Закрытые двери бесплатное чтение

Пробуждение и вопросы

Когда приходишь в себя, не зная где ты и что произошло, а в голове гудит, как от удара в медный колокол, начинаешь чувствовать какой-то дискомфорт. И вовсе не оттого, что не можешь вспомнить вчерашний день и, уж тем более, его окончание, а оттого, что лежишь на твердой поверхности (возможно полу) и где-то за стенами, на самой границе слуха, доносятся голоса.

Я осторожно открыла правый глаз и попыталась оглядеться по сторонам. Но раз уж вокруг я никого не обнаружила, то открыла и левый, принявшись активно изучать обстановку.

Помещение оказалось светлой комнатой с одной дверью и несколькими лавками вдоль стен, а твердая поверхность под моей спиной – не полом.

«По крайней мере, почки не потеряю», – пронеслось у меня в голове ехидное замечание, и я приняла вертикальное положение. Вот только вертикальное положение не захотело принимать меня. Голова закружилась, а земля затребовала меня в свои объятия. Падать совсем не хотелось, и потому пришлось удовлетвориться лавкой под попой и стеной за спиной.

Хоть мышцы и ноют, словно меня лупили трое суток к ряду, а голова особо не соображает, сознание само выстраивает список вопросов, на которые хочется получить ответы.

Что случилось? Где я? Как здесь оказалась? Сколько времени я была без сознания? Но главный вопрос: Что было такого вчера, что мне так плохо сегодня?

«Так, начнем с простого, – принялась я успокаивать себя. – Имя помню, телом владею. Это из позитивных моментов. Место незнакомое, голоса, – я прислушалась к диалогу где-то за окном. – Тоже. Это из негативных.

Итак, сейчас голова перестанет бояться высоты и можно будет снова попытаться встать. А пока нужно успокоиться и все внимательно осмотреть.»

Хотя смотреть-то, как раз, и не на что – голые деревянные стены, одно окно, почему-то закрытое (но света пробивается достаточно) вокруг действительно лавки, только очень широкие, на них и спать можно, а под окном стол, словно выструганный из цельного куска дерева.

Аскетично, что еще можно сказать об интерьере.

Итак, осмотрелись, теперь думаем, как меня сюда занесло? Или занесли? Тот еще вопросец. Кому может понадобиться средняя (среднее некуда) девушка без выдающихся внешности, способностей и связей? Ну, вообще-то никому… или сутенерам, на самый крайний случай, если совсем уж некого клиентам предлагать.

Требование о выкупе отправлять некому – семьи нет, на работе даже не хватятся, решат, что устала танцевать в массовке. Требовать от меня влиять на кого-то под страхом смерти невозможно. Даже мой собственный кот не поддался влиянию и продолжает ссать за диваном, хоть я и перетащила его в другую комнату. Заставить меня делать что-то прибыльное не выйдет – мой звездный час длился ровно одну минуту, когда мне доверили диагональное жете, для отвлечения публики от солистов.

Вот и выходит – никто не вспомнит о размытом пятне на фотографии жизни.

Ну, тогда, вопрос о том, что я здесь делаю, остается актуальным.

За стеной прекратились разговоры, и по ногам резко потянуло холодом.

«Отлично! Я еще и босая, – констатировала я, подбирая ноги на лавку (берегите ноги, они ваш рабочий инструмент). – Может еще и голая?»

Но, видимо судьба решила меня пощадить, поскольку на мне все же оказалась долгополая рубаха, больше всего похожая на стилизацию Руси XII века.

Это уже что-то, наверное, меня похитили держатели гостинцы «под старину». Тогда понятна обстановка вокруг и моя одежда, и отсутствие явных источников света.

Но спокойней от этой информации не стало. Ладно, хватит сидеть и рассуждать, сиденьем цел не будешь. Пора бы подумать, как отсюда выбраться и решить проблему с доставкой моей драгоценной персоны домой или хотя бы до какого-нибудь населенного пункта. Вдруг это не гостиница, а община староверов. Я читала, что такие временами берут женщин со стороны, чтобы не довести свой род до дегенерации. Ну, тогда, вообще ноги в руки и бегом.

Ага, и все ворота и двери откроются передо мной, аки перед апостолами. Откуда столько наивности? Как в пятом классе, когда Колька Востриков, пригласил на дискотеку. Я тогда тоже думала, что все на полном серьезе.

Ладно, сидим и думаем. Я по привычке провела ладонью по волосам и удивленно остановилась, когда она оказалась в районе лопаток. Что-то я не припоминаю, чтобы мне волосы наращивали, меня ж именно поэтому никогда вперед и не ставили, для девушки слишком короткий волос, для парня слишком заметная грудь.

Может парик? Я аккуратно подергала волос, но сниматься он не собирался. По очень старой привычке руки сами перекинули его на плечо, чтоб завязать в косу.

Итак, подведем итоги. Нахожусь непонятно где, вокруг никого, только кто-то разговаривал за стенами, но теперь и они молчат. Из своих вещей… я провела свободной рукой по ушам, сережки не сняли, всего остального нет. Зато появилась модная рубашка средневековой хуторянки, и коса.

Я взяла косу за кончик, который нечем было завязать, и выпрямила руку. Локоть выпрямился, а коса немного натянулась, слегка отдав в голову. Хорошая, интересно, сколько сейчас за такой объем берут?

Отбросив косу назад, я заметила что-то черное на запястье и удивленно уставилась на металлический браслет. Странно, если меня похитили и забрали все мои вещи, зачем выдали другие, да еще и украшениями? Странные похитители нынче пошли.

Я всегда любила украшения, но ввиду рода своей деятельности могла себе позволить носить только серьги и только такие, чтобы не свисали с уха, иначе можно поранить партнера. Цепочкой можно себя нечаянно придушить, а браслетом (особенно металлическим) вообще поставить внушительный синяк, причем не обязательно себе. Если все снимать перед тренировками, можно забыть надеть обратно, а это все равно, что подарить уборщице. В общем, последний раз я позволила себе надеть браслет в возрасте шести лет при поступлении в студию танца.

А этот был очень интересным, к тому же, он плотно сидел на запястье, не перекручиваясь и не спадая. Латунный браслет в три пальца шириной украшали девять камней: посередине размещался большой черный опал (по крайней мере, очень на него похожий камешек), от которого в разные стороны расходились тонкие ложбинки, выдавленные в металле и заполненные маленькими черными, но прозрачными бриллиантами.

Застежки видно не было, как не было даже тончайшей щели, позволяющей расширить его до объема кисти. На попытку развернуть браслет тыльной стороной наверх меня существенно кольнуло под камнем и я, решив больше не экспериментировать, развернула руку, чтобы найти замок.

Но его нигде не было, зато опал смотрел на меня, как единственный глаз с ехидцей, изучая новую хозяйку в ответ. И вот что странно, чем больше я на него смотрела, тем больше он мне казался живым, словно мое продолжение.

Именно в этот момент меня и оторвали от созерцания милой и странной вещицы громким скрипом дверных петель.

Я резко подняла голову, и запястье снова неприятно кольнуло. На пороге стояла молодая девушка, лет двадцати, максимум двадцати пяти (почти моя ровесница), чуть худее и выше меня, с туго завязанным темным волосом и в рубахе, похожей на мою. Вот только на ней она смотрелась куда лучше, поскольку едва закрывала колени, и опоясывалась плетеным ремнем. Ее темные глаза, казавшиеся одним большим зрачком, внимательно смотрели на меня, а на губах блуждала рассеянная улыбка.

Так улыбаются только маньяки, когда уже придумали, что делать с жертвой и прокручивают это у себя в голове, не обращая внимания на окружающих, или старики, не знающие, как ответить на заданный вопрос.

На старуху она похожа не была, а вот сверток из ткани на ее руках выглядел достаточно подозрительно и опасно. Сколько раз я говорила сама себе, что когда-нибудь пожалею о том, что не научилась даже самым простым приемам самообороны. И вот момент настал – я действительно жалею об этом.

В голове забегали мысли, но видимо из-за огромного их количества, эти табуны спотыкались друг о друга и мешали вылезти на свет той одной-единственной, способной сейчас мне помочь разобраться со сложившейся ситуацией. Казалось, что время застыло, а сердце, наоборот, заколотилось в ускоренном темпе. В то время как девушка продолжала стоять в проеме, не представляя никакой возможности для побега.

– Арайа, – разорвал тишину и мои мысли мужской голос. – Ты где потерялась?

Вот он – момент истины. Сейчас их будет двое. Они будут в дверях. А я внутри, и, учитывая мое нынешнее состояние, отбиваться не имеет смысла, да и нечем.

«Прекратить панику! – вот и включилась та я, что отвечает за дисциплину, организацию и здравое размышление. – Если бы они хотели с тобой сотворить членовредительство, они бы уже сотворили. Зачем им ждать, когда ты придешь в себя? Если только они не маньяки-садисты. А вот если ты сейчас спокойно поздороваешься и максимально вежливо задашь вопрос – какого человеческого органа тебя сюда притащили в бессознательном состоянии – возможно, тебе дадут весьма вразумительный ответ. И получится конструктивный диалог. Возможно.»

В текущей ситуации особо не из чего было выбирать. Так что выравниваем дыхание, не делаем резких движений и стираем с лица испуг.

Казалось, что прошла целая вечность в моей голове, но только сейчас в проеме появился юноша, почти ровесник девушки, которую обозвали Арайа. Такой же темноволосый, но вихрастый молодой человек тоже облачен в что-то напоминающее рубашку из домотканого полотна и простые штаны. Ни оружия, ни даже намека на агрессию я не заметила у этой парочки. И дышать стало чуточку легче.

– Надо же, ты пришла в себя! – он в этой паре оказался более разговорчивым.

Парень бросил беглый взгляд куда-то в сторону и легко подтолкнул девушку внутрь:

– Мы не хотим тебе навредить. Мы просто нашли тебя без сознания и принесли сюда, чтобы помочь.

Я немного опешила от объяснения. К тому же из него ничего не становилось ясно. Где они меня нашли. Почему без сознания? Куда принесли? О какой помощи вообще идет речь? Но начинать знакомство с таких вопросов было как минимум грубо.

– Я – Олег, – молодой человек положил раскрытую ладонь себе на грудь и сделал шаг вперед. – Это моя сестра – Арайа, – он кивнул на девушку, и та тоже кивнула мне в знак приветствия или подтверждения личности. – Мы не причиним тебе вреда.

В их ногах послышалось какое-то цоканье, а потом шуршание. Колено Олега на мгновение согнулось, но он удержал баланс и снова выпрямился, пропуская внутрь большого пса – смесь мастиффа с овчаркой. Я таких прежде не видела и встреть на улице в вечернее время тут же забыла бы, что умею ходить, бегать и даже дышать. Но на его морде царило такое спокойствие, что не возникало ни малейшей причины или возможности испугаться.

– А это Бутс, – пояснил Олег. – Наш пес. Он очень добрый и послушный. Но хороший защитник. Это он нашел тебя.

Пес внимательно оглядел помещение, будто впервые тут находился и, увидев меня, направился к лавке.

– Он сидел с тобой пока ты была без сознания, – продолжил юноша. – Следил, чтобы ты дышала, и подкладывал голову под твою руку.

Я удивленно посмотрела на пса, который подошел и сел напротив меня. Он был огромным, мускулистым и очень красивым. Удивительно, как ему лишь одним глубоким выдохом удалось успокоить меня.

Его массивная лапа легла на мою колено, а следом за ней и голова.

И тут мне стало так хорошо, так безопасно, что я протянула левую руку, чтобы погладить его. Но удивленно уставилась на миниатюрный арбалет, удобно расположившийся на запястье. Откуда он взялся? Что за мистика здесь происходит? Я сплю еще?

Тут меня снова кольнуло и арбалет исчез, как трансформер из кино, просто сложился и спрятался в браслете.

Я удивленно подняла глаза на пса, который снова вздохнул, будто устал от моих глупых вопросов, потом на пару, все еще стоящую в проеме.

– Наверное, я повторюсь, – осторожно начал молодой человек. – Но мы не причиним тебе вреда. Мы просто хотим помочь.

– Да, – я кивнула и все же погладила пса – самого спокойного из находившихся в комнате. – Мне и в самом деле нужна помощь.

– Мама умерла пять лет назад, а отец прошлой зимой – не вернулся с Пристанища, медведь задрал, – Арайа рассказывала о своей семье очень спокойно, с толикой грусти, хранящейся где-то глубоко в душе. – А мы остались вдвоем. Имение, конечно, далеко от дорог и до поселений путь неблизкий, но мы справляемся. Держим скот, выращиваем овощи и даже посадили пару плодовых деревьев. Иногда отправляемся в Старый город на разведку. Знаешь, это так странно, его нет уже полтора века, а мы все еще находим вещи, которые очень хорошо сохранились. За них в городе иногда платят достаточно, чтобы закупить припасов на полгода.

Ты ешь, ешь. Тебе силы нужны. Мы так боялись, что ты не придешь в себя. Как ты вообще там оказалась? Мы так далеко в Старый город прежде не ходили. Говорят, там опасно, но Бутс сорвался с места, будто его позвал кто-то свой.

У нас времени не было подумать, что происходит. Надо было бежать за ним.

– А что такое старый город? – я отодвинула пустую тарелку и пошарила глазами по столу.

– Это руины города, который стоял полтора века тому назад на этом месте, – Олег поставил передо мной кружку с ароматным чаем и блюдо с нарезанным хлебом. – А у тебя хороший аппетит.

– А в какой части я сейчас нахожусь? – мне было совершенно не понятно, где я сейчас, что за игры тут происходят и как далеко я от дома. Но спрашивать все напрямую было неудобно, как минимум, из-за их гостеприимства.

Брат с сестрой переглянулись, не понимая вопроса. А я понятия не имела, как им объяснить. К тому же меня смущало «их полтора века». Как это понимать? Они живут где-то недалеко от раскопок, кургана, старого поселения?

Слишком много вопросов. Но никакой возможности их задать так, чтобы не показаться сумасшедшей самой или не сделать сумасшедшими их.

– Ты в имении, – Олег пожал плечами, не зная, как еще объяснить кому-то свое местоположение. – Это на юге от торговых дорог, но на севере от центральной части Старого города.

– А можно увидеть, где вы меня нашли? – стоило начинать с малого.

Возможно, меня похитили, а эта милая пара меня просто нашла. Или я потеряла сознание где-то, и снова они пришли на выручку. Их действия и слова не выдавали в них ни похитителей, ни злоумышленников. Просто брат и сестра, живущие в отдалении от цивилизации. Ничего особенного для нашего времени.

– Завтра, – Олег встал из-за стола и отправился к выходу. – А сегодня мы попробуем привести тебя в норму. К тому же нам нужно перебрать находки, и сделать мелкие домашние дела.

Я проводила его взглядом и отставила пустую кружку.

– Я могу чем-то помочь?

– Если найдешь силы, – Арайа встала и убрала за мной посуду. – Ты проспала два дня у нас, а сколько ты была без сознания до того, как мы тебя нашли, я понятия не имею. Тебе нужны силы. И судя по аппетиту – ты их хорошо восстанавливаешь.

– Но это неправильно – пользоваться вашим гостеприимством и не помочь в меру своих сил в ответ, – возразила я, вставая, опершись о стол.

Девушка внимательно на меня посмотрела. Не знаю, что она подумала, но люди редко мне помогали. Поэтому я не привыкла оставаться в долгу. Сил было и вправду очень мало, но они возвращались достаточно быстро. Как и то тепло, что шло от выпитого чая.

Судя по всему, я действительно очень долго была без сознания. И это сказалось на моей физической форме. Возьмем, хотя бы, новое приобретение в виде длинной косы. Такая за пару ночей не отрастет. А вот ногти, как были коротко острижены, так и остались. Все это было даже не мистикой, а совершено невозможным фактом.

Остается только вернуться к месту, где меня нашли и начать поиски ответов оттуда.

А пока просто помочь по дому или не мешать. Еду и кров нужно отрабатывать тем, что тебе сейчас под силу, чтобы после не отдать в десять раз больше.

Арайа поставила передо мной на стол миску с какой-то крупой:

– Вот, руки у тебя уже действуют, так что перебирай зерно. Хорошее бросай сюда, – она поставила справа какой-то горшок. – А черные и просто порченные – сюда, – на скамью встал второй горшок, но весь в сколах.

Я кивнула и взялась за сортировку крупы. Надо же, я такой работой никогда в жизни не занималась. Всегда просто промывала и варила. А тут не просеивают, а отбирают. Хотя чему тут удивляться?

Ни канализации, ни электричества здесь не было. Никакого намека на блага цивилизации. Даже за окном не было слышно мотора или любого другого звука, относящегося к современности.

Наверное, староверы. Но как же они тут выживают?

Сколько вопросов и никаких шансов получить ответ сегодня.

Но как же тут спокойно, как же тут тихо. Просто остаешься наедине с собой и начинаешь думать о том, что прежде тебя не занимало. В повседневной суете даже не задаешься вопросом, как это сидеть в естественной тишине и перебирать зерно.

Просто механическая работа – лучшее средство для постановки мыслей в ряд и их сортировки. Но, как оказалось, за многие годы жизни в одиночестве, нахождение в одном помещении с человеком превращалось в испытание. И тишина становилась скорее гнетущей, чем благодатной.

И чем больше я об этом думала, тем сложнее становилось перебирать крупу.

Арайа села рядом и присоединилась к сортировке, поняв, что у меня что-то не выходит. Хотя тут скорее все складывалось так, чтобы я не чувствовала себя ненужной и нежеланной.

Вскоре горшок с хорошей крупой наполнился до краев, а миска опустела.

– У тебя хорошо получается, – Арайа поднялась и, взяв горшок, унесла его куда-то к печи. – У тебя очень хваткие пальцы. Да и зрение хорошее. Ни одного не пропустила плохого.

– Спасибо, – я улыбнулась ее похвале, будто мне медаль выдали. – Я раньше таким не занималась.

– Правда? А как же ты себе готовишь?

– Ну, покупаю полуфабрикаты, а если крупу варю, то промываю под водой.

– А что такое полуфабрикаты? – Арайа с любопытством присела рядом со мной посмотрела мне в глаза самым детским и наивным взглядом. – И как вода помогает в переборе крупы?

Я открыла и закрыла рот. Как объяснить то, что и сам не знаешь? Мама научила, что если поставить крупу под струю воды, то она промоется, а плохое зерно само всплывет. Но тут нет водопровода, не будет же она лить воду с ковшика. Эффект не тот.

А рассказывать про заморозку в вакуумной упаковке все равно, что про освоение космоса жителю средневековья. Не сожгут, конечно, но не поймут.

– Там, где я живу, все нужно делать очень быстро, чтобы не тратить время. Поэтому одни занимаются тем, что готовят, а другие зарабатывают, чтобы это купить.

Так, наверное, проще понять. Она сама сказала, что они иногда ездят куда-то меняться и покупать припасы. Значит, и они не все могут сделать сами в своем имении.

– Лучше расскажи мне про полтора века, о которых вы говорили. И что такое Старый город?…

Мы шли уже второй час по улочкам, где я провела последние пятнадцать лет своей жизни. Магазин нижнего белья, в котором мне оформили карту постоянного клиента, кондитерская, в которой я позволяла себе раз в месяц пирожное с масляным кремом. Все было родное, привычное, но пустое.

Над землей светило теплое летнее солнце, намекающее на август, первый сбор урожая, окончание каникул и возвращение в строй. Еще теплое, яркое, прогревающее потрескавшийся асфальт и клумбы с сорняками. Но в то же время уже немного печальное, прощающееся и извиняющееся за то, что большего дать не может.

Тишина, стоявшая на улице, давила. Казалось, что в городе объявили траур. Все заперлись по домам, а магазины закрылись на выходной или санитарный день. Даже редкие яркие вывески (там, где они сохранились) потускнели. И стали больше походить на ретро-постеры и афиши.

Мы шли молча, будто поддерживая всеобщий траур. Бутс бежал впереди, разведывая обстановку пустынных улиц. Следом – мы.

Старый город – теперь его зовут так. Это все, что осталось от места, где я жила. Где я работала, теряла, боролась, мечтала. Где я покупала кофе, читала книги и спала. Теперь эти улицы пустынны, теперь здесь живут призраки прошлого.

Я слышала все, что мне рассказали брат и сестра. О Забытье. О Помнящих. О новых городах. Но моя душа не принимала того факта, что я проспала сто пятьдесят лет. И все мои современники забыли или помнили, но в любом случае уже давно покинули не только эти места, но и эту жизнь.

А я жива. И это еще более невероятно, чем факт глобального катаклизма, превратившего процветающие мегаполисы в руины былой цивилизации. Мне сто семьдесят пять лет! Так не бывает. Точнее не было до сегодняшнего дня.

Они просто забыли все, просто моргнули и в следующий момент оказались в незнакомом месте, с незнакомыми людьми. Они не забыли, как говорить, как ходить, как есть. Они просто забыли, как жить. И те, кто выжил в первые минуты после этого открытия, последовали за теми, кто помнил.

Эти Помнящие собирали потерянных и забывших, как маленьких детей в яслях. Они старались помочь тем, что помнят.

И они покидали города так спокойно, без разрушений, без вандализма и сбора того, что может пригодиться, что создавалось ощущение утра после глобального праздника.

Немного мусора на тротуаре, трещина в стеклянной витрине, которая удержала удар, брошенный на обочине велосипед и припаркованный автомобиль. Все спят, приходят в себя и скоро выйдут на улицу, чтобы глотнуть воздуха.

Но мы шли слишком долго, а солнце встало уже слишком высоко, чтобы сомневаться в пустынности города. Странно, что его не разграбили – ведь были продукты в магазинах, какая-то техника, которую можно использовать при первой необходимости, медикаменты и просто утварь. Но витрины целы, на некоторых все еще стояли принаряженные манекены, а где-то я заметила даже оружие. Не взяли ничего. Или столь мало, что при первом взгляде этого даже не видно.

Вторым вопросом был – почему они не остались в городе? Почему ушли из оснащенных всеми необходимыми коммуникациями домов с центральным отоплением? Ушли с мест знакомых, изведанных и понятных в неизвестность.

Как я поняла из рассказов молодежи – они расположились к Старому городу ближе всех. Никто другой не осмеливается подходить так близко к руинам, где случилось что-то настолько сильное, что смогло лишить памяти миллионы людей.

А ведь они жили почти на окраине моего района – в бывшем городском парке.

Остальные же ушли дальше. Причем не только от центра, но и от самого города. И если с одной стороны я понимала, что в домах ниже пяти этажей, где есть печь, бойлер и колодец на территории, выжить проще. То с другой все же мне было не ясно, почему не заняли дома-музеи и частный сектор поблизости. Ведь здесь тоже можно жить.

И судя по рассказам Олега, сюда никогда не ходили. О Старом городе распространяли всякие сказки, причем чаще всего страшные. Потому район и сохранился почти в том же виде, что и в последний день, что я помню.

Наконец, мы остановились возле того самого дома, где я жила и где меня нашел Бутс. Пес обошел здание по периметру и пробежался по подъезду, после чего мы услышали спокойное «Гав».

– Пойдем, – кивнув, пояснил Олег. – Там безопасно.

Я последовала за ним, уже не сомневаясь в их доброжелательности и простоте. Да и как город, пустующий уже полтора века и отпугивающий любую живую душу, может заставить сомневаться? Что с меня можно взять, если они сами меня перенесли к себе. Это не просто знак доверия – это нечто большее.

Мы поднялись на третий этаж. Подъезд был будто и не тронут временем. Даже алюминиевая баночка с окурками, стоявшая между первым и вторым этажом, где собирались подростки и молодая пара с одиннадцатой квартиры, была на своем месте. Все было, как всегда.

И даже тишина в родном подъезде казалась совершенно-естественной.

Мы подошли к моей квартире и я, открыв незапертую дверь, на ходу сняла сапоги, ощутив холодок, веявший от открытого окна, прошлась до единственной комнаты, заперла окно, и отправилась на кухню. Лишь тут, открыв кран и, не получив ни капли воды, я вернулась к реальности и обернулась к брату с сестрой.

Они стояли в проеме и удивленно смотрели на меня.

– Это мой дом, – пояснила я и печально села на табурет, стоявший у подоконника. И удивленно посмотрела на пластиковый выцветший от времени таз.

Вспомнила – в этот день я хотела помыть окно, даже придвинула табурет, набрала воды, но взяться за медитативную работу у меня так и не получилось.

Помню, что зазвонил телефон, помню, что ответила и мне сообщили, что что-то случилось в студии, мне отменили выходной и вызвали на срочную репетицию. Помню быстрые сборы, беготню по залам в поисках труппы, саму репетицию и сборы домой.

А что было дальше?

Я встала и прошлась до окна в комнате, открыла дверь и вышла на балкон, ни на секунду не усомнившись в его прочности. Даже перила не покрылись ржавчиной….

– Как же хочется кофе, – увидев с балкона старую кофейню через дорогу, где баловала себя ароматным напитком, а иногда и мучным бонусом за прилежное поведение или победу, я облокотилась о перила и уставилась в пустоту.

Будучи средней во всем, у меня и отношения с труппой были средними. Не было задушевных бесед о личной жизни, но и намеренно меня никто не игнорировал. И если все собирались куда-то, то приглашали скорее ради проформы, хотя приди я туда, никто бы не расстроился. Да и безумно обрадовавшихся не нашлось бы. Просто я пришла, просто я здесь в данную минуту. Ни тепло, ни холодно от этого факта.

Они собирались куда-то пойти поужинать, кажется, или это было просто решение выпить кофе вместе….

– Да, мы пропустили обед, – снова в пустоту подтвердила я свои размышления. – Поэтому кто-то предложил собраться где-нибудь, выпить кофе и обсудить следующий выезд. Через месяц основной состав отправляли в небольшой тур с новой постановкой.

Мне тоже предложили присоединиться. Но я не входила в тот основной состав, а была простым и ненужным дублером. В мои планы этот тур не входил. К тому же окно меня дома ждало, и еще было время, чтобы успеть его помыть.

Они ушли без меня. А я, аккуратно сложив форму, вышла из студии с черного входа. Парадный уже был закрыт. И наша вахтерша наотрез отказалась его открывать.

Я пробежалась глазами по улице. От студии до дома пешком идти всего тридцать минут, от силы сорок. Если же поймать машину, то вообще можно управиться минут за семь.

Я же решила прогуляться.

– Точно, время еще было, немного даже потеплело. Правда солнце заволокло плотными облаками. Хотя дождя по всем прогнозам не предвиделось.

Я подставила лицо лучам августовского солнца и закрыла глаза.

Тогда оно грело меня точно так же, как и сейчас.

В памяти отчетливо всплыл тот проулок, из которого я вышла. Шумная улица, машины, прохожие, спешащие по своим делам. Самый обычный день, ничем не отличающийся от других таких же.

Я только вышла в эту суету, как меня кто-то схватил за руку. Несильно, но существенно. Причем попытка дернуть рукой, чтобы высвободиться не дала никакого результата.

Я обернулась, полагая, что кто-то из знакомых меня позвал, а я не услышала. Но встретилась с незнакомыми выцветшими глазами, пристально глядящими на меня. Запястье стало холодить, и я опустила взгляд.

– Это подарок, – пояснил старичок, отпуская мою руку.

– Спасибо, – растеряно ответила я. – А я должна дать что-то взамен?

– Просто пообещай, что мы больше не увидимся. Это будет лучшим обменом.

Договорив, старичок развернулся и спешно затерялся в толпе, оставив меня наедине с новым браслетом, приятно холодящим еще неостывшую от тренировки руку.

Я опустила взгляд, внимательно посмотрела на браслет и улыбнулась.

– А я сдержала обещание.

– Какое? – оборвал мои воспоминания Олег.

– Тот, – я обернулась к брату с сестрой и подтолкнула их обратно в комнату. – Кто подарил мне этот браслет, взял с меня обещание, что мы никогда больше не встретимся. И мы не встретимся при всем моем желании. Поэтому, – достав из шкафа дорожную сумку и, начав складывать теплые вещи, продолжила я. – Никто мне не объяснит, почему я еще жива, а все вокруг умерли. Зачем мне этот браслет. И что вообще случилось.

– И ты будешь теперь жить с нами? – радостно предположила Арайа.

– Нет, – я застегнула сумку и выпрямилась. – Я останусь в городе. Но не здесь. Скоро зима, здесь будет холодно. Нужно найти себе новый дом. Поближе к земле и с действующей печью.

– И надолго мы здесь? – я спрыгнула с телеги, которую создали поклонники пыток опорно-двигательного аппарата человека, и оглядела ряд домиков, когда-то носивший гордое название таунхаус, расположенных вдоль улицы.

– Нет, – Олежка постучался в ворота дома, у которого мы остановились. – Сегодня же отправимся обратно. Но у тебя есть время осмотреться и поторговать, если будет желание.

– Чем? Я ничего не брала с собой.

– Возьми что-нибудь из сумок, – Арайа изящно спустилась с телеги, будто мы с ней ехали на разном транспорте. – Ведь все там твое.

– Надо оно мне, – я залюбовалась грациозной девушкой, которая даже садилась, как кукла.

– Тогда возьми немного денег, чтобы купить что-нибудь домой или еды, если проголодаешься, – она протянула мне небольшой мешочек и резко убрала руки, чтобы я не успела его вернуть обратно.

Раздался приглушенный скрип и Лежка завел Буранчика во двор. Передо мной открылась картина большого двора дома, ранее принадлежавшего бизнесмену или кому-то, чьи доходы очень превышали средний уровень. Просторный двор уже был изменен под текущие нужды – привязь для лошадей из старого бруса, перестроенный из колонки колодец, обложенный кирпичом и крыша-грибок над ним. Это уже был не особняк, а постоялый двор, где люди могли отдохнуть с дороги и дать воды своему скоту. Интересно, как время и интересы людей меняют окружающие вещи. Даже сторожка охранника перестроена в маленький домик, где теперь обитал конюх и еще какая-то прислуга.

Мы вошли, встреченные запахами, гомоном и молодым человеком, перехватившим у Лежки вожжи.

– Почистить, покормить и напоить, – отдал распоряжение глава семьи и перевел взгляд на Бутса. – Пса тоже.

– Комната нужна? – уточнил встретивший нас парень.

– Нет, только привязь, корм и вода.

Молодой человек кивнул и отправился с животными вглубь двора.

– Деньги Арайа тебе дала. Ни в чем себе не отказывай, но обязательно торгуйся. Тут иногда такие цены закручивают, что даже страшно становится, – Олег поправил перекинутую через плечо большую сумку с вещами, что мы привезли на обмен, и обернулся ко мне. – Мы с тобой не пойдем. Тебе нужно освоиться в этом обществе. Да и у нас есть дела. Как только солнце перешагнет зенит, возвращайся. Выступим обратно.

Я кивнула и внимательно огляделась. Коттеджный поселок стал для людей приютом и новым домом. Он располагался недалеко от города, можно даже сказать, что в его черте. Но теперь там, где прежде находился город стоят руины, а здесь – город, в котором живут, торгуют и ведут промысел люди.

Мне было интересно все. Но первое, ради чего я напросилась в город вместе с братом и сестрой – разузнать про браслет, про то, что случилось с Помнящими и есть ли еще хоть какие-то отголоски прошлой цивилизации. Лежка и Арайа жили вдали от общества и смогли мне поведать историю Нового мира лишь какими-то обрывками, и их рассказы больше походили на сказки, чем на реальность. Но даже если отпустить мои сомнения, и это действительно случилось, то все равно связать события и их последствия воедино не вышло бы и за год.

Стоит поискать рассказчиков постарше. К тому же мне сказали, что здесь есть долгожители – потомки Помнящих. Может быть, им что-то рассказывали или они сами еще застали конец начала новой жизни.

– Может, тебя проводить? – предложила Арайа. – Мы ведь все равно тоже отправляемся на площадь.

– Нет, спасибо. Попробую сама со всем разобраться, – я огляделась и, наметив для себя первую остановку, отправилась прочь от постоялого двора.

Это был настоящий город, а не тот коттеджный поселок, который я видела в рекламных роликах в свое время. Была предусмотрена площадь, где собирались торговцы. Были домики для людей разного достатка. В каких-то жили даже несколькими семьями. Где-то ворота и оградки сняты и дома уже не казались такими обособленными, как в мое время. А если присмотреться, то можно заметить, что даже здания, которые прежде использовались под инструменты или рабочий персонал, теперь тоже стали жилыми. В них жили те, кто не мог себе позволить большие площади, но кому требовалась крыша над головой.

Как и в любом городе, люди встречались разные – и побогаче, и победнее. Пару раз наталкивалась даже на попрошаек, которые протягивали ко мне трясущиеся руки и что-то жалобно выскуливали. Обычное разделение на классы, на достаток, на статус. Все это не меняется, какой бы век не стоял на дворе.

Только сейчас ко мне стало приходить окончательное осознание того, что мир, в котором я родилась и выросла, в котором я стала тем, кем меня встретили Арайа и Олег, исчез бесследно. Я никогда не вернусь туда, и он никогда не станет прежним. Те времена не просто прошли. Жестокая действительность просто стерла с лица земли, из памяти людей все, что было мне известно и дорого.

И если до посещения города пустые улочки, переезд в дом-музей и отсутствие соседей воспринимались, как временный феномен, то именно сейчас становилось понятно, что все это не сон, не отпуск и не игра. Реальность и современная жизнь со своими технологиями высокими и не очень, со своими телефонами, электростанциями и водопроводом развернулась на сто восемьдесят градусов полтора века назад и отправилась обратно вглубь средневекового прогресса.

Только сейчас в голове начали зарождаться вопросы, почему Помнящие не остались в городах? Почему не научили работать на станциях, вышках, водокачках других? Почему не попробовали имеющимся числом поддержать обычный порядок вещей?

И почему вообще среди всего этого мгновенного забвения оказались те, кто не потерял память? Слишком много вопросов, и совершенно некому на них ответить.

Арайа говорила, что вся история былых времен в их время сконцентрирована у старейшин и распорядителей городскими записями. Но к ним попасть сложно – так просто на улице их не встретишь, а в здание городского совета не пускают проходимцев.

Бюрократия вечна. Хотя я в этом не сомневалась и до слов Арайи. Поэтому стоит искать стариков и рассказчиков где-то на площади или в питейных заведениях.

Денег, что мне дали должно хватить на поесть и угостить, если в этом будет необходимость.

Солнце поднималось к зениту, и улица наполнялась людьми. Разворачивалась торговля. Попрошайки перебирались в тенек. А дети куда-то спешили…

Дети – лучший индикатор интересностей. Проверено еще со времен, когда мне самой было шесть. Туда, куда спешит большинство детей, стоит прогуляться и взрослому. Ибо там происходит одно из двух – либо случится насилие, которое необходимо пресечь, либо что-то очень хорошее, в чем стоит поучаствовать.

Я последовала за шумной оравой, бежавшей не очень быстро, но растущей на каждом углу. В итоге, когда они добрались до пункта назначения, их насчитывалось не меньше двадцати. И мальчики, и девочки были облачены в какие-то простые штанишки и рубахи, кто-то обут, кто-то бос, у кого-то я приметила даже аккуратно убранный волос. Видимо детство и здесь не имеет разделений на классы и достаток семьи. Здесь свои критерии отбора.

А впереди на старом деревянном ящике сидел пожилой мужчина и что-то рассказывал.

– И тогда они отправились в путь. Долгий и полный опасностей. Они собрали всех, кто остался в живых, рассказали им, что знали, и отправились на юг. Ведь каждый угол, каждая улица, каждый дом тут хранил опасность. И нужно было выбираться отсюда прежде, чем вернется Забытье и заберет тех, кто спасся.

Я постаралась подойти поближе, насколько позволяла детвора, и, подперев плечом стенку, продолжила внимательно слушать рассказчика.

Мужчина был в ударе. И дети, разинувшие рты от интереса и любопытства, смотрели на него во все глаза.

Для них это было сказкой, некогда случившейся, но невероятной. Просто сказкой, не реальностью, не историей.

– Еще стояло лето. Земля грела и дарила свои плоды. Дома, в которых останавливались люди, отправившиеся в далекий и опасный путь, защищали от ветров и дождей. И вот, через столько дней в пути они нашли Город! Тот, в котором их приняли и дали им кров. Их покормили и рассказали, как теперь жить. И они остались там вместе с другими.

Жизнь налаживалась. Теперь они всем городом выращивали себе пропитание, охотились в лесах и учились шить одежду. В преддверии зимы они готовили запасы и утепляли дома.

Время шло и жизнь вошла в новое русло. Текла своим порядком, устоявшимся и уже привычным.

Но одной темной, осенней ночью в городе появилась одинокая девушка. Она вошла в ворота с северной стороны и направилась дальше на юг.

Она шла по ночным улицам бесшумной походкой, заглядывая в дома, где еще не спали, и выискивая что-то. Ее приглашали переночевать и угощали, как и полагается гостеприимным хозяевам. Но она отказывалась, пытаясь собрать всех на площади.

Она принесла страшные вести о том, что на севере больше никого не осталось. Но она знает, как спасти их и хочет научить их этому.

Люди, уже забывшие о страшных бедах Забытья, уже начавшие новую жизнь, не поверили ей, но предложили остаться. Предложили ей кров и еду. Чтобы она завершила свой путь в покое и уюте.

Однако девушка не желала этого. Она взывала к памяти о том страшном дне, когда погибли и пропали сотни, а то и тысячи людей. К тем временам, когда их покинула память, и они приняли решение отправиться в путь на поиски новой жизни. Она хотела заставить их вспомнить то страшное, что случилось с ними и их отцами.

Люди отвернулись от нее. Им не хотелось вспоминать то, что приносило страх и боль где-то глубоко в душе.

А она несла в себе все то, что Помнящие желали забыть.

Никто не мог успокоить ее или заставить замолчать. Она все кричала и требовала помнить.

И тогда город выгнал ее за свои ворота, чтобы защитить ту жизнь, что они обрели, тот покой, к которому они так долго шли.

Вот только пока ворота закрывались перед девушкой, она сказала две вещи, которые навсегда изменили привычный ход вещей жителей Города.

А через несколько дней после ее ухода в городе началась болезнь. Гиб скот, а дети метались в страшной агонии, не способные прийти в себя. Люди в ужасе пытались спасти их, но становилось все хуже. Вскоре в городе остались лишь те, кто пережил Забытье. А рожденные после этого были похоронены в братских могилах. Вокруг города сутками горели костры, на которых сжигали скот, чтобы напасть не перешла на других.

За неделю город стал Призраком. Те, кто выжил, отправились на юг, чтобы предупредить о девушке, которая и принесла эту страшную болезнь. А дорога в этот город была навсегда забыта.

Но до сих пор, если глубокой ночью выйти в большое пшеничное поле, растущее на севере, внимательно вслушаться в вой ветра, то можно услышать детский плач детей, погибших в том городе. Это Город-Призрак зовет к себе, чтобы угомонить свое одиночество. Чтобы к нему вновь вернулись люди. Чтобы его земли вновь вспахали, а в домах вновь зажегся свет…

Повисла гробовая тишина. Дети еще переживали услышанное, а рассказчик ждал их реакции. Страшилка в его исполнении вышла очень хорошая… для детей. Но все ли в ней выдумка или есть и толика правды?

Я оглядела всю детвору, которая смотрела на мужчину, разинув рты, и скрестила руки на груди. Им было не просто интересно, для них это страшная сказка. И сегодня многие отправятся посреди ночи, пока не поймали родители, в поле – слушать детский плач Города-Призрака.

Я ухмыльнулась, обратив тем самым на себя внимание рассказчика.

Он бросил на меня беглый взгляд, но вдруг, развернулся в полный оборот, испугано уставился на мою руку и потом поднял глаза на меня.

Я же в ответ вопросительно подняла брови, стараясь не нарушать ту атмосферу, что он создал своим рассказом.

Мужчина снова перевел взгляд на руку, его дыхание участилось, как, впрочем, и сердцебиение. Побелевшими костяшками он схватил плащ, на котором сидел и, резко вскочив, прошмыгнул в какую-то узкую улочку, выходившую сбоку от ящика.

И тут же тишина взорвалась детскими криками и смехом:

– И не страшно вовсе!

– Сказки все это!

– Вот трусишка! Еще же день!

– А пошли сегодня слушать ветер! – предложил кто-то из детей постарше, – Надо же проверить слова Бродяги.

И гомон прекратился так же резко, как и начался. Все задумались.

И не над тем, как это может быть опасно. А над тем, как прошмыгнуть мимо родителей этой ночью.

Здесь мне больше нечего получить. Лишь вспомнить, как все же интересно и бесстрашно детство. Но оно прошло, так и не начавшись.

Я развернулась и отправилась прочь, пытаясь сориентироваться на местности. В какой угол, и в каком направлении привела меня детвора?

И все же что напугало рассказчика в моем виде? Ведь не может быть такого, что он убежал лишь из-за того, что в детской аудитории встретил взрослого. Его история достаточно безобидна, хотя, возможно, в этих краях ее расценивали, как запрещенную или опасную. И он побоялся, что я на него донесу?

Но почему тогда, он так уставился на мою руку? Его испугала не я, а то, что он увидел. А это уже две совершенно разные вещи.

Я бросила беглый взгляд на руку и в очередной раз столкнулась с тем, что браслет – это уже не просто милая бижутерия, подаренная старичком в последний день, который я помню из прошлой жизни. Этот браслет – коробочка, переполненная загадками и тайнами, на которые никто не в силах пролить хоть какой-то свет.

– Я бы на твоем месте убрал его с руки, – послышалось где-то снизу, а перед самыми ногами рассыпалась горстка мелких косточек.

Я остановилась и внимательно огляделась в поисках источника голоса.

У стенки, в самой тени, сидел странный старик, смахивающий на сумасшедшего бродягу. Его пепельный волос, местами припорошенный белоснежной сединой, некогда был собран в пучок, но давно потерял ту форму и аккуратность, что ему придавали. Нос, когда-то вырисовывавший гордый греческий профиль, давно поменял свою форму и больше походил на вороний клюв, а глаза…. их, словно заволокло тонкой пеленой поверх голубого моря. И все же невозможно точно сказать, сколько же лет этому старику. И старик ли он? В этом времени с этими условиями жизни люди меняются быстрее, чем взрослеют.

Мужчина подался вперед и внимательно посмотрел на косточки, разбросанные перед моими ногами.

– Лучше никому не показывать его, – выбирая одни и оставляя другие, продолжил он некое подобие гадания. – Это может нехорошо кончиться. И не обязательно для тебя.

Закончив свои странные действия, мужчина повернул несколько косточек в мою сторону, и ткнул в них длинным пальцем, больше походящим на палочку бамбука с узелками на местах фаланг.

– Ты все помнишь, но так глубоко, что сейчас твоя голова кажется пустой, – он вернулся к стенке и сел, глядя на меня снизу вверх. – Но это не так. Вся твоя память, она на дне, осела, как ил. И если ты начнешь трясти головой, то этот ил начнет подниматься и мутить все вокруг. Сначала кусками, какими-то обрывками, а потом, когда поднимается самый старый осадок, все вокруг окрасится в его цвета.

– Я не понимаю, как это все связано?

Мужчина говорил даже не загадками, а какими-то бессвязными и совершенно непонятными мыслями. Какой ил? Зачем трясти головой?

– И что это за косточки? Ты гадаешь?

– Нет, я читаю твое прошлое и подглядываю в твое будущее, – старик отрицательно покачал головой, убрал все косточки обратно в мешочек и затянул его покрепче. – Но ты к себе не пускаешь. Даже щелочки не оставила. Зато задняя дверь за тобой не прикрыта, и там все отлично видно.

– И что же там видно?

– Слеповат я уже, – ухмыльнулся старик и подставил лицо слабому солнцу. – Мутно все.

Я пошарила в мешочке и вытащила пару монет.

– Это мне зрение не исправит, – он улыбнулся и отрицательно покачал головой. – Но вот, что я тебе скажу, убери браслет, он опасен для окружающих.

– Я тебя не понимаю.

– Если кто-то увидит его, – вздохнув, пояснил он. – Может случиться что угодно. И массовая паника – самая малая расплата за такое смелое украшение. Думаешь, он просто так резко сбежал?

Я оглянулась на проулок из которого вышла, пытаясь понять, как старик мог это увидеть отсюда. Выходило, что никак. Но говорил он настолько уверено, что не возникало ни малейшего сомнения – его слова не выдумка или смелое предположение.

– Это близко к твоей незакрытой двери, – пояснил он. – Это и без них видно, – мужчина встряхнул мешочек с костями и вновь бросил их мне под ноги.

Теперь мне удалось разглядеть среди них несколько маленьких птичьих косточек, и даже черепок. В этой горочке нашлись и скелетики совсем маленьких птичек, то ли воробьев, а может, и еще меньше. Но выяснять, как он добыл их, мне не хотелось.

Мужчина снова внимательно рассмотрел расположение косточек, и вновь начал подбирать их по одной обратно:

– Если не можешь снять, то спрячь его. Замотай или опусти рукав пониже. Не показывай его никому. Это к беде. Его носили и в те времена, когда я был мальчишкой. И когда мать ходила мной. И когда она сама была девчонкой. Их было мало, и все они несли страшные вести.

Так думают люди. Так думает тот, кто только что рассказывал историю, – он кивнул в сторону проулка и продолжил. – Но это не так. Беды шли за ними, если люди отказывались им верить. Тех, кто носит такой браслет зовут Предвестниками. Они приходят перед бедой. И если люди успеют их разглядеть в толпе, прислушаются к их словам, то не будет беды. Она не придет. Но этого никто не знает.

– А почему ты им не скажешь? – я присела над оставшимися косточками, и встретилась глазами со стариком.

Он залился таким ярким, таким чистым, таким звонким смехом, что невозможно было поверить, что он стар.

– Кто поверит бродяге, читающему историю на птичьих костях?

Я смущенно опустила глаза и перебралась к стене, у которой и сидел мужчина.

– Тогда почему я тебе поверю? Может, и ты рассказываешь сказки.

– А ты и пришла за сказками. Ведь в них кроется правды не меньше, чем в тех книгах, что спрятаны в подвалах Старого города. Но о той истории тебе все известно, а сказки тебе повествуют о новой, той, что началась, когда ты заснула. Сейчас тебе нужно запомнить две вещи – браслет никому не показывай и не рассказывай никому о себе и о том, что будешь вспоминать.

– Но я помню только то, что было до всего этого, – я пространно махнула рукой и откинулась на стену. – А кто поверит, что я это не выдумала, а застала?

– А вот этого вообще никогда не упоминай, – строго заметил он. – Уже то, что это знают те дети, плохо. А если они расскажут кому? Или ты? Начни жизнь заново. И живи так, как хочется тебе. Придет время, ил поднимется со дна и перемешается в твоей голове с новыми мыслями. Ты все вспомнишь и начнешь новую жизнь. А пока просто учись тому, что видишь. И убери браслет подальше от человеческих глаз – он дает тебе силы, а людям дарит страхи.

Старик пошарил рукой в мешочке и достал оттуда маленький черепок какой-то длинноклювой птички.

– Возьми, – он потянулся и вложил его мне в руку. – Он не убережет тебя, и не будет охранять. Но он будет напоминать тебе об иле, что в тебе есть. И когда придет время, он поможет его поднять.

Я растерянно сжала черепок в кулак и кивнула.

– Иди, – старик подтолкнул меня к улице, уже переполненной людьми и звуками. – Мне больше нечего тебе сказать. Мое зрение уже не то, что было прежде.

Убрав черепок в мешочек с деньгами, я вновь достала пару монет и протянула их старику.

– Это не милостыня, – насильно вкладывая их ему в ладонь, пояснила я. – Это плата за рассказ.

И пока он не нашелся, что ответить, пошла прочь.

Чувства вновь стали смешанными. В мыслях вихрилось недоумение, негодование, удивление и непонимание. Снова разум отказывался принимать тот факт, что прошло полтора века и люди не просто живут новой жизнью, а даже и не знают другой. Они пользуются привычными для меня вещами совершенно не по назначению. Они меняют реальность под себя, стараясь выжить.

И если, живя у себя там, в Старом городе, в доме с каменной печью, со свечами и остатками газа в баллонах, я воспринимала это, как эксперимент, как что-то простое. То теперь, выйдя в город, встретив странного старика с птичьими косточками, меня снова окунуло в чужой, чуждый мне быт. В мир, где никто не знает о телефонах, о электричестве и вакцинации.

Удивительное средневековье, выстроенное на руинах моего мира. И я – последний свидетель прежней жизни. Той, что текла до Забытья, которое лежит где-то в моей памяти, как ил, и со временем обязательно поднимется на поверхность.

«Только нужно тряхнуть головой, – я улыбнулась такому простому объяснению. – И он поднимается со дна.»

Все так просто звучало из его уст, но так сложно и запутано было на самом деле. Возможно, он имел в виду, что нужен толчок, какое-то событие, которое все вновь поставит на свои места. Говорят, что при амнезии, так и бывает, чтобы вспомнить, нужен стресс. Может, у меня то же самое?

Но это все равно не объясняет тот факт, что меня выкинуло из моего времени на целых сто пятьдесят лет. И если к памяти мне оставили ключи под ковриком, только не сказали, где этот самый коврик лежит, то о билете на обратный маршрут в родное время не озаботились.

За этими мыслями я даже и не заметила, как оказалась на площади, залитой волшебной трелью. Над людьми в разные концы улицы, будто лучики, расходилась музыка, создаваемая какой-то примитивной дудочкой. Звук был чистый, но такой простой, будто кто-то дул в тростник с несколькими просверленными в нем дырочками. Но этот звук казался таким родным, что я вернулась к реальности и отправилась туда, где люди уже образовали круг.

Они обошли мальчишку, сидевшего на перевернутом ящике и совсем маленькую девочку, кружившуюся под музыку, лившуюся от него. Она совершенно не умела танцевать, а скорее просто скакала вокруг него, наслаждаясь мелодией и тем, что она несла в себе. Но это и было то самое самобытное культурное открытие, которого я не видела с самого момента пробуждения.

И только сейчас ко мне пришло осознание, что прежде нигде не играла музыка, не пели люди, и даже не встречались клетки с певчими птичками. Никто не декламировал стихи, а на площади не было балагана с актерами. Никто не играл на примитивных инструментах самые простые мотивы, и никто не танцевал.

Даже сейчас люди с интересом смотрели на детей, не понимая, что они видят и слышат. Никто даже не притопывал в такт музыке….

Только я…

Когда мое тело поддалось музыке, мне не известно. Но толпа внезапно образовала новый круг, больший по диаметру. Она расступилась, не просто давая мне воздуха и места для танца, а испуганно отходя от того, что им никогда раньше не встречалось.

В какой-то момент круги объединились и маленькая девочка, скакавшая вокруг музыканта, остановилась, глядя на меня. Даже она не понимала, что означают движения, шедшие от меня с такой естественной плавностью.

Я просто текла, я следовала за музыкой, я наслаждалась ею и тем, что могла забыть обо всем. Не было сейчас ни полуторавекового сна, ни миллионов погибших людей, ни Забытья, ни новых городов. Были только музыка и я, мелодия и танец.

Мальчик чувствовал это не хуже меня, а может, даже и лучше. Темп увеличивался, музыка становилась быстрее. Я следовала за ней, за ним, за своим собственным телом.

Разум перестал властвовать надо мной, меня приподняло и швырнуло обратно в те первобытные времена, когда для общения не требовались слова. Когда тело говорило красноречивее, а движения объясняли больше.

Новые, ранее не выдававшиеся па смешивались с классическими и давно устоявшимися. Тело существовало отдельно от меня. Оно было свободно, оно летело. Оно просто жило.

И остановилось оно также резко, как закончилась музыка. Мы чувствовали друг друга, словно на пару минут превратились в единое целое. И смогли видеть каждый следующий поворот, каждое желание. Мы понимали все и читали друг друга, как раскрытую книгу.

А мир застыл. Люди затаили дыхание в ожидании нового поворота, что будет дальше? И что было прежде? На их лицах читались интерес, восторг, непонимание. Они видели и слышали все впервые.

И они просто не понимали, что теперь нужно делать? Как поступить, когда представление закончилось.

Я улыбнулась и поклонилась любопытной публике. За спиной послышался скрежет – мальчик тоже встал и последовал моему примеру. А девочка, уже пришедшая в себя от удивления, подхватила фартук, повязанный поверх длинной, уже несвежей юбки, и побежала вдоль первого ряда зрителей, что-то тихо щебеча.

Кто-то тут же отворачивался и, пробираясь через плотную толпу, уходил прочь. Кто-то шарил в карманах, находил монетку, и бросал девочке в фартук. Людей становилось все меньше, фартук очень медленно, но тяжелел.

Когда же вокруг нас осталось не больше пяти человек, я увидела удивленную Арайю – она внимательно и восхищенно смотрела на меня, на мальчика, на девочку с приподнятым фартуком. И просто молчала, пытаясь понять, что она видела еще несколько минут назад.

Я улыбнулась ей и, погладив девочку, радостно побежавшую с заработанными деньгами к музыканту, отправилась прочь.

– Постой, – мальчик подбежал ко мне, осторожно ухватившись за сарафан.

Я обернулась и внимательно посмотрела на него. Ему было от силы двенадцать лет. Сухопарый, белесый, с веснушками на щечках и с глубокими васильковыми глазами. Как же сильно заворожила и вернула к жизни дудочка, что прежде мне не удалось его рассмотреть получше. Теперь же, когда музыка прекратилась, и мир вновь погрузился в тишину, переполненную лишь возгласами, бытовыми шумами и передвигающимися телегами, мальчик показался таким простым, невзрачным, что без дудочки и ее волшебной мелодии, я бы его не приметила ни в толпе, ни как одинокого путника.

– Что это было?

– То же, что и у нее, – я кивнула на девочку и улыбнулась. – Просто танец.

– Никогда такого не видел, – он продолжил удивленно смотреть, на меня лишь мельком глянув на девочку, осторожно пересчитывавшую монеты из фартука. – Но все равно спасибо. Теперь нам не страшна зима.

– Разучи еще пару мелодий, и ты никогда не будешь голоден, – я погладила мальчика по его белесой голове и пошла навстречу к Арайе.

Как иронично это звучало. Ведь история идет по спирали. Сначала новое, что прежде никто не видел и не слышал, заставляет тянуться к этому. Люди готовы последние портки отдать, чтобы прикоснуться к неизведанному. Но время идет и это новое приедается. Становится старым и уже неинтересным. И те, кто еще минуту назад собирал вокруг себя сотни, а то и тысячи зрителей, остается ни с чем.

Эти дети были первыми, кто открыл для людей мир музыки и танца. Но насколько хватит интереса публики? Когда закончится эта возможность зарабатывать искусством, невиданным прежде?

Я прошла все стадии. От любви к танцу, до роли вечного статиста в толпе таких же средних танцоров. Были и взлеты, и падения, ушибы, растяжения, триумфы. Были полные залы и три зрителя в последнем ряду. Были овации и сжимающая сердце хула. Все это пройдено.

А здесь все только начинается…

– Что это было? – повторила вопрос мальчика Арайа, когда я сровнялась с ней.

– Танец, – немного печально от своих мыслей ответила я. – Разве у вас тут не принято танцевать?

– Я не знаю, – девушка пожала плечами и внимательно посмотрела на детей. – Я такого прежде не слышала и не видела.

– Вернемся домой, я тебе и не такое покажу, – я похлопала ее по плечу и огляделась. – А где твой брат?

– Он еще не со всеми делами разобрался. А мне сказал отправляться на постоялый двор, нужно заказать еды и припасов, чтобы отправиться обратно засветло.

Я кивнула. Мне тоже нечего здесь больше получить…

Погоня и поиски

Дни тянулись друг за другом в устоявшемся распорядке. Ни потрясений, ни радостей. Один день сменял другой, солнце проходило свой путь, вставая на востоке и прячась на западе.

А мы продолжали жить и учиться.

Я училась новым реалиям и готовилась к неминуемо приближающейся зиме. Арайа училась искусству, проведывая меня раз в несколько дней, Олег учился владеть новыми вещами, которые прежде в его роду обходили стороной.

Им нравилось проводить со мной время. Им было интересно бродить по Старому городу, где теперь появилась живая душа. Для них в одночасье сломалась печать запрета, древнего табу на посещение места, где все началось. И теперь им еще больше хотелось узнать о том народе, что жил здесь до них.

Мы помогали друг другу. Мы существовали на взаимовыгодных условиях. Я учила, они кормили. Я помогала им, а они мне.

Но со временем наше сосуществование или соседство переросло в семейные отношения. Я подбирала полезное оборудование, которое может облегчить их быт и жизнь, а они учили обходиться тем, что имею.

И вот теперь, раскидывая выпавший за ночь удивительно потяжелевший снег, я радовалась тому, что Олег успел привезти и наколоть дрова. Вокруг звенела тишина, такая густая, что ее можно было есть ложкой. А снег, отражая ее от своей поверхности, только усиливал этот звон.

За три месяца для меня физический труд стал привычным. И если первый мой выпавший снег превратился в испытание – в проверку на выносливость и стрессоустойчивость, то теперь традиционный утренний выход с совковой лопатой на бис стал нормой.

Меня выбросило из эпохи высоких технологий, центрального климатизатора и ламп дневного света во времена свечей, дровяной печи и записок через пса. Но почему теперь это не вызывает раздражения, а рисует улыбку на лице?

Я разогнулась, воткнув лопату в сугроб, и подставила лицо зимнему солнцу. А ведь по всем показателям сейчас ноябрь, примерно середина. Но откуда же столько снега? И почему мороз так сильно кусает за щеки?

Проход был откопан меньше чем на половину до колонки, а там еще и лед где-то под снегом. Вот там-то и начнутся испытания вперемешку с фигурным катанием. Но кофе хочется сильнее, чем отдохнуть, поэтому стоит пожертвовать мягкими тканями в угоду своей страсти.

И снова я ругала себя за лень. Воды, заготовленной с вечера, хватило лишь на утренние умывания, а вот завтрак в очередной раз отошел на задний план.

Кто ж знал, что ночью выпадет столько снега? Ну, кто мог подумать, что наутро дверь придется вышибать с разбега, чтобы выпасть потом на улицу? И вот теперь до заветного кофе оставалось лишь полдорожки, ледяная колонка и пустое ведро.

Но почему-то от этих мыслей было не обидно, не страшно, не слезливо, было просто смешно и как-то по-особому радостно на душе. Только сейчас ко мне пришло осознание, что впервые за сто семьдесят пять лет я по-настоящему счастлива. Не нужно никуда спешить, не нужно соответствовать чьим-то ожиданиям, не нужно переживать из-за всяких мелочей и чужих взглядов. Нужно просто жить так, как хочется тебе. И делать все, чтобы именно тебе стало хорошо и комфортно.

Видимо только для этого мне стоило хорошенько выспаться полуторавековым сном. Была все же в нем какая-то польза.

Но жесткое желание позавтракать ароматным кофе с сухарями, заботливо изготовленными Арайей, оказалось сильнее лени. И оно требовало прекращать свои философские размышления и продолжать раскопки.

Оттого лишь разогнув спину у самой колонки, я увидела его. Огромный пес летел в мою сторону, проваливаясь в сугробы по самую грудь и выпрыгивая из них, словно выныривая из воды. Он надвигался в полной тишине, как снаряд, выпущенный из пушки. И чем ближе становился этот мохнатый болид, тем сильнее начинало сжиматься сердце.

Что-то случилось. Что-то нехорошее произошло в Имении. Иначе Бутс появился бы не ранее чем завтра, а то и вообще к концу недели. Не было слышно даже хруста снега под проваливающимся псом. Страшная, гнетущая тишина убивала меня догадками и переживаниями.

Не выдержав этого, я отбросила чертову лопату и, утопая в тяжелом, но таком рыхлом снегу по пояс, побрела в сторону вестника. Казалось, что исчисление времени пошло на часы, таким вязким был снег и таким недостижимым оставался пес. А я, будто ледокол, рассекала собой сугроб, таранила его, прокладывая себе путь.

Прошла вечность прежде, чем мы встретились. И казалось, что это испытание не закончится никогда. А снег начнет со временем таять только от прикосновения ко мне – так сейчас горело все мое тело от напряжения.

Наконец, пес остановился и громко гавкнул, нарушив тем самым зловещую тишину. Я упала рядом с ним, пытаясь выстроить дыхание, пытаясь немного остыть, и разглядывала его ошейник в поисках тубы, в которой брат с сестрой передавали мне записки.

Тубы не было. Пес молча смотрел на меня, ожидая чего-то. Мы оба молчали. И тишину нарушало только мое тяжелое дыхание, а Бутс будто и не запыхался вовсе. И все же в его взгляде стойко читалось какое-то особое беспокойство. Что-то случилось. И нужно срочно отправляться в Имение.

Все еще пытаясь расправить легкие и без боли пустить в них побольше ледяного воздуха, я встала и побрела обратно к дому. Нужно срочно отправляться к Олегу и Арайе, но предательский снег слишком глубок, чтобы добраться до них засветло.

Бутс молча следовал за мной, не показывая своего беспокойства и не подгоняя. Но было в нем что-то заставляющее поторопиться. И это сложно было не почувствовать.

Значит, времени на раскопки нет, как, впрочем, и на неуклюжее перемещение на лыжах.

Я обошла дом и, еще раз все хорошенько обдумав, открыла ворота сарая, переоборудованного в гараж. Там дожидался своего часа притащенный на телеге и отлаженный снегоход. Будучи пешеходом, я никогда не обращала внимания на количество имеющихся АЗС, поэтому и после пробуждения этим вопросом задалась в последнюю очередь. Автоматика на них давно приказала долго жить, но благодаря лому и такой-то матери, у нас получилось взломать несколько резервуаров с бензином и принести в гараж несколько канистр.

И снегоход, и топливо были неприкосновенным запасом, хранящимся на случай крайней необходимости. И, внезапно скоро, он настал.

Я спустила транспорт на снег и завела его, стараясь морально приготовить себя к поездке. Казалось бы, что может быть приятнее и увеселительнее, чем поездка по опустевшему городу? Ни тебе пробок, ни тебе пешеходов. Но именно в этом и крылась вся опасность – никто давно не ездил по этим дорогам, а теперь и дорог-то не было – только снег. Причем даже не утоптанный. Утонуть в таком можно на счет раз, а выбраться без посторонней помощи не всегда представлялось возможным.

Но появление пса вне планов и расписаний – веский аргумент в пользу использования техники.

Погрузив запасную канистру с топливом под сиденье, достав самый плотный и не продуваемый лыжный костюм, который был благополучно подобран в спортивном магазине после первого же снегопада, надев теплую маску, очки и шлем для абсолютной безопасности, я рванула по снегу в сторону Имения. Мне оставалось только лететь вперед, надеясь на то, что я успею. Хотя, глядя на глубину ям, из которых выпрыгивал Бутс и его скорость передвижения, успеть можно было только в случае очень медленно-развивающихся событий.

Я поддала газу. Старые дома становились меньше высотой, а впереди темнели лысые верхушки деревьев. Бутс давно пропал из виду, но все же бежать по колее от снегохода ему будет легче, чем по снежной целине.

Имение близилось, сердце сжималось еще сильнее.

Двор оказался пуст и погружен в мертвенную тишину. У крыльца виднелись следы борьбы, снег вытоптан до плотной корки, а конь, запряженный в сани, неистово бил копытом, будто пытаясь пробиться на ту сторону земного шара.

Не было ни признаков грабежа, ни погромов. И это еще больше вгоняло меня в непонимание – здесь за что-то с кем-то боролись, но ни крови, ни раненых я не видела.

Из дома раздался какой-то шум. И я оказалась на крыльце, даже не заметив этого. А благодаря все тем же рефлексам, успела уклониться от ножа, вылетевшего из дверного проема.

Нож воткнулся в перила крыльца, я же осталась стоять, прижавшись к стене.

– Лежка! Это ты? – не пытаясь больше попасть внутрь дома, подала я голос.

– Я! – удивленно ответили из проема.

Внутри послышалась какая-то возня, но я решила пока не показываться.

– А ты как здесь оказалась? – поинтересовался парень.

– Бутс прибежал.

– И ты так быстро добралась? – Лежка показался из-за двери очень осторожно, проверяя одна ли я.

– Одна я, одна, – я поднялась по лестнице и вытащила нож, глубоко засаженный в хорошо отшлифованное дерево. – Ух и силища у тебя, так вогнал. Если бы я не успела увернуться, по самую рукоятку бы в меня вошел.

– Ну, откуда ж я мог знать, что это ты! – он озабоченно забрал из моих рук нож и вернулся обратно в дом.

– Где Арайа?

– Ее забрали.

– Куда и кто?

– Нет сейчас времени вести беседы. Нужно отправляться за ней. Спасать ее надо!

– Подожди, – я вбежала в дом и внимательно оглядела помещение.

Олег уже собрал какой-то мешок. Поверх бросил тот самый нож, что я благополучно ему вернула. А сейчас рылся в кладовой в поисках чего-то очень давно там оставленного.

– Давай по порядку, – встав за его спиной, чтобы ему было слышно, предложила я. – Что случилось?

– Когда мы приезжали в последний раз в город за припасами, – не отрываясь от поисков, пояснил Лежка. – Туда же приехал и Мафус с каким-то дружественным визитом. Что он делал там – на улице – и как он ее увидел среди толпы, я не знаю. Но он ее увидел. И он ее возжелал. Люди, которые сегодня приехали за ней объявили все торжественно и даже посмели поздравить меня с великой честью. Как же честь – отдать единственную сестру бессмертному и бессменному правителю. Ха! Я отказал, Арайа попыталась сопротивляться. Но все безрезультатно – их больше, у них оружие. А мы? Она в шубе, а я вообще босой и в рубахе. Пришлось отступить. Чтобы все лучше подготовить, нагнать и спасти ее.

Олег вышел из кладовой с огромным узлом, в котором хранилось что-то жесткое и тяжелое, и принялся раскладывать его прямо на полу. Под слоем первой плотной ткани оказалась вторая, а потом третья и последняя слегка промасленная, скрывавшая под собой какой-то кожаный доспех.

Он походил на плотную и жесткую рубаху со стоячими рукавами и застежками на спине. Просто усмирительная рубашка времен буйных крестовых походов.

– Некогда размусоливать. Надо отправляться за ними!

Лежка с натугой поднял доспех и попытался его примерить. Но судя по его покрасневшему лицу – это было не так-то и просто.

– А без него никак?

– Их пятеро, и они все вооружены. Два арбалетчика, трое только с мечами и копьями. Против таких в льняной рубашке не пойдешь. Нужна защита.

– И ты делаешь выбор в сторону броне-рубашки для пациента психбольницы?

– Я тебя не понимаю, – Олег отпустил доспех и тот с грохотом опал на пол. – А чем еще можно себя защитить? У меня из оружия только ножи и шест, а они до зубов. Как я с ними справлюсь тогда? Или ты предлагаешь отпустить Арайю?

Я скрестила руки на груди и внимательно посмотрела на парня, отчаянно желавшего спасти свою сестру. Это событие стало для него не просто потрясением, это – ужас, которого он боялся всю свою жизнь.

Парень потерял сестру. Не смог ее защитить, и не знал, что теперь предпринять, чтобы все вернулось и стало как прежде.

Я схватила его за руку, на ходу бросила ему тяжелый тулуп и побежала к снегоходу:

– Одевайся! По пути все расскажешь.

Лежка рефлекторно надел тулуп, повязал его каким-то шнуром и удивленно уставился на мой транспорт.

– На этом поедем?

– Нет, для начала нужно подготовиться ко всему.

– Но мы их упустим!

– Как давно они ее забрали?

– Несколько часов назад. Я успел только запрячь Буранчика и начать сборы.

Бутс еще не вернулся, бежать до меня по снегу это не меньше двух часов, я же обратно добралась минут за двадцать. Когда я подъезжала к Имению похитителей уже не было видно. Уходили они, скорее всего, в спешке. Поэтому прошло не менее двух, максимум трех часов. Но сейчас по такому снегу их будет сложно догнать.

– А ты знаешь, куда они ее везут?

– Знаю.

– И нам там будут рады?

– Не думаю.

– Тогда нам нужно хорошенько приготовиться к погоне и только потом отправляться, – я села на снегоход и хлопнула позади себя, приглашая Лежку.

– Но мы их не догоним, – неуверенно садясь за мной, возразил все же он.

– Зато не погибнем!

Двигатель снегохода взревел, и мы отправились обратно в город.

– Давно присмотрела этот магазин, – пояснила я, открывая дверь и окна для большей освещенности помещения. – Но такое оружие неэффективно, если нет припасов. Поэтому выбирай только то, что знаешь и чем сможешь пользоваться беспрепятственно.

Парень удивленно вошел в торговый зал вслед за мной. И в глазах заиграли восторженные огоньки.

Будто ребенка впустили в магазин игрушек. Ему было интересно все. Но если огнестрельное оружие казалось реликтом, которым не управится, то ножи, аккуратно разложенные по витринам, сразу обратили на себя его внимание.

Я зашла за прилавок и, найдя ключи от шкафов, открыла все для Олега.

– Выбирай внимательно, брать надо мало, но эффективно. А я пойду на склад – нам нужны припасы.

Лежка кивнул и продолжил рассматривать, примерять в руке и перекладывать ножи. Прежде я не видела такой нежности в его глазах.

Меня же привлек небольшой арбалет, стоявший в витрине особняком. Выцветший ценник гласил, что он самый легкий из имеющихся в магазине, самый скорострельный, легко-заряжаемый и мощный для своего размера.

А учитывая мои умения в рукопашном бою, да и вообще мой опыт в драках, без стрелкового оружия нам не обойтись.

Вытащив малютку из витрины, я взвесила его на руках и огляделась в поисках болтов. Когда-то в детстве мне очень нравились фильмы и сказки про амазонок, индейцев и более поздние варварские эпохи. Всегда после их просмотров мне мечталось, что я одна могу спасти деревню или убить дракона, попав стрелой прямо в глаз.

И вот детские мечты сбылись, я действительно могу спасти прекрасную принцессу, правда, пока сама не знаю от чего и как. Поэтому стоит призадуматься над экипировкой и подготовиться к пути максимально эффективно.

С интересом зарядив и достаточно легко натянув тетиву, я огляделась в поисках мишени. Не может быть, чтобы такое оружие покупали без апробирования, учитывая сумму, указанную на ценнике после описания всех его восхитительных характеристик.

Не смотря на распахнутые окна и дверь, в зале сложно было рассмотреть четкие очертания чего-то, расположенного дальше вытянутой руки. Оттого и мишень нашлась не сразу.

К тому же приклеенный поверх самой мишени образ какого-то кабана с наглой мордой и красным кружочком в районе ребер отлично маскировал этот стенд от любопытных глаз.

Я прицелилась, но не успев даже настроить и выровнять дыхание, почувствовала резкий укол в левое запястье и отпустила курок. Уже набрав воздуха в легкие, чтобы выругаться, пришлось выдохнуть – болт оказался ровно в красной точке, обозначавшей яблочко.

Но что требовало более детального рассмотрения, так это нож, разрезавший мой углепластиковый снаряд ровно пополам. Я перевела удивленный взгляд на Лежку, он растерянно посмотрел на меня.

– И как ты это сделал?

– Не знаю. Услышал глухой звук и отреагировал.

Вспомнив нож в перилах крыльца, я кивнула. Значит, у него просто талант, отточенный годами. И немного везения. Иначе объяснить произошедшее было сложно.

Как, впрочем, и укол.

Я постаралась сдвинуть браслет, чтобы найти место укола или хотя бы вытереть кровь. Но это оказалось невозможным – он словно прирос к моей коже.

Зато я стала видеть все намного четче. И оглядев зал, осознала, что виду даже мелкие детали, которые не смогла бы заметить и при более ярком, полноценном освещении.

– Все в порядке? – Олег осторожно подошел к мишени и вытащил нож из податливого материала.

– Да, все хорошо, – я пошарила под прилавком в поисках фонарика, но его там не оказалось.

Но и без него все оказалось отчетливо видно в темном помещении. Удивляться и рассуждать над этим феноменом времени не было. Нужно собрать все, что может пригодиться, но не усложнит наш путь.

– Бери только то, что уместится на тебе. Ножны тоже посмотри вокруг, а я пойду, наберу еще снарядов для арбалета.

Наличие стрелкового оружия, да еще с такой мощностью и скорострельностью, освобождало нас от необходимости утяжелять себя какой-то уж очень сильной защитой. К тому же лучшая защита в рукопашном бою – умение блокировать и наносить точечные удары. А если мы оба можем сократить количество противников на расстоянии, то необходимость в броне и вовсе отпадает.

Темный склад был не освящен. Но по какой-то удивительной и совершенно необъяснимой мне причине, я видела полки, стеллажи и их содержимое. И это были не контуры, которые приходилось бы ощупывать для точной идентификации. Я видела все так же четко, как и при свете дня. Лишь с одной оговоркой – все казалось чуть серее привычного.

Но и тут не было времени для удивления. Когда мы добрались до магазина, солнце уже неумолимо близилось к зениту. А нужно еще успеть собраться, перегрузить все на сани и отправиться в путь.

Я схватила коробки с болтами, проверила подходят ли они для моего арбалета и вышла обратно в зал, еле успев отпрыгнуть в сторону.

В двери вновь оказался нож. И этот вытащить из расщепленного толстого дерева оказалось не так-то просто (если вообще возможно).

– Сколько можно! – воскликнула я, вставая с пыльного пола и стряхивая мусор с куртки. – Ну кто на тебя нападет в древних руинах, где есть только три живых души. И одна из них – ты! Лежка, прекращай сходить с ума! Ты все собрал?

– Да, – он растеряно посмотрел на дверь, в которой памятником человеческой глупости застыл отличный нож. – Я не знаю, как это вышло!

– Плевать, будем считать, что сегодня день сюрпризов, – я побросала коробки в сумку, а арбалет повесила на удачно найденный пояс. – Не время для рассуждений. Ты все взял?

Олег лишь кивнул.

– Тогда нам пора.

Сумка оказалась на удивление легкой, и я спокойно справилась с погрузкой-выгрузкой припасов и снаряжения. Взяв немного денег, еды, спальные мешки и палатку, удачно прихваченную из магазина, мы сели в сани.

– Ты знаешь, куда они отправились? – уточнила я еще раз.

– Да, они сами мне все сказали. Дороги в Новый город две, но они пойдут длинной – там есть несколько Пристанищ и она более безопасна.

– А короткая?

– Идет через лес. И там несложно встретить диких и очень голодных животных. Поэтому я бы тоже предпочел отправиться по длинной. Но тогда мы их не нагоним.

– А если пойдем по короткой, то есть вероятность, что нам это будет уже и не нужно, – сделала я логический вывод.

Лежка промолчал, взвешивая все «за» и «против». А я продолжила свои рассуждения:

– Если ты знаешь, куда они ее повезли, значит, мы точно их нагоним в конечной точке маршрута. Но если будем торопиться и делать опрометчивые решения, то погибнем до прибытия. И, возможно, даже не догнав их. Поэтому более логично будет отправиться в путь спокойно и по безопасной дороге. К тому же на длинной есть Пристанища, а там мы сможем поспрашивать про похитителей и в каком состоянии была Арайа, когда они входили туда. Тогда ты будешь меньше переживать. И последний аргумент, который я могу привести – я плохой боец. И стреляю я плохо. От меня будет мало толку. Поэтому прежде, чем ты вступишь с бой, хорошенько подумай, скольких ты сможешь уложить, и сколькие останутся невредимыми?

– Ладно! – Лежка перехватил вожжи, и повел Буранчика к воротам.

Вскоре к нам присоединился Бутс, ожидавший нас у выхода с территории Имения. Он бежал чуть поодаль, охраняя тылы.

И едва Олег пустил Буранчика мелкой трусцой, как плотный плед, в который меня заставили закутаться, и все дневные переживания дали о себе знать. Казалось, будто отпустила гигантская рука, сжимавшая тело и разум последние несколько часов. И теперь от этого расслабления меня резко начало клонить в сон.

Мерный ход коня и скрип под его копытами стали лучшим аккомпанементом в колыбельной усталости…

Я открыла глаза и удивленно увидела вокруг себя золотое поле. Телега остановилась среди этой красоты и покоя.

Вокруг царила удивительная и непостижимая умом тишина. А в голове стоял один-единственный вопрос – куда делась зима?

Я отлично помнила, что мы выехали из Имения по снегу. Помнила сани, морозный воздух, скрипучую поступь рядом идущего пса.

И как же я тогда оказалась здесь? Теплый ветер обдал мое лицо, и пшеница зашуршала, склоняясь перед его игривостью. Все было реально настолько, что по телу пошли мурашки.

Я огляделась в поисках Олега – не могла ведь телега приехать сама. Но среди золотого поля была только я и пшеница.

От этого гнетущего одиночества становилось немного жутковато.

Одно дело – жить в руинах, где нет больше никого из-за страха к местности. Там скорее испугаешься кому-то живому. Но тут среди золотых колосьев, достающих до моей груди в высоту, я была одна.

И эта тишина, нарушаемая только мерным шуршанием растительности, пугала до чертиков.

Доказать себе, что это сон, не получалось – ветер оставлял на теле приятное ощущение, а колосья немного кололи пальцы при прикосновении.

Я находилась здесь вся – и духом, и разумом, и телом. И больше всего меня мучил только один вопрос – как? Каким нелепым и мистическим образом меня выбросило из заснеженного пригорода в волшебную пору позднего лета?

А учитывая мои последние приключения, закономерно было задать и следующий вопрос – когда? В каком времени я сейчас нахожусь?

День перевалил за середину – солнце перешагнуло зенит. Куда не глянь, во все стороны растянулось поле. Оно уходило за горизонт, окрашивая землю и небо в золотой цвет. И чем дольше я смотрела, тем больше оно походило на море. Оно завораживало и успокаивало своим видом.

Но все же где-то глубоко внутри чувство жути меня не покидало. Было в этой красоте и в этом покое что-то неправильное. А вот что, определить никак не получалось.

И дело было даже не в том, что я очутилась среди позднего лета, закрыв глаза в ранней зиме. Это можно объяснить и сном. Но ощущение полноценной реальности не давало мне покоя.

Я точно знала, что здесь и сейчас – это настоящая жизнь, а не моя фантазия или сон. И если что-то случится здесь, то это будет непоправимо. Я не проснусь и не забуду это, как страшный сон.

А если это реальность, в которую меня внезапно выбросило, то это значит, что нужно двигаться. Если я вижу, осязаю, чувствую запахи, то значит, голод и усталость тоже в скором времени составят мне компанию.

И отсюда можно сделать только один вывод – нужно двигать куда-нибудь. Иначе перспективы вырисовываются не самые радужные.

Я снова бросила взгляд на небо, будто мне это поможет сориентироваться на местности. Но оказалось, что со школьной программы по географии и естествознанию я помню только про мох, которого здесь нигде не нет. Поэтому не имело никакого значения, в какую сторону идти.

Я вернулась к телеге, внимательно оглядела ее в поисках вещей, которые мне могли бы пригодиться. И найдя ее пустой, лишь усмехнулась. Еще больше загадок и еще меньше адекватных объяснений.

Что ж, тогда просто выбираем направление и двигаем туда.

Это было несложно – куда махнула, туда и пойду. Усложнялось же движение пшеницей, которая в отдельных местах росла достаточно плотно друг к другу. Да и под ноги смотреть очень неудобно. Жесткие колосья так и норовили попасть в глаз.

Поэтому мой ход больше был похож на тщательные поиски оброненной линзы, чем на продвижение к какой-то конкретной цели.

Возможно, именно из-за этого я и не заметила, как впереди показался небольшой холмик, будто гриб, выросший среди пшеничного поля. Но когда он обрел четкие очертания, мне стало еще интереснее. К тому же появился ориентир, на который можно ровняться.

Я ускорила шаг, забыв про осторожность. Холмик манил к себе, как яркое пятно, посаженное на белоснежную скатерть. Взгляд был прикован к нему, а не к происходящему вокруг.

И оттого резкий удар в спину стал еще больнее и неожиданнее. Я потеряла равновесие, падая вперед лицом и стараясь сгруппироваться.

В голове роилось такое множество мыслей, что невозможно было ухватиться хотя бы за одну. Впрочем, тело тоже не отставало – я успела только подставить руки, когда столкновение с землей оказалось неминуемым….

– Тише, тише, – успокаивающе, но громко приговаривал Лежка. – Все в порядке. Все будет хорошо.

Я стояла на санях, еле сохраняя равновесие. А Олег продолжал править ими, успокаивая то ли меня, то ли Буранчика, встревоженного резкими движениями позади.

Бутс, не меняя скорости, вскочил в сани и ткнулся мордой в мое колено.

Я растеряно замотала головой, пытаясь в очередной раз понять – где я и когда. Снова вокруг белым-бело, и мы куда-то едем. Рядом Бутс, за спиной Лежка и Буранчик.

Все верно, мы едем спасать Арайю. Я начала с того места, где и остановилась. Это уже лучше, чем полуторавековое опоздание.

– Долго я спала? – поинтересовалась я у Олега, не увидев солнца, спрятанного хоть и лысыми, но очень плотными ветвями деревьев.

– Около часа, может, двух, – растеряно ответил он. – Ты меня напугала этим своим сном. Зову, зову тебя, а ты никак не реагируешь. Только Бутс как-то ближе стал к саням идти. Пришлось остановиться и проверить, все ли у тебя в порядке.

– Я даже не заметила, как уснула. За мной такого прежде не водилось.

– День был тяжелый, нужен привал.

– А мы успеем тогда засветло добраться до Пристанища?

Лежка внимательно всмотрелся в небо, мысленно что-то прикинул и отрицательно покачал головой:

– Нет, мы и без привала не успеем. Вот если бы мы выступили на пару часов раньше, то пришли бы к закату. А так, придется разбивать лагерь где-то в лесу.

– Тогда давай без лагеря обойдемся. Я поспала, смогу тебя заменить.

– А конь? – фыркнул Лежка. – Он не заводной, ему тоже отдых нужен.

– Значит, встанем привалом, когда посчитаешь нужным. А потом отправимся дальше.

– Не пойдет. По ночи здесь опасно.

– А не ты ли говорил, что эта дорога безопасная?

– Днем! Но чем ближе мы к городу, тем беспокойней становится дорога. Не стоит рисковать ради того, чтобы пытаться доехать раньше. К тому же ты не умеешь править Буранчиком.

– Это просто конь, – игнорируя фырканье, возразила я. – Разберусь.

– Ты не знаешь дороги. Как ты найдешь город по ночи?

– Во-первых, мы пока не выходили за пределы того города, в котором жила я, а, во-вторых, он мне поможет, – и я кивнула на пса, лежавшего в ногах.

– Он? – Олежка удивленно ткнул пальцев в Бутса, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. – Он едва на лапах стоит после утренних пробежек. А ты хочешь, чтобы он еще и ночью стал твоим проводником? Как ты себе это представляешь?

– Просто я себе это представляю, очень просто, – я соскочила с саней, прошлась, придерживаясь скорости коня, и запрыгнула на козлы к Лежке. – Пока ты правишь, мы с ним отдыхаем. Как устанешь, сделаем привал, дадим корма коню и сами перекусим. А потом отправимся дальше в путь.

– Как у тебя все продумано, – ехидно заметил парень. – А если нападут где-нибудь по дороге? И хорошо если дикие звери, а ведь могут быть и грабители.

– Тогда тебя и разбужу. В отличие от них, у нас есть преимущество, – парировала я. – Мы хорошо подготовлены, у нас есть оружие и есть свет, достаточно яркий, чтобы ослепить противника, – я радостно достала из кармана фонарик, найденный в магазине.

– Что это?

– Фонарик, – я пустила очень яркий пучок света вперед и тут же выключила его. – У него такая мощность, что человек может даже ослепнуть навсегда. Хотя, возможно, все это просто байки. Но в любом случае ослепить им на время, чтобы успеть собраться с духом и подобрать оружие, у меня получится.

– Уговорила, – засмеялся Олег.

Мы продолжили путь на козлах. Там оказалось удобней и приятней для спины, чем в санях и уж тем более телеге. Бутс спокойно лежал позади нас, иногда поднимая голову на посторонний шум.

Хотя дорога действительно была безопасной и спокойной. Отчего все время хотелось прикрыть глаза.

Но что ждало меня там, по ту сторону сознания? Что я могла увидеть во сне, так сильно похожем на реальность?

Оттого едва моим глазам становилось тяжело, мне приходилось спрыгивать на снег и бежать рядом. А как только Буранчик прибавлял ход, возвращаться в сани или на козлы к Олегу.

– Все, пора делать привал, – наконец, заключил Лежка и свернул с дороги. – Надо успеть отдохнуть засветло. Чтобы пройти как можно больше при свете солнца.

Я молча кивнула и перелезла в сани, чтобы вытащить сухие пайки, маленькую печку и миски для животных. Все же каждый раз, сталкиваясь с эхом прежних времен в виде полезных вещей и оборудования, меня непрестанно мучал вопрос – почему все это до сих пор работает и очень даже исправно?

Прежде, чем отправиться в дорогу, я вскрыла несколько коробок для проверки их состояния. Все, на удивление, было в норме, будто и не прошло столько времени. Я не нашла ни плесени, ни признаком разложения, даже рискнула позавтракать содержимым одного из пакетов и удивленно отметила, что не умерла от отравления.

И эти временные парадоксы встречались в руинах на каждом шагу – работающие двигатели, фонарики, лампы с независимым источником питания, даже генератор, притащенный на всякий случай к моему новому дому. Консервы и другие продукты длительного хранения тоже не подверглись пагубному влиянию времени и вполне соответствовали моим гастрономическим потребностям.

Но как все могло сохранить работоспособность и качество даже через полторы сотни лет – для меня загадка.

Хотя сейчас этот вопрос был совершенно не кстати. Поэтому я отложила его в сторону и принялась разбирать припасы, чтобы максимально быстро приготовить горячее, как только Олег устроит место для привала.

Так далеко мы прежде не ходили – Восточный город, выстроенный на базе старого коттеджного поселка, располагался достаточно близко к Имению. Мы добирались до него и возвращались обратно с заходом солнца.

А сейчас, если Лежка не ошибся в расчетах, нам до Пристанища идти мерной трусцой часов девять. Я уставилась вдаль, пытаясь представить, что было в той стороне, куда мы сейчас направляемся. Где мог расположиться Город, а где Пристанище, к которому мы сейчас идем?

Судьба распорядилась моей жизнью так, что все разъезды и путешествия ограничивались исключительно этим регионом. Поэтому все концертные площадки в радиусе нескольких сотен километров я знала, как родные. А там, где есть сцена, всегда есть магазины, жилые дома и минимум одно гос.предприятие. Поэтому если бы мне удалось сориентироваться на местности, то можно даже с точностью до метра определить, на базе какого бывшего объекта выросло Пристанище или новый город, и какую площадь они занимают.

Снег не сильно помогал мне в этом – где-то там, глубоко под ним хранились останки старых домов, не переживших одиночества. Там же остались и дороги, способные подсказать, куда мы движемся. Над ним же не было ничего, кроме деревьев, редко встречающихся серых стен, с пустыми и темными глазницами-окнами. Таких домов здесь стояло много и все они походили друг на друга – облупившаяся, а то и слезшая краска, пустые проемы без дверей, раскуроченные на материалы детские площадки. Все логично – если это может пригодиться, это нужно брать. Но как же это удручающе действовало на меня. На ту, кто помнит этот город, да и этот мир другим – не спящим по ночам, не останавливающимся ни на секунду, торопящимся по делам. А эта тишина, нарушаемая лишь хрустом снега, эти пустые дома, безликие еще совсем молодые деревья – это все не правда. Это все сон…

Сани остановились. Лежка спрыгнул и начал растаптывать площадку для привала, собирая свежий снег в котел.

Вернувшись в реальность от своих раздумий, я тоже принялась за работу – достала пайки, поставила печку на расчищенную от снега землю, принесла небольшие складные стулья.

– Интересный у нас получается союз, – заметив непривычные для него вещи, начал Олег. – Старая жизнь и новая, забытое и настоящее.

– Современное среди первобытного, – продолжила я, разложив содержимое пайков по тарелкам. – Лучше ешь и не смейся.

Он повязал торбу с овсом Буранчику, поставил миску с едой Бутсу и лишь после этого присел рядом, поставив на печку котелок со снегом.

– Только неясно, что из этого первобытное, а что современное, – поправил меня Олег, взяв тарелку.

– А мне все время было интересно. Почему твои предки не побоялись жить так близко к Старому городу? Ведь все считают, что это место все еще опасно. А вы там разбили целый огород с мелким скотом и кустами малины. Это ведь неспроста?

– Не знаю, – Олег пожал плечами, продолжая наслаждаться горячей едой. – Имение построил еще мой прадед уже на закате своей жизни. Привез сюда свою жену, нашу прабабку, и детей. Он-то и начал возделывать поля первым. Я его очень плохо помню, хотя и застал. Знаешь, он был последним из долгожителей. Одним из последних, кого коснулся и старый и новый мир. Но он о прежнем мире ничего не рассказывал, всегда просто молча глядел в сторону Старого города, будто что-то вспоминая, потом резко выдыхал весь воздух из легких, мотал головой и возвращался к страшным историям.

– И никогда не говорил о том Помнящий он или Забывший?

– Нет. Да мы и не спрашивали. Я еще совсем малой был, когда его придавило повалившимся деревом. Он тогда еще пару дней помучался с переломанными ребрами, а потом ушел от нас навсегда. Помню, когда мы с Арайей стали постарше, дед давал нам сохранившиеся записи, чтобы и мы помнили о нашем родоначальнике. Но у него был такой жуткий почерк, что разобрать первые страницы невозможно, а последние почему-то выцвели быстрее.

– Но почему тогда после смерти прадеда вы остались? Здесь ведь ни людей, ни зверья. Только вы на километры во все стороны.

Олег удивленно посмотрел на меня:

– А зачем нам куда-то уходить? Дом крепкий, земля дает хороший урожай, скотины достаточно, в лесу полно ягоды. Рядом Старый город – туда никто не сунется, а значит, и вокруг него безопасно. Здесь наш дом, мы другого не знаем. Дед наш вырос в этих лесах, играл с теми же игрушками, что и мы, спал на тех же лавках и ходил по той же земле. Отец привел сюда свою жену, нашу мать, подарил нам жизнь в этих стенах. Тут что ни куст, то память о былом. О нашем. О настоящем. Здесь счастливо прожило три рода, а мы четвертые. Зачем и куда нам уходить?

Я внимательно посмотрела на его чистое и немного удивленное лицо. Он был прав, зачем уходить из мест, где ты всегда счастлив. Но и опасности здесь достаточно. Пусть мне и пытаются доказать, что Старого города все боятся, однако же эти люди пришли сюда за Арайей. И их всякие страшилки из глубины времен не остановили.

Правда, сказать это ему я не решилась. А просто налила Олегу в кружку кипяток и сняла котелок с печки, поставив в снег, чтобы вода в нем остыла.

Мы сидели молча и плавали по волнам своей памяти. Я пыталась вспомнить, что находилось в этом районе до Забытья. А Лежка…. он уставился вдаль, думая о чем-то своем. И выражение его лица говорило о том, что мысли эти были не всегда приятными и спокойными.

Котелок остыл, по снегу поползли длинные тени деревьев. Стало холодать, а Бутс сильно ткнулся мордой в спину хозяина.

Лежка опомнился и резко встал.

– Пора.

Я растерянно посмотрела на него и кивнула.

–Пора, значит пора.

Бутс притащил ко мне пустую миску, и я заботливо, но все еще безучастно погладила пса по голове, разворошив не очень длинную шерсть. Он завилял хвостом, радуясь неожиданной ласке.

Это и вернуло меня в реальность окончательно. Протерев миску снегом и убрав ее вместе с прочей посудой в сани, я сложила печку, мебель и вернулась на козлы.

Олег улыбнулся и, напоив коня, присоединился ко мне.

– Двигаем? – уточнил он, глядя, как я стараюсь найти себе место помягче.

– Двигаем.

И мы снова отправились в молчаливый путь до Пристанища. И каждый из нас знал, что мы безнадежно отстали от похитителей. Но это было и к лучшему.

Нагони мы их в Пристанище, мы все равно не смогли бы ничего сделать. Хоть я прежде там и не бывала, но была уверена, что там скорее встанут на сторону людей правителя какого-то там города, чем на нашу. Для них мы если и не бродяги, то мелкие человечки. И мы должны радоваться, что нам выпала такая честь – отдать девушку в невесты или наложницы сильного мира сего.

Так что наше отставание и здесь играло нам на руку. Хотя встревоженное лицо Лежки говорило, что он так не считает.

Когда дорога стала теряться в тенях и сгущающихся потемках, вперед выступил Бутс, отлично отдохнувший за все это время на санях. Но и его с каждой минутой становилось сложнее видеть. Пусть темная шерсть пса и выделялась на белом снеге, но темнота брала свое, не давая разглядеть в ней даже силуэты.

Лежка достал лампу и подвесил ее на козлах так, чтобы она освещала дорогу и не била светом назад.

Вместе с тьмой пришла и глухая тишина. Всепоглощающая и непроницаемая. Она подпитывалась нашим безмолвием и пожирала даже хруст снега, некогда раздававшийся из-под копыт Буранчика.

Мы замедлили ход, но продолжили путь. И становилось ясно, почему все предпочитали попасть в населенный пункт до наступления темноты. Слишком много теней и отсутствие звуков превращало каждый шорох в нечто мистическое и зловещее. Но сказать сейчас Олегу, что я испугалась, было все равно, что признаться в самой большой ошибке в жизни.

А в потемках среди снега, темных сгустков под кустами и в зловещей тишине – это стало бы не просто большим ударом по моей гордости, но могло быть и опрометчиво для нас обоих.

Я нащупала фонарик в кармане куртки и немного успокоилась. Всегда есть маленький якорь, возвращающий к холодной реальности из леденящих душу страшилок, рисуемых нашим разумом. Для меня в этом пути им стал именно фонарик. Как привет из прошлой жизни, как оружие против тьмы и скрывающихся в ней существ.

Я перехватила вожжи из рук Лежки и пояснила:

– Сначала нужно пообвыкнуть друг к другу. А ты посмотришь, убедишься, что все мы с ним делаем правильно.

Олег кивнул, спрятав улыбку в высоко поднятый воротник.

Кожа издала необычно скрипучий звук под моими ладонями и легла, как ей удобно. Будто она живая и тоже примеряется ко мне. Буранчик почувствовал смену правящего и немного сбавил ход, пытаясь понять, к чему это может привести.

Лежка прицокнул, давая понять, что он еще рядом и следит за нами. Конь вернул себе прежний темп, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям. И не мудрено, что он насторожился. Пусть я и старалась держать вожжи уверенно, но сравнивать мою хватку и хватку Олега невозможно.

Как можно противопоставить меня, занимающуюся физическим трудом лишь несколько месяцев после полутора сотен лет сна и двадцати пяти лет легкой, как оказалось, жизни, молодому человеку с рождения работающему тяжело и много. Как сравнивать человека культуры с человеком физического труда?

И скажи я это полтора века назад, это бы звучало, как надменная насмешка. Но за последние несколько месяцев это суждение давно окрасилось в восторг и уважение. И Олег, и Арайа моложе меня, но то, что они делали изо дня в день, мне казалось непосильным трудом.

Когда-то я посмеивалась над фермерами, да и просто людьми, возвращавшимися «на землю». Мне это казалось странным и смешным. Ведь блага цивилизации, данные нам технологиями, облегчали жизнь. И было глупо этим не пользоваться.

Но, как оказалось, как только блага заканчиваются, интеллигенция начинает терять свой вес и численность. А вот люди «от сохи» не только выживают, но и продолжают развиваться. И именно это вызывает уважение в моей душе, которое я не могла выказать брату с сестрой.

– Все, – Лежка перелез в сани и достал спальный мешок. – Теперь сама. Судя по дороге, тебе осталось еще пару часов идти скорым ходом, а там и стены Пристанища завиднеются. Тогда меня и разбудишь.

Я молча кивнула и продолжила всматриваться во тьму, где черным пятном на снегу шел Бутс, указывая мне путь.

Мир погрузился в темноту, тишину и раздумья. И я присоединилась к нему.

Мы двигались, будто по чужому сну, где все жители потустороннего мира спрятались от незваных гостей. Лес, да и мир в целом, опустел, предоставив нас самим себе.

Мой проводник шел медленно, но иногда теряясь в мраке, чтобы разведать обстановку впереди, и оставляя нас с конем в одиночестве. Тогда я придерживала Буранчика и он сбавлял ход, осторожно подергивая вожжи.

Но вскоре пес врывался в наш тускло освященный круг, и мы продолжали путь уже втроем. Лежка же погрузился в глубокий сон, освободив себя, наконец, от всех дневных переживаний, переполнивших его за считанные часы.

Мы двигались по дороге, всматриваясь вперед в надежде поскорее увидеть темные стены Пристанища.

Но когда они действительно появились на горизонте, я их заметила не сразу, спутав с очередным перевалом. И лишь Бутс не дал мне ошибиться.

Он запрыгнул в сани и принялся несильно, но настойчиво тыкаться в плечо Олега, чтобы вытащить его из объятий сладкого и спокойного сна.

Я остановила коня, в ожидании пробуждения своего спутника. Впрочем, не зная традиций и правил нынешнего мира, мне было бы сложно уговорить охрану впустить нас внутрь посреди ночи.

Рассвет же не торопился в наш регион и давал окружающим еще три, а то и пять часов беззаботного сна. И простоять это время под стенами места, где нам могли предоставить теплую постель и кусок хлеба, было бы глупо и небезопасно, по словам Олега.

– Уже прибыли? – возвращаясь на козлы, поинтересовался Лежка.

Я молча кивнула в сторону темнеющих впереди стен и довольного пса, сидящего в кружке света перед нами. Он нас довел до нужного места. И он знал, что за это ему положена плата и наша безмерная благодарность.

– Быстро, – немного удивленно заметил Олег, и забрал у меня вожжи. – Еще успеем поспать в теплой постели, если нам найдется место.

– А может и не найтись? – поинтересовалась я, не зная, как у них все устроено.

– Сейчас время спокойное. Но если в городах идет торговля, то туда потечет народ со всей округи. И где им останавливаться в ночное время?

Он подстегнул коня, и сани вновь пришли в движение.

Нас заметили еще задолго до того, как мы смогли разглядеть охранников. Поэтому, остановились лишь на голос:

– Стой, каким ветром вас среди ночи сюда занесло?

Олег остановил коня и подтянул лампу так, чтобы было видно его лицо:

– Доброй ночи! Мы идем в Новый город из Имения. Задержались в дороге, а теперь ищем кров и теплый очаг. Я – Олег, старший из семьи. Она – моя гостья.

– Олег! – воскликнул один из охранников и направился к нам. – Надо же! Давно не виделись!

– Антон! Это с каких пор ты стоишь в ночных дозорах? – Олег спрыгнул с козел и подошел к собеседнику, узнав в нем знакомого.

– Нас теперь пятеро, нужно кормить голодные рты. Вот и согласился вернуться на старую службу.

Я присмотрелась и удивленно отметила для себя, что охранник еще молод, даже по меркам нового времени. Он казался примерно ровесником Олега, но уже имел трех детей и вернулся на старую службу. Значит, уже был не только охранником, но и пытался жить мирной жизнью. Все же удивительно здесь все устроено, но и как в наше время в одном и том же возрасте ты можешь стать и мамой, и бабушкой, и старой девой. Этот удивительный жизненный процесс вне времени и общества.

Я улыбнулась своим мыслям и вернулась к реальности.

– Может, нас все же пустят за ворота?

– Да, Антон, – тут же посерьезнел Олег. – Время неспокойное. Кто только по дорогам не шастает, раз вы теперь по двое дежурите. Нам бы за ворота попасть и с Надолом увидеться.

– Погоди немного, я отправил к нему своего помощника. Сам понимаешь – Пристанище спит. Мы гостей в такую рань не ждали.

Олег кивнул и похлопал охранника по плечу:

– Понимаю. Ты лучше расскажи, как живешь? Когда третий появился?

Мужчины завели душевную беседу о тяготах современного семьянина и отца. Иногда вздыхали и выдерживали паузы, раздумывая о жизни, иногда смеялись во весь голос, спугивая придремавших на ветвях птиц и заставляя Бутса навострить уши.

А я просто разглядывала их, стараясь не уснуть прямо на козлах. От напряженного управления конем, вглядывания в темноту и оглядывания на пса, усталость начинала брать свое, не обращая внимания на то, что наше приключение еще не закончилось.

Но все же где-то на краю сознания мне удалось вырвать из разговора двух старых знакомых, что пятеро воинов и девушка останавливались в Пристанище, чтобы пополнить запасы, но на ночь не остались – отправились дальше. Как сказал Антон, они были вооружены, но вели себя без агрессии, а девушка, в которой он не узнал Арайю была очень тихой и немного испуганной, но не подавала никому сигналов или просьб о помощи. Поэтому их выпустили из Пристанища, как только они расплатились за провиант.

– А еще у них на правом рукаве были нашивки личной охраны Мафуса. Таким слова поперек не скажешь. Так что мы не стали ничего спрашивать про цель их приезда.

Я вскинулась на козлах и начала активно моргать, отгоняя наступающий тяжелой поступью сон.

– Все в порядке, – раздался мужской голос со стороны ворот. – Можете проезжать. Надол ждет вас.

Олег вспрыгнул на козлы, перехватил у меня вожжи и мы въехали в большой двор.

Площадь, открывавшаяся нам сразу за воротами, освещалась тусклыми факелами, расставленными по периметру. И кроме двух охранников нас встречал только юноша, взявший вожжи у Лежки, когда мы оказались на земле.

Как я сразу не догадалась, что мы едем к старому военному санаторию? Ведь более удачного места для создания постоялого двора и придумать было нельзя! Длинное трехэтажное здание имело печное отопление и толстые стены, отлично держащие тепло. Впрочем, это были не все сооружения, которые легко переделывались в жилые. Как и технические здания, способные вместить в себе скот и инструменты.

Я последовала за Лежкой, шедшим твердой поступью в сторону низкого домика – одного из немногих, в котором горели окна. Пристанище спало и видело разные сны. А мы продолжали идти нарушать ту тишину, что дарила ранняя зима.

– Здесь самый главный – это Надол, – по пути начал объяснять мне Олег. – Это Пристанище еще его прадед основал. Говорят, что он был из Помнящих. И поэтому здесь все по умному. Но Надол все же четвертое поколение и от хорошей, сытной жизни привык вести себя не как хозяин, а как господин. Поэтому говорить буду я. А ты молчи. Если он решил нас принять ночью, значит ждет хорошей оплаты. Или у него плохое настроение и теперь появилась возможность выпустить пар. Поэтому там он точно не один, будут и телохранители. Причем, я более, чем уверен, что это будут женщины, чтобы мы смогли расслабиться и потерять бдительность.

– Мы что, собираемся силой брать себе спальное место? – удивленно уточнила я.

– Нет, – уже у самых дверей Лежка остановился и повернулся ко мне. – Я только говорю тебе, чтобы ты была внимательна и ничего не говорила. Нам нужна постель, коню нужно стойло, а псу теплая подстилка на эти три часа. Поэтому очень тебя прошу, просто стой, наблюдай и молчи.

Я кивнула ему, даже не зная, что нас ждет за дверью. Но, учитывая, сколько раз он меня выручал, мне стоило держать свое слово перед ним.

Перед входом нас обыскал грузный мужчина, забрал ножны у Олега и попросил отдать арбалет, выпиравший у меня из-под куртки. Я послушно отдала все, последовав примеру Лежки. Пока не понимая, зачем нужны такие предосторожности, если здесь знают моего спутника.

Снять верхнюю одежду нам не дали, вытолкав из сеней вглубь дома. За дверью оказалась большая комната, разделенная на несколько частей простыми перегородками. В центре помещения, в которое попали мы, стоял массивный стул, занятый высоким мужчиной.

Некогда он был стройным, статным, возможно даже очаровательным молодым человеком и пользовался большой популярностью у слабого пола. Сейчас же его все еще аккуратное лицо обрамлял темный, с седыми прожилками, волос, обрезанный замысловатым неровным манером. Внимательный взгляд следил за нами не хуже всех тех милых девушек, стоявших позади кресла и по обе стороны от входа.

– Вам не кажется, что приезжать в Пристанище в поисках теплой постели в такую рань – верх наглости? – прервал тишину мужчина.

– Извини, Надол, – Олег сделал шаг вперед, закрывая меня от хозяина Пристанища. – Обстоятельства сложились так, что мы лишь сейчас добрались до твоего гостеприимного дома.

– Разумно. Но вы меня разбудили. А я не люблю, когда меня будит усатый мужик с красным от мороза лицом. И если уж это произошло, то причина должна быть действительно веской.

– Сложно сказать, что будет для тебя веской причиной, – подбирая слова, начал Олег. – Но если говорить о нас, то мы шли всю ночь, чтобы остановиться именно в твоем Пристанище, а не обойти его стороной. Мы очень устали и нуждаемся в теплой постели, стойле для коня и корме для пса. Для тебя эта причина не будет достаточно веской, чтобы проснуться среди ночи. Но мы готовы сполна компенсировать твои неудобства.

Мужчина хмыкнул и сложил пальцы домиком, оставив локти на массивных подлокотниках стула.

– А если я скажу, что сейчас в Пристанище не найдется для тебя постели?

– Мы согласимся и на стойло. Нам нужно только передохнуть часок-другой, и мы покинем твой дом, не причиняя более неудобств.

– Но и стойла может не найтись, – продолжил Надол, ехидно ухмыляясь. – Как же нам тогда быть?

– Тогда мы согласимся на то, в которое твой конюх поставил нашего коня.

– Как ты не привередлив. А что думает об этом твоя спутница? – мужчина перегнулся, пытаясь разглядеть меня. – Ну же, не стесняйся, дитя, выйди, чтобы я лучше тебя мог рассмотреть.

Я бросила вопросительный взгляд на Олега. Следуя его просьбе слушаться и не говорить лишнего, мне оставалось ждать одобрения Лежки в любом действии. Он кивнул.

Поправив рукава так, чтобы спрятать запястья, я вышла на середину комнаты, оставаясь в достаточной отдаленности от Надола и все же достаточной близости от выхода на всякий случай.

– Не стесняйся, – мужчина махнул одной из девушек, стоявших по обе стороны от двери. – Тебе, наверное, жарко в таком теплом наряде.

Я вновь бросила вопросительный взгляд на Олега. Он все еще был спокоен, но на этот раз его кивок казался менее уверенным. На лице заиграли желваки – Надол начинал переходить границы дозволенного.

Я медленно расстегнула куртку и отдала ее подошедшей девушке, оставшись в теплых брюках и свитере, с длинными рукавами, закрывшими теперь руки по первую фалангу указательного пальца. Мой вид сложно было назвать достойным девушки, но все же хозяин Пристанища вновь хмыкнул и произнес:

– Мы не услышали твоего мнения. Тебе подойдет стойло с конем для сна?

– Мне подойдут и сани, если их загонят в теплое помещение.

– Как же такое хрупкое существо может довольствоваться столь малым? Ты не боишься заболеть или проснуться с болью в спине?

Я поводила челюстью, не открывая рта, обернулась к Олегу и вопросительно вздернула головой. Ему не нравился ход мыслей Надола, но и конфликта он не хотел. Оттого, сжав руки в кулаки до белых костяшек, он вновь кивнул мне, позволяя ответить.

– Меня устроит любое место для сна, если оно у тебя есть. А с болью в спине я смогу разобраться сама.

– Смелая, – Надол приподнял бровь, а девушка, державшая все это время куртку рядом со мной, пошла обратно к стене, не вернув мне верхнюю одежду. – Но все же мое Пристанище имеет репутацию гостеприимного места. И я не могу позволить себе ее испортить. Поэтому предлагаю тебе остаться в моих покоях. А твой спутник может устроиться в стойле. Заодно и на конюхе сэкономит – сам почистит его с утра и запряжет. Как тебе мое предложение?

В комнате повисла тишина. И в этой тишине слышно было все, чего мне бы не хотелось слышать. Как тяжело и напряженно дышит за моей спиной Олег, как испытующее с ухмылкой на лице втягивает воздух Надол, как все девушки плавно сменили позы, готовые к любому моему ответу.

Да, эти красотки стояли здесь не для декора. И даже не смотря на эстетический вкус хозяина Пристанища, столько ему для встречи двух путников было не нужно. Еще можно понять и как-то объяснить такой гарем, если к нему приходили проситься на ночь днем, но в такую рань пафос не нужен никому. Мы просто хотели спать. Впрочем, все остальные тоже.

Значит, все они и есть охрана, про которую мне сказал Олег при входе. И никто не догадался бы об этом, если бы не ночные потемки. Тут такой лоск был не нужен, а вот защита против тех, кто пришел среди ночи просить теплую постель и крышу над головой, может и пригодиться.

Пауза затягивалась, а тактичные слова отказа в голову так и не пришли. Поэтому приходилось думать, как не обидеть, но добиться своего у Надола, которому очень хотелось посмотреть на своих фурий в действии. Он провоцировал нас, зная, что при любом моем ответе и исходе событий останется в выигрыше.

Либо ему достанется новая девушка в его коллекцию любовных похождений. Либо он насладится восхитительным боем и работой его личной охраны.

Ни того, ни другого я не хотела. И Олег, начинающий скрежетать зубами от осознания своего бессилия, тоже не желал пасть так низко, чтобы расплатиться мной. Учитывая последние события, для него это могло стать последней каплей.

– Благодарю за гостеприимство, – прервала я тишину, порадовав тем самым окружающих. – Но мы пришли в это Пристанище вместе. Вместе мы и переночуем, вместе и уйдем. Мы не просим много – лишь крышу над головой на пару часов, чтобы дождаться рассвета, и готовы заплатить за это достойное вознаграждение.

– Мне нет дела до того, как вы сюда пришли, – понимая, что я уже сделала выбор, огрызнулся хозяин Пристанища. – Но не в моей натуре принимать отказы от таких сопливых девчонок. Я предложил тебе мирное разрешение вопроса. И при твоем положительном ответе мы разошлись бы миром. Но ты сказала – нет. А отказов я не принимаю.

Атмосфера тут же стала настолько наколенной, что я только порадовалась отсутствию куртки на плечах. А ведь мы были без оружия, чем мы будем защищаться? Почему я не подумала об этом, прежде, чем ответить? Но гордость у меня все же всегда была. И очень часто она доставляла мне неприятности. Как и сейчас.

А за спиной стоял Олег, который резко выдохнул воздух, готовый в любой момент сгрести меня в охапку и вынести из комнаты, здания, а, возможно, даже Пристанища. Но до меня было несколько шагов, девочки-телохранители успеют разобраться с нами раньше – они, в отличие от нас при оружии.

Поэтому остается только полагаться на волю случая, отходчивость Надола и, в какой-то мере, умение Олега держать оборону.

В помещении раздался звонкий хлопок, отозвавшийся эхом в ушах. И в тот же момент я почувствовала легкий, но острый укол в запястье. Мир замедлился, а я стала дышать в два раза быстрее.

Сколько времени мне потребовалось для того, чтобы в несколько шагов достичь хозяина Пристанища, не успевшего даже удивиться, я не знаю. Но в одно мгновение я наблюдаю за достающими оружие телохранительницами, а в другое – держу Надола за шею, благополучно прикрывшись им, как живым щитом.

Он оказался легче, чем можно было ожидать, даже не смотря на животик, спрятанный под широкой рубахой. Мужчина тут же потерял свою стать и аккуратность. Вот что значит – нельзя судить книгу по обложке. Обязательно стоит прочитать хотя бы пару страниц.

Девушки остановились, ожидая нового приказа от хозяина, держа оружие наготове. Почти все они были вооружены ножами, смахивающими на кадетские кортики. И все они не торопились нападать.

– Оказывается, вариантов разрешения спора всегда больше, чем предлагают, – заметила я, становясь спиной к стене, чтобы никто не мог напасть с тыла. – Просто нужно хорошенько подумать.

Левая рука уперлась в спину Надола, и он непроизвольно вздрогнул.

– Чего ты хочешь? – воскликнул потерявший свое лицо хозяин Пристанища и попытался выгнуться, чтобы моя рука не доставала до его почек.

– Поспать! – не выдержала я и сильнее согнула локоть, а оттого и его шею. – Я просто хотела поспать. А ты начал свои брачные игры в господина. Мы пришли к тебе, преисполненные уважения, и попросили дать нам самую малость – кров и теплую постель. А ты, возомнив себя выше любого из находящихся в этой комнате, решил поиграться, требуя несоразмерную плату. Считаешь, что это достойное поведение для потомка Помнящих?

– Откуда мне знать! – Надол нервничал и оттого начинал срываться на крик, не зная другого способа для выхода стресса. – Я не застал их.

– И ладно, – продолжила я, будто наблюдая за собой со стороны. – Но чтобы назваться человеком, ты точно еще не дорос.

Как у меня получилось обойти охрану, схватить мужчину на полторы головы выше меня и до сих пор удерживать его – вселенская загадка, не доступная простой танцовщице. Создавалось ощущение стороннего наблюдателя, будто я сейчас и держала хозяина Пристанища, и стояла поодаль, не понимая, что происходит.

Все застыли на своих местах в ожидании действий или приказов. Но Надол неуклюже прогибался, чтобы я не придушила его ненароком, а до меня еще не дошла вся тягость сложившейся ситуации.

Мы будто приклеенные стояли каждый на своем месте и ждали первого действия. Но каждый из нас ждал другого, желая последовать за ним.

– Всем опустить оружие и отойти к правой стене, – я решилась первая, поскольку больший рычаг влияния сейчас находился у меня в руках. – Подтверди, – немного сжав локоть, бросила я Надолу.

– Девочки, складываем ножички в кучку и отходим к стене, чтобы потом у меня не возникло проблем.

Телохранительницы замешкались, прикидывая, что может их ждать за неисполнение приказа хозяина. Одна из них – та, что выглядела главной, внимательно оглядела меня, мою позицию, Надола, прогнувшегося в борцовский мост, перевела взгляд на стену позади меня и на девушек, окруживших нас полукругом.

– Мы можем, – начала она. – Разойтись и по-хорошему…

– Делай, как я сказал! – оборвал ее Надол, чья спина уже затекла от неудобной позы. – Мы уже пробовали по-хорошему! А ты, – он попытался повернуть голову ко мне. – Ты зря все это затеяла. Ты даже до ворот не сможешь дойти. Я тебе обещаю, сегодняшний рассвет ты уже не встретишь.

– Встречу, – холодно ответила я, наблюдая как его охрана скидывает оружие в горку передо мной. – И даже воспользуюсь твоим гостеприимством, переночую в отдельном домике, стоящем у забора в дальнем углу твоих владений, и уеду утром на наших санях, с нашим конем и вместе со своим спутником. Потому что ты все это нам позволишь сделать.

– Откуда такая уверенность? Только выйди за порог этого дома и там тебя встретят мои лучшие стрелки. Думаешь, я не предусмотрел такого оборота событий? Думаешь, вас там никто не встречает?

– Олег, – я бросила взгляд на кучку оружия и отошедших к стене девушек.

Он понимающе кивнул, подошел к телохранительницам, снял с них ножны и, вернувшись к оружию, собрал все, развесив на себе.

Я молча бросила взгляд на окно. И кивнула Олегу.

– Никого, – оглядев улицу, даже не освященную фонарями, ответил он и вернулся на прежнее место.

– И кто нас будет расстреливать? – довольная подтвердившейся догадкой поинтересовалась я. – Охрана у ворот? Из рогатки? Все Пристанище спит. И если ты не выполнишь мою просьбу по доброте своей душевной, я тебя не отпущу отсюда живым. А твои девочки мстить за тебя не будут – у них на лицах написано, что сначала деньги, а потом работа. Кто ж им заплатит за наше убийство, если твое тело уже будет отдавать последнее тепло природе? И никто во всем Пристанище не будет за тебя мстить. Все просто передерутся друг с другом за титул хозяина этого постоялого двора. Нравится такая перспектива?

Надол отрицательно покачал головой.

– И я тебе такой судьбы не желаю. Поэтому будь так сказочно великодушен, позволь нам привести себя в порядок и дай нам три часа на сон. А потом мы мирно покинем твое Пристанище и не будем больше доставлять тебе какие бы то ни было неприятности. Ты останешься при жизни и при своем титуле. А мы при своей гордости и здоровье.

В комнате вновь повисла тишина.

Предложение было соблазнительным и, в случае согласия, Надол оставался при своей маленькой власти, мелочной жизни и гордости, поскольку рассказывать кому-то о произошедшем не имело смысла. При отказе же, все могло выйти по-разному, но он бы об этом уже никогда не узнал, потому что с нами его бы уже не было. Выбор оставался за ним, когда хозяин Пристанища взвесит все «за» и «против».

Время текло и на сон нам оставалось очень мало. А усталость все же брала свое.

Именно в этот момент я и поняла, что бессилие завоевывает каждую клеточку моего сознания, но тело держит оборону куда лучше. Хватка все еще была достаточно сильной, чтобы хозяин Пристанища не смел даже пошевелиться.

Видимо адреналин давал о себе знать таким необычным образом. Ведь прежде, еще до Забытья, в любой стрессовой ситуации меня только трясло мелкой дрожью, как маленького той-терьера. А мысли бегали огромными табунами, мешая друг другу.

Сейчас же, не смотря на усталость, я была максимально собрана и мыслила настолько ясно, что могла просчитать, как минимум, три варианта разрешения конфликта. И все они в той или иной степени оставались выигрышными для нас.

– Хорошо, – прервал мои раздумья Надол. – Берите домик и оставьте уже меня в покое!

– Сначала мы с тобой прогуляемся до него, ты вручишь нам ключ, а потом уже мы рассчитаемся и попрощаемся, – я начала двигаться к выходу, не позволяя кому бы то ни было пробраться ко мне за спину. – Олег, захвати, пожалуйста, мою куртку, думаю, что она мне еще пригодится.

Лежка кивнул, подобрал верхнюю одежду, брошенную на пол в момент захвата хозяина Пристанища, и распахнул дверь.

Безоружные телохранительницы молча наблюдали за тем, как мы покидаем помещение. Они сделали верный выбор, решив не вступать в бой, чтобы не подвергнуть жизнь хозяина риску. И мне этот выбор очень нравился.

Я уверено вела Надола к дому, который упомянула в условиях нашего небольшого мирного договора. И его удивлению не было предела. Ведь впервые попавший в Пристанище гость не смог бы обнаружить этот дом и уж тем более определить, что в нем никто не проживает.

А ведь прежде в нем мы останавливались и жили скромной труппой в количестве пяти человек, когда приезжали в санаторий работать на праздничных мероприятиях. И этот отдаленный от основных построений домик никогда не пользовался особой популярностью. Впрочем, за полтора века ничего не изменилось. Чему стоило радоваться, а не удивляться.

– Открывай, – я вновь толкнула Надола в спину.

– Мне неудобно, – заметил хозяин Пристанища, пытаясь выпрямиться.

– Олег, помоги ему.

Лежка снял кольцо с ключами с пояса Надола и стал перебирать их.

– Этот, – хозяин Пристанища остановил его, когда тот коснулся нужного ключа.

Олег открыл дверь и вошел в темное помещение, неосвещаемое даже слабыми лучами луны.

Я пошарила левой рукой в кармане и, включив фонарик, бросила его своему спутнику. Он поймал его и обдал лучом света небольшую прихожую.

В домике никто не гостевал уже несколько месяцев – комья пыли, потревоженные открытием двери, взлетели и начали свое путешествие по полу.

– Никого, – констатировал Олег и отошел в сторону, пропуская нас.

Я вновь подтолкнула Надола и мы вошли в домик, не изменившийся за столько лет. Посеревшие от пыли стены встретили нас угрюмо и молчаливо. А луч света, разрезавший темноту на две неровные половинки, выхватывал пылинки и отдельные объекты интерьера.

– Надеюсь, здесь найдется парочка одеял? – уточнила я у Надола, все пытавшегося присесть, чтобы ослабить мою хватку.

– Здесь все есть.

– Отлично, – я закрыла ногой дверь, погрузив нас в темноту и тишину. – Значит, найдется и лампа?

– На столе у входа стоит лампа и лежит огниво, – торопливо ответил Надол.

Олег нашел в свете фонарика стол, разжег огонь в лампе и закрыл ее стеклянной крышкой. Наконец, мы смогли увидеть всю комнату, потерянную во времени, но сохранившую отголоски прошлого.

Я отпустила Надола, давая ему возможность выпрямиться и глотнуть воздуха полной грудью. Он бросил беглый взгляд на меня, на Олега, на дверь, но не решился на рывок. И это было правильное решение – его затекшая спина не дала бы ему сил увернуться от нас и выскочить из домика.

Он это понимал не хуже нас.

– Надеюсь, что мы разрешили все наши вопросы, – уточнила я, глядя на высокого хозяина Пристанища снизу вверх.

Мне до сих пор было не понятно, как ему не хватило сил, чтобы избавиться от моей хватки. Он мог просто выпрямиться, и я бы повисла на нем, как игрушка на елке – уж слишком большой была у нас разница в росте.

– А я надеюсь, что вы больше не побеспокоите ни меня, ни мой дом, – подходя к двери, ответил Надол.

– Не торопись, мы все еще должны заплатить тебе за приют, за конюшню и за корм для пса и коня.

Олег подошел к Надолу и принялся развязывать мешочек с деньгами. Хозяин Пристанища удивленно посмотрел на деньги, на меня, на Олега и рассмеялся.

– Чудные вы все же! Сначала напали на меня, угрожали жизни, провели через все Пристанище в скрюченном виде, а теперь, как ни в чем ни бывало, платите за кров.

– Любое гостеприимство должно вознаграждаться, – заметила я. – А недопонимание, возникшее между нами, к этому никак не относится. Поэтому бери деньги и забудь о том, что случилось. И мы забудем.

– Ну-ну, – стерев улыбку с лица, ответил Надол.

– Мы держим свое слово. И ты свое сдержи – дай нам отдохнуть и спокойно покинуть твой дом утром. Нам не нужны приключения, а тебе не нужны истории о слабости хозяина.

Он внимательно оглядел нас, подбросил деньги в воздухе, и ловко поймав их, не потеряв ни одной монетки, кивнул:

– Будет вам отдых. Я держу свое слово.

Надол вышел так спокойно и вальяжно, будто и не было ничего. Будто он не угрожал нам расправой и не шел на полусогнутых ногах через все Пристанище. Хозяин просто показал дом новым постояльцам и покинул его, получив оплату.

– Что уставились? – послышалось за дверью, – Не смогли справиться с какой-то девчонкой, а теперь стоите тут, как бабы на ярмарке. Расходитесь уже, утром будем рассуждать, кто у нас тут хорошо работает, а кто просто отращивает ляжки!

Наконец, затих и скрип снега. Вокруг воцарилась тишина, свойственная предрассветным часам.

Держась из последних сил, я дошла до кровати и села на нее, сбросив сапоги на пол.

Олег вошел вслед за мной и, поставив лампу на стол, оглядел комнату. Но смотреть особо было не на что.

На стенах висели запылившиеся и местами замученные до дыр молью ковры, а кровати были накрыты старыми покрывалами с замысловатыми узорами. Но и их не пощадило время и частое использование – узор, выполненный в технике нашивки был весь в затяжках и уже плохо просматривался. Хотя какое нам было до этого дело, когда сон бросал мне в глаза горстями песок? А наше приключение с захватом хозяина Пристанища начало отдаваться в мышцах.

Я упала на кровать, и прикрыла глаза, раздумывая над тем, как мы будем выбираться из Пристанища поутру:

– Как думаешь, Надол сдержит свое слово?

Олег сел напротив и всмотрелся в пляшущий под стеклянной колбой лампы огонек:

– Не знаю. Он, конечно, мужик своеобразный, со своими странностями и иногда очень вызывающим поведением, но прежде за ним обмана не наблюдалось. Он может не договорить. А слово свое держит. Хотя тут мы тоже себя повели не очень мирно поэтому всякое может получиться.

– Ты оружие вернул?

– Нет, – он принялся снимать с себя ножны и складывать на стол. – Вернем, когда будем покидать Пристанище.

– И правильно, – уже еле шевеля языком, похвалила я спутника. – На один нож меньше будет при проводах. Не забудь закрыть входную дверь, нам здесь гости не нужны….

Я открыла глаза и зажмурилась от яркого, золотого света, бьющего мне в глаза с силой мощной лампы.

Неужели проспала? Почему Лежка не разбудил? Мы ведь так никуда не успеем.

Я резко вскочила и ощутила под ногами прохладный пол. Вокруг было светло, как днем, а от пола шла какая-то ритмичная вибрация, будто кто-то на другом конце дома заколачивал гвозди.

Я начала часто моргать, пытаясь отогнать сонное состояние, и рванула к выходу. Надо быстрее собираться и выезжать, пока Надол не привел своих людей.

– Ты куда? – за спиной раздался незнакомый мужской голос.

– Нам ехать пора! – мечась по комнате в поиске теплых вещей, ответила я и застыла.

– Куда ехать? – со стула, стоявшего у кровати, встал пожилой мужчина лет пятидесяти шести на вид, – Ты нормально себя чувствуешь?

Не зная, что ответить на этот вопрос, я оглядела себя, комнату, мужчину и неопределенно пожала плечами.

– Имя свое помнишь?

Я утвердительно кивнула.

– Где находишься, знаешь? – продолжил опрос старичок.

– Я даже не знаю, когда я нахожусь, – я усмехнулась и прислушалась к происходящему за стенами помещения.

– А что-нибудь помнишь?

– Помню, но только что-нибудь. Целостной картины получить не выйдет. Лучше вы мне расскажите, где я сейчас нахожусь?

– У нас в гостях, – мужчина улыбнулся и подошел поближе. – А ты не сдержала обещания.

Я всмотрелась в лицо старичка, и начала рыться в памяти, соображая, какое обещание я ему давала. Но опустив глаза на его руки, все встало на свои места.

– Вы! – я едва сдержалась, чтобы не подпрыгнуть. – Это вы мне его дали!

– Я, – мужчина еще больше улыбнулся и приглашающим жестом указал на стулья. – Значит, вспомнила меня.

– Вас помню, браслет помню, а что было дальше – нет. Как я здесь оказалась? И где это здесь? – я села на стул и попыталась оглядеться.

Комната представляла собой ровный прямоугольник с шестью кроватями, расставленными вдоль стен. У выхода, где мы и расположились, стоял длинный стол, а у стены те самые стулья, присесть на которые и предложил старичок.

Комната залита светом, теплым, настоящим, каким-то особенно живым. И именно он привел меня в чувства.

– Это детский лагерь?

– В прошлой жизни, – кивнул мужчина. – Теперь здесь живут все. Когда мы добрались до него два года назад, здесь уже никого не было, только старенький сторож, не способный уже передвигаться на дальние дистанции. Он-то и обустроил лагерь под нужды человека. Нашел генератор, подготовил землю для посадок, нарыл землянок, чтобы хранить то, что требует холода. В общем, мы, можно сказать, пришли на готовое. А остальные ушли отсюда дальше на юг, в поисках Помнящих и возможности выжить.

– А как я здесь оказалась?

– Мальчишки дежурили на пшеничном поле в паре километров от нас и обнаружили странную девушку. У нас в последнее время участились случаи грабежа – подростки, которые откололись от нашей колонии, решили, что создадут свой город-мечту. Город у них не получился, есть им нечего, возвращаться гордость не позволяет, вот и промышляют набегами. Жить ведь на что-то надо, сама понимаешь – растущий организм и юношеский максимализм вещи в наше время несовместимые. А когда наши мальчишки тебя увидели, решили, что ты тоже одна из них. Вот и выстрелили в тебя из рогатки.

Я повела плечами и, наконец, почувствовала боль от ушиба.

– Они в меня булыжником что ли зарядили?

– Ну что ты. Резиновым мячиком.

– Приятного мало.

– Но как ты оказалась на том поле? И почему ты не дома?

– А где мой дом? Я вообще ничего не помню с момента, как вы вручили мне браслет, – я непроизвольно взглянула на руку и открыла-закрыла рот – браслета не было.

– Ты его потеряла?

– Я его снять не могла, – осекшись на полуслове, я замолкла, пытаясь собрать воедино свою прошлую жизнь, свою жизнь в Старом городе и то, что происходит сейчас.

Синяк на спине красноречиво говорил о том, что все это всерьез. Что все происходящее со мной здесь и сейчас не меньшая реальность, чем то, что мы отправились в погоню за похитителями Арайи. Но сейчас я не видела на руке браслета, буквально вросшего в левое запястье. И меня пугал этот клубок реальностей, загадок и вопросов без ответов. Если это реальность, значит тот мир, который наступит через полторы сотни лет – сон? Но и там я жила, по-настоящему жила! У меня были ушибы, у меня ныли мышцы, меня морозил ноябрьский ветер. Я помню вкус кофе, сухарей и запахи с улиц города, в который мы ездили с Олегом и Арайей. И это так же реально, как и жесткая поверхность стула под моим костлявым задом.

– Тебе обязательно нужно найти браслет, – прервал мои раздумья мужчина. – Он очень важен и обязательно должен быть у тебя. Иначе может случиться непоправимое.

На его лице читалась такая тревога, что у меня даже не возникло вопроса, что такого непоправимого может случиться из-за потери браслета. И почему именно я должна быть его владелицей?

Мужчина вскочил со стула, снова сел, что-то прикинул в голове и внимательно посмотрел на меня:

– Где ты могла его оставить?

Снова перед глазами пробежали последние запомнившиеся минуты прошлой жизни – студия, переулок, браслет, надетый на запястье. И снова после браслета и просьбы старика – пустота.

Но если рассуждать логически, то после работы я не могла отправиться никуда, кроме дома, где меня ждали немытые окна. И, скорее всего, я туда и пошла. Но после этого могло случиться что угодно, ведь я помню тот самый таз, уже пересохший и выцветший от времени, найденный у меня на кухне через полторы сотни лет.

Поэтому если сознание не дает мне точного ответа, то можно пойти по цепочке предположений.

– Может, – начала я строить догадки. – Он где-то дома?

– Логично, если начинать поиски, то лучше с очевидных мест, – мужчина посмотрел на меня и улыбнулся. – Значит, нам нужно отправиться в город.

– А как далеко мы от него?

– О, дорогая, если ехать туда на машине, то можно управиться за час.

– А у вас есть такая возможность?

– Как бы это странно ни звучало, но мы держим одну на вот такие крайние случаи. И если она заведется, то мы уже сегодня сможем отправиться в город и начать поиски браслета.

– Тогда чего же мы сидим? – я резко встала со стула и направилась к двери. – Чем раньше мы начнем, тем быстрее управимся.

Мужчина улыбнулся и последовал за мной:

– Нам нужно тебя переодеть для дороги и взять припасы, на всякий случай. Город уже за месяц превратился в руины, а что с ним сделали два года, даже представить боюсь.

За дверью скрывался длинный коридор, освещаемый лишь светом, попадающим через два маленьких окошка, расположенных по оба конца от него.

Старичок осторожно протиснулся в проем и повел меня к одному из окон. Видимо с той стороны и располагался выход из здания. Я помнила все культурные и рекреационные объекты нашего региона. Но не могла вспомнить, какой из лагерей имел такую планировку. По каждой из сторон располагались двери. И пока мы шли к выходу, я насчитала десять комнат.

Здание построено еще до моего рождения и ориентировано на большие смены. Значит, этот лагерь создавался еще в советские времена.

Таких рядом с городом было не много и на душе сразу стало легче, когда мы добрались до лестницы. Эту лестницу я узнала бы из тысячи.

Пока мы спускались в огромное фойе, занимавшее в высоту два этажа, а в ширину три, а то и четыре комнаты, я придавалась воспоминаниям.

Не одно школьное лето потеряно в стенах этого здания. Сначала меня сюда пристраивали родители, верящие, что в коллективе ребенок учится общаться, строить отношения и переживать свои страхи. Потом, когда их не стало, брат выбивал мне путевку, чтобы хотя бы на месяц стать независимым и свободным человеком. Чтобы лишь один месяц в году иметь возможность согласиться на ночные посиделки у друзей, прогулки по городу, маршрут выходного дня, без оглядки на маленькую сестру, висящую на нем тяжким грузом.

Стало грустно и стыдно за то, что в те беззаботные времена я винила его. Каждое лето, со слезами на глазах, я цеплялась за него, как за последний островок школьной программы, и кричала ему в спину, что никогда к нему не вернусь. Что он предатель и бросает меня навсегда. И все потому, что дети всегда были так жестоки к нескладной девочке с тонкими, как два шнурка, косичками.

Эти стены видели так много радости, но хранили в себе еще и столько детских слез. Жаль, что они не могут рассказать об этом забывшему все поколению.

Мы спустились в фойе, заставленное какими-то ящиками, шкафами и стеллажами, как городской архив. Теперь это больше не место общего сбора всех отрядов на утреннюю зарядку, а место хранения.

– А зачем вам столько мебели? – не удержалась я, следуя по узким коридорам рукотворного лабиринта.

– Пришлось освободить все комнаты и подсобные помещения, чтобы разместить всех, кто смог до нас добраться. А здесь мы теперь оставляем инструменты, продукты длительного хранения, и даже книги, которые имеют хоть какую-то практическую ценность. От художественной литературы, к сожалению, пришлось отказаться. Сейчас мы боремся за выживание, а не за культурное просвещение.

Мы, наконец, покинули лабиринт, и вышли к большой двери, ведущей во двор. Сколько страшных минут было здесь проведено. Сколько слез пролито по ту их сторону. А сейчас страх сжимает мое сердце здесь.

Страх неизвестного. Страх нового и неясного.

Старик отворил дверь и все вокруг залило золотым светом. Это были не просто солнечные лучи, это был поток золота самой высшей пробы с запахом и плотностью драгоценного металла. Казалось, что если протянуть руку в этот свет, то она войдет в него с некоторым сопротивлением, как в вязкую субстанцию.

– Пойдем. У нас еще столько дел, – окликнул меня мужчина и вышел на крыльцо.

Я последовала за ним и оглядела двор, бывший когда-то площадкой для смотра песни и строя отрядов, зарницы и спонтанных концертов детских талантов. Брусчатка все еще выглядела прилично и даже не пошла буграми. Хотя справа ее стало меньше – на месте края площадки теперь высился заборчик, сколоченный на скорую руку из скамеечных спинок. Видимо, там расположилось что-то более нужное людям, чем место для прыжков и плясок.

– Теперь там огородик, – проследив за моим взглядом, заметил старичок. – Танцы, танцами, а кушать хочется всегда.

Я согласно кивнула. Он прав, выживание всегда стоит на первом месте, а о душе можно подумать и на досуге.

Но все же и здесь было место для развлечений. Перед входом дети играли в футбол. А у стены здания, на лавочках сидели болельщики из тех, кого не взяли в игру. Малыши еще еле выговаривали полные слова, но зато радостно улюлюкали и кричали, когда кто-то забивал мяч в имитированные ворота.

Я улыбнулась. Дети – они всегда дети. Они вне времени и им не запретишь радоваться маленьким победам.

Мужчина сошел с крыльца и уверенным шагом направился к выходу, где во времена моей юности стояли бараки учителей и пионервожатых. Помню, как мальчишки прятались там под окнами, чтобы подсмотреть за молоденькими вожатыми и новыми медсестрами. Какие визги, крики, а иногда шлепки неслись оттуда, разрывая полуночную тишину.

Я последовала за стариком, стараясь не ставить под сомнение его действия и доверять тому, кто повстречался мне уже второй раз при очень странных обстоятельствах. Мужчина уже однажды ворвался в мою жизнь и как-то повлиял на нее. Надеюсь, что лучшим образом. Оттого мне не оставалось ничего другого, кроме как отправиться вместе с ним в город на поиски браслета, который тоже теперь играл какую-то особую роль в судьбе не только моей, но и окружающих.

Позади раздался звонкий детский смех, видимо, кто-то хорошо пошутил, а потом крик:

– Осторожно!

Но удар, пришедшийся мне прямо по голове, не дал мыслям и телу отреагировать на крик. В глазах потемнело, я выставила руки вперед, желая хотя бы этим смягчить падение на брусчатку…

И резко вскочила, словно нырнула в темноту и холод. Меня еще знобило, а глаза пытались привыкнуть к беспросветной тьме, окружающей меня со всех сторон. Сердце колотилось, как сумасшедшее, забыв про размеренный ритм, ноздри хватали ледяной воздух, возвращая в реальность.

Но какая она теперь, эта реальность? Что сейчас я увижу, когда глаза привыкнут к темноте? Это будет домик в Пристанище, моя квартира, погруженная в ночной сон, или новое, прежде невиданное мною место? Где я? И когда?

В окно неуверенно начал пробираться скромный лучик света – первый вестник зри. И глаза, привыкшие к темноте, с его помощью смогли рассмотреть окружающие меня объекты.

Я была в Пристанище. Я снова там, где могу хоть что-то понимать и как-то влиять на развитие событий.

На соседней кровати спокойно посапывал Олег. Он походил на ребенка, видящего сладкие сны. И я не смогла сдержать улыбки, когда мой спутник подтянул кулак ко рту.

Его присутствие меня успокоило. Как может успокоить вид привычных вещей, на мгновение исчезнувших из виду. И даже мысль, что нам нужно выручать Арайю меня немного успокоила. И пусть мне прилетит за это подзатыльник от Олега, но я ему только обрадуюсь. Потому что он будет настоящим и вполне закономерным.

Я осторожно коснулась браслета. И, убедившись, что он все еще на месте, облегченно выдохнула. Абсолютно все было на своих местах.

Интересно, сколько я проспала, если за окном еще рань. И только слабые лучики света пробиваются через густые кроны деревьев, окружающих домик.

Хотя какое это имеет значение? Главное, что нам пора. Нужно запрягать Буранчика и уезжать отсюда до того, как все Пристанище проснется. Мне не хотелось проверять Надола на честность.

Привыкнув к темноте и имея возможность различать объекты, я тихо опустила ноги и нашла сапоги, так и оставленные на полу. Весь мир спал, и только мне была подарена возможность запомнить эти тихие минуты, когда все вокруг предается мерному сну, покрывающему всех, как теплое одеяло.

Я обулась и тихо вышла из комнаты, не беспокоя раньше времени Олега. он заслужил свой спокойный сон. И не мне его будить.

Окно в прихожей занавешено плотной тканью, из-за которой не смог бы пробиться даже самый мощный луч света. Оттого в помещении царил всепоглощающий мрак. И не запомни я обстановку при тусклом свете лампы, пройти тихо до окна мне бы точно не удалось.

А так не хотелось нарушать тот покой, что сейчас простирался над всем Пристанищем. Казалось, что любой шорох мог спугнуть эту идиллию, эту раннюю утреннюю тишину. И мир взорвался бы звуками в ту же самую секунду.

Оттого поход до окна, чтобы сорвать полотно и впустить в дом максимум света, был больше похож на танец среди камней, чем простую проходку по прямой. Но даже это вселяло в меня какой-то особый восторг, забивающий воспоминания от произошедших ранее событий.

Не было ни Надола, ни странного сна, ни похищения Арайи. Была только я, эта комната и окно, требующее снять с него плотную, как сама ночь, штору.

Неуверенный солнечный свет стал карабкаться по полу, забираться на стол, полки шкафа и лестничные ступени, ведущие на второй этаж. Он, как маленький ребенок, ощупывал и оглядывал все вокруг, пробовал на кончиках пальцев пыль, доски и ткань, рылся на полках в поисках интересных сокровищ и забытых вещей. И так же, как и маленький ребенок, он заполнял собой все пространство, не оставляя никакой возможности скрыться от него.

Я подставила лицо солнцу и прикрыла глаза, прислушиваясь к себе.

Меня мучило слишком много вопросов, роившихся, словно муравьи у горки сахара. И на них все еще не было найдено ни одного ответа.

Вопросов с каждым днем становилось все больше. И едва я привыкала к размеренному ходу своей жизни, как приходили новые обстоятельства, а из них, как из удобренной почвы вырастали новые вопросы. Казалось, что этот замкнутый круг невозможно не оборвать и не покинуть.

Я открыла глаза и огляделась по сторонам. Нужно найти воду и полотенца. А после уже разбудить Лежку.

Воды в доме не оказалось даже под видом кусочка льда. Потому пришлось брать пустое ведро, найденное под столом и выбираться на улицу за снегом. Наконец, снежный ноябрь принес хоть какую-то пользу обществу.

Повозившись с огнивом, мне все же удалось растопить печь, построенную здесь уже после Забытья. Пламя лениво разгоралось на дровах, оставленных здесь с последних постояльцев, и оттого отсыревших. Но все же огонь оказался слишком жадным и голодным, чтобы отказаться даже от такого угощения.

Комнату заполнил жалобный, но звонкий треск поедаемых дров. А воздух постепенно заполнялся теплом, нехотя расходящимся от печи. И тело начинало расслабляться, обманутое мимолетным комфортом.

Я поставила ведро на печь и вышла обратно во двор, чтобы набрать побольше дров и взбодриться. Нельзя давать себе ни единого шанса для отдыха, иначе меня снова накроет сон. И не было никакой уверенности в том, что он будет спокойным.

С этими мыслями я набрала полные руки снега и умылась им, как водой. Тут же по телу побежали мурашки, поднимая волос дыбом и заставляя дернуть то рукой, то головой. Зато состояние истомы и расслабленности, как рукой сняло.

А солнце уже залило все дома и небольшие улочки Пристанища. То там, то тут пробуждались его жители и постояльцы. Воздух наполнялся не только морозом, но и звуками. Живыми и не принадлежащими природе.

Я вошла в дом:

– Доброе утро, – Лежка обернулся на мое приветствие и растеряно кивнул.

– Доброе. Давно встала?

– Нет, – я добросила дров в печь, и оглядела снег, уже подтаявший в ведре. – Здесь на удивление быстро наступает светлое время дня.

– Это из-за снега, – Олег сел за стол и уставился в окно. – Он отражает и усиливает свет во много раз. И все вокруг заливается им, как лампой или твоим фонариком.

– Наверное, ты прав, – я взяла ковшик и набрала воды. – Нам нужно уже собираться, чтобы добраться до следующего Пристанища засветло.

– Если мы сейчас же запряжем Буранчика, и будем править по очереди, то сможем одно даже обойти стороной, – Лежка взял у меня ковшик и отправился к умывальнику. – Но если мы хотим так сделать, то нельзя медлить.

– Значит, умывайся и собирайся, выступим до того, как Надол натравит на нас все Пристанище.

– Не натравит, – приплясывая у раковины от водных процедур, возразил он. – Но появляться здесь после наших ночных приключений я бы больше не стал.

– Никогда?

– Ну, полгода точно.

– Полгода меня устраивает, как, впрочем, и никогда.

Я отправилась обратно в комнату, чтобы принести теплые вещи Олега и проверить – не забыли ли мы чего.

Наше спешное размещение и внезапный сон не дали нам даже возможности принести сюда хоть что-то из провианта или необходимых вещей. Поэтому поход и осмотр комнаты был скорее для того, чтобы отвлечься от размышлений и построения еще одного небоскреба из вопросов по поводу моих снов.

– Готов? – выйдя обратно в прихожую, уточнила я и сложила его вещи на лавку.

– Готов, – подхватывая вещи еще до того, как они коснулись лавки, ответил Олег.

– А тулуп?

– По дороге надену, – уже выходя из дома, произнес он.

Я улыбнулась его спешке и отправилась вслед за ним. Желание спасти Арайю вернулось к нему после пробуждения. И оно торопило его лучше, чем желание поскорее покинуть Пристанище.

Все дальнейшее происходило так быстро, что я не успевала даже уследить, как у меня в руках появилась кружка с горячим чем-то и галеты с намазанным на них паштетом. Еще одно мгновение и я уже сижу на санях, и мы движемся к воротам, за нами бежит Бутс, а во рту не осталось даже привкуса от завтрака, зато в руках ножны с оружием телохранительниц.

За таким водоворотом событий мое сознание просто не успевало. Поэтому приходилось просто довериться тому, кто был главным их участником – Олегу. Он все делал на уровне рефлексов и потому лучше справлялся с тем, что требовало бездумных и быстрых действий.

Уже у самых ворот нас нагнала девочка лет десяти и, поравнявшись с санями, наклонилась ко мне, будто желая что-то сказать. Я подалась к ней в ответ, но вместо слов она незаметно протянула мне какой-то теплый сверток, что-то тихо пролепетала и остановилась еще до того, как мы добрались до охранников.

– Уже уезжаешь? – у ворот все еще дежурил Антон, впустивший нас в Пристанище ночью.

– Решил, что не стоит злоупотреблять гостеприимством, – с насмешкой ответил Олег и добавил. – Там, в санях, кое-что для Надола лежит. Думаю, что он еще спит, а беспокоить его мне бы не хотелось. Не передашь?

– А чего не передать? – Антон проследовал до саней и удивлено забрал у меня ножны, – Это ж как так получилось?

– Ну, получилось и получилось, – пожав плечами, ответил Олег, даже не обернувшись к охраннику. – Ты, главное, передай. А мы пойдем уже. Мы торопимся.

– Ага, – только и ответил Антон, провожая нас растерянным взглядом.

Я рефлекторно помахала ему рукой и встала на движущихся санях, чтобы перебраться на козлы.

– А это что? – заметив сверток, поинтересовался Лежка, когда я села рядом с ним.

– Не знаю, но что-то теплое.

Я аккуратно развернула уже изрядно нагретую ткань и залилась смехом. На моих коленях лежал каравай – самый простой, только что вытащенный из печи, но каравай.

– Значит, все же кто-то проговорился, – вслед за мной рассмеялся Олег. – Раз нас даже угостили на дорожку.

– Ну, главное, что это были не мы, – отщепив кусок теплого, раздающего морозному воздуху жар, хлеба заметила я и принялась радостно жевать, гадая, какие же еще приключения нас ждут впереди…

Подготовка и раздумья

Мы вошли в город на четвертый день наших приключений. И несмотря на то, что больше неприятностей на пути встречено не было, а все последующие Пристанища оказались более гостеприимными, дорога измотала нас.

Олег сквозь сон искал Арайю и метался из стороны в сторону, не давая мне тем самым погрузиться в полноценный сон. Но я была ему в этом даже благодарна – последний мой настоящий, глубокий сон до сих пор не давал мне покоя. Слишком пугали меня погружения и возвращения из этого забытья. И если тело отдыхало, то разум на утро оставался таким же напряженным, как и до отхода ко сну.

Радовало лишь то, что полудремы хватало, чтобы силы не покидали меня окончательно. Да и чуткий сон в путешествии оказался небесполезной вещью.

Я успевала будить Олега прежде, чем наступала заря и заливала всю землю своими ласковыми лучами, чтобы продолжить свое путешествие и достичь цели как можно скорее.

Теперь же, когда мы были на полпути к спасению Арайи, вся та дорога, что осталась у нас за спиной, казалась мне просто игрой в песочнице. А сейчас наступала самая ответственная работа – нужно найти дом или комнату, разведать обстановку, расспросить людей о том, что происходит вокруг, и попасть в дом Мафуса.

И тут мы оказались в одинаковом положении – Олег не был здесь никогда, я не была здесь в новое время. И все же мы прибыли в первый настоящий город, который не потерял своего статуса даже после Забытья.

В прежние времена молодежь пыталась вырваться отсюда в мегаполисы и просто города с населением больше десяти тысяч человек, в поисках лучшей жизни. Они считали, что эти маленькие города давно должны поменять статус на деревню или поселок. Для них маленькие родины превращались в болото, засасывающее в себя все, что остановится хотя бы на секунду. А двигаться, развиваться, расти в этих городах было просто некуда. Оттого они бежали отсюда, чтобы покорять мир.

Теперь же новая молодежь, выросшая в Пристанищах и Имениях, похожих на то, в котором жили Олег и Арайа, стремились в этот город. Ведь здесь жизнь била ключом, здесь можно было развиваться и начинать строить планы по покорению мира.

Я улыбнулась своим мыслям и спрыгнула с саней. Крупный этот город или нет, но все вокруг было так спокойно и мерно, что для меня он все равно оставался небольшим городком, перевалочным пунктом в нашем большом и долгом маршруте.

– Ты куда? – Олег притормозил Буранчика, чтобы оглянуться на меня, уже оказавшуюся позади.

– На разведку. Нам ведь нужно найти ночлег на то время, что мы собираемся здесь провести. Почему-то я уверена, что сегодня мы Арайю не вырвем из лап владыки этого города.

– Ты тише можешь об этом говорить? – спрыгнув с козел, Лежка подошел ко мне вплотную, чтобы разговор остался только между нами.

– А кто нас здесь услышит? – я огляделась по сторонам.

День клонился к вечеру, и на улицах не виднелось ни одной живой души. Только детвора играла в снежки у городской стены, да скучающие стражи следили за этой безобидной забавой.

К тому же мороз не располагал к долгим прогулкам. Казалось даже, что здесь было холоднее, чем в пустующем Старом городе.

– Хорошо, – сдался Олег, поежившись от ветра. – Сиди здесь, а я спрошу у них, – он кивнул на охрану, праздно опершуюся о стену. – Где здесь постоялый двор.

– Может, я пока просто пройдусь по улице, посмотрю, что где располагается?

– А сани? Это город. Буранчик хоть и умный конь, но и его увести можно.

– Бутс!

Радостный пес будто только и ждал, когда его позовут. Он выскочил из саней, словно все это время сидел на пружине и, подбежав к нам, сел, глядя внимательно на меня.

– Охраняй, – я ткнула пальцем в сани, а потом на коня.

Такой команды оказалось достаточно, чтобы огромный и очень умный пес издал утвердительный лай и вернулся на сани с самым серьезным видом.

Я же перевела взгляд на Олега и усмехнулась.

– А так?

Лежка хмыкнул в высокоподнятый воротник тулупа, молча кивнул и отправился в сторону ворот.

Я лишь улыбнулась, глядя на него. Будучи главой своей небольшой семьи, он нес ответственность за каждого ее члена. Он решал все вопросы, брал на себя всю самую тяжелую работу и заботился о тех, кто находился рядом.

Но прежде рядом всегда была только Арайа, и его отношение ко мне не сильно отличалось. Я стала для него младшей сестрой. Он забывал, что даже если опустить мой долгий сон среди заброшенного города, я все равно старше его на несколько лет. И пусть наш опыт разного плана, но я могла научить его многому, как, впрочем, и он меня.

Но для него всегда на первом месте была безопасность близких ему людей. И не зная, как проявить заботу иным образом, он изолировал нас от других, чтобы никто не мог причинить нам вред.

Как и сейчас, ему проще договориться и узнать все самому, оставляя меня в санях под предлогом их охраны, чем отпустить на разведку в город.

С одной стороны, его можно понять – мой опыт общения с людьми был иным. Я не знала ни привычек, ни традиций этого времени, но это не значило, что я могла этому научиться, оставаясь все время в стороне.

Именно сейчас нам нужны все наши силы, и все наши способности, чтобы, как можно скорее найти способ вызволить Арайю и покинуть стены города. А для этого нам мало просто разыскать дом Мафуса, нам нужен план.

Оглядывая здания маленького городка, в который перебрались люди после Забытья, я угадывала, какую функцию они исполняли прежде. Двухэтажные каменные домики старой постройки все еще служили кому-то теплым домом. С крыши мерно спускался на землю тяжелый дым. После стольких лет центрального отопления, печи и камины в них вновь стали использоваться по назначению.

Высокие же здания пустовали, как призраки прошлого – ненужного, забытого, страшного. Окна, как пустые глазницы, дверные проемы, как беззубый рот. Печальные и брошенные отголоски былого процветания теперь разрушались под влиянием времени и природных явлений. И это действительно было грустно. Прошлое стирало само себя, не оставляя шанса молодому поколению узнать, какими были их предки.