них никаких от нас тайн. Мы будем позволять или запрещать им жить с их женами и любовницами, иметь или не иметь детей – все судя по их послушанию – и они будут нам покоряться с весельем и радостью. Самые мучительные тайны их совести – все, все понесут они нам, и мы все разрешим, и они поверят решению нашему с радостию, потому что оно избавит их от великой заботы и страшных теперешних мук решения личного и свободного. И все будут счастливы, все миллионы существ, кроме сотни тысяч управляющих ими. Ибо лишь мы, мы, хранящие тайну, только мы будем несчастны…"

Не знаю, сколько бы еще вещал Великий Инквизитор, однако начало сбываться пророчество Грэй Иваныча – в животе что-то кипело и бурлило, и рвалось наружу. Я терпел, сколько мог, но когда стало совсем невмоготу, вцепился в плечо водителя и заорал благим матом:

– Стой!!!

Машина резко тормознула, юзом скатилась вниз и припарковалась к железным конструкциям у основания моста, по которому мы въезжали в город. Но на мост мы так и не въехали. Я открыл дверцу и метнулся в близлежащие кусты.

– Засранец! – крикнул мне в след разгневанный босс, а мне уже было все равно…

Когда через несколько минут, облегченный и довольный, я вернулся назад и плюхнулся в свое кресло рядом с Великим Инквизитором, он брезгливо отодвинулся к окну. В салоне воцарилась гнетущая тишина.

– Шеф, можно ехать дальше? – спросил обеспокоенный водитель.

Но Великий Инквизитор ответить не успел. Раздался невероятный грохот, в небо взметнулся полох огня и дыма! Кто-то подорвал мост. Это ж сколько нужно было заложить тротила, чтобы в воздух взлетели десятки искореженных автомобилей!

На лице Великого Инквизитора застыл ужас. Он понял, если бы не эта вынужденная остановка, случившаяся из-за моего неожиданного поноса, то обломки нашей машины с нашими покалеченными телами тоже бы сейчас болтались где-то между белыми облаками и синей гладью реки.

– Домой, на Базу, срочно! – скомандовал Великий Инквизитор.

На разбор полетов опять пригласили Грэй Иваныча. Кроме него в холле у Великого Инквизитора собралось еще полтора десятка людей: горничные, кухработники, садовники, шофера, какие-то две размалеванные девицы, похожие на секретарш – в общем, вся обслуга и не только. Здесь также был комендант Швейк, он, как лицо начальствующее, сидел несколько поодаль от других. Кстати, горничная Венера тоже была здесь, в цивильном платье она выглядела весьма даже миловидно. Территория Базы была разделена на две большие части: техническую зону и запретную зону, которая находилась за внутренним забором. Нам туда вход был запрещен. «Запретку», как я понял, представляли мой знакомец Макс, с которым мы ездили на задание и какой-то седовласый персонаж, с внешностью университетского профессора.

Народ, тихо перешептываясь, ожидал выхода Великого Инквизитора, который жил на втором этаже своего великолепного особняка, куда никто из простых смертных, исключая горничных и еще, возможно, размалеванных секретарш, не заходил.