Сколько стоит волшебство? бесплатное чтение

© Кирилл Шакиров, 2021

ISBN 978-5-0055-0403-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. Золотая рыбка

Замечательная страна Тридевятое царство. Однако компетентнейшее издание «Путеводитель по N-ым царствам» под редакцией Никиты Афанасьева заявляет, что это царство одно из множества других миров, которые существую в данном месте параллельно с другими. «Путеводитель…» не может точно указать число всех царств, но говорит, что бесконечность – это не предел. Но жители тридевятого царства мало думали о таких заумных вещах и были весьма довольны своим существованием.

На окраине тридевятого царства к югу от его столицы, знаменитого и богатого мегаполиса Китеж-града, простираются обширные пшеничные поля. Среди них затерялась небольшая деревня Кулачки. В ней то и жил наш старик. Как и все жители тридевятого царства до определенного момента был доволен своей жизнью и старик, пока сегодня на него не «наехал» говорящий конь и не обложил данью. Можно сказать, что старик крепко попал в твердые копыта лошадиной мафии.

– Ты понял старик, это рэкет!

– Рэкет – это твое имя? Больно мудреное, нельзя было тебя проще назвать. Скажем, Васей или Семеном, но и имя Акакий для коня тоже неплохое.

Старик и говорящий конь стояли на окраине пшеничного поля, чьи желтые просторы простирались до линии горизонта. Светило беззаботное солнце, а синие небеса были наивно чисты. Такая чудесная погода просто вдохновляла на вымогательство.

Конь перевел дыхание, старик его признаться утомил. Такой нудный и несговорчивый.

– Мое имя Гораций, а не рэкет!

– Вы не из иностранцев будете, с какого царства к нам приехали?

Гораций заскрипел зубами.

– Слушай старик, не заплатишь дань золотом вовремя, мы все твои поля повытопчем, а пшеницу поедим.

Старик обвел взглядом необъятные просторы.

– Неужели всю? Ее здесь много, за десять лет не съесть!

– Всю, старик, а что не сможем съесть, то пожуем да выплюнем.

– Ешьте так, зачем плевать! Откуда у меня золото.

Гораций сплюнул под ноги старику.

– Решай сам старик, не заплатишь – будешь без полей, заплатишь – будешь с урожаем!

Конь оттолкнулся от земли и легко взлетел вверх на три метра. Он завис над головой старика; на его копытах поблескивали золотые подковы, которые пульсировали красноватым светом.

– И запомни старик: мы – мафия! – Он сделал круг над полем и унесся в небо.

Старик остался стоять, бормоча себе под нос:

– Ма… фия… какая-то, чудно все это. – Он вздохнул.

После таких заявлений чудного коня, куда было податься старику как ни к деревенскому голове. Дом городского головы был большой и видный и находился посередине деревни Кулачки. Справившись в передней у худого секретаря, недоучившегося школяра из церковной семинарии, дома ли голова, и, получив утвердительный ответ, старик прошел в его кабинет.

Голова, слегка полноватый мужчина с пышными усами, сидевший за дубовым столом, внимательно выслушал про беду старика. Во время рассказа он сопереживающее сопел и шумно дышал в усы.

– Не ты первый обращаешься ко мне, – сказал голова и выложил на дубовый стол пачку прошений, – все жалуются на этих бандитов. Это просто бедствие для нашего района!

– Так примите меры!

Голова фыркнул.

– Меры говоришь? Все меры приняты, сейчас покажу результат!

Голова крикнул секретаря.

– Пусть наши охотники на лошадей войдут, покрасуются, – велел голова, как только прыщавая физиономия секретаря показалась из-за двери. Тот кивнул и исчез, а через минуту в комнату нестройной шеренгой вошел отряд местных охотников. Голова встал и вместе со стариком прошел вдоль них. Охотники отворачивали от них свои лица изукрашенные синяками и ссадинами. У пары охотников были перевязаны бинтами руками, а один вовсе стоял, опираясь на костыли.

– Вот они наши меры! Всех победили эти парнокопытные мафиози!

Старик помрачнел.

– Что же делать? Может донести в Китеж-град?

Голова вздрогнул и быстро выпроводил охотников.

– Вот этого делать не нужно, – предупредил он старика и угрожающе погрозил пальцем. – Сами справимся, проблемка то маленькая!

– Когда разберетесь?

Голова развел руками.

– Пока не придумаю как! А ты, старик, пока заплати. Заплати также как и все!

Опечаленный старик пошел прочь.

У старика было три сына. В большинстве сказок все сыновья, – независимо от социального положения их любимого папаши, – представлены в виде ряда убывающей умственной последовательности: старший умный, средний чуть глупее, а младший вовсе дурак. Мы не будем говорить о двух старших сыновьях старика, а сразу перейдем к младшему. Нельзя сказать, что бы он был законченным дураком, но небольшая доля слабоумия у него все же присутствовала. Она выражалась в излишней мечтательности и застенчивости. Братья его считались людьми умными по местным меркам. Они могли отчаяться на такие умные вещи как утром субботнего дня въехать на вымазанном навозом хряке без одежды в баню к деревенским девкам. У младшего сына на такое умишко не хватило бы. Одним словом – дурак.

И так, младшего сына старика звали, как и полагается в сказках, Иваном. Он был небольшого роста застенчивым и мечтательным юношей, которому недавно исполнилось семнадцать лет.

Выйдя на улицу, Иван увидел, что его отец чинит рыболовную сеть. Это было очень странно, потому что старик терпеть не мог рыбачить и не переносил запаха рыбы.

– Батя, что это ты решил порыбачить? Может, я в лавку сбегаю и куплю рыбки?

Старик вздрогнул от неожиданности и хотел спрятать сеть, словно стыдился, что его увидят с ней, но увидев перед собой младшего сына, расслабился.

– Это ты Ванюша? Братья где?

– Умными делами занимаются: один траву покосить пошел, другой лес порубить.

– И как покос?

– Я думаю хорошо, полчаса назад я видел, как брат косит. Хорошо он закосил. Так закосит, что от его храпа трава на лугу пригибается.

– А как порубка леса идет?

– Так же, как и покос, честно говоря, в исполнении моих братьев покос от порубки не сильно отличаются. Умные они ребята, один я дурак, все пашу да пашу.

Старик согласился.

– Не ты один Ваня – я тоже пашу.

Юноша прислонился к изгороди и кивнул головой на сеть.

– Бать ты меня за дурака держишь, это скорее на рыбалку похоже.

Старик страдальчески закивал головой.

– Вот именно Ванюша. Проблема у нас с тобой такая, что мы с тобой пахать не то, что за четверых, за восьмерых будем.

– Почему?

– Наехала на меня мафия лошадиная и повелела мне оброк за мои же собственные поля платить им золотом. Представляешь себе?

– И до нас добрались, рэкетиры проклятые. Батя, они всех селян обложили такой данью. По воздуху летают кони проклятые.

– Вот я и решил с ними бороться.

– Рыболовной сетью? Батя, ты небо с морем не путай. Они по воздуху летают, а не в воде плавают. При чем тут сеть?

Старик опять вздохнул.

– Эх, Ваня не собираюсь я их ловить. Охотники деревенского головы не могли их поймать, а где мне, старому человеку, за ними угнаться.

– Батя, так сеть рыболовная тут при чем?

Старик начал собирать сеть.

– Вань поможешь, а я тебе по пути расскажу семейное придание?

– Хорошо помогу, только ты сперва скажи, куда ты с этой сеть идти собрался, а то, не ровен час, с тобой в сумасшедший дом попадешь.

– На море я собрался, не на поле же с сетью идти!

– Тогда все в порядке.

Старик с сыном прибрали сеть, взвалили ее на плечи и покинули двор. Выйдя из деревни, они взяли направление на море и пошли. По пути старик стал рассказывать.

– Как ты помнишь, наше состояние было нажито благодаря твоему дедушки, моему отцу, вечная хвала ему за это, но нажил он его весьма экстравагантным способом. Был наш дедушка беднее церковной мыши и считался среди односельчан человеком недалекого ума.

– Как и я – дураком?

– Скорее всего. Все односельчане зарабатывали свой хлеб хитростью и изворотливостью, а наш дед, знай себе, пахал с утра до ночи в поле. И совершенно понятно, что у него ни копейки не было. Надоело такое положение вещей нашему деду, и решил он тоже попытать счастье в другом виде деятельности – рыбалке. Вот приходит он к синему морю, закидывает сеть и сразу же ловит рыбку. Непростую рыбку, а Золотую.

– Вот это да! – удивился Иван. – Ну, он эту диковинку продал, а на деньги купил пароход с большой сетью и нажил состояние!

– Дурак, ты, Ванька! – рассердился старик. – Слушай дальше и не перебивай, когда старшие семейную быль рассказывают!

– Так вот, взмолилась ему рыбка человеческим голосом и попросила его, отпусти меня на волю я тебе, что хочешь, сделаю!

– И что он попросил?

Старик замялся.

– Тебе сколько лет?

– Семнадцать!

– Тогда можно, – успокоился старик и продолжил, – он попросил бабушку.

– Бабушку? Чью?

– Да ни чью, свою бабушку!

– Батя, почему он попросил бабушку, он, что не мог молодую попросить, что у нас за дедушка странный такой был?

Старик остановился.

– Ванька он попросил молодую невесту, которая в последствие стала твоей бабушкой, понял? Не было у него жены на тот момент, а без женщины, как хозяйство вести, вот он и просил себе невесту

– Понял батя, ты не сердись, я же дурак!

– Не бери в голову, а то и прям дураком станешь. Исполнила его желание рыбка. Сыграл дедушка свадьбу, а так как денег у дедушки не было, а запросы у бабушки были большие, то пришлось ему опять брать сеть и идти к морю.

– И так он ходил к морю три раза, да батя?

– Если бы три, не три, целых тридцать три! Вот так и нажил старик свое состояние! Он так много у нее попросил, что потом зарекся больше подходить к морю и этот завет передал мне, а я передаю вам! Добрая эта рябка оказалась! Вот и я думаю, пойду, закину сеть в море, поймаю рыбку и прошу ее избавить нас от мафии!

– Дело говоришь, бать! – одобрил Иван.

Подошли они к морю. Старик и сын остановились на крутом берегу, поросшем кустарником.

– Батя, а где ловить будем, твой дедушка на сей счет ничего не сказал?

Старик пожал плечами.

– Нет. Я не знаю.

– Хорошо, а прикормка нам нужна?

– Я не знаю.

– Ух, твой отец, батя, хоть инструкцию оставил своим потомкам.

– Вообще приезжал какой-то курчавый поэт к нему и с его слов записал инструкцию.

– И где она?

– Наверное, в библиотеке в Китеж-граде, не знаю!

– Ох, батя, нужно было нам с тобой ее почитать, может, мы чего не учли?

– Не мудри, давай спускаться.

Старик с сыном спустились по отлогому берегу, расположились у самой воды и кинули сеть в воду.

– Бать, – спросил Ваня, – а через какое время рыбка приплывет?

– Откуда я знаю, я что рыбак? Вытянем через минут двадцать.

Спустя отведенное время они вытащили сеть. В сети трепыхалось нечто, покрытое тиной и илом. Старик и сын с радостью кинулись к сети.

– Золотая рыбка! – радостно прокричали они.

На них смотрела древняя черепаха в очках.

– Ась? – спросила она. – Че говорите?! Вы громче говорите, я не слышу?!

– Я говорю, вы Золотая рыбка? – спросил старик.

Иван с сомнением толкнул старика.

– Батя, – сказал он, – мне кажется, что это черепаха?

– Молчи Ванька, ты же дурак! – ответил старик и поклонился черепахе. – Здравствуйте уважаемая Золотая рыбка, нас кони данью обложили…

– Кони?! – переспросила черепаха. – Кто кони двинул? Я еще ого-ого, только в пояснице стреляет, но это на курорте в Лукоморье подлечу!

– Нет, вы не поняли, нас обложили…

– Кто на кого наложил?! – переспросила черепаха. – Такое бывает, помню…

– Эй, шантрапа! – раздался со стороны моря задорный девичий крик. – Чего к черепахе пристали, бабушка уже из ума выжила.

В воде по пояс стояла девица в зеленом купальнике. За ее спиной был акваланг, сконструированный из пивного бочонка. На ее голове была маска для подводного плавания, которую она подняла на лоб. При виде любительницы подводного плавания Ваня смущенно заулыбался. Отец дал ему подзатыльник и вежливо поклонился.

– Простите нас, прекрасна русалка, мы не знали, что это черепаха.

– Вот-вот, бросьте ее обратно в море.

Отец и сын уперлись руками в панцирь черепахи, которая продолжала бубнить под нос что-то про политику, болезни и погоду, и сбросили ее в воду. Старик хотел поблагодарить прекрасную ныряльщицу, но той и след простыл.

Старик с сыном вновь закинули в море сеть. Не прошло и минуты, как в нее попалось нечто тяжелое. Они с трудом вытянули на песчаный берег двухколесный агрегат с коляской.

– Ява, – прочитал на боку агрегата Ваня. – Батя, это чего, на велосипед похоже?

– Кто его знает, сынок, сваливается в наш мир из других миров всякий мусор. Давай еще раз попытаем счастья.

Они вновь кинули сеть и опять что-то попалось. Улов был очень большой, и старику с сыном пришлось повозиться, прежде чем они смогли вытащить на берег гигантскую сандалию. На внутренней стороне обувки можно было прочесть имя владельца: «Фэм».

– Кто-то калошу потерял, – сказал юноша, почесывая затылок. – Бать, наверное, сейчас сокрушается, как думаешь, стоит вернуть ее владельцу?

Старик сощурил глаз, мысленно измерил размеры обуви, и представил себе рост хозяина.

– Знаешь, Вань, ты парень добрый, хоть и дурак, но я сомневаюсь, что нам стоит это делать.

– Думаешь, владелец ее будет не рад.

– Нет, Вань, я боюсь, что владелец этой калоши будет нам очень рад. Мне кажется, что это сандалия великана-людоеда.

– Эй, шантрапа! – вновь послышался знакомый крик со стороны моря. – Вы что клад ищете?

Они вновь увидели прекрасную ныряльщицу с аквалангом.

– Клад, – рассеяно произнес старик, – а здесь есть клад?

Ныряльщица рассмеялась и поправила на своей спине акваланг, сделанный из пивной бочки.

– Можно найти если постараться.

Ваня оттолкнул отца и вышел вперед.

– А что это за штука у тебя за спиной? – поинтересовался он у ныряльщицы.

Ныряльщица посмотрела на свой самопальный акваланг.

– Ах, это, это опытный образец, прибор, чтобы дышать под водой. Я сама его придумала. Мне-то он ни к чему, я и сама могу свободно дышать под водой, а вот люди могут заинтересоваться. Можно выгодно продать или сменять.

Старик зашел вперед сына и прервал разговор на научную тематику.

– Это очень хорошо прекрасная русалка, но не подскажешь нам, где мы можем найти Золотую рыбку.

Ныряльщица нахмурилась.

– Зачем это вам золотая рыбка понадобилась? Ее давно никто не искал?

– Она очень добрая! Понимаете, мой отец как-то закинул сеть в море, поймал Золотую рыбку, и она исполнила все его желания, вот я и подумал, что Золотая рыбка и нам поможет… – старик замолчал. Он почувствовал, что с погодой вокруг стали происходить резкие изменения. Небо заволокло тучами, с моря подул пронизывающий холодный ветер, а на берег стали набегать большие волны.

Ныряльщица сорвала с себя акваланг и выкинула его в воду. Лицо у ныряльщицы приняло выражение крайнего раздражения. Один глаз у нее стал дергаться. Старик и сын отпрянула назад.

– Значит это твой отец приходил ко мне каждый день, – говорила ныряльщица. – Каждый день, как на работу, приходил сюда на берег и клянчил у меня всякую ерунду, а потом он снова и снова приходил.

Море стало клокотать. Волны громадных размеров стали разбиваться о берег, а брызги окатывали старика и сына.

– Он еще на мне жениться обещал. Альфонс проклятый!

– Кто?! – в ужасе от перемены в девушке и окружающей среде молвил старик.

– Твой отец – гад! Обещал жениться, а потом сбежал с какой-то девкой! Обманщик! Вот я на его потомках сейчас и отыграюсь.

Ваня легонько постучал отца по плечу.

– Батя, я тут книгу читал, детектив…

– Причем тут твой детектив! – возмутился отец, показывая на небо, откуда стали спускаться вихри, а облака стали раскалываться молниями. – Ты смотри, что делается!

– А при том, что главный герой там говорил следующее: я чувствую, что наступил тот самый момент, когда нам нужно бежать.

– Ох, Вань дурак ты у меня! Нужно было уже давно это сделать! Бежим!

Отец и сын бросились к крутому склону и стали карабкаться по нему вверх.

Ныряльщица, а это и была Золотая рыбка, расхохоталась демоническим смехом, недавно выпущенной из дурдома пациентки, и приказала волне ринуться на берег. Громадная водная рука завила над берегом. Ее полупрозрачные пальцы, состоящие из морской воды, обхватили тела сына и отца и потащили их в море. Старик и Ваня беспомощно барахтались в соленую воду.

Золотая рыбка хохотала, пока не осипла. Прокашлявшись, она попыталась опять похохотать. Хохот у нее получился, но как-то слабовато.

– Демонизма не хватает, – просипела она. – Нужно было тренироваться каждый день. Вот что теперь делать?

Пока она раздумывала над создавшимся обидным для нее казусом, с неба, пронзив черные тучи, быстро спустилось изящное создание по своему виду и подобию напоминавшее маленькую лошадь. Лошадка обладала умными глазами, кокетливой челкой; на ее спине размещался походный рюкзак. Увидев утопающих в бушующем море людей, она мгновенно кинулась к ним. Схватив старика за шиворот зубами, она ловко закинула его себе на спину, то же самое проделала она и с Иваном.

Золотая рыбка, заметив, что ее добыча ускользает, искренне возмутилась этому:

– Что такое! Это мое! – она резко вытянула руку и в сторону летающей лошади ударила мощная струю воды. Маленькая лошадь еле успела увернуться от нее. Она, легко лавируя между высоких волн, которые потянулись к ней со всех сторон, понеслась по воздуху в сторону берега.

Как метеор она пронеслась над головой Золотой рыбки. Та разразилась страшными матросскими ругательствами, но старик и сын, были уже не в пределах ее досягаемости.

– Вы с ума сошли? – поинтересовалась маленькая лошадь у старика и Вани. Они отлетели на порядочное расстояние от моря в пшеничное поле и там совершили посадку.

Старик был огорчен.

– Как же так, отец говорил, что рыбка добрая все даст, все сделает, а тут такое произошло, – сокрушал старик.

Лошадь покачала головой.

– Про вашу Золотую рыбку написано в «Путеводителе…». – Она скинула со спины рюкзак и ловко оттуда достала книгу в кожаной обложке. – Вот смотрите, читаю: «Золотая рыбка – психически не уравновешенная особа, страдающая маниакально-депрессивным психозом, нимфоманка. При попытках просить ее о помощи впадает в яростное неистовство. Особые увлечения: естественные науки и эксгибиционизм…» И вы ее решили просить о помощи!

Старик отжал мокрый рукав рубахи.

– Ужас, это дедушка ее довел до такого состояния, – уверено сказал он Ване, – он вообще с женщинами плохо ладил.

– Батя, а чего такое эксгибиционизм?

– Дурак, ты, Ваня, не забивай себе голову ерундой. Нужно подумать, что делать будем, как проблему решим?

Лошадка поинтересовалась.

– А какая у вас проблема?

– Ох…

– Может, я помогу? Меня, кстати, Заря зовут.

– Это еще не хватало.

Багровый закат, как красное вино, разливался по широким полям. Лошадиная мафия легко летела над землей, поблескивая своими подковами. Банда состояла из троих: Горация – главаря банды, Марцелы, премиленькой кобылки белой масти и Октавиана, коня серой масти.

Увидев на краю поля сверкающую кучу золота, Гораций весело вскрикнул:

– Ого, старик все же заплатил! Как миленький заплатил!

Кони сделали круг над кучей сокровищ и стали потихоньку снижаться. Уже на подлете к земле Гораций вдруг почувствовал, что не может затормозить. Наоборот, его скорость стала быстро нарастать.

Марцелла вскрикнула:

– Помогите, эта куча золота притягивает меня! – Она затрепыхалась в воздухе, пытаясь повернуть обратно, но некая сила тянула ее к куче.

Октавиана так же притягивало золото

Первой сдалась Марцелла, кобылу притянуло к куче, причем за ее чудесные золотые подковы. Такая же участь ожидала и Октавиана. Гораций сопротивлялся дольше остальных.

Наблюдая из-за холма за его тщетными попытками вырвать за пределы магнетической силы, распространяемой кучей сокровищ, Заря давала указания Ивану. Юноша вместо белки бежал внутри большого колеса, подключенного к самопальной динамо-машине. Скрытые провода от нее шли к громадному электромагниту, закамуфлированному под кучу золото. Магнит притягивал преступных лошадей за их подковы.

Гораций все-таки сдался, и он был притянут к электромагниту. И как только это произошло, из соседних укрытий выбежали веселые селяне. Они размахивали фонарями и предметами сельхоз быта. Лошадей связали, и деревенский кузнец тут же снял с них волшебные подковы, благодаря которым они и могли летать. Каждая отрываемая подкова встречалась громкими аплодисментами сельской аудитории.

Усталый Ваня наблюдал за всем с высоты холма. Он очень устал, бегая внутри колеса. Рядом с ним стояла Заря.

– Все получилось очень просто, – сказала лошадка. – Твой папенька только зря воду мутил с этой рыбкой.

– Это не папенька, это дедушка мутил с рыбкой, – отозвался Ваня, – а мы расхлёбывали. Вернее чуть не захлебнулись.

– Ваня я озолочу тебя. Мир увидишь, что тебе здесь делать? Тут тебя все дураком считают. Поедем в столицу!

Разговор между Горацием и Ваней происходил в конюшне поздно ночью. В деревне по случаю поимки лошадиной мафии была устроена грандиозная гулянка. Ваня, который хотел поближе рассмотреть легендарных рэкетиров, решил зайти к ним в конюшне, где лошади стояли со связанными ногами.

– Вань, что меня ждет? – спросил Гораций.

– Хомут, да соха, что же еще, – ответил ему Ваня.

Конь вздрогнул и посмотрел ему в глаза.

– Мне нельзя в хомут и соху, а не выдержу такой работы. Я мыслитель, мне суждено работать только головой.

– Вань, ты умный парень, хоть тебя все и считают дураком. Пойдем в столицу, с моими мозгами ты станешь там видным человеком. Увидишь мир и столицу!

Ваня задумался, ему очень хотелось увидеть столицу и посмотреть, что делается в тридевятом царстве.

– Увидеть Китеж-град, это было бы не плохо.

– Конечно, не плохо, но только нужно все делать быстро, Вань. Пошли сейчас, нас никто не хватится.

– Сейчас, а отец, а братья?

– Ты им письмо напишешь потом, когда устроишься во дворец главным конюхом.

– Как же я туда устроюсь?

Гораций тихонько заржал.

– Ох, Ваня на это есть идеальный план. Решайся, не мешкай!

Заря по воздуху нагнала Ваню около двенадцати часов дня на лесной дороге. Он шел, ведя на поводу троих коней. Заря спикировала прямо пред ним.

– Ты куда собрался? Тебя дома обыскались, такой скандал поднялся! Деревенский голова сказал, что самолично, тебя выпорет, если поймает, а с лошадей снимет шкуру.

Ваня опешил от таких новостей и перепугался, на его лице даже веснушки побелели.

– Как же так, я хотел столицу увидеть, мир посмотреть, – проговорил он.

– А преступников, зачем с собой взял?

– Гораций сказал, что у него есть план…

– У него есть план?! Это какой же план?

Хитрый конь, вслушивавшийся в разговор Вани и Зари, хранил до сего момента молчание, но сейчас подал голос:

– Тебя это не касается, пони, лети своей дорогой! – презрительно сказал он Заре.

Заря смерила его взглядом.

– Ваня ты привяжи их покрепче к дереву, что бы ни убежали, а мы с тобой отойдем, поговорить нужно.

– Ваня не сдавайся! – крикнул юноше Гораций, когда Ваня и маленькая лошадь отходили на почтительно расстояние от него.

Заря попыталась отговорить юношу, но тот твердо решил идти в столицу.

– Я столько лет просидел в этой деревне, хочется приключений.

– А ты сам готов к ним?

– Конечно, это же так интересно.

Заря еще долго говорила ему о том, что лучше вернуть, что впереди его ждут только неприятности и беды.

– Этот Гораций тебя обязательно во что-нибудь втянет.

Вспомнив о хитром коне, оба посмотрели в сторону Горация и увидели возле группы коней странного человека. Он был одет в черный камзол, черный плащ, черную широкополую шляпу, надо ли добавлять, что и полумаска, закрывавшая его лицо, тоже была черного цвета.

– Кто это, неужели разбойник?! – перепугался Ваня.

Заря вздохнула.

– Вот, видишь, приключения начались. Это, скорее всего, конокрад, он сейчас украдет трех твоих лошадок. Что же ты встал, беги, спасай свое имущество!

Ваня остался стоять на месте. Вид странного человека пугал его и вселял тревогу.

– А ты? – упавшим голосом проговорил он.

Лошадка потопталась на месте.

– Ладно, посмотрим, что твоему разбойнику от нас нужно.

Но едва юноша и маленькая лошадь стали приближаться к Горацию, который достаточно мирно разговаривал с черным человеком, незнакомец завернулся в плащ и очень быстро, практически бегом, исчез в лесу.

– Кто это? – строго спросила у Горация Заря.

Конь отвернул от нее свою морду.

– Старый знакомый, – ответил Гораций.

– Не нравиться мне это старый знакомый. Надеюсь, больше мы его не встретим?

Напрасно Заря так опасалась встречи с разбойниками и всякими незнакомцами в черном. До столицы Ваня и его лошадиные попутчики добрались без особых приключений.

Утром на шестой день пути Ваня вместе с лошадями прошел через южные ворота города и спустя полчаса оказался на самом важном месте города, – знаменитом Китеж-градском базаре. Что тут только не продавали и каких заморских диковинок юноша здесь не увидел. Его кони произвели сенсацию. Вокруг Ивана и его лошадей собралась большая толпа. Все выкрикивали цены, одна выше другой.

– Запомни Ваня, – шептал ему на ухо Гораций, – делай вид что торгуешься, но нас не продавай до тех пор, пока не появится царь-батюшка.

– А он появится?

– Появится, – уверил его Гораций, – вести разносятся быстро.

Гораций как в воду глядел: через час на базар въехал торжественный кортеж во главе с царским воеводой Полканом. Приземистый, но широкий в плечах, воевода шел впереди царской охраны, держа в руке большую булаву, признак военной власти. За ним ехала на лошадях многочисленная дружина в золотых доспехах, которые как жар горели на солнце. В средине кортежа на открытой коляске, запряженной лошадью, ехал царь Берендей. Это был весьма подтянутый старичок, спортивного типа. Как говорили, большой любитель здорового образа жизни и всякого рода физических упражнений. Правда бывало, что он был резок на слово, кулак и на расправу, но с кем не бывает. Востальном это был очень хороший во всей отношения просвещенный государь и политик. Народ его любил.

Рядом с царской коляской бежал высокий худой человек с ярко красной длинной острой бородкой. У него была плешивая голова с рыжими космами. Это был советник царя по всем вопросам дьяк Афоня. Человек был он дельный, о таких, как правило, говорят: толку от него никакого, а вреда может причинить очень и очень много. Наверное, поэтому его и держали на царской службе.

Царский кортеж с помпой остановился возле Ивана и продаваемых им коней. Заря наблюдала за всем, стоя в толпе.

– Здорово юноша! – помахал из коляски Ивану царь.

Ваня, не зная как себя вести в такой ситуации, и тоже сделал царю ручкой.

– Почем кони?

Ваня, наученный Горацием, ответил:

– Для вас ваше величество бесплатно, если сумеете взять.

Царь хитро улыбнулся.

– В чем подвох? – спросил он.

– В том, что кроме меня никто с этими лошадками справиться не сможет. Если возьмете лошадей, то вам придется брать и меня.

Царь хмыкнул.

– Метишь на место главного конюха, хитрый мальчик?

Афоня зашептал царю:

– Царь-батюшка главный конюх – это я! Неужели за место меня вы поставите деревенщину неотесанную?

Царь улыбнулся.

– Ну-ка Афонька подойди к лошадям.

– Зачем это, кормилец?

– Попробуй их отвести в мою конюшню. Если сможешь, то я тебе еще кафтан от себя дам, не сможешь – лишу должности.

Дьяк надвинул шапку на брови и приступил к делу. Он обошел группу, Горация и компанию, вокруг три раза. Потом остановился в нерешительности позади Горация и уставился на его хвост. Так он медитировал на лошадиный хвост минут десять.

Царь стал терять терпение.

– Афонька, ты скоро?

Дьяк, наконец, пришел к какому-то выводу и решительно дернул Горация за хвост. Тот не остался в долгу. Удар копытами задних ног пришелся Афоньке аккуратно в грудь. Дьяк с криком поднялся в воздух и, описав дугу, упал далеко от места старта.

Царь Берендей весело рассмеялся.

– Твоя взяла, быть тебе главным царскими конюхом. – Потом он обратился к воеводе. – Пошли кого-нибудь с лопатой, пускай моего советника Афоньку соскребут с земли. Сыро сегодня, еще простудится.

2.Перо жар-птицы

Ночное небо с мириадами звезд мягко держало землю в бархатных объятиях. Все созвездия вселенной собрались на свой магический хоровод сегодня. Можно было глядеть во все глаза на это скопление сияющих огоньков и не наглядеться.

Ночь была светла. Круглая луна, серебреным диском висела в пространстве. Казалось, что она находится очень близко. На ее поверхности можно было рассмотреть горы и впадины. Ее свет, словно волшебная пыльца, орошал темный молчаливый лес и берег озера. Гладь воды была совершенно ровной без ряби. Серебристый свет разливался по поверхности лесного озера. Ни ветерка, ни шороха, только аромат лесных трав и свежесть чистой озерной воды. Магическая волшебная завораживающая картина, чтобы ее нарушить нужно достаточно мужества и силы. Волшебной силы.

Но звук, который осмелился потревожить тишину, нельзя было назвать волшебным. Этим звуком был топот копыт лошадей.

Два великолепных коня и одна кобылица, разбрасывая в стороны густые гривы, по волоскам которых пробегал лунный свет, выскочили на берег озера. Они стали резвиться и катать по траве. Потом они вошли в озеро, пили чистую воду, фыркали от удовольствия и трясли гривами.

Невдалеке от места, которое облюбовали животные для своих забав, росло несколько кустов. Двое из них довольно странной формы задвигались, потихоньку сделали несколько шагов и остановились. Конечно, магическая атмосфера вокруг располагала на чудеса, но ходячие кусты – это не то, что хотелось ждать от такой волшебной ночи как эта.

– Ты видишь, лошади прибежали к озеру, – прошипел один куст другому.

– Ты мне не верил, ты всегда мне не веришь, – отозвался другой «куст». Надо вам сказать, что голос у него был глуховатый с приятной хрипотцой, от которой мурашки непрерывным током пробегали под кожей. В тоже время нечто в этом голосе было не человеческое. То есть он мог принадлежать кому угодно только не человеку.

– Но я поверил коням.

– Кони, – пренебрежительно фыркнул куст, – я всегда говорила, что они не надежные. Им верить нельзя. Они только себя и любят, а меня выставляют дурой. Вот самый главный из них, Гораций, какого он о себе мнения! Мол, я на него наговариваю. Строит из себя светского жеребца. Про Марцеллу я и говорить не хочу. Настоящая кобыла. Октавиан же просто скотина!

– Я тебя понял…

– Вань, не затыкай мне рот, я имею полное право насладиться триумфом.

Ваня, а это именно он прятался в кустах, лишь тяжело вдохнул. Ему нечего было ответить Заре, что пряталась в соседнем кусте.

Появлению наших героев в столь поздний час и в столь экстравагантной маскировке у берега лесного озера предшествовали необычные события, которые произошли за время службы Вани в царской конюшне. С того момента как Иван столь хитрым способом стал царским конюшим прошло шесть месяцев. За это время ничего примечательного не происходило. Заря тоже заимела себе местечко на службе и помогала Ване словом, а иногда и делом. По вечерам, когда бархатная темнота спускалась на землю, Иван, сидя верхом на маленькой лошади, совершали облет окрестных лесов и полей. Однажды, когда Иван и Заря поздно возвращались с вечерних полетов обратно в конюшню, у самых ее дверей на юношу и лошадку едва не налетел человек в черном. Он, как угорелый, понесся прочь со двора. Заря сразу признала в нем прохожего, который разговаривал с Горацием по пути в Китеж-град.

Ваня легкомысленно отнесся к этому утверждению Зари.

– Ты легко могла ошибиться. Потом зачем этому человеку приходить сюда? Что ему здесь нужно?

– Он хотел встретиться с Горацием, и он встретился с этим хитрым конем. Гораций что-то затевает, – стояла на своем маленькая лошадь.

– Мы легко можем у него спросить, – сказал Иван и, толкнув тяжелую дверь конюшни, вошел внутрь.

Гораций естественно все отрицал.

– Это столичный житель, любитель лошадей. Он просто зашел поговорить, как правильно ухаживать за лошадьми, – ответил Гораций. – А на того человека, что встретился нам по пути в столицу, он всего лишь похож.

– Вот все и выяснилось, – сказал Ваня Заре, скептически глядевшей на Горация.

Она не поверила бывшему главарю лошадиной мафии.

Спустя несколько дней лошади из конюшни исчезли. Ваня и Заря заметили это когда вернулись из очередной прогулки. Обеспокоенные они вначале решили не поднимать шума из-за этого исчезновения и самим попытаться найти пропавших лошадей; для этого решили облететь окрестности города. Но пока Ваня и Заря летали вдоль дорог, высматривая двух коней и кобылицу, лошади опять появились в конюшне странным образом.

– Мы уходили из конюшни, – признался Гораций, – но были в пределах царского двора. Дальше него мы не уходили.

Ване этого объяснения было вполне достаточно, но Заре нет. Она поняла, что неспроста лошади пропадали в этот вечер. И решила следить за ними. Через некоторое время ее слежка дала свои результаты.

– Они вновь улизнут из конюшни, – поведала Заря Ване. – Я подслушала их разговор. Они отправятся к лесному озеру.

Иван только рассмеялся.

– Каким образом? Перелетят через стену, устроят подкоп?

– Это мы узнаем, когда устроим им засаду, – сказала Заря.

Ей удалось уговорить юношу.

– Пойми Ваня если Горацию и компании удастся сбежать из конюшне и не вернуться обратно к утру, тебе могут отрубить голову. Сам знаешь, царь-батюшка человек не злой, но строгость любит во всем.

И вот так юноша и маленькая лошадка оказались на берегу лесного озера.

– Хорошо, – сказал Ваня, – я признаю себя виноватым. Но одного не могу я понять: как они добрались сюда? Обычная лошадь будет добираться целый день к озеру. А они добрались за несколько часов.

И только он так сказал, как Марцела – красивая белая кобылица – вдруг оторвалась от земли и легко, словно пушинка, понеслась над серебряной гладью озера. Она отражалась в лунном зеркале воды. Порой, ради забавы Марцела касалась копытцем глади озера, от этого на поверхности проступали круги. Гораций, как зачарованный смотрел ей вслед, потом сделал рывок телом и полетел по воздуху над озером. За ним последовал Октавиан. В ночной тиши лошади неслись над серебряной водою.

Иван наблюдал за происходящим, раскрыв рот.

– Вот это да, – прошептал он.

– Что да? – спросила Заря.

– Красиво.

Маленькая лошадь не разделяла его эстетических порывов.

– Что красиво?! Они вновь обрели способность к полету, но я не вижу на них волшебных подков, за счет чего они летают?

Заря задумалась.

Как эти кони летают? Что дает им магическую силу?

Кони, облитые серебром луны, танцевали над поверхностью озера, в котором отражались они сами, луна и весь ночной небосвод вместе с созвездиями.

Иван, пораженный красотой, шмыгал носом и утирался рукавом. Заря же смотрела на происходящее, подобно фокуснику, который пытается отыскать подвох в трюке своего собрата по мастерству. Глаза Зари заметили необычную звезду на небосводе. Мало того, что она блистала не холодным светом серебра, а горячим красноватым светом, так она еще и быстро приближалась. И по мере ее приближения вокруг становилось все светлее и светлее, словно посреди ночи надумало подняться солнце.

Ваня тоже заметил приближение странной звезды. Он видел, как от ее света заалели берега озера и лес, а гладь воды стала отсвечивать жаркими тонами. Кони подставляли спины свету этой звезды. Они ждали именно ее.

– Что это такое? – прошептал Иван и заметил, что Зари не было поблизости. Она убежала.

Юноша пожал плечами и стал смотреть, как разрастается красно-желтое зарево в небе.

Заря тем временем летела по темному лесу, что окаймлял берег озера. Она знала, что за звезда приближалась к озеру и никак не хотела упустить момент. В лесу было темно, но Заря хорошо видела в темноте. Она как можно ближе подобралась к берегу и притаилась в кустах. Из своего укрытия ей было хорошо видно гарцующих посреди озера лошадей. «Теперь я знаю, как вы пытаетесь вернуть себе способность летать. Но этого я не допущу, иначе вы таких дел натворите в тридевятом царстве, а нас с Ваней подставите под плаху, – шептала она. – Пусть только приблизится, я ее…»

Звезда приблизилась настолько, что можно было различить ее силуэт – это была птица. Птица огненно-рыжая, с длинным хвостом. Света, что она распространяла, хватило на то, чтобы превратить все вокруг в день. И этот свет не доставлял никакого неудобства глазам, так, что можно было во всех подробностях рассмотреть эту волшебную птицу.

Ваня тоже видел чудную птицу. Он сразу решил, что это жар-птица. Именно так описывал ее дедушка, сидя морозной зимой у горячей печки.

Кони под лучами жар-птицы сбились в кучу. Они явно готовились к тому, что жар-птица спустится вниз к озеру. На шее у Октавиана болталась небольшая сумка, Гораций зубами открыл клапан на ней и сунул морду внутрь. Он вытащил вначале одно яблоко, и бросил его на воду, в которой переливался золотой свет жар-птицы. Яблоко закачалось на поверхности озера. Вскоре появилось еще несколько яблок, которые Гораций также вытащил из сумки. Ваня помнил, что жар-птицу привлекают именно яблоки. Они для нее самое любимое лакомство. Жар-птица стала неспешно спускаться вниз.

Кони парили над водой. Гораций мотал мордой из стороны в стороны, прикидывая, куда может опуститься жар птица.

«Они хотят ее поймать», – догадался Ваня.

Ему пришла мысль, что возможно из-за жар-птицы у лошадей и появилась удивительная способность к полету. Он затаил дыхание и смотрел на прекрасное зрелище: волшебная птица спускалась к озеру. В этом было нечто торжественное. И вот, когда жар-птице оставалось до поверхности озера метров пятнадцать-двадцать, этот торжественный момент оборвался самым нелепым образом. Из леса вылетело некое темное тело, оно как метеор пронеслось над озером, отразившись пятном на его поверхности, и врезалось в волшебную птицу. Удар был такой силы, что он отшвырнул жар-птицу в сторону. Будто искра из большого костра из жар-птицы вылетело одно-единственное перо. Оно, кружась, стало опускаться.

Жар-птица, восстановив равновесие в воздухе, спешно развернулась и улетела, забрав с собой волшебный свет. А вместе с ним и день.

Наступила ночь.

Тело же, сбившее жар-птицу, осталось висеть над озером. Эти телом была Заря. Маленькая лошадь, весьма довольная своим поступком показала Горацию язык и помчалась над озером к берегу. Гораций, вне себя от злобы и досады, проводил ее взглядом. Октавиан и Марцела не могли оставаться на месте и бросились догонять Зарю. Гораций следил за погоней. Он видел, как легко и непринужденно летела Заря. Октавиан и Марцела же напротив летел все медленнее и медленнее, словно постепенно обретали свой животный вес. Гораций и сам чувствовал, как в его теле наливается свинцовая тяжесть. Копыта Октавиана и Марцелы чиркнули по воде. А через некоторое время они уже опускались в воды озера. Расставшись с невесомостью своих тел, лошади вынуждены были плыть к берегу по воде.

Гораций с сожаление посмотрел на свои ноги, которые погружались в серебряную воду. Он обретал свой собственный вес. О возможности обрести способность к полету, можно было забыть навсегда. И тут на глаза коню попалось золотое перо жар-птицы, лежавшее на озерной глади. Оно светилось солнечным светом, и Гораций устремился к нему, наполовину уйдя в холодную воду. Но едва только он схватил перо зубами, как тут же вновь потерял вес. Невероятная легкость наполнила его тело. Внутренне ликуя, он поднялся из воды в воздух, и, словно пущенная из лука стрела, понесся по ночному воздуху за Зарей. Внизу под его копытами промелькнули Октавиан и Марцела. Они плыли к берегу.

Заря зависла над Ваней; он пытался задать ей вопросы.

– Не время, – осадила Заря. – Быстрей забирайся мне на спину, и полетели отсюда.

Она с тревогой посматривала на летящего над озером Горация. В его зубах горело перо жар-птицы.

– Ого, – протянула маленькая лошадь и подлетела к Ване. Юноша вскочил ей на спину.

Заря рванулась ввысь!

– ААААА! – закричал Ваня, когда земля резко ушла вниз. Его душа спикировала в пятки от полета, а в ушах прогудел ветер. Вскоре страх сменился восторгом. Они летели над лесом, внизу мелькали верхушки елей. Вокруг был простор ночного неба, а далеко вверху горели звезды. Ваня заметил, что за ними из-за леса поднялась маленькая горящая точка. Это был Гораций, а горящей точкой был свет от пера жар-птицы, которое конь держал в зубах. Заря тоже заметила преследование и сделала маневр: ушла ниже верхушек деревьев. Колючие ветви елей стали бить Ваню по лицу! Он закрыл глаза и сильнее обнял шею Зари, чтобы ни упасть. Лошадка вновь изменила направление полета и взмыла к небу. Она долго летела вертикально вверх, стремительно набирая высоту. Вцепившийся в ее шею, Ваня был ни жив, ни мертв. Он видел перед собой только звезды, которые стремительно приближались к нему.

Заря прекратила набирать высоту. Теперь они летели чуть медленнее параллельно земли. Хотя сейчас говорить о земле было неуместно, – она терялась где-то внизу за слоем пушистых облаков. Но здесь на такой большой высоте вдали от земли сияла Луна. Здесь все дышало волшебством и магией. Юноша и маленькая лошадь испугали громадную птицу, которая с воем умчалась к Луне, и, обогнув ее, исчезла за обратной стороной.

Мимо Вани и Зари, сидя в горшке, степенно и величаво пронесся колдун. Он был в мантии, изукрашенной магическими символами, а серебряный свет ночного светила отражался на потертых боках горшка. Засмотревшись на его сердито сдвинутые брови, наши путешественники чуть не столкнулись с ковром-самолетом, на котором сидел мужчина в чалме. Он осведомился у оторопевшего Вани, не нуждается ли тот в партии хороших джинов, и, узнав, что нет, с сожалением умчался прочь. Несколько ведьм промчались на метлах. Они шумно переговаривались и шушукались, обсуждая видимо удавшийся шабаш так, как студентки обсуждают удавшуюся вечеринку. На всех парусах промчался летучий корабль. Он пролетел так стремительно, что Заре пришлось подняться выше, чтобы ни врезаться в его деревянный бок, из которого высовывались угрюмые пушки. Когда они огибали высокую мачту, Ваня успел увидеть ветхую палубу, а на ней скелета с повязкой на белой костяной голове; он стоял у штурвала.

Заря, решив, что приключений довольно и Гораций их не догонит, стала спускаться ниже. Вскоре они увидели Китеж-град. С высоты птичьего полета его было интересно разглядывать. Он имел несколько колец внутренних городских стен – одно в другом. Стены были выстроены из белого камня. Улицы города были чистые и широкие, их, как правило, освещали уличные фонарики. Городские ворота были расположены по сторонам света. Дома в городе были причудливыми постройками, и представляли собой терема. Изогнутые лукообразные крыши, возвышались одна над другой. Изысканная витая резьба украшала здания сложенные то из камня, а то из деревянных бревен. Город был очень красив.

Заря и Ваня не смогли отказать себе в удовольствии зависнуть над Китеж-градом и полюбоваться в ночной час городом. Они и подумать себе не могли, что Гораций был рядом. Он укрылся в лесу у городских стен. Из-за ветвей деревьев ему были хорошо видны Ваня и Заря. Горячность Горация сменила холодная рассудительность. Перо жар-птицы в его зубах горело уже не так ярко. По мере того, как тратились магические силы на волшебный полет коня, так потихоньку угасал свет пера. Гораций это понимал, но больше он понимал, что ему не обыграть Зарю в гонке. Ему нужен был союзник. Пока перо жар-птицы совсем не погасло, Гораций проглотил его. Он знал, что это даст возможность передвигаться по воздуху, хотя и не так стремительно, как летает Заря. Ах, если бы ему только раз удалось коснуться жар-птицы, тогда он обрел бы такую способность к полету, что его скорости могли позавидовать все кометы и метеориты вселенной N-тых царств. Но этого не случилось благодаря подлой Заре.

Коня печалил еще тот факт, что его друзья, Октавиан и Марцелла, были лишены возможности летать. Гораций скрипнул зубами. Это не навсегда, он так не оставит их. Он что-нибудь придумает, а для этого ему нужен союзник, пускай не очень умный, но он должен быть вхож в царское окружение. И такой человек есть.

Ваня и Заря, наконец, улетели, и Гораций смог выбраться из своего укрытия. У него созрел в голове план. Ненароком он вспомнил о своем договоре с человеком в черном.

«Пускай подождет», – решил Гораций и поднялся в ночное небо.

3. Главный злодей

Дьяк Афоня был советником царя в девятом или десятом поколении. Он был высок ростом, неимоверно худ, но на удивление сутул. Рыжая борода и волосы, окаймлявшие его плешивую голову, имели ядовито-рыжий оттенок. Как и положено советнику царя, по старой незыблемой традиции, он был обязан творить злые козни всему честному люду, то есть всем жителям тридевятого царства. Быть злодеем ему полагалось по статусу царского советника. Этот статус бережно передавался из поколения в поколения. Его предки отличались просто редкими злодействами как-то: подкладывали тухлые яйца на табуреты, пинание в зад ногой зазевавшихся прохожих, (после чего они с гиканье, высоко задрав полы кафтана, убегали прочь), швыряли с колокольни наполненные водой бычьи пузыри в толпу прихожан у церкви. Все их проделки вызывали у народа гомерический смех. И люди понимали, что злой советник царя так и должен поступать, поэтому не обижались.

Афоня был самым неудачливым в плеяде царских советников. Сам он считал доблестные подвиги своих предшественников ребячеством, но повторить их, а тем более превзойти их, у него, не хватало то ли умения, то ли везения. У народа дьяк вызывал жалость и желание ему помочь. Однажды он решил бросить яйцо в проходившего мимо ткача. Тонкая скорлупка лопнула под его корявыми пальцами и заляпала ему левый глаз. Дьяк попытался кинуть ещё одно яйцо, но и то, лопнуло и запачкало ему – догадайтесь какой глаз? Неправильно – опять левый. Щурясь и проклиная все на своем веку, он, однако, не отступил, а попытался сделать еще одну попытку. Но третье яйцо вывалилось у него из руки и покатилось по городской мостовой. Дьяк бросился его ловить, поймал, снова выронил. Яйцо упало, но не разбилось, и дьяк вновь погнался за ним. Между тем его жертва продолжала стоить на месте и ни куда уходить не собиралась. Ткач с интересом глядел за манипуляциями дьяка и пытался помочь ему дельными советами. Проходившие мимо прохожие тоже останавливались, чтобы посмотреть на мучения Афони. Образовалась толпа, в центре которой скакал измученный дьяк, ослепленный на один глаз яичным желтком. Яйцо каталось у его ног, но в руки не давалось. Кто-то толкнул ткача в бок, и сказал: «Тебе не совестно, видишь, как человек убивается, помог бы».

Ткач утвердительно кивнул, со вздохом поднял яйцо, которое само закатилось ему в ладонь, показал его окружающим и с размаху разбил его о свой лоб. Все вокруг зааплодировали. Послышались одобрительные крики, и все бросились качать обалдевшего дьяка. Афоня пытался вырваться, но народ качал его как чемпиона.

Дьяк еле выбрался из толпы, оставив в чьих-то руках сапог. С тех пор он перестал открыто творить злые дела. Но лучше не стало.

А дьяк всерьез хотел переплюнуть своих предшественников. Изучая истории о дальних предках, он узнал, что те были душегубами и убийцами, но самое страшное: они угнетали народ поднятием налогов. Дьяк не имел никакого понятия, что значит «поднять налоги», но он знал, что в результате это вызовет страдание народа. В его изображении страшное слово «налоги» представлялись ему неким волшебным молотом. Стоит только поднять его и люди начнут мучиться и страдать.

– Налоги – это явно волшебная вещь, – решил Афоня и погрузился в изучении магических книг.

Основательно загрузив себе мозг бессмысленными магическими терминами и жуткими ритуалами, дьяк был не доволен. Он не встретил ни малейшего упоминания о налогах. Возможно, об этом говорилось в магической литературе высшего порядка, но такой в царской библиотеке не было.

Тогда Афоня решил перейти к практике. Он решил вызвать духов потустороннего мира, чтобы вопрошать их о тайных знаниях. Согласно книге «Смаги», он совершил обряд. Начертил соответствующую магическую фигуру на полу спальни и зажег свечи.

В книге говорилось, что обряд нужно проводить полностью нагим, дабы своей потрясающей наготой привлекать магические флюиды из потустороннего мира. При этом в книге помещалась эффектная иллюстрация молодой обнаженной девушки с развивающимися волосами. Афоня долго ее рассматривал, потом с сомнением посмотрел на свои кривые волосатые ноги (к тому времени он снял штаны и остался в одной ночной рубашке, достававшей ему до колен). Его волосатые ноги никак не вязались с «потрясающей магической наготой», как говорилось в книге. Но он все же встал в середину магической фигуры.

В комнате было холодно, печки дьяк не зажег, так как в книге говорилось, «…лишние очаги энергии могут сбить точную настройку заклинания». У новоиспеченного мага зуб на зуб не попадал от холода. Ноги посинели. Пробормотав что-то не членораздельно, Афоня очертил руками в воздухе соответствующую фигуру.

Бухнуло! Вспыхнуло фиолетовое пламя!

Когда пламя погасло, то в спальне оказался странного вида человек в сером костюме и толстых роговых очках. Он деловито осмотрелся и пробурчал, что ошибся адресом и вновь исчез.

Афоня возликовал. Несмотря на холод, он вновь попытался вызвать духа, но на этот раз произнес заклинание четче. Опять бабахнуло, вспыхнуло, – и в спальне оказалась группа людей в белых халатах. Они по-деловому обступили испуганного дьяка и стали его измерять. Один из них, самый главный, записывал показания в блокнот. Дьяка вертели, крутили и измеряли везде. Заглянули в рот и, стыдно сказать, не обошли внимание уровень чресл. Потом всё быстро прервалось, когда главный сказал волшебные слова: «Шабаш, ребята, институт нам столько не платит». Все сгруппировались на середине комнаты и исчезли. Дьяк опустился на холодный пол ни живой, ни мертвый. Такого страху он никогда не испытывал.

– Все, – решил он про себя, – больше никакой магии. Хватит с меня вызывания духов.

Он поднялся с холодного пола, чтобы надеть штаны, когда окно распахнулось, и в спальню везла лошадиная морда. Нагло ощерив в улыбке крупные зубы, конь сказал:

– Здорово хозяин, не спишь еще?

Дьяк со стоном упал в обморок.

Конечно, жители тридевятого царства сталкивались с говорящими животными и прочими проявлениями волшебства, но считалось, что подобные встречи возможны где-нибудь в провинции (только не в нашем районе). Поэтому не удивительно упасть в обморок при виде говорящего коня, который наглым образом влез к вам в окно, учитывая, что сами вы живете на вершине башни, в неурочный час, когда вам приспичило заняться черной магией. Тут простительно упасть в обморок любому человеку. Но дьяк и не думал оправдываться. Когда он пришел в себя, то первое, что ему пришлось увидеть, была все та же лошадиная физиономия. Конь держал в зубах штаны дьяка. Он подал их Афоне и сказал:

– Одевайся, есть деловой разговор. Времени у нас с тобой не так уж и много.

Дьяк схватил штаны и отключился снова. Пришел он в себя от выплеснутой из кувшина воды.

Гораций был раздражен. Конь быстро заговорил:

– Только, пожалуйста, не теряй сознания. Хватит разводить нюни. Ты же первый злодей государства, изволь вести себя подобающим образом.

Дьяк кивнул и собирался опять упасть в обморок, но конь его остановил:

– Стоп, стоп! Не делай этого!

– Ага, как же, – непослушными губами побормотал Афоня, но сознания на этот раз не лишился, а напротив – поднялся и надел штаны.

Конь с подозрением оглядел спальню.

– Чем это ты тут занимаешься? – спросил он, поковыряв копытом луч магической фигуры на полу. – Хорошая краска, – заметил конь, – ее не сразу сотрешь с пола.

– Думаешь? – обеспокоился дьяк.

Беспокоиться ему было с чего, потому что царским хозяйством во дворце ведала баба Бабариха – неимоверно толстая царская ключница с румяным лицом и вечно пылающими жаром щеками. Она обладала весьма увесистыми прелестями и не менее увесистой рукой. Больше всего на свете она не терпела беспорядка. Дьяк был по природе человек безалаберный и неряшливый, поэтому он много раз получал от нее нагоняй. Очень сильно дьяк боялся царской ключницы.

Он ужаснулся, представив себе лицо Бабарихи в то мгновение, когда эта пышнотелая дама переступит порог его комнаты и увидит, во что он превратил пол. Перед глазами замаячили толстые ручищи ключницы. Расправа не минуема!

– Что же делать?! – заметался по комнате дьяк; спадающие штаны он поддерживал одной рукой. – Как быть, хозяйка меня убьет!

– А то?! – согласился конь и попытался сесть в кресло. На удивление это ему удалось, хотя и ни сразу. Кресло затрещало, но выдержало вес коня.

– Я думаю, тебе стоит попробовать смыть это художество «кекрасином».

Дьяк остановился.

– Кекр… кракре…, – попытался произнести Афоня и сплюнул, – тьфу! Как это зелье зовется?!

– Кекрасин у меня есть, могу ссудить пару баночек.

– Вот хорошо, – обрадовался дьяк, и захлопал в ладоши; штаны, поддерживаемые лишь восторгом дьяка, упали. Ему пришлось их вновь подтянуть. Когда Афоне это удалось, то он вдруг осознал, что разговаривает с конем, который сидит в его кресле. Приглядевшись к наглой морде животного, он узнал в нем коня из царских конюшен по прозвищу Шустрый. Именно этот конь так жестоко и подло ударил несчастного дьяка копытами в грудь, в результате чего Афоня улетел.

Тем временем Гораций попытался принять позу и выражение на своей физиономии максимально серьезное, если такое только можно сотворить на лошадиной морде.

Он понизил голос и с интонацией особой значимости произнес:

– У нас есть к вам деловое предложение.

Дьяк почувствовал серьезность происходящего и поэтому, подражая интонации коня, сказал:

– Я понял вас, – при этом он молитвенно сложил ладони перед собой. Штаны опять упали. Но на этот раз они съехали неспешно, с неким торжеством, словно и они уловили не простой момент разговора.

Гораций, поморщив нос, посмотрел на спущенные штаны дьяка.

– Слушай, сделай с ними что-нибудь. Я не могу разговаривать о серьезных вещах с человеком без штанов.

– Да, конечно, – закивал головой Афоня, от чего его ярко рыжая бороденка затряслась.

Подвязывая пояс, дьяк думал несколько серьезно можно говорить о важных делах с конем, который с грехом пополам пытается усидеть в кресле.

Он пригляделся к животному.

– Постой, я тебя узнал, ты конь из царской конюшни. Ты – Шустрый – один из коней, которых привел этот выскочка Ванька-дурак. – Дьяк скорчил ядовитую мину.

Выскочка конюх ему не понравился с первого взгляда. А несколько дней назад, как-то ночью, Афоня обнаружил, что Ванины кони из конюшни пропали. Он хотел разбудить стражу и арестовать Ваньку за кражу, однако под утро выяснилось, что кони мирно стоят на своих местах. Это зародило в его злодейской душе страшные подозрения. И дьяк решил наблюдать за царскими конюшнями. Но никаких результатов это ему не принесло.

– Зови меня Гораций, – сказал конь, – в душе я философ.

– Гора… чего? – дьяка начало одолевать сомнения, стоит ли слушать парнокопытное создание, которое мнит себя философом. – Послушай, кто ты такой, откуда ты взялся? Как влез в окно?

Конь выдержал паузу.

– Хочешь насолить Ваньке-конюху? – спросил он прямо.

Дьяк подпрыгнул на месте.

– Спрашиваешь, конечно, он как бельмо на глазу! А тебе это зачем? Сено, что ли не поделили?

Гораций раздул ноздри.

– Хуже. Он нас хитростью поймал. Лишил магических способностей и заставил работать на конюшне.

– Кем? – поинтересовался Афоня.

– Как кем? Лошадью!

– Но ты и так лошадь.

– Нет.

– Да-а?! – протянул дьяк и выпучил глаза, словно хотел рассмотреть в коне еще кого-то или чего-то.

Афоня понизил голос до заговорщицкого шепота.

– А кто ты?

– Я философ! – с достоинством ответил конь.

Дьяк хмыкнул. Он помнил, что его учитель в семинарии Альфонсий Немец – известный бабник и выпивоха – частенько любил говорить, что он философ и его никто не понимает. Говорил он это в тех особых случаях, когда руководству семинарии удавалось уличить учителя в пьянстве. Порол, однако, он пребольно.

– Слушай, философ, изъяснись точнее, – сухо проговорил дьяк.

Конь стукнул копытом о копыто, будто в ладоши.

– Точнее, так точнее. Заяви сегодня царю, что Ванька-конюх нерадиво относится к своим занятиям. Делами не занимается и поэтому сегодня ночью, благодаря его попустительству, коней украли.

– Как украли?!

– Никто их на самом деле не крал, но ты сделай так, что бы во дворце подняли шум, будто царских коней нет в конюшне.

– А их действительно там нет?!

– Нет, они за городской стеной ждут тебя.

– Ждут меня?! А зачем мне царские кони?

– Скажи царю, что коней украли, болван! А тебе, царскому советнику, удалось вырвать их из лап вора. И представишь коней царю, как доказательство своих действий!

Дьяк понял хитрый план.

– Замечательно! – обрадовался Афоня. – Ваньку выпорют, а потом отрубят голову! Это настоящее злодейство!

Гораций пожевал губы. Наблюдая за дьяком, он пришел к выводу, что у малого проблемки с головой.

– Нет, – четко сказал конь.

Дьяк оцепенел.

– Как нет?!

– Попытайся этого не допустить.

– Скажи царю, что бы задал ему сложную задачку. Если не сделает, то не сносить ему головы.

– Ого, как мудрено. – Дьяк с уважением посмотрел на Горация. – Это ты хорошо придумал. Пойдет выполнять задание, выйдет за город, а там мы его чик- чик… и порешим.

– Нет!

– Нет?!

– Нет, скажи царю, пусть Ванька принесет жар-птицу.

– Жар-птицу, да ее на свете нет. Ходят слухи, что она живет в царстве у царя Федора. А где на самом деле ее искать никто не знает.

Гораций ухмыльнулся.

– У Ваньки помощница есть. Пускай вместе с ней и поищут.

– Зачем все эти сложности? Легче взять, да и…

– Легче. Но нам нужна жар-птица.

– А зачем?

Гораций помедлил, он думал, какой бы ответ придумать для этого глупого дьяка.– Ты хочешь стать царем?

– Царем?! Царем, пожалуй, нет.

Гораций изумился, но виду не подал.

– Почему? – спросил он. – Почему ты не хочешь быть царем?

Афоня помедлил, собираясь с мыслями.

– Как тебе объяснить, все мои предки были царскими советниками. И я тоже царский советник. Не хотелось бы нарушать традиции.

– Что же ты хочешь?

Дьяк смущенно улыбнулся, оглянулся по сторонам и прошептал:

– Хочу быть злодеем.

– Кем?! – переспросил Гораций.

Дьяк, как красна девица, залился пунцовой краской.

– Понимаешь, мы царские советники отличались особым коварством, мастерством по части интриг и злодейству.

Гораций участливо закивал мордой.

– Понимаю, понимаю, надо держать марку.

Афоня вытянулся во весь свой рост, словно статуя на пощаде.

– Я должен оставить своим потомка хорошую славу… тьфу, что я говорю, я должен оставить своим потомкам дурную славу.

«Идиот», – процедил сквозь зубы Гораций, а вслух сказал:

– Вот и прославишься, – заверил его конь.

Афоня задрожал, растрогался; одна единственная, но большая слеза выкатилась из его глаза и повисла на кончике длинного носа.

– Вот и славно, поднимай тревогу во дворце. Пусть кто-нибудь их охраны убедиться, что коней нет в конюшне. Мы с тобой пойдем, заберем лошадей из-за городской стены, пока их на самом деле не украли.

Дьяк стал радостно собирать, однако Гораций его приостановил. Он внимательно посмотрел на лицо царского советника.

– Есть только один нюанс, – сказал он. – Ты как бы должен будешь биться с ворами, чтобы отнять коней.

– Ну и что не так?

– Надо что бы тебе поверили.

– Говорю я очень убедительно.

Гораций покачал головой.

– Нет, одних слов здесь мало, нужен еще и внешний вид.

– Как же его создать?!

– А вот как! – с этими словами конь саданул копытом прямо по физиономии дьяка. Тот прокрутился три раза вокруг своей оси, ойкнул и упал на пол без сознания.

Гораций фыркнул.

– Кажется, я переборщил.

Конь нагнулся к дьяку и убедился, что тот дышит. Поднимая голову, Гораций заметил за окном чей-то озорной взгляд. Полный дурных предчувствий, конь подскочил к окну и ударом копыта распахнул ставни и вгляделся в утренний пейзаж спящего города.

Над лукообразными крышами домов небо становилось светлее, звезды исчезали, ночная темнота переходила в предрассветные сумерки. Снаружи никого не было.

4. Утро в Китеж-граде

Шепот влюблённых – томный и страстный, как молитва, – ветерком нежности разносился в царском саду. Белые колонны беседки были увиты плющом. Аромат роз растворялся в воздухе. Из беседки влюбленным была видна панорама безмятежно спящего города, досматривающего последние сны перед пробуждением.

Небо над золотыми куполами церквей становилось все светлее и светлее.

Шепот губ. Горячее дыхание на коже друг друга. Вопросы и ответы.

– Ты меня любишь?

– Да.

– А будешь любить вечно?

– Буду вечно.

– Вечно, вечно.

– Вечно, вечно, вечно.

– Давай вечно, вечно, вечно и еще одно вечно… Сколько это будет?

– Это будет вечно.

– Как только одно вечно? Это мало.

– Но если сложить два «вечно» – будет вечно. И сколько раз мы не складывали «вечно» оно будет одно.

– Но неужели не может существовать два «вечно» – одновременно.

– Это когда мы порознь, а когда мы вместе вечность только одна.

– Фу, какой ты умный. Умный и нудный.

Царевна Софья поджала губки и отвернулась, прежде чем её кавалеру удалось поцеловать возлюбленную. Этим кавалером был царский библиотекарь Нестор – молодой человек с умными глазами. В свое время он хотел пойти в царскую армию, но ему отказали из-за недостатка грубости. На отборочном поединке он перед каждым ударом просил у противника простить его за причинение ущерба. Воевода царской гвардии Полкан хохотал до слез, наблюдая за этим. Он прервал поединок и сказал, что если армия будет проигрывать войну, то он пошлет за Нестором.

«Наш неприятель умрет от смеха при виде тебя», – прокомментировал воевода свое решение, вытирая слезы тыльной стороной ладони.

Пришлось Нестору идти на книжное поприще. Вначале он стал летописцем в одном из монастырей, а после, двигаясь по службе, дослужился до царского летописца и стал ведать дворцовой библиотекой. В библиотеке он и познакомился с царской дочерью.

Царевна Софья была своенравной девушкой. У нее были большие голубые глаза и прекрасные русые волосы. Опершись на подлокотник мраморной скамейки, она из-под длинных ресниц искоса наблюдала за Нестором. Молодой человек просил прощения с таким пылом и жаром, словно готов был положить к ногам девушки весь небосвод и всю землю.

Софья, помучив его еще немного, нехотя его простила.

Помирившись, молодые люди прижались друг к дружке. Они переговаривались и смотрели, как утро над городом вступает в свои права.

– Ах, Нестор, – вздохнула Софья, – зря это все. Мой отец никогда не даст согласия на наш брак.

Юноша онемел от сказанного. Сказать по правде он и сам ни раз задавал себе вопрос об их совместном будущем и не находил на него ответа.

А Софья, тихонько перебирая косу, продолжала:

– Выдадут меня замуж за кривого и косого царя в государственных интересах. И буду я всю жизнь несчастной.

Ей стало жалко саму себя, и она заплакала.

Нестор стал её утешать. Он и не заметил, как по небу пролетела черная точка. Она больше всего походила на лошадку небольших размеров. Точка спешно снизилась и исчезла среди высоких городских башен.

– Не говори так, – шептал Софье юноша. – Я сегодня же пойду к царю и добьюсь его согласия на брак. Скажу сразу, что на трон я не претендую – мне нужна только ты!

При этих словах Софья улыбнулась и стала вытирать слёзы.

– Он прикажет тебе голову отрубить.

– Пускай рубит! Без тебя мне нет жизни!

Софья всхлипнула.

– Ну, предположим, голову он тебе не отрубит, а прогнать – прогонит. Тогда мы точно больше никогда не увидимся.

Нестор вскочил. Слова девушки, его не в шутку задели.

– Не прогонит! У меня будут весомые аргументы! Ты будешь моей женой!

Софья решила немного подтрунить над ним.

– Все вы мужчины на словах герои, а ты докажи на деле. У тебя к моему папеньке даже подойти духу не хватит.

Нестору яростно засопел, сжал кулаки. Он вдруг быстро развернулся и ушел.

Софья удивилась. Потом обиделась.

«Хорошо, сегодня вечером я не приду к тебе. Вот и жди меня до утра в беседке», – решила она.

Заря влетела в темную конюшню. Горящая лучина освещала голые ступни Ваниных ног. Сам же он, распластавшись на сене, безмятежно спал, смачно похрапывая. Заря быстро разбудила его.

– Я нашла Горация. Он замыслил хитрый план. Я висела в воздухе под окнами его комнаты, и меня чуть не поймали. Знаешь, кого он взял себе в помощники?

Ваня спросонья тер глаза и зевал. На вопрос Зари он помотал головой.

– Он взял царского советника дьяка Афоню.

– Ну, и что? – сказал юноша и широко зевнул. – Думаю, от нас он отстанет. Он мне никогда не нравился. Можно спать дальше.

И он зевнул еще шире, чем в прошлый раз.

– В том то и дело, что нельзя. Они собираются обвинить тебя в том, что царских коней украли, а ты прозевал.

– Ну и что? – На этот раз Ваня зевнул так, как будто хотел захватить ртом всю конюшню.

Его беспечность стала раздражать Зарю. Она тряхнула челкой и выдала:

– Тебе отрубят голову!

Сонливость с Вани как рукой сняло. Юноша так быстро закрыл рот, что чуть не прищемил язык.

Он уставился на маленькую лошадь.

– То есть, как отрубят. Совсем, совсем отрубят? То есть голова в одну сторону, а я в другую?

Ваня закатил глаза.

Заря сжалилась над ним.

– Они хотят подвергнуть тебя испытанию. Гораций приказал дьяку уговорить царя, послать тебя с заданием.

Ваня забеспокоился.

– С каким это еще заданием? Куда?

– Принести жар-птицу.

– Далась им эта жар-птица! Зачем она царю?

– Она нужна не царю, а Горацию. Этот хитрец все рассчитал. Он знает, что я тебе буду помогать. Хитрый жук.

– Жук? Он ведь конь.

– Да конь, он – конь, но ему нужна жар-птица.

– Что он с ней будет делать?

– Я тебе уже говорила: если животное соприкоснётся с жар-птицей, то обретет способность к полету. Если попадет под лучи, испускаемые жар-птицей, то в течение десяти дней может летать.

– А почему летает Гораций?

– Помнишь, он подобрал перо жар-птицы с поверхности озера? Я думаю, он его проглотил. Поэтому он и обрел способность к полету. Но остались еще Октавиан и Марцела. Гораций не за что их не бросит. Он хочет, чтобы они коснулись жар-птицы или получили ее перья.

– Но сегодня на озеро Октавиан и Марцела летели сами.

– Очевидно, что уже были на этом озере. И подобрались так близко к жар-птице, что смогли напитаться ее волшебным светом. Этой энергии и хватило им для полета к лесному озеру.

– Вот пускай они возле озера, и ловят жар-птицу следующей ночью. Я тут причем!

Заря помотала головой, и ее челка задрожала.

– Жар-птица туда уже не прилетит. Её вспугнули. За ней придется ехать к царю Федору в три восьмое царство, а это верная погибель.

Ваня побелел.

– А если мы убежим. Сейчас сяду на тебя, и мы улетим! И пускай нас ищут – не поймают!

Заря укоризненно посмотрела на него.

– Убежать мы всегда сможем. Не время сдаваться! Посмотрим, что решит царь.

– Он прикажет отрубить мне голову вот и все.

Заря его уже не слушала.

– Одно, в это истории мне не понятно. Откуда Гораций узнал о жар-птицах. О том, что они прилетают на лесное озеро. Кто-то должен был ему это сказать. Вот только кто? – Она крякнула. – Чует мое сердце, что здесь не обошло без черного человека.

Ворота конюшни распахнулись и внутрь вошли два стражника с бердышами наперевес. Бряцая оружием, они подошли к Ване. Один из них схватил юношу за шиворот рукой в кольчужной перчатке.

– Идем к царю! – приказал он и, не дождавшись ответа, потащил испуганного конюха за собой.

Заря неспешно последовала за ними.

5. Поди, туда – не знаю куда

Сквозь высокие окна солнечные лучи проникали в тронный зал. Пол, стены и потолок были сплошь золотыми. Витиеватые узоры и причудливая роспись украшали его. Зал был торжественен и помпезен. И посреди всего этого золотого великолепия на троне сидел царь-батюшка и грел ноги в тазике. Это был суховатый худенький, но крепенький старичок. Царь Берендей имел тот здоровый цвет лица, который имеют бегуны преклонных лет из общества здоровья.

Царь щурился от удовольствия. К своим годам он подошел в отличной спортивной форме. Вел исключительно здоровый образ жизни. Не пил, не курил, привычек, порочащих честь короны и моральные устои общества, не имел. Каждое утро он занимался с гирями, отжимался, приседал и подтягивался. Движения его были легки и быстры.

Царская мантия, подбитая горностаем, покоилась на его плечах. Под ней на царе были надеты лишь спортивная футболка и трусы. Золотая корона была сдвинута на бок. Царь с удовольствием болтал ногами в тазике. После утреннего кросса он любил попарить ноги.

– Арина Радионовна, подлей еще водички.

Старая нянюшка с добрым лицом улыбнулась. Она поправила платочек и стала лить воду из медного кувшина.

– Хорошо, царь-батюшка.

– Ох, хорошо нянюшка, достаточно.

Царь разомлел на троне.

Ему уже доложили, что царских коней похитили из конюшни, а его доблестный царский советник задержал воров, отбил у них коней и сейчас возвращается обратно. Скоро он должен предстать перед царскими очами.

Перед троном появился воевода Полкан и доложил, что его хочет видеть царский библиотекарь.

– А чего он хочет? – спросил его царь.

– Говорит, что дело особой важности.

– Может, что-то с книгами?

– Как так царь-батюшка?

– Может, кто ворует их или использует не по назначению.

Воевода Полкан хохотнул и пригладил свою широкую бороду.

Нестор в сиреневом кафтане вошел в тронный зал. Длинные рукава кафтана волочились по золотому полу. Под мышкой он держал какие-то манускрипты.

Нестор подошел к трону и поклонился. Нянюшка как раз в это время подавала царю чай с лимоном. Берендей с удовольствием отпил из граненого стакана.

– Здорово, библиотечная душа, – поприветствовал он юношу. – Как дела в библиотеке? Неужели наш придворный люд все книги сгрыз?

Царь перемигнулся с воеводой и оба захохотали.

Нестор собрался с духом и выпалил:

– Царь-батюшка, отдай за меня свою дочь! Мы любим друг друга!

Царь подавился чаем, а нянюшка уронила кувшин на пол. Медный стук, упавшего кувшина, наполнил собой пространство зала. И пока звук не угас, все сохраняли молчание. Что было весьма кстати.

– Это… – Царь-батюшка попытался найти слова, но они, словно золотые рыбки в аквариуме, юлили перед ним и не давались в руки. Наконец царю удалось ухватиться за слово, а там и за предложение. – Нестор, ты видимо перечитал книг сегодня утром. Знаешь, чего, ты отдохни, проспись, а завтра утром приходи. Мы с тобой поговорим о библиотеке. Ступай с Богом.

Но Нестор выступил вперед и четко повторил, превозмогая волнение:

– Отдай за меня Софью, твою дочь.

Царь крякнул.

– Не послышалось! – воскликнул он и обратился воеводе, который все еще стоял с открытым ртом, – я надеялся, что мне послышалось! А может, он пьян?!

Воевода сделал шаг к библиотекарю и потянул воздух.

– Никак нет царь-батюшка! Трезв, как стеклышко!

Берендей сунул недопитый стакан нянюшке в руки.

– И что мне с ним делать?

Воевода пожал могучими плечами.

– Что тут думать, отрубить ему голову и все. Нет человека, нет проблемы.

– Справедливо. Но бесчеловечно. Времена сейчас такие, что к людям нужно относиться мягче, а на проблемы смотреть шире. Ты, думай, чего говоришь. – И царь постучал маленьким кулачком по шлему воеводы, после чего обратился к храбрящемуся библиотекарю.

– Нестор, будь ты царевич, какой или вельможа знатный, я, ей Богу, даже не сомневался, – сразу отдал Софьюшку за тебя. К тому же она мне жуть как надоела. Но политическая обстановка у нас такая… – Царь Берендей многозначительно поднял палец вверх. – Но за библиотекаря свою дочь отдать я не могу – традиции не позволяют.

Библиотекарь, казалось, этого и ждал.

– Если дело только в традициях, то существует ряд исторических примеров, – быстро заговорил он, надевая на нос очки.

Очки были большие и постоянно съезжали Нестору на кончик носа. Юноше приходилось постоянно поправлять их.

Шурша пергаментами, библиотекарь развернул перед царем пожелтевшие свитки. Берендей с подозрением уставился на них.

– Вот, к примеру, родоначальник вашей династии Юрик Нулевой взял в жены простую крестьянку.

Царь хмыкнул.

– То были дремучие времена, еще до создания нашего мира, тогда можно было творить, что угодно. Потом политическая обстановка на тот момент благоприятствовала…

– Хорошо, его внучатый племянник взял себе в жены жену простого трактирщика.

– Это ты говоришь про Димку Правдивого?! Ого, ты еще Пашу Людоедова вспомни! Это не авторитет, ему важно было только выпить и закусить! Оставил корону и открыл собственное дело, лихач…

– Открыл сеть гостиниц, – поправил его библиотекарь.

– Вот именно! Только про себя и подумал, а корону выкинул на улицу через окошко. Она на голову басурманина – шлеп! С коронами нельзя же так, если каждый начнет кидать короны, куда не попадя – это черт знает, что получится, а не государство! У нас как, корону на тебя надел – значит, царь – изволь исполнять свои обязанности, а не шашни крутить с трактирщицами!

Воевода, внимательно слушавший царя, поднял руку, как первоклассник в школе.

Царь увидел это и обрадовался возможности переменить разговор.

– Полкаш, чего тебе? – спросил он воеводу.

– Царь-батюшка, а с басурманином чего случилось? С тем, на которого корона царская упала? Он стал царем?

– Щас! Дали ему в глаз и корону забрали!

– А как же политическая обстановка?

– Да какая там политическая обстановка, к лешему ее!

Нестор терпеливо выслушал царя и продолжил:

– А царица Катерина, оставшись вдовой, меняла мужей каждый год. Большая часть их, между прочим, из простых крестьян. А избавлялась она от них просто – отправляла на войну.

Царь нахмурился.

– Стоп! – поднял он ладонь. – Ты, малец, Катюшу не трогай. Она – святая! Она столько сделала для укрепления государства, что мужей могла менять не то, что раз в год, а каждый час. И любил ее каждый муж так сильно, что готов был жизнь свою за нее отдать. Не ее вина, что они сами на войну стремились.

В разговор опять вмешался воевода.

– Я предлагаю отрубить библиотекарю за наглость голову, чтобы другим неповадно было!

Берендей открыл рот, но сказать так ничего и не успел, потому что дверь тронного зала открылась. Из нее с громкими криками выскочил дьяк Афоня. Его рыжие волосы стояли торчком, а вокруг правого глаза расплывался характерный синяк в виде подковы. Вслед за дьяком мчалась толстая баба Бабариха. Несмотря на свою объемистую комплекцию, бежала она удивительно быстро и при этом грозила насмерть перепуганному дьяку кулачищем.

– Я научу тебя, как пачкать пол в комнате! Что бы все вымыл сам! Вот погоди, догоню тебя!

Все находившиеся перед царским троном наблюдали, как сокращается расстояние между ключницей и Афоней.

Берендей покачал головой.

– Догонит, – пожалел он дьяка. После этого все услышали характерный стук – это кулак ключницы врезался в левый глаз дьяка. Афоня простер руку в сторону трона, будто утопающий в сторону спасительной шлюпки. Всем было хорошо видно, как под его левым глазом начал чернеть синяк. Дьяк упал на золотой пол. Бабариха остановилась у своей поверженной жертвы, оттерла пот со лба и всем улыбнулась.

– Царь-батюшка, я сейчас уберу тело, – заторопилась она и схватила поверженного дьяка за ноги, чтобы вытащить его из тронного зала.

Царь остановил её.

– Оставь, голубушка, у него через несколько минут доклад.

Бабариха извинилась и тихонько удалилась.

Вниманием царя опять попытался завладеть Нестор. Он поправил сползшие на нос очки и голосом лектора продолжил:

– Исходя из вышеперечисленных доводов, я не вижу препятствий для моей женитьбы на вашей дочери, папенька.

Слово «папенька» скривило мину царя так, будто он лимон укусил. Нянюшка, стоявшая рядом, заботливо оттерла ему лоб салфеткой.

– И самое главное, – Нестор, подражая жесту царя, торжественно поднял палец вверх. – Мы с невестой отказываемся от царского престола, так, что за державу можете быть спокойны.

Царь оторопел.

– Кто это мы? – спросил он, буравя библиотекаря недобрым взглядом.

– Мы – это я и жена моя – Софья, ваша дочь. Она то же отказывается от престола, можете искать себе других наследников.

– Ой! – Царю совсем стало плохо. Он хватился за сердце.

А Нестор тем временем продолжал.

– А мы уйдем в народ. Будем заниматься культурно-просветительской деятельностью. Откроем школу, аль институт или организуем женско-мужской монастырь, в котором молодые пары, отстранившись от всего мира, будут постигать азы науки и вникать в сущность мироздания.

Царь Берендей был человеком по натуре жизнерадостным и отнюдь не злобным. Без большой надобности он никого не казнил. Но от слов молодого библиотекаря ему начала мерещится плаха с воткнутым топором. Причем с каждым словом юноши эта плаха росла в размерах, а топор становился все более и более угрожающим.

Между тем двери в тронный зал вновь распахнулись и появились двое стражников. Они, словно мешок картошки, тащили за собой весьма грустного Ваню. Чуть поодаль от процессии семенили Гораций и Заря. Они тихо переругивались.

Стражники остановились перед троном и швырнули главного конюха к подножию.

– Царь-батюшка, подозреваемый доставлен! – отрапортовали они. – Разрешите идти!

Но Берендей остановил их. Впившись взглядом в Нестора, он ответил:

– Погодите, служивые, чего порожними без толку ходить. Постойте пока здесь, сейчас понадобитесь.

Стражники отсалютовали царю и встали как вкопанные.

Ваня, решив, что молчание смерти подобно, тихонько подал голос:

– Царь-батюшка, не виноват я. Не верь лживым словам, кони сами убежали, можешь у них спросить. Никаких воров в помине не было. Не виноват я!

Царь осекся.

– Что ты там сказал Ванюша? У кого я должен спрашивать?

– Говорю, что можете сами у коней спросить. Кони сами убежали.

Конопатое лицо Вани с бобышкой на носу излучало наивность и простоту.

«Вот так денек, – подумал царь, – все с ума сошли. Библиотекарь требует в жены мою дочь, главный конюх требует допросить лошадей. А как все хорошо начиналось!»

Он дал команду воеводе.

– Позови лекаря нашего Парацельса Ивановича, пускай осмотрит их всех. Я уверен, что это вирусное заболевание. Вирусное! Пускай дворец закроют на карантин. А этих двоих в царский лазарет. Они не виноваты в том, что говорят. Они больны!

Голос подал Гораций.

– Ванька виноват! Могу под присягой подтвердить. – Конь копытом толкал Афоню, пытаясь привести того в чувство, но дьяк лишь стонал. – Требую провести дознание и следствие по всей строгости. При этом прошу учесть – я сторона пострадавшая.

Царь согласился.

– Разумно. Если пострадавшая сторона требует провести расследование, то расследование будет… – Тут до Берендея, наконец, дошло, что с претензиями к нему обратился конь. Причем конь из царской конюшни по кличке Шустрый.

Царь сглотнул ком, ставший поперек горла, и вскочил с трона. Шлепая босыми ногами по полу, он крикнул:

– Я на совещание!

Он увлек за собой воеводу и нянюшку. Они ушли за трон.

– Что думаешь? – обратился Берендей к воеводе.

Воевода после того, как увидел говорящего коня, потерял дар речи. Он долго и упорно мычал свою речь, сдабривая ее жестами из языка глухонемых. Царь и нянюшка терпеливо его слушали, пока у Берендея не кончилось терпение.

– Короче! – рявкнул царь.

Воевода икнул и вновь обрел голос.

– Отрубить им всем голову.

– Кому именно?

– А всем! Проблему надо рубить на корню, то есть по шее.

– Логично, нечего прибавить?

Воевода развел руками.

Царь обратился к нянюшке.

– Что думаешь Родионовна?

Нянюшка всплеснула руками.

– Упаси Бог, головы рубить. Они же не вырастут. У нас в царстве любой голове дело найдется. Если хорошенько поискать.

Берендей приподнял корону и почесал лысину.

– Продолжай Родионовна.

Нянюшка улыбнулась.

– Займи ты их царь-батюшка. Дай какое-нибудь задание. За это время ты что-нибудь и придумаешь. Или само все образуется.

– Дать задание. – Идея царю понравилась, и он чмокнул нянюшку в морщинистый лоб.

Когда Берендей, воевода Полкан и нянюшка вернулись к трону, в зале велась жаркая перепалка между Горацием и Зарей. Нестор играл роль адвоката и прокурора одновременно, принимая то сторону одного, то другого. Дьяк Афоня, еще окончательно не пришедший в себя, стоял рядом с Горацием и шатался, словно пьяный.

Царь взошел на трон, закутался в мантию, чтобы майку и трусы не было видно, принял важный вид и гаркнул:

– Цыц!

Ссора, прекратилась как по мановению волшебной палочки. Кроме того, крик царя, привел в сознание дьяка. Афоня подбежал к царскому трону, бухнулся на колени и с жаром залепетал, путая слова:

– Царь-государь, требую Ваньке отрубить голову, но ее не рубить, а отправить за жар-птицей. Если дурак ее принесет, то отрубить ему голову, а если не принесет, то тоже отрубить ему голову.

Берендей, отстраняясь в сторону, с беспокойством наблюдал за своим советником. Его лицо откровенно пугало царя. Два синяка под левым и под правым глазами слились друг с дружкой в районе переносицы.

– Стой, Афонька, притормози. – Царь видя, что дьяк стал бормотать еще быстрее и вообще понес откровенную чушь, махнул Горацию. – Эй, Шустрый, уведи его в сторону.

Гораций с недовольством отозвался на кличку Шустрый. Он оттащил дьяка за шиворот.

У царя блеснула идея. Он пощипал бороду и поглядел на Нестора. Юноша нервно поправил сползшие очки.

Царь взмахнул рукой.

– Повелеваю, – провозгласил он, – отдам Нестору свою дочь царевну Софью в жены, если он… – Берендей намеренно сделал паузу и оглядел присутствующих, будто наслаждаясь произведенным эффектом. – Если он принесёт мне жар-птицу!

Челюсти Горация разжались, и дьяк шлёпнулся на пол. Заря, бывшая возле Ивана, задорно тряхнула челкой и еле слышно проговорила: «Есть!»

Нестор, ни минуты не раздумывая, ответил:

– Я согласен!

Царь по-отечески улыбнулся.

– Еще бы ты был не согласен. Если не пойдешь, или вернешься без жар-птицы, то тебе отрубят голову. А сроку тебе даю, – царь, задумчиво почесал бороду, – короче это бессрочная работа.

Нестор на радостях подпрыгнул, обнял царя и чмокнул его в щеку.

– Не волнуйтесь, батя, я скоро, – сказал он и быстро убежал прочь.

Царь опешил от такой наглости, но успел крикнуть ему вслед:

– Ты не торопись, можешь вообще не появляться. Всего тебе хорошего!

А библиотекарь уже убежал.

Удовлетворенный, что решил самую важную из проблем, царь опустился на трон. Оставалось выпроводить остальных виновников испорченного утра. Разбираться в ночной краже коней, кто прав, а кто не виноват, Берендей не стал. Он пошел по проверенному пути.

– Теперь с тобой, Ваня, – сказал царь главному конюху. Юноша продолжал стоять на коленях, шмыгал носом и утирался рукавом. – Вставай с колен, наверное, все ноги отсидел. Куда мне тебя послать?

Гораций, услышав слова царя, ткнул копытом в спину дьяка, сидевшего на полу. Но тот лишь ойкнул. Видя, что от помощника нет никакого проку, Гораций раздул ноздри. В его глазах мелькнул огонь.

– Царь-батюшка, – зычным голосом крикнул конь и, удостоверившись, что все внимание обращено на него, сказал, – пусть пойдет туда – не зная куда, и принесет то – не зная что.

Царь ухватился за эту идею.

– Хорошая мысль, Шустрый. Сегодня получишь яблочко с моего стола.

Берендея прервала Заря. Она зевнула на публику и произнесла:

– Это старо, как мир. Нет ничего проще.

Она прыгнула на передние ноги, а задними ударила Ваню по голове так, что тот закачался.

Мир закрутился перед глазами юноши.

Заря покрутила копытом перед осоловевшим взглядом Вани и спросила:

– Знаешь куда идти?

– Не-е, – ответил тот, находясь в полубессознательном состоянии.

Довольная Заря победоносно поглядела на царя и воеводу.

– Вот туда и иди, – сказала она, – а принести знаешь чего?

– Нет, – вновь ответил контуженный Ваня.

– Вот и хорошо. Это ты и принеси. Все, вперед!

Шатаясь, Иван вышел.

Царь обеспокоенно посмотрел ему в след.

– Я чего волнуюсь, – обратился он к Заре, – парень и так прост на голову, а ты его копытом. Хуже ему не будет?

Заря со знанием дела дунула на полированное копыто и кокетливо поправила гривку.

– Не волнуйтесь, – успокоила она царя, – у нас все посчитано.

– Раз все посчитано, тогда ладно.

Ваня вернулся, через некоторое время. Контузия еще не прошла, и он повалился на пол.

Царь и воевода с сомнением смотрели на то, что принес Иван.

– Это действительно и есть «то – не знаю что»? – спросил Берендей у Зари. – Но, по-моему, я знаю, что это такое. По крайней, мере, по запаху могу точно определить, что это.

Гораций не выдержал и закричал:

– Это жульничество!

Ему слабо вторил голос дьяка.

Заря не смутилась критики.

– Давайте разберем ситуацию, – начала она, – клиент знал куда идет – нет; он знал, что берет в тот момент, когда брал это, – она ткнула в сторону Ивана; тот понемногу приходил в себя, и не понимал, откуда на голове возникла громадная шишка, – нет, не понимал! Все по-честному!

– Остается только один вопрос! – Заря жестом прокурора-обвинителя ткнула копытом в сторону Горация. – Откуда «это» оказалось в царских покоях! Кто его принес! Это явно не коровье!

Гораций рассвирепел.

– Это не моё!

– Тогда чьё?! Ведь это явно не коровье!

Конь затопал копытом по полу зала.

– Требую экспертизы! – закричал он. – Царь-батюшка, требую назначить экспертизу!

Нянюшка охнула, воевода глупо заржал, а царь Берендей потерял терпение и велел всем замолчать.

«Ушлю их всех за Кудыкины горы, – решил он про себя, – но только куда?»

Его размышление прервала Заря.

– Царь-батюшка, – сладким голосом проговорила она, – будет справедливо теперь нам с Ваней определить задание.

– Какое задание? – возмутился Гораций. – Преступники здесь вы, и не вам решать, куда вам ехать за ваше преступление.

– И вам тоже! – сказала Заря. – Правда, царь-батюшка?!

– Продолжай, – закивал царь. – Что ты хочешь предложить?

– Мое предложение простое. Кто первый принесет к вашему дворцу шемахинскую царицу, тот и прав.

– Что значит первый? Мы никуда не едем! – закричал Гораций.

– Решено! – быстро согласился царь Берендей. – Повелеваю, Ване и Афоньке и их… коням ехать за шемахинской царицей. Кто первый принесёт ее – окажется прав!

Царь кашлянул и весело добавил:

– При этом в сроках вас не ограничиваю, хоть вообще не возвращайтесь, но… – Он вновь поднял указательный палец вверх. – Но кто задержится во дворце после полудня, тому отрубят голову. Поэтому на старт! Внимание! Марш!

– Здорово это ты царь-батюшка придумал! – похвалил Берендея воевода, когда тронный зал опустел. – А я и не знал!

– Спасибо, – поблагодарил царь и тут же спросил: – А чего не знал?

Воевода расплылся в улыбке.

– Что ты женится, собрался.

– С чего это ты решил?

– А зачем ты им приказал доставить во дворец шемахинскую царицу?

Царь поморгал глазами, соображая.

– И правда, зачем? – сказал он. – Ладно, может они ее и не доставят. Убегут и не прибегут больше. Очень нужно им возиться с какой-то там царицей.

– Доставим, из принципа доставим, – цедил сквозь зубы Гораций, подгоняя впереди себя дьяка. Они неслись по коридорам дворца.

Дьяку идея путешествия не очень нравилась, о чем он и сообщил коню.

Но Гораций лишь усмехнулся.

– Не волнуйся, где найти шемахинскую царицу узнаем из «Путеводителя по N-ым царствам». Он лежит у тебя на полке. Мы будем первыми! Я не дам обойти себя какой-то ослице.

Тем временем Заря вместе с Ваней тоже бежала по коридорам дворца, но в противоположную сторону.

– Не волнуйся, – говорила она юноше, – где искать шемахинскую царицу я знаю. Я была там один раз. Найдем, я ловлю лишь на верные шансы.

Ваня бежал рядом и щупал руками шишку на голове.

– Я и не волнуюсь, – говорил Ваня.

Он сжал шишку и зажмурился от боли, из-за этого он на повороте случайно сбил человека. Оба покатились по полу.

Открыв глаза, Ваня увидел перед собой хорошенькую девушку с русой косой и голубыми глазами. Настолько голубыми что, казалось, в них собрался весь цвет неба, озер и рек. Можно вечно смотреть в них и не находя дна падать в голубую бездну.

Ваня улыбнулся, и девушка ответила ему улыбкой. Оба смотрели друг на друга, не мигая.

Заря потянула Ваню за рукав.

– Нам нужно торопиться, пойдем быстрее.

Ваня поднялся, словно во сне, не отрывая глаз от чудесного создания, сидевшего на полу.

– Ты живешь во дворце? – успел спросить он.

Та утвердительно кивнула своей очаровательной головкой.

Заря потащила Ваню за собой. Юноша не успел даже спросить, как зовут чудесную незнакомку. Однако девушка сообразила спросить, как зовут его.

Ваня, находясь уже в конце коридора, прокричал:

– Ива-аан! Я скоро приду за тобой!

– Иван, – прошептала девушка и почувствовала, как ее сердце заполнила горячая любовь. Она опомнилась и крикнула вдогонку:

– Меня зовут Софья!

Но юноша уже этого не услышал.

6. Баба Яга

На окраине тридевятого царства находился темный лес. Не удивительно, что он так и назывался «Темный, претёмный лес». Любой заезжий путник, подъехавший к окраине леса, увидел бы черные деревья с изогнутыми стволам. Они, будто сказочные змеи, застыли в рывке. Толстые корни вылезали из земли, словно пальцы великанов, и грозили схватить любого, кто подойдет ближе. Корявые ветви без листьев мрачно склонялись над землей. За деревьями стояли черные сумерки. Мертвая тишина, царившая в лесу, казалось, так и хотела выбраться из-за деревьев «Темного, темного леса» и задушить любой радостный звук извне.

Но первое впечатление было обманчивым. Стоило лишь пройти по извилистой тропинке, и страшные деревья раздвигались в стороны, черные сумерки рассеивались, а перед глазами вставал совершенно другой лес. Он был зеленый, залитый веселым светом и звуками лесных обитателей. Лес радостно раскрывал свои объятия тому, кто не побоялся превозмочь свой страх и пройти по тропинке. Здесь и жила Баба Яга. Вы спросите почему край леса выглядит настолько пугающе по сравнению со всем лесом? Вначале «Темный, темный лес» был полностью темным и безжизненным, как и полагается лесу, в котором живет Баба Яга. Но впоследствии ей это надоело – кому понравиться жить в черном, сыром лесе, в котором ничего не растет и никто не живет. Это неприятно, да и для здоровья вредно: простуда, радикулит, нервные заболевания, депрессия и все такое. Поэтому Баба Яга, будучи человеком позитивным и аккуратным, еще несколько веков назад взялась за переустройство леса. Она полностью заменила мертвые деревья живыми, вырастила кустарники, провела ручьи, заселила лес зверями и птицами. Лес стал радостным и шумным. Только край леса она оставила нетронутым, для поддержания стиля. Казалось бы, можно жить и радоваться, но не все было хорошо у Бабы Яги.

У одной единственной тропинки, что вела в лес, у самого ее начала, что возле черных деревьев, помещался большой плакат, сбитый из досок. На нем кривыми буквами с претензиями на древнерусскую вязь было выведено: «Иванам-царевичам, богатырям и прочим добрым молодцам СЮДЫ!»

После слова «СЮДЫ!» стояла жирная стрелка и указывала на тропу. Табличка не всегда была такой. Вернее, вначале не было никакой таблички. Иваны-царевичи и добро-молодцы годами разыскивали «Темный, темный лес». А когда находили, то столько же искали и вход внутрь, чтобы узнать у Бабы Яги, где искать Кощея или Змея Горыныча. А так же, как пройти к живой воде, что делать, если жена твоя, царица, оказалась не только жабой, но еще и змеюкой подколодной и тому подобное. К Бабе Яге шли, превозмогая трудности и страх, как и должно, быть в сказке. Но с веками поток желающих побороть Кощея и Змея Горыныча, а также желающих узнать, где живая вода, поредел. Да и сами Иваны-царевичи и добро молодцы стали менее целеустремлёнными, а больше глупыми и ленивыми. Последний из Иванов-царевичей, узнав, что ему придется сразиться с Кощеем, чтобы освободить Елену Прекрасную, упал в обморок. Баба Яга два часа отпаивала его зельем, а когда добро-молодец оклемался, то припустился бежать, да так, что только пятки сверкали. И пришлось Бабе Яге вешать табличку. Вначале ее содержимое звучало достаточно скромно: «Только для тех, кто смерти ищет».

«Все очень даже понятно, – рассудила она про себя, – трусливому человеку подвиги не нужны. А значит и Баба Яга не нужна».

Но после нескольких лет, за которые не появилось ни одного героя, она переменила свое мнение.

«Если никто не откликается на мою надпись, то зачем я тогда нужна. Этак я помру и ни одного добро-молодца не увижу. Может добро молодцы, да Иваны-царевичи одичали и не помнят, что есть на свете Баба Яга, которая и встретит, и в бане выпарит, и накормит, спать уложит, а затем и расспрашивать станет. Знать измельчал добрый молодец, – подумала она и закручинилась. – Это раньше ко мне герои приходили, а теперь мне надо их воспитать. Знать на меня осталась одна надежда»

И она с тоской вспоминала последнего убежавшего Ивана-царевича.

«Эх, я бы его научила, как страху в лицо смотреть», – думала она.

Поэтому она и повесила большой уже известный нам плакат.

Но время бежало, а ни Иваны-царевичи, ни добро-молодцы так и не заявлялись. Баба Яга очень переживала по этому поводу.

Избушка на курьих ножках стояла посреди большой красивой поляны, которая находилась в самом центре леса. Хотя почему стояла? Как раз напротив, избушка Бабы Яги сидела на большом добро сколоченном из березовых бревен стуле. Причем сидела, как правило, закинув ногу за ногу. Если вы считаете, что дом у Бабы Яги темный закопченный, со страшной печкой внутри и беспорядком, то вы глубоко заблуждаетесь. Избушка у нее была белая и ладная снаружи. Стены – бревнышко к бревнышку, куриные ноги всегда помыты, а ногти всегда подстрижены. Если посмотреть внутрь избушки, то там был военный порядок. Каждая домашняя утварь строго лежала на своем месте. Печка всегда выбелена. Целебные травы, пучками висевшие под потолком, все были с бирками и подписаны. Да и сама Баба Яга – сухенькая старушка с голубыми глазами, – всегда носила чистый сарафан и выглядела весьма опрятно. Ей хоть сейчас можно было идти под венец, если только найти жениха возрастом в несколько веков. Жила она в лесу не одна. Рядом в черном болоте жила ее подруга – Кикимора. У нее были длинные, похожие на стебли осоки, зеленые волосы, которые покрывали ее до пят. Со стороны кикимора походила на большую копну болотной травы. Лицо у нее было зеленым с длинным крючковатым носом. По соседству с поляной Бабы Яго жил леший. У него была борода изо мха, озорные глаза бусинки и растрепанная шевелюра, в которой путались веточки, листья и кусочки коры. Леший походил на веселого Деда Мороза, который свалился саней и несколько дней искал выход из леса.

Леший и Кикимора были частыми гостями Бабы Яги. С некоторых пор они стали замечать за старушкой некоторые странности. Баба Яга стала подолгу не выходить из избушки. Порой по нескольку дней не было ее видно. Хмурилась бабка и на вопросы отвечала односложно. Она казалась постоянно погруженной в размышления.

– Стареет бабка, – сказал как-то леший кикиморе, когда они очередной раз встретились у избушки Бабы Яги.

– Может она заболела? – встревожилась кикимора, поглаживая пригревшуюся на ее руках жабу.

Леший фыркнул.

– Скажешь тоже. Баба Яга и вдруг болеет. Нет, тут все серьезнее, – сказал леший. – Гложет ее изнутри, что-то.

Дверь избушки отворилась и на пороге показалась Баба Яга. Она была в полном походном облачении. Поверх сарафана цвета хаки, была надета защитного цвета толстовка. Ноги были обуты в тяжелые сапоги, которые, весили по несколько пудов каждый. За плечами бы походный мешок. Костюм дополнял цветастый платочек, повязанный узлом под подбородком.

Но все внимание лешего и кикиморы было привлечено к метле, которую Баба Яга сжимала в маленькой сухенькой руке.

Леший ахнул, а кикимора всплеснула руками так, что жаба вылетела из ее рук. С протяжным кваканьем земноводное описало дугу в воздухе, приземлилось прямо на голову Бабы Яги и осталось там сидеть, осоловело мигая глазами. Возникла пауза, которую нарушил леший.

– Далеко собралась матушка? – ласково спросил леший.

Баба Яга, ни слова не говоря, сняла с головы жабу и отдала ее кикиморе, а сама стала искать на поляне начало взлетно-посадочной полосы.

– Ты никак летать собралась? – забеспокоилась кикимора. – Ты лет двести никуда не летала.

– Не двести, – отозвалась Баба Яга. Она, наконец, нашла взлетно-посадочную полосу и стала очищать ее метлой.

– Хорошо, а сколько?

– Лет сто, не больше.

Жаба на руках кикиморы презрительно квакнула. Баба Яга покосилась на нее, но продолжала работать метлой.

Леший умоляюще посмотрел на Бабу Ягу.

– Скажи, куда ты собралась. Чего это тебе на ум пришло летать? А вдруг Иван-царевич, какой придет или добро-молодец, что делать мы без тебя делать то будем?

Баба Яга тем временем закончила расчистку взлетной полосы и, перевернув метлу вверх, сосредоточено стала снимать с прутьев сухие листики.

– Никто не придет, – глухо проговорила она.

– То есть как это? Ты же Баба Яга тебе полагается сидеть и ждать богатырей всяких там.

– Вот в том то и дело. – Баба Яга оторвалась от метлы. – Я долго думала последнее время. Никто ко мне не приходит уже несколько лет. Может и нет на свете добро-молодцев. Все повывелись. Чего на одном месте сидеть.

Кикимора охнула.

– Я сама найду добро-молодца и наставлю на путь истинный. А сидеть и ждать своего часу, это не по мне.

– Куда же ты полетишь? – испуганно проговорила кикимора.

– Куда глаза глядят, – торжественно провозгласила Баба Яга.

Леший кашлянул.

– А если точнее, то где это?

Баба Яга смутилась.

– Вначале кота Баюна проведаю, после слетаю к Кощею, а затем и Змея Горыныча повидаю, – сказала она.

Леший и кикимора немного успокоились.

– Когда ждать тебя, матушка? – спросил леший.

Старуха подумала и ответила:

– Как масть пойдет.

Леший с кикиморой закивали.

– В добрый путь.

Баба Яга, казалось, прибодрилась.

– Вы за моим хозяйством следите. Кто знает, когда вернусь и вернусь ли вообще.

Она стала давать наставления.

– За избушкой следите, она уход любит. Когти каждую неделю подстригайте. Пропустите раз, потом не заставите – она капризная.

Леший с кикиморой пообещали.

– Вот вроде и все, – сказала старушка и улыбнулась. – Ну что посидим на дорожку.

Сели на минутку, потом обнялись.

– Быстрее возвращайся. – Всплакнула кикимора и высморкалась в жабу.

Баба Яга оседлала метлу, и, покосилась на лешего и кикимору, которые стояли рядом.

– Я вот чего, – замялась она. – Вы так и будете смотреть?

– Чего? – не поняли те.

Баба Яга покусала губы.

– Я, как вам объяснить, давно не летала и поэтому стесняюсь, – пояснила она.

Леший и кикимора поняли намек, попрощались и спешно покинули поляну. Как только они скрылись из виду. Баба Яга извлекла из вещмешка каску, которую обычно носят летчики дальней авиации, напялила ее на голову и затянула ремешок под подбородок. После чего хорошенько разбежалась, планируя взлететь в конце взлетно-посадочной полосы. Но метла надежд не оправдала, так что каску она не зря надела.

Когда взлётно-посадочная полоса закончилась, Баба Яга врезалась в широкое дерево. Полежав некоторое время под ним, она предприняла еще одну попытку взлететь. На этот раз ей удалось подняться над землей, но метла резко свернула в сторону, и Баба Яга влетела в крону дерева. Некоторое время из листвы торчали лишь ее ноги, обутые в пудовые сапоги. Бабе Яге удалось выпутаться из веток дерева и спустить вниз.

Она разбежалась по взлетной полосе. На этот раз все прошло удачно. Метла обрела былую устойчивость и подняла Бабу Ягу в воздух выше верхушек деревьев над самым лесом. Пролетев немного в воздухе, Баба Яга чуть не столкнулась со странным объектом, в котором она с удивлением признала коня вместе с всадником. Метла еле успела нырнуть вниз, пронеся бабку через ветви деревьев. Треск сучьев и вопли Бабы Яги сопровождали этот полет. Когда лес кончился, Баба Яга сшибла указующий плакат с надписью «…СЮДЫ!». Щит, крутясь, улетел в сторону, воткнулся краем в землю и остался стоять в таком положении. А Баба Яга, приложив все усилия, приналегла на метлу и избежала столкновения с землей.

Метла набрала высоту, и Баба Яга облегченно вздохнула.

«Не полетаешь сто лет, и в воздухе творятся странные вещи! Кони летают! В мое время такого не было!» – думала она, вспоминая неожиданную встречу с конем. Всадник тоже вызывал удивление. Особенно его два живописных синяка под двумя глазами.

Метла ровно несла бабку под небесами, и Баба Яга могла спокойно оглядеться. Вокруг постирался синий купол неба, край которого упирался в горизонт. Пышные облачка, словно невесомые клубы ваты, неспешно плыли по небу. Солнышко ласково пригревало.

Земля с высоты полета Бабы Яги лежала как на ладони. Она пролетала дремучие леса, широкие поля и холмы. Длинные дороги петляли по земле: то пресекаясь, друг с дружкой, то сливаясь одна в одну, то вовсе разбегаясь в стороны.

Бабе Яге стало необыкновенно легко и радостно. Она улыбнулась.

«Жалею об одном. Нужно было раньше покинуть свой лес», – решила она.

Неожиданно для себя самой Баба Яга, как заправский лихач, заложила крутой вираж так, что ветер загудел в ушах. Она подрезала стаю диких гусей, степенно летевших по небу. Те недовольно загоготали и захлопали крыльями.

– Цыц, курицы! – крикнула им Баба Яга. – Не видите, бабка летит навстречу приключениям!

7. Дело о пропавшей царевне

А тем временем в царском дворце случился переполох. Царевна Софья исчезла. Утром она не вышла к завтраку. За ней послали мамок, те обегали весь дворец, но нигде не смогли найти царевны. Бросились к дворцовой страже, но та побожилась, что не видела, как царевна Софья покидала дворец.

Царь-батюшка сейчас же приказал прислать главу сыскной палаты Знаменского. Тот сейчас же явился. Высокий и худой, в черном одеянии, с длинными тонкими усами, он быстро вник в создавшуюся ситуацию. Бегло осмотрел покои царицы, расспросил придворных и явился на доклад к царю.

– Батюшка-царь, – начал Знаменский, отвесив низкий поклон царю. – Мои первые выводы не утешительные – царица исчезла.

Царь нетерпеливо махнул рукой.

– Это я и сам вижу! Ты говори по существу. Куда она исчезла?

– По существу, я скажу вот что… – Глава сыскной палаты вытянулся во весь свой высокий рост и сказал торжественно. – Она исчезла неизвестно куда.

– Тьфу ты! – сплюнул царь.

– А это значит, мы имеем дело с чем-то неподвластным человеческому разуму.

– Говоришь, разум не человеческий нужен. Где же его взять среди людей то?

Знаменский улыбнулся.

– Есть у меня два следователя. Особы благонадежные, большие теоретики.

Берендей вздохнул.

– Так посылай за ними быстрее, чего ждешь?

…Сема Хомсов служил в сыскной палате больше двадцати лет. Это был человек невысокого роста, средних лет, слегка полноват с широким круглым лицом. Вся его личность излучала дух аккуратности и вежливости. С его лица никогда не сходила улыбка. Он носил круглые очки в тонкой золотой оправе. На щеках были всегда аккуратно подстриженные бакенбарды. Несмотря на большой срок службы продвинуться по карьерной лестнице у него никак не получалось. А причиной тому были идей по улучшению сыскного дела в тридевятом царстве. Если сказать, что его идеи дышали новизной, это означало не сказать ничего. Его идеи были слишком новыми и нестандартными. Чего стоило его предложение: во время расследования нужно заставлять преступника вставать на место сыщика, чтобы негодяй осознал, насколько это тяжкий труд гонятся за такими правонарушителями как он. По идее Хомсова после такого откровения преступник сам явится к следователю с повинной.

Большой шум произвела его идея, об организации птичьей сети слежения. В качестве примера Сема представил начальству двух лично им завербованных сорок. Но сороки не говорили по-человечески и устроили такую трескотню, что у главы сыскной палаты случилась мигрень. В довершении ко всему сороки подрались, превратив кабинет Знаменского в настоящее поле битвы. Их насилу удалось выгнать проч. Опасаясь новых идей от Семы Хомсова, начальство задвинуло его на работу в архив. Ему строго настрого приказали более не предпринимать попыток практической демонстрации своих передовых идей. А если ему так не терпеться поделиться своими соображениями по улучшению сыскного дела, то пусть пишет проекты.

Сема не расстроился. Он вообще никогда не расстраивался и поэтому принял выговор начальства, как руководство к действию. Через полгода вся приемная сыскной палаты была завалена проектами от Семы Хомсова. Чего тут только не было. И теоретические пособия по поимке чародеев, ведьм и оборотней. Проекты по проведению воспитательной работы среди разбойников, использование русалок в несении морской караульной службы и шпионаже на море-океане, профилактика здорового образа жизни среди вурдалаков и прочее. Были и проекты по криминалистике, как-то пособия по проведению допросов среди оживших мертвецов с особым пристрастием. Все эти проекты вызывали смех сослуживцев, и никто не относился к ним серьезно. Все дело в том, что преступлений в тридевятом царстве было очень мало. А с чародеями, вурдалаками, русалками и оборотнями, жители тридевято царства дел почти не имели. Говорили, что кое-где на окраинах царства, да в далеких городах они еще обитают, при чем особо себя не афишируя, но в Китеж-граде их точно не было. Так считали сыщики.

Сема Хомсов не обращал внимания на насмешки, а упорно продолжал свою изыскательскую деятельность на благо поддержания порядка, пока его проекты полностью не завалили всю палату. Тогда начальство мягко (но в жесткой форме) попросило Сему приостановить свою деятельность на неопределённый срок, иначе его уволят. Хомсову ничего не оставалось делать, как прекратить посылать проекты начальству, но никто не мог запретить ему думать. Поэтому Сема все свое время, сидя в архивах сыскной палаты, разрабатывал в голове умопомрачительные проекты. Поэтому когда к нему пришли и сказали, что его вновь возвращают в ряды действующих сыщиков, Сема не сразу понял, о чем идет речь. А когда понял, то дико обрадовался. И вовсе упал в обморок, когда его сослуживец с кислой миной сообщил, что от него требуется незамедлительно выехать в царский дворец и взять на себя дело государственной важности.

Придя в себя, Сема Хомсов заметался по помещению архива, складывая в коричневый саквояж все, что, по его мнению, должно было помочь в расследовании. Через несколько минут он уже выехал во дворец.

У главы сыскной палаты Знаменского кроме Семы Хомсова была еще одна головная боль. И этой головной болью был настоятель небольшой церкви на окраине Китеж-града отец Автандил. Эту проблему нельзя было просто так «задвинуть в архив» или выгнать прочь. Дело в том, что отец Автандил был профессиональным писателем детективных романов и со всей душой отдавался любимому делу. Печатался он под псевдонимами Агафья Кристина и Дарина Задонская. Его произведения про храброго майора Пронькина и старушку-детектива Марью Пуловну пользовались большой популярностью. Украшенные лубочными картинками, они как горячие пирожки расходились на ярмарках и в книжных магазинах. В поисках тем для своих произведений батюшка забросал главу сыскной палаты вопросами. Все время свободное от служебных обязанностей батюшка проводил в сыскной палате, интересуясь всем, что в ней происходил. В конце концов, все сыщики, включая Знаменского, при виде его дородной фигуры в черной рясе шарахались в стороны, закрывались кабинетах или просто прятались за углами, пережидая, когда батюшка пройдет мимо.

Батюшка Автандил был человек добродушного характера и отличался дородностью тела. Поверх черной рясы он носил золотой крест. Этот крест весил килограммов тридцать, и обычный человек просто не смог бы его носить. Но батюшка Автандил носил его как пушинку.

Больше всего на свете батюшка любил писать детективные романы, отличавшиеся особо запутанным сюжетом. Он так запутывал события, что когда наступала финальная развязка романа, сам автор сидел долгими ночами, пытаясь разобраться, кто преступник, а кто жертва. Подобные упражнения ума доставляли ему неимоверное удовольствие. Попадья в такие ночи ворчала и охала, но делал это тихо, чтобы не мешать батюшке. Она искренне волновалась за него, когда развязка романа не получалась и так же искренне радовалась, когда в финале детектива наконец ставилась жирная точка.

Глава сыскной палаты, отправляя письмо отцу Автандила, с предложением принять участие в деле государственной важности, правильно предположил, что надолго избавиться от надоедливого писателя детективов.

Как только отец Автандил получил письмо и бумаги, подтверждающие его статус участника расследования, то сию же минуту бросил все. Батюшка чмокнул в полную щеку матушку, накрывавшую в это время на стол, и побежал во дворец. Дворцовая стража провела его к двери комнаты царевны. Ему сказали, что в ней уже работает специалист из сыскной палаты. Отец Автандил поблагодарил, и вошел в комнату, оказавшись, первый раз в жизни на месте преступления.

Сперва, батюшка перекрестился на образа, висевшие в углу, потом вспомнил, что теперь он сыщик (самый настоящий!) и стал осматривать место преступления. Посреди комнаты стояла аккуратно застеленная кровать. На резном столике лежало вышивание и блюдо с фруктами. На стене висело большое зеркало и несколько картин. Через окна комнаты можно было видеть шпили города.

Вопреки ожиданию батюшки комната меньше всего походила на место преступления. Здесь не было ни запекшихся пятен крови, ни орудий преступления, ни тела жертвы. Не было также тех вещей, которые, по мнению детектива любителя, обязан оставлять преступник на месте своего преступления как-то: белые перчатки, брильянтовые запонки, золотые заколки и клочки материи. Здесь не было даже письма с угрозами, которое должно быть пришпилено к стене кинжалом с ажурной рукоятью.

Батюшка разочарованно вздохнул и отметил, что в комнате также отсутствует и специалист из сыскной палаты, о котором ему говорила дворцовая стража.

Отец Автандил споткнулся о коричневый саквояж.

«Вероятно, он принадлежит тому самому сыщику, – решил батюшка, – однако, где он сам».

Отец Автандил долго еще смотрел по сторонам, если бы над его головой ни чихнули. Батюшка увидел на потолке пухленького человечка с бакенбардами, который держался за поверхность с помощью присосок, привязанных к его локтям и коленям. Передвигаясь, маленькими шашками, он изучал поток, рассматривая через лупу каждый его сантиметр.

Это был Сема Хомсов.

– Отец Автандил, скромный служитель церкви, писатель детективов в свободное время и ваш напарник в настоящее, – представился батюшка.

Сема Хомсов тоже представился, при этом отсалютовав громадной лупой. От его неосторожного движения присоски отлепились от потолка, и Сема с криком упал вниз. Он приземлился на резной столик. Отец Автандил успел убрать со столешницы блюдо с фруктами прежде, чем тело сыщика превратило столик в обломки.

– Ох-ох, – стонал Хомсов, когда батюшка помогал подняться ему.

– Я теперь вижу, насколько профессия сыщика опасна для здоровья, – с уважением сказал батюшка, пожимая руку Сема. – Я обязательно отражу ваше падение в очередном романе.

– Благодарю, – ответил Хомсов. Он уже оправился от падения и горел желанием продолжить свои изыскания на потолке. Но батюшка удержал его.

– Раз нам придется работать вместе, введите меня в курс дела коллега, – попросил он.

Сеня охотно рассказал ему, что пропала царская дочь.

– Пропала и никаких следов коллега, – добавил он. – Я обшарил пол в комнате царицы и стены. Осталось обследовать потолок.

Батюшка задумался.

– В моем романе «Потайные двери» преступник прятал улики за потайными дверями.

– А где он их брал? – заинтересовался Сема Хомсов.

– Строил специально для совершения преступления.

– И никто этого не замечал?

– Я же говорю, он все прятал за потайными дверями.

– Я имею в виду, что при постройке потайной двери в стене, должен остаться строительный мусор. Ну, кирпичи всякие, камень и прочее. Нежели этого никто не заметил?

– Он все прятал в потайные двери.

Хомсов серьезно задумался.

– То есть он строил потайную дверь, чтобы спрятать строительный мусор от уже построенной потайной двери.

– Точно.

– А после строил еще одну потайную дверь, чтобы спрятать очередной строительный мусор?

– Да. У вас потрясающее дедуктивное мышление.

Сеня был польщен.

– Однако у меня вопрос, а какое преступление совершил ваш преступник? – Он не успел совершить преступление. Майор Пронькин арестовал его, когда тот строил восемьдесят шестую потайную дверь. – Версия интересная. Возьмем ее на вооружение. Царевна спрятана в потайной двери в своей комнате. Пол и стены я уже осмотрел, остается потолок.

Сема вернулся на потолок. Батюшка был доволен, что ему удалось разработать рабочую версию. Но спустя некоторое время он немного заскучал. Отец Автандил заметил, что все еще держит блюдо с фруктами, которое успел убрать со стола в момент падения Хомсова. На блюде были груши, яблоки и апельсины. Заняться было не чем, и он стал есть. Фрукты были слегка перезрелые и кое-где начавшие чернеть, но в целом были довольно съедобны.

Когда батюшка доедал последний фрукт, – это было яблоко, – в комнате раздался грохот. Это упал Сема. Он приземлился рядом с кроватью на ковер.

– Как дела, коллега? – поинтересовался отец Автандил.

Сема лежал на спине и сосредоточенно глядел в потолок.

– Потайных дверей нет, коллега, – отозвался он, снимая очки и протирая их платочком. – Может поискать во всем дворце? Но сколько стен и потолков нам придется осмотреть?

Батюшка согласился, что много.

– В одном моем романе «Потерянная иголка», майору Пронькину пришлось осмотреть все пятьсот шестьдесят стогов сена прежде, чтобы найти иголку, пропавшую у Марьи-искусницы.

– И как, нашел?

– Нет. На пятьсот шестидесятом стогу сена Идолище-поганое призналось, что оно украло иголку.

– Да, зачем?

– Оно занималось на досуге рукоделием.

Сема все продолжал лежать возле кровати. Под ней он увидел очищенный апельсин. С одной стороны, он был надкушен. Сема автоматически положи его в мешочек для улик.

– Знаете коллега, – сказал он, – мне кажется, что версия с потайными дверями не состоятельна.

– Признаюсь, я с вами должен согласиться, коллега, – сказал батюшка. Его стал тревожить живот, и причиной тому были съеденные перезрелые фрукты. Батюшка озабоченно стал оглядываться, разыскивая повод, чтобы удалиться.

– Значит, остается один выход, это допросить всех придворных.

– Почему бы нет, – сказал отец Автандил. – В моем романе «Говорливые свидетели» майору Пронькину пришлось выслушать пятьсот свидетелей.

– И как? – заинтересовался Сема. – Был результат?

– Да, вором оказался глухонемой.

– Хорошо, значит, опросим всех. Начнем с царя Берендея.

Живот батюшки заурчал.

Отец Автандил кашлянул.

– Коллега, я прошу, не начинайте без меня. Я удалюсь на несколько минут.

– Хорошо, – отозвался Сема Хомсов. Он попытался поднятья и поморщился от боли. – Встретимся в тронном зале, коллега.

– Как, я украл собственную дочь? Ты думай, что говоришь?! – кричал царь Берендей.

Он в полном парадном облачении сидел на троне. Два сыщика, Сема Хомсов и отец Автандил, стояли напротив. Причем батюшка был со свечкой и норовил посветить ею в глаза царю-батюшке. Когда царь спросил, зачем он это делает, батюшка улыбнулся и сказал, что так полагается.

– Во всех детективных романах сыщики всем, с кем разговаривают, светят в глаза, – пояснил он. – Обычай такой.

Царь согласился на странный обычай и упокоился, но вопрос Семы Хомсова о том, что он сам украл свою дочь, чтобы потребовать какую-то «страх… ов… ку» вывел его из себя.

– Какую еще «страх ов ку»! Я что спятил красть собственную дочь! – кричал Берендей, опасно размахивая скипетром над головами сыщиков. – Ты сам-то знаешь, что это такое?

Сема Хомсов примирительно улыбнулся, и признался, что понятия не имеет о «страх… ов… ке»

– Царь-батюшка, ты не серчай, – оправдывался он, – это обычай такой. Во всех пособиях по допросу говориться, что сперва надо расспросить родственников про «страх… ов… ке».

Но царь завелся не на шутку.

– Все, хватит меня спрашивать! Я уже сказал, что не видел дочь со вчерашнего дня! Спрашивайте придворных!

Сыщикам пришлось согласиться, потом царя спрашивать больше было не о чем.

Попытались допросить мамок царевны, но кроме оханья и плача ничего не смогли добиться от них.

От воеводы то же было мало толка. Он сказал, что всю ночь был на часах в трактире и больше ему сказать нечего.

Так они обошли всех придворных. Царевну все видели то утром, то ближе к обеду, то вечером и всегда речь шла лишь о прошлом дне. Отец Автандил сопровождал Сему на всех допросах со своей неизменной свечой. Особых вопросов он не задавал, но периодически отлучался – это давали знать о себе съеденные утром фрукты.

И вот после очередного такого отлучения, батюшка вернулся с озабоченным лицом. В это время Хомсов закончил допрашивать очередного придворного – старого учителя правописания Иоанна Перышкина. Старик был глух и практически слеп. Вопрос приходилось повторять по нескольку раз, потому что старик не слышал и говорил совершено про другое. Он считал, что его просят рассказать биографию. Сема был вынужден отпустить старого учителя, но тот не прервал своего рассказа. Поэтому Хомсов сам оставил старика в покое, и ушел с батюшкой.

– Что-то не так, коллега? – спросил Сема отца Автандила, заметив его озабоченное лицо.

– Да, коллега, у меня такое чувство, что мы что-то упустили. Мне кажется, что ответ у нас на поверхности, а мы его не видим.

– На поверхности?

– Да, но из-за этих фруктов я никак не могу сообразить, коллега.

Сема снял очки, протер их платочком и вновь надел. При этом глаза у него были такие, словно он увидел нечто необыкновенные.

– Фрукты, царевна, утро… – прошептал он. – Фрукты, фрукты. – Он быстро вынул из-за пазухи мешочек и достал из него надкушенный апельсин.

– Этот апельсин я нашел в комнате царевны, – сказал он.

Сема Хомсов схватил батюшку за рукав и потащил за собой. Они почти бежали по дворцовым коридорам, распугивая зазевавшихся придворных.

– Царевна не стала есть эти фрукты, – объяснял отцу Автандилу Сема. – Она только откусила апельсин и выбросила его.

– Что же было потом, коллега? – спросил батюшка, задыхаясь от быстрого бега.

– Как что, она пошла за новыми фруктами, а кто доставляет их во дворец?

– Не знаю, коллега.

– Вот и я не знаю, коллега. Но думаю, что на царскую кухню на это скажут, – с этими словами Сема Хомсов вместе с отцом Автандилом оказались на царской кухне.

Кухня находилась на первом этаже дворца. Несколько больших помещений, выложенных белым мрамором, вмещали в себя множество печей, столов на которых теснились сковородки, кастрюли и котелки. Здесь всегда было тесно из-за поваров, поварят и кухарок. В воздухе пахло жаренным, пареным, ароматами корицы, мяты, перца, горчицы и прочих пряностей. Слышалось шипение и бульканье.

Главный повар Степан Бульёнов, пузатый мужчина с окладистой бородой в прошлом царский воевода, всегда ходил с символом поварской власти – золотой поварешкой. Здесь он был царь и бог. На вопрос, кто занимается доставкой фруктов во дворец, он показал на маленького, носатого человечка с невероятно большими черными усами.

– Спросите у Ахмеда, – сказал он низким грудным голосом. – Он привозит с рынка фрукты.

Усы у Ахмеда были предметом гордости. Они были всегда лихо закручены к верху. Широкая белоснежная кепка красовалась на его голове.

Сема с отцом Автандилом подступились к нему и голосами, пониженными до уровня таинственности, спросили, не происходило ли чего-нибудь таинственного. Ахмед, выпучив глаза, посмотрел вначале на одного сыщика, а потом на другого и разразился непрерывным потоком слов. При этом он отчаянно жестикулировал.

– Вай, как не произошло! Произошло, и еще как произошло! Вот, видишь, – он указал себе на голову.

Сема встал на цыпочки и внимательно осмотрел голову с необъятной кепкой.

– Голова, вроде бы цела, – осторожно сказал он.

– Вай, голова цела, кепка нет. Видишь, кепка новая, совсем новая, а фартук, – он потряс накрахмаленным фартуком. – И фартук тоже новый! Все новое!

Батюшка Автандил сочувственно кивал головой, а потом сказал:

– В одном моем детективе «Новый костюм» преступник шил костюмы, что бы прятать в их карманах улики. Но преступление не удалось, майор Пронькин его арестовал на семисотом костюме.

– Нет, коллега, он, кажется, хочет нам сказать, что его старый костюм пропал, – догадался Сема Хомсов.

– Вай, дай я тебя расцелую, – обрадовался Ахмед, – Прихожу сегодня на работу утром. Где костюм? Нет костюма! Понимаешь, какое огорчение! Кто-то взял! И мало того, еще обстригли щетку у тети Клавы, нашей уборщицы.

– Какую щетку? Можно на нее взглянуть?

Щетку сейчас же предоставила полная уборщица в белом сарафане. Как и все уборщицы, она обладала грозным голосом.

– Безобразие, прихожу, сегодня утром, а моя щетка валяется обстриженная, без единого волоска! – выговаривала она сыщикам так, словно это они были виноваты в том что произошло.

Сема двумя пальцами выдернул одиноко торчавший из щетки черный волос и сравнил его с усами, стоявшего рядом Ахмеда. По цвету они были одинаковы.

Отец Автандил сразу понял мысль Хомсова.

– В одном моем романе «Преступник с тысячей лиц» преступник, готовясь к краже, тоже менял свою внешность, что бы на него ни подумали. Но ничего вышло. Майор Пронькин поймал его, когда тот менял восьмисотую личину.

– Вы правы, коллега, царевна вышла из дворца под видом Ахмеда, – обрадовался Сеня. – Как вы можете заметить, применение новых методов в расследовании дало свои результаты. Теперь мы точно знаем, что во дворце ее нет. Это значит не нужно осматривать, полы, стены, а главное потолки на предмет потайных дверей, коллега.

– Да, коллега, – согласился батюшка. – Расследование продолжается. Дальше все будет проще.

И сыщики покинули кухню.

…Так все же что произошло с царевной. Куда могла исчезнуть юная красавица Софья, ради которой юный библиотекарь Нестор согласился отправиться за жар-птицей. Правда об этом царевна так и не узнала.

Сердце молодой девушки открыто любви и не стоит укорять ее за непостоянство. Поэтому столкнувшись в коридоре дворца с конопатым, невысокого роста юношей с чрезвычайно доброй улыбкой ее сердечко забилось часто-часто. Она не знала кто он, потому что никогда не посещала царских конюшен, а Ваня редко бывал во дворце. Она долго смотрела в след ушедшему юноше, которое увлекло за собой странное говорящее создание похожее на ослицу.

Опомнилась царица, когда оба уже ушли. Ей вдруг стало грустно. Она, стала бродить по дворцу, сознательно избегая, придворных и слуг. Ей не хотелось никого видеть. Дворец показался ей небольшим и тесным. Девушки захотелось исчезнуть ненадолго. Она стала мечтать о шапке невидимке, про которую ей говорила одна из мамок. Раздумывая, что бы она сделала, если бы эта вещица попала ей в руки, царица незаметно для себя оказалась в кухне. Здесь всегда было столпотворение, и на Софью никто не обратил внимания. Никем не замеченная девушка, проскользнула в помещение, где обычно переодевались повара и кухонная челядь. На вешалке висел только один костюм: белый фартук, белые штаны, рубаха и белая кепка невероятных размеров. Софья сразу поняла, что эти вещи принадлежат Ахмеду. Она была большой любительницей фруктов и вегетарианского образа жизни, поэтому часто сама приходила к Ахмеду выбирать самые свежие и вкусные фрукты. Правда, в ее комнате стояло блюдо с фруктами, но царевна никогда ими не пользовалась. За их свежестью должна была следить одна из мамок, которая частенько пренебрегала своими обязанностями.

И тут Софье пришла в голову мысль, как ненадолго исчезнуть и одной погулять по Китеж-граду. От восторга девушка даже захлопала в ладоши. Она переоделась в белую одежду Ахмеда и надела фартук. А свое царское платье и головной убор скрутила в узел и засунула в мешок из-под овощей. Она надела на себя кепку Ахмеда и дополнила образ фальшивыми усами, которые сделала из найденной в углу швабры. Посмотрев на себя в зеркало, она расхохоталась. На нее смотрел очень даже хорошенький Ахмедик, и пускай ему была немного великовата кепка и усы, вид у него был презамечательный.

Никем неузнанная царевна покинула кухню и, пройдя мимо дворцовой стражи, покинула дворец.

Куда могла пойти молодая девушка, оказавшись в городе? Первой мыслью было отыскать того молодого человека, с которым она столкнулась сегодня во дворце. Но рассудив здраво, она посчитала, что для молодой девушки не культурно искать встречи с молодым человеком, не будучи представленной, ему. Да и где искать его в большом городе? Поэтому она решила просто погулять по городу (внутри лелея тайную надежду на встречу с незнакомцем).

Все дороги в Китеж-граде вели только в одно место. Это на базар. Китеж-градсткий базар был известен на все тридевятое царство. Кого тут только не было, из каких только царств сюда не приезжали купцы.

Именно здесь и оказалась царевна Софья. Она шла по базару, с интересом рассматривала пеструю толпу и разные товары за прилавками. Никто не обращал на нее внимания, и царевна осмелела окончательно. Она посмотрела на выступление скоморохов, похлопала йогам из далекой страны, которые дышали огнем и спали на гвоздях. Потом царевна сделала несколько покупок. Купила несколько расшитых золотом платков и украшений. При этом она торговалась так, как, по ее мнению, мог делать Ахмед. На вопрос последнего торговца:

– Кому покупаешь браслет, джигит?

Она сердитым голосом ответила:

– Вай, бабе своей! – При этом чуть не прыснула от смеха. Еле сдерживаясь, забежала за угол и там отсмеялась в свое удовольствие.

Накупив много всего и насмотревшись на Китеж-градский базар, царевна заметно подустала. Она уже решила возвращаться, когда заметила странного вида шатер черного цвета. Возле входа в него висела табличка, на которой кривыми буквами с ошибками было выведено: «ХОЧиШЬ ЗНАТЬ БУДУЩаЯ? ЗАХОДЬ СЮДЫ!»

Возле входа никого не было. Полог шатра был откинут, но, что твориться внутри него, было невозможно разглядеть. Заинтригованная надписью царевна подошла ближе к порогу шатра и остановилась в нерешительность. Из-за полога шатра быстро высунулась рука. Она схватила царевну и утянула внутрь.

Софья охнуть не успела, как оказалась сидящей за небольшим столиком. Напротив нее сидела красивая цыганка. На ее массивном бюсте лежало тяжелое золотое ожерелье. Голова цыганки была повязана ярким шелковым платком.

Цыганка улыбнулась. Блеснуло золото зубов. Царевне стало неуютно и захотелось уйти, но она не смогла пошевелить ногами. Их будто бы сковала невидимая сила.

Цыганка рассмеялась зычным голосом.

– Ай, богатырь, батыр, джигит! Дай погадаю тебе, всю правду расскажу, что будет, сбудется!

Царевна хотела было отказаться, но с ее губ слетело лишь нечто нечленораздельное.

Цыганка тем временем уже метала карты. Те с легким шелестом ложились на столики. Перед глазами царевны закружились дамы, короли и тузы. Они уводили ее за собой в магический хоровод и не давали сосредоточиться на происходящем.

Цыганка все время, что-то говорила, но слов разобрать Софья не могла. Глаза девушки стал застилать туман, она закачалась и стала падать. Последнее, что Софья услышала, были слова цыганки:

– Баю бай ваше величество.

Кот Баюн цеплялся когтями за пол. Но его волокли с такой силой, что когти делали в дереве глубокие борозды. При этом кот голосил:

– Пусти меня! Слышишь, пусти! Я респектабельный кот, у меня собственная мышиная ферма, я птиц люблю!

Баба Яга тащила его за толстый полосатый хвост.

– Ничего в пути этого добра не мало, – говорила она.

Но кот упрямился, напрягая все свое жирное тело.

– Ты не понимаешь! Я люблю птиц и мышей платонически! Я их не ем!

– Не надо никого есть, по дороге есть хорошие гостиницы. Под отрытым небом ночевать не будем. Тебе нужно проветриться, а то совсем жиром затек. – Баба Яга упорно продолжала тащить его за собой.

Кот искренне обиделся.

– Это все ради респектабельного вида. Я уважаемый человек… то есть кот. Последние несколько сот лет я таким и был, пока ты не свалилась на мою голову. Я преподаю поэзию!

Баба Яга остановилась и оттерла рукавом пот, который градом лил с нее. Кот все так же цеплялся когтями за пол, словно рубанок в бревно. Воспользовавшись паузой, он вздохнул и продолжил:

– А мои ученики, что будет с ними?

Баба Яга не ответила, а половчее взялась за кошачий хвост и потянула кота к выходу из его собственного уютного домика.

Кот опять заорал благим матом.

Не обращая на истошные крики, Баба Яга говорила:

– Можешь считать, что ты в творческом отдыхе. Все поэты ездили по свету в поисках вдохновения.

– Они ездили за границу! – орал кот Баюн.

– Зачем искать то, чего у нас в избытке! А не знать собственных мест – это стыдно. Неужели тебе не хочется вновь увидеть Кощея или Змея Горыныча?

– Не хочу, не желаю и не буду! – кричал кот.

Баба Яга доволокла его до порога. Но праздновать победу было рано. Порог в доме кота был срублен из толстенного крепкого ствола дерева. Вот в него то кот и засадил свои когти как можно глубже. Он победоносно улыбнулся, представляя себе, сколько сил потратит Баба Яга перед тем, как откажется от своей идеи вытащить его, кота Баюна, в путешествие. Но Баба Яга не стала напрягаться. Она огрела кота чугунной сковородкой и погрузила бессознательное тело в корзину, которую приторочила к метле. Натянув шлем, Баба Яга взмыла в воздух и взяла курс на пещеру Змея Горыныча.

8. За шемахинскими царицами

Гораций нес по ночному небу дьяка. Погода была неприятная. Дул пронизывающий ветер. Рваные облака, будто лоскутья платья нищенки, трепетали в воздухе. Они принимали причудливые формы и пугали озиравшегося по сторонам Афоню. Ему мерещились то ведьма, протягивающая к нему костлявые руки, то привидение, восстававшее из гроба, а то страшный волшебник с посохом. Людям с нечистой совестью вечно мерещатся призраки.

Дьяк прижимался к летевшему по воздуху Горацию и боялся свалиться. Про себя Афоня уже жалел, что связался со странным конем, попал в настоящую переделку и вместо того, чтобы сейчас лежать в мягкой теплой постели и обдумывать коварные злодейские замыслы на завтра, он летит в ночном небе за шемахинской царицей на край света.

Человек и конь вылетели из-за тучи, и перед их глазами возникла луна. Круглая и большая она стояла во мгле и казалась такой близкой, словно можно было протянуть руку и коснуться ее серебряной поверхности.

– Зачем мы здесь? – пробормотал дьяк.

Конь не мог слышать своего ездока, из-за свиста ветра. Но он как будто почувствовал вопрос, потому что сказал:

– В нашем мире луна – это центр. Все царства, которые существуют в нашей вселенной, нанизаны друг на друга. Быстро перейти в одно из другого можно лишь поднявшись к центру всего мира – к луне и, следуя в направлении определенной стороны света. Ты что не знал этого? Почитай «Путеводитель по N-ым царствам»!

Дьяк действительно мало чего знал об устройстве мира, в котором жил, поэтому он промяли:

– А куда нам сейчас? Мы здесь ничего не найдем, может нам возвратится?

Но конь его не слушал.

– Нам туда, – показал он.

Афоня увидел длинный полосатый столб, который стоял прямо на облаке. Он стоял так крепко, словно был врыт в землю. На поверхности столба находилось бесчисленное количество указателей. Гораций закружился вокруг столба так, что у Афони заболела голова. Перед глазами мелькнули таблички: «Пятодевятое царство», «Девядевятое царство», «Десядевятое царство», «К Бабе Яге», «К Змее подколодной», «К Богатырю Даниле», «К Серому Волку», «К Золотой рыбке».

– Нашел, – закричал Гораций, подлетая к табличке «Шемахинское царство». Сбоку таблички было криво начертано «К шамаханской царице сюда». – Нам как раз туда и надо.

Дьяк обреченно вздохнул. Мысленно он проклинал эту авантюру.

– Что ты делаешь? – спросил он, заметив, что конь меняет уже знакомую ему табличку на другую.

Гораций лишь расхохотался и, перекрывая свист ветра, прокричал:

– Пуская Ванька с Зорькой помучаются. Они летят за нами, но полетят совершенно в другую сторону. Я об этом позаботился. Теперь летим!

– К земле? – с надеждой в голосе спросил дьяк.

Конь криво усмехнулся, он давно заметил, что его помощник отличатся малодушием.

– К земле, к земле, – успокоил Гораций Афоню.

И, наверное, что бы попугать дьяка стал резко и быстро спускаться вниз. Дьяк в ужасе закричал и схватился за шею коня. Гораций лишь молча посмеивался.

Через несколько часов, когда ночь сменилась хмурым утром, конь принес измученного дьяка к берегу моря.

Солнца еще не было. Светлое небо отражалось в бескрайних просторах воды. Шум прибоя равномерно звучал, будто дыхание великана. Этим великаном было море.

Копыта Горация коснулись песка.

– Приехали, – сказал конь. – Ты там не уснул?

Дьяк слабо застонал. Он чувствовал себя разбитым, замерзшим и мокрым. По пути они попали под небольшой дождь. Синяки, окружавшие глаза почернели, и казалось, что на дьяке надета полумаска, которую носят грабители банков. Вид у него жалкий и подозрительный.

На берегу моря стоял дворец, выложенный из белого камня. Острые шпили башен указывали в небо.

Возле дворца находился большой щит. Такие щиты обычно ставят для рекламных плакатов. Но надпись на нем была отнюдь не рекламного характера.

Конь и всадник, прочитав ее, замерли перед щитом.

– Как это так? – сдавленно произнес Гораций. – Быть это не может!

Заря принесла Ваню на берег моря. Вокруг вздымались скалы. Солнце только, что поднялось из-за горизонта. С собой они принесли складной шатер, свернутый в трубочку ковер, мешок с изысканными кушаньями и кувшин заморского вина.

Ваня слез с Зари и посмотрел вдаль моря. В его памяти всплыла неприятная встреча с Золотой рыбкой, едва не закончившаяся для него гибелью. Он невольно вздрогнул всем телом. Но свежий морской ветерок разогнал дурные воспоминания и тревоги. Ваня стал смотреть на море другими глазами. Морские воды простирались во все стороны и манили за собой душу человека.

«Говорят, что, увидев раз в жизни море, ты постоянно будешь грезить о нем, – думал молодой человек. – Перед сном закрывая глаза, ты будешь думать о том, какое оно большое, ласковое и дышит. Оно как большой ласковый зверь, что обнимает тебя и держит в своих объятиях. Оно… оно любит»

От таких мыслей ему стало легко и немного грустно. Он вспомнил девушку, что видел во дворце перед отъездом. Вспомнил ее улыбку и сияние глаз. От этого сделалось одиноко.

«Жаль она не видит красоту моря».

Ведь так хорошо было бы сидеть вдвоем под солнышком, свесив ноги в морскую воду и слышать, как шумит прибой. Слушать, касаясь, друг дружку головами.

Пока Ваня смотрел на море. Заря с сомнение оглядывалась вокруг. Ей казалось, что место с ее последнего визита в эти края очень сильно изменились.

– Ошибиться мы не могли, – бурчала она себе под нос, – мы летели четко по указателю. Однако я помню, что был дворец. Он был белым и большим. Куда он мог деться?

Она прибодрилась и крикнула Ване.

– Пора ставить шатер!

– Зачем?

– Так полагается. Шемахинская царица должна, вернее обязана увидеть шатер. Она заходит в него, ест, пьет, что угодно, играет на гуслях и засыпает. Можешь не волноваться, уснет, как убитая, – я сверх дозы подсыпала в вино и еду сонных порошков. После чего (только после этого!) ее можно похитить.

– Как все сложно. Скажи, а почему просто нельзя прийти к самой царице и попросить уехать с нами.

Заря затрясла челкой.

– Ты хочешь нарушить порядок, заведенный несколько лет назад? Не нарушай технологию ловли шемахинских цариц.

Ваня не стал спорить. Он быстро поставил шатер, расстелил внутри ковер, а на нем расставил яства и вино.

Утерев пот, он осведомился у Зари, что будет дальше?

– Отходим на расстояние и ждем.

На это Ваня согласился. Вздремнуть часок после работы не мешало. Они укрылись за большим камнем и притаились.

Ваня тут же лег. Его время от времени тянуло в сон. Он был не в силах сопротивляться, поэтому иногда храпел, и Заре периодически приходилось тыкать его копытцем в бок, чтобы Ваня проснулся.

Заря зашипела на ухо Ване:

– Началось, она плывет.

Ваня приподнялся на руке и увидел на море золотую лодку с красным парусом. Вскоре лодка, гонимая попутным ветерком, причалила к берегу. Из нее, легко ступая по морскому песку, вышла изящная девушка. Ее неимоверно красивое лицо было белоснежным. Разрез глаз был узким. У девушки была высокая прическа, состоявшая из перекрученных локонов. Одета она была в красное с изящной вышивкой платье.

Девушка полюбопытствовала и заглянула в шатер.

«Птичка попалась в клетку, – вновь зашипела Заря на ухо Ваня, – сейчас поест, попьет, уснет, тут то мы ее и возьмем».

Но к разочарованию Зари девушка не проявила интереса к тому, что было в шатре. Она еще раз огляделась и взялась за полы платья, явно собираясь снять его.

Заря ойкнула и прикрыла копытцем глаза Вани.

– Тебе это еще рано, – пояснила она.

Девушка стала снимать платье, под которым у нее оказалась еще одежда. Эта одежда состояла из кожаных жилета и штанов, какие носят стражники или воины. В довершении ко всему к поясу девушки был приторочен меч, которого под платьем видно не было, благодаря размерам и множеству складок.

Девушка резво выхватила меч, и с криком «киай!» стала быстро вращать оружием. При этом она наносила им удары в стороны, явно имитируя бой с противником.

Ваня указал в сторону прыгающей девушки.

– И это шемахинская царица, ты ничего не путаешь?

Заря была в растерянности.

– Может спустя годы нравы шемахинских цариц изменились, – пробормотала она.

– Я хочу тебя спросить, как мы ее похитим? А если нам удастся ее похитить, то выживем ли после этого?

Заре ничего не оставалось, как сказать:

– Подождем, увидим. Ожиданием можно победить, кого угодно.

Прошел час, другой, но девушка не проявляла признаков усталость. Лишь к обеду она позволила себе отдохнуть. Вошла в шатер и, видимо, отведав вина и фруктов заснула.

Ваня и Заря выждали какое-то время и вошли в шатер. Девушка спала на ковре, обняв меч.

– Подействовали сонные порошки, которые я подсыпала в вино и фрукты, – удовлетворенно проговорила Заря, – осталось ее упаковать.

Ваня вздохнул.

– Ну и шемахинская царица достанется царю батюшке, – сказал он.

– Нам какое дело, – возмутилась Заря, – сказали привезти шемахинскую царицу, мы и привезем. Все! Давай ее свяжем, пока не проснулась!

Через некоторое время Заря вместе с царицей, запелёнатой в ткань шатра, и Ваней поднялась в воздух. Ваня прижимал к груди меч «шемахинской царицы».

На плакате было написано: «Шемахинские царицы кончились. Просьба не беспокоить».

– Как это кончились? – проскулили Афоня. Он посмотрел на Горация, стоявшего рядом. – А как же мы явимся к царю-батюшке? Он же мне голову того… ой! – И дьяк схватился за шапку и натянул ее на себя, словно боялся, что она вместе с головой улетит в небо.

– Разберемся, – мрачно пробурчал Гораций.

Он обошел плакат сбоку и двинулся к белоснежному дворцу. Афоня, как побитая собачка, бежал рядом.

– Кончились царицы, я покажу им, что значит, закончились, – бурчал по дороге конь.

Подойдя к воротам, он встал на задние ноги и передним левым копытом решительно постучал в ворота. На гулкие удары никто не ответил.

Афоня с тоской посмотрел на высокие стены дворца.

– Может, уйдем? – робко предложил дьяк, но Гораций отодвинул его в сторону и вновь стал стучать.

Спустя время в воротах открылась калитка, из которой вышел человек в махровом халате в тюбетейке и черных очках. В руках он держал высокий стакан с трубочкой. Человек сдвинул модные черные очки на кончик носа и поверх них внимательно посмотрел на пришедших.

– Чего стучишь, свет очей? – с сильным восточным акцентом спросил он.

Гораций опустился на все четыре ноги и кивнул головой в сторону плаката.

– Это ваше? – спросил он.

Человек сощурился.

– Моё.

– Что значит «шемахинские царицы кончились»?

– А дорогой, то и значит, что шемахинские царицы кончились. Все разъехались. Никто к ним не едет, не похищает для царей-батюшек, поэтому разъехались в города карьеру делать.

– Как так?

– И правильно сделали, чего свою молодость в четырех стенах губить. Им хорошо, мне хорошо, царям-батюшкам тоже хорошо, что стервы им жены не достались.

Человек сделал большой глоток из стакана.

– Знаешь, сколько они мне крови попортили? Это каждую царицу нужно выучить, выходить, а они все с характером. А теперь все! – И он обвел руками вокруг. – А теперь свобода, – живу только для себя. Я раньше и не замечал, в каком хорошем месте живу. Теперь только отдых!

Все время, пока говорил человек, Гораций о чем-то лихорадочно думал.

– Постой, дорогой, – сказал счастливому обладателю черных очков, – как быстро ты можешь сделать «шемахинскую царицу»?

Человек нахмурился и помахал перед конем пальцем.

– Э, – протянул он, – настоящая шемахинская царица воспитывается годами. Быстро не получится! И самое главное, – он сделал жест Горацию и Афоне придвинуться ближе, что те и сделали, – я отошел от дел! – С этими словами он щелкнул по носам коня и дьяка так, что оба плюхнулись на землю пятой точкой.

Человек ушел, хлопнув калиткой, оставив незадачливых авантюристов сидеть на песке, и смотреть друг на друга.

Ситуация была безвыходная. Призрак плахи с топором замаячил пред глазами у обоих.

9. Гостиница «У трех дорог»

Царица Софья очнулась в комнате в готическом стиле. В комнате было три окна с толстыми решетками. Девушка лежала на массивной кровати с балдахином. Ощупав себя, она убедилась, что лежит в платье иностранного покроя. Она поднялась с кровати и нос к носу столкнулась со старухой в саване из мешковины. У старухи был длинный изогнутый нос с крупной бородавкой на кончике. Во рту был один единственный зуб. Один глаз у старухи был зеленый, а другой синий. В руках она держала плетеную корзину.

Как только царица Софья оправила на себе платье, старуха стала делать вид, что прогуливается туда-сюда. Это показалось царевне в высшей степени странно, если учесть, что комната – это не парк и здесь особо не разгуляешься.

Старуха сделала вид, что первый раз видит девушку и остановилась.

– Здравствуй, милое дитя, – промолвила старуха, пододвигаясь ближе.

Царица Софья поздоровалась, но от старухи на всякий случай отодвинулась назад.

– И вам, маманя, не хворать, – ответила царица; она была воспитанной девушкой.

Старуха поморщилась, услышав слово «маманя», но продолжила разговор. Она наигранно вытерла рукой несуществующий пот со лба.

– Ох, как печёт солнце.

Царевна на всякий случай посмотрела вверх, убедившись, что над ее головой находится каменный потолок и ни о каком солнце речь идти не может. Но она была воспитанной девушкой и никогда не перечила старшим, какую бы околесицу те не несли. Она четко знала – старших надо уважать.

А старуха тем временем участливо посмотрела на Софью.

– Не страшно тебе одной в лесу? – спросила она.

– В лесу? – переспросила царевна и оглядела комнату. Она заметила картины в тяжелых рамах, висевшие по стенам. Старинная мебель была, будто доставленная из фамильного склепа вампира.

– В лесу, маманя, не страшно.

Старуха была разочарована ответом. Она полезла в корзинку и достала красное яблоко. Яблоко было ослепительного неестественно красного цвета. Старуха протянула его царице Софье.

– На тебе милое дитя яблочко.

Софья взяла яблоко и уставилась на фрукт. В ее голове встали смутные воспоминания о каких-то белоснежках, гномах, ведьмах и яблоках.

Старуха, открыв рот, ожидала действий девушки. Она переводила взгляд с царевны на яблоко и обратно.

Софья ухмыльнулась, подбросила яблоко в воздух и поймала. Снова подбросила и снова поймала. Девушка наблюдала за старухой и видела, что та начинает терять терпение. Поэтому царевна еще несколько раз проделала трюк с яблоком, замучив старуху окончательно.

– Что же ты не ешь? – не выдержала ведьма.

Софья пожала плечами.

– Как вам сказать мамаша, я яблоки, конечно, люблю, но хотелось чего-нибудь более существенного.

– Чего-нибудь существенного? – изумилась старуха.

– Ага, – кивнула Софья, – скажем колбасы или пельменей. У вас нет пельменей?

– Пельменей… – старуха запнулась, глядя на яблоко.

Дверь комнаты открылась, и в помещение вошел самый настоящий разбойничий атаман. Как и полагается атаману он был с черной повязкой на левом глазу и с длинными усами. Его выпирающее брюшко было перевязано широким поясом, за которым было заткнуто множество ножей, сабель и криворуких пистолетов. Весь этот многочисленный арсенал причинял ему множество неудобств, но он героически терпел, потому что считал, будто внешний вид должен поражать на расстояние потенциальных жертв разбоя.

Увидев старуху возле Софьи, он всплеснул руками.

– Мама, я же вас просил, сколько можно. Вы не у себя дома, это тридевятое царство. – Потом он обратился к царице Софье. – Прошу прощения за свою маму, она не здешняя, а с три второго царства. Она потомственная ведьма и вообще женщина хорошая, но у нее беда с памятью. Ей уже пятьсот лет – а это не шутка. Бедняжка порой забывает, где находится и берется за старое.

Он забрал у Софьи яблоко и извинился.

– Я заберу это у вас, а то, чего доброго, еще откусите.

Атаман посмотрел на ведьму, таращившую на него.

– Боже мама, что вы с собой сделали. Если бы я не был вашим сыном, то я не узнал бы вас. Сейчас же снимайте это. – Он сорвал с ведьмы накладной нос. – И снимите свои беззубые челюсти, а то опять расцарапаете себе десны. И глаза! Немедленно снимите эти жуткие контактные линзы. Сума сойти, сделать себе такие глаза. Я бы ночью вас увидел, месяц в туалет бегал. И немедленно умойтесь.

Старуха удалилась и вскоре вернулась. Матушка атамана без ведьмовского грима оказалась достаточно приятной пожилой женщиной с кучерявыми волосами. У нее было доброе лицо бабушки, постоянно пекущей пирожки для внуков и не выпускающей из рук вязание. Избавившись от холстинного савана, она оказалась в миленьком аккуратном платье. Маленькие очки довершали ее образ бабушки.

– Вот это другое дело, – обрадовался атаман и чмокнул мать в лоб. – Теперь позаботься о нашей гостье и принеси ей, что-нибудь покушать.

– Гостье? – не поняла матушка атамана.

– А, похищенной принцессе, – нашелся атаман. – Принеси нашей похищенной принцессе, что-нибудь поесть.

Ведьма удалилась. Софья обратилась к атаману.

– Значит я похищенная принцесса? И зачем меня похитили?

Атаман почесал за ухом. Он выглядел смущенным.

– Честно, говоря, я сам пока не решил, – сказал он. – Обычно принцесс похищают, чтобы женится на них. Но у меня уже есть невеста. Поэтому я даже не знаю, что мне с вами и делать.

– Можно мне внести предложение? – спросила царевна.

– Конечно, – обрадовался атаман.

– Может меня стоит отпустить.

Атаман задумался.

– Видите ли, – сказал он, – сейчас, настоящих разбойников делается все меньше и меньше. А с тех пор, как Соловей-разбойник закрыл разбойничьи филиалы по всем дорогам, стал оперным певцом и уехал гастролировать, профессия разбойника перестала быть престижной. Поэтому я, наверное, один из последних разбойников с большой дороги. Вы первая большая удача, которая улыбнулась мне за несколько лет. Мои подручные случайно заметили вас на рынке в нелепом обличье и решились на похищение. Похитить царскую дочь – это прославит меня и всех наших братьев-разбойников. Это поднимет престиж профессии.

– Так, что вы будете делать со мной? – растерялась Софья. – Потребуете выкуп?

Атаман уставился на нее.

– Гениально! Потребовать выкуп за царскую дочь. Это слава, это почет! Мы напишем жуткое письмо! – Он подскочил к царице и затряс ей руку. – Спасибо вам товарищ!

Он ушел за ним, пришла матушка атамана. На большом подносе она принесла, жареного карпа с картофельным пюре, сдобные булочки и кофе.

Оставшись одна, царица Софья принялась за еду. Настроение у нее поднялось. Единственной вещью, смущавшей девушку, была прялка с веретеном. Ее матушка атамана за чем-то втащила в комнату и оставила.

Утолив голод, девушка подошла к одному из окон. Сквозь прутья решетки девушка увидела верхушки елей. Вокруг был лес, а комната, в которой находилась царевна, находилась на вершине башни.

Она посмотрела вниз и увидела постоялый двор. Похоже, башня находилась рядом с гостиницей, если не на ее территории. Царевна вспомнила, что разбойники часто использовали гостиницы и трактиры как места для своих укрытий.

Софье стало одиноко. Она подумала о том улыбающемся молодом юноше. Вспомнила его простое лицо и на душе стало светлее. Потом она вспомнила Нестора. Его объятия и признания. Он показался ей необычайно далеким и напыщенным. Где он сейчас? В нем не было той простоты, которую она увидела в том юноше.

Софья бросилась на кровать и закрыла голову подушкой. В таких случаях полагалось заплакать от жалости к себе, но поразмыслив, Софья решила, что не стоит. Во-первых, от слез портится кожа, во-вторых, все складывается как нельзя лучше. Ее похитили, а значит Нестор обеспокоится, а может обеспокоиться и тот юноша. И кто-нибудь из них (может быть сразу оба) обязательно придет и спасет ее.

Девушка погрузилась в свои мечты. Если бы она сейчас подошла к окну, то была удивлена, увидев царского советника Афоню, который верхом на папином коне по кличке Шустрый, облетел башню разбойников несколько раз и опустился на постоялый двор.

Гостиница «У трех дорог» считалась разбойничьим гнездом и прибежищем всякого рода нечисти. Все путеводители по тридевятому царству для туристов настоятельно советовали посетить ее и насладиться неповторимой обстановкой ужаса. Так же в путеводителе говорилось о том, что вы можете подвергнуться нападению со стороны разбойников. Далее следовал перечень вещей, которые необходимо было захватить с собой, если вы хотите подвергнуться нападению разбойников. В противном случае о том, чтобы быть ограбленным лучше и не помышляете. Так же путеводитель обещал встречу с живыми мертвецами, упырями и кикиморами.

Что сказать, живой мертвец в трактире «У трех дорог» действительно был. Им был сам хозяин гостиницы Вася Живоглотов. Сколько ему было лет он и сам не смог бы сказать. Раньше он работал по специальности, – живым мертвецом на дороге возле «Темного, претемного леса», – пугал Иванов-царевичей и добро молодцев. Но со временем пугать стало некого. В «Темный, претемный лес» никто не ходил, а ходили туда в основном за советом к Бабе Яге. Но видимо советы старухи со временем стали всем без надобности. Стало скучно, поэтому пришлось Васе Живоглотову искать другую работу. Его пригласил к себе известный разбойник Соловей и поставил следить за гостиницей «У трех дорог». Главарем здешней шайки был атаман Бармалей. Надо сказать, что само здание было новеньким с белесыми стенами и светлыми помещениями. Живоглотов много времени потратил, чтобы придать заведению вид разбойничьего вертепа: покрасил черной краской стены, выписал страшного вида ведьмовские котлы и развесил по стенам паутину. Но краску смывал дождь, и каждую неделю Вася вынужден был подкрашивать стены вновь. Котлы оказались специально состаренными. После первой помывки они заблистали как фанфары у музыкантов. Пауки не хотели плести путину на стенах.

С прислугой то же было не гладко. Нечистая сила из ближайшего леса никак не хотела идти работать в гостиницу. Стоит сказать, что нечисть вообще ленива по натуре. Вася нанял двух иностранных вампиров и одного местного упыря, но они никак не мог согласовать общий график работ. Всем нужно было спать днем, когда самая работа, и не спать ночью, когда работы не было.

Пришлось от услуг одного иностранца и отечественного упыря отказаться. И взять несколько людей из соседней деревни. Дело наладилось, людям нравилась работа в гостинице и необычная обстановка. Оставалось найти повара. Вася очень хотел взять потомственного людоеда Костю Вилкина. Но оказалось, что тот стал вегетарианцем, обрил голову и уехал на восток постигать мудрость. Пришлось взять медведя Потап Михайловича. Он славился заготовкой варенья и приготовлением сочного жаркого. Это имело свои последствия. Медведь был немного неуклюж, поэтому после него кухня представляла собой поле битвы. Да и разбойники, к огорчению Васи, престали устраивать драки в гостинице, как того требовал разбойничий кодекс, опасаясь гнева медведя повара. Зато на стряпню Потап Михайловича никто не жаловался. Во-первых, готовил он хорошо. А во-вторых, попробуй, пожалуйся, когда к вам выходит повар-медведь в фартуке с лихо заломленным набок колпаком и, покручивая в лапах черпак исполинского вида спрашивает:

– Что, добавки?!

Если кто и хотел предъявить претензии, то сразу благодарил, затем с перепуга просил аж, три добавочные порции и все съедал под пристальным взглядом медведя.

Вскоре Соловей променял карьеру разбойника на карьеру оперного певца и уехал в турне. Гостиница отошла Васе в полное распоряжение. Разбойники жили в высокой башне на территории гостинице. Они и раньше мало контактировали с Васей, а, сейчас, когда Соловей отошел от дел, разбойники стали редкими гостями в гостинице. Вася Живоглотов сохранил за ними бесплатный стол. Иногда он просил посидеть их в уголке за столом в обеденном зале для поддержания имиджа гостиницы, как разбойничьего вертепа, но в остальное время разбойники неохотно появлялись у него.

Но сейчас разбойники сидели за столом в обеденном зале. Вокруг была приятная полутьма. В камине рядом потрескивали дрова. В зале было немноголюдно: несколько путников, – скорее всего купцы, – курили трубки и вели между собой неспешный разговор. Несколько туристов из северных окраин тридевятого царства, изучали карту. Чуть поодаль у окна цыганка Вадома гадала на картах странного вида путникам. Один из них был рыжий с остренькой бородкой, ни дать ни взять – дьяк. Другой конь, – да, самый обыкновенный конь.

Вадома была разбойницей. Это она заманила на базаре к себе в шатер Софью и усыпила. Молодая цыганка бодро кидала карты, когда остальные разбойники сидели, склонившись над столом. Косоглазый разбойник писарь Лев Тонкий сидел с пером и пачкой бумаги. Именно ему доверили писать грозное письмо царю-батюшке. Остальные разбойники, включая атамана Бармалея, обступили его и наперебой советовали, как нужно писать.

– Пиши, – советовал один старый разбойник по прозвищу Змеиный Глаз, – пиши, царю-батюшке «эскваэру». Мы спрятали вашу девчонку в надежном месте, если хотите увидеть ее живой, то положите деньги в коробку под куст.

– Стоп! – запротестовал атаман по прозвищу Бармалей. – С чего ты взял, что писать нужно именно так?

Змеиный глаз помял седую бороду и пожал плечами, не зная, что ответить.

– Потом, что это за обращение к царю-батюшке «эсквайр». Ты хоть знаешь, что оно означает? – продолжал Бармалей.

Змеиный Глаз был вынужден признаться, что не знает.

– Так полагается писать письма о похищении, – оправдывался он. – И нужно обязательно подписаться «Два злодея».

– «Два злодея», – передразнил его атаман. – Почему «два злодея», когда нас гораздо больше. «Два злодея»! Ты еще внизу пририсуй гроб, свечу и череп с костями. Ты писал хоть раз письма о похищении?

Змеиный Глаз тяжело вздохнул.

Атаман продолжал:

– Оскорбил царя-батюшку каким-то «эск кваканьем». Так письма не пишутся.

Он подумал и сказал Льву Тонкому:

– Пиши, царю-батюшке амператору всего тридевятого царства и прочая, прочая. Мы украли вашу дочь…

Атаман поморщился. Слово «украли» резало ему слух, и он решил заменить на другим.

– Скажем, не украли, а взяли…

Разбойники сказали, что опять получается неприятно.

– Цари они натуры тонкие, – философствовал разбойник с тонкими усиками и кружевными рукавами на рубашке. – Может, обидится и не исполнить наших требований.

– А что нужно еще и требования писать? – удивился разбойник с синяком под глазом по кличке Фингал. – Царь у нас хороший, не хочется хорошего человека обижать.

Атаман тем временем пришел к решению и дал команду писарю:

– Пиши, ваша дочь гостит у нас.

Разбойники одобрительно загудели.

– Правильно! Во, атаман, – голова!

Бармалей пощипал ус.

– А дальше, что писать?

– Про требования сразу писать нельзя, – заявил тонкоусый разбойник, – родитель все-таки.

– Так о чем писать?

– Обычно про погоду пишут.

Атаман глянул за окно.

– Погоды у нас хорошие. Вчера дождь был, вода вышла из берегов и затопила дорогу, что идет к Чертову болоту. Теперь люди переправляются на лодках, чтобы попасть в соседнюю деревню. А еще местному старосте в лоб попала молния. После чего всей деревней ловили.

– Кого? – поинтересовался Фингал.

– Старосту, не молнию же, – пояснил Бармалей.

Глядя на строки, что появились на белом листе бумаги, разбойники обрадовались.

– Выходит наше письмо, – говорили они.

Бармалей тоже улыбнулся. Он хлопнул в ладоши, подозвал Васю Живоглотова и попросил принести «Особой болотной». «Особая болотная» была фирменная бормотуха, которую можно было попробовать только в гостинице «У трех дорог». Секрет изготовления Вася не рассказывал никому. Известно было, что туда входит лягушачья слизь, сопли мертвецов, болотная тина, протухшие мухоморчики и ведьмовские нюни.

Вася вытер о передник свои синие руки и пообещал принести.

– Так, о чем дальше писать будем дальше? – спросил Бармалей, когда все выпили по кружечке.

Тонкий, обтерев усы, икнул, и сказал:

– В письмах обычно пишут про здоровье.

– Про здоровье. – Атаман посмотрел на дно пустой кружки. – Хорошо, пиши, а здоровье мое, как у быка, ломом меня не убьешь! Вот какое у меня здоровье!