Полутьма бесплатное чтение

Пролог.

Холодный блеск идеально круглой луны, пробиваясь сквозь незастекленное окно, серебряными волнами освещал два тесно переплетенных тела. Наспех кинутый на пол матрас заменял любовникам кровать, добавляя синяков на и так покрытой отметинами светлой коже. С громким стоном парень, чей пресс с легкостью мог украсить обложку любого журнала, откатился в сторону. Тяжело дыша, он облизнул губы.

– Ты чего так боишься? – укладываясь на бок, он положил голову на ладонь, рассматривая девушку. – Все будет в порядке, это же я.

Закусив губу, Сима быстрым движением накинула на себя валяющуюся рядом куртку. На это действительно нужно было решиться. В конце концов, она бок о бок с Сашей уже год. А чем дальше дело пойдет, тем заметнее будет становиться их разница. Ведь длинноногой брюнетке со скромным бюстом ни много ни мало, а двадцать пять лет. А он был совершенством.

Жадно окинув парня взглядом, девушка почувствовала, как краска заливает лицо. Везет ему, может говорить и делать все что хочет, а выглядеть будет идеально. Даже сейчас, после недавнего секса, он грациозно подошел к окну заброшенного здания, облокотившись на подоконник. Словно вылепленный скульптором. Пока она, промокнув насквозь, поспешно пытается убрать волосы со лба и принюхивается, не воняет ли от нее, он просто курит, изредка ухмыляясь.

Нет, он не настаивал. Ну, может быть, намекал. Когда указал на ее седой волос на виске, назвав это милым. Ведь они просто сидели, пили чай и смеялись. Саша нагнулся к ней, коснулся волос. А через секунду наматывал длинную волнистую прядь на палец, с улыбкой демонстрируя первые признаки старения. Чмокнув тогда расстроенную девушку в кончик носа, он убеждал, что будет любить ее любой. Даже когда она вся покроется сединой и тело потеряет форму.

Только ему самому не грозило постареть никогда. Даже сигареты. Они не испортят ему зубы и волосы, не ослабят здоровье. Потому что он уже мертв. «Не жив», поправился бы сейчас Саша, скажи ему это Сима вслух. Таким он был уже долго. Девушке даже сложно было представить сколько. Когда во время кормежки, что полагалась вампирам в виде свиной крови, запаянной в герметичном полиэтилене, она ловила его взгляд, по телу пробегал озноб. Все его зубы удлинялись, превращая красивую улыбку в звериный оскал. А ведь с ними это происходит не сразу. По две пары в сто лет.

Тряхнув головой, девушка позволила волнистым темным локонам пышными змейками расползтись по плечам. Она не боялась. Сима уже давно решила, что когда-нибудь сделает это. В Мире было всего три категории людей. Те, кто о вампирах ничего не знал и счастливо спал ночами, пока не встретит кого-нибудь из них в переулке. Другие, кто знал, но старался максимально оградиться от них. И такие, как Сима. Которые понимали, сочувствовали и любили. Девушка не видела большой разницы между ними, а сейчас так и вовсе – лишь одни преимущества. Особенно когда накачанные белые ягодицы напрягались в свете луны, демонстрируя, что ни одного следа от ее ногтей на них уже не осталось. Почему, если она может работать с вампиром, не может с ним жить? Почему не может стать такой же, как он? Пока девушка переводит дух, Саша бодр и весел, наслаждается своей «не жизнью». Шальная пуля, опять же, не тронет. Работодателям должно быть тоже выгодно.

Сколько психологических тестов она сдала, чтобы работать с ним? Полиграф проходить раз в месяц, анализы на наличие сыворотки 47* в крови. (хим. элемент Ag – серебро имеет атомный номер 47. Сыворотка – художественный вымысел автора) Регулярный осмотр у гинеколога – отдельный вид пыток. В самих врачах ничего плохого девушка не видела и поэтому была очень сильно удивлена, когда вместо стандартных «мазок сделаем» и жужжания узи аппарата ее чуть ли не потрошили, изучая каждый миллиметр внутренностей.

А ведь все зря. Они успешно обходили с Сашей все эти моменты. Наличие регулярной половой жизни, несмотря на очень плотный график, объяснялось не мифическим парнем, кстати, тоже Сашей, что по-дружески просто чудом согласился играть свою роль. Обычный презерватив, что, конечно, с отсутствием жизни в теле вампира, а следовательно, его неспособностью переносить венерические заболевания, уж тем более беременность, был не нужен, сейчас играл свою положенную роль. Ну а сыворотку 47 она успешно принимала. Правда, Саша злился. Он очень боялся, что если ее жизнь будет в опасности, не сможет принять решение за Симу. Обратить. Они давно договорились, что если девушка окажется на грани – он это сделает.

В целом Саша целиком был словно ее идеал. Девушка поправила куртку так, чтобы та больше показывала, чем скрывала. Накинула рукав на грудь, закрывая торчащие соски, другим прикрыла бедра с модной эпиляцией, на которую уходила внушительная часть скромного заработка. Выгнув спину, девушка закусила губу, рассматривая личный идеал под льющимся светом луны.

– Я боюсь за тебя, – Саша резко развернулся на пятках, отчего в груди Симы резко стало тесно, а внизу живота затянулся тугой узел, – Сим, они что-то задумали. Такое количество анализов. Вспомни последний раз. Да тебе разве только в задницу не залезли, – он тут же сжал подоконник, отчего и без того белые костяшки побелели, – хотя о чем это я, конечно, залезли. Я, – его голос сбился, а вампир тяжело вздохнул, словно отсутствие дыхания добавляло ему беспокойства, – я не настаиваю, Сим, но ты, кажется, доверяешь им больше, чем мне.

– Я согласна, Саш, – выдавив скромную улыбку, Сима пыталась не бояться, – давай это сделаем.

– Тогда тебе нужно прекратить пить эту гадость, – Саша вздохнул, – я же знаю, что продолжаешь.

– Нет, – прошептала я, – три дня как нет.

Слишком резкое движение, от которого Сима дернулась. Свет луны сыграл с ней злую шутку. Показалось, что взгляд Саши изменился. Стал каким-то холодным и отстраненным, но нет. Он мягко улыбался ей, медленно опускаясь коленями на матрас. Ее Саша. Добрый и заботливый, не сделает ей ничего плохого. Наклонившись ближе, парень приблизился ко рту девушки, языком слизывая капельку пота над верхней губой. От этого жеста она вновь расслабилась, приникая к нему ближе. Короткий металлический лязг железа по бетону вновь заставил ее вздрогнуть, крепче прижимая к груди куртку. Да что ж такое-то. Она сдавленно улыбнулась Саше. Опять показалось, видимо.

– Я быстро, ладно? – вдруг сказал парень, поднимаясь на ноги. – На секунду отойду и вернусь, хорошо?

Кивнув, Сима вновь завалилась на матрас. Саша исчез в дверях, посылая ей воздушный поцелуй. И куда его понесло сейчас? Тревога липкой волной расползлась по телу. Саша же так долго стоял у окна, вдруг он что-то заметил и пошел проверить? Точно, вновь не захотел подвергать ее опасности и бросился один. Ее личный рыцарь. Только он снова забыл, что она не принцесса и как минимум может прикрыть ему спину.

Рука привычно нащупала портупею. Перебирая кожаные ремешки, что валялись возле матраса, Сима с удивлением заметила, что ее кобура пуста. Ощущение, будто на голову резко вылили ведро ледяной воды. Быстро сев на матрасе, она судорожно перебирала немногочисленные предметы гардероба. Нет, пистолет точно был на своем месте. Но ни его, ни телефона не было. Паника билась в глотке, вырываясь сдавленным стоном наружу.

Шаги в коридоре были нарочито медленными.

Она знала, что им нравится, когда жертва боится.

Только она не жертва.

Глотая не выступившие слезы, она вывернула подкладку куртки. У каждой девочки должны быть свои секреты. Ее собственный объемом 0,35 литра, с маркировкой «концентрат 47», быстро сверкнул в свете луны. Осушив все одним глотком, она тут же откинула пузырек в сторону. Если она не умрет от этой зверской дозы, то ему точно не понравится.

Дверь скрипнула, впуская вампира внутрь.

Глава 1

Три года спустя

– Кузнечик, свежее, говорю! – Маринка наклонилась на прилавок, щедро сверкая ложбинкой между грудей. – Ты или бери давай, или очередь мне не задерживай.

Продавец поджала губы, густо накрашенные малиновой помадой. Обычно, когда при мне говорят слова «декольте» и «малиновая помада», я вспоминаю нулевые, чепцы, женщин за сорок и рынок, громкий такой, звучный. Пахнет мясом и кровью. Но Маринка была не такая. При всех аппетитных формах девчонке едва перевалило за двадцать. А малиновый очень шел ей. Она в принципе не красила ничего, кроме губ. Даже волосы, светло-русые, в косе толщиной с мою руку, были свои. А то, что вскрикивала на меня, ну так это ничего, я постоянно из реальности выпадаю. Профессия у нее такая, всех нас в этом захолустье строить.

– Давай уже сюда, – вздохнув, я кивнула на кусок порядком покусанной ветром говядины, – похороню хоть с достоинством.

– Дочка, а мне не отрежешь кусочек, – тягучий голос баб Клавы ударил по затылку не хуже гранаты, – Кузнечику что там надо-то? Грамм сто, винцо закусить.

Стерва. Нехорошо так про пожилых, знаю, всегда с уважением отношусь. Но эта. Знает же, что не пью давно уже, но нет. Как на лавочке где сидит, меня увидит, аж глаза бегать начинают и пальцы подрагивать. Тут же платочек поправит и ко мне с сочувствующим вздохом. «Как здоровье? Что-то лицо пожелтело, миланк, ты бы печень проверила». А лицо, божий одуван. Широкое заботливое сердце, непутевую с неверного пути на правильный наставить. Самым излюбленным методом – кости перемыть. Вдруг люди-то добрые помогут. Вспоминаю сразу и про типун, и про язык. И про молчание – золото, обязательно. Баб Клава – местный авторитет, ругаться с ней себе дороже. Ей еще и шестидесяти пяти нет, а ведет себя, будто девяносто и из ума выжила. Дети бросили? Как бы не так. Сын, как по расписанию, четыре раза в неделю. Внуки каждые выходные.Зато она мне лучший маркетолог. Правда, клиенты от нее приходят всегда с бутылкой. У кого гуся украли, кому муж изменяет. Кому по морде выпишет, с этим тоже. Все ко мне. До этого к участковому ходили, но как нового прислали из райцентра – Палыч мужик конкретный, отвадил по пустякам бегать. А мне вроде как и приработок, и развлечение. В засаде в огороде посидеть, слесарю Мишке самому морду начистить. А тракториста Ваську, местного красавца и сердцееда, кодировать возила на его же машине. Толку, правда. Раз в три месяца ко мне, как по расписанию. Пьяный и с ключами. Но мне хлеб.

– Пусть баб Клава бе-рет, – поморщилась, прикидывая, что денег все равно не хватит, – хоть свечку за мое здоровье поставит.

– Это я всегда, девонька, – тут же подхватывает моя благодетельница, – чтоб он-то тебя на путь истинный наставил.

Ага. Туда-туда. И вас тоже. Вздохнув, я пересчитываю мелочь и расплачиваюсь за хлеб и молоко. Маринка сгребает мелочь и кидает в кассу, тут же ловко перехватив мою ладонь.

– Подожди меня, – шепчет, – я там припасла тебе.

Я киваю и медленно выхожу на улицу. Торопиться не люблю, от этого хромаю сильнее. А чем больше это видно, тем бодрее баба Клава рассказывает про мою борьбу с зеленым змием. Прищурившись на солнце, огибаю магазинчик и прячусь в тени. Глаза режет. Кожу словно царапает, не могу долго под солнцем стоять. Маринка долго ждать не заставляет. Выбегает следом за появившейся из-за угла баб Клавой. По сторонам оглядывается, под мышкой сжимает что-то, обернутое в бумажный пакет. Ничего себе начало. Кидаю в урну так и не выкуренную сигарету, когда Маринка со вздохом опускается рядом на лавочку. Баб Клава делает вид, что ей очень интересна посадка берез, что стоят тут лет пятьдесят уже.

– Я тут это, – шепчет Маринка, протягивая мне пакет, – как обещала. Фиолетовые.

Нарочито громко срываю бумажный пакет, отправляя его в урну. Шея баб Клавы грозится поставить новый рекорд Гинесса и войти в историю. Как и острый взгляд, которому любой ястреб позавидует. Уверена, она прочла все, даже мелким шрифтом. Даже внутри блока. На самих стиках. Брови от удивления ползут вверх, а я улыбаюсь. У нас в поселке такие курит только Палыч да я. Местные блюстители правопорядка. Поэтому никто и не заказывает обычно. Палыч в районном центре берет, а я сигаретами давиться не могу больше. С недавнего времени у меня ЗОЖ. Почти. Лукавлю, конечно. Это больше похоже на голодовку и подмену понятий, чем на ЗОЖ.

– Ты же, как обещала, проверишь его, да? – Маринка теребит край летнего платья в горошек, а я почему-то вспоминаю, что в прошлой жизни любила такие. – Все-все мне расскажешь?

Я киваю, поднимаясь с лавки. Сегодня вечером у меня свидание запланировано. Маринкиного кавалера пригласила. Не знает, что я ее подруга. Удивительное явление для поселка с населением в тысячу человек. Но он приезжий, а это мне совсем не нравится.

Не люблю чужих.

Хотя сама тут всего ничего. Просто не доверяю тем, кого не знаю в лицо. Справедливости ради стоит отметить, что он очень сопротивлялся, но в итоге согласился. Как только я сказала, что будем считать это дружескими посиделками. Так что, можно сказать, первый этап Григорий Диденко прошел.

– Не волнуйся так, – отворачиваюсь от солнца, жмурясь, пытаюсь прогнать красные пятна, – он пока неплохо движется.

Маринка надула пухлые губы, сложив изящные руки на выдающейся груди.

– А на свидание с тобой идет!

– Ой, было бы с кем идти, – усмехаюсь я и шагаю под лучи.

Приводить себя в порядок особо и не стараюсь. Конечно, Маринка ждет, что я приду вся такая разодетая, превратившись из Кузнечика в Мерилин Монро. Но мой план несколько отличается от этого. Она рассказала мне про него абсолютно все, что знала, включая странные привычки. Педант, идеалист, перфекционист. Идола он себе уже нарисовал, это точно. На Маринку слюни пускает, глаз не сводит, дифирамбы поет. Нет, этот товарищ интересен мне совсем с другой стороны.

А конкретно – его рацион.

Странность номер один и она же самая напрягающая меня – она никогда не видела его днем. Ближе к вечеру, когда слабое солнце – пожалуйста. Но тут любого спасет крем от загара. Короткий опрос жителей поселка, включая моего благодетеля, маркетолога и информатора в одном лице, к сожалению, не успокоил. Григорий действительно всегда появлялся к вечеру, даже когда у него были выходные.

Кинув итоговый взгляд в зеркало, я все же решаю распустить волосы. Пойдет. Летнее платье в пол, легкие сандалии да курточка. Все вырисовывает тонкую серую мышь. Можно было надеть стандартные штаны с футболкой, только вот тогда он может заметить то, чего не должен. Выправку, несмотря на хромоту. Последний раз прошу у зеркала, чтобы я ошиблась.

Пусть мы просто прогуляемся по парку (это мы так редкую лесополосу называем, куда лавочек понатыкали), и завтра я Маринке весело подмигну, забегая с утра за маслом. Его-то и забыла купить. А ведь жить могла на хлебе с маслом да с вареньем. Палыч подкармливал, жена у него знатное варенье закрывала.

Перехватив пузырек с антисептиком, я кидаю его в сумочку, что одолжила сама же Маринка, и выхожу в прохладный вечер. Не беру с собой ничего лишнего. Моя цель – узнать. Защитить себя я могу и голыми руками. Что делать с этой информацией, я буду решать уже после. Ведь он может оказаться кем угодно, а пистолет под летней курткой вряд ли сможет расположить парня к общению.

Хотя, конечно, как использовать.

– А так, если бы не Марина, – он произносит ее имя с придыханием, мечтательно прикрывая глаза, – даже никогда такую красоту и не увидел бы.

Я киваю, оглядываясь вокруг. Как назло, ни одного палаточника с мороженым или сладкой ватой. Это я, конечно, опростоволосилась. Будний день, ребята не приторговывают. Вечером в пятницу – пожалуйста. Так как ходить у нас некуда, вся молодежь здесь. Прогулка продвигается скучно. Разговор не клеится, видно, что парень совсем не в своей тарелке. Григорий, кстати, очень даже симпатичный. Прослушала, но вроде зам какого-то важного зама. В принципе, по костюму видно, что при деньгах.

– Григорий, а не могли бы вы подержать? – и, не дожидаясь ответа, я тут же пихаю растерявшемуся парню в руки свою сумочку.

Грубо облокотившись на его локоть, шиплю, делая вид, что пытаюсь вытрясти из сандалии камень, пока как можно сильнее пачкаю пальцы о подошву. Педант, перфекционист. А еще ужасный мизофоб. Парень становится еще бледнее просто от того, что в руках держит посторонний предмет. Но чтобы наверняка, я выпрямляюсь и, подарив свою самую очаровательную улыбку, забираю из его намертво сведенных от страха пальцев сумочку.

– Спасибо вам, – вцепилась в его ладонь так, чтобы вся пыль от обуви тут же перекочевала на его руки, – ой, я вас, кажется, испачкала.

Мне уже кажется даже, что я ошиблась. Особенно когда Григорий с ужасом в глазах, пытаясь не касаться пальцами пиджака, судорожно ищет знакомый пузырек. Невинно хлопнув ресницами, я отпихиваю ногой вытащенный из его кармана антисептик. Кажется, что от страха парень уже даже не видит ничего толком. Да, такое лечить надо, а не поощрять.

– Ой, так у меня же антисептик есть! – вскрикиваю я. – Знаете, как удобно? Где-то испачкался и пожалуйста, выдавил на ладони, никаких микробов.

Заговариваю ему зубы, протягивая пузырек. Он даже не смотрит на этикетку. Вздыхаю, не понимая, как можно было вообще предположить, что этот втирающий с остервенением гель в руки парень, может иметь какое-то к ним отношение.

Шипение раздается не сразу.

– Ой, – он морщится, отступая спиной к дереву, наблюдая за краснеющей кожей, – ой, Сима, простите. У меня аллергия, редкая, – он пытается расстегнуть пуговицу на рубашке, словно ему нужен воздух.

Но я лишь по запаху его кожи знаю, что это не так. По движению челюстей.

– Ага, – я киваю, подходя ближе, – слушай, думала, соврали. А, нет, ионы серебра в нем все-таки есть. Полезная штука, – выдернув антисептик из ослабших пальцев, я кидаю его обратно в сумочку, – ну, а теперь скажи «а-а».

Достав фонарик, я не сомневаюсь, кто передо мной. Будь это кто-то из хищников, уже пришлось бы попотеть. Григорий послушно распахивает рот, демонстрируя четыре вставных керамических зуба. Выключаю фонарик, кивая парню, что может закрывать.

– Вегетарианец? – уточняю, обрабатывая руки антисептиком.

Приятный, кстати. Быстро испаряется, никакой липкости на руках. Испытан на вампирах. За эту мысль становится даже немного стыдно. Парень-то и правда неплохой оказался, с мозгами и веселый. Клыки вырваны.

– Да, – Григорий кивает, беря себя в руки, – есть даже справка с собой. Разрешение на жительство и направление в центр крови. Все могу показать.

– Не надо, – выпрямляюсь, понимая, что упорно заваливаюсь на один бок, – убивать я тебя не собираюсь, успокойся. Тебе меньше сотни, а такие красавцы после себя не кучку пепла оставляют, вопреки распространенному мнению. Но вот с Мариной тебе придется разойтись, – я похлопала парня по плечу, наблюдая за его реакцией.

Давай, рыцарь, я в тебя верю.

Он улыбается, растянув губы в улыбке. А я чувствую, что то место, где давно валяется булыжник, каменеет еще сильнее, поражая зону вокруг.

– Ой, да это, – усмехается, весело поправляя волосы, – считайте, я ее не знал.

Когда мой кулак встречается с его усмехающейся рожей, даже не замечаю.

– Идеалист чертов, – выплевываю я, глядя, как парень размазывает по лицу кровь, льющуюся из сломанного носа, поджимая под себя ноги, – Григорий, ты меня разочаровал.

– Что я не так сделал? – вампир хмурится, а от желание врезать ему еще раз чешутся даже пятки.

Даже на той ноге, что потеряла обычную для человека чувствительность. А Григорий смотрит на самом деле недоуменно. Возможно, люди слишком сложные. Неживым проще. Сказано – сделано. Девушку, что воспевал секунду назад и возносил к небесам, бросить? Легко. Наверное, так и правда проще.

Домой я хромаю быстро. Моя разведка уже давно спит, так что завтра не будет россказней про то, как Кузнечик глаза заливала и по лесу шлялась. Не замечая ничего вокруг, топаю к своей халупе. Домик у меня маленький, но мне хватает. Поставив ногу на первую ступеньку, останавливаюсь как вкопанная.

Моим гнилым доскам явно это не понравится.

Палыч, положив рядом с собой фуражку, дремлет на пороге, пристроив голову с густой бородой на перила. Нехороший червяк начинает грызть изнутри. Поправив волосы, я тряхнула участкового за плечо. Сон у него, конечно, богатырский, про это всем баб Клава рассказывает. Откуда что знает – непонятно. Надеюсь, что он такой же соня, как я – пьяница. Вот на кого он точно похож, так на канадского дровосека. Сравнение веселит, но вот то, что он не просыпается, тревожит. Пройти мимо и дома лечь спать? Завтра будут лишние вопросы.

А я никаких вопросов не люблю.

Оставаться здесь и ждать, когда проснется? Снова не отдохну, будет ныть все. Вздохнув, решаю, что если сейчас не проснется, то пойду к себе. И, мертвой хваткой вцепившись в стальное плечо, трясу изо всех сил. От удара еле успеваю отклониться, рефлекторно отпрыгнув на здоровую ногу и опершись на перила. Палыч тяжело дышит, пытаясь прийти в себя. На лбу и висках выступил пот, а взгляд из под густых бровей беспокойный.

– Симка, – а вот обращение по имени заставляет меня вытянуться струной, насколько это теперь возможно, – ко мне снова проходили, – Палыч тяжело вздохнул, поднявшись на ноги и делая шаг вперед, отчего несчастные ступени заскрипели.

Как они вообще держат его вес?

– Сергея все ищут? – тяжело вздохнув, спрашиваю я.

Палыч морщится и кивает. Так, ну, в этом ничего страшного. Его уже лет десять ищут, из них я тут чуть больше пары лет живу. Что на этот-то раз так напугало участкового? Я внимательно смотрю на тревожно подергивающееся веко участкового. Вот это новости.

– Палыч, ты чего? Его уж сколько ищут? Каждый раз к нам с тобой ходят, ну а если мы не знаем, где он. Я так в глаза его не видела в жизни. Ты же знаешь, – Палыч кивает, но тяжелый взгляд и складка между бровями никуда не уходят.

– Симка, – его кадык, острый, несмотря на широкую шею, дергается вместе с веком, – это военные были сегодня, понимаешь?

Не понимаю. Неприятно, конечно, ну и что, что военные. У меня к ним иммунитет. Старший лейтенант запаса. Нет, так-то я на пенсии по инвалидности, но по сути… Вышвырнули и не посмотрели. Спасибо хоть на своих ногах. Хотя…

– Палыч, ты не дергайся так. Направляй всех ко мне, экскурсию по дому устрою, пусть лупы берут, собак, поисковый отряд вызывают. У меня домик хоть маленький, да уютный. Всем места хватит, – участковый просто кивает несколько раз, глядя перед собой в одну точку.

Посчитав разговор завершенным, машу рукой на прощанье и, приподняв длинный подол, опираясь на перила, карабкаюсь по лестнице. Надо хоть Ваську, что ли, попросить, пусть как-то ступени соберет. Навернусь – совсем калекой останусь. А так хоть прыгаю еще.

– Кузнечик, – голос Палыча заставляет обернуться, путаясь в платье, – если вдруг ты ув?? идишь его. Дай знать. Это очень важно. Сима. Ты, – он сглотнул слюну, – ты можешь представить, кто он, если за ним военные гоняются?

– Конечно, Палыч, – улыбнувшись, вру я, глядя на гусиные лапки в??

Кивнув, он отворачивается и, не оборачиваясь больше, твердой походкой уходит. Но я чувствую, как в воздухе так и остались висеть его подозрения. Чёрт.

Гул движения лопастей вентилятора становится первым, что доносится до моего слуха, стоит открыть дверь.

Глава 2

С раздражением заперев дверь, покосившуюся, судя по всему, еще задолго до рождения моей двоюродной бабушки, что, кстати, разговаривала ровно с таким же скрипом, я молча выругалась. Принято у нас так было. Материть друг друга про себя, если это не глаза в глаза. И сейчас, скидывая сандалии, я отдавалась этому занятию со всей душой. Будь в Мире учитель по нецензурной лексике, поставил бы мне отлично и выдал степень магистра. Я, когда отдаюсь делу, вообще всегда так, с чувством. Милая семейная традиция двух помешанных, насмешкой судьбы делящих одну территорию.

Взгляд сам наткнулся на низкий холодильник, что стоял прямо напротив входа. Издевательски перевязанный бантиком ПМ лежал на белой кружевной салфетке. Начищенный и явно только что смазанный пистолет блестел под светом принесенной из комнаты настольной лампы. Урод. Обойма покоилась рядом, уже без бантика, а вокруг россыпью валялись патроны. Ну один он, конечно, оставил. Чувствуя, что желваки пляшут по лицу, заходясь с бровями в грязном танце покруче, чем Патрик Суэйзи в любимом фильме моей мамы, я протянула руку, быстро вставляя обойму. Стянув уродливую красную ленту, бросила ее тут же в мусорное ведро, что завтра нужно не забыть вынести.

– А если бы я была не одна? – кричу я, мягко ступая вперед, прижимаясь спиной к стене коридора.

Конечно, хромота не добавляет мне грации в движениях, поэтому, покачнувшись, я все же задеваю эту чертову картину.

– Schatz, я тебя умоляю, ты в жизни не впустишь сюда никого, – смешки раздаются с кухни, – давай уже скорее сюда, я соскучился.

Все же машину времени и клонирование точно изобрели еще где-то году так в восьмидесятом. Иначе как объяснить, что передо мной, ухмыляясь и оперевшись накачанными руками на спинку стула, стоит практически копия Криса Хемсворта. Но белоснежная улыбка и насмешливо прищуренный взгляд, что создан для того, чтобы сжигать кислород в легких малолетних дурочек, ни за что не заставит меня опустить оружие. Он знает это, поэтому и рассматривает с таким любопытством, кивая на ствол ПМа.

– Раньше ты ни за что не отпустила бы эту игрушку от себя дольше, чем необходимо, чтобы намылить голову шампунем. Ох, schatz, каких-то пара недель, а ты сама беспечность.

Не выпуская из рук пистолет, я все же направляю дуло в пол, щелкнув предохранителем. От этого действия он улыбается еще шире, а мне хочется закопать его где-нибудь рядом с домом. Больше по привычке, чем из необходимости, кидаю ему антисептик. Как и всегда, он просто провожает летящий пузырек взглядом и удовлетворительно наблюдает, как тот, дважды подпрыгнув, стукнувшись о пол, ударяется в стену.

– Нет, Сим, ничего из твоих рук и никогда. Не знаю, сколько тел прибавилось на твоем личном кладбище, и не стремлюсь его пополнять.

Да, в очередной раз можно было считать это признанием. Если бы не обстоятельства нашего знакомства. Тогда, посреди ночи, как раз думая, что дом заброшен, настойчиво так закапывала тело свежего вампира. С чувством, естественно, куда без этого. Напевая что-то под нос и пританцовывая, не ожидая появления хозяина дома. А теперь представьте себя на его месте. Возвращается в свой дом, а там барышня насвистывает и прикапывает трупик. На вид-то тело было вполне себе человеческим. Так что упрекнуть его в лишней осторожности было сложно. Конечно, оставался вариант выстрелить в него той самой смоченной в сыворотке 47 пулей, но если он человек… Что тогда я буду делать? А в людях, как думаю и дураку понятно, я разбираюсь не так, как в изощренных ругательствах в голове.

– Ты привел за собой военных, – шиплю я, взглядом натыкаясь на кефир на столе, – это мне?

– Конечно, – кивает Сергей, медленно обходя стул и держа ладони на виду, – запечатан, герметичен, все, как мы любим. А у тебя какие-то проблемы с ними? – он щурится, отчего его голубые глаза становятся похожи на блестящую поверхность воды.

– Не я придумала правила, – притянув к себе коробку одной рукой, я внимательно осмотрела ее со всех сторон, – кину в воду, посмотрим, какой ты честный.

Подхватив коробку я попятилась в сторону ванной, что каким-то чудом была сделана в доме явно незадолго до моего появления.

– Кстати, оттуда я тоже вытащил, – усмехнулся змей, заставляя уголок губ образовать на щеке ямочку из разряда «это место для твоих поцелуев», – можешь не искать.

– Это на черный день, – шиплю сквозь зубы, чувствуя, что сейчас сотру эмаль, – какого черта?

– Сим, у тебя этот черный день не заканчивается, – сложил руки на груди Сергей, тут же становясь серьезным, – а последнее, что мне нужно – это чтобы твой язык вдруг потерял опору на мозги.

Оставив последнюю реплику без комментариев, я так же спиной вперёд прохожу в ванную и открываю кран, наполняя таз с водой. Кинув туда кефир, я тяжело вздохнула, убирая налипшие на лоб волосы. Спина ныла, болью отдаваясь по всей длине ноги. Опустив крышку унитаза, приземляюсь, устало вдыхая запах плесени, что имеет прав на этот дом уже больше, чем я сама. Нет, она не разъедала тут стены. Просто действительно все нуждалось в ремонте, а я со всей любовью к чистоте все равно не могла обеспечить должного ухода помещению. Удерживая пистолет, я закрыла кран, одной рукой мягко нажимая на коробку, пытаясь обнаружить повреждения. Глаза же при этом постоянно наблюдали за входом.

– И надолго ты? – кричу я, заранее зная, что он услышит.

Пальцы сжимают спасительный ПМ крепче. Он холодит кожу ладони, успокаивая и заставляя сознание держаться на поверхности. Конечно, никто бы не оставил мне табельное оружие. Этой прелестью я была обязана бывшему участковому, что упокоился где-то в лесу примерно на третий день после своего обращения. Серебряные пули стали для меня настоящим сюрпризом. То, что он знал о существовании монстров даже в этой глуши, наводило на нехорошие мысли и заставляло спать лишь урывками. Но все же, несмотря на постоянные подозрения, по назначению ПМ пока не применялся ни разу. Хотя испытать серебро в смеси с жидким убийцей вампиров хотелось. Но это разрушительное чувство, ненависть. Ему тоже нельзя было давать ход. Все было достаточно спокойно, а вампир Григорий стал третьим, встреченным мною за все время в этой глуши.

– Нет, – скрип половиц заставил пальцы сжать пистолет крепче, – я переночую сегодня.

– Могу я засчитать это как услугу? – особо не надеясь, говорю я, вытаскивая герметичную упаковку из таза.

– Schatz, если бы все было так легко, то проще было убить тебя, – появившись в дверном проеме, голубоглазая мечта женщин от двенадцати и до шестидесяти расплывается в улыбке.

А внутри все становится слишком паршиво для того, чтобы продолжать на него смотреть. Если бы я с самого начала знала, что его разыскивает полиция – никогда не согласилась. Все говорили про него исключительно, как «Сережа-а-а», мечтательно закатывая глаза и с придыханием. В мыслях даже не было, что он скрывается от правоохранительных органов. Вот не дура ли. Какой здравомыслящий адекватный человек предложит за смешную сумму вступить в долю на имущество и жить в свое удовольствие на смешных условиях. Всего-то пускать хозяина в дом, когда хочет, никому не говорить, что видела его, и не задавать вопросов. Единственный пункт тогда, что мне не понравился – это услуга, которую Сергей может попросить, а я должна выполнить.

Мне бы тогда трезвый разум и сытый желудок.

Но нет, мешать транквилизаторы с вином тогда входило в круг моих ежедневных занятий.

Я на его глазах закапывала труп. Кто, кроме другого преступника, мог это предложить в обмен на молчание? Застонав, я вцепилась пальцами в холодный бортик ванны. Когда из полиции пошли вопросы, я, конечно, не удивилась. Придумала тысячу и одно оправдание типа того, что «Сережу» оговорили. Ведь именно такие слухи ходят по поселку. Тем более, что передовик баба Клава лично била кулаком в грудь и заявляла, то Сережа не меньше, чем создание небес.

На меня же его флюиды не действовали. К огромному моему счастью, человек в состоянии клинической депрессии не способен испытывать светлые и сильные чувства к кому-то. Ну или это просто мой психотерапевт так мне говорил, не знаю. Каким-то чудом вояки решили не ставить меня на учет в психушке, поэтому специалист у меня был мирный, а не тот, после посещения которого нельзя устроиться на работу. Факт оставался фактом. Мужчина, которого все от мала до велика поливали слюнями при одном упоминании, а при встрече, похоже, были готовы облизать его от пяток и до тонкого шрама на виске, не вызывал во мне ничего, кроме высасывающего силы чувства собственной вины.

На радость мне, появлялся он крайне редко. Присутствие можно было заметить по отсутствующим алкозаначкам, продуктам и редким пересечениям в коридоре. Последний раз виделись две недели назад, когда я уже пришла в условную норму. Условную – это потому, что после пребывания в небытие нельзя за месяц превратиться в здорового человека.

– Чувствуй себя как дома, – махнув ПМом в сторону двери, пробурчала я, – и дрянь свою забери, я так найду, чем перекусить.

Не спуская взгляда со сжатого в моих пальцах пистолета, он проходит внутрь, а запах плесени настойчиво перемешивается с его парфюмом. Автоматически замечаю, что такой бы мне понравился. Раньше. Сейчас я лишь отодвигаюсь чуть плотнее к бочку унитаза, чтобы успеть среагировать при необходимости. Сегодня я снова не буду спать, а так не должно быть. Мне нужно спать. Я иногда даже действительно хочу этого – вновь беззаботно сомкнуть глаза и позволить сознанию перестать мучить меня. Алкоголь помогал забываться. Но он не дает отдыха, это обман. Яд. То, что разрушает меня окончательно.

Фиолетовая футболка задирается, когда Сергей наклоняется за кефиром, а я невольно взглядом прохожусь по оголенной пояснице. Бронзовая идеальная кожа. С таким загаром по крайней мере один грех с него можно снять. Подцепив кефир пальцами, он медленно выпрямляется. А я снова уговариваю себя, что у него было миллион шансов убить меня.

– Плохие новости, schatz, – растянув губы в улыбке и приподняв бровь, говорит это чудовище, – я и так дома.

В горле непроизвольно становится сухо. Сергей скрывается за дверью, а я не могу взять себя в руки и подняться с места. Пальцы мелко подрагивают, когда я подношу пистолет ближе к глазам. Уничтожающие изнутри мысли. Их больше не было, потому что я сильнее. Гораздо сильнее, чем все то, что так и не смогло меня сломить. Закусив губу, я медленно кладу ПМ на пол. Делая медленный вдох, смотрю в одну точку, крепко сжимая край ванны в том месте, где проступила ржавчина. Пятно жесткое, прохладное и покалывает палец. Дает ощущение того, что я нахожусь в здесь и сейчас. Медленный выдох не заканчивается паникой, и настроение быстро ползет вверх. Очень хорошо. Улыбнувшись самой себе в отражении плитки на стене, я снова вижу в своих глазах так редко появляющийся огонь. Про себя его называю – искра жизни. То состояние, когда ты просто понимаешь, что дышать полной грудью – высшее счастье на земле.

Он появляется ненадолго, но мне хватает этого заряда, чтобы быстро подняться с унитаза и, захлопнув дверь, открыть на полную холодную и горячую воду. Хочется пены. Повинуясь порыву, выдавливаю часть своего шампуня, позволяя воде тут же покрыться тонким белым слоем пузырьков. Вот и молодец, Сима. Ты просто умница.

– Я самая счастливая девушка на свете, – говорю я пенящейся воде и чувствую, как напряжение отпускает, – я жива.

– Что ты там бормочешь? – кричит с кухни Сергей, а я чертыхаюсь.

– Чайник, говорю, поставь! Вода под краном не отравлена, – перекрикиваю воду я и тут же усмехаюсь, – хотя тут не гарантирую.

Надо дойти завтра до Палыча и все ему рассказать. Хотя… Может быть, у меня остался номер кого-нибудь из ребят. Ведь через них пробить, кто разыскивает Сергея, и передать информацию гораздо лучше, чем втягивать в дела военных Палыча.

– Сахара побольше кину, – раздается смеющийся голос из кухни, – цианид, если что, на раз-два обезвреживает.

– Моветон, Сергей, – опускаюсь в еще не наполнившуюся водой ванну и смотрю на тонкую щель под дверью, – две тысячи двадцатый год на дворе, а ты – цианид. Фу, вульгарщина.

Вытянув из кармана скинутой на пол куртки старенький и трижды разбитый айфон 5С, я перевожу его на беззвучный режим. Пальцы быстро перебирают контакты. Сколько же здесь всякого мусора. Надо удалить все, да руки не доходят. Тем более, что некоторой части списка уже просто нет. Или мертвы, или в армии «не живых». Вспомнив загорелую полоску на спине Сергея, я задумчиво смотрю на дверь. Все же так рисковать нельзя.

Даже если он не вампир, никто не исключает, что его ухо не прижато к двери так, что не видно тени. А значит, нужно написать кому-то, причем так, чтобы здесь не появилась сразу армия. Для начала во всем стоит убедиться самой, но вот информация не помешала бы. Задумчиво постучав отрезанным под корень ногтем по экрану, я все же нахожу нужное имя. Излюбленный WA послушно грузит чаты, а я мысленно ставлю памятник Палычу и оператору сотовой связи, что решил усилить сигнал у нас в регионе. В принципе, раньше проблем не было, пока после пожаров вышка из строя не вышла. Глядя на открытый чат, понимаю, что мысли специально пытаются убежать в другую сторону.

Кинув быстрый взгляд на дверь, уверенно набиваю «я беременна, ждем в гости с пузожителем» и, прикрепив универсальное фото в зеркале – с гладким, но голым животом, сделанное года три с половиной назад, отправляю сообщение. Дашка сообразит. У нее есть мой адрес, а фразу «я беременна» мы кричали, когда появлялась какая-то безумная идея. Нервно пережевывая губу, смотрю, как за первой галочкой появляется вторая. Наконец «в сети». Пальцы вздрагивают на эмалированной поверхности ванны.

«Ура! Везу твои любимые вкусняшки! Заскочу на неделе».

На неделе. Значит, раньше, чем завтра с утра, не сможет. Медленно выдыхаю, сообразив, что все это время лежала не дыша. Направляю дежурные чмоки и смайлики, забив беседу какими-то глупостями типа -цвета пинеток и прочего. Осталось только продержаться до утра. Дашка не подведет.

– Schatz, хватит обниматься с пушкой, вымойся уже по-человечески и иди сюда, – кричит Сергей, а я замечаю, откуда доносится голос.

Он был ближе ко входу, чем в прошлый раз.

Акустику старого здания я выучила наизусть. А он нет. Так что преимущество по крайней мере в информации сейчас было у меня.

Глаза впиваются в чат, а ладони вдруг холодеют. Ну почему я такая непробиваемая дура? Я снова смотрю на фото, и хочется перестать дышать. Открываю и увеличиваю. С губ срывается отчаянный стон, а сердце пускает ледяные волны по крови, заставляя ту застыть в венах.

Тут нет шрама. В профиль отчетливо видно целую, неповрежденную еще тогда спину. Ровную.

– Сука, – шиплю я сквозь зубы, натирая пальцами виски, – твою мать.

Намочив голову, быстро намыливаю и тут же смываю, не позволяя себе раскисать долго. Разум старательно убеждает, что не будут они вглядываться в каждую букву. Фото есть, повод есть, до этого общались. В конце концов что, разве не могла я просто удачно встать? Они точно продолжают следить, в этом уверена, но не так настойчиво, как раньше. В конце концов я просто сломанная игрушка вампира. Даже мне понадобилось меньше времени, чтобы это понять.

Глава 3

Натянув свой неизменный махровый халат, с удовольствием вдыхаю аромат выстиранной ткани. Кажется, он тоже меня успокаивает. Словно погружаешься в детство, когда мама после купания отправляет тебя спать. Выстиранные и выглаженные простыни – залог того, что я хотя бы смогу закрыть глаза. Конечно, с напором воды у нас в доме бывают проблемы, но это не останавливает меня запускать стиральную машинку чуть ли не каждый день.

Может, я тоже мизофоб? Звучит поприятнее, чем алкоголик. Усмехнувшись, поднимаю ПМ и, немного подумав, опускаю его в карман халата. Пальцы неохотно расстаются с предметом устойчивой психики, поэтому нервно подрагивают, сжимая кончик пояса. Взглянув на себя в зеркало, растягиваю улыбку, чувствуя, как от старания сводит скулы. Я же красивая? Пальцы тянутся к лицу, подушечками разглаживая складку между бровей. Шоколадного цвета глаза в обрамлении черных коротких, но густых ресниц от искусственного освещения кажутся холоднее, чем обычно. Мокрые волосы совсем потемнели, рассыпавшись по плечам, но я точно помню, что они такие же. Струящиеся и темные. Веснушки от уха до уха широкой полосой, словно шоколадная крошка рассыпана по щекам.

Мое основное оружие. Вампиры любят таких, тонких, хрупких и беззащитных. С наивной улыбкой и мечтательным взглядом. Только с последним у меня определенно проблемы. Усмехнувшись, наблюдаю, как правая бровь, что изогнута сильнее левой, скептически изгибается. Вместо сломанной куклы вампира я снова вижу себя. Заледеневший взгляд, резкие черты лица и решительность.

Должны же когда-то эти метаморфозы закончиться? Слишком болезненный процесс рождения новой меня. Хорошо, что хотя бы больше не пытаюсь нырнуть обратно.

Вздыхаю и выхожу из ванной , заставляя себя насколько возможно держать спину прямо. Стараюсь идти медленно, чтобы не раскачиваться из стороны в сторону при каждом шаге. Правда – «кузнечик». Милое прозвище понравилось с первых дней и тут же приросло намертво. Окрестила им, конечно, баб Клава. И почему я удивляюсь, что репутация пьяницы от меня не отлипает? Видимо, обидела ее чем-то, надо хоть понять, чем.

Человек, чье прозвище явно было если не «оргазм на ножках», то «Тестостерон» с большой «Т» и протяжным «о-о-о» на выдохе, откинувшись на спинку стула, расслабленно сидел с закрытыми глазами. Широкая грудь мерно вздымалась под футболкой, а длинная шея выгнулась, из-за чего кадык проступал сильнее сквозь загорелую кожу. Сергей не спал. Пальцы крепко сжимали чашку, круговыми движениями полируя надпись «это вам не тру-ля-ля с 23-м февраля». Моя же кружка стояла на столе, а от ее поверхности не шел пар. Так уж вышло, что некоторые привычки друг друга мы выучили. Например, то, что чай я пью разбавленный. Ненавижу кипяток.

Территория, где действует негласный пакт о ненападении.

Но это я делала впервые. Медленно опустившись на стул и глядя на то, как дрожат ресницы Сергея, наблюдающего сквозь них за моими движениями, я сжала пальцы на чашке. От напряжения казалось, что она сейчас разлетится в руках. Мозг кричал, в панике подбирая самые интересные слова в мой адрес, когда, облизнув губы, поднесла керамический край к лицу. Кадык на шее мужчины, что выпирал почти сразу под нарочно небрежной щетиной, дернулся. Мужчина открыл глаза и нахмурился, сведя густые брови.

Да, детка, я собираюсь это сделать.

Потому что мне кое-что нужно вытащить из тебя.

– Будем считать это новым шагом в наших отношениях, – усмехнулась я, делая глоток.

– Как хочешь, но я из твоих рук все равно ничего не возьму, – уткнувшись в свою чашку, констатировал Сергей.

Но я уже знаю, что возьмет. Только сначала мне нужно не это. Голубые, словно небо в самый ясный день, глаза внимательно наблюдают, как я, сделав еще три жадных глотка, ставлю чашку на стол. Бровь удивленно приподнимается, когда Сергей замечает, что чая в кружке осталась половина. Даже мимические морщины ему к лицу.

Мозг грозится свернуться трубочкой и уползти в алкогольные пучины прошлого, прикрывшись одеялом из слез. Воздуха мало, а перед глазами бегут цветные пятна. Отвратительный мерзкий страх, что теперь охватывает каждый раз. Но, кажется, я справляюсь с так и не накрывшим приступом. Потому что до сих пор сижу, положив ногу на ногу, и молча разглядываю оранжевый рисунок знака зодиака – лев – на своей кружке.

– Я знаю правила, – наконец говорю я, закусывая губу и чувствуя, как сердце стремится поставить новый рекорд по частоте ударов в минуту, – но военные, Сергей. Эти парни не заинтересуются каким-то мелким мошенником. Они в принципе не лезут в дела полиции. Я просто сравниваю наше с тобой положение, вот и все, – кивнув на окно, выдавливаю улыбку, – ты знаешь, почему я здесь.

– О да, schatz, незабываемый агрофитнес, – он усмехается.

Поставив руку на сиденье, отчего мышца на предплечье напрягаются, соблазнительно растягивая футболку, Сергей подается вперед. На лице больше нет выражения коварного соблазнителя, что питается женскими сердцами как семечками. Поправив волосы, я чувствую, как холод разливается по венам в том месте, где коснулся его взгляд. Давай, детка. Вот же я, вся такая тебе доверяющая. Это для блага нас обоих. Потому что какого-то черта я тебя до сих пор не заложила. То ли от придыхания баб Клавы, то ли от шестого чувства, что у меня атрофировано и работает избирательно. Чаще всего не туда.

– Ты здесь не потому что нужно переночевать, – поставив кружку, я подаюсь вперед, – за три года такой необходимости не возникало.

– Тогда почему? – сложив руки на груди, он наклоняется, словно с такого угла мои мысли видно лучше.

– Пытаешься спрятаться на виду.

Голова тут же отзывается тупой ноющей болью. Моргнув, трясу, пытаясь отогнать призраков, что так настойчиво разбирают когтистыми пальцами тонкую перегородку с моим прошлым. Знакомый голос, от которого кровь сворачивается прямо в венах, звучит в ушах, словно я слышу его прямо сейчас.

«Сим, ну а где еще я мог наслаждаться таким зрелищем? Важное, детка, всегда лучше прятать на виду».

Задержав дыхание, пытаюсь проглотить воздух. Обманка, которая помогает.

Ни одна мышца на лице Сергея не дергается. Ледяное спокойствие. Его и полиграф вместе с сывороткой правды не расколет. Только вот сейчас он думает, что перед ним убийца. И если пришел за помощью, у меня есть шанс узнать правду.

– А ты в этом спец, да?

Его вопрос я уже практически не слышу. Он доносится сквозь какой-то густой слой, как через кисель пробираются слова. Дернувшись, чувствую, что локтем зацепила что-то, но пальцы просто сжимают голову, пытаясь прогнать ядовитый голос из-под черепной коробки. Не сработало.

Острая боль пронзает насквозь, заставляя ногу зайтись в судороге. Твою мать. Вцепившись пальцами в край столешницы, стараюсь нащупать себя здесь и сейчас, но новая судорога с криком выбивает меня на пол. Все исчезает вокруг. Остается только боль и страх, что ядовитыми волнами пронзает все тело.

– Такое зрелище, – вздох сожаления, – ладно, где эта дрянь? – кто-то трясет меня за плечи, а я шиплю.

Удар по лицу. Понимаю, что не первый, но ничего не могу сделать.

– То, что ты колешь. Где оно? – пытаюсь разглядеть за пятнами что-то перед лицом, но не получается, меня трясут за плечи. – Я сейчас перестану играть в рыцаря и останешься одна. Лекарство где?!

Лекарство. Цепляюсь за это слово, сжимая пальцы на чем-то твердом и прохладном. Облизнув губы, пытаюсь вернуть себе дыхание. Медленный вдох. Я дома. Выдох. У меня есть голос.

– Коробка, – выдавливаю из себя, – на холодильнике.

Успокаивающая прохлада исчезает и возвращается через целую вечность. Пальцы сдирают ткань с плеча, вгоняя иглу в мышцу. Словно железная рука сжимает меня, прижимая к чему-то крепкому, а я лишь чувствую, как судороги замедляются под действием транквилизатора.

– А теперь спать, – чей-то голос раздается над ухом, но я чувствую лишь, как сознание ускользает.

Так странно. Я не слышу его сердца.

Три года назад

Жжет. Ощущение того, что кожа сейчас просто слезет от давящего жара. Я горю? Но тогда почему это только рука и лицо? Облизнув пересохшие губы, отворачиваюсь от источника. Пошевелить рукой нет сил. Чувствую, что дернулся лишь палец.

Какой-то отвратительный писк проникает в голову, а я пытаюсь открыть глаза.

– О, боже, Женя, закройте жалюзи! – кричит кто-то, а по помещению разносятся звуки шагов.

Одни – точно принадлежат мужчине, суетливые, торопливые. На полу плитка. Слышу, как стучат высокие каблуки девушки, что несмотря на показную спешку идет к окну медленно, старательно пытаясь изобразить модельную походку. Но вот жар исчезает, и с губ срывается невольный стон.

– Простите, это недоразумение, – бормочет мужчина, а я сглатываю слюну, – видимо, утром кто-то из уборщиц не закрыл.

Вернее, просто сглатываю, потому что слюны нет в помине. Пересохшее горло отзывается тупой болью.

– Пить, – выдавливаю из себя.

Мужчина осторожно усаживается рядом. Его движения слишком аккуратны, а в голосе сквозит какое-то сомнение. С тяжелым вздохом мне все же удается разодрать ресницы. От света морщусь, а перед глазами пляшут цветные пятна.

– Вы, – он кашляет, пока я пытаюсь рассмотреть все вокруг, – вам что-то конкретное хочется пить?

Боже, что за тупой вопрос. Отвратительный писк раздается где-то справа над моей головой, но я не могу выгнуться так. Поджав губы, щурюсь, рассматривая белое убранство помещения. Госпиталь. Это определенно палата. Голова трещит, а горло снова саднит.

– Воды, – перевожу взгляд на седого мужчину в очках, что удерживает пальцами диктофон, – доктор Альберт Госман?

– О, вы даже узнали меня, Сима, – он улыбается, косясь на диктофон, – Женя, принесите воды!

Торопливые каблучки цокают к выходу и останавливаются недалеко от входа. Слух улавливает шум воды. Кулер.

– Он сдох? – доктор дергается и хмурится.

Протянув руку к пищащей штуке, нажимает какие-то кнопки, и раздается гудение. Из щели выползает бумага с цифрами. Судя по тому, что ко мне подсоединена куча проводов, это мои показатели. Но все это мало меня сейчас волнует. Я жива, сердце бьется ровно, сама слышу это. Так же, как и чувствую ненависть, с каждым ударом она расползается по телу все сильнее.

– Он сдох, доктор? – повторяю свой вопрос, внимательно глядя на лицо Альберта.

Доктор хмурится. Устало вздохнув, проводит пальцами по лбу, разглаживая морщины. Его лицо какое-то осунувшееся, а под глазами залегли темные круги. А еще веко доктора дернулось, когда он взглянул на распечатку.

– Сима, – морщинистые пальцы сжимают мои, – вам сейчас нужно думать о себе. Поправляйтесь, полковник сам вам все расскажет.

Пытаюсь перечить, но “шустрые каблучки” наклоняются вперед, осторожно прислоняя пластиковый стаканчик к моим губам. Сообразительная девочка. Приоткрыв рот, чувствую, как спасительная влага проникает внутрь, успокаивая и наконец заглушая жажду. Не заметила даже, как осушила стакан полностью. Женя делает два шага назад и внимательно всматривается. Взгляд у них с доктором одинаковый. Нахмурившись, я сжимаю пальцы доктора.

– Что со мной?

Глаза Альберта бегают. Он переглядывается с медсестрой, думая, что я не замечу? Конечно, Сима напортачила и сильно. Но это не делает меня дегенератом. Кадык доктора дернулся, а пальцы потянусь к вороту рубашки, растягивая его.

– Сима, вы живы – это главное.

Вновь прислушиваюсь к своему сердцебиению. Точно, не показалось. Удар за ударом. Да и на этом чертовом экране, к которому повернуться стоило всех моих сил, светится показатель пульса. Значит, «жива» во всех смыслах.

– Свет, – нахожу в себе силы держать пальцы на ладони доктора, – почему он ранит меня?

– Вам показалось, – слишком поспешно говорит доктор, – просто уборщица не закрыла утром жалюзи и вы весь день пролежали на солнце, вот и все.

– Поэтому у меня слезла кожа? – киваю на покрасневшую левую руку.

– Сейчас правда лучше отдыхать, я расскажу после, – вновь кидая взгляд на медсестру, говорит доктор, а я сжимаю пальцы сильнее.

– Нет. Сейчас.

Доктор дергается, а я удивляюсь, как еще не выпустила его пальцы. Каблучки несутся к выходу, и я понимаю, что через пару минут меня вновь усыпят.

– Доктор, если вы заботитесь о том, как я отреагирую, то не переживайте – я помню все, что он делал со мной, – сглотнув слюну, быстро говорю я, ловя на себе бегающий взгляд Альберта, – хуже уже не будет. Просто хочу знать, как я осталась жива.

– Концентрат 47, – наклонившись вперед, шепчет он.

– Должен был убить меня и его.

– Обращение, – доктор обернулся и тут же нагнулся еще ниже, – оно началось раньше, чем концентрат отравил вас полностью. 47-я вступила в реакцию с кровью вампира. В итоге раны, смертельные, – он кивнул на туго перевязанный живот, – затянулись. Но у вас нет жажды, показатели близки к норме, только неприятная реакция на свет.

Облизнув губы, я прислушалась к приближающимся шагам.

– Реакция на 47-ю?

Доктор судорожно сглотнул слюну. Я дернула его руку, призывая поторопиться.

– Она в вас, – одними губами прошептал он, – ваша кровь теперь – яд для вампира.

– Он понял, что отравлен не сразу, – прошептала я, – поэтому, – поперхнулась, чувствуя, как воспоминания тугим комком встают в горле, затапливая все жжением в груди.

– Да, – кивнул доктор, – поэтому в бешенстве пытался разорвать вас.

Пытал. Долго и с садистким удовольствием выпуская кровь. Сыворотка не убила его сразу. Слишком стар и слишком силен. Все слишком. Пытал, пока не надоело играть. Пока я не перестала кричать и дергаться. Он должен был сдохнуть от выпитой крови. Должен был. Видимо, понял, что слабеет, и с пустым пузырьком догадался о причинах. Решил закончить. Не думаю, что он был в бешенстве. Просто ему было интересно поиграть. Сломать жизнь в буквальном смысле.

Пополам.

Не смог. Слишком ослаб.

Хруст собственных костей и влажный звук разрывающейся плоти оглушил меня, и я дернулась, заходясь в агонии снова. Пока спасительный укол не отправил сознание в бездну.

– Он сдох? – проваливаясь в темноту снова шептала я. – Сдох?

Кто-то решил устроить соревнование за титул «самый громкий сосед года». Сейчас в нем участвовали легионер, выращенный баб Клавой, ветеран разорванных перепонок и символ понедельников, петух Петя, газонокосилка, Васин трактор и стук по мотивам «Rammstein» в дверь. Этот квартет записать и отправить Тилю, равнодушным не останется. Со стоном открыв глаза, я медленно села на кровати, осматриваясь.

– Сейчас, я не одета! – кричу, поднимаясь на ноги.

Голова раскалывалась. Судя по всему, вчерашний вечер закончился воскресшим спустя месяц приступом. Откуда только он взялся? Порывшись в памяти, поняла, что последнее, что помню, как сползаю на пол. Судя по тому, что очнулась я на кровати с лежащим рядом ПМом и валяющимся шприцом с пустой ампулой, все же добралась до лекарства. Прислушалась. В доме не было ни звука. Черт. Ушел. От разочарования я поморщилась, прихрамывая к двери. На холодильнике валялась записка. Не читая, швырнула бумажку в карман. Еще не хватало саму себя выдать.

Удобнее перехватив ПМ, завела руку за спину. Ладонь немного вспотела, но скорее от жары, чем от волнения. На пороге кто-то нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Легкая поступь, каблук. Гнилые доски не скрипели. Вздохнув с облегчением, сунула ПМ в карман и распахнула дверь.

– Мать, ну ты даешь, – сжимая подругу в объятиях, я поморщилась от ударившего в глаза солнца, – шесть утра.

– Это не мешает кому-то заниматься участком, – поправив идеально гладкий «конский хвост» цвета ванильного зефира, Дашка шагнула внутрь.

– Да они все на тебя поглазеть вылезли, – усмехнувшись, указала рукой на единственную комнату, – проходи.

Не успела сделать и шага, как доски за дверью заскрипели и новый стук заставил меня закатить глаза. О, эту походку я точно знаю. Тем более, что трактор заглох минуту назад. Послав Даше взгляд «вот видишь», я вновь распахнула дверь, глядя на раскрасневшееся Васькино лицо.

– Эт, Кузнечик, – глаза тракториста косились так, что, подозреваю, в следующий раз придется везти его к офтальмологу, – тебе там вродь как крыльцо поправить над было? Так я это, я давай.

– Вечером, Вась, хорошо? У меня голова болит, – похлопав парня по плечу, ухватилась за нахмурившийся взгляд, – что?

– Так это, – он огляделся и тут же наклонился ниже, – давай опохмел принесу. Самогонка – во!

– Да не пила я! – заорала, выталкивая остолбеневшего Ваську дальше. – Просто болит голова.

Захлопнув дверь, сжала виски, растирая и разгоняя словно собравшуюся в них кровь.

– Я ж это, – шуршал Васька за дверью, – того. По-доброму, по-соседски.

– Да иди ты домой!

Тяжелый Дашкин вздох больно коснулся того места, где у меня, должно быть, умерла совесть. Обещала не пить. Еще первый раз, когда моя блонди все это безобразие увидела. Года так два назад. Но я же и не пью. Чуть подзадержалась с исполнением, ну и что. Тогда она смотрела на меня так же. Скрестив руки на груди пальчиками, перебирая кончики хвоста, что заканчивался как раз в районе накачанного предплечья. Дашку все называли «модель», и по-другому редко кто обращался. Было за что. Длинные стройные ноги, пухлые губы и блестящие белые волосы. Зеленые глаза девушки делали ее похожей на лисичку. Вот ими сейчас она меня и прожигала.

– Я не пью, – спокойно сказала я, отлипая от двери и направляясь в комнату, – честно.

Тайная дочь двойника Шарли́з Те́рон следовала по пятам четкой модельной походкой. Когда девушка скинула туфли, даже не заметила. Поморщилась, усаживаясь на кровать. Знает, что мне сложно будет полы мыть, вот и идет чуть ли не на цыпочках.

– Я по делу, Даш, – сцепив руки в замок, я наклонилась чуть вперед, уменьшая давление на нерв, – прости, что просто так не звоню.

– Могла бы спросить, как у меня дела, – надув губы, девушка осторожно присела на край стула, – для начала хоть.

– Конечно, ведь ради этого вопроса ты всю ночь гнала свою красотку к черту на рога, – усмехнулась я, – я и так вижу, что у тебя все хорошо. Ты шикарно выглядишь.

– Ты тоже, – бордо растянулась в улыбке Даша, тряхнув головой.

Врать она не умеет. Нос девушки предательски покраснел, а внутри у меня все сжалось. Что за дерьмо? Зашипев, я поднялась на ноги.

– Лейтенант Синицына, отставить сопли.

– Есть отставить сопли, – пробурчала она, часто моргая.

– Даш, мне неприятно, что, смотря на меня, человек рыдает. Это ломает мою неустойчивую психику и не способствует выздоровлению. Жалость – не то, что делает меня сильной, окэ?

– Ты правда хорошо выглядишь, – кивнула она, сжав пальцы на коленях, – просто все это.

– Прошло, – прервала ее я, – все хорошо.

– Ты совсем одна, – просто констатирует она, вытерев нос бумажным платком, что ловко вытащила из сумки, – как дела с поиском бойфренда?

– Тут каждый второй мой потенциальный бойфренд, не видишь, что ли, – положив руки на талию выгибаюсь, насколько могу, – кто ж перед такой красотой устоит? Выбираю, прицениваюсь, – она наконец смеется, а облегченно выдыхаю, – пока мне хорошо одной. Возможно, всегда будет именно так. Это не самая большая проблема в жизни, правда?

– Да, – согласно кивает она, убирая выбившуюся ванильную прядь за ухо, – если тебе так хорошо, то да.

– Отлично. Теперь можем к делу?

Даша согласно кивает, приготовившись внимательно слушать. Ее лицо тут же становится серьезным, в уголках глаз кожа покрывается складками. Она всегда прищуривается, говорит, что так слышно лучше. У каждого свои привычки.

– Хозяина этого дома разыскивает полиция уже много лет, – спокойно начинаю я, меряя шагами комнату, – почему – неизвестно. А вчера наши с тобой друзья навестили местного участкового. Такое впервые и почему-то произошло именно тогда, когда я наладила свою жизнь в поселке.

– Тебе это не понравилось, – не спрашивает, а утверждает Даша, кивнув головой.

– Именно. Я не понимаю, почему они не пришли ко мне. У меня из вероятных вариантов лишь один, и он меня тревожит.

– Думаешь, что хозяин этого дома связан с… – голос Д.аши надламывается, а я киваю, – но он мертв, Сим.

– Ты видела его тело? – сложив руки на груди, я наклоняюсь к ней – Или знаешь того, кто видел?

Даша нервно сглатывает слюну и отворачивается к двери. Почему-то молчание давит на меня. Хочется схватить ее за плечи и хорошенько тряхнуть, но девушка, закусив губу, поворачивается и внимательно вглядывается в мое лицо.

– Сим, – кончик ее языка мелькает между губ, – ты понимаешь, что нездорова?

– Началось, – закатив глаза, я отхожу к плотно занавешенному ок.ну.

– Ему было больше двух тысяч лет, Сим! От него не осталось бы и горсти праха, понимаешь?

– Тогда почему они просто не пришли ко мне? – прошипела. я. – Пошли к участковому. Зачем?

– Ты пьешь свои лекарства? – спокойно спрашивает Даша, а я, зашипев, вцепилась в подоконник. – Сим, успокойся. Я узнаю все, что смогу, но это правда кажется паранойей.

– Этот мудак жив, Даш, – скриплю сквозь зубы, чувствуя, как кровь загорается пламенем, – я его кишками чувствую, понимаешь?

Со вздохом Даша поднимается со стула и достает новенький 11-й айфон.

– Говори имя хозяина дома, запишу себе и пробью.

– Вагнер Сергей Дмитриевич, 1987 года рождения, – зажмурившись, вспоминаю строчку из домовой книги, куда вносили меня после получения «наследства», – место рождения город Дрезден, Германия. Но он русский, в этом сомнений нет.

Звук, что раздается каждый раз, когда ее палец касался экрана, прекратился еще на отчестве. Жду, когда Даша допишет данные, но лишь слышу, как она глубоко втягивает воздух. Повернувшись, разглядываю растерянное лицо подруги, что невидящим взглядом уставилась в телефон. Она не моргает.

– Даша?

– Сим, – девушка кашляет и поднимает глаза, в которых плещется боль, – это наш сотрудник.

– Чего, б… – сглатываю, вспоминая, что обещала себе не материться, – что?

Глава 4

Она молчит слишком громко для моего мозга. Смотрит вниз и ковыряет носком, обтянутым в тонкий чулок, пол. Я вижу Дашкины плотно сомкнутые губы. Внутри все сжимается. Желание выплеснуть огненный кусок пламени изнутри невыносимо. Сгорать заживо, снова и снова, долбясь в чертовой агонии. Я понимаю это выражение. Прекрасно, мать его, понимаю, почему она так себя ведет.

– Он – вампир? – шиплю я сквозь зубы, с трудом удерживаясь на месте.

– Никто не знает наверняка, Сим, – тихо шепчет она, вновь поджимая губы, – но работает он там же, где, – она замолкает, не поднимая взгляд.

– Работала я, – чувствую, как от злости сжимаются кулаки, – да?

Снова предали. Снова. Втянув воздух сквозь зубы, я еле нахожу опору. Сегодня это ненависть. К единственному оставшемуся родному мне человеку. К дяде, чью сестру вместе с мужем убил вампир. Мою мать. Сердце колотится в горле, а перед глазами пляшут пятна.

«Эти твари больше не заслуживают нашего доверия. Мы призваны уничтожать их отныне, Сим».

Полковник, что же ты так. У тебя никого нет кроме меня. Никого.

– Почему ты не сказала мне? – с трудом заставляю себя не кричать.

– Сим, это всего лишь слухи, – подняв на меня взгляд, Даша делает шаг вперед, – его напарник погиб пару месяцев назад при, – Даша закусывает губу, – схожих обстоятельствах.

– То есть напарник точно вампиром не был, – выдаю я, чувствуя, как желудок останавливается где-то в районе кишок и заставляет кожу покрываться липким потом, – анализы? Друзья? Хоть что-нибудь.

Даша нервно облизывает губы, но не отводит взгляд.

– Я сама делала ему этот паспорт, – тяжело вздохнув, Даша расправляет руки по швам и подается вперед, – ты тогда еще работала с нами.

– Значит, документов у него не было, – усмехнувшись, я плотно зажмуриваю глаза, прогоняя призраков прошлого.

– Ты сама говоришь, что его разыскивала полиция, – Даша пожимает плечами, – мы не можем ничего знать наверняка. Но если полковник посчитал нужным, – язык вновь пробегается по покусанным губам, – Сим, он не работает с вампирами.

– Ты сама в это веришь? – приподняв бровь чувствую, как камень внутри леденеет, стоит Даше опустить взгляд. – Ладно. Спасибо за помощь.

– Задание, – продолжает подруга, хотя я больше и не хочу слушать, – не знаю, что там случилось. Но после того, как его напарник погиб, сам он не взял последнее дело у полковника и скрылся. Говорят, что скандал был связан с заданием.

Кивнув, я тянусь к карману халата, выуживаю записку. Злая улыбка сама расползается по моему лицу. Вот и вскроем карты, детка.

– Я приведу его вам, – Даша делает шаг, но я поднимаю руку, продолжая взглядом скользить по листку бумаги, – прости, но тебе придется где-нибудь остановиться в другом месте.

Девушка дергается, словно ей только что влепили пощечину. Черт. Выдохнув, я вновь пытаюсь посмотреть на нее, как и прежде. Она ни в чем не виновата. Робкая улыбка касается ее губ.

– Так нужно, Даш. У меня есть знакомая, Марина. Думаю, она тебя приютит, – облизав губы, запихиваю бумагу в карман, – как думаешь, полковник успеет прислать нужных людей к ночи?

Еще три часа тянулись мучительно только для меня. Дашка рассказывала все подряд. Начиная от того, к кому теперь ходит делать маникюр, заканчивая новой любовницей полковника. Слушая ее вполуха, я поглаживала через карман жгущую пальцы записку.

«Вечером».

Значит, этот дезертир серьезно надумал временно укрываться в своем доме. Моя задача теперь не упустить момент. То и дело поглядывая на часы, я поддакивала Дашке, а та даже не обижалась. Понимала, что сейчас мне, чтобы сосредоточиться, нужно молчать. У нее это работало наоборот. Почесать язык, и мозги шевелятся быстрее. Долго пыталась понять, как мы в принципе смогли подружиться. В итоге сошлись на том, что для моей тишины мне нужно, чтобы кто-то, кому я могу доверять, создавал шум на заднем плане, а ей нужны свободные уши.

Выходить на улицу под восходящее солнце не очень хотелось, но выбираться из дома днем, когда пекло со всей его солнечной отдачей, тем более. Поэтому, быстро скинув халат, я облачилась в первую попавшуюся под руку футболку и,натянув джинсы, бодро похромала к двери. От приступов был один плюс. Мозги на следующий день после транквилизатора почему-то стремились работать быстро. Говорят, что это странно. Но у меня все не как у людей.

Прищурившись на солнце, я наспех закрыла дверь, мысленно перебирая, не успела ли чего-то выключить. Хорошо, что ничего не включала. Дошло до меня, что я с нечищенными зубами и лохматая, словно леший, именно в тот момент, когда, развернувшись на пятках, около ступеней застала сканирующий взгляд баб Клавы. На фоне своей подруги сейчас даже я окрестила бы себя алкашкой. Приложив ладонь ко рту, баб Клава мысленно перебрала первые десять молитв и пару раз прочла «Отче наш». Хотя в деревне говорили, что вообще-то наша святая урожденная католичка.

– Кузнечик, – с придыханием и горящими глазами бабуля схватила за руку мою сдерживающую смех подругу, – Васька сказал, что голова с похмелья мучает?

– Это все ваш самогон паленый, – не выдержав, гаркнула я, быстро преодолев расстояние до подруги, и подхватила Дашку под руку, – вот вам черти и мерещатся.

– Зря ты так! – кричит вслед бабуля, пока я хромаю под спасительную тень внутри автомобиля. – Я с информацией. Сереженьку твоего военные искали вчерась.

– Устарела информация, баб Клав, – поцокав языком, быстро нырнула в Дашкин «Солярис», облегченно вздыхая, – сдаете.

Даша уверенно выруливает по узкой улице, а я только сейчас понимаю, что подруга не спала всю ночь. Застонав, откидываюсь на спинку сиденья, потирая ладонями лицо. Когда-нибудь я перестану думать только о себе.

– Сейчас попросим у Марины ключи и отправишься спать, – спокойно говорю я, отворачиваясь к окну, – прости.

– Да я с ночными работами привыкла уже, – отмахивается Даша, втискивая авто на тесную стоянку около магазина.

А я, получается, отвыкла.

– Ты знакома с ним? – вкрадчивый голос Даши заставляет повернуться. – Поэтому так, – взгляд девушки снова ускользает, а я чувствую вновь возрастающую злость.

Она ещё не договорила, а ее пальчик с черным свежим маникюром осторожно опускает козырек и пляшет возле губ, поправляя несуществующие подтеки помады. Подхватив сумочку, она замечает мой взгляд. И подмигивает.

– Нет, я не осуждаю, он – секс.

А я пытаюсь подобрать челюсть с тщательно отмытого резинового коврика автомобиля.

– Ты сейчас серьезно? – пытаясь не прожевать эмаль, не знаю, который раз за эти полтора дня выдавливаю из себя я.

– Перестань психовать по любому поводу, – Даша резко дергает ручку своего железного коня и выходит, аккуратно закрыв дверь.

– Ты умеешь думать о чем-нибудь другом? – выбравшись под лучи солнца, пробурчала я. – Если бы я с ним спала, поверь, поняла бы, кто он.

– Ну, вдруг вы еще не дошли до этого этапа, – бросает Даша через плечо.

Бодро цокая вперед каблучками своих лакированных лодочек, Даша старательно делает вид, что не замечает, как я не говорю, знакома ли с ним. Втянув голову в плечи, бодро хромаю следом под палящим солнцем. Ветер терзает раздраженную кожу, сбивает с берез листья и заставляет волосы окончательно превратиться в гнездо. Глядя в блондинистый затылок, пытаюсь убедить себя, что она не спрашивает меня об этом. Какие-то неясные оттенки эмоций проскальзывают в ее голосе, стоит заговорить о Сергее в таком ключе. Давно забытые. Мысль, что проскользнула в голове, заставляет встать на мечте, а глаза округлиться от удивления.

– Подожди, – спрятавшись в тень под козырьком магазина, я хватаю Дашу за руку, вынуждая остановиться, – а ну-ка, посмотри на меня.

Так и есть. Рваными движениями губ Даша растирает помаду по губам, пытаясь скрыть свою обычную нервозность. Но я все равно вижу, что ее рот сейчас слегка перекошен вправо, а глаза прищурены больше, чем обычно. Поперхнувшись, наблюдаю, как наманикюренный пальчик вновь заправляет выбившуюся прядь.

– Значит, ты ревнуешь, – констатирую я, глядя на старательно отводимый взгляд поблескивающих зеленых глаз, – но если не знаешь наверняка, кто он, у вас ничего не было, так?

– Ой, все, – подруга вырывает руку и проникает внутрь охлаждаемого кондиционером тесного помещения магазинчика, – полиграфом к дяде просись, возьмет.

Тогда он точно здорово проколется. Так себе из меня детектор лжи. Прохлада успокаивает раздраженную кожу, и я с удовольствием прикрываю за собой дверь, вновь зацепив колокольчик. Привыкла я уже к таким тесным и каким-то домашним, что ли, помещениям. Тут нет московской суеты, толп народа, а каждого встречного знаешь в лицо. В наши два супермаркета не ходила, хотя они и сюда добрались. Не хватало мне людей, в окружении которых чувствуешь себя как дома. Ощущаешь за них ответственность и поэтому снова находишь силы. Чтобы жить. Бороться. И даже презрительный взгляд единственного посетителя сейчас, Мишки, не портит мне настроения.

– Кузнечик, – выдает он, кивая на Дашку, что тут же фыркает, – познакомишь?

– Как в гости к тебе регулярно бегать перестану, чтобы кулаки свои об жену не чесал, сразу, – усмехн-увшись, я подхожу к прилавку, разглядывая скромный ассортимент.

– Самато давно правильная такая стала? – шипит Мишка, но не приближается. – В дела мои семейные не лезь!

Опасливо оглядываясь, смешно выпятив грудь вперед, делает шаг в сторону, освобождая мне место в очереди, которой нет. Мельком кинув взгляд в окно и убедившись, что никто к магазину не приближается, делаю шаг вперед, одним движением сгребая подвыпившего мужика за грудки. Тельняшка натягивается на когда-то крепких, а сейчас обвисших мышцах, а Мишка, видимо, осмелев из-за присутствия Даши, с тяжелым выдохом замахивается, тут же зашипев от боли в пойманной и вывернутой руке.

– Значит так, рембо, – спокойно говорю я, продолжая кидать взгляд в окно, – еще один фингал у Машки – лес у нас большой, места всем хватит. Понял меня?

– Кузнечик, хорош тебе, – запал мужика пропал, а я с ужасом понимаю, что когда-нибудь могла стать такой же.

Если много пить и гробить себя, постепенно все твои боевые заслуги превратятся в вот это скулящее лицо и слабые дрожащие руки.

– Да не трогаю я ее больше! – видимо, приняв за недоверие мое молчание, скулит Мишка, продолжая морщить покрытое морщинами и пигментными пятнами лицо. – Вот те крест.

Меня парализует. Словно в замедленной съемке, задержав дыхание, вижу, как темные от сигарет пальцы левой свободной руки складываются и накрывают алкаша знаменем. Зашипев от боли, опалившей лицо и грудь, отталкиваю того к двери. Мишка врезается в стекло и проваливается за распахнутую дверь, снова зацепив колокольчик.

– Это тоже, – тихо шепчет Даша, пока я жмурясь, пытаюсь отогнать панику, – я не знала.

– Да, – облизнув губы и поворачиваясь на шум Маринкиных шагов, киваю я, – это тоже.

В такие моменты особенно хочется жаловаться на жизнь. Когда твоим любимым фильмом в детстве был «Блэйд», ты надеешься хотя бы на какие-то откаты за перенесенную боль. Сверхсила, скорость, внушение. Да что угодно. Хоть какой-то плюс. Даже чудо регенерации, проявив себя лишь один раз, больше никогда не появлялось. У меня не было жажды. Именно это док выносил в плюсы. Но… У меня и человеком ее не было, не правда ли? Не сказать, что когда-то я была сильно верующей, нет. Спокойно относилась к религиям и прочему. Но теперь у меня постоянно складывалось ощущение, что даже тот, в кого верят, покинул меня.

Без разницы, что это было. Православный или католический крест, мусульманские амулеты. Что угодно. Все предметы, в которых концентрируется веками людская вера. Иногда от этого, как сейчас, было трудно дышать.

Отвлечь от грустных мыслей меня смогли тихие шаркающие шаги. Недоуменно нахмурившись, я кинула взгляд туда, где из подсобки доносились приглушенные ругательства. Сухие и какие-то неживые. Обычно на звук колокольчика Маринка шла сразу. Конечно, с комментариями, но это из-за статуса. Облизнув губы, я перегнулась через прилавок.

– Марин? – просто шорох. – Эй, я масло забыла вчера взять. Захватишь?

Та серая тень, что, сгорбившись, выползла из подсобки, – с темными кругами под опухшими глазами, мало напоминала Маринку. Уголки губ дрожали, а русые волосы беспорядочно разметались по плечам. Такого она никогда не допускала. Нарушать правила просто была не способна. Но факт остается фактом – бледная копия улыбчивой девочки сейчас быстрым движением прижала синюю пачку масла к прилавку и не глядя на меня набила что-то на кассе.

– Восемьдесят девять рублей, – прошептали без привычной малиной помады кажущиеся обескровленными губы.

А я смотрю на пачку сливочного масла и ничего не могу понять.

– Марин, ты чего? – девчонка фыркает и тут же устремляет полный злости на меня взгляд.

– Да ничего, Кузнечик! А то ты не знаешь, краля московская! – от приступа гнева ее глаза снова наполнились слезами.

– Я последняя, кто на кралю похож, – легко улыбаюсь я, подав.аясь вперед, – скорее на Мишкуалкаша. И, если уж на то пошло, я не из Москвы. Прекрати реветь и объясни спокойно.

– Очередь не задерживай! – зло зыркает на пустой магазин и сосредотачивается на Дашке. – Вам чего?

– Поспать бы, – не растерявшись, выдает подруга, опираясь на прилавок, – и тебя в порядок привести. Есть кому подменить?

Маринка от растерянности глазами только хлопает и реветь забыла. Только смотрит то на меня, то на Дашку. Подхватив пачку сливочного и опершись на руки, я перепрыгиваю через прилавок, засыпая с громким звоном мелочь в открытую кассу. Нога отдает простреливающей болью от резкого движения, а мышцы спины зудят. Маринка молча наблюдает, пытаясь выйти из транса.

– Некому, – вдруг выдает она, глядя на Дашку, – Женька с детьми на море укатила, а начальница по Европе гуляет.

– Значит, сегодня у вас санитарный день, – безапелляционно произнесла подруга, – ну или учет, на твой выбор. Только вина прихвати. Пойдем к тебе, расскажешь, что эта стерва натворила.

– Ей нельзя, – вдруг шепчет Маринка, а я все же решаюсь похлопать ее по плечу.

– А это нам с тобой, у Симы другие дела.

Глядя на то, как Маринка поворачивается к винной полке и уверенными движениями пробивает бутылку красного, я впервые не испытываю этого уничтожающего желания снова выпить. Мысли слишком заняты другой жаждой. Мести. Сглотнув слюну, снова кладу Маринке руку на плечо и заставляю повернуться. План окончательно сложился.

– Мне тоже пробей, – спокойно говорю девушке, слыша, как беззвучно матерится Даша, – все нормально. Это для дела.

– Сима, – сквозь зубы шипит подруга, – ты обещала.

Марина боязливо переводит взгляд с меня на мою подругу и не решается двинуться с места. Лицо Даши выглядит угрожающе. Играют желваки, мышцы шеи напряжены. Подруга дышит тяжело, с надрывом.

– Можешь мне верить, – глядя в зеленые глаза, киваю на винную полку, – если хочешь видеть своего секси снова – просто не мешай.

Глава 5

Минутная стрелка вступила в сговор с кем-то из любителей останавливать время. То, насколько бестолково прошел весь день в ожидании, выбивало из колеи. Нервно облизнув губы, я еще раз запустила руки в давно провисший ящик со столовыми приборами. Есть-то две вилки, две ложки, пара ножей да всякой ереси. А нужного найти не могу. Ничего, скоро все закончится и я вернусь к своей нормальной размеренной жизни. Вернее, заново выстрою ее.

Только убедиться, что все в порядке. Даша просто обязана быть правой. Желудок сжался, подпрыгивая к горлу, а перед глазами потемнело, когда пальцы наконец сжали холодный металл. Это моя паранойя. От него действительно не осталось бы и горсти праха. Плюс учитывая, что вокруг все было залито кровью, вряд ли можно было найти фактическое подтверждение. Мысль о том, чья это была кровь, разжигала вены, но я тряхнула головой, прогоняя уничтожающее чувство. Мне просто нужно убедиться. Большего от Сергея и полковника мне не нужно.

«Знаешь, детка, думаю, что обидно тебе сейчас больше, чем страшно. Столько лет потратить – и привет, можно топить твою работу в унитазе. Обещаю, милая, через пару часов тебя точно не будет это волновать».

Я не ненавижу его. Для таких сильных чувств он должен быть человеком. Нет, он не заслуживает моей ненависти. Это его природа. Хищник. Я как никто знала, с кем связываюсь. Так что кроме меня самой виноватых нет. Но пальцы все равно сжимаются до побеления в костяшках, а пульс забегает за сто.

Он сдох.

Сжимающийся в районе груди ледяной кулак надавил сильнее, заставляя выплюнуть воздух. Опершись на столешницу, коленом закрыла торчащий ящик. Все в порядке, детка. Все в порядке. Ты умница, Сима.

– Я умница, – медленно втянув воздух через нос, с удовлетворением отметила, что пальцы не трясутся, – вот видишь, я сильная.

Язык быстро пробежался по эмали зубов. Просто легкое головокружение, надо поесть обязательно. После. Почему я не подумала об этом в течение дня? Решив, что с завтра составлю себе расписание приема пищи и забью напоминаниями телефон, словила подъем настроения.

Ноги стали ватными в секунду, когда пальцы коснулись охлажденного стекла. Слюна привычно наполнила рот. Закусив губу, не продлевая агонию, я вытащила все необходимое и быстрым движением руки откупорила бутылку. Сердце ударило в ребра, сильнее разгоняя кровь. Спокойствие, Сима. Это для дела. Отодвинув в раковине сетку и вытащив из слива измельчитель, стараясь не проронить мимо и капли, я наклонила бутылку, позволяя красной жидкости стекать в канализацию. Когда опустела на четверть, осторожно вытерла край одноразовой салфеткой и запихнула ту на дно мусорки.

Открыв кран на полную, оставила воду литься. Максимально пролить слив. Не должно быть и намека на то, что я сделала. Подхватив бутылку и кружку, быстро потопала в ванну, склоняясь над унитазом. Самая сложная часть. Пульс шумел в ушах, оглушительно накрывая волной предвкушения. Подрагивал, кажется, даже кончик языка. Все тело заныло в ту секунду, когда, зажмурившись, я наполнила красной жижей рот.

Твою мать.

Разум словно сносило лавиной, но я терпеливо полоскала его, заставляя достигать горла, оставить на трещинах губ красные пятна. Под глазами пекло, а в висках нагнеталась буря. Просто глоток. Один. Горло дернулось в секунду, когда я склонилась над унитазом, выплевывая все. Растерев кончиком языка красную жижу между губ, оперлась руками на раковину, наблюдая, чтобы оно осталось там.

От напряжения и того, что достигло крови через слюну, глаза тут же податливо заблестели. Усмехнувшись, я еще сильнее взлохматила гнездо на голове, что так и осталось нечесаным с утра. Прекрасно.

Плеснув вина в кружку, с особой тщательностью наблюдала, как капельки стекают по белым краям, оставляя разводы. Отлично. Сама бы себе поверила. Вылив лишнее, осторожно поставила кружку на пол, тщательно промывая руки и запихивая за пояс джинс ПМ. Пора.

Закончив последние приготовления, я повозила кружку по столу, наблюдая, как на клеенке проступают красные следы. Еще лучше. В таком состоянии же ты меня не боишься. Сколько придется сидеть в таком положении, я не знала. Но лучше быть готовой заранее, чем встречать зрителя с криками «погоди секундочку, я тут еще не готова». Спазм сковал желудок, а я старалась не смотреть на жидкость, что так заманчиво переливалась под светом тусклой лампочки у меня под носом. Стул скрипнул вместе с дверью, когда я послушно приложила кружку к губам и дернула горлом, имитируя глоток.

Боль не заставила себя ждать. Жесткая рука сгребла мои волосы, оттягивая голову назад. Я позволила себе пошатнуться и облизнуть покрасневшие губы. В таком положении мои глаза должны были сильнее блестеть, все же слезы вот-вот выступят. Пальцы сжали ПМ.

От его ладони не чувствовался холод, но и тепла не было. Сергей смотрел изучающе. Не верил в спектакль, искал зацепки. Но я хорошо подготовилась. Икнув, расплылась в довольной пьяной улыбке, а голубые глаза тут же потемнели. Он нахмурился, складка переломила лоб. Стиснув пальцами кружку, Сергей уже не смотрел на меня.

– Schatz, что ты меня так расстраиваешь? – прорычал он, отбирая бокал.

Зацепить его руку не удалось. Ладонь медленно разжала волосы, и он повернулся спиной, делая шаг к раковине. Подскочив на месте приложила дуло ПМа к затылку Сергея, стараясь не шипеть от резкого движения.

– Пей, – спокойно сказала я, глядя на гусиные лапки в уголках его глаз, – давай.

Он больше не скрывался. Расслабленная человеческая маска исчезала так стремительно, что я еле удержалась, чтобы не вздрогнуть. Нет, никаких физиологических изменений. Просто черты лица стали настолько острыми, что ими, кажется, можно резать металл. Но мне нужно быть уверенной на сто процентов. Наклонив голову и глядя в потолок, он беззвучно смеется, а я чувствую, как выстроенные стены сносит растворяющей все кислотной ненавистью. Ткнув ПМом сильнее, получаю удовлетворение даже от его «ау».

– Меня плохо слышно? – процедила сквозь зубы, кивая на кружку. – Вперед.

– Я просто жду, schatz, – поджав губы, спокойно говорит он, – когда ты займешь свое зрительское место. Спорим, из-за спины видно лишь половину моего лица?

Твою мать. Как же он прав. Я хочу это видеть. Это пугает меня. Такая ненависть не приведет ни к чему хорошему. Вздернув бровь, он ждет. Тряхнув головой, киваю на кружку.

– Пей так.

– Оу, Сима, кто-то противится своей сути, – усмехается он, прижимая кружку к губам, – и это точно не я.

Он не закрывает глаза. Максимально разворачивается ко мне и не отрывает взгляд от меня. Пьет с растяжкой, позволяя жидкости раскатываться внутри по его горлу, отравляя пищевод. Сергей гораздо моложе Самсона. Поэтому, когда капли стекают по коже из уголков рта, кожа дымится. Он смеется и морщится от боли одновременно, а мне хочется отступить назад. Но не могу. Оторваться. Просто невозможно оторваться. Я вижу совсем другое лицо. Глаза. Скулы с обуглившейся кожей, и пар идет не из его рта. Я вижу то, то хочу видеть, и это сводит меня с ума еще больше.

Когда язык нервно касается губ, в глазах Сергея, где-то в глубине, вспыхивает огонь. Отрезвляющий меня. Тут же возвращающий в сознание. Аккуратно поставив кружку на стол, он разворачивается ко мне полностью, поставив руки на талию.

– Теперь, по закону жанра, ты стреляешь, – подсказывает он, – давай, – его зубы лишь коротко мелькают, закусывая нижнюю губу и тут же отпуская ее.

– Смысл, – усмехнулась, перехватывая пистолет, – он же, – жму на спусковой крючок и раздается холостой щелчок, – не заряжен.

Брови красавчика летят вверх. Он довольно улыбается, складывая руки на груди. Кончик языка мелькает между острых клыков, а я не могу понять, сколько их. Хотя пыта-юсь. И он это видит.

– Интересно, schatz. Про ПМ сразу поняла? – он делает плавный шаг вправо, а я шаркаю к столу со всей своей не-грациозностью.

– Нет, – честно говорю, взглядом сканируя территорию, – когда ты пил. Специально не проверяла, интересно было в итоге, что ты сделал с пистолетом.

– То есть стреляла, не полностью уверенная, что он не заряжен, так? – я спокойно киваю, а он отклоняется назад, радуясь еще больше. – Что теперь будешь делать? Как убьешь вампира?

– Никак, – спокойно пожимаю я плечами, поворачиваясь к окну.

– Воу, это скучно, schatz. Мы только начали, мне рано тебя убивать.

– А ты меня тоже не собираешься убивать, – улыбаюсь я глядя в прищуренные голубые глаза, – я играю какую-то роль в твоей постановке. Не пакет с едой, не жертва. Ты что-то для меня приготовил, верно?

Он медленно кивает, прикусывая кончик языка, и тут же убирает его.

– Давай начнем с того, почему ты не убьешь меня?

– Я слабее тебя, – положив ПМ на подоконник, разворачиваюсь к нему и смело смотрю в глаза, – в моей форме было всего два шанса тебя убить. Первый – выстрел в упор. Но в доме патронов не осталось, времени на их добычу – тоже. Второй – 47-я. Но раз эта доза не взяла, значит, тебе больше сотни лет.

– Навела бы сильнее, в чем проблема, – пожал плечами он, разглядывая остатки в бутылке, – тем более, что у тебя не кровь, а практически сыворотка. Недостатка в ней точно нет.

– Если бы ты оказался человеком, – закусив губу, я первый раз опустила глаза, потирая лоб указательным пальцем в надежде прогнать туман, – большая доза убила тебя.

– Сейчас расплачусь, – запрыгнув на стол, продолжая по сути удерживать меня у окна, Сергей облокотился на колени, – из-за какого-то малейшего шанса на то, что я окажусь человеком, ты рискуешь жизнью? Какой бред. Неудивительно, что ваши жизни такие хрупкие, – подхватив бутылку в руки и внимательно глядя на то, как расширяются мои зрачки, делает быстрый глоток, втягивая носом тут же появившийся пар, – знаешь, это даже вкусно.

– Больной ублюдок, – сжав зубы, сглотнула подошедшую к горлу тошноту.

Поставив бутылку на место, Сергей отер губы ладонью, наблюдая, как кожа краснеет и местами сворачивается от соприкосновения с сывороткой. Скрипнув половицей, делаю шаг в сторону, кинув быстрый взгляд на часы. Интересно, сколько еще в обществе мертвеца придется провести?

– Вернемся теперь, schatz, почему же я тебя не убью? То, что ты не еда – факт. Почему думаешь, что мне не нравится видеть тебя в качестве жертвы?

– Сломанная уже кем-то игрушка неинтересна, – морщу я нос, глядя на растянувшуюся ухмылку вампира, – тем более, что, похоже, у тебя комплексы на фоне одного моего знакомого.

– Тогда логичнее было свернуть тебе шею, – ледяные пальцы тут же сомкнулись, касаясь горла, но не надавливая.

Вздохнула, всем видом демонстрируя, что мне скучно. Разум в шоке отделился от тела и бился в панике где-то за окном, за что я была предельна ему благодарна.

– И? Что это докажет? Он все равно останется тем, кто сломал, вот и все, – три острых зуба на верхней челюсти мелькнули под приподнятой губой справа, тут же исчезнув, – нет, все дело в той услуге, о которой ты говорил. Что-то подсказывает, что она связана с моим дядей-полковником.

– Который, к слову, стоит за дверью вместе с, примерно, – он поднес палец к губам, словно задумался, – пятеро слева, пятеро вокруг. М. Да, наверное, это все. Так откроешь дверь или я сам?

Голубые ледышки пронзали насквозь, помогая яду ненависти быстрее разливаться по телу. Все смешалось в этом сканирующем изнутри взгляде. Любопытство, так присущее тому, кто привык играть прежде, чем насладиться пищей. Разогнать в жертве страх. Интерес, так как встретился с нетипичным поведением ни для жертвы, ни для меня обычной. Прежде, чем я смогла рассмотреть что-то еще, он отпрянул, направляясь к двери, а я похромала следом, едва успевая за вампиром.

Минута, продлившаяся вечность. Он, повернулся ко мне спиной. Расслабленные плечи и волшебная уязвимая точка между лопаток. Где широкая и мягкая щель меж ребер. Кажется, я даже задержала дыхание, представляя, как серебряный клинок проникает в незащищенную плоть. Наверное, поэтому чуть не врезалась носом в вампира, когда он остановился. Вовремя спохватившись, прижалась к стене, позволяя вампиру самому открыть дверь.

– Полковник Шукшин, входите, – Сергей расслабленно оперся на ногу, протянув руку в сторону, приглашая дядю войти.

А я только заметила, что у него на кисти болтается какая-то побрякушка. Привязанность к вещам?

– Майор Вагнер, – дядя вошел внутрь, тут же оборачиваясь ко мне, – старший лейтенант Жарова. Рад, что успели познакомиться.

– Без обид, полковник, но твои головорезы постоят на улице, – спокойно выдал Сергей, захлопывая скрипнувшую дверь, – я тут не в самом безопасном обществе. Меня минут пять назад чуть не убили дважды, – усмехнулся, складывая руки на груди, вампир.

А у меня начинает складываться впечатление, что он не только издевается, но еще и красуется. Потому что именно в такой позе, кажется, он может укладывать девушек себе под ноги, просто опустив вниз взгляд. Все мышцы выглядели в более выгодном свете, вены выступали под загоревшей кожей, а острота черт лица придавала лишь таинственности. Господи, и я раньше велась на это дерьмо? Отвернувшись, вздохнув, выставила руку вперед, сжимая дядино плечо.

– Давно у нас кровососы майорами становятся, дядя? – я сделала шаг вперед, перегорождая Шукшину дорогу.

Крупный брюнет на добрую голову выше меня, с седыми висками и такой же щетиной, был мне за отца, мать, родину и свет в окне. Когда мама еще была жива, она всегда шутила, что я словно его дочь. Это правда. Я внешне похожа на дядю, характер у меня такой же. А после того, как родителей убили и он забрал меня к себе, сходство только усилилось. И вот сейчас внутри старательно цеплялось за жизнь вытягивающее соки чувство того, что меня предали.

– Сим, послушай, – полковник сжал пальцами мои плечи, глядя в глаза, – я не хотел говорить, чтобы не расстраивать.

– Ты обещал, – как-то по детски, но это все, что я смогла выдавить из себя в этот момент, – и ты не просто не хотел говорить. Ты в принципе ото всех засекретил нахождение зверя в рядах. Его напарники вообще были в курсе, какой опасности подвергаются ежедневно? Или наивно полагали, что у него хобби такое, днем дрыхнуть и свиную кровь жрать?

Полковник тяжело вздохнул, а в шоколадных глазах прорезалась боль. Он поморщился, отчего три борозды морщин отразились на лице. Не выдержав, я вырвалась и похромала в комнату.

– Schatz, я не пью свиную кровь, – прислонившись к стене подал голос Сергей, – по твоей же теории хищника может поймать только хищник. Или я не прав?

– Я была не права. Хищник не станет ловить хищника. Он найдет себе жертву там, где его кормят, – сглотнув слюну, я повернулась к двум старшим по званию, что застыли в коридоре, – дядя, дезертир перед тобой. Не задерживаю вас обоих.

То, как эти двое переглянулись, заставило даже самые тонкие волоски приподняться на спине. Твою мать. Дядя смотрел виновато, через боль, пытаясь явно подобрать слова, а вампир с вызовом. Чувствуя, что не могу пошевелиться, я лишь плотнее прижалась спиной к стене.

Почему они не пришли ко мне?

Погиб напарник.

Связано с заданием.

При схожих обстоятельствах.

– Нет, – не сводя взгляда с дяди, ответила я, – ты знаешь, что это для меня. Ты не сделаешь этого со мной, – хрип вырвался из легких, а голос сломался и перешел на крик, – твою мать, нет!

– Сима, ты с пятнадцати лет изучаешь их поведение, – как можно спокойнее старался сказать дядя, но его голос не слушался.

– И ничего в них не понимаю, – уже чувствуя, как слезы вырываются из глаз, плотнее прижимаюсь к стене, понимая, что земля уходит из-под ног, – я попалась в грубейшую ловушку.

– Нет, schatz. Ему действительно пришлось изрядно попотеть, чтобы сделать это с тобой. Поэтому это не отпускает не только тебя, но и его, – Сергей сделал шаг вперед, а перед глазами все поплыло.

– Заткни рот! – заорала я, сжимаясь калачиком и забиваясь в угол. – Закрой! Не хочу слышать, знать, что вы существуете, ублюдки! Закрой, закрой! Сдохни!

Закрывая трясущимися пальцами лицо, я пыталась спрятать глаза от света. Не видеть. Если нет, значит, не существует. Как тогда, в подвале. Закрыть глаза, и не больно. Просто закрыть глаза. Боль. Боль. Боль. Блядь. Стоп. Вдохнуть. Давай, детка. Сима, вдох. Тихо. Сердце так долбится. Адреналин плещется где-то под подкоркой мозга, заставляя тело заходиться судорогами. Но я здесь. Точно здесь. Прохладная стена. Это я. Жутко хочется пить. Но не потому что больно. Просто надо пить. Воду. Как человек. И подышать. Можно воздух. Кислородную маску бы, чтобы легко и хорошо. Да, точно. Маска. Это так смешно.

Размахнувшись, отвесила себе пощечину. Обжигающая боль вернула летающие мозги на место, а я наконец сделала спокойный вдох. Вот и умница, Сима. Умница.

– Услуга, – прошипело клыкастое лицо, схватив пальцами мой подбородок, а я не успела даже вздрогнуть, – помнишь ее? Так вот, я возьму в напарники только тебя. И или мы остановим этого урода, или я сам тебя убью.

Глава 6

Желудок сжимался интенсивнее, выбрасывая все свое скромное содержимое в пищевод. Стоя на коленях перед унитазом, я радовалась лишь тому, что последнее время ничего толком не ела. Горькая желчь стекала с губ, заставляя морщиться от отвратительного вкуса.

Но даже то, что по сути сейчас было прямо перед моими – с выступившими слезами – глазами, гораздо спокойнее принимало сознание. Потому что это естественно. Да, отвратительно, больно, плохо, но естественно.

Разорванные пополам люди – нет.

Новый спазм заставил закашляться, но, видимо, я провела и так слишком много времени в обнимку с белым другом в доме у Палыча. Единственный большой дом, где по крайней мере могли поместиться все, чтобы обсудить ситуацию. Вампир не церемонился. Не успели переступить порог, сунул под нос фотографии. Потому что я снова пыталась отказаться.

Трое. Кроме просто зверски убитых, тех, кому приписали «подобные обстоятельства», было трое. Пальцы сами судорожно проходили по глянцевой красной от крови поверхности, а перед глазами всплывали все они. Сашка. Молодой и улыбчивый парень, найден прямо у себя в съемной квартире. Часть солдата оставили смотреть телевизор, открыв глаза и зафиксировав пульт в руках, а часть посадили на кухне. Холодная вода приятно ударила в лицо, и, набрав побольше спасительной влаги в рот, я снова тщательно прополоскала.

Женя. Каблучки. Откуда девчонку знал этот ублюдок, непонятно. Но с ней он заморочился, причем сильно. Проник на охраняемую территорию и положил в ту палату, где отходила я сама. Переодел в одежду госпиталя, подключил к аппаратуре. Каждую часть – раздельно, разместив тело девушки на двух каталках. Руки затряслись. Не выдержав, перекинула волосы вперед и отправила голову целиком под струю воды. Пальцы дрожали мелко, периодически переходя на судороги, а ком в горле, несмотря на долгие спазмы, никуда не ушел. Зажмурившись, набрала воды в горсть и плеснула на грудь спереди. Домашняя майка на тонких лямках спокойно позволяла это сделать.

А вот третья жертва была мне незнакома. Парень, что, говорят, дорабатывал мою теорию. Раскачанный, видно по фотографии. Можно сказать, угрожающе приближен габаритами к Дуэйну Скале Джонсону. Напарник вампира. С ним он как раз-таки не устраивал спектакля. Просто. Усмехнувшись, я закрутила кран и, чувствуя, как ледяная вода ползет ниже с волос по позвоночнику и груди, уселась на кафель. Согнув ноги, широко их расставила, словно пыталась ощутить опору.

Все очень просто.

Тот же подвал. Я часами изучала каждый кирпич в нем в надежде найти спасение. Кажется, протяни вампир мне фото и не смотри я на него, все равно узнала. Потому что оно льдом выдолблено внутри моего позвоночника.

На те же крюки на потолке за руки подвешено тело. Мощное на этот раз. Огромные цепи опутывают запястья. А все, что ниже пояса, просто валяется на полу, позволяя еще цепляющимся за что-то внутренностям стекать вниз. Тварь. Запустив руки в волосы, собрала их назад и закашлялась, прочищая горло.

Вампир зашел не церемонясь, как и всегда. Просто рывком открыл дверь и, пробежавшись глазами, прислонился к косяку, сложив руки на груди. Да, он был очень крепким, но не дотягивал до своего напарника.

Которого все равно разорвали пополам.

– Он был помешан на тебе, – усмехнулся Сергей, отчего выступившая на щеках темно-русая щетина стала заметнее, – дня не проходило, чтобы я не услышал лекцию о том, какой гений живет у меня в доме.

Усмехнувшись, подняла взгляд на сосредоточенное жесткое лицо. Хорошо получается. Почти как у него. Только теперь я сама источник яда для вампира и больше никакое внушение и сглаживание на меня не действует.

– Не нужно говорить так, словно тебе жаль, – спокойно сказала я, видя, как блеснули голубые прищуренные глаза, – не нужно притворяться со мной человеком. Я понимаю, почему ты хочешь работать только со мной. Поступаешь рационально. Одна из сильных сторон вампиров.

– Мне действительно его жаль, – прищурился он, проводя языком по выступающим клыкам, – в конце концов, я даже его не попробовал.

Вздохнув, я уцепилась за бортик ванны и выпрямилась, позволяя мокрым спутанным волосам упасть на спину, пропитывая майку влагой насквозь. Почему-то сейчас, находясь в тесном помещении с вампиром, что разглядывает меня словно вчерашний пирог, простоявший всю ночь на жаре, вдруг ощутила себя собой. Нет, не спокойно. Просто я снова знала, чего хочу и что для этого нужно делать.

– Так гораздо лучше, – спокойно сказала я, проходя в узкую щель между ним и дверным косяком, отчего кожа тут же покрылась ледяными мурашками, – потому что как только мы закончим – я убью тебя.

Кулак врезался в жалких сантиметрах от моего лица. Когда-то давно я бы не дернулась, уверена. Но сейчас изъеденный терзающими призраками прошлого мозг тут же заставил закрыть лицо рукой. Слабость, которой не должно быть. Нельзя сражаться с чудовищем, когда страх всегда выходит на первое место перед логикой.

– Без пустых угроз, schatz, – его ледяные пальцы сомкнулись на моем запястье, отчего кожа тут же отозвалась ледяным покалыванием, – что мы оба знаем, как легко ты можешь передумать.

Жесткая линия скул, что сейчас была на расстоянии хорошей пощечины, так и напрашивалась на знакомство с моей ладонью. Задушив в себе первый порыв, я встретилась с ним взглядом. Потеря контроля над телом. Вампир ледяной и не дышит. Либо хочет испугать, либо я прошлась по болезненной для него территорией и контроль уходит на «режим» ненападения. Сейчас он изучал меня так же, как и я его, внимательно прожигая взглядом каждый миллиметр моего лица. Вдохнув поглубже, я примирительно подняла руки вверх.

– Слушай, – зубы сами захватили нижнюю губу, – я знаю, что тебе действительно может быть жаль. Просто ты чувствуешь это иначе, – брови сошлись на переносице, а я обреченно вздохнула, – не как все люди. Когда я говорю, что не нужно притворяться человеком со мной, это не значит, что отрицаю существование у вас чувств.

Рука рядом с моей головой дрогнула в сомнении, но не покинула своего места. Вампир не отрывая взгляда прищурился, словно так можно было рассмотреть меня.

– А ты чувствуешь, как люди? – верхняя губа вампира дрогнула, а в углах глаз застыли морщинки.

– Конечно.

– Ну и вампира, конечно, ты полюбила именно поэтому, так?

А вот это не его дело. Скрипнув зубами, я повернула голову, но пальцы тут же вцепились в подбородок, поворачивая обратно. Интерес. Вот что за блеск был в его глазах. Эмоциональные качели вампиров. Ни один человек сейчас бы не занимался прослушиванием теории психически неуравновешенной девушки. Потому что есть нечто важнее. Их модель поведения. Стало интересно – надо узнать здесь и сейчас.

– Я испытывала чувства не к вампиру, а к тому, что мне показывали.

– А какая разница? – он всерьез задумал не отпускать меня, пока не узнает все.

Кажется, что он забыл о трех разорванных телах и чудовище, что воскресло из мертвых. Хотя о чем это я. Ему же он не угрожает.

– Разве люди не пытаются казаться лучше, чем есть, чтобы понравиться кому-то? – пальцы на моем подбородке начали теплеть, а я облегченно вздохнула.

Знать, что рядом с тобой контролирующий себя вампир, гораздо легче.

– Люди не влезают для этого в голову и не поправляют внушением то, что их не устраивает.

– А ты думаешь, что если бы могли – не стали, schatz? Объясни тогда, как в двадцать первом веке существуют гадалки, шаманы и популярнее приворота в их списках услуг сложно что-то найти? – губы разъехались в улыбке, а взгляд непривычно потеплел.

Очень плохо. Ему нравится говорить со мной. От осознания того, что я снова становлюсь любопытна для кого-то зубастого, тут же запустило сердце в марафон. Ледяной пот выступил на шее, стекая каплями по напряженной до боли спине. Нужно держать рот как можно чаще закрытым. Захотелось прояснить ситуацию – себе на задницу, называется.

– Слушай, извини, если я как-то зацепила тебя. Вы агрессивнее, резче, но рациональнее. И ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Человек не сотворил бы того, что я увидела на фотографиях, – отведя взгляд, я нервно примерялась, как проскочить мимо практически вплотную прижатого ко мне вампира.

– Серьезно, schatz? – его дыхание коснулось щеки, а я снова дернулась. – По-моему, история насчитывает достаточно таких монстров и среди людей.

– Вы питаетесь человеческой кровью, – прошипела я сквозь зубы, поднимая глаза, – само ваше существование подразумевает, что вы – монстры. Да, со своими чувствами, но именно они. Поэтому прости, конечно. Но я действительно сделаю все возможное для того, чтобы таких, как ты, стало как можно меньше.

– Сима, – его язык скользнул по зубам и тут же исчез, а губы расплылись в широкой улыбке, – ты не права.

– Чего? – я замерла с широко открытыми от удивления глазами.

– Не сейчас, schatz, – пальцы покинули подбородок, но не успела я вздохнуть с облегчением, как прохладные подушечки очертили мое лицо, – сломать тебя будет очень интересно.

Нырнув под вытянутую около моей головы руку, я сделала несколько слишком поспешных шагов вперед. Напряжение не отпускало. То самое, когда чувствуешь, что даже легкие с желудком из мягких органов превратились в жестко собранные мышцы. Неприятная близость с вампиром не отпускала и сейчас. Чувство жжения между лопаток от его взгляда. Очень плохо, Сима. Желание убежать как можно дальше заставляло пальцы подрагивать, а спину ныть от ожидания физической нагрузки. Когда рядом с тобой монстр, у организма есть только один инстинкт. Бежать как можно скорее.

Сделав шаг в комнату, тут же встретилась с жестким взглядом Палыча. Он стоял, прислонившись к стене, и, видимо наблюдал за полковником до моего появления. Куда он дел жену с сыном, оставалось для меня загадкой, но спрашивать при всех было неудобно. Даже опасно. И, судя по буравящему меня взгляду Палыча, я правильно решила не делать этого. В воздухе витало напряжение, не позволяющее в должной мере насладиться ароматом домашних хлопот, которыми был обычно насквозь пропитан дом сурового участкового.

Полковник сидел на продавленном от времени диване, крепко сцепив руки в замок. Внешне казалось, что он просто расслабленно ожидает нас, но я хорошо знала, что это ошибочное впечатление. Он все еще ждет моего ответа. И упреков. Заменивший мне родителей, ему пришлось. Но эгоистичный ребенок Сима внутри меня кричал о том, что его вновь предали. Похлопав Палыча по плечу, я медленно приблизилась к дивану и, не заметив отрицания во взгляде полковника, с тихим скрипом приземлилась рядом.

– Я понимаю, – кивнув на старенький, но идеально отполированный журнальный столик, сказала я, не поворачиваясь к полковнику, – тебе пришлось.

– Знаешь, Сим, – голос полковника стал более низким, прорезались хриплые нотки, – ты – вся моя семья. Почти двадцать лет, – нервно облизнув губы, полковник отвернулся.

Он не скрывал эмоции только рядом со мной. Кивнув, откинулась на спинку дивана, разрешая мышцам расслабиться. Так странно, что оставаться сейчас с ними, на поверхности, в реальности, помогали именно снимки, способные свести с ума любого здравомыслящего человека.

– Я мечтал, что ты не станешь такой, – опустив голову, полковник перебирал пальцы с тонкой сетью шрамов, – не пойдешь по моим стопам.

Усмехнувшись, сжала жесткое и единственное удерживающее меня плечо.

– У тебя не было выбора, – усмехнувшись, я все же прижалась макушкой к его руке, – ты был моим кумиром, а им подражают.

– Иногда я представляю, как сложилась бы твоя жизнь при другом выборе, – горькая усмешка сжала кожу на щеке дяде множеством морщин, – ведь многие девочки мечтали стать актрисами, певицами. Тогда моей самой большой проблемой было бы тебя просто отговорить. А не собирать тебя, – он закашлялся, сильно зажмурившись, а я крепче сжала его руку, – по частям.

– Это не твоя вина, – тряхнув головой, почувствовала, как мокрые волосы врезались в лицо, обжигая, – нельзя было предугадать всего.

– В итоге снова толкаю тебя к монстру, – сухо констатировал дядя, а я невольно вздрогнула от его слов, – но жизни всех этих людей, Сим. Они заслуживают того, чтобы ты попробовала. Три года я пытался уберечь тебя от этого дерьма. Ведь только мысль о том, что он погиб, держала тебя как-то с нами. И от этого пострадали люди. Из-за моей ошибки.

С силой сжав зубы, я осторожно погладила дядю по руке. Горячий. Только сейчас заметила, что обычно собранное и жесткое лицо осунулось. Под глазами залегли черные тени, а на коже появились первые пигментные пятна. Серебро мелькало на висках, что так хорошо видно близко и при хорошем освещении. А ведь я действительно думала, что он когда-то специально «не видел», что происходит между мной и вампиром. Моя паранойя. Она зацепила даже единственного близкого мне человека. Просто, видимо, я не смогу больше доверять даже ему.

Зацепив зубами нижнюю губу и прокатив пару раз, я потянулась рукой к журнальному столику, сгребая одним движением фотографии. Веки ощутимо дрогнули, пытаясь инстинктивно уберечь сознание от того, что вновь неминуемо предстало перед глазами. Пожевывая губу, я сползла на пол, прислонившись спиной к мягкой обивке дивана.

– В каком порядке? – кивнула я дяде, не отрывая глаз от фото.

Заставляя себя смотреть и видеть. Окунуться туда разумом, но не сердцем. Мыслить как вампир.

– Он говорит с тобой. Я прав? – от двери раздался голос моего нового напарника.

Хищника поймать может только хищник. Поэтому держал меня под рукой, чтобы в нужный момент вытащить козырь. Вампир предвидел это. Откуда монстр узнал о том, что я жива, вопроса не стояло. Об этом печатали в газетах, журналах, на интернет-порталах и был целый инст-аккаунт в мою поддержку. Так рассказывала Даша. Я к этому дерьму, естественно, не прикасалась и упорно делала вид, что всего этого нет. Скрипнув зубами, кивнула, раскладывая снимки.

– В каком порядке? – прошипела я снова, не поворачиваясь.

– Ты разложила в правильном, – голос раздался ближе, а я мысленно материла себя за то, что отвлеклась и не услышала шаги.

Не испытывать эмоции, глядя на красный от крови на фотографиях пол, было невозможно. Особенно когда помнишь, что это такое. Чувствовать вампира так. Считать минуты и молиться о том, чтобы все скорее закончилось. Протолкнув поднявшийся по пищеводу ком, я внимательно разглядывала детали, невольно кинув взгляд назад.

– Как узнали о том, что он существует? – как можно спокойнее проговорила я, нахмурившись, ближе поднося первое фото Сашки к глазам.

– Прочесали место твоей казни, – вампир приземлился напротив, не поднимая взгляда от фотографий, – разобрали его по миллиметру. Если там была хотя бы пылинка его праха, мы бы нашли.

– Он начал работать сразу, как я попала в палату? – протянув руку с зажатой между пальцами фотографией, я повернулась к дяде.

– Майор Вагнер вызвался сам, когда узнал о распаде группы В, – плотно сжав губы, дядя не смотрел на меня, – они изначально были запасом для вас.

Еще одна группа из эксперта и вампира. Говорили, что она есть, но никто не знал, кто именно. Тяжело вздохнув, я опустила фото на пол, стараясь вглядеться в детали.

– Только засекреченная, – уже самой себе прошептала я, – даже от меня. Ты что-то подозревал?

– Вы слишком хорошо «сработались», – усмехнулся вампир, а я проигнорировала, что в очередной раз дядя позволяет ему отвечать на вопрос, – а армия монстров, за которой мы все охотились, внезапно стала более осведомленной.

Значит, Вагнер сам пришел к дяде со своими подозрениями. Только после. Потому что вампирам плевать на людей. Еще не понимала, почему он все же рассказал о своих подозрениях. Видимо, для Вагнера это было нечто вроде игры. Кто главный в стае. У вампиров похожее с волками распределение ролей. Похоже, кто-то таким образом хотел стать альфой. Вполне приемлемый вариант. Кивнув своим мыслям, я еще раз взглянула на фото.

– А есть полный кадр? – подняв в руке фото с фрагментом тела Саши, я встретилась взглядом с вампиром.

Он вопросительно смотрел, продолжая сканировать меня, а я тяжело вздохнула.

– Здесь детали. Вы искали именно в них. Но вампир выстраивал композицию, и она нужна мне целиком, – опустив взгляд, я вновь потрясла сжатым в руках фото, – что-то вроде фото того, что первым видит человек, приближаясь к месту преступления. Он думал, что я продолжаю этим заниматься.

– Так ты работаешь со мной? – спокойно уточнил вампир, сложив руки на груди.

Сжав губы с такой силой, что еще немного, и разодрать их можно будет только растворителем, отвела взгляд. Нет. Тысячу раз нет. Я работаю сама по себе, по несчастливой и отвратительной случайности рядом с ним. Не вместе. Сама. Я сама поймаю этого урода. Просто нужно перетерпеть вампира рядом. Старшего по званию вампира, провались он в ад. А после отправить и его туда.

– Да, – спокойно сказала я, поглаживая пальцем глянцевую поверхность, словно так могла успокоить боль того, кто навечно застыл на этом снимке, – он хочет быть пойманным, и мы окажем ему такую услугу.

Вампир кивнул, о чем-то задумавшись. Его взгляд блуждал по выложенным передо мной фотографиям. Он медленно оглядывал каждую, на секунду останавливаясь и переходя к следующей. Наконец смуглые пальцы ухватили пару снимков в ряду, что я молча про себя прозвала «Сашка». Не давать имен. Так легче, проще абстрагироваться. Но сейчас это помогало. Вцепиться в них. Словно его смерть сможет вернуть их к жизни. Исправить то, что случилось со всеми. Со мной.

– Вот это – первое, – вампир вытащил снимок из общего ряда и положил его отдельно, – а это – второе. Остальное сама понимаешь.

– И с этими, – кивнула я на ряд «Каблучки» и «Джонс».

Пульсация в ушах глушила, не давая пробиться мыслям наружу, когда пальцы вампира выдвинули еще шесть снимков.

«Куда нам торопиться, детка? Мы же можем наслаждаться обществом друг друга вечно, разве нет?»

Боль ослепляла. Меня, их всех. Глушила и отнимала чувство чего-либо. Забирала все желания, кроме одного. В самом конце, когда уже нет больше сил сопротивляться, когда не осталось ничего и ты не понимаешь, где верх, а где низ. Шумно сглотнув слюну, я закашлялась, сжав фото слишком сильно. Глянец тут же помялся в руках. Тяжело втянув воздух, я положила фото перед собой. Держись, детка. Они заслужили, чтобы ты немножко потерпела. В отличие от меня, их никто не спас. Никто не пришел и не прекратил агонию.

Ты это хочешь показать мне? Как мне повезло? Тряхнув головой, сжала сильнее виски. Думать как бессердечная двинутая тварь.

– Он подарил мне жизнь, – нервно облизав губы, зажала зубами истерзанную губу, – перерождение через страдание. Вот это, – подняла снимок разорванного тела Сашки, стараясь не смотреть на него, – напоминание о нашей связи.

– Оригинальное любовное сообщение, schatz, – усмехнулся вампир, сложив руки на груди, – не находишь?

Вздохнув, я подняла взгляд на вампира.

– Кажется, что ты должен был это понять раньше меня, нет, майор? – вампир медленно повернул голову в сторону так, что раздался хруст позвонков.

Отличное открытие. У мертвецов есть остеохондроз? Страдают от недостатка кислорода или от сидячей работы? Желание избавиться от него как можно скорее жгло язык, касаясь неба и проникая внутрь. Отравляя и без того ядовитую кровь.

– О, тебя цепляет мое звание, детка? – от шипящего голоса волоски по всему телу тут же поднялись дыбом, а слово ударной волной прошлось по внутренностям.

– Не называй меня так! – заорала я, подскочив на ноги. – Никогда так не называй меня!

Он специально. Вампир прекрасно знал, что говорит. Потому что сейчас ему явно доставляло удовольствие мое бешенство. Надменный взгляд, холодная улыбка. Он знал.

Теплые руки опустились на мои плечи, успокаивая. Мелкая дрожь противно бежала по телу, просачиваясь через кожу. Касаясь, казалось, самых костей. Раздавливая их вновь. Схватив воздух ртом, я сжала пальцы дяди, чувствуя, как сознание возвращается, не успев померкнуть.

– Сим, он просто спрашивает, из чего ты сделала такой вывод, вот и все, – вкрадчивый голос полковника был направлен меня привести в чувство, но действовал сейчас лишь как возбудитель.

– Я не следователь, дядя, – огрызнулась я, цепляя взглядом задумчиво стоявшего у стены Палыча, – вижу именно так. И не должна ничего объяснять одной мертвой твари.

– Почему этим не занимается полиция? – вопрос Палыча привлек внимание всех.

Участковый выпрямился под взглядами. Лишь кадык на шее дернулся, когда повисла тишина. Выдержал пронизывающий насквозь молчаливый вопрос вампира и посмотрел прямо на меня. В горле пересохло. Дядя убрал руку, напоследок сжав пальцы на плече сильнее. Моя территория. Моя ответственность. Он давал мне шанс самой все объяснить.

– Кузнечик действительно права. Она не следователь. Для этого есть соответствующие структуры, – не отрывая от меня взгляд, Палыч смотрел открыто и прямо.

Просто кивнула, неожиданно для себя цепляясь взглядом за вампира в поисках поддержки. Отлично. Вот так на меня работает слово «напарник». Кровососущая тварь вдруг стала предметом стабилизации. Не дожидаясь реакции майора, я вновь посмотрела на Палыча.

– Это наше расследование, Палыч. Полиция не лезет в дела военных. То, что совершило это, – облизнув губы, я кивнула на фотографию, нервно поправляя растрепанные мокрые волосы, – наш бывший сотрудник. И речь идет не о единичных случаях, а, – запнувшись, нахмурилась, прочищая горло.

– Это военный межвидовой конфликт, лейтенант, – спокойно продолжил за меня вампир, – который длится только официально больше двух сотен лет.

Стоп. От недоумения глаза округлились, и, кажется, я стояла с открытым ртом. Какого черта он делает? Это секретная информация. Но дядя не остановил его. Ужасная догадка заставила сердце сжаться, а внутри вновь все покрылось льдом. Часто заморгав, я поднесла фото ближе к глазам. Он не просто приглашает меня поиграть.

– Он здесь, – повернувшись к дяде, я обреченно смотрела на его реакцию.

Густые ресницы сомкнулись, а секунда показалась вечностью. Я слышала, как тихо ухнуло сердце. Один раз. Продалбливая то, что врачи назовут диафрагмой. На второй удар я была не готова. Не к тому, как медленно полковник наклонился вперед, касаясь подбородком шею.

Он сдох? Сдох?

Зажмурившись, я чувствовала, как ресницы переплетаются друг с другом в попытке спрятаться от этого мира. Боль горячей волной прошла по сосудам, высушивая изнутри. Отбирая крик. Вздох.

Потому что он здесь.

– Старший лейтенант, я все еще жду объяснений, как ты пришла к своим выводам, – не замечая ничего вокруг, спокойно проговорил вампир.

– Помолчи, майор, – осек его дядя, пока я медленно сползала на диван.

Глава 7

– То есть, когда светло, жители в безопасности? – голос Палыча вытащил меня из забытья.

Судя по всему, я все же вырубилась. Под головой мягкая подушка, пальцы ощущают теплую шерховатую обивку дивана, а мозги ломит от транквилизатора. Проморгавшись, прищурилась, стараясь собрать картинку целиком. Палыч сидел напротив вампира, внимательно вслушиваясь в каждое его слово. Полковника в комнате не было. Перевернувшись на спину, уставилась на потолок, разглядывая какой-то типичный рисунок на белых обоях. Такая доза меньше чем за сутки еще будет давать о себе знать. Поэтому использовать каждую секунду на отдых сейчас было рациональнее всего.

– Нет. Только дневное солнце, когда оно высоко, и ясное небо. Утром и вечером достаточно просто укрываться в тени. Солнцезащитные средства, опять же. Туман, дождь, высокая облачность – все это дает возможность вампиру его уровня передвигаться даже в светлое время суток, – на секунду показалось, что майор пытается говорить тише, но тут же странное ощущение исчезло.

Он разговаривает с человеком, а не со мной. Следовательно, работает элементарное чувство – подстройка. Палыч принижает голос из-за того, что я сплю, и вампир копирует его интонацию. Вздохнув, проследила взглядом, как очередная муха с громким жужжанием стремительно врезалась в клейкую ленту, каких навалом было в магазине у Маринки. Очевидная работа приманки.

– Тогда я уже не уверен и насчет дня, – прохрипел Палыч.

– Даже мне затруднительно передвигаться при дневном солнце, – ухватившись за спинку дивана, я медленно приподнялась, опершись на согнутый локоть, – майор прав. Днем, даже если он будет осуществлять передвижение, все, чем будет забита его голова – как скорее укрыться от солнца.

– Кузнечик, я не уверен, – уже тверже повторил Палыч, а я отрицательно покачала головой.

– Достаточно один раз ощутить самому, что такое солнце для вампира, чтобы понять. Я не чувствую и десятой доли их боли, но это ад. Он просто не в состоянии напасть в такое время, – судя по тому, что Палыча мое признание не удивило, в курс дела его ввели.

Немного подумав, он кивнул, вновь поворачиваясь к вампиру.

– Кресты, святая вода, серебро – это правда, – спокойно продолжил майор, – чеснок, зеркала – миф. Мертвое тело точно так же, как и живое, спокойно отражается, как и отбрасывает тень. Чеснок – то же самое. Вампиры едят и пьют, но не из необходимости, а для удовольствия, – словно меня не существует, Сергей говорил прямо, не поворачивая головы, – рассчитывать на то, что дом – ваша крепость, не стоит.

– Но вам же потребовалось приглашение? – приподнял бровь Палыч.

Не видя лица вампира, готова была поспорить, что в этот момент он грустно улыбнулся. Потому что так человечнее. От осознания того, что читаю его по спине, одновременно было и спокойно, и противно. Медленно потянувшись вперед еще немного, я скинула ноги на пол, отмечая, что тапочки остались на мне.

– У вас маленький поселок. Если он подойдет к двери, сжав за горло вот такого Кузнечика – вы не пустите? – вампир кивнул в мою сторону, а Палыч нахмурился, отведя взгляд. – Вот лично ты и пригласишь. Потому что на лбу написано, лейтенант, что защищать будешь каждую букашку здесь. Баб Клава пустит, Васька, тупица. Добрые и простые люди – находка для хищника.

– Его же кто-то должен укрывать? – врезалась в разговор я.

– К тебе у меня свои вопросы, schatz, отдыхай, пока можешь, – все так же не поворачиваясь прошипел вампир, а я закатила глаза, откинувшись на спинку дивана.

Наблюдала за разговором двоих, а руки сами потянулись к не отпускающим меня фото. Да, однозначно, он приглашал меня поиграть. Подарил жизнь. Это про «Сашку». Человек на кухне, он же у телевизора. Заурядность, которой я всегда страшилась. Застрять где-то между глазуньей и выпуском вечерних новостей. Разорваться в размеренном течении времени, пропустив жизнь мимо себя. Я точно поняла все правильно. Пальцы дрогнули, когда я положила фото рядом с собой изображением вниз. Не должен на это больше никто смотреть.

К руке словно приложили раскаленное железо, когда пальцы разгладили карточку «Каблучки». Дает знать, что он близко? Недоуменно поморщившись, я вытянула руку с фотографией, отдаляя ту от глаз. О чем я могла подумать, зайдя туда? На что посмотрела бы первым? На что тут в принципе можно смотреть, кроме крови?

Стоп.

Он не выпил ее?

Закусив кончик языка, я подняла взгляд, остановив его где-то на натянутой меж лопаток серой футболке вампира.

– В какой случае ты не пил кровь жертвы? – как можно спокойнее спросила я.

– Прости, что? – вопрос прозвучал от Палыча, что тут же медленно переходил взглядом с вампира на меня и обратно.

– А ты думаешь, его десять лет полиция за похищение плюшек разыскивала? – горько усмехнувшись, прокатила на языке странное чувство разочарования. – Майор, мне повторить вопрос?