Никто не знает, как устал я сегодня. Ещё и на последний автобус опоздал. Погода дрянная, настроение паршивое. Ничего не хочу. Только спать. Быстро под душ и спать. Я поднимался по лестнице, мысленно радуясь, что с каждой ступенькой я ближе и ближе к желанной подушке. Мало того. С каждой ступенькой я засыпал на ходу, признаваясь сам себе, что на душ у меня уже не хватит ни сил, ни желания. Чёрт с ним, с душем. Спать! Я не прилёг прошлой ночью ни на минуту. Вот уже достаю из кармана плаща ключ от дверей квартиры. В лестничном проеме воняет горелым. Какая собака разбила лампочку на лестнице? Чтоб у него руки отсохли! Ничего. Ещё немного, и все дневные заботы для меня перестанут существовать. Лаборатория, препараты, этот чёртов эксперимент… пропади он пропадом.
Вдруг сон сорвало, как рукой… От неожиданности я перестал дышать. Кто-то лежал у порога моей квартиры в темноте. Споткнувшись о скорченное тело, я почему-то сразу понял, что это кто-то, а не что-то. Не мешок, не здоровенный сверток, а именно тело. Человек. Но кто? Труп? Пьяный? Розыгрыш соседского придурка?
Секунду или две я стоял, замерев от растерянности, и, наконец, сделал первый вдох. Лежавший у моих ног шевельнулся и застонал. Я облился горячим потом, напрягся и выдавил из себя:
– Кто здесь? Вы кто? Что случилось?
Незнакомец захрипел, заворочался, если можно так назвать его слабые попытки приподняться.
– Помоги… мне, – произнес слабый голос.
– О господи! Что с вами?
– Я умираю…
Он зашипел от боли, очевидно, неловко двинувшись. Мне самому едва не стало дурно. Ночь. Три часа утра в пустом городе, в темноте, у порога моего жилища умирает человек, а я стою как вкопанный. Хотел спать только что, а теперь что делать?
– Сейчас… Сейчас… – забормотал я, уверенный, что, наверняка, делаю что-то неправильно, – Я открою дверь и… там телефон. Я сейчас вызову… сейчас же позвоню!
Я шарил по карманам, забыв, что ключ давно у меня в руке.
– Нет! – Почти взревел мой гость неожиданно громко. А потом заговорил, тяжело дыша и понизив голос, – Никуда не надо звонить, никого не надо звать. Отвези меня в… одно место. Скорее. У меня не так много времени. Там меня спасут… но сам я не доберусь. Не бойся… Я не преступник и не сумасшедший… Я… это… Помоги мне. Ты должен мне помочь. Потом сам поймёшь.
Он явно устал говорить и сделал паузу. Я нашёл в кармане спички и попытался зажечь одну, чтобы посмотреть, что с ним. Но он резко и тяжело подался вперёд и задул спичку прежде, чем я успел что-либо разглядеть. Я понял только, что обе его руки как попало обмотаны какой-то тряпкой, пропитаны кровью и прижаты к груди.
– Не смотри мне в лицо… Я страшен. Ты… Ты испугаешься. Поторопись, пожалуйста. Там во дворе, на детской площадке… машина.
Я плохо соображал, что делаю. Слишком много пугающе непонятного. Почему он боится? Почему не хочет в больницу? Кто его так? Если он ранен, то кем, когда и насколько серьёзно? Не преступник и не больной? Может, его за решётку-то и надо. Я начал было спускаться по лестнице, когда вдруг услышал:
– Павел, не делай глупостей.
Он меня знает. И голос! Я его слышал. Но ни с кем из моих знакомых он, вроде, не ассоциируется. Я обернулся.
– Вы кто такой?
– Не скажу. Пока. Пожалуйста, поспеши…
Ну ладно. Ни с кем из криминальных элементов я не знаком настолько близко, чтобы они знали мое имя, и чтобы их голос был мне так чудовищно знаком. Я вышел из дверей дома. Хотелось постоять тут на воздухе, подумать. Но вдруг он умрёт? Я же всю жизнь буду носить это на своей совести. “Иди ты к черту!” – сказал я сам себе. Разберёмся. В темноте я едва нашёл по металлическим блестящим деталям пустую открытую машину тёмно-зелёного цвета. Кто на ней приехал и бросил с ключами? Он? Она не была припаркована, а просто сходу въехала с улицы и встала тут, едва не смяв молодые деревца. Я её не заметил, когда шел. Меня трясло – то ли от холода, то ли от потрясения. Я сел за руль и подогнал машину к дверям подъезда. Незнакомец ждал меня, сидя на верхней ступеньке и, по-прежнему, сжавшись в комок. Оказавшись в свете фар он всячески отворачивал от меня лицо, черное от какой-то копоти.
– Не смотри на меня.
– Да не буду, не буду. Что у вас с руками?
– Обжог.
Я стал поднимать его осторожно сзади. Он вздрогнул.
– Больно?
– Да… нет. Я уже не чувствую.
Он с трудом, шатаясь, спустился по лестнице. На нем была теплая парка с большим капюшоном, натянутым на глаза. Благодаря новому массовому импорту, сегодня такую можно увидеть на каждом втором. Подмышки мокрые – то ли от пота, то ли от крови. Меня опять замутило. Показалось, что он весь окровавлен. Я чувствовал ужасный запах горелого мяса. Господи! Во что я вляпался? Что с ним стряслось? И как он попал сюда? Я уже был уверен, что он приехал на этой машине. Но как он её вёл? Не люблю загадки.
Мы дошли до машины, я осторожно опустил его на заднее сиденье и пристегнул. Он изо всех сил опускал голову, пряча лицо. Сорвать бы с него капюшон, глянуть в глаза и сказать: “Выкладывай!” Но он беспомощный, безрукий… Я не смог… закрыл дверцу и, не оглядываясь, сел за руль. Он вжался в угол и сказал, куда ехать. Почему он доверял мне? Может быть, у него не было другого выхода? Мы поехали на окраину города по ещё серым улицам. Нам редко встречались машины. Все нормальные люди ещё спят. По адресу, который он мне назвал, оказался одноэтажный дом. Вроде бы, пустой. Стало светлее. А ему, похоже, стало хуже. Он ещё больше скрючился, едва не теряя сознание. Я заметил карман на плече его куртки, из которого торчит пакетик каких-то таблеток, которые он принял, с трудом дотянувшись губами. Стараясь отвернуться от него и не дышать носом, я выволок его из машины, испачканной кровью.
– Сюда?
Он не ответил. Его тело подрагивало. Он не стоял на ногах. Я буквально донес его до двери и постучал.
– Там никого нет… ещё… – прошептал он, – иди назад, к машине.
– Но…
– Я сказал, иди… Поедешь на ней домой, оставишь во дворе, с ключами. Понял?
Я прислонил его к двери. Он сполз вниз и остался стоять на коленях, уткнувшись лицом в дверную щель.
– Ну, иди же…
Я побрел было к машине, когда услышал за спиной:
– Спасибо, Паша.
Оглянувшись, я успел заметить только, что он вполз в приоткрытую дверь. Щелкнул замок, и стало очень тихо. Я подождал ещё минут пять, подошёл к двери и постучал. Мне никто не открыл. Я попытался заглянуть в окно, но за стеклом были плотные шторы. И ни звука. Мне показалось движение одной занавески, но я не был уверен. Может быть, он уже мёртв? Лежит один в пустом доме, как в склепе, и я сам же его сюда привез. Потоптавшись еще немного, я решил поехать домой, а потом вернуться и выяснить, в чем тут дело. В машине я все пытался вспомнить, кого он мне напоминает, но не мог. Слишком устал и разнервничался. Я оставил машину во дворе, как он велел, и пошел к себе.
Стало совсем светло, и я увидел, что лестница залита кровью, а у моей двери – целая лужа. В воздухе еще пахнет горелым. Будут проблемы, когда проснутся соседи. Как объяснить такую картину? Я вошел в квартиру и побежал в ванную. Через минуту я с ведром и тряпкой мыл пол и лестницу в подъезде. Потом стирал одежду с пятнами крови, как убийца, уничтожающий улики. Мой серый рабочий костюм был безнадежно испорчен, а вот черный плащ спасти удалось. Почти в шесть утра я упал в постель весь измотанный и дрожащий, но сон не шел. Я впадал в нелепое больное забытье, ко мне являлись кошмары, какие-то люди, мой страшный гость без лица тянул ко мне обугленные руки.
В восемь утра мне в ухо истерично заорал будильник, который я тут же убил, швырнув его в угол. На лестнице было сухо и чисто. Запах исчез. Машина тоже исчезла. Остались только следы на детской площадке, да со ствола молодого дерева едва заметно содрана кора.
Я ездил туда. Конечно, ездил. И чуть не сошёл с ума окончательно, когда, проверив свой путь десяток раз, уверенный, что это то самое место, готовый поклясться жизнью, что это тот самый дом и те самые занавески на окнах, обнаружил там мирно живущее незнакомое семейство. Меня уверяли, что никого, похожего на моего ночного гостя, они знать не знают, ведать не ведают, что всю ночь они спали до семи утра за закрытыми дверями. Никто к ним не приезжал, никого не привозил, и что если я не отстану от них, наконец, они позвонят куда надо.
Я поехал домой совершенно расстроенный и растерянный. В оправдание случившемуся я придумывал самые нелепые нелепости, и, в конце концов, уговорил себя, что это был глупый и бессмысленный розыгрыш, или что меня использовали в грязном дельце, и что – сунься я в него поглубже, – может быть, и не так легко бы отделался.
Как говорится, время идет и меняет всё. Вскоре я успокоился, опять втянулся в работу, стал забывать и стирать этот неприятный эпизод в моей биографии. Кроме того, лабораторные эксперименты моих коллег успешно шли к триумфу, и я ни о чём другом не думал. Годы спустя покалеченное дерево во дворе перестало меня тревожить воспоминаниями.
А работа у меня, надо сказать, была волнительная, хотя и не такая значительная, как у других, задействованных в эксперименте. Это были первые опыты по созданию… не машины времени. Нет! Но нечто подобное не раз описывалось в фантастических произведениях двадцатого века. Физика (не без помощи квантовиков) приоткрыла загадку очередного альтернативного измерения, которое мы назвали speculum-4. Мы принялись изобретать сложные аппараты с простым маятником в основе, раздвигающие своим излучением зеркальную поверхность, создавая в ней что-то вроде полыньи до размеров ладони. Стекло переходило в состояние временного кристалла, и при этом на несколько секунд исчезало в этой полынье, а то, что казалось отражением становилось реальностью, но только в выбранном амплитудой маятника времени.
В портал этот можно было внести физические предметы соответствующих габаритов – просунуть руку и перенести мелкие вещи из настоящего в будущее и из прошлого – в настоящее. Тогда-то я и мои коллеги поняли, куда недавно из лаборатории пропадали авторучки со столов и бутерброды из свертков. Мы из будущего брали их сами через зеркальный портал. Мы подбросили нашей кошке в прошлое кота – её же котенка, рожденного позже, но теперь двухлетнего, женихастого. Он зачал самого себя и вскоре сдох от неясных причин. Ряд экспериментов на насекомых, мышах и канарейках показал, что живой организм не может прожить в другом времени больше суток. Мы не смогли объяснить этот феномен. Вероятно это было связано с возвращением временных кристаллов в прежнее состояние. Так как их присутствие было замечено в переносимом во времени телом, то такой переход был весьма опасен для здоровья. Это моя версия, как физиолога, но многое еще оставалось на уровне теории.