Создатель миров (гпбо) бесплатное чтение

Вступление

Вначале был звук.

То не звездное небо посылает свои космические шумы, то не птицы щебечут в густых зарослях, то словно голос человека доносится откуда-то издалека, тонкий тревожный голос. Он поет высоко-высоко, как птица щебечет, как радиосигнал, пронзивший пространство: «А… а… а… А-а-а… А-а-а… А-а-а… А… а… а…»

За закрытыми веками быстро двигаются зрачки.

И вот веки дрогнули и глаза открылись. Голубые-голубые глаза в недоумении взглянули на мир после неожиданного пробуждения.

Этот голос. То был сон? Или кто-то звал наяву?

1

Вспышка. Небо озарило едкое ультрафиолетовое излучение. Оно словно выжигало все живое на планете. Леса становились бурыми, горели, волны стремительных пожаров уничтожали все дотла. Вода в океанах закипала и испарялась в одночасье. Планета погружалась в кромешную фиолетовую смерть.

Сотни и сотни людей со слезами на глазах наблюдали за гибелью их дома на больших голографических экранах.

– Прощай, – прошептали чьи-то губы.

Горькая капля скатилась по нежной щеке и упала на траву.

2

Ступив во влажную зелень туристическим ботинком, молодой человек смахнул струйку пота с заросшей щеки.

У Ильи скалы этой горной области, похожие на мегалитические сооружения, построенные гигантами, вызывали просто мистический интерес, граничащий с безумием, когда от одного вида гранитных плит захватывает дух, кружится голова, в висках бьется горячая кровь и хочется кричать.

Иногда он так и делал.

В этот раз, очистив дрожащими руками от влажного мха холодный камень, Илья разглядел идеально пригнанные друг к другу углы трех каменных глыб, образующих причудливую полигональную кладку.

– Природа…– бормотал Илья, – Идеальные углы… Ну разве может так природа, – и он громко издевательски рассмеялся. – Старый Расат знает, куда меня притащить.

В такие моменты у него и начинали возникать приступы восторженного крика – это ликование вырывалось наружу.

Тайга эхом разнесла необузданный клич.

– Ты чего орешь? – с верхотуры, с самой вершины скалы спокойно осадила его подруга. – Народ подумает, ты спятил.

– Зойка, так и есть… Спускайся, тут такая идеальная кладка… Начальник снова будет втирать нам, что это “природный феномен”, – с издевкой прокричал Илья.

– Так и есть, – откуда-то с высоты из-за деревьев донеслось недовольное бормотание профессора с патлатой седой шевелюрой и такой же седой бородой, напоминающих облако.

Илья понял, что опростоволосился, и постарался сбежать, запрыгнув в кусты.

Однако неудачно оступился и полетел куда-то еще ниже, хотя вроде стоял у самого основания скалы.

Удар был довольно сильный. И у него потемнело в глазах. Правая нога заныла.

– Черт! – он ощупал себя в темноте, достал из кармана фонарь и осветил стену.

По граниту сочилась вода. Илья схватился за влажную поверхность и постарался встать, но боль в ноге заставила взвыть.

– Да чтоб тебя! – он все же подтянулся на руках и прислонился спиной к стене.

В полуметре от его глаз вверх шел стык между гранитными плитами. На высоте в пару метров в дыру, куда он провалился, пробивался солнечный свет.

Илья попытался зацепиться за стык между плитами, но он был очень гладкий, ровный, без зазубрин. Он ощупывал его, тянулся рукой вверх, насколько это было возможно, чтоб найти хоть какую-то точку опоры. Наконец его пальцы что-то ухватили. Он сумел приподняться и навел фонарь на свою руку, чтоб понять, за что он держался. Это оказался очень тонкий предмет, как бы застрявший прямо в стыке между камнями. Морщась от боли, Илья стал очищать от мха выступ. Тот сверкнул в лучах фонарика.

Хоть нога и ныла адски, интерес и любопытство подавили боль.

– Ну-ка, что за хрень? – Илья очистил тщательнее. – Стекло? Откуда тут стекло?

Уголок совершенно прозрачного предмета торчал из стыка двух огромных многотонных плит, как будто там застрял большой предмет, а это был только его кусочек. Мегалиты были подогнаны с филигранной точностью, но стеклышко было как бы ими смято, словно попало туда в момент, когда они смыкались.

Илья провел пальцем по краю предмета, прощупал весь уголок по торцу.

– Не острое… – он навел луч фонарика, чтоб просветить его насквозь.

Оно было абсолютно прозрачное, но внутри он заметил какое-то несильное мерцание. Словно это была виртуальная кнопка на прозрачном тач-скрине.

– Это что, планшет, мать его? Разве такой уже изобрели? Как бы не так!

Он приблизил свой глаз к свечению. Оно явно манило: «Прикоснись. Нажми меня».

Палец рефлекторно потянулся и, затаив дыхание, Илья притронулся к кнопке.

По земле пробежала дрожь.

На глазах у ошалевшего Ильи из стыка между гранитными плитами вырвался сноп пыли и мегалиты стали медленно раздвигаться. Из отверстия вывалился прозрачный экран, действительно размером с планшет. Илья машинально схватил его. Это единственное, что он успел сделать, потому что потерял равновесие. Все вокруг пришло в движение. Воздух стало с ревом засасывать внутрь открывающегося прохода. Илью снесло с ног и, затягиваемый воздушной массой, он с криком пропал в отверстии.

Камни начали движение в обратном направлении, ветка сосны свалилась сверху… Мегалиты сомкнулись и придавили ее примерно так, как раньше кусок прозрачного предмета. Снаружи остался только пучок смятых иголок, как растопыренная кисть руки.

3

Илья приподнял тяжелые веки. Все кругом было белое и размытое. Он попытался двинуть головой, но пространство вокруг закружилось, перед глазами замелькали вспышки и к горлу подошла тошнота. Илья застонал.

– Лежи, лежи! – послышался знакомый голос.

– Кто это?

– Зоя, твоя подруга. Ты меня не узнаешь?

– Где я? – Илья напрягся, чтоб приподняться.

– Лежи! Ты в больнице. Не помнишь? Мы были в экспедиции. Ты упал в яму. Сломал ногу и разбил голову.

Перед глазами Ильи появился женский силуэт. Кажется, его поцеловали.

– Лука, ты меня напугал. Как тебя угораздило?

Лицо Ильи застыло в непонимании. Он, конечно, только-только пришел в себя и еще ничего не различал вокруг, но он точно помнил, что не Лука.

– Какой еще Лука? – не скрывая недовольства, спросил он.

– В смысле? Ты чего? Я Зоя, твоя подруга. Ты помнишь меня?

– Само собой. Голос-то твой.

– Ну, вот! – его ласково коснулись.

– Но я не Лука, – он обратил свой взгляд на тень, которая трогала его. – Я Илья.

– О чем ты? Какой Илья? Ты меня разыгрываешь? – голос девушки вроде усмехнулся, но как-то не искренне.

– Как какой? Я всегда был Илья. Я всю жизнь Илья. Что за хрень? – он попытался резко подняться.

Запищал прибор. В помещении появились еще тени.

– Пациент, держите себя в руках! – раскатисто донесся строгий женский голос.

– Не трогайте меня! – заорал Илья.

– Шприц!

– Я – Илья! Илья! Слышите? За кого вы меня держите?

Зоя, кажется, заплакала. Сильные руки придавили Илью к кровати.

– Что вы с ним делаете? – услышал он голос Зои.

– Так, срочно покиньте палату, гражданка.

– А что вы с ним будете делать? – уже почти кричала Зоя.

– Эй, алле! Не прикасайтесь к ней! Эй вы! – кричал Илья.

Но его крепко придавили к кровати. И он почувствовал, как в предплечье укололи. Темнота.

Когда пациент затих, врачиха с суровым, пронизывающим взглядом приказным тоном высказала Зое, стоявшей в углу:

– Сообщите профессору Расатнику и доктору Рапсанову: началось очередное обострение. Пусть готовятся снимать информацию.

4

Илья сидел посреди комнаты на привинченном к полу стуле, одетый в больничную робу. Изрядно исхудавший, осунувшийся. За зелеными с желтыми крапинками радужками спряталась злоба. Пшеничные брови угрожающе нависли над глазами. В ямках на щеках затаилась тень. Белокурая челка скрывала нахмуренный лоб. Перед ним за длинным столом восседал консилиум врачей. С минуту они перебирали бумажки, читали, шептались. Наконец, видимо, главный из них, сидевший по центру, такой самоуверенный надменный очкарик, не моргая, уставился на Илью.

– Итак, вас что-то тревожит? Навязчивые состояния?

Илью передернуло, но он усилием воли взял себя в руки. Чувствовалось, как тяжело ему совладать с эмоциональной бурей, которая кипела внутри.

– Н…н…нет…

Ассистентка главного, дама с пронизывающим взглядом командным голосом переспросила:

– Что? Громче. Доктор Рапсанов не услышал.

– Не бойтесь. Всем нам иногда кажется, что мы не те, кто мы есть. Это нормально, – вкрадчиво, этим своим умиротворяющим тоном допрашивал главный.

Вспышка. Капсула и в ней человек за стеклянной дверью.

Илья нервно мотнул головой. Видение исчезло.

Была б его воля, он с удовольствием бы придушил этого доктора Рапса… Как там его.

– А-а-а, если вы об этом. Нет, я не Илья. Я – Лука Вознесенцев.

– А кто же тогда Илья? – продолжал проникновенно очкарик.

Снова вспышка: он внимательно смотрел на него. «Ты боишься этого? Тогда у тебя только один выход – убить меня прямо сейчас».

– Он сошел с ума! – мотая головой, крикнул Илья, выгоняя наваждение из головы. – Мой брат-близнец. Он погиб два года назад. Несчастный случай. Эксперимент вышел из-под контроля.

Илья опустил голову на грудь, чтоб перевести дух и не смотреть на врачей.

– Вы чувствуете свою вину за его смерть? – давил главный.

– Я пытался его спасти. Но ничего нельзя было сделать…– на скулах Ильи медленно ходили желваки.

– И именно поэтому вы впали в депрессию и стали отождествлять себя с умершим братом! – не унимался очкарик.

– Да…

– Но теперь, после проведенной интенсивной терапии, вы себя чувствуете лучше?

– Намного! – выкрикнул Илья, но тут же осекся. – Я – Лука Вознесенцев. Я осознал, что под воздействием психологической травмы… – выдавливал из себя Илья, – стал считать себя…

– Кем?

Этот хренов очкарик всячески пытался вывести пациента из себя.

– Иль-ей… мо-им братом-близнецом, – у Ильи все кипело внутри. Еще пара этих мерзких вопросов и он вцепится очкарику в горло. Эта мразь только и ждет срыва…

«Не дождешься, гадина».

– Ну что ж, господин Вознесенцев. Лу-ка (!) Вознесенцев, – сделав акцент на имени, надменно резюмировал очкарик. – Надеемся, лечение пошло на пользу. Но мы за вами будем пристально следить. Ради вашего же блага.

Илья качнул головой в согласии. Но желваки продолжали двигаться.

5

На выходе из больницы его встречала Зоя.

Они обнялись.

– Спасибо тебе, помощница. Ты меня выручила. Я все им рассказал, как ты говорила. И это сработало, – Илья усталым взглядом, но с благодарностью смотрел на подругу.

– А ты действительно ничего не помнишь? – Зоя аккуратно гладила его руку.

– Я разберусь со всем этим. Обещаю, – его лицо выражало решительность.

– Не нужно туда возвращаться, пожалуйста, Лука…

– Не называй меня так, – прервал ее Илья.

– Хорошо, хорошо…– она начинала плакать.

– Не надо, Зоя. Ты ни в чем не виновата. Со мной что-то случилось. Я должен разобраться…

– Я поеду с тобой! – перечила Зоя.

– Нет! Я поеду один. Я сказал. А ты… будет лучше… прикрывай меня здесь. Я вернусь совсем скоро. Обещаю!

6

Ветер, с воем дующий сквозь скалы, напоминал об осени. Здесь было не уютно. Совсем не так, как несколько месяцев назад. Но Илья должен был вернуться сюда, чтоб разобраться во всем.

Вот она, эта стена. Холодная, влажная. Илья трогал знакомый стык трех плит. Он уже почти зарос мхом, но все же было заметно, что здесь ковырялись. А вот и дыра в кустах, куда провалился Илья.

Он аккуратно спустился вниз. Включил фонарь. Да, та самая ровная смычка гранитных мегалитов.

Внимательно прощупав весь филигранно подогнанный шов, Илья не нашел того самого стеклянного уголка. Вместо него из стыка торчал кончик сосновой ветки.

Илья долбанул кулаком о гранит. Комок подступал к горлу. Он уронил лоб на кулак, прижатый к холодному камню.

– Не дождетесь. Я не сумасшедший. Я знаю, кто я!

Грудь переполняла злоба. И Илья просто зарычал нечеловеческим голосом. Эхо разнесло его отчаянный вопль.

– Я во всем разберусь! Я все узнаю! Братик… – Илья захохотал как безумный. – Откуда ты взялся? Я тебя найду! Я взорву эту гору к чертовой матери! Я верну все как было.

Илья неслышно заплакал. Его тело содрогалось. Взгляд упал на кончик сосновой ветки, застрявший между гранитными плитами.

7

Лета была завсегдатаем светового бара, где она неизменно (как и везде) примечала логотип их городского сообщества: веточка сосны, выглядывающая как бы из-за угла, схематично изображенного простой черной линией. Она любила трогать этот рифленый контур, прилетая сюда выпить коктейльчика после трудового оцепенения. Оцепенение – это когда приходилось швартовать свое сознание к искусственному интеллекту ИИ, чтобы тот мог поймать в рое фантазий нестандартные идеи и решения мозга. Нет, это отнюдь не нудное занятие. Лета с удовольствием купалась в собственных иллюзиях. Некоторые особенно будоражили мониторы ИИ, и он что-то явно оттуда выуживал. Особенно ей нравилось представлять встречу с Живым. Ей никогда не приходилось с ними пересекаться, но ей казалось, что она уже когда-то их знала. Прикосновение Живого к ее голографическому образу. Это что-то вроде электрической сетки с колючими импульсами по всей поверхности. Колючки (вот точно такие же, как у веточки сосны на логотипе) волной пробегают по голограмме. И приводят к легкому сбою в 3D изображении. Электронная рябь – это приятно.

В общем, трудовое оцепенение не казалось Лете рутиной. Но все же она с удовольствием поднимала якорь и резво уносилась в город, кружась в кронах многоярусных деревьев биомодельного сада, где в реальном времени много лет без остановки просчитывался рост и изменение разной флоры и фауны, как если бы это были живые, а не виртуальные структуры. На ветках гнездились птицы. Она внимательно разглядывала пятнистые яички или только что вылупившихся птенцов в тягучей слизи и думала: «Ну не может быть, чтоб именно вот так все было в живом мире. Это невероятно и похоже на игру центрального ИИ. Слишком красиво и мудрено».

В конце своих полетов по пространству космической станции «Рай» она неизменно приземлялась в световом баре, где по традиции кучковались знакомые, потягивая густые коктейли из смеси лучей. Ее самые близкие друзья еще со времен жизни в реальном мире называли себя командой Б7Т. Никакой загадки в шифре не крылось. Все просто. Б – это Лета или Белокурая, потому что она единственная в коллективе была светловолосой девушкой. А 7Т – семь в разной степени чернокожих и смуглолицых парней – Лаким, Мифá, Лиаф, Лиру́, Джиб, Сал и Ду́ги. Глория, подруга Леты, стояла особняком. Почему так? Ох, это отдельная история.

Итак. Вся дружная компания собиралась в световом баре. Правда, еда сама по себе стала рудиментом для бестелесного сознания людей, освоивших куда более комфортную жизнь в виртуальности. Но зачем лишать себя удовольствия? Потягивать тугие мерцающие лучики, причудливо переплетенные внутри стакана, не смешиваясь в одноцветную массу, было очень приятно. И особенно было приятно поглощать трубочкой лучик за лучиком.

Ее ближайшую подругу Глорию это почему-то злило. И Лета с удовольствием дразнила ее, втягивая свет в трубочку с характерным треском и искрами, как трещали когда-то в далеком прошлом пьезоэлементы.

– О, опять ты за свое!

– А мне все интересно, когда ты перестанешь реагировать?

– Когда наконец отключу свое сознание от центрального ИИ. И уж точно последним звуком в моей башке будет этот мерзопакостный треск.

– Ой, полно, не проще ли стереть память и начать все по новой.

– Чует мое сердце, твой треск не стирается. Я уже начинаю верить в мифическую блуждающую ошибку, которую никто так и выявил в этой чертовой системе. Я буду первой! И назову ее Треск!

Лета втянула розовый лучик.

– О нет, мерзкое создание! Я сделаю иначе. Я пойду на криминал и отключу тебя от системы. Ты добьешься!

– Лучше… Лучше воскреси меня и отправь на планету, – на трехмерном личике Леты нарисовалось коварство.

– Вот дура! Для всех вменяемых воскрешение равносильно аду, но моя подружка мыслит нестандартно! Ты смотри, ИИ это не нафантазируй!

Лета подняла глаза вверх и мечтательно посмотрела в никуда, что означало, что она погрузилась в себя.

8

В тоннеле, наполненном ослепляющим белым светом, к ней приближалась расплывчатая тень с человеческими очертаниями. Этот образ врывался в ее фантазии, когда она находилась в оцепенении, подключенная к ИИ.

Кто это был? Он плыл к ней и, кажется, манил ее рукой: «Иди сюда». Но как она ни пыталась двинуться в его сторону, что-то тяжелое, как корабельный якорь, держало ее сознание жестко припаркованным. Когда она видела эту тень в тоннеле, все силы легкого полета исчезали в мгновение ока. Появлялось ощущение непосильного груза, вероятно, похожее на гравитационную силу, действующую на физическое тело. Лета знала, что что-то похожее испытывают Живые. Но ей, существу бестелесному, не было никакой возможности оказаться под воздействием гравитации. Откуда тогда у нее в памяти четкое, осязаемое, реальное ощущение гравитационной тяжести? Из прежней реальной жизни? Но когда это было? Бестелесные обитатели «Рая» давным-давно забыли, как это пребывать в физической оболочке. Та жизнь стала мифом.

Тогда кто этот человек? Просто выверт ее причудливой фантазии? Или что-то большее? Почему он зовет ее? Что он хочет?

Все эти вопросы терзали Лету.

И она почему-то думала, что воскрешение сможет как-то приблизить ее к разгадке. Оказавшись в физическом теле, она сможет найти какие-то ответы. Во всяком случае, она сможет сравнить, соответствуют ли объективной реальности ее ощущения гравитации.

Итак, нужно добиться оживления.

Об этом же она думала, когда случайно наткнулась на Тень Первого. Так они называли странного персонажа станции «Рай», блуждающего то здесь, то там подобно призраку. На него никто уже не обращал внимания. Лета тоже оставила всякие надежды найти с ним контакт, хотя знала его еще при той, прежней реальной жизни в физическом теле. И все же сегодня она попробовала его спросить:

– Да-да, я в курсе, ты меня не помнишь. Но мне сейчас очень важен твой совет. Я хочу оживить себя. Пожалуйста, ответь, я правильно делаю? – она посмотрела с мольбой в хрустальные глаза безумца.

– Не время для ответов… Не время… Час не наступил… Река забвения… Нас слышат… – Тень Первого удалился, бормоча что-то бессвязное.

Лета с сожалением вздохнула.

9

– Спасибо, Глория, ты мне так помогла. Если бы не ты, мы не пробили бы мое оживление.

Лета парила над специальной камерой, куда она вот-вот должна будет уложить свое сознание, чтоб переместить его в физическое тело.

– Ты пожалеешь об этом, Лета. Ты даже не представляешь себе, на что себя обрекаешь, – Глория нервно подернула бровью.

– Во всяком случае, я знаю, кто меня спасет. Мне больше не на кого положиться, – Лета прикоснулась к руке подруги.

– К чему эти нежности, дурочка? Я сейчас сделаю тебе больно и обреку на страдания, а ты меня гладишь? Чокнутая!

– Может быть. Но я должна. И ты знаешь, если мне что-то втемяшится…

– Да-да… Молчи. Давай уже, отправляйся в этот ужасный адский мир Живых.

Глория напустила на себя безразличие и, придавив виртуальное тело Леты к плоскости камеры, закрыла стеклянную крышку. На уровне своего подбородка Лета увидела логотип их городка – знакомый пучок сосновых иголок, выглядывающих из-за угла – и машинально погладила рифленый контур. Возможно, она видит его в последний раз.

Подруги смотрели друг на друга через прозрачную преграду, как будто прощались.

– Люблю тебя, – беззвучно, одними губами произнесла Лета.

Глория отвернулась. На глазах блестели электронные слезинки.

10

За окном шел первый снег. Он падал на еще не голые деревья, на зеленые, желтые, красные кроны. Это было красиво.

Сидя на подоконнике, Илья, не моргая, смотрел на это эстетическое пиршество природы.

Зоя недалеко на диване куталась в плед.

– Почему я все помню как-то расплывчато. Как будто это было не со мной. Прошло всего-то пару лет, – Илья сморщился, его бесило бессилие.

… Бесило бессилие.

– Ты сильно переживал смерть брата. Винил себя… – начала было оправдывать своего парня Зоя.

Но он прервал ее.

– И у меня поехала крыша. Знаю.

– Вы вместе занимались каким-то важным проектом. «Частица бога»… Вы соревновались, кто первым обнаружит присутствие бога в мире. Кроме вас мало кто понимал ваши исследования.

– Теперь и я мало что понимаю. Я даже не помню. Если я не Лука, а Илья, то почему я забыл то, что делал, о чем думал. Ты, Зоя, помнишь, а я – нет, – Илья с сожалением смотрел на то, что делает бог сейчас на улице.

– Кажется, как-то ты говорил, что осталось много бумаг. Может, они тебя подтолкнут, – нерешительно предложила Зоя.

Илья вскочил.

– Что ж ты молчала! Надо бы правда освежить в голове эти чертовы записи.

11

Монитор компьютера мерцал в темноте, освещая ворох бумаг на столе.

Илья и Зоя спали.

Илья ворочался, бормотал. Его подруга то и дело просыпалась и смотрела на него. Осторожно смахнула пот с его лба, присела на кровати, бросила взгляд на горящий монитор. Потом, скрестив руки, нервно потерла татушку со своим именем чуть ниже локтя. Задумавшись, прочла ее одними губами: Зоя.

– Прости меня, любимый, – также беззвучно прошептала, нежно посмотрев на спящего Илью.

Он видел во сне вселенную. Большой взрыв. Свет, вырвавшийся из темноты. Лучи, которые пустились в путешествие.

Парень, похожий как две капли воды на Илью, находился внутри этой картины и воодушевленно говорил: «Свет вечен. Он источник всего. Он вечный носитель информации всего сущего. Вся материя: звезды, планеты, все живое, и мы, люди – только отпечатки света, проекция в пространстве, виртуальный образ. Поэтому все это не важно. Важен только свет, волны, фотоны, кванты световой энергии. Материя как фотография замирает в пространстве, получает координаты, а свет находится везде сразу. Квантовая суперпозиция – вот положение света. Он и здесь, и там одновременно.

Материя внутри нас прибивает нас как гвоздь к стене. Если преобразоваться в свет, можно жить вечно, можно быть везде, – он посмотрел прямо перед собой, как будто заглянул своему брату в глаза. – Я хочу сбросить эти оковы, Лука. Помоги мне. Помоги!»

От фигуры стал исходить свет, и он быстро полетел на Илью, прямо в его глаза.

Илья перепугался. Стал задыхаться. Проснулся. Вскочил на кровати.

– Тихо! Тихо! – Зоя обнимала его.

– Он здесь, он везде… Я знаю, где он! – прерывисто дыша, голосил Илья. – Я не Илья! Я не Илья! Это он Илья, – его глаза смотрели сквозь Зою. – Я и правда Лука…

12

– Федор-1, приготовиться к запуску сердца! – Инок сидел возле пульта, искоса поглядывая на капсулу, за стеклянной крышкой которой в вязкой жидкости находилось тело молодой девушки.

Робот Федор -1 направился к капсуле и вставил свои манипуляторы в коннекторы на крышке. Тело девушки забилось в конвульсиях.

– Сердце запущено, – металлическим голосом отрапортовал робот.

– Отходи. Теперь я, – Инок занял место машины и принял на себя отлетевшую крышку.

Его накаченные плечи напряглись. Он ловко отбросил крышку в сторону и окунул руки в жидкость, подхватив девушку.

Она все еще извивалась в электрических подергиваниях. Инок наклонил ее голову и постучал по спине. Жидкость с силой вырвалась из горла, она сделала первый отчаянный вдох и закашлялась. Ее глаза открылись, но она ничего не видела сквозь толстый слой геля на лице. Инок, умело придерживая тело девушки одной рукой, другой вытер ее глаза.

– Видишь меня? – он показал ей указательный палец, стал двигать им вправо-влево.

Глаза девушки испуганно следовали за пальцем.

– Зрительные рефлексы в норме, – комментировал Инок. – Теперь слух. Ты ме-ня слы-ши-шь? – громко спросил он.

Она утвердительно замотала головой.

– Отлично! – он поднял большой палец вверх и улыбнулся. – Добро пожаловать в мир Живых.

Федор-1 подкатил к ним и взглянул своими электронными глазами на девушку.

– А она красивая, – и он подмигнул Иноку.

– Заткнись. Она же все слышит, – Живой толкнул машину.

– Запрещенный прием! – Федор-1 закрутил манипуляторами, как будто потерял управление.

13

Лета лежала на кровати в довольно унылом помещении. Все было серо вокруг, как будто разом притушили цвета. Они вроде были, но в отличие от виртуальной реальности, в которой она жила раньше, лишились ненасыщенности, стали грязными, тусклыми.

Она пыталась поднимать руку или ногу, но они были нестерпимо тяжелыми, словно к ним привязали массивные оковы.

Инок заметил страдание на лице Леты.

– Не пытайся. Гравитация будет давить на тебя еще очень долго. Надо привыкать, тренировать мышцы, – он подсел на кровать.

– Да, я вижу… Ты такой…– она не могла подобрать слова, разглядывая его полуобнаженный торс.

– Мощный? – он улыбнулся.

– Да, такой сильный… Теперь я понимаю, зачем это здесь. У нас там другие идеалы.

– Видел ваши райские души. Ни парень, ни девушка… Я сам такой был.

– Ты тоже оттуда? – Лета удивилась.

– Само собой. Я стал Живым так же, как и ты.

– И сколько здесь таких, как мы? – поинтересовалась Лета.

Инок отвернулся, встал с кровати, будто вспомнил, что должен что-то сделать.

– Не много. Еще увидишь… – он спешно сменил тему. – Тебе надо поесть. Ты, наверное, догадываешься, что теперь придется постоянно есть.

Он поднес ей чашку с чем-то вроде каши или пюре.

– Что это? – видно было, Лете не очень приглянулось содержимое посуды.

– Все необходимые для физического тела ингредиенты. Поначалу может не понравиться. Но со временем привыкнешь.

Лета взяла в руки и слегка отхлебнула, закашлялась, но старалась не подать вида, что похлебка была отвратительной.

Инок рассмеялся.

– Да-да, знаю. Мерзопакостно. Но если хочешь здесь выжить, придется привыкать… – ему снова пришлось сменить тему. – Итак, будем знакомиться? Я – Иннокентий или просто Инок, смотритель планетарной базы «Ковчег», слежу, чтобы ваш корабль с миллионами виртуальный душ не плюхнулся на землю, – он протянул девушке свою большую ладонь.

– Лета, помогаю искусственному интеллекту нашего корабля придумывать что-то новое. Это единственное, чему машина так до сих пор и не научилась, – она вложила в его ладонь свою малюсенькую ручку.

Они посмотрели друг другу в глаза. И смутились.

И тут Лете стало плохо. Ее затошнило.

Инок прыгнул за спец пакетом.

– Все нормально. Такое будет повторяться. Гравитация – неприятная штука. Я отвернусь.

Он слышал, как ее стошнило. Его глаза были полны грусти.

14

Инок сидел за пультом в полумраке, постукивая по клавишам компьютера и отбирая данные, всплывающие в воздухе в виде голограммы. На виртуальном мониторе отражалась условная звездная карта и путь станции по орбите.

Здесь же в комнате, еле различимая в тусклом свете, спала Лета. Она стонала.

Смотритель базы с грустью взглянул не нее.

– Федор-1 и Федор-2, идем со мной, – полушёпотом скомандовал Инок.

Роботы шумно активировались.

– Тише, вы, безмозглые железячки!

Машины застыли в причудливых позах.

Инок сорвал со стула куртку и выскользнул из помещения через металлический люк. Федоры нырнули за ним.

Они поместились в грузовой дрон. Инок активировал голосовое управление и указал точку следования:

– Склад № 12.

Летательный аппарат поднялся в воздух. Город снизу был похож на огромный завод. В цехах копошились сотни роботов. Сверху над всем этим индустриальным пейзажем нависал циклопических размеров купол.

– Как думаете, железяки, можно к этому привыкнуть? – завел разговор с роботами Инок, обведя рукой картину техногенного пространства вокруг.

Федоры, занимающие каждый свое место в нишах дрона, повернули механические головы друг на друга, их глаза-мониторы округлились.

Федор-1 поинтересовался:

– Кому отвечать?

– Елки, сами решить не можете?

Федор-2 взял инициативу:

– Исходя из вашего эмоционального состояния, этот вопрос не касается вас.

– Как ты догадался? – съязвил Инок.

– Если говорить о новенькой девушке, то по данным статистики «оживления» с вероятностью в 99% она умрет.

Инок опустил голову на грудь.

– Как этого избежать? – процедил он сквозь зубы.

– Есть только один способ выживания здесь. И вы его знаете, – металлическим голосом доложил Федор-1.

Кажется, в этих фразах машины слышалось сочувствие. Или Иноку этого хотелось слышать.

15

Лета спала и видела реальный сон. То было совсем не похоже на фантазии, в которых она купалась, когда подключалась к ИИ на космической станции. «Реальный сон» был куда реальнее и от этого тяжелее, мрачнее… Словно в нем тоже появилась гравитация. Теперь она понимала, на что себя обрекла. Не только ее физическое тело налилось свинцом, но и мысли, видения и сно-видения пропитались земным притяжением. Лета узнала, что есть и другая сторона существования. Кроме полета, невесомости, красок и цветных фантазий мир наполнен невыносимым грузом темноты, страдания, кошмара, отчаяния и безысходности.

В своем сне она блуждала в этой темноте, и силы ее покидали.

Она закричала.

И вдруг поднялся ветер. Она услышала оглушительный скрежет и грохот. И в этом грохочущем мраке вдруг начали открываться массивные ворота, и в темноту хлынул свет. В этом столпе светового ветра она увидела фигуру человека.

«Помоги мне!» – как будто донеслось до нее в потоке воздуха.

И фигура пропала, словно упала в ослепительную реку, утонула в ней.

Лета заметила падающую сосновую ветку. Ворота с грохотом закрывались, и летящая ветка оказалась между двумя темными створками, в исчезающем свете. Тьма сомкнулась, зажав веточку в тисках. Похожую на широко раскрытую кисть руки. Словно тьма раздавила не ветку, а человека.

Лета в ужасе проснулась.

16

Лука бежал по коридорам больницы.

– Вам туда нельзя! – закричала женщина-врач.

Но он ворвался в палату.

Лука свалился на колени перед кроватью Зои, схватив ее за руку с введенным в вену катетером.

Ее лицо было разбито, глаза затекли лиловым синяком.

В ее затухающем взгляде читалась мольба.

– Помоги мне, – прочитал он по губам.

Санитары стали вытаскивать его из палаты. Он пытался вырываться, кричать. Но его скрутили.

Уже через несколько часов в тишине приемного покоя он услышал убийственный голос доктора:

– Молодой человек, кто она вам?

– Моя девушка, – прошептал он.

– Примите мои соболезнования. Авария была страшная. Сплошная груда металла. Никаких шансов. Мы сделали все, что смогли. Мужайтесь, – врач положил ладонь на его плечо.

Лука съежился и заплакал, закрыв глаза.

17

Когда Лета открыла глаза, Инок сидел у изголовья и трогательно наблюдал за ней.

Ее губы дрогнули.

– Молчи! Ничего не говори! Я все вижу, – предупредительно выпалил он. – Я тут вывез со склада антигравитационную камеру, – он указал на капсулу, чем-то напоминающую ту, откуда он достал Лету накануне. – Она может помочь постепенно перестроить твое тело.

В ответ ему грустно улыбнулись.

– Ты меня вынул из одной, чтоб потом засунуть в другую. Нет уж. Будь что будет, – и Лета с усилием воли приподнялась.

Он подложил под ее спину подушку, чтоб ей было комфортнее находиться в состоянии полулежа.

– Эта оболочка, – она рассматривала свое тело. – Кажется такой хрупкой, но такая тяжелая. Откуда она взялась?

Видно было, что ее вопрос смутил Инока.

– Технически (только технически!), ты – как бы моя сестра.

Теперь наступила очередь смущаться Лете.

– Понимаешь, мы берем биологический материал из нас самих, – оправдывался Инок. – Стволовые клетки костного мозга. Из них выращивается тело. В твоем случае, так вышло… В тебе мои клетки… – он покраснел.

– Забавно. Что-то мне это напоминает, – Лета пыталась вспомнить, но не смогла. Она усмехнулась. – По мне, лучше б я не была твоей сестрой. Ну, генетически…

Они оба потупили взор.

Лета попыталась шуткой прервать момент смущения:

– В следующий раз возьми другие клетки, – она постаралась засмеяться, но боль внутри делала смех мучительным. – Я хочу увидеть, что там снаружи. Хочу увидеть других Живых. Но мои ноги… – она с сожалением посмотрела на свое бессильное тело.

– Есть идея, – Инок прищурился. – Федор может заменять экзо-скелет. С помощью него, кстати, можно постепенно включить твои мышцы.

18

Лета шагала, встроенная в Федора-1, по стальным подмосткам и переходам индустриального муравейника. Статный, высокий Инок был даже ниже нее. Она могла смотреть на него чуть свысока.

Они вышли на смотровую площадку. Внизу копошились сотни роботов. Эта картина машинного конвейера тянулась во все стороны, казалось, бесконечно далеко.

– Что они делают? – недоумевала Лета.

– Задача одна: терраформирование. За пределами купола, – Инок показал рукой вверх, – тысячи километров безжизненного пространства. Вспышка сверхновой уничтожила всё. Люди выжили благодаря переходу в виртуальную реальность. Но когда-нибудь мы вернемся на планету.

– Да, мы повторяем это там наверху, на орбите, как мантру. Но никто даже близко не представляет себе, как здесь мрачно, – Лета вся напряглась, будто ее охватила тяжелая мысль. – Но я видела во сне. Здесь должен быть выход. Он ведет к свету.

Она повернулась к Иноку, посмотрела на него так пронзительно, будто это была не она, а кто-то другой внутри нее, и беззвучно, одними губами произнесла:

– Найди его!

Инок смотрел на ее изменившееся лицо. Какая энергия исходила сейчас от Леты!

Но в мгновение ока черты смягчились.

– Где же другие Живые?

Ее вопрос совсем выбил его из колеи.

– Покажу. Потом, – пробубнил он.

– Инок, ты что-то не договариваешь. Ответь начистоту: тут кто-то еще есть?

Он ответил еле слышно, подавленно:

– Нет.

Наступило молчание, которое оглашалось машинной работой снизу.

У Леты пошла кровь носом.

Он выхватил гигиенические салфетки из кармана и приложил их к алой струйке.

Лета смотрела на него, не моргая.

– Причина в этом? – стискивая зубы от боли, прохрипела она.

– Да. Твое тело разрушается. Никто не выживает. После жизни в виртуальной реальности сознание не принимает тело, – Инок потупил взор.

Ей стало совсем плохо. Лета закатила глаза и лишилась чувств.

19

Они летели в дроне под самым куполом. Инок держал ее на руках.

– Я найду выход, – прошептал он ей на ухо.

Лета очнулась.

Ее рука была в его руке.

– Поцелуй меня, – разобрал он ее слова.

С прикосновением его губ тело Леты обмякло, словно он отпустил ее.

– Сос-но-вая вет-ка, – последним усилием выдавила она из себя.

И затихла. Глаза остекленели.

20. Машу́ Дивад

На входе в небоскреб LuCorp красовался знакомый логотип сосновой ветки. Как только лимузин главы корпорации остановился, его сразу окружила толпа репортеров.

Двери авто открылись, из него вышел изрядно возмужавший, но довольно лощеный Лука. Сколько же лет прошло с того момента, как он бедным студентом с горящими глазами блуждал по тайге в поисках загадочных скал? 10 лет? 20?

Вспышки камер отражались на его лице.

– Господин Вознесенцев, вы действительно совершили прорыв в полной оцифровке человеческого мозга? – выкрикивали репортеры, пытаясь быть услышанными.

– Вы можете утверждать, что сознание теперь реально переместить в виртуальную реальность?

Пока охранники пробивали ему путь к входу, Лука с милой улыбкой кидал в воздух фразы:

– Сегодня на презентации вы все увидите… Наберитесь терпения, господа…

Наконец глава смог пройти в двери своей корпорации. Репортеры и вспышки камер остались снаружи, отгороженные стеклянным фасадом.

Лука быстрым шагом поднимался по широкой лестнице в сопровождении свиты советников.

Полушёпотом он спросил одного из них:

– Все готово?

– Да. Пациент Машу́ Дивад подключен к системе. Согласие родственников получено, – советник склонился к уху Луки. – С умирающим сейчас его мать.

На спину главы накинули белый халат.

Процессия остановилась перед дверями палаты. Лука поднял руку:

– Прошу всех оставаться здесь. Я войду один.

Интерлюдия

Звонок: Машу́ Дивад

Земную жизнь пройдя до половины,

Я очутился в сумрачном лесу…

(Данте Алигьери

Божественная комедия)

– Вот эта дверь…

– Спасибо, – Машу́ Дивад хотел было поблагодарить спутника, подсказавшего дорогу, но тот уже показал спину.

Машу́ усмехнулся и глубоко вздохнул, проглотив легкое сожаление. Впрочем, на улице светило солнце, чирикали птицы и дул свежий весенний ветерок. Для грусти не было никакого повода.

Машу́ посмотрел на дверь, за которой ждала его работа. Деревянная, возможно дубовая, с замысловатым искусно вырезанным рисунком: диск звезды с разлетающимися во все стороны лучами был одновременно и лицом старца, а лучи – его волосами и бородой.

Машу́ нажал на кнопку звонка. Смешной джингл чем-то напоминал эхо: Ау-ау-ау…

Было слышно, как по лестнице кубарем сбежали. Тяжелая дверь как-то очень легко широко распахнулась, и вместо патлатого и бородатого старика на Машу́ уже смотрело детское лицо. Озорные голубые глаза и светлые слегка курчавые волосы.

– Ты Гоб?

– Да, – звонким голосом ответил мальчик.

– А где родители?

– Они ушли, кажется, за покупками или в церковь.

– Я – Машу́, твой репетитор. А когда они вернутся?

– Да все нормально. Они сказали, чтобы я вас встретил. Заходите, – мальчик посторонился, продолжая улыбаться.

Машу́ второй раз за сегодня усмехнулся. Какой-то странный и веселый денек сегодня.

– Ты прямо самостоятельный мальчик! Сколько тебе лет? – он протянул руку.

– Не считал, – Гоб с готовностью поздоровался. – Целая вечность!

– Ты еще и умный!

Похоже, они друг другу понравились, отметил Машу́. Хорошее подспорье в учебе.

Гоб перехватил у гостя чемодан и покатил по дощатому полу.

– Родители сказали: сразу покажи воспитателю комнату и дай ему отдохнуть с дороги.

На двери будущего жилища Машу́ был вырезан рисунок огромного дерева. А за дверью – много солнца, света и пространства. За свою работу Машу́ привык жить в тесных чуланах – хозяева не особо жалуют наемную рабсилу. А тут, можно сказать, хоромы. Ох, удачный сегодня день!

– Отдыхайте, – Гоб исчез, но его лучезарная улыбка все еще стояла перед глазами гостя.

Машу́ сбросил туфли, скинул пиджак и, блаженно закинув руки за голову, с наслаждением потянулся.

Большое окно приятно затеняло от яркого солнца разлапистая яблоня. Улица была безлюдна, отсюда из комнаты она больше походила на уютный садик. Машу́ осторожно присел на край кровати. Но она потянула его к себе. Он зазевал и, не выдержав, плюхнулся, не раздеваясь, на подушку. Он не заметил, как заснул.

Лес. Ему снился лес. Из далекого почти забытого детства. Такие давние воспоминания возможны только во сне. Кажется, это был самый первый раз в его жизни, когда он оказался в лесу.

Студеное июньское утро. Мокрая холодная трава. Тишина. Лес просыпался, пригреваемый солнцем. И начинал пахнуть: росой, землей, улитками, прелой листвой. Машу́ с азартом заглядывал своими щенячьими детскими глазками в траву и рассматривал, как краснобокая земляника пытается прятаться в зеленом домике. Только бы он не заметил ее.

– Машу́, ау… – прикрикивала мама.

– Я тут! – пронзительно откликался мальчик и, вскочив, бежал на ее голос.

Но тут загрохотал гром. И он проснулся.

Вот тебе на – уже стояла ночь. Сколько он проспал?

В комнате было тепло и умиротворенно. Но за окном бушевал ветер и надвигалась гроза.

Остатками сна в голове все еще слышалось: Ау-ау-ау…

В сумерках улицы Машу́ разглядел тень фигуры перед дверью дома. Кажется, там был еще кто-то. Или нет. Показалось.

Человек отчаянно прикрывался от порывов ветра и начавшегося ливня. Наконец, его впустили.

Кто это был? К кому он пожаловал посреди ночи? Так как домики на улице стояли стена к стене, было не ясно, чей это был вход. Может даже того самого дома, где поселился Машу́. Хотя, вряд ли. Ведь изнутри стояла тишина и покой. Ни скрипа, ни хлопанья. Здесь, похоже, все мирно спали.

Машу́ вернулся на кровать.

Из головы не уходила картина полуночного человека перед дверью, заслонявшегося от бури и ливня. Бедняжка. Несмотря на ураган за окном в комнате Машу́ было так умиротворенно, словно вчерашний весенний день не уходил из нее, лишь разлапистая яблоня в саду плотнее прикрыла собой лучи солнца. Сон снова одолел Машу́.

О боже, он все проспал!

Машу́ вскочил. Утро уже во всю буйствовало вокруг. Зеркало из приоткрытой двери ванной комнаты слепило глаза солнечными зайчиками. Машу́ пошел туда и обдал лицо прохладной водой из крана. Он явно выглядел отдохнувшим и даже помолодевшим: и седины не заметно в темно-русых волосах, и светло-карие глаза блестят энергией и живостью. Ну, прямо лет тридцать дашь, ну ладно, тридцать три. А ведь еще вчера казалось, что жизнь была кончена. Разве? Машу́ Дивад даже никак не мог вспомнить, что же было до того, как он попал на эту улицу, к этому дому. Словно новая жизнь как по звонку началась вчера, в весенний солнечный день. Он не узнавал себя, разглядывая в зеркало молодое, полное сил лицо: грустные, чуть впалые глаза, большой ровный нос, четко очерченные скулы, аккуратные бородка и усы цвета пшеницы. Хорош!

Он осмотрелся вокруг. Уютная, светлая ванна. Да, здесь, в его комнате была и собственная ванна. И сама комната – такая большая, полная воздуха. Машу́ медленно разглядывал обстановку и не мог поверить своим глазам. Это было похоже на сказку.

Совершив круговой обзор, он вернулся к своему отражению. Машу́ видел себя и не узнавал. Даже знакомый шрам на лбу стал совсем незаметным. Так, ладно. Потом про шрам. Пора приступать к обязанностям воспитателя.

Машу́ схватил пиджак и вышел в коридор.

Наверху слышалась беготня ребенка. И голоса: мужской и женский:

– Гоби, поторопись. Мы с мамой уходим! – похоже, это был отец.

– Будь умницей, – ему вторила мамочка.

Раздался хлопок двери. Неужели родители уже уехали. Машу́ снова с ними не встретился. Какая досада. Он поспешил в гостиную, но увидел, как на входе колыхался от порыва ветра медный колокольчик.

– Ушли, – с досадой выпалил Машу́.

– Определенно, – позади раздался звонкий голос Гоби.

Машу́ обернулся. Его воспитанник стоял прямо за спиной и озорно улыбался. Как ему удавалось появляться и исчезать так мгновенно. Дети – как ветер. Только что здесь, а уже там.

– Ты как комета. Летаешь со скоростью света, – похвалил Машу́ ученика.

– Кометы не летают со скоростью света, – парировал Гоби.

– Вон оно как! Я же говорил: ты умник!

Учитель примирительно развел руками.

– Даже не знаю, с чего начать наше обучение. Может подскажешь? – Машу́ подмигнул.

– Легко, – мальчик с готовностью присел на диван, чтоб слушать. – Расскажите о себе.

– Это так скучно: родился, учился, работал, – Машу́ сел рядом. – Для такого смышленого мальчика – скучная игра.

– Я хочу узнать себя через вас, а вы, может, узнаете себя через меня, – снова сумничал Гоб. – Хорошая игра?

Эти слова, как удар током, вонзились в сознание Машу́. Они пронимали насквозь. И почему-то в голове снова всплыло утро на поляне и послышался голос мамы.

Гоб внимательно смотрел на чуть повлажневшие глаза учителя. Голубые зрачки мальчика были совсем недетскими.

Но тут же он по-ребячьи улыбнулся и показал пальчиком на улицу.

– Там такое солнце! Я слышал, оно очень горячее. Но под ним так тепло играть. Скорей заниматься – а потом гулять!

Машу́ не заметил, как оказался на улице. Первый урок принес чувство удовлетворения и, что интересно, умиротворения. Довольный, он шел по улице и вспоминал их разговор про звезды, планеты, мир животных и растений, законы появления жизни во вселенной. И через весь урок в ушах Машу́ звучал голос мамы.

Он был с ним и сейчас на прогулке: «Машу́, ау…» Как-будто мама была где-то рядом.

И тут он услышал то ли какой-то сигнал или звонок, то ли далекий вой или лай и через мгновение заметил, как фигура выплыла из-за угла. Хромой человек скрывал лицо под капюшоном. Впереди прохожего на поводке ковылял черный пес. Они надвигались на учителя и, казалось, от их приближения, от каждого шага в сторону Машу́ портилась погода. Лучи солнца пожирались невесть откуда набежавшими тучами, кроны деревьев застонали от порывов ветра. Все сразу стало напоминать предгрозовую прошлую ночь, когда в дверь стучался бедный путник.

Хромая фигура с черным псом на поводке почти поравнялись с Машу́. И тут он увидел еще одного персонажа. Он был сзади грозной парочки и не бросался в глаза. Это был кот, облезлый, драный. Он то семенил за хозяином, то застывал, подняв лапу, и не добро глазел на учителя.

Машу́ обдало холодком, может, потому что стало зябко на улице, а может и от жутких случайных встречных.

Он попытался отвести взгляд, но, бог ты мой, увидел еще одного персонажа. По деревьям, растущим вдоль дороги, за троицей скакала белка. Она ловко перебиралась с одной ветки на другую, точно следуя по пятам компании.

Вся эта процессия вконец озадачила Машу́, и он ничего не придумал лучшего, как глупо улыбнуться и громко поздороваться.

В ответ раздалось угрожающее полурычание-полузавывание черного пса, чем-то похожее на сигнал тревоги.

Машу́ в страхе отшатнулся и вдруг как будто на мгновение потерял сознание. В глазах потемнело. И тут вой собаки превратился в электронный писк, а сознание Машу́, словно пробиваясь сквозь завесу, озарили несколько вспышек: над ним склонились несколько человек: чернокожий, бородатый старик и молодой очкарик. Бах. Бах. Бах. А потом еще человек с пронизывающим взглядом. Но он не смог разглядеть его лицо. Бах!

Так же неожиданно Машу́ очнулся. Он стоял на солнечной улице. Обернувшись, он, кажется, сумел поймать кусок плаща зловещей фигуры, завернувшей за угол.

Учителя все еще колотил жуткий озноб. Но теплые лучи брали свое – холодок в крови улетучивался.

Когда Машу́ подходил к дому Гоби, тот безмятежно сидел на крыльце, словно ждал.

– Там… Я встретил. Хромой человек.

– Сосед? Ты про Люци и его свиту? Испугал? Это он на первый взгляд немного страшный. Много повидал. Так-то он хороший. Я его знаю. Считай, брат мне, – как ни в чем не бывало выдал Гоб.

– Брат? – Машу́ усмехнулся.

– Страшные у меня братья? – засмеялся мальчуган.

– То ли еще у тебя там в твоей маленькой жизненной истории, – с опаской, но по-доброму поинтересовался Машу́.

– Только у меня ключ от шкатулки с моими историями. Если кто попробует вставить туда свой ключ – то раздастся звонок, сработает сигнализация. А когда я сам открываю тот ларец, я чувствую – там все свое, родное. А как родное может пугать?

Мальчик снова обдал Машу́ током мудрости. Защемило сердце. Мама, мамочка… Маленький Машу́ сорвал землянику, закинул ее в рот и закричал: «Я тут, мама!»

– Где я? – учитель стоял перед Гоби в растерянности, выбитый из колеи.

– А ты не догадываешься? – спросил мальчик серьезно, будто он был совсем не ребенок.

И снова мальчуган стал мальчуганом.

– Пойдемте же в дом. Нужно уже доесть эту клубнику, – он взял учителя за руку и открыл тяжелую дверь с изображением седого старца.

Веселый колокольчик, как всегда, возвестил, что они переступили порог.

На столе в столовой виднелась тарелка с земляникой. Машу́ инстинктивно пошел туда. А Гоби вприпрыжку побежал куда-то в другую сторону.

Учитель заметил на столе письмо. Оно было распечатано и открыто. И Машу́ сразу узнал форму рекомендации, которую родители запрашивают, когда ищут репетитора для своего ребенка. Он машинально стал читать. Там все было очень похоже на него. Но это была не его история.

В поле отправителя стояло имя Машу́ Дивад.

– Но это не я… – пробормотал Машу́.

– Точно. Не вы, – Гоби снова появился откуда не возьмись и забрал письмо. – Выбросим его в огонь? Вы готовы?

Оказывается, в столовой горел камин.

– Это тот самый человек, который стучался ночью?

– К нам много кто стучится, но мы сами решаем, кого впустить.

– Но имя…

– А разве мы не бываем чужими самим же себе? – Гоби протянул письмо Машу́.

– Ты хочешь, чтоб я попрощался с прошлой жизнью? – у Дивада дрожали руки, пока он держал бумагу.

– Не я… Ключ от ларца только у вас. И вы в ответе за то, что там хранится.

Машу́ Дивад смотрел на огонь.

– Ну вот и все. Прости, приятель, – сказал он письму, как самому себе, и бросил его в огонь.

21. Машу́ Дивад (продолжение)

Раздался продолжительный сигнал, и на экране потянулась унылая сплошная линия пульса.

Лука Вознесенцев искоса взглянул на мать Машу́ Дивада.

Команда ученых за стеклянной стеной доложили ему в наушник, что полное сканирование и перенос закончен. Он одобрительно посмотрел на них: смуглолицый компьютерщик Роих, профессор Расат, похожий благодаря патлатой седой шевелюре и такой же седой бороде на облако, и молодой медик очкарик Рапса сделали свое дело. Первый оцифрованный человек должен сейчас воскреснуть в виртуальном мире.

Лука подошел к матери Машу́, которая продолжала держать руку бездыханного сына, и шепнул ей на ухо.

– Он здесь.

Включился большой монитор, и с экрана на нее посмотрел сын.

– Я тут, мама.

– Машу́…

– Мамочка…

Учитель плакал, сидя на диване и схватив руку мальчика. Он видел это все так реально.

Гоби и Машу́ были в палате, но их никто не видел.

В камине догорало письмо.

– Прощай, приятель, – Дивад вытер слезы. – Прощай, мамочка. – и он посмотрел на Гоби, – Пойдем учиться?

Зазвенел колокольчик на входе, тяжелая дубовая дверь дрогнула от порыва ветра и ключ выпал из замочной скважины.

22

На пресс-конференции в LuCorp репортеры буквально сидели друг у друга на головах.

Когда на сцене появился Лука Вознесенцев, начался кромешный ад: журналисты наперебой орали, пытаясь привлечь внимание главы корпорации, но в итоге за гвалтом не слышно было не единого слова.

Тогда Лука просто выкатил огромный монитор и включил его. С экрана на публику посмотрел Машу́ Дивад.

Наступила гробовая тишина.

– Разрешите представить – первый исключительно виртуальный человек. Несколько часов назад Машу́ Дивад скончался от неизлечимой болезни. С его разрешения, и с разрешения его мамы, – Лука поклонился женщине, сидевшей в первом ряду, – мы перенесли сознание Машу́ в компьютер. Таким образом, его нет теперь в физическом теле, он живет только… исключительно только в виртуальной реальности. Итак, знакомьтесь… Машу́, вам слово.

На несколько секунд повисла гробовая тишина.

– Всем привет, – голос учителя был робким и тихим, как и в прошлой физической жизни. – Даже не знаю, что сказать, – он смутился.

Кто-то из репортеров выкрикнул:

– Как вам там? Что вы чувствуете? Что там вокруг?

Машу́ осмотрелся.

– Пока ничего. Белое пространство. Я уже был здесь при жизни. При помощи адаптивной 3D программы. Ну, вы знаете, когда через VR попадаешь в своего аватара.

Учитель пожал плечами и посмотрел на зал, полный людей.

– Чем вы займетесь в первую очередь? – крикнули из аудитории.

– Начну здесь обустраиваться. Обустраивать новый мир. И ждать… Новых жильцов.

Машу́ усмехнулся и пошутил:

– Надеюсь, недолго.

Тут из дальнего темного угла зала кто-то крикнул:

– Господин Вознесенцев. А вы помните своего брата?

Все обернулись, пытаясь разглядеть спрашивающего. Но его лицо закрывала тень.

– Что с ним случилось? Он исчез? Погиб? Убит?

В аудитории поднялся шум. Началась неразбериха.

– Может, он там – в виртуальном мире? – не унимался незнакомец. – Машу́, вы его там не встретили?

– Мой брат трагически погиб, – на каменном лице Луки исчезли все эмоции. – Прошу воздержаться от инсинуаций.

Вознесенцев пытался рассмотреть лицо незнакомца.

– Я видел во сне…– вдруг заговорил учитель с экрана. – Перед смертью… то есть, – он смутился. – Перед переходом. Там кто-то был. В свете…– у Машу́ вдруг перехватило дыхание, – Я не знаю, – его голос сорвался.

– Кто там был? Как он выглядел? Господин Дивад, – весь зал хором начал кричать и задавать вопросы.

Лука Вознесенцев развернулся и быстрым шагом пошел прочь.

Он жестко приказал команде на кулисами:

– Вырубите монитор!

На сцену торопливо вышел негр Роих:

– Господа, пресс-конференция окончена.

– Вы не даете сказать Машу́! Вы затыкаете ему рот! – кричали в зале.

Роих выключил монитор.

– Учитель Дивад еще не адаптировался. Ему нужно время.

– Кого он видел? Он не первый виртуальный человек? Там еще кто-то есть? – репортеры орали со всех сторон.

– Никого там нет. Это просто последствия перехода. Неконтролируемые ведения.

Техники укатили монитор. Сцена опустела.

23

Лука сидел у стойки бара в своих апартаментах. Рука сжимала почти допитый стакан с виски. Глаза смотрели на лежащую рядом стопку бумаг и слова на титульном листе: «Илья Вознесенцев. Квантовая форма жизни».

– Где же ты прячешься, братец?

Охмелевший мозг погружался в воспоминания.

Тот день. Тот жуткий, странный день.

Его брат Илья выходит на университетскую кафедру.

– Уважаемый председатель, уважаемые члены ученого совета. Разрешите представить на ваш суд мою работу.

Все вы знаете, как люди науки, что наш физический мир подчиняется довольно строгим законам, а, следовательно, ограничениям. Закон сохранения энергии, закон тяготения и гравитации, постоянная скорости света и т.д. А есть ли такая среда, где эти законы не работают? И мы можем ими пренебречь?

Да, есть. Виртуальна реальность.

Это мир, сконструированный самим человеком. И он там волен устанавливать свои законы. Летать, пренебрегая тяготением. Мгновенно перемещаться, не ограничиваясь скоростью света. Пользоваться бесконечной энергией.

Илья включил монитор и на присутствующих с экрана посмотрел такой же Илья.

– Познакомьтесь со мной, но в виртуальном мире. Я создал свою виртуальную копию, аватара.

– Это что, какой-то трюк? – выкрикнул один из профессоров со своего места.

– Совсем нет. Вы можете с ним поговорить, как со мной.

Илья посмотрел на свою копию и попросил:

– Продолжай за меня.

Виртуальный Илья кивнул.

– Я вас понимаю, уважаемые члены ученого совета. Технология полного переноса человеческого сознания и разума в компьютер пока представляется фантастической.

– Подождите, подождите, – заголосил еще один профессор. – Это ученый совет, а не цирк. Нам не нужны здесь фокусы!

Степенная публика зароптала, замахала руками. Кто-то встал с места.

Председатель схватился за колокольчик.

– Господа, тише. У вас будет время для вопросов. Дайте же высказаться молодому коллеге.

– Вы можете мне не верить, – продолжил живой, материальный Илья. – Все выкладки и алгоритмы приведены в работе. По большому счету, эта часть исследования – для меня уже пройденный этап. Потому что мир виртуальной реальности – это тоже физически существующая клетка. Компьютерное железо, аппаратная часть – та же материальная тюрьма. Особенно для человеческой души. Если аватара оторвать от живого человека, сделать автономным, там мгновенно происходит аннигиляция души. Я проверял. В какой-то момент я понял, что человеческое сознание не нуждается как в материальных законах, так и в каком-либо носителе, будь то компьютерное железо или человеческое тело. Вся вселенная – это один большой носитель, квантовый компьютер.

– Да что за муру вы несете, молодой человек? Вы перепутали аудиторию! – профессорский коллектив взорвало.

– Хватит слушать эту чушь!

– Идите учиться, двоечник!

Звонок председателя уже верещал без умолку.

– Вот вы назвали меня двоечником. Между тем, именно вы, уважаемые столпы науки, выбиваясь из последних сил, пытаетесь создать термоядерный реактор, в то время как он в готовом виде висит у вас над головами. Создаете жалкое подобие химических производств, не способные повторить уже существующий вокруг вас механизм фотосинтеза, работающий миллионы лет. Ваша теория относительности – фантазия первоклашки, недоказанный бред. Ваша квантовая физика – все те же сказки средневековых алхимиков и эзотериков. Ваша теория эволюции – пещерная религиозная догма. Ваша математика – примитивная бухгалтерская книга счетовода. Вы погрязли в архаичном рационализме, эмпиризме, круговой поруке и неприятии инакомыслия. Вы не в состоянии заглянуть дальше своего носа. Вся ваша научная система – махровое, дремучее идолопоклонство, – Илья щелкнул пальцами, открыл ладонь и на ней появилось маленькое солнце. – Вот вам звезда у меня на руке. Вы ее видите. Но вы, конечно, не верите своим глазам. Потому что по вашему научному скудоумию этого не может быть, это невозможно. Не я двоечник, а вы, уважаемые ученые мужи, недоумки. Всегда ими были и умрете такими, – Илья щелчком пальцев погасил звезду на ладони. – Не буду вас разуверять.

Илья с сожалением и улыбкой обвел взглядом возмущенную им уважаемую публику. Он щелкнул пальцами снова и в тот же миг исчез. Просто растворился в воздухе.

В аудитории воцарилась немая сцена.

Виртуальный Илья в мониторе засмеялся. Это получилось очень громко и вызывающе.

– Не поминайте лихом! Прощайте, господа.

И экран погас.

Больше Илью Вознесенцева никто не видел.

Лука допил свой виски. Публичное исчезновение брата не было неожиданным для него. Он чувствовал, что тот что-то замышляет. Но он не понимал до конца, к чему ведет Илья. Под конец они много ругались в лаборатории: Илья был одержим и часто просил ассистировать в экспериментах. Лука помогал, хотя не особо-то верил опытам брата, потому что тот все больше погружался в какую-то абстрактную заумь: «Волновая функция? Все равно что любовную фантазию назвать ночной поллюцией. Какой идиот назвал квантовые процессы квантовой механикой? Где там механика? Ее там нет! Там есть скрытая и непредсказуемая жизнь догадок, иллюзий и допущений. Суперпозиция всех возможных состояний. Черный ящик вечных и бешеных вибраций, превращающихся в стоп-кадр от взгляда заторможенного наблюдателя, который думает, что поймал истину за хвост, в то время как она давно уже упорхнула далеко-далеко прочь от него. Только распавшись и превратившись в вибрацию он может лицезреть ее красоту».

Все это походило на бред.

Но когда Илья исчез, уже с Лукой начали происходить ужасные вещи, закончившиеся первым попаданием в психушку. Именно тогда с ним случился приступ. Однажды он проснулся и стал называть себя Ильей. В общем, все вокруг резонно решили, что Лука спятил, и запрятали его в больницу.

Во время обострения он и увидел человека в свете, идущего к нему навстречу.

«Лука, помоги мне! Помоги!»

Иноземцев с лязгом стекла бросил стакан на барный стол:

– Я отправлю туда миллионы своих агентов, чтоб найти тебя!

24

Зеленое. Фиолетовое. Сад. Птенцы. Много света. Легкость. Легкое потрескивание. Полет. Жизнь. Я лечу. Я живу. Я теку. Я – река. Я – Лета.

Вспышка.

Инок лег на спину и положил голову между двумя электродами, а зубами сдавил резиновый кляп.

Робот Федор склонился над ним:

– Хочешь жить – забудь!

Вспышка.

Лета лежала, такая спокойная, с закрытыми глазами, пришвартованная к центральному ИИ космической станции. Казалось, она просто спала.

Чьи-то руки крутили голограмму мозга Леты. Рядом бежали бесконечные строки алгоритма: очистка системы.

Вспышка.

Инок забился в конвульсиях от ударов тока. Изо рта пошла густая белая пена.

Вспышка.

– Откат завершен, – отрапортовала Глория кому-то.

– Вы уверены, что все воспоминания присутствия на планете стерты? – раздался мужской голос, слабый, но твердый.

Вспышка.

Инок обмяк, глаза закатились. Робот Федор аккуратно снял электроды, взял человека на руки и перенес на кровать. Электронные камеры своими объективами всматривались в лицо Инока.

– Хочешь жить – забудь!

Вспышка.

– Да, все чисто. Можно перезапускать, – отчиталась Глория.

– Хорошо. Действуйте.

Связь прервалась.

Лета лежала, спокойная и как будто бездыханная.

Выражение на лице как две капли воды совпадало с выражением Инока.

Их лица, словно не было между ними пространства, как бы сквозь расстояние, стали сближаться и наконец совпали, превратились в одно.

И на это совмещенное лицо откуда-то из другого мира внимательно посмотрел мальчик Гоби-Гоб.

Послышался голос учителя Машу́:

– Теперь ты понимаешь, что такое квантовая запутанность?

Дивад вынул из виртуального атома два электрона и закрутил их в красивый танец. Между частицами засветились фиолетовые, зеленые поля.

– Да, они теперь связаны, – прошептал мальчик.

Голубые глаза Гоба излучали счастье.

Он, не мигая, смотрел на совмещенное лицо Инока и Леты. Веки на этом двойном лице вздрогнули… Зеленое. Фиолетовое. Легкое потрескивание.

Вспышка.

И распахнулись.

25

Лета улыбалась одними уголками губ, паря внутри капсулы швартовки к ИИ станции.

В голове все еще слышались раскаты эха странного звука из сна. Причудливого, долгого сна.

Нет, это не звезды посылали космические шумы и не птицы щебетали в густых зарослях электронного сада. То был голос человека откуда-то издалека, тонкий тревожный голос. Высокий, как птица щебечет, как радиосигнал, пронзивший пространство: «А… а… а… А-а-а… А-а-а… А-а-а… А… а… а…»

В голове эхом улетучивались не только отголоски сна, но и остатки сновидения.

Голубые-голубые глаза ребенка смотрели на Лету.

То был точно сон? Или кто-то звал и вглядывался наяву?

Потягивая лучевой коктейль в световом баре, Лета была погружена в себя, почти не участвуя в разговоре с друзьями.

Глория украдкой наблюдала за подругой.

Лета отпивала из бокала тихо, не издавая своего любимого пьезоэлектрического треска. Что-то явно в ней изменилось.

– Хочу воскреснуть и отправиться на планету, – вдруг выпалила она.

– Ты в своем уме, подруга? – восклицание Глории звучало фальшиво, но Лета ее не особо-то слушала.

Глория взяла планшет и кому-то написала: «Началось. Опять».

26

Инок сидел за компьютером, руками перебирая голографические папки. На другом экране бесчисленными квадратиками светились камеры наблюдения. Вдруг на одной из них появилась красная мигающая надпись: биологическая опасность.

– Что это? Живой организм? Как это возможно?

Инок повернулся к роботам, подключенным к зарядному устройству.

– Надо проверить. Поехали.

Грузовой дрон маневрировал в пространстве базы.

Инок всматривался в серый индустриальный пейзаж. Болела голова. Он сжал руками виски.

– Такое ощущение, что у меня провал в памяти. Что-то было, но я не помню.

Два робота Федора позади человека переглянулись.

– Отсек номер 12. Мы прибыли в точку следования, – раздался электронный голос навигатора.

Двери открылись. Инок вышел и включил биоанализатор.

Сканируя пространство, он следовал за усиливающимся сигналом. Наконец, звук из прерывистого стал сплошным.

– Где-то тут… Я слышал, что раньше на планете водились мыши и тараканы, – говорил он роботам, следующим за ним. – И эти гады способны выжить даже в ядерную зиму. Может…

Кругом в полумраке виднелись только ящики, баки. Инок пнул один из них и выругался.

– Наверное, какая-то ошибка. Здесь нет ничего.

Он шарил глазами по бетонному полу. И тут взгляд зацепился за трещину.

– Странно. Эй, железяки, подсобите.

Он вместе с роботами приподнял увесистую балку и откинул ее. Щель в полу расширялась. Инок посвятил себе фонариком. И вдруг прямо в растрескавшемся бетоне он увидел зеленый росток. Это была маленькая веточка сосны. Нежные иголочки выглядывали из разлома. Было видно, что деревце буквально пробило себе путь сквозь толщу бетона.

– Ух ты…– он с нескрываемым восхищением рассматривал росток, аккуратно потрогал мягкие, совсем еще молоденькие иголочки. – Какая нежность и какая силища. Как такое возможно? Здесь же метр бетона.

Он осмотрелся вокруг. Прямо над ним нависал балкон. И тут его голову пробила вспышка. Он на мгновение увидел себя и еще кого-то на этом балконе. Девушка? Инок схватил виски руками и зажмурился. Боль прошла, как и видение. Он снова посмотрел вверх. Еще выше балкона. Под самую крышу. Там, на самой верхотуре, что-то поблескивало. Словно тонкий луч света пробивался из отверстия.

– Железяки, дайте-ка бинокль.

Инок схватил прибор и задрал голову. Он разглядел через оптику что-то похожее на люк. И в центре рисунок. Инок смахнул застилающий глаза пот. Знак. Это была веточка сосны. Да, само собой. Это же логотип LuCorp. Но в центре рисунка была вроде бы дыра, и оттуда пробивался свет.

– Железяка, а как туда попасть? На крышу?

– Человеку это невозможно. Только специальные роботы-стенолазы, – отчитался Федор.

– Запомни, железяка, для человека нет ничего невозможного.

Инок опустил бинокль и посмотрел на росток. Он был точно под люком, хотя расстояние между ними было огромное.

– Интересно. Разберемся. Так, железяки. Заблокируйте видеокамеру, которая обнаружила биологическую субстанцию. Надо ее срочно отформатировать. Поехали в пункт управления.

Инок поспешил в дрон.

Пока они летели, он молчал.

Но потом неожиданно спросил роботов:

– А на дроне туда можно подлететь?

– Вы не преодолеете системы балок. Разобьетесь.

Инок задумался.

– Как все запущено…– он вспомнил деревце. – Сосна… Сосновая ветка…

27

Лета легла в капсулу швартовки к ИИ. Крышка стала закрываться, и она увидела прозрачный логотип корпорации.

– Сосновая веточка, – прошептала она, и в ее глазах промелькнуло замешательство.

Она отдалась своей излюбленной фантазии, в которой поднималась к самым верхушкам многоярусных деревьев биомодельного сада. В густых кронах гнездились птицы – на радость Леты ИИ скрупулезно и подробно имитировал все процессы их жизнедеятельности.

Поднимаясь все выше и выше, она достигла верхушки самого большого дерева сада. Это была корабельная сосна. Лета поравнялась с верхней веточкой. Что в ней так притягивало?

На иголочки упала капля, распавшись на брызги.

Лета задрала голову. Она всматривалась в яркий свет. Кажется, она увидела, как открывается какой-то люк. Кто там был?

Лука закрыл крышку установки, за которой в иллюминаторе виднелось лицо Ильи. Он услышал его голос из рации, сжатой в руке:

– Все будет хорошо. Не робей, братишка. Это только квантовое сканирование. Знаешь, мне иногда кажется, что нет надобности добиваться запутанности внутри своего тела. Будто эта запутанность уже есть. Мы с тобой как две запутанные частицы. Вопрос только в том, кто это сделал, кто этот бог, который нас запутал?

Лука ходил по лаборатории и слушал странный монолог брата.

– Чудак, – пробубнил он себе под нос и нажал на кнопку.

Лета до боли в глазах всматривалась в свет за распахивающимся люком. И тут край крышки ухватила одна рука. Она явно была женская. А потом другая – явно мужская. Эти две руки напряженно соприкоснулись, как будто сообща рвались наружу.

– Тилилаве, давай, ну же! – услышала она мужской голос.

И тут видение пропало.

Перед ней снова была крышка капсулы с логотипом сосновой ветки.

Интерлюдия

Видéние: Ниак и Лева

Мне как-то сказали, что время идет по кругу.

Все, что мы делаем сейчас или в будущем,

повторяется снова и снова, и снова, и снова.

(Из сериала «Настоящий детектив»)

Он видел все, что люди творили, столкнувшись с Явлением.

Он видел, но его там не было.

Он словно смотрел фильм.

Но они чувствовали его присутствие.

Так он оказался рядом с Ниаком и Левой.

Почему есть выражение: читать человека как книгу? Потому что человек сам пишет свою судьбу? Или потому что она уже написана за него, а он просто следует предначертанному?

Свобода воли или предопределенность – какая, в сущности, разница. Главное, есть нулевой отсчет, первый шаг – и он задает движение, толчок. И потом все как по накатанной. Но почему? Воля, судьба… Сценарий, алгоритм. Словно такое уже было. Где-то там, в другом мире, в другой реальности. А теперь сценарий или алгоритм запущен здесь. На новом витке. Вопрос не в том, есть ли выбор направления или есть только один путь. А в том, что движение не остановить. Человеку это не остановить.

Что тогда остается человеку? Отчаяние, обреченность, страх и злоба. И поиск виновного.

Ниак кричал, кричал, кричал во сне. Пока его не разбудил отец, тряся что есть мочи за плечи. Только тогда он проснулся и заплакал. Ему было очень страшно. Мальчик крепко обхватил отца в надежде спрятаться в его сильных объятьях.

– Все хорошо, малыш. Это просто сон. Не надо плакать.

– Они все умерли, папа! – Ниак все еще видел обрывки видения.

– Кто умер?

– Люди в небе на корабле. Они упали и разбились.

– На небе нет людей, малыш. Там только ангелы. А они не могут упасть и умереть.

– Правда? Но я же видел.

– Это сон, сынок. Когда ты успокоишься и перестанешь плакать, я тебе расскажу, как все в мире устроено. Не верь снам.

– Хорошо, – в глазах Ниака затеплилась надежда.

– Тогда по рукам? – отец поднял свою ладонь.

Мальчик улыбнулся. Ему нравилась такая игра. Она всегда помогала ему освободиться от тягостных сновидений.

Ниак ударил своей маленькой ручкой о большую ладонь отца.

Мада-Нэм знал подход к сыновьям. Хотя мальчики были очень разными. Младший Лева – простодушный и веселый, а старший Ниак – чувствительный и серьезный.

Когда днем мальчики играли на берегу моря, Лева спросил:

– А как выглядел этот корабль в твоем сне? Три мачты или пять?

– Не мачты… Крылья. Сверкающие, – Ниак нарисовал на песке два длинных прямоугольника, присоединенных к цилиндрическому корпусу.

– Тогда не корабль, а птица, – заметил Лева.

– Птица живая, а это корабль, летающий высоко-высоко в небе, где всегда темно.

– И много там людей?

– Очень. Несметно.

– Как же они там все поместились?

– Не знаю… Они как бы и люди, и не люди… У них нет тела.

– Ангелы что ли?

– Нет. Это точно люди, – настаивал Ниак.

– Ну, ты и фантазер! – Лева стал толкаться.

– Отстань. Вот увидишь.

– Как же я увижу? Я не могу залезть в твой сон, – рассмеялся Лева.

– Не знаю. А ты попробуй, – Ниак замотал головой, как бы пытаясь раскидать свои видения. – Лови, лови!

Мальчики стали бегать по песку друг за другом.

Мада-Нэм и его жена Тилилаве наблюдали из окна за игрой детей.

– Как такое возможно? Эти сны… Мы же им никогда не рассказывали, – тревожность в голосе Тилилаве передавалась мужу.

Он нервно стучал пальцем по стене.

– Я бы тоже хотел это выяснить. Ниак точно не убегал? Не пропадал? Он не мог как-то попасть в запретную зону?

– Там все джунглями поросло. Туда не то что ребенок, слон не проберется.

– Слон может и нет. Но дети. Ты же знаешь, им щелки хватит, – горько усмехнулся Мада-Нэм. – Присматривай за ними.

Он обнял жену.

Тилилаве дрожала.

– Мне иногда кажется, что этот Милас не погиб. Он как-то сумел спастись.

– Не говори глупости. Мы же видели, как его раздавило.

– Видели. Но вдруг есть способы. Не знаю. Другое тело, – у жены от переживаний покраснели глаза.

– Тили, – Мада-Нэм посмотрел на нее в упор. – Не накручивай. Ты же понимаешь, мы можем рассчитывать только друг на друга. Держи себя в руках. Уже столько лет мы здесь. Все преодолели. И это осилим.

– Конечно, – Тилилаве вытерла глаза.

– Просто, будем начеку.

Они еще теснее прижались, словно объятья защищали их.

Вечером, когда Тилилаве укладывала спать мальчиков, она заметила, как Лева что-то прячет в кулачке.

– Ну-ка, разбойник, – она попросила открыть ладошку.

– Тихо, а то Ниак увидит.

Лева спрятался за спину мамы. Хотя Ниак копошился у себя в кроватке под одеялом и не обращал внимания.

В кулачке был простой морской камушек, гладкая галька. Впрочем, на одной из плоских поверхностей как будто было выцарапано какое-то растение. Но вода уже изрядно постаралась, и рисунок почти стерся.

– Мне его мальчик подарил.

Тилилаве удивилась:

– Какой еще мальчик?

– Там, на море. Он сказал, что это волшебный камушек.

– Ох, фантазер. Вы у меня оба выдумщики, – Тилилаве, улыбнувшись, потрепала Леве волосы.

– Точно, волшебный. Он сказал, чтоб ты спела камешку песенку.

– Чудо мое, давай лучше я спою тебе.

– Подожди, я сейчас включу, – и Лева нажал на рисунок на гальке, словно это была кнопка. – Чииик, – сымитировал он звук. – Теперь можно.

Тилилаве поправила подушку, чтоб сыну было удобно слушать и тихо запела.

Песня: Синеглазый малыш

Спит синеглазый малыш крепким сном.

Годы идут чередом за окном.

Светлое утро скорей приходи

И моего малыша разбуди.

Рядом с собой я его положу,

В синие глазки его погляжу.

Стояла тишина. Только за окном молчаливо сияли звезды. Даже Ниак затих, слушая пение мамы.

– Чик. Записано. Теперь он твой, – прошептал Лева.

– Хорошо. Спи, фантазер.

Когда дом затих, Ниак что-то достал из-под подушки. Это был прозрачный планшет с мерцающей кнопкой на экране. Накрывшись одеялом, он аккуратно, с опаской прикоснулся к ней пальчиком. На экране появилась стрелка. Ниак крутил планшет, но стрелка всегда показывала одно и то же направление.

Мальчик выглянул из-под одеяла, прислушался к спящему дому, и, накинув на ноги обувь, прямо в пижаме тихо стал красться, следуя за стрелкой.

Увлеченный дорогой, он не замечал, что брат Лева наблюдал за ним с самого начала и тайно шел по пятам.

Они миновали дом и вышли на берег моря.

Сильный ветер то и дело сбивал Ниака с ног, но он крепко держал планшет в ручках, вцепившись глазами в мерцающую стрелку.

Брызги от прибоя падали ему на лицо, волосы постепенно намокали.

За поворотом стрелка повела его вверх на дюну и наконец уперлась в верхушку горы. Она теперь показывала, что надо идти вниз.

Ниак на секунду замешкался, встал на колени и начал руками копать песок. Через несколько минут показалась темная поверхность металлического люка. По центру было различимо изображение веточки растения.

Ниак потянул за ручку. Люк долго не поддавался, но, расчистив песок, Ниак сумел приподнять крышку.

Как только он шагнул на ступеньки, проход вниз осветился тусклыми мерцающими лампами в форме стрелок.

Тем временем, Лева, следуя по пятам, вжимался в песок, стараясь быть незаметным. Но после того, как брат пропал в тоннеле, сам прокрался к люку и заглянул вниз. Ниак уже спустился до конца и стоял перед дверью, загораживающей путь дальше. Лева видел, как брат нажал кнопку на экране планшета, и дверь стала открываться.

Ниак вошел в просторное помещение, уставленное приборными панелями. По центру находилась камера с человеческий рост.

Нерешительно приблизившись к ней, мальчик заметил, как кнопка на планшете стала окрашиваться в ярко-оранжевый цвет. Он снова с опаской нажал на нее. Внутри камеры вспыхнул свет, и стеклянная дверь с механическим шумом отъехала в сторону.

– Стой! – услышал он голос брата.

Ниак в страхе обернулся и увидел Леву.

– Ты следил за мной!

– Давно уже. С тех пор как ты нашел эту штуку, – Лева кивком указал на планшет. – Это из-за него тебе снятся сны?

Ветер на море поднял в доме сквозняк. И распахнутая дверь в комнату мальчиков с грохотом хлопнула. От порыва ветра открылось окно. Тилилаве проснулась. Она встала и пошла к детям. Оттуда раздался ее крик.

Мада-Нэм вскочил с кровати со скоростью ветра.

Он обнаружил жену на коленях в детской.

Кроватки сыновей пустовали.

– Где они? – Тилилаве смотрела остановившимся взглядом на открытое окно.

Мада-Нэм схватил ее за руку, и они кинулись на улицу.

Следы детей на песке еще проступали.

Они бежали по ним, намокая от морских брызг.

Вдалеке замаячила дюна и тусклый свет из отверстия на вершине.

– Там можно увидеть мой сон, – Ниак с дрожью в голосе показал на камеру.

– Я знаю. Я пойду, – Лева встал внутрь капсулы.

– Лева, я боюсь, – его брат заплакал.

– Делай, что должен. Так надо, – как-то очень по-взрослому произнес Лева.

Он кивнул на планшет в руках брата.

Ниак дрожащим пальчиком нажал на кнопку. Дверь закрылась, оставив в поле зрения только спокойное личико Левы за стеклянным иллюминатором.

– Нет! Нет, Ниак! – услышал он крик мамы и в ужасе обернулся.

Планшет вылетел из его ручек и, шлепнувшись о бетонный пол, разлетелся на осколки.

В капсуле закрутился вихрь, приподняв Леву в воздухе.

Тилилаве, подбежав к камере, стучала по ней что есть мочи. Мада-Нэм с остервенением вцепился в дверь, с животным рычанием пытаясь ее сдвинуть.

Лева смотрел на их нечеловеческие, отчаянные старания с отстраненным спокойствием.

Он протянул к ним ручки и растворился в вихре.

Отец и мать все еще держались за камеру. Рука мужа и рядом рука жены.

– Тилилаве, давай, ну же! – бормотал Мада-Нэм.

Но через пару секунд дверь пустой капсулы открылась сама собой.

Утро было ясное. В доме стояла мертвая тишина.

Ниак лежал в слезах, зарывшись в подушку.

В детскую вошла мама, как тень, как призрак.

Она села на пустую кровать Левы.

Рядом на столике лежал камушек.

Она в порыве последней надежды взяла его в руку, погрела в ладони. Потом посмотрела на него. Ее действия выглядели совсем уж безумными.

Тилилаве нажала на рисунок веточки на гальке и запела.

Спит синеглазый малыш крепким сном.

Годы идут чередом за окном.

Светлое утро скорей приходи

И моего малыша разбуди.

Рядом с собой я его положу,

В синие глазки его погляжу.

Слезы потекли по лицу. Она поцеловала камушек и прижала его к щеке.

Солнце вставало из-за моря.

– Я ее слышу, – прошептал Лева, приложив камушек к уху.

Он сидел на берегу. С ним рядом был Гоби-Гоб.

– Я же говорил. Храни его. Это твоя история, – Гоби-Гоб встал и отряхнул с колен морской песок. – Пойдем к учителю. Нам много еще надо узнать.

Он взял за руку Леву. Мальчики побежали прочь от моря.

28

На огромном голографическом экране в атриуме штаб-квартиры LuCorp транслировались срочные новости. Ликование и братание людей на фоне их бездыханных тел.

– Первый массовый отказ от физического телесного существования в пользу полностью виртуального зафиксирован сегодня. Группа совершенно здоровых молодых людей приняла коллективное решение покинуть биологическую оболочку и продолжить жить исключительно в виртуальной форме, – буквально вопил комментатор. – Смотрите, насколько они счастливы. Не знаю. Не знаю. Время покажет, было ли правильным их решение. Но, похоже, декарбонизация приняла массовый характер.

Лука наблюдал за трансляцией на экране из окна своего кабинета. Он чувствовал себя усталым. Пиджак валялся на кресле, манжеты и воротник рубахи расстёгнуты.