Эшафот под Новый год бесплатное чтение

Предчувствие

Растаяло эхо последнего звонка и в ушах осталась только звенящая тишина. Вместе с эхом исчезли смех и радостные крики.

Все закончилось.

Это был последний урок в этом году.

Отсалютовав грохотом хлопушек, дождем из серпантина и россыпями разноцветных конфетти, ребята с ликующими возгласами приняли новогоднее поздравление преподавательницы изобразительного искусства Анны. Анной зову ее только я – в силу наших особых отношений. Но об этом после… А для остальных учеников она Анна Андреевна.

Получив с поздравлениями желанные подарки, ребята тут же принялись их разворачивать, хвастая друг перед другом, у кого подарок круче.

Зашелестели обертки, захрустело печенье, в воздухе запахло молочным шоколадом, ванилью, корицей, яблоками и мандариновыми корками. Ребята шутили, галдели, фотографировались, позировали на камеру и корчили смешные рожицы. В предвкушении праздничной эйфории все принялись бурно обсуждать, кто и чем будет заниматься на каникулах, куда поедет и вообще, как и где будет встречать Новый год. Впереди у них были длинные долгожданные любимые зимние каникулы.

Какое-то время класс еще гудел как потревоженный улей, а затем, как-то враз стало неожиданно тихо… – словно все по волшебству исчезли. И вот в студии остались только мы с Анной.

Я… кстати, я еще не представилась. Меня зовут Аня. Мы с моей преподавательницей изобразительного искусства обе Анны – я вам об этом уже сообщила. Так уж вышло. И это я думаю, не случайно.

Помимо преподавания живописи и графики, Анна учит меня еще одной науке. Но это не для общих ушей. Я делюсь с вами этим по секрету. Анна является моей наставницей в области практической магии. Да, да… Надеюсь, вы понимаете, что об этом никому ни-ни… Иначе мне придется вас убить. Не переживайте – это была шутка. Вам и так никто не поверит. Ведь все знают, «что магии не существует». И это тоже шутка, для тех, кто понимает, что это совсем не так.

– Праздники, это конечно хорошо, но нам с тобой нужно еще немного поработать, – сказала Анна и закрыла дверь на замок, чтобы нам случайно никто не помешал. – Ты и так много пропустила, так, что не расслабляйся. Будем наверстывать упущенное. Итак, где там твоя работа, которую ты не закончила…

Она открыла шкаф, где хранились работы учеников и вытащила толстую папку, на ярлыке которой была написана моя фамилия. Открыла ее. Отложила в сторону несколько листов с натюрмортами и эскизами, и достала ту, над которой я билась несколько занятий к ряду – но добиться желаемого эффекта так и не смогла.

Опять она… Я закатила глаза и тяжело вздохнула.

На большом листе был изображен пейзаж с видом на пруд в осеннем парке. Причем, стоит отметить, что писала я его не с натуры – это был плод моей фантазии. И несмотря на это, между прочим, выглядел он вполне реалистично.

Сама не знаю, что меня так вдохновило, но этот вид с беседкой, мраморными статуями и извилистыми аллеями, засел в моем сознании настолько прочно, что мне казалось, что в этом парке я когда-то уже была.

Я начала писать его еще пару месяцев назад. Даже сейчас, по прошествии столь долгого времени, я все помнила, вплоть до мельчайших деталей. Для меня было странно, что я так много знала об этом месте. Необъяснимо и удивительно – но это факт.

– А ты молодец. ракурс выбран вполне удачно, – сказала Анна, рассматривая мой пейзаж на расстоянии вытянутой руки. – Аллея, скульптуры, клумбы… очень удачно подобран фон. И беседка с лодочкой у причала, гармонично вписались в общий план. Ты, что писала этот пейзаж по памяти?

– Нет, – ответила я. – Все получилось как-то само собой.

– Да?.. – похоже, что мой ответ ее почти удивил.

Почему почти? Да потому что удивить Анну по-настоящему практически невозможно. Кому-кому, а уж мне это доподлинно известно. Даже бы если Земля перевернулась и все люди в миг стали бы ходить вниз головой – она бы даже бровью не повела. В своих магических экспериментах Анна порой вытворяла и не такое.

– Ну, хорошо, – не стала она возражать, – раз уж ты так считаешь, тогда не будем больше об этом. Приступим к делу и давай мы сегодня более усердно поработаем над техникой. Подумай-ка лучше, что нужно сделать, чтобы придать композиции большую реалистичность и подчеркнуть объем.

Анна передала мне работу, чтобы я прикрепила его кнопками к мольберту.

Обычно во время занятий, чтобы привнести в процесс творческую атмосферу и привить ученикам хороший вкус, Анна включает проигрыватель и ставит классическую музыку – чаще всего она предпочитает фуги Баха, сонаты Шопена или еще излюбленные ей Времена Года Вивальди.

Но сегодня, к моему удивлению, она включила мою любимую Enya. Обожаю ее за ее восхитительное и неповторимое меццо-сопрано – уникальная, волшебная и божественная музыка. Сегодня весь католический мир празднует Рождества и в соответствии с этим музыка Enya подходила по этому поводу как нельзя кстати. Я прямо почувствовала, как атмосфера начала вибрировать и наполняться магией – такой густой, завораживающей и таинственной.

– А тебе не кажется, что у нас сегодня как-то подозрительно тихо? – спросила она и загадочно улыбнулась.

Судя по всему, в данный момент речь шла не о музыке, которая нежными переливами доносилась из динамиков старенького проигрывателя.

– Ты о чем? – поинтересовалась я, не понимая, что она имеет в виду.

Мы всегда с ней общаемся друг к другу на «ты», когда остаемся одни и поблизости нет других учеников. И в этом нет никакого неуважения. Дело в том, что по древним традициям нашего чародейского круга посвященных, наставницы и ученицы обращаются друг к другу на «ты» – как это было заведено еще издавна, когда ведуньи, травницы и ворожеи выбирали себе способных отрочиц из числа мирян, и занимались их обучением в тайных и обособленных урочищах. С тех пор, как Анна взялась меня обучать чародейским премудростям, мы с ней так сдружились, что она для меня стала как вторая мама. Ну не совсем, как мама, конечно, – скорее, даже как старшая сестра. Короче, как мать и как сестра – два в одном. Одним словом – НАСТАВНИЦА. Многогранное и емкое понятие. В общем, кто знает о чем я, тот поймет…

– Я о том, что ученики уже давно ушли, – пояснила Анна, – а эти пройдохи до сих пор еще так не и не объявились. Хотя обычно, стоим нам только остаться наедине, как они уже тут как тут.

– А поняла, – догадалась я, смешивая краски на палитре. – Ты сейчас про Вениамина и Милицу…

– Про кого же еще… – усмехнулась Анна. – Про них, Анечка, про них.

– Если вы про нас … – тут под наряженной елкой сто-то зашевелилось и зашуршало, – … то мы давно уже здесь. А тихо сидим, так это потому, что не хотели вам мешать.

Шары на ветвях закачались, елка заходила ходуном, бахрома серебристого дождика заколыхалась, и из-под груды мишуры и снежной ваты высунулись две миловидные мордахи. Обе рыжие с озорными и лукавыми глазками – это были лиса и кот.

В нашем кругу посвященных чародеек почти у каждой есть свой маленький помощник или своя помощница. В зависимости от особенностей натуры, у каждой из нас есть свой энергетический двойник – чаще всего это звери или птицы, а у кого-то даже рыбы или рептилии. Они приходят к нам из других миров – из удивительной, таинственной, потусторонней Нави. Для большинства людей в нашем мире они невидимы – их видим только мы. И это очень удобно. Если нам нужно что-то разузнать, то наши двойники могут проникнуть куда угодно, оставаясь при этом никем незамеченными. Они могут раздобыть для нас все что угодно, извлечь из скрытых источников любую информацию – а если понадобиться, то и провести нас потаенными и безопасными путями в любое место. За это качество посвященные зовут их ПРОВОДНИКАМИ.

Рыжий кот Вениамин – это мой проводник, а пушистая плутовка Милица – это проводник Анны. Они оба стоят друг друга – озорники и плутишки еще те. Шалопаи каких свет не видывал. Но при всем при этом добрые и отзывчивые – в беде не бросят и никогда не подведут. Сколько раз Вениамин и Милица выручали нас из разных переделок, где мы с ними только не побывали… Но об этом как-нибудь в другой раз.

Хотя сейчас, как только они показались, у меня появилось предчувствие, что сегодня как раз и должно произойти нечто необычное. Не знаю откуда у меня появилось это чувство, но в последнее время чутье меня еще ни разу не подводило.

По древним поверьям последняя неделя перед Новым годом – это пора чудес и неожиданных сюрпризов. Что же все-таки произойдет в этот предпраздничный вечер? Чем он нас удивит?

Чем больше я об этом думала, тем больше разгоралось мое любопытство, а мое неуемное воображение рисовало картины чудесных и неизведанных миров. И хотя пока еще ничего особенного не произошло, я уже точно знала, что впереди нас ждет невероятная и удивительная история. Интересно, а Анна с Милицей и Вениамином об этом догадываются?..

– Между прочим мы здесь уже битый час сидим, – Вениамин покосился на Милицу и подал ей знак, что у той вымазана щека. – Удивительно, что вы нас не заметили.

Лиса покрутила мордочкой, нашла свое отражение в золотистом шаре, поспешно вытерла мордочку от шоколадной глазури и облизала лапу.

– Ну-ну… – воскликнула Анна. – И чем же это вы там занимались, втихаря, что от вас не доносилось ни слуху, ни духу?

– Да так, собственно, ничем особенным… – хитрые глазки Милицы заблестели и забегали, ища подтверждения в отражениях других шаров в том, хорошо ли они с котом замели следы. – Мы проводили инспекцию содержимого новогодних подарков. Кстати, вот эти конфеты в зеленых обертках не ешьте – они слишком приторные и у них орехи к зубам прилипают…

Лиса облизнулась и подвигала челюстями, чтобы удостовериться, что они не слиплись.

– Не конфеты, а мечта дантиста. Если бы я была предприимчивым стоматологом, то договорилась бы с директором фабрики, чтобы на обратной стороне обертки напечатали адрес моей клиники. Не за бесплатно, конечно. Естественно, за соответствующее вознаграждение. Тогда бы мой бизнес тут же попер бы в гору. И могу поспорить с кем угодно и на что угодно, что в моей клинике от клиентов отбоя не было бы.

– Так вы, что там рылись в наших подарках? – Анна едва не задохнулась от возмущения.

– Что значит рылись? – с обиженным видом вознегодовал Вениамин. – Нет, ну ты это слышала, Милица. Все, не знаю как ты, а вот я оскорблен и унижен. Это же надо, такое сказать про благородного кота. Фррр… как это бестактно и грубо… Вот и делай после этого людям хорошее.

– Мы не рылись, – поспешила оправдаться лиса. – Я же уже сказала, мы их просто тщательно проверяли. А вдруг там бы попалось что-то несвежее или несъедобное. Для вашего же блага старались…

– Ага, старались они. Умнее ничего не могла придумать… – Анна попыталась изобразить строгость, но у нее это не получилось – Вениамин и Милица выглядели так комично, что, глядя на них было трудно сдержать улыбку. – А я все думаю, почему с некоторых конфет слизан шоколад, и они все такие обмусоленные… А это оказывается наши дегустаторы с них снимали пробу. Ну как, испытатели, после ваших исследований у вас там ничего не слиплось?..

Вообще-то, Анна и строгость несовместимы. Они как два полюса – имеют абсолютно разные заряды. По натуре она жизнерадостная, веселая и озорная. Там, где уместно любит поострить и пошутить, но так, чтобы при этом никого особо не задеть и не обидеть. То, что она такая вовсе не означает, что она легкомысленная или несерьезная. Там, где нужно, Анна может быть «синим чулком» и светской львицей, а если потребуется, то и воинственной амазонкой – хотя, доводить ее до этой ипостаси я бы никому не советовала, в особенности если тот не надел на себя пуленепробиваемый жилет или на худой конец хоккейное защитное снаряжение, не подстраховался заранее и не обзавелся огнетушителем, портативной аптечкой и сменой чистого белья.

– А-ну брысь от подарков, – шикнула Анна на озорников. – Вылезайте оттуда немедленно. Нечего шарить там, где не положено. И вообще, чтобы вы знали – это не вам, а детям. А что касается вас, то ваши подарки у меня в тумбочке…

Не успела она договорить, как Вениамин и Милица пулей выскочили из-под елки и на перегонки бросились искать свои подарки.

– Да не в той… – выкрикнула она им. – В той, что стоит у учительского стола…

Лиса и кот ринулись в противоположную сторону.

– … в бумажном коричневом пакете.

Они распахнули тумбочку и шурша пергаментной бумагой, выволокли пакет.

– Для Милицы в красной коробочке, – пояснила Анна, – а для Вениамина в зеленой. Смотрите только не перепутайте…

Кот и лиса зарылись по уши в пакет – и тот едва не затрещал по швам. Я и Анна собрались было их призвать к порядку, но пакет так отчаянно шуршал, что нас все равно никто бы не услышал.

Со стороны было забавно наблюдать за их толкотней и копошением.

– Видать угодила, … – усмехнулась Анна, глядя на то, как лиса и кот уплетают за обе щеки содержимое из их коробок, – … с вкусовыми предпочтениями не прогадала. Ладно, оставим их с их маленькими радостями наедине – пускай полакомятся и по наслаждаются. А нам с тобой, Аня нужно еще немного поработать.

По ту сторону

– Немного не так, – сделала мне замечание Анна. – Не три так сильно, а то на картине останется пятно. Плохая привычка. Если не отучишь себя и будешь так делать и дальше, то это ни к чему хорошему это не приведет.

Анна выбрала из моего арсенала одну из кистей – среднего размера, макнула ее в воду и из тюбика выдавила на палитру немного белил. Смешала их с приготовленной мною лазурью. Затем добавила к ним еще немного томного кобальта… Когда все краски смешались и у нее получился нужный оттенок, она нанесла пару точных мазков на мой этюд.

Вот вроде бы мелочь… а картинка тут же преобразилась. Откликнувшись на ее прикосновение, она в буквальном смысле ожила.

– Тебе всего-то и нужно было привнести этот тон и придать воде немного ряби, – обратным кончиком кисти Анна указала на фрагмент моего пейзажа. – А ты своим растиранием наоборот только все взбаламутила и замутила. Еще чуть-чуть и твой пруд превратился бы в болото. Тогда бы пришлось затушевывать этих милых лебедей, а вместо них изобразить кувшинки и квакающих лягушек.

– А что, вполне неплохая идея… – промурлыкал Вениамин, вылизывая лапу. – Выглядело бы может не так изысканно, зато натурально и реалистично.

– Ну да, – присмотрелась к картине Милица, подперла мордочку лапой и взмахнула пушистым хвостом. – А почему бы, собственно, и нет. Если не знать, что художник хотел изобразить изначально, то можно все принять за чистую монету. Болота ведь тоже бывают разные… А это болото было бы в стиле ампир или ренессанс.

– Милица, уймись, – критично оценивая мою работу, высказалась Анна. – Ну что ты такое несешь. Ну какой еще ренессанс… Кому взбредет в голову, сооружать на болоте такую красоту: ротонду с колоннами и лепниной, античные статуи, фонтан…

– А почему, собственно, нет… – лиса элегантно перебросила через лапу пушистый хвост, и с видом и ценительницы искусства принялась эстетствовать. – Почему творческая личность не может дать волю полету своей фантазии. Она же художник – может она так видит. Кто сказал, что статуям Венеры и Аполлона не место на болоте? Вот скажи мне Анна, это что запрещено?.. Если да, то стесняюсь спросить, где… в каком учебнике по искусству такое написано?..

– Да ладно тебе Милица, хватит уже в самом деле, – осадила я ее, потому как знала, что если ее не оставить, то ее демагогия затянется надолго. – Я, конечно, благодарна вам с Вениамином за то, что вы меня поддерживаете. Но, все же Анна права. Еще немного и я по своей безалаберности все бы испортила.

– Вот-вот… – назидательно подчеркнула Анна. – Хорошо, что ты это понимаешь. Во всяком деле должна быть мера и нужно уметь признавать ошибки. Не ищи оправданий своим слабостям, и по отношению к себе всегда будь честной. Если что-то не удается и не получается, то не нужно расстраиваться и опускать руки. Научись относиться к неудаче как к вызову. Пусть этот пример станет для тебя поводом для переоценки своих возможностей. Продвигайся к намеченной цели любыми способами: используй смекалку, опыт, навыки – пробуй все, до тех пор, пока не добьешься желаемого результата.

– Если ты сейчас о том, что в изобразительном искусстве нужно стремиться к полному сходству с объектом, – принялась опять умничать лиса, – … то не проще ли вместо живописи заняться фотографией.

– Художественная фотография – это, между прочим, тоже весьма непростое и тонкое искусство, – невозмутимо отреагировала на ее реплику Анна. – Это только на первый взгляд кажется, что там все легко и просто. На самом же деле, все совсем не так. Но дело даже не в этом. Если мы говорим о картине, то неважно написана она красками или отснята камерой, тут нужно понимать, что основная задача художника состоит не в том, чтобы скопировать реальность один в один, а в том, чтобы передать ей часть своей души, чтобы тем, кто после будет на нее смотреть передались его чувства, восприятие мира, настроение. Вот в чем глубинный смысл высокого искусства. Настоящее мастерство должно завораживать и вызывать эмоции, чтобы тот, кто рассматривает картину, не восторгался отдельно прописанными деталями, а позабыв обо всем, погрузился в нее и как бы ощутил себя внутри…

– Как бы стал ее частью? – воскликнула я неуверенно.

– Да, можно сказать и так…

– Кажется я понимаю куда ты клонишь, – промурлыкал Вениамин и хитро прищурился.

Бесшумно переставляя лапы, он подошел к мольберту и принялся вокруг него расхаживать. Вениамин так и эдак присматривался к картине, разглядывал ее с разных ракурсов – он настраивался на энергетические потоки и пытался связать их, с исходящими от картины едва уловимыми вибрациями.

И тут он и впрямь, кажется, что-то почувствовал. Это было заметно по тому, как у него встопорщились усы.

Он удивленно мяукнул, подал Милице знак, чтобы та подошла и указал ей на то, что его так поразило. Лиса посмотрела в заданном направлении и кивнув, подтвердила, что он был прав. Чтобы не привлекать к себе внимания, они прикрыли лапами рты, и принялись о чем-то тайно перешептываться.

После недолгих разногласий им видно все же удалось прийти к обоюдному решению. Они опять уставились на картину. Вениамин сосредоточился, навострил уши и как бы сканируя пространство, принялся шевелить усами, а лиса вытянула шею и поводив чутким носом туда-сюда, стала тщательно принюхиваться, словно пыталась уловить исходящие от пейзажа запахи.

– Невероятно, – воскликнула она. – Ты оказался прав. Из картины доносится запах тины, прелых листьев и мокрого песка. Я даже улавливаю исходящую от нее сырость.

– А я что тебе говорил, – подмигнул ей Вениамин. – Настоящая магия, высшей пробы. Поздравляем тебя Аня, ты молодец, у тебя все получилось.

– Я старалась, – сказала я, краснея от незаслуженного комплимента. – Но только, судя по всему, старалась недостаточно. Если, по справедливости, то это не моя заслуга, а Анны. Это она приложила руку, после чего картина ожила. Так, что в данном случае молодец не я, а Анна. А мне до нее еще учиться и учиться.

– Не нужно скромничать, – снисходительно произнесла Анна, вытирая ветошью с пальцев следы от краски. – Ты и сама бы прекрасно справилась с работой если бы не была такой напряженной и не зацикливалась на результате.

– Ага, тебе легко говорить, – заявила я в свое оправдание. – Будь у меня такие навыки, я бы тоже при помощи карандаша и кисти могла создавать порталы в другие миры. Могу поспорить, ты можешь это делать даже с закрытыми глазами. А я, в отличие от тебя, пока только учусь. И перед тем, как нанести хоть какой-нибудь маломальский штришок, вынуждена все продумывать и рассчитывать. Иначе все мои труды пойдут насмарку. И между прочим, я вовсе не напряжена – просто излишне внимательна и сосредоточена.

– Называй это как хочешь, – сказала Анна, прекрасно зная, что если уж я упрусь, то со мной спорить бесполезно, – но по сути это дела не меняет. Сосредоточенность, это хорошо. Но в любом деле всего должно быть в меру. То, как ты относишься к написанию своих работ, я назвала бы не сосредоточенностью, а перфекционизмом. Иногда это качество бывает полезным, если им не злоупотреблять. Но только не стоит забывать, что зачастую такой подход не способствует прогрессу. Умудренные опытом мастера говорят: то, что лучшее – это враг хорошего.

– Так что получается, что мне не можно стараться?

– Разумеется нет, – в знак примирения Анна положила руку на мое плечо. – Стараться нужно обязательно. Только при этом ты должна усвоить, что изобразительное искусство, это не та наука, где каждое действие нужно рассчитывать по сложным формулам. Тут главное не скрупулезность, а творческий настрой. Нужно понять, что ты чувствуешь – не напрягаться, а раскрепоститься. Настроиться на волну и уловить поток. Ты должна захотеть слиться с ним воедино и устремиться по его течению. И вот тогда ты сама удивишься, как у тебя сразу станет все получаться.

– Не совсем понятно, – призналась я, – но я попробую.

– А тут и не нужно ничего понимать, – Анна сделала шаг к картине и тут ее рыжие локоны от порыва ветра взметнулись и распушились. – Вот подойди сюда. Я же тебе говорю, что это надо почувствовать…

– А если я ничего не почувствую, – я все еще сомневалась, что это настолько просто. – Может со мной что-то не так и ты напрасно тратишь на меня время.

– Не выдумывай, Аня, все с тобой так. Просто ты пока ничего не чувствуешь, потому что излишне напряжена. Вспомни об этом, когда будешь писать следующую картину. Выбрось все лишнее из головы, расслабься и постарайся уловить волну.

– Да, на какую еще волну?.. – вознегодовала я. – Я что тебе радиоприемник…

– Так, все успокойся, отпусти ситуацию и не придирайся к моим словам, – сказала она уже более строгим тоном.

По настроению Анны я заметила, что моя дотошность начинает ее доставать.

– Твоя беда в том, что ты воспринимаешь все буквально, – произнесла она уже более мягким голосом, – и ищешь проблему там, где ее нет и не может быть. Давай отвлечемся. Тебе знакомо такое понятие, как вдохновение?

– Конечно знакомо, – ответила я.

– Так вот, вдохновение – это та самая волна и есть. Сейчас я дала ей определение, а до этого выражалась образно. Теперь осознала, что это и было моей ошибкой. Хотела тебе объяснить наглядно, чтобы ты поняла, а в итоге только тебя только запутала…

– Да, нет, не запутала. Все нормально, – поспешила я ее разубедить. – Просто у меня такая натура. Стараюсь во всем разобраться досконально и при этом ничего не упустить. Зато теперь буду точно знать, на чем фокусировать внимание. Сейчас попробую настроиться на этот твой поток – чего-чего, а уж вдохновения у меня в избытке.

Пока мы с Анной разбирались, в чем разница между точными определениями и поэтическими образами, Вениамин и Милица, пользуясь случаем, сиганули в открывшийся портал. Спрыгнув на ровно подстриженный газон, они сразу помчались к пруду – только их и видели…

У нас на дворе стоял морозный декабрь. За окном завывала метель, а по раскатанной ледяной дороге, вдоль заснеженных тротуаров мели поземки. В то время, как из глубин картины лились ароматы ранней осени: пахло спелыми яблоками, медом, сеном, прелой листвой и полевыми цветами. Если тут у нас было холодно, то там бабье лето было в самом разгаре. Деревья расстались с зеленой одежкой и переоблачились в яркий багрянец, бронзу, золото и охру. Еще во всю цвели розы, бархатцы, георгины и хризантемы. В зеркальной глади изумрудного пруда серебристыми блестками мелькали стайки рыб, журчал фонтан, а в ореоле солнечных лучей занималась радуга.

На склоне ровно подстриженного холма, внизу у пруда резвились Вениамин и Милица. Они кувыркались в траве, осыпали друг дружку ворохами палых листьев, носились на перегонки и лавировали между клумбами.

– Что вытворяют бесенята, – усмехнулась я, наблюдая за тем, как Вениамин выгнал Милицу на пригорок, а потом стремглав бросился от нее назад. – Пусть порезвятся, у нас ведь так уже не побегаешь. В парке, куда мы ходим гулять с Вениамином, вот такие сугробы … наверное мне по пояс, если не выше… А тут им раздолье.

– Это верно, – согласилась Анна. – А тебе самой не хочется пойти туда и прогуляться, посмотреть каково там на той стороне?

Разумеется, я была не против побывать в укромном мирке, который к тому же я сама и создала.

Анна шагнула вперед, прошла сквозь портал и беспрепятственно переместилась внутрь картины. В классе осталась только я.

Сойдя с газона на дорожку из желтого гравия, Анна развернулась ко мне и поманила меня рукой. Тогда я собралась с духом, настроилась, сделала глубокий вдох – словно собралась глубоко нырнуть – задержала дыхание, закрыла глаза, перенесла сознание вглубь пейзажа, шагнула вперед и тоже переместилась на другую сторону.

При соприкосновении с вибрирующим полем портала, я ощутила, как мое тело бросило в жар, а потом его окатило леденящим холодом. Кожа тут же покрылась мелкими пупырышками, от затылка по позвоночнику пробежала волна щекотки, и я почувствовала микро пощипывания и покалывания, будто по мне пробежало полчище муравьев. Это длилось это всего мгновение и вскоре снова все пришло в порядок. Озноб отступил, и я почувствовала, как по телу растекается приятное тепло.

Открыв глаза, я выдохнула и вдохнула воздух созданного мною мира полной грудью. Он поразил меня своей плотностью. На языке ощущался привкус прелой травы, освежающей мяты и еще какой-то в меру резкий и терпковатый аромат незнакомых мне цветов – не сказать, чтобы приторный, скорее медвяно пряный – так могла пахнуть таволга если смешать ее с геранью и с корицей.

Я подошла к Анне, и мы с ней неспешным шагом двинулись по тропинке из желтого гравия вдоль берега. Обойдя пруд вокруг, мы постояли на мостике, полюбовались фонтаном, а затем поднялись по мраморным ступеням на невысокий покатый склон.

Там наверху обнаружилась ивовая аллея с дорожкой, вымощенной терракотовыми плитами.

– Странно, – сказала я и принялась озираться вокруг в недоумении.

– Что тебе в этом показалось странным? – поинтересовалась Анна.

– Эта аллея и эта дорожка, – я робко поставила ногу на одну из плит, проверяя ее на прочность. – Откуда они взялась? Ведь их не было на моем пейзаже. Я их не рисовала.

– Этот мир, а точнее его фрагмент… – Анна обратила мое внимание на заботливо подстриженные кусты, ухоженные клумбы и кем-то до блеска отполированные мраморные статуи, – … как ты думаешь, откуда он возник?

– Что значит, откуда, – для меня ответ был очевиден. – Разумеется я его придумала. Создала его в своем воображении. А затем взяла краски и перенесла все это на бумагу.

– А изначально откуда у тебя появилась сама идея? – намекнула мне Анна. – Помнишь, я спрашивала тебя про детали, почему они выглядят такими реалистичными, ведь ты писала эту картину не с натуры, не с открытки и не с фотографии…

– Не знаю, – ответила я. – До настоящего момента я считала, что этот пейзаж возник в моей голове сам по себе. Он плод моего воображения. Я его придумала.

– Осторожно! – вскрикнула Анна, и обхватив меня за плечи стащила с дорожки, по которой вихрем промчались Вениамин и Милица. – Смотрите, куда несетесь! – крикнула она им вслед. – Вот бестии, едва нас с тобой не сшибли…

Но те ее не услышали и лавиной скатились вниз по пологому склону, уворачиваясь от колючих кустов шиповника и от статуй, стоявших у них на пути. После тесных и многолюдных улиц шумного города, с его повседневной суетой и удушливыми выхлопными газами, в кой-то веки кот и лиса оказались в месте, где могли позабыть обо всем и порезвиться вдоволь. Упивались свободой и этим пьянящим осенним воздухом, они ликовали от счастья и носились по парку, как угорелые.

– Значит ты считаешь, что мир, в котором мы сейчас находимся… – вернулась Анна снова к разговору, – возник потому, что ты его придумала?

– Ну, да, – подтвердила я. – Так и есть. А что, разве это не очевидно?

– Ну хорошо, допустим, – произнесла она. – Если так рассуждать, то пространство, в котором мы сейчас находимся, должно быть ограничено условными рамками. То бишь только теми объектами, которые изображены на твоей картине. Кустами, деревьями, – она указала на них и принялась перечислять, – мостиком, беседкой на берегу пруда, фонтаном… Ведь так, ты со мной согласна?..

– Ну да, – подтвердила я. – Все должно быть именно так.

Но после вдруг почему-то засомневалась.

– Тогда пойдем и проверим, так ли это на самом деле, – предложила Анна и указала на пригорок с ветвистыми кряжистыми деревьями, похожими на дубы. – Если все так, как ты предполагаешь, то, когда мы туда придем, то должны будем остановиться и упереться в невидимую преграду, как это бывает в матрице компьютерной симуляции.

– А если нет… – засомневалась я.

– А если нет, – Анна пожала плечами и изобразила неопределенный жест. – Ну тогда мы увидим, что нам откроется там за горизонтом.

Я посмотрела на могучие деревья попыталась представить, что там за ними может нас ожидать.

– Ну же, смелее. – подбодрила меня Анна. – Неужели тебе самой не интересно.

Она кивнула в сторону пригорка и призвала меня следовать за ней.

И мы пошли…

Анна ступала уверенно, а я не очень… при этом старалась не отставать и поспевать за ней.

Вокруг было тихо. Поэтому я старалась ступать бесшумно. Что же касается Анны, то она вела себя с точностью наоборот. Ее каблуки стучали по терракотовым плитам так отчетливо, будто она намеренно хотела заявить этому миру о своем присутствии.

Мы поднялись наверх и остановились у вековых деревьев. Именно здесь по моему представлению должен был закончиться созданный мной мир. Мне предстояло убедиться: так это на самом деле.

Перед тем, как заглянуть за границу невероятного, невозможного и нереального, я поняла, что испытываю по этому поводу смешанные чувства – с одной стороны мне хотелось, чтобы этот прекрасный мир не ограничивался моим пейзажем, а с другой, он меня пугал – если вдруг предположение Анны подтвердится и этот мир и в правду существует, то откуда тогда я о нем узнала, что пробудило во мне это знание, и чем для меня это обернется?..

Я не смогла ответить ни на один из вопросов, окинула взглядом панораму и обомлела…

Пруд с фонтаном, ротонда в стиле ампир, статуи, клумбы в форме раковин моллюсков… – это все осталось там внизу.

По сравнению с роскошью, что простиралась от горизонта до горизонта – это было лишь скромным лирическим отступлением, подготавливающим к созерцанию еще более великолепных и восхитительных шедевров.

Акры ровно подстриженного газона отливали сочной изумрудной зеленью – и это прошу заметить в ту пору, когда осень природу наряжает в золото и медь – самые подходящие цвета для этого времени года.

Огромное необъятное поле было поделено на многочисленные островки разного размера, которые в общей композиции создавали причудливый узор. Границы между участками были разделены водными каналами, стены и дно которых были укреплены заилившимся и поросшим зеленым мхом булыжником.

Дорожки из разноцветного утрамбованного гравия составляли замысловатый орнамент из переплетенных между завитков, образующих в совокупности гигантский монограммный вензель. Островки между собой соединялись мостиками с ажурными перилами, минуя которые вы выходили на благоухающие аллеи и миловидные садики с ягодными и фруктовыми деревьями. В тени деревьев тут и там были установлены качели, увитые пестрыми лентами и гирляндами из благоухающих цветов. Для прочего отдыха так же были предусмотрены уютные лавочки с миниатюрными кованными столиками – на тот случай если кому-то вдруг вздумается на лоне природы устроить пикничок.

Помимо этого, я насчитала еще восемь, поразивших меня своим великолепием фонтанов. Их украшали искусные композиции из мраморных и каменных рыб, осьминогов, русалок, и прочей экзотической водной живности. Каждый из них был по-своему уникален и прекрасен, словно стремился перещеголять другие фонтаны своей вычурностью, неподражаемостью и изысканностью.

В самом центре роскошного парка расположился огромный лабиринт, со стенами из безупречно подстриженной живой изгороди, высотой в два человеческих роста. Вокруг лабиринта стояли гигантские фигуры зверей и птиц, тоже выстриженные из деревьев с густой зеленой порослью. Издалека, с того места, где мы стояли, мне удалось разглядеть статуи оленя, медведя, цапли … еще если я не ошибаюсь, пеликана – правда задняя часть его силуэта была скрыта изгородью лабиринта.

Но самое неизгладимое впечатление на меня произвел архитектурный ансамбль, который величественно возвышался на северной стороне парка у опушки соснового леса. Он представлял из себя огромное центральное здание с многоярусной черепичной крышей, по обеим сторонам которого возвышались круглые башни, с высокими остроконечными шпилями. Его фасад и фронтоны были украшены сложной изысканной лепниной в виде гербов и рыцарских доспехов, увитых виноградными лозами.

От центрального здания в стороны расходились два крыла с высокими арочными витражными окнами. Полагаю, что там могли располагаться помещения для торжественных приемов или галереи, где устраивают званые обеды и балы. В конце каждого крыла так же возвышалась башня, увенчанная полусферическим стеклянным куполом, под которым росли лианы и пальмы, включая прочую зелень, которая наверняка цветет и пахнет. По моим догадкам эти стеклянные купола использовались как зимние сады или оранжереи, в которых поддерживался уникальный микроклимат необходимый для содержания редких видов растений и экзотических деревьев.

Это величественное строение не было похоже ни на замок, ни на дворец. Дворцы по сравнению с ним выглядят более помпезно, а для замка тут нет ни рва, ни защитных фортификационных сооружений. А вот на дворянское поместье он походил вполне – или на резиденцию какого-нибудь знатного вельможи.

– Ну, что скажешь, – сказала Анна и приобняла меня за плечи. – Не ожидала здесь такое увидеть?

– Совсем не ожидала, – призналась я, находясь под впечатлением от неописуемой красоты. – Но, как такое вообще возможно? Ведь пруд и все, что его окружает – это же все было в моем воображении. Я просто себе это представила, а потом перенесла на бумагу. Но чтобы такое… Чтобы такое придумать нужна такая бурная фантазия… У меня даже в мыслях не укладывается. Ведь чтобы такое придумать, я уж не говорю о том, чтобы все это воплотить, нужна команда гениальных скульпторов, архитекторов, художников, ландшафтных дизайнеров, садовников, строителей, подсобных рабочих, и прочих-прочих… всех не перечесть. Как это понимать? Это что, какое-то совпадение?..

За нашими спинами зашуршала листва и раздался треск ломающихся веток…

Мы оглянулись.

Из кустов вынырнула голова Вениамина.

– Я что, что-то пропустил? – спросил кот, протискиваясь сквозь густые заросли.

Вениамин почесал за ухом и отряхнувшись от листьев и застрявших в шерсти травинок, спросил:

– О каком совпадении идет речь?..

И тут, узрев роскошный парк со всем его умопомрачительным великолепием, замер и обомлел. Его глаза округлились, шерсть ощетинилась, нижняя челюсть отвисла – кот выглядел так, словно увидел привидение.

– Ёксель-шмоксель, офигеть, я в шоке… Это как же нас с вами сюда занесло?..

Вениамин зажмурился и замотал головой, в надежде на то, что сейчас он откроет глаза и неприятное наваждение развеется.

Но этого не произошло. Парк, фонтаны, лабиринт, поместье… – все осталось на прежних местах. Ничего не изменилось.

Кот брезгливо поморщился, будто вместо любимой рыбы перед ним поставили фруктовый салат, закатил глаза и издал жалобное мяуканье.

– О пресвятая мадонна Киса, ну вот за что мне это все…

Позади него зашуршала листва и из кустов высунулась Милица. Взъерошенная и измотанная, но вместе тем невероятно счастливая. После скучной, обыденной городской жизни, бега с препятствиями вокруг пруда были именно тем, чего ей так не хватало. Наскакавшись и на кувыркавшись вдоволь, она была довольна как слон, которому позволили поупражняться в ловкости в антикварной посудной лавке – это было заметно по ее сияющим плутовским глазкам.

– Что тут у вас такого интересненького? – спросила она, прошмыгнув между нами и Вениамином. – О-ляля…, какое роскошное поместье. Вот это размах, вот это я понимаю… У здешнего землевладельца явно нет недостатка в золоте. Да и со вкусом, как я погляжу, у него тоже никаких проблем.

– Ага, – обреченно вздохнул Вениамин. – Да у него этих денег столько, что ими можно выстлать здесь все дорожки вместо гравия.

– Так ты что с ним знаком? – с восхищением посмотрела не него Милица. – Так это же замечательно. Значит нас тут ожидает гостеприимный и радушный прием.

– Ну, на этот счет я не был бы так уверен, – не желая ее разочаровывать, замялся Вениамин.

Эту фразу мы пропустили мимо ушей, возможно потому, что в этот момент внимание наше привлек человек в ливрее с кружевным воротником.

Странно. Еще мгновение назад парк был пуст и безлюден, и тут раз… Как-то неожиданно он появился. И если судить по его уверенной походке, то он тут явно не прогуливался.

– Ой смотрите, – воскликнула я. – Кажется он направляется к нам.

– По ливрее, перчаткам и парику, а также по соответствующей выправке, могу предположить, что это кто-то из придворных слуг, – поделилась своими соображениями Анна. – Возможно дворецкий или камердинер.

– А в чем между ними разница, – спросила я. – Разве это не одно и то же?

Тут оказалось, что мой вопрос застал Анну врасплох. Похоже, она тоже не знала, чем они между собой различаются. Но тут ей на выручку пришла Милица и со знанием дела разъяснила:

– Камердинер, это личный слуга хозяина. Он прислуживает ему во всем, в чем у того возникает надобность. А дворецкий будет чином повыше, он заведует всем хозяйством и управляет всей прислугой в доме. А вот что это за фрукт – это мы сейчас с вами узнаем. Эй Вениамин, а с ним ты случаем не знаком?..

– Не то, чтобы мы с ним были знакомы… – уклончиво ответил Вениамин, нервно поглядывал в сторону «незнакомца», – … но в наших общих с вами интересах я бы попросил, чтобы вы поспособствовали мне сохранить мое инкогнито.

Тут он сощурился, и сразу же стал похож на подслеповатого кота, надул щеки, ссутулился и выпятил живот. В один момент он перевоплотился в эдакую косолапую пушистую развалину, что даже я если бы не оказалась свидетельницей его мастерского превращения, то ни в жизнь бы не догадалась, что это он.

– И еще… – Вениамин перешел на едва уловимый шепот, – при здешнем хозяине я попрошу вас не называть меня по имени. А еще лучше для всех нас было бы убраться отсюда поскорее…

– Это еще почему? – удивилась Милица. – Чего это ты так забеспокоился?

Человек в парике стремительно приближался. Теперь нас от него отделяло всего несколько шагов.

– Нет времени объяснять… – произнес Вениамин сдавленным голосом. – Но, если коротко, я не горю желанием встретиться вновь с его хозяином.

Как только слуга приблизился он тут же захлопнул рот, а сам про себя подумал: «Угораздило же меня сразу не сообразить, как только мы выскочили на этот пруд. А я еще думаю, что за дежавю, откуда мне знакомо это место? А тут оказывается, вот в чем дело. Угодил, как говорится: кур в ощип… Вы нас не ждали, а мы, стало быть, приперлись».

Птички в клетке

– Мое почтение, дамы и господа, – произнес слуга и склонился перед нами в почтительном поклоне.

– И наше вам, с кисточкой, – ляпнула Милица, как всегда, опережая всех, и принялась приседать перед слугою в комических реверансах.

Теперь в близи мне удалось разглядеть его получше. Он был не молод, высок и тощ как оглобля, с бледной пергаментной кожей, что говорило о том, что он редко бывает на свежем воздухе. Его худое лицо с заостренным носом и ввалившимися скулами, придавало ему сходство с оголодавшим волком. Седой кудрявый парик, то и дело съезжал с его продолговатого черепа набок, отчего смотрелся на нем нелепо и неестественно, чем вызывал у меня ассоциацию с волком из сказки про Красную Шапочку, который для маскировки напялил на себя бабушкин чепец.

– Его светлость, герцог Маркус Лакруа через меня передает вам свое почтение и сообщает, что несказанно рад приветствовать вас в своих владениях, – высокопарно произнес слуга. – Так же он просил вам передать, что приглашает вас к себе на обед и надеется, что вы не откажете ему в такой малости, и любезно согласитесь и разделить с ним его скромную трапезу.

– Что вы, с радостью, – облизнулась Милица и принялась потирать лапки в предвкушении изысканных угощений. – Это для нас такая честь…

По тому как она оживилась, полагаю ей было доподлинно известно, чем потчуют себя на досуге высокопоставленные вельможи, которые знают толк в гастрономических шедеврах, и ревностно заботятся о том, чтобы их праздная жизнь не набила им оскомину.

Тут Анна решила напомнить ей о рамках приличия, и незаметно легонько наступила ей на хвост. Лиса моментально смекнула, чего от нее хотят – тут же умолкла, и изобразила на своей хитрой мордочке натянутую улыбку.

Анна встала между ней и слугой и жестом из-за спины дала ей понять, чтобы та вела себя подобающе и следила за языком и не болтала лишнего.

– Мы очень признательны герцогу за его гостеприимство, – со сдержанной вежливостью обратилась она к слуге, – и почтем за честь отобедать с его светлостью.

– Благодарю вас, мадам, – слуга поклонился и приглашающим жестом попросил нас следовать за ним. – Если на прямоту, то на другой ответ его светлость и не рассчитывали. Как я полагаю, вы в наших краях впервые?..

– Да, – поспешно ответила Анна за всех нас, пока Милица еще чего-нибудь не отчебучила.

– Оно и заметно, – задумчиво произнес слуга и как бы исподволь смерил нас оценивающим взглядом.

При этом особое внимание он уделил Вениамину. Коту это не понравилось и он, намеренно замедляя шаг, как бы прихрамывая и подволакивая лапу, переместился в самый конец процессии.

– Хочу вас поздравить, вы поступили благоразумно, – сказал слуга и для ясности пояснил: – Я про то, что вы согласились принять приглашение милорда. Дело в том, что его светлость терпеть не могут, когда им в чем-нибудь отказывают.

– Да?.. И как же он поступает в таких случаях? – поинтересовалась Анна.

– Всех, кто ему отказывает, – слуга метнул взгляд в сторону поместья и понизил голос, – его светлость объявляет смутьянами и бунтовщиками.

– И что, объявив их бунтовщиками, он сажает их в тюрьму? – с легкой долей иронии спросила Анна.

– Что вы, – прыснул слуга и пряча улыбку, прикрыл белоснежной перчаткой рот, словно услышал забавную остроту. – Что за вздор, почему сразу в тюрьму? Ведь заключенных нужно кормить и содержать… а это, сами понимаете, дополнительные расходы. Так что, помилуйте, никакой тюрьмы.

– Тогда, что же он с ними делает?

– Как что? – от удивления слуга чуть не сбился с шага. – То, что и положено. Он велит их казнить. Ведь это намного выгодней.

– И в чем же выгода, стесняюсь вас спросить? – настороженно поинтересовалась Анна.

– Да, абсолютно во всем, – и тут слуга на ходу начал загибать пальцы и перечислять: – Во-первых, казнь проходит в городе на главной площади – а это привлекает уйму зевак из числа горожан, крестьян с окрестных деревень и гостей нашего города. Во-вторых, там, где суетно и многолюдно, должна быть бойко налажена уличная торговля, чтобы всех обеспечить угощениями и всевозможными напитками. Вы, наверное, слышали выражение, когда «народ требует хлеба и зрелищ». А это значит, что подобные казни способствуют процветанию экономики. Торговля дает возможность заработать лавочникам, мануфактурщикам и ремесленникам – флажки, свистульки, значки с портретами его светлости и прочая сувенирная продукция. Все это пользуется огромным спросом. И это еще не все. Переходим к следующей выгоде – в-третьих… там, где идет торговля, как правило, собирают приличные налоги. А налоги, как вы сами понимаете, это основной источник пополнения казны. Чем больше денег в казне, тем весомей и могущественней королевство. Снаряжать экспедиции осваивать новые земли, завоевывать новые территории – это все неимоверно затратно, непомерно суетно и хлопотно. Казни – вот источник беспроигрышного и надежного дохода. И самое главное, что при этом и тратиться ни на что не надо – разве только, на жалованье судье и палачу. Но по сравнению с поступающей от налогов прибылью – это сущие пустяки. О них даже и упоминать смешно. Если у вас все в порядке с математикой, то вы без труда сможете подсчитать, насколько выгодными могут быть такие казни.

– Да уж, – сказала я. – Как по мне, так это какая-то тирания.

Тут Анна метнула на меня внушительный взгляд и поспешила перевести разговор в другое русло, чтобы ни я, ни Милица не ляпнули еще чего-нибудь лишнего.

– А как сегодня себя чувствует его светлость, – как бы невзначай поинтересовалась она у слуги, дабы прощупать почву и понять, как при нем себя вести. – В каком он расположении духа? Не следует ли нам приготовиться к чему-нибудь эдакому?..

– О, что вы мадам, не извольте беспокоиться. Его светлость наш герцог Маркус Лакруа сегодня пребывают в бодром и приподнятом настроении, – поспешил заверить ее слуга. – Они с утра с загонщиками вернулись с удачной псовой охоты. Им удалось добыть вот такого кабана – секача, с вот такими огромными клыками. Теперь их светлость довольны и целый день напевают себе под нос бравурные марши. Ждут с нетерпением, когда наш повар приготовит добытого кабана под его излюбленным фирменным соусом из горчицы, тимьяна, меда и белых трюфелей. Уверяю вас, блюда, которые готовит Жерар – это настоящая гастрономическая симфония. Среди поваров ему нет равных – он виртуоз, композитор вкусов и непревзойденный гений, Второго такого, как наш Жерар не сыскать во всем королевстве. Впрочем, что я вам рассказываю, вы и сами сейчас все увидите. Причем не только увидите, но и попробуете. Сразу хочу вас предупредить, все будет безумно вкусно, но вы не налегайте. Поберегите себя для десерта. Его десерты – это вообще нечто божественное и невероятное. Чего только стоит одно мороженное «оближю снежю дю шоколатт».

Он проворно взбежал по широким мраморным ступеням, распахнул перед нами высокие двери, инкрустированные белой эмалью и позолотой, пополам сложился в низком поклоне и торжественным жестом предложил нам войти.

Затем, видно о чем-то вспомнил и хлопнув себя по лбу, виновато улыбнулся.

– Прошу простить глупого старика за то, что пока мы шли позабыл вас спросить о самом главном. Как мне представить вас его светлости? Не соблаговолите ли назвать мне свои имена и перечислить титулы, звания, род занятий?

Из всего перечисленного у нас были только имена и род занятий. Что же касается титулов и званий, то по этой части все обстояло намного хуже. В окружении помпезного лоска и вопиющей роскоши их отсутствие выглядело так унизительно, как заплатка на самом видном месте или как дыра в кармане. Навряд ли обрадуется его светлость, когда узнает, что пригласил на обед нетитулованных простолюдинок, да еще и в сопровождении говорящего зверинца – такому сброду самое место не за графским столом, а на ярмарочном балагане или в каком-нибудь бродячем шапито.

Благо, Анна не растерялась и быстро сообразила, как представить нашу компанию так, чтобы не ударить в грязь лицом и при этом не оскорбить достоинства его светлости. Если вдруг вы когда-нибудь попадете в такую же ситуацию, и от вас будут ждать чего-нибудь эдакого, то вот вам совет – запоминайте: не важно какое вы блюдо им подадите, и уж тем более не важно, что оно будет состоять из обыкновенных и простых продуктов, даже то, что вы почти не умеете готовить – это тоже не беда. Главное – это придумать для него заковыристое и красивое название с претензией на что-нибудь эдакое невообразимо модное, да заправить его каким-нибудь острым или пикантным соусом, и тогда уж поверьте – успех будет вам обеспечен.

– Я Анна Андреевна Соболевская, – представилась она в соответствии с дворцовым этикетом. – Художница, специализируюсь на скульптуре, графике и живописи, преподаю изобразительное искусство юным дарованиям. Кстати, это моя ученица Аня, очень талантлива, подает большие надежды в росписи фресок. Это новое направление в урбанистическом искусстве называется граффити. В ваших краях мы проездом. Мы не планировали здесь задерживаться и поэтому путешествуем налегке. А это наши верные спутники и проводники. Лису зовут Милица, а кота Вениамин…

Услышав, как Анна произносит его имя, Вениамин принялся чихать, словно у него разразился приступ аллергии. И тут она вспомнила, о чем он нас всех просил…

– Как-как, вы говорите его зовут? – переспросил слуга, намеренно делая вид будто не расслышал.

Повисла неловкая пауза. Анна растерянно с виноватым видом посмотрела на кота и перевела взгляд на слугу. Тот подал корпус вперед и замер в чутком ожидании – от чего стал похож на охотничью легавую, которая учуяла дичь, но пока еще толком не поняла, куда бежать и в каком направлении искать.

– Ве-ни-амин, – произнес вместо Анны кот, громко и по слогам, с ярко выраженным иностранным акцентом.

За время пути к поместью он так ловко поработал над своей внешностью, что теперь вместо привычного нам бойкого кота, представлял из себя обрюзгшего подслеповатого котяру с обвисшими усами и замусоленными бакенбардами. В общем, приложил все усилия для того, чтобы его не узнали. И я замечу, у него это недурно получилось.

– А скажите, любезный, – как бы невзначай поинтересовался у него слуга, – некий кот по имени Бенджамен, вам случайно не родственник?

Вениамин на секунду задумался, близоруко прищурился, словно хотел разглядеть его получше.

– Нет, – произнес он с налетом грусти и сожаления. – На этом свете я одинок, как перст. И об этом, как его там… Бенджамене, впервые слышу. А вы … простите, с какой целью интересуетесь?..

– Да, так… собственно, ни с какой, – пожал плечами слуга, но по тому, как забегали его глаза, стало заметно, что он что-то недоговаривает. – Просто, был тут когда-то на службе у его светлости один кот. Кстати, такой же как вы – тоже рыжий… Вот я и подумал, а вдруг он ваш родственник, мало ли – в жизни чего только не бывает. Уж больно сильно наш герцог скучает по тому котику. Иногда даже так сильно, что места себе не находит. Нет-нет да и вспомнит: как он там его любимый кот, где поживает, что поделывает, … не надумал ли случаем вернуться. Ведь он и для нас был всеобщим любимцем. Все здесь в нем души не чаяли. Но раз вы о нем никогда не слышали, то, к сожалению, вам этого не понять. Не принимайте мои слова на свой счет. Вы уж простите старого слугу за сентиментальность.

Тут он тихо всхлипнул и утер рукавом слезу, высморкнув в кружевную манжету.

– Ничего не могу с собой поделать… – выдавил из себя слуга. – Если бы вы только знали, как нам его не хватает, нашего милого Бенджамена…

По рассказам и байкам, которыми нас развлекал Вениамин, мы все знали, что в прошлом он несколько раз нанимался на службу к высокопоставленным особам и неким знатным господам. И с этим было связано немало забавных историй и курьезных случаев – что было вполне в его духе. В какие только переделки и авантюры он не ввязывался, но почти отовсюду ему удавалось выйти сухим из воды – причем, зачастую еще и с неплохим наваром. Вот только об этом герцоге Маркусе Лакруа он не обмолвился нам ни словом. Как-то странно все это и на нашего Вениамина не похоже. Хотя, возможно, на то была особая причина – о которой мы видно скоро узнаем.

Слуга заложил руки за спину и торжественным шагом провел нас в холл, минуя который мы попали в просторную галерею.

После теплого осеннего солнца здесь было заметно свежо, я бы даже сказала прохладно. Свет едва проникал в помещение. Высокие витражные окна были завешены кремовым воздушным тюлем, обрамленным тяжелыми бархатными портьерами пурпурового цвета, по краям которых шли оборчатые кружева. Ламбрекены портьер были подхвачены витыми золотыми шнурами со стеклярусом и кистями, как на гусарских аксельбантах.

Галерею специально затенили от прямых солнечных лучей. Сделано это было для того, чтобы уберечь развешанные здесь картины.

Если судить по полотнам и по роскошным золоченым рамам, в которые они были помещены, то можно было сделать вывод, что владелец поместья был тем еще коллекционером и ярым поклонником высокого искусства – потому как ни в чем себе не отказывал и не скупился на предметы роскоши.

Порядок, в каком содержалась коллекция, и то, как тонко сочетались между собой полотна, говорил о том, что его светлость обладает хорошим вкусом, а его увлечение картинами было не данью капризной моде, а его подлинной и ненасытной страстью.

– Ну, вот мы и пришли, – сообщил слуга, когда, миновав галерею, мы подошли к дверям обеденного зала.

– Приведите себя в порядок, – посоветовал он, хаотично жестикулируя от волнения. – Так… хорошо… Вы готовы?..

Он произнес это так, будто нам предстоял не обед (на который мы, между прочим, не напрашивались), а выход в зрительный зал, где нас ожидала нетерпеливая и требовательная публика, которую нам предстояло ее развлекать.

Убедившись, что мы готовы, слуга удовлетворенно кивнул, и перед тем, как доложить о нас герцогу, сам посмотрелся в большое зеркало, поправил парик, одернул камзол, разгладил расшитые золотом лацканы, убедился в безупречной белизне манжет и смахнул платком пылинки с узконосых туфель с невероятно огромными бронзовыми пряжками.

Озабоченность на его лице сменилась в миг на выражение лучезарного счастья и безграничного обожания. В этом новом перевоплощении он распахнул перед нами двери, вошел в обеденный зал, низко почтительно поклонился… и громко, торжественно, чуть ли не распев представил нас его светлости сочным, громогласным голосом.

Пока слуга объявлял его светлости кто мы такие, чем занимаемся и откуда прибыли, я осторожно выглянула из-за его спины, чтобы хоть краешком глаза посмотреть, что же там за герцог такой, перед которым все так лебезят.

Первое, что я увидела – это был огромный стол. Он стоял в середине обеденной залы и от края до края был загроможден салатницами, супницами, соусницами и разнокалиберными тарелками, и блюдами со всевозможной снедью. Перечислять все закуски и яства не стану, чтобы не утомлять вас и попусту не тратить ваше время. Да и к чему распалять ваш аппетит – кто знает, вдруг вы еще не обедали.

Но в виду вышесказанного слугой, я должна вам сообщить одну деталь – в самом центре стола среди гор спелых фруктов, корзинок с румяными булочками, круассанами и хрустящим хлебом, красовался огромный серебряный поднос с возлежащей на нем зажаренной на вертеле кабаньей тушей, украшенной дольками апельсина и лимона, кольцами репчатого лука и запеченными в меду яблоками.

Благоухающий пряными ароматами кабан как бы спал – он уснул так и не доев дольку сочной дыни. Его хрустящая корочка золотистой карамельной глазури была обильно присыпана свежей рубленой зеленью. По краям туша кабана была обложена ломтиками нежного и еще дымящегося картофеля.

Как вы уже поняли, это и был тот самый кабан, которого его светлость добыл сегодня утром на охоте.

Сам же герцог, вопреки моему ожиданию не произвел на меня особого впечатления. Со слов дворецкого я представляла себе, что увижу надменного и властного вельможу с горделивой осанкой и суровым аристократическим профилем.

Вместо этого, перед нами оказался невысокого роста, коренастый, средних лет мужчина. По телосложению похожий на пузатый бочонок с пухлыми губками и с выдающимся животиком. Его острый нос с горбинкой, чем-то напоминал птичий клюв. Но не орлиный, поменьше – может быть совиный или какого-нибудь небольшого попугая. Глаза его светлости, карие и немного на выкате, не находили себе покоя – они то и дело бегали, как у профессионального воришки или как у шулера, подмечали вокруг, что где лежит… кто где стоит…, кто почесался… кто к кому повернулся…кто, что взял… – в общем, герцог улавливал любую мелочь.

Я попробовала повторить этот финт с глазами – так для себя, ради интереса – но из этой затеи у меня ничего не получилось. Хорошо, что еще не закружилась голова. Не хватало еще на званном обеде рухнуть в обморок.

– Ну, а меня, как я понимаю, Валентин вам уже представил, – вместо приветствия, не переставая жевать, самодовольно произнес герцог.

Тут мы догадались, что Валентином, судя по всему, звали дворецкого, который нас сюда привел.

– Поди понарассказывал вам про меня черт знает что. А…, Валентин?..– постоянно мечущийся и, не знающий покоя взгляд Маркуса Лакруа на секунду остановился на слуге и едва не просверлил в нем дырку.

– Да что вы, помилуйте, ваша светлость, как можно, – взволновано стал оправдываться слуга. – И в мыслях не было, сказать про вас что-либо дурное. Только все самое наилучшее… все, как и есть. Уж кому-кому, а мне-то уж точно грех жаловаться на вас, ваша светлость.

Пока он перед ним подхалимничал, неугомонный пытливый взор герцога отлип от слуги и молниеносно переметнулся на нас. Это произошло так быстро, что я даже не успела толком заметить на кого из нас конкретно он смотрит. На меня… на Анну… на Вениамина… на Милицу…, потом снова на одну из нас… потом снова на кота… и это все за какие-то доли секунды.

– Как замечательно, что вы так вовремя объявились в моих владениях, – его светлость, как ни в чем не бывало, жуя, вел беседу, и без всякого стеснения впился зубами в кусок сочной кабанины. – Не люблю, знаете ли, обедать в одиночестве, – прочавкал он и вытер салфеткой стекающий с подбородка жир. – Приятная и непринужденная беседа, вот чего зачастую не хватает этому столу. Очень мило с вашей стороны, что вы любезно согласились составить мне компанию. Проходите, рассаживайтесь, угощайтесь. Не стесняйтесь, кушайте все, чего только душа пожелает.

Валентин услужливо поочерёдно выдвинул перед нами четыре стула. Мы с благодарностью поклонились и уселись рядком напротив герцога.

Маркус Лакруа снисходительно улыбнулся, и с интересом принялся наблюдать за тем, как мы пытаемся разобраться с многообразием вилок, ложечек, ножей и других малознакомых нам столовых приборов.

– Ах, оставьте, не заморачивайтесь, я и сам иногда их путаю и не понимаю, какие из них для чего предназначены, и в чем между ними разница, – сказал его светлость и в знак солидарности отложил в сторону столовый нож и двузубую вилку. – Не обращайте внимания на этикет – это все такие условности. Сам бы отправил на виселицу того, кто его придумал. Будьте, как дома и ешьте, как вам удобно, не стесняйтесь.

Ловким движением он оторвал небольшой кусок мяса от кабаньей ноги и прямиком отправил его в рот. Облизав жирные пальцы, вытер их о льняную салфетку, потянулся к графину, налил в серебряный кубок темно-красного вина, с упоением вдохнул его терпкий аромат, после чего отхлебнул, зажмурился и расплылся в улыбке с выражением неописуемого блаженства.

– Берлиментийское… – произнес он, смакуя изысканный вкус божественного напитка. – Выдержанное в бочках из обожженного рованийского дуба. Урожай семьсот семнадцатого года. Достаточно редкое. В тот год от пожаров погибла большая часть королевских виноградников и урожай выдался ничтожно маленьким. С тех пор вино из благодатной Берлиментийской долины стало настоящей редкостью, теперь его поставляют исключительно только на королевский двор. То которое сейчас на столе, досталось мне за баснословную цену – только представьте себе, целых восемьсот золотых гиней за одну винную бочку. Но признаюсь вам по секрету, оно того стоит. Не вино, а нектар с ароматом черных фиалок, привкусом спелых ягод розаники, послевкусием урвайскй корицы, борского можжевельника и при этом бархатное и плотное, как дымная драконья кровь. Не желает ли кто-нибудь из вас попробовать?..

Герцог поднял графин и окинул нас вопросительным взглядом.

– Нет, спасибо, как-нибудь в другой раз, – деликатно отклонила его предложение Анна.

– Вы уверены, что не хотите? – герцог Лакруа не поверил своим ушам. – Ведь вино очень редкое. Другого такого раза может и не представиться.

– Ничего, ваша светлость, мы это как-нибудь переживем, – как можно мягче ответила ему Анна. – Вино затуманивает разум и ударяет в голову. А нам простите, предстоит еще долгий путь. В путешествии, сами понимаете, нужно быть готовыми ко всему. Так что с вашего позволения мы бы предпочли бы сохранить свои головы ясными.

И чтобы у герцога больше не возникало на этот счет никаких сомнений, она взяла небольшой кувшин, стоявший рядом с пустой глубокой чашей, убедилась, что в нем не вино, и налила его содержимое в наши кубки.

На цвет напиток был нежно розовым, на вкус теплым, с ароматом пряностей и спелых фруктов – возможно каких-то цитрусовых: грейпфрута, лайма или лимона.

– За ваше здоровье, – провозгласила она и чокнулась со мною кубком.

Я сделала пару глотков и тут почувствовала, как на языке и в горле стало нестерпимо печь. Внутри разгорался такой пожар, что я словно рыба, которую выудили из воды, стала жадно ртом заглатывать воздух, чтобы хоть как-то остудить полыхающее огнем дыхание, и тут заметила, что Анна тоже оказалась в таком же положении. Открыв рот, она принялась махать на него ладонью, а из глаз ее по щекам покатились слезы.

– Воды… – с придыханием произнесла она сдавленным голосом.

– Ни в коем случае, – категорически запротестовал герцог. – Это вас не спасет. От воды будет только хуже. Вино вам право тоже уже не подойдет, – тут его взгляд заметался по расставленным на столе кувшинам, графинам и бутылкам. – После того, что вы выпили, вы даже вкуса этого божественного вина не почувствуете. Только даром добро переводить… А вот пару глотков хорошего крепкого бренди – это, пожалуй, именно то, что сейчас вам нужно. Валентин, плесни-ка им в бокалы бренди…

Герцог Лакруа указал дворецкому на пузатую бутылку.

– Не нужно, – выкрикнул Вениамин и жестом остановил на пол пути, устремившегося к столу Валентина. – Обойдемся без бренди. Он им ни к чему. А для юного организма девочки алкоголь все равно что яд. Есть не менее действенное средство.

В два прыжка кот очутился на столе, и из подставки с соусами выудил пузатую склянку с узкой горловиной.

– Например вот это, не в пример бренди, более мягкое и безопасное. А ну-ка милочки, давайте…

Вениамин влил нам во рты по чуть-чуть оливкового масла, которое тут же смягчило жжение и обволокло воспаленный язык и горло.

Я попробовала глубоко вдохнуть и убедилась, что теперь чувствую себя намного лучше.

– Ну как же вы так неосторожно, – посетовал дворецкий, убирая на поднос кубки с отвратительным напитком.

– Что это было? – спросила Анна, когда оправилась от спазмов в горле.