Обличия тьмы бесплатное чтение

Дорогие читатели, все в этом сборнике является частью того мира, которого мы с вами стараемся избегать, хоть иногда не можем перед ним устоять. Эти две истории не созданы для того, чтобы напугать вас. Они выполняют одну очень важную миссию, а загадки, оставленные мною для вас, составят вам хорошую компанию. До встречи на страницах!

Кошмар дома лилий

Глава 1. Потеря

Надвигалась гроза. Небо, затянутое черными тучами, было невероятно страшным и пугающим. Мы были далеко от дома, поэтому все, что мы могли сделать, – спрятаться в нашем самодельном шалаше, который мы построили всего час назад. Ветер свирепо завывал, гоня по полю пыль. Закрывая глаза руками, Езеф, подхватил меня на руки и еле как дотащил до нашего скромного укрытия. Забравшись в него, он стал звать Карла и Хосе, которые недавно ушли в лес за еловыми ветками для мощной крыши для нашего убежища. Он кричал около минуты, но никто так и не отозвался. Раскатистый удар промчался по мрачному небу, казалось, разрезав его пополам. Это напугало Езефа так, что он свалился на землю, покрытую сухой листвой. С неба начали падать крупные капли дождя.

− Подожди меня здесь. Не вздумай выходить на улицу. Я найду их и вернусь. Только не уходи никуда, пока гроза не закончится. Хорошо, Ханни?

Я боязливо посмотрела в глаза своего брата, опасаясь, что с ним может что-то случиться.

− Не бойся. − Он добро улыбнулся мне, крепко обняв. − Жди меня здесь. И, Ханни, гроза не может длиться вечно. Рано или поздно она закончится. Все заканчивается когда-нибудь. И это тоже.

Езеф выбежал из шалаша, исчезнув где-то в темноте леса. Я стала ждать его, сжимая ладони в кулаки. Мне было страшно. И я ничего не могла с этим сделать.

Вновь и вновь перематывая в голове слова брата о том, что он обещал вернуться, я успокаивала себя, поверив самой себе. Гроза с каждой секундой усиливалась. Ветер поднялся невероятно сильный, что мощные лапы деревьев ломались, мертво падая на мокрую, склизкую землю.

Уткнувшись лицом в ладони, я тихо шептала про себя имя Езефа, желая услышать, как он возвращается ко мне. Но дождь только перерастал в сильный ливень, лишая меня последней надежды на возвращение брата. Смешиваясь с ветром и раскатами молний, он был страшнее самого страшного чудовища, которого я могла когда-то себе придумать.

Шалаш постепенно начал раскачиваться в разные стороны. Подскочив на месте, я молила бога, чтобы ничего плохого не случилось. Перед глазами была темнота, да такая темнота, что увидеть перед собой ничего было нельзя. Казалось, сама вечная ночь опустилась на наш мир, в наш тихий уголок. Сердце мое сжималось, по щекам текли слезы. Я ничего не могла сделать, кроме как верно и терпеливо ожидать брата.

Прошло уже, наверное, около двадцати минут, как чьи-то шаги раздались рядом с шалашом. Езеф. Это должен быть он. Он возвращается! С этими мыслями я успокоилась. Слезы перестали бежать по щекам.

Я уже хотела обнять его, как в шалаше показались двое. Это были Карл и Хосе, два лучших друга Езефа. Они были все мокрые и грязные. Их одежда, казалось, намертво прилипла к их тощим телам. Светлые пряди Хосе совсем закрыли его темные глаза. Разодранная рубашка Карла мешком висела на нем. Непонимающе посмотрев на меня, они переглянулись, словно чего-то по-настоящему испугавшись.

− Ханна, а где Езеф? – Вопрос Карла сбил меня с толку.

Сердце бешено застучало.

− Он пошел искать вас, − тихо ответила я.

Голос мой дрожал. Самый худший мой кошмар подтвердился. Езеф пропал в пасти мерзкого чудовища – мрака.

Лица Карла и Хосе стали бледными, точно фарфор. Им было страшно, как и мне в этот момент. Не зная, где сейчас Езеф, я боялась за него больше, чем за саму себя. Трепетно сжимая в руках деревянный крестик, что висел у меня на руке, я просила бога, чтобы он помог Езефу вернуться. Не знаю, сможет ли бог помочь ему, но я бы очень хотела этого.

Гроза не унималась, она свирепо усиливалась, набирая новые силы для очередных раскатистых ударов о бренное небо, сплошь затянутое серыми тучами. Наш шалаш уже едва сохранял свою устойчивость. Карл и Хосе пытались удержать его, чтобы он окончательно не развалился. Они молчали, точно сказать было нечего. Действительно, сейчас было сложно хоть слово выдавить из себя. Где-то близко ударила молния.

Внезапно раздался хруст дерева. Я подскочила от страха, когда услышала этот болезненный плач сломанного деревянного тела. Увидев яростный страх в моих глазах, Карл обнял меня, закрыв мои уши своими холодными ладонями, по которым все еще скатывались капельки холодной воды, медленно скользя по моим щекам. Теперь я слышала все как в вакууме. Так мир казался мне таким ненастоящим и пустым… Впервые.

Молния ударила еще пару раз. А после пошло затишье. Ветер медленно унимался. Дождь и вовсе затих. Выглянув из шалаша, Хосе кивнул нам, сообщив о том, что теперь можно выйти. Покинув убежище, я надеялась увидеть Езефа, который мог возвращаться к нам, отсидевшись где-то в другом укромном месте. Но кругом была пустота. Карл и Хосе истошно звали его, но ответа от него не было.

Где-то вдали послышались тревожные голоса. Это были наши с Езефом родители, которые бежали к нам, освещая путь старым фонарем. Что с ними будет, когда они узнают о том, что Езеф пропал? Они будит грустить, и грусть эта будет самой тяжелой и болезненной.

В какой-то момент мне стало не по себе. Я не хотела возвращаться к родителям без брата, ведь он всегда был для меня целым миром, где я могла сокрыться от мира реального. Вырвавшись из рук Карла, я побежала в лес, надеясь, что сама смогу отыскать Езефа. Не знаю, что тогда мною двигало, заставляло пойти на такой неординарный и опасный поступок, от которого я была взаперти. Карл и Хосе тут же бросились за мной, пытаясь ухватить хотя бы за руку, чтобы не дать мне наделать всяких глупостей. Но они не успели даже ухватить меня. Оступившись, я упала, мигом покатившись с крутого яра в сторону реки.

Глава 2. Боль

Езеф был мне дорог. Я любила его, по-настоящему любила. С самого моего рождения я помню его голос, его вечно синюшние ноги, колени в синяках. Езеф был не только братом, но и другом, который не давал мне скучать и грустить. Он пообещал, что будет защищать меня, тогда я сказала, что буду оберегать и его. Помню, когда я сказала ему об этом, он от души засмеялся. И смех этот часто мне снился.

Проснувшись в больничной палате, я зажмурила глаза от яркого света лампы, который назойливо ослеплял меня. Повсюду был неприятный запах спирта и старости. Не люблю этот запах. Никогда не любила, потому что он сильно меня напрягал, опустошал мое детское сердце и заставлял думать о страшных, грустных вещах, думать о которых детям еще не нужно.

Осмотрев белоснежный потолок, в некоторых местах которого виднелись грубые черные трещины, я привстала с кровати. Голова мгновенно закружилась, и я повалилась назад, на белоснежные, дурно пахнущие простыни.

− Ханна, − тревожный голос мамы застал меня врасплох, − тебе нельзя пока вставать. Отдохни немного сначала. Нелегко тебе пришлось.

Подойдя ко мне, она присела на край кровати, поправив подушку у моей головы. Ее карие глаза были беспокойны, и это опечалило меня. Никогда еще я не видела ее такой.

− Мама, где Езеф? – Этот вопрос встревожил ее. – Он в коридоре? Ждет, когда ему разрешат войти ко мне? Да, мама? Так же? Я хочу увидеть его. Пожалуйста.

Некоторое время она молчала и лишь спустя пару минут ответила, крепко обняв меня, словно сдерживая от очередного глупого поступка, который мог мне в иной раз навредить.

− Его так и не нашли, милая. Наверное, он ушел слишком глубоко в лес. Но не переживай. Его ищут опытные люди. Они обязательно найдут его. А пока отдохни. Гроза миновала. Эх… кто же придумал бояться грозы?

Ее слова ударили меня по сердцу острым ножом. Я не знала, как мне реагировать на это. Сердце мое дрожало от испуга и тревоги. Я хотела снова увидеть брата, ведь он обещал, что вернется. А когда он обещал мне что-то, то всегда держал свое слово. Поэтому я просто не могла поверить, что Езеф пропал, не сдержав своего слова вернуться. Мне было одновременно больно и грустно. Но куда было девать все те чувства, которые скопились в моей груди? Куда нужно было спрятать бледность лица и этот подавленный огонек в глазах? Ребенок ведь не должен испытывать эти мерзкие удары жизни, так? Но неужели что-то сломалось в моей судьбе, и все перепуталось?

− Но он жив, мама? – резко спросила ее я; мой голос впервые звучал строго, даже как-то холодно и отчужденно. Мама удивилась моему тону, но не стала придавать этому большое значение. Сейчас такие мелочи были неважны.

− С ним точно все в порядке, не сомневайся. Не зря его все называют лесничим. Езеф прекрасно ориентируется в лесу и знает, где можно скрыться даже в самую страшную непогоду. − Мама еще сильнее обняла меня, не желая выпускать из своих нежных рук. Но эти объятия были больше похожи на удавку. – Вот увидишь: завтра он снова вернется к нам и будет рассказывать забавные истории. Все будет обычно, как мы все и любим.

Меня ничто не могло бы потревожить, и я бы поверила этим уверенным словам, если бы неуверенный дрожащий голос мамы звучал хоть капельку смело.

Доктор сказал, что беспокоиться мне незачем. Упав с яра, я лишь получила ссадины, синяки и небольшое сотрясение, которое не принесет мне вреда. Родители были рады услышать это от него, но мне, если честно, было все равно, что он скажет. Разве я могла в этот момент заботиться о себе, когда от меня оторвали огромную часть моей жизни? Даже дышать было тяжко, осознавая это.

Подав мне какие-то пилюли, доктор сообщил о том, что я могу быть свободна. Посмотрев на прозрачную баночку медового цвета, я усомнилась в ее содержимом. Никогда не любила лекарства, даже от одного неловкого взгляда на них мой желудок точно заполнялся каким-то вязким железом.

− Это просто витамины. − Заметив мою настороженность, доктор легко улыбнулся. − Ничего страшного. Пей по одной в день перед приемом пищи, и тогда все будет замечательно. Хоть немного позаботься о себе. Родители волнуются. Помоги им. Это сейчас жизненно необходимо для всей вашей семьи.

Я ничего не ответила ему, только легко кивнула головой в знак согласия. Сунув витамины в глубокий карман джинсового платья, я поспешила выйти из палаты под странную мелодию переваливающихся в разные стороны круглых витаминов.

Я мечтала скорее покинуть стены больницы. Они угнетали меня, казалось, делали такой маленькой и несчастной, что слезы на глаза сами собой наворачивались, хоть я и вовсе не хотела плакать. Люди здесь были другими. Каждый из них был чем-то болен. У каждого здесь был диагноз. У каждого была своя боль, которую доктор обещал излечить. Люди в больнице казались мне какими-то странными. Их взгляд, их движения… Все в них меня пугало. Не знаю, в чем была причина моего странного отношения к ним, но, наверное, я видела их иначе, так, как никто иной не мог увидеть медленно угасающее лицо больного человека. Что это была за особенность? Чахлость, которую они преодолевают всеми силами, лишь бы снова стать здоровым человеком. Они цепляются за жизнь, борются. А кто-то проигрывает, принимая свою болезнь как должное, находя всевозможные способы ужиться с нею. Врачи пытаются помочь, подать руку, но не всегда удается угадать желание больного. Либо они цепляются за право быть живым, либо сдаются, собственной рукой обрывая тонкую ниточку, которая держит их в этой жизни. Не у каждого есть надежда. Не каждый может поверить. Я не была такой, как они. Я была здесь чужой, лишней.

В больничном мире я приняла роль гостьи, которая должна была задержаться здесь ненадолго. Взгляды врачей настораживают. Они словно что-то ищут в тебе, проходя мимо, постоянно сверля таким угнетенным, выискивающим и несчастным взглядом. Что у них за роль? Роль спасителей. Так говорит мама, когда разговор касается больницы. Я же не знаю, права она или же нет. У меня точной версии, мнения, которое бы точно могло рассказать о роли врачей в больничных стенах, нет. Все здесь странные. Вот, что думаю я, когда вижу больничных людей. У каждого своя цель, а надежда присуща лишь единицам.

Скоро двери больницы закрылись за нами. Я была невероятно счастлива покинуть это место. Родители молча сели в машину, словно сделав это механически, без капли какой-либо живости. Я поспешила занять свое место позади. О чем сейчас думают они? Не знаю, но, наверное, о Езефе, который был неизвестно где на данный момент. Мне хотелось бы, чтобы он вернулся и снова был с нами, был со мной и защищал, что у него отлично получалось.

Наша машина тихо припарковалась у большого дома, который достался нам в наследство от бабушки. Этот дом был очень большим. Стены его были отделаны камнем, а во дворе был огромный сад с лилиями, которые когда-то безумно любила бабушка. Она буквально лелеяла его, а вечерами, когда солнце уже медленно заходило в свой призрачный домик, напевала мою любимую колыбельную, и делала она так, словно во дворе был кто-то живой, кто-то из детей, которых она безмерно любила.

Это были красивые цветы, но мне никогда не нравился их запах. Я знала, как пахнут лилии, и этот запах был совсем на него не похож. Когда я говорила об этом бабушке, она смеялась, говоря, что запах этих лилий нужно понять, ведь он особенный. Но что особенного было в этих светлых цветах? Только запах, который отпугивал меня каждый раз, когда я хотела найти в нем то очарование, о котором вечно твердила бабушка.

Таинственный цветок всегда встречал нас и провожал. Иногда мне даже казалось, будто он ждет нашего возвращения, причем ждет терпеливо. И это странное ощущение было сложным, пугающим временами. Правда, понять, пугает ли оно на самом деле или что-то прячет за этим чувством, было невероятно сложно. А бабушка ведь могла бы мне рассказать об этом больше. И она рассказывала, вот только я никогда не слушала ее.

Выйдя из машины, я невольно посмотрела в сторону пшеничного поля, которое заканчивалось густым лесом. Именно там, в начале леса, стоит наш полуразвалившийся шалаш, который Езеф с друзьями трудолюбиво сооружали вчера. От воспоминаний прошлого вечера становится страшно. Помню эту устрашающую грозу. Чувствую, она будет являться мне в самых лютых кошмарах еще очень долго, а затем – и всю жизнь.

За обедом родители молчали. Я же поддерживала это молчание, ковыряясь в овощном рагу, пытаясь найти в нем хоть какой-то маленький овощ, бережно нарезанный моей мамой. Обычно она всегда трепетна в плане готовки, но сегодня в тарелках – крупно порезанные, огромные овощи, которые я едва могла проглотить. Лица родителей, кажется, ничуть не живые. Они словно застыли, как изваяния. Молчание висело в столовой. И было неловко его почему-то нарушать.

Когда я сдалась этому скверному неудобству, то поспешила поблагодарить маму за ужин, а после поспешила в свою комнату. Она медленно подняла на меня опустошенные глаза, сказав, что зайдет ко мне перед сном, чтобы пожелать добрых снов. Ее голос был подавлен, отчего сердце мое сжалось в какой-то жалкий комочек.

Качнув головой, я быстро покинула столовую, поднявшись на третий этаж, где и находилась моя уютная небольшая комната.

Меня беспокоят мысли о брате. Родители едва держат себя в руках, пытаясь не сорваться. Им больно и грустно, как и мне самой. Потерять Езефа для всех нас было большим ударом. После ужина мы обычно бежали с братом в библиотеку, чтобы порыться в старых дедушкиных книгах, найти в них что-то особенное, о чем он мог забыть при жизни. У него была огромная библиотека с толстыми книгами, истории в которых жили своим чередом, каждый раз маня меня с братом к новым открытиям.

Удивительный, хоть и неприятный запах сигар по-прежнему наполнял собой стены, надежно зарывшись в старых узорчатых обоях. Находясь в этом месте, нам с братом казалось, что рядом с нами в этот момент находится дедушка, рассматривая свои любимые книги вместе с нами. Их у него было настолько много, что мы с Езефом терялись в их счете, когда решали пересчитать.

Эти пожелтевшие страницы всегда мне нравились. Когда листаешь их, возникает такое чувство, словно держишь в руках нечто особенно ценное, чего нет у других. Мне нравится называть это тайной, которую когда-нибудь я раскрою, прочитав все книги, собранные здесь дедушкой. Но сейчас мне не хотелось идти в библиотеку, не было желания даже думать о ней. Мы с братом ходили туда только вместе. Я не могу пойти туда одна. Так я предам его, ведь мы всегда были надежными хранителями старой дедушкиной тайны.

Через открытое окно я долго смотрела на поле, заканчивающееся лесом. Только с высоты можно увидеть, как вчерашняя непогода испортила пшеницу, буквально уложив ее на землю. Ветки деревьев были разбросаны всюду, да так, что эта картина отныне напоминала невероятный хаос. Где-то там стоит наш шалаш. Где-то там Езеф… Интересно, ищут ли его сейчас? Надеюсь, завтра утром нам сообщат, что он найден. Это будет для нашей семьи лучшей новостью, которую можно только услышать. Ведь все ждут возвращения тех, кого любят просто, но откровенно. Да?

Я уже давно была в постели. Свет в коридоре приглушенно горел, освещая часть моей кровати. Я ждала родителей, как и всегда. Каждый раз перед сном они приходили ко мне, чтобы пожелать добрых снов. Я ждала их и сегодня, нетерпеливо бросая взгляд на настенные часы. Уже одиннадцать. Родители заходят ко мне в десять. Они не могли забыть, я знаю. Тем более мама сама обещала мне зайти ко мне, и она не могла нарушить слово. Никто в нашей семье не нарушал свои обещания, даже самые мелкие. А если мама действительно забыла обо мне? А если… Нет. Да сколько можно думать только о себе? Понимаю, глупо просить чего-то от родителей сейчас, когда наша надежда голыми ногами ходит по острию ножа, не то готовясь сорваться, не то наконец-то дойти до твердой поверхности. Если я по-настоящему люблю свою семью, то должна принять сейчас свое одиночество. Оно не будет длиться вечно. Все когда-нибудь заканчивается, как и та жуткая гроза, начавшаяся совсем внезапно.

Глава 3. Новая жизнь

Этой ночью мне снился кошмар, который целиком и полностью поглотил меня, как какое-то невероятное чудовище из самых страшных детских фантазий. Мне чудилось, будто я стою во дворе незнакомого мне дома, смотря в немую, беспроглядную даль, в которой все казалось до удушья мертвым и неестественным. Пшеничное поле было недвижно, даже легкий холодный ветерок не касался их золотистых макушек. Ровным шагом я направлялась в сторону пшеницы, шепча чье-то имя, которое нахально срывал с моих губ проказный ветер, унося его куда-то ввысь. Чье это было имя? Я не знаю его и даже никогда не слышала. Но зачем тогда я его произношу? Для кого? Вокруг ведь тишина, да и если бы я хотела кого-то позвать, тогда должна ранее знать этого человека. Но странно здесь даже не это, а то, что я не могу прекратить называть его.

Все перед глазами было мертво, и только это пшеничное поле, уводящее меня все дальше и дальше от страшного дома, из окон которого на меня смотрели десятки чужих глаз, ни разу не двинувшись в сторону. Мои босые ноги больно протыкали острые камни, впиваясь в ступни все сильнее, но я не чувствовала эту боль. Меня точно и не существовало в этом обездоленном, незнакомом мне мире.

Среди густых зарослей леса, что встали передо мной неприступной стеной, я увидела хрупкую тень, черные руки которой были обвиты какими-то корнями, торчащими из земли. Я хотела притронуться к ней, что-то спросить, но эта тень смотрела сквозь меня, точно вовсе не замечая. Позади я почувствовала чье-то легкое, почти невесомое прикосновение, но когда я обернулась, увидела перед собой лишь тот страшный дом, полностью охваченный яростным огнем. Тогда все эмоции возродились во мне разом. Дикий крик вырвался из моей груди, но и он был подхвачен ветром, так и замерев где-то там, в высоте. Внезапно руки мои охватила страшная боль, покатившая по всему телу. Боль, исходящую от горящих рук, я чувствовала как ничто иное в этом немом, не умеющем чувствовать, мире. Спустя секунду все тело мое было охвачено огнем, который жадно пожирал каждый локон моих светлых волос. Тень, прикованная к земле, наконец-то заметила меня, позвав меня по имени.

− Люси, вставай. Нам скоро пора выезжать, − прозвучал тихий голос мамы. − Давай, вставай. Завтрак терпеливо ждет тебя внизу.

Неохотно открыв глаза, я лениво поднялась с кровати. Мне не хотелось никуда ехать, но от меня ничего и не зависело. Сама идея переезда меня не очень-то воодушевляла. Но если родители сказали, что это важно, значит, ослушаться я не могу… снова

Надев свои любимые голубые шорты с глубокими карманами и желтую футболку с причудливым розовым единорогом, я убрала в своей комнате. А после взглянула на себя в старенькое зеркало во весь рост и подхватила с пола огромный портфель с моими любимыми вещами, с которыми я не решусь расстаться даже спустя годы. Едва таща его, я спустилась на первый этаж. Родители были уже в сборе, но терпеливо ждали меня.

− Вот и ты, соня, − шутливо отозвался папа, складывая посуду в картонные коробки. − Чуть не проспала наш переезд.

− А может, это было бы хорошо, − недовольно ответив ему, я принялась за поедание пончиков с соком.

− Но ты же понимаешь, что это необходимо. Мы бы тоже хотели здесь остаться, но мы не можем. − Проверяя коробки с вещами, мама с надеждой посмотрела на меня. − Пожалуйста, Люси. Там будет хорошо. Вот увидишь! Заведешь новых друзей, пойдешь в новую школу. Все будет даже лучше, чем здесь. Спокойный городок с хорошими, а самое главное – простыми людьми.

− Раз с простыми, то ладно, − едва слышно отозвалась я, подставив грязный стакан из-под сока под холодную струю воды.

Дорога была для меня утомительна. Целых три часа до нашего нового дома. Интересно, как он выглядит? Родители говорят, что он хороший и очень уютный. Переживать и беспокоиться незачем. Но я почему-то все же думаю об этом. Будет ли это место для меня настоящим домом? Мы часто переезжаем из-за того, что родителям каждый раз предлагают новую работу в новом городе. Я устала от этого и уже хочу наконец-то обзавестись своим домом, в котором мы с родителями будем счастливы. Надеюсь, новый дом станет для нас по-настоящему домом, а не очередным гостевым домиком. Но, если честно, я уже готова снова собирать свой рюкзак.

В дороге я нашла лишь одно утешение для себя, которое всегда помогало мне даже в самых сложных жизненных ситуациях, запечатленное на хорошо пахнущих книжных страницах, жизнь на которых всегда меня по-настоящему увлекала, давала возможность забыться, стать счастливой и действительно свободной от душераздирающего несчастья. А ведь и радоваться-то мне было нечему. Одно и то же каждый раз. Родители не перестают надеяться на что-то, я же давно с этим смирилась. Плохо это, наверное.

Прочитав новую книгу почти до половины, я оставила ее, вложив красивую переливающуюся закладку. Это все, что осталось у меня от одной хорошей подруги, с которой я часто проводила время. Только закладка для книги, и все. А что я еще жду от мимолетной дружбы? Потом я выброшу эту вещичку, забуду о той, что подарила мне ее, заведу новую подругу, а там – все по привычному кругу.

Я и не заметила, как мы приехали. Родители радостно обсуждали нашу новую жизнь, уже строя планы на будущее, а я лишь молча наблюдала из окна машины, холодно осматривая наши новые окрестности, отделенные маленьким стареньким ржавым забором. Он действительно был таким маленьким, что заметить его было очень сложно. Да и эти заросли травяного леса поглотили его, надежно спрятав от глаз. Наверное, где-то от забора вообще ничего не осталось. Я уже терпеть не могу этот дом. Как и всегда.

Миновав большое пшеничное поле, мы выехали на каменистую дорогу, ведущую к огромному зданию. Это был старый дом с пыльными окнами, едва развалившимися стенами, огромными фермерскими владениями и необычными цветами, которые почему-то меня взволновали. В какой-то момент по спине пробежала ледяная дрожь, тревогой зарывшись в клеточках моего головного мозга, диктуя самые невероятные вещи, в которые было сложно поверить.

Это был тот самый дом, то самое пшеничное поле, которое пришло ко мне в недавнем кошмаре. Не знаю, что обычно бывает в таких домах, но обитать в них кто-то точно должен. Приведение? А может, сразу несколько? Точно, я терпеть не могу эту развалюху!

Припарковав машину во дворе, папа торжественно сообщил о том, что мы добрались до нашего пункта назначения. Родители поспешили выпрыгнуть из машины, начав восторженно рассматривать дом. Я лишь неохотно и даже как-то с опаской взглянула на него. С первого взгляда мне не понравился этот мир, выдуманный кем-то из самых страшных существ на земле. Брр!.. Нелегко мне придется ужиться здесь. Радует сердце то, что мы точно здесь ненадолго. Остается только дождаться звонка от нового работодателя, а там – да здравствует новый город, новый дом! Впервые я хочу переехать, причем как можно скорее.

Перетащив вещи в холл дома, мы поднялись на третий этаж, чтобы осмотреть комнаты. Их здесь было три, и все они были огромными, старыми и пыльными. Мне досталась небольшая комната с огромным окном, вид из которого открывался просто невероятный, но все это было не тем, что я бы хотела увидеть в своем новом доме. Здесь было слишком много фальши, которая насмешливо ждала, когда же можно будет уступить место кошмарному настоящему.

Все здесь было старо и пыльно, отчего мне невольно становилось неуютно. Разве можно нормально себя чувствовать в такой-то громадине? Вряд ли, но выбирать сейчас не приходится. Родители были рады этой покупке, и, быть может, мне тоже следует хотя бы показать свою радость, чтобы не расстраивать их в который раз?… Но это будет непросто. Однако постараться можно. Что ж, мультяшная улыбка от ушей готова. Только бы родители поверили ей.

− Ну, мебель нам привезут через пару дней, − присев на мою временную кровать, папа с улыбкой посмотрел на меня, − а пока пользуемся тем, что есть. Смотри, Люси, да и эта мебель не такая плохая. Ты ведь любишь музеи. А этот дом – как две капли воды с самым настоящим музеем.

− Ну как тебе дом, Люси? – с нетерпением спросила мама, прожигая меня наивным взглядом; она ожидала чего-то хорошего, подбадривающего с моей стороны, чего не так редко можно было получить в ответ.

− Хорошо, мам! – Как можно правдоподобней улыбнулась я, пытаясь быть хоть чуточку искренней; сейчас нельзя было расстраивать ее. − Думаю, все будет отлично в этом городе, да и в этом доме тоже.

В моем голосе чувствовался какой-то упадок эмоционального состояния, когда я сказала про дом, что отлично уловила мама.

− Да не беспокойся ты! Привыкнешь и к этому дому. Вот увидишь! – пыталась подбодрить меня она, едва приобняв за плечи. – Не через такое проходили мы вместе?! Теперь же все будет отлично! Я это точно знаю. Не хмурься только, а то духа дома спугнешь.

− Ну мам?! Я же давно не ребенок и в эти сказки не верю! Хватит?!

− Ладно. Отдыхай пока, осмотрись здесь.

Не знаю, смогу ли я привыкнуть к этому дому. Каждый его уголок навевает на меня неприятные мысли и чувства, едва не падающие в отчаяние и тревогу.

Дух дома? Ох, конечно! В этот доме он точно обитает, да только не я его спугну, а он меня, причем так, что я больше даже не пошевелюсь в сторону этой развалины.

Глава 4. Долгожданная встреча

Проснулась я на рассвете. В это время родители еще спят. Я не спешила вставать с кровати, но какой-то странный звук со стороны улицы привлек меня. Это было похоже на то, словно кто-то бросил камень о стену, причем звук был живой, отчетливый, отлично привлекающий внимание.

Поднявшись с кровати, я выглянула из окна, пытаясь разглядеть местного разбойника, который хотел снова увидеть меня, показать что-то интересное. Но внизу никого не было. Обычно о стену бросает камень Хосе, зовя меня погулять немного по пшеничному полю. И когда я увидела только пустоту вместо моего друга, тоска бросилась на меня, взяв в прочный плен, из которого было сложно выбраться, да и сейчас я сопротивляться больше не могла.

Однако там, вдали, где заканчивалось пшеничное поле, начинался массивный лес, я чудом заметила тонкую фигуру. Я была уверена: она махала мне рукой, зазывала в лес. Тогда что-то во мне перевернулось, и я была точно уверена, что видела. Езеф! Это был он!

Бросившись вниз, я задыхалась от собственного волнения, не могла поверить, как брат действительно нашелся и зовет меня, чтобы показать что-то фантастическое. Возможно, убежище, в котором он пережил ту страшную грозу. И я бы выскочила из дома в одну секунду, если бы папа не встретился мне на пути.

− Солнце едва поднялось. Куда ты так рано, Ханна? – настороженно спросил он, зевая.

− Езеф зовет меня там, у леса. Папа, почему вы с мамой не разбудили меня ночью, не сказали, что его нашли? Я ведь волновалась. Хорошо, что сейчас все в порядке, − восторженно сообщила я, но в ответ получила укорительный взгляд.

Сев в кресло, папа опустил голову, опустив глаза в пол. Я видела, как его руки дрожали, как он пытался сжать руки в кулаки, чтобы унять эту презренную дрожь.

− Езеф зовет? Ты заигралась, Ханна. Я понимаю, ты любишь брата и скучаешь по нему, но не надо делать вид, будто он с нами. Прости, дочка. Я просто устал и не могу больше терпеть все это. Дом… Этот дом все уничтожил в нашей семье?! Понимаешь? Твоя мама верила, что все наладится, но ничего нельзя сделать. – Папа словно проснулся, замолчал, поднял на меня свои опустошенные глаза, под которыми сидели два бошущих синяка. Закрыв глаза, он тяжело вздохнул и запрокинул голову. Затем прозвучал его ровный голос: − Езеф зовет тебя, Ханна, беги к нему. Он соскучился по тебе.

Я не знала, что мне стоит сказать ему в ответ. Я никогда не видела его таким печальным. Езеф. Мы были больны им. Эту болезнь не излечить, даже не ослабить. Мы можем только принять эту болезнь, не пытаться с ней бороться. Только сейчас я понимаю это. Но почему-то сердце мое бешено стучит, говоря, что все хорошо.

Что за болезнь это была? Печаль? Тоска? Сомнения? Нет, все слишком просто и однобоко. И пока я не увижусь с братом, ничего больше не хочу слышать, не хочу даже видеть! Пускай папа и говорит все это, я не верю, что его слова реальны. Он устал после пропажи Езефа, впервые был жертвой отчаяния и жестоких обстоятельств. Ему нужно отдохнуть, а эти слова нельзя воспринимать всерьез. Лишь бы наша семья смогла вернуться в прежнюю реальность.

− Отдохни, папочка. Просто немного поспи. Я беспокоюсь о тебе.

Но он ничего не сказал, как будто пытаясь меня не слышать. Нужно просто оставить его в покое. Да, так будет гораздо лучше.

На улице было жарко. Солнце безжалостно слепило мои глаза, которые уже привыкли к домашнему сумраку. Покой и тишина мягкой пеленой покрывали землю, насыщая воздух пряными нотками, от которых слегка кружилась голова.

Скрытая тревога поселилась в стенах нашего дома, но я не могу понять, что она такое и где зародилась. Смотря на дом, мне становится жутко. Он пугает меня. Но откуда этот страх? Он словно смотрит на меня из этих огромных окон, не спуская глаз. Сердце сжимается. Не могу больше находиться здесь.

Я без оглядки бросилась в сторону леса, туда, где я видела Езефа. Только бы снова увидеть его, моего дорогого брата.

Лесная дорога уводила меня все глубже. Этому лесу очень много лет. Он видел все, что происходило здесь еще до строительства нашего дома. Как-то бабушка рассказывала мне, что здесь теряется любой, а если и найдешь потом путь обратно, то не выйдешь уже там, откуда зашел. Но я часто гуляла в нем и всегда возвращалась домой. Так легенда бабушки стала для меня байкой, которую я воспринимала как сказку, придуманную ею специально, ведь бабушки любят придумывать различные истории, чтобы сделать жизнь своих внуков сказочной, а где-то – фантастической, чтобы уберечь их от глупых поступков.

Однако люди опасаются этого леса, никогда не ходят сюда. Но мне всегда было интересно то, почему же все его так сторонятся. У каждого были свои истории о нем, не внушающие доверия. Каждый был уверен, что в этом лесу живет зло. Но что это было за зло, никто не мог сказать. Некоторые дети, например, такие, как я, любили ходить сюда, чтобы погулять и узнать о том, что он скрывает. Все из нас, кто был в нем, вернулись, кроме Езефа. Карл и Хосе, давние друзья моего брата, тоже любили этот лес. У каждого свои страхи? А причина не ходить в этот лес основана как раз на них? Возможно, сложно это отрицать. Но бабушка не рассказывала мне ужасные истории, она лишь уважала это место и просила меня всегда быть честной и справедливой. Интересно, получилось ли у меня быть такой?

Огибая колючие ветви старых деревьев, я вышла к реке, к которой всегда любила ходить. Присев на свой любимый камень, я подставила руки под чистую, прохладную воду, чтобы умыть лицо. Свежесть кольнула все мое тело. Шум реки был таким сильным, что заглушал все мирские звуки. Не было слышно даже пения птиц, которых в этом месте всегда водится очень много. Мелкие речные камушки под моими ногами выглядели красиво и как-то необычно. Я часто смотрю на них, каждый раз удивляясь такой красоте. Бабушка учила меня ценить все прекрасное с самого раннего детства. Возможно, поэтому я и воспринимаю каждый камушек так благоговейно. Благодаря ей я могу часами наблюдать за тем, как бежит прозрачная вода в реке , как играют на ней солнечны зайчики, как они скачут кругом, беззаботно переговариваясь о чем-то.

На минуту закрыв глаза, я представляла, как сейчас, вернувшись домой, я увижу брата, который давно ждал меня у дома. Он снова мне улыбнется, позовет играть. Мы часто играли с ним в лото, которое было подарено нам еще дедушкой. Чудесная игра, хоть и кажется Езефу скучной. Но ради меня он готов даже на такой подвиг, ведь он – мой любимый заботливый брат.

По телу пробежал холодок, когда моих ног коснулся какой-то предмет. Это была фляжка с водой, которую Езеф всегда носил с собой. Судорожно подняв ее, я долго озиралась по сторонам, пытаясь найти глазами брата. У реки я была одна. Но что-то подсказывало мне, что рядом должен был кто-то быть.

Не теряя минуты времени, я начала звать брата, надеясь, что он скоро отзовется. Значит, он решил сыграть со мной в очередную игру, в которой я должна была его найти. Забавно, хоть и немного жутко играть в прятки после того, что с нами произошло. Однако брата я точно смогу найти. Далеко от меня он не мог уйти.

Но стоило мне обернуться, как я споткнулась. Повалившись на мокрую от дождя землю, я больно поранила руку и едва смогла сдержать крик. По ладони скользнула красная дорожка, блестя на солнце.

Лишь спустя минуту я заметила кого-то. Но вот не могла понять, снится ли мне это. Это был брат, но все было в нем не таким, как обычно. Его тело было таким бледным, что я легко могла увидеть его выпирающие синие вены, паутиной обматывающие его тело изнутри. Левая нога была вывернута в обратную сторону. На волосах висела тина и всякий речной мусор. Руки были сплошь покрыты рваными ранами и синяками. На лице не было ни единой эмоции, а в глазах зияла одна только пустота, белесая пустота слепца.

Он молча смотрел на меня, словно видел впервые в жизни. Сердце мое колотилось. Мой брат… Я не уверена, что это был он. Но глаза точно твердили, что передо мной стоял Езеф. Но как это стоило объяснить сердцу, которое всячески отрицало этот факт?

− Езеф, − тихо назвала я его имя, пытаясь сокрыть страх в голосе, − ч-что с тобой с-случилось? Г-где ты б-был? Я волновалась за т-тебя. Мы в-все волнуемся. − Ни одна скула на его лице не дернулась. Впервые мне хотелось убежать от него, поскольку в голову забрались самые страшные мысли, которые могли только посетить меня. – Идем домой. Да! Домой! Мама и папа будут рады увидеть тебя! Идем же?!

Но тело, стоящее передо мной, не шелохнулось. И тогда, когда я потянулась к нему, чтобы дотронуться, ледяная скользкая рука схватила меня за запястье. Обветренные губы Езефа были плотно сжаты, а глаза бегали в разные стороны, точно пытаясь вырваться из этого белого плена, в котором внезапно оказались.

Езеф наклонился ко мне, как будто пытаясь понять, кто сейчас находился перед ним. И когда он понял, вспомнил обо мне, раздался его клокочущий голос:

− Ханни, я же просил тебя оставаться в шалаше. Зачем ты вышла? Гроза еще не закончилась. В лесу опасно.

Меня словно окунули в ледяную воду. Я совсем не понимала, что сейчас со мной происходило.

− Но гроза закончилась, Езеф. Давно.

Брат нахмурился, отступил назад, а после покачал головой, отрицая мои слова.

− Нет. Ты не видишь? Гроза очень сильно разошлась. Ты пострадаешь. Не надо было идти сюда, за мной. Уходи, Ханни! Ты еще успеешь пройти назад. Поторопись, пока он не увидел. – Толкнув меня, Езеф убежал в сторону мрачных зарослей, что-то шепча себе под нос. И тогда, когда я осталась одна, впервые поверила в легенды, которые люди собирали повсюду об этом лесу. Бабушка, так ты не обманывала меня все это время?

Бросившись из леса, скоро я оказалась на привычном пшеничном поле. Лес был позади. Успела ли я выйти вовремя, как и говорил он? Надеюсь на это. Но как понять, что я опоздала? Как это узнать?

В доме раздался выстрел, еще один. А затем тишина накрыла собой весь тот мир, в котором я жила со своей семьей. Что-то со стороны пшеницы приближалось ко мне и скоро вспыхнуло прямо у меня перед лицом. Это было все, что я помнила о себе, пока была жива.

Глава 5. Живые стены

Здесь было до жути скучно. Старый грозный дом, поле и лес. Ничего, что могло бы заинтересовать меня. По сравнению с теми городами, в которых я успела пожить, это место было самым никчемным. Сам город находился в часе езды отсюда. А кроме нас здесь, вдали от города, никого не было даже в помине.

Смирившись со своим положением, я зашла в очередную комнату. Это была библиотека. Она была полностью завалена старыми книгами. Интересно, кому они раньше принадлежали? Одна книжка, лежащая на письменном столе, у окна, привлекла мое внимание. Она была невероятно толстой. Красивая фиолетовая обложка таинственно сияла на лучах солнца. Подняв ее, я стряхнула с обложки многолетнюю пыль, открыв на первой попавшейся странице. Как выяснилось позже, это была не книга, а альбом со старыми фотографиями. Мне стало интересно, и я сунула ее себе под кофту, чтобы никто из родителей не увидел ее. Они не очень-то любят, когда я смотрю чужие вещи, тем более – память о каких-то людях, которые, между прочим, могли жить до нас в этом жутком доме.

Найди этот альбом мама, он мигом бы отправился в костер или мусорный мешок. Но я всегда изучаю то, что подвернулось мне под руку. А в этой громадине найти что-то старинное и при этом не изучить – греховное дело. Это сокровище точно нельзя никому показывать.

Поспешив в свою новую комнату, я едва не сбила с ног одного из рабочих, который клеил обои в коридоре. Извинившись, я мигом закрыла за собой дверь. Интерес пожирал меня, и я не могла его утихомирить. Тогда я забралась под кровать, включила свой фонарик, чтобы никто не смог увидеть, что я читаю что-то из этого дома.

Открыв находку на первой странице, я внимательно начала рассматривать фотографию. На ней была изображена супружеская пара на фоне нашего нового дома. Слева от фотографии была сделана надпись красивым маленьким почерком «Новая жизнь началась. Надеюсь, в новом доме она станет счастливой». Далее следовала другая фотография с мужчиной, который занимался выращиванием пшеницы. Позади него стоял этот же кошмарный темный лес, в который я пообещала не заглядывать. И что-то в темноте фотографии мне почудилось, как будто кто-то там, со стороны мрачного леса, стоит среди кустов. Вот только я не смогла четко рассмотреть фигуру. Одно черное пятно, которое значительно выделялось на фоне черноты природы.

Я бы так и продолжала рассматривать остальные фотографии, если бы в мою дверь не постучали. От этого стука я вздрогнула, испугавшись так, словно я была воришкой, забравшимся в чужой дом, чтобы что-то выкрасть. Но скоро раздался голос мамы, которая позвала меня во двор.

− А можно немного попозже? Я просто… Я просто занята сейчас. – Я искренне надеялась, что мама оставит меня наедине, но как было глупо это осознавать. Она никогда не оставляла меня одну, и в этот момент я почему-то об этом забыла.

Передо мной была фотография милой женщины в легком цветастом платье и соломенной миниатюрной шляпке с широкой голубой лентой. Она улыбалась, наклонившись над лилиями, которые красиво и безмятежно стремились к небу. Но стоило мне только присмотреться к земле, из которой торчало что-то неестественное и пугающее, как фотоальбом взлетел и мигом захлопнулся.

− И где ты нашла это? Люси, ты же знаешь, что мы не трогаем вещи, принадлежащие прошлой семье. Забыла о главном правиле? Ну, Люси, так где ты его взяла?

− В библиотеке, − неохотно сдала я это прекрасное место, в котором еще могли остаться не менее интересные предметы, хранящие память о прошлых хозяевах. – Что ты собираешься сделать с этой книгой?

− Так, в библиотеке, значит. Отлично. Надо запереть ее пока. Доберемся до нее, обязательно разберем. А книжка твоя направится в мусорный пакет. Нельзя подбирать чужие вещи, тем более – семейные.

− Но альбом уже никому не нужен. Если его оставили здесь, то явно с целью, чтобы кто-то сохранил память о людях, которые здесь жили. Разве не так?

− Нет?! Это не будем мы обсуждать, Люси. Я же сотню раз говорила тебе об этом. Пора немного начать слушать меня. Договорились?

− Да, мама, договорились. Все, как ты хочешь.

− Я ведь только ради тебя это делаю, Люси. Ладно, раз мы нашли общий язык, помоги мне в саду. Хорошо?

Я только кивнула и поплелась следом за мамой.

Она всегда говорит мне, что вещи в чужом доме трогать нельзя. Якобы, когда трогаешь их, то лезешь в душу того человека, который раньше жил здесь. А если он умер, то таким способом тревожишь его упокоенную душу. Сама же я не знаю, правда это была или нет, но за все эти годы я устала следовать правилам, жить за стеной, за которой – настоящая, интересная жизнь.

Честно говоря, за свою, пока еще короткую, жизнь я еще ни разу не услышала, чтобы она упомянула мои вещи или наши вещи. Все здесь чужое. Дом чужой. Жизнь чужая. Когда-нибудь что-то станет нашим? Моим? Мне этого очень сильно не хватает. Но как намекнуть, сказать ей об этом, чтобы она поняла меня, мои чувства? Сложно говорить с человеком, который находится с тобой на другом полюсе и не слышит то, что говоришь ты, потому что он во все горло кричит, устанавливает свои требования и порядки.

− Ну как думаешь, Люси? Оставить эти лилии или же убрать? Можем посадить на их месте клубнику, которую ты так любишь. Будет радость выходить на улицу только ради этого. Ну, что скажешь?

− Я бы убрала эти цветы. Не люблю лилии, да и эти какие-то жуткие. Сразу мне не понравились.

− Жуткие?! – Мама широко улыбнулась. − Неужели они пугают тебя? Это просто цветы, Люси. Но если ты хочешь избавиться от них, то мы это с тобой сделаем.

− Цветы. Простые цветы, − я как будто для себя это сказала, пытаясь себя в этом убедить.

− Да что с тобой? Ладно, давай приступим. Времени у нас до ужина не так много, но мы успеем.

Около часа мы избавлялись от этих мерзких цветов, вырывая их с корнем. Когда касаешься их, то в воздухе витает такой мерзкий запах. Не знаю, на что он похож, но такое чувство, словно что-то протухло. Меня уже начало тошнить от этого запаха. Мама словно не замечала его, просто отмахиваясь от моих замечаний по поводу запаха, говоря, что я просто выдумываю, чтобы слинять от работы. Но я была серьезна, когда говорила ей об этом, но она снова меня не слушала. Легко родителям не слушать своих детей, да? Так вот, моя мама занимает в этой лиге первое лидирующее место.

Когда мы вырвали последние цветы, то радостно воскликнули о победе. Поспешив домой, чтобы приготовить ужин, мама скоро исчезла за дверью дома. Поднявшись на ноги, я выпрямила спину, чтобы несносная боль в ней наконец-то утихомирилась. Когда же я взглянула на дом, то мне в какой-то момент показалось, словно он смотрит на меня. Не знаю, почему я так решила, но я серьезно чувствовала какой-то грузный взгляд, который пристально наблюдал за мной, словно за самым страшным врагом. Чувство опасности не давало мне покоя. Тогда я лишь взмахнула головой, чтобы избавиться от своих страшных мыслей и поспешила зайти внутрь дома. Мне нужно было просто хорошенько отдохнуть.

Приняв ванну, я направилась в свою комнату, чтобы переодеться в чистое. Войдя в комнату, я увидела, как вся мебель была поднята вверх тормашками. Там, на потолке, на кровати, сидела девочка. Она тихо плакала, подставив под лицо ладони. А это джинсовое платье было местами сожжено, покрыто грязью и мелкими травинками. На ее светлых волосах сидели два маленьких синих бантика. Они красиво собирали ее тонкие волосы в маленькие короткие хвостики.

Голова моя закружилась в тот момент, когда девочка что-то начала нашептывать. Я не знала, где нахожусь и как я сюда попала. Эта комната… Что с ней? Почему все на потолке? Кто эта девочка и что она здесь делает? Перед глазами все шло кругом.

Я бы так и была в этом плену, если бы сзади не почувствовалась холодная рука. Это была мама, недоуменно наблюдающая за мной.

− Что с тобой, Люси? У тебя все хорошо? – в ее голосе чувствовалась тревога. – Так сильно устала, что голова закружилась?

Ничего не понимая, я кивнула, снова заглянув в комнату. Все было на своих местах. Никакой девочки и в помине здесь не было. Я не хотела говорить об этом кому-либо, ведь никто из родителей мне не поверит, посчитав, что я снова злюсь из-за нового переезда, придумывая разные пугающие истории. И эту тайну нужно было сохранить за зубами, как я всегда и делаю.

− Не задерживайся долго. Скоро будет готов ужин. После него ты точно придешь в прежние чувства. – Я и не заметила, как снова осталась одна, но еще долго слышала мамин голос.

Непонимающе качнув головой, я закрыла глаза, чтобы потом снова взглянуть на свою комнату. Но никаких изменений в ней снова не было. Облегченно вздохнув, я достала из шкафа джинсы и футболку. Необходимо было переодеться во что-то домашнее, главное – чистое и приятно пахнущее порошком.

После я не могла не заглянуть в зеркало, стоящее у стены. Оно было во весь мой рост. Такое овальное, с серебряной кромкой. Взяв расческу, я принялась расчесывать свои непослушные волосы, не сводя глаз с себя. В голове гудел рой пчел, и мысли мои переплетались друг с другом. Внезапно что-то капнуло на пол. Это привлекло меня, и я опустила голову, чтобы увидеть, что же отвлекло мое внимание. Но пол был сухой и чистый. Ничего. Может, показалось. Да, скорей всего. Как же я хочу еже завалиться на кровать и закрыть глаза, а распахнуть их только на следующее утро.

Оставив свои мысли позади, я вновь подняла голову к зеркалу. Расческа выпала из рук. По моему лицу стекали кровавые линии, сползая вниз, глухо падая на пол. Дотронувшись до лица, я не понимала происходящее. Со мной все было нормально. Никакой крови на лице не было. Сердце ушло в пятки. Я не могла больше находиться в своей комнате, поэтому выбежала из нее, снова столкнувшись с тем же рабочим, который продолжал клеить обои. Снова небрежно извинившись, я бросилась вниз, в столовую, где уже меня ждали родители.

Мне причудилось все это? Или же я попала в очередную ловушку? Нет! Как такое возможно. Срочно нужно рассказать об этом кому-то. Я больше просто не в силах молчать о том, что со мной происходит. Если раньше я и могла умолчать о своих тревогах, сомнениях, то сейчас я просто не могу. Пожалуйста, услышьте же меня?!

− А я уже хотел идти за тобой, − сев за стол, папа шутливо мне улыбнулся, − а то снова бы проспала ужин. Так ведь уже было много раз. – Ему хватило небольших усилий, чтобы понять, что со мной не все было в норме. − Люси, что случилось? Выглядишь напуганной.

− Я… я столкнулась с одним из рабочих, который клеил обои в коридоре. – И почему я только опять замолчала, когда вот-вот была готова обо всем им рассказать? Я ведь действительно могла это сделать без каких-то сомнений, но мой язык точно не слушался меня и заставлял говорить не то, что мне хотелось произнести. Я снова была одна, и уже ничего не могла с этим сделать, только терпеть, надеяться, что ничего больше со мной не произойдет из ряда вон выходящего. Стоит только надеяться.

Лица родителей побледнели. Переглянувшись с папой, мама трепетно посмотрела на меня:

− Но, Люси, в доме нет никаких рабочих. Мы их просто не нанимали. Ты же знаешь, что мы никогда не привлекаем к обстановке родного дома кого-то чужого. Ты уверена, что с тобой все в порядке? − Ее слова меня поддернули.

− Но я же видела. Они там, на третьем этаже. − Я считала, что они разыгрывают меня, поэтому, схватив за руку папу, я потащила его на третий этаж, чтобы доказать свою правоту.

Он без колебаний шел за мной, переглядываясь с мамой, которая шла следом за нами. Когда мы достигли третьего этажа, я торжественно махнула рукой в ту сторону, где был рабочий, клеящий некрасивые обои в ромбик.

− Видишь, Люси. Пусто. Ты снова все придумала. − Скрестив руки на груди, папа тяжело посмотрел на меня, осуждая. − Я понимаю, что ты не хотела переезжать, но пора смириться, ты ведь уже не маленькая.

Но я отчетливо видела рабочего в стареньком комбинезоне. Он продолжал клеить обои, не замечая нас. Где-то я видела его уже сегодня. Но не могу вспомнить, где именно я с ним встречалась. Странно, что он не обращает на нас внимание. Нет, странно было то, что я одна видела его.

Когда я подошла к нему поближе, чтобы прикоснуться, убедиться в собственном зрении, в своих словах, человек замер, озираясь по сторонам. Он что-то почувствовал, но не понимал, кто находится рядом с ним в одном коридоре. И когда моя рука лихорадочно задрожала, человек медленным шагом направился в сторону комнаты моих родителей. Его рот то открывался, то закрывался. Было видно, что он что-то говорил, но слова его совершенно не были слышны. И тогда я проследовала за ним, не обращая внимания на слова родителей. Приоткрыв дверь в их комнату, я увидела лишь пустоту. Никого. Как и должно быть в нормальном доме самой обычной семьи.

За ужином все молчали. Мама неодобрительно, с укором, смотрела на меня. Не зная, что сказать, я молча жевала жареную курицу.

− Завтра все будет по-новому. В школе найдешь хороших друзей, перестанешь думать о плохом, придумывать призраков. − Подмигнув мне, папа пытался разрядить обстановку. − Такое иногда бывает. Тем более ты не виновата, Люси. Из-за частых переездов некоторые и не такое видят. Но я уверен, это у тебя пройдет. Этот дом станет настоящим домом. Нужно только немного потерпеть, привыкнуть.

− Завтра я подвезу тебя до школы. Все равно в одну сторону. − Зарядившись папиным настроем, мама легко потрепала меня по голове. − Только не забудь, что в 7:00 мы уже должны быть в сборе. Хорошо, Люси?

− Да, мама. Я буду готова к этому времени, − это словно сказала не я.

Глава 6. Новая школа

Мне было страшно спать в этой кровати, учитывая все события, которые недавно произошли со мной. Чувство опасности я не могла опровергать, отбросив на второй план. Оно существовало совсем рядом, настолько рядом, что веки мои дрожали от страха. Я не знала, откуда появилась угроза и как от нее спрятаться. Все, что я могла сделать, было моей надеждой думать, что кровать спасет меня от скрытой угрозы. Я всегда так делала, всегда пряталась под кроватью. С самого своего раннего детства я бежала в свою комнату, чтобы залезть под кровать и замереть так, чтобы даже мое дыхание никто не смог уловить. Не дышать… Виски мои сжимало от страха. Я не знала, как долго смогу продержаться в этом месте, рядом с этим страхом. Скорей бы… скорей бы наступило утро.

−Люси, ты что под кроватью делаешь? Неужели не повзрослела еще? – Голос мамы разбудил меня. – Выбирайся. У тебя осталось тридцать минут на сборы. Позже поговорим насчет твоих посиделок под кроватью.

Неохотно вылезая из-под кровати, я болезненно посмотрела на часы. Боже, как же рано. Из-за того, что этот проклятый дом находится на краю света, мне придется так постоянно вставать на занятия. Это был вверх моих сил. Глаза закрывались. Ноги были точно ватные. Но деваться было некуда.

Направившись в ванную комнату, что была на втором этаже, я не заметила на своем пути папу, который точно как и я сонливо покидал дом, собираясь на работу. Только он мог понять меня. Только он мог почувствовать ту тяжесть, которую ощущаю я с каждым переездом. Ему тоже не нравились эти идеи с переездом, хоть он и скрывал это от мамы. С ее странным характером, который мог измениться через секунду, было сложно спорить, да и он не хотел. У него в голове даже таких мыслей никогда не возникало. Тяжело, наверное, притворяться. Или же я снова начинаю себя накручивать из-за таких пустяков их совместной жизни. Пустяков. Да, надеюсь, это действительно пустяки.

Завтрак меня нисколько сегодня не манил. Есть просто не хотелось. С трудом объяснив это маме, я поспешила сесть в машину, чтобы уже наконец-то отправиться в город. Мы не проезжали мимо него, поэтому я не видела то, как он выглядит, даже не представляла, какой вид он мог бы иметь. Но мне очень хочется верить, что этот городок в тысячу раз лучше прежних, как и обещала мне мама. Она всегда обещает, и как же хочется уже, чтобы ее слова подтвердились.

− Первый день в очередной новой школе. Я знаю, Люси, как тебе тяжело каждый раз прощаться со старой, а затем еще с одной, но это только ради тебя, твоего будущего. Мне тоже непросто приходится, но пойми, эти переезды важны для нас всех. Возможно, сейчас ты это не понимаешь, но и это со временем придет. Когда еще ты так активно посмотришь жизнь, сравнишь ее с уже прожитыми?

− Только чтобы сравнить? А если сравнивать толком нечего? Неделю в одном городе, две – в другом.

− Обещаю, здесь мы надолго. Твоему отцу нравится это место, этот дом. Чудесный уголок, чтобы начать все сначала. Не сердись, Люси. Лучше заведи новых друзей. Тебе с ними точно есть о чем поболтать.

Мне было всегда трудно общаться со сверстниками. Они казались мне абсолютно другими. Такие чужие и непредсказуемые. Однако, наблюдая за ними со стороны, я, признаться, завидовала им. После занятий они собирались в парке и строили планы на выходные. Посещали кинотеатр, пляж или просто устраивали уютные домашние посиделки. Они везде были рядом и были неразлучны. Мне никогда не приходилось испытывать это. Наверное, и не придется больше.

В одном городе до переезда сюда я познакомилась с Ненси и Виолет. Они были хорошими подругами, которые были мне особенно дороги. Каждый день мы гуляли, просто разговаривали. Мне этого раньше очень сильно не хватало. Впервые я чувствовала себя счастливой, несколько свободной. Однако спустя год мы покинули тот город, отправившись сюда, в этот страшный дом. Мне было сложно прощаться с подругами, сложно было объяснить им, что я уезжаю. Тогда они сказали мне, что будут ждать меня снова. Будут ждать. Вернусь ли я когда-то снова? Очень бы хотелось в это верить. Да вот только от Виолет у меня осталась эта дурацкая закладка для книги. И все. Ничего больше, что могло бы рассказать мне о нашей крепкой дружбе, которую я должна была бросить ради будущего нашей семьи, в которое я давно не входила.

− Ну что ты такая грозная? Люси, жизнь не заканчивается после переезда. Нам с папой тоже очень тяжело, поверь. Но нельзя принимать все как смертный приговор. Живи и радуйся, Люси. Жизнь дана только раз. Не омрачай ее пустяками.

Возможно, мама и права насчет этого. Но мне не хватает одной вещицы для счастья. Это очень простая вещь, но без нее мне плохо. Семья. Да, формально она у меня есть, но живу я с таким чувством, словно я лишена ее. Родители постоянно работают, а если они и дома, то ведут беседы только о работе и о дальнейших перспективах. Так они не замечают меня, если говорить откровенно. Но больше всего я не понимаю, зачем им говорить то, что мы счастливы, если они не знают, что это такое?

− Кстати, твои посиделки под кроватью. Ты всю ночь спала так?

− Всю. Мне было не очень хорошо, и я не нашла ничего лучше, как забраться под кровать. Не говори папе, пожалуйста. Никому не говори, − сконфузилась я, надув щеки.

− Не переживай, не скажу. – Мягко улыбнулась она, подмигнув мне; впервые рядом с ней я чувствовала себя спокойно, но довериться полностью я все же еще не могла. – Если тебе было плохо, как я понимаю, не физически, ты могла прийти ко мне. Ты же знаешь, я бы выслушала тебя. Это касается твоего вчерашнего поведения?

− Да. Но я уже не хочу об этом говорить.

− Ого! А с чего такая решимость?

− Меня ведь никто не станет слушать. Вчера вы только посмеялись надо мной, но я видела того человека. Он клеил обои. Некрасивые обои в ромбик.

− Ромбик? Хм! Да ведь нет в этом доме обоев в этот злополучный ромбик. На стенах – обои с большими цветами. Знаешь, не стану отрицать то, что ты могла что-то видеть в этом доме. Он старый, многое видел, поэтому и ты могла что-то уловить из его истории. Это часто бывает, так что все в порядке, не переживай.

− А ты видела что-то подобное? – Я сама не понимала, зачем об этом спросила ее, ведь было понятно, что ничего она мне не расскажет, а все ее слова, которые она сказала про нормальность, − только ради того, чтобы успокоить меня, вот и все.

− Что-то подобное? Ну, может быть, и видела когда-то. Но в последнее время ничего необычного. И, Люси, расскажи мне в следующий раз, если ты снова что-то увидишь, хорошо?

Я кивнула. Не расскажу, даже если увижу снова что-то подобное. Просто не хочу, чтобы она снова неодобрительно смотрела на меня, а затем жалела. Не для этого я проживаю эту жизнь.

Остальной путь до школы мы молчали. Нам словно больше не было о чем-то поговорить. Вот и весь разговор с родной матерью.

Когда мы миновали широкие кукурузные, подсолнечные и пшеничные поля, вдали появился старый город. Деревянная табличка с облупленной краской гласила «Найджел Парк». С первого момента знакомства с этим городом могу сказать лишь одно. Это был жуткий город, преданный отчаянию и старости. Все здесь было обветшалым. Старенькие дома выглядели уныло. Даже трава у домов здесь была какого-то тусклого цвета, словно для нее не хватило краски. Небо казалось таким далеким, нежели в каком-то другом месте. Маленькие магазины были грязными, а люди, проходившие мимо, казались маленькими и беспомощными. У меня сложилось смутное чувство по поводу Найджел Парка. Одновременно он завораживал меня, а с другой стороны вызывал отвращение, смешанное с жалостью.

Завернув за угол футбольного поля, мама припарковала машину на небольшой парковке, пристально посмотрев на меня. На ее лице красовалась улыбка, и я не могла понять, притворной ли она была на этот раз.

− Да, городок небольшой, но люди здесь дружные. Поэтому, Люси, постарайся с кем-нибудь познакомиться. Договорились?

− Да, я постараюсь.− Мне не хотелось с ней спорить, поэтому я так легко согласилась.

− Кстати, сегодня я заберу тебя чуть позже. Занятия заканчиваются в два часа. Но я приеду за тобой в четыре. Так что займись чем-нибудь полезным.

− Ага, − в знак согласия я кивнула головой, покинув машину, − я буду в библиотеке.

− Без проблем. Только держи телефон при себе. Как только я подъеду к школе, сразу же позвоню.

Я долго искала свой класс. Школа здесь была сплошь из коридоров, которые переплетались непонятной цепочкой. Кое-как огибая их, я вышла к расписанию, рядом с которым висела карта. Эх, вот было бы в ней что-то понятно.

− Ты новенькая? – послышался голос позади. − Заблудилась? В этой школе многие новички теряются.

Этот голос принадлежал светловолосому хилому пареньку с красивыми голубыми глазами. Его голос звучал неуверенно, и в нем можно было уловить сомнение и неумело скрытую неуверенность в себе.

Осторожно приблизившись к нему, я легко улыбнулась, как и советует мне всегда мама при новых знакомствах. Если честно, этот парень мне сразу понравился. В нем было что-то такое, что мгновенно отвлекло меня от моих переживаний.

− Люси Бранмаур. − Я протянула ему руку в знак знакомства, и он недоуменно посмотрел на меня. − А как зовут тебя?

− Отто Шилленгер. − На его лице было явно видно некое восхищение. − Ты из какого класса?

− Из 6 «Б».

− Ясно. − Отто искренне улыбнулся. − Мы с тобой одноклассники. – Осознавать наше с ним соседство было для него почему-то очень важно, и мне было непросто понять его с первого раза, но что-то притягивало меня к нему, заставляло быть ближе.

Прямо над нашими головами прозвенел звонок. Он звенел так яростно, что я на минуту лишилась шанса что-то услышать. Немедля, Отто схватил меня за руку, рванув по коридору. Налево, направо и снова налево. Затем мы поднялись на четвертый этаж и скоро оказались в просторном, светлом классе. Одноклассники еще только готовились к уроку. Значит, опаздывать у них здесь норма?! Странно здесь все, если честно.

На уроках все было тихо, как в любой школе. Ничего странного я не увидела в поведении своих одноклассников. Они, кажется, даже не заметили мое присутствие в классе. Это даже лучше. Но Отто казался мне каким-то другим. Он не отходил от меня ни на шаг, постоянно тайно следя за мной. В глазах его чувствовалась тревога и опасение. Однако я старалась избавить себя от этих мыслей, перестать думать о странностях своего нового знакомого. В классе все, как я заметила, сторонились его, а кто-то даже над ним насмехался. Было жаль его, хоть где-то глубоко в душе я признавала, что не хочу с ним общаться. Просто игнорировать его было бы слишком жестоко. Мне было жаль его, поэтому я не могла предать этого паренька, сказав все так, как было на самом деле.

После занятий я поспешила в библиотеку, но внезапно Отто перекрыл мне путь, встав прямо посреди коридора. На его лице сияла чистая улыбка, а в чистых глазах горел восторг.

− Люси, а ты из того самого дома, что у пшеничного поля? – голос его звучал трепетно. – Прости, что спрашиваю об этом, да еще и так. Но я слышал это от одноклассников. Они то и дело о тебе говорят. Вот и я не смог удержаться. – Его красивое лицо залилось румянцем, а голос робко дрогнул.

− Да, я живу в том громадном доме. Ты что-то знаешь о нем? Если да, расскажи, прошу, − на шепот перешла я, сама этого не заметив.

− Знаю, − кивнул он, только сейчас уняв панику, которая недавно беспощадно пожирала его. – И расскажу, если ты пообещаешь никому об этом больше не рассказывать.

− Да мне и некому. Ладно, обещаю, что никому не расскажу.

− Тогда идем в библиотеку. Там нас некому подслушать.

Он снова взял меня за руку и поволок по темному коридору, пока мы не оказались в огромной комнате с большущими стеллажами, заполненными различными книгами. Мы сели за самый дальний стол, исписанный грязными словами в адрес моего нового знакомого. Но он поспешил скрыть это, спрятав надписи книгами и журналами. На его лице было волнение.

− Ну, Отто, что ты знаешь о моем доме?

− Уфф… Прости, мне немного не по себе от того, что я кому-то собираюсь рассказать об этом правду. – И лишь тогда, когда он убедился, что нас никто не подслушивает, паренек начал свой рассказ, который должен был многое прояснить в том, что со мной происходило в последнее время в том мрачном доме. – Дом у пшеничного поля считается проклятым местом. Никто не осмеливается к нему подойти, а тем более – зайти в тот лес, что перед ним. Считается, если пройти через него или хотя бы немного побыть в нем, уже не сможешь из него выйти. И многие так и не вышли, но их видели рядом с тем домом, но чаще всего это замечают дети. Взрослые же начинают сходить с ума, бредить, а после плохо заканчивают вместе со своей семьей. Много людей погибло в нем. Но мой отец говорит, что семьи, некогда жившие в этом доме, продолжают в нем обитать вместе с теми, кто пытается устроить новую жизнь.

− Ты хочешь сказать, что мы живем с призраками? И мы погибнем в этом доме?

− Прости. И я не знаю, как тебе помочь избежать этого. Но помочь я хочу, правда, хотя б тебе, потому что ты хороший человек.

− Хороший? Откуда же ты об этом знаешь? Может, я самый ужасный человек, который только может быть.

− Нет, ты хорошая. Плохой бы себя расхваливал и никогда бы не стал даже говорить со мной. А ты не боишься даже этого.

− Почему же я должна бояться тебя? – Моя правая бровь поплыла вверх.

− Мой отец смог пройти через лес, ища пропавшего в нем друга. Это было очень давно, ему еще не было и пятнадцати лет. Никто из взрослых не решился помочь той семье. Только мой отец. Он обошел весь лес, и когда никого не нашел, решил вернуться. Он знал все эти жуткие легенды леса, но все равно пошел. В городе его уже давно похоронили и не ждали назад. Но он вернулся, причем с ним ничего не случилось. Тогда жители города стали навязывать ему дурную славу, называя проклятым. Единственный, кто смог вернуться из этого мрачного леса, стал изгоем. Теперь эта чернота в глазах людей и на мне.

− Что за глупости? И ты в это веришь? Отто, если это так, то ты и твой отец – избранные, а не проклятые.

− Не совсем так, Люси. – Он снова покраснел и стал слегка заикаться то ли от страха, то ли от неуверенности. – Каждый, кто со мной начнет общаться, скоро погибнет. Многие уже были потеряны. И теперь ты. Но я хочу хотя бы попробовать помочь тебе.

− Решил экспериментировать на мне? Раз я с того дома, то все равно обречена, да?

− Что? Нет! Ладно, прости, это так. Но если я смогу помочь, твоя семья будет свободна и не попадет в лапы страшной ловушки.

− Договорились. И, Отто, не позволяй никому себя оскорблять. Им никто не давал на это право. − Он замер на одном месте, точно не в силах был даже сдвинуться. Глаза его помрачнели, казалось, даже потемнели. Он не мог сказать ни слова. Лишь тогда, когда я коснулась его плеча, чтобы поддержать, он волнительно посмотрел на меня.− Не верь им, Отто. Люди могут говорить всякие пакости, лишь поняв или услышал что-то не так. Не слушай их. Они просто трусы.

Глава 7. Слабак

Обычно я был в тени. Никто не замечал меня, а бывало и такое, что меня жестко избивали. Никто с этим ничего не мог сделать. Люди меня не любили, даже близко к себе не подпускали. Проклят. Они всегда говорят мне одно и то же. Наверное, мне не избавиться от этого слова. Проклят. Ненавижу, когда кто-то произносит это. Отец после смерти матери говорил, что мне не следует вестись на слова этих проходимцев. Я старался слушать его и не обращать внимания на них, но каждый раз их отношение ко мне убивало меня. Мне было очень больно и одиноко. Мне даже не хотелось выходить на улицу, идти в школу, но отец заставлял меня это делать, не позволяя мне стать затворником. «Разве ты животное, чтобы держать тебя дома», − постоянно говорил он, вытаскивая меня из-под одеяла. Он прав, конечно. Но мне слишком тяжело находиться среди тех, кто считает меня чужим. Однако сегодня я увидел новенькую в нашей школе. Ее зовут Люси, и она хорошая. Как только я встретил ее, то хотел убежать, поскольку думал, что и она ударит меня или назовет как-то дурно, но она просто назвала мне свое имя, протянув руку в знак приветствия. Тогда я был очень сильно удивлен. Впервые вижу человека, который не боится меня. Мне стыдно перед ней, но я ничего не могу сделать с собой. Она сказала, что те люди – трусы. Верно, когда человек боится, он готов всеми силами скрыть свой страх. Теперь я буду защищать ее, ведь она единственная, кто не оскорбил меня, а по-настоящему поверил.

После занятий мы просидели с ней в библиотеке до четырех часов. Отец будет в ярости, когда узнает об этом, но лишь сейчас я не боюсь ничего. Смотря на Люси, мне хочется казаться сильным, несмотря на свои слабые физические данные.

Телефон Люси внезапно зазвонил. Приятная спокойная музыка налила собой стены библиотеки. Быстро ткнув пальцем в телефон, она ответила. Разговор этот был коротким.

− Прости, Отто, но мне пора домой. − Собрав все книги, которые она собралась прочитать дома, Люси подхватила свой рюкзак, спешно покидая библиотеку. − Завтра увидимся.

Ничего не успев ответить ей, я лишь запрокинул голову, настойчиво смотря прямо на лампочку, которая больно слепила мне глаза. Мадам Уитли, пожилая библиотекарша, подошла ко мне сзади, загородив собой теплый свет лампочки.

− Отто Шилленгер, − назвала она меня по имени, присев на соседний стул, − не пора ли Вам, юноша, домой? Отец уже места себе не находит.

− Да, Вы правы, мадам. − Взяв с собой две книжки, я бережно сунул их в свою потертую сумку.

− И чего Хосе постоянно так рано домой созывает? Другие дети-то гуляют, а ты…

Этой старухе было не понять, что происходит со мной. Она не знает, что творится в стенах школы. Хоть я и часто заходил в библиотеку, но с ней никогда толком и не разговаривал.

Собравшись уходить, я споткнулся о ножку стула, свалившись на пол. Локоть больно защемило.

− Ну и неуклюжий же?! – На лице мадам Уитли засияла улыбка.

Щеки мои налились красным румянцем, да таким, что складывался образ, словно я закипел подобно чайнику. Обида наполнила все тело. Я не мог снова слышать этот смех в свой адрес. Сколько уже можно смеяться надо мной? Ну и что, что я запинаюсь даже об свои ноги? Ну и что, что я не такой, каким меня хотят видеть?

Не выдержав это, я убежал из библиотеки так быстро, как только мог. Но этот смех… он преследовал меня по пятам. Даже старуха смеется надо мной. Как же мне больно. Все же я никчемный, кто бы что ни говорил в мое оправдание.

Открыв дверь дома, я тихо вошел, оставив свою сумку на крючке. Огромные ботинки отца стояли в углу. Я надеялся, что приду раньше него, но опоздал. Тихо шагая по коридору, я хотел было подняться на второй этаж, в свою комнату, как на кухне загорелся свет. Сердце мое сжалось от страха. Отец стоял посреди кухни, держа в руке телефон. Точно. Я и забыл, что оставил свой телефон дома, когда уходил в школу. Это было настоящее поражение.

− Отто, что за дела? Почему так поздно? Мы же договорились, что ты должен быть дома сразу после занятий в школе, то есть в три часа. − Голос отца был спокойным, наверное, потому, что он никогда не умел кричать, однако во взгляде его была видна злость. − И почему твой телефон дома, а не с тобой?

− Прости, отец. – Я виновато опустил голову. – Я не специально. С утра обо всем забыл и про телефон тоже.

− Отто, − он тяжело нахмурил брови, − тебя снова били? Кто это сделал? И как давно это было?

− Нет, меня никто не бил. Честное слово, меня и пальцем никто не тронул.

− Тогда почему ты опустил голову так, словно ждешь удара?

Словно жду удара? Я и не думал об этом. Никогда не задумывался, как я выгляжу, когда ожидаю удара со стороны моих обидчиков. Почему мои руки всегда сжимаются в кулаки, но дать отпор ими я не могу, просто терпя боль и оскорбления? Не могу понять, что со мной. В глазах словно нависла тень. Разум мой помутнел. Я снова был слаб.

− Сам не знаю, почему всегда так делаю. Я стараюсь быть другим, но у меня ничего не получается. Я всегда проигрываю. Наверное, я никогда не изменюсь.

− Быть другим? Отто, тебе не надо быть другим. Просто подними голову, когда тебе угрожают. Не опускай глаза. Борись так, как можешь, но не опускай глаза. Ты не трус, Отто. Ты намного сильнее этого. Просто ты еще многого не понял. А драться – пустое дело, которое не принесет тебе пользы.

Всегда. Я всегда вот так стою перед отцом и слушаю, что он мне говорит. Я пытаюсь следовать его словам, пытаюсь верить им, но каждый раз мне не удается победить. Я не стараюсь победить кого-то из своих обидчиков, я стараюсь победить себя, свою слабость. Я, можно сказать, − позор для своего отца, хоть он это и не признает. Смотря на него, я восхищаюсь им. Он ничего не боится и всегда идет вперед. Даже после смерти матери он так твердо держится. Он верит в меня, поддерживает всякий раз, когда я всегда хотел быть на него похожим.

− Впредь не опаздывай домой. Я ведь волнуюсь за тебя. Мало ли что могло сегодня с тобой произойти. − Сунув мне в руки мой телефон, отец направился в гостиную.

− Отец, впервые я могу с кем-то поговорить в школе, не боясь синяков. Она хорошая. Не такая, как все остальные в школе.

− Она?! Ты говоришь о девочке? Вот это сюрприз для старика.

− Ее зовут Люси. – И тут вся моя уверенность разом провалилась под землю, но договорить я должен был, нельзя было что-то скрыть от отца. − Вот только живет она в том доме, что у пшеничного поля.

− Что? Знаешь, Отто, лучше бы ты никогда не подходил к тем, кто точно сведет тебя в могилу. Это тебе не получать оплеуху от хулиганов.

− Прошу, отец, поверь мне. Если я и дальше буду прятаться, никогда не принесу пользу ни нам, ни людям. А Люси заслуживает самого ясного и чистого. Ты ведь знаешь, как это, дорожить первым и единственным другом.

Отец отвернулся от меня и долго молчал. Он больше ничего не скажет мне, я знаю и выведывать у него что-либо больше не хочу.

Глава 8. Хозяин

Мама всю дорогу расспрашивала меня о школе. Впервые в жизни мне хотелось ей рассказать все, что со мной произошло за день. Она внимательно слушала меня, местами задавая новые вопросы. По ее глазам было видно, что она была довольна мной. За столь долгое время я изменилась, нашла нового друга. Когда я уезжала из прошлого города, то и поверить не могла, что подружусь с кем-то еще. Но это случилось. В душе было спокойно, словно мне было на кого положиться. Теперь этот город не казался мне таким мрачным и старым.

Все изменилось с появлением в моей жизни Отто. Он казался мне странным, но с ним было приятно проводить время. Этот паренек был способен слушать и говорить так, как обычно это получается у людей, способных сочувствовать и понимать окружающих. Ему было известно не только о моем новом доме, но и о своей беде, которая никак не покидает его даже с годами. Важно верить в него и думать, что он обязательно услышит меня и перестанет хулиганам позволять задирать себя, ведь Отто заслуживает счастья.

Когда наша машина припарковалась, я неохотно вышла из нее. Мама быстрее меня побрела к дому, таща какие-то огромные коробки, которые казались мне тяжелыми, но все было не так. Мама без труда несла их, причем сразу несколько, наставив друг на друга, а вскоре оказалась у старых дверей дома. И почему-то в этот момент я засмотрелась на что-то, сама не поняв, что так сильно привлекло мое внимание. Однако с криком мамы я снова пришла в себя и побежала в ее сторону. Коробки были разбросаны по земле, а мама суетилась вокруг вновь выросших прекрасных на вид лилий. Но одно было в этом событии очень сомнительно. И я не могла не разделять в этот момент эмоции все же дорогого мне человека.

− Люси, ты же видела, что здесь утром ничего не было. Только земля, ни травинки?

− Да, мама. Мы вырвали с корнем каждый цветок, − голос мой дрожал в унисон с потерянным голосом мамы.

− Но тогда почему они снова оказались здесь. Как будто мы даже к ним вчера не притрагивались. Но это невозможно. Цветы не растут так быстро, да и они не смогли бы… Люси, иди в дом. Наверное, это просто какой-то особый сорт, вот и все. Даже не знаю. – И почему я так усердно не верила ее словам? Она ведь серьезно это говорила, пыталась меня убедить, сказать, что все хорошо и переживать не надо. Но я чувствовала себя не в той тарелке, в которой я всегда ранее пребывала. И сейчас мне действительно было не по себе, да еще и страшно после того разговора с Отто.

В тот день я сразу поняла нечто важное, но почему-то упустила эту идею сразу же, как зашла в дом. Эти цветы, эти бледно-голубые лилии… О чем я только что думала? В моей голове ведь было прояснение, а теперь одна только черная дыра, что поглотила меня целиком.

Около двух часов я просидела с включенным светом. Мне хотелось понять, откуда здесь эти цветы, хоть ответов и не было. Никто из нас не знал ответа. Даже разумные догадки в голову не лезли. Неожиданным звонком для выхода из своего невидимого защитного кокона стал какой-то стук о внешнюю стену дома. Как будто кто-то бросил камень, пытаясь привлечь мое внимание. Странно. Может, это Отто? Или птица какая-то шалит? Нет, Отто точно не мог прийти ко мне, ведь мой дом находится очень далеко, да и время уже позднее. Никто в здравом уме не пойдет сюда, даже если бы от этого зависело нечто важное.

Так я перестала скоро терзать себя догадками о незваном госте и продолжила ничего не делать, листая какую-то пыльную книжку. Но стук повторился снова. И в этот раз он был очень настойчивым, и я не могла не обратить на это внимание. Кто-то словно требовал, чтобы я выглянула из окна. Но что можно увидеть в кромешной темноте? Вот и я ничего не смогла заметить, наблюдая лишь за тем, как мотыльки-фонарики плавают меж лилий, подсвечивая их бледность, тем самым делая эти цветы еще более зловещими. Нет, я точно никогда не смогу полюбить эти мерзкие лилии!

Пустота за окном велела мне снова вернуться в комнату, закрыть окно плотными шторами и вернуться в свою кровать. Я так и сделала, да и это было единственное верное решение, которое мне действительно нравилось и даже вызывало у меня приятные ощущения, рассыпающиеся по всему телу.

Постельное было мягким, приятным к телу, а этот пряный запах кондиционера заставлял меня улыбаться. Вокруг была тишина, да такая, что мои глаза начали быстро закрываться. Как хорошо было утопать в этой ласке вечера и знать, что мне ничего уже не угрожает.

Тяжело дыша, я проснулась среди ночи. Тело горело, а перед глазами все кружилось. Мне казалось, будто я сейчас просто сгорю заживо, если не сделаю что-то важное. Но все, что я смогла сделать, останавливалось на бессильном расположении на кровати, к которой я словно была прикована. Ни позвать маму, ни подняться на ноги. Впервые я была так бессильна.

За окном снова начал повторяться этот противный стук о стену, но повторялся он часто, как будто кто-то очень хорошо запасся камешками, чтобы неплохо так меня напугать. Но мне было не этого надоедающего звука. А он пакостно проникал в мою голову и стучал, стучал, пока я не провалилась в темноту, которая, оказывается, живет под каждой детской кроватью. Именно оттуда приходят чудовища, и я была приглашена к ним, хоть и без своего согласия на визит.

Жар спал, и я могла осмотреться. Правда, увидеть толком я ничего не могла. Одна темнота, да и только. Но я не стала сдаваться, решив хотя бы немного понять, где нахожусь. Ощупывая каждую стену, я скоро поняла, что нахожусь в собственной комнате, хоть и в очень темной. Но это был мой дом, моя безопасная зона – моя родная комната, в которой я могла всегда укрыться. Однако сейчас у меня не было уверенности в этом. А когда передо мной промелькнула девочка в джинсовом платье, чувство безопасности абсолютно меня покинуло.

− Что ты делаешь в моей комнате? – спросила она, сев на широкую кровать. Лица ее я не видела то ли из-за сумрака, то ли из-за того, что у нее его просто не было.

− Но это и моя комната тоже. – Я не могла рассматривать ее, пытаясь понять, снится ли мне это.

− Твоя? Нет. Здесь живу я и никогда тебя не видела. Уходи!

− Я не могу у-уйти. Если скажешь, к-как это сделать, то уйду.

− Просто убегай! – завопила она, подняв на меня свои белые пустые глаза, которые бегали в разные стороны.

Где-то в коридоре что-то зашевелилось, зашипело и двинулось в сторону моей комнаты. Закрыта ли дверь? Не вижу, но очень надеюсь на это. Мне просто было страшно в этот момент, и я не знала, как выйти из этого кошмара, в который меня затащили.

− Не попадайся ему на глаза, − уже шепотом сказала девочка, оказавшись рядом со мной. – Если он увидит, заберет и тебя. Скажешь мне, когда закончится гроза?

Странные пугающие звуки стали ближе, и незнакомка со всей силы толкнула меня. Не устояв на ногах, я повалилась во тьму и скоро проснулась в своей обычной комнате, поспешив включить свет. Я здесь одна, мне ничего не угрожает. От этих мыслей я облегченно выдохнула. Это был обычный кошмар, не более. Но уснуть сегодня я точно больше не смогу. Остается только ждать, когда придет и в наш мир солнце.

Стоило мне закрыть глаза, как пугающие звуки волной накрыли мою комнату, и жаркая, обжигающая рука схватила меня за плечо. Я изо всех сил закричала.

Глава 9. Смертельный удар

Когда я узнал, что с Люси случилась беда, то сразу же отправился в больницу, чтобы навестить ее. Отец пытался оставить меня дома, не пускать, но я буквально вырвался из его рук, ринувшись прямиком в городскую больницу. С самого первого нашего знакомства с ней он был против, чтобы я даже упоминал ее имя, тем более – общался с ней и имел что-то общее. Но понять его я мог, ведь тот дом, его дурная слава испортили жизнь наши жизни. Вряд ли кто-то скажет, что он был не прав. Но мне хотелось хотя бы раз сделать что-то для другого человека, правда, я не думал, что могут произойти не самые лучшие вещи, которых я всегда остерегался.

− Мы можем съездить к Люси? Пожалуйста, отец. Это очень для меня важно.

Он сурово посмотрел на меня, отложив в сторону потрепанную газету. И зачем только он каждый раз перечитывает старые газеты, ведь можно купить новую? Никогда его не пойму. Но, наверное, потому, что просто не стремлюсь это сделать.

− Ты серьезно сейчас, Отто? Я же сказал тебе, что это плохая затея. Лучше займись чем-нибудь.

− Не ты ли говорил, что всегда будешь делать только то, что поможет мне стать счастливым? Помнишь? И сейчас ты отказываешь мне в этом? Это ведь нетрудно сделать. Почему ты не хочешь просто пойти мне навстречу?

− Отто, если с тобой что-то случится, я не переживу этого. Пойми хотя бы меня.

− Но я не могу вечно прятаться. Впервые у меня появился друг, который не опасается меня. И я хочу хотя бы немного побыть счастливым. Если и суждено случиться со мной чему-то плохому, то это будет только ради Люси и тебя.

− Еще никогда ты не говорил что-то подобное. Но если Люси так сильно на тебя действует, наверное, стоит подбросить тебя. Идем. Но, Отто, мои первые слова не теряют свою силу.

Больница здесь была старой, обшарпанной, и это было нормальным для такого же серого, мрачного и небогатого городка, который скучно проживал каждый день. Все всегда смотрят на этот город как на что-то потерянное, чему нужно дать еще один шанс. Шанс. Но оправдает ли он его? Никто не знает, но каждый надеется. Однако я не уверен, что эти одичалые, облупленные стены смогут как-то измениться. Если этот город покрасить в яркие цвета, сменить обшарпанную краску на новую, то все равно Найджел Парк останется таким, каким был раньше. Против этого сложно пойти, ведь правда часто бывает жестокой. Но я не злюсь и не обижаюсь на жизнь нашего городка. Он не был создан для великих целей, больших людей. Он просто живет, прожигает это небо и не грустит по этому поводу. Таких городков, возможно, много, но только Найджел Парк принимает в этой заброшенности свое счастье. Может быть, лет через десять от него ничего не останется, кроме могильных плит и оставленных разбитых домов, которые уже никогда никому не понадобятся.

Голова гудела. Отец был против моих отношений с Люси, всячески выказывал это, но я старался не замечать, хотя бы немного изменить его взгляд на нее, чтобы он разрешил мне самому начать историю своей жизни. Ему придется нелегко, но он сможет пересилить себя, я знаю.

Люси. Единственный человек, которому я обязан своей жизнью. Отец бы не понял. Он никогда не понимал меня, хоть я и пытался дать ему намеки, но все было бесполезно. Может, поколения просто не умеют слушать друг друга? Почему-то я очень сильно в этом уверен.

Протянув мне тогда свою руку, о чем она думала? Быть может, она тоже была напугана? Новая школа всегда пугает новичков, а Люси слишком часто переезжает, чтобы начать чувствовать себя уверено .Но она сильна, сильнее даже меня. Конечно, я никогда не сравнюсь с ней, даже близко не смогу подойти к ней, чтобы быть одного роста с этим светлым человеком. Может, и зря она тогда протянула мне свою руку там, у расписания? Я ведь не знаю, что смогу принести ей, чтобы она была счастлива. Но тот факт, что она живет в этом кошмарном доме, не оставляет меня. Никто не смог выжить в его стенах, никто даже не попытался. И я уверен: Люси не погибнет! Нет, я точно смогу ее спасти, даже если придется отдать больше, чем я думал.

Но я боюсь и ничего не могу сделать со своими дрожащими руками. Страх во мне не излечим. И даже если я рвусь спасать кого-то, все тело кричит от дрожи и колющего холода. Как бы я ни старался избавиться от него, он все же настигнет меня снова. Снова. И снова. Но Люси… Сейчас не время бояться за себя. Если я оставлю Люси, если я сдамся и отступлю назад, точно уже никогда не смогу ее увидеть. А никогда – это слишком долго. Не могу позволить случиться этому. Но руки мои продолжают дрожать. Как же позорно.

− Ты к кому, парень? – Схватив меня за плечо, медсестра пристально посмотрела мне прямо в глаза. Ее взгляд был таким тяжелым, что я едва мог выдавить из себя хоть слово. − Ну же, я не кусаюсь. К кому ты пришел? – снова спросила она, фальшиво улыбнувшись.

− К Люси Бранмаур, − переборов ее страшный взгляд, я твердым голосом назвал имя своей подруги. − Она недавно к вам поступила.

Рука медсестры оставила мое плечо. Выражение ее лица стало бледным и одновременно пустым. Она некоторое время молчала, просто смотря на меня, словно пытаясь увидеть что-то, что видят далеко не все люди. Но хватило всего минуту, чтобы эта некрасивая женщина с грубым голосом снова вернулась к жизни.

− Люси Бранмаур умерла несколько минут назад, − совершенно спокойно отозвалась она, а ее слова больно вонзились в мой мозг. − Мне искренне жаль. Температура ее тела поднялась настолько, что кровь в венах начала кипеть. Мы ничего не смогли с этим сделать. Да и видим такое впервые. Она буквально сгорела изнутри. Бедное дитя.

И как она может говорить о том, что Люси погибла? Не понимаю. Этого не могло произойти. Нет, я не потерял ее, а эта женщина только лжет мне, пытается сделать так, чтобы я больше никогда не приходил сюда, не вспоминал с Люси. Но так нельзя. Почему она сказала это, да еще и таким спокойным голосом? Все против меня? Все снова хотят надо мной поиздеваться?

− Эй, малец, ты в норме? – снова прозвучал над моей головой этот противный голос, от которого мурашки бежали по коже.

Но я не ответил, бросившись по коридору, пока снова не свалился на скользкий пол. Люди замолчали, повернули ко мне свои насмешливые лица. В тот момент я горько заплакал и больше ничего не мог сделать. Все снова видят, какой я слабак, притом еще и плакса.

Вырвавшись на улицу, я не видел перед собой ничего, сталкиваясь с другими людьми. Они бранили меня, но я их впервые не слышал. Их голоса звучали как в каком-то вакууме. Или же они впервые потеряли для меня всякий смысл?

− Поехали домой. Сегодня ночь холодная. Легко простудиться, − это было все, что тогда сказал мне отец, больше ничего не став мне навязывать.

Глава 10. Пламя

Холодный ветер всюду разбрасывал мои волосы. Я совершенно не чувствовала свое тело. Оно было точно невесомым. И могла бы вечность наслаждаться этим ощущением, этой легкостью, если бы что-то не защемило в левом боку. Нужно было подняться. Лежать больше не могу. И только сейчас боль быстро начала разливаться по телу, отравляя каждую клеточку моего сознания.

Голова закружилась, но быстро прошла, как и щемящая боль, от которой я совсем недавно не знала, куда деться. Поднявшись на ноги, я осмотрелась по сторонам. Была ночь, а по земле стелился холодный туман. Недавно я лежала прямо в лилиях, поломав их. И только когда на земле я увидела осколки, сразу поняла, в чем было дело. Я выпала из окна? Похоже на то. Поэтому так все болит. Но как это могло случиться? Помню лишь кошмар, из которого я долго не могла выбраться. Но что мне снилось? Теперь уже не разберу, даже не вспомню.

Вся моя одежда была испачкана кровью, да так, словно я вся изрезалась, когда упала с третьего этажа. Но столько крови… Я бы просто не пришла в себя. И когда я заметила алую жидкость, покрывающую стебельки лилий, страшная мысль уколола меня в голову. Но я должна была это проверить, чтобы точно знать и больше не сомневаться.

Сорвав один цветок, я поднесла его к глазам, оторвав у него один лепесток, а затем переломив пополам. Алая липкая жидкость окрасила мои руки. Но этого не может быть! У цветов нет крови и быть не может?! Но эти цветы не такие, как все остальные. И если они действительно живые, это все объясняет. Этот странный запах, их фантастический рост. Но как такое возможно? Это ведь на грани фантастики, разве нет?

Бросив цветок, я отошла от лилий, пытаясь перевести дух. Этот мир был темным, холодным и не таким, каким я видела свою привычную реальность. Но самое страшное было то, что я не знала, как отсюда выбраться.

Странный шепот со стороны леса коснулся моих ног. Стоило мне обратить на него внимание, как нечто тронуло меня за руку. Не успела я понять и часть из того, что со мной происходило, как горячий воздух обдал меня, и, задыхаясь, я свалилась на мокрую землю. Что-то схватило меня за ногу и потащило в сторону лилий. Перед глазами встала черная пелена, и я чувствовала, как куда-то медленно проваливаюсь. Здесь невозможно согреться. Кто-нибудь, дайте мне руку?! Отто, спаси меня!

Глава 11. Сон

Отец молча поедал холодные спагетти, не сказав мне ни слова с того самого момента, как мы оказались дома. Мне вовсе не хотелось есть, хоть он молча поставил передо мной тарелку, из которой на меня смотрело мое блюдо. В горло и кусок не лез. Все мои мысли были отданы Люси. Мне не верилось, что страшное несчастье могло произойти с ней. Как такое вообще можно было допустить? Я не верил в то, что услышал в больницы, пока не увидел, как несчастные родители оплакивали родную дочь. Люси, и что теперь мне осталось защищать? Во что мне осталось верить? Я снова остался один и никак не пойму, как все начать сначала. Возможно, отец хотел предупредить меня об этом, о боли, которую чувствуешь, когда теряешь кого-то очень важного. И я едва не задохнулся, потеряв ее.

− Многие люди теряются. Это неизбежно. Я понимаю, тебе сейчас больно, но пересиль это. Зацикливаться на одном нельзя, и ты хорошо понимаешь это. Отто, все могло хуже закончиться.

− Хуже? Куда еще хуже, отец? Я хотел помочь ей, а вышло все наоборот. Может, это все из-за меня. Нам ведь нельзя общаться с людьми. Нам нельзя быть счастливыми?!

− Перестань же ты наконец?! И хватит уже обвинять себя в каждой трагедии. Ты не виноват ни в одной смерти, что видел. Ни мама, ни эта девочка, ни один человек не пострадал благодаря тебе. Всему виной случай, а не какое-то там проклятие. Люди – наше настоящие проклятие. Другого быть и не может.

− Сам-то до сих пор винишь себя в смерти мамы. А мне говоришь иное. Зачем обманывать, если я вижу правду?

− Отто?! Разговор окончен. Иди в свою комнату и постарайся выспаться.

Сорвавшись с места, я бросился вверх по лестнице и скоро упал на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Мы никогда раньше не ссорились с отцом, никогда не говорили так, как сегодня. Все изменилось, и это было болезненно.

Во сне мне снился тот дом в пшеничном поле. Он был страшным, и я не мог даже сдвинуться с места. Пшеничное поле было полностью охвачено огнем и быстро исчезало в его горячих объятиях. Но я не чувствовал ни этот жар, ни горечь, которая осела на моих тонких губах. Рядом со мной был кто-то. Этот человек с перекошенным лицом и обезображенной кожей смотрел на меня. Исписанная узорами огня его серая кожа плотно обтягивала кости, отчего они безобразно выпирали вперед. Я слышал, как он дышал, как этот страшный хрип разрезал воздух, как он его обжигал. Впервые я был свидетелем такого кошмарного лика, который точно отныне меня не покинет. Казалось, он что-то говорит мне, но я слышал лишь тихий, мучительный рев. Его черные, горячие пальцы коснулись моего лица. Я ничего не мог сделать, только стоять на месте, как вкопанный, и смотреть на чудовище, которое зачем-то было создано в одном из кошмарных миров. Жар ударил по мне, и мне показалось, будто по моему лицу провели горящей спичкой. От боли я закричал, но чудовище лишь еще больше заревело. Крик боли ли это был? Нет, я был уверен – существо смеялось надо мной.

По небу пробежал мощный раскат грома, а после весь мой сон погрузился в жуткий огонь, который ничего не оставил после себя.

Проснулся я, задыхаясь от нехватки воздуха. Жуткий, жуткий сон! И что это было? Точно я видел все взаправду, живо и так натурально. Но это сон, никак не связанный с реальностью. Фух! Нужно отдышаться, прийти в себя. Сердце так колотится, словно вот-вот выпрыгнет.

Темнота собственной комнаты давила на меня своей массой. Так, надо включить свет. Не могу больше находиться в этом мраке. Нащупывая выключатель у кровати, я ненароком свалил на пол стакан с водой. Он с треском ударился о пол. Наконец-то включив свет, я перевел дух, осмотрев свою комнату. Я здесь был один. Один. Какое же счастье?! Этот сон… Он был таким реальным. Я едва мог отличить его от реальности. До сих пор ощущаю этот жар на своем лице. И как мне теперь уснуть? Нет, спасть я точно не лягу этой ночью.

Краем глаза я заметил, как мимо меня кто-то прошел. Судорожно прижавшись к стене, я стал осматривать комнату. Никого. Нервно сглотнув, я закрыл дверь на ключ и только тогда был чуточку спокоен. Но я снова увидел фигуру у большого зеркала. Она протягивала мне свою руку, что-то тихо говоря. Я был уверен, это была Люси.

Глава 12. Проклятый

Утром меня разбудил отец. Посмотрев на мои часы, что стояли на прикроватной тумбочке, он возмутился, сказав, что я уже как десять минуть просыпаю школу. Мне не хотелось туда идти, хоть он настойчиво забирал у меня одеяло. Я не мог появиться там. Только не после того, что мне пришлось пережить.

− Ну же, Отто, вставай. Сколько раз тебе уже говорить? – отец постепенно приходил в ярость.

− Мне нечего там делать. Я не пойду.

− Что? Отто, не глупи. Тебе нужно ходить в школу, хочешь ты того или нет.

− Я не пойду туда! − мой голос был подавленным. Я серьезно был не в духе идти сегодня в школу. Отца было сложно в этом убедить. Он всеми силами пытался заставить меня стать обычным ребенком, которым он мог бы гордиться, а не вечно испытывать неловкость и сожаление.

− Это не конец, сынок. Всякое в жизни бывает. Никто не исключение. Даже Люси.

− Просто скажи, что ты стыдишься меня, и Люси тебя мало волнует. Ты даже счастлив, что все так вышло.

Даже в этом холодном молчании отца я чувствовал сильное напряжение.

− Ты − мой сын, Отто. Я не могу не гордиться тобой. У меня в жизни ничего лучшего не было, кроме тебя и мамы. Просто поверь мне. И я действительно переживаю после смерти твоей подруги. За тебя переживаю.

− Тогда почему ты этой ночью спокойно спал?

− Да, возможно, я не так чувствителен, как ты, но понять тебя все же стараюсь, хоть это мне дается непросто. Так помоги мне хотя бы немного. Давай вместе решать проблемы. Может, и выйдет из меня достойный для тебя отец.

− Но я не говорю, что мне нужен другой отец. Просто иногда я тебя не понимаю. А ты не стараешься понять меня. Мы никогда не сможем заговорить на одном с тобой языке.

− Можно ведь попробовать. – Он протянул мне свой крепкий кулак. Давно он так не делал, а ведь это был жест нашей с ним дружбы, от которой, как я думал, уже ничего и не осталось.

Оживившись, я ответил ему, ударив своим кулаком о его. Теперь все должно было наладиться, наверное. Я бы очень хотел все изменить хотя бы в наших с отцом отношениях. Мне давно не хватало его.

По дороге в школу я все еще думал над словами отца. Он гордится мною. Я и подумать об этом не мог. Он никогда раньше мне не говорил это, а я и не спрашивал. Нет таких детей, которыми не гордятся родители? Но все же я был рад услышать это от него. Гордится мной. Хоть я и трус, но я – гордость своего отца.

В школе меня сторонились. Никто не подходил ко мне, а кто-то даже незаметно толкнул. Мне было все равно, кто это сделал. Обидно было то, что снова продолжается одно и то же. Хоть я и привык ко всему этому, но сегодня все было иначе. Мне было сложно принять отношение школы ко мне. Это казалось настоящим испытанием, которое я вряд ли смогу когда-то преодолеть.

Издеваясь надо мной, они тешат свое самолюбие, считая себя сильными. Пусть это будет так. Пусть глупые почувствуют хоть какое-то отличие, хоть что-то, что сделает их сильнее. Тупицы. Иных слов у меня нет.

Один из моих одноклассников ударил меня кулаком прямо по лицу, назвав проклятым. Мне привычно это слышать от них. С самой начальной школы они прозвали меня этим словом. Всегда для них я был проклятым. Возможно, я просто был не таким, как они сами. Люди боятся того, кто не похож на них.

По губам быстро побежала кровь. Нос точно был сломан в этот раз. Но громила не остановился, свалив меня на пол. Их многочисленные удары ногами кололи мое слабое тело. Я не мог сопротивляться. Я просто закрывал лицо руками, чтобы они не навредили больше, чем нужно. А если ли мера моим унижениям и побоям? Сам не знаю. Но зачем-то я решил, что она есть. Верно, так решают только слабаки, не способные дать отпор.

− Проклятый, − слышал я сквозь крики, − это из-за тебя девчонка умерла. С тобой и твоим папашей никто не сможет и дня продержаться.

Люси… Они затронули меня слишком глубоко. Люси и вправду умерла из-за меня?

− А ну хватит вам! – раздался громкий голос директора. − Я кому сказал? Расходитесь по своим классам!

Все разбежались по сторонам, исчезнув за дверями кабинетов. Тело ломило от несносной боли. Прозвенел звонок, но впервые я не торопился, не боялся опоздать на урок. Впервые мне было все равно, что обо мне подумают.

Директор помог мне встать, а после осмотрел мое лицо, неодобрительно покачав головой. Он не любил даже малейший вид крови, но сталкивался с нею слишком часто, поэтому уже практически начал привыкать.

− Отто, можешь идти? Давай, я помогу. Сегодня занятий у тебя точно не будет.

− Вот не знаю, что сказать отцу. Я же говорил ему, что сегодня не хочу идти в школу.

− Я хочу поговорить с тобой насчет этого. Идем в мой кабинет. Я как раз сейчас свободен.

В кабинете у директора было тихо и прохладно. Запах кофе витал в каждом сантиметре пространства. Усадив меня у стола и быстро разобравшись с моим поломанным носом, он сел за свой рабочий стол, на котором в идеальном порядке лежали документы. Я был готов услышать все, что угодно, кроме нравоучений, которых мне хватало от отца.

− Отто, и часто ли ты подвергаешь такому отношению со стороны одноклассников?

В этот раз я не стал скрывать правду. Вот уже несколько лет я молчу о ней, как будто пытаясь сохранить покой своих обидчиков. Страшно признавать, но я уже давно к этому привык. И только сейчас это меня не на шутку пугает.

− Каждый день. Но если мне повезет, они не трогают меня. Зачем Вам это, директор? Остальные учителя ведь даже внимания на это не обращают.

− Тебя больше и пальцем никто не тронет. В это можешь смело поверить. Хосе знает? Или ты скрываешь это даже от него?

− Скрывал. Но он всегда догадывался. Сегодня же скрыть не смогу. А жаль. Не хочу, чтобы он беспокоился.

− Он будет беспокоиться всегда, ведь это твой отец, и беспокойство это в порядке нормы. Но почему ты даешь хулиганам полную свободу? Они могут легко убить тебя. Понимаешь? Отто, так в чем причина твоего страшного послушания?

Когда он задал мне этот вопрос, в мыслях всплыли слова Люси. Недавно она спрашивала меня о том же. И кто бы знал, что этот вопрос в иной раз вернется ко мне, чтобы зажечь спичку рядом с разлитым бензином.

− Я не знаю. Не могу дать отпор.

− А может, просто не хочешь? – От этих слов я вздрогнул, но не принять их не мог, ведь директор был абсолютно прав насчет этого, как бы мне ни хотелось внушать себе что-то другое, находя оправдание своей слабости.

− Вы предлагаете мне устроить драку в школе?

− Не совсем. Это ничего не решит, только усугубит ситуацию. Знаешь, Отто, иногда надо уметь постоять за себя, даже если придется ударить в ответ.

− Все же хотите, чтобы я стал причиной кулачных боев?!

− Один мощный удар в целях самозащиты еще никого не погубил, а тебя только спасет. Заставь обидчиков поверить, что ты не боишься их и можешь постоять за себя. Поверь, когда они поймут это, сразу потеряют интерес.

− Вы думаете?

− Я это знаю, к сожалению, по своему давнему опыту.

− Вас тоже избивали? − Почему-то в этот момент я искал поддержки от директора, которая могла бы мне помочь понять, что я не один такой неудачник в этом мире.

− Было дело, пока я не начал показывать свою силу и гордость. Мощные вещи, между прочим. Поэтому возьми себя в руки, будь готов ударить и просто выйти из угла. Это-то и привлекает в тебе хулиганов. Отто, пообещай ничего не скрывать от отца и перестать остальным унижать себя.

− Обещаю. По крайне мере, я попробую.

Мне было неприятно ощущать, что кто-то пытается исправить меня, повлиять на меня, на мои решения. Хоть я и был слаб, я никак не мог смириться с тем, что кто-то что-то мог решить за меня. Все, что было в моей жизни, должно касаться лишь меня. Все мои проблемы – только мои и ничьи больше. Я справлюсь. Справлюсь со своими страхами. .Найду решение, стану самим собой, и никто не скажет, что я был не прав.

По дороге домой мне встретился старшеклассник. Это была не самая приятная встреча, которая могла быть. Выглядел он угрожающе и недоверчиво. Что он хотел от меня? Этот парень просто стоял в стороне и наблюдал, не делая никаких движений в мою сторону. И от этого мне стало жутко. Когда видишь, как кто-то смотрит на тебя, ничего делая, − самое страшное и непредсказуемое поведение человека, от которого можно было ждать чего угодно. Набросив на голову капюшон и вжавшись в свою толстовку всем своим существом, я быстро побрел по дороге.

Глава 13. Сломанный

Все свое свободное время я провел в парке у пруда. Смотря в воду, я наблюдал за блеском своих глаз, который заметил впервые. Обычно не замечаешь своей особенности, пока всерьез об этом не начнешь думать. Мне хватило немного времени, чтобы это осознать. Но при этом я потерял многое, отдал слишком большую сумму за монетку спокойствия. На самом деле, все было куда проще, чем я себе представлял, накручивал .Принять свою слабость и остаться при этом таким же слабаком, позором для отца, хоть он и говорит иначе. Все было так, я знаю это и нисколько не сомневаюсь в своей правоте. Директор хоть где-то был прав, но я никогда не смогу дать отпор, даже если буду находиться на краю смерти. В этом была моя главная черта, моя миссия, которой я верно следовал, не зная, правильно ли поступаю. Но не узнаю, пока не ошибусь, не правда ли? Ошибиться нетрудно, труднее казаться всегда правым.

Я не заметил, как прошло несколько часов с тех пор, как я гуляю по городу. Мысли мои были заняты всем подряд, и трудно было выделить одну важную мысль. Если бы я мог все рассказать отцу, он бы мог помочь мне, но он бы никогда не согласился с тем, что я тысячу раз оказывался не на том пути, на котором должен был быть. Он боится, что однажды я сверну не туда, и этот поворот будет для меня окончательным. Но Люси не была тупиком на моем пути. Она открыла для меня новую дорогу, пройти по которой гораздо интереснее, чем по уже протоптанной моим отцом Он же хочет полностью меня контролировать, чтобы не потерять. И я его прекрасно понимаю, но все равно продолжаю упрямиться, считая только свое решение правильным.

Тот ужас, что он испытал в детстве, обоснован и весьма понятен. Потерять своих друзей – страшно, при этом после остаться ни с чем, да еще и стать главным предметом ненависти окружающих, которые просто любят все приукрасить. Когда он рассказал мне свою историю, я заплакал. Это была моя здоровая реакция на слова, произнесенные дрожащим, лихорадочным голосом. Тогда я проклял себя, не понимая, зачем же я так усердно и навязчиво просил его рассказать мне то, что его тревожило. Но отец не стал бы рассказывать, если бы не верил мне. И это очень важно для меня. Жаль, что такие вещи я начинаю понимать только сейчас.

Когда я шел по дороге домой, кто-то неожиданно схватил меня за воротник и практически приподнял над землей. Я и не знал, что мне думать, ведь никогда еще никто так не делал. Но если это опять кто-то из хулиганов? У меня много врагов в этом городе, и каждый хочет показать мне свою звериную суть. Руки мои задрожали, когда я пытался их сжать в кулаки. Ничего не выйдет у меня, директор.

− Ты ведь Отто Шилленгер? – Незнакомец оставил в покое воротник моей зеленой рубашки и наконец-то показался. Это был тот старшеклассник, которого я совсем недавно встретил. Тогда он пугал меня своим странным ищущим взглядом, сейчас же я чувствовал что-то неопределенное, исходящее от него. И это меня еще больше настораживало.

− Д-да, это я, − ответил я под гнетом его пугающего взгляда. – Отто. Мы разве знакомы?

− Я Томас. Слушай, Отто, у меня есть к тебе одно дело. Верить мне или нет – твое дело, но я считаю легенды о том проклятом доме ерундой. Только суеверные глупцы могли придумать это. С пацанами я заключил пари. Если смогу зайти в тот мрачный лес и выйти обратно, получу достойный выигрыш. Поеду туда с тобой – выигрыш удвоится. Понимаешь?

− Тебе не хватает несчастий? Лучше забудь об этом. Я никуда не поеду.

− Боишься? Признай, ты ведь – трус, неисправимый трус!

− Не трус я! – Едва не бросился на него я, но каким-то чудом остался стоять на месте, зная, что после пожалею о своем решении.

− Так докажи!

Я потер ручку своей старенькой сумки, не зная, как поступить, что ответить этому парню, чтобы и за себя постоять, и не попасть в неприятную ситуацию. И когда он хотел что-то сказать, я перебил его, впервые уверено ответив:

− Если ты действительно хочешь поиграть с судьбой, поехали. Но в лес я потом за тобой не пойду, даже если пропадешь.

− По рукам. – И он на радостях помахал рукой шайке, стоящей недалеко от нас, а после прыгнул в свою ржавую машину, больше похожую на корыто. – Ну, ты идешь? Или опять заднюю включил?

Рассердившись, я готов был пешком идти с ним к этому лесу, дому, чтобы Томас от меня наконец-то отстал и больше никогда не встречался в моей жизни. Однако тот факт, что за счет меня устраивают пари, считая трофеем, был очень неприятен.

Не успел я два шага сделать в сторону машины Томаса, как что-то резко хлопнуло, зашипело и раскатом пронеслось по городу. Ржавое ведро с гвоздями пылало черно-алым пламенем, в котором одна живая душа даже не заметила, как вмиг испарилась.

Отовсюду хлынули люди, и я опять оказался в центре всеобщего внимания. Их не интересовало, кто погиб, что случилось, они просто видели меня рядом с происшествием и осуждали даже за то, что я дышал.

− Проклятый! Где бы ты ни оказался, все умирают.

− Ты ничтожен, проклятый!

− Гори в аду!

− Исчезни!

Спина резко заболела. Кто-то бросил в меня камень. А затем еще пара камней посыпалась на меня с разных сторон. Мне было не увернуться, даже закрыться сумкой не получалось. И в какой-то момент небо над головой показалось мне таким тяжелым, что сознание мое отключилось.

Тело было невесомым. Я едва чувствовал его. Однако стоило мне пошевелиться, как острая, капризная боль прожигала меня всего. Ни пошевелиться. Как же угнетает такое положение дел. Нога моя была сломана, а вслед за ней и пара ребер. Я, если честно, нисколько не удивлен этому событию. Люди чуть не убили меня, напав на улице. Никто мне тогда не мог помочь, никто не мог появиться так быстро, чтобы успеть хоть как-то спасти меня. Да и кто мог вообще захотеть что-то сделать ради меня? два-три человека? Точно. У меня очень мало хороших людей в этой короткой жизни.

Впервые я был искренне уверен, что сегодня люди на улице могли легко убить меня, притом не придав этому большое значение. Они были жестоки ко мне всегда, но все они считали это нормальным. Как же, ведь я был для них всех проклят. Но что же стало поводом? Городские причуды, байки, которым и объяснения-то нет. Люди просто любят ненавидеть все, что не захотело быть на них похоже, и это их главное проклятие.

В больничном коридоре послышался какой-то гам. Кто-то нетерпеливо шагал по старому деревянному полу, направляясь к моей двери. Одно мгновение и дверь открылась, громко ударилась о стену. Это был отец, и он был очень сильно встревожен. Я еще никогда не видел его таким. Я замер, как только его темные глаза остановились на мне. Узнаю этот взгляд. Так он смотрел на маму, когда только узнал о ее болезни.

Он минуту стоял у моей кровати молча, просто смотря на меня, словно опасаясь, что я могу просто исчезнуть от неосторожного слова или движения. Отец никогда не умел говорить в такт, поэтому он сейчас и боялся.

− Я настолько был загружен собой, что не заметил проблемы собственного сына. Прости, Отто. Когда Карл сообщил мне об этом, я был в ужасном состоянии. Я едва не сошел с ума. – Он осмотрел меня с ног до головы и едва сдержал слезы, которых я у него на глазах никогда еще не видел, да и видеть не хочу.− Они чуть тебя не убили. Все же зря я тебе не послушал и отпустил сегодня. Больше я не смогу подвергать тебя опасности. Как только ты поправишься, мы уезжаем.

− Серьезно? Но Найджел Парк – город твоего детства, город мамы и всей нашей семьи. Я не уверен, что стоит так…

− Все это осталось в прошлом, сын. Мама бы хотела, чтобы мы с тобой уехали туда, где о нас с тобой никто не слышал. Будем жить самой обычной жизнью без всяких историй и разборок.

− Спасибо, отец. Я думал, что никогда не узнаю, как живут мои сверстники, что такое радость и свобода.

В дверях показалась медсестра, яростно накинувшись на отца с расспросами. Но это его не остановило. Он уверенно ей возразил, дав понять, что ничего страшного не произойдет, если он немного побудет рядом со мной. Ей осталось только согласиться, при этом спрятав свое недовольство куда подальше. Затем между нами нависло холодное молчание. Чтобы развеять его хоть как-то, я приподнялся, пытаясь встать с кровати, но жгучая боль решительно мне возразила.

− Тебе нельзя пока вставать. Лучше, Отто, слушай то, что тебе говорят. Знаю, это не в твоих интересах, но все же. Я знаю, тебе тяжело после случившегося, но, прошу тебя, побереги хоть себя. − Я лишь молчаливо качнул головой. Мысли были тяжелыми, из-за чего глаза мои медленно закрывались.− Наверное, я пойду. Тебе нужно отдохнуть. − Поднявшись со стула, отец сделал шаг к двери, как мои слова остановили его.

− Тот парень, что сгорел в машине… − Мне было сложно вспоминать это, да и говорить тоже было не так уж и легко, но я словно не мог оставить эту тему в покое. − Иногда мне кажется, что люди правы насчет меня.

− Никто из них не прав. Они не знают о нас ничего, поэтому и верить их словам тебе не надо. Отто, прошу тебя, хотя бы иногда переставай внимать чужому пению. У тебя самого чудесный голос. − Вероятно, отец был прав. Мне не стоит во всем винить себя, если так хотят окружающие. Никто не виновен в бедах людей, кроме них самих. Но где-то глубоко в душе я не мог избавиться от чувства вины. Оно ело меня, не пережевывая, глотая. Я не мог избавиться от этого, хоть и пытался забыть, поверить убедительным словам отца. − Знаешь, Отто, что я увидел, когда брел по тому лесу? − Он впервые заговорил об этом, поэтому я едва не открыл от удивления рот.

− Что же?

− Ничего, что могло бы быть странным. Обычный лес с обычными деревьями.

− А что тогда с Ханной? Езефом? Они ведь пропали в лесу, так?

Ему было непросто говорить об этом, даже что-то упоминать, но у нас впервые за долгие годы начал складываться живой диалог, и он не мог упустить шанс наладить со мной контакт, как бы ни было ему тяжело.

− Они без вести пропали, вот и вся история. Ни Ханну, ни Езефа никто больше не видел. И в лесу я ничего не нашел. Карл обошел все ближние поля, но тоже безрезультатно. Будем думать, что это просто был побег одной отчаявшейся семьи.

Глава 14. Погружение в кошмар

Больничная еда была самым ужасным варевом во всем белом свете. Эта склизкая масса прилипла к глиняной тарелке, никак не желая от нее отсоединяться. Складывается такое ощущение, словно это не геркулесовая каша, а самый настоящий клей. Есть это у меня не было ни малейшего желания. Это было настолько отвратно, что от одного взгляда на эту субстанцию, меня едва не стошнило.

Отставив тарелку с гадким содержанием как можно дальше от себя, я ухватился за стакан с апельсиновым соком, который был самым съедобным из того, что мне принесли на ужин. Выпив его, я аккуратно поставил его на тумбочку у кровати, расслабившись на белых простынях. Однако мой желудок продолжал требовать съестное.

В коридоре уже воцарилась тишина. Сменные врачи и медицинские работники давно разошлись по домам, а на их смену пришли другие. В окне я видел, как мой лечащий врач неспешно шел домой, накинув на себя черный шарф. Интересно, что сейчас делают мои соседи, ставшие жертвами больницы? За стенами не было ни звука. Наверное, все готовятся ко сну, а кто-то, быть может, уже давно заснул. Жизнь в больнице − не самое радужное обстоятельство. Надеюсь, я здесь ненадолго.

Эти стены так сильно давят на меня, что от этого удушья мне становится не по себе. Вот если бы я мог открыть форточку. Эх, как же здесь душно. Смирившись со своим положением, я пытался уснуть, но сон никак не шел ко мне. Тогда я долго смотрел в потолок, пытаясь отвлечься от своих мыслей по поводу бессонницы. Раньше я никогда не знал, что это такое, пока сам не столкнулся с ней лицом к лицу. Глаза, вроде бы, закрываются, но вот разум где-то далеко ото сна. В такие минуты хочется поговорить с кем-то, но рядом только пустые стены, покрытые мелкими трещинами. Так скучно мне никогда еще не было.

Как бы я ни хотел думать о чем-то ином, но в голову ударили воспоминания о Люси. От этого мне стало больно и очень одиноко. Впервые за пятнадцать лет я стал кому-то интересен. Впервые мной кто-то стал интересоваться. Правда, вспоминая наставления Люси, мне кажется, что она очень сильно похожа на моего отца. Забавно даже, если честно. Они бы легко смогли найти общий язык. Смогли бы. Вот, в чем тут дело. Всего один день знакомства и сразу же прощания. К чему приводит судьба?

Наверное, Люси бы прожила счастливую жизнь, если бы… если бы в ней не было меня. Во всем, что не случилось, виновен был я. Не знаю, как избавиться от этого. Наверное, уже никогда я не смогу приблизиться к человеку так близко, как меня к себе подпустила Люси. Я пытаюсь справиться с собой, но не могу. Похоже, я так слаб, что даже поверить словам отца не могу. В чем бы он меня ни пытался убедить, как бы он меня ни оправдывал, я всегда буду чувствовать свою вину во всем этом. Нельзя подпускать мне к себе людей. Раз уж я должен быть одиночкой, то так оно и должно быть. С этим никак нельзя поспорить. Не помню, чтобы кто-то назвал меня из окружающих по имени. Все называли меня как-то иначе, но не по имени. Мое имя было не дозволено им произносить. Люди говорили, если произнести его вслух, то обязательно погибнешь. Я не верил им, считая, что они лгут в очередной раз, но после двух смертей я начал подсознательно доверять их словам. И дело было не в той легенде о жутком лесе. Сейчас я был этим эпицентром несчастий.

Глаза начали закрываться, и я неспешно начал погружаться в таинственный сон. Как же долго я ждал этого, ждал момента, когда наконец усну. Но стоило мне только погрузиться в сон без задних ног, как я вновь проснулся, но на этот раз я был не в той больничной палате, в которой засыпал не так давно

На своей ладони я почувствовал чье-то легкое прикосновение. Это и стало причиной, по которой я не вовремя распахнул свои глаза. Это касание перевернуло все в моей жизни и снова вернулось, как бы напоминая о тех мгновениях, в которых я был одинок.

Что это был за дом? Почему я нахожусь сейчас в нем? Не помню, чтобы когда-то был здесь. Незнакомая мне комната была просторной, старой. Ее наполняла такая же мрачная пыльная мебель, прикасаться к которой при всем желании не хотелось. Нужно осмотреться, только так я пойму, что к чему. Но подняться будет не так просто, как я себе это представлял. Все же сломанная нога и мое хилое состояние не дадут мне полноценно двигаться, даже если я буду переступать через эту неприятную боль, которая точно так быстро сведет меня с ума. Но делать что-то надо. Я очень странно ощущаю себя здесь, и это сильно меня угнетает.

Приподняв свое тело над кроватью, я сдержал легкую боль в груди, пытаясь дышать ровно. Как же тяжело думать, что от меня зависит сейчас что-то важное. Я чувствовал это, хоть и не мог пока понять, что же было для меня сейчас важным.

После этого подъема я присел на край кровати, осматривая свою сломанную правую ногу. Она по колено была в гипсе. Никогда еще не приходилось мне ощущать этот дискомфорт, эту скованность в конкретной части тела. Особенно было неприятно осознавать, что теперь я был неполноценным, хоть и на какое-то время. Сам я точно не смогу двигаться, даже подняться с этой кровати. Нужно что-то, на что можно опереться. Я не долго искал предмет, на который можно в буквальном смысле положиться. У самой двери, которая была где-то в двадцати шагов от меня, стояли деревянные костыли. Но дойти до них было не так просто, как я себе представлял.

Решив не сдаваться, я встал на левую ногу, перенеся на нее весь свой вес. При этом моя правая нога оставалась невесомой, хоть я и частично придерживал ее одной рукой, чтобы она случайно не коснулась мебели или пола. Опираясь руками о прикроватную тумбочку, на которой стоял старый светильник, я сделал шаг, поочередно переставляя руки на стену, оклеенную старыми темными обоими, которые отчетливо дышали пылью и плесенью. Долгая выйдет у меня дорога, но сделать что-то другое я не мог, да и это было верным, единственным решением.

Аккуратно передвигаясь рядом со стеной, я с каждым шагом приближался к цели. Осталось еще совсем немного. Сделав последний шаг, я торжественно улыбнулся своему успеху, схватив костыли левой рукой, что была ближе к ним. Теперь я был спасен. И когда моя рука легка на дверную ручку, я с ожиданием чего-то нового повернул ее, но дверь внезапно начала сопротивляться, выдавая глухой грохот. Закрыто? .Я еще раз дернул ручку, надеясь, что я что-то делаю не так, но у меня, как и следовало ожидать, ничего не вышло. Я был заперт, пойман в ловушку, из которой сам никогда бы не смог выбраться. Остается только ждать чего-то спасительного. Зато у меня оказалась прекрасная возможность осмотреть незнакомую мне темницу.

Все здесь было старо. В некоторых местах, особенно на высоком дубовом шкафу, лежал уверенный слой пыли. Комната казалась брошенной, давно пустующей. Даже не могу предположить, кто здесь мог жить. А если некто по-прежнему живет здесь? Да что вообще происходит? Как я оказался тут? Зачем? Нужно немного отдохнуть. Эти мысли меня ни к чему хорошему не приведут.

Огромное старинное зеркало с причудливыми узорами на краях в упор смотрело на меня, как будто внимательно изучая. Сначала я и не заметил его, увлекшись идеей выбраться из комнаты. Красивое зеркало. Возможно, у него есть какая-то важная, интересная история. Кто знает, что ему пришлось увидеть. Однако я не мог долго смотреть на свое отражение, зависшее в нем. Какое-то тягостное чувство шевелилось у меня в голове. Лучше продолжить осмотр, пока я в своем уме.

В комнате смотреть толком особо было нечего. Обычная старая комната. Ничего, что было бы в ней особенного. Тогда я пытался увидеть хоть что-то из окна, но не успел я приблизиться к нему, как на пол что-то упало, с грохотом разбившись. Едва не выронив костыли из рук, я вздрогнул от неожиданности и медленно обернулся. Этот странный звук исходил со стороны мрачного зеркала. Никогда не любил зеркала, а это было просто пугающим.

Когда я приблизился к крупным осколкам, лежащим на полу, резкая головная боль снова защекотала под корой мозга. Она крылась глубже, там, где нельзя было достать. Я часто страдал от этого, но сейчас боль стала приходить чаще, и была она невыносимой. Кто мог вообще развить зеркало? В комнате я был один, ни души, кроме моей собственной. Может, оно само как-то лопнуло, треснуло от старости? Не знаю, что и думать. Может, этими догадками я просто себя утешаю? Скорей всего. Да, так и есть. Сейчас меня больше волнует головная боль, нежели таинственное зеркало. Однако все было не так просто, как я сначала подумал. Зияющая дыра, оставшаяся на лице старинного зеркала, смотрела на меня, не спуская своего огромного черного глаза. Чувство неловкости било через край, и я едва мог держать себя в руках, чтобы не бросить все и закричать изо всех сил. Но пока я держался и уверял себя в своей силе, а ведь она действительно была.

Жар появился внезапно. Он пробежал по моим ногам и остановился где-то у груди. Мне стало тяжело дышать из-за этого, и я всеми силами хватался за эту реальность, пытаясь снова не сорваться в пропасть. Только не сейчас.

И когда я вернулся к зеркалу, пытаясь понять, что только что со мной произошло, за дверью раздались тяжелые, грузные шаги и закипело ревущее дыхание. Некто шел за мной, и это точно был не человек. Я не знал, что мне стоило сделать. Страх снова взял мое тело в плен, и ни один мускул не мог уже дрогнуть. Лишь руки лихорадочно дрожали, едва удерживая костыли, держащие меня на поверхности. Он вот-вот войдет сюда. И что мне делать? Я даже глаз отвести от этой черной двери не могу. Увидеть ночное чудовище широко раскрытыми глазами? Но я ведь не переживу этого, не смогу устоять перед его ужасным видом. Этот страх точно поглотит меня.

Ручка медленно поворачивалась. Я наблюдал, как она неспешно делает полукруг. Все, я был обречен увидеть лицо своего кошмара. Он заберет меня туда, откуда никто никогда не возвращается. Так просто? И что же я так легко сдаюсь? За дверью раздался еще один звон легких шагов. Приблизившись к чудовищу, они быстро направились назад, туда, откуда и пришли. Легкий шепот мягкой волной разливался по коридору, и тогда дверь замерла, чудовище больше не дышало перед моим лицом, куда-то просто исчезнув.

− Ты попадешь под грозу. Уходи! − Кто-то толкнул меня, и я провалился ниже, так и не найдя опору под ногами.

Глава 15. Ловушка

Когда я был ребенком, ко мне часто приходила одна старушка, которую весь город считал чудачкой. Отец часто пропадал на работе, поэтому мне нужна была няня. Никто не соглашался сидеть со мной, пока отца не было. Даже за хорошую плату никто никогда не горел желанием взять на себя эту непростую роль. Однако отец не сдавался, продолжая искать. Он верил, что обязательно найдет мне хорошую няню, с которой я не пропаду эти восемь часов, пока он вне дома. Роза Картвилл оказалась довольно хорошим человеком и отличной няней. Это был тот человек, на которого можно было положиться и не бояться, что в ее голове когда-то зароется недобрая мысль. Когда она ответила на объявление отца, он был невероятно рад этому долгожданному событию. Понаблюдав за ней некоторое время, отец все же принял Розу в наш дом. Она приходила рано утром и пекла нам с отцом вкусные булочки с корицей и маком. Эта старушка была настоящим подарком для нас обоих, заменив хозяйку дома. Отцу больше не приходилось беспокоиться по поводу завтрака, обеда и ужина, а также трепетно следить за чистотой дома. Роза была для нас незаменима. Однако она была немного странной, хоть отец не придавал этому особого значения.

Когда Роза оставалась одна, она часто напевала какую-то песню, которая гласила об одном странном доме, который почему-то был несчастен. Тогда все было не так сложно в этой песне для меня, да и мне было всего четыре года. В этом возрасте дети вряд ли еще понимают суть этого мира или же его слов.

Роза казалась мне другом, с которым я часто играл и слушал ее рассказы, в которых все было нереально, но красиво. Отец не знал сказок или чего-то в этом роде, поэтому даже не разговаривал со мной, но лишь потому, что не знал, о чем. И в один теплый летний вечер старушка рассказала мне одну историю, которую я запомнил больше всего. Она сказала, что все в этих словах – правда, и добрый человек действительно когда-то существовал. Он жил вдали ото всех и занимался обычными фермерскими делами, пока не встретил девушку, красоте которой завидовали даже звезды. А имя ее было именем его любимого цветка, который он трепетно выращивал у своего дома. Эта была счастливая история обычной влюбленной пары, которая жила, не зная ни бед, ни сомнений в своем счастье. Не знаю, могут ли такие истории существовать на самом деле, но тогда эта добрая сказка стала для меня особенной. В каждом человеке, встретившимся мне на пути, я искал этих героев, надеясь однажды их встретить. Но прошли годы, а я так и не увидел ни девушку, на ее возлюбленного. Няня говорила, что это сделать непросто, ведь прошло уже достаточно много лет, и история давно забылась. Вот только пара эта до сих пор живет в своем доме, но никто не знает, счастлива ли она сейчас.

И почему только я вспомнил об этом? Я ведь сплю. Зачем мне о чем-то вспоминать? Наверное, нужно просто проснуться. Голова болит, но глаза никак не открываются. Жар подкатывает к моему телу все ближе. Кажется, что-то очень горячее находится прямо передо мной. Может, мне просто кажется? Или снится? Во сне ведь возможно всякое, правда? Но этот зловонный запах… Что это? Он смешивается с жаром, становится с ним един. Мне трудно дышать. Нужно хоть как-то пошевелиться, чтобы наконец-то проснуться.

Прикоснувшись ко лбу ладонью, я открыл глаза. Передо мной было темное небо, затянутое тучами. Мелкий дождь начинал окроплять горячую землю. Горячую. Ее словно недавно подожгли, и она долго после горела. Вот откуда этот жар, преследовавший меня во сне. Тело было таким тяжелым, что я едва мог сдвинуться с места. Голова просто трещит по швам. Нужно подняться и осмотреться.

Это мне снится? Что-то слишком все реально. Не пойму, что со мной, и где я нахожусь. Не помню, чтобы это место было мне знакомо. Я никогда не был здесь. Но как-то ведь оказался. Лишь спустя несколько минут я заметил старый огромный дом, который казался таким тяжелым и грузным. Его пустые темные окна пристально смотрели на меня, и вся его масса давила на землю, как будто пытаясь провалиться под нее. Никогда ранее я не видел чего-то подобного. Но разве дом может быть таким грузным, что трещины под ним паутиной расползаются по земле?

Нужно скорее подняться на ноги. Осматривая землю перед собой, я заметил свои костыли, разбросанные в разные стороны. Подняв их, я медленно начал подниматься на ноги. Далось мне это не так уж легко. И лишь тогда, когда я снова видел этот мир с прежнего ракурса, заметил прекрасные бледно-голубые цветы, пристающие к стене массивного дома. Они казались здесь лишними, а дом их явно был недостоин. Единственная красота, окропляемая холодными капельками дождя, была нема и почему-то жалела это место, не в силах его покинуть. И что только этот мир сделал с красотой и нежностью ласковых лилий?

Истошный крик разрезал мое сознание. Снова. Яркий огонек проскользнул меж черных сгустков ночи, где-то спрятался и затем вновь вынырнул, ослепив меня, как какого-то котенка.

− Отто?! Ты в порядке? Ничего не случилось? – Отец бросил фонарь под ноги и бросился меня обнимать. Он еще никогда так не обнимал меня. Наверное, это в нем просыпается только тогда, когда он понимает, что моя жизнь вот-вот может оборваться. – Едем домой. Еще и под грозу попасть нам не хватало. После поговорим об этом.

И он подхватил меня на руки, забыв о костылях, что так и остались лежать на горячей земле. И я не сказал ему о них, наверное, я был слишком напуган, поэтому даже сказать ничего не мог.

Отец на кухне пил ароматный кофе, а мне сделал терпкий травяной чай. Кофе был его любимым напитком, который он мог употреблять целыми сутками, не жалея ни воды, ни кофе, ни своего сердца. Черная жидкость стала для него спасением, в котором он просто хотел утопить свою слабость, чтобы хоть как-то казаться для меня сильным, способным противостоять любому смутному чувству.

− Может, лучше чай себе нальешь? Врач ругается, помнишь?

− Не могу. Кофе уже стал для меня наркотиком. Ничего не могу с этим сделать.

− Потому что боишься? – Мой вопрос передернул его, но отец больше ничего не желал от меня скрывать.

− Я боюсь. Понимаешь, когда теряешь кусочки общей мозаики, боишься, что в руках ничего не останется. Это страшно. И кошмары… Я просто пытаюсь свести их к минимуму.

− Но бояться − это нормально. Ты мне сам говоришь. Постоянно.

− Наверное, я просто непутевый отец, раз все время лгал тебе. Бояться, конечно, можно, но всю жизнь ты все равно встретишь новый страх, избавишься от него, а затем придет новый. И так всегда, пока страхи не съедят тебя. – Поставив кружку, он тяжело вздохнув. – Прости. Прости меня, Отто. Когда ты пропал, мне стало не по себе. Я уже ощущал это чувство, и сегодня, когда оно вернулось, не мог держать себя под контролем.

− Это потому, что дом затянул меня? Но, отец, я точно уверен, что слышал Люси. Она спасла меня, и только благодаря ей я сейчас…

− Я понял. Не надо договаривать начатое. Если Люси вытолкнула тебя оттуда, это еще не значит, что ты свободен. Поэтому я боюсь за тебя. Но отдать тебя этому дому никогда не смогу. Только не тебя.

− Все хорошо. – Я впервые его обнял, при этом не желая отпускать. Раньше я никогда так не делал, но сейчас я хотел почувствовать его, дать ему понять, что все будет хорошо, бояться нечего. Роль защитника хоть раз перешла в мои руки, и я знал, как ею стоило воспользоваться. – Мы ведь скоро уезжаем. Никто не сможет вернуть нас. И больше, отец, давай не будем вспоминать о том, что с нами было.

Глава 16. Затворник

Без причины нет страха, нет даже повода защищаться от него. Защита – самое важное, самое ответственное. Но взяться за свою защиту мне крайне сложно. Признаться, раньше я никогда и не думал об этом. Защищаться. Произнося это слово про себя, прокручивая его в своей голове, я не знаю, что оно значит. Всю свою жизнь я не прибегал к ней, даже не думал о ней. Но сейчас я смогу все изменить? Смогу защитить и себя, и отца? Люси бы точно гордилась мной, если бы услышала меня. Люси. Даже после окончания жизни в этом городке я не смогу ней забыть. Честно говоря, я с нашей первой встречи захотел сразу быть отчасти на нее похожим. Она сильная, ничего не боится и говорит то, что думает. Я так не могу, но очень хочу. Может быть, когда-то и смогу научиться быть для нее достойным другом, хоть ее больше и нет рядом. Но это не значит, что она умерла для меня. Люси жива, и я могу поговорить с ней в любой момент, как только этого захочу.

За все эти годы тело мое покрылось шрамами и синяками, от которых уже крайне сложно избавиться. Все воспринимали меня несерьезно, считали всемирным позором и несчастьем. Зачем людям черная кошка, если есть я? Действительно. Мое имя даже никто не произносит. Боже, кто бы знал, как мне одиноко после смерти Люси. Но вот ее смерть меня настораживает. Как это случилось? Отец сказал, что она умерла из-за высокой температуры тела. Буквально сгорела изнутри. Разве человек может вот так умереть? А температура разве способна так сильно подняться, превратив кровь в теле в желе, обуглив все тело, словно после пожара? Странно, если честно. Я бы и не поверил в это все, если бы сам не был эпицентром всеобщей ненависти. Верить в эти истории было моим призванием. Веря во что-то, даже в самое ужасное, я чувствую, что жив. Наверное, это неправильно и очень странно, но так оно и есть. Любая история способна дать мне свежий глоток кислорода, дать веру, что помимо меня есть что-то более страшное и несчастное. Этот дом и его Хозяин отвлекли меня от своих несчастий. Эта история буквально сделала меня живым. Но какой ценой? Ценой жизни важного мне человека. Думая об этом, об этом доме, я понимаю, что люди опасаются и ненавидят его больше меня. Вот, что мне нужно от других, кто более несчастен. Пока они смотрят и винят кого-то другого, боятся его, я могу жить спокойно, хоть и в тени. Одиночество, правда, пугает меня. Но что же поделать, если у всего есть своя цена. Я одинок, и это мое призвание, моя судьба. Защищаться? Не имеет значения, но я бы хотел защитить кого-то другого, правда, вряд ли бы смог это сделать. Я уже проиграл, потерял Люси, которую хотел защитить. И опять эти мысли уничтожают меня. Как же сложно понять, что в этой истории является правдой, а что – злом?

Весь день я провел в гостиной, бесцельно листая программы на телевизоре. Новости, фильмы, мультфильмы… Все, что душе угодно. Но меня вот только это не интересовало. Я не знал, чем мне заняться, чтобы избавиться от скуки. Все книги я давно здесь перечитал по несколько раз, и никакого интереса к ним у меня уже не было. Я ради забавы выпросил отца налить мне кофе, вместо этого уже ненавистного чая, пить который не было сил. Один только этот терпкий запах давил мне на виски. Закрыв глаза, чтобы представить, что я пью горячий шоколад, я как можно быстрее выпил этот ужасный горький напиток. Отец шутливо улыбнулся, забрав у меня кружку. Сердце в этот момент бешено застучало.

− Не так уж это и ужасно. − Слегка потрепав меня по голове, отец сел рядом, выхватив у меня пульт от телевизора. – Не надоело мучить телевизор? Лучше займись чем-нибудь интересным.

− Интересное давно закончилось. – Я обвел взглядом полки, заставленные книгами.

− Придется купить тебе новые. Что ж, ничего не сделаешь.

− Когда я уже смогу нормально ходить? – Этот гипс не давал мне покоя, он был грузом, от которого хотелось как можно скорее избавиться.

− Сегодня я позвоню доктору. Правда, тот факт, что ты бесследно пропал из больницы, его несколько озадачит. Но лучше тебе и туда не возвращаться. Не хочу снова тебя потерять.

− Но мне ведь все равно нужен врач. А как же осмотры?

− Я вызову его домой. Мне спокойно осознавать, что, когда я приеду, ты будешь здесь. Только запри дверь. Это обязательное правило твоего пребывания дома.

− Хуже уже ведь не может быть, верно?

Отец не ответил, он просто окинул меня обеспокоенным взглядом, выйдя из гостиной на кухню.

− Вечером увидимся. Если что-то случится, звони мне. Пообещай хорошо провести время.

− Постараюсь.

− Нет, ты пообещай. Старания не принимаются.

− Да ладно. Обещаю.

И я скоро остался в доме один. Никогда еще отец не оставлял меня одного, но сейчас он не может поступить иначе. И я его понимаю. Мне не хотелось уезжать, но это было единственным решением, которое мы с отцом могли принять ради нас обоих. Возможно, когда все о нас забудут, кошмары закончатся для всех.

На книжном стеллаже я заметил толстую книгу, от которой приятно пахло бумагой. С нетерпением достав ее, я тут же быстрее поставил ее обратно. Я совсем забыл, что одну книгу, купленную мне отцом два месяца назад, я отрекся читать. Это был один из романов Стивена Кинга, сюжеты которых меня всегда пугали. Как-то я прочитал его один роман и сразу же сделал для себя вывод, что эти книги не для меня. Просто эти ужасы… Не люблю страшные истории, поэтому два месяца назад я спрятал эту книгу, чтобы забыть о ней. Наверное, многие бы посмеялись надо мной, восприняв как лютого труса, который даже книги в данном жанре, в жанре ужасов, даже в руках держать не может. Но благодаря этому у меня никогда не было кошмаров. Правда, сейчас, после того, что случилось, кошмар сам вторгся в мою реальную жизнь. И как его заставить уйти, оставить нас в покое? Если бы было одно такое заклинание, я бы с радостью его прочел, рискуя своими силами.

Глава 17. Давнее дело

Когда мой рабочий день близился к концу, в дверях кабинета показалась обеспокоенная женщина лет пятидесяти. Ее лицо не выражало ничего, кроме холодного ужаса. Однако это не удивило меня ни капли. Каждый день я вижу эмоции на лицах людей более ужасные. Тряся перед моими глазами своей разрезанной сумкой, она неразборчиво кричала мне, кажется, в оба уха. Двигаться уже не хотелось, поэтому я так и сидел за своим рабочим столом, небрежно заваленным разными бумагами. Неохотно выхватив лист из огромной белоснежной стопки, я дал его женщине, которая непонимающе посмотрела на меня, все же взяв этот несчастный лист. Но взяла она его явно с презрением ко мне. Что-то нервно написав на нем, она отдала его мне, прежде грубо буркнув что-то, но я не слышал, мне было словно все равно на ее проказы. Простояв у стояла секунду, она в спешке направилась в сторону двери, громко ею хлопнув. Все напарники переглянулись между собой, словно случилось что-то особенное. Однако в нашем полицейском участке всегда происходит одно и то же, и напарники лишь искали повод хоть как-то проявить свои эмоции, которые они были вынуждены прятать за маской честного и серьезного человека. Как же надоело слушать одно и то же каждый день. Быть может, я уже стал слишком стар для всего этого. А может, я просто устал вот так работать, без конца являясь частью остросюжетного романа.

В кабинет вошел мой напарник и просто хороший приятель Николас, с которым мы уже целых шесть лет работаем спина к спине. Устало посмотрев мне в глаза, он тяжело вздохнул, присев на соседний стул.

− Слушай, не пора ли тебе домой?

− Рабочий день еще не окончен, − возразил я, посмотрев на свои наручные часы, которые подарила мне жена, будучи еще при жизни.

− Я не в том смысле. Сколько ты уже здесь работаешь?

− Тридцать семь лет, − легко ответил я, потянувшись в своем кожаном кресле.

− Вот именно. В твоем-то возрасте.

− А что мне прикажешь делать дома, в этих четырех стенах? Я ж умру от одиночества.

− Люди не умирают от одиночества. Это только твои предрассудки. Ну, и романтики часто любят так шутить. Ты же не один из них, а?

− Садоводством прикажешь заниматься что ли?

− Ну, найдешь дело по душе. Многие, кто и два года не отработал, уже мечтают о такой жизни. Тишина, покой, дерево растет, цветочек цветет… Ха! Забавная мечта.

− Понимаешь, без работы я не смогу. Не смогу без дела, которому посвятил свою жизнь. А цветочки, деревья сами как-нибудь проживут.

Николас не ответил, только с упреком посмотрел на меня. Знаю, что он не разделяет моих интересов, но все же я не был таким, как он. И как мы вообще стали приятелями? Удивительно, что нам порой преподносит жизнь. Но, признаться, видел я в этом парне кое-что колкое. Он уже давно уговаривает меня оставить эту работу, забыться и жить для себя. Но чист ли он был? Эти хитрые зеленые глаза явно добра не принесут тому, на кого они смотрят. Если он хочет добиться чего-то, он обязательно это сделает. Но вот мешать ли мне ему? Знаю только, что он далеко пойдет с этим сложным характером.

− Как давно ты навещал внучку? Своего сына?

− Давно. Где-то полгода прошло с моего прошлого визита к ним. Давно…

Да, я действительно давно не видел свою семью, свою маленькую, горячо любимую Холли, которая всегда радостно бежит меня встречать, когда я только выхожу из машины. Я горячо люблю ее, но вот только работа не позволяет часто с ней видеться. А может, я и сам этого не хочу? Сложно все это, и я не знаю, где уже я нахожусь, что для меня важно, и что ждет меня впереди. Сложно, и я никак не пройду эту миссию с хорошим финалом. Лишь бы просто завершить все, чтобы хотя бы попытаться найти себя. Найти? Нет. Уже не смогу. Время не то, да и возраст тоже. Остается только ждать и надеяться, что я хоть что-то сделал правильно.

− Так навести завтра. Возьми отгул. Начальство тебе не откажет. Питтерсен тебе же предлагал взять пару дней, чтоб отдохнуть.

− А что тогда делать с работой? У меня много всякой рутины скопилось. Не могу же я бросить все только ради пары дней.

− Филл, ты хочешь побыть с семьей или как? Я тебя вообще не понимаю. Холли и забудет, что у нее когда-то был дедушка, а твой сын даже не вспомнит о тебе. Ты этого хочешь? Потом же не простишь себе такую ошибку.

− Ладно, так уж и быть. − Поднявшись со своего кресла, я набросил на свои плечи черный пиджак, направившись к выходу из участка. − Дела оставляю на тебя. Я знаю, ты не подведешь. Но, Николас, я еще вернусь. Попомни мои слова. Поэтому незачем списывать меня в утиль.

− Без проблем?! – Пожав плечами, Николас собрал с моего стола все документы. – В утиль тебя уже вряд ли примут, старина. Давай, увидимся.

Когда я приехал домой, то сразу же завалился спать. Завтра утром я уже должен буду быть в полном сборе. До того города, где живет мой сын со своей семьей, добираться не меньше трех часов. Я рад был навестить их, ведь уже так давно не виделся с ними. Но почему-то все же колеблюсь с решением. Вспомнит ли меня Холли? Будет ли рад сын? Снова все сложно. Да так сложно, что я ничего не могу решить. Правильно ли, что я так долго отрекаюсь от родных, чтобы залечить собственные раны? Правильно ли? Не знаю. Но по-другому у меня просто не получается.

Наутро, неплотно позавтракав, я направился в Найджел Парк. Этот город был тихим уголком во всем белом свете, где спокойно можно было прожить свои оставшиеся деньки. Когда уйду на пенсию, перееду туда, к своей семье. Это нужно нам всем. По дороге я заехал в магазин игрушек, прикупив моей дорогой шестилетней Холли большого плюшевого медведя, который был в два раза больше нее самой. Думаю, ей понравится новый друг. Да и мне будет с кем поговорить, пускай это будет даже этот плюшевый парень. Не хуже, не лучше обычного человека. Да и перебивать меня по дороге не будет. Отличный собеседник. Вот только долго я точно не продержусь. Придется все же включить назойливое радио. Как ни крути, а без человеческого голоса ни один человек не выживет в своем гордом одиночестве.

Проехав уже два часа, я вдруг остановился, заметив знакомый дом у пшеничного поля. Это место не такое, как все остальные. Оно другое, словно не из этого мира. Этот дом скрывает больше всего историй, а это пшеничное поле прекрасно о них умалчивает. Идеальные напарники, чтобы совершить удобное преступление.

Сам не знаю, зачем я остановился, сделав это точно подсознательно. Никогда не перестану смотреть на это место без ужаса и сожаления. Помню, мне тогда было двадцать три года, и я только начинал свою работу в полиции. Славное было время, вот только история выдалась тяжелой.

София Палански была невероятно красива, и все мужчины любовались ею, когда та появлялась в городе. Она была добра и дружелюбна и не могла пройти мимо человека, даже если он ей был незнаком, чтобы не поздороваться, не подарить в дорогу доброе слово. Чудесная женщина с прекрасными бледно-голубыми глазами и русыми локонами. Я и сам был в нее одно время влюблен. Это было нормально, никто уже не удивлялся новым признаниям в любви случайного прохожего. Но выбрала она простого фермера, построившего свой огромный дом за чертой городка. Он любил уединение и работал с удовольствием только тогда, когда кругом царила полная тишина. Порядок у него был во всем, и даже в отношениях с Софией этот человек был очень щепетилен в любом вопросе.

Все было бы замечательно, и эта история не вызвала бы к себе настороженные взгляды горожан, если бы не один страшный инцидент. В один вечер выдалась страшная гроза. Небо было затянуто черными тучами, и воздух был пропитан страшной, чарующей прохладой. Небесный пласт буквально разрывался на части от частых вспышек молнии, и яростный рев оглушал собой мир, как будто потеряв всякую веру в человека и его будущее. София боялась грозы и когда оставалась дома одна, дожидаясь, когда Вильям приедет с рынка, распродав выращенные овощи и цветы, закрывала уши руками, горько плача. Она боялась этих ударов, этого дикого рева и едва не сходила с ума, оставаясь наедине со своим главным кошмаром.

В тот вечер все сложилось не так, и хорошая история затерялась где-то глубоко на книжных полках. Молния ударила в соседнее дерево как раз в тот момент, когда Вильям наконец-то вернулся домой. Он бы успел забежать в свое укрытие, заключить в объятиях Софию, успокоить ее, сказать, что гроза обязательно закончится, но этого почему-то не произошло. Дерево, подхватившись диким красным пламенем, вспыхнуло так быстро, что Вильям и не заметил, как огонь устремился прямо на него. Он страшно кричал, пытаясь выбраться из огненной ловушки, и София услышала это, бросилась к окну, но сильно надавила на стекло и вылетела вниз. Осколки были слишком острыми, земля была слишком твердой, а страх был всепоглощающим.

Не знаю, как избавиться от этих видений. Столько лет прошло, но я отчетливо вижу каждую деталь того злополучного вечера. Гроза была тогда страшной, и мы не успели полностью исследовать дом, найти тело Софии. Уверен, никто и сейчас не знает, куда оно исчезло. Однако есть у меня догадка, но это уже не имеет смысла. Вряд ли призраки этого несчастного дома могут быть спокойны. Интересно, закончилась ли гроза для них?

Сев в машину, я медленно побрел по дороге, все еще думая о том доме. Я пытался отвлечься от этих мыслей, но они так и лезли мне в голову. Тогда, включив радио, я старался слушать только его, вслушиваясь и думая о каждом сказанном слове. Так мне было легче расслабиться и освободиться от кошмаров прошлого.

Часы показывали шесть часов утра. В это время еще было темно, а в некоторых местах гулял серебристый туман. Найджел Парк находился, так сказать, в яме, где постоянно по утрам шнырял холодный туман. К семи часам он уже развеивался, но неприятный холодный осадок в городе все же оставался.

Стоило мне въехать в этот город, как густая пелена тумана ослепила меня. Включив фары, я крался по утренним улицам, заворачивая налево. Поворот здесь был сложный, поэтому вписаться в него надо было как можно быстрее. Немного набрав скорость, я повернул, как что-то ударило о мой капот. По лбу побежал холодный пот. Остановив машину, я вышел из нее. Но кто бы мог подумать, что моя ошибка может стоит так дорого?

На холодном асфальте лежали два мужских тела. Может, не все так плохо? Я ведь не мог… не мог этого сделать. Однако, когда я осмотрел их, руки мои задрожали. Еще никогда они не дрожали так сильно. Шея одного из них была сломана, а другой ударился головой о бордюр. Холодный туман скользил по их широко распахнутым глазам.

Глава 18. Нашептанный мертвецами

Я прождал отца всю ночь, перечитывая все же одну из своих книг. Глаза волей-неволей слипались от сонливости, хоть я старался держать себя. Спать нельзя, я хочу встретить отца, да и такой частый сон точно не будет мне полезен. Уж лучше немного перетерпеть. Но долгое отсутствие отца меня не на шутку пугало. Он никогда не оставлял меня надолго, тем более − до самого утра. Может, что-то случилось? Нет. Этого точно не могло быть. Отец вернется, надо только немного подождать. Но глаза предательски закрывались. Он был жесткий, словно целиком состоял из одних только досок, обшитых мебельным материалом. Я старался дышать спокойно, но мне сложно было обуздать свой страх. Подхватив в руки свои новенькие костыли, что лежали рядом, я поднялся на ноги, пытаясь рассмотреть гостиную. Здесь было довольно темно, поэтому толком ничего рассмотреть мне не удалось. Мебель в этой темноте казалось страшной, словно невиданные прежде никем монстры скрылись здесь, в этом сумраке. Ладони мои стали влажными от холодного пота. Нужно как можно разумнее осмотреть ситуацию. Нужно держать себя в руках и выбраться отсюда, если это, конечно, возможно.

В этом доме была пугающая тишина, словно все здесь слушало только меня одного. Ступив вперед, я остановился, чтобы прислушаться. Мой шаг был таким громким, из-за чего мне показалось, будто вместе со мной зашагал кто-то еще. Тело дрожало от страха. В эту минуту я даже не мог пошевелиться. В этом доме все было таким тяжелым, и тяжесть эта несносно давила на виски. И лишь закрыв глаза, я пытался успокоить себя, но ничего путного из этого не выходило. Успокоиться уже было нельзя. Страх мой был всегда при мне, он никуда не девался, как бы я ни пытался убедить себя в обратном. Мне не избавиться от него, не унять эту дрожь. Все повторяется, и я тот же Отто, который вечно всего боялся.

А ты пытался что-то сделать для себя? Отто, твой страх – всего лишь оправдание тем поступкам, которые ты слепо совершаешь. Любой трус так делает! И ты никогда не сможешь это перебороть. Да хватит! Я знаю, что не так уж и идеален. Отец не гордится мной, хоть и говорит так всегда. Я не могу оправдать ожидания тех людей, что вечно находились рядом. Отец, Люси… И почему вы однажды в меня поверили?

Кто-то схватил меня сзади, поднял в воздухе и бросил на пол. Я не смог понять, что только что произошло. Что это было? Боль снова защемила каждую клеточку, каждый нерв моего тела. Боль. Я больше ничего не чувствую. Но надо же было так пошутить надо мной каждому?!

− Ты кого-то ждешь здесь? Но здесь никого нет. Тебе надо уйти. Сейчас! – Маленькие туфельки промелькнули у меня перед глазами. Это была девочка с забавными бантиками на голове. Она сидела предо мной на коленях и наблюдала, молча смотрела на меня.

Я не мог подняться на ноги, да и боль была такой, что я едва мог поднять голову, чтобы посмотреть на незнакомку. Ее лицо было скрыто в темноте, но я чувствовал, как она смотрит на меня, и это действительно пугало.

− Тебе страшно? Всем нам тоже страшно. Очень. Я тебя уже видела здесь, в доме. Все знают о тебе. Но мы не знаем, ждать ли тебя? Хозяин хочет забрать и тебя, потому что ты боишься.

За ее спиной раздались шаги. Они были тихими, но быстрыми. И когда они остановились, незнакомку словно кто-то уволок во тьму. Я снова остался один, не в силах что-то с собой сделать. Это была Люси? Я знаю, это была она. Никто не захотел бы спасти меня, только она одна. И что я сделаю ради нее? Пропаду здесь, в этом страшном доме? И почему же я опять об этом думаю? Нельзя! Нельзя, чтобы все пропало просто так. Нужно собраться, нужно просто стать сильным, чтобы отблагодарить ее за то, что она однажды не отвернулась от меня.

Боль прошла незаметно, и я снова смог подняться. Если бы не этот гипс, я бы без проблем смог бы что-то сделать, и вышло бы это куда лучше, чем сейчас. Но куда идти? Темно, как яме. Так, надо прислушиваться и идти туда, где немая тишина. Там, где тихо, безопасно. Но двигаться в темноте было непросто. Я все время спотыкался, хорошо, что снова не свалился с ног. Второй раз я бы это просто не перенес ни физически, ни морально. Всему ведь есть свой предел.

Шепот окружал меня, но я не понимал, стоило ли мне его опасаться. Голоса взрослых, детей смешивались в одно целое, и это очень пугающе звучало. Что только этот дом сотворил с ними всеми? Он просто похитил их души, да и тела тоже. Многие здесь пропали, и никто уже не вспомнит, как они погибли. Дом сохранит все и никому ничего не расскажет.

Остановившись у комнаты, я услышал женский плач и пару слов, которые мне не удалось разобрать. Голос этот был красивый, но очень одинокий и отчужденный. Здесь действительно кто-то был? Не может быть такого, я просто вновь попадаюсь в ловушку. Гроза закончилась? Когда она закончится? Не знаю. Как объяснить этому миру, что грозы уже давно нет? Он верит, что она никогда не закончится, и он будет мучиться и отравлять своих гостей и тех, кто однажды подумал о нем всерьез. Я знаю эту историю, но не думал, что стану ее частью. Если и так, то мне нужно прежде увидеть Люси. Она ведь здесь, хоть я ее и не вижу.

Жар ударил внезапно, и я едва не закричал от той неожиданности, которую он с собой принес. Кто-то приближался, и я видел его раньше. Снова мне очень страшно. Нужно где-то спрятаться, переждать эту грозу, о которой здесь все продолжают говорить. Навалившись на дверь, я ввалился в комнату и спрятался в старом шкафу, кое-как забравшись в него. Надеюсь, это чудовище пройдет мимо, не тронет меня. Правда, это была наивная мечта, я ведь далеко не особенный.

Грузное дыхание и жар ворвались в комнату. Даже сидя в этом шкафу, я чувствовал, как мне было жарко. Казалось, если это продолжится, я просто сварюсь здесь, ничего так и не поняв, не встретив Люси снова. А ведь я когда-то пообещал ей помочь. Как же! Кто бы мне смог помочь?!

В какое-то мгновение тишина накрыла собой все, что меня окружало. Хозяин ушел? Странно, я ничего не чувствую, даже дыхание свое не слышу. Но оставил ли он меня? А может, я спасся? Но двери шкафа открылись внезапно, и передо мной снова появилось несчастное чудовище. Перед тем, как пламя охватило меня полностью, я слышал, как Хозяин попросил меня о помощи: «Отто, потуши этот огонь!!! Я больше не могу гореть!».

Где я? Что со мной? Ничего не вижу. Чувствую только один холод. Так холодно. Не могу даже пошевелиться. Я сплю? Веки такие тяжелые, что мне не удается их открыть. Этот сон такой легкий, что едва я чувствую свое тело. Но почему же так холодно? Чувствую землю под собой и эти холодные руки. Их много и все они держат меня, куда-то таща. В землю? Не понимаю, что происходит. Легкий ветер колышет мои волосы. А этот холод… почему я его чувствую? Нет, почему я вообще еще что-то ощущаю? Что это? Никогда раньше не видел ничего подобного. Кто эти люди? Почему они смотрят на меня? Произносят какое-то имя? Что оно вообще значит? Это воспоминания? Слышу, как люди называют меня проклятым. Они ненавидят меня. За что они так со мной? И кто я? Не помню. Только этот холод и воспоминания о боли. Проклятый? Почему? Кто вы, чтобы называть меня так? Больно. Эта боль настолько сильна, что я чувствую, как тело мое немеет. Откуда эти чувства? Я когда-то был жив? Не помню. Мне очень холодно…

− Отто, раз ты здесь, скажи, где твой отец? Я боялась увидеть и тебя здесь. Почему ты пришел? Ты был свободен. Он думал, ты можешь ему помочь. Но никто не может этого сделать.

− Кто ты? Я не помню, чтобы видел тебя где-то. Но прошу, ответь, когда закончится эта гроза?..

Эпилог

Тишина была у дома с лилиями. Она была такой непринужденной, что поддаться ее чарам было крайне легко. Пшеничное поле было недвижно. Лес молчал, сокрыв в себе предрассветный сумрак. На небе нет ни единого лучика солнца, оно полностью затянуто серыми тучами. Грядет гроза, которой все равно на людские планы на день. Мелкие капли дождя обрушиваются на еще крепко спящий мир. Старый дом молчаливо завис в пространстве, словно заснув. Его коридоры пусты, и лишь в одном из них часы отбивают одно и то же время сотый раз. Где-то в этих стенах зависла жизнь, о которой все рассказывают кошмары, которым просто нет доказательств. Кто-то верит в эту историю, оправдывая мертвых, а кто-то просто не хочет знать, что у любви есть свои последствия, словно после выписанного доктором лекарства. Лилии тянутся к темному небу, точно дети, протягивающие к нему свои руки. Сколько их здесь? Довольно много, чтобы создать свой сад. Посреди цветов, в земле, видно бледное лицо, наполовину ушедшее в землю. Светлые волосы, торчащие из нее, покрыты пеплом и грязью. А эти тонкие пальцы, беспечно выглядывающие из сырой земли, точно готовы за что-то ухватиться в любой удобный момент. Тело это недвижно. Но что происходит в мыслях покойного? Его терзают воспоминания о том, как над ним издевались. Он помнит все, что его убивало, но совсем забыл о тех, кто его когда-то поддержал.

И почему же ты помнишь только о плохом? Разве не было в твоей жизни светлых моментов? Людей, которые в тебя верили и любили? Наверное, ты просто устал, раз решил от всего отречься. Главное самому после не стать чудовищем.

В поле поднялся слабый ветер, всколыхнув яркие бутоны лилий, зрелые колосья пшеницы. Пробежав по ним, он так же внезапно исчез, как и появился. Над телом умершего поднялся шепот. Дрожа, он стелился по земле, а после рассыпался на части. Время остановилось, гроза начала набирать новую силу, и застывшие пальцы, торчащие из земли, пошевелились. Стрелки на часах снова дернулись, и существо распахнуло глаза, в которых была одна только застывшая белизна, полностью поработившая некогда прекрасные голубые глаза.

Гаснущий

Каждый проснется в своем тайном кошмаре…

Глава 1

Просто протяни мне свою руку. Я здесь, ты видишь меня? Дай мне свою руку?! Койлин…

Холод… Я чувствую его сквозь закрытые веки. Кончиками пальцев я машинально ощупываю бетонную сырую поверхность под собой. Легкие словно наполнились водой, мешая мне нормально дышать. Тело мое точно окаменело, перестав реагировать на окружающий мир. Мое дыхание ровное, нечастое, кажется, приглушенное. Мне тяжело вдыхать этот влажный воздух. Проникая в мои легкие, он наполняет тело холодом, заставляя меня каждый раз содрогнуться. Чувствую, как что-то невесомое давит на меня, вот-вот готовое раздавить. Это что-то очень мощное, что я не могу одолеть. Оно наваливается мне на грудь, завывает у меня в ушах, скребется в легких, забравшись глубоко в тело, попав в организм с моим дыханием. Холод… Он готов сжать меня в тиски, да так сильно, что никакого шанса на спасение от него нет. Я продолжаю кончиками пальцев ощупывать бетонную поверхность, время от времени натыкаясь на мох и плесень. В какой-то момент от этого мне стало противно, из-за чего я подсознательно резко дернул руки ближе к себе. Резкая боль ударила по рукам, распространившись от кончиков пальцев.

Койлин, протяни руку. Я здесь! Я здесь!!!

Мои веки с невероятным усилием распахнулись, точно я уже несколько лет не открывал их. Одним движением я поднялся с чего-то очень твердого, присев на край. Сердце бешено стучало, вот-от готовое выпрыгнуть из моей груди. Боль заставила меня пошевелить руками, что сделать было довольно трудно. Все мое тело словно онемело. Приблизив ладони к своим глазам, я сквозь рябь увидел багровые следы на пальцах, а вместе с ними и небольшие рваные раны. Кровотечение постепенно затихало, вовсе лишив меня обеспокоенности. Уставившись в одну точку, в этот залитый водой бетонный пол, я на мгновенье замер, пытаясь справиться с навалившейся головной болью. Виски словно сдавливал кто-то изнутри, играя на них, как на каком-то музыкальном инструменте. Рябь в газах увеличилась, все вокруг затмили черные блики, невидимые пылинки, медленно начинающие меня удушать. Не в силах удержаться на одном месте, я свалился на пол, болезненно ударившись коленями о бетонный пол. Брызги воды разлетелись от меня в разные стороны, глухим ударом распространив отчетливый звук, который в одно мгновенье затих в молчаливых и неприступных бетонных стенах. Схватившись за горло, я пытался ногтями разорвать невидимые путы, сжимающие мое горло, но я лишь оставлял на себе царапины, которые усугубляли мое положение. Я пытался ухватить хоть молекулу воздуха, хоть что-то, что спасло бы меня, но все мои попытки были тщетны. Барахтаясь в холодной воде, я медленно угасал, в конечном счете потеряв малейшие признаки жизни.

Не отпускай. Держи меня. Прошу, Койлин. Только не отпускай. Ты мне еще нужен.

Жадно хватая воздух ртом, я схватился за грудь, пытаясь восстановить дыхание. Голова просто раскалывалась на части, из-за чего я не мог первые несколько минут увидеть то, что меня окружало. Постепенно восстановив дыхание, дождавшись, когда головная боль затихнет, я смиренно опустил руки в воду, облегченно вдохнув сырой воздух. Раздраженный кашель тут же грохотом вырвался из моего горла. Этот воздух медленно, но верно начинает разрушать мой организм. Жуткий сладкий запах плесени вызывает тошноту, подкатывающую к горлу все сильнее. Стоило мне расслабиться, как холод ударил по мне, сковав в своих ледяных лапах. Лишь сейчас, когда мне удалось восстановить свое самочувствие, я не на шутку заинтересовался тем местом, где сейчас нахожусь. Я готов поспорить, что не знаю этого места, но откуда я здесь? Бетонные стены, бетонная плита, похожая на кровать, что стояла вплотную у одной из стены, были всем, что окружало меня здесь. Пол этой тесной комнаты был залит мутной водой, из которой уже виднелись верхушки темных водорослей. Почти все пустое пространство стен было во власти мха и плесени, а одна из стен и вовсе была полностью покрыта этой мерзостью. Слабый, холодный лучик солнца, пробравшийся через окошечко на потолке, освещал это тесное пространство, хоть как-то спасая меня от темноты.

Ощупывая стены, пробиваясь сквозь их мерзкие наросты, я надеялся найти дверь или окно, через которое можно было бы выбраться, но ничего такого я не нашел. Стены были пусты, сделаны сплошь из бетона и безысходности. Нет, нет, нет… Здесь должно что-то быть. Должно. Если есть вход, есть и выход, нужно только хорошо его поискать. Не прекращая ощупывать стены, прорываясь через мох, я был уверен, что дверь есть, вот только сердце почему-то твердило иное.

С отчаявшимся криком упав на колени перед одной из этих чертовых стен, я, в конечном счете, опустил руки, не зная, что и как мне теперь делать. Я не могу найти выход. Меня словно кто-то заточил здесь, надеясь, что я не выйду отсюда. Никогда. Мне было все равно на холод, на эту воду. В какой-то момент я словно перестал замечать это. Прислонившись к стене, я беспомощно выдохнул влажный воздух, точно какой-то груз, мешающий моему нормальному существованию. Как я попал сюда? Что это за место? Как отсюда выбраться? Сейчас меня больше интересовал, если честно, последний вопрос, ведь именно от него зависела моя дальнейшая судьба. Если бы не большая влажность в этом пространстве, я бы мог поверить, что эти влажные линии на моих щеках являются слезами, хотя, может быть, так оно и есть. Как бы я ни пытался отрицать холод, как бы я ни игнорировал его, с каждой секундой, проведенной в воде, мне становилось невыносимо холодно. Этот холод насквозь пронзил мое тело, иглами вонзившись в дрожащую плоть. Каждый мой выдох сопровождался ледяным облачком, которое тут же исчезало, растворившись в мертвом пространстве. Эти стены словно смеются надо мной. Готов поспорить, они смотрят на меня, наслаждаясь моим бессилием. Свет, совсем недавно освещающий бетонную комнату, в какой-то момент иссяк, становясь с каждым разом слабее.

Темнеет. Какое-то чувство тревоги нависло надо мной. Темнота… Сумрак… Мрак… Это было страшнее всего на свете. Неужели… неужели я боюсь темноты? Возможно, ведь от самих мыслей, что я останусь наедине с темной, мне становилось дурно. Люди постоянно проводят время в темноте, засыпая с ней в одной комнате, деля с ней один дом и один мир. Но я почему-то считаю ее неприемлемой. Она пугает меня, давит, шепчет о тварях, которых я не могу увидеть, но отчетливо могу почувствовать.

Что-то в воде в какой-то момент коснулось моих ног, тут же удалившись в сторону, к одной из стен. Я замер, пытался не дышать, чтобы понять, придумал я себе это или же что-то действительно коснулось моих ног. Я сидел недвижно, судорожно осматривая воду, пытался приметить те признаки жизни, которые, возможно, обитают в этой комнате вместе со мной. Свет угасал, а страх во мне только усиливался. Что это? Совсем недавно я опасался одиночества, а теперь не хочу знать, кто все это время находился рядом со мной в мутной, грязной воде. Я боялся даже пошевелитьс�

Дорогие читатели, все в этом сборнике является частью того мира, которого мы с вами стараемся избегать, хоть иногда не можем перед ним устоять. Эти две истории не созданы для того, чтобы напугать вас. Они выполняют одну очень важную миссию, а загадки, оставленные мною для вас, составят вам хорошую компанию. До встречи на страницах!

Кошмар дома лилий

Глава 1. Потеря

Надвигалась гроза. Небо, затянутое черными тучами, было невероятно страшным и пугающим. Мы были далеко от дома, поэтому все, что мы могли сделать, – спрятаться в нашем самодельном шалаше, который мы построили всего час назад. Ветер свирепо завывал, гоня по полю пыль. Закрывая глаза руками, Езеф, подхватил меня на руки и еле как дотащил до нашего скромного укрытия. Забравшись в него, он стал звать Карла и Хосе, которые недавно ушли в лес за еловыми ветками для мощной крыши для нашего убежища. Он кричал около минуты, но никто так и не отозвался. Раскатистый удар промчался по мрачному небу, казалось, разрезав его пополам. Это напугало Езефа так, что он свалился на землю, покрытую сухой листвой. С неба начали падать крупные капли дождя.

− Подожди меня здесь. Не вздумай выходить на улицу. Я найду их и вернусь. Только не уходи никуда, пока гроза не закончится. Хорошо, Ханни?

Я боязливо посмотрела в глаза своего брата, опасаясь, что с ним может что-то случиться.

− Не бойся. − Он добро улыбнулся мне, крепко обняв. − Жди меня здесь. И, Ханни, гроза не может длиться вечно. Рано или поздно она закончится. Все заканчивается когда-нибудь. И это тоже.

Езеф выбежал из шалаша, исчезнув где-то в темноте леса. Я стала ждать его, сжимая ладони в кулаки. Мне было страшно. И я ничего не могла с этим сделать.

Вновь и вновь перематывая в голове слова брата о том, что он обещал вернуться, я успокаивала себя, поверив самой себе. Гроза с каждой секундой усиливалась. Ветер поднялся невероятно сильный, что мощные лапы деревьев ломались, мертво падая на мокрую, склизкую землю.

Уткнувшись лицом в ладони, я тихо шептала про себя имя Езефа, желая услышать, как он возвращается ко мне. Но дождь только перерастал в сильный ливень, лишая меня последней надежды на возвращение брата. Смешиваясь с ветром и раскатами молний, он был страшнее самого страшного чудовища, которого я могла когда-то себе придумать.

Шалаш постепенно начал раскачиваться в разные стороны. Подскочив на месте, я молила бога, чтобы ничего плохого не случилось. Перед глазами была темнота, да такая темнота, что увидеть перед собой ничего было нельзя. Казалось, сама вечная ночь опустилась на наш мир, в наш тихий уголок. Сердце мое сжималось, по щекам текли слезы. Я ничего не могла сделать, кроме как верно и терпеливо ожидать брата.

Прошло уже, наверное, около двадцати минут, как чьи-то шаги раздались рядом с шалашом. Езеф. Это должен быть он. Он возвращается! С этими мыслями я успокоилась. Слезы перестали бежать по щекам.

Я уже хотела обнять его, как в шалаше показались двое. Это были Карл и Хосе, два лучших друга Езефа. Они были все мокрые и грязные. Их одежда, казалось, намертво прилипла к их тощим телам. Светлые пряди Хосе совсем закрыли его темные глаза. Разодранная рубашка Карла мешком висела на нем. Непонимающе посмотрев на меня, они переглянулись, словно чего-то по-настоящему испугавшись.

− Ханна, а где Езеф? – Вопрос Карла сбил меня с толку.

Сердце бешено застучало.

− Он пошел искать вас, − тихо ответила я.

Голос мой дрожал. Самый худший мой кошмар подтвердился. Езеф пропал в пасти мерзкого чудовища – мрака.

Лица Карла и Хосе стали бледными, точно фарфор. Им было страшно, как и мне в этот момент. Не зная, где сейчас Езеф, я боялась за него больше, чем за саму себя. Трепетно сжимая в руках деревянный крестик, что висел у меня на руке, я просила бога, чтобы он помог Езефу вернуться. Не знаю, сможет ли бог помочь ему, но я бы очень хотела этого.

Гроза не унималась, она свирепо усиливалась, набирая новые силы для очередных раскатистых ударов о бренное небо, сплошь затянутое серыми тучами. Наш шалаш уже едва сохранял свою устойчивость. Карл и Хосе пытались удержать его, чтобы он окончательно не развалился. Они молчали, точно сказать было нечего. Действительно, сейчас было сложно хоть слово выдавить из себя. Где-то близко ударила молния.

Внезапно раздался хруст дерева. Я подскочила от страха, когда услышала этот болезненный плач сломанного деревянного тела. Увидев яростный страх в моих глазах, Карл обнял меня, закрыв мои уши своими холодными ладонями, по которым все еще скатывались капельки холодной воды, медленно скользя по моим щекам. Теперь я слышала все как в вакууме. Так мир казался мне таким ненастоящим и пустым… Впервые.

Молния ударила еще пару раз. А после пошло затишье. Ветер медленно унимался. Дождь и вовсе затих. Выглянув из шалаша, Хосе кивнул нам, сообщив о том, что теперь можно выйти. Покинув убежище, я надеялась увидеть Езефа, который мог возвращаться к нам, отсидевшись где-то в другом укромном месте. Но кругом была пустота. Карл и Хосе истошно звали его, но ответа от него не было.

Где-то вдали послышались тревожные голоса. Это были наши с Езефом родители, которые бежали к нам, освещая путь старым фонарем. Что с ними будет, когда они узнают о том, что Езеф пропал? Они будит грустить, и грусть эта будет самой тяжелой и болезненной.

В какой-то момент мне стало не по себе. Я не хотела возвращаться к родителям без брата, ведь он всегда был для меня целым миром, где я могла сокрыться от мира реального. Вырвавшись из рук Карла, я побежала в лес, надеясь, что сама смогу отыскать Езефа. Не знаю, что тогда мною двигало, заставляло пойти на такой неординарный и опасный поступок, от которого я была взаперти. Карл и Хосе тут же бросились за мной, пытаясь ухватить хотя бы за руку, чтобы не дать мне наделать всяких глупостей. Но они не успели даже ухватить меня. Оступившись, я упала, мигом покатившись с крутого яра в сторону реки.

Глава 2. Боль

Езеф был мне дорог. Я любила его, по-настоящему любила. С самого моего рождения я помню его голос, его вечно синюшние ноги, колени в синяках. Езеф был не только братом, но и другом, который не давал мне скучать и грустить. Он пообещал, что будет защищать меня, тогда я сказала, что буду оберегать и его. Помню, когда я сказала ему об этом, он от души засмеялся. И смех этот часто мне снился.

Проснувшись в больничной палате, я зажмурила глаза от яркого света лампы, который назойливо ослеплял меня. Повсюду был неприятный запах спирта и старости. Не люблю этот запах. Никогда не любила, потому что он сильно меня напрягал, опустошал мое детское сердце и заставлял думать о страшных, грустных вещах, думать о которых детям еще не нужно.

Осмотрев белоснежный потолок, в некоторых местах которого виднелись грубые черные трещины, я привстала с кровати. Голова мгновенно закружилась, и я повалилась назад, на белоснежные, дурно пахнущие простыни.

− Ханна, − тревожный голос мамы застал меня врасплох, − тебе нельзя пока вставать. Отдохни немного сначала. Нелегко тебе пришлось.

Подойдя ко мне, она присела на край кровати, поправив подушку у моей головы. Ее карие глаза были беспокойны, и это опечалило меня. Никогда еще я не видела ее такой.

− Мама, где Езеф? – Этот вопрос встревожил ее. – Он в коридоре? Ждет, когда ему разрешат войти ко мне? Да, мама? Так же? Я хочу увидеть его. Пожалуйста.

Некоторое время она молчала и лишь спустя пару минут ответила, крепко обняв меня, словно сдерживая от очередного глупого поступка, который мог мне в иной раз навредить.

− Его так и не нашли, милая. Наверное, он ушел слишком глубоко в лес. Но не переживай. Его ищут опытные люди. Они обязательно найдут его. А пока отдохни. Гроза миновала. Эх… кто же придумал бояться грозы?

Ее слова ударили меня по сердцу острым ножом. Я не знала, как мне реагировать на это. Сердце мое дрожало от испуга и тревоги. Я хотела снова увидеть брата, ведь он обещал, что вернется. А когда он обещал мне что-то, то всегда держал свое слово. Поэтому я просто не могла поверить, что Езеф пропал, не сдержав своего слова вернуться. Мне было одновременно больно и грустно. Но куда было девать все те чувства, которые скопились в моей груди? Куда нужно было спрятать бледность лица и этот подавленный огонек в глазах? Ребенок ведь не должен испытывать эти мерзкие удары жизни, так? Но неужели что-то сломалось в моей судьбе, и все перепуталось?

− Но он жив, мама? – резко спросила ее я; мой голос впервые звучал строго, даже как-то холодно и отчужденно. Мама удивилась моему тону, но не стала придавать этому большое значение. Сейчас такие мелочи были неважны.

− С ним точно все в порядке, не сомневайся. Не зря его все называют лесничим. Езеф прекрасно ориентируется в лесу и знает, где можно скрыться даже в самую страшную непогоду. − Мама еще сильнее обняла меня, не желая выпускать из своих нежных рук. Но эти объятия были больше похожи на удавку. – Вот увидишь: завтра он снова вернется к нам и будет рассказывать забавные истории. Все будет обычно, как мы все и любим.

Меня ничто не могло бы потревожить, и я бы поверила этим уверенным словам, если бы неуверенный дрожащий голос мамы звучал хоть капельку смело.

Доктор сказал, что беспокоиться мне незачем. Упав с яра, я лишь получила ссадины, синяки и небольшое сотрясение, которое не принесет мне вреда. Родители были рады услышать это от него, но мне, если честно, было все равно, что он скажет. Разве я могла в этот момент заботиться о себе, когда от меня оторвали огромную часть моей жизни? Даже дышать было тяжко, осознавая это.

Подав мне какие-то пилюли, доктор сообщил о том, что я могу быть свободна. Посмотрев на прозрачную баночку медового цвета, я усомнилась в ее содержимом. Никогда не любила лекарства, даже от одного неловкого взгляда на них мой желудок точно заполнялся каким-то вязким железом.

− Это просто витамины. − Заметив мою настороженность, доктор легко улыбнулся. − Ничего страшного. Пей по одной в день перед приемом пищи, и тогда все будет замечательно. Хоть немного позаботься о себе. Родители волнуются. Помоги им. Это сейчас жизненно необходимо для всей вашей семьи.

Я ничего не ответила ему, только легко кивнула головой в знак согласия. Сунув витамины в глубокий карман джинсового платья, я поспешила выйти из палаты под странную мелодию переваливающихся в разные стороны круглых витаминов.

Я мечтала скорее покинуть стены больницы. Они угнетали меня, казалось, делали такой маленькой и несчастной, что слезы на глаза сами собой наворачивались, хоть я и вовсе не хотела плакать. Люди здесь были другими. Каждый из них был чем-то болен. У каждого здесь был диагноз. У каждого была своя боль, которую доктор обещал излечить. Люди в больнице казались мне какими-то странными. Их взгляд, их движения… Все в них меня пугало. Не знаю, в чем была причина моего странного отношения к ним, но, наверное, я видела их иначе, так, как никто иной не мог увидеть медленно угасающее лицо больного человека. Что это была за особенность? Чахлость, которую они преодолевают всеми силами, лишь бы снова стать здоровым человеком. Они цепляются за жизнь, борются. А кто-то проигрывает, принимая свою болезнь как должное, находя всевозможные способы ужиться с нею. Врачи пытаются помочь, подать руку, но не всегда удается угадать желание больного. Либо они цепляются за право быть живым, либо сдаются, собственной рукой обрывая тонкую ниточку, которая держит их в этой жизни. Не у каждого есть надежда. Не каждый может поверить. Я не была такой, как они. Я была здесь чужой, лишней.

В больничном мире я приняла роль гостьи, которая должна была задержаться здесь ненадолго. Взгляды врачей настораживают. Они словно что-то ищут в тебе, проходя мимо, постоянно сверля таким угнетенным, выискивающим и несчастным взглядом. Что у них за роль? Роль спасителей. Так говорит мама, когда разговор касается больницы. Я же не знаю, права она или же нет. У меня точной версии, мнения, которое бы точно могло рассказать о роли врачей в больничных стенах, нет. Все здесь странные. Вот, что думаю я, когда вижу больничных людей. У каждого своя цель, а надежда присуща лишь единицам.

Скоро двери больницы закрылись за нами. Я была невероятно счастлива покинуть это место. Родители молча сели в машину, словно сделав это механически, без капли какой-либо живости. Я поспешила занять свое место позади. О чем сейчас думают они? Не знаю, но, наверное, о Езефе, который был неизвестно где на данный момент. Мне хотелось бы, чтобы он вернулся и снова был с нами, был со мной и защищал, что у него отлично получалось.

Наша машина тихо припарковалась у большого дома, который достался нам в наследство от бабушки. Этот дом был очень большим. Стены его были отделаны камнем, а во дворе был огромный сад с лилиями, которые когда-то безумно любила бабушка. Она буквально лелеяла его, а вечерами, когда солнце уже медленно заходило в свой призрачный домик, напевала мою любимую колыбельную, и делала она так, словно во дворе был кто-то живой, кто-то из детей, которых она безмерно любила.

Это были красивые цветы, но мне никогда не нравился их запах. Я знала, как пахнут лилии, и этот запах был совсем на него не похож. Когда я говорила об этом бабушке, она смеялась, говоря, что запах этих лилий нужно понять, ведь он особенный. Но что особенного было в этих светлых цветах? Только запах, который отпугивал меня каждый раз, когда я хотела найти в нем то очарование, о котором вечно твердила бабушка.

Таинственный цветок всегда встречал нас и провожал. Иногда мне даже казалось, будто он ждет нашего возвращения, причем ждет терпеливо. И это странное ощущение было сложным, пугающим временами. Правда, понять, пугает ли оно на самом деле или что-то прячет за этим чувством, было невероятно сложно. А бабушка ведь могла бы мне рассказать об этом больше. И она рассказывала, вот только я никогда не слушала ее.

Выйдя из машины, я невольно посмотрела в сторону пшеничного поля, которое заканчивалось густым лесом. Именно там, в начале леса, стоит наш полуразвалившийся шалаш, который Езеф с друзьями трудолюбиво сооружали вчера. От воспоминаний прошлого вечера становится страшно. Помню эту устрашающую грозу. Чувствую, она будет являться мне в самых лютых кошмарах еще очень долго, а затем – и всю жизнь.

За обедом родители молчали. Я же поддерживала это молчание, ковыряясь в овощном рагу, пытаясь найти в нем хоть какой-то маленький овощ, бережно нарезанный моей мамой. Обычно она всегда трепетна в плане готовки, но сегодня в тарелках – крупно порезанные, огромные овощи, которые я едва могла проглотить. Лица родителей, кажется, ничуть не живые. Они словно застыли, как изваяния. Молчание висело в столовой. И было неловко его почему-то нарушать.

Когда я сдалась этому скверному неудобству, то поспешила поблагодарить маму за ужин, а после поспешила в свою комнату. Она медленно подняла на меня опустошенные глаза, сказав, что зайдет ко мне перед сном, чтобы пожелать добрых снов. Ее голос был подавлен, отчего сердце мое сжалось в какой-то жалкий комочек.

Качнув головой, я быстро покинула столовую, поднявшись на третий этаж, где и находилась моя уютная небольшая комната.

Меня беспокоят мысли о брате. Родители едва держат себя в руках, пытаясь не сорваться. Им больно и грустно, как и мне самой. Потерять Езефа для всех нас было большим ударом. После ужина мы обычно бежали с братом в библиотеку, чтобы порыться в старых дедушкиных книгах, найти в них что-то особенное, о чем он мог забыть при жизни. У него была огромная библиотека с толстыми книгами, истории в которых жили своим чередом, каждый раз маня меня с братом к новым открытиям.

Удивительный, хоть и неприятный запах сигар по-прежнему наполнял собой стены, надежно зарывшись в старых узорчатых обоях. Находясь в этом месте, нам с братом казалось, что рядом с нами в этот момент находится дедушка, рассматривая свои любимые книги вместе с нами. Их у него было настолько много, что мы с Езефом терялись в их счете, когда решали пересчитать.

Эти пожелтевшие страницы всегда мне нравились. Когда листаешь их, возникает такое чувство, словно держишь в руках нечто особенно ценное, чего нет у других. Мне нравится называть это тайной, которую когда-нибудь я раскрою, прочитав все книги, собранные здесь дедушкой. Но сейчас мне не хотелось идти в библиотеку, не было желания даже думать о ней. Мы с братом ходили туда только вместе. Я не могу пойти туда одна. Так я предам его, ведь мы всегда были надежными хранителями старой дедушкиной тайны.

Через открытое окно я долго смотрела на поле, заканчивающееся лесом. Только с высоты можно увидеть, как вчерашняя непогода испортила пшеницу, буквально уложив ее на землю. Ветки деревьев были разбросаны всюду, да так, что эта картина отныне напоминала невероятный хаос. Где-то там стоит наш шалаш. Где-то там Езеф… Интересно, ищут ли его сейчас? Надеюсь, завтра утром нам сообщат, что он найден. Это будет для нашей семьи лучшей новостью, которую можно только услышать. Ведь все ждут возвращения тех, кого любят просто, но откровенно. Да?

Я уже давно была в постели. Свет в коридоре приглушенно горел, освещая часть моей кровати. Я ждала родителей, как и всегда. Каждый раз перед сном они приходили ко мне, чтобы пожелать добрых снов. Я ждала их и сегодня, нетерпеливо бросая взгляд на настенные часы. Уже одиннадцать. Родители заходят ко мне в десять. Они не могли забыть, я знаю. Тем более мама сама обещала мне зайти ко мне, и она не могла нарушить слово. Никто в нашей семье не нарушал свои обещания, даже самые мелкие. А если мама действительно забыла обо мне? А если… Нет. Да сколько можно думать только о себе? Понимаю, глупо просить чего-то от родителей сейчас, когда наша надежда голыми ногами ходит по острию ножа, не то готовясь сорваться, не то наконец-то дойти до твердой поверхности. Если я по-настоящему люблю свою семью, то должна принять сейчас свое одиночество. Оно не будет длиться вечно. Все когда-нибудь заканчивается, как и та жуткая гроза, начавшаяся совсем внезапно.

Глава 3. Новая жизнь

Этой ночью мне снился кошмар, который целиком и полностью поглотил меня, как какое-то невероятное чудовище из самых страшных детских фантазий. Мне чудилось, будто я стою во дворе незнакомого мне дома, смотря в немую, беспроглядную даль, в которой все казалось до удушья мертвым и неестественным. Пшеничное поле было недвижно, даже легкий холодный ветерок не касался их золотистых макушек. Ровным шагом я направлялась в сторону пшеницы, шепча чье-то имя, которое нахально срывал с моих губ проказный ветер, унося его куда-то ввысь. Чье это было имя? Я не знаю его и даже никогда не слышала. Но зачем тогда я его произношу? Для кого? Вокруг ведь тишина, да и если бы я хотела кого-то позвать, тогда должна ранее знать этого человека. Но странно здесь даже не это, а то, что я не могу прекратить называть его.

Все перед глазами было мертво, и только это пшеничное поле, уводящее меня все дальше и дальше от страшного дома, из окон которого на меня смотрели десятки чужих глаз, ни разу не двинувшись в сторону. Мои босые ноги больно протыкали острые камни, впиваясь в ступни все сильнее, но я не чувствовала эту боль. Меня точно и не существовало в этом обездоленном, незнакомом мне мире.

Среди густых зарослей леса, что встали передо мной неприступной стеной, я увидела хрупкую тень, черные руки которой были обвиты какими-то корнями, торчащими из земли. Я хотела притронуться к ней, что-то спросить, но эта тень смотрела сквозь меня, точно вовсе не замечая. Позади я почувствовала чье-то легкое, почти невесомое прикосновение, но когда я обернулась, увидела перед собой лишь тот страшный дом, полностью охваченный яростным огнем. Тогда все эмоции возродились во мне разом. Дикий крик вырвался из моей груди, но и он был подхвачен ветром, так и замерев где-то там, в высоте. Внезапно руки мои охватила страшная боль, покатившая по всему телу. Боль, исходящую от горящих рук, я чувствовала как ничто иное в этом немом, не умеющем чувствовать, мире. Спустя секунду все тело мое было охвачено огнем, который жадно пожирал каждый локон моих светлых волос. Тень, прикованная к земле, наконец-то заметила меня, позвав меня по имени.

− Люси, вставай. Нам скоро пора выезжать, − прозвучал тихий голос мамы. − Давай, вставай. Завтрак терпеливо ждет тебя внизу.

Неохотно открыв глаза, я лениво поднялась с кровати. Мне не хотелось никуда ехать, но от меня ничего и не зависело. Сама идея переезда меня не очень-то воодушевляла. Но если родители сказали, что это важно, значит, ослушаться я не могу… снова

Надев свои любимые голубые шорты с глубокими карманами и желтую футболку с причудливым розовым единорогом, я убрала в своей комнате. А после взглянула на себя в старенькое зеркало во весь рост и подхватила с пола огромный портфель с моими любимыми вещами, с которыми я не решусь расстаться даже спустя годы. Едва таща его, я спустилась на первый этаж. Родители были уже в сборе, но терпеливо ждали меня.

− Вот и ты, соня, − шутливо отозвался папа, складывая посуду в картонные коробки. − Чуть не проспала наш переезд.

− А может, это было бы хорошо, − недовольно ответив ему, я принялась за поедание пончиков с соком.

− Но ты же понимаешь, что это необходимо. Мы бы тоже хотели здесь остаться, но мы не можем. − Проверяя коробки с вещами, мама с надеждой посмотрела на меня. − Пожалуйста, Люси. Там будет хорошо. Вот увидишь! Заведешь новых друзей, пойдешь в новую школу. Все будет даже лучше, чем здесь. Спокойный городок с хорошими, а самое главное – простыми людьми.

− Раз с простыми, то ладно, − едва слышно отозвалась я, подставив грязный стакан из-под сока под холодную струю воды.

Дорога была для меня утомительна. Целых три часа до нашего нового дома. Интересно, как он выглядит? Родители говорят, что он хороший и очень уютный. Переживать и беспокоиться незачем. Но я почему-то все же думаю об этом. Будет ли это место для меня настоящим домом? Мы часто переезжаем из-за того, что родителям каждый раз предлагают новую работу в новом городе. Я устала от этого и уже хочу наконец-то обзавестись своим домом, в котором мы с родителями будем счастливы. Надеюсь, новый дом станет для нас по-настоящему домом, а не очередным гостевым домиком. Но, если честно, я уже готова снова собирать свой рюкзак.

В дороге я нашла лишь одно утешение для себя, которое всегда помогало мне даже в самых сложных жизненных ситуациях, запечатленное на хорошо пахнущих книжных страницах, жизнь на которых всегда меня по-настоящему увлекала, давала возможность забыться, стать счастливой и действительно свободной от душераздирающего несчастья. А ведь и радоваться-то мне было нечему. Одно и то же каждый раз. Родители не перестают надеяться на что-то, я же давно с этим смирилась. Плохо это, наверное.

Прочитав новую книгу почти до половины, я оставила ее, вложив красивую переливающуюся закладку. Это все, что осталось у меня от одной хорошей подруги, с которой я часто проводила время. Только закладка для книги, и все. А что я еще жду от мимолетной дружбы? Потом я выброшу эту вещичку, забуду о той, что подарила мне ее, заведу новую подругу, а там – все по привычному кругу.

Я и не заметила, как мы приехали. Родители радостно обсуждали нашу новую жизнь, уже строя планы на будущее, а я лишь молча наблюдала из окна машины, холодно осматривая наши новые окрестности, отделенные маленьким стареньким ржавым забором. Он действительно был таким маленьким, что заметить его было очень сложно. Да и эти заросли травяного леса поглотили его, надежно спрятав от глаз. Наверное, где-то от забора вообще ничего не осталось. Я уже терпеть не могу этот дом. Как и всегда.

Миновав большое пшеничное поле, мы выехали на каменистую дорогу, ведущую к огромному зданию. Это был старый дом с пыльными окнами, едва развалившимися стенами, огромными фермерскими владениями и необычными цветами, которые почему-то меня взволновали. В какой-то момент по спине пробежала ледяная дрожь, тревогой зарывшись в клеточках моего головного мозга, диктуя самые невероятные вещи, в которые было сложно поверить.

Это был тот самый дом, то самое пшеничное поле, которое пришло ко мне в недавнем кошмаре. Не знаю, что обычно бывает в таких домах, но обитать в них кто-то точно должен. Приведение? А может, сразу несколько? Точно, я терпеть не могу эту развалюху!

Припарковав машину во дворе, папа торжественно сообщил о том, что мы добрались до нашего пункта назначения. Родители поспешили выпрыгнуть из машины, начав восторженно рассматривать дом. Я лишь неохотно и даже как-то с опаской взглянула на него. С первого взгляда мне не понравился этот мир, выдуманный кем-то из самых страшных существ на земле. Брр!.. Нелегко мне придется ужиться здесь. Радует сердце то, что мы точно здесь ненадолго. Остается только дождаться звонка от нового работодателя, а там – да здравствует новый город, новый дом! Впервые я хочу переехать, причем как можно скорее.

Перетащив вещи в холл дома, мы поднялись на третий этаж, чтобы осмотреть комнаты. Их здесь было три, и все они были огромными, старыми и пыльными. Мне досталась небольшая комната с огромным окном, вид из которого открывался просто невероятный, но все это было не тем, что я бы хотела увидеть в своем новом доме. Здесь было слишком много фальши, которая насмешливо ждала, когда же можно будет уступить место кошмарному настоящему.

Все здесь было старо и пыльно, отчего мне невольно становилось неуютно. Разве можно нормально себя чувствовать в такой-то громадине? Вряд ли, но выбирать сейчас не приходится. Родители были рады этой покупке, и, быть может, мне тоже следует хотя бы показать свою радость, чтобы не расстраивать их в который раз?… Но это будет непросто. Однако постараться можно. Что ж, мультяшная улыбка от ушей готова. Только бы родители поверили ей.

− Ну, мебель нам привезут через пару дней, − присев на мою временную кровать, папа с улыбкой посмотрел на меня, − а пока пользуемся тем, что есть. Смотри, Люси, да и эта мебель не такая плохая. Ты ведь любишь музеи. А этот дом – как две капли воды с самым настоящим музеем.

− Ну как тебе дом, Люси? – с нетерпением спросила мама, прожигая меня наивным взглядом; она ожидала чего-то хорошего, подбадривающего с моей стороны, чего не так редко можно было получить в ответ.

− Хорошо, мам! – Как можно правдоподобней улыбнулась я, пытаясь быть хоть чуточку искренней; сейчас нельзя было расстраивать ее. − Думаю, все будет отлично в этом городе, да и в этом доме тоже.

В моем голосе чувствовался какой-то упадок эмоционального состояния, когда я сказала про дом, что отлично уловила мама.

− Да не беспокойся ты! Привыкнешь и к этому дому. Вот увидишь! – пыталась подбодрить меня она, едва приобняв за плечи. – Не через такое проходили мы вместе?! Теперь же все будет отлично! Я это точно знаю. Не хмурься только, а то духа дома спугнешь.

− Ну мам?! Я же давно не ребенок и в эти сказки не верю! Хватит?!

− Ладно. Отдыхай пока, осмотрись здесь.

Не знаю, смогу ли я привыкнуть к этому дому. Каждый его уголок навевает на меня неприятные мысли и чувства, едва не падающие в отчаяние и тревогу.

Дух дома? Ох, конечно! В этот доме он точно обитает, да только не я его спугну, а он меня, причем так, что я больше даже не пошевелюсь в сторону этой развалины.

Глава 4. Долгожданная встреча

Проснулась я на рассвете. В это время родители еще спят. Я не спешила вставать с кровати, но какой-то странный звук со стороны улицы привлек меня. Это было похоже на то, словно кто-то бросил камень о стену, причем звук был живой, отчетливый, отлично привлекающий внимание.

Поднявшись с кровати, я выглянула из окна, пытаясь разглядеть местного разбойника, который хотел снова увидеть меня, показать что-то интересное. Но внизу никого не было. Обычно о стену бросает камень Хосе, зовя меня погулять немного по пшеничному полю. И когда я увидела только пустоту вместо моего друга, тоска бросилась на меня, взяв в прочный плен, из которого было сложно выбраться, да и сейчас я сопротивляться больше не могла.

Однако там, вдали, где заканчивалось пшеничное поле, начинался массивный лес, я чудом заметила тонкую фигуру. Я была уверена: она махала мне рукой, зазывала в лес. Тогда что-то во мне перевернулось, и я была точно уверена, что видела. Езеф! Это был он!

Бросившись вниз, я задыхалась от собственного волнения, не могла поверить, как брат действительно нашелся и зовет меня, чтобы показать что-то фантастическое. Возможно, убежище, в котором он пережил ту страшную грозу. И я бы выскочила из дома в одну секунду, если бы папа не встретился мне на пути.

− Солнце едва поднялось. Куда ты так рано, Ханна? – настороженно спросил он, зевая.

− Езеф зовет меня там, у леса. Папа, почему вы с мамой не разбудили меня ночью, не сказали, что его нашли? Я ведь волновалась. Хорошо, что сейчас все в порядке, − восторженно сообщила я, но в ответ получила укорительный взгляд.

Сев в кресло, папа опустил голову, опустив глаза в пол. Я видела, как его руки дрожали, как он пытался сжать руки в кулаки, чтобы унять эту презренную дрожь.

− Езеф зовет? Ты заигралась, Ханна. Я понимаю, ты любишь брата и скучаешь по нему, но не надо делать вид, будто он с нами. Прости, дочка. Я просто устал и не могу больше терпеть все это. Дом… Этот дом все уничтожил в нашей семье?! Понимаешь? Твоя мама верила, что все наладится, но ничего нельзя сделать. – Папа словно проснулся, замолчал, поднял на меня свои опустошенные глаза, под которыми сидели два бошущих синяка. Закрыв глаза, он тяжело вздохнул и запрокинул голову. Затем прозвучал его ровный голос: − Езеф зовет тебя, Ханна, беги к нему. Он соскучился по тебе.

Я не знала, что мне стоит сказать ему в ответ. Я никогда не видела его таким печальным. Езеф. Мы были больны им. Эту болезнь не излечить, даже не ослабить. Мы можем только принять эту болезнь, не пытаться с ней бороться. Только сейчас я понимаю это. Но почему-то сердце мое бешено стучит, говоря, что все хорошо.

Что за болезнь это была? Печаль? Тоска? Сомнения? Нет, все слишком просто и однобоко. И пока я не увижусь с братом, ничего больше не хочу слышать, не хочу даже видеть! Пускай папа и говорит все это, я не верю, что его слова реальны. Он устал после пропажи Езефа, впервые был жертвой отчаяния и жестоких обстоятельств. Ему нужно отдохнуть, а эти слова нельзя воспринимать всерьез. Лишь бы наша семья смогла вернуться в прежнюю реальность.

− Отдохни, папочка. Просто немного поспи. Я беспокоюсь о тебе.

Но он ничего не сказал, как будто пытаясь меня не слышать. Нужно просто оставить его в покое. Да, так будет гораздо лучше.

На улице было жарко. Солнце безжалостно слепило мои глаза, которые уже привыкли к домашнему сумраку. Покой и тишина мягкой пеленой покрывали землю, насыщая воздух пряными нотками, от которых слегка кружилась голова.

Скрытая тревога поселилась в стенах нашего дома, но я не могу понять, что она такое и где зародилась. Смотря на дом, мне становится жутко. Он пугает меня. Но откуда этот страх? Он словно смотрит на меня из этих огромных окон, не спуская глаз. Сердце сжимается. Не могу больше находиться здесь.

Я без оглядки бросилась в сторону леса, туда, где я видела Езефа. Только бы снова увидеть его, моего дорогого брата.

Лесная дорога уводила меня все глубже. Этому лесу очень много лет. Он видел все, что происходило здесь еще до строительства нашего дома. Как-то бабушка рассказывала мне, что здесь теряется любой, а если и найдешь потом путь обратно, то не выйдешь уже там, откуда зашел. Но я часто гуляла в нем и всегда возвращалась домой. Так легенда бабушки стала для меня байкой, которую я воспринимала как сказку, придуманную ею специально, ведь бабушки любят придумывать различные истории, чтобы сделать жизнь своих внуков сказочной, а где-то – фантастической, чтобы уберечь их от глупых поступков.

Однако люди опасаются этого леса, никогда не ходят сюда. Но мне всегда было интересно то, почему же все его так сторонятся. У каждого были свои истории о нем, не внушающие доверия. Каждый был уверен, что в этом лесу живет зло. Но что это было за зло, никто не мог сказать. Некоторые дети, например, такие, как я, любили ходить сюда, чтобы погулять и узнать о том, что он скрывает. Все из нас, кто был в нем, вернулись, кроме Езефа. Карл и Хосе, давние друзья моего брата, тоже любили этот лес. У каждого свои страхи? А причина не ходить в этот лес основана как раз на них? Возможно, сложно это отрицать. Но бабушка не рассказывала мне ужасные истории, она лишь уважала это место и просила меня всегда быть честной и справедливой. Интересно, получилось ли у меня быть такой?

Огибая колючие ветви старых деревьев, я вышла к реке, к которой всегда любила ходить. Присев на свой любимый камень, я подставила руки под чистую, прохладную воду, чтобы умыть лицо. Свежесть кольнула все мое тело. Шум реки был таким сильным, что заглушал все мирские звуки. Не было слышно даже пения птиц, которых в этом месте всегда водится очень много. Мелкие речные камушки под моими ногами выглядели красиво и как-то необычно. Я часто смотрю на них, каждый раз удивляясь такой красоте. Бабушка учила меня ценить все прекрасное с самого раннего детства. Возможно, поэтому я и воспринимаю каждый камушек так благоговейно. Благодаря ей я могу часами наблюдать за тем, как бежит прозрачная вода в реке , как играют на ней солнечны зайчики, как они скачут кругом, беззаботно переговариваясь о чем-то.

На минуту закрыв глаза, я представляла, как сейчас, вернувшись домой, я увижу брата, который давно ждал меня у дома. Он снова мне улыбнется, позовет играть. Мы часто играли с ним в лото, которое было подарено нам еще дедушкой. Чудесная игра, хоть и кажется Езефу скучной. Но ради меня он готов даже на такой подвиг, ведь он – мой любимый заботливый брат.

По телу пробежал холодок, когда моих ног коснулся какой-то предмет. Это была фляжка с водой, которую Езеф всегда носил с собой. Судорожно подняв ее, я долго озиралась по сторонам, пытаясь найти глазами брата. У реки я была одна. Но что-то подсказывало мне, что рядом должен был кто-то быть.

Не теряя минуты времени, я начала звать брата, надеясь, что он скоро отзовется. Значит, он решил сыграть со мной в очередную игру, в которой я должна была его найти. Забавно, хоть и немного жутко играть в прятки после того, что с нами произошло. Однако брата я точно смогу найти. Далеко от меня он не мог уйти.

Но стоило мне обернуться, как я споткнулась. Повалившись на мокрую от дождя землю, я больно поранила руку и едва смогла сдержать крик. По ладони скользнула красная дорожка, блестя на солнце.

Лишь спустя минуту я заметила кого-то. Но вот не могла понять, снится ли мне это. Это был брат, но все было в нем не таким, как обычно. Его тело было таким бледным, что я легко могла увидеть его выпирающие синие вены, паутиной обматывающие его тело изнутри. Левая нога была вывернута в обратную сторону. На волосах висела тина и всякий речной мусор. Руки были сплошь покрыты рваными ранами и синяками. На лице не было ни единой эмоции, а в глазах зияла одна только пустота, белесая пустота слепца.

Он молча смотрел на меня, словно видел впервые в жизни. Сердце мое колотилось. Мой брат… Я не уверена, что это был он. Но глаза точно твердили, что передо мной стоял Езеф. Но как это стоило объяснить сердцу, которое всячески отрицало этот факт?

− Езеф, − тихо назвала я его имя, пытаясь сокрыть страх в голосе, − ч-что с тобой с-случилось? Г-где ты б-был? Я волновалась за т-тебя. Мы в-все волнуемся. − Ни одна скула на его лице не дернулась. Впервые мне хотелось убежать от него, поскольку в голову забрались самые страшные мысли, которые могли только посетить меня. – Идем домой. Да! Домой! Мама и папа будут рады увидеть тебя! Идем же?!

Но тело, стоящее передо мной, не шелохнулось. И тогда, когда я потянулась к нему, чтобы дотронуться, ледяная скользкая рука схватила меня за запястье. Обветренные губы Езефа были плотно сжаты, а глаза бегали в разные стороны, точно пытаясь вырваться из этого белого плена, в котором внезапно оказались.

Езеф наклонился ко мне, как будто пытаясь понять, кто сейчас находился перед ним. И когда он понял, вспомнил обо мне, раздался его клокочущий голос:

− Ханни, я же просил тебя оставаться в шалаше. Зачем ты вышла? Гроза еще не закончилась. В лесу опасно.

Меня словно окунули в ледяную воду. Я совсем не понимала, что сейчас со мной происходило.

− Но гроза закончилась, Езеф. Давно.

Брат нахмурился, отступил назад, а после покачал головой, отрицая мои слова.

− Нет. Ты не видишь? Гроза очень сильно разошлась. Ты пострадаешь. Не надо было идти сюда, за мной. Уходи, Ханни! Ты еще успеешь пройти назад. Поторопись, пока он не увидел. – Толкнув меня, Езеф убежал в сторону мрачных зарослей, что-то шепча себе под нос. И тогда, когда я осталась одна, впервые поверила в легенды, которые люди собирали повсюду об этом лесу. Бабушка, так ты не обманывала меня все это время?

Бросившись из леса, скоро я оказалась на привычном пшеничном поле. Лес был позади. Успела ли я выйти вовремя, как и говорил он? Надеюсь на это. Но как понять, что я опоздала? Как это узнать?

В доме раздался выстрел, еще один. А затем тишина накрыла собой весь тот мир, в котором я жила со своей семьей. Что-то со стороны пшеницы приближалось ко мне и скоро вспыхнуло прямо у меня перед лицом. Это было все, что я помнила о себе, пока была жива.

Глава 5. Живые стены

Здесь было до жути скучно. Старый грозный дом, поле и лес. Ничего, что могло бы заинтересовать меня. По сравнению с теми городами, в которых я успела пожить, это место было самым никчемным. Сам город находился в часе езды отсюда. А кроме нас здесь, вдали от города, никого не было даже в помине.

Смирившись со своим положением, я зашла в очередную комнату. Это была библиотека. Она была полностью завалена старыми книгами. Интересно, кому они раньше принадлежали? Одна книжка, лежащая на письменном столе, у окна, привлекла мое внимание. Она была невероятно толстой. Красивая фиолетовая обложка таинственно сияла на лучах солнца. Подняв ее, я стряхнула с обложки многолетнюю пыль, открыв на первой попавшейся странице. Как выяснилось позже, это была не книга, а альбом со старыми фотографиями. Мне стало интересно, и я сунула ее себе под кофту, чтобы никто из родителей не увидел ее. Они не очень-то любят, когда я смотрю чужие вещи, тем более – память о каких-то людях, которые, между прочим, могли жить до нас в этом жутком доме.

Найди этот альбом мама, он мигом бы отправился в костер или мусорный мешок. Но я всегда изучаю то, что подвернулось мне под руку. А в этой громадине найти что-то старинное и при этом не изучить – греховное дело. Это сокровище точно нельзя никому показывать.

Поспешив в свою новую комнату, я едва не сбила с ног одного из рабочих, который клеил обои в коридоре. Извинившись, я мигом закрыла за собой дверь. Интерес пожирал меня, и я не могла его утихомирить. Тогда я забралась под кровать, включила свой фонарик, чтобы никто не смог увидеть, что я читаю что-то из этого дома.

Открыв находку на первой странице, я внимательно начала рассматривать фотографию. На ней была изображена супружеская пара на фоне нашего нового дома. Слева от фотографии была сделана надпись красивым маленьким почерком «Новая жизнь началась. Надеюсь, в новом доме она станет счастливой». Далее следовала другая фотография с мужчиной, который занимался выращиванием пшеницы. Позади него стоял этот же кошмарный темный лес, в который я пообещала не заглядывать. И что-то в темноте фотографии мне почудилось, как будто кто-то там, со стороны мрачного леса, стоит среди кустов. Вот только я не смогла четко рассмотреть фигуру. Одно черное пятно, которое значительно выделялось на фоне черноты природы.

Я бы так и продолжала рассматривать остальные фотографии, если бы в мою дверь не постучали. От этого стука я вздрогнула, испугавшись так, словно я была воришкой, забравшимся в чужой дом, чтобы что-то выкрасть. Но скоро раздался голос мамы, которая позвала меня во двор.

− А можно немного попозже? Я просто… Я просто занята сейчас. – Я искренне надеялась, что мама оставит меня наедине, но как было глупо это осознавать. Она никогда не оставляла меня одну, и в этот момент я почему-то об этом забыла.

Передо мной была фотография милой женщины в легком цветастом платье и соломенной миниатюрной шляпке с широкой голубой лентой. Она улыбалась, наклонившись над лилиями, которые красиво и безмятежно стремились к небу. Но стоило мне только присмотреться к земле, из которой торчало что-то неестественное и пугающее, как фотоальбом взлетел и мигом захлопнулся.

− И где ты нашла это? Люси, ты же знаешь, что мы не трогаем вещи, принадлежащие прошлой семье. Забыла о главном правиле? Ну, Люси, так где ты его взяла?

− В библиотеке, − неохотно сдала я это прекрасное место, в котором еще могли остаться не менее интересные предметы, хранящие память о прошлых хозяевах. – Что ты собираешься сделать с этой книгой?

− Так, в библиотеке, значит. Отлично. Надо запереть ее пока. Доберемся до нее, обязательно разберем. А книжка твоя направится в мусорный пакет. Нельзя подбирать чужие вещи, тем более – семейные.

− Но альбом уже никому не нужен. Если его оставили здесь, то явно с целью, чтобы кто-то сохранил память о людях, которые здесь жили. Разве не так?

− Нет?! Это не будем мы обсуждать, Люси. Я же сотню раз говорила тебе об этом. Пора немного начать слушать меня. Договорились?

− Да, мама, договорились. Все, как ты хочешь.

− Я ведь только ради тебя это делаю, Люси. Ладно, раз мы нашли общий язык, помоги мне в саду. Хорошо?

Я только кивнула и поплелась следом за мамой.

Она всегда говорит мне, что вещи в чужом доме трогать нельзя. Якобы, когда трогаешь их, то лезешь в душу того человека, который раньше жил здесь. А если он умер, то таким способом тревожишь его упокоенную душу. Сама же я не знаю, правда это была или нет, но за все эти годы я устала следовать правилам, жить за стеной, за которой – настоящая, интересная жизнь.

Честно говоря, за свою, пока еще короткую, жизнь я еще ни разу не услышала, чтобы она упомянула мои вещи или наши вещи. Все здесь чужое. Дом чужой. Жизнь чужая. Когда-нибудь что-то станет нашим? Моим? Мне этого очень сильно не хватает. Но как намекнуть, сказать ей об этом, чтобы она поняла меня, мои чувства? Сложно говорить с человеком, который находится с тобой на другом полюсе и не слышит то, что говоришь ты, потому что он во все горло кричит, устанавливает свои требования и порядки.

− Ну как думаешь, Люси? Оставить эти лилии или же убрать? Можем посадить на их месте клубнику, которую ты так любишь. Будет радость выходить на улицу только ради этого. Ну, что скажешь?

− Я бы убрала эти цветы. Не люблю лилии, да и эти какие-то жуткие. Сразу мне не понравились.

− Жуткие?! – Мама широко улыбнулась. − Неужели они пугают тебя? Это просто цветы, Люси. Но если ты хочешь избавиться от них, то мы это с тобой сделаем.

− Цветы. Простые цветы, − я как будто для себя это сказала, пытаясь себя в этом убедить.

− Да что с тобой? Ладно, давай приступим. Времени у нас до ужина не так много, но мы успеем.

Около часа мы избавлялись от этих мерзких цветов, вырывая их с корнем. Когда касаешься их, то в воздухе витает такой мерзкий запах. Не знаю, на что он похож, но такое чувство, словно что-то протухло. Меня уже начало тошнить от этого запаха. Мама словно не замечала его, просто отмахиваясь от моих замечаний по поводу запаха, говоря, что я просто выдумываю, чтобы слинять от работы. Но я была серьезна, когда говорила ей об этом, но она снова меня не слушала. Легко родителям не слушать своих детей, да? Так вот, моя мама занимает в этой лиге первое лидирующее место.

Когда мы вырвали последние цветы, то радостно воскликнули о победе. Поспешив домой, чтобы приготовить ужин, мама скоро исчезла за дверью дома. Поднявшись на ноги, я выпрямила спину, чтобы несносная боль в ней наконец-то утихомирилась. Когда же я взглянула на дом, то мне в какой-то момент показалось, словно он смотрит на меня. Не знаю, почему я так решила, но я серьезно чувствовала какой-то грузный взгляд, который пристально наблюдал за мной, словно за самым страшным врагом. Чувство опасности не давало мне покоя. Тогда я лишь взмахнула головой, чтобы избавиться от своих страшных мыслей и поспешила зайти внутрь дома. Мне нужно было просто хорошенько отдохнуть.

Приняв ванну, я направилась в свою комнату, чтобы переодеться в чистое. Войдя в комнату, я увидела, как вся мебель была поднята вверх тормашками. Там, на потолке, на кровати, сидела девочка. Она тихо плакала, подставив под лицо ладони. А это джинсовое платье было местами сожжено, покрыто грязью и мелкими травинками. На ее светлых волосах сидели два маленьких синих бантика. Они красиво собирали ее тонкие волосы в маленькие короткие хвостики.

Голова моя закружилась в тот момент, когда девочка что-то начала нашептывать. Я не знала, где нахожусь и как я сюда попала. Эта комната… Что с ней? Почему все на потолке? Кто эта девочка и что она здесь делает? Перед глазами все шло кругом.

Я бы так и была в этом плену, если бы сзади не почувствовалась холодная рука. Это была мама, недоуменно наблюдающая за мной.

− Что с тобой, Люси? У тебя все хорошо? – в ее голосе чувствовалась тревога. – Так сильно устала, что голова закружилась?

Ничего не понимая, я кивнула, снова заглянув в комнату. Все было на своих местах. Никакой девочки и в помине здесь не было. Я не хотела говорить об этом кому-либо, ведь никто из родителей мне не поверит, посчитав, что я снова злюсь из-за нового переезда, придумывая разные пугающие истории. И эту тайну нужно было сохранить за зубами, как я всегда и делаю.

− Не задерживайся долго. Скоро будет готов ужин. После него ты точно придешь в прежние чувства. – Я и не заметила, как снова осталась одна, но еще долго слышала мамин голос.

Непонимающе качнув головой, я закрыла глаза, чтобы потом снова взглянуть на свою комнату. Но никаких изменений в ней снова не было. Облегченно вздохнув, я достала из шкафа джинсы и футболку. Необходимо было переодеться во что-то домашнее, главное – чистое и приятно пахнущее порошком.

После я не могла не заглянуть в зеркало, стоящее у стены. Оно было во весь мой рост. Такое овальное, с серебряной кромкой. Взяв расческу, я принялась расчесывать свои непослушные волосы, не сводя глаз с себя. В голове гудел рой пчел, и мысли мои переплетались друг с другом. Внезапно что-то капнуло на пол. Это привлекло меня, и я опустила голову, чтобы увидеть, что же отвлекло мое внимание. Но пол был сухой и чистый. Ничего. Может, показалось. Да, скорей всего. Как же я хочу еже завалиться на кровать и закрыть глаза, а распахнуть их только на следующее утро.

Оставив свои мысли позади, я вновь подняла голову к зеркалу. Расческа выпала из рук. По моему лицу стекали кровавые линии, сползая вниз, глухо падая на пол. Дотронувшись до лица, я не понимала происходящее. Со мной все было нормально. Никакой крови на лице не было. Сердце ушло в пятки. Я не могла больше находиться в своей комнате, поэтому выбежала из нее, снова столкнувшись с тем же рабочим, который продолжал клеить обои. Снова небрежно извинившись, я бросилась вниз, в столовую, где уже меня ждали родители.

Мне причудилось все это? Или же я попала в очередную ловушку? Нет! Как такое возможно. Срочно нужно рассказать об этом кому-то. Я больше просто не в силах молчать о том, что со мной происходит. Если раньше я и могла умолчать о своих тревогах, сомнениях, то сейчас я просто не могу. Пожалуйста, услышьте же меня?!

− А я уже хотел идти за тобой, − сев за стол, папа шутливо мне улыбнулся, − а то снова бы проспала ужин. Так ведь уже было много раз. – Ему хватило небольших усилий, чтобы понять, что со мной не все было в норме. − Люси, что случилось? Выглядишь напуганной.

− Я… я столкнулась с одним из рабочих, который клеил обои в коридоре. – И почему я только опять замолчала, когда вот-вот была готова обо всем им рассказать? Я ведь действительно могла это сделать без каких-то сомнений, но мой язык точно не слушался меня и заставлял говорить не то, что мне хотелось произнести. Я снова была одна, и уже ничего не могла с этим сделать, только терпеть, надеяться, что ничего больше со мной не произойдет из ряда вон выходящего. Стоит только надеяться.

Лица родителей побледнели. Переглянувшись с папой, мама трепетно посмотрела на меня:

− Но, Люси, в доме нет никаких рабочих. Мы их просто не нанимали. Ты же знаешь, что мы никогда не привлекаем к обстановке родного дома кого-то чужого. Ты уверена, что с тобой все в порядке? − Ее слова меня поддернули.

− Но я же видела. Они там, на третьем этаже. − Я считала, что они разыгрывают меня, поэтому, схватив за руку папу, я потащила его на третий этаж, чтобы доказать свою правоту.

Он без колебаний шел за мной, переглядываясь с мамой, которая шла следом за нами. Когда мы достигли третьего этажа, я торжественно махнула рукой в ту сторону, где был рабочий, клеящий некрасивые обои в ромбик.

− Видишь, Люси. Пусто. Ты снова все придумала. − Скрестив руки на груди, папа тяжело посмотрел на меня, осуждая. − Я понимаю, что ты не хотела переезжать, но пора смириться, ты ведь уже не маленькая.

Но я отчетливо видела рабочего в стареньком комбинезоне. Он продолжал клеить обои, не замечая нас. Где-то я видела его уже сегодня. Но не могу вспомнить, где именно я с ним встречалась. Странно, что он не обращает на нас внимание. Нет, странно было то, что я одна видела его.

Когда я подошла к нему поближе, чтобы прикоснуться, убедиться в собственном зрении, в своих словах, человек замер, озираясь по сторонам. Он что-то почувствовал, но не понимал, кто находится рядом с ним в одном коридоре. И когда моя рука лихорадочно задрожала, человек медленным шагом направился в сторону комнаты моих родителей. Его рот то открывался, то закрывался. Было видно, что он что-то говорил, но слова его совершенно не были слышны. И тогда я проследовала за ним, не обращая внимания на слова родителей. Приоткрыв дверь в их комнату, я увидела лишь пустоту. Никого. Как и должно быть в нормальном доме самой обычной семьи.

За ужином все молчали. Мама неодобрительно, с укором, смотрела на меня. Не зная, что сказать, я молча жевала жареную курицу.

− Завтра все будет по-новому. В школе найдешь хороших друзей, перестанешь думать о плохом, придумывать призраков. − Подмигнув мне, папа пытался разрядить обстановку. − Такое иногда бывает. Тем более ты не виновата, Люси. Из-за частых переездов некоторые и не такое видят. Но я уверен, это у тебя пройдет. Этот дом станет настоящим домом. Нужно только немного потерпеть, привыкнуть.

− Завтра я подвезу тебя до школы. Все равно в одну сторону. − Зарядившись папиным настроем, мама легко потрепала меня по голове. − Только не забудь, что в 7:00 мы уже должны быть в сборе. Хорошо, Люси?

− Да, мама. Я буду готова к этому времени, − это словно сказала не я.

Глава 6. Новая школа

Мне было страшно спать в этой кровати, учитывая все события, которые недавно произошли со мной. Чувство опасности я не могла опровергать, отбросив на второй план. Оно существовало совсем рядом, настолько рядом, что веки мои дрожали от страха. Я не знала, откуда появилась угроза и как от нее спрятаться. Все, что я могла сделать, было моей надеждой думать, что кровать спасет меня от скрытой угрозы. Я всегда так делала, всегда пряталась под кроватью. С самого своего раннего детства я бежала в свою комнату, чтобы залезть под кровать и замереть так, чтобы даже мое дыхание никто не смог уловить. Не дышать… Виски мои сжимало от страха. Я не знала, как долго смогу продержаться в этом месте, рядом с этим страхом. Скорей бы… скорей бы наступило утро.

−Люси, ты что под кроватью делаешь? Неужели не повзрослела еще? – Голос мамы разбудил меня. – Выбирайся. У тебя осталось тридцать минут на сборы. Позже поговорим насчет твоих посиделок под кроватью.

Неохотно вылезая из-под кровати, я болезненно посмотрела на часы. Боже, как же рано. Из-за того, что этот проклятый дом находится на краю света, мне придется так постоянно вставать на занятия. Это был вверх моих сил. Глаза закрывались. Ноги были точно ватные. Но деваться было некуда.

Направившись в ванную комнату, что была на втором этаже, я не заметила на своем пути папу, который точно как и я сонливо покидал дом, собираясь на работу. Только он мог понять меня. Только он мог почувствовать ту тяжесть, которую ощущаю я с каждым переездом. Ему тоже не нравились эти идеи с переездом, хоть он и скрывал это от мамы. С ее странным характером, который мог измениться через секунду, было сложно спорить, да и он не хотел. У него в голове даже таких мыслей никогда не возникало. Тяжело, наверное, притворяться. Или же я снова начинаю себя накручивать из-за таких пустяков их совместной жизни. Пустяков. Да, надеюсь, это действительно пустяки.

Завтрак меня нисколько сегодня не манил. Есть просто не хотелось. С трудом объяснив это маме, я поспешила сесть в машину, чтобы уже наконец-то отправиться в город. Мы не проезжали мимо него, поэтому я не видела то, как он выглядит, даже не представляла, какой вид он мог бы иметь. Но мне очень хочется верить, что этот городок в тысячу раз лучше прежних, как и обещала мне мама. Она всегда обещает, и как же хочется уже, чтобы ее слова подтвердились.

− Первый день в очередной новой школе. Я знаю, Люси, как тебе тяжело каждый раз прощаться со старой, а затем еще с одной, но это только ради тебя, твоего будущего. Мне тоже непросто приходится, но пойми, эти переезды важны для нас всех. Возможно, сейчас ты это не понимаешь, но и это со временем придет. Когда еще ты так активно посмотришь жизнь, сравнишь ее с уже прожитыми?

− Только чтобы сравнить? А если сравнивать толком нечего? Неделю в одном городе, две – в другом.

− Обещаю, здесь мы надолго. Твоему отцу нравится это место, этот дом. Чудесный уголок, чтобы начать все сначала. Не сердись, Люси. Лучше заведи новых друзей. Тебе с ними точно есть о чем поболтать.

Мне было всегда трудно общаться со сверстниками. Они казались мне абсолютно другими. Такие чужие и непредсказуемые. Однако, наблюдая за ними со стороны, я, признаться, завидовала им. После занятий они собирались в парке и строили планы на выходные. Посещали кинотеатр, пляж или просто устраивали уютные домашние посиделки. Они везде были рядом и были неразлучны. Мне никогда не приходилось испытывать это. Наверное, и не придется больше.

В одном городе до переезда сюда я познакомилась с Ненси и Виолет. Они были хорошими подругами, которые были мне особенно дороги. Каждый день мы гуляли, просто разговаривали. Мне этого раньше очень сильно не хватало. Впервые я чувствовала себя счастливой, несколько свободной. Однако спустя год мы покинули тот город, отправившись сюда, в этот страшный дом. Мне было сложно прощаться с подругами, сложно было объяснить им, что я уезжаю. Тогда они сказали мне, что будут ждать меня снова. Будут ждать. Вернусь ли я когда-то снова? Очень бы хотелось в это верить. Да вот только от Виолет у меня осталась эта дурацкая закладка для книги. И все. Ничего больше, что могло бы рассказать мне о нашей крепкой дружбе, которую я должна была бросить ради будущего нашей семьи, в которое я давно не входила.

− Ну что ты такая грозная? Люси, жизнь не заканчивается после переезда. Нам с папой тоже очень тяжело, поверь. Но нельзя принимать все как смертный приговор. Живи и радуйся, Люси. Жизнь дана только раз. Не омрачай ее пустяками.

Возможно, мама и права насчет этого. Но мне не хватает одной вещицы для счастья. Это очень простая вещь, но без нее мне плохо. Семья. Да, формально она у меня есть, но живу я с таким чувством, словно я лишена ее. Родители постоянно работают, а если они и дома, то ведут беседы только о работе и о дальнейших перспективах. Так они не замечают меня, если говорить откровенно. Но больше всего я не понимаю, зачем им говорить то, что мы счастливы, если они не знают, что это такое?

− Кстати, твои посиделки под кроватью. Ты всю ночь спала так?

− Всю. Мне было не очень хорошо, и я не нашла ничего лучше, как забраться под кровать. Не говори папе, пожалуйста. Никому не говори, − сконфузилась я, надув щеки.

− Не переживай, не скажу. – Мягко улыбнулась она, подмигнув мне; впервые рядом с ней я чувствовала себя спокойно, но довериться полностью я все же еще не могла. – Если тебе было плохо, как я понимаю, не физически, ты могла прийти ко мне. Ты же знаешь, я бы выслушала тебя. Это касается твоего вчерашнего поведения?

− Да. Но я уже не хочу об этом говорить.

− Ого! А с чего такая решимость?

− Меня ведь никто не станет слушать. Вчера вы только посмеялись надо мной, но я видела того человека. Он клеил обои. Некрасивые обои в ромбик.

− Ромбик? Хм! Да ведь нет в этом доме обоев в этот злополучный ромбик. На стенах – обои с большими цветами. Знаешь, не стану отрицать то, что ты могла что-то видеть в этом доме. Он старый, многое видел, поэтому и ты могла что-то уловить из его истории. Это часто бывает, так что все в порядке, не переживай.

− А ты видела что-то подобное? – Я сама не понимала, зачем об этом спросила ее, ведь было понятно, что ничего она мне не расскажет, а все ее слова, которые она сказала про нормальность, − только ради того, чтобы успокоить меня, вот и все.

− Что-то подобное? Ну, может быть, и видела когда-то. Но в последнее время ничего необычного. И, Люси, расскажи мне в следующий раз, если ты снова что-то увидишь, хорошо?

Я кивнула. Не расскажу, даже если увижу снова что-то подобное. Просто не хочу, чтобы она снова неодобрительно смотрела на меня, а затем жалела. Не для этого я проживаю эту жизнь.

Остальной путь до школы мы молчали. Нам словно больше не было о чем-то поговорить. Вот и весь разговор с родной матерью.

Когда мы миновали широкие кукурузные, подсолнечные и пшеничные поля, вдали появился старый город. Деревянная табличка с облупленной краской гласила «Найджел Парк». С первого момента знакомства с этим городом могу сказать лишь одно. Это был жуткий город, преданный отчаянию и старости. Все здесь было обветшалым. Старенькие дома выглядели уныло. Даже трава у домов здесь была какого-то тусклого цвета, словно для нее не хватило краски. Небо казалось таким далеким, нежели в каком-то другом месте. Маленькие магазины были грязными, а люди, проходившие мимо, казались маленькими и беспомощными. У меня сложилось смутное чувство по поводу Найджел Парка. Одновременно он завораживал меня, а с другой стороны вызывал отвращение, смешанное с жалостью.

Завернув за угол футбольного поля, мама припарковала машину на небольшой парковке, пристально посмотрев на меня. На ее лице красовалась улыбка, и я не могла понять, притворной ли она была на этот раз.

− Да, городок небольшой, но люди здесь дружные. Поэтому, Люси, постарайся с кем-нибудь познакомиться. Договорились?

− Да, я постараюсь.− Мне не хотелось с ней спорить, поэтому я так легко согласилась.

− Кстати, сегодня я заберу тебя чуть позже. Занятия заканчиваются в два часа. Но я приеду за тобой в четыре. Так что займись чем-нибудь полезным.

− Ага, − в знак согласия я кивнула головой, покинув машину, − я буду в библиотеке.

− Без проблем. Только держи телефон при себе. Как только я подъеду к школе, сразу же позвоню.

Я долго искала свой класс. Школа здесь была сплошь из коридоров, которые переплетались непонятной цепочкой. Кое-как огибая их, я вышла к расписанию, рядом с которым висела карта. Эх, вот было бы в ней что-то понятно.

− Ты новенькая? – послышался голос позади. − Заблудилась? В этой школе многие новички теряются.

Этот голос принадлежал светловолосому хилому пареньку с красивыми голубыми глазами. Его голос звучал неуверенно, и в нем можно было уловить сомнение и неумело скрытую неуверенность в себе.

Осторожно приблизившись к нему, я легко улыбнулась, как и советует мне всегда мама при новых знакомствах. Если честно, этот парень мне сразу понравился. В нем было что-то такое, что мгновенно отвлекло меня от моих переживаний.

− Люси Бранмаур. − Я протянула ему руку в знак знакомства, и он недоуменно посмотрел на меня. − А как зовут тебя?

− Отто Шилленгер. − На его лице было явно видно некое восхищение. − Ты из какого класса?

− Из 6 «Б».

− Ясно. − Отто искренне улыбнулся. − Мы с тобой одноклассники. – Осознавать наше с ним соседство было для него почему-то очень важно, и мне было непросто понять его с первого раза, но что-то притягивало меня к нему, заставляло быть ближе.