Доктрина спасения бесплатное чтение

© Антон Кучевский, 2021

ISBN 978-5-0055-2401-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Декада боли

– Се-ерыми каплями заслонит взгля-яд, и нет пути-и-и наза-а…

– Заткнись, мразь! Капитан, она уже два кляпа измочалила и выплюнула – может, голову в мешок засунем? Или в несколько сразу. Нет больше сил моих это слушать!

Я – капитан пиратской команды, пару лет назад обогатившейся солидным наделом земли в одном счастливом королевстве. Вполне законно, смею заметить. Меня именуют Морской Ведьмой, королевой гоблинов, нистовой тварью, ушастым чудовищем, хотя есть прозвища куда хуже. Мое настоящее имя – Тави. Благодаря хорошей памяти я знаю много песен, но, вот беда – совершенно не умею петь.

– Сержант, возьми две винные пробки и засунь их в уши, – рявкнул капитан, переводя взгляд то на немолодого служаку в желто-красной накидке поверх доспеха, то на меня, – не позволяй этой серой ублюдочной твари сломить твой дух!

Старпом говорил, что мое пение напоминает скрежет клинка, протянутого плашмя по ржавому металлу.

Видят боги, он совершенно прав. Я затянула еще одну:

– В одном просоленном порту был крохотный бордель…

– М-м-м, – промычал сержант, – ну вот чего ты добиваешься? Хочешь, чтоб я опять ребят позвал? Они на этот раз жалеть не будут, отмудохают так, что собственное имя забудешь!

Продолжая напевать, я пожала плечами. Как будто бы и в первый раз сильно жалели. Багровые кровоподтеки и синяки по всему телу красноречиво твердили, что «живая» и «невредимая» – два принципиально разных понятия. Острой болью отдавались движения правой руки. Вероятно, стоит пожалеть слух бедных стражников, вряд ли ответственными за похищение были именно они.

Я резко оборвала песню о распутной женщине Элмариэль, уж не знаю, настоящее ли это имя, или менестрель приукрасил действительность, проговорила:

– Услуга за услугу, мой дорогой. Я прекращаю терзать ваши уши, а вы ответите хотя бы на пару моих вопросов.

– Ищи дураков! – злобно произнес капитан. – У тебя нет никаких прав здесь, преступная шваль.

Я кивнула:

– И об этом мне тоже известно. Но я ничего не требую… просто предлагаю сделку. Со своей стороны обещаю заткнуться.

– Капитан, оно того стоит. Ей, кажется, жизнь не слишком дорога, а парни могут и переусердствовать. Тогда полетят уже наши головы, – разумно заметил сержант.

Мне жизнь очень даже дорога, а вот создать ложное впечатление – святое дело.

– Делайте, что хотите, – махнул рукой капитан с таким видом, будто его только что предали, и, подкручивая рыжевато-желтый ус, поднялся по лестнице наверх.

Сержант подошел к решетке, пнул сапогом с коваными накладками металлический прут. Вышло звонко. Я исподлобья посмотрела на него. Скрутили основательно – руки за спиной в жесткой смычке железа, ноги в цепях, холодная полоса на шее. Конечно, все в защитных рунах, что могут обезвредить и мага рангом повыше. А еще на мне излохмаченные остатки ночной одежды, некогда белой, однако ныне грязной и приведенной в совершенно непотребный вид.

– Ну? – недружелюбно произнес он. – И че тебе рассказать?

– Это ведь перевалочный пункт, не так ли?

Сержант молча кивнул. Я продолжила:

– И везут меня дальше на юг? Когда, кто забирает?

– Куда везут, мне знать не положено, – сказал воин, задумчиво поглаживая небольшую секиру за поясом. – А забрать должны вечером. Человек по имени Фирт.

Фирт. Незнакомое имя, что может быть как добрым, так и плохим знаком. Уж за несколько лет я успела узнать всех окрестных наемников едва ли не поименно.

Впрочем, это может быть всего-навсего еще один посредник.

– Что за город?

Сержант покусал губы, зло смотря на меня, затем вспомнил, что уговор уже состоялся. Нехотя ответил:

– Счатому.

Мысленно представив себе карту континента Рид, я недоуменно провела красную линию от Беккенберга в город на берегу залива Йах-Корвен. Юго-запад… и, да, я действительно нахожусь в Аргентау. Хотя данный факт можно было понять по накидкам городской стражи. Красный с золотом – гербовые цвета страны и лично короля.

Говорят, в Аргентау отличные танцовщицы.

Стар и млад, даже если никогда не бывали в чудном государстве к юго-западу от горы Рид, все равно при малейшем упоминании причмокнут губами, закатят глаза вверх и вздохнут: эх, а танцовщицы там лучшие в мире. Обычно это предел знаний. А так здесь разводят великолепных лошадей, делают ароматические масла высочайшего качества, превосходные зелья и многое другое.

Мало кто знает, что в Аргентау также лучшие в мире шпионы.

Ничем другим я объяснить не могу, что спустя два года после уничтожения первого и единственного корабля из нового рейдерского флота кто-то все же прознал, чьих это рук дело. Экипаж мы перебили, само судно давно уже на дне океана – нет, только умелый шпионаж. Да, распутывание нитей отняло у них солидный промежуток времени, в течение которого я обустраивала Беккенберг, но затем…

Под покровом ночи своевольную «леди» просто выкрали из замка, обезвредив все запорные заклятия и магические ловушки. Чуткий сон – не про меня, а с магией, на которую вечно так надеюсь, разобрались без труда, да еще и заковали в особые кандалы с ошейником. Долго везли непонятно куда, без суда бросили в тесный каменный подвал, затем, судя по голосам, забрали уже другие. Не называли ни имен, ни городов, старались держать в неведении до последнего.

Что ж, их усилия, надеюсь, были щедро оплачены. Поскольку я сижу в застенках, скованная, не имеющая возможности применить магию, использовать Нить или освободиться иным методом, и понятия не имею, где нахожусь. Талантливо сработали охотники за головами, настоящие мастера своего дела. Не убили сразу – значит, за живую награда выше.

Если когда-нибудь повезет выбраться – найду и прикончу каждого.

С другой стороны, возможно, мне все еще предстоит показательная казнь. Тогда обещание будет сдержать сложно, разве что призраком обернуться и пугать до смерти.

Кроме того, что Мабара – столица королевства Аргентау, я не знаю о ней ничего. «Храпящий» редко совался к соседям, исключая разве что Молот Теллода, который поделен на две равные части. С одной стороны залива – берег, принадлежащий нам, с другой – им.

Кстати, исторически последняя попытка содержать там военный флот обернулась нападением исполинского монстра, разрушившего и корабли, и саму гавань. На одиночные корабли существо по какой-то причине не зарилось, но та же судьба постигла и торговый конвой, чуть меньше двадцати лет назад следовавший в Теккель. К счастью, наше памятное небольшое сражение с кораблями Ордена осталось без внимания – то ли страж залива не заплывал в те воды, то ли опоздал к драке.

В любом случае, теперь на гладких водах Молота Теллода больше, чем пару суден вместе, увидеть невозможно.

До Мабары можно добраться и морем. Немного дольше по времени, поскольку огибать придется половину континента, однако более безопасно – похитители шли бы вдоль собственного берега вместо того, чтобы сначала пересекать границу южнее Теккеля, а затем нанимать корабль уже здесь, в Счатому. Вывод один – они до сих пор боятся меня, даже закованной в цепи. Боятся, что звучное прозвище я получила не за красивые глаза.

А я и сама не знаю, откуда оно взялось. У меня нет способности управлять ни волнами, ни течениями, ни даже кем-то из морских обитателей. С другой стороны, у меня есть Ойген… интересно, приказ собственному матросу засчитывается, как управление морским существом? Особенно, если он чешуйчатый, с жабрами и разучился моргать?

В любом случае, пока что я беспомощна и ничего не могу с этим поделать.

Остается ждать. Тело болит от побоев, желудок настойчиво требует пищи, тем не менее, смерть от голода мне не грозит. Моряки вообще привычны к скудному пайку, а уж когда вы постоянно пересекаете океан, порой и бочонок соленой рыбы растягивается на декаду… уф, о еде лучше вообще не думать. Сейчас я бы сожрала и старый сапог.

Жаль только, что никого из моих людей здесь нет, а выкручиваться как-то надо. Если не выкручиваться, жизнь может закончиться весьма скоро и трагично. Даже статуи трехметровой не воздвигнут и эпитафию на надгробии не напишут. Мол, дерзкая, безрассудная, как жила, так и померла. Насчет безрассудной – согласна. Кто мне мешал окружить замок, что и не замок, а так, хорошо укрепленное поместье, хотя бы солидной стеной?

Да и стены порой не помогают, я многое слышала, к примеру, о грайрувской Тайной Канцелярии и методах их работы, однако вживую сталкиваться пока не доводилось. Чувствую, над похищением поработали не менее умные головы. Как-то вызнали про наш славный поединок с рейдером, затем разнюхали, что ранее Фастольф пожаловал мне земли аж целого баронства. Нашли замок – ну, как замок, укрепленное поместье – вырубили стражников и верного Сейтарра сонным заклятием или газом, чтоб не поднимать лишнего шума, и скрылись в ночи.

Мимо протащили изрыгающего проклятья мужчину в одном сапоге. Вернее, кроме сапога на нем вообще ничего не было. Оригинальный костюм.

Я окончательно разлепила заплывший левый глаз и покосилась на новоприбывшего. Два стражника, один дюжий и рослый, второй, наоборот, какой-то хлипкий, протащили его дальше по тускло освещенному коридору и забросили в камеру, судя по железному лязгу дверной решетки.

– Я буду жаловаться!

– Жалуйся, – гоготнул один из «носильщиков». – Хоть до утра жалуйся, не поможет.

– Да вы знаете, кто я такой?!

– Бродяга? – предположил второй голос. Первый возразил:

– Скорее, вор. Гляди, какая рожа. Точно вор, только голый почему-то.

– Вы… вы… я так этого не оставлю!

– Не оставляй, – покладисто согласился конвоир. Бок о бок с товарищем они развернулись и направились к лестнице наверх. Я удивленно проводила их взглядом, затем обратилась к сержанту:

– Здесь так принято? Просто хватаешь человека и в тюрьму его?

– Тут особый случай, – нехотя сказал он. – Такой, когда уважаемое лицо города может накидаться вдрызг, а затем перекинуться и пытаться съесть пару-тройку детей. Ингельмы – верберы, весь их чертов род.

– Верберы?

– Оборотни-медведи. Вообще, доселе их шалости ограничивались воровством меда с крестьянских пасек и разгромом винного погреба госпожи Ату, но сейчас – действительно опасно, – сказал сержант, настороженно смотря в конец коридора. Проклятия прервались, донесся хриплый рев, а затем – мощные лязгающие удары.

– Надеюсь, что решетка выдержит, – невесело проговорила я. Служивый, хоть и промолчал, думаю, был того же мнения. Не очень комфортно оказаться в застенках с разъяренным медведем – если он не сможет выломать решетку, то попробовать на прочность стены между камерами ему вполне под силу. Любопытно, как же они его скрутили, такого грозного.

Со временем грозный вербер снова перекинулся в человека и затих. Я ухитрилась немного поспать, повалившись набок, затем стражники пинками разбудили меня и подали трапезу. Руки освобождать не стали, просто влили из щербатой миски безвкусное жирное варево, вероятно, похлебку. Заботливые люди.

А к вечеру пришел Фирт.

Стража по непонятной мне причине отнеслась к нему более чем уважительно, хотя никаких особых знаков на его одежде я так и не рассмотрела. Да и сама одежда… не сказать, что богатая. Обычный плешивый крестьянин с кривым носом и выдающейся вперед челюстью, в холщовой рубашке и шерстяном жилете поверх, подпоясан толстым кожаным ремнем с карманами и крючьями. Штаны наездника, с мягкими вставками из темной ткани, заправлены в высокие поношенные сапоги.

Ни меча, ни ножа, лишь короткая дубинка на поясе, двигается вовсе не как боец. Возможно, имеет значение не то, кем он является, а кто его послал? Тогда легко объяснить и угодливость капитана с сержантом, и даже некое… раболепие, что ли, остальных служак.

Один из солдат поспешно открыл решетку, Фирт вразвалочку подошел ко мне, придирчиво ощупал плечи, грудь, живот, бедра, отбросил в сторону прядь волос и бесстрастно посмотрел на лицо. Хотелось его укусить, но тело отчаянно било в тревожный колокол: нельзя, нельзя, нельзя! Мол, чем больше побоев ты перенесешь, тем меньше шанс сбежать по дороге. Тем не менее, я прекрасно понимала, что подобного шанса мне не дадут.

Все закончилось, когда визитер зашел со спины и огрел по затылку дубиной.

Очевидно, в сонных заклинаниях он не силен.

Я еще несколько раз приходила в себя от тряски, но упорно проваливалась обратно в болотную черноту. Похоже, мы все дальше и дальше удалялись на юго-запад, однако осознать это было нелегко – голова завязана в вонючий мешок, руки и ноги скованы, а шевелиться нет никакой возможности. Поверх всего Фирт еще и связал меня веревкой.

Ни разу не удалось услышать, как он с кем-то говорит. Вообще, голос посредника, так я уже привыкла именовать его, оставался загадкой. Он не проронил ни слова ни там, в управе или тюрьме, ни по дороге. Нем? Возможно.

Потеряв счет времени, я в редкие минуты просветления перебирала в уме способы побега, и, к великому сожалению, не нашла ни одного подходящего. Лишенная возможности творить магию, полураздетая, обезоруженная и, вдобавок, крепко опутана цепями и веревками. Я даже вывалиться из повозки не могла, да и мой извозчик сразу бы заметил.

Та самая рыба со сломанной спиной, демоны ее раздери.

Не везут так далеко для казней, особенно показательных. Чего-то они от меня хотят, какой-то выгоды. Не планируются такие похищения просто с целью отправить на каменоломни… здесь нечто иное.

Что, я пока и сама не знала. А попутчик не слишком спешил рассказывать, да и вообще – делиться любой имеющейся информацией.

На четвертый или пятый день Фирт сорвал с головы мешок, распутав веревку на шее, и рассыпал перед носом несколько вареных плодов репы. Я затравленно посмотрела на него, а потом вгрызлась в овощ, дергаясь всем телом. Голод я испытывала еще трое суток назад, истощение – вчера, а сегодня я была готова сожрать чьи-нибудь сапоги. Даже грязные.

Он внимательно смотрел, как хватаю с шершавых, занозистых досок еду, затем кивнул и направился к лошади. Пользуясь моментом, я с усилием перевалилась на спину и, все еще жуя, подняла голову. Слева и сзади – неприступная громада горы Рид, но в остальном совершенно незнакомая местность.

В первые дни пути я пыталась кричать, издавать как можно более громкие звуки, чтоб привлечь внимание людей. Однако, все, чего удавалось добиться – очередной пинок. Он нарочно выбирал самые безлюдные дороги, видимо, опасаясь заезжих авантюристов, разбойников, благородных рыцарей… да мало ли кто мог заинтересоваться чересчур громким содержимым телеги?

Не повезло. Моя удача на время переметнулась в стан врага. Надеюсь, вернется еще – иначе не сносить мне головы.

Я потеряла счет времени. Телега, кажется, ежечасно тряслась все больше, и к концу путешествия тело совсем потеряло чувствительность. Только успела почувствовать сквозь неровный сон, как чьи-то сильные руки поднимают меня за веревки и швыряют на землю. Никакого милосердия – дух вышибло настолько, что некоторое время не могла даже сделать вдох. Мешок снова сдернули, я услышала короткое «Твою мать» и почувствовала, как с ног срезают веревки.

Мужчина – человек звероватого вида с лицом, будто бы небрежно вырубленным из гранитной скалы, свирепо осмотрел меня. По бокам от него стояли крепкие парни, одетые, как и он сам, в нечто вроде превращенного в доспех плаща с нашитыми металлическими пластинами. Видимо, еще одна отличительная черта солдат из Аргентау. Я оперлась на стену, руками ощупывая холодный камень, однако больше оглядывалась по сторонам, чем обращала внимание на очередного конвоира.

Поодаль стоял Фирт, прижимая к груди увесистый мешок с деньгами. С ненавистью посмотрев на него, я добилась только надменной усмешки в свою сторону и издевательского поклона. Мужик, стоящий передо мной, отвесил мне такой удар, что я едва не полетела на землю снова.

– Сюда смотри, – резко приказал он. Я перевела взгляд на него, слегка наклонив голову. Силен. Даже не знаю, смогла бы я справиться с таким, будучи невредимой и не связанной, а уж сейчас и подавно нет.

Он еще несколько секунд глазел, затем неожиданно достал измятую бумажку. Розыскной плакат, насколько я могу судить по просвечивающимся линиям. Расправил его, некоторое время сличал, ухитрившись собрать толстую кожу на лбу в какое-то подобие задумчивой морщины, кивнул:

– Та самая. Проваливай, Фирт.

Тот молча поклонился и торопливо направился к воротам, тщательно сбитым из толстенных бревен. Кажется, такая заслонка может выдержать натиск небольшой армии.

Местность вокруг не шибко поражала разнообразием, напоминая то ли какую-то крепость, то ли тренировочный лагерь. Справа – небольшой донжон, сложенный из бледно-коричневых камней, от него в обе стороны устремляются высокие каменные же стены, пару дощатых бараков под ними, однако на заднем плане высится громада крепости. Рядом негромко похрюкивали свиньи (запас пищи?), роясь в жирной грязи в поисках чего-то съестного, а поодаль – соломенные чучела, с любовью к искусству нанизанные на колья. Из нескольких торчали стрелы.

– Морская… Ведьма, – словно выплюнул последнее слово мой новый знакомый. – Знаешь, куда тебя привезли?

– Свиньи, грязь, окружающие меня чванливые кретины… – сделала вид, что задумалась я. – Неужели это блистательное королевство Аргентау?

Иногда, конечно, лучше промолчать.

Тем не менее, умением промолчать в нужный момент я, увы, за двадцать с лишним лет не обзавелась. Вот только покажется, что умею держать язык за зубами, как вдруг вырвется… и тактичность однозначно не входит в число моих талантов. Надо будет все же поработать над собой – если, конечно, останусь в живых.

Били недолго, но от души. Я даже закрыться от тяжелых, окованных металлом сапог толком не могла – сказалась тяжелая дорога, голод, затекшие суставы и уже перенесенные побои. Один из ударов, особенно милостивый, окончательно погасил свет в непутевой ушастой голове.

Я пришла в сознание на вонючей соломенной подстилке, уткнувшись лицом в эту самую солому и переживая то ли кошмарный сон, то ли череду жизненных событий перед тем, как окончательно умереть. Во всяком случае, распухший и сломанный нос пытался сказать, что я отнюдь не в королевских палатах, единственный худо-бедно открывающийся глаз, в котором все двоилось, это лишь подтверждал. А тело, ощущая жесткий каменный пол через тончайшую постель, выносило окончательный вердикт – меня бросили в тюремную камеру.

Уже было. Правда, тогда мне не грозила смерть просто потому, что я не умею держать язык за зубами.

Попытавшись встать, потерпела сокрушительную неудачу. Сил не осталось. Руки, которыми хотела опереться о землю, просто разъехались в стороны. Я застонала от бессилия.

Оттолкнувшись от стены, перевалилась на спину. Слабое усилие вызвало тошноту, да вот только желудок был пуст. Губы пересохли, их покрыла корка засохшей крови. Я подняла руку, преодолевая тяжесть увесистого рунического браслета, ощупала плечи, лицо. Кто-то небрежно оказал помощь, наложив бинты на предплечье – кто? Где я?

– Смотри, шевелится еще, – донесся странный голос. Тональность его постоянно менялась, едва ли не на каждом звуке. Решила, что мне мерещится. Немного визгливый, похоже, что женский.

Я повернула голову в ту сторону, силясь разглядеть говорившую, однако перед глазами плавали два или три нечетких пятна. Ухитрилась выдавить из себя едва слышный хрип:

– Где я?

– На званом обеде у виконта Стоунширского! – хохотнуло другое пятно, затем в бок больно врезался какой-то твердый предмет. – Жри, существо… а то совсем копыта отбросишь.

Я нашарила под рукой какой-то плод и с силой вгрызлась в склизкую, безвкусную мякоть. Как будто вареную репу сварили еще раза три. Безвкусно. Больно. Двигать челюстью больно, жевать обломками зубов – целая агония. Демоны их раздери, солдаты оставили мне один-единственный клык – левый нижний, остальные раскрошены жестокими ударами в лицо. Цирюльники, мать их.

Хоть бы пару целых костей нашлось… а дальше разберемся.

– Спа… – выдохнула я, даже не успев проговорить короткое слово благодарности, и снова потеряла сознание.

Глава 2. Пробуждение

Тьма подавленной воли уступила место ледяному озеру, в которое я нырнула с головой. Придя в себя, я поняла, что меня просто окатили из ведра, хотя звук журчащей воды продолжал тревожить слух. Торопливо слизывая оставшиеся капли, собрала ладонями все, что могла и несколькими жадными глотками выпила. Одноглазый страж, стоящий рядом, с осуждением покачал головой:

– Там еще на дне осталось, – и с глухим стуком опустил ведро.

Увы, я не смогла даже поднять чертово ведро. Пришлось опрокинуть его и залезть головой туда, больно прижав ухо ради получения пары глотков живительной влаги. Откинувшись на спину, я измученно посмотрела на сарруса.

Он не слишком высок только для представителя своей расы – ниже меня на вершок-два, с туловищем, похожим на бочку и сильными руками. Тоже одет в плащевидную броню, с подбоем малинового цвета, высокие сапоги с металлическими накладками, на голове шлем с защитной дугой сверху и пластинами на скулах.

Зрение немного прояснилось, возле себя я обнаружила миску с едой. Вернее, с остатками еды – кто-то из сокамерников не погнушался погрызть зеленые стебли какого-то неизвестного мне растения и даже зачерпнуть пальцами кусок вязкой субстанции. Вероятно, она претендовала на звание каши. А след пальцев до сих пор заметен.

– Штольц сказал, что, если не придешь в себя до завтра, тебя вывесят над городскими воротами. За шею, – уточнил саррус.

– Как мило с их стороны, – прошептала я, затем закашлялась и начала жадно есть. Спустя секунд десять с набитым ртом добавила:

– Хорошо хоть не за ногу.

– Это еще почему? – нахмурил толстую бровь он.

– Не люблю вверх ногами висеть.

Стражник хмыкнул в ответ на вымученную шутку и поднял ведро, вышел из камеры. Стальная решетка с лязгом захлопнулась. Ее недавно меняли – даже металл не успел потускнеть.

Буквально наслаждаясь едой, я внимательно изучила бедную обстановку нового жилища. Помещение с довольно высоким потолком для тюремной камеры – если встану, даже пригибаться не придется. Четыре однообразных соломенных подстилки, у одной лежит какой-то бурый бесформенный предмет. Еще три миски или плошки разных размеров, все пустые.

Журчащий звук, который странным образом не соотносился с тюрьмой, оказался чем-то вроде ручья под стеной, перекрытого с обеих сторон толстыми решетками. Изрядно смердящего ручья – кажется, таким образом здесь обустроили сортир. И одним богам известно, через сколько камер он еще проходит.

Легла на спину, сложил руки на животе и уставилась в потолок.

Надо что-то делать.

Как бывает – говоришь себе фразу «надо что-то делать», и все мысли отбивает напрочь. Скорее, с такой постановкой задачи начинаешь думать – а зачем? Дергаться, срывать в кровь пальцы, карабкаться куда-то… невольно вспоминаются рассказы отца про личную башню. Ну, ту самую, которая вся из достижений да подвигов. Не далее как декаду назад я с этой башни хорошенько грянулась оземь.

И назревает главный вопрос. Куда ползти, чтоб не придавило гремящей тележкой рока? Что это за странная тюрьма, где заключенных вдруг куда-то забирают посреди бела дня, да еще и целой пачкой? Какие-то каторжные работы? Слабые лучики света, пробивающиеся из крохотного оконца в коридоре, красноречиво твердили, что сейчас именно день.

Я, конечно, никогда не питала иллюзий насчет собственного места в таком чудесном мире, как Кихча, однако вонючая соломенная подстилка выходила за рамки. Такие специальные условные рамки, за которые сознание любого разумного существа само себя никогда не поместит. И к любому предназначению, пророчеству, которое утверждает, что в это «сейчас» я должна находиться именно «здесь», заранее отношусь крайне недоброжелательно.

Беда в том, что силы одной недоброжелательности не хватит для чудесного побега. А больше их, сил, в смысле, и не осталось. Магия тщательно скована руническими браслетами и ошейником, похитители не удосужились обзавестись замками или чем-то достаточно сложным, а просто склепали железяки вместе. Жаль. Сейтарр научил меня вскрывать почти любые замки, на случай если придется еще раз попасться.

Снаружи послышался шум. Когда источник многочисленных звуков приблизился, я сумела разобрать в ленивой ругани сразу нескольких человек тот самый пронзительный и неустойчивый голос:

– Если хочешь еще что-то сказать, дерьмоглот, советую подумать! Иначе огребешь так, что забудешь, как мать родную зовут. Хотя ты и так не знаешь, на морде написано!

Каким бы безразличным не казалось мое настроение (ввиду не лучшего состояния здоровья, смею заметить), я с интересом прислушалась.

– Да я тебя… – проревел чей-то бас. Видимо, оскорбление памяти родителей здесь, как и везде, считается достаточно серьезным проступком.

– Что ты меня, баклан? Если еще не отрезали яйца, как вашему дружку Ркиису, можешь встретиться со мной в кругу!

– Меня зовут Бакаан, ты, сука дрянная! – злобно, под смешки окружающих, рявкнул охранник и сильно пнул зубоскалящую пленницу в камеру. Его товарищи покрепче перехватили оружие, на случай возможной драки или хотя бы бунта.

Пока они шли, я тем глазом, что не утратил способности открываться, в подробностях рассмотрела всю тесную компанию. Стражи обычные, в тех же форменных бронированных плащах и шлемах. Правда, вместо традиционных пик или алебард каждый вооружен изогнутым мечом средней длины. А вот мои, вероятно, сокамерницы подобным единообразием не отличались.

В тесную клеть забросили высокую девушку с шикарной рыжей гривой, стянутой на затылке невзрачной веревочкой. Темные глаза непонятного при таком скудном освещении цвета, одна рука отсутствует – отсечена или оторвана почти у локтя, закрыта кожаным стаканом с отверстием в центре. Несмотря на визгливый голос и травму, выглядела она довольно симпатичной. Пара шрамов, на плече и боку, явно полученных от меча или другого режущего оружия, но ничуть не укротивших буйный нрав, не портили внешность.

Следом втолкнули узколицую женщину средних лет с темными короткими волосами и пронзительно-фиолетового цвета глазами. Мазнув по мне безразличным взглядом, не выражающим и доли интереса, она направилась в свой угол, не произнеся ни единого слова. Больше всего меня в ее лице привлек ужасно заостренный подбородок – таким, чего доброго, и заколоть можно – и выступающие скулы.

Последнюю обитательницу камеры не толкали, она сама зашла – неспешно, как голодный хищник заходит в вольер с суетящимися жирными гусями. Во всяком случае, под взглядом ее единственного глаза я сразу почувствовала себя неуютно. Было б куда неуютнее, после пережитого.

Саррус. Вернее, сарра. Огромная, два метра и солидная пригоршня вершков, почти лысая – только потом я заметила, что сверху темно-красные волосы заплетены в несколько тугих и тонких кос, уложенных вдоль головы и спускающихся сзади. Остальное выбрито наголо. Единственный глаз бледно голубого цвета с живым, деятельным интересом осмотрел меня.

– Смотри-ка, оклемалась, – возвестила она низким, грудным голосом. Который в точности ей соответствовал, вот только казался… старше, что ли? Приглядевшись, я заметила небольшие морщины, затем перевела взгляд на руки. Нет, ей уже определенно не двадцать. И даже не тридцать, кто бы мог подумать.

Кроме того, случайный отблеск солнечного света, осветивший ее сбоку, выявил многочисленные шрамы. Зажившие раны, очевидно, тотчас же перекрывались новыми… это либо долгая военная служба под присмотром опытного знахаря, либо достаточное количество удачи, чтобы все время водить смерть за нос.

Или недостаточное, чтоб вообще не получать ударов. Кто как судит, знаете ли.

Все трое были одеты в незатейливые костюмы из двух предметов – набедренной и нагрудной повязки. Их удачно дополняли несколько синих и багровых пятен – следы от ударов. Некогда песочного цвета пижама, в которой меня и взяли тепленькой, не отошедшей после сна, к этому времени тоже превратилась в две изорванные грязные тряпки не слишком большого размера.

Полезная привычка на корабле, где даже в часы законного сна могут внезапно поднять по тревоге. Совершенно бесполезная, если спишь в собственном замке, где вроде бы все безопасно и тихо… говорят, ардниттам, то есть внезапно пробудившим в себе силу магии ведьмам полезно спать и вообще ходить нагишом. Но я-то не арднитта. Просто нерадивая студентка одной, вернее, единственной на соседнем континенте магической академии. А что до моей дальнейшей карьеры в виде должности капитана пиратской команды, спасения каких-то королей – вечно все складывается самым идиотским образом.

Уж можете поверить непосредственной участнице. Самым. Идиотским. Образом.

Я сообразила, что неплохо было бы ответить.

– Вроде как. Где я?

– В камере, – хохотнул один из любезнейших стражей, который и остался у решетки. Видимо, служебный долг – наблюдать за тремя живыми телами и одним условно живым, дабы чего не выкинули.

– Заткнись, Карвариин, – беззлобно прошипела однорукая с огненными волосами, потирая ушибленный локоть. – Добро пожаловать на единственный в этой стране островок свободы, существо.

Это уже мне, видимо. Разум, и без того тщательно отбитый в предыдущие дни, мучительно соображал, шутит девушка или издевается.

– Должна ли я понимать, что в Аргентау слово «свобода» означает нечто обратное его первоначальному смыслу? – слабо, хоть и многословно откликнулась я.

– Ишь, как загнула, – уважительно посмотрела рыжая. – Не, все гораздо проще. Когда-нибудь и сама поймешь.

– Не спеши, Чака, – проговорила женщина-воин. – Если она может говорить, то ходить – еще вряд ли. Магичек в жизни бьют мало, пускай они даже высокие и страшные. Не сегодня-завтра загнется.

– Не первый раз, – криво усмехнулась я, смотря в потолок. – Хотя сейчас, признаюсь, отделали знатно. Как-то у вас тут слишком благодушно, нет?

– Благодушно?

– Ага. В тюрьме обычно начинают выяснять, кто главный, а в этой камере едва ли не самые сливки общества сидят. Только чаепития не хватает, с тортом. Так везде или только тут?

– Погоди-погоди… – удивилась рыжая, – а что за традиция такая? И много ты по тюрьмам посидела?

Честно говоря, я несла откровенный бред. Ибо, если подобный ритуал и впрямь отсутствует, глупо интересоваться о его наличии. Или о причинах отсутствия.

О «прописке» мне рассказали мои любимые матросы. Когда человеку или кому бы то ни было методично отбивают желание сопротивляться местным заводилам – руками, ногами, подручными предметами. Около половины команды «Храпящего» в свое время обретались в тюрьме города Москалл, где и нахватались совершенно диких нравов и обычаев. Но, оказывается, нельзя по одной тюрьме судить обо всех тюрьмах. Тем более, находящихся в других государствах.

– Забудь. У меня смутное чувство, что здесь находятся не преступники… или не совсем преступники, – усмехнулась я.

– Как сказать, как сказать, – скривилась моя собеседница. – Глянь в тот угол, не сочти за труд. Там сидит Йилаан по кличке «Игла». Двенадцать лет она трудолюбиво тачала сапоги прекраснодушным жителям Мабары, ни во грош не ставившим ни ее труд, ни ее саму. А после того, как один такой же прекраснодушный господин совершил, по его мнению, очень забавную шутку, помочившись на нее, Игла просто вспорола ему глотку обычным сапожным шилом.

– Страсти какие, – пробормотала я и поморщилась от боли, пытаясь сесть и прислониться спиной к стене. – А большая?

– Раэ… она здесь так давно, что никто и не помнит, как она сюда попала.

– Меня уж точно не пленяли вместе с захваченной добычей, Чака, – глухо сказала одноглазая воительница. – Хотя в том, что я попала к квалиирам, моей заслуги тоже нет. И большой чести также.

– Ты-то кто, сокровище серое? – язвительно спросила Чака, не обращая внимания на укоризну.

Врать и что-то придумывать не было смысла.

– Тави меня зовут. И, да, я владею магией. Хотя не только ей, на самом деле… долго рассказывать.

– Ты вообще человек?

– Наполовину. И, хоть меня называют порождением Ниста, смею заверить, что ни один бог – ни Темный, ни Светлый – не принимал участия в этом замечательном процессе. Даже демоны не вмешивались, – пожала плечами я, ошейник болезненно проехал по кровавой ссадине.

– С такой-то рожей… немудрено, – хмыкнула сарра. – Ту, что любит ругаться, зовут Чакьяни Салта… руку ей откусили здесь, в кауссе, но пока живет. А ведь, подумать только, была хранителем учетной книги. Здесь кто угодно переродится.

– Жить захочешь – еще не так раскорячишься, – отвесила ей шутовской поклон Чака и снова принялась за меня:

– Небось, сидела в своей башне и горя не знала… пока какой-то воин не одолел в честном поединке и не сдал на руки нашим доблестным охранникам?

– В башне? Честный поединок?

Были б силы – рассмеялась бы. Пришлось довольствоваться тусклой усмешкой.

– Выкрали из собственной постели. Вообще я капитан шхуны, если уж на то пошло.

– Рыбу возили? – не унималась она.

– Грузы различные… в основном, не свои, – пояснила я. И вспомнила, что мимо слуха стремительно пронеслось какое-то слово, показавшееся странным и непривычным… а, возможно, и несколько слов. – Кто такие квалииры?

– А-а-а, – протянула Чака, – так ты пиратка… или пиратша?

Раэ медлительно протянула руку и кончиками пальцев стукнула рыжую по плечу. Та испуганно отшатнулась:

– Ты чего?

А удар-то был увесистый… даром, что на вид – обычное прикосновение.

– Оставь ее. И так еле дышит, а ты со своими расспросами.

Затем сарра обратилась ко мне:

– Квалииры – это мы. Пешки для увеселения зрителей и лично короля Аргентау. Мужчины и женщины, сражающиеся насмерть друг с другом, с отчаянными добровольцами, дикими зверями или демоническими созданиями… все едино.

– Не так страшно, – прикрыв глаза, проговорила я.

– Не так страшно? – изумленно повторила Чака. – Нет, я понимаю, что вы, маги, постоянно имеете дело с какой-то потусторонней дрянью, но ты, похоже, совсем не понимаешь, куда попала.

– Не хочу изображать браваду… но я дралась с людьми, зверями, демонами. Магией и клинком. Вас много?

– Всего около сорока. Мужиков, правда, гораздо больше – на нас Его Величество выделил всего-то две четырехместных камеры. Аргентау не слишком почитает женщин, – развела руками Чака. Вернее, рукой и… второй рукой, тем, что осталось.

– Это неважно, – покачала головой я.

– Что тогда важно для тебя? – спросила Раэ.

– Еда, вода, отдых. Не обязательно в таком порядке.

– Если ты не встанешь завтра, тебя просто убьют. Таковы здесь порядки, серая, – сообщила она и спокойно легла на спину, подвинув под голову бурый предмет. Подушка. Обычная подушка, набитая соломой. У меня подушки не было, точно так же, как и у Йилаан, и у Чакьяни.

– Не встану куда?

– На тренировку, – заметно помрачнев, сказала рыжая Чака.

По правде говоря, я всегда любила тренировки. Процесс обучения – чему угодно – казался мне своеобразной магией, которая доступна каждому, и, боюсь, я до сих пор не изменила мнения на сей счет. Однако на следующий день после знакомства с сокамерницами для меня настоящим подвигом оказалось просто выйти во двор по длиннющему коридору, после того как за спиной недобро лязгнула дверь.

Замок здесь, кстати, очень хитрый. Вокруг замочной скважины наклепан выступающий стальной короб, куда рука с ключом засовывается чуть ли не по локоть. Изнутри открыть – неразрешимая задача, даже если руки, как у Рованского Ужаса. Эх…

Ноги, к счастью, мне никто не удосужился сломать. Да, дышать тяжело, кровоподтеки только начали переходить из черного в темно-лиловый оттенок, двигаюсь с трудом… а что делать? Держась за стену, я с трудом поднялась вслед за покидающими камеру узницами. Пошатнулась. Удержалась на ногах. С моим ростом сейчас только падать…

– Ого… а ты высокая, – усмехнулась Чака, нетерпеливо вцепившаяся в прутья решетки. Сама она едва четыре вершка мне уступает, но на фоне Раэ мы обе – что марды.

– Она и раньше была высокая. Рост нашей новой соседки ничуть не изменился с момента ее появления в камере, – флегматично заметила та, которую называли «Игла».

– Не-е-е, – протянула рыжая, – раньше она была длинная, потому что лежала плашмя. А сейчас высокая, потому что встала на ноги.

– Тебе бы философские трактаты писать, – пробормотала я, пробуя босыми ступнями неровный пол. Она залилась смехом, ярким, словно солнце, спросонья бьющее точно в глаз:

– А я и писала!

– О чем же, если не секрет?

– Ну… я не закончила. Не вышло. Пустилась в это чертово морское путешествие… «Про воздействие гармонических риффов консьегенской лютни на слух тягловых животных».

Собственно, все соблюдено. Длинное, напрочь идиотское название, невнятная и совершенно бесполезная суть. Отличный, должно быть, трактат. Оставалось только промолчать, однако все же спросила:

– А консьегенская лютня как-то отличается от обычной? И как она воздействует на слух тягловых животных?

– Не знаю. Но писала я именно про консьегенскую, – твердо заявила Чака.

Стражник, шедший позади, коротко ткнул ее в спину древком копья:

– Заткнись.

– Иди дерьма поешь, – огрызнулась рыжая.

– Боги… когда уже меня переведут в другое крыло. Там хоть бесконечного женского трепа нет, – вздохнул второй, добродушный увалень со скорченным словно от зубной боли лицом.

Игла, не оборачиваясь, произнесла:

– Нельзя отрицать, что, если бы Чакьяни угораздило родиться в мужском теле, разговаривала бы она ничуть не меньше.

– Скажешь тоже, – фыркнул первый. Их командир – его плащ ничем не отличался от формы подчиненных, так что должность его, скорее всего, не соответствует чину – коротко оборвал нас:

– Разговорчики!

И все послушно утихли. Только Чака еще бормотала себе что-то под нос. Но – вполголоса, неслышно. Поставила бы свои последние тряпки на то, что она ругается, как заправский боцман. Даром что «хранитель учетной книги».

Переход длинный и полностью укрытый камнями. Слева – череда небольших проемов, которые освещают коридор. Справа – масляные лампы, что зажигаются только с приходом ночи. Сзади идут три охранника: два с копьями, один чуть поодаль, с арбалетом. Спереди еще один, и их командир, который с виду ничем не отличается. Даже шлем тот же, уставной. Возможно, есть какие-то еще знаки различия, но для меня они пока что все на одно лицо.

Целых пять конвоиров… и это несмотря на то, что мы и так безоружны. Либо таков уставной порядок, либо же начальство странной тюрьмы с о-о-очень большим пиететом относится к сарре. Ее пальцами можно с легкостью давить черепа, было бы желание, но грузности я, как ни старалась, в массивной фигуре женщины не заметила.

Вторая камера либо где-то в другом крыле, либо я ее просто не заметила. Немудрено. Концентрируясь на том, чтоб не упасть во время ходьбы, иногда пропускаешь мелкие и незначительные детали вроде комнат, заполненных пленницами. Иногда добрые воины помогали мне кончиками копий, но не слишком сильно – так, мол, знай свое место, ушастая тварь.

Возникало смутное желание развернуться, схватить копья и повтыкать им в наиболее интересные места, однако самоконтроль – великое дело. Хоть в данный момент и приходится уделять ему намного больше внимания, чем обычно.

Все басни о самоконтроле магов правдивы хотя бы на долю – если ты не научишься дисциплинировать собственный ум, заклинания останутся тебе неподвластными. Есть, правда, довольно неприятная особенность. Когда волшебник оказывается в месте, которое частично или полностью подавляет его силу, эмоции становятся бушующей горной рекой, которую смирить практически невозможно. Вероятно, на то, чтоб держать себя в руках, мы тратим, в том числе, крупицу своей Искры.

И, сколь бы мала она ни была, но в кандалах мне ее ощутимо не хватает. Ярость, досада по поводу собственной глупости, обида, тоска по боевым товарищам… все смешалось в огромный спутанный клубок огня и молний.

Зато легче переносить боль телесную, что ни говори.

Двор – огромный круг с четырьмя колоннами, уходящими вверх. Две из них разрушены примерно до середины. Некогда с уцелевшими товарками они поддерживали величественный свод какого-то зала или перекрытие между этажами исполинской башни. Земля вымощена крупными булыжниками, успевшими потемнеть и схватиться зеленым цветом от времени, в углах пробивается трава.

Вдоль круга, по стене, неспешно прогуливаются трое солдат с мощными арбалетами. Идут порознь, примерно на одном и том же расстоянии друг от друга. Ага, это чтоб мы не вздумали, чего доброго, перебраться через стены. Хотя все щели между крупными булыжниками плотно замазаны раствором, так что и ступить негде – нужна кошка или абордажный крюк. Вдобавок еще конвой из четырех солдат и сержанта, чье присутствие убивает мысли о побеге на корню.

Завидев в центре площади небольшой костер, я толкнула Чаку в бок:

– А это зачем еще?

– Обжигать колья. Чтоб не ломались, – емко сказала рыжая.

В самом деле, у стены небрежно свалена куча палок различной величины. Видимо, для «тренировок». Если сломаются, обломки можно сразу бросать в огонь. Практично.

– У вас ровно два часа, – резко произнес сержант, затем подал невнятный знак своим бойцам, и они разошлись в стороны. Двое стали у того прохода, откуда появились мы, двое – напротив. Там тоже имелась небольшая дверь, сейчас запертая на засов. Хм, если засовы с внутренней стороны двора, кто-то же их должен открывать?

– «Ровно два часа», – передразнила его Чакьяни, затем покачала головой, – Пес смердящий.

– Чака. Доставай свое оружие, – велела Раэ. – Недобитая будет сегодня в паре с Иглой, ты никогда не знала меры. Йилаан, полегче.

Та молча кивнула. Я мысленно возмутилась, но вслух тоже не произнесла ни слова: полежать бы еще… с декаду. Бывали случаи, когда приходилось сражаться после тяжелых ран, однако в моем распоряжении были чудеса целительной магии. А сейчас придется делать ставку на внутренние силы тела.

Я выбрала из грубо обтесанных кольев увесистую дубинку в аршин с лишним длиной, присела на корточки, сунула деревяшку в костер. Пламя сожрало несколько щепок, затем нехотя начало облизывать свежее дерево.

– Чем вы вообще деретесь? – спросила я Иглу. Ее узкое лицо скривилось – то ли усмешка, то ли болезненные воспоминания, так сразу и не поймешь. – Мечи, копья, секиры? Боевые молоты? Или как здесь, так и там – на палках сражаетесь?

– Нет. Ничего из перечисленного.

– Не поняла…

– Ни мечей, ни копий. Вообще ничего… из обычного оружия.

– На кулаках, что ли? – удивилась я, поворачивая палку, словно вертел с поросенком. При мысли о жареном мясе едва не захлебнулась слюной, однако как-то справилась.

– И не на кулаках, – пожала плечами она, – увидишь.

Отличный, полный нужных мне сведений ответ.

Перехватив дубинку в левую руку, я ударила ею пару раз об камни, сбивая огонь. Бросила взгляд направо – Чака примотала на культю какой-то невообразимо грозный протез в виде тяжелой палицы, окованной стальными кольцами, прикрепленный к деревянному «стакану». Все это богатство крепилось к предплечью кожаными ремнями. Раэ, несколько раз взмахнув выбранным бревном в воздухе, терпеливо ожидала.

– Ей единственной разрешается пользоваться на тренировках тем же, что и в кауссе, – сообщила Игла. – Обычно Чакьяни еще берет тонкий и легкий меч во вторую руку.

– Здесь, понятное дело, никто не разрешит, – кивнула я и поднялась на ноги, опираясь на свое оружие, словно на трость или костыль. – То есть, мечами все же пользуются?

– Мужчины. Но Чакьяни везде умудряется побыть исключением.

Заметив, что Игла взяла сразу три хворостины, я удивленно приподняла бровь. Но на всякий случай стала в среднюю стойку, немного выставив руку. Так, словно в ней был меч, а не наспех обожженная палка.

Тем не менее, глядя на мои кровоподтеки, противница покачала головой и отбросила в сторону одну. Теперь она вооружена двумя, но держит их как-то странно – посередине, не хват фехтовальщика, что-то еще…

Едва успела среагировать, когда длинный выпад чуть не достал меня в бедро. Я отбросила удар и примерилась было атаковать сама, как получила довольно болезненный тычок в плечо. Чака хохотнула, наблюдая за нами:

– Не спи, серая!

И тут же получила такую затрещину от сарры, что только ноги мелькнули в воздухе.

Я ушла в оборонительную позицию. Хоть Игла и не слишком старалась достать меня, ее движения быстры, а постоянная смена стойки заставила меня сплести нечто вроде традиционной Стальной Сети, которой в совершенстве владеют саррусы. И которой в свое время я не преминула обучиться у Графа.

Первый мой наставник, Айви Столлрус, обучал только тому, чем сам владел в совершенстве – и недостаток знаний отнюдь не мешал ему считаться одним из лучших мечей империи, а то и мира Кихча. В возрасте семидесяти трех лет, между прочим. Но самое важное он неустанно твердил в различных формах: фехтовальщик, который прекратил учиться, может заранее рыть себе могилу. Это действительно для многих занятий и ремесел, однако во владении различным смертельно опасным оружием данный вопрос и вправду является краеугольным камнем.

После того, как я увидела одинокую каплю пота на ее лбу, поняла, что Игла серьезно пытается оставить еще пару угольных отметин на мне. Пришлось несладко, и к концу боя я пропустила еще два тычка, один вскользь вдоль правой руки и еще один сильный, в живот. До нее я дотянуться даже не пыталась. Дыша, словно загнанная лошадь, я знаками показала, что не помешал бы перерыв.

В следующей попытке я пропустила только один удар – когда заметила, что флегматичная девушка начинает медленно звереть. Как же, перед ней что-то полумертвое, недобитое и только сегодня поднявшееся на ноги, а все равно как-то держится в драке. Я отвела палку в сторону, показывая, что все еще не перевела дух, и забилась под стену, опустив дубинку рядом.

Наблюдая за вторым поединком, один раз встретилась взглядом с воительницей Раэ. Вздрогнула и пообещала себе не смотреть в этот полумертвый глаз… по крайней мере, в ближайшие дни. Даже когда мы сражались с ледяными элементалями, я не чувствовала такого мороза, пробирающего до костей.

Судя по внутренним ощущениям, понадобится еще несколько дней, прежде чем я приду в себя. И тогда… я все равно продолжу немного поддаваться. Пока не пойму, что такое их загадочный «каусс» и не выторгую у судьбы хоть немного жизненной силы. Осталось придумать, что дать загадочной леди взамен.

Глава 3. Традиции

Чуть ли не всю следующую декаду в меню была рыба. Сырая, иногда вареная, но обязательно с чешуей, плавниками и потрохами. Иногда к ней добавляли склизкую белую кашу. Тем не менее, даже последняя была вкуснее. Добрый лекарь Штольц – худощавый мужчина немного за пятьдесят – пару раз выдал пилюли от живота, но помогали они слабо. Еще два раза дали «похлебку из помоев», как ее ненавязчиво обозвала Чака.

Я поспешила с выводами, думая, что это похоже на тюрьму. Нет. В тюрьме, как наперебой рассказывали мне некоторые из матросов, уклад совсем другой. Есть более значимые заключенные, от слова которых зависит многое, даже жизни сокамерников. Есть определенные привилегии, поскольку у такого вожака на свободе может оставаться куда больше знакомых, чем вся численность городской стражи. И, чтоб избежать бунтов, им обычно делают некоторые… послабления.

Разрешают передавать письма (а если и не разрешают, ушлые узники пользуются чем угодно, от ниток, продернутых снаружи камер, до наглых крыс), небольшие посылки, даже книги. Конечно, библиотеки при тюрьмах никто держать не будет, однако те немногие фолианты, что попадают в руки кандальников, затираются до дыр.

У нас все просто – никаких послаблений. Типичные рабские бараки. Хотя… у меня не так много опыта, чтоб судить о «типичности».

Бои на палках хоть как-то приукрашивают сонную обыденность, на все выходки во время них стражники смотрят сквозь пальцы. Главное, чтобы убивать друг друга не начали. Еще мы играем в «солому». Это как в камни, только камней в камере явно нехватка. За исключением тех, из которых сложены стены. Поэтому используем соломинку, разорванную на мелкие куски – кто заберет последнюю из пяти рядов по пять, имея возможность за раз брать от одной до трех, тот и проиграл. Играем на скудную пайку или просто так.

Кроме того, раз в несколько дней нас забирают на работы. Это может быть каменоломня, хлев, или конюшня: работа всегда либо тяжелая, либо грязная, а чаще всего – и то и другое одновременно.

Женщин и мужчин квалиир всегда сорок. Такое число, кажется, было одобрено каким-то королем сто или двести лет назад. Историю Грайрува я изучала хорошо, историю Аргентау – увы. Так вот, если в любой другой стране предпочли бы разделить количество бойцов поровну или примерно поровну, здесь женщин вчетверо меньше. Зрители не слишком жалуют женские бои. Меньше увеселения – меньше прибыли в казну.

Там же, на работах, я и познакомилась с остальными.

Конечно, мужчин и женщин даже на работы вывозят отдельно, дабы избежать беспорядков. Но обитательниц второй камеры я все же увидела воочию.

Сначала столкнулась нос к носу с чернокожей лысой девушкой, которая угрюмо толкала тачку с навозом из узкого прохода хлева. Я туда – она оттуда. Смекнула, что пустую тачку можно откатить без лишних усилий и освободила дорогу, но она даже не глянула на меня, покатив дальше свою поклажу. Хоть бы спасибо сказала, что ли.

Чака, весь день крутившаяся рядом, поймала мой удивленный взгляд и пренебрежительно хмыкнула:

– Эна Галторн вообще ни с кем не разговаривает. А когда разговаривает, из ее вонючей пасти доносятся только угрозы и обещания скорой кончины. За что и прозвана – «Злой Рок».

У рыжей на руке сегодня ржавый крюк, которым она ловко подхватывает ведра с дерьмом. Плечевые ремни не дают протезу упасть, а большего и не надо.

– А ее татуировки? – спросила я, берясь за лопату.

– На черепе, что ли? Так у себя на родине она считалась великой гадалкой.

– Пф. Бесполезные закорючки, к магии не имеющие ни малейшего отношения, – пренебрежительно сказала я. – Скорее, что-то ритуально-жреческое… откуда она вообще?

– Никто не знает, – пожала плечами Чака. – Но заливает, что ее родной остров где-то в Пограничном океане.

– Значит, Старый Башмак.

– Как-как?

Я усмехнулась:

– Как слышала. Среди обитателей Майхем-Беллауза он называется как-то по-другому, но на картах моряков всего мира обозначен, как «старый башмак». Похож по форме. И жители там темнокожие. Те еще губошлепы, видела их корабли несколько раз.

– А у тебя на руках закорючки – тоже ритуальное? – полюбопытствовала Чака.

– Можно сказать и так. Во всяком случае, в верхнем мире они бесполезны, а у подземников служат только для овладения определенным ремеслом.

– Так ты и у мардов была? – опешила она.

– Пришлось. Как-нибудь расскажу, когда совсем скучно будет.

– И если доживешь.

– Это точно.

В каусс я еще не выходила, но застращать сокамерницы уже успели. Именно поэтому я относилась к подобным бросовым фразочкам очень и очень серьезно.

Вторую я успела приметить по необычному поведению: когда командир конвойных для острастки начал стегать девушек кнутом, эта оказалась единственной, которая голой рукой перехватила кожаную плеть и маслянистыми глазами посмотрела на статного воина:

– Ну, зачем же так грубо, Хелаан, – промурлыкала она. – Неужели кнут так нужен, или тебе просто не хватает женского внимания?

– А-а-а, чертова прошмандовка, – зарычал он, – бегом за работу!

– Она всегда так? – поинтересовалась я.

– Это еще мягко сказано, – загадочно сообщила Чака. Я осознала, что она имела в виду, когда беловолосая, белокожая и фигуристая (хоть и заляпанная грязью, а то и чем похуже) девушка, проходя мимо меня, плавно провела рукой по левому боку. Явно выбрала место, где поменьше синяков. Не ожидая ничего подобного, я вздрогнула. Едва не подпрыгнула, только босые пятки изрядно увязли в дорожном месиве.

– Неплохо, неплохо, – пробормотала она с дикой улыбкой, косясь на меня.

– Да что с тобой не так? – обескураженно произнесла я.

– Со мной? Со мной все замечательно, – бросила девушка через плечо. – Это с остальными что-то совершенно не так… интересно, почему.

Наверное, на свободе мужчины пачками падали к ее ногам. Почти безукоризненное лицо с миндалевидными зелеными глазами портил только уродливый шрам, проходящий по щеке через губы и до подбородка. Боевой след, но явно не меч. Несколько незначительных шрамов на теле.

Ко всему прочему, Заффа Балике по кличке «Шрам» считалась неплохим бойцом. Ее кипучей энергии хватило бы на пятерых нормальных людей, и еще бы осталось – неудивительно, что остальные ее сторонились. Даже стражи, хотя, судя по похотливому взгляду командира, его «рабочее» настроение продлится примерно до ближайшего вечера.

– Где остальные? Работаем тут вшестером… – проворчала Раэ, без особых усилий таща на могучем плече новую стропильную балку для все того же хлева. После уборки нам доверили поменять часть крыши. Еды, правда, не доверили.

Мы же ее съедим. Только продукт переводить.

– Не знаю. Но знаю, кто наверняка в курсе всех последних событий, – кивнула я в сторону рыжей.

Чака не подвела:

– Лутц в карцере, как обычно.

– В этот раз что?

– Откусила охраннику палец.

– Крепкие челюсти, – ухмыльнулась я, Раэ беззлобно заметила:

– Обычные. У тебя ничуть не хуже.

Я возразила:

– Если бы ей выбили столько зубов, сколько мне, вряд ли она была бы способна кого-то укусить. К счастью, у меня их больше, чем у обычного человека. А последняя где, Чака?

– Лечится у Штольца, – фыркнула однорукая. – Побила всех, а потом споткнулась о труп и повредила сухожилие. Законный способ отлынивать – но только тогда, если получила травму или ранение в кауссе. На работах не в счет. Если ушиблась здесь – все равно выходишь.

– Подожди-ка… а какая это Лутц? – насторожилась я, кое-что вспомнив. – Уж не Катарина ли Лутц из Сигунда, которая купила жизнь десятка висельников за половину медяка и сколотила из них банду беспощадных наемников?

– Она самая. Что, на воле легенды ходят?

– Вроде того, – неопределенно покачала я пальцами в воздухе.

Своих парней я достала из тюрьмы с помощью нашего огненноволосого любителя взрывов, однако их верность не сравнить с верностью людей, которых вынули из петли. Вернее, не так – мои за меня в огонь и в воду, но подумают, как бы поудобнее все обстряпать, а эти даже думать не станут. О банде Лутц мне в свое время рассказал Беркли. Еще до того, как я начистила ему рыло.

– Ну вот – она здесь уже пару лет. И на хорошем счету у начальства тюрьмы – чуть ли не каждую декаду ей отдельные апартаменты, – хохотнула Чака.

– Серая, давай на крышу, – сказала сарра, оценивающе поглядывая на хрупкую деревянную конструкцию. – Подо мной эта драная лестница еще, чего доброго, развалится, а от Чаки там толку немного. Впрочем, как и везде.

Я проворчала, взбираясь по лестнице:

– Да тут вообще все сливки общества собрались. Сейчас окажется, что Игла из какого-то древнего королевского рода, а Раэ ходила добывать голову тарраска. В одиночку.

– Нет, – отрезала сарра, подавая мне едва ли не сноп желтых засушенных стеблей за раз. Ей и лестницы не нужно, в общем-то. Хлев низенький.

Ну… нет так нет. И вообще, я пошутила, но воительнице, кажется, объяснять бесполезно.

– Зато последняя узница – просто чудо, – заявила рыжая. – Магичка, как и ты, в этих красивых браслетах с рунами. Более того, не грайрувская, там, куда ни плюнь – попадешь в мага, а орогленнская. Она до тебя обреталась в нашей камере, если что.

Уже интереснее. Если удастся хотя бы словом перекинуться, сочту за удачу.

В отличие от широчайшей известности Коллегии Магистров в имперской столице и Академии при ней, магия в Орогленне считается чем-то таинственным, а кое-где и вовсе нарушением воли богов. Немногочисленные маги там и в соседней Маркевии чаще всего скрываются в глуши. Тем не менее, один из грайрувских коллегиальных Магистров родом именно оттуда. Как его нашли и уговорили вступить в совет, который условно должен заниматься поддержанием магического баланса во всем мире – дело темное.

Жаль, что не оказалась в той камере. Хотя, если бы дошло до дела, то наверняка оказалось бы, что та волшебница или немая, или полоумная. Или оба сразу. Не в моих привычках жаловаться, однако… я разве не говорила, что моя удача – капризная сука?

Нет, я вполне довольна нашим сотрудничеством. Нет, в первые веселые и беззаботные месяцы пиратства я никогда не возвращалась в порт с пустым трюмом, и, что самое главное – всегда живой. Более того, даже команду каким-то чудом ухитрялась сохранять. Без предателей, без убитых… до событий двухлетней давности. Затем рейды пошли реже, хотя и без того занятий хватало.

Но, как только речь заходит о какой-то важной мелочи, вроде поиска нового заклинания или общения с важным человеком, все тут же начинает рушиться. И нестройную какофонию разрушений, как правило, возглавляют мои воздушные замки.

Попыталась вспомнить, чем занималась в вечер перед похищением. Странно – память хоть и не безупречная, но крепкая. И до недавнего времени пребывала в полном порядке. Вылетело из головы – или выбили?

– Из самого Орогленна? – спросила я, подразумевая ту, вторую. Чака закивала:

– Ага. Ее раньше держали у нас, а незадолго до того, как появилась ты, перевели в северное крыло.

Грр.

– Видимо, посчитали, что две ведьмы даже в кандалах смогут наворожить что-то… страшное. Иначе бы перевели меня или Иглу.

– А просто впихнуть меня на свободное место? – удивленно спросила я. – Или закостенелые мозги на это не способны?

– Там Лутц. Которая тоже может знать пару волшебных трюков или чего похлеще. Хотя кандалы на ней самые обычные. Я не совсем понимаю, почему комендант тюрьмы так сделал, с переводом Метели, – призналась Чакьяни. – Вряд ли он настолько боится магии…

Я вздохнула:

– К сожалению, история волшебства очень редко пестрит подтверждениями народных суеверий. Магия, которая не исходит от обладателя Искры, обычно в чем-то заключена – амулеты, талисманы, прочие игрушки.

– А железо?

– Нет. Черный металл невозможно зачаровать. Чуть легче дело обстоит с золотом и серебром, но даже в него вложить хоть крупицу магии очень сложно. Это к слову о магах, которые, по молве, сотворяют себе горы золота.

Чака обиженно выпятила губу:

– Ну-у… я думала, маги все богаты. Иначе зачем обучаться столь трудному ремеслу?

– Знания ради знаний? – буркнула я себе под нос, поскольку в тот момент и сама не понимала, на кой мне сдались все горы перерытых книг, если в итоге я оказываюсь в рабстве при каком-то неведомом кауссе.

– Ради мощи, скорее, – фыркнула Раэ. Ее мышцы так и перекатываются по спине, когда она подает наверх целые снопы относительно чистой соломы. – Я видала магов, что уничтожали армии. Вернее, могли уничтожить – мощь боевых магов Ургахада не поддается описанию!

– Как и магов Грайрува, – холодно сказала я. Казалось бы, зачем до сих пор испытывать какие-то смутные чувства к месту, где ты родилась? Тем более, исходя из слов моей матери, родилась я на территории, которая и империей-то тогда не была. Ужасный Теджусс, родина плотоядных растений и мудрых йрваев, существ с феноменальной памятью и забавной внешностью.

– Их я не видела. А вот наших – не раз. Почему они до сих пор не уничтожат непокорные степные племена, для меня загадка, – твердо сказала воительница. В двух не слишком чистых тряпках, с голыми руками она смотрелась ничуть не менее опасно, чем солдат в полном вооружении.

Я отогнала мысли о возможном ночном удушении и, подхватив молоток, начала вколачивать ржавый и кое-как распрямленный гвоздь в тонкую доску, на которые мы укладывали солому плотными рядами. Язык снова меня подвел:

– У кентавров есть не менее могущественные шаманы. Думаю, если в битве схватятся все… таланты, имеющиеся в Ургахаде, вы просто разнесете страну в щепки.

– Ну, одноглазые-то отправятся прямиком в чертоги Корда. Вечная слава, доблесть и все такое прочее, – осклабившись, произнесла Чака. Сарра, напротив, нахмурилась, но проговорила ледяным голосом, даже меня дрожь пробрала:

– Не смей упоминать имя бога таким тоном!

– Каким? – притворно спросила Чакьяни, но, увидев выражение лица Раэ, осеклась. Всему есть предел.

– Религия? Здесь? – удивленно бросила я сверху. Свысока, можно сказать.

– Где, как не здесь, – покачала головой рыжая, махнув слипшимся хвостом. – Тут лишаешься последней надежды… особенно если пробудешь столько, сколько Сталь.

– Сталь?

Чака молча кивнула головой в сторону Раэ. Сталь. Подходит, что тут говорить…

– А тебя-то как зовут? На вашей арене?

– Она теперь и твоя, серая, – беззлобно сообщила она. – Если не убьют. А зовут меня… посуди сама, как эти шутники и затейники с мудями могут назвать однорукую квалииру?

– Эм… «Рука»? – усмехнулась я неверяще. Чака злобно сплюнула:

– Да, мать ее. Именно «Рука». Самая, мать ее, смешная шуточка за все годы существования этого боевого курятника. Более того, нас и титулом «квалиир» часто брезгуют называть. «Рабыни», «боевые задницы» – самое безобидное из того, что слышала.

Я фыркнула, опустив инструмент:

– Боевые задницы – еще очень даже ничего. Вполне подходит для бесшабашной компании разбойников или тех же наемников.

– Ты лучше скажи, где гвозди забивать научилась. Вас же, высоколобых, вечно воротит от нормальной работы.

Ха. В море по-другому – никак.

– В море по-другому не выживешь и дня, – честно озвучила то, что металось в голове. – Перестилали с парнями палубу, когда выбросилась огромная рыбина… кажется, она хотела сломать нам киль. Но не рассчитала собственного веса. Как-то в другой раз латала пробоину в борте… затем крепили со старпомом новую мачту, потому что остальная часть команды была заколдована. Дрыхли, как кони, а я после боя обычно выжата насухо.

– Вот только пиратских баек нам и не хватало, – покачала головой Чака, увязывая новый пучок. Стражники трепались неподалеку, поглядывая на нас. Было б куда бежать – полукругом огромная каменная стена, и в центре стоит старый хлев, словно песчинка на языке какого-то монстра.

– Если есть другие – предлагай. Вы ж, небось, уже раз десятый одни и те же по кругу гоняете, – хмыкнула я.

– А ну-ка позатыкали рты, – лениво бросил стражник, все-таки отделившийся от группы. – Работать, отребье!

Мы поворчали, но больше под нос. Кнутом не хочется никому.

Мастер Горбовой из Маркевии. Глядя на его лицо, охота сказать «Гробовой». Буквы играют в салочки, знаете ли.

Низкий деревянный лоб. Тускло-голубые, почти серые глаза под лохматыми бровями насупленно взирают на мир. Нос-горбыль, сначала резко выдающийся вперед, затем перешибленный и расплющенный, и распухший кончик размером со сливу, вечно красный от гнева. Или от смеха. Щеки, как у породистой собаки, заправски свисают вниз, и между ними ютится маленький тонкогубый ротик.

Горбовой хромал на одну ногу, смотрел Раэ примерно в пупок и мог одной ладонью сжать в пригоршне две мои одновременно. Горбовой носил титул «распорядитель квалиир». Был еще и так называемый распорядитель каусса, некий Джаан, однако его мне увидеть воочию так и не довелось.

Его участие в нашей судьбе сводилось к тому, что он брал самую большую палку и нещадно лупил ею провинившихся в чем-либо. Такой великолепный ритуал происходил примерно раз в декаду – большую часть времени Горбовой проводил с квалиирами мужского пола, и лишь иногда снисходил до нас. К сарре относился со снисхождением, даже с толикой уважения, однако остальных это совершенно не касалось.

Говорят, что он евнух. Не знаю, правда ли… Чака рассказывала, что приставшую к нему Заффу отделал дубиной так, словно она попала под горную лавину.

Невероятно силен и живуч. Вот только фехтовальщиком его это не делает. Я вижу движения и понимаю, что даже до последнего ученика мастера Столлруса Гробовому ой как далеко. Правда, это никак не сглаживает силу его ударов, да и удушить голыми руками суровый распорядитель может кого угодно. Даже одной рукой.

Мне крепко досталось по спине. Вместо рукопожатия, наверно.

– Новенькая? Ну и рожа, – бросил он презрительно, пока я пыталась подняться после беспощадного удара. – Смотри не помри ненароком.

– Это кто вообще? – вполголоса шепнула я Игле.

– Горбовой, – хмуро ответила она. Да, с ней надо учиться задавать вопросы так, чтобы получать весь необходимый ответ, а не только его кусочек.

– В смысле, кто он такой и почему может вмешиваться в тренировки? – сердито уточнила я. Опять же, вполголоса.

– Он и есть – тренировки. Распорядитель квалиир. И младший распорядитель каусса.

Я махнула рукой и выяснила остальное у Чаки, гораздо позже, когда нас уже загнали в камеры. А сейчас оставалось утереть сопли и продолжить бой.

Некоторое время пронаблюдав за нами, он знаками показал что-то стражнику у стены. С недовольной мордой тот принес курительную трубку. Горбовой задумчиво набил ее из кисета (на нем были только штаны с широким поясом, однако со специальных крючьев свисала куча различного барахла) и раскурил. Дым он выпускал красиво – кольцо, в него еще кольцо. Пафосно.

Может указывать стражникам? Неплохо, неплохо. Я думала, что квалииры – это такие специальные рабы для утех широкой публики. Вроде как поле для хольстарга в городе Эрвинд, только свободы меньше. А выходит, что старший над нами еще и имеет какие-то дополнительные вольности?

– Ушастая, – негромко бросил он. Я вздрогнула. – Сюда иди.

Отбросив очередную обожженную палку, подошла к нему. Горбовой задумчиво осмотрел меня, велел развернуться. Я почувствовала себя животным на рынке, только вместо цены он, скорее всего, прикидывал: «Сдохнет? Или нет?».

– Спина мохнатая, – недовольно сообщил Горбовой. – Обрить, что ли?

– Вырастет, – угрюмо сообщила я.

Пробовала. Да и не вся спина у меня в шерсти… так, небольшой клиновидный участок от шеи до лопаток, острием вниз. И шерсть короткая. Но густая…

– Заткнись, я тебя не спрашивал.

Я злобно огрызнулась:

– Тебя бы кто спросил.

– Смеешь тявкать без разрешения? – с ленивым интересом проговорил он. – Ну-ну… на первый день королевского подвига дерешься ты.

– Мастер, я не думаю, что Штольц… – начала было Раэ, но Горбовой прервал ее:

– Мне Штольц не указ. Сдохнет – значит слабая. А слабых мы не держим.

Почти без замаха он атаковал снизу, однако я видела движение плеча. У таких парней работает все тело, поэтому внезапными ударами им кого-то удивить сложно. Особенно, если наносящий удар без доспеха – видно каждую мышцу.

Уклонилась, резко шагнула в сторону. Наклонилась за палкой. Он расхохотался, надменно бросил:

– Видишь, Сталь? Эта мышь готова драться хоть сейчас. Загнали в угол, так и рожу кому-нибудь отгрызет. Устрою ей испытание боем.

И пошел к двери в противоположной стене, прихрамывая. Я повернулась к Игле… и снова оказалась на камнях, распластанная, словно лягушка, прижатая твердой подошвой сапога. Услышала над ухом:

– Но со мной, змея, лучше не спорь.

Так мышь или змея?

После того, как он ушел, немелодично насвистывая незнакомую мне мелодию, я хмуро сообщила:

– Я вырву ему горло. Когда-нибудь.

– А вместо него приведут еще кого, похуже, – отозвалась Чака из-под стены. На ее скуле расплывался багровый синяк. Раэ долгое время сохраняла молчание, затем велела поменяться партнерами. Я очутилась перед ней и первый раз за все время почувствовала настоящую опасность.

Знаете, бывает так. Когда в один прекрасный день вместо того, чтоб отшлепать за проказы, отец берется за ремень. Ты еще не понимаешь, в чем дело, но чувство уже здесь, за пазухой, лезет в душу, выныривает со спины и впивается зубами в загривок. Когда человек, проводящий с тобой шутливый спарринг, внезапно решает тебя убить. Когда у кота, играющего с мышью, вдруг негромко урчит в животе.

– Здесь приветствуют только один исход, серая. Смерть, – сумрачно сказала она. – Если ты до сих пор этого не поняла, позволь тебя просветить.

И неторопливая «медведистость» в мгновение ока сменилась грацией речного угря.

При ее-то размерах.

Тут уже в поддавки не поиграешь. Во-первых, у нее в руках бревно ничуть не меньше того, которым пользовался Горбовой. Во-вторых, Раэ дерется всерьез, внимательно отсекая даже попытки контратаковать. А то, что она первый раз при мне показывает, на что способна, может значить несколько вещей одновременно.

Первое и самое очевидное – это еще не весь боевой потенциал. Что делает ее куда опаснее, чем я считала раньше.

Второй вариант – нас не ставят в пары. Строгий взгляд зрителей именно здесь, в Аргентау, не переносит чисто женские бои. Им подавай мускулистых яйценосцев, да побольше.

И третий – ее обычное оружие совсем не похоже на то, что она сейчас держит в руках.

Что также делает Раэ по кличке «Сталь» куда опаснее, чем я считала раньше…

Я смогла уворачиваться от быстрых замахов и тычков секунд десять или даже двенадцать, затем, поняв, что попалась на ложный финт и вот-вот получу на орехи, рискнула пойти на неожиданную выходку – швырнула свою дубинку ей в лицо и бросилась вслед за ней, изогнув руку и коснувшись едва отросшими когтями мощной шеи.

Женщина-воин скрежетнула зубами, но застыла на месте. Я, тяжело дыша, сказала:

– Да-да, знаю. В кауссе будет не так.

Она промолчала, выразительно указывая взглядом на руку. Видимо, не зря у меня когти растут, хоть и замучилась я их подпиливать в свое время. Рукоять меча, во всяком случае, держать категорически неудобно. А здесь их сначала оттоптали сапожищами (многократно, вместе с пальцами!), затем дали отрасти.

Я усмехнулась:

– Убрать? А ты больше не будешь пытаться убить меня прямо здесь?

– Это учебный поединок, – надменно сказала она. – Я не пыталась.

Вздохнув, я опустила руку. Негоже заводить врагов. Во всяком случае, если заводишь врагов, позаботься о том, чтоб это были существа, понимающие шутки… и все такое. Не леди-воительницы в возрасте, всерьез поклоняющиеся богу доблести и воинской славы, о нет.

– Может, и не пыталась, но напугала ты меня сильно. До дрожи в коленях.

– Это тренировка, – сухо сказала Раэ. – Не позволяй своим чувствам повелевать собой. Любого, убившего собрата-квалиира, тут же казнят. Пронзят копьем прямо здесь, или отрубят голову публично – как повезет.

– Прости, – пожала плечами я. – Можешь считать, что я думала о том, как вырву глотку Горбовому.

Сарра долгое время изучала меня взглядом – не насмотрелась в камере за полторы декады? – затем едва заметно усмехнулась:

– Извинения не приняты.

Я опустила ногу на палку, рассчитывая, если что, поддеть ее вверх, опасливо поинтересовалась:

– Почему?

– Потому. Когда ты сражаешься за свою жизнь, то сражаешься хорошо. А на тренировке ведешь себя, как едва оперившийся птенец.

– Гнездо невысоко, – криво усмехнулась я. – И падать недалеко.

– В кауссе не так. Если упадешь – можешь укутываться в погребальный саван.

– Учту, – кивнула я.

Глава 4. В бездну

– Не знаю, кто ты на самом деле, дорогая. Но большая часть синяков уже почти сошла… теперь ты в красивых желтых пятнах, под цвет глаз, – прокомментировал Алеман Штольц, перекладывая на полке бутылочки со снадобьями, снабженные точеными каллиграфическими подписями. – Более того, я склонен утверждать, что и внутренние травмы поджили. Рука как?

– Не беспокоит. Хотя, если по ней достанется еще раз, точно будет перелом, – усмехнулась я.

Единовластным хозяином в небольшой знахарской был он, сухощавый пожилой мужчина из Грайрува. Не удосужилась расспросить его, как он вообще попал сюда… хотя догадываюсь, конечно. Манеры обнищавшего аристократа, который все еще помнит о собственном происхождении. Руки с длинными пальцами, похожими на лапы паука, серебристые волосы, аккуратно зачесанные набок, темные птичьи глаза за круглыми стеклами маленьких очков, непослушная щетка также седых усов.

Безукоризненно белая рубашка с подкатанными рукавами, кожаный жилет с кучей мелких карманов. Некий врожденный или тщательно усвоенный с младенчества стиль в одежде, мягкая речь и неуловимая манерность в поведении.

Правда, губы все время поджимает – то ли из жалости, то ли из презрения.

– Зубы, к сожалению, не вылечу… я же не цирюльник какой.

Я провела языком по обломкам зубов и с досадой покачала головой. Кое-как питаться все еще могу, но о том, чтобы что-то перегрызть, как раньше, не может быть и речи. Клыков жалко. Парадокс – они мне изрядно мешали, и разговаривать, и есть. Как только лишилась их, сразу чувствую себя неуютно. Один только торчит, словно флаг на мачте.

– Вообще никогда не понимала, зачем зубы дают лечить брадобреям.

– Общество назначило человека, ответственного за лица, – усмехнулся лекарь. – А традиции – против них так просто не пойдешь. Нужна или армия, или магия.

– Кстати… я ведь так и не сказала вам спасибо, мастер Штольц. За то, что подлатали меня.

Он, не оборачиваясь, поднял палец вверх:

– Ты не видела, в каком состоянии прибыла сюда. Серо-черный пятнистый мясной мешок. Хорошо, что кости были практически целы – остальное восстановилось. У меня есть одна специальная мазь… и с вашим родом занятий приходится выпрашивать ее фунтами.

– А если убьют? – скептически поинтересовалась я. – Такой мази нет?

– Если убьют, можешь не приходить, – без тени усмешки сказал Алеман. – Тут я уже ничем помочь не смогу.

Я сделала неопределенный жест рукой:

– Была б я еще вольна куда-то ходить…

– Как ни странно, тут моя помощь также не пригодится. За бегство раба полагается смертная казнь, за рабыню – двенадцать лет рудников. Что немногим хуже. Правда, квалииры и тут отличились. За помощь в бегстве так или иначе отрубят голову.

– Миленько. Мастер, может хоть вы что-то знаете об оружии, которым здесь сражаются?

Он повернул голову и вопросительно приподнял бровь:

– Темнят? – И, не дождавшись ответа, заявил, снова занявшись лекарствами:

– Считай это очередным испытанием. Я никогда не видел каусса, однако имел сомнительное удовольствие зреть несколько картин, написанных, так сказать, по мотивам… в общем, из того, о чем я слышал, тебе, скорее всего, предложат на выбор несколько вариантов смертоносного оружия. Но привычных руке среди них не будет.

– Поясните?

– Ни мечей, ни боевых топоров, ни молотов. Насколько я знаю, женщинам-квалиирам запрещены к использованию обычные виды оружия.

Что-то в этом роде я и предполагала. Проблемы появляются не одна за другой, а всегда – сразу, полным букетом. Осталось выяснить, что считается «необычными» видами. И можно ли ими вообще хоть что-то сделать.

Настоящий воин учится всю жизнь, чего уж там…

– Вы сказали, что ни разу не видели каусса?

– Да. А что тебя удивляет? Можно быть человеком, причастным к этому безумию, но считать его нездоровым. Весьма нездоровым, я бы сказал.

– Как тогда попали сюда? – спросила я бесхитростно. Лекарь криво усмехнулся:

– Много вопросов… как тебя там.

– Тави.

– Пусть будет Тави. Хотя король наверняка лично даст тебе имя.

– Король? – в который раз удивилась я.

– Очень любит наблюдать за кровавыми драками. Нередко сам руководит процессом – выставляет пары квалииров, может объявить бойцов. Умело пользуется ареной, чтобы вызвать любовь публики. Надо признать, у него неплохо выходит, демоны б это величество разодрали.

– Можно подумать, у вас какая-то особая неприязнь к нему, мастер Штольц.

– Увидишь, – отрывисто бросил лекарь. – Крайне… неприятный человек. Если вдруг доведется встретиться. Надо отдать должное – как король гораздо лучше прежних. По крайней мере, так говорят местные.

Я поинтересовалась:

– А они не говорили о некоторых манипуляциях с казной, в результате которых она была опустошена на две трети?

Штольц задумчиво спросил:

– К чему ты это?

– Да так… забавная деталь выходит – он спустил кучу золота, набранную, в том числе, и его предшественниками, на амбициозный образец смертоносного оружия. На проклятый корабль, стоивший жизни многим сотням людей.

– Не буду спрашивать, откуда тебе это известно. Но, даже если предположить, что ты говоришь правду – бунтов в Аргентау отродясь не было. Не станет никто поднимать бучу из-за казнокрадства, поскольку любой знает – окажись он на месте короля, все подчистую выгребет.

– А рабские бунты?

– Спроси об этом не меня, – отмахнулся он с пренебрежением. – Любой житель Мабары в ответ сквозь губу высокомерно бросит: да кто ж их считает, такие мелочи. Мол, если есть рабы, то найдутся среди них и недовольные.

Я ехидно сообщила:

– Думаю, таких большая часть.

Алеман Штольц вздохнул:

– Многие смирились. Как многочисленные женщины в ошейниках… как Сталь. Как я, в итоге.

– Но вы же не раб, – возразила я.

– Я смирился с собственным положением. Зря упомянул.

– Что насчет Стали… если мы говорим об одной и той же женщине, я бы крайне рекомендовала не путать смирение и привычку. Если вдруг ей покажется, что можно рвать отсюда когти – будьте уверены, Раэ воспользуется случаем. В ней есть дух бойца.

– В вас всех есть дух бойца. Но ты почему-то заранее ставишь мое умение разбираться в людях – и не только в людях – ниже своего, – невесело усмехнулся он.

Снаружи раздался громкий и требовательный стук. Алеман, слегка повысив голос, произнес:

– Сейчас, неотесанные кретины! Я занимаюсь пациентом!

Пожав плечами, я смолчала. Мысли в беспорядочном вихре крутились вокруг первого дня Королевского Подвига, или как его там правильно называть. Сначала подумала, что речь идет о каком-то абстрактном подвиге, однако Игла сухо рассказала: существует легенда, согласно которой каждый правитель Аргентау, претендующий на престол, обязан на двадцать дней удалиться в леса без одежды, оружия и денег. Это называется Королевским подвигом и занимает вполне определенные дни в году – с пятого числа месяца Шерсти по двадцать пятое.

Действительно ли они так поступают, не может сказать никто. Только растет и ширится Зал Охоты – специальное место, где хранятся головы зверей, добытые во время Королевского Подвига.

Я вспомнила Фастольфа. Мужчина хоть и не субтильный, он мало что смог бы сделать против лесного зверья. Даже верни ему вторую ногу, не справится.

– Это бред какой-то. Оружие, изготовленное безумцами, – неуверенно сказала я.

– А ты наблюдательна, – похвалил Горбовой.

– Дайте мне в руки меч, и я порублю все живое на вашей чертовой арене. Но это… – беспомощно обвела я рукой длинную стену.

– Меч? Нет-нет-нет, – покачал головой он. – Рукояти благородного оружия не должна касаться рука такой твари, как ты.

Я уже говорила, что хочу его убить?

На множестве крепких крючков и подставок висит уйма весьма опасных предметов. Кажется, тут собраны все изделия умалишенных кузнецов и оружейных мастеров, которые только могли раздобыть – боевые молоты со слишком короткими рукоятями, парные (а то и тройные) клинки, ощетинившиеся шипами перчатки, шесты с самыми разнообразными и причудливыми наконечниками.

Присмотревшись к загнутой сабле у дальнего конца стены, тотчас же отпрянула. Это не сабля, это что-то вроде полукруглого клинка, который предполагается держать за среднюю часть. Как таким драться, одни демоны знают.

Хлысты с кинжальными лезвиями, вплетенными в кожу? Нет. Чтоб хорошо таким владеть, надо… не знаю, чем заниматься. Пасти закованных в броню коров?

Легкие металлические штуковины без рукояти, странным образом изогнутые. Одно лезвие уходит вверх, второе вниз, образуя почти замкнутый круг с рукоятью в центре. Для чего это вообще?

Огромный двуручный молот. На вид весит столько, что даже Граф с трудом оторвал бы его от земли. Даже проверять не стала.

– Метательные ножи или луки? – спросила я, лелея слабую надежду.

– Запрещены.

Я перешла к левой части стены, окинув прощальным взглядом странное оружие. Некоторые крючки пустовали – возможно, наиболее пригодные для боя экземпляры разобрали другие квалииры. Оставалось только вздохнуть и выбирать из того, что осталось. Потрясающий, восхитительный, разнообразный выбор бесполезного хлама.

Древковое оружие блистало еще большим бессмысленным разнообразием. Ничего традиционного и проверенного временем. Копье? Пф-ф, какая низость. Глефа? Однозначно нет. Протазан или гизарм? О чем вы? Зато много слишком тяжелого, слишком неповоротливого и слишком… боги, эту стену можно описывать вечно и не прийти к единому слову. Бессмысленное великолепие, на которое угробили хорошую сталь.

Все свелось к единственному выбору – я беру что-то ухватистое и приноравливаюсь к нему во время боя. Взялась рукой за древко чего-то, напоминающего крестьянский серп на длинной рукояти, разве что дуга шире и сама полоса металла тяжелей, массивнее. Клинок, к сожалению, как и обычный серп, заточен только с одной стороны, внутренней. Другую даже заострить не получится как следует – на ней вбита широкая полоса меди и проточен дол. Баланс хромает… собственно, как и у алебард обычно. Только в другую, противоположную удару сторону.

Вес хороший. С глефами сравнимой тяжести я занималась у Айви. Копья с корабля, изготовленные у мардов, на фунт тяжелее – так у них и предназначение изначально другое: не копья, а, скорее, гигантские стрелы.

– Готова, – бросила я, поглаживая древко. Горбовой задумчиво осмотрел орудие убийства, затем кивнул тощему рабу, все это время молча ожидавшему приказов:

– Броню.

«Он потребует облачиться в доспехи. Не обольщайся – там одно название. Каусс не особо заботится о соблюдении каких-либо защитных мер»

«Ты так говоришь, Чака, как будто каусс – некое живое существо»

«О-о-о… ты убедишься в этом сама, серая. Это не просто название боевой арены. Он живет, дышит, проверяет тебя на прочность»

Я и не особо обольщалась, спасибо однорукой сокамернице. Но лишь то, что за последние несколько минут я буквально выбрала весь предел удивления, отпущенный на ближайшие сутки, заставило сохранить каменное выражение лица. Раб достал из ящика в углу набор толстых кожаных лоскутов, лишь кое-где снабженных ремнями. Конечно, они были богато украшены и кое-где проклепаны металлом, однако суть их явно не в защите.

Вот это – определенно браслеты. Несколько полос дрянного металла на толстом кожаном наруче – можно отразить легкий клинок, а вот мощный удар разрубит вместе с рукой. Обуви нет и, видимо, не предполагается. Юбка… вернее, то, что можно назвать юбкой при наличии некоторой доли воображения – четыре лоскута кожи, закрепленных на плоском ремне с толстыми металлическими пластинами. На бедрах потолще, сзади и спереди совсем тонкая кожа, и просветы между каждыми двумя почти в два пальца.

Конечно же, незнакомый умелец особенно тщательно проработал то, что в обычной броне является нагрудником или кирасой. Две полукруглые чаши, едва ли не наполовину обнажающие грудь, поверх нее к рабскому «воротнику» идут еще два тонких ремешка. Дополнительные ремни под мышками и на плечах. Достаточно сложная конструкция, застежек тут едва ли меньше, чем на полном воинском доспехе. Жаль, что значительно уступает ему в практичности…

Я кое-как облачилась в эту сбрую. Подтянула кое-где, еще в паре мест ослабила. Гробовой задумчиво похмыкал, перекинулся парой слов с командиром конвоя и дернул какую-то веревку у дальней стены. В ту же секунду командир, щетинистый сержант с усталым собачьим взглядом, достал из наременной сумки миниатюрные песочные часы и перевернул их.

– Две минуты. Пошла, пошла! – заорал он на меня, погоняя, словно нерадивую скотину.

Метнулась в открывшийся проход справа. Раньше там была решетка, концы которой теперь исчезали в проеме сверху. Еще один длинный замкнутый коридор с плавным изгибом налево, без окон и почти без освещения – две-три маленьких лампадки на весь перегон вместо чадящих факелов.

Как только руки почувствовали недобрую тяжесть оружия, мелькнула мысль прирезать их всех и дать деру. Проблема в том, что подобный шанс мог появиться только один раз, а для этого я недостаточно знаю устройство рабской тюрьмы. Нужна какая-то схема, план или нечто вроде. Только тогда – мысли о побеге.

Здание, где нас содержат, совсем не похоже на провинциальную тюрьму – хмурый колосс в три-четыре этажа, иногда подземных, сложенное из грубых булыжников и едва-едва скрепленное глиной или раствором. Скорее, это чья-то бывшая крепость или резиденция влиятельного лорда. Лорд умер – к замку пристроили развлекательную арену, так мне думается.

А это, в свою очередь, значит, что замков, запоров и уровней защиты тут хватает.

– Вперед! – погонял меня сержант. Хотелось огрызнуться, но получить перед началом боя копьем в спину – плохое подспорье.

У открытой низенькой двери, через которую с трудом протиснулся бы и уличный кот, с мечами наперевес уже ждали другие. Их доспех немного отличался от тех тяжелых плащей, что я видела раньше. Видимо, отдельные солдаты, что занимаются исключительно кауссом. Нырнув внутрь и еще раз повернув налево, я обнаружила перед собой огромную металлическую решетку с прутьями в половину аршина. Сквозь квадратные просветы, от которых несло железом, маслом, кровью и прокаленным жарой камнем, виднелось пространство, залитое солнечным светом.

Широкие плиты из неизвестного мне бледно-желтого камня, расщелины между которыми тщательно вычищены, покрытые пятнами крови… и, судя по цвету, не только разумных существ этого мира. Напротив виднелась еще одна подобная решетка. Переведя взгляд выше, я обнаружила несколько ярусов, битком заполненных народом разной степени приличия. Одно в их поведении оставалось неизменным – жажда крови мощной одурью сшибала с ног.

Одновременно вспомнились сразу два места. Конечно же, арена хольстарга в городе Эрвинд – родина Игры и место для проявления доблести, где разыгрывались партии живыми фигурами, а за клетку приходилось сражаться. Впрочем, смертью там пахло редко, в то время как сейчас у меня голова кругом шла.

Второе – город ледяных элементалей. Несколько ярусов сияющей голубизны, заполненных откровенно враждебными существами. Есть что-то… родственное. И сравнимое по размерам.

– Когда начнет подниматься решетка, выжди. Выходить в каусс следует по сигналу боевого рога. В кругу допустимо все, кроме оборотничества, невидимости, затем… эээ, – замялся было сержант, но надменно ухмыльнулся:

– Да ты и сама не запомнишь всего этого. Выкинуть один из подобных трюков в рунных кандалах – ха-ха! – невозможно.

Я-то запомню, улыбающийся кретин. Я помню почти каждую рожу, которая имела наглость приставлять к моему горлу оружие, спасибо незаменимому дару от матери.

А толку?

Держа в опущенной руке длинную, уродливую глефу-серп, я закрыла глаза, медленно вдохнула, так же медленно выдохнула. Повторила еще раз. Времени полно, судя по внутренним часам – сюда мы добрались за минуту или полторы. В моем положении тридцать секунд означают почти вечность.

Механизм, щелкая недавно смазанными шестеренками, начал медленно выбирать цепи. Решетка поплыла вверх. До слуха доносились какие-то восторженные слова, многократно усиленные и обладающие каким-то металлическим призвуком, однако я не обращала на них внимания. Ожидание одного звука полностью исключает осознанное понимание всех остальных.

Мощно завыл охотничий рог. Вернее, он был бы охотничьим, если б его тональность была значительно выше. Так же он издавал нечто вроде рокота прибоя, шумящего и бесконтрольного… что неожиданно вызвало улыбку в едва заживших губах. Пусть и не кланяюсь морской богине Мившарату, но море не оставляет меня даже здесь.

Я сделала шаг вперед. Еще шаг. Еще через несколько шагов меня оглушила бушующая толпа. Они, ничуть не хуже рога, в унисон ревели:

– Ка! Усс!

С придыханием на втором слоге, так, что там почти слышалась иллюзорная «г».

И еще раз.

Ка!

Усс!

И еще.

Некоторое время позволив волнам звука омывать себя, словно соленые волны облизывают прибрежную скалу, я подняла голову и посмотрела на богато украшенную трибуну. Обычно, наверное, там сидит король. Сейчас она пустовала.

Тем не менее, вездесущие «говорители», без которых, видимо, не обходилась ни одна уважающая себя арена на всем чертовом Кихча, рявкнули:

– Претендентка на звание квалииры, взамен выбывшей, которую вы знали под именем Змея! Пока она не заслуживает даже того, чтоб сделать шаг по земле, куда ступали ноги таких прославленных бойцов, как Череполом, Риг, Хахед, но попробует сегодня выжить! А получится ли это…

Говорящий сделал паузу, с разных концов послышались нетерпеливые крики, свист.

– Сегодня проверят осужденные Кнеерк и Вальтаан!

Мило. Они выставили против меня сразу двух бойцов в первый же бой. Правда, меня это не страшит, однако неизвестно, как поведет себя тело после подобных издевательств. Тренировка – одно, бой насмерть – совершенно другое.

Еще одна волна накатила со всех сторон. На этот раз зрители не пытались скандировать, они просто орали и выкрикивали что-то воодушевляющее. Наверное.

Я поудобнее перехватила оружие. Отраженный блик с начищенного клинка – я готова поклясться, что кто-то постоянно следит за всей грудой стали, собранной здесь – скользнул вдоль переполненных ярусов.

Одновременно со мной на свет показались двое мужчин. Один немного повыше, широкоплечий, крепкого сложения. Другой субтильный, дерганый, неловкость виднеется в каждом жесте. И меч держит, как простую палку.

Первый тоже вооружен мечом.

Надо было спросить Гробового… тьфу, Горбового, можно ли отобрать у них оружие и оставить себе. Даже с плохонькими клинками полегче будет. А еще злит то, что я «тварь, не имеющая права держать в руках благородное оружие», а осужденные буквально на смерть (или на проверку боем) – не твари. И броня у них – нормальный доспех из плотной кожи, а не костюм для портовых шлюх. И эти орут на ухо. Со всех трибун орут, между прочим.

Боевая злость и заставила меня держать челюсти сомкнутыми, выставив наружу единственный не сломанный клык. Волосы я еще до боя забросила назад. Стоит бы перевязать лоскутом, да и так хорошо…

Хитрость в том, чтоб отрастить большие уши.

– Как тебя зовут? – крикнул тот, что повыше. Я упорно хранила молчание.

– Что ж… не подвиг убить немую уродину, – пожал плечами он. Судя по задорному блеску в глазах, осужденный настроился на быструю победу.

– И-и-и… бой! – прогремел голос с небес.

Субтильный тут же начал заходить сбоку. Возможно, договорились и попробуют напасть на меня с двух сторон. Оплошность – они оба ниже меня, руки короче и оружие у них совсем не для подобной тактики, совсем…

Перехватив глефу – надо же ее хоть как-то называть – острием вниз, я отошла на несколько широких шагов, пальцами ноги пробуя шероховатый и горячий камень плит. Несколько раз взмахнула, делая пробные удары по направлению к ногам того, что покрепче, он настороженно удерживал дистанцию, подняв меч в среднем положении.

Вместо того, чтоб делать еще один шаг назад и в сторону, я рванулась вперед и выбросила древко так, чтоб загнутое острие коснулось ребер или бока. Мужчина отпрянул и в это же время тот, что заходил со спины, выдал себя отчаянным возгласом. крутанувшись на месте, я провела атаку по ногам, субтильный отпрыгнул в сторону, но его прыжок занял меньше времени, чем мой следующий удар.

Он заорал, припадая на одну ногу. Из глубокой раны на икре брызнула кровь, обагрив ремни обуви.

У них нечто вроде неполного сапога. Внизу башмак из тонкой кожи с толстым щитком поверх, сверху плотные поножи, защищающие переднюю сторону голени. Сзади при этом – незащищенная плоть. Серп – хорошее оружие для подобного удара.

– Первая кровь, уважаемые подданные! Вы чувствуете ее запах? Кровь правосудия, пущенная нашей претенденткой!

Его товарищ по несчастью не терял собранности и мгновенно воспользовался моментом, перейдя с ближний бой. Держа глефу за середину древка, я перехватила несколько особо опасных ударов меча, от двух просто уклонилась, еще одним он порезал мне ухо, однако я почти не ощутила мелкой раны. Ткнув тупым наконечником в брюхо второго, отчего он, задрав ноги, упал на землю, сама попыталась повторить прием с ударом по незащищенным ногам.

Противник держал ухо востро. Почти поразил меня в плечо. Если б не дали времени восстановиться в предыдущую декаду, я бы точно пропустила этот удар. Сейчас ушла и отступала назад, разрывая дистанцию атаки, пыталась достать его по рукам или в плечо правой, однако раз за разом он парировал атаки.

Тощий попытался напрыгнуть на меня, поскольку нормально ходить он уже не мог. Я держала его в поле зрения и сейчас только ушла вбок, замахнувшись для удара. Лезвие вошло точно между ребрами, пронзив вощеную кожу брони.

Правда, его небольшой вес придавил к земле мое единственное оружие.

Осужденный подергался и затих, но второй поединщик уже летел на меня с радостным ревом и повергающим ударом меча.

– Он убит! Но… что это? Кажется, кто-то недостаточно хорош, чтоб стать квалиирой? – ехидно сказал голос. – Как мы знаем, он не прощает ошибок! Он немилосерден к тем, кто позволяет себе вольности в битве. О-о-он…

Ка!

Усс!

Все три яруса дружно рявкнули те два слога, что и предложил неизвестный наблюдатель, красочно описывающий моменты боя. Наверное, для существ со слабым зрением.

Злобно оскалившись, я отпустила древко, нырнула под разящую руку, успев схватить его за запястье и отдернула в сторону, обнажая вены и жилы на сгибе.

Не ходи в бой без запасного оружия.

Мои когти не так крепки, как у дикого зверя, но уж гораздо крепче обычных человеческих ногтей. Сильным ударом я разодрала его руку почти до плеча, заставив выронить меч. Правая бессильно повисла вдоль тела, левой он попытался подхватить падающее оружие, однако я с силой пнула его в бок, заставив повалиться наземь. Рухнула сверху коленом, вышибив дух, скрестила руки и прижала пальцы к шее.

Темно-красные брызги сигнальным флагом мелькнули на солнце, возвестив об окончании боя.

Глава 5. Лутц и Метель

Кажется, мне полагались какие-то почести, однако их я не дождалась.

Та же камера, та же постель. Разве что конвоиры разрешили облиться ведром мутноватой воды, смывая пот и грязь. Заметно чище не стала, но боевое напряжение с мышц вода сняла. Когда свет за крохотным окошком в коридоре приобрел багровый оттенок, я вернулась в камеру.

Легла на спину, скрестив пальцы на животе. Кровь смыла всю – охранники не удержались от рассказа прочим, не имевшим удовольствия сопровождать меня обратно. Говорят, я выглядела как дикий зверь на охоте.

Хотели дикого зверя – получите. Не жалуйтесь только.

– И как? – шепотом спросила Чака.

– Я жива. Они – нет, – лаконично сказала я, закрыв глаза. Честно говоря, я пыталась прогнать чувство удовольствия и одновременно легкой тошноты от чьей-то глотки, порванной моими же руками. Наверное, при случае смогу так и зубами. У йрваев есть какие-то совсем дикие предки? Или это говорит безумная человеческая кровь отца?

– Кто ты, серая?

Громкий полушепот не прервал мыслей, более того, дал им новое развитие.

– Ты что имеешь в виду? – переспросила я.

– Ну не верю я, что ты из нашего мира, – поделилась сомнениями Чака. В моем лице она неожиданно нашла собеседника. Флегматичная Игла и Раэ в оные, очевидно, не годились.

– Ха! Иномирян у нас хватает, уж поверь. Некоторых даже своими глазами видела, – фыркнула я. – Но я не из этих. Говорю же, отец человек. И мать тоже… отсюда. С Арн-Гессена даже, южного континента.

О том, что отец как раз из иного мира, а мать йрвай, я обычно предпочитаю умалчивать. Родство сомнительное, да и пока объяснишь, кто есть кто…

– Все равно не верю, – упрямо сказала рыжая. Я пожала плечами – ее проблемы.

– Так кем ты была?

– Говорю же… пиратом. Капитаном пиратской команды.

– Одна?

Я хмыкнула:

– Нет, со вторым капитаном. Чака, не глупи. Капитан на судне, он же, иногда, шкипер – только один, второго не нужно. У него есть старший помощник, сокращенно старпом. На крупных судах матросы разделяются на две команды, одна парусная, а вторая палубная, каждой руководит боцман. Боцман палубной команды зачастую еще управляет стрелками, если на судне установлено вооружение. Или же, как у военных, над ними ставят мастер-стрелка.

– Но капитаном… женщина? – выразила удивление она. Я ухмыльнулась:

– А чего так? Или ты подхватила эту милую манеру от стражников? Женщина – не человек, и все такое… знай же, глупая: всего с полвека назад море Зиммергауз сотрясала гремящая слава пиратского экипажа Эйни. И уж если ее не назвать женщиной, то я уж и не знаю, кого именно.

– Эйни?

– Гром-баба. Большая, сильная, увесистая. Самое любимое развлечение – врезать кому-то из подчиненных кулаком, после чего тот летел дальше, чем видел. Говорят, могла поднять быка на плечах, – с усмешкой проговорила я. – Обо всем том подробно записано в грайрувской летописи. Ее, правда, в итоге поймали и решили казнить. Знаешь, что она натворила во время казни?

– Ну?

– Сломала палачу обе ноги. Наступила на сапоги и толкнула от себя.

– Ай, – поморщилась Чака. – Больно даже представлять.

– Не больнее, чем отгрызенная рука, думаю.

Она ухмыльнулась:

– Ха! Так я ее убила, ту тварь. Правда, Штольц потом долго ругал…

– Да, Алеман пострашнее любого зверя будет, – иронично покачала головой я. – Особенно, когда ругается.

Его гневные пассажи-то и на ругань не слишком похожи. Так, интеллигентные упреки. И толку от них меньше, чем от змеиной упряжи. Если вы хотите послушать настоящую ругань, такую, чтоб проняло и пробрало до дрожи, чтоб душа ушла в пятки – загляните в портовую таверну «Жижи», что в славном городе Теккеле. Не пожалеете. Там и хозяин, и жена его, и гости – просто мастера словесного извращения.

Кроме того, там наливают превосходные брагосодержащие жижи.

– А как ты попала в пираты? – не унималась Чака, грызя пальцы. Есть у нее такая привычка, обкусывать кожу на костяшках пальцев оставшейся руки, из-за чего те вечно в кровавых подживающих лохмотьях.

– Мать твою, Чака, ну как попадают в пираты? Глупая была, – фыркнула я, – вот и попала. По дурости, по незнанию, родителей подставила. Нет, я не утверждаю, что сейчас больно умная. Умные здесь не сидят. Но если вспомнить…

Слово за слово, и рассказала я ей солидный такой кусок истории. Про бывшего мага Джада, что хотел пойти в конвои, бродягу Сейтарра и манерного Графа. Про мой корабль, про внезапное изъятие имущества, про то, как вместо того, чтоб оглушить охранников, мои прощелыги их ненароком убили. Про Ксама, которого ко дну хотели пустить, про Москалл и тюрьму москалльскую, боцманом взорванную. Потому что Чака кого угодно на разговор вытащит, уж больно трепаться любит да хитростью не обделена.

– А сама-то? – помолчав, спросила я. Рыжая упорно хранила тишину. Заснула, что ли? Однако, переждав немного и довольно неучтиво толкнув ее в бок вытянутой ногой, я услышала:

– Да что я… счетовод я. Была этой, хранительницей учетных книг в компании «Грузовые перевозки Консьегена». И на корабль в первый и последний раз села, когда налетели эти…

– Так кто вас похитил? Тоже пираты?

Честно говоря, я и не подозревала, что Аргентау до строительства своего рейдового исполина тоже занимался пиратством. Даже не пиратством, а, как там отец рассказывал… каперством, кажется. Когда в его мире пиратские корабли получали «лицензию» от страны.

– Не совсем. Я думаю, что это было флотское судно. Во всяком случае, на нем были солдаты и их форма чем-то похожа на доспех наших стражей. И цвета на парусе те же. Они остановили нас под видом досмотра, а затем порезали всех моряков и капитана заодно… эх…

– Не вздыхай. Тут хоть и руку оттяпали, зато зрители любуются. Стали бы на тебя смотреть столько мужиков сразу в твоей учетной компании?

– Да пошла ты, – отмахнулась Чака и невольно потерла культю, лежа на спине.

– С чего тебя вообще погнали морем? Такая важная птица?

– Нет… купец, владелец компании, с чего-то решил вдруг, что перевозки морем ему обойдутся куда дешевле, чем платить двойную пошлину, проезжая через Грайрув. Вот и снарядил небольшой корабль, мастер Грум должен был открыть контору в Эрвинде, да только эти ублюдки и его пришили. Нас с Хемлией забрали, как часть груза, и продали на рабском рынке.

– Очешуеть. Тут, оказывается, и невольничий рынок имеется. А она где теперь? – поинтересовалась я.

– Не знаю. Наверное, служит где-то у богатой хозяйки. Квалииры из нее никогда бы не вышло, хотя, попав сюда, я не думала, что из меня получится боец.

– Заткнитесь уже… бойцы, – проворчала Игла, на секунду приподняв голову. – Спать охота.

Раэ, как и я сама, отличалась весьма и весьма крепким сном. Помешать негромко похрапывающей сарре было бы не просто затруднительно, а почти невозможно.

– Очень интересно, – оценивающим голосом сказала она. – Такого еще не видела. Вернее, мелькало что-то на розыскных плакатах… но разве их все упомнишь?

Триста демонов ей в… ухо, но мне тоже весьма интересно. Катарина Лутц за пару коротких лет завоевала славу исключительной наемницы – умной, хитрой, ограбившей, по слухам, подземелье Огненного Короля и сумевшей выбраться оттуда живой. О различных историях с ее участием в среде людей, умевших только сражаться, можно даже не упоминать. С ходу не поймешь, где там правда, а где – вымысел.

Подвижное, гибкое тело. На голову ниже меня. Больше худощавая, чем крепкого сложения, но движения прирожденного бретера. Черные грязные волосы, короткие и всклокоченные, бельмо на одном глазу, другой темно-синий, как океан Оси. На левой руке наполовину выцветшая татуировка в виде раскинувшей крылья птицы с хищно загнутым клювом, из-под ошейника виднеется еще одна, на этот раз с неразличимым текстом.

Иногда распорядитель каусса Горбовой вдруг решал, что первой и второй камере стоит тренироваться вместе. В таких случаях над площадкой для учебных боев скапливалось в два раза больше арбалетчиков, а конвои располагались у двух выходов сразу. Странно, что для охраны восьмерых требуется так много солдат. Что мы можем сделать, палкой врезать? Хотя… Раэ их и голыми руками раскидает.

– Лутц из Сигунда, – с усмешкой сказала я. – Кланяться не буду, но слышала много. До недавнего времени. А потом начали поговаривать, что куда-то пропала. Как здесь-то очутилась?

– Любовь к картам сгубила, – мрачно ответила бывшая наемница. – А ты – грайрувская Ведьма, пиратша и все такое?

– Рид-ойлемская, – пожала плечами я. – Как будто здесь это имеет значение. Грайрув солидный куш обещал за мою голову, да вот как-то у них не сложилось.

Катарина злобно хохотнула:

– Зато у этих сложилось! – И кивнула в сторону солдат.

– Не у них. Какие-то больно хитрые охотники за головами. Справились с защитной магией, с замками, меня по голове, в мешок, и поминай, как звали.

– Не такая уж ты и цаца, чтоб похищать, – заметила она.

– Они были другого мнения.

– За работу, дамочки! – заорал Горбовой, и направился к поленнице. Видимо, решил, что при помощи дубины поувесистее его слова дойдут до нас гораздо быстрее.

Светлокожие руки обвили талию Лутц сзади, на ней повисла Заффа, с придыханием тянущая:

– Ка-а-ата… не трать свое время на нее. Пойдем.

Та грубо оттолкнула беловолосую локтем, хотя и было заметно, что грубость показная, нарочитая. Кивнула мне:

– Еще встретимся. Время здесь тянется долго.

– Ага, – ограничилась я любимым словечком Джада. Потому что заметила другой, гораздо более интересный объект для изучения.

К стене рядом с длинной увесистой жердью прислонилась низкорослая, крепко сбитая волшебница в точно таких же узорчатых кандалах, что и у меня. Она угрюмо смотрела то на солдат, то на других невольниц. Перевела взгляд на меня только когда я подошла на расстояние вытянутой руки, да и ограничилась одним коротким словом:

– Отвали.

Я никуда не отвалила. Более того, осталась на месте и полюбопытствовала:

– С чего бы?

– Достало все. Видеть эти рожи кругом – гнусные, уродливые, ухмыляющиеся. А твоя так вне конкуренции.

– Слыхала уже. Расскажешь что-то новое?

– Отвали.

Даже не попытавшись подумать, я медленно опустила обожженную палку на ее голову. Придержала, с удовлетворением наблюдая разгорающуюся злость в зеленых глазах.

– Я поговорить хотела, а ты меня к демонам шлешь. Порядочные люди так не поступают.

– Да что тебе нужно от меня? – взбеленилась она, взмахом отшвырнув мое оружие в сторону.

– Обмен. Взаимовыгодный и к обоюдному удовольствию, так сказать, – хмыкнула я. Средняя стойка мечника. Меча нет, так хоть стойка будет, хе-хе.

– К демонам обмены, и тебя вместе с ними!

– Нет-нет, – терпеливо сказала я, уворачиваясь от ударов жердью. – Для начала послушай. Я тоже маг, видишь? Бывшая ученица грайрувской Коллегиальной Академии… собственно, как и бывшая подданная империи.

Она яро воскликнула:

– И что с того?

– Слушай… давай ты не будешь пытаться врезать мне по шее, а только притворишься, что хочешь это сделать… уф, одновременно уклоняться и говорить не так уж и легко, – сообщила я, тяжело дыша. Еще ни разу не огрела ее, хоть и очень хотелось. Награду за самообладание я сегодня точно заработала. Найти бы еще того, кто подобные награды раздает, да за просто так.

Возможно, мне показалось, но удары немного ослабли. Воодушевленная началом, я приглушенным голосом проговорила, вцепившись в ее жердь:

– Нам надо каким-то образом обменяться знаниями. Придумать, что делать с этими идиотскими рунами. Если одна магическая традиция не способна на такое, возможно, справятся сразу две?

– Тут ничего не сделать, – прорычала она, с силой отбрасывая меня на расстояние. – Металл кандалов неразрушим, крепче не делают даже горные марды. Руны пальцем не сотрешь, огнем не выжжешь. Что с магией – сама понимаешь, если не тупая.

– Все равно, – не сдавалась я. – Что-то можно придумать.

– Придумай… только учти, что видеться мы будем самое частое раз в две декады, – иронично заметила она. – Метель.

– Твоя кличка?

– Да. Имени, пожалуй, не надо. Не заработала я его, видимо, раз сюда попала.

– Тави. Пока что без клички, уж не знаю, как меня там обозвали. Да, момент с редкими встречами я как-то упустила. Но нет ничего невозможного, – покачала я головой, потряхивая занемевшей рукой. Ловко вертит жердью – могу предположить, что долго упражнялась с чем-то вроде боевой палицы или копья.

– Для начала придумай, как решить эту проблему. А там… может, и поговорим. Все равно вырваться отсюда не так просто, как ты думаешь, – покачала головой Метель.

Я замолчала. Двумя палками, призванными изображать мечи, отбивалась от размашистых, но точных ударов, и размышляла.

Нить. Ее преимущества очевидны, однако воспользоваться ею не удастся до тех пор, пока мы обе не будем освобождены от милых украшений. Точно так же, как я не смогу связаться с любым магом вне этих стен, и так же, как он не сможет связаться со мной. Само собой, отпадает.

Писать письма и запускать их на клочках бумаги из камеры в камеру? Или делать бумажных птичек, как в детстве? Отпадает. Расстояние между нашими камерами – два длинных перехода и тренировочная площадка. Такое расстояние только заколдованная птичка и преодолеет. Кроме того, у меня по-прежнему нет материала, на котором можно писать, разве что пожертвовать крохотными лоскутами от одной из повязок. Или еще немного подождать – Чакьяни рассказывала, что раз в двадцать пять дней Штольц приносит кучку новых тряпичных лоскутов. Ну, как новых… относительно чистых.

И то хлеб. Добрый доктор следит, чтоб невольницы не подхватили какую-то заразу. Что, опять же, с дерьмовым ручьем в камерах сделать очень просто.

Уголек можно взять прямо тут, из костра. А передать написанное – с помощью одного из стражников. Не лучший выход. Я уже точно знаю, как завоевать их лояльность, беловолосая подсказала, только вот Заффа Балике несколько отличается от меня. Внешностью, самую малость. Соответственно, шансов у меня немного, и никто не станет носить из камеры в камеру какие-то подозрительные тряпки, исчерченные замысловатыми закорючками.

А на одно сложное заклинание так вообще можно всю камеру раздеть. Как то, невидимости. Тридцать демонов на мою ушастую голову.

Насчет демонов не вышло, но по голове я все же получила. Крепко так, солидно. Сплюнула в сторону довольно улыбающейся магички и села под стену, демонстрируя явное непонимание – мол, где это я и что вообще делаю.

– Совсем плохо, – безапелляционным тоном заявила Катарина, что тут же уселась неподалеку. – На ногах не держишься, все время думаешь о чем-то своем. Как такая немощь сумела набрать пиратскую команду – вот вопрос.

– Я больше магией как-то привыкла. Меч совсем в ножнах заржавел, – отмахнулась я, не упоминая о том, что мардская сталь не имеет такой вредной привычки.

– Оно и видно. Смотри, помрешь – никто вспоминать не будет. Как Терренхоф с парнями, – сквозь зубы процедила она. Дыхание тоже сбито, однако со своей подругой – любовницей? – расправилась без лишних забот. Та растирает мышцы, зализывает раны.

– Это еще кто?

– Банда моя… четыре года уже прошло.

– Думала, что освободят? – участливо спросила я, переводя дыхание.

– Сначала надеялась, что придут, как-то ухитрятся вызволить – а потом кольнула неожиданная мысль. Куда придут? Они ведь свято уверены, что я отрабатываю карточный долг, охраняя одного из богатеньких дворянских хрычей. Да и вожак у стаи крыс наверняка давно успел смениться. Я им, по сути, и не нужна, – зло ответила Катарина.

– Могли бы пойти вместе. Да и, думаю, по-настоящему верные люди рано или поздно решат проверить – так ли все радужно.

– У меня есть… была пара хороших следопытов. Да толку от них, как с козла молока, если тебя увозят за полмира.

Я покачала головой. Судя по всему, «коллекцию» боевых рабов и рабынь Аргентау начал собирать очень давно. И едва ли не по всему миру, раз уж здесь оказалась девушка с острова Старый Башмак. Это на восточной стороне Арн-Гессена, то бишь, за тысячи миль отсюда.

– Так что, если ты на что-то надеешься в этом роде, спешу обрадовать – тщетно, – закончила она, криво ухмыльнувшись. Я покосилась на свое предплечье, где красовалась небольшая метка в виде буквы «Т» с перекрещенными мечами за ней. Та самая, благодаря которой моя команда может ощущать присутствие каждого на расстоянии почти в милю. И которая не работает в антимагических кандалах.

– Почему оно такое?

Лутц протянула руку к моему уху, я отдернула голову и сухо сказала:

– Отвали.

– С чего бы?

– С того. Еще меня за уши не теребили, три тысячи демонов тебе в глотку.

– Мое слово здесь значит куда больше, чем ты можешь себе представить, – прищурившись, сказала она. Я фыркнула:

– А Горбовой знает? Сталь? Или этот… как его там? Ркиис, кажется.

– Еще узнают, – сплюнула она.

Раз за четыре года не узнали, дорогая, то шансы призрачны. Тем не менее, Катарина вдруг решила поменять тему, больше не испытывая интереса к моим ненормальным ушам:

– А где ты уже прослышала про Ркииса?

– Чака с охранником ругалась, запало в память. Орала, что какому-то Ркиису отрезали яйца. Думаю, он весьма скорбит об их потере, – иронично проговорила я.

– Если когда-то и скорбел, то сейчас не особо заметно. Бойся его.

Я поинтересовалась:

– А стоит бояться-то?

– Он забирает девок. Редко, раз в год или даже реже. Вот только потом они куда-то пропадают, и даже наши охранники не знают, куда именно.

– Постой-постой. Каких девок? Квалиир?

– Да, девок, возомнивших себя великими воинами, – хмыкнула она. – Тут только пара годятся на что-то, остальные – мясо для битья. Ркиис не делает особой разницы…

– А кому он служит?

– Не знаю, – покачала головой Катарина. – Вот только ни хромой, ни лекарь ему и слова поперек сказать не могут. Змею забрал именно он. Та еще уродина была, хоть и продержалась почти два года.

Очевидно, речь шла о Горбовом и Штольце.

Никаких однозначных выводов сделать, увы, нельзя. Или, в самом деле, любой служка может помыкать нашим распорядителем, либо же Ркиис – птица крайне высокого полета.

– Почему я никогда не слышала о кауссе? – вопрос вырвался словно сам по себе, в пространство. Лутц пожала плечами:

– Откуда я знаю? Впрочем, в Сигунде тоже никогда не слышали о кауссе. Даже про знаменитую эрвиндскую арену слухи доходили, а вот про каусс узнала только здесь… не с самой лучшей стороны, черт бы его побрал.

Я пошевелила пальцами в воздухе, изображая что-то неопределенное:

– Если никто о нем не слышал, кроме жителей Аргентау…

– …то никто не придет на помощь, – утвердительно сказала бывшая наемница, ныне одна из мабарских квалиир. – Я битый час пытаюсь втолковать нечто подобное в твою тупую башку.

Никто?

Никто.

Капитан у них есть даже без меня, и зовут его Джад Стефенсон. Пусть он не слишком силен как маг и еще хуже в ратном деле – все же Джад старпом. То есть, парни привыкли его слушаться, да и в корабельном деле он дока. Старпомом вместо него будет, скорее всего, Сейтарр. С его прижимистостью и педантичностью будут матросы бедные, ой будут.

Получается, что без меня лесенка командования просто сдвигается на одну ступеньку выше. А что до броского названия, станут не пиратами Морской Ведьмы, а просто пиратами. Или даже… откровенно говоря, мы и разбоем-то не занимались давненько – все как-то не до него было. Крупный феод, пожалованный от короля, заставил всех внезапно стать такими хозяйственниками, что только держись.

Турлей теперь винодел, постепенно завоевывающий уважение всей округи, Деррек с Чинкой того и гляди выкупят рядом с Теккелем небольшое поместье, пойдут на таинство обручения к жрецам Сола да заживут, как порядочные мещане. Оми все хотел перебраться в столицу. Сейтарр, как самый благоразумный, примет в управление замок Беккенберг. Его и так все там слушаются.

Напротив, Граф с Линдом и Мехресом, скорее всего, пропадают по различного рода рискованным затеям… у Ксама тоже страсть к приключениям не охладела. Возможно, эти четверо вместе с Джадом наберут новых людей и сдвинут «Храпящий» с места?

Кто знает. Я, выходит, величина незначительная. Что со мной, что без меня у них есть жизнь, любимое дело, какие-то планы, даже мечты. Неудивительно.

– По крайней мере, я еще жива, – подвела я нехитрый итог. Слева презрительно донеслось:

– Думаешь, надолго?

Наемница резким движением поднялась и указала палкой на Чакьяни, которая тоже переводила дух у дальней стены. Та кивнула, оперлась дубинкой-протезом о землю и пошла навстречу.

Нужен план. Даже если я стану побеждать в каждом бою (в чем, откровенно говоря, сомневаюсь), это путь в никуда. Бег по кругу. Каждая победа будет приводить только к тому, что меня заставят драться все чаще и чаще. Вывод прост – нужно избегать зрелищности, фальшивых жестов. Просто убивать. Вероятно, это куда меньше нравится людям, что приходят посмотреть на убийства. Какая ирония.

Единственное, что в таком случае может сыграть против меня – внешность. Как бы не начали по разу в декаду отправлять в каусс, именно из-за незаурядного внешнего вида.

Лутц торчит здесь уже четыре года.

Наемница, вставшая во главе мощного и безжалостного отряда, так и не дождалась помощи. Дождусь ли я? Не знаю. Насколько я вообще уверена в соратниках, проходив с ними несколько лет под одним парусом? Ни на единую асу, боюсь.

С другой стороны, даже будучи уверенной, я не могу ничего предсказать. Следы мои похитители путали тщательно, даже Линду, который в наших кругах слывет знатным следопытом, не разобраться. Поисковые заклинания, которые мог бы знать Джад, вряд ли подействуют, пока я в кандалах. Метка также бесполезна, все по той же причине. Хотя, даже работай она, расстояние чувства вряд ли превысит полторы мили.

Даже если меня найдут, это место, скорее, походит на крепость, чем на тюрьму. И штурмовать ее, не сложив головы, почти непосильная задача.

Отбросив прочь бесполезные мысли, я поднялась на ноги. Забавнее всего будет, если парни сделают все, чтобы найти меня, а затем обнаружат, что я погибла в бою. Начинаю понимать Раэ – не стоит относиться к тренировкам легкомысленно. Пусть даже наше оружие ничем не напоминает то, что на арене, однако развивать гибкость, реакцию, силу бесхитростные бои на палках все еще могут.

А еще надо подумать о том, как обмениваться письмами с Метелью.

Глава 5. Соленые мысли

Линд Тильман никогда не был особо внимательным. Вернее, не так – когда дело доходило до стрельбы, белокурый гигант становился образцом сосредоточенности. Он мог часами выверять каждую волосинку на тетиве своего лука, но его верхняя одежда, особенно выцветшие рубахи, зачастую изобиловала потертостями. Одни с грош, другие с варанг размером. Однако была у него еще одна маленькая слабость.

Как сейчас помню – где станем на якорь, пополнить припасы или уйти в очередную забавную авантюру, Линд доставал из сундука коробку из тонких деревянных дощечек и выносил на палубу. Набор предметов в ней оставался неизменным долгое время: жесткая щетка, небольшая тряпочка, обычно оторванная от чьего-то камзола, кусочек свиного сала в вощеной бумаге и жестяная банка с черной ваксой.

Без шуток, если старая тряпка пропадала, Линд обязательно находил в драке что-нибудь невероятно пышное и безжалостно кромсал ножом. А драться нам порой приходилось нещадно, даже магия не спасала. Даже хитроумная мардская баллиста, которая могла прошибить все, что угодно… хотя здесь я лукавлю, бесспорно. Жалко было собственноручно изготовленных копий – снарядов к великолепной машине.

Так вот, о Линде.

Сначала он сбрасывал сапоги, обычно покрывающиеся морской солью и совершенно задубевшие, блаженно шевелил пальцами ног и задумчиво надевал один сапог на руку, осматривая его со всех сторон. С неодобрением качал головой, запускал руку в коробку и доставал сало, аккуратно смазывая кожу. Ждал, пока жир подсохнет и впитается, затем тщательно вымазывал щетку в ваксе и добросовестно начищал обувь.

Расправившись таким образом с одним увесистым злодеем, стрелок принимался за второй. На все процедуры у него, вот не вру, уходило около двадцати минут. Под занавес Линд натягивал сапоги, проверял, хорошо ли гнется подошва и шлифовал поверхность тряпочкой до такой степени, что в солнечную погоду сапоги щегольски пускали зайчиков.

Команда подшучивала, пинала коробку, Ксам даже как-то раз стащил один сапог, но тут же получил вторым прямо в спину. Однако все знали – если уж стрелок разложил на палубе сапожный инвентарь, уговоры бесполезны. Пока не почистит, с места его не сдвинешь.

К тому же, если Линд оставался вахтенным, длительность процедуры увеличивалась до получаса, а то и достигала часовой отметки. Чужие, правда, отказывался чистить наотрез. Читал длиннющие лекции по поводу ухода за обувью в море. Интендант Сейтарр обычно хмыкал и показывал голые, грязные пятки, намекая, что давно уже разобрался с проблемой иным образом.

Но однажды педантичность стрелка спасла нам жизни.

Был белый день, но, тем не менее, я как раз собиралась прилечь. Всю ночь разбирала непонятные закорючки в очередной «колдовской» книге, что на поверку оказалась всего лишь дневником какого-то древнего путешественника. Досады не было, была смертельная усталость. И тут с палубы донесся пронзительный свист.

Ругаясь на ходу так, что краснели даже стены, я снова натянула только что сброшенный сапог, сгребла в охапку посох и меч, после чего стрелой вылетела наружу.

Ситуация не так чтоб совсем плачевная – корабль пока что держится на плаву, все живы, даже ночная вахта выкатилась с нижней палубы. Все вооружены до зубов, Балбес и Сейтарр за рычагами баллист, развернутых на нос, но пока не стреляют.

Что, в общем-то, довольно странно. Потому что на носу красовалось чудище из страшных сказок. Морской дракон? Сам большой, толстый, лопатообразный хвост бешено ходит из стороны в сторону, треугольная пасть зловеще оскалилась в нашу сторону. Весь покрыт белесыми костяными плитами, даже маленькие глазки одеты в толстую броню. Но не издает ни звука, молча скалится.

Наверное, это и есть самое страшное. Когда все тихо, только плеск волн да испуганные выкрики команды.

Честно говоря, я и сама испугалась не на шутку. Та штука была величиной с треть корабля. «Храпящий» угрожающе накренился, один из матросов с воплем упал вперед, но удержался за мачту.

– Чего застыли? – заорала я на стрелков. Сейтарр прокричал в ответ:

– Капитан, его стрелы не берут! Попробуйте магией!

– Я уже пробовал, – сказал побледневший Джад, крепко сжимая рукоять секиры. – Оно только скалится в ответ.

– Чем?

– Молнией… Кулаком Магмы нельзя, останемся без носа.

Я зло прорычала:

– Мы и так сейчас останемся без носа!

Словно в подтверждение моим словам, в воду полетел бушприт, но не достиг поверхности, закачавшись на фалах. Задняя лапа чудовища сорвалась, оно снова беззвучно раскрыло пасть и полностью выбралось на палубу.

Рядом стоял боцман, в бессильной злобе сжимая камень с цветастой руной. Его взрывные штуки тоже могли навредить кораблю, и Ксам понимал это, как никто другой.

Сверху донесся пронзительный свист. Я подняла голову – в «вороньем гнезде» все еще сидел Линд, вернее, стоял, до предела натянув лук. Возможно, у морского дракона иные слуховые органы, но на звук он дернул морду. Вверх, чего и добивался стрелок. Тетива резко бросила стрелу вниз, однако морской обитатель лишь раздраженно мотнул мордой, и наконечник лишь скользнул по костяным плитам.

Ясно, что стрелок метил в глаз.

– Вниз! – крикнула я. Линд с досадой сплюнул и заскользил вниз по вантам.

Собравшись с мыслями и отрешившись от внешнего мира, я метнула в нежданного гостя несколько разрушительных молний, затем Вековой Хлад. Никакого результата – тварь явно неуязвима к заклинаниям. Подняла посох и попыталась сфокусировать луч чистой силы сквозь кристалл, однако свет лишь незначительно опалил костяную шкуру. Черт, эта штука может дробить тысячелетние скалы… почему…

Чудище, тем временем, потянуло ноздрями соленый воздух и с интересом следило за лучником, который все приближался к палубе, затем спрыгнул вниз. Оно сделало несколько тяжелых шагов по направлению к нему, шлифуя брюхом и без того выглаженные доски, Линд попятился. Еще несколько шагов, еще и еще.

– Капитан, – с ужасом в голосе сказал Джад, – нужен приказ.

– Погоди.

– Что погоди? – рявкнул старпом, но его плечо сдавили пальцы нашего бессменного лекаря – Ульгема де Рьюманоста, больше известного под кличкой Граф.

– Говорю, погоди. Если эта штука думает, что мы куски мяса, почему такой интерес только к Линду? Эй, Огр, застынь на месте!

Линд послушно застыл – высокий, беловолосый, с неясным выражением на изуродованном шрамами лице. Медленно повернул голову:

– Мастер Ульгем, если вы так уверены в моей безопасности – может, сами постоите тут? Я с радостью выступлю в роли наблюдателя.

Водный дракон был уже рядом, все обнюхивая пространство. Теперь он был похож на заплутавшую гончую, что пытается снова взять след. Если, конечно, бывают гончие десяти метров в длину, полтора в высоту, покрытые костяными плитами и с треугольной пастью, полной острейших зубов.

– Мне и тут хорошо, – крикнул Граф. – Стой на месте, тебе говорят.

Один из лучших фехтовальщиков, которых мне только довелось встречать, даже не брался за меч. Хотя, если наловчиться, можно пронзить лезвием щель между костяными пластинами у самой шеи.

Линд не сдвинулся с места. Чудовище невозмутимо подползло к нему, перебирая тяжелыми короткими лапами с когтями и перепонками. Ткнулось узкой мордой в его колени, задумчиво лизнуло сапог – и шершавый язык снял не только блеск, но и кусок кожи! Лучник в одно мгновение выпрыгнул из обуви и бросился к нам, а я зачарованно наблюдала, как гость пожирает то, что осталось.

Кожа? Да черта с два, у восемнадцати человек из двадцати кожаные сапоги, пусть и не такие ухоженные. За спиной хлопнула дверь – кажется, интендант догадался обо всем раньше меня.

– Но почему? – задумчиво спросил лучник, тоже наблюдая эту странную картину. Я пожала плечами:

– Демоны его раздери, я даже не знаю, что это такое. У Рыбы вон спросишь.

– Похоже, оно неравнодушно к ваксе, – нервно хохотнул Ксам. Линд ответил:

– Да, однако весь мой запас уже почти израсходован. Как нам убрать эту жабу хвостатую с корабля? Если оно еще некоторое время проведет здесь, то может решить, что мы отличная закуска.

– А для того, чтобы его убить, еще очень сильно постараться надо, – процедила я сквозь зубы. Если начнем бой сейчас, можем недосчитаться едва ли не половины команды. Чудовище выглядит почти неуязвимым, более того – оно продавило нос корабля вниз, и самое мощное оружие, имеющееся у нас в распоряжении, угрожающе накренилось. Даже если кто-то добрался бы туда, сделать точный выстрел он не сможет.

Снова хлопнула дверь.

Сейтарр сунул в руки ближайшему матросу простой деревянный шар, ярко окрашенный в разноцветные полосы – сигнальный буй с небольшим чугунным грузилом и якорем. Затем достал из объемного кармана жестяную коробку и начал поспешно вымазывать буй в черной, вонючей смеси. Чудовище явно заинтересовалось и затопало к нам – после такого интереса человек десять моментально оказались на юте, рядом остались только я, Граф и Ксам. И Нытик, храбро державший шар. Правда, дрожал он так, что мне пришлось применить еще одно небольшое заклинание.

– Готово! – рявкнул Сейтарр. – Заряжай!

– Куда? – не сообразил матрос. Ксам выхватил из его рук буек и подошел к дракону, подняв теперь черный шар над его мордой и повертев в воздухе. Чудовище безрезультатно щелкнуло пастью, боцман отпрыгнул и помчался к бортовой баллисте, прочно закрепив шар в метательном устройстве. С неожиданной скоростью огромное тело метнулось за ним – казалось, что еще секунда-две, и Ксамрия мы недосчитаемся.

Нас спасло то, что изначально баллисты были предназначены как раз для метания рунных камней, потому шар почти безупречно лег в крепления. Конечно, со скрипом, но лег. Дракон полез было на стойку баллисты, однако Ксам рванул рычаг, и вожделенное лакомство полетело в океан. «Храпящий» качнуло вбок – это незваный гость оттолкнулся от палубы и вернулся домой, увлеченный охотой на деревянный шар, вымазанный сапожным дегтем.

– Славное животное, – насмешливо произнес Граф, скрестив руки на груди. – И безобидное, насколько можно судить.

– У тебя-то небось поджилки тоже тряслись, признайся! – пробасил бородатый Шэм.

– Ничуть, – надменно возразил мечник.

В этом весь Граф.

– Знать бы, чего оно ваксу жрет, – проворчал боцман, тщетно пытаясь оттереть черные ладони.

– А чего бы и не жрать? – удивилась я. – Ладно, давайте полным ходом отсюда. Куда угодно, но отсюда. Баллисту принайтовать, а то рухнет в воду – и я каждому голову откушу. Напрасно, что ли, порог мардских гор обивала?

– Ну… Рыба же не жрет, – усмехнулся Ксам.

– По сравнению с этим меня так и за человека можно принять, – произнес с юта Рыба. Его полностью черные глаза, как обычно, не выражали ничего, но, судя по тону и едва раздвинувшимся белесым губам – пошутил.

– Меня больше интересует, откуда взялась еще коробка, – сказала я. Сейтарр возмущенно ответил:

– Капитан, я всегда слежу, чтоб всего было в достатке! Жаль только, что буй выкинули…

Боцман уточнил:

– Не выкинули, а спасли корабль. И себя самих заодно. Купим тебе новый буй, а, может, и два. И сапоги новые Огру купим.

– Главное, чтобы их опять кто-то не съел, – произнес Линд и удивленно посмотрел на прыснувшего от смеха Ксама. Он-то говорил совершенно серьезно – как, впрочем, и всегда.

Впоследствии мы еще долго вспоминали это небольшое приключение, и над каждым моментом смеялись от души. Как Линд стоял, словно статуя, на палубе, а затем вылетел из сапог, подобно птице, как не работала наша с Джадом магия, как боцман потом почесал нос и до конца дня ходил с черным пятаком, а мы посмеивались и злорадно молчали. А вот шхуну пришлось чинить, поскольку океанские обитатели совершенно не знакомы с тонкостями мореходства.

– Ну врешь же все! – не выдержала Чака. Я, пожав плечами, с усмешкой проговорила:

– Не нравится – не расспрашивай.

Игла с Раэ сидели над очередной партией «в солому», а рыжая, развалившись у стены, слушала меня с раскрытым ртом.

Сарра, не поворачивая головы, проговорила:

– Каких только баек не услышишь…

– Самое забавное – то, что услышанное вами сейчас происходило на самом деле. И таких историй у меня с полсотни наберется, – хмыкнула я оскорбленно. – А кто не хочет верить – пусть не верит. Мне-то что?

В эту декаду почти все время сидели взаперти. Один раз выпустили в тренировочный круг, размяться, еще раз забирали из камеры Иглу. Вернулась обратно без единой царапины. Значит, противник попался несерьезный. Вообще, насколько я поняла, смерть квалииров случается достаточно редко – это либо невероятно сильный зверь, которого пойди еще излови живым, либо бои между собой, где гораздо чаще умирают мужчины. По понятным причинам – их больше, их чаще выпускают, они чаще дерутся друг с другом.

Работ для нас так и не подыскали. Вместо этого утром седьмого дня всех четверых выгнали в коридор и битых часа два простукивали камни. Чем я им рыть тайный ход буду, пальцами? Пусть катятся к демонам. Тем более, возле решетки постоянно крутится кто-нибудь из стражи. Затем несколько рабов куда более изможденного вида вынесли старую солому и бросили несколько охапок относительно чистой и не вонючей. Впрочем, в смрадном воздухе она быстро потеряет свою прелесть.

Догадываюсь, что смену лежанок, пока они совсем не прогнили, вытребовал все тот же Штольц. Вообще удивительный человек, сумевший не потерять человеческие качества. Я намеренно не говорю о легендарной имперской заносчивости – в той или иной степени она присутствует у всех рожденных в Грайруве. В том числе, и у меня. Однако лекарь еще и пытается выторговать какие-то поблажки для нас, бесправных животных.

За что ему, конечно же, низкий поклон.

Третьего дня следующей декады из камеры забрали уже меня.

Прогнали по уже знакомому длинному коридору. На сей раз трусцой бежали и сами стражники – видимо, кто-то им хорошенько наподдал за вальяжность. И копьями меня не тыкали. Куда ни плюнь, везде хорошие новости.

Оружейную, естественно, уже не посещали. Горбовой, ожидавший в небольшой комнатке перед выходом, молча кивнул на мою упряжь и прислоненную к стенке глефу-серп. Я подняла броню квалииров и выругалась – неведомый затейник окрасил кожу в черный цвет, добавив на боковых щитках странного вида желтые полосы. Художники, демоны их раздери. Облачившись в предложенное подобие одежды, я молча кивнула надсмотрщику, и тот открыл последнюю дверь.

Насколько я поняла, за открытие огромной решетки отвечает некий сложный механизм, рычаги от которого находятся совсем в другом месте. Во всяком случае, ни конвоиры, ни Горбовой не делали лишних движений – вдруг-де какая скрытая кнопка или плита, на которую надо наступить.

И снова плиты огромного манежа. На сей раз – холодные и мокрые. С неба моросит мелкий дождь, а трибуны ощетинились многочисленными парусиновыми навесами, под которыми ютятся зрители. Им и без того тепло: вдоль широких рядов снуют торговцы вином и различной снедью.

А мне вот что-то морозом по коже потянуло.

Голос сверху надрывался:

– Его Всемилостивейшее Величество соизволило дать новой квалиире имя Демон! Но что будет, если против нее выставить демона настоящего? Уважаемые подданные, напоминаю, что ростовщики находятся в секторах Доу и Ниц, и принимают ставки как за, так и против наших квалииров!

Я не особо его слушала. Было бы время порассуждать, обязательно подумала, что такое имя – по меньшей мере, забавно. Тем не менее, у противоположной стены ничего забавного не было. Решетку подняли и снова захлопнули, как будто опасаясь, что зверь сможет вломиться назад, сквозь толстые стальные балки решетки.

Голос каусса не соврал. Это действительно демон, существо с иного плана бытия. Когда-то волшебники древности составили его краткое описание и поместили в один из фолиантов, которым, в итоге, удалось завладеть мне. К сожалению, они не предполагали, что найдется безумец, способный драться с ним врукопашную, а посему не упоминали о слабых местах так называемого «пламенного зверя Цаг-Ду».

Больше всего зверюга напротив похожа на ящерицу высотой в метр с вершком, с очень коротким хвостом, закованную в броню из толстых каменных чешуек. Правда, никаких лап у Цаг-Ду нет, вместо них какие-то толстые культяпки. Демон перемещается, «создавая звуковое напряжение в воздушной среде». Сама не знаю, что это значит – прочитать еще не означает понять. Возможно, сейчас пойму. Если успею.

Маги древности советовали бороться с ним сковывающей и морозной волшбой. Вариант неплохой, но невыполнимый в моем положении. Я наклонила голову и, не сводя взгляда с неожиданного противника, стала приближаться к нему и одновременно уходить немного в сторону.

Демон встопорщил чешую, становясь похожим на ткацкое веретено, из-под нее тут же вырвались языки пламени. Неуклюже развернувшись, попробовал схватить беззубой пастью наконечник длинного копья, которым его заботливо потыкали из-за решетки, но промахнулся.

Близко к Цаг-Ду лучше не подходить. Массивная туша оставляет темные пятна на камне арены, как будто он настолько жаркий, что может прожечь даже массивные плиты. Вдобавок ко всему, раздался громовой хлопок, пламя рванулось широкими струями, а противник на долю секунду завис в воздухе, протаранив решетку. На меня он, хвала небесам, пока не обращал ни малейшего внимания.

Все изменилось, как только я сократила расстояние еще на десяток метров.

Тяжелая голова с массивной нижней челюстью повернулась, и маленькие злобные глазки, в которых тоже клубился ярко-оранжевый свет, уставились на меня.

А затем он прыгнул.

Даже не прыгнул, а просто изогнулся и снова дохнул пламенем из-под чешуи. Снова раздался тот самый оглушающий хлопок – серо-ржавая туша взмыла в воздух и, оттолкнувшись от невидимой мне преграды, устремилась ко мне.

Я не успела отпрыгнуть в сторону. Пришлось просто упасть, чтобы пропустить над собой это адское веретено, Цаг-Ду ударился о камень, покатился в сторону, сомкнув чешую. Извернулся, повторив предыдущий трюк – только на сей раз пробороздил землю, видимо, пытаясь раздавить. Но я уже была на ногах. Лезвие глефы беспомощно лязгнуло по броне демона: чешуйки, как и у большинства подобных отродий, растут от направления удара. Вдобавок, в лицо дохнуло сожженным воздухом, заставляя отшатнуться.

Глаза? Можно попытаться. Он бросает себя вперед, словно стрелу – массивные роговые наросты на носу позволяют ранить даже крупного противника, а меня так просто задавит. Но на подобной скорости, да еще и непривычным оружием точный удар нанести очень сложно.

Хлопки звучали один за другим. Демон начал охотиться за мной, словно кот за мышью, неумолимый глашатай каусса подмешивал еще масла в огонь, жестоко насмехаясь над моими уклонениями.

Хм.

Если я недостаточно крепкая, чтобы противостоять Цаг-Ду, может, попробовать подставить вместо себя что-нибудь другое?

Когда хочется жить, думается очень быстро.

Я не знала, когда выдохнется эта летающая личинка каменного червя, но благодаря библиотеке Академии подозревала, что демоны подпитываются болью, получаемой вне родного плана. Это значило, что пустить ему кровь и подождать, пока она вся вытечет – не выход. Кроме того, одним верховным демонам известно, что у него там вместо крови.

С каждой нанесенной раной он будет становиться еще яростнее, быстрее, и наносить все больше разрушений. Вплоть до того, что в один прекрасный момент я просто не успею увернуться.

Я начала отступать. С трибун едва доносились недовольные крики – их заглушали постоянные раскаты грома и моросящий дождь, который, тем не менее, не долетал до шкуры внезапного гостя каусса. Капли исходили паром еще за несколько метров до него. Кроме того, большое пространство манежа тоже начало заволакивать белесым туманом, пока откусывающим лишь ноги.

Хлопок – перемещение – еще один громовой звук – бросок. Увернуться. Перемещение, бросок, увернуться. Пламенем опалило плечо и кончик уха. Ничего, еще жива. Где-то за моей спиной уже должна быть стена, а недовольные зрители уже либо бросают гнилые фрукты, либо в ужасе бегут, подозревая, что подобным образом Цаг-Ду может выскочить и на трибуны.

Мои глаза сейчас не способны различить силовые линии, но, думаю, они там есть. Невидимая сеть, которой могущественный волшебник укутал каусс от стены до стены, мешая демону выскочить.

Тому самому демону, которого он и призвал.

Перемещение, прыжок. Бросок!

Каменная кладка ощутимо вздрогнула, когда кривое рыло демона протаранило стену. Потряхивая головой, он то раскрывал раскаленные чешуйки, то плотно прижимал их к шкуре, извиваясь всем телом. Затуманившиеся глаза снова отыскали меня, пасть раскрылась, издавая негромкое шипение, и в этот момент конец глефы ударил снизу, разрывая небо зверя и заставляя короткий темный язык биться в агонии.

Я отпустила рукоять, тяжело дыша. Еще чуть-чуть…

Краем глаза уловила, что под самой крупной плитой, сразу за приплюснутым затылком, снова разгорается испепеляющий огонь. И такое отупение нахлынуло, что я не отпрыгнула и не откатилась в сторону, а придавила едва ли не пылающую чешую раскрытой пятерней. В стороны, в последней предсмертной волне ярости вырвался инфернальный жар.

Боль.

Боль?

Осоловело закинув мокрую прядь волос за спину, я удивленно осмотрела руку. Кожа как кожа – покрыта ссадинами, виднеется сорванный мозоль на сгибе пальца, но… никаких ожогов.

Невидимый обладатель голоса, комментирующего каждое мое действие, едва слюной не захлебнулся. Я высвободила свое единственное оружие, сделала несколько шагов к центру каусса и подняла глефу над головой, даже не пытаясь смотреть в лица зрителей.

Сознание раскололось на несколько частей. Одна молила о пощаде и пыталась настойчиво заявить, что я-де маг, даже книжник, не мое дело драться с демонами на потеху публике. Вторая, более ехидная, замечала, что для этого не стоило становиться пиратом.

Мардские руны… та штука могла запросто сжечь мне кисть. Но не сожгла.

Быть может, не так уж и бесполезны мои закорючки?

Когда я покидала круг каусса, слизывая с губ соленый дождь, перемешанный с собственным потом, заметила, что один из солдат с недовольной миной передает в руки другого увесистый мешочек. Явно набит монетами. Заметив мой взгляд, воин буркнул:

– Лучше б ты сдохла.

– Здесь наши мнения не совпадают, дорогой мой, – ухмыльнулась я, показывая единственный клык.

– Не слушай его, Демон, – со смешком произнес второй. – Отличная работа. Оружие сдашь там же, где и получала.

Демон. Какая разница. Судя по Раэ, в каменном мешке можно гнить вечность. А вечности, как правило, безразлично твое имя.

Глава 6. Искус спасения

– Серая…

– М?

– Ты ведь много путешествовала, да?

Чакьяни упорно отказывается звать меня по имени. Мне, в общем-то, наплевать, но имя – все, что осталось. Остальное утеряно на неопределенный срок. Возможно, навсегда.

А с вечностью я как-нибудь сама разберусь.

– Да.

– Скажи… в какой стране лучше жить?

Я удивленно посмотрела на нее. Глаза рыжей были закрыты, голова откинута назад – словно она разговаривала во сне.

– В любой. Где совьешь себе гнездо, там и будет хорошо.

– Но ведь люди-то разные. Какая-то страна беднее, какая-то богаче. Где-то крестьянин может себе позволить иметь двух коров, а где-то с трудом пару горстей зерен собирает, – упрямо проговорила она, не открывая глаз. Я хмыкнула:

– Хорошо в той стране, где твоя рожа не торчит на розыскных плакатах, причем повсеместно. Из собственного опыта знаю, уж поверь.

– Рид Ойлем? – низким голосом уточнила Раэ.

– Рид Ойлем.

– И все же тебя оттуда выкрали.

– Пусть их демоны в план нежити утащат и имеют каждый четный день. А по нечетным – пытают, – вздохнула я. – В Рид Ойлеме хорошо. И король там хороший, добрый. Его целый год искали, даже регента не посадили на престол.

– А ты-то откуда знаешь? – насмешливо спросила Чака.

– Птицы на хвосте донесли, – усмехнулась я, поскребя когтями шею.

– И все же. Где лучше жить?

– Где угодно, кроме Аргентау. В Ургахаде мы заходили только в порты, в столицу не особо совались. Три города и все совершенно разные. Эрвинд – жемчужина владычества, Рьюманост – ни то ни се, просто крупный порт с крепкими городскими стенами. Рахтальд… на ночной стоянке, прямо на причале, у лучшего нашего вора сперли кошелек. Думаю, это все, что нужно знать о Рахтальде.

Мы тряслись в некогда открытой повозке, угрожающе поскрипывающей на ходу. Кажется, этот кусок дерева скоро развалится. Угрожающий скрип довершала массивная клеть, установленная прямо на борта. За нами следовали еще трое стражей на лошадях. Двое на пегих и один на черной, как вороново крыло, все – в том числе и кони – в темно-красной с золотом ткани, перемежаемой металлическими бляшками.

Я понятия не имела, куда нас везут. Даже рыжая не знала, а уж она-то всегда была в курсе последних событий.

– В Эрвинде ты бы поселилась?

– Возможно.

– Раэ, – потрогала руку сарры Чака, – ты была в Эрвинде?

– Нет, – буркнула та. – И в этом… как его? В Рьюманосте тоже не была.

– Жаль, – вздохнула Чака. – Интересно услышать от кого-то местного.

– Рассказам любого человека о его собственной стране нельзя доверять, – твердо сказала я. – Или наврет с три короба, или расхвалит так, что усомнишься в его словах еще больше, чем, если бы наврал.

– Человека?

– Людя, сарруса, хоббита… да кого угодно. Йрваям можно верить, но вы ж их не видели и считаете, что я сказки рассказываю.

– Хорошо. Тогда расскажи о Грайруве.

– Ну началось…

Дорога, хоть и вымощена разномастными булыжниками, все равно неровная до чертиков. Да еще и через холмы. Какому-то идиоту с манией величия пришло в голову, что ехать придется гораздо меньше, если не огибать холм, а проложить путь прямо поверх него. Беда в том, что, когда делали имперские тракты в Грайруве, лишние холмы просто срывали с пути. Пусть это и стоило ого-го, подобная работа уж не знаю кого – инженеров, магов, или и тех, и других одновременно, хорошая дорога все равно остается ценностью немыслимой величины. А здесь поленились.

– А страны Арн-Зула?

– Орогленн-то с Маркевией? Сплошные леса и горы. Есть там, в Маркевии, один городок, где начальник городской стражи журил меня за то, что я хожу по свежевымытому полу. Я в тот момент, между прочим, рылась у него в бумагах.

Чака фыркнула. Игла, до сего времени не жаловавшая нас буквами, заботливо составленными в слова, бросила:

– Смахивает на небылицу.

– Даже спорить не буду. Самой бы рассказали – не поверила б, – пожала плечами я, тщетно пытаясь разглядеть что-то из-за массивного конского крупа. Правил повозкой один из стражников, массивный и широкий, шлем снял и положил рядом с собой, изредка оглядываясь на нас, алый плащ откинул в сторону.

Двинуть бы его по черепу чем-то увесистым, да только мы прикованы к толстому металлическому штырю в центре телеги. Наверное, Раэ смогла бы его вырвать. И тут же получить арбалетную стрелу от тех, кто едет сзади. Кроме того, ее руки еще и скованы двойной колодкой – знают силу сарры. Побаиваются.

– Высунуться хочешь? Валяй, Лодобей с радостью размозжит тебе голову копытом, – послышалось сзади. Я обернулась – стражник насмешливо скалился, поглаживая ложе арбалета. Он подъехал почти вплотную, видимо, думая, что я хочу сбежать.

Хочу. Кто ж не хочет.

На колодках Стали виднеется крохотный замок. Если бы отвлечь чем-то всех троих стражников, да вознице зубы заговорить, я расковыряю его когтем. Сейтарр после наших тюремных приключений научил, здравия ему доброго да долгих лет жизни. Вот только пока хоть один из всадников пялится на нас, стрелы или копья мне не избежать. А еще у них на поясах странные медные трубки, испещренные значками Древних. Я хорошо знаю этот язык, но на первый взгляд там какая-то бессмыслица.

Тем не менее, у них есть какая-то магическая дрянь, и она явно действует. Иначе б не таскали с собой. Разум ищет, ищет, ищет, словно слепая крыса, тычется в окружающие стены, но все выходы плотно замурованы.

Чака, видя, как бегают мои глаза, только участливо вздохнула. Знаю, говорил ее взгляд. Сама пыталась – год, два. А затем смирилась. Прав был Штольц, чертов знаток судеб.

Так бы мы и ехали до загадочного пункта назначения, скучая в клетке, если бы не одинокий всадник.

Он стоял на возвышении, как будто за его плечами сейчас собиралась огромная армия, что по первому сигналу хлынет вниз по холму, словно лавина с гор. Мне знакомы подобные люди – без страха и упрека они рвутся вперед, покрывая подвигами свое имя. Или орошая своей кровью землю.

Герой-одиночка просто обязан выжить. Пусть первые несколько поединков со злом ему придется постыдно показывать пятки, но все события, что произойдут в его жизни, перекуются в невидимый доспех из лучшей стали. Где-то возьмет скоростью движений, где-то – непомерной силой или мудростью.

К сожалению, на холме сейчас красовался еще молодой герой. Красивая поза, воздетый к небу меч… и отсутствующий шлем. На прикрепленном к локтю щите красуется герб – красиво нарисованная черная птица на желтом фоне.

Всадник указал мечом на нашу клеть и громогласно прокричал:

– Освободите их!

Старший конвоя сделал знак остановиться – когда он обернул голову, я увидела необычную для человека широкую прорезь в шлеме. Саррус. До того командира я видела только со спины, а вот голос его показался знакомым…

Ну конечно. Тот стражник, что выплеснул на меня ведро воды в первый же день. Странно, тогда я не обратила внимания на его знаки различия. Но что возьмешь с рыбы, да еще и со сломанной спиной?

– Арбалеты к бою! – вместо немедленного освобождения саррус решил, что подобный рыцарь не представляет опасности для отряда воинов.

– Тогда пеняйте на себя! – страшно вскричал воин, и, подхватив шлем с седла, ринулся в атаку, ударив коня по бокам железными пятками.

Всем он хорош, в сверкающем доспехе, белокурый, статный, да только местные склоны изрыты заячьими норами. Линд учил меня охотиться, но, боюсь, я так и не преуспела в этом благородном деле. А вот подобные мелочи замечаю.

К сожалению, рок сыграл против безымянного героя. Его лошадь оступилась, попав ногой в одну из подлых ямок, рыцарь крайне неудачно вылетел из седла и скатился к дороге уже без сознания. По знаку старшего один из стражей проверил тело, ухмыльнулся, а затем начал рыться в поясном кошеле. Второй слез с коня и начал снимать седельные сумки.

– И… все? – неверяще прошептала Чака. Я хмыкнула:

– Атакуй он из засады, имел бы больше шансов. Доспех хороший, такой даже арбалетная стрела с трудом прошибет. А вот так, по-дурацки… даже не знаю, на что рассчитывал этот щенок.

– Раз везут девок, значит, красивых. Раз красивые, значит, будут благодарны за спасение. Гарем он хотел, кажется, – с едва заметной усмешкой сообщила Игла.

– Значит, и со зрением неважно, – подытожила я и крикнула саррусу:

– Эй, чего стоим? Мы скоро протухнем в этой дрянной телеге!

– Закрой свою гнилую пасть и не воняй больше, – прикрикнул один из тех, что ехали сзади, и попытался ткнуть меня копьем. Я схватила копье обеими руками и резко потянула на себя, упершись ногами в прутья клетки, вследствие чего оружие полностью оказалось внутри, едва не задев Чаку. Служивые, напротив, не стали нас бить, а разразились дружным хохотом. Особенно усердствовал, задыхаясь, дородный тип с сальными, маленькими глазками, на пивном котле которого и открытый шлем сидел с трудом:

– Хо-хо, ихахахах, а я тебе говорил, Трааги, не стоит рабыням давать всякое – оторвут с корнем!

– Оставь, – вздохнула Раэ. – В тесноте клетки с подобным оружием не развернешься. Уж точно не против арбалетов.

– Пусть попробует забрать, – огрызнулась я.

Мне, знаете ли, страшно не нравится, когда меня тыкают острыми предметами.

– Так-так, – протяжно произнес кто-то из-за спины. – Кажется, у нас назревает бунт?

– Скажи своим ублюдкам, чтоб засунули свои копья себе в задницы, раз не умеют их в руках удержать!

– Демон, дорогуша моя, я, кажется, был слишком добр к тебе… следовало дать тебе подохнуть еще тогда, в камере, – спокойно сказал саррус, снимая шлем. Да, точно он, тот самый водонос. На меня уставился глаз теплого карего оттенка:

– Отдай копье, будь хорошей собачкой.

– Подавись, – прошипела я и едва удержала в себе желание швырнуть его прямо в грудь конвоира. Перевернула и протянула древком вперед. Саррус кивнул, забрав оружие, и обратил взор на проштрафившегося стражника:

– Трааги – сортирные работы. По возвращению. Декады хватит, думаю.

– Но, капитан Ном…

– Полторы декады, – скучающим голосом произнес саррус.

– Слушаюсь!

Они продолжали зубоскалить – к веселью подключились и те, кто успел хватко ограбить неизвестного рыцаря, а я шумно вздохнула и снова уселась на дно телеги, обхватив руками колени.

– Он еще хороший, – шепнула Чака, подбираясь ко мне. Скрипнув, телега снова нехотя поехала вперед.

– Кто?

– Ном. Самый вменяемый из всей красноперой толпы.

– Ну, учитывая, что большинство из них – местные… – покачала головой я.

– Это как-то влияет на твое мнение? – поинтересовалась Игла.

– Скажем так… традиции здесь резко отличаются от того, что я привыкла видеть. И с более высокой вероятностью уроженец Ургахада окажется способным на милосердие и благородство, чем большинство местных ублюдков.

– Сложно уследить, – нахмурилась узколицая. – То есть, ты считаешь нас более жестокими и подлыми, чем ургахадцев? Весь народ?

Чака рассмеялась – визгливо, неприятно. Вообще, у нее не самый мелодичный голос на всем Кихча, как и у меня.

– Кого «нас»? Очнись… ты закована в цепи и едешь неизвестно куда. Скажи нечто подобное стражам, и они запинают тебя до полусмерти, наивный ребенок. Никаких «нас» нет!

– Или есть, – глухо проговорила Раэ. Чака не сдавалась:

– Прости, я ослышалась?

– Йилаан не виновата, что родилась здесь. Никто не может выбрать место своего рождения. Ни великие маги, ни мудрые провидцы… никто. И порой все, что остается у тебя – гордость за величие своей страны. Каким бы путем это величие не пришло. Конечно, людям вроде тебя это вряд ли под силу понять, – с последними словами холодный взгляд пронзил меня, словно какой-нибудь Ледовый Шип или еще что пострашнее.

Я скривила рот в ухмылке:

– В чем-то ты права, голубоглазка. Я – обломок корабля, что знай себе дрейфует по волнам океана. И мне совершенно безразлично, какой корабль для этого потерпел крушение.

– Как ты меня назвала? – бесстрастно спросила Раэ.

– Голубоглазка.

Чака хихикнула и прикрыла рот рукой, словно прося прощения. Игла отвернулась в сторону, будто сейчас должно было произойти что-то ужасное.

– Тот, кто не имеет родины, никогда не поймет того, у кого она есть. Ты ведь знаешь, что с меня снимут железо по прибытию – куда б мы ни ехали. Не боишься?

– Чего? – притворно удивилась я. – Я ведь не оскорбляла ни твою честь, ни твою родину. А глаз у тебя и в самом деле голубой.

Раэ будто бы смахнула с лица вуаль злости, которая начала проступать в течение нашей маленькой пикировки, и кивнула. Великолепный самоконтроль. Поучиться бы, да только я с каждым словом все дальше от возможности поговорить с ней по душам.

– Не стоит пробовать свои зубы на мне, серая. У тебя их мало.

Я медленно вдохнула, ребра тут же отозвались безмолвным протестом. Затем так же медленно выдохнула. Сказала:

– Постараюсь. Но обещать ничего не могу.

И добавила гораздо тише:

– А над зубами поработали поочередно почти все встреченные красноперые цирюльники, что б их демоны задрали.

– Да, нам как-то больше повезло, – усмехнулась Чака. Кажется, грозовые облака прошли стороной. Выражаясь не буквально, увы – спустя несколько минут солнце скрылось за пушистым хвостом серого небесного зверя, а окрестности затянуло пеленой мелкого дождя.

Когда Чакьяни улыбается, у нее заметна значительная прореха в зубах. На том же месте, где на верхней губе расплылся небольшой шрамик. Остальные все дома. Для квалииры это, вероятно, редкая удача – потерять только два зуба и обзавестись всего-то парой шрамов на лице.

С другой стороны, ее отгрызенная рука на второй чаше весов лишь подтверждает, что природа любит равновесие.

Капли стекали по черному металлу клети, облизывая насквозь проржавевшие заклепки. Если и есть что-то хорошее в таком положении, так то, что строитель не стал заморачиваться, обтягивая железом еще и верх. У нас есть крыша из толстых, крепких досок, стянутых темными полосами – кажется, бывшая дверь или что-то в этом роде. Сквозь едва заметные щели капает вода, но здесь, внутри, почти сухо.

Только ветер иногда заносит пелену мелких капель, бросая ее сквозь решетку.

До места мы добрались часов за восемь. Уже и дождь утих, но все ехали да ехали, трясясь в мелких колдобинах, пока дорога не пошла вверх, плавно огибая очередной холм. Она привела к небольшой, явно сделанной руками рабов площадке, на которой едва могла развернуться телега с запряженной лошадью, а справа виднелся черный зев шахты.

Мы переглянулись. Шахта – это инструменты, инструменты – это оружие.

Однако, после того как Ном открыл клетку и выпустил почти сухих квалиир наружу, истина нас немного обескуражила.

– Только демонам известно, что там творится, – сказал он, указывая на вход, пока трое конвойных, ежесекундно поминая нечистые силы, пытались растянуть изрядно намокший тент. Оставшиеся держали нас под прицелом арбалетов. – За одну ночь хорошее месторождение руды затянуло какими-то колючими корнями. И слишком подвижными, чтоб их. Несколько человек из стражи попытались очистить шахту, но одного измочалило так, что мать родная не узнает, а остальные еще долго не смогут нести службу. Вам надо разобраться с этими проклятыми растениями.

– И ты думаешь, что мы туда пойдем? Ном, да ты последние мозги пропил! – вскинулась Чака.

– Тише, тише, – добродушно сказал саррус, указывая ей в горло концом меча. – Ты еще не знаешь главного – оружия вам давать никто не собирается.

Я задумалась. Смахивает на изощренный способ самоубийства. К тому же…

– А король точно одобрит потерю сразу четырех квалиир?

Один из стражников рявкнул:

– Вы, мрази, и сражаетесь на арене, чтоб умереть во славу Его Величества! А здесь дело куда более нужное и полезное.

Меня интересовал еще один вопрос:

– Душитель? Или колючки? Или ядовитая лоза?

– Не знаю, – нахмурился Ном. – А есть разница?

– Есть, – твердо сказала я.

– Насколько мне известно, от яда не умер никто из рабо… тников, – на мгновение замялся саррус. «Рабов», не правда ли? – Все пострадавшие умерли от чудовищной силы объятий либо от множественных ран.

– Раненых не было? – деловито поинтересовалась его соплеменница.

– Нет.

Естествознание народа йрвай изучило и преподнесло обладателям очень полезные сведения о растительном мире Теджусса. Маленькая страна, в которой почти каждое безмозглое создание хочет тебя убить.

Игла пожала плечами и молча зашла внутрь. Она низкорослая, может даже голову не наклонять. С сомнением посмотрев на Раэ, которой, кажется, придется обзавестись парой шишек, я согнулась и тоже полезла внутрь. Чака, недовольно шипя, последовала за мной.

Йилаан спасла хорошая реакция. Едва мы добрались до первого поворота, буквально перед ее носом хлестнул толстый, узловатый корень с кучей длинных шипов, удивительно подвижный для растения. Она отпрянула назад, споткнувшись о выступавший камень, и повалилась на меня, я от неожиданности тоже чуть не отступила, но удержала ее легкое тело.

– Что за… – напряженно шепнула Чака, провожая взглядом снова спрятавшийся за угол корень.

– Не знаю, – тяжело дыша, ответила Игла.

– Как с этим драться?

– Не знаю, демоны тебя раздери! И вот эту штуку за поворотом тоже.

– Нам нужны факелы! – низким голосом прогудела Раэ в сторону выхода. – Четыре штуки!

Я прошипела:

– Три. Не хочу занимать руки, да и вижу в темноте неплохо.

Конечно, не так, как мать, но все же…

– Вроде колдунья, а дура та еще, – беззлобно произнесла сарра. – Это растения, а против них нужен огонь. Волшбу творить в браслетах все равно не сможешь.

– Умная нашлась. Разве не видишь, что это не обычные корни? Отойди, – отодвинула я Иглу в сторону. В узком проходе едва могут разминуться два обычных человека с мешками на плечах, а большего для рудного прииска и не нужно.

Стражник, держа меч наготове, передал Стали не четыре и даже не три, а целый один факел, после чего она окончательно расплющила по стенам Чаку с Иглой, пробираясь ко мне. Я как раз занималась забавной игрой – протягивала руку вперед, пытаясь определить, с какого расстояния корень-плеть начинает атаковать. Пока безуспешно.

На меня растение никак не желало реагировать. А вот Раэ, протянувшую руку с нещадно чадящим источником света вперед, едва не ранило той же самой плетью. Успела отдернуться назад. Рефлексы опытного бойца, не иначе.

– Здесь что-то нечисто, – проговорила она, внимательно следя за прыгающими тенями.

– Да ты что, – язвительным полушепотом процедила я. – Чертовщина, которая за одни сутки заплела целую шахту, «чистой» быть просто не может.

– Нет. Я о том, как оно реагирует на тебя.

Я повернула голову влево и вновь обнаружила на себе пронзительный взгляд. Неприятное ощущение. Чувство, что тебя в чем-то подозревают, суммарно с безмятежной уверенностью в его, подозревающего, правоте.

Или, в данном случае, Ее правоте.

Мысль о том, что меня считают чем-то общим с плотоядным растением, неприятно кольнула разум.

– Что с того? Я не магическое существо, тайно выведенное в дальних закутках подвала какого-нибудь злого чародея… чем, безусловно, является этот милый кустик.

– Пока оно пытается ухватить нас, и не пытается сделать то же самое с тобой, работать ты будешь одна, – бесстрастно сказала воительница. – Без оружия «милый кустик» распотрошит каждую. Ты хотя бы подобраться к нему близко можешь, Демон.

– Или он меня заманивает, – не согласилась я.

– Иди и проверь, – усмехнулась она.

Я подумала. Затем подумала еще немного, пока не пытаясь заглянуть за поворот. Знаете, когда очевидных решений нет, нужно остановиться и подумать. Возможно, найдутся еще и неочевидные. Очень хороший метод.

– …или же дело вовсе не во мне, – закончила я вслух едва уловимую мысль.

– В чем тогда? – приглушенно спросила Чака из-за спины. Я в ответ подняла над плечом сжатый кулак и обвила пальцами другой руки запястье, касаясь тяжелого металлического браслета с затейливой вязью:

– В них.

– Не поняла.

– Подобные методы контроля применялись к порабощенным демонам во время Войн Хаоса. «Единой же цели соблюдаемой послужит Ошейник Исчадия, что причиняет нестерпимую боль прислужнику, вытягивая из него магию и истощая жизненную силу. Разрушение же руны Хегсверт в основании приведет к смерти подопытного», – процитировала я из памяти пригодные строки. – Эти штуки первыми изобрели, как ни странно, именно маги. Немного позже обычные люди, мастера рун, их несколько… доработали. Для нас.

– Спасибо, стало намного понятнее, – язвительно произнесла рыжая, усаживаясь на небольшой плоский камень.

Я подошла к ней и поднесла к носу грубые, массивные наручники – сначала один, потом второй. Спросила:

– Видишь?

– Сто раз уже видела.

– Эти штуки отпугивают любую призванную дрянь. Должны отпугивать. То, что вытягивает силы из волшебников, убивает созданных магией существ.

– А та хрень внутри – точно призванная? – недоверчиво спросила Чакьяни, вглядываясь в танцующие на стенах шахты тени.

– Никогда не любила растения, – пробормотала я. – Сейчас и выясним, призванная или нет. Возможно, результат какого-то жутко древнего проклятия или наговора местной лесной нечисти.

Сделав полный вдох и такой же медленный выдох, я прислонилась к поддерживающей потолок опоре и выглянула. Черные щупальца плавно шевелились, но нападать не хотели.

– Кажется, сработало, – неуверенно сказала я через плечо.

– Главное – не бояться.

Сказано полушепотом. Я так и не поняла, кто там сзади, за моей спиной, такой смелый. Но сделала шаг, еще один, пошла вперед. Корни не втягивались в изрядно потрескавшиеся стены шахты, однако старались отдалиться от меня. Я вытянула руку запястьем вперед, плеть попыталась захлестнуть ее, но случайно задела край наручника – и сгорела, рассыпавшись мелкой темно-серой крошкой.

– Нужна помощь? – немного помолчав, спросила Раэ. Она с осторожностью наблюдала за всей сценой из-за угла, затем вышла и потыкала в землю ногой. Остатки зловредного корня легко крошились, как будто и не было той силы, превращающей людей в хорошо отделанные мешки с мясом.

– Нужна. Держи тех двоих за углом и сама не мешай, – резко ответила я. Единственной, кто бы мог мне помочь здесь, была Метель – но она осталась в своем крыле.

– Ясно. Факел дать?

– Нет.

Сарра ничуть не воспринимала отказ от помощи как личную обиду или что-то вроде того. Она восприняла случившееся как однозначное знамение: я не могу справиться с врагом. Нужно отступить и слушать приказы тех, кто может.

Солдатские привычки и нежелание рассказывать о своем прошлом. Множество испытаний на смертельной арене, куча шрамов, подтверждающих ее невероятную живучесть. Видела ургахадских боевых магов, а ведь их там меньше, чем в империи. Все старожилы в один голос твердят, что помнят Сталь реликтом той, старой эпохи – она всегда была тут. То есть, не менее шестнадцати лет в заключении. По крайней мере, так мне сказал один седоусый страж перед тем, как выпускать в каусс.

Кто ты, Раэ?

Глава 7. Запертая дверь

Работа пошла немного быстрее, но я понимала, что за вечер мы все равно не очистим шахту полностью. Получив несколько глубоких порезов, я стала намного осторожнее двигать руками, обвязав ладони длинной полосой ткани, оторванной от набедренной повязки. Растение, мать его за ногу, все равно старалось достать до незащищенной плоти.

Некоторые корни не рассыпались сразу, просто безжизненно свисая вниз. Такие плети Раэ со злобой отрывала и несла на общую кучу, к выходу, которая понемногу тлела от факела. Даже мертвая, эта дрянь поглощалась пламенем весьма неохотно. Время от времени ее подменяли Игла или Чака, но, в основном, работали мы. Молча.

Говорить не о чем. А работать надо.

Ответвление вниз, укрытое зловещими черными щупальцами. Спустя несколько часов медлительной возни нам открылось нечто вроде небольшого схрона, усеянного пятнами крови и частями тел.

– Тут все и произошло, – хмуро сказала Сталь, обозревая полностью вычищенное помещение. То тут, то там попадался кусочек человека или хоббита, вполне пригодный к опознанию. Кисть руки с четырьмя пальцами, пятый оторван. Почти целая нога, сплошь покрытая разрезами. Те жалкие клочки, которые, видимо, были одеждой, все одного цвета – засохше-бурого.

– Очевидно, да, – проговорила я.

– Они могли докопаться до какого-то древнего проклятия?

– Не здесь. Тут было что-то вроде комнаты передышки. Ни оружия, ни инструментов – пара деревянных кружек, да и в тех кровь к стенкам присохла.

– Так они и позволят рабам отдыхать, – насмешливо сказала воительница, стараясь не прислоняться к стенам.

– Вероятно, тут работали за медный грошик свободные люди, – подумав, ответила я. – Если б было иначе, здесь валялся бы труп надзирателя-двух. И их оружие.

При слове «оружие» в ее взгляде разгорелся нехороший такой огонек. То ли отблеск факела, то ли собственный. Я поспешила добавить:

– Но все равно здесь ничего не выйдет.

– Я трижды пыталась бежать, серая. Они умеют ловить беглых рабов, – помолчав, сказала она. Кивнув, я сказала:

– Именно потому и не выйдет. Видела штуки на их поясах? Там еще какая-то бессмыслица начертана.

– Один раз испытала на себе. Почва под ногами превращается в болото, а когда увязнешь по шею – застывает.

– Твари. Небольшой отряд…

– Семеро…

– …и артефакты у четверых. И три арбалета. И копья.

Прикрыв глаз, она покачала головой:

– Без шансов.

– Ага.

Честно говоря, я бы скорее попытала счастья с бунтом в тюрьме, чем бежать с милю по открытому склону под обстрелом, рискуя каждую секунду провалиться в магическую болотную дрянь.

– Пошли работать. Быть может, мрази наверху притащили нам чего-нибудь пожрать.

– Надейся, – хмыкнула я.

Слово «пожрать» у нас практически под запретом – вечно голодные. А после каусса, когда тебя выматывает до изнеможения, так и старый сапог покажется деликатесом с обеденного стола королей.

Второй тоннель… ответвление, тупик. Разбитое и проржавевшее кайло из плохонького сырого железа, таким даже голову никому не проломить. Тут же рассыплется в труху.

Третий. Медленное уничтожение зарослей привело нас к месту разработки в виде еще одной небольшой пещеры с утоптанным полом. То тут, то там были разбросаны мотыги и кайла, остатки полуразложившихся трупов. Но самое страшное – в дальнем углу, сжавшись в клубок, сидел тощий человек и негромко поскуливал, слезящимися глазами смотря на нас.

Я вырвала несколько полумертвых побегов с правой стороны и начала пробираться к нему, однако тишину разорвал истошный вопль:

– НЕТ! Не подходи!

– Кажется, он тебя боится, – насмешливо произнесла Сталь. Я огрызнулась:

– Так подойди сама. У тебя же самый приветливый вид на всю округу.

– Другая идея.

Она подошла к отрогу тоннеля и крикнула:

– Йилаан!

Спустя минуту из-за угла выглянула третья наша сокамерница. Перевела взгляд с Раэ на меня, а с меня – на небольшого и худого человечка, который все отказывался воспринимать окружающую действительность. Даже немного удивилась вопреки своему обычному равнодушию:

– О, да тут живой кто-то остался.

– Мало что соображает, – пожала плечами я. – И боится нас до чертиков. Попробуй ты, возможно, удастся его вывести.

Сталь подняла факел повыше, сказала:

– Глянь… у него рот в крови. И подбородок.

– Думаешь, цапнет? – неуверенно спросила Игла, пробираясь вдоль стены к потерявшему разум шахтеру.

– Думаю, что стоит проявить осторожность. Он явно питался не крысами и землеройками…

– Больше интересно, что же он пил, – задумчиво сказала я.

– Не хочу знать, – быстро ответила Игла, подходя к мужичку. Тот и раньше сложения был не воинского – обычный замученный раб. Затравленно посмотрел на нее:

– У-у-у-хо-хо-ди. С-смерть.

– Заметно, – флегматично отозвалась она. Протянула ему руку: – Мы выведем. Понимаешь?

– К-как вы с-сюда попали? – дрожащим голосом спросил он.

– Мы убили растение, – из-за спины Йилаан сказала я. – Вот так. – Перехватив плеть обмотанной в тряпку рукой, поднесла к ней браслет – тот не подвел, вытащил магию из неведомой твари, после чего она рассыпалась черными хлопьями.

Игла терпеливо растолковала:

– И продолжаем убивать. Проход наружу уже свободен. Ты можешь выйти.

Протянула руку. Костлявые пальцы ухватились за нее, и Игла резким рывком подняла его на ноги. Подхватила под плечо и повела к выходу, сторонясь смертельно опасных щупалец.

Появилась Чака, подняла с пола одну из мотыг, попыталась с размаху отрубить один корень, который пророс из стены чуть поодаль. Корень – что заправский фехтовальщик – отбил мотыгу в сторону, и чуть не захлестнул плетью горло рыжей, но она успела отпрыгнуть назад, приземлившись на задницу.

Я, поджав губы, наблюдала за этим зрелищем, затем со вздохом произнесла:

– Иногда я не совершенно не понимаю, что творится у тебя в голове, Чака.

Та сплюнула в сторону и пробурчала:

– Я помочь хотела…

– Ты очень поможешь, если будешь уносить недожженные побеги. И сама при этом не сдохнешь, чтоб нам не пришлось тащить еще и тебя.

До самой ночи мы чистили тоннели от зловредных магических сорняков, метр за метром, как будто продвигаясь вперед в тяжелой битве. Оно так и было, в каком-то роде – плети пытались огрызаться, мне досталось несколько чувствительных порезов на предплечьях и красный след с кровавыми точками на бедре. Там основательно успел приложиться особо ловкий корень.

Стали было ничуть не лучше, хоть она и старалась не особо лезть вперед. Мне-то хорошо, шея защищена еще одним руническим куском железа, а вот ей тяжко придется. Порвут какой-то из крупных кровеносных сосудов – есть немалые шансы тут же и сдохнуть. Тем не менее, гигантская воительница перехватывала некоторые атаки, направленные на меня, старалась защитить от обездвиживания, голыми руками вырывая наиболее опасные штуки.

Уже затемно мы выбрались из шахты, так и не закончив, но сменив с полдюжины факелов. Уставшие, рухнули тут же, но стражи пинками подняли нас и загнали обратно в клетку. А еще поставили большой чугунок с кашей. И на том спасибо.

Наши миски остались в камере, ложек сроду не было. Жрали руками, но живот постепенно переставал урчать от голода и на смену приходило отупляющее чувство сытости. Да и стряпня получше, чем в рабских бараках – возможно, потому, что на весь конвой выделили одни и те же припасы. Неудивительно, что после подобной работы я заснула почти сразу, опустив голову на жесткие и холодные прутья.

Проснулась оттого, что холодная рукавица бесцеремонно дернула меня за ухо, ударив макушкой о прутья.

– Вставай, красавица! Солнце выглянуло, говорит, что работать пора.

– А нам-то какая разница, солнце или нет… мы же в шахте, – буркнула я, потирая бедную головушку.

– Еще поговори мне тут, – пригрозил стражник.

– А жрать дадите? – с ухмылкой спросила Чака, не столь вымотанная за вчерашний день. То есть, по-прежнему наглая и нарывающаяся на рожон.

– Вчера давали. Сколько можно жрать? – ехидно парировал тот.

Я мечтательно потянула носом – от их костра доносились божественные запахи жареного мяса. Судя по всему, кто-то из арбалетчиков поутру подстрелил молодого кабанчика, и теперь коричневая тушка румянилась на толстой ветке, очищенной от коры. Стражник проследил за моим взглядом и стукнул копьем по прутьям:

– Даже не думай, Демон!

Ном негромко проговорил, глядя на темный зев пещеры:

– Остуди свою горячую голову, Лиин. Кости с потрохами побросаем в их еду, так и навар будет, и в обиде никто не останется. Нам же не нужно самим идти туда и драться с непонятно чем, если квалииры вдруг обессилеют?

Конечно, нет. Ведь у восьмерых здоровых мужиков в доспехах сил куда меньше, чем у четверых, пусть и бойцовских, но безоружных рабынь в кандалах.

– Слушай, – негромко проговорила я, толкнув Чаку в бок, – а куда подевался тот вчерашний мужик?

Она помрачнела.

– Пристрелили его. Из арбалета. Лиин сказал, что раб, который не может работать – существо бесполезное. Ну, ты сама видела – он же от страха чуть с ума не сошел. Из таких работники не очень. Ном спал в это время, да и не думаю, что вступился бы.

– В конце концов, у нас и не было приказов кого-то спасать, – проговорила Раэ. Чака протянула в ответ:

– Все равно жалко…

– Себя жалей лучше.

Я промолчала. При определенной предсказуемости дня сегодняшнего, никогда не знаешь, что принесет неведомое «завтра». Быть может, ее завтра выпустят на арену против хьйолая, зверя, против которого сможет на равных бороться только армейский полк. К магии они, хьйолаи, совершенно нечувствительны.

Как, впрочем, та же карта может выпасть любой из нас.

Пока же квалиир ожидала недоочищенная дерьмошахта, чтоб ее демоны взяли. Хотя, впрочем, они уже и так взяли…

И снова потекли напряженные часы. Я шла вперед и делала то же самое, что и вчера – честно старалась не сдохнуть, Сталь прикрывала спину. Вообще, если вдруг дадут выбор из числа «чистить свиной хлев» и «сражаться непонятно с чем в кромешной тьме без оружия и магии», пожалуй, мой голос за свинок. Неблагородно, вонюче, но куда как спокойнее.

Беда в том, что выбора особо не дают.

С несколькими поворотами длинная человеческая нора спустилась вниз, затем разделилась на несколько одинаково мерзких дорог. Видимо, здесь залегала основная жила – корни были крепче и плотнее прилегали друг к другу. Решила поделиться догадкой с Раэ:

– Помнишь, мы говорили о древнем проклятии?

Она утвердительно хмыкнула, не разжимая губ – выдирала из стены очередную плеть.

– Возможно, это было каким-то заклинанием-оберегом. Такие охраняют что-нибудь особо ценное, всякие сокровищницы или клады.

– Много знаешь о кладах? – помолчав, спросила Раэ.

– Я не мародерствую по чужим могилам, – усмехнулась в ответ, – живая добыча куда интереснее, чем гнилая падаль. Но от знакомцев слышала, о да. Когда эль размягчает мозги и язык готов трепать про любую чушь.

– Так может, и те истории – тоже чушь?

– Может, и так. Да только я слишком много знаю о магии, чтобы не верить в подобное. Подумай сама – кому нужна старая шахта? Да еще с такой добычей, что выгоднее, по-моему, совсем ее закрыть. Здесь и работало от силы человек пятнадцать.

Или шахта изначально копалась для отвода глаз. Только об этом я уже не хочу говорить. Во всяком случае, с ней.

Спустя несколько часов мы натолкнулись на подтверждение – край дверного проема, выглядывающий из-за черного сплетения. Тайная комната? Лаборатория древнего мага? Сокровищница? Усыпальница?

Я сидела у стены, тяжело дыша и поглядывая в сторону зарослей. Сарра также ушла на передышку, прислав вместо себя Чаку. Сейчас однорукая квалиира в точно такой же позе подпирала собой вторую стенку тоннеля. В отличие от остальной шахты, здесь не выставили даже деревянного свода, поэтому в любой момент все могло рухнуть на голову. Мне все равно – от усталости накатило безразличие.

– Как думаешь, что там?

Я нехотя ответила:

– Какая разница? Нас бы спасла только подземная кузница, в которой можно сбить оковы и набрать несколько крепких мечей. Или сквозной проход на ту сторону горы. Ни то, ни другое так не защищают.

– А оковы-то зачем, – обескураженно проговорила рыжая, – мы ведь и в них… а, поняла. Главное – сбить с тебя. Тогда ты и отряд разбросаешь влегкую.

Молча кивнула в знак подтверждения.

Чака еще несколько секунд размышляла о чем-то, затем придвинулась и прошептала с горящими глазами:

– Но… там же куча мотыг валяется! На одну поставить, вторую приложить, третьей жахнуть.

– Пробовали, – криво усмехнулась я и показала перебинтованное куском рубища запястье. – Только мотыгу сломали. Плохое железо просто на осколки рассыпалось, перекалили, видать. Этот металл – крепкая штука. Боюсь, его даже хорошая сталь не возьмет.

– А заклепки?

– Я не помню, как делали – валялась без сознания. Вот только они словно вплавлены внутрь. Такие штуки явно делаются не для того, чтобы потом снимать. С ног и рук можно снять еще хорошей секирой, а вот с головой как быть…

– Забавно, – мрачно ответила она.

– Мастера, подобно тому, что надел на меня оковы, встречаются очень редко. Во всяком случае, среди людей. А если они сами им изготовлены, тогда – точно мард.

– А что с мардами не так?

– Они редко выходят на поверхность. Живущий в городе мард известен всем и каждому, вот что я хочу сказать.

Чака покачала головой:

– Тогда тебе будет очень сложно от них избавиться.

– Избавиться?

Я коротко фыркнула. Для того чтоб избавляться от кандалов, нужно для начала совершить побег. Обратный порядок событий куда менее вероятен.

– Ну что, – сказала я, приподнимаясь, – давай расчистим злосчастную дверь.

– А если оттуда вырвется еще какое-то заклинание и убьет нас к чертям собачьим? – выразила опасение рыжая. Я ухмыльнулась:

– Тогда тем мудозвонам наверху придется работать самим. Маленькая, а все же месть. – И, видя расширенные глаза Чаки, добавила поспешно: – Если и были охранные заклинания другого типа, скорее всего, они сработали сразу же.

Да, и что странно, поскольку тоннель идет дальше, а у двери никого нет. То есть, ни следов крови, ни золы, ни частей тел. Тогда шипастые корни защищали… вовсе не дверь? И появились вовсе не отсюда?

С руганью и трепыханием мы отстояли каменную дверь, я сожгла и те растения (или ту часть одного-единственного растения), что росли дальше в этом проходе. У Чакьяни очень некстати погас факел, но я остановила ее за локоть, когда она собиралась идти наверх за еще одним.

– Погоди. Пусть думают, что мы работаем.

– Ну да, – недовольно проговорила она, – я и забыла, что ты кошка драная. А мне как прикажешь не падать на каждом шагу?

– М-м-м… стоять на месте не пробовала? – рассеянно отозвалась я, потому что приметила на левой стороне двери небольшую щель. И посмотрела на собственные пальцы.

Когти отросли, но я постоянно терла их об каменный пол в камере, чтоб не мешали держать оружие. Да и замок будет побольше – туда всем пальцем можно залезть. Нужно что-то твердое и длинное. Например, нож. Или…

– Мотыга! – нарушила тишину я. Чака бросила недоуменный взгляд в мою сторону, скорее, на звук голоса. В наступившей тьме она была слепа, как крот. – Жди здесь, я сама принесу.

– Собралась долбать сплошной камень?

– Нет, кое-что получше.

Я нашла то место, где мы пытались снять кандалы – к слову, на толстых стальных браслетах Раэ сия прекрасная тактика тоже не сработала – и выбрала среди нескольких железных обломков достаточно толстый и длинный, чтоб служить отмычкой. Ну, держись теперь, дверь. Спасибо, дорогой интендант, за обучение «работе» с разными замками и защелками. Я вызвала в памяти лицо Сейтарра, его светло-лиловые, немного светлее, чем у Иглы, глаза, словно у какого-то поэта, а не бывшего карманника и грабителя, сухое лицо с чуть отвисшей кожей на небритых щеках и ловкие пальцы, способные справиться с чем угодно. Эх…

Дверь держалась. Рыжая смиренно дождалась моего появления, подождала, пока я повожусь с замком, затем, заскучав, все же полезла за факелом. По внутренним ощущениям, я ковырялась в его механизме добрых полчаса, прежде чем все собачки внутри стали на нужное место. Но, к сожалению, даже после того, как замок щелкнул, дверь не пожелала отворяться.

– Что дальше? – ехидно спросила рыжая, поправляя бечевку на хвосте, в который обычно собирала волосы. Даже несмотря на вечную тюремную грязь, они всегда торчали огромной копной, а не засаленными висюльками. Завидую.

– А дальше… не знаю, – обескураженно проговорила я. – Если допустить возможность существования каких-то скрытых механизмов, которые мешают ей отвориться… я не видела ничего подобного.

– «Допустить возможность существования», – передразнила Чака. – Не квалиира, а алхимик какой или дворцовый советник. Так что, не сможешь открыть?

– Дай подумать.

Я не видела никаких камней, которые хоть отдаленно могли напоминать специальную плиту для скрытого механизма. С другой стороны, возможно, эта дверь – часть какого-то древнего подземелья, а шахтеры просто не занимались расчисткой остальных стен. Пришлось уничтожать вредителей дальше, соблюдая осторожность.

Раэ вернулась как раз тогда, когда мы докопались до истины в виде глухого угла пещеры. Вернее, там и углов-то никаких не было. Просто закуток, как будто дальше прокопать никто не успел.

Обстановку она оценила сразу же:

– Что с дверью?

– Не поддается, собака такая, – проворчала я. – Уже и простучать пробовала, да куда там – сплошной камень, еще из тех, что покрепче.

– А один из этих камней?

Арка, обрамляющая полукруглый верх дверного проема, не вытесана из цельного камня, а сложена из нескольких неровных глыб. Не думаю, что хоть на одну из них можно нажать. Я пожала плечами:

– Сама попробуй.

Сталь провела ладонью по камням, добросовестно попробовала расшатать каждый из них, вдавить, потянуть на себя, однако булыжники не оценили ее упорства. Гордо хмыкнула и отстранилась.

– У нас еще два отрога. Можем растянуть работу так, чтобы выехать ночью, – сказала Раэ.

– Почему именно ночью?

– Лишний раз поедим здесь.

– Весомый довод, – согласилась я. – И все же, эта дверь мне покоя не дает.

– Не можешь совладать – брось. Все лучше, чем стоять и облизываться на свои фантазии.

– Можно подумать, ты бы отказалась от хорошего меча, – обиженно произнесла Чака. Я покачала головой:

– Откуда там мечи?

– В числе прочих сокровищ – почему бы и нет?

– Давайте покончим с сорняками, – вздохнула я. – А то собралась, понимаешь, Коллегия Магистров…

Что-то в стороне едва слышно щелкнуло. Дверь открылась – на щепоть, но я пялилась в этот момент прямо на нее. И не могла не уловить движения.

– Да ладно, – фыркнула Чака и влезла пальцами в щель, пытаясь оттянуть препятствие на себя. Мы, не сговариваясь, одновременно вцепились в шероховатый камень и рванули дверь примерно в одну и ту же сторону. Ох и тяжелая, тварь эдакая.

– Отчего она вообще открылась? – пыхтя, прошипела Чакьяни.

– Да демоны ее знают… может, на слово какое-то запиралась.

– А так бывает?

– Конечно…

Вершок за вершком нашему взгляду открывались недра бесценной сокровищницы. Богатые, окованные металлом сундуки, стены, утыканные крючьями для оружия, гладкий и любовно отшлифованный пол с нехитрой мозаикой…

Вот только ее кто-то давным-давно обнес.

Сундуки раскрыты, некоторые крышки вообще выдраны с мясом, светлые следы от некогда висевших здесь гобеленов, царапины на полу – все бесхитростно свидетельствовало о том, что нас опередили, по меньшей мере, на пару десятков лет. Я, ощущая в сердце пустоту и горькое разочарование, прошлась вдоль стен, тщетно ища подкоп или иной проход в древний склад всякого драгоценного барахла. Затем сплюнула в сторону:

– А дверь они за собой закрыли из природной скромности?!

– Надежда – глупое чувство, – безо всякого выражения проговорила Сталь, поводя факелом вокруг.

Заметив блеск в дальнем углу, я подошла туда и отодвинула в сторону пустой, но все еще тяжелый сундук. Так и есть – несколько монет. Разная чеканка, разные эпохи, однако все золотые.

– Четыре золотых за день работы, любезнейшие. Учитесь, – мрачно произнесла я, поглядывая то на монеты, то на сокамерниц. Те мое настроение вполне разделяли, только Чака ехидно улыбалась, а Раэ – наоборот, хмурила бровь. Нечто подобное сейчас творилось и в моей душе.

– На кой тебе золото? – спросила Чака.

– Пара монет всегда пригодится, – хмыкнула я. – Что нашла, то – мое.

– В камере? Брось. Кроме того, где ты собралась их прятать? Только не говори, что…

– Дура? – беззлобно спросила я и, демонстративно открыв пасть, опустила тяжелые кругляши под язык.

Рыжая расхохоталась, но оставила мое безумие без соленой приправы в виде собственного комментария. Пнула сундук голой пяткой и вышла. Раэ, задумчиво смотря на меня, покачала головой:

– Видимо, жадность не лечится даже тюрьмой…

– Да какая вадноф… тьфу, какая жадность? – вспылила я, выплюнув монеты обратно в ладонь. – Просто думаю, что деньги еще пригодятся. Подкупить кого-нибудь, выторговать услугу или сведения.

– У стражей? Да их за яйца подвесят на городских воротах. Если хочешь выкупить свою жалкую шкуру, то речь не о четырех золотых.

– Скорее, о четырех тысячах. То бишь, о достаточной сумме, с получением которой почтенный человек может начать жизнь в другом городе под другим именем, – дополнила я. – Чтоб завистливые коллеги и наймиты его не нашли. Так что, речь идет, скорее, о чем-то мелком. Но очень важном. Что может понадобиться мне в любой момент, но просто так этого никто не станет делать.

– И о чем же? – помедлив, спросила великанша.

Знала бы я, дорогая.

И тогда бы не сказала. Не вижу я тут друзей, не вижу какой-то общности, словно мы должны перегрызть друг дружке горло еще в камере.

Так и не добившись от меня ничего, кроме многозначительного молчания, Раэ еще раз окинула взглядом просторную комнату и махнула рукой, зазывая меня работать дальше.

Я пошла за ней.

Глава 8. Серый друг

– Очень хорошо, – произнесла Метель, тяжело дыша и опираясь на дубину в человеческий рост. Для посоха такая штука слишком тяжела, но магичка вертит ею, что ветер крыльями мельницы. – Но как ты собираешься это провернуть?

Шахту мы вычистили, Ном даже похвалил, хоть и весьма сдержанно, после чего отправились обратно. Мои монетки были успешно пронесены в камеру, а под покровом ночи – еще и тщательно спрятаны под расшатанный камень пола. Все спали, так что авантюра осталась незамеченной. А наутро нас поспешно выгнали на общую тренировку, где я и схватилась с Метелью.

Схватилась, впрочем, исключительно с целью обучения. Где ж еще повышать уровень образования, как не в рабских бараках?

– На первый взгляд все довольно сложно, – скривилась я. После быстрой стычки дыхание уже выровнялось, все же приятно не ощущать себя полумертвым мешком с мясом и костями, как пару месяцев назад. – Нужна небольшая деревянная палочка под футляр, полосы относительно чистой ткани, на которой можно разобрать написанный текст, уголек, немого света в камере и крыса.

– Крыса, – полуутвердительно, полувопросительно проговорила она.

– Крыса, – кивнула я. – Не собираюсь каждый раз просить стражника доставить письмо обитательнице камеры в соседнем крыле. Сама понимаешь, что шансов немного.

Метель ухмыльнулась, обнажив изъеденные темными пятнами зубы:

– Заффа смогла бы упросить.

– Она кого хочешь упросит. И не только письмо.

– Все же, что с крысами? Не сказала бы, что они – надежные почтальоны. Кроме того, я вообще не думала, что твоя идея как-то… сработает. Может, я не смогу читать ваши знаки, или наоборот…

– Не суетись, – отмахнулась я, принимая боевую стойку. За нами уже начали наблюдать, долгое общение и отдых пресекались древком копья по спине. А если присутствовал Горбовой, так и его кулака обычно хватало. – Главное – если тебя вдруг разбудит пронзительный писк, не спеши размахивать жирными культяпками.

– Ага, тут разжиреешь, как же, – огрызнулась она, угрожающе вертя посохом. Несмотря на скудность тюремного рациона, Алленайю Жатан (она же Метель) не назовешь особо худой. Низкорослая, плотно сбитая и ни единой выпирающей кости. Возможно, женщины мардов под одеждой выглядят именно так, хотя она все же на добрый фут выше. – Ладно, поняла. Не убивать крысу.

– А еще лучше – покормить крошками от ужина. Но после того, как напишешь ответ и отдашь крысе. Поняла?

– Да уж… запомню, не переживай. А знаки в атиции?

Атицией повсеместно называли краткую формулу заклинания.

– Старпом пару раз притаскивал мне различные орогленнские записи. Сам-то он читать не любит, а мне в радость в чужих каракулях покопаться. Так вот, несмотря на разность школ, смею заверить, методы у нас совершенно одинаковые.

– Как узнать наверняка?

– Заклинание «Кулак Магмы» знаешь?

– Угу, – кивнула Метель.

– Исцеление? То, что «Рейкминоусс, дзамн» и так далее?

– Нас не учили целительному искусству, – скривилась она, пытаясь достать меня дубиной. Увесистая палка с сухим треском опустилась на мои условные мечи – ее оружие, конечно, поувесистее будет, но силы у меня явно больше.

– Кислотное марево?

– То, что «блевота упыря»?

– Не, – усмехнулась я, защищаясь от очередного выпада – рвотой мы обзывали кислотные лужи. А марево – это, по сути, пар от тех луж. Такое зеленоватое облако, вызывает удушье и желание вывернуться наизнанку вместе с потрохами.

– Именно поэтому и назвали так, – отрывисто сказала Метель.

– Видишь, где как. У нас имели в виду результат, у вас – процесс. Одно мы выяснили…

– Что?

– Низкие круги, всякие «Дэ» с минусом – у нас одинаковые. Изучаем одно и то же, только шуточки разные. Поэтому обмениваться будем тем, что выше.

Метель проворчала, на мгновение отставив шест в сторону:

– Ты придумала какой-то безумный план, и надеешься, что он сработает. Хотя я не против уже потому, что заняться здесь вообще нечем. Почему б и не заучить пару-тройку новых заклинаний?

Я довольно сказала:

– То-то и оно. Записать тебе что-то из лечебного?

– Угу. Я все больше зельями обходилась, да и не воевала особо, – хмыкнула она, снова приняв угрожающую стойку.

– Хорошо. С малого исцеления и начну, если все пройдет удачно. Что из знаний Тайницы рискнешь доверить мне?

– А сама-то чего хочешь? Я уже, небось, и писать разучилась за эти два года.

– Хм.

По правде говоря, я не думала, что именно хочу получить взамен. Всю жизнь меня влечет само осознание, что где-то там есть нечто, неизвестное мне – будь это знания, ценный опыт, любопытное видение или неслыханная песня. Подойдет что угодно. Жадность высшего сорта, если можно так сказать.

– Стихийная магия – не так интересно… хотя круг А, конечно, сгодится… школу иллюзий я и без того назубок знаю. Что-нибудь из магических трансмутаций?

– Жабры себе хочешь? Так, чтоб полностью в рыбу не превращаться, просто водное дыхание, – с интересом спросила она. Я обрадовалась:

– О, такого точно не встречала. Пузырь в Академии учили, чтоб воздух с собой брать, а жабр не было. В общем, когда будешь уходить, захвати отсюда уголек из костра, да такой, чтоб потоньше был. Сгодится ответ написать.

Метель хмыкнула:

– Ты сначала письмо свое оформи, чертова крысолюбка.

– А вот за такое сейчас по ушам получишь, – спокойно пообещала я.

В конце поединка мне действительно удалось несколько раз пребольно осушить ее по ногам, и, резко пройдя за спину – по хребту. Нечего тут это самое. Вот.

С тренировочной арены я унесла только небольшой, ровно отломанный сучок и уголь из костра, завернутые в боковую часть набедренной повязки. Этого достаточно. Штольц таскает нам то, что не пошло на бинты, то есть, довольно светлую и грубую ткань. Мы используем ее только как одежду, но, кажется, настало время найти лоскутам новое применение.

Заклинание записала быстро, стараясь, чтобы угольные каракули вышли поразборчивее. Шрифт арканы изобилует различными закорючками, смысловыми точками и еще многими способами сделать письмо углем по ткани совершенно невыносимым. Все оставшееся время до сна я тихо сидела под стеной и ковыряла когтями дерево. Моя безалаберная идея заключалась в том, чтобы вырыть в сучке полость, превратив его в футляр для тюремных «писем». А вот почтальоном должна была стать обычная серая крыса.

Началось это с Ямми, Вонючки-Ямми, которого я приняла в команду только за боевую сноровку и беспрекословное послушание. Воняло от него действительно гнусно, благо, несколько раз пригрозившись выбросить его за борт, я начала наблюдать небольшие перемены в облике молодого бродяги. Сальные волосы он все чаще подвязывал в короткий хвост, а броню иногда все же снимал и посещал корабельный душ.

Да-да, на корабле есть такое изумительное место, на необходимости которого мой отец настоял еще при постройке корабля. И я благодарна ему за это, спору нет. Но – отвлекаюсь.

Несмотря на то, что костяк команды Морской Ведьмы составляют действительно удивительные ребята, знатоки морского дела и просто опытные рубаки, особых талантов у них почти нет. Ну, Джад немного владеет магией, на уровне четвертого-пятого круга. По секрету, он и учился вместе со мной, но бросил Академию сразу после стихийного курса для начинающих магов. В то, что он называет головой, еще бы капельку усердия… хотя навигатор и лоцман из него – что надо.

Ну, Ксам знаком с боевыми рунами. Особенно он любит поджигать все и взрывать.

Ну, есть пара отличных стрелков и один бретер невероятного мастерства… но этого мало. Есть еще Чинка, которая замечательно рисует, Хог – достойный повар, Рыба… парень, утративший брата и посвятивший свою жизнь морской богине Мившарату. Теперь он способен жить под водой и на палубе корабля, но умрет, едва ступит на твердую землю. Остальные, как ни крути, хорошие матросы, прекрасные подельники и злобные пираты, однако ничего выдающегося. Совсем ничего.

И среди всех историй, похожих, как капля воды из моря и капля речной воды – был Ямми, молодой матрос трюмной команды. На мачту его не пошлешь, зато в абордажном бою – один из первых. Латы, щит с лезвиями, меч, который едва поднимается в искалеченной, когда-то обваренной кипящим маслом руке, которую уже никак не исцелить. Сражался он тоже щитом. Но, помимо мелких тайн, укрывающих частички прошлого моих людей, есть у Вонючки-Ямми и еще один талант.

Проснулась я тогда с сильнейшего похмелья, посидела, собирая мысли в кучу, и спустилась вниз – вдохнуть морозного утреннего воздуха. Оставленный на часах Мархес молчаливо кивнул, поглаживая острие копья большим пальцем, а я зачерпнула воды из бочки рядом, фыркая, плеснула в лицо и ушла за гостиничный двор, к конюшням. Нам предстояли еще несколько дней пути до города под названием Техотеп.

Внезапно внимание мое привлек странный шум – посвист-пощелкивание, иногда резкие «цыкания» языком, как подзывают лошадь, однако все звуки совершенно точно издавало одно существо. Уж поверьте моему почти аршинному размаху ушей.

Заинтересовавшись, я прошла за бочки и обнаружила там Ямми, склонившегося в три погибели. Перед ним сидел детеныш крысы, небольшой, облезлый, с голым и жалко подрагивающим хвостом. Забавно, что сидел он совсем по-человечески – приподнявшись на задних лапах, высоко подняв нос с шевелящимися усами, как делают луговые собачки. И, казалось, внимал каждому звуку Вонючки, словно студент Академии на одной из многочисленных лекций.

Я удержалась от грубой шутки из жанра «пнуть кого-то по выставленной заднице» и, задержав дыхание, принялась наблюдать. Ямми был настолько увлечен разговором, хоть крысеныш ему и не отвечал, что обнаружил мое присутствие лишь спустя несколько минут. Мгновенно покрасневший, он вскочил на ноги, да так резко, что грызун, испуганно пискнув, тут же пропал из виду.

– К-капитан! Я вас не заметил. Как спалось?

– Б-р-р-р, – кратким звуком выразила я намерение больше никогда не пить, которое приходит в голову каждый раз после бурных ночей с обилием браги. – Что это было, Ямми?

– Не обращайте внимания, – обезоруживающе улыбнулся он. – Меня дед научил, говорил, что мыши и прочая нечисть выводится из подпола на раз… а мне интересно было, вот и стал пробовать всякое разное. Крысы вообще-то умные для таких мелких шнырей. Могут чего-то принести, что не еда и пахнет как-то особенно. Пару раз воровали для меня по грошовой монетке демоны знают откуда. Еще там, в столице.

– То есть, разбогатеть не получится?

– Да, но сам азарт! Как сидишь за карточным столом, и проиграть можешь только немного времени.

– Забавно… – задумчиво произнесла я, смотря то на матроса, то на то место, где стоял его восхищенный слушатель.

– Да бросьте, капитан. Вы меня самого в крысу за такое не превратите? – с опаской спросил Ямми. Я махнула рукой, закатив глаза: мол, не делай из меня чудовище. Вернее, не делай из меня чудовище еще большее, чем на самом деле.

– Брось. Вот что, друг любезный… сможешь научить меня крысиному языку?

– Это не язык, – обескураженно сказал Вонючка. – То есть, я хочу сказать, они никогда не отвечают. Это, ну… приказы, которые каждый крыс может понять по-свойски. Сделать или не сделать. Как команды гончим собакам, только егери с собаками везде разные, а крысы – одни и те же…

– Плевать, – нетерпеливо сказала я, отмахнувшись от понятий в предвкушении чего-то Нового. – За сколько сможешь объяснить, как оно делается?

– Нам еще дня три ехать, – прислонив палец ко лбу, проговорил он. – Надеюсь, растолкую, как оно делается. Только, капитан, из меня учитель аховый. И говорить не умею хорошо, понятно.

– Зато я – способная ученица, – усмехнулась я, хлопнув его по толстому наплечнику. Ямми молча кивнул. Мои ребята уже давно научились не отшатываться от зубастых улыбок…

Ночью я корила себя, в основном, за то, что мало занималась дрессировкой крыс. Сначала дождалась, пока все заснули – стражи у двери все так же бдили, но происходящее в камере их обычно не интересовало. Лишь бы никто не тянул свои руки к и без того защищенному замку.

Из длительной песни возле сточной канавы я вынесла лишь один урок – как бы ни были привлекательны мои стрекот и щелканье, мохнатым зверям нужен был менестрель получше. Или приманка в виде еды. Я вытащила из-под соломы корку хлеба, оставшуюся от скудного обеда, и разделила ее надвое. Кусок положила перед канавой, вяло несущей мутные смрадные воды куда-то за стену, второй спрятала обратно под солому.

Спустя полчаса или час бесплодных попыток – я утратила чувство времени – в темноте показалась мохнатая морда, я несколько раз щелкнула языком, и крыса вылезла целиком. Жирная, растрепанная, шириной с мою ладонь, недоверчиво придвинулась к корке хлеба, затем ухватила передними лапами и собиралась было юркнуть обратно. Я заговорила, пытаясь увязывать «слова» в самый простой смысл:

«Стой. Нельзя идти. Еда. Больше еды».

Крыса уставилась на меня глазами-бусинами, жадно прижимая кусочек хлеба к себе. Небось, отберет еще злое, большое и страшное.

«Больше еды. Еще есть. Там, где запах. Такой запах. Туда»

Показывать крысам нельзя. Ну, не то что б нельзя, но они не понимают наших жестов, воспринимая их как угрозу. Сосредоточившись, я терпеливо повторила:

«Запах». И положила впереди руку, закованную в рунный браслет. Вообще, надо было обзавестись лоскутом от повязки Метели, но я надеялась, что рунное черное железо острый нюх опознает без труда. Не знаю даже, означает ли то, что я приказываю, именно «запах», но крыса покорно приблизилась и начала нюхать.

«Стой. Замри. Опасно – движение – опасно. Враг, зверь»

Один из лучших способов заставить грызуна спокойно стоять на месте. Я воспользовалась этим и небольшим куском древесного лыка завязала на спине крысы футляр с рулоном, испещренным колдовскими знаками, сверху заткнутый стертым о камни куском коры. Для надежности пропустила еще виток под передними лапами. Не ровен час, попытается избавиться от своей дорожной сумки, что мне как кость поперек горла.

Цокот, треск, скрежет.

«Иди. Большая нора, запах, еда. Против воды»

Все, в чем можно плавать, для крыс – слово «вода». Что оно означает на самом деле – одни демоны знают. Быть может, «дерьмовая тюремная канава» тоже сгодится. И на самом деле я произнесла нечто вроде «вода впереди», а не то «против течения», которое и подразумевала.

Канал действительно шел вокруг арены, насквозь через все тюремные камеры. Где-то не было никого, кое-где сидели пленники. Все, что я знала – вторая камера находится ближе к истоку отвратительного ручья.

Мой гонец что-то возмущенно пискнул, я терпеливо повторила инструкцию, затем осторожно взяла животное за загривок и опустила перед нужным тоннелем. Теперь – самое главное. Метель не владеет их языком. Боюсь, мало кто на всем Кихча владеет. Значит, надо внушить крысе, что возвращение принесет еще больше еды. Я вздохнула.

Среди немногочисленных приказов нет слова «вернуться». Они как-то возвращаются в амбары, запоминают место с едой, но приказать вернуться в камеру, где пахнет человеком и опасностью, я не могу.

«Против воды, большая нора, запах, ждать, еда. По воде, эта нора, еда, большая еда».

Я несколько раз повторила стрекот, закрепляя приказ в маленькой голове.

Крыса исчезла молниеносно – остается надеяться, что мои слова понял хоть кто-то из нас двоих. Подобные планы похожи на ветхий парус. В нем много дыр, он нуждается в починке, ветер не наполняет его так, как должен. Но, быть может, первый же шторм не порвет его в клочья, и корабль продолжит двигаться…

Если я хочу когда-нибудь выбраться отсюда, нужно придумать план получше.

Отвернулась от канавы и встретилась глазами с Чакой. Судя по очаровательно выпученным от удивления глазам, наблюдает она уже давно. Игла свернулась в клубок на соломенной подстилке, Сталь похрапывает, оттолкнув подушку и подложив под голову локоть, и только эта… любопытная больно.

– Так и будем молчать, или у тебя возник какой-то вопрос? – негромко поинтересовалась я.

– Как… мать твою, но это же колдовство! – зашипела рыжая, как раскаленный клинок, опущенный в воду. Я покачала головой:

– Ничуточки. Думаешь, я бы тут сидела, если б до сих пор могла колдовать?

– Тогда что это за демоническая…

– Тихо, тихо. Орешь так, что всю тюрьму перебудишь. Не демоническая, научил меня этому обычный человек. Любой может научиться, при достаточном усердии.

– Но… крысы!

– И что?

– То, блин, – пробурчала она, никак, впрочем, не объяснив. – И чего они делать могут?

Я закатила глаза и предложила:

– Слушай, может, мы просто забудем об этом?

– Нет! Интересно же. Мерзко, но интересно, – ответила противоречивая Чака.

– Ничего эдакого. Еду их не отправишь таскать с кухни, сами все сожрут, а что не сожрут, то припрячут. Только самые простые приказы. И то – могут не послушаться. Крысиные мозги маленькие, много слов не влезет.

– Ну-ну. А тебе зачем?

– Записку отправила Метели.

– Магичке?

– Ей самой. Ничего интересного для твоего длинного носа, уж поверь.

– Обычный у меня нос, – обиделась Чака и для пущей уверенности потрогала нос – вдруг вырос. А то живешь с колдуньей, мало ли, хоть та и в рунных кандалах. – Вы чего-то придумали, да? Что-то, чтоб сбежать?

Я выставила ладонь вперед:

– Пока что нет. Просто решили меняться заклинаниями.

Чака наклонила голову набок, словно заинтересованный пес, махнув грязными рыжими волосами. Затем в другую сторону. Приподняла одну бровь и выдала:

– Чушь какая-то.

– Вот и я говорю – ничего интересного, – пожала плечами я.

Рыжая еще немного поворочалась, видимо, хотела задать еще несколько вопросов. Но, то ли отвечала на них сама, то ли не решалась, хотя в нерешительности ее не упрекнешь.

На следующий день и ее, и Иглу забрали в каусс.

Я долго молчала, затем не выдержала и спросила Раэ:

– Их же там не заставят драться друг с другом?

Она промедлила с ответом, затем холодным взглядом окинула меня:

– Теперь понимаешь? Могут и заставить. Хотя… честно говоря, женский бой проводят очень редко. Каусс за много лет насчитывает с десяток женских боев, и всего шесть – где и с одной, и с другой стороны была квалиира.

Почесав бок, я хмыкнула:

– Вот как… тебя часто ставили?

– Три раза. Один – с сокамерницей, – помолчав, прибавила она. – К счастью, еще до того, как поймали рыжую и сапожницу.

– Боишься, что задушат во сне?

Больше подначка, чем серьезное предположение. Ее шею даже не обхватить руками, куда уж там до «душить».