Знак ненависти бесплатное чтение

Глава 1. Каран и Арэна

Исполняя мечту, легко потерять нечто важное. Иногда оно может казаться чем-то незначительным или незаметным. А иногда бывают невыносимые утраты, после которых следует поток сожалений и слёз. Смирившись, можно принять их как плату за миг, когда ослеплён идеей и готов на всё ради мечты, даже подняться со дна, куда сбросили не спросив. Но, когда приходит отчаяние, просто вернуть всё как было становится недостаточным.

Под серым небом такие люди встречаются куда чаще, чем можно подумать.

Пробираясь сквозь толпу, Каран проклинает запрет использования чёрной магии на людях. Впрочем, уверенность в том, что его заклинание сработает как положено, слишком мала. И когда он почти теряет терпение, хоть и мельком, видит скрытый иллюзией прилавок. Чёрных магов под ним толпится больше, чем должно быть существ, а Карана от них отделяет плотная преграда тел. Стараясь подобраться ближе, маг сосредотачивает внимание на белой клетке. Она доверху заполнена широхами: как большой перевязанный верёвкой свёрток меха. Лишь мелькающие чёрные глаза выдают в нём живых существ.

«Ни один не продан?» – изумляется маг.

Обзор закрывается и парень роется в кармане. Вынув песочные часы, размером с половину ладони, Каран невесело улыбается. Оттенок песка меняется от белого до чёрного, показывая местонахождение скрытого облаками солнца, – так влияет на него связь с пустошью. Разобьются и нежить хлынет сюда, почувствовав родную мёртвую почву. Зато с ними невозможно ошибиться во времени. Лишь в данном случае маг не может с ними согласиться.

«Прошёл час с начала продажи… О Прародитель, мне нужен этот клочок меха!»

Из-за толкотни парень едва успевает спрятать драгоценную вещицу, прежде чем она разобьётся, и смотрит на потемневшее серое небо. Будет дождь. Однако его приближение не пугает съехавшихся на рынок магов и людей. Их крики звучат столь оглушительно, что кажется, прогремит гром и его никто не услышит. Когда Каран, наконец, выныривает из толпы и попадает под прилавок, не сдерживает поражённо-облегчённого вздоха.

– Последний!..

В клетке лежит белое животное и разглядывает прохожих с таким видом, словно само ищет хозяина. Каран подскакивает к столу одновременно с другим магом и они переглядываются. В данном случае огромное значение имеет важность и успех исследования, вот только цена может их перевесить.

– Остался последний! Отдам тому, кто заплатит больше! Цена повысилась на двадцать шируба! – усмехается мальчишка, выступающий владельцем товара.

Судя по виду, он наслаждается суетой, что создал. Люди любят ставить на колени тех, кто превосходит их по силе.

«Норойская тварь!» – мысленно проклинает маг.

Главное не дать понять, что нужной суммы у него нет. Все усилия окажутся напрасными, если она есть у чёрного мага, стоящего рядом. Взглянув на него, Каран замечает пульсирующую жилку у виска и плотно сжатые губы.

«Так и знал. Даже начальная цена в пятьсот шируба для чёрного мага слишком велика. Так что, придя ровно с такой же суммой, многие с нею же и ушли. Вот только со мной это не сработает».

– Плачу пятьсот пятьдесят, – Каран не сводит взгляда с конкурента.

Поджав губы, тот отворачивается и, рассмотрев что-то в не прекратившем движение потоке, уходит прочь. Слишком легко, чтобы тут же о нём забыть.

– Какая ску… К-хм! Отлично! Позвольте проверить!

Хозяин широха требовательно протягивает руку, но маг не спешит передавать неполную плату. Подумав о завышенной цене заранее, он надеялся договориться с собратом по делу, заодно и узнать, откуда столько редких существ. Смотря же на мальчишку в чудном колпаке и поношенной куртке, с сомнением изгибает бровь.

– Вы ведь достаточно заработали. Можем ли мы договориться? Скажем, заменить пятьдесят шируба услугой? Или я могу передать их позднее…

Улыбка тут же исчезает с лица мальчишки.

– Услуга от чёрного мага, ха-ха. Но раз больше никого нет… Он совсем крохотный, да и, кажется, начинается дождь…

Сохранив спокойствие, Каран протягивает плату. Пересчитав и что-то чиркнув на куске ткани, мальчишка передаёт его вместе с широхом. Сделка заключена, но облегчённо вздыхать рано. Те, кто не смог купить широха, начнут преследовать их обладателей.

– И запомни: не уплатишь долг вовремя – пожалеешь!

Не успев отреагировать, Каран оказывается вне иллюзии, на забитой прохожими, полной голосов и запахов улице. Распахнув куртку и сунув в неё животное, маг застёгивает её до ключиц и теряется в потоке. Благо догадался не расхаживать в приметной мантии. Возможно, его внешность и кажется подозрительной, но тем, кем является на самом деле, его не назовёшь.

Чёрные длинноватые волосы скрывают шею и глаза, цвет которых из-за тени не увидеть. Кожа бледнее, чем у большинства магов, и не только из-за отсутствия солнца и плохого питания. Нестабильность магии вредит не меньше, чем бессонные ночи. Куртка из чёрной кожи протёрта в нескольких местах, левый рукав просунут в карман. Серые штаны с ремешками на правом и карманом на левом бедре заправлены в сапоги. На правой руке перчатка.

С такой внешностью можно, в крайнем случае, дотянуть до охотника или человека, занимающегося невысоко оплачиваемой работой.

Заполучив товар и не выяснив ничего по поводу самой продажи, с мрачным лицом маг спешит пересечь ворота и скрыться. Лес окружает город с западной стороны, а с восточной его обнимает горная цепь. До Академии идти около двух часов. И нельзя сказать, дойдёшь ли быстрее или задержишься: чутьё подсказывает магу, что преследователи встали на след.

Стоит шуму смениться шуршанием листвы, и существо начинает ёрзать, задевая коготками рубашку и кожу. Опустив молнию, позволяя ему высунуть мордочку, маг старается не наступать на ветки. Суета города так прочно засела в памяти, что до сих пор вызывает раздражение и мешает сосредоточиться. После неё сложно различить случайные шорохи.

– Когда я молился Прародителю о клочке меха, то, конечно, не ожидал, что мне достанется детёныш-широх… На тебя, что ли, магии не хватило?

Не поворачивая головки, предмет укора протягивает тихое, вопросительное: «мёоу-у?» При этом с интересом вглядывается в темноту за стволами и выискивает что-то в шумящих тёмных кронах. Ветер с силой проносится над лесом, предвещая ливень. Шаги не слышны, но Каран уверен, что кто-то следует за ними.

– Какая же ты ценная зверушка, – поджимает губы маг.

За ним отправили не больше пяти человек. За столь короткий срок невозможно было найти подходящую группу преследования.

«Наёмники, наверное. Вот морока…»

Вздохнув, маг бежит вперёд, раздумывая, как лучше уладить конфликт.

Можно сказать, что он из Академии. С ней никто не желает связываться, ведь она сердце всех Чёрных земель. Но гордость и обида не позволяют так поступить.

Отметя идею, Каран слышит приближающиеся шаги.

***

Небо сотрясается от плача Прародителя. Кого-то он застаёт дома или в пути, а Арэну в мёртвом лесу. Кроны деревьев яростно качаются, вызывая дрожь даже под плотной ученической мантией. С каждым раскатом грома сердце сжимается от страха. Кажется, из темноты вот-вот выпрыгнет и накинется на ученицу огромный зверь. И успокаивает лишь мысль, что здесь едва можно встретить белочку или ежа. Что уж говорить о волках или более крупных животных.

«С одной стороны это радует, с другой…»

Вздохнув, Арэна иронично улыбается.

Нарушив правило Академии, она теперь отбывает наказание. Профессор сказал, что «несносная девчонка» может не возвращаться, пока не найдёт и не подчинит своей магией что-то живое. При этом наложил на неё ограничительное заклинание.

«В такую погоду точно никого не встретишь… Все попрятались от приближающего дождя…» – с горечью понимает девушка.

Однако, заметив тёмное пятно на земле, Арэна замирает. Если привлечёт внимание зверя, не сможет ни защититься, ни убежать. Профессор отправил её прямиком под тлеющий плащ смерти. Он накроет её после ранения когтями, либо после долгих блужданий. Ведь в окружающем Академию лесу нет ни растений, ни ягод, а все животные бегают с потемневшими от чёрной магии шкурками. Одно из них прямо сейчас лежит перед девушкой. Услышав шорох, Арэна невольно поворачивается, и на неё прыгает белый комок. Ученица вскрикивает и, неуклюже оступившись, падает на спину.

– Нет!..

Что-то ворочается у девушки на груди, но не причиняет вреда. Боязливо приоткрыв глаза, она удивлённо рассматривает белоснежное чудо с длинными ушками и тёмными глазами. Приоткрыв ротик с маленькими клыками, оно просит:

– Помоги мне…

Закричав, ученица отбрасывает от себя жуткое существо, оказавшееся не больше ректорской кошки, и быстро поднимается.

– Дура… – снова раздаётся тот же голос.

Лишь теперь Арэна понимает, что тот принадлежит не зверушке, засеменившей к чёрному пятну, а напугавшему её «дикому зверю». Осторожно приблизившись, она узнаёт в нём человека. Белый питомец запрыгивает на его спину и делает круг, прежде чем усесться.

– Т-ты ранен? – опускаясь на колени, спрашивает девушка.

– Спроси что-нибудь ещё глупее, – хрипло язвит парень. – Ты…

Девушка вздрагивает от раската грома и не слышит, судя по всему, важной просьбы незнакомца. Уняв страх, она замечает, что парень потерял сознание. Кот с умным видом наблюдает за ней, словно предупреждая, что Арэна жестоко поплатится, если бросит его или сделает что-то дурное.

«Кажется, у меня разыгралось воображение в этом норойском лесу…» – с горечью и сомнением заключает девушка.

Впрочем, Арэна выполнила условие профессора и с чистой совестью может вернуться. Даже успеет до того, как начнётся дождь. Жаль, в Академии не преподают способы перемещения взрослого, возможно раненого мага.

«Не сделать бы хуже…»

– Очнись, дурочка. Хуже будет, если ты ничего не сделаешь, – успокаивает она саму себя.

И, отогнав пушистика, осторожно приподнимает незнакомца перекидывая его руку через плечо. Парень оказывается легче, чем думается сначала.

«Могу ли я притащить его в Академию?.. Возможно, он один из адептов?»

Размышляя над личностью обладателя пушистика, бегущего следом, девушка отвлекается и позволяет тому забраться на себя. Будет жаль, если поранит лапки об острые веточки. Ноша усиливается и ученице кажется, что кот весит почти столько же, сколько его хозяин. И всё же упорно шагает в сторону ворот. Их можно чувствовать в любом уголке леса.

Гром тревожит небеса, но Арэна не обращает на него внимания. Усталость затмевает и пугающую темноту, и подкрадывающийся холод. Даже предстоящее разбирательство по поводу её находки. Дыхание сбивается скоро. Первые капли падают на кожу. Кот жалобно протягивает непонятный звук и скрывается в наполовину расстёгнутой куртке. Пожалев существо, Арэна застёгивает её.

«Значит, не повезёт», – вздыхает девушка.

Все мысли смывает начинающийся дождь.

Земля мякнет и разъезжается под сапогами. За шипением воды, благо, не слышно её хлюпанья и чавканья. Одежда неприятно липнет и становится тяжёлой, или же усталость берёт своё. Как говорится, даже жестокие тренировки не помогают приспособиться к жизни. Если задуматься, чёрных магов не очень-то тренируют физически.

Наконец, тёмные ворота Академии становятся видны в полупрозрачной завесе.

Арэна преодолевает оставшееся расстояние с закрытыми глазами: они сильно болят от воды. Дрожа, она шепчет слова заклинания. Ворота медленно приоткрываются, впуская во двор. Идти по каменной дорожке легче, но дышать становится больно.

«А вот и дверь…» – мысли возвращаются к хозяйке.

Резко толкнув тяжёлую створку, ученица заваливается на порог вместе с незнакомцем. И едва пересиливает себя, чтобы не потерять сознание. Дверь закрывается с громким хлопком, отрезая холл от внешнего мира. Шелест становится громче, придавливая к холодному полу неописуемой унылостью.

– Так и думал, – качает головой ректор, спускаясь по главной лестнице; эхо его шагов растворяется в шуме ливня. – Вот и причина, почему волки выли на всю округу.

Преданная помощница Усо с загадочным видом сидит на его плече, вместе с хозяином разглядывая два лежащих на пороге тела. Когда магистры спускаются по его зову, глава Академии приказывает отнести Карана в лечебное крыло. Ученица пытается заговорить, но сама не знает, что хочет сказать: глупое проявление чувств. Маг поднимает промокшую ученицу на руки и направляется в кабинет.

С его умениями достаточно произнести несколько слов. Однако, после Карана лучше временно не прикасаться к её каналам магии.

Усадив дрожащую ученицу в кресло, ректор наблюдает за ней и вслушивается в давящий на сознание шелест. Не выдержав, поёт двойное заклинание. Первое очистит тело от ненужных сгустков и втянет привычную девушке магию, второе высушит. Затем он начнёт очередную лекцию по поводу сближения с Караном. И ведь несмотря на то что адепты плохо с ним сходятся, подобные случаи случались не раз и не два.

«С него больше нельзя спускать глаз…» – остерегается ректор, встав у окна и вперившись взглядом в движущуюся темноту за полупрозрачным заклинанием. – «У Прародителя скверное настроение. Разочаровался в одном из своих апостолов? Завтра снова поступят доклады о волнах нежити…»

Арэна шевелится в кресле и с её губ срывается хриплый стон.

– Как самочувствие? – с безразличием задаёт вопрос глава Академии, продолжая наблюдать за чёрно-лиловыми облаками, расчерчиваемыми молниями. Они то и дело освещают бледную кожу, короткие тёмные волосы и морщинки у чёрных глаз. Маг спокоен, какое бы выражение ни приняло его лицо. – Отныне будешь знать, какую цену придётся заплатить за близкое общение с профессором Караном.

– П-профессором?! – вскрикивает ученица.

– Да, профессором моей Академии, как ни странно.

«Сколько раз я уже пожалел, что сделал это предложение…»

Отбросив ностальгию и напрашивающиеся воспоминания, ректор отворачивается от навивающего тяжёлые мысли пейзажа. Устремив взгляд на не до конца пришедшую в себя ученицу, маг предупреждает:

– Советую не общаться с ним больше необходимого. Нарушишь дистанцию и с тобой случится множество страшных вещей. Самое меньшее, вылетишь из Академии или погибнешь. Ты и так нарушаешь правила, но, по сравнению с сегодняшним, предыдущие проделки – мелочь. Повезло, что Каран не был сильно ранен…

– Почему?

Арэна хмурится, как и прежде не испытывая уважения к старшим.

– Профессор Каран, если ты не заметила, один из немногих магов, имеющих неизлечимую травму. Потоки его магии нестабильны. Долгое нахождение подле него скажется не только на твоём здоровье, но и сознании. Большего тебе знать не нужно, а теперь расскажи, что случилось.

Недолго помолчав и скривившись, прислушиваясь к неприятному шевелению в венах, Арэна говорит правду. И всё же, на правах той, кого парень попросил о помощи, настаивает на присмотре за ним, пока не очнётся и сам не расскажет о произошедшем. С неохотой милостивый к юным адептам ректор позволяет эту вольность и взмахивает рукой. Встав и пошатнувшись, Арэна выходит в тёмный коридор. Девушку тошнит и тело сводит судорога, поэтому она отправляется в свою комнату.

«Навещу профессора… завтра…» – мысли теряются в тумане.

Проснувшись на следующий день, Арэна испытывает странное опустошение и не спешит покидать постель. Ректор, наверное, позволит ей отдохнуть денёк, но пренебрегать его добротой не стоит. Попытавшись припомнить мучавшие всю ночь кошмары, девушка вздрагивает и решительно встаёт. Сегодня ведь нужно сделать кое-что важное. Потратив полчаса, чтобы причесать волосы и подвязать их в хвост, она приводит мантию в порядок. Аппетит после недавних событий не вернулся, поэтому ученица направляется в лазарет. И, идя по коридору, слышит пробирающий до дрожи плач.

«Точно… я совсем забыла о пушистике. Наверное, голодный».

Арэна разворачивается в сторону столовой. Никто не встречается по пути, и она предполагает, что адепты разбрелись по аудиториям. Но, выглянув в окно, на облака цвета подгнившего фрукта, понимает, что занятий не будет.

В огромном зале непривычно пусто. Арэна отпирает дверь на кухню и готовит поесть, а после возвращается в целебное крыло. Во второй раз её встречает тишина.

Кристаллы тускло освещают широкий коридор с дверьми. Чёрные стены переливаются от скользящих по ним теням и потокам магии.

Почувствовав приток сил, девушка проверяет комнаты, пока не находит вчерашнего незнакомца, оказавшегося профессором. Возможно, рассмотри она его лицо, и узнала бы в нём кого-то из них. Ей было не до того. Кот при её приближении спрыгивает с койки и вертится рядом, из-за чего Арэна едва не роняет поднос. Осторожно опустив его на белые простыни и поймав неугомонное животное, девушка рассматривает профессора: бледное лицо, тёмные длинноватые волосы и подрагивающие веки. Она не чувствует нарушения в потоках магии.

«Ректор не раскрыл всей правды. Что не так с этим профессором? Больше на адепта похож», – сомневается Арэна, поднося миску к белой мордочке. – «Если он опасен, почему преподаёт в Академии? Если профессор, что же с ним случилось в лесу? Стал бы кот так беспокоиться за плохого хозяина? У ректора, вон, тоже есть кошка…»

Смотря на измазанную в каше мордочку, ученица хмурится. Сложно сравнивать это чудо и жуткое облезлое существо, слоняющееся тенью по коридорам. Пару раз адепты мыли любимицу ректора, чтобы не пугаться её вида, и та становилась симпатичной. Но, спустя день, снова приходила в пыли и паутине, словно выискивала что-то. Не меньше пугает и то, что она не мурчит и не мяукает.

– Мёоу-у?..

Вздрогнув, Арэна чешет белое чудо за длинным ушком и берёт с тумбочки платок, чтобы вытереть остатки каши с шерсти. А как только заканчивает, зверушка перепрыгивает на соседнюю кровать, ложится хозяину на грудь, тихо мурчит и излучает слабый свет. Заметив, что парень по-прежнему в грязной куртке и со слипшимися после дождя волосами, лишь укрытый одеялом, Арэна понимает, что профессора никто не трогал.

«Дышит спокойно, значит, в порядке. Подлечили магией?.. А! Нет… на магов с травмой не действует целебная магия… Тогда зачем его принесли сюда?»

Арэна берёт пиалу. Чай не остыл настолько, чтобы перестать обжигать ладони. И, чтобы скоротать время, ученица вспоминает, что ей рассказывали.

«Крыло построено из камня, впитывающего и сохраняющего магию. Кажется, его нашли в разрушенном Прародителем городе. Лазарет построили из камня, чтобы при лечении брать силу из него, а не внутреннего источника. У чёрных магов плохо с лечением: магии на него тратится больше, чем на заклинания. Довольно удобно. Здесь даже маг с травмой вылечит повреждения, используя окружающий источник».

– Маги с травмой… – мысли о них не выходят из её головы.

Арэна не слышала о них ничего хорошего, только слухи. Ей искренне жаль профессора. О нём не заботятся из-за неизлечимого ранения. Несмотря на то что подобное может произойти с каждым, никто не задумывается о его чувствах.

«Нечестно… Или это не вся правда?»

Отпив чая, Арэна замечает, что сон профессора неспокоен. Сколько он будет в таком состоянии неизвестно. Раз сегодня ученице нечем заняться, она решает дождаться его пробуждения, чтобы расспросить. И поблагодарить. Она не встречала профессора, наказавшего её, но нашла существо, пусть и не приручила магией. Ограничение исчезло само. Можно считать наказание отработанным.

«Если бы не он, до сих пор плутала бы по лесу…»

– Запах…

Вздрогнув от шёпота, девушка ставит пиалу на тумбочку и пересаживается на соседнюю кровать. Хоть парень и является профессором, называть его им сложно.

– Ку…

Каран пытается прошептать название напитка, но мысли разбегаются, не подсказывая нужных букв. Перед глазами плавают цветные фигуры на чёрном фоне, лиловый среди которых преобладает. Мага охватывает дрожь и тут же отступает под силой тёплых волн, что щедро пропускает в его тело комок шерсти.

– …рэ…

Арэна нерешительно помогает магу сесть и прикладывает край пиалы к губам, поскольку воды поблизости нет. Он делает глоток с закрытыми глазами, затем морщится и разрушает иллюзию беспомощности.

– Ужасный вкус. Кто тебя учил готовить?

Слова, что следует сказать, не приходят на ум: Арэну захлёстывает обида. И пока она думает над ответом, парень успевает лечь и закутаться в одеяло.

– Потом научу тебя как следует, – сонно шепчет он. – Это оскорбление.

Удивившись, ученица едва не роняет пиалу. Не нужно слов, чтобы понять – разговор окончен. И что маг любит напиток, название которого Арэна не знает. Готовить его очень сложно, но, казалось, у неё неплохо получается.

«Похоже, поговорить с ним получится нескоро…» – девушка поджимает губы, прислушиваясь к спокойному дыханию. – «Или позднее он сам меня найдёт…»

Не смирившись с обидой, Арэна возвращает поднос на кухню и идёт в библиотеку, чтобы побольше узнать о чае. Иначе профессор вообще не захочет с ней разговаривать.

Глава 2. Конран из рода Авэлэй и Нирана

Очередное утро расползается перед глазами, навивая неясные и вроде бы знакомые образы. Каждый раз белый туман пытается сказать о чём-то важном. Но проснувшийся в одиночестве Конран, как и всегда, отмахивается от ощущения. И сразу же встаёт с постели, потому что иначе из облака не вынырнуть. Оно преследует до кухни и отступает лишь после умывания, словно обижаясь.

Вздохнув при виде своего отражения в бочке и опустив ладонь в ледяную после долгой ночи воду, беловолосый юноша в который раз жалеет, что живёт один. Наверняка не мучили бы неясные образы, просыпайся он в одной постели с невестой. Вот только, принуждать её не хочется.

От стука в дверь Конран вздрагивает. В тихом полумраке деревянного дома этот звук всегда застаёт врасплох. Вытерев лицо, маг идёт открывать. Сильный порыв ветра взъерошивает его белые волосы, словно юноша выходит на улицу поздней непогожей ночью. Даже пришедший к нему скрыт темнотой с колокольчиковым оттенком, пока ветер не стихает и не позволяет узнать гостя.

– Что сегодня с погодой?..

– А ты не слышал? Крепкий же у тебя сон, приятель.

Хлопнув его по плечу, маг южных земель заходит в дом. В его руке булькает сосуд с горячим настоем из горьких зёрен. У него привычка приходить с утра и пить перед рабочим днём. А то, что Конрану работать не нужно, он пропускает мимо ушей.

«Ох уж эти южане… Как к себе домой», – жалуется про себя парень, закрывая дверь.

Впрочем, жалоба необоснованная. Для местных магов дом – это место на мягкой почве под ярким солнцем. Иными словами – все южные земли.

Пройдя на кухню, где друг успевает расставить на столе привычный для местных завтрак: лепёшки со сладкими семечками и настойку на жаренных зёрнах, Конран садится на скрипнувший стул. И молчит, пока слуха не касается раскат грома.

«Его плач достаёт даже сюда…» – уныло замечает маг.

Но тут же хмурится и одёргивает себя.

– Поверить не могу, это чудовище ревёт так громко, что сотрясается небо!..

Громкий выкрик души звучит фальшиво и растворяется в полумраке комнаты. Едва заметно блестят зелёные глаза собеседника.

– Да уж, сегодня придётся повозиться, чтобы очистить облака, – медленно жуя, отвечает Юхи. – Если, вообще, получится… Как повезёт. Уж больно он разошёлся… С чего бы?

Неохотно притянув кружку и отпив обжигающего напитка, юноша кривится и закусывает сладкой выпечкой.

В знак уважения путешествующие маги должны разделять трапезу, праздники и традиции территорий, на которые приезжают. Жить так, как на них принято. Вот только это тяжело после орденской безвкусной похлёбки.

«Хорошо хоть не заставляют носить их одежду…»

Конран выглядел бы глупо с повязками на лбу и руках, штанах, зауженных к щиколотке, рубахе с сетчатой тканью и деревянных сандалиях. Юхи же эта одежда подходит. Впрочем, его внешний вид говорит о том, что мага не особо заботит надетая одежда. Столь поношенной и небрежной она выглядит.

– Что-то ты не в духе, Кора, – снова сокращает его имя рыжеволосый, подпирая ладонью подбородок. – Видимо, свыкся с солнцем и тоскуешь без него. Я зашёл к приятелям из башни. Выглядели они, хоть и неважно, всё же не столь уныло, как ты. Тебе солнышко не помешает, знаешь?

Проглотив намёк, юноша невольно дотрагивается до белых прядей.

– Лучше зови меня Кон, – вздыхает маг, прижав средний и безымянный пальцы к большому и показав «лисью мордочку». – Ты слышал, что в Ивиль рассказывают сказки о белых лисах? Так вот, однажды, во время тренировки по контролю магии, я отрастил себе лисьи уши и не мог убрать, пока не пришёл наставник. Он подозвал меня, как лиса… кон-кон… С того дня в Ордене меня только так и зовут. Позже наставник извинился, сказал, что просто не мог вспомнить моё имя. Вот тебе и случайность. Ещё говорят, если меня погладить по голове, улыбнётся удача… но это же шутка?

Воспоминания об Ордене вызывают у Конрана смешанные чувства. Радость и смущение сменяет непонятная задумчивость. Как он не пытается, ни одно лицо не всплывает перед глазами. Зелёные же напротив блестят от смеха, не смотря на выражающее серьёзность лицо.

«Странно… я думал южане довольно открыты…» – не понимает юноша.

– Кон, так Кон, – кивает южанин. – Даже лучше. У нас любят короткие имена. И на юге тоже водятся лисицы, рыжие как огонь. Иной раз пробегут по полю, а кто-то с испугу закричит: пожар!

Посмеявшись, маги заканчивают завтрак. Выпив воды, чтобы забыть о жжении в горле, Конран выходит на улицу. Небо светлеет, становясь грязного серо-сиреневого оттенка. Вскоре должна заработать башня и разогнать облака. Плохое предчувствие завладевает юношей. Ему кажется, что за тучами таится нечто страшное, тёмное и уродливое. И когда облака исчезнут, оно устремит в него свой взгляд.

– Кон-кон! Ты идёшь или нет? Твоя возлюбленная ждёт!

Опустив взгляд на отошедшего южанина, парень с улыбкой проводит ладонью по волосам и спешит к нему.

«Вот зачем я рассказал эту глупую историю?» – задаётся вопросом он по пути.

Большинство селений на южных землях просторны. Невысокие дома стоят не ближе, чем в десяти шагах друг от друга. Выйдя из них, можно увидеть простирающееся над головой небо. На окраине деревни полосой шумит и шатается лес, сейчас тёмный и зловещий. Между вытоптанными тропинками стелются поля и огороды. Тёмно-золотых оттенков колосья шуршат и осыпаются. Сейчас поселение вызывает неприятное чувство надвигающейся беды.

– Всё такое серое и тёмное… – хмурится Конран, с прищуром смотря в жуткие шевелящиеся облака. – Сейчас точно день?..

Никто не отвечает, и юноша оглядывается. Он подходит к высокой башне из светлого камня с тянущимися длинными постройками – хранилищами. На дорожке перед ними Юхи переговаривается с магом-погодником. Оба выглядят настолько мрачно, что Конран не решается тревожить их и направляется туда, где обычно встречается со своей второй половинкой. Всё равно заняться нечем.

«Что я сейчас делаю?..» – хмурится беловолосый. – «Среди ярких южан мне неуютно… И они, как мне кажется, не хотят иметь со мной ничего общего. Ниа выглядит и то более приемлемо для южного поселения, даже помогает в работах».

Конран же, сколько не старался уговорить их устроить его помощником в поле, башню или лес, получал отказ под всякими предлогами. Затем южане уходили, делая вид, что ужасно заняты. При этом говорили, что помощь не нужна.

«И как мне не чувствовать себя лишним?.. Если подумать… я не знаю, чем занимается Юхи», – всплывает напряжённая мысль. – «Кажется, он маг. Работает в башне? Нет, слишком легкомысленный. Скорее пойдёт развлекать рабочих на полях или собирать сок и древесину… Здорово, наверное, чем-то заниматься…»

Попытавшись представить себя, работающим в поле, и потерпев поражение, маг сосредотачивается на пинании камушка. Ветер неприятно дует с северо-востока, принося не столько холод, сколько тревогу.

«Готов поклясться, что вчера чувствовал себя прекрасно. Светлый мир, невеста и друзья, солнце и ясное небо: всё радовало и умиротворяло. Вероятно, всё из-за неба…» – уговаривает себя Конран.

Остановившись и оглядевшись, юноша не замечает ни одной живой души. Обычно в это время вокруг полно магов или рабочих. Но сейчас, под дымчатыми облаками, он чувствует себя единственным существом во всём мире. Нет. Он не один. Где-то над облаками парит что-то неведомое и страшное. Постояв неподвижно, маг ожидает, что его кто-то привычно окликнет, оторвёт от неприятных мыслей. Однако гнетущая тишина продолжает когтистой лапой сдавливать сердце. И оно внезапно начинает биться чаще.

«Думаю, я успокоюсь, увидев Ниа, всё-таки у нас один Знак на двоих».

Повернувшись в сторону дома своей невесты, маг пересекает поселение. Почему-то выделенный ей дом находится через пять от его, что в который раз вызывает противоречивые чувства. С одной стороны, его радует невинность и скромность девушки, с другой беспокоит.

– И Юхи не видно… Такая тишина… Что происходит?

Стоящие вдалеке друг от друга дома из тёмного дерева выглядят зловеще и заброшено, словно юноша остался в деревне один. Остановившись перед домом невесты и нерешительно помявшись, он слышит голоса.

– Невозможно, – холодно отрицает Ниа, отчего Конран вздрагивает. Она всегда говорила тихо, с нежностью или звонко. Не так. – «Нужно всего лишь проверить нити на всякий случай!» Не нужно! Может, я и не права, вот только лично инквизитору приезжать надобности нет. Просто Конрана зовёт Прародитель, оттого и небо сегодня столь мерзкое, что тяжело вдохнуть.

– Неужели, тебе его совсем не жаль? – тихо спрашивает Юхи. – Вы ведь возлюбленные… у вас один Знак… и у него больше никого нет…

– Упаси Серый бог любить кого-то из рода Авэлэй. Не отвлекайся на пустяки, мы говорили о письме…

Голоса ненадолго стихают. Конрану начинает казаться, что белый туман морочит ему голову или что это навеянный нежитью кошмар. Он хочет сделать шаг за угол, чтобы убедиться, но снова слышит голос друга:

– Д-да… Понимаешь… точно неизвестно. Вчера то ли родился некромант с сильной искрой, то ли новый апостол был благословлён Прародителем… Очередная волна нежити движется с пустоши к королевству и сбивает поисковой круг… Инквизитор Хаэн приказал проверить Конрана любыми методами, даже отвести в город.

– Юх-хи! – почти шипит девушка. – Он не притворяется, ты и сам понимаешь… а город… Поездка может стать сильным потрясением и тогда пострадают жители!

– Разумеется, я понимаю, Нир! Винэль – столица нашей земли! А здесь находится незаменимая Башня Очищения!..

Не став подслушивать дальше, Конран пятится и скрывается среди домов. На улице до сих пор никого не видно, однако маг радуется одиночеству. Лишь крепнет чувство, что кто-то раздирает когтями небо. А может, что-то рвётся у него в душе. То, что он всегда отгонял от себя по утрам.

«Апостол… апостол… что это?»

Нахмурившись, Конран не замечает, как оказывается посреди тёмного пугающего леса. Тот выглядит липким и вязким, желающим втянуть белого мага в грязь и утопить в ней. Видно, не замечая, что его горло и так сжимается от душащих чувств. Вторая половинка ненавидит его, а друг обманывает. Едва ли что-то может быть больнее.

«…из рода Авэлэй», – вспоминаются слова девушки.

– Из рода Авэлэй… – бормочет маг. – Апостол… Конран из рода Авэлэй.

Остановившись, маг смотрит на свою ладонь. В его венах течёт белая магия и раньше он служил в Ордене Святой Колыбели. Но почему-то не может вспомнить ни того, что делает здесь, ни как познакомился с Нираной, ни кем является Юхи.

«Авэлэй… От этого слова в груди что-то сжимается…»

Повинуясь порыву, маг аккуратно опускается и, подобрав веточку, чертит на земле непонятный знак.

– Род Авэлэй… это же знак моего рода. Семья…

Выбросив веточку и проведя пальцами по знаку, Конран зло сжимает пальцы.

«Кольцо моей семьи сильный магический артефакт. Если бы он был у Нираны… я бы знал. Тем более, я мог отдать его лишь после смерти матушки…»

Ощутив внезапную пустоту, юноша без выражения смотрит на стёртый знак и уже не помнит, как тот выглядел или зачем было его рисовать. В сознании натягиваются красные нити, похожие на паутину из кровавых капель. Стерев землю с ладони, беловолосый слышит зовущий его голос. И узнаёт по нему свою половинку.

– Конран!

Обернувшись, маг ждёт, пока обладательница мягкого обеспокоенного голоса не выйдет на тропинку. Странный разговор вылетает из головы, но тяжёлое чувство не позволяет откликнуться. Белый туман плавает по сознанию, сражаясь с нитями, разбрызгивающими огненные капли и не дающими тому подступиться.

– Конран! – облегчённо выдыхает девушка и подбегает, придерживая белую ткань одежд. – Почему ты здесь? Я испугалась, когда мне сказали, что ты шёл сюда…

Внимательно вглядевшись в синие глаза, тёмные волосы, рассыпанные по плечам, сжатые ладони на белой ткани и кольцо на пальце, юноша видит, что весь облик невесты выражает волнение. И именно оно раздражает. Он отворачивается и смотрит на неровную тёмную тропу, усыпанную веточками и листьями.

– Почему? Я не могу погулять в лесу? Может, мне нравится лес.

Опешив от резкого тона, Нирана подавленно молчит. Она не имеет понятия, что нравится магу Ордена. Даже не знает про историю его имени. И сейчас от её ответа зависит многое. Нервно облизнув губы, она тихо извиняется:

– Прости… Ты обиделся, потому что я не пришла на наше место?

Беловолосый юноша встаёт. Он ненамного выше своей невесты, потому она с лёгкостью видит печаль и растерянность в его взгляде. Он снова чувствует себя, как ранним утром, лишь отчаянно сражающихся за него облачков не видит.

– Идём! – девушка осторожно сжимает его ладонь. – Пока маги работают в башне, мы устроили небольшую трапезу. Только ты не пришёл.

На мгновение пустые глаза Конрана вспыхивают, и он улыбается, почти неловко.

– Так вот почему в деревне никого не было?

– Юхи – дурак! – обиженно восклицает Нирана. – Он должен был тебя привести, но заговорился с дружками…

– Ниа… – шепчет парень, перебивая и притягивая к себе девушку.

В деревне все зовут её Нир. Лишь он один, когда остаются наедине, ласково зовёт её Ниа. Девушка вздрагивает и старается отстраниться, словно ей неприятно. Она всегда оправдывается тем, что жила в храме и до совершеннолетия не знала даже родительских прикосновений. Но магу, чтобы успокоиться, именно близости и не хватает. Чувствуя страх невесты, он, не разжимая рук, склоняется к её лицу. Юношу охватывает желание увидеть чёрный узор на её шее и убедиться, что тот настоящий, такой же, как у него.

– Ниа… – шепчет он, зарываясь носом в тёмные волосы. – Обними меня… это ведь не сложно? Мне так грустно сегодня. Я хотел тебя увидеть, но нигде не мог найти…

– П-прости, – скомкано шепчет девушка и пытается отодвинуться. – Нас ждут, давай позже…

Это похоже на игру со зверем. Чем сильнее и отчаяннее вырывается жертва, тем глубже хищник погружает в её плоть клыки и когти.

– Почему ты боишься меня, Ниа? Я сделал что-то плохое?

Конран опускает голову, чтобы уткнуться в шею любимой и видит, как бьётся жилка под кожей с чёрными линиями, чувствует прерывистое дыхание над ухом.

Она боится его. Его невеста боится его.

– Тише…

Отстранившись, маг прикладывает палец к нежным подрагивающим губам. Впервые за долгое время кто-то находится так близко к нему, что чувствуется трепет чужого сердца, который не может не опьянять. Конран прежде не испытывал тепла, любви или страсти. Матушка не особо любила сына, которого воспитывала убийцей. Он лишь помнит её слёзы раскаяния и мечущееся в агонии сердце, когда был посвящён в тайну рода. И потому знает, что эти чувства запретны: они приближают к безумию. Но сейчас, когда сильнее всего под серыми облаками хочется забыться в тёплых объятьях, маг понимает, как сложно добиться чьей-то взаимности.

– Я всё тебе прощу, если обнимешь. Обещаю…

Удивлённо моргнув, Нирана медленно кивает. Она вынуждена воспользоваться желанием Конрана. Послушница наивно полагала, что всё идёт хорошо, и инквизитор Хаэн уверял, что она не пострадает. Сейчас же уверенность тает: слишком искушающей и хищной выглядит улыбка находящегося на грани мага. И если она сделает неправильный ход, может умереть или провалить задание. Не отрывая взгляда от жутких бесцветных глаз, Нирана сцепляет руки у него за спиной.

– А теперь давай постоим так немного, – тихо просит юноша, продолжая улыбаться. – Я больше не обижаюсь.

Кивнув, девушка кое-как пересиливает себя и отводит взгляд, чтобы прильнуть к груди мага. И, прислушавшись к бьющемуся сердцу, сжимает пальцы. Более она не сомневается в том, что приезд инквизитора необходим. Если заклинание и не спало, то точно слабеет. Лучше рискнуть и проверить, чем снова оказаться посреди залитых кровью улиц, чувствовать запах разлагающейся плоти и слышать надрывные стоны.

– Ниа… – ласково шепчет Конран, закрывая глаза и касаясь щекой тёмной макушки. – Тебе неприятно со мной? Ты дрожишь.

– Нет! – слишком резко и громко вскрикивает девушка. – Всего лишь небо… холодное… а в лесу жутко… Вернёмся, Конран? Давай вернёмся…

Отстранившись, юноша склоняет голову к плечу, отчего волосы закрывают глаза.

«Фиолетовой искры нет», – проносится у послушницы в голове.

– Зови меня иначе, не Конран… – обиженно просит он. – Мы словно чужие друг другу. Ты приняла моё кольцо, разделила со мной Знак, а меня не принимаешь. Я чувствую. Очень больно…

С осознанием вины уходит страх. Конран младше неё, но она упорно отказывается принимать его за ребёнка. Сейчас он выглядит ранимым и нуждающимся в ласке. Он нуждается в ней. А Нирана не может пересилить отвращения.

«Пусть и ребёнок, он убийца. Не забывайся…» – кивает она своим мыслям.

– Звучит по-детски.

Пара одновременно улыбается. И юноша, не без сожаления, позволяет отвести себя в деревню. Вот только мысли обоих далеки от посиделок или разгневанного неба. Юхи приходится окликнуть их с порога несколько раз, прежде чем оказаться замеченным парой и заподозрить, что не всё так хорошо, как кажется Нир.

Поселение Вэй полно лжи. Она процветает здесь подобно золотым колосьям и сегодня тревожно прижимается к земле ветром, роняя зёрна. Ложь обретает здесь разные формы. Имеет разные проявления. Ей нет конца. Зёрна прорастут. Родится новая ложь, чтобы сменить старую. Старая увянет, чтобы сохранить новую. Правду знает лишь небо, тёмное и тоскливое, с которого за Вэй следят два серых глаза. Молния очерчивает облака, соединяя их с пропахнувшей ложью землёй, в которой тоже таится ложь. Гремит гром, угрожая и упрекая Вэй за тайны. Оставив всё ему, серые глаза перемещаются в другое место.

Глава 3. Шикима и Хакуен

Ему снова снится сон. Она зовёт его смеясь, по имени, и так любяще, как умеет звать лишь родная сестра. Он улыбается в ответ, раскрывает объятья, ловит и кружит её, поднимая осенние листья, похожие на разноцветные звёзды. Вслушиваясь в ласковый смех – тоже смеётся. Холодный ветер обходит их стороной, подбрасывает листья над светлой и тёмной макушками. И кажется, закат не сожжёт счастливый день.

– Кровь… Кровь! Хочу её…

Шикима со стоном пробуждается ото сна, преследующего его с тех пор, когда он в последний раз чувствовал кровь на губах, вдыхал запах ускользающей жизни, сжимал в объятьях остывающее тело. Когда в первый и последний раз испытал всепоглощающее чувство наслаждения. И сколько не пытался его повторить, не мог даже скользнуть взглядом по проходящим мимо людям.

Поэтому он бежал с южных земель. Бежал долго, слоняясь по лесам. За ним никто не гнался. Никто не упрекал. Не знал его тайну. Лишь сон, приятное воспоминание, нависает над ним, задавая укоризненный вопрос: «Что было не так?»

– Всё было не так… – устало вздыхает и улыбается парень, закрывая глаза рукой.

Свет пробивается сквозь редкую листву тощих высоких деревьев. Они не похожи на те, что укрывают южные земли. Эти, облезлые и холодные, навивают кошмары, когда маг ночует под ними. Именно в таком состоянии его душа, словно наступила осень: чувства и надежда засыхают, опадают, крошатся и развеиваются по ветру. Мёртвая погода застыла, как память о чёрном камне в разноцветных звёздах.

Похрустев грязными листьями и веточками, парень потягивается. Желудок ноет от голода. Разум находится на грани сна и тоже тоскует по восторгу, теплу и безумию. А расслабленное тело желает подольше полениться. Собрав себя по кусочкам и тщательно рассмотрев линии на ладонях, Шикима прислушивается и вдыхает окружающие его запахи.

– Воняет гнилью… Похоже, я скоро буду у Чёрных земель. Не следовало возвращаться… Я не смогу найти своё наслаждение там, где всё…

Услышав смешанный с шуршанием листвы звук, Шикима вскидывает руку и шепчет слова заклинания. Пусть и придумал его недавно, со страху, оно не подводит и быстро уничтожает нежить. Стоило покинуть южные края и миновать ущелье Серых облаков, как она стала часто попадаться на пути. А один раз даже решила отведать мага спящим.

«Откуда эта дрянь лезет?..» – кривится парень, разглядывая дымящую и воняющую кучу. – «Даже если я чёрный маг, мне наплевать на этого… как же там… Покровителя… Приручителя… Я никогда не встану на его сторону».

Широко зевнув и осмотревшись, кареглазый огорчённо вздыхает. Поблизости ничего съестного не найти. Всё зверьё разбежалось от трупного запаха, а ягоды или фрукты по Чёрную границу не растут. И людей не встретишь. Разве что тех, кто давно перестал ими быть. Одарив останки презрительным взглядом и схватив сумку, Шикима направляется прочь, напевая незатейливую песню. Нежить не имеет слуха, так что он не боится быть услышанным. А вот наполнить лес хоть капелькой жизни он желает всем сердцем. Настолько в нём тихо и тоскливо.

Тем не менее, мысли не оставляют чёрного мага, в детстве сбежавшего с родной земли. Одиночество ли разъедает его душу, раз уж сердце ему не принадлежит, кто знает. Поверить в то, что его собратья поклоняются дохлому существу, сложно. Шикима верит лишь в наслаждение. Расхаживая по лесу со старой сумкой, голодный, он жаждет чего-то упоительного, в чём сможет раствориться и снова ощутить «то самое».

«Думаю, это невозможно. Каждое удовольствие неповторимо».

Мысли о семье напоминают Шикиме заплесневелые ягоды. Терпкие, горькие, сладкие и кислые. Вроде хочется выплюнуть, пока разум окончательно не затуманился, а вроде и не хочется. Он не то чтобы огорчается, погружаясь в воспоминания. Скорее жалеет, что не мог растянуть удовольствие, хоть и понимает, что и так долго ждал. Вскоре бы он поддался чувствам, а потом сожалел бы с большей силой. Зная это, он с задумчивой тоской вспоминает осенний лес и деревянный домик у озера.

«Чувства и желания, наслаждение и удовольствие, потребность и зависимость, преданность и любовь, нежность и ласка… каждое из этих похожих понятий имеет своё определение. Но главное, что ни в коем случае нельзя поддаваться чувствам. Нужно лишь следовать за всесокрушающим наслаждением».

Шикима не представляет своё существование иначе. Не тогда, когда лишился самого восхитительного и важного в своей жизни. Заполнять пустоту и искать что-то яркое – всё, что ему остаётся.

Впрочем, он не в силе объяснить, почему нельзя поддаваться чувствам. Ведь удовлетворённые желания должны приносить счастье.

«Оно мне и не нужно. Необходимо удовольствие, которому чувства зачастую мешают. Особенно если дело касается любви. Она принуждает страдать и приносить удовольствие своей паре», – мрачно размышляет маг.

Шикима не способен исполнять желания других. Поэтому делает безумные вещи, которые могут дать то, за чем он следует. Ублажённые чувства приносят пустое наслаждение.

Иногда охотник чувствует необычный запах и крадётся за ним. Тот шепчет, что впереди ждёт некое наслаждение. И маг следует зову, инстинкту, отрешаясь от всего остального. Он так и живёт, как дикий зверь. И сейчас его Голод пылает внутри, а ветра всё нет. С того самого дня. Словно он остался у камня, преданно ворошить разноцветные листья. Но Шикима вовсе не такой. Он сражается с Голодом. А тот растёт, чтобы скоро взять верх.

Но прежде чем он успевает это сделать, Шикима слышит звуки сражения и крадучись направляется на окраину леса, чтобы взглянуть. Лишь безумец или самоубийца станет сражаться с нежитью в открытую.

«Нет, ей, без всякого сомнения, нужно противостоять, но…» – в замешательстве маг находит крайние деревья и осторожно приближается к ним. – «Не могу поверить, я спал в столь опасном месте».

Лес обрывается, склоняясь в равнины. Истоптанные и выжженные, они, возможно, были когда-то пышными и красивыми, благоухали травами. Сейчас всё внизу застилает белое пламя. Нежный голос с соседнего холма поёт боевое заклинание. Так мягко и властно, и призывая на бой союзников, и утешая погибших.

– Ух ты… – только и может протянуть маг, скрытый тонкими стволами.

Застыв, он заворожено смотрит на пламя. Оно похоже на огромного пушистого зверя, мягкими лапами терзающего своих врагов: целую волну нежити, копошащуюся под белоснежной шерстью. Пламя колышется, сопротивляясь силе Прародителя, и явно уступает, в отличии от голоса.

«Боевая колыбельная…» – проносится в мыслях Шикимы.

Присев, он с сосредоточенным любопытством наблюдает за сражением, стараясь запомнить в мельчайших деталях. Мысли призывают найти источник магии, глаза, напротив, заворожены пламенем, а тело даже не шевелится. Почувствовав жалость к пушистому зверю, охотник мысленно подбадривает его. Кажется, тот становится пушистее и бодрее. И в этот момент рядом с сапогом вонзается стрела с голубыми перьями. Хмуро взглянув на неё, маг с трудом осмысливает происходящее. А когда вскидывает голову, видит вместо зверя обожжённую землю и останки вражеских сил.

– Ах, убежал, – расстраивается кареглазый и выдёргивает стрелу. – А это может пригодиться…

Поднявшись, Шикима скрывается в лесу, решив нагрянуть к людям под покровом темноты. Предлог он только что нашёл.

Скоротать день в лесу без еды и наслаждения, оказывается, непросто.

Полдня парень бродит по округе, стараясь не уйти далеко и найти хоть что-нибудь, пригодное для съедения. Пару раз попадаются перепуганные зверьки, которых маг провожает тоскливыми взглядами. Лучше терпеть голод, чем угрызения совести. После, сорвав чёрные комочки с корявых кустов и попробовав, с досадой выплёвывает их. Найденный ручеёк тоже не радует чистотой. Но парень утоляет жажду и пытается смыть с себя хотя бы часть грязи. Пока сохнет одежда, жуёт засушенные листья, прихваченные с юга. Вряд ли они съедобны, но лучше, чем ничего. После третьего даже не кажутся горькими.

Истощённого тела хватает лишь на половину дня. Маг теряет сознание на ходу, словно проваливается в яму. Глубокую, затянутую паутиной. Она ловит его, как осенний лист, и обхватывает липкими нитями. Огромный паук перебирает эти листья и плетёт из них картину. На ней домик, озеро и пустое пространство в виде камня. Разноцветная картина вспыхивает пламенем и обжигает кожу.

Маг просыпается и слышит мягкий шорох листвы. Запах крадущегося человека наполняет лес. С быстротой зверя маг вскакивает и юркает в кусты, чтобы обойти криворукого стрелка. То, что это он, не подвергается сомнению. Выйдя из леса и сонно протерев глаза, Шикима крепче сжимает тонкий опасный трофей.

«Верну позже…»

Он замирает в нерешительности. Шикима много раз видел людей с того дня, но не заговаривал с ними, не прикасался. Смотреть было неинтересно, и он уходил в лес. Там слышал родные успокаивающие звуки и видел приятный сон, после которого просыпался с дикой жаждой, несколько раз раздирал себе горло и глотал собственную кровь, чтобы успокоиться. Его шея до сих пор в светлых шрамах. Ведь единственное для него лекарство – воспоминания, где сестра бережно обрабатывает каждую его царапину и нежно улыбается.

Довольно непросто вернуться в общество людей после долгого одиночества. Но лишь оно и вырвет Шикиму из лап прошлого. Подумав так, он спускается с холма и направляется к кострам. Лагерь окружает трава, так что следов не останется.

Обычный огонь навивает тоску. Вспоминается пёстрый лес и пожар во сне. Маг никогда не подходил близко к огню, предпочитая естественное тепло. Однажды он собственными руками «сжёг» свои чувства. Теперь Голод сжигает его.

«Тот зверь… тоже где-то тут…»

Скользя рассеянным взглядом по повозкам и палаткам, огонькам и лошадям, маг переминается с ноги на ногу. Пахнет жаренным мясом, сладкими ягодами и горьким травяным отваром. Совсем немного смертью. Запахи вызывают желание насытиться горячей едой. Но Шикима не имеет понятия, кем могут быть люди, сражающиеся с нежитью. Раз она тоже их отвращает, то они не должны быть врагами. Рассудив так, парень прячется за бочкой с терпким запахом и наблюдает за жизнью лагеря.

Тихие голоса людей в белых и серых одеяниях не разобрать. И не потому, что незнакомцы говорят на чужом языке. Инстинкты голодного мага сосредоточены на движениях и запахах. Как если бы он был животным. От этой мысли он, и правда, чувствует себя маленьким и голодным, опасающимся незнакомых людей зверьком. А они не стараются понять, кто о чём говорит. В отряде борцов с нежитью около тридцати человек со слабыми жизненными потоками. И у всех потухшие глаза. Как если бы смирились с собственной смертью.

«Я буду рад объединиться с тем, кто разделяет мои взгляды», – неуверенно склоняет голову Шикима. – «Если, конечно, найдётся такой человек…»

Подумав, что лучше: вернуться или следовать зову, парень проникает в лагерь и принюхивается, стараясь не поддаваться голоду.

Привык, пусть терпеть и мучительно. Может, потом насытится, всего лишь нужно потерпеть. Главное увидеть то, что заинтересовало. Остальное не важно.

«Скучный… скучный… и эти…»

Слоняясь тенью меж палаток и рассматривая людей, Шикима вновь испытывает разочарование. На миг его окружают невидимые разноцветные листья и печаль вгрызается в сердце. Но, услышав мягкий голос в темноте, делает шаг к нему и видение исчезает. Выглянув из-за угла, парень видит переговаривающихся магов. Дар, почти как у самого охотника, только светлый, пульсирует в крови второго.

«Обладатель пламени!» – он непроизвольно облизывает губы. – «Голос, поющий боевую колыбельную…»

Вполоборота к нему стоит девушка, на вид одного возраста с его сестрой, а значит, младше него. Белые волосы до середины спины перемешиваются с чёрными прядями, заплетёнными в тонкие косички. Одна ровно над глазом, вторая на виске и около трёх на уровне плеч. Чёрные в темноте глаза выглядят пустыми. Белое многослойное одеяние с чёрной и серой вышивкой напоминает платье и мантию одновременно, ниспадающие рукава достают колен, подол чуть ниже, одной стороной заколотый на поясе с широким поясом. Сапоги спущены до колен и подвёрнуты. Кожа бледная, а облик мягкий и спокойный, как пламя, его воплощение или сосуд. Кажется, кожа просвечивает вены с бегущей по ним магией.

Охотник хмурится и прислушивается к неторопливому разговору, подходящему к завершению:

– Я передам Амэ, что Вы искали его, командир! Хорошо отдохните.

– Спасибо, Вит.

Поклонившись, маг уходит. Шикима довольно улыбается, оттого что угадал и остался наедине со своей жертвой.

«Она несомненно подходит! Я снова… смогу испытать…»

Пока он мучается наедине с мыслями, девушка поворачивается спиной и уходит. Но кареглазый охотник не спешит. Выжидает, пока она не встанет рядом с высокой палаткой и лишь тогда следует за ней, за зверем, что спит внутри хрупкого и сильного женского тела. Увлёкшись, Шикима не замечает веточки под ногами, и та с хрустом ломается, оповещая о чужом присутствии. Он не знает, что их разбрасывают специально, чтобы не пропустить в лагерь нежить.

Услышав хруст, Хакуен оборачивается и успевает разглядеть лишь смазанную, не похожую на нежить тень. Дар просыпается рефлекторно и замирает на кончиках пальцев, когда она оказывается перед глазами. Но с губ девушки так и не срывается заклинание.

Зверь просыпается и сразу же отступает, испугавшись или же признав силу другого зверя, что спит внутри мага. Он оказывается рядом с жертвой и слышит биение её сердца, чувствует тёплое дыхание, ощущает струящуюся по венам жизнь.

«Тепло…»

Пленённый близостью, запахом, звуком и ощущением, маг склоняется и касается её губ своими. Всего лишь касание, а по телу пробегает сладкая дрожь. Тепло захлёстывает, опьяняет, принуждает расслабиться и отдаться искомому наслаждению. Пусть оно крошечное, он знает, что на сей раз может позволить себе больше, даже если не будет чего-то прежнего, родного. Новое тоже будет незабываемым. Он сделает всё чтобы так и случилось. Чтобы больше не растрачивать сны на сожаления. Отстранившись и взглянув на возмущённую и одновременно напуганную девушку, маг рывком оказывается позади неё.

Не успевает Хакуен обернуться, как видит Амэ с натянутой стрелой. Та направлена прямо на девушку. Темноволосый незнакомец исчезает так незаметно, словно он одна из ночных теней. Маг вольных равнин с досадой опускает лук, подбегает к подруге и обнимает одной рукой.

– Он меня почуял, не могу поверить! Он что, животное?

– Амэ?..

Ещё не придя в себя, Хакуен чувствует тепло чужих губ. Не в первый раз, но сегодня оно другое. Обжигающее, опасное, волнующее и самое важное – пробуждающее что-то глубоко внутри. Особенное.

– Хакуен! Чужак ничего тебе не сделал?

Амэ выглядит взволнованным, склоняясь к лицу подруги и убирая прядь с косичкой, чтобы найти ответ во взгляде. Девушка мотает головой. Слово «чужак», присущее всем магам вольных равнин, возвращает её в настоящее. Хоть она и продолжает испытывать те же чувства, что и однажды в детстве.

Будучи маленькой девочкой Хакуен жила рядом с лесом. Когда одним вечером она возвращалась домой, из-за деревьев вышел крупный чёрный волк. Она испугалась и попыталась убежать, но зверь поймал и прижал её к земле. С длинных клыков ей на лицо капала слюна, когти расцарапали плечо и ключицу. Эти шрамы до сих пор не зажили, как и память. С того случая сильнее всего девушке запомнились глаза волка: они были такими большими и одинокими, что можно было утонуть в них.

– Хакуе-эн! – растягивает её имя лучник. – Чужак тебе что-то сказал? Ты не ранена?..

– Амэ! – вскрикивает девушка. – Не спрашивай очевидного и сейчас же объяснись, куда ты пропал и откуда в лагере посторонний.

– Посторонний?.. – задумчиво склоняет голову маг, отчего серо-голубые волосы падают на шею, наполовину заколотые гребнем и оттого кажущиеся короче с левой стороны, а с правой достающие до середины предплечья. – Ты говоришь так…

– Оставь шутки. Где ты был?

Хакуен требовательно скрещивает руки. На бледных щеках виден румянец.

«Кажется, Амэ ничего не понял…»

Снова витая где-то в облаках, совершенно несерьёзный маг поджимает губы и хмурится. Несмотря на то что ему двадцать одно лето, он выглядит парнем, отметившим всего восемнадцать месяцев Дождя и Начала Охоты. Хакуен так кажется, потому что она старше. Возможно, из-за того что родился в этот месяц, он и любит лук сильнее, чем магию. Кожа под ночным небом отливает белизной, он высокий, мягкий и грациозный, насмешливый, но внимательный: Амэ похож на отражение в воде. Особенно глаза, в которых без затруднений можно увидеть своё истинное обличье. Маг видит людей насквозь и ведёт себя соответственно их истиной стороне. В этом же кроется причина его неуважения к окружающим и некий страх, что он им внушает. Словно одними глазами говорит: «Я знаю о тебе больше, чем ты сам».

– Во время сражения я увидел тень у леса и, приняв её за некроманта, выпустил стрелу. Позднее решив проверить, не нашёл ни её, ни тени. А вернувшись…

Он ухмыляется, портя весь свой печально-трагичный и нежный облик.

– Молчи.

Хакуен взмахивает рукой, хоть на самом деле и не обижается. Всего лишь не желает наблюдать паясничество друга, по собственной воле сопровождающего её во время боевого похода.

– Как прикажешь, главный боевой маг, – на редкость серьёзно кланяется житель вольных равнин. – Однако я не вхожу в отряд и могу не подчиняться твоим приказам.

Распрямившись, он направляется к лесу за палатками, что угрожающе шуршит и навивает невесёлые мысли. В нём скрылся проникнувший в лагерь маг. Странно, что он набрёл на лагерь раньше, чем на нежить. Сколько не уничтожай, она всё рвётся и рвётся с пустоши, а после, разбитая, расползается по лесу.

– Куда ты идёшь?

Хакуен, конечно, знает ответ. Слова срываются сами. Остановившись и по привычке пропустив синюю ленту с гребня сквозь пальцы, Амэ оборачивается с лёгкой улыбкой, принимая подругу маленькой девочкой.

– Пойду поохочусь, разве не очевидно? Днём поблистать не выпало шанса.

– Подожди… – девушка делает шаг вперёд, боясь упустить мага из виду, как постороннего недавно. – Пойдём вместе.

Изумлённо выгнув бровь, парень со вздохом принимает поражение и подвязывает лук за спиной. Позволив себе облегчённо выдохнуть, Хакуен ведёт его к костру. И когда начинает расспрашивать белых магов о подозрительной тени, не забывает следить краем глаза за другом. Впрочем, напрасно: он тут же втягивается и играет в гляделки с собеседниками. Провозившись с приготовлениями полночи и дождавшись, пока все, кроме караульных, лягут спать, двое друзей скрываются в лесу.

Хакуен идёт позади, раздумывая над посетившими её чувствами и поступком незнакомца, но, как не старается, ничего не понимает. Только раз за разом вспоминает глаза волка. Поцелуй чужака был наполнен тем же одиночеством и жаждой тепла. От одного воспоминания по телу пробегает обжигающая дрожь.

«Совсем не похоже на мой первый поцелуй… Неужели это то самое?»

В замешательстве Хакуен наблюдает за другом. Амэ шагает бодро, едва не напевая весёлую песенку. Даже не старается скрыться, понимая, что так сделает лишь хуже. Беспечность совершенно не нравится боевому магу. Она равняется с ним на всякий случай.

– Да не трону я твоего волчонка, – взмахивает он свободной рукой. – И приблизиться к тебе не позволю.

Хакуен одновременно смущается и радуется в душе. Она как-то рассказывала о том случае, но не думала, что он вспомнит, поймёт её чувства и уж тем более сравнит с произошедшим недавно. Амэ понимает её с полуслова. И потому в одной руке сжимает свёрток с не успевшим остыть ужином.

– Спасибо, – шепчет девушка.

Она привыкла благодарить, хоть ей и говорят, что не стоит этого делать. Но теперь совершенно другие воспоминания кружат ей голову, смущая и озадачивая.

«Похоже, я могу поймать удачу лишь на поле боя… Всё-таки, хоть разок, нужно было погладить белого лиса».

Хакуен поджимает губы и рассматривает ладони. Белая магия течёт внутри и умиротворяет, но вокруг слишком много ограничений, чтобы принимать решения и оставаться спокойной. Считаться с собственными чувствами, находясь на службе Ордена и будучи изгоем королевства, никак не получается.

«Интересно, хорошо ли идут дела у рода Авэлэй? Его тоже отправили на границу…»

Поплутав по лесу около часа, друзья находят виновника переполоха спящим в корнях дерева. Девушка поёт короткое заклинание и белое пламя освещает незнакомца в грязной куртке, штанах на шнуровке по шву и коротких сапогах. При нём лишь худая сумка, что он положил под голову. В тёмных каштановых волосах запутались веточки и мелкий мусор. Хакуен помнит, что его глаза редкого красно-карего оттенка. Обычно его обладатели добры, но иногда поддаются злости. Парень же перед ней спит крепко и не просыпается, как при приближении Амэ. Даже не дрожит, не смотря на холод. Девушку греет пламя, Амэ его стихия. Однако и незнакомца, возможно, согревает Дар, который она с точностью почувствовала и не смогла определить. Во сне парень улыбается мило и невинно, словно получил хороший подарок.

«И им был мой второй поцелуй», – озадачивается девушка.

– Что будем делать? Притащим в лагерь? – кривится Амэ от одной лишь мысли о подобном. – Впрочем, как по мне, эта бродяжка поплетётся за нами и наверняка проникнет в лагерь следующей ночью.

Наклонившись, голубоглазый подбирает свою стрелу.

– Одно могу сказать, он не некромант, не вольный и не белый маг. Судя по внешности и поведению… должно быть, с юга…

– О нет! Только не говори, что хочешь его нанять…

Глава 4. Шимэ и Хира, Сэйна из рода Хаари

Голубые глаза как всегда поражают холодом и мягкостью, словно вода неподвижно замерла под искрящимся льдом. И так тяжело в него смотреть, что хочется разбить. Но стоит расползтись трещине, и чистая вода заставляет душу гореть уже не от ненависти, а от боли. Видеть собственное отражение, истинное, не скрытое, которое, кроме них, никто не поймёт, всё равно что чувствовать, как разлагается что-то внутри. Ещё хуже видеть в них редко проявляющийся трепет и надежду, что не оправдать и о которой сам хозяин не догадывается. Чёрные, чуть вьющиеся на концах волосы словно тьма, кажется, даже живая. Хочется сжать их и услышать шипение, то ли его, то ли её. Шрам на шее вызывает желание оставить свежих ран. Тонкие сильные руки, с них всегда стекает грязь и прикасаться к ним мерзко. Видеть, как они касаются кого-то другого, ещё омерзительней. Холодная и презрительная улыбка на лице, забрызганном кровью, словно вызов против всего мира.

Так думает Хира о человеке, которого ненавидит сильнее всего. И знает, что точно так же Шимэ раздражает в нём каждая мелочь: растрёпанные каштановые волосы, карие затуманенные глаза, лживая улыбка, насмешливо-безразличный голос, поведение и привычки. Обоих раздражает в друг друге всё и в то же время их связывает слишком многое, чтобы позволить повернуться спиной.

«Слишком велико желание убить… и защитить», – меланхолично рассуждает Хира, от нетерпения покачивая носком сапога. – «Нет, всё-таки убить. Ведь если говорить о норои, то это не так уж и легко… Он увернётся от любого подлого удара, а от прямого не станет. Или… нет, что я…»

Уловив колебание воздуха и отскочив в сторону, Хира с досадой прищуривается и вглядывается в чёрные деревья, из-за которых вылетело заклинание. Задумавшись, он не уловил присутствие Шимэ, не услышал ни ироничного напева заклинания, ни шагов. С презрительным оскалом парень выходит на окраину леса, оглядывая чёрное поле. И лишь после утруждается посмотреть на ожидавшего его мага. Под голубым взором можно заледенеть.

– Почему не привёл свою подружку? – легкомысленно интересуется Хира, словно его не пытались убить минуту назад.

Шимэ поражённо вздёргивает бровь, хотя именно это он и должен был сделать. Хира не удерживается от колкости:

– Если всё равно с ней расстался, зачем было оттягивать путь в столицу?

Увернувшись от очередного несильного заклинания и уставившись на дымящийся кусок чёрной земли, Хира кривит губы в пустой улыбке. Она всегда на его лице, что чрезмерно раздражает голубоглазого.

– Изворотливая тварь, однажды тебе не повезёт… – шепчет Шимэ в сторону.

– Надеюсь, тебе тоже когда-нибудь повезёт с возлюбленной, – сочувственно склоняет голову кареглазый и тыкает носком сапога в прожжённую землю.

– Только после твоей смерти.

Шимэ напевает заклинание посильнее. С виду он что-то мурчит себе под нос, и лишь глаза выражают желание прикончить всех вокруг.

– А что сразу после моей смерти? Я настолько тебе небезразличен, что ты не сможешь не тосковать по мне наедине с возлюбленной?

Голос Хиры звучит обижено и скучающе. Он знает, что нарывается, и что в конечном итоге получит. Но перепалка, хоть и немного, всё же унимает ненависть от осознания своей неполноценности. Уклоняясь, маг прячет руки в карманы.

– Эй, ты постоянно пытаешься меня убить. Это начинает надоедать… Тебе больше не на что тратить свой безграничный потенциал? Хотя… даже с ним ты не можешь меня поцарапать… Ты правда гений, подчинивший магию на восьмой месяц Игр? Может, поэтому ты такой игривый…

– Всё… Ты достал, Хира! – встряхнув кистью руки, голубоглазый медленно направляется в сторону замершего партнёра. – Я поеду в столицу в одиночестве…

– Бедняжка.

Кареглазый не внемлет угрозе, склоняет голову и ждёт. Однако их прерывают на самом интересном. Лёд вот-вот должен был треснуть, стоило Шимэ приблизиться. В каком-то смысле Хира рад, что этого не происходит. Противоречивые чувства причиняют боль. Он тоскливо поворачивается к прибежавшей на звук сражения девушке и без интереса рассматривает.

Светлые, почти белые волосы, заплетённые спереди в две косички с подвесками светло-зелёных листьев, такого же оттенка как и глаза. Неровные пряди полностью закрывают один. Роста невысокого и милая на вид, отпраздновала всего девятнадцать месяцев Цветения. Ни в какой иной месяц не рождаются белые маги со способностью целителя. Словно тёплый свет, Дар обволакивает фигуру девушки. Он кажется ярче из-за белого одеяния со светло-зелёной вышивкой, лентами, широким поясом на талии, и ниспадающими рукавами. Обычно у магов невысокой ступени облачение доходит лишь до колен и имеет две или три ткани. Чем сильнее маг, тем оно многослойнее, длиннее и больше на нём узоров.

– А-ах… п-простите… – мямлит целительница потупив взгляд.

Лишь заметив двух чёрных магов, она осознаёт свою ошибку.

Хира вздыхает и отворачивается, потому что прекрасно знает, что сейчас начнётся и не желает на это смотреть. Шимэ же мгновенно меняется в лице и мягко улыбается. Даже холод пропадает из глаз, превращаясь в воду. Он неспешно приближается к незнакомке и без разрешения берёт за руку, сплетает пальцы, другой рукой приподнимает её подбородок и склоняется к лицу. Зрачки девушки дрожат, она испуганно сглатывает, чувствуя, что нарвалась не на самых хороших магов. А она сейчас на их территории.

– Потерялась? – тихо спрашивает голубоглазый.

– Я почувствовала враждебную магию…

Цыкнув и не выдержав, Хира присоединяется к разговору и мягко тянет девушку на себя. Она облегчённо выдыхает, оказавшись на свободе. Шимэ одаривает его холодным презрением.

– Знаешь, что преподают целителям? Они могут касанием блокировать поток враждебной магии, после чего ты без сил рухнешь на землю. Хотя, было бы весело на это посмотреть…

«И зачем помешал?» – мысленно сокрушается темноволосый.

– Я и без целительной магии блокирую твою, переломав кости, – спокойно утверждает голубоглазый.

– Иди сюда, котёнок, – ласково подзывает Хира, сверкнув глазами.

Зашипев, Шимэ готовится броситься на него с кулаками, но успокаивается, увидев выражение лица Хиры. Магу настолько неприятны его прикосновения, что однажды он попросил Шимэ носить перчатки. И глупое прозвище: зовёт так потому, что у него мягкие волосы и немного женственное лицо, он частенько срывается на шипение и пытается «поцарапать» Хиру. Увидев, что «друг» отступил, кареглазый маг поворачивается к девушке.

– Прости эту липучку, у него на всех девушек такая реакция. Ему не хватает ласки, он же котё-оно-ок, – припевает маг. – Бедняжка страдает от одиночества… пойми его. О, а на такой случай не имеется заклинания?

Шимэ молча и выразительно возмущается. Девушка сцепляет руки у груди. Она сразу же понимает, что Хира куда опаснее партнёра. Ведь он знает то, чего не должен.

– Не думаю, – едва слышный ответ. – П-простите, что помешала. Я подумала, что кому-нибудь может быть нужна помощь. Знаю, что на Чёрных землях белому магу небезопасно, просто… мой Дар…

– Ничего, я знаю, – одобрительно улыбнувшись, маг хлопает ладонью по светлой макушке: сам он выше на голову. – Дар заставляет целителей бежать на помощь к каждому, будь то зверь или чёрный маг… Радуйся, что на нежить не тянет.

Побледнев, целительница отступает к лесу.

«Чёрный маг не может этого знать!» – понимает она.

– Не бойся, мы тебя не тронем, – спокойно заверяет голубоглазый и протягивает руку. – Сейчас мы направляемся в столицу, да и находимся у Чёрной границы, так что не собираемся нарушать Общий Закон. Инквизиции нечего делать на нашей земле. Я поубивал бы их всех за один лишь пункт о жестоком обращении с людьми…

– Так не любишь подчиняться, «друг» мой?

Приобняв Шимэ за плечи и получив удар по рёбрам, Хира кашляет, но улыбка всё равно не сходит с его лица, разве что кривится ещё сильнее.

– П-почему вы дерётесь?! – вскрикивает девушка. – Перестаньте!

– Дружеские объятья, – одновременно проговаривают маги и переглядываются, пытаясь убить друг друга взглядом. – Не обращай внимание.

Девушка им не верит.

– Я… я тоже направляюсь в столицу. Если нам по пути… не могли бы мы…

Целительница расстроенно склоняет голову и сжимает руки, понимая, что ей скорее всего откажут. Всё-таки, она лишь девчонка, пусть и белый маг, что состоит в среднем роду. Так как она целитель, в Орден Святой Колыбели её не приняли. И если бы не любящие родители, она так и оставалась бы незнайкой, выполняла работу по дому и не развивала Дар. Целителей по-своему презирают.

– Конечно, мы проводим тебя в столицу, – догадывается Шимэ.

– Только ты быстро устанешь от нашей компании, – разводит руками Хира.

– Если только от тебя…

– А разве не от тебя?

– П-правда?.. Мне… можно с вами? – девушка смотрит на обоих магов недоверчиво и удивлённо, не понимая, что они не шутят. – Благодарю за помощь! По пути сюда на меня напали странные животные, а какие-то люди забрали мои вещи и заставили вылечить их раны… У меня не осталось ни сумки, ни… П-пожалуйста, поймите правильно! Я вовсе не напрашиваюсь… То есть… могу готовить и лечить… если понадобится…

– Ой, да брось, – взмахивает рукой Хира и перебивает невнятный лепет, без жалости отмахиваясь от чувств незнакомки. – Нам глубоко плевать на войну с белыми магами и раны нам лечить не придётся. Наши… боюсь, неизлечимы…

В карих глазах мелькает грусть, и пустая улыбка лишь дополняет её. Что он имеет в виду девушка не понимает. И вздрагивает, взглянув на второго мага. В голубых глазах плещется едва ли не бешенство. Если бы ни её присутствие, они опять сцепились бы. Им даже повод не нужен.

– Хорошо, – шепчет целительница, не будучи уверенной, слышат ли её. – Мне нужно представиться. Я свободный маг Благословлённого королевства Астэя, Сэйна из рода Хаари, рада знакомству. Премного благодарна за оказанную поддержку…

Убрав одну руку от груди, она кланяется в приветствии.

– Хватит, будь попроще, – вскидывает руку кареглазый маг, чтобы заткнуть открывшего рот партнёра. – Меня зовут Хира, а мрачную льдинку Шимэ. Не смотря на имя и внешность, он всё-таки парень. Хотя в душе… может, он был девушкой в прошлой жизни, потому и…

Рванув мага за ворот рубашки, голубоглазый шипит ему прямо в лицо:

– Что думаешь по поводу путешествия с одним глазом?..

– Хочешь подарить мне свой глаз? – наигранно изумляется Хира. – Я вынужден отказаться. Несмотря на то что теперь с нами целительница и его можно без заражения извлечь…

– Перестаньте!

Сэйна обиженно поджимает губы и сжимает кулачки, не зная, послушают ли они белого мага, навязавшегося в сопровождение. Но парни отворачиваются, забывая о существовании друг друга, и она облегчённо вздыхает.

«Идти с ними всё же лучше, чем одной…»

Молчание затягивается, и девушка оглядывает новых спутников.

Тот, кого назвали именем Шимэ, выглядит спокойным, немного холодным и милым на первый взгляд. Если не принимать во внимание ужасный шрам на шее, прикрытый вьющимися на кончиках чёрными волосами, имеет женственные черты, голубые глаза прикрыты пушистыми ресницами. Одет во всё чёрное: рубашка с подвёрнутыми до локтей рукавами, сумка на плече, штаны, заправленные в сапоги выше колена. На ладонях видно множество мелких порезов, поэтому их прикосновение было столь неприятно.

У Хиры волосы короче, тёмные, немного тусклые и каштановые, карие глаза. И кожа не такая бледная, поскольку жил ближе к южным землям. Он выглядит печальным и скучающим, словно ему всё надоело. И он не спешит сближаться с незнакомцами. Его одежда похожая, но куда более небрежная, вплоть до торчащего вверх воротника, обожжённых рукавов, прикрывающих ладони в шрамах, развязанной наполовину шнуровке на боку рубашки, потёртом сером шнурке на талии и заплатки на сапогах до колен.

«Как-то странно они выглядят», – поздно осознаёт девушка.

Подобрать точное определение не получается даже после раздумий.

Оба не выглядят слабыми, сильными или противоположными, скорее, уставшими. У них есть тайна, в которой кроется причина ссор. Они ненавидят друг друга, но довольно часто проводят время вместе. Не похожи ни на друзей ни на врагов. Молчаливое противостояние между ними чувствуется, даже когда они смотрят в стороны. При этом тянутся друг к другу.

От размышлений у Сэйны кружится голова. Или же от голода, ведь она давно не ела.

«Ничего, у меня будет время узнать их, потому как ссориться они будут постоянно, а до столицы чуть меньше половины пути», – в своих мыслях она не сомневается.

– Месяц Смирения скоро наступит… Если вы готовы, может, пойдём?

Девушка заговаривает осторожно и ожидания оправдываются. Хира хмурится, Шимэ поджимает губы. Сэйна вспоминает, что прервала их на драке. Возможно, они что-то выясняли, а она их отвлекла.

– Так почему ты не пришёл со своей подружкой, Шимэ?

Темноволосый маг неохотно смотрит на партнёра, но тот не шевелится, с безразличностью разглядывая тонкие стволы.

– Она убежала, – пожимает он плечами. – Ты же и сам знаешь – третий в нашей компании надолго не задерживается.

– Только не говори, что снова пытался убить её!

Хира разворачивает «друга» к себе и крепко сжимает предплечье. Наблюдая за его любовными неудачами, можно взаправду начать верить в Знак и предопределённость.

– Какая тебе разница? Наверное, она нашла свою «пару».

Шимэ отстраняется без чувств во взгляде. Никакой искры ненависти или гнева, презрения или иронии. Каждый раз, когда безразличие завладевает его сердцем, Хира теряется и молча отпускает его, не зная, как поступить.

– Идём.

Кареглазый растягивает губы в неживой улыбке и направляется за партнёром. В мыслях настаёт неприятное затишье. Сэйна нерешительно шагает следом и, не смотря на улыбку безразличного к её терзаниям мага, чувствует себя подавлено.

***

Костёр умиротворённо поглощает подбрасываемые веточки и трещит, создавая единственные звук и свет в тёмном лесу. Расположившиеся на концах поваленного бревна Хира и Сэйна вслушиваются в биение собственного сердца. Оно вот-вот должно забиться чаще, когда из-за деревьев послышится хруст и Шимэ выйдет с добычей в окровавленных руках. Сэйна сомневается, что он что-нибудь поймает в темноте, но маг заверил, что это не так. Сама же девушка, пусть и голодна, обходится хлебом и чаем, которыми поделился ушедший.

У магов Ордена много ограничений, и одно из них – пища. Целителям есть мясо и пить крепкие настойки запрещается в первую очередь.

«А у чёрных магов запретов, похоже, нет…» – вздыхает Сэйна при виде высунувшегося из сумки сосуда. – «Вино?..»

Хира с тоской смотрит на огонь. Он перестал улыбаться, но, в отличии от партнёра, продолжает изводить себя мыслями.

Причина в том, что Шимэ отравляет Хиру безразличием. Пока тот сам не придёт в себя, его не растормошить абсолютно ничем. Хира много раз пытался и терпел разочарование. Если бы не присутствие кого-то третьего, точно взвыл бы. Частично настроение испорчено очередной любовной неудачей. Получается, как бы не старались, им не познать заманчивое пугающее чувство любви. И если у Хиры проблемы с доверием, то Шимэ точно мешают некие божественные силы.

Взяв палочку и потормошив угли, маг прислушивается. Под ноги голубоглазому никогда ни попадается ветка и он не спотыкается: слишком мягкая и грациозная у него походка. Хира чует его приближение по запаху крови. Парень выходит к костру с тушкой и парой некрупных чёрных яиц в руках. Он даже умудрился сходить к ручью и не заблудиться.

– А вам не мало на двоих? Мне, правда, очень неловко… – виновато опускает взгляд целительница и потирает ладони.

«Это очень мило, что она смущается от пустяков, да и ведёт себя вежливо с чёрными магами. Тем не менее, однажды мне точно надоест. Пусть разбирается сам…» – думает темноволосый, забирая тушку и яйца.

Готовит из них двоих всегда Хира, поскольку Шимэ обычно перебарщивает и оба остаются без еды. Зато он всегда ходит на охоту. Молча. Пока маг прожаривает мясо, голубоглазый подсаживается к девушке и, не стесняясь, берёт за руку. У Хиры давно сложилось мнение, что его партнёру нравится переплетать с кем-нибудь пальцы. Смотря на это, маг видит, как с них стекает чёрная жидкость, и тут же отворачивается.

– Не волнуйся. Ни у кого из нас обычно не возникает сильного чувства голода.

– П-почему? Правильно питаться…

– А разве в Ордене послушникам дают много еды? А боевым магам?

– Н-нет…

– Такова война. У тебя бледная кожа. Если утомилась, ложись спать. Не бойся, мы разбудим тебя с рассветом…

Маг тяжело вздыхает. Учитывая, что они сидят на одном бревне, затруднительно не слушать их разговор. Хиру радует лишь то, что безразличие партнёра спало и теперь он нежно переговаривается с их очередной попутчицей.

«И почему я связан с кем-то, вроде него?»

Маг задавался вопросом столько раз, что сбился со счёта. А ответа всё нет.

– Готово? – скучающе интересуется котёнок, развалившись на бревне.

Взглянув на девушку, уснувшую по другую сторону костра, парень опускает взгляд на чёрную макушку у своего локтя. С такого расстояния легко достать и ударить, однако Хира тыкает палкой в мясо.

– Готово.

Как и всегда чувство голода ни у кого из парней не просыпается, и они молча разделяют скромный ужин. Шимэ засыпает прямо на бревне. Темноволосому магу остаётся смотреть в костёр и медленно подкармливать его кусочками своей души. Огонь сжигает их, соприкасаясь со взглядом. Вспыхнет в глазах воспоминание и огонь жадно слизывает его оранжевым языком. Мелькает чувство и гаснет, подхваченное рыжим лепестком. Вспомнив что-то и задумавшись, Хира тихо напевает:

Гори-гори лисичка…

Маши-маши хвостом…

Урони свою ресничку

И погрей меня плечом…

Вон, взгляни, какой простор,

Там на поле, где небо голубое,

Играла ты когда-то,

И никогда не тосковала…

Плачь лисичка, плачь…

Маши-маши хвостом,

Лизни мои ладони тёплым языком,

Но после отпусти домой…

Мы снова встретимся с тобой…

Замолчав, маг бросает палку и сжимает руки у груди, утыкаясь лбом в колени. Душа разрывается от холодной боли, проснувшейся случайно, разбуженной чьим-то неосторожным касанием, словом, взглядом. Нет, не чьим-то. Хира сам поддался чувствам и встревожил свою боль, забыв, что Шимэ не сможет ему помочь, пока спит. А он не станет будить его, показывать слабость. Он справится сам, как и всегда. А завтра снова посмеётся над своим партнёром, чтобы насытить внутреннего монстра.

Всё верно. Он и Шимэ два раненых монстра – разорванные души. И лишь пока вдвоём, они могут чувствовать жизнь. Не всегда, хоть когда-нибудь. Пока в них живёт безумная ненависть, связывающая прочной нитью. Пока кто-то из них не оступится и не совершит ошибку. Пока всё остаётся как сейчас, монстры будут расти и однажды…

Боль резко отступает, стоит Шимэ застонать во сне и дёрнуться, пытаясь вырваться из него. Выпрямившись, Хира молча толкает его в плечо. Ему самому никогда не снятся сны. Он плавает в темноте, которая душит, а при пробуждении оставляет болезненный невидимый след на шее.

– Мм-м, уже утро?

Шимэ недовольно переворачивается и садится протирая глаза. При пробуждении он раздражён. То ли от неприятного сна, то ли осознания, что наступает новый день.

– Нет. Уже вечер, – с улыбкой шутит Хира, как и обещал себе. – Ты так мило спал, свернувшись клубочком рядом со мной, что я всю ночь боялся пошевелиться.

– Умри… Хира, – парень произносит имя неуверенно, только осознав, что проснулся в обществе ненавистного напарника, а не прекрасной девушки. – Страшной смертью, серьёзно.

– Эй! Нехорошо желать смерти!

Незаметно для обоих целительница просыпается и принимается разнимать их, несмотря на то что драться прямо с утра было бы утомительно. Шимэ тут же оказывается рядом с ней и желает доброго утра. Хира хмуро наблюдает за ними.

«Надеюсь, хоть с Сэйной всё обойдётся…»

– В нашем мире так непросто убить кого-то… и в то же время легче, чем полюбить.

Маг шепчет это едва слышно, туша костёр. Но Шимэ слышит и поджимает губы, уверенный, что слова предназначены именно ему.

Глава 5. Зэен; Аллан и Осорэ из клана Шинда

Ночь неотвратимо приближается. Очередная бессонная ночь для Зэена.

Сжавшись в углу почти пустого сарая, он смотрит на ползущие по деревянным стенам тени и крохотное отверстие почти под самой крышей. Взгляд цепляется за одеяло на полу, низкий круглый столик, кучку вещей под ним.

Небо заметно темнеет, независимо от того, что солнце скрыто облаками, и вскоре окошко заполняет темнота.

Вот и всё. День закончился. Если бы можно было провалиться в сон, Зэен испытал бы счастье. Но не может. Нельзя. Не раньше, чем изведёт себя до последней капли силы и не рухнет от усталости на рассвете. И всё это в четырёх стенах, со слабым телом, измученным сознанием и голосами в голове, что обезумеют с наступлением темноты.

Слёзы скапливаются на подрагивающих ресницах, тонкие пальцы дрожат в рыжих волосах, губы плотно сжимаются.

Наступил час расплаты.

Голоса в голове беспощадно и без устали шепчут, шепчут и шепчут.

Сегодня был вполне спокойный день. Зэен изо всех сил старался сдерживаться и никого не покалечил, не поранил себя, не потерял контроль над телом и магией, не нарвался на сверстников, не услышал голосов, помимо тех, что в голове. Он провёл день спокойно и теперь голоса мстят. Если потеряет самообладание, они вновь начнут распоряжаться его телом.

Ему некого позвать на помощь. Не на кого надеяться. Но есть кого бояться. Иногда они приходят ночью, чтобы посмеяться над Зэеном. Никто не верит, что над ним издеваются, не верят и в то, что он слышит голоса. Они считают его человеком, как и они сами, думают, что за своими выходками юноша скрывает одиночество. Да и возраст такой, когда меры шалостям не знаешь.

Никто не догадывается, что у рыжеволосого мальчишки и правда есть секрет, что касается всеми обсуждаемого Знака. И он хочет изучить всё, что с ними связано: слухи и истории, где они упоминаются.

«Я ненормальный…»

Со временем Зэен начинает верить голосам и поддаваться уговорам.

Жизнь Зэена только началась, а уже полна страданий. Он родился в последний месяц осени – Красных Звёзд и Конца Охоты. Их миновало лишь шестнадцать, а голоса с самого детства неустанно следуют за ним. Они сказали, что Зэен родился с алыми, как и кружившие над деревней листья клёна волосами. Они заставили Зэена поверить, что родители ушли, бросив его. Они научили его говорить и распознавать вещи, показали мир за деревянными стенами. Казалось, они воспитывали его с любовью. Пока он не ослушался их, отказавшись сжигать деревню и убивать живущих в ней людей. С того дня они причиняют боль.

– Я не хочу умирать… не хочу… не хочу…

Прижавшись к одной из стен, юноша мотает головой и кусает губы. Голова раскалывается от хора голосов. Из-за них он не слышит собственного. Иногда ему кажется, что он не умеет говорить. Он не слышит себя, его не слышат другие.

«Ты умрёшь, слабак. Они скоро придут за тобой, придут и убьют тебя, как щенка, им это ничего не стоит…»

– Н-нет… я… я не хочу…

«Нанеси удар первым. Спали дома, пока их хозяева мирно спят. Убей их всех, забрызгай улицы кровью. Огонь взметнётся к небу. Алые звёзды падут, как в день твоего рождения. Воссоздай осень. Может, тогда ты станешь капельку сильнее? Если не убьёшь, умрёшь сам, как щенок, забитый камнем».

– Нет… Нет! Нет!

Закричав, Зэен бьётся головой о стену. Голоса лишь смеются над жалкими попытками отделаться от них.

«Если страшно ожидание – умри, глупец. Или мы тебя убьём».

– Отстаньте! Уходите прочь! Я не хочу… умирать…

Распахнув глаза и в страхе уставившись на темноту перед собой, Зэен не замечает, как его пальцы покрываются чёрным пламенем.

Он не причиняет вред хозяину, лишь перекинувшись на что-то, сожжёт до самой земли и не остановится, пока Зэен не истратит Дар. Потому что голоса не учили его контролю. Зэен способен сеять лишь разрушения. Один раз в страхе он спалил огромное дерево. Всплеск Дара был мимолётным, но в тот день в деревне погибло три человека. И голоса заставили поверить, что это вина Зэена.

Прозрачная вода на щеках темнеет и капает на пол чёрными кляксами. Дар пробуждается, а владелец его не замечает. Дрожа, он продолжает шептать в темноту не разбирая собственных слов.

До рассвета далеко. Когда время тянется медленно, легко сойти с ума.

Тьма застилает глаза цвета яркой зелени. Губы размыкаются, растягиваются в безумной улыбке.

«Ты скоро умрёшь. Люди шепчутся между собой, обсуждают твою смерть, как бы незаметно убить тебя. Завтра ты увидишь их полные ненависти глаза. А попробуешь с ними заговорить, скажешь о нашем предупреждении, и мы убьём тебя. Или они. Ты всё равно умрёшь».

Хрипло рассмеявшись, Зэен теряет себя. И пока голоса наслаждаются победой, измученное сознание получает отдых. Оно видит тихий сон. Деревню в чёрных цветах и чёрные следы на тропинке. Зэен видит себя, скрюченного на полу своего дома, тоже отмеченного следами. И он поёт:

Чёрная лисица, взмахни своим хвостом,

На чёрных лапках повертись,

Вихрем скверны обернись,

Рассейся дымом, чёрная лисица, и кровавым сном,

Снова по тропинке пробегись,

А после в дом вернись,

И нос уткнув в свой бок, свернись клубком,

Спи лисица чёрная и сил побольше наберись.

А завтра вновь ко мне явись,

Чтобы осень чёрную со мною повторить…

Тусклый свет неохотно просачивается в маленькое окно и блуждает по полупустому сараю в поисках живых существ. Его не достаёт, чтобы осветить угол, где лежит рыжеволосый юноша и потухшим взглядом наблюдает за приближением утра. Снаружи ни звука. В груди еле бьётся сердце, словно вот-вот затихнет.

Голоса ненадолго замолчали. Оставили хозяина с осознанием собственной никчёмности и приближающейся смерти. Но сколько бы Зэен не ждал, не слышит чьих-либо шагов. Возможно, пока находится здесь, он в безопасности. Однако он умрёт от голода, если не выберется наружу.

«Не хочу… умирать…» – проносится в полумраке слабая мысль.

Ощутив своё тело лёгким и пустым, истощённым без еды и магии, юноша медленно садится. Разные страхи тихо ведут войну в потускневших глазах, пока один не преобладает, превратившись в блик жизни. Поднявшись и поставив столик под окном, юный маг становится на него и выглядывает в окно.

Сарайчик, отведённый Зэену, стоит на краю деревни. Из него хорошо видны остальные дома. Под серыми облаками уже прогуливаются люди.

Почувствовав сухость во рту, юноша сглатывает и сжимает пальцы на краю окна.

Когда Зэен так смотрит на деревню, на опадающие разноцветные листья, он чувствует, как бежит время. Столь быстро, что юноша не замечает его. Лишь сарай остаётся вне власти времени, как и сам юный маг. Пока жизнь течёт своими чередом, он остаётся на месте. И от осознания в груди просыпается боль.

Разрываясь от желания остаться в безопасности и спастись от голодной смерти, юноша вздрагивает, когда голос вторгается в его мысли.

«Ты в опасности. Беги. Быстрее. Смерть уже рядом. Она идёт к тебе».

Попытавшись ответить и зайдясь в кашле, юноша испуганно оглядывается. Правда почувствовав что-то холодное и тревожное, медленно приближающееся к его укрытию, юноша спрыгивает на пол, спешно надевает ботинки и выбегает на улицу. Холодный ветер бьёт по лицу, но не приводит в чувство. Зэен бежит подальше от шумных деревьев, позабыв о голоде. И совсем не замечает свежих ран на ладонях и шее, чёрных и красных пятен на тунике и штанах.

Люди безмятежно прогуливаются, занимаются делами и с презрением провожают бегущего мимо них юношу с горящими редким оттенком зелени глазами. В них виден страх. Никто не задумывается, что он имеет реальные основания.

«Они все глупцы. Никто тебе не поверит. Тебе лучше умереть».

Начав задыхаться, Зэен останавливается, опирается о колени и хрипло дышит, иногда кашляя, раздирая саднящее пересохшее горло. Он заметно истощился за последние ночи: туника не держится на плечах и сползает с них, ключицы остро очерчены, тонкие пальцы, испачканные в чёрном и красном, дрожат от слабости, острые колени подгибаются, кожа едва не белая, рыжие пряди выцвели и потемнели.

– Нет, я… я не хочу…

Голоса не отвечают. Вместо них Зэена зовёт группа его почти ежедневных мучителей. Поддавшись более глубокому страху, Зэен позабыл о настоящем и не заметил, как оказался в ловушке. Снова. Отступать поздно, но он всё равно пятится от троих подростков немногим старше его самого. По силе юноша превосходит их, вот только не умеет вызывать пламя по собственной прихоти, а сейчас и вовсе пуст. Впрочем, ему никогда и не приходила мысль хоть как-то вредить окружающим.

– Ты гляди, он трясётся, как осенний листик, – безобидно улыбается мучитель, лицо которого теряется в тени.

Зэен никогда не видит и не запоминает глаза людей. Голоса уверяют, что в них всегда отражается ненависть. Так что, возможно, оно и к лучшему.

Сделав шаг и прижавшись спиной к стене чьего-то дома, Зэен опускает глаза на ботинки. Он дрожит отнюдь не от страха – от усталости. Людей он не столько боится, сколько ненавидит. Вот только ничего не в силах изменить. Они подходят и становится темнее. Чья-то рука с силой бьёт по стене рядом с ухом Зэена, и он вздрагивает.

– Что-то я не видел тебя сегодня у лавки, заморыш. Надоело выпрашивать порченный хлеб или снова бесишься в припадках? Только утро, а ты уже переполошил деревню! Сколько раз повторять, чтобы ты угомонился?

– Я… я ничего не сделал…

Чувство тревоги незаметно исчезает. Всё естество юноши заполняет бессильная ненависть и он упрямо смотрит под ноги. Голос звучит слабо. И спустя мгновение кажется, что он ничего не говорил.

– Ты на удивление тихий. Но мы же знаем, что ты ненормальный?

Отвернувшись и поджав губы, Зэен чувствует чью-то руку в волосах, вспышку боли и горячее дыхание над ухом. Ему всё равно, когда чувствует боль. Будет всё равно, если изобьют. Он знает, что они так не поступят, потому что знают его слабость. Они ухмыляются и начинают шептать рядом, над ухом, в сознании. Шептать, шептать, шептать. Зэен не выдерживает. Испуганно распахнув глаза, он кричит и плачет, старается вырваться, убежать, но его держат за волосы, хватают за руки и смеются, словно он забавная зверушка.

В деревне его давно считают безумцем и стараются избегать или прогонять. Лишь эта троица всегда смеётся над ним, пользуется страхом. И никто не мешает им, даже одобряют.

В такие моменты Зэен слышит лишь шёпот и смех. Не в голове, а рядом, в стороне, везде. Голоса редко посещают его днём. Наверное, для того, чтобы без перерыва морочить голову ночью. Так и получилось, что юноша стал бояться шёпота.

– Нет! Нет! Замолчите! Нет! Оставьте меня…

Мотая головой, Зэен не раз ударяется ею о стену и перед глазами темнеет. Он слишком слабый, чтобы вырваться, слишком беспомощный, чтобы противостоять шёпоту людей, что уж говорить о внутренних голосах. Зэен всегда один. Страх наполняет его до краёв и спасения нет. Он всё сильнее прижимается холодными лапами к коже и всё больнее становится плакать и кричать.

Внезапно всё прекращается. Тишину разрывают лишь всхлипы.

Зэен ничего не замечает, дрожит, прижимается к стене. Глаз не раскрыть: волосы и ресницы липнут к коже из-за слёз. Тишина тоже пугает, хоть и не так сильно. Пусть он и один, чувствует чьё-то присутствие. И это пугает. Дрожь всё не утихает, слёзы и не думают останавливаться. Но постепенно юноша понимает, что всё закончилось, нужно быстрее вернуться домой. Впрочем, если бы он остался там, те трое наверняка пришли к нему сами.

– Тише… не бойся.

Услышав незнакомый голос и почувствовав, что кто-то гладит его по волосам, Зэен удивлённо приоткрывает глаза. Новый голос даже отдалённо не похож на те, что он слышит обычно. Он видит перед собой размытый тёмный силуэт и вздрагивает.

«В деревне никто не ходит в тёмных одеждах…» – проносится внезапная мысль.

– Говорю же, не бойся. Пошли отсюда.

Холодная рука аккуратно стирает слёзы с лица мальчишки, и тому удаётся рассмотреть незнакомца, пришедшего в деревню.

Чёрные прямые волосы доходят до груди, кожа белая, бледнее, чем у самого мага, одежда сливается в чёрном цвете, лишь металлический крест свисает с шеи, но сильнее завораживают глаза. Алые и тёплые. Зэен впервые может их рассмотреть.

– Ты идёшь?

– Д-да…

Юноша едва находит силы ответить. Удивительно, что от холодной руки становится тепло. Она ещё несколько раз приглаживает растрёпанные рыжие пряди, успокаивая, затем исчезает, чтобы сжать ладонь мальчишки и повести за собой. И впервые Зэен не сопротивляется воле чужого живого существа.

«Он ведь не собирается причинить мне вред?..»

Дрожь стихает. Зэен оборачивается, чтобы увидеть лежащие на дороге тела его мучителей и прохожих. Увиденное отнюдь не приносит облегчения. Маг снова переводит взгляд на своего спасителя. Впервые кто-то помог ему.

«Не заблуждайся. Это игра. Как только доверишься, он посмеётся тебе в лицо».

Вздрогнув от внутреннего голоса, мальчишка останавливается. Страх быть преданным туманит разум. Если бы не пустые каналы магии, он точно призвал бы пламя, такое же чёрное, как волосы незнакомца.

– Что такое? Ты голодный? На ногах не стоишь. Я постоянно забываю о нужде смертных есть и спать.

Зэена отпускают, но он даже не шевелится. Живот, и правда, болит. Вчера юноша вернулся домой голодным, был измотан шёпотом ночью и выплеснул всю магию, а утром беготня окончательно вымотала его. Если бы не вовремя вернувшийся спаситель, Зэен рухнул бы на пыльную дорогу, где его и оставили бы.

– Нет, так нам не дадут поговорить.

Черноволосый подхватывает почти ничего не весящего мальчишку на руки и мигом скрывается в лесу. Останавливается лишь у ручья, весело обтекающего камушки.

– Вот. Теперь можешь спокойно поесть, я подожду.

Опустив ношу на один из валунов, парень вкладывает ему в руки хлеб, стащенный с прилавка. И сам не понимая, Зэен с жадностью вгрызается в него, игнорируя голоса, шум леса и наблюдающее за ним существо. Подавившись, он склоняется над ручьём и пьёт холодную воду, затем возвращается к трапезе. Свежий и мягкий хлеб он ест впервые. А может, ел и раньше, когда вёл себя спокойно, но это было давно.

– Смотрю, тебе тяжело здесь живётся. Впрочем, чего ожидать от границы? Ты, мальчик, живёшь совсем рядом со смертными и бездарными, и не встречал чёрных магов, иначе они забрали бы тебя в Академию. Как зовут?

Дожевав остатки и стряхнув крошки, рыжеволосый юноша возвращает прежнее недоверие и, тем не менее, с любопытством рассматривает алые глаза. Он не замечает, как отвечает на вопрос:

– Зэен…

– Сколько тебе?

– Шестнадцать месяцев Красных Звёзд и Конца Охоты…

– У тебя никого нет?

– Голоса…

Лишь сейчас поняв, что отвечает, Зэен хмурится и ограждается от незнакомца, остающегося беспристрастным.

– Можно взять тебя за руки?

Беспомощно оглядевшись, не слыша голосов, юноша выполняет просьбу и смотрит на свои запачканные руки. Теперь ещё и вкус крови ощущает во рту. Парень же перед ним невозмутимо отцепляет с пояса небольшую бутыль и наполняет водой, затем медленно выливает на раны. Порывшись в плаще, вынимает свёрток бумаги, сыпет на них зеленоватым порошком и перевязывает порванным платком.

– Нельзя себя ранить. Это сводит с ума сильнее, чем успокаивает. Чувствуешь?

Всё ещё сжимая перевязанные ладони, черноволосый внимательно вглядывается в зелёные глаза напротив своих. В них видно чистое и ничем не скрытое удивление. Он давно не встречал мага с такими искренними эмоциями. Они опасны.

– Я Аллан из клана Шинда. Я не такой, как ты, но мы похожи. Ты можешь мне верить.

Подняв глаза, юный маг выглядит усталым. Бледная кожа, тени под глазами, тусклые волосы, искусанные губы, поцарапанная шея, худоба, изношенная одежда, пустое сознание и истощённые каналы магии. Всё потому, что плохо спит, недоедает и страдает душевно.

– Почему я вижу твои глаза?..

– Что, прости?

Шинда приоткрывает рот от удивления, а мальчишка опускает взгляд, старательно делая вид, что ничего не спрашивал.

«Всегда поражаюсь тому, как искренность собеседника пробуждает в тебе скрытые чувства…» – кровопийца пытается улыбнуться, чего давно не делал. – «Совсем забыл, как это выглядит…»

– Ты сказал, что видишь мои глаза. А как же другие сме… люди?

Сам не зная зачем, Зэен признаётся:

– Я их не вижу…

– Ясно. Тогда расскажи о голосе.

– Я…

Внезапно проснувшись, они кричат, стонут и ругаются, отчего Зэен падает на траву и шипит, дёргаясь всем телом, сжимая волосы и кусая губы.

«Посмеешь и сдохнешь. Ничего не говори. Он посмеётся над тобой».

– Я не…

«Закрой рот, глупец. Он накормил тебя и лизнул рану, а ты уже готов вилять хвостом, как щенок. Не понимаешь. Он будет испытывать лишь большее удовольствие, когда будет забивать тебя камнем».

Голоса правы. Зэен растерянно терпит боль, пока незнакомец ничего не предпринимает. Это укрепляет веру в голоса. Им легче поверить, чем незнакомому человеку. Они всегда причиняют боль и кажутся большей угрозой. Зэен не должен их расстраивать, даже когда они просят сжечь людей. Нужно слушаться. Будет противно, зато не больно. Наверное, так лучше. Они вырастили его, им виднее.

«Верно. Слушайся, глупец. Убей жителей деревни. Это существо будет только радо увидеть твои жалкие попытки выжить. Может быть, тогда он пощадит тебя. Он ненавидит тебя. Ты никому не нужен. Делай, что мы говорим и молчи. Иначе умрёшь. Ты умрёшь».

– Нет… пожалуйста, нет…

Зэен дрожит, сжавшись у ручья. Он становится покорным, когда голоса угрожают тлеющим плащом. Если бы они поставили его перед фактом, что он умрёт, если не убьёт человека, он бы не стал сопротивляться. Он слаб. И лишь голоса защищают его от мира, о котором сам юноша ничего не знает. Он отвратителен, а не они. Он не слушает тех, кто не бросил и вырастил его. Он неблагодарный ребёнок, поэтому его оставили.

Голоса принуждают Зэена испытывать боль. Аллан понимает, что это его вина, он задал вопрос, ответ на который лучше не знать. Хоть и всего лишь хотел помочь юному магу обрести себя. Слишком тот похож на них прежних.

«Нужно быть осторожнее…» – хмурится Шинда. – «И что меня зацепило в маленьком чёрном даровании? Искренность? Беспомощность? Или… голос?»

Заметив, что юноша на пределе, Аллан опускается перед ним на колени и осторожно отнимает руки от головы. Не хотелось бы, чтобы покалечил себя снова.

– Тихо… Зэен. Тихо, расслабься. Слушай меня, природу, но не голос. Слушаешь?

Аллан говорит тихо и мягко, как могла бы говорить темнота, к которой он привык за столь долгое существование. И мальчишка поддаётся ей, немного расслабляясь.

– Слушай сердце. Ты жив. И поэтому сам можешь решать, что делать. Ты сильный, очень сильный. Ты можешь противостоять боли, можешь противостоять голосам, можешь противостоять людям и миру. Он отвернулся от тебя. Но это ещё не значит, что ты никому не нужен. Придёт час, когда ты узнаешь всё, что захочешь, и сможешь получить, что пожелаешь. Поэтому сейчас ты обязан сражаться. Тихо. Постепенно. С каждым днём обретая больше власти…

Замолчав, Аллан понимает, что для первого раза перебарщивает. Однажды и ему шептали похожие слова. Он немного понимает страдания мага. И поможет ему, как ему помогли когда-то. Нужно лишь вмешаться незаметно. Почувствовав, что маг потерял сознание, Шинда поднимает его на руки.

«Осорэ придётся меня подождать…»

Развернувшись, Аллан принюхивается и шагает по направлению к незаметному сарайчику, усыпанному листьями. Показываться в деревне днём не лучшее решение. Как оставит мальчишку, скроется в лесу. А ночью утолит жажду и вернётся.

«Оставлять мага одного надолго нельзя. Он держался всё это время и не известно, сколько осталось до потери собственной воли».

Осмотрев неуютное жилище и укутав мальчишку в одеяло, Аллан задумчиво смотрит на чёрные и красные следы у стенки, местами поцарапанной ногтями. Затем на небольшое окно и приставленный к нему столик. Незначительные вещи говорят столь же много, сколько шрамы на теле ребёнка.

– Скоро месяц Смирения. Если постараешься, сможешь измениться. А вместе с твоим приходом и война… или мир. Особенные дети, вроде тебя, всегда меняют ход истории. Поэтому хоть сегодня отдохни спокойно… Зэен.

Прошептав слова в полумрак комнаты, Шинда исчезает.

Однако его появление не проходит бесследно. С наступлением ночи обезумевшие голоса носятся по сознанию и ворошат мысли Зэена. В первые минуты он скулит от боли и в бессильных попытках унять её катается по полу. Вскоре в ушах начинает шуметь так сильно, что из них течёт кровь. И юноша больше не сдерживает криков. Появление странного незнакомца, сказавшего, что Зэен обладает силой противиться голосам, вывело их из себя. Они озлобились настолько, что юноша даже не разбирает слов. Он сгорает изнутри. Он не знает, что это всего лишь восполняется магия.

Аллан возвращается к сарайчику, услышав первые крики. Они достигают ближайших домов и раздражают их хозяев. Неудивительно, что смертные недолюбливают мага. Они и слухи о нём распустили, что Аллан невольно подслушал. Нерешительно остановившись у двери, он прислушивается. Из-за неё доносятся всхлипывания и тихий голос. Зэен снова спорит с внутренним монстром.

«Сейчас его способно сломать одно неосторожное слово. Одно единственное…»

Приоткрыв дверь, черноволосое существо тенью скользит внутрь, боясь выпустить из сарая малейший шорох. Он видит рыжеволосого мальчишку сжавшимся в углу и бьющимся лбом о стену. Слёзы стекают по его лицу вперемешку с кровью, на пальцах подрагивает бесформенный Дар.

– Зэен, – тихо зовёт парень, – я пришёл тебя навестить.

Всхлипнув и обернувшись, маг смотрит на пришедшего затуманенными глазами болотного оттенка и молчит. Шум в голове становится тише, и юноша порывисто выдыхает, садится как безвольная кукла и смотрит перед собой.

– Хорошо, что я поохотился… – шепчет существо. – Тут всё пропахло болью.

Приблизившись, Аллан протягивает мальчишке миску с кашей и бутыль с чаем. Он прихватил их в доме женщины, у которой пил кровь. Правда, пока шёл, еда остыла.

– Поешь и наберись сил, чтобы встретить рассвет. Ты его не видел, но, поверь, увидев однажды, его больше не забыть. Огненный круг медленно плывёт по тёмному небу, выбираясь из-за горизонта, распускает яркие лучи пламени и небо становится светлее: сначала тёмно-синее, потом оранжевое и розовое, после голубое. Белые облака собираются в фигуры и плывут по нему, как по воде, медленно. Как думаешь, красиво?

Пока гость говорит, в зелёных глазах постепенно просыпается искорка жизни. Он, родившийся осенью, знает, что такое пламя. И охотно может представить, как оно плывёт по небу. Один раз Зэен даже видел звёзды. Поэтому он тянется дрожащими ладонями в грязных бинтах к миске с источником жизни. Он хочет жить. Однако, надорвав голос, не может ответить. Даже если бы мог, сил хватает лишь на дыхание.

Посмотрев, как Зэен медленно ест, Шинда находит под столиком тряпку и аккуратно стирает кровь и слёзы с лица юноши. Тот никак не реагирует на заботу. Пусть взгляд и стал осмысленным, более ярким и живым, маг тратит все силы и внимание на принятие пищи. Есть что-то жидкое и мягкое для него непривычно.

«Похоже, всё хуже, чем я представил…» – прикладывает ладонь к лицу Аллан.

Спустя длительное ожидание мальчишка ставит чашку на пол. Аллан протягивает ему чай, в отличии от каши ещё остающийся тёплым. Зэен охотно выпивает его. Юноша не раз с голоду жевал сочные, хоть и горькие травы, поэтому вкус привычен.

– Теперь поговорим. Помнишь, как меня зовут?

Открыв рот, юноша тут же испуганно раскрывает глаза и закрывает его, отводя взгляд. Он, прежде, не звал никого по имени. И страх, что голоса рассердятся, мешает выдавить хоть звук. Гость терпеливо ждёт. В красных глазах нет ничего, кроме мягкости и задумчивости. Мальчишка нерешительно и очень тихо отвечает:

– А… л-лан…

– Да. Не бойся. Если в следующий раз голос начнёт говорить гадости, скажи мне и я его утихомирю. Ладно?

– А… а сможешь?

В глазах оттенка зелени тут же вспыхивает надежда.

– Со мной тебе всё же будет лучше, чем одному. Попробуй мне довериться. Хуже ведь не станет? Чтобы ты мне поверил, хочу показать кое-что.

Опустив взгляд на свои пальцы, гость прокусывает один из них и вскоре ранка затягивается сама по себе. Зэен смотрит с непониманием. Время тянется так медленно, что становится тяжело дышать. Ведь маг не знает, чем закончится для него ночь, проведённая со странным человеком. Он делает всё спокойно, ни разу не изменившись в лице, а, когда кровь исчезает, молча ждёт.

– К-кто ты?

– Я рад, что ты заметил во мне отличие от смертных, – кивает парень. – Я не человек и не маг, как ты. Я третья маленькая сторона нашего мира. Если расскажешь мне о голосе, возможно, она сможет тебе помочь.

– Третья сторона?

– Да. Нас называют Шинда или норои. Мы сами по себе. Нас не касаются дела чужаков, но ты особенный. Я хочу помочь тебе освоиться в мире, выглянуть за эти стены и отправиться куда-нибудь… к своим. К другим, таким же, как ты. У тебя есть мечта?

Рассеянно оглядев свой дом, Зэен кивает. У него есть тайна, о которой голоса никогда не заговаривали. Он надеется, что они о ней не знают.

– О чём тебе говорит голос? Что ты о нём знаешь?

– Они…

«Не смей, глупец. Если не ценишь свою жизнь, мы заберём его».

– Нет!

Вздрогнув и сжавшись, Зэен со страхом смотрит на гостя.

«Он не знает, что опасность совсем близко. Нужно предупредить… но… если я сделаю это… они убьют меня… или его!»

Во рту тут же пересыхает, а в животе что-то сворачивается. Сглотнув, юноша сжимает пальцы и опускает голову. Это знак смирения. Голоса не должны тронуть его, пока он исполняет их приказы.

– Так ты слышишь не один голос… Плохо. Они не хотят, чтобы ты мне что-то рассказывал? – понятливо спрашивает парень.

Зэен кивает. Чем сильнее голоса настаивают на молчании, тем сильнее хочется рассказать правду. Но он помнит, как смеялись над ним жители деревни. Помнит, что говорили голоса. И боится. Потерять последнюю надежду всегда страшно.

– Они угрожают тебе… смертью или болью? Зэен, смотри на меня.

Мальчишка испугано вертит головой. Тогда Аллану приходится приподнять её, несильно обхватив холодными ладонями. Юноша лишь прикусывает губу и выглядит виновато, но снова очаровывается красными глазами.

«Интересно, у людей такие же красивые глаза? А у меня?»

На самом деле Зэен не знает, как выглядит. Тени предупреждали, чтобы он не смел смотреть на своё отражение. Он лишь видит свои рыжие волосы и всё.

– Голоса ничего тебе не сделают. Ты можешь сопротивляться им. Ты сильный.

– Они говорят… что я слабый… потому что не могу убить…

Юноша говорит о противоречии их слов раньше, чем успевает себя остановить и с ужасом смотрит в красные глаза. Руки настойчиво удерживают его лицо.

– Так они заставляют тебя убивать? Это всё?

На лице Аллана ничего не меняется. В голове пустота. Тихо выдохнув, Зэен позволяет слезам скатиться с глаз.

– Они приказывают тебе убить меня?

«Не молчи, глупец. Войди в доверие этого существа, оно заберёт тебя отсюда. С его помощью ты станешь сильным. Превзойдёшь бога и весь мир».

– Они замолчали… – шепчет Зэен.

Глава 6. Шиоре из рода Ан и Хаи

Послушница Ордена переминается с ноги на ногу, не решаясь войти.

Еда на подносе остыла, ухудшая положение, впрочем, она изначально была еле тёплой. Причина беспокойства в другом. За дверью девушку ждёт ни кто иной, как один из двенадцати апостолов Прародителя. Здесь, в Храме Спасения, построенного недалеко от Ордена Святой Колыбели, почти в самом сердце Благословлённого королевства Астэя – столице Ивиль.

И девушка до сих пор не решила, как себя с ним вести. Она всего лишь послушница, которой приказали с оного дня приносить еду и не слишком заботиться, лишь бы мог спокойно существовать в зале на среднем этаже. Выходить магу запрещено, заходить к нему тоже.

Мотнув головой, послушница понимает, что тянуть время бессмысленно. Либо на неё разозлится маг, либо присматривающий за храмом епископ. Перехватив поднос одной рукой, она открывает незапертую дверь и входит в зал – серый и длинный, затопленный светом и полумраком, холодом и тишиной. Кресло из белой древесины стоит спинкой к широкому невысокому провалу окна и отбрасывает тень до дверей. Время проходит, а ничего не происходит. Решив разобраться со всем по порядку, послушница медленно приближается.

– Прошу прощенья…

Сжавшееся горло выдавливает из себя лишь шёпот. Из-за игры света и тени она не может рассмотреть сидящего. Видит лишь серое одеяние, свисающее с подлокотников на пол.

– Что-то нужно?

Послушница отходит назад и гремит глиняными мисками, едва не уронив и не разлив их содержимое. Голос прозвучал спокойно и негромко, даже мягко, если не вежливо. Таким приятным голосом с ней не говорила ни одна душа в пределах Ордена или храма. Девушка вздрогнула от неожиданности.

– Напугал тебя? – интересуется апостол. – Мне говорили, что за мной приставят следить послушницу. Как твоё имя? Если страх в тебе сильнее прочих чувств, я буду молчать в надежде, что он растает в тишине.

Наблюдающая за тенью девушка не может вымолвить ни слова. Вовсе не от страха, а зачарованная бархатным голосом. Она опускает взгляд на поднос. Ни чёрствый хлеб, ни похлёбка совсем не пахнут, в них нет ни одной из семи лечебных трав. Даже послушникам дают еду свежее и теплее, чем то что приказали отнести некроманту. Ему здесь не рады, что неудивительно.

«Если задуматься, что забыл апостол в столице Ивиль, Благословлённого королевства Астэя? Здесь земля белых магов и Ордена Святой Колыбели…»

– Шиоре из рода Ан. Я принесла поесть… и если что-то нужно…

– Зови меня просто Хаи, прошу.

Больше маг не говорит ни слова. В расстроенных чувствах, всё ещё не понимая, как следует себя вести, послушница подходит ближе, но поднявшаяся с подлокотника бледная рука останавливает её.

– Мне нужен лишь покой.

– Покой? – невольно переспрашивает Шиоре.

«От чего бежит некромант в Орден Святой Колыбели, который существует ради уничтожения их бога? Я думала… они не могут пробраться в королевство… Белые маги каждый день сражаются с нежитью и вдруг принимают апостола Прародителя как простого гостя…»

Послушница огорчённо склоняет голову. Мало того, что ничего не понимает, ей становится стыдно за нерешительность и страх. Наслушавшись о злодеяниях и безумии апостолов, она представила себе высокомерного негодяя, что унижал бы её, если не хуже, или вовсе убил за малейший промах. Или она могла заразиться скверной.

Хаи прерывает мысли девушки, похожие на клубящиеся зальные облака.

– За то, что был рождён в семье чёрных магов и волей судьбы заброшен в пустошь, я не достоин простого отдыха?

Собеседник ни на тон не меняет голоса. Тем не менее Шиоре чувствует, что слова призваны укорить её. Она оглядывается на дверь, боясь быть услышанной, и лишь после говорит:

– Я слышала… чёрный маг сам выбирает стать последователем Прародителя. А встать на его сторону… служить нежити, что насылает на нас своих тварей и уничтожает города… затягивает небо тучами…

Бледная рука снова шевелится и Шиоре замолкает.

– Я действительно стал служить Прародителю по своей воле: у меня есть на то причина. И она вовсе не в пророчестве и не могуществе. Всё куда серьёзнее, чем может показаться стороннему свидетелю. Ты не можешь представить, сколько чёрных магов и некромантов погибло в пустоши. И я видел… чувствовал… понимал и разделял их стремления… пока не увидел истинную форму Прародителя…

Послушница роняет поднос и громкое эхо принуждает вздрогнуть. Маг рассказывал таким глубоким, полным горечи голосом, что воображение девушки быстро нарисовало ужасную картину. Шиоре быстро приходит в себя и оглядывает пустой огромный зал. О пустоши и Прародителе послушникам рассказывали, ведь почти всем из них предстояло уничтожать нежить. Она слышала и рассказы боевых магов, проходящих лечение в Ордене.

В пустоши нет жизни. Угольный песок шуршит под холодным ветром, дымчатые облака давят с неба и их тени плывут по песку, словно пустые реки. Иногда находит туман, иногда слышатся протяжные звуки. Под ногами хрустят кости и мёртвая плоть. Гниль и смерть пропитывают лёгкие. Когда ветер дует сильнее, поднимая песок и закручивая в чёрные вихри, небо окутывает тьма. С границ необъятных пустошей слышен рёв Прародителя и его тварей. Иногда попадаются болота, искорёженные леса или пропасти. Лишь ступив на песок, что вытягивает магию; вдохнув воздуха, вызывающего болезни, или услышав шёпот, насылающий кошмары, назад не вернуться. Лишь апостолы возвращаются.

«Звучит не так уж и страшно… Это может быть попыткой ввести нас в заблуждение…» – рассеянно думает девушка, подбирая уроненные кусочки хлеба обратно на поднос. Похлёбка не разлилась чудом или чьей-то жадностью – так её мало.

– Епископ говорил… что маг должен двенадцать раз обойти пустошь…

Взволнованно подняв голову, Шиоре зажимает рот ладонью. Она незаметно для себя оказалась на коленях перед магом и смогла рассмотреть его лицо. Или не совсем: серые длинноватые волосы и окровавленную повязку на глазах.

– Имелось в виду, что двенадцать апостолов должны получить силу Прародителя, если войдут в пустошь. Это простое недопонимание, – спокойно отвечает Хаи и чуть выдыхает. – Думаю, пустошь тянется от наших земель до самых Вольных равнин. Столь она просторна… Я не знаю точно, как долго плутал там, время казалось вечностью… Я просто хочу отдохнуть… Не приходи сегодня, если попросят. Моё тело почти не нуждается в еде. В пустоши её нет… Я держался на собственной крови… помню, просыпался с содранной кожей…

Голос мага постепенно затихает. Слёзы ужаса и отвращения скатываются по щекам послушницы. Дождавшись, пока маг заснёт, она убегает, забыв про поднос. Минуя пустые коридоры, она уверяет себя, что не вернётся в тот зал. А Хаи снова слышит шелестящий, ни то угрожающий, ни то искушающий звук песка.

Глава 7. Каран и Арэна

Извивающиеся лилово-дымчатые облака пытаются поглотить друг друга и создаётся впечатление, что небо гниёт на глазах. Первые капли дождя вот-вот сорвутся на чёрный камень. Ветер обдирает стены Академии и едва не вырывает деревья из земли. И лишь барьер не позволяет стихии забраться в окна.

Отвернувшись, Каран проводит рукой в перчатке по столу. Мимо стопки книг, свитков, песочных часов, чернильницы и замирает у фонаря – прямоугольника, излучающего фиолетовый свет. Слишком тусклый, чтобы осветить комнату.

Он горит каждую ночь. Но скоро месяц Фонарей минует, поминать погибших больше не будет нужды. Каран понятия не имеет, для кого зажигает фонарь. Может, для тех детей в цепях, лиц которых он никогда не рассматривал, лишь видел, как одни тела сменяли другие. Может, для магов, что сгинули в пустошах, не сумев перешагнуть свой предел и найти Прародителя. Или чтобы следить за временем.

Каран ненавидит фиолетовый цвет. Ему нравится цвет запёкшейся крови.

Переведя взгляд на кресло, маг набрасывает на плечи мантию, глядя на которую все вздыхают от зависти, и покидает кабинет. Он носит её не по прихоти, вот только этого никто не понимает, что по-своему неплохо. Широх за ним не следует: уже понял, что не стоит попадаться кому-либо на глаза, если дорожит своим мехом и внутренностями.

После возвращения в Академию Каран не видел ни одного лица, помимо дожидающейся его пробуждения девушки. Впрочем, он проснулся не ради неё, а ради чая, который она неумело приготовила. Занятное совпадение. Значит, ректор поручил ей узнать подробности произошедшего. В ином случае, Каран больше бы её не увидел.

Шаги эхом проходят по стенам и утопают в раскатах грома. Ночная Академия освещена лишь вспыхивающими в провалах окон молниями. Тени скользят по углам и попадаются под ноги, суетясь из-за гнева Прародителя. Всё сжимается в страхе от надвигающегося бедствия и лишь единицы слышат плач.

«Тяжело идти… Тело ещё помнит, что совсем недавно валялось с переломанными позвонками. Если бы не широх…»

Мысли с неудачной прогулки в город и преследования плавно перетекают к не умеющей готовить спасительнице. Он не видел её лица, не запомнил ничего, кроме цвета глаз.

«Должно быть, померещилось из-за запаха курэна…»

Пересекая тёмные коридоры, профессор выглядит мрачнее некуда. Кажется, что он идёт не на ночное свидание, а на казнь. Только вершить её будет сам маг. На самом же деле его недовольство исходит лишь от одного воспоминания, которое перебивает тревожные мысли о замысле ректора и обмане, в который он готовится окунуться.

«Позор. Очередной адепт, не умеющий готовить курэн…»

В лазарете маг запомнил ауру девчонки и найти её теперь не составляет труда. В крыле адептов тихо. Постучавшись, парень проникает в приоткрывшуюся щель. Не успевает Арэна возразить, как маг начинает рассматривать её комнату.

«Ничего особенного…» – мелькает у него в голове.

Девушка возмущённо оборачивается и замирает. Из приоткрытого окна дует слабый ветерок. Он развивает почти невесомую мантию профессора и открывает взгляду болтающийся рукав рубашки. Та надета небрежно, раненая рука держится в согнутом локте под ней.

«Должно быть, это и есть его травма…» – предполагает Арэна. – «Точно… маги с травмой не только не справляются с потоками магии, но и находятся в шатком психическом состоянии. Почему кто-то подобный обучает адептов?»

Сам он выглядит мальчишкой восемнадцати зим отроду. И не назовёшь профессором. Если только выучил основы магии, чтобы создать заклинание для лечения травмы. Взрослый маг себе не позволил бы длинноватых неровно обрезанных волос, скрывающих шею и падающих на глаза. Ведь зачастую маги могут напугать собеседника лишь одним взглядом: скрывать его глупо. Да и разгуливает в странной, не присущей взрослому одежде. Помимо лёгкой мантии и рубашки, штаны с карманами, заправленные в высокие сапоги на шнуровке. И всё чёрного цвета.

Запутавшись, Арэна не прекращает смотреть, даже когда профессор обращается к ней. Она понимает, что страх навеян неизвестностью и чужими словами, а не собственными крохами чувств, поэтому и пытается понять его сама.

– Ты искала меня, чтобы поговорить?

Голос столь же мягкий, как и облик, похожий на извивающуюся тьму. Мысль о сближении с ним кажется жуткой и опасной.

– По-моему, это Вы меня нашли, профессор Каран.

Девушка предпринимает напрасную попытку укорить мага.

– Точно. Всё из-за твоих отвратительных навыков готовки, – склоняет голову на плечо парень. – Пошли ко мне. Я собираюсь исполнить своё обещание.

– Что значит к тебе?!

Ученица, опешив, отступает на шаг. Слова звучат угрожающе. Арэне кажется, что она впустила в комнату что-то страшное. Оно и искушает, и в то же время подталкивает к бездне, упав в которую – уже не выбраться.

Возможно ли, что ректор не обманул, а заботливо предостерёг?

Девушка сглатывает и нащупывает ручку двери. От мага её реакция не укрывается.

– Какая ты глупая, – скорбно вздыхает он. – Пару дней назад ты нашла меня в лесу с переломанными позвонками. Ты видишь, что у меня травма. Знаешь, что я преподаю у адептов. И всё равно думаешь, что я в состоянии тебе навредить? Не могу при всём желании. И я обещал.

– А… а хочешь?

Слова об обещании, сказанные с грустью, остаются незамеченными.

– Не знаю. Всё зависит от твоих умений. Может, я и не сдержусь, если ещё раз приготовишь курэн с таким пренебрежением.

Сдержав злость, девушка прикусывает губу. Несмотря на то что она пыталась найти о напитке в библиотеке и прочитала о способах его готовки, он оказался слишком сложен, а ингредиенты редкие и дорогие, так что тренироваться она не стала.

– Но почему к тебе в комнату? Так ведь нельзя… ты профессор…

Развернувшись к девушке, маг делает два шага и вздёргивает подбородок, всем своим видом излучая надменность и презрение.

– Я намного старше тебя. Это, во-первых. А во-вторых, мы идём ко мне в комнату потому, что там есть всё необходимое для твоего урока.

Нахмурившись, Арэна позволяет себе немного вольности и расслабляется, больше не поддаваясь давящей на неё тьме. Вздёрнув подбородок, она насмешливо дразнит:

– А где же шутливое взрослое: не влюбись в меня, глупышка?

– Ты не сможешь полюбить такого, как я, – отвечает маг и, небрежно отодвигая преграду от двери, выходит в коридор. – Никто не сможет.

Удивившись и выскочив в коридор, девушка с завистью следует за мягко развивающейся мантией. Свою она бросила в комнате.

На девушке остаются туника с рукавами до локтей, зауженные штаны и короткие кожаные сапожки, тоже чёрного цвета. Волосы она, как и все чёрные маги, подвязывает в хвост, но неровные пряди всё же спадают с висков на ключицы, завиваясь на концах.

Ученица понимает, что спросила глупость. Ведь влюбиться она сможет лишь в человека, на коже которого есть такой же чёрный узор, как и на её спине. Поэтому ответ мага не может не удивить.

– Ваша пара по Знаку…

– Знак… – раздражённо перебивает Каран, внутренне подобравшись и зло сощурившись. – Не заикайся о нём в моём присутствии.

Погрузившись в себя, Каран с ненавистью смотрит на ладонь в перчатке. Маг не единожды думал, как от него избавиться. Но даже сожжённая или содранная кожа вырастает вместе с узором. Прикусив губу, он с трудом успокаивается и ленивой походкой приближается к комнате, распахивает дверь и входит. На этот раз приходится рассеять темноту. Взмахом руки хозяин комнаты зажигает свет с левой стороны, где стоят шкафчики и тумбочки, баночки и инструменты. Кухню от кабинета отделяет длинный чёрный стол, а от спальни, где спит широх, книжный шкаф.

– Я буду говорить, что делать. Учись и больше не позорься.

Уловив перемену настроения, Арэна кивает и подходит к столу, удивлённо рассматривая баночки с травами и прочими ингредиентами, кое-где зельями, разные инструменты для готовки и алхимии.

«Так чисто и аккуратно…»

Арэна оборачивается в ожидании приказов и видит, что Каран сидит на пустом столе в шаге от неё. Прямо за её спиной. Его взгляд устремлён на фонарь, стоящий на другом, рабочем столе. За ним окно, в котором меняются тёмные облака. По сторонам стоят книжные шкафы. Довольно необычная комната.

– А для кого фонарь, профессор?

– Не знаю… – тихий ответ. – Просто слежу за временем.

– Что мне делать?

– Для начала приготовь необходимое, и возьми вон ту пиалу…

Арэна промывает руки и берёт удивительно гладкую глиняную пиалу. Тщательнее осмотрев стол, удивляется маленькому чайнику, качеству мисочек, палочек и прочих инструментов. Они подобраны идеально для курэна. И это пугает.

Впрочем, нет. В него входят ингредиенты, соотношение которых очень важно: при редком случае можно сделать напиток ядовитым. Дикая ягода, придающая багровый оттенок, растёт на холме вместе с ядовитым растением. Горькие зёрна в большом количестве вредят здоровью, травы так же требуют отдельной заботы.

Под бормотание мага Арэна окончательно успокаивается и в каком-то смысле наслаждается покоем. Но стоит расслабиться, и чужая рука бьёт по её ладони.

– Аккуратней, – поправляет Каран, встав за спиной. – Как так можно? Зёрнышки же мягкие… нечего давить их как насекомых.

Обиженно повернувшись и увидев мага на столе, словно его и не было у неё за спиной, девушка указывает на него.

– Почему бы тебе не показать, как нужно?

Повернувшись, парень приоткрывает губы, но опускает голову и молчит. С трудом девушка различает тихие слова:

– …больше не могу его готовить…

Ученица застывает в ошеломлении. Профессор оказывается ранимый. Хоть девушка и поняла, что ему нравится курэн, не представляла насколько. Ляпнула не подумав и теперь чувствует вину.

«Неужели он совсем не может пошевелить рукой?.. Что у него за травма? Перелом?»

Девушке представляется то, что могло однажды происходить в этой комнате или где-нибудь на другой кухне. Как одной рукой, кривясь от боли и кусая губы, маг пытался сам приготовить чай. Но из-за недавно полученной травмы рассыпал порошок или ронял палочки. Как от досады стучал кулаком по столу, если не ронял слёзы обиды. И ученице становится так стыдно, что она отворачивается, решив вложить все силы в чай.

«Никто в Академии не побеспокоился о нём за пару дней. Ректор говорил, что нужно держаться от него подальше. Наверное, у мага нет никого, кто мог бы для него заварить его любимый курэн… Весомый повод отвергать свою половинку…»

Мысли придают ученицы сил, а может, Каран слишком погружается в себя, чтобы ругать её. Тем не менее, курэн оказывается готов. Девушка ставит его на стол, рядом с рукой мага. Одновременно витая где-то далеко и находясь здесь, он берёт пиалу и отпивает. А взгляд всё прикован к поминальному фонарю.

– Кошмар, – заключает маг.

– Но я делала, как ты говорил!

– Не похоже.

Арэна терпеливо и боясь ошибиться повторяет процесс. Снова передаёт тёплую пиалу. Сделав глоток, маг задумчиво хмурится, и, помолчав, заключает:

– У тебя природный талант портить мой любимый курэн.

«Или кто-то привередничает! Это же так сложно!»

Мысленно возмущаясь, Арэна негодующе смотрит, как парень соскальзывает со стола и подходит к окну, а напиток всё равно пьёт.

«Вот ведь странно… заваривать напиток больше не в силах, а всё необходимое хранит… Да и не терпел же он с момента получения травмы?»

Задумавшись, девушка озвучивает свой вопрос и получает шокирующий ответ:

– А магия на что? Ты думаешь, я совсем беспомощный, что ли?

– Магия!.. Но ты сам сказал, что больше не можешь…

От возмущения ученица сжимает кулаки, зло смотря на разделяющий её и профессора стол. И даже знать не хочет, какой материал он преподаёт.

– Своими руками не могу… к тому же плохо контролирую магию. Получается лучше, чем у тебя, но недостаточно вкусно… Не отлынивай. Я постепенно научу тебя, какой бы неумёхой ты не родилась. Тебе не превзойти свой предел, так хоть чай будешь уметь готовить.

– Что? Что ты сказал?

Последние слова профессора несколько раз проносятся в голове ученицы, но это не помогает их понять. Опешив и разозлившись, она в бессилии кусает губы.

«Что это значит? Почему?»

– Тебе не нужно знать. Нас связывает курэн и ничего больше. А, точно. Можешь считать, что его вкус согревает моё сердце. Девушкам ведь приятно такое слышать?

Повернувшись, Каран одаривает ученицу мягкой улыбкой. Её можно даже принять за благодарность. Или насмешку над отсутствующим Даром.

– Хочешь сделать мне комплимент после того, как унизил?

– Констатирую факт. Я же сказал, что ты не сможешь влюбиться в меня. И вообще, у таких, как мы, пары быть не может… ни хорошей ни плохой…

Больше маг не говорит ни слова и выглядит спокойным. Но ученица уверена, что он печалится, вглядываясь в бурю за окном и чувствуя на языке тепло любимого курэна.

«Похоже, он лжёт самому себе, ведь думает о ней», – хмурится ученица.

– И в чём же моя неполноценность?

«Мне никто не говорил столь обидных слов… неумёха, недоучка, проблемная девчонка… Но чтобы так…»

Рвано вдохнув, униженная собственными мыслями, Арэна старается не заплакать. А профессор не замечает её чувств, погрязнув в своих размышлениях.

– Ректор рассказал тебе парочку страшных сказок обо мне? И чем я в них занимаюсь? Уродую тушки кошек, высасываю чужую магию, коллекционирую кости или нечто более занятное? Ладно, не отвечай. Все чёрные маги неполноценны по своей природе, тут уж ничего не поделаешь. Прими мои соболезнования.

Вздрогнув и потупив взгляд, девушка дёргает край рукава. От неловкого молчания не спасает ничего. Что бы она не сказала, маг находит чем ответить.

«Хоть так и говорит… не похоже, что он самодоволен… Действительно ли он так опасен, как говорят? По крайней мере, характером…»

Лишь паясничество и спасает профессора от женского гнева. Решив не заострять внимание на обиду, ученица выкрикивает неожиданную подлость:

– Назови причину и сделаю тебе лучший в мире курэн!

– Громкие слова для не истинной, – усмехается парень и уходит. – Жди.

– Что?..

Удивившись, Арэна выходит из-за стола и послушно ждёт, боясь представить, что маг выкинет, когда вернётся.

«А его можно мотивировать…» – задумывается она.

И радуется, что нашла слабое место профессора, пусть и огорчает его неприятное отношение. Взглянув на книги, девушка читает сложные названия. Различные справочники растений и существ, алхимия, чёрная и белая магия, ритуалы, некромантия, магические камни, старые рукописи, жертвоприношения, магия разума, строение клеток и каналов магии, потоки магии и много других.

«Неужели он проводил исследование? Пытался вылечить руку?»

– Вот, взгляни на рисунок. Это мои записи о пустоши. Написал, чтобы не сойти с ума.

– Пустоши? Ты говоришь о тех самых…

Обернувшись и приняв довольно потрёпанную тетрадь, девушка листает страницы, исписанные корявым почерком. Писавший, и правда, был не в себе. Арэна невольно поднимает взгляд. Каран сидит на столе, спиной к окну, и пьёт «невкусный» курэн, всем своим видом выражая безразличие к происходящему. Лишь лицо выдаёт печаль, словно любимый напиток причиняет магу боль. Ученица снова опускает взгляд и вскрикивает, отбрасывая книгу. Та со шлепком падает на пол и закрывается. Перед тёмно-красными глазами девушки застывает безобразный рисунок. Она даже оглядывается и начинает дрожать от порыва ветра, ворвавшегося в окно сквозь защитное поле. Парень ставит пиалу на стол.

– Вот и причина. Ты знаешь о легенде падшего бога? Сделай двенадцать кругов в пустоши, встреть Прародителя, и он одарит тебя могуществом. Многие решаются на скитание и не возвращаются. Я один из тех, кто вернулся… живым. И, наверное, единственный, кто изобразил Прародителя в его истинном виде. Если ты даже не можешь спокойно взглянуть на рисунок, то не выдержишь испытание. Впрочем, тебе и не нужно.

Тяжёлая тишина зависает меж книг, впитывающих в себя очередную тайну.

– Бог… дал тебе силу?..

– Не бог. Огромная нежить. Толпа мертвецов расступилась передо мной, а эта нежить склонила голову и дыхнула пламенем. Что-то обжигающее потекло по крови, несколько каналов лопнуло. Помню, жгло сердце и глаза… Ты не веришь, как и большинство. Я был не в себе, когда рассказывал каждому встречному об увиденном. И поэтому обо мне пустили множество слухов. Маги заметили потоки силы, что я едва мог сдерживать, и боялись. Я многое отдал, чтобы исполнить мечту каждого чёрного мага… Но оказалось, мечты не сбываются не из-за своей невозможности, а из-за наивности и возвышенности. Правда жестока и отвратительна, в отличии от них.

Каран со вздохом касается травмированной руки, но, собравшись, переводит серьёзный взгляд на ученицу. Та в замешательстве скользит взглядом по полу.

– Разве можно в такое поверить?.. Врёшь, чтобы напугать меня.

– Ага… совсем немного, – язвит маг, соединив два пальца. – Всего лишь зарабатываю лучший в мире курэн. Так что брось магию и учись готовить. Если всё-таки не веришь, посмотри в мои глаза и скажи… это по-прежнему глаза человека?.. Лишь раз после возвращения я осмелился взглянуть на себя, после как-то не хотелось. Так что? Я даже похвалю тебя, если выдержишь. Это забавное испытание. Ты же хочешь?

История пугает, но в глубине души ученица верит магу, от которого веет силой, куда более заметной, чем от других профессоров. Многие одарённые чёрные маги мечтают о силе Прародителя. И несправедливо, что заполучивших её избегают или боятся. Ученица такой мечты не имеет, однако отказаться от предложения не может, словно её искушает сам Прародитель. Она внимательно всматривается в профессора и видит усталость с лёгкой заинтересованностью. Желание сблизиться с кем-то, раскрыть душу и быть принятым выражает каждое его слово и действие.

Тёмная мягко обнимающая апостола аура с подозрением следит за встающей напротив него девушкой. Каран притягивает ученицу за руку, чтобы между ними не осталось расстояния. Арэна вздрагивает от холода перчатки и скользнувшей по коже темноты. Из-за страха, обнявшего её тело невидимыми змеями, она не может пошевелиться. Маг держит её за руку и смотрит в самую душу горящими призрачным пламенем аметистами где-то глубоко в глазницах. Оттого, в первый миг кажется, что глаз у него нет. Лишь нечто глубоко внутри. Арэна начинает видеть их не сразу: чёрные с лиловой радужкой, едва заметно полыхающей пламенем. Узкий зрачок расширяется и глаза становятся почти чёрными. Ни одного жизненного блика. Лишь мёртвый отблеск пламени.

Каран спокоен, словно его не волнует ответ. Но исходящая от него подавляющая печаль шепчет, что ответ важен. И ни чей-то, а именно Арэны. Ученица чувствует, как трепещет в груди сердце от новых ощущений, и понимает, что справилась.

– Сомневаюсь, что мертвецы распивают курэн по ночам. Значит, ты человек.

Девушка слабо улыбается. Она чувствует, как аура Карана воздействует на неё, и не только в хорошем смысле, но и в плохом.

– Да, – усмехается профессор, – наверное…

Каран наклоняется и оставляет на губах ученицы мимолётный поцелуй, ей кажущийся долгим прикосновением. Растерявшаяся девушка неловко замирает, а профессор отпускает её и невозмутимо отпивает из пиалы. Затем прерывает ученицу раньше, чем она приходит в себя:

– Сладких снов. И удачи на завтрашнем экзамене.

– Ч-что?

Отступив, девушка мотает головой.

«Экзамен? О каком экзамене он говорит?»

– И передай ректору, что я вляпался в долг, а про широхов ничего не узнал. Они слишком редкие, чтобы поймать сразу столько, но все были настоящими. Продавал их человек. Хоть мага я не заметил, прилавок, как и объявление, были под иллюзией. Из-за повышения цены многие маги остались ни с чем и заплатили наёмникам, чтобы отнять купленных широхов. Я тоже поймал хвост. Они напали и мне пришлось подставить спину, защищая широха. Затем, на шум прибежали волки, а наёмники убежали. Вскоре пришла ты. Я, кажется, всё сказал?

Тишина снова врывается в комнату вместе с лёгкими порывами ветра. Маг поворачивается к окну, вслушиваясь в неслышимый никем из Академии плач. Постояв в растерянности и запомнив сказанное, девушка возмущённо краснеет, когда запоздало осознаёт произошедшее.

– Постой!..

Повернувшись, Каран затыкает ученицу взглядом и столь же резко смягчается.

– Спокойно ночи, Арэна…

Вздрогнув от тени улыбки и вспыхнувшего пламени в чёрных глазах, ученица разворачивается и выбегает в коридор. Только что Каран произнёс её имя таким шёпотом, что девушку пробрала дрожь, приятная и в то же время говорящая, что она попала в хитро сплетённую ловушку.

Глава 8. Конран из рода Авэлэй и Нирана

Белый туман, мягко и холодно клубящийся перед глазами, напоминает пушистые облака. Они льнут со всех сторон и приятно касаются кожи. Конран раздвигает их руками, желая взглянуть на то, от чего всё время отмахивался, и плывёт в белоснежном мареве наслаждаясь покоем и тишиной.

«Оно казалось мне враждебным…»

Юноша не спит, плавает между настоящим и неведомым миром. Видит облака, парящие над кроватью, плывущие по полу, заполнившие комнату. Подняв руку, может коснуться одного из них, развеять. Или вглядеться в причудливые формы и попробовать найти в них смысл. Никакие воспоминания не ложатся на них тяжёлыми красками, не тревожат покой. Никакая ложь не становится истиной.

Конран прикрывает глаза и пытается погрузиться глубже. Белых магов учат ощущать пространство вокруг и самого себя. Так они могут почувствовать повреждения в теле и ауре или ощутить «Святую лисицу». Юноше интересна отнюдь не она, просто после подслушанного разговора у него не получается успокоиться.

Чем больше Конран задумывается над мелочами, что заполняют его жизнь, тем сильнее вязнет в тумане. Он не знает, как давно живёт один в маленьком доме. Не понимает, что может связывать мага Ордена, послушницу монастыря и южан. Не помнит лиц тех, с кем каждый день здоровается, о чём их или чужие разговоры. Не видит смысла в том, что Ниа и Юхи таскают его с собой ловить рыбу, собирать ягоды или грибы, смотреть на звёзды, сидеть у костра рассказывая сказки и всячески развлекаться. Он даже не представляет, какой сейчас месяц.

Конран терзается болезненными вопросами и, не находя на них ответа, чувствует себя угнетённым и преданным. Было ли его желанием забыться или он медленно тает под действием чужой воли, он не знает. Воспоминания путаются и расплываются, смешиваются, подобно облакам или каплям на ровной глади воды. Он бы, несомненно, всё понял, если бы его небо очистилось или вода перестала капать. Но каждый день всё начинается по новой. И в этой петле Конран начинает себя терять, пока на ум не приходит то слово – Авэлэй.

«Что оно означает?.. Кажется, что-то очень важное…»

Приоткрыв глаза, юноша решает поиграть в ассоциации. Это один из способов выявить ложь – так говорила его матушка. Подобрав наиболее странные слова, юноша чётко воспроизводит их в памяти, словно загадку, и быстро пытается подобрать слово-ассоциацию, словно разгадку. В мыслях беспорядочно мелькают образы и слова, слишком хаотично, чтобы понять. Зажмурившись, Конран теряет между ними связь, зато чувствует боль в голове и зарывается пальцами в волосы.

«Знак – чёрный. Род – обещание. Кольцо – истина. Белый – хаос. Небо – пустошь. Авэлэй…»

Поток мыслей прерывается резко. Словно рвётся струна и прекращается рваная мелодия. Отступает боль. Конран облегчённо выдыхает и отнимает руки от головы, смотрит на бледные пальцы и чувствует белое пламя внутри вен.

Вырваться из тумана оказывается сложнее, чем он предположил. Но одно понимает точно – путаница в памяти, слабость и то, что происходит, точно не его рук дело. А значит, кто-то обманывает Конрана.

Уронив руки на постель и вглядевшись в туман, юноша вдруг осознаёт, как противна ему ложь. Он сам не знает по какой причине ненавидит её сильнее, чем расстраивается от предательства. И крохотное желание оставить всё как есть, не разрушать мирную жизнь – приводит его в замешательство и раздражает.

Стук в дверь впервые застаёт Конрана в постели. Растерявшись, он неуклюже взмахивает руками в желании спрятать свой маленький секрет в тесной комнате. Среди деревянной мебели нет ни одной его вещи, помимо мантии Ордена. Чуть позднее он понимает, что, скорее всего, видит туман только он, и решает не прогонять. Пригладив волосы, юноша идёт открывать.

Юхи привычно здоровается и хлопает его по плечу, проходя на кухню. Конран следует за ним, встряхивая белыми прядями, упавшими на глаза. Под ними пролегли тени, поскольку юноша долго не мог уснуть и терзал себя неприятными мыслями. Умывшись водой из бочки и укоризненно покачав головой своему отражению, беловолосый приводит себя в порядок. Привычно усевшись за столом, окружённом белым туманом, Конран хмуро смотрит на маленькую деревянную пиалу с настойкой. Юхи всегда наливает её прежде, чем маг заходит на кухню.

«Стоит поменьше пить и есть с рук лжецов…» – замечает Конран.

Сославшись на плохое самочувствие, пусть и рискованно, маг отказывается от завтрака. Тем более, что тот никогда ему не нравился. Юхи не настаивает. Отказ может вызвать подозрение или звучать оскорблением, однако ничего не происходит. А если друг не настаивает, значит, в настойке нет отравы. Конрану хочется верить, что южанин не притворяется. Слишком много времени они провели вместе.

«Тогда зачем каждое утро приходит ко мне? У него полно приятелей. Сомневаюсь, что это простое гостеприимство. Он приставлен проверять моё состояние? Или у южан принято завтракать с гостями? А как же Ниа?»

– Раз ты плохо себя чувствуешь, Кон-кон, мне бы не хотелось настаивать… Но вчера Нир попросила сводить вас двоих в город.

– Что? – юноша отвлекается от разглядывания тумана и ему не приходится изображать удивление, потому что умело сотканная ложь и так поражает его. – Нир попросила? Мне бы не хотелось рушить её планы… я пойду.

– Планы? – рыжеволосый смеётся, чуть не расплескав содержимое бутыли. – Не говори так зловеще. Я бы оставил вас одних… боюсь только, в нашем городе вы легко заблудитесь или что-нибудь случится.

– Столица Винэль столь огромна?

Попытавшись вспомнить столицу Ивиль, Конран натыкается на застилающий память белый туман. Хоть он и навязчив, почему-то не раздражает. Не так сильно, как ложь, с которой приходится мириться.

– Да. Она имеет три крепостных стены. Можно сказать, Винэль – это три города сразу. Мы посетим только первый, чтобы не задерживаться. А в сердце чужаки не допускаются вовсе. Там хранятся важные рукописи… И зачем объясняю? Ваше Благословлённое королевство даже к стене не подпускает.

– Д-да.

Замявшись, юноша всё яснее понимает: с памятью что-то не так. И сильнее всего настораживает магия. Конран не может вспомнить, когда в последний раз пользовался ею и что она из себя представляет, помимо возможности отрастить лисьи ушки. А ведь она могла бы его защитить. Хоть Юхи и называет себя магом, Конран ни разу не видел его умений, как и того, что умеет Ниа. Никто в поселении, вообще, не использует магию при юноше. Он понимает это только сейчас.

«Южане следят за проявлением магии… Скорее всего, будут отслеживать мою ауру в городе. Намерены заставить меня ошибиться?» – плохие мысли, видно, не отпустят белого мага.

После завтрака Юхи просит Конрана накинуть мантию Ордена, наверное, чтобы легко его найти, и провожает юношу до собранной повозки.

В деревне ещё не наступило утро. Юхи разбудил его и Нир задолго до рассвета, чтобы успеть в столицу к вечеру. Поэтому и застал врасплох.

Помимо них едет двое магов-погодников в серых плащах, ссылаясь на дела в столице. Они садятся спереди, чтобы управлять лошадьми, а Конран садится к ним спиной в повозку. От задумчивого рассматривания мешков и гадания их содержимого отвлекает голос Нираны и короткие тёплые объятья. Она садится рядом, прижимаясь плечом к беловолосому юноше. На ней светлые одеяния послушницы. Юхи садится на скамью держась руками за край и говорит магам спереди ехать. Он накинул грязно-коричневый плащ.

Ржание лошадей, стук копыт и колёс, тряска, поднятая дорожная пыль, шуршание тканей, разговор невесты и друга: всё проходит мимо Конрана. Смотря в клубящиеся тёмные облака, он витает в белом тумане, решившем сегодня составить ему компанию на весь день. Иногда маг отвлекается и невпопад что-то отвечает. Его взгляд бездумно цепляется за развивающуюся от ветра ткань. Конран, как наследник старого рода и боевой маг Ордена, обязан носить белую мантию, хоть и выглядит глупо со своими белыми волосами и серыми глазами.

– А что это у тебя?

Нирана наклоняется ближе, заглядывая в руку мага. Конран неосознанно вертит деревянный талисман, который выпал из сложенной мантии. Оказывается, у него всё-таки есть кое-что из личных вещей. Талисман похож на лисёнка с прижатым хвостом и резными кругами на тельце размером всего с мизинец. И от него исходит едва заметное священное пламя. Маг смутно помнит, как дети подарили его на удачу, услышав глупую историю про лисьи ушки.

– Гармония… – тихо отвечает юноша.

– Гармония?

Нирана обеспокоенно заглядывает в отрешённое лицо мага, что снова смотрит на тёмные облака. Раньше он не витал в них. Всё началось с приказа от инквизитора Хаэна и небольшого изменения в расписании Конрана. Стоило не прийти на встречу, и он тут же повёл себя странно. Как назло, совпала скверная погода, не желающая успокаиваться. Тут даже башня бессильна. Переглянувшись с южным магом, девушка вновь пытается разговорить жениха.

До столицы приходится ехать около пяти часов сквозь сухие земли. Можно полюбоваться на рыжий песок или коричневую почву, светлых и редко розовых оттенков траву или редкие леса. В закатном солнце картина выглядела бы, словно охваченная пламенем. Сейчас же, под гнетущими тучами, производит жалкое впечатление.

Когда городская стена начинает виднеться в поднятой лошадьми пыли, Конран соскакивает с повозки и бежит к воротам. Испуганно переглянувшись, Юхи и Нирана спрыгивают и бегут за магом, пытаясь докричаться до него. Но сквозь пыль и песок видят лишь развивающуюся белую мантию. Из-за сухой, часто согреваемой солнцем земли трудно дышать, ещё и песок забивается в лёгкие. Партнёры быстро устают, в отличии от юноши. Им приходится сбавить шаг и прикрыть лица плащами, защищаясь от ветра. В итоге, повозка равнодушно проезжает мимо них, а может, просто не замечает.

Миновав ворота, Конран оказывается посреди толпы южан и редких чужаков. Город, выстроенный из светлого камня, наполнен множеством запахов, красок и звуков. Всё это смешивается, но глаза мага застилает белый туман, что расползается по улице, принимая формы домов и живых существ. Юноша едва успевает отскакивать с пути настоящих людей, а не белых фигур, проходящих насквозь. Двинувшись сквозь толпу, он видит, как те замедляются и смазанным потоком протекают мимо, чувствует, как сам становится медленнее. Туман же, наконец, чувствует себя свободным от оков и хозяина. Внезапно среди незнакомых фигур Конран видит силуэт Ниа, неспешно приближающийся к нему и останавливающийся рядом. Удивлённо наблюдая за ней, маг не ожидает, что холодное мягкое марево сожмёт его шею и улыбнётся.

– Конран!

Юноша вздрагивает и оборачивается, как раз когда запыхавшиеся спутники догоняют его. Взгляды обоих плохо скрывают в себе негодование и укор. Поднеся ладонь к шее, смутно припоминая нечто важное, Конран заглядывает в синие глаза девушки в поисках ответа. Она перехватывает его руку.

– Что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь?

– Меня утомила поездка.

Вырвав руку и отвернувшись, Конран неспешно пробирается сквозь поток незнакомцев. Они бросают на него разные взгляды, в основном цепляющиеся за порочно-белую мантию. И юноша чувствует себя камнем, брошенном в песочный замок.

«Вести себя нормально… Эй, куда ты меня ведёшь?»

Не смотря на стоящий вокруг шум и духоту, маг слышит эхо своих шагов по узорчатой кладке улицы. Словно капли, разбивающиеся о землю. Из-за замедленного времени они слышатся именно так. Чувствуется сопротивление, словно впереди невидимая преграда. А за ней кто-то или что-то ждёт. Шаги становятся тяжелее, и вот, маг видит в белом тумане смутно-знакомую фигуру. Она манит вперёд, и он сопротивляется потоку с большей силой. Холодный ветер обдувает лицо, раздувает мантию и замирает на кончиках пальцев. Маг не сразу осознаёт, что от них исходит полупрозрачное пламя. Но тонкая боль исходит не от него.

«Алые нити…»

Очередной шаг вызывает дрожь, что волной расходится по улице, и следующий тоже. Дорога начинает пульсировать, словно под каменными плитками бьётся огромное сердце. Мир содрогается от неправильного Дара. Пальцы немеют. Дым струится выше и взъерошивает белые волосы. Серые глаза приобретают лиловый оттенок. Ещё шаг и камень расходится трещинами. Люди разбегаются в панике.

«Раздражает… очистить… всё…»

Мысли в голове Конрана текут вяло и устало. Беловолосый чувствует себя марионеткой, исполняющей чужую волю. Следующий шаг разрывает землю. Ближайшие дома осыпаются как песочные фигурки. Гремит взрыв.

Нирана зовёт мага, не в силе подобраться к нему через бегущую толпу.

– Где инквизитор Хаэн и его люди, о которых ты говорил?!

– Н-не знаю, – растерянно отвечает Юхи, с болью смотря на город и принимая неизбежное во второй раз. – Нужно его остановить…

Придавленные телами партнёры вынуждены пойти на крайние меры: переглянувшись с южным магом, послушница вынимает из складок одеяний огненный артефакт. Вот только от сильного толчка в спину роняет его.

– Ох, нет! Да что творится с тобой, Конран!!

Прикрыв глаза и погрузившись в белые облака, тот, кому предназначено норои, отрешается от мира. Прильнув со всех сторон, они ослепляют и позволяют ощутить тело воздушным. А закрыв глаза, он открывает их в пространстве, где нет ничего и есть всё.

«Знакомое место…»

Приятное чувство невесомости и свободы, не только от мира, но и самого себя, заполняют юное тело, дурманят и тут же очищают разум.

«Я был здесь прежде…»

В возникшем пространстве не существует звуков или запахов.

«Нет…»

В небытие нет жизни или смерти, сердце не бьётся, не пульсирует в венах сила.

«Сердце хаоса… Я изучал магию, чтобы сюда попасть. Теория моего исследования такова: если где-то существует гармония и покой, то лишь в самом центре хаоса. Всё вокруг и внутри… моя магия…»

– Конр-ра-ан!!

Гневный крик разрывает навеянный туманом мир и возвращает в рассыпающийся под давлением силы город. Но и она исчезает. Жалобно дёргается под ветром мантия.

Взглянув на опустевшую улицу перед собой, обнятую рыжим пламенем и возносящимся к облакам чёрным дымом, маг оборачивается, чтобы увидеть обладательницу голоса. Шагах в десяти от юноши стоит Ниа, с ненавистью сжимает руки и не думает о том, что происходит. Презрения в синих глазах хватит на целую толпу, а оно достаётся лишь одному существу.

– Сейчас же прекрати, Конран.

Голос девушки звучит хрипло из-за криков и дыма, мешающего нормально дышать, и из-за эмоций, переполняющих её до краёв души. Если говорить о цвете, она наверняка чёрно-бурая. И зачем только судьба связала столь вспыльчивую лживую душу с его чистой и непокорной. Медленно склонив голову к плечу, Конран шагает к ней.

«А я хотел ненадолго притвориться ничего не знающим…» – с сожалением вздыхает он. – «Как я не уследил за собственной силой? Я могу использовать её, не напевая заклинаний… Эти красные нити… так больно… и шумно… столько лжи вокруг…»

Встряхнув волосами, Конран сжимает сковывающие его алые нити, жалобно загорающиеся в ладонях, и раздражённо отбрасывает. На ладонях остаются слабые ожоги, а дымок на пальцах светится ярче.

«Путы инквизиции… теперь всё ясно».

Воспользовавшись освободившейся магией, Конран посылает белую волну в сторону огненного кольца вокруг Нираны. Белое пламя Ордена и рыжее инквизиции сталкиваются, теснят друг друга и отпрыгивают назад для нового удара.

«Только послушница, а уже использует такое пламя?.. Нет… артефакт».

Оглядевшись, маг находит источник огня и собирается его уничтожить. Давление усиливается и огненное кольцо сметает, швырнув в девушку порыв ветра. Остановившись напротив неё, Конран заглядывает в полные ненависти глаза и шепчет лишь для неё, пропитывая каждое слово ответной ненавистью, нахлынувшей от раскрытия обмана и осознания происходящего, ещё смутных воспоминаний и раздражения. Конран ненавидит шум, а город пылает и разрушается, крики смешиваются с треском и взрывами. Завывает ветер и разрывается земля, сотрясается от плача небо. Шум всегда выводил его из равновесия. Нирана же в оглушающей действительности слышит лишь его слова:

– Что же ты мне сделаешь? Пронзишь пером закона моё сердце? Казнишь, посадишь в темницу, используешь заклинание подчинения, сожжёшь заживо или снова попытаешься запереть в воспоминаниях? Правда, думаешь, что сможете вернуть меня на свою сторону? Род Авэлэй никогда не покорится лжи!

Рука незаметно для хозяина перебирает чёрные пряди, пока он говорит. В голове мелькают воспоминания о времени, проведённом под присмотром инквизиции. Увидев улыбку на лице возлюбленной, Конран резко сжимает руку на её горле, сдавливая Знак.

– Сначала Орден призвал меня на обучение. Затем я спутался с его врагами и меня сослали в пустошь. К его величайшему несчастью, я вернулся, и инквизиция решила прибрать лакомый кусочек: вернуть меня на светлую сторону, чтобы управлять моей силой и иметь оружие для уничтожения чёрных магов. Для этого вы убили моих матушку и отца. Я ничего не упустил? Божественная удача, что в монастыре оказалась девушка с таким же Знаком, как у меня. Однако между нами огромная разница – я знаю правду.

Вцепившись в держащую её руку, послушница изображает ужас на лице:

– Какую бы тайну… не хранил твой род… ты не можешь… убить свою невесту!

Лицо Конрана остаётся спокойным.

– Решила противостоять мне? Неужели тебе хватает смелости благодаря безделушке не одарённых? – нащупав носком сапога упомянутую вещь, беловолосый юноша с силой вдавливает её в землю и раскалывает на части. Волна жара проходит мимо и огонь сходит на нет. По лицу девушки пробегает тень боли. – Кто, ты думаешь, я такой?.. Надо мной властно лишь одно…

– Ты не сможешь.

Маги одновременно поворачивается в сторону голоса. И, помимо Юхи, видят мужчину в красно-белом плаще с медальоном из шируба на груди.

– Инкизи…тор… Хаэн… – едва слышно выдыхает послушница.

Перестав терпеть боль и разжав руку, Конран разглядывает свой ожог. И сомневается, что именно он помешал сильнее сжать шею, украшенную Знаком.

– Инквизиция умеет манипулировать сознанием людей, – поясняет свои последние слова южанин. – Так просто два оборота, проведённых с нами, ты не забудешь. Чувства не были ложью. А противиться им не способно ни одно существо. Даже оторванная в раннем возрасте от семьи тварь, вроде тебя, Кон-кон. Почему бы тебе не сдаться и снова не зажить счастливо?

С застывшими глазами юноша наблюдает за троицей лжецов, не в силе поверить в услышанное. Он, и правда, мечтал о любви после посвящения в тайну рода Авэлэй, хоть и понимал, что не сможет её обрести. Он выбрал свой путь и усердно тренировался, пока однажды не встретил чёрного мага, помогшего пересмотреть своё виденье мира. Он погрузился в исследование хаоса и гармонии. После ссылки в пустошь сила невообразимо возросла и исследование должно было быть окончено, однако он глупо попался инквизиции. И теперь, когда, услышав знакомые слова и вырвавшись из обманного мирка, он обрёл силу вновь, они предлагают вернуться.

– Любовь? – переспрашивает юноша. – Очередная ложь. Под облаками, что скрывают небо, истине нет места.

– Возможно, тебе, как единственному белому апостолу, и открылась некая истина, но есть и множество других правд. С чего ты взял, что твоя превосходит нашу?

Инквизитор говорит сухо, словно под колышущимся капюшоном прячется не человек. Резкий порыв стихии приносит чёрный дым и гарь, скрывая на миг Юхи и силуэт в красном. Окинув взглядом кашляющую на земле девушку, Конран отскакивает в сторону и сходится с кем-то в дыме. Всплеск магии не отражает атаку противника. Выскочив из облака, маг в неверии смотрит на порез и стекающую по руке кровь.

– Весьма полезно быть на стороне закона, – насмешливо делится рыжеволосый, вертя окровавленное лезвие в руке. – В качестве содействия ему можно нарушить несколько правил. Что же даёт служение мёртвому богу? Силу, делающую вас, апостолов, разрушителями мира и изгоями? Разве лучше иметь её, а не завести друзей и семью, а, Кон-кон?

Молча взглянув на инквизитора, допускающего нарушение закона о ношении оружия кем-то, кроме охотников и служителей монастыря, Конран возвращает внимание лучшему другу.

– Лжецы не достойны упоминать Прародителя и, тем более, знать о чём-то большем.

Юноша говорит не от чистого сердца: просто не знает, что должен сказать. Боль и чувства туманят мысли. Он лишь подражает тем, кем его считают.

– Значит, по-хорошему не вернёшься? Что тебе не понравилось, а, Кон-кон?

Юхи принимает горюющий вид, но Конран видит в зелёных глазах плохо скрытую ярость и вытягивает перед собой окровавленную руку.

– Ваша забота настолько глубока, что обжигает.

– Конран из рода Авэлэй, – произносит его полное имя инквизитор. – Город окружили маги и дознаватели – тебе не уйти. Неужели ты думаешь, что будешь наравне с оставшимися одиннадцатью чёрными магами? Различия в силе, Даре, родословной, статусе, таланте и прочие всегда будут делить всё живое и неживое. Равенства не существует ни в чём. Гармония, к которой ты стремишься, всего лишь мечта.

– Лучше придаться мечте, чем лжи, – слабо улыбается маг.

– Конран!

Поднявшись и держась за шею, Нирана делает несмелый шаг к нему.

– Что тебе, «любовь моя»? – тихо интересуется он.

– Я… мне жаль… мы обманывали тебя… но это было ради твоего счастья! Нам нужно было сказать тебе правду… Мы могли бы начать заново…

– Несомненно, – со всей серьёзностью кивает юноша и поворачивается к Юхи. – А где твоя семья, приятель? Хочешь умереть до того, как встретишь свою пару? Больше всего на свете я ненавижу шум и ложь. Вы все лжецы… весь мир… Что бы мне не говорили, я не приму слепую истину.

Подняв руку со светящимися пальцами, Конран подносит их в ране и дым становится лиловым. Кожа вокруг раны покрывается чёрной паутинкой. Глаза мага темнеют, всё сильнее проявляя мёртвый цвет.

– Остановись, Конран! Это единственный шанс!

Нахмурившись и взглянув на девушку с чёрным следом на щеке, сияющими ненавистью глазами и растрёпанными волосами, маг сменяет хмурость на улыбку. Он не желает видеть такую половину своей души, но, по крайней мере, она истинна.

– Я не хочу умереть от потери крови или пасть столь низко, чтобы позволить вам зализать оставленную вами же рану. А ты что молчишь, Юхи? Нечего солгать?

Зеленоглазый маг сжимает рукоять кинжала и едва заметно вздыхает.

– Моя любимая была в том городе, что ты разнёс своим хаосом. Сейчас она проходит лечение в столице и уже второе лето не может прийти в себя. А всё потому!..

– Смею тебя заверить – она очнётся, если ты, конечно, её не убьёшь. И раз разногласие исчерпано, уйди с дороги. Путы высасывали меня слишком долго… я слаб и не могу сопротивляться. Однако, если продолжите лгать, я передумаю.

«Они тянут время. Должно быть, город в самом деле окружён…» – спокойно размышляет юноша, затягивая рану. – «Если бы не плач Прародителя, мои силы не восстановились бы так скоро. Удивительно».

– Очнётся? – удивлённо переспрашивает Юхи, но хмурится: слишком уж безразлично Кон-кон дал обещание. – Даже если это правда… что будет, если ты покинешь Южные земли? Несмотря на то что мы тебе лгали, проведённое с тобой в Вэй время никому из нас не забыть! Одумайся! Уйдёшь сейчас и спокойно вернуться не сможешь!

Поморщившись от пульсирующей боли или же от слов, Конран поднимает взгляд.

– Может и не забуду… Вот только со лжецами мне не по пути. От ваших слов тяжело дышать.

Колеблясь, Юхи делает шаг вперёд, но инквизитор вскидывает руку.

– Поздно, – поясняет он и взмахивает рукавом. – Ты проиграл, изменник.

Юноша оглядывается и замечает выходящие из-за развалин фигуры. Два десятка и все по душу белого мага, решившего перейти на сторону Прародителя.

«Теперь понятно, почему в инквизиции одни маги огня. Плохо… Рукой не шевельнуть», – сожалеет виновник разгрома.

– Конран… прошу, давай уладим всё мирно! – умоляет девушка.

Маг кивает, с придирчивостью рассматривая явившихся по его душу людей. Никто не знает, пришли ли они его убить, чтобы избежать угрозы, или снова подчинить.

«Второй раз я не позволю себя обмануть…»

– До очарования мерзкая картина, – бормочет маг рода Авэлэй. – Полагаю, в «уладить мирно» мой голос не входит. Раз так, лучше откажусь.

Юхи захлёстывает обида и гнев – он всё-таки нападает. Отразить лезвие Конран не в силе. Тут его магия проигрывает и ничего не поделаешь. Внезапно лезвие отскакивает в сторону, а перед магом Ордена застывает невысокая фигура в чёрном плаще.

– Храбро держишься, четвёртый. Пришлось ждать тебя целых два оборота… Я даже и не знаю, как теперь тебе отплачивать долг за моё терпение. От южных развлечений ломит в костях и мой Дар изголодался! Наконец-то можно вернуться!

– Ты… – глаза юноши раскрываются от удивления.

Глава 9. Шикима и Хакуен

Осенние листья медленно и беззвучно укрывают остывшую землю. Ветер подбрасывает их обратно в небо и кружит, не желая расставаться, или же в порыве изобразить некую картину, вот только теряет мысль и рассеянно роняет свои краски.

Проснувшись от холодного ветра и шороха сухих листьев, Шикима тяжело вздыхает.

«Снова…»

Во сне сердце сжалось и теперь с трудом расслабляется, пока горло не начинает болеть от сырого воздуха.

«А ведь вчера был неплохой день…»

Повернувшись в корнях и потянувшись, содрогаясь от боли в затёкших мышцах, маг видит незнакомый свёрток рядом со своей сумкой и принюхивается. Пахнет едой. Сев и оглядевшись, он смотрит на перебираемые ветром крошки листьев.

«Как мило», – прищуривается парень.

Голод даёт о себе знать. Притупив гордость, маг разворачивает свёрток и давится вдохом. Приемлемой еды он не видел слишком долго. И, не сдержавшись, набрасывается на неё как животное. Через мгновение остаются лишь пустые криво вырезанные из дерева миски и бутыль в виде обмотанных верёвкой гладких палочек. Медленно глотая что-то сладкое, Шикима задумывается над тем, как умудрился не проснуться при приближении гостей, почему-то его не тронувших и поделившихся едой.

«Неужели пламя?..»

Поперхнувшись и закашлявшись, парень затравленно смотрит на бутыль.

«Стрела пропала…»

Откинувшись на ствол дерева и проведя ладонью по подбородку, маг перебирает последние воспоминания. Насытившееся едой тело ленится и идти совсем никуда не хочется.

«Я так беспечен…»

Со стоном потянувшись и хрустнув суставами, маг неохотно встаёт и закидывает сумку на плечо.

– За удовольствие всегда приходится платить… Иногда даже слишком дорого.

Определив, что рассвело совсем недавно, Шикима шагает в сторону лагеря. Но он никак не ожидает, что его встретят на границе леса. Прислонившись спиной к крайнему дереву, маг, с серо-голубыми длинными волосами в плаще такого же цвета, явно долго ждёт. Он нетерпеливо стучит носком сапога по камешку и скрещивает руки. От такого добра не жди.

«Криворукий стрелок… воняет… дождём».

Задумавшись, обойти его или выдать своё присутствие, Шикима скрывается в лесу и подходит к лагерю с другой стороны. Прятаться днём не получится и поэтому маг свободно разгуливает меж палаток и повозок, пока не видит вчерашнюю девушку. Сидя у одной из палаток перед костром, она пьёт что-то из деревянной пиалы, идеально ложащейся в бледную ладонь. Вокруг не видно ни одной души.

– Амэ тебя не поймал, – заключает она смотря на охотника.

Цыкнув и поняв, что попался в ловушку, парень оглядывается. Но не замечает ничего подозрительного и приближается. Втянув запах дыма и горьких трав, садится на поваленное бревно рядом с девушкой, настолько близко, что касается плечом. Она не отодвигается, лишь прикрывает глаза.

– Ты ведь чёрный маг. Не боишься приходить…

Протянув руку к лицу девушки и не дав ей договорить, Шикима касается её губ своими. Тепло и горечь дурманят разум. Одного прикосновения становится мало. И всё же маг чувствует, как бьётся в венах девушки пушистый огонь, а при неловком движении может обжечь. Возмущённо толкнув парня и ничего не добившись, девушка бьёт каблуком по чужой голени, и он отстраняется, чтобы улыбнуться. Сердце охотника заходится в ликующем танце, наконец отыскав то, чего ему не хватало.

– Ты!..

– Шикима, – перебивает маг. – Так меня зовут и не нужно придумывать других прозвищ.

– Чт!..

Дёрнувшись и пролив на руку кипяток, Хакуен роняет пиалу, но маг перехватывает и её, и обожжённую ладонь. Поднеся руку девушки к губам, он проводит по ожогу языком и чувствует ту же горечь трав, что и на её губах.

«Так тепло касаться живого человека…»

Пощёчина приводит охотника в замешательство. Прижав ладонь к щеке, он в непонимании смотрит на вскочившую девушку. На её лице застывает холод.

– Прозвище? Значит, Шикима не твоё имя? – не менее холодный вопрос.

Не ответив, охотник отворачивается и смотрит на зелёную жидкость в маленькой пиале. Она настолько горячая, что больно держать. Он отпивает и дёргается от непривычного тепла, скользнувшего внутрь. И всё равно тянется к нему, к теплу и удовольствию, к жизни.

– Ты ведёшь себя как животное, – в смешанных чувствах замечает Хакуен.

– Я долго жил в лесу, – меланхолично отвечает маг.

Попытавшись вспомнить, он видит домик, усыпанный красно-жёлтыми листьями.

«Они мерещатся везде, так что точно сказать сложно. Кажется, я ушёл с южных земель осенью. А сейчас, наверное, тоже осень. Прошло ли так мало или так много времени непонятно», – рассуждает охотник.

– Всё-таки я был прав, – вздыхает Амэ, неспешно приближаясь к Хакуен. – Он ничего тебе не сделал? Давно вы тут?

Девушка не отвечает, предпочтя помотать головой. Маг игнорирует их, уткнувшись взглядом в пиалу. Тепло внутри сворачивается приятным клубочком и мурчит, ненадолго усыпляя жажду. Но рядом с ним ершится комочек негодования за то, что попытался помочь и получил боль в ответ.

– Что у тебя с рукой?

– Обожглась…

– Дай посмотрю, – осторожно взяв ладонь подруги, голубоглазый накрывает её своей, прохладной, и девушка чувствует, как боль уходит. – Будет болеть несколько часов. Нужно быть аккуратней.

– Знаю.

Замолчав, маги смотрят на гостя в потрёпанной одежде. Хакуен замечает крошки листьев в волосах каштанового оттенка.

– К-хм. Я повторюсь, Шикима. Ты пришёл в лагерь белых магов и совершенно не опасаешься за свою жизнь. Что тебе нужно?

Вздрогнув при упоминании своего имени, чёрный маг хмурится и поворачивается к обладательнице пушистого огня. Его долгое время никто не звал по имени. С ним никто не заговаривал, кроме сестры. А это было очень давно. Слишком.

– Почему ты здесь? – предпринимает другую попытку Хакуен, так как парень по-прежнему молчит.

– Зверь… – задумчиво отвечает кареглазый. – Пришёл посмотреть на него…

Вздохнув, он мысленно жалуется пиале:

«Говорить с людьми так тяжело… Почему они смотрят на меня? Что я сделал, чтобы заслужить неприязнь? А я ведь знал… встретить человека, похожего на неё, невозможно».

Закашлявшись, маг обжигает горло травяным настоем. Рядом полыхает костёр, куда ярче и беспощадней, чем ворох осенних листьев. Представив их, парень вспоминает голос сестры и тянется к костру, рядом с которым она любила сидеть и тихо петь:

Гори-гори лисичка…

Маши-маши хвостом…

Урони свою ресничку

И погрей меня плечом…

Вот, взгляни, какой простор,

Там, на поле, где небо голубое,

Играла ты когда-то,

И никогда не тосковала…

Плачь лисичка, плачь…

Маши-маши хвостом…

Лизни мои ладони тёплым языком,

А после отпусти домой…

Мы снова встретимся с тобой…

Тепло проходит по коже от ладоней к сердцу. Шикима чувствует отклик и отчаяние лисички: с последней искрой она исчезнет, растает, словно сон. В ней он видит образ сестры. Лисичка согревала её сильнее, чем он сам. Поэтому они любили смотреть друг на друга и говорить о том, о чём не говорили с Шикимой. Ему жаль, что они обе чувствовали одиночество. Но когда тянешься к чужому горю в попытке помочь – страдаешь сам. Ни одна сторона не получит удовольствия. Придя в себя после тоскливой песенки, Хакуен отвлекает мага.

– О каком звере ты говорил? В лагере нет никого, помимо лошадей и птицы.

– Птица… – снова пропав в воспоминаниях, охотник долго молчит, представляя голубое небо в обрамлении ярких листьев и свободно парящую в нём птицу. «Смотри, братец, её крылья такого же цвета, как твои волосы!» – говорила ему сестра, а маг лишь улыбался. – Он большой, белый и пушистый.

Поднявшись и приблизившись к девушке, чёрный маг тянет руку, желая коснуться белых с чёрными прядями волос, вдохнуть их запах и пропустить сквозь пальцы. Но её перехватывает голубоглазый парень и предупреждающе сощуривается.

– Ты говоришь о моей магии? – спокойно уточняет командир, не удостоив защитника взглядом. – Значит, это ты вчера наблюдал за нашим сражением с нежитью, и всё равно не побоялся прийти? Белые и чёрные маги враги друг другу. Ты не понимаешь?

Проигнорировав второго мага, Шикима смотрит в чёрные глаза девушки. Отвечать тяжело: слишком долго молчал и привык показывать чувства действиями. Помолчав, собираясь с мыслями, он делает над собой усилие и говорит:

– Магия… Не будешь петь?

Замявшись, Хакуен оглядывается. Она попросила отряд оставаться в палатках и после сигнала, если маг решит напасть, вылезать наружу. Она не ожидала, что чёрный маг попросит её использовать свой Дар.

– Я начну петь заклинание лишь в том случае, если на нас нападёт нежить. Такова моя и моего отряда обязанность, – сохранив спокойствие, отвечает боевой маг.

– Когда нападёт?

Парень настойчиво вглядывается в лицо девушки. Она отвечает неуверенно, стараясь быть вежливой. Чёрные маги опасны. Сражения, даже с одним из них, лучше избежать, ведь сильное заклинание чёрной магии может заразить болезнью всех белых магов. Да и пока он рядом, есть преимущество перед нежитью.

– Мой отряд защищает границы королевства от нападок нежити, мы не сражаемся по собственному желанию. Обычно Орден докладывает нам об их приближении.

– Нежить… мерзкая, – морщится парень и смотрит в сторону Чёрной границы. – Я чувствую что-то с той стороны. Запаха гнили и плоти нет, только магия оживления в огромном количестве. Вскоре оно придёт сюда. Тогда ты будешь петь?

– А…

Хакуен обращает беспомощный взгляд на друга. В такие моменты он, обычно, выручает её без просьб. Покачав головой, голубоглазый маг цокает языком.

– Пойду к Виту, пусть бросит сеть. Заодно разбужу всех, – отпустив чужака, Амэ тычет в него пальцем. – Только попробуй навредить кому-то в лагере или использовать магию. На меня кокухан не распространится, будь уверен!

И, кивнув своим мыслям, уходит, изящно шелестя голубовато-серым плащом.

– Что? Почему мне нельзя пользоваться магией? – обиженно поджимает губы кареглазый. – А если нежить нападёт на меня?

– Не обращай внимание, обычно Амэ лишь паясничает и не излучает враждебности… Ах да, меня зовут Хакуен, я командую отрядом. Если ты намерен остаться, то должен выполнять мои приказы.

Вздохнув и взлохматив волосы, из-за чего с них сыплются крошки, Шикима качает головой. У него нет желания находиться среди людей. Тем не менее, он отвечает:

– Здесь неуютно, но я хочу остаться с тобой…

– Что?

Хакуен неуверенно прикрывает губы обожжёнными пальцами. Пока они наедине, ему ничто не помешает попытаться поцеловать её.

– Нельзя? – беспомощно интересуется парень.

– Ты здесь один?

По крайней мере, пока слова о нападении не подтвердятся, девушка намерена вытянуть из него больше сведений и отвлечь от странных мыслей, как и себя. Смотря на чёрного мага, она невольно сравнивает его с волком и не может сдержать жалости. Парень покорно вздыхает и кратко, зато понятно отвечает:

– Один. Пришёл с юга. Не бойся меня, я не нападу. Меня не интересуют те, кто не дорожит своей жизнью и не сражается за неё.

Схватив девушку за руку и оказавшись ближе, Шикима подносит её к щеке и прикрывает глаза. Просто касаться живого человека кажется ему приятным и навивает воспоминания. Тревожить их больно. Это плата. Плата за то, что в очередной раз поддаётся чувствам и хочет растянуть удовольствие. И чтобы избежать провала, нужно быть рядом. Потому что удовольствие имеет привычку выскальзывать из рук слишком быстро. Оно как бабочка. Вроде порхает рядом и манит, а стоит отвернуться, замешкаться, и уже нет. Поймаешь в клетку, она зачахнет, так тебе и не доставшись. Нужно в меру поиграть и без жалости убить.

– Мы смертники?.. – поражённо переспрашивает девушка. – Хоть и не далеко от истины…

Поняв, что чёрному магу на чувства окружающих плевать, Хакуен молча позволяет держать себя за руку. Если парень говорит правду и долгое время жил в лесу, кишащем нежитью, его поведение не столь удивительно.

«К тому же никакой угрозы от него не исходит», – взвешивает за и против Хакуен.

Вскоре возвращается Амэ. Спешно просыпается лагерь. Маги бегают и переговариваются, сворачивая вещи и готовясь.

– Сеть наткнулась на нежить, но не распознала её! – голубоглазый впивается взглядом в чужака. – Я приказал выступать. Лучше посмотреть, что это такое. Несколько магов останется сторожить повозки.

– Хорошая работа.

Хакуен облегчённо вздыхает, не смотря на тревожные вести и отданный за неё приказ. Сейчас девушку больше радует то, что Шикима отпустил её перед самым появлением Амэ и сейчас смотрит в указанную сторону, словно что-то чувствует. Сложно не сравнить его со зверем. Боевой маг снова неловко вспоминает о случае из детства и спешит к остальным, чтобы забыть его.

Шикима же чувствует тот самый ветерок, предвещающий удовольствие.

***

Подбежавший к оврагу отряд замирает. Шикима останавливается последним, столкнувшись с сильным порывом ветра. Отряхнувшись от него, смотрит вниз. С холма напротив, поднимая пыль, спускается и движется к ним волна нежити. Склонив голову к плечу, Шикима замечает, что она неправильная. На ней нет плоти и скелеты явно не принадлежат людям: нижняя часть похожа на них, а вот верхняя имеет лишь нижнюю половину черепа животного.

– Это что, кости? – первым реагирует Амэ. – Нет, скелеты? Пусть я и недавно в отряде боевых магов, почему-то мне кажется, что раньше подобного не случалось.

– Не случалось, – подтверждает Хакуен, взмахивая рукой. – Первой линии приготовить заклинания! Вторая задержите их внизу!

Повернувшись к чёрному магу, Амэ зло сощуривается.

– Даже не шевелись, – предупреждает он и отворачивается.

Игнорируя угрозу, парень провожает взглядом магов ближнего боя, побежавших навстречу скелетам, пока тех осыпает заклинаниями вторая линия. Он наблюдает за деятельностью с безразличием. А белые маги, наоборот, нервно перебирают пальцы, кусают губы, оглядываются. Из-за лишних движений путаются заклинания и не попадают в цель.

«Они напуганы… а я думал, уже смирились со своей смертью…»

От выискивания бликов и подрагивающих зрачков Шикиму отвлекает голос девушки. Она поёт заклинание. Сначала защитное, обволакивая первую линию белым полупрозрачным пламенем. Затем меняет тональность и складывает засветившиеся ладони у груди. Воодушевившись, парень, оставшийся за спинами Хакуен и Амэ, в ожидании наблюдает за сражением внизу. Маги впитывают силу в оружие, и, прикрывая друг друга, стараются не дать нежити прорваться наверх. Их удары рваные и плохо отточенные, освоенные прямо на поле битвы. Называя отряд смертниками, Шикима вовсе не ошибся. Они не хотят умирать, но и сражаться не желают.

«Зачем тогда пришли сюда?.. Ох, пламя…»

Шикима заворожено наблюдает за просыпающимся белым зверем. Он прыгает на скелеты с холма и разбрасывает их в стороны, пожирая кости словно пергамент. Ни пыль, ни свет чужих заклинаний, ни другие голоса не заглушают и не закрывают его. Словно пламя не сковать цепями. Оно поглотит всё, чего коснётся.

«Хакуен отличается от них… её сердце восхитительно».

Красно-карие глаза Шикимы, слегка расширенные, подрагивают и неотрывно следят за зверем. Вот, одной лапой он придавливает около десятка скелетов и не оставляет от них ни крошки. Вот, ощеривается и прыгает поближе к союзникам, облегчая им работу.

Одного из магов насквозь пронзает костяная лапа. Пока брызгает кровь, кажется, замирает всё вокруг. Колышется и едва не затихает пламя, когда, захлёбываясь, маг падает под лапы нежити. Первая и вторая линия одновременно подаются назад, лишь командир сохраняет самообладание и выставляет руки вперёд, принуждая пламя взреветь.

Шикима наклоняет голову и смеётся. Его смех постепенно становится громче, заглушая удары по земле, стук костей и крики. Порывы ветра, мечущегося в агонии и поднимающего пыль, совсем его не беспокоят.

Хакуен и Амэ поворачиваются назад, поражённо смотря на мага. Волосы скрывают его лицо, и друзья могут видеть лишь безумную улыбку и нечеловеческие клыки.

Сунув руки в карманы, Шикима пробегает мимо них и спускается с холма. Проехав по склону и оставив за собой шлейф поднявшегося чёрного песка, ловко пробегает мимо второй и первой линии сражающихся, уклоняется от цепких лап и проникает в ряды скелетов. Смертники прекращают сражение, поражённо наблюдая за ним. Шикима стоит на месте с опущенной головой, пока вся нежить не поворачивается к нему. Резко вскинув голову, маг распускает вокруг себя чёрный цветок.

– Эти движения!.. – в неверии шепчет Амэ.

Высунув руки, маг собирает в них чёрные частички и бросает вперёд, разворачивается и бьёт ногами по мордам. Когда парень опускается на землю, от его сапог проходит чёрная волна и разрывает почву. Уже сорвавшись с места, он раскидывает скелетов рваными клочками чёрного пламени, похожими на лезвия и исходящими от его рук. Кружа в медлительной куче костей, он снова смеётся. Схватив рукой череп, раздавливает его чёрной вспышкой, уклоняется от удара со спины и нападает на следующую цель.

– …он танцует? – заканчивает за друга Хакуен.

Смеясь и кружась, Шикима чувствует, как сердце трепещет от удовольствия. И, не сдерживаясь, выпускает магию в самых различных формах. Петляя меж скелетов плавно, пригибаясь, разворачиваясь, смеётся и от души наслаждается происходящим, а новые потоки магии всё вспыхивают и загораются в руках. Ощущая себя невесомым, маг не боясь прыгает по черепушкам, крошит их руками, ломает кости ногами, испускающими пламя. Подпрыгнув, становится на руки и пропускает магию в землю, слышит оглушительную дрожь под ней, отталкивается и встаёт на плечи скелета, пока заклинание не очерчивает круг и не взрывается, утягивая попавшихся во тьму.

Белые маги с криками взбегают на холм, потеряв в чёрном взрыве одного из своих, но никто за ними не следует. И уже с холма весь отряд боевых магов с ужасом наблюдает за одним единственным магом в окружении трёхсот скелетов. Он в одиночку прекрасно с ними справляется, в то время как отряд явно проигрывал.

Взрывов кажется недостаточно. Вытянув руки, маг призывает чёрные молнии, бесшумно срывающиеся с серых облаков. Смех отчётливо слышен со дна оврага. Маг чудом не срывает голос и не задыхается в пыли и дыму. Его глаза вспыхивают красным оттенком. Закручивая вихри вокруг себя, он и сам продолжает ломать кости, с удовольствием вслушиваясь в безжизненный хруст. Куртка рвётся, цепляясь за острые кости, и он срывает её. Перекатившись под лапами нежити, вскакивает и сводит ладони вместе, чтобы после развести в стороны, вместе с волной, сносящей в стороны около двух десятков скелетов. Теперь, когда руки мага не скрыты, видно, как под бледной кожей отчётливо проступают чёрные вены, но не переходят выше локтя. А на лице проступают едва заметные пятна, похожие на песок.

– Кокухан… – ошеломлённо шепчет Хакуен. – Я думала, им могут заразиться лишь белые маги…

– И тогда чёрные маги за огромную сумму их лечат, – кивает Амэ и приглаживает пыльные волосы. – Этот маг… чудовище… Так быстро уничтожил всю волну нежити… а сейчас нападёт на нас? По-моему, он не в себе.

– Не знаю… – неуверенно отвечает девушка.

Остаётся не больше половины сотни скелетов. Земля внизу разворочена до глубоких дыр, трещин и линий от прошедших ударов. Скользя по раскрошенной сухой земле, чёрный маг ломает очередной череп и вдруг затихает. С бледных в чёрных пятнышках губ стекает капля крови.

– Это его предел? – спрашивает Амэ. – Стой! Ты куда?!

Схватив рванувшую было вниз подругу, маг вольных равнин меняется в лице и раздражённо разворачивает её к себе.

– Сейчас ему ничего не стоит убить тебя! Я не могу допустить на твоём теле ни одной царапины!

– Пусти! Ему нужна помощь…

– Он чёрный маг, ему не нужна наша помощь!

Закричав так громко, как сам от себя не ожидал, Амэ переводит дыхание и смотрит вниз. Оставшаяся нежить толпится вокруг неподвижного парня. Амэ не удерживает подругу, и она срывается вниз. Цыкнув, он следует за ней, едва не подворачивая ногу на развороченном склоне.

«Из-за него… я и Хакуен…» – с досадой прикусывает губу вольный маг.

Чёрный дым вспыхивает и поглощает оставшихся врагов раньше, чем двое магов успевают спуститься. Но Шикима всё равно поднимает руку, накапливая новые частички чёрной магии, словно не видит, что скелетов больше нет. Вздувшиеся чёрные вены грозят лопнуть. Да и сам он едва держится на ногах.

– Перестань, Шикима!

С разбегу налетев на мага, Хакуен сжимает его запястья и использует немного своей магии, чтобы предотвратить ужасные раны. Вздрогнув, парень расслабляется и сам хватает девушку за руку. Его глаза понемногу принимают привычный карий оттенок.

– Се… стра… – едва слышно шепчет он.

– Что?

От неожиданности Хакуен отступает, и маг падает перед ней на колени, кашляя чёрными сгустками. Пятна на его лице становятся больше, со слипшихся волос капает красная кровь. Опустившись рядом, девушка едва успевает подхватить рухнувшего без сил мага.

– Сестра… сестра… – хрипло зовёт Шикима, сжимая ладонь девушки. – Тебе… было весело?..

– В-весело?

Голос девушки дрожит, глаза расширяются от ужаса. С холма вид открывается совсем иной. От чёрной земли идёт дым, дышать очень тяжело, в лёгкие с каждым вдохом забиваются крошки. Сама же почва ледяная, похожая на влажный песок, хотя до их прихода была покрыта травой. Совсем рядом с ними зияет огромная трещина.

– Сестра…

– Ты хорошо постарался… – только и может выдохнуть девушка.

Белое одеяние постепенно чернеет от грязи и крови, но она удерживает мага на своих коленях, пока тот не теряет сознание.

– Отойди-ка.

Амэ дёргает Хакуен на себя и сам подхватывает парня, устраивая у себя на спине. И хоть с виду выглядит не очень сильным, легко удерживает того на себе.

– Кокухан не распространяется на нас. А вот тебе стоит пойти и очиститься, пока не поздно. Или… может, бросить его здесь? От него слишком много проблем.

– Амэ!

Задрожав, девушка сжимает кулаки. Сегодняшнее сражение вышло из-под контроля и она, ответственная за это, выглядит сейчас, совсем не как командир. Плотно сжатые губы и кулаки, грязное одеяние, потрёпанные пыльные волосы, усталый и напуганный взгляд, подрагивающий голос. Она совсем не знает, какой отдать приказ магам, понёсшим потери, униженным, спасённым и напуганным. Не знает, как отнестись к помощи чёрного мага и как объяснить его присутствие.

– Мы не можем. Он… нам помог. Если не спас… И он… звал сестру… Как думаешь, с ней что-нибудь случилось? Наверное, я похожа на неё и поэтому он привязался ко мне.

Тяжело вздохнув, Амэ сбрасывает прядь с лица и медленно направляется к холму.

– Не лучшее оправдание, знаешь ли. Я понимаю, что ты беспокоишься, как командир. Внезапно столкнувшись с непонятной нежитью, мы повели себя глупо и чуть не проиграли, оставили врага за нашими спинами… Помимо того, что нужно об этом доложить Ордену, ещё нужно выяснить, по какой причине не пришла весточка об очередной волне.

Устало плетясь за другом, девушка мрачнеет.

– Мы не скажем Ордену о Шикиме. Я что-нибудь придумаю.

Амэ лишь качает головой, показывая пренебрежение к подобной затее.

– Ответственность чувствуешь? Он же не щенок, Хакуен…

***

С наступлением ночи в развёрнутом лагере Хакуен не отходит от постели, в которой спит чёрный маг. Амэ сам взялся объяснить отряду произошедшее, но лишь потому, что не желал возиться со щенком подруги. Стоит ночная тишина, нарушаемая треском костров и шелестом ветра.

Кашлянув, девушка выпивает воды и ставит бутыль на землю. Горечь и тяжесть из лёгких всё не уходят. Она не заразилась от мага, просто пережитые эмоции и страх дают о себе знать. С кожи Шикимы то и дело стекают горячие прозрачные капли, а с губ чёрные и вязкие, не похожие на кровь. Девушка спешно стирает их влажной тряпкой. Чёрная паутина на его лице выглядят жутко. Хочется смахнуть как песок, а не получается.

В палатку заходит Амэ, широко зевает и, остановившись у постели, смотрит на хрипло дышащего чужака. Выглядит он так, словно находится в бреду: дёргает головой, жмурится, прикусывает губу, сжимает пальцами одеяло.

– У него жар, – тихо сочувствует девушка.

– Кажется, заражённые умирают в течении двух недель?

С тревогой взглянув на уставшую подругу, сидящую на краю одеяла, Амэ осторожно опускается рядом. Сколько он не вглядывается в знакомое лицо, не видит ни пятнышка.

– В большинстве случаев белые маги заболевают во время сражения с нежитью или рядом с источником чёрной магии. Кокухан это когда сгустки или излишки попадают в белую магию и засоряют каналы. А те воспаляются, впитывают чужую магию и окрашиваются в чёрный. Тело не переносит её и сердце…

– Проще говоря, белый маг почти становится чёрным. Его убивает сам процесс.

– Да… Мы так думали. Наши целители ни разу не осматривали заражённых, а сразу убивали, пока один чёрный маг не заинтересовался явлением и не помог. Он пытался впитать пятна, скривился и сжёг их. Маг, которого он лечил, немного ослаб, но через некоторое время восстановился.

Прислонив ладонь к подбородку, Амэ задумчиво рассматривает парня в постели. Тот явно страдает и дёргается, как в кошмаре.

«Или от боли в теле? Жар… у чёрного мага…»

– Полагаю, чёрные пятна – это густая магия и она вредна для любого. Чёрные маги могут сжигать её. Но парень потратил всю магию. Сама она не восполнится, а мы не можем ему помочь.

Вскинув голову, Хакуен смотрит на друга. И, поборов желание схватить его за руку, прикусывает губу. Сейчас отряд находится у Чёрной границы. Если пересечь её, можно будет передать мага своим.

– Знаю, о чём ты думаешь, – хмурится Амэ. – Чёрные маги могут помочь, но как они отреагируют, увидев боевой отряд вражеского королевства на своей границе?

– Мы…

– …можем поехать вдвоём, – снова предугадывает маг. – Однако за твою безопасность я не могу поручиться, и ты знаешь причину. К тому же не известно, знают ли сами чёрные маги о воздействии на них этой болезни.

Хакуен обиженно хмурится и переводит взгляд на Шикиму. Недавно, во сне, он звал сестру и бормотал про падающие осенние листья. Она не может позволить ему вот так умереть.

– Не сомневаюсь, что ты всё равно попробуешь, – зевает голубоглазый. – А сейчас иди и поспи. Я сам покараулю щенка.

– Он не щенок. У него есть имя.

– Наличие имени не перестаёт делать его щенком.

– Ох, Амэ…

Устало улыбнувшись, девушка хочет подняться, но её руку сжимает чужая, горячая, и Хакуен слышит хриплый шёпот:

– Сестра… сестра… не уходи…

Почувствовав жар на щеках под пристальным взглядом друга, она садится обратно и сжимает руку больного в ответ. Благо, заранее надела перчатки.

– Ты что, не собираешься с этим ничего делать?

Голос вольного мага звучит сухо, и Хакуен неуверенно улыбается.

– Ему плохо… И это моя вина. Я не справилась с командованием… Возможно, увидев это, он и решил вмешаться?

– Тогда он не хохотал бы, как безумец. А то, что влез не в своё дело, не твоя вина.

– Может быть…

Вздохнув, Амэ меняет повязку на лбу чужака, чтобы немного сбить жар. Обычно кожа у чёрных магов холодная, так что это плохой признак.

– С рассветом отправимся к границе. Я передам отряду. Аккуратнее тут.

Поднявшись, голубоглазый с потаённой тоской наблюдает за ними и уходит. При взгляде на обеспокоенную девушку он понимает, что отговаривать её бесполезно. А ведь прежде она не проявляла столько чувств, как сейчас.

«Кто же этот щенок такой…» – поджимает губы Амэ. – «Неужели Знак… Нет!»

Как и было оговорено, с рассветом отряд в напряжённом молчании выдвигается к границе. Больного Амэ везёт на своей лошади, то и дело ловя на себе взгляд подруги и борясь с мыслью скинуть лишнюю ношу. Всю ночь он не мог сомкнуть глаз из-за отвратительных мыслей, и тревога от предстоящей встречи всё не отступает.

«А ведь раньше и я терпимо к ним относился…» – думает он склонив голову.

Не вовремя лезут воспоминания, когда Амэ впервые увидел границу своих земель, первый разговор с чёрными магами и одно небольшое событие, из-за которого начал испытывать уважение и любопытство к ним. Но, смотря на сближение Хакуен и этого щенка, Амэ начинает ненавидеть чёрных магов.

«Ревность…» – смущённо понимает он и молчит.

Чёрная граница начинает виднеться, когда заканчивается Холмистая равнина. Отряд останавливается на склоне, с разными чувствами рассматривая переливающийся чёрными волнами барьер.

– А разве он здесь раньше был?.. – спрашивает Амэ. – Наши земли не разделены.

– Смотри вниз, – напряжённо просит Хакуен.

Голубые глаза раскрываются от удивления, когда маг слушается. У барьера толпятся те самые странные скелеты, которых они вчера уничтожили. Правда, их количество вдвое меньше.

– Нежить лезет на Чёрные земли? – в неверии хмурится парень. – Разве она не обходит её стороной? Она даже чёрных магов никогда не трогает! Хотя… эти скелеты… а они с пустошей, вообще? Весточка о волне не приходила. Их почуял сам чёрный маг, да и напал на них…

– Не знаю. Меня тоже это тревожит, – делится командир, сжимая поводья. – Но так мы не сможем поговорить. Придётся сражаться. Как бы не совершить ошибку…

«Кто уж знает этих чёрных, в самом деле…»

Вздохнув, Амэ водит глазами по барьеру и замечает очертания леса.

– Хакуен, смотри! Там кто-то есть. Возможно ли, это армия некроманта?

– И он сам скрывается за барьером? – сомневается девушка.

Отбросив попытки понять происходящее, друзья решают понаблюдать. Барьер переливается и вдруг мигает, а затем резко исчезает. Чёрная волна отбрасывает скелетов назад, смешивая кости и гремя ими, в то время как из-за деревьев выходит тёмный силуэт и останавливается ровно за линией границы.

Чёрные волосы неровными прядями падают на бледно-розовые глаза, на уголке губ небольшой шрам. Маг одет в чёрную кожаную куртку с мехом на воротнике, серые порванные штаны и короткие чёрные ботинки с мехом. Подняв руку в перчатке без пальцев, он резко отводит её в сторону и говорит:

– У Прародителя плохое настроение, что ли? Здесь вам не королевство!

Мага охватывает чёрное пламя, возрастающее и меняющее форму в огромную чёрную саламандру. Встав за спиной хозяина, чёрная, почти живая ящерица высовывает язычок. Вздёрнув подбородок, маг запрыгивает на своего питомца и направляет его к скелетам.

– Будут сражаться?

– Я помогу.

– Что?..

Не успевает Амэ возмутиться, как Хакуен начинает петь боевое заклинание, которое использует обычно. Но после слов щенка о «звере» она, и правда, придала ему похожую на большого кота форму. Он прыгает рядом с ящерицей, не уступая ей размером и взмахом лапы отбрасывает кучу костей в сторону.

Чёрный и белый сгустки магии с грохотом уничтожают нежить. И когда остаются вдвоём, ящерица прыгает на белое пламя, а маг усмехается, явно собравшись разорвать третью сторону в клочья. Но что-то идёт не так и ящерица под ним исчезает, а парень с криком летит на землю. Белое пламя растворяется и наступает тишина. Она длится недолго. Ругань молодого на вид мага слышна даже со склона.

Переглянувшись с отрядом, Хакуен, Амэ и двое магов, один с первой, другой со второй линии, спускаются к чертыхающемуся подростку.

– Мелочь, – делится Амэ. – Он хоть совершеннолетие отпраздновал?

– Его магия довольно сильная, он в одиночку держал барьер… – шепчет девушка, поджимая губы. – К тому же я не знаю, празднуют ли чёрные маги совершеннолетие.

– Может, приносят кого-то в жертву Прародителю или впервые видят пустошь?..

– Амэ…

– Я лишь предположил.

Когда четверо всадников спускаются, маг перестаёт ругаться и смотрит на них исподлобья, даже не удосуживаясь встать с земли, усыпанной сломанными костями.

– Что вам нужно, норойские смертники?

– Ах ты!..

Удержав друга за плечо, Хакуен берёт разговор на себя.

– Мы пришли с просьбой. Во время сражения с такой же нежитью нам помог чёрный маг, но потом подхватил кокухан. Мы пришли передать его вам. В благодарность за спасение…

– Кокухан? – не став слушать, парень поднимается на ноги и отряхивается с лёгким презрением на лице. – Очень интересно… как это один из нас умудрился подхватить вашу болезнь?

Не сдержавшись, вольный маг сбрасывает второго наездника на землю и ловит укоризненный взгляд подруги. Проигнорировав грубость, чёрный маг подходит ближе, за шиворот приподнимает своего союзника и вглядывается в его лицо.

– И правда, кокухан, – задумчиво хмыкает он и, подставив колено, чтобы тело не упало, распрямляется. – Бедняга. Это же мучительно больно… наверное. Спасибо, что притащили его, а теперь проваливайте. Можете и кости забрать, хотя, они пригодятся некромантам. Детишки искру развивать будут…

Отогнав белых рукой, маг взваливает ношу на спину и молча уходит. Когда он скрывается за деревьями, лес окутывает барьер.

– Надеюсь, мы их больше не увидим, – закрывает глаза Амэ и отворачивается.

– А я хочу вновь встретиться с ним, – вздёргивает подбородок девушка. – Мне кажется… он потерялся и больше не отличает боли от удовольствия. Что с ним могло произойти? Чёрные маги тоже имеют сердце, может, даже куда более искреннее и чистое, чем белые маги. Поэтому они столь сильны и безумны.

– Если и стоит уважать чёрных магов, то лишь за соблюдение чести и чувства, что они никогда не скрывают, – тихо бормочет Амэ. – Я уже дважды им обязан…

Хакуен заглядывает в глаза друга, но он лишь увереннее отводит их в сторону.

Глава 10. Шимэ и Хира, Сэйна из рода Хаари

Ветер невидимыми когтями разрывает кожу, шелестит чёрным песком и без жалости бросает его в лицо. Кости впиваются в руки, ноги и шею, крепко сжимают в бесчувственных объятьях, и, кажется, даже сердце, трепещущее от страха. Грохот с неба принуждает зажмуриться и на некоторое время потерять возможность слышать. Лишь боль даёт понять, что небо не обрушивается. Не менее оглушительный рёв раздаётся совсем близко и чёрные лапы, обтянутые иссушенной чешуёй, проваливаются в песок. Крылья, туго обтянутые кожей и порванные до костей в некоторых местах, волочатся и оставляют две полосы, правда, ненадолго. Из сжатого острой рукой горла вырывается хрип. Медленно перед глазами опускается что-то страшное и огромное, запах смерти въедается в кровь и лёгкие. Гнилое пламя охватывает разум…

Резко раскрыв глаза, Шимэ немедля встаёт и спешит скрыться за деревьями, пока спутники ничего не увидели. Но от взгляда Хиры уход партнёра не ускользает. Всё же не зря парень мучается от бессонницы. Напев короткое заклинание для девушки, он встаёт и спешит по оставленным котёнком следам. Впрочем, он и сам недоумевает, зачем идёт за ним.

Хира находит мага довольно быстро.

Не став особо плутать, Шимэ цепляется за ближайшее дерево, сжимает и раздирает пальцы до крови. С его губ не срывается ни звука, но ладони и кровь охватывает магия, и уже всё дерево пылает в чёрном огне, развивая вьющиеся волосы. Вцепившись в кору, маг склоняет голову, одолеваемый мыслями и периодически повторяющимся сном. Лишь каждый раз Он подходит всё ближе. И каждый раз ощутимее боль. А ещё сильнее пробуждённый против воли Дар.

Прислонившись плечом к дереву, Хира молча наблюдает. У обоих и так слишком много общих тайн. От ещё одной хуже не станет. Хира и так знает, что его раздражающего друга мучают кошмары, в то время как его самого бессонница. А вот голубоглазый о ней не догадывается.

Когда от дерева остаются одни корни, огонь перекидывается на опавшие листья и веточки. Шимэ опускается на колени. Подойдя к нему со спины, Хира сжимает его хрупкие плечи и наклоняется.

– Ты же так любишь петь, Шимэ… Зачем?

Этих слов достаточно, чтобы заставить мага вздрогнуть. Его не волнует, как он выглядит сейчас, однако слова заставляют сердце сжаться.

– Не получается… – порывисто выдыхает он. – Горло… что-то сжимает…

– Ты сам себя душишь во сне, приятель. Завтра я свяжу твои руки, и ты убедишься в правдивости моих слов.