Башня Миражей бесплатное чтение

Глава 1

Алебастрово-белые стены, вычурные башенки и полупрозрачные колонны пленяли взор каждого, кто впервые посещал этот город. Резные остроконечные шпили утопали в пышной густой пене облаков. Когда роскошная, как взбитая вата, едва выпавшие сугробы или мягкий лебяжий пух, нетронуто чистая пелена расходилась – эта непостижимая постройка представала во всей красе. Солнечный свет отражался от дворца, играя всеми оттенками бликов, будто на стекле или хрустале, слепил глаза. Странно и алогично изломанная лестница поднималась прямо к позолоченной створке входной двери, её ширина позволяла пройти в ряд не меньше, чем десятку человек. И всё это – парящее, будто невесомое, отрицающее закон земного тяготения, не нуждалось ни в какой опоре и мирно дремало на фоне пронизанной утренними лучами синевы. Сильнейший маг современности, чуть ли не единственный Хранитель, который общался с людьми наравне, и автор двух третей нововведений на острове жил там, и все знали, что попусту его лучше не беспокоить. Он никогда не отказывался принять посетителей и уделить им сколько угодно часов, если они действительно имели к нему что-то важное и толковое. Он и не жил среди остальных Хранителей, чтобы к нему было проще зайти, потому что Храм подавлял величием, угнетал и многим не давал говорить открыто и честно. Нет, тех, кто наведывался к нему просто так, он выгонять не выгонял, но тонко, но, вместе с тем, старательно намекал, что они мешают, и люди обычно догадывались – дураки к нему не ходили.

Фрид Эль'Винг склонился над картой, задумчиво расчерчивая её, отмечая какие-то локации точками, на других решительно ставя косой крест. Туда нужно кого-то отправить, проверить, что и как, а вон в то место уже бессмысленно ходить, там не осталось ничего полезного. Где-то поиссякла магическая энергия, а ведь именно её стараниями остров до сих пор держался в воздухе и даже не рассыпался со временем под влиянием естественных сил. Можно было бы сказать просто "энергия", но аналогов ей в природе не нашлось, и владели таким её типом лишь Хранители. Междоусобный конфликт даром не прошёл, и эти многострадальные края ещё долго не оправятся. Ломать, как говорится, не строить. В детстве Фрид прочёл запоем уйму книг о том, как юные и смелые герои устроили революцию, а в конце все танцевали и праздновали, и на этом история заканчивалась. Маленьким Фрид полагал такой конец по-настоящему счастливым, но теперь понял – с того, к чему приходили там авторы, история на самом деле лишь начинается, но уже не волшебная, а тяжёлый, кропотливый труд. Впрочем, новая кровь, люди принцессы Абиллы, пошла острову на пользу, эти люди соглашались на что угодно, любую суровую работу, в благодарность за их спасение от неминуемой гибели. Они, пожалуй, могли бы таким рвением возвратить веру в человечество даже закоренелому цинику.

За почти незаметно выпуклым наружу круглым окном простирался город, с такой высоты он казался лишь тонко исполненной игрушкой из тех, что помещают в стеклянные шары и продают в качестве памятных сувениров или подарков на день рождения. Отдельные искусники могли даже сделать в шаре смену времён года и суток. Помнилось Фриду, что он был ещё ребёнком и собирал коллекцию таких. Потом брат сказал ему, что он занимается ерундой, и нарочно, с вызовом, разбил несколько. После крупной ссоры Фрид отстоял-таки своё увлечение, вот только интерес и ощущение волшебства, которое можно взять в ладони, пропали. Скандал, громкий и бурный, когда оба они сыпали ругательствами, будто горохом, заставил исчезнуть чары, развеял сказку. Впрочем, конечно, они помирились, но убитые грёзы о вымышленных мирах внутри шаров Фрид брату до сих пор не до конца простил. Забавно, что именно его брат, приземлённый реалист и скептик до мозга костей, в итоге женился на ведьме, да ещё и безумной архитекторше в придачу. Эта женщина ведь совершенно не поддавалась здравому смыслу, самим существованием своим отрицая парочку фундаментальных законов.

Фрид распахнул створки окна и высунулся наружу, подставляя лицо свежему ветру, холодному и резкому на такой высоте, но для Хранителя – в самый раз. Он никогда не сожалел, что мирские заботы и плотские страсти уже не для него. Зато ему доступно видеть потоки силы всего этого мира, что гораздо интереснее. Фрид ощущал их как стихию, пронизывающую остров насквозь, от края до края и сверху донизу, наполняющую небеса и даже само солнце. Воздух был напитан её мельчайшими, неразличимыми для взглядов обычных людей частицами. Любой маг, осваивая возможности собственного организма, одновременно и входил с ней в прямой контакт, принимал правила равновесия между отдачей и принятием энергии. Сложная система, которая безжалостно ставила на место любых дураков, что пытались идти против неё. Даже если это делали Хранители – она не ведала исключений. Они – не то, чтобы пустая формальность, но, пожалуй, не более, чем обслуживающие её инструменты. То, что острова без них, Хранителей, перестанут существовать, вовсе не делает их истиной в последней инстанции. Он вступил в их ряды, чтобы не допустить повторения, не дать другим посвящённым возомнить, будто они центр Вселенной. Нет, они в самом лестном для них случае лишь локальные божки на её задворках, и из отведённого радиуса влияния им не вырваться. И хвала звёздам.

Фрид уже хотел было уйти, но стремительно приближающаяся точка привлекла его внимание. При ближайшем рассмотрении это оказался торжественно-пурпурный, с золотой каймой, свиток, летящий благодаря наложенным на него чарам. Фрид подставил ладони, и тот послушно в них лёг. Внутри, на аккуратно вклеенном тонком светло-бежевом поле, написанные летящим размашистым почерком буквы гласили:

"Господин Фрид Эль'Винг, нижайше кланяясь вашему величию, мы приветствуем вас.

На раннее утро двадцатых суток этого месяца назначена церемония посвящения первых студентов нашей новой Академии Миражей, той самой, на создании которой настояла ваша глубокоуважаемая персона. Мы просим вас присутствовать на столь важном мероприятии, поскольку Академия – ваше детище, и вы, как её идейный вдохновитель, очень воодушевите учеников и дадите им стимул хорошо заниматься весь год. Вы – кумир молодого поколения магов, ваше присутствие – уже подлинное чудо и благословение, и они будут счастливы, если вы скажете им пару напутственных слов. Вашу речь занесут в летописи, и она сохранится через века!

Заранее благодарю за услугу,

Директор Мара К'Нарми."

Фрид слегка поморщился. Эту женщину он знал – и недолюбливал. В частности, вот именно за такие формулировки, по сути, не оставляющие ему выбора. Она составила текст так, что отказаться станет верхом дурных манер, а опозорить так статус Хранителя Фрид не имел права себе позволять. И подобострастие, граничащее с лакейским лизоблюдством, это виляние хвостом перед Хранителем! Даже вступив в их ряды, Фрид никакого пиетета к коллегам не приобрёл, а восхищённые ахи и вздохи надоели ему ещё в бытность официальным сильнейшим магом на острове… Кроме того, заведение ещё не функционировало, а Мара уже называет себя директором! Даже немного жаль, что, скорее всего, так и будет, и её уже не заменят. Он, конечно, мог бы оспорить её кандидатуру, немного времени на поиск новой оставалось, но до подобной мелочности не опустится… Кроме того, при исполнении обязанностей на такой серьёзной и важной должности он ещё не имел шанса её наблюдать, и оттого останавливал себя от излишней предвзятости заранее. Глубоко вздохнув, Фрид взял точно такой же свиток, но пустой, и начал сочинять ответ, то и дело прерываясь на размышления. Ни малейшей неточности допускать было нельзя. Хотя изящное искусство жонглирования словами и их ловкого, хитроумного, дву- и трёхсмысленного тасования Фрид так полностью и не освоил, он продвинулся в этой науке достаточно ощутимо.

"Достопочтенная леди К'Нарми,

оказанную вами честь невозможно переоценить. Воистину я недостоин вашего выбора, ведь я всего лишь затворник моей собственной башни, весь заваленный бесчисленными делами. К сожалению, я не могу препоручить их моей напарнице, так как целиком и полностью несу за них ответственность сам. Возможно, я сумею улучить пару минут для визита. Очень постараюсь, но ничего не обещаю. Прошу понять меня, миледи.

Искренне ваш,

Фрид Эль'Винг."

Универсальная печать Хранителей, а рядом – его личная подпись. Фрид довольно улыбнулся, бережно свернул послание и направил обратно по магическому следу, оставленному первым письмом. Вот так, никто не посмеет завуалированно приказывать ему, ставя перед фактом. Даже если её обвешают всеми регалиями и провозгласят единовластной королевой – она ему не указ.

Фрид потянулся захлопнуть окно и возвратиться к работе ещё раз, но тут второе письмо, куда менее вычурное, написанное на обыкновенной бумаге, не просто впорхнуло внутрь комнаты, но и, слегка поддразнивая, толкнуло его в лоб. Когда Фрид попытался схватить его, оно сперва покружило вволю по всему помещению, прячась за мебель или взмывая к потолку, и лишь после десятиминутной беготни за ним сдалось. Юркая вещица внезапно меняла траекторию движения, беззаботно носилась и разве что не щебетала. Фрид немного расслабился и даже повеселел. Тех, кто выделывал такие трюки над ним, не стесняясь, Фрид знал, мягко говоря, мало, раз, два – и обчёлся. И он ничуть не удивился, дойдя до конца свитка и увидев имена. Да уж, эти давно и подробно изучили, как его развлечь, и знали, негодники, что, даже если они самую капельку перегнут палку, то на них он никогда не рассердится. Вероятность, что без применения магии град и снег выпадут летом, или молнии засверкают среди ясного неба, раз в тысячу выше, чем та, где он их хотя бы отчитает.

"Здравствуй, друг!

Мы искренне надеемся, что у тебя всё хорошо. Если нужна любая помощь, которую мы в состоянии оказать тебе – пожалуйста, обращайся! О том, как ты работаешь без перерыва, никогда не гася свет в окнах твоей башни, легенды ходят, и мы готовы облегчить такой труд, только попроси! Нет, ну, в самом деле, так нельзя, какие бы сверхвозможности ты ни обрёл после инициации! Пожалуйста, отдыхай хоть иногда, или мы придём и стукнем тебя, а затем вдвоём уложим спать! Ты, без сомнения, крут, как горные склоны, но будь уверен – у нас получится!

В нашем доме всё хорошо. Мы ждём второго и, если родится мальчик, мы назовём его как тебя, а, если девочка – то непременно Фрида! Как же здорово, что у твоего имени есть обе формы!

Знаешь, наш сын, Ван, скоро поступает на первый курс твоей прекрасной Академии! Слушай, создать её была по-настоящему грандиозная идея! Мы будем счастливы, если ты присоединишься к нам, чтобы поздравить его в день праздника!

Искренне твои

Тана и Ли."

Фрид хлопнул себя ладонью по лбу и расхохотался. Да уж, похоже, это судьба! Невозможно игнорировать такое или считать простым совпадением! Не через час, не на другой день, а прямо одно за другим! Нет, это уж точно неспроста. Фрид сразу почуял, что отказывать ребятам нельзя. Подумать только, неужели он за всеми насущными хлопотами пропустил то, как Ван подрос и уже готовится выбирать себе способности и осваивать их! А ведь, казалось бы, ещё вчера был мелкой шустрой кнопкой со всегда всклокоченными вихрами и забирался к Фриду на колени, когда тот приходил в гости.

Да уж, теперь Мара точно может плясать – ей повезло. Впрочем, он вовсе не настолько против, как ответил ей, отказ был призван лишь чуть-чуть осадить и отрезвить её, напомнив, что он не из тех, кого можно поймать врасплох манипуляциями. Он же следил за постройкой Академии, финансировал её, сам составил проект здания. Фрид рассчитывал, что будет гордиться этим творением. Юные таланты войдут туда неоперившимися птенцами, а вылетят свободными и стремительными птицами, которым всё по плечу, а каждая мечта воплотится в реальность, едва лишь они постараются. Наставники, Мастера, конечно же, вполне хороши, но теперь не будет такого деления на команды и грубой разобщённости, где каждый гнёт свою линию, а их воспитанники часто не доверяют друг другу и едва ли не на ножах, постоянно обгоняя друг друга, соревнуясь буквально в каждой глупой мелочи. Не все Мастера такие, как Сабра или тот, кто достался ему и "ледяной принцессе" Имме. И пора прекратить эти распри из-за всякой ерунды вроде первенства, того, чьи заклинания лучше, или различий в мировоззрении. Мастерам придётся сотрудничать и договариваться, поскольку предметы в Академии будут поделены между ними, однако, также и подразумевать совместные занятия, необходимость сотрудничества и взаимного учитывания интересов. Индивидуализм и эгоизм больше не получат прежнего поощрения. И никаких дуэлей – товарищество и братство, как грезил Фрид, расцветут в тех стенах. Он ещё несколько лет тому назад устал от смертей тех, кому бы по-хорошему ещё жить и жить. И, пережив страх потери Иммы, Фрид намеревался не допустить больше кровопролития ни в столице, ни на остальном острове. И, как бы наивно и глупо это ни звучало – Фрид верил, что его идеал достижим. Он не относился к той категории личностей, кто просто вздыхает и ждёт, пока его мечты осуществятся сами по себе, или же сдаётся после первой же череды неудач. Чего бы ему ни стоил успех – Фрид его непременно достигнет.

Глава 2

Мара влюбилась в Академию с первого же взгляда. И, поскольку заклинаний очарования на великолепное произведение современного искусства не накладывали, женщина могла поручиться, что её порыв искренний. Едва увидев это монументальное, но в то же время лёгкое, будто вовсе не сложенное из белого мрамора, а сотканное из полупрозрачных волокон пуха, здание, она поняла, что хочет здесь дышать, жить, работать. Академия вдохновляла стараться, стремиться к большему и лучшему, не только учить других, но и развиваться самой. Она создавала уникальное настроение, сразу цепляя за живое, проникая в душу. Академия приглашала, и, если бы могла принять человеческий облик – протягивала бы на раскрытых ладонях все чудеса мироздания. Не нужно было обладать магической силой и каким-то особенным зрением, чтобы заметить это – создатели на славу постарались, похоже, вложив без остатка весь свой талант, всё рвение и фантазию. Мара была готова преклониться перед их гением – она, что не склонялась никогда и ни перед кем. Именно этот шедевр станет символом постижения тайн науки и вообще желания всегда двигаться вперёд, Мара могла бы заключить пари, как в ранней юности, когда славилась любовью к подобным развлечениям, и без колебания поставила бы всё на это. Для неё образование и самообразование никогда не были жизненными этапами, она смотрела на них как на что-то естественное, что сопровождает каждого человека до конца, до последнего вздоха, и, даже зная, что тебе остался лишь день, можно получить удовольствие от того, что успел увидеть, потрогать, испробовать ещё чуть больше. Не обязательно успеть поделиться этим с кем-то ещё, достаточно просто самому улыбнуться напоследок, уйти без сожалений и горечи и оставить лёгкость в память о себе. Некоторые становятся деструктивными, когда им говорят, что жить осталось недолго, и пытаются утянуть с собой на тот свет как можно больше тёплого, трепещущего, яркого, дышащего, чтобы после них другие не наслаждались благами этого мира, но Мара никогда не понимала таких эгоцентричных и мрачных личностей. Чужие сломанные судьбы не подарят им внезапного исцеления или предсмертного счастья, лишь отяготят совесть и заставят страдать в последние часы. Мара верила, что построить личный рай на чужих костях невозможно, он непременно рухнет, а до того момента будешь беспрестанно вспоминать, какой ценой это недолгое благополучие далось. Лишь кажется, что мир полон грязи и жестокости, и такое в нём абсолютно нормально – рано или поздно за содеянное заплатят без исключения все. Кто-то – материальным благополучием, кто-то – здоровьем или отношениями с близкими людьми, кто-то – репутацией, кто-то – самой возможностью спокойно спать по ночам.

У Мары не было семьи, а с родителями они уже лет семь как предпочитали друг друга не видеть. Поэтому она планировала целиком посвятить себя развитию этого замечательного заведения. Тут обойтись полумерами не выйдет – или выложиться без остатка, или лучше не начинать. Речь ведь вовсе не о простой школе, каких десятки. Прецедентов подобному великолепию на острове ещё не бывало. Ни в коем случае нельзя позволить этому превратиться в очередную звенящую пустышку или рассадник ненавистных всем юным дарованиям нудных наставлений, которые никто никогда не слушает, даже самые любящие учёбу отличники-перфекционисты. Здесь должно быть не просто место обучения талантливых личностей, но и сотрудничество равных, в котором каждый готов подать руку тем, кто отстаёт, чтобы они могли подняться и разделить друг с другом триумф творчества. Ядовитому соперничеству, выживанию прочь слабых, закулисных интриг и возни допускать нельзя, и Мара прекрасно сознавала груз ответственности, которая легла на её отнюдь не хрупкие, но прежде такого веса никогда не тащившие плечи. Иногда приходится с чего-то начинать, она совершенно не так в себе уверена, как пыталась показать, но шанс не упустит.

– Осматриваешься? И каково же твоё мнение?

Мара обернулась, чуть кривя губы. О, конечно же, Ингард Д'акри. Её друг детства – и соперник в период ученичество. Не ожидала она его здесь увидеть после того, как он почти получил заветное тёплое место, но в конце Совет Хранителей взял и изменил первоначальное решение, вняв предложению Хранительницы Марвин. Для Ингарда такое, как полагала Мара, стало потрясением – но нет, вот он, здесь, улыбается ей как ни в чём не бывало и одет с иголочки. Франт, каких на всём острове не сыскать. И, вдобавок, неисправимый позер и хвастун. Но дурным его Мара никогда бы не назвала, полагая, что разбирается в людях.

Мара не считала, что превзошла его. Такие чувства ведут к расколу в коллективе. Кроме того, она ни за что не позволит себе ересь недоверия к Хранителям. Они определяют, кто, где и как может послужить делу лучше. Конечно, у всех людей было право свободного выбора, как и возможность отказаться, но редко кто этим пользовался, полагая назначение, полученное из высочайших рук, огромной честью и мотивацией приложить все усилия.

– О, мне кажется, именно сюда я шла всю мою жизнь. Это место изумительное, но его атмосферу так легко испортить… – Мара знала, что говорит совершенно не на свой возраст, звуча как восторженная девочка, едва со школьной скамьи… но ничуть не стеснялась. Такой подъём испытываешь раз в жизни, и нет ничего зазорного в порыве эмоций. – Ты ведь тоже чувствуешь, как стены дышат магией, и хочется стать лучше, чем ты есть?

Именно в этом, как искренне полагала Мара, и заключалась суть высокого искусства. Иначе зачем тебе небеса, зачем Крылья, если ты не в состоянии воспарить духом, подняться над всем бренным и над личными амбициями, созерцать время и пространство. Мара восхищалась Хранителями и брала за образец, хотя и не метила войти в их число.

– Знаешь, я ведь прекрасно понимаю, что не справился бы с той должностью, что дали тебе, – сказал вдруг Ингард. Редчайший случай, когда он не пытался себя превознести и выставить в безупречном ореоле. Ну да Мара его знала как облупленного и не купилась бы, а больше их никто не видел. – Я ещё не дорос. И Хранительнице Марвин, должно быть, моё вопиющее несоответствие тоже было очевидно. Однако, я подаю заявление на вакансию одного из наставников. Надеюсь, что здесь не подведу.

Он, конечно же, пришёл на открытую церемонию. Если всё получится как надо – они зарекомендуют себя даже тем, кто никогда не собирался связывать судьбу с магией, и они, даже если не придут сами, дадут положительные отзывы размышляющим, выбрать ли способ по старинке или рискнуть и попробовать свежее. Конечно, столица не перестроится мгновенно, ни даже за ближайшие несколько лет, но все, кто здесь соберутся, терпеливы и трудолюбивы. Хранители – тем паче.

– Я полагаюсь на тебя, – она кивнула и улыбнулась.

Мара уверенным шагом переступила порог главного зала, где уже ожидали начала торжества не только молодые люди, но и многие в возрасте. Все были одеты в голубое или белое. Огромное помещение также сверкало ослепительной белизной, какой не бывает в реальных зданиях, ведь местам обитания живых существ свойственно нести на себе следы их деятельности. Безупречность же этих стен и витых колонн ничто не могло нарушить. Академия находилась одновременно и в реальном измерении, и в том, где Хранители выглядели как всемогущие столбы сияния, а окружающая среда зависела от воображения.

Ее не строили в буквальном смысле, её заставили принять материальный облик из грёз. Академия – абсолютнейшая из когда-либо посещавших этот мир иллюзий. Это пленяло, подкупало – хотя несведущих в магии наверняка ужаснёт, и они будут со дня на день ожидать, что Академия растворится в воздухе, прихватив с собой всех, кто внутри. Если бы они хоть немного представляли себе процесс конструирования подобных архитектурных элементов, они бы никогда не стали думать подобные глупости, но разве объяснишь? Для них всё, что не натуральное, из естественных, природных материалов – ненадёжное. Надувательство. А ведь иллюзия даже невосприимчива к попыткам повредить её физически, ни оружием, ни тараном. Точнее, она восстанавливается так быстро, что человеческий глаз не способен за этим уследить, и им кажется, что удар прошёл насквозь. Хотя конкретно эта иллюзия настолько прочная, что и ушибиться об неё можно, и инструмент сломать.

В первых рядах Мара заметила Фрида – лишь он облачился в синее, и он выглядел самым отрешённым и холодным. Она улыбнулась ему, но не взаимно. Что же, чопорный и закрытый, как всегда, нечему удивляться. Хотя она бы охотно послушала, чем же именно ему не угодила, но сам он вряд ли сподобится поделиться, а ей не в лоб же его спрашивать.

Мара поднялась на возвышение и развернулась к публике. Её сердце колотилось чуть чаще, чем подобало персоне её статуса. Она долго к этому готовилась, но сейчас понимала, каково неопытным актрисам, от волнения забывающим не то, что текст их роли, а и собственное имя. Впрочем, Мара быстро восстановила самоконтроль.

– Благодарю за то, что пришли, – радушно и тепло заговорила она. – Сегодня мы начинаем строить новое сообщество. Приветствуется каждый, кто желает внести вклад, мы будем рады видеть в наших рядах всех, кому не чужд дух постижения нового и расширение границ возможного. Мы разные, но видим это как шанс поучиться друг у друга, трудясь бок о бок с людьми, чьё мировоззрение и ценности отличаются. У нас не будет обязательных дисциплин и сурового распорядка посещения занятий, вы сами решаете, что вам нужно и в каком количестве. Но, пропуская что-то, не мешайте заниматься другим.

Она чуть выдохнула и завершила:

– Имеются ли у вас вопросы?

– Какие экзамены нужно выдержать, чтобы выпуститься? – поинтересовалась девушка лет двадцати. Её толстая фиолетовая коса, перекинутая через плечо наперёд, даже так доставала почти до пояса. Белый цвет платья ей не шёл.

– Не экзамены, а, скорее, собеседование у курирующего наставника. Они сами определят, какая проверка нужна, и нужна ли вообще.

– А жить можно у себя дома, или придётся в башне? – спросил стоявший рядом с девушкой русоволосый парень.

– Как вам больше нравится. В случае с теми, кому далеко добираться – можно переехать в общежитие. Или если у вас затруднения с семьёй. Поменять принятое на данный счёт решение разрешается в любой момент.

– А что, если… – заговорила было та же девушка, но её перебили.

– Поберегись! Наверху! – закричал кто-то из толпы.

Мара подняла голову… и застыла, глядя на то, как яркая огненно-рыжая переливающаяся капля величиной с трёх человек разбухает на потолке, нависает над её головой, вот-вот грозя упасть. Точно наваждение или заклятие поразило женщину – ей не удавалось пошевелиться.

Её сковал даже не страх, не шок, не ожидание боли – как обухом по голове ударили растерянность и обида. Почему? За что? Капля не просто застала Мару врасплох – капля была неуместной. Как отвратительная клякса чернил на великолепной картине, что стала бы шедевром, не испорти её эта дрянь.

И прежде, чем Мара успела бы хоть что-то предпринять – сверкающий изумруд сковал невесть откуда взявшуюся среди всех охранных зачарований опасность, а ещё секунду спустя та разлетелась на мириады крохотных частиц, буквально в зелёную пыль. Потрясающе, как что-то настолько смертоносное столь моментально превратилось в безвредную субстанцию, тут же рассеянную – а то ещё, чего доброго, крошки в глаза попадут. Фрид, как от него и ожидалось, не дремал. Но впервые Мара не преклонялась перед великолепием Хранителя, что спас её. Давящая тяжесть легла ей на сердце. Ведь покушение совершил кто-то из гостей.

Из тех, кого она так надеялась вскоре назвать своими. Новой, но оттого не менее крепкой, чем проверенная годами, семьёй. И с её несостоявшимся убийцей, если никто не заметил, откуда исходил энергетический поток, предстоит соседствовать, улыбаться ему ежедневно, разговаривать, даже не подозревая, что вот он злоумышлял на неё и почти преуспел, если бы не присутствие Хранителя. Мару аж холодным потом обдало, когда она смекнула, что он вполне мог и не прийти, формулировка в письме была весьма обтекаемой. Наверняка на него не рассчитывали.

– Я остаюсь здесь до полного выяснения обстоятельств, – подходя к ней, отчеканил Фрид и обвёл вовсе не товарищеским и не милосердным взором всех остальных.

В другое время Мара была бы вне себя от радости, но тут её хватило лишь на то, чтобы апатично кинуть. Не то, чтобы ей испортили весь настрой, но недавняя эйфория иссякла. Не будучи той, кто позволяет себе распуститься и ныть, Мара верила, что её состояние не затянется надолго, но пока – она разбита и несчастна. Вот вам и благие намерения. Строить новое общество они собрались – и вот что получили уже в самом начале.

– Ты! Это был ты! Я так и знала, что просто так подобный тебе прохвост не явится! – не скрывая бешенства, Мара подлетела к Ингарду, вцепилась ему в плечи такой хваткой, что костяшки пальцев побелели, и тряхнула, будто набитую ватой куклу.

– Нет, нет, я невиновен, клянусь! Я ничего об этом не знал! – перепуганно зачастил тот.

Мара поверила ему и отпустила, отталкивая с лёгким презрением. Тот, кто недавно пытался отнять чужую жизнь, не будет вести себя настолько жалким трусом. Ингард вёл себя не как тот, кто побоялся её обвинений или возможной расправы, следующей за ними – он пришёл в ужас от мысли, что следующей жертвой неведомого может стать сам. Беспокоила этого эгоиста её судьба, как же.

Глава 3

Невесомая прозрачная взвесь изумрудной пыли наполнила воздух каждого коридора, лестниц, залов, аудиторий. Почти неотличимая невооружённым глазом от просто чуть мерцающего мистическим зелёным оттенком воздуха, живая и едва ли не разумная пыль будто бы сама решала, куда и как ей двигаться. Она легко струилась в темпе течения средней реки, хотя ни намёка на ветер не было – откуда бы, если окна плотно закрыты. Словно загадочный туман, манящий прикоснуться, но просачивающийся сквозь пальцы – если бы кто-то задумал схватить эту мистическую пыль в горсть, она истаяла бы бесследно прямо в ладони. Даже не верилось, что эта удивительная субстанция действительно существовала, а не только мерещилось, как и всё остальное здесь. Тем не менее, исследование ничего не дало – Академия была чиста, никаких следов стороннего вмешательства. Белоснежная лепнина, выполненная в форме сказочной растительности – небывалой формы листьев и цветов, странно изгибающихся стеблей, – по-прежнему сохраняла самый невинный вид, словно и не стала свидетельницей преступления. Она бы оставалась такой же безучастной, если бы её чистоту и невинность осквернило кровопролитие.

Прекратив контролировать пыль и позволив ей рассеяться, Фрид скрестил руки на груди, прохаживаясь вперёд и назад по кабинету директора, ныне принадлежащему Маре. Его лицо, сосредоточенное, мрачнее мрачного, выражало разочарование, досаду на себя – и напряжённую работу мысли. Он чувствовал себя обязанным справиться – никто не вздохнёт спокойно, пока не поймут, что произошло. Каждый под угрозой там, куда пришли ради ощущения безопасности. В следующий раз может так и не повезти, и кто-то пострадает.

Невыносимо понимать с беспощадной отчётливостью, что труд, в который Фрид вложил всю душу, осквернён.

Сабра стояла позади сидящей в кресле Мары, касаясь подушечками пальцев её висков. Фрид знал – она использует петлю времени, позволяющую погрузиться в свои или чужие воспоминания, чтобы взглянуть на происходящее со стороны. Прежде для неё, как для обычного человека, такое было магией сложнейшего уровня, но теперь, как Хранительница, она могла это проворачивать хоть трижды в день. Правда, не любила – у тех, кто подвергался процедуре, потом болела голова, иногда по целой неделе, не проходя. Восхитительная магия, когда становишься её объектом – и совершенно не заметная со стороны. Фрид всегда считал её куда изящнее своей, предназначенной только для боя. Впрочем, им обоим подходило именно то, чем они обладали, и он ничуть не завидовал, лишь восхищался.

– Ну, как? – спросил Фрид сразу, как только Сабра отошла, ещё до того, как Мара полностью очнулась.

– Ничего, – покачала головой его напарница.

Нападение на высокопоставленное лицо страны в присутствии Хранителя – не обычный инцидент, а своеобразный манифест. Но что им пытались заявить? И кому? Маре? Фриду? Всем Хранителям? Простым гражданам? Они только оправились от катаклизмов, и обыватели получили надежду на спокойную сытую жизнь, ведь многие вовсе никогда в жизни даже не рвались навстречу каким-либо свершениям, великим или не очень. Они хотели проводить дни на своей земле, в кругу семьи, с уверенностью в завтрашнем дне. Им не нужны потрясения. Если люди будут настроены против Академии как источника проблем – мечта Фрида никогда не сбудется. И он бы вполне ею пожертвовал, если бы не был так уверен, что она пойдёт всем лишь на пользу. Их мир нельзя было назвать тёмным, по крайней мере, сейчас – но Академия выделялась ярким сиянием даже на фоне того, как расцвёл город. Позволить ей угаснуть, дать грязным лапам завистников и конформистов запятнать этот свет – нельзя. Любой ценой.

Да, Фрид рассердился так, как очень и очень давно с ним не происходило. С тех пор, как он стал Хранителем – совсем никогда. Он даже думал, что больше не способен на это. Фрид избегал всех сильных порывов, прекрасно помня, ко скольким историческим катаклизмам они привели. Эмоции никому не идут на пользу, а для Хранителя и вовсе могут стать фатальными, при той силе, что дарована им. Но сейчас Фриду хотелось выволочь предателя под солнечный свет и вывернуть ему наизнанку сердце. Пусть это делалось обычно лишь по добровольному выбору личности, ведь нельзя насильно изменять чужой характер и сердце, Фрид был готов на это, ведь посягательство на всеобщее счастливое будущее непростительно. Верил ли он, что одной Академии будет достаточно для того, чтобы этого достичь? Безусловно, нет. Но это заложит краеугольный камень, научит множество поколений мыслить правильно, к созиданию, а не разрушению.

Более защищённого места, чем Академия во время церемонии, не существовало, разве что Храм Равновесия. Для внешнего мира она оставалась лишь полуреальной, для того и требовались приглашения, просто так само здание никого даже близко не подпускало – мираж, призрак, фата-моргана. Любая атака оттуда попросту прошла бы насквозь. А из тех, кто находился внутри, Сабра не нашла никого подозрительного. Фрид знал её дотошность и внимательность, поэтому вердикту коллеги верил. Следовательно, его капризная природа допустила произошедшее… А, может быть, сам дворец и намекнул Маре, что с ней будет, если она не оправдает его ожиданий? Тогда всё сходится. Возможно, та капля бы сама рассеялась, не успей Фрид её обезвредить. Недурной щелчок по носу и указание на то, кто в действительности главный, завуалированный совет не слишком-то зарываться.

Или даже вовсе это не намёк, а шутка. Крайне неуместная шутка того, кто не понимает, что это такое и когда они нужны, а когда портят момент. Возможно, они получили на руки живое существо, пусть и не такое, как принято себе обычно представлять. Новорождённое живое существо, лишь начинающее пробовать мир на зуб. Дрожь пробирает, не так ли? Даже сами творцы понятия не имеют, на какую высоту замахнулись. Ни одна легенда не рассказывала об успехе тех, кто покусился на божественные права, являясь простым смертным. Или экспериментировал с тем, чего до конца не понимали. Да, именно так и совершают грандиозные прорывы… но и выставляют себя на посмешище, и погибают страшной смертью тоже на этой дороге. Впрочем, что уж теперь сетовать, они дерзнули, давать задний ход поздно. Отступятся теперь – и впредь никто никогда за ними не согласится следовать.

Фрид вышел из кабинета и поднялся на крышу. Открытая, казалось бы, всем ветрам, она была надёжно защищена незримым куполом чистой энергии.

– Я знаю твой секрет, – безмолвно обратился к Академии Хранитель.

Нет, он вовсе не такую уж и уверенность чувствовал в своей теории, но проверить хотел. Понять бы ещё, как понравиться нравной и загадочной химере из образов и сновидений. И дворец, конечно же, не ответил – лишь в сказках неодушевлённые предметы умеют говорить. Но Фрид прямо-таки всем нутром почувствовал, как к нему присматриваются, изучают невесомыми касаниями, пробираются под кожу. Он был Хранителем, а, значит, не ошибался в подобных вещах. Он умел видеть истинные токи энергии в мире, ткань, из которой было соткано всё вокруг. Для него весь остров и каждый стебель травинки, каждый камень и каждая букашка состояли из миллиардов причудливо переплетённых пёстрых, постоянно растущих, меняющих толщину, цвет и конфигурацию нитей. Он мог влиять на них, как пожелает. Мог взять любую – и попросту отменить её. И он сумеет остановить Башню Миражей, если окажется, что она несёт в себе слишком много зла. На всех Хранителях лежала ответственность, тяжёлый долг определять, что есть хорошо для острова, а что плохо.

Именно поэтому Фрид отчётливо понимал, что нельзя просто взять и оборвать существование того, что раз создали. Привели нечто в мир, не сумели понять – и не нашли лучшего пути, чем уничтожить это. Тогда он будет уже не Хранитель, а Разрушитель. Убийца.

Присутствие не казалось враждебным. В нём сквозили любопытство и даже симпатия. Но, словно отзываясь настороженности Фрида, внезапно налетевший из ниоткуда ветер взлохматил его волосы. Конечно, физическая оболочка Хранителя только имитировала человеческое тело, в действительности же он представлял собой столп света, такой огромный, что не поместился бы на этой крыше… и Академия вот так, легко и непринуждённо, напомнила Фриду о том, кем он когда-то был. Они оба притворялись друг перед другом теми, кем не являлись – но что-то от образов всё же стоило считать настоящим. Обоим то, как они выглядели, и в соответствии с этим себя вели, нравилось куда больше, чем истинные формы. Оба мечтали о хорошем будущем и хотели нравиться. Неожиданная и даже немного пугающая общность с чем-то настолько непостижимым и потусторонним показала Фриду – Башня Миражей одинока. Ей нужны зрители, внимание, общение, и для них она согласна выступить советчицей, указующим правильный путь перстом… не настолько, однако, назойливым, чтобы насильно навязать этот путь. По крайней мере, в этом ей хотелось верить.

По наитию Фрид присел и коснулся ладонью гладкой поверхности крыши. Хотя сама она оставалась прохладной, в глубине он уловил живые и ласковые токи тепла. Они напоминали человеческий пульс, хотя и не являлись им. Ускользающие от восприятия, будто плод воображения, эти загадочные движения энергии могли бы обмануть кого угодно, только не Хранителя, воспринимающего весь остров, все законы мироздания как единое с собой. Вместе с тем Академия была вполне самодостаточной от него, и Фрид понимал – они на равных. И многому мм предстоит друг друга научить, если будут внимательно слушать. Башня не искала в нём поддержку и опору, как весь остальной остров. Она предлагала свои. Хотя было в её щедрости что-то лукавое, почти флиртующее – и затаённо опасное. Действительно ли стоит полагаться на такого товарища – или же она пытается опутать его тенётами прозрачной, почти невидимой паутины? В эту минуту Академия пыталась к нему подольститься, но он не должен забывать, что её розыгрыш над Марой был жестоким, а, значит, и вся эта сущность в высшей степени непредсказуема. Кто знает, что она сочтёт забавным дальше. И как далеко готова зайти. Наверно, потребовались бы все Хранители, чтобы стереть эту таящуюся сущность, и тогда Академия завершила бы материализацию в вещественном мире, стала бы одним зданием из многих. Но Фрид бы не желал такого финала, сам акт создания Башни Миражей лишился бы всякого смысла. Они ведь так старались, чтобы она не была похожа ни на что и возносилась над всем привычным, традиционным, простым и подчинённым общим правилам.

Ощущение, что она смеётся над ним и водит за нос, почему-то не отпускал. Фрид давно был выше мелочных обид и стремления кому-то что-то доказать, но Академия разжигала его любопытство. Дразнила, намекая на что-то, что ему всё никак не удавалось у хватить за мелькающий хвост.

– Ты ведь помнишь, что мы обязаны оберегать живых, а не иллюзии, какими бы притягательными и соблазнительными те ни были?

Фрид обернулся и встретился взглядом с Саброй. Нашла-таки его. Хотя он и не скрывался, но что она сообразит так быстро и сочтёт нужным нарушить его странное не-одиночество, о котором даже эта странная женщина не могла знать… Впрочем, это бы ничуть не удивило Фрида. В очередной раз ему показалось, что напарница видит его насквозь. И понимает многие вещи о нём гораздо раньше, чем он сам их осознаёт. Сабра была матёрой воительницей, сантиментов не признавала, с врагами не договаривалась. И, если она расценит Академию как угрозу – вместо слаженного дуэта они превратятся в идейных противников. Будь Фрид человеком – поёжился бы.

– Как в древней истории о шкатулке чудес, в которую высшие силы заперли все чудеса нашего мира, – продолжала Сабра. – Шкатулку захлопнули, и чудеса иссякли – когда люди столкнулись воочию с тем, что самые сладкие грёзы способны ломать судьбы и сводить с ума не хуже кошмаров. Ведь что есть кошмар, как не крушение мечтаний и надежд, и, чтобы отнять их, сперва нужно дать, не так ли?

Она не угрожала Академии и не относилась плохо к Фриду – всего лишь предупреждала по доброте душевной, пока он не увяз слишком глубоко. Но тут Фрид поневоле задался вопросом, не опоздала ли его давняя подруга. Он уже не собирается отдавать Академию без боя, что бы та ни натворила – хотел попытаться договориться, поладить, дать понять, что та не права, и объяснить, почему. Хлопотать и заботиться, как о родном ребенке, даром что иметь детей Хранителям не дано.

– Я обещаю, что присмотрю за этим местом и не допущу беды, – твёрдо сказал Фрид.

– А способен ли ты вообще распознать, что такое беда в данном случае, прежде чем мы все от неё прямо или косвенно пострадаем? – вкрадчиво осведомилась Сабра.

Фрид кивнул и направился с крыши прочь. Там ему вдруг стало неуютно. Без рационального обоснования, без явных предпосылок – просто не по себе. Да и дела ожидали, аж по самое горло. Успокаивать Сабру он не планировал. Сама справится, не маленькая. Да эта-то женщина, скорее, всем Хранителям сразу мозги вправит. Фрид безоговорочно верил ей – и в неё. До того, как начал работать с ней, он не умел полагаться ни на кого, кроме своей бессменной напарницы Иммы, и считал, что любой, кто неспособен добиться всего, в чём нуждается, сам, не заслуживает этого. Работа в большой команде была не для него, и даже теперь, заняв пост Хранителя, он лишь учился продуктивному сотрудничеству и взаимоуважению.

Глава 4

Наверно, во всём этом безусловно величественном, грандиозном и монументальном здании не нашлось бы помещения более внушительного и просторного, чем библиотека. Место встреч и знакомств, понимания своих и чужих интересов. Те, кто сегодня пришли почерпнуть отсюда знания, через год или десять лет сами пополнят их. Никто в Академии не пришёл сюда из-за того, что его заставила родня или банальное стремление следовать моде. Не понимающие того, что их здесь ждало, отсеялись при выборке. Прельстившиеся почестями и громкими титулами адептов – тоже. И это был единственно правильный путь – только самые серьёзные и ответственные заслуживали место в рядах воспитанников. Именно настроение оценивали в первую очередь, уровень способностей при поступлении значения не имел. Опытные обладатели сильного дара могли стать наставниками – либо же, не имея никакого отношения к учебному процессу, получали право пользоваться книгохранилищем, коллекцией артефактов и лабораториями. Академия предлагала развитие не только новичкам, но и опытным, видавшим виды и не один научный фолиант сами издавшим корифеям.

Библиотека интриговала формой псевдо-лабиринта – когда схема расположения стеллажей производила поначалу впечатление сложной и запутанной, но вскоре оказывалось, что на деле, какой проход ни выбирай, рано или поздно придёшь к центру. Мягкое и тёплое медовое сияние расположенных по всему потолку светильников создавало ощущение домашнего уюта и комфорта. Сюда принимали только уникальные экземпляры книг, и можно было не сомневаться, какую ни возьмёшь – другой такой не найти. Больше десяти тысяч книг уже находились здесь, созданные самой библиотекой, когда Мара сняла печать, распахнула двери и вошла, пользуясь привилегией директора исследовать всё первой. Ко всеобщему изумлению, они не оказались ни пустыми, ни одинаковыми, но каждая рассказывала об истории этого мира или других миров – с тем внутренним пламенем в каждой строке, что получается, лишь если соединить ярчайший жизненный опыт и блистательный писательский дар. Их писали очевидцы – воплощая реальные, не вымышленные, боль и восторг, любовь и отчаяние, подлость и героизм. Строки кричали, звенели, стонали. Погружаясь в мелодию их песен – у каждой неповторимая и незабываемая, – не один десяток читателей потеряли счёт времени и утратили связь с пространством вокруг вплоть до того момента, как доберутся до последней страницы.

– Я не помешаю? – Фрид подошёл к Вану со спины.

– Нет, конечно, – оборачиваясь, замотал головой юноша.

Он отложил "Трактат о смещении оси мира после Великого Катаклизма" – ха, можно подумать, кому-то известна правда об этом инциденте, – улыбнулся. Фрид был для него кем-то вроде всегда добродушного, надёжного и мудрого дядюшки, всегда помогающего советом, умеющего и успокоить, и подбодрить, и отчитать за ошибку так, чтобы не отбить желание пробовать дальше. Друг семьи есть друг семьи, пусть сам Фрид и задавался порой недоуменным вопросом, как так вообще получилось. Он не сближался с ними так уж усердно, хотя после того неудавшегося бунта они поневоле стали друг другу не чужими. Фрид сам не заметил, как они доверились ему. Может быть, потому что он и Сабра как лучше всего знакомые Тане и Ли среди Хранителей не вызывали такого трепета. Или только от них не ожидали подвоха. Как бы то ни было, Фрид не просил их прекратить, немного даже отогреваясь их щедрым теплом. Сам-то он так и остался без семьи, даже от Иммы отдалился.

– Потрясающе, что вы занялись чем-то настолько огромным и важным, – сказал Ван, смотря Хранителю прямо в глаза. – В старом мире о подобном и не мечтали. Сколько же лет мы упустили, пока замечательная мысль не посетила вашу гениальную голову!

Воодушевление Вана передалось холодному и сдержанному, как те самые самоцветы, что создавал его дар, Фриду. Такой естественный и активный отклик не мог не тронуть до глубины души. Со стороны кто-то принял бы эмоции Вана за лесть, но он действительно всего-навсего прикипел к Академии за прошедшие несколько дней. Да, быстро, но иногда и между людьми склонность возникает с одного касания и фразы.

– Тебе, я вижу, всё нравится, – констатировал Фрид, одаривая Вана ласковым взором. – Как насчёт совместного занятия?

Конечно, он пришёл в Академию не играть роль наставника, но, раз уж пришлось здесь задержаться – почему бы и нет. Да и, в конце концов, он ведь основатель, и будет странно, если так и останется в стороне.

– Вы уделите мне столько времени? Конечно, я пойду! – зрачки Вана расширились, он едва в ладоши не хлопнул, едва сдержавшись: несолидно.

Не прошло и десяти минут, как Ван уже разводил краски на палитре. Одним взмахом кисточки он запустил в воздух толстых жёлтых пчёл. Довольно жужжа, они разлетелись по всему тренировочному залу. Самые настоящие насекомые, проживут как все остальные пчёлы, нужно будет их выпустить, чтобы нашли себе пищу, и поскорее, а то как бы их не надумал какой умник потравить.