Как не обидеть дракона бесплатное чтение

Редактор М. Мухина

Корректор И. Павлова

Иллюстратор И. Мухина

Дизайнер обложки С. Дубровина

Верстка макета Н. Луцкив

© Вадим Фельдман, 2021

© Владимир Стогов, 2021

© И. Мухина, иллюстрации, 2021

© С. Дубровина, дизайн обложки, 2021

ISBN 978-5-0053-8664-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Это моя первая книга. Она создавалась больше двадцати лет. Не факт, что вы увидите здесь набор духовных исканий и результат постоянных размышлений. «Как не обидеть дракона» – роман развлекательный, а не философский. Тем не менее текст, который начал создаваться в Новозыбкове и прошёл со мной через Потсдам, Берлин, Варнемюнде, Корфу и Крит, Майорку и, конечно же, прежде всего, Коттбус, заслуживает определённого уважения с моей стороны – отсюда это короткое предисловие, которое не стоит читать до знакомства с текстом.

Понимаешь, читатель? Брось на этом месте поглощать предисловие и иди читать книгу! Я серьёзно. Автора на самом деле не существует, и все эти послания, посвящения, эпиграфы в основном написаны для тех, кого хочется обнять и поцеловать.

Они должны что-то отсюда вычитать, а тебе это может быть скучно…

Но если уж ты остался тут или вернулся после книги, то внимай.

Я хотел написать просто развлекательную книгу, клянусь пионерским детством. Создать новый мир, избавиться от аллюзий, политических подтекстов… Что значит – я?

Это Владимир Стогов мне предложил.

У книги два автора. Но по разным причинам говорить мне приходится от своего имени. Мы хотели приятно провести время в 1999 году. А вот потом жизнь – в основном ремнём и тисками, но иногда – пряником – заставила меня вспомнить о том, что муза посетила, посидела и ушла, а вкалывать приходится уже самому.

Вся основа текста придумана между 1998 и 1999 годами. Это очень важно, если вдруг кто-то захочет обвинить нас в плагиате с «Гарри Поттера». Первый фильм я увидел где-то в 2003 году, первую книгу прочитал в 2017-м, когда Николь уже было два года. Прямо при ней и читал: она спала в колыбели, а я – на ридере, под приятное для глаз безвредное освещение…

Это великая книга – «Гарри Поттер». И книги Толкина – великие книги. Но лично мне кажется и всегда казалось, что в жанре фэнтези лучше ничего не читать и начать изобретать велосипед, чем наоборот.

Изобретение велосипеда сулит некоторые проблемы, но приносит, как выясняется, счастье, потому что для большинства людей иного способа хоть что-то сконструировать, что бы то ни было новое и оригинальное, не существует.

Но я отвлекаюсь. В итоге «развлекательный роман» был написан и даже сохранён в компьютере, что было не так просто в начале нулевых в России.

Надя (R.I.P.) набирала его под мою диктовку несколько месяцев, и то, что она не сможет прочитать окончательный вариант, – безусловно, одно из самых больших несчастий в моей начинающейся литературной судьбе.

После эмиграции было не до того. Стогов пропал, общаемся мы редко, он даже не в курсе, что книга пошла в тираж, и узнает об этом только при вручении ему авторских гонораров… ой, то есть экземпляров, конечно! Привет, Владимир! Я люблю тебя. Выходи на связь.

Тем более что гонорары могут и случиться. Богатым будешь – как Буратино.

Дальше: один в поле – таки да, воин, и блестящая идея «развлекательного романа» рухнула.

События в мире и России, опыт эмиграции, масса прочитанной литературы, среди которой было очень мало типовой…

Ребята, я до беспредела не начитан современными сказками, за что сразу извиняюсь перед покупателями, решивших скоротать ночь в поезде с этой книгой.

Не получится. В топку полетело всё, получилась качественная и количественная эклектика (не роман качественный – это тебе судить, читатель, а эклектика качественная).

Приятно чувствовать себя литературным хулиганом, болельщиком «Спартака» (Москва) – и учителем иностранных языков.

И дело не только в подтекстах. Дело в отношении к литературному творчеству вообще. Если уж и портить бумагу (или электронные что-то там), то с целью остаться самим собой в ноосфере.

И, в принципе, что я понял с ужасом, когда дописал, – весь роман и посвящён тому, чтобы остаться самим собой в ноосфере. В этом исходная цель каждого героя. И далеко не всегда они её достигают.

У литературного творчества две цели: сделать из человека читателя, а потом уже сотворить из читателя писателя. Вот с этим и живите.

Всех обнимаю, целую. Список благодарностей – сзади.

А здесь остаётся только поностальгировать. Потому что как бы ни повернулась жизнь, а первой книги у меня больше не будет никогда.

Читайте хорошие книги и предавайтесь гедонизму.

Ваш Вадим Фельдман

Часть 1.

Загадка ведьминского холма

Ученик: «Учитель, а почему магов называют Белыми?»

Учитель: «Так повелось исстари. В древние времена маги жили в белых домах. Это было время хрустальной чистоты. Теперь чистоты нет, дома рухнули, а цвет сохранился. Маги – Белые, а вот дела у них часто чёрные».

Мир Фэнби

Империя Кумр

Графство Гиос

Первый раз это случилось в прошлом году. Брату тогда ещё не исполнилось двенадцати, и звали его просто Эй, а не Эйт, как сейчас. Вся семья: Ли, Эй, Альда, отец и маленькая У – возвращались из Гиоса, где проходил праздник Урожая. Они остановились в деревушке Каменный Ручей, чтобы отдохнуть самим и накормить лошадей. Поселение лежало в двадцати лигах от родного Ильра. Аристократам, хоть и бедным, конечно же, выделили лучшие апартаменты. Посёлок как посёлок: горстка домиков, конюшня да харчевня в пару этажей – в ней столовались случайные и довольно редкие гости.

И всё-таки была в этой глухой провинции точка притяжения для любопытных мальчишек (и не только). Местная ребятня быстро ввела своих благородных сверстников в курс легенды Ведьминого холма, после чего было принято незамедлительное решение взобраться на страшную вершину вопреки страхам и слухам.

Первым достопримечательность обнаружил Эй.

– Посмотри, Сынок, – указывая на возвышенность, обратился он к брату.

Эй всегда называл Ли Сынком, если хотел позлить. В ответ он получил прозвище Папаша – не сильно изобретательно, но всё-таки…

– С него, наверное, видно всю дорогу. Сверху разглядим старую башню Ильра.

– Не-а, – возразил Ли. – До города ещё ехать и ехать, а бугор невысокий…

– Но мы не торопимся, – возразил Эй и хитро подмигнул.

– Если ты ошибся, Папаша, возьмёшь меня на ночную рыбалку?

– А если я прав, сегодня прибираешься в комнате, – как принято, Ли тут же был награждён встречным условием.

Расстояние до холма оказалось значительнее, чем предполагали ребята. Пришлось пройти почти половину лиги – только после этого они поздоровались с подножием намеченной цели. Вблизи холм выглядел внушительно. Крутые склоны придавали ему строгий и величественный облик.

Ли стало страшно. А вдруг эта громада, подобно морскому цунами, накроет непрошенных гостей? Его фантазии разрушил сильный толчок в бок.

– Ну что? – весело спросил брат. – Я дам тебе фору?

– Ага.

– Раз, два, три… Пошёл! – скомандовал Эй и спустя пару мгновений ринулся следом.

Бежал он не во всю мочь, а так, чтобы лишь у самой вершины обогнать расстроенного соперника.

На этот раз не вышло. Несмотря на, казалось бы, очевидное физическое превосходство, Эй был вынужден ускорить бег, а потом ещё и ещё. И вот он уже мчится на пределе, а несостоявшаяся жертва такого тонкого, казалось бы, расчёта уверенно увеличивает расстояние…

Ли почувствовал, что первые метры даются необычайно легко. Впечатление такое, будто катишься с горы, а не взбираешься по крутому, заросшему мятликом склону. Чем ближе казалась цель, тем сильнее опьяняло состояние свободного полёта…

Испытать последствия «приближения к небесам» не пришлось: со всего разбега Ли вспрыгнул на видавший виды красно-коричневый камень, лежавший на ровной площадке. Камень обиженно зашевелился под ногами, явно желая, вопреки намерениям Ли, изучить не голубые высоты, а подземные пространства.

После продолжительной балансировки мальчик сумел не сорваться обратно вниз – он так и остался стоять на краю у тёплого, нагревшегося за день валуна.

В голове его неожиданно возникли строки детской считалки:

Где-то сзади карабкался, шумно отдуваясь, Эй, но Ли не торжествовал – ему было хорошо. Хорошо, как никогда прежде.

Ублизнюкавру и Ли

Эю исполнилось двенадцать, и это событие давало подростку право выбрать новую букву для своего имени. Созданное всей семьёй, бурно залитое брином и молоком слово «Эйт» внесло в отношения мальчиков некую холодность и отчуждённость. Старший, который обычно держался на равных, несмотря на преимущество в два года жизни, стал заноситься и как-то пожаловался отцу на то, что Ли отказывается произносить дополнительную букву.

Под давлением родителей пришлось подчиниться, и впредь младший сын относился к брату, точнее к его аристократическому достоинству, с «должным» (по выражению главы семьи) уважением. Глупо, когда уважение путают со страхом и покорностью, но это общая ошибка всех взрослых во все времена.

Ещё раз заехав вместе с отцом в уже знакомую деревушку, ребята захотели первым делом повторить забег.

Но на этот раз им пришлось немного потерпеть. Сначала отец задумал посетить Храм. В деревне Храм был какой-то там знаменитый-презнаменитый, и настоятель (правда, приезжающий лишь время от времени) был совсем молодой, но чуть ли не чета самому Смотрителю Круга. В общем, пришлось смириться и пройти ритуал созерцания.

Ли слышал, что в других странах Храмы были роскошными зданиями, в которых священники в красивых и безвкусных нарядах воспевали своих несуществующих богов и просили их о дожде, хлебе и о чём там они ещё просят.

В Кумре же все верили в Круг. Круг был основной жизни, в нём каким-то образом сошлось настоящее, будущее и прошлое человечества, магии – и что там ещё бывает; Круг всё упорядочивал, но молиться этому Кругу было совершенно бессмысленно. За ним можно только наблюдать. Если научиться видеть в его движении смысл, говорила мать, то станешь Наблюдателем, то есть Мудрейшим.

Настоящий Круг находился в одном из Храмов Нового Фаншо. В Храмах же Чёрных священников Кумра – самых обычных домах, в деревнях это были хижины – устанавливали копии, на которые тоже можно было смотреть и учиться, а сами монахи руководили наблюдением.

Ритуал длился минут десять, потому что никто ничего, как правило, не видел, да и не хотел видеть – куда уж нам… Просто стояли и смотрели. Скучно, но хотя бы недолго. Иногда священники что-то говорили – это называлось «проповедь».

Пока они стояли около входа, дожидаясь своей очереди, у Ли, мальчика, восприимчивого к слову, было время подумать. Он мало что понимал в религии Кумра, но его забавляли фигуры речи, которые люди использовали, – фигуры, связанные с прилагательным «круглый». Например, «округлить» означало «убить», потому что после смерти круглые души возвращались в Круг. Можно было и «округлеть», то есть умереть самому. «Круг тебе квадратом» – одно из самых страшных проклятий Кумра, или «вернуть кого-то в Круг» – опять-таки, «убить».

Ещё ему нравилось, что можно было образовывать забавные словосочетания. Например, если гномы – Жёлтые, то они делают жёлтую работу. Если священники – Чёрные, то они произносят чёрные проповеди…

Ли нравились фигуры речи, он любил читать.

Наконец их пригласили в Храм, и они отстояли свои десять минут. Священник, которого звали Квинт Аюта, молодой Чёрный из самого Кумра, не стал читать нотаций и не нудил – можно было жить.

Но в самом конце процедуры он вдруг подошёл к Ли и погладил его. Это было удивительно – невероятная честь. Отец видел это. Брат видел это! Если бы ещё и мама!

– Хороший мальчик, – сказал Аюта нежным голосом. – У него наверняка большие планы на жизнь?

– Мы его хотим отдать на воспитание в Гиос, – сразу же ответил отец. – Но сначала пусть подрастёт и возмужает.

– О да! – согласился Аюта. – Он подрастёт и возмужает. Скоро уже. Как тебя зовут?

– Ли, господин…

– Отлично. Ли, запомни. Даже если твоя судьба изменится, всё равно Круг и Храм – твои главные друзья. И ничего не бойся, пока ты с ними.

Он знаком отпустил Ильсоров.

Отец сказал, что они теперь могут погулять, пока он будет заниматься своими делами. Братья, конечно же, направились к знакомому холму. Крестьянские дети на всякий случай показали им дорогу.

На выходе из деревни сидел белобрысый мужчина лет тридцати. Устроился он прямо под указателем, на котором было написано название следующего населённого пункта. Увидев братьев, он встал и поклонился. Смотрел он на братьев так внимательно и с таким нескрываемым любопытством, что явно был не знаком с правилами приличия. В руке у него была какая-то квадратная штука, которую он направил на детей, и иногда он переводил взгляд с них на штуку – как будто они в ней отражались, что ли…

– Осторожно, – прошептал Эйт Ли. – Возможно, это любитель мальчиков.

– Кто? – переспросил младший брат.

– Тебе рано ещё, – опомнился Эйт. – Просто не подходи к нему близко, и всё. А если он подойдёт – сразу дёру и кричим.

– Не надо кричать, дружки, – улыбнулся мужчина. – Я не любитель мальчиков, честное слово. Но я, дружки, поджидаю одного человека, которого мне надо увидеть, чтобы запомнить. Думаю, уже дождался. Идите с миром.

Они всё-таки рванули мимо него бегом – мало ли что. Когда ребята уже отбежали на несколько десятков метров, он прокричал:

– Ли Ильсор! Запомни: есть и другая магия – магия разума! Совершенно необязательно размахивать руками и читать заклинания, чтобы добиться великих успехов! Я тебя научу, дружок…

– Местный сумасшедший, – на бегу сказал Эйт. – Имя твоё в Храме, наверное, услышал. Надо будет отцу потом рассказать.

У самого подножья горы они остановились как вкопанные. Какой-то человек в жёлтом пальто (летом!), закрывавшем его тело полностью, спускался вниз от камня. На лице его был капюшон, и Эйт готов был поклясться, что из-под него сверкали мрачным светом зелёные глазки. Впрочем, видение продлилось не больше секунды. Странник торжественно поклонился им и, не сказав ни слова, прошёл мимо.

– Фу, как от него воняет, – прошептал Эйт. – Видимо, лет двадцать не мылся.

– Совершенно верно, именно лет двадцать, – послышался голос сзади.

Как подкрался к ним этот весёлый и очень симпатичный паренёк в зелёной рубахе, трудно было сказать. На открытой местности должны были его заметить. На лице у молодого человека красовалась такая широкая улыбка, что сразу было понятно: иностранец. Местным так улыбаться было нечему.

– Я иностранец, – подтвердил этот тип, словно читал мысли. – Моя линия жизни привела меня к низу этого возвышения для наблюдения местных красот. Прошу прощения, кто из вас годами поменьше? У меня этнографический интерес. Эйт машинально показал на Ли. Незнакомец довольно кивнул, ещё раз всем улыбнулся и тут же повернулся, чтобы удалиться.

– Круг его знает, что тут происходит, – сказал Эйт через минуту, когда иностранец не мог его уже услышать. – Парад придурков какой-то. И, чует моё сердце, не последний. Ладно, побежали.

Победителем вышел теперь Эйт, а Ли ещё долго не было видно. Конечно же, не обошлось без издевательств, громких выкриков и лёгкой драки. Вскоре ребята утомились и сели, свесив ноги с горы, чтобы перевести дыхание…

Повторение игры разочаровывает. Невольно подтверждая это правило, ребята замолчали, не находя ни выражений, ни действий для возрождения веселья. Стало скучно.

Когда Эйт после десятиминутных размышлений о том, как подсластить день, почти отдал приказ возвращаться домой, бессловесность нарушил шорох летящих вниз камней, и из-за противоположного края холма показалась голова до тех пор незаметного поклонника местных красот.

Постепенно становясь всё более определённой, обозначилась тощая фигура деревенского паренька. Несмотря на всю её обычность, оба брата моментально угадали что-то неладное. Ясно, что сельские дети не могли прикупить дорогие одежды и создать приятный внешний вид, но такого урода даже в глухой деревне иди поищи! Холстяная рубаха-косоворотка, которую нечистоплотная швея наверняка продала как красную, то есть с наценкой, давно вылиняла и походила на освобождённую от гнили картошку.

Разрез по левой стороне груди, серый от грязи, сливался с цветом тела настолько, что не понять было, где кончается ткань и начинается обнажённая плоть. Порты, почему-то жёлтые, обросли дырами и гордо демонстрировали миру следы запёкшейся крови.

Вонь заставила Ли отвернуться и поглубже втянуть ноздрями свежий воздух.

Лицо нежданного посетителя холма восхищало мрачностью и неподвижностью: огромный лоб, жидкие чёрные волосы и упрямо поджатые губы выдавали в нём человека нетерпеливого и заносчивого, мимика же у Каха (а это был именно он) отсутствовала как таковая.

Ублизнюкавру поклонился благородным детям так низко, насколько позволяла конституция тела, но не вынуждая сбитые колени трястись от боли, и присел, точнее привалился к дальней от них стене валуна.

Братья смущённо переглянулись.

– Ну, не отвлекаться же нам на нищего, – прошептал Эйт тоном, не оставлявшим никаких вариантов.

Ли, от которого ожидали незамедлительного подчинения, неожиданно решился на протест.

– Может, ему требуется помощь? – спросил он.

Эйт вполсилы ударил непокорного локтем, так, чтобы проучить, но переборщил с размахом. Мальчик вскрикнул.

– Предложи громко: «Слушай, а давай играть в рыцаря и мага?», – приказал Эйт так, чтобы Ках не слышал.

– Слушай, а давай играть в рыцаря и мага? – мальчик, всё ещё переживая боль, послушно повторил заданную фразу.

– Не видишь, Сынок, я думаю? Что ты ко мне пристал с глупостями?

Ках фыркнул.

Изменилась атмосфера – появился хоть пассивный, но зритель. Недавней скуки как не бывало.

– Не-а. Поглядел бы ты на свою рожу, – Ли не договорил, потому что Эйт резко вскочил, подхватил палку и грозно произнёс:

– Хорошо, господин маг, пришло время расплаты за содеянное.

– Постой, так же нечестно. Почему рыцаря снова играешь ты?

Но «рыцарь» не реагировал на его слова, продолжая бахвалиться тем, что у него есть оружие.

– Да остановись, балбес, гляди, у меня даже палки нет… Эйт присвистнул и покачал головой. Ли поспешил исправиться:

– То есть волшебного посоха.

– Твои проблемы, Сынок-волшебник! Не можешь сражаться – будешь побит.

– Господа, – послышался голос незнакомца.

Оба игрока вздрогнули. Скрипящий звук казался каким-то отчаянно взрослым.

– Денег хочешь? – спросил Ли. – У нас с собой нет.

– Разрешите мне поиграть с вами? Эйт скривился.

– Слушай ты, как там тебя…

– Ублизнюкавру Ках, ваша милость.

Назвавшийся неторопливо слез с камня. Старший из братьев на секунду допустил пугающее предположение, что ошибся и определил знатного человека в батраки. Но этот вид! И как паренёк заимел столько букв в имени, словно ему уже далеко за пятьдесят лет? Столько букв… В такой ситуации изящное «Эйт Ильсор» выглядело ущербно, поэтому представляться в ответ «рыцарь» не стал.

– Ты не можешь с нами играть. Ты, судя по лохмотьям, крестьянин или беглый преступник, а мы – аристократы.

– Ну и что? – парировал Ках.

Братья не знали, что ответить. Впрочем, Ли слушал рассеянно – он искал палку, чтобы обороняться от Эйта, и не находил её в чахлой поросли холма.

– Вы слишком много внимания уделяете моему происхождению, господа. Стоит здесь появиться магу, – занудно твердил Ках, – и разница между нами исчезнет. Качество нашей пыли у их ног ничем не отличается. Поэтому и считаю, что раз уж в игре есть Белый, то я имею право принять в ней участие. Как человек, самое низкое создание в мире Фэнби.

«Белый», то есть «маг», Ли ковырялся в носу с видом, совершенно не предполагавшим какого бы то ни было величия.

– Ты что несёшь? – Эйта начинало раздражать неуместное многословие крестьянина. – Иди подобру-поздорову, пока не поколотили. И скажи спасибо, что не зову слуг.

– Нет там никаких слуг. Только какие-то странные люди стоят – явно чокнутые. Вряд ли они вам прислуживают. Да и долго им сюда карабкаться, – задумчиво, но без злости сказал Ублизнюкавру, садясь снова к камню. – Всё вам лишь бы кого-то победить. Словно «быть в Силе» означает «быть при разуме». Жалко, что это не относится к колдунам – у них есть бесконечные возможности. Только сострадания нет…

Эйту надоело слушать. Он повернулся к Ли и жестом показал, что игра продолжается.

«Рыцарь» попытался нанести удар. И обнаружил, что авторитет старшего не так уж прочен. Ли быстро среагировал. «Колдун» сделал обманное движение и, схватив своего неволшебного соперника за ноги, рванул на себя. Папаша неловко взмахнул руками, выпустил палку и повалился на бок. Послышались проклятия и стоны. Незадачливый вояка больно ударился о твёрдую поверхность и вынужден был прервать драку для осмотра ноющих ладоней. Воспользовавшись этим, Ли отбежал за камень (Ках, который сидел у него на пути, лениво повернул было голову, чтобы проследить за его движениями, но потом передумал и почему-то поднял взор к небу).

Рассуждал Ли примерно так: бежать смысла нет: брат зол и всё равно догонит, но за прикрытием не сможет достать палкой.

«Раненый» встал.

– Готовься, волшебник, ты покойник, – со знанием этикета бросил он.

Не отрывая взгляда от противника, Ли сделал попытку договориться.

– Слушай, Эйт, того, не обижайся, я не хотел… так получилось, – он изобразил на лице сочувствие. – Я это… с тобой поиграть.

– Вот мы и играем.

– Но у меня же ничего нет! – в голосе Ли сквозило отчаянье.

– А ты чарами-то, – весело предложил Эйт. – Вот залезь на камень и твори чудеса, Сынок.

«Лучше вообще никаких родичей, чем такой Папаша, – подумал несчастный „маг“. – Молнию тебе в ногу…»

– Не-а, давай домой, – добавил он вслух.

– Лезь-лезь, а я позволю себя удивить. И прекрати уже «иакать».

Как читатель уже заметил, за Ли действительно водился грешок в начале предложения ни к селу ни к городу употреблять «не-а». Родные пародировали этот звук и дразнили его «Иакалом» – осла это особенно напоминало в исполнении Эйта.

– Эйт, я больше не буду.

– Лезь, а то прибью! Отойди!

Последняя команда относилась к Каху. Тот не замедлил покинуть свою позицию и шмыгнуть в сторону. «Рыцарь» ловко перепрыгнул через валун и, оказавшись рядом с Ли, толкнул его в плечо.

Ничего не поделать – пришлось подчиниться.

Природный пьедестал доходил Ли до пояса. С трудом взобравшись на выступ, новоиспечённый волшебник, решив не смотреть на брата, открыл лицо постепенно слабеющему ветру.

«Вот бы и впрямь быть мастером, тогда Эйт не смог бы приставать и торчал бы на камне вместо меня. Сам он Сынок…»

– Приступай, – приказал «воин» снизу. – Я жду.

– Чего?

– Как чего? Колдовства, конечно. Возьми Силу из почвы, ветра или ещё откуда-нибудь. В конце концов не мне тебя учить.

– Вам стоило бы поосторожней играть со Стихиями, – послышался голос Каха, который ни разу не повернул головы в сторону играющих. – Там, куда приходят маги, потом никогда не сумеет прижиться человек.

– Что ты мелешь? – зло спросил Эйт.

– Говорю о том, что ведьмы и лешие – это не смешно и не весело. Они могут быть очень злыми…

– Неправда, – вмешался Ли, – маги добрые. Когда мы болеем, они за нами ухаживают. Меня врачевал недавно леший Унто, подарил здоровье…

– Да, – Ублизнюкавру сплюнул, – нам и здоровье теперь не принадлежит – получать в подарок надо…

– А ну-ка за дело! – перебил Эйт.

Ли не знал, что ему предпринять. Разве что…

Мальчик обратил негодующий взор к небу, страшно закатил глаза и взревел таким голосом, что его вполне могли бы услышать и внизу, в деревне.

Эйт испугался и сделал несколько шагов назад. Ублизнюкавру лишь лениво вытаращил глаза на крик.

– Ты чего? – на всякий случай осведомился «рыцарь».

– Не-а, ничего, только мне и вправду показалось, что я чувствую Силу камня.

Ли улыбался. Он умел это делать, как никто другой: стоило уголкам губ раздвинуться, и мать прощала любую шалость, а отец переставал ворчать.

– Врёшь. Докажи.

Эйт тоже ощущал магический эффект смягчающей педагогическую строгость улыбки, но решил не поддаваться.

– Не-а. А чего ты хочешь?

– Я же велел: прекрати «иакать»! А потом, Сынок, сделай так, чтобы меня парализовало. Можешь зашабашить молнию или ещё что, валяй.

– Не рискуйте, господин, – если ваш брат это чувствует, это опасно.

Это сказал Ках. Крестьянин стоял теперь рядом с играющими ребятами и изучающе уставился на камень так, будто воспринял Ли всерьёз.

– Да заткнёшься ли ты?! – прикрикнул на него Эйт. – Что мешаешь играть?

Он покраснел от злости.

– Сдаётся мне, господин, – смиренно сказал Ках, – вы боитесь, что я прав…

– Ли, а ну, колдуй! – сорванным голосом приказал Эйт.

Он не желал больше слышать ни звука от чудаковатого незнакомца. Младший брат огляделся, посмотрел старшему брату в глаза, воздел руки и попытался сосредоточиться. Вот бы ещё раз напугать или хотя бы развеселить родственника-тирана! Он медленно повёл указательным пальцем перед глазами, потом ещё и ещё раз, как бы плетя сеть.

Движения плавные, увлекающие. Нити, нити остаются после каждого взмаха… Ветра мало, надо ещё что-то. Ах да, есть булыжник. Его бы мысленно поднять и вплести в паутину… Зачем?

– Ли, Ли, очнись!

«Ах да! Лови», – шепчут неосязаемые губы, и ладонь кидает готовое кружево.

Эйт отлетел в сторону – прям великан невидимый толкнул его – и рухнул на землю, как мешок с мукой. Он лежал на спине в пяти шагах от камня и не отрывал испуганного взгляда от Ли.

– Отпусти, не смешно!

– А я вас предупреждал, – протянул Ках, который с интересом наблюдал за происходящим, и подал руку Эйту.

Тот принял эту руку, но не сумел самостоятельно обрести равновесие. Тело сопротивлялось, словно на нём одновременно танцевали десять Ли. Ублизнюкавру вздохнул и, без предупреждения оставив попытки помочь, отошёл в сторону.

Ли считал, что игра продолжается и все эти падения и вскрики – всего лишь часть нового плана брата, который закончится то ли тумаками, то ли подзатыльниками. Он решил играть свою роль, не думая о последствиях, рассчитывая хотя бы получить удовольствие перед неизбежным наказанием.

– Что, рыцарь, нравятся чародейские заклятия? – «пробасил» Ли. – Кажется, ты хотел молний?

– Нет! Нет! Стой! – прокричал Эйт, но поздно.

Ли занёс руку и, красочно воображая что-то огненное, вонзил светящуюся дугу в брата.

Ученик: «Учитель, а как замок может быть белым?»

Учитель: «Белый замок – это место, где проживают Белые, то есть маги. Но этого мало – они же его и построили». Ученик: «Как? Своими руками?» Учитель: «Конечно же, нет. Белые воздвигают замки белым Мастерством».

Империя Кумр

Графство Гиос

Столица графства город Гиос

Господин Этчеверрия, гость дома Ильсоров, был предпринимателем опытным и формально возглавлял отделение Гильдии магов Кумра в провинциальном Гиосе.

Честно говоря, ни должности этой, ни Лиги не существовало в природе, и хитрец короновался в гордом одиночестве. Но что делать? У каждого свои слабости.

Белый считал себя фигурой, без преувеличения, культовой. Его породистое самолюбие зашкаливало и изредка норовило вырваться из плена воспитанности. Да что там греха таить – постоянно вырывалось!

Тот факт, что старик являлся единственным практикующим магом в округе, делал его работу необычайно дорогой. В серьёзных случаях люди предпочитали приходить за помощью к титулованному специалисту, пусть даже платить полагалось по таксе, которую мэтр (так обращались к волшебникам аристократы) установил в десять золотых и ни одним меньше… Когда посыльный Инвварса Ильсора, отца Ли и Эйта, передал просьбу приехать, чтобы вылечить Эйта, Этчеверрия решил было отказать.

Он знал (практикующий маг ведает обо всем), что Ильсоры живут безвыездно в провинциальном поместье Гиоса и имеют феод величиной со столешницу, а государственный банкир Дуовр держит для них кредит, которого должно хватить лет на сто серой жизни, ручаясь, что это весь капитал семьи.

– Пусть приезжают сами, – отрезал Этчеверрия.

– Но, Белый господин, – возразил маленький посыльный,

– наш маленький хозяин не выдержит долгой дороги. Наш хоз… боль… большой хозяин просил передать, что оплатит всё…

Волшебная фраза сработала – председатель Гильдии магов Гиоса был падок на деньги. Почёсывая серебряную бороду, он осведомился:

– А сколько заплатят-то?

Старик тут же понял, что обратился не по адресу: парень вместо ответа насупился и вытянул губы, словно собирался заплакать. Конечно, он не имел ни малейшего представления о гонорарах и проездных тарифах Лиги магов.

– Э… Как там тебя… Тебе-то сколько в месяц жалования положили? – стараясь завязать беседу, закинул удочку маг.

– Ублизнюкавру Ках.

– Что?.. – невольно вскинул брови Этчеверрия.

– Вы спросили, как меня зовут, вот я вам и докладываю.

Ублизнюкавру Ках.

Аура хозяина дома пульсировала. В нематериальном мире явно свершалось нечто, ещё невиданное. Председатель Гильдии Гиоса готов был поклясться, что буквально секунду назад говорил с другим человеком – тот вроде… возмужал, помрачнел, посерьёзнел… Но – невероятно! Никто не способен за секунду, не двигаясь с места, радикально преобразиться.

– Простите, – сказал этот неожиданно повзрослевший и огрубевший мальчик, – но я к вам не только по этому делу…

– Ты что, молодой молодец, мой коллега? – удивился волшебник.

Читатель, которого удивляют прорвавшиеся в речи уважаемого человека нотки плохого стиля, должен к ним привыкнуть, потому что господин Этчеверрия не следил за красотой языка и говорил нарочито плохо, постоянно повторяя одни и те же слова в одном предложении. Правда, в моменты эмоционального порыва или пафосной речи эта особенность улетучивалась сама по себе, но пока что было не до пафоса – ситуация требовала неторопливого разбирательства.

– Нет, слушайте, не перебивая, – под губами посетителя проступали следы давних порезов. – С господином Ли произошла необычная история. Я думаю, что он стал жертвой определённого заговора. И преобразился неспроста. Вам грозит опасность. То есть миру. Пожалуйста, когда обучите своему мастерству господина Ли и сочтёте это возможным, скажите ему дословно – это важно: «Две половины – и не обижай дракона». Запомнили?

– Что ты несёшь?

– Я понимаю, что вам это трудно понять. Вы же маг, а не учёный. Но мне нужно будет время на орнитологические исследования, да и, опять-таки, создать яблоко раздора намного сложнее, чем кажется, верно? Запомните: «Две половины – и не обижай дракона». Это то, что ему надо передать, дружок. Справитесь? Всё, я, с вашего позволения, нультранспортируюсь. Аминь.

Нелепость ситуации и пристальный взгляд визитёра смущали старика. Он отвёл глаза, отступил на шаг назад и приготовился произнести речь, способную осадить нахала, но не испытанное до сих пор ощущение полного отрешения от реальности не позволило отборным ругательствам Гиоса обрушиться на голову мальчишки.

Но того, взрослого и решительного, больше не было у него на пороге. Как и в тот момент, когда маг открыл дверь, перед ним стоял трясущийся от страха паренёк с бегающими глазами и просительным взглядом.

– Всемогущий, – вопрошал последний, – так вы посетите нас или нет?

Замешательство волшебника было заметно даже смирному посыльному. Белый осматривался и бессмысленно шевелил губами. Боясь попасть под заклинание, посыльный на всякий случай сделал траурную гримасу. Но ничего не происходило.

Так канули в Лету несколько мгновений, пока маг не отыскал в себе силы спросить, стараясь не выдать своего волнения:

– А где же твой приятель, который только что со мной говорил?

Стоит отметить, что посыльного Ильсоров звали А. Это имя свидетельствует о том, что сорванцу едва исполнилось восемь лет. Он явился в Гиос засветло, не без труда отыскал дом Этчеверрии и ждал, пока именитый адресат соизволит подойти к двери.

Взъерошенный вид мастера, вышедшего навстречу с мёртвыми стеклянными глазами, его нисколько не удивил, так как ещё в деревне А внушили: от столичных леших (так всех магов именовали недолюбливающие их крестьяне) ожидать стоит всего.

Но мальчик до сих пор испытывал уверенность, что безжизненная фигура с непричёсанными волосами хотя бы в своём лешьем уме, поэтому коротким вопросом Этчеверрии он был намертво сбит с толку.

И вместо ответа он повторил:

– Вас просят приехать. Что передать хозяевам?

Этчеверрия, который по понятным причинам всё-таки хотел разобраться в произошедшем, мягким тоном продолжил допрос:

– А ты не друг некоего Каха? Должен обитать в вашей деревне.

– У нас не деревня, а феод, – робко, но с блеском в глазах возразил посыльный. – А Ублизнюкавру я могу описать. Он сын крестьян с горы.

Он запнулся.

– А вам докладывали, что Ублизнюкавру тоже там был?

– Где был?

– Ну, на горе, где маленький барин перевоплотился.

– Две половины, – прошептал хозяин дома для запоминания, – и дракон.

– Что-что? – переспросил А.

– Буду через пять дней, – гаркнул Этчеверрия и захлопнул дверь.

Путешествовал пожилой колдун нечасто, и поездка в удобной двуколке доставила неожиданную радость. Дорога была недолгой, а поместье Ильсоров можно было разглядеть ещё за лигу.

Башня гордо возвышалась, подчёркивая неровный ландшафт округи. Её древние стены, плавно перетекающие в какие-то строения, невольно внушали уважение.

Господин Этчеверрия воспрял духом. Мощь красовавшегося впереди замка не наводила на мысли о бедности. Стыдно признаться, мэтр решил, что может смело рассчитывать на дополнительную мзду.

Глубокое разочарование! Нет, замок никуда не исчез, не стал воздушным и оказался даже значительнее, чем виделось издали. Но хороших денег эти руины былой славы не сулили.

Ленники феода поселились в строении, ранее служившем надворной постройкой неопределённого назначения, скорее всего, складом. Непонятно, почему именно пожелтевшее здание сохранилось лучше своих архитектурных сестёр, но, как бы то ни было, только здесь и смогли приютиться незадачливые наследники некогда славного рода Ильсоров.

Одинокий лакей прохаживался взад-вперёд по грунтовой дороге и, едва заметив экипаж, бросился наперерез любимице мастера – лошади Маире, которая от самого Гиоса без остановок везла старца.

Естественно, первым делом Этчеверрия задал лакею вопрос о Кахе.

– Что вы, господин маг, – разглагольствовал служащий Ильсоров, – никто не посылал Каха, он сидит взаперти. Хозяин полагает, что этот тип и есть всему виной. Маленький Ли – и враг своему брату? Ха-ха! Ни за что не поверю. Деревенщина и Эйт Ильсор поссорились, так тот его и заколдовал.

– Кто кого? – Этчеверрия совершенно запутался. – Мне сказали, с дворянином Ли что-то случилось. Ведь это для его исцеления меня приглашением пригласили?

– Что вы, господин маг, не только. Мы не находим средств излечить Эйта, господин маг, но это горе. А есть и радость. Господин Ли стал… ну, лешим, что ли, и вы должны… ну как, освятить, что ли.

– Двинулись, – покачал головой волшебник. – Стал лешим. Надо ж, надо ж такое выдумать! Ладно, разберёмся. Уж точно, что одного ногами на ноги поставим, а другому мозги мозгами ввернём вращением.

Этчеверрия сообразил, что заговорился, и осёкся. Впрочем, беседа веселила и бодрила.

– А твои хозяева, – одарил он улыбкой сопровождающего, чтобы скрыть смущение, – они… не того?..

– Чего, господин маг? – спросил крестьянин настороженно.

– Ну, давно такие слухи распускают? А не замечал, что там они пьяные по двору голыми бегают или с нетрадиционной любовью борются?

– Что вы, господин маг…

Волшебник прервал спутника жестом. Приятное расположение духа настраивало на оригинальный разговор:

– Ещё раз скажешь: «Что вы, господин маг», превращу в лягушку.

Хозяин поместья вышел сразу же, как только принявший всерьёз угрозу перепуганный лакей доложил о приезде именитого гостя.

Вид у слуги был вымученный, а улыбка – искусственной. Инвварс Ильсор протянул руку. Гость же, вместо того чтобы без затей поздороваться и пройти в дом, значительным голосом, чудесным образом отозвавшимся во всех уголках

дома, протрубил:

– Послушайте, милейший, переводится ли на человеческую речь чепуха, поведанная мне вашими слугами? Клянусь клятвой неба и великого круглого Круга, что подобные дела меня лишь отвлекают! Я, конечно, излечу молодого молодца в считанные минуты, не будь я главой Гильдии магов благословенного Гиоса, но, круглая клятва вам, как-то по-детски, несерьёзно это… Давайте посмотрим смотром хоромы ваши.

И маг сам пошёл вперёд, чуть ли не расталкивая приветствующих его хозяев.

Удостоив непродолжительным вниманием Эйта, спешно уложенного на просторную кровать в углу патриархальной, бедно прибранной комнаты, Этчеверрия погрузился в глубокий транс, а, чтобы окружающие не подумали, что он ленится, параллельно запустил одну из своих любимых иллюзий: светящиеся спиралевидные шарики. Выйдя из рабочего состояния, волшебник разошёлся не на шутку. Он объявил, что активной Ауры нет не только в спальной комнате, но и во всей округе. Следовательно, травма, полученная мальчишкой, совершенно обычна и не имеет ничего совместного с Ремеслом. Если же его наниматели в такой же мере богаты, в какой глупы, то он не возражает против чудачеств смертных. Оно и лучше: один момент – и готово!

Семья выслушала белую проповедь, стоя на внутренней позиции большинства молящихся, то есть не вникая в суть.

Альда толкнула мужа и прошептала:

– Может, представляется случай сэкономить деньги?

– Как – «сэкономить»? – насупился Инвварс. – Отказать и выпроводить из дома? Давно куриные перья не примеряла? Превратит ведь, не задумываясь! Молчи, женщина, лучше будет.

Говоря всё это так, чтобы необычный гость не услышал, оба беспрестанно улыбались и каждые десять секунд кивали головами.

Этчеверрию трудно было обмануть натянутой приветливостью. Он прекрасно понимал, о чём беседуют хозяева и на что они рассчитывают. Пора заканчивать с людскими сомнениями и браться за дело.

И вот тут началось…

«Момент», которым бравировал мастер, заставил себя ждать. Наступил вечер, а затем ночь. Работа не спорилась. Эйт по-прежнему не мог двигаться, не хромая. Под утро окончательно обессилевший маг признал поражение.

– Разве ничего нельзя сделать? – Инвварс Ильсор был расстроен, но старался спрашивать сухим, безразличным голосом.

– Ничего.

Этчеверрия оглянулся. В углу справа от него плакала Альда.

– А где ваш Ли? – спросил он.

– Ли! – окликнул сына Инвварс.

Молодой «леший» тут же появился – видимо, из соседней комнаты, располагавшейся за спиной гостя. Он загнанно улыбался, курчавые золотистые волосы сегодня не встречались с гребешком. «Практически живой страх», – сформулировал про себя гость. И на самом деле руки младшего Ильсора безостановочно исполняли какой-то редкий ритуальный танец с пуговицами халата.

– Ну, как себя чувствует молодой Белый? – ласково поинтересовался Этчеверрия.

– Так он всё-таки маг? – в голосе Альды предательски прописалась надежда.

Эйт опёрся на локоть и посмотрел на брата. Ни от кого не ускользнуло, что взгляд больного ласковый, а не злой.

– Нет, не наш птенец, – волшебник расстроился, что ничем не способен облегчить душу хозяев дома. – Здесь нет Силы. Смиритесь. Ваш наследный принц упал с камня, ударился – вот ему и причудливо причудилось с молнией…

– Я в него молнией стрелял, – неожиданно смело выпалил

Ли.

– Заговорил, – усмехнулся старый мастер. – Нет, дорогой. Ты заснул сном во время игры, а у твоего родича редкая невосприимчивость к магии. Поэтому лечение будет постепенным. Так бывает, через пару лет ногу чинно починю, а пока пусть хромает, как хромой… Это единственное, что могу вывести из ваших данных. Но что точно – совсем точно: среди нас есть лишь один одарённый – не два и не три…

– Может быть, маг не Ли, – предположила У, – а крестьянин Ках?

Все заметили, что мэтр вздрогнул…

– Я с ним потолкую, – сказал он и командорскими шагами направился к двери.

– Куда вы? – хором спросили Ильсоры.

– В подвал, конечно. У кого ключи?

Инвварс немедленно последовал за своим гостем. Не сговариваясь, это же сделали и остальные.

Ублизнюкавру сидел на пучке соломы и рассматривал неинтересный потолок. Иного занятия в заточении не было, разве что ждать сестру Ли У, пока она принесёт еду. На появление хозяев дома и представительного седобородого старика парень не отреагировал, точнее бессмысленно кивал головой то ли в знак приветствия, то ли подсчитывая число прибывших. Входили по одному, и, благодаря тому что волшебник спешил, по пути к импровизированной тюрьме образовался целый легион: впереди – Этчеверрия, чуть отставая – Инвварс, потом Ли и женщины, а замыкали шествие двое слуг с Эйтом на руках.

Вновь прибывший господин не вызвал у Каха никаких эмоций, хотя он сразу понял, кто перед ним.

– Ты меня помнишь? – нерешительно начал мастер.

– Нет, – ответил мальчик, – я никогда раньше вас не видел.

Все ожидали, что свежеиспечённый следователь немедленно уличит негодяя во лжи, но он спокойно продолжал допрос:

– Ты виновен в беде, постигшей этого мальчика наверху? Нет, – так же спокойно, в тон ему отвечал Ублизнюкавру. Волшебник торжествующе улыбнулся Ильсорам. Те поняли, что допрос окончен, и были изумлены скоростью, с которой председатель Гильдии Гиоса вынес вердикт.

– Он говорит правду, – подтвердил маг. – Я бы почуял враньё. Отпустите юродивого, и так натерпелся, родимый.

Инвварс кивнул. Первой развязывать Ублизнюкавру побежала У.

– Я же говорила, – шепнула она на ухо пленнику, – не все из этих такие уж звери.

Этчеверрия не задержался у Ильсоров, он собрался и быстро уехал, обещав, правда, ещё заглянуть.

Один раз в году Белый заезжал к Ильсорам: поначалу придумывал предлоги, а потом – просто так. Старик сам задавался вопросом «зачем» – ответа так и не нашёл. Ему, одиноко прожившему две человеческие жизни, не к лицу было признаваться в привязанности к небогатым смертным.

Возможно, его привлекала атмосфера дома Ильсоров: затягивающиеся сверх меры вечерние беседы с Инвварсом или стряпня его жены… Сама жена? Кто знает?

Магия постепенно действовала. Эйт, хотя и заметно хромая, начал ходить. Он не утратил ни весёлого нрава, ни детского задора. Пожалуй, даже внимательнее относился теперь к близким. Вообще, со стороны могло показаться, что трагедию пережил не он, проведший несколько месяцев в постели, а Ли. Последний стал замкнутым и невесёлым. И хотя Эйт с магом в один голос уверяли, что его вины в случившемся нет, да и быть не может, мальчишка упрямо продолжал пялиться в землю, никогда во время подобных диалогов не поднимая глаз.

В тот день семья как раз прощалась с Белым, в очередной раз покидавшим Ильр. Двуколка Этчеверрии уже стояла, готовая к путешествию.

Пригласили к завтраку. За едой по традиции шёл неторопливый диалог. Маг, обычно с упоением поглощавший жаркое Альды, ел мало и улыбался семье, которую уже воспринимал как родную. Он пристально разглядывал Эйта, Инвварса и прочих.

– Слушай, – сказал он неожиданно Ли, – а что, если тебе перебраться в Гиос? Дом у меня приличных размеров, домашний такой, ты смог бы с моей протекцией школярничать в школе, а потом, глядишь, в чиновники тебя определим, да и пособить мне по хозяйству. Я уже старый старик. Кто ведает, что случится?

«Старый старик» заговорщицки подмигнул.

Все были поражены и долгое время не могли собраться с мыслями.

Волшебнику стало ясно, что молчаливое обсуждение затянется, и он принял решение поддержать Ильсоров: шевельнул губами, пробормотал заклинание, и по лицу хозяев поплыли довольные улыбки. Лишь упрямый юнец по-прежнему сохранял пасмурность духа. «В этом доме мои чары не действуют», – внутренне удивился Этчеверрия.

– А что, Ли, идея-то неплоха! – весело воскликнул Эйт. – По крайней мере, я буду спокоен, что с дедушкой…

Он осёкся и покраснел.

– Простите, мастер. Я хотел… ну, выйдет здорово, если Ли окажет вам посильную помощь.

Маг кивнул и снисходительно улыбнулся.

– Договорились, – подытожил Инвварс.

– Благодарю вас, господин председатель Гильдии, – он встал из-за стола и торжественно обвёл семейство взглядом.

– Мы охотно принимаем вашу любезность, но оплачивать обучение сына мы способны сами.

– Конечно, я так и полагал.

Графство Гиос

Столица графства город Гиос

Десятый день лета, на первый взгляд, мало чем отличался от остальных.

Впрочем, нет, всё-таки отличался: во-первых, на улице бушевала сильная гроза; во-вторых, с этого дня Лиас решил не посещать городскую школу. Сколько можно: двадцать один год исполнился. Назидания Червоточины Квика уже порядком приелись, а больше из храма науки вынести было нечего. Учили считать и писать – ну и, конечно же, уважать старших. Чего ещё-то?

Да и Этчеверрия был не в восторге. Смертные, по словам мастера, получив знания, используют их только для совершенствования оружия. Бред какой-то.

Навязчивый текст детской считалки снова посетил его, напоминая обо всём, что было ему мило в прошлом:

Ученик мага вздохнул. За окном чёрное грозовое небо прорезала яркая вспышка света, и мир тут же содрогнулся: кто-то задействовал раскатистый гонг. Пузатый приживала

– кот Ксенофонт – испуганно вскочил с дивана и попытался запрыгнуть человеку на колени.

Без предварительного разбега, которым хитрюга в последнее время бессовестно пренебрегал, затея была явно обречена на провал. Он так и остался у подножия обитого велюром кресла, скорчившись и мяукая.

– Что, усатая зараза, разъелся? – Лиас брезгливо посмотрел на кота. – Говорил тебе: не тронь говядину. Так нет же, сразу всё слопал, а запас, между прочим, на неделю.

«Зараза» опустил морду: мол, раскаиваюсь, но ученик Белого понимал: принеси прямо сейчас говядину, и Ксенофонт сожрёт… За окном снова полыхнуло. Кот боязливо прижал уши.

– Ладно, так и быть, на этот раз я тебя подниму, однако предупреждаю: потолстеешь ещё – скажу мастеру, что ты мышей не ловишь, да ещё и нахально объедаешь нас.

Лиас двумя руками – одной ему было не справиться – схватил своего мурлыкающего собеседника и торжественно водрузил себе на ноги. Ксенофонт тут же устроился поудобнее и затянул песню.

Лиас погладил лентяя. Оба долго глядели в окно, за которым шёл мощный летний ливень.

Тугие, тяжёлые струи воды бились о стекло и тут же разлетались в стороны. Они убаюкивали не хуже, чем равномерные попытки капель прорваться через крышу в гости. Юноша слушал эту симфонию в исполнении природы и рассуждал о наболевшем.

«Мастер говорит: никто не виноват. Да и Эйтр зла не держит. Оба верят, что я чист, ни при чём, случайность. Может, и так… Эйтра жалко вдвойне. Я – сволочь. Ведь никому не рассказал, что велел брату охрометь на холме. Трус».

На столике рядом лежала старая газета, видимо, одна из тех, которые изучал Этчеверрия. Газета называлась «Волшебное слово» и в целом была посвящена науке о колдовстве, в которой молодой человек не понимал ни слова. Но иногда печатали и кое-что, интересное Серым.

Вот сегодня Лиаса заинтересовала одна статья, очень необычная. Автор с восторгом писал о том, как попали впросак гномы из Иргольда. Каким-то образом к ним сумел пробраться мальчишка. И мало того, что почти год прожил у мастеров в подземных пещерах, так ещё и вынес оттуда золото для императора Кумра – сундуков двести-триста. Жёлтые обнаружили лазутчика только тогда, когда и след его простыл уже. Автор впадал в радостный пафос: гномов никто не любил, но чтобы их так вот взял и провёл за нос смертный! Конечно же, газета сочувствовала императору Кумра Круимрару и радовалась, что казна государства увеличилась чуть ли не в два раза после такой операции (мастера добывают особый вид золота, который в два или три раза дороже обычного). Мальчишку-смертного, который оказался способен на такой необычный подвиг, звали Атцель. Он исчез в неизвестном направлении – по слухам, сбежал в Мангольд. Естественно, гномы приговорили его к смерти.

И, самое интересное, этот паренёк тоже был из Гиоса. Статью опубликовали с сильным опозданием – всё это случилось уже несколько лет назад.

«Надо же, как интересно: судя по датам, это мой ровесник». Мысли перекрыл грохот дверей.

«Вернулся», – сообразил Лиас.

Манера хозяина дома открывать двери являлась поводом для зависти всей графской гвардии. Среди этих со временем ожиревших и отупевших «героев» достойным собутыльником считался лишь тот, кто умел «как следует» заявиться в пивнушку. По их мнению, зайти в зал – особое искусство. Простолюдины могут скромно просочиться внутрь, а настоящий, видавший виды боец долбанёт по препятствию так, что добропорядочные (и не только) обыватели от страха выпустят из рук сосуды с пенистым элисом.

Этчеверрия нашёл в этой традиции какой-то одному ему понятный азарт и захотел принять в ней участие – с некоторых пор в хорошем расположении духа он нет-нет, да и шмякал дверьми, пугая соседей и окрестных собак. Безусловно, не без помощи магии (проще говоря, лукавил и хитрил), но тем не менее снискал широкое уважение в кругах местных гвардейцев. Старый волшебник обзавёлся эксклюзивным непередаваемым тембром – что-то вроде предсмертного визга поросёнка. На эту какофонию равнялись все гвардейцы, она была идеалом, символом успеха в жизни… Практическая же польза эпатажа состояла в том, что и повара изучили манеру прихода Этчеверрии и начинали готовить его любимые блюда задолго до заказа.

Пока Лиас размышлял, учитель успел скинуть дорожный плащ, даже не промокший под проливным дождём, и направился в «комнату мальчукового мальчишки», как он называл обиталище «воспитанного воспитанника».

«Мальчишку» волшебник застал сидящим в кресле с Ксенофонтом на руках. Мастер никому не признавался, но кота страшно ревновал и лелеял мысль завести ещё и кошку, которая в отместку ленивому обжоре принципиально не глядела бы в его (котову) сторону, уж Этчеверрия постарался бы!

– Молодой человек, – начал ещё со ступеней Белый, – хочу тебя радостью обрадовать.

Когда хозяин дома вошёл в комнату, Лиас спустил кота на пол, а сам выкатил из угла второе кресло. Маг рассеянно кивнул и, заняв положенный ему «трон», продолжил:

– О чём я? Ах да. 3автра, – он выдержал паузу, – мы едем к твоим родным родственникам.

Он выразительно посмотрел на Лиаса, стоявшего в трёх шагах. Что-то в лице подопечного показалось ему неправильным.

– Не вижу радости. Ты что, не хочешь увидеться с давно невидимыми родными? – голос Этчеверрии приобрёл неодобрительные оттенки.

– Не-а, – сказал Лиас, затем одумался и добавил поспешно: – Конечно, хочу.

– Тогда к чему эта кислая мина?

– Полагаю, мастер, что вы знаете…

– Опять за старое старьё, – Этчеверрия всплеснул руками.

– Ну сколько тебе внушать? Выкинь чушь, которую ты с таким упорством лелеешь, из головы! Иначе, клянусь Кругом, я тебе помогу! И прекрати своё «не-а»! Какими занятиями они только занимаются в твоей занимательной школе? Садись.

Маг повелительно указал на кресло, и оно, метнувшись вперёд, резко подсекло Лиаса. Потеряв равновесие, ученик зашатался и, нелепо подстраиваясь, рухнул на подоспевшую мебель. Виновник происшествия улыбнулся.

– Прости, не хотел причинить тебе неудобства, так неудобно получилось.

Лиас взглянул на учителя исподлобья, недовольно хмуря брови. Этчеверрия перестал улыбаться.

– Послушай меня, я не могу читать мыслей…

– Не-а…

– Не перебивай! Надо запретить тебе слоги «не» и «а» – представляешь, большой смех будет!

У учителя здорово получилось подражание ослиному рёву. Но при этом он потерял нить разговора. Чтобы потянуть время, волшебник по привычке подошёл к коту и погладил любимца.

– Неправда ли, коты и кошки как-то по-котячьи хороши? – заметил владелец кота, кресла и дырявой памяти якобы вскользь.

Лиас не понимал, что от него ждут помощи, и не сводил с учителя огромных покорных голубых глаз.

Пришлось сдаваться.

– Забывчив я стал. Второй раз должен спросить: о чём я речь вёл?

– Вы не умеете читать мои мысли…

– Спасибо. Да, не читаю мысли, но могу различать настроения. И за десять лет, что ты живёшь здесь, не раз пытался разобраться в твоих сложностях. Скажу честно, ничего не получилось.

Лиас рискнул сориентироваться в наболевшем…

– Если вы не умеете проникать смертным в душу, то как можете уверять, что там нет ни капли магии и я не стал причиной той проклятой молнии?

Наставник усмехнулся.

– Видишь ли, если бы ты владел властью, нет, не Силой, но хотя бы ощущением, то не задал бы такого дурацкого вопроса. Понимаешь?

– Не-а.

– Прекрати! – взревел колдун.

Лицо его побагровело, волосы синхронно побелели – признак нерядового волнения…

– Ещё одно «не-а», и вкусишь плетей, клянусь Кругом! Столько лет не могу отучить тебя от этой отвратительной деревенской привычки! Ты мой ученик, а не пастух…

– Простите, мастер… Этчеверрия смягчился.

– Магия мага как воздух: дышишь – не замечаешь, испорти – сразу сообразишь, что кто-то гадко нагадил.

– Да?

– Что «да»?

– А если нос недостаточно чуток? – наивно спросил Лиас и сразу же понял, что допустил ошибку. Губы Белого изогнулись, и кресло с грохотом вылетело из-под зарвавшегося квартиранта.

– Ты позволяешь себе, негодный недомерок, намекать на мою несостоятельность! – ласково зашипел Этчеверрия.

– Не-а, – попытался ответить ученик, но договорить не успел – внезапное падение, и вот он недоуменно трясёт головой, чувствуя, как незримая длань тянет его к стене, где десятилетиями неподвижно висел портрет достопочтенного старца.

– Не-а! – громоподобно заблеял протагонист шедевра, освещённый, словно горящий шар на праздник Круга, яркими злыми лучами, и воздел руки…

– Не-а!

И в тот же миг Лиас ударился о стену.

Тут же потемнело в глазах, и кто знает, что учинил бы разгневанный не на шутку Белый… По счастью, в дело вмешалось провидение. Оно явилосьвобразе вышеупомянутого портрета, который, не выдержав бури страстей, вызванной задетым самолюбием, рухнул, угодив аккурат прямо в темя полуживого ученика.

Империя Кумр

Графство Гиос

Поместье Инвварсена Ильсора

«Тук, цок, цок, цок», – возникли на границе сознания звуки. «Цок, цок, цок, цок…»

Лиас неосторожно пошевелился. Острый приступ боли мгновенно прояснил затуманенный разум. Ученик мага медленно приоткрыл один глаз.

«Так и есть – карета. Всё-таки потащил с собой. Похоже, я переборщил с болтливостью. Голова гудит жутко, и рёбра ломит. Здорово он меня. Ну да ладно, сам виноват. Помню же, что не терпит критики, а лезу».

– Очнулся очно, вот и молодец молодцовый! – громко пропел волшебник. Он сидел в углу кареты на мягком диванчике и не отрываясь глядел в окно.

Лиас обратил внимание, что старик при параде. Бирюзовая хламида, манжеты, отвороты вышиты сложным серебристым орнаментом… Материал при любых обстоятельствах оставался сверкающе-новым, будто только что из лавки. Что скажешь, магия!

Волосы мастера перехватывал золотой обруч, они свободно лежали на плечах. Ровно, прядь к пряди. Лицо Этчеверрии выражало полнейшую расслабленность и радушие. Борода была аккуратно подстрижена и отливала ровным серебристым цветом, как и глаза, чего-то от Лиаса ожидавшие.

– Добрый день, учитель, – юноша попытался расслабить затёкшие мышцы. – Ой!

«Дела-то хуже некуда».

– Добрый день? И всё?

– Не… Нет, не всё. Простите меня. Я не хотел навлечь ваш гнев. Я признателен за поддержку, оказанную вами моей семье и мне…

– Достаточно, скоро скороговорные извинения извинены, – сказал растроганный с виду волшебник и опять отвернулся к окну.

Мелькали кусты, хлюпала грязь, проплывали деревья

– одинаковые солдаты ненужной армии. Утомлённый ландшафтом пострадавший, ни на минуту не забывавший про страдания, осмелился попытать счастья:

– Господин, а вы точно больше не сердитесь?

– Я повторяюсь: извинения приняты, – буркнул Этчеверрия, недовольно нахмурив брови. – Чего ещё?

– Понимаете, мастер, это… – Лиас замялся. – После вчерашнего. Ведь это было вчера, верно?

– Ну?

– Ну, я неважно себя чувствую.

– Ещё бы, «неважно», – мстительный дед захихикал и, подняв руку, стал по очереди загибать пальцы. – Два ребра поломаны – раз, голова почти долой – два, плечо вывихнуто – три, плюс ушибы… Короче, тебе и должно быть худо. Только, скажи на милость, чем я, немощный, могу помочь?

Лиас понял: маг нарочно тянет время.

– Конечно, я виноват…

– («Конечно, он виноват!»). Пой песни радости, что тот портрет свалился на дурную башку. Если б не он, я бы кому-то по-настоящему всыпал… А так вроде как с меня зло сдуло сразу дуловом. Ничего, научишься уважать возраст. Поболеешь, подумаешь… – старик резко оборвал монолог.

– А зачем тогда домой едем? На посмешище? Бросили бы в городе. Недели через две, аккурат к вашему приезду, оклемался бы. Глядишь, опять рёбра ломать впору.

– Дерзко дерзишь, – спокойно сообщил Белый. – Везу тебя, дурака, не потому что охота любоваться, как ты ползаешь на четвереньках перед родными, а потому что скучают они. Ты же там год не появлялся, хотя сердце рвано рвётся. Дурак, одним словом.

– А кому я дома нужен? Родители меня к вам отправили, особо не сомневались. Эйтр не горевал. Езжай, мол, Кругом тебе путь.

Мягкая голубая подушка сорвалась с дивана, на котором сидел Этчеверрия, подпрыгнула и, погладив Лиасово плечо, упала ему под ноги. Острая боль пронзила на секунду тело. Юноша с вызовом посмотрел на мага. Но тот лишь покачал головой, погрозил пальцем и тихо сказал:

– Темнишь, тёмная бестия.

Дальше ехали молча. Лиас уже видел контуры древней башни, когда лошади, постепенно замедляя шаг, остановились.

Маг пробормотал:

– Ну вот теперь пора лечиться.

Лиас – ему было не до сна – с недоверием смотрел, как старик расстегнул дорожную сумку и, перебирая содержимое, выразительно шевелил губами. Наконец Этчеверрия отыскал нужную вещь: маленький острый кинжальчик из неопределённого тёмного металла. Словно игрушечный, он целиком помещался на обычной человеческой ладони. Длина лезвия насчитывала около полутора дюймов, а эфес венчал небольшой бриллиант.

– Снимай рубаху.

Лиас честно попытался выполнить приказ, но потерпел фиаско. Правая рука слушалась, да вот каждое её движение приводило к резкой боли в боку. Что до левой, то она висела плетью и не отзывалась на команды мозга. Этчеверрия вздохнул, наклонился, легонько дёрнул за край рубахи, и та послушно сползла с молодого хозяина неровными белыми лоскутами.

– Так вот, мой милый, – начал маг, – за свою жизнь я врачевал целую тьму увечий и хворей. Причём хочу вам доложить, что все из них лечил разными методами. Как ты и сам прекрасно знаешь, способ способу рознь. Возюкаться мне некогда – твоё исцеление будет быстрым.

Закончив тираду, Этчеверрия присел рядом с Лиасом, ощупал его, добавил:

– Хорошо, бицепс рабочий, – и, коротко размахнувшись, вонзил сталь в тело ученика.

Юноша резко дёрнулся, напрягся – и ощутил собственную бледность.

– Да, да. Очень неприятно, – проворковал новоявленный хирург, делая пассы руками.

Лезвие кинжала понемногу выходило из раны, края которой моментально затягивались. Последнее движение, крик – и генезисный амулет исчез в сумке мастера.

– Вот и всё. Ну?

Лиас проверил подвижность ладоней. Сначала левую, затем правую, повертел корпусом.

– Спасибо! Вы гений.

– То-то, не забывай этого, – довольно произнёс старик и добавил: – Оденься-ка в одежду, как подобает. Твои вещи сзади, в коричневом сундуке.

Поздно вечером в гостиной Ильсоров состоялось шумное застолье. Душой компании был волшебник. Он сидел на почётном месте главы семьи.

– А недавно ещё такой случай случился, – тостовал изрядно подобревший маг, лишь изредка повторяя слова, что придавало истории неожиданную точность и лаконичность, но здорово смущало слушателей. – Приехал ко мне человек, отрекомендовался как господин Бочар и подал записку от графа. А там его сиятельство просит: мол, так и так, помоги другу, в долгу не останусь. И что, думаете, он хотел?

Этчеверрия многозначительным взглядом обвёл собравшихся.

– Чудик велел напугать собственную жену! Да, идиотское поручение. Ну, я вначале не понял – говорю: зачем и всё такое. Но граф, не откажешь… В общем, согласился. Ехать пришлось далеко, почти до Триполи. Посредник оказался купцом, официальным поставщиком двора. По дороге он поведал, что его сиятельство подозревает свою благоверную в измене и, чтобы выяснить правду, готов на любые расходы. Ну и вот, сижу в родовом имении, жду греха. Муж, само собой, уехал устраивать насущные дела деловые, а меня представил как нового садовника.

– Садовника? – звонко засмеялась Уин.

Рассказчик изобразил смущение.

– Ну, я сразу ему пояснил, что в звонкую монету это влетит, а тот бровью не повёл, хотя сто золотых даже для графа немало…

Маг кашлянул, сделал глоток брина и, внутренне философствуя, размышляя, какой ущерб нанесла подопечному потеря сотни золотых, поковырял вилкой в жарком.

– И что было дальше? – вмешался Эйтр. Этчеверрия встрепенулся и энергично продолжил:

– Так вот, прошёл день, затем другой – ничего. Думаю: обознался его сиятельство, а вот на третью ночь чувствую: не одна дама. Я наспех скомпоновал инструменты – и бегом в хозяйский дом, как договаривались. Подозрения оказались не напрасны, вот я и принялся за чудеса. Сделал по высшему разряду: оценил Ауры, добавил в них беспокойства и ужаса, чтобы дозрели, создал фантомов, а потом вдарил по полной программе.

– Здорово, – с восхищением произнёс Инвварсен. Мастер гордо придвинул к себе тарелку с салатом.

– Не хочу хвастать, но был и вой замогильный, и черепа над головами, ну и всё в том же духе. И отмечу, что девица ничего держалась, а вот полюбовник её оплошал, задрыгался, даже на помощь звать начал. Тут я и кумекаю: а чего ж недоумок так орёт в чужом доме? Прям ошалел: кричит, Рика зовёт. Сначала я не понял, кто это, а потом меня осенило: Рик – здоровенный детина, который за хозяйскими собаками ухаживает, убьёт же чужого, если явится. Присмотрелся я к орущему, ну, не глазами, а как умею, да так в слёзы и бросило от веселья. Полюбовник, выяснилось, сам муж! Мы с ним столковались, что он, пока я у него дома, в гостинице поживёт. Два дня всё шло нормально, а на третий клиент неплохо погулял. Явился прям супруге про любовь втирать и всякие глупости делать…

Ильсоры дружно рассмеялись.

– Вот так-то! – волшебник довольно улыбнулся. – Не пейте питьё, дети, а на старика старого не ориентируйтесь: я своё пожил, мне нестрашно.

– Да, чего только с людьми не делает эта зараза, – вздохнула Альдарина и погрозила кулаком мужу, подобно гостю, тоже изрядно окосевшему.

– Кстати, брат, – Эйтр улыбался, – как развивается твоё имя? Мы же стали старше – заслужили привилегии по четыре буквы иметь. Какую ты осчастливишь? Только без «не-а».

– «А», – смущённо ответил ученик мага, который давно уже себя величал по-новому.

– Ну и что получается, сын? Алис, Лаис, Лиас – или Лиса? Надеюсь, не последнее, – оживился скучавший до этого момента Инвварсен.

– А получается третье, – невпопад встрял в разговор Этчеверрия. – То есть Лиас. Так я вам скажу…

Над столом повисло молчание. Домочадцы внимали гостю, ожидая чего-то необычного и значительного. Но мастер сосредоточился на поедании мяса и продолжал чавкать в полной тишине до тех пор, пока Уин не кашлянула, словно поперхнулась.

– А я потом возьму «о», – сказал Эйтр, очнувшись от звука её голоса, – и буду Эйтор.

Лиас улыбнулся.

И тут разошёлся Этчеверрия:

– Вообще, парень – прорва. Учителя дурня этого хвалят, да и я не в обиде – помогает, рассудителен не по летам. Вот и сейчас, – маг нехорошо улыбнулся, – трясётся, разболтаю я наши маленькие тайны или нет?! А мне-то что? Конечно, разболтаю. И не про считалочки речь пойдёт, которые очень сомнительны… Как там у вас?

Он хихикнул, встал, покачнулся, неровной походкой подошёл к братьям и занял позицию за ними.

– Вот Эйтр меня уважает, а ты, – гость хлопнул своего протеже по плечу, – дерзишь иногда.

– То есть как? – поднял голову Инвварсен. – Мой сын дерзит вам?

– Стоп, стоп, стоп, – промямлил маг и, указав на хозяина жирным пальцем, добавил: – Договорились же на ты тыкать.

– Извини, друг, забыл, – глава семьи тоже встал и, облокотившись на спинку кресла, пригрозил сыну кулаком. – Ух, если что!

– Вот-вот, – согласился «друг».

Он повелительно щёлкнул пальцами и педантично проследил, чтобы ближайший полный бокал, а именно бокал Альдарины, послушно промаршировал к нему в руку:

– А то пытается задурить мне ума моего палату. Ишь ты, чародей выискался, не по зубам, видите ли, моему носатому носу.

– Чушь получилась!

Все с удивлением таращились на Уин, снова позволившую себе вмешаться в беседу за столом без разрешения.

– Не понял… Дитя, разъясни.

Этчеверрия по кругу обошёл присутствующих, напряжённо переживавших момент, занял пустовавшее место и внимательно посмотрел на девочку, не привыкшую к такому пристальному интересу. Самая младшая из Ильсоров густо покраснела, но объяснилась с достоинством аристократки:

– Я хотела… ну… Лиас не может быть по зубам вашему носу. На носу зубов нет.

Она смущённо улыбнулась.

– А это как знать! – захохотал маг, и на глазах у всех благородный облик почтенного лица стал преобразовываться: тридцать две пластины прорезали старческую кожу и выглянули стройными рядами по сторонам носа.

– Ой! – вскрикнула от неожиданности Альдарина.

Испуганная хозяйка, возраст и внешний вид которой ещё давали повод любому, даже неуклюжему движению казаться кокетливым, выронила вилку и закрыла глаза руками. Пожилой шутник театрально поклонился, и его нос приобрёл привычные очертания.

– Лишь иллюзия, но она многое объясняет. Вот так-то, юная леди, не уподобляйтесь своему братишке. Да и что за слово такое словарное – «чушь»? – Этчеверрия покачал головой. – Вам, право, не к лицу. А то выйдете в свет и будете, как мальчуган этот мальчуковый, лепить всякие небылицы про молнии и колдовские сети. Я ещё понимаю, когда придумывают дети!.. – маг беспомощно пожал плечами.

И вот тут Инвварсен, сам того не желая, произнёс фразу, навеки изменившую жизнь семейства Ильсоров:

– Конечно, на правду не похоже.

– Правду? – взъярился подвыпивший Белый, который эти слова воспринял на свой счёт. – Что десятилетний недомерок сумел провернуть заклинание высшей сферы, да притом так, что мне, дотянувшему до полутора сотен циклов природы, и пощупать нечего? Или правда, что я ни на что не годен?

Судорожные попытки дворянина оправдаться ни к чему не привели – скорее раззадорили гостя.

– Ну, удружили, ребята, честь имею! – он кивнул сразу всем, резко отбросил бокал, со звоном разбившийся о стену, и при полном молчании Ильсоров (правда, у Уин радостно горели глаза) направился к выходу.

Лёд тишины разбил старший сын оплошавшего аристократа.

– Мастер, простите нас, – поспешно вмешался Эйтр. – Очевидно, насчёт магии Лиаса – это глупость, но если дело не в нём, а в артефакте?.. Может, народ не зря холм Ведьминым называет? И потом, с нами был тот мальчишка…

Волшебник, как вкопанный, остановился у двери. Последующие фразы он говорил не поворачиваясь, упёршись взглядом в дорогую картину, изображавшую то ли охоту, то ли рыбалку.

– И ты с ними… Ладно, собирайтесь, едем. И Каха зовите.

– Куда? – не понял Инвварсен.

– На холм, гоблин его унеси, а не то вы меня в гроб вгоните своими догадками и подозрениями и сами в беспокойстве рядом ляжете! Едем!

– Да куда же? Ночь на дворе! – всплеснула руками Альдарина. – Утра дождёмся, и все…

Но разбушевавшийся гость решительно отверг робкие возражения.

– Утром протрезвею и забуду – для такого дела лихость нужна. Ну, ребята, идёте? Или мне вести вас силой?

Лиаса, давно мечтавшего о такой поездке, дважды приглашать не пришлось. Ученик неоднократно упрашивал своего покровителя посетить холм, тем более что было это по дороге в Ильр, куда Этчеверрия наведывался всё чаще и чаще. Мольбы не приносили успеха – маг высмеивал его:

– В округе существенной Ауры нет.

Впервые за много лет подвернулась такая удача, и юноша, любопытный от природы, никак не хотел упускать синицу из рук. Он тихо, чтобы лишь они двое могли слышать, сказал:

– Не бойся, так лучше.

Эйтр поднял голову и впервые за долгие годы встретился с Лиасом глазами.

А во дворе творилось нечто невообразимое.

Выйдя из дома первым, господин Этчеверрия проследовал на середину двора, где, заняв удобное место, торжественно произнёс заклинание животной покорности. Только вот спьяну он что-то напутал, и домашняя скотина рванула из сараев, спеша на эзотерический зов, как на цирковое представление. Скрипели затворки, в воздухе вращались, описывая замысловатые круги, перья, наседки бежали, клювами подталкивая редкие уцелевшие яйца… Действо напоминало падение наковальни на курятник.

Вслед за этим, не к ночи будь упомянуто, нашествием, с удивительной быстротой вынырнув из тени, явились и крестьяне. Они шли в тишине, явно испытывая неприязнь по отношению к старику в белом, и тащили на всякий случай кто косу, кто вилы, а некоторые могли похвалиться даже странными орудиями, напоминающими палицы. Достигнув границы дозволенного, то есть пункта, откуда было безопасно смотреть на пьяного мастера, они пока что ничего не предпринимали.

Этчеверрия нетерпеливо ожидал прибытия неосёдланной конницы. Завидев, помимо собственной Маиры, каких-то посторонних скакунов, целый табун, несущийся от перелеска, маг зычным голосом заорал:

– А ну, стоять, отродье!

«Отродье» проигнорировало устный приказ и как ни в чём не бывало продолжало мчаться, чтобы поступить в услужение разгорячившегося колдуна.

Затуманенный разум принял единственно верное решение: виновник беспорядка воздел руки к небу и со словами:

«Сейчас я вам…» – метнул в лошадей сноп огня, к которому приревновала бы добрая сотня драконов. Это помогло. Животные погибали десятками.

Инвварсен, опомнившись, бросился к Этчеверрии, умудрился обхватить его сзади и повалить, чем отвёл беду от двух-трёх кобыл. Из дома выбежали наконец Эйтр с Лиасом.

– Что случилось?

Маг, отрезвлённый не столько приёмом Ильсора-старшего, сколько появлением своего ученика, вскочил на ноги. Он оглянулся вокруг, пробормотал что-то про извинения, дряхлость, ту, что хуже гоблина, и громогласно пообещал кому-то привести всё в порядок.

Обыватели конюшен и загонов отреагировали незамедлительно: прекратили бесцельно носиться и, построившись в ровные ряды, народным фронтом отправились восвояси. Направляли это шествие, конечно, свиньи и петухи

– кому же ещё?

Толпа крестьян после лёгкой потасовки, оставшейся вне поля зрения благородных, выплюнула на первый план переговорщика. Он, явно не по своей воле получивший должность оратора, робко обошёл Белого и, остановившись на подчёркнуто уважительном расстоянии от присутствующих, промямлил, обращаясь к Ильсору:

– У вас всё хорошо?

– Кажется, да, – неуверенно ответил владелец замка.

– Я Джил, плотник. Мы… это… за скотинкой.

– Вон! – подал голос отдышавшийся маг. – Позже, дорогой, завтра. Уезжаем!

Экипаж выкатила на середину двора Маира, ошалевшая оттого, что неожиданно и без посторонней помощи оказалась в него впряжена. В её глазах светилась вся глубина лошадиной философии.

– Прошу всех, – волшебник поклонился, указывая на приоткрытую дверцу, и первым занял лучшее место.

Как же удивился Этчеверрия, когда обнаружил, что карета не пуста! Не был бы он Посвящённым, испугался бы. В правом углу, ковыряясь в носу, восседал Ублизнюкавру Ках, заметно выросший. Прежний невзрачный подросток исчез – на лице его читалась решимость защищать своё мнение, если надо – жёстко. Он ростом на голову обогнал Этчеверрию, волосы чёрные, давно не стриженные и не мытые, большой нос, который словно вот-вот сорвётся с лица и упадёт, мускулистые руки, скрещённые на груди, веснушки…

– Быстро, – присвистнул мастер и, не получив ответа, шлёпнулся на сиденье.

Следом, по очереди изумляясь столь скорому прибытию Каха, в карету вошли и прочие путешественники. Альдарина и Уин остались дома. Эйтр, перед тем как сесть в экипаж, обернулся и крикнул оратору:

– Не, переживай, завтра разберёмся. Не обидим! Крестьянин кивнул и неторопливо побрёл в темноту. Карета мчалась по извилистой сельской дороге. Рыжая Маира, не доевшая всласть овса в конюшне, уже десять раз скопытилась бы, если бы не подкрепляла силы эманациями Этчеверрии. Получив порцию волшебной здравицы, лошадь весело ржала, и деревья вокруг неслись как декорации в плохом театре. Таким образом вся компания добралась до холма менее чем за час.

Уже у пункта назначения случился курьёз. Этчеверрия вбил себе в хмельную голову намерение поразить попутчиков резким торможением. Неизвестно на что он возлагал надежды, отправляя по ветру соответствующий импульс, но Маира, всеми четырьмя копытами выполняя команду «стой», не стала рассчитывать массу и инерцию.

Под визг, крики и торжественные взмахивания магическими руками, которые на этот раз не смогли победить законы физики, экипаж занесло. Лошадь превратилась из движущей субстанции в движимую и увенчала собой место кучера.

– Живы? – раздался глухой голос Этчеверрии, вдавленного в дверцу кареты.

– Да вроде!

– Цел!

– Вот это класс! – кто как отозвались по очереди пассажиры.

Отчётливо слышались и недовольные высказывания кобылы.

– Тогда прошу, – прокаркал Этчеверрия и, ударив что-то локтем наугад, буквально вывалился наружу.

За ним на свободу выползали остальные.

Поверхностный осмотр показал, что никто серьёзно не пострадал. Эйтр отделался ушибами, Инвварсен озадаченно поглаживал здоровенную шишку, обозначившуюся в районе затылка. Сам же маг излучал здоровье и бодрость.

Лиас смахивал с правой щеки капли крови – след конфликта с острым углом кареты. Что касается Каха, то Этчеверрия предпочитал его не замечать.

Впрочем, мастера нельзя упрекнуть – разве что в излишней эмоциональности: он настолько увлёкся предстоящим разоблачением подопечного, что не мог думать ни о чём другом.

– Ну что, опять лечиться? – Белый заговорщицки подмигнул и сделал движение, напоминающее недавние манипуляции с кинжалом. Ученик отвернулся и, нахмурившись, отрывисто бросил:

– Не-а. Ерунда, пройдёт.

– Ну, хозяин – барин своего барства. А вы, ребята?

– Всё в порядке, не о чем беспокоиться. Правда, сын? – спросил Инвварсен и, хлопнув Эйтра по плечу, добавил: – Ну, пошли, что ли…

– Погодите, – неожиданно вставил Ках, – а мы… это… зачем туда?

Участники эксперимента остановились, глядя на Этчеверрию. Тот и сам толком не понимал, каким методом будет разоблачать суеверия семьи Ильсоров, но нашёл наконец повод пристально взглянуть на загадочного крестьянского подростка.

– Надо разобраться, кто тут маг.

Он властно вытянул руку в сторону холма, и все пошли к возвышенности, одиноко застывшей посреди неменяющегося пространства.

Эйтру шагалось тяжело: он ещё не окончательно избавился от хромоты. Впереди уверенно протаривал тропу подвыпивший Белый, за ним, как кузнечик, почти прыгал Лиас.

– Я ночевал у дяди и почувствовал, что должен быть в этой карете, зов какой-то услышал, – почему-то шёпотом доложил Ках, стоявший рядом с Эйтром. – Как всё совпало… Эти маги…

Он не договорил.

Низкородный (Эйтр с трудом узнавал в нём того самого странного парня: Каха сразу после «освобождения» отправили в его родную деревню, с глаз долой) внимательно смотрел в землю и молчал.

Чуть отставая, замыкал шествие глава рода. Он глубоко вздохнул. Холодный ночной воздух манил к высотам и обещал хороший сон одновременно – он освежал, бодрил и пьянил. Мятлик, лапчатка и лютики цеплялись за ноги, предупреждая путника о грозящей ему опасности. Или нет?

Инвварсен вздрогнул. Старик о чём-то вещал, похоже, его никто не слушал. Лиас тщательно вглядывался в сумрак – уже не единожды он хотел обогнать мага, но постоянно сдерживал себя. Осталось недолго. Ещё пара минут подъема, и вот они уже на вершине холма.

Все словно воды в рот набрали. Эйтр заложил руки за спину и, подойдя к краю площадки, изучал глазами невыразительную линию востока. Глава рода Ильсоров присел у обрыва рядом со своим первенцем – Эйтром, нашарил сочный стебелёк лапчатки и принялся неторопливо откусывать маленькие сладкие кусочки.

Мастер и Лиас вдвоём приблизились к камню. Юноша впервые за много лет смог взглянуть в глаза своим воспоминаниям. Почва оказалась скользкой и влажной.

– Этот? – заговорил Этчеверрия.

– Он, родимый, – подал голос Ках.

Маг явно тянул кота за хвост, задумавшись. Наверное, трезвел: хитрец отлично знал, что это именно тот самый камень.

– Поедем обратно или?.. – спросил Инвварсен, поднимаясь.

– Обратно?! – зычно крикнул Этчеверрия. – Да вы что!

Какого гоблина мы тогда припёрлись?! Так, Эйтр, иди сюда.

Он с неожиданной для столь солидных седин ловкостью заставил старшего брата занять позицию на середине площадки.

– А ты, Лиас, карабкайся. Будем проверять Сопричастность. Да, точно, именно её. Вдруг огромный бесполезный голыш – ключ к Силе… Ха-ха!

Конферансье собственного шоу захихикал, но сумел вовремя остановиться, как делают учителя в школе, получив нелепый ответ.

– Мы сейчас будем колдовать? – заинтересованно спросил Инвварсен. – И Лиас тоже?

Этчеверрия среагировал на вопрос так, словно очнулся от длинного сна:

– Лентяй, ты ещё не наверху? А ну, живо!

– А мне что делать? – осведомился Ках.

– То же, что и раньше: стой там, где стоял, говори то, что тогда говорил…

Ублизнюкавру не стал возражать. Он поискал глазами удобную позицию, занял её, стараясь выглядеть как можно более вдохновенным, и повёл речитативом:

– Колдуны – коварнейшие существа на планете. Вся их мысль работает на то, чтобы разрушать наше людское счастье. Не заискивайте перед колдунами, молодые господа. Вы, с точки зрения этой публики, игрушки, способ повеселиться поздно ночью…

– Но-но!

– Вы же просили всё, как тогда… Старик растерянно посмотрел на Каха.

– Ладно, потом разберёмся, неси свою ерунду. А что, это было ночью?

– Нет, – хором ответили Лиас и Эйтр, – днём.

– Тогда при чём тут ночь?

– Простите, перепутал, – оскалился Ублизнюкавру. – Они нас используют для развлечения днём.

Инвварсен оценил шутку и засмеялся бы, однако маг не дал времени.

– Да лезь же, чтоб тебя гоблины съели! – обернувшись, устроитель эксперимента заметил, что приказы до сих пор не выполнены и его ученик не сделал ни шага.

«Как тогда, – подумал Эйтр, – только в тот раз Ли подгонял я».

Лиас одарил второго своего мучителя укоряющим взглядом: зачем при родных, мол, но дольше тянуть не стал. За годы Ведьмин холм ничуть не изменился. Изменился «маг»: если раньше ему приходилось подпрыгивать изо всех сил, чтобы приземлиться на живот на гладком камне, то сегодня он слегка опёрся на руку и сразу оказался наверху.

– Молодец, – оценил Этчеверрия. – А теперь рассеем тьму!

Над поляной с лёгким треском возникло голубое сияние. Оно разогнало шторы сонной ночи, сделав пёстрой тихо дремавшую высоту. Все, кроме мастера, прищурились.

– Ладно, пока ничего, – сам с собою толковал председатель Гильдии.

– Попробуй вспомнить, – бросил он Лиасу, – что ты делал тогда: говорил, соображал. Хотя, в принципе, неважно, главное – эмоциональное состояние, воплощение ирреальности в твоём душевном мире, поэтому мы подождём.

Добившись сложными манёврами некоего подобия научности, пьяный, в том числе и от всевластия, хитрец впал в транс, по привычке запустив вокруг себя любимые светящиеся шарики, летающие по правильным спиралям.

Каху, как раз принявшемуся декламировать наиреволюционнейшие из своих речей, повезло, что никто в них не вслушивался. Хотя разве таков рай бунтаря?

«Эх, если бы тут была малышка Уин», – пожалел он.

Лиас, опустив голову, привыкал к позиции на возвышении и ждал… Ждал нитей ветра, Силы горы, радости от обладания кусочком упорядоченного мира. На мгновение ему показалось, что где-то глубоко-глубоко внизу кто-то тихо подсказывает: «Не так». Следуя совету мага, юноша посмотрел в глаза брату и повёл руками, как в детстве. Эйтр вздрогнул и на долю секунды отвернулся. Всего на миг, но Лиас, сердце которого судорожно сжалось, тут же прекратил эксперимент.

– Хватит. Я знал, что ничего здесь нет, – проворчал вышедший из транса Этчеверрия.

Чтобы помочь нерадивому мальчишке слезть, точнее чтобы скинуть «разоблачённого» с камня, он создал импульс ускорения. Краем глаза вредный старик наблюдал, какую морду скорчит его протеже, когда будет подниматься с земли и отряхиваться.

Смешно не получилось. Лиас даже не покачнулся.

«Что-то напутал», – решил мастер и повторил приёмчик, на сей раз более внимательно, – впустую. Нижняя челюсть мага предательски ринулась вниз.

Разочарованный юноша тем временем заставил себя надеяться ещё немного, а затем нагнулся, чтобы покинуть несостоявшуюся площадку для инициации. Шанс разгадать тайну случившегося таял на глазах.

– Э-э-э, замри!

Лиас обернулся на голос. Этчеверрия что-то прошептал, и в лицо испытуемому бросилось яркое всепожирающее пламя.

Две борозды огня разрезали темноту на четыре части. Ладони света обхватили было Лиаса, но зашипели и, словно кто-то набросил на них тяжёлый груз, беззвучно упали, на некоторое время окружив камень искрящейся рекой. Молодой человек изумлённо посмотрел на мага, который только что чуть не стал его убийцей.

– Теперь вот что, – затараторил Белый, не тратя времени на объяснения. – Представь себе Круг. Или нет, лучше окинь внутренним взором…

Волшебник коснулся висков, и на уровне глаз Лиаса протянулась чётко очерченная искрящаяся линия. Её плоскость скривилась, и получился идеально правильный эллипс.

– Так. Ты – элемент Круга, – наставлял твёрдым голосом Этчеверрия. – Ну же, следи за гранями, ищи место, давай!

«Да я пытаюсь», – молодой человек сосредоточился на фантоме. Эллипс был неоднороден – его заполняли какие-то сгустки ярчайше-зелёного цвета, укреплённого все пронизывающей желтизной звезд.

Этчеверрия протянул дрожащие руки по направлению к Лиасу, и в этот же момент луч, взявшийся откуда-то из-под покрасневшей луны, вонзился в камень под ногами младшего Ильсора. Тот даже не пошевелился, заворожённый своими новыми ощущениями – ощущениями сопричастности этому дню и этой ночи.

Ему казалось, что разбивающийся на микрозвёздочки и взмывающий обратно в небо свет луча говорит с ним, ласкает его словами, но смысла и сути этих слов он не понимал, да и не хотел.

Всё было ясно: его приветствует кто-то, непосредственно связанный со светилами и пламенем. Приветствует, чтобы признать своим и что-то изменить, как тёплая ванна после долгого путешествия домой, как запах хорошего мыла после долгой работы в саду.

Красно-жёлтый ореол, который восходил к небу, постепенно гас.

Зелёная фигура, созданная Этчеверрией, контрастировала с огнём своей загадочностью, скромностью, домашностью. Лиас нашёл то место, о котором говорил его учитель: одну маленькую полоску, какую-то царапину на грани эллипса, в которой он, виновник хромоты Эйтра, мог бы чувствовать себя как дома и залечить душевные раны.

Осталось только уменьшиться в размере и заполнить собой принадлежащие другому миру пространства. Ему очень захотелось туда, но, как только он протянул руки к этим воздушным замкам, Этчеверрия повелительно свистнул. Всё исчезло.

Ночь воцарилась в своих правах. Трава под ногами догорала. Луна светила, как показалось, с каким-то зеленоватым оттенком. Ках и Эйтр, Инвварсен и Маира с разной степенью удивления таращились на Лиаса. Этчеверрия был задумчив и серьёзен.

Маг обошёл камень по кругу и сел на землю, не дожидаясь, что Лиас спустится.

– Я, кажется, самый ничтожный из всех носителей знания в этом мире, – прошептал он. – Ну, слезай, как там тебя… коллега, что ли?

Империя Кумр

В пути от Гиоса до Кумра, столицы империи

Герцогство Мангольд

Вселенная вздохнула, когда утомившаяся звезда справа ярко вспыхнула, и через мгновение пары ионизированных газов уже поглощали обречённые миры Млечного Пути.

– Ну, чего разлёгся, вставай! – голос мага напугал ушедшего в эмпиреи ученика. – Раньше выедем – успеем в столицу дотемна. Мне, знаешь ли, неохота соваться в подворотни в поисках незанятого места в трактире.

Лиас улыбнулся. За неделю, которая прошла с момента его инициации (именно таким громким словом назвал учитель эти десять минут на камне), он привык к суете. Надо было явиться в Гильдию, чтобы начать обучение в Академии магов Кумра. Времени на сборы не хватало, потому что это путешествие на месяц с заездом в Гиос, а у Этчеверрии всё-таки практика, надо было перенести встречи и что-то там ещё…

Но сейчас старик хитрил.

Лиас вспомнил, что учитель проговорился недавно, что уже заказал номер в самой дорогой гостинице Кумра. Тем не менее юноша быстрым шагом направился к Маире.

– А вот и Великая дорога, – спустя полчаса езды произнёс пристально глядевший в окошко старик.

Маг отдавался этому занятию целиком и полностью, игнорируя попытки Лиаса завязать разговор. Поэтому, едва получив шанс убить время, юноша не преминул им воспользоваться.

– А почему Великая?

– Потому что немаленькая, – рассеянно парировал учитель и, поразмыслив, продолжил: – Изволишь ли обратить внимание, дорога большая не столько по размеру, сколько по значимому своему значению.

– Понятно, – Лиас надеялся обсудить темы поинтереснее.

Но не тут-то было… Его спутник не заметил даже, что в монолог кто-то стучится.

– Возникла она давно. Спросишь, кто построил? Гном его знает, – Этчеверрия вальяжно развалился на мягком сиденье кареты. – Сколько я ни читал летописей, мемуаров, очерков и прочей ерундовой ерунды, о ней всегда вели речь как о давно существующем явлении. Так что, мой дорогой, получается, что мы едем по самой старой старине Фэнби.

– А она создавалась магами? Этчеверрия кивнул.

– Конечно, тебе пора уже это чувствовать.

– И в чём оно заключается, это чувство?

– Сила – это то, с чем маги работают. Сила нас окружает, наше дело – только организовать её и направить на нужные цели. Ты должен чувствовать Силу и управлять ею. А вот как это сделать…

Волшебник улыбнулся, поджал тонкие губы и сделал вид, что стоящая в углу кареты дорожная сумка является центром мироздания и смыслом жизни.

Его попутчик попытался проявить характер, да не выдержал:

– Это так интересно, мастер! Маг кашлянул.

– Хорошо, я тебе помогу. Только сначала отгадай загадку.

Молодой человек покорно кивнул: наконец-то дорога становилась хоть немного веселее.

– Твой давний знакомый, Ках… Э-м-м…

– Ублизнюкавру.

– Спасибо. Так вот, он навестил меня в Гиосе, когда славные Ильсоры-старшие послали за помощью для Эйтра, тогда ещё просто Эйта.

Лиас опешил.

– Как же так… За вами посылали другого человека, это был Алиа, в то время его звали А.

Он осёкся, заметив осуждающий взгляд Этчеверрии.

– Основное достойное достоинство волшебного волшебника, – проговорил учитель, – умение уметь долдонить исключительно о нужном.

– Повинуюсь, мастер…

Маира заржала – видимо, вместе с учителем принимала извинения.

– Итак, он приходил ко мне, – Этчеверрия вещал монотонным, усыпляющим голосом, словно хотел погрузить спутника в дремоту. – Но в Ильре я допрашивал этого паренька, крестьянина вашего со странным именем, и – нет. Ках не врал, я бы почуял ложь. Отсюда вывод: он был у меня, и его у меня не было.

– И что это значит?

– Ответ ты должен ответить. Только до запуска шестерёнок твоих мозгов учти: твой приятель-простолюдин объявился не с бухты-барахты. Прежде чем раствориться в воздухе и оставить на своём месте А, этот тип передал кое-что для тебя, мой мальчик.

– Правда? – Лиас уже и запамятовал, что всего лишь две минуты назад страдал от скуки.

– Да. Он сказал мне, что ты стал магом, и поручил сообщить тебе нечто важное. От информации сей, мол, спасение мира зависит, и всё такое.

– И что именно? Этчеверрия покачал головой.

– Я не сообщаю этого так долго – почему вдруг начинать болтать болтовню? Мы не представляем, с кем имеем дело и стоит ли выполнять такие наказы. А теперь думай: как такое могло случиться?

– Двойник, – оживлённо выкрикнул Лиас.

– Нет. Двойники, как правило, знакомы друг с другом.

Если они не братья-близнецы, то загримированы…

– А если он суперволшебник?

В этот момент в окне показалась фигура обгоняющего карету всадника – она отвлекла на себя внимание, поэтому ответ прозвучал не сразу.

– Нет, – отсёк мастер, – в том-то и дело, что это был вообще не маг. И тем не менее он творил волшебство. Как в старых сказках: если помнишь, древние книги утверждают, что раньше люди не пользовались силами, а создавали некие штуки… Называли их приборами. И вот эти штуки сами всё за людей делали. За смертных, то есть за Серых, понимаешь? Золотой век, мол, когда каждый был магом. И потом, разве ты можешь предположить хотя бы, что я не узнал бы коллегу?

Лиас уже открыл рот, чтобы произнести нечто язвительное и крайне неосторожное, но, на его счастье, карету так тряхнуло, что получилось только клацнуть зубами. Этчеверрия засмеялся, и вместо нотации за неподобающее поведение молодой маг получил объяснение.

– Случай с тобой – случайный. Ты ещё не наш. Ты пока подаёшь надежды и первые признаки, как засидевшийся на вторых ролях спортсмен. Ты не был одним из нас, пока не стал на камень. Полагаю, исключительно на том голыше тебе является Поток Силы. Если специалисты в Гильдии решат, что ты недостоин, поворачиваем и едем домой. Твоя судьба пока что неясна. Но что я тебе точно говорю, как на духу: такого случая, чтобы Серый вдруг в двадцать один год стал Белым, в истории Фэнби ещё не было.

– А если допустить, что этот Ках, который второй, на пороге вашего дома нашёл такой же источник, как я?

Этчеверрия довольно кивнул.

– Это уже что-то. Однако ты не учёл, что он не всего лишь нашёл, но и разумно воспользовался. Вероятно – маловероятно.

Лиас насупился: у него не получалось ничего придумать.

– Ладно, я попробую объяснить тебе эту историю, – улыбнулся старик, запустив руку в серебряную бороду. – Но учти, что это теорема, которую доказать будет трудно.

Юноша кивнул и приготовился слушать. Карету по-прежнему потряхивало, Маира время от времени твердила кому-то о своих бурлящих чувствах.

– Всё просто, – сжалился маг. – Есть вариант, что речь идёт о путешествиях в другие эпохи.

– Да-да, конечно, – подхватил поражённый банальностью разгадки ученик. – Один и тот же человек в двух лицах: один – из будущего, а второй – из настоящего, поэтому второй не врёт, так как совершенно незнаком с первым.

Лиас выдержал паузу, льстя себя надеждой наладить порядок в логике и грамматике.

– Но кто из них прилетел из будущего, а кто живёт в положенную ему эпоху? Вот ведь вопрос, да?

Мастер откровенно зевнул.

– Всё-таки мой школяр ещё непроходимо туп, – сообщил он. – А поэтому меньше говори – больше слушай. У нашей теории одно слабое место.

– Какое же?

– Мальчик, явившийся мне, был ровесником Ублизнюкавру Каха, а тот за неделю до того пытался играть с тобой.

– И что?

– Ну ты и сложная сложность. Когда первый Ках явился мне, он был примерно ровесником второго Каха. Допустим, что второй Ках – из подвала – был младше первого и потому не помнил о том, что меня видел, предположим. Но сейчас-то он вроде как подрос и уже по-любому у меня был! Я проверил – он по-прежнему не в курсе.

За окном дефилировало стадо серых, давно не стриженных овец, и юноше казалось, что он – родня раскормленных тупых тварей.

– Это невозможно, – рассудил ученик мага. – Он не врёт и в то же время врёт.

Этчеверрия смилостивился и не стал фыркать.

– Когда пишут о путешествиях во времени, всегда вспоминают эльфов. Эльфы, то есть Зелёные, управляют временем, как хотят. Но Ках не эльф, а человек. Для нас, людей, вечность и пространство не едины, как для Зелёных, а разделены. Телесное перемещение исключено. Что ещё? Перебрасывать других эльфы не могут.

Молчание.

– Зайдём с другой стороны. Например, крупный чиновник затеял строить очередной замок. Или, скажем, он захотел, чтобы все коровы паслись по разнарядке не где попало, а в четырёх специально отведённых областях.

– Зачем? – не понял Лиас.

– Ну, для примера, затем, что глупцы постоянно вляпываются в навоз и потом не могут очистить обувь. Он спасает народ от неприличностей таким образом. А что в итоге?

– Четыре специально выделенные территории, покрытые кучами навоза.

– Да нет, – отмахнулся Этчеверрия. – Хотя да… Но не только это…

– И, – добавил ученик, – смертные начинают разводить коров тайно и по-прежнему вляпываются в вонючие лепёшки, никто не понимает почему: животные-то далеко, в этих пресловутых четырёх областях, поэтому начинают делать вид, что куч нет, и ходят себе, дурно пахнущие… Потом вонь становится нормой, коров отпускают назад, и в итоге дерьма ещё прибавится…

– Ты наводишь меня на страшные догадки, – улыбнулся учитель. – В любом случае, когда состоится описанная тобой катавасия?

– В будущем…

– Ну вот, событие ещё только состоится, а вот идея этого события, его задумка – она уже здесь, с нами. Соображаешь?

– Умоляю, мастер, – Лиас от нетерпения уже почти сорвал навес с окон кареты. – Что же произошло?

– Кто-то хочет нас предупредить о будущем – кто-то, кто его уже знает. Этот неизвестный явился в обличии мальчишки и вынес предупреждение. И вот этот кто-то – он меня интересует… И это не эльф. То есть кто-то ещё знает про будущее, или он просто эльфов подслушал, что тоже маловероятно. И вот этот кто-то и есть наша проблема.

– Вы не хотите мне сообщить послание?

– Видишь ли, я не знаю, что правильнее: передать тебе это послание или нет. И пока что склоняюсь к тому, что нет. Сила, способная предсказывать будущее, способна и обмануть нас… Тут я буду доверять своему носу, а не водить им по ветру.

Лиас кивнул. За годы, прожитые в доме своего покровителя, он привык, что Этчеверрия неохотно повествует о «занятиях». Например, никого не полагалось пускать в святая святых – лабораторию, находившуюся в подвале глубоко под домом.

Хозяин дома периодически намекал, что попасть туда не только трудно, но и небезопасно. За десять лет любознательный школяр побывал там лишь однажды, помогая донести всяческие коробки. Он надолго запомнил стеллажи, заваленные книгами, непонятные шары, в которых шевелились странные существа, чучела всяческих тварей и другие вещи, составляющие типичный набор инструментов преуспевающего мага.

Рассуждая о причинах скрытности Этчеверрии, молодой человек не заметил, как задремал. Хотя, возможно, волшебник просто устал беседовать и решил дать своему путнику немного отдохнуть? Даже против его воли?

Империя Кумр

Столица империи город Кумр

Дворец императора Круимрара

Человек в чёрном возник перед Ацульдом совершенно неожиданно. Камергеру императора была обеспечена бессонная неделя. Предстояло, например, разобраться, кого проще уволить со службы: бывалого начальника опочивален Сердра или главного стражника Дикси.

Ошибиться нельзя – стражник тут же отправится в Мангольд воевать за мятежного герцога, и за это никто его, Ацульда, не похвалит. Но, с другой стороны, кто из монархов любит спать в несвежем белье?

Словно одной этой дилеммы недостаточно, к камергеру прицепился новый министр – проходимец и карьерист Ублизнюкавру Ках. Откуда немытый малый с повадками крестьянина взялся во дворце? Узнать бы, как выскочка стал фаворитом. Не столкнулся же император с ним на рынке?

Буквально минуту назад Ацульд общался с Кахом – тот был в модном наряде, изрядно напоминавшем ливрею…

Молодые люди поприветствовали друг друга поклонами и бессмысленными светскими диалогами. Заговорили о возвращении Лиги волшебников, изгнанной отцом правящего императора из Кумра, а теперь реабилитированной и приглашённой назад, как выразился один не самый умный министр, «в родную гавань». Ках по какой-то странной причине не был рад эдиктам и самым нелепым образом дал это понять.

– Вы должны знать, – заявил он, притягивая к себе за локоть камергера с силой, которую скорее можно было ожидать от лесоруба, чем от придворного, – что даже оборотни имеют власть над своим телом, но они не умеют ею пользоваться. Маг покоряет душу – не тело, слышите?

– Простите, – сказал испуганный Ацульд, – я не понимаю вас.

Ках с выражением жалости на лице отпустил его руку.

– Скоро это будет очевидно, но пока что все слепы… Камергера не так легко было напугать, но и безумным

смельчаком он тоже не слыл. Все эти увольнения, новые министры, их странные реакции – вся эта суматоха порождена, конечно, интригами. Цель – запутать окончательно, заставить допустить ошибку и уйти с поста. Или это угроза? Если последнее – как на неё отвечать, от кого она исходит? Почему в такой удивительной форме?

Кстати, этот Ках вёл очень необычные интриги. Он прямо из кожи вон лез, чтобы император вступил в торговые переговоры с гномами. Жёлтые предлагали всяческие услуги – почему-то именно сейчас им понадобился этот союз. Видимо, отменилась их сделка с Новым Фаншо. Конечно, такие убытки. Гномы словно наняли этого Каха. Император пока что не поддавался – он явно ждал от Жёлтых какого-то последнего, решающего предложения, чего-то ему не хватало.

Оставив Каха в зале и продолжая этот внутренний диалог, чиновник не заметил, как в коридоре упёрся в Чёрного Человека, практически боднув его. Этикет требовал пробормотать что-то извинительное и обойти незнакомца, не подавая виду, что раскаялся искренне.

На этот раз не вышло. Ацульд пытался преодолеть препятствие манёвром вправо, затем шагнул в другую сторону, пробовал изменить направление, даже сделал ложный финт, как Лемес в последнем матче, но всё впустую. Он остановился и поднял глаза.

Коридоры дворца не отличались монументальностью залов – они были выполнены в строгой манере: тёмные полусводы, стены, сделанные похожими на песчаные гроты, кое-где украшенные светящимися стекляшками, которые неопытный новичок мог принять за алмазы. Было довольно тесно.

Широкие окна зачем-то огородили такими решётками, что свет еле-еле пробивался внутрь, да и то лишь в полдень. Поэтому лицо возмутительно необходительного (в прямом смысле слова) встречного Ацульд видел в отблесках строительной бижутерии да в обрамлении запертого солнца. Проще говоря, больше предполагал, чем знал, как выглядит его собеседник, что часто случается при плохом освещении.

– Кто вы такой?!

– Как устроен мир? – спросил Чёрный заимствованным у кого-то голосом.

Слуга императора прислушался, но не поверил своим ушам:

– Что?

– Как устроен мир? – уже громче выговорило чучело.

– Я тороплюсь…

– Я – «тороплюсь»? – эхом прорычала фигура и засмеялась зло и обидно, причём, опять-таки, со знакомыми обертонами.

«Нет, не может быть», – камергер отступил на шаг. Мурашки взяли в ледяные тиски его кожу. Откуда-то подул ветер…

– Министр Ализоват? – негромко произнёс он и обнажил шпагу. – Вы умерли, и, во имя Круга, прошу вас ретироваться в инобытие.

Вторая шпага тут же возникла из темноты. Её держал Чёрный. При этом он вышел на свет, и Ацульд с ужасом заметил, что ножен у соперника не было!

– Даю ответ: я не Ализоват. Мне ничего не ясно. И я хочу понять. Как устроен мир?

– В вашем вопросе нет смысла. Требую уступить дорогу, иначе я вызову стражу…

С минуту Чёрный взирал на царедворца неподвижно. Шпага в руках чужака смотрелась самым неестественным образом.

Затем томительное молчание прервалось. Раздался голос Ацульда. Он прорезал пространство и обернулся эхом где-то сзади. Но говорил не законный владелец этих обертонов – нет, камергер не мог заставить себя потревожить тишину…

– Ваш вопрос лишён смысла…

Чёрный повернулся и, постоянно произнося фразу: «Ваш вопрос лишён смысла» – на всякие лады, как актёр на репетиции, стал прохаживаться туда-сюда вдоль узких стен.

«Великий Круг! – подумал придворный. – Оно подражает мне!»

– Стража! – закричал Ацульд, но не услышал ни звука. Крик то ли вырвался, то ли не покинул лёгких, оставшись лишь желанием, но надеяться оставалось только на самого себя. Ацульд сделал несколько шагов навстречу своему кошмару и увидел… себя.

– Так как устроен мир? – поинтересовался кто-то у него и подмигнул. – Ничего, это только смерть. Представь, как не повезло остальным.

Стражники ничего не обнаружили, кроме бьющегося в агонии чиновника. Они перенесли его в Зал совещаний, где как раз беседовали несколько постоянных обитателей двора. На них вид камергера, которого несли на руках, произвёл тяжёлое впечатление, и почти все поспешили ретироваться. К Ацульду, лежавшему теперь на полу, подошёл только Ублизнюкавру Ках, одно появление которого, казалось, успокоило несчастного – тот перестал биться в агонии и лишь тяжело дышал.

Ках жестом приказал стражникам отойти. Он внимательно всматривался в умирающего.

– Вам сейчас окажут помощь. Лежите.

Камергер проигнорировал это обращение. Словно ничего не произошло, спасённый опёрся на локоть, медленно поднялся, улыбнулся придворному, пробормотал что-то невнятное и направился прочь из зала, игнорируя предложение Каха подождать лекаря.

На пороге Ацульд, однако, обернулся.

– Как устроен мир? – спросил он.

Учитель: «Что такое Сила?»

Ученик: «Сила – это наш способ работать с миром и изменять его».

Учитель: «Сила – это не способ. Это явление, физическая величина. Нас, магов, часто называют колдунами. На самом деле мы просто умеем работать с физикой, которая недоступна простым Серым».

Ученик: «Серым?»

Учитель: «Ну, смертным, если тебе угодно. Но я предпочитаю это цветовое обозначение, потому что лучшие из Серых вполне могут быть бессмертными».

Провинция Кумр

Столица империи город Кумр

Лиас не мог не проснуться, когда послышалось громкое ржание лошадей и окрик: «Куда прёшь, скотина!»

Карета не двигалась. Этчеверрия куда-то отлучился. Молодой человек сладко потянулся и сориентировался в звуковой картине мира – голоса животных и гомон возни снаружи напомнили о том, что всё ещё продолжается путешествие. Экипаж остановился неподалёку от двухэтажного строения мрачноватого вида, к которому примыкала уходящая в сторону ограда.

Послышалась вороватая поступь таможенников. Отливающие полированными пластинами латы и сферические шлемы с прозрачными забралами выглядели фантасмагорически, но для подростка они были неотразимы. Император явно не поскупился на снаряжение силовиков.

Лиас вышел из кареты. Неприветливая компания обступила две сцепившиеся повозки – разомкнуть их у хозяев пока что не получалось.

– Дяденька, – путник почувствовал, что кто-то дёргает его за рукав.

Лиас посмотрел вниз и встретился глазами с ребёнком.

Мальчик от силы лет четырёх.

– Дяденька, извольте… на пропитание.

Лиас глядел на попрошайку так, словно проверял, не Ках ли это.

– Вали отсюда, щенок, – раздался сзади глухой басовитый голос.

Нищего как ветром сдуло. Ученик мага обернулся. Неторопливой походкой к нему приближался высокий, среднего возраста гвардеец. Подойдя вплотную, он окинул приезжего недовольным взглядом и пробурчал:

– А ты чего здесь ошиваешься? Карету осматриваешь? Может, спереть чего намылился? Хотя нет, вряд ли, лицо у тебя честное, – уже мягче, как бы сам себе заметил солдат и, оценив Маиру, добавил: – Хороша!

– Да, – осторожно подтвердил Лиас. Осторожность не спасла от допроса.

– Ну, так кто ты такой? Предъяви-ка документы.

– Я – представитель семьи Ильсоров из Гиоса. Еду с господином Этчеверрией в столицу по частному делу. Документы в карете. Сейчас найду.

Лиас потянулся было к дверце, но окрик вынудил его отложить поиски.

Гвардеец не выглядел злым – скорее расстроенным и отчаявшимся. Послышались ругательства в стороне – другие проезжие, которые ожидали очереди, принялись ворчать, что чиновники слишком много времени тратят на пустопорожнюю трескотню.

Порыв ветра поднимал пыль и издевательски бросал её в лица. Это раздражало.

– Не спеши. Говоришь, Лиас Ильсор, аристократ, стало быть. Не похож, – в голосе гвардейца грянули нотки грядущих бед.

– На мне дорожный костюм. Я надеюсь сохранить за собой право передвигаться так, как мне удобней.

И, отмахиваясь от новых потоков пыли, добавил:

– Если пропустите. Солдат кивнул.

– Капитан Моин, – отрекомендовался он. И в этот момент явился Этчеверрия.

– Эльфы, что ли, вашего начальника увели? – вопрошал он издали.

Лиас обернулся на знакомый голос и не сразу понял, кто из присутствующих его учитель. Старик совершенно преобразился, хотя какой старик? Средних лет почтенный господин в ярко-жёлтом плаще с тёмно-синими отворотами стоял посреди площади, опираясь на массивный, со светящимся набалдашником, посох.

Глаза его пугали недобрым голубым мерцанием, и казалось, вот-вот начнут метать молнии. Довершал картину объёмный золотой обруч, который подобно короне покоился на голове своего владельца, придерживая ниспадающие волосы.

Но по-настоящему грандиозное впечатление маг произвёл на капитана. Он резко дёрнул Лиаса за руку – у того даже слёзы из глаз покатились.

– Попробуй пошевелись, скотина, вмиг искромсаю!

Караул, ко мне!

Заслышав призыв, два вооружённых стража, до того занятых другими экипажами, бегом направились к капитану. Этчеверрия тоже сделал несколько шагов ему навстречу.

– Что происходит? – усталым голосом поинтересовался он.

Казалось, что стены города и царапины на них занимали члена Гильдии больше, чем ответ на этот вопрос.

– Капитан Эроз Моин, – отсалютовал военный, торопясь и глотая потому звуки. – Задержал охальника у кареты, в… ше благородство.

Подоспел караул. Зажав «охальника», готового чихнуть и заплакать одновременно, служивые замерли в ожидании дальнейших приказаний начальства. Чародей усмехнулся:

– За какое преступление вы взяли сего молодого молодца?

Рука закона уловил иронию, а причин её не понял, поэтому решил на всякий случай подробно объяснять:

– Шлялся вокруг, в..ше благородство. Хотел что-то стянуть, а когда я его к стенке припер, прикинулся в… шим спутником. Но я-то вижу: карета богатая, не поверил, а вот в… ше благородство узрел и сразу понял: ворюга. Ишь, вырядился благородным ещё…

Капитан гордо посмотрел на мага, явно набиваясь на похвалу.

– Ладно, отставить, – махнул рукой Этчеверрия.

– Что отставить?

– Всё: и «ваше благородство», и «ворюгу». Со мной он.

Капитан растерянно фыркнул, и преданное лицо начала заливать краска. Солдаты караула вознамерились было хихикать, однако под строгим взглядом начальника тут же предпочли нахмуриться. Лиас же смог облегчённо вздохнуть, так как о нём теперь никто не «заботился». Один из охранников незаметно для Моина сделал движение, словно стряхивал с экс-пленника пыль.

Таможенник же, сориентировавшись в новой ситуации, продолжил допрос совершенно спокойным и ровным голосом:

– Цель визита в столицу?

– Посещение филиала Гильдии. Ответ был ошеломляюще наглым.

– Простите, но этот филиал ещё не построен. Этчеверрия нахмурился:

– А с каких пор мастера обязаны отчитываться так подробно отчётами?

Капитан уловил нотку недовольства в голосе Посвящённого и решил сообщить как можно больше – угодить гостю.

– Чума у нас какая-то… Понимаете, стали помирать люди! Никто не знает отчего: болезнь не болезнь, даже Храм отмалчивается. Мрут сотнями и тысячами, ну, все и думают…

– Не все, – вмешался один из охранников, ранее подбежавших на зов.

– Есть ещё теории? – спросил заинтересованный Этчеверрия.

– Виноват нынешний любимчик императора. Взялся ниоткуда, и с той поры нет покоя в столице, он-то и порчу навёл. Сами посудите: крестьянин приходит во дворец и на следующий день получает министерский портфель. Наверняка маг какой-нибудь…

– Все Белые в Гильдии состоят, – возразил капитан.

– А вот и нет, – тут же начал протестовать стражник.

Невелика тайна, что брутальные мужчины – изрядные спорщики и соперничают друг с другом.

– Он прячется от Белых. Вы бы, мэтр, постарались, да и поймали бы гада…

– Молчи, дурак! – прикрикнул капитан. – Ты же про министра говоришь!

Чародей, спокойно внимавший этой беседе, поднял руку в знак примирения.

– Я не доносчик, – сказал он спокойно, – и никого не собираюсь ловом ловить. Да и приличных доказательств у вас нет. Верно?

– Нет, – признался второй стражник. – Зато у нас есть ещё один подозреваемый.

– А его имя, – неодобрительно процедил Этчеверрия, – можно узнать?

Тем временем где-то начали жечь листья – запахло гарью.

– Хватит болтовни, – быстро заявил капитан своему подчинённому. – Формальности прежде всего. Зарегистрируйтесь, ваше благородие, в Гильдии, а юноша – в Министерстве путешествий.

– Я тоже… – начал Лиас, но учитель не дал довести мысль до конца.

– Хорошо, сделаем. Министр путешествий часто путешествовал со мной в путешествиях.

Солдаты вдруг приняли вид жертв потребления горчицы.

– Прощения просим, – протянул капитан Моин печально.

– Мы не хотели докладывать вам нерадостные новости. Министр Игоннорсонер приказал долго жить месяц назад, на его месте как раз тот самый тип…

Этчеверрия пожал плечами.

– Смерть не печальна – она естественна. Горевать о смерти могут только идиоты. Это всё равно что переживать о еде, томящейся в печке. Как зовут молодого министра? Раз уж он такой маг, что порчу наводит под носом Гильдии, то я с ним поговорю по-свойски…

– Ублизнюкавру Ках.

Учитель: «Расскажи мне, что такое Круг».

Ученик: «Круг – это наша жизнь и наша смерть. Это то, что управляет миром. Мы временно вышли из Круга и скоро в него вернёмся, то есть округлимся. Всё круглое – это весь мир».

Учитель: «Это не всё. Когда ты так говоришь, у меня возникает ощущение, что мы толкуем о религии, о каких-то раскрашенных в пёстрое дикарях и изделиях из дерева в центре их Круга по воскресеньям».

Ученик: «Да, наш Круг не миф и не легенда. Его можно увидеть, к нему можно прикоснуться, поэтому он никогда не обманывает».

Учитель: «Да, но и правду он тоже говорит очень редко…»

Империя Кумр

Столица империи город Кумр

– Это тебе урок на будущее, – спустя полчаса заявил мастер. – В столице держи ухо востро, не ровен час, попадёшь не в то время и не в то место, тут тебя, голубчик, тёпленьким и сцапают, а потом объясняй, что ты не свинья с соседского хутора. Вот так.

Маг говорил ещё что-то, но Лиас не слушал. Его интересовал только Ках. Этчеверрия же недвусмысленно дал понять, что не собирается снова обсуждать эту тему. Он молча смотрел в окно.

Рассказы стражников произвели на юношу глубокое впечатление. Упоминание о море, косившем сотнями жителей Кумра, не было преувеличением: на заборы домов опирались пустые пока что носилки, и процессии в красном – цвете мёртвых – готовились вернуть долги Кругу. Никого не покидало ощущение, что люди не имели других забот, кроме похорон и поминок, и вместо плакатов, предупреждавших обычно о приезде цирка или о гастролях бродячего театра, на афишных колоннах красовались имена гробовщиков.

Впрочем, даже такое зрелище не претендовало на то, чтобы отвлечь путника от главного – созерцания одного из самых древних городов мира Фэнби.

Замки, укрепления и приграничные форпосты, встречавшиеся по пути из Гиоса, казались ничтожными в сравнении с величием столичных стен. Они охватывали столицу двумя ступенчатыми кольцами. Лиас восхищался уверенностью Строителей, воздвигших колоссальные сооружения. Казалось, Архитекторы прошлого определённо знали, что никакая Сила Фэнби не в состоянии бросить вызов их детищу, созданному, чтобы охранять спокойствие властителей Кумра.

Но и стены меркли перед великолепием, не имевшим желания прятаться за твердынями любого рода. Шпили, летящие к облакам, массивные башни, висячие переходы, яркие краски – всё указывало на то, что создатель этого архитектурного ансамбля вряд ли был простым Серым.

Показались главные ворота. Огромные створки были распахнуты. Подвыпившая стража лениво пробегала взглядом по уставшим, запылённым лицам приезжих. Если предъявлялся пропуск, полученный на контрольном посту, вопросов не задавали. В противном случае вяло интересовались причиной визита и, получив более или менее удовлетворительный ответ, приветствовали всех идущих и едущих. К богато украшенной карете не подошли.

Маира, которая совершенно не нуждалась в посторонней опеке, не притормаживая, въехала во внутренний город. Из столицы навстречу гостям двигались бесконечные вереницы

– последние проводы тех, кто округлялся. Этчеверрия, нахмурившись на всякий случай, приказал Лиасу не покидать карету и закрыть нос платком, чтобы пыль не занесла заразу.

От ворот дорога сужалась, и её обступили многоэтажные дома, застилающие собою небо. Здесь едва могли разъехаться три гружёные повозки. С трудом удалось вынудить себя поверить, что именно эта расщелина и носит гордое имя легендарного Амнила-основателя.

Маира остановилась возле добротного четырёхэтажного особняка. Фасад дома выходил на приличных размеров площадь. Вверху – на балконах и окнах – краснели символы траура.

От здания сразу же отделились три тонкие фигуры, одетые в сине-гранатовую форму, и направились к карете.

– Вижу, что у вас беда, – участливо сказал Этчеверрия. – Кто-то из хозяев?

– Нет, ваше благородие, один из посетителей, – мрачно отозвался один из слуг, ещё подросток.

– Вперёд, приехали, – приказал маг своему спутнику и первым поднялся к двери.

Лиас последовал за ним.

– Вещи, господин? – спросил подоспевший носильщик.

– Сзади, – бросил чародей, указывая на багажное отделение кареты. – Лошадь – в конюшню.

– Будет сделано, – долетел ответ.

– Куда мы, мастер? – окликнул Этчеверрию отставший Лиас.

– Сюда, – помолодевший в столице старик ткнул пальцем в роскошный парадный вход.

Ученик осмотрелся. В глаза сразу же бросилась сверкающая огромными буквами величественная надпись: «Императорский гостиный двор».

– Уф, здорово!

Миллиарды бриллиантовых вспышек метнулись навстречу.

Он зажмурился.

– Эй, что вылупился? – окликнул Этчеверрия. – Обычный холл, даром что стекляшек в стенку понатыкали.

– Вы правы, но всё равно очень красиво. И фонтан посередине…

– Прошу вас, – среднего роста полноватый господин в роскошном костюме, семеня, приближался к гостям. Широко раскинув руки, он так и излучал удовольствие, которое ему, по всей видимости, доставляло общество вновь прибывших.

– Чего изволите? Я Витьял Парнай – главный распорядитель.

Последние слова он произнёс невероятно торжественно.

– Я мэтр Этчеверрия, магистр Гильдии Гиоса. Парень со мной. Для нас заказан триста третий номер.

Распорядитель неестественной улыбкой показал, что вторично ошалел от прилива счастья, широко улыбнулся и поклонился уже Лиасу.

– Отлично! Превосходно! Разрешите вас лично проводить… Маг и ученик двинулись за ним. Всю дорогу Парнай,

не переставая, расхваливал обстановку. Между прочим, он нисколько не преувеличивал. В гостином доме не было лестниц. Зато присутствовал ряд драпированных бархатом кабинок, двигавшихся вдоль стен.

Парнай тут же принялся объяснять, что кабинки эти служат для перемещения между этажами и работают на специально сконструированных кристаллах, используя взаимодействие воздуха и земли.

Комнаты, заказанные председателем, оказались огромными. Холл, диванную, две спальни и ванную оформили с роскошью, которой юноша не встречал даже в домах богатых знакомых своего наставника. Страшно предположить, в какую сумму обходилось столование в подобных апартаментах.

Приняв ванну (неописуемая роскошь), молодой квартирант направил свои стопы в зал, где, растянувшись на шикарной кровати, быстро уснул.

Пробуждение задало приятный тон дню. Лиас лениво перевернулся на спину и тут же зажмурился: солнце било прямо в глаза. Привыкнув к яркому свету, он сумел разглядеть мастера. Этчеверрия стоял недалеко от кровати.

– Чуешь, шельмец? – маг смотрел на него не без ласкового упрёка. – Ладно, не пялься на меня – вылитый гоблин. Ну, продлил я немного твои сладкие грёзы, что с того? В прошлый раз тебя за каких-то полчаса без меня чуть не повязали. А так ушёл – и спокоен.

– Где вы были? – Лиас всё ещё не мог до конца проснуться и сладко потягивался, задевая золотые столбики в изголовье кровати.

– А как ты полагаешь, думатель?

«Думатель» выпрыгнул из кровати, словно и не спал, а просто сменил физическое упражнение в спортзале.

– Ках?!

– Барабах, – неловко отшутился старик. – Я в Гильдию ходил, приёма просить. Только вот незадача: здание ещё не построено.

– То есть мы тут несколько месяцев проживём? Этчеверрия невольно улыбнулся.

– Сегодня построят. Для этого я и балкон заказал. Смотри мне, не задавай вопросов вопросных. Устал я усталостью развалины разваленной.

Лиас, у которого был веский повод потребовать от ментора объяснений, тем не менее повиновался.

– По дороге встретилась мне стая приятелей, ну, я и поговорил с ними насчёт твоего друга из Гиоса с длинным именем.

– Ублизнюкавру.

– А, я никогда памятью не запомню такой диковины.

– Зачем он травит людей?

Этчеверрия опечаленно взглянул на ученика и всплеснул руками:

– Ну и туп же ты!

Лиасу показалось, что сопровождаться этот возглас должен был слезами бессилия.

– Твоим профессорам придётся повозиться с моим возом. Мы же вчера рассудили, что оба Каха не волшебники, так как же они могут кого-то травить?

– Но…

– Вчера я узнал, что из Дворца страданий (запомни, так называют дворец императора Кумра) без вести пропал некий Ацульд. Перед своим исчезновением молодец, кстати, вёл себя крайне странно. И вот результат. Есть признаки, что мор – его рук дело.

– Так его надо остановить!

– Не наше дело, – отмахнулся мастер. – Я так понимаю, что Гильдия сама разберётся. Не изволь переживать – у нас всё под контролем.

Лиас и не собирался переживать, но, чтобы поддержать игру, притворно-обиженно заметил:

– Могли бы и с собой взять. На прогулку.

– Ещё чего, – усмехнулся маг. – Нужен ты мне, под ногами путаться. Вот проснулся спросонок – и отлично, давай вставай, одевайся. Я принёс тебе обновки. Всё по размеру вроде. Через пять минут ожидаю твоё величавое величество на висячей террасе. Узрим увлекательное зрелище.

Мастер вышел, указав на широкую тёмную коробку, возвышавшуюся над столом. Лиас быстро открыл её – и замер. Первое, что пришло ему в голову: «Наверное, вовек не расплатиться». Белая кожа эльтонской выдры, отделанная иридиевыми нитями и серебряными пуговками. Шикарный замшевый плащ. Высокие серые сапоги. И в довершение всего перевязь, на которой покоился элегантный, не длиннее метра, лёгкий клинок с мельхиоровой рукоятью. Клад!

Вскоре состоялось дефиле на балконе. Лиас, войдя, кашлянул, привлекая внимание Этчеверрии, осматривающего площадь с зеваками.

– Учитель…

– Готов? Молодец, управился. Дай на тебя взгляну.

Старик приподнялся с дивана. Лиас, чтобы его благодетелю было удобней, вышел на хорошо освещённое место. Придирчиво оглядев своего подопечного и попросив пару раз пройтись туда-сюда, Этчеверрия довольно крякнул.

– Просто красавец. Вылитый я в юности. Садись, – он указал на диван.

– Мастер…

– Что?

– Я не могу принять такой подарок.

– Не дури, дурак, – отмахнулся маг и сосредоточился на разглядывании толпы.

– Слишком дорого. Не имею права. Одежда – чистое золото. У меня и денег-то нет. Давайте возвратим товар продавцу?

– Пятьдесят семь, если тебя волнует…

– Что?!

– Я говорю, что твой костюм обошёлся в пятьдесят семь золотых, – он повернулся и заглянул Лиасу прямо в глаза.

Ученик понял: что бы сейчас ни сказал волшебник, с ним придётся согласиться.

– Давай откровенно, – полилась сложная речь, грозящая обернуться распространённой лекцией. – Всё, что делаю, я делаю в твёрдом уме и по доброй воле. Поэтому не оскорбляй учителя допущениями типа: «Мастер не ведает, что творит». Во-вторых, если мои резоны не впрыгивают к тебе по утрам в окно с ножом и свистком, это вовсе не значит, что их нет. Например, вдруг ты реально Посвящённый? Рано или поздно овладеешь Ремеслом – и достигнешь моего Уровня. Если и не сбудется, всё равно можно стать неплохим специалистом. Вот тогда я и воспользуюсь тем, что когда-то оказывал твоей милости посильную помощь и пособление. Это как покупка земли во время экономического кризиса.

Мастер замолчал, посмотрел на Лиаса ещё раз и, увесисто хлопнув его по плечу, произнёс:

– Ну, ясно выяснили? Теперь обрати своё драгоценное внимание на то здание, – он указал на приличных размеров особняк прямо напротив.

– А что… – начал было юноша, но маг оборвал его нетерпеливым движением руки.

От дворца парадным маршем проследовал отряд пышно разодетых гвардейцев. Музыка не играла, и, лишь только военные оказались в ста метрах от гостиницы, строй потерял торжественность. Двор прорезал зычный звук приказа. Выставив вперёд щиты, служители порядка начали теснить толпу. В общем-то, как показалось Лиасу, никто из пришедших не рвался на баррикады – слышались короткие смешки, низкопробные шутки в адрес «солдатни», но это было скорее нарциссизмом, чем афронтом.

Спустя несколько минут зеваки оказались, пусть и не по своей воле, за ограждением, освободив прилегающее к зданию пространство. Молодые залезли на крыши и оттуда наблюдали, как гвардейцы, выстроившись в цепь, перекрыли путь к центру. Улицу Амнила-основателя, на которую тоже открывался вид из апартаментов, судя по всему, перегородили в самом начале. Всегда обычно оживлённая, она как раз пустовала.

– Вот это да!

– Что такое? – Лиас ничего необычного не заметил.

– Оцени вон того проходимца в зелёном, в первом ряду справа. Там, перед оградой.

Мужчина – а вовсе не «проходимец» – приятной наружности, в изумрудном плаще действительно стоял рядом с щитом стражника и что-то ему не торопясь говорил.

– Эльф, – бросил Этчеверрия через плечо, как ни в чём не бывало.

Осознав значение этих слов, юноша впился глазами в представителя расы Вечноживущих. Он не успел толком распознать лицо легендарной Твари (так называли эльфов простолюдины) – та исчезла. Просто как дым в небе – вмиг, без пафосной трансформации из одной формы в другую.

Но, как ни странно, молодой человек готов был поклясться, что где-то именно этого Зелёного уже видел.

– Как здорово, живой эльф, – проговорил Лиас, мучительно пытаясь вспомнить.

– Здорово, – скептически отозвался учитель. – Вот когда они мир уничтожат, будет тебе «здорово».

– Это как – «уничтожат мир»?

– Ты не знаешь? Да, всё забываю, что ты, Серый, чуть ли не со вчерашнего дня пошёл на высокое повышение. Запомни, пока краткой краткостью тебе говорю, а потом в академии вам пояснят. Между Зелёными и Храмом идёт бесконечная война. Зелёные Твари мечтают нас уничтожить, никто не знает толком почему, да они и сами, поди, не знают. Где-то раз в серое поколение они предпринимают такую попытку. Им нужно стереть с лица земли всё живое, то есть ничего личного. Поэтому их мало кто любит. Правда, у них есть чему поучиться, поэтому мы их терпеливо терпим иногда. Но если эльф тебе помогает – значит, он хочет тебя убить. Запомни это раз и навсегда.

– Вы расскажете мне ещё про них, учитель? Это очень интересно!

Этчеверрия покачал головой:

– Это уже работа академии. Там вас просветят. Твари как Твари. Наш язык не могут выучить. Совершенно не понимают фразеологизмов – наотрез. Скажи ему «с гулькин нос», так он и пойдёт гулькин нос искать.

И тут Лиас вспомнил, как перед вторым посещением холма он встретился с молодым человеком в зелёном, который представился иностранцем. Его сердце забилось чаще от неприятного предчувствия. Ах, если бы он только рассмотрел лицо того Зелёного на площади!

– А вот и гонг!

И тут же все замолчали. Несколько человек в хитонах вышли из подворотни и проследовали на середину площади.

– Великие Архитекторы Гильдии, – ответил маг на немой вопрос ученика.

Фигуры разошлись по периметру серого особняка, расположившись правильным семиугольником. Конечно, с балкона открывался вид лишь на пятерых, но Лиас чувствовал, что и прочие, скрытые зданием, не нарушают этого порядка. Появились ещё Белые. Они что-то устанавливали на линиях символа.

Этчеверрия пояснил, что строится барьер, а для чего, скоро и так будет «видно видимым видом».

Спустя какое-то количество минут всё закончилось. Волшебники, выполнившие свою часть труда, заняли места на ступенях дворца.

– Начинаем! – чей-то громоподобный голос заставил город отказаться от шумов.

Здание и Строители, в магическом смысле, больше не существовали. Их оградил прозрачный, но слегка мутный силовой барьер. Пятеро воздели руки.

То, что секунду назад было огромным особняком, медленно осело и начало рассыпаться, утопая в вертикальных колоссах пыли. Рядом с площадью образовался пустырь, посреди которого возвышалась неровная горка каменной стружки.

Работа тем временем продолжалась: Архитекторы застыли в различных позах, и от каждого в центр семиугольника протянулась струя слегка окрашенного света. Сливаясь вверху завала, они формировали круг, совсем как над зданием Храма.

Круг начал вращаться, порождая пламя. Оно било прямо в пыль, сразу же начавшую плавиться, разливаясь в чётко очерченных пределах жидкой лавой. Скорость круга увеличивалась. Уровень лавы достигал почти пятнадцати метров, и она стала уходить в почву, бесследно дематериализуясь.

Толпа зевак, поражённая таким решением проблемы строительных отходов, восторженно загудела. Но от Лиаса не укрылось, как озадаченно переглянулась пара ближайших к нему Архитекторов.

И снова – стремительность круглой Энергии. Задрожала земля. Безумный столб пожирающего огня буравил твердь.

Полчаса движения непрерывного Потока – и под ними колыхалась полынья из жара и дыма. Было страшно смотреть вниз – он выдержал.

Так и длилось всё это – сладкий дар видеть своё вымышленное отражение в лаве. А потом, в один миг, весь свет устремился в одну точку – и пропал. Толпа выдохнула. Над площадью царило ожидание.

Архитекторы явно устали, но выглядели счастливыми, улыбались. Один из них, тот, что в белом, порылся в складках одежды и извлёк оттуда бриллиант размером с перепелиное яйцо. Лучи весело заиграли в многочисленных гранях. Игра продолжалась в полёте, когда брошенный Архитектором камень угодил точно в центр творения.

И лава вернулась. В воздух взметнулись сотни кубометров красных рек, которым, казалось, не будет конца. Лиас услышал дикий рёв толпы и почувствовал, как заскрипел от сверхнапряжения барьер.

На глазах у изумлённых людей вознёсшаяся к небу материя шипела, обретая вполне совершенные формы головокружительного купола.

Часть 2.

Война не началась

Мир Фэнби Империя

Кумр Графство Гиос

Из актов

Воспоминания приёмных родителей, хроника приведена священником Гейром: «Ребёнка того на пороге нашли. Лежал и плакал. А мы чего? Мы ничего – подобрали и воспитывали. Атом назвали, потом Атцем, потом Атцелем стал, значит… На что жили? К нему ж деньги приходили… Как? А никак. Раз в неделю один серебряный появлялся. Леший его разберёт. Хватало и на сестру. Да вот в школу послали… (неприличное слово). Не учились у нас дети отродясь, да и ладно. От этих талмудов-то чего? А ничего. Голова только ноет-то. Работать дети на поле не хотят – на столе пусто. А этого ещё как лошадь кусила чтось… Учиться начал, да. Читал, всё интересовался ерундой, вкалывать в поле не хотел…»

Воспоминания наставника деревенской школы Ванера Миопа, специалиста по наукам земельным. Судебный протокол: «Трудный был ребёнок. Вот ругаешь поганца, а он на тебя смотрит так, что прямо дрожь берёт. Неудивительно, что так вот закончил… преступлением. Ему аж не пикни поперёк – сразу в драку. Вроде самым сильным среди своих не слыл, но если уж дерётся, то до крови, до того, что либо покалечится, либо другого прибьёт, ага. И было ведь такое: еле спасали недругов-то его. Не один раз случалось в драки вмешиваться, ведь гадёныш душить принимался… Парень крепче него раза в три – как вцепится жуткой хваткой в горло, и спасай родимого… Дикий… Словно жил для потасовки».

Из заключения окружного суда графства Гиос: «Двенадцатого числа сего месяца мальчишка Атцель двенадцати лет отроду напал на девицу Соль, свою сводную сестру, и совершил с ней против её воли неприличное. Мальчишку приговариваем к округлению. Учитывая, что преступник сей скрылся от справедливого суда, разрешаем мы легионерам Гиоса заколоть негодяя, коли узрят они его».

Мир Фэнби

Империя Кумр

Столица империи город Кумр

аалатон Ваальсен, гроссмейстер Ордена борьбы с магами, рыцарь и граф Кумра, не разбирая дороги, брёл в никуда. Он совсем было заблудился в сети узких

улочек и проспектов, но через час бесполезных скитаний всё-таки узнал площадь Яростного Дракона. Напряжённое движение толпы утомляло – приходилось сражаться за право двигаться свободно. Однако даже в хаотичности живой массы направление точно просматривалось – в центр. Эта река из коленей и локтей донесла его до улицы Амнила-основателя, а затем и до самой Императорской площади.

Люди удивлённо шарахались от перепачканного сажей и грязью прохожего, не подозревая в нём одного из первых защитников страны от магов. Впрочем, знаковые события, в отличие от значимых, в Кумре происходили регулярно, и герои появлялись каждый второй день, как правило, собирая деньги на благотворительность и священные походы. Некоторых, тех, кто пытался призвать к новой религии или вселенском добру, казнили, конечно, но Паалатон явно к добру призывать не собирался – скорее наоборот.

Сегодня, в день возвращения Гильдии магов в Кумр, всеобщий интерес был прикован к вечернему небу, где под переливы музыки расцветали фигуры сложных иллюзий.

В толпу с верхних этажей щедро бросали подарки, и люди, радостно крича, ловили дармовые монеты, пряники и неопределённую мишуру. Где-то пели. Паалатон обернулся на музыку и остолбенел.

Там, где раньше красовались развалины старого Эльтонского посольства, возвышалось сооружение, которое, казалось, подпирало собой горизонт, отрицая законы человеческой архитектуры. Поразительно изящное внизу, оно постепенно набирало массивность, и каждый, впервые видевший это чудо, мог бы поклясться своим местом в Круге, что громадина вот-вот рухнет.

Рыцарь не стал исключением. Только спустя минуту он медленно начал привыкать к тому, что не придётся ждать конца света под обломками незнакомой башни.

– Правильно, – истерически улыбаясь, граф повёл сам с собой тихий разговор, не отрывая глаз от нового строения. – Кто-то проболтался, и они уловили момент, чтобы похоронить нас. Здорово спланировано. Что же, раз уж вы так паникуете в ожидании расплаты, гады, то считайте мою жизнь своей смертью…

– Враги в городе! – заорал он посреди веселящейся толпы таким страшным голосом, что несколько человек прекратили бессмысленное движение и уставились на «юродивого» (толпа раздаёт прозвища так же быстро, как плохой полководец награды).

Паалатон ошибочно принял общее ошеломление за проявление внимания к собственному горю.

– Веселитесь? Думаете, вас и дальше пряниками кормить будут? Они уничтожили пятьдесят лучших людей страны, а вам танцевать неймётся? Да вы что, заколдованы?

– Парень, не волнуйся, – откликнулся добродушный толстяк в первом ряду всё прибывающих любопытных. – Всё нормально. Шёл бы, а то сейчас возьмут да уведут…

Шаг вперёд – и вот уже ворот несчастного мещанина в кулаке Паалатона.

– Мне успокоиться?! – кричал он в лицо «утешителю», практически оплёвывая собеседника. – Да я тебя, как орка, на четыре части разломаю, ты, предатель!

– Простите, я же хотел… лучше… – торопливо бормотал толстяк.

Гроссмейстер брезгливо оттолкнул добряка, и тот без всякой грации, но эффектно скрылся за чужими спинами.

– Гады! – рыцарь демонстративно отвернулся от зрителей и вознёс эти слова небу, то есть башне.

– Гады! – крикнул он громче, наслаждаясь возрастающим интересом публики.

– Гады!

Троекратно повторённое оскорбление потеряло свежесть, потому что не обещало отзвука свыше. Паалатон сплюнул и продолжил путь молча.

Толпа провожала чудика глазами, но когда стражники (сердобольные граждане всегда вызывают стражников, если чего-то не понимают) добрались до подножья башни, никто им не показал направления, в котором исчез смутьян. Сумасшедшие сродни магам: их можно не любить, но показать на них – грех…

«Sagen Sie mir nochmal, mit welchem Zweck Sie nach Kumr fahren?»

«Lehrer, ich fahre nach Kumr, um die Drachen zu untersuchen».

«Und Sie haben sich aus dem Kopf geschlagen, irgendwie die Welt zu retten, die Menschen besser werden zu lassen oder gar die besten Wissenschaftler von dort zu unterstützen?»

«Ja, mein Lehrer, Drachen – nur die Drachen».1

Столица империи город Кумр

Министерство путешествий

Министр путешествий империи Кумр, который работал в столице империи Кумр – городе Кумре, от повторяемости слова «Кумр» постоянно кривился, подписывая официальные бумаги.

Сейчас он не кривился, а растерянно переводил взгляд со своего стола, точнее с возлежащей на нём грамоты, на своего посетителя, окружённого государственными гвардейцами – аж целой дюжиной. Он ещё не принял никакого решения, да и как?

Представьте себе, что с утра к вам врывается некий сумасшедший, пусть и с манерами, но только что без слюней на подбородке, весь в саже, копоти, и именует себя рыцарем, гроссмейстером, представляется именем гиосского графа Ваальсена и кричит о государственной измене…

Двух охранников полуживыми затащил за собой, гад, ковры попортил их амуницией…

Слава богу, не нападал. Но зато пришлось выслушать его историю, пока секретарь Черыш в панике вызывал подмогу.

На данный момент опасности не было: когда появились эти самые гвардейцы, гость уже был достаточно смирным, так как выговорился и ожидал ответов. А не давать никаких ответов и тянуть с ними до последнего – специализация Ублизнюкавру Каха, недаром же он министр путешествий, фактически посол императора за границей, через пару лет – первый министр империи.

За те двадцать минут, которые прошли в нервном ожидании, Ваальсен, непрерывно ругаясь, успел выложить на красивом гиосском жаргоне с вкраплениями приличной речи многое, и ничто не укладывалось в голову, ничто не походило на правду. Он-де, Паалатон В., рыцарь некоего Ордена борьбы с магами при его императорском величестве Круимраре. Этот самый Орден некогда изгнал магов из Кумра, после чего был засекречен в особом подземелье, где и готовился отразить – повторное нападение колдунов.

Рыцари Ордена вкупе со своими жёнами, детьми и слугами – все якобы пребывали в состоянии постоянной боевой готовности. Подземелье было настолько секретным, что только сам гроссмейстер Ваальсен-старший (то есть папа неожиданного гостя) иногда выходил на круглый свет и давал императору отчёт о состоянии дел борьбы с Белыми, то есть магами.

И вот именно сегодня, за месяц до нового отчёта, подземелье сотрясло, стены укреплений дрогнули, несущие арки рухнули, и все, кто находился на этом засекреченном объекте, включая папашу Ваальсена (Ках упрощал формулировки в уме), погибли, заживо похороненные под давлением чего-то, что неожиданно возникло сверху.

Сам же Паалатон Ваальсен спасся банальнейшим образом. Он был молодым человеком с довольно «интересной», как он выражался, биографией и правами сына гроссмейстера, поэтому самовольно время от времени выходил наверх. К тому же он был единственным неженатым членом Ордена, поэтому у него были определённые потребности. В этот день случилось так, что его хорошая знакомая ночью решила отоспаться и договорилась с ним на утреннее рандеву.

Возвращаясь с довольно приятного свидания, молодой человек спустился уже почти по ступенькам до конца первого коридора, в котором планировал окликнуть часового (Каху не следовало знать, как именно Паалатон это делает), как вдруг всё дрогнуло, ступеньки под ногами поплыли и начали рушиться, пыль затрудняла дыхание – гость Каха, по его словам, вынужден был цепляться за какие-то булыжники, чтобы выбраться наверх. Его оцарапало падающими камнями, он получил многочисленные ушибы, а когда чудом выбрался, провалялся минут тридцать без сознания.

Позже гость Каха убедился, что вверху, прямо над подземными вотчинами Ваальсенов, возникло здание, да не какое-нибудь, а здание Гильдии магов Кумра, построенное на глазах читателя в первой части (о чём, впрочем, министр путешествий не мог знать без подготовки, потому что читателем нашей книги не был).

Таким образом, получалось, что маги отомстили Ордену, некогда изгнавшему их из Кумра. И получалось, что все эти ежегодные поздравления, национальный праздник, речи императоров и принудительный сгон народа с шариками в первый день весны, равно как и расхаживание с портретами мёртвых рыцарей по публичным домам – всё это было зря.

Всё это Ках выслушал с искренним смирением доктора – и даже умудрился всунуть секретарю Черышу записку, которая предписывала отправить бузотёра в соответствующую лечебницу, но сейчас, когда прибыли гвардейцы, министр путешествий передумал.

Кто его знает почему. Чиновники должны обладать определённой степенью интуиции, кроме того, прозвучала фраза: «Борьба с магами», а Ках, как читатель помнит, в любом обличии ненавидел Белых. Поэтому, когда двенадцать мечей стали гарантией его безопасности, Ублизнюкавру поступил несколько по-другому.

Он отправил во Дворец страданий (он же Дворец скорби) – так официально называли императорский замок – записку, изложив коротко бред сумасшедшего, и попросил поторопиться с ответом.

Чтобы не терять времени, министр предложил Паалатону помыться и переодеться, что тот выполнил по-солдатски, без лишних вопросов.

И когда на месте отвратительного старика-погорельца перед Кахом предстал юноша лет двадцати с чёрными волосами и военной выправкой, Ках уже обдумал ситуацию.

Да, действительно, в городе построили здание Гильдии магов.

Когда-то давным-давно покойный император изгнал магов из Кумра. И Орден действительно существовал на тот момент, но он был распущен за ненадобностью, и последний его гроссмейстер, совершенно не Ваальсен, кстати, погиб от алкогольного отравления в положенной герою по статусу бедности лет этак пятьдесят назад.

Какие подземелья? Какие землетрясения?

Страной управлял молодой император Круимрар. Но он только недавно достиг совершеннолетия, и даже сейчас не стал бы перенимать дела всерьёз, если бы не смерть регента – министра Ализовата. Старый негодяй умер совершенно неожиданно, всего-то в сто десять лет, и его величеству волей-неволей пришлось вникать в сложные государственные дела.

До сих пор магия в Кумре (в стране, а не в городе) была разрешена только отдельным практикующим и только для узких целей. Объединяться, создавать концессии, занимать рынки, участвовать в политике и финансировать производство Белым было строжайше запрещено. Такова была воля Ализовата.

Император решил всё переиграть.

Открытие здания Лиги магов в Кумре означало признание Лиги в качестве законной дипмиссии со всеми вытекающими обстоятельствами. Все ограничения отменялись. В страну получили право въезжать маги, которые были сильнее по своим возможностям, чем священники Храма, что раньше было разрешено только в графстве Бэлтон.

В чём была выгода императора – кто его знает. Поговаривали, что Круимрар и сам не без магических способностей, но вопросы его величеству задавать не принято, а на намёки он только улыбался, гладя свои золотые волосы.

Но Ордена не было! Его не могло быть! И уж точно, что любимец императора Ках должен был быть в курсе существования подобной организации.

Секретаря Черыша ожидали почти молча. Паалатон не хотел дальше говорить. Он насмешливо поглядывал на гвардейцев, а они на него – с явным опасением и некоторой степенью уважения: не каждый может смять двух стражников и протащить их за собой, при этом оставив в живых. Все стояли неподвижно, только Ках иногда позволял себе отходить к окну. Пришла грамота из Дворца страданий. И она сразила министра окончательно, просто выбила из седла, поразила в самое сердце, потому что всё, что говорил этот человек, согласно записке из секретариата его величества, было правдой. Перед ним действительно стоял рыцарь-магоборец Паалатон Ваальсен. Он не был сумасшедшим. Он действительно имел право называть себя сыном гроссмейстера Ордена борьбы с магами, а теперь – гроссмейстером, потому что Ваальсен-старший действительно покоился под обвалом.

Орден существовал. С буквой «л» на конце слова «существовал», потому что – прошедшее время. И спившийся гроссмейстер-забулдыга был всего лишь легендой, которую Ализоват придумал для сохранения тайны.

Проклятый министр даже из могилы не уставал плести интриги, как кровавый тиран, последствия действий которого приносят людям вред десятки лет после его смерти.

Про Орден просто, банально, глупо и по-бюрократически… забыли.

Ализоват, покойный регент, знал о нём и вёл соответствующие записи.

Но император разбирал архив министра со скоростью непослушного мальчишки, идущего в школу. Император в записке подчёркивал своё удивление и досаду. Император предлагал Каху извиниться, загладить вину икак-тоутихомирить Ваальсена. Император обещал наказать виновных.

Ках знал цену казённым клятвам. Он громко вдохнул, покачал головой и приказал гвардейцам покинуть помещение, освободив гроссмейстера Ваальсена, что те с явным удовольствием и сделали.

– Я, кажется, должен извиниться, – произнёс Ках. – Вы действительно Паалатон Ваальсен, и даже, если эта бумага меня не обманывает, у вас есть второе имя?..

Паалатон неопределённо кивнул головой:

– Атцель. У приличного человека должно быть много имён.

– И много работы в разных странах и в разные времена, верно? Вы были шпионом среди гномов…

Ках, читая большое канцелярское дело, которое внесли заодно с запиской от императора, на этом месте стрельнул глазами в Ваальсена и прокашлялся.

– Потом, в пятнадцать лет, вы руководили целым отрядом герцога Мангольда, сильно досадили князю Логанда… Неплохо, чёрт побери. И тут ещё и убийство мага!

Он опять закашлялся и вопросительно посмотрел на своего собеседника.

– Да, – не без гордости подтвердил тот, – и убийство мага.

– Вы приговорены к смерти в Мангольде, Логанде и гномами – в Иргольде… А, вот ещё и в Гиосе за изнасилование сводной сестры…

– Последнее – ложь, – возразил Паалатон.

– И при этом вы живы. Забавно.

Ках положил канцелярскую папку на стол.

– Вас явно кто-то всё время спасает, господин рыцарь. И даже сегодня вот…

– Ваша бумага, наверное, подсказывает вам, что меня надо немедленно арестовать по законам Мангольда и Логанда?

– Не без того… Но император отзывается об Ордене положительно, а значит, все его члены тоже хорошие люди. Верно? Да вы садитесь, что ли…

Паалатон нехотя принял приглашение: эмоции за время ожидания остыли, страшно хотелось есть и спать. Царапины от камней оказались не такими уж значительными – они ныли, но не требовали быстрого лечения. Голова гудела, но можно было потерпеть.

– Вы сказали, граф… – продолжал Ках. – Вы же граф, верно?

– Да, это титул моего отца.

– Граф… Гроссмейстер… Рыцарь Ордена… Как много и как мало теперь… Вы утверждаете, что выходили время от времени наверх, к нам?

– Да.

– И вы ничего не знали о том, что Гильдия снова в городе?

– Мы, конечно, были в курсе, что идут переговоры, но нас никто не предупреждал о том, что они закончились таким грандиозным предательством… Мой отец как раз готовил отчёт для министра Ализовата!

– Министр Ализоват мёртв, – почти с наслаждением выговорил Ках. – Уже несколько месяцев. Скажите, как функционировала связь с Дворцом страданий? Я, видите ли, министр всего несколько недель, и многое от меня осталось в тайне…

– Министр Ализоват, то есть покойный министр Ализоват, где-то раз в несколько месяцев получал наш отчёт.

– Раз в несколько месяцев, – Ках сразу понял, что это означало.

Ализоват и думать забыл про Орден, оставив своих сумасшедших слуг внизу, где от них меньше вреда. Но почему? Ализоват ненавидел магов? Он не считал Орден боеспособным? Загадка за загадкой.

– Раз в несколько месяцев… Видимо, получилось так, что после смерти министра императора не поставили в известность… Было согласовано крайне неудачное место для строительства…

– Согласовано! Маги воспользовались неопытностью императора и уничтожили нас!

«Отлично, – подумал Ках, – этот фанатик ничего против императора не имеет, хотя исключительно нежелание его величества знакомиться с архивами стало причиной гибели Ордена».

– Скорее всего, именно так, – проговорил Ках. – Видимо, маги всё рассчитали. Они могли быть виновны и в смерти Ализовата: в конце концов, он очень странно умер, его даже не позволили осмотреть в анатомическом театре…

– Да! – вскричал Паалатон. – Мы срочно должны сообщить об этом императору: вы и я!

«Пойти к императору, когда тот от стыда может приказать казнить и меня, и оставшегося свидетеля? Нет, спасибо».

– Предоставьте это мне, – сказал Ках вслух. – Пришло время тайных ходов и переговоров с императором при помощи Храма. Нас ведь постоянно прослушивают эти Белые.

– Маги, – подтвердил Паалатон. – Хорошо, я жду вас тут. Передайте императору, что мне нужны средства и время для восстановления Ордена. Его обманули. Я лично должен сообщить его величеству, почему допуск Гильдии в Кумр – роковая ошибка.

– Это невозможно, – Ках театрально пригорюнился.

– Я не попаду к императору ни завтра, ни послезавтра, ни даже через неделю. Интриги, придворные, бюрократия, сами понимаете. Знаете что?

– Да? – спросил озадаченный Паалатон.

– Снимите номер в гостинице и поживите там пару недель. Я за вами пришлю. Я найду вас. И передам ответ от императора. Думаю, две недели не приведут нас к краху. Гильдия уже здесь – хуже не станет. Но держитесь настороже: маги повсюду!

Паалатону ничего не оставалось, как нехотя согласиться. Он очень устал и понимал, что предпринимать какие-то действия сегодня было бы ошибкой. Ках дал ему небольшой мешочек с золотыми монетами, которого хватило бы на месяц-другой даже самому привередливому рыцарю, и отпустил.

– Черыш, – сказал он секретарю, – нужно сделать так, чтобы этот человек исчез из Кумра. Я про столицу империи, а не про империю. Но мирно. И нужно, чтобы он оставался в поле моего зрения. Он мне понадобится скоро, но не раньше чем через год. Ясно? Он должен получить какое-то поручение, от которого не сможет отказаться. Что-то связанное с борьбой с магами, но ничего серьёзного или опасного. Это понятно?

– Да, господин министр. Я подключу к этому делу Храм.

Не возражаете?

– Вы умный человек – действуйте.

И ещё один мешочек с золотыми покинул выдвижной ящик министерского столика.

Уже на пороге Черыш обернулся.

– Простите, министр, – сказал он. – Но почему эти люди вообще ушли под землю сразу после победы?

Ках задумался на мгновение, а потом улыбнулся, отвечая:

– Видите ли, мой дорогой, для некоторых людей война важнее победы. Победа переводит нас в ранг героев вчерашних дней (красивая фраза, я пошлю её в Новое Фаншо одному музыканту – уверен, он напишет на неё стихи и музыку), а никто не хотел бы быть записанным в герои вчерашних дней… В изоляции геройство можно растянуть во времени, как и при шизофрении…

Черыш покинул помещение. Ках некоторое время подумал, потом перешёл в подсобную комнатушку. После того как он закрыл дверь и несколько раз проверил надёжность щеколды, он направился к стоящему на полу сундуку, распахнул его крышку и извлёк наружу небольшой деревянный посох, который явно был предназначен для существа в два раза меньше ростом, чем министр.

Набалдашником он три раза прикоснулся к стене и резко обернулся. Вовремя. Рядом с ним возникла маленькая фигура в жёлтой куртке: капюшон натянут на голову, из-под капюшона торчит длинный нос и ярко светятся два хищных зелёных глаза.

– Приветствую тебя, мастер, – произнёс Ках, становясь на колени. Он делал это не для того, чтобы унизиться перед гномом, а для того, чтобы говорить с ним на равных – глаза в глаза. – Прости, я не могу превратиться снова и встретить тебя так, как это полагается твоему ученику. Превращение занимает много времени, а у нас его нет.

– К лешему формальности, – ответил тот, кого назвали мастером. – Зачем ты вызвал меня сюда? Я занят. Мы считаем деньги за последний месяц.

– О деньгах и речь, – возразил Ках. – Я только что встретил того, кого люди называют Паалатоном Ваальсеном, а его настоящее имя… Это то имя, которое мы, гномы, не можем произнести и не умереть. Или не убить.

Гном сбросил капюшон. Его голова: непричёсанные длинные волосы, цепкие глаза, слишком большой рот, мощный подбородок – всё это явилось миру, и во всём этом чувствовалось торжество.

– Он умрёт, – заявил мастер. – Он обязательно умрёт.

Но надеюсь, ты его не убил?

– Я не мог… Когда я узнал его, вокруг было слишком много Серых.

– Ещё рано, – гном потрепал своего ученика по щеке.

– Ещё очень рано. Всему своё время. Молодец, ты верно служишь горам Иргольда.

Яркая вспышка – снова наброшен капюшон, и фигура исчезла из комнаты, как будто её и не было. Министр Ках положил посох в сундук и вернулся к своим обычным рабочим делам.

Бегом в центр. Миновав очередной вонючий переулок, магоборец осмелился осмотреться. Даже в тесноте построек башня выглядывала практически отовсюду.

Увидев её, Паалатон не сдержал внутренней дрожи. Неподвижно застыв посреди улицы Старых Пекарей, он сопротивлялся чувству подавляющего страха, которое вопреки его желанию всё глубже проникало в сознание.

Маги… Уже два года он готовился под землёй с ними бороться, потерял отца (хотя по-настоящему он с ним так и не сошёлся), а вот пришла беда, и он – как ребёнок у доски перед строгим учителем.

«А вот и площадь».

Здесь по-прежнему царило волнение. Обыватели, которым не удалось поприсутствовать при воздвижении здания, теперь решили нанести визит в центр, чтобы лично оценить чудо-строение из расплавленной пыли и мусора.

– Выше Дворца страданий!

– Потрясающе! Красиво!

– Величественно!

Паалатон не прислушивался: мотивация толпы его ничуть не интересовала. Он прошёл мимо зевак прямо ко входу в башню. Рыцарь почти достиг цели и собрал все силы в кулак, готовясь прорываться сквозь охрану, как внезапно наткнулся на невидимое препятствие. Что-то откинуло непрошенного гостя в сторону, будто воздух перед зданием был противной кашей из пенок и комков. Пришлось сделать шаг назад.

Сзади раздался смех и знакомый голос:

– Куда прёшь, деревенщина? Магистры, дурачина, барьер поставили, чтобы…

Магистрами в Кумре называли любых учёных, изобретателей, магов – всех, чьи действия были непонятны простому люду.

Паалатон обернулся. Смех принадлежал тому самому толстому человеку, который пытался спасти его от стражников несколько часов назад.

– А, это ты? Иди-ка сюда.

Встретившись с ним глазами, бедолага осёкся, приглашение и манящий палец проигнорировал и второй раз за день, вопреки старой хохме о чести, предъявил рыцарю свой тыл. Всё по науке – даже сумку обронил, чтобы не замедляла.

– Ещё раз увижу, придушу!

Вокруг строения кипела работа, входили и выходили люди. Проплывали предметы мебели, грузчики тащили книги, картины, ковры, элементы интерьера и быта.

Всё пиршество вкуса двигалось по коридору, образованному шеренгами гвардейцев. Паалатон отошёл и стал наблюдать. К вечеру он понял, что попытки осчастливить своим появлением тех, кто был за барьером, обречены на провал. Два или три посетителя за вечер сумели просочиться внутрь: видимо, у них нашлись пропуска.

Среди баловней судьбы выделялись солидный господин и молодой аристократ (видно по повадкам) – его спутник или ученик. Похоже, у них имелась возможность поговорить с Белыми, правда, только коротко: их сразу выставили за барьер.

Не отдавая себе отчёта зачем, Паалатон задумал проследить за ними. Путь оказался недолгим: пройдя через толпу, парочка скрылась за дверьми «Императорского гостиного дома». Паалатон вернулся к бессмысленным наблюдениям.

На следующий день всё повторилось. Вокруг башни кипела та же суета.

Стояла невыносимая жара. К полудню улицы почти опустели. Верны присяге были лишь гвардия да колдуны, которым, похоже, наплевать на то, как старается светило. Гроссмейстер вспотел.

Закрепив за собой территорию вплотную к барьеру (для чего пришлось сломать несколько носов и вывернуть несколько рук местной публике), рыцарь всё ещё не знал, что делать дальше.

Единственное, что приходило в голову, – поймать момент, когда кто-то проскочит в здание, и пристроиться за ним, возможно, взять в заложники. А там уже найти начальника, объявить войну и пуститься на поиски новых солдат. Не ахти какой план, но лучше, чем ничего. Могут и отпустить.

– Слушайте, мастер, нам же ясно доложили, что заняты, а сегодня… – как сквозь сон долетел до слуха юный голос, который раздражённо перебили.

– Помолчи, молод ещё. И не лезь ползуче в дела деловые, что не понимаешь.

«Вчерашние, – вспомнил Паалатон. – А что, если?..» Свежая идея захватила полностью, и даже тот факт,

что придётся отдать с трудом завоёванную позицию вновь прибывшим зевакам, не стал на пути мечты.

«В принципе, должно сработать, – рассуждал воин, внимательно следя за стариком и юношей. – Да и что я теряю? В крайнем случае шею. Дед, хоть зуб давай, маг опытный, а этот как есть лопух».

Ученик: «А почему больших магов называют мастерами?»

Учитель: «Потому что они создают новую реальность».

Ученик: «А люди могут быть мастерами?»

Учитель: «Конечно, насколько старая реальность им позволит».

Мир Фэнби

Империя Кумр

Столица империи город Кумр

Молодой маг целый день бродил по улицам, точнее по одной улице. И хотя он изучил её вдоль и поперёк, а пригородные буржуа уже издали узнавали любопытного провинциала, юноша всё-таки не решался сойти с проторённой тропы и пуститься в авантюру открытия новых кварталов. В гостиницу возвращаться не хотелось. Мастер пока что не удостоился аудиенции в Гильдии магов, был раздражителен и старался выместить зло на окружающих, а поскольку окружал старого нарцисса один Лиас, то… Куда лучше занять себя прогулками. Вечерело. Лучи предзакатного солнца по-новому раскрасили фасады и черепичные крыши домов. Улица постепенно пустела, но юноша предчувствовал: вскоре она заполнится. Честные граждане, прохаживающиеся в светлое время, поплетутся к семьям, и те, кто правит бал ночью, воскреснут из небытия.

– Эй, ваше благородство, – послышался грубоватый голос.

– Да, ты, то есть вы, угу, – повторили сбоку, когда, оглядевшись по сторонам, Лиас начал поворачиваться на зов.

– Не желаете посмотреть на девушек? – гнусавил показавшийся из узкого прохода между домами малопривлекательного вида верзила. На белого ученика он произвёл сложное, большей частью отталкивающее впечатление. – Девушки у нас самые лучшие, молоденькие – на всё готовы ради такого красавца!

Лиас, конечно, не собирался смотреть ни на каких девушек, тем более на тех, что дарили любовь за плату… Но, с другой стороны, в Гиосе у него было крайне мало опыта с противоположным полом, а возраст и здоровое мужское любопытство брали своё. Поэтому юноша не проследовал мимо странного незнакомца, а, кивнув, небрежно, как подобает, произнёс:

– Я не буду покупать твои услуги. Мне нечем платить.

– Первый раз бесплатно, – заверил человек из переулка и отступил назад в темноту. – Можете просто посмотреть, а потом сговоримся.

Лиас робко приблизился и остановился, не заходя в теснину домов, чтобы в случае неожиданности в мгновение ока вернуться в зону эфемерной защиты толпы.

Ему показалось, что кто-то внимательно следит за ним сзади. Но оглядываться Лиас не решился: счёл ниже своего достоинства.

– Я только посмотрю, – твёрдо заявил он в ответ на манящее движение грязной руки.

Её владелец нехорошо ухмыльнулся, и в тот же миг резкий толчок в спину («Всё-таки был сообщник, зря не оглянулся») вогнал Лиаса в промежуток между домами.

Отсчёт невольных шагов ещё продолжался, когда верзила подножкой направил его в другую сторону. Значительную часть пути после этого Лиас преодолел кувырком, вплоть до того момента, когда его недружелюбно поприветствовала стена. От сильного удара потемнело в глазах. Цепляясь за неровную холодную поверхность стены, он медленно поднялся и с трудом различил плывущие из просвета фигуры.

– Ты того…

– Не вздумай орать. Ты это хотел сказать, Галс? – возник ещё один тембр. В руках у сообщника был самострел.

– Заорёшь, – красноречивый жест, – и всё. Ясно?

В непривычной роли жертвы маг попытался говорить настолько жалобно, насколько было возможно.

– Что вам? У меня нет денег. Но мой мастер… Обладатель самострела коротко бросил:

– Раздевайся.

Лиас затравленно огляделся. Стены. Неровная слева, такая же справа, и позади – тупик. Расстояние – больше двух симов. Бандиты заняли позицию бок о бок и полностью перегораживали спасительный проход.

– Сначала кинжал, – предупредил негодяй с самострелом. Отодвинувшись назад, он внимательно следил за Лиасом.

Маг вздохнул и качнул головой в знак того, что подчиняется неизбежности. Рука скользнула в пустоту, и тотчас же он принял решение. Падая на колени, юноша схватился за эфес.

На что Лиас рассчитывал, неизвестно – скорее всего, на возможность нанести укол снизу… Так или иначе, он ошибся. За последние пару лет тот, кого называли Тродом, не раз бывал в переделках. Ему доводилось отбивать острые контратаки, поэтому нехитрый боевой приём не мог сбить его с толку. И не сбил.

Обратив внимание, что ноги жертвы стали подгибаться, второй бандит сместил оружие и, целясь в правое плечо, нажал на спуск.

Лиас услышал щелчок, и время застыло. Продолжая попытки извлечь меч из ножен, он определил опасность. Кажется, что-то заныло около носа… Сознание вздрогнуло, и горячая волна Силы лениво всколыхнулась, обличая в реальность неслышный приказ: «Ветер! Сюда! Весь, какой можно!»

Брынзь!

Металлический наконечник стрелы, отклонённый от своего пути внезапно поднявшимся ветром, вонзился в стену. Бандит удивлённо уставился на сломанное древко, которое снесло в сторону от цели.

Переваривая мысль: «Откуда взялся такой ветрюга?», незадачливый лучник едва успел среагировать на выпад Лиаса.

– У-у… сволочь!

Лиас уже сделал шаг к свободе, когда на его пути возник Галс. Опять выпад кинжалом – и снова бесполезно! Бандит легко отклонился и, перехватив руку Лиаса, заехал ему в висок. Теряя связь с миром, Лиас почувствовал: в рёбра стучится что-то твёрдое. «Кастет или жёсткая перчатка», – успел он подумать, прежде чем опрокинулся на землю.

Страшная боль не позволила отключиться совсем. Лиас сумел открыть глаза и увидел: кто-то из двоих готовился нанести последний удар.

Всё дальнейшее он воспринимал так, словно показывали картинки в театре силуэтов.

Свистящий звук резанул глухую тишину переулка, и бандит с кинжалом, нелепо сопя, плавно осел, а затем грузное тело шмякнулось на камни. Затем послышались звуки быстро удаляющихся шагов – скорее всего, кто-то бегом покидал место происшествия. Хотелось повернуться на шум, но немного запоздавший обморок вынудил его окончательно потерять интерес к происходящему.

Мир Фэнби Империя

Кумр Графство Гиос

Министру путешествий Каху.

Письмо от госпожи Айены (до замужества – девица Соль)

«Министру Каху.

Ваша светлость, прошу прощения, мои обороты речи вряд ли достойны Ваших глаз и ушей. Я простая крестьянка из Гиоса, писать мне помогает писарь Неуаейен, за что я ему особо благодарна.

Буду кратка. На Ваш основной вопрос я отвечаю: нет, мой брат меня не насиловал. Если бы он вернулся домой, я бы обняла его и приласкала: в детстве он был моей защитой и опорой. Когда мне было тринадцать лет, мои родители отлучились на несколько часов.

Неожиданно ко мне в дом ворвались соседские мальчишки. Я не буду писать их имён: все имена я называла судьям – это не помогло, а я до сих пор живу рядом с этими людьми. И они не помнят, что произошло. Это звучит странно, но я в этом совершенно уверена. Они не помнят, как меня насиловали. Их даже наказывать не за что.

Моя беда – это только моя беда и ничья вина…

Как сумасшедшие, не говоря ни слова, они набросились на меня, сорвали с меня одежды и всунули мне в рот кляп. Было очень больно. И я не хочу это больше вспоминать.

Самое страшное, однако, началось после. Как я ни втолковывала судьям, гвардейцам, писцам – никто мне не верил. Они смотрели на меня стеклянными глазами. Я называю им имена убийц, а они пишут: «Атцель». Нашлись свидетели, хотя я была одна дома!

Но и свидетели совершенно уверены, что это видели! Они считают меня больной, да и я сама считаю себя больной.

Те ребята теперь выросли и ведут себя так, словно ничего не произошло, они не злятся даже на меня, а жалеют! Один из них предложил мне выйти за него замуж, хотя, как он сказал, вины его нет.

Весь суд я повторяла то, что пишу Вам, но судьи со стеклянными глазами, свидетели, которые не могли ничего видеть, но говорили совершенно искренне, насильники – все просто игнорировали мои слова, слёзы, крики и вопли. Так приговор и вынесли.

Естественно, что подавать протест в суд Гиоса у меня нет возможности – я страшно бедна. А Атцель всё равно сбежал. Поэтому я рада, что хотя бы он жив и здоров. Если вы его найдёте, то передайте ему, что я жду его.

И последнее. Я не верю больше в правосудие. Но, может быть, мне стоит верить в чудеса? Ваше письмо – оно же к чему-то?

Помогите мне.

Ваша преданная».

Мир Фэнби

Империя Кумр

Столица империи город Кумр

Он лежал на чём-то мягком. Было удобно – частые холодные капли воды, исправно поступавшие сверху, нарушили состояние болезненного покоя. Лиас мотнул головой и разрешил векам подняться.

Справа от кровати вежливо кашлянул высокий темноволосый юноша. Одной рукой незнакомец держал ведро, а другой, подставив её под струю, направлял влагу на проснувшегося.

– Наконец-то!

«В плену или спасён?» – прыгали слова в голове Лиаса. Разбудивший его человек не казался опасным.

– Я послал за Мартой, целительницей, она скоро придёт…

«Короткое же имя у целительницы», – удивился Лиас, но надо было что-то отвечать по делу, и, наверное, быстро…

– Спасибо, – получилось в полголоса. – Кто вы?

– Граф Паалатон Ваальсен. Служу фансийской короне. А с кем имею честь?

– Лиас Ильсор – будущий маг.

– Будущий? – улыбнулся граф.

Он поставил ведро на пол. Облитый выразительно скользнул взглядом по своему телу.

– Если бы я уже был Посвящённым, то лучше бы получилось дать отпор.

Рыцарь засмеялся. Лиасу показалось непривычным, что можно так мягко и в то же время искренне веселиться. Собеседники Лиаса в жизни до камня либо нарочито растягивали рты по уши, либо кудахтали, как испуганные куры. Последнее относилось даже к Этчеверрии.

Дверь заскрипела.

– Входите!

Шаркая ногами и кряхтя, на пороге появилась колоритная, не первой молодости женщина в цветастом балахоне, которая бросала во все стороны уничижительные взоры, словно заранее презирала и комнату, и всех в ней квартирующих.

«Ведьма, – подумал Лиас. – Не поймёшь, то ли влюбит, как раба, то ли отравит».

– Этот, что ли, больной? – поинтересовалась вошедшая, указав на мага и, не дожидаясь подтверждений, торопливо подошла к его кровати.

– Не помираю вроде, – неуверенно проговорил «больной».

– Оценивать своё здоровье – привилегия колдунов, не покушайся на неё. – Паалатон был уже серьёзен. – Человеку не дано пророчествовать.

– Ерунда! – с фанатичной убеждённостью заявила ведьма, успевшая обнюхать пациента. – Абсолютные истины всегда попахивают дерьмом.

– Раздевайтесь! – велела она Лиасу, пытавшемуся ей что-то возразить.

И тут же – Паалатону:

– И вы не стойте! Помогайте. Ему трудно, разве незаметно?

Толку от вас, как золота от гномов!

Вдвоём ведьма и её ассистент быстро стащили с юноши плащ, камзол и рубаху, которые, несмотря на приключения в грязи, остались совершенно чистыми. Пятьдесят семь золотых Этчеверрии явно не пропали даром.

После процедуры старуха уселась на край кровати и принялась плавно водить руками над потемневшими следами ударов.

– Да, давно я не занималась ничем сладким с таким красавцем. Молодость, молодость…

С этими словами она прикоснулась к рёбрам Лиаса, на что пациент ответил слабым криком с поправкой на стеснительность.

– Лучше ори – так правильнее. Теперь… – порывшись в складках балахона, ведьма извлекла маленький бутылёк. – Противно, но если хочешь, чтобы срослось сегодня, то выпьешь.

Содержимое бутылька превзошло самые жуткие ожидания – оно прыгало во рту, било в нёбо и пряталось под языком, не давая себя проглотить. Ничего гаже Лиас отродясь не пробовал. Давясь, он кое-как осилил большую часть лекарства. Прочее удалось протолкнуть внутрь минут за пятнадцать – невероятными вращениями языка.

Однако ломота сразу испарилась.

– А от ушибов – извольте, – при появлении нового сосуда пациент вздрогнул.

Целительница тут же осуждающе затараторила:

– Ай-ай-ай, ваше благородие, вы привередливые. Желаете скоро, без томления, так ещё и пить не соглашаетесь… Вам к хорошему лекарю нужно, а не за половину лиры к древней Марте. Глотайте, глотайте.

– Не могу я это проглотить, – печально сообщил маг, но его никто не слушал.

Пришлось пить – помогло воспоминание о «безболезненном» врачевании Этчеверрии и, откровенно говоря, негативное отношение к предложению Марты «порезвиться».

Граф Ваальсен смеялся.

– Здорово, – одобрила Марта. – А сейчас спите, через пару часов всё пройдёт.

Женщина достала ещё склянку и, поводив ею перед носом пациента, велела спать. Через сон Лиас услышал пару странных фраз.

– Появился тут, – говорила Марта, – и говорит:

«Орнитолога мне подавай». Хочу, говорит, драконов изучать. Деньги даёт – подскажи, мол. Я ему толкую: науками у нас только в академии занимаются… А он мне: «Да разве то науки…» Птиц он изучает… А драконы – птицы… В общем, отправила я его в Бэлтон – поступать. Умора: я – и отправила поступать…

Проснулся маг как раз перед восходом. Язык, набегавшийся вчера в погоне за непослушными каплями бабкиной микстуры, казалось, вот-вот выпрыгнет изо рта.

– А, дырка в Круге!

Произнеся это страшное кумрийское проклятие, молодой человек взвыл и некоторое время лежал тихо, стараясь безразличием победить недуг.

Светлеющая за окном мгла скупо делилась с помещением рассеянным призрачным светом. Лиас на удивление легко поднялся (видимо, подействовало-таки зелье) и направился к ближайшей двери. Скрипнуло. Ванная. Ещё дверь – не открылась. А вот третья, последняя, неожиданно легко поддалась. За нею находилась комната, раза в два меньше отведённой больному. Посреди возвышалась большая кровать графа. Тихо ступая, маг подошёл к нему вплотную.

В тот миг, когда Лиас попытался получше рассмотреть спящего и наклонился, тот резко повернулся, и прямо у горла юноши застыла полоска стали. Секунд десять Ваальсен глядел на гостя жутким, убийственно холодным взглядом, а затем, окончательно придя в себя ото сна, опустил оружие, сел на кровать и недовольно буркнул:

– Никогда так не делай.

– Прости! – возразил Лиас.

Он отступил на шаг и продолжал рассматривать своего спасителя: стройный, чуть выше среднего роста брюнет с густыми волнистыми волосами и правильными чертами лица, пожалуй, был его ровесником, во всяком случае выглядел не старше.

– Не подкрадывайся, если я сплю, – пояснил гроссмейстер погибшего Ордена. – Кстати, ты не против перейти на ты?

– Хорошо, Паалатон… Но…

– Что – «но»?

– Ты ведь из Гиоса? – голос выдал удивление. – И ты моего возраста. Откуда у тебя в имени столько букв?

Паалатон весело рассмеялся.

– Да, у нас в Гиосе ещё соблюдают глупые тонкости провинциального этикета, – заметил он. – И раз тебя зовут Лиас, то есть в твоём имени четыре буквы, ты либо выходец из народа, что отпадает, либо младший сын мелкопоместного аристократа. Угадал?

«Сын мелкопоместного аристократа» покраснел и молча кивнул.

– Да не дуйся. Я тоже из Гиоса, правда, давно туда не заезжал. Но так уж получилось, что мой дворянский род имеет серьёзные заслуги перед Кумром, поэтому и букв больше, чем обычно. Нет ничего страшного в попытках определить качество человека по количеству букв. Поживёшь в столице год-второй – поймёшь: иногда четыре буквы стоят гораздо дороже семи. На всякий случай: в империи все эти правила не действуют, самого императора зовут всего лишь Руин.

Граф усмехнулся, но на этот раз веселье отдавало неподдельной горечью философа.

– Ладно, пойдём завтракать. Заодно побеседуем по душам.

– Постой, мне надо сообщить учителю, что со мной всё в порядке, – спохватился маг.

Он сообразил, что мастер его не видел почти сутки и наверняка встревожен, а тревоги Этчеверрии даром не проходят.

– Поедим, тогда в путь, – возразил Паалатон. – А ещё лучше отправим посыльного. Кстати, ты же вроде умный парень. Ты не в курсе, что такое орнитология?

Лиас был не в курсе.

Империя Кумр

Столица империи город Кумр

Отель

Никогда ранее Лиас не заставал своего благодетеля в плену столь противоречивых эмоций. С одной стороны, выслушав Лиаса, Этчеверрия был готов растерзать безалаберного ученика за долгое отсутствие и глупое поведение; с другой стороны, старик обрадовался благополучному исходу происшествия.

Чтобы собраться с мыслями, он попросил Лиаса подробно пересказать события последнего дня.

– Вам же всё известно, – насупился парень. – Детали-то зачем?

– Не груби грубо, – отозвался Этчеверрия, – а докладывай обстоятельства обстоятельно.

– Нас ждёт граф Ваальсен…

– Вот ещё фигуристая фигура, – пробормотал учитель. – Удобно же его принесло. Поделом тебе – чтобы не шлялся по подвалам.

– Не… – начал было Лиас и осёкся.

– Вот всё и расскажешь, – пообещал Этчеверрия и взмахнул рукой.

Лицо молодого мага перекосила гримаса боли, слёзы выступили из глаз. Как огромный кипящий шар, масса слов ринулась в мозг (ощущение, что в голове кто-то играл в мяч), а потом и на язык. Неживым и, против воли, козлиным тенором он принялся вещать:

– Вчера около шести вечера я направился в город с целью не возвращаться домой как можно дольше, раз вы заняты мыслями о встрече с магистром, который не особо горит желанием, и злитесь…

– Ах ты, щенок, – медленно пропел Этчеверрия.

Председатель Гильдии Гиоса нешуточно переживал по поводу многочисленных отказов в аудиенции у председателя Гильдии магов Кумра. Замечание Лиаса попало в яблочко.

Дул лёгкий ветерок. Новое здание Гильдии не уставало трансформироваться, причём модернизация затрагивала и внешнюю сторону башни – на ней по велению мастеров возникали различные символы, значения которых оставались туманными, а Этчеверрия то восхищался чем-нибудь, то покачивал головой, словно критикуя происходящее.

В любом случае перед появлением очередного символа пускали молнию, и посреди светлого летнего неба без облаков это выглядело как-то чересчур напыщенно.

– А потом мы позавтракали, и граф Ваальсен велел отправляться домой. Сказал, что хочет с вами встретиться сегодня вечером, до того как мы посетим башню.

– Сегодня вечером, – пробурчал недовольный Этчеверрия, – я вынужден тратить силы на Серого. Ну, раз уж он тебя спас…

– Спасибо, что переживаете за меня, – вырвалось у Лиаса.

Старый маг пристально взглянул на ученика. Точно сказать было нельзя, но юноша мог бы поклясться, что наставник растрогался.

– Я ответом отвечаю за твоё величество – тем более что причина болезни, поразившей город, мне совершенно непонятна.

– Ведь умирают Серые, то есть люди, а я без двух минут Белый, – не без радости, за которую потом бывает стыдно, парировал Лиас.

Этчеверрия презрительно причмокнул.

– Запомни: все беды человечества валятся нам на голову оттого, что люди оценивают последствия, а не допытываются до первоисточника. Возьми, например, такую ситуацию: жестокий тиран истребляет многих в своём государстве. Знаешь, что ему стоит сделать для того, чтобы уничтожить их эффективно?

– Что?

– Внушить большей части населения, что печали какой-то там группы людей общих интересов не затрагивают, или найти резон, отчего цивилизованное стадо само желает меньшинству ухода. Когда глядишь на улицу, ничто не кажется интересным? Лиас невольно взглянул вниз. Там хоронили и пели.

Красный похоронный цвет походил на беспорядочное брожение кровавой каши, наваренной чуть ли не на целый легион.

– Но я думал… – сказал он вслух.

– Думал, что тебя это не касается. Конечно. Даже в твоей идиотской детской считалке красный цвет, цвет смерти, не упоминается. Человеческое очень серое. В академии пройдёт. Ты несвободен от списков, булл, проскрипций и квот. Враги народа всё равно будут найдены, идентифицированы, приговорены и ликвидированы, а потом придут к власти…

– Не понимаю, мастер. Может быть, я слишком глуп… Слова старика, были темны и явно порождены иным языком – не кумрийским. Лиас давно отмечал для себя заимствованные сочетания и целые предложения, которыми пользовался не только сам маг, но и его коллеги. Иногда на этом причудливом диалекте могли проходить часы беседы. Ранее призрак вежливости заставлял воздерживаться от вопросов. Теперь же, когда речь шла о смерти…

Этчеверрия, спохватившись, решил упростить свою речь и перевёл:

– Это значит, что охлократия способна убедить большинство в том, что оно меньшинство.

Лиасу хотелось добраться до сути:

– Учитель, кто такие «враги народа»? Что такое «буллы», «проскрипции», «квоты»?

– Видишь ли, ты не всё… гм… Есть такие страны… Их нет на карте. Наше дело – ограждаться от них тремя барьерами и избегать ошибок тамошних аборигенов. Кстати, лучшие из них точно так же поступают – уже давно не общаются с другими. Тебе рано… Давай лучше позавтракаем…

Этчеверрия поднялся с кресла, опираясь на золотые фигурки гоблинов, украшающие ручки, и растерянно произнёс:

– Погоди, ты толкуешь, мне надо встретиться с этим типом до того, как мы попадём сегодня в башню? Как разнюхал, что мы вообще туда проникнем проникновенно?

Лиас широко раскрыл глаза от удивления.

– Я заходил в гостиницу, и господин Парнай внизу читал письмо. Разве он не доложил о том, что это письмо вам? Ну, медленный тип…

Тот, кто внимательно следит за нашей историей, удивится, почему служители постоялых домов вскрывают чужие грамоты. Но такова традиция среди волшебников Кумра: право первого знакомства с текстом получал не тот, кому он адресован, а его слуга или ученик.

В конверте удобно спрятать магические амулеты, которые простолюдину не повредят, а вот мастеру жизнь испортят. Таким образом люди выступали в качестве телохранителей – и Лиас, кстати, владел до некоторой степени скромными тайнами эпистолярного творчества учителя.

Этчеверрия пару секунд одаривал лицо своего протеже взглядом проголодавшегося питона, затем, пнув ногами тапочки, выбежал в коридор и заорал:

– Хамы, олухи, отродье людское, что вы, даже конверт принести не в силах? Ну-ка, иди сюда, милейший! Да, ты!

Прибыл, точнее подбежал, упитанный Парнай – сладкий, как медовая вишня. Он недоумевал, как попасть в комнату: сначала попытался поклониться, а потом сделать шаг; когда это не получилось – наоборот.

Этот набор движений напоминал танец, но плохая спортивная форма исполнителя не давала довести номер до блестящего финала. Толстяк чуть не запутался в собственных ногах.

Интересно, что снятую нашими героями комнату украшала статуя древнего воина, который тоже кому-то кланялся – видимо, всем входящим. Лиасу из-за этого декоративного излишества казалось, что Парнай и мраморный юноша без конца обмениваются любезностями.

– Вваливайся, – тихо сказал маг, и смотрителя двора буквально внесло в дверь.

– Что же ты, эксперимент неудачного опыта, письма не доставляешь? – осведомился учитель неприятнейшим из своих трёхсот голосов.

«Превратит в жабу», – подумал Лиас.

– Так не было же писем, ваше белое превосходительство, – то и дело сглатывая, тараторил Парнай. – Только листик пустой бумаги на ваше имя… Я вот и молодому господину давал читать…

Юноша подтверждающе кивнул.

– Пустой лист! – взревел Этчеверрия. – Да на листе заклятие лежит, чтобы смертные нос сунуть не сумели. Вас же хлебом не корми – дай цензуру устроить.

– Что вы, что вы, – залепетал Парнай.

– Мало кто сознаёт: цензоры за века не добились главного – не уговорили талант на себя работать. Что толку тогда? За что им платят?

Управитель являлся живым воплощением фразы «не ведаю и не разумею».

– Дай! И пошёл вон…

Когда Парнай удалился, точнее ретировался, Этчеверрия, взмахивая время от времени свободной левой рукой, словно отгоняя оставшиеся после нерадивого служаки извинения и заверения, начал пожирать глазами заколдованное послание. Оно представляло собой приглашение от магистра Гильдии Кумра Гинна явиться к шести часам для беседы по личному делу.

Указывалось, что магистр не имел возможности лично присутствовать и поручил всё своему первому секретарю, о чём сожалел в высшей степени…

– Зажравшийся карьерист!

Слова, сорвавшиеся с языка, были настолько дерзки и революционны, что старый волшебник сам их испугался и приложил к губам палец.

Так он постоял с минуту, безумно вращая глазами, пока не поймал взгляд Лиаса. Мысли ученика витали совершенно в другом месте.

Мастер оглянулся, вздохнул и мягко спросил:

– Где там твой спаситель?

История Атцеля.

Протокол допроса герцога Мангольда. Допрос вёл

представитель Гильдии магов мастер Донард

«Вы давно знаете этого Атцеля?»

«Он состоит у меня на службе уже два года. Простите, состоял».

«Почему его зачислили в ваши войска?»

«Насколько мне известно, Атцель служил в Кумре и работал на министра Ализовата. Там решили, что беглецу лучше спрятаться от полиции Гиоса, которая обвиняла его в изнасиловании, у нас, в степях Мангольда, и направили к нам под протекцию».

«Протекцию? Мальчишку пятнадцати лет?»

«Скорее всего, он что-то хорошее наворотил для регента, но я стараюсь задавать поменьше вопросов приближённым моего царственного кузена».

«И Атцель не говорил?»

«Парень не из болтливых. Его действия, как вы уже могли прочитать… (смеётся) непредсказуемы».

«Зря веселитесь. Всё-таки такое произошло…»

«Извините».

«И что за должность ему определили?»

«Предложил писарем – отклонил. Воевать, твердит, хочу. Ну, откомандировал молодца в Логанд с Ненужными рыцарями сражаться».

«Так. То есть вы отправили мальчишку в опасный бой».

«Да. В целом какая разница, что с ним случится? От него исходил Поток Энергии, хоть сам закалывайся мечом, неприятный такой парень…»

«И что с ним случилось?»

«А то, что сосунок попал с отрядом в засаду. Ненужные окружили их. Завязалась кровавая битва – хоть пой. За Логанд дрались человек тридцать. Так вот наш Атцель уложил один половину! Никто из солдат этого и описать-то не смог: глаза закрыли, а открыли – нападающие мертвы. Я тогда ещё покумекал: пятнадцать врагов в пятнадцать лет угрохать… На год жизни – по особи. А остальные разбежались от ужаса. До сих пор помню: он весь в крови, на руках несут в ворота – и в тронный зал, на золотой пол. До сих пор паркет кажется кроваво-золотым. Пришлось (не без радости, признаю) назначить этого типа капитаном отряда».

«Вам не показалось странным такое развитие событий?»

«Исключительно. Но, когда странное полезно, быстро привыкаешь».

«И как он служил потом?»

«Великолепно… Весь Логанд держал в напряжении. Организовал несколько вылазок в леса – и возвращался с добычей! Этого даже матёрые рубаки себе не могли позволить! Он был страхом Логанда, страхом Сардов, страхом Ненужных рыцарей. В один день я декретировал закрепить его при основных войсках, сделал командиром сотни. И точно стал бы со временем моим главнокомандующим, если бы не глупость – простите, трагедия…»

Мир Фэнби

Империя Кумр

Столица империи город Кумр

Таверна

Из окна, у которого сидел рыцарь, открывался вид на пруд размером с лужицу, который, по замыслу хозяина заведения, должен был изображать реку, – как будто он посетил не обычную забегаловку, а севший на мель корабль. Хозяин, нюхом чуявший аристократа, выделил рыцарю самое удачное место и приставил два стула для ещё не пришедших гостей так, чтобы все трое сидели у окна и имели возможность любоваться скудными растениями, осевшими около пруда.

Этчеверрия, к удивлению Лиаса, не стал затруднять себя словами и тут же затеял сверлить графа глазами.

– Граф Паалатон Ваальсен, – вежливо отрекомендовался тот.

– Здравствуй, спаситель, – начал Белый. – И что же ты спасаешь мастеров, если так нас ненавидишь?

Граф улыбнулся, нисколько не смущённый таким развитием разговора.

– Верно, – подтвердил он, – ненавижу. Но это мои личные проблемы. Вы вот заказали блюда из растений – то есть мяса не едите?

– Глупо, – сказал Этчеверрия, – пошли отсюда. Сейчас последует сравнение, метафора, а то и притча – и лучше сбежать сразу.

Маг собрался удалиться – не смог. Лиас не двигался и пристально смотрел на гроссмейстера.

– Ты что, маленький малец? – с наигранной вежливостью нарушил тишину учитель. – Благодарность – дочь испуга. Всё равно не округлили2 бы.

– Может быть, но я его должник. Этчеверрия скривился, но возражать не стал.

Лиас подошёл к своему спасителю и положил ему руку на плечо. От театральности жеста или вследствие общей нервозности старый маг фыркнул.

– Твой наставник правду сказал, – подмигнув Лиасу, заговорил рыцарь. – Я считаю делом чести бороться с волшебниками.

Он обратился к Этчеверрии.

– Если вы такой грандиозный леший, – «леший» поморщился, – что можете определять мои эмоции, то знаете и то, что перед вами не подлец. Мне необходимо формально объявить колдунам войну. Не убивать, а предупредить. Вам ни за кого не надо бояться.

Смех мастера, подобный землетрясению, заставил Лиаса схватиться за спинку стула, чтобы не упасть. Тряслись столики, стены и настенные украшения, с хрустом полетели во все стороны красноватые оленьи рога.

Этчеверрия хохотал, одним глазом посматривая на реакцию Паалатона. Как только обнаружилось, что тот не струсил, наваждение прекратилось.

Дискуссия возобновилась так, словно ничего не произошло.

Старик просто сказал:

– Уничтожить Посвящённого – смертному? Невозможно.

– Тем более. Значит, вы верите моему обещанию. Впрочем, давайте к делу… Мне положено что-то за спасение вашего ученика?

– Деньги, женщины, любовь, вечное здоровье – сколько угодно, – поддакнул Этчеверрия. – Но ты, как скажут позже, просишь странного. Надо же, в Гильдию ему захотелось. Сам рассуди…

Рыцарь поклонился и сделал вид, что кроме слов Белого в жизни ему сейчас ничто в мире не интересно.

– Тебя не пугает, что никто не примет явление психа всерьёз? Для Гильдии подобные шутки имеют столько же интереса, сколько перерыв на обед. Секретарь заместителя секретаря – вот на что стоит рассчитывать посланцу серости, то есть смертному. Угроза отзвучит, и звук умрёт. Унизительное унижение, верно?

– Возможно, – улыбнулся Паалатон. – Но я уже не один

– у меня есть союзники, к которым придётся прислушаться. Один союзник.

– И как же именуют болезного?

– Ацульд.

Это было произнесено громко, и эффекта ждать не пришлось. Послышались испуганные голоса. Все, кто проводил время в таверне, подхватились и, толкая друг друга, падая, разбивая носы, свои и чужие, (а особо ловкие – с прихваченным имуществом в карманах) помчались к выходу.

Уже через полминуты, громко стуча по деревянному полу сапогами, скрылся последний из посетителей. Хлопнула дверь, запахло горелым мясом. Хозяин спрятался в маленькой комнатке за стойкой.

Этчеверрия вскочил на ноги и бросил на гроссмейстера уничижительный взгляд.

– Ты что, с ума сошёл? – кричал маг в пустом зале. – Весь город знает о том, что этот человек – преступник!

– Уважаемый, – перебил Паалатон, покрасневший от злости, – что вы несёте? Ацульд – чиновник императорского двора. Камергер!

– Несчастный, – старый волшебник постучал себе ладонью по лбу, – он сам Белый!

Пришло время рыцаря оторопеть.

– Как? Придворный!

– Да нет! Вселившийся в него демон, гоблин, или как там его. Гильдия охотится за ним. Он маг. И очень сильный.

И Этчеверрия рассказал поражённому Паалатону, как появился Ацульд; что это на самом деле вовсе не Ацульд, а нечто, принявшее его облик; как нашли убитого камергера; как маги опознали потерю Сущности; как этот негодяй покинул Дворец страданий; что он спрятался от Гильдии и не собирается в ней регистрироваться; что, скорее всего, мор в Кумре устроил именно он и что дальнейшие планы этого лже-Ацульда совершенно неизвестны.

– И он всегда спрашивает: «А знаете ли вы, как устроен мир?» У тебя тоже спрашивал?

Смертный мрачно смотрел на мага, подтверждая своей реакцией, что его именно что спросили.

Они помолчали с минуту.

– Всё равно ведите, – потребовал гроссмейстер. – Когда надо выбирать из двух гномов, лучше броситься в пропасть3. Хорошо, у меня нет и последнего козыря, последнего союзника… Плевать! Дело чести.

Лиас хотел что-товставить… Этчеверрия предупредительно подмигнул, показав на разбросанные стулья. «Ещё что скажешь – прибью», – услышал ученик слова мастера, хотя губы старика не шевелились.

Юноша вздохнул и пошёл приводить в порядок мебель.

– Лучше бы ты пожелал золота, – тоскливо протянул председатель Гильдии Гиоса. – Ну хорошо, я тебя проведу. С меня это снимает долг благодарности – и довольно дёшево, а натворить ты там всё равно ничего не сможешь. Но, если что, не обессудь. У барьера я скажу, что ты мой слуга.

Паалатон кивнул.

– Я не благодарю, так как вас, колдунов, не жалую. Мы квиты.

История Атцеля.

Протокол допроса герцога Мангольда. Запись вёл представитель Гильдии магов мастер Донард

«Как произошло убийство Посвящённого? Рассказывайте, мы знаем, что вашей вины в этом нет».

«Я не боюсь Белых и не воюю с вами. Всё случилось внезапно. Атцель стоял у фонтана, когда мой придворный кудесник Гий, орнитолог, вышел на прогулку. Впрочем, зачем он решил покинуть свою комнату, гоблин его поймёт. Запишите. Нелепый случай… Они столкнулись.

Я толком не слышал, что бормотал маг. Мальчишка вспыхнул, выхватил меч – и дальше ваш покорный слуга только и видел, что катящуюся голову Гийя с изумлёнными глазами. Да-да, именно с изумлёнными, никак иначе».

«Вы понимаете, что это первый и единственный случай такого рода?»

«Понимаю, что первый… Но единственный? Мальчишка-то от вас ушёл».

«Герцог, в официальной версии мы напишем, что он понёс суровое наказание. Понятно?»

Мир Фэнби

Империя Кумр

Столица империи город Кумр

У здания Гильдии магов

Площадь лопалась от скопления народа: то ли люди не насытились зрелищем грандиозной новостройки, то ли укоренившийся в центре мясной рынок привлекал публику запахами свежей крови.

Зеваки мешали друг другу что-либо увидеть. Лиасу казалось, что они все идут со стороны Дворца страданий. Ветер больше не обдувал, на вытоптанной земле неподвижно лежали листки бумаги и чья-то потерянная перчатка.

Пустая афишная будка («Не пустая, а без картинок», – подумал Лиас) каким-то образом не была демонтирована мастерами и осталась торчать перед барьером у входа.

– Ну и где этот магоборец? – пробубнил Этчеверрия без злости.

– А я селёдку купил в надёжном местечке, – гнусавил высокий человек в чёрном капюшоне, постоянно тыкая кошёлкой своему приятелю в лицо. – Там приятель один, так он рыбу кладёт, а не чешую и глаза…

– Ага, верь эльфам4, – пользовался плодами народной мудрости его собеседник, отворачиваясь. – Нигде сейчас не купишь приличного товара – одно <…> продают.

Паалатон легко бы узнал во втором простолюдине благодушного толстяка, который два раза пытался ему помочь, а вместо этого впал в немилость. Но рыцаря пока что не было – он опаздывал.

Маг зло посмотрел на толкующих.

– Милейший, – обратился он к тому, кто говорил последним, – не сквернословьте…

– А пошёл ты, – ответил почему-то не толстяк, а высокий, почти не оборачиваясь…

Лиас не выдержал.

– Как смеете?

Он прервал речь, внезапно чувствуя бесполезность препирательств.

– Что-то свиньи закудахтали, – монотонно, не намереваясь шутить, произнёс теперь уже толстяк. – Сейчас я тебя, малец…

– Вас обманули с селёдкой, – перебил его Этчеверрия.

– Продавец – мошенник и, когда вы отвернулись, подложил в пакет гвозди, вымазанные жиром.

– Вы сбрендили от старости?

– Проверьте…

Несколько человек, случайно подслушавших диалог, пялились на пакет так, словно хотели принудить его переместиться. Высокий демонстративно сплюнул и, апеллируя к зрителям, ораторствовал:

– Дед белены объелся: если бы у меня (он ткнул в себя пальцем) тут (указал на пакет) были гвозди, то они потянули бы куда тяжелее селёдки. Ведь десяток килограммов, поди.

Никто не ответил одобрением. Зевакам стало любопытно досмотреть эту сцену до конца и узнать правду. Как-никак развлечение.

– Проверь, посмотрим, – крикнул паренёк в белой рубашке.

– Да, точно, а то вдруг развалина прав, – сказал другой, с вечным прыщом на носу.

– Мастер, – шепнул Лиас Этчеверрии, который с выражением важного отсутствия созерцал здание Гильдии, как будто он не начинал разговор, – возможно ли… гвозди вместо селёдки?

– Молчи, – огрызнулся председатель Гиосской лиги.

– Ну, – возмущённый владелец рыбы высоко поднял пакет, – если бы это были гвозди, небось, не порадовался бы тот, в кого я их кину!

– Стой! – выскочившая из-за спин зевак полная женщина, видимо, супруга, попыталась удержать спорящего от растраты, но тот уже размахнулся и швырнул пакет. Он метил в направлении Этчеверрии, да разве попадёшь в мага? А вот в ногу толстяка – пожалуйста! Бум-ц!

– Ой-ой-ой! – взревел пострадавший.

Толпа сияла от радости, предвосхищая драку. Ругань толстого потонула в общем шуме. Кто-то орал: «Бей!», кто-то

– «Бис!», считая, что приехала группа бродячих комедиантов.

– Да я тебя!.. – слышал Лиас голос обиженного.

Покупатель селёдки тем временем неторопливо подошёл к пакету.

– Если бы это были гвозди, – менее уверенно гипотетизировал он, – то они бы звенели при ударе…

– Или впились бы тебе в <…>, – только для ученика прошептал маг.

Дальше происходило вот что.

Владелец селёдки.

Размахнувшись, незадачливый спорщик изо всех сил лупит «рыбой» по металлической будке. Но, не в состоянии удержать «лёгкую» ношу, получает её назад в виде ответного удара по собственной ноге… От боли валится наземь и стонет.

Его приятель.

Подстёгиваемый толпой толстяк, нога которого ещё ноет после встречи с «селёдкой», замечает поверженного соперника. Ослепший от ярости, он решает, что того надо добивать, и несётся вперёд. Толпа, конечно же, не остаётся в стороне – в руки хромающему мстителю вкладывают что-то твёрдое (Лиас не успел разглядеть – возможно, кастет).

Владелец селёдки.

Смотрит, как толстяк подбегает к нему и замахивается чем-то. Отвечает на угрозу вербально и физически. Образуется свалка. Сцепившиеся в клубок драчуны катятся в толпу, словно снежный ком, обрастая по пути новыми участниками событий.

На площади стихийно вырисовывается банальная деревенская потасовка.

А вот тут уж началось!

Нашлись и те, кто полез разнимать бедняг. Естественно, что, как каждому доброхоту, им досталось больше всех. Противники, стремясь довести дело до конца, крушили челюсти миротворцев и буквально ломали руки друг друга. В толпе сразу же нашлись приятели и родственники задействованных лиц, поэтому скоро за Лиасом и Этчеверрией бушевала настоящая война, которую можно было бы окрестить «селёдочной». Битва трансформировалась в побоище, уже сбежались завсегдатаи подобных мероприятий с соседних улиц, запестрила шлемами Императорская гвардия, слышались свистки и проклятия…

Посреди всего этого улыбающийся Этчеверрия и напуганный Лиас выглядели, если уместно так сказать, островками стабильности5, в основном благодаря воздушному щиту мастера. Несколько раз к барьеру выдвигались беснующиеся люди, наносили удары, но только разбивали кулаки о невидимую броню, созданную гиосским мастером.

Одного из драчунов толпа швырнула в барьер так, что он ударился носом и кровь повисла в воздухе, растёртая по невидимому полотну магического препятствия.

Затем на первый план прорвался Паалатон. Он отшвыривал нападавших, словно фигуры из картона. Молодой человек не оценил кровожадной суеты вокруг – он не считал себя вправе отвлекаться от цели.

Мир Фэнби

Империя Кумр

Столица империи город Кумр

Гильдия магов Кумра

Изнутри здание Гильдии не приглянулось ни Лиасу, ни Паалатону. И это неудивительно: старческий возраст большинства магистров предполагал консервативность и традиционализм, противные юношескому задору.

За входом неслись странные запахи – мы пишем «неслись», так как последовательность их и сочетания менялись подобно направлению ветра при неустойчивой погоде.

Две ровные белые стены, туман впереди – и всё. Для того чтобы обозначить середину коридора, на пути красовался чей-то памятник.

Смертному казалось, что он находится в чреве огромной бесцветной змеи: залы не имели чёткой формы и состояли в различных пространственных взаимоотношениях с идущими. Вначале они поднимались («Шея», – думал гроссмейстер), при этом усталости, как при подъёме по горным тропам, не чувствовалось.

Потом стены опускались. В самой сложной точке путники осознали, что медленно шествуют по потолку. Обычный путь, только обстановка оригинальная.

Видимо, чтобы гости не скучали, в мрамор втёрли – опять-таки, именно это определение соответствовало реальности больше всего – какие-то створки, на которых не было ни одной внятной надписи.

«Догоним и перегоним», – прочитал Лиас на одной двери.

«Ура решениям XXII», – кричали буквы на другой. «Для демократии нужна диктатура», – гласила третья.

Мастера исполнили таблички рубинами по белому, линии, очерчивающие контуры помещений, постарались сохранить незаметными.

– Любезнейший, – прервал мысли Этчеверрии Паалатон, – что за ерунда начертана на входах? Как понимать – «устроил сам себе путч»?

Маг обернулся, но ответить не успел.

То ли из-за поворота, то ли из воздуха появился некто в коричневом, услышавший вопрос, и тут же пустился в объяснения.

– Эти входы, дорогой собрат, – занудил он, приняв рыцаря за Белого, отчего тот нахмурился и скрестил руки на груди, – и таблички на них сделаны на древнем фаншо, от нашего языка отличающемся исключительно лексическим наполнением корней. Например, если вы говорите «товарищ», то ненавидите собеседника и страшно закомплексованы.

«Власть» переводится как «бог», а «бог» переводится в зависимости от контекста, хоть бога нет. «Храм» – «грех», «свобода» – «кормушка», «народный избранник» – «вор». Если для нас «путч» – «военный переворот», то для них – «великое событие», после которого можно укрепиться на троне и начать уничтожать себе подобных. Таблички эти мы получили из Нового Фаншо в подарок. В чеке-фактуре было написано, что они имеют магическое действие… Поставили брак. Один день колдуешь – три дня чинишь. А для музея – то что надо. Выглядит красиво, пока пыль с поверхности не смахнёшь.

Этчеверрия поблагодарил гида-добровольца, и он испарился.

– Сейчас в Новом Фаншо вроде всё по-другому, – сказал начитанный Паалатон.

– Да нет, то же самое, – грустно парировал маг.

– Видимо, там перебор Посвящённых?

Лиас укоризненно посмотрел на своего спасителя, но промолчал.

Гильдию не делили на этажи. Архитекторы признавали только Уровни. В зависимости от постулатов науки каждый Уровень занимал определённую высоту. Геометрически это никак не проявлялось, хотя несчастный, осмелившийся нарушить неписанные правила и зайти на незаслуженно высокий Уровень, рисковал многим…

Этчеверрия выступил в роли отменно великодушного учителя, сопровождая воспитанника лично, да и протекция хоть и лже-, но единственного председателя Гиосской гильдии гарантировала мальчику место в академии. Естественно, маг всё объяснил Лиасу в том смысле, что тот обрёл огромную милость.

Паалатону путь выше был заказан. Этчеверрия слышал, что секретариат по делам Серых (говоря с Паалатоном, он употребил слово «смертных») находится где-то вне Уровней, и твёрдо вознамерился избавиться от тягостной ноши. Не нравился ему этот спаситель.

Проще говоря, старик задался целью передать неприятного спутника заботам коллег, не нарушив обещания.

Он поклонился белой пустоте вверху. Лиас повторил движение. Гроссмейстер осматривался вокруг, словно пытаясь найти в искривлённом пространстве разумную пропорцию.

– Здесь конец твоего пути, – сказал Этчеверрия. – Мы тебе больше ничего не должны.

Маг неуверенно кивнул головой в знак расставания, подошёл к новому другу и подал ему руку. Крепкого пожатия в ответ он не ощутил.

– Прощай, – Лиас старался улыбаться. – Подумай всё-таки…

– Не болтай, – строго обрезал учитель. – Такую ненависть не изведёшь.

Граф хмыкнул и сам испугался – Гильдия ему ответила презрительным эхом.

– Я много уже думал, – ответил он. – И тебе нечего бояться. Могу дать совет: не становись магом. Оставайся человеком. Тогда можно будет и пообщаться. А впрочем, мы вряд ли увидимся.

– Погоди, – Лиас отвёл взгляд от рыцаря и торопливо развязал узелки сумки. – Вот, смотри.

Паалатон принял чёрную коробку. Было приятно ощущать полированное дерево подушечками пальцев.

– Это подарил мне сегодня мастер, я же должен тебе что-то вручить, – продолжал молодой маг. – Там алмазы. Они особенные – помогут переговариваться на расстоянии. Точнее, их два, и второй я сохраню у сердца.

– Ну, спасибо…

Рыцарь провожал глазами белые фигуры, ожидая, что где-то в белой вязи возникнет поворот и они скроются за ним. Но силуэты исчезли, не сходя с тропы, как старики, идущие умирать.

– Ваш главный, ко мне! – хриплым голосом крикнул Паалатон, который оценил возможность вызывать собеседников обращением в никуда.

– Не так сразу, – ответили сверху. – Что понадобилось, смертный?

– Желаю аудиенции у председателя. Смех.

– Я хочу говорить с ним, есть важное послание для Гильдии. Оно изменит судьбу магии.

– Послание в секретариат или в почтовый отдел?

– Нет, вы не поняли. Я гроссмейстер Ордена…

– В секретариат, если письмо открыто, – сообщил второй невидимый.

– Но иесли письмо закрыто, то на нём стоит«секретариат»…

– Слушайте! – приказательно умолял Паалатон, отступая на шаг. – Повторяю: у меня нет письма.

– Устное послание – к делопроизводителям…

– Мне ни к чему делопроизводитель!

– Аеслисразук исполнителям? – вголосе почувствовалась нарастающая усталость.

– Будь вам Круг квадратом6, – сдался рыцарь. Смех…

Исполнитель (официальный титул мага Гильдии, занимающегося конкретным распоряжением начальства на временной основе) по имени Рой принял графа согласно белому этикету. Приветственный взгляд и предложение занять место, отринутое гостем с негодованием, – вот и все крохи протокола, на которые он готов был отвлечься от умственной деятельности.

Представители его профессии являлись чернорабочими среди магов, и задача этого конкретного Белого состояла в том, чтобы проводить в жизнь распоряжения по меблировке здания.

Рой общался в основном с поставщиками и плотниками, хотя и с теми отделывался молчаливыми командами. Тем не менее он честно носил титул магистра и был куда могущественнее и старше председателя Гильдии Гиоса.

День выдался смурным, времени терять не хотелось. Намного больше, чем хмурящий брови вояка, Роя сейчас интересовала неточность инструкций о перевозке амулетов, чистота полов в кабинетах магистров и выбор краски для стула. К тому же в зале стояло это кресло, которое никак не хотело признаться, какой кабинет для него предназначен, и отсутствовало в инвентарной описи. Что с этим делать?

Мало того, Роя в тот день уже посетил один смертный. Как он попал на аудиенцию, кто его знает. Видимо, совсем обленились привратники.

И этот смертный ни много ни мало потребовал у него, у магистра Роя, направление на обучение в Академию Бэлтона! Конечно, Белый хотел избавиться от мальчишки (да, тот был совсем молод, вот почти как этот мрачный рыцарь, солдафон), но Гилберт Дикорнс (так звали первого посетителя) вполне сумел доказать, что у него есть потенциал стать магом.

Во-первых, его отец был какой-то шишкой в Новом Фаншо. Само по себе это ничего не значило, ведь Силы по наследству не передаются. Но абитуриент блестяще воспроизводил голоса… Точнее, он вытащил из сумки какую-то штуку, велел Рою произнести пару слов, и тут же, постучав пальцем по блестящей поверхности штуки, заставил её голос магистра повторить – точь-в-точь, интонация в интонацию…

И ведь загадка: у парня ни крупицы Силы, а чудеса он творит! Пришлось отправить этого смертного в Бэлтон – пусть там разбираются, умники и умницы на профессорской ставке.

Особенно позабавила Роя, однако, просьба студента направить его на факультет, который связан с изучением поведения птиц и драконов… Как это он выразился? Орнитология? М-да…

Что же, если сегодня такой день, когда приходится принимать смертных одного за другим…

Согласно традициям Кумра, беседу полагалось начинать хозяину. Но задавать вопросы стоит тогда, когда ответ интересен. Ответ не был интересен, поэтому вежливое ожидание уже успело превратиться в неловкость, но тут прозвучал голос гроссмейстера:

– Вы направите меня к председателю? Рой измученно осведомился:

– А что за нужда, смертный?

Рыцарь, обрадованный тем, что с ним говорят не потолки, а живые существа, несколько быстрее, чем хотелось, повёл речь:

– Я принёс Гильдии важную новость.

– Для Гильдии нет важных новостей. Все колебания мира нам известны. Лучше бы господин граф принёс стул.

Паалатон улыбнулся одной из тех улыбок, от которых мир не раскрашивается.

«Тебя я убью первым, старый негодяй».

– Так что насчёт аудиенции?

«Не уймётся», – вяло подумал Рой.

– Суть?

Воинственный посетитель стоял, демонстрируя всем видом, что его задерживают зря. Маг с трудом решил в уме проблемы трёх пропавших бра и пристально осмотрел гостя.

– Хорошо, передам, – сказал он через минуту.

– Что?

– Я передам, что граф Ваальсен из Гиоса, бывший гроссмейстер Ордена борьбы с нами, объявляет Гильдии войну и мы должны быть начеку, так как ваша цель – истребление каждого колдуна в Кумре. Ну и прочую гоблиниаду.

Белый отвлёкся, чтобы черкнуть пару строк на пергаменте. Рыцарь чувствовал себя крайне неловко и плюхнулся наконец в кресло. И то не к месту.

– Если это всё, – продолжал Рой, – то извольте покинуть здание. Скоро привезут балки, и у меня совершенно из головы не идёт арифметика со стульями. В третий кабинет выделить пять или в пятый – три? Кстати, вы не умеете пилить?

Инвентарная белиберда не смогла деморализовать магоборца.

– Предупреждаю, – повторил он, – я истреблю…

– Ладно, – перебил его Рой, – явитесь послезавтра, тогда и покрасим.

– Да вы что, липония объелись? Не понимаете? Я гроссмейстер Ордена!

– Ордена больше нет, – ответил Рой. – За неприятности Гильдия готова лично вам выделить компенсацию. Покиньте здание. Завтра придёте в секретариат, принесёте счёт – заявление мы рассмотрим в установленном порядке.

– Что?! – только и смог выговорить Паалатон.

Исполнитель изобразил скрипача, и в ту же секунду графу показалось, что воздух в помещении густеет. Движение в сторону окна – и словно ноги, как в старой сказке, сами пошли в пляс. Ушибленные об эфес пальцы болели. Лёгкие работали, словно после долгого бега. К горлу подступила тошнота. Взлетевшая бумага резанула рыцаря по щеке. Тело потеряло опору. Вибрация. Судорожный вздох. Вправо – подъём, снова вниз, и вот он уже в прямом смысле слова висит над инвентаризатором.

– И научитесь строгать перед тем, как придёте, – отдал поручение негостеприимный хозяин, вид на лысину которого сверху был совершенно не эпохальным.

Удар воздуха – и вот гроссмейстер уже снаружи. Минимальная заминка – и воздух зажужжал в ушах, приближая голоса зевак рядом с барьером. Падающий в отчаянии закрыл лицо руками, чтобы не глядеть на надвигающуюся пропасть. Последней его мыслью была: «Убью!»

– Что с тобой, горемыка?

Паалатон поднял глаза и увидел физиономию толстяка – всю в синяках, но благодушную. Тот держал пакет с половиной гвоздеселёдок, отвоёванных на рынке.

Мир Фэнби

Империя Кумр

Столица империи город Кумр

Придя в себя через несколько часов в какой-то таверне, Паалатон намеревался, хоть и с запозданием, рассмотреть её в деталях. Это было результатом обескураживающих часов пустого и мрачного самосозерцания, которое здорово приелось. Начать, впрочем, следует с того, что неудачливый борец с магами искренне не понимал, что он тут делает, – он вообще не мог руководить своими поступками.

«Вино, – думал граф, – вино мешает мне думать». И продолжал пить.

Таверна располагалась в здании бывшей лекарни, поэтому воняло невыносимо (рыцарь запахов не чувствовал, видимо, в результате удара о землю, но посетители общались только на эту тему).

С другой стороны, вызвал симпатию добряк – содержатель заведения: для «благородного господина» стакан обтёрли грязным покрывалом, только после этого его торжественно водрузили на стол.

Столы стояли вперемешку. Стены перед входом резко сужались, формируя треугольник, а за посетителями снова раздвигались. Надо сказать, то ещё место.

Строения хилые – пробить в таких дыру можно и кулаком. Несколько смельчаков уже дали жару – белые пятна зияли, пропуская свет, открывая взору свалку и нужник снаружи.

Посетителей хватало. Люди опасные и отчаянные, они шумели, играли в карты и в местную разновидность шахмат – с мордобоем после каждого хода. Некоторые храбрились и начинали громко рассуждать о недостатках кумрских властей. Гроссмейстер предпринял пару попыток обрести смысл жизни. Он искал шанс подраться, но попадались одни простолюдины, с которыми связываться скорее позорно, чем интересно.

Теперь же рыцарь желал избежать общения с кем бы то ни было. Только бы одного Белого повстречать… Исполнителя Роя.

Хотелось пить и молчать, молчать и пить. В голове слова складывались в причудливые звуки, получалось вот что:

Красный сумбур сгустился в тот момент, когда скрипнула дверь таверны и оскорбительно узкие стены словно раздвинулись перед сановником в белой мантии.

Паалатон услышал, как грохочут стулья. Звуки удивлённых возгласов раздразнили сознание, и он обернулся. Всепроникающая сила этикета заставила рыцаря вместе с пьяным сбродом подняться на ноги.

Чёрные были магами, точно так же как Белые, но образовывали отдельное от Гильдии магов сословие. Только они умели что-то там высматривать в Круге – олицетворении божества, представляющем собой текучий металл, заключённый в положенную форму.

Так как священники Круга носили белые одежды, а магов, как мы помним, народ называл Белыми, то для разграничения храмовники всегда носили с собой что-нибудь чёрное, например только что вошедший повязал на правом плече чёрный бант.

Получалось, что людей в белом именовали Чёрными. Конечно же, Паалатон ненавидел все виды волшебников, но в Ордене его научили, что Храм тоже ненавидит Белых, поэтому сначала надо использовать святош для уничтожения главного врага, а потом уже… Да и религиозное воспитание давало о себе знать.

Краем глаза гроссмейстер заметил испуганно-удивлённое лицо трактирщика. Последний терялся в догадках: то ли радоваться прибыли, то ли подбивать убытки.

Сначала в руках человека в белом показались три золотых, со звоном упавших на барную стойку, затем он мягким жестом предложил собравшимся выйти.

Трактирщик с проворством, заслуживавшим дополнительной награды, освободил здание от людей, которые и без того не собирались задерживаться (мало ли что придёт в голову Чёрным), и сам ретировался.

Гроссмейстер сел. Почему-то он знал, что ему покидать таверну не нужно. Наоборот даже.

Квинт Аюта, Чёрный священник, избегая попадания в чьи-то испражнения, подошёл к цели и, не спрашивая ни о чём, устроился за столиком смертного.

Если бы несчастный граф знал, кто почтил его визитом… Вновь прибывший считался непосредственным

помощником и правой рукой первосвященника Кумра. Такие люди в рядовой день не появлялись на улицах вообще, а уж тем более не захаживали в таверны.

Этот Чёрный имел репутацию исключительного интригана и казнокрада. Но, несмотря на это, а может быть, и благодаря этому он стал одним из самых значимых волшебников мира Фэнби.

Прославился он организацией округления собственной матушки.

Её кончина вошла в учебники Академии волшебства, ибо была… приятной. Бедняжка была безнадёжно больна, и Аюта принял решение избавить её от мучений. Результат был ошеломляющим: он смог добиться того, чтобы аристократка радовалась приступам боли, которые так мучили других больных, и зависела от неё – не могла дождаться, когда боль начнётся.

Во многом его популярности способствовали авторские проповеди, причём каждый, кто на них побывал, оказывался потом настолько фанатичным поклонником Круга, что Смотрители умолили оратора отложить публичные выступления.

И было отчего: новообращённые фанатики тут же вознамерились конвертировать в истинную веру еретиков, а за неимением таковых занялись лешими. Конвертировали, естественно, огнём и мечом.

Лешие, народ суровый, приняли ответные меры, в результате знаменитые лесные пожары уничтожили восьмую часть природных угодий Кумра. Чтобы остановить этот кошмар, пришлось старому министру Ализовату лично отрубать головы особо зарвавшимся фанатикам – лешие это оценили и поджигательство бросили.

– Гроссмейстер Ваальсен? – вопросил чёрный карьерист. В такт напевной речи он смешно поднимал и опускал брови, что вызывало улыбку.

Любого другого это развеселило бы, но рыцарь в своём горе выдал на-гора лишь оскал. Глаза графа были злы, они зафиксировали намертво одну точку за спиной священника.

– Искривление сознания, – пробормотал неслышно служитель Круга, после чего воздел руки и попытался изобразить на стене сложный теневой рисунок.

Тут же в мысли рыцаря врезался сноп белого света, а затем через белизну восприятия начали проскакивать красные, зелёные и жёлтые шарики. Оглушённый этими видениями, Паалатон дёрнулся всем телом в сторону священника, но тут же опал, как слизняк, на спинку стула.

– Повторяю, вы ли граф Паалатон Ваальсен? – так же сладко спросил Аюта, когда рыцарь снова зашевелился.

Паалатон, постепенно обретая разум, протянул руку к своей чаше вина, сумел сжать её ручку в кулаке, но поднести ко рту пока ещё не мог. Опершись о край стола, он выпрямился и пробормотал:

– Да, это я.

Несмотря на слабость, он чётко понимал, что его тоска и его унижение куда-то улетучились. С каждым словом священника силы возвращались.

Аюта сказал: Пока господин рыцарь приходит в себя, я ему кое-что прочитаю. Как это там было?

«Сильные люди никогда не обижаются. Обида – удел слабых людей. Слабые люди никогда не обижаются. Они обижают сильных.

Слабые люди придумали, что сильным нельзя обижаться, чтобы иметь возможность наносить им уколы безнаказанно.

Сильные люди поверили слабым и стали слабее. Теперь у нас мало сильных людей.

Обида – право сильного человека. Только слабый может не признавать этого. Потому что хочет стать сильным.

Прощение – удел сильного человека по отношению к сильному человеку.

Слабого простить нельзя, так как он не настолько силён, чтобы исправиться или раскаяться.

Сильного простить нельзя, так как он не обижает.

Обижаться нужно так же, как нужно плакать. То есть непременно».

– Это мои слова, – произнёс гроссмейстер. – Но откуда?

– О да, – захлебываясь от жеманности, пропел священник.

– Это слова, под которыми вполне можно было бы поставить:

«Написано Паалатоном Ваальсеном». Слова неплохие.

– Спасибо, – машинально поблагодарил рыцарь.

– Но боюсь, что мне придётся в нашей беседе часто называть вас другим именем, Атцель из Гиоса.

Сжатый кулак гроссмейстера с размаху ударил по столу, две кружки вина перед ним подпрыгнули.

– Какого?!

– Да-да, Атцелем, – повторил Аюта уже строже и сразу добавил: – Не бойтесь, не собираюсь я вас предавать казни за убийство мага или за всё, что вы там натворили. Это мне неинтересно, в конце концов. Если честно, мне эти маги и самому не нравятся.

– Вы тоже колдун, – буркнул Паалатон, явно успокоившись.

– Так и вы не так уж серы. Верно, Атцель из Гиоса, человек, который обокрал гномов в Иргольде, единственный магоубийца мира? Человек, который не боится эльфов?

Паалатон на этот раз не разозлился. Он устроился поудобнее и кивнул Аюте, чтобы тот продолжал.

– Вот это хорошо, – священник кивнул в ответ. – Да, Храм всё знает. А Гильдия ничего не знает – как вам такой поворот? Вы наш, Паалатон. Наш. В некотором смысле я ваш отец. Скажем так, в том смысле, в котором вы умудряетесь

– хи-хи – показывать небольшие фокусы эльфам и гномам. Украсть у Жёлтых двести сундуков золота! Круг вас благослови, когда Ализоват отдал Храму восемь процентов от этой суммы, Храм стал в пятнадцать раз богаче!

– Вы хотите сказать, – сказал Паалатон, – что это вы мне помогали?

– Да, Атцель. Но вы неправильно употребили вид глагола. Не помогали, а помогли. Вы были избраны нами при рождении, мы заложили в вас определённые Силы, мы употребили наше влияние на то, чтобы обеспечить вам пару раз побег, например из-под топора палача в Мангольде, но мы не можем ни отнять у вас эти Силы назад, ни обойтись без вашей помощи.

– Зачем? – спросил Паалатон.

– Ответ на этот вопрос вам следует искать у эльфов. Вы, конечно, не знаете, но у нас с ними есть небольшое соперничество. Они пытаются мир разрушить – мы против. Вы элемент нашей игры. Пока вы живы и пока вы сильнее Зелёных, мир от них защищён. Естественно, ваши личные достоинства тут ни при чём. Вы были избраны случайно.

Читатель может удивиться спокойному тону этого разговора, ведь Паалатону открывают глаза на нечто новое, на то, что он должен был обдумывать всю жизнь. Разгадка же его спокойствия очень проста: во-первых, в мире Фэнби чудеса, как читатель уже понял, не являются чем-то неординарным; во-вторых, эмоции рыцаря Аюте были не нужны, и он их подавлял.

– Я побеждал эльфов, – заметил Паалатон. – Они пытались меня убить, когда мне было лет восемь.

– И снова неправильно выбрана форма глагола, – Аюта провёл рукавом по столу, и тот стал зеркально чистым, как будто дерево лакировали. – Если Зелёные пришли вас убивать, то они не пытались – они убили. Они управляют временем, и ваша смерть была предопределена. А то, что вы живы, – это и есть проблема. Но не наша… А их проблема. И, поверьте мне, они убивали вас намного чаще, чем один раз. Собственно, ничем другим они уже десятилетиями не занимаются. А до вас убивали других. Вы не уникальны, мой друг. И тем не менее мы спасли вам жизнь. Не угодно ли уплатить по счетам?

– Ага, ждите, – засмеялся Атцель. – Вы ещё благодарности от меня потребуйте! Не знаю, что вы там придумали и для чего меня, как вы выражаетесь, «избрали», но вообще-то я не нанимался в спасители мира. И во многом я хотел бы его изменить. Так что уж простите, но целовать ноги я вам сегодня не буду.

Чёрный затянул с ответом, водя раскрашенным ногтем по блестящей поверхности стола.

– Пива, господа?

Трактирщик решился подойти. Он застыл в позе ожидания, глядя куда-то между «господ».

– Пива-то извольте, милейший, – сказал Аюта, – но вы нам обеспечьте прежде всего покой. Я заплачу вам тридцать раз вашу дневную выручку, если тут никто не появится следующие тридцать минут. Сможете продержаться?

– Костьми лягу!

Трактирщик принёс пиво и, схватив увесистую дубинку, отправился сторожить помещение.

– Я знаю, что вы нам ничем не обязаны, – протянул священник. – Но мы можем договориться. Вам ведь, кажется, нужно Орден заново собирать?

Паалатон с плохо скрытым интересом взглянул на духовного карьериста.

– Орден… Орден… Что вы понимаете…

– Если честно, – немедленно ответил Аюта, – меня военные операции абсолютно не интересуют. Кроме одной.

– Кроме одной?

– Да. Храм хочет, чтобы вы поехали в Логанд, возглавили бы там войска князя Сарда, так называемых Ненужных рыцарей, и захватили один артефакт. Это замок, маленький замок, который стоит на реке Ципр, отделяющей княжество Мангольд от Логанда. Если честно, это даже больше мост, чем замок, – только по его стенам можно удобно пересечь реку. Его даже называют в народе Мостом.

Паалатон смог дослушать только до этого слова, после чего он уже не был в состоянии сдерживаться и разразился здоровым солдатским хохотом. Некоторое время он не мог связать двух слов и только держался за живот. Трактирщик, охранявший свои тридцать дневных выручек, был крайне удивлён такой невежливостью. Смеяться в присутствии Чёрного!

– Я… Ха-ха! В Логанд! Ха! Вы в своём уме?

– Я так понимаю, вы хотите объяснить мне, почему это невозможно? – язвительно спросил Аюта, но стрелы иронии не достигли Паалатона.

– Я Атцель из Гиоса! – сказал он. – Я приговорён в Мангольде к смерти за убийство мага, а в Логанде – за то, что был военачальником войск Мангольда. Меня отправят на плаху на любой стороне реки Ципр! Нет, ну надо же, насмешил: явиться в Логанд и возглавить Ненужных рыцарей! Может, мне сразу Лигу магов возглавить?

– Деньги ценятся в нашем мире, – неожиданно заметил Чёрный, как будто совершенно не в тему, – страшное дело. Пообещайте только князьям и герцогам несколько тысяч золотых – и они простят кого угодно… Не переживайте за смертные приговоры. Они не приведены в исполнение потому, что мы не дали этого сделать.

– Я никуда не поеду, – отрезал отсмеявшийся и снова помрачневший Паалатон. – У меня тут дела.

– Какие дела, глупец? – голос Аюты изменился – он звучал как голос с неба, как абсолютная истина, слегка истерично от осознания своей правоты. – Будете собирать борцовский отряд? Отряд падающих из окон? На виду у Гильдии?

– Да, это было бы глупо, – хрипло сказал Паалатон. – Но какие есть альтернативы?

– После захвата Моста я дам вам Орден, помогу разделаться с магами в Мангольде и снабжу вас деньгами. А главное, когда вы захватите Мост, то есть замок, я буду некоторым образом в ваших руках. Но это необязательное условие.

– Тайны… Тайны… А если обманете?

– Жаль, – вяло пробубнил Чёрный, явно теряя интерес к разговору.

Пауза заполнила пространство напряжением.

– Я вас оскорбил?

– Нет, вы меня разочаровали.

– Чем?

– Непониманием главного: отсутствия выбора.

– Допустим. У меня есть вопросы.

Аюта нахмурился и жестом дал понять, что он готов ответить, но просит не затягивать.

– Вы в курсе, что я воюю со всеми магами, то есть и с вами? Я убью…

– Мы рискнём.

– Я должен буду ехать через Мангольд?

– Да. Это обязательное условие. И запомните одно имя: Виурен Диктис. Спасите этого человека во что бы то ни стало.

– Мне есть кого опасаться?

– Да, меня, если не выполните задание или позволите себе расхлябанность.

– И только?

– Нет, есть ещё один человек. Его зовут Ацульд. Если вдруг в пути вы с ним столкнётесь… Впрочем, это вряд ли произойдёт. Я об этом позабочусь.

– Мы уже столкнулись, – заметил Паалатон.

– Я знаю. Я знаю всё. Вам и в этом смысле повезло. Мало кто переживёт встречу с ним. И ещё. Если вдруг начнёт происходить нечто странное, например кто-то потеряет память или вы будете испытывать такое ощущение, что у кого-то ложные воспоминания, это значит, что с вами играют в кошки-мышки эльфы. Или около вас – с другими. В этом случае обязательно поговорите с ними. Вы знаете как, верно?

Паалатон кивнул.

Аюта встал. Он положил на стол два кошеля с золотыми монетами.

– Один из них отдадите хозяину таверны. Второй – вам на сборы. Это деньги Храма, будьте с ними осторожны.

Часть 3.

Поедатели круга

Мир Фэнби

Графство Бэлтон

Филиал Академии магов Нового Фаншо

Потрясённый тем, что не может расшифровать собственное предчувствие, директор Терриал перестал вращать глобус и вслушался в звук скрипнувшей двери. Явив в световой полосе красивую головку, полупросительно-полувопрошающе показалась Мелла Брук – личный помощник мага.

– Что случилось? – недовольно осведомился хозяин кабинета.

– Я… я п-пыталась связаться с вами, господин директор, – боязливо озираясь и всё ещё не заходя полностью, заговорила Мелла. – Вы не подумайте, я знаю, я помню: не отвечаете – заняты…

– Что случилось? – повторил Терриал, пытаясь, прищурившись, всмотреться в открывающееся за локонами ассистентки пространство приёмной. Он нахмурился, заметив силуэты посетителей.

– Вы не подумайте, – тараторила непривычно жалкая Мелла, – я пользовалась соединительным кристаллом, как вы велели, господин директор, но вы не ответили ни на один из сигналов, даже на красный, господин директор! Вот и решилась, господин директор… – Девушка, и так несобранная, покрылась румянцем, ощутив полный ожидания взгляд мэтра. – Там эти… они к вам, – быстро закончила она и скрылась за дверью. Видимо, не в состоянии продолжать беседу, Мелла дополняла информацию при помощи телепатии.

Мысли её соединялись на редкость бессвязно.

«Святой Круг! Я, дура, опять нарушила приказ, но эти! Эти! Господин директор! Завтра же в отставку! Нет, вчера…» – дальше фразы произвольно сплетались и рассеивались, пока их место не занял тревожный, дикий, нелепый образ.

Надо сказать, что и сам Терриал позже вряд ли мог предъявить ей претензии. В конечном итоге она поступила правильно. Если бы девушка отрапортовала по факту, мог бы не поверить, а так обратил особое внимание на гостей и вовремя принял меры, спешно скрыв от них свои мысли.

А гости не замедлили явиться. Не ожидая вызова, двое остановились у порога, не переходя его.

– Терриал Риббон? – звенел голос мужчины.

– Да. Прошу.

Один из них кивнул.

– Вас приветствует герцогство Эльтон, – фигуры одновременно сорвали капюшоны, и Терриал вздрогнул.

– Дариэл, а это моя сестра Дариэль.

– Очень рад, – ответил он. – Чем я обязан эльфам, которые живут в лесах Эльтона?

– Вы хотите произнести «невероятно!», – та, что назвалась Дариэлью, улыбнулась. – Почему не произносите?

– Люди не все мысли обрамляют в звуки, – тягуче произнёс Терриал.

Он тоже улыбнулся.

– Говорите на своём языке, если вам так проще, прошу. Пришедшие переглянулись. Их лица, насколько могли, выразили сомнение, оборачивавшееся ненавистью…

– Мы с братцем, – сказала Дариэль, – доставили свои тела сюда, чтобы изучать ваши обычаи, и потому предпочитаем произносить звуки на сером наречии, хотя и…

Она замялась. Терриал задействовал все доступные Силы, чтобы устоять перед очарованием Вечноживущей. Он вспотел.

– Кажется, слово, которое ищет дочь моего отца, языкуется «унизительно»? – предположил Зелёный.

Директор понял, что это скорее утверждение, чем вопрос.

– Нет, что ты, – послышался смех сестры, – грубое сочетание фонем, несомненно, обидело нашего гостеприимного хозяина…

– Правда? – зло осведомился Дариэл.

– Что вы! – ответил Терриал. – Не секрет, насколько сложно изучать чужой язык…

То, что эльфы никогда не объясняются на диалектах Кумра красиво, – общее место.

– Спасибо за бытие милым…

Вечноживущая широко открыла глаза и внимательно следила за каждой мыслью – по счастью, за каждой ложной мыслью, которой обманывал её магистр Риббон.

В кабинете около минуты царила тишина.

Дариэль села в кресло и стала ждать, не сводя огромных непроницаемых глаз с собеседника.

Риббон не торопил события.

– Для вас, – прозвенел смягчившийся зелёный голос. Эльф протянул руку, с которой на стол мага перепорхнула, разворачиваясь в полёте, грамота Гильдии магов.

«Директору Бэлтонского филиала Великой академии волшебства в Кумре, профессору Риббону. Приказ. Принять в распоряжение визитёров из Эльтона: госпожу Дариэль и её брата господина Дариэла. Обеспечить отдельное проживание и другие необходимые для работы условия. Обеспечить всем необходимым. Организовать участие в процессе обучения. Обеспечить охрану и спокойствие…»

Справка из энциклопедии Фэнби: «… В языковом плане эльфы представляют собой самое сложное создание в мире Фэнби. Их называют Зелёными по цвету традиционной одежды; эльтонцами – по месту проживания; Вечноживущими – по принципу бессмертия; представителями Зелёного Круга – по отношению к их религии. Можно даже сказать, что слово „эльф“ используется намного реже, чем все остальные эпитеты…»

– Хорошо, – кивнул адресат послания. – Всё будет сделано. Странно, что меня не предупредили заранее. Я бы… Да ладно.

Он указал мужчине на красующийся вдоль правой стены диван.

– Благодарю, но если вам это безразлично, то я сохраню прямое положение…

– Нет, садитесь, – уверенно произнёс Терриал, – нас ждёт долгий разговор.

Дариэл выразительно посмотрел на сестру. Та, однако, была слишком занята созерцанием директора и оставила родственника без ответа.

Строптивый эльф покорился и опустился на диван.

– Вам что-нибудь известно о специфике нашей работы? Последовал отрицательный жест.

– Так я и полагал. Наша задача, точнее основная функция академии, заключается в том, чтобы в максимально короткие сроки вооружить способных представителей Серых навыком использования дара, полученного при рождении.

– То есть превратить, как вы говорите, Серых – видимо, людей – в Белых, то есть магов? – уточнила Дариэль.

Директор кивнул.

– Для этого мы и создали систему обучения, поддержание эффективности которой входит в сферу моей деятельности. Со всех регионов Кумра…

– Извините, – перебил Дариэл, – что такое «школа»? Не трудитесь поясняться. Если не трудно, давайте пошагаем к внутренней организации.

– Как угодно… – голос Терриала выдавал его всё ещё не утихшее удивление.

– Что до внутренней структуры, гм… ведём обучение по Уровням. Всего их семь. Работаем второй сезон, так что лучшие из наших учеников – на Третьем Уровне. Уровни, в свою очередь, следует делить на Ступени…

– То есть ваш молодняк быстро показывает предельно теоретические результаты в предельно недостаточные периоды?

– Никак нет.

Директор счёл пристойным изобразить ухмылку.

– Первый и Второй Уровни – это элементарно. Большинство поступивших уже частично управляют способностями, так что год уходит на то, чтобы подравнять эту разношёрстную компанию и определить специальности, ну а затем работаем уже по-настоящему…

– Простите, – снова перебил Дариэл, – а лично вы чем можете похвалиться?

– Седьмым Уровнем и Десятой Ступенью! – гордо воскликнул Терриал.

И тут же пояснил:

– Уровни – то, чему можно научиться в академии. Ступени даруются опытом. Их бесконечно много – десятая покорилась пока что только вашему покорному слуге и нескольким мастерам Кумра и Фаншо.

– Опыт можно математизировать на времени?

– Безусловно. На покорение одной Ступени стоит потратить около семидесяти лет.

– Вам около семисот, – задумчиво добавил эльф. – Мне казалось, люди так долго не живут.

– Иногда бывает, – хвастливо вставил директор. – Всё дело в нашем искусстве, которое питает мои Силы. Педагоги волшебства de facto бессмертны…

Фирменный взгляд эльтонцев, полный удивлённой ненависти.

«Правильно говорят: «Зелёная тоска», – неосторожно сформулировал маг и позволил гостям прочитать свои мысли.

«Читайте, Твари», – сохранил он при себе.

– Полтысячелетия и ещё двести лет, – смакуя слоги, произнесла Дариэль. – Разрешите ознакомиться с вашими годами?

– Конечно!

Задержав на секунду дыхание, мэтр Риббон бросил в девушку волну образов. Эльфийка откинулась на спинку кресла и подняла руки…

Зелёный вскочил – он явно принял позу лучника. Забыл только, что без оружия.

– Кругом клянусь, у вас интересная малость дней, – смеялась через несколько мгновений Дариэль, – и такая обстоятельная! Особенно меня заинтересовали года двадцать третий, двести сорок пятый и – двести восьмидесятый.

Терриал покраснел и потупил взор.

– Кое-что я зря показывал… Эльф-мужчина мрачно молчал. Директор продолжал:

– Так вот, мы как раз ожидаем пополнения наших штатов в связи с увеличивающимся объёмом работ. Кроме тех восьмидесяти семи учеников, что провели в наших стенах какое-то время, скоро прибудут ещё две сотни. В этой связи придётся уплотнять графики, и, естественно, ваша помощь незаменима. Сам я думаю ограничиться парой лекций в неделю, а уважаемые мастера меня-то и прикроют.

Он по-семейному улыбнулся.

– Позвольте уточнить, с какой стороны? – спросил Дариэл. – И от чего?

– Ах да, – покраснел Терриал, – совсем запамятовал, что вам не до изучения образного языка смертных. «Прикрыть» в данном случае стоит понимать так: «дать полномочия третьему лицу представлять кого-то на занятиях и не дать занятиям быть сорванными».

Эльф не реагировал. В его глазах горели нехорошие огоньки. Директор виртуально расцеловал свою Десятую Ступень, которая незримо работала и защищала от подчинения.

– Долго ли продлится наше сотрудничество?

– Достаточно долго, – ответил Дариэл и, поразмыслив, добавил: – Для людей, конечно.

– Ну и отлично! Ну и замечательно! – затараторил Терриал по-чиновьичьи. – До начала занятий девять дней. Пока суть да дело, вы успеете устроиться, и, надеюсь, получится познакомиться поближе. Что касается жилья, то, смею верить, вас устроит отдельный домик на берегу озера. Он удалён от остальных построек, и из окон открывается захватывающая дух панорама, хотя, если такой вариант не подойдёт, то тут же подберём что-нибудь другое.

Выпалив всё это одним духом, хозяин помещения наклонился к расположенным в углублении стола кристаллам и отдал ряд распоряжений технического плана. Затем он снова обратился к гостям.

– Сейчас придёт мой помощник Воррил и покажет дорогу. Но, прежде чем мы расстанемся, не соизволите ли трансформироватьcя?

Терриал не предоставил им времени на ответ:

– Если вы будете ходить в истинном обличии, это неизбежно привлечёт назойливое внимание, каковое, мнится мне, нежелательно?

– Правильно, – сказала, точнее велела, Дариэль. Внешность эльфов преобразилась: черты погрубели, глаза перестали быть двумя бездонными колодцами, а волосы приобрели обычный соломенный оттенок.

И всё – перед Терриалом сидели обычные люди. Разумеется, они были потрясающе красивы и прямо-таки светились здоровьем и молодостью: создания Круга – не эльтонцы, не эльфы, и самый придирчивый взгляд не уловил бы в них и тени вечно живой природы.

– Так? – улыбаясь, поинтересовалась Дариэль.

Брат, судя по кислой мине, не разделявший её радости, смотрел на директора угрюмо.

– Более чем. Потрясающе, – заверил её Терриал, у которого от сердца отлегло (влюбиться в Зелёную может даже опытный маг, а вот в Серую – никак).

Эльфы встали, накинули капюшоны в знак прощания и направились к выходу. Говорить красивые слова напоследок в Эльтоне не принято.

Мэтр подошёл к окну. Вид на корпус академии и массивные часы под треугольным куполом крыши красного здания – уныло, прям в балагане у юмориста, только считающего себя смешным!

«Что-то я забыл, очень важное, – Зелёные постарались!

Надо вспомнить. Вспоминай, вспоминай, ну же…» Сегодня красный циферблат дал требуемую подсказку.

– Минутку, – бросил Терриал вслед своему наваждению, – простите, как вас зовут?

Остановленные на полпути Твари одновременно уставились на директора.

– Разве мы уже не представили наши символы? – гордо выпрямляясь, холодным тоном произнёс юноша. – Я Дариэл, а это моя сестра Дариэль.

И он снова начал приобретать черты, свойственные Вечноживущим.