Пять с половиной подвигов бесплатное чтение

Глава 1. Яловое поле

Ве́грик по прозвищу Два Гвоздя и Уто́пий Уховёрт шли по пыльной дороге. Лето едва началось, но уже обдавало жаром, будто в пекарне. Старый Утопий толкал тачку, и на его аккуратно залатанной рубахе проступали тёмные круги пота. Вегрик шагал налегке. Он насвистывал трактирную песенку и щурился от слепящего солнца.

– Вот помяни моё слово, – ворчал Утопий, – не стоит нам на Яловое поле идти. Нехорошая это затея.

– Да брось ты! – отмахивался от него Вегрик.

– А я говорю, нехорошая, – настаивал Уховёрт. – Яловое поле всегда скверным местом было. Если корова туда забредёт, так от неё потом три года телят не жди.

– Так ты же не корова – тебе-то чего бояться?

– Скверное место, – продолжал Утопий, не обращая внимания на хихиканье приятеля. – А уж после того, как там Ла́рада Хвостатого повесили, лучше вообще близко не показываться.

– Подумаешь, повесили, – пожал плечами Вегрик. – На рыночной площади каждую субботу кого-нибудь вешают. Так что же, и туда теперь не ходить?

– Это не кто-нибудь, а Серый барон. Все говорят, что он в волка превращался. Оборотни просто так не умирают. Их надо две недели в бочке с уксусом вымачивать и только потом уже вешать. А эти неумехи из Тлира как вздёрнули Ларада, так и оставили его на суку висеть. Утром смотрят – верёвка перегрызена, и тела нет. Не иначе, как барон волком обернулся и сбежал.

– Ага! – усмехнулся Вегрик. – Волком! А что уж сразу не слоном? Давно известно, что сплетни про Ларада распускал Ригудий Маленький, чтобы дядьку со света сжить да наследство прикарманить. Видать, неплохо он сейчас устроился в Вили́ре!

– Если не был барон оборотнем, так почему же архиепископ Тлирский против него войско послал?

– Чтобы пошлины за проход по реке не платить – вот почему! Новый-то наследник сразу для Тлира пошлины отменил.

– И всё равно это место нехорошее, – настаивал Утопий. – Тысяча человек на поле полегла. Наверняка призраки там так и кишат.

– Хватит жути нагонять! Перед битвой всех солдат причащают, так что они с миром упокоились. Вот Иглир Мизинец ходил на поле, и никаких призраков не видал. Полную тачку железа привёз и говорил, что там ещё много осталось.

– Врёт твой Иглир. Никуда он не ходил.

– А где же он взял столько денег, что всю неделю из трактира не вылезает?

– Кошелёк на рынке подрезал, а историю эту для отвода глаз сочинил.

– Может, и сочинил, – кивнул Вегрик, – да только мысль-то дельная. После битвы в поле куча доспехов осталась. А кузнецы за железо платят хорошо.

– Конечно. Держи карман шире! Оставят тебе доспехи в поле гнить! Небось, солдаты сразу всё забрали, – проворчал Утопий, вытаскивая из рытвины застрявшую тачку.

– Хорошие доспехи, конечно, забрали, – согласился Вегрик Два Гвоздя. – А пробитые да покорёженные кому тащить охота? Нам они в самый раз сгодятся. Наберём железа, сдадим кузнецу, и денег на целый месяц хватит!

– Всё-то вам, молодым, лёгкой наживы хочется, – бухтел Уховёрт, – а честным ремеслом зарабатывать никто не желает.

– Вот ты заладил: ремесло, ремесло! Я, к примеру, сапожник. А что мне толку с этого ремесла? Как ходил без гроша, так и хожу.

– Потому и нет толку, что сапожник из тебя, как из жёлудя корыто.

Старик был прав. С башмачным делом у Вегрика шло неладно. И прозвище своё он получил потому, что всякий раз, как прибивал подмётку, самое малое два гвоздя оставлял торчать остриём внутрь сапога.

– Ещё чего! – фыркнул Вегрик. – А кто тебе починил башмаки почти за бесплатно?! Разве плохо починил?

– Плохо.

– То-то я смотрю, ты в них ходишь и не жалуешься!

– Чего ж мне жаловаться? После твоей починки подошва на третий день отвалилась, так я и пошёл в приличную мастерскую. Теперь вот ничего, слава Богу, держится.

– Больно ты умный! – разозлился Вегрик. – Всё тебе не так! А чего ж ты тогда со мной попёрся?! Я силой тебя не тянул! Вот и зарабатывал бы ремеслом! Стоял бы сейчас на рыночной площади со своим дурацким ящиком! Скажи честно, сколько у тебя клиентов было на этой неделе?!

– Ни одного. Теперь люди глупые пошли. Никому не нужен чистильщик ушей, – вздохнул старик и поправил шапку с длинными наушниками, указывающую на его принадлежность к почти забытой профессии.

– Конечно! Кто же захочет, чтобы у него в ухе палкой ковыряли?!

– Не палкой! – воскликнул Утопий. – Это не палки, а инструменты! Они из кипарисного дерева сделаны, и каждый для своей цели. Чистильщик ушей – ремесло тонкое. Тут надо знать особые точки. В ухе ведь отражается всё наше тело. Посередине раковины, например, – точка сердца. Чуть повыше – бороздка, которая за желудок отвечает, и так далее. Чистка ушей – это не просто там серу соскрести. Это всё для здоровья. Сейчас мало кто в таких вещах понимает, вот и болеют все. А ты на меня посмотри! Я хоть годами стар, но бодрее вас, молодых! А это почему? Потому что понимаю, откуда берётся здоровье!

– Ладно! Будет тебе шуметь! Хорошее у тебя ремесло, спору нет, – примирительно улыбнулся Вегрик.

Злость его прошла. Всё-таки, нравился ему этот занудный старик. В А́рентене не найдёшь второго такого честного голодранца. Не случалось ещё, чтобы Уховёрт не вернул долг или же отказался дать взаймы, если сам бывал при деньгах. Только монеты у него появлялись редко. Говорят, ещё лет двадцать назад к хорошим чистильщикам ушей люди в очередь становились. Но теперь мало кто согласится на такую дикость. Вот и приходилось Утопию на старости лет добывать себе хлеб подённой работой: огороды копать, уголь грузить, нужники чистить. Он ни от какого труда не отказывался и всякое дело выполнял аккуратно. Вегрик жалел старика, потому и позвал его с собой на Яловое поле. Да и с честным Уховёртом хорошо добычу делить – не обманет.

Утопий тоже успокоился. По правде сказать, когда сапожник предложил пойти за поломанными доспехами, он согласился, не раздумывая. Деньги ему были нужны. В оборотней и призраков Уховёрт не очень-то верил, а ворчал больше для виду, чтобы молодые не думали, будто всё легко и просто достаётся в жизни. Да и немного попугать Вегрика хотелось ради шутки.

Смахнув пот со лба, Утопий сказал:

– Что-то притомился я. Может, ты теперь тачку повезёшь?

– Ну, уж нет! – замотал головой Вегрик. – Давай-ка по уговору! Туда пустую ты катишь, а обратно полную – уже я.

– Ладно, – пропыхтел Уховёрт. – По уговору, так по уговору.

***

До Ялового поля они добрались за полдень. Вегрик огляделся и не заметил ничего подозрительного. Травяная зелень тянулась чуть ли не на три мили вперёд. Кое-где островками из неё выступал кустарник, а поодаль виднелся лесок. Самое обычное поле. Даже и не верилось, что на нём могло быть какое-то сражение.

Россказни про оборотней Вегрика не пугали. Его волновало другое. Что если их увидит кто-нибудь из местных и донесёт стражникам в Вилир? Всё-таки здесь земли барона, и собирать на них железный лом – почти то же самое, что воровать. Но вокруг не было ни души, и Вегрик держал свои опасения при себе. Если о таких вещах говорить, так старик, чего доброго, совсем струсит.

Спускаясь с пригорка, Утопий подобрал ржавый гвоздь и бросил его в тачку.

– Вот и первая добыча! – заулыбался Вегрик. – Гвоздь найти – это к удаче!

– Чего городишь-то? – прокряхтел Уховёрт. – К удаче – это подкова, а гвоздь – к болезни.

– Сам ты городишь! Гвоздь – тоже к удаче. А к болезни – это когда паук на голову упал.

***

Трава доходила почти до колен. Колёса тачки путались в ней, вязли. Вегрик и Утопий вот уже час рыскали по полю, но к добыче за это время прибавился лишь наконечник стрелы.

– Да, – ворчал Утопий. – Вот уж и правда: удача нам привалила – не унесёшь!

– А разве я виноват, что трава так выросла?! – оправдывался Вегрик. – В ней и лошадь не найдёшь! Вот бы нам сюда весной прийти, когда трава пониже. Слушай, я жрать хочу! Может, привал устроим?

– Нет уж! – возразил Утопий. – Раз притащились в такую даль, так давай искать твои железки! Как стемнеет – тогда и о привале подумаем. А пока пойдём к лесу. Там трава пониже должна быть.

По дороге Уховёрт нашёл в кустарнике обломанный меч длиной больше локтя.

– Вот это уже кое-что! – довольно сказал старик, взвешивая в руке трофей.

Вегрику на глаза попалась только большая кость. Вроде бы коровья. А может и нет.

Чем ближе приятели подходили к редкому ольшанику, тем сильнее пахло тухлятиной. У самой кромки леса они увидели растерзанную кабанью тушу. Нутро секача было выгрызено, и над тёмным мясом вились мухи.

– Видать, волки здесь бродят, – заключил Утопий.

– Они везде бродят. Чего б им не бродить?

– Давай-ка в сторону уйдём подальше, – предложил старик. – Волки к мясу вернуться могут. Зачем нам встречаться?

Впервые за сегодняшний день Вегрик согласился с Утопием.

Трава у ольшаника была не такой высокой. Пройдя вдоль деревьев, старик отыскал помятый наплечник и ещё какую-то железяку. «Везёт деду! – думал Вегрик. – Недаром ему гвоздь счастливый в самом начале попался». Сам-то сапожник пока оставался без добычи. Впрочем, его это не сильно расстраивало – всё равно барыши договаривались поровну делить.

Вегрик решил, что надо бы зайти в лес подальше. Может там что-нибудь толковое отыщется. Внимательно глядя под ноги, сапожник зашагал между редких деревьев. То и дело он замечал на кустах клочки серой шерсти. На поваленной ольхе красовалась большая куча белёсого волчьего дерьма с торчавшей посередине раздробленной костью. «Здоровая, должно быть, зверюга, раз столько навалила! – подумал Вегрик. – Хорошо, что старик кучу не видел, а то бы опять заладил про своих оборотней».

Кустарник в подлеске сменился высокими зарослями папоротника. Вскоре деревья расступились и показалось небольшое озерцо. Стоячая гладь отсвечивала тускло-зелёным. Вегрик подобрал камешек, швырнул его в воду. Плюхнуло. Разошлись круги. В животе у сапожника заурчало. Поскорее бы уж пожрать чего-нибудь!

Взгляд Вегрика задержался на округлой кочке у самой воды. Вроде бы, это горшок из ила торчит. Хотя, нет. Кажется, какая-то железная штука.

Чавкая дырявыми башмаками, Вегрик подошёл ближе, ухватился и потянул. В руках у него оказалась круглая железяка.

Сапожник забрёл в воду и начал отмывать находку от ила. Вскоре в руках у него тускло поблёскивал шлем с поднятым забралом. Матовую поверхность металла покрывали бледно-голубые разводы, которые так и зачаровывали взгляд. И ни пятнышка ржавчины, ни трещинки, ни царапинки – будто бы шлем только что принесли от полировщика. Даже ремешки внутри были как новые. Вегрик замер на минуту, любуясь шлемом, а потом закричал:

– Утопий! Иди-ка сюда быстрее!

Через некоторое время из зарослей папоротника показалась скрипучая тачка, а вслед за ней – старик.

– Отныне называй меня сэр Вегрик Два Гвоздя В Крышку Гроба Врагов Королевства! – дурачась, провозгласил сапожник и надел шлем.

За шиворот побежали струйки воды, а вместе с ними – холодное покалывание.

Утопий оставил тачку и подошёл ближе. Он постучал по шлему, и металл ответил гулким звоном.

– Знатная штука! – обрадовался старик. – За неё хорошие деньги дадут!

– Клянусь толстым брюхом нашего бургомистра и каблуками его женушки… – продолжал паясничать Вегрик. Он чувствовал, как по затылку покатилось странное жжение, будто от крапивы. Следующие слова пришли сами, из ниоткуда. – Клянусь светом Востока и пророчествами Запада, клянусь восходящим Солнцем и убывающей Луной, клянусь теплом дня в моём сердце, что я буду истреблять любое зло, какое только ни встречу. Клянусь, что встану защитой этому миру и буду стоять, пока смерть не опрокинет меня! Но и после неё – буду стоять!

На последних словах забрало шлема вдруг опустилось, скрыв лицо сапожника. Вегрик вздрогнул от неожиданности, тут же попробовал поднять забрало, но у него ничего не вышло. Наверное, петли заклинило.

– Дай-ка я эту каску изнутри погляжу, – попросил Утопий.

– Да не могу я! Заело что-то. Не снимается.

Вегрик отчаянно дёргал шлем, но забрало замкнулось под подбородком и не двигалось ни на волос.

– Погоди, я посмотрю! Может, там защёлка есть, – остановил его Уховёрт.

Старик поковырял петли ногтем, внимательно изучил шлем, потом попробовал стащить его с головы сапожника.

– Осторожнее! – завопил Вегрик. – Ты мне челюсть сломаешь!

– Так ничего не выйдет, – заключил Утопий. – Упереться не во что. Ты лучше ложись, а я тебе в шлем меч пропихну, и попробуем рычагом подковырнуть. Главное – аккуратно, чтобы вещь не испортить.

– С ума сбрендил?! Куда ты меч собрался пропихивать?! У меня там шея!

– Ничего. Я аккуратно, – сказал старик и направился к тачке.

– Нет! – прохрипел перепуганный Вегрик. – Лучше пойдём к кузнецу!

– К кузнецу нельзя. Шлем-то выглядит как новый. Сразу вопросы начнутся, откуда у нас, у оборванцев, такая штука? Где украли? Ещё, не дай Бог, стражникам донесут. Тут надо подумать хорошенько.

– Так что же, пока ты думать будешь, мне в этом ведре ходить?! В нём не видно толком ничего и дышать трудно!

– Если сам думать не умеешь, так и походи немного – с тебя не убудет. Рыцари вон ходят и не жалуются.

С этими словами Утопий выбрал сухое место, уселся поудобнее и замер, подперев голову руками. Вегрик бродил вокруг него, то и дело пытаясь освободиться от шлема. Пару раз в отчаянии он даже стукнулся головой об ольху и подумал, что каска-то, в общем, неплохая – удары в ней почти не почувствовались.

– Не ломай вещь – она денег стоит! – сказал Утопий, поднимаясь.

– Ну что, придумал, наконец? – с надеждой спросил Вегрик.

– Да, – заявил старик. – Рыцари обычно в одном шлеме не ходят. Значит, надо рядом поискать – может, и остальной доспех найдётся.

Утопий пошёл к озеру, присел возле ямки, оставшейся после шлема, и начал раскапывать её руками.

– Так не о том надо было думать! – закричал Вегрик. – Надо было думать, как вытащить меня из этой железяки!

Старик не обращал на него внимания и разгребал ладонями тёмный ил. Сапожник со злости пнул тачку, и от башмака отлетела подошва.

– Да что же это за день такой сегодня?! – взвыл Вегрик.

Утопий меж тем вытащил из ямы какие-то металлические щитки, скреплённые ремешками и петлями.

– Вроде бы, это на руку надевается, – пробормотал старик. – Или на ногу. Ладно. Отмоем, а потом разберёмся.

Уховёрт швырнул находку к тачке и продолжил поиски. Злость Вегрика сменилась любопытством. Прихрамывая в ботинке без подошвы, он подошёл к Утопию и принялся расширять яму. Вот и ему попалась какая-то железяка. Кажется, латная перчатка. А Уховёрт уже вытаскивал целый нагрудник.

Вскоре возле тачки образовалась внушительная куча перепачканных доспехов.

– Теперь мы богаты! – радостно восклицал Вегрик. – Теперь мы трактир сможем купить!

Уховёрт работал молча.

***

Солнце клонилось к закату. Вегрик и Утопий погрузили трофеи в тачку, отволокли её на полянку подальше от воды, развели костёр. Старик достал несколько вялых репок и принялся закапывать их в угли. Тут Вегрик вспомнил, как голоден. Он с жадностью смотрел на тлеющие уголья. Шлем, вроде бы, уже и не мешал ему. Сапожник быстро привык смотреть на мир через узкую щель забрала.

Тени деревьев росли, сливались. Наступала ночь. Утопий раскопал репу, потыкал в неё палкой. Ещё не готова. Вегрик сглотнул голодную слюну.

– Главное, – сказал старик, – хорошо продумать, как без лишних вопросов сбыть вещи. Вроде бы, в Вилире есть люди, которые такими делами занимаются. Думаю, за всё это железо нам гульденов двести дадут. А то и двести пятьдесят. Лишь бы стражники в городе доспехи не отобрали.

Двести гульденов?! Да за такие деньги Вегрик готов был не то что в Вилир, а на край света идти!

– Вот что странно, – продолжил Утопий. – Мы ни одной косточки не нашли от прежнего владельца доспехов. Будто они сами сюда пришли.

Вегрик только плечами пожал.

– Мало ли? Наверное, зверьё растащило.

Невдалеке раздался протяжный вой.

– Волки? – насторожился сапожник.

– Может, и волки, – кивнул старик и добавил с хитрой улыбкой. – А может быть, Ларад Хвостатый пришёл поискать то дерево, на котором его вздёрнули.

Вегрику не понравились такие разговоры. Ночной лес – не самое подходящее для них место. Да ещё из-за шлема не было видно, что по сторонам происходит.

– Ты опять за своё?! Не верю я в эту чертовщину! Да и не подойдёт зверь близко к костру.

– Волк не подойдёт, – согласился Уховёрт, – а оборотня огонь не пугает.

Ночная птица пролетела над головой, и сапожник вздрогнул от испуга. Утопий, глядя на него, захихикал.

– Ты помни, – выдавил старик сквозь смех, – оборотень воды боится и особых молитв!

Вегрик вскипел:

– Полезай тогда в озеро и спасайся там от своих оборотней! Я что, ребенок малый, целый день эти сказки слушать?!

– Ладно, будет тебе, – примирительно заговорил Утопий. – Уж и пошутить нельзя.

– С бабами такие шутки шути! Доставай уже репу – готова она!

Старик вооружился веткой и выкопал из золы почерневшие репки, потом подбросил хворосту в костёр. Огонь вспыхнул ярко. Вегрик подхватил репку, обжигаясь, разломил её пополам и только тут понял, что поужинать не получится. Прорезь в забрале была только для глаз, а в мелкие отверстия на уровне рта влезла бы разве только лапша. Рядом Утопий неторопливо счищал с репы обгоревшую кожуру.

Сапожник не привык сдаваться. Он раскрошил репку помельче и попытался забросить её через глазную прорезь так, чтобы попала в рот. Но первый же кусок пролетел мимо и расплющился между железом и подбородком. Вегрик подскочил, замотал головой, чтобы вытрясти репу из шлема. Тут босой ногой он наступил на выпавший из костра уголёк и взвыл так, что слышно было в самом Вилире.

Хохотать Уховёрт перестал только через четверть часа. Кое-как переведя дыхание, старик сказал:

– Да. Если и были в этом лесу волки, то от твоих воплей они точно разбежались.

***

Лес шелестел тихонько. Голодный Вегрик сидел, привалившись к дереву. Комары вились вокруг. Сапожник думал, что если эти твари залетят под шлем, то бороться с ними будет тяжело. Но комары и не думали приближаться к прорези забрала. Они садились на руки, на ноги, и Вегрик едва успевал их смахивать.

– Что ты будешь делать с деньгами, когда мы доспехи продадим? – спросил Утопий, доедая последнюю репку.

– Пойду в трактир и нажрусь до отвала, – пробурчал сапожник.

– А я, пожалуй, куплю фургон, всякого товара да поеду по деревням торговать, – мечтательно проговорил Уховёрт.

– Старый ты для этого.

– Не скажи. Я бодрее вас, молодых. Потому что знаю, откуда здоровье берётся. Сейчас-то никто не ходит к чистильщикам ушей…

«Посмотри назад!» – вдруг услышал Вегрик странный голос.

– …а вот в прежние времена знающие люди… – вещал Утопий.

«Посмотри назад!» – повторило что-то, и тут шея Вегрика будто бы сама повернулась. Позади из темноты подлеска на него таращились два огненных глаза.

– Оборотень! – заорал сапожник и рванул к ближайшему дереву.

Что-то клацнуло позади чуть ли не в дюйме от его шеи. Вегрик и сам не понял, как смог забраться по гладкому стволу, но через несколько мгновений он уже сидел на ветке в десяти футах над землей. Узкая прорезь шлема не давала посмотреть вниз, да сапожник и не особенно хотел видеть, что там происходит. Жуткого рычания и скрежета когтей, рвущих кору с дерева, ему было вполне достаточно. «Боженька, пронеси! Боженька, пронеси!» – бормотал про себя Вегрик, и холодный пот тёк по его спине.

В лунном свете на ровной глади воды он различал голову Утопия. Старик успел по шею забежать в озеро и стоял теперь там, замерев. «С чего он взял, что оборотни воды боятся?» – подумал сапожник.

Через некоторое время рычание стихло. Вегрик решился-таки посмотреть вниз. Он крепко обхватил ствол, подался вперёд и вытянул шею. От увиденного остановилось дыхание. Вегрик раньше и представить не мог, что бывают такие волки. Свободной рукой сапожник хотел протереть глаза – уж не привиделось ли, – но наткнулся на тёплую сталь шлема.

Волк стоял возле гаснущего костра, вперив в Вегрика красные глазищи. В холке он был чуть ли не пяти футов ростом, а в его огромную пасть человечья голова, наверное, поместилась бы целиком.

– Пошёл прочь! Изыди! Именем Святой церкви заклинаю тебя, аминь! – неуверенно пробормотал Вегрик потом зачем-то стянул с себя ботинок и бросил в зверя.

Волк поймал башмак на лету и проглотил, не разжёвывая.

***

Прошло около часа. Костёр догорел, но света луны хватало, чтобы видеть волка. Зверь не трогался с места, ждал и смотрел на сапожника горящими глазами.

У Вегрика началась икота, ноги онемели, да ещё донимали комары. «Всё не так уж плохо, – утешал он себя. – Если это оборотень, то с восходом солнца уберётся восвояси. А до рассвета я как-нибудь продержусь. Эх, и дурья моя башка! Зачем я только ботинок зверюге швырнул? Да ещё тот, у которого подошва целая была! Теперь, почитай, босиком остался».

– Вегрик! Ты живой? – раздался голос Утопия. – Он уже ушёл?

Зверь насторожился, повёл ушами, развернулся к озеру и скрылся в зарослях папоротника.

– Живой! – крикнул в ответ сапожник. – Волк к тебе идёт. Читай скорее свои особые молитвы!

– Я их не знаю! – жалобно пролепетал Утопий.

Вскоре зверь показался у берега, сунулся было дальше, но отпрянул. Видать, правду Уховёрт сказал, что оборотни боятся воды. Волк потоптался немного, потом лёг напротив того места, где виднелась голова старика. До зверя было шагов сто, и сапожник в лунном свете хорошо различал его тёмный силуэт.

– Вегрик! Эта тварь смотрит на меня! – прокричал Уховёрт срывающимся голосом. – Я так долго не смогу стоять! Мне холодно. И тут пиявки!

– Так плыви к другому берегу!

– Не умею я плавать!

– О чём ты раньше думал?! Надо было уходить потихоньку вдоль берега, пока зверь под деревом сидел.

– Я испугался. Думал, он тебя уже сожрал, а если я пошевелюсь, то и меня услышит.

– Испугался он! – проворчал сапожник. – Нечего было всю дорогу про Ларада Хвостатого болтать! Вот и доболтался!

– Вегрик! У меня мышцы сводит! Кажется, сейчас ноги отнимутся!

Уховёрта было жалко. В воде даже летом долго не простоишь – замёрзнешь насмерть. Но сапожник ничем не мог помочь старику.

Тут Вегрик вновь услышал странный голос:

«Как можешь ты оставаться безучастным? Немедленно спеши на выручку!»

– Вот я и сошёл с ума, – решил сапожник.

Голос звучал у самого темени и слова выговаривал странно, будто чужеземец:

«Спускайся и вступай в бой! Бросить друга в беде – самый низкий поступок из всех возможных!»

– Ну, Уховёрт мне не совсем друг, – ответил Вегрик. – Мы просто знакомые. А с дерева я не слезу! Эта зверюга меня в два счёта разорвёт! Да и кто вообще со мной разговаривает?

Тут что-то начало поворачивать его голову в сторону.

«Мы разочарованы! – вздохнул голос. – Ты дал великую клятву истреблять любое зло, какое только ни встретишь, а сам дрожишь на дереве при виде обыкновенного оборотня и спокойно смотришь, как погибает друг!»

Подбородок Вегрика уже поравнялся с плечом, шейные позвонки напряглись на грани прочности.

«Мы не можем допустить клятвопреступления. Придётся свернуть тебе шею. Смерть лучше позора».

– Постой! – прохрипел Вегрик. – Я спущусь. Я сейчас спущусь.

После этих слов голова сапожника вернулась в обычное положение.

«Смелее в бой! – бодро заявил голос. – Да будет повержено отродье тьмы во славу Сияющих Чертогов!»

– Ну, да, – пробормотал Вегрик, потирая растянутую шею. – Не понимаю только, какая слава перепадёт этим самым чертогам, если меня разорвёт бешеная зверюга?! И как с ней вообще можно драться?!

«Предоставь это нам!» – ответил голос.

– Кому, нам? Могу я, в конце-то концов, узнать, с кем говорю?!

«Мы – та броня, в которую облачено твоё чело».

– Шлем, что ли? – в изумлении заморгал Вегрик.

«Именно так. Но хватит разговоров! Твой товарищ не продержится долго. Облачайся же в наших братьев и спеши на выручку!».

– Так. А братья – это, видать, остальные железяки, которые мы у озера откопали, – рассудил сапожник. – Глупее штуки со мной в жизни не случалось. По совету говорящей каски я должен нацепить груду старого хлама и драться с оборотнем. Хорошее приключение – нечего сказать.

Шея его слегка повернулась.

– Ладно! Я всё понял! Уже бегу на эту самую, на выручку! – поспешно сообщил Вегрик.

Он толком не понимал, что происходит, но рассудил, что внизу, может быть, ещё получится как-то выкрутиться, а здесь, на дереве, точно шею свернут. Онемевшей ногой Вегрик нашарил нижнюю ветку и начал осторожно спускаться.

– Может быть, вы ещё передумаете? – с надеждой спросил сапожник.

Шлем молчал.

Крадучись, Вегрик добрался до тачки и замер над грудой металлических пластин.

– И как, интересно, всё это надевать?

«Отыщи хотя бы одну перчатку!» – посоветовал шлем.

Правая перчатка как раз лежала сверху. Вегрик осторожно засунул в неё дрожащую руку. Коснувшись пальцев, сталь мгновенно потеплела, и кисть перестала повиноваться сапожнику. Сама собой она извлекла из тачки вторую перчатку, и теперь уже обе руки с грохотом выволакивали металлические щитки, прилаживали их бёдрам и предплечьям, затягивали ремешки. Всё внутри у Вегрика от страха сжалось до размеров горошины.

– А нельзя ли это потише делать? – прошептал он. – Волк услышит!

Но на его слова не обращали внимания. Вскоре ноги и руки сапожника были закованы в броню.

«Итак, ты готов к бою! – провозгласил шлем. – Вперёд! И да узрит наши подвиги Сияющее солнце!»

– А остальные штуки разве не надо надевать? – засомневался Вегрик. – В нагруднике мне как-то поспокойнее было бы. Или, может, меч возьмём. Он, конечно, сломанный, но…

Но разговаривать было уже поздно. Зверь пришёл на шум.

Волк появился из темноты шагах в десяти от юноши. Глядя в горящие глаза зверя, сапожник подумал, что лучше бы, наверное, ему аккуратно сломали шею там, на дереве. Сердце замерло, и мышцы обмякли.

Волк бросился. Вегрик зажмурил глаза и попросил у Господа о быстрой и безболезненной смерти. От страха сапожник и пошевелиться не мог, но доспехи сами двигали его тело. Вегрик почувствовал, как с небывалой ловкостью уклоняется от прыжка хищника и тут же пинает волосатую тушу. Волк упал рядом, покатился. Броня, не мешкая, потащила Вегрика в атаку и прижала к земле косматое тело. От смрада у сапожника перехватило дыхание. «Только бы в шлеме не стошнило!» – подумал Вегрик, а руки сами наносили удар за ударом, от которых трещали волчьи кости.

Зверь рванулся, отбросил сапожника. Что-то царапнуло Вегрика по груди. Он покатился кубарем, но тут же поднялся и открыл глаза.

Волк стоял рядом и скалил клыки, роняя из пасти капли чёрной крови. Шерсть на нём висела редкими лохмами, и кое-где проглядывала голая кожа. На волчьей шее был виден толстый бугристый шрам, словно у висельника от верёвки. «Неужто, и вправду, это сам Ларад Хвостатый?! – подумал Вегрик. – Боженька, помоги! Но глаза-то у него уже не так ярко светятся. Видать, хорошо я ему бока намял!»

Доспехи двинули сапожника в бой. Но волк вдруг развернулся и, поджав хвост, побежал прочь. Вегрик совсем не хотел его преследовать, но латы держались другого мнения.

Стальной каркас понёс сапожника в погоню за оборотнем. Ветки хлестали по шлему, ноги легко перепрыгивали через канавы и поваленные деревья. Каждый камешек, каждый сучок на пути впивались в босые ступни.

– Больно же! Чёрт возьми, больно! Я ведь без ботинок! – причитал Вегрик.

Но доспехам не было до этого дела. Удирающий волк ни на секунду не мог скрыться от прорези забрала, и сталь бежала быстрее оборотня. Всё ближе становился поджатый хвост. Поножи согнулись, выпрямились, и Вегрика подбросило, будто катапультой. После длинного прыжка он приземлился точно на холку убегающего зверя и впечатал волка мордой в землю. Руки начали молотить оборотня по загривку. Хрустнули кости. Волк захрипел, и его красные глаза погасли.

Тогда латы подошли к ближайшему деревцу, выломали его под корень и с размаху вонзили ствол в сердце оборотня, намертво пригвоздив зверя к земле.

«Смешайся с прахом, Ларад Хвостатый! И да очистится мир от твоей скверны!» – торжественно произнёс шлем.

Не успел Вегрик прийти в себя, как ноги уже несли его к озеру.

– Это на самом деле был оборотень? – пробормотал сапожник. – Ларад Хвостатый?

«Да», – коротко ответил шлем.

– Так его же, вроде, повесили.

«Оборотень наделён двумя телами. Человеческое тело повесили, но волчье осталось».

– И, получается, я его убил? Победил настоящего оборотня? За это, наверное, какая-то награда положена! Надо бы его голову отрубить и отвезти в город.

«Лучшая награда для рыцаря – торжество света!» – назидательно произнёс шлем.

***

Луна скрылась за рваными облаками, и теперь едва можно было различить старика, стоявшего по шею в воде.

– Выбирайся на берег! С волком покончено! – кричал сапожник.

– Он ушёл-таки? – тихо спросил Уховёрт.

– Нет. Я его убил.

– Будет врать-то! – не поверил старик. – Чем ты его мог убить?

– Руками.

– Ну, да. Конечно. А то чем бы ещё? – с сомнением проговорил Утопий.

– Выходи, говорят тебе! Или хочешь окочуриться в этом болоте?

Старик потоптался в нерешительности и потихоньку побрёл к берегу.

– Точно ушёл волк? – переспрашивал он то и дело.

– Говорю же, убил я зверюгу.

– А ты уверен, что он не вернётся?

Вегрик устал отвечать на дурацкие вопросы и отправился разводить потухший костёр. Теперь он сам мог управлять своим телом, и в доспехах каждое движение давалось легко, без усилий. Толстые ветки с хрустом ломались о стальные поножи, летели в огонь.

Когда Утопий, озираясь, доковылял до поляны, пламя уже пылало. Уховёрт уселся у самого костра. Его колотила дрожь. Трясущимися руками он шарил под одеждой, отрывал присосавшихся пиявок и бросал их в огонь. Вегрик разместился в тени поодаль. Сталь доспехов и без того была тёплой, а от костра она слишком уж нагревалась. Юноша не чувствовал ни голода, ни усталости, ни боли в пораненных ступнях. Он прямо сейчас готов был вступить в бой с тремя или даже пятью такими же оборотнями во славу каких-то там чертогов и солнца.

Утопий понемногу приходил в себя. Дрожь уже не так сильно била его, и старик начал приставать с расспросами.

– Говорящий шлем? – переспросил Уховёрт, дослушав рассказ юноши. – А ты часом не рехнулся? От страха, знаешь, всякое бывает.

Вместо ответа Вегрик подошёл к тачке, взял меч, без усилий отломил от него кусок длиной с ладонь и протянул оружие старику.

– Ух ты! – изумлённо выдохнул Утопий, разглядывая клинок. – Теперь понятно. А можно мне эти доспехи померить?

«Нет», – сказал шлем.

– Нет, – повторил за ним Вегрик.

– Ну, нет, так нет, – развёл руками старик. Тут взгляд его задержался на груди сапожника. – Постой-ка! У тебя рана. Это он укусил?

– Где? Какая рана?

Вегрик хотел посмотреть на свою грудь, но узкая прорезь в забрале не давала этого сделать.

– Тебя укусил оборотень?! – повторил Утопий.

Вегрик провёл рукой по груди, нащупал разорванную рубаху, поднёс ладонь к глазам и увидел кровь на тусклом металле перчатки.

– Ну, может быть, не укусил, а когтями задел, – проговорил он. – Я не помню.

Уховёрт неуверенно выставил перед собой обломок меча.

– Поверь, тебе лучше умереть прямо сейчас, – сказал старик. – Если тебя укусил оборотень, ты сам станешь оборотнем. Это всем известно.

– Что за чушь?! С чего я вдруг должен становиться?

Ноги сами шагнули назад, и обломанный клинок прошёл в дюйме от живота.

– Ты чего, старый, совсем сдурел?!

– Лучше умереть, чем стать зверем! – вопил Уховёрт, размахивая мечом. – Я не дам тебе жрать людей и разносить заразу!

Перчатка перехватила клинок. Вторая тут же стукнула старика по затылку. Утопий охнул и повалился наземь.

– Проклятье! – проговорил опешивший Вегрик. – Ты зачем убил деда?!

«С пожилым крестьянином всё будет в порядке, – ответил шлем. – Через какое-то время он очнётся. А пока лучше убрать от него меч подальше».

Юноша снял перчатку, пощупал шею Уховёрта. Вроде бы жилка билась. Значит, живой. Может быть, водой его полить, чтобы быстрее в себя пришёл? Тут Вегрик вспомнил про рану на груди.

– А меня что, правда, оборотень укусил? – спросил он.

«Да», – сказал шлем.

– И что же, я теперь стану оборотнем?

«Нет, пока мы с тобой. Но стоит остаться без нашей защиты, и тёмный яд завладеет твоей кровью».

Вегрик уселся на землю рядом с Утопием, пытаясь сообразить, что же всё это значит.

– Получается, если я тебя сниму, то обрасту шерстью и начну по лесам бегать? – спросил он через некоторое время.

«Ты недалёк от истины».

***

Небо розовело в предчувствии восхода. Птицы щебетом встречали новый день. Уховёрт шамкал губами и бормотал что-то, не приходя в себя.

После долгих раздумий Вегрик поднялся с земли.

– Что ж, – сказал он. – Хорошо. Лучше уж в шлеме ходить на двух ногах, чем бегать на четвереньках. Но хотя бы забрало-то можно поднять? Мне ведь есть иногда нужно и пить.

Забрало тут же поднялось, и юноша вздохнул с облегчением, почувствовав свежий воздух.

– Раз уж получилось, что вот так нас жизнь связала, так давай знакомиться, что ли. Имя-то у тебя есть? – спросил Вегрик.

«Нет, брат. У нас пока нет имени. Но ты можешь называть нас Корпус», – ответил шлем.

Глава 2. Хозяин реки

Вегрик по прозвищу Два Гвоздя в полном доспехе шёл по дороге к славному городу Вилиру. Перед собой он толкал тачку, в которой лежала огромная волчья голова. В животе у него урчало. Со вчерашнего дня сапожник голодал. Но в волшебных доспехах путь давался Вегрику легко. Крестьяне, завидев его, предпочитали сойти с дороги от греха подальше. Всё-таки, не каждый день увидишь рыцаря с тачкой. Мало ли что такому может в голову прийти.

Позади семенил Утопий Уховёрт, едва поспевая за широким шагом сапожника.

– Главное, не отчаиваться, – говорил старик. – В Вилире наверняка есть знахарь, который может вылечить от укуса оборотня. А этот шлем на самом деле останавливает болезнь?

– Он так сказал, – пробормотал Вегрик.

– Ну, да. Ну, да, – недоверчиво покивал Утопий. – Кому ещё верить, как не говорящему шлему? Просто не хотелось бы, чтобы ночью ты вдруг оброс шерстью и перегрыз мне глотку. Думаю, тебе это тоже удовольствия не доставит.

– Можешь возвращаться домой, если боишься. Я сам как-нибудь справлюсь.

– Ну, уж нет! Раз ты меня не бросил там, на озере, так и я тебя в беде не оставлю! – заявил старик. – Жаль только, шлем теперь продать не получится. Знахарь бесплатно тебя лечить не будет, а у нас денег нет. Ну да ничего. Продадим остальные доспехи.

«Не стоит», – произнёс Корпус.

– Не стоит, – повторил за ним сапожник.

– Это почему ещё?

– Шлем так сказал.

– До чего мы докатились! – вздохнул старик. – Теперь шлем указывает нам, что делать! Эдак завтра ещё портянки мной командовать начнут!

– Я бы не стал с ним спорить, – заметил Вегрик, припомнив, как Корпус чуть не свернул ему шею.

– Что ж, в любом случае, мы ещё можем получить награду за оборотня. Думаю, Ригудий Маленький хорошо заплатит за голову своего дядюшки. А уж потом тебя вылечим, продадим эти дьявольские железяки и заживём, как короли.

Вегрик согласно кивнул. Он сам хотел поскорее избавиться от доспехов. Конечно, пользы от них немало, но не очень-то приятно, когда твой собственный шлем может вдруг ни с того ни с сего тебя прикончить.

***

По пути в небольшой деревеньке Утопий отдал поломанный меч и гнутые железки местному кузнецу в обмен на две краюхи хлеба и какую-то линялую тряпку. Товарищи подкрепились. Подгоревшая корка показалась голодному Вегрику вкуснее самого сочного жаркого.

Уховёрт меж тем приделал к занавеске две бечёвки и протянул её сапожнику.

– На-ка вот, накинь на плечи!

– Это ещё зачем?! – удивился Вегрик. – Мне и без того жарко.

– А я говорю, надевай! – настаивал Утопий. – Скоро придём в город, и надо будет как-то людям объяснять, почему ты всё время в доспехах ходишь. Вот мы и скажем, что ты – странствующий рыцарь. А разве бывают странствующие рыцари без плаща?

Вегрик подумал, что в таких делах старик лучше разбирается, но решил немного поспорить:

– Странствующих рыцарей и без ботинок не бывает. Лучше бы ты мне башмаки какие-нибудь раздобыл, а то я уже все ноги стёр!

– Получим награду, и будут тебе башмаки, какие пожелаешь! – заверил его Утопий.

Накидывая тряпку, сапожник спросил:

– Если я странствующий рыцарь, то ты кто такой?

– Выходит, я – твой оруженосец.

– А раз ты оруженосец, так и кати тогда тачку! Не рыцарское это дело – тяжести таскать!

Утопий был вынужден согласиться. Странствующий рыцарь с тачкой, и впрямь, выглядел бы подозрительно. Перед тем, как взяться за рукоятки, старик набрал большую охапку травы и укрыл волчью голову.

– Не хватало ещё, чтобы блохи с этой дряни на меня перескочили, – заявил Уховёрт. – Вдруг они оборотневскую заразу разносят! А пижма с полынью – от блох первое средство.

***

К обеду приятели добрались до широких вод Исталы. На другом берегу реки уже виднелись башни Вилира.

На переправе в ожидании парома собралось человек десять. Бородатые крестьяне играли в кости. Ветхая старуха перекладывала яйца в корзине. Под тенью ивы, к стволу которой был привязан толстый уходящий в воду канат, сидел светловолосый мальчишка и строгал палку ржавым ножом. Увидав облачённого в доспехи Вегрика, мужики прекратили игру и отошли подальше.

– Мы почти на месте, – сообщил Утопий. – Осталось только дождаться парома.

– Как же! Дождёшься его! – проворчала старуха. – Я тут с самого утра сижу! Того гляди все яйца протухнут, а паром на той стороне стоит – ждёт, пока побольше людей наберётся! Всё потому, что здешний паромщик лентяй и пройдоха! Нипочём порожняком не поплывёт, хоть тут сто человек ждать будут! Чтоб его хозяин реки забрал вместе с этим паромом!

– А вот я скажу отцу, что вы поминали хозяина реки, так он вас вообще на паром не возьмёт! – заявил паренёк, не прекращая строгать палку.

– Поговори мне ещё, сопляк! – огрызнулась старуха. – Кто мне заплатит за яйца, если они протухнут?!

– Не знаю уж, кто вам заплатит, да только если не прекратите браниться, поплывёте на тот берег в своей корзине!

Старуха ещё что-то пробормотала вполголоса и занялась перекладыванием яиц.

– Что ж, будем ждать, – решил Утопий и уселся прямо на землю в тени прибрежных кустов.

Вегрик последовал его примеру.

***

Прошло три часа. Солнце покатилось к горизонту. Крестьяне достали хлеб, сыр и принялись за еду. Вегрик поглядывал на них с завистью. Старушка перепробовала сотню способов укладки яиц в корзине, парнишка изрезал две палки на мелкие стружки и принялся за третью, а паром и не думал отходить от противоположного берега.

– Пожалуй, так мы засветло в город не попадём, – озабоченно вздохнул Утопий.

Вегрик согласно кивнул.

Тут к переправе подкатил экипаж, запряжённый парой холёных лошадей. Из коляски выбрался толстый румяный юноша в камзоле и оглушительно чихнул.

– Можешь быть свободен! Дальше сам доберусь, – сказал он кучеру, утирая нос.

– Обождите, ваша милость! Я только проверю, всё ли в порядке с переправой, – с этими словами кучер слез с козел и подошёл к светловолосому пареньку. – Ну-ка, малой, помаши паромщику, чтобы он к этому берегу правил!

– С чего бы? – нахально ответил мальчишка. – Все ждут, так и вы подождите.

– Я тебя, паршивца, сейчас кнутом отстегаю! Живо зови паром! Господину Афафалю надо переправиться!

Услышав это имя, парень подскочил, как ужаленный, схватил стоявший у дерева красный флаг и принялся размахивать им, что есть сил. Уже через минуту привязанный к иве канат поднялся над водой, натянулся, и паром тронулся с места.

– Хоть кто-то приструнил этих лодырей! – самодовольно прошамкала старушка, быстро собирая яйца в корзину.

Кучер вернулся к экипажу и с поклоном обратился к молодому человеку:

– Можете переправляться, ваша милость. Всё в порядке.

– Спасибо! – улыбнулся юноша и ещё раз чихнул. – Вот тебе за труды! Теперь возвращайся в имение, а то до темноты не доберёшься.

Кучер спрятал монету, ещё раз поклонился и забрался на козлы.

– Должно быть, этот господин Афафаль – важная птица, – проговорил Утопий Вегрику на ухо.

Румяный молодой человек меж тем заметил сидящего под кустом сапожника, и глаза его загорелись интересом.

– Приветствую вас, господин рыцарь! – сказал он и церемонно поклонился. – Меня зовут Апапи́с Афафаль. Могу ли узнать ваше имя?

Пока Вегрик соображал, как бы поизящнее представиться, Утопий ответил вместо него:

– К сожалению, нет. Мой хозяин дал обет не называть своего имени до тех пор, пока не покроет его славой подвигов.

– Ах, вот оно что! – всплеснул руками Апапис. – Поэтому-то на ваших доспехах и нет герба! Выходит, вы странствующий рыцарь! Как это благородно! Позвольте же спросить, какие подвиги вы уже совершили?

– Ну, я… – начал было Вегрик, но Утопий вновь перебил его.

– Не в правилах рыцаря хвалиться своими победами. Рассказывать о них – дело менестрелей.

– Вот это правильно! – с жаром согласился Апапис. – Я сам, признаться, ненавижу хвастунов! Но хотелось бы узнать…

Тут он приоткрыл рот и сморщился, борясь с подступившим чихом.

– Боюсь, и на этот вопрос мой хозяин не сможет ответить, – произнёс Утопий.

Победив-таки чих, Апапис сказал с обидой:

– Но я даже не задал его! И почему вы всё время отвечаете за господина рыцаря?

– Мой хозяин дал обет не произносить ни слова до тех пор, пока не совершит тридцать шесть подвигов.

При этом Уховёрт слегка наступил на босую ногу Вегрика и строго посмотрел на него.

– Ага. Так и есть, – кивнул растерявшийся сапожник.

– Вот это да! – воскликнул Афафаль. – И не думал, что сейчас можно встретить настолько благородного рыцаря! Я, признаться, и сам хочу посвятить себя военной карьере и даже беру уроки фехтования. Учителя говорят, что у меня неплохо получается. Хотите, покажу вам несколько приёмов? Правда, клинок я оставил дома.

Апапис посмотрел по сторонам, заметил оструганную палку в руках мальчишки и тут же побежал вооружаться. Завязался спор. Видимо, мальчуган не хотел просто так отдавать результат своих трудов.

Убедившись, что новый знакомый его не слышит, Вегрик возмутился вполголоса:

– Что за чушь ты тут городишь?! Почему это я должен всё время молчать?!

– Делай, как говорю! – строго прошипел Утопий. – Стоит тебе рот открыть, и любой сразу поймёт, что рыцарь из тебя, как из ноздри бомбарда! Чем больше молчишь, тем лучше.

Вегрик хотел было возразить, но к ним уже бежал Апапис, сумевший-таки отобрать палку у мальчишки.

– Вот, посмотрите! – запыхавшись, объявил Афафаль, присел на корточки и выставил палку вперёд. – Позиция «заяц на пне». Консильянский стиль. Так можно долго защищаться даже от пяти врагов. Хорошо у меня получается?

– Прекрасно! – заверил Утопий. – Я много раз видел в этой позиции своего господина, и у вас получается ничуть не хуже, чем у него.

– Да. Мне все говорят, что я способный, – расплывшись в улыбке, согласился Апапис. – А вот посмотрите ещё!

Юный господин Афафаль старательно демонстрировал позицию за позицией, прерываясь только для того, чтобы прочихаться. Уховёрт рассыпался в похвалах, а Вегрик думал, что этого увальня, будь у него и настоящий меч, любой завсегдатай Арентеновской таверны легко отколотит ножкой от табурета.

Меж тем паром причалил к берегу. Крестьяне сгрудились у сходней, не решаясь подняться на плот прежде знатных пассажиров.

– Может, поплывём уже, – тихонько прокряхтела старуха с корзиной.

Господин Афафаль только что закончил демонстрировать позицию «понурый соловей».

– Ах, да! Конечно! – встрепенулся он. – Паром-то уже прибыл! Я и не заметил! Только после вас, господин рыцарь! Только после вас!

Вегрик прошествовал к сходням на высокий плот, качающийся на бочках-поплавках. Утопий покатил за ним тачку.

При входе на паром сапожника остановил лысый мужик с окладистой бородой.

– Четверть пфеннига за переправу, – сообщил он.

Вегрик замер в растерянности. Денег-то у него не было.

– Мой хозяин – странствующий рыцарь, – поспешил сообщить Утопий. – Он поклялся не брать в руки денег, пока не совершит тридцать шесть подвигов.

– Не знаю уж, кто там и чем поклялся, – спокойно сказал паромщик, – да только за переправу надо платить. Это закон такой. А с рыцаря даже двойная стоимость выходит, потому что на нём железа тяжёлого много. И с вас, господин, тоже четверть пфеннига. Да и за тачку нужно заплатить.

Утопий открыл было рот, чтобы возмутиться, но стоявший позади господин Афафаль оборвал его:

– Я с радостью заплачу и за господина рыцаря, и за его слугу, и даже за тачку. Вот, держите!

Паромщик принял монеты и отошёл в сторону. Закатывая тачку на плот, Утопий высказался:

– Достойный молодой человек! С такими у нашего рыцарства есть будущее!

Вегрик только плечами пожал. Ему Господин Афафаль показался редкостным недотёпой. Впрочем, недотёпа этот был при деньгах. Может быть, получится вытянуть из него пару монет.

После того, как крестьяне погрузились на плот, паромщик спустился на берег, зачерпнул ладонью воды из реки, сделал пару глотков и пробормотал что-то.

– Это он хозяина реки задабривает, чтобы переправа была хорошей, – пояснил один из мужиков своим товарищам.

Те с пониманием закивали.

Завершив ритуал, паромщик вернулся на плот, убрал сходни и вместе с подручным встал к вороту. Переброшенный через реку канат натянулся, и паром отошёл от берега.

Вегрик и Утопий устроились на дальнем краю плота. Господин Афафаль ни на минуту не отходил от них, болтал без умолка о рыцарской доблести, кровавых битвах и чихал после каждых тридцати слов.

– Как бы и я хотел отправиться в странствия, опоясавшись мечом! – говорил он. – Но матушка ни за что меня не отпустит! Она думает, я не могу постоять за себя! Даже в городе за мной всё время таскаются слуги! Это так утомляет! Сегодня я специально вернулся из поездки на день раньше, чтобы меня не встречали у переправы, и можно было хоть немного прогуляться в одиночестве. Матушка слишком сильно за меня переживает. Она говорит, что я – единственный наследник, а потому должен продолжать семейное дело.

– И что же это за дело? – полюбопытствовал Утопий.

– Мы производим пеньку. Пенька Афафалей – довольно известная марка. Возможно, вы слышали о ней.

Вегрик и Утопий только плечами пожали. Может быть, пенька Афафалей и была кому-то известна, да только не им.

– Я как раз возвращаюсь с наших полей, – продолжал Апапис. – Матушка посылала меня посмотреть, правильно ли крестьяне вымачивают коноплю. А какой смысл на неё смотреть? Лежит себе трава в воде – вот и всё. Уж крестьяне-то, признаться, лучше меня знают, как её вымачивать. А я после того, как побуду на конопляном поле, обязательно чихаю целый день, – в подтверждение своих слов Апапис громко чихнул. – Вот видите! Врачи говорят, что это от запаха конопли. А матушка и слышать ничего не хочет. Она уверена, что конопля – лекарственное растение, от которого не может быть вреда здоровью.

– Конопля хорошо помогает от нарывов, – со знанием дела сообщил Утопий.

– А мне-то какая с этого радость? – вздохнул Апапис. – Ведь у меня нет никаких нарывов. Определенно, производство пеньки – дело не по мне. Ах, сколько раз я просил матушку отпустить меня в путешествие! Но разве с ней договоришься?!

– Возможно, чихание происходит от того, что в ушах у вас образуется много серы, – сообщил Утопий. – Она опускается потом к носу и создаёт там зуд.

– А разве такое бывает?

– Конечно. И очень часто. Вам бы следовало показаться хорошему чистильщику ушей.

– Может быть, это и помогло бы, – ответил Апапис. – Матушка тоже говорит, что чистка ушей очень полезна для здоровья. Да только в Вилире уже давно нет знатоков этого дела.

– Да, – согласился Утопий. – Во всей округе, пожалуй, я – последний чистильщик ушей.

– Вы? – не поверил Апапис. – А я думал, вы просто слуга.

– Оруженосец, – поправил его Уховёрт. – Но кроме этого я владею всеми тридцатью семью приёмами чистки ушей, знаю расположение целительных точек, а также обучался иглоукалыванию и прижиганию моксой.

Апапис от удивления чихнул так, что прослезился.

– Тогда вам непременно надо навестить мою матушку! – заявил он, утерев глаза. – Она давно ищет, кто бы мог почистить ей уши. Вам хорошо заплатят.

– Что ж, я с удовольствием, – приосанился Утопий. – Но у меня нет с собой инструментов.

– Это не проблема! – уверил его Апапис. – Думаю, матушка сумеет найти подходящие! Итак, в Вилире сразу же идём к нам, если, конечно, у вас нет неотложных дел! Будете моими гостями! Это такая честь – принимать странствующего рыцаря! Может быть, вы мне покажете несколько приёмов фехтования!

Вегрик и Утопий переглянулись. Предложение было заманчивым. В гостях наверняка накормят ужином. Да и ночевать на улице не придётся.

– У нас есть одно дело к господину барону, – важно начал Утопий, – но, думаю, оно подождёт до завтра. Мы принимаем ваше приглашение.

– Вот здорово! – обрадовался Апапис. – Жаль, нельзя заранее предупредить матушку, чтобы к ужину приготовили что-нибудь особенное. Вы знаете, у нас превосходный повар. Он так умеет зажарить косулю, что её не отличишь от лосося!

Вот теперь этот увалень начинал нравиться Вегрику.

***

Паром добрался до середины реки. Сильное течение немного отклонило его в сторону, но привязанный на берегу канат держал крепко. Паромщик с подручным крутили лебедку, и вода воронками завивалась вокруг бочек-поплавков. Апапис, то и дело разражаясь громким чихом, продолжал рассуждать о чудесном искусстве своего повара, который однажды приготовил горох, по вкусу совершенно напоминавший чечевицу. Такие разговоры Вегрику нравились больше, чем всякие рыцарские бредни.

Вдруг что-то громко плеснуло возле плота, будто очень большая рыба ударила хвостом. Паромщик вздрогнул и быстро забормотал что-то, налегая на ворот. Апапис неожиданно умолк, потом чихнул несколько раз подряд и пробормотал:

– Странно. Мне показалось, я видел рыбу с человеческим лицом. Вот здесь, рядом с паромом.

Он подошёл к самому бортику и слегка наклонился, стараясь что-то разглядеть в реке.

Длинная тень скользнула под зеленоватой водой. Вдруг плот обо что-то ударился, тряхнуло, и Апапис, не удержав равновесия, повалился за борт.

Вегрик звонко рассмеялся. Ему показалось забавным, как бултыхнулся этот недотёпа.

– Ты чего ржёшь, дурень?! – напустился на него Уховёрт. – Не видишь разве, человек тонет!

– Будет тебе! – с улыбкой ответил Вегрик. – С чего он вдруг тонет? Рядом с плотом же упал.

– Тону! Тону! – завопил Апапис, подтверждая опасения Уховёрта.

Юноша отчаянно молотил руками, но течение сносило его от плота. Плавать, судя по всему, он не умел.

Возле бортика стояло ведро, к ручке которого была привязана длинная верёвка. Уховёрт схватил посудину, бросил её Апапису, чуть не попав тому по голове. Но юноша настолько одурел от страха, что и не подумал уцепиться за ведро. Он бестолково барахтался, хватал ртом воздух вперемешку с водой.

Мужики на пароме молча переминались с ноги на ногу. Никто и не думал спешить на помощь утопающему.

– Чего встали?! Скорее спасайте его! – закричал Уховёрт.

– Никто в воду не полезет. У хозяина реки добычу забирать нельзя, иначе беда будет, – прошамкала в ответ старуха.

– Вы что, с ума тут все посходили?! – разозлился Утопий. – Какой ещё хозяин?! Рыбу испугались?!

– Нельзя забирать. Точно, нельзя. Иначе – беда, – пробубнили в ответ мужики.

– Тогда ты прыгай! – толкнул Уховёрт Вегрика.

– Куда ж я прыгну?! – развел руками сапожник. – Я в латах! Потону сразу!

– А я плавать не умею! Вот проклятье! – сокрушался старик.

Несчастный Афафаль меж тем трепыхнулся несколько раз и скрылся под водой.

– Ну, пожалуйста! Прыгни! – взмолился старик. – Вот, держись за верёвку! Ты, главное, ухвати его под водой, а я вас обоих сразу вытащу!

«Прыгай! Не страшись!» – проговорил тут Корпус.

– Да что же это такое?! – возмутился Вегрик. – Ты ещё откуда взялся на мою голову?! Весь день молчал, а теперь объявился!

– Прыгай скорее! – уговаривал Утопий. – Иначе пропали наши ночлег и ужин!

– Ах, будь она неладна! – выругался сапожник, и обмотал конец верёвки вокруг запястья.

«Во славу Сияющих Чертогов!» – провозгласил Корпус.

Тут же забрало шлема захлопнулось, латная перчатка плотно сжала верёвку, и ноги сами выбросили Вегрика с плота. Брызги разлетелись в стороны. Сапожник едва успел набрать в грудь побольше воздуха, как пошёл на дно. Смастеренный Утопием плащ отвязался и уплыл по течению.

Вегрик быстро погружался, и зеленоватая вода вокруг становилась темнее, начинало закладывать уши. «А хватит ли у старика сил меня вытащить? – волновался сапожник. – Ведь на мне железа пуда два! И зачем я только прыгнул?!»

В водяной мути впереди появилась тень большой рыбы. Длиной она была чуть ли не с двух людей. «Ишь какой сомяра! – подумал Вегрик. – Пудов на десять, должно быть, потянет!»

Рыбина развернулась и двинулась к сапожнику, разевая пасть, усеянную мелкими зубами, по обе стороны которой свисали длинные усы. Вегрик поклясться был готов, что глаза у этой твари человечьи, и, вроде бы, даже нос есть, как у людей. Не успел он сообразить, что происходит, как его левая рука резким движением ухватила рыбину за морду. Та замотала головой, вырвалась и скрылась в толще воды. В латной перчатке остался лишь кусок её уса.

«Прости меня, Сияющее солнце! Мы его упустили!» – горестно воскликнул Корпус.

«Кого?» – не понял Вегрик.

«Водяного демона, разумеется»

От мысли, что Корпус собирался драться под водой с мерзкой рыбиной, сапожника передёрнуло. Слава Богу, эта здоровенная гадина успела уплыть!

Вегрик брезгливо выбросил склизкий рыбий ус и подумал, обращаясь к Корпусу: «Пропади он пропадом, этот речной дух! Нам хотя бы недотёпу спасти».

«Спасём по милости Владыки!» – заверил его шлем.

Сапожник чувствовал, что воздух в лёгких заканчивается. Ноги его упёрлись во что-то твёрдое. Он посмотрел вниз и увидел, что стоит на самом дне, а рядом лежит зацепившееся за корягу тело Апаписа. Вегрик схватил утопленника за ворот и начал что есть силы дёргать верёвку, подавая знак Уховёрту. Верёвка пошла вверх, но медленно. Очень медленно.

«Не сможет старик двоих вытащить да ещё вместе с латами! – с ужасом думал Вегрик. – Лучше брошу этого чихуна!»

Но рука, вцепившаяся в ворот камзола, не пожелала разжиматься.

«Терпи! – вещал Корпус. – Терпение – есть первая добродетель рыцаря!»

«Тебе хорошо говорить! Тебе дышать не надо!» – со злостью думал Вегрик.

Он зажмурил глаза, сжал зубы и всеми мышцами в теле пытался удержать лёгкие от вдоха. Верёвка тянула его вверх со скоростью улитки. «Тащи же, старый пень! Тащи, чёрт бы тебя побрал!» Чернота перед глазами краснела, в ней начали мельтешить сотни искорок. Жажда воздуха била изнутри в грудь, в горло, просилась наружу, как рвота.

«Пусть я утону, – решил Вегрик. – Говорят, это не больно. Не могу больше. Вот только досчитаю до трёх – и всё. Раз. Два». На третьем счёте он почувствовал, как вода отступает от лица, стекает через щели забрала. Сапожник открыл глаза, увидел солнце, перепуганную физиономию Утопия и с хрипом вдохнул.

– Ты нашёл Апаписа? – первым делом спросил Уховёрт.

Рука сама приподняла тело господина Афафаля над водой. Старик тут же подхватил его и потащил через бортик. Немного отдышавшись, Вегрик вскарабкался на паром. Там Уховёрт уже колдовал над бездыханным Апаписом. Коленом он давил юноше в живот, а обеими ладонями хлестал его по щекам. Остальные пассажиры сгрудились на дальнем краю плота и с ужасом наблюдали за этими операциями. Лицо Апаписа было синим, как лепестки цикория. Несмотря на все старания Утопия, признаков жизни он не подавал.

– Видать, зря я прыгал, – изрёк Вегрик, усаживаясь на настил плота.

Уховёрт ещё пару раз ткнул юношу коленом, потом встал и отёр руки о рубаху.

– Видать, зря, – согласился он.

Вдруг Апапис открыл глаза и сказал, как ни в чём не бывало:

– Итак, господа, вы меня спасли! Премного благодарен! Думаю, матушка щедро вознаградит вас за самоотверженность. Кстати, господин рыцарь, можете внести это спасение в список своих подвигов. Много ли вам ещё осталось до тридцати шести?

После этих слов Апапис сел и ехидно засмеялся. Мужики на пароме попятились в испуге. Казалось, если бы не вода вокруг, они пустились бы врассыпную.

***

Плот уткнулся в берег. Паромщик кое-как побросал сходни и поспешил на корму – подальше от утопленника. Спускаясь, Апапис заметил ведро с привязанной верёвкой.

– Сколько стоит эта вещь? – спросил он паромщика.

– Берите так, – просипел тот. – Мне от вас ничего не надо.

Апапис отвязал верёвку и оставил её на плоту. Перегнувшись через бортик, он зачерпнул полное ведро воды, сошёл на берег и зашагал по направлению к городу. Вегрик поспешил за ним. Обещанные ужин и ночлег всё ещё волновали сапожника. Да и вопрос награды за спасение хотелось бы обсудить подробнее. Утопий, немного провозившись с тачкой, вскоре догнал товарища.

Апапис вопреки обыкновению шёл молча, даже не оглядываясь на своих спутников.

– Господин Афафаль! – окликнул его Уховёрт. – Не скажите ли, для чего вам ведро с водой?

– Для дела, – ответил Апапис, потом помолчал немного и добавил. – Мне кажется, эта вода целебная. Вы заметили – после купания я совсем перестал чихать.

– Похоже, он свихнулся, – шёпотом сообщил Уховёрт. – Такое бывает от страха.

– Свихнулся он или нет, а нам с него кое-что причитается, – прошептал в ответ Вегрик.

– Кстати, господа, насчёт награды за моё спасение я говорил совершенно серьёзно. Конечно, странствующие рыцари не берут денег за подвиги, но, наверное, господин ухочист не откажется от золота.

Сказав это, Апапис противно захихикал и добавил:

– И, конечно, приглашение на ужин и ночлег в силе. Принимать таких гостей – большая честь.

До города они добрались к самому закату.

У ворот стражники посмотрели на прибывших с подозрением. Молодой человек в промокшей одежде с ведром воды, босоногий рыцарь в латах и старик с тачкой сена – странная компания. Впрочем, судя по всему, стражники знали Апаписа, поэтому всех пропустили без задержки.

***

Дом Афафалей был хорош. Длинный особняк в три этажа с мраморным крыльцом и колоннами – такой роскоши Вегрик никогда не видел. Видимо, производство пеньки – дело очень выгодное.

У входа их поджидала грузная женщина с пышной прической. Едва завидев Апаписа, она всплеснула руками и вразвалку засеменила ему навстречу.

– Ах, мой дорогой! Ничего не говори – я уже и так знаю! – затараторила женщина. – Мальчишка прибежал с переправы и всё рассказал садовнику, а он – горничной, а горничная – уже мне. А я и не знаю, кому ещё рассказать об этом несчастье – все и так всё знают. Ужас! Ужас! А это, наверное, те господа, которые тебя спасли? Очень приятно! Очень приятно! Прошу пожаловать! Милости просим! Но как же тебя угораздило упасть в реку?! Этот дрянной паромщик не может сделать нормальное ограждение! Я подам на него жалобу в магистрат! И зачем тебе ведро?

– Да, матушка. Это, действительно, те самые господа. Распорядись, пожалуйста, выдать им награду за моё спасение. Думаю, тридцати гульденов будет достаточно. Хотя, нет. Дай пятьдесят! Они действительно рисковали, бросаясь за мной в воду.

Вегрик чуть не подпрыгнул от радости. Пятьдесят гульденов за недотёпу! Вот так удача!

– Я пригласил их остаться у нас на ночлег, – продолжал Апапис. – Большие гостевые комнаты свободны? Скажи, чтобы их приготовили. А я пойду к себе. После таких событий надо пораньше лечь спать.

Не выпуская ведра, он пошёл в дом. На мраморе за юношей оставались мокрые следы.

– Тебе нездоровиться? Может быть, позвать лекаря? – взволновалась госпожа Афафаль.

– Нет-нет. Просто надо выспаться, как следует. Вот этот пожилой господин оказал мне врачебную помощь. Кстати, он чистильщик ушей. Помниться, ты искала такого мастера.

Госпожа Афафаль повернулась к Утопию.

– Правда? Вы, действительно, чистильщик ушей? Хотя это и так видно по вашему головному убору. Какая удача! Представляете, в этом городе не осталось ни одного мастера! Последний умер лет десять назад. А у меня правое ухо слышит всё хуже и хуже. Боюсь, как бы не оглохнуть совсем. Вы ведь не откажетесь провести хотя бы один сеанс?

– Это большая честь, – поклонился Уховёрт, – Если у вас есть подходящие инструменты…

– Инструменты мы найдём! – заявила госпожа Афафаль. – Сейчас же пошлю за ними слугу. А теперь проходите в дом! Скоро будут подавать ужин, а ведь надо ещё привести себя в порядок с дороги. Вам принесут чистую одежду. Боже мой, господин рыцарь! Почему вы без обуви?! Я прикажу выдать вам башмаки. А вашу тележку поставят в сарай.

Комнаты Вегрика и Утопия оказались в разных концах длинного коридора. Взглянув на свои апартаменты, сапожник присвистнул от изумления. Тут легко разместилась бы конюшня лошадей на десять. И кругом кресла, зеркала, разные гобелены. Широкая кровать была устлана такой мягкой периной, что Вегрик тотчас же завалился бы спать, если бы не приглашение к ужину.

Слуги принесли одежду, таз для мытья и воду. Особенно обрадовали сапожника начищенные до блеска крепкие ботинки, которые пришлись как раз впору. Вегрик поспешно снял латы, оставшись в одном шлеме, и переоделся в чистое. Мыться он не стал, рассудив, что уже достаточно сегодня барахтался в воде.

Когда Вегрик спустился к ужину, Утопий уже был за столом и беседовал с госпожой Афафаль о различных приёмах чистки ушей, восхищая её своими блестящими познаниями. Принесли еду, и сапожник, не дожидаясь особого приглашения, принялся набивать рот. Госпожа Афафаль хотела что-то спросить у него о тяготах рыцарского быта, но Утопий рассказал ей про обет молчания. Впервые Вегрик порадовался этой выдумке, поскольку не надо было отвлекаться от еды на глупую болтовню.

После ужина Уховёрт объявил, что готов прямо сейчас провести сеанс чистки, и удалился с госпожой Афафаль. Вегрик же до такой степени набил себе брюхо, что сомневался, сможет ли встать со стула. Впрочем, собравшись с силами, он дотащился-таки до опочивальни и завалился на кровать.

«Мы бы не спали на твоём месте, – заговорил вдруг Корпус. – Здесь может быть опасно».

– Да брось ты! – сквозь зевоту пробормотал Вегрик. – Что тут опасного? Мы в гостях у хороших людей. Шутка ли, пятьдесят гульденов пообещали! Ничего тут опасного нет.

Через секунду сапожник храпел.

***

Проснулся Вегрик оттого, что в рот ему запихивали мокрую тряпку. Едва он открыл глаза, как тут же лязгнуло железо. Сапожник понял, что это захлопнулось забрало шлема. Он хотел подняться, но не смог – руки, ноги и шею держали какие-то верёвки. Сквозь прорезь забрала в тусклом свете был виден лишь потолок. Прижатый тряпкой язык не шевелился. Вегрик замычал, задёргался. Проклятье! Да что здесь происходит?!

– Проснулся-таки, господин рыцарь! – услышал он знакомый голос. – Ну, ничего-ничего. Скоро пойдём к мамуле!

Над ним склонился Апапис с металлической воронкой в руках.

– Говорили же тебе, дураку, нельзя у мамули добычу отбирать, иначе поплатишься! – ухмылялся Апапис. – Так не послушал! Ещё и ус ей оторвал! Это уж совсем никуда не годится! Вот и пеняй на себя! Старик уже готов, теперь твоя очередь!

С этими словами Апапис попробовал поднять забрало, но безуспешно. Тогда он просунул узкий край воронки прямо в прорезь для глаз и попытался попасть им Вегрику в ноздрю. Сапожник отчаянно замотал головой.

– Трепыхаешься! – захихикал Апапис. – Это ничего. Сейчас мы ремешок подтянем.

Он зашёл за спинку кровати, повозился там немного, и путы сдавили шею Вегрика так сильно, что сапожник едва смог дышать. Кровь прилила к глазам, и под языком стало горько. Теперь Вегрик не мог пошевелить головой.

– Вот и хорошо! – одобрил Апапис, вставляя воронку в ноздрю своей жертвы.

«Чёрт возьми! Что надо этому выродку?!» – судорожно думал Вегрик.

«Судя по всему, он хочет тебя утопить», – ответил шлем.

«Зачем?!»

«Как мы и подозревали, демон успел захватить власть над юношей. Теперь из мести он хочет получить и твоё тело. Для этого тебя обязательно надо утопить в речной воде, чтобы его отродья смогли в тебе поселиться».

«Это рыба, что ли?! Так ведь не я, а ты ей ус оторвал! С чего бы меня топить?!»

«Думаем, сейчас ты не сможешь объяснить это речному демону», – изрёк шлем.

«А где ты был, когда меня связывали?! Почему не помешал?!»

«Когда ты во сне или без сознания, мы ничего не можем сделать. И мы предупреждали, что не стоит спать в этом месте».

Тем временем Апапис ковшиком зачерпнул воду и начал лить её в воронку.

«Вот дьявол! Сделай же что-нибудь! – взмолился Вегрик. – Давай! Во имя сияющих чертогов, или как ты там говоришь!»

Струя мерзким холодом обдала нос, потекла в сдавленную гортань. Сапожник старался глотать воду, чтобы она не попала в дыхательные пути, но это плохо помогало.

«Ты снял наших братьев. Сил, чтобы разорвать верёвки, не хватит. Мы можем лишь свернуть тебе шею, чтобы твоё тело не досталось демону», – мрачно проговорил шлем.

«Спасибо», – подумал в ответ сапожник, ощущая, как вода добирается до лёгких.

Апапис зачерпнул второй ковшик.

– Сегодня же отнесу вас мамуле, пока она ещё здесь, – приговаривал он. – И тебя, и старика. Мамуля будет довольна.

Вегрик приготовился расстаться с жизнью и жалел, что не знает наизусть никаких молитв.

«О, Владыка! Склоняюсь я перед Твоим ликом и прошу смиренно…» – подсказал шлем.

Тут прозвучал гулкий удар. Апапис выронил ковш и завалился на сапожника. Перед Вегриком появился испуганный Уховёрт с погнутым канделябром в руке.

– Ты живой, что ли? – спросил старик. – Сейчас я тебя развяжу! Погоди немного!

Освободившись от пут и прокашлявшись, Вегрик первым делом надел латную перчатку.

«Во славу Сияющих Чертогов! Смешайся с прахом, тварь!» – провозгласил Корпус и немедленно нанёс удар оглушенному Апапису, проломив ему череп.

– Так этому подонку и надо! – одобрительно кивнул Уховёрт. – Представляешь, он связал меня сонного и начал воду в нос заливать, чтобы я захлебнулся! Но не на того напал! Недаром я мастер чистки ушей! Известно, что ухо, горло и нос пребывают в сообщении. Особым приёмом я перекрыл трахею, поднатужился и начал воду из уха выпускать, а сам мёртвым притворился. Эта сволочь поверила, развязала меня и отнесла в какой-то подвал. Еле оттуда дорогу нашёл впотьмах!

В коридоре послышались шаги, дверь отворилась, и на пороге появился слуга со свечой. Увидев мёртвого Апаписа, он бросился прочь с криками: «Хозяина убили!»

– Вот так история! – пробормотал Вегрик, быстро надевая доспехи. – Если бы нам не были должны пятьдесят гульденов, я бы предложил бежать через окно, пока не поздно.

– Пятьдесят один, – поправил его Утопий. – Хозяйка должна ещё гульден за чистку ушей. Я из неё вот такой ком серы вытащил.

Через несколько минут в комнату ворвались слуги, вооружённые топорами и дубинами. Уховёрт пробовал рассказать что-то про одержимость Апаписа, но его повалили на пол и начали заламывать руки.

Тут появилась госпожа Афафаль в ночной рубашке. Увидев мёртвого сына, она подняла такой вой, что, наверное, проснулся весь квартал.

«Что-то мне это не нравится, – мысленно обратился Вегрик к Корпусу. – Давай-ка раскидаем всех и дадим дёру! Чёрт с ними, с деньгами!»

«Нет, – ответил Корпус. – Эти люди ни в чём не повинны, и к ним нельзя применять силу. Если с вами захотят расправиться без должного разбирательства, то мы вмешаемся. Если же нет, тебе следует довериться суду магистрата».

Пару раз Вегрика уже судили за неуплату податей, поэтому от всяких там магистратов ничего хорошего он не ждал. Однако выхода не было. Без помощи Корпуса о побеге не стоило и думать.

«Ладно, вздохнул сапожник. – Тогда хотя бы забрало закрой, чтобы меня невзначай по лицу не ударили!»

Забрало с лязгом опустилось.

Глава 3. Живой камень

В тюрьме Вегрику, в общем-то, понравилось. Его как рыцаря содержали в светлом помещении с кроватью, два раза в день выносили ведро из отхожего места и неплохо кормили. Если бы грустный усатый охранник не считал своим долгом постоянно напоминать, что скоро состоится казнь, сапожник чувствовал бы себя превосходно.

Сначала предполагалось, что Вегрика как благородного рыцаря просто обезглавят безо всяких затей и даже не будут после этого насаживать его голову на кол у городских ворот. Однако на второй день охранник сообщил, что обстоятельства несколько изменились:

– В тачке нашли волчью голову, вот магистрат и решил, что вы – колдуны. А раз так, то вас, конечно, следует сжечь.

– Что за чушь! – воскликнул Вегрик. – Это голова оборотня. Я победил чудовище! В нормальных городах за это, наоборот, награду дают! За что же меня жечь?!

– Я тоже считаю, что жечь людей – неправильно, – согласился охранник. – И добро бы это делалось за городом, где-нибудь в поле. Так нет же. Костёр непременно надо устроить на главной площади. А стража должна следить, чтобы от искр где-нибудь пожар не начался. Как будто у нас другой работы нет. А знаете, как трудно потом чистить брусчатку от пепла? Но раз так заведено, то ничего здесь не попишешь. Да и приговор уже составлен. Вот вернётся господин барон из поездки, поставит на него печать – и дело с концом.

– Как это, приговор составлен?! – возмутился сапожник. – Ведь меня даже ни разу не допросили! Что это за суд такой?!

– В Вилире очень человечный суд. Это в других городах преступника допрашивают, пытают, чтобы он сознался. А у нас всё мягче. Понятно, что злодей не захочет про себя правду говорить. Так чего ж его зря мучить? В магистрате люди умные заседают – они и безо всяких допросов разберутся, кого вешать надо, а кого – жечь.

Из уважения к рыцарскому достоинству, доспехи у Вегрика отбирать не стали. Каждую ночь сапожник пытался уговорить Корпус на побег. Что может быть легче: выдернуть решётку из окна и дать дёру?! Но шлем оставался непреклонен. Неповиновение законной власти, видите ли, – поведение, не достойное рыцаря. А по сему, Вегрик должен с честью принять любой вынесенный ему приговор.

Сапожник требовал, просил, умолял, но всё без толку. В общем, когда на пятый день заключения в камеру вошёл служитель магистрата, Вегрик уже вполне отчаялся и был готов к казни.

«Вот посмотрим, что ты без меня делать будешь! – злобно подумал сапожник, обращаясь к шлему. – Чтоб тебя в костре покорёжило!»

Корпус промолчал.

Вслед за служителем Вегрик покорно вышел на улицу и побрёл в сторону главной площади. К его удивлению, костёр там даже не начинали складывать.

– Да что же это такое?! – не выдержал сапожник. – Сколько я, по-вашему, должен ждать, пока тут за дровами ходят?! И почему у меня только один конвоир?! И где трубачи с барабанщиками?! Я, всё-таки, рыцарь, а не какой-нибудь бродяга, и требую, чтобы меня сожгли в приличной обстановке!

– Что вы, господин странствующий рыцарь! Никто не собирается вас жечь! – уверил его служитель. – Расследование окончено, и все обвинения сняты. Сейчас мы идём к господину барону. Он пожелал вас видеть.

Такой поворот Вегрика обескуражил.

– Ну, что ж, – пробормотал он. – Тогда – другое дело. А моего слугу, его тоже освободили?

– Да. Но он отказался покидать тюрьму, пока не принесут обед.

***

По пути Вегрик раздумывал, как следует приветствовать барона. В придворном этикете он ничего не понимал, а потому опасался, как бы не наломать дров. В итоге сапожник решил воспользоваться советом Утопия и вообще рта не раскрывать, ссылаясь на рыцарский обет.

Ригудий Маленький, барон Вилира, и правда, оказался небольшого роста. Он едва доходил Вегрику до плеча и, судя по задорному блеску в глазах, был человеком деятельным.

– Рад видеть вас в своём замке, господин странствующий рыцарь! – приветствовал барон сапожника.

Вегрик в ответ улыбнулся и помахал рукой.

– Прошу прощение за нерасторопность городского магистрата! – продолжал Ригудий. – Сейчас хороший служащий – большая редкость. А наши чиновники не могут разобраться в самом простом деле. Им бы только кого-нибудь повесить или сжечь! Но, хвала Господу, теперь всё разрешилось благополучно. Бывшая при вас голова на самом деле принадлежит оборотню – такое заключение дали три специалиста. После этого я распорядился тщательно исследовать тело молодого Афафаля. И, представьте себе, вместо сердца у него обнаружен головастик величиной с кулак! Так что в вашей невиновности нет никаких сомнений! Я распоряжусь сделать чучела из этих тварей и поместить их на всеобщее обозрение, чтобы народ видел, какая мерзость водится на белом свете. Выставку мы назовём в вашу честь!

Вегрик скромно пожал плечами, давая понять, что можно обойтись и без таких широких жестов.

Барон подозрительно сощурился, обернулся к служителю и тихо спросил:

– Он что, немой?

– Кто его знает. В тюрьме, вроде бы, разговаривал. Этих странствующих рыцарей не поймёшь.

Ригудий согласно кивнул и снова заговорил с Вегриком:

– И поскольку вы избавили наши земли от двух дьявольских чудовищ, магистрат постановил выплатить вам награду в пятьсот гульденов. Конечно, обеты странствующего рыцаря вряд ли позволят принять эти деньги, но мы можем раздать их нищим…

– Нет! – завопил Вегрик. – Не надо нищим! С обетами всё в порядке. Мне как раз надо лошадь купить и всякое снаряжение для подвигов. И с госпожи Афафаль нам причитается пятьдесят гульденов за спасение её сынка. И ещё один гульден – за чистку ушей.

– Хорошо, – с улыбкой кивнул барон. – Я распоряжусь отправить к ней посыльного. И пока вы не покинули Вилир, будьте почётным гостем города! Вас разместят в самой лучшей гостинице. А вечером мы организуем пир в вашу честь.

Против пира Вегрик ничего не имел.

***

Утопий тюрьмой остался недоволен. То и дело он начинал чесаться и ворчать, что, должно быть, подхватил лишай в этих проклятых казематах. Впрочем, увидав, сколько золота им отсыпал барон, старик пришёл в восторг. Теперь денег хватит и на фургон с товарами, и на трактир, и на что угодно. Осталось только вылечить Вегрика от укуса оборотня и жить в своё удовольствие. Уховёрт пожелал немедленно отправиться на поиски врачевателя, чтобы поскорее покончить с этим делом и возвращаться в Арентен. Однако сапожник сообщил, что приглашён на пир к барону, а потому визит к лекарю придётся отложить до завтра.

– Что? – переспросил Утопий.

– На пир, говорю, надо идти, – громче повторил Вегрик.

– А! Понятно! Ты мне в это ухо говори, а то правым я не слышу, потому что воду через него выпускал. Теперь целый месяц перепонка зарастать будет. И я тебя прошу, веди себя на пиру прилично! А то как бы нас из города не выставили.

Как только товарищи устроились в гостинице, прибыл посыльный от госпожи Афафаль. Он доставил письмо, в котором говорилось, что, поскольку господин Апапис в действительности спасён не был, ни о какой награде не может быть и речи. Вместе с тем, госпожа Афафаль готова полностью рассчитаться за оказанные ей услуги по чистке ушей. К письму прилагалась монета в десять пфеннигов.

– Вот сквалыга! – выругался Вегрик. – Она что думает, легко мне было в реку прыгать?! Чтобы ей удавиться на своей пеньке!

– Да. Жадная дамочка. Десять пфеннигов прислала, а ведь обещала гульден! Да я меньше пятнадцати не брал никогда за свою работу! – согласился Утопий и спрятал монету в карман.

***

На пир Вегрик заявился в полном доспехе. Мало ли чего ждать от этих господ. Вдруг надо будет драться. Во всяком случае, те пирушки, в которых сапожник участвовал раньше, часто заканчивались мордобоем.

Высшее общество Вилира, увидав за столом рыцаря в броне, пришло в недоумение и начало перешёптываться: как же он в латных перчатках будет есть паштет. Сначала все чувствовали себя неловко. Однако Вегрик запросто и в перчатках справлялся с самыми изысканными кушаньями. А когда по просьбе барона он рассказал о битве с оборотнем и для наглядности ударом кулака разнёс в щепки дубовый стол, все пришли в восторг и принялись восхвалять доблесть странствующего рыцаря.

Дамы собрались вокруг сапожника и начали наперебой предлагать ему завязать узлом кочергу или же запустить в окно салатницу так, чтобы она долетела до самого собора. Поддавшись уговорам, Вегрик расколошматил еще несколько столов и пробил дырку в стене.

Корпус не возражал против такой демонстрации своей силы, поскольку, по его собственным словам, угодить даме – доблесть для рыцаря.

Под конец сапожник так разошёлся, что даже подбил всех танцевать фарандолу и спел какую-то песню про гусей. Вегрик охотно развлекался бы на пиру всю ночь, если бы у него не начало крутить живот.

***

До самого утра сапожник не сомкнул глаз, опасаясь надолго покидать отхожее место. Когда его живот немного успокоился, появился Утопий. Старик сообщил, что отыскал самую лучшую врачевательницу в городе, но она принимает только на восходе, а потому надо спешить. Вегрик пробовал было что-то возразить, ссылаясь на проклятый вчерашний паштет, но Уховёрт чуть ли не за руку вытащил его из дома.

На самом краю города они остановились возле покосившейся хижины, перед которой во множестве расхаживали гуси.

– Что-то я не вижу здесь очереди из посетителей, – с сомнением заметил Вегрик. – Видать, не очень-то местные доверяют самой лучшей врачевательнице.

– Она всех подряд не принимает, – пояснил Утопий. – Берётся только за самые сложные болезни. Такие, как у тебя. Иди теперь один. К ней по одному ходят.

– Ну-ну, – кивнул сапожник, ощущая бурление в животе. – Ладно. Пойду. Нужник-то, надеюсь, есть в этой хибаре.

Он взялся было за дверную ручку, но вдруг замер и обернулся к Утопию.

– Постой-ка! А лекарке можно рассказать, что меня оборотень укусил? Что если она народ позовёт, и со мной разделаются, как с Ларадом?

– Можно, – кивнул Уховёрт. – Врачам обо всём можно рассказывать.

В хижине пахло сухо и горько. Лучи восходящего солнца били в окошко, затянутое бычьим пузырём. В зареве красного золота была едва различима расплывчатая фигура, будто парившая в воздухе. Вегрик зажмурился, потёр глаза, открыл их и разглядел старуху. Ту самую, что переправлялась с ним на пароме. Только теперь в корзине у неё вместо яиц копошились маленькие гусята.

– Вот и ты заявился! – улыбнулась старуха. – Живой всё ещё. Но это до поры. До поры. Вижу болезнь твою. Вижу. Вот это возьми!

Она достала откуда-то грязный комочек размером с горошину и протянула его Вегрику. Сапожник с сомнением посмотрел на катышек.

– Вы его откуда вытащили-то? Из носа, что ли? Ну, ладно. Если это поможет…

Вегрик забросил комочек в рот и, сморщившись, проглотил.

– Вот дурной! – покачала головой старуха. – Ты зачем снадобье от бородавок съел? Его на кожу надо мазать.

– Какие ещё бородавки?! – вспылил сапожник. – Я не за этим сюда пришёл! Мне нужно от укуса оборотня вылечиться!

– А нужно ли? Ты вон теперь в железном теле. Оно тебя и защитит.

– Да пусть к чёрту катится эта железяка! Я не хочу её таскать! – злился Вегрик, не задумываясь, откуда бы лекарке знать о волшебстве его доспехов. – Я теперь богат. Так почему же мне нельзя пожить в своё удовольствие без проклятого шлема?! Как только вылечусь, обратно в озеро его выкину!

– Эк разорался-то! – засмеялась старуха. – Вот и гусенят всех перепугал! Что ж, от волчьего яда я тебя вылечить не могу. Но могу показать, где живёт тот, кто на это способен.

– Покажи! Я золотом заплачу!

– Мне от тебя денег не надо, – сурово сказала старуха и взяла из корзины одного гусёнка.

Она ласково погладила пищащего птенца, потом вдруг сжала кулак и оторвала ему голову.

– Полетай, маленький! Полетай! Посмотри, куда глупому Вегрику идти! – зашептала лекарка, опуская обезглавленное тельце на пол.

Мёртвый гусёнок, пошатываясь, начал описывать по хижине круги. Голова его с остекленевшими глазами лежала на ладони старухи. Вот он остановился, замахал тощими крыльями.

– Молодец, маленький! Увидал! – улыбнулась колдунья, подобрала птенца и одним движением вернула ему голову на место. – Туда тебе надо! – указала она Вегрику. – В той стороне найдёшь своего целителя.

– А далеко он живет? – спросил опешевший от таких фокусов сапожник.

– Мне откуда знать? Может, далеко, а может, и близко. Раньше тронешься – скорей доберёшься. А теперь иди отсюда! Больше мази от бородавок я тебе не дам! – отрезала старуха, возвращая гусёнка в корзину.

– Да не нужна мне ваша мазь! Нет у меня никаких бородавок! – пробурчал Вегрик и вышел из хижины.

– Ну как? Дала она лекарство? – спросил поджидавший его Утопий.

– Зря только время потратили на эту сумасшедшую старуху. Нет у неё никакого лекарства. Говорит, надо вон туда идти, – махнул рукой сапожник. – Мол, в той стороне живёт врачеватель, который может меня вылечить.

– На север, значит, – определил Уховёрт. – Что ж, можно и на север. Долго идти-то?

– Этого сам чёрт не знает. Да и наврала она всё.

– Перестань поминать нечистого! Скажи лучше, сколько денег взяла?

– Нисколько.

– Значит, правду сказала. Зачем ей бесплатно врать-то?

Вегрик призадумался. А вдруг старуха и на самом деле колдунья? Ведь как-то она узнала про волшебные доспехи. И по имени его назвала. Хотя это всё и на переправе можно было подслушать, пока они паром ждали.

«Следует доверять пожилой госпоже», – сообщил Корпус.

– Давай прямо завтра отправимся на север! – предложил Уховёрт. – В тех краях, говорят, за стекло хорошую цену дают. Деньги у нас теперь есть. Купим фургон, запасёмся товаром, да и покатим потихоньку. Глядишь, и отыщем твоего лекаря.

– Я, вообще-то, хотел трактир, – вздохнул Вегрик.

– Придёт время, и трактир купим. Поехали!

– Будь по-твоему, – согласился сапожник. – Только завтра не получится. Барон пригласил на церемонию по случаю строительства какой-то башни. Неудобно отказываться. Я, всё-таки, почётный гость города.

***

Северная башня была проклятьем властителей Вилира. Двенадцать раз возводили её, и двенадцать раз она рушилась, не простояв и месяца. Сказано же в пророчествах: «С севера придёт Божья кара, и не заслонишься от неё камнем». А раз так, то чего зря силы тратить? Можно и без башни обойтись. В последние полвека никому уже и мысли не приходило вновь взяться за строительство. О былых попытках напоминали только поросшие травой груды камня у крепостной стены.

Однако Ригудий Маленький, получив баронский титул, заявил: «Раз у замка должна быть Северная башня, у него будет Северная башня!» и с жаром взялся за дело.

Среди местных каменщиков желающих работать на строительстве не нашлось: вдруг ещё придавит очередным обвалом. Ригудий выписал мастеров из северных земель. Они пришли, хмурые, коренастые, с косматыми бородами по грудь, и принялись за работу. Вроде бы, северяне никуда не спешили, трудились размеренно, но башня росла быстро. Городские строители посматривали с усмешкой на кривые швы, выпирающие камни и приговаривали: «Ну-ну. Посмотрим-посмотрим. Раньше-то она хоть месяц стояла, а теперь, видать, рассыплется ещё до конца стройки!» Жители Вилира слушали их с уважением и обходили башню стороной. Меж тем и года не прошло, а северяне уже заканчивали верхние зубцы.

На церемонию завершения строительства Северной башни и был приглашён Вегрик Два Гвоздя.

***

Торжество проходило за городской стеной. Рядом с башней стояли только каменщики-северяне в кожаных фартуках и Ригудий Маленький в шляпе с зелёными перьями. Городская знать, музыканты и стражники старались держаться подальше от сомнительной постройки. Простая же публика и вовсе наблюдала за церемонией с соседнего холма.

Вегрик поздоровался с бароном и был встречен радостной улыбкой:

– Господин рыцарь! Я вас ждал. Сегодня большой день для города! То, что не удавалось веками, наконец-то, почти завершено. Это будет большой… толчок. Да, наверное, толчок. Для развития.

– Вы про башню? – уточнил сапожник.

– Башня – это всего лишь символ, – пояснил барон. – Она только начало славных свершений. Здесь дело не в башне. Просто двести лет никто не мог её построить, а я сумел! Понимаете, в чём дело?

Вегрик кивнул, хотя не понимал ничего.

Утопий, стоявший за спиной сапожника, проговорил тихонько:

– В Арентене коровники лучше кладут. Давай-ка подальше отойдём. Эта куча, и правда, того гляди развалится.

Вегрик не стал спорить. Они отступили шагов на пятьдесят – туда, где расположилась городская знать и стража. Многие дамы, увидав Вегрика, расплылись в улыбках.

Барон подал знак, забили барабаны. Трубы выдали несколько жалобных хрипов и смолкли. Появились два стражника. Одного из них Вегрик сразу узнал. Это был тот самый усач, что охранял его в тюрьме. Перед стражниками шагал мальчик лет десяти. Он улыбался и весело тряс непомерно большой головой под барабанную дробь. В каждой руке у него было по пирогу. Позади шла женщина в синем платье. То и дело она замирала, будто в сомнении – не повернуть ли назад, но потом продолжала путь. Казалось, стражники тяготились выпавшей им работой. Они не поднимали голов, разглядывая пыль под ногами, и всем своим видом старались показать, что ни к мальчишке, ни к женщине в синем платье не имеют никакого отношения.

Процессия добралась до башни. Барабаны смолкли. Барон подозвал мальчишку:

– Ну-ка, иди скорее сюда!

Стражники, посчитав, что их дело сделано, поспешили подальше, в толпу зрителей.

– Ну что, сорванец, – с улыбкой спросил барон, – готов ли ты помочь родному городу?

– Ага, – кивнул мальчик головой на тонкой шее. – А ещё пирогов мне дадут?

– Дадут, – пообещал барон. – Конечно, дадут. А теперь ступай с тем дядей!

Вперёд выдвинулся огромный северянин с кустистой бородой до пояса. Он подхватил мальчика под мышки и понёс к башне. Тот молчал, не трепыхался и лишь время от времени ухитрялся откусывать от пирога.

Только теперь Вегрик увидел небольшую нишу в основании башни. Туда-то и посадили мальчика.

Женщина в синем стояла чуть поодаль и, казалось, не замечала, как грызет рукав своего платья.

Каменщики принялись за работу. Двое размешивали грязь в корыте, двое подносили камни. Длиннобородый северянин, дождавшись материала, начал закладывать нишу.

– Мамка, я тебя вижу! – хохотал мальчик, уплетая пирог.

Камни поднимались выше, добрались до его колен. Женщина в синем платье бросила рукав и теперь кусала пальцы.

– Мамка, я всё ещё тебя вижу! – улыбался малыш ртом, измазанным черничной начинкой, а камни закрывали его по грудь.

Северяне работали неторопливо, но кладка быстро росла. Вот уже из-за стены виднелась только половина несуразно большой головы мальчика, а он говорил весело:

– Мамка! Теперь я тебя плохо вижу.

Ниша почти закрылась. Оставалось положить лишь несколько камней.

– Мамка! Я тебя не вижу! – засмеялся мальчуган.

Женщина в синем платье упала навзничь и принялась грызть землю. Городские стражники не решались подойти к ней. Тогда двое северян оставили работу, подхватили женщину под руки и отнесли прочь.

– Дайте ему ещё пирогов, – неуверенно сказал барон. – Я же обещал.

В небольшую дырку закинули какой-то снеди, после чего длиннобородый северянин заложил её камнями и замазал раствором.

– Это что тут произошло? – не понимал Вегрик.

– Понятно, что, – проворчал рядом усатый стражник. – Всё эти северные каменщики! Их тамошний мудрец сказал: чтобы башня стояла, в неё надо человека замуровать. Вот и купили у вдовы несчастной детёнка тугодумного. У неё их пять, а старший – головой тронутый. А за него десять гульденов предложили. На такие деньги можно две коровы купить. Вот и отдала. Других-то кормить надо.

– Вот дрянь-то! – воскликнул Вегрик.

– А куда деваться, – покачал головой Утопий.

***

Вечером через окно гостиничного номера Вегрик наблюдал, как процессия каменщиков с севера, получив вознаграждение за труды, покидает город.

– Молодцы! – возмущался сапожник. – Справились! Замуровали сопляка и идут как ни в чём не бывало!

– Да. Паршивая история, – согласился Утопий. – Надо уходить из этого города. Разве можно спокойно жить, если рядом мальчишка так умирает? Он, наверное, орать начнёт. Как думаешь, будет его через стенку слышно? Ни есть, ни спать не смогу от этих мыслей. Давай-ка завтра в путь! Подходящий фургон я уже присмотрел, а товарами где-нибудь по дороге разживёмся.

– Нет! Я этого так не оставлю! – кипятился сапожник.

– А что тут сделаешь?

– Я им!.. Я… Пойду и раскурочу к чертям их кладку! Вот что я сделаю!

– Можно, – сказал Уховёрт. – Только лучше ночью потихоньку пару камней вытащить, мальчишку достать, а потом всё на место поставить, будто так и было. Никто ж не станет проверять, в стене ещё парень или нет. И не поминай больше нечистого!

– Это я и имел в виду! – заявил Вегрик. – Значит так: я сейчас ложусь спать, чтобы сил набраться, а ты меня разбуди после полуночи.

«Мы видим, ты растёшь, брат! – ласково произнёс Корпус. – Твои мысли тянутся к свету. Помогать несчастным – для этого живёт рыцарь».

– Да пошёл ты! – ругнулся сапожник и завалился на кровать.

***

– Можешь не греметь своими железками?! – шептал Утопий. – Нас весь город услышит!

– Это ты мослами скрипишь, а я тихо иду! – огрызался Вегрик. – Вроде здесь эта башня. Ничего не видно. Не мог ты попозже меня разбудить, когда посветлее будет?!

– Здесь. Вот она – кривая кладка. Давай-ка постучим – может, малец голос подаст.

– Давай, – согласился Вегрик и с размаху шандарахнул по стене.

– Тихо! Тихо! – зашипел Утопий и принялся осторожно простукивать кладку, приложив к ней ухо. – Вроде бы, здесь глуше звучит.

Сапожник легко выворотил из стены пару камней, однако ниши за ними не было. Он попробовал в другом месте, потом в третьем пока не обнаружил пустоту.

– Эй, малой! Ты здесь что ли? – позвал Вегрик, но ответа не было.

Тогда он расширил проём и заглянул внутрь. Пахнуло мочой. Сапожник пошарил в нише и наткнулся на тощее тельце. Мальчик, видимо, спал, скрючившись в тесной нише. Спросонья он заверещал во всю глотку:

– Дяденька, не надо! Дяденька, я больше не буду!

Вегрик ухватил ребёнка за шкирку, вытащил наружу и передал Утопию.

– Успокой его, а я пока камни на место поставлю.

– Тише ты, негодный! Хочешь, чтобы пришла стража и замуровала тебя обратно?! – уговаривал мальчика Уховёрт.

Но парень не унимался. Он голосил, будто его режут. Старик не придумал ничего лучше, как зажать ему рот ладонью, но тут же отдёрнул укушенную руку. Вегрик меж тем возился с камнями.

– Да как же тебя сюда запихать-то?! Слушай-ка, Утопий, а этот булыжник точно был здесь? Он не влезает.

Уховёрт поспешил на помощь сапожнику. Мальчик орал, не умолкая.

– Убирайся отсюда! – прикрикнул на него Утопий. – Марш домой!

Но мальчик не трогался с места и оглашал окрестности визгом, срывающимся на хрип.

Послышался топот. Из-за угла появились стражники с фонарями. Заметив Вегрика, они выставили вперёд алебарды и побежали к нему. Сапожник выронил камень.

«Ну что, с этими тоже драться нельзя?» – мысленно спросил он у Корпуса.

«Нет», – ответил шлем.

«Значит, мне опять в тюрьму отправляться?»

«Можно убежать».

«Вот так новости! А разве рыцарями пристало убегать?»

«Обычно нет, – смутился Корпус. – Но если это необходимо для спасения невинной души… В общем, если хочешь вернуться в тюрьму – мы не против».

«Нет уж! В тюрьму не хочу!»

«Тогда бери старика и ребёнка. Мы побежим быстро!»

Вегрик, не раздумывая, подхватил Утопия и орущего мальчика, и ноги понесли его прочь. Мгновенно он набрал такую скорость, что ветер засвистел в прорезях забрала. Парень перестал орать и принялся хихикать, а Уховёрт охал, проклиная тряску.

За спиной послышался треск и грохот. Это в тринадцатый раз рушилась Северная башня замка Вилира.

Глава 4. Котовник

Остановились они лишь под утро. Корпус поставил на землю мальчика и Уховёрта. Старик долго кряхтел, тёр помятые бока.

– Чего ты так нёсся?! – ворчал он. – Мог и помедленнее – всё равно б нас не догнали. И зачем ты развалил эту несчастную башню? Ведь люди старались, строили!

– Почему это я её развалил?! – возмутился Вегрик. – Она сама рухнула!

– Сама или не сама, а только в город теперь нам путь заказан.

– Больно он нужен, этот город!

– Город, может быть, и не нужен. А вот деньги, которые остались в гостинице, – очень бы не помешали. Да и тачка хорошая была, почти новая. Я ведь её у булочника одолжил под залог своего честного слова. А как теперь отдавать?

– Ты что, старый пень, бросил все деньги в номере?! – опешил Вегрик.

– Во-первых, не все. У меня есть десять пфеннигов госпожи Афафаль, чтоб этой сквалыге уши заложило! Во-вторых, не бросил, а оставил на сохранение. А в-третьих, кто ж берёт с собой золото, когда отправляется ночью башни разламывать!

– И что нам делать с твоими десятью пфеннигами! Ведь раз в жизни такая удача привалила, такое богатство, и всё коту под хвост!

– Ничего страшного, – спокойно сказал Утопий. – Доберёмся до какого-нибудь города, и я напишу хозяину гостиницы, чтобы он нам выслал деньги.

– Ага! Вышлют тебе! Как же! – горько засмеялся Вегрик. – Держи карман шире! Он сейчас, небось, на это золото участок под новую гостиницу покупает! Ладно. Не жили богато, так и начинать не будем. Куда мы забрались-то, можешь сказать?

Уховёрт задумался.

– Значит, так, – рассуждал старик. – Бежали мы на север – это я по звёздам заметил. Выходит, вон там вдалеке – Орские горы. А восточнее – река Пина. Получается, мы во владениях герцога Пшильского, где-то на самой границе.

– И откуда ж ты всё это знаешь? – ехидно спросил сапожник.

– В юности мне пришлось постранствовать. Я и в Пшиле был, и за Орскими горами, и много где ещё. Если на месте сидишь, по-настоящему мастерству чистильщика ушей не выучишься.

– Я есть хочу, – сказал мальчик.

– Тебя ещё тут не хватало! – разозлился Вегрик. – Ну-ка, иди домой!

– Куда ж он пойдёт? – с укоризной покачал головой Утопий. – Мы от Вилира миль сто, наверное, отмахали. Да и нет у него теперь дома. Мать-то мальчика продала.

Вегрик умолк. Вспомнилось, как и его таким вот сопляком отдали в подмастерья к сапожнику, и с тех пор родных он не видел. А в подмастерьях житьё не сахар. И розгами там попадало, и палкой, да и просто ногой или кулаком. От таких воспоминаний подступила слеза. Вегрик отвернулся, чтобы никто её не заметил.

– Так что же, будем теперь его за собой таскать?

– Не обязательно, – ответил Уховёрт. – Мир не без добрых людей. Может быть, и пристроим куда сироту.

– Есть хочу, – повторил мальчик.

– Тебя звать-то как? – спросил Вегрик.

– Пуп, – сказал паренёк.

– Что ж это за имя такое?

– Вот такое. Пуп – и всё тут. Только я есть хочу.

– Да я и сам бы пожрал с удовольствием, – заметил сапожник. – Но еды нет. Вот солнце поднимется, найдём деревню, может, и разживёмся чем-нибудь. А пока вздремнуть бы часок-другой.

Вегрик, не снимая доспехов, улёгся на землю. Уховёрт и Пуп последовали его примеру. Мальчик при этом шептал что-то.

– Чего ты там бормочешь? – спросил сапожник.

– Молитву. Если еды нет, надо у Боженьки попросить, и он пришлёт. Так мамка говорила.

– Ну, помолись, помолись, – ласково сказал Утопий.

***

Поспав немного, они тронулись в путь.

– Есть хочу, есть хочу, – гнусил Пуп, чем очень раздражал Вегрика.

– Да заткнись ты уже! – прикрикнул сапожник, но потом смягчился. Больно уж жалким и тощим выглядел мальчишка. – Немного потерпеть ты можешь?

– Могу, – кивнул Пуп и умолк.

Они добрались до реки. Утопий решил вымыть мальчика. Очень уж скверно от того пахло. Пуп нипочём не хотел идти в воду, выворачивался и яростно брыкался. Чтобы его помыть, пришлось применить силу Корпуса.

На берегу показалось небольшое селение, обнесённое каменной стеной. Было решено, что туда Уховёрт отправится один, а Вегрик пока подождёт у ближайшего леска. Вид человека в доспехах обычно пугал крестьян.

– И Пупа с собой прихвати! – сказал сапожник, располагаясь в теньке. – Может там его заодно и пристроишь.

Вскоре старик и мальчик вернулись. Пуп крепко держал половину ржаной ковриги и жадно откусывал от неё. При этом всё лицо у него было испачкано слюнявыми крошками. Этот мальчишка ухитрялся перемазаться даже хлебом.

Уховёрт протянул Вегрику краюху и пару луковиц. Сапожник тут же принялся за еду.

– Это не деревня, – доложил старик, – а монастырь.

– Здорово! – кивнул Вегрик. – Там и оставим парня! Он как раз любит молиться.

– Не выйдет. Монастырь женский. Монашки сказали, что в двадцати милях отсюда есть и мужской, да только туда Пупа тоже не примут, потому что он не зарегистрированный. Полгода назад у герцога сын пропал примерно такого же возраста. После этого издали указ, чтобы всех мальчиков доставлять в Пшиль для осмотра и регистрации – вдруг найдётся наследник. А тем, кто ослушается, – большой штраф.

– Что же, из-за этого проглота до самого Пшиля тащиться?!

– Почему бы и нет? Пшиль как раз на севере. Туда тебе знахарка велела идти. Да и не далеко до него. Миль сорок – не больше.

– На север! – фыркнул Вегрик. – Может, мы и прошли уже того врачевателя. Никто ж не знает, как далеко он живёт. Надо было людей спрашивать по дороге.

– Сначала-то некогда было спрашивать, – резонно заметил Утопий, – а тут, в монастыре, я спросил. У них хорошая травница. Все лекарства знает наперечёт. Но средство от укуса оборотня ей не известно.

– Надеюсь, ты не сказал, что лекарство для меня нужно! – заволновался Вегрик. – А то сейчас весь монастырь с кольями сбежится оборотня бить.

– Нет, конечно, – успокоил его старик. – Я будто бы просто из любопытства спросил. В общем, надо дальше идти. Вот только на десяти пфеннигах мы весь путь не протянем. Хорошо бы на работу какую-нибудь подрядиться. В женском монастыре для мужчин, конечно, не найдётся дела. Но тут неподалеку есть деревня. Может, там чего раздобудем.

– Ладно. Пошли уже! – скомандовал Вегрик и с хрустом укусил луковицу. – На север – так на север.

***

Деревню они отыскали быстро. Утопий отправился на разведку, вскоре вернулся и сообщил, что нашёл отличный подряд на чистку свинарника за пять пфеннигов.

– Тебе в волшебных латах это раз плюнуть! – уверил старик.

– Не рыцарское дело – чистить свинарники! – заявил Вегрик.

– Ох ты, Боже мой! Давно ль ты рыцарем стал?!

– Кто в доспехах – тот и рыцарь!

После непродолжительного спора сапожнику удалось-таки убедить Утопия, что латник, убирающий за свиньями, вызвал бы подозрение.

– Раз ты насчёт работы договорился, так поди и сделай её! – сказал Вегрик.

Пуп в это время бегал по травке, ловил кузнечиков.

– Хорошо, – поморщившись, согласился Утопий. – Тогда ты займёшься мальчиком. Поблизости живёт сердобольная женщина – она принимает сироток. Вот и отведи к ней Пупа!

Вегрик взглянул на мальчишку. Тот доставал из кулака кузнечиков, клал их в рот и жевал вместе с брюшком и крыльями. Пуп улыбнулся, заметив его взгляд:

– Мне в той каменной дырке вкусные пироги давали! И кузнечики тоже вкусные!

Сапожник помотал головой. Сам-то он в детстве с голодухи тоже кузнечиков ел, но только ножки, и обжаривал их сперва. А этот малец определённо вызывал у него отвращение пополам с жалостью.

– Ладно, – кивнул Вегрик. – Отведу. Что мне, трудно, что ли?! Куда вести-то?

Утопий указал на восток от деревни:

– По той дороге через лес.

***

– Когда придём, ты первым делом поздоровайся с доброй тётей и поклонись, – учил Вегрик Пупа. – Если будешь вести себя хорошо, она станет тебе мамой.

– А мамка кем тогда станет? – спросил мальчик.

– Никем не станет.

– А сестрёнка?

– Сестрёнка так и будет сестрёнкой. Когда подрастёшь, отыщешь её.

– А братишки?

– И братишки тоже останутся. Тебе только надо будет их потом разыскать.

– А дядя Какан?

– Чёрт его знает, кем станет твой дядя Какан!

– А угольщик Руй? Кем он станет?

– Бургомистром!

– А я? Кем стану я?

– Свиньёй шелудивой! – вскипел Вегрик, которому порядком надоели эти дурацкие вопросы. – Иди-ка ты молча! И помни, что я сказал: первым делом поздоровайся и поклонись!

– Есть хочу, – вздохнул Пуп.

Эти слова до того надоели сапожнику, что он хотел уже дать парню подзатыльник, но Корпус остановил его руку.

«Что же ты делаешь, брат?! – проговорил шлем. – Разве можно обижать сироту?!»

Вегрик вспомнил, сколько затрещин самому доставалось в детстве, и ему стало стыдно. И правда, сирот обижать нельзя. Он поглядел на мальчишку с сочувствием. «До чего ж тощий! – подумал сапожник. – Такого-то и не возьмут, пожалуй, в приёмыши. Хорошо, хоть отмыли его».

***

Дом стоял на поляне посреди леса. Странное место для жилья. Ни полей рядом, ни огорода, ни хлева для скотины. И чем тут люди кормятся?

На крыльце лежал здоровенный рыжий кот размером чуть ли не с собаку. Увидав гостей, он поднялся, повёл прижатыми к голове ушами, проворно открыл дверь и скрылся в доме.

Вегрик замешкался. Рядом не было ни души. Вроде, дверь открыта, но разве прилично вот так в чужой дом входить?

– Эй, хозяева! Есть кто живой? – крикнул сапожник.

Тут же из дома вышла низенькая полная женщина в переднике.

– Господин рыцарь! Господин рыцарь! – заулыбалась она. – Чем обязана? Чем обязана?

Пуп согнулся пополам, будто его переломили, и пробормотал:

– Здрасьте, тётя.

– Ах, какой вежливый! – умилилась женщина. – И как же тебя зовут?

Мальчик выпрямился и вопросительно посмотрел на Вегрика.

– Пуп, – ответил за него сапожник. – Его зовут Пуп. Такое вот странное имя.

– Пупушка! – всплеснула руками хозяйка. – Какой же ты худенький! Какой бледненький!

Из лесу появилась пегая кошка с мышью в зубах. Она с подозрением покосилась на пришельцев, обошла их боком и шмыгнула в дом.

– Милостивая госпожа, – начал Вегрик. – Я, в общем-то, и хотел… то есть, пришёл. Ну, к вам. Чтобы спросить. То есть, попросить. Видите ли, этот мальчик. В общем, я тут совершаю всякие подвиги как странствующий рыцарь. И вот, я его, получается, спас. А в походе – там всякая эта рыцарская жизнь. Ну, вы понимаете. То есть, мне сопляка девать некуда. Люди говорят, вы берёте таких. Может, и этого приютите?

Сапожник подумал, что речь у него вышла не очень хорошо.

– Конечно-конечно! – ответила женщина, обнимая Пупа за плечи. – Ты ведь сиротка, да? Конечно, я тебя приючу! Как же иначе?! Ты голодный? Пойдём со мной – я тебя покормлю! – хозяйка обернулась к Вегрику. – Не беспокойтесь, господин рыцарь! Я постараюсь стать второй матерью для вашего малыша.

– Но это не мой малыш, – возразил сапожник. – Я просто спас его.

– Это не имеет значения, – с достоинством кивнула женщина и повела Пупа в дом.

Мальчик, услыхав про еду, с охотой пошёл за ней.

– Только он у нас не зарегистрированный, – сообщил Вегрик.

– Ничего. Я это улажу, – сказала женщина, закрывая за собой дверь.

«Ну вот, вроде бы, и сладилось всё, – подумал сапожник. – Хорошая дамочка. Добрая. Детишек любит. Может быть, она и меня накормила бы?» Однако Вегрик решил, что напрашиваться на обед было бы совсем уж нескромно. Он развернулся и зашагал обратно.

Проходя лесом, Вегрик почувствовал, что кто-то смотрит ему в затылок. Сталь шлема потеплела. Сапожник обернулся и увидел трёх котов, которые шли вслед за ним на некотором отдалении. Поймав его взгляд, коты отвели глаза, уселись и начали вылизываться, будто бы случайно оказались здесь по своим делам.

«Странные какие-то кошки», – подумал Вегрик и отправился дальше. То и дело он оборачивался и замечал, что коты не отстают. Исчезли они, лишь когда сапожник вышел из леса.

***

В условленном месте Вегрик долго ждал Утопия. Старик появился затемно. Весь измазанный в навозе, он с трудом переставлял ноги от усталости.

– Ну, и свинарник, скажу я тебе! – выдохнул Уховёрт, усаживаясь на землю. – Я таких свинарников давно не видел. Чуть ли не по колено дерьма! Еле-еле за сегодня половину вычистил. Как там мальчик?

– Пристроил! – улыбнулся Вегрик. – Хорошая тётка попалась. Даже такого паршивца приняла. Ну и воняет от тебя! Ты чего ж не вымылся?!

– Сил нет, – вздохнул Утопий. – А завтра надо ещё вторую половину вычищать. Может, подсобишь?

– Кажется, мы этот вопрос уже обсудили, – строго сказал Вегрик.

– Да уж, да уж, – закряхтел Уховёрт, укладываясь. – Знал я, что золото портит людей, так оказывается, железо портит их не хуже. Стоит только какому-то оборванцу нацепить доспехи, так он уж мнит себя бароном, а то и графом.

Брюзжание Утопия сапожника не задевало. Разве не он, Вегрик, рискуя жизнью, заработал целых пятьсот гульденов? Так надо ж было этому простофиле оставить их в гостинице! Вот пусть теперь и чистит свинарник, раз не смог деньги сберечь!

– А пожрать у нас нет ничего? – спросил Вегрик.

– Вон там, в мешке возьми, – показал Уховёрт. – Если ты, конечно, заслужил сегодня ужин.

«Вот козёл плюгавый! – подумал сапожник. – Заслужил? Я давно все свои ужины до самой смерти заслужил!» Однако ругаться со стариком он не стал. Не до того было. Вегрик покопался в мешке, отыскал помятую пареную репу, пару кусков хлеба и принялся с удовольствием их уплетать.

Утопий разлёгся на земле, подложил руки под голову и, кажется, собирался спать.

– А что там, много детишек живёт у этой женщины? – спросил он, позёвывая.

– Детишек? – прочавкал Вегрик. – Я ни одного не видел.

– Да ну?! – удивился Уховёрт. – В деревне говорили, она уже много ребят к себе забрала. И ты ни одного не видел?!

– Нет. Ни одного. Там вообще тихо. Кошки только бродят.

– Странно. Где дети – там, обычно, шум. Надо бы пойти да посмотреть, что это за женщина такая.

– Хочешь, так и посмотри, – сказал сапожник, облизывая пальцы. – Только на работу не опоздай.

– Вместе сходим, – решил Уховёрт.

***

У дома было безлюдно, а на крыльце лежал всё тот же рыжий кот. Завидев Вегрика и Утопия, он, как и вчера, быстро шмыгнул за дверь.

– Непохоже, чтобы здесь дети жили, – озабоченно проговорил Уховёрт. – Слишком уж тихо да аккуратно. А что, если эта женщина ими торгует?

– Глупости! Кто за них заплатит? – усмехнулся Вегрик.

– Чего? Ты мне в другое ухо говори! Этим я не слышу.

Сапожник обошёл старика слева и громко повторил свои слова.

– Мало ли кто. Люди всякие бывают, – серьёзно ответил Утопий. – Пойдём-ка в дом да посмотрим, как там наш Пуп поживает.

Не успели они подняться на крыльцо, как навстречу им вышла женщина в фартуке. На этот раз она не улыбалась и выглядела сердито.

– Здравствуйте, господа! Зачем пожаловали?

– Нам бы хотелось повидаться с мальчиком, которого привели вчера, – пояснил Уховёрт. – У нас для него гостинец.

– Мальчик спит, – ответила женщина. – Не стоит его будить. Давайте свой гостинец – я передам.

– Но нам хотелось бы взглянуть на него, – настаивал Утопий.

– Зачем же?

– Видите ли, мы отбываем в дальнее путешествие и, скорее всего, больше не увидим мальчика. Так позвольте посмотреть на него в последний раз! Пусть даже на спящего.

– В последний раз? – женщина задумалась, сложив руки на животе. – Что ж, если в последний раз, то можно. Пойдёмте за мной.

В доме едко пахло кошками. Женщина провела гостей коридором, открыла дверь. В маленькой комнатке Пуп сидел на кровати и с хлюпаньем ел из миски какую-то тюрю.

– Пупушка! Проснулся уже! Вот молодец! – ласкового заговорила женщина, потрепав мальчика по голове. – А вот дяди пришли в гости. Ну-ка, скажи им, что у тебя всё хорошо!

Мальчик на секунду оторвался от тарелки, обвёл Вегрика и Утопия безразличным взглядом и снова принялся за тюрю.

– Вот вы и посмотрели на него, – кивнула женщина. – А теперь давайте свой гостинец и ступайте.

Вегрик подумал, что дело как-то неловко обернулось. С пацаном вроде бы всё в порядке, а гостинца-то у них никакого нет. Уховёрт повёл носом, поморщился. Он подошёл к Пупу и выхватил у того плошку.

– Отдай! Отдай! – заверещал мальчик и бросился отнимать еду.

Утопий оттолкнул его, поднёс посудину к самому носу, принюхался, потом отхлебнул немного и тут же выплюнул.

– Это что же такое? – сурово спросил он. – Для чего ты мальца горечавкой кормишь?

– От глистов, – поспешила заявить женщина. – Если у него глисты, так чтоб других не заразил.

– От глистов можно было и чеснока дать, – сказал Утопий. – А что тут за молоко?

– Молоко – как молоко. Обычное.

– Не совсем обычное. По вкусу, вроде как, пёсье оно. Или кошачье, – наступал Утопий. – Да и с горечавкой ещё. Чем ты тут занимаешься?

– Твоё какое дело?! – взвилась женщина. – Шёл своей дорогой – вот и иди себе!

– Есть дело, раз спрашиваю.

– Отдай еду! Отдай! Её Боженька послал! – вопил Пуп.

Женщина вдруг ударила по дну плошки, которую держал Утопий. Тюря выплеснулась старику в лицо.

– Я тебе покажу – вдову обижать! Я тебе покажу! Ну-ка, кто здесь есть, быстрее ко мне! – закричала она.

Вегрик почувствовал, как латы его нагреваются. Он обернулся и увидел на пороге комнаты четырёх больших котов. Они крутили хвостами из стороны в сторону и смотрели недобро. Кошачьи морды появлялись в оконном проёме. Семь, двенадцать, тридцать. Считать их замучаешься! Кошки всё прибывали, забирались в комнату, зыркали злобно и подходили к Вегрику и Утопию.

– Это чужие! Чужие! – вопила женщина, указывая пальцем на товарищей. – Убейте их!

Кошки с шипением бросились в атаку. Корпус принял их когти на себя, расшвырял зверей по комнате, но они тут же напали снова.

– Держись! Я быстро! – крикнул Уховёрт и с разбега сиганул в окно.

Только его и видели.

«За что держаться? – подумал Вегрик, ошарашенно наблюдая, как кошки кидаются со всех сторон, а волшебные латы отбрасывают их прочь. – Надо бы пацана спасти».

Пуп тем временем встал на четвереньки и принялся вылизывать упавшую плошку.

Женщина в переднике вскочила на кровать, в исступлении подпрыгивала, размахивала руками и вопила:

– Так его! Так! Чужой! Чужой!

Позади Вегрик заметил сундук и поспешил затолкать туда Пупа. Так надёжнее будет. А то ещё заденут в драке. Захлопнув крышку, Вегрик вскочил на сундук и начал расшвыривать нападавших кошек ногами.

Но что-то странное было в этой драке. Сапожник знал, какова сила Корпуса. От его ударов крошились камни. Но кошек Корпус не бил по-настоящему, а только отбрасывал в сторону, будто боялся их покалечить.

«Ты чего халтуришь? – мысленно спросил Вегрик. – Давай уже разделаемся с тварями!»

«Это заблудшие души, которые ещё можно вернуть на истинный путь. Нельзя их губить», – ответил шлем.

«Какие, к чёрту, души?! Это же кошки бешенные! У них нет души!»

«Сущностные формы изменчивы, а видимая глазу материя – есть фикция».

«Я ничего не понял. Проще можешь сказать?».

«Можем, но не желаем. Не для того мы получали степень доктора философских наук».

«Чего ты получали?»

«Не важно».

Меж тем кошки вцепились в Вегрика со всех сторон. Когти скрежетали по доспехам, какая-то слюнявая морда лезла в прорезь забрала, пыталась ухватить сапожника за нос, Пуп визжал в сундуке, да вдобавок ко всему женщина взяла табурет и принялась колотить им по шлему, приговаривая: «Вот тебе! Вот тебе!» Не сказать, что это было больно, но мерный звон ударов действовал Вегрику на нервы.

«Давай хотя бы тётке врежем!» – попросил он.

«Убивать дам – это не по-рыцарски», – возразил шлем.

Сапожник перестал сопротивляться. Увешанный разъярёнными кошками, он уселся на сундук, втянул голову в плечи и обхватил колени руками.

Время шло. «Бом. Бом. Бом», – бил табурет. «И когда ж, наконец, они устанут?» – думал Вегрик.

Тут какой-то коготь попал-таки в щель между щитками доспехов, оцарапал бедро. Сапожник взвизгнул, дёрнулся, и кошки разлетелись по комнате, но другие сразу же заняли их место.

После очередного удара табурет сломался.

– Проклятый рыцарь! – воскликнула женщина. – Сейчас ты у меня получишь! Вот схожу за углями, да насыплю их тебе в рожу!

Она выбежала из комнаты.

«Ведь, и правда, насыпет! – забеспокоился Вегрик. – Может, пора уже ей врезать?»

Корпус не ответил.

Через некоторое время женщина вернулась с совком, в котором, действительно, лежали тлеющие угли.

– Расступитесь! Расступитесь! – скомандовала она. – Я задам ему жару!

«Бей её! Бей!» – мысленно просил Вегрик.

«Не мешай! Мы думаем», – ответил Корпус.

«О чём ты думаешь?! Она мне сейчас лицо опалит!»

Кошки, послушавшись приказа, освободили забрало. Женщина двинулась вперёд, держа совок на вытянутой руке.

«Итак, перед нами классический случай противостояния побуждений, – рассуждал Корпус. – С одной стороны кодекс чести рыцаря запрещает бить женщину. Но с другой – природный закон велит нам оберегать свою жизнь и здоровье. Согласия в решении этой проблемы между мыслителями древности нет. Лупарис Во Власянице, например, утверждает, что нужно быть верным принципам до конца, чем бы это ни грозило. В то же время Санипут Златоречивый говорит, что в крайних случаях принципами можно поступиться, смотря по тому, что принесёт большее благо. Оба достойны равного доверия. Так что же выбрать?»

Совок с углями меж тем приближался. Сапожник уже ощущал его жар.

«Сани… как там его? Второго, в общем, выбирай! И быстрее!» – умолял Вегрик.

«Однако же, Куль Изыскатель писал, что из комнаты с двумя дверями всегда должен быть и третий выход. Так мы и поступим».

Рука поднялась и ударила по совку. Угли разлетелись, попали на кошек. Подпалённые животные с визгом заметались по комнате. Завоняло жжёной шерстью.

«Это ты хорошо придумал! – заметил Вегрик. – Нам тут только пожара недоставало!»

– Ах ты, бесстыдник! – воскликнула женщина. – Ну да ничего! Я за новыми схожу!

Те кошки, которые избежали углей, продолжали висеть на сапожнике, вцепившись мёртвой хваткой.

«И долго это будет продолжаться?» – спросил Вегрик.

Корпус молчал.

От упавших углей начал тлеть матрас. Комната наполнялась чадом, но кошки не обращали на это внимание, изо всех сил старались укусить или оцарапать сапожника.

«Я так задохнусь скоро. Надо выбираться отсюда!»

Шлем не ответил.

В комнату зашла женщина с новым совком углей, а следом, сбив её с ног, ворвался запыхавшийся Утопий. В обеих руках у него было по большому венику из сухой травы. Уховёрт принялся размахивать ими. Кошки оставили Вегрика и устремились к старику.

«Разорвут деда!» – испугался сапожник.

Но звери и не думали нападать. Они уселись перед Утопием и зачарованно следили за пучками травы, пуская слюну.

– Так-то! – засмеялся Уховёрт и швырнул веники кошкам.

Животные подхватили их, разодрали на стебельки, принялись грызть траву и кататься по полу. О сапожнике они и думать забыли. Утопий свернул тлеющий матрас и выбросил его в окно.

– Что ты им подсунул? – спросил Вегрик, вставая с сундука.

– Это котовник, – пояснил Уховёрт. – Кошки от такой травы себя не помнят.

– Где ж ты её набрать успел?

– Сбегал до монастыря и взял у травницы. У неё много всяких запасов. Монахини, кстати, за мной следом пошли, чтобы разобраться, что тут происходит. Скоро прибудут.

– Пока ты бегал мне эта тётка голову табуретом чуть не проломила и хотела углей в морду насыпать.

– А ты напал на бедную вдову! – заявила женщина, поднимаясь и отряхиваясь. – Тоже мне – рыцарь!

– Да я тебя пальцем не тронул!

– Пойдёмте лучше не улицу, – предложил Утопий, – Тут дышать нечем.

Из сундука выбрался Пуп.

– Есть хочу! – первым делом заявил он, потом поглядел на кошек, катающихся по полу, растолкал их, подобрал веточку котовника и принялся грызть.

– А ну брось! – воскликнул Уховёрт, отобрал у мальчика траву, взял его за руку и потащил на улицу.

Следом Вегрик повел упиравшуюся женщину. «Помогите! – кричала она. – Чужие! Взять их!» Но кошкам ни до чего не было дела. Звери барахтались среди стеблей, тёрлись мордами о сухие листья и закатывали глаза.

***

Монахинь не пришлось долго ждать. Через полчаса большой толпой они появились на поляне перед домом. Похоже, здесь собрался весь монастырь. Увидав их, женщина попыталась было улизнуть, но Вегрик остановил её.

Вперёд выдвинулась высокая монахиня с большой родинкой на щеке.

– Постойте! Так это же Гузла! – воскликнула она. – Ступай-ка сюда!

Женщина в переднике склонила голову и покорно подошла.

– Да, матушка-настоятельница.

– Ну, точно! Гузла! – подтвердила монахиня. – Вот, сами посмотрите! – обратилась она к сёстрам. Те согласно закивали. – Однако ж, как располнела! И что ты тут делаешь?

– Живу, матушка-настоятельница.

– А где твой хахаль? Где тот купец-прощелыга? Бросил тебя, да?

– Бросил, – горестно кивнула Гузла. – Понесла от него, да только ребёночек мёртвым родился. А потом я вширь раздаваться начала. Тут он меня и бросил. Сказал, мол, не нужна ему жирная баба.

– Вот! – назидательно подняла кверху палец мать-настоятельница. – Вот что бывает с сёстрами, которые бегут из монастыря! А кто-то шептался по кельям, будто Гузла катается как сыр в масле! Будто у неё шикарный дом в Пшиле и собственный экипаж с шестью лошадьми! Вот, посмотрите, как всё на самом деле!

Монахини сделали удивлённые глаза и начали пожимать плечами: мол, кто же это мог говорить такие глупости?

– Так чего ж ты, дура, в монастырь не вернулась?! – продолжала настоятельница.

– Побоялась, что вы меня не примете, – пролепетала Гузла.

– Ха! Вот ненормальная! – засмеялась настоятельница. – Разве ты не знаешь, что Господь велит принимать всякую заблудшую овцу?! Если на тебе нет других, неизвестных мне грехов, то…

– Есть, матушка! – прошептала Гузла, рухнула на колени и зарыдала. – Есть грехи! Я детей в кошек превращала!

После этих слов из толпы монахинь выскочила поджарая старуха и, подобрав рясу, с ходу дала Гузле пинка.

– Ах, ты дрянь! Разве для этого я тебя учила травничеству?!

Последовал второй удар и третий. Гузла размазывала слёзы по щекам и смиренно сносила побои.

– Погоди, сестра Кирикисья! – останавливала старуху настоятельница. – Тут разобраться надо!

– Пусти меня! – свирепствовала травница. – Я ей ноги повыдергаю! Я ей уши оборву! Это ж надо – детей зельем из горечавки поить!

– Постой, сестра! Она, наверное, не просто так это делала. Она, наверное, всё объяснить может.

Гузла разрыдалась в голос:

– Когда бросил меня этот подлец, осталась я в городе совсем одна. Денег он мне, правда, дал кое-каких. Откупился, то есть. Вот приобрела я домик на окраине и стала жить себе в горести, и не с кем было мне этой бедой поделиться. Как-то раз привязался ко мне на улице мальчишка брошенный. Тощий весь, оборванный. Сам-то уже большой, а говорить толком не умеет. Мычит только, и слюни у него текут. Или смеяться вдруг начнёт, или расплачется. Так жалко его стало! Что же это, думаю, сделал вот Бог человека, да без человеческого разума! Как же ему прожить среди людей? Тут мне пришло в голову, что, уж наверное, этому бедолаге лучше было бы котом родиться. Вот и вспомнила я про оборотное зелье. Привела к себе мальчишку, приютила, а потом потихоньку начала давать ему горечавку с кошачьим молоком. Время прошло – и такой хороший, довольный кот из него получился! Тогда я решила, что надо и другим горемыкам помочь. Начала сирот убогих искать и переделывать их в кошек, чтобы лучше им на свете жилось. А детишек увечных много. Одного за другим собирала их у себя. Да только в городе трудно таким делом заниматься. Там люди кругом, все глядят косо. Начала я замечать, что и ко мне с подозрением присматриваются. Будто бы даже из Тлира какой-то служитель приходил и у соседей обо мне выспрашивал. Тогда от греха и перебралась сюда, к родной обители поближе. Купила дом заброшенный и зажила. Тут хорошо, лес кругом, и котяткам моим – раздолье. Они так меня полюбили! И я их полюбила. Кошки ведь не обманут, не предадут. У них настоящая любовь – не такая, как у людей!

– Вот глупости! – фыркнула настоятельница. – Сколько раз я тебе говорила: настоящая любовь бывает только у Бога! А ты кошек развела! Чем ты кормила-то такую ораву? Деньги-то, небось, давно уже все вышли.

– Они сами себя кормили. И меня заодно. Поймают в лесу птичку – и принесут.

– Я видел, они и мышей таскали, – заметил Вегрик.

– Ну, и мышей, – стыдливо согласилась Гузла.

– Ах, ты бедная моя девочка! – запричитала вдруг худощавая травница. – Как же ты настрадалась тут! Как натерпелась!

– Хорошенькое дело! – возмутился Вегрик. – Эта ведьма, значит, детишек травила, потом меня хотела сжечь – и она же ещё настрадалась!