Шоколад, Брунгильда и неизбежный апокалипсис бесплатное чтение

Знамение

Как обычно утром, перед тем как идти варить кофе и поджаривать тосты, Борис подошел к входной двери и взял с коврика две газеты. «Магический вестник» он привык подробно читать за столом, а потому сунул его под мышку; а вот газету для обычных людей он проглядывал по пути на кухню. Сегодня до кухни он не дошел. Он остановился посреди коридора, уставившись на первую страницу «Столичных Новостей». Напол страницы было размещено фото: половинка белого огурца-дирижабля торчала наискось из земли, из дирижабля валили огромные клубы белого дыма и вырывались черные всполохи огня. А над фото шла крупная надпись: «Самая ужасная катастрофа с начала века! Попав в шторм у западного мыса, самолет врезался в дирижабль “Монтено”».

Борис не стал читать статью, где указывалось число жертв и раненых, его не интересовали последствия этой катастрофы. Он был в ужасе только от одного, от самого факта. Придя в себя после шока, вогнавшего его в оцепенение, он рванулся к вешалке, долго не мог попасть в рукав плаща, потому как все еще сжимал в кулаке газету, наконец, догадавшись кинуть ее на стул, справился с плащом, опять схватил газету и выскочил из дому.

Борис Леви вбежал в холл здания, где размещалось Б.К.М., то есть Бюро Контроля над Магией. В холле было пусто, так как еще не было и семи часов. Пробежав мимо охранника, Борис кинулся к лифту и поднялся на последний, 33 этаж. Даже не подумав постучать, он резко распахнул дверь и вошел в кабинет директора.

Длинный стол, стоявший посреди большого кабинета, был завален бумагами, картами, книгами, между ними валялись пустые бумажные стаканчики из-под кофе, на одном краю стояли тарелки с недоеденными пончиками. В комнате находилось только двое: Дэн Коулман – начальник отдела информации (упершись кулаками в стол, он склонил свою молодую вихрастую голову, уставившись в толстый старинный фолиант) и Бенджамин Миллер – директор бюро (он сидел на подоконнике и курил, уставившись в окно). Обернувшись на вошедшего Бориса, Миллер устало глянул на него и газету, которую тот по-прежнему держал в руке. Чуть нахмурившись, будто вспоминая что-то, он сказал:

– Помощник Курта Пильтона, из отдела пророчеств?

Борис кивнул.

– Я Борис Леви, раньше работал с Пильтоном, потому и знаю о пророчестве. Теперь я в оперативном отделе.

– Да-да, помню ваше заявление, – ухмыльнулся директор.

Борис смутился, вспомнив свое нахальство и ту шумиху, которую он устроил ради своего перевода в другой отдел. Но это был отчаянный шаг, так как сидеть в затхлом отделе пророчеств было уже невмоготу, а его начальник, Пильтон, отпускать его не собирался, так как, видимо, боялся, что никто к Пильтону больше не пойдет ассистентом, ведь кто захочет быть вечно на побегушках и только и делать, что добывать кофе и покупать галстуки, будто он заправская секретарша. Потому Борис только месяц назад попросил, чтобы его перевели в оперативный отдел, где он действительно мог сделать карьеру. Составляя заявление и подавая его прямиком директору бюро, он вложил все красноречие, на которое был способен его мозг, подпитанный, кроме отчаянья, еще и несколькими бутылками вина.

– Вот так-то, юноша. – Директор вздохнул и задумчиво провел ладонью по седым, по-военному коротко стриженным волосам. – Можете поприветствовать конец света.

– Как это «поприветствовать»? – опешил Борис. Вот чего он не ожидал, так это пессимистичного настроения у начальства. Он-то думал, что все тут будут стоять на ушах. А тут будто в покойницкой, тишь да печаль, покрытая выспренной философией.

Директор так же безучастно сказал:

– Пророчество сбылось. Апокалипсис неизбежен.

Он отвернулся к окну.

Борис подошел к столу. Дэн был теперь начальником отдела, но начинали они вместе, поступили в бюро пять лет назад и попали в помощники к Пильтону, вот только у Дэна в бюро работал дядя, он быстро перенаправил Дэна в отдел информации, и повышения последовали одно за другим, тогда как Борис так и остался в клешнях у Пильтона.

Дэн, подняв на Бориса глаза, зашептал:

– Все начальники отделов собрались еще три часа назад, как только стало известно о дирижабле. Первым, конечно, прибежал старик Пильтон.

– Только предстоящий апокалипсис и смог вынудить его принести сюда свое толстое моржовое тело? – фыркнул Борис так же тихо.

– Он объяснял пророчество, показывая оригинал и свою еще тринадцать лет назад сделанную расшифровку. Сомнений нет, пророчество начало сбываться.

– Так почему же вокруг такая тишина? – специально чуть громче сказал Борис, чтобы его услышал директор, но тот все так же большой застывшей статуей сидел вполоборота к нему.

– Об этом и велись споры – предпринимать что-то или нет… Но что тут поделаешь, – пожал плечами Дэн, – это судьба.

– Но для того и существует пророчество, чтобы успеть предотвратить катастрофу. – Борис хлопнул газетой по столу, раз его звонкого голоса было слишком мало для того, чтобы привлечь внимание в этом большом, почти что пустом кабинете.

Шеф бюро наконец повернулся и сказал ему:

– Если пророчество не сбудется, то оно уже не пророчество. А значит, нам остается только следить за предстоящими событиями.

Борис хотел было возразить, но директор поднял руку, призывая его к молчанию, и сказал тяжело и весомо:

– А если и вмешиваться в судьбу, то очень тонко и деликатно. Это как разминировать бомбу. Поэтому этим делом займется Шон.

Борис впервые слышал это имя.

– Кто?

– Познакомишься. Так как ты горишь желанием что-то делать, присоединишься к нему. Шон не особо аккуратный в подаче рапортов. Будешь руководить поиском и докладывать. Попробуйте, может, вам удастся разгадать, кто те двое из пророчества. Я пошлю Шона к тебе.

Он наконец-то встал с подоконника, распрямившись во весь свой двухметровый рост.

– А теперь давайте освобождайте кабинет. И почему тут все завалено мусором? Где Элис? – Он подошел к столу и нажал кнопку вызова секретарши. – Элис, принесите наконец свежее кофе и утреннюю корреспонденцию и уберите тут все.

– Еще только полвосьмого, мистер Миллер, – пропищало из селектора, – почту доставляют в восемь.

Дэн начал собирать рулоны со стола, а Борис схватил пончик с подноса и вышел из кабинета. Ну вот, как он и мечтал, ему наконец-то дали первое стоящее расследование, но, кажется, оно будет и последним.

Шон явился в маленькую каморку Бориса, громко называемую кабинетом, только в половине десятого. Это был высокий, сутулый человек, от которого несло вином. Вид его был помятый и какой-то странный. Не смотря на солнечную майскую погоду, на голове его была шляпа с опущенными полями, а лицо снизу по-ковбойски закрывал серый платок, воротник же длинного черного плаща был высоко поднят.

– Это что за маскарад, приятель? – вместо приветствия раздраженно сказал ему Борис. Так как этот человек своим разгильдяйским видом с первого взгляда вызвал у Бориса антипатию.

– Аха, он самый, – хрипло проговорил Шон. Он сразу развалился в кресле и закинул на стол ноги, не боясь продемонстрировать свои стертые никогда не чищенные башмаки. – Давай, выкладывай, что там к чему. Шеф плел что-то невнятное, и завершил свою болтовню как депрессивный суицидальщик, находящийся в острой стадии болезни. Все что я понял, так это то, что надо кого-то найти. Так что давай в двух словах, что к чему.

– Мир катится к чертям, – сквозь зубы проговорил Борис, – а кроме грязного пьянчуги никого не нашлось?… И убери ноги со стола!

Шон лениво подобрал ноги и спокойно, без хвастовства, а просто, будто сообщая факты, сказал:

– Шеф меня потому выбрал, что я лучшая ищейка. Я бы послал тебя посмотреть мое дело, но оно засекречено. Но поверь мне на слово, я нашел всех кого мне поручали найти. И винцо или прочее горячительное мне в этом нисколько не мешает.

Борис стоял, поджав губы и сложив руки на груди. Потом, смирясь с ситуацией, сказал:

– Значит так, Шон… – начал было Борис и замолчал, ожидая, что тот скажет свою фамилию, но тот молчал. «Ага, хорошо, – нахмурился Борис еще больше, – значит просто имя, словно кличка пса, ну-ну». Было понятно, что от этого типа добиться подчинения будет очень трудно, но черт с ним с именем, закрытым лицом и даже с дисциплиной, главное был бы по-настоящему стоящей ищейкой, как он себя расписывает. Но что-то Борис в этом очень уж сомневался. – Задача наша проста. Остановить надвигающийся апокалипсис. И нас в команде только двое.

Борис замолчал, ожидая хоть какой-то реакции от этого пьянчуги, но, по не шевелящейся закутанной фигуре, ничего невозможно было понять, может тот вообще уже спал.

– Ты слыхал о Иерониме Орхе? – спросил Борис.

– Нет. Его что ли найти?

– Он умер сто тридцать четыре года назад, где-то на южных островах. Боюсь, ты от него и костей не разыщешь.

– Это еще вопрос, – пробормотал Шон.

– Иероним Орхе великий маг и пророк. Те его послания, что сумели расшифровать – исполнились. В его книге пророчеств 1231 послание. Его последнее послание, написанное им накануне смерти, было расшифровано бюро тринадцать лет назад, но по понятным причинам его обнародовать не стали, так как речь там идет об апокалипсисе. – Борис сделал эффектную паузу и продолжил: – Вот оно:

«Конец существования для простых людей наступит в месяц цветения миндаля. Вестником его будет гибель четырехкрылой птицы, которая столкнется с дутой жабой. Пройдет восемнадцать дней и земля содрогнется, взбурлит океан и проснется король океанских глубин. В тот день с земли исчезнут простые смертные, останутся лишь маги. Деяния рук человеческих обратятся в прах, будто их и не было. И вернутся в этот мир твари волшебные темные и светлые. И на земле воцаряться как в старь эльфы, гномы, орки и драконы. А виной всему этому будет безымянный рыцарь, что восславит черный напиток и дева-воительница».

– Хры-хы, – то ли хохотнул, то ли хрюкнул Шон, – забавненько, как этот древний дед назвал дирижабль дутой жабой.

– Так вот, – сказал, хмурясь, Борис, не такого эффекта он ожидал от пророчества, – предотвратить этот ужас мы можем, найдя этих двоих. И у нас на это лишь семнадцать дней.

– Ну, насчет идиота-рыцаря как-то непонятно. А вот с девой-воительницей, думаю, полегче будет.

Шон встал и направился к двери.

– Стой. Ты же понимаешь, – сказал ему строго Борис, – это дело первостепенной важности. Поэтому я должен знать, все что ты делаешь. Так что докладывать о расследовании будешь каждый день и…

– Если что разузнаю сообщу… как-нибудь, – оборвал его Шон. – А по офисам бегать или того хуже чиркать бумажки, мне некогда.

Он вышел из кабинета, даже не закрыв за собой дверь.

«Нет, – вздохнул Борис. – Я бы на такого ищейку не рассчитывал. Хорошо бы разузнать, кто он такой и почему засекречен. И с чего вдруг директор назначил именно его?

А сам-то я справлюсь? – обеспокоился Борис, – я сам без году неделя как переведен на оперативную работу. Хотя.... с другой стороны разве у кого-то может быть опыт предотвращения апокалипсиса?»

17 дней до апокалипсиса

Льюис стоял на пороге своей кондитерской лавки и глядел на улицу. Крапал дождик, прохожих было мало, наверное поэтому и посетителей сегодня не было. Да и день только начался, было только одиннадцать часов, и Льюис надеялся, что к обеду люди оживятся, и голод их заставит заглянуть в его лавку.

Льюис вышел на тротуар, чтобы снаружи полюбоваться витриной. Он возился с ней весь вчерашний вечер, в итоге убрал все лишнее. Остались три высоких подставки из темного дерева, на которых высились цилиндрические торты. Два шоколадных, и бежево кремовый, украшенный веточками бузины с нежными белыми соцветиями.

Но как бы не блестел от свежести шоколад или посверкивала тончайшая хрупкая сахарная корочка на тортах, старая крашенная еще лет сто назад черной краской витрина была слишком мрачна, и к тому же, что Льюис безусловно с грустью сознавал, ни на стекле, ни на вывеске не было ни одного слова, которое бы зазывало и привлекало спешащих мимо прохожих. Взгляд Льюиса упал на пестрящую цветным ярмарочным великолепием соседнюю бакалейную лавку, что примыкала справа к его лавке. В то же мгновение в дверях появился и сам хозяин, провожавший даму со множеством пакетов. Перед тем как вернуться к другим покупателям, сосед, заметивший тоскливый взгляд Льюиса, бросил ему «Скучаете?», а после еще и ухмыльнулся какой-то издевательской улыбкой. Дверной колокольчик соседского магазинчика, беспрестанно терзал сердце Льюиса, оповещая его о входивших и выходивших оттуда покупателях. Ну что ж, может скоро они и в его кондитерскую лавку заглянут?

Но пока что покупателей не было.

Льюис вернулся под навес и закурил, с грустью уставившись на лужу.

– Да я голос уже сорвал в суде, не буду я больше браться за твоего Генри, – совсем рядом раздался и правда срывающийся на верхних нотах нервный голос. – Лучше я опять займусь бракоразводными процессами, а делишки твоего Генри меня доведут до…

– Арчи, но ты лучший, – искренне воскликнул второй голос.

Льюис с интересом глянул вправо, из-за столба показался высокий человек, со шляпы его капала вода, а он, ссутулившись, говорил куда-то вниз, повторяя: «Арчи, нам нужен только ты». Льюис, увидев к кому обращается мужчина, от удивления выронил изо рта сигарету. Собеседником его была большая, высотой до колен, морская чайка, она гордо шагала рядом с ним и вскрикивала резким голосом: «Нет, не проси!»

– А как насчет личного рыбного меню в клубе Генри? – попробовал соблазнить его мужчина.

– А-ха-ха-ха-ха, – вдруг громко расхохоталась, а может и загоготала чайка, вспорхнула и, громко хлопая крыльями, низко полетела вперед по улице.

Мужчина пустился за ней бегом, крича: «Арчи, постой! Арчи!»

Льюис, закрыв глаза, помотал головой, будто хотел, как заварку в чайнике взболтать свои мысли, и вследствие этого прийти в себя.

Впервые Льюис увидел то, чего в природе быть не может, а была это большая метровая селедка сидевшая в парке на скамье и читавшая газету, когда ему было семь лет. Льюис тогда шел с отцом и, увидев чудную отдыхающую, остановился, он, тыча в нее пальцем, стал восклицать, что это такое и как такое может быть. Отец одернул его за рукав, приказав не пороть чушь и оставить в покое вполне нормальную девушку. Льюис всю дорогу до дому клялся, что это не шутка и не выдумка, и что на скамье сидела селедка. Отец в конце концов в ответ проронил лишь сухое: «Вот как», а на следующий день привел его к психиатру. И только пустив в ход всю свою изворотливость, на которую редкий мальчишка был бы способен, Льюис смог правильно ответить на все каверзные вопросы врача и избежать тяжелых последствий общений с ним. И тогда он сам решил искать правду.

Теперь, видя каких-либо странных существ, он не выпрашивал других людей, видят ли они их, он понимал по глазам окружающих, что они в упор чудного не видят. Льюис стал гоняться за этими странными существами, чтобы пощупать их, поговорить с ними, ему не терпелось понять плод ли они его воображения или правда существуют. Но до сих пор они продолжали ускользать от него или исчезали до того, как он до них добирался или недоуменно отрицали свою странную сущность. А в последнее время, он сменил подход к своему сумасшествию, он решил ни до чего не допытываться, просто наблюдать, а оно пусть себе живет настоящее или нет, это уже не имело значения.

Льюис посмотрел на опустевшую улицу и пробормотал:

– Это даже забавно, чайка-адвокат. А что, ей подходит. И костюмчик и голосок и характер стервозный.

Льюис хохотнул, а потом с грустью вздохнул. Он зашел обратно в кафе, прошел за прилавок и занялся расстановкой кружек на полке, размышляя, если бы он смог догнать того мужчину, тот наверняка бы все отрицал так же как и остальные до этого им допрашиваемые.

Вдруг грохнула дверь и колокольчик, испуганно дринькнув, улетел с громким звоном куда-то в противоположную стену. Словно стадо коней, а может и тайфун ворвался в кафе. Льюис обернулся.

– Ох, извините. Я затормозить не успела.

В прилавок с разлету уперлась девушка. Льюис ошалело уставился на неё, потеряв разом и мысли и дар речи, он даже забыл, кто он и где. Такого существа он еще никогда не встречал в своей жизни. Девушка была ростом под два метра, и шириною в два обхвата, щеки ее горели здоровым румянцем, золотые волосы были распущены и волнами спускались по округлым плечам.

– Пока бежала, заколка куда-то улетела. Можно? – она, не дожидаясь от онемевшего Льюиса ответа, схватила вилку из стаканчика со столовыми приборами и, ловко подцепив копну одной рукой, подколола её вилкой так, что трезубец показался сбоку её головы.

– Бежали? – наконец сказал Льюис, – от кого?

– Зачем от кого? – пожала широкими плечами девушка. – Просто бежала навстречу ветру. Вот только не надо смотреть на меня так.

– Как, «так»?

– Как будто вы из рода ханжей и отряда мещан обыкновенных серомыслящих. Лучше налейте мне скорей кока-колы.

– А… – Льюис замялся.

– Я бежала со скоростью двадцать пять миль в час, обогнала велосипед, еще немного и я выпью воды из этой вазы с цветами. Так что поторопитесь. Нет колы, налейте пепси.

– Извините, но это кафе. Я предлагаю здесь пирожные и чай.

– Кафе без колы? – она с презрением смотрела на него.

– Ага, – Льюис отодвинулся чуть подальше, боясь, что ее неудержимая энергия обрушится на него, и быстрей добавил: – Есть холодное молоко.

– Я понимаю, что на столичную штучку не тяну, но дуть молоко…

Льюис хотел было начать извиняться, но девушка примирительно сказала:

– Ладно давайте свое молоко, иначе я пересохну и лопну как жаба в Африке.

Когда перемирие было установлено посредством стакана молока, девушка, осушив в раз пол стакана, довольно выдохнула и сказала:

– Такая барная стойка пропадает, могли бы подавать всяческие напитки, не только свой чай.

Прилавок слева и правда переходил в высокую барную стойку, черную, голую и блестящую как горный пласт черного сланца после дождя. Это было единственное напоминание того, что раньше это помещеньице служило баром.

– Да я только открылся и еще не думал, как использовать это пространство.

– Конечно, за два дня что вы здесь многого не успеешь. С одной витриной только до полуночи провозились…

– Вы что следили за мной? – насторожился Льюис.

– У меня бессонница. А звезд вчера не было видно, пришлось смотреть, как вы по десять раз меняли местами свои несчастные три торта.

– Они не несчастные, – нахмурился Льюис. – Так вы живете в доме напротив?

– Почти напротив, вон в том, коричневом двухэтажном доме, с белыми колоннами у входа. – Она кивнула на окно.

Льюис глянул туда. Да, когда впервые, еще прошлым летом, он оказался на этой улочке, он сразу обратил внимание на дом, самый старый и красивый особняк в этом районе. Правда дом явно знавал лучшие времена, краска и штукатурка пооблезли, северная стена была сплошь увита сухим плющом, во дворе высилось какое-то несчастное старое сухое дерево, а одно из чердачных окон было заколочено фанерой. Льюису хотелось спросить, с кем живет там девушка с мужем или с родителями, но знакомы они были всего-то пять минут, и он промолчал. Хотя он мог бы и поговорить с ней по-соседски, но что-то его смущало. Жаль что Льюис, прожив тут неделю, даже в окно не сповадился глянуть. Может он бы её увидел прохаживающуюся по улице под ручку с мужем?

– Кстати, меня зовут Брун, – девушка протянула руку, но не как прочие девушки не костяшками вверх, а по-мужски боком для широкого рукопожатия. И рукопожатие Льюис ощутил крепкое, какое и у мужчин редко встретишь. – Брун сокращенно от Брунгильда, – пояснила она.

За окном крича пролетела мимо чайка и Льюис, невольно вздрогнув, пробормотал:

– Черт, может опять адвокат?

– Что? – удивилась Брун.

– М…м, – замялся Льюис и вдруг, улыбнувшись, неожиданно для себя искренне произнес: – Так странно, мне до этого показалось, что чайка разговаривает с мужчиной, конечно, если б наоборот. Тогда сумасшедшим можно было назвать не меня, а этого мужчину. А так…

– Как странно, – протянула девушка, не понятно с каким чувством.

– И ладно бы мне только раз такая чушь привиделась! Всего не перечесть, привидения играющие в кости, русалки в заливе. – Никому в жизни Льюис не рассказывал о своих видениях, а тут его вдруг понесло. – Как-то на лекциях показалось, что один из студентов, однокурсников, в воздухе светящиеся письмена рисует.

– У вас богатое воображение, – сдержанно проговорила Брун.

– Я потому и сбежал, все бросил, я хотел поймать эту магию, но она все продолжает ускользать от меня.

– А откуда вы сбежали?

– Из самого серого и скучного мира какой только можно представить. – Льюис уставился задумчиво в окно. Пожилая дама, опершись на трость, наклонилась, чтобы получше разглядеть торты. – Вот смотрю на неё и кажется мне, что под этой шляпой с огромными фазаньими перьями, круглыми очками на длинном носу, и странным длинным платьем скрывается вовсе не старая мадам, а очень даже молодая лепреконша. Да, – Льюис оживился. У него будто разыгралось воображение, или как он всегда считал шестое чувство. – Очки в золотой оправе, трость с серебряным наконечником, цепочка от часов, да и сами часы все же стибрено!

Дама распрямилась и глянула поверх очков прямо сквозь витрину на Льюиса.

– Надеюсь, она не услышала, – пробормотал он. – Да и вы не слушайте.

– А почему? У вас это презабавненько получается.

– Вы наверное считаете, что я сумасшедший? – сказал он.

Брун постучала пальцами по столу, будто что-то решая, а потом улыбнулась и сказала:

– Какая разница, что и кто о вас думает. Наплюйте вы на мнения абсолютно чужих вам людей, я вот так всегда делаю.

Льюис улыбнулся, на душе его вдруг потеплело. А может и правда махнуть на все рукой, и перестать думать, кто сошел с ума он или мир, просто наслаждаться жизнью и все. Может так даже веселей, если все будет слегка приукрашено его воображением?

В кафе вошла дама в шляпе с фазаньими перьями, что до этого торчала у витрины и, не дойдя и до половины залы, въедливо глядя на Льюиса сквозь очки, спросила:

– А кто кондитер? Кто печет эти торты?

– Я сам, – скромно проговорил Льюис.

– Что? – воскликнула Брун и засмеялась.

Его кольнул ее насмешливый взгляд, и он быстрей сказал, обращаясь к Брун, а не к старой даме:

– Я учился у мистера Ле Коленье, лучшего из столичных кондитеров. Если хотите знать, он поставлял свои шедевры даже королевскому двору.

– Н, да? – фыркнула дама. – Ну, это не ваши заслуги. Сами же вы молоды и слишком худы!

Она развернулась, качнув фазаньими перьями на шляпе, и вышла из лавки.

Льюис насупился, а потом пробормотал:

– И куда я дену эти торты и пирожные завтра, когда не продам?

– Если не продадите, позовите меня и заварите чай. Хотя я бы предпочла какой-нибудь другой напиток.

Брун расплатилась за молоко и направилась к двери.

– Надеюсь, я вас не испугал своим сумасшествием? – вдогонку ей сказал Льюис.

Брун обернулась и, улыбнувшись, сказала:

– А колокольчик-то с полу исчез. Он у вас серебряный был?

Льюис кивнул.

– Так может вы и правы, и это была лепреконша, – сказала Брун.

Они дружно засмеялись.

Все-таки ему удалось в этот день продать два торта и несколько пирожных. Но слова златовласой энергичной Брун все время вертелись в его голове. Он был с ней согласен, что нужен был напиток, вот только не кола и её эквиваленты. И когда в конце рабочего дня он запирал изнутри дверь кафе, потому что уходить ему никуда не надо было, жил он тут же в подсобке, его взгляд невольно притянул коричневый дом с колоннами у входа. Отсюда он был виден лишь наполовину, и сейчас там горело два окна внизу и одно в угловой комнате наверху. Может за этим окошком, на втором этаже, сейчас Брун сидит и читает или вышивает? Хотя нет, такие спокойные дела не в её неугомонном характере.

Воспоминания о её горячем живом характере вдруг всколыхнули что-то в душе Льюиса, ему захотелось, чтобы и напиток его был такой же согревающий и горячий, и еще немного волшебный, ведь Брун не только не смутили его откровения, она еще и про лепреконшу пошутила. Да, это должен быть горячий, приносящий радость, наполненный магией напиток…

И вдруг Льюис понял, что ему надо сварить, понял даже какую вывеску надо написать на окне и радостный помчался на кухню, зажигать плиту и доставать молоко.

16 дней до апокалипсиса

Утром, Льюис надел белый фартук и открыл дверь кафе. Жалко он не успел купить новый колокольчик, но это не важно, он был уверен, что сегодня бы оборвали и новый, потому как толпа посетителей, захотевшая необыкновенный напиток, смела бы и саму дверь. Льюис, пританцовывая, направился к прилавку. Его радовал не только превосходный напиток, но и новая надпись на стекле витрины: «Здесь подают магический напиток «Брюньон»!» Да из-за одного любопытства все сбегутся, а когда попробуют…

Но прошел час, два, какой-то мальчик купил пирожное, и одна старушка разорилась сразу на семь пирожных, причем расплатилась одними медяками. И никто не заказал и даже не спросил о напитке.

А после обеда зашел небритый мужчина в поношенном сером пальто и попросил меню.

– Понимаете, – смутился Льюис, – меню нет, я только что открылся, да и все пирожные и торты перед вами.

– А напитки? – спросил мужчина.

– Я предлагаю чай всех сортов, а с сегодняшнего дня необыкновенный шоколадный напиток.

– Вы его назвали магическим, – кивнул мужчина. – Почему?

– Таков рекламный ход.

– И только?

– Что значит «и только»? – растерялся Льюис.

Мужчина вдруг щелкнул пальцем перед носом Льюиса.

– Какого черта? – воскликнул Льюис отклоняясь.

– Не знаю, – поморщился мужчина и почесал в затылке. – Не пойму.

– Что? – Льюис был озадачен этим странным типом.

– У вас здесь довольно неплохо. – Как ни в чем не бывало сказал мужчина. – Недавно открылись?

– Три дня как. Так что вам налить? – Льюису надоели его расспросы.

– Шоколад. Если я после него ни в кого не превращусь, – он серьезно посмотрел на Льюиса.

Льюис даже не стал отвечать. Он достал огромный бокал и щедро налил напиток. Аромат шоколада разнесся над стойкой. Вдруг что-то щелкнуло. Льюис поднял глаза. Мужчина в этот момент спрятал под плащ огромный фотоаппарат, который вмиг там исчез, будто провалился в какой тайный карман.

– Что это вы…

Льюис осекся. Неожиданно, наверное потому, что дверь была без колокольчика и распахнута, у прилавка вдруг оказался молодой человек в черном плаще и шляпе котелке. И тут же предыдущий покупатель как-то ссутулился, отвернулся и вдруг принялся разглядывать полупустые полки за барной стойкой, куда Льюис выставил белые чашки и блюдца.

– Добрый день, – по-деловому шустрым тоном начал новоприбывший, – что же за такой магический напиток вы подаете?

Льюис расцвел, ну наконец-то реклама начала давать плоды.

– Это наивкуснейший, слегка горький и в меру сладкий горячий шоколад, – стал объяснять Льюис. – Рекомендую запивать прохладной водой. А если вы истинный гурман и любитель шоколада…

– А почему этот ваш шоколад магический? – прищурился молодой человек в котелке.

– А вы выпейте! – Льюис потянулся к кофейнику. – И уже после первого глотка почувствуете, что сможете творить волшебство!

– В каком смысле творить волшебство? – с подозрением спросил котелок.

– Вы так спрашиваете, будто этого боитесь. Так вам наливать? – кофейник в руке Льюиса застыл над чашкой.

– Вы не ответили на вопрос, – котелок так близко подошел, что уже навис над стойкой и поля его круглой шляпы чуть ли не касались лба Льюиса.

Льюис растерялся и пробормотал:

– Ну, шоколадный напиток пробуждает чувства, приятные и скрытые доселе, – попытался вывернуться Льюис и закрутить слова так, чтобы уж этот странный покупатель отстал со своими вопросами и наконец-то заказал кружечку.

– Значит пробуждает, – кивнул котелок, будто это и хотел знать. Он отклонился назад, окинул цепким взглядом и Льюиса и помещение, а потом вышел.

Льюис растерянно глядел ему вслед, даже позабыв о первом покупателе. А тот так и не выпив шоколада, ухмыльнулся и, саркастично пожелав приятного дня, ушел.

– Не такого я эффекта ожидал от шоколада, – сказал растерянно Льюис.

Может зря он назвал напиток магическим? Может это как-то отпугивает покупателей? Хотя что они там могут воображать? Вот они все спрашивали, почему магический, да почему. Да потому что это была насмешка над ним самим, вот почему! А еще, быть может потому, что ему хотелось и вправду творить что-то магическое.

Льюис думал, что вот оно худшее завершения дня, но день еще не кончился, и он был не пророк, чтобы ужаснуться тому, какое потрясение его еще ждало сегодня.

Унылый и разочарованный он закрыл кафе и побрел к порту, надеясь, что океанская вода, плещущаяся в заливе, развеет его мрачные мысли. Но он не долго гулял по пирсу и глядел на бьющиеся об волнорезы волны, Льюис продрог под весенним все еще холодным ветром, дующим с залива, и зашел в портовый бар.

Ближе к полуночи Льюис нетвердой походкой не спеша направился к своему жилищу, то есть к кафе. На полдороги его обогнала воющая пожарная машина, по бокам которой на изготовку стояли пожарники в брезентовых костюмах и касках. Льюис поморщился от воя, который болезненно отозвался в гудящей от винных паров голове.

– Не повезло ж кому-то, – пробормотал он. Впереди по улице и правда поднимался над домами тонкий жидкий дымок, он хорошо был виден на фоне светлого от огромной желтой луны неба.

Льюис прислонился к фонарному столбу и закурил. Он подумал, что может завтра к нему в кафе заглянет задорная Брун и он угостит её чашечкой шоколада. Вот кто точно по достоинству оценит его и насладиться напитком сполна.

Льюис докурил сигарету и еще немного постоял, любуясь ночным небом, а потом, вздохнув и подумав, что не так все и плохо, что может завтра начнутся продажи, неспеша направился к кафе.

Когда он свернул на свою улицу, он увидел стоящую посреди неё пожарную машину, а рядом пожарников, деловито сворачивавших шланги. Дым валил именно из его кафе.

Спотыкаясь, в ужасе и отчаянье Льюис кинулся вперед. А когда он увидел, что стало с его кондитерской, он чуть не закричал диким голосом. Витрина была разбита, и торты внутри нее были размазаны сапогами пожарников. Внутри лавки все было черно от копоти, пол был улит водой с пеной. В соседней бакалейной лавке пожарники также разбили витрину и оттуда тоже вытекала пенная вода.

– Вам повезло, соседи рано заметили пожар, – обратился к Льюису пожарник, определив в схватившимся за волосы молодом человеке хозяина кафе, – так что ничего существенно не пострадало. И будьте впредь осторожны, судя по всему вы не выключили газовую конфорку, рядом с которой висело полотенце.

– Так вот значит как! – раздался с другой стороны не голос, а прямо таки рычание облаченное в слова. Оказывается тут уже находился и хозяин соседней бакалейной лавки. – Вот кто виноват в пожаре! Чертов пекарь! Уж лучше бы остался прежний владелец, любитель горячительных напитков!

Пожарник поспешил уйти. А сосед гневно сверкая глазами, продолжал кричать:

– Все товары в лавке промокли и пропахли дымом, дверь обуглилась. А еще витрина, что чертовы пожарники на всякий случай выбили, так как ко мне заполз дым… Ремонт будешь делать за свой счет! Я тебя заставлю! Через суд заставлю, не отвертишься!

– Но я не… не готовил сегодня, – пробормотал Льюис, который твердо знал, что плиту как выключил прошлым утром так и не включал. Но оборонятся он не мог, перспектива платить за ремонт его выбила из седла, кошелек его был не просто пуст, он ведь еще и продукты в долг брал и за два дня, которые была открыта кондитерская затраты конечно же не окупились.

Слева мелькнула копна золотых волос, и вот уже сама Брунгильда возникла рядом с Льюисом.

– Вы в порядке? Вас там не было? – обеспокоенно обратилась она к нему. – А я спала, знаете ли я так крепко сплю, что вот только что…

Сосед, не обращая на девушку внимания, перебил ее, опять навалясь с обвинениями на Льюиса. Но Льюис вдруг перестал слушать и его и Брун, он вдруг заметил прячущегося за ближайшим деревом одетого в поношенное серое пальто человека. Вдруг сверкнула вспышка фотоаппарата нацеленного на магазин. Льюис сразу признал того странного затертого, как старый выцветший доллар, мужчину, что днем спросил меню, а потом скоропалительно ушел. «С чего бы ему опять тут ошиваться?» – вдруг с подозрением подумал Льюис, и двинулся к нему, не обращая внимания, что сосед кричит что-то гневное ему в след.

Мужчина за деревом, заметив его приближение, сунул куда-то за пазуху огромный фотоаппарат и отступил, а потом развернулся и скорой походкой пошел прочь. Льюис тоже ускорил шаг, мужчина пустился бегом, тогда и Льюис рванул в след за ним. Мужчина спотыкался в своих стоптанных ботинках, загибался и уже на следующем квартале Льюис догнал его и, схватив за хлястик пальто, остановил.

– Что вам надо? – тяжело хрипя, проговорил мужчина и обернулся. Он одернул пальто и приосанился, как будто не он сейчас бежал пыхтя и сгибаясь в три погибели.

– Кто вы такой? – вопросом на вопрос ответил гневно Льюис. – И почему вертитесь весь день около моего кафе?!

– Пр..просто мимо проходил, – под напором Льюисовых вопросов он стал съеживаться, опять впав в свое привычное сутулое состояние.

– А чего вы сейчас от меня бежали? Может это вы подожгли кафе?

– Что? – мужчина так это выкрикнул, будто большего оскорбления он не слыхал. – Причем тут я? Ясно ведь как день, что это бюро постаралось. Тем более сегодня их агент у вас все вынюхивал.

– Что? – Льюис посмотрел на него как на сумасшедшего. – Что вы мелете? Какие агенты? Какое бюро? Разведывательное что ли? Да при чем тут…

– Бюро магии.

– А-а? – только и смог из себя выдавить Льюис.

Мужчина покачал головой и сказал:

– Только давайте без восклицаний и охов, типа: «Как, магия существует?», «И вы тоже маг?», «Ах, неужели и я маг?» Ненавижу просвещать неосведомленных. Если хотите все знать, приходите на наше собрание и спрашивайте там у кого хотите и что хотите.

– Так все мои видения не видения? – пробормотал счастливо Льюис. Может от выпитого сегодня, но он готов был прослезиться и даже кинуться на шею этому доброму вестнику. Мир вдруг стал таким, каким он всегда его хотел видеть. В нем присутствовала магия, и одного слова этого нищебродского мужичишки ему хватило, чтобы тут же поверить в это. Хотя нет, он верил в это всегда, вот только заставлял себя думать иначе.

– А в кафе, – радостно воскликнул Льюис, – вы щелкали перед моим носом не потому ли…

– Потому, потому, проверял маг вы или нет. Вот только ответная энергии у вас какая-то неявная, слабовыраженная. – Он устало вздохнул, всем видом показывая Льюису, что не любил он всех этих объяснений, он любил задавать вопросы, но не отвечать на них. И мужчина даже сделал шаг от Льюиса, явно собираясь смыться.

– Постойте, объясните насчет кафе… Вы сказали, что в поджоге виновато какое-то бюро. Но чем я им не угодил?

– Первый и главный закон о неразглашении. А как только вы разместили на своей витрине словосочетание: «Магический напиток» к вам тут же прискакал агент. А вы отвечали так уклончиво и скользко на его вопросы, вот вас и заподозрили в том, что вы простым гражданам продаете магический напиток.

– За такую сущую малость и поджигать кафе?

– Это бюро то еще гестапо. Слушайте, вы приходите на наше собрание, – он зашарил по карманам и откуда-то изъял до нельзя замусоленную, с одним оборванным углом визитку, – тут адрес хозяина квартиры.

При свете яркого фонаря Льюис заметил мелко написанный адрес и фамилию.

– Да, да, – закивал Льюис. Он принял этот оборванный картон, как некую святыню и глубоко и счастливо вздохнул. Его пригласили на собрание магов. Голова шла кругом от этой потрясающей мысли. – Патрик Хоггарт… – прочитал он, на визитке – Это вы Хоггарт?

– Нет, я Мэйси. Я же сказал, что это визитка хозяина квартиры, где собрание. – Он покачал головой, будто говоря этим, ну совсем парень ошалел. – Ну мне пора. Послезавтра этак часов в семь приходите, – и мужчина, еще больше ссутулившись, быстро зашагал прочь.

Льюис наверное с самой широкой и глупейшей улыбкой на земле стоял по среди ночной улицы, осмысливая и принимая всем своим существом новость, которая вдруг поменяла всю вселенную вокруг него. Магия существовала, черт побери! И он вроде бы как тоже был маг.

Он радостно вздохнул и зашагал было обратно к кафе, но вспомнив, что его сейчас там ожидает: гневный сосед и печальное зрелище уничтоженных надежд, остановился. Нет, возвращаться ему туда совсем не хотелось. Да и надо ли?

Он задумался, где бы ему переночевать. Вернуться обратно в родительский дом, откуда он сбежал, он не мог. И не только потому, что он страшно разругался с отцом. Теперь когда кафе, купленное на родительские деньги сгорело, он даже представить боялся, что будет, когда он встретится с отцом.

Можно было бы заявиться к одному из друзей по университету. Но он вспомнил своих богатых щеголеватых друзей, что продолжали учиться на юридическом и отказался и от этой идеи. Хорошо что в кармане еще была мелочь, а значит на дешевенькую гостиницу на одну ночь ему хватит. А там уж видно будет. Главное теперь его серую жизнь осветила новая взошедшая над ним звезда – магия, и он собирался следовать только ее курсу.

15 дней до апокалипсиса

Брун наблюдала, как двое стекольщиков вставляют огромное окно витрины бакалейной лавки. Рядом с ними суетился, мешаясь под ногами, маленький толстый хозяин. Наверное, решил не дожидаться, когда Льюис ему заплатит за ремонт. А может Льюис уже все оплатил? Хотя Брун все утро поглядывала на кафе, ожидая его увидеть там, но его сегодня видно не было.

– Брун, хватит считать ворон. Ты слышишь, что я говорю? И ты, Мэри, отвлекись от своих брошюр. Я вас позвала, чтобы серьезно поговорить.

Брун развернулась на диване и посмотрела на старшую сестру Амелию, которая в своем длинном платье футляре, и забранными на вверх темно-каштановыми волосами была похожа на дивную статую Афины. И похожа на нее она была не только тем, что была такая же статная и с правильными римскими чертами лица, но к сожалению и тем, что обладала бесчувственностью статуи и как Афина ужасным властолюбивым характером, так что не только красота, но и царственность древнегреческой богини меркла на ее фоне.

– А чего тут слушать? – пожала плечами Брун. – Ты как всегда обвиняешь нас в том, что денег нет, а мы только и делаем, что покупаем лишние побрякушки.

– Говори за себя, – Мэри поверх своих круглых очков посмотрела на Брун. Небольшого роста, крепко сбитая и в очках, она была похожа на учительницу начальных классов. А возможно так казалось потому, что она вечно таскалась с какими-то бумагами, вот и сейчас весь стол перед ней был завален брошюрами, которые она перебирала.

– А ты на свою идиотскую революционную деятельность как будто и цента не тратишь, – хмыкнула Брун.

– Идиотскую?! Если бы у тебя была совесть… – начала возмущенно Мэри, но Амелия ее быстрей перебила:

– Давайте вернемся к нашей проблеме. Вы заметили, что уже три дня как от нас сбежала кухарка?

– Так вот почему еда стала такая ужасная, – нахмурилась Брун. – Ты совсем не умеешь готовить.

– Сковородки к твоим услугам, – поджала губы Амелия. – Но дело не в том, что нет служанки и дом приходит в запустение. Все что осталось от нашего наследства это только жалкие центы на наших счетах в банке. Давно уже следовало подумать, где нам брать деньги.

– И что ты предлагаешь? – спросила её Мэри. – Только не говори как тетя Сильвия, что нам поскорее надо найти мужей да побогаче, так как младшей, – она кивнула на Брун – уже двадцать лет, а она все скачет как малая деточка.

– На себя посмотри, – сказала Брун. – Возишься со своими бумагами хотя тебе двадцать пять. Лучше бы кавалера нашла в своем революционном обществе… Хотя постой, – Брун вдруг захохотала, – а не из-за этого твоего нервного революционера Колина ты и терпишь все эти бумажки?

– Что за чушь ты говоришь!

– Брун, Мэри, успокойтесь! Сколько можно ссориться! – воскликнула Амелия, тогда как Брун с Мэри отпустили еще по паре колкостей в адрес друг друга. – При чем тут замужество? Сейчас не девятнадцатый век. Уже двадцать третий год двадцатого века. Женщины вольны заниматься чем они хотят. Если это не против закона, – она зыркнула недовольно на Мэри. – Так что к чертям замужество. Я нашла выход получше.

Амелия сделал театральную паузу и, поймав нетерпеливые взгляды младших сестер, торжественно произнесла:

– Мы откроем здесь отель!

Мэри покорно вздохнула, она быстро поддавалась мнению старшей сестры, только если это не касалась революционной деятельности, потому что знала, что Амелия как каток, лучше уйти с её пути и дать ей действовать. Брун же была слишком независима. Она тут же возмущенно воскликнула:

– Что? Ты хочешь, чтобы по нашему милому, родному дому разгуливали всякие проходимцы и чужаки?

– Так дом хотя бы останется нашим, – ответила ей Амелия.

Амелия щелкнула пальцами, и из соседней комнаты в гостиную шурша по полу, а потом и по ковру вползла большая коробка, из нее торчал ворох бумаг.

– Эта счета по дому, – сказала Амелия. – Мы их не платим уже пятый год. И моей магии на всех сотрудников налоговых, водных и прочих служб уже не хватает. Наш дом вот-вот заберут за долги!

– Лично я не против твоей идеи, – буркнула Мэри и уткнулась в свои брошюры.

– Но одной табличкой «Отель» на двери не обойдешься, – заметила ехидно Брун.

– Конечно, – кивнула Амелия, – нужен архитектор…

– Архитектор? – воскликнула Брун, вскочив с дивана. – Так ты к чертям решила дом разнести?

Амелия молча указала ей на коробку со счетами, мол выбирай. Брун от бессилия зарычала, замычала, а потом воскликнула:

– Ну и где ты на него денег возьмешь? Тем более, я так понимаю, это будет не простой архитектор, а маг-архитектор!

– Займем у тети Сильвии, – спокойно заявила Амелия.

Брун скептически фыркнула.

– Нашла у кого.

– Вот поэтому ты пойдешь со мной, – безапелляционно заявила Амелия.

Брун знала, что тетка всегда благоволила к ней, так как жалела. Потому что мать Брун бросила полугодовалую Брун и мужа и сбежала с каким-то заморским генералом. Так что отец Брун остался с тремя дочерьми на руках, (двое старших были от предыдущего брака) и пытался каким-то образом воспитывать Брун, что ему совсем не удавалось, хотя в этом ему помогали или няньки или Амелия с Мэри.

Как ни была Брун против затеи Амелии, но отправилась вместе с ней к тети Сильвии. Может лишь затем, чтобы доказать Амелии, что из тетки и цента не выбьешь.

Они шагали от станции по пыльной дороге. Дом тетки был вроде бы недалеко, но тоскливый деревенский пейзаж, пыльная дорога, глядящие из-под ворот псы, и особенно суетливые куры вдруг выскакивающее на дорогу, все это наводило тоску на Брун.

– Ты вроде такая умная, – подколола она сестру, – а заклинание перемещения применить не можешь.

– Не говори ерунды. Я тебе не Мэрлин.

Поднявшись на очередной холм, они наконец подошли к кованным воротам, за которыми в конце подъездной аллеи виднелся двухэтажный с белыми колоннами дом тети Сильвии.

Когда они подошли к двери дома и Брун уже хотела было взяться за дверной молоток, Амелия быстро шепнула Брун:

– Только не говори ей про Чарльза.

– А если спросит? Не буду же я молчать, это невежливо, – Брун специально действовала Амелии на нервы, мстя ей за эту вынужденную поездку.

– Просто скажи, что его послали по работе в… в Антарктику, – сказала Амелия.

– Куда послали? – подивилась Брун.

– Кого и куда послали? – дверь сама собой распахнулась, на пороге стояла их длинноносая тетка Сильвия, закутанная в огромную красную шаль с длинной бахромой. – А я допивала кофе и вдруг в кофейной гуще увидала, что ко мне в гости спешат мои любимые племянницы.

– А мне кажется, – сказала Амелия, – ты нас разглядела с балкона второго этажа. Я еще от ворот заметила твою красную шаль.

– Так кто уехал? – живо спросила тетка, впуская их в дом.

– Жених Амелии, – сказала Брун, с усмешкой глянув на сестру.

– Бедная моя, – тетка с такой горестью и сочувствием глядела на Амелию, что Брун не выдержала и добавила:

– Сбежал аж в Антарктику.

– Вот зря ты не доверяешь зельям. – Тетка подхватила Амелию под руку и, усадив ее в гостиной на диван, принялась таинственным голосом говорить: – Первое что должна уметь варить порядочная девушка так это приворотное зелье. Потому как нельзя надеяться на судьбу и чей-то вкус. Как мне все завидовали, когда я выходила замуж за Фердинанда. А как приятно, когда за тобой ухаживает титулованный красавец, первый ум королевства…

– Это ты уже о втором муже? – спросила с тоской Амелия.

– Послушай, тетя Сильвия, – бесцеремонно перебила их своим громким зычным голосом Брун. – Мы пришли не только тебя проведать, Амелия хотела занять у тебя денег.

– Хм, – тетя Сильвия сразу отпустила руку Амелии, отстранилась от неё и сказала: – Вот видишь, а если бы ты доверяла приворотным зельям, а не своему упрямому личику, сейчас твои финансовые проблемы решал бы Чарльз. И не надо было бы полагаться на престарелую, одинокую, деревенскую тетушку.

– Не стоит так себя снизводить, – сказала ей Амелия. – Твоя усадьба самая шикарная в округе, да и слухи о твоих романах не просто доходят до города, но и циркулируют там по всем гостиным.

– Не смотря на твои сладкие речи и льстивые слова, я вам помочь не могу. Вы же знаете, я в городе не только оперу посещаю.

– Точнее совсем не оперу, – прошептала с усмешкой Брун, но тетя её услышала.

– Да, – с вызовом воскликнула она, – я имею слабости. Кстати слабости только украшают женщину.

– Или обонкрачивают, – сказал Брун. Так как прекрасно знала, как впрочем и все в семье, что тетка просиживала и просаживала в подпольных казино или на боях для магов много времени и золота.

– Знаете что, – тетка постучала по своему длинному носу, – может с деньгами я вам и не могу помочь, но вот с хорошим советом…

– Только не про замужество, – дружно воскликнули Брун и Амелия.

– Хорошо, – кивнула тетка – Тогда…

Её прервало дзиньканье дверного колокольчика.

– Черт, пропустила! – тетя кинулась в прихожую. После скрипа отворяемой двери, Брун с Амелией услышали красивый мужской бас и лепетание тети. После приветствий, уймы комплиментов с обеих сторон, тетя прочирикала каким-то изменившимся тоненьким голоском:

– Даже если вы спешите, загляните на минуточку, я вас познакомлю с моими племянницами.

– Только не это, – процедила сквозь зубы недовольная Брун. Амелия же приняла еще более изящную и в то же время независимую позу.

В комнату вошел мужчина лет сорока пяти, в дорогом с иголочки костюме, на котором ослепительно блеснули золотом и брильянтами, булавка для галстука, часы на цепочке. Он пригладил светлые волосы, шляпу видимо он оставил в коридоре. Улыбка с которой он вошел в комнату заставила Брун не только улыбнуться тут же в ответ, но и почему-то смутиться.

– Это мои племянницы Брунгильда и Амелия Финч, – представила их тетя. Брун пришлось сделать реверанс, кажется последний раз она вытворяла это дурацкое па в пятилетнем возрасте перед какой-то богатой старухой.

Мужчина изящно, как-то слишком по старинному, будто дело шло в прошлом веке, склонил голову. Брун вдруг подумалось, что не смотря на пожилой возраст, он источает нехилое обаяние, хотя быть может этому способствовали в большей мере правильные черты лица и цепкий взгляд серо-голубых глаз.

– А это Фрэнк Голдман, самый знаменитый меценат и коллекционер не только в этом городе но и, наверное, во всей стране, – сказала с восхищенным придыханием тетя. Брун показалось, что кажется тетя сама не ровно дышала к нему. Хотя она и была его старше лет на десять.

– И смею надеяться ваш хороший друг, – улыбнулся Голдман тете.

– Но плохой сосед, – ответила она. – Вы редко, а точнее почти некогда не удосуживаете своим посещением наше маленькое деревенское общество. А ведь то что вы купили замок на холме вас обязывает.

– Так это вы купили тот древний курятник? – спросила Брун. – Он же насквозь просвечивает, будто он побывал в осаде и его обстреливали из тысячи пушек.

– Может так все и было, – сказал Голдман внимательно глядя на нее. – И может тем он мне и ценен.

– Ну, если в нем не жить, а любоваться, – пожала плечами Брун. – Так можно было не приобретая любоваться, как делают все местные жители.

– Это все от коллекционерской тяги, – сказала тетя, пытая сгладить слова Брун.

– Кстати, вы на днях говорили, что вашей коллекции оружия требуется помощь? – спросил Голдман тетю Сильвию.

– Да! Спасибо что напомнили У меня тут граф Альбрехт фон Клайнец взбесился!

– Что? – Голдман поднял брови в удивлении.

– Доспехи достопочтимого графа Альбрехта уже неделю не пускают меня в оружейную комнату. Я не пойму, какая магия на него напала. Как коллекционер вы наверняка сталкивались с подобным.

Тетя указала в коридор и добавила:

– Вот полюбуйтесь.

Голдман направился в указанную ему сторону.

Брун тоже выглянула в коридор. Наискосок от гостиной, рядом с широкой дверью стояли рыцарские доспехи, и как только Голдману остался шаг до двери оружейной, доспех выставил копье вперед.

– Что ж, – Голдман провел рукой, рисуя в воздухе магический знак, что-то звякнуло в доспехах, и рыцарь опять сделал выпад в сторону гостя.

– Пустяки, – сказал Голдман, повернувшись к тети. – Это магическая ржавчина. Его просто замкнуло. Дело пяти минут.

– Вы спаситель! – воскликнула тетя.

Голдман принялся накидывать на рыцаря заклинания, а тетка вернувшись в гостиную, зашептала Амелии и Брун:

– Вот, сама судьба ответила на ваши мольбы.

– Что ты хочешь сказать? – нахмурилась Амелия.

– Как что? – возмутилась тетя, – это же сам Фрэнк Голдман! Самый богатый и завидный холостяк и мало того могущественнейший маг!

– И что нам делать с этим стариком? – фыркнула Амелия, мрачнея еще больше.

– Ты что не слышишь, что я говорю? Он богат и влиятелен, – сказала тетка. – Он сужает даже королеве.

– Может так и говорят, чтобы навредить королеве, но я тоже слышала о нем кое-что, и эти слухи ужасны! – воскликнула Амелия. Тетка шикнула на нее и метнула взгляд в коридор.

– А что за слухи? – нетерпеливо вопросила Брун.

– Этот старик замешан в низких, грязных делах и… и махинациях, – Амелия смешалась, то ли смущаясь, то ли не желая договаривать.

– Работорговец и держатель борделя что ли? – попыталась придумать Брун самое грязное что смогла.

– О, боже, – махнула рукой тетка, и приглушенно договорила: – да просто кто-то говорил, что у него подпольные казино, и он там приторговывает запрещенным магическими зельями. Ну еще, иногда, его видят в не очень презентабельной компании подозрительных личностей, но я считаю, что это от широты взглядов.

Амелия покачала головой и сказала принципиальнейшим тоном:

– Ты нас толкаешь уже к какому-то бородатому старику с нечистой репутацией. Могла бы просто сказать, что для нас у тебя денег нет.

– Я так и сказала, – вздохнула тетя.

– Ну вот и все, – раздалось из коридора и в гостиную вошел Голдман, отряхивая будто от пыли руки.

Тетя разразилась трелью комплементов.

– Вас послушать, тетя, так получается, что мистер Голдман сразился с целой армией, а не с одним ржавым доспехом, – сказала Амелия.

Тетя кинула на неё гневный взгляд.

– Тем более я привык справляться с такими вещами, – улыбнулся Голдман. – В моем новом замке не счесть сколько таких спятивших доспехов.

– Значит, привыкли водиться с компанией подозрительных личностей? – сказал Амелия.

Тетя сверкнула на неё глазами, но не успела смягчить этот выпад Амелии, как Брун сказала:

– Ну не все же в преклонном возрасте сидят у камина и греют косточки.

Тетя квохкнула, от ужаса слова застряли у неё в горле.

– Кстати, миссис Олдридж, – обратился к тети Голдман, – чуть не забыл цель своего визита. Я заехал, чтобы отдать вам лично приглашение на вечер-маскарад.

– Об этом маскараде, уже месяц как идут слухи, – ответила тетя Сильвия.

Он протянул ей лощенное, расписанное золотом приглашение.

– Кажется кто-то тут доболтался, – тихонько хмыкнула Брун Амелии, намекая что приглашение было вручено только тети.

Но тут же у Голдмана в руках, как по волшебству, а точнее по нему по самому, появилось еще две карточки.

– А это вам.

Он вручил такие же открытки Брун и Амелии.

– И вас милые леди я тоже буду очень рад видеть, – он опять улыбнулся. И как показалось Брун, заглянул ей в глаза как-то по-особенному проникновенно.

– Чай? – тетя дернула за шнурок, что висел на стене.

– Нет, простите, но вынужден откланяться, дела.

Опять последовали церемонные прощанья, кивки, и прочее. Когда Голдман скрылся за дверью, и тетка вернулась в гостиную, она сказала:

– Какого черта, вы обе устроили экзекуцию бедному мистеру Голдману!

– Чтобы поостерегся лезть со своим старческим липким взглядом или того хуже, намеками, – сказала Амелия. – Тоже мне, шикарный холостяк!

– А у меня такая манера общения, – сказала спокойно Брун. – Ты просто нас давно не видела.

– Такое устроить самому Фрэнку Голдману! – сокрушалась тетя.

– Просто не надо нас ни к кому толкать, – сказала Амелия. – Мы и без всяких Голдманов справимся.

– Ну так справляйтесь, – развела руками тетя.

Брун впервые не приходилось подстраиваться под мелкий шаг Амелии, та неслась, распугивая всех кур по дороге, словно дикая лошадь из прерий, которую попробовали обуздать.

– Может это и к лучшему, – утешала её Брун. – Не нужен нам никакой отель. Может лучше я попытаюсь найти какую-нибудь работу?

– Ты? – фыркнула Амелия.

– А что? Вот например в кафе. Я кстати знаю одного хорошего кондитера, которому явно не хватает крепкой руки и смекалистой головы…

Но Амелия её явно не слушала, погруженная в свои мысли, и Брун замолчала. Она сама погрузилась в мечтания, представляя как управлялась бы с кафе на пару с Льюисом. Вот только кафе погорело, а сам Льюис куда-то бесследно исчез.

***

На столе перед Борис были разложены несколько исписанных листов бумаги. В центре точно переписанное пророчество Иеронима Орхе, на листках вокруг – варианты поиска.

Сбоку стопка листов с фактами из биографии пророка, Борису подумалось, что в биографии мог затесаться ключ к пророчеству. Чтобы забрать эту папку с листами, утром пришлось забежать в отдел пророчеств. Объяснять, зачем ему эта папка не понадобилось, так как его бывший начальник Курт Пильтон, как всегда сидел за столом и почти что слившись с креслом посапывал, сложив руки на огромном круглом животе, а сидящий за другим столом стажер Джон, что-то увлеченно читал, уткнувшись в журнал, да и говорить правду ему было нельзя, к беззаботному своему счастью он не был в курсе никакого ужасного апокалиптического будущего.

Оно конечно еще до того как тринадцать лет назад Курт Пильтон расшифровал это пророчество, целый отдел бюро наверное в течение нескольких лет чуть ли не верх ногами изучал биографию Орхе, ища в ней ключ к зашифрованным пророчествам. Но Борис никогда не надеялся на умы других, доверял только своему. Но сейчас он его подводил, не одаривая никакой стоящей мыслью.

Борис вздохнул, сил уже не было таращится на эти бумаги. Он собрал их все, сунул в пустую папку и подписал: «Дело И. Орхе». И вдруг кончик чернильной ручки будто прирос к последней точке. Чернила, пропитывая бумагу, стали расползаться, и вот уже половина последней «е» закрылось под черной распустившейся астрой. Борис отдернул руку. И как он раньше не вспомнил?! Орхе такая редкая, странная фамилия.

И Борис побежал в оперативный отдел, брать адрес недавно оштрафованной мисс Орхе.

Было это где-то два месяца назад. Борис, находясь в оперативном зале, услышал шум из кабинета Пита Моргана, начальника оперативного отдела, дверь была открыта настежь, и как многие сотрудники Борис подошел поближе, чтобы услышать, что же там происходит. Возле стола Моргана стояла, махая листком бумаги, высокая женщина в длинном до пят пальто и маленькой шляпке.

– Не смеете, не смеете мне запрещать! – кричала она надрываясь.

– Вы знали, что по закону нельзя гадать простакам…

– Это вышло нечаянно, – как-то неубедительно сказала она.

– Может мы бы и ограничились штрафом, но вам уже за эти годы было выписано десять актов о правонарушениях.

– Вы не имеете право запрещать заниматься мне пророческой деятельностью! – воскликнула она.

– Послушайте миссис Орхе…

– Мисс!

– Хорошо, мисс Орхе, – устало сказал Морган. – Ради ваших жалоб и криков никто не будет переписывать закон. Так что… – он указал на дверь.

Женщина застыла, вся напряженная, решая как ей быть и вдруг тихо, но четко произнесла:

– Тогда я тебе расскажу, как и когда ты умрешь. Чтобы ты каждый день мучился в ожидании смерти.

– Вон! – вскрикнул Морган нервно, вскочив со стула и указав ей на дверь. – Или засажу за решетку… надолго… навсегда!

Двое сотрудников кинулись в кабинет начальника, схватили за руки женщину, и хотя она упиралась, поволокли ее в коридор.

– Твою голову, – крикнула она, пытаясь оборачиваться, чтобы увидеть Моргана, – откусит дракон ровно через три…

Один из сотрудников пробормотал заклинание и мисс Орхе тут же сникла, плечи ее опустились, лицо стало спокойным и даже приветливым, казалось будто ей вкололи успокаивающее лекарство. Ее уже не надо было волочь, она не упиралось, а провожаемая взятая под локоток сотрудником бюро, сама направилась к выходу.

– Какой дракон? – ухмыльнулся Морган выйдя из кабинете. Он посмотрел на сотрудников: – Вы это слышали? Дракон. Кажется мы сделали благо людям, отобрав лицензию у этой шарлатанки.

И покачав головой, он зашел обратно в кабинет. Но Борис успел заметить, что кисти рук у него подрагивали. И пусть драконов и не существовало, но ведь это могло быть нечто с таким названием или прозвищем, а может, вообще существует такой сорт акулы? А ведь у начальника имелась небольшая яхточка, и что теперь? В море ему больше не выходить?

И что значит это недосказанное три? Тридцать лет? Три года? Или того хуже три дня?

Забирая адрес теперь уже безработной пророчицы, Борис убедился, что в ее досье было написано, что она праправнучка великого Иеронима Орхе. Неужели дар через поколения передался ей? Тогда его начальнику было чего бояться.

Борис сверился с адресом, боясь, что он ошибся улицей или номером. Он стоял перед двухэтажным домом, первый этаж которого занимала автомастерская. Ворота небольшого гаража были распахнуты, под светящимися огромными лампами стояла набекрень без одного колеса старая машина. Людей видно не было. Борис подошел ближе и услышал два мужских баса, доносящиеся из-за угла дома, оттуда же выплывали кольца сигаретного дыма. Борис уже хотел направиться к ним, но тут глянул наверх. Оба окна, хоть и были зановешенны плотными шторами, но в сгущающихся сумерках уже был виден просачивающийся через них не яркий, но электрический свет, будто горел торшер или бра. На второй этаж вела железная лестница, вся уставленная горшками с геранью. Судя по цветам и по шторам казалось там проживает пожилая женщина. Борис поднялся наверх, из-за двери доносились едва уловимые голоса, но когда он постучал голоса смолкли. Прошла пару минут, ему никто не спешил открывать. Тогда он постучал снова, еще настойчивей.

– Кажись Кэт завела ковалерчика, – хохотнули снизу мужской бас.

Борис глянул через перила вниз и увидел ремонтника в промасленном комбинезоне. Держа в уголке рта почти докуренную сигарету, тот сказал:

– Стучи громче, она только с пятого разу открывает, пугливая стала, как старуха.

Борис повернулся обратно к двери и снова постучал. Но пятого раза ждать не пришлось. Дверь резко распахнулась, и Борис увидел ту самую крупную, с хмурым лицом женщину, что ругалась с его начальником. И сейчас лицо ее было искаженно гневом и злостью.

– Чего вам еще надо? – резко спросила она.

– Добрый вечер, – Борис хотел подчеркнуть свою вежливость и спокойствие, чтобы это передалось и собеседнице, но ей спокойствия видимо было не достичь и бочкой валерьянки. – Вы наверное меня с кем-то спутали, я…

– С кем вас можно спутать, стервятники, гиены рвущие почти бездыханную…

– Разрешите пройти в дом, – перебил ее Борис. Он краем глаза заметил, что к первому рабочему присоединился еще один, и они снизу уставились на балкон второго этажа, будто для них разыгрывали сцену из пьесы.

– А разве вас когда останавливал мой отказ? – Катрин Орхе посторонилась, и когда Борис зашел внутрь, с грохотом захлопнула за ним дверь, да так, что в комнате, на этажерке дзинькнули фарфоровые пастушки и вазочки.

– Так вот я хотел представиться…

– Какая мне разница Джон вы или Рон, вы бюровцы черные поганцы, угнетатели несчастных и…

– Послушайте, не трудитесь выдумывать для меня нелестные эпитеты, я уже понял ваше отношение к бюро.

– Может это поможет вам задуматься о себе и своей работе, – сказала она.

– Я знаю вы злы на бюро…

– Злы, – передразнила она его и добавила: – Еще скажите грущу от недовольства.

Борис, не обращая внимания на ее саркастические высказывания, продолжил:

– … за то что вам запретили гадать.

– Зла я на бюро не только за это, а много еще за что.

– Даже если и так, я надеюсь, вы мне не откажете в помощи.

Она подняла брови и удивленно глянула на него. А потом вдруг хохотнула и сказала:

– Хотите, чтобы я вам погадала жениться ли вам на какой-нибудь дуре? Хотя нет, судя по вашему напряженному, озабоченному лицу у вас никакой дуры нет. Значит, вы хотите, чтобы я нашла вам преступника. Так вот, гадать мне запрещено! – рявкнула она – Так что… ВОН!

И она трясущийся рукой указала ему на дверь.

– Дело касается не лично меня, оно касается жизни многих людей, – проникновенно сказал Борис. – Я надеялся, что вы поможете предотвратить катастрофу.

– Может я бы вам и помогла, если бы вы пришли с разрешением на возобновление моей деятельности. Оно у вас есть?

Борис отрицательно покачал головой.

– Собственно как и вашей совести, – сказал она и опять указала на дверь.

– Я всего лишь хочу, чтобы вы объяснили, что ваш прадед Иероним имел ввиду в одном из своих пророчеств. Там говорилось о катастрофе и гибели людей, и что в этом будут виноваты двое.

– Виноваты двое? – эхом повторила она. Она вдруг судорожно вздохнула и сипло произнесла. – Пророчество начало сбываться?

– Вы о нем слыхали? – насторожился Борис. Ему приходилось недоговаривать, юлить, так как он не мог напрямую говорить об апокалипсисе, это было строжайше запрещено бюро во избежание паники, но при этом он должен был каким-то образом о нем вести беседу.

– Разве бюро такое милое, что знакомит меня с тем, что расшифровывает пророчества моего прадеда? – она сложила руки на груди. – Бюро только забирает, как захватило почти все наше имущество.

– Что? О чем вы ? – удивился Борис. Так как конфисковать имущество не было в правилах бюро, все же это была не средневековая инквизиция и не современный банк.

– Пятнадцать лет назад бюро взялось расшифровывать пророчества моего прапрадеда. Они пришли и забрали все дневники, все письма и даже семейные реликвии, которые принадлежали не прадеду, а следующим поколениям. Бюро украло не только историю и память моей семьи, но под предлогом расшифровки обокрали нас дочиста, забрав драгоценные и старинные вещи.

Борис был немало этим удивлен. Встречая в бюро дневники и письма Иеронима или его родных, он и не подозревал, что они были отобраны незаконно, без согласия родственников.

– Низвергли нашу семью в нищету. Теперь отобрали у меня работу. И еще у вас хватает наглости приходить сюда и что-то просить у меня?

– Ради жизни других, – сказал Борис. – Потому как пророчество начало сбываться. Вы же слышали о рухнувшем дирижабле?

Она отрицательно помотала головой. Борису показалось, что Катрин стала бледной и чувство злости в ней сменилось беспокойством, а может даже испугом.

– Так вот, – продолжил Борис – это только начало пророчества. И чтобы предотвратить гибель простых людей мне надо найти двоих. Деву воительницу и безымянного рыцаря восхваляющего черный напиток. Может вы знаете или можете предположить, что это значит?

Катрин вдруг схватилась за щеки и заходила по комнате. Борис решил, что она не может принять решение, помогать ему или нет.

Вдруг в соседней комнате скрипнула половица, Борис глянул на закрытую дверь, за которой была то ли кухня, то ли следующая комната. Из-под двери лился более яркий свет и на секунда его закрыла тень. Борис хотел спросить Катрин, кого она там скрывает, но ему хватало и того, что она воспринимала его, как бюровца, в штыки, один неверный вопрос и она перестанет говорить с ним. И он промолчал. Может там бродит кот, а может и любовник, какая ему разница.

– Так как же понять слова вашего прадеда? – спросил ее Борис.

Катрин остановилась и посмотрела на него каким-то затравленными, испуганными глазами.

– Как я могу это знать, – пробормотала она. Появившаяся в ней тревога стерла с ее души всю злость.

– Тогда как же мне найти их?

– Хотите чтобы я все же погадала, – горько сказала она.

Катрин устало, будто ноги ее не держали, уселась за круглый стол и положила перед собой руки. Она разглядывала широкий серебряный перстень с бордовым камнем на своем указательном пальце, будто просто задумавшись о чем-то. Борис уже хотел прервать ее размышления, спросить, будет ли она гадать или нет. И вдруг она резко вздохнула и отодвинулась от стола.

– Не могу, не могу глядеть в будущее… – пробормотала она. Голос ее дрожал, дыхание было сбивчивым. Она была напугана и, посмотрев на Бориса, сказала: – Нет, не заставляйте меня смотреть туда…

– Но хотя бы немного, что помогло бы…

– Я заглянула лишь на несколько дней вперед и скажу вам, деву воительницу вы и так быстро разыщете, сама в руки пойдет. А вот за рыцарем вы побегаете.

– Но кто он такой? Что это значит, рыцарь?

– Презревший деньги болван, гоняющийся за мечтой.

– Хотя бы скажите, как он выглядит, вы же его видели?

– Только туманно. Просто фигура в пальто худая, невысокая… И все, и хватит меня допрашивать. Говорю же, не заставляйте меня смотреть в небытие.

Она встала, будто в зябкости обхватив плечи, несчастная, немолодая женщина. Под светом тусклого абажура, что был накрыт темным цветастым платком, она казалось бледной тенью той, что с таким жаром и силой добивалась справедливости от начальника бюро.

– Простите. И спасибо, – сказал Борис. Он видел, что им ужасно тяготятся и хотят, чтобы поскорей ушел, и он вышел, оставив Катрин одну, не считая того кто прятался в соседней комнате.

14 дней до апокалипсиса

Лодка, в которой плыла Брун, вдруг начала раскачиваться. Из темной воды высунулась огромная клешня и, схватившись за деревянный борт, принялась с остервенением за него дергать. Над водой показались два глаза, а потом броненосная голова краба с большущим листом петрушки на голове, и эта голова мерзким голоском пропела:

– Корабли топи! Королей вали!

– Пошла прочь, гадина! – закричала на чудовище Брун.

– Это кто гадина? – вдруг донесся до Брун голос Амелии.

Брун приоткрыла один глаз, Амелия перестала тормошить её за плечо и недовольно сказала:

– Мало тебя не добудишься, так ты еще и обзываешься.

– Так я же крабу, – зевнула Брун и хмуро глянула на часы. – И чего тебе надо? Еще только девять.

– Вот именно, уже девять. Быстрей вставай. Вот-вот придет архитектор. Будет измерять весь дом. И твою спальню тоже.

– Кто? – сон тут же испарился из головы Брун. – Архитектор? У тебя же денег нет!

Но Амелия уже вышла из комнаты, посоветовав ей пошевеливаться.

Одевшись, и наспех причесавшись, мрачная и недовольная Брун спустилась вниз. А она-то надеялась, что раз нет денег, то и отель не появится.

В гостиной Амелия вовсю командовала Мэри:

– И собери быстрей все революционные плакаты и брошюры. И книжки свои не забудь спрятать! – добавила Амелия.

– А почему я должна их прятать? – возмущалась Мэри. – Я наоборот стараюсь изо всех сил донести мысли о вредоносности бюро как можно большему количеству людей. Получается, я как двуличный человек всех подговариваю воспрять и начать бунтовать против бюро, а сама…

– А я не хочу попасть за решетку из-за твоей противозаконной деятельности, – отрезала Амелия.

– А вот если бы мы свергли авторитарную верхушку бюро, установившую полицейский режим для магов, – ехидно заметила Мэри, – то ты бы не боялась никаких тюрем.

– Только не надо агитаций в нашем доме! – воскликнула Амелия.

– А где завтрак? – Брун стояла перед пустым столом в столовой.

Но тут в дверь позвонили, и сестры дружно замолчали.

Прошипев Мэри, чтобы она быстрей все убрала с глаз долой, Амелия помчалась к двери. Брун же подошла к Мэри и спросила:

– А где Амелия достала на архитектора деньги?

– Не знаю. Может у неё завалялось изумрудное кольцо и она его продала? – Мэри, вытряхнув из большой корзины пряжу и начатое вязание Амелии, сгребла со стола в неё все бумаги.

– А может она скоропостижно выходит замуж за какого-нибудь богатенького старикашку? – предположила с усмешкой Брун.

В этот момент в холле показался длинный и тощий старик в цилиндре и старомодном пальто.

– Может сразу за этого архитектора? – добавила Мэри, и они обе прыснули от смеха.

– А здесь гостиная, – Амелия приглашающе махнула рукой в комнату.

Старик вошел, даже не глянув на Мэри и Брун, находившихся там, и хриплым, неприятным голосом сказал:

– Мне не важно, где и что сейчас находится. Главное, что мне надо знать, что вы планируете сделать с этим домом. – Он вытащил из рукава длинный рулон бумаги и шлепнул его об стол. – Но для начала мне нужно поговорить с вашим привидением.

Амелия была в замешательстве, она знала, в высших магических кругах бытовало мнение, что в порядочной семье всегда есть привидение. И потому, стиснув кисти рук, она виновато пробормотала:

– Но у нас нет.

– Тогда с домовым.

Косточки пальцев Амелии хрустнули.

– И такого у нас нет, – выдохнула она.

– И как мне по-вашему перестраивать дом? – возмутился старик. – Мне нужно существо, которое живет здесь долго и стало для дома родным и знает все его повадки. Ну, мисс Финч, – грозно глянул он на Амелию из-под лохматых седых бровей, – говорите скорей, что у вас есть?

Брун знала, кого можно предложить архитектору, но молчала, не хотелось ни капельки помогать Амелии превращать дом во что попало.

Амелия пожала растерянно плечами и совсем тихо сказала:

– Кот ушел с кухаркой, но можно их найти и…

– Мне некогда ждать пока вы там своих кухарских котов разыщите. Может пауки… – сам себя спросил он, и тут же себе и ответил: – Нет, я, конечно же их уважаю, но работать с ними, – он передернул боязливо плечами. – Давайте, предлагайте уже кого-нибудь. Ну!

Брун было больно смотреть, как властный старик доводит Амелию чуть ли не до слез, и понятно было, не предложи они сейчас кого-нибудь, он уйдет, и Брун сказала:

– У нас кое-кто живет. Только он никогда крыши не покидает.

– Это не важно, – сказал архитектор, – главное, чтобы жил тут как у себя дома.

– И он живет, – сказала Брун. – Я его молочком подкармливаю.

– Кого это ты подкармливаешь? – ужаснулась Амелия.

– Мышь, – сказала Брун. И после того как насладилась испуганным выражением лица Мэри и Амелии, спокойно добавила: – Летучую мышь.

– Отлично, то что надо, – старик побежал вверх по лестнице, крикнув на ходу, увязавшейся было за ним Амелии, что ему надо переговорить сначала наедине с их особым жильцом.

Когда он скрылся на лестнице, Брун быстрей спросила Амелию:

– Так откуда ты достала деньги на архитектора?

– Какая разница, – пожала плечами та.

– Может клад нашла? – сказала Мэри.

Амелия упорно молчала.

– Лучше тебе нам раскрыться, – сказала Брун сердясь, – а то мы в своих домыслах можем и до всяких непристойностей дойти, размышляя, чем ты там заплатила архитектору.

– О господи! – воскликнула Амелия. – Да он и гроша еще не получил. Он без денег будет работать.

– Неужели ты вправду пообещала выйти за него замуж? – сказала Мэри, и от удивления её очки чуть не упали с носа.

– Конечно нет! – взъерошилась Амелия. – Я просто договорилась, что заплачу вдвое больше, но в следующем месяце.

– Ты решила, что из отеля сможешь такие огромные деньги сразу выжать? – спросила с подозрением Брун.

– Нет.

– Тогда откуда ты через месяц возьмешь деньги? – воскликнула Брун.

– Дело в том, – Амелия вздохнула и наконец призналась: – я вчера вечером ходила к праправнучке Иеронима Орхе…

– Это тот самый великий пророк, что сочинил тонну предсказаний? – полуутвердительно спросила Мэри.

Амелия кивнула и продолжала:

– Так вот, жалко времени было мало для разговора. К Катрин заявился какой-то бюровец, и мне пришлось отсиживаться на кухне целый час.

– Бюро? – нахмурилась Мэри и с подозрением спросила. – А может эта Катрин Орхе работает на них?

– Конечно нет, – ответила Амелия. – Она сама была ужасно разозлена и напугана этим визитом.

– Провидица и напугана? – фыркнула Брун.

– Так что ж она тебе успела сообщить? – спросила Амелию Мэри.

– Катрин сказала мне, что в ближайшие дни у нас как раз появится такая сумма.

– Клад что ли найдем? – недовольно спросила Брун.

– Нет. У нас появятся деньги благодаря тебе.

– И ты поверила в этот бред? – воскликнула Брун, кипя от гнева. – Да что с тобой? Мало на эту проходимку-гадалку деньги потратила, да еще и архитектору наобещала. Придется тебе точно за него замуж выходить. Надеюсь он свободен, вдовец или хотя бы разлюбил жену.

Брун злилась, но не на Амелию, а на себя. Может конечно Амелия начала творить все эти глупости от страха потерять дом, но вот зачем она, Брун продолжает её в этом поддерживать?

Вдруг наверху раздался сильный грохот, будто уронили шкаф. Сестры кинулись к лестнице и даже поднялись на несколько ступенек. Они услышали как наверху забубнили два голоса, один был хриплый старика, второй тонкий срывающийся на писк.

– Он что заставил мышь заговорить человеческим голосом? – нахмурилась Брун.

– А может он превратил его в человека? – прошептала Амелия.

– Ой, – испуганно пробормотала Мэри, – я даже боюсь представить что там.

Брун еще постояла, то ли прислушиваясь к голосам, то ли размышляя, что ей теперь делать, а потом сказала:

– Кажется, сегодня тут ни завтраков, ни обедов не дождешься.

Она вышла в коридор. Схватила с вешалки свой плащ. На верху лестницы показался старик архитектор.

– Всем живым прошу покинуть дом, – крикнул он на ходу. – Крайне вредно находиться в изменяющимся доме.

– Но может вам нужна будет помощь? – спросила Амелия.

– У меня уже есть ассистент, – сказал строго старик. – Он спустится, когда вы все уйдете. И да… Мне нужен самый большой котел…

Брун вышла из дома, злясь на всех и вся.

Брун была так зла и так кипела яростью, что даже не глянула в сторону кафе, потому как и о кафе и о Льюисе совсем забыла. Она шла широким шагом, и прохожие спешили убраться с её пути. Брун никого и ничего не замечала. В голове её гудел, словно рассерженный улей, хор гневных мыслей, но Брун не хотелось заострять внимание ни на одной из них, ведь для этого ей сначала надо было бы успокоиться. Стоя на перекрестке, она вдруг пробормотала:

– Мало им дома, они еще и мыша моего не понятно во что превратили.

Дом сестер Финч находился на границе старого и нового города, старый район располагался между портом и деловым центром города, где высились недавно построенные небоскребы. Брун направила свой гневный шаг в глубь старых узких улочек. Спустя какое-то время она наконец остановилась посреди такой тихой улочки. В голове её немного прояснилось, и Брун огляделась. Заросшие плющом маленькие двухэтажные дома и одичалые сады, из которых будто вырастали эти зданьица, были тихи. Казалось здесь никто не жил, так тихо и безлюдно тут было. Только ветер шуршал в ветвях деревьев, нежно взъерошивая недавно распустившуюся молодую зелень. Где-то недалеко кричал заунывным голосом продавец рыбы, предлагая свой утренний улов, только иногда его перебивал тонкий скрип тележки, что он катил.

Но даже эта умиротворяющая, сонная картина, не могла успокоить Брун, её естество жаждало действий, буря кипевшая в ней искала выхода. И вдруг ветер донес до нее крики и хлопки от магических заклинаний. И она рванула вперед на звук, словно ошалелый от радости пес, заметивший в кустах утку. Хорошо что платье и накинутый поверх плащ были свободного покроя, Брун выбирала одежду только по одному критерию, чтобы та не стесняла движения. Конечно некоторые эмансипе вовсю разгуливали в брюках, но Амелия никогда бы не позволила так ей одеться, да и тетя, если бы Брун к ней так заявилась, выставила бы вон из своего дома.

Брун пробежала квартал, свернула и пробежала еще пару кварталов. Еще издали она поняла по заклинаниям и вскрикам боли, что сражаются восемь магов, не считая двоих, что уже валялись бес сознания, при чем у одного с руки капала кровь на асфальт. Такой необыкновенный слух ей не казался странным, потому что она уже пару раз пребывала в таком особом чувствительном состоянии и в детстве и юности.

Вывернув из-за угла, Брун увидела, что возле ее любимого магазинчика, антикварной лавки мистера Барнза, где она всегда засматривалась на старинное оружие, происходило настоящее сражение, и это посреди бело дня, когда любой простак мог увидеть битву магов. Странно, что еще не прибыло бюро.

Посреди дороги стояла машина, из-за нее пятеро парней в черных костюмах обстреливали заклинаниями троих, что находились возле антикварной лавки.

Эти трое обороняющиеся стояли спиной к лавке, витрина которой уже рухнула, видимо от множества промазанных заклинаний. Двое из этих троих едва держались на ногах. И лишь один широкоплечий, высокий брюнет ловко орудовал заклинаниями нападения и защиты. Брун показалось, что у кого-то на балу или в гостях она встречала этого брюнета с простым именем Генри, который тогда отчаянно сыпал шутками, вот как сейчас заклинаниями.

Не столько желание помочь знакомому, как несправедливость того что пятеро нападают почти что на одного, заставило её вмешаться: она, и секунды не думая, схватилась за рядом стоящий столб с дорожным знаком, и вырвала его словно луковицу порея из мягкой земли. Над улицей разнесся дикий воинственный клич и Брун побежала вперед на врага, не осознавая, что это она оглушительным голосом сотрясает вокруг воздух. Маги прятавшиеся за машиной застыли на миг, а когда Брун метнула в них столб и тот грохнулся на капот, смяв его, маги тут же кинулась в разные стороны. Но Брун уже схватила подвернувшуюся под руку скамейку и запустила ее вслед убегавшим, отчего те припустили еще быстрей.

Брун стряхнула с ладошек пыль и подошла к магазину.

Генри и его друзья глядели на неё, разинув рты и не шевелясь, будто их всех, одновременно поразило каким-то заклинанием.

Брун была беспредельно сильна, но Амелия всегда запрещала демонстрировать эту невероятную силу на людях, сестра только и делала, что своими бесконечными речами затягивала в корсет приличия необузданный характер и дикий нрав Брун. Но сейчас, горя злостью на Амелию, Брун позволила себе сделать то, что всегда было запрещено и к чему непрестанно рвалась ее душа.

– Черт побери! – наконец очнулся Генри. – Это впечатляет! Вы невероятны…

– Вы? – улыбнулась Брун. – А раньше мы были на ты.

Генри задумался, а потом воскликнул радостно:

– Ну конечно! Мы же прошлым летом неплохо отплясывали на городском маскараде. Вас трудно забыть, Брунгильда Финч!

– А что тут произошло? – спросила его Брун. – Те парни, что дали деру, выглядели как гангстеры.

– Они и есть гангстеры. Эй, Марти, стой…

Генри направился к своему другу, который странной танцующей походкой пошел на середину улицы и вдруг стал то приседать, то разводить руками при этом похохатывая.

– Черт побери, каким заклинанием в тебя запустили эти идиоты? – Генри поймал его за руку и развернул к себе, как врач пытаясь разглядеть что-то в глазах друга.

– Мисс Финч, вы спасли нас от неминуемой смерти! Да как ловко, как оригинально! – раздался голос из магазина, Брун обернулась. Из-под прилавка показался хозяин магазина, пожилой мужчина с козлиной бородкой. Он стряхнул со своей седой головы мусор, поправил галстук бабочку.

– С чего это, мистер Барнз, на вас напали эти мафиози? – спросила его Брун, заходя в магазин.

– Они давно ко мне прикапываются, хотят, чтобы я поставлял товары только им. У меня ведь лучшие магические вещи в городе.

Вдруг в конце улочки, визжа шинами на повороте, появилась машина, из неё на ходу выскочили двое в черных пальто и котелках.

– Бюро! – воскликнул Генри. – Брун беги! Стив, руку, – он, волоча за собой дергающегося в танцевальном припадке друга, шагнул ко второму приятелю, которого оставил возле магазина, но вдруг рядом с Генри появился прямо из воздуха человек в котелке и ловким движение защелкнул на Генри наручники, выкрикнув скороговоркой: «Бюро. Вы арестованы».

– Бегите быстрей, через черный ход, – воскликнул хозяин, подталкивая Брун к двери, что скрывалась в дальней части магазинчика. Но её не надо было просить дважды. Брун побежала к указанной двери. Жаль было конечно, что Генри попался бюровцам, но вот ей совсем не хотелось попадать за решетку. Выскочив через дверь черного входа, она оказалась в проулке. Брун побежала со всех ног куда-то вперед, лишь бы оказаться подальше от магазинчика.

Спустя квартал или два Брун пошла медленнее, смущенная тем, что совершила и вопрошая себя, во что же она вляпалась.

***

Два дня размышлял Льюис в грязной холодной гостинице о том, что его могло ожидать на собрание магов. Он раз пять изучал карточку, которую дал ему тот странный потертый тип, назвавшийся просто Мэйси. На ней был адрес, телефон и имя: «Патрик Хоггарт. Профессор». Может все это липа? И над ним решили посмеяться? И нет там вовсе никаких магов. А что хуже всего и он сам никакой не маг.

Разминая ноги в тесной комнатке, или глядя сквозь маленькое грязное окошко на улицу, Льюис беспрестанно думал о магии. Он щелкал пальцами, ожидая, что в них возникнет магическая искра, приказывал предметам во что-то превратиться или хотя бы сдвинуться с места, но ничего не происходило. Видела бы его сейчас Брун, конфузясь думал Льюис, хохотала бы до коликов.

А вдруг все это обман? И виновато в пожаре не какое-то мифическое, магическое бюро, а именно этот самый подозрительный тип, который назвал себя липовым именем – Мэйси. И подослали его конкуренты. Кстати, в одном квартале от его кафе на оживленной улице, как раз имеется кондитерская. Хотя, с другой стороны, разве может маленькая лавка Льюиса с тремя тортами составить ей конкуренцию?

А еще Льюис изводил себя тем, что обзывал себя трусом, так как не мог он себя заставить вернуться в кафе и уладить дело с соседом. А нужно-то было всего лишь попросить у того отсрочку платежа, а лучше вовсе отказаться платить и призвать того к совести, так как к пожару он, Льюис, никак не причастен. Глядишь, сосед бы и отстал. А Льюис мог бы опять открыть кафе, если бы конечно нашел деньги на ремонт.

Но два дня прошло, а он так и не решился на переговоры с соседом. Около семи вечера он отправился по адресу указанному на визитке. Доехав на трамвае до конечной остановки, он оказался на окраине города. Недалеко высились трубы фабрики, поэтому дома, мимо которых шел Льюис, были построены для рабочих. Это были одинаковые, унылые четырех, пяти этажные здания из красного кирпича. Ступая по лужам и непролазной грязи, Льюис протопал до последнего дома, за которым простиралось такое же унылое серое поле.

Дом в конце улицы выглядел нежилым, в отличии от соседних, где во дворах или на балконах висели на веревках простыни, в наступающих сумерках казавшиеся привидениями, а из окон доносилась музыка.

Подъезд был темный, так как лампочки были разбиты, или вовсе отсутствовали, поэтому Льюису приходилось на каждом этаже чиркать спичкой, проверяя номера квартиры. Так он добрался до последнего, пятого этажа.

На деревянной обшарпанной двери на прикрученной латунной табличке значилось: «Профессор Патрик Хоггарт». Звонок не работал. Льюис постучал, и стук эхом разошелся по пустому подъезду. Дверь приоткрылась, но ровно на ширину цепочки. И так как внутри квартиры было так же темно, как и в подъезде, Льюис только слышал, но не видел говорившего. Откуда-то из нутра квартиры совсем приглушенно доносилась музыка и разговоры.

– Что вам? – сказал мужской голос.

– Ну, мне сказали, что тут собрание ма… – Льюис запнулся. Как глупо было говорить о каких-то магах. – Дело в том, что мне дали визитку с этим адресом. – Льюис нашарил в кармане визитку вытащил её, думая может она послужит пропуском, но смысла не было показывать её в этой темноте.

– Кто дал? – с подозрением спросил мужчина.

– Этот человек назвался Мэйсоном, то есть Мэйси, – сказал Льюис и опять замолчал, ожидая ответа, но так как в темноте молчали, он спросил уже упавшим голосом: – Так здесь нет никакого собрания?

– Патрик, пропусти ты его уже, – раздалось откуда-то из недр квартиры. – Это я его пригласил.

Щелкнула цепочка и дверь со страшным скрипом, будто созданным для того, чтобы разбудить всех жильцов во всем подъезде, если они конечно там были, отворилась. В коридоре под потолком вспыхнула тусклая лампочка, и осветила небритого пожилого мужчину с бульдожьими щеками и мясистым носом, на нем была длинная вязанная кофта, и дешевая рубашка с брюками.

– Излишняя осторожность не помешает, – сказал он. – Прошу проходите, – он махнул рукой, приглашая в квартиру.

Коридор был бесконечно длинный и темный. Пахло сыростью и каким-то зверем. Хозяин, обогнав Льюиса и опять указав в противоположный конец коридора, сказал: «Проходите, проходите», а сам свернул в проем направо. Льюис в неловкости остановился, оставленный один. В конце коридора, куда указал хозяин, через широкую стеклянную дверь лился свет и доносились голоса и музыка. Справа же куда нырнул хозяин, был тамбур и дверь. Судя по запахам выползавшим из приоткрытой двери там была кухня. Доносилось оттуда и тоскливое почти рыдающее бормотание. Женский голос на что-то сетовал, хозяин отвечал.

Льюис сделал шаг в направлении кухни и прислушался.

– Понимаешь, я теперь боюсь смотреть в будущее, – говорила женщина. – А вдруг там пустота?

– Я бы тебе посоветовал перестать работать, уйти так сказать в отпуск. Но я понимаю, ты прорицательница, а не ярмарочная гадалка, обманывающая людей. От дара ведь не спрячешься, – сказал хозяин.

– Спасибо, что пытаешься меня понять, Патрик, – вздохнула женщина. – Да, от этого никуда не деться, и я всегда в стрессе, я всегда боюсь. Если бы ты знал, как страшно видеть будущее и знать, что оно сбудется. Такое ощущение будто ты сам виноват в том что происходит. Думаешь, а вдруг без тебя оно и не случилось бы? Я ведь словно фонариком освещаю тот день и миг, о котором меня просят, и кто знает, может я его не вижу, а создаю?

– Не бери на себя роль бога, – сказал хозяин. – И потом этот апокалипсис предсказала не ты, а твой прапрадед.

– А почему тогда этот чертов бюровец сразу прискакал ко мне? Стал просить, канючить, еще странно, что не угрожать, как эти бюровцы до него. Он хотел, чтобы я помогла найти тех двоих, которые будут виновны в этом апокалипсисе, но сообщать мне не собирался, что дело касается конца света. Вранье на каждом слове. Но я-то сразу поняла, какое пророчество бюровец имеет ввиду. Хорошо что они не знают про тайник, где лежат первозданные пророчества, не зашифрованные. С какой бы радостью они бы их загребли, а меня саму в лучшем случае кинули бы в самую глубокую темницу бюро. Надо было в этот тайник прадеду пару колец закинуть, все же он знал что бюро нас будет обыскивать и все изымать, иначе бы не писал бы этот странный наказ для следующих поколений о том, чтобы никто кроме семьи не знал о тайнике и о не зашифрованных пророчествах.

– Меня ты посвятила, – сказал мягко профессор.

– Ну, ты же как бы моя семья, – совсем тихо отозвался женский голос.

Воцарилось молчание, Льюис на миг покрылся краской стыда, так как подслушал он тайные, полные трепета и любви порывы души, которые явно не предназначались для чужих ушей, он уже сделал было шаг от кухни, но услышал донесшийся дрожащий от нервов голос женщины:

– Ох, Пат, этот апокалипсис, это так страшно… все эти неприкаянные люди, которые должны вот-вот исчезнуть с лица земли, для меня они уже призраки… – она всхлипнула. – Мне так страшно! Я даже боюсь задуматься, пойдет ли завтра дождь! Чтобы не дай бог, краем глаза не увидеть тень смерти, покрывающую всю землю.

– Успокойся Катрин. Давай лучше выпьем. Предсказанье вещь не очень-то надежная, тебе ли не знать. Может никакого апокалипсиса и не будет. Ведь не все вирши твоего деда сбылись. Идем к гостям… только подожди, откупорю еще пару бутылочек. Эти революционеры любители выпить.

Льюис поспешил уйти, он направился в комнату, откуда доносился шум вечеринки. Подслушанное удивило его, какие-то пророки, апокалипсис, да разве такое возможно? Конечно же во всякие предсказания Льюис не верил, а потому решил, что может тетка рассказывала свой сон или что-то в таком же роде. Ну разве не глупостью и чушью было то, что апокалипсис совершат какие-то два человека?

Льюис вошел в гостиную, и оторопел. Он увидел, как через зал проплыла сама по себе хрустальная чаша с пуншем и плавно опустилась на стол, а в другом конце зала один мужчина прикурил сигарету от своего пальца. Льюис почувствовал, что наконец-то очутился среди магов, и восторженность тут же заслонила всяческие иные мысли, и в первую очередь о каком-то нелепом апокалипсисе.

Гостиная была тускло освещена одинокой люстрой, где не горели и половина ламп, комната выглядела выцветшей и обшарпанной как и все в квартире профессора. Но Льюис этого не замечал. Он смотрел на гостей, здесь их было человек двадцать, и как ребенок радовался и ждал, что они сейчас еще что-нибудь этакое выкинут магическое.

На появление Льюиса никто и внимания не обратили. Даже его знакомый, Мэйси, пригласивший его сюда, сидел на диване, попивал вино и листал какую-то потрепанную книжку.

Льюис подумал, что еще десять минут назад, стоя за дверью этой квартиры, он боялся, что этот тип наврал ему и про собрание и главное про магию. Так значит все правда, значит и он, Льюис, если верить этому Мэйси, тоже маг?! Хотя Льюис и до него это знал, просто уверенности у него не было. Но как только пришла эта невероятно радостная мысль тут же её затмила другая, печальная: если теперь он маг, то сказать об этом он Брун не сможет, ведь когда он заговорил с ней о странностях в его жизни, она смотрела на него как на сумасшедшего, а значит, она не поймет его и теперь между ними будет пропасть. Но и эта мысль не долго задержалась в его голове, здесь было на что отвлечься.

Льюису хотелось бы сразу пристать ко всем с вопросами, конечно же касательно магии, но пока что он взял бокал вина, растопырил уши и жадно прислушался к тому, что говорят вокруг. А гости брали со столика приготовленные бутербродики и бокалы с вином, слонялись по комнате и тихо говорили кто о работе, кто о жене и прочих скучных общечеловеческих вещах и чудес больше не творили. И если бы не некоторые странности промелькнувшие пару раз, в виде самомешающейся ложки у кого-то в стакане чая или ловко спрыгнувшей книжки с верхней полки прямо желающему ее полистать в руки, можно было бы засомневаться, правда ли здесь собрание магов?

Но тут Льюис заметил, что все начали кучковаться возле полненькой, хмурой девушки в очках и юноши с колючим взглядом черных глаз из-под длинной челки, юноша постоянно, будто от нервного тика, вскидывал голову, откидывая челку с глаз. Девушка раздавала всем листовки, а парень в это время стал говорить:

– Я Колин Донован это Мэри Финч, многие из вас нас знают, и многие знают чем мы занимаемся. Потому мы сегодня здесь собрались. Здесь те кто недоволен, обижен, истерзан и даже те, – он глянул назад, как показалось Льюису, на стоящую у дверей высокую хмурую женщину, – чью жизнь сломали и уничтожили несправедливые законы бюро.

Все закивали.

– Да уж, – тяжело вздохнул Льюис и вспомнил свою несчастную погорелую кондитерскую.

– Но главное, что я хочу, чтобы вы всегда помнили, нельзя сдаваться, – продолжал звонким голосом Колин, будто рассчитывая не на маленькую гостиную, а на огромный зал или того больше площадь. – Какое бы на нас не применяли сильное давление, мы должны сопротивляться и еще сильней сплачиваться.

Все дружно закивали.

– На этой неделе произошел вопиющий случай. То что должно переполнить нашу чашу терпения. Бюро закрыло две магические газеты, закроет последнюю, третью и мы маги останемся совсем без голоса! – Колин демонстративно потряс над головой газетой, а потом швырнул её на диван. – А вы знаете, что случилось с «Маг сегодня» и «Магосфером»?

– Говорили, что у них финансовые проблемы, – сказал дама в шляпке.

– Такие слухи распустило бюро, – сказал Колин. – На самом деле их закрыли из-за того, что двое репортеров из этих газет, Стивенсон и Макфлай сунули свои длинные носы куда не надо, расследовали одно щекотливое дельце, в котором было замешано бюро. Они обнаружили, что бюро продавало за невероятные деньги богачам не магам, магические артефакты.

– И это при том, – воскликнула возмущенно Мэри Финч, прекратив раздавать листовки, – при том что нас за любое, даже микроскопическое, и невольное использование магии среди простых людей, карают огромными штрафами, а иногда и садят в тюрьму!

– А что стало с теми репортерами? – спросил кто-то.

– Их посадили, – ответил Колин, – и суда они не скоро дождутся, тираж изъяли, газеты закрыли.

– Знаете, Колин, – отозвался какой-то полный понурый мужчина, – это же еще исторически так сложилось, что не все равны перед законом, и конечно же все понимают, как несправедливо устроено наше магическое общество. А что до власть имущих, и в нашем мире магии и среди простых людей правят только деньги. И не только мы, но и простые люди, не маги, бояться громких разглагольствований о власти. Все держат язык за зубами.

– Не надо оправдывать бюро тем, что и у простых людей тоже самое, или что до бюро были диктаторы, нам то от этого не легче. Надо бороться за свои права, – бойко и громко стала говорить Мэри Финч. – А для этого мы должны сплотиться против бюро и его диктатуры.

– Если у кого-то есть проблемы, связанные с бюро, – сказал Колин Донован, – я могу вам помочь их решить. Мэри запишет ваши имена и телефоны, – он кивнул на Мэри, – и я по мере сил попытаюсь вам помочь. Я знаю законы бюро, я там к сожалению работал, пока не понял насколько двулично это учреждение.

Льюис слушал их и не мог понять на что жалуются эти люди. Они маги, у них жизнь уже окрашена в цвета радуги.

– А что же, – Льюис тихонечко обратился к рядом стоящему усатому мужчине, который допив бокал, перебирал бутылки на столе, – кроме бюро у магов разве нет другой правящей организации? Никто над ними не стоит?

– Что? – буркнул раздраженно усач, – какие еще организации? – и он направился к другому столу, проверяя есть ли там чего покрепче вина.

А Льюиса жгли вопросы. Пока Мэри и Колин, объясняли присутствующим о пользе сплочения против бюро, Льюис подошел к Мэйси, единственному человеку с которым он был здесь знаком.

– Мы тогда не представились друг другу, я – Льюис Тэйлор, – он протянул руку.

– Джейк Мэйси, – лениво отозвался тот. Он взял с дивна газету, которую до этого бросил туда Колин, и протянул её Льюису. – Вот любуйтесь.

Льюис взял газету и с удивлением уставился на фото. Где возле дымящейся кондитерской суетились пожарные со шлангами, а сбоку был он сам, всклокоченный и ошалелый. Ниже шел заголовок: «Пожар в лавке мага-кондитера. Новый способ бюро призывать к порядку?» Льюис даже выпрямился от восторга и гордости, что его назвали магом! Но интересней всего было то что газета, которую он держал в руках называлась «Магический вестник»! Льюис перевернул ее, увидел на последней странице советы по выведению вредных призраков и столбцы объявлений, и быстрей сунул газету в карман, собираясь прочитать её всю вплоть до тиражных данных. Странно было, что по городу циркулируют магические газеты, а простые люди об этом и знать не знают. Льюис вспомнил, что это Мэйси его фотографировал и восторженно спросил:

– Так вы репортер магической газеты?

Теперь-то Льюис понял, зачем этот тип ошивался два дня возле его лавки.

– Да. А вы маг-кондитер, – саркастично ответил Мэйси. Он встал с дивана и направился к столу, делая вид, что занят выбором закусок.

Льюис не обратил внимания ни на это, ни на его сарказм и с энтузиазмом двинул вслед за ним и продолжил допрос:

– Я вот что хотел узнать, мистер Мэйси, как устроено магическое сообщество. Кроме бюро о котором я уже слышал в нем есть, допустим, учебные заведения, где обучают магии? И как в них можно попасть…

– Вот вам профессор, – Мэйси бесцеремонно схватил за рукав хозяина квартиры, который как раз проходил мимо, – он хоть и профессор истории у простаков, но думаю он сможет ответить на все ваши вопросы. Он любитель поговорить о всяких организациях и прочей ерунд… заумностях. Профессор Хоггарт, это Льюис он новичок в нашем тайном мире магии, и вы же слышали, о чем он у меня допытывался. Утолите его информационный голод. Видите ли, его любознательность входит в противоречие с моею хаотичной бестолковой душой, поэтому оставляю вас двоих, у вас несомненно много общего, – и он поспешил отойти от них.

– И с какого же затерянного острова вы приехали, что вам еще до сей поры не встречался маг или магические заведения? – спросил его профессор.

Он предложил отойти к окну, подольше от шумной толпы, спорившей о правомерности методах бюро. Профессор и Льюис присели на низкий широкий подоконник, отодвинув в угол стопку книг. Судя по подушкам и стертой белой краски, это место давно было облюбовано для посиделок с книгами.

– Я всегда жил в этом городе, – ответил Льюис.

– Не понимаю, вы же не простак, и не слепы, ведь каждое заведение, где находятся маги, а их здесь почти как грибов после дождя, имеет магическую вывеску и светятся заклинаниями входа, – удивился профессор.

– Дело в том, что я видел и привидение и еще какую-то странность, но магических вывесок я не видел, да и сам магию не творил, и потому мне казалось что это все мое разгулявшееся воображение.

Хозяин щелкнул пальцами возле носа Льюиса, прям как тогда в кондитерской сделал Мэйси.

– А что должно быть? – спросил его Льюис.

Профессор щелкнул пред свои носом и от этого щелчка разлетелись золотистые искры.

– Предположу, что вы слабовыраженный маг, – сказал профессор. – Так сказать, на грани простака и мага. Жаль у меня нет магиометра иначе я бы вам точно сказал.

– Магиометра?

– Это аппарат измеряющий силу магии, по шкале от одного до десяти. С однеркой я никого еще не встречался, ну и выше семерки редко встретишь магов. Но если вы видели только привидений… – профессор озадаченно почесал затылок, – наверное хотя бы однерка у вас есть.

Но сказал он это как-то неубедительно, и Льюис понял, что звезд с неба он не хватает.

– Вы не печальтесь, – сказал профессор, заметив его понурый вид. – Во-первых, чтобы узнать о магии больше, вы можете воспользоваться моей библиотекой, да и я сам с радостью вам объясню, что вам будет не понятно. Так что приходите когда пожелаете. Если вам конечно нужны знания.

Льюис с благодарностью закивал, а профессор продолжил:

– А во вторых, магу чтобы творить заклинания всегда был в помощь камень-амулет. Он помогает концентрировать магию. Но, – он поднял указательный палец, – не больше. Усилить магию, поднять ее по шкале магиометра, амулеты конечно же не способны.

– А где берут эти камни-амулеты? – спросил Льюис.

– Как где, понятно что в любых лавках, где торгуют маги. Продавцы, которые имеют для продажи заряженные магией камни, вывешивают объявления, которые видят только маги.

Профессор вдруг замолчал. Он уставился на двоих, стоявших у книжного шкафа, высокую хмурую женщину и мужчину в пенсне и прислушался к их разговору. Мужчина громко, видимо слишком много выпив, говорил женщине:

– Я сегодня сон видел. Будто я в своем кабинете и в тоже время не в своем. Вроде бы и стол и кушетка, где я пациентов принимаю, но тут же у стены какой-то странный агрегат стоит чем-то похож на рентгеновский аппарат, но не громоздкий, и без железных трубок, и сделан из чего-то странного. И будто я знаю, как с этим аппаратом обращаться. И там находился вроде бы и я, но только в будущем. Представляете себе?

– Вы этот бред специально тут понавыдумывали? – нахмурилась женщина.

– Простите? – у доктора даже пенсне сползло от удивления и он его быстрей подхватил.

– Вы же как бы хотите спросить, что будет в будущем с вашей медициной. Ведь так?! – рявкнула она.

– Зачем мне как бы у вас спрашивать? – пожал плечами доктор. – Не хотите размышлять на эту тему не надо, да я и не хотел.

– Ну конечно, и что я Катрин Орхе не знали, – выдохнула вдруг зло она.

– Нет, – доктор вдруг смутился.

– Это был не вопрос! Я третьим оком вижу, что вы знали. Подкатываете тут со своими вопросами. То один, то другой, то есть другая, спрашивает, когда же она замуж выйдет, – она зло зыркнула на девушку в коричневом мешковатом платье и та тут же покраснела.

Внимание всех в комнате было привлечено к провидице. И хозяин поспешил к ней, чтобы успокоить. Льюис тоже двинулся следом. А та еще громче крикнула девушке:

– Нет, не выйдешь, не в этом десятилетии! А вы, – она обратилась снова к доктору, – если уж хотите знать, да, изобретут уж получше вашего рентгена. Белый саркофаг, до самой тонкой вены в мозгу на нем будет видать… – она вдруг тяжело вздохнула и спокойней добавила: – но все это могли бы изобрести, и ты замуж бы вышла за своего простака рыжего соседа, правда это было бы лет через восемь, но… – она вдруг вытаращила в ужасе глаза, глядя куда-то в стену, и с каким-то надрывом стала говорить громко: – но через тринадцать дней воспарит из небытия камень мирозданья. И мир станет таким, каким он был, до уничтожения камня. И наполнится мир тварями диковинными и времена, забытые людьми, вернутся. Вернутся на землю и драконы и эльфы… А все простаки не несущие в себе магию, исчезнут и все деяния их рук сотрутся. И эти стены рассыпятся в прах и ковры ваши исчезнут вмиг.

Она вдруг замолчала и глянула вокруг, на притихших ошалевших людей. Только Мэйси что-то быстро, карандашиком записывал в блокнотике.

– Ну, если и бюро исчезнет, то может все не так уж и плохо будет, – улыбнулся Колин Донован. Но никто казалось его не услышал, даже Мэри, что стояла с ним рядом, прижав к себе остатки листовок, во все глаза глядя на Катрин Орхе.

А та быстрым шагом направилась из комнаты вон, но круглая бархатная сумочка её вдруг зацепилась за ручку двери, прорицательница резко дернула её и шнурок порвался. Мелочь и дамские вещички высыпалась на ковер. Льюис и стоявшие рядом гости принялись поднимать упавшее. Льюис поднял и протянул хозяйке потертую старую пудреницу. Подавая ее Катрин, он нечаянно задел её ледяные пальцы, и та вдруг страшно вскрикнула. Она вытаращила глаза на Льюиса и вдруг крикнула ему зло:

– Ублюдок, подлец! Алчный, жадный… – и вдруг, будто сама от себя не ожидая, с ужасом выкрикнула: – Убийца!

И она побежала вон из квартиры, даже не приняв у других подобранных ими вещиц.

Льюис стоял среди толпы, которая с ужасом и неприязнью глядела на него.

– Она меня с кем-то перепутала, – растерянно пробормотал Льюис. – Я простой кондитер.

– Она провидица, – сказала дама и сквозь зубы произнесла: – может у вас все еще впереди.

Льюис не знал, куда спрятаться от косых взглядов. Люди стали перешептываться, и поначалу он решил, что речь идет о нем, но когда голоса собравшихся стали громче, он понял, что темой для волнения и разговоров был апокалипсис.

– Этого просто не может быть, – сказал кто-то, – и потом, кому вы верите?

– Это же Катрин Орхе, ее прапрадед…

– Вот именно прапра и еще раз пра дед, но она, кто она такая? Чем сама прославилась? Ярмарочная гадалка, что морочит головы молоденьким дурочкам, обещая им богатых женихов.

– И все-таки ей мог передаться дар её деда. Говорят некоторые её предсказания сбываются.

– Ну конечно, а как же тот случай, когда она ходила всюду за одним несчастным и спрашивала его: «Вы еще не умерли?»

Льюис стоял и слушал противоречивые мнения о Катрин Орхе и ее предсказаниях. Лично он предпочитал, чтобы она была шарлатанкой, потому что становиться убийцей ему вовсе не хотелось, как и не хотелось, чтобы настал апокалипсис. Но в сказанном Катрин Орхе его заинтересовало еще кое-что, и Льюис подошел к Джейку Мэйси, что в это время был у столика с бутылками, и спросил его:

– А о каком камне говорила эта пророчица?

– О камне который когда-то якобы существовал на земле, – сказал тот, наливая себе виски. – в легендах, которые ходят среди магов, его называют камень мирозданья. По преданию этот камень несет в себе невероятную, огромную магическую силу, которая способна не только по одному щелчку хозяина уничтожать войско противника, но даже менять время и пространство.

Мэйси отпил глоток из стакана и чуть наклонясь к Льюису, но не очень-то понижая голос, сказал:

– За откровенное интервью наша газета очень хорошо платит.

– Что? – опешил Льюис.

– Откровения убийцы, на это очень падки подписчики.

– Но я не… – возмутился Льюис. Он заметил, что те кто стоял рядом чуть ли не вытаращив глаза слушали их.

– Но может в будущем, когда вы… – и Мэйси провел пальцем себе по горлу.

– Да идите вы, – разозлился Льюис и отошел от него.

Льюис попытался продолжить начатый разговор с хозяином, но тот холодно буркнул что-то и хотел было уже сбежать, но Льюис удержал его, спросив:

– Значит, я так понимаю, вход в ваш дом мне будет теперь закрыт? И все из-за нелепого обзывательства этой… – Льюис удержал грубое слово в адрес прорицательницы, а профессор нахмурился еще больше и сказал:

– Катрин, пророк каких не существует во всем мире, если она вас назвала убийцей, значит так тому и быть.

– Скорей всего она что-то другое имела ввиду, – пытался оправдаться Льюис. Обвинение было какое-то нелепое, его просто оскорбили на пустом месте, а он же и виноват!

– Хотя для меня тут и так все ясно, но так и быть, справедливости ради я узнаю у Катрин, что она имела ввиду, что она такого про вас увидела.

И профессор Хоггарт отошел к другим гостям.

– Я бы и сам хотел знать, что это значит, – буркнул Льюис.

Другие гости нашептавшись по углам, стали расходиться. Льюис утомленный до этого желанным, а сейчас раздражающим его обществом, решил покинуть хозяина и его гостей, не прощаясь, по-английски. Он ступил в темный коридор. Но вдруг входная дверь распахнулась настежь, грохнув о стену, и в квартиру ворвались люди в черных плащах и шляпах котелках.

– Никому ни с места! Бюро! Любое применение магии будет приравниваться к нападению на бюро, – выкрикнул крупный мужчина, широким шагом заходя в зал. А потом гаркнул так, будто его должны были услышать в соседнем доме: – Всем сдать амулеты!

Льюиса, так как он попался им первым в коридоре, тут же прижали к стенке. Ему предложили сдать амулет, когда же он сказал, что такового не имеет, бюровец как-то странно глянул на него и с деланным, напряженным смешком сказал:

– Такой сильный маг что ли?

После сбора магических камней, бюровцы хватали магов и одевали им наручники. Льюису тоже сцепили руки наручниками и на время оставили одного.

– В чем дело? – воскликнул возмущенно профессор. – Что вы делаете? Мы не нарушали закон, у меня просто званный вечер, отмечаем мою новую премию по истории.

– Ну, конечно, – сказал один из бюровцев, – и листовки эти только для красоты? – он схватил со стола несколько листовок и швырнул их обратно на стол. – Все находящиеся в этой квартире, обвиняются в подрывной деятельности против бюро, – рявкнул бюровец.

Сначала Льюис смотрел даже с интересом, воспринимая все так, будто это происходит не с ним. Если бы это была полиция, он бы ощущал все по другому, но во всем что здесь сейчас происходило, было что-то не реальное, а потому будто и происходило понарошку. Казалось он просто смотрит спектакль. Вот кто-то попытался применить заклинание портив бюровца и его тут же обездвиживает контрзаклинанием другой бюровец. Колин исчез в дальнем углу гостиной, как и какой-то бородатый дед, испаряясь прямо на месте. Кто-то бормотал: «Я ничего не знал, так и запишите, пригласили с тайным умыслом растлить мой ум, хотя звали в интеллектуальное общество». А вот толстая женщина упала в обморок прямо на руки бюровца, и тот, не удержав ее, упал вместе с ней на пол. Вот только смеяться кроме Льюиса было некому, все были перепуганы, злы и всех волновало, что будет с ним, какой срок впаяет ему бюро, и потянет ли его кошелек штраф. Все это было странным, непривычным и потому не пугало и не волновало Льюиса. Но такое отстраненное ощущение продолжалось лишь минут пять или десять, пока он смотрел как на других надевают наручники.

И вдруг Льюис увидел того самого бюровца, что заходил в его кафе и устроил ему по поводу шоколадного напитка допрос. Льюис, стоявший один без охраны, кинулся ему поперек и крикнул прямо в лицо:

– Это вы, вы подожгли мое кафе. Чертов ублюдок! Чтоб ты…

Льюис вскинул пред собой сцепленные наручниками руки, чтобы ударить его, но бюровец подумал, что Льюис собирается произнести заклинание, и потому он чертанул перед собой кистью руки круг, прошептав заклинание, и Льюис отлетел к стенке, ударившись об нее всем боком.

– О каком кафе он тебе говорил? – спросил этого бюровца другой

– Не знаю, – пожал плечам бюровец и направился в другую комнату.

В квартире начали обыск, во все стороны летели бумаги и книги. Профессор Хоггарт пищал, заламывал руки, требуя уважения к старинным книгам. Что было дальше Льюис не знал, его и других гостей повели вниз. Возле подъезда стоял грузовичок, куда всех и запихали. Последним втолкнули профессора, который все бормотал: «Кто же эта сволочь, что настучала…», и он зло зыркал на гостей, сидевших тесно плечом к плечу на скамьях.

В машине по правую руку Льюиса сидела революционерка Мэри Финч и всхлипывала, её тихо утешал профессор:

– Мэри перестаньте, вы должны быть каменным, нет, бронзовым примером для всех и враг не должен видеть вашей слабости.

– Не хочу быть бронзовой, – всхлипнула Мэри. – И потом, причем тут враг? Я сестер боюсь. Если они узнают…

Мэйси сидевший по левую руку Льюиса толкнул его локтем и сказал:

– Вот тебе и вторая, неприглядная сторона дружбы с магами. Ну, стоило ли так рваться в этот мир? – он хохотнул.

Льюис промолчал. Действительно у магов была странная и по-особому насыщенная жизнь, то кричат об апокалипсисе, то рвутся брать штурмом магическое бюро, то их ловят как диких мартышек, сваливая кучей в грузовик.

Они приехали в деловой центр города. Там где находились высотные здания. Этот район Льюис хорошо знал, в одном высотном здание принадлежащим банку работал директором его отец. И Льюис с усмешкой подумал, что если бы его в наручниках, идущим под конвоем, увидел отец, то не просто бы ошалел, от того в какую пропасть скатился его сын, он бы от этого дар речи потерял. Странно, но фургончик притормозил как раз напротив банка отца и свернул в проулок между двух высотных, этажей в тридцать зданий. Льюиса и прочих задержанных завели в неприметную дверь, которая могла показаться со стороны черным ходом.

Их провели мимо охранника, оставили в небольшом холле. С одной его стороны виднелось просторное помещение со множеством столов, где сидели сотрудники бюро, с другой находилась комната, где стоял фотоаппарат. В эту комнату и стали заводить задержанных. Там с каждого снимали отпечатки, фотографировали, а после подносили ко лбу нечто вроде большого, с ладонь, бронзового компаса, как понял Льюис это был могиометр. Чаще всего называли цифры три и четыре. Только когда бюровец измерил профессора Патрика Хоггарта, он с послышавшимся уважением в голосе сказал, восьмой уровень магии.

Когда очередь дошла до Льюис, он с замиранием сердца подошел к бюровцу с магиометром. Бюровец приложил компас к его лбу и сказал бесстрастным голосом:

– Ноль целых две десятых.

– Что? – сказал человек, что записывал данные. – А я то думал что наш лифтер Нобли со своей однёркой уникум, но чтобы ноль целых две десятых.

– Значит у этого малого уровень ниже шахты лифта, – ответил бюровец с магиометром.

Они дружно засмеялись.

Их шутка про уровень магии Льюиса мигом поползла от стола к столу. Бюровцы приподнимались на стульях, чтобы посмотреть на неудачника и кретина от магии. Даже некоторые из гостей профессора, услышав об этом, с интересом глянули на Льюиса. Льюис, заметив взгляды и улыбочки, почувствовал, как запылали его щеки, и он с обидой подумал, что вот он какой оказывается маг, всего-то больше нуля на две десятых, короче, почти ноль.

– Где здесь Мэри Финч? – вдруг над всеми головами раздался зычный молодой девичий голос.

Все тут же забыли о неудачнике Льюисе, взоры задержанных и бюровцев переметнулись к высокой, могучей девушке с развевающимися золотыми волосами. Рядом с ней стояла темноволосая девушка постарше, которая тот час же шикнула на свою спутницу.

У Льюиса отвисла челюсть, вот кого он не ожидал увидеть среди магов так это Брунгильду. Что же выходит и она магиня? А в кафе промолчала, когда он, поборов смущение, трепеща от откровенности, открыл ей свою душу. И то что она ему ничего тогда не ответила, заставило его думать, что он просто сумасшедший.

Льюис с обидой смотрел, как Брун продолжает громогласно расспрашивать бюровцев о Мэри. А эта революционерка находилась в паре шагов от Льюиса, сидела на скамейке и когда по участку разнесло её имя, она съежилась, отвернулась, и постаралась натянуть свою маленькую шляпку поглубже на глаза.

Льюису же наоборот хотелось, чтобы Брун его заметила, чтобы с упреком сказать ей: «Ты врала мне, хотя ТЫ магиня. Ну ничего, как видишь я теперь знаю точно, что я маг и вправе находиться среди магов как и ты». Он уже собирался помахать ей рукой, но его вместе с Мэри и другими задержанными подняли со скамьи и повели вперед. Их провели по длинному коридору и завели в тюремное помещение.

Четыре камеры располагались по две с каждой стороны, они были разделенные между собой бетонными стенами и зарешечены спереди. В одной из них уже сидело трое, и туда же толкнули Льюиса и одного усатого, пьяного гостя. За стенку рядом с камерой Льюиса сунули Мэри и еще двух женщин. Остальных гостей и самого профессора, в остальные две.

Льюис даже не стал обращать внимание на сидевших в его камере, он сразу припал к решетке и стал глядеть в коридор. Пока один бюровец закрывал дам на ключ, чертыхаясь над замком, второй бюровец принес стопку бумаг для охранника за столом, что располагался напротив входа.

Льюис видел, как до этого Мэри пугливо смотрела в коридор, видимо с ужасом ожидая появления сестер. И они появились. Впереди шла Брун, потом бюровец, что вцепился в ее руку, потом Амелия. Бюровец, волочась за Брун, пугливо повторял:

– Посетителям сюда нельзя.

Но этим он её остановить не мог, Брун продолжала идти, кинув ему на ходу:

– Да отцепись ты. Два слова и мы уйдем.

И он отцепился, как-то испуганно и взволнованно глядя на неё.

Брун и Амелия подошли к решетке, за которой сидела Мэри.

– Твой милашка Колин тоже здесь? – улыбнувшись спросила сестру Брун.

Но Амелия яростно зашипела на Мэри, не дав ей ответить:

– Доигралась таки! И ты думаешь, я буду платить за тебя залог в пятьдесят пять долларов?

– Амелия, я не могу здесь оставаться, – взмолилась Мэри, – ты посмотри, как тут ужасно, я даже таракана видела…

– Да хоть крокодила! – рыкнула на неё Амелия. -Ты же знаешь, у нас нет этих чертовых пятидесяти…

– Брун, – вдруг вцепилась в младшую сестру Мэри, – ты же знаешь, я не выдержу. Я не могу остаться тут даже на ночь. Вы должны…

– А когда шла революционерствовать ты что думала, тебя за это конфетами кормить будут? – продолжала чихвостить сестру Амелия.

Брун вдруг встретилась взглядом с Льюисом, который стоял в двух метрах от нее, отделенный только решеткой. Она удивленно приподняла бровь и закусила губу.

– Так лепреконши существуют или это тоже игра воображения? – спросил её с сарказмом Льюис.

Брун подошла к нему и тихо сказала:

– Ты что попал на собрание борющихся?

– Ну меня же некому было просвещать. Все такие скрытные. Так что пошел за первым встречным.

Ему хотелось бы добавить, что ему-то казалось, что они друзья, и их разговор был чем-то большим. Но он словно пес просто молча с укором глядел на неё.

– Просто так болтать о магии со всеми подряд нам нельзя… – сказала Брун.

– Со всеми подряд? – воскликнул он обиженно. – Это я все? Да я даже напиток придумал в честь тебя! – И вдруг, с неоткуда взявшейся нежностью и толикой обиды в голосе, добавил: – Ты же хотела напиток.

– Хотела, – она радостно улыбнулась. – И что же ты придумал?

– Горячий шоколад, идеальной консистенции! – сказал он так гордо, будто открыл седьмой материк на земле.

– С корицей? – восторженно спросила она.

– Зачем с корицей? – не понял Льюис.

– Ну, это так изысканно, когда в шоколад добавляют например мяту или корицу с апельсином. Я же больше всего люблю корицу…

– Какая разница как изысканней, когда теперь кафе больше нет, – оборвал он её. – Если ты не заметила, оно сгорело.

– Брун, – окликнула её Амелия.

– Я пойду, – сказал Брун тихо. Потом кинула взгляд куда-то позади Льюиса и кивнула, поприветствовав кого-то. Льюис обернулся и увидел, как скуластый брюнет, с забранными в короткий хвост волосами, вальяжно сидящий на скамье, ей подмигнул. «У неё еще и преступные маги в друзьях?» – настороженно подумал Льюис. Потому как вид у этого брюнета был как у настоящего проходимца.

– Подожди, – опять он обратился к Брун, – так мы встретимся, когда я выйду?

– Разве мы не соседи? – она отошла быстрей к сестре, которая недовольно зыркнула на Льюиса.

Брун подойдя к сестрам, шепнула что-то ободряющее Мэри и задумчиво побрела по коридору, прочь из тюремного помещения. Амелия напоследок, перед тем как уйти, бросила Мэри:

– Будешь сидеть здесь до суда, а потом и после, так как за то, что ты распространяла листовки тебе столько впаяют, мало не покажется, – и Амелия, развернувшись, последовала за Брун.

Бюровец с бумагами только и ждал пока две девушки уйдут и, оглядев камеры, вышел из помещения. За столом остался толстый охранник, который принялся аккуратно складывать листочки в стопку.

Льюис, обернувшись, исподлобья глянул на скуластого брюнета, желая понять, кто же он такой. Но первый заговорил брюнет.

– Так ты друг Брунгильды? – спросил он.

Льюис кивнул. Брюнет кивком головы указал на скамью и отодвинулся, освобождая место Льюису, но тот остался стоять на месте и только с подозрением спросил:

– А ты кто такой?

– Просто Генри. Друзья Брун и мои друзья, так что… – он вдруг замолчал и посмотрел на пьяного гостя профессора, который все это время смотрел на него в упор. – Чего тебе? – огрызнулся на него Генри.

– Ты Генри? – спросил его усач. – Тот самый? Предок которого победил самого темного мага всех времен? Я вас сразу узнал, вы копия вашего прадеда, великого Генри Гэндаль… Гэндаль… – усач аж зазаикался от волнения.

– Да, я потомок Генри Гэндальфини, – кивнул устало Генри. – Но все это было ужасно давно, и может быть даже не правда. Все ж это легенды, приятель. И я тут совсем ни причем. Все, вопросов нет? У нас тут разговор.

Усач торопливо закивал, от чего запрыгали его щеки и пробормотал радостно:

– Кого только не встретишь, стоит только выйти в общество.

Он уселся на другую скамью и прикрыл глаза, а Льюис присел к Генри. Ему стало ужасно любопытно узнать, что это за человек такой, предка которого все знают как великого мага. Да еще он друг Брун. Хотя последнее скорее плохо, чем хорошо. С таким нахалом, разбитного вида надо держать ухо в остро.

– Извиняюсь за свои длинные уши, но у тебя значит кафе сгорело? – спросил Генри.

– Я его только открыл, всего три дня как успел насладиться собственным прилавком, витриной. Я кондитер, пеку торты, пирожные, – Льюис рассказывал и не мог скрыть гордость, он ужасно любил свою работу и торты и сейчас тяжело вздохнул, жалея, что не может к ней вернуться.

– И кто виноват в пожаре?

– Мне сказали, что это бюро. Так как я назвал напиток магическим.

– Что за ерунда? При чем тут бюро. Они конечно гады, но в рамках закона.

– Да? Но тогда зачем кому-то…

– Конкуренты, – хмыкнул Генри. – Ты конечно мелок. Но может рядом, в твоем квартале есть еще кондитерская лавка. Сейчас Граф подминает под себя город, поэтому даже таких как ты убирает со своего пути.

– Граф – это кличка?

Генри кивнул.

– А кто он такой?

– Мафиозный босс, скрывается за этой дурацкой кличкой. Никто не знает ни его настоящего имени, ни как он выглядит. – Генри тяжело вздохнул. – Ты думаешь, почему я здесь?

– Почему? – заинтересованно спросил Льюис.

– Потому что встал на пути у Графа. У меня тоже есть кое-какой бизнес, там-сям, – неопределенно сказал Генри. – Не так давно Граф мне начал по всем фронтам перекрывать воздух. Дошло до того, что он запугал всех поставщиков товара, лавочников и антикварщиков, они отказываются иметь со мной дело, потому что боятся, что Граф расправится с их бизнесом. Единственно кто остался со мной так это один мой друг, антиквар. И вот звонит он мне вчера, говорит, что на него напали люди Графа, и он пытается держать оборону, слава гномским богам, артефактов у него для этого хватает. Я переместился туда мигом с моими людьми. – Генри кивнул на соседнюю лавку, где полулежали двое парней, вид у них и правда был неважный. – Пошла потасовка, и тут как тут – бюро. Как видишь, сцапали нас всех, – вздохнул устало Генри. – Сиди теперь тут, будто больше делать нечего. А у меня между прочим сегодня звезда приехала, кто её встречать будет пока я здесь?

– Звезда? – не понял Льюис.

– У меня клуб, – шепнул тихо Генри. – Которого как бы нет. Понимаешь?

Льюис кивнул, что ж непонятного, подпольный клуб. И вдруг до него дошло, какая особенность у этого клуба:

– Так это только для магов клуб, – восторженного сказал он, – не для простых людей?

– Ну да , – ответил Генри удивленно. – Странный ты, и неосведомленность твоя странная. – Он наклонился ближе к Льюису, разглядывая его пристально. – И вид какой-то чуть ли не счастливый. Ты под кайфом или… что?

– Дело в том, – смущенно сказал Льюис, – для меня, сегодняшний день самый необыкновенный в моей жизни, какие-то сплошные приключения. И даже эта тюрьма, она ведь особая, для магов. Я все никак не поверю, что и маги существуют и я как бы тоже маг.

Генри уставился на него, вытаращив глаза:

– Только не говори, что только сегодня узнал, что ты маг.

– Вообще-то, два дня назад.

Льюису пришлось рассказать Генри о своей странной жизни и о том что только благодаря пожару он и узнал от вон того незнакомца – он указал на камеру напротив где, привалившись к стене, сидел Джейк Мэйси, – про магию.

– Забавно, – сказал Генри и зевнул. Его явно не интересовала жизнь Льюиса. – Послушай, если у тебя нет работы, может пойдешь ко мне?

Льюис оживился, ему необходимы были деньги. Он смог бы сделать ремонт в своем кафе.

– А кем? Кондитером в клуб? – спросил Льюис.

– Ну, в моем клубе налегают на другие вещи. Да и повар со всем хорошо справляется. У меня людей не хватает, можешь или по мелким поручениям бегать или на кухне помогать…

Льюис поморщился, на кухне чистить картошку или таскать ящики, это было совсем не для него.

– А-а… – протянул он, поморщившись, – чернорабочим…

– Ну а что ты можешь? Вот если бы ты на пианино играл, я бы тебе предложил. У меня как раз пианист с одной из танцовщиц сбежал. Хорошо хоть танцовщица была из посредственных.

– Так я умею играть, – оживился Льюис.

Он и правда неплохо играл на фортепьяно, так как его родитель позаботился об отменном образовании для него, и все детство и отрочество Льюис усердно, хотя и без горения сердца, упражнялся в гаммах, учил пьесы и в итоге мог играть не только классику, но и новомодный джаз. Конечно, быть тапером его не очень-то прельщало, но зато, как утешил себя Льюис, он, находясь среди магов, да еще рядом с таким сильным и прославленным магом как Генри Гэндальфини, может многое узнать о магии.

– Отлично. Вот и договорились, – Генри зевнул еще шире. Он растянулся на соседней пустой скамье и закрыл глаза.

Часы, висевшие на стене над головой охранника, показывали чуть за полночь.

Льюис находился здесь уже пару часов, за это время гостей профессора уводили на допрос и приводили, напоследок этой чести удостоился и Льюис. Но так как ни на один вопрос о деятельности революционного общества, Льюис не мог ответить, так как он наверное единственный ничего по-настоящему не знал, его быстро отпустили.

Вскоре в камерах затихли разговоры, люди задремали. Охранник, положив ноги на стол, тоже вовсю спал. В коридоре между камерами тускло светила одинокая лампочка. Только за стеной, где сидели девушки, кто-то тихо рыдал. Льюис подумал, что это Мэри. И ему стало ужасно жалко девушку.

Льюис тоже попытался получше устроиться на скамье. Ощущение веселья и восторженности уже целиком съела суровая реальность. Узкая жесткая скамья, появившийся в желудке голод и прохлада забиравшаяся под костюм избавили его от радужных чувств.

Но все же и он стал задремывать.

Мелькали цветные пятна каких-то бабочек, сквозь них стало проступать лошадиное лицо прорицательницы, и она закричала визгливым голосом: «Подлец! Все пирожные один съел!», и она кинула в его лицо торт и он бабахнул, грохотнул и Льюис упал.

Льюис открыл глаза.

Громыхнуло еще раз. Где-то за стеной бухнули об пол кирпичи. А у них в камере со стены и потолка посыпалась штукатурка, и от угла смежного с женской камерой, возле которой сидел Льюис расползлись трещины. Льюис соскочил со скамьи, как и другие заключенные. В соседней камере завизжали девушки. И вдруг погас свет, и все погрузилось во тьму.

Послышался грохот роняемого стула, охранник произнес какое-то заклинание, и тут же в его руках появился фонарь, освятив его толстую фигуру. Охранник кинулся вперед, но вдруг споткнулся и грохнулся об пол, прям напротив камеры где сидел Льюис. Фонарь разбился и погас, и опять все погрузилось в темноту. Раздался топот бюровцев, спешащих в тюремное помещение. Через несколько секунд тусклая лампочка под потолком зажглась. Ввалились бюровцы. Охранник, что до этого упал, ругался последними словами и ерзал по полу, ноги его были словно связанны, хотя на них никаких веревок не было.

– Это что нападение на бюро? – спросил Льюис у Генри.

– Ха, – улыбнулся непонятно чему он. Он стоял напротив дыры, что появилась в углу камеры, откуда задувал холодный воздух с улицы и был виден темный проулок.

К нему подошел Льюис и тоже заглянул в дыру.

Остальные сокамерники обратно уселись на скамьи, не очень-то интересуясь происходящим.

Генри молчал. Льюис прислушался к голосам бюровцев доносившимся из соседней камеры, там где до этого сидела Мэри и две дамы. По их выкрикам и словам было понятно, что кувалдой или еще чем-то, может грузовиком, выломали в стене дыру. Но следов от машины на улицы не было, да и ее никто не слышал.

– Что вы видели? Что тут произошло? – спрашивал у женщин начальник.

– Посыпались кирпичи, а потом свет погас. Мы не знаем, что случилось. А когда образовался проем мелькнула огромная тень какого-то животного или великана.

– Переведите заключенных в другие камеры, – распорядился начальник. – И пересчитайте. И помогите кто-нибудь Леровски, – он кивнул на охранника ерзавшего на полу.

На того применили распутывающее заклинание и живо подняли.

– А что же, стены нет, а вы не убежали? – улыбнулся начальник дамам.

– А зачем? – сказала дама постарше. – Мы тут по недоразумению. Утром за нас внесут залог и мы свободны. А за побег еще и добавят.

Освобожденный охранник проводил их в камеру напротив.

Прибежал бюровец с бумагами. И сообщил начальнику, что все же одна заключенная убежала.

– Мэри Финч, – прочитал бюровец.

Льюис, слушавший внимательно бюровцев, заметил, что при этом имени Генри улыбнулся во все зубы.

– Это революционерка? За которой тут сестры шум подняли? Старшая особенно хороша… – начальник крякнул, настраиваясь на деловой лад и продолжил: – Но как же так вышло? Как они так быстро смогли организовать побег, да еще таким дерзким, наглым образом?! Черт побери. Пригласите наконец строителей. Заделайте уже эту дыру!

– А может здесь сделать черный ход? Уже проход готов. Осталось только дверь поставить, – хохотнул охранник.

– Без шуток, давайте уже к делу. Хоть где-то от вас будет толк?

Охранник насупился и буркнул:

– Ко мне было применено заклинание.

– И это с антимагическими решетками? Не смешите, – сказал начальник. Он туда-сюда прошел мимо заключенных, за ним по пятам следовал бюровец с бумагами.

– Может кто-то из вас помог? Вырубил свет, а еще обезвредил охранника, накинув ему наги заклинание веревки?

– И это с антимагическими решетками, – с ухмылкой повторил за ним Мэйси. Но на него бюровцы не обратили внимания.

– Для сильного мага, это несильно бы и помешало, – ответил начальник.

– Может ты? – обратился начальник к Льюису, так как Льюис стоял ближе всех у решетки.

– Вообще-то этот заключенный меньше всего способен что-то сотворить. Так сказать тролль, то есть полный ноль, – сообщил с готовностью бюровец с бумагами.

Льюиса кинула в жар от этих ехидных насмешливых слов бюровца. Да и все и бюровцы и сокамерники на него опять посмотрели с усмешкой и легким презрением. Льюис глянул на Генри, и подумал, что тот возьмет свои слова обратно, насчет работы у него в клубе. Но лицо Генри осталось непроницаемым.

– А вот этот, – бюровец с бумагами ткнул в сторону Генри, – это у нас Генри Гэндальфини.

– Вижу, вижу. Ему и амулеты не нужны, и решетки не помеха, так? – начальник вплотную подошел к решетке и глянул хмуро на Генри.

– Если у вашего охранника после лишней кружки ноги заплетаются, кто тут виноват? – ухмыльнулся Генри.

Начальник еще немного постоял, поглядел на заключенных и вышел вместе со своим помощником.

Льюис тихо пробормотал, обращаясь к Генри:

– Это и правду ты сделал?

– Ну, – он пожал плечами, а потом с хитрецой добавил: – одно могу сказать, я всегда за любой саботаж, особенно против бюровцев.

Льюис помолчал, а потом спросил, нахмурясь:

– Если передумал брать меня на работу…

– Это ты из-за их показателей? Ерунда. Не бери в голову. Подберешь себе неплохой амулет, подучишься. А вот честных людей не встретишь, уж лучше честный тролль, чем одаренные лжецы.

– И почему это ты решил, что я честный? – спросил Льюис.

– По твоему простецкому лицу, да и Брун с кем попало водиться не будет.

До утра никаких больше происшествий не было, только спать мешали строительные работы, что велись за стеной. Хотя какой мог быть сон на лавке.

13 дней до апокалипсиса

Ранним утром из других камер стали выпускать под залог заключенных, в итоге в камере напротив остался только репортер Джэйк Мэйси, за него залога никто не заплатил, так что суда он должен был ждать здесь. И судя по оговоркам одного бюровца, залог поставили в три раза больше положенного, так как бюро, слишком хорошо было знакомо с творчеством Мэйси, а в нем он слишком часто любил прохаживаться на их счет. А в камере где сидел Льюис, остался еще Генри и двое его людей.

– Почему же так долго, – нервничал Генри, поглядывая в коридор.

Где-то часов в одиннадцать в коридоре раздалось хлопанье крыльев. Влетела огромная белая чайка. Льюис готов был поклясться, что это та самая чайка, которую он видел на против своей кондитерской, когда она заговорила, он понял, что так оно и есть. Чайка приземлившись напротив камеры Льюиса и Генри, крикливо воскликнула:

– Какого черта? Один день ты был на свободе. Может зря я тебя вытаскиваю? Раз тебя сюда так тянет, может тебе тут и поселиться?

– Это чистое недоразумение, – развел руками Генри. – Мы защищались. Нас упекли лишь потому, что бюровцы по ходу разбираться не хотели.

– Как будто у меня нет дел кроме тебя! – рявкнул чайка. Он было развернулся, но Генри быстрей сказал:

– Арчи, и за моего друга внеси залог. Льюис… – он глянул на Льюиса, чтобы он подсказал фамилию.

– Льюис Тэйлор.

Чайка-Арчи крякнул и вылетел вон.

– Вот вредный тип, не был бы лучшим адвокатом в городе, не связывался бы, – пробормотал Генри.

Но не смотря на суровый вид его адвоката, уже через полчаса дверь их темницы отворилась. Выпустили не только Генри, и его двоих людей, но и Льюиса. Пока Генри разбирался с бумагами и что-то подписывал, одни из его друзей, которого Генри называл Стив, обратился к Льюису тихим голосом, чтобы Генри стоявший в паре метрах от них, его не услышал:

– Ты думаешь это он тебе услугу делает, беря к себе на работу? Нет. Никто не хочет к Генри идти, он теперь под прицелом и вместе с ним никто битым быть не хочет. Это мы с Марти как дураки все еще по старой памяти с ним. Теперь у Генри серьезный конкурент и его люди боятся, что он и их раздавит вместе с Генри, что собственно и происходит.

Но Льюиса не напугало это предупреждение. Ему наоборот хотелось работать на Генри. Так как если это не бюро, а Граф сжег его кафе, то находясь на службе у Генри будет шанс расквитаться с этим таинственным квазимодой.

Генри на прощание назвал Льюису адрес своего клуба. Как оказалось Льюис мимо него часто проходил, но не знал, что там находится клуб для магов. С виду это была лавка лудильщика, где запыленная, грязная витрина была заставлена и завешана старыми чайниками и кастрюлями, а на двери всегда висела табличка «закрыто».

Льюис стоял возле двери бюро и размышлял, что ему теперь делать, куда пойти. Он смотрел на высотное здание, что сверкало напротив своими бесчисленными окнами. Время было обеденное и Льюис вдруг с ужасом подумал, что его отец как раз в это время покидает кабинет, и в любой момент может выйти из здания и увидеть здесь его, Льюиса. Но его ждала другая встреча, даже более ошеломительная, чем он мог себе представить.

Он вдруг увидел, что бодрой походкой прямо сюда, к двери магического бюро направляется его старый знакомый, товарищ по университету Борис Леви. Он был хмур, мрачен и явно чем-то озабочен. Он хотел было зайти в бюро, но его взгляд нечаянно упал на стоявшего на лестнице Льюиса. Борис, ошалело выпучив глаза, остановился, да так резко, что шедший позади него сотрудник бюро врезался в его спину.

– Хо-хо, – странно сказал Льюис. – Вот так-так.

Борис подошел к нему и сказал осторожно:

– Что ты здесь делаешь?

– Сидел тут всю ночь за решеткой, – ответил Льюис. А сам подумал: «Сегодня что день откровений? Сначала Брун оказалась магиней, теперь старый университетский приятель».

– Так тебя привезли со вчерашней шумной компанией? Я как раз уходил с работы и видел столпотворение.

– Ты работаешь в бюро? – спросил с удивлением Льюис.

– Да.

– Значит, глупо спрашивать маг ли ты? – вздохнул Льюис.

– Глупо. Как видимо и тебя.

– Ну, как я только что узнал, я обладаю магией всего лишь на ноль целых две десятых.

– Я тебя подозревал, но сомнений было больше, – сказал Борис.

– А ты ловко скрывал, что ты маг, – с обидой сказал Льюис

– Разглашать запрещается, – ответил сухо Борис.

Разговор шел колкий, каждый будто осторожничал и присматривался к другому, и то что они знали друг друга еще с университета ничего не значило, сейчас они вели себя будто незнакомцы.

– А ведь я тебе говорил, что вижу странные вещи, – сказал Льюис.

– Не помню.

– Мы тогда еще напились, на вечеринке в честь окончания первого курса.

– Видимо, я тогда хорошо отмечал. Послушай, а чего ты сбежал с последнего курса, тебе-то оставалось всего ничего доучиться.

– Я не только из университета ушел. Из дому тоже.

– Да? И где же ты теперь?

Льюис тяжело вздохнул. И рассказал, что со вчерашнего дня после пожара кондитерской, он еще не задумывался, где будет жить.

– Послушай, – вдруг взбодрился Льюис. – Ты же, как я помню, еще на втором курсе переехал жить в собственную квартиру.

– Ну, да, как только поступил на службу бюро.

– Может ты меня приютишь на пару дней, пока я что-нибудь не подыщу?

Борис задумался, отстраненно и даже холодно посмотрел на Льюиса. Льюиса ужасно кольнул и обидел этот взгляд, как пить на вечеринках, клясться, что друзья на век, это сколько угодно. Да он этому Борису столько помогал, то спасал от надоедливых девушек, то прикрывал его пропуски перед учителями. Мало того, что Борис о магии умолчал, ведь Льюис прекрасно помнил, как Борис ответил, что все эти привидения, что видит Льюис бред перезанимавшегося студента, невротика и фантазера, каким всегда был Льюис.

– Забудь, – сказал резко Льюис. – Меня уже на работу пригласили, так что сниму что-нибудь рядом с клубом.

– С каким клубом? – с интересом спросил Борис.

– «Шик и блеск», кажется так. Ну ладно мне пора, – Льюис хотел было уйти, но Борис сказал вдруг быстро:

– Постой. На счет жилья, ты не так понял. Все дело в моей работе. Привычка сторониться. Так что если не передумал, прошу.

Льюис кивнул.

– Только подожди меня здесь, – сказал Борис. – Мне надо заскочить в контору, захватить кое-что и на сегодня я свободен.

Борис быстрым шагом направился к лифту. Срочный вызов к директору, когда ты работаешь над надвигающимся апокалипсисом, это не шутки, есть повод занервничать.

Поднимаясь на тридцать третий этаж, он думал о своем старом друге Льюисе. Все-таки хорошо было раньше, в юности они были всегда честны друг с другом, ну кроме того что касалось магии, так магия никогда не в счет, ведь и с бывшей девушкой он тоже не откровенничал, хотя они уже собирались пожениться. А теперь совесть неприятно кольнула Бориса, конечно же он не из сострадания решил пустить к себе жить Льюиса. Посторонний в доме, для бюровца, который постоянно должен все держать в секрете, это более чем неудобно. Придется наложить на письменный стол особые заклинания. Отчасти дело было в том, что он прочел во взгляде старого друга обиду и презрение. А еще потому что услыхал, что тот собирается работать в подпольном клубе, тогда он мог бы выспрашивать у Льюиса о посетителях, вдруг это поможет найти тех двоих виновных в апокалипсисе?

Борис вышел из лифта и, подойдя к кабинету директора, постучал в дверь.

Директор бюро сидел боком на диване, вытянув свои непомерно длинные ноги на всю его длину. Бенджамин Миллер меньше всего любил сидеть за столом.

Миллер поднял голову от бумаг, которые читал и сказал:

– Вы серьезно оплошали, Борис.

– В чем? – сипло спросил Борис, в горле вдруг пересохло.

– Два дня назад вы были у пророчицы, у праправнучки Орхе.

– Да. И она сказала что деву-воительницу мы скоро найдем…

– Дело не в ее болтовне, а в том что ты язык за зубами не держишь! – рявкнул вдруг Миллер и соскочив с дивана в один прыжок оказался возле Бориса. Директор навис над ним как скала. Борису показалось, что он его может раздавить. – Если ты там разболтал лишнее, ты должен был ликвидировать ее, ну или хотя бы арестовать.

– Но за что? – Борис был растерян, ему просто не представлялось возможным сделать то о чем говорил директор.

– Дело не в том за что. Дело в том, что никто не должен знать об апокалипсисе. Если бы ты не пришел к Орхе, и не рассказал ей о пророчестве… Ведь это ты ей рассказал?

Борис кивнул нервно сглотнув.

– Она бы, отправившись на вечеринку, не стала бы там в красочных подробностях живописать двадцати двум людям об апокалипсисе!

– И ей поверили? – осторожно спросил Борис.

– Мы опросили всех гостей. Поверили только пятеро, остальные в сомнение, но этого хватит, чтобы разнести по городу это страшное пророчество.

Директор отступил от Борис, и тот наконец смог вздохнуть свободней.

– Теперь придется пустить силы на дискредитацию прорицательницы, – сказал директор. – Разве я вам не говорил, что дело это тончайшее, будто разминирование самой ужасной бомбы. Ступайте осторожней, Борис, и поторопитесь, в вашем распоряжение осталось уже тринадцать дней.

Он отвернулся, и Борис понял, аудиенция закончена. Хмурый и подавленный он вышел из кабинета.

***

В пятне света падавшим от фонаря был виден моросящий дождик. Брун и Мэри промокшие стояли на крыльце своего дома. Брун постучала сильней дверным молоточком по жестянке и в её руке остался молоток.

– Зачем она закрылась на щеколду? Одного ключа ей мало? – возмутилась Брун.

– Так ты тоже в доме еще не была после архитектора? – спросила Мэри и чихнула. Она была в одном платье, свой плащ она позабыла в квартире у профессора.

– Нет, весь сегодняшний день я провела вне дома. Я была на ужасно скучном вечере у одной знакомой, когда за мной заехала Амелия, чтобы сообщить, что ты находишься в тюрьме. А после того как мы тебя проведали, Амелия ушла домой, а я пошла в кафе, что напротив бюро, и стала думать, что делать.

– Это было конечно уж слишком, ломать тюрьму…

Дверь отворилась. Из дома на крыльцо вышла Амелия, захлопнув за собой дверь и не дав сестрам войти внутрь.

– Пять минут я стояла в холле оцепенев от ужаса, когда увидела, что на крыльце стоит не только Брун, но и Мэри, – сказала Амелия. – Только не надо мне врать, Брун, что ты где-то нашла деньги для залога.

– Может ты нас пустишь внутрь? – возмутилась Брун. – Стоим как попрошайки и это на пороге собственного дома!

– Вас увидят работники, – ответила Амелия.

– Какие еще работники? – удивилась Мэри.

– Которых я наняла.

– Ты что за один день успела… – начала было говорить Брун.

– Ведь Мэри не бюро отпустило? Так? – перебила Амелия Брун и грозно глянула на Мэри.

Мэри молчала в смущение, потом тихо сказала:

– Брун очень ловко меня вытащила из тюрьмы. Она сломала стену и заклинанием потушила свет. Ее никто не видел.

– Зато бюро первым делом будет искать тебя здесь! – воскликнула Амелия. И в каком-то нервном припадке затараторила: – Как вы могли?! Устроить такое. Вы думаете только о себе! Вот спасибо! Бюро нагрянет, а у меня тут незаконный отель для магов и магических существ. Вы мне все испортили!

– А ты бы предпочла, чтобы сестра сидела в тюрьме? – возмутилась Брун.

– До суда могла бы и посидеть. А я бы наняла хорошего адвоката.

– У тебя нет денег, – сказала Брун.

– Зато у тебя будут через несколько дней.

– Хватит верить этой чокнутой прорицательнице, – Брун кипела от злости, потому наверное не чувствовала холода, Мэри же била крупная дрожь. – И хватит нас держать здесь. Пусти нас в дом или я и здесь выломаю стену!

– Ты, Брун, можешь оставаться в отеле, то есть дома, – сказала Амелия. – Тем более поможешь мне передвинуть мебель. А вот Мэри пусть посидит в деревни у тетушки. Тетя Сильвия посильнее нас с вами колдунья и с помощью магических ухищрений защитит Мэри ото всех посягательств бюро. К тому же, Мэри, – обратилась она к сестре, – поостынешь наконец от своего Колина и его идиотских воззваний, которыми он тебе все мозги заморочил.

– Да, наверное ты права, – всхлипнула Мэри, то ли от холода, то ли от грусти.

– А я сама не хочу жить в твоем отеле! – отрезала Брун. – И я тебе не грузчик мебель таскать.

– Это все, или вы еще что-то от меня хотите? – спросила сухо Амелия.

Брун отрицательно покачала головой. Амелия пожелала им счастливо устроиться и зашла обратно в дом. Брун успела увидеть через проем приоткрывшей на пару секунд двери, что внутри уже не их узкая прихожая с вешалкой и подставкой для зонтов, а просторный холл с ковром и с барной стойки у левой стены. А еще она мельком увидела кого-то невысокого и мохнатого, похожего на шимпанзе.

Мэри с Брун уставились в темноту улицы, по-прежнему моросил дождь. Из-под крыльца уходить не хотелось.

– Почему я должна зависеть от этой деспотичной, эгоистичной фифы, – сказал Брун злясь.

– Так как, вместе поедем к тетушке? – спросила упавшим голосом Мэри.

Они зашагали по улице, и вдруг Брун остановилась посреди дороги.

– Что с тобой? – спросила дрожащим от холода голосом Мэри.

Брун смотрела на черное пустое помещение кондитерской и пробормотала себе под нос:

– А это неплохая идея. Да еще если горячий шоколад на выбор каждый день.

«Вот только бы найти денег на ремонт и еще немного на продукты, – подумала Брун. – Жаль у тетки не займешь. Но как верит Амелия, я должна разбогатеть через пару дней».

У Брун еще оставалась мелочь в кармане, и они зашагали на вокзал.

– А мой амулет в бюро, – сокрушенно сказала Мэри.

– Я знаю хорошего антиквара. Он мне кстати должен за спасение, – сказала Брун, вспомнив, как помогла мистеру Барнзу избавиться от бандитов. – Он подберет тебе что-нибудь, за так.

Петухи еще спали, но тетка уже с уложенной прической, в изящном платье и накинутой на плечи шали встречала их у двери. А ведь недавно у нее еще служил швейцар, а сейчас кроме кухарки никого не осталось.

– А вот и наша беглая заключенная и её… – она задумчиво посмотрела на Брун.

– Спасительница, что ли, – буркнула недовольно Брун, чего она не любила так это ярлыков. – Значит, ты уже знаешь?

– Амелия мне позвонила. Я в ужасе.

– Твои слова расходятся с твоим внешним видом. Ты какая-то спокойная, – сказала Брун, глядя на тетку.

Они прошли в гостиную, и тетя распорядилась на счет чая.

– Когда я узнала, что Мэри подалась в бега, я напугалась, что репутации вашей конец. Я даже нечаянно спалила штору, чертыхнувшись каким-то заклинанием, – тетя Сильвия указала на и вправду сгоревшую на половину одну из зальных штор. – Но потом вдруг подумала, что для истинной ведьмы, владеющей тайными знаниями арест просто пустяк.

– А что истинная ведьма может в этом случае сделать? – в надежде спросила Мэри. – И что это за знания такие.

– У меня есть особый рецепт, который меняет внешность, – с гордостью ответила тетя.

– Такое возможно? – воскликнула Мэри.

– Еще бы. И мне давно нужно было вас этому научить, так как порядочная девушка всегда должна уметь проделывать такие фортели, – хитро улыбнулась тетя.

– Так это заклинание или зелье? – спросила Брун.

– Конечно же зелье! Сколько вам можно повторять, что главное оружие ведьмы это зелье.

Им подали чай в столовой. Мэри и Брун накинулись на булочки и кексики, тетя Сильвия подала знак кухарке и та принесла еще холодной мясной нарезки и сыра.

– И кажется, там пироги завалялись мясной и яблочный, – тихонечко сказала тетка кухарке. А потом обратилась к племянницам. – Хотя в вашем возрасте за фигурой особенно надо следить. А то распугаете всех женихов.

Несмотря на занимавшийся день, Брун и Мэри утомленные ночными приключениями отправились спать. У тети было три гостевых спальни, где всегда останавливались, каждая в своей, сестры Финч. Перед тем как зайти в свою комнату, Мэри остановилась в коридоре и сказала Брун:

– Амелия наверное права что разозлилась. Глупо было мне сбегать. Мне за агитацию против бюро не много бы дали, может даже сразу бы и отпустили. А то что ты мне устроила побег, за это меня точно посадят, страшно подумать на сколько лет. Да и ты сухой не выйдешь.

– Ты же сама умоляла тебя вытащить оттуда! – возмутилась Брун. Не хватало чтобы она была виновата в несчастиях сестры.

– Ну не так же, – ответила Мэри.

– А как?! – воскликнула Брун. – Надо было тогда и сказать, чего ты конкретно хочешь, а не ныть!

Брун кинулась в свою спальню и захлопнула дверь. В коридоре что-то бухнуло, наверное канделябр или картина упала со стены, а может и все сразу.

Брун возмущаясь и злясь, прошлась по комнате туда-сюда, потом подошла к окну и уставилась невидящим взглядом на еще темный не проснувшийся сад.

Надо что-то придумать. Нечто, что позволить ей сбежать от проблем, которые ей навязывают Мэри со своей революционно-тюремной жизнью и Амелия со своим отелем. У нее, у Брун, должно быть что-то свое. На ум ей опять пришла кондитерская Льюиса.

Брун да и ее сестер раздражало и утомляло, когда там был бар. Такое соседство было просто невыносимо. Как же Брун обрадовалась, когда бар стал превращаться в кондитерскую. Но прелесть нового заведения была не в том, что оно было не шумным и приятным на вид. А в том что несло некую прелестную радость подобно весеннему солнечному дню, когда невольно улыбаешься стоит только выйти на улицу. Так и у Брун невольно теплело на душе стоило ей глянуть на кондитерскую, в которой возился Льюис. И Брун, тоже захотелось поучаствовать в том волшебном действе, что творил там Льюис.

Она уже подсчитала, что для начала на ремонт и аренду ей надо хотя бы тысячу долларов. Но где сейчас найти эту вроде бы небольшую сумму, Брун было абсолютно непонятно. А ведь чертова прорицательница обещала, что у Брун появятся как раз на днях деньги. Что же случится? Откуда они могут прийти?

Мучаясь этими вопросами, Брун легла на кровать. Платья она не сняла так как уже занимался день и отдохнуть она хотела лишь пару часов. По началу беспокойные мысли не давали заснуть, и она все глядела в потолок и думала, где она может добыть денег.

– Вы правильно сделали, что остались у меня, – сказал тетя.

После небольшого сна, все трое снова собрались в столовой за обедом. Перед каждой стояла тарелка с прозрачным куриным супом. В меню у худощавой тети всегда была только легкая еда. Хотя гостям она и подавала что-нибудь вроде пирогов или кексиков, но сама к ним никогда не притрагивалась.

– Я здесь только на день, пока не решу финансовые вопросы, – сказала Брун.

– Давай вместе решать, – хохотнула тетка.

– Я знаю, как вы будете решать эти вопросы, тетя. – Брун вздохнула. – Казино?

– Неужели ты как Амелия будешь наставлять меня на путь истинный?

Брун открыла рот, но сказала совсем не то что хотела, так как вдруг поняла, где можно добыть нужную сумму денег:

– Да нет. Меня ваш путь устраивает, и я бы хотела к нему присоединиться. Если вы хотите, конечно, сегодня вечером отправиться в казино.

Мэри вытаращила глаза на Брун.

– Разумеется я не доверяю этому заведению, – продолжила Брун. – Это грабеж чистой воды, на его приманки дураки ведутся, ой, только я вовсе не имела в виду вас, тетя. Там все решает случай, я же хочу, чтобы результат зависел только от меня.

– Нет, нет, я не обижаюсь, – ответила тетя, – я и сама не доверяю слепому случаю, поэтому не очень жалую рулетку. Вот покер это другое дело. Ведь ты его имеешь ввиду?

Брун неопределенно кивнула, хотя, конечно же вовсе не его имела ввиду. Чтобы тетя не заметила ее тайных намерений, Брун быстрей сказала:

– Вот только я бы хотела попросить у вас зелье, о котором вы утром говорили, чтобы изменить свое лицо.

– Тогда и мне такое же зелье, – поспешно сказала Мэри. – Я иду с вами.

– Отлично, – потерла руки тетя, – повеселимся все вместе!